«Вкус одержимости»

Вкус одержимости

Елена Лабрус

Два года назад...

— Здравствуйте! Курьера вызывали?

Звонкий девичий голос заставил Алана оторваться от журнала и поднять глаза.

Тихая музыка. Тёмный интерьер. Мягкая подсветка витрин. Ему здесь нравилось, в этом элитном салоне женского белья. Напоминало его жизнь. Красивую, дорогую, спокойную. Безупречную.   

Он стоял, прислонившись плечом к выступу стены у примерочной кабинки и листал новый каталог, когда девчонка из курьерской службы ворвалась в сонную кондиционированную прохладу и пронеслась по залу к столу администратора. Теперь она озиралась, разглядывая развешенные по стенам комплекты из нежнейшего кружева, кожи и тонких цепочек, косилась на плётки в большой прозрачной вазе и явно торопилась.

Красная рубашка поло. Жёлтая бейсболка. Тощий блондинистый хвостик в разрезе кепки на затылке. Не девушка, а сигнальная ракета. Интересно сколько ей?

Её машинка, маленькая, куцая, и похожая на серебристую букашку, с логотипом курьерской службы на двери, стояла на улице за чёрным тонированными стеклом бутика.

Раз водит машину, то не меньше восемнадцати, справедливо заметил Алан. А кажется шестнадцатилетней. Худющая, взволнованная, вспотевшая. С выбившимися из-под кепки светлыми прядями волос. С острыми локтями и коленками. С кожей словно фарфоровой и до прозрачности бледной. Да и вся девушка казалась какой-то неестественно хрупкой, длинноногой и неловкой.

Алан разглядывал её с любопытством стороннего наблюдателя как комара, бьющегося в стекло. Или щенка-подростка, нескладного, настырного и бестолкового. Настолько в ленивой неге, роскоши, интимном полумраке салона она казалась чуждой. Суетливой, беспокойной, шумной. Лишней.  

— Проверьте, пожалуйста, данные Адрес. Телефон, — звенел её голос в диссонанс с нежной романтичной мелодией, что мурлыкала из скрытых под потолком динамиков.

Алан не любил блондинок. Особенно вот таких, болезненно белокожих, бледных, анемичных. А эта была просто ходячая анемия. Он знал, что забудет о ней, едва за девушкой закроется дверь. Но что-то было в ней цепляющее, а в её юности — заразное. Энергия, незамутненность, напор. Будущность. Что-то такое, что в свои сорок Алан давно забыл. Или утратил.

Годам к тридцати он сформулировал для себя ряд жизненных правил и неукоснительно следовал им.