«Электричка»

Луна над Мэйнхэттеном

Луна над Мэйнхэттеном. Вскоре она исчезает, когда я спускаюсь по лестнице глубоко под землю, во чрево этого города. Ночь. Обычная снаружи и вечная внутри. Кто бы мог подумать, что желание Найтмэр Мун сбудется спустя тысячу лет, когда из-за промышленного развития мы будем вынуждены пустить поезда под поверхностью улиц?

Царство вечной ночи. Наверное, всё же не такое, каким она его представляла. Тьма и в то же время свет: от лампочек и фонарей, всех этих штуковин, позволяющих нам видеть, позволяющих пони усмирить тьму. Конечно, пони тоже здесь. Их сотни и даже тысячи. Сколько из них живёт в Мэйнхэттене? Уверена, я могу где-нибудь отыскать эту информацию. Но не сейчас, не сейчас. Мне лишь бы добраться домой, с работы, на которой я вынуждена вместе с другими пони сидеть до самой ночи. На платформе, недалеко от меня, стоит юная кобылка. Она вглядывается в расписание, пытаясь отыскать поезд, который унесёт её…

Куда? Как меня, домой? На работу? Эти детишки взрослеют так рано… Она носит серьги, и когда я смотрю на неё, я замечаю сначала их, а потом уж её коричневые ушки, скрытые вишнёвой гривой. Серьги и невинность1 и пустые фланки как вишенка на торте. На другой платформе, рядом с жеребцом стоит кобылка постарше: кремовая шёрстка, ожерелье, голубая грива. У жеребца грива чёрная, а масть – серая. Они не знают друг друга. Я не знаю их. Неживой подземный свет делает все цвета блёклыми и тусклыми. Если бы здесь была моя мать, наверное, я и её бы не узнала. Может быть, и она здесь? Она хорошая кобылка, не из тех, кто шляется ночью по городу, дыша воздухом, пропитанным алкоголем, сигаретами и потом, а также вонью отбросов, блевотиной и прочими благами цивилизации. Юная кобылка, прекратив изучать расписание, усаживается на скамейку, во рту у неё сигарета, и эта мерзость – тоже цивилизация. Здесь не положено курить, ей вообще ещё нельзя курить. Цивилизация. Кремовая пони находит свой поезд, свою цель. Никогда её больше не увижу.

1. “Cherries and earrings.” Игра слов. “Cherries” переводится как вишни и как невинность, “earrings” — серёжки, подразумевающие зрелость. В русском языке самое близкое выражение — “молодой человек”, предполагающее, что человек не ребёнок, несмотря на молодость.