«С голубого ручейка»

Николай Владимиров

С голубого ручейка

Это — художественное произведение, и не больше.

Не путайте автора книги с её героем.

…Девушка плакала на платформе метро, ткнувшись носом в блестящую металлическую колонну. Густые чёрные волосы спутались, свалились в неопрятную массу, и мелко вздрагивали худенькие плечики — плакала она нехотя, как бывает, когда и не хочется показывать горе, но оно всё равно прорывается, вопреки твоему желанию. Лёгкая светлая курточка, синенькие джинсики… Рядом, на полу лежала маленькая серая сумочка с длинным ремешком. И никому, решительно никому до них — ни до сумочки, ни до самой девушки не было никакого дела. Только что подошёл поезд, из открывшихся дверей валил народ, обходя девушку, словно зачумлённую.

Как не было до неё дела и симпатичному молодому человеку, шедшему в числе прочих по платформе. Высокий, темноволосый, заметно загоревший, он носил светлую рубашку, серые брюки и изрядно запылившиеся ботинки. Сложенная куртка переброшена через правое плечо, на котором покачивалась так же суконная сумка, а слева свисал чёрный фотоаппарат в полураскрытом чехле.

Углублённый в свои мысли — видимо, довольно важные, молодой человек едва не прошёл мимо. И прошёл бы — но сперва его задержала льющаяся из вагона толпа, а потом он увидел и саму девушку. Остановился, сделал шаг, снова остановился… Девушка плакала, не замечая ни толпы, ни шума уходящего поезда. А когда ушёл поезд, и медленно рассосалась толпа, молодой человек шагнул вперёд. Наклонился, поднимая сумочку, и осторожно коснулся худенького, слегка вздрагивающего плечика:

— Простите!.. Вам плохо?.. Я могу чем-то помочь?..

…Это потом, когда всё уже закончилось; когда оторвавшийся от взлётной полосы самолёт начал долгий путь обратно, в жаркую, шумную, пыльную и бестолковую Москву; когда за бортом вновь показались нежащиеся под солнцем облака и земля, похожая на топографическую карту; когда я смотрел то в иллюминатор, то на сидевшую рядом Полину — на мягкий завиток чёрных волос на нежной щёчке и короткий рукавчик чёрной блузки с узором; когда сама Полина сделалась тихой, спокойной и удивительно красивой — словно статуя из белого мрамора — вот тогда-то мне и припомнился стародавний институтский приятель Миша Мажурков.