«Непобежденная. Ты забрал мою невинность и свободу, но я всегда была сильнее тебя»

Карстэн Графф Непобежденная. Ты забрал мою невинность и свободу, но я всегда была сильнее тебя

Katya Martynova & Taboo Philosopher Carsten Graff

TRUE SURVIVOR

Copyright © Carsten Graff

© Новикова Т., перевод на русский язык, 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Книга посвящается матери Кати

Более трех с половиной лет страдая от невыносимой боли, она не теряла надежды найти свою дочь живой

Хочу особо поблагодарить российского журналиста Рустема Сафронова, который помог мне связаться с Катей, а также помогал в процессе общения с Виктором Моховым. Без помощи писателя Дэвида Керанса мне было бы очень сложно путешествовать по России. Я бесконечно благодарен литературному агенту и PR-консультанту Яне Максимочкиной-Лэнгли за ее бесценную помощь в публикации этой книги. Особую благодарность хотелось бы выразить бывшему следователю рязанской прокуратуры Дмитрию Плоткину за ценнейшую информацию и организацию посещения места преступления.

Предисловие от автора

Эта книга повествует о поразительном психологическом путешествии в мир сексуального преступления, которое произошло в России. После чудесного освобождения жертв в 2004 году эта история облетела свет. В марте 2021 года преступник выйдет из тюрьмы, и о тех страшных событиях вновь вспомнят на страницах газет всего мира. В этой книге я рассказываю подлинную историю Кати Мартыновой, оказавшейся в сексуальном рабстве у внешне порядочного и благополучного мужчины.

Виктор Мохов похитил Катю и ее подругу Лену, когда девочкам было 14 лет и 17 лет соответственно, и удерживал их в крохотной подземной камере под своим гаражом. Катя и Лена подвергались истязаниям, Мохов травил их слезоточивым газом, морил голодом и более тысячи раз насиловал. Кате дважды пришлось принимать роды: в этих чудовищных условиях Лена родила двоих детей. К родам девушки готовились по книгам – их девушкам принес Мохов.

Почти четыре месяца я переписывался в социальных сетях с Виктором Моховым, он выходил под чужим именем и прятал телефон в своей тюремной камере. Виктор настаивал на своей невиновности. Мне стало ясно, что я не могу показать историю правдивой, используя только его слова, она скорее служит иллюстрацией образа мыслей маньяка. Я сверял его рассказ с фактами, которые получил от следователя, от Кати и из прессы. Кроме того, у меня был доступ к письмам Виктора своей матери, дневнику допроса в милиции, списку вещей, которые следователь обнаружил и изъял у Виктора.

Предисловие от психотерапевта

Удивительная история, страшная и пугающая, от нее стынет кровь в жилах. Но в то же время начинаешь ловить себя на мысли о невероятной стойкости и необычайных компенсаторных возможностях человеческой психики. В подростковом возрасте она совсем еще неокрепшая и не прошла еще ряд важных этапов, но благодаря вере и любви все возможно, даже, казалось бы, самое невозможное.

Так бывает не всегда. Часто психика ломается, ее компенсаторные механизмы принимают только отрицательную сторону, и там совсем не остается места для любви и понимания, ответственности и сострадания.

В книге Катя много раз говорит о том, что была и долго оставалась ребенком, поэтому ответственность за то, что произошло, она не взяла, и это, именно это, стало для нее спасением и тем самым ресурсом, который помог перенестись в другую реальность. Понимаю, как важно ей поделиться, и лично я ей очень признательна за это, за ее смелость, за возможность прочитать книгу подросткам и их родителям, чтобы вовремя объяснить, а может, и спасти себя и своих близких от встречи и общения с такими людьми, как Виктор Мохов.

У Кати есть свой опыт выживания, и ей важно донести свою позицию, надеюсь, что книга станет для Кати завершающим этапом ее личной психотерапии. Она найдет для себя все недостающие детали для понимания поступков Виктора и Алексея (он же Елена).

Прочитав эту книгу, уж точно невозможно остаться равнодушным и безучастным к любой из сторон.

Действующие лица

Жертва: КАТЯ

Катя – интеллигентная, чуткая девушка, которая проделала впечатляющий путь к восстановлению. Сегодня она открыто говорит о сексе и о своей личной жизни, но 17 лет назад, в заточении, изо всех сил боролась за то, чтобы не потерять себя и не впасть в отчаяние. Под землей Катя начала писать стихи. Когда насильник дал ей краски и бумагу, она написала множество великолепных картин. На них изображены чувственные женщины в весьма провокационных позах. Катя объяснит, почему написала такие картины и как ей удалось стать такой, какая она сейчас. Расскажет, как сумела преодолеть желание отомстить, научилась находить радость в сексе и почему похищение избавило ее от страха перед родами.

Насильник: ВИКТОР

Похититель и насильник Виктор Мохов тщательно планировал преступление почти четыре года, перед тем как выкрасть девушек. За три года он выкопал камеру для будущих сексуальных рабынь – для этого он вручную вывез с участка почти 70 тонн земли. Окружающие считали Виктора приятным, уважаемым человеком. Поначалу милиция не могла поверить, что он мог совершить нечто подобное. Но вскоре истина открылась. Виктор Мохов все еще жив. Он должен выйти из тюрьмы в 2021 году.

Автор: КАРСТЭН ГРАФФ

Писатель и, как он себя называет, философ табу Карстэн Графф познакомился с Катей Мартыновой в Рязани в 2018 году. Они по-настоящему подружились. Графф излагает события не только с точки зрения жертвы, но и с позиций насильника и следователя. Графф хотел рассказать не просто очередную шокирующую историю страшного преступления. Это экзистенциальное исследование свободы, девиаций, боли, исцеления, смерти, секса, сочувствия и примирения. Работая над историей Кати, Графф пришел к глубокому пониманию философии преступления.

Карстэн Графф – известный писатель, автор более 20 книг, напечатанных общим тиражом более 300 тысяч экземпляров. В Дании четыре его книги стали бестселлерами. Графф прочел более 2500 лекций во всем мире. Больше о нем и его творчестве можно узнать на его сайте .

Карстэн Графф

Суббота, 24 апреля 2004 года. Самый обычный день. Маленький российский городок Скопин живет своей нормальной жизнью. Но в этот день происходит чудо. С улицы виден гараж. На уровне земли медленно и осторожно сдвигается металлическая пластина, скрывающая проход. Из него появляется мужчина лет пятидесяти. Он с легкостью выбирается наружу. Мужчина высокий, мускулистый, на нем поношенные черные брюки и рубашка.

Через мгновение следом за ним вылезает маленькая, худенькая девочка-подросток. Ей нелегко выбираться из подвала. Она прикрывает глаза рукой, пытаясь привыкнуть к свету. Девочка бледна как смерть. Под глазами темные круги. У нее странная фигура: длинные руки, плоская грудь, худые ноги. Одета девочка как обычный подросток, собирающийся на вечеринку, но одежда мятая и грязная. Взглянув на нее, можно подумать, будто она поднялась из могилы. Выбравшись из-под гаража, девочка стоит неподвижно, с тоской глядя на небольшую рощу. Она ждет приказов мужчины.

Девочке должно быть страшно, но в этот момент она ничего не боится. Она наслаждается красотой природы, она счастлива и полна надежд. Впервые почти за четыре года ей не просто предстоит встретиться с новым человеком. У нее рождается реальный план побега. Сейчас самое главное – не вызвать подозрений мужчины. Девочка изо всех сил старается продемонстрировать ему свою готовность слушаться и подчиняться. Когда он крепко берет ее за руку, она покорно следует за ним. Они обходят гараж и направляются к старому покосившемуся коричневому домику всего в 50 метрах от гаража.

У двери дома они останавливаются. За ней нечто такое, чего страстно желает мужчина. Собравшись с духом, он стучит. Пленница покорно и бесстрастно стоит за его спиной. Через мгновение дверь открывает красивая девушка лет двадцати. Мужчина нервно улыбается и поворачивается к пленнице, чтобы та начала разговор. Но девочка апатично молчит. Мужчина на минуту теряется. Пауза затянулась, стала неловкой. В конце концов мужчина бормочет приветствие, девушка отступает и впускает странную пару в дом.

Через двадцать минут мужчина и его пленница выходят на улицу. Хозяйка дома кажется встревоженной. Закрыв дверь, она запирается на все замки. Мужчина с девочкой возвращаются к гаражу. Сердце ребенка отчаянно стучит. Ее план приведен в действие, и теперь остается только ждать. Мужчина открывает тайный лаз у гаража. Он не догадывается о том, что сделала его жертва. Четыре года ее считают пропавшей без вести или даже погибшей, но сейчас она уверена, что скоро вернется домой, к своей семье. Спускаясь в подвал, она улыбается.

Теперь остается лишь ждать и надеяться.

Дорогой Карстэн,

я только что дочитала Вашу книгу обо мне. Мне было нелегко снова стать девочкой, которую похитил Виктор, девочкой, которая обладала поразительной внутренней силой. Я поняла, почему Лена не хочет давать интервью. Она пережила ужас, куда более страшный, чем я, и ей нужно оставить свои тяжкие воспоминания в прошлом. Она прошла через ад на земле: ее насиловал безумный маньяк, она трижды беременела и дважды рожала в маленьком темном подвале. Я бы не выжила, если бы мне пришлось вынести то, что пережила Лена. Когда я читала Вашу книгу и смотрела на все произошедшее со стороны, страшное прошлое вновь пробудилось в моей душе. Это было мучительно. Я не смогла сдержать слез. Мне удалось пережить этот ужас и сохранить рассудок – и это настоящее чудо.

Читая Вашу книгу, я нашла ответы на вопросы, которые постоянно задавала себе с момента нашего освобождения. Я никогда не понимала, кем был мой насильник и похититель, не пыталась увидеть в нем человека. Мне не хватало смелости заглянуть в его жизнь и душу. То, как глубоко Вы проникли в чувства, мысли и мотивы Виктора Мохова, поразительно. До Вашей книги он представлялся мне обычным безумным маньяком, совершившим чудовищное сексуальное преступление. Теперь же я воспринимаю его иначе. Понимаю, что привело его к этому поступку. Он жесток, целеустремлен, у него был четкий план, который он воплотил в жизнь тщательно и методично. Читая Вашу книгу, я приходила в ужас оттого, что оказалась во власти такого человека. На пути к своей цели он не остановится ни перед чем. Не могу поверить, что за такое преступление его приговорили всего лишь к 17 годам заключения.

Ваша книга стала очередной вехой на моем пути. Я должна была пройти его, чтобы ужасное прошлое наконец осталось позади. Спасибо, Карстэн, что Вы помогли мне сделать это.

Настоящий борец

Карстэн Графф

Из Москвы мне позвонил мой приятель Дэвид.

– Хочу рассказать тебе поразительную историю, – сказал он. – Ты слышал о Викторе Мохове?

Дэвид – американский писатель. Он специализируется на русской истории. Его звонок застал меня в лондонском кафе, где я работал за компьютером. Дэвид был необычайно возбужден. Поскольку человек он от природы очень спокойный, его слова меня сразу же заинтересовали.

– Нет, – ответил я. – Не припомню такого.

– Мохов – известный российский насильник, – пояснил Дэвид. – До того как выкрасть своих жертв, он почти четыре года рыл для них темницу под собственным гаражом. А когда закончил, похитил в соседнем городе двух девочек-подростков и более трех с половиной лет держал их в заточении. Он насиловал их практически каждый день. Одна из девушек трижды беременела.

– Это невероятно! – воскликнул я. – И девушки живы?

– Да. Им не просто удалось бежать. Они обе замужем, у них есть дети. Одну из них зовут Катя Мартынова. Восстановилась она не сразу, но сейчас готова рассказать о том, что с ней произошло. Катя ищет кого-нибудь, кто поможет записать ее историю. Ты много работал с жертвами насилия и закоренелыми преступниками и отлично справишься с этим. Если прилетишь в Москву, я встречу тебя в аэропорту, и мы сможем вместе к ней съездить.

Поговорив с Дэвидом, я стал искать информацию о Кате в интернете. Оказалось, что, сидя в подвале, куда каждую минуту мог вернуться насильник, она увлеклась живописью, рисунком и поэзией. Некоторые ее картины можно увидеть в сети, и на меня они произвели глубокое впечатление. Трудно поверить, что их написала юная девушка, оказавшаяся в жуткой ситуации. После освобождения Катя проявила поразительную открытость. Она была готова беседовать на любые темы. Я узнал, что у нее не возникло проблем с доверием к мужчинам и близостью с ними. В одном интервью она даже сказала, что больше не держит зла на своего похитителя.

Изучая интернет, я выяснил, что история Кати заинтересовала журналистов со всего мира. Хотя она освободилась из заточения пятнадцать лет назад, многие статьи и интервью были довольно свежими. По какой-то причине эти события оставались актуальными. В одной из крупнейших английских газет я даже нашел статью, где говорилось, что насильник скоро выйдет из тюрьмы.

Почему эта история все еще так привлекательна для журналистов и читателей? Все просто: произошедшее с Катей похоже на голливудский блокбастер. Здесь есть и леденящая кровь драма, и невероятная коллизия, и история поразительной стойкости. Весь контекст произошедшего не только вызывает переживания, но и выводит вас за пределы любых условностей нормальной жизни. Персонажи этой истории крайне необычны. Одинокий мужчина, ведущий двойную жизнь и страдающий от неудач в отношениях с женщинами. Мастер на все руки, он несколько лет строил темницу в отчаянной попытке обрести жену. А еще есть сильная, красивая и чуткая героиня. Лишившись всего, она не потеряла надежды. Проведя несколько лет в ужасных условиях, она сумела стать художником и поэтом. В этой истории присутствуют все классические элементы триллера и драмы: саспенс, неожиданные повороты сюжета. В момент похищения Катя была наивным ребенком, беззащитным подростком, но благодаря своей стойкости она обрела истинную силу. В заточении она не сдалась своему мучителю, и постепенно баланс сил изменился. После нескольких лет кошмара девушкам удалось переиграть своего похитителя, и Катя обрела свободу.

А на свободе она изменилась и расправила крылья, подобно бабочке. Теперь она была готова к жизни. Она приняла любовь и секс. После тяжелой борьбы обрела счастье с мужчиной, который любит ее и принимает такой, какая она есть, со всем ее мучительным прошлым. Это очень вдохновляющая история – а то, что она произошла в действительности, делает ее еще более увлекательной.

Я много размышлял о том, что случилось с Катей. И это привело меня к мыслям о собственной свободе, которую я привык воспринимать как должное. У меня появилось множество вопросов к Кате. Как ей удалось обрести смысл и цель жизни, после того как ее оторвали от близких, любимых людей, лишили достоинства, будущего и свободы? Как изменились ее отношения с природой, когда она лишилась возможности дышать свежим воздухом, гулять по лесу и наслаждаться солнечными лучами? Как изменились ее отношения с жизнью, после того как она провела несколько лет на грани смерти, не зная, не станет ли очередной день последним? Как обрести смысл, если единственная цель – сохранить рассудок и остаться в живых? Как подобный опыт заточения повлиял на восприятие свободы? На своих картинах она изображала красивых, чувственных женщин в провокационных позах. Какая идея стояла за этими портретами? Как они помогали девушке жить?

В истории Кати был и еще один аспект, который вызвал мой живой интерес. Я говорю о насильнике и похитителе Викторе Мохове. Он явно страдал, и страдал мучительно. Но мечта владеть женщинами и использовать их, чтобы избежать одиночества и получить сексуальную разрядку, довольно широко распространена среди мужчин. Многие из них когда-либо мечтали о гареме, обитательницы которого удовлетворяли бы любые их прихоти. Мужчины часто способны отделять сексуальные потребности от эмоциональной жизни. Они могут заниматься сексом с женщиной так, словно она неживой объект, игрушка. Возможно, восприятие секса как некоего опыта, который можно полностью контролировать, а женщины как объекта потребления является частью мужской природы. Однако Мохов довел такой подход к сексу до предела, перейдя все этические границы. Он превратился в гротескную карикатуру на мужскую сексуальность в самой мрачной и невообразимой ее форме. Рассказывая Катину историю, интересно исследовать сексуальность и постараться понять, что заставило такого мужчину, как Мохов, совершить это безумное преступление.

Чем больше я думал о Викторе Мохове, тем лучше понимал, чего он пытался достичь и почему это ему так и не удалось. Подобно большинству мужчин, он мечтал, чтобы женщины им восхищались. Ему хотелось заботиться о них, заслужить их уважение и любовь. Получил же он совершенно обратное. Он держал в темнице двух девушек, которые боялись и ненавидели его. Мучитель, желающий сохранить власть над своими пленниками, не может установить эмоциональный контакт с ними, иначе контроль перейдет в руки жертв. Я уверен, что для Виктора подчинение представляло огромную проблему. Как удержать двух узниц, принуждая их к сексу, и не ощутить эмоциональной связи? Он владел этими девушками целиком и полностью. Уверен, что проблема установления духовного контакта и стала причиной его падения. Постепенно Мохов становился все более одиноким и несчастным. В конце концов он утратил связь с реальностью, впав в полное безумие. То, что повлияло на Виктора, можно назвать законом кармы. Жизнь не допускает манипулирования. Близость не может быть насильственной. Нельзя поставить цветок в вазу и ждать, что он будет распускаться и становиться все краше. Все вырванное из естественной среды силой гибнет, а насильник несет наказание – в той или иной форме.

Хотя бо́льшую часть взрослой жизни я изучал табу и болезненные эмоции, мне было ясно, что Катя может многому меня научить. Почти все жертвы ужасных преступлений боятся жизни, но иногда им удается растворить свою боль и обрести истинную силу. Когда это происходит, человека можно назвать настоящим борцом. Настоящий борец обладает эмоциональной гибкостью, потрясающей открытостью и огромной внутренней свободой. Кроме того, он редко считает себя жертвой. Настоящий борец понимает, что должен использовать все, чему научила его боль, во благо других. Я многое прочитал о Кате и понял, что это в полной мере относится к ней. Она, несомненно, обрела особое знание. Знание, которое может дать новые полезнейшие навыки миллионам людей, переживших различные травмы и насилие. Я был уверен, что читателям будет интересно понять, какой настрой помогает сохранить рассудок и силу воли в жутких условиях настоящего ада.

Прощание с детством

Катя Мартынова

Большинство из нас считает, что первый сексуальный опыт будет чудесным, эротичным и наверняка романтическим. О втором и третьем сексе люди чаще всего забывают, но самый первый запоминают навсегда. Я тоже никогда не забуду свой первый сексуальный опыт, хотя он не был ни романтическим, ни эротичным. Когда это случилось, мне было всего 14, и меня насиловал незнакомый мужчина в грязном гараже. Он использовал меня ради собственного наслаждения, а я была уверена, что умру. Я испытывала такое отвращение, что его невозможно выразить словами. Тот мужчина держал меня в сыром подвале 1312 дней. За это время он насиловал нас с подругой более тысячи раз. И все же я навсегда запомнила тот первый секс, который стал самым страшным и отвратительным опытом в моей жизни.

Когда этот кошмар начинался, я была всего лишь девчонкой, которая любила играть с куклами. Я никогда до этого не думала о сексе. Я была самой обыкновенной лентяйкой, избалованной любимой дочерью. Мое детство еще не закончилось. В тот вечер, когда все это началось, я с подругой моей старшей сестры, Леной, отправилась на городской праздник. Лене было шестнадцать, мне четырнадцать. Мы так увлеклись, что потеряли счет времени. Поняв, что уже очень поздно, мы кинулись на автобусную остановку. По пути нас нагнала машина. Двое приятных мужчин предложили подвезти нас. В то время общественный транспорт в Рязани ходил плохо и подобные предложения считались совершенно нормальными и безопасными.

Мы сели в машину. Мужчины представились: Виктор и Алексей. Виктор все время молчал, а Алексей оказался очень разговорчивым. Он предложил нам шоколадку, потом что-то выпить. В напитке оказалось снотворное. У меня помутилось сознание, но я сумела заметить, что машина развернулась и поехала назад. Я наблюдала за происходящим словно во сне. Пассивно глядя в окно, видела множество машин, на которых люди разъезжались с праздника. Я пыталась хоть что-то сделать, но так ослабела, что не могла даже говорить, не то что двигаться.

– Девушки! – неожиданно прозвучавший голос вернул меня в реальность. – Нам нужно на минутку вас оставить.

Голос звучал издалека. Я открыла глаза, но не поняла, где нахожусь. Тело меня не слушалось. Несколько секунд я пыталась собраться с мыслями, но не понимала, что происходит. Увидев Лену, я вспомнила про Виктора и Алексея и поняла, что их нет в машине. Испугавшись, я принялась трясти подругу.

– Где мы? Сколько времени?

Утром я забыла завести часы, и теперь они остановились.

– Не знаю, – ответила Лена.

Она была озадачена так же, как и я.

Мы сидели молча, вглядываясь в темноту. За окном виднелись какие-то заборы и старые деревянные дома. Я пыталась понять, что произошло, и в этот момент машина покатилась задом в кювет. Я вскрикнула, а Лена наклонилась вперед, пытаясь дотянуться до ручного тормоза. Ей это почти удалось, и тут подбежали Виктор и Алексей. Виктор мгновенно перехватил руль, нажал на тормоз, но было уже слишком поздно. Машина врезалась в дерево.

– Вот черт! – выругался мужчина. – Забыл поставить на ручник!

Он вылез из машины, чтобы оценить повреждения. Вернулся расстроенным.

– Задняя фара разбита, – пробормотал он. – Если я поеду дальше, милиция меня остановит. Извините, девушки, но домой мы вас отвезти не сможем.

– Но где мы? – спросила Лена.

– Мы недалеко уехали, – ответил Алексей. – Виктор живет неподалеку. Нам нужно заехать к нему, поменять фару. А потом мы отвезем вас домой.

Все это было очень неправильно, но я и Лена ничего не могли сделать. Мы оказались в какой-то глуши, где не было общественного транспорта. Телефонов у нас не было, и вызвать такси мы не могли. Алексей и Виктор казались довольно симпатичными и дружелюбными. Хотя нас явно опоили, я не поняла, что это значит. До сих пор моя жизнь была абсолютно безоблачной и счастливой. Я еще не встречала людей, которые хотели бы обмануть и обидеть меня, и была уверена, что в нашем городе таких просто нет. Я была счастливой и наивной девочкой, которая всегда делала то, что говорили ей взрослые. Слова Алексея звучали серьезно и разумно, а Виктор казался безобидным скромным старым дяденькой. Когда он поехал к своему дому, мы не волновались. Скоро он починит машину и отвезет нас домой. А там мы успокоим родителей, рассказав им, что произошло.

Мы подъехали к деревянному забору. Виктор вышел из машины, открыл ворота, заехал во двор и снова их запер. Стояла кромешная тьма. Я видела лишь тусклые фонари где-то вдали. Когда мотор стих, наступила мертвая тишина, а потом поблизости залаяли собаки. Мы с Леной не понимали, что говорить и делать. Мы остались в машине, а мужчины вышли. Когда они скрылись из виду, я снова вспомнила о родителях. Они, наверное, страшно злятся. Мысль о том, как мне попадет, когда мы доберемся до дома, пугала меня до смерти. Меня вряд ли выпустят гулять – придется сидеть взаперти несколько недель, а то и месяцев.

– Не волнуйтесь, девушки! – Алексей открыл дверцу с моей стороны. – Мы быстро поменяем фару и отвезем вас домой. – Он дружелюбно улыбнулся. – Пока Виктор работает, вы можете пойти со мной.

Он протянул руку и помог мне выйти из машины. Я не знала, что делать, и подчинилась. Лена осталась в машине. Я пошла рядом с Алексеем. Он наклонился ко мне и доверительным тоном произнес:

– Если родители будут ругаться, когда ты вернешься, скажи, что это Лена не хотела уходить с праздника.

Я увидела очертания какого-то сооружения. Алексей завел меня внутрь. Это оказался гараж. Остро пахло бензином, мочой и пивом. Стоило мне войти, как я сразу же поняла, что тут что-то не так. Глаза привыкли к полумраку. В гараже было грязно, повсюду валялся какой-то мусор. Когда Алексей закрыл за собой дверь, мне стало ясно, что я попала в беду. Я со страхом смотрела на него. Теперь он не казался мне дружелюбным.

– Садись сюда, – велел он, указывая на грязный матрас, валявшийся на полу. – Виктор придет через минуту.

– Зачем? – спросила я. – Разве он не чинит машину?

Алексей не ответил. Он вышел из гаража, закрыв за собой дверь. Не зная, что делать, я села на край грязного матраса и стала ждать. Голова у меня кружилась, в глазах все расплывалось – сказывалось действие препарата. Что происходит? И почему я должна ждать Виктора в этом жутком месте? Через минуту вошел он сам. В тусклом свете я видела лишь его силуэт. Когда он подошел, я поняла, что он старый – пожалуй, даже старше моего отца. Мне не понравилось, как он смотрит на меня.

– Почему ты не разделась? – в его голосе слышалось удивление.

– Не разделась? – переспросила я. – Зачем?

– Затем, что я буду тебя трахать!

Его слова поразили меня, словно молнией. Я заплакала. Слезы текли по щекам. Я умоляла его отвезти нас домой, спрашивала, где Лена. Виктор не ответил и молча вышел из гаража. Через минуту вернулся Алексей. Он сел передо мной на корточки, схватил меня за подбородок и отвесил пощечину.

– Раздевайся немедленно! – рявкнул он. – Слышишь собак?

Я кивнула.

– Если не сделаешь, как велит Виктор, я спущу их на тебя. А они очень злые!

От этих слов я зарыдала еще сильнее. Виктор был мне отвратителен, от мысли о нем меня всю выворачивало. Лучше пусть меня разорвут собаки!

– Ну, что выбираешь? – Алексей еще сильнее сжал мой подбородок. – Хочешь домой или к собакам?

Я продолжала плакать. Алексей сказал, что от секса с Виктором от меня не убудет, и я начала стягивать колготки и трусики. Руки у меня дрожали, голова кружилась. Алексей просто ждал, не проявляя никаких эмоций. Когда я разделась, он вышел. Я легла на спину, закрыла глаза и стала ждать. Я не представляла, что такое секс, но надеялась, что все кончится быстро. А потом мы с Леной отправимся домой. Я ждала. Где-то далеко лаяли собаки. Когда Виктор вошел, я изо всех сил зажмурилась. Я услышала, как он расстегивает брюки. Потом он раздвинул мои ноги. Через мгновение меня пронзила сильная боль, но кричать я побоялась. Лицо Виктора было так близко, что ощущался тяжелый запах изо рта. Я не открывала глаза. Он лишил меня девственности. Старый, отвратительный ублюдок ни на минуту не задумался, что этот цветок предназначался не ему! Не знаю, как долго все продолжалось; боль была ужасающей, мне казалось, это никогда не прекратится. Но он все же кончил, поднялся и велел мне одеваться. Я стала надевать трусики. Внутри себя я почувствовала какую-то отвратительную жидкость. Меня чуть не вырвало.

Когда я оделась, мужчина схватил меня за руку и вытащил из гаража.

– Где Лена? – всхлипывая, спросила я.

– Она тебя ждет, – ответил Виктор. – Иди сюда. Я отведу тебя к ней.

Я, спотыкаясь, зашагала за ним. В глазах было темно от слез. Мысли путались, но я цеплялась за хрупкую надежду, что этот кошмар скоро кончится. Через минуту я буду с подругой, и все снова будет хорошо. Этот человек отвезет нас домой. Я пообещаю маме никогда не задерживаться и никогда не разговаривать с незнакомцами. Тем временем Виктор крепко держал меня и тащил куда-то вдоль стены гаража. Неожиданно он выпустил мою руку и присел на корточки. Подцепив металлический лист, прикрывавший фундамент гаража, потянул на себя. Открылся какой-то лаз.

– Лезь туда! – приказал он.

– Зачем? – у меня градом полились слезы.

После того что произошло в гараже, я была уверена, что хуже быть не может. Но глядя на жуткую черную дыру, я чувствовала, что будет гораздо хуже.

– Лена там, – сказал он. – Вы здесь переночуете, а утром я отвезу вас домой.

Я не представляла, почему Лена неожиданно оказалась в подвале гаража Виктора, и замешкалась, но он снова схватил меня за руку и сильно толкнул вперед. Мне пришлось подчиниться. По небольшой лестнице я спустилась в подвал. Виктор следовал за мной. Он включил свет и закрыл люк за собой. Подвал оказался очень маленьким: холодные бетонные стены, низкий потолок. Виктор был высоким и не мог выпрямиться в полный рост. Он опустился на колени и открыл еще один люк. За ним обнаружилась новая лестница. Она вела в небольшую комнатку.

– Спускайся! – рявкнул Виктор.

Дрожа от страха, я шагнула к люку и спустилась. Зачем он привел меня сюда? Лену я не видела. Я не сомневалась, что Виктор снова изнасилует меня и убьет, но больше он меня не тронул. Спустившись вслед за мной, он открыл еще один люк, на сей раз в стене.

Я смотрела на люк. Этот был меньше других, но оказался очень толстым, почти тридцать сантиметров толщиной. В тусклом свете я видела, что он деревянный, в железной раме, с тяжелыми болтами. Виктор ловко с ними управлялся. Казалось, он ведет меня в какое-то подземелье. Все происходящее выглядело каким-то безумием. Я перестала что-либо понимать. Следующая комната была расположена чуть ниже. Виктор нажал на выключатель, и под потолком загорелась лампочка. Мы находились в каморке два на три метра, высота потолка составляла около двух с половиной метров. Стены были выкрашены в белый цвет, пол покрыт досками. У стены стояла железная кровать с матрасом. Лены я не увидела, но поняла, что спрашивать, почему ее нет, бессмысленно. Виктор велел мне войти, и я подчинилась. Даже мне было сложно пролезть внутрь, а ведь я была довольно маленькой. Я села на кровать и заплакала. Виктор запер за мной люк.

Целый час я плакала, пытаясь понять, что произошло. Я догадывалась, что Виктор и Алексей насилуют Лену. Потом они ее убьют, а обо мне Виктор забудет, и я умру в этом ужасном месте от голода. Завтра мои одноклассники придут в школу и будут жить нормальной счастливой жизнью, а я буду сидеть в этой странной подземной тюрьме, медленно умирая от голода. Я подумала о родителях. Наверное, они уже в панике. Завтра милиция начнет нас искать, но никто не видел, как мы садились в машину Виктора, и нас никогда не найдут. Несколько раз я закрывала глаза, пытаясь забыть об ужасной реальности и представляя, как обнимаю маму. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы она меня обняла и утешила. Мне хотелось сказать ей, что теперь я всегда буду ее слушаться.

Через какое-то время я начала осматриваться. В комнате было чисто. Похоже, ее оборудовали совсем недавно. Кто-то провел электричество, у потолка я увидела вентиляционные отверстия, услышала, как работает вентилятор, но в комнате было сыро и холодно. Матрас и постельное белье были старыми, но выглядели довольно чистыми. Слева от кровати стоял небольшой деревянный стол с двумя полками внизу. Рядом я увидела стул с пластиковым сиденьем и металлическими ножками. В углу на стене висели две деревянные полки, под ними стояло ведро с крышкой. Похоже, это примитивный туалет. Кто и зачем все это сделал? Может быть, это какое-то домашнее бомбоубежище? Странно, что кто-то построил нечто подобное под грязным гаражом.

Не знаю, сколько часов я так просидела, когда раздался лязг замков. Прошла целая вечность, прежде чем Виктор просунул голову в люк.

– Не спишь? – с ухмылкой спросил он.

Я снова спросила про Лену и со слезами стала просить отпустить нас домой. Но умолять его о милосердии и сочувствии было тщетно. Виктор протиснулся сквозь узкую дверь и уселся за стол. С Леной все нормально, сказал он. Она спит у него дома. Виктор говорил, а я думала, что не должна верить ни одному его слову. Он сумел притвориться добрым и заботливым человеком, а ведь у него вовсе нет сердца. На первый взгляд Виктор казался совершенно обычным приветливым человеком – таких много в толпе, они не выделяются. Но он был безумен. Даже когда он улыбался, глаза его оставались холодными. Говоря, Виктор проглатывал окончания слов, словно ему не нравилось говорить.

Рассказав мне про Лену, он замолчал и уставился на меня, словно ожидая, что я успокоюсь. Из одного кармана он вытащил бутылку виски, из другого стакан. Налил полный стакан и протянул мне.

Я была зла и подавлена, но мысль о том, что он может сделать, если я не подчинюсь, приводила меня в ужас. Демонстрируя покорность, я сделала глоток. Гадкая жидкость обожгла мне горло. Я закашлялась, и Виктор протянул мне бутылку воды. Я схватила бутылку и принялась жадно пить, стараясь избавиться от мерзкого вкуса. Через мгновение у меня закружилась голова, в глазах потемнело, и я потеряла сознание.

Слез не осталось

Карстэн Графф

Мой самолет приземлился в Москве. Впереди была трехчасовая поездка на электричке в Рязань, где мне предстояло встретиться с Катей у нее дома. Дэвид, как и обещал, встретил меня в аэропорту. Вместе мы добрались до Рязани, взяли такси, и теперь он сидел рядом с водителем. С того момента, как я оказался в России, я не видел ни одного улыбающегося человека. Дэвид вполне соответствовал русскому складу: чтобы понять, нравитесь вы ему или нет, нужно было очень хорошо его знать. Поскольку Катя не говорила по-английски, Дэвид предложил быть моим переводчиком.

– О чем ты собираешься говорить с Катей? – спросил он.

– Пока не знаю.

– Ты шутишь?! – изумился Дэвид. – Ты проделал такой путь и не подготовился к интервью?!

Дэвид интеллектуал. Всю жизнь он пишет очень сложные книги и статьи. Он один из самых умных людей, которых я знаю, но совершенно неспособен к эмпатии и импровизации.

– Когда встречаешься с человеком, пережившим ужасную утрату, пытку или насилие, никогда не знаешь, о чем пойдет разговор, – объяснил я. – Судя по статьям, Катя – человек спокойный и открытый, но вживую она может оказаться совершенно другой. Когда человек испытал такую боль, может случиться все что угодно. Кроме того, нельзя забывать, что ее насильник был примерно нашим ровесником. Ее реакцию на нас предсказать невозможно. Сначала нужно понять, поладим ли мы, а уж потом будет видно, о чем и как говорить.

Мы вышли из такси у Катиного дома. Мне показалось, что я вхожу в тюрьму. Тяжелая металлическая дверь подъезда открылась и захлопнулась за нами со страшным грохотом. Лестница оказалась обшарпанной, в бетонных стенах зияли дыры, а внутри виднелась арматура. Когда я сказал, что дом очень ветхий, Дэвид ответил, что это лучший район города и квартиры здесь весьма неплохие. В сравнении с другими жилыми домами в России здесь было еще довольно «прилично». Через минуту Дэвид уже стучал в дверь Катиной квартиры. Я напрягся. Мне не раз доводилось сталкиваться с неприязненной реакцией. В Кате могла сработать эмоциональная бомба замедленного действия. Дэвид не способен на сочувствие, а я не говорю по-русски. Если ситуация выйдет из-под контроля, справиться будет трудно.

Но как только Катя открыла дверь, я понял, что тревоги были напрасны. Ее теплая улыбка была совершенно искренней. Я сразу почувствовал, что эта женщина не испытывает проблем с доверием. Наши взгляды встретились, и я осознал, что с ней можно говорить обо всем. Между нами сразу возникла некая химия. Катя с улыбкой протянула мне руку и пригласила войти. Она проводила нас на кухню, и я смог осмотреться в ее квартире. Здесь было просторно, тепло и уютно – полная противоположность тому, что я ощущал в подъезде. Катя сказала, что ее муж Денис забрал детей, чтобы мы могли спокойно поговорить наедине. Дэвид выступил нашим переводчиком. Катя хотела узнать о моей работе и о книгах. Когда разговор стал совсем непринужденным, я решил не ходить вокруг да около и напрямую спросил ее о времени, проведенном в заточении у Виктора. С поразительной прямотой Катя вкратце изложила свою историю. То, что она говорила о своем прошлом так спокойно, оказалось приятным сюрпризом. Примерно через полчаса мы с Катей уже шутили и смеялись, а Дэвид совершенно бесстрастно переводил наши реплики.

– Вы очень легко говорите о прошлом, – сказал я. – Неужели вам не хочется плакать, вспоминая все это?

– У меня бывают хорошие и плохие дни, как у всех нас, – ответила Катя. – Но я счастливый человек, не страдающий перепадами настроения. Когда я вырвалась из заточения, все удивлялись, что я редко плачу. Наверное, это трудно понять, но в подвале я очень много плакала, так что к моменту спасения у меня, видимо, просто не осталось слез. Возвращаться к свободе было очень тяжело. Меня многое трогает, но плачу я очень редко.

– Что вы почувствовали после освобождения? – спросил я.

– Я была разбита физически и эмоционально. Иногда мне казалось, что исцелиться невозможно. Каждую ночь я с криками просыпалась от кошмаров. У меня началась депрессия, меня преследовали страшные образы и воспоминания. Они возвращались снова и снова. Боль была мучительной, но я знала, что никто не сможет понять, что я пережила. Ни родным, ни друзьям не прочувствовать, каково это – быть животным в клетке. Никому не понять, каково это – годами быть жертвой безумного насильника. Никто не пережил того, что пережила я в подвале у Виктора. И поэтому я решила, что должна нести свою боль в одиночку. Со временем горечь и страх начали ослабевать.

– И вы не думали ни об алкоголе, ни о снотворном, ни об антидепрессантах?

– Нет. Я чувствовала, что от этого мне станет только хуже. Моя боль – это реальность моего прошлого. Если я попытаюсь заглушить ее лекарствами, она никогда не пройдет. После освобождения я не раз испытывала страх, стыд, тоску и отчаяние. Но другого пути у меня не было.

– А что именно помогло вам избавиться от боли?

– Общение с теми, кто меня любит. Но я находилась в очень тяжелом эмоциональном состоянии. Наверное, многие мои поступки заставляли их беспокоиться.

– А психотерапия? Вы не обращались к психотерапевту?

– Обращалась, но это было ужасно. Врач, как и все, не могла понять, что мне пришлось пережить. Профессиональный психолог вела себя очень отстраненно. Общаясь с ней в клинике, я чувствовала, будто меня снова насилуют.

– Отлично вас понимаю, – кивнул я. – Я никогда не верил в так называемую профессиональную психотерапию. Этот процесс и мне кажется ментальным изнасилованием.

Дэвиду было нелегко перевести мои слова, но он справился, и Катя рассмеялась.

– Думаю, вы правы, – сказала она. – Для исцеления всем нам нужны сочувствие и любовь. Вот почему лучше молчать с близкими, чем говорить с профессионалом, который не понимает, что произошло.

– Так что же способствовало вашему исцелению, кроме общения с родными?

– Многое… После спасения я постоянно вспоминала ужасные дни, проведенные в заточении. Чтобы выжить, придумывала множество разных приемов, но страшные воспоминания не отступали. А потом я решила записать свою историю, и почувствовала, что ужасные образы прошлого блекнут. Я поняла, что могу исцелиться, поделившись своим опытом с другими. Сегодня те события кажутся очень далекими, и боль тоже отступила. Единственное, что меня по-прежнему пугает, – это темнота.

– А что вы скажете насчет запретных тем? Есть ли в вашем прошлом нечто такое, что вы не хотите вспоминать и обсуждать?

– Нет. Сегодня я могу откровенно рассказать обо всем, что со мной случилось.

– Прекрасно! А почему вы решили опубликовать свою историю именно сейчас?

– Я хочу рассказать об этом, чтобы другие люди поняли: можно пережить самое страшное сексуальное насилие и после этого иметь нормальную личную – и сексуальную! – жизнь. Если я смогла, то и другие поверят в себя и смогут сделать то же самое.

– А Виктор? Я знаю, что сейчас он в тюрьме, но как вы относитесь к нему сегодня?

– Во время заточения он будил во мне такую ненависть, ярость и гнев, что даже страшно представить, – ответила Катя. – Но со временем мои чувства изменились. Сегодня я не испытываю гнева, однако простить его я никогда не смогу. Он отнял у меня несколько лет жизни и причинил мне и моим близким страшную боль. Теперь я понимаю, что Виктор всего лишь одинокий, несчастный человек – как и всех нас, его родила женщина, и он был вскормлен ее молоком. Много лет назад он был обычным маленьким мальчиком и играл в том самом саду, где потом вырыл тюрьму для нас. В заточении я считала его чудовищем, но сегодня отношусь к нему иначе. Им двигала не жестокость – все дело в страшном одиночестве. Вот почему он всегда боялся.

– Боялся? – удивленно переспросил я. – Чего же он боялся?

– Женщин. Заточив нас в подвале, он почувствовал себя хозяином положения, но все равно продолжал бояться. Чтобы защититься, он изо всех сил старался не видеть в нас людей. Мы для него были лишь сексуальными объектами. Некоторые мужчины покупают надувных кукол, а у Виктора были мы с Леной.

– Вам никогда не хотелось отомстить за то, что он сделал с вами?

– Несколько лет назад я смотрела фильм «Граф Монте-Кристо». Эдмон был невиновен, но его на много лет заточили в тюрьму. Там он познакомился с аббатом Фариа, и тот помог ему бежать. Но позже аббат сказал Эдмону, что сожалеет о своем поступке.

– Потому что он понял, что Эдмоном движет исключительно чувство мести. Я смотрела этот фильм и ощущала себя Эдмоном. Но, в отличие от него, мне никогда не хотелось мстить. Обретя свободу, я использовала всю свою силу и возможности, чтобы вернуть себе собственную жизнь. Я столько упустила, и мне столько нужно было узнать, столькому научиться. После освобождения я целиком сосредоточилась на собственном развитии. Правда, вскоре я могу снова вспомнить о Викторе.

– Он получил всего семнадцать лет заключения. Его срок скоро заканчивается. Когда он выйдет из тюрьмы, мой страх вернется. Я не знаю, не захочет ли он снова разыскать меня. Кроме того, когда такой человек ходит по улицам, ни одна женщина не может чувствовать себя в безопасности.

Когда-нибудь…

Катя Мартынова

– Катя, проснись!

Голос звучал приглушенно, но был знакомым. Открыв глаза, я увидела Лену. Она была жива и цела – какое облегчение! Хотя голова у меня по-прежнему кружилась, я засыпала ее вопросами.

– Где ты была? Сколько времени? Когда мы поедем домой?

– Уже утро. – У Лены был усталый вид. – Я спала в доме. Виктор разбудил меня и привел к тебе.

Только тут я поняла, что он сам стоит за ее спиной. От вида этого извращенца меня замутило, но одновременно в голове прояснилось. К своему ужасу, я поняла, что лежу под простыней совершенно голая. Стало ясно, что, пока я была без сознания, Виктор снова изнасиловал меня. Осознав это, я зарыдала. Лена стала меня утешать, и Виктор направился к выходу.

– Она останется с тобой, – сказал он, протискиваясь в дверь.

Лязгнули замки.

Когда Виктор ушел, Лена собрала мою одежду и помогла мне одеться. Я изо всех сил пыталась взять себя в руки, но, несмотря на все усилия, продолжала дрожать крупной дрожью.

– Он больше не вернется! – в моем голосе звенела паника. – Мы умрем здесь от жажды и голода, и нас никто не найдет!

Лена пыталась успокоить меня. Она села рядом и обняла меня за плечи.

– Успокойся, – сказала она. – Виктор скоро вернется и отпустит нас.

Я изо всех сил старалась ей поверить. Мы долго сидели обнявшись, потом я легла, не выпуская руки подруги. Я пыталась представить, каково это – снова оказаться дома. Голова у меня все еще кружилась от препаратов. Неожиданно я почувствовала, что кровать подо мной исчезает. Комната начала медленно вращаться, и я провалилась в странный сон. Мне казалось, что я дома, но все вокруг расплывалось и уходило вдаль. Вдруг все изменилось. Взрыв, языки пламени… Я закричала, пытаясь вернуться в родной дом, но вся квартира была объята огнем. А потом все померкло.

Проснулась я от знакомого лязга замков. Потом раздался скрип лестницы, за ним бряцание другого замка. А затем отворилась дверь нашей комнаты.

– Хотите есть? – спросил Виктор, просовывая голову в щель.

Не дожидаясь ответа, он поставил у двери еду. Яйца, белый хлеб, бутылка растительного масла, пакет макарон и пара полулитровых бутылок воды. Когда мы забрали продукты, Виктор передал нам чайник, маленький нож, две чайные ложки и старую электрическую плитку.

– Когда вы отпустите нас домой? – спросила Лена.

– Когда-нибудь, – проворчал он, захлопывая дверь.

Когда он ушел, Лена включила плитку. Она начала нагреваться. Лена налила в чайник воды и положила яйца. Вскоре вода закипела. Повалил пар, в комнате стало еще более влажно. Нож, принесенный Виктором, оказался совсем тупым, но нарезать им хлеб все же удалось. Мы принялись за еду. Хотя мы давно не ели, аппетита у нас не было. Я постоянно думала о возвращении домой. Невозможно было осмыслить произошедшее – и происходящее. Не впасть в панику было тяжело. Больше всего мне хотелось пойти в душ. Мне отчаянно хотелось смыть все, что сделал со мной Виктор, оставить последние 24 часа позади, как дурной сон. Лена была напугана не меньше, чем я, но не поддавалась эмоциям. Она пыталась успокоить меня, твердя, что Виктор скоро нас отпустит, а если нет, то мы найдем способ выбраться.

Его не было несколько часов. Я окончательно уверилась в том, что мы обречены на голодную смерть в этой камере. Когда дверь в очередной раз открылась, я уже не знала, сколько времени прошло с последнего появления Виктора – несколько часов или несколько дней. Я ощутила облегчение, хотя не представляла, что он собирается с нами сделать. Когда Виктор открыл дверь и просунул голову, я затаила дыхание. Секунду он смотрел на Лену, потом перевел холодный взгляд на меня.

– Выходи, – скомандовал он, тыча в меня пальцем. – Буду трахаться с тобой!

От мысли о том, что мне снова придется лежать под этим вонючим стариканом, я покрылась мурашками. Меня замутило. После того, что он уже со мной сделал, у меня все болело, и кровотечение не прекращалось. Я не могла помыться, раны и ссадины сочились кровью. Это было невыносимо. Лена поняла, что я не выдержу того, что он хочет со мной сделать, и вызвалась пойти вместо меня, но Виктор уже принял решение и не собирался его менять.

– Выходи! – заорал он. – Если не выйдешь, я вырублю свет и вентиляцию. Через несколько часов вы обе задохнетесь и помрете!

В тот момент мне было так плохо, что его угрозы на меня не подействовали. Я предпочла бы умереть, лишь бы этот извращенец не насиловал меня, и моя решимость крепла с каждой минутой. Поняв, что я не уступлю, он ушел. Через минуту в комнате стало очень тихо. Вентиляторы остановились, свет погас. Мы оказались в полной темноте. Контраст между светом и мраком оказался сильнее, чем я представляла. В долю секунды темнота окутала меня толстым, тяжелым одеялом. Через минуту я буквально ополоумела. Меня охватила животная паника. Я начала кричать и метаться по комнате. Нащупав стул, я сумела открутить ножку и изо всех сил замолотила ей по стене, крича, что Виктор должен вернуться и выпустить нас.

Естественно, никакого действия мои слова не возымели. Даже если бы в нашем маленьком бетонном склепе взорвалась бомба, наверху ничего не услышали бы. И все же мне нужно было дать выход внутренней агрессии. Я продолжала кричать и молотить по стене, но вскоре тело отказалось меня слушаться. За несколько дней меня дважды насиловали и напаивали снотворным, я почти ничего не ела и находилась в состоянии паники. В подвале было душно и влажно, и от этого мутилось в голове и подкашивались ноги. Тело болело, мысли путались. С трудом переводя дух, я рухнула на пол. Я пыталась сосредоточиться, и вдруг мою голову пронзила мучительная боль. Без вентиляции воздух стал влажным. Если я хочу сохранить сознание, нужно успокоиться и дышать ровно. Маньяк похоронил нас заживо. Если мы не уступим его сексуальным требованиям, он может дать нам задохнуться, свести с ума, уморить голодом.

Мы с Леной долго молча сидели в темноте. Мной овладело какое-то бесстрастное безразличие, и только удары сердца упрямо напоминали, что я еще жива. Темнота была такой полной, что можно было и не открывать глаза – никакой разницы. Проходили часы. Я начала видеть какие-то движущиеся цвета и формы. Возможно, это были шутки разума, но я начала слышать странные, незнакомые звуки. Сидение в полной темноте обострило слух, и я стала различать шорохи, которых в обычном состоянии не заметила бы. Порой мне казалось, что это какие-то привидения. Затем я была уверена, что слышу, как по комнате ползают насекомые, как сочится сквозь бетон вода, как черви копошатся в земле под полом. Чем бы это ни было, но это чувство потом преследовало меня все те годы, когда Виктор наказывал нас, сутками оставляя в темноте.

Через несколько часов, а может быть, через день свет неожиданно включился. Одновременно загудел вентилятор. Маленькая плитка начала нагреваться. И тут же в дверях появился Виктор. На сей раз в одной руке он держал нож, а в другой резиновый шланг.

– По-хорошему или по-плохому? – злобно прорычал он, глядя на меня и протискиваясь в нашу комнату.

Лена снова оказалась смелее меня. Она мгновенно вскочила на ноги, так, чтобы Виктор не мог до меня дотянуться. Естественно, он был сильнее ее. Когда она поднялась, он ударил ее шлангом, но Лена продолжала бороться. Виктор повернулся ко мне, а она схватилась за шланг и попыталась выхватить его, но потеряла равновесие и упала. Стараясь подняться, она сильно порезалась о нож Виктора. Кровь залила ее руку, тяжелые капли упали на пол. Это пятно потом каждый день напоминало нам о том, что могло бы произойти, если бы мы не подчинились нашему мучителю. Лена скорчилась, зажала рану. Виктор схватил меня за руку, я дико завизжала, но он вытащил меня в соседнюю комнату и захлопнул за собой дверь.

Когда я впервые проходила через это помещение, то была слишком напугана и измучена, чтобы заметить что-либо особенное. Теперь же я поняла, что комната была украшена. Когда я увидела, как Виктор ее украсил, меня замутило. Все поверхности были выкрашены в светло-зеленый цвет. На полу лежал ярко-красный ковер, а на стенах висели плакаты и порнографические фотографии женщин в развратных позах. Эта комната была миром фантазий Виктора Мохова – здесь жертвы должны были удовлетворять его сексуальные желания. Мы с Леной были маленькими, у нас не было таких форм, как у изображенных на плакатах. Те женщины были сексуальными объектами. Они соблазняли мужчин, демонстрировали свое желание. Меня же буквально вырвали из детства и швырнули прямо в тайный мир воображения извращенного маньяка. У меня никогда не было эротических фантазий. Я и подумать не могла, что могу стать сексуальным объектом. Теперь же меня окружали изображения женщин, изображения чудовищные и отвратительные. Они делали все происходящее еще хуже – если это вообще было возможно. Когда Виктор швырнул меня на пол, раздвинул мои ноги и яростно вонзил в меня член, я скорчилась от боли. Несколько минут он насиловал меня, а я лежала неподвижно, страшась того, что он сделает потом. Но, кончив, Виктор не захотел ничего больше. Он просто отправил меня назад, в нашу камеру. По ногам у меня текла мерзкая густая жидкость.

Место преступления

Карстэн Графф

После первой встречи с Катей я не сомневался, что буду писать о произошедшем с ней. Чтобы начать работу, я отменил все свои планы на следующий месяц и нашел гостиницу в Рязани. Перед тем как вернуться в Москву, Дэвид познакомил меня с местным прокурором, Дмитрием Плоткиным. Именно он вел следствие по этому делу и арестовывал Виктора Мохова. Как и большинство жителей Рязани, Плоткин почти не говорил по-английски, и я нашел в городе переводчицу, Ольгу, которая стала мне помогать.

После первой же нашей встречи Дмитрий предложил отвезти меня в Скопин и показать место преступления. Мы выехали на машине рано утром. Ольга устроилась на заднем сиденье, чтобы переводить наш разговор. Примерно через час Рязань осталась позади, и мы покатили по русской равнине. Спустя еще час на горизонте показался Скопин. По словам Плоткина, в Скопине проживало около 30 тысяч человек. Когда-то это был процветающий город, куда люди съезжались работать со всей страны: здесь добывали полезные ископаемые. Но в конце 80-х годов шахты закрылись. Сегодня в городе сохранилось несколько фабрик и школ, но социальные проблемы сильно обострились.

Мне Скопин показался городом депрессивным. Мы ехали по пустым улицам. Вдоль них виднелись мрачные неухоженные деревянные дома. Я не представлял, как в них можно пережить суровую русскую зиму. В Скопине мы остановились у местного отделения полиции, к нам подсели суровые полицейские, и мы поехали дальше по лабиринту грязных улиц. Наконец Плоткин остановил машину перед забором. Через калитку мы вошли во двор. Сад полностью одичал. Дом представлял из себя ветхую деревянную лачугу под растрескавшейся и облезлой красной крышей.

– В этом доме вырос один из самых знаменитых насильников России, – Плоткин говорил, как экскурсовод перед группой туристов.

Пробираясь через сад, я заметил, что все вокруг переломано. Шагая по высокой траве, я чуть не наступил на пару керамических гномов. Мысль о том, что кто-то хотел украсить этот сад гномами, показалась мне абсурдной. Я не понимал, как они здесь оказались. Двери были заперты. Несколько окон не заколотили досками, и мы смогли заглянуть внутрь. Насколько я мог видеть, дом был заброшен. В некоторых комнатах не было ничего, кроме груд мусора.

– Виктор Мохов с рождения жил здесь с матерью, Алисой Валентиновной Борисовой, – сказал Плоткин, пока я фотографировал гномов.

– И его мать жила совсем рядом с гаражом эти несколько лет, не представляя, что там происходит? – спросил я.

– Когда Виктор похитил девушек, Алисе Валентиновне было под восемьдесят. Она почти не выходила из дома. Когда девушек освободили, она сказала, что не представляла, чем занимался сын.

– Ну да, – скептически протянул я. – Она не замечала, что ее сын годами роет подвал под гаражом, а потом на протяжении почти четырех лет каждый день носит туда продукты?

– Она знала, что он роет подвал, – пояснил Плоткин, – но Виктор сказал матери, что это будет погреб для хранения овощей и фруктов на зиму. В суде мы не смогли доказать, что Алиса Валентиновна знала что-либо еще. Мы не могли предъявить ей обвинение.

– И она ни разу не захотела посмотреть, какой погреб обустроил ее сын? И ее никогда не удивляло, что в него нет удобного входа?

– Я же сказал, она редко выходила из дома.

– Возможно, она чувствовала, что с ее сыном что-то неладно, – предположил я, – но терзалась чувством вины за его безумие.

– Может быть, – согласился Дмитрий. – Но мы не смогли доказать, что она хоть как-то была в этом замешана.

Разговаривая, мы подошли к ржавому металлическому люку в стене гаража, почти у самой земли. По фотографиям, которые я видел в сети, я знал, что это вход в подвал. Даже при свете дня ржавый люк выглядел зловеще. Нетрудно было представить, какой ужас испытывали Катя и Лена, когда Виктор загнал их в подземную тюрьму.

– Можно туда войти? – спросил я, опускаясь на колени перед люком.

– Извините, но нет, – ответил Плоткин.

Прокурор протянул мне фонарик.

– Загляните внутрь.

Я с любопытством сунул голову в люк и включил фонарик. Подвал был залит водой. Во влажном воздухе сильно пахло гниением и плесенью.

– Это сделал новый хозяин, – пояснил Плоткин.

– Но зачем?

– Дом приобрел всемирную известность. Сюда стали приезжать со всего света. Чтобы любопытные не лазили в подвал, хозяин затопил его. Он очень агрессивен. Когда кто-нибудь приближается к дому, он приходит в ярость.

– А где же он сейчас?

– Неизвестно. Наверное, где-то поблизости. Поэтому я и захватил с собой полицейских – на случай, если он появится.

– А что еще вы знаете о хозяине дома?

– Ему около шестидесяти, и он был в заключении. С Моховым он познакомился в тюрьме.

– А как же ему достался дом Виктора?

– Когда Мохова отправили в тюрьму, его мать осталась дома, – объяснил Плоткин. – Она с трудом передвигалась, но ей пришлось привыкнуть к тому, что разъяренные соседи закидывают ее дом камнями. Они с сыном постоянно писали друг другу. За несколько лет до ее смерти Виктор прислал к ней своего товарища по заключению, недавно вышедшего из тюрьмы. Тот поселился с его матерью. Он пообещал защищать ее и помогать ухаживать за домом и садом.

– И теперь он хозяин дома?

– Он прожил здесь какое-то время, и у них начался роман. Он перебрался к Алисе Валентиновне в спальню и стал ее любовником.

– И она завещала ему дом?

– Да. Я слышал, что он собирается за пару лет осушить подвал.

– Говорит, что Виктор будет жить здесь, когда выйдет из тюрьмы.

Перед возвращением в Рязань мы решили пообедать в единственном скопинском ресторане. Выбрав столик, я попросил Ольгу перевести меню. В верхней его части, еще до перечисления блюд и напитков, было написано, сколько придется заплатить за сломанные стулья и разбитые тарелки. Судя по всему, драки в ресторане в этом городке не редкость. И это многое говорило о культуре Скопина.

Прежде чем кончилось мое детство

Катя Мартынова

В день, когда кончилось мое детство, я была самой обычной избалованной любовью взрослых четырнадцатилетней девочкой. Я росла в небогатой семье, но родители умело использовали все свои возможности, чтобы обеспечить детям счастливое и спокойное детство. Отец и мать были очень разными людьми, но уважали особенности друг друга. Не могу вспомнить, чтобы они когда-нибудь ссорились.

Отец многим интересовался. Он любил читать и учиться. В детстве его познания в истории и географии казались мне безграничными. По мнению отца, у всего было логическое объяснение. Он всегда считал себя атеистом. Учился в техническом училище, потом женился и стал работать на местном заводе. Хотя мама всегда была глубоко верующим человеком, брак с атеистом ее не пугал. Поначалу она работала на транспорте, но после рождения детей устроилась в продуктовый магазин. У меня была старшая сестра, Аня. В детстве у нас были прекрасные отношения, хотя порой мы ссорились – я частенько «заимствовала» ее одежду без разрешения. Серьезных конфликтов в нашей семье никогда не было. Нам нравилось проводить время вместе, особенно на Рождество, Новый год и в дни рождения.

В школе я была самой обычной лентяйкой и домашние задания частенько не делала. Маму это особо не волновало, но у отца был суровый характер. Когда я не делала то, что нам задавали, он строго ругал меня, а порой на несколько дней запирал дома. По характеру я похожа на мою спокойную, терпеливую маму, но и от отца я кое-что унаследовала – его страстную любовь к животным и талант художника. Он всю жизнь делал наброски карандашом. Поскольку папа страстно любил животных, чаще всего он рисовал именно их. По рисункам сразу видно, что больше всего отцу нравились лошади. Я же с детства предпочитала портреты. Мои школьные альбомы полны изображений прекрасных принцесс и сцен из любимых мультфильмов. На четырнадцатилетие отец подарил мне щенка, маленького пуделя. Я назвала собачку Керри. Керри была моим питомцем, поэтому гуляла с ней ежедневно именно я.

Я с детства знала, что хорошо рисую, но уделяла этому занятию слишком мало времени, чтобы считать рисование своим увлечением. Я была обычным подростком, плывшим по течению и реагировавшим только на сиюминутные импульсы. У мамы были на меня более честолюбивые планы. В первом классе она записала меня в музыкальную школу, и я три года безуспешно пыталась научиться играть на гитаре. Я всегда любила музыку, но после школы мне стало ясно, что музыкантом мне не стать. Когда мама наконец-то рассталась со своей мечтой, я испытала глубокое облегчение. Теперь мне не нужно было ходить на уроки музыки, и новообретенную свободу я высоко ценила.

Каникулы я всегда проводила с семьей. Иногда мы брали дедову машину и отправлялись в походы с палаткой или просто отдыхали на реке. В то время я много читала или просто наслаждалась общением с семьей. Отец играл на гитаре и пел, мама готовила свои фирменные блюда – она замечательно запекала картошку. В моем детстве не было ничего необычного, кроме того, что я вела две жизни, впрочем, как и большинство моих сверстников. Бо́льшую часть года мы жили в городе, но летом родители отправляли нас с сестрой к бабушке в деревню. Мама считала, что нам нужно уезжать на природу. У бабушки мы радовались полной свободе, дышали свежим воздухом, пили парное молоко. Эти поездки были для меня прекрасной возможностью забыть о городской жизни. Днем мы бегали повсюду, купались в пруду и собирали ягоды, а по вечерам жгли костры.

До четырнадцати лет я никогда не влюблялась, даже о мальчишках почти не думала. Но в то лето у бабушки я познакомилась с парнем, который мне по-настоящему понравился. Он был на два года старше меня и приехал из другого города. Как и меня, родители отправили его к его бабушке на природу и свежий воздух. Мы вместе гуляли, катались на велосипедах, ходили в лес. Однажды он даже поцеловал меня в губы. До сих пор помню, как забилось мое сердце от первого поцелуя. Мне было одновременно и приятно, и страшновато, но тот поцелуй вселил в меня настоящую эйфорию. Уезжая от бабушки, я начинала мечтать о следующем лете, когда можно будет снова поехать в деревню и снова встретиться со своей летней любовью.

Хотя до похищения моя жизнь была совершенно обыкновенной, себя я обыкновенной не чувствовала. Мне часто казалось, что у меня множество проблем, что жизнь ко мне несправедлива. Оглядываясь назад, я понимаю, что мои волнения были всего лишь глупостями избалованной девчонки, занятой всяким вздором.

Я миллион раз вспоминала события того дня, когда начался мой ад. Снова и снова анализировала каждую минуту и каждую секунду, но так и не могла понять, почему произошла эта трагедия. Как случилось, что моя жизнь из сущего рая превратилась в фильм ужасов? Как такое могло случиться в одну секунду? Что стало причиной этого?

Да, конечно, я многое могла сделать, чтобы этого не случилось, но я не понимала, что происходит, пока не стало слишком поздно. Все началось 30 сентября 2000 года. Стояло бабье лето. В нашей квартире зазвонил телефон. К несчастью, трубку подняла именно я. Если бы я не слышала того звонка, если бы не сняла наушники, если бы играла во дворе, все сложилось бы иначе. Все было бы хорошо. Но все произошло так, как произошло. Я была дома, услышала звонок, сняла трубку… И в ней прозвучал голос моей судьбы. С этой минуты я и вся наша семья были обречены.

– Аня дома? – прозвучал голос.

– Нет, ее нет, – ответила я.

– Это Лена. Мы с Аней учимся в одном классе.

– Да, я тебя помню.

– Мы с твоей сестрой договорились вечером пойти на праздник, – сказала Лена. – Но она, похоже, обо всем забыла.

– Я не знаю, где она, и не знаю, когда она вернется.

– Жаль… Мне не хочется идти одной.

– А можно я пойду с тобой?

– Да, отлично! – обрадовалась Лена. – Давай встретимся на автобусной остановке в шесть, хорошо?

– Договорились, – ответила я, бросая взгляд на часы.

Было уже полшестого, но если я поспешу, то успею.

В городе праздновали день Веры, Надежды и Любови. Отмечали его многие, но основные события проходили в центре города. Нам нужно было ехать туда на автобусе 20 минут. Впервые в жизни я собиралась на такой праздник. Меня охватило радостное предчувствие. Я вытащила из шкафа свою самую красивую юбку, жакет и новые туфли. Когда я уже собиралась выходить, снова зазвонил телефон – это была Аня. Она сказала, что придет поздно и не знает, успеет ли встретиться с Леной. Я ответила, что пойду вместо нее. Аня этому только обрадовалась.

Повесив трубку, я решила не привлекать к себе особого внимания. Маме я сказала, что иду гулять. Я отлично знала свою мать. Если сказать ей, что я собираюсь на праздник в центр города, она будет волноваться, а то и вовсе меня не пустит. Я рассчитывала вернуться через несколько часов – мама никогда не узнает, где я была.

Около шести мы с Леной встретились на автобусной остановке. Мы немного поболтали, потом пришел автобус, и через полчаса мы уже были в городе. На площади устроили импровизированную дискотеку – спонсором стала компания мобильной связи. В те времена мобильные телефоны в Рязани были редкостью. Они были только у избранных, у самых богатых, но, судя по развешанным повсюду плакатам, ситуация скоро должна была измениться. Мне, четырнадцатилетней девчонке, эта дискотека казалась настоящим чудом. Раньше я бывала только на школьных дискотеках, которые проходили под присмотром раздраженных учителей, пристально следивших за каждым нашим движением. Взрослые строго наблюдали за танцующими школьниками, перекрывая все входы и выходы. Никакого алкоголя и буйного веселья. В городе же все было по-другому, по-взрослому. Гремела музыка, все танцевали. Теплый сентябрьский вечер идеально подходил для праздника. Площадь заполнилась народом. На открытой сцене выступали разные артисты. Я была счастлива оказаться на таком празднике жизни.

В конце вечера устроили фейерверк. Я посмотрела на часы и пришла в ужас: было уже около десяти. По моему плану я давно должна была быть дома.

– Мама разозлится, – сказала я Лене. – Она не разрешает мне задерживаться после девяти, а до дома добираться не меньше сорока минут. Завтра в школу, и придется подниматься рано утром.

– Хорошо, – кивнула Лена. – Пошли быстрее. Вот только сейчас все начнут расходиться. – Она показала рукой на толпу, двигавшуюся к автобусной остановке. – Может быть, нам лучше отойти подальше от центра и сесть на автобус на другой остановке?

Мы вышли на улицу и зашагали в сторону от центра города. Через несколько кварталов людей стало значительно меньше. Мы увидели следующую остановку: на ней никого не было. До нее оставалось около десяти метров, когда рядом с нами остановилась старая белая машина. Молодой человек на пассажирском сиденье опустил стекло и заговорил с нами низким грубым голосом:

– Привет, девчонки. Далеко ли направляетесь?

– Мы живем за городом, – ответила Лена.

– Садитесь, подвезем.

В 2000 году общественный транспорт в Рязани ходил плохо, и люди часто подвозили друг друга. Лена была на три года старше меня, поэтому я не вмешивалась. Пусть она решит, что нам делать. Лена колебалась. Она смотрела на остановку, но автобуса видно не было. А парень тем временем вышел из машины и направился к нам. Я хорошо его разглядела. Он был худой, невысокий – чуть выше меня, с короткими темными волосами. Почему-то я запомнила, что на нем был синий свитер и черные джинсы. Возраст определить было трудно, но он явно был значительно старше нас с Леной. Парень из машины вылез, но водитель молча сидел на месте. Сквозь окно я не могла хорошо его разглядеть. Лена немного поболтала с парнем, кивнула и посмотрела на меня.

– Они могут нас подвезти, – сказала она. – Уже поздно, и твои родители, наверное, волнуются. Нам стоит поторопиться.

Решившись, мы сели в машину, и Лена назвала водителю мой адрес. Парень на пассажирском сиденье представился Алексеем, а водителя, по его словам, звали Виктором. Как только мы захлопнули дверцы, машина тронулась. Алексей глянул на нас и сказал:

– Вы такие классные девчонки. Давайте остановимся у магазина, я куплю вам шоколадки.

Нам хотелось побыстрее добраться до дома, но отказываться показалось невежливо, и мы согласились на шоколадки. Пока мы ехали к магазину, Алексей изо всех сил нас развлекал. Он улыбался, рассказывал разные истории, а его вопросы звучали очень доброжелательно и искренне. Казалось, он действительно хочет узнать нас получше. Водитель все время молчал. Он вел себя как таксист. Мы с Леной его почти не замечали. Когда мы остановились у магазина, Алексей вышел и быстро вернулся с двумя шоколадками. Мы принялись за шоколад, а он достал из бардачка бутылку водки и пластиковые стаканчики.

– Ехать с такими красавицами просто счастье, – заявил он. – Давайте выпьем за конец лета.

Он с улыбкой протянул нам наполненные наполовину стаканчики. Лена сделала глоток. Я же до этого пила спиртное лишь раз в жизни, на свадьбе тети. Мы с сестрой тогда улучили момент, когда все отвлеклись на новобрачных, прокрались на кухню и выпили шампанского. Оно оказалось горьким, мне не понравилось, но я все же проглотила немного. Когда Алексей протянул мне стаканчик с водкой, мне не хотелось показаться ему маленькой. И я сделала глоток. Это было так отвратительно, что я закашлялась. Бо́льшая часть водки оказалась на моей юбке. Алексей быстро протянул мне бумажную салфетку и маленькую бутылочку с водой. Я мечтала побыстрее оказаться дома. Доев шоколадку, я запила ее водой. Когда мы были на полпути к дому, заговорил Виктор. Неожиданно он заявил, что ему нужно срочно позвонить сестре. Сестра велела привезти какие-то документы, а он забыл. Она страшно разозлится, сказал он. Виктор что-то говорил, а у меня закружилась голова. И потом в глазах потемнело…

Жизнь под землей

Катя Мартынова

Говорят, что в ад можно попасть лишь однажды. Если это правда, то мне не стоит бояться его после смерти. Я уже пережила ад на земле. Я четыре года провела в подземной тюрьме Виктора Мохова, не зная, буду ли жить или умру. Я пережила настоящий кошмар, голодала, меня насиловали. Эти годы были ужасными, но самой тяжелой стала первая неделя в заточении. Свыкнуться с происходящим, сохранив рассудок, было почти невозможно. Каждый день мы по многу часов кричали и колотили в стены. Мы теряли голос и падали от изнеможения. По нашим расчетам потолок комнаты находился примерно в трех метрах под землей. Как бы мы ни шумели, наверху этого не было слышно. Крики и грохот не могли помочь нам выбраться. Но если бы мы этого не делали, это означало бы, что мы смирились со своей судьбой. Нам нужно было делать хоть что-то – несмотря на то что мы понимали всю безнадежность своего положения.

После того как Виктор выволок меня в зеленую комнату и изнасиловал в третий раз, он не появлялся в нашей тюрьме несколько дней. Ведро-туалет почти наполнилось. Вонь в нашей крохотной, закупоренной со всех сторон комнатке стала настолько сильной и невыносимой, что мы ощущали ее буквально всей кожей. Но хуже всего было то, что у нас почти кончилась вода. У нас осталось несколько яиц и макароны, но тратить воду на их приготовление мы не могли. Лена предложила поджарить последние яйца в чайнике. Получилось нечто неудобоваримое, но мы съели это. Мы даже начали грызть сухие макароны, чтобы хоть как-то справиться с голодом. Прошло всего пять-шесть дней нашего кошмара, но я уже начала сомневаться, существует ли еще внешний мир. Всего за несколько дней это пространство в несколько кубических метров стало всей моей жизнью, а все остальное казалось далеким и нереальным. И сейчас, если мне нужна свобода, если я хочу уйти из этого места навсегда, мне нужно заглянуть в себя и окунуться в свое прошлое.

Самые яркие мои воспоминания были связаны с Аней, моей сестрой. В первые недели я так сильно тосковала по ней, что на целые часы погружалась в воспоминания о своем детстве. Раньше многое не казалось мне важным, но теперь каждая мелочь приобрела особое значение. Одним из самых ярких воспоминаний стало лето у бабушки в деревне. Мне тогда было около двенадцати, а Ане – около пятнадцати. Мы с ней залезли в заброшенный сад собрать клубнику. Ягод в саду было очень много, мы объелись и уже собирались уходить, когда Аня увидела, что к нам с громким яростным лаем несется большая черная собака. Я расплакалась от страха, но Аня действовала быстро. С поразительной силой она схватила меня и подняла, чтобы я смогла забраться на дерево. До сих пор удивляюсь, как хрупкой пятнадцатилетней девочке удалось подхватить меня подобным образом. Сама она осталась стоять внизу, и собака могла ее разорвать. К счастью, хозяин собаки отозвал ее, и та не успела напасть на Аню. Все кончилось хорошо, никто не пострадал.

Пока мы с Леной сидели в заточении, я вспоминала и другие добрые поступки сестры, порой значительные, порой нет. Я перебирала их в памяти один за другим, и меня переполняли чувства. Эти воспоминания были неопровержимым доказательством того, что мне посчастливилось иметь сестру, которая любила меня всей душой. Они дарили мне облегчение, но у них была и оборотная сторона. С каждым новым воспоминанием приходили слезы и невыносимая головная боль. Но я все равно возвращалась в минувшее. Мысли о прошлом помогали мне не думать о настоящем и будущем, поэтому приходилось терпеть головные боли. Даже в самые тяжелые моменты я не думала о том, что ожидало меня. Я не могла поверить, что никогда больше не увижу родного дома, не смогу выжить в этих ужасных условиях.

Последующие месяцы стали временем абсолютного отчаяния и сексуального рабства. Когда мы не исполняли его желаний, Виктор нас наказывал. Медленно, но верно моя прежняя, нормальная жизнь отступала все дальше и дальше. Теперь мое существование состояло лишь из ожидания Виктора. Через несколько недель он стал появляться почти каждый день. Сначала он передавал нам еду, потом вытаскивал одну из нас в зеленую комнату и занимался с нами сексом. Мучения и насилие стали почти ежедневными. Мои мысли и чувства постепенно стали адаптироваться к кошмару. С каждым днем наше ужасающее существование в подземной тюрьме по страшному графику становилось для нас все более и более нормальным. Поначалу мы думали, что Алексей, который помог Виктору заманить нас в ловушку, тоже будет нас насиловать, но вскоре поняли, что он исчез.

Самым страшным в нашем мучителе стало несоответствие первоначального впечатления о нем его сути. При встрече с Виктором мы не могли заподозрить в нем настоящего тирана. Когда они с Алексеем предложили нас подвезти, он казался обычным, слегка неловким дяденькой, который в жизни никого не обидел. Но когда мы узнали его по-настоящему, нам открылся совершенно другой человек. Если он чего-то хотел, то становился совершенно безжалостен и был способен на все ради достижения своей цели. Когда мы исполняли желания Виктора, он иногда вознаграждал нас. Но он постоянно держал нас в состоянии жуткого страха. Мы понимали, что наше выживание целиком и полностью зависит от его прихоти. Иногда он мечтательно улыбался и говорил, что вскоре заменит нас новыми девушками и тогда просто уморит нас голодом. Он даже якобы уже нашел отличное место, чтобы нас похоронить: под большой яблоней в саду.

Мне было трудно понять образ его мыслей. Я не понимала, как он дошел до такого состояния. Виктор не выглядел умным, но он не был и психически больным. Насколько я понимала, он всегда много и тяжело работал. Трудно было представить, как он проводит свободное время; его сложно было вообразить лежащим дома на диване. По обрывкам его слов мы поняли, что он всегда либо работает, либо занимается садом, либо чинит машину. Все время, что мы провели в подвале, я видела нашего мучителя в одной и той же рабочей одежде, которая менялась лишь в зависимости от сезона. Когда становилось холодно, он надевал теплую рубашку, красную куртку и старые, потрепанные брюки. В жаркое время года на нем была футболка и темные легкие брюки с рваными карманами. Приходя насиловать нас, Виктор даже грязных рук никогда не мыл. От него всегда омерзительно пахло по́том и машинным маслом. Казалось, он никогда не устает. В сексе он был ненасытен. Мы редко говорили об этом, но уверена, что в сексуальном плане от меня он хотел не того, чего хотел от Лены. Со мной все было очень монотонно и быстро, в одной и той же позиции. Возможно, мое тело было по-детски хрупким, а может быть, причина была иной. Виктор редко требовал от меня орального секса и почти не заставлял поворачиваться к нему спиной. Иногда от него сильно пахло алкоголем, и в такие дни он становился более требовательным. Лена была лучше развита физически, и ей приходилось тяжелее. С ней он занимался разнообразным сексом. Порой он вытаскивал в зеленую комнату нас обеих и трахал попеременно. Виктор явно любил выпить, но алкоголиком я бы его не назвала. Его зависимостью был секс. Он жаждал секса с такой страстью, что ради удовлетворения этой потребности был готов разрушить жизни двух невинных юных девушек.

Я часто пыталась хоть как-то примириться с ситуацией, но чаще всего погружалась в воспоминания или боролась со своими страданиями через эскапизм. Эскапизм – это погружение в какое-то занятие, которое помогает забыть о реальности. В обычных обстоятельствах эскапизм критикуют. Но в нашем положении в любом своем виде он помогал справиться и выжить. Моя реальность была настолько безумна, а страдания настолько сильны, что только эскапизм позволял мне сохранить рассудок. Если бы мне не удавалось уноситься из нашей бетонной клетки хотя бы в мечтах, то к моменту освобождения я бы уже давно сошла с ума. Чаще всего я пыталась заглушить боль воспоминаниями о жизни дома, в кругу семьи. Порой мне достаточно было всего лишь закрыть глаза, и в мгновение ока я переносилась в родной дом. Больше всего я любила вспоминать зиму, Новый год в уютном бабушкином доме в деревне. Мы с Аней сидели у теплой печки и смотрели телевизор. Раздавался скрип двери, а потом слышался веселый бабушкин голос:

– Девочки! Я нашла возле курятника пять яиц. Куры совсем обнаглели, прячут яйца для себя, как фашисты! Но я же их кормлю, значит, яйца для нас. Пошли, блинчиков напечем.

Мы с сестрой бежали на кухню. Бабушкины блинчики были нашим любимым лакомством. Я с восторгом смотрела, как бабушка замешивает тесто и печет блины на горячей сковороде. От запаха у меня буквально слюнки текли. В этом чудесном воспоминании бабушка успевала и блинчики печь, и порядок на кухне наводить. А блины прямо со сковороды попадали на наши тарелки. Аня любила есть их с вареньем, а я всегда предпочитала с сиропом. Иногда я погружалась в это воспоминание на несколько часов. Я грезила о бабушкиных блинчиках, о ее теплой, уютной кухне, хотя сама сидела в подземной камере и жевала почти несъедобные яйца. Я целиком погружалась в атмосферу бабушкиного дома. Если бы это было возможно, я с радостью отдала бы жизнь, лишь бы хотя бы на один зимний вечер оказаться в кругу семьи.

Когда я не пыталась бежать от суровой реальности, мое существование было нелегким. Иногда Виктор не показывался два-три дня. Если он забирал нас в зеленую комнату, не принеся сначала еды, мы не знали, когда он сделает это – и сделает ли вообще. Поэтому мы всегда экономили воду, чтобы не умереть от жажды, если он придет и выдаст нам новую порцию еды и воды слишком поздно. Продуктов он всегда приносил очень мало. Нам часто приходилось грызть сухие макароны. Неделя шла за неделей. Мы страшно боялись потерять счет времени. Когда появлялся Виктор, мы каждый раз спрашивали его, какое сегодня число и какой день недели. Через какое-то время он решил дать нам календарь. А потом принес зубные щетки, зубную пасту и маленькую пластмассовую мыльницу с куском мыла.

С самого начала нашего заточения мы строили планы побега. Мысль о том, что когда-нибудь мы обретем свободу, стала настоящим наваждением, но Виктор очень хорошо все продумал, ведь он долго готовился к похищению. Все придуманные нами планы были либо очень рискованными, либо почти невыполнимыми. В одном была задействована принесенная Виктором сковородка. Он редко заходил в нашу камеру, но мы хотели как-нибудь заманить его. А когда он войдет, мы плеснем ему в лицо раскаленным растительным маслом. Тогда он ослепнет, и ему будет так больно, что мы сможем изловчиться и ударить его горячей сковородой по голове. Мы несколько раз готовились к этому, заслышав лязг засовов. Конечно, чтобы раскалить масло, требовалось время, но это могла сделать одна из нас, пока он насилует другую. А потом нужно будет лишь найти способ заставить его войти в нашу камеру. Но каждый раз, когда мы уже были готовы осуществить этот план, все в последнюю минуту откладывалось. Мы с Леной очень исхудали и ослабели от недоедания. Нам не хватало физических упражнений и свежего воздуха. Виктор же был крепким, здоровым мужиком. Вряд ли нам удалось бы ударить его так сильно, чтобы он потерял сознание. А если это не удастся, то он сурово накажет нас – может быть, даже уморит голодом. Тогда мы стали придумывать другой план. Если нам удастся ножом расковырять стену возле люка, рассуждали мы, можно будет просунуть руку и как-то открыть засовы с другой стороны. Но мы обе отлично понимали, что этот план совершенно невыполним. Нам никогда не пробиться через бетонную стену толщиной 40 сантиметров, укрепленную железной арматурой. Часами мы скребли бетон, но сумели лишь оставить на нем царапины.

Иногда Виктор узнавал о наших бесплодных планах побега. Каждый раз он хохотал и говорил, что попытка засчитана. Он отлично знал, что построил свою тюрьму на совесть. Путей к свободе у его сексуальных рабынь не было. Бежать отсюда можно было, только открыв все три люка, да и то мы оказались бы в его собственном саду. Мы месяцами обсуждали разные планы бегства, но в конце концов смирились с кошмарной реальностью своего положения. Если нам суждено обрести свободу, нужно ждать и надеяться, что когда-нибудь Виктор сам совершит ошибку. Узнай мы, что нам придется провести в этом подвале три с половиной года, мы, наверное, сошли бы с ума в тот же миг.

Пропавшие девушки

Карстэн Графф

На следующее утро после похищения родители Кати точно знали, что с девочкой что-то случилось. Еще вечером они обзвонили всех ее подруг, но никто ничего не знал. Анна сказала, что Катя пошла на праздник с Леной, и родители позвонили родителям Лены. Оказалось, что та тоже не вернулась домой. Ночью родители Кати не спали и до рассвета ждали ее возвращения. Рано утром они снова позвонили родителям Лены. Когда выяснилось, что девушки не вернулись, родители решили пойти в милицию. Но милиционеры были уверены, что подростки просто сбежали из дома. В розыск объявляли лишь тех, кто отсутствовал более трех дней. Родителей отправили по домам, посоветовав не паниковать на пустом месте. Девчонки наверняка сами скоро вернутся, сказали им. Катины родители обзвонили всех знакомых и обошли весь город, пытаясь найти хоть какие-то крохи информации о дочери. Всех терзали страх и тревога. Никто не верил, что Катя сбежала из дома. Она никогда не ушла бы, не предупредив заранее. Было ясно, что с ней что-то случилось. Глядя в окно, вся семья надеялась увидеть, как она подходит к дому. Но этим надеждам не суждено было сбыться.

Через три бесконечно долгих дня милиция убедилась, что девушки действительно пропали. Было возбуждено уголовное дело. Началось расследование. Катины друзья и одноклассники были потрясены. Все они знали ужасную историю, случившуюся за год до исчезновения Кати. Тогда одна девочка возвращалась из музыкальной школы, к ней подошли двое мужчин и затолкали ее в машину. Через несколько дней ее обнаженное тело нашли в канализационном колодце. Девочку изнасиловали и зарезали. Все Катины друзья думали, что с Катей случилось то же самое. Когда история просочилась в прессу, к тем же выводам пришли и журналисты. Никто не знал, что на самом деле произошло, но в газетах каждый день появлялись новые зловещие детали преступления.

Фотографии пропавших девушек были расклеены по всему городу: в магазинах, на заборах и фонарных столбах. Родители и друзья Лены и Кати делали все, что было в их силах. Милиция пока вела розыск на границе, на вокзалах и в аэропортах. Фотографии пропавших девушек постоянно показывали по телевидению, но тщетно. Свидетелей не было, и выяснить ничего не удавалось. Отчаявшиеся родители обратились за помощью к населению. Тысячи людей, которым казалось, что они могут помочь расследованию, звонили в милицию. Были допрошены сотни присутствовавших на празднике, ведь именно там Лену и Катю видели последний раз. Милиция прочесала все бандитские притоны, стройплощадки и места торговли наркотиками. Но никто ничего не знал и не видел. Следствие забуксовало. Казалось, девушки просто бесследно исчезли. С каждым днем надежда найти их живыми таяла. Через несколько месяцев большинство следователей, которые вели это дело, были убеждены, что девушек похитили и переправили в восточноазиатские или ближневосточные бордели. Улик не было, след остывал на глазах, казалось, делу было суждено остаться нераскрытым. Оставались только вера и любовь родных обеих девушек. Горе семей было безмерным.

Мать Кати, Ирина, очень сблизилась с матерью Лены. Они часто встречались и старались утешить друг друга. Женщины не просто искали своих дочерей. Они пытались как-то справиться со своим горем, чтобы не лишиться рассудка в этой чудовищной ситуации. Они вместе молились – часами, днями, неделями. Ирина каждый день повторяла одну и ту же молитву:

Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, благослови, освяти, сохрани чадо мое. Милосердный Боже, Иисусе Христе, молю Тебя, сохрани чадо мое под кровом Твоим Святым от летящей пули, стрелы, ножа, меча, яда, огня, потопа, от смертоносной язвы и от напрасныя смерти. Сохрани ее в Вере, Любви и Надежде на спасение. Даруй ей жизнь…

В отчаянной попытке найти хоть какой-то ответ Ирина отправилась к знаменитому местному ясновидящему. Тот сказал ей, что девушки еще живы и когда-нибудь она о них узнает. Ясновидящий сказал Ирине, что Лене приходится тяжелее, чем Кате. Катя – человек более сильный, она многое вынесет из того, что с ней случилось. Лена же сохранит глубокие душевные шрамы и удалится от мира, чтобы забыть о своем прошлом. Хотя Ирина молила сообщить ей хоть что-нибудь еще, ясновидящий ничего больше сказать не смог.

В первый год после исчезновения любимой дочери отец Кати погрузился в черную депрессию. Пытаясь справиться с душевной болью, он пристрастился к спиртному и стал алкоголиком. Напившись, он ругал Ирину за то, что та была недостаточно строга с дочерью. Он считал, что Катя исчезла из-за недостатка дисциплины. Напряженность в отношениях супругов нарастала. В конце концов Ирина решила подать на развод. После расторжения брака Ирина осталась в квартире со старшей дочерью, а отец Кати съехал.

Со временем Ирине стало все труднее жить в том же доме и в том же районе. Все вокруг: соседи, ее друзья, Катины приятели и одноклассники – напоминали ей о ее потере. Все, кто знал Катю, продолжали искать разгадку тайны ее пропажи. Ирине каждый день приходилось выслушивать сочувственные слова и отвечать на вопросы знакомых. Это продолжалось бесконечно. Ирина начала терять терпение. Ей становилось все труднее справляться со своим несчастьем. Она не могла больше говорить о своей боли, но и лгать не хотела. Когда Ирину спрашивали, как она себя чувствует, ей приходилось говорить правду. Горе ее не слабело, боль оставалась такой же сильной, как и в самом начале. Это была только ее беда. Хотя ей не хотелось перекладывать свою скорбь на плечи других людей, избежать этого было трудно. Ирина изо всех сил старалась держать себя в руках, но со временем стала бояться потерять и другую дочь, Аню. Аня как могла пыталась облегчить состояние матери. Они постоянно находились на связи, чтобы Ирине не приходилось волноваться из-за нее слишком долго.

После исчезновения Кати мир и счастье семьи рухнули в одночасье. Родители жили воспоминаниями о дочери и изо всех сил пытались сохранить надежду на ее возвращение. К несчастью, горе не объединило, а разъединило их. Они стали чужими друг другу. Они не знали, как быть семьей без Кати. Анна тоже отдалилась от родителей, но, в отличие от них, продолжала жить своей жизнью. Она ходила на вечеринки, общалась с друзьями. И все же за три с половиной года не было ни дня, чтобы она не вспоминала о своей младшей сестренке и не тосковала по ней.

Со временем история двух исчезнувших девушек сошла со страниц газет. Люди забыли об этом происшествии, но боль Катиных близких была так же сильна, как и в день ее похищения. А 30 апреля 2004 года произошло нечто такое, что превратило исчезновение двух девушек из местной истории в мировую сенсацию. Это событие потрясло всю Россию, прогремев до самых отдаленных ее уголков, и привлекло внимание целого мира. В тот день студентка скопинского медицинского училища Алена опоздала на занятия. Она была образцовой студенткой и всегда приходила вовремя. Как обычно, перед занятиями ее ждала подруга и одногруппница Мария. Когда та не появилась, Мария забеспокоилась. Когда подруга все же пришла, она была бледна как смерть. У нее дрожали руки. Мария сразу поняла, что с приятельницей что-то не так, и спросила, что случилось. Алена рассказала, что всю ночь не спала, потому что боялась оставаться в одиночестве. Она снимала комнату в доме рядом с училищем – в доме Виктора Мохова. За все время она почти не общалась с хозяином, но считала его вежливым и приличным человеком. Когда ей была нужна помощь, он всегда ей помогал. До того дня Алена жила спокойно, но вдруг произошло нечто такое, что привело ее в настоящий ужас.

Вкус свободы

Катя Мартынова

Мы провели в заточении более двух месяцев, когда Виктор неожиданно открыл люк, приказал мне обуться и одеться и идти с ним. Естественно, я мечтала покинуть камеру, но что, если он решил разделить нас с Леной? Может быть, он решил убить кого-то из нас? Зная его, я чувствовала, что подобная мысль легко могла прийти ему в голову. Я сразу же насторожилась, но была слишком напугана, чтобы не подчиниться.

Я медленно и осторожно выбралась в зеленую комнату и стала ждать приказов. Тем временем Виктор вытащил что-то из кармана – это оказалась бельевая веревка. Он начал вязать петлю на ней. Меня мгновенно охватил ужас: я ему надоела, и он собирается меня удавить! Я рухнула на колени и стала умолять его оставить меня в живых. Виктор, нахмурившись, смотрел на меня.

– Протяни руку, – велел он. – Пойдем гулять.

Поняв, что он не будет убивать меня, я чуть в обморок не упала от счастья. Неужели я действительно увижу небо?! Я с готовностью вскочила и протянула ему руку. Прежде чем выбраться из гаража, Виктор надежно связал наши руки. Когда мы выбрались, я поняла, что на дворе ночь. Я подняла глаза и увидела самую прекрасную картину на свете! Никогда не видела такой красоты! Это было самое обычное ночное небо, но его великолепие меня потрясло. Я изумленно вглядывалась в бескрайнюю черноту, поблескивавшую огоньками звезд. Эта картина так меня заворожила, что я не могла пошевелиться. Я стояла неподвижно, всей грудью вдыхая чистый, прохладный осенний воздух и зачарованно глядя на небо. После влажной духоты подвала я наконец могла вдыхать запахи свежей травы и листьев. Я вся дрожала. Меня охватило чувство эйфории. Воздух казался таким густым, что я ощущала его каждой клеточкой тела. Два месяца назад я была обычным подростком и даже не задумывалась о красоте природы. Но безумец лишил меня свободы на два месяца, и это словно пробудило все мои чувства. Неожиданно я ощутила величие и красоту природы, как никогда прежде. Когда я оказалась в этом саду впервые, он был зловещей декорацией ужасного кошмара. Теперь же я видела старые яблони. Запах валявшихся в траве яблок был так силен, что у меня закружилась голова. О разнообразии запахов в нашей камере оставалось только мечтать. На улице высвободились мои чувства. Я ощущала все ароматы осенней природы. Я замечала сотни оттенков запаха: сладкие, сочные, пряные, медовые. Если бы Виктор позволил, я бы всю ночь простояла на одном месте, упиваясь очарованием и величием природы.

– Пошли! – Грубый голос Виктора вернул меня в реальность. – Иди за мной!

Только в этот момент я поняла, что можно позвать на помощь. Но я находилась в саду Виктора, и рядом никого не было. Похоже, ночь была поздней. Прежде чем я успела задуматься, Виктор потянул меня в гараж. Там он развязал меня и захлопнул за мной дверь. Я поняла, что мы находимся прямо над нашей камерой. Стало ясно, насколько хорошо все замаскировано. Виктор толкнул меня на тот же грязный матрас, где насиловал меня в первую ночь. Сам он сел рядом со мной, протянул руку и провел ею по моим волосам.

– Тебе нужно помыться, – сказал он. – Вы с Леной грязные, как сучки. Раздевайся, будем трахаться.

Я разделась, он заставил меня лечь и использовал меня, как обычно. Кончив, он снова отправил меня в отвратительную, вонючую, тесную камеру.

Недели через две Виктор принес нам две большие канистры воды, и мы наконец-то смогли помыться по-настоящему. Из-за недоедания мои некогда длинные и густые волосы посеклись и стали выпадать. Я попросила Лену отрезать их нашим маленьким ножом. Когда мы помылись, наш мучитель выдал каждой по паре простых хлопковых трусиков, розовые футболки и домашние шорты. А еще он забрал грязное постельное белье и дал нам чистое.

Прошло еще несколько месяцев. Дни слились в одну сплошную череду. Наша жизнь стала монотонной и бесцветной. По вечерам Виктор приносил еду – обычно тушенку и макароны. Потом он давал нам воду, насиловал кого-то из нас и исчезал. Он почти не разговаривал. Когда мы задавали вопросы, он чаще всего не отвечал. Когда мы пытались молить о милосердии, он никак не показывал, что наши мольбы хоть как-то на него действуют. Но если мы просили что-то нам принести, он порой прислушивался к нашим просьбам. Только нужно было просить правильно – и правильно оценивать его настроение. Однажды мы попросили принести нам радио. Через несколько дней Виктор появился с кассетным магнитофоном с радиоприемником. Но поймать радиосигнал в шести метрах под землей было нелегко. Мы несколько часов искали место, куда поставить приемник. Наконец нам удалось поймать две станции. Возможность слышать человеческие голоса и музыку стала настоящим чудом. Эти звуки соединяли нас с жизнью на земле. Они воскрешали нас, когда мы совсем падали духом. Со временем Виктор принес нам и другие вещи: щетку для волос, маленькое зеркало, будильник и кое-какие кухонные принадлежности. Развлекались мы игрой в карты и раскладыванием пасьянсов.

Первый наш Новый год под землей прошел мрачно. 31 декабря Виктор швырнул нам килограмм шоколадных конфет и пропал на несколько дней. У нас не было никакой еды, кроме этих конфет, и это было ужасно. Стоило мне взять конфету в рот, как меня мгновенно начинало тошнить. В Новый год меня охватила ужасная тоска. Мне безумно хотелось оказаться в кругу семьи. Душевная боль была нестерпимой. Я винила себя за страдания, причиненные матери, и от этого мне становилось еще хуже. С поразительной отчетливостью вспоминала прошлое. Когда я погружалась в воспоминания, мне казалось, что я смотрю кино – и одновременно играю главную роль. Весь день я мысленно разыгрывала сцены из прошлой жизни, вспоминала диалоги и сюжеты; порой несколько раз вспоминала одно и то же, а иногда перескакивала в другое время и место. Казалось, что жизнь, которую я вела до похищения, бесследно исчезла, но мне каким-то необъяснимым образом удалось выжить. Теперь мне остались лишь воспоминания, некий фильм, который можно прокручивать в голове, сосредотачиваясь на разных мелочах. Мельчайшие детали прошлого стали настоящим сокровищем. Я нежно лелеяла свои воспоминания, словно дороже их у меня ничего не было. Даже то, что когда-то казалось скучным и раздражающим (например, школа), стало частью бесценной коллекции. Я часто часами вспоминала школу, тосковала по своей парте, где я сидела в окружении одноклассников. Каким дорогим для меня стало воспоминание о спокойном, тихом голосе учительницы географии, рассказывавшей о нашей земле и климате! Когда-то я считала математику жуткой пыткой, теперь же я буквально мечтала о возможности выйти к доске и решить уравнение.

Через пять месяцев нашего заключения, 19 февраля, Лене исполнилось семнадцать. Праздновать день рождения в шести метрах под землей, ощущая полную безнадежность и апатию, было невозможно. Дни рождения и Новый год будили воспоминания о праздниках прошлого, в окружении родных и друзей. Когда-то эти дни знаменовали собой новые шаги к будущему. Теперь у нас будущего не было. Попытки отпраздновать что-то становились болезненными и гротескными напоминаниями о жизни и возможностях, которых нас лишили. В те холодные месяцы, когда маньяк насиловал нас практически каждый день, я думала, что хуже быть уже не может. В марте я поняла, что ошибалась. Жизнь могла быть не просто хуже – намного хуже. В марте Лена впервые поняла, что беременна. Невозможно даже представить, какой ужас нас охватил. Поначалу мы надеялись, что беременность Лены смягчит Виктора и, может быть, даже изменит его отношение к нам. Сказав Виктору о том, что Лена носит под сердцем его ребенка, мы надеялись, что он очнется, поймет, что поступает безумно и неправильно. Одно дело – заставить двух чужих людей жить в нечеловеческих условиях. Но мы и представить не могли, что этот безумец обречет на ту же жуткую судьбу собственное дитя.

Когда мы сообщили Виктору, что Лена беременна, он никак не проявил своих чувств. Выслушал нас он совершенно спокойно. Не знаю, чего мы ждали, но такое безразличие повергло нас обеих в панику. От страха мы зарыдали, стали умолять отпустить нас, но Виктор лишь улыбнулся и сказал то же самое, что уже говорил много раз:

– Когда-нибудь…

Он ушел, оставив нас в полном ужасе. Мы не знали, что нас ждет. Лене придется рожать без помощи акушеров, в самых нечеловеческих условиях. Живот Лены рос, порой ее мучили страшные боли, у нее кружилась голова, ее тошнило. Состояние усугублялось недоеданием. Во время беременности она заболела, у нее поднялась температура. Как-то вечером, когда она мучилась от сильных болей, появился Виктор. Мы сразу же поняли, что он мертвецки пьян. Сунув голову в люк, он велел Лене подняться в зеленую комнату.

– Я не могу, – пробормотала она. – Я больна.

Эти слова привели нашего мучителя в ярость. Он начал орать на нее. Лена скорчилась от боли. Она даже двигаться не могла. Я неохотно вызвалась пойти вместо нее.

– Не смейте спорить с моими решениями! – заорал Виктор.

Люк с грохотом захлопнулся, и он исчез.

Но скоро он вернулся. Открыв люк, Виктор распылил какой-то газ и тотчас захлопнул крышку. Мы мгновенно ослепли. Дышать стало невозможно. Я инстинктивно рухнула вниз ничком, понимая, что на уровне пола дышать будет легче. Виктор использовал слезоточивый газ. С того дня он стал постоянно наказывать нас за непослушание таким жутким образом.

Через семь месяцев настал апрель. Сошел последний снег. Виктор снова позволил мне выбраться наружу и подышать свежим воздухом. Выбравшись в сад, я окаменела от изумления. Впервые с момента похищения я видела дневной свет. Чувственные впечатления обрушились на меня со всей силой. Стоя перед гаражом, я наслаждалась солнечным светом, любовалась молоденькой травкой, пробившейся из-под земли. Мне удалось оглядеться, рассмотреть сад и дом Виктора. Примерно в двадцати метрах от гаража я увидела изгородь с колючей проволокой, а за ней соседский двор. Справа виднелись старые сараи, а слева – высокий деревянный забор с воротами. Теми самыми, перед которыми мы остановились в ту жуткую ночь. Виктор крепко держал меня за руку, но он мог не беспокоиться. От голода и недостатка кислорода я совершенно ослабела. У меня кружилась голова. Я и подумать не могла о том, чтобы бежать или позвать на помощь.

Стать психопатом

Карстэн Графф

Я провел в Рязани две недели, и мне стало ясно, что беседы через переводчика имеют свою оборотную сторону. Катя стала моим другом. Я мог разговаривать с ней на любую тему. Но когда мы начинали обсуждать самые болезненные стороны ее прошлого, я чувствовал, что Ольга, наша переводчица, пугается. Иногда я понимал, что она неверно формулирует мои вопросы, а некоторые ответы в ее переводе явно звучали не так, как сказала бы Катя. Чтобы избежать этого, я начал задавать свои вопросы по электронной почте. Катя могла переводить их с помощью интернета, писать ответы, точно так же переводить их на английский и отправлять мне. Так мне не приходилось зависеть от чужих эмоциональных границ – оставались только мы вдвоем. Однако мне хотелось узнать Катю получше, провести с ней какое-то время. Поэтому мы продолжали встречаться лично и пользоваться услугами Ольги, ведя разговор на более спокойные темы.

– Я иногда думаю, как человек мог сделать то, что сделал Виктор, – однажды сказала Катя. – Как можно похитить обычных девочек и не испытывать ни малейшего раскаяния за свою дьявольскую жестокость по отношению к ним? Как мужчина может зачать ребенка – а когда тот родится, не испытывать никаких чувств?

– В суде Виктор рассказывал обо всем так, словно не сделал ничего особенного, – ответил я. – Он даже подчеркивал, что баловал вас с Леной подарками, фруктами и сладостями. Вы никогда не думали, что он был убежден в нормальности и даже правильности своих поступков?

– Думали, – кивнула Катя. – Но я не понимаю, как он мог так считать.

– Когда африканцев привезли в Америку в качестве рабов, со многими обращались так же бесчувственно, как поступил Виктор с вами. В те дни большинство белых считало чернокожих животными. То же самое произошло с евреями во время правления Гитлера в Германии. Уверен, что Виктор вполне мог бы работать в концлагере, полностью дистанцируясь от боли, которую он причинял другим людям.

– Но как он стал таким человеком? Может быть, с ним что-то случилось?

– У большинства маньяков есть свои ужасные истории. Чтобы справиться с ними, они учатся абстрагироваться от реальности и жить в собственном мире.

– Виктор точно жил в собственном мире, – согласилась Катя. – Иногда он спрашивал, неужели мы не чувствуем, как хорошо он к нам относится. Он твердил, что дает нам кров и приносит еду, хотя содержать нас ему накладно. Похоже, он считал, что нам повезло – ведь он идет на такие жертвы, чтобы заботиться о нас.

– Думаю, хозяева говорили своим рабам то же самое в те времена, когда рабовладение считалось законным.

– Уверена, что вы абсолютно правы… Для Виктора мы с Леной были всего лишь домашними животными. Куры дают яйца, кролики – мясо, а женщины в камере – секс. Когда мы держим животных в клетках, то не считаем, что они находятся в тюрьме. Мы считаем, что заботимся о них, что у нас им лучше, чем на воле, в дикой природе. Нам кажется, что у нас с животными взаимное соглашение. Я думаю, Виктор считал, что нам с Леной гораздо лучше под его опекой, чем на свободе.

– А что вы отвечали, когда он твердил, что хорошо заботится о вас?

– Мы знали: если будем жаловаться, он разозлится и накажет нас, – просто ответила Катя. – Впрочем, ему было неважно, что мы говорим. Чтобы не нарваться на неприятности, мы всегда благодарили, когда он приносил нам что-то или проявлял какое-то внимание. Хотя это было чистое безумие.

– У большинства насильников и преступников, с которыми я общался, было расщепление личности, – сказал я. – Сознание человека обладает поразительной способностью разделяться, и каждая образовавшаяся личность что-то скрывает от остальных. Когда такое случается, человек ведет себя как психопат.

– Понимаю. Но как вы определяете психопата?

– Психопат – человек, чрезвычайно чуткий к собственным потребностям, – ответил я. – Если бы внутри него жили другие люди, он мог бы развить в себе способность к сочувствию и эмпатии. Но психопат целиком и полностью сосредоточен на себе, и его стратегии связаны только с ним самим. Поскольку эмоции других людей его не беспокоят, ему нетрудно следовать рациональному плану. Многие психопаты обожают планирование и стремятся контролировать абсолютно все. Они часто пишут дневники или подсчитывают все до мельчайших деталей.

– Но почему люди становятся психопатами? Они такие с рождения, или в их жизни происходит нечто, что делает их психопатами?

– Думаю, возможно и то, и другое. Знаю, что со мной согласятся не все, но я не считаю психопатию психическим расстройством. Я вижу в этом определенное состояние разума, которое может пробудиться в любом человеке в сложной ситуации, когда речь идет о выживании. Во время войны было трудно выжить, не подавив в себе эмпатию. Нужно убивать и причинять боль другим, иначе погибнешь сам. Думаю, Виктор был предрасположен к психопатии, и эта предрасположенность развилась в процессе воспитания. Именно это позволило ему относиться к незнакомым девушкам так, словно они его противники на войне.

– А вы могли бы поставить себя на место психопата и рассказать о его мышлении? Тогда я, может быть, поняла бы, почему оказалась в подвале Виктора.

– Когда смотришь боевик, порой обращаешь внимание на то, сколько в нем гибнет случайных людей. Но ты ничего не чувствуешь, потому что эти люди тебе незнакомы. Примерно то же происходит и с психопатом. Когда кто-то страдает, он ничего не чувствует и не понимает, как страдания этих людей влияют на тех, кто их любит. Когда человек впадает в психопатическое состояние, выйти из него очень трудно. Думаю, Виктор все глубже погружался в психопатию. Со временем его мир затуманивался все больше. А перестав чувствовать свой мир, он начал испытывать собственные границы. Правила, которым он когда-то следовал, постепенно размывались все больше и больше. Уверен, что многие преступники, получившие большие сроки за серьезные преступления, просто не понимали, к чему ведут их поступки. Из-за этого они быстро становились злейшими врагами самим себе. В них просыпались иррациональность, неосмотрительность, они начинали идти на эксперименты с одной лишь целью – посмотреть, что произойдет, поймают ли их. Как и у Виктора, все это неизбежно ведет к полному краху.

– Значит, психопаты могут появиться в любой среде?

– Я считаю, что да. Некоторые люди рождаются с извращенным разумом. Один из самых жестоких преступников, с которыми мне доводилось сталкиваться, вырос в хорошей семье. Родители любили его и делали для него все. Я хорошо знаю эту семью. Не думаю, чтобы в детстве он был свидетелем хотя бы одного конфликта. Тем не менее он забил человека до смерти и спрятал труп в морозилке. Вы что-нибудь знаете о детстве и юности Виктора?

– Странно, но почти ничего. Он всегда был очень скрытным. За годы, проведенные в заточении, мы практически не разговаривали с ним.

– А вы хотели бы узнать его историю?

– Мне стало бы легче, если бы я знала, что произошло с мальчиком, который когда-то играл в этом саду. Было бы любопытно понять его образ мыслей и мотивы совершенного им преступления.

– Хорошо. Посмотрим, что мне удастся узнать о прошлом Виктора.

– Я считаю, женщинам важно понимать, как мыслит насильник. Ведь невозможно защититься от того, чего не понимаешь.

Уход от реальности

Катя Мартынова

Когда реальность сурова, совершенно естественно искать смысл происходящего. Может быть, ты сделал нечто такое, что оправдывает твое состояние? Может быть, ты совершил рискованный поступок? Или несешь наказание за свои действия? Космонавты и альпинисты сознательно испытывают границы возможного для себя. Большинство тех, кто нарушает закон, отлично знают, что будет, если их поймают. Наши же с Леной несчастья невозможно было рассматривать как последствия наших собственных действий или принятых решений. Тысячи людей в нашем городе садились в машины к незнакомым людям и благополучно добирались до дома. Очень трудно справиться с невозможностью проследить связь между своими действиями и тем безнадежным положением, в котором оказался. Чтобы сохранить рассудок, я должна была найти хоть какой-то смысл. Если бы я не нашла его, то так и смирилась бы с жизнью в заточении у Виктора. И тогда душа моя исчезла бы, и я или умерла бы, или превратилась бы в бездушного робота, подчиняющегося приказам. Смысл моему существованию придавала мысль о том, что когда-нибудь я смогу вернуться в родной дом. Я каждый день питала и поддерживала в себе эту надежду. Я укрепляла ее и не отступала от нее ни на шаг. Чем сильнее я подпитывала эту мечту, тем дальше уходила от безумия. Я постоянно напоминала себе, что моим родным так же тяжело, как и мне, что они тоже терпят невыносимую боль. И только мое возвращение положит конец страданиям дорогих мне людей. Я должна выжить, должна сохранить рассудок и вернуться домой – любой ценой.

Но для того чтобы сохранить рассудок, нужно было нечто большее, чем просто найти смысл в выживании. В первые же месяцы мы с Леной поняли, что нам нужен определенный распорядок. Хотя мы не видели дневного света, мы старались поддерживать нормальный режим сна и бодрствования, благо Виктор дал нам будильник. Обычно мы ложились спать до полуночи и поднимались около восьми утра. Так мы могли спать достаточно, а потом структурировать день. Это давало нам хоть какое-то ощущение нормальности и упорядоченности. Очень важным элементом распорядка дня была молитва. Я никогда не была глубоко верующей, редко молилась и еще реже ходила в церковь. Для меня Бог был силой, которая жила во всех нас. Но, оказавшись в заточении, я осознала особый смысл молитвы. Мы молились перед едой и перед отходом ко сну. Когда боль становилась невыносимой, когда нас затягивало в бездну отчаяния, мы пытались бороться с этими чувствами с помощью молитвы. Поначалу мы с Леной по очереди читали три короткие молитвы, напечатанные на бумажной иконке, которая оказалась у Лены с собой. Вскоре мы выучили их наизусть, и текст был нам больше не нужен. Во время молитвы я обычно молилась за родителей, сестру и бабушку. Я надеялась, что они все еще верят в мое возвращение. Я молилась, чтобы Бог даровал им терпение и силу. Они должны были дождаться меня и справиться со страхом и болью из-за моего исчезновения.

Господь Всемилостивый и Всемогущий, помоги моей маме, унеси прочь все ее тревоги и утоли все печали. Сохрани ее доброе сердце от душевных мук и спаси от всех страданий. Отведи от моей мамы все недуги, телесные и душевные, исцели от всех болезней. Будь милостив, Боже, к моей маме, укрепи ее веру в Тебя и одари силой. Ради всего святого, услышь мольбу мою и не оставляй мою маму в бедах и трудностях без Своей защиты. Яви ей Свою благодать и снизошли на нее безграничную милость.

Мама – это самое дорогое, что есть у меня. Что бы ни случилось, я всегда буду ей благодарна за все, что она дала мне.

Однажды я подумала, что если с Виктором что-нибудь случится, то эта ужасная темница станет нашей могилой. Мы будем медленно и мучительно умирать от голода и жажды, задохнемся без воздуха. Наша жизнь целиком и полностью зависела от больного человека, который лишил нас свободы, и нам нужно было свыкнуться с этим. Поэтому со временем мы стали молиться и о Викторе тоже. Мы искренне и страстно молились о его здоровье. Мы молились, чтобы он не погиб случайно и неожиданно от болезни или несчастного случая. Если бы Виктор умер, он так и не совершил бы долгожданной ошибки, которая подарила бы нам шанс обрести свободу.

Прошло около десяти месяцев в заключении, и мы попросили Виктора дать нам что-нибудь почитать. Прошло несколько дней. Мы уже думали, что он забыл о нашей просьбе, но он неожиданно притащил нам целую кипу газет и журналов. Некоторые журналы были научными, другие самыми обычными. Через несколько дней он принес нам старые книги. Я прочитала «Анну Каренину», «Архипелаг ГУЛАГ» и другую классику. Среди книг оказался учебник английского языка. Лена погрузилась в изучение языка, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. Журналы, которые принес нам Виктор, были совершенно бесполезны, но в одной пачке мы нашли старый еженедельник, который дал нам ценную информацию. На нем была наклейка с именем. Теперь мы знали, кто наш мучитель. Простым карандашом на ней было написано: «Мохов Виктор Васильевич».

Отныне мы знали полное имя нашего врага. Это знание мало чем нам помогло, но мы одержали маленькую победу. Теперь мы хотели выяснить больше. Мы, словно невзначай, стали задавать ему вопросы, чтобы узнать о нем что-нибудь, но он не реагировал на них. Прошло два месяца с момента, когда мы узнали его полное имя, но ничего больше нам узнать так и не удалось. Однажды он принес нам маленький черно-белый телевизор. Когда мы его включили и стали настраивать каналы, то наткнулись на программу местных новостей. Из нее мы поняли, что находимся не в Рязани, а в маленьком городке Скопине. Я никогда не слышала о нем прежде, но зато теперь мы знали, что Виктор живет не в Рязани.

В детстве я много времени посвящала рисунку и живописи. Хотя у меня были явные способности к рисованию, это занятие так и не стало для меня страстью или хотя бы увлечением. Но в темнице, охваченная страхом, тоской и апатией, я почувствовала, что мне нужно найти способы самовыражения. Примерно через год мне страстно захотелось рисовать. Время от времени я спрашивала Виктора, может ли он дать мне карандаш и альбом, и в конце концов он согласился. Я сразу же стала рисовать все, что помнила из прежней жизни. Очень тщательно и сосредоточенно я изображала лица родных и друзей. Я рисовала свою прежнюю одежду, свою комнату в родном доме, даже игрушки, которые помнила из детства. Я часами воспроизводила жизнь, которую потеряла. Рисунки помогали мне возвращаться в прежнюю жизнь. Карандашом на бумаге я создавала параллельную вселенную. Так я нашла выход из темницы. У меня появилось место, куда можно было уйти, чтобы забыть о кошмарной реальности.

Приближалось мое пятнадцатилетие. Я сказала Виктору, что хотела бы получить в подарок альбом и акварель. Я любила рисовать карандашом, но эти рисунки были черно-белыми, а мне хотелось написать желтое солнце, чтобы смотреть на него в камере. С помощью красок я могла бы создать собственное, личное солнце, и оно напоминало бы нам о красоте природы, украденной у нас. Правда, Виктор был не только жесток, но еще и страшно скуп. Нам он приносил только то, что ему было больше не нужно, что он нашел случайно или сумел купить по самой низкой цене. Я не думала, что он купит для меня вещи, которые позволят мне самовыражаться через живопись. Но, к моему изумлению, в день моего рождения Виктор появился в нашей камере с альбомом и красками. Вручая мне подарок, он ухмыльнулся и саркастически произнес:

– С днем рождения!

Это был единственный счастливый момент за все время заточения. Я смотрела на альбом и краски и не верила собственным глазам. Проявлять благодарность было абсурдно, но краски привели меня в такой восторг, что я не сумела сдержаться. Этот подарок в дальнейшем возвращал меня к жизни в заточении. Мне часто удавалось на время забывать об ужасах своего положения, погрузившись в рисование, живопись или сочинение стихов. Карандаш, бумага и краски дали мне возможность сохранить связь с жизнью. Без этого мне не хватило бы сил сегодня рассказывать свою историю.

Со временем живопись стала для меня не просто увлечением или страстью, а настоящим наваждением. Только это занятие позволяло мне выдерживать кошмарное существование в заточении. Однажды Виктор вызвал меня в зеленую комнату. Он навис надо мной, насилуя меня, я же просто лежала на одеяле, как тряпичная кукла, не испытывая никаких эмоций. Я знала, что моя пассивность его бесит, но понимание, что ему никогда не добиться от меня ничего большего, давало мне ощущение власти. Виктор мог насиловать мое тело, но ему никогда не изнасиловать мою душу, эмоции, разум. Пытаясь отстраниться от происходящего, я внимательно рассматривала порнографические плакаты с изображением женщин на стенах. Все эти женщины жили в мире, абсолютно недоступном для Виктора. Он ничего не знал о нем. Все, что он знал о сексе, было почерпнуто из порнографических фильмов. Уверена, что, насилуя нас, он мысленно представлял себя звездой порно. В таком фильме его окружали бы женщины, похожие на женщин с плакатов. Мы с Леной были всего лишь объектами удовлетворения физических потребностей. Но с нами он переносился в мир фантазий. Интересно, что мы с Леной совершенно не были похожи на девушек с плакатов из зеленой комнаты. Физическое различие между мной и женщинами мечтаний нашего мучителя помогло мне придумать психологическую игру. Если бы мне все удалось сделать правильно, то пропасть между мной и мучителем стала бы еще больше.

На своих картинах я стала изображать женщин определенного типа. Такие женщины, в отличие от нас с Леной, смогли бы выдержать то, что делал с ними Виктор. Когда Виктор кончал, я спешила назад в камеру и сразу же принималась за работу, пока не исчезло вдохновение. С того дня я начала писать портреты соблазнительниц, расположившихся в чувственных позах. В отличие от нас с Леной, у этих женщин были пышная грудь, пышные бедра и длинные ноги. Они были накрашены, у них были роскошные волосы. Я писала их яркими красками, иногда в обычной одежде, иногда в пикантном белье и туфлях на шпильках. Для этих сексуально свободных женщин был возможен любой секс с мужчиной. Они были созданы специально для Виктора. Они могли удовлетворять любые потребности подобных мужчин. Важно то, что эта психологическая игра шла и на сознательном, и на подсознательном уровне. Мне нужно было тщательно продумывать свои картины и реализовывать свой замысел в мельчайших деталях. Нужно было правильно выбрать краски, идеальные позы и фон. Каждой женщине я давала имя и придумывала образ жизни. Главное правило игры – эти женщины не должны были иметь со мной ничего общего. В момент похищения я была совсем ребенком. Из-за недоедания, постоянного насилия и неволи я не могла развиваться физически и стать настоящей женщиной. Кроме того, у меня не было косметики, мне нечем было красить ногти. Из соображений удобства волосы я всегда собирала в пучок на затылке. Из одежды у меня была лишь пара простых брюк и вязаный джемпер, принесенный Виктором. В сравнении с женщинами с плакатов из зеленой комнаты я выглядела предельно асексуально. Мы жили в таких нечеловеческих условиях, что я просто не могла развиваться нормально. Но это оказалось и огромным преимуществом. Поскольку физически я все еще оставалась ребенком, мне удалось не забеременеть.

Когда я начала писать эти женские портреты, мне стало легче выносить сексуальное насилие со стороны Виктора. Каждый раз, оказываясь в зеленой комнате, я закрывала глаза и сосредотачивалась на ком-то из женщин с моих картин. Я представляла, что Виктор насилует ее, а не меня. Так мне удавалось концентрироваться на чем-то далеком и отстраняться от насильника и его действий. Виктор занимался сексом не со мной, а с воображаемой женщиной, достаточно сильной, чтобы не становиться жертвой. Поскольку я понимала этих женщин, то знала, что они с легкостью справились бы с ситуацией. Поэтому мне не приходилось их жалеть. Это помогало мне эмоционально дистанцироваться от постоянного сексуального насилия.

Рассказывая свою историю, я понимаю, что эскапизм стал для меня главным средством выживания. Почти все, чем я занималась в темнице, тем или иным образом было связано с избеганием реальности. Когда Виктор принес нам журналы и книги, я с головой ушла в любовные романы и романтические повести. Я не просто читала эти истории, а проживала каждую их страницу. Книги и воспоминания о родных позволяли мне сохранять веру в существование взаимной любви и страсти между мужчиной и женщиной. Это помогало мне помнить, что Виктор – вовсе не нормальный представитель мужского пола, а секс не должен строиться на неуважении, насилии, жестокости и страданиях.

Сохранять веру в любовь мне помогала и поэзия. До похищения я никогда не испытывала желания писать. Но сейчас, чтобы занять разум реальными эмоциями, я начала писать стихи. По большей части они были посвящены моей семье, но в некоторых я передавала свои воспоминания о природе. В нескольких стихотворениях я попыталась описать свои романтические мечты о настоящей любви между мужчиной и женщиной. К концу нашего заточения я написала более трехсот стихотворений.

Катины картины

Карстэн Графф

Глядя на картины, написанные Катей в заточении, я чувствовал, как моя душа наполняется глубокой тоской. Конечно, я уже знал ее, знал, в каких обстоятельствах были созданы эти изображения. Работая над книгой, я задумался, почувствует ли обычный зритель смысл этих картин, не зная стоящей за ними истории. И тогда я решил получить объективное профессиональное мнение. Я обратился к художнику Йенсу Теглеру. Йенс не просто мой друг, он очень чуткий человек, способный на эмпатию. Более 25 лет он остается профессиональным художником. С его помощью я хотел понять, не повлияла ли на мое понимание Катиных картин эмоциональная связь с самой Катей. Чтобы Йенс был полностью объективен, я не стал ничего ему рассказывать – ни о картинах, ни об их авторе. Вот что написал мне Йенс, после того как целую неделю изучал Катины картины.

Привет, Карстэн,

я внимательно рассмотрел картины, которые ты мне прислал. Я удивился, что ты не хочешь ничего рассказывать об авторе, но это пробудило мое любопытство. Последние несколько дней я постоянно к ним возвращался.

Я сразу решил, что они написаны любителем. Использование стилизованных сексуальных моделей традиционным образом показалось мне простым клише. Но потом я заглянул глубже, внимательнее изучил фон. Удивительно, но фон картин был всегда написан очень осознанно, приглушенными, меланхоличными тонами. Почему художник создал такой контраст между фоном и моделью? Изучив фон, я понял, что модели написаны вовсе не так поверхностно, как мне показалось поначалу. Передо мной были не обычные порнографические картинки. Художник явно обладал поразительной эмпатией и глубокими познаниями в области анатомии. Многие элементы, например, руки и ступни женщин, очень выразительны. Ступни часто становятся анатомическим кошмаром для художника или иллюстратора, работающего с обнаженными моделями. Но только не для этого автора. Чем больше я смотрел на картины, тем явственнее становилось для меня чувство одиночества. Меня поразило то, что эти картины вызывали сочувствие к моделям. Именно так я стал воспринимать твои картины в последние дни. А потом мне стало ясно: это эмоциональные автопортреты!

И тогда я понял, что они написаны женщиной. Я чувствую ее боль, мне глубоко жаль несчастную женщину, их написавшую. Передо мной работа не любителя, а настоящего художника – вне всякого сомнения.

Роды под землей

Катя Мартынова

Все время заточения я постоянно представляла, как вернусь в родной дом. Я клялась себе, что с того дня буду наслаждаться каждым днем, каждым часом, каждой секундой жизни. Вернувшись домой, я буду изо всех сил стараться создавать счастливые моменты. Я знала, что за пределами этого жуткого, кошмарного места существует прекрасный мир, и была уверена, что когда-нибудь он снова будет принадлежать мне. Помнить о внешней реальности было нелегко – особенно когда Виктор злился на нас и на несколько дней оставлял нас без света. Я лежала в темноте, представляя счастливое лето, вспоминая солнце и небо. Я изо всех сил старалась почувствовать солнечный свет и тепло. А иногда я вспоминала зиму, в мельчайших деталях восстанавливая ощущение снежинок, тающих на лице. Я буквально видела, как снежные хлопья падают с неба, и чувствовала, как они тают на моей коже. Мне безумно хотелось снова испытать это. Я клялась никогда больше не расстраивать маму, всегда слушаться отца и никогда не ссориться с сестрой. Я обещала себе, что, вернувшись домой, буду с улыбкой делать всю работу по дому, которую поручат мне родители. Я буду терпеливо и прилежно учиться, как хотел отец. Я часами мечтала о жизни после заточения. Во мне всегда жила надежда, что когда-нибудь все вернется на круги своя. Но, несмотря на эти чудесные мечтания, порой меня охватывало отчаяние – и эти мысли были куда как реалистичнее. Шансы когда-нибудь вырваться из темницы живой были почти равны нулю.

В первое лето в заточении мы с Леной так ослабели от подземной жизни, что даже наш мучитель почувствовал, что долго мы так не протянем. Я точно знала, что выводить нас в первую камеру, чтобы мы могли немного подышать свежим воздухом и размяться, он стал не из сочувствия и не ради заботы. Виктор мыслил как крестьянин. Чтобы заниматься сексом, мы должны быть живы, а для этого нам нужны свежий воздух и движение. Живот Лены рос, мы понимали, что ей скоро рожать. Мысль о родах в бетонной клетке была чудовищной. Лена страшно ослабела от подземного существования. Она могла умереть в родах без квалифицированной помощи. Мы часто говорили об этом, и предстоящие роды нас страшно пугали. Мы еще сильнее стали просить Виктора освободить нас. Но все попытки пробудить в нем сочувствие были тщетны. Он лишь холодно ухмылялся в ответ на все наши мольбы. И мы расстались с надеждой на то, что рождение малыша пробудит в нем какие-то эмоции и душевное тепло. Хотя это было непостижимо: ведь родитель не может не испытывать чувств к собственному ребенку! Он не сможет и дальше насиловать нас после этого.

Когда Лене пришло время рожать, Виктор притащил нам кое-какие вещи, которые, по его представлению, должны были помочь нам справиться с родами. Он принес стопку хлопковых простыней, ножницы и перекись водорода для дезинфекции. А еще он дал нам учебник для акушерок. Из него мы должны были почерпнуть информацию по гинекологии и деторождению.

– Учитесь, пока есть время, – проворчал он. – В этой книжке написано все, что вам нужно знать.

С этими словами он захлопнул люк и задвинул засовы.

Пролистав учебник, я пришла в еще больший ужас. Из него я поняла, что настоящей акушеркой мне не стать, и начала бояться даже открывать эту ужасную книгу. До последнего момента я надеялась на чудо, которое избавит меня от необходимости читать учебник и выполнять опасную процедуру. Но за несколько дней до родов мне стало ясно, что выхода нет. До того момента я вообще не думала о родах. Я знала лишь, что без посторонней помощи женщине очень трудно с этим справиться. И тогда я дрожащими руками раскрыла учебник, чтобы понять, что же нужно делать. Прочитав пару абзацев, я поняла, что не обладаю знаниями, необходимыми для восприятия информации. Учебник явно не был рассчитан на пятнадцатилетнюю девочку, никогда не учившуюся анатомии. Иллюстрации оказались очень сложными и совсем неинформативными. Я листала страницы и поражалась сложности процесса. Со страхом я прочитала абзац, где говорилось, что для родов требуется не только присутствие врача и акушерки, но еще и наличие множества приборов и лекарств. Только так можно обеспечить безопасное появление ребенка на свет. У нас же было только то, что принес Виктор. Отчаянно пытаясь почерпнуть из учебника хоть какие-то знания, я нашла конкретные инструкции только по одной части этой сложной процедуры: что нужно делать, когда ребенок уже родится. Кроме того, я выяснила, что перед рождением плод следует развернуть так, чтобы он шел головкой вперед. Когда мы обе прочитали этот раздел, то принялись определять положение головки плода. Но мы ничего не чувствовали и не понимали. Ясно было лишь одно: ребенок двигается, а значит, он жив.

Все произошло в ночь с 5 на 6 ноября. У Лены начались роды: отошли воды и начались схватки. Лена лежала в нашей постели, крича от мучительной боли, а я могла лишь страдать и рыдать вместе с ней. Каждый раз, когда она кричала, у меня сжималось сердце: ведь я ничем не могла ей помочь. После нескольких мучительных часов ей удалось вытолкнуть головку ребенка. Мне было страшно смотреть на нее, и я почти все время сидела к ней спиной, безудержно рыдая. Я слышала крики Лены, и вдруг они стихли. Я не знала, что произошло. Мне было слишком страшно обернуться. Но когда она заговорила, я вытерла слезы и обернулась. Увиденное меня поразило. Я не могла понять, как Лене удалось вытолкнуть ребенка. Измученная, она лежала на постели, держа на руках новорожденного мальчика. Я мгновенно преодолела страх и отвращение. Я знала, что нужно делать. Быстро найдя нужный раздел в учебнике и изо всех сил сдерживаясь, я тщательно следовала инструкциям. Сначала я ножницами перерезала пуповину, обмыла место среза перекисью и перевязала пуповину ниткой. Потом я обтерла маленькое тельце от крови и запеленала его в кусок простыни. Все это время младенец кричал. Хотя беременность была нечеловечески тяжелой, малыш казался на удивление сильным и здоровеньким. Он кричал очень громко. Насколько я могла судить, его рост и вес тоже были вполне нормальными. Лена приложила его к груди, и вскоре он заснул.

– Я назову его Владиславом, – сказала Лена, целуя малыша.

Она казалась очень счастливой.

В ту ночь мы почти не спали. Мы сидели на постели и рассматривали маленького Влада. Обе мы вздохнули с облегчением: Лена справилась и выжила после родов. Мы втайне надеялись, что, увидев сына, Виктор смягчится.

На следующее утро, когда он пришел, мы показали ему младенца и сказали, что у него родился сын. Но он взглянул на младенца лишь мельком. Стало ясно, что Виктору нет до малыша никакого дела. Он приказал мне быстро подняться в зеленую комнату: он опаздывает на работу, и ему нужно перепихнуться по-быстрому.

Разум насильника

Карстэн Графф

Я провел в Рязани почти месяц. У меня истекала виза, и мне нужно было уезжать. В день отъезда Катя с мужем проводили меня на вокзал. На платформе Денис дружески пожал мне руку, а Катя сердечно обняла. Ольги с нами не было. Мне было очень приятно побыть наедине с Катей и Денисом. За такое короткое время я успел сблизиться с ними. Поначалу написание истории Кати было для меня всего лишь работой. Но она отнеслась ко мне с таким доверием, что это стало настоящей миссией.

В последующие месяцы я много путешествовал, но почти каждый день писал Кате. Ежедневно я получал новую информацию и детали ее истории. Одновременно я продолжал собирать сведения о Викторе. В течение двух месяцев я каждый день по 10–12 часов пытался ставить себя на Катино место. Я пытался понять ее боль, страх, страдания, логику и точку зрения. Но в процессе я начал лучше понимать также мышление и мотивы преступника. Чтобы больше узнать о Викторе, я прочитал на русских сайтах несколько интервью с ним. Он постоянно утверждал, что построил бетонный подвал для хранения овощей. Когда журналисты спрашивали, почему он поставил там мебель, ведро-туалет и кровать, он отвечал, что мать не хотела, чтобы он приводил женщин домой. Поэтому он якобы приглашал их в подвал, чтобы мать ничего не знала. Но он не мог объяснить, зачем так тщательно замаскировал вход в подвал. Про Катю и Лену он тоже говорил странно. По его словам, он им помог, дал им кров и заботился о них. Он не проявлял ни раскаяния, ни стыда. В одном из интервью он даже похвалялся своими способностями любовника – он не только защищал и баловал девушек, но еще и открыл им радости секса!

Если я хотел понять Виктора, то не мог обойтись одной лишь публичной версией его истории. И тогда я решил узнать, где он отбывает наказание. Возможно, мне удастся посетить его в тюрьме и взять у него интервью. Вряд ли он много мне расскажет, но я хотя бы получу представление о том, что он за человек. Прежде чем приняться за розыски Виктора, я написал Кате и спросил, как она отнесется к нашей с ним встрече.

– Я была бы рада, если бы вы смогли встретиться и поговорить с ним, – ответила она. – Вам будет проще понять его и написать его историю.

– А вы не хотели бы с ним встретиться?

– Карстэн, одна лишь мысль о том, что я могу оказаться рядом с этим безумцем, приводит меня в ужас. Я не смогу этого сделать. Но если вы сможете его найти, то сумеете передать ему мои слова.

– Что я должен сказать ему?

– Я бы очень хотела, чтобы он понял: ему не удалось раздавить ни Лену, ни меня. Мы обе стали любящими матерями, мы умеем заботиться о других людях и уважать их. Виктор пытался растоптать достоинство двух невинных девушек, но уничтожил лишь самого себя и оказался в тюрьме.

Я пытался разыскать Виктора через полицию, журналистов и чиновников. Но вскоре мне стало ясно, что российская тюремная система страшно забюрократизирована. Я посылал множество писем и запросов, но почти не получал ответов. Два месяца я пытался связаться с Виктором, но так ничего и не добился. Я не узнал даже, в какой тюрьме он отбывает наказание. Если я собирался написать портрет Виктора, то делать это пришлось бы не в личном общении. И тогда я начал анализировать данные полиции, рассказы Кати и статьи журналистов. Кроме того, у меня были судебные и следственные документы и список конфискованных у него вещей. С помощью всего этого мне предстояло понять его логику и мотивы и проникнуть в его душу. Приходилось полагаться исключительно на предположения. Впрочем, Виктор был настоящим лжецом, и мне никогда было бы не написать его подлинную историю, опираясь исключительно на его интервью. Мне пришлось создавать предполагаемую биографию насильника, которая могла оказаться более достоверной, чем то, что хотел рассказать о себе Виктор.

Изучая собранные материалы, я поразился тому, что в доме Виктора была обнаружена знаменитая книга «Камасутра», древнеиндийский текст о сексуальности, эротике и эмоциональном удовлетворении. В ней рассказывается о том, как сделать свою жизнь счастливой путем понимания истинной природы любви и секса. Опираясь на свои знания «Камасутры» и имеющуюся у меня информацию о Викторе, я понял, что на земле нет человека, который более извращенно воспринял бы истинный смысл этой книги. Я не мог понять, зачем ему «Камасутра». Когда я спросил об этом Катю, она ответила, что Виктор любил эту книгу. Иногда он показывал девушкам рисунки определенных сексуальных позиций и требовал, чтобы они их изучили. Когда я увидел эти изображения, то сразу понял, что они сделаны на основе иллюстраций «Камасутры». Следователи никогда не задавали Виктору вопросов об этой книге. Но когда я сел и прочел ее, мое представление о нем прояснилось. Читая эту книгу, я понял нечто такое, что ускользнуло от следователей, журналистов и даже от жертв его преступления. В «Камасутре» я нашел древний текст, отражавший искаженное представление о гендерных ролях, браке и проституции. Несколько фрагментов идеально оправдывали преступление Виктора и объясняли его представление о женщинах.

Несколько недель я посвятил тому, чтобы глубже проникнуть в душу Виктора. Я каждый день перечитывал свои заметки о нем, пытаясь почувствовать его одиночество и страх перед женщинами. Иногда я сидел в кафе или парке и смотрел на девушек глазами мужчины, который отчаянно желал владеть одной из них. Каково это – быть таким мужчиной? Каково быть одержимым женщинами, зная, что ни одна из них никогда не захочет быть с тобой? Что должен был переживать этот человек, чтобы придумать такой чудовищный план избавления от изоляции и одиночества? Что творилось в голове мужчины, готового растоптать жизни двух юных девушек ради того, чтобы удовлетворить собственные сексуальные потребности?

В те дни я приехал навестить бывшую жену и детей в датской глубинке. Вечером, когда все уснули, я сидел на кухне и читал. Прямо перед дверью на коврике спали две маленькие собаки. В доме царила полная тишина. Неожиданно я испытал странное ощущение. Мне показалось, что у меня возникла таинственная связь с Виктором. Если я хотел написать эту историю с его точки зрения, то сейчас для этого было самое время! Я судорожно нащупал свой ноутбук, открыл его и быстро написал пару предложений. Не успел я начать работать, как собаки проснулись и залаяли. Их поведение меня изумило. Но стоило мне перестать писать, как собаки улеглись на коврик и снова заснули. Прошло несколько минут, и я вновь принялся за работу. Собаки опять проснулись и залаяли. Почувствовали ли они зловещую ауру жизни Виктора или проснулись сами по себе, я не знаю. Но как только я принимался за его историю, они начинали лаять. Чем глубже я погружался в его мир, тем агрессивнее они становились. В конце концов на кухню пришла моя бывшая жена, разбуженная их лаем. Я предпочел не объяснять ей свою теорию, а просто сказал, что не знаю, что происходит. Жена пожала плечами и ушла, забрав собак к себе в спальню.

Камасутра насильника

Виктор Мохов

Я родился в городе Скопине 22 июня 1950 года. В этот день в 1941 году началась война между Советским Союзом и нацистской Германией. Думаю, это не простое совпадение. Я считаю это знаком свыше. Судьба мужчины, который силой завоевывает объекты своих фантазий, была предопределена в день моего рождения. Впрочем, в детстве моя жизнь была более скромной. Я был тихим ребенком и мирился с обстоятельствами своей жизни. Моя мать всегда обладала сильным характером. До выхода на пенсию она работала секретаршей начальника жилотдела и занималась расселением и предоставлением жилья. Многие жители города отлично понимали ее высокое положение. Все знали, что она человек жесткий и решительный. К ней часто обращались за советами по жилищным вопросам. Отец был высоким и сильным мужчиной. Работал он на заводе. Как и я, он долго жил со своей матерью и переехал от нее, только когда женился. У отца был скандальный характер, а еще он любил выпить – проще говоря, был алкоголиком. В юности его обвиняли в изнасиловании, но судья признал его поступок обычным хулиганством, и он получил небольшой срок, который отбывал в колонии. Когда отец возвращался с работы пьяным, его боялись и соседи, и моя мать. Я был слабым и впечатлительным ребенком, и мне было страшно, когда он начинал избивать и унижать мать. Трезвым отец был человеком тихим, но я все равно всегда старался его избегать.

Поскольку отец был безжалостным диктатором, я обычно следовал советам матери. Меня вполне можно было назвать маменькиным сынком. Став взрослым, я понял, что ее власть надо мной слишком велика, но никогда не пытался освободиться из-под ее гнета. Если я делал что-то, что она не одобрила бы, я просто не рассказывал ей об этом, чтобы не выслушивать выговоры.

В школе я был усидчивым и усердным учеником. После окончания школы я поступил в училище, а потом ушел в армию, в стройбат. Там я понял, что у меня талант строителя. Командиры меня хвалили, говорили, что у меня золотые руки, что мне нужно учиться на инженера. Возможно, мне действительно удалось бы построить успешную карьеру в строительстве, но, когда я закончил службу в армии, умер отец, и мне пришлось вернуться в Скопин, чтобы помогать матери. У нас был большой участок, где мы выращивали фрукты и овощи. Мать состарилась, сил у нее не осталось. Без моей помощи она не могла обрабатывать землю и содержать дом. Она безумно боялась, что я брошу ее ради создания собственной семьи. Когда я рассказывал ей о других женщинах, она задавала массу вопросов и была очень недовольна. Чтобы не расстраивать ее, я устроился на местный завод и занялся домом и садом. Работа меня не особо напрягала, а трудиться на участке я всегда любил. Когда ничего не нужно было делать в саду, я ремонтировал дом или возился с машиной.

Мать старела, и обстановка в доме портилась. Она становилась все более придирчивой и стремилась все контролировать. Выносить это было нелегко. Она могла заткнуть меня одним словом. А когда я делал что-то, что ей не нравилось, она умела заставить меня мучиться неделями. Доминирующий мужчина говорит четко и отдает конкретные приказы. Женское доминирование более тонкое. Оно проникает в твою душу и распространяется, как болезнь. Мать всегда знала, на какие кнопки нажимать и что говорить, чтобы держать меня под полным своим контролем. Я никогда не замечал, что именно она делала, но когда она на меня злилась, я чувствовал это неделями. Я постоянно вспоминал ее жестокие слова, терзался чувством собственной неполноценности. Крупный, сильный мужчина, я больше всего боялся унижений со стороны женщин. И я ничего не мог с этим сделать. Время шло, и такое состояние становилось мучительным. Мне безумно хотелось вырваться из-под женского контроля. Я постоянно был в дикой ярости. Женщина не должна управлять мужчиной! Мужчина должен контролировать женщину, а не наоборот! Неправильно жить с женщиной, которая держит меня под полным контролем. Я никогда не высказывал матери ничего подобного, но часто думал, что нужно положить конец ее тирании. Вот только как это сделать, я не знал.

Для меня всегда было загадкой, почему мне не везло с женщинами. Я высокий мужчина и в молодости был довольно привлекательным. В школе я чувствовал, что многие одноклассницы мне явно симпатизировали. Но мне никогда не хватало смелости сделать первый шаг. Одна лишь мысль об этом повергала меня в ужас. Незнакомые девушки иногда со мной заигрывали, но стоило нам провести вместе какое-то время, их интерес пропадал. Женщины привлекали меня с самого детства. Я буквально был одержим мыслью о том, что когда-нибудь буду заниматься сексом с женщиной. Конечно, это было в те времена, когда ни самого интернета, ни порнографии в интернете еще не существовало. В Советском Союзе порнография была вне закона: за хранение порнографических материалов можно было оказаться в тюрьме лет на пять. Секс и порнография считались чем-то неприличным, разъедающим душу человека. Я чувствовал, что это не так. Мой сексуальный аппетит был ненасытным, и я онанировал по несколько раз в день. В отсутствие порнографии мне нравилось рассматривать красивых молодых девушек в газетах и журналах. В моем воображении они были моей собственностью и жили лишь для того, чтобы удовлетворять меня. А потом я нашел источник запрещенных материалов. Самиздат передавали из рук в руки. Так ко мне попадали эротические книги, а порой даже порнографические журналы. Я не мог насытиться ими, но они никак не улучшали моих отношений с женщинами. Я все еще оставался девственником. Чем старше я становился, тем сильнее становились мои страсть и тоска. Я повсюду рассматривал и изучал женщин. Какие странные создания! Когда же мне случалось оказываться рядом с привлекательной женщиной, я терзался неудовлетворенным желанием и тоской.

И вдруг удача повернулась ко мне лицом. Наконец-то мне удалось заняться настоящим сексом. Конечно, эту женщину трудно было назвать женщиной моей мечты, но я чувствовал, что секс с ней – важная веха в моей жизни. В нашем доме была комната с отдельным входом – мы сдавали ее студентам, которые учились в Скопине. Студенты часто приводили проституток. Когда они занимались сексом, я подкрадывался к окнам и прислушивался. Приглушенные сексуальные стоны женщин и удовлетворенный рык мужчин после эякуляции меня страшно возбуждали. Я сдружился с одним из наших жильцов, и как-то раз, закончив с проституткой, он предложил ее мне. Я был ему страшно благодарен. Так случился мой первый секс. Тот парень относился ко мне с симпатией и несколько раз предлагал мне своих проституток. Хотя я всегда принимал его предложения, это было обидно. Заниматься сексом с женщиной, которая только что была с другим мужчиной, на коже которой оставался чужой пот, а в вагине – чужая сперма, было унизительно. Я мечтал не об этом, но другого выхода у меня не было. Как бы ни старался я познакомиться с обычными женщинами, они неизменно меня отвергали. Я был страшно подавлен. В моей душе росло непреодолимое чувство настоящей одержимости женщинами. Я почти каждый день мечтал о том, что у меня будет собственная женщина – личная женщина, которая будет принадлежать только мне и которая будет исполнять каждое мое желание. Мысли о ней страшно меня возбуждали, но я не знал, как реализовать эту фантазию. Шли месяцы, и ничего не менялось.

Когда мне уже шел третий десяток, я наконец встретил женщину, которая прониклась ко мне симпатией. Она была не так красива, как мне хотелось бы, и не походила на женщин из моих фантазий, но мы занимались сексом. Когда я сделал ей предложение, она согласилась. После свадьбы она переехала в наш дом, но мать ее ненавидела и делала все, чтобы разрушить наши отношения. Да и мне молодая жена быстро наскучила. Через три месяца она подала на развод и уехала. Я так и не понял, кто был в этом виноват – я или моя мать.

Первая женщина меня бросила, и в моей душе поселилось острое чувство безнадежности. Моя самооценка упала, и я твердо уверился, что мне суждено прожить жизнь в одиночестве. Со временем у меня появилась другая женщина, и на этот раз я постарался сделать так, чтобы мать об этом не узнала. К моему огорчению, эта женщина оказалась такой же властной, как и моя мать. Она полностью подчинила меня себе. В постели моя любовница была страшно требовательной. Что бы я ни делал, она вечно была недовольна. Она настолько меня пугала, что порой мне не удавалось даже добиться эрекции. Когда такое случалось, она злилась еще больше, а мне от этого становилось только хуже.

В это время я познакомился в баре с одним парнем, и он сказал, что моя женщина – преступница, сидевшая в тюрьме. Он рассказал, что вместе со своим любовником она убила собственного мужа. Зная ее, я тут же поверил в эту историю. Мысль о близости с женщиной, способной убить мужчину, меня пугала. И все же лучше было жить с ней, чем не иметь ничего. Впрочем, удача быстро мне изменила. Та женщина что-то украла, ее поймали и отправили на год в колонию. Тогда я решил, что о ней следует забыть. Однако к моменту ее освобождения я был так одинок и несчастен, что попытался ее вернуть. Я пришел к ней, но она заявила, что стала лесбиянкой, и открыто призналась, что у нее отношения с другой женщиной, Еленой Бадукиной, с которой они сблизились в колонии. Когда я увидел их вместе, я был поражен тем, насколько Елена похожа на мужчину – и внешне, и поведением.

Женщина вновь предала меня. Это был чудовищный удар по моей самооценке. И тогда я решил, что в будущем буду довольствоваться одними лишь проститутками. Денег у меня было мало, общаться с женщинами я не умел и решил положиться на приятеля, который находил мне доступных проституток за скромные деньги.

Годы шли, жажда секса становилась все сильнее, но теперь меня избегали даже проститутки. После одного-двух посещений они обычно исчезали. К тому же тогда я уже твердо знал, что их услуг мне недостаточно. Я хотел иметь собственную женщину – такую, которая будет принадлежать мне целиком и полностью и никогда меня не покинет. Мне было уже сорок пять лет. Глядя в зеркало, я отлично это осознавал. Былая привлекательность осталась в прошлом. Мысли об уходящей молодости бесконечно терзали меня. Я каждый день погружался в сексуальные фантазии, читая все эротические издания, какие только попадали мне в руки. В одной книге говорилось, что для самцов совершенно естественно желание спариваться с молодыми самками. Такие отношения омолаживают самих самцов и делают их более привлекательными для самок. Я отлично это понимал. Я знал, что с людьми происходит то же самое. Чтобы не забыть эти слова, я переписал их на листок бумаги и повесил на стену.

Если мне удастся найти молодую женщину, которая даст мне наслаждение, она поможет повернуть время вспять. До сих пор мои женщины не были ни молодыми, ни привлекательными. Ни одна из них не походила на женщин из журналов и фильмов. Но те, о ком я грезил, не желали иметь ничего общего со стареющим мужчиной без денег и положения. Я понимал, что возможности вырваться из мира фантазий у меня все меньше. Я должен был заботиться о матери, и это лишало меня лучшего, что могла предложить жизнь. Я сойду в могилу, так и не узнав радости настоящего секса. Однако он был слишком важен для меня, чтобы я мог такое допустить. Секс нужен мужчине так же, как пища и вода. Без секса он превращается в автомат, который работает, спит, ест, пьет, но не живет. Если бы у меня был выбор, я скорее предпочел бы отказаться от еды, чем от секса.

В то время я прочитал много эротических книг, и среди них была «История О». В ней рассказывалось о мужском братстве: мужчины обучали юных красивых женщин подчиняться их воле и полностью отдаваться их власти. Я не понимал, как можно обрести такой контроль над женщинами, но стал буквально одержим желанием стать членом такого братства. Печальная реальность, однако, была максимально далека от этого. Я был обычным одиноким стариком, живущим в ветхом доме, в полном подчинении матери. Женщины бросали меня одна за другой.

Моя подавленность росла с каждым днем. А потом мне в руки попалась «Камасутра». Эта книга была чем-то вроде индийской Библии, но, в отличие от Библии христианской, в ней много говорилось о сексе. Благодаря этой книге я узнал многое, о чем раньше и не задумывался.

Там говорилось, что мастурбация вредна для мужчины. Женщина обладает неограниченным запасом сексуальных жидкостей. Когда она восстанавливает этот запас, ее метаболизм автоматически включается. Активный метаболизм благотворно действует на ее органы, и вероятность болезней снижается. Мужская же сперма – ресурс ограниченный. Она обладает способностью к зарождению жизни. Когда сперма изливается из мужского тела, мужчина лишается жизненной силы. Поэтому очень важно использовать сперму только для зачатия.

Прочитав «Камасутру» несколько раз, я понял, что мастурбация ускоряет старение. Нужно прекратить это немедленно. Сперма не просто не используется по назначению, она тратится впустую и лишает меня жизненной силы. Поэтому мне нужен настоящий секс. Мне нужна женщина, которая не просто будет заниматься со мной сексом, но еще и родит мне детей. Я никогда не хотел быть отцом, но мысль о том, что в мире появятся мои дети, меня возбуждала. Ни одна женщина меня не желала, и завести детей было нелегко, но, к счастью, «Камасутра» дала мне решение этой проблемы.

При удобном случае под каким-то предлогом мужчина должен открыться подруге, которую он хорошо знает и которой может доверять, чтобы та неожиданно привела желанную девушку в его дом.

На следующей странице я увидел такой раздел:

В период праздников мужчина должен найти женщину, которая даст девушке одурманивающий напиток, а затем приведет ее в тайное место, где он сможет ею насладиться, прежде чем она избавится от дурмана.

Я понял, что неопытную девушку нужно всего лишь подтолкнуть в нужном направлении. Если сделать это с помощью верной подруги, то девушка со временем с готовностью будет заниматься со мной сексом.

О «Камасутре» я на какое-то время позабыл, но потом увидел по телевизору программу, которая меня поразила. В одной северной деревне мужчина вырыл под гаражом подвал, потом поймал шестерых мужчин и женщин и сделал их своими рабами. Он не просто держал их в подвале, но еще и заставлял работать на себя. Под землей они шили одежду, а хозяин продавал их изделия на рынке. Женщин он еще и насиловал, когда у него появлялось желание. Этот мужчина обладал абсолютной властью над всеми. Потом он решил убить четырех рабов и найти новых. Какое-то время все шло хорошо, но в конце концов он влюбился в одну из своих рабынь, и это ослабило его. Он поддался эмоциям, и его рабыне удалось бежать. Полиция нашла и арестовала этого человека. Он потерял все.

Эта история подсказала мне выход. Я тоже могу сделать нечто подобное. У меня золотые руки, и я тоже могу построить подвал для своих личных рабов. Эта мысль привела меня в восторг. Нужно лишь следовать инструкциям «Камасутры». С помощью подруги я найду девушку, одурманю ее и приведу в подвал. Так у меня будет неограниченный секс – и старость мне больше не грозит.

Я тщательно изучил опыт рабовладельца с севера. Мне было интересно, как ему все удалось. Он был мастеровитым электриком, но не обладал опытом строителя, какой успел накопить я. Тем не менее вместе с приятелем ему удалось построить большой подвал и установить абсолютную власть над другими людьми. Если это удалось такому человеку, то я-то уж точно сумею. Если я все организую правильно, то смогу держать девушку в подвале столько, сколько захочу. Если я не поддамся ее чарам, она не сможет меня одурачить и подчинить своей женской власти.

Мысль о том, чтобы держать женщину в подвале, мне страшно нравилась. В детстве я часами строил собственный зоопарк, куда собирал насекомых, улиток и бабочек. Обычно я держал этих существ, пока их не обнаруживала мать. А порой они просто умирали. Утром перед школой я с интересом проверял, пережили ли они ночь. Быть хозяином миниатюрного мирка, где жизнь течет лишь в установленных мной границах, мне безумно нравилось. Когда я стал старше, отец научил меня ухаживать за кроликами и курами. Создание маленького мира стало работой – я обеспечивал семью яйцами и мясом.

Теперь же мне предстояло построить не миниатюрный зоопарк и не клетку для кур или кроликов. Если я собираюсь завести женщину, то мне предстоит осуществить проект, который продлится несколько лет и потребует серьезной работы. Чтобы держать настоящую женщину, придется потратить на строительство немало времени и сил. Потребуется применить все навыки, приобретенные за взрослую жизнь.

Я взялся на чертежную доску. Несколько дней я придумывал разные конструкции подвала, где когда-нибудь будет обитать моя личная женщина. На первом чертеже я разделил подвал на две комнаты – прихожую и жилое помещение. В жилой комнате нужно будет поставить кровать, стулья, стол и электроплитку. Поначалу я хотел устроить в подвале водопровод и туалет, но для этого пришлось бы построить целую систему канализации. На это уйдет слишком много времени и средств. Я решил обойтись простым ведром. Регулярно опустошать его неприятно, но денег у меня не было, и другого выхода не оставалось.

Другая проблема – это расположение подвала. Поскольку я по-прежнему жил с матерью, то строить подвал под домом не представлялось возможным. Мать будет задавать слишком много вопросов, и к тому же она может услышать шум из подвала. Если рыть подвал на открытом месте, то можно привлечь нежелательное внимание. Единственный выход – поступить так же, как тот человек с севера: построить подвал под гаражом. Хотя он будет располагаться вдали от дома, нужно позаботиться о шумоизоляции. Тот мужчина построил подвал в девяти метрах под землей, но мне не вырыть такой глубокой ямы. Нужно сделать так, чтобы крики и шум из подвала нельзя было услышать ни в гараже, ни в саду. Я провел расчеты и вскоре нашел решение, идеально отвечавшее моим потребностям. Нужно заложить стены звукопоглощающими панелями. Я собирался сделать две прихожие с двумя отдельными шумонепроницаемыми люками. Тогда пол подвала можно будет расположить всего в шести метрах под землей, и все равно никто ничего не услышит. Даже если женщина начнет колотить по стенам чем-нибудь тяжелым, наверху слышно не будет.

Обдумывая проект, я понял, что две отдельные прихожие будут мне весьма полезны. Если в какой-то момент я решу поселить в подвале нескольких женщин, то среднюю комнату можно будет использовать только для секса. Входить в комнату, где обитает несколько женщин, и совокупляться с одной из них слишком рискованно. Пока я буду занят сексом с одной, другие могут меня задушить или ударить по голове чем-нибудь тяжелым. Кроме того, среднее помещение будет служить не только для шумозащиты. Эта комната станет моим священным сексуальным храмом: здесь я буду целиком отдаваться наслаждению с одной лишь партнершей.

Разработав проект, я стал обдумывать, что именно мне понадобится в подвале. В обстановке помещений не должно быть ничего, что можно было бы использовать как оружие. Естественно, никаких веревок, которыми меня можно задушить, никаких острых и колющих предметов. Я целыми днями составлял перечни того, что понадобится моей женщине, чтобы есть, спать и мыться. В конце концов мой список стал исчерпывающим.

Проблем при строительстве подвала было немало. И главная – мне нужно было объяснить, чем я занимаюсь. Соседи жили в нескольких сотнях метров от дома, но сад располагался на открытой местности. Мне следовало не привлекать к себе внимания во время строительства. Поскольку я всегда выращивал фрукты и овощи, то матери и соседям можно было сказать, что я строю погреб для хранения урожая. Мать жила в доме и обязательно увидела бы, как я работаю в гараже. К счастью, она почти не выходила из дома, так что я мог работать беспрепятственно.

Я с молодости был человеком социально активным. Не то чтобы меня увлекала политика, но членство в коммунистической партии давало определенные привилегии. Я был членом партии, ко всем относился дружелюбно, был готов прийти на помощь. В Скопине я пользовался хорошей репутацией. Многие считали меня образцовым работником и гражданином. Я хорошо работал, коллеги и начальники ценили качество моей работы. Никто и подумать не мог, что такой человек, как я, способен на что-то незаконное. Чтобы меня не вычислили, мне нужно было всего лишь не привлекать к себе нежелательного внимания.

Определившись с проектом, я перешел к следующему этапу. Чтобы деньги не кончились в самый неподходящий момент, мне пришлось тщательно продумать бюджет и составить список всего необходимого. Поскольку подвал будет заперт наглухо, я должен был устроить там вентиляцию – без воздуха женщина долго не проживет. Кроме того, благодаря вентиляции в подвале будет не так сыро. Если я решу увеличить поголовье и завести нескольких женщин, то потребуется довольно мощный и качественный вентилятор. Устанавливать вентилятор, который может сломаться, слишком рискованно. Без воздуха мои женщины задохнутся, и мне придется долго обходиться без секса, пока я не найду им замену.

В ходе планирования я рассчитал время, которое потребуется на строительство подвала. У меня не было денег на конвейер или пандус для доставки грунта наружу и цемента вниз. Выкопанную землю приходилось вытаскивать ведрами, поднимаясь по лесенке. Под фундаментом старого гаража я мог копать только вручную. Приходилось орудовать лопатой, ломом, дрелью и ведром. Тяжелая работа… По моим расчетам, мне нужно было извлечь 70 тонн грунта – то есть около пяти тысяч ведер. Если сократить смену на работе и каждый день проводить под гаражом пару часов, то подвал будет готов за полтора года.

Прежде чем приступить к работе, я пробурил несколько скважин, чтобы убедиться, что не попаду на камни. А еще я замерил уровень грунтовых вод – мне нужен был сухой подвал. Когда же я приступил к осуществлению плана, то работа пошла не так быстро, как я рассчитывал. Иногда я практически не продвигался, наткнувшись на слой глины, корни или камни, которые нужно было убирать. Я никогда не боялся тяжелой работы, но порой непредвиденные проблемы меня угнетали. Помогала мне лишь твердая вера в то, что благодаря этим усилиям я получу неограниченный доступ к сексу. Со временем я понял, что фантазии о неограниченном сексе придают мне силы. Мысль о красивой молодой женщине, единственной целью жизни которой будет удовлетворение моих сексуальных потребностей, вселяла в меня уверенность даже в самые тяжелые моменты. Я представлял, как буду раздвигать ей ноги и входить в нее со всей силой, и лопата и ведро мгновенно становились невесомыми. Через две недели после начала работ я стал с головой уходить в сексуальные фантазии. Иногда я работал три-четыре часа и совершенно не чувствовал усталости. Стоило мне взяться за лопату, как автоматически включался мой личный порнофильм. Работать в состоянии возбуждения стало для меня совершенно естественным. Через два месяца я достиг кульминации. Как-то ночью я сражался со слоем тяжелой глины и вдруг мысленно увидел в своем подвале двух молоденьких девушек, блондинку и брюнетку. Девушки были точной копией лесбиянок Лены Катиной и Юлии Волковой из группы «Тату». Я сразу же почувствовал, что эти девушки предназначены мне судьбой. Когда-нибудь они будут жить под моей защитой и станут исполнять все мои желания. Образ был настолько ярким, что несколько секунд мне казалось, будто стоит протянуть руку, и я смогу их коснуться. В этот момент я ощутил такое колоссальное возбуждение, что кончил прямо в процессе работы.

В ту ночь перед сном я заглянул в «Камасутру», чтобы узнать, что там написано про эякуляцию во время тяжелого физического труда. Я ничего не нашел и решил, что это было знамение. Я был на верном пути. Мой тяжелый, напряженный труд обязательно принесет желанные плоды.

Я работал в подвале уже почти год. Мне стало ясно, что мои оценки были слишком оптимистическими. Извлечь вручную 70 тонн грунта за расчетное время было невозможно. Я не прошел еще и полпути и постоянно сталкивался с неожиданными проблемами, серьезными и незначительными. Мне нужно было отводить воду и строить леса, чтобы гараж не рухнул мне на голову. Кроме того, я работал на заводе, в саду и помогал матери. Мать постоянно жаловалась, что я слишком мало зарабатываю. Немало времени уходило на уборку грунта из сада. Хотя кое-кто знал, что я строю под гаражом погреб, мне не хотелось, чтобы люди представляли себе масштабы работ. Пару раз в неделю я грузил землю в прицеп и вывозил за город.

Шли месяцы, и работа стала постепенно близиться к концу. Я уже мог в полной мере оценить труды своих рук. Прошло больше трех лет с того дня, когда я впервые вонзил лопату в землю. У меня было немало времени, чтобы обдумать, что меня ждет. Когда я найду себе женщину, живой она из подвала не выйдет. Если ей удастся сбежать, она пойдет в милицию. Мне не спрятать улики, так что я неизбежно окажусь в тюрьме. Физическое насилие меня не привлекало, но если женщина меня не удовлетворит, придется от нее избавиться – другого выхода нет. Если убийства не избежать, я не буду делать это при помощи оружия или голыми руками. Женщину можно будет просто отравить. А если яд окажется слишком дорог, то можно отключить вентиляцию, и она умрет сама. В саду немало мест, где можно будет незаметно похоронить труп, а потом я найду ей подходящую замену.

Материнство под землей

Катя Мартынова

Когда в темнице появился Влад, Виктор принес нам стопку старых простыней на подгузники. А еще он притащил потрепанный чемодан без крышки. Мы с Леной поставили его на стул, положили внутрь тряпки – получилась колыбелька. Виктор дал нам иголку с ниткой, и я из обрезков ткани кое-как сшила распашонки и шапочки для Влада. За несколько дней мы собрали малышу небольшой гардероб. От недоедания у Лены почти не было молока. Владу не хватало питания, и он постоянно кричал. Мы почти не спали и очень переживали за него. Лена просила нашего мучителя принести молока для младенца, но Виктор отказал.

– Ты что, не хочешь кормить собственного сына? – возмутился он. – У любой женщины есть собственное молоко!

Лена постоянно плакала, отчаянно пытаясь выжать из своей груди хоть несколько капель молока, но у нее ничего не получалось. Мы по очереди укачивали Влада, чтобы хоть как-то успокоить этого орущего голодного младенца. Мне казалось, что малыш совершенно не похож на своих родителей. Когда я качала его, он напоминал мне невинного маленького ангелочка, спустившегося с небес в наш подземный ад. Несчастный ребенок был лишен всего, что должен был иметь в нормальной жизни. Он не видел солнца, не получал достаточного количества пищи, спал в нечеловеческих условиях и совершенно не дышал свежим воздухом. Его появление на свет стало результатом ужасного преступления, жестокости, страха. Его мать была похищена и изнасилована. И все же когда я глядела на него, то вспоминала чистый и прекрасный мир. То, что этот ангелочек не умер после нескольких дней жизни в нашей клетушке, было настоящим чудом.

После рождения Влада наша жизнь резко изменилась. Мы постоянно готовили еду, стирали и сушили подгузники и пытались успокоить рыдающего младенца. Поскольку вентиляции еле-еле хватало на нас с Леной, с появлением третьего человека в камере стало так влажно, что мы с трудом могли дышать. На стенах и потолках образовались большие пятна плесени, из щелей в стенах и полу полезли страшные черные жуки. Обитали они над нашей постелью и часто падали на нас, когда мы спали. Прежде чем улечься рядом с Леной, я обычно закрывала лицо куском ткани, чтобы эти отвратительные твари не ползали по лицу и волосам. Раньше мне казалось, что хуже быть уже не может, но после рождения Влада я впала в еще более черную депрессию, чем раньше. Я давно поняла, что наш похититель – хладнокровный маньяк, но даже представить не могла, что он позволит своему ребенку родиться и существовать в таких нечеловеческих условиях. Оставив его в шести метрах под землей, он подписал младенцу смертный приговор. Я не могла понять, как отец может обречь собственного сына на такое ужасное существование.

Когда Владу было две недели, Виктор потребовал, чтобы Лена отдала ему ребенка.

– Я скорее умру, чем отдам его тебе хоть на секунду, ублюдок! – воскликнула она. – Я не дам тебе убить его!

– Я не собираюсь его убивать, – ответил Виктор. – Я сдам его в приют.

Естественно, мы не поверили его словам. После непродолжительного спора Виктор сдался и ушел. Два месяца он не упоминал Влада, но как-то утром мы проснулись и обнаружили, что младенца нет. Мы обыскали всю камеру, но мальчика так и не нашли. Нам стало ясно, что Виктор подмешал нам снотворное и, пока мы были без сознания, вошел в комнату и забрал ребенка. Когда на следующий день он явился за очередной порцией секса, Лена потребовала вернуть ребенка.

– Влад в больнице, – ответил Виктор. – Я оставил его возле жилого дома. Его уже наверняка кто-нибудь нашел.

Мы не могли поверить ему. Мы отлично знали, что он говорит нам лишь то, что, по его мнению, мы хотим услышать. Нам пришлось смириться с мыслью, что Виктор убил маленького сына Лены. Эта мысль была чудовищной. Я не могла избавиться от жутких картин убийства, встававших перед моим мысленным взором. Виктор наверняка убил Влада и закопал где-нибудь в саду. С того дня Лена постоянно плакала. Влад все равно не смог бы выжить в нашей камере, но она очень любила ребенка. Мысль о том, что сделал Виктор, разбивала ей сердце.

Спустя какое-то время Виктор принес нам местную газету, где была небольшая статья о найденном в Скопине брошенном младенце. В заметке говорилось, что ребенок здоров и с ним все хорошо. Мы испытали огромное облегчение. Теперь мы знали, что ребенок Лены может дышать свежим воздухом, нормально питаться, за ним присматривают. Это была лучшая новость с того ужасного дня, когда Виктор нас похитил.

Возвращение в камеру

Карстэн Графф

Я закончил писать первую половину книги, пропустил ее через автоматический переводчик и отправил Кате. Через несколько часов пришел ее ответ.

– Я только что закончила читать то, что вы мне прислали… – писала она.

Увидев на экране эти слова, я замер. Я вложил в эту работу всего себя, и вот меня ожидал вердикт Кати. Если бы ей не понравилось, как я рассказал ее историю, если бы она решила больше не иметь со мной дела, я не смог бы переубедить ее. С другой стороны, сама возможность узнать ее стала для меня потрясающим опытом. Даже если придется бросить книгу, эта работа многое мне дала.

– И что вы почувствовали во время чтения? – спросил я. Сердце у меня отчаянно колотилось.

Казалось, прошла целая вечность. И вот пришел ответ:

– Я словно вернулась в то ужасное подземелье, когда читала, – писала Катя. – Понимаю, что это всего лишь плохой автоматический перевод, но и он меня буквально потряс. Было интересно увидеть свою историю со стороны, как фильм. Я очень рада, что вы не делали акцента на сенсационности нашей истории. Вы рассказали ее с уважением, и мне нечего добавить. Вам удалось очень точно передать мое настроение и мысли. Спасибо, Карстэн!

Я сразу же ощутил огромное облегчение, а потом меня охватила радость.

– Прекрасно! – написал я. – Не могу передать, как я рад слышать от вас это! А что скажете об истории Виктора?

– Она произвела на меня очень глубокое впечатление, но читать ее было страшно.

– Виктор с нами почти не разговаривал. Он постоянно молчал и был для нас загадкой. Когда я прочитала то, что вы написали, он для меня ожил. Ощутить такую близость с ним очень тяжело. Мне никогда не приходило в голову, что его поступок требовал долгих лет подготовки и тяжелой работы, но ведь это действительно так. Страшно понимать его мысли и мотивы.

– С вами все в порядке? – заволновался я. – Вам не слишком тяжело было это читать?

– Нет, все нормально. Просто проникнуть в голову этого человека очень странно. Я только сейчас поняла его и почувствовала, как жаждал он найти себе жертв. Как вы узнали, что он руководствовался «Камасутрой»?

– Я не знаю этого наверняка. Но вы мне говорили, что эта книга ему нравилась. Когда я ее прочел, все сложилось. Похоже, это не совпадение. Вы никогда не думали, почему зеленую комнату он выкрасил именно в зеленый цвет? Почему не оставил ее такой же белой, как и остальные помещения?

– Не знаю.

– В «Камасутре» зеленый цвет символизирует плодовитость. Скорее всего, Виктор никогда в этом не признается, но я уверен, что зеленый цвет он использовал сознательно. Он планировал использовать эту комнату для зачатия, чтобы его дети заполнили весь город.

– Интересно. И вы думаете, что эта книга была его Библией?

– Наверняка. Но именно тщательное следование «Камасутре» и привело его затею к краху.

– Каким образом?

– Если бы он не опирался на нее, то никогда не совершил бы ошибки, которая позволила вам бежать из заточения.

– Как же наше бегство связано с «Камасутрой»?

– Вы поймете, когда прочтете все остальное.

– Хорошая приманка! – Катя поставила в письме смайлик. – Не могу дождаться!

– Что вы в целом думаете о первой части книги?

– Я в очередной раз убедилась в том, что наше спасение было настоящим чудом. А еще я не могу поверить, что раньше не понимала, как тщательно он готовился к преступлению и что думал обо всем этом. Никто не задумывался над мотивами Виктора и не вникал в детали его жизни. Я очень благодарна вам за то, что вы дали мне возможность это прочитать.

– На месте преступления я много думал о его образе мыслей. Дом и гараж сейчас в ужасном состоянии. Когда он строил темницу, все было в таком же запустении. А он тратил время, силы и средства на темницу, где мог заниматься сексом. Это показывает, насколько сильна была его одержимость. Похоже, он постоянно читал о сексе и погружался в сексуальные фантазии.

– Да, вы правы. Подземелье – это физическое воплощение его одержимости.

– И символ его мечтаний и устремлений. Такой чуткий человек, как вы, должны были чувствовать это в заточении. Интересно, что вы почувствовали бы, если бы снова оказались в этом месте? Вы возвращались туда после освобождения?

– Да, – ответила Катя. – Несколько лет назад мы с Леной были там с британской съемочной группой. Это было до того, как новый хозяин все там затопил. Журналисты убедили нас спуститься в подвал.

– И что вы почувствовали?

– Поначалу нам показалось, что это очень легко, но когда пришлось снова спускаться по лестницам в камеру, нас охватил ужас. Помню, мне казалось, что вот-вот за нами захлопнется люк и мы снова окажемся в заточении. Это была какая-то иррациональная паранойя. Вернуться туда было жутко – но и необычно.

– В каком смысле?

– Мне было трудно представить, что наши страдания там длились так долго. Камера показалась мне намного меньше, чем я помнила.

– Что вы почувствовали, когда вышли оттуда?

– Огромное облегчение. Войти туда и выйти свободной женщиной многое значило для меня. Я сумела примириться с прошлым. Понимание того, что в ад можно спуститься и вернуться из него, сделало темницу не такой страшной.

– Наверное, то же самое вы почувствовали бы после встречи с Виктором. Если вы встретитесь с ним сильной и свободной женщиной, он станет не так страшен для вас.

– Возможно, вы правы, но это выше моих сил. Не думаю, что я на это способна.

– А что, если бы он сам захотел встретиться с вами, чтобы попросить прощения?

– Может быть, тогда я и встретилась бы с ним… Но его сердце холодно как лед. Не думаю, что он способен на раскаяние. Если он и попросит прощения, это будет неискренне.

– Понимаю… Не думаю, что годы, проведенные в тюрьме, сделали его более честным и чутким человеком. С насильниками – и в особенности с теми, кто насиловал детей, – в тюрьмах обращаются со всей жестокостью. Они находятся на низшей ступени тюремной иерархии. А Виктор настолько прославился, что ему вряд ли удалось скрыть свое прошлое. Если заключенные его и не убили, то там ему пришлось еще тяжелее, чем в Скопине.

– Трудно поверить, что такое возможно…

– Если вы читали о нем в интернете, то наверняка видели, что кое-кто писал, будто он пытался покончить с собой. Однако эта информация не подтвердилась. Как вам кажется, он мог бы совершить самоубийство?

– Он слишком большой трус для такого.

– А вы или Лена не думали о самоубийстве в заточении?

– Нет, – мгновенно ответила Катя. – Я никогда не думала о самоубийстве. Уверена, что и Лена тоже. Ужасные условия, в которых мы жили, постоянно напоминали нам, как прекрасна жизнь за пределами нашего подвала. Мы мечтали снова вернуться в эту жизнь. Даже в самые худшие моменты я продолжала верить в то, что кошмар когда-нибудь завершится. Если я соберусь с силами и продолжу бороться, в один прекрасный день все кончится. Виктор был маньяком, но я точно знала, что когда-нибудь он совершит ошибку.

– А не тяжело ли вам было постоянно находиться в обществе другого человека? Вы постоянно были вместе, даже спали в одной постели каждую ночь. Это непросто для любого. Что бы вы сделали, если бы устали друг от друга? Была ли у вас возможность хоть как-то уединиться или отстраниться друг от друга?

– Иногда мне хотелось побыть одной. Наверняка Лена чувствовала то же самое. Но мы научились заниматься собственными делами и оставлять друг друга в покое при необходимости. Лена много времени посвящала изучению английского языка по принесенному Виктором учебнику. А я, как вы знаете, занималась поэзией и живописью. Мы мало разговаривали друг с другом. Мы обе понимали, как важно уединение.

– А были ли у вас конфликты? Вы ссорились?

– Нет! Ни разу! Думаю, мы обе понимали, что самое ценное и необходимое для выживания – это поддержка и взаимная любовь.

– А сегодня? Вы с Леной встречаетесь? Поддерживаете друг друга?

– В первое время после освобождения мы часто встречались, но постепенно отдалились друг от друга. Сейчас мы редко общаемся. Вы же понимаете, Лене в заточении пришлось хуже, чем мне. Поначалу ей очень хотелось говорить о том, что произошло, но теперь она хочет оставить все это в прошлом. А для меня очень важно рассказывать о случившемся. После освобождения я участвовала в нескольких телевизионных программах и открыто говорила о своем прошлом. Я понимаю, что Лене больше не хочется вспоминать о случившемся. У нее все хорошо, она живет с другом, и у них есть дети. Она решила оставить прошлое позади.

– Когда Лена впервые вышла из подвала? Как она на это реагировала?

– Лена не выходила из камеры до самого освобождения. Ни разу! Она долго была беременна, ей трудно было ходить. Иногда Виктор выводил ее в «прихожую», где она могла выглянуть наружу через открытый люк. К счастью, он догадывался, что без свежего воздуха мы не выживем. Я до сих пор не понимаю, почему меня он иногда выводил на улицу, а Лену никогда.

– Думаю, для этого было несколько причин, но я расскажу об этом в следующей части истории Виктора.

Встреча с мамой

Катя Мартынова

Наступил новый, 2002 год. В новогоднюю ночь Виктор принес нам апельсины и конфеты. От вида конфет и фруктов меня замутило: слишком уж сильны были связанные с ними воспоминания о счастливых зимних праздниках, когда мы собирались всей семьей. Мне разрешали наряжать елку, потом мы с мамой резали салаты и накрывали на стол. А затем приходили гости. Стоило вспомнить о семье, как меня начинали мучить ставшие привычными, но от этого не менее болезненные вопросы. Как они сейчас? Думают ли обо мне? Ждут ли моего возвращения? Надеются ли на то, что я еще жива, или уже считают меня умершей?

Первого января я сидела в ужасной вонючей камере, уставившись в телевизор и чувствуя себя самым несчастным человеком на планете. Воспоминания о радости и счастье людей снаружи терзали меня с невыразимой силой. Мне хотелось швырнуть апельсины в отвратительное лицо нашего безумного мучителя. Я была готова взорваться, и меня охватило сильнейшее желание разбить телевизор. Мысль об этом охватила каждую клеточку моего мозга. Мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы сдержаться. Разбитый телевизор мог стать началом трагедии, которая разрушит во мне нечто ценное. Без него внешний мир может полностью изгладиться из моей памяти, и тогда моя прежняя жизнь перестанет существовать.

Воспоминания о минувшем – вот что поддерживало мою готовность жить дальше. Посреди черного отчаяния мысли о счастливом, беззаботном прошлом придавали мне силы. Больше всего меня пугало, что когда-нибудь я, возможно, не смогу вспомнить лица людей из своей прежней жизни: лица одноклассников, соседей, учителей. Меня постоянно мучил страх, что Виктор сможет уничтожить самое дорогое, что у меня осталось: мою память. И я изо всех сил лелеяла свои воспоминания. Почти каждую ночь я мечтала, как вернусь домой. Я мысленно разговаривала с родными, ходила по квартире, играла с нашим пуделем Керри. Эти чудесные видения были моими тайными сокровищами. Как-то утром, проснувшись в камере, я с поразительной точностью вспомнила увиденный сон. Мне снилось, что я гуляла где-то на природе и вдруг увидела вдали маму. Я кинулась к ней навстречу, мы обнялись и не могли оторваться друг от друга. Во сне я явственно чувствовала тепло маминого тела. Ее присутствие было настолько ощутимым, что, открыв глаза, я была почти уверена, что мы встретились в реальности. После этого я написала стихотворение, обращенное к маме:

Под стихотворением я поставила дату и время. Спустя годы, вернувшись домой, я рассказала маме про этот сон и показала стихотворение. Мама посмотрела на календарь. Выяснилось, что в тот день она была у бабушки в деревне. Ночью она неожиданно услышала мой голос, доносившийся из сада. Мама выскочила из дома, обыскала весь двор, выбежала на улицу и долго стояла там. Потом вернулась в сад и снова все обошла, громко зовя меня по имени. Но меня нигде не было. Наверное, в ту ночь наше желание воссоединиться достигло пика, и между нами возникла эмоциональная связь, которой неведомы ограничения физического мира.

Перестройка дома

Катя Мартынова

Со временем Виктор понял, что о нас нужно заботиться лучше, если он не хочет, чтобы мы умерли в подземелье. Он начал немного разнообразить наше питание. Иногда нам доставались фрукты и овощи из его сада. По воскресеньям он приносил молоко с местного рынка. Несколько раз нам перепадали сухофрукты, и я варила из них компот. Обед обычно состоял из супа, каши или блинчиков. Чаще всего готовила я, потому что Лена страдала от последствий беременности или, пока ребенок был еще с нами, была занята им. Убиралась и стирала тоже я. Каждый день мы старались наводить порядок в нашей маленькой камере. Иногда мы мыли пол, протирали электроплитку и пытались смыть плесень со стен. Каждые две недели мы старались помыться. Когда у нашего похитителя случался выходной, он приносил нам четыре канистры: две с водой и две пустые. Пустые мы использовали для мыльной воды. Шампунь и мыло приходилось экономить: Виктор постоянно твердил, что не может себе позволить покупать новые так часто. Несколько раз он грозил, что перестанет покупать предметы гигиены, если мы не будем экономить. Даже после мытья я не чувствовала себя чистой. На коже оставалась грязь, а волосы были жесткими, как солома.

Хотя любые занятия в темнице казались бессмысленными, мне все сильнее хотелось рисовать и писать стихи. А летом у меня появилось новое увлечение. Я попросила Виктора принести мне клей, цветную бумагу и целлофан. Поначалу он проворчал что-то невнятное, и я решила, что мне их не видать, но через несколько дней все же принес то, что я просила. И я принялась клеить маленькие домики и отделывать их изнутри. Мебель, которую я расставляла по комнатам, была крохотной, всего несколько сантиметров. Сами домики редко были больше десяти сантиметров в ширину и высоту. Сначала, как настоящий строитель, я закладывала фундамент дома, потом возводила стены и оклеивала их обоями, а затем принималась за мебель. Фасад я делала из прозрачного целлофана, чтобы можно было заглянуть внутрь. Строительство этих домиков было сродни созданию настоящего дома. Я нашла новый способ сбежать от мрачной реальности заточения. Мое детство оборвалось внезапно, но я сумела продлить его с помощью игрушечных зданий, заменивших дом, которого у меня больше не было. Я не могла смириться с тем, что мой мир сжался до шести квадратных метров в шести метрах под землей, и изобрела собственный маленький мир. Я строила его из акварельных пейзажей и картонных домиков, где воображаемые люди жили прекрасной, счастливой жизнью. Занимаясь строительством, я мысленно возвращалась домой, и это помогало мне переживать эмоции, о которых я позже писала в стихах.

Виктор приносил нам журналы. На обложке одного из них красовалась сценка из моего любимого мультфильма. Она мне так понравилась, что я нарисовала ее на стене нашей камеры. А потом я принялась за другую стену – нарисовала улыбающееся солнышко и облака, плывущие по синему небу. Я хотела напомнить нам про внешний мир. Эти картины не давали скатиться в пропасть отчаяния. Однако за несколько месяцев мои рисунки пожрала плесень, и вскоре стены стали еще более мрачными, чем до того, как я их расписала.

Ежедневное насилие продолжалось. Еще одно лето наступило и кончилось. В дни рождения близких я писала им стихи. Я поздравляла их и обещала, что когда-нибудь вернусь, но не видела никакой возможности для бегства. Иногда Виктор позволял нам постоять в «прихожей» и подышать свежим воздухом, но люк находился на уровне моей груди, и выскочить я никак не могла. Если же даже мне удалось бы выбраться, мне не хватило бы сил, чтобы сбежать. Выводя меня в сад, Виктор крепко держал меня за руку, давая понять, что я в полной его власти. Любые попытки сбежать были бесполезны и привели бы лишь к жестокому наказанию. Я должна была подчиняться ему, постепенно лишаясь человеческого достоинства. Сотни раз я лежала под этим мужчиной, пока он насиловал меня. Чаще всего в это время я представляла, что нахожусь где-то далеко, а вместо меня под Виктором лежит женщина с моих портретов. Но иногда я представляла, что у меня в руке пистолет. Я думала, как приятно было бы застрелить этого человека. Я бы показала ему пистолет и насладилась бы выражением ужаса на его лице. А потом я нажимала бы и нажимала на курок, пока не вышибла бы ему мозги. Я так хотела, чтобы зеленая комната стала красной от его ядовитой крови.

В ноябре 2002 года Лена поняла, что снова беременна. Мысль о том, что ей снова придется переживать кошмар родов, повергала меня в ужас. Мы снова принялись молить нашего похитителя освободить нас.

– Оставь надежду, всяк сюда входящий, – ответил Виктор, процитировав слова средневекового поэта Данте Алигьери. Такая надпись помещалась над вратами ада в его «Божественной комедии».

Слышать эти мрачные слова от Виктора было очень страшно. Но жизнь продолжалась, и мне снова пришлось собрать все свои силы и бороться за себя. Я не имела права нарушить мысленное обещание вернуться к родным и избавить маму от сердечной боли. К этому моменту я уже ослабела, как никогда прежде, но решила не поддаваться слабости и бороться с депрессией (а также готовиться к бегству, если представится такая возможность) с помощью физических упражнений. Каждый день я делала приседания, отжимания и другие упражнения, укреплявшие мышцы рук, спины и ног. Вместо гантелей я использовала две полуторалитровые бутылки с водой. Я упрямо занималась зарядкой каждый день, не обращая внимания на настроение и физическое состояние. Когда силы были на исходе, я просто напоминала себе, что должна быть крепкой, чтобы быстрее восстановиться, когда обрету свободу. Стоило подумать о воле, как бутылки с водой сразу же становились легче.

Верная подруга

Виктор Мохов

Закончив строительство подвала, я был весьма удовлетворен результатом. Из сада никто не догадался бы, что у меня под гаражом тюрьма особого режима. Вход в подземелье я искусно замаскировал. Даже если бы кто-то заподозрил, что под гаражом темница, ему никогда не удалось бы найти вход. Когда все люки были установлены, мне захотелось проверить, действительно ли подвал звуконепроницаем. Я опустил в жилую камеру дрель и включил ее. Когда все три люка были закрыты, в саду ничего не было слышно. Темница прошла первое и самое важное испытание. Даже если заключенная в ней будет неделями колотить по стенам чем-нибудь тяжелым, наверху ее никто не услышит.

Теперь нужно было найти подходящую женщину, и тогда у меня будет неограниченный доступ к сексу. В любой момент она будет готова удовлетворять мои сексуальные потребности. Да, конечно, со временем женщина почувствует себя одинокой. Тогда она будет жаждать моего общества и внимания. У нее могут даже возникнуть истинные чувства ко мне. Никогда больше мне не придется слышать отказов или платить кучу денег за проститутку, которая обливается дешевыми духами, чтобы скрыть запахи других мужчин. Женщина в темнице будет целиком и полностью зависеть от меня. Только я буду приносить ей еду, и общаться она сможет только со мной. Со временем она научится ценить мои визиты. Если же она почему-либо не подчинится мне, я всегда смогу пригрозить ей, уморить ее голодом или перекрыть ей кислород. Я создал идеальную обстановку для секса и одновременно для полного контроля над женщиной, о чем всегда мечтал. Если я велю ей есть, она будет есть. Если я захочу уморить ее голодом, она умрет от голода. Если я прикажу ей раздвинуть ноги, она подчинится. Если я решу прекратить ее жизнь, она никак не сможет мне помешать. Мысль о том, что скоро я получу такую власть над женщиной, возбуждала меня.

Закончив строительство, я долго восхищался творением своих рук. Я строил темницу три года, посвящая этому делу все свое время, силы и средства. Теперь работа была закончена, но я никому не мог показать ее результат. Темница должна была оставаться тайной. Оценить ее сможет только моя женщина. Впрочем, это было даже приятно. Старый дом, где я жил с детства, всегда оставался территорией матери. Мне никогда не было до него дела. Все в доме напоминало мне о ней: о ее мерзких перепадах настроения, вечных жалобах и претензиях. Темница же была моим созданием, моей личной территорией. Я строил ее, мечтая о месте, где мне не придется думать о чьей-то чужой реакции. У меня появилось собственное пространство, где я мог становиться самим собой.

Когда строительство было закончено, я принялся за отделку. Несколько недель я красил и обставлял комнаты. И вот все было готово. По моему плану вторая комната должна была стать храмом секса, и я хотел создать в ней особую атмосферу. В этой комнате я буду не просто совокупляться с женщиной, но еще и зачинать своих детей. Согласно «Камасутре», зеленый цвет символизирует плодовитость и развитие. Именно поэтому стены своего храма секса я решил выкрасить в зеленый. Я выбрал светлый оттенок, и результат получился превосходный. Чтобы усилить эротическую атмосферу храма, на одной стене я повесил плакаты с изображениями моих любимых порнозвезд. Если женщина не сможет меня возбудить, плакаты не подведут.

Отделав темницу по собственному вкусу, я решил пару раз заночевать здесь. Я сидел в жилой комнате, и меня одолевало страстное желание кому-нибудь показать свое творение. Если бы был жив отец, ему бы понравилось, но насчет реакции матери я не был так уверен. Ей не пришлась бы по душе идея держать женщину в подвале под гаражом, хотя с ее характером диктатора все было возможно. Впрочем, я решил не испытывать судьбу. Нужно было запастись терпением. Очень скоро я смогу поймать подходящую женщину и поселить ее в темнице. Поначалу новая жизнь ей не понравится, но я был уверен, что со временем она оценит все, что я смогу предложить.

Главная часть моего плана состояла в одомашнивании женщины. В соответствующих условиях приручить можно любое животное. Я был уверен, что к человеку – особенно к юному человеку – это тоже относится. Когда-то я прочел книгу Чарльза Дарвина «О происхождении видов» и отметил там такие слова:

«Нет животного, которого приручить было бы труднее, чем детеныша дикого кролика; но нет животного более смирного и домашнего, чем детеныш прирученного кролика».

Действительно, инстинкт бегства развит у диких кроликов сильнее, чем у других животных. Несмотря на это, я иногда ловил их за городом, и обычно они привыкали к жизни в неволе безо всяких проблем. Стоило посадить кроликов в клетки, как они очень быстро понимали, что такая жизнь удобна и комфортна. При этом молодые животные привыкали к неволе быстрее, чем старые. Стоило им прекратить попытки сопротивления, как все приходило в норму. Если кролик прожил в клетке пару месяцев, он уже не хочет возвращаться в дикую природу. После этого его можно спокойно выпускать, не боясь, что он сбежит. Жившие у меня кролики не только не убегали, но и охотно сами возвращались в безопасные клетки.

Полагая, что тот же принцип применим и к женщинам, я решил поймать молодую девушку, почти подростка. Одомашнить ее будет проще, и секс с ней повернет процесс моего старения вспять. Если девушка будет достаточно сильной, она не умрет, а привыкнет к такой жизни. Через несколько месяцев она уже сама не захочет жить в сложном и пугающем мире за стенами темницы. И тогда я смогу привести ее в свой дом, где она будет жить в качестве моей подруги. А со временем я, может быть, даже женюсь на ней. Я не знал, как отреагирует мать, но тогда мне уже будет все равно. В отличие от кроликов, девушку придется прятать от чужих глаз, пока она не подчинится и не забудет о прежней жизни. Конечно, пребывание под землей может пагубно сказаться на здоровье, но я считал, что нормальная здоровая девушка сможет прожить в темнице не меньше двух лет. Этого времени хватит, чтобы позабыть о свободе. Если же она по-прежнему будет стремиться на волю, от нее можно будет избавиться и найти подходящую замену. Так же и в случае болезни: если она серьезно заболеет, то ни о враче, ни о больнице не может быть и речи. Тогда я избавлюсь от нее и найду другую.

Став тайным владельцем темницы, где можно держать женщину, я начал по-другому относиться к ним. Впервые в жизни, увидев одну из них на улице, я не впадал в депрессию и не испытывал чувства неполноценности. У меня была подземная тюрьма, где в любой момент могла появиться женщина, и это вселяло в меня уверенность. Глядя на них в общественных местах, я словно попадал на выставку, демонстрировавшую то, что скоро будет для меня доступно. Я рассматривал женщин на улицах и думал, какие мне больше нравятся. Большинство казалось мне слишком толстыми, старыми или некрасивыми. Некоторые были привлекательны и годились для наслаждений, но обладали слишком уж доминирующим характером. Одомашнить такую женщину будет непросто. Мне нужна девочка-подросток, стройная и маленькая. Здоровый подросток легко адаптируется. Сексуального опыта у нее не будет, и она не почувствует моей неопытности. Кроме того, в моем плане всегда главным было омоложение.

Строя темницу, я часто думал, смогу ли в одиночку заманить туда женщину. Я начинал нервничать при одной мысли о том, что нужно подойти к девушке на улице. Как мне завлечь ее в машину? И как потом выманить оттуда в подвал? Я должен был следовать «Камасутре»: нужно найти верную подругу, которая мне поможет. Привлекать другого человека было рискованно, но если выбранная женщина сама будет преступницей, она вряд ли пойдет в милицию. Я выбрал Елену Бадукину, подругу-лесбиянку моей бывшей любовницы. Их отношения продлились недолго. Уже после разрыва я иногда встречал Елену в местном баре. Общение с одной и той же женщиной странным образом нас сблизило. Мы несколько раз встречались. Каждый раз, видясь с Еленой, я поражался тому, насколько она необычная. Общаться с ней было так же легко, как с мужчиной. Мы говорили о машинах, мотоциклах, сексе, боксе, работе, водке. Я никогда не видел в ней женщину. Мне было очень комфортно в обществе этого странного человека. Иногда Елена приходила ко мне, я несколько раз помогал ей чинить мотоцикл. Узнав ее лучше, я убедился, что она может стать моей верной подругой. Преступницу мои фантазии не напугают. Впервые мы заговорили об этом, когда я только начал строить свой подвал. Мы пили пиво в саду, и я, словно невзначай, сказал, что хочу чем-нибудь накачать девушку, а потом заняться с ней сексом. К моему удивлению, Елена не просто поняла меня – оказалось, что у нее уже есть такой опыт.

– Я иногда помогала парням, которые хотели сделать нечто подобное, – сказала она. – Но насилие под наркотиками – это не так просто, как тебе кажется.

– Как же это сделать? – спросил я, стараясь скрыть свое возбуждение.

– Нужны высокая самооценка и обаяние! – Елена широко улыбнулась, демонстрируя гнилые зубы. – Нужно заставить девушку поверить, что ты влюблен. И когда она расслабится, ты на полпути к успеху.

– Я не очень-то хорошо умею общаться с женщинами, – признался я. – Мне понадобится помощь.

– Понимаю, – кивнула Елена. – Если хочешь, чтобы я тебе помогла, нам нужна девушка из другого города.

Я почувствовал огромное облегчение. Она сказала «нам» – именно это я и хотел услышать.

– Был бы не против, – максимально спокойно произнес я. – Но как это сделать?

– Способов много, – ответила Елена. – Все зависит от девушки и от ситуации. Девушки какого возраста тебя заводят?

– Я бы хотел молоденькую… Может быть, старшеклассницу…

– Знакомую или постороннюю?

– Она не должна меня знать и должна быть не из нашего города.

– Ты хочешь затуманить ей мозги, чтобы она согласилась на твое ухаживание? Или нужно полностью лишить ее сознания?

– Лучше второе.

– Я умею уговаривать, – улыбнулась Елена. – Стоит мне включить обаяние, и мне поверит любой. Однажды я даже детектор лжи во время допроса провела.

Закончив отделывать подвал, я договорился с Еленой о встрече. Словно ненароком, я сказал, что все еще хочу опоить девушку и заняться с ней сексом. Говорить о том, что я собираюсь оставить ее у себя насовсем, я не стал. К тому моменту мы с Еленой уже вполне доверяли друг другу, но не настолько, чтобы рассказать ей про темницу. Она была настоящей преступницей. Если бы она узнала слишком много, то начала бы шантажировать меня. Мы договорились, что она поможет мне привезти девушку в мой дом, а потом уйдет, и я смогу несколько часов ее насиловать. Закончив, я сам отвезу девушку обратно в город. Если бы Елена узнала об исчезновении девушки, я бы сказал, что отвез ее назад, а что с ней случилось после, понятия не имею.

Мы с Еленой решили поехать в Рязань и найти симпатичную девушку, которую нужно будет подвезти. Я буду за рулем, а Елена заговорит с ней и убедит сесть в мою машину. А в машине мы предложим ей что-нибудь покрепче.

– Раз уж мы согласились подвезти ее, она постесняется отказаться.

– Отлично! Значит, нужно подмешать в водку снотворное?

– Да что ты?! Девушка-подросток вряд ли выпьет много. Но от спиртного ей захочется пить. Вот тут-то мы и подсунем ей воду со снотворным. Ее она выпьет достаточно.

Елена была настоящим преступным гением. Я успокоился: она точно знала, что делать. Вместе с ней у меня все получится.

– Когда она потеряет сознание, мы привезем ее в Скопин, – продолжала Елена. – Она может проснуться, но будет все еще в полубессознательном состоянии, и мы заставим ее выпить еще воды. Погода теплая, ты сможешь отвезти ее в Рязань перед рассветом и оставить в парке. Она проснется и сама доберется до дома. Вряд ли она что-нибудь запомнит, а поскольку следов не будет, милиция ничего предпринимать не станет.

– Отличный план, – одобрил я.

– Когда хочешь это сделать? – спросила Елена.

В «Камасутре» говорилось о сезоне праздников. Через десять дней в Рязани как раз должен был проходить праздник. На улице будет множество девушек. Я предложил этот день, и Елена со мной согласилась.

Мы простились. Елена даже не попросила заплатить ей за помощь, чем меня озадачила. Впрочем, возможно, она просто хотела отплатить мне за ремонт ее мотоцикла, а может быть, эта идея заводила ее саму.

Вечером в день праздника мы с Еленой несколько часов катались по улицам Рязани. Мы были совсем рядом с толпой, но поймать девушку оказалось не так просто, как я думал. Девушки гуляли группами, с парнями, с родственниками. Когда же нам попалась одиночка, она оказалась толстой и некрасивой. Вряд ли мне удалось бы пропихнуть такую корову в люк. Мы уже готовы были отказаться от своей затеи, когда увидели впереди двух девушек. Мы сразу заметили, что они довольно симпатичные и при этом очень спешат. На улице, кроме них, никого не было. Я понял, что все сложилось.

– Эти две подходят, – сказала Елена. – Нравятся?

– Да! – У меня забилось сердце. – Отсюда они смотрятся отлично, но нам придется взять обеих.

– Естественно, – прищурилась Елена. – Вместе они расслабятся. Нам будет легче заманить их в машину. Снотворного в бутылке хватит на обеих. Поехали!

– Поехали! – я тронулся с места. – Когда мы их напоим, одну можно будет где-нибудь оставить, а вторую привезем в Скопин.

Через мгновение мы догнали девушек, и Елена заговорила с ними. Она с легкостью их одурачила – я и представить подобного не мог. Не успел я остановиться, как Елена завязала легкую беседу. Она улыбалась и вообще пустила в ход все свое обаяние. Девушки расслабились. Не успел я опомниться, как обе уже сидели в машине. Дверцы захлопнулись, я тронулся с места. Я никогда не задумывался о том, что почувствую на этом этапе своего плана. От возбуждения у меня случилась эрекция. Я никак не мог расслабиться. Мы ехали, и Елена болтала с девушками, задавая им кучу вопросов. Обе полностью ей доверились и вежливо отвечали. Я осторожно рассматривал девушек в зеркало заднего вида. Увидев их лица, я был потрясен! Обе были очень хороши, просто ангелочки. И я узнал их! Блондинка и брюнетка – те самые девушки, которых я представлял себе, строя подвал! Это были мои девушки! Самой судьбой им суждено оказаться в моей власти!

За несколько минут Елена уговорила девушек выпить. А потом обе жадно пили воду из бутылки со снотворным. Когда девушки задремали, я полностью последовал плану, который предложила Елена. Сначала я сказал, что мне нужно позвонить сестре – и найти для этого телефон. А потом развернул машину и поехал в Скопин.

Мы двигались в сторону моего дома. Девушки уже потеряли сознание. Елена улыбалась. Я поздравил ее с отличной работой.

– Давай оставим обеих, – сказал я. – Всегда мечтал иметь гарем.

– Босс ты! – ответила Елена, весьма довольная результатом.

Когда мы оказались в Скопине, сначала все шло по плану, но скоро возникла проблема. Снотворное оказалось слабее, чем мы думали. Мы были еще на окраине города, когда Елена заметила, что одна из девушек вот-вот проснется. Если она увидит спящую подругу, то будет трудно снова заставить ее пить воду. Нужно было импровизировать. Елена велела мне остановить машину и выйти.

– Ты сможешь трахнуть девушку, если та придет в себя? – спросила она, когда мы были на улице.

– Не думаю, что это будет проблемой, – ответил я.

– Подумай как следует, – возбужденно заговорила Елена. – Представь, что тебе придется иметь дело с напуганной девчонкой, которая хочет домой. Разве это не лучше, чем трахать бессознательное тело?

Я обдумал ее слова.

– Возможно… – произнес я, хотя особой разницы не видел. – Но мне ее ни за что не уговорить.

– Предоставь это мне, – махнула рукой Елена. – Какую хочешь?

– Брюнетку. Не знаю, смогу ли справиться с другой. Она кажется мне слишком властной.

– Отличный выбор, – одобрила Елена. Ее возбуждение явно нарастало. – Уверена, что она девственница. Я ей все объясню, не волнуйся!

Возникшая ситуация явно ее возбуждала. Хотя мы отклонились от инструкций «Камасутры», я согласился с новым планом. Елена оказалась на удивление опытной. Проблем для нее не существовало. Без нее я никогда не зашел бы так далеко. Она сказала, что очень важно успокоить девушек. Иначе они ударятся в панику, а тогда нам придется применять силу. В этом случае наше преступление будет более серьезным, и мы не сможем вернуть девушек в город. Они обе видели наши лица. Если дойдет до насилия, милиция начнет следствие, и нас найдут. Ситуация может стать настолько серьезной, что у нас не будет иного выхода, кроме как избавиться от девушек. Чтобы не вызвать у них паники, нужно следить, чтобы было темно. Елена велела мне заехать на небольшой холм и подложила камень под колесо машины. Мы стали ждать. Когда одна из девушек начала просыпаться, мы вытащили камень, и машина покатилась назад. В этот момент я вскочил в машину и нажал на тормоз. От этого проснулись обе. Я выскочил из машины и сделал вид, что мы врезались в дерево и разбили заднюю фару. Очень скоро мы уже въезжали в мой двор. Все получилось.

Елена с легкостью сыграла свою роль и заманила брюнетку в гараж. А я сумел затащить блондинку в дом, не разбудив мать. К счастью, от снотворного она так плохо соображала, что мне удалось заставить ее сделать еще несколько глотков из бутылки. Когда она заснула на моей кровати, я поспешил в гараж, чтобы насладиться брюнеткой.

Когда утром взошло солнце, обе девушки уже благополучно находились в темнице. Оставляя их там, я был вне себя от радости. «Именно так, наверное, чувствуют себя влюбленные», – думал я. Все получилось в точности по плану. Более трех лет работы принесли плоды. С помощью замечательной Елены и древней мудрости «Камасутры» я заполучил в полное свое распоряжение двух красивых девушек. Никто не видел, как они садились в мою машину. С этого момента они целиком в моей власти, пока не наскучат мне. Теперь я начну их одомашнивать – научу их, как доставлять удовольствие мужчине. Если я буду хорошо заботиться о них, со временем они смирятся и с радостью будут жить под моей опекой. Я был в этом уверен.

Омега-самец

Переписка Карстэна и Кати

Дорогая Катя,

когда мы общались через переводчика, было трудно обсуждать вопросы насилия и секса. Не могли бы вы написать, что именно происходило в зеленой комнате? Я знаю лишь, что Виктор вытаскивал вас туда, когда хотел насиловать. Но что именно он там делал?

Дорогой Карстэн,

в зеленой комнате Виктор несколько лет делал одно и то же. К счастью, у него не было никакого сексуального воображения и опыта. Оглядываясь назад, я думаю, что он был почти так же неопытен с женщинами, как я на тот момент с мужчинами. Единственным его сексуальным извращением было стремление контролировать реальных женщин и пользоваться ими, словно куклами. Все время, что мы были в его власти, меня он насиловал только в миссионерской позиции. Я никогда не снимала футболку, но иногда Виктор шарил под ней руками, хотя груди у меня почти не было. Во время секса он обычно невнятно рычал или сыпал непристойностями. Но он крайне редко заставлял меня повернуться или сделать ему минет. Он двигался как робот. Если вдруг он выбирал другую позу, то просто приказывал мне лечь нужным образом. Хотя насилие стало рутиной, я не могла привыкнуть к его прикосновениям и запаху. В нем все было отвратительно – меня тошнило от одного того, как он смотрел на меня, раздеваясь. А видеть его пенис было еще хуже. Чтобы справиться с этим, я уходила в себя, притворялась, что это не я. Должно быть, он понимал, насколько отвратителен для меня, поэтому я думаю, что и он погружался в собственные фантазии. Однажды он сбросил маску и попытался поцеловать меня, но я уклонилась, и больше он не пробовал. Думаю, что надувная кукла была бы более отзывчива и доставила бы ему больше наслаждения, чем я.

Вспоминая об этом, я понимаю, что мне помогало. Я не считала происходившее в зеленой комнате сексом. Да, иногда я называю это сексом, но на самом деле это не так. Секс – это близость, основанная на взаимной симпатии и наслаждении. С этой точки зрения у меня не было никаких причин считать происходившее между мной и Виктором сексом. Я не ощущала ни малейшей близости. Да, Виктор считал, что занимается со мной сексом, но это было не так. Мне было легче считать его больным, безумным человеком. Мы же не считаем, встретив больного человека, что и все остальные больны. Так и я никогда не считала Виктора типичным представителем всего мужского пола. Для меня он был частью узкого круга психически больных людей.

Я не могу понять, почему мужчина решил причинить такое страдание двум совершенно незнакомым девушкам и их семьям ради столь бессмысленного сношения с ними. Когда я лежала перед ним, его действия нужно было просто перетерпеть, чтобы все закончилось быстрее. Даже проститутка на моем месте хоть что-нибудь имитировала бы, чтобы он почувствовал себя великим любовником. Конечно, она сделала бы это, чтобы он кончил быстрее и облегчил ее работу. Я ничего такого не делала. Обычно я просто закрывала глаза и лежала неподвижно. Я была совершенно пассивна и ничего не говорила, пока он не достигал оргазма. Если мужчине интересно такое, значит, он конченый неудачник. Неужели ему нравилось касаться женского тела, не ощущая ни уважения, ни любви женщины? Если у вас есть ответ на мой вопрос, я бы с радостью его услышала.

Дорогая Катя,

если мужчине нравится секс и рядом с ним женщина раскрывается, ему не приходится красть наслаждение. Я всю жизнь изучаю динамику мужской и женской сексуальности. В отличие от женской, мужская сексуальность – это мощная сила, стремление покорять, подчинять себе объект желания и владеть им. Большинству мужчин удается контролировать и сдерживать эту силу, но для некоторых это почти невозможно. Сексуальность Виктора подчинила его себе. Этот демон превратил его в раба собственных желаний. Он никогда не понимал и не испытывал эмоциональной связи, возникающей в результате близости, и поэтому считал секс исключительно физическим актом.

Иногда я делю мужчин на три категории: альфа, бета и омега. Альфа-самцы самые активные и социально заметные. Бета-самцы – интроверты. В социальной иерархии они располагаются ниже. Омега-самцы – изгои, они не могут занять своего места в иерархии и потому изо всех сил стараются создать себе статус в глазах других. Вместо того чтобы попытаться встроиться в иерархию, они ищут обходные пути и лазейки.

Хотя Виктор контролировал вас с Леной и держал в своей темнице, это не сделало его доминирующим альфа-самцом. Альфа знает, как использовать свой авторитет, чтобы заслужить уважение окружающих. Он умеет управлять другими конструктивным образом. Виктор не обладал авторитетом. Чтобы реализовать свое желание, ему приходилось прибегать к трусливым трюкам: похищение, снотворное, слезоточивый газ. В отношениях с женщинами он был типичным омега-самцом, неспособным завоевать уважение и любовь.

Чтобы понять динамику изнасилования, нужно сначала понять динамику секса. Когда двое здоровых, симпатизирующих друг другу людей ощущают взаимное влечение, они переходят к сексу. Хороший секс основывается на общей близости. Когда мужчина насилует женщину, он удовлетворяет себя сексуально, не утруждаясь созданием атмосферы взаимопонимания. Он не завоевывает ее, а превращает в объект, в вещь. Именно так поступает омега-самец, когда пытается украсть то, чего не заслужил.

Мы с Вами считаем самым прекрасным в сексе истинную близость и эмпатию. Нет ничего лучше общения с человеком, который дарит тебе все свое внимание, желание и любовь. И неважно, о каком сексе мы говорим. Когда он основывается на взаимопонимании, уважении и любви, он всегда прекрасен и полезен для партнеров.

Насильник боится эмпатии и не может справиться с целительным аспектом любви. Такого человека можно считать импотентом, потому что он неспособен на здоровый, взаимно приятный секс. Для него эмпатия опасна, потому что порождает обязательства и привязанность. За фасадом преступника обычно скрывается человек, маниакально стремящийся избежать привязанности. Отключив эмпатию, он может ужасно относиться к другим людям, не испытывая ни раскаяния, ни сочувствия. Насильник по сути мастурбирует, используя другого человека как бездушный объект. Его сексуальная жизнь одинока и пуста. Чем слабее он ощущает эмоции жертвы, тем сильнее становится его либидо.

Дорогой Карстэн,

вы прекрасно все объяснили. Теперь я понимаю, почему Виктор выбрал таких неопытных девушек, как мы с Леной. Он просто не мог быть с женщинами, которые не боялись бы его. Его жертвами должны были стать неопытные девушки-подростки, а не те сексуально свободные женщины, которые красовались на плакатах в зеленой комнате. Возможно, Виктор был слишком неуверен в себе, чтобы заниматься сексом с женщинами с моих картин.

Я никогда не слышала выражения «омега-самец», но оно очень точно описывает нашего мучителя и его отношение к близости. А все ли насильники омега-самцы?

Дорогая Катя,

я считаю, что все насильники – омега-самцы в отношениях с женщинами. Но это не означает, что все воспринимают их именно так. Мы должны помнить, что насильники разные и мотивы у них тоже разные. Некоторыми насильниками движут одиночество, страх, гнев, ревность, желание мести или ненависть. Другие находятся под влиянием наркотиков, страдают от депрессии, паранойи или иных психических расстройств. У третьих есть садистские мотивы и желание запугивать и мучить. Кто-то действует под влиянием неожиданного импульса, другие же, как Виктор, тщательно планируют свое преступление. Есть насильники, одержимые своей сексуальной страстью. Они просто не осознают желаний женщины и допустимых границ. У изнасилования могут быть тысячи мотивов – Виктор, к примеру, считал, что секс с молодыми девушками омолодит его. Жертвы насилия столь же различны, как и насильники, и все они справляются с этой трагедией по-разному. Реакция женщины связана с ее сексуальным опытом, темпераментом, социальным происхождением, обстоятельствами насилия и отношениями с насильником.

Дорогой Карстэн,

я даже не думала, что у насильников может быть столько мотивов. У Виктора было несколько, но двигали им в первую очередь безжалостность и убежденность в том, что невинных девушек можно принести в жертву его неутолимому сексуальному голоду.

Я читала знаменитый роман Достоевского «Преступление и наказание». В нем писатель исследует ментальное состояние и нравственные дилеммы главного героя, Родиона Раскольникова. Раскольников считает, что ради высокой цели можно совершать любые преступления, не испытывая угрызений совести. Он решает проверить свою теорию, убив нечистоплотную старуху-процентщицу ради денег. Ему кажется, что деньги избавят его от бедности и позволят совершить великие дела. Стремясь к величию, он начинает считать смерть этой женщины неизбежной жертвой. Но после убийства Раскольникова терзают смятение, паранойя и отвращение к себе. Расплатой за преступление по отношению к другому человеку становится безумие. Думаю, то же самое произошло и с Виктором. Им двигала мечта об абсолютном контроле и абсолютном обладании женщинами в нашем лице. Все последствия – то есть рождение детей – стали неизбежной расплатой за запуск этого механизма. Зачатие было естественным результатом, и он относился к этому с полным безразличием. Когда я читала Достоевского, я думала, что наш мир полон Раскольниковых, которые позволяют себе причинять боль другим людям, оправдывая собственные действия некой высшей целью.

Третья девушка

Катя Мартынова

Наступил наш третий Новый год в заточении. Мы с Леной попытались устроить хоть какой-то праздник. Но отмечали мы не наступление нового года, а тот факт, что нам удалось дожить до него в этом аду. Мы вежливо спросили у Виктора, можно ли нам приготовить салат, попросили немного копченой колбасы и фруктов. Он согласился. Но, получив еду, мы не ощутили никакой радости. Мы просто молча сидели и ели. Все происходящее в подвале потеряло значение – осталась лишь надежда, что когда-нибудь мы снова будем свободны. После Нового года мы отметили день рождения Лены, и дни снова потекли один за другим. Жалкое существование в четырех стенах было абсолютно однообразным. Наш мучитель появлялся каждый вечер. В сексуальном отношении он был ненасытным. Иногда он требовал, чтобы мы обе занимались с ним сексом, только поочередно.

Я часто думала, что же с ним произошло, почему он стал таким извращенным маньяком. Спускаясь в подвал, он почти всегда говорил одно и то же. И выглядел он совершенно одинаково: потрепанные черные брюки и рубашка. По нему было видно, что он занимается физической работой. У него были сильные руки с грязными ногтями, широкая спина, длинные, косолапые ноги. С каждым годом лысина на макушке становилась все больше. Он тщетно пытался ее скрыть, зачесывая оставшиеся волосы назад. От него вечно пахло по́том и машинным маслом, но выбрит он всегда был чисто. Думаю, что брился он не для того, чтобы стать красивее, а просто в силу привычки, выработанной с юности. Казалось, он вовсе не задумывается о своей внешности – вот только лысину пытается замаскировать.

В один день весной 2003 года наш мучитель просунул голову в люк. По выражению его лица я подумала, что у него хорошие новости, и это меня напугало.

– Скоро еще девку к вам приведу, – заявил он.

Мы с Леной в ужасе переглянулись.

– Надо верхний ярус над кроватью надстроить, – продолжал Виктор. – Придется потесниться ради новой соседки.

Мы не знали, что сказать. Безумие сказанного было слишком ужасно, чтобы осознать его смысл. Когда он ушел, мы с Леной не могли найти слов. Мы долго сидели молча, пытаясь осознать новый кошмар. Лена была беременна, летом она должна была родить. Если Виктор сказал правду, в этой крохотной камере скоро окажутся трое девушек и младенец. Я и представить не могла, что наше существование может стать более жутким, чем оно было, но, как уже не раз, ошиблась.

Прошло несколько часов, и известие о третьей девушке стало казаться шуткой. Мы надеялись, что Виктор нас просто разыгрывает – он любил такие садистские выходки. Но когда он вернулся и принялся надстраивать нары над нашей кроватью, мы поняли, что он не шутил. Мы слышали, как он что-то мастерит в зеленой комнате. Потом он принялся перетаскивать материалы в нашу камеру. Для этого ему пришлось целиком залезть к нам. Он явно опасался, что мы набросимся на него или попытаемся выбраться через люк, поэтому перекрыл выход железной трубой, а спустившись к нам, вытащил кровать в центр комнаты, чтобы мы оказались как можно дальше от люка. Живот Лены был уже очень большим, и двигаться ей было трудно. Виктор понимал, что она угрозы не представляет, и все внимание сосредоточил на мне. Периодически он грозил мне обрезком трубы, лежавшей рядом с ним.

Я не могла оторвать глаз от открытого люка. Свобода казалась такой близкой, но я не осмеливалась сделать ни шагу. Благодаря зарядке я заметно окрепла и знала, что смогу побежать за помощью. Но Виктор убьет меня этой трубой, прежде чем я сумею выбраться через люк.

В следующие выходные Виктор закончил надстройку нашей кровати. Потом он скинул нам матрас и велел положить его на нары.

– Когда появится новенькая, принесу вам сексуальное белье, – ухмыльнулся он, закрывая люк.

Мне было безумно жаль новую девушку. Ничего не зная о ней, я могла лишь представлять эту несчастную. Закрыв глаза, я мысленно видела ее в нашей камере. Она была невысокой, светловолосой, с испуганными, полными слез голубыми глазами. Как и мы, она никогда не свыкнется с мыслью, что жизнь ее кончена и теперь ей предстоит лишь сидеть в вонючей яме и ждать, когда наш мучитель захочет секса.

С этого момента, когда Виктор открывал люк, нас охватывал дикий страх. Мысль о необходимости утешать несчастную девушку, которую постигла такая беда, повергала нас в ужас. Но прошла неделя, а третья так и не появилась. Мы немного расслабились. Похоже, Виктор собирался похитить еще одну девушку, но его план провалился. С каждым днем наша уверенность в этом росла. Неделя шла за неделей, а новая кровать так и оставалась незанятой. Однако надстроенные нары оказались нам даже выгодны: они служили крышей. Теперь по ночам на нас не капала вода и не приходилось бояться отвратительных черных жуков, которые сыпались с потолка.

Второй ребенок

Катя Мартынова

Когда Лена рожала второго ребенка, я уже не была той напуганной маленькой девочкой, как раньше. Это произошло 3 июля 2003 года. К тому времени мы прожили в нашем аду почти три года. Схватки у Лены продолжались довольно долго. Она стонала, кричала и плакала. В конце концов она легла на постель, а я приготовилась помогать ей. Принятие родов меня больше не пугало. Как настоящая акушерка, я командовала Леной, велела ей тужиться и направляла ребенка. Она снова родила мальчика. Я обрезала пуповину, обтерла младенца, завернула его в тряпку и передала Лене. На этот раз она решила назвать мальчика Олегом. Он родился очень маленьким и слабым – весил не более двух килограммов. По сравнению со старшим братом он был очень спокойным, но сильно на него походил. По большей части он тихо спал в старом чемодане, который Виктор принес нам, когда родился Влад. Мы сохранили под кроватью подгузники и одежду первого ребенка, и теперь они нам пригодились. У Лены снова возникли проблемы с молоком. Хотя ребенок не особо активно требовал еды, мы очень волновались. Он был совсем слабеньким, находился в нечеловеческих условиях. Было ясно, что долго он не протянет.

В день, когда родился Олег, Виктор пришел заниматься сексом. Услышав, что Лена родила, он не проявил никаких чувств, но на этот раз заявил мне:

– Когда вы обе родите по десять детей, я вас отпущу.

Ему не было никакого дела до собственных сыновей, но явно нравилось, что его рабыни рожают. Мы провели в подземелье уже несколько лет и были готовы поверить во все что угодно, лишь бы обрести свободу. Когда Виктор ушел, мы стали обсуждать жуткую перспективу рожать еще 18 детей. Нам столько не протянуть. Хотя приближалось мое семнадцатилетие, женщиной я так и не стала. Из-за постоянного стресса и ужасных условий менструаций у меня не было. С одной стороны, я боялась, что никогда не стану женщиной. С другой же, я благодарила Бога за то, что остаюсь ребенком – так я не могла забеременеть. Виктора бесило то, что я остаюсь ребенком. Занимаясь со мной сексом, он постоянно ругал меня:

– Ты слишком худая! У тебя ни груди, ни задницы! Фигура ребенка, рожать не можешь! Зачем я все еще держу тебя?!

Каким-то чудом Олег прожил в подвале еще четыре месяца. Мы обе видели, что он очень слаб и жизнь в нем едва теплится. Но Лена не могла с ним расстаться, а Виктор не требовал, чтобы мы отдали ребенка. Похоже, он хотел, чтобы Лена сама приняла решение. Конечно, ей не хотелось, чтобы ребенок рос в камере или умер от голода и страданий. Когда мы окончательно поняли ужас ситуации, мы решили, что нужно просить Виктора забрать ребенка. Без света, нормального питания, свежего воздуха и ухода Олег долго не протянет, а мы не могли их ему дать.

Приняв решение расстаться с малышом, мы придумали и план спасения. На крохотной бумажке мы написали наши имена и мольбу о помощи и зашили эту бумажку в одежду малыша. Нам было легче расстаться с ребенком, видя в нем посланца, способного спасти нас от бесконечного кошмара. Когда Виктор в следующий раз пришел заниматься сексом, мы попросили его отнести Олега в безопасное место, где о нем позаботятся. Виктор молча забрал ребенка. Через несколько дней он показал нам статью в местной газете:

Вчера в жилом доме в Скопине был найден младенец. Прокурор города заявил журналистам, что ребенка нашли на полу на лестничной клетке. Когда малыша привезли в больницу, врачи были потрясены. Младенец походил на старика и еле дышал. Хотя ему явно было около четырех месяцев, его рост составлял всего 55 сантиметров, а весил он не больше 2,4 килограмма. Примерно два года назад в Скопине уже произошел подобный случай – был обнаружен брошенный младенец. В обоих случаях милиция разыскивала родителей, но розыски ни к чему не привели.

Виктор так и не сказал нам, обнаружил ли он нашу записку. Мы долго ожидали спасения, молились, чтобы милиция начала действовать. Но прошла неделя, а ничего так и не произошло. Наша надежда угасла. Наверное, Виктор нашел записку, но решил помучить нас, ничего не сказав. Тщетно ожидая спасения, мы погружались в глубокое отчаяние. Нам стало еще труднее верить в то, что когда-нибудь кошмар закончится. Наступила осень. Мне исполнилось семнадцать. В день рождения Виктор позволил мне посмотреть из люка на звездное небо и целый час дышать свежим воздухом.

Через несколько месяцев Лена сказала мне, что беременна третьим ребенком. Я отнеслась к этому спокойно. Теперь меня трудно было шокировать. Я начала привыкать к своему ужасному положению и перестала тратить эмоциональные силы на происходящее. Все было неважно – нужно было просто жить и надеяться, что когда-нибудь удастся бежать. Из трех лет, проведенных в камере, Лена бо́льшую часть времени была беременна. Я привыкла видеть, как растет ее живот, и ждать рождения ребенка. Лена дала мне очень важный урок. Хотя отцом ее детей был безумный маньяк, она все равно любила несчастных малышей. В их личиках мы не видели лица нашего мучителя. Мы видели двух невинных ангелочков, доверенных нашей заботе. Я начала понимать, что значит быть матерью. И теперь я особенно остро чувствовала, какую ужасную боль причинило мое исчезновение маме. Это ощущение укрепило мою решимость непременно вырваться из заточения, обнять маму, успокоить и пообещать, что я никогда больше не пропаду. Я чувствовала, что она каждый день молится за меня, верит, что я жива и что когда-нибудь я вернусь. Что бы ни делал наш мучитель, я никогда не позволяла ему лишить меня мечты увидеть мою маму. А для этого я должна была изо всех сил стараться сохранить рассудок. Каждый день я погружалась в воображаемый мир через творчество, занималась зарядкой или смотрела телевизор. Особенно мне нравились прямые эфиры. Сознание того, что я вижу происходящее именно в этот момент, позволяло мне чувствовать себя частью реальной жизни. Я даже пыталась представить, что непосредственно наблюдаю за происходившим по другую сторону экрана. Телевизор был нашим окном во внешний мир – средством связи с нормальной, обыкновенной жизнью. Мы с Леной решили никогда его не выключать. Ложась спать, мы лишь убавляли звук, и мир продолжал жить без нас.

Стокгольмский синдром

Карстэн Графф

– Сколько раз Виктор травил вас слезоточивым газом? – спросил я как-то вечером, когда мы с Катей общались в интернете.

– Раз шесть или семь, – ответила она.

– Он распылял газ, когда в камере находились младенцы?

– Он делал это пару раз, когда Лена была беременна, – написала Катя, – но при детях такого не было.

– То есть единственным проявлением его чувств к детям было нежелание травить их газом?

– Не думаю, что жизнь или смерть детей его волновала, но почему-то он хотел, чтобы мы думали, что для него это важно.

– Похоже на правду, – написал я, сверяясь со своими заметками, чтобы выбрать следующий вопрос. – А сколько времени Виктор каждый день проводил с вами или с Леной?

– Иногда мы не видели его по несколько дней, но если он приходил, то проводил с нами от получаса до часа. Довольно долгое время он приходил каждый день. Сначала он передавал нам еду, потом насиловал одну из нас. Обычно мы выходили в зеленую комнату по очереди. Мы всегда знали, кому идти, а кому оставаться в камере.

– Записывая вашу историю, я часто думал о странности вашей ситуации: вы ненавидели этого мужчину и стремились избегать его, но в то же время могли выжить только благодаря ему. Наверное, вы слышали о «стокгольмском синдроме»?

– Да. Это психологический союз жертв похищения с похитителями. Мы с Леной целиком и полностью зависели от Виктора. Если бы с ним что-то случилось, мы обе умерли бы ужасной смертью. Логично было бы предположить, что у нас с Леной проявится стокгольмский синдром, но этого не случилось. Мы никогда не испытывали ни малейшей симпатии к Виктору. Когда нам удалось спастись, мы не нашли никаких оправданий его поступку.

– Но вы знаете, что другие жертвы испытывали нечто, подобное стокгольмскому синдрому? Мне кажется, что это вполне естественная реакция – не только в ситуации похищения, но и, например, в браке, когда у вас нет сил уйти от партнера, даже если он причиняет вам боль, эмоциональную или физическую.

– Я прекрасно понимаю, что многие испытывали стокгольмский синдром, – ответила Катя. – Но с нами этого не случилось, и тому есть масса причин. Все время заточения по отношению к Виктору у нас было два основных чувства: ненависть и отвращение. В нем было гадко все: его голос, саркастическая манера говорить, ужасный запах, идиотская улыбка, грязная, засаленная одежда… После того как он меня насиловал, я не могла смыть со своего тела его омерзительную сперму и запах. Мне годами приходилось мириться с тем, что эта липкая жидкость проникает в меня. Мне постоянно хотелось ударить его, лягнуть, укусить, сказать какую-нибудь гадость. Более трех с половиной лет я мечтала лишь об одном: задушить его собственными руками. Я ненавидела его не только за то, что он сделал, как вел себя и как выглядел. Я ненавидела его за то, что он мог в любой момент пойти, куда захочет. Виктор мог общаться с людьми, дышать свежим воздухом, спать в собственной кровати, есть, что захочет, ходить в магазины. Он был свободен, а двух незнакомых девушек обрек на существование в темном и сыром подвале, в полной изоляции от мира. Травил нас слезоточивым газом, кормил объедками. Мы боялись, что Виктор убьет нас. Он погубил наши семьи. Даже если бы мы с Леной оказались настолько слабыми, что захотели бы какой-то эмоциональной близости с ним, это было бы невозможно. Нам было известно только его имя и название города, в котором он жил. Мы знали, что он делит дом с матерью, – и больше ничего. Он даже возраст свой скрывал. Если бы он разговаривал с нами, делился своими мыслями и чувствами, у нас мог возникнуть стокгольмский синдром. Но ощущать привязанность к холодному и далекому человеку, неспособному к осмысленному разговору, просто невозможно. Если бы он открылся нам, мы могли бы понять его – и это изменило бы ситуацию.

– Но если бы Виктор открылся и начал честный разговор, то больше не мог бы воспринимать вас как животных, – написал я. – В нем возникла бы эмпатия, и он перестал бы видеть в вас бездушные объекты. И тогда он не смог бы продолжать насилие.

– Именно! Он смягчился бы, и это стало бы концом его тирании!

– Я хотел поговорить с вами именно об этом, – написал я, заглянув в свои заметки. – Уверен, что в любой боли есть смысл. Меня самого многому научили самые болезненные события моей жизни. Вы понимаете, что я имею в виду, говоря о таких уроках? Оглядываясь назад, чувствуете ли вы, что пережитая в заточении боль чему-то вас научила?

– В подвале мне казалось, что я стала жертвой черной магии и теперь обречена на жизнь в аду, – ответила Катя. – Но все это показало мне, что есть и свет, и мрак. Во мраке я научилась сохранять надежду, даже когда меня лишили достоинства.

– Помогло ли заточение овладеть какими-то практическими навыками?

– Да. До похищения я не умела готовить, убираться, наводить порядок. Когда двум взрослым, а иногда и младенцу, нужно жить под землей на шести квадратных метрах, необходимо быть очень организованными. Эти привычки остались со мной навсегда. Когда нас с Леной освободили, я больше не ждала, что мама будет готовить еду или убираться. Я и сегодня трачу много времени на уборку. Мне нравится жить в чистом доме. Кроме того, заточение пробудило мои художественные способности. Я никогда не добилась бы успеха в живописи и поэзии, если бы вела нормальную жизнь.

– А сегодня вы рисуете? Пишете ли стихи?

– Стихи иногда пишу, а рисую редко. В заточении картины рождались из острой боли. На свободе живопись слишком сильно напоминает мне о днях заточения.

– Рассказывая свою историю, вы упомянули, что в темнице дошли до такого состояния, когда вас уже ничего не могло шокировать. Думаю, вы научились эмоциональной готовности к любым страшным новостям. Сохранили ли вы эту способность?

– Сегодня мне тяжелее воспринимать дурные известия, чем это было тогда. Однако я лучше большинства людей понимаю, что жизнь может быть мучительной и тяжелой, а тоска не избавляет от боли.

– Сегодня мы много внимания уделяем гибкости тела, забывая о гибкости разума и эмоций. Многие умеют выполнять упражнения йоги, заботятся о своей силе и ловкости. Но в обычных условиях очень трудно так же воспринимать жизнь. Мне кажется, что в подвале Виктора ваши эмоциональные ресурсы постоянно находились на пределе. Вы научились смирять и развивать страх и боль, превращая их в стихи, мечты и картины. Вы сумели принять ответственность за собственную судьбу, сохранили рассудок, сделали разум сильным и гибким. Благодаря этому вы вышли из заточения более стойкой и зрелой, чем раньше.

Одомашнивание

Виктор Мохов

Одомашнить девушек и заставить их смириться с той жизнью, какую я им уготовил, оказалось не так легко, как мне казалось. Кролики – простые существа, но две избалованные девушки оказались более сложными. Поначалу они обе постоянно рыдали и пытались манипулировать мной с помощью слез. Почти каждый раз, когда я приказывал им идти в зеленую комнату, они сопротивлялись или отказывались. Даже когда я просил по-дружески, они вели себя, как маленькие королевы, считая, что у них есть выбор. За это мне приходилось по-разному их наказывать. Иногда я выключал свет или вентиляцию. Если это не действовало, я переставал приносить им еду и воду, чтобы они поняли, кто здесь хозяин. Много раз мне приходилось доводить их до состояния, когда мир становился для них простым. Голодные и напуганные, они переставали меня пилить и забывали о такой роскоши, как свежий воздух или возвращение к семьям. В состоянии страха они переходили в более практичный режим существования. В таком режиме им было проще раздвигать ноги, потому что заботило их лишь одно: как остаться в живых. Поэтому я постоянно твердил, что они бесполезны, что я могу убить их и найти других. Видя ужас на их лицах, было очень трудно удержаться от смеха. Радость такой безграничной власти над женщинами всегда улучшала мне настроение.

С самого начала я не позволял девушкам сблизиться со мной. Я не мог позволить им одурачить меня своими женскими чарами. Доминирование женщины над мужчиной начинается со слез и жалоб. Всю жизнь мать поступала со мной именно так. Она умела вызвать во мне чувство вины и стыда. Строя подвал, я помнил о необходимости сдерживать женскую силу, и все уловки девушек никак на меня не действовали.

Заполучив девушек, мне пришлось многому научиться. И для этого я взял старинную книгу, написанную мужчиной, у которого были рабы – да, все это было в те дни, когда рабовладение считалось законным. Автор разъяснял очень многое, и благодаря ему я сумел выработать подход, который казался мне разумным. Автор постоянно подчеркивал важность сохранения эмоциональной дистанции с рабами. Рабовладелец должен был придерживаться следующих правил:

• Никогда не общаться с рабами.

• Никогда не позволять им думать, что они могут повлиять на его решение.

• Никогда не готовить их к будущему.

• Никогда не проявлять симпатии или понимания.

• Никогда не рассказывать им о себе.

• Никогда не давать им почувствовать, что их мнение важно.

Если нарушить эти правила, рабы постепенно перехватят контроль. Поэтому я решил не рассказывать своим женщинам, где они находятся, кто я, что у меня на уме – не рассказывать о себе ничего. Автор книги писал, что, не раскрывая рабам ничего, их проще держать в состоянии постоянного страха – и полностью контролировать. Сначала нужно их сломить, а со временем они забудут свою личность, перестанут размышлять и реагировать. Если удастся достичь этой стадии, мне не придется волноваться, что они могут сбежать. Тот человек с севера, по примеру которого я построил свою темницу, этой книги не читал. Из-за собственной беспечности он влюбился в одну из своих рабынь. Я не должен совершить ту же ошибку.

В книге я прочитал о еще одной стороне рабовладения: одомашнивание через наказание. Там говорилось так:

Если рабы не подчиняются вашим желаниям, наказание должно быть немедленным и суровым. Когда же они подчиняются приказам и установленным правилам, их следует вознаграждать.

Наказывать девушек было легко и недорого, а вот вознаграждение требовало денег и времени. В качестве награды я обычно давал им то, о чем они постоянно просили. Иногда я баловал их конфетами, пирожными и фруктами. Поняв, что одна из них курит, я даже давал ей сигареты, но только в те дни, когда обе вели себя идеально.

Больше всего в моем новом положении меня радовало то, что гнев и подавленность девушек никак на меня не действовали. Я наслаждался чувством свободы от настроения женщин. Возможно, это делало меня слегка садистом: наконец-то я мог отплатить им за все трудности, которые они породили в моей жизни. Иногда мне даже хотелось понять, насколько далеко я могу зайти, не испытывая чувства вины. Для этого я пробовал не приходить в подвал по несколько дней. К моей радости, я обнаружил, что, не видя девушек, могу с легкостью о них позабыть.

В книге рекомендовалось регулярно наказывать рабов без видимой причины. Такой подход тоже показался мне вполне конструктивным и полезным в одомашнивании девушек. Если хочешь подчинить кого-то своей воле, нужно быть абсолютно непредсказуемым. Если твое поведение невозможно предсказать, рабы живут в постоянном страхе и с большей готовностью подчиняются приказам. Наказание без причины имеет и еще один позитивный побочный эффект: оно дает возможность ощутить приближение эмоциональной привязанности. Если наказание вызывает неприятные чувства, значит, возникла проблема, и нужно сильнее дистанцироваться. Когда я наказывал девушек голодом или отключением света, я чувствовал их страдания, но не переживал из-за этого. Наказание – отличный способ создать дистанцию. В книге советовали также не доводить рабов до состояния, когда они могут покончить с собой или каким-то образом причинить себе вред. Поскольку рабы стоили дорого, таких ошибок допускать было нельзя. Но, конечно, мне об этом волноваться не стоило. Найти девушек оказалось довольно просто – и мне это ничего не стоило. Елене это приключение явно понравилось. Я считал, что она с радостью поможет мне найти им замену, если эти девицы решат покончить с собой.

Первые недели девушки почти постоянно плакали. Мне приходилось показывать, что слезы на меня не действуют. Поначалу меня тревожили не их страдания, а мои расходы. Я собирался завести только одну девушку, траты же на двоих оказались весьма значительными. Чтобы контролировать расходы, я составил бюджет и тщательно следил за всем, что тратил на них. Это позволяло мне представить, сколько можно будет сэкономить, если избавиться от одной. Я тщательно записывал все свои покупки, стараясь не выйти за рамки бюджета. Когда девушки начинали плакать и жаловаться, я иногда думал, что совершил ошибку. Я уже сомневался в том, что неограниченный секс стоил таких усилий. После очередного посещения я часто думал о том, чтобы оставить девушек в подвале и обо всем забыть, но потом менял свое мнение. Когда есть возможность в любое время заниматься сексом с двумя красивыми молодыми девушками, только безумец откажется от такой роскоши.

Вскоре после того как я завел девушек, в прессе поднялась настоящая буря. Их фотографии печатали во всех газетах и показывали по телевизору. Журналисты и так называемые «эксперты» выдвигали все новые теории относительно их исчезновения. Несколько раз я видел фото девушек прямо вдоль дороги, а в Рязани они были повсюду. Я и представить себе не мог, что поднимется такой шум. Поскольку я был главным виновником, то в определенной степени стал знаменитостью. Я зачарованно читал все статьи о пропавших девушках и смотрел все телевизионные программы. Сообщали, что их родители были в отчаянии, милиция не знала, что делать. Все, о чем писали, было пустыми измышлениями. Глядя на отчаявшихся родителей в телепрограммах и читая разные гипотезы о причинах исчезновения девушек, я испытывал тихую радость и удовлетворение. Мне удалось не только построить идеальный загон для своих рабов, но еще и совершить идеальное преступление. В сравнении с экспертами, которые пытались объяснить произошедшее, я чувствовал себя гением. Этим идиотам никогда не догадаться, что же произошло.

Когда девушки провели в заточении четыре недели, я заметил, что план одомашнивания начал приносить плоды. Когда я спускался в подвал за сексом, они знали, что делать. Они явно начали приспосабливаться. Девушки больше не спрашивали, когда я их отпущу, а во время секса знали, что делать и как доставить мне удовольствие. Кроме того, они сформировали определенный распорядок дня – они всегда спрашивали меня о времени, чтобы спать по ночам и бодрствовать днем.

Хотя девушки стали доставлять мне меньше проблем, многие ситуации по-прежнему оставались затруднительными. Морить их голодом в наказание оказалось неконструктивным. Они худели и переставали меня возбуждать. Мне не нравилось видеть кости, обтянутые кожей. Тощее женское тело без пухлых изгибов не может быть желанным. Кроме того, голод делал их слабыми – так они долго не протянули бы. Отключение вентиляции и света переставало действовать. Если они отказывались подчиняться приказам и я отключал свет, они целыми днями сидели в темноте, становясь все более упрямыми и агрессивными. А мне приходилось обходиться без секса. Нужно было найти достаточно эффективный и мгновенный способ наказания, от которого они не худели бы и не заболевали. Как-то вечером, размышляя об этом, я вспомнил про старого армейского приятеля, у которого был доступ к слезоточивому газу. Если правильно подобрать дозировку, девушки не ослепнут, но какое-то время будут по-настоящему страдать, а мне не придется ждать секса несколько часов или даже дней. Я отправился к приятелю и сказал, что газ мне нужен для самозащиты. Он без лишних вопросов выдал мне баллон. Результат оказался потрясающим. Девушки мгновенно подчинились моей воле. Хотя та, с которой я решил заняться сексом, чувствовала себя плохо, со своими обязанностями она справилась намного лучше, чем обычно.

В последующие месяцы мне пришлось многому научиться. Я понял, как владеть и как наслаждаться своими девушками. Поскольку в книгах рассказывалось не обо всем, мне приходилось учиться методом проб и ошибок. Поначалу мне казалось просчетом, что я завел двух девушек: это обходилось намного дороже и требовало много сил. Но потом я понял, что это позволяет мне разнообразить сексуальную жизнь. Кроме того, одна девушка в таких условиях могла бы просто сойти с ума. Вместе же им было как-то веселее. Со временем я заметил, насколько они разные. Блондинка была старше и больше похожа на женщину, брюнетка более походила на ребенка. Поначалу брюнетка была менее покорной, но со временем (в точном соответствии с тем, что писал Дарвин о детенышах кролика) расслабилась и стала вести себя гораздо лучше своей старшей подруги. Хотя она была очень худой и не походила на женщин из моих фантазий, с ней мне было комфортнее. Однажды я даже вывел ее наружу и занялся с ней сексом в гараже. Смена обстановки на меня не повлияла, но девушка была счастлива хоть на минуту вырваться из подвала. Я даже стал думать, что так можно заставить ее довериться мне. В книге рекомендовалось завоевать доверие одного из рабов. Это могло принести пользу в будущем. Если понадобится информатор, из такого раба легко будет вытянуть ценные сведения.

Однажды я подсчитывал свои расходы. Меня поразило, как дорого они мне обходятся. Пытаясь как-то сократить траты, я подумал, что в будущем можно использовать подвал для получения доходов. Возможно, когда-нибудь я смогу продавать секс избранным мужчинам, которым можно доверять. Конечно, это большой риск. Нужно будет быть очень осторожным. Но некоторые клиенты захотят особого секса и хорошо заплатят за возможность развлечься с моими девушками. Так я смогу покрыть все свои расходы и получить неплохую прибыль. Можно будет даже расширить дело и построить такие же подвалы в других городах. И завести больше девушек. Такие мысли меня увлекали, но оставались чистой фантазией.

Девушки жили у меня уже несколько месяцев, и я начал задумываться над тем, когда же они забеременеют. Может быть, они слишком молоды, а может быть, у меня некачественная сперма. Если верить «Камасутре», миссионерская позиция лучше всего подходит для зачатия. Чтобы добиться результата, я должен постоянно использовать эту позу. Прошло почти шесть месяцев, и вот брюнетка сказала, что блондинка беременна. Мне было очень любопытно понять, как это произошло. Теперь мне следовало бы обрюхатить брюнетку, но мысль о сексе лишь с одной из девушек меня больше не привлекала. Я продолжал заниматься сексом с обеими, хотя в одной уже зарождалась новая жизнь.

Как-то раз я работал в саду, и вдруг появилась Елена. После похищения девушек она уехала из города, но теперь вернулась. Выглядела она неважно.

– Ты понимаешь, что со мной будет, если милиция узнает, что ты убил этих девушек?

– Я их не убивал. Мы же договорились, что я отвезу их в Рязань и оставлю в парке.

– Если ты их не убивал, то почему же они исчезли? – прищурилась Елена. – Вчера я была в Рязани – повсюду висят плакаты с их фотографиями.

– Ничего об этом не знаю, – соврал я, стараясь говорить спокойно. – Может быть, их похитил кто-то еще.

– Рязань – город спокойный. Вряд ли такое случилось…

– Ты считаешь меня убийцей?! – возмутился я.

– Мне нет дела до этого, – отрезала Елена. – Надеюсь, ты похоронил их как следует. Не хочу кончить свои дни в тюрьме из-за того, что помогла идиоту.

С этими словами Елена ушла.

– Больше на меня не рассчитывай, – кинула она через плечо, садясь на мотоцикл. – Если снова захочешь накачать девушку ради секса, делай это сам.

Она уехала, а я задумался. Если Елена мне не поможет, я вряд ли смогу поймать других женщин. Я сильно давил на своих девушек, чтобы одомашнить их, и сейчас они не в лучшем состоянии. Если замену найти будет трудно, то нужно ухаживать за этими получше. Это замедлит одомашнивание, но без Елены у меня нет другого выхода. Я стал чаще выводить девушек в «прихожую» подышать воздухом. По воскресеньям я ходил на рынок, покупал им фрукты и молоко. Денег на это уходило много, и я страшно злился.

После прихода Елены я стал бояться, что она донесет на меня. Рассчитывать на нее было нельзя. Лучше бы она вообще исчезла. Несколько раз я думал, как бы это сделать, но опыта в убийстве у меня не было. В конце концов я отказался от этой идеи. Вряд ли Елена пойдет в милицию. Если история всплывет, у нее самой будут серьезные неприятности. Но она может проболтаться по пьяни, а я не хотел рисковать своей репутацией.

Я начал лучше заботиться о девушках, и они постепенно окрепли. Но у этого были свои недостатки. Я стал их баловать – они же стали более непокорными. Прошло больше года, а я был уверен, что они все еще думают о бегстве. Но когда блондинка родила ребенка, ситуация стала меняться. С младенцем на руках у них не оставалось времени думать о возвращении домой. Зачатие оказалось не только эффективным способом доминирования, но и способствовало одомашниванию. Однако долго держать ребенка в подвале было нельзя. Подвал был предназначен для секса и зачатия, а не для содержания детей. Я был уверен, что блондинка не захочет оставлять ребенка, но ошибся. К моему удивлению, обе девушки очень расстроились, когда я предложил забрать ребенка. После скандала мне пришлось дать им снотворного и забрать ребенка, пока они спали. Рано утром я оставил младенца у входа в жилой дом и поспешил обратно. Мне было приятно выпустить своего первенца в мир. Почему бы не отправить еще штук двадцать?

Занимаясь одомашниванием девушек, я следовал указаниям книги про рабовладение. Но стремился я не к этому. На первом этапе моего плана девушки должны были смириться с жизнью под моей опекой. Когда это произойдет, я постараюсь сделать их своими подругами. Но прошло почти два года, а девушки все еще не забыли о своей прежней жизни и не смирились с новым существованием. Я был уверен, что, если им представится возможность, они попытаются сбежать и не захотят возвращаться.

Мысль о том, что у меня никогда не будет настоящей подруги, приводила меня в отчаяние. Девушки отлично ладили друг с другом. Им всегда было с кем поговорить, они заботились друг о друге. Видя их вместе, я особенно остро чувствовал свое одиночество, но не знал, что делать. Хороший секс должен был стать моим путем к женскому сердцу, но этого не случилось. Хотя я давал им книги о сексе, разговаривал о сексе и почти каждый день занимался с ними сексом, они по-прежнему шарахались от меня. Покорившись мужчине, женщина хочет его целовать, а когда я пытался целовать своих девушек, они уворачивались. Мне быстро стало ясно, что многое идет не так, как я представлял. Я хотел получить целиком и полностью преданную мне женщину, а получил двух девушек, преданных друг другу. Кроме того, план омоложения тоже не сработал. Секс с юными девушками должен был повернуть время вспять. Но в зеркале я видел, что продолжаю стареть. Лысина росла, на висках появилась седина, морщины вокруг глаз углубились.

Я потратил на это несколько лет, но оказалось, что мечте о преодолении одиночества и старости не суждено осуществиться. Я несколько раз думал о том, чтобы бросить все это, но не знал, как поступить. Одиночество – страшная мука. Мне очень нужно было общество. Без девушек я снова останусь один с матерью. У меня не будет никого, кого я мог бы назвать по-настоящему своим. Я ничего не мог сделать – приходилось продолжать процесс одомашнивания и надеяться на чудо. Чтобы забывать об одиночестве во время секса, я обычно погружался в мир фантазий. Девушки стимулировали меня физически, фантазии – эмоционально. Это было приятно, но стоило вернуться в реальность, и ощущение быстро исчезало. Мне было тяжело видеть, как девушка спешит назад в камеру, к своей подруге. Я понимал, что мне не избавиться от одиночества.

Когда блондинка рожала второго ребенка, стало ясно, что ее тело меняется. Она больше не казалась мне такой привлекательной, как прежде. И тогда я решил, что мне стоит завести в подвале новую девушку. Но если я хочу избавиться от блондинки, придется позаботиться о брюнетке. В детстве у меня были морские свинки. Я много читал об этих животных. Морские свинки, как и люди, животные общественные, для выживания им нужен компаньон. В одиночестве они заболевают и умирают в своих клетках. Я чувствовал, что с брюнеткой произойдет то же самое. В этот момент весь ее мир был связан с другой девушкой. Если я собираюсь избавиться от блондинки, нужно сделать так, чтобы брюнетка не умерла от горя.

Чтобы решить проблему, нужно сначала поселить в подвале новую девушку, а уж потом избавляться от блондинки. Тогда брюнетка останется с новой подругой и переживет исчезновение старой. К сожалению, рассчитывать на Елену я больше не мог, но за плечами у меня было несколько лет общения с женщинами. Я был уверен, что справлюсь и сам.

Но прежде чем искать новую девушку, следовало построить в камере дополнительную кровать. Так я смог бы подготовить девушек к появлению новой подруги. Когда я принялся за строительство кровати, они не проявили энтузиазма, но оживились, когда я пообещал им после появления новой девушки купить сексуальное белье. Когда кровать была построена, я начал подбирать яд для блондинки. Яд должен был быть безвкусным и желательно медленным. Не имело значения можно ли его было обнаружить, но его существенным преимуществом было то, что она будет умирать мучительно, это хорошо. Тогда брюнетка решит, что ее подруга заболела и умерла от болезни. Блондинка давно уже стала довольно болезненной, и ее смерть вряд ли припишут мне – это будет актом милосердия.

Чтобы не привлекать внимания, я уехал за несколько сотен километров. Там в аптеке я рассчитывал найти нужный яд, но возникла непредвиденная проблема. Когда я спросил про яд, аптекарь сказал, что у них этого средства нет, его нужно заказывать у поставщика. А чтобы известить меня о поступлении, ему нужны мое имя и адрес. Когда через несколько дней у моих дверей появилась милиция, я запаниковал. Я решил, что Елена на меня донесла, но, к моему великому облегчению, милиционеров интересовал только яд. Я спокойно объяснил, что мне нужно избавиться от кроликов. Не знаю, поверили ли они мне, но новых вопросов не последовало, и милиционеры ушли. Я решил, что возвращаться в аптеку небезопасно. Но время и так было на моей стороне. Блондинка слабела. Она и без яда долго не протянет.

Построив дополнительную кровать в темнице, я стал подыскивать третью девушку. В субботу вечером я взял бутылку водки, растворил в бутылке воды снотворное и направился в Рязань. Настроение у меня было прекрасное. Искать девушку в одиночку было гораздо безопаснее, но, колеся по городу, я понял, что мне не хватает навыков. На улицах я видел симпатичных девушек, но стоило мне остановиться и предложить подвезти их, они не обращали на меня внимания или просто уходили. В конце концов я остановил девочку-подростка и предложил отвезти, куда она захочет, но она назвала меня уродом и грязно выругалась. У Елены был настоящий талант, которым я не обладал, а без этого мне не заманить девушку в машину. Проездив по улицам почти семь часов, я сдался и вернулся домой. Той ночью я лежал в постели и думал. Мне стало ясно, что, если блондинка умрет, брюнетка последует за ней и я останусь в полном одиночестве и без секса.

В последующие месяцы блондинка как-то оправилась и ухитрилась даже забеременеть в третий раз. Это стало для меня сюрпризом, хотя не таким удивительным, как другое обстоятельство. Я позабыл об одомашнивании девушек, и они стали необычно покорными. Несколько недель я даже не наказывал их. Я не понимал, что и почему происходит, но дни шли, и я убедился в том, что спустя три года моя стратегия одомашнивания наконец-то сработала. Сильнее всего изменилась брюнетка. Когда я что-то ей приказывал, она подчинялась сразу же и без промедления. Стратегия подарков и привилегий принесла плоды. Страшно довольный, я решил, что подвал стал для моих девушек безопасным и надежным домом. Они наконец-то поняли, что жизнь в современном обществе сложна, а под моей опекой жить легко, просто и безопасно. Одомашнив девушек, я смог перейти к следующему этапу своего плана. Блондинка скоро исчезнет, поэтому нужно превратить брюнетку из рабыни в подругу. Я не знал, готова ли она к этому. Нужно было это проверить. И тогда я решил отвести ее в свою спальню. Она подчинялась покорно и с готовностью. Во второй раз мы даже вместе смотрели порно. В конце концов я поверил в то, что из нее получится отличная подруга. Но я не просто радовался своему успеху. Я думал о другом. В ближайшем будущем у меня как раз появится отличная возможность выяснить, сможет ли брюнетка стать моей новой верной подругой.

Спальня Виктора

Катя Мартынова

Наступила весна 2004 года. Верхняя кровать пустовала, и мы с Леной были этому страшно рады. Я продолжала рисовать и заниматься другими проектами, не теряя надежды обрести свободу. К этому времени мы провели в подземелье уже три с половиной года, но меня по-прежнему терзали мысли о том проклятом дне, когда я подняла трубку телефона и согласилась пойти на праздник. У меня начинала кружиться голова, когда я думала, что такое крохотное, незначительное решение погубило мою жизнь. Сам по себе ответ на телефонный звонок не был ошибкой, но в тот день я совершила их слишком много. Я не должна была идти на праздник, не сказав маме и не дав ей возможности меня остановить. Мне стоило следить за временем. Нельзя было садиться в автомобиль с посторонними мужчинами. В машине Виктора я согласилась выпить. Когда Алексей предложил остановиться на автозаправке, я не возразила. Когда мы приехали в Скопин, я уже понимала, что меня опоили. Выйдя из машины, мне следовало закричать и позвать на помощь. Тогда я была в хорошей физической форме и могла бы добежать до ближайшего дома. Так я остановила бы этот кошмар, не дав ему начаться. Даже когда мы въехали во двор дома нашего мучителя, я ничего не сделала. Я позволила Виктору втолкнуть меня в люк и оказалась в его темнице. Почему я не кричала и не сопротивлялась? В тот вечер я не боролась за свою жизнь и теперь, три с половиной года спустя, все еще расплачивалась за свою наивность.

Хотя воспоминания о прошлом постепенно блекли и становились почти неразличимыми, жажда свободы во мне была сильна как никогда. Мы с Леной терпеливо ждали того счастливого дня, когда Виктор наконец-то совершит ошибку. За все эти годы такого не случалось ни разу. Он явно привык к монотонному повторению одного и того же изо дня в день. Чтобы он совершил ошибку, ему нужно расслабиться и изменить рутину. И тогда мы решили убедить его в том, что больше не хотим сбежать. Если нам это удастся, он изменит поведение и совершит ошибку. Мы стали изо всех сил демонстрировать свою покорность. Когда он приходил в подвал, мы прятали свой гнев, тоску, депрессию и волю к сопротивлению. Уверена, что именно эта стратегия сработала 5 марта 2004 года, когда произошло нечто неожиданное. В то утро Виктор просунул голову в люк и сказал, что вечером устроит мне прогулку. Вечером он возьмет меня домой, где я смогу помыться в ванне и побыть с ним наверху. Перспектива покинуть камеру и оказаться в настоящем доме была очень заманчивой. Мы с Леной целый день гадали, что он задумал, параллельно продумывая пути к бегству. Ни о чем другом мы думать не могли. Возможность побега настолько меня вдохновляла, что мне было трудно сидеть на одном месте. Десятки планов бегства крутились у меня в мозгу. Но, поскольку мы не знали намерений Виктора, планировать ничего было нельзя. Я постаралась расслабиться. Было ясно, что нужно быть готовой ко всему, если возможность бежать все же представится.

Вечером Виктор открыл люк и вывел меня из подвала. Оказавшись на улице, я зажмурилась от шквала чувственных впечатлений. На улице было холодно. Под ногами поскрипывал снег. Мы обогнули гараж и направились к дому. Хотя мой мучитель всю дорогу сжимал мою руку, я каждой клеточкой измученного тела ощущала свободу. Было темно, и я почти ничего не видела. Бежать было невозможно. Когда мы обогнули гараж, я впервые увидела дом Виктора. Он жил в одноэтажном деревянном здании на четыре-пять комнат. Дом, выкрашенный в темно-красный цвет, казался старым и ветхим. Крышу стоило бы починить, на лесенке к крыльцу прогнили ступени, дверь открывалась с трудом и со страшным скрипом. Такие дома не редкость в бедных деревнях вдали от крупных городов. Виктор жил именно в такой деревне и выращивал фрукты и овощи не ради удовольствия, а для пропитания. Он закрыл за нами дверь и повел меня по узкому темному коридору, не зажигая свет. После свежего морозного воздуха я особенно остро чувствовала неприятные запахи, царившие в доме. Я ощущала вонь древесной плесени, пота, бензина, машинного масла, протухших продуктов и лекарств. Не только запахи, но и беспорядок, царивший в доме, поражали.

– Давай перепихнемся по-быстрому и сможешь помыться, – сказал Виктор, вталкивая меня в ванную.

В ванной запах лекарств стал невероятно сильным и неприятным. Я сразу же увидела раковину. Когда-то она была белой, но теперь вся поверхность была покрыта коричневыми пятнами грязи и машинного масла. А потом я увидела настоящую ванну с душем. Я никогда не видела душа в таких жалких деревянных домах. Даже сегодня большинство деревенских жителей носят воду для готовки и мытья ведрами из уличной колонки. На какое-то мгновение я позабыла о запахах этой отвратительной ванной и уставилась на душ, словно это была космическая ракета. Я разделась и уже собиралась пойти мыться, когда появился Виктор. Перед мытьем мне пришлось вытерпеть отвратительный секс на скорую руку. Но мысль о настоящей ванне помогла мне все выдержать. Как только Виктор кончил, я кинулась в душ и включила горячую воду. Струи окатили меня с головой, и это было невыразимое наслаждение. Впервые за три с половиной года я смогла по-настоящему помыться. Я замерла в счастливом трансе. Вода ласкала мою кожу, и я чувствовала ее каждой своей клеточкой. Горячие капли смывали с меня годы унижений и насилия в подземной тюрьме. Если бы я была одна, то осталась бы в душе навсегда, но через несколько минут Виктор выключил воду и протянул мне полотенце.

– Достаточно на сегодня, – сказал он. – Пошли потрахаемся!

Он крепко схватил меня за руку и потащил в спальню. Комната Виктора была маленькой, грязной и захламленной. Слева от кровати на стене висело зеркало, рядом стоял низкий платяной шкаф, у окна – стол. Напротив я увидела очень старый диван, застеленный пожелтевшим, старым бельем. Рядом с диваном стоял относительно новый телевизор с видеорекордером, а за ним – открытые полки. Меня словно магнитом потянуло к зеркалу. У нас с Леной было маленькое зеркальце, но от сырости и времени оно помутнело, да и было таким маленьким, что разглядеть в нем что-нибудь не удавалось. Впервые за три с половиной года у меня появилась возможность посмотреться в настоящее зеркало и увидеть всю себя. Пока Виктор разбирал диван, я медленно подошла к зеркалу. Увиденное меня потрясло. Отражение было настолько ужасным, что я чуть не отпрыгнула в сторону! Я походила не на человека, а на чудовищного монстра. Вялые длинные руки, тощее детское тело. Волосы как у старухи. Кое-где они так поредели, что была видна кожа на черепе. Под глазами темные круги, щеки ввалились. Я была похожа на голодающего ребенка. Я молча смотрела на себя, и по щекам текли слезы. Когда я в последний раз стояла перед зеркалом, я видела очаровательную девочку-принцессу, собиравшуюся на дискотеку. Теперь же я смотрела в глаза жуткого инопланетного существа – в свои собственные. В тот момент злоба на нашего мучителя достигла высшего пика. Мне хотелось схватить что-нибудь тяжелое и колотить его по голове, пока у него не расколется череп. Но я была всего лишь худой, слабой девчонкой. В борьбе со взрослым мужчиной у меня не было шансов. Я знала, что должна подчиняться его приказам. Он изнасиловал меня и вернул назад в подвал.

Мое возвращение расстроило Лену. Она решила, что способа сбежать больше нет. Нам обеим было ясно, что время работает против нас. Лена могла сидеть на ведре, которое служило нам туалетом, но, если ей нужно было поднять что-нибудь с пола, мне приходилось ей помогать. Она так ослабела, что вряд ли пережила бы следующие роды. Бедная Лена надеялась, что мне удастся сбежать и позвать на помощь. Но раз я вернулась, значит, Виктор по-прежнему держит все под контролем. Я попыталась успокоить ее. У нас нет права на ошибку, сказала я. Если моя попытка не удастся, Виктор больше не допустит такого промаха. Он накажет нас и больше не выпустит меня из подземелья. Нужно запастись терпением и надеяться на другую возможность.

Такая возможность представилась через две недели. Виктор снова забрал меня вечером и провел в ванную. Я приняла душ, он быстро затащил меня в спальню. С кровати я видела окно – старое окно с двойной рамой, открыть его не удастся. Сквозь грязное стекло я сумела разглядеть двор, окруженный высоким забором, и какие-то постройки. Со своего места я увидела еще одно окно, но оно оказалось очень маленьким. Сбежать через него не удастся. Я внимательно осматривала комнату, а мой мучитель тем временем включил видео, чтобы посмотреть порно. Я впервые видела порно. Хотя многие сочли бы этот фильм вполне обычным, смотреть его рядом с таким отвратительным человеком, как Виктор, было просто тошнотворно. Я отворачивалась от телевизора, Виктор же насиловал меня, не отрывая глаз от экрана. Господи, как же я его ненавидела! Почему он решил, что может использовать мое тело, как ему захочется? Продолжая меня насиловать, он комментировал происходящее в фильме и пытался завязать со мной разговор – казалось, он думает, что все это доставляет мне удовольствие. Когда он кончил, мы остались молча лежать рядом. И вдруг я услышала, что он задремал. Дыхание его стало тяжелым. Когда я поняла, что происходит, то не могла поверить своим ушам. Через мгновение Виктор захрапел. Я с тоской уставилась на дверь.

«Это шанс! – думала я. – Это мой единственный шанс!»

Я очень тихо поднялась с постели и стала медленно пятиться к двери. Виктор все еще храпел. Я, словно кошка, кралась по комнате, внимательно глядя под ноги, чтобы на что-нибудь не наступить. Свобода была близка. До двери оставалось несколько шагов. От осознания этого сердце у меня забилось так громко и часто, что я испугалась, как бы стук сердца не разбудил Виктора. Когда я была почти у двери, внезапно раздался его голос.

– Эй! Что ты делаешь?!

Он в мгновение ока оказался рядом и сильно ударил меня в грудь. Я чуть не рухнула от боли.

– Простите! – прохрипела я. – Мне нужно в туалет.

Виктор в ярости кинулся с кровати, схватил меня за руку и отвесил пощечину. Теперь он будет настороже. Больше шанса сбежать у меня не будет.

Ошибка виктора

Катя Мартынова

Можно ли обладать сокровищем и никогда этого не замечать, потому что воспринимаешь его как должное? Оно всю жизнь было прямо перед тобой, как верный друг. Друг, которого ты не замечаешь, потому что не считаешь, что ему нужно твое внимание, чтобы оставаться другом. А потом этот друг уходит, и отныне ты думаешь только об этом драгоценном сокровище и обо всем, что оно воплощало. Чем дольше мы с Леной были лишены свободы, тем драгоценнее она нам казалась. Каждый вечер перед сном я закрывала глаза и представляла себя свободной. Иногда я полностью погружалась в мысли о каком-нибудь простом занятии – например, о прогулке в парке. Мысль о том, что когда-нибудь я смогу позволить себе это скромное, самое простое занятие, мгновенно наполняла меня радостью. Практически все, что до похищения казалось совершенно нормальным и естественным, теперь стало волшебным и экзотическим. Представляя прогулку в парке, я наслаждалась возможностью в любой момент сменить направление – по собственному желанию! Я могла остановиться в любом месте. Возможность купить мороженое наполняла меня счастьем. Я могла присесть на скамейку под высоким деревом и полностью погрузиться в наслаждение вкусом и прохладой чудесного лакомства. Я могла наслаждаться теплыми солнечными лучами, наблюдая за пушистыми белыми облачками, медленно плывущими по небу. Я полностью погружалась в это беззаботное состояние, слушала щебет птиц и веселые крики детей на соседней игровой площадке. Миллионы мелочей, которыми практически каждый человек может насладиться в любой момент, превращались для меня в недостижимые сокровища. Все чувственные впечатления, которых я никогда не замечала, исчезли из моего сегодняшнего существования, превратившись в желанную роскошь. И я постоянно тосковала и стремилась к ним.

Свобода оставалась далекой мечтой. Дни тянулись медленно, и каждый был похож на предыдущий. Я спала, ела, боролась с мрачными мыслями с помощью творчества, упражнений или чтения книги, прочитанной уже несколько раз. Вечерами появлялся Виктор, приносил нам еду, а потом использовал кого-то из нас для занятий сексом. К этому времени я научилась воспринимать насилие, почти не замечая его. Даже у хомяка в колесе жизнь более увлекательна и разнообразна. По крайней мере, ему не приходится каждый день удовлетворять мерзкого старого извращенца и проводить все свое время среди серых бетонных стен, покрытых плесенью.

После робкой попытки бегства, когда Виктор задремал, я была уверена, что он больше не выведет меня из подземелья. Но жажда свободы стала сильна как никогда. Беременная Лена слабела с каждым днем. Условия в подземелье ухудшались, жить там становилось невозможно. Зима сменилась весной, стало теплее, и плесень на стенах и потолке распустилась пышным цветом. Чтобы как-то изменить депрессивную обстановку, я попыталась развесить по стенам свои картины, но через несколько дней бумага начала гнить. Из-за высокой влажности постельное белье постоянно было мокрым. Тело казалось липким и страшно зудело. В конце концов я уже стала желать насилия в зеленой комнате – там хотя бы был приток свежего воздуха. Кроме того, она находилась на несколько метров ближе к свободе.

Порой я задавалась вопросом, почему я просто не сдалась и не приняла свою ужасную судьбу? Почему тратила столько сил на мысли о свободе – ведь я погружалась в эти мечты на несколько часов каждый день? Зачем я упрямо цеплялась за потерянное, которое невозможно было вернуть? Мое положение было тяжелым, но что произошло бы, если бы я утратила надежду? Почему я не смирилась с тем, что стала обычной сексуальной рабыней, лишенной свободы воли? Если бы я приняла свою судьбу, такая жизнь перестала бы меня мучить. Мысли об этом стали все чаще посещать меня. Но однажды Виктор произнес слова, которые изменили все.

– В субботу я возьму тебя в свой дом, – сказал он, передавая нам еду через люк. – У меня снимает комнату студентка, и я хочу ее накачать и трахнуть.

Мы слушали его, не веря собственным ушам.

– Мне нужна девушка, чтобы студентка расслабилась, – продолжал он. – А я подмешаю ей снотворное. Когда она заснет, я ее трахну. – Виктор отвратительно ухмыльнулся. – Я скажу, что ты моя племянница, приехала на выходные. Вы почти ровесницы. За болтовней она не поймет, что мы ей уготовили. У тебя осталась старая одежда?

Я кивнула.

– Переоденься к вечеру, – самоуверенно засмеялся Виктор. – Ты должна прилично выглядеть. Она не должна ничего заподозрить.

Когда Виктор ушел, мы с Леной решили, что это тот самый шанс, которого мы так долго ждали. По какой-то невероятной причине Виктор начал видеть во мне союзницу. Я не представляла, как это произошло. Возможно, мне удалось убедить его, что я слишком подавлена и деморализована, чтобы думать о бегстве. А может быть, Виктора настолько возбудила мысль о сексе с той девушкой, что он забыл об осторожности. Или он просто окончательно помешался.

Мне было жаль ту студентку, но я не могла сдержать радости: я смогу выбраться из подземелья и встретиться с живым человеком. Когда Виктор закрыл люк, мы с Леной принялись обсуждать наш план. Несколько дней мы думали, как подготовиться к предстоящей встрече. Мы обе были уверены, что это путь к свободе. У нас не было права на ошибку. Если я обвиню Виктора перед этой девушкой, он может скрутить нас обеих, и тогда в подземелье мы окажемся втроем. Кроме того, он наверняка нас накажет. В панике он может даже убить всех нас. Мы должны быть очень осторожны. Обсудив все варианты, мы с Леной решили, что лучше всего будет написать записку. Когда я встречусь со студенткой, нужно будет незаметно оставить ей ее. В записке будут факты, с которыми она может пойти в милицию. Мы предупредим, чтобы она ни в коем случае не говорила об этом Виктору. Если она проболтается, ее жизнь будет в опасности, и она может оказаться в подземелье вместе с нами. Мы приняли решение и уселись продумывать текст записки.

Наступила суббота, 24 апреля. К этому времени я была полностью готова к встрече с девушкой. Чтобы Виктор не обнаружил записку, я скрутила ее в небольшой шарик размером с сигаретный фильтр и спрятала в волосах. Я нашла одежду, в которой была в день похищения. Все это время я хранила эти вещи на отдельной полке. За три с половиной года они отсырели и провоняли плесенью. Я осторожно переоделась. К моему удивлению, вещи не стали мне малы. Мне уже исполнилось 17 лет, но из-за недоедания я почти не росла и не набирала вес – я осталась такой же, как в 14. Даже туфли идеально подошли! Когда я оделась, затхлый запах плесени стал еще сильнее. Мало того, что я ужасно выглядела – любой решил бы, что я нездорова, – от меня еще страшно воняло. Если та студентка нормальная девушка, увидев меня, она сразу же поймет, что здесь что-то не так. Надеюсь, она окажется достаточно осторожной и не станет пить ничего, что предложит ей Виктор.

Я шла за Виктором к дому. Он крепко держал меня за руку. На этот раз мы обогнули дом и подошли к другому крыльцу, которого я раньше не видела. Мы остановились перед дверью. Виктор сжал мою руку еще сильнее и постучал. Дверь открыла молодая девушка в синем халате. Ее светлые волосы были собраны в хвост на затылке. Наверное, она была самой обычной, но я несколько лет не видела живых людей, поэтому она показалась мне прекрасной принцессой из волшебной сказки. Я пораженно смотрела на нее, приоткрыв рот, и не могла сказать ни слова. Близость такой неземной красоты казалась мне настоящим чудом. Удивительно, как я удержалась, чтобы не дотронуться до ее одежды и волос – настолько я не могла поверить, что передо мной живой человек. Мы смотрели друг на друга. Девушка явно испытывала смущение. Я знала, что Виктор хочет, чтобы я начала разговор, но не могла выдавить ни слова.

Секунды шли. Виктор почувствовал неловкость ситуации и заговорил первым.

– Это моя племянница, – пробормотал он, словно читая по написанному. – Она приехала на выходные и заскучала. Я решил вас познакомить.

Студентка не очень обрадовалась гостям, но все же впустила нас. Когда мы вошли, я поняла, что она живет в отдельной комнате, никак не соединенной с домом. Обстановка была самой скромной, как и у Виктора, но в отличие от остальных помещений, здесь было чисто и уютно. В комнате были газовая плита, обеденный стол и кровать. Мы уселись за стол, и Виктор попытался завести с девушкой обычный разговор. Получалось у него плохо. Он решил привлечь меня, сообщив, что девушку зовут Алена. Оба смотрели на меня. Я хотела кивнуть, но от возбуждения не могла пошевелиться. Я смотрела на девушку так, словно она прилетела с другой планеты. Алена тоже не спешила заводить разговор. Пытаясь снять напряжение, Виктор достал бутылку вина и три стакана и с дружеской (в его понимании) улыбкой разлил вино. Я сидела чуть позади и видела, что в руке он держал таблетки. Виктор незаметно кинул их в один из стаканов и протянул его Алене. После этого он неловко произнес тост. Алена стакан взяла, но лишь пригубила вино, чтобы не обижать хозяина дома. Я пить не хотела. Я и без того слишком нервничала, чтобы хоть что-то сказать или сделать.

Постепенно я немного успокоилась. Теперь передо мной стояла главная задача: куда и как положить записку, которую мы с Леной так долго писали? Где бы я ее ни оставила, шансы на то, что она дойдет до милиции, были очень шаткими. Я чувствовала себя капитаном Грантом, кидающим бутылку с запиской в бескрайний океан. Виктор был так занят поддержанием беседы, что почти не смотрел на меня. Он расспрашивал Алену об учебе и о ее семье, но она отделывалась односложными ответами. Вскоре она извинилась и попросила нас уйти. Меня охватила паника. Мой взгляд упал на подоконник в нескольких метрах от меня. На нем у стены аккуратным рядком стояли аудиокассеты. Притворившись, что мне интересно, я поднялась посмотреть на них. Виктор все еще пытался разговорить Алену. Казалось, он совершенно позабыл обо мне. Стоя у подоконника, я кинула взгляд на Виктора и Алену. Убедившись, что они не смотрят, я решилась. Я нервно почесала голову, записка перекочевала в ладонь. Сделав вид, что одна кассета меня особо заинтересовала, я открыла коробочку и стала читать наклейку. Сердце у меня колотилось. Я сунула записку внутрь, готовая услышать резкий голос Виктора, но ничего не произошло. Я закрыла коробочку и вздохнула с облегчением.

Дело сделано!

Я не знала, слушает ли Алена эти кассеты. Даже если она возьмет кассету, записка может упасть незамеченной. Она может выбросить бумажку, даже не глянув на нее. Шансы на то, что она прочтет записку, были очень малы, но сделать что-либо еще я не осмеливалась. Оставалось лишь надеяться на чудо. Я вернулась к столу и села. Алене явно был неприятен наш визит, Виктор снова поднял стакан и предложил тост, но Алена к вину не притронулась. Она поднялась и поставила чайник на плиту, чтобы приготовить чай. Увидев это, Виктор сказал, что у него на кухне есть мороженое и что он принесет его через минуту. Он был так возбужден, что не дождался ответа Алены, поднялся и вышел!

На несколько секунд ситуация стала сюрреалистической. Впервые с момента похищения я встретилась с другим человеком – и теперь мы остались наедине! Неожиданность произошедшего лишила меня дара речи. У меня было лишь несколько секунд на самое важное в жизни решение. Это решение отделяло жизнь от смерти – не только для меня и Лены, но и для Алены. Годы психологического и сексуального насилия в замкнутом пространстве не давали мне мыслить четко и принять правильное решение. Виктор день за днем подавлял меня, внушая, что пути к бегству отрезаны и я нахожусь в полной его власти. Один неверный шаг мог привести к жестокому наказанию и, возможно, к смерти. Разум у меня мутился. Хотя я всегда верила в освобождение, страх смерти от руки Виктора и боязнь оказаться похороненной заживо в его подземелье были ничуть не слабее жажды свободы.

Я знала, что Виктор вот-вот вернется. Если я скажу Алене правду, ситуация может выйти из-под контроля. Она может счесть меня сумасшедшей и испугаться. Виктор улыбался, вежливо разговаривал, а я странно выглядела, и от меня воняло. Девушка могла передать Виктору мои слова, и это стало бы крахом всех надежд. Алена могла спасти нас с Леной, но если я запаникую и совершу ошибку, то наверняка погибну в подземелье. Безопаснее всего было надеяться, что Алена найдет записку и решит проверить наши имена. Я решила молчать и безмолвно смотрела на Алену. Обстановка в комнате становилась все более неловкой. И тут появился Виктор с мороженым. Похоже, снотворного в нем было достаточно, чтобы слона усыпить на месяц. Алена вежливо взяла мороженое, поставила на стол, но сама к нему не прикоснулась. Закипел чайник. Девушка вежливо сказала, что ей нужно заниматься. Ситуация явно была ей неприятна, и она хотела как можно быстрее от нас избавиться. Виктор с улыбкой забрал бутылку и стаканы и вышел из комнаты. Когда мы шли через сад, он вылил вино из стаканов на землю. Я слышала, как Алена закрыла за нами дверь и заперлась на замок. Не зная, чего ждать от Виктора, я украдкой посмотрела на него, но он, похоже, не злился. Он привел меня к люку, открыл и сказал, что война еще не проиграна. Он непременно найдет способ овладеть этой девушкой.

В подвал я вернулась в твердом убеждении, что наш кошмар скоро закончится. Либо записка попадет в милицию, либо мы с Леной умрем. Я не представляла, чтобы Лена выжила после третьих родов, а, оставшись в одиночестве в этой камере, я наверняка сойду с ума и погружусь в черную безнадежность. А если такое случится, я могу сделать что угодно, даже покончить с собой.

Десять суток мы тихо сидели в нашем подвале и ждали. Каждый день тянулся невыносимо долго. Вечерами появлялся Виктор – приносил нам еду и занимался с нами сексом. Он почти не разговаривал и уж тем более не упоминал о студентке. Мы с Леной замерли в ожидании. Мы почти не спали по ночам, а утром поднимались совершенно обессиленные. У меня не осталось энергии на рисование и стихи. Теперь главным в моей жизни стало ожидание. Мы с Леной лежали в постели, смотрели телевизор, не включая звук и прислушиваясь к каждому шороху и знаку. Мы ждали того, что должно произойти наверху. Хотя я понимала, что нужно чем-то заниматься, все мои силы ушли на упование. Я застыла в ожидании и потеряла всякий интерес к чему бы то ни было.

В этом состоянии я начала видеть один и тот же сон изо дня в день. Сон этот поддерживал мои силы много лет, но в последнее время в нем появилась странная деталь, которая каждый раз меня поражала. Сюжет всегда начинался дома, в кругу семьи. Все комнаты были залиты теплым солнечным светом. В лучах танцевали пылинки. Я чувствовала, как радость и покой родного дома согревают мою измученную душу, и безмятежно смотрела, как солнечные лучи отражаются от стен, пола, мебели. Я была счастлива. Меня окутывало чудесное, пушистое, мягкое тепло родного дома. Сон продолжался, и я все глубже погружалась в этот уют. Дом улыбался мне, и я улыбалась в ответ.

Мир прекрасен!

Неожиданно появлялась мама. С улыбкой она протягивала ко мне руки. Ее объятия уносили меня прочь от кошмарной реальности. Мы обнимались и улыбались. В этом состоянии я оставалась какое-то время, но каждый раз наступал момент, когда ощущение безопасности менялось. Теплое солнце исчезало, комната погружалась во мрак. Я больше не видела залитого солнцем пола под ногами и проваливалась в страшную, сырую, покрытую плесенью подземную камеру в Скопине. Я пыталась сопротивляться, силилась остаться в своем сне, но ничего не могла сделать. Соскальзывая в ад, я старалась за что-нибудь уцепиться, удержаться, но мне это не удавалось. Парализованная страхом, хотела закричать, но не могла издать ни звука. И вот я уже не вижу родного дома. Передо мной распахивается дверь. Оттуда бьет луч света. С ужасом я понимаю, что это не дверь, а люк – вход в мою подземную камеру. В луче света я вижу мерзкое чудовище, которое явилось, чтобы утолить свою садистскую, неутолимую жажду.

На десятый день ожидания, 4 мая, я видела этот страшный сон в последний раз. В девять утра мы неожиданно услышали странный шум. И впервые с момента похищения это оказался не Виктор, явившийся насиловать нас.

Случайное спасение

Карстэн Графф

Алена выставила Катю с Виктором из комнаты и в изнеможении рухнула на кровать. До этого момента она видела в Викторе простого, дружелюбного, скромного мужчину, который сдавал ей комнату. Но теперь он привел к ней свою странную племянницу, пытался неловко заигрывать, что-то бормотал. Эта племянница явно умалишенная. Она смотрела на Алену, как потерявшийся ребенок. И пахло от нее так, словно она поднялась из могилы. А Виктор думал, что общество такого существа может быть приятно студентке-отличнице! Каждый раз, когда Алена вспоминала ту девушку, холодок пробегал по спине. Заперев дверь, она посмотрела на мороженое. Мороженое выглядело весьма неаппетитно. Хотя ей не хотелось обижать хозяина квартиры, мороженое она все же выбросила.

Через несколько дней она сидела у себя в комнате и слушала музыку. Меняя кассету, она не заметила аккуратно сложенного листочка, выпавшего из коробочки. Прошло еще несколько дней. Алена принялась за уборку. На полу у подоконника она заметила маленький бумажный комочек. Девушка с любопытством подняла и развернула его. На бумажке что-то было написано убористым почерком. Алена принялась читать, и ее сердце учащенно забилось.

Милая девушка!

Мы не знаем, как Вас зовут, но надеемся, что Вы нам поможете. Вы – наш единственный шанс на спасение. Мы знаем, что Вы снимаете комнату в доме у мужчины по имени Виктор. Но Вы не представляете, что он за человек. Вот уже четвертый год он держит нас в подвале под сараем, который находится в его огороде. Вход туда замаскирован. Наши данные есть в милиции. Нас ищут, но не могут найти. Вас мы просим только об одном: отнесите эту записку в отделение милиции и сообщите адрес дома, в котором Вы сейчас живете. Все эти годы, которые мы провели здесь, мы не видели ни одного человека, кроме этого Виктора. Он держит нас тут, издевается, насилует, иногда бьет. Мы знаем, что он производит впечатление нормального человека, но на самом деле это не так. У меня, Елены, от него родилось двое детей, которых он забрал у меня и куда-то отнес. Может быть, Вы что-то слышали о маленьких подкидышах. Сейчас я опять беременна, где-то на пятом месяце. Мы очень хотим домой к своим родным, и только Вы можете нам помочь. Мы уверены, что Вы не сможете остаться в стороне. Только умоляем Вас: ни в коем случае не показывайте эту записку Виктору! Не подавайте виду, что она вообще была! Ему грозит большой тюремный срок, и он может убить и Вас, и нас, лишь бы никто не узнал об этом и его не посадили. Берегитесь его! Заранее спасибо. Помогай Вам Бог!

Алена была не из Скопина. Она не слышала о подкидышах, найденных на улице. Поначалу она решила, что это чья-то дурацкая шутка. Виктор был спокойным, внимательным мужчиной. Он никогда не сделал бы ничего против чьей-то воли. Но если это шутка, кто подбросил письмо в ее комнату? Когда Виктор приходил, его племянница подходила к подоконнику. Наверное, это была она. Но вряд ли такая девушка захотела бы ее разыгрывать. Скорее всего, племянница Виктора не в себе. Она написала эту записку, потому что психически больна. Держа записку в руке, Алена надела куртку и пошла искать Виктора.

Она вошла в дом. Его мать готовила обед. Алена улыбнулась, спросила о Викторе.

– Он еще не вернулся, – ответила пожилая женщина. – Скоро придет.

– Хорошо, – кивнула Алена. – Не могли бы Вы передать, что мне нужно поговорить о его племяннице?

– О племяннице? У него нет племянницы.

Услышав это, Алена забыла о вежливости и выбежала из дома. Теперь она знала, что Виктор солгал. Та девушка не была безумна. Она была жертвой Виктора! Она оставила в комнате Алены мольбу о помощи!

Алена вернулась к себе, тщательно заперла дверь, убедилась, что замок надежный. Голова у нее кружилась. Для надежности она подперла дверь диваном и столом. Всю ночь она не спала, сидела на кровати, пытаясь решить, что ей делать дальше.

На следующий день она опоздала на занятия. О том, что случилось, она решилась рассказать только своей подруге Марии.

– Ты позвонила в милицию? – спросила подруга.

– Виктор всегда мне помогал, – пробормотала Алена. – Он был таким вежливым и дружелюбным. Не могу поверить, что такой человек мог совершить подобное. Если окажется, что меня разыграли, милиция сочтет меня идиоткой.

– Ты принесла записку?

– Да, – Алена порылась в кармане и вытащила бумажку.

Мария прочитала записку.

– Что думаешь? – спросила Алена.

– Я слышала о найденыше несколько лет назад, – задумчиво произнесла Мария. – Говоришь, мать сказала, что у него нет племянницы?

– Она очень старая и не в своем уме… Если я вызову милицию и они приедут, Виктор заставит меня съехать. Если же он опасный псих, то потом может меня изнасиловать или даже убить.

– Мой дядя милиционер, – сказала Мария. – Я позвоню ему и спрошу про девушек из записки. Может быть, их и не существует. Тогда ты успокоишься, и мы больше не будем об этом думать.

Мария позвонила дяде, но всю историю рассказывать не стала. Она просто попросила его заглянуть в архив пропавших без вести. Дядя был занят, но пообещал все узнать к вечеру. Вечером девушки сидели у Марии, ожидая звонка дяди. Он позвонил и подтвердил, что девушки с такими именами исчезли более трех с половиной лет назад.

Милиция вновь открыла дело об исчезновении Кати Мартыновой и Лены Симакиной. Рано утром 4 мая 2004 года группа милиционеров выехала из Рязани, чтобы провести неожиданный обыск у Мохова в Скопине. Местная милиция не могла поверить, что Виктор Мохов может быть преступником. Его многие знали, он пользовался хорошей репутацией, о нем говорили только хорошее. Но рязанские милиционеры все же настояли на обыске.

Милицию Мохов встретил с улыбкой. Во время разговора он вел себя так спокойно и даже весело, что все готовы были поверить, что он не мог совершить ничего плохого. Следователи решили, что кто-то оговорил Мохова, обвинив его в чужом преступлении. И все же они отправились в гараж. Найти подземелье им не удалось, но было решено допросить Мохова. Тот вел себя совершенно спокойно и уверенно. На вопросы отвечал вежливо, был готов сотрудничать. Следователи спросили, есть ли под гаражом подвал, Мохов ответил, что никакого подвала у него нет. Если у следователей есть сомнения, они могут сами осмотреть гараж. Говорил Мохов очень убедительно, но следователи все же решили еще раз осмотреть гараж. Они тщательно обследовали фундамент, но ничего не нашли. Перевернули в гараже все вверх дном, отогнали машину Виктора. И все же вход в подвал найти не удалось. Судя по всему, записка, которую нашла жиличка Мохова, оказалась розыгрышем.

Следователи уже были готовы уезжать, когда появился прокурор. Ему все рассказали, показали записку. Прокурор приказал собрать информацию о Викторе Мохове. Сведения доставили быстро. Прокурор тщательно их изучил. Биография Виктора Мохова казалась безупречной. Он хорошо учился в школе, закончил училище, получил востребованную специальность. Когда в Скопине активно добывали уголь, Мохов занимал хорошую должность на шахте. Когда же добыча угля прекратилась, он перешел работать на автозавод. Там он тоже пользовался всеобщим уважением: он лучше всех затачивал инструменты. За хорошую работу его приняли в партию.

Прочитав бумаги, прокурор решил поговорить с матерью Мохова, Алисой Валентиновной. Они разговаривали в гостиной. Алиса Валентиновна показала прокурору детские фотографии сына.

– Вот Витя в школе, – говорила она, указывая на снимок маленького мальчика, игравшего в саду. – А вот он в армии. Он был таким высоким и красивым! Посмотрите только! – Алиса Валентиновна явно пыталась вызвать у прокурора симпатию. – Витя всегда помогал мне по дому. Он много работает в саду и заботится обо мне. Витя любит девушек. Он никогда бы никого не обидел – особенно женщин! Он всегда был таким хорошим мальчиком! Он даже не курит!

Но в собранной милицией информации кое-что насторожило прокурора. Месяц назад Виктор уехал за 200 километров, чтобы купить в другом городе особый яд без вкуса и запаха. Этот яд был запрещен. Аптекарю показалось подозрительным, что обычный гражданин хочет купить нечто подобное, и он спросил у Мохова имя и адрес. Когда Мохов уехал, аптекарь позвонил в милицию. Прокурор напрямую спросил Мохова об этом. Виктор спокойно ответил, что у него заболели кролики, и он хотел умертвить их гуманным способом. Нетрудно было понять, что такой человек, как Мохов, который всю жизнь разводил кроликов, не стал бы травить их ядом. У яда явно была более зловещая цель. И тогда прокурор решил еще раз обыскать гараж в поисках подвала. Он вызвал со стройплощадки бульдозер. Прокурор объявил Мохову, что бульдозер скоро прибудет, гараж снесут, а потом начнут искать замаскированное подземелье. Услышав это, Мохов страшно побледнел. Уверенная улыбка сошла с его лица. Несколько минут он стоял молча, а потом заговорил.

– Сносить гараж не нужно, – с трудом выдавил он. – Там действительно есть подвал, но вход в него замаскирован. На металлической пластине есть борозды, а с другой стороны магниты. Если вставить отвертку или нож в щель между пластиной и стеной, откроется тайная дверь. А потом вам нужно будет открыть еще две двери. Девушки живут в самой нижней камере. Они живут здесь по собственной воле, и я о них забочусь. Когда вы откроете подвал, они наверняка не захотят уходить.

После этого Мохова немедленно увезли в отделение для допроса, а следователи наконец-то обнаружили и открыли тайный люк. Они с трудом пробрались в первую камеру, по лесенке спустились еще на два метра. Там они увидели массивную металлическую дверь. Это был вход в камеру. На двери имелись два болта и кольца для замка. Открыв дверь и заглянув внутрь, следователи увидели двух девушек. Девушки сильно ослабели, их лица заливала смертельная бледность. Милиционерам они сказали, что их зовут Катя Мартынова и Лена Симакина. Чуть позже появился прокурор. Он увидел на стенах рисунки, картины и маленькие вырезки из журналов. На одной стене хвостом помахивала русалка, а жизнерадостная корова рассматривала цветы. Над кроватью сияло улыбающееся солнце. Многие из тех, кто в тот день побывал в подвале, за свою жизнь видели много страшного, но мало кому удалось сдержать слезы при виде этих девушек. Когда их подняли на поверхность, прокурор остался в подвале на шесть часов. Он собирал улики для предстоящего суда. Хотя прокурор был сильным, здоровым мужчиной, поднявшись на поверхность, он хватал ртом воздух. Он провел в камере всего шесть часов, и все люки были открыты, но победить клаустрофобию ему удалось с трудом. От запахов и недостатка воздуха его тошнило еще несколько дней. Он не мог представить, что кто-то провел в этом подземелье несколько лет, каждый день подвергаясь сексуальному насилию.

Впоследствии следователи несколько раз допрашивали Алису Валентиновну и тех, кто давно знал Виктора. И постепенно им стала ясна подоплека этого дела. Они поняли, что мать Мохова всегда была властной и суровой женщиной. Ее умерший муж тоже обладал сильным характером. Их сын получил жестокое и суровое воспитание. Когда он не подчинялся установленным правилам, его жестоко наказывали – физически. Если он совершал ошибки, мать умела вызывать в нем чувство вины, которое сохранялось неделями. Родители Виктора считали, что ребенка нужно наказывать, чтобы он вырос нормальным человеком. Они старательно это делали, но их сын нормальным не стал. Психологи объяснили его поступок полным отсутствием уверенности в себе и неспособностью строить здоровые отношения с женщинами.

Во время допросов Виктор Мохов упорно утверждал, что девушки не страдали и что он не удерживал их в подвале против их воли. Он даже пытался убедить следователей, что баловал девушек и относился к ним с уважением. Он утверждал, что всегда был внимательным и заботливым и девушки никогда не возражали против секса с ним. Его показания следователей не убедили. Когда Мохов и его подельница, Елена Бадукина, были задержаны, история просочилась в прессу. Сам Мохов в этом не признавался, но следователи считали, что он решил избавиться от Лены. Именно для нее он пытался купить яд. А после ее гибели он намеревался найти на ее место другую.

Когда история подземелья Виктора Мохова стала известна, Алена и ее родные были так потрясены, что девушка немедленно бросила учебу и уехала из Скопина. Она исчезла, и Катя с Леной не смогли встретиться с ней и поблагодарить за свое спасение. Алена дала показания, но ни разу не согласилась встречаться с журналистами.

Освобождение

Катя Мартынова

Это случилось утром 4 мая 2004 года. Я услышала, как кто-то открывает люк, но звук был необычным. Прошло несколько мгновений, и послышались приглушенные голоса, а затем тяжелые шаги. Я даже понять ничего не успела, когда открылся люк и в нем появилось улыбающееся лицо милиционера. Увидев нас, он явно изумился.

– Девчонки! Вы там живы?

Вид незнакомого лица, звук чужого голоса привели меня в безумный восторг. Казалось, что я все еще сплю. Я пыталась осознать, что происходит. От счастья я не могла ни двигаться, ни говорить. Мне удалось лишь с трудом кивнуть в ответ. Вспоминая тот день, я думаю, он решил, что мы с Леной не слишком-то обрадовались своему освобождению. Но в тот момент, когда мы обрели желанную свободу, поверить в это было невозможно.

– Подождите минутку! – крикнул милиционер. – Мы должны следовать протоколу. Мы скоро вернемся и вытащим вас.

С этими словами он снова закрыл люк. Несколько минут ничего не происходило. Минуты эти показались нам вечностью. Я не могла оторвать глаз от люка. Я ничего не понимала. Мысли у меня путались, сменяя одна другую. Я даже подумала, что это была всего лишь галлюцинация. Только я хотела спросить у Лены, видела ли она милиционера, люк снова открылся.

– Девчонки, пора выбираться! – в люке снова появился добродушно улыбающийся милиционер. – Ваше заключение кончилось!

Через мгновение мне уже помогали вылезать через люк, который вел в зеленую комнату. Я в последний раз бросила взгляд на отвратительные порнографические плакаты и полезла в «прихожую». С лесенки я посмотрела наверх, в последний люк, который вел к свободе, и мое сердце замерло. Я явственно видела ноги Виктора прямо у входа. «Господи Боже! – подумала я, борясь с чувством паники. – Почему он здесь? Я сейчас вылезу, и он меня задушит!»

Милиционер посмотрел на меня. Он почувствовал, что я замешкалась.

– Или хочешь остаться здесь? – с улыбкой пошутил он.

Шутка была страшной. Я собралась с духом и выбралась наружу. Солнце ярко светило. От света у меня сразу же заболела голова. Я прикрыла глаза рукой, но все же успела рассмотреть, что Виктора рядом нет – ноги принадлежали соседу, которого допрашивали следователи. Я стояла перед гаражом. Люди смотрели на меня. Кто-то щелкал фотоаппаратом. Внимание было неприятно и утомительно. Рядом появилась Лена. Ей помогли выбраться из подземелья, ведь она была уже на восьмом месяце беременности. Я стояла возле гаража Виктора, стараясь навсегда позабыть об этом жутком месте. Одной рукой я прижимала к себе блокноты со стихами и еще какие-то мелочи. Не выпуская свои сокровища, я посмотрела наверх. Не могу передать словами, что я чувствовала в тот момент, глядя в чистое голубое небо. Только тогда я поняла, что мечты, которые три с половиной года помогали мне выживать в темнице Виктора, наконец-то сбылись. Мне больше не нужно было ничего ждать. Я была свободна! В ту самую минуту для меня открылась новая страница. Но, стоя возле гаража, я понимала, что вернуться к прежней жизни будет очень трудно.

Нас с Леной посадили в милицейскую машину и повезли в местную больницу. До встречи с родными мы должны были пройти медицинскую экспертизу. В больнице меня встретил доктор-мужчина. Он собирался провести полный медицинский осмотр. Но ведь меня больше трех лет насиловал извращенец, а теперь мне предстояло раздеться перед мужчиной и позволить ему осматривать меня на гинекологическом кресле! Врач предложил мне снять одежду, и я буквально окаменела. Меня захлестнули чувства неуверенности и стыда – я категорически отказалась позволять кому-либо прикасаться ко мне. Это кресло было в сотню раз отвратительнее изнасилования в зеленой комнате. После долгих уговоров врач все же понял меня и не стал настаивать.

Из больницы мы с Леной отправились в отделение милиции в Рязани, где нас уже ждали родные. Следователи сообщили маме, что я нашлась, еще утром. У мамы закружилась голова, и она не сразу решилась спросить, жива ли я. Собравшись с силами, она все же задала этот вопрос, и ей ответили, что я жива, но многое пережила. Встречи пришлось ждать довольно долго – сначала нужно было получить разрешение властей. Из-за бюрократических проволочек прошло 12 мучительных часов, прежде чем мы смогли увидеться. Время тянулось бесконечно, и с каждой минутой я нервничала все больше и больше. Наконец этот момент настал. Меня отвели в специальную комнату в отделении милиции. Я вся дрожала. Сердце буквально выпрыгивало из груди. Я столько лет мечтала об этом моменте, думала о нем каждый день, каждый час, каждую минуту. Я представляла, как все это будет, но когда момент наступил, мне стало страшно встречаться с родными. Как они поведут себя, увидев, что я больше не та симпатичная девчонка, которая когда-то уехала в город повеселиться? Я стала взрослой, меня несколько лет насиловал извращенец, пытавшийся разрушить мой разум и душу. Они увидят худую, бледную девушку в грязной одежде – в той самой, в которой я выбралась из подземелья. Жуткий запах плесени пропитал не только одежду, но и каждую клеточку моего тела. Узнают ли они свою красивую и веселую Катю? Что они почувствуют, узнав, что происходило со мной все эти годы? А вдруг мама начнет ругать меня за то, что я не сказала ей про поездку на праздник? И что скажет папа? Смогут ли они принять все, что случилось с их дочерью? А вдруг жестокая правда повергнет их в глубокую депрессию? Смогу ли я рассказать им все или лучше просто промолчать?

У меня кружилась голова от этих вопросов. Я остановилась перед дверью кабинета следователя. За ней меня ждали родные люди. Как тяжело было открыть эту дверь! Кровь как молотом стучала в ушах. Но выбора не было. Я должна была воссоединиться с родными – и не могла больше ждать.

Как только я открыла дверь, мама и сестра кинулись ко мне, расцеловали и чуть не задушили в объятиях. Все плакали. Мама постоянно спрашивала, не больно ли мне. Я никак не могла понять, почему она спрашивает, но потом все стало ясно. Мой вид поразил их. Худая, бледная, с редкими, клочковатыми волосами…

– Мама, все будет хорошо, – попыталась я успокоить ее. – Я очень мало двигалась и почти разучилась ходить. Скоро я снова стану прежней.

Мама вновь принялась меня целовать, а я спросила, почему не пришел папа.

– Отец в командировке. Он постарается вернуться как можно быстрее, но придется несколько дней подождать.

Стоя рядом с мамой и сестрой, я почувствовала, что напряженность, не оставлявшая меня несколько часов, начала отступать. К моему глубокому облегчению, никто не ругал меня за то, что в тот жуткий день я ушла из дома. Мы обнимали друг друга, и мне было так хорошо… Мама и сестра плакали, а у меня слез не было. Я смотрела на них и улыбалась… И не могла поверить, что наконец-то вернулась домой.

Мы выполнили все милицейские формальности, ответили на все вопросы, и нам разрешили уехать. Измученная, но счастливая мама вызвала такси. В машине мы почти не разговаривали. Дома мы оказались довольно поздно. Я с ног валилась от усталости, но все же обошла всю квартиру. Удивительно, но там почти ничего не изменилось. И все же все вокруг казалось мне нереальным: такое чистое и сверкающее! Вернуться в этот мир было нелегко.

Я вошла в свою комнату и замерла от изумления. Мама категорически отказывалась мириться с моим исчезновением. Моя комната осталась в точности такой же, какой была в день похищения. Единственная перемена – несколько вещей сестры, но лишь потому, что Аня иногда ночевала в моей комнате – так она по мне тосковала. Осмотрев квартиру, я отправилась в ванную мыться. Но мыло и горячая вода не могли избавить меня от запаха плесени, которым пропиталось все мое тело. Я долго терла себя мочалкой, извела почти целую бутылку геля, но запах не пропал. Пока я мылась, мама и сестра готовили мне ужин. Я вышла из ванной в чистом халате, мы уселись за стол. Впервые за целую вечность меня ждал вкусный домашний ужин. До сих пор помню, с каким изумлением я смотрела на свою тарелку: рыба, овощи… Рыба пахла восхитительно, вкус был непередаваемый, но я сдерживала себя, чтобы не съесть слишком много и слишком быстро.

Радость от близости сестры и мамы была безгранична. Но, хотя все мы были счастливы, я ощущала какую-то напряженность. Нужно было решить миллион проблем, но я не знала, что говорить можно, а что не стоит. Как заговорить с родными после того, как к тебе несколько лет относились, как к зверю в клетке? О чем говорить, когда мы все понимаем, что любое мое слово породит жуткие образы и оставит глубокие шрамы в их душах, а может быть, ранит на всю жизнь?

Мы понимали, что говорить о пережитом пока не стоит. Все хвалили вкусную еду, беседовали на разные легкие темы, а потом сестра заговорила о моих друзьях и одноклассниках. Это была отличная нейтральная тема. Постепенно мы все же перешли к более сложным вопросам. Я не переставала удивляться тому, что папы нет дома. Я чувствовала, что за время моего отсутствия многое изменилось, и не к лучшему.

– А что папа? – спросила я, страшась услышать ответ. – С ним все в порядке?

– Твой отец… – Мама отвела глаза. – Он так переживал из-за всего этого, что начал пить. За несколько месяцев с твоего исчезновения он превратился в алкоголика. У нас постоянно возникали ссоры и скандалы. В конце концов у меня не осталось другого выхода, кроме развода. Мы по-прежнему общаемся, и он знает, что ты вернулась. Он страшно рад и не может дождаться, когда тебя увидит.

Мне было очень больно, что мое исчезновение так повлияло на папу. В подземелье я миллион раз мечтала вернуться в то же самое место, в тот же самый дом и семью. Без папы это стало невозможно.

Так я впервые почувствовала, какую боль мое похищение принесло самым близким людям. Я уже поняла, что должна защитить маму и сестру от жестокой правды, но не хотела, чтобы они защищали меня. Я так долго ждала возвращения, что теперь должна была знать все, как бы больно мне ни было. У меня почти не осталось сил, но я хотела услышать всю правду, даже самую тяжелую. Я должна была знать, что произошло в мире за пределами тайного подземелья Виктора. В тот вечер я узнала, что мое исчезновение разрушило не только отношения моих родителей. Маму охватил дикий страх потери единственной оставшейся дочери, и это заметно осложнило ее отношения с моей сестрой. Бабушка, всегда такая жизнерадостная и веселая, тяжело заболела. Она не знала, что произошло, и у нее началась настоящая депрессия. Через полгода после моего исчезновения она пошла на кладбище, где были похоронены наши родственники. Она сидела у могилы, и чувство горя и утраты стало таким сильным, что у нее случился инсульт. К счастью, ее вовремя заметили и отвезли в больницу. Она так и не оправилась полностью: ей стало трудно ходить, возникли проблемы с речью. С болезнью бабушки дед уже не мог содержать хозяйство в одиночку. Дом пришлось продать. Наш пудель, Керри, попал под машину – это тоже произошло вскоре после моего исчезновения. Я быстро поняла, что утраченная жизнь осталась в прошлом. Моя семья распалась, бабушка заболела, деревенский дом продали, любимая собачка погибла…

Ложась спать в ту ночь, я чувствовала себя измученной, как никогда раньше. Я знала, что заснуть будет трудно… Мама легла рядом. Меня колотила крупная дрожь. Я не могла выпустить ее руки. Я все еще не верила, что оказалась дома. Маму я попросила не гасить свет – мне было страшно закрыть глаза: а вдруг, когда я их открою, все исчезнет, и я снова окажусь в подземелье? Я не могла просто положить голову на подушку и уснуть. Мамина рука – вот что связывало меня с новой реальностью. Я чувствовала, что, пока она держит меня, ничто не исчезнет. Все еще держа маму за руку, я собрала всю свою храбрость, легла, закрыла глаза – и через несколько минут провалилась в глубокий сон.

Пробуждение

Катя Мартынова

Утром я проснулась, и меня охватила паника. Мамы рядом не было. Я вскочила, но услышала голоса мамы и сестры на кухне и сразу успокоилась. Звук маминого голоса, как и ощущение ее теплой руки, мгновенно доказали мне, что я в безопасности. Без нее я потерялась бы и постепенно вернулась в подземелье в Скопине, как это случалось в моих кошмарах. Какое счастье – просто лежать и прислушиваться к голосам мамы и сестры, беззаботно болтающих на кухне. Я слышала, как во дворе играют дети, слышала давно забытый шум дорожного движения. Простыни пахли чистотой и свежестью, они буквально ласкали мою кожу. Моя душа наполнилась чувством покоя. Я смотрела на свою комнату: как же непохожа она на то мрачное подземелье, где я провела столько лет! Все вокруг сверкало и блестело, словно в фантастическом мире. Я долго лежала и с изумлением рассматривала чистые яркие стены собственной комнаты.

Наконец я решила подняться. Но на кухню вышла не сразу – сначала я рассмотрела все в своей комнате. Старая одежда была мне впору, а вот обувь стала мала. В сравнении с тряпьем, в котором я провела последние годы, старая одежда казалась просто невероятной. До похищения я часто жаловалась, что мне нечего надеть, что у меня слишком маленькая комната. Сейчас же я оказалась в гигантской комнате с королевским гардеробом! Мне не верилось, что сегодня я могу заняться чем угодно и мне не придется заниматься сексом с жалким извращенцем. Я тихо прошла в ванную, заперла за собой дверь и принялась мыть и расчесывать волосы. Какая роскошь! Из зеркала на меня смотрела бледная, изможденная девушка с темными кругами под глазами. Но я была уверена, что скоро все изменится. Выйдя из ванной, я направилась на кухню, чтобы обнять маму и сестру. Мы уселись за стол. Завтрак был невероятно вкусным. Я столько времени мечтала об этом моменте, и вот он настал! Я хотела лишь одного – сидеть, наблюдать за своей новой жизнью, слушать голоса мамы и сестры, наслаждаться уютом родного дома.

В долгожданный первый день свободы мама взяла меня за руку, и мы с ней пошли гулять. Не передать словами, как мы обе были счастливы! Она показывала мне наш район, а я рассматривала все, словно видела в первый раз. Я шла рядом с мамой, и мне казалось, что я перенеслась в будущее на машине времени. Рядом с нашим домом построили несколько новых десятиэтажных домов. Вместо маленьких магазинчиков появились большие, просторные супермаркеты. Изменился и общественный транспорт: теперь автобусы отправлялись практически из-под нашего балкона. Мне все было интересно. Мы с мамой говорили о том, как тосковали в разлуке.

– Я не единственная верила, что ты жива, – сказала мама. – После инсульта все думали, что бабушка повредилась умом, но теперь я знаю, что это не так…

– О чем ты?

– Однажды я пришла навестить ее в больнице, и она сказала, что точно знает: ты все еще жива. Она сказала, что может видеть тебя.

– Как это? – не поняла я.

– Она сказала, что ты живешь под землей, в подвале, и тебя мучает больной человек. В тот момент я не знала, как реагировать, но ведь она оказалась права!

В тот же день приехал папа. Наша встреча была очень трогательной. Я сразу же бросилась ему в объятия. Мы долго стояли обнявшись. Я не представляла, что смогу отпустить его. Боль и спиртное его изменили. Он казался старым и изможденным. Папа всегда был гордым человеком и старался не проявлять эмоций. Теперь же он заплакал, и я тоже не смогла сдержать слез. Каким ударом стало для него все, что случилось со мной! Боль знания оказалась еще тяжелее неведения. Мы обнимались, и я чувствовала те страдание и страх, которые одолевали его все эти годы. Мой всегда спокойный, сильный папа превратился в развалину, а я из его маленькой девочки – во взрослую женщину с израненной душой. Я плакала не о себе и не о том, что со мной произошло. Я не могла вынести того, что случилось с ним.

В первые дни после возвращения мы с мамой и сестрой много гуляли по городу. Больше всего я мечтала просто посидеть дома, но маме хотелось купить мне новую одежду и туфли. Люди на улицах ходили гораздо быстрее, чем раньше. Я заметила, что почти все вокруг разговаривают по мобильным телефонам. В кафе люди пили кофе латте, не отрываясь от компьютеров с беспроводным выходом в интернет. Многое изменилось. Многое мне предстояло изучить и понять. Погода стояла прекрасная, и мы часто сидели на скамейке в парке, наслаждаясь счастьем, которое украли у нас так надолго. Каждый день в новом, экзотическом мире был полон открытий. Я жадно погружалась в процесс возвращения к новой жизни. Невозможно представить, какой радостью для меня было смотреть по сторонам, ходить за покупками, наблюдать за птицами или просто сидеть и разглядывать разных людей, идущих по своим делам. Наконец-то мир, о котором я так мечтала, предстал перед моими глазами. Мне безумно хотелось найти свое место в нем, не ограничиваясь ролью стороннего наблюдателя, но я понимала, что на это потребуется время. А пока я просто наслаждалась ощущением свободы. Чтобы почувствовать ее в полной мере, я пошла и купила такую же одежду, в какой была в день похищения. Эта одежда стала символом свободной жизни. Я часто надевала ее потом по особым случаям.

Наше освобождение стало сенсацией не только в России, но и в мире. Любопытство людей меня пугало. Журналисты со всего мира хотели взять интервью у нас с Леной. Я переживала трудный момент и не могла справиться с таким вниманием СМИ. Несколько раз я соглашалась на интервью, но не могла участвовать во всех дебатах и спорах о преступлении Виктора. В результате почти во всех статьях, телевизионных программах и выпусках новостей вместо правды были одни лишь сплетни и домыслы о грязных деталях происходившего в подземелье. На одном сайте я прочитала, что у нас с Леной якобы были тайные фантазии: мы сами мечтали стать сексуальными рабынями и помогали Виктору строить подземелье. В других статьях говорилось, что мы выросли в плохих семьях, и, поскольку о нас никто не заботился, маньяку не составило труда заманить нас в ловушку. Были и те, кто писал, что нам нетрудно было сбежать, но мы предпочли остаться, потому что наш похититель заботился о нас. Я читала интервью Виктора: он явно наслаждался вниманием прессы. Он пытался убедить публику в том, что содержать нас было дорого и трудно. Ему приходилось много работать на заводе и подниматься рано утром, говорил он, чтобы заботиться о девушках, которые по доброй воле жили в его подвале. Многие поверили ему, и некоторые даже осуждали нас с Леной. «Молодые девушки одеваются слишком провокационно, – писали в статьях. – Они искушают мужчин своими юбками и каблуками». Все это причиняло мне сильную боль, но я быстро научилась не принимать близко к сердцу подобные рассуждения.

Прошло несколько недель на свободе, а мне все еще было трудно поверить, что кошмар кончился. Когда я находилась в кругу семьи, то не могла отделаться от страха, что меня начнут ругать за то, что в тот страшный день я без спроса ушла из дома. Но никто меня не ругал. Хотя мое исчезновение причинило всем мучительную боль, никто не выражал своей подавленности, разочарования и гнева. Меня одолевал и другой страх: мне казалось, что стоит лишь закрыть глаза, как я снова окажусь в подземелье. Я не знала, удастся ли мне когда-нибудь полностью вернуться к нормальной жизни. Порой боль была настолько сильной, что мне казалось, что я совершенно разбита и никогда не стану прежней. Первые два месяца я боялась задергивать шторы на окнах в своей комнате и не могла заснуть, если мама не лежала рядом со мной и не держала меня за руку. Я несколько лет боялась темноты и спала со светом. В этот период мне часто хотелось поговорить с кем-нибудь – с человеком, который сможет выслушать меня без страха и осуждения и все понять. Близких мне приходилось оберегать от деталей произошедшего со мной. Все понимали, что мне нужно время и пространство. Есть то, что нужно пережить. Мне было больно сознавать, что я никогда не смогу рассказать родным обо всем, что со мной произошло. Они знали мою историю лишь в общих чертах: что меня насиловали, что Лена в подземелье родила двоих детей. Но жуткие картины, преследовавшие меня по ночам, были слишком кошмарны, чтобы близкие могли это вынести. И я держала все в себе.

Казалось бы, мне следовало встретиться с Леной и поговорить обо всем, но после освобождения в наших отношениях что-то сломалось. В подземелье мы были партнерами и полностью зависели друг от друга. У нас были по-настоящему близкие отношения. Мы просто не выжили бы, если бы не поддерживали друг друга. После освобождения доверие и близость между нами сменились чем-то другим. Возможно, мы обе напоминали друг другу о том, через что нам пришлось пройти. Может быть, наш союз был всего лишь необходимостью – нас сплотила борьба с общим врагом. После освобождения мы старались поддерживать связь, но постепенно все больше отдалялись друг от друга. Через несколько месяцев мы с Леной стали почти чужими людьми.

Спустя какое-то время мне предложили проконсультироваться у психолога. Мне не хотелось обсуждать с профессионалом все, что случилось, и говорить о своих чувствах, но мама настаивала. Мы с ней несколько раз спорили, и я уступила. В клинике нас встретила женщина средних лет в халате доктора. Она смотрела на меня с любопытством и каким-то лабораторным интересом. Пригласила меня сесть на больничную кровать.

Глядя на меня, как на диковинного зверя в клетке, она спросила:

– Скажите, Катя, что вас беспокоит?

Все мое существование меня беспокоило. Каждая секунда моей реальности буквально разрывала меня на части. Я больше всего на свете хотела поговорить с тем, кто понял бы меня. Но, глядя на эту женщину, я знала, что она никогда не сможет осознать и доли того, через что мне пришлось пройти.

– Меня ничего не беспокоит… – ответила я, стараясь всем своим видом показать, что со мной все в порядке.

– Но мне кажется, вы хотели бы со мной чем-то поделиться? – настаивала психолог.

Я была уверена, что эта женщина живет совершенно нормальной, спокойной жизнью. А теперь она хочет, чтобы я делилась с ней своими страхами и пережитой болью. Я несколько лет вела чудовищное существование под землей. Если я заговорю с этой женщиной о своей жизни, мои боль и страх лишь усилятся.

– Нет, спасибо. Мне нечем с вами поделиться. Со мной все в порядке.

После этого мы с мамой уехали домой.

С того дня мы никогда больше не заговаривали о визите к психологу. Мама поняла, что я хочу со всем справиться сама. Поскольку альтернативы не было, только это мне действительно и оставалось. Мы с мамой могли лишь надеяться, что мне хватит на это сил.

После похода к врачу я окончательно отказалась от идеи обратиться за профессиональной помощью. Вместо этого я с головой погрузилась в любовь моей семьи. Больше всего меня поддерживала Аня, моя старшая сестра. В мое отсутствие она нашла замечательного друга, и мы втроем часто гуляли вместе, ходили в кафе и в кино. Постепенно я начала привыкать к свободе – к звукам, запахам, скорости жизни нормальных людей. Аня помогла мне обновить гардероб, поделилась косметикой, научила модно одеваться и краситься. Я изо всех сил старалась стать обычной девушкой, но удавалось это мне лишь внешне. Жизнь раздвинула мои границы и открыла во мне экзистенциальное пространство. Теперь я задавала слишком много вопросов об окружающем мире. Как бы я ни старалась, мне никогда не стать нормальной девушкой, способной довольствоваться поверхностными ценностями. Близость смерти и полное лишение человеческого достоинства заставили меня увидеть жизнь так, как ее не мог увидеть никто из окружающих. Безумный страх и способность противостоять боли и смерти закалили меня. Но я все равно была очень молода, и мне было трудно обрести человека, способного разглядеть во мне того, кем я стала. Пытаясь найти тех, кто мог бы понять меня, я стала разыскивать в интернете истории изнасилований и похищений. Я и представить не могла, что обнаружу что-то подобное. Я была уверена, что Виктор – единственный на планете извращенец, способный похищать женщин и использовать их для удовлетворения своих сексуальных потребностей. Но оказалось, что в мире происходит множество подобных историй. Я читала рассказы о них, и они потрясали меня до глубины души. Но мне нужно было поговорить с жертвами. Я писала девушкам, пережившим подобное. Мне безумно хотелось найти человека, который помог бы мне самой понять мои реакции и поведение, но ни одна из жертв не откликнулась, и это меня очень расстроило. Обретя силу, я твердо решила обязательно поговорить с сестрой по несчастью, если она ко мне обратится.

Когда свобода стала для меня более-менее привычной, мне захотелось встретиться со старыми друзьями, но оказалось, что это не так просто, как я думала. О том, что произошло со мной и Леной, стало известно не только в России, но и во всем мире. О нас писали газеты и журналы, и все это так повлияло на моих бывших друзей, что им стало трудно общаться со мной так же, как прежде. Некоторые не могли принять тот факт, что я жива, ведь они долгое время считали меня погибшей. Многие сторонились меня, а кто-то просто боялся общаться, опасаясь довести меня до нервного срыва. Постепенно оказалось, что старых друзей у меня больше нет, и если я не хочу оказаться в полной изоляции, нужно заводить новых друзей – таких, которые не знали меня в моей прошлой жизни.

Однажды я была в гостях у девушки, которая раньше училась со мной в одном классе и была моей лучшей подругой. Она начала рассказывать о том, чем сейчас заняты наши бывшие одноклассники. Я была рада за них, но чем дольше говорила подруга, тем хуже мне становилось. Все они окончили школу, кто-то продолжил образование, кто-то создал семью, а кто-то нашел хорошую работу. Подруга показала мне альбом с фотографиями с выпускного вечера. Она сама тоже была вполне довольна жизнью: училась в институте, собиралась стать инженером. Она говорила без умолку, а мне хотелось выть от боли. Я изо всех сил пыталась сдержаться, но у меня это плохо получалось. Конечно, я была рада за своих друзей и желала им самого лучшего, но маньяк вырвал меня из школы, и теперь у меня ничего не было: ни работы, ни образования, ни будущего. Пока все вокруг строили собственную жизнь, у меня была единственная цель – остаться в живых, удовлетворяя сексуального извращенца. Разговор с подругой показал, что Виктор лишил меня не только свободы, но и самого важного периода жизни. Ведь именно в это время я должна была строить свое будущее. В тот день я решила, что обязана сравняться с бывшими одноклассниками. Мне непременно нужно окончить школу и заложить основы для дальнейшего образования и нормальной жизни.

Через несколько недель после моего освобождения мы с мамой отправились в школу. Мама объяснила мое положение и попросила директора выдать мне свидетельство об окончании девятого класса. Чтобы получить этот документ, нужно было сдать экзамены. И вот я уже решала задачи и писала сочинения вместе с другими учениками. Я старалась изо всех сил, и у меня все получилось. Через неделю я получила документ, с которым могла продолжить образование. Осенью я поступила в текстильный лицей по специальности «дизайн». Я думала, что буду заниматься творчеством, но я ошибалась: в лицее пришлось часами сидеть за огромными швейными машинами. Вскоре у меня пропало всякое желание продолжать учебу в этом месте. Я бросила лицей и решила поступить в институт. Но для этого нужно было сдать экзамены за десятый и одиннадцатый класс. В следующем учебном году я вернулась в школу. Мне было уже девятнадцать, я была намного старше моих одноклассников. Все учителя знали мою историю и старались ничем меня не ранить. Вскоре и одноклассники поняли, что я – та самая девушка, которую показывали по телевизору. Некоторые пытались заговорить со мной о том, что произошло, но я сразу же дала понять, что не собираюсь ни с кем делиться своей личной историей. Учиться в месте, где все знали, что меня три с половиной года насиловал маньяк, было непросто. Никто ничего не говорил, но я чувствовала, что многие испытывают отвращение. И все же я проявила настойчивость и смогла окончить школу. В 2008 году я стала работать в мебельном магазине, а потом занялась дизайном интерьеров.

Когда сексуальность идет рука об руку с любовью, возникает прекрасная целительная сила, но когда секс связан со страхом, он становится силой разрушительной. Из-за страха одного мужчины перед сексуальной жизнью нам с Леной пришлось пройти через настоящий ад. И не только нам. Из-за этого человека мучительнейшую боль пережили многие люди. Он так много уничтожил! Больнее всего мне было оттого, что мое исчезновение сделало папу алкоголиком и разрушило мою семью. После моего возвращения отец стал пить меньше, его отношения с мамой улучшились. Но полностью отказаться от алкоголя он не смог. У него осталась зависимость. Первые два года он жил со своей подругой за городом, но часто приезжал навестить нас. Из-за пьянства его здоровье ухудшалось. Через три года после моего возвращения у него случился инсульт, и он попал в больницу. Папа сильно ослабел, левая рука у него не работала. Когда его выписали, он с трудом ходил и не мог жить в одиночку. В конце концов мама решила, что ему будет лучше с нами. О нем заботились мы с сестрой. В нашем подъезде не было лифта, и выходить из дома он не мог. В 2014 году ему стало хуже. Анализы показали, что у него рак в терминальной стадии. Вскоре папа умер, немного не дожив до рождения внучки.

Бабушка тоже так и не оправилась от инсульта. Она умерла через год после моего возвращения. Когда я обрела свободу, той жизнерадостной и веселой бабушки, которая вселяла в меня надежду и силы в подземелье, уже не было. Дом в деревне, как я уже говорила, пришлось продать. Я больше не могла побывать в том месте, о котором так мечтала в подземелье Виктора. Никогда больше я не смогу посидеть у теплой печки, дожидаясь бабушкиных блинчиков, а потом, наевшись досыта, играть с сестрой в снежки в заснеженном саду. Многое из того, что я так любила и о чем мечтала, сидя в шести метрах под землей, к моменту моего освобождения уже не существовало. Отныне мне придется жить с чувством утраты и хранить драгоценные воспоминания обо всем, что я потеряла из-за извращенного, полного страхов стремления одного безумца к сексу.

Отождествление

Карстэн Графф

Работая над историей Кати, я постоянно общался с ней, и у меня было ощущение, что она всегда рядом. Стоило мне подумать о ней, и я мог почувствовать, что испытывает в данный момент она. Однажды мне показалось, что ей не очень хорошо, но поначалу я не придал этому значения. Однако это ощущение не исчезло и через несколько дней, и в конце концов я решил ей написать.

– Не знаю, может быть, я все придумал, – писал я, – но мне кажется, что с вами что-то не так.

– Вы правы, – ответила Катя. – Произошло нечто такое, что меня глубоко потрясло. У вас есть время поговорить об этом?

– Конечно.

– Несколько дней назад я прочитала в интернете историю женщины, которая когда-то бросила свою дочь, – написала Катя. – Трехлетнюю девочку она оставила в доме без еды и воды и никому ничего не сообщила. Криков девочки никто не слышал. Женщина вернулась через неделю; к этому моменту ее дочь уже умерла от голода и жажды. Я читала много ужасных историй, но эта потрясла меня до глубины души. Я постоянно об этом думаю, и мне рисуются страшные картины. Я не могу с собой справиться. Домашним я об этом не рассказывала, сама не знаю почему. Может быть, я стыжусь собственной слабости? Я редко хожу в церковь, но, прочитав эту историю, все же пошла, чтобы обрести покой. Это помогло, но не до конца. Эта история пробудила мои давние страхи, дремавшие во мне еще со времен подземелья Виктора. Там я переживала то же самое, что чувствовал этот ребенок. Я пытаюсь отвлечься, но ужасные мысли о судьбе бедной девочки меня не оставляют.

– Отлично вас понимаю, – написал я в ответ. – Я очень чувствителен к фильмам и книгам ужасов. Если меня что-то пугает в них по-настоящему, то обычно это бывает связано с каким-нибудь болезненным эпизодом моей жизни. Какие образы эта история пробудила в вашей душе?

– Я видела эту девочку одну в квартире. Слышала, как она плачет. Чувствовала, как ее мучают голод и жажда. Я видела, как с каждым днем она слабела от этой пытки. Ощущала ее отчаяние в попытке найти помощь. Этот ребенок был чистым, невинным ангелом. Она не заслужила такой боли. Я видела и ее мать, которой не было никакого дела до маленькой девочки, оставшейся в запертой квартире. Я бы отдала все что угодно, лишь бы спасти этого ребенка, но уже слишком поздно. И тогда я задумалась о страдающих детях нашего мира. Мне очень хотелось бы помочь им. Эта ужасная история глубоко меня затронула, у меня в душе воцарился полный хаос. Меня словно парализовало. Я не могла заниматься даже собственными детьми – ужасные картины продолжали преследовать меня. Я не представляла, что могу так страдать из-за человека, которого я даже не знала и видела лишь на фотографии. Я понимаю, что эта боль связана с моим собственным прошлым. Я просто не могу не отождествлять себя с этой несчастной брошенной девочкой.

– Вы с Леной несколько лет находились на грани такого же поворота судьбы, – ответил я. – Я понимаю, почему эта история вызвала у вас такой страх. Вас еще что-то беспокоит в этой истории?

– Да, меня беспокоит, что я реагирую на собственное болезненное прошлое, а не на реальную историю. Желание броситься на помощь этому ребенку должно быть продиктовано не тем, что я сама оказалась во власти извращенца, а тем, что так поступать правильно.

– Не думаю, что вы должны считать это слабостью. В этом ваша сила. Когда мы помогаем другим, забывая о помощи самим себе, то лишаемся сил и вскоре не можем помочь уже никому. Целитель лечит не только других, но и самого себя. Если вы будете жертвовать собой ради спасения других, то скоро потеряете импульс. Вы никогда не думали, почему я захотел помочь вам рассказать вашу историю?

– Сначала я думала, что для вас это просто работа, но теперь уже не уверена в этом. Вы уже долго и упорно трудитесь, а мы до сих пор не знаем, будет ли опубликована ваша книга.

– Именно! Как и вы, я жил странной жизнью. В ней было много боли. Меня годами мучила тяжелая депрессия, я уходил от людей, погружаясь только в собственные мечты и писательство. После долгих лет боли и одиночества я сумел вырваться из изоляции и сегодня полностью свободен во всех отношениях. Поэтому мне было так легко отождествить себя с вами. Работа над вашей историей целительна и для вас, и для меня. Помогая вам, я помогаю себе. Это прекрасный, очень важный обмен. Не расстраивайтесь из-за того, что вы захотели помочь детям, потому что отождествили себя с ними. Такое отождествление делает вас намного сильнее.

– Очень интересно. Я понимаю, что вы хотите сказать.

– А какие-то другие истории вызывали у вас чувство боли или страха?

– Да. Недавно я прочитала книгу, которая оказала на меня такое же действие, как и история этой девочки. Героиня книги вышла замуж за нелюбимого мужчину. Вскоре выяснилось, что у нее не может быть детей. Через некоторое время после свадьбы муж начал ей изменять. Та женщина полностью смирилась со своим несчастьем – решила, что она обречена. Она была несчастна и не думала, что ее жизнь может измениться. Однажды она встретила привлекательного мужчину, но постаралась задушить в себе свое чувство к нему. Со временем она поняла, что того мужчину тоже тянет к ней. Тогда она открылась ему, и у них начался роман. Героиня решила уйти от мужа и обрести счастье с этим мужчиной. Оказалось, что у него двое детей. Дети полюбили героиню, как собственную мать. Эта женщина считала, что счастье для нее невозможно и недостижимо, но в итоге впервые в жизни почувствовала себя счастливой. Жизнь стала казаться ей удивительной сказкой. Она получила все: любящего мужчину, детей, которых у нее не могло быть, душевный покой и радость.

– Вряд ли такая история могла бы вас напугать, – написал я.

– Страх вызвала развязка, – ответила Катя. – Однажды эта женщина шла по улице и внезапно почувствовала себя плохо. На следующий день она пошла к врачу. Оказалось, что у нее рак. Врач сказал, что болезнь зашла уже далеко и жить ей осталось недолго. И женщина убедилась, что счастье ей все же не суждено.

– И вы отождествили себя с этой женщиной?

– Да. В подземелье Виктора я была убеждена, что обречена на страдания и несчастье. Сегодня я обрела любовь, у меня двое детей, я испытываю душевный покой… Но порой я боюсь, что это счастье у меня отберут. Когда мне было четырнадцать лет, я подняла телефонную трубку, и это разрушило мою жизнь. Теперь я боюсь, что какая-нибудь крохотная, незначительная мелочь может в любой момент лишить меня счастья.

– Я вас отлично понимаю. Но на вашем месте я был бы уверен, что такого больше не случится.

– Я считаю, что стремительные болезненные перемены в жизни редко случаются с теми, кто живет активно, честно и страстно. Иногда жизнь заставляет нас пробудиться, но если это уже произошло, ей нет нужды подталкивать вас к пробуждению. И это самый ценный дар, который вы получили в подземелье Виктора. Уверен, что в вашей жизни будет много взлетов и падений. Но вы уже пробудились, и жизни больше не нужно воздействовать на вас с такой силой.

– Искренне надеюсь, что вы правы, – написала в ответ Катя. – Постараюсь вам поверить.

– Вам не нужно верить мне, – ответил я. – Со временем вы сами поймете, что это так.

Истинная любовь и близость

Катя Мартынова

В подземелье Виктора мое тело постоянно насиловали, но ему так и не удалось изнасиловать мою душу. После освобождения я хотела понять, какой может быть сексуальная жизнь, основанная на любви и уважении. Мужчин я делила на две группы: на тех, кто не уважает женщин, и всех остальных. Естественно, Виктор принадлежал к первой группе, а те, с кем я хотела встречаться после освобождения, – ко второй. Мне казалось, что такая модель позволит объективно оценивать мужчин. Почувствовав, что человек принадлежит ко второй группе, я не собиралась сравнивать его со своим мучителем и не искала какого-то внешнего или внутреннего сходства. В подземелье Виктора я была уверена, что когда-нибудь в моей жизни появится мужчина, с которым я почувствую красоту любви, секса и влечения. Я не знала, насколько страстной и полной любви может быть сексуальная жизнь, но точно знала, что этого стоит ждать. С Виктором я пережила множество отвратительных сексуальных актов. После такого я могла преисполниться страха и отвращения. Но я пообещала себе, что не позволю Виктору повлиять на мое отношение к другим мужчинам.

Через несколько месяцев после освобождения мне страстно захотелось познакомиться с достойным мужчиной и понять, что такое истинная близость, основанная на любви и уважении. Я надеялась, что встреча с нормальным, хорошим мужчиной поможет мне уйти от травм, полученных в подземелье. Однако прошло больше года, прежде чем это случилось. Мне исполнилось девятнадцать, я шла по рязанской улице, и вдруг ко мне подошел очень красивый молодой человек. Он сделал мне комплимент, представился Олегом. Я сразу поняла, что он не знает, кто я такая. Мы немного прогулялись и поболтали. Перед расставанием Олег попросил мой телефон, и я его дала.

После похищения во время праздника мне следовало бы бояться разговоров на улице с незнакомыми мужчинами. Многие сказали бы, что я не должна больше доверять незнакомцам. Но я почему-то сразу почувствовала, что Олег – мужчина достойный и честный. Мы разошлись в разные стороны, но мне очень хотелось встретиться с ним снова.

На следующий день Олег пригласил меня в кафе, а потом мы отправились в кино. В какой-то момент наши ласки стали более откровенными. Его поцелуй был первым в моей новой жизни. Близость с ним вернула мне уверенность. Нас с самого начала потянуло друг к другу. Вскоре мы пошли дальше. С Олегом я испытала первое эротическое наслаждение, а потом и первый оргазм. Мы были близки уже несколько месяцев. Встреча и секс с этим мужчиной были для меня настоящим чудом. Три с половиной года я подвергалась сексуальному насилию и только сейчас поняла, что такое настоящее возбуждение. Близость с мужчиной, который не просто желал, но еще и любил меня и заботился обо мне, стала для меня откровением. Олег каждый день старался сделать так, чтобы я улыбалась. Я никогда не пыталась скрыть от него свое прошлое. Мы полностью доверяли друг другу, и он помог мне избавиться от тяжких воспоминаний, которые мучили меня после освобождения.

Через полтора года после знакомства мы с Олегом поженились. У нас была очень красивая свадьба, много гостей. В тот удивительный вечер я надела платье своей мечты. Весь день я была на седьмом небе от счастья. После свадьбы мы стали мечтать о беззаботном совместном будущем. Олег постоянно говорил о своем заветном желании: чтобы я родила ему сына. Но я в тот момент не готова была иметь детей. Я знала, как изменилась жизнь мамы после рождения нас с сестрой. Мне хотелось сначала пожить для себя. Я пыталась построить карьеру, хотела поступить в институт, найти хорошую работу. Мне хотелось путешествовать, общаться с друзьями, а не сидеть безвылазно дома с маленьким ребенком. Олегу мой настрой не нравился. Иногда он пытался на меня давить. Со временем вопрос рождения детей стал причиной наших ссор. Отношения начали портиться. Я же просто не видела себя матерью. Почти три года мы пытались прийти к согласию, но в конце концов развелись.

Снова оставшись в одиночестве, я сосредоточилась на учебе. Во второй раз я влюбилась в двадцать четыре года. Его звали Леонидом. Он был на 12 лет старше меня. Мы вместе работали, и он был моим начальником. Леня был женат, у него было двое сыновей, но я была слишком влюблена, чтобы это могло меня остановить. Мы глубоко и искренне полюбили друг друга. Хотя я сознавала, что ничем хорошим это не кончится, я не могла изгнать его из своих мыслей и сердца. Я прекрасно понимала, что Леня изменяет жене, но никогда не считала его притворщиком и обманщиком. Рядом с ним меня переполняли чувства. Наши отношения казались мне самым прекрасным романом на планете. Обычно мы встречались тайно в дорогих отелях. Он всегда дарил мне цветы и осыпал подарками. Меня безумно влекло к нему. Рядом с ним я забывала обо всем, и о будущем тоже. Через год после начала нашего романа я поняла, что беременна. Отцом, естественно, был Леня. Известие он воспринял спокойно, но перспектива иметь ребенка от любовницы его явно не привлекала. Однако я к тому моменту уже была готова стать матерью. Мысль об аборте мне и в голову не приходила. Хотя Леня был женат, я считала его самым замечательным мужчиной и была счастлива иметь от него ребенка. Во время беременности мы продолжали тайно встречаться. Он по-прежнему был очень внимателен и заботлив. Я чувствовала, как во мне растет новая жизнь, и не боялась родов. Жуткий опыт беременности и родов Лены в подземелье у Виктора меня не пугал. Мой ребенок был зачат в любви, и я всегда буду любить его и заботиться о нем. В отличие от Лены, во время беременности я могла дышать свежим воздухом, заниматься физическими упражнениями, правильно питаться. Рожать я буду в больнице, с опытными врачами и акушерами. Со мной все будет в порядке. В сравнении с другими женщинами, забеременевшими в первый раз, я была гораздо спокойнее и увереннее. Мрачный опыт прошлого стал для меня хорошей подготовкой.

На седьмом месяце я была совершенно счастлива, и вдруг все кончилось. Однажды жена Леонида прочитала нашу с ним переписку в телефоне. Из наших сообщений она узнала, что у ее мужа будет ребенок от другой женщины. Естественно, ей это страшно не понравилось. Рассказывая мне об этом, Леня сказал, что не может уйти из семьи. Он обещал жене, что порвет все отношения со мной. Я была в отчаянии. Я пыталась убедить его, что он не может бросить меня в таком положении, но он не слушал. Я была в ужасе. Меня охватила глубокая депрессия. Новая реальность стала явью, и моя жизнь превратилась в полный хаос. Несколько дней я безостановочно рыдала. Несмотря на беременность, я перестала заботиться о себе. Я каждый день писала Лене отчаянные письма, умоляя встретиться и поговорить. Я пыталась убедить его в том, что люблю его и не смогу без него растить ребенка. Но что бы я ни говорила и ни делала, он уже принял решение и не собирался отступать.

Когда начались схватки, я окончательно смирилась с жестокой правдой. Мы поехали в больницу. Родов я не боялась, но и полностью расслабиться мне не удалось. После расставания с Леней у меня началось пищевое расстройство, и я не знала, как это повлияет на ребенка. Мне оставалось только молиться, чтобы мое бездумное поведение не повредило малышу. К счастью, роды были быстрыми. Когда я взяла на руки Костю, все тревоги исчезли в мгновение ока. Акушерка, широко улыбаясь, сказала, что мальчику слегка не хватает веса, но в остальном он совершенно здоров. Через несколько дней нас с Константином выписали, и мы отправились домой, не зная, что ждет нас впереди. Вернуться на прежнюю работу я не могла. Никаких источников дохода у меня не было. Приходилось полагаться только на помощь семьи. Быть матерью-одиночкой с новорожденным на руках всегда нелегко. Каждый день у меня появлялись все новые дела, и мне просто не хватало времени, чтобы думать о будущем или жалеть себя.

После родов Леня позвонил и поздравил меня с рождением сына. Это был наш первый разговор после расставания. Но увидеться с сыном он не захотел. Я могла бы пригласить его, но была уверена, что он откажется. Чтобы избежать неловкости, я предпочла отстраниться от него. Через пару месяцев после родов я окончательно избавилась от этой боли. Мне стало совершенно ясно, что нам с Костей будет лучше без Лени. В конце концов, этот мужчина бросил не только своего ребенка, но и его мать во время беременности. С таким мужчиной построить счастливое будущее вряд ли удалось бы. Позже Леня предложил мне небольшие алименты, и я согласилась, но он никогда не хотел и не пытался как-либо участвовать в жизни Кости.

Когда Константину исполнилось три месяца, я смогла оставлять его на несколько часов с мамой. Как-то вечером я встретилась с подругой, и она познакомила меня с мужчиной, который мне сразу понравился. Его звали Александром. Он был высоким, красивым, с удивительными синими глазами. Я не стала скрывать, что у меня есть ребенок, а он улыбнулся и ответил, что у него тоже есть семилетний сын.

В тот вечер, перед тем как попрощаться, мы с Сашей договорились увидеться снова. Мы начали встречаться. Не думайте, что я потеряла голову от любви. Саша был интеллигентным человеком, я уважала его, он мне нравился, но о страстной влюбленности речи не было. Кроме того, отношения с Леонидом сделали меня очень ранимой. Мне стало трудно открыться мужчине. И все же Саша очень тепло обо мне заботился, а к Косте относился как к собственному сыну. Он сделал мне предложение, и я сразу же согласилась. Вскоре я стала любимой женой хорошего мужчины, который зарабатывал достаточно, чтобы содержать всю семью. В это время мама решила переехать. Наша просторная квартира освободилась, и мы с Сашей решили поселиться там вместе с нашими сыновьями. Казалось, меня ждет прекрасное будущее. Моя новая беременность очень обрадовала нас обоих. Я родила дочь, Викторию, и это стало настоящим праздником для всей семьи. Всего несколько лет назад я и подумать не могла о детях, а теперь стала счастливой матерью двух замечательных малышей и не представляла жизни без них.

Пару лет мы жили спокойно и счастливо, но со временем гармония в наших отношениях прошла. Саша постепенно отдалился – не только от меня, но и от наших детей. Он все чаще задерживался на работе, а иногда на несколько дней уезжал в командировки. Я оставалась одна, и мне в одиночку приходилось заботиться о двоих детях. Чем сильнее отдалялся Саша, тем сильнее жаждала я его внимания, любви и заботы. Порой я чувствовала себя роботом, запрограммированным исключительно на работу по дому. Я начала забывать, каково это – ощущать исполненное любви внимание мужа. Когда я говорила Саше о своих чувствах, он злился, и мы постоянно ссорились.

Он твердил, что должен много работать, чтобы содержать семью; говорил, что просто не может помогать мне больше, чем уже делает. Чувство одиночества усиливалось, со временем оно переросло в настоящую депрессию. Порой я даже сравнивала свою жизнь с Сашей и тремя детьми с жизнью в подземелье Виктора. Поймав себя на этой мысли, я сразу же пугалась. Мне становилось стыдно, но в то же время я никак не могла избавиться от прежних страхов. Чем сильнее я старалась подавить жуткие воспоминания о скопинском подземелье, тем более яркими они становились. В конце концов болезненное прошлое стало моим постоянным спутником. Я по-прежнему не могла ни с кем об этом поговорить, и меня охватывало отчаяние. Пытаясь справиться со страхом и болью, я начала записывать свою историю. Но стоило мне сесть за стол и что-нибудь написать, как меня сразу же охватывал ужас. Иногда я несколько дней не могла заставить себя сесть за стол. Когда я в одиночку принималась описывать мучения своего прошлого, меня охватывала паника. И все же я чувствовала, что этот процесс дает исцеление. Перенос пережитого на бумагу давал мне ощущение, что я делюсь своей болью. И постепенно я стала чувствовать настоящее облегчение. Написав часть истории, я показала записи сестре. Она прочитала и сказала, что мне нужно рассказать все и издать книгу. Потом мои наброски прочла подруга и тоже согласилась с моей сестрой. И тогда я впервые задумалась об этом. Я решила поговорить с Сашей, но ему идея обнародования моей истории не понравилась. Он считал, что подробный рассказ о том, что со мной случилось, привлечет к нам нежелательное внимание. Мы обсуждали этот вопрос, и внезапно я поняла, что он не тот мужчина, с которым я хочу провести остаток жизни. Как я могу делить жизнь с человеком, который хочет, чтобы я похоронила свое прошлое? Он считал, что моя история разделяет нас. Он не просто не хотел делать мою историю публичной – он и сам не желал ничего знать.

Постепенно я начала лучше понимать Сашу. Он оказался не тем человеком, который ценит честность и прозрачность Со временем он откровенно начал вести двойную жизнь: одну в семье, другую – с друзьями и коллегами. Он все чаще уезжал в командировки. У него появились новые друзья, с которыми он не спешил меня знакомить. Мы становились все более чужими. А теперь он захотел, чтобы я подавила боль своего прошлого. Поняв это, я осознала, что наши отношения были ошибкой. Наш брак продлился три года. В октябре 2017 года мы развелись. Александр собрал вещи и ушел. Однако я никогда не сомневалась, что он любит нашу дочь. Он продолжает поддерживать нас и старается проводить с ней больше времени.

Общение с Виктором

Карстэн Графф

Прошел год с того момента, как я начал работать над историей Кати. Все это время я периодически делал попытки разыскать Виктора. Было странно писать о человеке, с которым мне так и не удалось поговорить. С помощью двух российских журналистов я еще раз попробовал связаться с тюремным руководством. Я заполнил несколько форм, отправил их, но ответа так и не получил. В России многие журналисты говорили мне, что тоже пытались разыскать Виктора. Некоторым удалось передать ему письма, но по его редким ответам было ясно, что он не собирается общаться с репортерами до своего освобождения.

Как-то вечером неожиданно пришло письмо от Кати. Случилось нечто тревожное. В социальной сети с ней связался некий Альберт. Он утверждал, что был знаком с Виктором в тюрьме и теперь пишет Кате по его поручению.

– Наверное, это просто спамер, – ответил я.

– Возможно, вы правы, но что, если нет? Как вы думаете, что может понадобиться Виктору?

– Не представляю, – честно ответил я. – Что угодно. Если он выжил в тюрьме, то вряд ли он в здравом уме. Возможно, Виктор пребывает в заблуждении. Знаю, это звучит странно, но возможно, он воспринимает вас как свою подругу.

– Подругу?! Как такое возможно?!

– Виктор – мастер самообмана. И сейчас трудно предположить, что у него на уме.

– Что же делать? Блокировать этого человека?

– Да, конечно. Но сначала напишите ему. Вы можете сказать, что я готов стать посредником между вами и Виктором. Он может написать мне, а я выясню, реальный ли это человек и чего он хочет.

Через несколько дней Альберт написал мне. Для начала я решил расспросить его о деталях, которые не были известны широкой публике. К моему величайшему удивлению, он поддержал беседу и даже развил ее. Мое любопытство росло. Завязалась беседа. Я рассказал ему о Катиной книге и о своем интересе к Виктору. Когда пришел ответ, я был поражен. Я долго смотрел на сообщение, не веря своим глазам. Я перечитал его несколько раз.

– Привет, Карстэн! – было написано там. – Это Виктор. Зачем ты хочешь поговорить со знаменитым сексуальным маньяком?

Я больше года безуспешно пытался связаться с ним, но, если это правда, Виктор сам вышел на меня.

– Вы пишете из тюрьмы?

– Да. Но телефоны здесь запрещены. Наше общение незаконно. Доступ к мобильнику у меня появился лишь несколько месяцев назад. Я только что разобрался с этой техникой. Я загрузил приложение-переводчик, и ты можешь писать мне по-английски.

Естественно, сомнения у меня оставались. Чтобы выяснить, кто этот человек на самом деле, я попросил его прислать мне свою фотографию, но он сказал, что не хочет, чтобы кто-то знал, как он сейчас выглядит. Я послал ему главу из Катиной книги. Он сделал ряд замечаний, которые мог бы сделать только тот, кто сам там был. Теперь я убедился, что это действительно Виктор, и спросил, зачем он хочет поговорить с Катей.

– Я нашел ее в социальной сети, – написал он. – Она лжет обо мне. Меня выставляют монстром и садистом, но все это дело рук полиции и журналистов. Я никогда не желал Кате зла. Я любил ее. Несколько лет я заботился о ней и даже баловал. Я хочу, чтобы она поняла мои чувства.

Судя по его словам, мое предположение о том, что он считает Катю своей подругой, оказалось недалеко от истины. Он по-прежнему оставался в плену своих фантазий и не осознавал смысла своего поступка. Бесполезно было что-то ему объяснять. Виктор жил в собственном мире, и если я попытаюсь разрушить его иллюзии, он увидит во мне врага и наверняка закончит разговор. Чтобы поддержать беседу, я избрал другой подход. В ответном сообщении я написал, что уверен: он хотел для девушек только лучшего.

– Все проклинают меня, – удивился он, – а ты меня поддерживаешь? Ты тоже маньяк?

– В своем роде. Я верю, что все на планете хотят добра друг другу, но некоторые путаются и теряются.

Несколько дней Виктор не отвечал. А потом от него пришло сообщение:

– Когда Катя попросила краски, я обошел несколько магазинов и нашел именно то, что она хотела. Я никогда не обижал беззащитных девушек. В сравнении с тем, что происходило во время войны, я не такой уж плохой человек. Во время войны торжествует насилие по отношению к обычным людям. Страдают миллионы. То, что сделал я, не сенсация, это журналисты подняли шумиху вокруг моего поступка.

Казалось, Виктор не понимал, почему его действия привлекли такое внимание, но представьте себе: вероятность того, что житель захолустного русского городка сможет построить такое подземелье, очень мала. Вероятность того, что он найдет напарницу, которая поможет ему поймать девушек, еще меньше. Вероятность того, что никто ничего не заподозрит в течение трех с половиной лет, просто мизерна. Вероятность того, что девушки смогут оставаться в живых так долго, микроскопична. А уж вероятность того, что они выйдут из подвала сильными женщинами и смогут иметь детей, просто стремится к нулю. Если такая история не сенсация, то что можно назвать сенсацией?

Мы продолжали общаться несколько недель, и Виктор сказал, что у него есть предложение для Кати.

– После моего освобождения нам с ней нужно вместе выступить по телевизору. Я расскажу правду о том, что произошло. Это будет грандиозное шоу. Представляешь? Маньяк в студии – лицом к лицу со своей бывшей сексуальной рабыней. И они говорят о прошлом. Телевидение заплатит за это кучу денег. Можешь помочь мне уговорить Катю? Это будет грандиозно! Такую передачу даже в Кремле смотреть будут!

– Катя не хочет встречаться с вами, – написал я.

Виктор молчал пять дней, а потом написал:

– У нас был обыск. Мне пришлось прятать телефон.

– Понимаю, – ответил я. – А вы не думаете, что многие из тех, кто увидит вас по телевидению, захотят вас убить?

– Я знаю, что людям я не понравлюсь. Но я не боюсь быть растерзанным толпой.

– Но Виктор… – Я понял, что этот человек, похоже, потерял всякую связь с реальностью. – Неужели вы хотите сказать, что девушки жили в вашем подвале по собственной воле?

Через несколько дней я получил такое сообщение. Виктор признал:

– Катя и Лена жили в моем подвале не по собственной воле.

– В газете я прочитал, что после освобождения вы хотите мести. Это правда?

– Я не собираюсь мстить за то, что произошло со мной. Я понимаю, что Катя и Лена много страдали из-за меня и находились на грани жизни и смерти. У меня нет морального права мстить. Я хочу встретиться с Катей на телевидении, чтобы разоблачить всю ложь, которая меня окружает. Что бы ни писали журналисты, я никогда не бил девушек.

– Не думаю, что это важно. Людям будет все равно, били вы девушек или нет.

Через несколько дней Виктор ответил, сменив тему.

– Журналисты предлагали миллионы за мою историю. А что ты можешь мне предложить?

Естественно, я мог предложить Виктору только откровенный непредвзятый разговор. Чем дольше я смогу поддерживать диалог, тем лучше разберусь в личности этого человека. И тогда станет ясно, удалось ли мне создать правильный портрет Виктора. Я не ответил на его вопрос, сменил тему и спросил, какие женщины ему нравятся. И тогда он открылся чуть больше.

– Я маньяк, и мне нравятся молодые женщины, – написал он. – У меня скромные запросы. Мне нет дела до образования и социального статуса. Мне нужна девушка лет двадцати трех, которая умеет хорошо готовить. Молодые европейки за меня не пойдут, но, может быть, это будет индианка или чернокожая.

– Что вы собираетесь делать, выйдя из тюрьмы?

– Надеюсь вернуться в Скопин. Я слышал, что человек, который присматривал за моим домом, все запустил. Если стены еще стоят, я смогу восстановить остальное собственными руками. Силы у меня еще есть. А потом я хотел бы жениться на бедной индианке и жить с ней.

– Мне кажется, что жители города закидают ваш дом камнями, если вы приедете туда, выйдя из тюрьмы. Вряд ли в Скопине вас ждет теплый прием.

– Да, Скопин для меня – опасное место. Пожалуй, лучше будет уехать в Индию. Там хороший климат. Я смогу найти молодую девушку из бедной семьи, и она будет мне готовить. Она будет худенькой и стройной. Мне не нравится, когда у женщины грудь висит до пупка, как у коровы.

Когда Виктор сказал, что хочет уехать из России, я написал Кате и спросил, станет ли ей легче, если Виктор покинет страну. Она ответила, что он может жить где угодно, лишь бы ей никогда его не видеть. Когда мы с Виктором беседовали в следующий раз, я понял, что он обсуждал с кем-то возможность эмиграции.

– Мне сказали, что после освобождения я буду находиться под наблюдением, – написал он. – Менты будут приходить ко мне раз в неделю. Участковый всегда должен будет знать, где я нахожусь. Мне лучше поселиться в большом городе, где никто никого не знает. Может быть, мне даже понадобится телохранитель.

– Очень сомневаюсь, что надежный телохранитель захочет защищать знаменитого насильника. Кроме того, вряд ли у вас есть деньги, чтобы оплатить его услуги.

– Вот почему мы с Катей должны выступить на телевидении вместе. Мы оба разбогатеем, и нам не придется больше работать.

– Катя не хочет.

– Она меня заблокировала. Попроси ее разблокировать меня. Я сам спрошу ее.

– Она не желает общаться с вами, но почему вы не хотите, чтобы журналисты просто приехали в тюрьму и взяли у вас интервью?

– Я не могу говорить свободно, потому что нас могут услышать охранники. Если они узнают слишком много, это небезопасно.

– И что они сделают?

Виктор прочел сообщение, но не ответил. Прошла неделя, прежде чем он снова вышел на связь.

– В моей камере был обыск, – написал он. – Мне пришлось прятать телефон.

Разговор продолжался, но мне часто было трудно понять, что он хотел сказать. Иногда мы писали на разные темы, не улавливая смысл вопросов друг друга. Порой он шутил над чем-нибудь и мгновенно приходил в ярость. Он обвинял меня в том, что я поливаю его грязью, помогая Кате писать ее книгу. У Виктора явно было расщепление личности, и это делало его совершенно непредсказуемым. Мы общались уже месяца два, и тут Виктор задал вопрос, который показался мне интересным.

– Когда ты напечатаешь свою книгу, многие мужчины ее прочтут. Им захочется последовать моему примеру и сделать то же самое. Тебя это не волнует?

– Я много думал об этом, прежде чем приступить к работе над Катиной историей, – ответил я. – Во-первых, уже существуют миллионы книг и фильмов, которые могут подтолкнуть больных людей к подобным поступкам. Многие сюжеты связаны с похищением, но ни в одном из них я не встречал такой чуткой и стойкой жертвы. История Кати покажет, что вам не удалось получить того, чего вы не заслужили, не понеся наказания. Вы совершили свой поступок, чтобы избавиться от одиночества, но в результате стали еще более одиноким. Когда вы вывели Катю из подвала, чтобы познакомить со снимавшей у вас комнату студенткой, думаю, вы подсознательно хотели, чтобы вас раскрыли.

Виктор прочел мое сообщение, но не ответил. Он снова попросил меня убедить Катю поговорить с ним. Несколько дней мы говорили об этом, а потом я решил быть более откровенным.

– Я слышал, что полиция нашла в вашем доме «Камасутру», – написал я. – Катя говорила, что вы очень интересовались этой книгой и часто ее упоминали. Что она значила для вас?

– Я купил «Камасутру» много лет назад ради развлечения. В те годы подобные книги были редкостью. Я прочел несколько глав – не более тридцати страниц. Там не было ничего интересного. Похоже, ты, в отличие от меня, изучил ее куда глубже.

Трудно было понять, врет он или говорит правду. Когда я спросил, почему он выкрасил зеленую комнату именно в такой цвет, он не ответил. Потом я спросил, как он догадался найти себе помощницу. И на этот вопрос Виктор тоже не ответил. В наших разговорах многое терялось в переводе. Иногда я пересылал его сообщения своему другу Дэвиду, чтобы убедиться, что правильно понял написанное. Разговор с Виктором никак не подтверждал ни фактов его жизни, ни верности моей интерпретации его истории.

Пока мы переписывались, я сумел прочувствовать мягкую поверхность его сознания, но чувствовал, что под ней он тверд как скала. Этого мужчину было не изменить. Границ для него не существовало. Я чувствовал в Викторе человека, который, поставив себе цель, уже не отступает. Написанный мной портрет оказался чистым предположением. Теперь я видел множество различий между реальным Виктором и тем человеком, которого описал я. Реальный Виктор оказался не столь склонным к рефлексии, как человек с моего портрета. Реальный Виктор многое знал и умел учиться и работать, но интеллигентным я бы его не назвал.

Мы разговаривали накануне Нового года, и я спросил, как отмечают Новый год в тюрьме.

– Тюрьма – это ад, – написал он. – Праздники здесь отмечают символически. Нам дают отвратительную еду. Никаких овощей и фруктов.

– Я слышал, что к насильникам в тюрьме относятся плохо. Это так?

– Я занимал низшую ступень иерархии и каждый день подвергался издевательствам. Меня считали сексуальным маньяком, насильником, поэтому никто меня не защищал.

– Когда вы попали в тюрьму, ваше лицо было хорошо известно по газетам. Как другие заключенные на это реагировали?

– Меня несколько раз жестоко избили, потом изнасиловали всей камерой. Администрация тюрьмы закрыла на это глаза. После избиения и изнасилования такие заключенные, как я, оказываются на низшей ступени. Мы выполняем самую тяжелую и грязную работу. Туалеты моем только мы. Мы едим из отдельной посуды за отдельными столами. Если мы не выполним чьего-то желания, нас могут избить. Желание может быть любым, даже сексуальным. Твоим читателям понравится, что маньяк-чудовище расплатился за свои поступки.

Мои разговоры с Виктором длились четыре месяца. Представленный здесь диалог – это краткая выжимка из этих разговоров. Поняв, что я не собираюсь посылать ему деньги, помогать связаться с Катей или восстановить его доброе имя, Виктор прекратил переписку. Он отправил мне злое сообщение и заблокировал меня. Поняв, что он сделал, я был просто счастлив. Ведь блокировка со стороны Виктора Мохова – это скорее комплимент, чем наказание.

Заливаясь румянцем, Лена с любовью смотрела на мужа. Гости поднимали бокалы за молодых, тосты звучали один за другим. Счастливые влюбленные склонились друг к другу, и их губы встретились. Это был абсолютно идеальный день. Журналистам Лена сказала, что этот день – настоящее чудо. И если вспомнить, какой кошмар ей пришлось пережить в руках безумного похитителя, ее легко понять. Лена – одна из двух девушек, которые почти четыре года провели в жуткой подземной тюрьме, построенной насильником-извращенцем и сексуальным маньяком. Более трех с половиной лет они ежедневно подвергались насилию и жили в постоянном ужасе и кошмаре. Два года назад девушек освободила милиция.

Эта история потрясла весь мир. Вскоре после освобождения Лена сказала журналистам, что никогда больше не сможет доверять мужчинам. В подземелье Лена родила двоих детей без медицинской помощи – помогала ей только ее юная подруга Катя. В мае 2004 года, когда их наконец освободили, Лена была на восьмом месяце беременности. Двух ее детей забрал насильник, третий родился мертвым. Лена приняла мучительное решение не пытаться разыскать своих детей, усыновленных другими людьми в Скопине.

– Во время беременности я не считала их своими детьми, – шепотом говорит Лена. – Это были его дети, зачатые против моей воли.

Но когда насильник забрал младенцев, Лену охватило мучительное чувство вины и утраты.

– Эти воспоминания до сих пор очень болезненны для меня, – говорит девушка. – Они всегда будут напоминать мне о безумном похитителе, который погубил несколько лет моей жизни. Эти дети заслуживают счастливой и достойной жизни. Не стоит напоминать им об их происхождении. Не знаю, хватило ли бы мне сил дать им все необходимое. Не знаю, хватило ли бы им сил узнать правду.

До похищения у Лены был молодой человек. К моменту ее освобождения он давно считал ее погибшей и женился на другой женщине.

– Не могу поверить, что впереди у меня нормальная жизнь, – говорит Лена. – Выйдя из подземелья, я считала, что никогда больше не смогу ни полюбить, ни довериться мужчине. День моей свадьбы – настоящее чудо. Мне кажется, что я смотрю кино. В подземелье я перестала мечтать о будущем. Я думала, что не выживу, умру в этой клетке. Если бы там я мечтала о взаимной любви и уважении, то просто сошла бы с ума. Поэтому я целиком сосредоточилась исключительно на выживании. Я на собственном тяжелом опыте убедилась, какие мысли безопасны, а какие слишком болезненны.

Когда Лена вышла из подземелья, кожа ее была зеленоватой от недостатка солнечного света. Она была настолько слаба, что почти не могла ходить. Сегодня же, спустя два года, ее просто не узнать. Она совершенно изменилась. Два года она училась на педагога и теперь намерена жить дальше.

– Я готова иметь детей, – говорит она и шепотом добавляет: – Не меньше четырех!

Годом раньше Катя познакомила Лену со своим другом, а тот привел с собой своего приятеля. Как-то вечером они собрались вчетвером.

– Он сразу мне понравился, – признается Лена, – но я слишком нервничала.

Чувство оказалось взаимным. Муж Лены вспоминает: «Меня сразу же к ней потянуло. Я понял, что хочу снова увидеться с Леной. Она была такой красивой! Мне понравились ее застенчивая улыбка и длинные светлые волосы».

Они стали встречаться каждый день, гулять и болтать. Так прошло несколько недель.

«Поначалу Лене было трудно говорить о том, что с ней произошло, – вспоминает ее муж. – Она рассказала об этом лишь вкратце. Остальное я узнал из газет».

Он вспоминает, как увидел газету с фотографиями Лены, выбирающейся из подземелья.

– Я знаю, что она пережила огромную боль, – говорит он. – Но я никогда не расспрашивал ее о деталях. Иногда она сама заговаривает о прошлом. Я всегда убеждаю ее, что она сможет рассказать все, когда будет готова к этому.

Через пару месяцев после знакомства будущий муж Лены переехал к ней и ее матери, а потом сделал ей предложение.

– Я никогда не собирался жениться таким молодым, – признается он, – но встреча с Леной все изменила.

В конце года они поженились, но до этого Лену и Катю ожидало еще одно испытание. Им пришлось присутствовать на суде над Виктором Моховым.

– Мысль о том, чтобы снова увидеть этого страшного человека, была отвратительна, – говорит Лена, – но мне пришлось пройти через это.

Мохова, которому тогда было 54 года, приговорили к двум годам тюрьмы и семнадцати годам колонии строгого режима. Слушая приговор, Лена не проронила ни слезинки.

– Любое наказание будет слишком мягким для него, – сурово говорит она, но, вспоминая о любящем муже, снова начинает улыбаться.

– Я больше не хочу об этом думать, – добавляет она. – Я хочу думать только о том, что ждет меня впереди. Не могу поверить, что все это действительно происходит со мной. Никогда не думала, что смогу испытать такие чувства. Мне казалось, что я умру в подземелье, так и не испытав настоящей любви. Но вот она пришла. Мне просто не верится!

Упреки в адрес жертв

Картэн Графф

Во время одного из разговоров с Катей в интернете я написал ей:

– У меня возник вопрос о сексуальном насилии. Вы несколько раз говорили, что как будто выходили из своего тела, когда Виктор вас насиловал. Не могли бы вы рассказать об этом? Куда вы уходили в такие моменты?

– Я уходила в безопасное место в своем разуме, – ответила Катя. – Туда, где мне было тепло и спокойно. И, уходя туда, я закрывала за собой дверь.

– Многие жертвы длительного сексуального насилия говорили мне нечто подобное, – написал я. – Но если вы столько лет действовали подобным образом, у вас могла сформироваться зависимость. Жертвы насилия говорили, что стремятся к ситуациям, которые позволят им перейти в такое состояние. Думаю, поэтому многие из них начинали работать в секс-индустрии. Так они могли повторить прежний паттерн. Вам никогда не хотелось ощутить то же самое, занимаясь сексом с мужчиной?

– Прекрасно понимаю, о чем вы говорите. Такой уход может стать привычкой, но у меня она не развилась. После освобождения я не испытывала желания уходить в себя так, как в зеленой комнате. Я обрела любовь, занималась сексом с партнером, который меня любил и уважал. А в такой ситуации мне хотелось целиком и полностью раскрыться и отдаться ему.

– Считаете ли вы искреннюю любовь к мужчине самой важной частью процесса исцеления?

– Да. Возможно, это прозвучит избито, но любовь действительно лечит. Я убедилась в этом на собственном опыте. В подземелье эскапизм помог мне выжить, но после освобождения в нем уже не было смысла. Он стал даже вреден. Покинув Скопин, я больше не пыталась ни от чего отстраниться. Я не стала пить, принимать наркотики или психотропные препараты. Я целиком погрузилась в реальную жизнь. И в этом самую большую поддержку мне оказали семья и мужчины, к которым я испытала искреннюю любовь.

– Любовь – это мощное эмоциональное средство. Вот почему профессиональные психологи и посторонние наблюдатели могут причинить вреда больше, чем насильник. Поскольку изнасилование связано с табу, покинув подземелье, вы не перестали страдать. После освобождения вас хотел обследовать врач, не испытывавший сочувствия. Потом психолог, который не понимал, с чем имеет дело, захотел, чтобы вы открылись перед ним. В школе ученики и учителя вели себя не совсем естественно. Ваш муж Александр не смог смириться с вашим прошлым и предпочел похоронить его. В прессе и социальных сетях многие обвиняли вас, а не Виктора. Поскольку многие живут в условиях табу, связанного с изнасилованием, они встают не на сторону жертвы.

– Это абсолютно справедливо и очень странно, – написала Катя. – В социальных сетях многие начали обвинять нас с Леной. Они говорили, что мы были одеты неподобающе и сами спровоцировали насильника. Некоторые даже утверждали, что мы поселились в подземелье Виктора, потому что сексуальное рабство нас возбуждало. Что вы думаете о людях, способных сказать такое о жертвах чудовищного преступления?

– Тому есть масса объяснений. Некоторые слишком чисты, чтобы представить, что человек может поступить так, как Виктор. Другие боятся преступников: им спокойнее во всем винить жертв. Кто-то механически отвергает все, чего не понимает и чего не может мысленно переварить. А есть и те, кто сами являются реальными или потенциальными насильниками, так что неудивительно, что больше сочувствия у них вызывает преступник, а не жертва. Кроме того, нужно помнить, что миллионы людей занимаются грязным сексом. Узнав вашу историю, они поместили ее в совершенно ошибочный контекст «Пятидесяти оттенков серого».

– Да, вы, наверное, правы. Хотя Виктор ничего не знал о сексе, у него были грязные фантазии. К счастью, он оказался слишком неуверенным в себе, чтобы их реализовать.

– Как вы это почувствовали?

– Однажды он принес нам книгу «История О». Книга была старой, потрепанной. Она была издана лет тридцать назад. Виктор ничего о ней не говорил, но иногда давал ее нам. Злобно усмехаясь, он говорил: «Почитайте на досуге». У книги была странная обложка, и она меня заинтересовала. Я несколько дней читала эту книгу. Ее содержание резко отличалось от всех сексуальных историй, которые я читала раньше. У меня возникло двойственное чувство. Группа мужчин собрала своих женщин в замке, чтобы превратить их в сексуальных рабынь. Я читала эту книгу в четырнадцать лет, когда ничего не знала о сексе и любви. Для меня эта книга была длинной чередой описаний того, как женщин подвергали различным извращениям, мучениям, связываниям и унижениям. Но я до сих пор продолжаю думать о героине книги. Она явно любила своего мужчину и из-за этой любви позволила ему подвергнуть себя такому. Читая книгу, я хотела испытать любовь такой силы. Нет, унижения и извращения, описанные в книге, меня не привлекали, но те моменты, где героиня говорит, как ей хочется целиком и полностью отдаться своему возлюбленному, были просто прекрасны. Прочитав книгу, я стала мечтать, что когда-нибудь встречу мужчину, которому удастся пробудить во мне такие же грандиозные эмоции. Даже сегодня я прекрасно помню эту книгу. Она сформировала мое отношение к любви и сексу. Мне хочется подчиниться мужчине, но для этого я должна любить и желать его каждой клеточкой своего тела.

– «Историю О» написала женщина. Книга вышла в 1954 году. В ней она описала собственные фантазии. Я от природы склонен к сексуальному доминированию. Я тоже читал эту книгу, и некоторые ее части меня тронули. Особенно мне понравился один фрагмент, который отчетливо показывает, что в подземелье Виктора не было ничего сексуального: «По-настоящему покорную женщину нужно ценить, лелеять и защищать, потому что только она может дать мужчине дар доминирования». Секс здоровый от секса деструктивного отличает согласие, но у согласия немало серых зон.

– Понимаю. Но в подвале Виктора никогда не было никаких серых зон относительно согласия.

– Конечно, нет. Но если вы в будущем решите помогать жертвам изнасилования, вам нужно помнить, что за пределами подземелья Виктора миллионы серых зон. Неопределенность может создать даже увлажненность женской вагины. Когда Виктор вас насиловал, у вас такое было?

– Нет. Я думала, что увлажненность связана с возбуждением. Как же это может произойти, когда женщину насилуют?

– У некоторых женщин увлажненность – это естественная реакция, которая защищает ее от повреждений и боли.

– Понимаю. Все женщины реагируют по-разному, но со мной такого никогда не случалось. Виктор мог проникнуть в меня только с помощью собственной слюны.

– Еще один противоречивый аспект согласия и изнасилования – это женский оргазм.

– Оргазм! Что вы имеете в виду?

– Однажды я работал с женщиной, которая очень переживала из-за того, что во время изнасилования испытала оргазм.

– Но как же такое может быть изнасилованием?!

– Оргазм – это сложная эмоциональная реакция, которая может возникнуть бессознательно. Когда кто-то щекочет вас без вашего согласия, вы смеетесь. Когда кто-то сексуально вас стимулирует без вашего согласия, вы можете на это отреагировать.

– Я никогда прежде не воспринимала согласие именно так. Возможно, потому что мне никогда не приходилось об этом думать.

– Конечно, нет. Но в целом вопрос согласия порождает немало путаницы. В действительности согласие – это самый важный фактор прекрасного секса. Я считаю, что для мужчины нет ничего прекраснее, чем быть с женщиной, которая каждой клеточкой своего тела жаждет отдаться ему. Многие мужчины не надеются на подобное и вместо этого пытаются манипулировать женщинами, склоняя их к сексу. Я считаю сексуальную манипуляцию тонкой гранью между согласием и изнасилованием. И ее результат не дает истинного наслаждения ни мужчине, ни женщине.

– Но как женщина может понять, что мужчина искренне желает ее?

– Думаю, вы способны это понять, – ответил я. – Но можно провести тест. Помните, вы говорили, что Виктор не хотел общаться с вами после эякуляции?

– Сразу после эякуляции легко понять, действительно ли мужчина желает вас всем сердцем. Если он по-прежнему хочет близости, это хорошо. Если же он сразу дистанцируется, значит, вы нужны ему только ради секса.

– Интересно… Сексуальность – мощная сила, но в повседневной жизни мы слишком многим заняты и часто не сознаем ее влияния на нас. Некоторые используют сексуальность для создания прекрасного, другие порождают ужас. Недавно я читала про мужчину по имени Бронюс Майгис. В 1985 году, во время выставки в Ленинграде, он облил картину серной кислотой и порезал ее ножом. Это была знаменитая «Даная» голландского художника Рембрандта, написанная в 1643 году. На картине изображена молодая женщина, с радостью ожидающая своего возлюбленного. Майгис, как и Виктор, был одинок. Ему не нравились изображения обнаженного тела. Он считал своим долгом бороться с «грязью». Мне кажется, что Виктором и Майгисом двигала одна и та же главная сила: они не понимали женщин. Майгис хотел уничтожить прекрасную обнаженную женщину, которая для него была воплощением сексуальности. Мне кажется, что Майгис сделал с Данаей то же самое, что Виктор с нами.

– Интересная аналогия. Если бы наша культура изучала и культивировала сексуальность так же, как мы культивируем культуру вина, мы смогли бы значительно возвысить восприятие секса. Мы все еще воспринимаем секс как товар – его можно покупать и продавать в форме порно и проституции, его можно красть, как это делают насильники. Для подавляющего большинства людей секс – это физическая потребность, которую можно удовлетворить хоть прямо в баре за выпивкой. Чем дальше мы дистанцируемся от эмоционального и духовного аспектов секса, тем меньше контролируем свои сексуальные порывы. Чисто физический секс можно уподобить конфетам: чем больше ешь, тем больше пустоты ощущаешь.

– Согласна с вами. Секс обладает гораздо бо́льшим потенциалом, чем кажется большинству из нас. Его энергия управляет нашей жизнью и проявляется во многих наших поступках. Восхищаясь величайшими произведениями искусства, я чувствую сексуальность, которая способствовала созданию этой поразительной красоты. Уверена, что сексуальную энергию можно использовать и для развития спортивных способностей. Все это яркая сторона секса. Если человек не может контролировать и направлять сексуальную энергию, она не находит выхода и разрушает и самого человека, и его партнера. Красота, созданная сексуальной энергией, может привести в восторг миллионы людей. Но она же, как это случилось у Виктора Мохова, может воплотиться в настоящий кошмар.

Катя Мартынова

Узнав мою историю, многие говорят, что я должна забыть произошедшее, стряхнуть с себя прошлое, жить дальше, изменить имя, оставить все позади и перестать говорить об этом. Я хочу жить собственной жизнью, но не хочу забывать о прошлом. И молчать не хочу. Тому есть причины. Во-первых, я хочу доказать, что, несмотря на годы мучений и насилия, человек может продолжать жить нормальной жизнью. Я хочу, чтобы все поняли: не нужно стыдиться того, что сделали с тобой другие, потому что это их, а не твоя вина. Не нужно скрывать правду о себе, сколь бы болезненна она ни была. Многие женщины пережили насилие и жестокость. Они замыкаются в себе и не могут избавиться от боли. Я хочу жить по-другому. И я не боюсь открыто говорить о том, что со мной случилось. Моя история – история женщины, которую мужчина отправил в ад, но, несмотря на это, она не потеряла веры и доверия к другим мужчинам. Слишком многие женщины, пережившие изнасилование или сексуальную агрессию, считают секс сражением между полами. Я никогда не хотела, чтобы моя история стала проблемой пола. В мире огромное множество мужчин, не заслуживающих уважения, но таких же женщин не меньше. Как показывает наша история, мы с Леной несколько лет считали, что нас похитили двое мужчин, но оказалось, что один из преступников – женщина. Когда милиция задержала пособника Виктора, оказалось, что это некая Елена Бадукина, у которой давно были нелады с законом. В тот страшный вечер похищения она сыграла роль обаятельного молодого человека и заманила нас в машину Виктора. Когда милиция ее разыскала, она утверждала, что не слышала о нашем исчезновении. Милиция ей поверила. Она получила всего пять лет за участие в похищении и помощь Виктору в первом изнасиловании. Вряд ли она действительно не видела плакатов с нашими фотографиями и не слышала о нашем исчезновении. Но то, что совершили Елена и Виктор, никак не связано с их полом. Они поступили так, потому что оба были людьми жестокими и безжалостными.

Моя личная жизнь оказалась непростой – настоящие американские горки. Я то взлетала на вершины страсти, то падала в пропасть отчаяния. После развода с Александром мне пришлось нелегко: я стала матерью-одиночкой с двумя детьми на руках. И все же я не сомневаюсь, что приняла правильное решение. До встречи с Сашей я начала свыкаться со своим болезненным прошлым, но во время нашего брака прошлое снова стало мучить меня. Прошли годы, мое тело исцелилось, и многие стали считать меня сильной и здоровой. Живя с Сашей, я разрушалась изнутри. У меня постоянно случались панические атаки, приливы, приступы депрессии. Я поняла, что интимная связь с мужчиной, не способным принять мое прошлое, пагубно влияет на меня. Болезненное прошлое – это важная часть моей личности. Оно требует внимания и понимания. Я должна делиться им с другими, чтобы они могли развиваться и учиться на том, что мне пришлось пережить.

Когда я снова осталась одна, сестра стала твердить, что мне нужно познакомиться с каким-нибудь мужчиной, который поможет забыть Сашу. Она часто рассказывала мне о своем коллеге Денисе. Сестра говорила, что Денис хороший, добрый человек. Ей казалось, что он может благотворно на меня повлиять. Хотя я считала, что не готова к новому знакомству, сестра настаивала. Денис пригласил меня на ужин, а сестра согласилась присмотреть за детьми. Я уступила и приняла приглашение. Как только мы встретились, сразу стало ясно, что между нами проскочила искра. Сильный, мужественный мужчина с теплыми, внимательными глазами. Мы разговорились. Его позитивное, конструктивное отношение ко всему стало для меня глотком свежего воздуха. Мы общались совершенно свободно, а при прощании мне было трудно расстаться с этим человеком.

На следующем свидании я рассказала Денису о своем прошлом и в его глазах не увидела ни смятения, ни осуждения. Он поддержал меня, когда я сказала, что готова рассказать свою историю публично. Наши отношения с Денисом крепли с каждым днем. Иногда я не могла поверить, что это реальный мужчина, а не плод моего воображения. Когда-то мою жизнь разрушила сущая мелочь – обычный телефонный звонок. Теперь же меня сделал счастливым простой совет сестры.

Через несколько месяцев после первого свидания Денис переехал ко мне, в старую родительскую квартиру в Рязани. С первого дня он стал относиться к Вике и Косте как к собственным детям, и они тоже сразу увидели в нем отца. Я не понимала, как отношения могут быть настолько гармоничными. Мы с Денисом – совершенно разные люди, но прекрасно дополняем друг друга. Когда мы не рядом, каждому из нас кажется, что ему чего-то недостает.

В 2019 году Денис сделал мне предложение, и я согласилась, не раздумывая. Больше всего на свете я хотела стать его женой. Понадобилось время на подготовку, и вот 22 июня 2019 года Денис подъехал к моему дому на лимузине, и мы отправились сначала на церемонию, а потом на банкет. Нас окружали друзья и родные, и никто не мог сдержать слез. Подруга сказала, что 22 июня – день рождения Виктора Мохова. Я этого не знала, но сочла это счастливым предзнаменованием: праздник обретения истинной любви стал отличным подарком ко дню рождения моего мучителя. Я не только сумела сохранить рассудок в его подземелье, но и сумела сбежать оттуда, а теперь выходила замуж на мужчину, который любил меня всем сердцем и принимал целиком, вместе с моим непростым прошлым.

Тяжелый опыт многому меня научил. И главным обретенным навыком стало умение хранить верность своим мечтам. С Денисом у меня появилось множество новых желаний и планов, и мы с ним обязательно постараемся все их реализовать. Больше всего я хочу разобраться со своим прошлым. Многие поймут меня: узнав о приговоре Виктору Мохову, я утратила веру в российское правосудие. Отвратительно, что мужчина, который мог погубить двух незнакомых ему молодых девушек и разрушил жизни их родных, не был приговорен к пожизненному заключению. Он должен был всю жизнь провести за решеткой. Насильник и похититель будет сеять страх и ужас, где бы он ни оказался. Ему не место среди нормальных людей. У меня все еще сохраняется слабая надежда, что Господь Всемогущий сделает что-то до того дня, когда Виктор должен будет выйти из тюрьмы. После его освобождения я не смогу жить спокойно: ведь он может попытаться разыскать меня, связаться со мной и отомстить. Когда он снова станет свободным человеком, мне будет спокойнее в другой стране – возможно, я покину Россию.

Но у меня есть и другие, более радостные мечты. Я часто мечтаю, что когда-нибудь буду жить со своей семьей в большом уютном доме с садом. В моем доме всем будет хорошо и спокойно. Я мечтаю когда-нибудь опубликовать свои стихи. Мечтаю путешествовать со своей семьей. Было бы чудесно увидеть Рим и Колизей. Мечтаю когда-нибудь побывать в тропиках, поселиться возле океана, гулять по пляжу и купаться в прозрачной воде. Но больше всего я мечтаю помогать страдающим детям. Если бы мне удалось улучшить жизнь детей в детских домах и приютах, я была бы счастлива. Возможно, когда-нибудь я смогу взять ребенка из детского дома в свою семью.

Теперь вы понимаете, что мечты – это важная часть моей жизни. Сегодня они больше не окрашены болью и несчастьем. Как у всех, у меня бывают взлеты и падения, дни хорошие и плохие. Иногда я ругаюсь, злюсь на сущие мелочи и жалуюсь на погоду. Но каждый раз, когда жизнь кажется невыносимой, мне достаточно всего лишь вспомнить мрачные стены подземелья Виктора. И я сразу же понимаю, что сегодняшние проблемы не стоят того, чтобы переживать из-за них. Поговорка о том, что невозможно по-настоящему оценить рай, не побывав в аду, понятна мне, как никому другому. Цените свою свободу и помните, что ее можно лишиться. Свобода – это рай, которым мы порой наслаждаемся не в полной мере, потому что слишком заняты какими-то другими делами и планами.

Послесловие от психотерапевта

Как можно было это все предотвратить? И на каком этапе произошла поломка в психике маньяка, и что заставило девочек сесть в эту машину? Как объяснить ребенку, что есть злые люди?

Интересно, но психологический портрет маньяка отличается, и в разных странах он свой. Для России и ближайших к ней по менталитету стран – это обычно человек с заниженной самооценкой, повышенной тревожностью, с желанием самоутверждения за счет других людей. В детстве эти люди подверглись эмоциональному отвержению родителями, либо же это была неполная семья, где мама была очень жесткой и подавляла психологически, применяла физическое насилие. Специалисты, занимающиеся изучением этого вопроса заметили, что первые тревожные звоночки начинают появляться еще в возрасте пяти лет. Проявляются они в поведении ребенка и довольно активно: малыш проявляет неконтролируемую агрессию, но обычно вне дома, чтобы никто не видел его агрессивного поведения, – старается причинить боль, постоянно дерется и может кусаться. Если же содеянное становится заметным, то всячески пытается избежать ответственности. Взрослея, такие дети не умеют расценивать эмоционального переживания, они совершенно безучастны к боли близкого или любого другого человека. А братьев наших меньших они обычно подвергают насильственным действиям. Виной тому психотравмы, которые растянуты во времени и в несформированной психике, ведь еще нет достаточного количества компенсаторных механизмов.

Безусловно, что иногда в благополучной и счастливой семье может появиться ребенок с психологическими отклонениями, и от этого никто не застрахован, ведь в этом случае включился наследственный фактор, некий ген, отягощенный психопатологической данностью. А могут повлиять ранние поражения центральной нервной системы, внутриутробные инфекции, родовые травмы, различного вида черепно-мозговые травмы, уже в течение жизни. Но в этом случае тоже можно увидеть, что с ребенком что-то не так. Маленькие «психопаты» проявляют удивительное бездушие ко всему, что их окружает. Социальная среда тоже вносит немалую лепту во все это. И поэтому важно понимать своего ребенка, важно на всех этапах его развития быть рядом, но не просто бездушным и безучастным родителем, а человеком близким, которому доверяют, к которому могут прийти в горе и радости и в ответ не получат оценочное суждение или клише неудачника, а поймут и просто спросят: чем могут помочь?

Маньяк Виктор Мохов

Самооценка. О ней не писал только ленивый. Сложно судить о том, что двигало этим человеком. Исходя из описания и воспоминаний, его коротких сообщений, я думаю, что этот человек болен. Но тогда почему его не признали больным и не отправили на принудительное лечение? К сожалению, сейчас очень много пациентов, имеющих пограничные расстройства личности, когда до диагноза еще не хватает симптомов, а о норме речь уже идти не может. Вероятнее всего, у Виктора и есть пограничное расстройство личности, и приближено оно к параноидальному расстройству, которое само по себе спорное, и его достаточно сложно отделить от шизофрении.

Параноик – это такой особый тип личности. Эти люди закрытые и подозрительные, у них зачастую нет чувства юмора, очень раздражительные, склонны к «застреванию» перед мелкими проблемами, имеют узкий кругозор. В юности параноиков отличает обилие односторонних интересов, но когда человек не проходит этапы взросления, то односторонние интересы остаются и дальше в жизни. У Виктора подобным интересом был секс, и все, что с ним связано, стало иметь особую важность, а все остальное было просто безразлично. Все происходящее он оценивал как подтверждение его сверхценной идеи (обладать и подчинить себе женщину), а все, что противоречило, – просто игнорировал.

На формирование и становление Виктора повлияло много событий и факторов: требовательная и жестокая мама, пьющий и агрессивный отец, неуверенность, страх перед неудачами, неумение брать ответственность на себя (уберечь собственных детей). Маленького Виктора не научили справляться с состоянием агрессии, показывать свои эмоции и свою раздражительность. Показывать было точно нельзя, ведь за этим могло последовать наказание. Опять же, как этому научиться, если окружающие взрослые сами не умели адекватно проявлять свои агрессивные импульсы. Отец мог проявлять свою агрессию, только изрядно выпив, а без выпивки демонстрировал совсем иное поведение. И мальчик Виктор хорошо перенял у отца такой способ поведения, но он его усовершенствовал для себя и под себя: на людях это тихий и ответственный человек, готовый прийти на помощь, работящий, а когда нет свидетелей – совсем другая личность.

Когда живешь в постоянной борьбе с собственным гневом, неумением его проявлять, формируется некое ожидание наказания, а оно, в свою очередь, формирует страх. Получается своего рода замкнутый круг: чувствую гнев, но не знаю, как его выразить, становится страшно, и от этого еще больше на себя гневаюсь, растет внутренняя агрессия к себе и на себя, и единственный способ справиться с этим состоянием – это выплеснуть его через самое доступное – физическую работу в саду. Но мечтает он о сексе, его мысли все направлены на такое удовлетворение агрессивных импульсов. Первое время его удовлетворяли женщины древнейшей профессии, но обладать ими сложно, и им нужно платить.

Чувства стыда и вины таким личностям незнакомы, так как основными способами психологической защиты у них являются отрицание и проекция. И они в полной мере присутствуют в личности Виктора, причем своими только отрицательными характеристиками. Когда реальная действительность для человека неприятна, он отрицает существование неприятностей или старается снизить серьезность угрозы. Невыполнимые желания, побуждения и намерения, а также факты и действия не признаются, отвергаются путём бессознательного отрицания их существования. Проще говоря, при отрицании реальное явление считается несуществующим. Для него не существовало боли и отчаяния родителей его пленниц, его матери в какой-то степени тоже не существовало. Как и у любой психологической защиты, у отрицания есть свои положительные стороны, но не в случае Виктора: не признавая даже факта того, что удерживать, насиловать, травить газом, издеваться над людьми неприемлемо, именно эта защита позволяла ему даже не допускать мыслей о содеянном.

Все люди имеют нежелательные свойства и черты личности, которые они у себя признают с неохотой, а иногда и совсем не признают. Именно механизм проекции проявляется в том, что собственные отрицательные качества, влечения, отношения человек бессознательно приписывает другому лицу (проецирует на него), у Виктора этот механизм работал с книгами о рабовладельце, ведь это не его мысли и не его установки, он-то хороший, он «баловал» своих пленниц и заботился о них. Некой трансформацией проекции становится ситуация, когда агрессивные намерения и импульсы человека полностью приписываются другим людям, себе же остаётся роль жертвы. В качестве дальнейшей защиты от тревоги Виктор стал реагировать враждебным и агрессивным поведением на пленниц, которые и стали являться объектом его проекции. Это они плохие, это они не оправдывали его ожиданий. И все это тоже из детства.

Параноики боятся посягательств на свою собственность, а его собственностью стали две беззащитные девочки, поэтому он их не выпускал и держал в заточении. Его сверхидеей стало желание обладать женщинами, иметь неограниченный секс в любое время, когда он захочет, вопреки желанию партнера, и эта идея подчинила себе всю его личность и начала им управлять. Кстати, из последнего его сверхидеей, похоже, стало желание заработать денег на своем поступке, и эта идея позволяет ему не сойти с ума, не думать о содеянном, ни о каких чувствах, ни о какой боли и страданиях, которые он нанес.

Была ли у него низкая самооценка? Для меня спорно. Ведь тогда он вряд ли построил бы бункер, вряд ли бы его интересовала так тема молодости, продления рода таким чудовищным способом, вряд ли интересовали бы другие женщины и желание заменить Лену. Безусловно, все эти обстоятельства можно рассматривать и с точки зрения низкой самооценки и неуверенности в себе, желания мстить матери через других женщин, но все же мое мнение о его поступке склоняется к его болезни. Она не становится оправданием его действий, она лишь может стать некоторым объяснением.

Алексей, он же Елена Бадукина

Так женщина или мужчина? Сложно судить, как в ней уживаются мужское и женское начала, на каком этапе произошла поломка. Какие обстоятельства в ее жизни случились, что она стала так ненавидеть все женское в себе, но больше в других. Идентичность женщины и мужчины развивается на протяжении всей жизни, хотя основа гендерной идентичности формируется в глубоком детстве. Чем слабее мы ощущаем свою идентичность, тем больше стараемся ее защитить, с одной стороны, но с другой стороны, формируется ненависть, когда приходит осознание своего бессилия. Ненависть и агрессия в жестокой форме стали проявлением некой защиты личного опыта у Алексея-Елены. Неконтролируемая ненависть свидетельствует о слабости психологической структуры ее личности, указывает на остановку психического развития. А повлиять на остановку развития способно множество факторов. Ответственность за то, что она сделала, все же лежит на ней. Часто в своей работе я вижу женщин, которые стараются эмансипироваться, становясь «крутым парнем», используя другие маскулинные способы под давлением окружения либо из-за слабости и неприятия своей собственной идентичности, но это никак не делает их более жестокими или равнодушными. Бессознательно или вполне осознанно ей стало важно мстить молодости и невинности. Можно лишь гадать и строить предположения. Вероятно, что этот человек, будучи девушкой, сам подвергся насилию, но не появилось чувство сострадания, а сработал другой механизм: если я страдала, то пусть все пройдут через это страдание или еще хуже. Она не хочет видеть очевидных вещей, она просто спряталась за маску мужчины, тем самым убегая от «женского» начала и ответственности. Для ее психики мужчина стал неким «спасительным» кругом от женской боли и судьбы. Опыт родителей и роль матери в этих отношениях тоже могли на все это оказать немалое влияние. Но все же недопустимо быть настолько равнодушным и жестоким человеком, причем для меня это никак не связано с биологическим полом и гендерными ролями. Для меня большой вопрос, как бы Виктор без помощи этого человека смог осуществить свою идею. Вероятней всего, он так и жил бы дальше с идеей обладать женщиной, подчиняя все больше свой разум ей, но не более того.

Главная героиня Катя

Девочки, когда с ними случилась эта чудовищная история, проходили непростой период в своей жизни, он называется кризисом идентификации. Родителям совсем непросто в этот период со своими детьми, но детям еще тяжелее. Подростка раздирают внутренние конфликты, они особенно обостряются не находя поддержки. Первое – это бунт против контроля родителей и в то же время потребность в руководстве. Хочется быть взрослым, а это начинает проявляться в основном там, где нельзя. Пить алкоголь плохо, и он под запретом, но хочется попробовать или неудобно отказать, поэтому предложенная водка была пригублена. Когда нет доверия и есть страх наказания за позднее возвращение домой, то начинает превалировать страх наказания, а не страх сесть в чужую машину. Родители говорили, что садиться в малознакомую машину нельзя, но маму огорчить поздним возвращением в этой ситуации стало страшней. Опять же испытание на прочность внешних границ своего я и тут же забота со стороны взрослых, когда бессознательно хочется показать свою самостоятельность. Мысли о будущем, но ориентация на настоящее, поэтому шоколадка здесь и сейчас. Желание близости и страх интимности, есть желание заигрывать, поэтому машина, непринужденные разговоры, и большего не нужно пока. Опять же, чтобы пройти кризис идентичности, подросток проходит ряд этапов: нежелание становиться взрослыми, смутное состояние тревоги, связанное с социальной незрелостью, страх перед общением с противоположным полом, ожидание чуда, которое внезапно изменит жизнь, враждебность и презрение к нормам и запретам.

Все, чему вы учили когда-то своего ребенка:

• Нельзя разговаривать с незнакомцами и впускать их в квартиру.

• Нельзя заходить с незнакомцем в лифт и подъезд.

• Нельзя садиться в автомобиль к незнакомцам.

• Нельзя принимать от незнакомых людей подарки и соглашаться на их предложение пойти с ними.

• Нельзя задерживаться на улице после школы, особенно с наступлением темноты, –

это все теряется в подростковый период, и сохранить можно только доверием. А через него можно читать вместе книги и рассказывать истории, и, только когда ваш подросток будет вам доверять, он будет готов воспринимать вас и слышать вас. Уважайте своего ребенка, любите его, сумейте стать ему старшим товарищем и лучшим другом на земле. Станьте для своего ребенка таким родителем, в котором он видит и чувствует опору. Тем человеком, к которому он сможет прийти в любой момент, не боясь осуждения и наказания, тем, кому он может позвонить и сказать, что я выпил и мне очень плохо, я задержался на вечеринке и не знаю, как добраться домой, заберите меня. Если же не знаете или не можете справиться сами, то поищите специалиста. Поверьте, они все разные и практикуют в различных техниках, важно найти своего, с которым вам захочется поделиться, и вы точно почувствуете к нему доверие, и он вас почувствует и не спросит: «Что ты хочешь рассказать?», а спросит: «Я смогу чем-то помочь?»