«Во славу империи»

Рик Саттор. Во славу империи (Новая версия)

Цыпленкова Юлия

Молодой синеглазый мужчина замер у иллюминатора. Его рассеянный взгляд остановился на собственном отражении, размытом смесью темноты и света. «Рикьярд Саттор» — прочитал он на нашивке на своей груди, даже не прочитал, потому что четкость букв была смазана в стекле иллюминатора, просто знал, что там написано. Конечно, знал, все-таки это был его комбинезон.

Рик усмехнулся и перевел взгляд на нашивку немного выше — это был герб Геи, его родной империи, которой майор служил уже семь лет своей взрослой самостоятельной жизни. Это было миниатюрное изображение Земли, в центре которого распластал в полете крылья орел в короне. Саттор прикрыл глаза и негромко произнес:

Мой дом покрыт травой зеленой,

Укутан голубой водой,

Лучами солнца озаренный,

Кружит во тьме мой дом родной.

Хотел бы я лежать в траве,

Раскинув руки, беззаботный.

И слушать песни, что в листве

Заводит ветер своевольный.

Хотел бы по полю пройтись

Или взбежать на холм высокий.

И в смехе радостном зайтись,

Ступая в ледяной протоке.

Но далеко уводит путь,

Корабль мой средь звезд затерян.

А мне тоска рвет в клочья грудь,

Земля, тебе до смерти верен.

— Красиво.

Майор отвернулся от иллюминатора и посмотрел на пилота. Взгляд того был устремлен в пространство, и что видел лейтенант было ведомо лишь ему одному.

— Красиво, — согласился майор. Он снова посмотрел в иллюминатор, но уже дальше своего отражения и повторил машинально: — Красиво…

— Чье это стихотворение? — спросил пилот, но его командир не ответил, и лейтенант позвал: — Господин майор.

— Чье это стихотворение? — повторил вопрос лейтенант.

Майор обернулся. Он короткое мгновение смотрел на пилота, а затем все- таки ответил:

— Его написал мой сокурсник. Даже не знал, что он умеет, парни рассказали. Мы с ним не были особо близки, просто учились вместе еще с Кадетского корпуса. Так… общались нейтрально. — Он вновь отвернулся и повторил последнюю строчку: — Земля, тебе до смерти верен… Он погиб год назад. — И командир корвета «Шустрый» замолчал.