«Мельбурн – Москва»

Галина Тер-Микаэлян
Мельбурн-Москва

Самым дорогим моим друзьям

Любе и Гарри Мелик посвящается

Окончен бал, догорают свечи,

И звуки музыки замирают,

Горячий ветер ласкает плечи,

Огнями Мельбурн ночной сияет,

А над Москвой в этот час играет

И хороводит метель-бесовка,

И колобродит, и заметает

Ряды машин, вставших в длинных пробках.

В последний раз глубоко вдыхаю

Щемящий запах и нежность юга,

Идет посадка, я улетаю

В тревожный край, где гуляет вьюга.

Часть первая, рассказанная Натальей Ворониной

Глава первая

Мы сидели в кабинете доктора Эванса и ждали, пока он ознакомится с результатами последних тестов. Его узкое лицо с высоким лбом, казавшимся еще выше из-за тянувшихся к темени залысин, было непроницаемым, но глаза смотрели из-под очков доброжелательно и обнадеживающе.

– Да, все, как я предполагал с самого начала. Что ж, нужно лечиться, иного варианта нет.

Я держала папу за руку и слушала о том, что ранняя диагностика лимфомы Ходжкина при современных методах лечения в шестидесяти процентах позволяет достигнуть полного излечения, а в остальных случаях возможна длительная ремиссия – даже до двадцати лет.

В этом месте доктор остановился и внимательно посмотрел на папу. Тот улыбнулся и, сжав мою руку, пошутил:

– Ну, двадцати лет для меня, думаю, будет даже много.

Увы, именно папин случай оказался не поддающимся лечению. Спустя полгода консилиум медиков пришел к заключению, что химиолучевая терапия оказалась неэффективной, и болезнь продолжает прогрессировать. Доктору Эвансу предложено было ограничиться общеукрепляющими средствами, а что это означает, ясно любому онкологическому больному и его родным.

Папа принял приговор врачей просто и спокойно. В свойственной ему изысканной манере общения с людьми он вежливо поблагодарил специалистов за потраченное ими время, а когда мы приехали домой, начал меня утешать:

– Что поделаешь, Наташенька, таков закон природы – кто-то уходит, кто-