«Птичка-невеличка»

Арон Тамаши

ПТИЧКА-НЕВЕЛИЧКА

Ночь была летняя, пышная, полная тревоги. Словно акула на дне морском, притаилась в пепельной ночи деревня. В воздухе плавали ароматы, пестрые искорки цветочных лепестков мерцали в предрассветной мгле. Летучая мышь шуршала под соломенной крышей амбара, среди взъерошенной соломы копошились птицы. Лисица, принюхиваясь, кралась по фруктовому саду и замирала, вздрагивая, всякий раз, как плюхался на землю плод.

Мир поднимался, набухал, словно тесто в кадушке, и ворочалась где-то на донышке тревога.

Не спалось Лукачу Салке, молодому хозяину. Без сна вертелся он в постели, под жениным боком, да еще старался, чтобы вздохи, упаси бог, не всплыли из глубины колодца тревоги, вот и сопел, уткнувшись носом в подушку. А жена все равно почуяла, как набухает в душе Лукача летняя тревога, и внезапно спросила:

— Не спится тебе?

Тут Лукач сделал вид, будто только-только очнулся от сладкого сна.

— Ох-хо-хонюшки… Звала, что ли, Борица?!

— Не спится тебе, говорю?

— Никак, хоть ты тресни, — ответил Лукач.

— Думаешь, может, о чем?

— Есть такое дело.

— Какое такое?

— Есть, говорю, о чем поразмыслить человеку.

Ну да, подумала жена, забот хватает, а дальше — больше. Но коли еще больше не станет, с теми, что есть, бог даст, они справятся, ведь женаты всего-то три годочка, на здоровье не жалуются и любят друг дружку. Она по крайней мере так думает.

— Который час-то? — спросил Лукач.

— Сейчас?

— Да какое там сейчас, ведь уже, поди, завтра.

Женщина приподнялась на подушках и вгляделась в окно; пышная грудь ее тревожно вздымалась, кожа светилась прозрачно, как этот летний рассвет, секунду-другую Борица молчала, нежась в волнах теплого воздушного моря, лившихся в окно.

— Вроде как светает, — сказала она наконец.

— Тогда я встаю, — заявил Лукач.

— Посередь ночи?!