«Молчаливый Афанасий»

Марина Бровкина

Молчаливый Афанасий

В доме Алдановых прижился обычай лепить пельмени.

Молоденькая профессорская женка с чудным именем Эсфирь смотрела, как ловко управляется с тестом домработница Антонина Егоровна — месит, режет круги стаканом, заворачивает в них мясную начинку. И вот готов на диво ладный пельмень. «Научусь обязательно», — обещала себе Эсфирь.

Дородная сибирячка секретов не таила, но по неписаному женскому договору, как только на кухне появлялся Антон Васильевич, старательно делала вид, что это не Эсфирь у нее учится, а наоборот.

— И как это получается у вас, Эсфирь Львовна? — правдиво восхитилась Егоровна беспомощным кусочком теста.

Эсфирь довольно сморщила нос. Алданов сдержал улыбку. «Станиславский отдыхает!» Он поцеловал жену в белое от муки ушко и удалился в кабинет, чтобы погрузиться в свое вечернее чтение.

Эсфирь по неопытности вместо того, чтобы аккуратно стряхнуть муку, хлопнула в ладоши, и ее окутало мучное облако. Не утерпев, чихнул зависший под потолком князь Ордынцев. Женщины в недоумении уставились друг на друга. Не показалось ли?

Бесплотный князь — единственный, кто почувствовал, как ничтожное механическое действие, которое совершили ладони Эсфири, необратимо изменили существующий мир.

Хлопок ладоней стал той микроскопической недостающей долей, которая, как мостик, соединила достаточные и необходимые условия и выстроила другой вариант будущего — один из тысяч возможных.

Князь глядел на Эсфирь с укоризной. «Столичная штучка. Не понимает, да куда ей…

Однако хороша!» — Эх, кушала бы профитроли в «Астории», так нет же — пельмени ей подавай! — посетовал он и снова чихнул.

— Говорю же, домовой тут живет, — испуганно прошептала Егоровна.

— Ну, конечно, — легко согласилась Эсфирь, дивясь природной склонности деревенских к различного рода чудесам.