«Соседи»

ПУТЕШЕСТВИЕ

В чайную на пристани пришлось завернуть по настоянию Василия Павловича Барашкова: с самого начала путешествия старик искал случая купить в подарок сыновьям связку знаменитой волжской воблы, незаменимой, по его мнению, прикуски к бочковому жигулевскому пиву. Вывеску чайной Барашков заметил еще утром, когда сошли с теплохода и стали рассаживаться в экскурсионные автобусы.

Степан Ильич Кравцов, отставной подполковник, друг Барашкова, считал, что глупо спрашивать воблу в чайной, если ее не нашлось даже на городском рынке, где какие-то вороватые личности украдкой предлагали приезжим прозрачные мешочки с подсохшей паюсной икрой. Однако отговаривать Барашкова, зная его упрямство, Степан Ильич не стал и вместе со всей компанией, незаметно сложившейся за время поездки, потянулся к небольшому бревенчатому дому с высоким деревянным крылечком.

День выдался знойный, пыльный. Жара давила на город, на улицы, на дома, она делала вялой воду в фонтанах и сваривала листву несчастных деревьев. К тому же обедать сегодня пришлось не на теплоходе, а в городе, и от несвежей ухи (в меню значилось заманчиво: стерляжья) подполковника мучила изжога. Ступая по улежавшейся горячей пыли, он враждебно поглядывал на крепкую обритую голову Барашкова с двумя твердыми складочками на побуревшем затылке. Его злила невосприимчивость упрямого старика к усталости, к жаре, хотя одет он был совсем не по-летнему: в черный выходной костюм и новенькие запылившиеся штиблеты, одна из которых, как он жаловался, нестерпимо жала. Но нет, топает, и хоть бы ему что!

На взгляд Степана Ильича, чайная, куда Барашков, бесцеремонно схватив за руку Наталью Сергеевну, потащил с собою всю компанию, была типичной забегаловкой, и он представил, какая там должна быть духотища — топором не прорубишь. С какой стати он должен все это терпеть!

— Наталья Сергеевна, — сварливым голосом позвал Степан Ильич, — подождемте, ради бога, здесь. Ну его с этой дурацкой воблой!

Барашков оглянулся и покачал блестевшей голой головой. Жилистый, как корень хрена, он твердо держал шею на расправленных плечах. С годами в нем все заметней становился этот вот прямой постанов обритой головы, точно свидетельство сопротивления возрасту.