«Работа»

Они лежали в наспех отрытых окопчиках. Чахлые кустики, выгоревшие и изрубленные осколками, реденькой цепочкой спускались вниз, в широкую лощину, сплошь покрытую черными оспинами-воронками.

Над лощиной клубился сизый туман. Как сквозь мутное, плохо протёртое стекло на той стороне виднелись ракиты и крутой взлобок высотки. Дальше, у самого окаёма, висели столбы дыма.

Они лежали и смотрели вниз, и туда, где высились ракитки, и где частой скороговоркой постукивали пулемёты. Они лежали потому, что не решались покинуть своё укрытие: туман, затянувший лощину, был вовсе не туманом, а дымом бушевавшего несколько минут назад артиллерийского налета. Это после него лощина стала похожей на рябое лицо.

Они, конечно, знали, что сейчас или немного позже им все равно придётся очутиться там, среди черноты воронок и жёсткой опаленной травы. Но сейчас они не спешили - на тот свет торопиться не следует. Сейчас можно было спокойно свернуть по цигарке горького филичевого табака, лечь на спину и, глядя в бездонное небо, дымить, перекидываясь редкими фразами.

И все-таки они продолжали лежать, уткнувшись в землю, - так, как лежали во время артиллерийского налета, а глаза их, воспалённые от пыли и гари, все чаще возвращались к тонкой черной змейке, уползавшей вниз от окопчиков. Собственно, из-за неё они и оказались на этом пригорке. Змейка - телефонный кабель, соединявший артиллерийский дивизион с наблюдательными пунктами - был перерублен осколками где-то там, в лощине, среди клокастой рыжей травы.

Старший - беловолосый, с круглым девичьим лицом ефрейтор - искоса посмотрел на товарищей.

- Хватит глазеть, - сказал он высоким, подрагивающим голосом. - Не кино. Слышите?

Ближний сосед - худощавый боец с черными усиками, бабочкой прилепившимися над потрескавшимися губами, тотчас же откликнулся:

- Валяй. Сеня, командуй.

А третий, расстёгивая ещё одну пуговицу на вороте засаленной гимнастерки, просто спросил:

- Идти, что ли?

Третий знал: кому-то всё равно придется идти первому. И поскольку на войне игра в прятки ни к чему хорошему не приводит, он решил не томить себя - идти так идти. Однако то же самое решил и черноусый. Он молча подтянул аппарат и приподнялся.

Ефрейтор еще раз посмотрел на товарищей и усмехнулся. Ишь, мудрецы! Ни черта у вас, братцы, не выйдет. Первым пойдёт он, потому что имеет на это право командира.