«Маньяк»

Елена Стриж МАНЬЯК

Елена Стриж © elena.strizh@mail.ru

Рисунки Шорохов В. Л. © shorohov64v.64@mail.ru

В книге присутствуют описания эротического и сексуального характера.

Посвящение

Самый хороший учитель в жизни — опыт. Берет, правда, дорого, но объясняет доходчиво.

Я не очень люблю Светку, она вечно лезет ко мне и считает своей подругой. Но почему? Я вовсе ей не подруга. Познакомились на экзаменах. Она приехала из Ханты-Мансийска, откуда-то из глуши, а я из Тюмени. Светлана как дикая смотрелась на улице, всего шарахалась и неприлично на всех пялилась, а еще громко смеялась. Не скрою, она красивая. Черные волосы. Невысокий рост, наверное, метр шестьдесят. Я ей поэтому и завидовала: маленькая ножка и тоненькие пальчики, ну прямо Дюймовочка, не то что я. Но так получилось, что после поступления в универ, нас вместе поселили в общаге. Не хотела жить дома, хотелось самостоятельности. Потом я съехала, сняла квартиру и зажила счастливую жизнь, а Светка осталась одна, к ней так никого и не подселили.

Светка — это уникум. Она вела себя как ребенок, могла сказать такое, что я бы побоялась, но ей все время сходило с рук. И у нее была удивительная способность втягивать именно меня в какие-то неприятности. Знала, что она выйдет сухой из ситуации, а выкручиваться придется мне. Однажды мы были на дискотеке. Да, тогда так они и назывались, дискотеки. Мы просто радовались, что смогли оторваться, но почему-то местные дамочки решили, что мы отбиваем их мальчиков. В общем, нам надавали в туалете, я порвала джинсы. Знали бы они, как я их с трудом достала. Еще щеку зеленкой испачкали, а Светке хоть бы что, ни одной царапины.

Нет, я зла не держу на нее. Она такая какая есть. Вот уже как год я старалась избегать ее, не хотелось в очередной раз вляпаться во что-то неприличное. Но именно это неприличное вечно и приставало к нам. Светка как магнит притягивала к себе неприятности. Я уехала в Душанбе, в этом году запланирована моя свадьбы. Хорошо, что Светка не знакома с Игорем, моим будущим мужем. На сессию прилетела в начале декабря. Мороз. Я уже отвыкла от него, в Таджикистане сейчас тепло, как у нас осень. Если снег и выпал, то через пару дней его уже нет.

После сдачи сессии я была свободна. Светка по своему обычаю утащила меня в кафе. Она не могла усидеть на месте, стала строить глазки чужим мальчикам и тыкать меня в бок. Мол, посмотри, как много и все свободные.

— Прекрати. Забыла, как в прошлый раз? — Прошептала я ей на ушко, напоминая про свирепых девиц в туалете.

— Да брось ты. Тебе надо оторваться, а то все Игорь, мой Игорь.

Да, действительно, я что-то постоянно думала о нем, соскучилась. Один день переночевала у Светки в общаге. Спали на одной кровати, и я ночью во сне пристала к ней, как будто это был Игорь, а когда окончательно проснулась, то… Нет, Светка — что надо девчонка, выручит и никогда не бросит.

— Я уже почти замужем, — чтобы никто не слышал, только Светка, тихо сказала ей.

— И что? — Удивилась она.

— Как что? Я не намерена…

— Тебя что, заставляют чем-то неприличным заниматься? — Посмотрела она мне в глаза и подмигнула.

— Пойдем потанцуем. Мой вон тот рыжий, — она призадумалась, глазки несколько раз пробежались по залу. — Нет! Вон тот блондинчик, смотри как смотрит.

— Прекрати, — но остановить Светку, если она решилась, уже невозможно.

Она подмигнула кому-то, и вот уже через минуту к нашему столику подсели сразу четверо, что-то многовато их оказалось. Но я зря переживала. Валера, что был тем самым рыжим, был со своей подружкой Верой. Она такая же рыжая и вся в веснушках, носик маленький, губки тоненькие и все время в улыбке. В конце концов они оказались хорошими ребятами. Так же, как и я, прилетели на сессию и через несколько дней уезжают в Сургут. Одного звали Миша, чуть толстенький, пухленькие пальчики с короткими ногтями и вечно пытающийся сбегать покурить. Последнего из тройки звали Николай. Тот самый черненький, на него положила глаз Светка. Ну что же, меня все устраивало. Надеюсь, Михаил не будет ко мне приставать, а останется вечерним ухажёром.

Мы смеялись, как будто знакомы давно. Ребята рассказывали про север. Я часто с сестрой и младшим братом ездила в экспедиции, так что мне многое было знакомо, с удовольствием их слушала. Вера оказалась отличной собеседницей. Она трещала за нас двоих, и это мне больше всего в ней нравилось, что не надо шаркать ножкой и рассказывать о себе. Пролетело несколько часов. Заметила, как стемнело, и стала намекать Светке, что пора бы и ноги делать. Но она даже не хотела меня слушать, а оставить ее одну я не могла. Ни то, что бы боялась, а, наверное, даже и самой не хотелось уходить. Куда? Домой? Там старшая сестра, она ненавидит мужчин и считает, что природа сделала большую ошибку, создав два пола. Она считает меня предательницей, поскольку я решила выйти замуж. В общем, я осталась.

Через час ребята предложили поехать к ним в гостиницу. Это не хорошо. Даже не поехать, а пройтись. Гостиница была у музея искусств, я раньше частенько туда забегала попить кофе, хороший ароматный напиток. Мы согласились.

Я по-свойски шагала по городу, проводя по пути маленькую экскурсию. Центр города знала как свои пять пальцев, могла с закрытыми глазами шагать. И вообще, я была уверена в себе. Светка уже висла на Николае, а он и был рад. Да и вообще, что я за нее беспокоюсь, взрослая девочка, сама отвечает за свои поступки. Домой возвращаться не хотелось, поэтому составила им компанию, да и меня соблазнили Киндзмараули. Впервые я его попробовала, наверное, года два назад. Тогда в городе продавали много подделок, он был то кислый, то жутко сладкий. Игорь достал две бутылочки Киндзмараули. Вино было темным, и так пахло! Тогда я закрывала глаза и просто нюхала, даже не пила, а нюхала. Пахло летом, пчелами, знакомым виноградом и еще чуть вяжущий привкус косточек. И сейчас я уже предвкушала этот аромат и вкус.

Их номер оказался потрясающим: огромная комната и большая кровать.

— Постойте. Вы вдвоем? — Удивленно спросила я, косясь на одну кровать.

— Нет, — засмеялся Михаил, — это мой номер, у него свой.

— Он там, — ткнул пальцем Николай в стенку, — сосед.

Я снова закурила, делаю это крайне редко, и только когда есть настроение. Ресницы сами закрывались, и этот привкус вина. Сигаретный дым никак не мог перебить вкус лета. Светка так разошлась, что выпила несколько бокалов подряд. Я знала, что это обманчивое состояние, когда легкое опьянение, потом может все оборваться. Со мной однажды такое было, и теперь я боялась и пила вино осторожно. Еще летом пришла к Игорю домой, он угостил домашним вином. Мне показалось, что это просто компот. Он не обратил внимание, как я опустошила два стакана, а потом все… как отрезало. Ничего не помню.

Михаил и Николай развеселились. Вера лезла целоваться к Валере, а тот радостно отвечал, как будто нас тут не было. Светка строила глазки Николаю и даже не заметила, как он ее обнял. Ко мне же пытался подстроиться Мишка, так я его уже называла. Его толстенькие пальчики были смешными и немужественными, а косые глазки и заплетающийся голос говорили о его несостоятельности. А мне только этого и надо было. Однако его глупые комплименты радовали мой слух. Он подсел поближе и плел всякую чушь. Насколько бы они не были несуразными, но я внимательно слушала их. Попивала свое любимое вино, позволила ему положить руку себе на колено.

Через час куда-то растворились Валера и Вера, я не заметила их исчезновения. Светка положила голову на плечо Мишки. Ее глаза то закрывались, то тяжело открывались, она что-то еще бормотала, но с каждой минутой слова становились все менее разборчивыми и непонятными по смыслу. У меня начала кружиться голова и так же слипаться глаза. Я ужаснулась, что могу отключиться и постаралась привстать, но это оказалось не так-то легко. Ни ноги, ни руки не слушались, кажется, и голос меня подводил. Я слышала себя со стороны. Мозг работал спокойно, тревога была на душе. Надо было подышать.

Светка совсем распустилась. Она положила руку Николаю на колени и стала подбираться к его молнии. Может она и привыкла это делать, но ни я. Я выхожу замуж. Да, замуж! Эта мысль где-то увязла в мозгу и просто как заезженная пластинка повторялась. Я выхожу замуж.

— Светка, — еле выдавила я из себя, — пора.

— Куда? — Встрепенулся Михаил и посильнее прижал меня к себе.

— Надо! — Как можно более четче произнесла я.

— Постой, — кто-то из парней сказал.

Но я, упираясь о стол и собрав силы, стала вставать. Осознавала четко, как будто ничего не пила, лишь только ноги и руки меня подводили, никак не хотели мне подчиняться. Я ощутила, как Михаил подхватил меня, чтобы я не упала. Его руки быстро от талии скользнули вверх и прижались к груди. Я ничего не испытала, как будто это было не мое тело, и поэтому ничего не сказала, а только замерла, чтобы действительно не упасть.

— Мишенька… — Заплетающимся языком начала я. — Не надо.

Но он не слушал меня или, вернее, делал вид, что не слышит. Как я могла опять втянуть себя в эту глупую авантюру. Но что бы я сейчас ни думала, надо было просто как-то выкрутиться из этого положения.

— Мишенька, мне надо подышать, — стараясь быть как можно более спокойной, промурлыкала я.

Знала, что сейчас кричать или просто брыкаться не надо, даже бесполезно, может быть хуже. Коли я попала в капкан, а иначе и не назовешь эту ситуацию, нужно просто мягко выскользнуть из нее. На мои слова Михаил только чуть сильнее сжал руки на груди. Сейчас почувствовала их, но не более.

— Я сейчас приду, — пошатываясь и перебирая ногами, пошла к выходу.

Михаил, не отпуская меня, шел следом, его руки так и остались лежать на груди.

— Отпусти, — ласково сказала ему, — они никуда не убегут.

— Точно? — С сомнением в голосе спросил он, его голос был тяжелым и усталым.

— Точно, уверяю тебя, — его руки опустились, и я тут же чуть было не упала.

Михаил подхватил меня, но в этот раз за талию.

— Вот так лучше и держи.

Стала искать глазами сигареты. Почему-то всегда думала, что сигареты отрезвляют. Хотя, впрочем, мне было все равно, что сейчас делать, мне надо было действительно подышать и чуть размять ноги. Да и просто подумать, что делать дальше. Светка осталась в комнате с Николаем.

— Не беспокойтесь за нас, — пробурчала Светка и тут же впилась в губы Николаю.

— Развратница, — промямлила я и, надев тапочки, поскольку сапоги я точно не могла бы надень, вышла в коридор.

Сигаретный дым в бильярдной меня немного отрезвил. Чувствовалось, что подступает тошнота, я открыла окно. Холодный воздух обкатил меня, стало легче. Хотелось дышать и дышать. Чувствовала, как мои пальцы коченели. Я жадно втягивала сигаретный дым и тут же выпускала его, боялась захлебнуться им. Михаил куда-то ушел. Какое облегчение, что меня никто не преследует.

Через два года заканчиваю Тюменский университет. Буду историком. Хотя история — относительная наука, но мне она нравится. А больше всего нравятся имена, я люблю перебирать дома карточки с именами, пояснения, что они означают, их историю, легенды. У меня их не одна тысяча. Так могу часами, а если никто не будет мешать, то днями лежать на диване и читать имена.

Вернулся Михаил. Теперь я могла уверенно стоять. Чувствовала ноги и руки. Поняла, что замерзла и стала лихорадочно закрывать окно, Михаил помог мне.

— Спасибо, Миш, — с благодарностью сказала я, — а то бы я точно превратилась в ледышку.

— Полег… чало?… — Спросил он, его голос стал еще путаней.

Я повернулась к нему и посмотрела. Глаза пьяненькие, движения рук неуверенные. На бильярдном столе стояла бутылка Киндзмараули и два пустых бокала.

— Нет, — отрицательно сказала я, смотря на то, как он наливает вино, — с меня хватит.

— И с меня хватит, — сказал он и протянул бокал вина.

Пьяный мужчина. В этом есть что-то. Им можно покомандовать, по крайней мере, пофантазировать, что можно покомандовать. Иногда, когда удается, я командую Игорем, и это возбуждает меня. Я посмотрела на Михаила, взяла у него бокал и, подмигнув ему, чуть отпила. Ох, какой аромат. По венкам сразу потек нектар, в груди потеплело. Стало легко на душе, как будто я парю. Подошла к окну и краем глаза стала наблюдать за Михаилом. Он не заставил себя долго ждать. Опустошив свой бокал, буквально подплыл ко мне сзади и, не говоря ни слова, обнял.

Горячо. Сквозь толстый свитер я ощущала его горячее тело. Ощутила его животик, что уперся мне в поясницу. Почувствовала, как его руки скользнули под свитер, прижались к животу. Мое сердце притаилось. Я дернулась. Но мужские руки, несмотря на то, что он был достаточно пьяным, крепко держали меня. Попыталась еще раз, но безуспешно.

— Миш, — промямлила я.

— Н… да… — Пробормотал он.

Его руки скользнули вверх. У меня второй. У моей мамы, как мне всегда казалось, безразмерный размер груди, боялась, что у меня будет такой же и поэтому тщательно берегла свою грудь. Стоило к ней прикоснуться… и я становилась сама не своя. Во мне все менялось, как будто переключалась программа. Я люблю секс, очень люблю. Он меня не просто возбуждает, порой доводит меня до изнеможения, и мне кажется, что могу им заниматься круглые сутки. Но до этого момента моей груди касался только Игорь.

Сердце как у кролика затарахтело, и я перестала дышать. Мишкина рука умудрилась скользнуть прямо под лифчик, и теперь его ладонь лежала на груди. Мое тело задергалось, не знаю почему. Я ничего не предпринимала, оно просто дергалось. Я чуть не упала, и только благодаря тому, что меня держал Мишка, не растянулась на полу.

— Мишенька, — промурлыкала я.

Как я люблю, когда меня так называют, Ир или Иришка, я таю от этих слов.

— Мишенька, — я собралась и чуть вдохнула грудью, — не так сильно.

Его пальцы разжались.

— Дай я расстегну.

Его ладони так же незаметно выскользнули из-под лифчика. Дышать стало легче. Дура! Промелькнула молниеносно мысль. Но в груди все ныло, хотелось снова ощутить руки на груди, но я не могла. Нет! Не могла. Я не должна позволить и дать себе это сделать.

— Садись в кресло, — повернувшись к нему и как можно спокойнее, сказала я.

Михаил так и сделал, он налил себе еще один бокал вина и сел в кресло. Я понимала неловкость положения, что я здесь одна с чужим мужчиной. Он мне чужой и совершенно безразличен. Через день забуду его имя и то, как он выглядит. Но после того, как он коснулся моей груди, у меня внутри все зазвенело. Мне просто хотелось секса… Но?! Не с чужим человеком, не с ним. Нет! Я не могу.

Я выпрямилась, отошла от бильярдного стола, он следил за мной. Обошла стол. Михаил, не отрываясь, смотрел на меня. Мне стало любопытно, интересно наблюдать за ним, за тем, как он смотрит на меня. А потом я решила.

— Сиди, не вставай, — уверенно сказала я, — хорошо? — И он тяжело кивнул.

В груди все щемило от той мысли, что внезапно проскользнула у меня в голове. Но она мне понравилась, хотела ее претворить в жизнь. Отойдя чуть подальше, я расстегнула джинсы. Не стала делать это медленно, ведь не хотела устраивать стриптиз. Просто расстегнула молнию на джинсах и не спеша сняла их. Свитер опустился, прикрыв трусики. В ногах и в руках заныли мышцы. Я не обращала внимание на сидящего в кресле мужчину, для меня сейчас его не было. На улице была зима и я под джинсы надевала колготки. Через минуту и они были сняты. Пьяный мужской взгляд следил за мной. Собравшись немного духом, я подцепила трусики. Через мгновение они упали поверх лежащих колготок. Мою попку прикрывал свитер, он грел меня. В комнате все еще было прохладно.

Кажется, глазки Михаила чуть протрезвели, он старался сконцентрироваться и внимательно смотрел на меня. В душе было смешно. Повернулась к нему и чуть приподняла свитер. Мне стало жарко. Кроме Игоря, никто из мужчин не видел моего лобка. Я лихорадочно искала предлог, чтобы задрать свитер.

Я женщина. И в какие-то моменты своей жизни поняла, что развратная женщина. Я становилась распущенной и доступной, только когда занималась жарким и ненасытным сексом. Но… Я не стала дальше думать, а просто приподняла свитер повыше. Так, чтобы Михаил увидел мой голый лобок. Не опустила руки. Они замерли. Боялась пошевелиться, но я не боялась смотреть ему в глаза. Внутри все сжималось и где-то там, в глубине тела, начало пульсировать. Удары отдавались во всем теле, пальцы рук чуть задрожали, и я отпустила свитер.

На мгновение стало страшно, что он сейчас соскочит и схватит меня, но я бы никуда не убежала. Возможно, он стал бы меня тискать, и я бы это позволила делать. Возможно, он захотел бы с меня снять остаток одежды, и я разрешила бы это сделать. Может он смог бы… нет, он пьяный! И это мне давало силу и уверенность. Повернувшись к нему спиной, я опять подняла свитер, оголив свою попку.

Наконец Мишка взвыл. Я звонко засмеялась.

Почему моя сестра ненавидит мужчин? Наверное, этому есть серьезная причина. Они порой такие лапочки. Не представляю, как можно жить без секса. Без этого наслаждения, когда в душе все поет, грудь ноет и в паху все сжимается до нестерпимого жжения, а потом… Нет, она не права. Это наслаждение, которое дано только людям. Раньше могла целоваться часами, так что потом болела челюсть. Смешно, но как это здорово, как будто ты передаешь энергию и в то же время сама заряжаешься. Такая глупая эйфория. И было бы из-за чего, из-за прикосновения губ к губам. Нет, моя сестра глубоко заблуждается.

— У тебя крутая задница, — промямлил Мишка.

Фу… как грубо. Ну что же, задница дак задница. Вот о чем думает мужчина, я и не против. Что от этого меняется? Я вильнула ей и, облокотившись на бильярдный стол, приподнялась на цыпочки. Заскрипело кресло. Мишка тяжело поднял свое тело. Что он намерен делать? Ну как что? И так понятно. Он и так еле держится на ногах, и я могла сейчас вытворять все, что мне вздумается. От этой мысли я хихикнула, посмотрела за спину. Мишка неуверенно стоял. Его тело теперь казалось еще более бесформенным, руки тяжело болтались, он потряс головой.

Медленно переступая как медведь, он подошел ко мне сзади. Я замерла и ждала. Рука легла на поясницу, какие прохладные пальцы, от этого я даже вздрогнула. Провел ладонью по спине, пальцы коснулись застежки лифчика. Я не расстегнула его и не сняла, поскольку не думала, что дойдет до этого, и тут пожалела об этом. Мне захотелось, чтобы он погладил по спинке своими пальцами. Чуть вильнув попкой, я снова приподнялась на цыпочках. «Ну…», подумала я, но Мишка ничего не делал, а только вяло гладил мою спину. «Вечно приходится все самой делать», — разочарованно думала я и, выпрямившись, запустила руки под свитер. Быстро расстегнула застежку, а потом так же быстро, отработанными до автоматизма движениями, не снимая с себя свитер, вытащила лифчик. Отошла от Мишки и аккуратно положила его на свои вещи.

Да! Видок у него был еще тот. Мне стало обидно за себя, а может и зря. Ведь я не хотела ничего, более чем просто пощекотать себе нервы. Просто обстоятельства так сложились, что я оказалась здесь и рядом стоял чужой мужчина. Он был намного старше меня. В свои восемнадцать лет мне казалось, что я знаю про секс уже все. Но тогда почему так бьется сердце, предательски дрожат пальцы рук и дышать так трудно, как будто на тебя навалили кучу одеял.

Я снова подошла к бильярдному столу, запрыгнула на него и села лицом к Мишке. Шатаясь, он подошел ко мне, положил руки на колени. Рябь удивления прокатилась по коже, и спина мгновенно вспотела. Если бы он был трезвым, я ни за что бы не решилась. Давно бы уже убежала в тапочках на улицу. Но сейчас мне было интересно чувствовать себя и смотреть на него. Это было со мной впервые, когда вот так прикасался чужой мужчина. Однажды, год назад, на вечеринке с той же Светкой, меня хотел потискать один парень. Я имени его даже не запомнила. Помню, что был грузин, но кроме паники тогда я ничего не испытала. Чуть было не вырвала ему все волосы на голове. Бываю страшной в гневе. Особенно, когда паникую, не контролирую себя. В эти моменты сама себя боюсь.

Мишка водил рукой по бедрам не спеша. Смотрела ему в глаза, они были затуманенными. Интересно, он понимает, что делает, или это его инстинкт мужчины, на автопилоте. Руки скользнули и легли на грудь.

— Ух ты… — Удивилась я сама себе, тому, как он это быстро и незаметно сделал.

Ладони начали мять грудь. У меня соски очень чувствительны, еще со школы они выдавали мои чувства. И теперь предательски сжались, стали грубыми, жесткими, сморщились как старая вишня. Я задрожала, замерла и даже с каким-то испугом посмотрела на пьяного Мишку. Он не обратил на меня внимание. Его пальцы тискали мою грудь. Я перестала ощущать ее, она стала ватной и совершенно нечувствительной, как будто не моя. Мне показалось, что я у врача, и он пальпирует, а я для него всего лишь манекен, на котором можно практиковаться. Понимала, что он ничего не чувствует ко мне, просто как мальчик изучает старую игрушку, проверяет, все ли на месте. Я протянула руки и погладила его волосы.

Какое-то время просто терпела это. Но почему я действительно терплю? Зачем? Не ради него же? Какое мне до него дело? Сейчас я могу уйти, и он останется там, где я его оставлю. Но я не спрыгнула со стола. Мне хотелось понять, каково это — ощущать секс с чужим мужчиной. Нет, не секс, а, пожалуй, ласку. Но ее как раз я не ощущала. Мое тело потеряло всякую способность чувствовать, мне даже стало горько.

— Постой. — Обратилась я к Михаилу. — Не так сильно.

Он массировал груди как резиновый мяч, я даже не ощущала боль, хотя понимала, что делает это достаточно сильно и грубо.

— Не спеши, остановись, — попросила я, и он остановился. — Умничка, — погладила по головке как послушного ребенка. — Нежно, осторожно погладь их, — и он, аккуратно прикасаясь, погладил груди. Я была в восторге от того, что он сделал то, что я попросила.

В животе что-то булькнуло, я вздрогнула.

— Не сжимай соски, они у меня нежные, аккуратно. — Они у меня были большими. Когда я была спокойна, то соски буквально сливались с грудью, их выделяло только розовое пятнышко. Но сейчас они торчали. Нагло торчали. Как будто я что-то ощущала.

Он гладил своими пальцами мои груди. Порой я что-то ощущала, но это было так далеко, так непонятно. Тонкая ниточка, связывающая меня с чувством наслаждения, рвалась от малейшего шороха.

Погладив его волосы, я убрала руки и, взяв свитер, быстро подняла его вверх. Мишка сразу уставился на грудь и замер.

— Поцелуй их! — Почти приказала я и сразу развела ноги по шире, что бы он смог подойти ко мне. Но вместо того, чтобы подойти, Мишка уставился на мой лобок.

Я задрожала как листок, сама не ожидала такого. Он пялился на то, что у меня между ног. По спине побежала капелька пота, и кожа на мгновение покрылась гусиными пупырышками. Боялась даже пошевелиться. Он разжал пальцы. Меня как будто ударило током.

— Ай, — вскрикнула я.

Мишка снова прижал руку к моей груди. Чувствовала, как она сжимается. Пальцы стали горячими. Его прикосновение ко мне отдавалось во всем теле. Мне стало жарко, и сердце защебетало.

— Мур… — По-настоящему промурлыкала я. Мне было так приятно, такое знакомое ощущение неги, истомы, сладости в теле. — Мур… — Опять прошептала я.

Пальчиками провел по соскам.

— Поцелуй их, — он сделал шаг и поцеловал. — Ай! — Вскрикнула я. Его поцелуй был похож на укус. — Не так грубо. Губками, только губками целуй. — Опять приказала я.

Мишка так и поступил. Он только кончиками губ начал целовать соски. Теперь я ощущала все. Весь аспект нежности, каждая клеточка говорила мне о том, что она чувствует. Я мурлыкала. Одной рукой придерживала свитер, а другую запустила пальцами в его волосы и как кошка от удовольствия стала сжимать их. Я говорила как целовать, и он подчинялся мне беспрекословно. Говорила как гладить, и он это делал. Говорила как прижать меня, и он это выполнял. Я хотела иметь такую игрушку себе, но понимала, что это глупая фантазия и что мне надо насладиться мгновением здесь и сейчас, через минуту этого может уже и не быть.

Я растаяла в своих девичьих удовольствиях. Нежность и ласка, сон и реальность, жара и прохлада, секс, игра с мужчиной, со своими желаниями, а они у меня были. Я мурлыкала и подставляла под его руки свое тело. Порой он делал это неловко, грубовато. Но, наверное, это мне и нравилось. Его неточные движения и слишком решительные действия меня возбуждали.

Хлопок двери.

— А! — Крикнула и резко соскочила со стола.

Я испугалась. Меня буквально вырвали из состояния транса. Моргая глазами, я смотрела на мужчину, что вошел. Николай развел руками и удивленно уставился на меня.

— Стучать надо! — Раздражено сказала я.

— Э… — Начал было он, и опять развел руками — Там не закрыто и не написано, что номер занят.

— Для приличия мог бы и постучать, — не унималась я.

Сердце бешено прыгало в груди. Боялась не его, а то, что сейчас войдет Светка. Я всегда демонстрировала ей свою целомудренность в отношении с чужими мужчинами. А теперь я стояла полуголой посреди комнаты.

— А Светка где? — Осторожно спросила его.

— Спит, — с трудом выговорил Николай. Да он так же был под хорошим градусом.

— Спит? — Удивилась я или, наоборот, обрадовалась.

— Ага, как суслик дрыхнет.

Между нами был бильярдный стол. Я осторожно поправила свитер. Может он не заметил, что я сняла джинсы, мне ни к чему еще один мужчина. Стало неловко и даже стыдно за свое поведение. Меня застукали за тем, что я не должна была позволить себе.

На минуту я забыла про Мишку, что был у меня за спиной. Не обращая внимание на наш разговор, он обнял меня, попытался чмокнуть в шею, а потом запустил руки под свитер и по-свойски сразу сжал груди. От наглости я чуть было не вскрикнула, но сдержалась. Не хотела показывать себя дурой. Улыбнулась Николаю, как будто этого я и хотела, в ответ он поднял брови.

Я упустила контроль над Михаилом, над своим ручным мужчиной, и теперь он вытворял все, что ему приходило в его пьяную голову. Немного потискав грудь, он надавил рукой на спину, и я уперлась руками об бильярдный стол. На деле он просто стал массировать своими пальцами мою попку. Если бы в комнате больше никого не было, я бы даже замурлыкала от удовольствия. Мишка делал это грубовато, нагло и бесцеремонно. Его совершенно не интересовало мое мнение и чувство, он делал это только потому, что сам этого хотел. Немного потискав попку, он замер на мгновение, я смотрела на Николая.

— Я присоединюсь, — сказал он.

— Нет! — Вскрикнула я.

— Ну… — Промычал он, его заторможенность в ответе дало мне облегчение — Я тут того, если что-то я… — Начал говорить он всякую чушь.

Мой ручной Михаил не обращал на нас никакого внимания. Он провел пальцами между моих ягодиц. Второй раз он сделал чуть сильней, и также провел ими снизу вверх. Поддаваясь инстинкту, я приподнялась на цыпочки и чуть опустила тело на стол. Почему я так сделала? Даже не подумала, просто сделала и все. В третий раз Михаил на секунду остановил палец у губок. Я задрожала от страха, но не пошевелилась. Испугалась сама себя и того, что он может сделать. Его палец скользнул выше, он был мокрый и скользил легко, а потом коснулся ямочки ануса. Опять замер. Я ожидала, что уберет руку, но вместо этого он надавил пальцем на ямку и мгновенно провалился в меня.

— А! — Не удержавшись, вскрикнула я.

Николай сделал шаг в мою сторону.

— Уходи! — Крикнула ему. — Сейчас же уходи! Убирайся! — Громко повторила я.

Он повернулся и, шатаясь, пошел к двери, а потом вернулся и положил ключ от номера на стол.

— От Светкиного, — сказал он и нехотя покинул зал.

Пока он это делал, казалось, время остановилось. Мишкин палец изгалялся, он то вытаскивал его из меня, то опять всовывал. Это было мучительно. Не больно, но унизительно. Как только дверь закрылась, я резко выпрямилась и отскочила в сторону от него.

— Ты… — Начала было я — Да как ты посмел?! — Я сделала шаг от него и поправила свитер, — Ты… Ты… — Я не знала, что еще ему сказать. Я была в ярости.

Мишка пошатывался и расстегивал штаны. Ему это удалось сделать очень быстро. Удивительно, но через минуту он уже стоял передо мной без штанов и плавок. Но не это было страшно для меня, а то, что его пенис торчал вверх, и он выглядел угрожающе огромным. Может это от страха, но я боялась даже посмотреть на него. Раньше всегда считала, что если мужчина пьяный, то он не способен на секс, его мужской орган становился неработоспособным. Но оказывается, это не совсем так. Я испугалась. По-настоящему испугалась. Что я могла сделать с мужчиной, который сильнее меня и намного тяжелее. Я и пискнуть не успею, пусть даже он и пьяный.

Я не стала долго рассуждать и испытывать дальше судьбу. Быстро отошла в сторону, схватила свои вещи и подбежала к двери. Мишка стоял на месте как вкопанный. Наверно мои движения для него слились воедино, и он не успевал их отследить и уж тем более понять, что произошло. Мне стало его жаль, я остановилась.

— Миш, пойдем, — позвала его и приоткрыла дверь.

Он послушно пошел за мной, его член болтался из стороны в сторону. Мне стало смешно, но я промолчала, а только улыбнулась ему.

— Стой. Надень штаны, — попросила его, но он, кажется, мало что понял из сказанного, медленно завертел головой, что-то ища глазами.

Я нашла на полу его брюки и плавки, взяла и подала их ему, он взял, но что делать с ними, похоже, не мог понять. До чего же странными становятся люди, когда выпьют, как малые дети. Ничего не понимают и только капризничают, неужели и я была такой, быр… Я подошла к Мише вплотную. Теперь я совершенно не боялась его, положила руку на его грудь. Он тяжело дышал. И тут я почувствовала, как мне в бедро уперся его все еще готовый к бою мальчик. Опустила глаза вниз. Посмотрела на него. Теперь он не казался мне таким устрашающим, просто был напряженным и длинным. В душе опять все заныло. Ну что я за женщина? Стоит мне увидеть что-то мужское, как во мне все меняется и трепещет, так и рвется наружу. Проглотив комок в горле, я опустила руку и осторожно взяла его в ладонь. Он дергался как конь, вздрагивал, норовил выскочить. Но я его держала крепко, было приятно чувствовать мужскую силу.

— Пойдем, Миш, — опять сказала я ему и чуть потянула его за мужской хоботок как за поводок, Мишка послушно последовал за мной к дверям.

Надеть брюки он явно был не в состоянии, поэтому я высунула голову в коридор, было тихо и вроде даже никого. До номера, где спала Светка, было не так уж и далеко. Я разжала пальцы и поспешила к дверям. Быстро открыв замок, скользнула во внутрь.

На столе горела лампа. Я прислушалась, тихо. Шагнула в комнату. В постели спала Светка, ее лохматая шевелюра торчала из-под одеяла. Осторожно ступая по ковру, подошла к ней, присела на кровать, поправила ей волосы, она мирно спала.

— Свет, вставай, пойдем, — потрясывая ее за плечо, жалобно сказала я.

Но Светка даже не прореагировала, не пробубнила ни одного слова. Я опять ее потрясла, она как нарочно не отвечала. Меня это возмутило и в какой-то момент даже взбесило. Начала ее трясти, но как бы я сильно это не делала, было совершенно бесполезно, она просто крепко спала, вот и все. Хлопнула дверь. Я посмотрела. Это наконец Мишка добрался до номера. Долго же ему пришлось топать, я и забыла уже про него.

— Вставай, кому говорят, — и я продолжила трясти Светку, но и в этот раз она даже пальцем не пошевелила.

Обидно. Сама меня втянула в эту историю, а теперь спит как ни в чем не бывало. Я-то что тут буду делать? Всю ночь сидеть и караулить ее? Похоже, что я самая трезвая в этой компании, даже обидно стало. Встала, подошла к столику, взяла бутылку вина и, налив полный стакан, тут же его осушила. Чуточку полегчало, но ненадолго. Светка дрыхла без задних ног. Мишка доковылял до меня и умудрился обнять. Уже заученным движением юркнув руками под свитер, попытался дотянуться до груди.

— Сядь! — Приказала я ему, — лучше отдохни.

Но Мишка не унимался, а все шарил руками по животу. Что мне с ним делать. Я как мама усадила его в кресло, достала плед и прикрыла его срам, хотя зря, это зрелище мне очень даже нравилось. Все же я похотливая женщина, раньше не замечала этого за собой.

Присев на кровати около Светки, я стала думать, что делать дальше. До утра уж точно застряла тут. Чуть отбросив одеяло, решила прилечь около нее, но она как морская звезда разбросала по всему матрасу руки и ноги. Посмотрев на нее, встала на коленки и стала снимать с нее брюки. Насколько она оказалась тяжелой, когда тело расслаблено. Далось мне это с большим трудом. Раздевать мне понравилось. Я стянула с нее кофту, Светка даже не прореагировала. Розовый бюстгальтер с голубой каймой и большими цветами. «Красивый», — подумала я. Посмотрев на нее, решила продолжить. Перевернув Светку на бок, расстегнула бюстгальтер и сняла его. У нее были жесткие маленькие груди, зачем она вообще носит его, только разве для видимости. На этом я не остановилась и стянула трусики. Теперь она была просто голой. Я встала и посмотрела на раздетую Светку. Она была красивой. Втянутый животик, на плече татуировка в виде птички колибри, я тоже хотела раньше сделать татуировку, но не решилась. Нагнулась к ней и поцеловала в губы.

Помню, как однажды мы с ней это делали, так случайно получилось, спали на одной кровати в общаге. Целовались долго и гладили друг друга, но это было только один раз. А сейчас я могла ее поцеловать и не встретить укоризненный взгляд. Я поцеловала в губы. Ответа не последовало. Ощущение, что целую подушку. Не испытала никакого удовлетворения, даже сердце не заныло. Поцеловала в животик, потом в грудь, в сосок. Я чувствовала себя, но не ее. А потом поцеловала ее в лобок. Он был гладким, ровным, маленькие волосики пробивались. Она брилась. Сама я боялась это делать, казалось, что если на лобке не будет волос, то я стану незащищенной. Но о какой защищенности идет речь, когда ты занимаешься с любимым человеком сексом. Я даже залюбовалась ее наготой. Провела пальчиками сверху вниз, коснулась губок. Они были пушистыми, пухленькими и раскрытыми, как будто ждали меня. Светка продолжала спать и не реагировала на меня. Я расхрабрилась, села поудобнее и перевернула ее на живот. Светка не издала ни звука. И тут за спиной пошевелился Мишка. Заскрипело кресло, я повернулась и посмотрел на него.

Он встал, плед упал, его член торчал колом кверху. Похоже, он внимательно наблюдал за мной, что я делала. Присмотрелась. Мишка хоть и был полноватым, но все же был сексуальным мужчиной. Сильные руки, мышцы на ногах, да еще этот… Не хотелось таращиться, но его мужское достоинство меня не отпускало. Отвернулась, потом искоса опять посмотрела на него, в животе заурчало и все заныло.

Пьяная Светка спала так крепко, что можно было творить с ней что угодно. Вскользь промелькнувшая мысль сразу зацепилась в мозгу, завертелась с необычной скоростью. У меня в паху что-то щелкнуло, как будто включился рубильник. Опустив руку вниз и проведя ладонью у себя между ног, я замерла… Было желание и огромное желание. Я часто занималась тем, что удовлетворяла себя, гладила и испытывала оргазм. Уже в детстве мне снились сны, где каждый раз видела голую женщину, и это была моя мать. Почему она?

Вытащив ладонь, понюхала ее. По запаху могла многое определить. Сладкий, очень тяжелый запах. Стоило несколько раз вдохнуть, как голова начинала кружиться. Я выпрямилась. Положила руки Светке на ягодицы и чуть развела их в стороны. Не удовлетворившись увиденным, согнула одну из ее ног и отвела в сторону, теперь все было прекрасно видно. Мишка подошел.

Светкины губки напоминали лобок юной девочки. Гладкие, чуть пухлые как щека ребенка. Они не принадлежали женщине. На ее теле они смотрелись неестественными, как карикатура над возрастом. Тонкая розовая узкая бороздка начиналась с лобка и уходила куда-то глубоко между ног.

Я вся была на взводе. Повернулась к нему, погладила его член. Мишка тупо смотрел на Светкину задницу, а потом я просто развела в сторону ее ягодицы, и сказала:

— Ты этого хотел?

Не дождавшись ответа, отсела в сторону. На мое место сел Мишка, он по-свойски сжал Светку за бедра, потянул ее на себя. Она как большая секс-кукла готова была к работе. Его тело качалось и было видно, что ему было тяжело контролировать себя. Мишка встал на колени, постарался выпрямиться. Я с каким-то ужасом смотрела на его пенис, представляя, что будет дальше, но… Его член стал сдуваться. Так, как сдувается шарик. Через несколько секунд он буквально повис в его дрожащей руке как бесформенная тряпочка. Тупые глаза Мишки непонимающе смотрели. Он пытался понять, что произошло. Он потряс свою колбаску, стараясь вернуть ее к жизни, но она безвольно болталась.

Я отползла в сторону. Согнула ноги в коленях, раздвинула их и, положив пальцы на бугорок чуть выше, где соединяются губки, нажала на него.

— Ой… — Прошептала сама себе.

Это удивительное состояние, как слабый разряд тока. Все тело вздрогнуло, мышцы чуть напряглись, и в глазах немного потемнело. Я вздохнула. Старалась не шевелить пальцем. Посмотрела, что делает Мишка. Он просто тряс свою письку.

Я представила, что этого нет, что член Мишки расталкивал чуть опухшие и покрасневшие Светкины губки. Как доносилось легкое почавкивание, будто они облизывали его. Я сжалась. Мне казалось, что это он меня трахает, что его член вгрызается в меня. Внутри все разрывалось и ныло. Быстрыми движениями я стянула с себя свитер. Стало свободно и легче дышать, но облегчения не последовало. Положила руки на лобок и надавила пальцем посередине. Палец легко скользнул.

— Мммм… — Прикусив губу, я промычала.

Сладкое состояние нежности распространилось по всему телу, между ног горело и пульсировало. Надавила пальцем, и он полностью погрузился в меня.

— Оооо — Удивилась я и посмотрела на свою руку.

В голове все плыло, все смазалось. Я с трудом различала силуэт Мишки. Мне казалось, он двигался так медленно, будто время остановилось. Мои пальцы касались сокровенных точек моего тела. Они разрушали сознание. Стирали реальность, переписывая ее на мои скрытые фантазии. Я вздрогнула и в душе запела. Я посмотрела на Мишку. На Николая… Николай… В голове вяло произнесла его имя. Он нагнулся ко мне. Легко подхватил на руки и, прижав к себе, вынес из номера в коридор. Это происходило не со мной. Это просто моя фантазия. Мое воображение. Мое желание. Подумала я и прикрыла глаза. Мне было все равно. Мне было просто хорошо.

Мужчина, чуть пошатываясь, нес обнаженную девушку на руках. Ступая босыми ногами по дорожке, старался держаться как можно увереннее. Где-то сбоку открылась дверь и из номера вышли две женщины, чуть не вскрикнули от увиденного, и дверь тут же захлопнулась. Не обращая на них внимание, мужчина подошел к своему номеру, толкнул ногой, и дверь открылась. Через мгновение он уже скрылся за ней.

Положив женщину на кровать, он быстро сбросил с себя всю одежду и подошел к ней. Женщина так и осталась лежать как ее положили. Одна рука прижимала грудь, а другая лежала между ног.

— Я выхожу замуж, — еле шевеля языком, произнесла она.

— Да, но не сейчас, — сказал мужчина и нагнулся над ней.

— У меня есть жених, — прошептала она.

— Я завидую ему, — сказал мужчина и перевернул женщину на спину, — ему придется немного подождать.

— Я не могу, — как в бреду начала было говорить она.

— А кто тебя спрашивает, — сказал мужчина и, взяв ее руки, убрал в стороны.

Женщина промолчала и подчинилась. Она закрыла глаза и прикусила губку. Мужчина уверенно повис над телом. Посмотрел вниз. Его пенис дернулся и боднул женщину в живот, она тут же вздрогнула и вскрикнула. Он взглянул ей в глаза, но они были закрыты, и поэтому не мог понять, о чем она думает. Его пенис опять дернулся. Женщина опять вскрикнула. Он повторил движение, и она опять вскрикнула, а тело вздрогнуло. Опираясь одной рукой в матрац, другой он провел по ее груди, женщина застонала.

— Я твой жених, — сказал он уверенно и громко.

Женщина промолчала, а только вытянула руки, взяла его подергивающийся пенис и направила вниз. Мужчина чуть опустился пониже, ей этого только и надо было. Держа распухший член, она ткнула им себе между ног.

Она вскрикнула, когда тупая головка растолкала плотно сжатые губки и буквально провалилась в нее как в бездну. Он резко дернулся и тело женщины подбросило вперед.

— Аааа… — Широко раскрыв глаза и стараясь понять, что произошло, прокричала Ирка.

Николай не остановился. Он как заведенный, получив свой приз, не намерен был его терять, и продолжил ритмично и как можно глубже вгонять свой член в Ирку. Та при каждом проникновении в нее вскрикивала. Сжимала пальцы, и как можно сильнее зажмуривала глаза. Игорь делал это, как ему казалось, качественно. С остервенелым усердием. Тело и грудь молодой девушки подпрыгивали. Она застонала.

— Ай, ай, — ее голос доносился откуда-то из глубины.

Она расслабила руки и как можно шире развела ноги в стороны. Теперь его пенис проникал еще глубже, и она взвыла. Прогнулась в пояснице. Подняла руки вверх и обхватила ими мужской торс.

— Да, да, — шептала она, впиваясь пальцами в его спину.

Когда Николай занес меня в комнату… я испугалась. Я была голой, беззащитной. Только в холле поняла, что это было не мое наваждение. Зеленоватый свет ламп отрезвил. Я не хотела показывать своего страха, неуверенности, растерянности. Когда он перевернул меня на спину, убрал руки и посмотрел на мое тело, я что-то почувствовала. Еле заметное присутствие, тонкая струнка, которая напряглась и тихо пела. Почувствовала сперва в груди, потом в животе, а после и в паху, жжение, которое становилось с каждой секундой все нестерпимей и нестерпимей.

— Я твой жених, — сказал он уверенно и громко.

Я почувствовала его член, который нервно дергался у меня на животе. В паху все свело. Стало больно. Ноги вздрогнули в судороге. Схватила его орган и ткнула им чуть ниже лобка. Через секунду губки сдались. Как наконечник копья, головка проткнула меня. Я закричала.

Это было грубо! Отвратительно! Унизительно! Низко! Он трахал меня как бездушную суку. Как купленную шлюху, с которой можно делать все, и она обязана все терпеть, но я… Я почувствовала. Это произошло мгновенно. Меня пронзили. Грудь подпрыгнула. Я ощутила все, каждую клеточку своего тела. И это было неописуемо здорово. Он трахал меня, и я наслаждалась этим. Раздвинула пошире ноги.

— Ай, ай, — шептала я.

А потом все произошло так мгновенно, что я не ожидала, не успела подготовиться. Знала это состояние. Знала, что предвещает, но упустила. Я просто взорвалась. Сжалась и, зажимая рот, закричала. Оргазм! Что это такое? Кто бы знал. Это пик наслаждения? Вершина всего, что может быть с тобой в постели? Секс, химия твоего тела. Она предательски выдает тебя, и ты ничего не можешь в этот момент поделать. Ты на мгновение становишься рабом своей прихоти. Ни тело, ни дух тебе не принадлежит. Ты в потоке чувств мчишься куда-то, не разбирая дороги. Ты ни о чем не думаешь. Тебя в этот момент просто нет.

Очнулась не сразу. Тяжело вынырнула из голубой тьмы и тут же ощутила толчки в паху. Открыла глаза и посмотрела. Николай продолжал усердно меня трахать, он так и не кончил. Несколько секунд я спокойно наблюдала за ним. Грудь продолжала подпрыгивать. Чужой мужчина со мной. Нет. Наоборот, я с чужим мужчиной. Я его не знаю. С трудом вспомнила его имя. Он продолжал трахать.

Что-то в груди гнобило. Ныло. Что я сделала? Что я натворила? Мысли запутались, и я не могла их уловить.

— Ай, — вскрикнула.

В паху где-то опять стрельнуло. Я вытаращила глаза. Толчки проникали все глубже и глубже. Я замерла. Боялась себя, своих чувств и ощущений. Грудь заныла, прижала ее руками, но тут же заныл живот. Стало очень тяжело дышать и появилось огромное желание опять испытать оргазм, а он был где-то очень рядом. Я задрожала от страха, что опять не выдержу, поддамся и как девка завизжу.

— Стой, стой, — набрав грудь, прошептала я. — Остановись, — уже чуть не крикнула.

Он остановился, его лицо было раздраженным. Я быстро выпрямилась, скользкий член выскользнул из меня. Щелчок в паху. И я сжалась. Нет! Только не сейчас, подумала я и встала на колени. Грудь опустилась, немного полегчало. Он смотрел на меня. Медлить было нельзя. Еще секунду, и он сорвется и повалит меня, а именно этого я и не хотела.

Повернулась к нему спиной. Хотелось совершать глупости и как можно больше. Теперь мне хотелось всего и сразу. Какое мне дело до завтрашнего дня. Я здесь и сейчас. Чужой мужчина смотрит на меня, мы одни, это моя тайна. Пусть смотрит. Пусть делает свое дело, а наслаждаться буду я. Пусть он думает по-другому, но Я хочу этого, Я, а не он.

Осталась стоять на коленках. Нагнулась вперед, уперлась плечами в матрац. Секунда затишья. Я наслаждалась оставшимся временем, оно истекало и очень быстро. Еще секунда… И схватив меня за бедра, он воткнул свой пенис. Он осторожно, как бы нерешительно вошел.

Это удивительно. Можно ли это описать, мое состояние. То, что было потом или сейчас, я не знаю. Мужчина задергался в конвульсиях, и его истерическая тряска передалась мне. Я сперва вскрикнула, а потом закричала. Испугалась своего голоса и уже шипя повалилась на кровать. Меня трясло. Мышцы неуправляемо дергались. Пальцы что-то искали, а рот пытался судорожно глотнуть хоть чуточку воздуха. А после я просто провалилась в черноту. Отключилось сознание. Тело. Я была нигде.

Вечер. Странный вечер. Считала себя целомудренной, верила в это. Но я удивительно просто и легко сексуально флиртовала с одним, а другому позволила себя трахнуть и получила от этого удовольствие. Что со мной не так? Я лежала в постели, не открывая глаза, боялась. Сквозь веки ощущала солнце, уже утро. Мужчина. В животе заурчало, на душе стало противно и отвратительно. Я напилась и как шлюха подставила свой передок, но почему? Вся раздраженная, села, открыла глаза. В окно светило яркое солнце. Одеяло спало. Посмотрела на свои груди, они чуть свисали. Как мерзко я поступила. Я сидела и ругала себя как только могла, как будто это могло помочь, а потом резко соскочила и посмотрела на постель. Никого рядом не было. Сердце билось мелко-мелко. Схватив одеяло и закутавшись в него, я подошла к ванной. Заглянула. Никого. В номере была одна. Быстро подбежав к двери, задвинула защелку и только после этого немного успокоилась.

Я была в гневе. Злилась на себя. Распахнула ванную и пошла в душ, хотелось смыть с себя все, буквально все. Наверное, более получаса мылась, все терлась и терлась. Уставшая, вышла и шлепнулась на кровать. Пахло сексом. Отвратительный запах. Я соскочила и села в кресло. И только теперь заметила, что на столике лежали мои вещи. Схватила их и стала быстро надевать. Помнила, что оказалась в номере без ничего, голой, но сейчас вещи были все на месте. Почему-то от этого мне стало приятно и с какой-то даже благодарностью мысленно сказала «Спасибо». Поправив складки одежды, посмотрелась в зеркало. На меня смотрело довольное лицо. Но… я ведь злюсь! Чуть сдвинула брови и сжала губы, отражение стало комичным, я выругалась. Что не так? Внешность и та врет мне. Я опять рухнула в кресло, надо уходить. Боялась этого номера, но и встать также боялась. Что там за дверью и что там со Светкой?

Посмотрела по сторонам. На полу лежали мужские плавки. «Отвратительно», — первая мысль промелькнула. Встала, подошла и подняла их, чувствовался мужской запах. «Насильник», — прорычала я про себя. Но слова ничего не дали мне, я ведь прекрасно помнила эту ночь. Наверное, была самой трезвой и делала все осознано. Бросила их в мусорку. Подошла к зеркалу и задрала свитер, а после быстро сняла его, расстегнула лифчик, бросила его вслед, за его плавками в мусорку. Теперь мы квиты. Пусть что-то и мое останется здесь. Теперь на душе было тепло, я уже не боялась вчерашнего дня и уж тем более, не боялась завтрашнего.

Подходя к выходу, я остановилась. На тумбочке, что стояла у двери, лежали деньги, и много. Я посмотрела на них. Рядом лежала записка с одним словом: «Спасибо».

— Кому спасибо? Мне что ли? — ругаясь начала кричать я. — Он за кого меня принял? За проститутку? Я это делала не из-за денег! Я хотела этого. Ты понимаешь? Хотела! Хотела трахаться, а ты мне деньги.

От этой мысли мне стало не по себе. Сама призналась почему так поступила. Я ведь этого хотела, просто хотела бесконтрольного, неподвластного запрету и осуждению секса. Я знала тогда, что никогда не увижу ни Михаила, ни Николая, и эта ночь будут только моей. Никаких слов. И тайна только моя, моя и точка.

Я посмотрела на деньги, сумма была большой.

— Если я ему понравилась, пусть будет так. Если я ему угодила, хорошо. Если он посчитал меня продажной женщиной, это его дело, но я деньги возьму, они мне нужны — с этими словами взяла их и как можно поглубже запихала в карман джинсов.

Светку я не нашла. Дверь в номер была закрыта. Постучавшись несколько раз и не получив ответа, ушла. Я ей не нянька. На улице было холодно, нос обжигал ветер. Закутавшись потеплее в шубу, я побежала по дорожке.

Чувства — это странное состояние тела. Я шла и думала о вчерашней ночи, уже не злилась, но никак не могла понять себя. Почему? Почему я так поступила? Ведь не хотела, а сделала. И более того, теперь уже не боялась говорить себе то, что я не просто хотела это, что если все вернуть, то я бы поступила так же, а может и… В какие-то моменты мне было приятно вспоминать, но согласиться с собой пока не могла. Вот именно, что пока. С этой нерешенной мыслью я вошла в дом. На пороге меня встретила сестра и сходу начала кричать, что я могла бы и позвонить. Что она знает о мужской руке, которая прижимает тебя, которая ласкает? Что она понимает в мужском взгляде, от которого мурашки по спине? О мужской наглости и улыбке. Что она знает?

Корабль не тонет, когда он в воде. Он тонет, когда вода в нем. Не так важно, что происходит вокруг нас. Важно то, что происходит внутри нас.

Он шел по пятам от самой остановки. Кажется, я его заметила еще в автобусе. Откуда он взялся? Вид был гопника. Новый стиль у молодежи. Не спортивный, косят под него, спортом тут и не пахнет, только так одеваются. Да, еще эти капюшончики, которые скрывают лицо, и сжатая шея будто ожидает удара по голове. Этот стиль появился в противовес спортивным группировкам с мускулами и бритой головой, так называемым рэкетирам. Поэтому гопники тусуются стаями.

Такие ребята в основном шли учиться в ГПТУ, по-видимому, это их предел мечтаний, на большее не хватало знаний, да и стремлений. Они конфликтовали с родителями, у которых не было времени на своих чад, поскольку те все время работали, отрабатывая свою дань. Родители не могли им ничего дать, кроме отговорок: «Нет денег, виновато правительство». Наверное, этот социальный и семейный конфликт заставил их объединяться против всех. После они выродились в кланы, поскольку поодиночке не могли выжить.

Я их всегда недолюбливала. Есть у меня в классе несколько подобных типов. С ними невозможно разговаривать, у них есть желание иметь все и сразу, но в то же время ничего не делая. У них только одно правило, правило стаи. Нет слов, только слюни. И вот что странно! Многие из гопников живут в благополучных семьях, с хорошим достатком, прекрасными родителями, но их чада пошли по другому пути.

Он шел не отставая. Я ощущала его взгляд на спине. Было неприятно. Юноша держался и не близко и не далеко, так, чтобы не потерять меня из виду. Этот район я знала неплохо. У светофора он подошел почти вплотную, краем глаза видела его, к нему подошел еще такой же. Тот, что подошел, был постарше. Его скрюченная фигура говорила о том, что ему уже под 20. Разговаривал с моим шпиком (в царской полиции, человек, который ведет слежку) свысока, означало, что он старше по рангу.

Я перешла дорогу, поднялась по крыльцу и скрылась в здании. Сегодня было городское совещание учителей по обществознанию. Я работаю учителем вот уже более пяти лет. Не хочу сказать, что эта работа мне нравилась, работа как работа.

Занудная семейная жизнь втянула меня в непролазную депрессию, из которой с трудом выползла. Какой-то тотальный контроль, что я делаю, с кем общаюсь, о чем говорю, начал меня бесить. Но я молчала и продолжала делать вид, что все замечательно. И только когда смогла выйти на работу, почувствовала себя свободней. Поэтому старалась максимально погрузиться в рабочий процесс и отвлечься от того, что ждет меня дома.

Совещание закончилось поздно, через неделю начинался учебный год. У меня в классе учится одна девочка Светлана Холева. Удивительно, как легко она разбирается в политической ситуации в стране и в мире. Она видит то, что я не вижу. Светлана всегда говорит: «Задайте вопрос, кому это выгодно, и вы сразу найдете причины». Как все просто и в то же время так сложно. Разобравшись в причинах, мне становится не грустно, а отвратительно, что кучка людей использует весь мир по своему усмотрению. Они устраивают войны, кризисы, объявляют ультиматумы, выдвигают санкции и рушат судьбы миллиардов людей.

Я спустилась с крыльца и погрузилась в свои мысли. На улице было тепло. Это лето выдалось жарким и сухим, вот и сегодня вечер был теплый. Наверное, Валера уже пришел домой, это мой муж. У нас была бурная и головокружительная любовь, а потом все изменилось. Он стал коситься, прислушиваться, спрашивать, о чем я говорила с подружками. Валера стал подозрительный, провожал и встречал, даже в магазин за продуктами ходил со мной. Я стала ощущать на себе постоянно его взгляд, даже когда мужа не было рядом. Испугалась его тихой ревности. Нет, он не кричал. А лучше бы орал. И тогда я не удержала, сорвалась. В депрессию легко войти, это не заметно, но выкарабкаться из нее сложно. И только благодаря Оле, моей подружке, однокласснице, которая устроила меня на работу, я вернулась к нормальной жизни и смогла радоваться утру и слышать пение птиц.

Валера строил свою карьеру, подавал надежды. И, наверное, поэтому его шеф, ну, не совсем шеф, а начальник над начальником, выделил заем из своего капитала. Предприятие, где работает Валера, не может давать ссуды сотрудникам. Я так радовалась. Он купил квартиру, пусть небольшую, но свою. И вот уже три месяца живем в новом доме. Моему счастью нет предела. Но надо отдавать долг, и побыстрее. Возможно мы поступили опрометчиво. У нас не было задела по финансам. Наши расчеты строились на стабильную зарплату Валеры и мою, но пока это не так хорошо получалось.

Я шагала быстро по темнеющим улицам, кое-где уже включили фонари, прохожих было много. Каким-то пятым чувством я ощутила волнение. Может, что-то забыла? Перебрала в голове все, что должна была сделать, но ничего не вспомнила. И все же это чувство не покидало меня, а наоборот возрастало. Я поняла, что в спину мне кто-то смотрит. Стало неловко, повернулась, но никого не увидела. Прохожие шли по своим делам и были заняты своими мыслями. Переходя улицу, заметила на углу того самого шпика, что привязался за мной. Сделала вид, что его не заметила и прошла мимо. Я шла, вслушивалась, идет ли он за мной или нет. Ответа не находила. Тревога в душе постепенно начала сменяться паникой. Мне даже захотелось побежать. Но почему я должна поддаваться этому чувству? Я шла как и шла, делая вид, что все отлично, но сердце колотилось. Вон вдалеке пробежал еще один такой же. Проходя мимо одного из дворов, заметила целую стайку подобных. «Вот крысятник», — подумала я.

Хотела свернуть на улицу, что вела к остановке. Мне навстречу, в метрах двадцати, попались еще двое. Их глаза скользнули в мою сторону. Я сделала глупость и чтобы не встретиться с ними, перешла на другую сторону улицы. Почувствовала, что поддалась панике и начала метаться.

Лохматые ветки деревьев свисали прямо над головой, пахло свежескошенной травой. Шла и слушала цоканье своих каблуков, цок, цок, цок. Сердце успокоилось. Зря я так переживаю. Нам всегда кажется, что происходит что-то ужасное с кем-то, но не с тобой. Падают самолеты, но ты не в нем. Где-то ураган, сносит дома, но тебя там нет. Наводнение, а ты дома на тахте, под пледом. Всегда что-то происходит, но не с тобой. Даже героиней ты не можешь стать, статистика не позволяет, не в твою пользу играет. Это просто страхи.

Я шагала по улице среди деревьев и думала о всякой ерунде, лишь бы думать, лишь бы занять чем-то голову. Внезапно с левой стороны что-то мелькнуло. Не успела осознать, как меня кто-то с силой толкнул в плечо. Я потеряла равновесие и начала с огромной скоростью неумолимо падать на стену дома. Вдруг появились руки и остановили мое тело в сантиметре от кирпичной стены. Потом руки толкнули в противоположную сторону, я повалилась. Меня подхватили под мышки. Кто-то схватил мои ноги. Кто-то за тело и как куль понесли во двор. Инстинкт самосохранения заставил меня закричать, но я поняла, что уже не могу этого делать. Чья-то рука с силой сдавливала мои губы. Мои руки не слушались, их крепко держали. Попыталась рвануться, но кроме как заставить извиваться свое тело я не могла.

Стон страха и безысходности овладел мной. Меня волокли множество рук. Перед глазами мелькали окна, фонари. И вдруг… Все прекратилось. Захлопнулась дверь. А потом… Я превратилась в одну из цифр статистики, где с кем-то это происходит.

Меня положили на стол. Горела лампа. Расплывшиеся лица и множество рук, которые начали меня тискать. Сквозь ткань одежды я ощущала, что моя кожа, мое тело покрывается липкой грязью, вонючей, отвратительной жижей. В носу и горле першило. Хотелось откашляться, но не смогла. Они успели воткнуть в рот какой-то кляп и завязать его на затылке. Я мотала головой, толкала его языком, сжимала зубы до боли в челюстях. Старалась избавиться от него, но ничего не получалось. Мычала как обреченная корова, которую привели на убой. И что бы я ни делала, уже была обречена. «НЕТ!» Крикнула сама себе и тело задергалось в конвульсии. Они налегли на меня. Я дергалась. Тело извивалось и сбрасывало с себя их отвратительные тела. Но они опять наваливались на меня и давили, давили к этому проклятому столу.

Минут через десять я сдалась. Тело еще вздрагивало, но сил уже не было. Я выдохлась физически, но готова бороться дальше. «Я не тряпка! Я не сдамся! НЕТ!» Опять сама себе закричала и издала вой. Голова забилась. Я не ощущала боли, только гнев. Почему я?! Почему!

Сколько это тянулось, я не знаю. Но рано или поздно силы кончаются, и ты признаешь поражение, но только физическое поражение, в душе я готова была бороться дальше.

Шло время. Они не говорили и только держали. В глазах мелькали пятна. Не могла никак сосредоточиться. Хотелось поговорить, может они не такие выродки, может послушают и отпустят. Ну что им стоит отпустить меня? Но в голове был гнев, ненависть, я вся кипела. Вертела головой, стараясь увидеть их лица, но эта лампа, эта проклятая лампа, что висела буквально над головой, все ослепляла. Я видела только тени и эту чертову лампу.

Минули минуты, после еще и еще. Они не предпринимали никаких действий, они ждали. «Ублюдки!», — шипела я про себя. «Убью! Убью вас всех!» Мне хотелось размозжить их головы. Но это было только угрозы, я не могла пошевелить ни руками, ни ногами, они продолжали крепко держать меня.

«Хотите изнасиловать?! Делайте! Делайте! Но не стойте». И опять тело извивалось и билось в припадке. Меня тошнило, я задыхалась. А потом кто-то завязал мне глаза и все… Все пропало. Нет ужасной лампы. Нет этого подвала или где я находилась. Нет ничего. Даже шумы пропали, только гулкое биение сердца.

Лежала обреченно осознавая, что время пришло. И что бы я ни делала, не смогу помешать. Я не была сломлена, но я реалистка и прекрасно понимала, где и что со мной происходит. Я стала цифрой в криминальной статистике. На душе стало больно и захотелось зарыдать, просто зарыдать. «НЕТ!» Крикнула про себя. «Нет! Нет…» Тихо твердила. «Я не такая, я сильная, не буду плакать и умолять, нет, нет!»

Уже не было страха. Будущее для меня пропало, оно зависело не от меня. Я перестала дергаться. Постепенно ко мне начал возвращаться здравый смысл того, что случилось. «Почему ждут? Ведь все очень просто. Скорей бы все кончилось. Скорей бы».

Постепенно их руки начали отпускать меня. Сперва ноги, потом тело. Я, как могла, глубоко вздохнула.

— Если обещаешь не кричать, отпустим руки.

Нехотя я кивнула

Его голос был спокойный, будто я зашла в булочную и мне ответили, что Бородинский уже разобрали и остался только Дарницкий.

Я вынуждена была согласиться с тем, что они могли продолжать меня держать, что им мешало. Отпустили мои руки. Теперь я лежала на столе одна и боялась пошевелиться.

— Все хорошо? — спросил тот спокойный голос, он явно был адресован мне.

Что за идиотский вопрос. Я кивнула, что означало «да». Открылась дверь. Сквозняк прошел по моему телу. Услышала, как множество ног стали выходить из комнаты, потом дверь закрылась. Наступила тишина. Стало еще страшней, чем когда они меня держали. Теперь моя голова была свободна и в нее лезли всякие мысли. Именно от них мне было страшно.

— Можешь сесть.

Я пошевелила руками, а потом, стараясь сохранить остатки самообладания и достоинства, села. Понимала в каком положении нахожусь. Хотелось прикрыться, заслонить себя. Но моя гордость не позволила сделать этого, я только глотнула, подняла и повернула голову туда, где мне казалось, он стоит.

Не произнося ни слова, он начал обходить стол. Слышала его тихие шаги. Он подошел и прикоснулся к затылку. Я вздрогнула и замерла. Развязал узел, что сдерживал кляп, а после аккуратно вытянул его. Во рту все першило и челюсть заныла, будто по ней врезали. Я могла, наверное, снять повязку, что закрывала мне глаза, но боялась это сделать. Не то что мне не разрешат, а то, что могла увидеть. Боялась реальности.

Было желание поговорить. Убедить. Но о чем говорить? Он знает, что делает, что хочет. А что хочу я? Вырваться отсюда и забыть, что со мной произошло. Да, именно это сейчас хотела.

Набравшись храбрости, я пошевелилась, ничего не произошло, никто на меня не крикнул. Убрала руку от груди. Руки дрожали. Надо успокоиться, иначе я постоянно буду думать о спасении как о чем-то недостижимом. Я поправила прическу, стало легче. Руки потянулись к груди, вовремя их остановила и опустила на стол. Дрожь в теле и в руках прошла.

— Что вы хотите? — Еле слышно произнесла я. Понимала нелепость своих слов, но надо было что-то делать, пытаться.

Ответа не последовало, шорох одежды, шарканье каблуков по песчаному полу, вот и все, что было его ответом. Я ждала. Это время тянулось так мучительно. Казалось, что все закончено. Мне хотелось в это верить. Но я понимало, что это только мои иллюзии. Все худшее впереди. И стоило это осознать, как мое тело начало сжиматься, спина согнулась, руки потянулись, чтобы обхватить ноги, хоть так, но защитить себя. Мне стало страшно, очень страшно.

— Не бойся, — в этой пустой комнате его тихий голос прозвучал как сквозь рупор, я вздрогнула. Если бы на мне были волосы как у кошки, наверняка они бы встали дыбом. — Никто ничего тебе плохого не сделает, — «боже мой, о чем он говорит, а что они делали, в салочки играли со мной». — Уже через десять минут ты будешь идти домой, — его голос был спокойным, даже мягким, я вся перешла во слух. — Тебе надо сделать только одно, — я боялась услышать то, о чем уже многократно успела подумать, — удовлетворить моего друга. — Я повернула голову в его сторону. — Он не привередлив в женских ласках, ему нужно просто секса. — Мое тело вздрогнуло. — Да ладно трястись. Просто секс и все. Вам-то этого не знать. Никто никого не заставляет, но если нет, то…

Он замолчал. Поняла, о чем он хотел сказать. Там за дверью их было много, я не могла им никак противостоять. Из сложившейся ситуации это лучший выход. И тут же ужаснулась сама себе. Я так быстро сломалась. Считала себя незыблемой, стойкой, отважной и бесстрашной. Но сколько прошло времени? 5 минут, час или больше? И вот я сидела на столе, не тряслась от страха, но совершенно сломленная и готовая на все, лишь бы вырваться отсюда, лишь бы быстрей вернуться в свой мирок, забиться в норку и забыть, что произошло. Что со мной случилось?

Люди ломаются. Все ломаются, только надо найти подход. Для одних — это физическая боль, для других моральное унижение, для кого-то надо применить шантаж или угрозы, но ломаются все. Глупо осуждать, но я обреченно сдалась и готова была на все, буквально на все.

Я кивнула.

— Ну вот и прекрасно, не надо лишних слов, — он пошел к двери. — Да, еще забыл сказать… Если он не будет тобой доволен, то потом следующий, следующий и так до тех пор… — Он многозначительно замолчал, как бы давая мне осознать сказанное. — Не будет полностью удовлетворен. Понятно! — Последнее слово он крикнул, оно многократно эхом отразилось от стен и потонуло внутри меня, я кивнула.

Он стукнул кулаком по двери, она тут же скрипнула, и кто-то вошел в комнату.

— Она твоя, — это было как приговор, как указание к действию, — только недолго, нам некогда. Мы ждем тебя.

Последние слова меня успокоили. Значит один… Потом уходят. Значит согласилась с тем, что предстоит сделать. Значит… Пусть так! Лишь бы быстрей. Значит… Пусть, что будет. Что я могу сейчас сделать, что…

— Че ты сидишь? — сипло спросил молодой и немного раздраженный голос.

Он стоял где-то передо мной. Я даже не заметила, как он подошел. Секс. Всего-то секс. Нечего трястись, мне надо всего-то сделать одно унизительно дело. Секс. Мне не было страшно и не было стыдно за себя. Почему-то все чувства куда-то подевались, забились так глубоко, что мне было все равно. Но почему так? Я сломалась, вот так просто надломилась и признала свое поражение. Никогда раньше не понимала, почему в прошлом люди оставались рабами, хотя у них была возможности сбежать, но они упорно оставались около своего хозяина и продолжали служить ему как звери. Теперь на какое-то время я сама стала этой рабыней, мне хозяин приказал, и я не могла его ослушаться.

Спустила ноги и тяжело сползла со стола. Понимала, что чем дольше тяну, тем тяжелее мне будет. Нашарила руками пояс на талии. Пальцы не дрожали, но плохо слушались. Смогла его расстегнуть. «Нужен только секс…» Я твердила это постоянно про себя. Сняла его и безошибочно положила на стол. Теперь стало легче. «Только секс…» И продолжила снимать юбку. Так же стараясь аккуратней положила ее на стол, а уже через минуту стояла по пояс голой. «Только секс…»

— Что дальше? — набравшись смелости спросила я.

— Что, что? Сука, ложись, — его голос чуть ли не перешел на визг.

— Что? — зачем-то переспросила я.

— Мне позвать? — поняла, что он имел в виду.

Это шакал, шестерка и боится сам принять решение, ищет покровительства. Я отрицательно покачала головой.

— То-то же, — и в довершении сказанного, как бы, показывая свое превосходство, добавил. — Ложись, сука!

Впервые меня сравнили с животным, с сукой, а кто я, впрочем, такая, я и есть животное. Присела. Сухой песок. Вытянула ноги и легла на спину. «Секс… Секс…» Твердила себе. Вытянула руки вдоль тела и стала ждать.

— Ноги… Ноги расшаперь, — прошипел голос.

Хорошо, что я не решилась снять повязку. Боялась увидеть его похотливый взгляд. Раздвинула ноги.

— Бля… — Протянул он, — ну нихера себе пизда, — и тут же хихикнул.

От этих слов меня передернуло. Он решил, что я шлюха, которая трахается направо и налево, но это не так. Мое тело было предназначено для мужа. И все же сейчас я запуганная женщина, но не шлюха.

— Делай свое дело, — тихо сказала я ему.

Он шлепнулся как мешок. Прижал меня всем телом. Почувствовала запах жвачки. Он что-то там засуетился. Даже не заметила, как вошел в меня и стал трястись. «Секс… Только секс». Твердила себе. Это было не мое тело, я его не ощущала, оно стало секс-куклой для этого выродка. Я даже не поняла, закончил он свое дело или нет. Его скрючило как поганку. Он соскочил. Что-то капнуло на ногу. Этот щенок скулил как побитая собака, стало смешно и в то же время страшно.

Подбежал ко мне, почувствовала, как воздух коснулся меня. Он был совсем рядом, всего в нескольких сантиметрах. Ощутила, как его затрясло, а после затих. Теплая сперма стала капать мне на лобок. От отвращения я вздрогнула всем телом.

— Я все! — почти закричал он.

Вошел старший, тот, с которым я до этого говорила. Он что-то спросил у своей шестерки, но я не расслышала его, но услышала шипящий голос своего насильника. Шакал ныл, скулил, жаловался как будто его обидели, не дали сладкого. Холод сковал мое тело. С трудом села, понимала, что ничего хорошего ждать не стоит. Захлопнулась дверь. Я так ничего и не видела, но поняла, что он сел около меня на корточки.

— Что произошло? — спросил спокойно и уверенным голосом, он как учитель спрашивал у нерадивого ученика — Почему? — Я было открыла рот, чтобы объяснить. — Почему? — Снова переспросил он, мне нечего было ему сказать, чтобы я ни сказала, это не имело значения. — Просил только одного, чтобы он был доволен, а что получил… — Мне показалось, что он развел руками в стороны, как бы ища ответа. Мне не хотелось ему ничего говорить, да и кто он такой, все равно не стал бы слушать. Ему не это надо. Ему надо показать свое превосходство. Результат ясен, я ждала. — Мне позвать? — наверное он смотрел на дверь, от страха я отрицательно замотала головой. — Тогда будь так добра, сделай, что я прошу, больше повторять не буду. — И, нагнувшись ко мне, спросил — Договорились? — Я тут же закивала.

Он вышел. Никто не заходил. Было страшно и отвратительно, но надо было решиться. Я уже сделала шаг, позволила напугать себя, изнасиловать и снова страх. Надо решиться и закончить, а потом забыть, если смогу, да, смогу, смогу, смогу. Я встала. Потерла ладони, теперь они не тряслись, глубоко вздохнула и стала ждать. Не важно, кто там войдет, совершенно не важно. Важно одно. Чтобы он был доволен. Это важно, и я постараюсь это сделать. Что мне для это надо? Да, впрочем, ничего. Просто не думать ни о чем плохом. И тут у меня мелькнула мысль «удовольствие», я повторила ее несколько раз. Да, действительно, удовольствие, вот что надо не ему, а мне. От этого принятого решения я ехидно улыбнулась. Стало легко. Как все просто. Я должна получить больше, чем он того хочет, это моя компенсация за страх. Тело выпрямилось. Я гордо подняла голову, сняла повязку, стряхнула со спину песок и стала ждать.

Дверь отворилась почти бесшумно, удивилась, сперва никого не было видно, темный проем, там выключили свет или все ушли. Я не знаю. Хотелось бы в это верить. Какое-то время ждала неподвижно, никто не шел. Я ждала, но так не могло продолжаться вечно. Понимала, что это не конец, что он так просто не отстанет от меня. Пока я размышляла над этим, в дверном проеме показался силуэт. Разглядеть его мне мешала горящая посреди комнаты лампа. Силуэт расплывался, и глаза слепило. Единственное, что я смогла разглядеть, это то, что он принадлежал молодому юноше. В данный момент больше всего боялась, что придет кто-то более взрослый, а значит тот, кто имеет сексуальный опыт и тогда неизвестно, чем бы снова все закончилось.

Я с облегчением вздохнула. Если это такой же шакал, что уже был здесь, то сейчас я уже была частично готова к этому. Он стоял в проеме и не шевелился, наверное, рассматривает меня. Мне стало неловко, надо действовать и постараться держать контроль. «Какой контроль? О чем, это я вообще говорю, кого хочу обмануть? Себя?!» И все же надо что-то делать, он стоит и не шевелится.

Набралась смелости и сделала первый шаг. Мой первый шаг чуть ли не стал последним, я наступила на камень, и он больно впился в ступню. Услышала свой голос, как я ойкнула, но тут же переступив на другую ногу, удержала от падения свое тело. Улыбнувшись сама себе, сделала следующий шаг. Под ногами было множество острых камней. Осторожно ступая, я продвигалась к двери, туда где в полутени стоял этот юнец.

Обходя лампу, постепенно смогла рассмотреть его. Спортивный костюм, который мне не по карману, кроссовки, не белые, как любит большинство гопников, а ярко-желтые. Такими пользуются, когда бегают по улице, они отлично отражают свет от автомобильных фар. Он действительно спортсмен. Прически нет, просто короткая стрижка и футболка. Я не говорю про глаза, их сперва не увидела, они частично были в тени.

— Заходи, — попросила я его.

Было видно, что он чего-то боится. Сейчас мне не хотелось говорить лишних слов. Не знала, что творится в той темной комнате, она меня пугала, хотелось скорей захлопнуть за ним дверь. Подошла к нему и увидела его глаза, они были растеряны. На какой-то момент я потеряла самообладание. Может все это зря, и он тоже здесь не по своей воле? Но, чтобы это ни было, надо закрыть дверь.

Я подошла к нему вплотную, взяла его за ладонь и потянула на себя. Он сделал шаг, потом еще, осторожно закрыла за ним дверь. Глубокий выдох. Слегка прикрыла глаза, сердце колотило, но дверь уже закрыта, а значит никто не будет подсматривать. Мне легче. Подошла к стулу, что одиноко стоял у стены, взяла его и прислонила к двери так, чтобы он упирался ребром в ручку. Теперь так просто не войти, может это не весть какой замок, но все же, внезапно войти не удастся.

— Тебя как зовут? — спросила я, хотя знала наверняка, что ответа не получу.

Я отошла от него в сторону, краем глаза следя за ним. Начала осматривать помещение. Ничего кроме стола и того перекошенного стула.

— Не говори ничего, просто мне немного страшно, — и помолчав несколько секунд, продолжила. — Ты знаешь почему я здесь? — Мне показалось, что он кивнул. — Ты этого хочешь?

Ответа не было. В душе появилась маленькая надежда, что мне удастся договориться с ним. В какой-то момент я ощутила свою наготу и стало стыдно, что стою вот так перед юношей. Я повернулась к нему спиной.

— Да. — Тихо произнес он. — Да, хочу.

В груди гулко стукнуло, как будто клапан двигателя заело. Потом сердце остановилось, стало дурно и страшно за себя. Через несколько секунд оно завелось и взвыло так сильно, что стало трудно дышать. Я с трудом старалась успокоить сердцебиение. Такое у меня иногда бывало, но редко.

— Может, не стоит, — глотнув воздуха, я добавила — зачем тебе это? — Ответа не было. — У тебя есть девушка?

— Ты ее любишь?

— Она об этом знает?

— А она тебя любит?

— Ты хочешь на ней потом жениться? — зачем я устраиваю этот допрос, может, чтобы оттянуть время.

— Думаю, что да.

Он отвечал просто. В голосе не было интонации, и я не могла понять, говорит ли он правду или играет со мной.

— Зачем ты пришел в эту комнату? — Мне казалось, я могу найти ответы, хотя у самой руки похолодели и стала замерзать.

— Зачем мои ответы?

— Хочу понять.

— Понять что? Почему здесь?

— А ты знаешь, почему я здесь оказалась? — Повернулась к нему лицом, думала, что у нас начался диалог, в котором могу выйти победителем.

— Знаю, но это не имеет значения, — и помолчав, добавил, — сейчас должна была быть очередь Хруста, ты не знаешь его? — Замолчал, дал понять, что он здесь вне очереди. — Я выкупил тебя у него.

— Что… — Мне, впрочем, было все равно.

— Купил, и дорого.

— Меня продают… Может на меня еще играют?

— Боже… — Закрыла ладонями рот. Я вся похолодела, в одно мгновение стало больно — Хочешь поиграть?

— Нет. Просто давно говорили, что ты опытная и берешь ученика, и только одного. Сказали, что сегодня твой выбор.

— Ученик в чем? — в голове все запуталось.

— Ты обучаешь сексу.

Я была поражена его ответом. Мне создали легенду и теперь они там ждут решения, если конечно его словам стоит верить. Это означало только одно, что я так просто отсюда не выйду.

— Их там много?

— Сколько?

— Это не важно.

— Почему? Для тебя может нет… — А впрочем, о чем это я говорю. На плечи опять навалилась безысходность, захотелось забиться в самый дальний угол и забыть все, что происходит. Хотят насиловать, пусть, что я могу сделать, царапаться, орать, но я не продержусь и минуту, как опять во рту окажется кляп и ноги с руками будут прижаты к столу… И тогда…

— Я хочу быть лучшим.

— Я хочу стать учеником, — он наивно думал, что я все делаю добровольно и это часть игры.

— Если я откажу? — мне хотелось знать неизбежный ответ.

Он помолчал, опустив глаза и сказал:

— Тогда вы будете выбирать из других, пока вам кто-то не понравится, — но тут же добавил — но я хочу, чтобы вы выбрали меня.

— Почему тебя? — Я не могла до конца понять всей игры, кто кем играет. То, что меня используют, это понятно, но в игре ли все остальные или только вожак знает ее правила?

— Потому что я хочу знать, как это, научиться по-настоящему.

Что за наивный юноша, придет время и природа сама даст ему подсказки что и как делать. Во что он верит? Что возьму в ученики и научу сексу? Что за бред больного переростка. А если сейчас все расскажу, он поверит мне? Я стояла и думала, в голове все смешалось. И тут я поняла одно. Я действительно в данной игре всего лишь игрушка, и благодаря мне вожак поднимает свой авторитет в стае. Придумав эту историю, он хочет, чтобы она была правдивой и не допустит ее искажения. Тогда зачем мне ему рассказывать, как я тут очутилась. Он, наверное, и сам к этому причастен? Или сказать, что беру его в ученики. Меня устраивают его доводы и пусть он скажет, что ему все понравилось со мной и тогда все кончено. Но кончится ли это тогда? Я не знала ответов, но решила попробовать этот шанс.

Подходя к нему, я еще раз спросила:

— Так зачем тебе все это?

Он сразу же заговорил, как будто ждал его.

— Я люблю ее и хочу быть у нее первым, и чтобы она это помнила всегда, всю жизнь.

— Глупенький, — я подошла к нему со спины, мышцы просвечивали сквозь ткань футболки. — Она и так тебя будет помнить всю жизнь, потому что ты будешь первым.

От него исходило какая-то уверенность, ее не было видно, что-то большее, не могла понять что.

— Ты ни с кем еще не занимался этим? — я стояла у него за спиной и смотрела на него. Возбужденное тело, я это чувствовала, тело самца, молодого самца, робкого, неуверенного в себе. Его как пластилин можно лепить. В душе екнуло, и мотор взвыл. Быть первой… Клапана со свистом толкали кровь.

— Нет, — тихо ответил он.

Мотор, надрываясь, гудел, и все в душе вывернулось наизнанку. Я стояла в нерешительности. Хотелось сказать, что его используют, а меня просто насилуют, но слова застряли в горле.

— Что ты сейчас хочешь? — Я не поверила себе, поскольку знала, что хочу услышать. — Что ты сейчас хочешь от меня?

Зачем повторила вопрос. Я знала одно, что там за дверью их еще много и они не упустят возможности поиграть со мной. Они не отпустят меня, пока не используют на все сто процентов, пока не выжмут и не бросят на землю как грязную ветошь. Я искала не выход из положения, а оправдание своего решения.

Стоять вот так стало невозможно. Решение для меня давалось тяжело. Я посмотрела на его спину, коснулась ее пальцами. Чувствовала его мышцы, они были напряжены. Он хотел меня, но сейчас я хотела его больше. Не могла себе в этом признаться, не могла даже об этом подумать. Просто твердила «Секс… Секс… Просто секс… Я вынуждена это сделать… Делать…» Стояла и оправдывала себя, искала повод, чтобы не рассказать все как есть. По крайней мере я была бы чиста в душе.

Я коснулась его шеи, плеч, меня тянуло к нему. Двигатель выл на пределе. Что не так? Почему? Почему не скажу правды?

— Раздевайся! — вдруг скомандовала ему.

Его не пришлось долго ждать. Через несколько секунд его одежда бесформенной кучей лежала на столе. Скорей бы это все кончилось, скорей бы.

— Ложись, — и я показала на стол, — на спину.

Он неуклюже взгромоздился на него, а потом лег на спину, положив по швам руки. Юное тело, такое свободное, сильное и еще не запятнано развратом.

— Запомни одно, я не хочу тебе доставлять удовольствия. Я не проститутка, — на этих словах он посмотрел мне в глаза. — Я только помогу тебе этого добиться. — Смотрела на его тело, на то, как он неловко пытается положить на место набухающий стручок. Со временем он будет таким же сильным как его мышцы, но сейчас нет. — Оставь его в покое, он знает, что делать, — сказала я и положила его руки на стол.

Своими пальцами провела по его животу, а потом по его распухшему хоботку. Несмотря на свой достаточно большой размер, он был слабым, мягким, вялым. Я испугалась, что его хоботок может потерять свою мужскую способность уже через несколько секунд. Неуверенность хозяина передавалась ему.

— Не все сразу, — я взяла его в ладонь и слегка сжала, пульс крови начал ударять мне в ладонь. Разжала пальцы, он стал немного больше, но надолго ли. Начала переживать за исход. — В тебе есть ритм, прислушайся к нему, и ты услышишь его, сейчас не думай обо мне.

Я села на стол, потом встала перед ним на колени, его юный стручок осмелел и, набравшись силы, торчал вверх. Улыбнулась, хотела сказать, вот так держать, но промолчала. Подняв колено, я села ему на живот. Чуть подвинувшись назад и наклонившись вперед, взяла его мужской орган и направила в себя.

Что я делаю? Если бы это видел мой муж, он убил бы меня на месте. Но его нет, а здесь стая голодных шакалов, которые готовы растерзать меня.

Я ощутила его горячую плоть. Как только он коснулся моего тела, осторожно выпрямившись, я села на него.

Лучше бы он насиловал меня, а я царапалась и орала. Но сейчас я сделала это добровольно, сама. Он жег изнутри. Сглотнув и посмотрев ему в глаза, спросила его:

— Ты чувствуешь меня?

— Да, — тихо ответил он.

— Что ты чувствуешь?

— Не знаю, не могу объяснить, я…

Он хотел еще что-то сказать, но я положила ему палец на губы.

— Слова сейчас излишни, слушайся своего тела, — и в ответ я немного приподнялась на коленках, как бы соскальзывая с его пениса и немного наклоняясь вперед.

В этот момент ощутила, как он во мне раздувается, я ждала, он становился все больше и больше. Он выталкивал меня. Приподнялась еще немного. Юноша смотрел на меня непонимающими глазами, не мог понять, что с ним происходит. Я приподнялась, взяла его руки и положила их себе на пояс поверх блузки. Почувствовав под своими пальцами мое тело, они сразу же сжали меня. Я хотела еще немного приподняться, рано… Но его руки перестали меня слушаться, он дернул их вниз, мое тело постаралось удержаться, но я не могла сравниться с его силой. Он рванул еще раз и посадил меня на свой кол. Я вскрикнула от боли. Мое тело затряслось. Судорога исходила изнутри, было больно и тяжело дышать. Не хотелось шевелиться, хотелось, чтобы все успокоилось, унялась боль. И тут я ощутила, что хоботок сдувается, в буквальном смысле сдувается.

Я посмотрела ему в глаза, они были испуганы, постаралась улыбнуться, но не смогла, еще было больно. Во мне он таял. Я это понимала, еще немного и будет все кончено. Испугалась за себя, что подобная боль будет многократной, еще продолжится, и я еще много раз буду садиться или ложится. Это не имело значения, но это будет уже не он, а те следующие шакалы. Нет! Я этого не хочу, не могу допустить, хотя бы сейчас.

— Не переживай, это я, ты не виноват. — Привстала, он безвольно вывалился. Поняв, что произошло, в отчаянии я замерла. — Ты был великолепен, просто не ожидала немного этого…

— Что? — шепотом спросил он.

Сейчас я уже смогла улыбнуться, села ему на колени и взяла в ладони то, что только что доставило мне боль.

— Он оказался немного великоватым для меня, — в его глазах появилась искорка гордости. — С этим надо быть осторожным. Когда ты чувствуешь его внутри меня, ощути, его, если ему становиться тесно, остановись, дай ему свободу. Потом коснись меня, но тихо, осторожно входи. Никогда не заходи так глубоко, это опасно, мое тело должно привыкнуть к нему, мне это сделать трудней, тебе легче.

Я держала в руке его слегка сдувшийся, но все еще в рабочем состоянии стручок. Я опять села на него, и он с лёгкостью проскользнул вглубь меня. Но сейчас стоило мне только немного приподняться, как он выпадал обратно. Несколько раз пыталась начать все сначала, но результат был прежним, он не желал набирать силы. Нужно все поменять.

— Теперь сделаем наоборот, я ложусь, а ты сверху.

Он делал все, как я говорила. Сжимала ноги как можно сильней, чтобы удержать его, но результат оставался прежним. Юноша резко делал движения, и тогда его слабеющий стручок выпрыгивал наружу. Я испытывала настоящую досаду, но не могла ничего поделать, он просто слабел.

— Ты устал, может в следующий раз? — что я могла сказать, это мужская физиология и я тут бессильная. Боже мой, готова была заплакать от того, что он не мог с моего согласия меня изнасиловать, что за идиотизм со мной творится, что?

Он слез с меня и встал около стола. Мне казалось, что еще немного, и я заплачу, зарыдаю от страха, что юноша выйдет из комнаты и зайдет уже другой. И так до тех пор, пока кто-то из них не получит этого чертова удовольствия, а может пока все не попробуют меня. Ненасытные самцы-переростки. Я перевернулась на живот и, подогнув под себя колени, закрыла лицо руками.

Во мне был страх. Через какое-то время ощутила его руку у себя на спине, он гладил меня, я напряглась. Его руки гладили мою поясницу, спину и ягодицы. Я повернула голову в его сторону, он не смотрел на меня, все его внимание было приковано к ягодицам.

— Встань за мной.

Он быстро обошел стол и стал за мной. Я слегка приподняла бедра чуть выше, затем еще и еще выше, а после выпрямила руки и посмотрела назад. Его взгляд блуждал по мне, что он мог видеть, мне было все равно, мне хотелось, чтобы он завершил начатое.

— Если будешь готов, поднимайся ко мне, — я опустила голову и слегка раздвинула ноги в коленях. В этот момент мне хотелось стать пошлой, развратной, чтобы его юношеская плоть запульсировала и готова была взять меня. Я еще сильней раздвинула ноги в коленях и прогнулась в спине.

Его ладони легли мне на ягодицы, забегали по ней, осторожно массируя мое тело. Я почувствовала, что он готов.

— Поднимайся, — он пристроился сзади, — не спеши, — еще чуть больше прогнувшись в талии, взяла в руки его стручок, он так и не набрал прежней силы, но все же был достаточно увесистым, и все же я боялась, что у него может опять ничего не получиться, а если сейчас ничего, то тогда все будет кончено. — Не спеши, я все сделаю за тебя.

Я обильно смочила пальцы слюной и смазала ею всю борозду, начиная от копчика и до разбухшей щелки. Затем, еще раз смочив слюной пальцы, увлажнила ею его головку и сразу направила его прямо в отверстие между ягодицами. Он понял меня, в этот раз осторожно входил. Как могла, постаралась расслабиться, не все удавалось, но я ни разу не вскрикнула, пока он тыкался и пока ловил свой ритм, а потом почувствовала даже гордость, что смогла обуздать этого юного жеребца.

Кончив, он не вышел из меня до тех пор, пока мужские силы не покинули его и пенис безвольно повис. Он аккуратно меня положил, выпрямив мои ноги. Я не шевелилась, не могла, где-то была боль, где-то радость наслаждения, где-то страх, а где-то и стыд. Все смешалось, с трудом понимала, что происходит, я лежала на столе в полной тишине. Собралась с мыслями и постаралась вспомнить, как давно это было? Тело замерзло, пробежала дрожь, я открыла глаза. Яркая, ослепительная лампочка горела прямо над глазами, прикрыла глаза ладонями, прислушалась. Откуда-то доносился голос диктора, телевизор работает, шум машин, гудок автобуса, чьи-то голоса, детские голоса, играют, что это? Я села.

В комнате никого не было, дверь была закрыта, на столе рядом со мной лежала моя одежда. «Неужели все кончено?», — подумала я. Соскользнула со стола. Тупая боль прошлась по телу, но это было ничего по сравнению с тем, что я свободна. Хотелось как можно быстрей покинуть эту комнату, убежать, забыть, наверное, меня уже потерял Валера, что я ему скажу? Что? Хотя знала на свой вопрос ответ, и он был с самого начала. «Ничего не скажу, ничего, это моя тайна, которую надо забыть, похоронить».

Я оделась как можно аккуратней, застегнула босоножки и подошла к двери. Мной снова овладел страх, а вдруг там кто-то есть, вдруг… Я зажмурилась и рванула дверь на себя, она открылась с оглушительным скрипом. Темнота, только сбоку чуть светилась щель от приоткрытой куда-то другой двери. Я быстро подошла к ней и замерла. Сквозь щель увидела улицу, по ней шли прохожие, ехали машины. Что это? Неужели все это время находилась в двух метрах от улицы, я не знала этого, но почему, почему не слышала ничего. Приоткрыла дверь, она тихо скрипнула, рядом пробежали две девочки с собачкой на поводке. Что со мной случилось, что? Хочу ли я сейчас об этом думать? Хочу только одного, как можно скорей уйти отсюда. Я распахнула пошире дверь, вышла на освещенную улицу и зашагала на остановку.

Как будто ничего не было, я просто пропала на час. Ничего не было, только нудящая боль в теле говорила о другом. И все же ничего не было, я просто задержалась на совещании, вот и все.

Как часто в нашей жизни происходят моменты, которые нам так хочется забыть? И чем сильней нам этого хочется, тем больше мы понимаем, что это невозможно. Как часто мы совершаем неблагопристойные поступки, которые, как нам кажется, порочат нас? А если бы их не было, что бы мы получили взамен, тишину, чистый листок, пресный вкус, радовались бы мы тогда этому? Что мы получаем в ответ, когда наша душа разрывается от принуждения, когда ее терзают, мнут, насилуют? Можем ли мы сами переступить свое «я» и совершить тоже в ответ, как месть, как возмездие или просто как желание? Можем ли мы определить, что нам хорошо, а что нет, не испытав этого, не почувствовав боль и обиду, страх и отчаяние? А может это не то, что мы думаем? Тогда что это?!

Жизнь — не зебра из черных и белых полос, а шахматная доска. Здесь все зависит от твоего хода.

Дни летели незаметно. Только откроешь глаза, выпьешь чашечку чаю, автобус, звонок, и вот ноги загудели от напряжения. Опять автобус, опять все бегом, и вот уже включили фонари, уже пар идет изо рта, осень, ночь и все сначала. Так пролетело несколько недель, потом месяц, и вот уже кончается первая четверть. Хочется отдохнуть, но не до этого. Надо, надо… Когда же это кончится? Хочется выспаться, закутаться в одеяло, понежиться лишний часок, помурлыкать как кошечка, но некогда.

Сегодня суббота, у меня мало уроков, зато курсы повышения поставили, надо бежать. Возможно весной повысят квалификацию, а это значит и зарплату. Надо значит надо. А вечером у меня еще два часа репетиторства. Хорошо, что удалось их взять. Девочка болеет, вот и занимаюсь с ней, умничка, все схватывает на лету. Никогда не думала о болезнях, некогда было. Я не жалею ее, нельзя, врачи запретили. И все же, не знаю, как себя вести с ней, у нее перелом тазобедренной кости, неудачное падение. Сперва несколько месяцев неподвижно лежала, потом массажи, походка стала неуклюжей, а ведь танцевала. Верю, что она опять наденет свое платье, поднимет гордо голову вверх. Партнер возьмет ее ладонь, посмотрит в глаза, и они замрут в ожидании первых тактов. А потом все сольется в ритме тела, и она воспарит уже не на паркете, а как можно выше на его руках. Я верю в это и буду в первых рядах болельщиков.

Валерика почти не бывает дома, командировки. Он решился на это с моего согласия и только на один год. Зато мы сможем закрыть свой долг за квартиру. Но есть минус — он почти не бывает дома. Однако я радуюсь, что это только временно, на один год.

Я шла по коридору. С одной стороны огромные зеркала, от самого пола до потолка, а с другой стороны — огромные окна, так же от пола до самого потолка, а посередине ты. Когда идешь по этому коридору, складывается впечатление, что идешь по мостику, а по краям пустота, и только где-то там улица. Первый раз, когда шла, то даже закружилась голова и чуть не стукнулась носом о стекло. Теперь же смотрю под ноги. Вижу плитку и сложенные из нее ячейки. Глупо идти с опущенной головой, но так наверняка уверена, что опять не впечатаюсь в стекло.

Итак, учеба закончилась, я успела даже перекусить. Здесь делают простой салат, называется греческий. Все просто: сыр, зелень, грецкие орехи и все, может еще что-то, но я уже не помню. Главное, он легкий и вкусный.

Остановилась посреди коридора. Здесь вообще редко кто ходит, а особенно в субботу, да к тому же уже вечер. К чему это я? Ах да… Я это уже делала неоднократно и меня это щекочет. Помню, когда первый раз это сделала, даже не знала почему. Просто шла, остановилась, посмотрела сквозь стекло на улицу. Там маленькие людишки бегают, все заняты своим делом, суетятся и не замечают меня, прямо как муравьи. Представила себя среди них, как бегу, погрузившись в свои мысли, и мне стало немного грустно, что ничего вокруг не замечаю. Я стояла и радовалась, что могу себе это позволить, что есть такая возможность, есть время, минутка. Улыбнулась, коснулась пальцами губ, а потом послала им воздушный поцелуй. Положила руку к груди, и мне стало весело, так, без причины, весело и все. А потом повернулась к зеркалу, подправила помаду на губах, посмотрела на одежду, все нормально, даже слишком. И в этот момент мне захотелось сделать что-то хулиганское, из рук вон хулиганское. Я поставила сумку с документами на пол. Положила ладонь на живот, опустила ее ниже и прижала к себе так сильно, что почувствовала ее тепло. А потом ладонь соскользнула еще ниже… Ну, в общем, достаточно низко.

То ли я начала скучать по мужу, то ли действительно мне захотелось чего-то хулиганского, но в этот момент я прислушалась. В коридоре было тихо, полная тишина, даже улицы не было слышно, как в вакууме. Я посмотрела сквозь отражение в зеркале на себя, на свою улыбку, на улицу и людей, а потом взяла и приподняла юбку… Мне не хотелось смотреть на свои трусики, мне хотелось их показать зеркалу, чтобы они отразились в нем и, возможно, кто-то из людишек на улице увидит меня. Мое блаженство длилось не долго. Уже через секунду я от ужаса, что кто-то меня застукает, отдернула юбку, быстро поправила ее и, не задерживаясь более здесь, покинула здание. Но потом была еще и еще суббота, и я делала это каждый раз. Специально в кафе сидела дополнительные полчаса, как будто была занята, ковырялась в салате. И когда была уверена, что никого не встречу в коридоре, я делала это.

Мне нравилось мое состояние, мое настроение, мои хулиганские мысли. Просто маленькая глупость, о которой возможно забуду уже через несколько дней. Я учитель, пример для своих учеников. Ха, пример… Ну надо же, пример…

Как всегда я остановилась посередине коридора, повернулась к улице и долго смотрела вниз. И тогда поняла, что чем дольше тяну время, тем трудней мне это сделать. Я отвернулась. Взглянула в свое отражение в зеркале. Милое личико, губки и глазки, что в моей голове творится? Посмотрела по сторонам, хотя знала, что никого нет, это просто перестраховка. Поставила портфель на пол. Нагнулась, запустив как можно выше руки под юбку и зацепив пальчиками трусики, быстро сняла их с себя. Легкое, воздушное состояние. Можно назвать полетом, но это не так, просто чего-то не стало… Может, оков, а может во мне что-то изменилось и я стала другой, не такой как вчера.

Дышалось легко и спокойно. Я присела и положила трусики в сумочку, рядом с бумагами. Достала помаду, выпрямилась, слегка подвела губки, причмокнула сама себе, спрятала ее обратно. Вставая, зацепила пальцами нижний край юбки. Поднимаясь, я одновременно подняла юбку так высоко, что обнажила тем самым полностью свои ноги. Я увидела белую плоть и черный, слегка кудрявый треугольник. Здорово. Так я подумала и хихикнула в ответ своей мысли.

Не поворачивая головы и не отпуская рук, я замерла… Что-то не так! Я не видела, там кто-то есть?! Такое возможно! А значит, не стоит бросаться с визгом как девчонка и, застенчиво опустив глазки, карябать пальцем стену: «Мол, это я так, вам показалось, вы не думайте». Спокойно, как будто ничего не случилось, а может и вправду ничего не случилось. Я опустила юбку, поправила ее на себе, затем прическу, как будто она могла сбиться. Это я просто тянула время, хотя не скрою, было страшновато от своих догадок, а потом повернула голову в сторону мнимой угрозы.

В дальнем конце коридора стоял молодой человек. Фух… Выдохнула и с облегчением подумала «Хорошо, что это не с кафедры», хотя какое это имело значение. Еще раз взглянула на свое отражение в зеркале. Лицо немного глуповатое, надо сделать чуть строже взгляд… Да, вот так, наверное, лучше, главное не переборщить. Я отвернулась от зеркала и пошла в его сторону. Он стоял и не шевелился, не старался сделать вид, что ничего не заметил. Что-то знакомое было в чертах его лица, очень знакомое, это меня немного насторожило. Сын знакомых? Может, на олимпиаде где-то встречались? Но не в школе, запомнила бы. Теперь это уже не важно.

Я поздоровалась.

— Добрый вечер, молодой человек. — Он опустил глаза. Да, глаза, брови и лоб, что-то все же очень знакомое. Что? Рылась в памяти, пыталась вспомнить его, но не получалось. — Что вас так задержало? — И обведя взглядом коридор, добавила. — Учимся или подсматриваем?

Что-то мелькнуло в голове, как будто я его узнала, но тут же упустила нить.

— Я просто увидел вас, — его голос перешел на шепот.

— Не слышу, говори громче.

— Я говорю, увидел вас в кафе, там наверху…

— И что же? Это повод меня преследовать. И к тому же, там есть лифт, — он не поднимал глаз

Услышала, как он набрал в легкие воздуха, мне стало его жалко, что вот так отчитываю. Но теперь мне это нравилось, пусть отвечает за свои поступки, не случайно он здесь оказался.

— Ну, не бойся, говори.

— Я и не боюсь, — выдавил он из себя, — просто увидел вас, вот и решил догнать.

— Спросить.

— Что же, спрашивай, слушаю внимательно.

Он на секунду замолчал, а потом как-то застенчиво спросил.

— Что вы решили?

Могла многое услышать, но не такого глупого вопроса. «Что я решила? Да ничего не решала, и что я должна была решить?» Не ответив, я обошла его. Он стоял там, где и стоял, только глазами за мной следил.

— И что же, по-твоему, я должна была решить?

— Вы обещали подумать.

— О чем именно? — странно… Что подумать? В голове начали мгновенно прокручиваться все эпизоды, когда я могла что-то пообещать. Может, это все же связано со школой или… — Когда я обещала?

Он поднял глаза и посмотрел. Мне стало неловко. Кто кого дурачит, он меня или я?

— Ты с кем был в кафе? — зачем это я спросила? Просто оттянуть время, может вспомню.

— С Ольгой.

— Я ее знаю?

— Кто она?

— Мы с ней дружим.

— А что дальше… Просто дружим и все. Тут увидел вас и решил спросить.

— Конкретно, что? — мне хотелось его взять и стукнуть об стенку.

— Вы обещали подумать, чтобы взять меня в наставники, помните?

Тут меня как кипятком ошпарили. Нужно было приложить все усилия, чтобы не вскрикнуть и не броситься наутек от воспоминаний. Мое тело оцепенело от страха, от тех неприятных минут, что я пережила в прошлом. Я так старалась это забыть.

Уже через несколько секунд я взяла себя в руки и, посмотрев в окно, сделала шаг ему навстречу. Теперь я вспомнила его. Это тот самый молодой человек, который был вовлечен в ту самую жуткую игру. Он так и не понял, что его разыграли, он верит в обещание. И что же он хочет знать, что сказать, что?

— Как ее зовут?

— Твою девушку? — я старалась найти возможность, чтобы самой отвлечься от мыслей.

— И давно вы знакомы?

— Да, уже больше пяти лет, вместе учимся в школе.

— Какой класс?

— Уже закончил школу, я поступил в…

— Не надо, мне это не интересно. Познакомь меня с ней?

Он мгновенно оживился, как будто его включили.

— Да, обязательно, — и протянул мне руку — можно?

Я отдала ему свой портфель, какой же он был тяжелый, и как это не заметила раньше. Пошла за ним в кафе. Руки мешали, не знала куда их деть. Зачем вообще пошла, у меня были совершенно иные планы на вечер.

Мы поднялись на один этаж, кафе располагалось в левом крыле здания. Там в основном тусовались сотрудники института. Сюда редко заходили студенты, это была не их территория. Не думаю, что кому-то из них хотелось сидеть рядом с деканом или финансовым управляющим. Наверное, поэтому оно и находилось, так сказать, на отшибе, ближе к кабинетам начальства.

Олю я сразу выделила из посетителей кафе, не только по возрасту или по тому, что она сидела одна за столиком, а по ее грустному виду. Ей просто нечем было заняться. Таких девочек иногда называют пустышками. Да, она красива, это бесспорно, элегантно одета, но, наверное, на этом и кончались ее достоинства, а дальше начинались только… И почему так всегда получается? Вместо того, чтобы воспользоваться своей природной красотой, убивают ее собственной глупостью. Они так и не могут понять, что красота — это глаза и то, что в них скрывается.

Уже подходя к столику я примерно знала ее реакцию — она обидится на своего кавалера… Кстати, как его зовут? Я ведь и не знаю, да и не надо мне это. А дальше она сделает умное личико, поздоровается со мной, скажет, как ей это приятно. Что тут вообще может быть приятного? Она не знает меня, я для нее никто. А потом она переведет тему разговора на себя, если не получится, то замолчит и будет ковыряться в своей тарелке и шлепать трубочкой от сока по стакану. Но она никуда не уйдет, иначе не сможет высказать ему свою обиду, а значит не сможет потребовать от него что-то.

Я поздоровалась первой, сказала, что была удивлена встретить здесь своего ученика. Ее бровки поднялись вверх, но она промолчала, а дальше пошло как по сценарию. Мне было интересно за ней наблюдать. Не скрою, частенько задавала вопросы, и она не знала, как на них реагировать. Глазки начинали бегать, лихорадочно искать выход из ситуации. Наверное, ей можно было сказать: «Ваш дядюшка Бернанки лежит в коме четвертый год уже с прошлого века», и она бы ничего не поняла. У меня в классе есть две такие подружки. С ними никто не дружит, они себя ставят выше других девочек, умных парней отметают, а вот бычков и льстецов наоборот подкармливают и держат на коротком поводке. Мне стало жаль юношу, что именно ее выбрал среди остальных претенденток, а, впрочем, мне-то какое до этого дело. Если ему сказать напрямую, что она глупа, он не поверит, обидится, возненавидит не себя за свое решение, а меня за сказанные слова. А дальше я сидела, улыбалась ее трепу и попивала свое кофе. Отвратительное сегодня кофе, чем-то кислым пахло.

Итак… наверное, пора, хватит терять время. Я поставила недопитую чашку, извинилась перед Олей, что вынуждена вот так скоро уйти. Встала из-за стола, взяла свой портфель и пошла. Ее бычок, так, наверное, мне надо его называть, глупенький, со слюнявой мордочкой и большими глазами, что-то залепетал ей, соскочил и пошел за мной. Догнал меня уже на лестничной площадке, что вела к лифту. Не дожидаясь его слов, я спросила:

— Тебя как зовут?

— Я спрашиваю твое имя. — И повернувшись к нему, добавила. — Если не против сообщить?

— Игорь, я же говорил.

— Не помню, а если даже и так, что из того.

Я спустилась на несколько ступенек вниз. Почему-то мне так хотелось все сказать про его подружку, но имела ли я право это делать. Вместо этого поблагодарила за вечер и что проводил меня.

— Что вы скажете про Олю?

Я улыбнулась. И все же он сам сомневается или хочет услышать хвалебную речь.

— Про нее?.. — Я как бы задумалась — Она милая девочка. Если сама была бы парнем, возможно, влюбилась в нее, но я не парень.

— И все же.

— Так думаю, ты не один… — Я имела в виду, что он не один у нее. Посмотрела в его глаза, он опустил их, значит так оно и есть. — Хочешь завоевать ее, чтобы была тебе преданна, чтобы только тебя подпускала к себе? Ты этого хочешь?

— Не юли, говори честно, так? — я не хотела ему читать нравоучения, но хотела знать его цель, если она у него вообще есть.

Я хмыкнула про себя, подала ему свой портфель и пошла дальше. Он быстро последовал за мной.

— Если хочешь этого, то научись трезво мыслить, — он что-то хотел сказать, — молчи и слушай, дважды не намерена повторять. Отпусти ее, не ходи за ней, посмотри на нее как на ободранную кошку… — Он опять что-то хотел сказать, я прервала его. — Она сама придет к тебе. Не пускай ее в себя, сторонись. Дай время, чтобы она первой заговорила о своих чувствах. Дай ей почувствовать, что они у нее есть, не диктуй свои правила и не иди за ее желаниями. Тогда увидишь, кто она.

И не дожидаясь ответа, я пошла к лифту. Он не отставал, чувствовалось его дыхание.

— Самое трудное — не удержать ее, а дать ей возможность тебя любить. Это дар, и он есть у каждого. Не все им пользуются, многие его отвергают как слабость, как что-то недостижимое.

Я сделала шаг к нему, взяла из рук портфель и нажала на кнопку вызова лифта.

— Тогда она будет твоей, вся, без остатка, но… — Мне хотелось еще что-то умное сказать, но тут открылись дверки лифта, и я вошла, повернувшись к нему, улыбнулась его глазам. И тут он шагнул в лифт.

В данном случае мне не хотелось ему уже ничего говорить, иначе это превратилось бы в поток слов, которые потеряли бы всякий смысл. Я повернулась, нажала на кнопку нижнего этажа, двери закрылись, и кабинка, слегка вздрогнув, поплыла вниз.

— Я хочу тебя, — прошептал он.

— А вы, молодой человек, наглый. Я тебе кто? — во мне тихо начала вскипать ярость.

— Вы… — Он хотел было что-то сказать.

Я резко повернулась к нему. Его взгляд был направлен в пол. Как знакомо… Как будто это было еще вчера, вспомнила его понурый, застенчивый взгляд. Я внимательно посмотрела на него, сделала полшага к нему.

— Разве я дала повод, чтобы со мной так говорить? — он промолчал, я нажала кнопку «стоп», Игорь приподнял глаза, но тут же отвел их в сторону. — Почему ты так себя ведешь?

— Как? — почти шепотом спросил он.

— Кого ты боишься?

— Тогда посмотри мне в глаза. — Он поднял голову и было видно, что ему с трудом это давалось. Игорь посмотрел в глаза, хотел их опустить, но тут же спохватился и остановил бегающий взгляд. — Вот видишь, не так сложно, но мне легче с тобой говорить.

— Спасибо.

— Спасибо скажешь потом, а теперь ответь, кто я тебе?

— Наставница.

— Что? — я не хотела, но так получилось, что очень удивилась этому.

— Вы наставница, вы так тогда сказали, что…

Я прикрыла ладонью свой рот. Вспомнила до мелочей все то, что так пыталась забыть. Мне не хотелось тогда об этом думать, и тогда я решила, что прочитала ужасную книгу о том, что со мной произошло. Когда это не помогло, то наоборот бросилась в омут воспоминаний. Меня буравил страх. Вспомнила каждую мелочь, каждую секунду, каждый свой вздох, каждое прикосновение. И чем больше я об этом думала, тем меньше у меня оставалось боли. А потом я начала проигрывать те мучительные минуты по-своему, диктовать свои правила. И в один момент уже не могла разобрать, где был мой вымысел, а где остатки той ужасной реальности. Это мне помогло выжить в трудные дни. Что-то осталось в душе, какие-то чувства, они были не плохими и не хорошими, что-то такое, в чем я не разобралась.

— Я что-то не так сказал? — его глаза были так удивлены.

— Нет, все нормально, я просто уже забыла.

— Но я нет, я…

— Перестань твердить «Я», тебя здесь нет.

— Ты не готов, — вот черт, что я делаю, что за игра у меня в голове, — не сейчас.

— Никаких но! — Он опять опустил глаза в пол, как будто его обидели. Мне не было его жалко, я нажала на кнопку «пуск», лифт, слегка дрогнув, тронулся. Секунда молчания, дверки открылись, и, не сказав ему ни слова, я вышла. Уже отойдя метров на семь, не поворачиваясь к нему, знала, что он смотрит мне в спину, чувствовала это, я добавила к сказанному. — Ты всегда должен быть уверен в своих словах, никаких НО. Уверенность во всем, иначе лучше и не говорить.

Игра слов. Да, мне сейчас хотелось немного нравоучений. Может даже ткнуть носом в факт неверных поступков. Но зачем мне это? И тут я поняла, что кокетничаю с ним. Глупо! Мальчик, зачем ты мне? Я стою и никуда не иду. Смотрю на него, что-то не так, хочется уйти, и что-то все же держит, какие-то слова, что-то незаконченное. Пауза затянулась. Тут я увидела, что мой портфель все еще у него в руках. Подошла, забрала его и пошла по коридору к выходу. Мне уже пора было спешить.

Он догнал меня, взял за плечи. Я мгновенно остановилась, как будто врезалась всем телом в невидимую преграду. Мне захотелось снова ему возразить и послать к черту за то, что распускает руки. Игорь тут же отпустил мои плечи, но сразу же положил свои лапища мне на талию. Сквозь одежду я почувствовала, какие они сильные и горячие. Мое тело задергалось.

— Если не хочешь, чтобы тебя здесь кто-то увидел с голым задом кверху… Молчи!

Сработал рефлекс тела, я начала сопротивляться, но не произнесла ни слова. Он быстро задрал выше пояса мою юбку. Мои движения были похожи на мышиную возню, на которую он даже и не обратил внимание. Я только понимала, что действительно стою полуголой в коридоре. Где в любую секунду мог появиться кто-то из руководства института и меня могли увидеть в таком унизительном положении, с задранной юбкой и с мальчишкой за спиной.

— Прекрати немедленно… — Но он и не думал слушать. Держа за талию, поднял меня как куклу и все так же с задранной юбкой понес по коридору. Я услышала, как заработал лифт, как где-то наверху закрылись дверки, и кабинка начала спускаться. Холодный пот выступил на спине, я еще сильней начала извиваться, но он и не думал отпускать свою женщину.

Вдруг дверки лифта открылись. Мое тело парализовало, я перестала извиваться. Его руки резко дернули меня и спрятали за нишу колонны. Руки Игоря начали дрожать, но в данный момент я думала о другом, лишь бы меня не заметили. Он осторожно поставил меня на пол и потянул чуть дальше за колонну, вглубь небольшой ниши. Стало легче дышать, страх моментально прошел, остались только его руки, но он не отпускал.

Кто-то вышел из лифта и пошел по коридору в нашу сторону. Их было трое, они о чем-то говорили, остановились буквально в десяти метрах от нас, с той стороны колонны. Чиркнула спичка, шипение горящей серы, секундная затяжка и выдох. Они закурили.

Мне было страшно за себя, смотрела на угол колонны и молча молилась. Он опустил свои ладони мне на бедра. Я отвлеклась от мыслей, но все так же пристально смотрела на колонну. Мой слух ловил мельчайший шепот, что доносился от их разговора. Игорь погладил мои бедра. Я ничего не ощутила, было не противно, но и не приятно, как будто мне поставили болеутоляющий укол.

Его руки взяли меня за бедра, потянули на себя, как бы складывая мое тело пополам. Затем одна из его ладоней уперлась мне в спину и с силой толкнула вперед. Я согнулась в поясе пополам, мои руки опустились, юбка вывернулась и повисла вдоль тела, ее подол касался шеи. Стала похожа на сломанную куклу.

Слушала голоса, шорканье их ботинок, чувствовала запах дыма, казалось, что могла их видеть, но они меня не видели, пока…

Игорь провел руками по моей спине, я отдаленно понимала это, но не придавала этому никакого значения. Он гладил мою талию… Казалось, что делает это так шумно… В моих ушах этот звук многократно усиливался и превращался в шипящие движения. Я молчала как могла, казалось, что мое молчание гасит издаваемый им шум.

Он перестал гладить. Теперь его пальцы сжимали мои ягодицы, мяли их, будто они затекли. Осознала свою позу, дрожь злобы, и тепло его рук. Игорь прижал меня к себе несколько раз, сэмитировал, как будто входит в меня. Что-то заиграло в груди, но тут же испарилось. Его рука нежно погладила меня. Тишина. Его не было… Он отошел, стало совсем не по себе. Казалось, что я стою одна, согнувшись в три погибели, задрав юбку и демонстрирую свой голый срам стенам. Почему срам?! Нет! Нет! Они красивые, я это знаю. Тишина, только глухие разговоры. Где он? Вот опять остановился лифт, я сжалась, ноги в коленях слегка согнулись. Кто-то вышел и, не останавливаясь, пошел по коридору, я мысленно следила за ним, шаги удалялись. Вздохнула, чувствовалось, как кровь притекла к голове и лицо покраснело.

Неожиданно Игорь взял меня за талию и прижал к себе. Я ощутила его горячий стручок. Он лежал на мне сверху как хобот взрослого слона на слоненке. Игорь прижал мое тело к себе, стручок напрягся и выпрямился. Не стоит дальше гадать, что произошло. Пальцами раздвинул мою плоть, воткнул в центр свое мужское достоинство и банально вошел в меня, замер, как будто наслаждался своим триумфом. Секунды тянулись. Мое внимание раздваивалось, я старалась следить за разговором невидимых курильщиков и за тем, что начало твориться во мне.

Я чувствовала, что мое сознание разрывается. Внутри жгло, ныло, хотелось выпрямиться и рухнуть под собственным непониманием своего «я». Время тянулось. Игорь не шевелился, как будто чего-то ждал, только пульс его крови играл во мне. Стало нестерпимо больно ждать.

Вдруг голоса затихли. Постаралась определить где они, но не смогла, тишина. Вдруг они увидели меня? Захотелось спрятать голову между коленей, и вдруг кто-то из них сказал, что пора идти, что машина ждет. Мне показалось, что они услышали мои мысли, облегченный выдох. Шаркающие шаги начали удаляться, потом другой пошел. Я мысленно искала третьего, но его не было, стало холодно, внутри все сжалось. Секунда, другая, и вот уловила шаги третьего собеседника, они все уходили. Теперь я действительно облегченно вздохнула и ощутила Игоря.

Он стоял, все так же не шевелясь, но я ощущала его, наверное, всем телом. Внутри меня все оттаяло, лед потек, мышцы ослабли и тело слегка просело под собственным весом, и, если бы не руки Игоря, я, наверное, упала бы на пол.

Его тело тронулось осторожно, как локомотив, что начинает толкать огромный состав. Так и он тихо начинал набирать обороты. Клапана двигателя гулко ударились, сердце взвыло. Он держал меня за бедра, поршень вгрызался в меня, расталкивая плоть. От удара мое тело начинало лететь вперед, и только его руки удерживали меня от неминуемого падения на бетонный пол. Я чувствовала, как по всему телу проходят волны. Грудь выпала из лифчика и бесформенно болталась в такт моим движениям.

В этот момент мне хотелось этого и даже большего… Не было никаких мыслей. Просто огромное желание снять какой-то запрет. Страсть… Звериная потребность… Жажда… Голод…. Полет и падение… Все смешалось. Я услышала, как снова открылась дверь кабинки от лифта и кто-то вышел.

Я пропала где-то между этим миром и миром своих снов. Было тяжело осознавать, что нет вечности, что я всего лишь микросекунда во времени и что мне дается так мало, а так многого хочется и все сразу.

Стояла упершись лбом в холодное стекло окна. На улице уже стемнело. Сейчас зажгут фонари, а там люди бегут по своим делам. Куда они бегут? Остановитесь, ну хоть на минутку. Может эта минутка кого-то спасет, кто-то станет на мгновение счастливей, а кому-то даст время принять правильное решение. Мы все бежим и нам порой не хватает такой малости, как минуты.

Музыка. Откуда она? Ах да, это телефон. Я достаю его из сумочки, кто-то прислал сообщение с вложением, приятно получать фотографии, пусть даже от неизвестного абонента. Нажала на кнопку, появилась команда «посмотреть», я нажимаю «да». Секунда — и экран заполняется снимком… А потом холод по спине и чувство снятого запрета. Эти стройные ножки, оголенная попка, гладкие губки, эта вывернутая наизнанку юбка, что свисает вдоль согнутого в поясе тела, это… Стою и смотрю на маленькую фотографию, что мерцает на экране телефона. Команда «сохранить», я нажимаю «да».

Вы будете продолжать оставаться несчастными до тех пор, пока вы считаете, что счастливыми вас делают другие.

Время проходит, порой так не хочется оглядываться назад. Кто-то копается в прошлом, его пожирают сомнения, самобичевание становится стилем жизни, и у человека уже нет будущего, он состарился до того, как успел повзрослеть. Что там было и почему, да какое это имеет значение — было и все.

Да, такое бывает, сплошь и рядом. Стоит только посмотреть на людей, на их лица. В них все отражено, все мысли, все слова, все действия, они в каждой морщинке, особенно во взгляде. Наши мысли рождают образы, а они в свою очередь слова, в словах есть шаблоны, что внушили нам с детства, и эти шаблоны диктуют действия. Так рождается наша судьба, которая сплетается с прошлым, и которая так или иначе уже написана нами в будущем. Мы об этом даже не догадываемся, кажется, что впереди чистый лист, что хочу то и рисую, но это не так. Все уже нами нарисовано, осталось только дождаться утра и войти в этот мир.

Стереотипы окружают нас повсюду. Куда ни глянь, везде реклама, политика, люди, собаки, дети, дома и это небо. Странно звучит, но мне порой так грустно об этом думать. Неужели все предрешено, и я только шарик, что катается от одной лунки к другой.

Очередное заседание, и все ради чего? Клиент из меховой фабрики решил в новом сезоне сменить свой имидж. А ради чего? Чтобы опять впаривать свои шкуры обывателям. Да, шубы хорошие, но разве нужно иметь две или даже три шубы? Ну вот задумайтесь, зачем вам они? А ответ только один: это прогресс, связанный с таким понятием, как ВВП. Да, дожили, вся экономика ради этих трех букв — ВВП. От них кормится страна, бюджет, от них же кормится и сама фабрика, рабочие и все что нас окружает. Но неужели нельзя что-то изменить? Все хвалят Америку, мол она на первом месте по товарообороту, у них самый большой ВВП. Зато они на 114 месте по уровню счастья, а на первом стоит Коста-Рика, круто. Вот и я думаю, зачем это надо? Вчерашний день не исправишь, но завтрашний еще можно.

Я начальник отдела кадров, достаточно часто присутствую на подобных заседаниях, проверяю команду. Но сегодня и так уже было все предрешено. Алексей и его бригада брались за проект, у него прекрасная голова, неординарные мысли. Вика отлично пишет сценарии, Максим анимарторщик, Юля оператор. Дима отвечает за звук, голоса и музыку. Ну а я так просто сижу в стороне. Еще в стороне, похоже, сидит Сергей, он у нас консультант по художественной части. Умница, красиво рисует. Вот и сейчас совершенно не слушает, о чем там говорят, сидит в стороне и что-то черкает в своей папке.

Я постаралась сосредоточится на теме обсуждения, но отрешенный вид Сергея меня смущал. Ему ведь платят не малые деньги, а он о чем-то фантазирует и все время посматривает в мою сторону. Может и не на меня, но я так не могу.

Наконец все закончилось, конец рабочего дня заставил их свернуться. Захлопнулись папки, чуть скрипнули кресла, все шустро поднялись и выскользнули из зала, как будто их тут и не было, только я да Сергей остались сидеть на прежнем месте. Ну правильно, куда мне спешить. Жутко любопытно, что он там усердно рисовал, что даже не разу не высказал своего мнения. Хотя он и так не разговорчивый, но все же мог для приличия что-то сказать.

Сергей какой-то чудаковатый, вечно мятая рубашка в клеточку, светлые льняные брюки, сумочка с карандашами и углем. Кажется, этот уголь везде, даже у меня на столе, и то почему-то оказывается. Да, у всех свои причуды, у женщин косметичка, у него карандаши.

— Ну так что же ты скажет? — вроде бы не громко спросила я.

— Что? — от испуга вскрикнул он.

— Я вообще тут! — и чуть нахмурив брови, посмотрела на него.

— А… — Протянул он и, не обращая далее на меня внимание, продолжил что-то там черкать.

— Что а? — возмутилась я.

— Завтра и закончим, — как ни в чем не бывало ответил он.

— Ну да, Лешка так и сказал, утро вечера мудреней, разберемся поутру.

— Так и сказал? — удивилась я.

— Да, а ты не слышала? — не отрывая взгляда от листа, ответил он.

Нет. Я похоже ничего не слышала, и вообще, меня это уже раздражать стало. Сергей младше меня, я, наверное, уже школу закончила, а он только в третий класс перешёл. Мне уже за тридцать, считаю себя солидной дамой, матерью, женой и начальником. Сергей хоть и подрабатывает у нас, сам же преподает в институте искусств. Я никому на работе не позволяла с собой разговаривать на «ты». Встала и решительно подошла к нему, протянула руку, требуя, чтобы он отдал то, что рисовал все совещание.

— Я жду! — требовательно заявила я.

— Что? — чуть растеряно, кашляя, ответил он.

— Твой эскиз, ведь именно этим ты целый час занимался, верно? — спросила и тряхнула ладонью от нетерпения.

— Ну, в общем да, — промямлил он, — но не совсем, он еще не закончен.

— Ничего страшного, давай.

— А может не надо? — заискивающе спросил он.

— Ничего страшного, разберемся, — и чуть нагнувшись, быстро подцепила лист бумаги и вытащила его из папки.

— Ну, я пойду? — соскочив и как мальчишка пятясь к выходу, сказал Сергей.

— Стой! — почти крикнула я. — Что это?

Я смотрела на рисунок. Почувствовала, как медленно, откуда-то снизу, меня начал наполнять гнев. Пальцы заметно задрожали, а голос был готов вот-вот сорваться в истерический вопль.

— Я же говорил, что он не законченный, — понимая, что отступать уже поздно, Сергей быстро подошел и, ткнув пальцем в рисунок, стал пояснять. — Вот тут надо оттенить, а тут немного лишнего, характер что ли надо, и взгляд, э… Лично мне нравится, а вам?

— Что? — растерянно спросила я.

— А… ну да, — удивительно, но злость, что кипела еще секунду назад, куда-то испарилась. — Неплохо, — я посмотрела ему в глаза, он засмущался. — Хорошо, — Сергей краешком губ улыбнулся.

— Можно я возьму его и доделаю? — и уже хотел было взять рисунок, но я резко отдернула его.

— Еще есть компромат?

— Я спрашиваю, еще есть подобные шедевры?

— А… — Он развел руками, — нет-нет, это так спонтанно, ну как сказать, в тему совещания, вот я и…

Строго посмотрела ему в глаза, он замялся и как школьник шаркнув ножкой, стал пятиться к выходу.

— Я оставлю его у себя, ты не против?

— А… Нет-нет, пожалуйста.

— Да-да, — и скользнул за дверь.

Вот наглец! Я еще никогда не испытывала такого смущения, было бы еще перед кем, сопляк с карандашом. В какой-то момент почувствовала, что если еще немного позлюсь на него, то меня охватит истерика. Я посмотрела на рисунок. Красиво нарисовал, очень точно, легкие штрихи, в рисунке есть настроение, я чувствовала его. Отодвинула кресло и села за стол. Передо мной лежал лист. На рисунке Сергей изобразил меня. Я так сидела еще несколько минут назад, чуть в пол-оборота, облокотилась на стол и скучающим взором смотрела куда-то в сторону. Но главное было не это, это как раз мне очень нравилось. Всегда восхищалась его работами, как он мог одним штрихом передать настроение в портрете, один росчерк грифеля и искорка в глазах. Но сейчас он нарисовал меня… Я сижу за столом в зале, а мои ноги… разведены в стороны, юбка лежит на коленях, одна рука на столе, на нее облокотилась, а другая лежит… между ног, и пальчиками глажу… И все же он наглец. Он это увидел во мне?! Захотелось порвать рисунок. Вдруг кто-то увидит? Но почему-то не сделала этого, с каждой минутой решимость сделать это таяла.

Я перевернула лист, встала, отошла к окну. Уже темнело, наступала осень, скоро будет темнеть уже часа в четыре, грустно об этом думать. Люблю лето, легко и тепло, особенно солнце люблю, когда оно часов в пять начинает заглядывать ко мне в спальню. Но сейчас на душе стало грустно. Почему он меня так нарисовал? Я ведь не давала повода, всегда была строгой, порой даже слишком. Противно сейчас об этом думать, но это моя работа — нагонять страх на сотрудников. И все же, почему?

Аккуратно свернула рисунок трубочкой, подошла к двери, выключила свет и закрыла за собой дверь. Офис был почти пустой, разве что еще несколько человек не успели сбежать, сидели и о чем-то шептались. Компания у нас большая, больше сотни сотрудников, наверное, кабинетов сорок или даже больше, как-то не задумывалась раньше над этим. Я шла в свой офис, пустой и такой огромный. Что мне там в нем делать? Разве что разговаривать со стеллажами и архивами.

Вышел Максим, директор нашего агентства. Порой днями не вижу его в офисе, у него своя работа.

— Идешь? — проходя мимо, спросил он.

— Все решили? — замедлив шаг, спросил у меня.

— Завтра закончим.

— Хорошо, подожди минут пять. Я все.

— Ладно, — ответила ему.

Зайдя в свой кабинет, подошла к шкафу с архивами личных дел, все равно без меня никто не открывает его. Еще раз посмотрела на рисунок. Хорошо он рисует, здорово, что еще я могу сказать, умница.

Отодвинула кресло, присела на краешек, посмотрела на дверь. Тихо, даже не верится, что еще час в коридоре был такой бедлам, все бегали и трещали телефоны. Но теперь все по-иному, только слышались щелчки реле в блоках бесперебойного питания, надо менять, устарели.

Пальцами подцепила за край юбку и подняла выше колен, потом подтянула ткань к себе, коленки оголились. Было странно смотреть на них, они выглядели неуместно, как бельмо светились на фоне коричневого пола. Подтянула ткань еще выше и раздвинула ноги. Зябкое, неуверенное движение, как будто оно оголило меня, как будто на меня кто-то смотрит, но никого не было. Я еще раз посмотрела на дверь, тишина. Чуть приподнявшись, подцепила пальцами за трусики и потянула вниз. Они нехотя, буквально со скрежетом, поползли. «Вот черт!» Выругалась про себя и как можно сильнее дернула их вниз к коленям. Резинка натянулась, я дернула ягодицами, и тут трусики буквально слетели с меня, щелкнув по пальцам. От испуга вздрогнула и уставилась на дверь. Тишина. Заканчивая начатое, сняла их, аккуратно свернула и положила в сумочку. Села на кресло, повернулась в пол-оборота к столу, подтянула юбку, раздвинула коленки и как на рисунке положила ладонь себе между ног.

Возможно, я себе когда-то подобное представляла. Но сейчас меня щекотало не то, что я глажу, а то, что делаю это в офисе, в своем кабинете, открыто и нагло. Хотя, кого бояться или стесняться? Сейчас могу делать что угодно, никто меня не увидит и не осудит. От этой мысли мне стало спокойно, тело чуть обмякло. Глаза сами прикрылись, лишь только щелчки реле говорили о том, где я сейчас нахожусь.

Странное понятие «никто не осудит». Это такой стереотип общественного мнения. Люди, как раки, начинают прятаться в раковины, они наращивают эту ракушку и таскают ненужный груз повсюду, как будто она их спасет, так, разве что для самообмана. Только дети наивно говорят что думают и делают что им хочется, но это ненадолго. Их быстро дрессируют. Буквально все кому не лень: «не тронь, не надо, не так, стыдно, нельзя, не в коем случае». И вот уже цвета потускнели. Что они делают с ними, кто им дал право?

Меня никто не осудит. Да, это уж точно. Я дернулась от злости, встала, поправила юбку. Кому какое дело, что я делаю и думаю? Нервозно взяла сумочку, обошла стол и нагло ради себя задрала юбку как можно выше и, демонстрируя свой лобок пустым креслам, пошла к выходу.

У меня бывают вспышки терзаний, сомнений. Могу вольготно себя чувствовать час-другой, делать буквально все что захочется. Но проходит время опьянения и наступает реальность. Я покрываюсь испариной, страх начинает пожирать меня и стыд за вольность, за то, что так необдуманно позволила себе, буквально съедает меня. Но почему так, почему? На следующий день, когда вошла в офис, мне казалось, что на меня посматривают, косятся, шепчутся. Паранойя… Я хотела, очень хотела быть собой, не оглядываться и не думать, что обо мне подумают. Просто хотела жить как в детстве, прыгать и делать глупости, от которых начинало щемить в груди.

На следующий день дождалась, пока офис опустеет. Работы не было, но я не ушла домой, и как вчера села за стол, запустила руки под юбку и осторожно, боясь потревожить бумагу на столе, сняла с себя трусики. Старалась сделать это незаметно, хотя уже через минуту шла между рядами пустых столов без юбки.

Наверное, поступала необдуманно, но мне хотелось совершить маленькую глупость, только вот зачем? Да просто надоело все. Эта обыденность, дом, работа и снова дом. Что тут интересного? Все превратилось в бесконечную дорогу и порой кажется, что хожу кругами. Надоело все. Я достала из шкафа рисунок, с минуту разглядывала. Черточки сливались в образы, которые создавали настроение, атмосферу игры, интриги, у меня даже в груди защекотало. Тяжело вздохнув, положила обратно рисунок, закрыла шкаф и, нехотя одевшись, пошла домой.

Работать я никогда не боялась, было интересно, но в последнее время стала сомневаться, а зачем это надо? Я кадровик, простой кадровик, который нанимает и контролирует работу персонала в агентстве. Агентство создает рекламу, эта реклама позволяет продавать тот или иной товар. Но вот что интересно, а нужен ли этот товар? Вся экономика тупиковая. Государство существует за счет налогов, а налоги появляются только если продавать товар, с них же кормится и народ, в виде зарплаты. Получается, перестав продавать, все остановится. Но кому надо иметь столько продукции, кому? Вот и ответ, что никому. В итоге, моя работа превращается в бессмысленную трату времени. Обидно.

Сегодня опять совещание. Ну почему их надо делать в конце дня, разве нельзя утром, на свежую голову. Вот теперь сижу и выслушиваю отчеты, доклады и споры. Моя обязанность — быть на этих совещаниях, а через час намечается еще планерка по проекту, клиент хороший, новая конфетная фабрика. Они чуть что, сразу звонят в свой головной офис, ничего не могут без их одобрения сделать. Теперь все уперлось в то, что актер, который должен играть в ролике, болеет, а нового никак не утвердят, а через неделю начинается широкомасштабная рекламная компания. Вот и вопрос, что теперь делать?

— Я на планерку, — сказала Максиму. Он буркнул, похоже даже не придал моим словам внимание, я фыркнула и пошла в свой кабинет.

— Ты идешь? — окликнул меня Алексей, это у него проблема с клиентов. Могла бы отмахнуться, какое мне дело, что они придумают, но правила есть правила, на важных планерках я обязана присутствовать. Это просто правило, а правила нельзя нарушать.

— Да, сейчас, — вздрогнула я, как будто проснулась от мыслей.

На улице было душно, влажно. В небе медленно кувыркались облака, они сталкивались, смешивались, превращаясь в бесформенную массу, похожую на грязные подтеки. Если присмотреться, то складывалось впечатление, что кто-то невидимой рукой мешал небо. Оно крутилось, бурлило, иногда прорывалось солнце, но тут же пена облаков растекалась и закрывала последние отверстия в небе.

Что-то мне грустно. Я вошла в комнату переговоров, там уже все собрались, облепили стол как пчелки и что-то там гудели, спорили. Похоже, не только я была в не у дел этому жужжанию, еще и Сергей, наш художественный консультант. Он забился в уголок и, ни на кого не обращая внимание, что-то как всегда черкал в своей папке. Сколько помню, он не расстается с ней и все время что-то рисует. Увидев меня, он дернул бровями, как бы говоря: «Привет, и ты попалась». «Да, попалась», — сказав сама себе и найдя свободное место, уселась за стол.

Мне всегда нравилось слушать, о чем они говорят. Особенно нравилось смотреть, как их порой совершенно нелепые идеи обрастали конкретикой. Наброски концепции, рисунки, звуки, песни, потом съемки и вот уже готовый ролик. Порой он получался таким потрясным, что мне казалось, что мы такого не могли сделать. Но именно мы и делали эту замечательную рекламу. Мы профессионалы и я горжусь нашей командой.

Минут через десять заметила, что посматриваю на Сергея. Он, положив ногу на ногу, чуть скрючившись, что-то усердно черкал карандашом. Он красивый юноша, не обращала раньше на это внимание. Худой, немного неопрятный, нечесаные волосы, грязные от угля пальцы. В общем, художник, что еще сказать. Он взглянул на меня, приятный, даже можно сказать, мягкий взгляд, он играючи подмигнул мне. «Что это он задумал?» — подумала я. «Опять меня рисует? Вот неугомонный, и что за подмигивания, что за наглость».

Я встала, на меня никто не обратил внимания. Не спеша, как бы между прочим, подошла к нему и, нагнувшись, спросила:

— Красивый, — оторвав свой взгляд от листа бумаги, сказал он.

— Что красивый? — немного растерявшись, спросила я.

— Он, — Сергей даже не оторвался от своей работы.

— Что? — ничего не поняла я.

— Лифчик красивый.

Он сказал это так спокойно, как будто речь шла о погоде. С моего лица мгновенно сошла улыбка. Прижав руку к груди, я выпрямилась. На мне была голубоватая блузка, достаточно плотно прилегала, но я все же не учла, когда нагнулась перед ним. Сказать, что он наглец? Нет, я не могла. Меня он поставил в неловкое положение. Возмутиться? Показать себя истеричной бабой или промолчать, как будто ничего и не было?

Повернулась к столу. Они так шумели и спорили, что если бы Сергей во весь голос это сказал, вряд ли хоть кто-то услышал бы его слова. Вернулась на свое место. И все же он наглец. Кто я ему? Но на душе было приятно. Не от слов, а от того, что он это заметил, лифчик и вправду был красивый.

Сергей иногда поднимал глаза, посматривал в мою сторону. Взгляд был серьезным, ну прямо профессор, так и хотелось чем-то в него запулить. Скомкала лист бумаги, чтобы бросить в него, но передумала. Вспомнила его рисунок, то, как он меня представляет. Не совсем прилично, даже вульгарно. Серьезная женщина за столом в пол-оборота, юбка на коленях и разведенные в стороны коленки. Нда… Вот как он меня видит, ну что же, а почему бы и нет. Стоило мне об этом подумать, как в груди появилась щекотка. Я не испугалась своих мыслей, даже наоборот, они меня развеселили, но вот чувство, что породило эта мысль, меня сильно удивило.

Мне захотелось это сделать. Какое мне дело до других, почему я должна спрашивать их мнение, я взрослая женщина. Да, взрослая… Это слово меня чуть охладило. Но думать я не перестала. И чем дольше это тянулось, тем сильней мне хотелось так поступить.

Он был милым, даже стал мне нравиться. Почему сейчас? Раньше не видела этого, не замечала. Но сейчас мне не давал покоя его взгляд, строгий, немного наигранный, но глубокий, гипнотизирующий.

Я пересела на дальний край стола, тут никого не было, все столпились вокруг Алексея и каждый считал себя обязанным высказаться по предложению. Я посмотрела на них, потом на Сергея, он так и не перестал черкаться в своей папке. Вот он заметил, что я пересела от него подальше. Похоже, он даже на мгновение задумался. Положила ладони на колени, он чуть приподнял голову, как будто знал, что хочу сделать, но видно было, что его больше интересовал рисунок в папке, чем я.

Тихо потянула ладони к себе, а вместе с ними и ткань юбки заскользила по ногам. Сергей заинтересованно посмотрел на меня и уже не косился в папку. Еще немного… Я не стала интриговать и играть, не стала тянуть время. Просто, перебирая пальчиками, потянула юбку повыше. Вот открылись коленки, я еще выше потянула ее, а потом еще. Было интересно наблюдать за Сергеем, как он внимательно следил за мной. Его брови приподнялись, но лицо было все такое же серьезное. А потом осторожно стала разводить ножки в стороны. Не сильно, но это было уже нагло с моей стороны, вульгарно, и даже пошло, но я не остановилась. В душе так защемило, так заныло, не помню, когда такое было в последний раз. Считала себя скромной и рассудительной, порядочной и преданной, но то, что в этот момент творилось у меня в душе, заставляло все шире и шире раздвигать колени. Что я делаю? Почему? Что за развязность и вульгарность? Но ответа я не могла найти. Я остановилась, так же медленно сомкнула коленки обратно, поправила юбку и внимательно посмотрела на Алексея. Вовремя.

— Все, решили, завтра начинаем, — скомандовал он и встал из-за стола.

— Закончили? — громко спросила их.

— Да, клиент согласился на замену, завтра дубли делаем и на утверждение, к четвергу все успеем.

— Ну и замечательно, — обрадовалась я.

— Я побежала, — звонким голосом пропела Настя.

— Стоять! — скомандовала я, все опешили и посмотрели в мою сторону, — Я, так понимаю, контракты, что раздала на днях, у меня в кабинете лежат?

— Ну, я… — Кто-то решил мне перечить.

— Я еще пять дней назад выдала бланки с контрактами для чего? — и строго посмотрела на них. — Домой никто не идет, пока не увижу их у себя на столе, — и, повернувшись к Сергею, так же строго добавила. — Тебя также это касается.

С этими словами я встала и пошла к выходу.

— Я его заполнил, он только у меня на столе лежит, — забубнил Максим.

— И? — спросила я, ожидая ответа.

— Можно завтра занесу? Мой автобус, он… — И замахал руками. Я помню, что Максим живет за городом и каждый день ездит на автобусе, а он ходит четко по расписанию.

— Хорошо, где он лежит?

— На столе, с левой стороны от монитора, синий файл.

— Хорошо, я его возьму, беги, — стоило мне это сказать, как его уже и след простыл, — а остальным прошу уделить пару минут на вашу будущую зарплату.

Никто не стал возмущаться, все прекрасно понимали, что в данном случае провинились, и вслед за мной поспешили к своим рабочим местам. Я поднялась на этаж выше, тут располагалась так называемая творческая мастерская, подальше от глаз и от клиентов. Иногда я приходила сюда, чтобы навести порядок. То есть я командовала, а порядок они сами наводили. Они как дети, вечно переставляли местами мебель, строили из нее лабиринты. Куча кофр, софиты, стеллажи компашек и кассет, груды парфюмерии и реквизитной одежды. Мне нравилось их помещение, напоминало киностудию, в которой я еще в юности работала, атмосфера фантазии, сказки, хаоса и раскрепощённости.

— Его стол вон там, — кто-то подсказал мне.

Я пошла кругами. Что они тут натворили, настоящий лабиринт из шкафов. Максим не любил, когда за ним наблюдали. Он работал с графикой, прекрасный парень, любил тишину, порядок и покой. Поэтому не удивилась, что его рабочее место было отдельно ото всех и со всех сторон перегорожено. Я шла между шкафчиками, только голова торчала над ними. Мне казалось, что я сейчас заблужусь, настоящий лабиринт. Теперь понимаю, какие лабиринты раньше делали в садах. Захочешь и не выскочишь отсюда. Надо поговорить относительно пожарной безопасности, так не годится.

Наконец я нашла стол Максима. На нем было все аккуратно разложено, ручки к ручкам, листы бумаги пачкой, журналы, линейки. Все на своем месте, как у первоклашки. На мониторе ни пылинки, я засмотрелась идеалом, даже у меня такого не бывает, педант.

— А что писать в 8 параграфе? — кто-то крикнул из-за шкафа.

— Пока пиши, что понимаешь, остальное подскажу, — ответила и стала его читать.

Сама их составляла, поэтому знала все досконально, быстро пробежалась взглядом. Почерк не соответствовал тому, что я видела, он дергался, одна буква больше другой, порой некоторые слова просто не прописаны, спешил, сокращал, намазал, удивительно. В проходе появился Сергей.

— Все, — коротко сказал он и протянул мне контракт. Я молча его взяла и стала проверять заполненные пункты.

— Верно? — спросил он у меня и чуть наклонил набок голову.

— Не спеши, — попросила его.

— А вот не понимаю, что тут такое в разделе 17.24.1, это что такое? — опять раздался вопрос откуда-то из глубины комнаты.

— Покажи, — контракты писались под каждого отдельно и были индивидуальными.

Чтобы не выходить обратно по этим лабиринтам, повернулась на голос и протянула руку, в него тут же вложили пачку бумаги, я быстро нашла пункт.

— Пропусти его, ты ведь в рублях получаешь, а не в долларах, просто сделай прочерк.

— Понял, — ответил Олег, выхватил контракт и исчез.

Я смотрела через шкаф на головы ребят, они усердно заполняли бланки.

— Тут много буковок, — кто-то возмутился.

— А ты читай, как раз и вспомнишь алфавит, — съязвила я.

— Да я так до утра, — снова возмутился тот же голос.

— А я не спешу, подожду.

Повернулась к Сергею, он сидел и молча смотрел на меня, глазки прямо ангельские, ну что за пай мальчик. Я снова взяла его контракт и, повернувшись к нему спиной (не хотела на него смотреть, смущал он меня), стала дальше проверять его бланки.

Изредка мне задавали вопросы, я на них отвечала. Подавали контракты, проверяла и возвращала для доработки. Так прошло минут десять, а потом я ощутила, как к моей ноге прикоснулась рука Сергея. Кто еще мог быть… Только он. Сергей сидел на полу и, не обращая на меня внимание, гладил мои ноги. Вот наглец!.. Но как приятно… Я не сделала ни одного движения, чтобы отойти, мне было приятно. А в душе опять заиграла та музыка, что играла во мне еще минут тридцать назад.

«Что я делаю? Глупенькая…» Подумала я, но так ничего и не предприняла, чтобы он прекратил. Я отвернулась, как будто его тут нет, облокотилась на шкаф и продолжила дальше проверять заполненные контракты. Но мысли были не те, я следила за каждым его движением. Он делал это спокойно, не спеша. Пальцы скользили по коже, он не наглел, гладил щиколотку, но как это делал… В груди все ныло. В какой-то момент заметила, что получаю наслаждение от этого. Чужой мужчина, не муж, хотя и не помню, когда последний раз муж меня гладил. Но сейчас мне было приятно, и я с удивлением смотрела в зал и радовалась тому, что никто не увидит его. Мужчина у моих ног, почти измена. Тьфу ты… Что за глупости лезут в голову.

Опять подошел Олег и стал тыкать в пустые графы, чтобы я ему все разжевала. С трудом понимая, что там написано, я поясняла пункт за пунктом, Сергей же этим пользовался. Я не обратила внимание, когда он начал гладить меня по спине. С другой стороны шкафа это не было видно, он так и сидел на полу, и опять я упустила момент, чтобы остановить его. А после он стал гладить по талии. Все же его тайные прикосновения мне были соблазнительны, они успокаивали, завораживали, возбуждали и интриговали. Я ждала и позволила ему продолжить, мне просто хотелось знать, а что дальше?..

Я перелистывала машинально бумаги, так, ради вида, а сама тем временем мысленно следила за его руками. Вот он коснулся бедер, легкая дрожь пробежала по телу. Его ладони скользили по ткани юбки, сквозь нее я ощущала тепло пальцев.

Черт, он за мной ухлестывает, мелькнула мысль. И что? Сама себе ответила. Я красивая, я… Меня отвлек очередной вопрос по контракту Олега. Отвлеклась от происходящего и, постаравшись собраться и понять, о чем идет речь в бумагах, стала пояснять.

Пока я говорила, вдруг ощутила, как пальцы Сергея осторожно расстегивают молнию на юбке… Я замерла. Опустила руку и положила ладонь на юбку, он тут же взял ее и поцеловал. Что за наваждение!.. Я не могу его оттолкнуть… Почему? Все просто. Мне этого хочется. Хочется, чтобы целовал руку, гладил спину… Но почему так? Опять попыталась задать себе вопрос.

Олег отвлек меня от мыслей, и я опять погрузилась в текст контракта. Сергей неслышно расстегнул молнию, раздвинул ее и поцеловал. Теплые губы растаяли во мне, он сделал это несколько раз, и каждый раз я замирала. А потом расстегнул пуговицу на юбке, я ощутила, как в поясе ослабла ткань… Не успела ничего предпринять, как его руки подцепили юбку и энергично потянули ее вниз. На мгновение перестала дышать… Уже опустила руку вниз в надежде остановить сползании юбки, но не успела. Она просто соскользнула с бедер и беззвучно упала на пол. Мне стало страшно и стыдно. В зале сидело человек пять, любой из них мог подойти. Нет, точнее обойти эти шкафы и зайти сюда, и… Но я осталась стоять там, где стояла, а Сергей продолжил. Я, как загипнотизированная, ничего не могла поделать, просто испугалась, вот и все. Страх сковал мое тело, стало холодно. С трудом разбирала буквы и с ужасом смотрела на каждого, кто хотя бы пошевелится за столом.

Сергей подцепил трусики и так же играючи стянул их с меня. Он обхватил ногу за щиколотку и приподнял ее, я подчинилась, убрал юбку, трусики, потом то же самое сделал со второй ногой. Смотрела в зал. Встал Олег. Как он меня напугал. Он подал контракт, я быстро пролистала его.

— Хорошо, будут вопросы, завтра подойду, — я старалась говорить спокойнее, но кажется, мне это не удалось.

Через минуту подошел Вадим, затем Игорь и Алексей, Вика задержалась, они, попрощавшись, удалились. Смотрела на Вику и ждала только ее. Но мне стало легче, спокойнее, теперь уже не боялась, теперь могла спокойно ощущать его руки, его губы, он гладил мои ягодицы и целовал их. Сказать, что я таяла, значит ничего не сказать. Мне хотелось, чтобы он это делал и продолжал. Какое мне дело до других, до мужа, до Вики. Мне были приятны его прикосновения. Удивительно, но я полностью доверяла ему.

Повернулась к Сергею, опустила руки и положила палец на его губы, давая понять, чтобы он молчал, а он и не хотел говорить. Он приподнял блузку, внимательно посмотрел. Мне стало неловко, положила руку ему на голову, запустила пальцы в лохматые волосы, сжала их, как делает кошка, что сжимает коготки от удовольствия. Приподнялась на носки. Зачем? Не знаю, может, чтобы быть повыше, чтобы он смог не нагибаясь поцеловать, мне так хотелось, и он это сделал. Молча мурлыкая и сжимая пальцами его шевелюру, смотрела на стену, на улице совсем потемнело, раздался далекий рокот грома.

— Ой, — вскрикнула Вика.

Я вздрогнула от неожиданности.

— Что случилось? — спросила ее и повернулась к Сергею спиной.

— Сейчас будет дождь, — она вскочила и захлопала глазами.

— И? — удивилась я.

— Можно я пойду, у меня нет зонтика, — она жалобно посмотрела на меня.

— Иди, — с облегчением ответила ей.

Она подала мне бумаги и побежала к выходу.

— Вика, — окликнула ее.

— Да, — она остановилась в дверях.

— Выключи свет и закрой дверь.

— Хорошо, — радостно ответила она.

В комнате сразу стало серо, на улице все затянуло, где-то вдалеке сверкнула молния. Я осталась стоять спиной к Сергею, он продолжал как ни в чем не бывало целовать мои ягодицы. «Наглец», — мелькнула мысль.

Теперь я была свободна, да, была… Теперь я могу… Я хочу делать… Стоп! Я приподнялась на цыпочки, облокотившись на шкаф, постаралась выглянуть и посмотреть в зал, боялась, что кто-то мог остаться. Но никого не было.

Сергей встал. Он был высоким, я как-то раньше этого не замечала. В темной комнате отчетливо видела его глаза, они были строгими, не мальчишескими, не теми, которые похотливо смотрят на женщину. По спине побежали мурашки, стало неловко. Он протянул руку, взял меня за подбородок, приподнял его, как будто рассматривал мой профиль. Я подчинялась его руке, мне даже было приятно это сделать. Не надо было принимать решение и думать, что дальше, он знал сам, что ему надо, и я согласилась с этим решением. Нагнулась к нему и прошептала:

— Закрой дверь.

Он не пошевелился, протянул руки и начал медленно расстегивать пуговицу за пуговицей. Снял пиджак, потом расстегнул блузку, я с замиранием ждала, когда он снимет ее с меня. Небрежно бросив ее на стол, он так же, как и я, шепотом сказал:

Я понимала, что именно. Не отрывая взгляд от него, мне так было легче, так не ощущала пустоту, чувствовала его присутствие. Отточенным движением руки быстро расстегнула защелку и лифчик провис, грудь опустилась… Опять стало страшно. Мне казалось, что контролирую ситуацию, но оказалось, что я ничего не контролирую. Я всего лишь несмышленая девчонка в его руках. Мне не хотелось стесняться несмотря на то, что это чужой мужчина. Наоборот, я хотела, чтобы он видел меня всю, видел так, как никто другой. В груди все закипело, стало жарко и душно.

Теперь я стояла обнаженной. Было приятно ощущать на себе его взгляд, как он смотрит на меня. Ведь всегда видел во мне грымзу, одного из ранга начальников, и теперь я была просто женщиной, и он это понимал, поэтому так и смотрел.

Не дождавшись пока Сергей закроет дверь, я сама решительно пошла через лабиринты шкафов, и теперь мне было все равно, увидит меня кто-то или нет. Я шла решительно, грудь покачивалась, чувствовала прохладный ветерок, что врывался в открытое окно. Подойдя к дверям, повернула защелку, сейчас даже ключом нельзя было открыть. Удовлетворенно повернулась и пошла вдоль столов. Ощущала экстаз, что голая шляюсь по офису и глаза Сергея пристально следят за мной. У меня один зритель, один мужчина и множество желаний.

Он вышел из лабиринта, теперь не было смысла там скрываться. Подошла к окну, мне нравились эти стекла, они были огромные от пола до самого потолка, столько света, столько энергии, но сейчас было хмуро, даже мрачно.

— Разденься! — не поворачиваясь, приказала ему.

Зашуршала ткань, я смотрела на улицу, как спешат люди укрыться от неминуемого ливня. Слушала, как он раздевается, так же не спеша, как раздевал меня. Не стала наблюдать за ним, ощущала его, чувствовала всем телом какую-то энергию, какую-то непонятную страсть, то ли мою, то ли его. Поэтому отошла подальше, встала коленками на большой диван, он стоял у окна, посмотрела вниз на улицу.

Совсем рядом загрохотало, не заметила молнии, все задрожало. В животе от неожиданности все сжалось, замерла, ожидая нового грохота, но ничего не последовало.

Он подошел и положил руки на спину, провел ими от лопаток до талии. «Зачем я так поступаю?» Опять гложущий вопрос повис у меня в душе. «Я так хочу и все», — был мой короткий ответ. «Ты изменяешь!» Кричал в душе голос. «Да!» Так же крикнула я ему в ответ. «Ты мерзкая шлюха!» Постарался унизить он меня. «Да! Ты меня еще не знаешь.» Ответила ему и прогнулась в талии, подставляя мужским рукам свою попку. «Он младше тебя, он сосунок!» Не унимался голос. «Я знаю, а тебе-то какое дело?» Огрызнулась я. «Он хочет только твоего тела, ему ты сама не нужна!» Голос визжал. «А мне нужно его тело и больше ничего». Отвечала ему. «Я хочу только секса, секса и все». Короткое молчание. «Тебе не стыдно?» Я замялась. «Стыдно, и возможно пожалею об этом, прошу, не останавливай меня, помолчи немного». Я прислушалась… Тишина… Только свист ветра в открытой форточке.

Руки Сергея массировали мои ягодицы, он явно наслаждался видом. Пусть смотрит, рассматривает меня такую, какая я есть. Только сегодня я позволяю ему это делать, и только сейчас исполнить любые, даже самые нелепые, откровенные и даже развратные фантазии. Я готова.

Выпрямилась, встала с дивана, повернулась к нему, грудь нелепо болталась, нагнулась и прошептала:

— Ты наглый, отвратительно бесцеремонный, похотливый самец, ты тот, кто не считается с женским мнением, ты вульгарный… — Мне хотелось еще что-то сказать, но я замолчала, посмотрела ему в глаза, он их не опустил, не отвел в сторону. Он смотрел пристально и слушал меня. — Я никогда так не поступала, ты это понимаешь? — он не ответил. — Сегодня я твоя женщина, — опустила руку, сжала в ладони его пенис, что тыкался мне в бедро. Он был горячим и ужасно твердым. — Я сделаю все, что ты хочешь, — и нагнувшись еще ближе, прошептала. — Все.

— Поцелуй, — был короткий его ответ на мой монологи.

Он положил руки на плечи и чуть надавил на них вниз, я поняла, что он хочет, послушно встала на колени. Его игрушка дергался в моих руках как необъезженный жеребец. Чуть сильнее сдавила, чтобы не вырвался, нагнулась и поцеловала кончиками губ. В ответ он запрыгал, пытаясь выскользнуть, схватила двумя руками, теперь он точно никуда не денется. Приторный запах мужского тела, тяжелый, густой. Я втянула носом воздух, остановилась и замерла, мой мозг стал расшифровывать формулу запаха. Сладкий, дурманящий аромат смешивался с кисловатым лимонным запахом, я еще раз втянула в себя запах. Голова чуть закружилась. Наряду с тяжелыми запахами отчетливо ощущала нежный, еле уловимый нектар лаванды, гвоздики и ландыша. Лесные запахи, они как утренний зайчик, который прыгает по стене и так трудно поймать. Еще один вдох. Дурманящий, въедливый во все, к чему прикасается, запах самца, я нюхала его и запоминала.

Я провела ладонью по его пенису, и он задергался. Нагнулась, приоткрыла губки и коснулась кончиком язычка его распухшей головки. Она выделяла из своих недр густую, чуть солоноватую жидкость, я лизнула. Пошире раскрыла губки. Игрушка не унималась, он так и норовил вырваться, пришлось еще сильнее сжать его в ладонях. Приподнявшись повыше, я лизнула его, потом еще и еще. Пенис дергался, но я не останавливалась, лизала, просто вылизывала, лишая его запахов. И вдруг он замер, остановился… Я посмотрела вверх. Глаза Сергея смотрели на меня то ли с удивлением то ли с восхищением, так и не разобралась, опустила голову и продолжила вылизывать его член.

А потом я как сорвалась с цепи, не могла удержаться. Держа двумя руками его пенис, раскрыла рот, коснулась губками, потом еще и еще, и вот он уже у меня во рту, большой, огромный. Не знала, куда деть язык, но мне это нравилось. Стало тошнить, я испугалась и быстро вытащила. Тяжело дыша, еще несколько раз поцеловала его, погладила, приложила к щеке. Ощутила его силу, его необузданную энергию, его огромное желание извергаться, но не сейчас, нет, не сейчас.

Я встала. Сергей взял меня за шею, прижал к себе и поцеловал в губы. Чуть дернулась, как будто хотела вырваться, но тут же сдалась, через мгновение мои губы расплылись, стали мягкими, податливыми. Ощутила запах яблок.

Он целовал и тискал мою грудь, целовал и гладил по спине, целовал и ласкал бедра и ягодицы, целовал и пожирал меня всю. Пожирал своим желанием, какой-то животной потребностью, я ощущала это.

— Что теперь? — неуверенно спросила я.

Действительно, что теперь? Что теперь, так и крутилось в голове и с каждой вспышкой молнии, что сверкала на улице, эта фраза все повторялась и повторялась как назойливая муха. «Что теперь?»

— Ты упрешься о стол, потом сядешь на него.

Он говорил спокойно, в голосе не было эмоций, как будто читал текст с листа бумаги. Я сделала шаг назад и уперлась в стол, нащупала его рукой, провела пальцами за спиной, а потом села на него.

— Потом ты ляжешь на него.

И я медленно повалилась на спину. По всему тело прошла волна холода, она передалась от прохладного пластика столешницы. Я смотрела на Сергея. Вспышка молнии осветила улицу, и вся комната озарилась ярко белыми бликами. В глазах все засверкало, запрыгали огоньки и к горлу подкатил страх от неминуемого грома.

— Ты раздвинешь ноги.

Он на мгновение опередил раскат грома, который поглотил последние буквы его фразы. Я ждала этого грома, но не ожидала такого грохота. Пальцы со всей силы вцепились в стол, все тело вздрогнуло, грудь подпрыгнула. Гром прокатился вдоль улицы и провалился где-то за углом. Все стихло. Я посмотрела ему в глаза, с трудом различая его взгляд. Подняла лицо, еще раз взглянула на потолок и закрыла веки. Снова вспышка. Согнула ноги в коленях, подтянула к груди и спокойно, не спеша, раздвинула в стороны.

«Что ты делаешь? Прекрати! Встань, сука, и убирайся отсюда!» Голос орал откуда-то из глубины души. Но я не слушала его, а только еще шире раздвинула коленки. Его ладонь легла на живот, я так ждала этого. «НЕТ!» Опять раздался вопль. Что мне делать, чтобы не слушать этого крика души? Что?

Ладонь была горячей. Я чувствовала, как он гладит ею мой животик, как она скользнула вверх, легла на шею, пальцы чуть сдавили горло. На мгновение перестала дышать, стало трудно, но он тут же отпустил ее. Ладонь стала опускаться вниз. Прошлась по груди, она потянулась за его пальцами, после выскользнула, дернулась вверх и тут же успокоилась. Лишь соски стали сжиматься и превращаться в какую-то бордовую опухоль. Все заныло… Я открыла рот… Дышать стало тяжело, воздух был каким-то густым, липким и мокрым.

Снова сверкнула молния и буквально сразу же где-то над головой грохнул гром. Окна задрожали и, казалось, вся комната взвыла от испуга. Я не успела обратить внимание на то, как его ладонь опустилась ниже лобка и пальцы прошлись по губкам. Ощущала это как-то издалека, не могла ничего осознать, вроде и не я. Опять молния и снова грохот. Заложило уши. Все звенело и ныло, жалюзи у окна швыряло из стороны в сторону.

Сергей пальцами раздвинул мои створки, стало холодно, он обнажил меня до глубины моего сознания. Я лежала на столе как на алтаре. Еще сильнее сжала пальцы, что цеплялись за стол, чуть шире раздвинула коленки, запрокинула голову и взглянула сквозь окна на струи воды, что бежали по стеклу.

Он ткнулся в меня. Его тупой набалдашник обжог меня холодом. Вибрация пошла по телу, я затаила дыхание. Он медленно, безо всякого колебания стал входить. Я замерла… Стала наблюдать за ним, за тем, как он это делает, как его опухшая головка расталкивает мою плоть. Как она проскальзывает внутрь меня. Как задевает какие-то точки в моем теле, от которых мне становилось не по себе, то ли больно, то ли нежно, то ли невыносимо приятно, я не знаю… Он входил в меня медленно, отвратительно садистки, мучительно двигался вглубь моего тела. Казалось, прошла вечность. Он уперся и пошел дальше, на мгновение я сжалась, но он не остановился, а продолжил проникновение. «О боже», — только и смогла прошептать, а он входил все дальше и дальше. И тут я вздрогнула. Стало чуть больно, но блаженно. Ощутила, как его яички прикоснулись к ягодицам, они просто шлепнули по ним, и я замурлыкала.

Что за идиотизм, млеть от того, что в тебе постороннее тело, от того, что ты, раскинув ноги как шлюха, даешь трахать себя чужому мужчине. Нет! Это совсем не так. Это блаженство смешано с детским восторгом, с моментом вседозволенности, с чувством безнаказанности, с чувством быть женщиной, свободной, без комплексов, просто свободной.

— Да, — прошептала я.

Но он не услышал меня, очередной гром оглушил. Мое тело подпрыгнуло. Он так резко выскользнул из меня и тут же вонзил свое копье обратно, что я вскрикнула. Сергей повторил, я опять от неожиданности вскрикнула. Он повторил опять и, несмотря на то, что была уже к этому готова, снова громко вскрикнула. Гром заглушал мой вопль. От чего я кричала, не знаю. От удовольствия, что пронизывало меня или что меня так нагло и бесцеремонно имели как женщину. В момент, когда из моей глотки вырывался крик, все тело изгибалось, выпуская сгусток энергии, что сравним с той самой молнией, что так бесилась на небе.

Размахивая руками, я разбросала все со стола. Меня било изнутри. Я не могла себя остановить, не узнавала себя. Это была не я. В меня вселился дух жадности, ненасытности, дух голодной женщины, дух распутства. Раздвинув как можно шире ноги, я ощущала с каждым его толчком, как его яички шлепались о ягодицы. Я выла от восторга, что его член проникал в меня так глубоко, что становилось больно дышать. Хлопая обезумевшими глазами, старалась не свалиться со стола.

В какой-то момент я потеряла себя. Только и могла ощущать, как яркий свет от молнии буквально просвечивал мое тело, и больше ничего… Ничего не помню. Изнутри все рвало, обжигало. Жар и холод сковал мое тело. Глотка онемела, мышцы как тетива растянулись, а легкие, налитые тяжестью свинца, душили изнутри. Раскрывая рот в немом крике, я сжалась. Что-то рвалось наружу… Огромная энергия неожиданно взорвалась во мне. В ужасе раскрыв глаза, я пялилась на потолок и не понимала, что со мной произошло. Все тело горело. Я чувствовала, как взлетаю, руки повисли, голова запрокинулась, ноги выпрямились. Сама провалились в голубой туман, он был теплым, мягким как перина и таким прозрачным. Разве такое бывает? Я смотрела на отражение теней над головой, слышала далекий гул и тело, такое легкое, бесформенное. Я летела. Такое бывает только в детстве и только во сне.

Гром еще где-то грохотал, я смотрела на трепещущиеся жалюзи. «Кто не закрыл окно?» Странная мысль, какое мне дело до этого. «Почему так холодно?» Я оторвала пальцы от стола. С трудом поднимая руки, посмотрела на них, мышцы ныли. «Что не так?» Провела пальцами по онемевшей руке. «Почему рука голая? Где блузка?» В ушах зазвенело от удаляющегося грома. Опустила взгляд. Мгновенно все тело пронзил жуткий холод. Я резко села. Голова закружилась, но, цепляясь за стол, постаралась сосредоточится на главном. Почему?

Передо мной стоял голый мужчина, Сергей, он смотрел на меня, на меня, на меня… «Что!» Был внутренний крик. Молчала, старалась осознать, что произошло, но кроме стыда ничего не могла почувствовать. Сползая со стола, я буквально свалилась на пол, он подскочил ко мне и протянул руку.

— Прочь, — как змея зашипела я.

От неожиданности он остановился, подумал, что ему послышалось и попытался опять мне помочь, но из моих губ опять зашипели слова.

— Убирайся! — прикрывая грудь руками, я добавила, — Убирайся! Как ты мог?.. Уходи, прошу тебя, уходи… — На последних словах я рухнула на пол и слезы покатились из глаз.

Он растворился. Я не заметила, как он ушел. Лежала на холодном полу и рыдала. Ненавидела себя и не понимала почему, как и что вообще случилось. Все тело ныло и было ужасно противно, мерзко, унизительно и в то же время жалко себя. Я лежала и плакала. Слезы стекали по щеке, образовывая на полу лужу горечи. Не могла шевелиться, было страшно и очень грустно. Все чувства разом смешались, и ни одного ответа, который бы меня успокоил.

Гроза ушла. Я замерзла и только холод заставил подняться. С трудом перебирая ногами, собирая разбросанные по полу канцелярские принадлежности, я старалась осознать произошедшее. А потом пошла между шкафами, выискивая свою одежду. Коснулась ручки входной двери, она была закрыта, Сергей закрыл ее, чувство благодарности промелькнуло в душе. Немного успокоившись, я ходила между рядами столов, всматривалась в окна и старалась вспомнить все то, что произошло.

По пустому офису ходила обнаженная женщина. Она подошла к окну и, аккуратно собрав жалюзи, выровняла их, закрыла окно, составила стулья, поправила папки на столе, чей-то брошенный свитер, тут же лежал кем-то забытый зонтик. Она ходила по офису, не спеша наводя порядок после грозы. Куда ей было спешить, все кончено и теперь она не знала, что делать.

В душе было пусто. Нет осуждений, просто пусто. Нет упреков, все чисто. Нет сомнений или сочувствия, просто гладко и на удивление спокойно. Голос в душе молчал, да и к чему теперь слова. Она просто ходила по офису, слушая шум колес на улице. Было пусто, вакуум, безмолвие. Она не знала, что делать, просто бесцельно ходила между мертвой мебели.

Почему так происходит? Почему наш разум с нами порой так жестоко играет? Почему мы иногда живем в нескольких измерениях одновременно? Почему есть желание и в то же время оно отталкивает, почему все так? Да, почему?

Она зашла за шкаф, посмотрела на брошенную одежду, слезы навернулись на глазах, но она тут же их вытерла. Гордо вскинула голову, ноги подкосились и, упираясь о стол, ее тело медленно сползло вдоль шкафа и опало на пыльный пол. Ей было грустно, одиноко. Покинутая всеми. Она была растерянна, но не сломлена. Нужно было время, его было предостаточно, время лечит, оно все ставит по местам, просеивает воспоминания и если ты сильный, честный сам к себе, то оставляет только хорошее. Иначе, зачем жить.

— Мур… — Сиплым голосом промурлыкала она — Мур… — Повторила она, но голос был уже более ровный — Мур… — Снова промурлыкала женщина и села на полу, подогнув под себя ноги.

Она завертела головой по сторонам, явно удивляясь тому, где она, но страха не было. Посмотрела на свои руки, потом на обнаженную грудь, прижала ладони, глубоко вздохнула и улыбнулась.

— Ну я даю, — удивленно сказала женщина, — интересно… — И посмотрев на раскрытые ладони, нагнулась вперед, грудь лениво колыхнулась и чуть провисла — Как это я так? — она встала, подошла к одиноко лежащей одежде — НО? — она не договорила, приподнялась на цепочки и через шкафы посмотрела на стол, где еще с полчаса назад лежала, — НО? — повторила она — Мне понравилось. — На ее губах промелькнула слабая улыбка. — Странно, но я хочу еще… — Она тут же замолчала, как будто испугалась своего признания, взглянула на входную дверь, она была плотно закрыта. — ДА, хочу еще, а почему бы и нет?!

Слова признания, они тут же сняли печать сомнения, которое сковывало ее душу. Нужно быть честным, и только так ты найдешь истину. Она заулыбалась. Ее лицо светилось радостью. Девушка быстро оделась, схватила сумочку, оглянулась назад, не забыла ли что-то и быстро выскользнула из комнаты.

Честным к самому себе, кому какое дело до тебя, главное ты. Не врать себе, не загонять себя в темный и пыльный чулан. Там ничего нет. Там уже прошлое. Там просто хлам твоих сомнений и разочарований. Там то, что тебя покоробит и превратит в неудачника. Там весь мусор, от которого просто надо избавиться.

Она шла по улице. Тучи растаяли, темное синее небо висело над головой, и тоненькие искорки едва различимых звезд мерцали где-то на горизонте. Она весело шла по улице, шлепая по лужам, прямо как в детстве, забыла это ощущение, но теперь вспомнила. Вспомнила все, и про мокрого кота, что нашла на улице и принесла домой, про Вику, свою лучшую подружку на даче, про ласточку, что свила гнездо у бабушки под крышей в сенках. Она вспомнила все, и это было только начало.

Искусство страха

Страх то придает крылья ногам, то приковывает их к земле.

— Ну как вам?

Я вскрикнула, так неожиданно. Думала, что осталась одна и в своих размышлениях не услышала, как Николай сюда спустился.

— Вы, вы… — Я захлебывалась своим же воздухом, — напугали меня.

— Простите, Надя, не хотел, — сказал он и бросил принесенную им книгу на стол. — Нравится?

Я повернулась к нему, даже не знала, что и сказать, признаться или соврать, хотя какое это имело значение, это всего-то предметы прошлого. Взяла в руки отвертку и, преподнеся ее поближе к глазам, внимательно посмотрела.

— И это тоже?

— Что? — спросил он у меня.

— Орудия пытки?

— Да, — ответил он. — Тут все пытка, даже стул — пытка.

Я посмотрела на стул. Стул как стул.

— Сломалась ножка, забываю подклеить, несколько раз падал, вот настоящая пытка.

Я улыбнулась.

— Значит это тема вашей диссертации, и интересно?

— Жутко интересно, вы даже не представляете. Что такое пытка? Ответьте. — Попросил он меня.

— Это когда кому-то делают больно, — спокойно ответила я.

— Правильно, — радостно сказал он, — попали в точку. Когда кто-то кому-то делают больно. Вот только как делать, — и посмотрел на меня.

— Вырывать ногти, — предположила я.

— Правильно, еще как?

— Душить, пилить, рубить, ломать руки и ноги, топить и сжигать, — вот тут-то я могла наговорить много. Читая свои исторические романы, я часто натыкалась на моменты, когда кого-то пытали или казнили.

— Да-да, и вы, Надя, безусловно правы. Но вот в чем загвоздка. Что является, по-вашему, сильнее, физическая пытка или моральная, ведь это же тоже пытка? А?

Я даже не знала, что ответить, терпеть боль трудно. Вспомнила, как у меня в поезде заболел зуб. Это было ужасно, целых два дня мучилась, спать не могла, лекарства уже не помогали. Мне казалось, что я сойду с ума, но вот моральная боль… Она, конечно же, не так сильно давит, и от нее нет обезболивающего. Я вспомнила свою первую любовь, как страдала, а Олег молча развернулся и ушел. Это было для меня настоящей пыткой, лучше бы тогда он на меня наорал, я бы проплакалась и все. Поэтому ответила:

— Моральная боль.

— И вы опять правы. — Он захлопал в ладоши, еще немного, и он даст мне конфетку как отличному ученику. — Это не важно, как и кого мы мучим. Не важно, какую цель используем, не важно, как мы это делаем, а важно то, что это делаем мы все… — И на этих словах он замолчал.

Я не совсем его поняла, как это мы все делаем. То есть мучаем, делаем больно, что он этим хотел сказать.

— Я не из таких, — твердо заявила ему.

— Да ну? — удивился он.

— Да, — так же уверенно ответила я.

— Разрешите, милая Надежда, вас спросить, только честно, согласны?

— У вас в детстве были животные, ну, тушканчик, кошечка или корова, кто-то же был?

— Да, — настороженно ответила я ему.

— Они проказничали, так ведь, не слушались вас. Киска не хотела ложиться спать, а? — и посмотрел на меня.

Да, я вспомнила, как разозлилась на соседскую кошку только за то, что она убила мышку. Та бежала по дороге, а во рту держала мышку, она еще дергалась. Я тогда не думала о том, что для кошки это всего лишь еда, подумала, что она совершила ужасное. И тогда я поймала ее и сильно ударила. После этого случая кошка еще очень долго хромала, а мышка все же умерла.

— Согласна, было дело, — я призналась, что сделала кошке специально больно, потому что мне так хотелось, не просто забрать мышонка, а сделать больно кошке.

— А что сейчас, не спешите. У вас есть дети? — Я кивнула головой. — Он проказничает, бывает противным, и как иногда хочется дать ему подзатыльник, чтобы научился. Но вот проблемка, а почему бы просто с ним не поговорить, это ведь гуманней. Но нет же, мы поступаем наоборот. Мы стараемся сделать ребенку больно, чтобы он запомнил, услышал вас, то есть мы дрессируем его через боль.

— Но, — начала было я искать аргументы оправдания.

— Что? Ваш ребенок, что хочу, то и делаю? И тут вы будете снова правы. Однако вернемся к пытке и боли. Пытка без боли не бывает. Значит, все, что вызывает боль, является пыткой, даже если эту боль вызвали вы сами, это мазохизм. Нас повсеместно окружает боль. Это заставляет нас выживать. Если мы болеем, организм говорит нам об этом, как? Боль, по-другому не получается. Человек толстеет, пьет, курит, радуется жизни… Но как может его организм сказать «хватит, мне трудно, мне тяжело», как? Только через боль.

Мне стало тяжело. Я понимала, что он говорит истину, но именно потому, что он прав, мне и стало тяжело.

— А взять социальную систему. — Он взял газету и, развернув, положил на стол. — Нас правительство заставляет делать то, что ему выгодно. Мы думаем, что есть выбор, доказываем, боремся. Но есть власть, силовая власть, та, которая может сделать вам больно. Полиция, фискальные органы, те, которые заставят вас почувствовать. Если не будете подчиняться, то вместо пряника кнут, и вы подчиняетесь. А потом вы оправдываетесь, почему поступили так, а это уже страх. Боль и страх — стороны медали, а вы где-то посередине, выбираете либо то, либо другое.

— А как же тогда радость, любовь и просто жизнь, — не согласилась я с ним.

— Ах, это, — он отмахнулся. — Это мимолетно, это последствие, передышка. Мы чаще помним то, как нам было больно и, увы, забываем то, как нам хорошо, да хотя бы от того, что мы здоровы, но… Надь, вы не думайте, что я утверждаю, что только боль и страх правит миром, нет. Это только одно звено механизма, но это звено стоит на первом месте. И как бы вы ни пытались меня переубедить, я найду бесконечное множество аргументов. — Он пожал плечами. — Война, кризис, искусство, литература, история, наука и т. д. Везде присутствует боль, унижение, подавление, уничтожение одного другим, а это и есть пытки, медленные или быстрые, но пытки.

— Но тогда ведь и не существовал бы наш мир.

— Точно, Надя, точно. Тогда бы наш мир просто напросто не смог бы существовать. Боль — это как аргумент, не сделаешь это, я сделаю больно, будет ли это в мировых масштабах та же война или эмбарго, или в частных, не куплю мороженку, поставлю в угол, понижу зарплату или выпишу штраф. Боль движет всем, это принудительный фактор и его мы не можем игнорировать.

Николай сел на свой стул и тут же упал. Я побоялась, что он ударился, подбежала к нему.

— Но еще более странное, — он лежал на спине и продолжал философствовать. — Мы хотим испытывать эту самую боль.

Он встал, отряхнулся, поднял с пола свой несчастный стул и отодвинул в сторону.

— Или вы не согласны? — спросил он.

— Боюсь, что соглашусь, — я действительно не нашла в его словах противоречия, это так же, как науку двигает война. Я посмотрела на стол, он был завален несколькими видами наручников. — Это тоже орудия пыток?

— А как же, еще какие. Пожалуй, самые ужасные.

— Но ведь они, — я повертела в руке наручники, что обычно показывают у полицейских. — Ну разве, что по голове ударить.

Николай покачал головой, мол, ничего вы не поняли, дамочка. Подошел ко мне и застегнул на одном запястье наручник, а потом на другом.

— Главное, что они делают, не саму физическую боль, а то, что лишают вас возможности чувствовать себя свободным, а значит вы унижены. — Он отошел от меня, взял веревку, что свисала с потолка, дернул ее. Веревка была продернута через кольцо в балке. Подошел ко мне и привязал ее посередине наручников. — Свобода. Вот что мы ценим превыше всего. Почему мы сажаем преступников в тюрьмы? Мы лишаем их свободы, заставляем их мучиться. Мы не можем применить к ним физическую пытку, а вот пытка свободой, это другое дело. На что мы пойдем, чтобы вернуть себе свободу? — Он развел руками.

Николай отошел от меня. Теперь я стояла в наручниках, привязанная к веревке. Он подошел к противоположной стене, взял другой конец веревки и потянул, веревка натянулась и стала подниматься кверху. Мои руки медленно поднимались за веревкой, но вот веревка натянулась и потянула меня вверх. Я ничего не сказала, только повернула руки так, чтобы было удобней, чтобы наручники не так сильно давили мне запястья. Он натянул веревку еще сильней, и я привстала на цыпочки.

— На что мы пойдем, чтобы вернуть себе свободу? И я отвечу. Практически на все. И это понимает каждый, я, вы, Надя, и конечно же любое правительством.

Он подошел к столу, открыл ящик, порылся в нем, достал тёмно-синюю повязку. Вернулся ко мне и не спеша завязал глаза, потом проверил, плотно ли затянут узел, снова отошел от меня и уже через секунду вернулся.

— Приоткройте рот, — сказал он спокойно.

Не зная, зачем и что он задумал, я послушно приоткрыла рот.

— Чуть пошире, — попросил он меня.

Я открыла рот еще шире, и тут почувствовала, что он засунул мне в рот что-то твердое и большое. Это был пластиковый кляп, потом он дернул шнурки и завязал их мне на затылке. Я дернулась, попыталась возмутиться, сказать. Но как раз-таки сказать я ничего не могла, язык уперся в шар. Я только промычала и стала извиваться. Меня лишили возможности говорить, лишили возможности видеть и двигаться.

Я стояла на цыпочках, высоко подняв руки к потолку и не знала, что теперь делать. По-видимому, Николай так хотел продемонстрировать свои аргументы, лишив меня всего, что я считала само собой разумеющимся. Я не знала, что делать. Потеряв то, что всегда имела, я запаниковала.

Стояла и не знала, что делать. Сказать, что я поняла… Но я вообще ничего не могла сказать, могла только мычать, крутить головой, но от этого не было никакого толку. Я была не то чтобы в растерянности, я испытала маленькую панику. И чем дольше затягивался этот эксперимент, тем больше начинала паниковать.

Теперь у меня осталось только одно, слушать. Хлопнула дверь, стало совсем плохо. Завертев головой во все стороны, я неистово замычала. Попробовала посильней дернуть руки, чтобы освободиться, но веревка крепко держала меня. Боль от наручников остановила от последующих попыток. Теперь я старалась вытянуть ладонь сквозь металл, но и это у меня никак не получалось, кроме боли я ничего не добилась. Ноги стали уставать. Я стояла на цыпочках уже более пяти минут. Ну кто-то же должен вернутся и отпустить меня, так ведь нельзя, я ведь не кролик, которого можно запихать в коробку и бросить.

Уже не испытывала страха, я разозлилась, и мне стало все равно, что и как. Я начала со всей силы дергать руками, надеясь на то, что веревка развяжется или порвется. Я делала попытку за попыткой, но безуспешно. Я вскипела. Я просто его убью, подожгу этот дом с его долбанным профессором. Сама привяжу его и буду мучить, пока он, обливаясь своими слюнями, не уговорит меня отпустить. Моя злость переходила в истерику. Тело болталось как мешок с картошкой. Так себя чувствует зверь, который попался в силки, иногда зверь перегрызает лапу, но я ведь не зверь, знаю, что он сейчас спустится и отпустит меня. И только эта мысль меня еще успокаивала, иначе бы я уже давно умерла не столько от страха, сколько от унижения. Как я попалась на такую удочку? Он наверняка с самого начала знал, что делать. Сколько я произнесла про себя ругательных слов, наверное, за всю свою жизнь столько не говорила. Но время шло.

Ноги от перенапряжения затряслись. Я постаралась успокоиться, но не получалось, злость не давала возможности думать и принимать взвешенное решение, я бесилась. И чем больше я дергалась, тем сильнее давили мне на запястья наручники, больно, очень больно. Наконец мои силы начали меня покидать. Я поняла только одно, что надо чуточку повисеть, спокойно повисеть, чтобы дать ногам немного отдохнуть. Так бы и сделала, но наручники тут же впились в запястья. Я замычала, постаралась встать поудобнее на цыпочках и больше не шевелиться. Помогло. Ноги перестали болеть, но чуть дрожали от перенапряжения, лишь бы не дать этой дрожи перейти в неуправляемую тряску, тогда я снова повисну, и снова будет боль.

Старалась сделать все, чтобы как можно меньше причинять себе боли. Теперь я стала ждать, старалась не злиться, поскольку это бесполезно, потом, потом, не сейчас. Еще немного, минуту, может три, но он придет обязательно. И тут я услышала шаги, как кто-то спустился. Я замычала, постаралась повернуться на шум шагов, затихла, шаги тоже затихли. Может мне показалось, может никто не спускался, я снова замычала. Этот шар во рту меня душил. Я не могла сглотнуть накопившиеся во рту слюни, даже этот шар меня убивал.

Снова шаги. Все мое внимание теперь было направлено на шаги. Он где-то здесь, в подвале, я только что слышала их, снова мое мычание, но реакции никакой. И тут я ощутила ветерок, он шел спереди. Мычать не представляло смысла, он видел меня и смотрел на меня. Теперь я хотела достойно себя вести, пусть не думает, что напугал, сломал меня. Еще покажу ему, кто я такая, он еще у меня будет рыдать. Я опять начала злиться.

Почувствовала прикосновение к моей блузке, мотнула плечами, как бы сбрасывая с себя его руки. А ведь сейчас ничего не могла поделать, не помешать, не возмутиться, не даже попросить его. Была живой куклой, с которой можно было что угодно делать. Как я позволила себя одурачить?

Я зарычала. Он опять прикоснулся к моей блузке и начал ее расстегивать. Я замотала телом и постаралась пнуть в ту сторону, где, по моему мнению, он стоял. Но как бы я ни махала ногами, я никого не задела, даже вскользь. Пинаться в юбке не так-то легко, но я как могла сопротивлялась. Он выжидал, когда я успокоюсь и снова продолжал расстегивать блузку. Теперь его пальцы расстегивали пуговицы у меня на животе, сейчас будет ее вытаскивать. Я снова зарычала и сделала еще одну попытку пнуть. Опять промах. Похоже, что я борюсь с пустотой.

Наступила апатия, мне стало совершенно все равно, что он там делает. Пусть делает, если так ему хочется, пусть поиграет, пусть. Мне-то какое дело, я ведь ничего не могу сделать, именно этого он и хотел. Пусть. Я дернулась, но только потому, что сильно болели запястья. Ноги поставила поближе друг к другу, чтобы быть повыше, выпрямила спину, стало легче. Теперь он расстегивал юбку. Пусть. Мне все равно, пусть снимает все, пусть, и если хочет, то возьмет меня. Пусть. Я еще чуть подтянулась на носочках, стало еще легче, только устала стоять руками вверх, они стали затекать. Он расстегнул юбку и снял ее с меня. Я опустила голову, даже с завязанными глазами не хотела слепо смотреть на него. Опустила голову пониже, как в знак покорности, как в знак безысходности.

Когда мужчина спустился в подвал, женщина висела на руках. Стояла посередине помещения, потолки были невысокими, она почти доставала руками до кольца, через которое было продернута веревка. Рядом стоял ящик, но женщина не смогла его найти, он был совсем рядом. Она могла его пододвинуть к себе и встать на него, но она этого не сделала, запаниковав. Женщина забыла обо всем. Она могла просто встать на книжки, что валялись у ее ног, но она не сделала даже и этого. Мужчина осторожно закрыл за собой дверь. Женщина перестала дергаться. Теперь все ее внимание было направлено в слух. Поворачивала голову за его шагами, она за ним следила.

Мужчина подошел поближе, на расстояние вытянутой руки и прикоснулся к блузке. Женщина мгновенно прореагировала. Она завертелась, на секунду повисла на веревке. Поймав обратно равновесие, попыталась достать ногой до мужчины. Он не спеша отошел. Женщина вертелась, крутилась, извивалась, ее мычание заполняло всю комнату, мужчина ждал. Так он делал одну попытку за другой. Он не расстегивал ее блузки, а только касался пуговиц на ее одежде, чуть шевелил их и отпускал. Женщина воспринимала это яростно. Ее это бесило, и она продолжала бессмысленное сопротивление, но потом в один момент она остановилась. Выпрямила спину, подтянулась, как могла на носочках, и медленно опустила голову. Мужчина внимательно посмотрел на нее. Провел рукой по поясу ее юбки, ногтем сверху вниз, чуть нажав, провел по молнии, раздался характерный звук раскрывающегося замка, но молния осталась закрытой. Сделав шаг назад, он взял со стола полотенце. Легко касаясь женщины, провел им по спине, опустил полотенце ниже, скользнул вдоль ног. Женщина не пошевелилась, она, покорно опустив голову, чего-то ждала.

Она почувствовала, как он развязал ее пластиковый кляп, вынул его. Надежда не проронила ни слова. Платком он вытер ее мокрые губы, а после почувствовала, как опускаются ее руки все ниже и ниже. Она с трудом встала на ступни, ноги тряслись от перенапряжения. А потом ее тело стало оседать на пол, она упала. Щелкнули наручники, рука тяжело повисла, а потом упала около головы. Она лежала. Ее грудь тяжело дышала, пальцы что-то медленно перебирали в пустоте, губы шевелились, произнося немые слова. Наступила тишина.

Я лежала и боялась открыть глаза. Сквозь ресницы пробивался свет, но я старалась их не открывать. Хотелось вот так лежать бесконечно, боялась пошевелиться, боялась повторения. Хотела слиться с полом, просто раствориться.

Прошло минут пять. Потихоньку вернулись силы, ноги уже не дрожали, хотя чувствовала, как они до сих пор напряжены, осторожно я открыла глаза. Тихо, никого, мои пальцы что-то рисовали на полу. Я смотрела на них и не узнавала. На запястьях были красные полосы, но никаких подтеков или царапин не было, от удивления я присела. Еще раз внимательнее посмотрела на свои запястья. Думала, что когда прыгала, стараясь освободиться, порвала кожу, но ничего подобного, только красные полосы и все. А потом еще больше удивилась тому, что на мне была блузка. Она была застегнута и юбка на месте, все на месте, ничего не снято. Что произошло со мной? Что вообще было? Может ничего и не было? Но нет, ноги ныли от перенапряжения, и болела челюсть.

Через минуту, пошатываясь, я встала, отдышалась. Вот и пластиковый кляп на столе и повязка, что закрывала мне глаза. Все было и в то же время ничего не было. Я была истощенна, измотана, сил не было даже идти, уселась на какой-то чемодан и расслабилась.

Теперь я осознавала понятие страха. Потеря свободы, это действительно самое страшное, что только могу себе представить. Теперь у меня не было злости, но и благодарности тоже. Просто хотелось покинуть подвал и уйти. Я решительно встала, поправила на себе одежду и твердым шагом стала подниматься по ступенькам.

Ребята сидели в зале, они даже не заметили моего отсутствия, подумали, что я на кухне что-то делала. Пригласили к себе, но уже через пять минут все стали разбегаться и я тоже решила уехать. Олег посадил меня в машину и повез меня домой.

— Зачем вы так сделали? — наконец набравшись смелости, спросила я, но он так и не ответил.

До утра я не могла уснуть. Все старалась прокрутить в голове, что я сделала не так и почему вообще меня это волнует. Какой-то псих поиграл со мной, вывернул мне душу наизнанку, а я теперь лежу и думаю об этом. Что я сделала не так? И все же, даже лежа в постели и вспоминая те минуты, я испытывала страх, но вместе с ними и что-то иное. И только к утру, когда глаза уже смыкались, я начала понимать. Потеряв свободу, пусть на время, и даже понимая, что это игра, во мне произошел выброс энергии. Мне это понравилось. Наверное, я хотела бы еще раз попробовать это. Когда меня лишили свободы против моей воли, возможности самостоятельно принимать решение, когда я стала куклой, ничем, рабыней. Меня это не испугало.

Это кажется таким диким. Выглядит таким чуждым. Становится таким заманчивым…

Женщины не мыслят… Они замышляют!

— Свет, а ты давно уже водишь машину?

— Да нет, чуть больше года, а что?

— Муж хочет мне купить жучек, — женщина на этом слове чуть хихикнула.

— Для города самый раз.

— Но я боюсь.

— Да брось, мужики сами порой трясутся от страха на дороге, поэтому и орут, сигналят. Забей на них, просто рули и все. А знаешь что?

— Что? — тут же с интересом спросила женщина и потянула за поводок своего кокера.

— Представь, что у тебя есть магия, ну вот как у эльфов. На тебя начинают кричать, сигналить, а ты поставь невидимый барьер, как щит между собой и тем придурком. Скажу честно, на душе сразу станет так легко. Ты на него посмотришь как на рыбку в банке. — Светлана хихикнула. — Зевс, ты где? Иди, мой малышка. — Пекинес, услышав голос хозяйки, завилял хвостом и, перепрыгивая через торчащие корни сосен, помчался к ней.

— Спасибо. Ну все, я побежала домой, до завтра.

— Пока, — махнула рукой Светлана и, взяв за болтающийся поводок, пошла дальше по парку.

Уже начало десятого, привыкла в это время прогуливать свою собачку. Работа, ужин, дела, а после с Викой ходили по парку. У нее кокер-спаниель, вот шубутная собака, просто реактивная.

— Ой, — удивилась Светлана, почувствовав, как на лицо упала капелька дождя. Посмотрела вверх. Появилась серость и потянуло влагой. — Зевс, мальчик, пойдем домой. — И быстро побежала за ним, стараясь поймать поводок, что тянулся по траве. — Да постой же, дождь, завтра еще погуляем, ну же.

Наконец догнала своего питомца и потянула за собой. Обходить весь парк далеко, а если и правда пойдет дождь, то Зевс пролежит в коридоре еще не один час, пока не высохнет, и все это время будет скулить и стараться незаметно прошмыгнуть в зал. Светлана ускорила шаг, свернула в сторону стадиона. Зимой тут играют в хоккей, но сейчас это ограждённое место как раз для детворы. Они прыгают по лужам, пока их мамаши, причитая, бегут, ища вход на площадку.

Светлана улыбнулась и уже сама побежала за пекинесом. Он понял, что пошли домой, а там его ждет заветный ужин, вот и спешит.

— Прошу прощения, — вдруг ее окликнул мужчина, — не покажете, как пройти до Посейдона, что-то я с картой запутался. — Он крутил в руке смартфон с открытой вкладкой карты местности.

— Посейдон?

— Ну да, магазин, он где-то на Рижской, — и ткнул пальцем в экран своего телефона.

— Посейдон… — Протянула Светлана, стараясь вспомнить, где его видела.

— Вот, смотрите, — мужчина подошел поближе и протянул свой телефон, показывая место, где он сейчас находится.

— А, вспомнила, — радостно сказала Светлана и махнула рукой в сторону Профсоюзной. — Налево до светофора и прямо до следующего светофора, а после направо. Он где-то там.

Она потянула поводок, стараясь унять пыл Зевса.

— Спасибо, — ответил он и тут же резко сделал шаг к ней.

Светлана не успела ничего понять, как что-то острое ткнулось ей в горло. Боль пронзила, она хотела крикнуть от возмущения, но его стальная рука обхватила ее и с силой прижала к себе.

— Не советую орать. — Как бы между прочим сказал мужчина и толкнул женщину в сторону.

— Заткнись, лучше молчи.

Боль в горле была настолько сильной, что ее нельзя было сравнить с той, что она испытала, когда удаляла нерв в зубе. «Что за глупая игра», — вдруг подумала Светлана, понимая, что сейчас находится в оживленном парке. Что совсем рядом ходят люди, бабушки, что шуршали своими спортивными палками, ушли отдыхать, а на их место пришли бегуны. Она и сама хотела в свое время начать бегать, почему бы и нет, но как-то не решалась, нужна компания.

Его рука толкнула ее, она, быстро перебирая ногами, стараясь не споткнуться о неровности дороги, отошла к стене. Мужчина держал ее крепко. «Насколько же он сильный», — вдруг промелькнула глупая мысль, и Светлана попыталась вспомнить, кому принадлежит голос.

— Не ори, — опять достаточно спокойно сказал он и толкнул ее еще дальше к дереву, а после вглубь кустов сирени.

Она, послушно семеня ногами, следовала туда, куда он ее направлял. «Что за глупая выходка», — думала Светлана, стараясь не потерять поводок, но он выскользнул и тут она уже не на шутку заволновалась.

— Вякнешь, насажу твою головку на пику, — и в знак убеждения еще сильнее надавил ей чем-то острым на горло, боль тут же обожгла ее тело от самой макушки до пят. — Поняла?!

— Да… — Шипя и вытягиваясь на цыпочках вверх, прошептала она.

Светлана слышала голоса прохожих, почему-то услышала, как Зевс, запутавшись поводком среди кустов, поскуливал и пытался выбраться из дебрей. Она услышала, как не так далеко проехала машина, и кто-то из велосипедистов нажал звонок. Она в парке, среди людей, но сейчас Светлана не могла ничего сказать, не могла дернуться, боялась, что эта пика и правда проткнет ее. Не было ужаса или страха, а появился гнев и злость, что какой-то придурок спутал ее планы на вечер.

— Сделаем все быстро. Верно? — спросил ее, и она была вынуждена чуть кивнуть головой, соглашаясь с его словами. — Вот и славненько.

«Дебил, — вертелось в голове, — больно же», — подумала она и еще чуть выше вытянулась на носочках, стараясь хоть немного унять боль в горле. Его рука, что так сильно прижимала ее к нему, вдруг отпустила, но она все так же не могла пошевелиться, поскольку острие метала смотрело ей горло.

Страха не было, только негодование. Светлана так и не понимала, то ли это чья-то злая шутка или правда в парке появился придурок, который решил ее обокрасть.

Его рука легла на живот и резко пошла вверх, через мгновение пальцы сжали грудь, и тут Светлана задергалась.

— Стой, дура. Ты же хочешь домой? — она тут же кивнула. — Тогда снимай трусы.

Это что такое? Она в душе даже усмехнулась. Насильник? Как много раз про них слышала и читала. На мгновение ей захотелось засмеяться, но только боль в горле не дала этого сделать. Опять послушались голоса людей, они были рядом и не знали, что она тут в этих кустах. Ей стоит только закричать и все, но Светлана не могла этого сделать. Что-то ужасно острое упиралось в горло, и она уже не могла точно сказать, может он уже проткнул ее, а она еще не знает этого.

— Снимай трусы! — чуть громче сказал мужчина и опять сжал пальцами ее грудь.

Насильник. Сколько женщин в год насилуют, тысячи или десятки тысяч. Не многие идут в полицию, многие как рабыни, принимают неизбежное, боятся огласки и поэтому молчат, терпят. Что он хочет? Почему-то подумала Светлана, стараясь разобраться в том, что происходит.

— Шустро! — почти в приказном порядке прошептал он у нее над ухом. — Трусы! — напомнил, что надо сделать.

И опять эта боль, она чуть вскрикнула, но тут же заткнулась по причине страха, что он и правда проткнет ей горло. Тело, у нее всего лишь тело, что тут такого. Как часто она поступала так? Вспомнила, как увела у Верки Виталика, а он после первых с ней поцелуев начал хвастаться перед парнями. Она его бросила, а после переспала с Алексеем, мужем Маргариты. Подло, сама после жалела, но ей тогда было хорошо. Светлана вспомнила, как в офисе за шкафами обнималась с Генкой, а ведь он всего как год назад женился.

Почему-то на душе стало противно. Тело, всего-то тело, ничего лишнего. Мужик хочет свое, а женщина свое. Она вздрогнула, когда его рука сжала ее бедра и пальцы скользнули вперед и сразу между ног.

— Снимай трусы, — повторил он.

Она испугалась. Чего ей бояться, ведь много раз делала это. Но когда это было последний раз, шесть месяцев или уже больше? Она почему-то подумала, что уже давно не занималась сексом, вот так просто подумала об этом. Секс. Что за тупое слово, в котором так много скрыто.

Его пальцы скользнули еще ниже, будто искал там что-то.

— Трусы… — Шипя у самого уха, злобно прохрипел он.

— Да… — То ли от страха, то ли от злобы прошептала она и стала тянуть юбку вверх.

Тело, подумаешь, тело. Светлана вспомнила передачу, где обучали самообороне. Полицейский, что показывал приемы, в конце пояснил: «Если можете, то бегите, трусость тут не при чем. Если на вас направили оружие, не сопротивляйтесь, отдайте что есть, не стройте из себя героя. Жизнь — вот что главное». Жизнь. Светлана опять испугалась за себя. Этот холодный метал упирался ей прямо в глотку, еще чуть-чуть и он пронзит ее.

— Трусы… — Шипел он у нее над ухом.

Ей хотелось ответить ему, да слышу я тебя, слышу, сейчас. И пальцы рук яростно продолжали дергать ткань юбки, таща ее вверх. Секс, всего лишь, что тут такого, жизнь превыше всего. Она задрала юбку и стала стягивать колготки вместе с трусами. Светлана извивалась, виляя задом, стараясь как можно быстрее стащить их с себя, а он все продолжал и продолжал шипеть у нее за ухом. Трусы, трусы.

А вдруг кто увидит? Промелькнула странная мысль, и стало стыдно. Я что, шлюха, что в кустах вот так? Лицо покраснело, а пальцы все тянули эту ткань к коленкам. В животе заурчало, и вдруг в паху что-то вспыхнуло. Светлана заморгала, сжалась. Его пальцы бегали по ее телу, то хватали грудь, что провисала от того, что она нагнулась вперед, то опять бежали к ее заду, то старались проникнуть ей между ног.

Она вспомнила последний свой секс со Славой. Он был тупой, так, ради галочки, никаких ощущений или переживаний, просто секс. Светлана рассталась с ним со скандалом, он еще долго приходил к ней, звонил, просил прощения. А ведь раньше было совсем не так. Она тяжело вздыхала, прижималась к нему, тянулась губами и позволяла делать ему все то, что хочет мужчина. Но это было уже давно, очень давно.

И вдруг в паху опять все вспыхнуло. Светлана чуть присела, сжала посильнее ноги. Секс. Секс. Она тяжело задышала. Эта пика у горла, зачем она тут? Боль, пронизывающая боль. «Да будь ты проклят», — подумала она и выпрямила ноги в коленках.

За ее спиной что-то зачавкало, что-то прижалось к бедру. На мгновение Светлана замерла, ожидая его. Нет, она не боялась, почему-то сейчас хотела этого, даже не понимала почему, но хотела, чтобы мужик сделал свое дело и отвалил. В паху загудело, как пустой бидон. Она ждала, ждала, ждала…

Опять послышалось чавканье.

— Черт… — Проворчал он.

Он возился и трясся на месте.

— Что не так? — прошептала она.

И тут он отпустил ее. Железная пика, что все это время тыкала ее в горло, пропала. Светлана, не понимая, стояла, задрав свой голый зад, и слушала его возню. Что он там делает? Подумала она и с опаской посмотрела себе за спину.

Кусты скрывали их, они были в самой их гуще. Светлана опять услышала голоса людей. Выпрямилась и уже с иронией смотрела на этого мудака. Он стоял и тряс свой никчемный мужской инструмент, что болтался в его руке как сдувшийся шарик. Ей захотелось засмеяться. И если бы он сейчас все исправил, вернул своей колбаске силу, то Светлана повернулась бы к нему опять спиной, чтобы закончить начатое. Ей хотелось, да, уже хотелось это. Но теперь она разозлилась.

Быстро натягивая колготки с трусами и опуская юбку, она зарычала:

— Козел! Петух! Придурок! — Ее голос повышался с каждой буквой.

Он выпрямился и с ужасом посмотрел на нее. В следующую секунду она въехала ему ладонью в лоб, отчего его тело буквально отлетело на метр назад.

— Стой, придурок! — рыча, схватила его за ворот куртки, но мужчина затрепыхался и постарался вырваться. — Ты не закончил начатое, — ее глаза налились кровью.

Светлана не узнавала себя, она была в гневе, точно так же, как один раз в школе на дискотеке избила парня, что рыпнулся на ее подружку. Тогда она схватила его за волосы и несколько раз ударила о свое колено, отчего мальчишка, скуля, брызгаясь слюной и кровью, умчался от нее подальше.

— Стой! — крикнула Светлана, но видя, что он выворачивается, не удержалась и со всего маху пнула ему в зад. Он пулей вылетел из кустов, упал на траву, быстро вскочил и, поправляя на ходу свои штаны, скрылся за школой.

— Козел! — еще раз крикнула ему вдогонку, выпрямилась, поправила юбку и, нагнувшись к своему пекинесу, ласково сказала. — Что за мужики пошли? Даже изнасиловать не могут.

Она вышла на свет фонаря, прищурилась и опять почувствовала, как на кожу упала капелька дождя.

— Бегом, бегом, малыш, нам пора.

И пекинес радостно побежал, перепрыгивая через бордюры.

Нет ничего приятнее, чем быть обязанным во всем самому себе!

Зима — потрясающее время. Всегда ее любила, как и лето, но все же лето больше. Осень же навевала грусть, а весна — грязь. Да, грязь, хотя она сменялась зеленью. Но этот холод, сырость и чавкающая под ногами жижа меня раздражала. Я радовалась тому, что в этом году так много снега. В последние годы почему-то редкость. Кажется, что в детстве все было не так, сильней морозы, больше снега, слаще конфеты и время длиннее.

На улице со вчерашнего вечера падал мелкий снег, самый приятный. Не люблю снег хлопьями, он потом тает и кроме неприятностей больше ничего не остается. А вот мелкий, даже игольчатый снежок, вот это да. Такой останется надолго, до конца зимы. Если на улице было не холодно и не было ветра, то выходила на одну остановку раньше и шла пешком. Сегодня же утром я опаздывала. С командировки вернулся Валерик, мой любимый мужчина, мой муж. Кажется, не видела его целую вечность, так соскучилась, что не смогла отлипнуть от него весь вечер. Все рассматривала его как в первый раз. Казалось, что все не то, что я забыла его. Старалась вспомнить каждую царапинку на его теле, каждую морщинку, каждый волосок. Глупо, но я была счастлива в этот момент, счастлива и сейчас, хотя и опаздывала.

Сегодня как никогда загружен день, целых семь уроков. Новая тема, значит все говорить и говорить. 10 «А» самый любимый класс, почему так? Ребята как ребята, но они умеют слушать. Я всегда была против того, чтобы классы формировались по успеваемости. Вот и получалось, что в одном классе одни отличники и хорошисты, которые и без тебя все понимают, а в другом все наоборот.

Когда впервые вошла в класс в должности учителя, было так страшно. Хотя это и был третий класс, они и сами, наверное, меня боялись, моего строгого вида. Потом Тамара Ивановна, мой первый наставник, так и говорила, что я набросилась на них как коршун. После всегда старалась подходить к ученикам как к равным себе. Могла с ними просто сесть и, шепчась, по секрету втихушку попить чайку.

На второй год мне дали свой класс, повезло с ними. Сперва ученики не хотели принимать меня в свой круг, с подозрением смотрели, будто доложу кому-то, а потом поняли, что я такая же, как и они, только чуть старше. Правда приходилось держать дистанцию, трудно мне это давалась. Так и хотелось иногда дать подзатыльник или еще лучше пнуть коленом под одно место, заслуживали иногда за свои поступки. А если прогуляют чей-то урок, первым делом шли ко мне каяться. Мне это нравится, правда иногда они становятся навязчивыми, чуть что, уже у меня жалуются, рассказывают секреты, просят совета. Стало тяжело.

Урок начался по обычной схеме, быстрый опрос, а потом тема. И так все семь занятий. Я очень устала, зато завтра нет ни одного урока, только классный час, разбор полетов за неделю и все. Просто настоящий выходной посреди недели. Жаль, что он выпадает только через неделю.

До начала классного часа еще больше двух уроков, но надо проверить самостоятельные. Я взяла стопку тетрадей, ручку и начала методично проверять. Иногда мне было смешно за ответы, но каков ответ, такова и оценка. Я откладывала тетрадь в сторону, выставляя в журнале оценку, и брала следующую.

Проверив одну из тетрадей, Оли Сидарчук, наверное, одну из лучших представителей в классе, нащупала какие-то листки в самом конце тетради. Перевернув страницы, наткнулась на любительские фотографии. Они стразу бросились в глаза. В них не было той лощености, что дают современные фотографии, они были сделаны еще дедовским методом, через негативную пленку. Черно-белые снимки, немного в царапинах и со слегка помятыми краями. Но меня не это так привлекло, а то, что было на них заснято. Закрыв тетрадь, я посмотрела в сторону двери. Тишина, идут уроки, в коридоре никого. И все же я подошла к двери, проверила как она закрыта, потом вернулась к столу и взяла в руки Олину тетрадь.

Пока я ходила, в памяти плавали обрывки увиденного. Меня это сильно задело, но почему вот так? Села, постаралась как ни в чем не бывало открыть тетрадь, но мне это не удалось. Пальцы открывали все не те страницы. Наконец-то я раскрыла там, где лежали фотографии. На них была сфотографирована молодая женщина. Она стояла, облокотившись спиной на стену, руки за спину, гордо поднятая голова. И эта прическа начала семидесятых, ее ни с чем нельзя спутать, кудрявая с начесом, такую носила моя мама. На ногах шлепанцы, как будто она пришла с пляжа, и эта женщина была обнаженной.

Я положила фотографию и хотела закрыть тетрадь, но не смогла, что-то здесь было не так, что? Мне довелось многократно смотреть на фотографии обнаженных девиц, да я ведь и сама женщина, но то были журналы. Иногда я вытаскивала их из-под сиденья некоторых учеников. Но там были иные снимки, пошловатые, натянутые, ненастоящие, в них не было жизни. Еще раз внимательно посмотрела на снимок. Женщине было примерно 20 лет или чуть больше, она выглядела очень юно. Что-то робкое в ней было, нежное, мягкое и даже теплое, но что? Я посмотрела в окно. Встала, подошла к доске, зачем-то взяла мел, как будто хотела что-то написать, а потом вернулась к столу и, сев, опять открыла тетрадь.

И тут я поняла, что было не так. Женщина была не просто обнаженной, она была как девочка голой. У нее не было того самого черного пушка, что должен соединять ее длинные ноги. Там было голо, чисто и откровенно. Этот контраст ее возраста и обнаженного лобка делали ее наготу трогательной, невинной, убаюкивающей. Даже могла бы сказать, слишком откровенной.

Глубоко вздохнув, перевернула снимок, там была надпись: «Анапа, август 1976 г.». Я взяла второй снимок. Там была эта же женщина, она сидела на лошади. Брючный костюм обтягивал ее тело, в руках она держала маленький хлыст, глаза смеялись. Чему она так веселилась? Два этих разных снимка. В одном случае женщина обнажена, но такая серьезная, а на другом все наоборот: одетая и от души смеющаяся. Как будто я заглянула за ширму, посмотрела с другой стороны на ее жизнь. Еще раз взглянула на снимок, где она стоит в одних шлепанцах, теперь я узнала ее, это была Олина мама. Сразу вспомнила ее на собрании, такая строгая, немного полноватая, энергичная, всегда в совете родителей. Теперь я видела ее совсем другой. В этот момент зазвонил звонок, извещая о конце урока, я вздрогнула и резко закрыла тетрадь. Я не думала изымать данный снимок, это из семейного девичьего альбома, и пусть он останется у Оли.

Валерик еще не пришел с работы, отчитывается, будет как всегда к девяти, жаль. Грустно вздохнув, я пошла в ванную. Руки сами сняли с меня всю одежду, я включила душ и подставила голову под теплую струю воды. Было спокойно и легко. Такого состояния у меня уже давно не было. Стояла под струями воды, что текли по мне, и таяла. Насладившись моментом и согревшись, хотя и не замерзла, я открыла шкафчик, достала лезвие, которым бреется Валера. Внимательно посмотрела на него, как будто не видела раньше. Взяла пенку для бритья и нажала на крышку, шипение, и на ладони осталась большая воздушная белая горка. Размазав ее, я прикоснулась к ним лезвием, секунда замешательства, а потом лезвие срезало первые волоски.

Закончив бриться и смыв остатки пенки, я стояла посреди ванной и смотрела в зеркало на свое произведение. Нагота. Пальцы невольно тянулись, чтобы прикрыть свою откровенность. Осторожно я сперва коснулась живота, а потом оголенного бугорка. Ощущала себя вновь рожденной, чистой и невинной. Стояла и смотрела на свое тело, что отражалось в зеркале, такое знакомое и в то же время такое чужое. Я любовалась им. Я ощутила внутри себя жар.

Утром с трудом встала, глаза не хотели открываться, я не выспалась, но была счастлива. Хотелось творить, хулиганить, петь, прыгать, топать ногами, у меня было отличное настроение. Поцеловав Валерку, убежала на работу, сегодня он отсыпался, ему повезло больше чем мне. Мое новое перевоплощение в ванной так ему понравилось. Или мне? Кому больше, я так и не поняла. Но только под утро, уже изнеможденная, я упала ему на грудь и уснула.

Сегодня самостоятельная, но мои ученики все же окрестили ее контрольной, поскольку отметка пойдет в журнал. В классе были тихо, только шепот и шуршание листов бумаги. Шел пятый урок, последний, потом домой. Я смотрела на Павла, что сидел на последнем ряду и пытался перебросить записку Насте на соседний ряд, а она делала вид, что не замечает его потуг. Потом мое внимание переключилась на Валю, новенькая ученица, ее сторонятся парни, она полная и от нее всегда пахнет потом, но она старается, я это вижу. Игорь все косится вправо, значит, там учебник, придется временно изъять его. Я встала, подошла и безошибочно с первого раза нашла его. Надо же. Он сделал вид, что ничего страшного, ну, подумаешь, учебник. Мол, что мне, жалко, и без него напишу. Ох эти парни. Девочки более хитрые, их тяжелей поймать со шпаргалкой. Смотрела в класс не потому, что искала тех, кто списывает, а для того, чтобы они знали, что я все вижу.

Надя на последней парте притихла. Она всегда быстро отвечала на вопросы. Я не могла понять, почему она там сидит? Обычно галерка отводилась для тех, кто не успевал и болтал не по делу, поэтому их туда и сажали, чтобы не мешали другим. Но почему она сидела там и не хотела пересесть вперед? Я ей предлагала, но она отказалась. По ее блуждающему взгляду поняла, что она написала контрольную, надо отпустить домой, все равно у них последний урок. Но только я это решила, как заметила, что ее рука легла на коленки, мне это было видно хорошо. Пальцы начали перебирать ткань юбки. Через секунду пальцы были уже у нее между ног. Она немного подтянула ее вверх и слегка развела ноги в коленях. Мне стало неудобно на нее смотреть, как будто я подсматриваю. Но стоило мне опустить взгляд, как мои глаза сами поднимались в ее сторону.

«Черт подери», — произнесла я сама про себя и тут заметила, что мои ноги так же как у Нади разведены чуть в стороны. Осознав это, я резко сжала их. И тут горячая волна… Откуда она взялась? Пришла прямо из живота, поднялась вверх к груди, легкие сжались, как будто они старались удержать волну… Тишина… Внутреннее дрожание от перенапряжения, и вот волна пошла вниз, к животу и еще ниже. Я опять поняла, что мои ноги в коленях снова разошлись в стороны. Резко и как можно крепче сжала их, но от этого стало только хуже. Жар ударил прямо в пах. Ощутила, что меня обожгло. Потом волна откатила и опять пошла вверх. Я затаила дыхание, слегка приоткрыла рот, смотрела в класс непонимающими глазами. Никто на меня не обращал внимания, даже Надя, ее глаза были слегка прикрыты, ладонь лежала между ног, другой она что-то черкала в тетради, делая вид, решает задание. Меня тянуло посмотреть на ее руку под партой, но я опустила глаза на стол. В глазах двоилось.

Надя чуть нагнулась к столу. Ощутила на себе, как пальцы касаются меня. Я постаралась встряхнуть наваждение, но вместо этого наоборот начала погружаться в него. Горячая волна, что бродила во мне, рвалась наружу. Внутри все горело. Начала чувствовать, что начинаю дрожать. Я посмотрела в класс.

Сдерживая себя, я чуть раздвинула в коленях ноги. Как будто только этого волна и ждала. Она хлынула всем своим обжигающим напором в образовавшуюся расщелину. Внутри все напряглось. Большими усилиями сдерживая себя, я начала сжимать ноги. Чем плотней я их сжимала, тем больней мне это давалось. Я перестала бороться… Остановилась. А потом ноги, мелко дрожа, начали сами расходиться. Я не могла себе удивляться. В этот момент я уже прилагала усилия для того, чтобы они распахнулись как врата. И вдруг они остановились, я продолжала смотреть в класс. И тут ощутила, как та горячая волна, что бушевала, начала медленно из меня выходить. Напряжение спало, стало необычайно легко, грудь пощипывала. Женская истома, вот что осталось после ее ухода. Я осторожно глубоко вздохнула, почувствовала холодок во всем теле. Ноги сомкнулись, сохраняя остатки тепла, а потом еще сильней и еще. В этот момент я просто таяла от удовольствия.

Надя сидела и черкала в тетради. В душе я улыбалась ее детской наивности, ее открытости, ее смелости и вызову сомой себе. Внутри меня угасал жар, боль от ожога прошла, кровь возвращалась. Я смотрела в класс с небольшой опаской, искала удивленный, а может настороженный взгляд, но его не было. Никто не заметил, что со мной было. А было ли это вообще?

Прозвенел звонок. Надя резко дернула руки, я невольно обратила на это внимание. Она быстро поправила юбку на коленях, закрыла тетрадь, и, не смотря по сторонам, начала складывать ручки в свой рюкзак. Ученики начали вставать, поднялся шум, который постепенно перерос в гул. Я попросила всех сдавать задания и идти домой. Надя молча положила свою контрольную мне на стол, защебетала с подружками и выбежала в коридор. Постепенно шум стихал, последние сдавали задания, их становилось все меньше и меньше. Вот и последний покинул класс, закрыв за собой дверь. Наступила тишина.

Я даже не хотела думать, почему у меня так получилось, это было неважно. Но меня это немного напугало, потому что я не смогла справиться с собой, со своими чувствами. Неужели они настолько сильны, что решили управлять мной.

Два дня прошли как ни в чем не бывало. Уроки, семинар, внешкольная работа, консультации. Вот и все, что происходило. А вечерами я бежала домой, обнимала Валеру, шла на кухню заваривать чай, потом поцелуи, два или более. Дни стали незаметными в связи с тем, что опять стали похожими, как две капли воды друг на друга. Это не было скучно, просто некогда было об этом думать, но вчера… А что вчера?

В субботу было назначено совещание, директор подводил итоги за первое полугодие. Оно мало чем отличалось от остальных отчетов, просто разговор, просто так надо. Я внимательно слушала Галину Павловну, что-то касалось моих планов. Хотели сдвинуть сетку уроков, не хватало учителей, планы на будущий ремонт классов. Планировали даже отправить кого-то из учеников отдохнуть за рубеж, как поощрение. Почему не меня. Впрочем, это совещание не было похоже на предыдущие, много нового, и поэтому я на нем не дремала как обычно, а слушала и слушала.

Вдруг в один из моментов я ощутила в себе ту самую приливную волну. Она была слабой, но ее нельзя было ни с чем спутать, я ее хорошо запомнила, и вот она где-то совсем рядом. Я напряглась и постаралась посмотреть в себя, как будто искала ее. Что побудило ее прийти в движение, что стало причиной ее появления? Ответа не смогла найти. Галина Павловна замолчала, я отвлеклась от себя и посмотрела на нее, она выжидала момента, чтобы продолжить. Что-то было сказано важное, я упустила нить совещания. Постаралась прокрутить в памяти ее выступление, но последние минуты были стерты. Она продолжила свою речь.

Через несколько секунд опять ощутила присутствие теплого прибоя. Он плавно ходил во мне, просто гулял, как бы просто так. Но я уже понимала, что стоит дать ему силу, и он превратиться в неудержимый горячий водный поток, который смоет меня. Я начала глубоко и очень медленно дышать, на какой-то период мне это помогло, но ненадолго. Вот уже появились первые признаки поднимающейся температуры, я контролировала ее и мне это очень нравилось. Я могла сбавить силу ударов волны, но могла и наоборот увеличить давление. Могла менять ее движение и даже температуру. Сидела и ликовала над тем, что могу управлять новой для меня стихией. Вы когда-нибудь пытались расслабить свое тело, вот так просто взять и расслабить? Если у вас это получается, то вы поймете меня. Тело вроде как тело, как всегда, но стоит к нему прислушаться, и ты начинаешь понимать, что плечи напряжены, руки сжаты, ноги согнуты в неестественной позе. И вообще, с твоим телом что-то не то, оно как комок нервов все сжато. Стоит это осознать, и ты начинаешь давать команду своим мышцам ослабить хватку. Тяжело, понимаю, что очень тяжело этого добиться, но если удастся, то тут и начинается превращение. Твое тело начинает плыть, ты чувствуешь, как провисают плечи, ты начинаешь ощущать мышцы спины, и вот они уже слабеют. Тело сгибается под своим весом, руки тянутся вниз и глаза сами закрываются. Наступает такой момент, когда у тебя уже нет тела, есть только ощущение.

Я смотрела на выступление нашего директора и не слышала его. Мне стало это неинтересно, я наслаждалась приливной волной. И в какой-то момент почувствовала, что стоит мне немного усилить давление волны, как сердце начинало замирать от предчувствия того самого срыва. Когда еще чуть-чуть, и волна выйдет из-под контроля и станет совершенно неуправляемой. А после она снесет все на своем пути, пока не найдет выход из тебя.

На грани своих возможностей я осторожно управляла внутренними чувствами. Еще немного… Еще вот-вот… Чуть больше, еще… И тут я со страхом поняла, что уже не контролирую их. Чувства внутри меня уже некоторое время живут своей жизнью. Мне только казалось, что они в моей власти, но этот уже было не так. Мои чувства, а с ней и волна, вышли из-под контроля. Стало немного страшно. Дикая, еще теплая, но скоро она станет обжигающе горячей, волна бушевала во мне. Она всей своей массой поднималась к легким, в груди начинало звенеть. Надрыв в подъеме, секундная тишина… И вот она теряет свою инерцию, зависает и уже в следующее мгновение обрушивается вниз. Ее сила такова, что становится больно. Чувствую напряжение и страх. Что со мной? Что случилось? Я глубоко дышу. На лице появился пот, мне стало плохо.

Кто-то потряс меня за плечо, я ощутила это только потому, что тело мое зашевелилось. Я постаралась сконцентрироваться, в глазах все плыло. Почему-то на меня все смотрели, мне стало стыдно. И только тут до меня дошло понятие слов, которые были обращены ко мне: «Что с тобой? Тебе плохо?» Кто-то подал стан с водой, кто-то совал мне в руки носовой платок. В голове все путалось. Я пыталась поставить все по местам, разобраться в происходящем. А потом прочитала по губам Галины Павловны, чтобы я пошла подышала воздухом.

Вышла в коридор и закрыла за собой дверь, с облегчением облокотилась о стену. Прохлада коснулась спины, смотрела в окно и не понимала, почему, почему? Никакого намека на то взрывное состояние, что было еще несколько секунд назад. Я постояла еще какое-то время, за дверью слышался голос директора, может вернуться? Нет, решила я и пошла в класс. Что они могли подумать? Мне хотелось скорей уйти отсюда и как можно дальше.

Вошла в свой подъезд. Вот лифт, нажала на кнопку 7 этажа. Все позади, скоро буду дома. Двери закрылись, кабинка дрогнула и пошла вверх. Секунда, вторая, рука сама потянулась к кнопке экстренной остановки, в глазах начало темнеть, лифт остановился. Волна, что растворилась во мне более часа назад, вдруг обрушилась неизвестно откуда. Как будто она ждала этого момента, когда я останусь одна и никто не помешает ей все крушить во мне. Я сжалась. Издалека услышала свой крик. Это было далеко и это был не мой голос, я не могла так кричать.

Пробуждение… Иначе и не назовешь, было тяжелым. Тело тряслось. Я стояла на цыпочках и все тело мелко вздрагивало. Реальность возвращалась. Не могла вспомнить ничего, как будто все стерли. Вот зашла в лифт, нажала кнопку, а потом, что потом… Тело вздрагивало, я постаралась опуститься, но ноги опять вставали на цыпочки. Я посмотрела на себя сверху. Шуба была расстегнута, сумка валялась на полу, колготки вместе с трусиками спущены до колен, а пальцы жадно сжимали опухшие губки Венеры. То ли пальцы дрожали, то ли то, что они сжимали, но я не хотела их убирать, еще сильней их прижала. Ноги согнулись, и я почти рухнула на пол. В голове был туман. Пальцы гладили влажную плоть, я ничего не могла вспомнить, ничего…

Зайдя домой, повесила шубу, сняла сапоги, мужа не было. Но я чувствовала, что не одна, что где-то совсем рядом меня ждет он… Мой прилив, он меня манил, он звал меня к себе. Одну вещь за другой я сбросила с себя. Вошла в ванную, включила воду и опустила ноги. Вот она… Протяни руку и почувствуй ее жар. Я ждала ее. И она медленно начала меня накрывать. Сперва убаюкивая, потом поглощая всю без остатка. Я хотела все испытать. Запомнить. Пережить и впитать в себя каждую капельку ее тепла, жара, ожога. Чтобы мучиться в агонии от страсти и боли. Чтобы стиснув зубы, запеть. Чтобы ощутить это огромное сексуальное желание, быть всем одновременно.

Уже спустя час я стояла на кухне и пила свой любимый чай. Смотрела на людей, что шли по улице. Скоро стемнеет, и тогда они побегут все скорей и скорей, и будут разбегаться по своим норкам. А потом наступит тишина, улица замрет, погрузится в свой сон. Смогу ли я управлять своими чувствами? Мне бы хотелось этому научиться, держать их на коротком поводке и спускать, когда мне этого захочется. Тело болело, но мне хотелось еще раз это попробовать. Но только не сейчас. Я управляю. Я этого хочу. Отошла от окна, поставила стакан, взяла халат, книгу и пошла в комнату. Скоро ночь, я закрою глаза и усну до утра, а там новый день и новые желания.

Безвыходным мы называем положение, выход из которого нам не нравится.

— Не подскажите, где Пермякова 1? — спросила женщина у мужчины, что вышел из машины.

— Э… Где-то там, в начале, — и кивнул в сторону светофора. — А что там располагается?

— Бизнес-центр Нобель-Парк.

— А, понял, это вам до конца и направо, он вон виден, — и мужчина посмотрел на крышу дома, из-за которого уже выглядывало сверкающее в стеклах здание.

— Спасибо, — машинально ответила женщина и быстрым шагом пошла дальше.

Ныла ладонь, вчера Галина неудачно ударила ее на кухне о стол. Тарелка, поставленная Мариной, младшей дочкой, стала падать, она хотела подхватить ее, но не рассчитала и со всего маху шлепнула рукой по столу. Потерла пальцы, остались ссадины и небольшой кровоподтёк в виде сердечка. Она вздохнула, подождала, пока выедет припаркованная машина и пошла дальше.

Говорят, проблема не приходит одна, всегда следует череда не то неудач, не то несчастий, Галина даже не знала, что и сказать. Сперва Влад разбил машину, полгода не прошло, как закрыли кредит, а тут такое дело. Ехал на работу, может, разговаривал по телефону, но он не заметил и выскочил на красный свет и сразу в такси. Удар был сильным, лобовое стекло вдребезги, капот и двигатель… Машина не подлежит восстановлению, только на запчасти. От этих воспоминаний Галине стало не по себе, боялась аварий. В такси пострадала женщина, что сидела на заднем сиденье. Влад понимал, что виноват, вот и оплачивал лечение Марины, так ее зовут.

Женщина тяжело вздохнула, поднялась по ступенькам, сработали датчики движения и активировали автоматические двери. Она вошла и быстро направилась на ресепшен.

— Добрый день, мне в 548.

Девушка в голубой кофточке заучено улыбнулась, взяла из рук Галины документ и быстро внесла ее имя в список посетителей.

— Лифт, — указала рукой в сторону, откуда вышли двое мужчин в голубых погонах, — пятый этаж.

— Спасибо, — спокойно ответила Галина и направилась вглубь фойе.

Все некстати, думала она, нажимая кнопку вызова. У ее свекрови Татьяны Ивановы обнаружили панкреатит в запущенной форме. Все жаловалась на боли в районе живота, и вот теперь нужно делать операцию. Галина постаралась отвлечься от проблем, они ее буквально пожирали. Лифт мелодично остановился, улыбнулась сама себе. Не все так плохо, решила она и направилась к секретарю, который уже встречал ее.

В последнее время Влад сильно нервничал, ничего не говорил, но она уже догадывалась, что что-то не так на работе. Его понизили в должности, это сразу сказалось на семейном бюджете, перспективы отдыха летом в Египте стали призрачными. Сережа, ее сын, в этом году покидает детский садик и уже в первый класс. «Ох», — вздохнула Галина. «Как быстро время пролетело», — подумала она и подошла к стройному, буквально с иголочки юноше.

— Мне в 48.

— Да, прошу, — показал рукой на стеклянную деверь.

Галина подошла и дернула ее, та была закрыта.

— Не открывается, — как факт сказала она и вопросительно посмотрела на секретаря.

— Ключик, бейджик приложите…

— У меня его нет.

— Вам не выдали бейджик гостя? — удивился секретарь, подошел и приложил пластиковую карточку. Загорелась зеленая лампочка, тихо щелкнул замок, и Галина потянула ручку.

Влад, Влад, что с тобой не так. Он изменился, она не узнает его. Всего одна неделя, а такие перемены. Муж стал кричать, порой даже орал на нее, дети таращились и убегали к себе в комнату. Сейчас в институте, где она работала, началось сокращение, бюджет выделил мало средств на зарплату, вот и пытаются сократить всех кого могли. А кто она? Да, преподаватель, но у нее нет ученой степени, а под гребенку в первую очередь попали как раз неучи в виде нее.

Вот и дверь с номером 548, постучала и открыла. Макрон, так его звали на стороне, а в действительности Дмитрий Павлович. Уже не молодой лысеющий мужчина, всегда серьезный, кажется, на его лице нет мышц, которые отвечали за мимику, ему бы в шпионы пойти, а не работать на главк. Галина видела его всего несколько раз, первый раз перед Новым годом, офис Влада отмечал праздник. Второй раз на 9 мая, когда все ходили в колонне «Бессмертный полк». Он тогда пришел с портретом своей матери, правда она у него не воевала, работала в тылу, но это была война и тыл — тоже фронт. А последний раз она видела его вчера. Забрала пораньше Сережу из садика и зашла к мужу на работу. Влад был в своем кабинете, еще не поменял его, Галина пожаловалась, что, наверное, попадет под сокращение, а он даже ухом не повел. Дмитрий Павлович (он не начальник мужа, но кто-то из руководства), услышав ее жалобу, остановился, зашел в открытую дверь (одно название дверь, все кабинеты как на ладони). Он сказал, что постарается помочь и пригласил сегодня прийти сюда. Влад, когда он ушел, только рукой махнул, мол, иди, может, что и выгорит из этого.

И вот теперь она тут. Что-то в груди заныло, как будто шла сдавать экзамен. Мысленно переплюнула через левое плечо и открыла дверь. Большой зал для переговоров, длинный стол и ряды кресел с двух сторон. В самом дальнем конце за столом сидел Макрон, а вокруг него суетилось несколько человек, о чем-то говорили, смотрели на бумаги. Галина на всякий случай взглянула на маленькие часы, что по старинке носила на руке. 11:02. «Не опоздала», — подумала она и как школьница остановилась у входа.

Макрон выглянул из-за собравшихся. От его взгляда она вздрогнула, будто уже провалила экзамен, а ведь она уже не девочка и пора бы привыкнуть. Галина зачем-то надела свой деловой костюм, все же официальная встреча. Блузка с коротким рукавом в тёмно-голубой горошек покрывал всю ткань, широкий, почти черный ворот, тонкий пояс и белая юбка-карандаш, в которой она научилась правильно ходить всего несколько лет назад.

— Проходи, — сухо сказал Дмитрий Павлович и снова опустил взгляд на бумаги.

Галина нерешительно сделала шаг. Отодвинула в сторону тяжелое кресло и присела на его краешек. Коленки вместе, туфли лодочкой не совсем смотрелись с костюмом. Ладонь прошлась по ноге, поправляя складку на юбке, еще раз взглянула на часы и задумалась.

Она уже начала писать свою диссертацию, но до завершения пока далеко, как минимум два года, после, если все будет хорошо, сможет защититься, и ей поднимут зарплату, и тогда уже никто не посмеет ее сокращать. Галина вспомнила свою гостиную, они поставили ее только месяц назад. Такие пуховички, любила на них садиться и примерять обувь, а после крутиться перед зеркалом, что во всю стену, и любоваться. О чем она мечтала в своей юности? О любви, семье, детях… Все это у нее есть. «Ах», — выдохнула она, вспомнив про груз проблем, что навалились в последнее время. Кредиты, кредиты, они как болото, медленно тебя затягивают. А хочется еще спальню в детской поменять, детки подросли. Холодильник трещит. И лето, опять кондиционер что-то стал плохо охлаждать, надо вызывать мастеров. Опять расходы…

— Галина, присаживайтесь поближе, — вдруг позвал ее Дмитрий Павлович. Все, кто вокруг него суетились, забрали свои бумажки и, громко разглагольствуя на тему вырубки просеки, покинули зал.

Она встала, постаралась задвинуть на место кресло, но то даже не пошевелилось. Улыбнулась и подсела поближе к столу начальства.

— Прошу извинить за задержку.

— Ничего, — стараясь ответить как можно более спокойно, сказала она.

— Может чаю? — поинтересовался он, женщина кивнула, он тут же набрал номер на телефоне, — Два чая, — и положил трубку. — Спасибо, Галина, что нашли время прийти, мне это важно, — он стал рыться в своей папке, достал несколько листков и, внимательно рассматривая, положил их на стол.

Зашел юноша, что открыл ей дверь, и поставил на подносе чайник и две чашечки. Как заправский официант, он быстро налил кипятку и предложил на выбор пакетик с заваркой, с чабрецом или мятой. Галина согласилась на последнее. Через минуту он удалился, она подвинула чашечку ароматного чая и стала ждать, что скажет Макрон.

— Галина, я пригласил вас для обсуждения вопроса касательно вашего мужа, — женщина сразу напряглась, она прекрасно понимала, что у него на работе что-то творится, но не знала всех подробностей.

— Что-то случилось? — стараясь сдержать волнение, спросила она.

— Да. Вы знаете, что его отстранили от проекта? — она об это не знала и была поражена. Влад так много бился над проектом строительства больницы, и вот его отстранили… — Он как один из кураторов отвечает за поставку оборудования для операционных. Это бюджетные деньги, они все под колпаком и в последнее время их контроль ужесточился. — Галина похолодела, она опустила взгляд и как провинившаяся ученица покраснела, будто это ее отчитывали. — Были допущены правонарушения при закупке оборудования. Я не буду вдаваться в подробности, но именно Влад, ваш муж, подписывал все бумаги, а значит он и ответственный за хищение… — Галине стало дурно, она машинально потянулась, взяла кружечку и пригубила еще горячий, дымящийся чай. — На вашего мужа завели уголовное дело…

Дальше она уже не слышала, о чем говорил Дмитрий Павлович, его лицо ничего не выражало, он был как робот, выкладывал только факты. Она только поняла, что из бюджетных денег, что были выделены на закупку, за счет повышения стоимости оборудования, было отмыто почти двенадцать миллионов. Ей стало плохо. В голове со скоростью вычислительной машины прошли все расчеты семейного бюджета. Она осознала, почему Влад в прошлом году вдруг закрыл всю ипотеку по квартире, а ведь они ее с трудом тянули уже пятый год, а после купил машину, а еще этот ремонт и поездка в Таиланд. Галина осознала, откуда все это. Влад говорил, что это бонусы за его работу. Но он соврал, он просто своровал. Ей стало страшно. Уголовное дело, а что дальше? Они все узнают, все найдут и что? Продать квартиру и компенсировать. Но 12 миллионов, тех денег, что стоит квартира и на половину суммы не хватит.

— Галина, вы меня слышите?

— Да, — тут же почти шепотом ответила она.

Он положил на стол лист бумаги, на котором она только и смогла прочесть «Постановление о возбуждении… уголовного… на Смирнова Владислава…» Ей стало плохо, нечем дышать, в глазах замелькали искорки, и она сразу подумала о детях, Марине и Сереже.

— Не все так страшно как кажется, — он убрал постановление, отпил чаю, немного помолчал и продолжил. — Я постараюсь исправить ситуацию. Пока еще не знаю как, но попробую.

— Спасибо, — прошептала Галина.

— Спасибо скажете потом, и это отдельный разговор.

— Какой? — взволновано спросила она.

— Я не знаю, как решить вопрос с вашим мужем, — пояснил он, — дознаватели уже работают, роются в бумагах, но для решения этой проблемы мне потребуется ваша помощь.

— Да, — спокойно ответ он.

— А что я могу сделать? — она была в растерянности, мысли в голове закипели, ища ответ, чем она может помочь.

— Я должен наказать вора, чтобы в дальнейшем другим было неповадно идти по этому пути, но… — Он сделал паузу, Галина выпрямила спину и гордо посмотрела на Дмитрия Павловича. — Двенадцать миллионов — большая сумма, она возможно снизится, но незначительно. Я предлагаю сделку.

— Какую? — сразу спросила она.

— Не буду скрывать и ходить вокруг да около. Сейчас я пользуюсь своим положением, своим влиянием на ситуацию. Предлагаю сделку. Я прикладываю усилие для того, чтобы вывести из под удара вашего мужа, ваши деньги останутся при вас. Но взамен я прошу вас, Галина, на время… — Он замолчал, поставил чашку на стол и продолжил. — Стать временно моей любовницей.

Галина похолодела. Ей стало не то, что бы страшно за себя, она просто превратилась в лед и все мысли замерли. Если есть время и есть выключатель, который его отключает, то в этот момент именно это и произошло. Время остановилось. Она не знала, бьется ли у нее сердце, дышала ли она или просто замерла, пытаясь осознать услышанное. Любовница… В юности, когда еще училась в институте, ей несколько раз делали нелестные предложения продавать тело за деньги. Да, у нее тогда были проблемы с финансами, но она выкрутилась, смогла найти выход. Но тогда Галина была свободна и могла потерпеть, но сейчас семья, муж, дети… И теперь все это перечеркивало уголовное дело. Ей стало больно, что вот так просто, в считанные секунды, и все… Она всегда держала себя в рамках, даже когда уехала в командировку и почему-то ужасно увлеклась Степаном, а ведь еще не вышла замуж, могла позволить себе. А после, в отпуске, за ней ухаживал Максим, страстный мужчина, она чуть было не поддалась, но удержалась.

И вот ей сделали предложение. Ситуация, в которой, как ей казалось, нет выхода. Она с трудом пошевелилась, мышцы захрустели, будто ломается лед, рука потянулась и взяла все еще дымящийся чай. Сделала глоток, прикрыла глаза, звездочки никуда не делись и так и плясали.

— Не обижайтесь на мои слова, это сделка, — сказал он.

— Я не обижаюсь, — уже контролируя свои эмоции, ответила ему Галина.

— Не прошу ничего вперед, только после, если мне удастся решить проблему. Но подумайте, Галина, двенадцать миллионов, это разве того не стоит. Мне ничего не надо…

— А разве вы…

— Да, женат, — и он посмотрел на кольцо, что было у него на пальце. — Никаких ресторанов, никаких официальных встреч, только секс…

Секс! Секс! Секс… Это слово как колокол отдавалось у нее в голове, все гудело и гудело, разрывая тело на сотни кусков. Тело, всего лишь тело. Нет чувств, нет страсти или гнева, просто тело, которое создано для секса.

Галина допила свой чай. Встала и уже спокойно посмотрела на лысеющего мужчину. Кто он ей? Просто мужчина, который оказался в ненужном месте, а она не там, где хотелось ей. Постаралась улыбнуться, но не смогла. Рукой провела по бедру, поправляя складку на юбке. Вот так все просто, отдать ему свое тело… Она смотрела на него холодно, как на что-то потустороннее, не из этого мира.

— Возьмите, — он протянул ей свою визитку, — я постараюсь все исправить.

Она осторожно взяла кусочек картонки и машинально положила в сумочку. Почему она на него не злится? Почему не выплеснула в лицо все, что могла сказать, а просто промолчала. Он такой же, как и Влад, только тот своровал деньги, а этот хочет своровать ее тело. Галина учила детей не лгать, но можно ли это сделать в нашем мире? И все же верила, что можно, вот только сейчас утратила в себе веру.

Шла по улице спокойно, не было гнева, смотрела на проплывающие над головой облака и думала о муже. Как он мог, как? Ведь пусть трудно, но они выплачивали кредит за квартиру, пусть еще пара лет, но справились бы, а что теперь? Она была в растерянности. Так прошла неделя, а после и вторая. Влад кричал, срывал свои неудачи на ней, говорил, что он хотел как лучше, что так все делают, не он один, но Галина не верила. Он изменился, стал холодным, черствым. Она слышала от него ложь, а еще чувствовала его страх. Он боится. Взгляд, голос, осанка, все изменилось. Она смотрела на своего мужа и не узнавала его в этом человеке, он стал чужим. В душе стало пусто и одиноко. А после Галина узнала, что с Влада сняли обвинения и перевели в разряд свидетелей, а в конце месяца вообще закрыли дело.

«Я всегда ищу в людях только хорошее. Плохое они покажут сами», — подумала Галина и как-то спокойно достала визитку, посмотрела на номер и набрала его.

Игра подсознания

Женскую стыдливость придумали мужики.

Она не понимала, что произошло и почему. Ведь все было так хорошо, прямо как в книжке, о чем она с детства мечтала. Вот любовь, дети, дом, муж, ну что еще надо? Что? Однако в один момент все резко изменилось. Вера не понимала и не хотела понимать. Сейчас она просто злилась, ненавидела Дениса, он бросил ее, просто взял и бросил. Сначала Вера считала это шуткой, он мог молчать неделями и не разговаривать. Да, у него свой внутренний мир, в котором ему комфортно. Но Вера не такая, ей обязательно надо говорить, общаться. И вдруг он заявил, что уходит. Думала, ладно, пусть успокоится, поживет один, но это оказалось не так. В душе вспыхнула неуправляемая злоба. Вера даже не искала причину, сразу видела факт.

Злилась, ненавидела его, и этот гнев перекинулся на детей. Запретила им приходить к своему отцу. Она и ее сестра пасли детей у школы, чтобы муж не подошел к ним близко. Вера даже запретила им приходить в гости к бабушке, а ведь они ее так любили. Дети могли часами стоять под окнами. Бабушка уговаривала их зайти, ну хоть на минутку, покушать, но в их душе сидел страх неминуемого наказания.

Вера стала нервной, раздражительной, сама не понимала почему. Из-за обиды Денис перестал финансировать домработницу и гувернантку, и ей пришлось все делать самой. Она бесилась, но поделать ничего не могла.

Прошел год, и Вера смирилась с утратой и потерей той детской мечты о семье. Но она так и не хотела разобраться в причине раскола, ей это была не нужно. На выходные дети уходили к ее маме, чтобы она могла отдохнуть, это стало правилом. Иногда Вера ходила в гости. Друзья по работе мужа сразу же отпали, теперь это табу для нее самой, остались только Людмила да Маргарита. Поэтому если и удавалось встретить старых знакомых, то радовалась им как никогда.

Вот и сейчас Вера встретила Игоря. Вместе учились на историческом в универе. Она уехала в Таджикистан, а он бросился заколачивать деньги, а после женился. Он неплохой парень, по национальности грузин, но по-грузински ничего не знал, имя и фамилия даже близко не стояли к его родине. Пока учились, Игорь ее защищал, помогал с работой и вообще был компанейским парнем. Правда, у него есть недостаток. Он болтлив и очень любит деньги. Носит золотую печатку, фу, как вульгарно, и постоянно хвастается как много зарабатывает, а это для Веры большая проблема.

— Игореха! — почти визжа от восторга, что увидела старого друга, радостно сказала Вера.

Она не видела его более семи лет, и сразу, как в студенческие времена, затараторила, расспрашивая, что с ним произошло.

Была пятница и она могла расслабиться, спешить некуда. Работа в театре закончена и Вера сразу же согласилась на кофе, когда Игорь ее пригласил. Время пролетело быстро, стало темнеть и она, чуть уставшая, но довольная встречей, пошла домой. Почему-то не хотелось сразу расставаться с другом, еще не выговорилась. Игорь не спешил убегать, хотя многократно говорил о своей семье, о сыне, но Веру это не так уж интересовало. Еще когда учились, он пробовал за ней ухаживать, но он не в ее вкусе, обломилось. Игорь зашел в магазин и взял любимое Верино мартини бьянко.

Дома детки уже собирались к ее маме, Вера для видимости спросила, как дела в школе. Похоже, что она не слышала их ответа. Стояла на кухне и готовила бутерброды со шпротами.

— Пока, мам, — крикнул Егор, старший сын.

— Пока, мам, — повторил за ним младший Олег.

Дети убежали, она с облегчением закрыла за ними дверь и вернулась в зал.

Годы изменили Игоря, он стал чуть сутулее, голова покрылась плешью, почти вся полысела, появился болтающийся животик и лицо, оно сильно обмякло, подтеки и глаза. Она знала его живым, активным, веселым и готовым на все. Но сейчас перед ней сидел самодовольный мужчина, мало что осталось от прежнего Игоря. Но, несмотря на большую перемену в нем, Вера рада, что встретила его, теперь могла не спеша посидеть и поболтать.

Он продолжал наливать, поглощал бутерброд за бутербродом. Она сделала еще одну тарелку, но и та быстро опустела. Невольно Вера стала сравнивать этого болтуна с ее бывшим мужем. Нет, Денис не такой, никогда не хвастался и говорил только по делу, конкретно. Но сейчас это было не важно, она не хотела об этом даже думать и поддакивала Игорю, а тот все больше и больше распылялся, будто павлин.

— Помнишь, на отработке ты сбежал?

— Извини, не думал, что так обернется, — Игорь сбежал, а ей и Светке пришлось за него работать, а после еще и не заплатили за переработку.

— Как там, интересно, Снегов поживает. Помнишь, он хотел улететь в Нидерланды.

— Встречал Макса пару лет назад. Говорит, в Лабытнанги подался.

Вера хихикнула, посмотрела на бокал с жидкостью светло-соломенного цвета, пригубила и отпила немного вермута. Сразу ощутила приятный аромат с оттенком пряностей и ванили. Помнила, как впервые попробовала его с Денисом в ресторане «Времена года», с тех пор он стал ее излюбленным напитом. Волна спокойствия опустилась на руки, она расслабилась и с улыбкой смотрела на треп своего старого друга.

— Слушай, а тебе потом все же поставили зачетку по политэкономике? — спросил Игорь.

Это была ужасная история. Вере надо было срочно улететь, и попросила Нину Хлынову (она похожа на нее, такая же черненькая и не высокая ростом) сдать за нее экзамен. Эх, если бы она знала, чем это обернется. Нине аннулировали ее предыдущий экзамен, а Вера после еще полгода бегала за Санычем, чтобы тот принял у нее экзамен.

— Да, но это было ужасно, Нинка на меня дулась, наверное, года два.

— Она, кстати живет в Тюмени и вышла замуж за Ромку.

— Что? — удивилась Вера. Она знала, что Ромка ухаживал за Ниной, но та его гнала метлой и бегала как от прокаженного.

— Макс ушел в политику, видел его пару раз в телевизоре.

— Он это и хотел, его конек, — Вера пригубила свой бокал, прикрыла глаза. На душе было спокойно, она сама себе улыбнулась, посмотрела на Игоря, как тот налил остатки вина себе. Ой, подумала она и пожалела, что не протянула свой уже пустеющий бокал.

Игорь пил спиртное как воду, достал откуда-то коньяк, но Вера не притронулась к нему, слишком крепкий для нее. Она смотрела на него и улыбалась. За последние полгода не так уж и много было гостей. Вера кивала и накладывала шпроты на хлеб. Вдруг Игорь соскочил, удивился, что его бутылка пуста. Теперь понятно, почему у него такое потертое лицо. Он засуетился. Вера хотела было заикнуться, что, может, достаточно, но вспомнила про вкус вермута и промолчала. Надев сандалии, Игорь быстро убежал в магазин.

Странно, но ей было хорошо с ним. Раньше ругались, он пробовал за ней приударить, но Вера тогда ему дала по носу, даже кровь пошла, Игорь усвоил урок и больше не лез к ней. Она ушла в комнату, надела свое излюбленное домашнее тёмно-голубое платье с мелкими синеватыми цветами. Денис приметил его на ярмарке в позапрошлом году. Вера всегда была рада, когда муж что-то ей покупал, он видел то, что не видела сама. Дома не носила халатов, они ей не нравились, считала, что это одежда для бабушек, а не для молодой женщины.

Пока Игорь ходил, она помыла фужеры, эту привычку чистоты она переняла от Дениса. Убрала крошки, сделала еще с десяток бутербродов. Посмотрев содержимое холодильника, согласилась с выбором, что нет ничего лучшего, чем шпроты.

Игорь вернулся, но вернулся не один. За его спиной шел еще один молодой мужчина. Вера уже готова была возмутиться и выгнать обоих, у нее не постоялый и не проходной двор. Но тут она посмотрела на юношу, он был моложе ее, наверное, лет на шесть, это было очень заметно. Худой, жилистые руки, накаченные ноги, несколько дней не бритый, прямо как у Дениса. Блондин и голубые глаза, прямо как… Она не стала ничего говорить, только попросила без глупостей. Вера была рада, что атмосферу болтуна разбавит новое лицо, поэтому свое внимание переключила на Максима, так он представился.

Вермут приобрел новый вкус. Она с интересом смотрела на незнакомца, слушала Игоря, как он работал прорабом на стройке и смог отгрузить себе на дачу четыре КАМАЗа песка. Вера всегда знала, что он воришка и свое не упустит, но это ее не касалось.

Юноша мало говорил, порой ей с трудом удавалось вытянуть из него предложения. Но какие глаза, он так серьезно на нее смотрел, аж мурашки по спине пробегали. Ей стало весело, с лёгкостью попивала свое винцо, и теперь уже она трещала, а не Игорь.

— Ты меня хочешь напоить? — растягивая слова, спросила она у Игоря.

— Нет, Вер. Тебя сам черт не берет.

От этих слов ей стало приятно. «Сам черт не берет. Да, я такая», — подумала она и отпила глоток вина. Наконец и Максим разговорился, ему надо было только чуточку расслабиться. Вера узнала, что он не из этого города, приехал с севера, из Тазовского поселка и через неделю уже возвращается. Что Игоря знает уже лет пять, пересеклись в аэропорту и вот сегодня случайно встретились. Вера верила в судьбу, порой по вечерам садилась и гадала, то на картах, то на кофе, то брала камушек, подвешенный на ниточке и, приговаривая слова, смотрела, куда он отклонится.

Время летело быстро, у нее закончились все шпроты и хлеб. На удивление, у Игоря опять все опустело, и он снова соскочил. Неужели он не мог насытиться, так много выпить и быть таким устойчивым. Да, он был чуточку пьян, но не настолько, как сама Вера. Ее глаза закрывались, она отрывала голову от дивана только когда парни начинали о чем-то громко говорить. Опять эта скучная тема о деньгах, совершенно не интересно.

Если Вера закрывала глаза, то комната сразу начинала кружиться, и поэтому старалась их не закрывать. Становилось все трудней и трудней понимать, что происходит, и уж тем более следить за темой бесед. Все плыло и таяло, как в киселе. Сладко и неумолимо она проваливалась.

Вера понимала, что надо закругляться, но не могла ничего поделать. Вместо слов она просто мычала, язык перестал ее слушаться. И в какой-то момент ужаснулась своему состоянию, как она умудрилась вот так напиться. А тут еще Игорь… Воспоминания ее сильно напугали. Но, чтобы ее вялый мозг не думал, он все равно ничего не мог предпринять. Он просто отключался. Сперва на несколько секунд, потом отключки стали дольше и чаще. И вот она уже теряла смысл происходящего. Думала, что тут вообще происходит, но сразу же проваливалась в вакуум, где ничего не слышала и не чувствовала. Там не было тела, да и дух также куда-то растворялся.

Игорь не выдержал, мельком взглянул на Веру, которая в отрубе лежала на диване. Вскочил и, пошатываясь, пошел к двери надевать сандали и в поход за очередной порцией спирта. Уходя, сказал Максиму, что сейчас вернется, тот закрыл за ним входную дверь и вернулся в зал.

Кажется, он только этого и ждал. Подошел к Вере, потряс ее за плечо, проверяя, спит она или все же отключилась. Вера что-то невнятное промычала. Удовлетворенный ответом, он схватил ее как большую плюшевую игрушку и посадил. Верино тело клонилось к дивану, намереваясь обратно шлепнуться. Максим продолжил. Он шустро развязал пояс на платье, несколькими манипуляциями умудрился ловко стянуть платье. И не ожидая одобрения с ее стороны, тут же расстегнул лифчик и отбросил его в сторону как ненужную тряпку. Верина грудь, и без того мягкая, сразу провисла. Максим удовлетворенно посмотрел на нее. Немного потискал руками, она ему понравилась, легко поддавалась, чуть пружинила. Кончиками пальцев сжал соски, Вера замычала и отрицательно замотала головой, как будто понимала, что делается. Оставив их в покое, Максим положил Веру, тут же стянул с нее трусы. Она затрепыхалась, понимала, что с ней что-то не так, что с ее телом что-то творят. Она замахала руками и стала с усилием подниматься. Грудь тянула ее обратно на диван, но Вера сопротивлялась.

В дверь позвонили. Звонок оказался громким, почему она этого раньше не замечала. Вера дернулась, как будто ее затрясли за плечи. На мгновение вырвалась из спиртного тумана, увидела, что сидит голой на диване, потянула платье и достаточно быстро напялила его на себя.

Максим открыл дверь. Игорь посмотрел осоловелыми глазами и протянул две бутылки красного, сказав, что магазин уже закрыт, только ларек, а в нем крепкие напитки не продают. Зайдя в зал, увидел, как Вера поправляет на себе платье и трясет головой, стараясь скинуть похмелье. Увидел трусы и лифчик. Не стесняясь ее, вульгарно присвистнул:

— Ты что тут творишь? — разведя руками, обратился Игорь к Максиму. — Это же Верка.

— Давай, — Максим забрал из трясущихся от возбуждения рук Игоря две бутылки и ушел на кухню.

Он поставил кастрюлю на газ и вылил содержимое обеих бутылок. Порылся в холодильнике, нашел остаток лимона и выжал его в вино, потом поискал сахар и добавил несколько ложек, а после все тщательно перемешал. Появился легкий пар.

С этой кастрюлей он вернулся в зал. Верка, шатаясь, стояла посреди комнаты, а Игорь, уцепившись за ее талию, пытался не дать ей упасть. Она с трудом понимала, что происходит. Чтобы Вера ни предпринимала, все давалось с большим трудом и с большой задержкой. Как будто к ее рукам и ногам были привязаны резиновые жгуты и, если она поднимала руку, жгут тянул ее вниз, если она поворачивалась, другой жгут разворачивал ее тело обратно. Так она стояла на месте и боролась сама с собой. В конце концов, Максим подошел и усадил ее на место, от этого ей стало немного легче. Он зачерпнул кружку теплого вина и протянул Игорю, тот поморщился, но с жадностью начал пить. Вера на удивление не отказалась, может, спутала его с компотом или решила, что хуже уже не будет.

Беседа не прекращалась. Игорь в своем амплуа. Трепался о своих грандиозных планах. То, что Верка отключилась, их не беспокоило, она мирно спала, откинувшись на спинку дивана. Максим подождал еще минут пять, потом встал и трезвой походкой подошел к ней. Аккуратно положил ее на диван, а после бесцеремонно задрал платье вверх. Игорь чуть не подавился глотком вина.

У Игоря было много женщин, и он не скрывал этого. У каждой были свои причины, почему они с ним спали. Но самые привлекательные и сексуальные те, что недосягаемы, те, что закрыты и подобраться к ним не представлялось для него никакой возможности. Это его бесило, жутко раздражало. Со временем он стал терять мужскую силу, женщины привлекали, но уже не так.

Игорь поставил бокал и подсел к Вере. Максим откинулся на спинку, смотрел на ее безвольное тело. Одну руку запустил через ворот платья и медленно стал тискать ее грудь. Верка что-то промычала, но на это никто не обратил внимание, кому какое дело.

Верка так и не завязала пояс, он лежал рядом. Максим оторвался от удовольствия, встал на колени и потянул платье на себя. Опомнившись, Игорь начал помогать. Безвольное тело, которое, как простой мешок крупы, лежит на мягком диване. Ребятам с трудом удалось снять с нее платье. Верка что-то промямлила, но глаза так и не открыла, руки шлепнулись по бокам. Игорь все еще не верил своим глазам, что смотрит на голую Веру.

Он не мог усидеть на месте и сразу стал стягивать с себя штаны, боялся упустить момент, испугался, что его опередят. Чуть не шлепнулся на пол, пока стягивал с себя плавки. Подполз к Веркиному телу и посмотрел на ее черные кусты, что бесформенно сплетались вокруг узкого лаза. Он схватил ее за ноги и резко развел их в стороны. Кусты поредели, бесцеремонно вцепился пальцами ей в промежность. Верка не издала ни звука, и это мужиков обрадовало.

Она и не знала, что с ней происходит. Ее разум заблокировался от алкогольной отравы, сломался и теперь не мог не на что реагировать. Верка чувствовала, что к ее телу прикасаются, что ей жарко. Могла ощущать только резкие колебания в теле, но не могла ощутить тонкость дыхания, лёгкость прикосновения, сейчас ей эта роскошь была не дана.

Игорь сжал пальцы и нагло развел ее лепестки. Кожа была смуглой. В сочетании с черным цветом волос, лобок казался непроницаемым. Он никогда подобного не видел. Края лепестков были толстыми, и стоило ему их разомкнуть, как они стали выворачиваться наизнанку, будто только этого и ждали. Будто им не хватало места, и они давно уже мечтали о свободе. Теперь им ничего не мешало.

Веркины ноги были широко разведены, цветок раскрывался, открывая взору глубокий лаз в преисподнюю. До этого момента губки, как у старухи, были сморщены, но теперь они распухли и вывернулись. Игоря поразил их цвет, они были темно-коричневыми, как кора дерева, а срез был алым.

Он не верил своим глазам, не верил тому, что видит. Эта Вера, столь непреступная для всех, вдруг лежала перед ним, раскинув в разные стороны ноги. Он загипнотизировано наблюдал, как они от влаги начинают блестеть, как они просыпаются. Но ему некогда… Он не может ждать… Резко выпрямился, встал между ее ног… Его подосиновик сморщился, будто пролежал на солнце весь день, но это Игоря не смутило. Потряс им, пробуждал ото сна, тот чуть увеличился в размерах. Не теряя более время, он наклонился над безвольным женским телом и ткнул стручком в раскрывшийся лаз.

Верка только простонала. Постаралась поднять руку, но она тут же упала. Дернула ногой, но вместо этого только еще шире развела ноги в стороны. Игорь, как оголодавший юнец, что дорвался до женщины, быстро начал трястись. Наконец он смог добраться до Верки. Пусть так, но трахнуть. Можно сказать, для него это была заветная мечта, трахнуть Верку. Трахнуть! Трахнуть!

Игорь трясся, его подосиновик несколько раз вываливался, он, ругаясь, обратно втыкал его и опять продолжал трястись. Ее безвольное тело — как медуза, что лежит на камне, оно уязвимо, слабо, и любое прикосновение к нему давало волну за волной. Груди плавали из стороны в сторону, подпрыгивали, как только он в нее входил. Тело буквально плясало на диване.

А потом все кончилось. Он остановился, замер перед решающим прыжком. Выждав несколько секунд, резко вогнал в Верку свой поганый хрен. Она зарычала. Понимала ли она что происходит, но рык был ужасным и напугал Игоря. То ли от страха, то ли настало время, но он кончил. Еще какое-то время, склонившись над ней, выжидал, пока капли спермы просочатся, а потом просто отвалился, оставив Ирку лежать. Он потерял к ней интерес.

Максим дождался своей очереди.

Ковыляя, Игорь вышел, принес свой телефон и включил камеру. Иркины губки смеялись над ним, они так и остались раскрытыми в злобной ухмылке. Их цвет потускнел, они темнели, увядали.

Небрежно, как куклу, Максим посадил Верку. Ее тело валилось на бок, руки болтались, а ноги просто мешались. Сел рядом и, с силой приподняв обмякшее тело, посадил ее себе на колени. Черный лобок засиял, губки опять зацвели алым цветом. Придерживая одной рукой Верку, другой взял свой кол, который сильно отличался от того, что был у Игоря. Длинный с заостренной головкой, похожей на наконечник копья, он уперся в Веркину попку. Под ее весом древко согнулось, Максим поморщился, задергался. Чуть приподнял Верку и опять опустил на свой наконечник.

Верка забормотала, завиляла задом, руки непроизвольно замахали. Она то поднимала голову, то обреченно опускала ее. Вдруг завизжала и тут же резко замолчала. Руки Макса крепко держали ее, не давая возможности соскользнуть в сторону. Она еще раз дернулась, тут копье вонзилось в центр и сразу пронзило ее зад. Верка пьяно зарычала, замотала головой. Руками Максим прижал ее к коленям, и она окончательно села на кол и сразу же успокоилась.

Игорь смотрел, как Верка давала им ее трахать. Ему нравилась смотреть, как она безвольно вела себя. Обреченно раздвигала ноги и давала делать что хочешь. Она позволяла им пользоваться собой, и это Игоря возбуждало, его член задергался. Он посмотрел на него, а после на Веркины всклокоченные черные кусты. Не удержавшись и схватив свой явно твердый и преобразившийся боровичок, громко заявил Максу, что хочет ее спереди. Максим не стал возражать, он посильней прижал Верку к себе и повалился спиной на диван.

Ее руки повалились вслед за ее телом, волосы прикрыли лицо. Макс положил женское тело себе на грудь, ноги согнулись в коленях, он тут же развел их, лаз раскрылся, готовый впустить непрошеного гостя. Игорь затрясся, нагнулся, ткнул своим членом, и он тут же провалился. Он ошарашено заморгал, тяжело задышал и сразу дернулся. Верка задрожала, ее тело поплыло. Она замахала руками, ее пальцы впились в спину Игоря и, царапая когтями, прижали к себе.

Наше подсознание порой творит с нами злую шутку. Мы думаем, что управляем ситуацией, что мы решаем, что и когда делать, но это не верно. Есть сознание и есть подсознание, именно подсознание порой делает за нас всю работу. Впитывая опыт прошлого, при необходимости выдает за действительность. Подсознание — это работа нашего мозга. Мы можем прийти на работу и не вспомнить как это сделали, приготовить еду, даже не осознав, когда почистили картошку и поставили ее тушить. Это все опыт, который был накоплен и записан в наш мозг. И теперь подсознание выудило эту команду, управляя нашим телом, выполнило действие. Подсознание говорит, что нам нравится, а что нет, что мы хотим, а чего нет. Опять же, оно опирается на опыт, накопленный ранее. Но порой подсознание и раскрывает нашу сущность. Оно предательски выуживает из прошлого то, что нам нравилось, от чего получали удовольствие и стремится в дальнейшем к этому же.

Верка застонала, не просто застонала, а блаженно застонала. Прикусив губку, она напряглась, ноги чуть задрожали, но руки Максим не дал ей выпрямить. Он толчком бедер вогнал поглубже свой кол, она зарычала, ей не очень нравилось. Пьяный Игорь, с трудом сдерживая себя, схватил ее груди, скомкал, мягкая плоть как желе выступила между пальцев. Верка вскрикнула, резко подняла голову и совершенно трезвым взглядом посмотрела ему в глаза. Игорь отпрянул назад, и чуть было не выскочил из нее, лишь цепкие Веркины пальцы не дали ему отвалиться. Она сжала их, когти впились ему в кожу, оставляя глубокие царапины. А потом Верка дернула бедрами, взвыла, голос исходил откуда-то из самой глубины, из живота. Ее голова рухнула обратно Максиму на шею, глаза закрылись, и она снова, как несколько секунд назад, провалилась в спиртовой вакуум.

Мы порой говорим одно, но подсознание все отрицает, оно не лжет, оно, как у ребенка, открыто для всех. Его не обманешь по причине того, что подсознание — это вся предыдущая жизнь.

Верка постанывала, ей нравилось это, она не могла ничего сказать, даже руки, и те безвольно упали на диван. Она была в отключке но, приоткрыв ротик, постанывала. Игорь, успокоившись, дернулся, его стручок легко заскользил. Он ощущал себя мужиком, чувствовал в себе силу самца, вспомнил как в юности мог без устали трястись. Игорь дернул бедрами и вогнал опухший член. Верка охнула, по телу прошла волна.

Максим также не остался безучастным, его ладонь легла ей на лобок. Шлепнул по нему, Верка чуть сжалась, он опять шлепнул, и она снова пошевелилась всем телом. Он повторил так несколько раз, и каждый раз ее тело вздрагивало, она замычала. Верка дергалась, кусала губы, мотала головой и утробно рычала, как кошка, готовая наброситься на своего врага.

Игорь затрясся, Максим не отставал, но их ритмы не совпадали, и тело женщины, над которым они поругались, швыряло и подбрасывало. В какой-то момент их движения стали синхронными. Она то скрипела зубами, то громко стонала, то, раскрыв рот, глотала густой воздух, который тут же вырывался из ее глотки.

Первым остановился Игорь, он прекратил свои движения, но тело женщины продолжало колыхаться вслед за Максом. Игорь вынул свой болезненно опухший член, посмотрел на него, с силой сжал пальцами и потянул руку к себе, а потом резко отвел обратно и сразу же на себя, как будто перезаряжал карабин. Дрожь в руках, и вот из его ствола выстрелила желтоватая густая жижа. Выстрел был сильным и далеким. Сперма шлепнулась ей на живот и медленно стала растекаться. Игорь повторил заряд и снова выстрел, еще и еще раз… Наконец, обойма опустела и член, потеряв свою значимость, сразу же сломался. Сперма, разбрызганная на животе, стала собираться в большую лужицу в районе ее пупка.

Игорь смотрел на разверзшиеся алые врата. До сих пор не мог поверить, что это та самая неприступная, вечно жесткая в отношении интима Верка. Что теперь перед ним лежит? Ее тело. Если бы он еще мог… Если бы был в состоянии… То обязательно воспользовался ею, пока женская утроба не заполнилась бы его спермой и не начала выливаться через края. Но он не мог и от этого злился.

Но вот и Макс закончил, он затих, запал кончился. Он ждал и тяжело дышал, а после в агонии еще раз дернулся… Еще несколько раз вогнал свой длинный кол в женскую попку. Он сделал это так сильно, так глубоко, что она очнулась, подняла голову, трезво и осознано посмотрела на Игоря. Голова тут же упала обратно на спину Макса, и Верка основа отключилась. Игорь в ужасе отполз в конец дивана и, как забитая собака, поджав хвост, схватил одежду и быстро стал одеваться.

Уже через минуту его не было. От страха он сбежал, бросив все. Его пугал Веркин взгляд, он боялся, что ее сознание запомнит именно его.

Максим кончил. Аккуратно положил Веру на бок, встал, ее попка сомкнулась, оставляя в себе все то, что он слил в нее. Она была сосудом для хранения, сосудом для размножения. Она была Верой, такой неприступной и такой податливой, такой холодной и такой страстной. Это была Вера.

Он вымыл посуду, прибрал на столе, в зале, на кухне. Максим не спешил, поставил на места кресла, собрал пустые бутылки и сложил их в кулек. А после намочил чистое полотенце и, подойдя к девушке, протер ей попку, повернул на спину, вытер животик и между ног. Лаз сомкнулся, а кусты черных волос закрыли расщелину от посторонних глаз. Максим подобрал ее трусики, аккуратно надел их на нее, так же аккуратно надел ей лифчик, а после и платье. Повязал пояс и оставил ее спать на диване, погасил свет и, забрав с собой мешок с мусором, захлопнул дверь.

Утро для Веры ничего хорошего не предвещало. Ужасно болела голова, одно спасение — крепкий черный чай, почему-то она считала, что именно чай ей помогает. Она приняла ванну, вода смывает все и очищает душу. Вера никуда не собиралась идти, не хотела, даже смотреть на улицу было противно, не то чтобы одеться и выйти. Поэтому она сменила платье на свой, как порой называла, больничный халат. Закуталась в плед и уселась на диван, ожидая, когда уймется боль.

К концу дня появился Игорь. У него еще хватило наглости прийти после того как напоил ее. Вера высказала ему все, что про него думала и, морщась от боли, отползла обратно в свою теплую норку на диване. Игорь ушел на кухню и вернулся со стаканом крепкого и сладкого ликера. В студенческие времена она любила с Дашей посидеть за ликером, поболтать, расслабиться. Но сейчас одно слово «спирт» выворачивало ее внутренности наружу. Игорь настаивал, что это опохмелка, и она полезна, поскольку восстанавливает организм. Вера не верила в эти бредни, ее муж говорил, что если организм заболел, то это просто урок на будущее, чтобы не допускать подобного впредь. Вера вчера перебрала, с большой опаской взяла фужер из его рук и, потихоньку почмокивая, выпила до дна. Однако через полчаса боль унялась, и она уже могла спокойно мыслить. Она не хотела вспоминать о вчерашнем дне, от этого ее мутило. Ушла в ванну, умылась, причесалась и уже с настроением вышла к Игорю.

Но все пошло не так гладко. То ли алкоголь подействовал на него (он вместе с Верой выпил ликер), то ли воспоминания вчерашней вакханалии. Игорь решил, что все дозволено и она теперь при каждом случае, повизгивая, будет раздвигать ноги. Он схватил Веру за попку, с силой сжал. Она вскрикнула и, еще не успев понять, что сама делает, влепила такую пощечину, что его голова буквально подпрыгнула на плечах. Ладонь взвыла, было ужасно больно, но это ей придало еще больше гнева. Ругаясь на чем свет стоит, матерясь, вспомнила все известные и не известные ей слова и, покрывая ими Игоря, через секунду выкинула его из дома.

Ладонь ныла, но больше всего ныло в душе. Она пошла в ванну, опустила руку под холодную воду и, плача, смотрела, как бежит вода. Ее друг, которого она знает так давно, с которым ее связывает институт, столько воспоминаний… И вот он… Да, она теперь не замужем, разведена, но она не шлюха… Не шлюха! Вера рыдала и вместе со слезами уходила горечь, осталась только пустая обида.

Прошел день, закончились выходные, Вера старалась забыть о случившемся. Во вторник к ней на работу в музей зашел Максим, она не обрадовалась ему, но и не огорчилась. Опять всплыли вспоминания с Игорем, ведь именно он привел к ней домой Максима. Она была не против его общения, почему бы и не погулять, почему бы и не поболтать. Почему бы просто не посмотреть ему в глаза, а они у него такие же голубые как… Она хотела сказать у мужа, но мужа уже давно нет. Вера грустно вздыхала и слушала его.

В четверг к ней на работу опять зашел Максим. В этот раз Вера встретила его с улыбкой и даже сама пригласила в пиццерию, сославшись на то, что проголодалась. Она смотрела на него как на студента, хотя и на приятного студента.

Прошла неделя с того самого дня, когда Вера встретила Игоря, она про него забыла, а Максим был очищен. Она гадала, встретит его еще раз или он так и уедет на север, не попрощавшись с ней.

Максим пришёл неожиданно, не позвонив, просто зашел в гости как раз в тот момент, когда дети по традиции в пятницу уходили к бабушке. Вера сконфузилась и представила детям Максима как сотрудника. Не знала, что еще придумать, ничего более умного не пришло в голову. Немного нервно выпроводив детей и не зная, что делать дальше, села на диван. Максим все сделал сам, вскипятил чайник, сам заварил чай, сам поставил чашки и порезал принесенный тортик. Он все сделал сам. А она смотрела на него и смущалась его присутствия в своем доме.

— Поцелуй меня, — чуть краснея от неловкости, попросила она его.

Однажды соседка пожаловалась, что слышала, как в подъезде кричала женщина. Вера поинтересовалось, что произошло, а соседка ответила, что это крик сучки, которая трахалась, и добавила, что это отвратительно. Вера не работала и все время проводила дома, гуляла, занималась детьми, рисовала, но она ни разу не слышала ничего подобного. Она ничего не ответила соседке, но поняла, что речь шла о ней. Ей стало стыдно за себя, как будто весь двор невольно присутствовал в спальне, где она занималась сексом с мужем.

Ничто не может длится вечно. Он ушел. Она налила в ванну воду, несмотря на то, что была дома одна, закрыла за собой дверь, села. Вода все очищает, все смывает, оставляет только чистоту, незыблемость и покой. Нет ничего более вечного, чем вода. Она погрузила голову в воду, волосы плавали на поверхности, Вера досчитала до сорока, больше не выдержала, вынырнула и, глубоко дыша, облокотилась на спинку ванны. Ей было так хорошо, так спокойно. Она прокручивала в голове все, что смогла запомнить, а если не помнила, то пробелы заполняли фантазиями, а у нее их много. Вера раздвинула ноги, ладонь скользнула вниз и пальчики сразу скользнули в лаз.

Подсознание порой играет с нами злую шутку, оно показывает то, что скрыто внутри нас, хотим мы того или нет, но это именно так. Вера гладила свои губки, свою грудь, даже не задумываясь над этим. Она думала совершенно о другом, но руки делали свое, то, что ей не хватало.

Приглушенный крик женщины разлетелся по подъезду. Он шел откуда-то из вентиляции, был слышен через каменную кладку. Это был особый крик, который понимает не каждый.

Примечания

Из серии «Невольный ученик».

Из серии «Невольный ученик».