«Воскресение»

Юрий Симоненко

Воскресение

— …Владыко Господи Вседержителю, Отче Господа нашего Иисуса Христа, иже всем человеком хотяй спастися… — бормотал священник, покачивая кадилом.

Запах фимиама щипал ноздри. Хотелось чихнуть, но не было сил.

— …молимся и мили ся ти деем, душу раба твоего Исидора от всякия узы разреши и от всякия клятвы свободи, остави прегрешения ему…

Вокруг собрались мои дети, внуки и домашние. Их лица были мрачны, руки опущены. Все молчали, внимая священнику. Дым фимиама плыл надо мною, позвякивали цепи и бубенцы на кадиле, тусклый свет от свечей, подрагивавших от сквозняка, то и дело менял очертания лиц собравшихся, делая их то благоговейно-скорбными, то неожиданно-угрюмыми, то по-шутовски забавными. Я смотрел прямо перед собой, и лица родных и стоявших позади них слуг становились размытыми, превращаясь в неясные светлые пятна.

— …Ты бо Един еси разрешаяй связанныя и исправляй сокрушенныя, надежда неначаемым, могий оставляти грехи всякому человеку, на тя упование имущему… — продолжал слуга Господень. Голос его становился все тише, слова невнятны. Глаза мои заволакивала белесая пелена, а тело сковывал холод, идущий от пальцев ног и рук к груди — месту, где еще теплилась моя грешная душа.

Силуэты вокруг слились в единую неподвижную массу, и лишь один из них, стоявший у меня в ногах и мерно покачивавший рукою с кадилом, от которого на меня наползала темная дымная туча, оставался различимым. Образ онемевшего священника у моей кровати, издававшего тусклые бряцающие позвякивания сквозь окутавшую меня холодную вату, стал последним, что запечатлели мои глаза.

Щелчок. Свет. Где я?

Не чувствую тела. Ничего не вижу… только свет. Свет! Царствие Господне!

— Боже! Господь мой! Слава тебе, господи! — воскликнул я.

— Спокойно, граф. Не волнуйся так… — раздался голос. Я не видел, от кого и откуда исходил голос — вокруг все было бело — и потому решил, что слышу ангела, который, по причине моей чрезмерной греховности, для меня невидим.

— Прости меня, Вестник Господень, — кротко произнес я тогда, — прости, что не могу поклониться тебе… ибо не чувствую ни рук ни ног и даже узреть тебя я, грешный Исидор, недостоин…

— Стоп, стоп! — прервал меня голос. — Так ты не видишь ничего?

— Нет, господин…