«Шаман»

— Ахууу, уххааа!

Косматый Олень, крича и подпрыгивая, старательно кружится. Семенит меж двух больших костров, разворачивается, опять кружится…

Тяжело. Он голышом, но с клюкой и в кожаной маске, размалёванной жирными, широкими мазками. Такие же жирные охряные и белоглинянные узоры густо покрывают его туловище и руки-ноги. Не просто так, конечно. Не для красоты. Белая глина — цвет свежеобглоданных костей. Охра — цвет крови. О, магия смерти, о энергия жизни! А клюка — обманка. Оберег от Того, кто Силён. Дряхлый, мол, шаман, слабый. С клюкой ковыляет — нет с него прибытка. И лицо, вот оно — маска. Не узнает, не найдёт!

Давно смеркалось — зимний день короток. Пляшет пламя, длинные тени дрожат и колышутся на тёмно-синем снегу. Лопаются от жара сучья и стреляют во мрак роями искр.

Тяжело. В горле першит. Уже саднит оно от беспрерывного уханья и ора. Ноги убиты долгой пляской, гудят и ноют. Ничего, почти всё, чуть-чуть осталось.

Крутнувшись и подпрыгнув последний раз, Косматый Олень сипло кричит в чёрное небо, осыпанное жёлтыми искрами:

— Славься, славься, Великий Дух!

Отходит от костра, берёт, поданный помощником священный нож из чёрного обсидиана и поворачивается к связанному пленнику, лежащему пооддаль на спине — шеей на дубовом чурбачке.

— Ну, привет, дружок. — говорит еле слышно. Для себя.

Глаза "дружка" бешено вращаются, из забитого сухим мхом и завязанного рта доносится дикое мычание. О чём он мечтает, догадаться нетрудно. "Вскочить и бежать! Бежать из этого страшного места, где вот-вот заколят его и разделают, как кабанчика, убитого на охоте! Бежа-а-ать! Не разбирая дороги, подвывая от ужаса и скуля от радости минования гибели!"

…Но и ноги и руки будущего подношения Тому, кто Силён, предусмотрительно и крепко привязаны к вбитым в землю колышкам прочными сыромятными ремнями. Такие не разорвёшь. Бедняга может только извиваться в этих путах. Его истеричное мычание и бешеные судорожные рывки лишь подчёркивают торжественность момента — можно сказать, придают ему вкус и цвет! Лежи будущая жертва спокойно, как труп, и никакого зрелища бы не было. Так — рутинный процесс разделки мясной туши. Но сейчас… сейчас совсем другое дело! Ооо! Этот нерв, эта драматичность![1] Немало лет занимается он подобными делами. Знает толк в организации Ритуала.