«Прими мою боль»

Юрий ЩЕРБАТЫХ

ПРИМИ МОЮ БОЛЬ

Жизнь есть жизнь,

Смерть есть смерть.

Что можно к этому добавить?

Добавим к жизни смерть,

Добавим к смерти жизнь,

И это все, что можем мы...

В.Абанькин "Пасьянс"

Последнее время все чаще и чаще Сергею снилась степь. Жаркая, еще не остывшая от дневного зноя ночная степь, прикрытая опрокинутой чашей звездного неба, пряно пахнущая полынью, чабрецом и тысячелистником. В это мгновения он явственно слышал шелест трав и стрекот цикад, нежно напевавших ему незатейливый мотив колыбельной песни. Когда к нему приходил этот сон, тело его, осыпанное золотым звездным дождем, расслаблялось, а все тревоги и боли минувшего дня мягко стекали в нагретую землю.

Но в эту ночь он не дождался уже привычного умиротворения. В картину донской степи отдельными грубыми мазками ворвались острые запахи сельвы, шум тропического ливня и голос, звавший его из забытья на чужом языке. Сквозь слепленные веки в слабом свете аварийного фонаря Сергей различил смуглую тщедушную фигурку, мнущуюся у входа в тамбур.

- Говори яснее, Хуан, - попросил он, уже окончательно проснувшись.

- Энрико лежит в ста шагах от лагеря на тропинке, ведущей в деревню. В него вселился дух горных болот, про которого рассказывал дедушка. Он красный-красный и зубы оскалены как у одержимого.

Часть сознания еще была покрыта сонным туманом, но руки уже сами застегивали "молнию" комбинезона и искали аптечку, а мозг лихорадочно пытался сообразить, что могло произойти с парнем в джунглях по пути в лагерь. Потом Сергей бежал, обгоняя Хуана, по тропинке, ведущей в деревню, и мокрые листья лиан хлестали его по лицу, прогоняя остатки сна. Испуганные лучи нагрудного фонарика метались по переплетенным ветвям, освещая что угодно, кроме дороги, и уже совершенно некстати в голове мелькнула мысль, что завтра воскресенье, а значит сеанс связи с домом... Он дважды запнулся о торчащие из-под земли корни, а когда хотел переступить лежащую на тропе лиану в третий раз, резко остановился.