«Безмолвие»

Андрей ПЕЧЕНЕЖСКИЙ

БЕЗМОЛВИЕ

Их набирали в детских приютах, из числа малолеток, которые наверняка не имеют родителей (не имели родителей - так это называлось, хотя кто-то ведь привел нас в эту жизнь, в самый крайний, самый узкий ее коридор коридор одиночества, где раньше всего остального мы изведали тупики холодных застенков, призрачное освещение и улыбку ближнего, внезапную и восхитительную, как падение звезды).

Набором занимались люди большого опыта и весьма тщательные в деле. В отлично оборудованных кабинетах специалисты ощупывали, взвешивали, казалось, каждую клетку организма дитяти, определяя, что - при должном уходе и воспитании, - столько-то лет спустя может получиться из этого мяса, костей, из этого мозга. В довершение процедуры сам наборщик заглядывал уже избранным в зубы, как это делалось всегда на конных заводах. И говорил, (он говорил нам: подтянитесь, красавцы, (красотки), отныне для вас начинается настоящая жизнь: вы забудете нужду и притеснения, проблемы, удушающие наш дряхлый мирок, не коснутся вас ни с какой стороны; молодость, здоровье, сила и уверенность поступка станут главным вашим достоянием на долгие годы... или кто-то из вас не желает пристать к Когорте Безмолвных?) - новобранцы отвечали благодарным безмолвием, уже тогда пробуя вкусить эту благость.

Под охраной их увозили в заповедные места, и у стен питомников голоса большого мира немели, как бездомные калеки на приступках величественного храма. Там было вдоволь чистого воздуха и зеленых трав, певчие птицы порхали на райских полянах, выманивая из непролазной чащобы клыкастых хищников; там вольно плескались мелкие и глубокие водоемы, и хотелось испытать выносливость собственного тела на теле отвесной скалы. День за днем физические упражнения превращали тонконогих юнцов в образцовых атлетов; завидная упругость, безотказность мышц подчинялись строго определенной мысли. Теоретический рацион воспитанников состоял из точных наук, - это могло пригодиться в будущем; история же человечества и его культурное наследие отметались вчистую. Препятствие, верный расчет превосходства над ним и само превосходство - вот что мерещилось воспитанникам всякий час их молодой, здоровой и обеспеченной жизни; и грядущие испытания не страшили избранных, как не отпугивает гордого тура узость карниза над пропастью. Вторым божеством, которому они поклонялись (мы носили в себе эту заповедь искренне и ревностно, находя в ней стержень победного удовольствия и пульс вселенского бытия, - это была Заповедь Безмолвия, что люди, давшие нам силу и уверенность, потребуют от нас в решительную минуту). Безмолвие похлеще умельца-наставника учило парней письменам едва уловимых шорохов, когда в зачетных походах одна уготовленная опасность сменялась другой; оно выхолащивало соразмерный, мумиеподобный дух молодых женщин, продолжательниц рода Когорты, когда они разлучались со своими детьми еще в залах родильного заведения. Безмолвие плодило перевертышей одиночества и постепенно выстраивало из них крепость исключительной независимости. Избранные покорились Безмолвию (мы покорились Безмолвию и полюбили его; а время превосходства запаздывало, оно тащилось в хвосте нашего нетерпения, - поэтому при выпуске из питомников мы все напоминали друг другу патроны из потерянного боекомплекта, блистательные мертвыши, что оживают лишь в мгновение выстрела). Опекуны караулили срок дозревания каждого и передерживали безмолвных взаперти ровно столько, чтобы те, разряжаясь, в азарте уже не смогли бы контролировать свой предел. А разряжаться было где, чего другого, но костоломных ям и ямищ на земле, в небесах и на водах от века к веку не убывает. Покинув питомник, безмолвный шел разгребать завалы километровых шахт, испытывал новейшую технику, бродил по пещерам Марианской впадины или отправлялся на поис