«Чужая здесь, не своя там. Дилогия [СИ]»

Гиппиус Рина ЧУЖАЯ ЗДЕСЬ, НЕ СВОЯ ТАМ

Часть первая

Эрнелд Шевал сидел в своем кабинете. Несмотря на роскошную обстановку, выглядело помещение запущенным. Тут давно не прибирали, и пыль серым налетом покрывала все поверхности, кроме тех мест на столе, которые генерал своими рукавами ненароком протер. Сам же он не замечал этого.

Мужчина невидящим взглядом смотрел перед собой.

Вчера он своей собственной рукой подписал пакт о капитуляции. Подписал, чтобы остановить уже бессмысленное кровопролитие. Вемунд Скалдоварийский уже как будто готов был к этому. И тут же на стол теперь уже бывшего главнокомандующего армией Вадомы легли указы о разделении его государства. Но это не самое страшное. В данный момент генералу было плевать на все земли Вадомы вместе взятые и тем более плевать на своего короля — Роара Нетерзаха. Пусть эта трусливая крыса и дальше скрывается. Его все равно найдут.

Вот только с последним условием мирного договора генерал Шевал смирится не желал. Но и не последовать ему тоже не мог.

«Все военные бывшего государства Вадомы, а теперь земель Дрина и Арбери, звания капитана и выше обязуются отправить своих старших сыновей в Адарию и Камарин соответственно.»

Так гласил этот последний пункт. А далее шли уточнения и списки тех, кто должен это условие выполнить, с полным перечнем имен сыновей несчастных отцов. Вот только у самого генерала был один единственный ребенок — дочь Астари, девчушка девяти лет от роду. И ее имя было единственным женским именем в списке. Оградить главного военного Вадомы от подобной кары никто не мог. И хоть адарийцам было даже совестно вписывать Астари Шевал в этот список, они это сделали. И теперь любимое дитя сурового воина должно отправиться в Адарию в качестве пленницы, как и несколько сотен других, дабы вадомийцам не пришло в голову мстить Адарии и Камарину.

«Государства-победители обязуются не причинять вред своим заложникам. Им будут предоставлены жилье и условия соответствующие их статусу. Их никто не будет притеснять, они вольны заниматься тем, чем пожелают сами (разумеется, под бдительным оком специальных служб). Но свободы в полном смысле никто не даст. Проживать заложники будут в строго отведенном месте (будь то город или другое поселение) и пределы этого места смогут покидать только с соответствующего разрешения.»

Места поселения заложников, правда, еще не определили. Или, что вероятнее всего, определили, но родственникам их не сообщат.

Генерал Шевал понимал всю подоплеку подобного решения. Понимал, но не принимал.

Сейчас его жена и дочь находились в трех месяцах пути от Дрины, в землях, принадлежащих роду Гуннел — роду жены генерала. До замужества она проживала в Зедениве. Степи, переходящие в засушливые пустыни, — таково то государство. Там несколько крупных городов, пару десятков мелких. В основном жители этой страны предпочитали вести кочевой образ жизни, зарабатывая себе на жизнь продажей скота, который пасли на бескрайних степях. Земледелием в этой стране занимались преимущественно обосновавшиеся здесь иностранцы.

Гуннел была дочерью главы крупного рода. Эрнелд встретился с ней случайно, когда ездил в Зеденив по поручению своего короля.

Высокая, статная, стройная, грациозная. Он просто не мог оторвать взгляд от ее фигуры. Гуннел восседала на лошади без седла. Ее роскошные черные волосы, завитые в мелкие кудри (завитые самой природой), развевались на ветру и подпрыгивали, как пружинки, когда она неслась вскачь. Одета в серую домотканую тунику и кожаные штаны, которые плотно облегали ее ноги. Обута же она была в грубые, больше походящие на мужские сапоги. При всем при этом она не обладала красотой. Резкие черты лица, смоляные густые брови вразлет, смуглая то ли от природы, то ли под действием яркого зеденивского солнца. Но вот глаза… желтые, как у хищников из кошачьих. Они сразу же привлекали внимание. В них было страшно смотреть, в них затягивало так, что оторваться было практически невозможно.

Слишком неоднозначное впечатление произвела на Шевала эта дочь степи. Она тогда нагло осмотрела его с ног до головы, а после нахамила.

Лишь потом вадомиеец узнал, что это была всего лишь защитная реакция. Гордую и непокорную Гуннел отец давно хотел отдать замуж. Ее сватали самые знатные и выдающиеся главы родов со всего Зеденива, но никто не задел сердца строптивицы. А этот странный чужестранец одним взглядом своих темных, словно самые спелые вишни, глаз сумел зажечь в ее груди огонек, который грозил разгореться в пламя яркой страсти.

В тот же день Эрнелд узнал, кем является та самая девушка, случайно попавшаяся ему на пути и при этом сумевшая оставить столь неизгладимое впечатление. Он пришел к отцу Гуннел и по обычаям степей попросил ее руки. Расчетливый, хладнокровный, порой даже слишком практичный и рациональный, Шевал за одну короткую встречу сумел решить, что только эта женщина будет его женой. Глава рода поставил условие: если Эрнелд сумеет победить самого сильного их воина, то он благословит брак. И вадомиеец победил, к большому удивлению всех. Но осталось самое главное препятствие — сама Гуннел. Зеденивцы — народ вольный, свободный. И если девушка не дает согласие на союз, то и заставить ее отец не сможет. Он может дать только благословение на брак.

В этот вечер собравшимся пришлось удивиться вновь. До этого не желавшая показываться на глаза чужестранцу, Гуннел вышла из шатра, подошла к Эрнелду и протянула собственноручно вышитый плащ. Это и означало согласие.

Той же ночью состоялась свадьба по-зеденивски. До утра гулял род Эттов.

Все дела, которые возложил на Шевала король Вадомы, в этой стране он уже выполнил, задержавшись лишь на один день из-за Гуннел. Поэтому с рассветом Эрнелд вместе с женой уехал домой. По приезду они уже обручились по обычаям Вадомы в храме Рауда.

Эрнелд узнал, что на самом деле Гуннел его сама себе нагадала. В роду Эттов часто у женщин был дар предвидения. У Гуннел он был, но давал о себе знать довольно редко. И перед встречей с вадомийцем Гуннел раскидывала камни, она хотела узнать, как пройдет сделка с другим родом, с которым собирались заключить соглашение о продаже большого количества скота. А вместо этого девушка узнала, что встретит свою судьбу.

Первое время молодоженам пришлось нелегко: разность в обычаях, мировоззрении, темпераментов — все это приходилось преодолевать. Но они справились. Единственное, что их огорчало, — отсутствие детей. Целители только руками разводили.

На десятом году их совместной жизни Гуннел наконец родила дочь — недоношенную, слабенькую. Но и с этим они справились. Целителям были отданы немалые суммы денег, да и сама Гуннел неплохо разбиралась в лекарстве. Дочь выходили. Теперь уже счастью их не было предела. Малышка причудливо несла в себе переплетение черт своих родителей. Волосы, цвет глаз и кожи она унаследовала от матери, а линии лица смягчились влиянием наследственности отца. Сам Эрнелд обладал внешностью типичной для аристократа. Ровные, изящные линии носа, бровей, скулы — все это досталось и его дочери. Рот, правда, был несколько широковат. Вот только Асти все равно не выглядела красавицей. В ней ощущалась все та же дикость, необузданность, которая так и не смогла исчезнуть из ее матери, даже под воздействием тихого и мирного проживания в качестве благородной аристократки Вадомы. Слишком необычна была внешность девочки. Она обращала на себя внимание, но не как обычные дети, которым умилялись и про которых говорили, что они чудо как хороши. Асти удивлялись, некоторые даже восхищались, но с ее оценками были осторожны. Все-таки ее отец третий человек в государстве.

И если Эрнелд и обращал внимание на то, что его жену и дочь местное высшее общество не принимает за своих, то близко к сердцу это не воспринимал. Тем более гордая Гуннел не считала достойным считаться с мнением этих напыщенных снобов.

Генерал Шевал не поддерживал стремление своего короля Роара в развязывании войны с Адарией. Он всячески пытался отговорить короля, а самое главное старшего помощника короля — Арнгера, который и держал фактически всю власть в своих руках. Даже при наличии большого количества зогвура[1] у Вадомы, добытого также нечестным путем, было слишком мало шансов одержать победу. Но случилось так, как случилось.

Свою семью Шевал до начала войны отвез к Эттам.

И вот теперь ему предстояло сообщить своим девочкам о таком страшном ударе. В довершении к этому, буквально позавчера, Эрнелд узнал, что скоро станет отцом во второй раз. Вот-вот Гуннел родит сына. Жена не стала говорить раньше времени, чтобы не отвлекать его.

Генерал вынырнул из своих воспоминаний. Окинул уже осмысленным взглядом свой некогда любимый кабинет в доме, который был ему теперь противен пуще тюрьмы. Тут он когда-то был счастлив со своей семьей. А теперь из-за священной присяги своему королю-идиоту он собственными руками разрушит свою семью.

Эрнелд только сейчас заметил, что он в пыли. Он встал, отряхнулся и пошел собирать вещи. Предстоял долгий путь за дочерью. Адария ждать долго не намерена.

Спустя десять лет.

Я не любила, когда на меня пялились окружающие как на дивную зверушку, случайно забредшую туда, где ее никто не ждал, но я безумно любила танцевать. Именно это и придавало мне сил каждый раз на балу. Сегодня как раз и должен состояться бал, который проводился раз в три месяца наместником Ровенисии.

— Рини, ну сколько можно спать!? — вопрошала я, пытаясь разбудить свою подругу-соню.

— Аста, будь добра… скройся куда-нибудь! — рявкнула она, не оценив моих стараний.

Вообще-то Рини вполне себе тихая, спокойная девушка, которая ни на кого не повышала голос. Она всегда мила и приветлива. Исключение она делала только для меня, да и то, когда я вот так с утра пораньше пыталась ее вытащить из теплой постельки.

— Ну Рини, мы же не успеем, если ты и дальше будет спать! — пыталась достучаться до подруги.

— Бал вечером, у нас весь день впереди! — вновь прорычала Рини.

— Ну и ладно, ну и спи дальше, — обиженно отозвалась я.

Пойду лучше завтракать, а эта бука пусть и дальше отлеживает бока.

— Ладно, — отрывая голову от подушки, пробурчала Рини. — Пять минут, и я буду готова.

Я взвизгнула, подлетела к лежебоке, расцеловала ее в обе щеки и побежала вниз. Надеюсь, матушка Фордис оценит мои старания по почти своевременной доставке Рини к завтраку и разрешит мне наконец-то надеть на предстоящие танцы то шикарное платье бордового цвета. Пошили мне его еще полгода назад, вот только эдель[2] Фордис говорила, что мне пока рано в нем выходить в свет. В конце концов мне же теперь не восемнадцать, а девятнадцать. Наверно, можно.

— Асти, ты разбудила Рини? — строго спросила хозяйка дома, как только я зашла в столовую. Она руководила слугами, которые накрывали на стол.

Вчера приехал двоюродный брат эдела Вистара с семьей. К сожалению, это было слишком поздно, и я не успела с ними познакомится и даже рассмотреть. Когда мы с Рини стояли у окна в ее комнате, которое как раз выходит во внутренний двор, то было уже слишком темно, чтобы что-либо разобрать, а зажженные фонари не давали полного обзора. К тому же матушка с детства не одобряла, если по ночам мы без особой надобности выходили из своих комнат. «Эдель не пристало бродить ночью по дому!»

— Да, она пообещала быть готовой в течение пяти минут, — заверила я матушку Фордис.

— Я, конечно, понимаю, что тебе не терпится начать готовится к сегодняшнему вечеру, но у нас сегодня гости, поэтому будет неплохо, если ты и им уделишь пару минут своего внимания.

От подобной перспективы я скисла. Мне, безусловно, было любопытно познакомиться с гостями, но я рассчитывала, что это ограничится завтраком, а потом, возможно, и обедом. В перерывах же между ними я уже распланировала свое время, а тут это…

— Хорошо, — согласилась я с просьбой женщины, которую вот уже десять лет называла не иначе как матушка.

— Асти, — окликнула она меня, заметив мое хмурое лицо, — не больше часа после завтрака. Погуляешь с ними по саду, расскажешь о местных достопримечательностях, которые им желательно будет увидеть, и можешь быть свободна.

Я счастливо заулыбалась и по своей излюбленной привычке подбежала расцеловать матушку. Она рассмеялась и замахала на меня руками:

— Неугомонная! — вроде бы и пожурила меня, сказав это строгим голосом, а глаза по-доброму мне улыбались.

— А вот и наша соня появилась, — протянула я, заметив спускавшуюся по лестнице Рини.

И вот как за пять минут она смогла себя привести в порядок, хоть и с помощью горничной?

Подруга не обладала высоким ростом, в отличие от меня, из-за чего, находясь рядом со мной, люди неоднозначно реагировали на такой контраст. Сегодня Рини решила надеть светло-голубое платье, украшенное изящными кружевами на лифе. С ее светлой кожей и темно-каштановыми волосами оно смотрелось изумительно. Большие синие глаза, аккуратный носик, пухлые губы и высокие скулы — моя подруга такая красавица, что нигде не сыщешь лучше! Я никогда не завидовала ее внешности. Для подобного темного чувства я ее слишком любила, хотя по сравнению с ней, я гадкий утенок на фоне прелестного лебедя.

Рини внимательно осмотрела меня, поправила выбившуюся прядь из моего тугого пучка волос, перевязала ленту, которая находилась под лифом моего платья, и приколола мне брошь под воротник.

— Ну вот, — заключила она, — ты теперь выглядишь как истинная эдель.

И подмигнула своей матери, которая при виде этой картины издала смешок. Я лишь закатила глаза. Ну да, за столько лет матушка Фродис так и не смогла толком привить мне утонченные манеры и изысканный вкус той самой истинной эдель. Зато с этим неплохо справлялась Рини. Мне было проще обращаться к ней за помощью, чем самой пытаться сообразить нечто подобающее. Единственное, в чем я обходила свою подругу, — танцы. Ну, и еще была легка на подъем, не задерживаясь надолго в кровати. Моя деятельная натура не позволяла мне так долго находиться без дела.

— Раз ты со своей миссией справилась на отлично, так уж и быть, можешь надеть сегодня бордовое платье, — обратилась ко мне матушка Фродис.

Я во второй раз за сегодняшнее утро чуть не испортила ее прическу, кинувшись к ней с объятиями.

— Ну-ну, будет тебе, — чуть отодвинувшись, произнесла матушка и с недовольным видом попыталась вновь спрятать мою непокорную прядь. Не удалось и пришлось оставить как есть. — Иди лучше позови эдела. За гостями я пошлю Бердхил.

Собственно, за Рини также вполне могла бы сходить и горничная, но эдель Фордис прекрасно знала, что с этим поручением я справлюсь лучше. Как и с тем, чтобы поторопить наместника.

Глава семейства, как всегда, в это время приводил себя в порядок после зарядки.

Отец четверых детей, старшему из которых двадцать шесть, а младшему — двенадцать, не позволял себе пребывать в неподобающей форме. По утрам зарядка, после обеда — упражнения по фехтованию. Дважды в неделю вместе со своим старшим помощником отправлялся на полигон для полноценных тренировок. Наместник у нас ого-го какой мужчина! Матушка Фордис иногда даже устраивала ему сцены ревности. Такой видный мужчина привлекал немало женских взглядов — высокий, широкоплечий, подтянутый, с копной темно-каштановых волос и пронзительно-синими глазами. Да и к тому же, учитывая, какое он занимал положение… Отбоя от женского внимания у него не было. Но эдел Вистар вот уже три десятка лет нежно и трепетно любил свою супругу — эдель Фордис. Чем та, порой беззастенчиво, пользовалась — вила веревки, попросту говоря. Но в тоже время эдель Фордис также преданно любила своего супруга.

Наверно, именно эта атмосфера любви и взаимопонимания меня так поразила и впечатлила, что я не сразу, но все-таки прониклась ею десять лет назад.

Меня, тогда девятилетним ребенком, привезли в этот дом, оторвав от моих обожаемых родителей. «Теперь ты будешь жить здесь», — так мне сказали люди, которые сопровождали меня из Вадомы в Адарию. В день, когда отец увозил меня, мама рожала брата. Поэтому о моем отъезде она узнала значительно позже. От нее скрывали, пока она не оправилась.

Еще в Дрине, куда мы прибыли из Зеденива с отцом, я с недоумением смотрела на отца, который отдавал меня незнакомым людям. «Так надо, дочка», — сказал он мне тогда. И полные боли и тоски глаза отца. Я никогда этого не забуду. Были крики, слезы, прочие атрибуты истерики. Я кусалась, вырывалась, царапалась, как настоящий дикий зверек, которым меня потом многие называли. Так продолжалось до тех пор, пока меня не усыпили. И последнее, что я помнила о том памятном событии, — искаженное страданием лицо отца.

Уж по каким причинам выбрали семью Ровенийских, я не знаю. Но тому, кто это сделал, я благодарна, хоть сначала мне и сложно было смириться.

Первые полгода я практически не выходила из своей комнаты, мало с кем общалась. Дикарка — так меня называли в доме наместника. Да и внешность соответствующая: темноволосая, с тугими кольцами кудряшек, смуглокожая, желтоглазая. Еще и рот слишком широк. Одно время Диль, старшая сестра Рини, обзывала меня жабой.

Из моего кокона меня смогла достать именно Рини. Откуда только в ней столько терпения нашлось? Она, не уставая, пыталась развлечь меня, втянуть в свои игры, звала на прогулки. И постепенно я свыклась и, наверно, несколько смирилась с действительностью.

Раз в полгода мне разрешали писать родителям. От родителей же я получала по одному письму в год. Мало? Безусловно. Но хотя бы так. Так я узнала о том, что мама родила сына, моего брата, благодаря которому родителям стало легче переносить разлуку со мной.

А здесь, в Адарии, я стала Астари Эттов. Личность генерала Шевала была слишком известна, поэтому мне пришлось взять имя рода матери.

У Ровенийских четверо своих детей и еще трое воспитанников, помимо меня. Старший сын, Ронольв, в момент моего появления в их семье учился в специальной школе для мальчиков, так же как и Рунгвальд Натсен. Рун — сын близких друзей семьи, родители которого были артефакторами с неистребимой жилкой к изобретательству. Война показалась им лучшим способом опробовать некоторые из своих изобретений. Они погибли вместе от рук вадомийцев, разумеется. И если Рон к моему появлению отнесся равнодушно, то Рун возненавидел. Еще бы, я же хоть и на половину, но вадомийка. Дильмари, вторая по старшинству из детей Ровенийских, невзлюбила меня также. Ее причины мне не были известны, так как специально я ее никогда не провоцировала. Свою подругу полностью поддерживала Исгельна — младшая сестра Руна. Сивина же, самая младшая из Натсенов, была к моей персоне равнодушна, впрочем, как и к большинству людей в целом. Эйрик — младший Ровенийский, когда я оказалась здесь, был двухлетним ребенком. Поэтому я для него была лишь новым товарищем по играм, которым он радовался без разбору.

А вот Тринвер, она же Рини, сумела стать моей лучшей и единственной подругой. Благодаря ей я стала радоваться жизни и постепенно оттаяла.

Со временем я поняла, что нет смыла в том, что я хожу букой, все больше погружаясь в меланхолию и собственные печали. Хотя вру. Не я это поняла. В силу девятилетнего возраста это сложно было осознать. Помогли со всем этим мне справится Рини и матушка Фродис. Как-то так сложилось, что я стала называть эту женщину именно так. Она не заменила мне маму, но достаточно близко подошла к этому. Эдель Фродис не делала разделения между своими родными детьми и воспитанниками. Она любила и любит всех одинаково. До чего же большое, а главное, понимающее сердце у нее!

Спустя год проживания в семье наместника Ровенисии я смогла, по возможности, приспособиться к новым условиям своей новой жизни. Практически не дралась с Диль и не огрызалась с Исой. Насмешки Руна сносила без слез. На косые взгляды посторонних и тех, кто был ближе, не обращала внимание.

Моим главным увлечением стали танцы и, конечно, лошади. Я же если не дочь, то внучка степей точно! Поэтому довольно часто верхом я объезжала окрестности. В детстве я любила проводить время у родителей мамы. Там же степь: ковер из разнотравья и гладь до самого горизонта. Свобода! А тут леса и горы. Красиво, я и спорить не буду, но той зеденивской вольности не хватало.

В столовой уже собралось все семейство Ровенийских и представители Дорвенов. И теперь, наконец, нас могли представить друг другу.

Сам эдел Гарди оказался невысоким щуплым мужчиной, с мышиным цветом волос, расплывчатыми чертами лица и невразумительным голосом. Зато его жена, эдель Рэнхил, ослепительная шатенка, необыкновенно красивая и притягательная. До тех пор, пока не открывает свой рот. Высокомерие и презрение ко всем — не те черты, которые способны привлечь. Все это сквозило в ее взглядах, жестах, обращенных прежде всего ко мне. Впрочем, мне было не привыкать.

А вот увидев детей этой интересной парочки, я еле сдержалась от смешка. Интересно с ними природа поиграла. Старшая дочь — копия отца, что весьма печально для девушки. Оставалось только надеяться, что у нее хорошее приданое. А вот сын уродился в матушку. Такой же ослепительный красавец и он также производил впечатление человека с непомерным чувством собственного величия.

Собственно, особенности взаимоотношений с людьми некоторых представителей этой семьи я ощутила прежде всего на себе. Еще бы, я же самый необычный персонаж, присутствующий здесь.

— Знакомьтесь, — начал представление эдел Вистар, — это наша воспитанница Астари Эттов.

Я изобразила нечто, отдаленно напоминающее книксен. Рини и матушка Фордис дружно сжали губы, чтобы не засмеяться. Диль закатила глаза, пробормотав что-то вроде: «Не могла обойтись без своего циркачества?». Ее целиком и полностью поддержала Иса. Ну да, несмотря на то, что книксены, реверансы и прочее удавались мне, сегодня я предпочла изображать неуклюжесть. Настроение было игривым. Моя выходка возымела действие. Эдель Рэнхил окинула меня брезгливым взглядом и кивнула мне с видом царственной особы. Эдел посмотрел на меня с недоумением. Их дочь Лониз даже не обратила на меня особого внимания, рассеянно приветствовала нас, чем напомнила мне Сивину, которая также обычно пребывала в своих грезах, редко обращая свой взор на окружающих. А вот во взгляде брата Лониз Инепа промелькнула искра любопытства, которая была тут же потушена бесстрастным выражением.

Я переглянулась с заговорческим видом с Рини. Рассадили нас с ней, к сожалению, по разные стороны стола. Поэтому возможности перекинуться хотя бы парочкой слов о гостях не было, хотя и взглядом можно было много чего сказать.

Диль и Иса, между которыми сидел Инеп, быстро нашли с ним общий язык. Они тихо переговаривались, изредка бросая в мою сторону насмешливые взгляды. С подобным я свыклась, поэтому еда у меня ни разу поперек горла не стала. Я вообще редко жаловалась на отсутствие аппетита.

А Инеп прямо-таки купался в женском внимании. Блондинка Диль с одной стороны, брюнетка Иса — с другой. Диль у нас высокая, но не выше меня, светловолосая красавица, единственная из детей Ровенийских похожая на мать: тот же цвет волос, те же серые глаза. Сплошное изящество и хрупкость. Про характер ее умолчу. Иса же, как и все Натсены, темноволосая, темноглазая. На бледной коже практически всегда алел румянец и ярко выделялись красиво очерченные губы. Именно она усиленно строила глазки гостю.

Как и просила матушка Фордис, после завтрака мы повели Дорвенов в сад. Благо погода позволяла: поздняя весна, тепло, но еще не жарко.

Пока прогуливались по саду, Диль и Иса с открытыми ртами слушали Инепа. Мы же с Рини попытались было разговорить Лониз, но нам она предпочла общество Эйрика. Она подарила младшему братишке Рини миниатюрную модель флагманского корабля флота Адарии. Вот именно его они и стали потом обсуждать.

Я и подруга переглянулись удивленными взглядами.

Сивина же, как обычно, шла позади всех, погруженная в свои мысли и с легкой улыбкой на губах вдыхала аромат свежесорванного пиона.

Расположились мы в беседке, куда заранее подали лимонад и сладости.

— Астари, не желаете рассказать, как вы оказались в семействе Ровенийских? — вдруг обратился ко мне Инеп.

— Во-первых, эдель Астари. А во-вторых, я, если можно так выразиться, жертва войны, — ушла от прямого ответа я.

По общей договоренности ни я, ни члены семьи Ровенийских не упоминали, кем именно я являюсь. Дети Ровенийских и не знали всех подробностей моей биографии. Иначе бы, благодаря той же Диль, мне бы пришлось несладко. Вот только Рунгвальд Натсен откуда-то узнал все, но из уважения к эделу Вистару молчал.

— Эдель? — удивленно поднял брови Инеп. — И что же у вас за титул?

— Герцогиня, — нехотя ответила я.

— Ммм… что-то я не припомню герцогов Эттов, — протянул насмешливо он.

— А она у нас, как ты заметил, — не преминула влезть Диль, — не местная.

— Заметил, — кивнул Инеп. Напоследок окинул меня взглядом, в которым безуспешно пытался скрыть любопытство за надменным выражение, и продолжил оживленную дискуссию с Диль и Исой.

Отбыв положенный час, я, ухватив за руку Рини, побежала в комнату собираться.

— Аста! — строго начала подруга. Когда она была мной недовольна, то называла именно так, а не «Асти». — Ну и что это было?

— А что было? — невинно округлив глаза, спросила я.

Понятное дело, сейчас Рини начнет меня отчитывать за поведение до и после завтрака. Но мне же сейчас некогда! Еще и шпильки найти надо, которые я, как и всегда, после прошлого раза не положила на место. Ну или горничная «навела» порядок, вновь переложив мои вещи туда где я их не найду.

— Сначала неуклюжесть показная, — прищурив глаза, стала перечислять подруга, — потом это надменное «эде-е-ель».

Рини я доверяла, поэтому она знала, что я на самом деле герцогиня Шевал.

— Неужели ты не видела, что этот сноб Инеп уже решил, что я чернь какая-то? — спросила я. Злость во мне не кипела, лишь недовольство.

Да, я порой хорохорилась, делала вид, что мне все ни по чем, но, безусловно, иногда предвзятое отношение ко мне задевало.

— И ты решила сначала построить из себя сначала неизвестно кого, а потом показать себя во всей красе? — язвительно поинтересовалась подруга.

Я вздохнула и села на кровать.

— Не знаю, — тихо произнесла я. — Ну не понравился он мне, вот и взъелась чего-то.

Рини хмыкнула и присела рядом.

— Зато ты ему очень даже приглянулась, — лукаво улыбаясь, сказала Рини.

— Да ну, тебе показалось, — рассеянно пробормотала я, вновь принявшись усиленно разыскивать проклятые шпильки и заколки.

— Не показалось, — не унималась подруга. — И это даже несмотря на то, что он общался в основном с Исой и Диль.

— Мне все равно, — отозвалась я. — Помоги лучше найти мне шпильки!

Рини поднялась с кровати, прошла ко мне в ванную, открыла шкафчик у зеркала. Там в стаканчике благополучно находились мои шпильки.

— Что бы я без тебя делала? — вздохнула я.

Пресловутые шпильки мне так и не понадобились. Я как всегда доверила Рини заплести мне свободную косу с лентами под цвет платья. Темно-бордовое платье выигрышно смотрелось на мне. Но что толку-то? Все равно первый танец я танцевать не буду. На первый танец женатые мужчины приглашают своих жен, женихи — своих невест, те, кто еще не помолвлен, — дам своего сердца или просто симпатичных им девушек. С восемнадцати лет, то есть с того возраста, когда позволено посещать балы, я так ни разу и не станцевала первый танец.

Рини критично осмотрела меня, но, как ни странно, ничего не поправила.

— Ты сегодня особенно хороша, — заключила подруга.

— Скажешь еще, — отмахнулась я. — Вот ты выглядишь превосходно!

Рини надела темно-синее платье, а волосы уложила в высокую прическу.

Балы всегда проходят в большом зале дворца наместника. Так что далеко добираться нам было не нужно. Всего лишь несколько минут ходьбы по переходам дворца из жилой части в ту, которая предназначена для официальных приемов и прочего. Там же и находился рабочий кабинет наместника и другие служебные помещения.

Гостей собралось немало — практически вся знать Ровенисии, гости провинции, в том числе и гостящие тут Дорвены, и другие выдающиеся и не очень личности. Рассылкой приглашений обычно занимался секретарь эдела Вистара барон Хаук Монтур.

В зал мы входили все вместе: Ровенийские, Натсены, Дорвены и я. Разумеется, я шла рядом с Рини.

Чуть было не поморщилась, когда заметила, с каким жадным интересом цвет местного женского общества разглядывает нас и, в частности, меня. Еще бы, я личность выдающаяся, точнее, выделяющаяся. Свысока на меня могли здесь смотреть только несколько мужчин: эдел Вистар, его старший помощник Модин Виртан, отставной полковник Нелнас Уотинен и два брата Фолке и Нерд Берглунд, которые были крупными землевладельцами. Во всех смыслах крупными — и земель у них в собственности много, и фигурами обладали внушительными.

— Не переживай, Асти, — ободряюще шепнула мне подруга. — Ты замечательно выглядишь. Так что не обращай внимание на них, — и Рини кивнула в сторону группы женщин, которые что-то оживленно обсуждали, изредка бросая косые взгляды в мою сторону. Или я стала страдать мнительностью?

Что бы я ни делала, каким бы образом я ни была одета, мне перемывались все косточки. Порой не без помощи Диль. При этом смаковался и обсуждался любой мой недостаток, оплошность. В лицо мне мило улыбались, а вот за спиной…

Но самой обсуждаемой темой, связанной с моей персоной, была тема моего происхождения.

Какие только предположения не строили люди. И то, что я дочь давних друзей эдела Вистара, которые трагически погибли. Версии их гибели разнились. Например, одно время популярной была версия, что моих родителей загрызли дикие звери. Некоторые утверждали, что я внебрачная дочь графа или даже графини. Фантазиям не было предела.

Эдел Вистар, мимоходом кивнув знакомым, прошел к возвышению у дальней стены, являющееся своеобразной сценой, на которой расположились музыканты. Он произнес небольшую приветственную речь.

И полилась музыка — первый танец начался. Пары потянулись в центр залы. Партнеры по танцу призывно улыбались друг другу. Ну а многие женщины умудрялись еще и бросать взгляды, полные превосходства, в ту сторону, где стояли те, кого все-таки не пригласили.

Рини на каждый танец была ангажирована еще с прошлого бала. Первый танец она сегодня отдала Хакану Форсберу. Его лицо светилось такой искренней радостью, что я невольно тоже заулыбалась. Сама же подруга к своим поклонникам относилась с некоторой долей снисходительности. Ей никто по-настоящему не нравился, так, мимолетные симпатии.

Засмотревшись на Рини и Хакана, я не заметила, как ко мне подошел Инеп.

— Разрешите пригласить вас на танец, эдель Астари, — вроде бы и вежливо, но с плохо скрываемой насмешкой, обратился ко мне он.

Вообще-то танец уже начался, и вступать в ряды танцующих было бы неприличным.

Инеп явно меня провоцировал. Ждал, что же сейчас возобладает во мне: радость от того, что меня пригласили, или приличия. Ну, или на худой конец здравый смысл. А я всего лишь люблю танцевать…

Мы плавно закружились. Молодой человек держал и вел меня крепко, уверенно. А самое главное — его ни капли не смущало то, что я на пару сантиметров выше него. Он держался так свободно, непринужденно, с видом прирожденного победителя, что мне иногда казалось, что он выше меня на голову.

— Вы хорошо танцуете, эдель Астари, — по окончанию танца произнес Инеп, склоняясь к моей руке с поцелуем. Легкое касание губ, невесомое поглаживание большим пальцем моего запястья… Как хорошо, что на моих щеках плохо виден румянец. — Танец с вами мне доставил несравнимое удовольствие, — продолжил он, с наслаждением ловя внимательные, а порой и недоумевающие взгляды окружающих.

— Взаимно, — сдержанно кивнула и поспешила к Рини, которая, нетерпеливо постукивая ножкой по полу, дожидалась меня у столика с напитками.

Я подошла к подруге, отобрала у нее бокал с белым вином и залпом выпила его.

— И что это было? — ошарашенно спросила Рини.

— Вот и я была удостоена чести поучаствовать в первом танце, — как можно бесстрастнее ответила я.

Нервно передернула плечом — мне казалось, что спину прожигают несколько десятков взглядов.

— Я же тебе говорила, — многозначительно протянула подруга.

Мне пришлось только кивнуть. Самой как-то интересно: что же это было?

Второй танец я обычно танцевала с эделом Вистаром, на что Диль всегда обижалась и негодовала. Хотя у меня не было особого желания ей насолить. Меня и без того нечасто баловали кавалеры своим вниманием, поэтому разбрасываться предложениями потанцевать я не спешила. Сам же опекун говорил, что только со мной в танце он способен продемонстрировать в полной мере свое мастерство. Да и какая разница почему?

Танцуя с графом, я почти всегда на его месте представляла отца. Что вот так же папа идет со мной в центр залы, бережно держа за руку, плавно двигаясь под музыку, уверенно ведя в танце и светясь гордостью за свою дочь…

— Какая-то ты сегодня рассеянная, Асти, — отвлек меня от размышлений эдел Вистар. Я подняла на него взгляд. Он выглядел задумчивым, хотя ему явно нравилось со мной танцевать. — Уж не племянник мой тому виной?

— Признаюсь, меня удивило его приглашение, — нехотя отозвалась я. — Но не более того.

— Ну и зря.

Я удивленно воззрилась на него. Не сосватать же он меня хочет?

Заканчивали мы танец, пребывая каждый в своих раздумьях.

Зато следующим меня пригласил Нелнас Уотинен. Вот уж с кем я не просто любила, а обожала танцевать. Несмотря на довольно преклонный возраст, двигался он получше большинства молодых.

— И куда моя красавица запропастилась? — шутливо произнес эдел Нелнас, озираясь по сторонам. Я рассмеялась. Конечно, меня же так трудно не заметить.

Полковник подмигнул мне, лихо подкрутив посеребренный сединой ус. Грациозно поклонился, а я не менее изящно ответила, и мы закружились в танце. Нам освободили практически все пространство залы, дав место для маневров. Теперь уже никто и ничто не могло помешать демонстрировать самые неимоверные пируэты.

Поцеловав мне руку и вновь подмигнув, полковник вкрадчиво прошептал:

— Асти, золотце, я тебя обожаю.

Я, как всегда, смущенно потупилась, тем не менее довольно улыбаясь. Эдел Нелнас, имеющий старших внуков моих ровесников, и сам ко мне относился как к любимой внучке. Я любила его навещать, бывать в его гостеприимном доме, вкушать изумительные обеды, приготовленные его замечательной супругой эдель Брит, и слушать рассказы полковника. Он делился байками, которыми была полна его богатая событиями жизнь. Правда, прежде всего это были рассказы о его боевых походах. Слава Рауду, в кампании против Вадомы полковник уже не участвовал.

— Эдел Нелнас, а вы так и не сходили к целителю? — уже строгим тоном поинтересовалась я.

Во время танца он пару раз неуклюже становился на левую ногу. Вот я и подумала: неужели старая боевая рана вновь дала о себе знать?

Я же специально пыталась щадить полковника и двигаться не слишком быстро. Он это дело быстро понял, поэтому зыркнул на меня своими пронзительно-серыми глазами, удивительно яркими для его лет, и шепотом сказал: «Только попробуй!».

— Не ворчи, золотце, — улыбка сошла с лица эдела Нелнаса. — Бесполезно это. Ну что эти костоломы мне сделают? — он махнул рукой. Мне осталось только закатить глаза.

Кстати говоря, «золотко», «золотце» — так меня называл только полковник.

«Твои глаза как расплавленное золото», — говорил он мне. А его супруга, хоть и соглашалась с ним, все же вздыхала и говорила тихо, считая, что я не расслышу: «Вот только раньше говорили, что желтоглазые притягивают беду к себе». И протягивала мне очередное пирожное собственного приготовления. «Кушай, деточка. А только глаза одни и видны, худенькая какая».

— А ведь помнится, что вы своей супруге клялись и божились, что обязательно наведаетесь к целителю, — как бы невзначай произнесла я.

Эдель Брита грозилась, что если он все-таки не выполнит обещание, то она не отпустит его на охоту, о чем я тут же любезно напомнила.

— Шантажистка, — прошипел полковник.

Странные эти мужчины. Проще же один раз, ну, может, пару раз, сходить к врачу и вылечиться, чем мучиться и продолжать бояться туда направиться.

На этом с танцами для меня, вероятнее всего, покончено. Фолке Берглунд, который раньше часто приглашал меня, сегодня весь вечер танцевал со своей невестой.

Сначала я скромно стояла в сторонке, любуясь парами, даже Диль, которая все ж таки неплохо двигалась. «Хотя я могла бы и лучше», — появилась ехидная мыслишка у меня, но развивать ее не стала.

Чтобы моя одинокая долговязая фигура ни других, ни меня саму не смущала, я решила выйти на балкон.

Однако одной мне побыть не дали.

— Не верь ему, — произнесла Лониз, подойдя к перилам балкона, упершись руками в них и с наслаждением вдыхая свежий прохладный воздух с пряной примесью ароматов цветов.

— Что? — недоуменно спросила я.

— Не верь моему брату, — все так же бесстрастно произнесла Лониз.

И что это за ерунда? Я не стала ничего отвечать. Так в тишине мы простояли еще пару минут. Мне стало неуютно, и я решила вернуться в зал, но меня за руку остановила девушка.

— Он решил, что ты для него легкая добыча, — глядя мне в глаза, серьезным голосом продолжила Лониз. — Он поиграет и бросит.

— А с чего ты вообще решила, что я позволю ему это? — недоуменно спросила я.

Лониз растеряла свою строгость. Она растерянно стала озираться по сторонам, как будто там пыталась найти ответ.

— Ты же необычная девушка, — мягко проговорила она. Все ясно, сейчас тоже будет говорить, что на такое страшилище, как я, никто не обратит внимание. — И явно не… не часто привлекаешь внимание парней… В смысле привлекаешь, но не в том смысле… — она окончательно сбилась и с мольбой посмотрела на меня.

Неужели ждет, что я сама закончу за нее?

— И раз я не купаюсь в мужском внимании, то легко поведусь на пару красноречивых взглядов Инепа, несколько незамысловатых комплиментов и, возможно, но мало вероятно, на подаренные безделушки? — я все-таки закончила за Лониз фразу. Она подавленно кивнула.

Я хоть и не искушенная в отношениях с мужчинами, но кое-что слышала о подобном.

— Вот только зачем ты меня предупреждаешь? Это же твой брат, — спросила я. Только сейчас я обратила внимание, что мы друг к другу на ты обращаемся. Наверное, тема располагала.

Лониз нервно стала комкать верхнее кружево с платья, при этом упорно не хотела встречаться со мной взглядом. Впрочем, отвечать она мне также не желала. И почему-то торопить ее с ответом я не стала, терпеливо дожидаясь, когда она сама соберется с мыслями.

Наконец Лониз выпустила из рук многострадальное кружево, тяжело выдохнула и подняла на меня свои небольшие, но, как оказалось, красивые сине-зеленые глаза, единственное, что досталось ей от матери.

— Я просто не хочу, чтобы с тобой случилось что-то нехорошее, — пробормотала она и поспешно сбежала с балкона.

Почему-то мне показалось, что за этой фразой скрывалось еще кое-что. «Чтобы с тобой не случилось ничего плохого, как когда-то случилось со мной…». И тут мне стало стыдно. Я ведь с утра подумала о ней не слишком хорошо…

Настроение тут же упало. Уже не радовала даже превосходная музыка, да и голова разболелась.

— Асти, у тебя настроение меняется быстрее, чем я успеваю за ним уследить, — обратилась ко мне Рини, когда я подошла к ней. Подруга не пропустила ни одного танца. Лишь к концу вечера решилась передохнуть и поэтому сейчас присела на стул. — Что-то случилось?

— Да нет, с чего ты взяла? — пришлось изобразить недоумение. Надеюсь, у меня получилось.

Рини окинула меня внимательным взглядом, а после махнула рукой. Значит, поверила. Я тихо выдохнула. Не буду пока делиться с ней разговором с Лониз и тем более своими догадками. Все-таки это не мое дело. Да и Инеп еще ничего не предпринимал, а я только себе накручу. Мы же только один день знакомы.

Не стала думать о плохом. Тем более меня все же пригласил Нерд Берглунд на танец, хотя он обычно неохотно участвовал в этом. Два танца подряд мы провели вместе и уплывшее было настроение ко мне вновь вернулось.

Спать я ложилась с улыбкой на лице.

Я лежала и смотрела в потолок. Сна ни в одном глазу.

И наплевав на то, как не должна вести себя истинная эдель, я отправилась на цыпочках на кухню. Пришлось надеть халат поверх ночной сорочки, а на плечи накинуть легкую шаль — хоть и поздняя весна, но ночью свежо.

На кухне я прихватила несколько пирожных, оставшихся после ужина, и графин с лимонадом и направилась в сад к беседке. Вкусности оставила на столе и вышла на свободную площадку перед беседкой. Тут в саду опьяняющий, упоительный аромат цветов прямо-таки окутывал. Вдохнув полной грудью, я раскинула руки в стороны, задрав голову к небу, где ярко светили звезды. Напевая незамысловатую мелодию, плавно покачиваясь, я стала танцевать свой собственный танец, под свою собственную музыку.

Когда-то мама рассказывала, что раньше зеденивские женщины таким образом выходили в транс. И если у них был дар предвидения, то в таком состоянии без всяких вспомогательных средств они могли видеть будущее, которое обычно от них было скрыто.

У меня же никаких провидческих задатков не было, как говорила мама. Как и положено в дворянских семьях, еще в раннем детстве мне заблокировали дар. И что странно, на этом настояла именно мама, а не отец. В семье Ровенийских придерживались таких же взглядов, и поэтому направленности своего дара я не знала. Хотя, если бы мне все-таки передался дар предвидения (обычно от матери к дочери, но меня это миновало), то никто бы не смог запретить мне им пользоваться. Провидиц (мужчин с такими способностями было пару человек за несколько столетий) было слишком мало, чтобы ими разбрасываться.

Состояние радости, даже какой-то эйфории, накрыло меня. По всему телу пробежала легкая дрожь. Мне показалось, то даже мои упругие завитки волос на голове распрямились. Прикрыв глаза, я продолжала свой необычный танец. Кончики пальцев защипало, когда я в очередной раз вскинула руки.

Открыв глаза, я увидела, что с моих пальцев срываются серебристые искорки, а растворяются они в воздухе почему-то с ярким золотистым отблеском. Я завороженно смотрела за этим светопредставлением. Взмахивая руками, я разбрасывала в разные стороны снопы искр и не сразу услышала, как за моей спиной послышались шаги, а затем раздалось:

— Кхм-кхм, — кашлянул Инеп, чтобы привлечь мое внимание.

Я вздрогнула и опустила руки. Искорки исчезли, а мои ноги внезапно подкосились от слабости, даже голова закружилась. Молодой человек тоже это заметил и подбежал ко мне, крепко подхватив за локоть. Я уж было хотела благодарно улыбнуться, но прикосновение теплой руки Инепа напомнило мне, что шаль-то моя оказалось отброшенной куда-то в сторону кустов роз, а я стою тут перед парнем всего лишь в сорочке и халате.

Выдернув руки, я на подгибающихся ногах кое-как добралась до шали. Плотнее закуталась в нее и повернулась к Инепу. Он неотрывно наблюдал за мною с задумчивым видом. Чтобы избавиться от неловкости, я не смогла придумать ничего умнее, как произнести:

— Не хотите пирожное?

Инеп посмотрел на меня недоуменно. Я кивнула в сторону беседки, где на столе и находились мои ночные лакомства.

— Да, пожалуй, не буду отказываться, — ответил он и пропустил меня первой в беседку. Галантный.

Пирожные мы ели неспешно и в молчании. Я старалась не смотреть на парня. А он в свою очередь не сводил с меня глаз, наблюдая за мной с все тем же задумчивым видом. Как будто решал какую-то задачку со мной как главной составляющей этой головоломки.

В голову упорно лезли мысли о словах Лониз.

Наконец Инеп первым прекратил молчание:

— Вам блокировали дар? — спросил он.

Я кивнула, чуть было не подавившись кусочком. На гостя я не рассчитывала, поэтому взяла только графин, не прихватив с собой ни одного стакана. Но сейчас меня это не остановило — я начала запивать застрявший в горле кусок прямо так. Руки все еще слегка дрожали от слабости, поэтому часть лимонада пролилась мне на грудь. Я смущенно вытиралась краем шали. Инеп, казалось, не заметил моей неловкости.

— Раз вам его блокировали, то что же я только что наблюдал? — продолжил расспросы он.

Ну а я почем знаю? Но грубить вслух не стала и только пожала плечами.

На минуту Инеп вновь смерил меня сосредоточенным взглядом, а затем его губы дрогнули в улыбке, которую он быстро скрыл.

— А вы бы не хотели иметь не закрытый дар, которым могли свободно распоряжаться? — вкрадчиво полюбопытствовал Инеп.

О-о-о, это было бы слишком искушающим. Большую часть жизни мне твердили, что «эдель не пристало заниматься магией». Но ведь только что мой дар прорвался сквозь блокировку. И мне жутко захотелось узнать: а какой он вообще? А вдруг я стихийница или вообще — боевой маг? От такого воодушевления кончики пальцев вновь защипало, и они стали поблескивать искорками.

— Да, я бы хотела, — ответила я.

Инеп удовлетворенно кивнул.

— Я могу вам с этим помочь, — сказал он.

От неожиданности я сперва расстералась.

— Каким же образом? — поинтересовалась я, а в ушах стоял тихий голос Лониз.

— В прошлом году я закончил Императорский Университет Амаллиона по специальности «боевая магия». Но основы общих магических знаний и умений я хорошо знаю. Чему и вас научить могу, — заверил меня молодой человек.

Мне хотелось попробовать, но было слишком много препятствий.

А тем временем Инеп почему-то решил меня подтолкнуть к принятию решения:

— Через неделю я поступлю на службу к вашему опекуну. Поэтому я переезжаю в Саганион. Время от времени я смогу уделить вам внимание и помочь с обучением, — я уже хотела спросить, с чего вдруг ему со мной заниматься, но он меня перебил: — Абсолютно бескорыстно. Все завязано только на интересе. — Я скептически хмыкнула. Инеп даже бровью не повел. — Получится ли у нас?

— Это что, какой-то эксперимент, а я стану вашей подопытной? — не удержалась я, ведь подозрительно все это.

— В некотором роде, — не стал отпираться Инеп. Я удивленно и и с опаской посмотрела на него. — Да не пугайтесь вы так. Просто я же никогда не выступал в роли наставника.

— И все равно, какой вам в этом прок? — Ну не верила я в бескорыстность.

— А что, если я не согласен с тем, что у дворянских дочек блокируется дар? Что, если я считаю, что каждый сам должен делать выбор, относительно своей судьбы? — запальчиво произнес Инеп, и все же на мой вопрос он не ответил.

Матушка Фордис точно будет против, если узнает. А узнает ли? С другой стороны, я предам ее доверие. И все же Инеп прав — каждый сам должен принимать решение относительно своего дара…

— Я подумаю, — ответила этому искусителю. Неожиданно, необдуманно и спонтанно такие вопросы не решаются.

Инеп улыбнулся так, как будто выиграл в лотерею, от чего мне стало не по себе.

Я решила все же отправиться спать. А то матушка Фордис будет крайне удивлена, если я встану слишком поздно, чего обычно за мной не водилось.

— Доброй ночи, — пробормотала я, спешно забирая тарелку и графин. Инеп поднялся с намерением мне помочь, но я покачала головой — сама справлюсь.

— Приятных снов, — ответил молодой человек, и я поторопилась в дом.

В этот раз уснула я быстро, несмотря на рой мыслей в голове.

После завтрака мы попрощались с семейством Дорвенов. Все вопросы они решили, на балу побывали.

Инеп, целуя напоследок мою руку, незаметно для всех, кроме Лониз, передал мне записку. Быстро спрятав ее в карман, я перехватила обеспокоенный взгляд девушки.

— Надеюсь, ты помнишь, о чем я тебя предупредила, — прошептала мне Лониз. На ее губах промелькнула робкая улыбка.

— Спасибо, — также тихо ответила я.

И все же отказываться от такого шикарного шанса, как обучение магии, я не хотела. Пусть Инеп и строит в отношении меня какие-то планы, но я же ведь теперь, действительно, осведомлена в некотором роде. А эдел Вистар, и тем более эдель Фордис, не разрешат мне заниматься обучением. Вот только я и не спрашивала… И так никому не сказала, что блокировка почему-то снялась. Благо неконтролируемых проявлений энергии больше не было. А может, все осталось, как и было, и блокировка все так же на месте? Я же ничего в этом не смыслю, а спросить не у кого. Но спрашивать у кого бы то ни было я опасалась. Было страшно, что не дадут моим мечтаний свершиться, пусть они только и зародились.

С трудом дождавшись, когда гости наконец нас покинут, я побежала в свою комнату.

В записке был указан адрес, где будет жить Инеп. Ждать он меня будет через восемь дней поздним вечером, чтобы никто не заметил, что я куда-то делась.

Всю неделю я была как на иголках. Чтобы никто ничего не заподозрил по поводу моего нервозного состояния, я старалась поменьше попадаться на глаза кому бы то ни было. В первую очередь, конечно, Рини. Уж она-то в два счета могла меня раскусить. Отговорками для меня были плохое самочувствие, острое желание почитать и много другое. Спустя пару дней я пришла к выводу, что таким образом, наоборот, привлеку к себе ненужное внимание. Пришлось демонстрировать свою самую лучшую актерскую игру, на которую была только способна. При всем при этом чувствовала я себя на редкость паршиво. Я же собираюсь обманывать своих близких. Хотя о чем это я? Я их уже обманываю!

Первый день лета выдался на редкость дождливым и хмурым, под стать моему настроению. Во мне боролись радость от возможности наконец-то сегодня заняться магией и муки совести из-за обмана.

Долго держать под контролем свои эмоции я не могла, поэтому, сославшись на головную боль, почти весь день провела в своей комнате, пытаясь читать роман. Ни строчки не поняв, с раздражением отбросила книгу в сторону. Я устроилась на подоконнике, обняла колени и стала смотреть на пасмурную погоду. Бездумно наблюдала за каплями дождя, стекающими по стеклу, и пыталась гнать о себя мысли о сегодняшнем встрече — скоро и без того все узнаю.

К вечеру дождь прекратился.

Я дождалась, когда в доме все стихнет, накинула на себя легкий плащ с капюшоном и тихонько вышла из дома. В конце сада была калитка, которая закрывалась только изнутри. Ей не слишком часто пользовались, просто один из запасных выходов. Им-то я и решила воспользоваться. Было немного совестно оставлять дверь незапертой. Оставалось надеяться на то, что о ней мало кто знает и тем более вряд ли кто догадается, что она открыта.

Хоть по тихим, пустынным улицам идти было боязно, но сейчас не время проявлять трусость, раз уж решила ввязаться в это.

Нужный дом я нашла без проблем.

«А неплохо так устроился Инеп», — подумала я, разглядывая здание. Судя по улице, расположенной в престижной части города, по внешнему виду небольшого, но респектабельного особнячка, денег на жилье для младшего сына Дорвены потратили немало.

Еще раз окинув внимательным взглядом улицу и убедившись, что никого не видно, я дернула за шнурок. Раздался мелодичный перезвон колокольчика. Нервно вытерев вспотевшие руки об юбку, я стала дожидаться, когда же появится хозяин.

Дверь открылась, и в проеме показался Инеп. Убедившись, что это я, он открыл дверь шире, пропуская меня в прихожую. Мне могло и показаться, но он опасался, что мог прийти кто-то нежелательный, а увидев меня, даже вздохнул с облегчением.

— Добрый вечер, — произнес он, снимая с меня плащ и вешая его на крючок вешалки.

— Добрый, — кивнула я, боязно озираясь, но никого больше не видно. Отпустил прислугу?

Инеп был одет по-домашнему, что никак не вязалось с его сегодняшнею ролью учителя. Я словно пришла в гости к давнему другу. Или даже не другу…

— Пройдемте сюда, — Инеп указал на дальнюю дверь в конце коридора.

Это оказался кабинет. Пока еще не особо обжитый, но на столе были разложены какие-то бумаги. А вот в шкафах у стен большинство полок пока еще пустовало.

— Присаживайтесь, — кивнул парень в сторону двух стульев, стоящих друг напротив друга.

Я села на стул, Инеп устроился на втором.

— Думаю, будет лучше всего, если мы перейдем на ты, — вопросительно посмотрел на меня… мой учитель. Я кивнула.

— Ну и замечательно, — он улыбнулся. — Для начала нам нужно определиться со спецификой твоего дара. Давай свои руки.

Я робко протянула к нему ладони, Инеп взял их в свои. Теплые пальцы обхватили мои ледяные руки. Ох, что-то совсем я разнервничалась.

Инеп прикрыл глаза, шепча какие-то слова. Разобрать мне их не удавалось. Наконец мои ладони стали отогреваться, а после в кончиках пальцев появилось характерное покалывание.

Парень устало откинулся на спинку стула, выпустив мои руки. Глаза он так и не открыл.

— Инеп? — осторожно позвала я.

— А? Что? — ответил он растерянно, приоткрыв глаза. Молодой человек потер пальцами переносицу, на секунду зажмурился, а затем слабо улыбнулся мне и сказал:

— Странно, но я так и не смог определить направленность твоей силы.

Я смотрела на него недоуменно.

— И что это значит?

Он пожал плечами, поднялся со стула и стал мерить шагами комнату.

— Значит так, — хлопнул по ногам руками Инеп, резко остановившись. Он развернулся ко мне. — Я все-таки буду тебя учить: как контролировать силу, как увеличивать резерв и некоторое другое. А все остальное… — Он развел руками. — Я полностью снял блокировку. Твоя энергия лишь в ту ночь прорвалась через барьер, а всю неделю, как я понял, она и дальше спокойно дремала.

То-то Инеп выглядит таким уставшим. Снять запрет с магии не слишком-то и просто. Он вновь присел на стул.

А раз блокировка всю неделю благополучно была со мной, то прорывов и не было больше. Что же тогда случилось неделю назад в ночь после бала?

Еще у меня промелькнула мысль: а нужно ли мне вообще обучение с Инепом, если он даже не знает, что именно за сила у меня? С другой стороны, даже не зная специфики, он поможет мне разобраться с контролем. Ведь это общее для всех магов, хотя я знаю об этом только со слов самого же Инепа…

За меня решил мой страх. Было страшно идти с повинной к Ровенийским. Они точно не станут заниматься моим магическим обучением, да и за обман не простят.

— Наверно, в первую очередь надо заняться контролем? — неуверенно спросила я.

— Контролем, — кивнул Инеп, все так же не открывая глаз.

Я бы с радостью уже сейчас отправилась домой. Видно было, что сил начать сегодня обучение у парня нет. Но пока я мало-мальски не научусь контролировать силу, на глаза домашним попадаться нежелательно.

— Закрой глаза, — раздался тихий голос Инепа. Я замерла, но просьбу выполнила.

— Попробуй подумать о том, о чем думала в саду в ночь после бала.

Легко сказать. О чем же я тогда думала? Я просто танцевала, радовалась жизни, наслаждалась каждым мгновением.

Мои размышления прервались возгласом наставника: «Получилось!».

Я открыла глаза и увидела, что мои пальцы вновь поблескивают искрами. Правда, того покалывания, как в прошлый раз, не было.

— Что ты чувствуешь? — спросил Инеп.

— То есть как? — удивился он.

Я пожала плечами. Мне же ничего неизвестно о магии, что же я могу тут разобрать?

— Хм, — парень задумчиво постучал пальцем по губе. — Это будет сложнее, чем я думал, зато так интереснее.

Инеп подмигнул мне и ободряюще улыбнулся. Было бы чему радоваться. С каждой минутой эта затея нравилась мне все меньше.

— Я, наверно, тебя сейчас огорчу, но… дар у тебя слабоват. И поэтому мне еще более странным кажется то, что он вообще смог проявиться. Поэтому с контролем особых проблем возникнуть не должно, — заверил меня молодой человек. — Главное — следи за эмоциям, в особенности положительными.

— И все? — удивилась я.

— Нет, конечно. Это на первое время, — ответил Инеп. — Тебе нужно привыкнуть к своей силе, пусть и такой слабенькой. А пока, вот, держи. — Он протянул мне камешек, подцепленный на шнурок. Я вопросительно подняла брови.

— Что это?

— Это амулет, он поможет тебе. Не очень сильная вещь, — извиняющимся тоном произнес Инеп. — Но для тебя — в самый раз. Надев его, ты для других будешь выглядеть, как и раньше — с закрытой магией.

Амулет скользнул ко мне в руку. Странное ощущение, как будто чужого присутствия или воздействия. Неужели я стала ощущать чужую магию? Прищурив глаза, я поднесла к ним ближе амулет. Тонкая сеточка, слабосветящаяся, чуть мерцающая, виднелась вокруг камня.

От удивления мои глаза раскрылись шире. И все пропало. Камешек как камешек. Гладкий, светло-фиолетовый с белесыми полосами. Я в них не разбиралась, поэтому названия не знала. Но явно недрагоценный, и даже на полудрагоценный вряд ли потянет. А вот ощущение чужой магии не ушло. Еще раз прищурив глаза, я вновь заметила те тоненькие линии света.

Инеп, усмехаясь, наблюдал за моими манипуляциями.

— Надевай уже шнурок на шею, — произнес он. Я поспешно спрятала амулет под платье. — Ну вот, зато таким образом мы узнали твое предназначение.

Я с трудом разлепила пересохшие губы. И прошептала, как будто и сама боялась произнести вслух:

— Артефактор?

Парень кивнул.

— Ты же видела что-то на камне? — дождавшись утвердительного ответа, он продолжил: — А вот я не вижу и не увижу, чтобы ни делал. Могу только почувствовать, и то, если приложу определенные усилия, ну или буду знать, что именно ищу.

Не самое интересное умение мне досталось. Я даже малость разочарована была. И что мне могут дать такие способности? Скукота…

— Время уже позднее, — прервал мои размышления Инеп. — Пойдем, я тебя провожу, а по пути оговорим дальнейшие планы.

Молодой человек в прихожей набросил мне на плечи плащ, а спускаясь со ступеней крыльца, поддержал за руку. И уже идя по дорожке, положил мою вновь озябшую руку к себе на локоть.

— Мы так меньше привлечем внимание, — пояснил Инеп.

А чье внимание? В этот час на улицах уже почти никого и не было. Пару запозднившихся прохожих да внутренняя стража, патрулирующая улицы.

— Когда никто не сможет тебе помешать, пробуй вновь вызывать свою магию. Пока это тебе удастся, если ты будешь вспоминать те самые ощущения и мысли, что были у тебя в ночь после бала.

Я хотела задать вопрос, но Инеп меня опередил:

— Не бойся, ничего страшного не случится. Силы у тебя не те. — Во взгляде парня промелькнула жалость, но быстро исчезла. — Ты, главное, амулет не снимай.

— Для чего это нужно? Что мне все это даст?

— Насколько я понял, ты же не хочешь, чтобы кто-то узнал о твоих открывшихся способностях? Вот поэтому и не снимай. А с упражнениями ты сможешь прочувствовать свою магию, привыкнуть к ней. Попробовать приручить ее. А главное — сможешь постепенно увеличить резерв.

— Намного?

— А вот это вряд ли. Максимум — на одну пятую. Учитывая, что источник твой и так мал… Ты расстроена?

— Есть немного, — не стала отпираться я.

Инеп усмехнулся и придвинул меня чуть ближе к себе.

— Прохладно, — пояснил он свое действие.

А мне не хотелось к нему прижиматься. Почему-то прикосновения к нему вызывали у меня если не омерзение, то неприязнь. Хотя я же не так давно с ним танцевала, и тогда он еще ближе был ко мне. Наверно, просто нервы расшалились.

— А ведь у большинства и такого дара нет, — вновь прервал мои размышления парень.

Я кисло улыбнулась.

Нужно быть благодарной Рауду хотя бы за такую толику волшебства. Осталось только осмыслить это и смириться.

Приблизившись к ограде резиденции наместника, Инеп сбавил шаг.

— Ага, спасибо, — пробормотала я. Показывать, каким образом я покинула территорию, мне не хотелось.

— До следующей встречи, Астари, — произнес Инеп. Поцеловал мою руку, слегка сжал ее и быстрым шагом пошел обратно.

— Доброй ночи, — ответила я уже ему в спину.

До своей комнаты я добралась тихо и, надеюсь, незаметно.

Спать ложилась со смешанными чувствами. Как быть? Что дальше делать? А нужен ли мне вообще этот странный, непонятный дар артефактора? С его особенностями Инеп мне точно не поможет.

Единственным моим знакомым артефактором был Рунгвальд. А он вернется сюда ближе к осени, но кто-кто, а он мне точно помогать не станет.

Ладно, не буду торопить события. Пока буду, как сказал Инеп, привыкать к вновь приобретенному дару, а там уже и видно будет.

Я чувствовала себя шпионкой, а уж учитывая мое происхождение, состояние было весьма специфичным. Я даже усмехнулась своим мыслям.

Всю неделю по вечерам я прокрадывалась в самый дальний угол сада — здесь в уединении можно было спокойно заниматься.

С каждым разом вызвать характерное покалывание в пальцах с неизменными искорками мне удавалось все проще. И если сначала мне требовалось вспоминать те самые мысли, которые впервые и помогли проявиться моей магии, то потом мне было достаточно просто захотеть, чтобы искорки появились. Они и появлялись, правда, ненадолго. Пару секунд — и все пропадало. Оказалось — искорки были просто не видны, но по факту — они появлялись. Просто разглядеть их могли не все.

— Что-то ты забросила занятия музыкой, — заметила Рини, когда мы с ней сидели в саду после обеда.

А я хоть и занималась только вечерами, днем анализировала свои ощущения, размышляла, чтобы мне еще такое придумать, как бы еще попробовать вызвать магию. Я больше ни на чем другом сосредоточиться не могла, какие там занятия музыкой?..

Моя любимая флейта была заброшена. Наверно, это и правда, не дело.

— Пойдем, — я поднялась со скамейки и, ухватив подругу за руку, повела ее в музыкальную комнату.

Обычно дворянских девочек учили играть на фортепиано. Еще бы, это же жутко красиво смотрится, когда девушка с идеальной осанкой с прямой спиной восседает на скамеечке у инструмента, слегка склонив голову, и плавными движениями изящных рук извлекает чудесные звуки. А уж если еще девушки и обладают не менее чудесными голосами… Родители такими дочерьми могут только гордиться.

Меня же и Рини боги не наградили теми самыми голосами, а только слухом. Да и в качестве небольшого протеста, когда нас все-таки вынудили заниматься музыкой, ни одна из нас не выбрала фортепиано. Мне приглянулась флейта, а Рини — гитара. Матушка Фордис была недовольна, но тогда мы смогли настоять на своем.

Нам удалось за несколько лет создать свой своеобразный дуэт. И вроде бы два мало сочетающихся друг с другом инструмента мы смогли заставить звучать гармонично.

— Асти, — окликнула меня подруга, когда мы закончили играть. — Что случилось? Я же вижу, что тебя что-то гложет.

Моя любимая внимательная Рини, а если я сейчас не отвечу, то еще и дотошная, и въедливая.

— Рини, ты никогда не думала о своем даре? — спросила я.

Она удивленно на меня посмотрела.

— Заблокировали, и ладно, — пожала она плечами. — Зачем он мне нужен? Единственная от него польза — проживу немного больше, чем обычные люди.

И она отвернулась, укладывая гитару в чехол.

Значит, подруга меня не поймет.

— А зачем ты это спросила? Неужели захотела заняться магией? — поинтересовалась Рини, внимательно вглядываясь в меня своими синими глазами.

— Просто мне тут подумалось, а как бы сложилась наша жизнь, если бы нас не ограничивали в наших способностях?

— Ты считаешь это ограничением? — недоуменно посмотрела на меня подруга. — Предназначение женщины не в этом.

Хорошо в свое время матушка Фордис вбила ей в голову «правильные» мысли. А с другой стороны — оно и к лучшему, поэтому теперь Рини не страдает, раздираемая внутренними противоречиями.

— Но ведь даже наша императрица — магичка, — привела аргумент я. Хотя зря я это — у Рини вполне сложившееся мнение, и смуту сеять ни к чему.

— Ну-у-у, там особая ситуация, — ответила неуверенно подруга. А потом все же твердо продолжила: — Мне это ни к чему. И тебе тоже, — сверкнув глазами, припечатала она.

— Пожалуй, — вздохнула я, в очередной раз испытав укол совести.

Да на мне скоро живого места не останется от таких уколов.

Вечером мы с Рини устроили небольшой концерт для четы Ровенийских, Сивины и Эйрика, поэтому к Инепу я опаздывала, часа на два так опаздывала. О Рауд, как же неудобно получилось!

Инеп открыл дверь. Его волосы были взъерошены, рубашка явно наспех застегнута.

Ой-ой-ой! Вот теперь мне стало по-настоящему неудобно. Неужели я застала его в разгар… свидания, если корректно выразиться.

Смущенно кашлянув, парень все-таки пропустил меня в прихожую.

— Я думал, ты уже не придешь, — произнес Инеп. — Эм… я сейчас немного занят. Подожди меня в кабинете.

За неделю тут ничего особо не поменялось. Добавились несколько книг на полках, на столе появился портрет Дорвенов, а на стуле висел женский шарф. Я смущенно отвела глаза. Вот только я вроде бы видела где-то такой? Хотя могло и показаться.

Ждать мне пришлось полчаса. Провожать что ли ходил. Или… Вот на счет «или» продолжать мысли не стала, хватит с меня сегодня неловкостей.

Зашел Инеп уже причесанный и застегнутый на все пуговицы.

— Рассказывай, как успехи? — бодрым голосом поинтересовался он.

Я сдержанно поделилась с ним своими достижениями. Не ахти какие, но все же.

— Неплохо, неплохо, — отозвался Инеп, когда я закончила. — У меня, к сожалению, нет знакомых артефакторов, кто бы смог тебе помочь. И пока я не смог узнать поподробнее на эту тему, возможно, позже найду. А пока давай закреплять то, что уже на данный момент есть.

Сегодняшнее занятие прошло несколько сумбурно и скомкано. Было видно, что Инеп не хочет, чтобы я потеряла интерес к обучению, но в то же время сегодня я умудрилась спутать его планы, и поэтому ему не терпится спровадить меня быстрее.

К всеобщему удовольствию, домой я засобиралась спустя каких-то сорок минут с начала занятия.

— Если ты вдруг не сможешь прийти или задержишься — оставляй записку у старого колодца в саду. Там в нижнем ряду камень один вытаскивается. В это углубление и клади послание.

Было жутко интересно узнать, откуда же это ему известно, но победило желание поскорее отправиться домой.

— Извини, но я пока так никого и не нашел, кто бы смог тебе помочь с твоими способностями артефактора, — произнес Инеп, присаживаясь на стул напротив меня. По уже сложившийся традиции мы занимались у него в кабинете, иногда выходя в крошечный садик у дома.

Прошло уже два месяца с тех пор, как я стала ходить к Инепу. За это время он обучил меня простеньким заклинаниям, которые были полезны в быту, а также немного «подкачал» мне резерв. Проблем с пресловутым контролем не возникало: масштаб дара не тот. Да и мвгия больше не проявлялась яркими искрами.

С моим учителем у нас сложились, можно сказать, приятельские отношения. Не то, чтобы мы могли вечерами как заправские друзья общаться на личные темы — мы вообще мало разговаривали на темы, не касающиеся обучения. Да, мое происхождение все-таки не давало ему покоя, но я вовремя пресекала разговоры, касающиеся этой стороны моей жизни.

— Значит, пока обойдемся тем, что есть.

— А знаешь, как в Амаллионском Университете происходит распределение? — перевел тему Инеп.

Я слышала что-то, но подробностей, разумеется, не знала.

— В Университете хранится один прелюбопытный артефакт, — глаза парня зажглись неподдельным восторгом. Когда он рассказывал о том, что его жутко интересовало, Инеп всегда выглядел именно так. — Называется он… — драматическая пауза, но на губах парня едва сдерживаемая улыбка, — котелок Урды.

— Оригинальное название для реликвии, — я тоже не удержалась от улыбки.

— Какое есть. Легенды разное повествуют о его происхождении, но суть не в этом. Все желающие поступить в Университет на магическое направление приходят к этому самому котелку и бросают в него бумажки со своими именами. Одно условие, — вновь драматическая пауза, которыми иногда Инеп злоупотреблял, — имя должно быть написано кровью.

Я вздрогнула. Бр-р-р. Прямо какой-то некромантский ритуал.

— Ну а как происходит само распределение? — спросила я.

— Ректор университета, когда все желающие выполнили условие, поочередно называет факультет и вытаскивает бумажки с именами. Раскладывает отдельными стопочками, а потом уже составляются полноценные списки, которые на следующий день вывешиваются. — Было видно, что парень жутко горд тем, что он владеет такой информацией и сейчас ею делится со мной. — Хочешь спросить причем здесь котелок? Ну так при упоминании факультета, можно достать имена только тех абитуриентов, которые Урда, богиня судьбы, присмотрела именно для него. Так говорили нам, а как оно на самом деле… Возможно, артефакт каким-то образом по крови определяет, какие способности наиболее ярко выражены у абитуриента. Бывает такое, что человек, уверенный, к примеру, что он прирожденный огневик, вдруг оказывается, допустим, на целительском или даже некромантском. Тут уж как определит богиня судьбы, хотя недоразумения случается крайне редко. Обычно уже с детства особенности дара проявляются, и изменения происходят нечасто.

— И что, ни разу ошибок не было? — удивилась я.

— Сложно судить, решение котелка — ошибка или нет, — развел руками молодой человек. — И понять, чем же руководствовалась Урда никому точно не суждено.

— Неужели все беспрекословно слушаются ее решения? — Наверное, я сейчас напоминала ребенка, которому рассказали сказку. Вот только эта сказка вдруг оказалась реальностью. Странной, непонятной, неведомой, но реальностью.

— А вот тут и начинается самое интересное, — заговорческим тоном сказал Инеп. — Время от времени находятся смельчаки, которые решаются-таки пойти против воли Урды, но им попросту не удается зайти на территорию другого факультета. Только на выбранный богиней. При этом, если человек начал обучение там, где ему было предназначено, он уже может свободно передвигаться по всей территории Университета. Ну, где возможно, конечно.

Инеп часто рассказывал мне различные студенческие байки, вызывая этими рассказами во мне острые приступы зависти. Я тоже так хотела!

Мне же приходилось довольствоваться только часами обучения с Инепом.

В доме Ровенийских был переполох — через неделю приезжают Рон и Рун.

Ронольв закончил обучение в аспирантуре Амаллионского Университета. Он боевой маг, поэтому последнее время обучения его проходило преимущественно в разъездах, так как была необходима расширенная практика.

Рунгвальд же закончил обучение еще в прошлом году и все это время стажировался. Он как маг-артефактор был младшим помощником одного известного столичного мастера.

Матушка Фордис носилась как заведенная: следила за подготовкой комнат, распоряжалась, чтобы вдоволь навезли продуктов для любимых блюд мальчиков. Больше четверти века парням, а она «мальчики»… Хотя для нее они всегда будут именно ими.

Парни прибыли после обеда. У портала их встречал эдел Вистар.

За то время, пока они добирались от Управления перемещениями до дома, матушка Фордис вся извелась. Обычно спокойная Рини сейчас тоже была взбудоражена. Даже Диль сегодня сняла вою надменную маску, и улыбка ее была искренна и приветлива. Остальные члены большого семейства также находились в радостном ожидании.

Пока парней встречали, приветствовали, ощупывали и сетовали, что они похудели (эдель Фордис), я стояла в стороне. Я была уверена, что кто-либо из них не будет особо рад меня видеть. Ни с одним из них за столько лет я не смогла сдружиться. Рун меня так вообще ненавидел. Рон же был абсолютно равнодушен к моей персоне, лишь бы я не мешала ему, когда он гостит дома.

Когда все расселилась за большим обеденным столом, сейчас накрытым празднично, эдел Вистар, сидевший, разумеется, во главе его, спросил:

— Ну что, парни, какие дальнейшие планы?

— Отец, планы на меня ты и сам давно составил, — усмехнулся Рон.

— И ты не против них? — хитро прищурив глаза, поинтересовался эдел. Ведь ясно же, что что бы сейчас ни ответил сын, отец знает, как склонить его к нужному решению.

— А куда я денусь? — делано вздохнув, вроде бы и обреченно произнес Рон. Он тоже своего отца неплохо знал.

— Так что же это за планы такие? — не выдержав, спросила Диль.

Отец и сын, переглянувшись, ухмыльнулись.

— Отец собирается сделать из меня для начала своего помощника.

«А потом Ронольв заменит отца на должности главы провинции», — подразумевалось продолжение фразы, хотя это случится лет через десять. За это время Ронольв вполне будет готов к подобной должности.

— Ну а ты чем собираешься заниматься, Рунгвальд? — начал расспросы второго молодого человека эдел Вистар.

— Пару месяцев отдохну, а потом займусь обустройством поместья наших родителей.

— Ты хочешь уехать от нас? — упавшим голосом спросила матушка Фордис.

Все с удивлением посмотрели на Руна, а Иса еще и с недовольством.

— Дис, он же уже взрослый и вполне самостоятельный мужчина, — произнес эдел Вистар, погладив жену по руке.

— Да-да, конечно, но… — не договорила она, увидев строгий взгляд мужа. Выражение ее лица стало откровенно грустным и расстроенным.

— Торопиться я не буду, — тем временем продолжил Рун. — Тем более дел там будет очень много, так как в доме же давно никто не жил. Да и участок привести в порядок надо, — перехватив взгляд сестры, Рун сказал: — Сестер я забирать с собой не буду, если они не захотят.

— Я не хочу! — тут же вставила Исгельна.

— А я поеду, — спокойно ответила Сивина.

— В любом случае, Иви, это будет не скоро, — ответил сестре парень.

— Ты будешь открывать свое дело? — продолжил расспросы эдел Вистар.

— Разумеется. Свою часть наследства, кроме поместья, я оставлю девочкам в приданое, А себе на жизнь и сам заработаю.

Решение, достойное уважения. Видимо, так же решил и эдел и с одобрением кивнул. В дальнейшем они стали обсуждать то, как лучше организовать то самое дело Руна. Хорошие артефакторы быстро становятся известными, они наперечет и весьма ценятся. А уж насколько талантлив Рунгвальд — судить не мне. Было бы, конечно, любопытно, да и полезно мне к тому же, понаблюдать за ним во время работы, но кто ж меня допустит?

В доме стояла прямо-таки праздничная атмосфера: смех, шутки, веселый гомон голосов. Хоть парни и писали достаточно часто, но что рассказать, чем поделиться, они нашли. В свою очередь Диль и Рини наперебой делились местными новостями, вот только Исгельна несколько хмурилась и с неодобрением смотрела на брата.

А я чувствовала себя чужой. И, вроде, мне бы радоваться, что все семейство в сборе, но глухая тоска не покидала меня.

Как там мои родные, любимые и бесконечно далекие? Брату было уже десять лет. Мама писала, что он лучший наездник во всей округе, даже получше многих взрослых. И растет он копией отца. От мамы ему достался только неспокойный характер. До чего же хотелось его увидеть! Отец обычно в письме писал пару строчек о том, что у него все хорошо и что он скучает. Мне казалось, что он до сих пор так и винил себя в произошедшем. Зато мама старалась за двоих: из листов ее послания можно было выложить небольшую простынь. А следующее письмо будет только через семь месяцев…

С Инепом сегодняшнее занятие пришлось отменить, а в оживленный разговор Ровенийских и Натсенов меня как-то не приняли.

Побродив по террасе, на которой все расположились, погоняв паучков, кое-где притаившихся в углах (не досмотрела-таки матушка Фордис), я тихонько покинула ее.

Мое внимание привлекли старые кочели. Когда я здесь появилась, они уже висели. Наверно, на них качались несколько поколений детей наместников. Дощечка уже немного рассохлась, а веревка, которую хоть и меняли время от времени, когда она протиралась, сейчас была уже потемневшей от возраста и огрубевшей, но вполне прочной.

Я расплела надоевший за день пучок и распустила волосы. Ох, как же хорошо!

Раскачиваясь на качелях, я болтала в воздухе ногами, откинувшись назад и волосы всего немного не доставали до земли. Совсем как в детстве. Не хватало только Руна, который обычно сидел на скамейке с Диль и бросал мне гадости. Когда-то они даже проводили чуть ли не соревнования: кто придумает реплику пообиднее?

Иногда мысли материализуются. Ну хоть без Диль появился.

От неожиданности я зацепилась ногой за землю и чуть было не упала.

— Добрый вечер, Астари, — обратился ко мне Рун. Меня он никогда не называл кратким именем.

Прочистив горло, я ответила:

«Был. Пока ты не появился».

«Пока тебя не увидел», — было написано на лице Руна.

И тишина. И чего уставился на меня выжидательно, как будто я должна ему что-то? Рун усмехнулся и начал меня раскачивать. Как только я к нему вновь приближалась, он несильно отталкивал. И молчал, внимательно всматриваясь в меня своими темными глазами, которые поздним вечером казались практически черными.

— А что, уже все разошлись?

— Ага. Время позднее, а день был весьма насыщенным.

— Рад, что вернулся домой? — глупый вопрос задала я. Конечно, он рад, но тягостную тишину я не смогла терпеть и дальше.

Рун посмотрел на меня, всем своими видом говоря: «Ты и сама знаешь ответ, и твою уловку я прекрасно понял».

Через пару минут он все же прервал безмолвие:

— Ты знаешь, что, как только тебе исполнится двадцать лет, ты сможешь съехать от Ровенийских и жить самостоятельно?

— Нет, мне это было неизвестно, — пробормотала я. Вот это новость!

— Со средствами на существование у тебя точно проблем не будет, герцогиня, — язвительно протянул Рун.

Я промолчала, а парень чуть сильнее оттолкнул меня.

— Поэтому, как только придет время, ты покинешь этот дом, — припечатал Рун.

— Я его покину только тогда, когда этого захотят хозяева этого дома! — вспылила я, а внутри стала накатывать паника. Вдруг Ровенийские и вправду не захотят, чтобы я и дальше жила с ними? В конце концов их обязали меня приютить…

Да ну, бред! Матушка Фордис никогда не разделяла меня и Натсенов, ко всем относилась хорошо, а узнав, что они могут уехать, вон как расстроилась. Может, и меня не будут отпускать?

— А тебе-то какая разница, где я буду жить после двадцатилетия? Сам же ты к тому времени, если я правильно поняла, собрался жить в доме своих родителей, — заметила я.

— Ты и так слишком долго здесь загостилась, — зло произнес парень.

— Какое тебе до этого дело?! Тебя-то каким боком это касается?! — чуть ли не прокричала я.

— Не твоего ума дело, — раздраженно ответил Рун. — Только знай, что я сделаю все возможное, чтобы ты покинула этот дом! — произнес парень, при этом неожиданно для меня резко дернул за веревку. Чтобы удержаться и не упасть под ноги Руну, я крепче ухватилась за веревку. Получилось удачно лишь отчасти: жесткая веревка сорвала с моих ладоней кожу. Я сдавленно охнула от боли. Парень, вероятно, подумал, что так я среагировала на его последнюю реплику. Он оттолкнул меня, сказал, словно выплюнул, «дикарка!», окинул еще одним ненавидящим взглядом и, развернувшись, ушел.

Глаза жгли слезы, прежде всего слезы обиды. Вот и закончилась моя спокойная жизнь. Я же ему ничего не сделала, но буду вынуждена еще и страдать за это?!

Вытерев слезы, еще пару раз охнув от того, что они попали на пораненную ладонь, я пошла на кухню — где-то в недрах одного из многочисленных шкафчиков была аптечка.

Ругаясь себе под нос, я искала аптечку. Ругалась тихо, так как уже было достаточно поздно и шуметь было нежелательно. Тем более привлекать внимание кого бы то ни было из слуг — к чему лишние слухи?

В очередной раз за сегодняшний вечер все пошло не так, как мне хотелось.

— Что ты ищешь, Асти? — спросил Рон, входя на кухню и зажигая свет. Я пыталась пока обойтись и без освещения.

— Аптечку, — ответила я, отвернувшись и всем своим видом как бы сообщая: «Не мешай, я сейчас все найду и вообще, сама справлюсь». Не помогло.

Рон встал рядом со мной и принялся методично обследовать шкафчики в поисках необходимого. Искомое нашел именно он.

— А зачем тебе нужна аптечка? Что-то случилось? — только сейчас спросил парень.

Вот чего он ко мне пристал?! Помог и ладно, иди уже отсюда…

— Руки поранила, — нехотя ответила я.

— Покажи, — мягко, но приказал Рон.

Я замотала головой.

— Да я и сама справлюсь, там ничего страшного, — заверила я, на всякий случай спрятав руки за спину. — Большое спасибо, что помог с поисками.

И выжидательно на него посмотрела — намек был непрозрачным.

Рон усмехнулся, покачал головой и ухватил меня за руку, а вырваться или отпрянуть я не успела.

Он внимательно осмотрел мою ладонь.

— На качелях веревкой.

Парень посмотрел на меня, как на маленького ребенка. Я пожала плечами — как уж вышло. Сдавать его друга уж точно я не собиралась.

— Я обработаю, — произнес Рон.

— Сама вполне могу справиться, — возразила я уже во второй раз за последние несколько минут.

Он зыркнул на меня своими синими глазищами так, что я быстро захлопнула рот. Сам так сам.

Рон аккуратно промыл ладонь настойкой какой-то лечебной травы. Что нужно именно это средство, парень определил по запаху. Ну так он же боевой маг, его наверняка обучали основам лекарского дела.

Настойка оказалась спиртосодержащей. Я сквозь зубы равно выдыхала, руку как огнем полоснуло.

Рон, бережно держа мою ладонь, наклонился к ней и подул…

Тут я чуть не охнула от неожиданности и смущения, зато отвлеклась от боли. На мгновение я забыла, что вторая рука тоже пострадала. Молодой человек же не забыл.

— Ты сказала, что поранила руки, — сказал он. — Давай вторую.

Процедура повторилась.

Я вновь порадовалась, что на моих щеках не слишком виден румянец.

— Э-э-э, спасибо, — проблеяла я, спешно отнимая руку и, забыв о боли, стала складывать вытащенные лекарства обратно в аптечку.

— Да погоди ты, — рассмеялся Рон и аккуратно забрал из моей руки флакончик. — Сейчас я мазью заживляющей смажу, и можешь быть свободна.

Когда он все выполнил, то наконец-то отпустил меня. Я быстро сложила все в аптечку, вернула ее на место и поспешила покинуть кухню. И все это под внимательным взглядом Рона.

Уже у себя в комнате я поняла, что даже не пожелала ему спокойной ночи. Ай-ай-ай. Какая невоспитанная девушка!

А щеки все еще горели огнем. Приложив к ним холодные пальцы, я зажмурилась.

Вот жила себе спокойно, никого не трогала, ко мне тоже не особо совались. А теперь один взялся меня учить, другой собирается меня выжить из дома. Третий… чего третьему-то от меня надо? С другой стороны, он всего лишь мне помог, а я тут начинаю выдумывать всякие глупости. Наверно, сказывается то, что парни так мало обращали на меня внимание раньше, что любое проявление вежливости да просто любезное отношение принимается мной за нечто большее.

Ну вот! Самоанализ иногда очень полезная штука. Разложив все по полочкам, я смогла спокойно уснуть.

Утром те вещи, которые волновали еще вечером, кажутся уже совсем другими, не такими значимыми. Вот и я, отбросив все сомнения, со спокойной душой спускалась к завтраку.

Правда, руки пришлось обмотать бинтами, так как за ночь повреждения начали покрываться тоненькой коркой, а кое-где еще все-таки кровили. А так я, разумеется, привлеку к себе излишнее внимание, но хотя бы огражу ладони от лишних травм: пока я расчесала свои волосы щеткой, пару раз чувствительно задела ранки.

Завтрак проходил во все той же легкой, непринужденной обстановке. Матушка Фордис строила планы, чем занять «мальчиков». Сестры «мальчиков», перебивая друг друга, предлагали свои варианты. Сами «мальчики» молча ели, время от времени переглядывались и посмеиваясь.

А я свою выдержку переоценила. Взгляд от тарелки я не поднимала, давясь хоть и вкусным, но сейчас ощущавшимся уж точно не таковым завтраком. Встретиться взглядом с Руном было страшно — в свете дня горевшая в его глазах ненависть виделась мне куда более убедительной, чем вчера. А встретиться взглядом с Роном было… волнующе.

— Асти, что у тебя с руками? — матушка Фордис все же обратила на меня внимание, отвлекшись от парней.

Все тут же уставились на меня. Рун же смотрел в мою сторону, как ни странно, без ненависти. Недоуменно и… раскаянно?

— А Асти вчера детство вспоминала на качелях, — ответил за меня Рон, даже не дав мне раскрыть рот. — Видимо, увлеклась воспоминаниями и с трудом удержалась на них. Может, стоит веревки обвязать чем-нибудь помягче?

Вот теперь все смотрели на него. Кроме Рини. Та смотрела на меня удивленно и как будто с затаенной радостью. Я хмуро уткнулась в тарелку. Куда бы сбежать после завтрака?

— Что же ты так неаккуратно? — вздохнула эдель Фордис. — Может, нужно целителю показать, а то вдруг шрамы останутся? Руки — визитная карточка эдель.

— Все нормально, мама, — вновь ответил Рон. — Я обработал ей руки. Заживет, и следа не останется.

Чудесно. Я могу теперь вообще рот не открывать?

А с другой стороны, не нужно было самой придумывать объяснения. Все-таки надо будет поблагодарить парня.

Эдел Вистар, хитро прищурив глаза, перевел взгляд с сына на меня. И подмигнул, а я подавилась оладушком. Милая Диль быстро оказала мне услугу. Зная, что дома я никогда не надеваю корсет, она с особым усердием постучала мне по спине. Если бы в этот момент на меня не смотрела матушка Фордис, то я бы обязательно выплюнула пресловутый оладушек на Диль.

— Спасибо, — прохрипела я, отодвигаясь от Диль. Приступ ее любезности моя спина долго не выдержит.

Из-за стола я вылетела стрелой.

У выхода из дома меня за локоть поймал Рун.

— Это моя вина? — хмурясь, спросил он.

Я отвела глаза и поджала губы. Не собиралась я давить на жалость, еще чего не хватало! Тоже мне трагедию сделали. Когда я еще лет пять назад с периодичностью раз в неделю сбивала колени и локти, никого это особо не волновало.

— Ну? — не отставал парень.

— Отстань, — сказала я, пытаясь вырвать руку.

Не тут-то было — держал меня Рун крепко.

— Я ответа жду.

— И жди. Только подальше от меня, — возмутилась я.

— Не испытывай мое терпение, — зло ответил парень.

— Не испытывай на прочность мою руку, — в тон ему отозвалась я, — синяки останутся.

Хватка ослабла, но не исчезла.

Так мы и стояли друг напротив друга, сверля противника взглядом. Никто не отступал.

— А что это вы тут делаете? — удивленно взирая на наши застывшие фигуры, спросила Рини.

— Да вот, Руну тоже отчего-то стало интересно, что же там за недоразумение у меня произошло с качелями, — я первой успела ответить на вопрос.

Рун окинул напоследок меня еще одним злым взглядом, нарочито медленно разжал руку, тем более, что этого Рини видно не было, и уже с приветливой, прямо-таки сладко-приторной улыбкой обернулся к ней.

— Я решил узнать у Асти, чем лучше обвязать веревки. А то вдруг кто-то еще поранится? — произнес он.

— Кроме Асты ими больше никто не пользуется, — отмахнулась Рини. — Пойдемте лучше гулять в парк. Там сегодня цирк бродячий выступает.

А дальше меня вновь схватили за мою многострадальную руку. Только это теперь была подруга. И, потащив меня на выход, она на ухо мне прошипела:

— А теперь отвечай честно! Что происходит?

— Разве что-то происходит? — удивилась я.

В этот раз Рини мне не поверила.

— Аста. Что. Происходит, — в голосе подруги прорезались стальные нотки. Наследственность эдела Вистара, однако. Вот и голос не повысила, а мурашки от подобного тона пробежали.

— Ты же знаешь, мы с Руном всегда не особо ладили. — Заметив недовольный взгляд Рини, я исправилась: — Ладно-ладно. Совсем не ладили. С его возвращением ничего в наших отношениях не поменялось.

— Вот я совсем вас не понимаю. Взять Руна. Он же со всеми другими девушками всегда вежливо, любезно общается. А с тобой… Да и ты хороша! Не останешься никогда в долгу. Обязательно отвечаешь грубостью. — Подруга укоризненно покачала головой. — В следующий раз попробуй не грубить. Иногда и вежливость творит чудеса.

Если бы все было так просто.

В экипаже разместились я, Рини, Рик, Иви и Рун. Чем подруга тут же решила воспользоваться.

— Ру-у-ун, — протянула Рини, обращаясь к парню. Он отвлекся от созерцания пейзажа за окном и с легкой улыбкой на губах повернулся к девушке. Для Рини ему никогда не было жалко улыбки. Я вообще не помню, чтобы он на нее смотрел хмуро.

— Почему ты не желаешь оставить детскую вражду с Астой? Неужели вы не можете хотя бы попробовать поладить друг с другом? — серьезным голосом спросила Рини.

Улыбка с лица парня сползла.

Прищурив глаза со злым огоньком, он посмотрел на меня. Неужели думает, что я проболталась подруге? Не то, чтобы я совсем смолчала, но главное так и не произнесла, а остальное и без того было Рини известно.

— Нет никакой вражды, — бесстрастно ответил Рун. Лжет и не краснеет. — Мы прекрасно ладим.

— Врешь, — горько вздохнув, сказала Рини.

— Вру, — с показушным покаянием он опустил голову.

Ни Эйрик, который читал очередную книжку про морские приключения, и которого вытянули на прогулку в парк со словами: «Хоть воздухом подышишь, а не книжной пылью», ни Сивина, которая с рассеянной улыбкой смотрела в другое окно экипажа, не вслушивались в наш разговор. Им и в своих грезах неплохо: мальчик предпочитает миры, выдуманные другими, Иви придумывает сама.

— Разве тебе Астари что-то плохое сделала? — не унималась подруга.

— Нет, но…

— Рини, это не твое дело! — тут не выдержала уже я.

Не хватало еще наши непростые взаимоотношения прилюдно обсуждать. И пусть Рик и Иви не слушают, но это как-то неправильно.

— Мое! — возразила Рини. — Вы оба для меня родные люди, пусть и не по крови. Я не желаю, чтобы вы находились в какой-то непонятной и наверняка глупой ссоре!

Столь эмоциональной отповеди от Тринвер никто не ожидал. Даже Рик оторвал взгляд от книжки — он с недоумением посмотрел на сестру. А та и сама смутилась от своей выходки. В карете повисло молчание. Мальчик, еще раз оглядев всех, хмыкнул, пожал плечами и вновь углубился в чтение.

— Мы попробуем найти общий язык, — заверил Рини Рун.

Я опешила и уже хотела было задать вопрос, о чем это он, как мне на ступню не сильно, но весьма чувствительно приземлилась нога парня, и он выразительно на меня посмотрел. Затеял какую-то игру? Ну ладно, потом разберемся. Надеюсь, мой взгляд сейчас был не менее выразительным.

— Обязательно. Попробуем. — Я мило улыбнулась Руну.

Рини кивнула, соглашаясь с нами и с видом, как будто она справилась с миротворческой миссией, стала рассказывать, что за развлекательную программу она придумала для нас. Не без матушки Фордис, конечно.

А пока подруга не видела, Рун продемонстрировал мне ну очень интересный жест: с самым зверским видом провел большим пальцем себе по шее. Я не осталась в долгу: прищурив глаза и сжав кулаки, водрузив один на другой, изобразила удушение.

Рини наконец достала из своей сумочки афишу цирка. При этом краем глаза она заметила, что я поспешно переместила руки и сейчас с невинным видом накручиваю локон на палец. Я и Рун синхронно улыбнулись во все зубы.

«Мы уже начинаем дружить».

Рини продолжила свой рассказ.

Добрались до парка мы спокойно.

Подруга подхватила меня и Руна под руки и повела нас гулять по парку. До представления был еще час.

И теперь я ощущала себя третьей лишней: Рини и Рун оживленно что-то обсуждали, а я им для разговора уже не требовалась. К тому же периодически я оборачивалась, присматривая за Риком и Иви. С них станется и потеряться.

В конце концов мне это надоело. Я аккуратно отцепила пальцы Рини от своего локтя, хотя могла бы и не стараться — она даже не заметила. Оглядевшись по сторонам, я быстро нашла нужную мне торговую палатку. Пирожные!

Вот только дойти до нее мне не дали.

— Держи, — сказал Рон, протягивая мне бумажный пакет, а внутри оказалось то, чего мне безумно сейчас хотелось.

— А как… что… — мысль сформулировать не удалось, но, как ни странно, парень меня понял.

— Догадался, — хмыкнул Рон, — только за Риком и Иви следить не забывай. Будем сегодня няньками.

И подхватил меня за локоть.

Так мы и гуляли: впереди Рини и Рун, за ними щебечущие Диль и Иса, после — Рик и Иви. Мальчика, так и не отрывающего глаз от книги, вела за руку девушка, которая и сама-то не особо смотрела себе под ноги. Она как обычно нашла где-то цветок, который нюхала со счастливым видом, иногда бросая по сторонам рассеянный взгляд.

За всей этой процессией шла я под руку с Роном. Он начал мне рассказывать забавные истории, случившиеся с ним во время последней практики. Я же могла только кивать и блаженно улыбаться, так как мой рот был занят сластями.

Никого не потеряв по дороге, неспешным шагом мы добрались до шатра, где должно было состояться представление.

Билеты у себя хранила Рини. Мне-то точно их доверять не стоило — потеряла бы еще где-нибудь по дороге.

Мое место оказалось между Роном и Риком. Рик наконец-то вынырнул из книжного царства. Он с любопытством стал крутить головой, высматривая что поинтереснее, пока само представление не началось. А Рон продолжал развлекать меня рассказами. Я хохотала как ненормальная. Рини шипела что-то вроде: «Тише! Ты же эдель!». А как тут удержаться?

С началом действа на манеже все мое внимание было приковано только к нему. Наверно, я и Рик сейчас мало чем отличались: мы оба с таким восторгом смотрели представление, что над нашим детским писком и охами Рон только посмеивался.

В тот момент, когда на площадке появились акробаты и стали демонстрировать неимоверные трюки, Рик схватил меня за руку. Еще бы! Они такое вытворяли! Аж дух захватывало! А потом уже и я в порыве эмоций крепко уцепилась за руку Рона. Он же успокаивающе погладил мои пальцы.

Рик уже давно убрал свою руку и с независимым видом взирал на дрессированных собачек. Мне же свою ладонь обратно вернуть не удалось. Так мы и просидели до конца представления.

Выйдя из шатра, я и Рик стали наперебой делились своими впечатлениями. Другие участники нашей компании не все наши эмоции разделяли. Зануды.

Рини хотела повести нас на ярмарку, но Диль и Иса были категорически против.

— Мы и в парке можем еще погулять, — заявила Диль и утащила свою подругу в сторону аллеи.

— Встретимся через полтора часа на входе! — успела выкрикнуть Исгельна, прежде чем они скрылись.

Рини растерянно смотрела им вслед.

— Вот же… — договаривать она не стала. «Эдель не ругаются».

Только с досадой топнула ножкой и пошла к скамейке. К ней присоединился Рун. На соседнюю скамейку сели Иви и Рик. Мальчик достал книжку, а девушка, подставив солнцу лицо, прикрыла глаза.

Мы с Роном переглянулись.

— Пойдем, тоже прогуляемся, — кивнул в сторону другой аллеи он.

— Пойдем, — вздохнула я.

Только теперь Рон молчал и просто шел рядом. Мне же в голову совсем ничего не приходило, и, как начать хоть какой-то разговор, я не знала.

— Асти, не злись на Руна, — вдруг произнес парень.

От неожиданности я даже остановилась.

Дама, выглядевшая как «истинная эдель», врезалась в меня, сопроводив это словами:

— Думай, что творишь, дикарка! — взвизгнула она. — Понаехали и людям пройти спокойно не дают уже!

Я отступила, проводя недоуменным взглядом женщину. Не буду же я грубить незнакомому человеку?

— Что ты имеешь в виду? — наконец спросила я Рона.

Он отодвинул меня к краю дорожки ближе к себе.

— Понимаешь, в чем дело… Рунгвальд, он же хороший парень, добрый, заботливый. Ради своей семьи он готов на все. Сестер своих обожает. — Все это я и сама прекрасно знала. — А то, что он к тебе цепляется… — Рон сейчас явно с трудом подбирал слова и не знал, как защитить друга. И мне вновь стало обидно. За Руна есть кому заступиться, а мне что делать? — Он не на тебя злится, а на своих родителей. Они же фактически бросили своих детей на моих родителей, а сами отправились на войну, хотя и без них там могли спокойно обойтись. Как выяснилось, их занятие оказалось им дороже, чем собственные дети. Вот за это Рун так и не может отца и мать простить. И то, что их нет в живых, и то, что прошло уже столько лет… Для него это не играет роли.

Я перебила Рона:

— Все это понятно, но я-то здесь причем?

Парень сжал губы и размышлял, как бы помягче сообщить мне, хотя я и так догадывалась, что он может сказать.

— А ты для него человек, на котором проще всего сорвать злость. — Рон поморщился, а я кивнула, продолжая внимательно слушать неприятные мне вещи. — Ты, хоть и вадомийка, но тоже пострадала из-за этой войны. Только вот твои родители живы…

И что выходит, будь мои родители мертвы, тогда бы и был повод относиться ко мне лучше?

Я отвернулась и, не поднимая головы, побрела по краю дорожки, а то, не приведи Рауд, опять в кого-нибудь врежусь.

— Асти! — окликнуть меня Рон.

Да пропадите вы все пропадом!

Приподняв юбку, чтобы не запутаться в ней, я побежала. Куда меня несут ноги, мне видно не было из-за пелены слез.

Дура наивная! Поверила доброте парня? А он ради друга соловьем разливался.

В кармане нашелся платок. Кое-как вытерев слезы и прочистив нос, я смогла наконец-то оглядеться, куда же я забежала.

В этой части парка мне прежде бывать не доводилось. Оно и немудрено, так как сюда вообще редко кто приходил — дорожки, беседка и кустарники выглядели заброшенными и неухоженными.

И надо ж было такому случиться, что именно здесь я наткнулась на Инепа.

— Привет, Асти, — улыбнулся мне парень, но при этом смотря куда-то мне за спину.

Я обернулась. За колонной старой беседки мелькнул подол. Ну вот, опять расстроила его свидание!

— Привет, — ответила я. — Извини, я наверно помешала.

— Ничего-ничего, — возразил Инеп. — Я встретил знакомую, но ей уже нужно было уходить.

Молодой человек внимательно посмотрел мне в глаза.

— Асти, ты плакала? — обеспокоенно спросил он. — У тебя что-то случилось?

— Нет… то есть да, — я отвела глаза и не знала, что ответить. С досады потерла ладонью лоб. Не буду же я ему плакаться или жаловаться?

— И все же? — настаивал Инеп.

Я покачала головой.

— Еще раз извини, что я помешала тебе, — быстро протараторила я. — Я, наверно, пойду? — полувопросительно произнесла я.

Вот только куда мне идти, я понятия не имела, а появляться сейчас ни перед Роном, ни вообще дома мне категорически не хотелось.

— Э-э-э, нет, — остановил меня Инеп. — Я тебя так просто сейчас не отпущу. Тебе нужно успокоиться. Куда ты пойдешь такая расстроенная в одиночестве?

Вот и я думаю, что некуда.

— Ты здесь с Ровенийскими? — спросил парень.

— Но ты пока не хочешь к ним идти?

Я кивнула, тяжело вздохнув.

— Пойдем тогда ко мне, — предложил Инеп. Я хотела его перебить, но он не позволил: — Напою тебя чаем, а потом сможем и позаниматься. Тем более последние занятия ты пропустила.

— Меня будут искать, — пробормотала я.

Инеп отмахнулся:

— Скажешь потом, что в парке гуляла и не заметила, как время пролетело.

Не самое лучшее оправдание, но другое я сама не придумаю уже.

— Ладно, — согласилась я.

Инеп вывел меня через выход, которым редко пользовались: петли калитки скрипели безбожно.

Молодой человек, как и обещал, напоил меня чаем, и мне действительно стало легче. Инеп не стал приставать ко мне с расспросами, за что я ему вдвойне была благодарна.

Вот только занятия как такового сегодня не состоялось. Сосредоточиться мне толком не удавалось. Зато Инеп дал мне полистать где-то раздобытую им книгу «Основы построения заклинаний для амулетов». Я вцепилась в нее посильнее, чем сегодня в пирожные, которыми меня угостил Рон. Вспомнив это, я вновь расстроилась.

— Извини, домой книгу дать не могу — она не моя. Я одолжил ее у давнего знакомого, — увидев мою реакцию на учебник, заметил Инеп.

— А что за знакомый? — тут же спросила я.

Парень замялся, а я смутилась: «Вот какое мне дело?».

— Мы познакомились еще в Амаллионе. Он в некотором роде тоже артефактор.

— Почему в некотором роде? — удивилась я.

— Он самоучка.

— А-а-а, — протянула я и дальше погрузилась в чтение.

Минут через тридцать Инеп меня окликнул:

— М? — не отрывая взгляда от книги, отозвалась я.

— Ты бы хотела познакомиться с ним?

— С кем? — рассеянно спросила я.

— С хозяином книги.

— А… можно?

— Вполне, — утвердительно кивнул парень. — Через пару дней он будет проездом здесь. Я могу организовать вам встречу. Уверен, он много чего интересного сможет тебе рассказать.

— О, Инеп, — восторженно выдохнула я, — это было бы чудесно! А этот человек точно не будет против?

— Не переживай, я с ним уже договорился, — помахал письмом из почтовика[3] Инеп.

По моей излюбленной привычке захотелось кинуться на шею к парню в порыве благодарности. Только вот, боюсь, он меня не так поймет.

Протараторив слова благодарности, я засобиралась домой. Я с огромным сожалением оставляла на столе книгу. Ничего, зато в скором времени узнаю много поучительного, так сказать из первых рук. Или уст?

Мое теперь уже приподнятое настроение портила только необходимость возвращения домой, где меня, наверняка, ждет не самый ласковый прием.

Возвращаться решила через парк, а то мало ли что.

Интуиция меня не подвела — у центрального входа меня ждал Рон.

— Где ты была? — строго спросил Рон.

— Гуляла, — спокойно ответила я.

Сейчас я и была спокойна. Желание расцарапать смазливую физиономию этого типа благополучно дремало.

— Я не нашел тебя.

— Значит, плохо искал, — ответила я и прошла мимо него, выходя из парка на улицу.

Отсюда до дома было минут сорок пешком. Пройдусь, а в одну карету с этим — не сяду!

— Асти! — окликнул вновь меня Рон. — Подожди! А теперь ты куда направилась?

— Как куда? Домой.

— Экипаж же в другой стороне стоит.

— Я продолжу прогулку. Погода, знаешь ли, позволяет. Я бы даже сказала — шепчет.

И пошла неспешным шагом по тротуару.

Через пару минут Рон догнал меня.

— Я отпустил экипаж, — произнес он.

Упорно молчала и следовала дальше по своему маршруту. Парень не отставал.

— Я Рини предупредил, что мы с тобой еще немного погуляем и вернемся позже.

Ноль внимания. Идем дальше.

— Теперь ты и на меня злишься? — И бездна недоумения в голосе.

В ответ — тишина.

— Асти, это уже не смешно!

А кто смеется-то?

Прорычав какое-то ругательство сквозь зубы, то, которое не следует говорить в присутствии эдель, Рон обогнал меня и остановил, придержав за плечи.

— Мне что, извиниться перед тобой надо, чтобы хоть что-то от тебя услышать?

Я дернула плечом, освободив его от руки парня, мило улыбнулась и пошла дальше.

— Асти! Я прошу прощения! За себя, за своего друга! — Рон все-таки начал извиняться. При этом его громкий голос привлек внимание прохожих, которые с любопытством на нас посматривали.

Зачатки воспитания матушки Фордис во мне все же прижились. Посчитав, что это не особо прилично, я уже сама схватила парня за руку и произнесла:

— Тише ты! Зевак только ловить не надо.

Рон улыбнулся, довольный тем, что смог привлечь мое внимание, и продолжил уже тихим голосом:

— Асти, прости. Я виноват. Не так выразился и обидел тебя. Мне сложно понять как Руна, так и тебя. Однако я пытаюсь это делать. И я обещаю, что Рун не причинит тебе вреда. — Я удивленно на него посмотрела. Неужели Рону стали известны те угрозы? — Он попросту не способен на это. Да и вообще, я уверен, что как только он узнает, что ты за человек, Рун поймет, что злиться на тебя нет смысла. Я с ним обязательно поговорю. Ему нужно время.

— Десять лет — недостаточный срок? — спросила я, пытаясь за раздражением скрыть растерянность.

— Все это время дома он бывал не слишком часто. Учеба, работа, — уточнил Рон. И на все-то у него находятся объяснения. — Сейчас самое время.

— А ты откуда знаешь, что я за человек? — поинтересовалась я. Меня все же несколько удивила та его фраза.

— Как думаешь, кому посвящалась половина каждого письма Рини? — и Рон подмигнул мне.

Я вновь впала в ступор. Вот же! Даже слов нет! И зачем ей это надо было?

Рон рассмеялся и, слегка сжав мое предплечье, повел меня дальше.

Домой мы прибыли только к ужину. Все ждали только нас, при этом встречали с такими лицами, как будто нас уже можно было поздравить со скорой свадьбой.

— Как прогулка? — первой успела спросить Диль.

— Замечательно, — широко ей улыбнувшись, ответил Рон, и мы наконец пошли к столу.

Я жутко проголодалась, а насладиться едой мне не давали Рини и Иса, севшие по обе стороны от меня.

— А где вы гуляли?

— Вы просто гуляли?

— О чем разговаривали?

— Почему вы вообще решили погулять отдельно от всех?

Я набила рот едой, чтобы не было соблазна сказать какую-нибудь гадость.

Рона, видно, теми же вопросами с крайне недовольным видом закидывал Рун.

Чета Ровенийских, напротив, была чрезвычайно довольна. В особенности матушка Фордис, и это несмотря на то, что я и Рон опоздали к ужину и все были вынуждены нас ждать. Вероятно, в данном случае она решила поступиться приличиями.

Подозревая, что меня будет ждать самый настоящий допрос, я сбежала после ужина. В прямом смысле этого слова: бегом отправилась к себе в комнату и заперлась там.

Все мои мысли занимали совсем другие думы.

Взяв листок и карандаш, я начала обдумывать: какие же вопросы мне задать тому заезжему магу? Думаю, времени пообщаться у нас будет не так много, поэтому разузнать смогу мало. Надо постараться подготовить хотя бы самые общие вопросы. Ну, например, по каким книгам лучше заниматься? Конечно, сами книги я достать могу с большим трудом, и в этом мне смог бы помочь Рун, даже не догадываясь об этом. Была у меня одна идея…

Настырный стук в двери мешал сосредоточиться.

— Асти, открой! — требовала Тринвер. — Я не уйду, пока не поговорю с тобой!

— Мы сегодня уже наговорились! — также через дверь прокричала я. — И вообще, я устала и хочу спать.

— Выспишься еще! Только поговорим, и обязательно выспишься!

Надеюсь, не вечным сном.

— Ну чего тебе? — не выдержав, я все же открыла дверь.

Подруга тут же влетела в комнату и чуть не снесла меня с пути. Рини с удобством устроилась на моей кровати и, взирая на меня горящими любопытством глазами, выпалила:

— Тебе нравится Рон?

Я тяжело вздохнула и присела рядом с ней.

— Тринвер, вот скажи мне, пожалуйста, с каких это пор ты стала свахой подрабатывать? — едко поинтересовалась я.

Подруга отвела взгляд и нервно сжала руки.

— Ничего такого не было, — пробормотала она.

— Хорошо. Не было, — вроде бы и согласилась я, а сама тут же спросила: — А в письмах ты ему что писала?

И не поспоришь.

Я с тяжким вздохом откинулась на кровать.

— Рини, всего два дня прошло, — начала объяснять я. — Мы, можно сказать, заново с ним знакомимся. И тут ты со своими «нравится ли он мне».

— Мне вот Рун нравится, — тихо прошептала подруга, укладываясь рядом со мной.

Мы принялись с преувеличенным вниманием разглядывать балдахин над моей кроватью. Красивый такой, нежно-персиковый, с золотыми узорами.

— И это ты поняла за два дня? — спросила я тихо.

— Нет, — вздохнула Рини, все также не смотря на меня. — Я это давно поняла. Просто…

— Раньше ты была младше, и он вряд ли бы обратил на тебя внимание?

— Наверно.

Я дотянулась до руки подруги и сжала ее ладонь.

— Что я могу сказать? Судя по реакции Руна на тебя — у тебя есть все шансы.

Рини тут же подскочила, вырвала свою руку и прижала ее к груди.

— Ты, правда, так думаешь? А с чего ты вообще так решила? Ты не выдумываешь?

Я закатила глаза — ох уж эти влюбленные.

— Я же не слепая. И прекрасно вижу, как он на тебя смотрит.

— Всего лишь? — разочарованно выдохнула Рини.

— А тебе мало? — удивилась я.

Хотя неуверенность влюбленной девушки понятна.

— Нет. Наверно, это о многом говорит.

Подруга вновь тяжко вздохнула и отвернулась к окну. Там уже разливались сумерки, а из открытой оконной створки несильными порывами проникал свежий воздух, теребя занавески.

— Мне страшно, — прошептала Рини и резко обернулась ко мне. Глаза ее подозрительно блестели. — А вдруг я себе понапридумывала и мои чувства невзаимные?

Я покачала головой и придвинулась ближе к ней. Пригладила волосы подруге. Уж если она не обратила внимание на беспорядок в своей прическе, то, значит, дело совсем плохо.

— Ну что ты, Рини, — успокаивающе говорила я, — все будет хорошо. Так мало времени прошло. Вот увидишь, он не устоит перед тобой.

Рини порывисто прижалась ко мне, пряча лицо у меня на груди. Я обняла ее и, гладя по голове, перебирая ее шоколадного цвета волосы, приговаривала, что у нее все будет хорошо. А зачем еще нужны подруги?

Немного успокоившись, Рини отодвинулась от меня.

— И правда, чего это я? У него просто выхода другого не будет. Влюбится как миленький, — воинственно произнесла она, шмыгнув носом.

Я рассмеялась, и Рини тоже улыбнулась.

— Пойду лучше спать, — сказала подруга, поднимаясь с кровати.

Небось сейчас начнет разрабатывать стратегические планы по покорению Руна.

Оставшись одной, я все-таки задумалась о Роне.

Сказать, что он мне прямо-таки нравится, я не могла. Симпатичен, да. А вот восторгов по поводу него я не питала. Он привлекателен, этого не отнимешь. Высокий, стройный, с волосами, как и у Рини, цвета темного шоколада. Глаза большие, синие. Какие ж у него губы? Губы как губы. Ничего особенного. И тут я представила, как он этими самыми губами меня целует. Щеки тут же опалило огнем. Со стоном я засунула голову под подушку. Наверно, это все влияние Рини. Иначе зачем мне представлять поцелуи с Роном?

Инеп все не писал. Я старалась как можно чаще наведываться к нашему тайнику, но так, чтобы это не вызывало подозрений. А вдруг встреча сорвется?

Рини же усиленно звала меня то на прогулку, то в театр. Приехала труппа Амаллионского театра с гастролями, и туда пошла вся семья, кроме меня. Ну не могла я ничего с собой поделать! Как только начинала думать о предстоящей встрече, кончики пальцев тут же начинало щипать, поэтому я старалась и носа не высовывать из своей комнаты.

Даже Рон пару раз стучался ко мне и сквозь закрытую дверь, так как я не открывала, спрашивал, почему я не выхожу.

Хорошо, что матушка Фордис мной особо не интересовалась сейчас. После возвращения парни были для нее на первом месте.

На третий день я немного успокоилась: ну не будет встречи, значит не будет. Чего зря переживать?

— Так! Первый осенний бал уже через две недели, а у нас еще даже не готовы наряды! — сказала Рини, входя ко мне в комнату. — Никаких отговорок! Сейчас мы все вместе нашим женским коллективом едем выбирать ткани. После обеда прибудет портниха.

Отговариваться я и не стала.

Девушки и матушка Фордис со смехом, шутками воодушевленно перебирали ткани, накидывали их на плечи, крутились у зеркала, а я букой стояла в стороне. Бывает такое настроение, когда даже то, что нравится неимоверно, вдруг начинает раздражать. Вот и я со вздохом провела по материи, украшенном причудливым узором, и отвернулась к окну.

Из кареты выходили Инеп и какой-то мужчина, на голову выше него. К сожалению, лучше рассмотреть спутника Инепа мне не удалось. Они слишком быстро вошли в дом к приятелю. Инеп жил немного ниже по улице. Наверно, это и есть тот самый загадочный артефактор-самоучка?

Теперь уже и я присоединилась к восторженному женскому щебетанию, выбирая ткань для будущего платья.

Я уже не раз раздумывала о том, как же Инеп доставляет записки в указанное место. Пришла к выводу, что кому-то из слуг он пишет письмо на почтовик, а тот уже относит записку куда положено. Интересно, кто же это?

После того, как разобрались с нарядом, я вновь наведалась к колодцу.

«Сегодня в десять».

Вот так просто. Без особых указаний, без лишних приписок. Зато, если вдруг кто посторонний обнаружит, то ни о чем не догадается.

С трудом сдерживая счастливое нетерпение, я постучалась в дверь черного входа. После первого посещения Инепа я входила именно с этой стороны дома. Видимо, конспирация.

— Проходи, — пропустил меня Инеп и, не спрашивая, помог мне снять легкий плащ.

В кабинете уже был тот самый мужчина. Он поднялся со стула и с приветливой улыбкой ждал, когда Инеп нас представит, а приятель почему-то медлил и как будто нервничал.

— Знакомься, Астари, это эдел Никлас. Никлас, это эдель Астари.

— Приятно познакомиться, — бархатным, обволакивающим, притягательно-приятным голосом произнес мужчина и поцеловал мне руку. От места, где он коснулся своими теплыми губами моей руки, мурашки тут же разбежались испуганной стайкой.

Прочистив горло, я ответила:

— Мне тоже.

И засмотрелась на него. Мужчина был хорош, необыкновенно хорош.

Лет тридцати, по обычным меркам, высокий, даже выше меня, широкоплечий, крепко сложенный, но не тяжеловесный, а стройный, да и крой его пиджака только подчеркивал это. Элегантные брюки, глянцево-начищенные туфли. Пижон. Я всмотрелась в его лицо. Прямой нос и… как там обычно в романах пишут? Чувственные губы, которые сейчас усиленно сдерживали понимающую улыбку. Еще бы, стоит девица статуей и в открытую разглядывает его, не скрывая восхищения. А оторвать от него свой взгляд я не могла. Самыми примечательными в его облике были волосы и глаза. Заплетенная в интересное плетение темно-русая коса была перекинута через плечо. На свету волосы отливали медью. Глаза же его были вызывающе-зеленые, цвета первой весенней листвы. Да и вообще его внешность была яркой, той, которая сразу бросается в глаза, от которой сложно оторвать взгляд.

С наваждением справиться удалось не сразу. Через минуту, наконец, отведя от него взор, я села на стул. Без приглашения.

Никлас сел напротив.

— Инеп рассказал мне о вашем маленьком секрете, — сказал мужчина. — И я, пожалуй, смогу вам помочь.

Я тут же достала из кармана заготовленный листок с вопросами и только открыла рот, чтобы озвучить все то, что меня интересовало, как Никлас меня перебил:

— Это подождет, — произнес он. — Инеп говорил, что кое-чему уже смог вас научить. Так?

Я кивнула.

— Показывайте.

Именно в тот момент в голове у меня вместо мыслей была каша и ни одной дельной идеи. Что показывать? Простенькие бытовые заклинания, которые могут применить все, вне зависимости от направления дара? А если они его не впечатлят?

Он сам решил меня подбодрить и направить:

— Без разницы что, лишь бы я мог проследить каков ваш дар, как вы можете с ним обращаться.

Несложное заклинание, что может просушить, например, мокрый платок, получилось у меня только с третьей попытки. Инеп мне не помогал — просто мягко отстранился, предоставив возможность показать себя во всей красе, но увы. Я долго не могла сосредоточиться, долго не могла совладать с потоками силы, которые были хоть и не мощными, но почему-то малоуправляемыми мной.

— Хорошо, — ничуть не поморщившись произнес Никлас, хотя хорошего в моих магических притязаниях не было. — Ну а теперь уже по специфике дара.

Тут мне демонстрировать было нечего.

— Я пока лишь вижу чужие заклинания на вещах, самой мне ничего в этом деле пока не удается.

Мужчина задумался.

— Ну что ж, тогда занимайтесь пока с Инепом тем же, что и делали. Я буду сторонним наблюдателем. После этого мне уже будет проще определиться, что с вами делать.

В течение недели поздними вечерами я пробиралась к Инепу в дом, и там мы проводили наши занятия. Никлас, как и обещал, не мешал нам и не вмешивался, действительно просто наблюдал, однако его присутствие плодотворно на меня не влияло. Я скорее, наоборот, отвлекалась на него. Его фигура, казалось, заполняла все пространство в комнате, его запах туалетной воды пробирался ко мне в нос, окутывал как туман, как дымка, но только он не был виден и сбивал весь мой настрой. А уж взгляд, вроде бы и доброжелательный, то тем не менее какой-то тяжелый, опутывающий своим вниманием даже, как мне казалось, чересчур пристальным, вынуждал меня отвлекаться и забывать все то, что мне только что рассказывал Инеп. Никлас редко ко мне обращался, но каждый раз при звуке его голоса мне чудилось, что я вся покрываюсь мурашками, а голос не просто звучит — обволакивает меня как будто сетями. При этом никаких романтических чувств, как мне думалось, к Никласу у меня и в мыслях не было. Если только он мог завлечь своей, мягко говоря, привлекательной внешностью, флером какой-то загадки, тайны. Что не исключало все еще испытываемого мною опасения. Вот только пока ничего не подтверждало, но и не опровергало этого.

Все дружно делали вид, что ничего такого не замечают.

Я как всегда тихонько выскользнула из дома к Инепу. Иногда меня и саму пугала та легкость, с какой мне удавалось скрывать свои тайные вылазки.

Инеп чуть ли спустя пару секунд открыл мне дверь.

Расположились мы вновь в комнате моего учителя, однако в это раз он почему-то замешкался с началом проведения занятия.

— Сейчас принесу чай, — произнес Инеп и скрылся.

Порыв воздуха от закрывающейся двери вызвал такое ощущение, как будто меня обдало холодом. Возник какой-то иррациональный страх и стало не по себе.

Ерунда какая.

Почему он ушел за чаем? Со служанкой Инепа я познакомилась, когда во второй раз была у него в гостях. Немного сварливая, но потрясающе готовящая женщина по имени Алида. Она, как оказалось, работала у Дорвенов уже пару десятков лет и в столицу провинции переехала к Инепу. А сейчас он сам пошел за чаем… а как же Алида? Да и вообще, никаких чаепитий мы еще ни разу в присутствии Никласа не устраивали…

— Может быть мы уже оговорим условия нашего сотрудничества?

Условия? Хотя это вполне логично, ведь за просто так мало что делается. Я девушка хоть и не бедная, но доступ к своим деньгам все еще не имею, потому как на все мелкие расходы (крупных пока и не было) мне деньги выдает матушка Фордис.

— Так что за условие? — робко поинтересовалась я.

— Вам нравится жить с Ровенийскими? — вдруг спросил мужчина.

Я растерялась. Какой-то… странный вопрос.

— Вполне, — ответила я.

— И вы бы не хотели куда-нибудь уехать? Так сказать, посмотреть мир, узнать новое? — продолжал засыпать меня вопросами Никлас.

— Я не задумывалась раньше об этом, — пробормотала я.

Неужели он хочет мне предложить уехать? Только вот куда? Да и вообще, зачем? Какой в этом прок? Тем более я не свободна в некотором роде. Да я и не хочу никуда уезжать! Мне и здесь хорошо.

— Вы думаете, что ваши опекуны вас не отпустят? — вкрадчивым голосом спросил мужчина.

Я кивнула. К чему он клонит? Не поеду я никуда. Нехорошие подозрения стали закрадываться в мысли. И какое-то смутное чувство возникло, как будто должно произойти нечто неприятное.

— А что, если мы им ничего и не скажем? — мило улыбнувшись, предложил Никлас.

— То есть как? — удивленно взирая на него, спросила я.

— Вы уедете со мной в столицу. Тайно. Будете жить в моем доме. Не беспокойтесь, всем необходимым я вас буду обеспечивать. И, разумеется, я буду обучать вас магии — потенциал у вас, как я убедился, есть.

— А взамен? — дрожащим голосом поинтересовалась я.

Ответ меня вряд ли обрадует. И смотреть в сторону Никласа больше не хотелось. Надо бежать!

— Взамен, — продолжил мужчина все тем же вкрадчивым голосом, — вы станете моей любовницей.

Я вскочила со стула.

— Вынуждена отклонить ваше предложение, — твердым голосом ответила я.

Он что, присматривался не к моим способностям, а ко мне самой? Я же молоденькая и глупенькая дурнушка, а он вон какой. Дикость несусветная!

— Ну что вы, Астари, — сказал Никлас, поднявшись со стула и приблизившись ко мне, — вы же не знаете, от чего отказываетесь.

И знать не хочу. Никакая магия не стоит подобных предложений.

Он поднял свою руку к моему лицу. Я отшатнулась. Мужчина же на мое движение лишь хрипло рассмеялся.

О Рауд, а где же там Инеп?!

Никлас ухватил пальцами мой локон, выбившийся из пучка.

— Я ведь тебя не неделю назад впервые увидел, — произнес мужчина, наклоняясь к моему лицу. Отодвигаться дальше мне было уже некуда: я пятой точкой уперлась в стол. А обойти Никласа мне теперь мешали его руки, которыми он оперся о стол по обе стороны от меня. Попалась. Сама себя загнала в ловушку. — Как-то около месяца назад я гостил у своего друга, и тут к нему вечером пришла ты, — все это он, практически шепотом, говорил мне на ухо, слегка касаясь его губами. — Почему-то Инеп не стал нас знакомить. Я уж было подумал, что он на тебя имеет определенные планы, а он всего лишь занимался твоим магическим обучением. Альтруист, — хмыкнул мужчина. — Ты мне еще тогда очень понравилась. Необычная и тем притягательная. Я из окошка наблюдал за вами, когда вы в саду учились светляков создавать. Способная девочка, — прошептал Никлас и подцепил пальцем мой подбородок.

Я не стала поддаваться соблазну утонуть в зелени его глаз. Воспользовавшись тем, что хотя бы с одной стороны теперь не было преграды, я выскользнула из капкана. В голову пришла идиотская мысль, что движение это было прям как в танце, только уж в очень неприличном и откровенном.

Быстро переместившись по другую сторону от стола, я собрала последние крупицы решительности и как можно более твердым голосом произнесла:

— Эдел Никлас, повторяю — ваше предложение я принимать не буду.

— Не захочешь по-хорошему, будет по-плохому, — пригрозил мужчина, уже не так мило мне улыбаясь.

С трудом сглотнула отчего-то горькую слюну. На столе заметила стакан с водой, выпила его залпом, перевела дух и заорала:

— Глупенькая, — рассмеялся Никлас, качая головой. — Не придет Инеп. К тому же, по причине своей неопытности, ты не знаешь, что на комнату наложен полог тишины.

Нет, ну дура я, однозначно! Глупая и наивная дура!

Вот только делать же все равно что-то надо? Просто так меня отсюда никто не выпустит.

Пресс-папье. Тяжелое, увесистое пресс-папье лежало на столе поверх бумаг.

Обольстительно улыбаясь, я вновь обошла стол. Правую руку аккуратно задвинув себе за спину, я кончиками пальцев подцепила нужный объект. Никлас купился на улыбку и шагнул ко мне. Властно сжав мою шею, он наклонился к моим губам, а я позволила ему это. Позволила себя поцеловать.

Мой первый в жизни поцелуй случился с мерзавцем! И все же я не отвечала на него, а Никлас пытался усилить нажим, проникнуть языком ко мне в рот. Гадость!

Руки у меня не слабые, да и размах получился отменный. Удар пресс-папье пришелся куда-то в район виска. Никлас с тихим стоном сполз по мне на пол, при этом напоследок умудрился прокусить мне губу до крови.

Отпихнув его в сторону, я направилась к двери, сжимая в руке массивное орудие, — там же еще Инеп. Истерически хихикнув, я представила себя удерживающей в руках канцелярскую принадлежность и выступающей против боевого мага. Тоже мне, воительница.

Колени предательски дрогнули, голова закружилась, а горло сдавили тиски удушения. И, выпустив из рук свое импровизированное орудие, которое с грохотом упало на пол, я грохнулась почему-то в обморок.

Первое, что я увидела, открыв глаза, был балдахин над моей кроватью. Тот самый, который красивый, нежно-персиковый. И было в этом какое-то несоответствие, неправильность, как будто подсознательно я ожидала увидеть нечто другое. Что именно — не знаю, но другое.

К горлу подкатила тошнота. Я с трудом начала подниматься с кровати — с координацией возникли проблемы. Спустив ноги, задела тазик. То, что сейчас мне и нужно было, потому как сил добраться до ванной я не наскребла.

Тошнило меня долго, противно, выворачивая наизнанку мой, видимо, давно не видевший еды, организм. Упала, обессилев, я тут же, лишь отодвинув тазик в сторону и широко раскинула руки, которые дрожали.

В таком жутком виде меня и нашла матушка Фордис. На пару со служанкой Эсерт они дотащили меня до ванной, где помогли немного прийти в себя и привели меня в порядок.

Эдель Фордис что-то причитала, сокрушалась о чем-то, но я плохо слышала. Да и вообще, отвратительно соображала. Меня напоили каким-то жутко горьким лекарством. Когда вновь уложили на кровать, быстро уснула или провалилась в беспамятство…

При следующем своем пробуждении чувствовала я себя практически нормально.

Я в своей комнате. Значит, ничего страшного не произошло? Все разрешилось благополучно? Видимо так, а самочувствие не в счет.

И тут же накатили стыд, раскаяние, отчаяние: Ровенийские теперь все знают. О Рауд, во что же я ввязалась? Что я натворила?

Лежа на боку, я подтянула к животу колени, укрылась с головой и постаралась не думать, потому как мысли вызывали только страх и озноб.

В комнату зашла матушка Фордис.

— Асти, сейчас к тебе придет эд Хилм, еще раз осмотрит тебя и… — она замялась, а я, выглянув из своего убежища, успела перехватить ее полный жалости и тоски взгляд, прежде чем она отвела глаза. — И нам нужно поговорить.

Это уж точно: надо поговорить. Вот только этот взгляд матушки Фордис меня смутил и вызвал недоумение, возбудив даже некоторые подозрения. Если я дома, то, значит, все обошлось? Хотя здоровье мое не в порядке. Наш целитель, эд Хилм, сейчас все разъяснит, и все будет хорошо. Ничего страшного не произошло, какое-нибудь недоразумение и только.

Эд Хилм выглядел так, как обычно представляют себе люди, слыша слово «целитель» — милый старичок в строгом костюме и с неизменным чемоданчиком.

— Как себя чувствуешь? — спросил он, присаживаясь на край кровати и проводя рукой над моим лбом, а затем и над всем телом.

Его я знала приблизительно столько же, сколько и Ровенийских. Пару срощенных переломов, несколько сведенных шрамов на разбитых коленках и локтях, зашивание брови — в свое время мы часто с ним общались. Активный ребенок часто расплачивался за непоседливость.

— Нормально, — отозвалась я, настороженно наблюдая за его манипуляциями. Да и по сравнению с тем, как я ощущала себя еще недавно, сейчас все действительно было неплохо.

— Все в норме, — сказал он, закончив осматривать меня, удовлетворенно кивнул и поднялся.

Матушка Фордис, которая стояла в стороне, прижимала к губам ладони и с дикой тоской взирала на меня, от чего мне стало не по себе.

— Эд Хилм, мне остаться или вы все сами? — срывающимся голосом спросила она.

Я повернула голову к целителю. Что там еще такое?

— Лучше останьтесь и поддержите девочку, — безнадежно усталым голосом, полным сожаления, ответил он и принялся мерить комнату шагами.

Эдель Фордис присела рядом со мной, обняла меня за плечи одной рукой, а другой начала перебирать мои волосы, иногда поглаживая по голове. Только вот это ничуть не успокаивало меня. Страх липкими, холодными, пронизывающими насквозь душу нитями опутывал меня. Так страшно мне не было, даже когда я не могла вырваться от Никласа, хотя вот десять лет назад в Дрине…

— Эд Хилм, может быть, вы уже скажете, в чем дело? — спросила я, не выдержав этого напряженного молчания.

Видела, что он собирается с мыслями, но сил терпеть тягость этого положения не находилось.

— Астари, ты знаешь, как работает целитель? — вдруг спросил Лейв Хилм.

Я неопределенно повела плечом.

— Ну так, в общих чертах, — ответила я.

— Целитель лечит пациента своей энергией, а вот как, куда, сколько направить энергии зависит от многих факторов, — начал объяснять эд Хилм. — От недуга, разумеется, от того обычный человек или маг, а если маг, то есть сила или она заблокирована, — тут он остановился и внимательно посмотрел мне в глаза. Я виновато их опустила. — Тебя принес ко мне Ронольв — он бежал два квартала с тобой на руках. Извозчиков ночью не всегда вовремя удается найти, — рассеянно произнес целитель. — У тебя был сильнейший аллергический шок. Как оказалось, у тебя аллергия на велерену*. Видимо, ты была слишком спокойной девушкой, чтобы принимать успокаивающие на ее основе. А тут… — он вновь принялся ходить по комнате, сложив руки за спиной. — Тут моя вина. Как бы плохо ни было пациенту, я обязан полностью проверить состояние организма, чтобы продумать все свои действия и чтобы не ухудшить состояние. Мы с тобой знакомы давно, и, разумеется, я знал, что дар твой заблокирован. А когда я стал тебя лечить… да, я не мог предположить, что ты каким-то образом разблокируешь его, не поставив в известность опекунов, не говоря уже обо мне. Вот только я был обязан сначала все проверить. Это первое указание, которое вдалбливается в умы еще студентов-целителей. И в данном случае даже твой амулет не скрыл бы истинное положение вещей. Мы, целители, несколько иначе работаем.

Такие подробности… С каждым словом эда Хилма очень-очень плохое предчувствие только усугублялось.

— И не зная о подобной твоей особенности, я стал тебя лечить, — продолжал упавшим голосом целитель. — Мне это удалось и шок я ликвидировал, как и его последствия. Вот только… Неправильные потоки энергии, неправильно рассчитанная приложенная сила, неправильное взаимодействие стихий… Все это каждый раз приводит к разным последствиям. Иногда их вообще нет, иногда они незначительны, а иногда… У тебя могли отказать ноги, ты могла бы лишиться зрения… — все более тихим голосом, на грани слышимости, говорил целитель. А я вцепилась в руку матушки Фордис. Самочувствие мое было не самым ужасным. Он же сам сказал — все в норме. Последствий нет? Я еще пару секунд тешила себя надеждой. — Ты не сможешь иметь детей.

Несмотря на то, что слова были произнесли очень тихо, мне казалось, что я слышу, как они грохочут: как гром, как ураган, как шторм.

Непонимающе перевела глаза на матушку Фордис. Она прижимала мои руки к себе и, поджав губы, беззвучно плакала. Как дождевые капли, слезы текли по ее лицу. Она что-то прошептала. Что? Я не знала. Грохот не прекращался, я ничего не слышала больше. Покачала головой и повернулась к эду Хилму. Нервно сжимая руки за спиной, он, поймав мой взгляд, спрятал их в карман брюк, а глаза тут же отвел. Винит себя? Это взрослый, мудрый человек, спасший столько жизней, поставивший на ноги стольких людей, винит себя? Выдернув свои руки, я поднялась. Эдель Фордис посмотрела недоуменно. Слезы? Крик? Этого не было Может, позже и будут, а пока нет.

Я приблизилась к целителю. Грохот утих, и я услышала, как всхлипывает матушка Фордис.

Слегка сжала предплечье эда Хилма и прошептала:

— Спасибо вам.

Он удивленно посмотрел на меня. За моей спиной раздалось «Ах!».

— За что? — он тоже шепчет.

— Вы спасли меня.

— Но как же…

— Не ваша вина. Не надо.

Мгновение застыло в тишине. Все молчали, слышно было даже, как случайно залетевшая сюда пчела билась в стекло закрытого окна.

— Ничего нельзя сделать? — спокойно спросила я.

— Ничего из того, что мне известно.

А известно ему многое — целитель Хилм один из лучших.

Я кивнула.

— Если это все, то вы не могли бы покинуть мою комнату? — вежливо попросила я.

Эд Хилм легко согласился и принялся собирать свои вещи, а эдель Фордис все также недоуменно на меня смотрела.

— Она в шоке, — шепотом сказал целитель ей.

Неужели думал, что я не слышу? Впрочем, неважно.

Они ушли, закрыли дверь за собой, и я осталась одна.

Подошла к окну. Начало осени. Еще нет холода, но утром и вечером уже слишком свежо, чтобы ощущалось лето, которое ушло слишком быстро.

Пчела так и не нашла выхода на улицу. Я открыла окно, выпуская ее на свободу. Хотела сесть тут же, на подоконник, но… Я по стене сползла вниз. Уткнулась лицом в ладони и поджала колени к животу.

Я не задумывалась о детях раньше. Всерьез не думала. Нет, я предполагала, что когда-нибудь у меня будет моя собственная семья: муж, дети, семья, которая всегда вместе, где царит атмосфера уюта, взаимопонимания. Всем хорошо, все счастливы. Только вот когда-нибудь, не сейчас, потом.

Потом не настанет.

И в этом нет вины эда Хилма. Никакой.

Я сама убила свое будущее, свое продолжение, свое воплощение в так никогда и не рожденных детях. Убила обманом, лютой неблагодарностью, глупостью.

Легла на пол. Отдельные ворсинки ковра не собирались в общую картину. Провела по ним рукой.

Апатия. Усталость. Безразличие. И больше ничего на душе.

Меня переложили на кровать. Кто? Какая разница. Не важно. Ничего не важно.

Опираясь на спинку кровати, сидела и смотрела. Вперед. В пустоту. Что дальше? Пусто. В голове. В душе. Даже мыслей нет.

В дверь постучали. Не дождавшись ответа, в комнату вошел эдел Вистар. Взял стул, придвинул к кровати. Он внимательно смотрел на меня. Взгляд тяжелый, непроницаемый.

— Я вижу, тебе уже лучше, — сказал он. Голос бесстрастен.

Неопределенно пожала плечами. Лучше? Хуже. Без разницы.

— Чего тебе не хватало? — спросил он.

Ему все же удалось пробить меня на эмоции всего лишь одной фразой. По нарастающей поднялись внутри чувства стыда, горечи и отчаяния.

— Тебе мало любили, недостаточно заботились, отказывали в том, что просила? — продолжал рубить слова опекун. Голос тверд, и каждое слово словно взмах топора, который отсекает еще один кусок души.

И я впервые расплакалась. До этого ни слезинки не было, а тут слезы потекли беспрерывным потоком. Некрасиво шмыгала носом, размазывая соленые капли по щекам, тряслись плечи, а из горла вырывался полустон-полувой-полувсхип. От чего такие рыдания? Да все сразу. И почему-то становилось легче, как будто со слезами выходила накопленная горечь, отравляющая разум и душу.

Эдел Вистар прижал меня к груди, погладил по волосам.

— Ты подвела нас. Меня так в особенности. Вот только не простить я тебя не могу, — прошептал он голосом, в котором уже не было холода. Бездна сожаления, усталости, толика недоумения. — Ну все, успокойся. Все обошлось. Все теперь будет хорошо.

Отодвинулась от него, заглянула в лицо. Он не знал всего, чем для меня закончилась эта история? Хорошо это или плохо? Наверно, и правда, эделу ни к чему это знать.

— Сегодня ты еще отдохнешь, а вот завтра тебе нужно будет отправиться со мной в одно место, — сказал эдел Вистар, вытирая дорожки слез с моих щек.

— Куда? — хриплым, осипшим голосом после рыдания спросила я.

— На допрос.

Я попыталась вырваться. Меня что, судить потом будут? А что, если это и на родителях и братишке отразится?

— Тихо-тихо. Тебе зададут несколько вопросов и все. Ничего страшного в этом нет, — успокоил меня опекун. — А потом понаблюдаешь за допросом твоих знакомых.

Я вздрогнула. Знакомые… Я совсем не разбираюсь в людях.

Как-то не задумывалась я о том, что же в доме у того самого знакомого произошло. Меня заботили лишь последствия. Вот, например, откуда в моем организме вообще взялась велерена? Не иначе, как тот самый стакан с водой. Небось Инеп тоже перед встречей нервничал и решил подлечить нервишки. А потом и я приложилась к тому стакану…

Встряхнула головой, пытаясь прогнать непрошеные мысли.

— Эд Хилм сказал, что меня к нему Рон принес. А что до этого было? Как он меня нашел? — спросила я.

У эдела Вистара заметно дернулись желваки, и на пару секунд он прикрыл глаза, как будто успокаиваясь или собираясь с мыслями.

— Рон увидел, что ты вечером крадешься куда-то, и решил проследить за тобой. Дошел до дома троюродного братца. Через несколько минут Инеп вышел, а тебя видно не было. Рон ворвался в дом. Ты на полу лежишь в полубессознательном состоянии, задыхаешься, а в другом конце комнаты с малость проломленной головой валяется один из известнейших людей столицы — эдел Лестон. Ронольв доставил тебя к целителю, тот подлечил тебя. Все.

Лаконично и доходчиво, а вопросов еще больше. И озвучила я только тот, который наиболее сильно меня волновал:

— А где Ронольв?

Он же спас меня и надо бы поблагодарить его. А обижаться на него за то, что следил за мной… наверно, это мелочно и в данной ситуации — глупо.

— Ронольв уехал, — недовольным голосом ответил эдел Вистар.

— Как? Куда? С ним все в порядке? — выпалила я.

Опекун невесело рассмеялся.

— Да что ему сделается? В столицу он уехал. По делам.

Больше он ничего не добавил. Значит, не моего ума дело.

Осознание того, что я увижу Рона теперь неизвестно когда, царапнуло и без того израненное сердце.

— Тебе нелегко пришлось, девочка моя, — произнес опекун, гладя меня по голове. — Вот только мне все равно придется тебя наказать.

Сейчас, наверно, я была готова вынести все что угодно, лишь бы это не отразилось на родителях.

— Во-первых, как только ты окончательно поправишься, я сам вновь заблокирую твою силу, — начал перечислять эдел Вистар, — до твоего двадцатилетия. Тогда ты уже будешь сама вольна распоряжаться своим даром. Во-вторых, никаких балов и прочих увеселений, будь то музыкальные вечера или еще что-то. В-третьих, каждый раз, когда ты соберешься куда-то за пределы дома, будешь ставить меня в известность. И сопровождать тебя будут двое человек из моей личной стражи.

С каждым словом эдела моя голова склонялась все ниже, хотелось вообще залезть под одеяло с головой.

— К ужину хоть спустишься? — уже заботливым голосом спросил опекун.

Я кивнула.

— Вот и славно.

Эдел Вистар поцеловал меня в макушку и ушел.

И правда, пора прекращать валяться в постели. Чувствую я себя вполне хорошо. Это физически, душевное же состояние…

До двадцати лет я не смогу покинуть Ровенийских. А что потом? Куда я могу уехать? И если раньше, когда Рун настаивал, чтобы я съехала, я сопротивлялась, то теперь вряд ли останусь. Как только узнаю, где именно могу бывать, тогда ждите меня, библиотеки крупных и не очень городов, школы целительства и курсы лекарей! Глядишь, и найду, что мне нужно. Отчаиваться больше не буду.

Выглядела я ужасно: лохматая, бледная, с синяками под глазами. Надеюсь, остальные не сильно испугаются, увидев меня.

За столом сидели матушка Фордис, эдел Вистар, Рун, Рини, Иви и Рик.

Эдель Фордис выглядела неважно: бледная, с потухшим взором. Она нервно поджимала губы. Супруг держал ее руку и ласково поглаживал, хотя и сам был хмур и мрачен. Рун с бесстрастным видом смотрел в свою тарелку и равнодушно ковырял вилкой в еде. Рини тоже не испытывала большого интереса к еде. Правда, она демонстрировала больше эмоций, вот только положительными они не были. И даже Рик и Иви поддались всеобщему настроению: с таким же подавленным видом они пытались управиться с ужином.

При виде меня домочадцы встрепенулись и даже попытались нацепить на лица улыбки. Не успели, потому как я слишком тихо спустилась и смогла застать истинную картину. Как и ожидалось, только Рун остался безучастным к моему появлению. Он продолжал со все тем же отсутствующим видом кромсать кусочек мяса.

— Приятного аппетита, — я тоже выдавила улыбку.

Все кивнули, но молча.

— А где Дильмари и Исгельна? — тихо спросила я.

— После того, как Иса узнала, что вашего общего дружка Инепа арестовали, с ней случился нервный припадок. Пришлось отправить в специализированный пансион. Диль решила не бросать подругу, — пояснил мне Рун, бросив на меня ничего не значащий взгляд своих практически черных глаз.

А вот дальнейшее никак не сочеталось с его предыдущим состоянием: со злостью он отбросил вилку, резко отодвинул стул, который с противным звуком царапнул пол, и, ничего не сказав, вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Так вот с кем у Инепа были свидания. Или Иса у него была не одна?..

Аппетит пропал окончательно.

Ужин прошел в тягостном молчании: никто ни на кого не смотрел, никто ни с кем не разговаривал.

Спать не хотелось, а чем занять себя, я не знала.

В дверь моей комнаты постучали. Я ожидала увидеть Рини, поэтому без вопросов открыла дверь.

Рун обошел меня и, не спрашивая, уселся в кресло.

— Проходи, пожалуйста, располагайся, — сказала я, делая приглашающий жест рукой.

Он хмыкнул, удобнее устраиваясь в кресле. Я же выжидательно на него уставилась.

И тут его напускные бравада и наглость пропали — остались только горечь и сожаление.

— Я хотел сказать тебе спасибо, — произнес он глухим голосом, как будто слова ему с трудом давались.

От неожиданности я, не глядя, присела на кровать. Мне повезло: попала хоть и на самый краешек, но этого оказалась достаточным, чтобы не оказаться на полу.

— Если бы не эта неприятная ситуация, случившаяся с тобой, кто знает, вдруг Инеп продал бы и Ису кому-нибудь?

Сомнительная благодарность.

— Мне кажется, там несколько другая история, — покачала головой я.

— В любом случае, теперь рядом с ней не будет этого подонка, — со злостью произнес он.

— Ну так я же ничего не сделала для этого, просто стечение обстоятельств.

Он пожал плечами.

— Пусть и так, — кивнул Рун. — Можешь расслабиться. Я не стану тебя теперь трогать. Живи тут, сколько хочешь. Считай, что мы в расчете.

— Вот уж спасибо, — прошипела я. — Не знала, что была должна тебе.

— Да теперь это и неважно, — Рун даже смог улыбнуться по-доброму, и вообще, он выглядел довольным. Вот только в глубине его практически непроницаемых глаз, свернувшись уютным клубочком, притаилась печаль.

— Как там Исгельна? — перевела я тему.

Улыбка сползла и лицо Руна вновь стало безэмоциональным.

— Ты же понимаешь, что представляет из себя то место, куда мы ее отправили? — спросил он.

— Не особо. Слава Рауду, не доводилось там бывать.

Хоть мы только что и заключили своеобразное перемирие, привычка дерзить Руну никуда не делась.

— В принципе, нервный срыв практически полностью смог бы излечить, ну как излечить, сгладить последствия, и эд Хилм, — уточнил Рун, нахмурившись. — А в том пансионе с этим справятся все-таки успешнее. Да и держать Ису подальше отсюда, пока не разберутся с этим делом, — наилучший вариант.

Он отвечает за сестру, поэтому ему виднее.

Было ли мне жаль Исгельну? Даже не знаю. С одной стороны, она тоже ко мне относилась не слишком доброжелательно, хотя и не так рьяно демонстрировала это, как брат. А с другой, она, как и я, купилась на показную доброту Инепа… Или на что-то другое? Или не купилась…

Наверно, эти мысли были написаны на моем лице, поэтому Рун прервал мои размышления:

— О, да ты ее жалеешь? Совершенно зря.

Я недоуменно на него посмотрела.

— Когда ее увозили, она вырывалась и кричала, что это ты во всем виновата. И было лучше, если бы тебя увез этот столичный красавчик. А еще лучше, если бы ты издохла, — насмешливым тоном говорил Рун. Я даже вздрогнула. Получается, Иса тоже была в курсе, что мне предстоит? — Чтобы она никого уже не пугала в дороге своими криками и проклятиями в твой адрес, пришлось ее усыпить, потому поездка до пансиона прошла спокойно.

— Ты сопровождал ее?

— Конечно.

После пары минут задумчивого молчания Рун поднялся с кресла.

— Ну что ж, не буду отвлекать тебя от дел, — насмешливо произнес он, окинув взглядом мою комнату, где было видно — никаких дел у меня сейчас нет.

Я с ногами забралась на освободившееся место.

А Рини вряд ли придет. Вероятнее всего, ее обида еще не прошла. У меня появились секреты от нее и простит мне это она нескоро. Хотя, кто знает…

Я не угадала — Рини пришла.

— И хоть у тебя были от меня секреты, я все равно не могу долго злиться на тебя, — сказала она и крепко обняла. — Непутевая ты наша, больше не будешь влипать в неприятности?

Значит, она тоже ничего не знает.

— Теперь уж постараюсь, — невесело улыбнулась я.

— Я понимаю, у каждого есть свои секреты, но Астари, знай, если у тебя какие-то невзгоды, да даже просто плохое настроение, ты всегда можешь обратиться ко мне и рассказать, поделиться. Не обещаю, что пойму тебя — всё же все мы разные, но выслушаю обязательно. Может, даже и помогу чем.

— Наверно чем-то я все же заслужила такую подругу…

Я крепко ее обняла, хотя и ощущала себя паршиво. Ведь впервые настолько серьезно обманула самого близкого мне человека после родителей.

Матушка Фордис сидела в малой гостиной. В своих изящных руках она держала колоду карт. По одной карте она выкладывала на стол и хмурилась. Наверно, пасьянс не сходился. Не гадает же она?

— Эдель Фордис, — позвала я ее.

Она кивнула в сторону рядом стоящего стула и продолжила свое занятие.

Прочистив горло, я вновь попыталась привлечь ее внимание:

— Эдель Фордис.

Наконец она отложила карты и, тяжело вздохнув, посмотрела на меня.

— Еще кто-нибудь знает о… моей проблеме?

— Эд Хилм, я и Ронольв, — перечислила матушка Фордис.

А на мой удивленный возглас она ответила:

— Он же присутствовал там, когда целитель тебя лечил.

От известия о том, что Ронольву тоже известно о моем недуге (пусть будет так это называться), мне стало даже обидно. Не должно было это случиться! Неправильно это! Он же теперь будет считать меня неполноценной…

Пожелав доброй ночи матушке Фордис, я ушла.

После завтрака эдел Вистар поманил меня за собой.

— Поехали.

Мы прибыли в Главное Управление внутренней стражей Саганиона. Путаными коридорами дошли до нужного кабинета. Перед тем, как открыть дверь, опекун произнес мне напутствие:

— Не бойся. Просто отвечай на вопросы правдиво.

Легко сказать — не бойся.

Небольшой кабинет, где находились два стола, за одним из которых сидела миловидная девушка. Перед ней лежала стопка чистых листов бумаги и стоял стаканчик, в котором было с десяток острозаточенных карандашей. Девушку можно было назвать привлекательной, если бы не одно но: выражение ее лица. Строгое, сдержанное, бесстрастное, практически как кукла.

А вот мужчина, сидящий спиной к девушке (матушка Фордис, увидев это, начала бы охать: «верх невоспитанности!»), при виде меня улыбнулся приветливо. От уголков его теплых карих глаз расходились лучики тоненьких морщин. Наверно часто и много улыбался.

— Добрый день, — поздоровалась я.

Девица на меня никакого внимания не обратила, а вот мужчина еще лучезарнее улыбнулся и махнул рукой в сторону другого стула.

От волнения ноги двигались с трудом, поэтому легкий тычок в спину придал-таки нужное ускорение. Ободряюще улыбнувшись, эдел Вистар сел на стул в другом конце комнаты.

— Можем начинать? — спросил следователь у моего опекуна. Тот кивнул.

— Меня зовут эд Фритьеф, — все также мило улыбаясь, произнес он. — Я сейчас задам вам несколько вопросов. Постарайтесь, по возможности, как можно более подробно на них ответить. И ответы должны быть правдивыми, — уже строгим тоном добавил он.

Меня спрашивали о знакомстве с Инепом. Ничего интересного. О том, как был разблокирован мой дар. А вот тут поподробнее. Всего лишь пели и танцевали, а источник открылся? Ну надо же, и такое бывает. И что, Инеп полностью потом снял блокировку? Молодец какой — не всем это удается. Помогал вам с обучением? Ну, не многому он вас научил. А, прошло всего лишь пару месяцев. Тогда ладно. Оставил вас со своим приятелем, а тот стал приставать с непристойными предложениями? Люди разные бывают. Вам не повезло — столкнулись с нехорошими.

И все в таком духе: наводящие вопросы, уточнения, иногда комментарии.

Допрос длился минут сорок. Не так много, но я была словно выжатый лимон.

Все это время девушка, сидевшая за столом, усердно записывала все, что я говорила. Как у нее только рука не отвалилась?

Наконец меня прекратили мучить и отпустили.

— Большое спасибо, — поблагодарил меня эд Фритьеф.

«Ага, рада стараться и, несмотря на вашу прелестную улыбку, встречаться с вами больше не хочу».

Эдел Вистар вывел меня в коридор.

— Ну вот, а ты так боялась. Все же прошло хорошо.

Я неуверенно кивнула.

— А сейчас тебе предстоит кое-что послушать, — произнес он, открывая соседнюю дверь.

Комната по виду напоминала архив. Вдоль одной из стен тянулись стеллажи, заставленные папками с бумагами, другая же была задернута занавеской. Особо ценные вещи скрывают?

— Ничего прочесть все равно не сможешь, — сказал опекун, заметив мой заинтересованный взгляд.

Пожала плечами. Да я и не собиралась, просто любопытно.

Он провел меня к стулу, стоящему у одного из стеллажей.

Из внутреннего кармана пиджака он достал сложенный листок бумаги.

— Все, что сейчас ты увидишь и услышишь здесь, никому не сможешь рассказать, — серьезным голосом сказал опекун.

Я растерялась — что такого я могу тут узнать?

— Ты услышишь то, что тебе будет полезно узнать, так сказать для жизненного опыта. И эта информация разглашению никоим образом подлежать не должна.

Я кивнула, ведь эдел Вистар же не будет ничего просто так говорить. Он вытащил из кармана складной ножик. Значит, клятва, и дело действительно серьезное. Я зажала в руке нож и пробежала глазами по бумаге — договор о неразглашении. Никогда не видела раньше, но наслышана была. Даже если захочу, то попросту не смогу раскрыть рот, пытаясь рассказать о том, что не положено, согласно этому соглашению. Зажмурив глаза, провела лезвием по подушечке пальца. Не то, чтобы я боялась вида крови, просто приятного в этом ничего нет. Палец с капелькой крови приложила к тому месту в договоре, где было прописано мое имя. Кровь тут же пропала, даже следа не осталось на листе. Волшебство, да и только!

Удовлетворенно кивнув, эдел Вистар забрал у меня бумагу и положил ее обратно во внутренний карман пиджака, предварительно свернув.

— Пока будет длиться допрос, сначала Никласа, а затем Инепа, будешь сидеть здесь. Я запру дверь. Если вдруг тебе понадобиться выйти — постучи в дверь, — сказал мне опекун. — А так, как все закончится, я тебя заберу. Графин с водой на подоконнике.

После этих слов он отдернул занавеску. А там… еще одно чудо магии! Я не удержала удивленного возгласа. Часть стены размером четыре фендена[4] на два была полупрозрачной. И было достаточно четко видно практически все, что происходит в том самом кабинете, который я только что покинула, только как будто через легкую дымку.

Девушка со всем тем же холодным и равнодушным видом сидела за столом и что-то правила на листах, которые она исписала за время моего допроса.

Эд Фритьеф же, вальяжно развалившись на стуле, делал какие-то заметки в блокноте. Время от времени он что-то говорил девушке, но слышно ничего не было.

Я перевела взгляд на опекуна. Он хмыкнул и, как юный мальчишка, вскочил на подоконник, не задев при этом графин. Эдел Вистар, опираясь на откос, дотянулся до верхнего ряда кладки и вытащил два кирпича.

Голос следователя доносился до меня хоть и несколько приглушенно, но достаточно четко и громко, чтобы я могла понять, о чем он говорит.

Ничего себе шпионские штучки!

— Вистар, у вас все готово? — лениво протягивая слова, спросил следователь и повернулся лицом к той стене, за которой мы находились. Казалось, что он смотрит прямо мне в глаза. Но я же помнила — там абсолютно обычная, непроницаемая стена! Хотя я же не приглядывалась к ней. Стена, как стена, а тут оказывается…

— Готово, Теф, — фамильярно отозвался опекун.

Если бы я умела свистеть, то точно присвистнула бы.

— На что только не пойдешь ради друга. — «Теф» картинно покачал головой. — Даже на нарушение должностных инструкций.

— Тем более, что ты сам за исполнением оных ведешь надзор, — ответил ему эдел Вистар. — Сочтемся.

— Это уж точно, — хмыкнул эд Фритьеф и вновь устремил взгляд в мою сторону, или мне так казалось. — Не бойтесь, Астари, вас не видно. И не будет слышно, если не вздумаете шуметь.

Я кивнула, а потом спохватилась — он же не видит. А вслух соглашение не решилась озвучить. Да и голос меня сейчас, наверняка, будет плохо слушаться. Опекун улыбался, наблюдая за мной.

— Она все поняла, — сказал он.

Он неслышно спрыгнул с подоконника, подмигнул мне и, слегка сжав мое плечо, произнес:

— Сиди тихо. Потом зайду.

А я осталась сидеть на стуле и наблюдать за происходящим в другом кабинете. Прямо-таки спектакль какой-то.

Опекун присоединился к следователю и его помощнице.

Зашли двое стражников. Один из них держал в руках небольшую коробку. При виде нее эд Фритьеф предвкушающе улыбнулся и кивнул в сторону другого стола, на который ее и положили.

Я смотрела на все происходящее, замерев, не шевелясь практически, в нервном ожидании, комкая в руках юбку. Потом поняла, что не стоит так делать — помнется же. «Эдель не должна выглядеть неопрятно!». Хотя сегодня вряд ли эдель Фордис будет ругать меня за как будто жеванную юбку.

Под конвоем в кабинет завели Никласа. Увидев эда Фритьефа, его лицо побледнело, вот только его выражение, как ни странно, не поменялось — все та же аристократическая скука. А вот уже взгляд эдела Вистара Никлас выдержал спокойно.

— Не ожидали меня увидеть, эдел Никлас? — мягко спросил следователь и даже улыбнулся, вот только улыбка была опять же предвкушающей и … жуткой.

— Не ожидал, — согласился Никлас.

Если бы я была ближе, то точнее бы могла сказать: промелькнул ли в его глазах испуг. А так, могло и показаться.

— На все вопросы я уже ответил, — более уверенным тоном произнес Никлас. — Ваши служащие все зафиксировали, — он кивнул в сторону девушки.

— Ничего страшного. Ответите еще раз, — как маленькому ребенку говорил следователь. — С вас не убудет.

— Все, что нужно, я уже рассказал.

— Повторите еще раз, — уже не улыбаясь, сказал эд Фритьеф с раздражением.

Разве могут карие глаза сверкать кубиками льда или блестеть статью? Оказывается — могут.

Стесняться мне было некого, поэтому, сбросив туфли, я поджала ноги под себя, удобнее устраиваюсь на стуле. Предстояло непростое зрелище.

Эд Фритьеф очень эффектно щелкнул пальцами, и те самые стражи, что вошли первыми, раскрыли коробку, достали оттуда два предмета. Один из мужчин подошел к Никласу, которого за плечи удерживали двое других стражников. Второй потянул предмет, не видимый мной, следователю.

Вырывающемуся Никласу на шею нацепили нечто, похожее на ошейник с металлическими вставками. Мужчина кричал, вырывался, сыпал проклятиями. И куда только делся самоуверенный и наглый тип?

Фритьеф наблюдал за всем этим абсолютно равнодушно. А вещью в его руках оказался браслет, который он надел себе на руку, не отрывая взгляда от разыгрывающейся перед ними сцены.

Я же сидела, прижимая к губам ладони, хотя и жалеть Никласа не собиралась. Пока было лишь недоумение: к чему эти ухищрения?

Никлас затих. Видимо, смирился с участью.

— Вы сами вынудили нас, — извиняющимся тоном произнес следователь, поглаживая указательным пальцем браслет.

Допрашиваемый нервно сглотнул, не сводя глаз с браслета.

— Ваши фамилия, имя, род деятельности, — начал допрос следователь.

— Граф Никлас Лестон, художественный руководитель Амаллионского театра, — уже спокойным голосом отвечал Никлас.

Вот это да! Вот так неожиданность! А ведь судя по тому, как быстро он взял себя в руки, он действительно хороший актер. Не зря, наверно, дослужился до такой должности. Или дело в связях?

— Цель приезда в Саганион?

— Гастроли труппы театра.

— Разве руководитель театра обязан сопровождать своих работников лично? — едко поинтересовался эд Фритьеф.

— Я предпочитаю сам все контролировать.

— Кем вам приходится Инеп Дорвен?

— Как вы познакомились?

— В клубе Ларэ. Одно время его вместе посещали.

Следователь многозначительно хмыкнул.

Мне стало интересно: что же это за клуб такой?

А вот эдел Вистар как будто подобрался и сжал губы. Оказалось, не зря. Никлас обернулся и с неприятной улыбкой обратился к нему:

— Ну да вы и сами с этим местом хорошо знакомы, не говоря уже, о вашем сыне, который и может подтвердить мои слова. Он ведь присутствовал при моем знакомстве с его кузеном. — И как будто зловеще протянул: — Тем более, что это он нас и представил друг другу.

— Вы отвлеклись от темы, — сухо заметил эд Фритьеф, но допрашиваемый вновь обратился к моему опекуну:

— А хотите расскажу, чем в Ларэ ваш наследник занимался?

Фритьеф сделал какое-то движение рукой и Никласа не сильно встряхнули, явно призывая к порядку. Прищурив глаза, допрашиваемый сел ровнее и принял равнодушный вид и кивнул: «Продолжайте».

— Это было первое предупреждение, дальше догадываетесь что будет? — спокойно заметил следователь.

Никлас нервно сглотнул, сжал побледневшие губы и кивнул.

— Как вы узнали об Астари Эттов?

— Увидел ее, когда был в гостях у Инепа.

— Как давно это было?

— Около месяца назад.

— С какой целью вы собирались похитить эту девушку?

— Я не собирался ее похищать, — уверенным тоном заявил Никлас, продолжая рассматривать свои ногти.

Несколько секунд в кабинете стояла тишина. А затем раздался душераздирающий крик, и допрашиваемый вцепился в ошейник руками, но с шипением отдернул их. Через пару минут он успокоился и с раздражением принялся тереть кожу под ошейником.

— Аналогично будет, если в течение минуты вы не будете отвечать на вопрос, — равнодушно заверил следователь, выпустив из пальцев браслет.

Только то, что я и без того держала руки у лица, удержало мой рвущийся крик — вовремя успела зажать рот ладонями.

Никласу протянули стакан воды, и отказываться он не стал. Держа его дрожащими руками, он с жадность выпил всю воду.

— Я могу продолжать? — мягко спросил эд Фритьеф. Как будто и не он только что мучил допрашиваемого.

Не мне судить способы, с помощью которых добывается правда, но это, по-моему, перебор.

Никлас кивнул.

— Так вот, с какой целью вы собирались похитить девушку?

— Я же говорю — не собирался ее похищать. А вот уговорить уехать со мной — хотел попробовать. — Он замолчал, но увидев как Фритьеф потянулся к браслету, быстро добавил: — Она должна была стать моей любовницей.

— Эдел Никлас, никогда бы не подумал, что при ваших-то возможностях вы настолько остро испытываете дефицит в любовницах, что позарились на ничем не примечательную девушку.

Мне бы сейчас обидеться, но ведь это же правда!

А Никлас повел себя как самый настоящий артист, нашедший подходящую публику: глаза заблестели, ссутуленные до этого плечи расправились, губы растянулись в самодовольной усмешке.

— Эд Фритьеф, вот как вы себе выбираете женщин? По красоте?

Следователь удивленно приподнял брови, а ответил он поворотом ладони. Видимо, это означало — по-всякому.

— Когда-то я тоже основывался на подобном подходе, — тоном умудренного сердцееда говорил Никлас. — Тем более, что среда, в которой я вращался, сопутствовала этому. Большое количество красивых девушек. Очень красивых. А когда я занял нынешнюю должность, вся эта красота хлынула ко мне с единственной целью — чтобы я пристроил их в театр. Да еще и в примы. Чего мелочиться? Хотя порой и случался равноценный обмен: они мне себя, я им — мечту. Красивые же девушки часто мечтают стать актрисами. А некоторые за возможность оказаться хотя бы в массовке на многое готовы. Одна беда — если женщина действительно красива и знает об этом, то она начинает пользоваться тем, что дала ей природа, а иногда и думать, что за ее привлекательность ей должны все прощать. Да и вообще, должны. Астари же… она не красавица. Вы правы. Она необычна, экзотична. Однако…

Эд Фритьеф перебил Никласа:

— Все это интересно, но, может быть, ближе к делу?

Никлас поджал губы. Такую речь испортили!

Я же слушала практически не дыша.

— Такие девушки, как она, ценят внимание, оказанное им, в полной мере. Для них мужчина, допустивший даже намек на нежное чувство, — человек, достойный самой искренней признательности. Иногда даже — поклонения. Может, я и утрирую, но пока было именно так. Я бы ей внимание и тоже немножко мечты, она мне — любовь, обожание. Мне многого не надо.

Если бы я могла, то плюнула бы Никласу в лицо. Увы, преграду мне не преодолеть.

А потом я задумалась: что, если бы мы с ним встретились при других обстоятельствах? Неужели он смог бы меня очаровать, а дальше все следовало по описанному сценарию?

Я с тихим стоном опустила голову на колени, вжав лицо в ладони.

Не красавица, но и не безобразна. Однако вниманием мужчин не одарена. И да, встреться бы мне такой мужчина, который бы начал за мной ухаживать, я бы растаяла. За пару десятков минут Никлас доказал, что актер он превосходный. Я бы купилась. Вот только реагировала бы и потом так, как он предсказал? Ведь пока его внимание меня только тяготило…

Дальше эд Фритьеф начал задавать более подробные вопросы, касающиеся того вечера. Я слушала рассеянно. В голове упорно крутились мысли о том, что я глупая и наивная девочка, и меня так легко обмануть. Вон, как Инеп с этим справился…

— Инеп около года назад проиграл мне в карты крупную сумму денег, — продолжал свой рассказ Никлас.

— Играли в клубе?

— Продолжайте.

— Я не настаивал на скором возврате. У Инепа были финансовые трудности, поэтому я согласился и подождать. Он говорил, что после окончания учебы в Университете поступит на службу к наместнику Ровенисии, тогда и начнет возвращать долг. Я не возражал. А когда увидел у него в гостях Астари, то предложил ему сделку: он помогает мне с девушкой, а я прощаю ему долг. Тем более, что Инеп собирался сделать предложение другой воспитаннице Ровенийских. Эти деньги ему были нужнее: свадьба, семейные хлопоты.

Я оказалась выкупом для свадьбы! Еще чуть-чуть и начну нервно хихикать.

— И судя по всему Инеп согласился, — нейтрально заметил следователь.

— Свои стремления ближе, и свои нужды важнее. Астари ему хоть и нравилась как человек: веселая, любознательная, только Исгельна требовала свадьбы поскорее. И Инеп сдался. Любовь… — насмешливо фыркнул Никлас, разводя руками. «Ну что с этих влюбленных возьмешь?».

Вот только мне почему-то в это момент стало жалко Инепа. Идиотское, неуместное чувство, тем более сейчас, тем более к этому человеку. Его же в ловушку загнали. И кто? Близкий друг и невеста!

А потом я вспомнила все последствия такого выбора и выкинула из головы жалостливые мысли.

Допрос продолжался. Уточнялись многие моменты, восстанавливался ход событий. Следователь спрашивал Никласа о тех вещах, которые, как мне казалось, не имели никакого отношения к данному делу. Однако эду Фритьефу виднее.

Никлас даже был вынужден рассказать, почему он собственно не прошел обучение в Университете Амаллиона, тем более при наличии возможностей и недюжинного дара.

— В семнадцать лет я попытался изнасиловать служанку, — досадливо поморщился Никлас. И, как мне показалось, не от того, что он когда-то совершил, а от того, что, по-видимому, попался. — Она была замужем, на мои ухаживания не отвечала. Мужа, видите ли, любила. Отец застал меня, когда я задирал юбку этой недотроге. Наказание — запрет на обучение в Университете. Матушка была против, но отца переубедить не смогла. Хорошо, что она смогла устроить мне протекцию в Школу Искусств в Зордди. А дальше мне пришлось самому устраиваться в жизни.

— Неплохо получилось, — едко заметил эд Фритьеф, вот только смотрел на допрашиваемого следователь с недоумением. Нахмурился, потер переносицу, но ничего уточнять не стал.

Мне в очередной раз захотелось плюнуть в лицо Никласу, и пусть эдель так не поступают.

Допрос продолжался еще некоторое время.

— Эд Фритьеф, я поведал все, что требовалось. Не могли бы и вы ответить на малюсенький вопрос? — поинтересовался Никлас с любезной улыбкой.

Следователь милостиво кивнул. Ему и самому наверняка было интересно.

— А почему именно вас привлекли к этому делу? Вы же сами сказали — Астари ничем не примечательная девица.

Фритьеф хмыкнул, откинулся на спинку стула, а ладони сложил перед собой пирамидкой.

— Дело в том, что эта девушка имеет отношение к некоторым важным государственным делам. И за ее безопасность отвечают многие люди. Благодаря истории с вами выяснилось, что прорехи в безопасности имеются. Спасибо вам, теперь мы все исправим.

Никлас задумчиво посмотрел на моего опекуна, но промолчал.

Ну а меня теперь действительно будут стеречь.

Больше вопросов ни у кого не возникло, и Никласа увели.

Настал черед Инепа. Вот он-то растерял весь свой лоск. Волосы были взлохмачены, рубашка, небрежно застегнутая не на все пуговицы, торчала из-под нижнего края пиджака. Разительный контраст с Никласом, который, даже находясь под стражей, умудрялся поддерживать опрятный вид. Инеп же и в кабинет входил, еле переставляя ноги, неприятно шаркая ими по полу.

И вновь появилось неуместное чувство жалости.

Инепу следователь вопросы задавал нейтрально, без всякого ехидства. И ошейник не надевали, да он и сам отвечал правдиво. А уж как определялось это, мне было непонятно. Если только у эда Фритьефа имелись специальные средства или даже умения для этого.

Ничего нового Инеп не поведал. Да, познакомился с Никласом в клубе. Однако Инеп Рона не упоминал. Никлас тогда еще не раз хвастался, что ни одна женщина перед ним устоять не может. Только вот иногда случалось, что этих женщин он порой держал при себе и против их воли. Откуда Инепу было известно? Достоверно он не знал, но слухам отчего-то поверил. Уж такое впечатление производил Никлас. Вроде, и любил женщин, но относился к ним с пренебрежением. Как ему удавалось удерживать женщин при себе, даже если те были против? На каждого человека можно как-то надавить, найти способ манипулирования. На этом же и сам Инеп однажды попался. В карты ему обычно везло. А вот в тот вечер везение вдруг пропало. Однако друг предложил не торопиться с отплатой долга. «Когда будет возможность, тогда и отдашь». Инеп утроился на службу к дяде, потихоньку копил деньги, а параллельно выступал добреньким учителем для меня. А потом он влюбился в Исгельну. Красивая девушка ловко взяла в оборот парня, и до этого самоуверенный и целеустремленный молодой человек превратился в тряпку. Он с раскрытым ртом внимал каждому слову возлюбленной, сдувал с нее пылинки и обещал достать луну с неба. Исгельне луна была не нужна. Положение в обществе, достаток, который, как она думала, ей сулило замужество с Инепом, — этого вполне хватило бы. Вот тут-то и объявился Никлас со столь выгодным предложением: он ему прощает долг, а Инеп содействует в деле со мной. Хотя какое там содействие — всего лишь не мешать и в случае чего — прикрыть. Для Инепа это была, прежде всего, сделка не с другом, а собственной совестью. Результат известен.

Все это рассказывал Инеп, низко опустив голову, и в его глухо звучащем голосе слышалось раскаяние. Как он сам признался, за то время, что провел под стражей, он тысячи раз успел пожалеть о содеянном.

Дальше слушать допрос у меня не было уже никаких сил.

Думаю, что этот урок выучен мною достаточно. Какая же я легковерная, доверчивая. Глупая. И совсем-совсем не разбираюсь в людях.

Я постучала в дверь, и меня выпустили.

Эдела Вистара я дожидалась в сквере через дорогу от Управления. В десяти метрах от меня маячили охранники.

Опекун пришел через час.

— Что с ними будет? — спросила я, поднимаясь со скамейки.

— Суд в Амаллионе. Через пару месяцев, когда все материалы дела будут готовы, — ответил эдел Вистар. — А приговор… Скорее всего, их отправят в дальние крепости на севере Ровенисии, где граница с горными кланами. Там всегда не хватает людей, соглашающихся служить в тех условиях. Поэтому туда чаще всего и отправляют осужденных боевых магов. Да и умения артефактора Никласа не останутся без дела.

— Как долго они там пробудут?

— Инеп, скорее всего, год. Если повезет или если хорошо себя проявит, может и неплохую карьеру там сделать. Такие кадры там на вес золота. А вот Никлас… тут уж как решит суд. То, что больше, чем Инеп, — однозначно. Все же он организатор. Однако ты не пострадала, поэтому срок большим не будет.

— Он не будет потом мстить? — спросила я. Не то, чтобы я опасалась этого, но мало ли…

— Не волнуйся, — эдел Вистар выдал скупую улыбку и приобнял меня. — В обиду мы тебя больше не дадим.

Я обернулась, взглянув на охрану. Это уж точно. Не дадут.

Через пару дней опекун передал мне, что Инеп просил о встрече. Написала ему записку, где указала, что зла на него не держу, а от встречи отказалась.

Мне срочно требовалось найти себе занятие. Поэтому, как только появилась возможность, я отправилась к эду Хилму. Он смог организовать мне пропуск в библиотеку Школы целительства.

— Я не стану отговаривать тебя, — произнес он, протягивая мне заветную бумажку. — Все книги, находящиеся в библиотеке, давно мной изучены. Поэтому вряд ли ты найдешь то, что ищешь, если только вдруг какая новинка появилась. Но я буду только рад. Да и сам не оставлю свои поиски.

Эдел Вистар разрешил мне посещать библиотеку трижды в неделю.

Я просиживала там практически с утра до вечера. Просматривала не все книги, разумеется. Однако по возможности старалась хотя бы пролистать. Такими темпами к старости справлюсь.

Пока все было без толку.

В отчаяние не впадала. Кто ищет — тот найдет.

Дабы не свихнуться на этой почве и дать мозгам хоть какой-то отдых, я вновь принялась искать себе еще одно занятие.

Конные прогулки пока были под запретом, к сожалению.

Когда-то мама учила меня бисероплетению. В детстве мне не хватало усидчивости, да и особый интерес это занятие не вызывало. Сейчас же я решила наверстать упущенное. Матушка Фордис одобрила — такое увлечение вполне подходило для эдель.

Создание обычных украшений меня не привлекло, поэтому я решила создавать цветы, а в этом мне помогала Сивина. Она неплохо рисовала, тем более что Иви была большой поклонницей цветов и прочей растительности. Она рисовала мне эскизы, по которым я делала каркасы для своих будущих творений.

Жизнь потихоньку налаживалась, а главное — времени хандрить я себе не оставляла.

— Асти! Поможешь мне с прической? — спросила Рини, заглядывая на террасу, где я сидела со своим рукоделием.

За прошедшую неделю мы не так много общались — Рини все же дулась на меня. Я пробовала добиться прощение, а тут такая возможность.

— Хорошо, — согласилась я.

Раз уж она пошла навстречу, не буду препятствовать.

— Почему ты не позвала парикмахера? — поинтересовалась я.

— Не успела. Думала, сама справлюсь, а у меня из рук все валится, — вздохнув, ответила подруга.

Через пару часов состоится первый осенний бал. Открытие сезона, так сказать, а меня не будет. Не то, чтобы меня это сильно огорчало, но неприятный осадок был.

— У тебя что-то случилось? — обеспокоенно спросила я.

Рини выглядела несколько расстроенной, хотя она как никто умела держать лицо.

— Да нет, все хорошо.

Она повернула голову, заглядывая мне в глаза, затем поджала губы, слегка склонив голову вниз, и покачала ею, как будто отгоняя непрошеные мысли. И это при том, что я пыталась закрепить ее блестящие локоны. Разумеется, шпильки, которые я только заколола, выпали из прически.

— Ох, прости, — пробормотала Рини.

Она суматошно начала собирать заколки. Собрав, вновь села на стул передо мной, сжав их в руке.

— А вдруг он меня не пригласит? — вдруг спросила она.

Я даже не была уверена, что вопрос был адресован мне — слишком задумчивой и погруженной в себя выглядела Рини.

Все же я ей ответила:

— Сколько еще балов будет. Не сегодня, так в следующий раз, — начала увещевать я. Перехватив уже окончательно расстроенный взгляд подруги, я поняла, что говорить надо что-то другое. — Рини, у него случилось несчастье с сестрой. Может, он вообще не пойдет на танцы, а если пойдет, то, кроме тебя, на первый танец никого не пригласит.

Подруга послала мне слабую улыбку, развернулась ко мне спиной, и я смогла закончить с ее прической. Критически осмотрев свою работу, я пришла к выводу, что с такой прической Рини вполне может отправляться на бал.

— Спасибо, — сказала подруга. — И прости меня. Сама знаешь за что. Я была неправа.

Ого! Это что-то новенькое — Рини признала свою неправоту. Не простить я ее не могла.

Сама же я отправилась в беседку в сад, захватив светильник и книгу, раздобытую в одной из лавок, торгующей редкими изданиями. Это был учебник для целителей.

— Ну рассказывай, что натворила? — ехидно так поинтересовался полковник Нелнас, присаживаясь напротив.

— А с чего вы взяли, что я что-то натворила? — невинным голосом в свою очередь полюбопытствовала я.

Он посмотрел на меня ну о-о-очень выразительным взглядом.

Пришлось опустить лицо, чтобы спрятать улыбку. Ну да, кого я пытаюсь обмануть?

— Скажем так, ходила туда, куда не следует.

— Надеюсь, ничего страшного не случилось?

Как сказать…

Я покачала головой.

— Все мы были молоды, все совершали глупости, — и эдел Нелнас мне задорно подмигнул. — Искал я тебя, правда, из-за другого. Мы с моей супружницей уезжаем.

— Куда? — я моментально расстроилась.

— Прикупили небольшое именьице у границы с Эникроей. Не так уж и далеко от Гедилрима, но в тихом и спокойном местечке. Что старикам еще для счастья надо? Если только ты в гости хоть изредка заглядывать будешь.

— Конечно, буду! — тут же вставила я.

Правда, неизвестно еще на какие расстояния будет ограничиваться мое передвижение в будущем. Но к Нелнасам буду приезжать однозначно, даже если потом придется сидеть под стражей несколько суток!

— Вот и замечательно, — сверкая улыбкой из-под усов, сказал полковник. — Пойду я, а то супруга волноваться будет.

Я решила проводить его до входа.

— Береги себя, золотце, — произнес эдел Нелнас, целуя меня в лоб. — И не забывай стариков.

— И вы себя берегите. Передавайте привет эдель Брит.

Вернувшись в беседку, я с чистой совестью предалась меланхолическому настроению.

Стало значительно прохладнее, но идти за накидкой не хотелось. Так я и сидела, зябко обняв себя за плечи, и с бесстрастным видом разглядывала ранние звезды.

На плечи мне опустилась куртка, согретая чужим теплом. Я повернула голову и увидела Рона.

— Добрый вечер, — он приветливо улыбнулся и залихватски перемахнул через перила, присев рядом со мной.

— Добрый, — пробормотала я, отодвинувшись. Он оказался как-то уж очень близко ко мне.

— Скучаешь тут? — спросил Рон, слегка нахмурившись, когда заметил мой маневр.

Я покачала головой. Мне и самой неплохо сиделось, хотя от компании не отказалась бы, тем более такой.

— Как съездил? Все дела разрешил? — решила и я проявить вежливость.

Оказалось, что зря.

— Нормально все, — словно отмахнулся от вопросов Рон.

Сидим. Молчим.

Зато я согрелась.

Рон вдруг протянул ко мне руку, и я тут же замерла. А парень усмехнулся и достал из кармана куртки, которая была на мне, какую-то коробочку и поставил ее на стол.

— Это тебе — подарок, — слегка неуверенно произнес Рон.

Мне? Подарок? С чего вдруг? Почему? Я и озвучила вслух:

— В честь чего?

— Просто так. Поднять тебе настроение.

И парень пододвинул подарок ближе ко мне.

Осторожно взяла его в руки. Шкатулка! Красивая, с резными узорами по периметру крышки и у основания. Наконец я ее открыла. На глади воды, выполненной из какого-то синего материала, как будто плавали два лебедя. О Рауд, какая же красота! Полный восторга взгляд я перевела на Рона. И только я хотела засыпать его благодарностями, как он сказал:

— Это еще не все.

Молодой человек приглушил свет светильника. И, взяв из моих рук шкатулку, что-то сбоку на ней нажал, и от воды стал расходиться рассеянный синий свет, а лебеди действительно стали кружиться по кругу по своеобразному озеру.

— Восхитительно, — выдохнула я.

Рон расплылся в довольной улыбке.

— Спасибо тебе большое, мне очень-очень нравится твой подарок, — протараторила я. Вот только он, наверно, он стоит очень дорого. Разве я могу его принять? — А как же…

Рон перебил:

— Он тебе нравится, и это главное. Назад не приму.

И я завороженно продолжила наблюдать за волшебными птичками.

— И это еще не все, — лукаво подмигнул мне Рон и нажал еще какую-то кнопочку. Из шкатулки полилась неспешная приятная мелодия.

А вот теперь моему восторгу вообще не было предела.

— Это самый чудесный подарок, какой я когда-либо получала, — призналась я. — Как мне тебя поблагодарить? — сказала я и сама тут же смутилась своим словам.

— Потанцуй со мной, — ответил Рон, поднимаясь и протягивая мне руку. — Если ты не смогла пойти на танцы, то танцы пришли к тебе.

Он вытянул меня на площадку перед беседкой.

Я же хотела снять с себя его куртку, но парень возразил:

— Замерзнешь. Оставь.

А чтобы она с меня не свалилась, пришлось протянуть руки в рукава, которые скрывали мои ладони. Рон помог мне их подвернуть.

Наверно, никогда здешние места не видели столь странной парочки, танцующей под музыкальную шкатулку. Сейчас мне было все равно. Только этот человек волновал меня, чьи сильные руки прижимали меня к себе, чьи уверенные, но в тоже время плавные движения кружили меня в танце. В эту часть сада звуки музыки с бальной залы не проникали, поэтому в тиши вечерних сумерек отчетливо раздавались переливы мелодии со шкатулки. Мне казалось, что если бы эдел Вистар не заблокировал мой дар вновь, то сейчас я бы сверкала тысячью огоньков.

Даже не знаю, как долго продолжался наш танец. Было хорошо, спокойно и как-то уютно в объятиях Рона. А судя по тому, что он также не желал прекращать танец, не у одной меня такие ощущения возникли.

К сожалению, даже хорошее подходит к концу.

— Извини, но мне пора, — глухо произнес Рон, останавливаясь, но так и не отпуская меня.

Он же только вернулся! Устал, наверно.

— Конечно-конечно, — ответила я. Все также опираясь лбом о его плечо и не выпуская его руки из своей.

И стоим. Никто не шевелится и не отстраняется. А у меня вообще вдруг возникло такое ощущение, что, как только он отодвинется, у меня из-под ног опора исчезнет. Как будто сейчас он делится со мной силами, заряжает желанием и дальше жить, не отчаиваться, заново учиться радоваться даже мелочам.

Рон выпустил меня из своих объятий. И ничего страшного не произошло. Земля не разверзлась у меня под ногами, и эти самые ноги не подкосились от нехватки сил. Надо меньше накручивать себе.

— Я пойду, — тихо сказал Рон.

Кивнула и осталась на месте.

Парень развернулся и стремительными шагами стал отдаляться от меня. Шагов через двадцать он остановился. Точно! Он же куртку забыл. Я пошла ему навстречу, на ходу снимая куртку. Увидев это, Рон усмехнулся. Махнув рукой, чтобы я стояла на месте, он сбегал к беседке, забрал шкатулку и книгу и подошел ко мне.

— Пошли уже, провожу тебя, — проворчал он, вновь накидывая на меня свою куртку.

А ведь приятно же! Беспокоится обо мне.

— И как только додумалась без теплых вещей тут сидеть? — снова недовольно произнес он.

— Было не холодно, — оправдывалась я.

Парень кинул на меня хмурый взгляд, а я склонила голову, пряча довольную улыбку. Хотя в темноте ее и не видно особо.

Пока шли, я кое-что вспомнила.

— Рон, а что это за клуб такой, Ларэ?

Он остановился, вынуждая и меня прекратить движение.

— Что ты про него знаешь? — еле сдерживая волнение, судя по сжавшейся на моем предплечье его руке, спросил Рон.

— Ничего. Поэтому и спросила у тебя.

— Но ведь что-то слышала?

— Да ничего особенного и конкретного. — Я не стала упоминать про Никласа. Мне показалось, что Рон выдохнул как будто с облегчением.

— Обычный мужской клуб. Разговоры, выпивка, карты, — уже как ни в чем не бывало перечислил он.

— Женщины, — добавила я.

— Нет, — усмехнулся Рон. — Я же сказал — мужской клуб.

Но что-то в его интонации заставило меня усомниться в правдивости ответа.

На крыльце, прощаясь, Рон попытался меня поцеловать. Я хотела этого, радовалась… но в последний момент струсила. И его губы слегка мазнули по скуле.

Уже лежа в постели, сотни раз себя корила за то, что отвернула лицо. Но если Рону я и правда нравлюсь, то это была не последняя попытка с его стороны. А в следующий раз я уже наберусь смелости. Только бы слишком долго копить ее не пришлось.

Я вновь устроилась на террасе со своим рукоделием. Каркас для будущей лилии упорно не хотел обретать нужную форму, и я начала злиться.

На стол передо мной с грохотом приземлилась книжка, разбросав бусины и проволоку в разные стороны.

— Привет, — беззаботно улыбнувшись, Рун присел на рядом стоящий стул.

Я пробурчала в ответ тоже что-то вроде приветствия, пытаясь все же удержать в себе в разы увеличивающуюся злость.

— Что это? — спросила я, поднимая книгу и с раздражением обнаруживая, что этот нехороший человек помял один из лепестков будущего цветка.

Губы Руна растянулись в насмешливой ухмылке.

— Книга. Не видно? — едко отозвался он.

Захотелось зарычать, но когда все же прочла ее название, не веря, уставилась на парня.

«Основы построения заклинаний для амулетов».

— Что это значит? — спросила я.

— Лишь то, что эдел Вистар дал добро на твое обучение, — ответил Рун. — Правда, сама понимаешь, пока только теоретическое.

— И ты будешь моим учителем? — простонала я, чуть ли не хватаясь за голову.

Видно было, что и сам молодой человек не в восторге от такой перспективы.

— Буду, — произнес он это твердым голосом, хотя выражение его лица такой же решительности не выдавало, скорее наоборот. — Если помнишь, я собираюсь открывать свое дело. Соответственно, мне потребуется помощник.

— Да ладно! Ты доверишь это мне?! — моя челюсть практически достигла стола.

— Меня вынуждают, — поморщился Рун. — Так что спрашивать с тебя я буду строго.

— Вот уж не сомневаюсь.

— Изучай пока, — парень кивнул на книгу. — Через три дня приступим.

И ушел, оставив меня в полном непонимании и растерянности.

Я — помощница Рунгвальда. И в страшном сне такое представить не могла, а тут… Моя выгода в этом очевидна. Его-то в чем?

Пока я размышляла, не заметила, как на тот же стул уселась Рини.

— Что он хотел от тебя? — буравя меня пытливым взглядом, поинтересовалась подруга.

Сейчас я зарычала уже вслух. Вот только приступов чужой ревности мне не хватало! Молча показала Рини на книгу. Увидев ее, она, не скрываясь, облегченно выдохнула.

— Не понимаю, зачем тебе это надо?

— Мне интересно узнать, на что я способна. Хочется развиваться, — ответила я.

Рини кивнула, соглашаясь с этим, но не принимая.

— Хотя и самому Руну это без надобности, — на мой вопросительный взгляд подруга ответила: — Возиться с тобой.

Тут даже спорить не стала, поэтому я решила перевести тему.

— Ну? Пригласил?

На секунду взгляд Рини зажегся радостью.

— Да, — выдохнула она. — Первый танец… — она мечтательно закатила глаза. — Это было потрясающе! Танцует он, правда, не очень хорошо, тот же Хакан лучше двигается. Вот только Рун он такой… Совсем другой. Лучше! А потом он весь вечер простоял в стороне, разговаривая с какими-то мужчинами, — уже расстроенно закончила Рини.

— Тебе не угодишь, — заметила я.

Подруга исподлобья бросила на меня испепеляющий взгляд, а я не удержалась и показала ей язык. Рини попыжилась еще для вида, но все-таки сдалась и улыбнулась.

— Может, тоже попробовать поделать чего-нибудь из бисера? — произнесла подруга.

При этом она держала в руках злосчастный лепесток, и без того испорченный Руном. Рини же его окончательно доломала.

Глубокий вдох. Продолжительный выдох.

Забрала у подруги остатки проволоки и попыталась навести порядок. Не удалось. Все сыпалось из рук.

— Попробуй, — пробормотала я, не глядя уже, смахивая все в коробку, где хранила рукоделие. Потом разберусь.

Весь настрой мне сбила! Подхватив свои вещи, я решила покинуть переставший быть спокойным и уютным уголок. На выходе я столкнулась с эделом Вистаром. При этом коробка выпала из рук, и все, что в ней находилось, с задорным звоном рассыпалось по полу. Да что за день такой!

— Ох, прости, — извинился опекун, помогая собирать рассыпанный бисер, при этом он махнул рукой Рини, чтобы она вышла.

Наконец все было собрано. Отставив в сторону коробку, эдел Вистар спросил:

— Рунгвальд уже разговаривал с тобой?

А еще он упомянул, что его вынудили. Кто это сделал — понятно. Только вот вряд ли опекун расскажет свои мотивы, но попробовать стоит.

— Почему вы пошли мне навстречу? — спросила я.

— Ты будешь под присмотром. Это во-первых. А, во-вторых, Руну действительно сейчас необходим помощник, да и тебя это займет. Ко всему прочему, за тебя замолвила словечко моя супруга, — пояснил мне эдел Вистар.

Последний пункт меня смутил больше всего. Вот уж кто был всегда категорично настроен против женщин-магинь, так это матушка Фордис.

— Эдель Фордис и без того могла бы помочь Руну. Однако она поставила ему условие: Рун помогает тебе, а она рекомендует его выгодным клиентам. Знаешь, есть такие дамочки, которые готовы за сущие безделицы выкладывать немалые деньги. А Рунгвальд способен создавать далеко не безделицы. Только для этого нужен хороший старт — о нем попросту должны узнать.

Все верно, придраться не к чему. Вот только я тут причем? Неужели эдель Фордис таким образом хочет заменить или компенсировать мне потерю одной немаловажной вещи?

Не получается у меня пока даже в мыслях признать, что я не смогу теперь иметь…

И Рун действительно стал со мной заниматься. Это было настоящее мучение! Я чувствовала себя полной дурой. На это же мне постоянно намекал (как ни странно, не прямым текстом говорил) сам Рунгвальд.

— Раскачиваться некогда, — заявил молодой человек, складывая передо мной несколько внушительных томов. — Краткий перечь с характеристиками материалов, используемых для создания артефактов.

— Вот это краткость, — протянула я, заглядывая в содержание одного из томов.

Тысяча пятьдесят страниц, и это в одном из десяти! Рун с удовольствием наблюдал за моим беспомощным выражением лица.

— Держи, — он протянул мне книжечку в мягкой обложке, толщиной всего в страниц сто. — Здесь классификация материалов, но без подробностей. Подробности — тут, — он кивнул в сторону фолиантов.

Ага, облегчил задачу.

Мне казалось, что он решил в краткие сроки наверстать со мной программу шестилетнего обучения в Университете. Или это очень неудачная шутка.

Никто не говорил, что будет легко. Но что все будет так! Мы с Руном объезжали торговцев, договаривались о покупке тех самых материалов. Молодой человек любезно спихнул на меня всю бумажную работу, правда, под своим чутким руководством. Я и подумать не могла, что нужно учитывать столько нюансов, например, при составлении заявки на покупку самой обычной стали! Рун, безусловно, помогал мне разбираться во всех тонкостях. Еще бы, иначе это потом будет чревато. Вот только он это делал с та-а-аким одолжением! Сухо, строго, обдавая меня своей неприязнью и презрительностью. Тут бы мне и начать жалеть о том, что ввязалась в эту затею.

Моим спасением, в очередной раз, стал Рон. Он решил сопровождать меня в библиотеку. Дни ее посещения я категорически отказалась отдавать на откуп Руну. Тут еще и вмешивалась Рини: я проводила с ним больше времени, чем она. Ну и что, что наши отношения так и не потеплели — у ревности здравого смысла нет.

Ронольв понимал, зачем мне нужна библиотека. Он не лез с вопросами, а молча помогал мне в поисках. Сначала было как-то неудобно, стеснительно. Все-таки это мое личное дело. А потом привыкла, тем более что я пару раз пыталась отговорить его.

— Мне не сложно тебе помочь, — ответил он. И продолжил со мной ездить. Не гнать же его? К тому же так дело пошло быстрее: вдвоем мы значительно больше книг перебирали.

Эдел Вистар даже рад был — не нужно было выделять мне дополнительную охрану. Матушка Форлис злилась и я сначала не догадывалась почему, но потом… Нет, мне она ничего не говорила, но каждый раз, как мы вместе выходили из дома, я ловила на себе ее неодобрительный взгляд.

Несколько раз Рон чуть ли не насильно вывозил меня на прогулки в парк.

— Свежим воздухом тоже надо дышать, а не только книжной пылью, — приводил он аргумент.

Сопротивлялась я только для вида или из вредности. На самом деле я была рада. Рон развлекал меня рассказами о студенческой жизни. Казалось, эти байки никогда не иссякнут, а мне безумно было интересно узнать о той, другой жизни свободных молодых людей. Хотя мне самой сейчас было грех жаловаться.

Мне же особо делиться было нечем. Но и те мои скупые рассказы, например, о детстве, Рон слушал внимательно.

Во время этих прогулок он вел себя как мой давний друг, и никаких намеков на что-то другое. Вот тут-то я и начала понимать Рини и ее переживания.

Рини с взбудораженным видом забежала ко мне в комнату. Громко хлопнув дверью, она буквально пролетела до моей кровати, попутно ненароком смахнув с нее разложенный и не так давно отсортированный бисер.

— Асти, ну ты-то их попробуй уговорить! — выпалила она.

Я же с тоской проводила упавшие бисеринки и вновь перемешанные, которые все же в небольшом количестве остались на месте. Даже в собственной комнате нельзя уже ничего делать!

— Кого и о чем? — флегматично поинтересовалась я.

— Руна и Рона! Они собрались ехать в поместье Натсенов.

— И? — протянула я.

— Парни осмотрят дом, другие постройки вместе с недавно нанятым управляющим и начнут решать, как там лучше все обустроить.

— Что и? Я тоже должна увидеть свой будущий дом! Мне же интересно! — воскликнула Рини.

О, великий Рауд! Куда ты дел мою спокойную и разумную подругу? Кто эта взбалмошная девица?

— Ты не сильно ли торопишь события? — не удержалась от язвительного тона я.

Рини только отмахнулась, всем своим видом говоря: «это дело решенное».

— А меня ты ни с кем не путаешь? — продолжила я. — Думаешь, меня Рун послушается?

— Тебя послушается Рон. А от меня и своего друга Рун уже не отвертится.

Я страдальчески закатила глаза.

— Рини, мы же там будем только мешаться!

— Не будем, что ты! Я тебе не позволю! И себе тоже. Будем сидеть как мышки.

Большие такие и жутко любопытные мыши, сующие свои носы куда не следует. Я себя-то знаю, да и подруга моя не отличается последнее время благоразумием.

Рини состроила такое жалобное лицо, что я не выдержала.

— Ладно, веди!

Парни нашлись на кухне. Кухарка укладывала им в дорогу паек. До городка Регалан, в пригороде которого и располагалась имение Натсенов, было часов шесть неспешной езды в карете. Верхом же побыстрее будет.

При виде нас они расплылись в приветливых улыбках. Это первые пару секунд, а потом Рон заметил решительный блеск в глазах Рини и тут же выпалил:

Мы даже спросить ничего не успели!

Собственно, чего это я? Меня же еще и эдел Вистар пока никуда не отпускал. А я так давно не ездила верхом! Для меня это было основной причиной, по которой я согласилась помочь Рини. Вот только начать надо было с высшего начальства, так сказать. Правда, теперь уже поздно было идти на попятную.

— Что нет? — спросила я первой, ухватив подругу за руку. Попробую переговоры сама провести, если ей не удалось.

— Все нет, — вмешался Рун.

Вот с ним будет сложнее. Мне тут же сходу захотелось ответить какой-нибудь гадостью, но вовремя вмешалась Рини — ущипнула меня повыше локтя.

— Торжественно клянемся спокойно и благоразумно вести себя в поездке. А именно: не ныть, что устали, не канючить каждые полчаса об остановке ради отдыха или других нужд, не теряться и не перечить вам! — выпалила я.

Брат и сестра старательно сдерживали смех, а старший Натсен с недовольным видом качал головой.

— По прибытии найдем себе занятие, дабы вам не мешать, — добавила я.

— Я тоже хочу поехать! — воскликнул Рик, хватая из вазы яблоко. Он даже книгу свою отложил, с интересом наблюдая за нами. — А куда вы собрались?

Рун схватился за голову со словами:

— Съездил спокойно по делам. Табор целый собирается!

Рон, по-видимому, прикинул, что отвязаться от нас будет уже проблематично.

— Если вы действительно клянетесь, что будете вести себя так, как упомянули, то ладно — собирайтесь, — милостиво разрешил он.

— Рон, где они там будут спать? Подготовленных комнат, подходящих для дам, нет, а ночью сюда возвращаться не будем, — попытался воззвать к голосу разума Рунгвальд.

— А вот мы и посмотрим, смогут ли наши дамы продемонстрировать немного хозяйственности, — лукаво усмехнулся Рон.

Я мысленно взвыла, но быстро взяла себя в руки. Ну не совсем же в поместье все так плохо и запущено?

Рини же не выглядела уже столь воодушевленной поездкой.

— Рик, ты поедешь, если отпросишься у отца, — сказал Рон.

Подхватив младшего из Ровенийских под руку, я пошла отпрашиваться.

У эдела Вистара и без нас полно дел, но он сам настоял на таком порядке — ставить его в известность.

Рика отпустили без проблем. Он мальчик спокойный и послушный, необдуманные и глупые поступки за ним пока не числились. А вот что касалось меня… Ну не буду же я сейчас, как Рик, обещать, что буду вести себя хорошо. Клятва парням же была шуточной, хотя и нарушить ее будет неправильно.

И стало так обидно от всего этого, как будто все несправедливости мира на меня разом обрушились. Вот не буду выпрашивать, с мольбой заглядывать в глаза и унижаться!

Я лишь спросила:

— Вы позволите и мне поехать?

Прозвучал вопрос несколько резко.

— Позови, пожалуйста, Рона, — спокойно попросил опекун меня.

И, уже ожидая в коридоре, когда выйдет Рон из кабинета отца, мне стало жутко стыдно. На плечах эдела Вистра целая провинция, а это же такая ответственность! А тут еще и я со своими проблемами. Можно было и не столь грубо с ним сейчас разговаривать.

Рон вышел от отца задумчивым, вот только увидев меня, он тут же тепло улыбнулся.

— Чего стоишь? Иди, собирайся!

С радостным возгласом я повисла у него на шее. Спустя пару секунд ко мне все же пришло полное осознание ситуации, а с ним и смущение. Я попыталась было отступить, но Рон не отпустил. Мне, конечно, приятно, но если кто-то увидит?

— Отпусти.

И даже не пошевелился.

Увидели, и не кто-нибудь, а матушка Фордис.

— Это возмутительно! — воскликнула она, задыхаясь от негодования.

Я все же отступила Рону за спину. Пусть сам объясняется с матерью!

Однако, Рон даже бровью не повел.

— Все свои же, — хмыкнул молодой человек и подтолкнул меня в сторону лестницы. Я с радостью этим воспользовалась.

Поскольку я не любила ездить в дамском седле, то пришлось подготовить костюм для обычного. Таких бунтарок как я находилось немного, но все же портниха смогла подготовить приемлемый вариант: два куска ткани внахлест представляли собой по виду все же юбку, однако таким образом скрывались надетые под них брюки. И, сидя верхом, я не демонстрировала свои ноги: за широкими полотнищами они не особо просматривались. Правда, садиться на лошадь приходилось крайне аккуратно, дабы не запутаться в подоле, но оно того стоило.

Спустившись во двор, я присоединилась к уже давно ожидающим нас парням. Рини как истинная эдель задерживалась.

Сивина ехать с нами отказалась. Я удивилась, ведь это же и ее дом. Зато нам в сопровождение выделили двух охранников. «Меры предосторожности лишними быть не могут», — сказал эд Виртан, помощник наместника.

Наконец мы выдвинулись в путь.

Как же я соскучилась по всем этому! Пусть и иллюзия, но хоть такое подобие свободы. При выезде из города открывался замечательный вид: с одной стороны на далекие горы, а с другой — на леса, меж которыми виднелись участки уже убранных полей. Второй месяц осени выдался достаточно теплым, и дожди были не часто. Листья на деревьях еще не облетели, радуя глаза обилием желтых, багряных, а порой и алых оттенков.

Передвигались мы не очень быстро: все-таки Рини ехала в женском седле, а с ним особо не разгонишься. Парни к этому отнеслись в целом спокойно, хоть Рун и поворчал немного для вида: «Мы так до вечера не доберемся».

Рини все же смогла всецело завладеть вниманием Руна, и они принялись что-то оживленно обсуждать.

Рон же мне и Рику принялся рассказывать историю здешних краев, интересные события, происходившее тут когда-то, судьбы занимательных личностей, проживавших в данной местности. Как оказалось, младший Ровенийский и сам немало знал. Не зря так много читал.

Недолго продлилась идиллия у говорливой парочки. Рини за что-то обиделась на Руна и без зазрения совести разбила наше маленькое общество. Она принялась расспрашивать старшего брата о столице. Рон бросил на меня беспомощный взгляд. Я пожала плечами и оставила братьев и сестру втроем. Рон все ж таки не очень часто уделяет внимание сестре.

— Астари! — окликнул меня Рун.

Я чуть попридержала лошадь, дожидаясь, пока он меня не догонит. Рун несколько отстал от нас. Вид у него был крайне задумчивый.

Вопросительно взглянула на него. Он молча сделал знак, чтобы я продолжила движение. Так, неспешным ходом, мы и передвигались несколько минут молча.

— Ты знаешь причины, по которым эдель Фордис вынудила меня связаться с тобой? — вдруг спросил он.

Была у меня одна догадка.

— Только предположение, — неопределенно ответила я.

— Вот и у меня только предположения, — с досадой отозвался Рун. — Я ненавижу, когда меня как бы невзначай или втихую используют для своих каких-то целей. — Его досада переходила в раздражение. А я что? Это же не моя инициатива. — У меня два варианта.

Ого! А у меня только один. Я терпеливо ждала, что же поведает молодой человек.

— Первое. Зная, что мы с тобой не очень хорошо ладим, эдель Фордис предположила, что наши совместные занятия окончательно отвадят тебя от магии. Тем более, что и учитель из меня не очень хороший.

Это уж точно — я держалась порой на чистом упрямстве.

— А второе?

Видеть смущенного Ругвальда было очень непривычно. Пожалуй, надо запечатлеть это в памяти понадежнее.

Он прочистил горло и ответил:

— Говорят, от ненависти до любви один шаг. Возможно, матушка Фордис на это и рассчитывала.

От удивления я чуть не упала с лошади. Только то, что Рон крепко схватил меня за руку, удержало меня от падения.

— Зачем ей это надо? — ошарашенно выдохнула я.

Рун выразительно взглянул в сторону своего друга. До меня стало доходить.

— По какой-то причине матушке Фордис не нравится то, что ты и Рон в последнее время сблизились, — пояснил парень.

Мне-то понятно, по какой такой причине. С Руном же этим делится было ни к чему.

— А как же Рини? — поинтересовалась я.

Нет, оно-то понятно, что я Руна не интересую, а вот моя подруга… И неужели этого не заметила эдель Фордис?

И опять краска смущения залила бледные шеки Руна. Посильнее, чем у барышни, однако.

— Я от нее не откажусь, — ответил парень тем не менее твердым голосом. — Правда, пока об этом больше никто не знает.

И даже сама Рини.

Да уж. Однако я немного зауважала его: хоть мне, но признался в этом.

— И ты должна понимать, что на данный момент мне предложить ей нечего. Даже дом пока в неподобающем виде. Поэтому для меня и важно побыстрее встать на ноги. Так уж сложилось, что в помощники мне досталась ты, — поморщился Рун, — при всем при этом я сейчас действительно на тебя рассчитываю и поэтому предлагаю заключить перемирие.

— Помнится, ты уже говорил о подобном когда-то, — едко отозвалась я.

Парень тяжело вздохнул. Да-да, со мной нелегко!

— Ладно, пусть будет не перемирие. Пусть будет взаимовыгодное сотрудничество, — произнес он, протягивая мне руку.

Колебаться я не стала и смело пожала ее.

Ровенийские остановились, дожидаясь нас. И Рон, и Рини с хмурыми выражениями лица следили за нашим приближением. Одному Рику было все равно — он с интересом разглядывал чей-то замок невдалеке.

К Рику-то я и направилась, и всю дорогу он мне рассказывал истории о том самом замке. Его лет двести назад, а то и больше, подарили какому-то герцогу, коим он стал как раз после дарения недвижимости. А подарок был приурочен якобы к тому, что сей храбрец убил последнего дракона. Ну а что? Благородное это дело — убийство последнего представителя вымирающего вида. Вот только доказательств правдивости этой истории не было…

Слушала я всю эту ерунду только с одной целью — чтобы в голову не лезли мысли о том, что говорил Рун. А мысли нагло пробивались сквозь заливистую речь мальчишки.

Все причины, которые могли побудить матушку Фордис надавить на Руна, вполне обоснованные. Впрочем, а какая мне разница? У меня-то свои цели. А учитывая все более напряженные отношения с эдель Фордис, после дня рождения мне однозначно придется съехать.

Пару раз мы останавливались на отдых, и чтобы немного отвлечься, я принялась плести венки из кленовых листьев. Эдель Тринвер подобное украшение отвергла. Зато я и Рик с удовольствием щеголяли в «коронах». Настроение немного улучшилось.

Охранники держались от нас на некотором расстоянии, лишь при остановках приближаясь вплотную. Надо же, какие ненавязчивые…

Ближе к вечеру мы наконец-то добрались до поместья. Добротный, двухэтажный домик, и даже башенка невысокая имелась. А самое главное — никакой запущенности на всей территории, кроме сада. Там была легкая неухоженность. Хозяйственные постройки не покосились, дорожки хоть и не расчищены полностью от листьев, но и не завалены ими. Сам же дом не красовался трещинами и осыпавшейся штукатуркой.

Как оказалось, все эти годы тут проживала семейная пара — эд Хенг Улон и его супруга Терхиль. Хенг был когда-то конюхом Натсенов. Терхиль же вроде бы помогала по хозяйству, или даже была няней. Когда погибла чета Натсенов, Улонам идти было некуда. Эдел Вистар позволил им остаться в поместье и присматривать за ним, и даже положил им жалованье. Зная Руна, думаю, он наверняка когда-нибудь расплатиться с Ровенийским. Болезненная гордость.

Улоны встречали нас на крыльце дома.

— Эдел Рунгвальд, вы не предупредили, что с вами еще гости будут, — подала голос Терхиль. — Комнаты не готовы.

— Ничего страшного, нянюшка, — улыбался Рун так широко, что я думала, лицо треснет. — Они и сами справятся.

Нянюшка, мягко говоря, удивилась.

Рини фыркнула. Мы обе поняли — Рун вряд ли позволит, чтобы нам ощутимо помогли в этом.

— Управляющий здесь? — спросил Рун у Хенга.

— Да. Он дожидается вас с четырех.

— А сейчас уже восемь. — Хозяин владений закрыл крышку часов и взглянул на меня и Рини. — Нехорошо получилось.

Я пожала плечами и обратилась к Терхиль:

— Не могли бы вы показать нам комнату, где мы сможем расположиться?

Мы с Рини решили взять себе одну комнату на двоих, а о Рике пусть позаботится старший брат.

Комната нашлась на втором этаже. И пока парни разбирались с управляющим, мы занялись хозяйственными делами: вытряхивали коврики, мыли полы, избавлялись от пыли, застилали постель. Не дело, для эдель? А куда деваться? Да и матушка Фордис всегда говорила, что плоха та эдель, которая никогда не сможет навести порядок без чьей либо помощи. «Нужно уметь быть самостоятельной».

Терхиль же хотела предложить свою помощь, но перед уходом Рунгвальд ей категорически это запретил, и нам лишь предоставили инвентарь. К тому времени, как уже нужно было спускаться на очень поздний ужин, сил у нас практически не было.

— Устроились? — лучезарно улыбаясь, но не скрывая язвительности в голосе, спросил хозяин дома.

— Вполне, — не менее ослепительной улыбкой ответила ему Рини.

Хотя еще минут пять назад она возмущалась и восклицала, как же ей плохо. А сейчас ничего, с бодрым видом приступила к ужину.

Но кажется я разгадала замысел Руна: он хотел утомить нас так, чтобы никаких сил не осталось вечером и завтра утром ему мешать.

На ужине ни управляющий, ни Улоны не присутствовали. И не потому, что они более низкого положения. Все оказалось проще: они уже давно поужинали, а дальше их задерживать Рун не стал. Поэтому и на стол мы накрывали сами, благо, все было уже готово. Хотя и тут Терхиль порывалась нас помогать, но Рун быстро спровадил ее.

— Отдыхай, нянюшка, — сказал ей Рунгвальд.

Надо же, такую теплоту в голосе я крайне редко слышала у него.

Рини пыталась было пару раз возмутиться, вот только Рон ее осадил:

— Ты сама же рвалась сюда. И условия приезда знала.

Рик весь вечер хвостиком пробегал за старшим братом, а теперь, сидя за столом, чуть ли не клевал носом. Перехватив взгляд Рона, я кивнула в сторону мальчика.

Ужин прошел быстро. Все устали и хотели побыстрее добраться до кроватей.

Рини уснула быстро. Я же смотрела в окно на ясное небо, усеянное яркими звездочками. Наверно, сказался слишком насыщенный событиями день, поэтому, несмотря на усталость, я так и не могла уснуть.

В потемках и на ощупь я спускалась на кухню с мыслями: «Лишь бы только не свалиться и не перебудить всех». Я решила, что пройдусь, водички попью, хотя лучше будет, если теплого молока с медом. Глядишь — и усну побыстрее. Поверх сорочки я накинула свой плащ — такие же полуночники, как и я, вряд ли найдутся, но мало ли что.

Добравшись до кухни, я зажгла светильник и принялась разыскивать ингредиенты. Пришлось похозяйничать немного на чужой кухне.

— Ну хоть сегодня ты не в потемках, — раздался голос за моей спиной.

От неожиданности ложка с медом упала на пол.

Ронольв негромко рассмеялся и покачал головой.

Потребовалось продолжить подрабатывать поломойкой.

Пока я вытирала пол, Рон снял с плиты чуть было не убежавшее молоко, разлил его по чашкам и стал неспешно размешивать мед в одной из них. Как оказалось, для меня.

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила я.

— Это уже становится традицией — встреча на кухне, — тепло улыбаясь, произнес парень.

Я лишь молча кивнула. Второй раз только, поэтому какие там традиции?

Поход на кухню привел к противоположному эффекту — я ничуть не расслабилась. Сидя за кухонным столом, я стеснялась и не знала, куда деть глаза. Обстановка уж очень интимной оказалась. Рон был одет, мягко говоря, неформально: рубашку он, по-видимому, накинул наспех, и застегнута она была всего лишь на одну пуговицу. Парень явно чувствовал себя вполне комфортно, неспешно попивая молоко и разглядывая пейзаж за окном. И что он там мог разглядеть, в темноте-то? А я, снедаемая смущением, тем не менее пользовалась моментом. Когда еще представится случай разглядеть Рона в таком виде? Лишь бы только слюной не захлебнуться…

— Тоже не спится? — задал очевидный вопрос парень.

Я деликатно отвела взгляд, как будто рассматривала тот же пейзаж.

— Угу, — буркнула я.

— Хочешь, сказку расскажу?

— Что? — удивленно выдохнула я.

— Сказку могу рассказать на ночь. Может, уснешь быстрее, — лукаво улыбаясь, ответил Рон.

Перспектива-то заманчивая.

— Нет, спасибо, — отозвалась я.

— Мое дело предложить, — хмыкнул парень, пожимая плечами.

Я поднялась из-за стола и прошла к мойке, где ополоснула чашку.

Хотела уже повернуться, как почувствовала, что Рон приблизился ко мне.

На ночь я волосы заплела в косу, которая была за спиной. Парень же ее перекинул мне через плечо. Я замерла. Легкое касание пальцев на шее, от которого мурашки разбежались по всей спине. А после пальцы сменились губами. Мое дыхание участилось, а вместе с ним и стук сердца.

— Асти-и-и, — выдохнул Рон.

Вот теперь я повернулась.

Поцелуй был бесконечно нежный, трепетный и удивительно приятный. Он затмил все воспоминания о том самом, первом. И главное — я позволила себе расслабиться и окунуться в омут захвативших меня ощущений. Ко всему прочему теперь-то можно было уже отбросить смущение — я решилась пощупать те самые плечи, на которые не так давно глазела.

Рон же руки не сильно распускал, обосновав их на моей талии. Держал крепко, уверенно.

Поцелуй все же пришлось прервать — воздуха катастрофически не хватало.

— Иди уже спать, — все также шепотом проговорил Рон мне на ухо, напоследок легко его поцеловав.

Больше судьбу да и самого парня я искушать не стала.

Засыпала я с глупой улыбкой на губах.

Проснулась я, как и всегда, рано. С довольным видом потянулась и пошла умываться.

Мое внимание привлекли странные звуки за дверью — как будто кто-то скребется. Приоткрыла дверь, а там, тепло улыбаясь, стоял Рон. Он опирался на стену рядом с дверью. Заглянул в комнату, убедился, что Рини и не думала просыпаться, и вытащил меня в коридор. А мой возмущенный писк тут же прекратил поцелуй.

— Ты что творишь? — спросила я, как только перевела дыхание.

— Приветствую тебя, — с лукавой улыбкой ответил Рон.

— А если кто-то увидит? — прошипела я.

— Все еще спят, — отмахнулся парень. — Только ты у нас так рано встаешь. И я вот сегодня тоже решил.

Рон легко поцеловал меня в нос и продолжил:

— Собирайся. Едем на прогулку.

И он вновь даже повозмущаться не дал.

— Иди-иди, — сказал Рон и подтолкнул меня обратно в комнату.

Да и пусть все катится в Оттарову пустошь! Хотела свободы, романтики?

Мои сборы Рини ничуть не побеспокоили — она спала и дальше крепко.

— Рон, что за прогулка? — спросила я, когда нашла его внизу. Он ждал у выхода. — И я же еще не завтракала.

Я позволила себе немного покапризничать, но не подействовало.

— Обычная верховая прогулка, если тебе еще не надоела езда. — Рон подарил мне еще одну улыбку, от которой мои мысли вмиг разбежались, и, подхватив меня под руку, повел в конюшню.

Он сам оседлал мою лошадь и помог забраться на нее. Я-то с этим неплохо бы справилась, но зачем отбирать у мужчины возможность проявить заботу?

— А как же охрана? — спросила я, когда мы отъехали от поместья.

— Так и они спят, — хмыкнул парень.

Да что за сонное царство такое? Рон пояснил:

— Аристократы спят подолгу. Что с них возьмешь? Это ты вот неправильная попалась.

Надеюсь, Рон не усыпил охрану?

По пути парень рассказывал, что еще в детстве часто бывал в этих местах. Они вдвоем с Руном объездили всю округу. И вот теперь ему интересно посмотреть, как же тут все поменялось, если и поменялось.

Посмотреть было на что: осень находилась в той поре, когда еще привлекали своей пестростью и яркостью краски природы, а ландшафт сам по себе был изумителен.

Я наконец-то могла пуститься действительно вскачь. Ветер холодил щеки, выбивал пряди из косы. А я вдыхала воздух свободы.

Мы доехали до небольшой полянки у окраины леса. Отсюда открывался замечательный вид на долину, окруженную холмами. К юго-востоку за холмами находился город Гедилрим, недалеко от которого поселились Уотинены. Вот только с этого места город не виден, поэтому ничего не мешало любоваться природой и только ею.

Смотреть на Рона я старалась как можно меньше — стеснялась. Я смущалась и тут же отводила глаза, как только наши взгляды встречались.

Молодой человек расстелил покрывало и достал сверток с нашим завтраком.

— Располагайся, — радушно предложил он.

Это, конечно, замечательно, однако солнце еще не очень высоко поднялось и был воздух свеж и прохладен. Кутаясь в плащ, я все же присела на покрывало. Рон сел рядом. Так мы и сидели, ели бутерброды, наспех сделанные моим спутником, и запивали их уже почти остывшим чаем из фляжки.

— Я не ожидал, что будет так холодно, — сказал Рон.

И подтянул меня к себе на колени, набросил на меня свой плащ и спокойно продолжил жевать завтрак.

Некоторое время я сидела и в растерянности не знала, что сказать, а потом я согрелась, и мне осталось только наплевать на приличия. Кому они здесь нужны? Мне хорошо, Рон вон тоже не жалуется. Зачем это рушить? Я только лишь попыталась вытащить хотя бы одну руку из уютного тепла под плащом. На вопросительный взгляд парня ответила:

— Я еще не наелась.

Он молча протянул мне свой бутерброд, от которого только что откусил кусочек. Другой рукой Рон продолжал прижимать меня к себе, из-за чего мне тоже пришлось приобнять его. И вместо того, чтобы взять другой бутерброд, я откусила от этого. А когда я закончила с едой, то вовсе осмелела и уткнулась носом в ямку у основания шеи Рона. Я наслаждалась этим комфортным ощущением неги, вдыхала неповторимый запах нравившегося мне мужчины. Он и сам водил носом по моим волосам, которые я не успела заколоть — они так и остались в косе, слегка растрепанной после сна и поездки.

— Асти? — голос парня вырвал меня из блаженства — я смаковала момент такой близости к нему.

— М? — отозвалась я, так и не подняв голову.

— Ты съедешь от нас после двадцатилетия? — спросил Рон.

Я все-таки подняла голову и заметила в синих глазах парня беспокойство.

— Я не знаю, что буду делать весной. Эдел Вистар на все мои вопросы, которые касаются того, что мне позволят делать после совершеннолетия, отвечает, что как придет время, тогда и расскажет. — Я пожала плечами.

Наверно, мне показалось, но вроде бы во взгляде Рона промелькнуло облегчение.

— То есть ты не хочешь уезжать?

Покачала головой.

— Я не знаю, позволят ли мне уехать, — не скрывая горечи в голосе, произнесла я.

— Не хочу, чтобы ты уезжала, — отчеканил Рон. — И сделаю все возможное, чтобы этого не произошло.

С языка чуть не сорвался вопрос: зачем ему это нужно? А оказалось, что вопрос и задавать не нужно было.

В этот раз поцелуй был хоть и столь же нежен, но чуть более напорист. А учитывая и без того уже жаркую близость парня…

Прервала упоительную сладость поцелуя все же я. С большим трудом, правда.

— Нас могут уже хватиться, — хрипло прошептала я.

Рон обнял меня так крепко, как будто боялся, что я тут же вскочу и убегу. Прижался губами к моему лбу.

— Да, конечно. Надо возвращаться, — ответил он.

Никто нас не хватился: Рини все еще спала, а Рун и не подозревал, что Рон мог куда-то деться, охранники тоже не ожидали такого вероломства от сына наместника.

Я, Рини и Рик, как и обещали, нашли себе занятие: ходили за парнями и управляющим по территории поместья. Рини с большим интересом разглядывала все, даже пару дельных советов дала. Казалось, что она действительно влюбилось в это место, которые уже считала своим будущим домом. Рунгвальд на это мог пока только тайно надеяться, а Рини для себя уже все решила. Оставалось только радоваться за подругу и тоже надеяться, что ее мечты сбудутся.

Строго говоря, управляющего пока Рун не нанял. Он нашел этого человека пару месяцев назад и договорился с ним, что, как только у Руна появится возможность вкладывать деньги в облагораживание поместья, тогда-то он и наймет эда Арвида. Сейчас же им предстояло обозначить, чем именно придется заняться в будущем.

Рунгвальда понять не сложно: и сестер обеспечить хочет, и свое будущее устроить. И в то же время хочет сделать все это своими силами, не прибегая к масштабной помощи эдела Вистара. А все потому, что он теперь глава семьи.

В сущности я никогда по-настоящему и не злилась на Руна за его подначки, потому как понимала их подоплеку. И вместе с тем какое-то чувство затаенной вины перед детьми Натсенов тлело внутри меня. Кто знает, вдруг отец имеет прямое отношение к смерти родителей Руна? А с другой стороны, все это привело к тому, что я тоже оказалась без родителей. И все переплелось: виновные, жертвы… Где истина? Кто рассудит?

Зимой придет письмо от родителей, где каждая строчка — напоминание о том, чего меня лишили. Вот только могу ли я винить теперь уже бывшего императора Вемунда в том, что таким способом он пытался защитить своих поданных и оградить их от кровопролитий?

Наказание в назидание вадомийцам, меры предосторожности. Это кнут. Только вот вадомийцы вроде бы теперь тоже подданные Адарии. А как же пряник?

Главное, что моя семья жива. Она есть, но где-то далеко. Иногда мне казалось, что лучше бы я вообще забыла о ее существовании. Так было бы проще и легче.

Мысли скакали с одного на другое, но в пределах этой темы.

Настроение, которое еще утром взлетело до небес, рухнуло вниз, больно порезав меня разлетевшимися осколками.

Когда мы вернулись домой, меня тут же выловила эдель Фордис.

— Пройдем со мной. Надо поговорить.

Даже без дара предвидения я знала, что меня ожидает.

Расположились мы в малой гостиной.

— Мне не нравится увлечение Рона тобой, — начала эдель Фордис. — А еще больше не нравится то, что ты, по-видимому, принимаешь его ухаживания и относишься к ним благосклонно.

Я ничего не отвечала. Как я понимаю, за меня все уже в очередной раз решили, так зачем понапрасну тратить слова?

Не дождавшись от меня реакции, мать Рона продолжила:

— Ты не должна идти на поводу своих чувств и чувств Рона, — голос женщины патокой заливался мне в уши. Поморщиться мне помешала только выдержка, которую хоть немного, но эдель Фордис мне привила. — Будь благоразумна. Будущего у ваших отношений нет. Пожениться вы не сможете, а другие отношения неприемлемы. — Она с укоризной на меня посмотрела. — Ну что ты молчишь?

— Мне нечего сказать. Из того, что вы ожидаете, — отозвалась я.

Она поджала губы, вновь смерила меня недобрым взглядом и продолжила:

— Я призываю тебя ограничить общение с Ронольвом. Для вашего общего блага! И пока это только просьба.

Мое молчание эдель Фордис не приняла за согласие.

— Не буду напоминать, почему именно ваши отношения невозможны…

Вот тут я не выдержала и перебила ее:

— А я все же напомню, что и Рону об этом прекрасно известно!

Эдель Фордис посмотрела на меня, как на неразумного ребенка.

— Асти! Да пойми же ты! Сейчас вы молодые, самонадеянные. Пару лет проживете спокойно. А потом… Рону захочется детей, наследников. И в один прекрасный момент он придет и сообщит тебе: «Моя любовница беременна». Как ты к этому отнесешься?

Я в шоке смотрела на женщину. Разве мать может говорить такое про своего сына? Да и откуда такая уверенность, что мои поиски бесполезны?

— Все это я говорю потому, что ты мне не чужая. Я переживаю за тебя и не хочу, чтобы потом тебе было больно.

— А сейчас мне не больно? — вспылила я.

— Хвост лучше отрезать сразу целиком, а не по частям, — глубокомысленно заметила эдель Фордис.

Замечательно. Мое возможно счастливое будущее только что сравнили с собачьим хвостом!

Я ничего не стала отвечать на это и все также молча покинула комнату.

От просьб эдель Фордис перешла к делу. Каждый раз, как только мы с Роном оставались одни, его мать тут же появлялась словно ниоткуда. Или же она присылала слуг, которые передавали, что кого-либо из нас вызывают по срочным делам.

Отец завалил Рона заданиями, поэтому в библиотеку я ездила теперь одна. Мы практически не виделись и не общались.

Зато с Руном после нашего разговора все пошло в гору. Находить общий язык стало значительно проще. И мне даже стали нравиться наши занятия.

Эдел Вистар в дальнем и малоиспользуемом крыле резиденции выделил Руну несколько помещений под мастерскую. Рунгвальд расположился там вполне вольготно. В одной комнате хранились материалы и инструменты, в другой был кабинет, где обычно мы и занимались, а также Рун принимал здесь заказчиков. Третья комната представляла собой смесь химической лаборатории, мини-кузницы и ювелирной мастерской. Сюда запрещалось входить всем, кроме самого Руна. А вот через месяц наших занятий мне тоже открыли доступ в святая святых. Парень, создавая какой-либо амулет, напрочь забывал о моем присутствии и с упоением занимался своей работой. Вспоминал он обо мне, когда нужно было что-то подать или найти, а отвлекаться нельзя было. Я же завороженно наблюдала за манипуляциями, вслушивалась в произнесенные шепотом слова заклинаний и не смела мешать таинству магии. Потом, когда амулет уже был готов, я засыпала Руна вопросами. Парень злился. Ему хотелось сначала проверить то, что он создал, а потом уже отдохнуть, а тут еще я. Сквозь зубы он пояснял выполненные действия, рассказывал о смысле и структуре заклинаний, указывал, например, на особые завихрения энергии (я, правда, ничего не видела, просто запоминала специфику на слух), предоставлял доказательства, почему выбрал тот или иной камень или металл, и так далее.

Понятно, что за такой короткий срок узнала и запомнила я не слишком много. Все же я надеялась, что в дальнейшем обучение не прервется.

Был еще один положительный момент — Рини прекратила свои приступы ревности. Не знаю как, но она убедилась, что между мной и Руном сугубо деловые отношения.

Вот только у них все так и не сдвинулось с мертвой точки: Рун ждал подходящего момента, а Рини злилась и думала, что безразлична ему. Упрямцы.

После ужина меня перехватил Рон. Он посмотрел по сторонам, убедился, что никого поблизости нет, и быстро прошептал мне на ухо:

— Вечером не запирай комнату и жди.

Мне бы как приличной девушке возмутиться: «Эдель не принимают мужчин в своей комнате!». Вот только я понимала, что по-другому нам никак не удастся увидеться наедине. За месяц я безмерно соскучилась, поэтому кивнула и поторопилась к себе.

На часах одиннадцать вечера. Или уже ночи? А Рона все нет. Придет, не придет? Я выглянула из комнаты: эдель Фордис прогуливалась по коридору и разглядывала развешанные на стенах пейзажи. Кажется, я прорычала вслух.

— Ты что-то хотела, Аста?

— Нет. Услышала шаги, вот и выглянула посмотреть, кто тут ходит.

Эдель Фордис по коврам ступала неслышно…

Я закрыла дверь и прошла к окну. Небо в тучах, ничего не видно: ни звезд, ни луны.

Не знаю как, но я смогла удержать чуть было не вырвавшийся крик: к окну протянулась чья-то рука и тихо постучала. На пальце блеснул родовой перстень Ровенийских. Я открыла створки, а Ронольв подтянулся на руках и перебрался в комнату, сверкая довольной улыбкой. Он закрыл окно, оперся на подоконник и придвинул меня к себе.

— Как же я соскучился, — выдохнул он и поцеловал меня.

Я не стала слишком увлекаться и через пару минут отстранилась:

— Ты испугал меня! — воскликнула я, слегка стукнув его по плечу.

Рон перехватил мою руку, поцеловал кончики пальцев и прижал мою ладонь к своей щеке.

— Эффектно же получилось, — он подмигнул мне. Я перестала буравить его недовольным взглядом и улыбнулась. — Как в старые добрые времена.

Я покачала головой.

— А что мне еще оставалось делать? Там же маменька патрулирует подходы к тебе, — продолжил парень. — Она разговаривала с тобой?

— Да. Я посчитала, что ты уже большой мальчик и сам способен решать, что для тебя лучше. Только учти, если у тебя нехорошие намерения, то…

Я не успела закончить фразу — Рон приложил палец к моим губам.

— Тише-тише. Ты права, — успокаивающим тоном произнес он. — Я для себя уже все решил. И намерения мои самые что ни на есть хорошие и благородные.

Он же не предложение мне сейчас делать собрался? Я растерянно смотрела на Рона.

— Подожди немного. И на маменьку управу я найду. Сейчас разберусь с делами и разрешу нашу проблему, — заверил меня парень. — А насчет твоего м-м-м… здоровья… Мы обязательно что-нибудь придумаем, найдем, что нужно. Я уверен в этом.

Вот за эти слова я была ему неимоверно благодарна. Уже то, что есть еще человек, который, как и я, верит, что можно найти способ, чтобы помочь мне…

Я крепко обняла Рона. Он потерся щекой о мои волосы, не менее крепко прижимая меня к себе.

Спустя пару десятков минут мои губы горели огнем. Воздуха не хватало, а сердце, казалось, проломит грудную клетку. Хотелось чего-то еще, я и сама не до конца не понимала, чего именно, но чего-то большего и пока неведомого мне. Хотя нет, я понимала, чего требует мое тело дальше, но ведь было рано еще…

— Я пойду, — хрипло прошептал Рон.

Отпускать его ну никак не хотелось. Да и сам парень не горел особым желанием покидать меня. Прощальный поцелуй растянулся еще минут на десять.

Рон ушел тем же путем, каким и пришел. Выглянуть из окна и посмотреть, как он добрался, я не смогла. Страшно. Вот безрассудный! Но он же знает, что делает?

Днем, если все-таки мы с Роном пересекались, делали вид, что нам нет никакого дела друг до друга. Эдель Фордис успокоилась и была довольна. А Рон почти каждый вечер пробирался ко мне в комнату через окно. И каждый раз я ожидала его с замиранием сердца. Прежде всего потому, что близилась зима и выступы под окном нередко ближе к вечеру покрывались наледью. Как только Рон закрывал за собой окно, мое сердце уже не замирало — усиленно стучало. Губы тут же расплывались в улыбке, и приветственный поцелуй не заставлял себя ждать. Вот такая награда для моего героя. Пусть и подвиг не велик.

Мы лежали на моей кровати. Голову я положила Рону на плечо, а он рассеянно перебирал мои локоны — по его просьбе я расплетала волосы.

Счастье — мимолетный миг. Только и успевай его поймать. Нельзя же быть постоянно счастливым? И в этот самый миг, тесно прижавшись к Рону, я ощущала под своей ладонью стук его сердца, его дыхание, его тепло… Здесь и сейчас я была счастлива. Всю жизнь продлить это ощущение не получится, поэтому приходилось впитывать каждую секундочку момента, запечатлевать намертво в памяти.

— Я завтра уеду, — произнес Рон.

Я отодвинулась, оперлась на локоть и внимательно всмотрелась в глаза парня.

— Как? Куда? Зачем?

Счастливый миг завершился.

— В столицу. Нужно уладить кое-какие дела, — ответил Рон. — Не переживай, постараюсь вернуться как можно быстрее. Правда, это не от меня и зависит.

— А что за дела? — полюбопытствовала я.

— Потом узнаешь. — Он лукаво улыбнулся и щелкнул меня по носу.

Мне стало только любопытнее, но было понятно — Рон раньше времени ничего не скажет.

Я сидела на кушетке в кабинете Руна. Кругом были разложены книжки, листочки с моими записями и даже бутерброды, которые сегодня заменили мне обед. Усиленное изучение теории по работе с энергией помогало мне поменьше думать о Роне, которого не было уже три дня.

Рун же сидел за столом, проверял бумаги, которые я вчера заполняла. Мой наставник спихнул на меня обязанность по ведению учетной книги: кто, когда, сколько и что заказывал у него. А заказывали у нашего мастера в основном амулеты, определяющие яд в еде, защищающие от каких-либо проклятий или заклинаний, другие «охранки», накопители энергии. Ну и так, по мелочевке. Например, те, что помогают менять цвет глаз или по-другому частично видоизменять внешность.

Я ждала, пока Рун закончит сверку, чтобы забросать его вопросами. Бывало так, что, увлекшись какой-либо темой, парень даже забывал о неприязни ко мне и с удовольствием рассказывал и объяснял. Вот только происходило такое крайне редко. Рун хорошим настроением не радовал: их отношения с Рини так и балансировали на грани. Вроде бы уже и не дружба, но еще и не что-то другое, большее. Ведь можно же взять и поговорить и наконец-то разъяснить все. Так нет же! Один гордый, другая упрямая. Я же с советами не совалась: себе дороже будет. Хотя и пыталась несколько раз поговорить с Рини. Донести до нее, что пока Руну попросту некогда заниматься личной жизнью. Вот как разберётся… Рини ждать не хотелось. Но как истинная эдель самому Руну она ни взглядом, ни словом не продемонстрировала, что рассчитывает на что-то. Зато я почти каждый вечер выслушивала ее стенания, что она опять не обратил должного внимания на нее. Хотя стоило только Рини отвернуться от Руна, как они принимался чуть ли не пожирать ее глазами.

И что стоило Натсену все рассказать своей возлюбленной? Тогда бы ни ее, ни самого себя не изводил бы. Разумеется, переживала я не столько за Рунгвальда, сколько за Рини.

Дверь распахнулась и с грохотом стукнулась о стену.

— Всем привет, — взъерошенный Рон влетел в комнату и одарил нас ослепительной улыбкой.

На глазах у недоумевающего Руна легко поцеловал меня, затем схватил за руку и повел из кабинета.

— Пойдем-пойдем, хочу быстрее все разрешить, — на ходу бросил мне Рон.

Я пожала плечами, послала извиняющийся взгляд Руну, который задумчиво смотрел нам вслед, и поторопилась за Роном.

— Что происходит? — поинтересовалась я у него.

— Погоди, сейчас все узнаешь.

Да что ж за таинственность такая?!

Наверно, Рон услышал мое недовольное сопение. Он остановился, быстро развернулся и заглянул мне в глаза, придерживая меня за плечи.

— Потерпи, — попросил меня парень. Поцеловал в лоб и повел дальше.

В кабинете наместника нас уже ждали эдел Вистар и его супруга.

— Отец, как у опекуна Астари я прошу у тебя ее руки, — без предисловий произнес Ронольв.

Слаженное «Ах!» вырвалось и у меня, и у матери Рона. Эдел Вистар выглядел немного обескураженным, но он быстро подавил внешнее проявление своих эмоций. Осталось только хладнокровное спокойствие.

— Я-то не против вашего брака. Однако есть три «но», — произнес отец Рона. — Первое. Особое положение Астари. Боюсь, нужно будет для разрешения обращаться прежде всего к самому императору. Второе. У Астари есть родители, хоть они и далеко, но все же, думаю, должны высказать свое мнение по этому поводу. Ну и третье. Что решит сама Астари?

Астари находилась в глубоком шоке. В самых дальних уголках своих мыслей я лелеяла надежду на то, что Рон когда-нибудь сделает мне предложение. Вот только сейчас это было ну очень неожиданно.

Ронольв внимательно выслушал отца и кивнул, соглашаясь с ним.

— Во-первых, вот разрешение императора, — парень достал немного примятый конверт и протянул его отцу. — Во-вторых, там же разрешение и родителей Астари. А в-третьих… — Рон повернулся ко мне.

На меня уставились три пары глаз.

Я растерянно озиралась по сторонам. О Рауд! Мне же нужно отвечать что-то. Перехватила хмурый взгляд эдель Фордис. Я испуганно сглотнула и отвернулась.

— Астари, что ты ответишь? — спросил Ронольв.

Он ободряюще мне улыбнулся, а в его глазах светилась надежда. Только бешено пульсирующая жилка на виске выдавала его волнение.

— Прямо сейчас? — я почему-то прошептала.

— Желательно, — усмехнулся парень, уже плохо скрывая свою нервозность.

А как же подумать?.. И меня вдруг отпустило волнение. И чего, собственно, я сомневаюсь и трушу? Я люблю Рона? Да. Хочу быть с ним? Безусловно.

Острое осознание своих чувств к Рону пришло именно сейчас, и уверенность в правильном ответе не отступала.

— Да, я согласна, — твердо произнесла я.

Ронольв облегченно выдохнул и несильно сжал мою руку. Эдел Вистар тепло улыбнулся.

— Аста! Ты забываешься! — воскликнула эдель Фордис.

Все обернулись к ней.

— Рон, а ты о чем думал? — продолжила женщина.

Ронольв смотрел на собственную мать, гневно сверкая глазами.

— Я думал, ты порадуешься за нас, матушка, — глухо произнес он с обидой в голосе.

— Фордис, потрудись объяснить, о чем ты? — перебил сына эдел Вистар.

И эдель Фордис поведала мужу о моих проблемах. В конце рассказа она добавила:

— Сын, я не ожидала, что ты настолько далеко зайдешь в своей глупой прихоти.

Эдел Вистар выслушал жену и обратился к сыну:

— Ты же в курсе всего этого. Тогда почему?..

— Я люблю Астари и хочу с ней быть. Что касается ее проблемы… Мы вместе найдем решение.

А я сидела и вытирала выступающие слезы. Не собиралась же плакать…

Уже не стесняясь родителей, Рон приобнял меня.

— Все будет хорошо, — прошептал он.

Я кивнула и изобразила слабую улыбку — на какую хватило сил.

— Чего вам еще надо? — чуть ли не прорычал Рон. — Император дал согласие на брак. Наше супружество, ко всему прочему, очень выгодно по политическим причинам: с Дриной необходимо налаживать хорошие отношения, а то как-то за столько лет сдвигов мало. Или вы думаете, что приданное у Астари не соответствует вашим запросам?! Будьте уверены, Шевалы не поскупятся. Они сами в этом заверили. А в том, что мы найдем способ решения проблемы с наследниками, даже не смейте сомневаться!

Пока длилась столь эмоциональная речь Ронольва, я испуганно молчала. Да и супруги Ровенийские, наверно, не ожидали от сына подобного. Эдель Фордис смотрела на сына, не веря своим глазам: такое обескураженное лицо у нее было. При этом она качала головой, вот только высказать что-либо ему она не решилась. А эдел Вистар удивил меня еще сильнее. Он с довольным видом похлопал сына по плечу.

— Тогда поздравляю с помолвкой! Начинаем подготовку к свадьбе.

Я, не скрывая восхищения во взгляде, любовалась своим теперь уже женихом. Правда, не забывая при этом мысленно составлять список вопросов, которыми забросаю его, как только окажемся наедине.

В честь помолвки был устроен праздничный ужин, на который не приглашали пока никого из посторонних, только наш семейный кружок. Радостное настроение, царившее за столом, не поддерживала только эдель Фордис. Она сидела рядом с мужем и с отсутствующим видом смотрела в одну точку, даже не притронувшись к еде.

— Свадьбу назначим на середину весны — сразу после твоего двадцатилетия, Астари, — сказал эдел Вистар. — Остальное обсудим позже.

А обсудить предстоит многое…

Я с трудом дождалась окончания ужина. Принимая поздравления от домочадцев, я ждала, когда мы сможем наконец переговорить с Роном.

Перед тем, как я покинула столовую, Рини шепнула мне с торжествующим видом:

— Я всегда знала!

В своей комнате я нервно шагала из угла в угол, дожидаясь, когда придет Рон.

Хлопнула створка окна.

— А почему не через дверь? — спросила я.

— Мне так больше нравится, — хмыкнул жених. — Да и матушку лишний раз нервировать не хочется, хоть ей сейчас не до того.

Он подошел ко мне, быстро поцеловал и произнес:

— А еще у меня для тебя сюрприз.

Рон протянул мне свернутый листок.

Внеочередное письмо от родителей!

— Как? — выдохнула я, с трудом сглотнув из-за комка в горле.

— В честь такого события разрешили.

Я присела у стола, развернула письмо и принялась читать.

Писала только мама. Она вкратце делилась новостями, передавала приветы от брата и отца. И все же большая часть письма посвящалась другому.

«Весть о том, что Ронольв Ровенийский собирается сделать тебе предложение, не сказать, чтобы уж очень была для нас неожиданной. Честно говоря, мы предполагали, что так оно и будет, хотя был один момент, который мог бы нас смутить. Но, по имеющимся у нас сведениям, этот молодой человек действительно питает к тебе нежные чувства. И если ты примешь его предложение, то наше родительское благословение будет с вами. А мы уверены — ты согласишься.

По поводу твоего приданого. Так как основная его часть — это дом под Дриной, мы решили его продать и перевести сумму на счет в Императорском банке. Драгоценности и некоторые другие вещи прибудут к тебе в канун свадьбы.

Мы рады за тебя и желаем счастья в супружестве.

Твои любящие родители».

Странное послание… Вроде бы и почерк мамин, правда, несколько корявый, да и большая часть текста в помарках: то тут, то там что-то зачеркнуто, написано как-то не так, приписаны какие-то лишние черточки, необычные ошибки.

Адарийский и вадомийские языки во многом похожи. Именно поэтому, когда я сюда приехала, мне несложно было привыкнуть к другому языку.

Когда-то на нашем континенте существовало одно большое и пару маленьких государств. Этим большим была Скалдовария, в состав которой входили Адария, Вадома, Эрнесия и некоторые другие страны. И язык был общий — скалдоварийский. Потом государство разделилось на несколько самостоятельных стран. В течение многих веков в этих странах менялись традиции, устои, обычаи, культура, а вместе с ними и язык. Тем не менее осталось много общего, например, верования. И поэтому общая основа языков помогает довольно быстро приспособиться к другому выговору. А вот маме в свое время пришлось нелегко: вадомийский и зеденивские языки слишком разные. И поэтому письму казалось, что мама так и не освоила в полной мере вадомийскую письменность. В этом-то и была странность: несмотря на то, что в изучении нового языка маме пришлось столкнуться со сложностями, она справилась с этим успешно. К тому же послание казалось слишком скупым, скудным и совсем не походило на долгожданную весточку от любящих родителей…

Я была в растерянности.

— Ты читал письмо? — спросила я Рона, который стоял у окна и молча смотрел куда-то вдаль.

— Нет, — покачал он головой, так и не поворачиваясь ко мне. — Вот только письмо получено при помощи почтовика секретаря императора…

Значит оно было тщательно изучено до того, как попало в руки Рона. И именно в таком виде не вызвало никаких подозрений.

— Все в порядке? — мягко спросил Рон, все же повернувшись ко мне.

Я нервно кусала губы, не зная, что и думать, а Рону все же соврала:

— Да, все хорошо. Родители шлют нам наилучшие пожелания.

Рон вернулся к окну, все также продолжая что-то задумчиво разглядывать.

Я же решила перечитать письмо. Может, я что-то не так поняла?

А дальше у меня, наверно, разыгралось воображение, потому как это не могло быть правдой! Когда я подняла листок со стола, он находился чистой стороной ко мне. И в свете лампы были видны все буквы, написанные на обратной стороне. И вдруг все помарки, странные черточки, корявые буквы стали причудливо складываться в зеденивские слова. Я думала, что мне показалось. Это же ерунда! Быть такого не может! Слишком невероятно, чтобы быть правдой! И тем не менее все было именно так. С трудом вспоминая подзабытый мной язык дедов, я прочла послание еще раз.

«Оснований полагать, что тебя могут принудить к браку, у нас нет: мои источники не подтверждают. Но если имеет место именно принуждение, то в двадцатой второй день первого месяца зимы тебя будет ждать мой человек по адресу: Саганион, улица св. Гудмунда, 16. Организовать побег проще всего именно в праздники — легче затеряться. Думаешь, почему мы именно сейчас решились на это? Раньше риск был слишком велик, а сейчас еще и основательный повод появился. Ты не думай, мы все время искали способ тебя вызволить, но еще несколько лет назад это было бы значительно сложнее и опаснее прежде всего для тебя. И только сейчас образовалась лазейка, при помощи которой возможно тебя вызволить. Мы тебя любим и очень скучаем!»

Дрожащими руками я положила листок на стол, устало потерла лицо.

Я посмотрела на несколько напряженную спину Рона. Никто меня силком под своды храма не тянет. Я сама с превеликой радостью туда стремлюсь. По любви и по своей воле.

Интересно, разрешат ли мне написать родителям раньше времени? Они же там волнуются, переживают. Да и нужно их уберечь от опрометчивых поступков, хотя, отец не решился бы организовать мой побег, если бы был не уверен в результате. И все же мне эта затея не казалась удачной.

Я уперлась лбом в сложенные на столе руки и размышляла, поэтому не сразу услышала, как Рон подошел ко мне. Его руки легли на мои напряженные плечи и принялись их разминать, а после он склонился и поцеловал меня в макушку.

— Я могу попросить правителя, чтобы твоим родителям все же разрешили приехать на свадьбу, — тихо произнес любимый.

— А разве это возможно и стоит ли?.. — неуверенно пробормотала я, как только развернулась к нему.

— Я попробую.

Я поднялась и крепко обняла Рона, хотя бы так выражая свою благодарность. И позабылись все вопросы, которые я хотела задать до этого, а в поцелуй вложила всю свою признательность.

Постепенно ласки Рона стали смелее, и… мне это нравилось. До тех пор, пока я не оказалась на кровати. Вот это мы увлеклись! Я даже не почувствовала, когда успели переместиться. Губы любимого касались моего уже оголенного плеча, заставив меня вздрогнуть.

— Ро-о-он, — полупрошептала-полупростонала я.

— М? — Он посмотрел на меня несколько затуманенным взором.

Я хотела сказать, что, наверно, надо остановиться, но жених продолжил спускать с моих плеч домашнюю блузу и поглаживать открывающиеся участки моего тела. Все это он делал, не отпуская мой взгляд. Мой протест отошел на очень-очень дальний план. Захотелось самой прикоснуться к его крепким плечам, сильным рукам и не только… Я отбросила сомнения и потянулась к пуговицам на его рубашке.

За поцелуями, ласками, которые становились все более требовательными, настырными, жаркими и искушающими, я не заметила, как любимый успел освободить меня уже от всей одежды. Осознание своей наготы не придало мне уверенности. Захотелось вдруг укрыться, спрятаться от жадного взгляда любимого.

— Не надо, — хрипло прошептал Рон, когда заметил, что я потянулась за покрывалом. — Дай мне полюбоваться тобой.

Я покачала головой и вместо всего тела прикрыла лишь лицо руками. Как же я стеснялась! Жених негромко рассмеялся. Он перехватил мои руки, закинул мне их за голову и произнес, нависая надо мной:

— Хорошо, не буду. Пока.

И вновь принялся целовать меня так, что все посторонние мысли мигом покинули мою голову. Губы Рона, его руки вынуждали меня чувствовать такое, чего со мной никогда раньше не было. До сей поры неведомые мне ощущения захватили меня и окунули в наслаждение.

И все это блаженство прервала острая, ослепляющая боль. Стало даже как-то обидно: только что было так хорошо, и вдруг боль… А слезы из глаз полились именно от обиды. Я понимала, что этого и следовало ожидать, но… И нависающий надо мной Рон показался тяжелым, хотя он и удерживал свой вес, опираясь на локти. Я попыталась было отодвинуться от него. Рон замер, а я вновь ощутила вспышку боли и тихонько застонала сквозь зубы.

— Ш-ш-ш, сейчас все пройдет, — прошептал Рон, сцеловывая слезинки с моих щек, — подожди чуть-чуть.

Я перестала вырываться и немного успокоилась, а любимый продолжил невесомыми поцелуями покрывать мое лицо и шею. При этом он говорил, что любит меня, просил прощения за боль и утверждал, что я для него прекраснее всех на свете, а я верила ему и отвечала взаимностью.

Боль сменилась приятной истомой, странными ощущениями, приносящими все еще немного болезненное наслаждение.

Мы лежали лицом друг к другу. Рон укрыл нас одеялом и теперь обводил мое лицо рукой, изредка подцепляя локоны пальцем. На его губах была глупо-счастливая улыбка. Наверно, моя была такой же.

— Как себя чувствуешь? — спросил жених.

— Хорошо, — протянула я и потерлась щекой о его ладонь.

— Как кошечка, — хмыкнул Рон. — Ничего не болит?

Я поморщилась.

— Сам же сказал — пройдет.

Любимый вздохнул, придвинул меня ближе и прошептал:

— Я люблю тебя.

— А я тебя.

Утром выяснилось, что мы оба проспали.

— Я же никогда так поздно не вставала! — воскликнула я, когда бросила взгляд на часы.

Когда я поднялась с кровати, с трудом выбравшись из объятий жениха, то почувствовала тянущую боль между ног. Я простонала негромко, но Рон все же услышал.

— Все еще болит? — обеспокоенно спросил он.

Я отмахнулась и принялась поспешно одеваться. Любимый же, не скрывая улыбки, наблюдал за мной.

— А ты так и будешь лежать? — возмутилась я.

— Мы все равно уже опоздали на завтрак. Куда теперь торопиться? — безмятежно отозвался он.

Я запустила в него первым, что попалось под руку. Оказалось, чулком. Рон ловко его поймал, развернул и расплылся в обворожительной улыбке.

— Помочь надеть? — промурлыкал он. Сам же сейчас вылитый котяра!

Я закатила глаза, опять отмахнулась и побежала в ванную умываться. Когда вернулась, Рон, уже полностью одетый, стягивал простыню с кровати. Я смущенно отвела взгляд. Жених же, заметив меня, прояснил:

Я кивнула. Эсерт ни к чему видеть следы прошлой ночи.

Из комода пришлось достать новые чулки. Торопливо их натягивая, я несколько раз чуть не упала. А Рон, пару минут наблюдая за моими неловкими движениями, все же помог мне: аккуратно надел каждый чулок, не забыв поцеловать поочередно мои колени. От нежности, затопившей меня, стоял комок в горле.

Покидал мою комнату жених так же, как и пришел. Нам оставалось надеяться, что у моих окон никто не будет прогуливаться в уже не столь ранний час.

Из своей мастерской через сад шел Рун.

— Занимательно, очень занимательно, — хмыкнул парень, наблюдая, как его друг, скользя, спускается по колонне.

— Молчи, — прорычал Рон, хотя его глаза весело сверкали.

Я же, прижав руки к щекам, молча наблюдала за ними. Рун вряд ли проболтается об увиденном кому-то, но вот подтруниваниями доставать будет точно.

— Да ладно вам, — махнул черноглазый рукой. — Сейчас конспирация ни к чему. — Эдел Вистар еще рано утром уехал, матушка Фордис так и не спустилась к завтраку. Рини, разумеется, по этой причине проспала. А остальным дела нет.

Парни скрылись из вида. А я, подставив горящие щеки свежему воздуху, врывающемуся в открытое окно, все же глупо улыбалась.

В кабинете эдела Вистара сидели он сам, Рон и я. Эдель Фордис приболела.

Предстояло решить вопросы со свадьбой, устроить которую решили во втором месяце весны, через два дня после моего совершеннолетия.

— Хорошо, с этим разобрались, — продолжил эдел Вистар. — Официальное уведомление о помолвке послезавтра напечатает газета «Саганионские вести». Потом придется устраивать торжественный прием.

Наместник задумчиво потер щеку.

Мне так не хотелось никаких приемов, торжеств. К сожалению, без этого обойтись нельзя было, ведь статус не тот.

— Что делать с личностью Астари? — спросил наместник почему-то у Рона.

Я недоуменно переводила взгляд с одного на другого.

— Мне кажется, пока не стоит раскрывать ее родословную, — ответил мой жених.

А мне хотелось крикнуть: «Эй! „Она“ здесь! Ее спросите!»

— Да, это может быть опасным. Скажем за пару дней до свадьбы, — согласился эдел Вистар.

Я не выдержала.

— Что, за пару дней люди смогут смириться с моим происхождением? — буркнула я.

— Ну, если церемонию посетит сам император, — ответил эдел Вистар и улыбнулся.

Я не прониклась. Чтоб этого императора тени побрали!

— А родители посетить смогут? — задала я самый насущный для меня вопрос.

Мужчины переглянулись. Однако ответил мне жених:

— Мы сделаем все возможное.

Тон его мне категорически не понравился.

— Рон, пожалуйста! Ответь мне честно, в чем дело? — взмолилась я.

Опять появилось какое-то странное ощущение, как будто должно произойти что-то нехорошее.

Жених прикрыл глаза, сжал переносицу и на несколько секунд задумался.

— Ты только не волнуйся! — начал он. Мне тут же стало нехорошо. — Твой отец… Он приболел. Я не знаю, насколько серьезно. Вот только приехать твои родители вряд ли смогут.

— Почему ты сразу мне не сказал? — упавшим голосом спросила я.

— Мы надеялись, что все образуется.

— Ты же сказал, что не знаешь, насколько все серьезно! — возмутилась я.

Рон перевел умоляющий взгляд на отца.

— Не переживай! Возможно, они смогут приехать позже, — ответил эдел Вистар и ободряюще сжал мою холодную ладонь.

Слабо верилось. Но вдруг?..

Мне разрешили написать родителям письмо. Я целый день тренировалась в написании шифра. С попытки десятой удалось более-менее разборчиво написать послание, которое я и отдала эделу Вистару для отправки. Опекун письмо не читал, лишь пробежал глазами, но заметил ошибки и помарки.

— Волновалась, — пояснила я.

Такой ответ его вполне устроил.

В письме же я писала, что никто меня к браку не принуждал и я люблю Рона. Я просила родителей, по возможности, передать хоть какую-нибудь весточку о здоровье отца. Если он нашел способ организовать побег, то хотя бы записку-то передать сможет? Вот только от побега я отказалась.

Решение далось мне нелегко, да я его и не совсем сама приняла.

Пока мне не говорили, когда же я смогу получить следующую весточку от родителей, а тут еще и его непонятная болезнь. И мысли о том, что она может быть связана с той самой организацией побега. Вдруг кто узнал? Надеюсь, это всего лишь моя мнительность.

Наверно, мне все же нужно было попробовать осуществить побег. Вот только интуиция прямо-таки кричала, что идея неразумная. Могло показаться, что я не хочу увидеть родителей, что я не соскучилась по ним…

Моим самым заветным желанием все еще оставалась возможность вновь обнять маму, вдохнуть ее родной запах, напоминавший мне почему-то смесь лаванды и полыни, улыбнуться обычно хмурому отцу, чьи черты лица разглаживались при виде меня и напускная строгость покидала его облик. Да и братишку хотелось бы увидеть воочию, а не довольствоваться уже устаревшим портретом.

Иррациональный страх не покидал меня. Не за себя я боялась, за семью. Ведь если что-то пойдет не так, то они могут пострадать. Да и еще эта болезнь отца…

Возможно, я поступила и малодушно, но все же намеревалась переложить решение этой проблемы на чужие плечи. Вернее, довериться высшим силам.

Как-то я пару лет не появлялась в храме Рауда. Мне тогда было лет тринадцать. Я не понимала, за что он наказывает меня? Юношеский максимализм привел к тому, что я чуть ли не прокляла бога. Эдель Фордис пыталась было достучаться до меня, уговаривала посещать храм, разъясняла: «Эдель должна бывать в храме не реже трех раз в неделю!». Безрезультатно. Это длилось, пока не заболел Эйрик.

В восьмилетнем возрасте мальчик не был таким затворником: он много гулял, часто сопровождал отца, когда тот уезжал по делам и когда Рик не находился в школе. Эдел Вистар решил взять его и в поездку к пограничной крепости «Могади». Матушка Фордис была против: долгий путь да еще зимой. Куда ребенка везти? Наместник все же настоял. Дороги расчищены, экипаж не продувается. Сам Рик уговаривал матушку. Добрались к границе благополучно, да и на месте все прошло хорошо. А вот на обратном пути попали в буран. Промерзли они тогда сильно. Правда, когда они вернулись домой, думали, что все обошлось. А на следующий день после приезда Рик слег с воспалением легких. Целители прилагали все усилия, но мальчик не поправлялся. Тогда-то мы с Рини и отправились в храм Рауда вымаливать жизнь Рика. Диль, Иса и Иви не покидали эдель Фордис, которая сама была на грани.

Стояли на коленях у статуи Рауда и шептали слова молитвы, при этом утирая слезы, — так мы провели тот нелегкий день. То ли бог услышал наши молитвы, то ли усилия целителей наконец принесли плоды — мальчик выкарабкался. И с тех пор пошатнувшаяся было вера вновь стала укрепляться. Хотя храм я посещала не так часто, как было положено.

И вот теперь, стоя у той самой статуи, я держала в руках свечу. Если огонек не погаснет, пока не прогорит вся свеча, то я сбегу.

В храме сквозняков не было, тем более сейчас в начале зимы. Окна открывались только после службы: чад от десятков свечей необходимо было выветрить.

До службы было еще часа три, а в святилище не было никого, кроме меня.

Воздух даже не колыхал пламя. Так в тишине я и стояла, не отрывая взгляда от огонька. Воск стекал, больно обжигая мне пальцы, но я упорно ждала, когда же пламя растопит до конца мою надежду на то, что я не ввяжусь в сомнительную авантюру. К сожалению, уверенность отца в благополучном исходе так и не передалась мне.

За спиной хлопнула дверь.

Надо же, кто-то еще решил посетить храм в такой час. Я не оборачивалась.

— Не ожидал тебя здесь увидеть, — раздался позади голос Руна.

Я все же вздрогнула, а практически догоревшая свеча вдруг погасла! В глазах защипало. Вот только я не знала, то ли радоваться, то ли огорчаться. Но я же сама просила Рауда о знаке, указании: как же поступить верно?! Подняв глаза, я вгляделась в лицо божества. Казалось, что оно лукаво улыбается. Однако я прошептала слова благодарности: богов гневить не стоит, а Рауд снизошел до моей просьбы.

— Уже ухожу, — бросила я парню и поторопилась к выходу.

— Погоди, поедем домой вместе, — попросил меня черноглазый.

Он спешно подошел поздороваться к священнику, бросил несколько монет в ящик для пожертвований и направился ко мне. И зачем он тогда сюда приходил?

В тишине мы доехали до ворот резиденции. В пути я совсем не обращала внимания на Руна. Слишком была погружена в свои мысли. Как мне реагировать на такое решение Рауда? С другой стороны, кто я такая, чтобы оспаривать божественную волю? Буду надеяться, что отец заболел не сильно и родителям все же разрешат навестить меня. А сама за границу выехать не могла. Хоть и Дрина теперь часть Адарии, туда мне поехать не разрешали. Столько лет не было даже надежды, а теперь появился шанс повидаться с родными. Вот бы эти надежды были не призрачными и сбылись! Хотя облегчение от того, что я не покину Рона, все же было.

Выйдя из кареты, я уж было направилась к центральному входу, но тут Рун вновь меня окликнул:

— Пойдем в мастерскую, Астари.

Несмотря на то, что в связи с последними событиями я уже несколько дней немного забросила свои обязанности, я не думала, что Руну сейчас нужна моя какая-то помощь.

Мы расположились в рабочем кабинете Руна.

— Скажи мне, Аста, а ты и правда любишь Рона? — спросил черноглазый. Голос его был полон скептицизма.

— Правда, — твердо ответила я, даже не пытаясь отвести взгляд.

Парень хмыкнул и покачал головой. Не верит?

— Да ну? Может быть, ты всего лишь посчитала Рона перспективным вариантом? Красив, богат, знатен…

— Ну знаешь ли… — прошипела я. — Еще скажи, что я приворожила его.

— Может быть, — произнес он, задумчиво стуча пальцем по губе.

От возмущения я не знала, что и сказать.

— Ты же маг, вот и проверь это, — нашлась с ответом я.

— Обязательно, — серьезно кивнул парень.

— Скажи мне, Рунгвальд, — в тон ему произнесла я, — уж не по себе ли ты судишь? Рини красива, знатна. За нее будет отдано хорошее приданое, да еще и тепленькое местечко зятя наместника… Об этом многие мечтают.

Я и сама не верила в то, что сказала. Рун спровоцировал меня, и я даже пожалела о столь обидных словах, но их же уже не вернешь.

Парень вскочил со своего места. Он побагровел, сжал кулаки, прищурил глаза. Желваки его нервно дергались. Несколько секунд он как будто пытался прожечь меня взглядом. А я спокойно наблюдала за ним. Только на всякий случай отодвинулась подальше.

— Да как ты смеешь!? — взревел он.

Я тут же вставила:

Рун вернулся в кресло. И хорошо. Чем дальше будет находиться, тем меньше шансов, что прибьет меня.

— Что для тебя любовь? — вдруг спросила я. Опять слова вылетели раньше, чем я их обдумала.

Да и Руна мой вопрос удивил. А мне просто стало любопытно, что же он вкладывает в это слово? Что ему дает право или основание сомневаться в моих чувствах к Рону? Может, это потому, что у нас разные представления об этом понятии?

Он растерянно посмотрел на меня, на несколько секунд задумался и ответил:

— Любить — это желать человеку счастья. Всегда, во всем. И ставить его счастье превыше своего.

Рун говорил серьезно, убежденно.

Пожалуй, он прав. Вот только… Такой любовью я однозначно люблю родителей, брата или Рини. А способна ли я отказаться от своего счастья ради Рона? Что, если он действительно когда-нибудь придет и скажет, что хочет детей как можно скорее, а я к тому времени так и не смогу излечиться? Отпущу ли я его? Сама себя загнала в ловушку…

— Ну а ты что ответишь на свой же вопрос? — вывел меня из раздумий Рун.

— Мне нечего добавить. Ты прав, — ответила я.

— И именно такие чувства у тебя вызывает Ронольв? — не унимался парень.

Не может же быть Рун настолько проницателен?

— Да, такие, — уверенно ответила я.

Именно сейчас черноглазый, как ни странно, помог мне определиться.

Так сложилось, что все заботы, касающиеся будущего торжества, полностью легли на мои плечи. Эдель Фордис отстранилась: «Это ваш праздник». Ронольва завалил делами отец: пусть переделает их сейчас, чтобы потом можно было после свадьбы взять «отпуск». Слава Рауду, у меня была Рини! Подруга меня не бросила, и ее дружеская поддержка мне очень помогала.

Хотя предсвадебные хлопоты не шли ни в какое сравнение с тем, что мне приходилось переживать, для начала на приеме в честь помолвки.

Как и уговорились мой жених и будущий свекор, про мое происхождение ничего говорить не стали. Поддерживали старую версию, что я дочь давних друзей Ровенийских. Вот только гостям до этого не было никакого дела. Досужие сплетни поднялись с новой силой, и мне вновь перемывали кости.

А вот некоторые молодые эдель даже не скрывали своих истинных чувств и эмоций. Несколько раз за вечер мне пришлось выслушать: «И что он в тебе нашел?», «Кто ты такая, чтобы становиться женой сына наместника?», «Ничего, он недолго с тобой пробудет!» — и не только.

В такие моменты мне очень не хватало маминой гордости и выдержки, чтобы спокойно сносить все это, хотя ей в свой время пришлось чуть ли не хуже, чем мне сейчас. У меня хватало сил только на то, чтобы сжать губы и молча отстраняться от подобных замечаний и пожеланий. Ввязываться в ругань мне не хотелось, да и ни к чему это было.

И, как всегда, поддерживала меня прежде всего Рини:

— Это все зависть. Не обращай внимания.

Ронольв, казалось, ничего не замечал. Он выглядел по-настоящему счастливым и довольным, а я ему не жаловалась.

В канун Темной ночи вернулись Диль и Иса. Исгельна выглядела осунувшейся и похудевшей, но была спокойна и сдержанна. И теперь все сильнее была похожа с Сивиной. На меня она никакого внимания не обращала, да и вообще была погружена в свои мысли.

Дильмари, на удивление, отнеслась равнодушно к известию о помолвке.

— Совет, да любовь, — буркнула она и пошла провожать Ису до комнаты.

Так и проходили дни: до обеда я разбиралась с делами в мастерской Руна, после либо ездила в библиотеку, где пока все было безрезультатно, либо занималась подготовкой к свадьбе. К ночи я добиралась до своей комнаты уже почти без сил.

Днем мы редко виделись с любимым — обоим было некогда. Лишь иногда, когда нужно было что-то уточнить или согласовать по поводу свадьбы.

Рон говорил, что без меня уже не может уснуть. Поэтому почти каждую ночь ближе к полуночи все тем же путем он приходил ко мне в комнату, и я совсем не возражала. Лишь рядом с ним я ощущала себя спокойно и счастливо.

В середине зимы эдел Вистар порадовал нас замечательным известием:

— Подарки заранее не дарят, но лучше это сделать сейчас. — И вручил нам ключи от дома.

Больше всего радовалась я. Отношения с эдель Фордис так и не наладились. Нет, она мне и слова плохого не говорила. Она предпочитала меня не замечать. Хотя еще на приеме в честь помолвки играла роль приветливой и вполне довольной будущей свекрови. Умеет держать лицо — настоящая эдель.

Теперь же нам с Роном предстояло по своему вкусу обустроить дом. Хорошо, что в средствах нас не ограничивали. Правда, я настояла, чтобы часть мебели была куплена на деньги с моего приданого. Так получалось, что и мои родители приложили руку к подарку. От них же самих вестей все еще не было. Рон успокаивал меня, утверждая, что, если бы случилось что-то серьезное, меня бы предупредили. И тем не менее эта тишина меня ничуть не обнадеживала.

Ну, а сам дом мне не особо понравился: слишком большой и помпезный. Мне был бы милее небольшой, уютный, скромный. Но не буду же я от такого подарка отказываться? Поэтому-то я с большим энтузиазмом принялась выбирать вещи для обстановки. Мы с Рини целыми днями пропадали в мебельных салонах, магазинах текстиля и посудных лавках.

Рон полностью доверил выбор мне.

— Мне понравится все, что придется по душе тебе, — ответил он, поцеловал меня в щеку и вновь закопался в какие-то бумажки, которыми забрасывал его отец.

Такой ответ я получила у жениха, когда поинтересовалась у него, какие же шторы лучше повесить в гостиной. Стало как-то обидно, хотя я и понимала, что у Рона сейчас много дел: эдел Вистар все больше нагружал его заданиями, делами. Но ведь это же наш общий дом, где жить нам вместе… Впрочем, у мужчин иные приоритеты. Пришлось смириться.

Апофеозом колоссальной занятости Рона стал его отъезд в ту самую приграничную крепость «Могади».

— Там сейчас неспокойно, — начал объяснять причину поездки жених. — Хоть и глава местного гарнизона сообщает, что все под контролем, но будет лучше, если я сам съезжу и удостоверюсь. Я не знаю, как много времени займет поездка. — Любимый виновато посмотрел на меня. Я же становилась все мрачнее. — К свадьбе точно вернусь.

— Вот утешил, — буркнула я, тем не менее крепче его обнимая.

Мне сейчас вообще хотелось вцепиться в него руками и умолять никуда не уезжать. Не ждала я ничего хорошего от этой поездки. Беспокойство за жениха теперь не будет давать мне покоя.

Опять чувство вроде бы и необоснованного страха крепко упрочилось у меня в душе. Вот только наместник не будет отправлять своего сына в заведомо опасное место, ведь так? А я какая-то трусиха: за каждым углом ожидаю риск и тревожные вести.

— Не накручивай себя, — разгадал мои мысли Рон. Он провел пальцем по моему хмурому лицу, разглаживая складку между бровями. — К тому же со мной поедет Рун. Ему там выгодный заказ светит.

О, теперь и у Рини будет повод для беспокойства при том, что они опять поссорились из-за какого-то пустяка.

И хоть дни мои были заняты с утра до вечера разными делами, тянулось время очень долго. Без Рона былые занятия уже не приносили той радости, и даже на примерки свадебного наряда я ездила без особого энтузиазма.

Рини называла меня привидением: бледная, осунувшаяся, я бродила по дому, изводя себя пустыми переживаниями.

У меня почтовика не было, поэтому каждый вечер Рон писал Рини. Подруга тут же передавала письма мне. И каждый день я с нетерпением ожидала весточки от любимого. Хоть пару скудных строчек, если за день он сильно уставал и изматывался настолько, что мог только и написать, что у него все хорошо.

— Что-то случилось, — прошептала я.

Я и подруга сидели у нее в комнате. Время позднее, а письма все не было.

— Астари, успокойся. Рон устал, замотался. И теперь спит, наверно, — ответила Рини.

Вполне возможно. Только вот все равно на душе ни капли спокойнее не стало.

— Напиши Руну! — попросила я подругу.

— Ну уж нет!

От возмущения Рини даже поднялась с кровати и стала нервно мерить шагами комнату.

Ох уж это их упрямство, гордость, да и глупость вкупе.

— Тогда дай мне бумагу, и я сама напишу, — твердо произнесла я.

Рини сжала губы, смерила меня недобрым взглядом и пошла к столу. Достала бумагу и принялась писать.

— Пустые страхи, — бросила через плечо подруга. — Себя изводишь, теперь вот и Руна беспокоишь.

Но продолжала писать.

Минуты тянулись, как тягучий мед с ложки.

— Они, наверняка, уже давно спят, — подала голос Рини.

А я думала, что она уже задремала. Подруга лежала на кровати, прикрыв глаза, я же стояла у окна.

— Может, все-таки посмотришь? — попросила я. Почтовик мне не открыть — только хозяйке.

Рини, тяжело вздохнув, в который раз заглянула в почтовик. Пусто.

— Иди-ка и ты уже спать, — сказала подруга.

— Я не усну, — вздохнула я и покачала головой.

Рини, и правда, задремала. А я переставила стул к окну и всматривалась вдаль.

Подруга права: сама себя извожу, другим вот покоя не даю…

Через час Рини проснулась. Сонная и растрепанная, она подошла к столу, мимоходом бросив на меня укоризненный взгляд. Послание все же пришло.

— «Чего вы там всполошились? Устал Рон за день, вот и спит уже давно», — процитировала подруга.

— А что там дальше? Ты же не все прочла! — возмутилась я.

Меня наградили еще одним взглядом с укором.

— «У нас все хорошо. Скоро уже будем дома».

Видимо, все. Остальную часть письма Рини вслух не прочла, а на ее губах заиграла легкая улыбка. Ну хоть у кого-то из них хватило ума отбросить обиды, тем более в разлуке.

Уснуть я так и не смогла. Все хорошо, повода для опасений нет. Вот только спокойствия тоже нет.

Ронольв и Рунгвальд вернулись через две недели. Столько же оставалось и до моего дня рождения.

Я даже не успела поприветствовать жениха, как его отец забрал обоих парней в кабинет. Туда же направился и эд Виртан — помощник наместника. Весь день они не выходили из кабинета, даже обед им отнесли туда.

Вечером Рон не пришел. Собственно, оно и понятно — устал. И тем не менее обидно было.

На следующий день все повторилось. Запертые двери кабинета, за которыми разносились порой спокойные, а порой и взбудораженные голоса мужчин.

К вечеру я совсем издергалась. Рини все же не смогла и дальше терпеть мое общество и быстро нашла себе другое занятие: Иса вдруг изъявила желание научиться играть на гитаре. На подругу я злиться не стала. Кому охота так долго выдерживать чужие причитания? Я уже и сама себе становилась противна.

Рон пришел. Была уже глубокая ночь, но он пришел. И в этот раз не стал безрассудно геройствовать: дверь тихонько закрылась за ним, никого не потревожив.

Он буквально вытащил меня из кресла, в котором я устроилась почитать: надо было хоть чем-то себя занять, раз не спалось. Любимый крепко обнял меня, потерся щекой о мои волосы и выдохнул:

— Прости, совсем я замотался.

Все страхи и другие глупости тут же испарились. Вот он, такой родной, любимый, рядом со мной!

Наконец я всмотрелась в его лицо. Бледный, осунувшийся, с синяками под глазами. Как же он устал!

— Как все прошло? — спросила я, при этом тянула его в сторону кровати. Пусть удобнее устраивается и рассказывает.

Рассказывать Рон не стал. Привлек меня ближе к себе, уткнулся мне в шею и сказал:

— Лучше рассказывай, ты тут как?

Настаивать я не стала. Буду лишь надеяться, что ничего плохого не случилось и поездка прошла хорошо. Ну, а раз мой мужчина не хочет меня в это посвящать… Что ж, значит, не моего ума дело. Гордость можно и попридержать.

У меня новостей было не очень много, но их оказалось достаточно, чтобы Рон успел уснуть, пока я ими делилась.

Я даже пошевелиться не могла, так прижал меня к себе жених. Как будто даже во сне боялся, что я куда-то денусь. Вот только куда? Я здесь, рядом с ним и пропадать не собираюсь.

С приездом Рона и время пошло быстрее.

Утром в день своего рождения я проснулась с немеркнущей на губах улыбкой.

Спала я сегодня одна. Как и предыдущие ночи. «Нагуляем аппетит», — сказал жених. Да и я не жаловалась: только сейчас стала нормально спать. Да и сил нужно было набраться.

Особого праздника не устраивали: впереди и так большое торжество. К тому же я не любительница подобных мероприятий и день рождения свой не особо любила. Хотя сегодня, на удивление, было хорошее настроение и предчувствие какого-то чуда.

Сразу же после завтрака я уже принимала поздравления и подарки.

Эдель Фордис вручила мне в плотной, изыскано украшенной обложке толстую тетрадь. «Вдруг захочется, например, завести дневник?» — пояснила она. Мать Рона даже улыбнулась мне тепло и поцеловала в щеку, как в не столь еще давние времена.

Рини подарила набор потрясающих заколок для волос, сверкавших яркими камешками всех цветов радуги.

Рун подарил мне кучу учебников, чему я была несказанно рада.

Сивина тоже подарила книгу — о цветах. В ней содержались описания и иллюстрации растений, произрастающих в этой части империи. Будет по чем потом плести цветы из бисера.

Рик преподнес небольшую статуэтку коня. Черный, статный, неимоверно красивый. Статуэтка очень напоминала мне любимого коня мамы, которого ей когда-то подарил отец. Ну и совпадение…

И даже Диль и Иса вручили мне подарки — собственноручно вышитые платки. Изумительные узоры замысловатого орнамента окаймляли платки по краю. Очень красиво.

От жениха я получила кулон. На тоненькой витиеватой золотой цепочке в обрамлении узора также из золота был синий камень. Такого цвета, как и глаза любимого. Я тут же надела украшение. Не буду с ним теперь расставаться!

Эдел Вистар тоже приготовил для меня подарок. И его я ожидала с большим нетерпением — снятие блокировки.

В этот раз все происходило несколько иначе. Я сидела на стуле, а опекун стал позади меня. Он положил ладони мне на голову. Пару минут наместник шептал слова заклинания, но ничего не происходило. Я не чувствовала ничего особенного. А потом… мне как будто кувалдой по голове стукнули! Звездочки перед глазами, шум в ушах. На какое-то мгновение я даже сознание потеряла. Очнулась я уже на кушетке тут же в кабинете. Эдел Вистар брызгал мне в лицо водой.

— Как себя чувствуешь? — не скрывая тревоги в голосе, спросил он.

— Отлично.

И это было действительно так. Так замечательно я себя давно не чувствовала. Чем тут же решила воспользоваться. Я села и попробовала вызвать уже подзабытое ощущение, когда на кончиках пальцев покалывают тысячью иголоками искорки магии. Вот только теперь состояние мое было несколько иным: я чувствовала, что магия покидает меня, но все же слушается моих мысленных указаний, но я ее не видела. При всем при этом мне казалось, как будто мой внутренний источник стал больше. Или это просто энергия накопилась? Эти вопросы я и озвучила теперь уже бывшему опекуну.

— Возможно, Инеп не смог полностью снять блок. И теперь ты имеешь доступ ко всему источнику, — объяснил эдел Вистар.

На этом подарки не закончились. Я получила еще одно письмо от родителей! Мама писала, что отец действительно приболел. Но ничего страшного нет, и осенью они смогут приехать ко мне.

От радости я была готова прыгать до потолка. О Рауд, спасибо тебе! Я и смеялась, и плакала.

Но и это еще было не все! Протянув мне платок, эдел Вистар произнес:

— Пойдем. Еще один сюрприз для тебя.

Во дворе стоял черный конь, как та статуэтка, только в натуральную величину. Я верещала от восторга так, как не следовало бы эдель. А как тут сдержишься?!

Единственное, что омрачило мое настроение, — не было времени, чтобы опробовать, каков же конь в езде. Оставалось уже два дня до свадьбы, а еще столько всего нужно было сделать. «Все должно быть в наилучшем виде», — как сказала эдель Фордис, не так давно все же присоединившаяся к свадебным хлопотам. Тем более, что торжество обещал посетить сам император.

От волнения у меня дрожали руки. Впрочем, это же нормальное, я бы даже сказала, распространенное состояние любой невесты в день свадьбы.

Ночью я, понятное дело, не спала. А жених мой еще вчера отправился в наш дом. Он оттуда и приедет в храм.

— О, великий Рауд! Асти, какая же ты красавица! — воскликнула Рини, зайдя ко мне в комнату.

Я попыталась выдавить из себя благодарную улыбку. Нервно поправила складки платья. Оно было нежно-кремового цвета. Такой цвет шел мне больше, чем кипельно-белый. Легкая, но прочная ткань была украшена еле заметными вышитыми узорами. Блеск нитей, а соответственно и орнамент, становился виден только на свету. А в целом строгое, без изысков, хотя цена немалая. Однако меня смущало декольте, которое было более откровенное, чем я привыкла. Но так было положено. Как и то, что путь от входа в храм до алтаря мне предстояло пройти босиком и с распущенными волосами. В таком виде меня и застала подруга. Я стояла у зеркала и раздумывала: расчесывать волосы или нет?

Заметив мое движение в сторону расчески, тут же возразила:

— Не стоит. Будешь похожа на одуванчик.

— Да, ты, наверно, права, — рассеянно отозвалась я, продолжая критически себя рассматривать в зеркале.

— Все превосходно, — заверила подруга.

Я кивнула и отвернулась от зеркала. Лучше, чем есть, я выглядеть не буду.

— Почему никто не приходит? — спросила я Рини спустя минут тридцать. — Уже вроде бы пора выдвигаться.

— Сейчас пойду узнаю, — ответила она и поторопилась вниз.

На месте мне не сиделось. Я обошла комнату вдоль и поперек, пока подруга не вернулась.

— Они там все собрались в большой гостиной. Меня туда не пустил Рун, — встревоженно говорила Рини. — Сказал, что как только придет время, тебя позовут. А пока тебя не стоит беспокоить.

— Что за ерунда? — возмутилась я. — Пойду сама тогда разберусь, что происходит.

И стремительно направилась ко всеобщему собранию.

У входа в гостиную стоял Рун. Его хмурый вид никак не вязался с праздничным одеянием. Как только он увидел меня, нахмурился еще сильнее. Он оперся рукой о косяк двери и сказал:

— Тебе туда не стоит ходить.

Парень замялся, а глаза его забегали.

— Там сейчас важное обсуждение, и тебя оно не касается.

Врет же! И даже не особо скрывает это!

— Пропусти, — процедила я.

Видимо, мой вид был очень грозен и решителен. Рун отступил, напоследок бросив мне:

Я приоткрыла тихонько дверь и замерла на пороге. Впрочем, присутствующие даже не обратили на меня внимание: слишком были заняты разговором.

На диване расположились эдел Вистар с супругой. Оба растерянные, обескураженные. Наместник успокаивающе гладил жену по руке. Напротив них сидел незнакомый мне мужчина в военной форме, не особо добрым взглядом буравя Рона, который обосновался в кресле рядом с родителями.

— Почему мы должны верить вашим словам? — спросил мужчину наместник.

— Если у вашего сына есть еще хоть капля благородства, то он и сам ответит, — с насмешкой ответил он.

Все взгляды устремились на моего жениха. Он сидел, низко склонив голову и закрывал лицо ладонями, упираясь локтями в колени.

С минуту в комнате было слышно только тиканье часов.

— Полковник Сентар говорит правду, — сдавленным голосом произнес Рон.

К сожалению, с этой позиции мне не было видно его лицо. Зато я отчетливо услышала прерывистый вдох эдела Вистара и восклицание эдель Фордис:

— Бедная девочка!

— Кто, моя дочь? — спросил полковник.

— Нет, Асти… — прошептала женщина.

А я так и застыла, не решаясь пройти дальше и не зная, что делать. Что бы сейчас ни происходило, меня это касается очень даже.

— А-а-а, это его невеста, — невесело усмехнулся гость, кивнув в сторону Рона.

— Что будем делать? — спросил эдел Вистар, ни к кому конкретно не обращаясь.

Вновь стало тихо. И я наконец решилась подать голос.

— А что, собственно, происходит?

Я хотела, чтобы голос мой прозвучал требовательно, но не слишком грозно, а получилось чуть ли не жалобно.

— Вы та самая Асти? — спросил меня полковник.

Я кивнула. Садиться почему-то не стала, так и осталась стоять, лишь приблизилась к обществу немного.

Взгляд полковника Сентара, направленный на меня, слишком много содержал в себе эмоций: удовлетворение, насмешка и брезгливая жалость.

— Моя дочь беременна от вашего жениха.

Сесть мне все же пришлось. Я перевела ошеломленный взгляд на жениха, надеясь, что он опровергнет это. Ронольв же избегал моего взгляда, а вот эдель Фордис скорбно кивнула. У меня промелькнула неожиданная мысль: «Странно, она же так хотела внуков. Почему же не радуется?».

— А вы кем являетесь? — невежливо поинтересовалась я у гостя. Хотя его военная форма уже говорила вполне достаточно.

Он, как будто не заметил моей бестактности и спокойно ответил:

— Комендант крепости «Могади».

Проклятое место какое-то, но все стало на свои места наконец-то.

Я поднялась с кресла и подошла к Рону. Он тоже встал. О, это взгляд побитой собаки! Вот только меня он никак не подействовал. В сотые доли секунды, как только пришло осознание произошедшего, решение мной было принято. Я поманила Рона пальцем, беззвучно призывая наклониться ко мне — прикасаться самой не хотелось. Как только Рон склонился, я прошептала так, чтобы больше никому слышно не было:

— Когда ты с ней кувыркался, ты и тогда меня любил?

Уже бывший мой жених дернулся так, как будто я залепила ему пощечину. Странно, но мысль о рукоприкладстве меня не посетила. И как бы мне ни было неприятно, я взяла парня за ладонь, вложила в нее кулон и сжала пальцы. Развернувшись, я окинула решительным взглядом собравшихся.

— Вы не знаете, что делать? Женитесь, плодитесь, размножайтесь! Но только без меня.

И стремительно покинула комнату.

Как только я оказалась за дверью, вся напускная решительность и бравада покинули меня. Мне не хватало воздуха, было душно. И как была, так и выбежала из дома, даже не обувшись и не накинув ничего. Вслед раздавался голос Руна, но я не вслушивалась в его крики.

Я забралась на старый колодец, который был накрыт прочной крышкой, и поджала под себя ноги.

Было такое ощущение, что мое сердце превращается в ледышку, гоняя по сосудам уже не кровь, а студеную воду. Наверно, поэтому я и не чувствовала холода, а ведь еще даже не середина весны.

По самому больному ударил…

Мои руки с такой силой вцепились в край деревянной крышки, что я загнала парочку заноз.

Не надо, не надо об этом думать! Только хуже будет! А о чем еще теперь думать мне?..

На плечи опустился плед. Схватив за ноги, Рун принялся обувать меня. Я растерянно за ним наблюдала, даже не пытаясь возмутиться и помешать и дальше обо мне заботиться, или высказать, наоборот, благодарность.

— Подробности узнала? — ровным голосом, без каких-либо эмоций спросил парень.

Я покачала головой.

— А хочешь?

Пожала плечами.

— Ну, тогда я расскажу, — мрачно хмыкнул Рун, усаживаясь рядом со мной.

Как всегда, он проигнорировал мое пожелание.

Хотелось зажать уши руками и бормотать какие-нибудь глупости под нос, как в детстве, когда не желаешь, например, слушать неинтересную историю или нудную нотацию.

Вот только я не сделала этого. И не потому, что уже не ребенок. Может быть, потому, что где-то глубоко в душе все же желала узнать, почему все так сложилось?

И Рун принялся рассказывать, как будто и правда вел повествование какой-то жутко нудной истории: монотонным голосом, в котором, кроме скуки, эмоций и не было. И правильно, жалостливых ноток я бы не выдержала.

— У меня в той крепости хватало дел: надо было обновить боевые амулеты, да и многие охранки требовали замены. Поэтому я не особо лез в дела Рона. Он лишь изредка спрашивал у меня совета или делился новостями. В тот вечер, когда вы с Рини мне написали, Рон пришел ко мне довольный. С собой он принес бутылку какой-то бормотухи, купленной в ближайшей деревне. Что смог найти. Военные же у себя выпивку не держали. Не положено. Этим он собирался отпраздновать заключение соглашения с союзом горных кланов. Те прекращают набеги на наши поселения, а мы допускаем их на свой рынок. На землях, принадлежащим горным, не особо можно что-то вырастить, зато полезных ископаемых много, да и мастеров у них хватает, особенно оружейников. Вот такой взаимовыгодный обмен: мы им еду, они нам свои богатства. Странно, что раньше не могли договориться… впрочем, неважно. Что-то я отвлекся. Я отказался пить с Роном: мне еще нужно было кое-что доделать. Рон не ушел, остался со мной и наблюдал за моей работой, развлекая меня разговорами о переговорах, время от времени прикладываясь к бутылке. Уходил он от меня, уже не крепко держась на ногах. Я думал, что он сразу же ляжет спать, а он… Совсем замотавшись, я забыл написать сестрам. У меня в почтовике закончилась бумага, поэтому я решил одолжить у друга. Я вошел без стука. Ну а там Рон с этой… Приехала пару дней назад, навестить отца…

Рун замолчал.

Интересно, а алкоголь может служить оправданием подобных поступков? Никогда больше бокала вина не выпивала. Кто знает, может, большое количество спиртного затмевает разум, помогает забыть о любимых? А была ли вообще любовь?..

— Оправдываешь друга? — ядовитым тоном спросила я.

Удивил, я ведь этого не ожидала. Мне казалось обычно мужчины выгораживают друг друга.

— Его бы ты слушать не стала, — произнес Рун. Ох, какой же догадливый! — И все же ты имела право узнать, что именно произошло там.

— Больше подробностей не надо. Достаточно, — пробормотала я.

Черноглазый поднялся.

— Не сиди тут долго. Еще слишком холодно, — сказал он так, как будто беспокоился обо мне.

Мне даже захотелось расплакаться, хотя до этого ни одной слезинки не проронила. Запоздалая реакция, что ли…

Это место я решила покинуть только тогда, когда мои зубы стали отбивать неровный ритм — переоценила я свою холодоустойчивость.

Куда бы мне сейчас пойти, чтобы точно никто не нашел? Дворец был готов встретить немалое количество гостей, ну и принять, соответственно. И все гости появились бы здесь сразу после церемонии. Так что любая из подготовленных комнат была в моем распоряжении.

Кстати, о гостях. Их же ожидалось и правда много. И многие из них — высокопоставленные. Да еще и сам император… Чувство неуместного злорадства вынудило меня даже улыбнуться. Интересно, как Ронольв все объяснил им? Да и объяснял ли? Может, спихнул эту миссию на родителей.

Да-да, так проще — навесить на него сейчас все грехи, недостатки и оплошности. Такие мысли не дают пробиваться другим, в которых я вспоминаю о словах любви и как хорошо нам вместе было. С усилием сдерживая всхлип, я прокусила губу до крови. Так даже лучше — боль отвлечет от глупых мыслей.

Ожидалось, что сегодня по всему дому будут раздаваться гомон голосов, восторженные крики, веселый смех, праздничные поздравления… а вместо этого — тишина. И даже слуг не было видно.

Вот и замечательно.

Стараясь все же никому не попасться на глаза, я прошла в то крыло, где была мастерская Руна. Постоянно жилых помещений здесь не было, хотя на всякий случай пару комнат подготовили: вдруг кто неожиданно нагрянет?

Около камина лежала аккуратно сложенная поленица дров. Провозившись пару минут со спичками и бумагой, я так и не смогла зажечь огонь: замерзшие пальцы плохо слушались. Эта маленькая неудача добила меня окончательно. Все скопившиеся эмоции и переживания, так усердно задвигаемые в уголок, разом прорвали некрепкую стену из мысленных наставлений: «Ничего страшного не случилось!». Я разрыдалась в голос. Лежа перед камином в окружении рассыпанных спичек и в обнимку с поленом, я громко всхлипывала и причитала: «За что?».

Не знаю, как долго я так провела. Рыдания все же прекратились, и теперь я судорожно вздыхала, безуспешно пытаясь успокоиться и хоть немного выровнять дыхание.

Тихо прикрыв за собой дверь, в комнату зашла Диль.

— Никого не хочу видеть! — не крик, а хрип вырвался у меня.

— Конечно-конечно, — едко отозвалась девушка. И принялась собирать спички. — Бесчувственный чурбан — самая лучшая компания, — хмыкнула она, бросив взгляд на то, что я продолжала обнимать.

Полено с грохотом упал на пол. И правда, чего это я? Совсем уже…

Диль спокойно развела огонь и теперь поочередно подбрасывала в него дрова. Заметив, что я за ней наблюдаю, она повернулась ко мне и спросила:

— Вино пить будешь?

Это какой-то абсурд! Мне даже захотелось ущипнуть себя, чтобы удостовериться, что я не отключилась, или что это не галлюцинации.

Так и не дождавшись ответа от ошарашенной меня, Диль развернула скатерть, принесенную с собой. Там, помимо бутылки с вином, были и закуски, которые, по-видимому, предназначались для праздничного стола.

— Точно не будешь? — еще раз спросила Диль, протягивая мне бутылку.

Я покачала головой. Девушка пожала плечами и, ловко вытащив пробку из бутылки, которую, наверно, заранее выкрутили, сделала глоток, довольно зажмурившись.

Только сейчас я поняла, насколько же сильно хочу есть. С утра даже хлебной крошки во рту не было. От волнения мысли о еде вызывали только тошноту. Сейчас же у меня проснулся зверский аппетит. Не заботясь о том, как выгляжу со стороны, я подползла ближе к импровизированному столу и принялась с наслаждением поглощать мясо, закусывая его сыром, добавляя ко всему этому хлеб и зелень. О-о-о, блаженство! Для полного счастья не хватало все это запить чем-нибудь. А запить-то нечем! Тяжело вздохнув, я спросила:

И протянула руку к бутылке, которую Диль поставила рядом с собой.

Вино и правда оказалось вкусным. Терпким, не сильно сладким и крепким, с нотками еще каких-то ягод, помимо винограда. Впрочем, я в этом совсем не разбираюсь.

Диль наблюдала за мной со странной улыбкой: и не снисходительной, и не жалостливой. Печальной.

— Ну все, ты немного пришла в себя, — с преувеличенным воодушевлением произнесла она. — А теперь я начну дальше раскрывать для тебя разные стороны личности по имени Ронольв.

Я посмотрела на нее недоуменно. Что это значит? И не сговорилась ли она с Руном?

— Значит, слушай! — бодро начала Диль. — В ту ночь, когда случилась история с твоим недопохищением, захотелось мне водички попить. Захожу я кухню, а там пьяный до самого скотского состояния сидит мой братец и бормочет себе под нос: «Я не успел! Совсем немного не успел!». Нетрезвого Рона разговорить было несложно. Вот он и поделился со мной, чем именно для тебя все закончилось. Не знаю, что у него там взыграло: то ли жалость, то ли мифическое чувство вины из-за опоздания, то ли в благородство решил поиграть. Вот он и решил жениться на тебе. Кто же тебя теперь замуж-то возьмет? — И все это говорила Диль вполне себе будничным тоном. А я… а я пребывала в шоке. В голове никак не укладывалось, что говорит Диль. Куда еще хуже, чем уже есть?! — Ну а что? Ко всему прочему, ты удобная для него пара. Дело даже не в твоей родословной и обеспеченности. Как бы выразиться помягче… — задумалась она. Я чуть не рассмеялась: «Помягче?». — Ты же на него таким восторженным взглядом смотрела. Чуть ли не слюни пускала… Я понимаю, брат мой хорош. Но и гордость-то иметь тоже надо. Хотя мужчины тщеславны, любят, когда ими восхищаются и каждое их слово ловят…

Дальше я уже не слушала. Прикрыв глаза, я оперлась спиной о кресло. И тут же всплыли слова Лониз, когда-то сказанные мне. Пусть они велись о другом человеке, но суть… Потом выводы Никласа… И ведь случилось именно так, как он и предсказывал!

— … Он все равно тебе верность не хранил бы, даже если бы ты ему родила хоть с десяток детей, — продолжила говорить Диль. Перехватив мой вопросительный взгляд, она пояснила: — Кобелизм неизлечим.

— Откуда тебе все это известно? Да и вообще, зачем ты мне это рассказываешь? Он же твой брат…

— Неважно откуда, — отмахнулась девушка. — А рассказываю… пусть будет из сочувствия. С твоего позволения я продолжу. У Рона была о-о-очень бурная личная жизнь во время учебы в университете. Тот еще сердцеед, — поморщилась Диль. — Это Рун у нас правильный. Если уж выбрал, то ни шагу в сторону… — рассеянно добавила она.

— О, нет, — простонала я. — Только не говори, что ты…

— Не скажу, — перебила меня Диль, вырвав у меня из рук бутылку.

Тихо потрескивали дрова в камине. И казалось, что мой мозг тоже начнет скоро трещать. Так много за этот день произошло, так много я узнала, чего лучше бы никогда в жизни не узнавала бы!

Я скосила глаза в сторону Диль. Она сидела неподвижно перед камином, неотрывно смотря на огонь. Ее серые глаза отражали язычки пламени, и поэтому казалось, что в них жидкий огонь. Но все было проще: в них стояли слезы.

— А-а-а, в пустошь все! — не прокричала, а прошипела она, бросая бутылку в стену. Вино красными каплями стекало на осколки. — Тебе-то что?! Ты теперь можешь уехать. И забудешь все! А мне как быть? Как?! Видеть, какими глазами он смотрит на нее. Как он задерживает дыхание, стоит ей только оказаться рядом с ним! Как он улыбается ей так, что у меня слезы на глаза наворачиваются! Я бы все отдала, все, чтобы он хоть раз в жизни улыбнулся мне так же! Чтобы он хоть на секундочку заметил во мне девушку, красивую, между прочим, девушку, а не просто подругу его сестры! Хуже всего то, что она отвечает ему взаимностью. А значит, нет у меня никаких шансов… Нет.

Казалось, что все силы покинули Диль, как только она закончила выговариваться. Последние слова она вообще прошептала. Диль склонила голову, а ее хрупкие плечи затряслись от рыданий.

У меня самой уже не оставалось ни сил, ни желания анализировать произошедшее, разбираться в жестоких насмешках судьбы. Я перебралась ближе к Диль, давая ей возможность выплакаться у меня на плече. Легкими касаниями я гладила ее по спине. Не для успокоения даже. Просто в качестве поддержки, показывая, что я рядом, что она не одна. И я тоже плакала. За себя, за нее…

Она подняла на меня глаза и прошептала:

— Иса говорит, чтобы я не сдавалась. Но как я могу? Она же моя сестра. Так неправильно. Все неправильно, — покачала Диль головой.

На Диль, наверно, повлияло выпитое вино, на меня — общая усталость. Мы уснули.

Разбудили меня голоса.

— Слава Рауду! Они нашлись, — негромко воскликнул эдел Вистар, но я услышала.

Сонно потерла глаза.

— Все в порядке? — обеспокоенно спросил наместник.

А то как же. Ага, все просто замечательно. Но я кивнула.

Диль разбудить не удалось: спала она крепко.

Показавшийся из-за спины наместника Рун хмуро окинул взглядом наш импровизированный пикник, подошел к Диль, взял ее на руки и уже на ходу бросил эделу Вистару:

— Я ее отнесу.

А у меня вдруг поднялась злость на весь мужской род в целом, и на Руна в частности. Я уже хотела крикнуть: «Не смей к ней прикасаться!», но он уже скрылся за дверью, а меня отвлек наместник. Он протянул мне руку, помогая подняться, и произнес:

— Я тебя провожу до комнаты.

В тишине мы прошли через весь дворец.

Я все ждала, когда же он заговорит. Ведь плохие вести еще не закончились? Или я начинаю становиться отъявленной пессимисткой. А куда деваться, раз жизнь такая?..

Ошиблась я.

— Сейчас отдыхай, а завтра нужно серьезно поговорить, — устало сказал эдел Вистар.

— Доброй ночи.

И, не дождавшись ответа, зашла в комнату.

Ближе к рассвету в комнату ко мне проскользнула Рини. Молча легла рядом со мной и обняла.

А снились этой ночью мне бескрайние зеденивские степи.

После завтрака, который прошел в тягостном молчании, я пошла к эделу Вистару. Он не присутствовал в столовой, так же, как и Ронольв.

Наместника я застала в кабинете. С задумчивым видом он сидел у открытого окна и курил трубку. Раньше такой привычки я за ним не замечала. Наверно, нервное напряжение давало о себе знать даже такому крепкому мужчине, как эдел Вистар.

Когда наместник заметил меня, он молча кивнул мне на стул, не прерывая своего занятия. Казалось, будто ему нужно было собраться с мыслями. Это я для себя все уже решила…

— Может быть, дождешься Ронольва, и тогда уже обо всем договоримся? — спросил мужчина, швырнув трубку в пепельницу и чуть ниже нагнувшись над столом, внимательно вглядываясь мне в глаза.

Я поспешно отвела взгляд. И вместо ожидаемого им ответа задала вопрос:

— Эдел Вистар, раз я теперь совершеннолетняя, то могу уехать, куда захочу?

— Не совсем, — нахмурился он. — Погоди, Астари, давай обсудим сложившуюся ситуацию.

А дальше я слушала и не перебивала, хотя внутри кипела от негодования.

— Через неделю вернутся Ронольв и эд Хилм. В зависимости от заключения целителя мы и примем решение признавать ребенка или нет. Конечно, бастарды — это не то, что делает честь мужчине. Но с кем не бывало? Даже наш император нагулял ребенка на стороне. Впрочем, это не наше дело. Правитель позволил отложить свадьбу на неопределенный срок, пока не разрешится недоразумение.

— Я повторю вопрос, — прочистив горло, продолжила я спокойным голосом, хотя ногти впились мне в ладонь. Только бы не сорваться! — Границы у моей свободы будут?

Эдел Вистар посмотрел на меня с удивлением, затем он покачал головой, как будто услышал лепет малыша, вдруг возомнившего себя уже рассудительным взрослым.

— Астари, не глупи! Разумно мыслить тебе сейчас мешает неуместная гордость и обида. Попробуй успокоиться и здраво оценить произошедшее. Простить ошибку Ронольва не так уж и сложно, а главное — целесообразно. Прежде всего, для тебя самой. Все мы не без греха… — развел руками наместник.

— Неужели и у вас где-то гуляет «результат» такого греха? — ляпнула я.

Осознание того, что я только что выпалила, да еще и в лицо кому, пришло только через секунду. Я даже рот ладонь прикрыла, испуганно отведя взгляд в очередной раз.

Глаза эдела Вистара злобно сверкнули, на его лице дернулись желваки, а руки сжались в кулаки.

— И куда ты собралась ехать, да и вообще, что собралась делать дальше, в таком случае? — сухо спросил он, быстро справившись со вспышкой гнева. — Тут же тебе все условия и уж тем более после замужества: положение в обществе, возможность уже свободно передвигаться по всей, — это слово он особо выделил, — стране. Подумай хорошенько!

— Я так понимаю, в Дрину меня не пустят? — спросила я, как будто и не слышала все то, что он мне говорил.

— Что ж, это твой выбор, — разочарованно протянул наместник. — Сейчас твой отъезд в Дрину невозможен по другой причине — небезопасно. Объявились вдруг псевдопатриоты Вадомы, мстящие некоторым бывшим военачальникам своей армии за проигрыш в войне, — спокойно пояснил эдел Вистар.

— Так отец не просто болел, — выдохнула я, — он…

— Он был ранен зогвуром в результате неудачного покушения, — без тени сочувствия ответил наместник, — и его выздоровление затянулось. Поэтому твою семью сейчас держат в безопасном, но мало кому известном месте. Сама понимаешь, в таких условиях твой приезд туда невозможен. А твой отец столь долгую дорогу сюда сейчас не выдержит.

Мало было ужасных новостей? Держи, Астари, еще! Только и успевай слушать!

Эдел Вистар протянул мне стакан с водой. С некоторых пор я с сомнением относилась к подобным жестам. Да и вообще, впору становиться подозрительной ко всему. И тем не менее дрожащими руками я удержала стакан и, стуча зубами о стекло, выпила воду. На удивление полегчало.

— Мне можно завести почтовик? — переведя дыхание, спросила я.

— Да. Если так хочешь, то через час его принесут.

— Принесут, — припечатал эдел.

— А адрес родителей? — решила узнать я уже на последних каплях смелости, которая начала пасовать перед хмурым взглядом опекуна.

Набросав несколько слов, наместник протянул мне листок.

«Дороже чести только семья».

Интересное высказывание.

— Так куда ты собралась уехать? — поинтересовался эдел Вистар.

— К Уотиненам.

Эдел Вистар удовлетворенно кивнул.

Полковник и его супруга для меня сейчас самая наилучшая компания, тем более я давно уже обещала наведаться.

Через час один из помощников наместника принес мне почтовик.

Держа в руках нож, я задумалась: какую же фразу выбрать для адреса? Именно ее нужно было вырезать внутри почтовика. Получится, конечно, коряво, хотя никому видно-то не будет. А фразу должен вырезать сам хозяин почтовика.

Когда у меня не было возможности приобрести это средство связи, я представляла, что как только почтовик у меня появится, то обязательно выберу какую-нибудь фразу с очень глубоким смыслом. И, желательно, не одним. А сейчас, когда эта самая возможность появилась, то я растерялась.

Я вспомнила свой сон про родину мамы. Вслед за этим вспомнился и ее отец. У деда был один из крупнейших табун потрясающих лошадей. К нему приезжали со многих уголков континента за наилучшими скакунами. Дед мог усмирить любую, даже самую строптивую лошадь. А на мой вопрос, как же ему это удается, он отвечал: «Степного коня покорит только вольный человек».

Эту фразу я стала старательно вырезать. Разумеется, не обошлось без порезов.

Неожиданным гостем к Уотиненам я приезжать не хотела, поэтому и написала полковнику, предварительно узнав его адрес у секретаря наместника.

Пока ждала ответ, успела собрать немного вещей. Я не знала, насколько долго пробуду там, хотя злоупотреблять гостеприимством стариков не собиралась.

Я нашла Рини на террасе. Она с сосредоточенным и хмурым видом записывала что-то в тетрадку. Дневник что ли завела?

— Я уезжаю.

Рини встревоженно на меня посмотрела и спросила:

— Неужели навсегда?

— Пока на время, — пожала плечами я. — Проведаю Уотиненов.

— Так лучше, да, — кивнула она. — А потом что?

— Сниму небольшой домик где-нибудь в пригороде Саганиона. А потом видно будет.

— Пока тебя не будет, я могу помочь тебе с поиском дома? — Рини слегка сжала мою руку.

— Спасибо, — выдохнула я и порывисто ее обняла.

— Могу я еще что-нибудь для тебя сделать? — прошептала подруга.

— Пиши мне, — улыбнулась я и протянула ей листок с адресом.

— Обязательно.

Эдел Нелнас ответил, что примет меня с превеликой радостью и что я могу пробыть у них хоть вечность. Так долго мне не нужно было, а пару недель в самый раз.

Чтобы успеть добраться до Геделрима дотемна, я решила поторопиться.

Я даже зашла попрощаться к Диль. Она приняла меня с улыбкой, хоть и насмешливой, как всегда.

— Не сильно надоедай там старикам, — хмыкнула она и пожелала хорошей дороги.

А вот к эдель Фордис я шла через силу. Слишком неоднозначные у нас были в последнее время взаимоотношения.

Первое, что произнесла она, как только увидела меня, было:

— Я не хотела, чтобы так получилось! — выпалила она.

Да я и не собиралась ее ни в чем обвинять…

— Охотно верю, — сухо ответила я и продолжила: — Я, собственно, попрощаться. Уезжаю на пару недель.

— Да, я слышала, — расстроено ответила эдель Фордис. — Счастливого пути. Мы будем тебя ждать.

— Зачем? — не сдержалась я. Хотя, наверно, надо было добавить: «Мы — это кто?».

— Ты же нам не чужая… — растерялась женщина.

Я кивнула и покинула эдель Фордис.

Остальным Натсенам и Рику я помахала рукой, проходя мимо музыкальной комнаты, где они вместе собрались.

А Руну напишу потом. Возможно, я не совсем порядочно поступаю, бросая сейчас свою работу у него. Вот только ни видеть его, ни тем более говорить с ним мне пока не хотелось.

Одну меня, разумеется, не отпустили.

— Я продолжаю нести за тебя ответственность, — сказал эдел Вистар и выделил мне в сопровождение двоих своих людей, помимо кучера.

Когда я выходила из дома, появилось ощущение, что покидаю его навсегда.

Ну уж нет, я обязательно сюда вернусь. Здесь еще столько всего, что мне дорого. И это, прежде всего, не вещи.

Уже сидя в карете в одиночестве, я задумалась над тем, что же написать родителям. Сейчас, когда никто даже чисто гипотетически не мог проконтролировать, что же я пишу, я вновь растерялась. Поэтому письмо получилось большим и сумбурным. Я перескакивала с одного на другое. О причинах, по которым свадьба не состоялась, я написала вскользь, не заостряя на этом внимание, хотя отец, думаю, найдет способ узнать подробности.

Дорога была не в самом лучшем состоянии: снег уже давно сошел, но лужи и грязь еще не просохли. Поэтому карета передвигалась не очень быстро.

Спустя несколько часов экипаж остановился для кратковременного отдыха всех участников нашей небольшой группы. Я вышла, чтобы немного размяться и пройтись.

Под неотрывным взглядом охраны дошла до лесочка, который пролегал вдоль дороги. То тут, то там виднелись небольшие полянки, уже поросшие первоцветами. Я сорвала несколько цветов, вдыхая чуть горьковатый, но все же сладостный запах весны.

Когда я возвращалась к экипажу, то поскользнулась, неловко наступив в грязь. И, не приди мне на помощь один из охранников, я бы упала.

Лучше бы упала!

На долю секунды мне даже показалось, что со мной случилась маленькая смерть. Падение в бездну, в какую-то темную пропасть все длилось и длилось, пока вдруг все это не сменилось чередой образов. Размытых, плохо видимых, но я смогла кое-что разглядеть и понять. Вот тот самый охранник садится на свою лошадь, вот он спокойно едет, изредка бросая взгляды в сторону кареты со мной. И вот внезапно что-то темное выскакивает из-за кустов. Наверно, птица взлетает, потревоженная путниками. От неожиданности лошадь охранника шарахается в сторону, потом встает на дыбы, а мужчина, не удержавшись, падает. Последнее, что я увидела: тоненькая струйка крови, стекающая из уголка его рта по подбородку, и уже пустые, мертвые глаза.

Очнулась я из-за того, что меня хлопали по щекам. Не сильно, но чувствительно.

— Эдель Астари, слава Рауду, вы очнулись! — воскликнул охранник, когда увидел, что я открыла глаза.

А я даже имени ни его, ни второго охранника не узнала. Невежливо.

Вот только, увидев его лицо, я сразу же зажмурилась. Тут же нахлынули образы, привидевшиеся мне.

Скорее всего сказались пережитые невзгоды, ну или передышала свежим воздухом в лесу. Да что угодно! Иначе как объяснить случившееся?

Меня, оказывается, уложили на сидение в экипаже.

Охранник со встревоженным лицом все еще склонялся надо мной.

— Все в порядке? — спросил он.

— В порядке, — заверила я его и попыталась поменять свое положение.

Пока усаживалась, закружилась голова.

— Вам что-то нужно? Может быть, за лекарем послать? — обеспокоенно спросил мужчина.

— А как вас зовут? — невпопад поинтересовалась я.

Выражение лица охранника явно говорило о том, что он уже беспокоится не о моем физическом здоровье, а о рассудке, но все же ответил:

— Сержант Ланд.

— А вашего напарника?

— Сержант Блирбен, — ответил сержант Ланд. — Вам точно ничего не нужно?

— Нет, спасибо. Все уже хорошо, — я даже смогла слабо улыбнуться.

Мне нужно только остаться одной и попробовать разобраться, что же сейчас случилось!

— Если что — обращайтесь.

Я кивнула и поспешно прикрыла дверь за мужчиной.

А что, если то, что мне привиделось, — правда? И все так и случится?

Я, конечно, могу выставить себя полной дурой, но предупредить же надо! Только как? Внутренняя борьба длилась недолго. Как только мы тронулись, я выглянула из окна и крикнула сержанту Ланду, который, действительно ехал впереди экипажа:

— Сержант Ланд! — он обернулся, а я торопливо продолжила, пока не растеряла решительность: — Держитесь крепче в седле!

Он точно подумал бог весть что. Лицо мужчины расплылось в самодовольной улыбке, и он ответил:

— Конечно, эдель Астари.

И даже приложил руку к сердцу. Шут!

Тем не менее о своем поступке я не жалела. Пусть я мнительная, пусть у меня галлюцинации или еще что-то в этом роде. А вдруг правда?..

Когда мне было лет шесть, я у мамы спросила:

— А у меня тоже есть дар предвидения?

Было как-то обидно: у всех женщин нашего рода он был, а у меня пока не проявлялся. Хотя вот у мамы он был слабый.

— Нет, родная. В тебе слишком сильна кровь отца.

Выходит, мама ошибалась?

Всю оставшуюся часть дороги я молила Рауда, чтобы мамино заверение оказалось верным, а у меня были всего лишь видения, вызванные, например, перенапряжением.

Проездка действительно дальше протекала спокойно и без происшествий.

Чтобы проехать до поместья полковника, нам нужно было миновать пригород Геделрима. Здесь дома располагались достаточно далеко друг от друга. Видимо, этот район начал застраиваться не так давно.

Последние дома остались уже позади, когда внезапно на дорогу выскочила собака, держащая в зубах какую-то тряпку.

А дальше все было так, как я уже видела. Лошадь сержанта Ланда встала на дыбы, а сам он не удержался и упал на землю.

Вслед за собакой прибежали двое детей: мальчик и девочка. По тому, как они были похожи, могло показаться, что это брат с младшей сестрой. Дети с ужасом смотрели на развернувшуюся перед ними трагедию, а светло-коричневая собака, как ни в чем не бывало, подошла к мальчику и бросила ему под ноги свою ношу — изрядно потрепанную куклу. Девочка, то ли от того, что ее игрушку испортили, то ли от испуга, то ли от всего разом, разрыдалась.

Как только карета остановилась, я выскочила из нее. Сержант Блирбен уже склонился над своим напарником. От страха у меня даже стучали зубы, поэтому я не могла спросить у охранника, что с его товарищем. Да еще и всхлипы девочки звучали слишком громко, несмотря на то, что брат пытался ее успокоить.

Первое, что я увидела — струйка крови на подбородке. Теперь уже и я начала плакать, и всхлипы мои звучали ничуть не тише. Сил, чтобы заглянуть ему в глаза, у меня не было.

— Эдель Астари, вам не стоит… — начал говорить кучер Алм, схватив меня за локоть и отодвигая в сторону. Но тут вдруг сержант Ланд зашевелился и послышался его хрип.

Я вырвала руку у Алма и вновь приблизилась к пострадавшему. На меня смотрели светло-серые глаза. Да, в них застыла боль, но это были глаза живого человека! Вытащив из кармана платок, я аккуратно стерла кровь.

— Как вы? Что болит? — сдавленным голосом спросила я. Понятное дело, что плохо, но я не знала, что сказать еще.

— Все, — прохрипел мужчина и все равно попытался встать.

Сержант Блирбен тут же вскочил на своего коня и отправился в город за целителем.

А пострадавшего остановил Алм.

— Лучше вам не двигаться, пока не прибудет помощь.

Сержант кивнул и внезапно вцепился в мою руку, бросив на меня странный взгляд, как будто что-то хотел разгадать. Что, если вспомнил мои слова?.. Видимо, ничего такого в моем взгляде он не увидел, поэтому отпустил мою руку и отвернулся. Так мы и пробыли, пока сержант Блирбен не вернулся с врачом.

Пострадавшего погрузили на носилки. А когда его уносили, мне послышалось одно единственно слово, явно обращенное ко мне: «Ведьма».

Не мог же он догадаться?..

Второй охранник решил сначала доехать со мной до Уотиненов, а потом уже вернуться к товарищу.

Про детей я как-то забыла. А они так и остались стоять у края дороги. Я сбегала в карету, прихватила оттуда еще один платок и парочку конфет. Все это я протянула детям.

— Далеко живете? — спросила я у мальчика.

Девочка все еще не успокоилась и время от времени всхлипывала. Она крепко вцепилась одной рукой в брата, а второй держала растерзанную куклу. Собаки видно не было.

— Нет, — глухо ответил мальчик. Потом поднял полный испуга взгляд на меня и спросил: — А вы что, нас наказывать будете? Родителям расскажете? Это же наша собака.

— Произошедшее — неудачное стечение обстоятельств, — попыталась я успокоить детей. — Вашей вины здесь нет.

Мне все-таки удалось их уговорить сесть ко мне в карету. Так мы и довезли их до дома. Злополучная собака бежала следом. Сдав детей на руки родителям и заверив, что ничего страшного не случилось, просто довезли забредших слишком далеко сорванцов, мы наконец-то добрались до дома полковника.

Супруги Уотинены встретили меня очень радушно. А я, вместо того, чтобы приветливо им улыбнуться и сообщить, что бесконечно рада их видеть, взяла и разрыдалась.

Сержант Блирбен вкратце рассказал полковнику, что случилось в пути. Эдел Нелнас тут же отпустил охранника в город.

— За безопасность Астари не волнуйся, — сказал ему полковник, пока эдель Брита уводила меня на кухню.

Там супруга полковника стала отпаивать меня ромашковым чаем. Есть мне совсем не хотелось.

Чай, да и домашняя обстановка, сделали свое дело: меня начало клонить в сон.

— Пойдем, провожу тебя до комнаты, — сказала эдель Брита, отодвигая от меня уже и не помню какую по счету чашку.

Теплый чай приятно согревал мои озябшие пальцы, а легкая горечь бодрила. Вот только усталость все равно брала свое. Я послушно пошла за хозяйкой дома.

— Все разговоры — завтра! — осадила супруга эдель Брита и повела меня дальше, оставляя позади хмурого полковника.

Я даже внимание не обращала на обстановку, пока шли до выделенной мне комнаты. Завтра как следует разгляжу.

Пожелав мне спокойной ночи, эдель Брита ушла.

Вещи мои уже доставили в комнату. Быстро переодевшись, я тут же нырнула в постель.

Передо мной сидел Инеп. Он похудел, но это придавало его смазливым чертам больше строгости и мужественности, а хмурая складочка между бровей делала его старше.

— Ты любишь море? — вдруг спросил он у меня.

Вопрос прозвучал глухо. Казалось, что даже его уже голос принадлежит человеку, значительно старше, чем он есть.

— Не знаю. Я его никогда не видела.

— А оно тебя полюбит. И обязательно поможет.

— Что ты имеешь в виду? Мне нужно уехать к морю? — недоуменно переспросила я.

— Нет, — Инеп покачал головой. — Встретитесь случайно.

— Так что же это значит, Инеп?

Парень, хотя какой уже парень — молодой мужчина, почему-то вздрогнул при звуке своего имени.

— Еще рано. Ты еще не готова с этим расстаться. Жертва, нужна жертва…

Проснулась я на рассвете в еще незнакомой мне комнате. За окном виднелись первые лучи солнца. Чем хороша жизнь за городом — тут можно любоваться рассветами и закатами.

Сон, однако, мне странный приснился. Что за странные фразы, недомолвки? И вообще, почему именно Инеп? Впрочем, как любила говорить моя бабушка, куда ночь, туда и сон.

А сейчас надо поразмыслить над другим.

Мои мольбы услышаны не были, и произошедшее вчера не случайность. Выходит, что эдел Вистар снял блок не только с магических способностей, но и с провидческого дара.

Одно время я интересовалась всем тем, что связано с предсказаниями. Было любопытно изучить особенности родового дара. Мама мне по этому поводу ничего не рассказывала, так как решила, что у меня этих способностей нет. Оказалось — ошиблась. Ближе к вечеру соберусь с мыслями и напишу ей.

А пока покопаюсь в своих немногочисленных знаниях. Способность видеть будущее — это даже не магический дар в обычном своем представлении, как, например, мои способности артефактора. Возможность придать какой-то вещи определенные магические свойства или функции связана с особенностью энергии. А вот предвидение — это, скорее, свойство сознания. Его определенная особенность, позволяющая заглянуть будущее или увидеть прошлое даже. Правда, для доступа к этому дару все же необходим хоть малый, но имеющийся магический потенциал. К сожалению, более подробной информации я не нашла, так как выяснилось, что она не для всеобщего доступа.

Теперь по существу. Видение пришло ко мне тогда, когда Ланд ко мне прикоснулся. Но ведь и до него люди ко мне прикасались. Да, это были самые близкие, но тем не менее никакие образы меня тогда не посещали. А если все дело в том, что именно мне привиделось? Увидела я смерть сержанта. Неужели мой дар в том, чтобы видеть близкую смерть человека? И что получается, я своей просьбой все-таки спасла охранника? Исходя из того, как все сложилось, выходит именно так. Это же и объясняет то, почему и видений не было до сей поры — никому из близких смерть не грозила.

Что же еще? Нужно учесть все детали, чтобы знать от чего отталкиваться. Я поднялась с кровати и стала мерить шагами комнату. Вот только ничего больше в голову не приходило.

Я подошла к окну, отодвинула штору и принялась рассеянно рассматривать открывшийся вид, ни на чем конкретно не останавливая взгляд. Холмистая местность, поэтому далекие объекты не видны. Более того, соседей тоже не видно. Для уединенного проживания — самое то. А вокруг дома — небольшой садик, в котором пока было пустынно. Еще не время для буйства красок растительности.

На стекле остались следы от капель воды. Наверно, когда поливали цветок, то забрызгали. Я потерла пальцем, убирая эти следы.

Точно! Вспомнила! Я еще раз повертела своей ладонью. Когда сержант Ланд подхватил меня у кареты, то ненароком коснулся моей ладони. А я была без перчаток: когда срывала цветы, то сняла их, чтобы не запачкать. Да и хотелось кожей прочувствовать нежные стебельки. И прежде чем сознание покинуло меня, я обратила внимание на то, какие горячие руки у охранника. Мои-то руки замерзли.

Это что же, видение спровоцировало не просто прикосновение ко мне, а именно прикосновение к оголенному участку кожи?

Покопавшись в одном из своих чемоданов, я нашла блокнот. Вкратце записала все, что посчитала нужным для будущего письма маме, и начала собираться к завтраку.

Завтрак проходил под неутомимую болтовню внука Уотиненов — Нелнаса-младшего. Четырнадцатилетний парнишка безуспешно пытался втянуть меня в разговор. Я же отделывалась скупыми фразами, погруженная в свои мысли. Да, наверно, это было невежливо — прибыть в гости и сидеть теперь за столом с кислым видом. Надеюсь, хозяева простят меня. Зато их внук успел поделиться со мной тем, что он был «сослан к дедам» за плохое поведение. Вообще-то, как пояснила эдель Брита, их сын с невесткой занимались налаживанием небольшого производства по изготовлению изделий из керамики в Саганионе. А их сын сейчас вступал в опасную пору переходного возраста. Родителям некогда, а мальчик требует определенного контроля: сомнительные компании, прогуливание занятий, нередко дерзкое поведение. Под бдительным надзором сурового деда-полковника не забалуешь.

Во все это я не особо вслушивалась, так, фиксировала обрывки фраз в памяти, изредка кивая в нужном месте. А в голове крутились мысли по поводу письма. Да и вообще, как там родители? Пока ответа на первое письмо не поступило. Не обманул ли меня эдел Вистар с адресом?

— Асти, — тихо произнес эдел Нелнас и прикоснулся к моей руке, лежащей на столе.

Наверно, он пытался и до этого привлечь мое внимание, но я не реагировала.

Второй рукой я держала ложечку, которой размешивала сахар в чае. Размешивала уже минут пять.

От неожиданного прикосновения ложечка со звоном стукнулась о чашку, и часть чая расплескалась на скатерть.

— Ох, простите! — воскликнула я и принялась промокать мокрое пятно салфеткой.

Полковник всего лишь коснулся, а меня вдруг накрыл страх. Однако ничего страшного не случилось. Вот только легкая дрожь в руках появилась.

Супруги наблюдали за моими суматошными движениями с беспокойством. А я только сейчас заметила, что Нелнас-младший уже ушел.

— Асти, мы получили твое приглашение на свадьбу, — сказала эдель Брита. — Но самочувствие моего супруга не позволило нам его принять. Эдел Нелнас не выдержал бы дороги. Мы сюда-то с трудом доехали.

— Могли бы и приехать, — проворчал полковник, с неодобрением посмотрев на жену. — А теперь ты нам объясни: почему ты здесь? А как же свадьба?

Я не успела ничего ответить, как свое слово вновь вставила эдель Брита:

— Надеюсь, характерная черта Кавтеров[5] проявилась до свадьбы?

Недоуменно посмотрела на женщину. Что это значит? Озвучить свой вопрос опять не успела.

— Брита! — чуть повысил голос эдел Нелнас.

— Что Брита? — и уже мне: — Свадьбы же не было?

Я кивнула. Женщина облегченно выдохнула и продолжила убирать со стола.

— Какая черта? — повернулась я к полковнику.

Он замялся и с укором посмотрел на жену. Вот тебе и военный.

— Кобелизм? — озвучила я, сказанное мне Диль недавно определение.

Эдель Брита уронила тарелку. Белые осколки усыпали пол, но через пару секунд хозяйка дома как ни в чем не бывало махнула рукой:

— На счастье.

Это что же выходит: все всё знали, одна я ходила влюбленной доверчивой дурочкой и ни о чем не догадывалась?

— Почему вы ничего не сказали раньше?

— А ты бы поверила? — парировал эдел Нелнас.

Не факт. И все равно обидно.

Возможно, полковник прав. Я до последнего не хотела верить. Но меня поставил перед фактом сам Ронольв: он признался. И все же я до конца не могла отделаться от ощущения, что все это неправда. Всего лишь бесконечно длящийся кошмарный сон.

— Не буду рассказывать подробности, — предупредила я.

— И не надо. Сам узнаю, — ответил полковник.

Не сомневаюсь.

— Ничего, мы найдем тебе самого лучшего мужа, — заверила меня эдель Брита.

А вот это вызывает сомнение, но улыбку из себя выдавила.

Не надо мне никаких мужей. Ни хороших, ни уж тем более плохих. Никаких.

Весь день я посвятила тому, что помогала по хозяйству эдель Брите. Она предпочитала обходиться без помощи прислуги. Исключение составляли лишь приходящий конюх и иногда садовник.

— Не люблю посторонних людей в доме, да и вообще в жизни, — объяснила женщина свою позицию.

Я хоть и гостья, но не могла себе позволить бездельничать. Да и физическая работа во многом помогала отвлечься от тяжелых мыслей.

Единственное, что меня постоянно нервировало, — каждый раз, когда, например, эдель Брита случайно меня касалась, меня прямо-таки бросало в дрожь. Вдруг сейчас вновь появится жуткое видение? Надо было как-то учиться спокойно на подобное реагировать. Слабо верилось, что это было единожды и не повторится. Но не избегать же мне людей вообще?

К обеду вернулся сержант Блирбен.

— Сержант Ланд чувствует себя уже нормально. Целитель подлатал его. Послезавтра он уже может меня сменить.

— Вы что, собираетесь Астари круглосуточно здесь караулить? — сурово спросила эдель Брита.

Сержант смерил ее не менее суровым взглядом и отчеканил:

— Приказ эдела Вистара.

— В этом доме все подчиняются только моим приказам, — сказал спокойно полковник, уверенный в своем праве. И добавил: — Так наместнику можете и передать.

О нет! Не хватало еще, чтобы из-за меня у них возник конфликт. Да, былого веса в обществе и положения полковник сейчас не имеет, но авторитет его не подлежит сомнению. К тому же заслуг перед империей у него хватает.

— Хорошо, — неожиданно согласился охранник. — Я буду заходить дважды в день. Так устроит?

— С превеликим удовольствием будем угощать вас чаем с пирожками, — улыбнулась эдель Брита и любезно указала на дверь.

После ужина я наконец решилась написать маме еще раз. Правда, пришлось отклонить предложение Нелнаса-младшего поиграть в настольную игру. По-моему, парнишка на меня обиделся.

Строчки письма были такими корявыми, как будто я опять писала с шифром. От волнения руки уже привычно дрожали. Я становлюсь какой-то невротичкой!

Ответ пришел только через три дня.

За это время я немного привыкла к новому для меня укладу в этом доме. Домашние хлопоты, веселая болтовня с Нелнасом-младшим, который все же смог меня разговорить, вечерние посиделки с чашкой чая и игра в карты на безобидные желания — все это внесло некоторое умиротворение мне в душу. Да, горькие мысли все еще отягощали мои думы, но этот груз уже не давил столь сильно.

На мамино послание бумаги в моем почтовике хватило впритык. Размашистым почерком мама исписала с десяток страниц.

Самая первая строчка звучала так:

«Ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах никому не рассказывай о своем даре! Если не хочешь почти все время быть у грани.»

А дальше шли путаные разъяснения.

У каждого человека с подобным даром такие способности проявляются по-разному. Большинству провидцам проще использовать вспомогательные предметы, чтобы увидеть будущее. Отсюда и пошло распространенное мнение, что ясновидящие пользуются хрустальными шарами. Да, такие тоже есть. Но все это зависит в большей степени от личных особенностей или предпочтений, так как делается привязка на этот самый предмет. Так расходуется меньше энергии, да и проще контролировать возникновение видений. Маме в этом деле помогали камни — обычная мелкая галька. Она разбрасывала их, а они в свою очередь рассыпались так, что мама в их положении могла видеть особые знаки, указывающие, например, на какое-то событие, которое скоро свершится. Тут я мало что поняла, потому как не совсем было ясно, как же это происходит. Возможно, при личном разговоре я бы и разобралась, а сейчас скорее могла делать только предположения. У бабушки же очень редко, но случались видения, если она прикасалась к какой-то вещи, принадлежащей какому-либо человеку. Правда, эта вещь должна была быть часто используемой хозяином или являться очень важной для него.

«Мой тебе совет: когда выходишь куда-то из дома, надевай на руки перчатки. Конечно, это твое дело, но все же лучше себя оградить. Насколько мне известно, видящие смерть дорого за это платят. Ты не написала, но я уверена, что без потери сознания не обошлось. Поэтому и надо ограничивать контакты с людьми. Иначе рано или поздно исчерпаешь резервы организма. Смерть, она приходит значительно чаще, чем ты думаешь. Она кругом.»

Да я и так не собиралась хватать всех подряд за руки. А с другой стороны, такое вот мимолетное вроде бы касание может спасти кому-то жизнь. Ну вот как тут быть?!

У меня разболелась голова. От бессилия я потерла виски. Написанное мамой ничуть не облегчало понимание и разрешение моих проблем, но на то они и мои — буду сама разбираться.

«А вот следующая просьба может показаться странной. Но сначала прочти внимательно и поразмысли, прежде чем принимать решение.

Время от времени тебе придется посещать храм Оттара. Да, он бог тьмы, повелитель царства теней и прежде всего покровитель некромантов. Вот только он теперь и тебе благоволит. Именно с его разрешения у тебя появился этот дар. И поэтому не все спокойно относятся к таким, как ты. Суть вот в чем: за каждую спасенную тобой жизнь ты должна будешь принести жертву Оттару — любое животное, но оно должно быть убито обязательно тобой. Неважно, кто это будет: курица, крыса или еще другое создание. Оттар примет любую кровь. К сожалению, более подробной информации я не нашла, так как видящие смерть встречаются очень редко и они не трубят об этом, стараясь скрыть свой дар от посторонних. Однако говорят, что если не приносить жертву, то есть риск, что однажды и тебя затянет за грань.»

От этих строчек мне стало очень и очень не по себе.

Убить какое-то существо? Бр-р-р. Ни за что!

Вот только что жизнь, например, крысы по сравнению с жизнью человека?

И совсем не хотелось называть видение смерти — даром. Скорее уж наказание. Только, наверно, у меня не было стольких грехов, чтобы так за них расплачиваться…

Дальше мама, не особо вдаваясь в подробности, писала о том, как они поживают.

О Теоре, который сейчас на вынужденном домашнем обучении. Об отце, который постепенно идет на поправку и даже почти смирился с тем, что он больше не маг. О том, что они очень надеются, что осенью смогут ко мне приехать.

Не могла сказать, что все, что написала мама, успокоило меня или помогло разобраться. Скорее уж ввергло мои мысли в очередную неразбериху. И, разумеется, я часто думала, что все это случайность и я никакая не «видящая смерть».

Но даже в таком своем положении я нашла один плюс: мысли о предательстве меня не посещали так часто, как было бы, не будь моя голова забита другими размышлениями. Вот только подсознание не обманешь: ночами мне снился Рон. Жаркие признания в любви и клятвы в вечной верности, крепкие объятия… Я просыпалась, как после кошмара: в холодном поту и горячих слезах.

Выздоровление Ланда затянулось на пару дней больше, чем нас заверял его товарищ.

За вечерним чаепитием он вел себя как ни в чем не бывало и даже не глядел в мою сторону. Что казалось странным: я же его объект охраны.

Интересно, то его высказывание было случайным или он догадался о чем-то? Хотя с чего, фактически повода я не дала. Всего лишь пожелание.

Рассеянно наблюдая за сержантом, я взвешивала все за и против поступка, который в скором времени собралась совершить.

Мама подсказала мне только один способ, при помощи которого я смогу либо окончательно удостовериться в наличии дара и спасенной мной жизни, либо разувериться в этом. И, к сожалению, связан это способ был с самым неприятным для меня: принесением жертвы.

«Если ты бросишь в жертвенный огонь труп животного и пламя ответит тебе темно-бордовыми всполохами — жертва принята. Ничего особенного не произойдет — не страшно, благосклонность Оттара на будущее в любом случае лишней не будет.»

И кого мне в жертву приносить? Не ведро же тараканов тащить. Меньше всего мне для этого дела жаль крыс. Но где же я хоть одну возьму? Наверно, там же, где и тараканов бы искала, — на помойке. Так и представляю, как герцогиня Шевал таскается по помойкам в поисках добычи…

Я пошла провожать Ланда до выхода. А ведь у сержанта передо мной должок, наверно. Только он об этом не знает, а я еще не уверена. Начну издалека.

— Сержант, а вы не знаете, где можно достать крысу? — огорошила вопросом я мужчину.

Он даже споткнулся.

— Какую? — сбивчиво спросил он.

— Самую обыкновенную.

Он удивленно посмотрел на меня — ну да, очень странный вопрос от девушки.

— Гедилрим — крупный и, прежде всего, торговый город. Тут, в принципе, много чего можно найти. Не то, что крысу.

А ведь верно: могут же они продаваться где-то? Хотя ручных зверушек мне было бы сильне жаль, чем помойных…

— И вы можете это сделать? — спросила я и тут же добавила: — Я заплачу!

Еще один взгляд как на ненормальную, но сержант кивнул.

— Как скоро она вам нужна?

— Хотелось бы побыстрее, но я не настаиваю…

— Хорошо, тогда завтра после обеда принесу, — и он с уже серьезным видом уточнил: — Платить не надо.

Охранник обещание сдержал — принес крысу. Серую такую, мерзкую. Бр-р-р. Животное с настороженным видом сидело в небольшой клетке.

Но оно же не виновато в такой моей реакции. Скорее, вся ситуация действовала мне на нервы.

И вот эту крысу мне нужно убить. От отчаяния захотелось взвыть.

Сержант поставил клетку на скамейку в саду, так как я сама попросила его не заносить крысу в дом. Вопросы по поводу странностей моего поведения от Уотиненов выслушивать не хотелось.

— Вы не могли бы ее оглушить? — робко спросила я, даже не скрывая дрожи в голосе.

Он же воин, ему, наверно, проще. А потом оглушенную крысу, которая не будет дергать и вырываться, я и сама смогу добить. Надеюсь.

Ланд по прибытии в Саганион точно будет говорить наместнику, что я тронулась.

Как ни странно, ни одного вопроса он не задал. Молча достал крысу и рукоятью своего кортика без замаха стукнул крысу по голове.

Я успела зажмурить глаза.

— Вы так и не расскажете, зачем? — он махнул рукой в сторону клетки, куда положил теперь уже полудохлое животное.

Покачала головой, схватила клетку и поторопилась за дом. Возможно, Ланд и проследит за мной. Но в данный момент меня это не волновало. Беспокоило лишь то, что припасенным здесь кухонным тесаком мне придется убить животное. Именно поэтому я и попросила мужчину заранее обездвижить крысу. На пеньке расстелила тряпку, положила на нее тельце, с трудом не поддаваясь брезгливости. И вновь зажмурилась глаза. Ну не могу я смотреть на убийство! Так, не глядя, я и взмахнула тесаком. Глухой стук возвестил о том, что в пенек я попала. А вот удачно ли… И опять дрожали руки. С трудом открыла глаза, и к горлу тут же подкатила тошнота. Я спешно завернула тело крысы в тряпку, затем обмотала еще одним куском ткани и положила в корзину.

Ну все, я готова.

Ланд не следил за мной — он остался у той скамейки.

— В Геделрим вы тоже будете меня сопровождать? — уже вполне спокойным голосом спросила я.

Не знаю даже, каких трудов мне стоило это спокойствие.

Я сбегала в дом, чтобы предупредить полковника.

Кучер, а с ним и сержант, если и удивились пункту назначения моей поездки, то вида не подали.

Сидя уже в экипаже, корзину с жутким грузом я отодвинула подальше от себя.

Храм Оттара… Не приходилось мне раньше в таком бывать. Да и в любом городе располагался храм в не самой оживленной части города. Небольшое, но от этого не менее величественное здание производило какое-то угнетающее впечатление. Или опять у меня нервы расшалились? Строение из серого камня, с жесткими линиями и странными архитектурными решениями, при этом симметрии тут и близко не было, лишь в отдельных чертах, например, над каждым из углов крыши возвышались шпили. Сюда приходили либо почтить память усопших, либо некроманты за благословением на некоторые свои деяния. Уж не знаю, за кого принял меня сержант, но в храм он зашел со мной, правда, так и остался стоять у входа.

Ланд потом обязательно обо всем расскажет эделу Вистару. А что, если наместнику известны некоторые особенности «видящих»? Исключать такую возможность нельзя. Мама же умоляла меня не открываться эделу Вистару. И даже, если бы я так не струсила, то сама добыла бы жертву, Ланд все равно знал бы, куда я направилась и что тут делаю. Я обернулась. Сержант с любопытством разглядывал обстановку. Значит, не посещал еще это место. Заметив мой взгляд, он добродушно улыбнулся. Мне же пора завязывать с доверием к людям…

Небольшие окна здесь располагались только под потолком, поэтому в помещении был сумрак, плохо рассеиваемый слабым светом. А у дальней стены располагался жертвенник. Он выглядел практически как обычный камин или очаг. Отличало только то, что дымохода у него не было и сам он был шире. Я даже засмотрелась. Как огонь там горит без тяги? Да и дров не видно… неужто божественные штучки?

Никого из служителей здесь не было. Приходящие к Оттару предпочитали находиться тут в уединении. Не для посторонних глаз происходящие тут действа, хотя и не противозаконные.

Я еще раз обернулась на охранника. Теперь-то он наблюдал только за мной. Ну что же, значит, меня ждет еще один неприятный момент.

Волна тошноты вновь поднялась. С трудом сдерживая рвотные порывы, я бросила куски тела крысы в огонь. И вот теперь я не знала, радоваться или огорчаться мне. Темно-бордовые языки пламени с аппетитом поглотили жертву и успокоились уже оранжевыми всполохами. Подношение принято, а значит, я вряд ли тут в последний раз. Несмотря на близость огня, я зябко повела плечами. Ну, раз благосклонность Оттара со мной, то можно попросить его об еще одной милости.

«Наверно, это выглядит как парадокс, что ты как видящая смерть теперь под покровительством Оттара. Он же бог мертвых, а ты будешь препятствовать пополнению числа его подданных. Говорят, что у Оттара и Рауда договоренность: младший брат забирает тех, чье время уже пришло. Ты же видишь тех, кто случайно оказался на пути смерти, или тех, кого Рауд не готов отпустить. Поэтому сохраняешь равновесие и в некотором роде ограждаешь от ссор и недоразумений братьев. Нечасто, но ты можешь просить о милостях Оттара. Для этого достаточно капнуть немного своей крови в жертвенный огонь.»

Я стиснула зубы и креплением брошки уколола палец. Пару капель крови скатились в пламя. Неужели и сейчас все пройдет, как надо?

Боги, в отличие от людей, свои обещания, как оказалось, сдерживают.

К Уотиненам я возвращалась в сопровождении сержанта, твердо уверенного, что мы посетили один из местных рынков, с которого я везла полную корзину цветов, название которых я почему-то не запомнила…

Возвращаться в Саганион мне не хотелось, ведь кто, кроме Рини, меня там ждет? Но пока я не знала, куда еще мне податься. Да и слишком долго пользоваться гостеприимством Уотиненов не стала.

Никого, кроме подруги, я и не предупреждала о возвращении, тем более, что задерживаться в доме Ровенийских не собиралась.

Находясь под Геделримом, я все же старалась не думать о том, что делать дальше. Плюс еще и этот дар… Уже по пути сюда размышления о своем будущем вызывали у меня легкую панику.

И все же мне казалось, что передышка пошла на пользу и помогла прийти в себя и успокоиться. Увы, как только я увидела дом, бывшим мне родным больше десяти лет, я не сдержала горестного вздоха. Слезы удержала и только.

А первой, кого я встретила, едва появившись в холле, была эдель Фордис.

— Почему ты не предупредила? Мы бы подготовились, встретили… — произнесла она вместо приветствия.

Я пожала плечами. Вот что бы поменялось? А так даже лучше.

Вежливо поздоровалась и спросила, где я могу найти Рини.

— Она, наверно, в мастерской у Руна, — ответила эдель Фордис.

Замечательно. Сразу и с черноглазым оговорю дальнейшие планы.

— Астари! — окликнула меня женщина. Я обернулась. — Как ты съездила?

— Хорошо, — сдержанно ответила я.

Ну все, правила приличия и вежливости соблюли. Теперь можно и уйти.

Рини с увлечением сортировала камни для будущих амулетов, а Рун с легкой, но бесконечно нежной улыбкой на губах наблюдал за ней. Рядом с ним лежали какие-то бумаги. Да какие тут дела, если невдалеке сидит любимая?

Мне бы радоваться за них, но и от зависти трудно избавиться… Да еще и отчаяние Диль вспомнилось.

— Всем привет! — бодро поздоровалась я.

— Асти! — бурной радости Рини не выказала, а, как и положено эдель, приветливо улыбнулась, но обняла меня крепко.

Рун лишь кивнул.

Подруга цепко держала мою ладонь, присаживаясь обратно на диван. Я перевела свой взгляд на наши руки… Вздрогнула и неловко высвободила ладонь. Мама же писала про перчатки, а я все никак не могла привыкнуть. Но это же Рини! Эта паранойя меня когда-нибудь доконает! Если сейчас так, то что дальше?

Рини растерянно обменялась взглядом с Руном, но тактично задала мне другой вопрос:

— Как съездила?

— Хорошо. Уотинены замечательно устроились на новом месте. Мне там понравилось.

Я не осмеливалась спросить у подруги по поводу своей просьбы — выполнила ли она ее? Все-таки выбор дома — дело серьезное и непростое, а я положилась на нее. Стоило ли?

— Мы нашли тебе милый домик в Старом квартале, — сама начала об интересующей меня теме подруга.

«Мы»… И все же я рада, что они, судя по всему, наконец-то разобрались в себе и пошли навстречу друг другу.

Рини рассказала, где именно расположен дом, что с ним, в каком он состоянии, сколько комнат. Более того, они, оказывается, перевезли уже туда мебель, в том числе и с моего приданого. И за какие такие услуги Рауд наградил меня такой подругой?

— Наверно, мы поторопились. Хотели успеть к твоему приезду, но вдруг тебе не понравится выбранный дом? — обеспокоенно произнесла Рини.

Я покачала головой. Какая, в сущности, разница, какой там дом? Это же временное убежище. Тем более, что я уверена: выбор Рини превосходен. Сама бы я не выбрала лучше.

Взяла за руку подругу и с чувством сказала:

— Спасибо тебе большое!

Вот, и ничего страшного не произошло. А Рини ответила мне лучезарной улыбкой и легким пожатием.

— В общем-то, там уже все готово, чтобы ты могла переехать, — произнес Рун.

— Гонишь уже? — не удержалась я. Но подкрепила в этот раз слова вполне милой и доброй улыбкой.

Рун усмехнулся и покачал головой.

Новый дом уже больше походил на дом моей мечты: одноэтажный, с пятью комнатами, которых мне будет многовато. Потолки высокие, окна большие. Светло, тепло и уютно. И садик небольшой у дома.

Разумеется, меня все устраивало. И моя признательность Рини безгранична, ну и Руну тоже, раз и без него тут не обошлось.

Самое главное, что дом уже действительно был готов для проживания. Осталось только вещи мои перевезти, правда, их нужно собрать, для начала.

Для эдела Вистара мои планы, конечно, секретом не были. Он наверняка уже и дом изучил, или его люди, и об арендодателе справки навел.

— Съезжаешь? — задал очевидный вопрос наместник, прислонившись к косяку у входа в мою комнату.

Я активно собирала вещи.

— Съезжаю.

— Не передумаешь?

Поза его нарочито расслабленная, спокойный взгляд, но ответа он ждал с нетерпением.

— Не вижу в этом смысла.

— Я тебе уже плюсы и смысл обрисовывал, — раздражение пробилось сквозь маску.

— Я не смогу так, — покачала головой.

А где же сам Рон? Почему не он мне это говорит? Я так и не спросила. А теперь все, что связано с ним, меня не касается.

— Ты точно уверена? Возможности вернуть все обратно уже не будет.

Вот уж точно, не будет.

Вещей оказалось у меня немного, так что справилась я до вечера. За это время я успела оговорить с Руном свою дальнейшую работу на него. Собственно, ничего и не изменится. Только то, что я буду приходить утром и уходить вечером. Благо, есть теперь куда идти. Рун решил увеличить мое жалование (и это помимо того, что он и так меня еще и учит), с чем я была категорически не согласна. Только потому, что я решила самостоятельно обустроиться? Не надо мне за это доплачивать. А на что жить, мне и без того хватит.

Эдель Фордис выделила пару человек из прислуги, чтобы помочь мне с вещами. Она предлагала мне оставить одну из служанок у себя. Я отказалась. Нет, гордость тут не причем. Мой дом — моя крепость? Может быть. Мое личное пространство, на которое не хотелось пускать посторонних. В этом с эдель Бритой я была согласна. Я хоть и герцогиня, но домашней работы не чураюсь. Совершенно неправильная герцогиня, наверно. А то, что эдель не должна жить одна и обходиться без прислуги… В бездну эту правила и приличия!

Уже ближе к ночи с обустройством общими усилиями было покончено. Ну, как покончено — на первое время сойдет, а там видно будет.

— Может быть, я побуду с тобой сегодня? — поинтересовалась подруга. — Все-таки ты одна решила тут остаться… Тебе страшно не будет?

То, что без присмотра меня не оставят, я была уверена. Да и мне, может быть, показалось, но, вроде, у дома заметила сержанта Блирбена.

Рини и Руна я проводила до калитки.

Может, это и было глупой идеей отказаться от компании… В тишине мои шаги гулко отражались от стен. Эхо… Надо бы коврики присмотреть.

Я села за кухонный стол и еще раз осмотрелась.

Одиночество… Что это — свобода или клетка, в которую теперь сама себя загоню? Ведь сейчас-то я точно общества людей искать не буду. Чтобы подпустить кого-то к себе, нужно же доверять. А смогу ли я? Как ни странно, помимо Рини, я могу доверять еще разве только Руну. Недруг стал другом…

Есть еще одна причина, по которой я вынуждена буду сторониться людей…

Еще и с родителями эта неопределенность и писем от них катастрофически мало.

Кстати, о письмах. Надо почтовик проверить.

Письмо пришло, но не от родных.

Столько молчал, и на тебе! Даже читать не хотелось, но если сожгу, сама потом буду жалеть.

Пробежалась глазами по ровным, аккуратным строчкам, написанным каллиграфическим почерком.

Пару глубоких вдохов, несколько резких движений пальцами — и на столе кучка клочков бумаги. Теперь можно и сжечь.

— Прощение он, видите ли, просит! — неизвестно к кому обращаясь, я ругалась вслух, вытирая злые слезы. — «Но сделанного уже не изменить.» Делальщик несчастный! «У тебя была возможность простить меня и принять ситуацию. Тогда бы мы вместе придумали, как все разрешить.» Ага. И всех твоих детей на стороне вместе воспитывать!? «Ты сама так решила. Поэтому я остаюсь с Мэрит. Как только ей полегчает, мы поженимся.» Молодец. Значит, эта невеста удобнее меня?

Так я и ходила из угла в угол, вспоминая строчки письма и ругаясь. Я дала эмоциям выплеснуться и мне даже полегчало.

Не знаю, смогу ли я его простить…

Образ расчетливого, рационального и ищущего только выгодные и удобные решения Ронольва, который сквозил чуть ли не в каждой запятой послания, никак не вязался с тем, к которому я привыкла. Значит, и не знала его совсем?

Легко сказать: вот возьму и забуду его. Из памяти упорно не уходили воспоминания…

В таких метаниях я провела полночи. Однако усталость сказалась на мне: начало клонить в сон.

«На новом месте приснись жених невесте.»

Приснился мне почему-то дедушка. Он рассказывал, как приручить степного коня, а вместо коня стоял желтоглазый волк.

Со всеми этими событиями то, что у меня теперь имеется полный доступ к моим способностям артефактора, как-то отошло на второй план.

Об этом мне любезно напомнил Рунгвальд, и начались мои мучения в обучении…

— Начнем с простого. Давай попробуем основу охранок воплотить, — Рун положил передо мной небольшой кусочек обычного гранита. — Теорию помнишь?

— Еще бы, — хмыкнула я. — Сам же по ней гонял.

Именно гранит обладал нужной в данном случае особенностью: надежно хранил в себе, да и на себе тоже, заклинания необходимого нам толка. А основа охранок — простенькое заклинание, реагирующее на появление в границах определенного радиуса живого существа. Простенькое для опытного мага, разумеется. Мне же оно не удалось даже с попытки, далеко превышающей второй десяток.

Рун критично осмотрел плетение моего заклинания на камне и вынес вердикт:

— Отвратительно.

— Я же все сделала по правилам!

— Заклинание не продержится и пяти минут. Делай тщательнее.

Я зарычала вслух. Вот только злость и раздражение улучшению результата поспособствовать не могли.

Черноглазый с сосредоточенным видом сидел над своим заказом: амулет для определения ядов. Любят аристократы видеть всюду опасность. Хотя, может, кому-то и правда помогают подобные меры. Тут уж кто и как умеет наживать себе врагов.

Вообще Рун не любил, когда кто-то наблюдал за его работой, а мне сделал исключение. Посмотреть было на что: казалось, что сеть заклинания плелась только силой его мысли, так как слова расслышать нельзя было: так быстро и тихо он их произносил. Узор, достойный самого изящного кружева, надежно оплетал алмаз. Плетение было четким, аккуратным и очень красивым. Вот только оценить его могли единицы.

У меня же пока получалось очень коряво, поэтому и заклинание не держалось. А ведь, действительно, это только начало. В дальнейшем нужно усложнять охранку тем, что необходимо выставить либо время активации, либо осуществить возможность, чтобы хозяин амулета мог его сам активировать и отключать. Потом нужно усложнить тем, что амулет должен реагировать только на людей, а не просто на живое существо. После уже добавить исключение для тех, кого охранка будет пропускать без проблем. И многое другое. Кому что уже надо будет.

А я не могла пока и элементарное выполнить: амулет должен загораться неярким светом, таким образом реагируя на кого бы то ни было.

Рун уже давно доделал заказ, а я все сидела с расстроенным видом и крутила в руках камень, упорно не желающий держать мое заклятие. От бессилия уже звездочки перед глазами прыгали.

— Я, честно говоря, разочарован, — произнес Рун. Он с неприятной насмешкой наблюдал за моими бесплодными попытками.

— А помочь не хочешь?

— Не-а, пробуй сама.

— Но у меня не получается!

— Давай, размышляй. Мозги пора бы уже и задействовать.

Я обиженно засопела, хотя понимала, что черноглазый пытается натолкнуть меня на что-то. Но зачем ходить вокруг да около? Мог бы уже и прямо сказать. Хочет, чтобы я сама догадалась? Ну, так я не уверена, что мне это удастся, потому как мозг уже совсем не соображал. Наверно, мои упаднические мысли отразились слишком красочно на лице. Рун сжалился.

— И зачем тебе твое бисероплетение было нужно? — вздохнул он.

— А оно-то тут причем?

Рун обреченно закатил глаза.

— Неужели так сложно представить себе воображаемый каркас, оплетающий камень, на которой ты энергию заклинания «нанизываешь», как тот самый бисер? — сварливым тоном пояснил наставник.

— Неужели сложно было сразу сказать? — проворчала я.

С попытки десятой мне все же удалось создать то, что хоть с натяжкой, но все же устроило Руна.

— Хотя, возможно, дело не только в том, что плетение у тебя кривое получается. Это поправить со временем можно. Скорее всего, из-за небольшого источника твоей энергии не хватает, чтобы закрепить заклинание на долгий срок.

Рун с задумчивым видом повертел мой первый действующий амулет. Он поднял на меня глаза и продолжил:

— Я подумаю, что с твоей проблемой можно сделать.

И бросил мою работу в ящик, где хранил брак.

На протяжении пары недель я только и делала, что «нанизывала» бисеринки энергии на воображаемый каркас или леску. Наверно, с воображением у меня были большие проблемы: практически ничего не получалось. Я уже не раз теряла надежду, что у меня хоть что-то получится. Веру в свои силы мне возвращал Рун. Забавно, но он был уверен, что из меня получится толк. Я же с каждым днем в этом все больше сомневалась.

В доме я уже вполне обосновалась и наладила быт. С готовкой у меня проблем не возникало. Раз в три дня я сама ходила на рынок за продуктами. Ну как сама: охрана хоть и не мозолила мне глаза, но я знала — за мной приглядывают. Уборка мне тоже в тягость не была. Почему-то именно при мытье полов или посуды меня чаще всего посещали интересные мысли, например, как лучше осуществить плетение заклинания и все в таком духе. Вот со стиркой я так и не примирилась — отдавала вещи прачке.

Я делала все возможное, чтобы одиночество не тяготило и не поглотило меня. Занятия магией, посещение библиотеки, а по вечерам чтение приключенческих и авантюрных романы, чтобы мозг отдыхал. Любовные романы мне были противопоказаны — они вызвали лишь ненужные слезы.

Родители писали мне дважды в неделю. Они продолжали находиться в какой-то глуши под присмотром императорских гвардейцев: заказчиков покушения на отца так и не нашли, поэтому срок нашей встречи все еще оставался неопределенным.

С Рини я не так много времени проводила. Эдел Вистар дал, если можно так выразиться, официальное разрешение Руну на ухаживания, поэтому все свободное время парочка проводила вместе. А третьей лишней быть я не хотела.

Диль после того своего эмоционального выступления не то чтобы сторонилась меня, но общества моего не искала, да и я тоже. А Исгельна просто меня не замечала.

Вот с Сивиной мы время от времени общалась. Девушка часто снабжала меня рисунками, иногда даже сама давала уроки рисования. Получалось у меня не так хорошо, как у Иви, но по моим наброскам можно было даже что-то разобрать.

— Ты не думала об обучении в Университете? — спросил меня как-то Рун.

— Думала. А то как же, — отозвалась я. — эдел Вистар сказал, что мне пока не следует появляться в столице.

Черноглазый удивленно поднял брови.

Как будто наместник станет мне отчитываться, почему мое появление в столице нежелательно. Сказал, что на это есть серьезные причины, и все.

Вот если бы дело было только в этом… Ситуация с родителями: я не знаю, когда смогу с ними воссоединиться. Хотя не думаю, что родители будут против моего обучения, но тогда времени у меня, кроме как на учебу, и не будет. К тому же я не знала, разрешат ли родителям поселиться в столице, да и захотят ли они сами. Слишком много всего…

Но самое главное — мой новый дар. Нет никакой гарантии, что котелок Урды отправит меня на артефакторский, а другие свои способности светить крайне нежелательно.

— Может, мне поговорить с наместником? Вдруг что-то можно придумать? — вдруг спросил у меня Рун.

— Спасибо, конечно. Но не стоит.

Сам Рунгвальд в очередной раз предлагает мне помощь. Кто бы мог подумать?

К ужину я решила испечь черничный пирог по рецепту эдель Бриты. Пирог получился подпаленным: дно черное, а вот вверх вполне себе нормальный. Выбрасывать было жалко. Я поделила получившееся кушанье на «съедобное» — «несъедобное», и несколько расстроенная этой неудачей засела за кухонным столом, читая очередной авантюрный роман.

Звон колокольчика у входной двери удивил, так как гостей я не ждала. А Рини и Рун обычно заранее предупреждают.

На пороге стояла Диль.

— Я сегодня без вина. Извини. Зато пирожных у Эсерт набрала. Ты их, вроде, любишь, — сказала она, бесцеремонно отодвинув меня со своего пути. — Где расположимся?

— Пойдем на кухню, — ответила я уже в спину удаляющейся Диль.

Поразительная наглость! И все же ее появлению я была рада.

— Ну, рассказывай, как устроилась? — полюбопытствовала Диль да еще и заглянула в большое блюдо, куда я сложила то, что осталось от выпечки. Красивое личико девушки скривилось. Однако она не удержалась и отщипнула кусочек. Теперь она уже с блаженным видом улыбалась. — Чаю предложи, что ли.

— Да, конечно, — пробормотала я.

За пять минут от моего, как я думала, неудачного кулинарного опыта не осталось и крошки.

— Вкусно, — протянула Диль и, не стесняясь, облизала пальцы. — Есть еще?

Я покачала головой. Мне жутко хотелось расхохотаться.

— Так как устроилась? — и тут же она сама махнула рукой. — И так вижу — неплохо.

— Ну да, — недоуменно ответила я.

Сейчас что-то будет…

— А мы на свадьбу едем, — выдала Диль. — Никто же еще не сказал?

— Нет, — я сжала губы и с раздражением отодвинула пустое блюдо.

— Берегут тебя. Ох уж эта деликатная парочка, — неодобрительно покачала она головой.

Нет, я не ждала уже, что Рон, как тот самый принц на белом коне, явится ко мне и будет на коленях умолять простить его. Я всего лишь верила, что заслуживаю от него личного объяснения, разговора, а не скупых строчек письма и слов, переданных с отцом. Вот только получается, что Рону мое прощение не нужно, да я бы его и не дала…

— Ты бы знала, как отец бушевал, — злорадно произнесла Диль. — Он же приказал Рону приехать сюда. А тот… В общем через пару дней мы едем туда на свадьбу. Невестушка неважно себя чувствует, поэтому ей поездки противопоказаны.

На несколько секунд Диль смолкла. Выражение ее лица сменилось с насмешливого на вполне серьезное.

— Отец накажет братца. Будь уверена. Раз уж ему так понравилось в «Могади», то отец его там и оставит.

— Откуда ты знаешь?

— Не перебивай! Меня в семье всерьез не воспринимают, поэтому я много чего слышу, — недовольно пояснила Диль и продолжила: — Лет пять в той крепости Ронольву обеспечены. Послужит на границе в суровых условиях и без всяких поблажек. Папа так решил проверить, выйдет ли вообще толк из Рона.

«Могади» — пожалуй, самое спокойное и удобное, что ли, место в тех краях. С местом, куда отправили Инепа или Никласа, например, не сравнить. И все же — достаточно суровое наказание.

Неужели так наместник демонстрирует императору, что даже для собственного сына поблажек не делает? Ведь наш союз был выгоден, прежде всего, политически, так меня уверял сам эдел Вистар. А тут все сорвалось.

За что я все же благодарна наместнику — он не стал меня неволить, предоставил свободу выбора. Или он боялся реакции моего отца? Но он же не в том сейчас положении, чтобы предпринимать какие-то активные действия, хотя предлагал же мне побег…

Сколько всего! А я фигура, управляемая и направляемая кем-то. Свободу даровали на совершеннолетие? Ха!

Горечь обиды и непонимания вновь накрыла меня. Диль что-то еще говорила мне, а я не слышала. Выступили слезы бессилия. Наверно, гостья приняла их за совсем другое.

— Ладно тебе, Астари. Он же хоть и мой брат, но не стоит такого, — девушка даже неловко похлопала меня по плечу. — Прослушала все, да?

Раскаиваясь, кивнула.

— Замуж я выхожу.

— То, — невесело усмехнулась Диль. — Младшенькая моя Тринвер не может выйти замуж раньше меня. Какой скандал! Маменька не переживет. Ну что уж теперь поделать? Мне не повезло найти свою любовь в достойном человеке, так считают родители. Они до поры до времени на меня не давили — предоставили свободу выбора, в определенных рамках, правда. А ведь мне уже целых двадцать три года. И я не молодею. Отец с деликатностью тарана предложил мне на выбор несколько достойных кандидатур. «Ах, Диль! С твоими запросами, право слово, ты останешься старой девой», — умело передразнила она собственную мать. — Поэтому и подобрали возможных женихов мне сами.

— И ты согласилась?

— А что мне остается делать? Пожалуй, это наиболее приемлемый для меня выход.

— Кому лжешь — мне или себе?

— Умничаешь, да не там, где надо. Тебе твоя любовь много счастья принесла? — грубовато поинтересовалась Диль.

— Много. Надолго еще воспоминаний хватит, — сухо ответила я.

— А мне и вспомнить нечего, — вздохнула красавица, вновь растеряв язвительность. — Да и к лучшему. Быстрее пройдет. Вот, — она протянула небольшой портрет, — наиболее устраивающий меня пока кандидат. Средний сын наместника Фреванисии. Красив, как видишь, умен и благороден, как говорит отец. После свадьбы Рона Вестейр Фреванийский приедет на смотрины.

— Стремительно слишком. Не торопишься? — забеспокоилась я.

— Хуже не будет, — равнодушно пожала плечами Диль. — Быстрее поженимся — быстрее привыкнем друг к другу.

— Диль! Ты что такое говоришь? Так же нельзя!

— О, это так мило — ты обо мне беспокоишься, — показательно умилилась красавица. — Все хорошо у меня будет, не сомневайся.

Я ее абсолютно не понимала, но переубеждать и спорить не стала. Если уж Диль что-то решила, то непременно добьется этого. За исключением одного…

— Жених-то хоть согласен? — с улыбкой полюбопытствовала я.

— А кто ж его знает? — тоже улыбнулась Диль. — Но я сделаю все возможное, чтобы так и было. Да и раз уж он сам изъявил желание побыстрее приехать…

И, как всегда, перед сном я прокручивала в голове события дня. В этот раз в мыслях воцарилась ситуация с Диль, которую я тут же перенесла на себя. А смогла бы я также выйти замуж, лишь бы забыть Рона? Впрочем, кто же меня бесплодную в жены-то возьмет?

Завтра в библиотеке подольше посижу.

Та самая деликатная парочка посвятила меня в свои планы по поводу поездки к Рону только за день до нее. И очень удивилась, что я спокойно прореагировала. Ждали истерики, что ли? Не очень-то приятно.

Вот теперь я и правда осталась в одиночестве.

Особо мой распорядок дня не поменялся: я всего лишь время, проводимое у Руна, сидела дома и усиленно плела пока плохо поддающиеся узоры заклинаний. В коробке уже было немало подпорченных камней.

На рынок я привыкла ходить в то время, когда людей там было уже немного — ближе к вечеру. Больших столпотворений я сторонилась. Вот и сегодня я выбралась туда перед самым закрытием.

Мне не повезло: был большой завоз амистаринских фруктов, овощей и ягод. Люди, соскучившиеся за зиму по всему этому свежему, спешили запастись. Я хотела уйти, но до закрытия рынка оставалось не так много времени. Тем более черничный пирог я вчера так и не попробовала, а сейчас будет отличная возможность использовать свежие ягоды, а не сваренное Эсерт варенье.

Я вполне ловко лавировала между людьми и никого не задевала. Добравшись до нужного прилавка, я выдохнула облегченно. Да, тут очередь, но толкотни особой не было.

Для того, чтобы отсчитать нужное количество монет, мне пришлось все же снять перчатку с правой руки.

Спустя мгновение монеты звонко подпрыгивали по брусчатке. Сноровистая и фигуристая девица отпихнула меня от прилавка. Я не успела даже возмутиться, как в довершении всего поскользнулась на оброненной и уже раздавленной кем-то сливе. А чтобы удержать равновесие, неловко взмахнув руками, я ухватилась за ту самую девушку — виновницу моего положения.

Очнулась я от того, что сержант Блирбен брызгал мне в лицо водой.

— Зря вы, эдель Астари, пошли сюда в такое время — и завтра бы вам хватило фруктов. Сильно она вас толкнула? — сказал мужчина.

— Все в порядке, — заверила я его.

Пощупала голову. Да, знатная шишка. Это ж надо было так упасть удачно! А ведь и правда удачно — это столкновение скрыло от моего соглядатая то, что упала я после того, как схватила за руку девушку. Не то, чтобы Блирбен мог о чем-то догадаться, но паранойя моя начинает прогрессировать…

— Вы не видели, куда она пошла? — спросила я.

— Нужно было ее задержать? — нахмурился охранник.

— Нет, нет, — вздохнула я.

Слегка покачиваясь, я побрела к выходу из посудной лавки, где мы расположились. Я не забыла поблагодарить лавочника, хотя вряд ли его просили о помощи, но тем не менее это не повод быть невежливой.

Возможно, и стоило бы задержать ту девицу — вот где ее теперь искать? Хотелось мне, конечно, плюнуть на это дело и отправиться домой. Самочувствие теперь не располагало к прогулкам: мелькали перед глазами темные мушки.

Сержант Блирбен любезно предложил мне свою руку. Так, опираясь на его локоть, я чувствовала себе увереннее. Если что, будет кому подхватить.

Девушку мы отыскали. Видимо, появление охранника охладило тягу этой девицы к сладким ягодам. А как только мы убрались, она вновь направилась к тому прилавку и теперь с упоением отбирала крупные, практически черные вишни. Ее совсем не смущало то, что эти ягоды она собиралась покупать на ворованные деньги. Хотя деньги и не совсем ворованные: там на мясе сэкономила, там масла меньше купила, а в результате немалая сумма для служанки в ее распоряжении. Почему и это я увидела? Неужели боги так проверяют меня — предупрежу или нет?

Девица и по отношению ко мне поступила непорядочно, и хозяев своих обманывает, но ведь это не повод отдавать ее в руки смерти? Хотя и хотелось, не спорю. В особенности, когда она начала спорить с продавцом, якобы тот ее обвесил. А ведь эд Келтан для торговца на редкость честный. Девица громко и визгливо кричала о непорядочности продавца. «И как только не стыдно обманывать людей?!»

И вот как ее предупредить? Она наверняка потом будет голосить, что я на нее порчу навела или еще что-то.

— Эда, — обратила я к ней.

— Чего вам? — недовольно буркнула она, обернувшись.

Девица явно хотела сказать еще какую-то гадость, потому как узнала меня, но увидела за моей спиной Блирбена и недовольно поджала губы, проглотив невысказанное ругательство.

— Не стоит вам покупать тут вишни, — негромко сказала я.

Надеюсь, эд Келтан не услышал.

— Почему это?

— Они не очень свежие. Чревато будет.

— А чей-то вы вдруг предупреждаете меня? — прищурив глаза в подозрении, спросила девица.

Я пожала плечами. Ведь не знаю же, как объяснить!

— Я вас предупредила. А вот следовать или нет — дело ваше, — равнодушно ответила ей, хотя в ожидании я даже дыхание задержала — купится или нет?

Продавец тоже с подозрением косился на меня, а вот сержант, наверно, решил, что так я мщу.

Девица же еще раз окинула взглядом сначала вожделенные вишни, потом продавца, буркнула мне спасибо и пошла к выходу с рынка.

У меня вырвался вздох облегчения.

Когда я расплачивалась за чернику, то отдала на несколько скалдов больше — компенсация за упущенного покупателя.

Вишни же были самые что ни на есть свежие. Та девица должна была ими подавиться и задохнуться, а поскольку купила бы она их на выгаданные хозяйские деньги, то и ела бы где-то в кладовке, чтоб никто не видел. Нашли бы ее не сразу.

Я знала про нее только то, что она служанка в каком-то богатом доме. И узнать, к чему привели мои действия, я не могла.

Мы встретились через несколько дней случайно, хотя в случайности я уже слабо верила. Столкнулись у входа на рынок. В руках я держала бумажный пакет с вишнями. Девица удивленно выпучила глаза, а потом начала наливаться бордовым румянцев гнева. Крики о том, что я ее лишила ягод в угоду своей жадности и злопамятности, раздавались мне уже в спину. Ведь следующий завоз амистаринских продуктов будет только через три недели.

И вновь мне нужна была крыса для жертвоприношения.

Я купила мышеловку, ту, которая не убивает животное, а надежно запирает его в ловушке.

Еще до отъезда Руна я у него выведала заклинание обездвиживания. Так, на всякий случай.

— Зачем оно тебе? — недоуменно ответил вопросом на вопрос он.

— Я теперь живу одна живу. Знаю, знаю, — остановила я Руна, когда он хотел перебить меня, — гроздья охранок, как гирлянды, висят у меня по всему дому. Спасибо тебе. Но если я буду знать еще один способ противодействия в случае чего, то мне будет спокойнее.

Слова я запомнила легко, а вот жесты… Опять пришлось помучиться.

— С твоим запасом сил максимум, кого сможешь обездвижить, так это крысу, а не злоумышленника, — проворчал Рун.

Не могла я сказать, что мне больше и не надо. Но разобраться он помог.

Я убеждала себя, что жизнь обычной крысы не столь дорога, как жизнь человека. Вот только касательно конкретно той девицы… Крысу мне было жалко. И руки дрожали, и слезы текли, но моя жизнь мне была еще дороже.

В это раз посещение храма Оттара обошлось без посторонних, и ненужных вопросов никто не задавал. Мало ли, может, просто пришла родственников помянуть.

Правда, на входе я столкнулась с одним молодым человеком. Высокий, худощавый шатен задержал излишне долго на мне взгляд светло-карих глаз. Как будто знакомую встретил, но заговорить не решился. Я даже спиной ощущала изучающий взгляд, когда заходила внутрь.

Оставшееся время до возвращения Ровенийских прошло спокойно и без происшествий.

Подруга не из тех людей, кто будет лезть с разговорами, если ее не попросят. Я и не просила. Около часа.

Лелеяла надежду, что жена Рону досталась скверная, ворчливая, капризная, глупая и так далее. Логичные доводы о том, что такое маловероятно, я отметала.

Поэтому мне и не хотелось поначалу расспрашивать Рини, как же все прошло и как она оценивает супругу брата.

Пора покончить с этой историей и окончательно закрыть данный вопрос.

Расспросить подругу все же пришлось. Чем быстрее я поверю в том, что теперь уже действительно все кончено, тем быстрее смирюсь и забуду. Хотя бы постараюсь.

— Я не ожидала такого, — начала Рини.

А во взгляде извинения. За что? Ее-то вины точно нет.

— Она милая, добрая девушка. Не думаю, что это была игра на публику, то есть нашу семью. Она, похоже, и правда такая.

Подруга смолка и с опаской покосилась на меня. Ждет бурной реакции? Мне же, наоборот, полегчало. Странная реакция, но вот именно такая. Теперь действительно все.

— Она красивая? — спросила я.

Одно преимущество передо мной Мэрит уже реализовала. Есть ли второе, чтобы окончательно меня добить?

— Не знаю. Обычная внешность. Миленькая, но ничего особенного, — начала юлить Рини.

Я скептически на нее посмотрела.

— Ладно, ладно, — сдалась подруга. — Даже на мой скромный взгляд Мэрит очень красивая.

Удовлетворенно кивнула. Другое, собственно, и не ожидалось.

— Все прошло скромно. Были только члены семей. Молодожены будут жить в городке вблизи крепости.

Рини скупо, особо не вдаваясь в подробности, рассказала о поездке и самом торжестве.

Я уже особо не вслушивалась. Если бы все сложилось иначе, мы бы уже почти два месяца были женаты. А были бы счастливы в браке?

Ночью я в последний раз оплакивала ушедшую первую любовь.

Я не так давно мечтала о том, чтобы появилась возможность писать родителям чаще. Теперь же и писем было мне очень мало. Тоска по родным с новой силой накрыла меня, изматывая душу и вводя в смятение.

Охрана моя навязчивой не была, видела я ее нечасто. Мне иногда казалось, что появлялась она мне на глаза только с одной целью — напомнить, что я под контролем.

Поэтому я стала раздумывать, как же мне сбежать? Останавливал меня пока не только неусыпный контроль, но и отсутствие информации о местонахождении родителей. Я пыталась было выведать у мамы, где же они находятся. Попытку мама быстро пресекла.

«Тебе сейчас действительно небезопасно сюда приезжать. Поэтому не глупи и жди. Рано или поздно это закончится, и мы наконец сможем увидеться. Ждать осталось значительно меньше, чем мы уже прождали.»

Да и эдел Вистар отвечал на мои вопросы так же: «Еще не время. Подожди немного.»

эдель Фордис часто звала меня на семейные обеды да и ужины тоже. Она пыталась наладить наши отношения, вернуть их к тому родному, доверительному общению.

Обеды время от времени я посещала. Все присутствующие старательно делали вид, что все, как и прежде.

Меня смущало еще то, что Иса стала часто бросать на меня задумчивые взгляды, как будто что-то задумала. Может, это опять моя мнительность разыгралась, но от таких взглядов мне было не по себе.

Спустя пару недель к Диль приехал на смотрины кандидат в мужья, как она сама его назвала.

На тот ужин я тоже была приглашена.

Портрет оказался достаточно правдивым. Более того, оригинал выглядел значительно лучше.

Приятные черты лица, лишенные смазливости, ясный взгляд ореховых глаз, высокий рост и статная фигура — достойный такой кандидат. А уж предупредительные и безупречные манеры покорили эдель Фордис уже через пять минут знакомства с Фреванийским.

По Диль сложно было определить, какое первое впечатление произвел на нее Вестейр. А вот мужчина лучезарно ей улыбался, и казалось, что он уже готов признаться нашей красавице в любви.

Мне же думалось, что перед нами разворачивается спектакль. Неплохо отрепетированный, но все же некоторые переигрывают. Интересно, а в чем заключается надобность Вестейра в женитьбе на Диль?

— Не нравится мне все это, — прошептала мне на ухо Рини, наблюдая за новообразованной парой.

— А что тут такого? — я решила сделать вид, что не понимаю, о чем она.

— Я никак не могу поверить, что Диль вот так согласится выйти замуж за Фреванийского. Да и поспешность эта странная…

Тяжело быть носителем чужой тайны. Я даже губы сжала, чтобы не сказать лишнего.

— Думаешь, она будет счастлива в браке, о котором даже нельзя сказать, что он по расчету заключаться будет? Не говоря уже о любви, — продолжала удивляться Рини.

— Диль уже большая девочка, и она сама разберется, как ей лучше будет, — я и сама не особо верила в то, что говорю — Не забывай, чем быстрее она выйдет замуж, тем быстрее и твоя свадьба состоится.

— Не думаешь же ты, что Диль вдруг самопожертвованием занялась? — скептически отозвалась Рини. — И все же мне не нужно свадьбы такой ценой. Я могу и подождать.

— А Рун станет ждать?

— Конечно. Он же меня любит, — с непробиваемой уверенностью ответила подруга.

Как быстро все меняется — еще недавно она изводилась, не зная, что он к ней чувствует…

Вестейр уехал через неделю. Как я поняла, вернется он через недели полторы, тогда и объявят помолвку. Свадьба через месяца три.

Спешка… Куда торопятся? Зачем?

Диль не выглядела счастливой невестой. Она выглядела умиротворенной и даже язвить стала меньше.

— Мне нужна твоя помощь, — вместо приветствия сказала Исгельна, заходя ко мне в дом.

«Еще одна ночная гостья», — подумала я, но вслух ей ничего не сказала.

— Пройдем тогда уже в гостиную, — предложила я.

Решила побыть радушной и гостеприимной хозяйкой.

Ни чая, ни угощений гостье не надо было. Она нервно облизнула губы, сцепила руки в замок и прижала их к груди. Жест получился почти умоляющий. Хотя с тоном ее никак не вязался.

— Так ты поможешь мне?

— Мне нужен один амулет. Только ты его можешь достать. В запасах у Руна наверняка такой имеется. Или ты сама можешь его сделать. Ведь сможешь? Не зря же брат возится с тобой. Должен был уже и научить. Сама я к Руну обратиться не могу, — протараторила Исгельна.

Глаза ее лихорадочно блестели черными агатами, а на щеках проступил алый румянец.

Я колебалась пару секунд, но решилась взять ее за руку и обеспокоенно спросила:

— Иса, с тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь?

— В порядке. Полном, — раздраженно ответила гостья и выдернула свою руку. — А будет еще лучше, если ты поможешь!

Она вроде бы небрежным, но с проскальзывающей нервозностью, жестом поправила волосы и выжидательно посмотрела на меня.

— Что за амулет тебе нужен?

Не то, чтобы я вот так, сходу собиралась ей помогать. По крайней мере, надо разобраться, что к чему.

— Маскировочный. Или как он там правильно называется? Меня не должны узнать, когда я буду покидать город, — начала объяснять Иса. — Либо ты позаимствуешь амулет у Руна, либо сделаешь сама.

— Я не обязана…

— Обязана!

— Чем? — ошарашенно выдохнула я.

— По твоей вине Инеп оказался в ссылке.

— Ты виновата! — припечатала Исгельна.

— Бесполезно спорить и переубеждать, — устало прошептала я и потерла виски. — Да и причем здесь Инеп?

— Через пару месяцев истекает его срок пребывания в приграничье. Вот только он не собирается сюда возвращаться: репутация уже подпорчена, — и укоризненный взгляд в мою сторону. — А там Инеп неплохо устроился. Его там ценят, уважают, нуждаются в нем. Меня же к нему не отпустят.

— Ты собираешься…

— Да! А как иначе?

— Но ведь когда все откроется…

Она вновь меня перебила:

— К тому времени мы будем женаты и под защитой императора. У добровольно оставшихся на службе в приграничье особое положение.

Я неодобрительно качала головой.

— Инеп мою идею не одобряет, — заметив мое движение, отозвалась Иса. — Но он меня не переубедит. Я уже все решила.

— Как же вы общались? Его переписка контролируется.

— Она нашел способ, — отмахнулась, не уточняя, гостья. И продолжила: — Так когда ты сможешь все сделать?

А ведь она уверена, что я ей помогу.

— Но как вы поженитесь, он же подневольный пока человек?

— Не твоя забота! От тебя требуется только помощь с маскировкой.

Я была в растерянности и не знала, помогать ей или нет.

— Я подумаю.

Исгельна схватила меня за руку. Несмотря на кажущуюся хрупкость девушки, силы в ней скрывалось много. Может быть, и синяки останутся. Вот тебе и изнеженная аристократочка.

— Ты. Обязана. Мне. Помочь.

От ее тона, казалось, вода в стакане замерзнет. Я-то мурашками точно покрылась и зябко повела плечами.

— Я дам тебе ответ через два дня, — пошла я на уступку.

Иса не стала больше настаивать и ушла.

Можно было, конечно, проникнуться романтизмом ситуации: возлюбленные спешат воссоединиться. Вот только я не в том положении, чтобы так подставляться. Разбираться же потом будут: кто, когда и как помогал.

Для начала я собрала побольше информации по этому амулету. Ну так, на всякий случай. Моих сил для его создания не хватит, а, как, сказала Иса, «позаимствовать» у Руна уже готовый не получится. Во-первых, потому что такие амулеты на особом счету: их необходимо регистрировать у внутренней стражи. Во-вторых, амулет необходимо настраивать непосредственно на своего обладателя. Моих способностей пока для этого маловато. В-третьих, если я стащу даже заготовку под такой амулет (буду называть как есть — не заимствование это), то я предам Руна. Не хочу воровством отплатить ему за то, что он мне помогает.

— Пойми же ты! Они меня под замок посадят — Рун, эдел Вистар, как только я обмолвлюсь, что хочу уехать к Инепу, — убеждала меня Иса, когда пришла спустя два дня. Я так и не решилась помочь ей. — Или того хуже — найдут другого жениха. Диль, вон, быстро нашли. Думаешь, она счастлива? Каждую ночь плачет в подушку. Зато днем ходит и светится довольством. Потрясающая актерская игра. Откуда у нее только силы…

Иса перехватила мой внимательный взгляд и замолчала. В порыве праведного негодования начала раскрывать не свои тайны. Впрочем, для меня и не секрет положение Диль. Вот только ее подруга об этом не знала.

— В общем, я не смогу, как она, — вздохнула Иса.

Вот тебе и женская дружба — вместо поддержки подруги упрекает ее за то, что сдалась.

Дальше начался откровенный шантаж.

— Если ты мне не поможешь, то я сама попробую найти то, что мне нужно. И либо я сделаю что-то не так и пострадаю, ведь неправильное использование амулета может и вред нанести. Ведь так? Либо меня поймают раньше времени, что приведет к ранее озвученному мною варианту.

Исгельна старше меня на два года. Вот только сейчас ведет себя, как капризный ребенок.

Я была уверена, что если постараться, то можно найти другой выход — без обмана и риска.

— Ты не пробовала просто поговорить с братом? Объяснить ему все, попросить совета?

В ее взгляде откровенно читалось сомнение в моих умственных способностях.

Они же родные люди! Неужели не смогут найти общий язык, понять друг друга?!

Это не мое дело, не мои проблемы. Поэтому я решила их переложить на плечи того человека, которого они в большей степени касались.

Рунгвальд слушал меня внимательно, а его темные глаза, казалось, заволокло тьмой еле сдерживаемой ярости.

— Рун, она его действительно любит и, как видишь, готова на все, чтобы быть с ним. Поэтому не торопись с решениями, — я попыталась остановить его, прежде чем он совершит скоропалительные поступки, о которых, возможно, будет потом жалеть. Порушенные отношения с сестрой — уж точно не самый лучший вариант.

На пару секунд Рун прикрыл глаза и потер переносицу. Он сипло прошептал:

— Инеп — мерзавец. Кому, как не тебе, об этом знать. Я не могу отдать ему сестру, — он с силой сжал кулаки и уже более твердым голосом продолжил: — Это блажь, глупое желание, каприз! Моя сестра просто привыкла, что все, чего ей хочется, обязательно у нее оказывается.

Вот только я никогда не считала Инепа мерзавцем. Оступившимся когда-то человеком, который поддался чужому влиянию, но не мерзавцем. Я верила, что он и сам потом страдал не меньше.

— Разбирайтесь сами, — бросила я Руну и ушла.

Все, моя совесть чиста и меня это не касается. А в душе все равно тихонько скреблась жалость. После этого разговора я отчетливо поняла: Рун точно не отпустит сестру к Инепу. Что, если я и правда только что разрушила путь воссоединения двух любящих сердец?

— За что ты меня так ненавидишь?! — заплаканное лицо Исгельны исказила нескрываемая ярость, и она бросилась на меня.

От неожиданности я даже не успела увернуться. Теперь мое лицо украшали царапины, оставленные ногтями черноглазой красавицы.

Мне удалось ее перехватить так, чтобы вреда она мне больше причинить не могла. Иса вырывалась яростно и при этом кричала:

— Я к тебе с просьбой о помощи!

Ага, просьба, приказ уж скорее.

— А ты взяла ему и рассказала! Знаешь, что он сказал!? Что у жениха Диль есть еще и младший брат. И договориться о нашей с ним свадьбе вряд ли будет большой проблемой. Уж в порядочности семьи Фреванийских он уверен!

— Прости меня, — тихо прошептала я. Прокричавшись, Иса немного успокоилась, и я полуобняла девушку, продолжая фиксировать ее руки. — Я хотела как лучше. Он же твой брат и должен желать тебе только счастья. Вот только твое счастье вы видите по-разному.

— Ну что тебе стоило мне просто помочь? — безнадежно выдохнула Иса.

В открытую дверь мастерской заглянула Диль.

— Что, с мужчинами не везет, решили попробовать другое? — едко поинтересовалась она, оглядывая нас.

Пришлось отпустить Ису, тем более она больше не делала попыток покалечить меня.

Исгельна пробормотала:

— Я, пожалуй, пойду.

И спешно покинула комнату.

Диль приблизилась ко мне, подцепила пальцем мой подбородок и внимательно оглядела мое лицо.

Чуть прищурив глаза, она сказала:

— Занимательное зрелище. Страстная была встреча?

Я дернула подбородком, освобождаясь от хватки блондинки, достала платок и промокнула царапины. Кровили они не сильно.

Не стесняясь, Диль сдвинула со стола то, что там было разложено, и села на освободившееся место.

— Знаешь, я думала, ты сдашься. Проникнешься ситуацией, начнешь жалеть Ису и сделаешь все, как она просит. А ты сдала ее братцу. Честь и хвала тебе, — в шутливом поклоне блондинка склонила голову и даже сделала парочку хлопков ладонями.

Каков поступок, таковы и аплодисменты.

— Тебе-то что от меня нужно? — зло спросила я, наклонившись за сброшенными Диль вещами.

— Да так. Честно, я не ожидала от тебя такого. Удивила. Наша девочка прям на глазах растет и учится думать самостоятельно, не идя ни у кого на поводу? Я горжусь тобой! Так держать!

Я смолчала и продолжила наводить порядок.

— Надоело быть марионеткой в чужих руках? Надоело помогать другим, хотя это никто не ценит?

Вот что ей надо от меня? Прицепилась!

— И это говоришь мне ты?! — воскликнула я, не выдержав. — А ты знаешь, что твоя сестра уверена, будто ты так торопишься замуж, чтобы не задерживать ее свадьбу?

Диль с силой вцепилась в столешницу так, что костяшки на ее руках побелели.

— Она же уверена, что ты отчаялась найти свою любовь, поэтому и идешь замуж, чтобы во имя сестринской любви не мешать ей наслаждаться своей, — продолжила я и тут же пожалела.

Плечи Диль опустились, взгляд потух. Как кукла, которую забыли завести. И теперь она не сможет неуклюже ходить и, улыбаясь, говорить: «Здравствуйте! Я так рада вас видеть!». Такую куклу мне подарили на первый день рождения, который я встречала тут, а потом ее сломала Диль.

Диль спрыгнула со стола, подошла ко мне вплотную, улыбнулась печальной улыбкой и, больно толкнув меня плечом, ушла.

На кухне я нашла аптечку. Нахлынули воспоминания. Горечь никуда не ушла, но уже не накрывала с головой, не давая больше ни о чем другом мыслить.

Прихватив с собой стакан с водой, я пошла обратно в мастерскую.

Уж не знаю, где был Рун во время моей перепалки с его сестрой, но сейчас он сидел в мастерской. Он с удивлением разглядывал новый порядок на своем столе.

Один взмах моей руки, и мокрые пряди облепляют лицо Руна, а вода с его волос стекает ему за воротник.

— Ну и мерзавец же ты! Эгоист! — прошипела я, упираясь кулаками в стол.

Я смотрела на него сверху вниз. Рун мне и слова не сказал. Он с абсолютно спокойным выражением лица вытирал его платком.

Я продолжила:

— Когда там у вас с Рини свадьба? Через полгода? А ты и счастлив — свадьба-то с любимой! Чего ж ты тогда сестру за нелюбимого собрался замуж отдавать?! Думаешь, она от этого счастлива будет? После того, как ты лишишь ее возможности быть с Инепом? Решил за нее и доволен. Молодец! Только ты знаешь, как будет лучше. Или ты вдохновился примером Диль? Думаешь, она замуж от большой любви идет? — сказала я и осеклась. Не туда меня понесло.

— Все сказала? — с убийственным холодом в голосе поинтересовался Рун.

Я кивнула. Запал-то у меня пропал. Все, выдохлась. Устало опустилась на стул.

— Ты права, — я удивленно посмотрела на него. — Я и сам знаю, как лучше для моей сестры.

Чуть не запустила в него стаканом, который оказался под рукой. Заметив мое нервное движение, Рун усмехнулся и продолжил:

— Именно поэтому я сам сначала съезжу к Инепу.

Стакан выскользнул из руки. Не послышалось ли мне?

— Не послышалось, — хмыкнул Рун и уже суровым голосом продолжил: — Иди уже домой, а то у тебя непростой день выдался.

Когда я уже подошла к двери, Рун окликнул меня.

— Не забывай, пожалуйста, Астари: я терпеть не могу, когда в моей мастерской появляются посторонние.

Рун сдержал свое слово — поехал к Инепу. Чета Ровенийских была категорически против, но старший Натсен был тверд в своем решении.

В отсутствие любимого жениха Рини тоже не хотела оставаться дома. Вместе с Риком она решила поехать проведать старшего брата. При этом спросила у меня, не в обиде ли я буду. Чушь какая. Что, я уже не пойму, что ли?

Во всей этой истории с Исгельной Рини оставалась вроде как в стороне. Складывалось такое впечатление. Но что-то мне подсказывало, что без мягкого вмешательства милой Рини Рун еще бы долго сопротивлялся.

Диль вместе с родителями уехала в Пранреву. Предстояло знакомство с семьей жениха, и это был ответный визит.

Резиденция наместника была погружена в тишину. Уехали всего лишь несколько человек, а казалось, что покинули ее чуть ли не все.

Исгельна успокоилась, видимо, верила, что Инеп найдет, чем убедить брата. Она нечасто покидала свою комнату. Я же к ней не наведывалась. А Сивина и так не особо обременяла своим обществом кого бы то ни было.

Меня одолела лень. Ничегошеньки не хотелось делать: ни заниматься, ни читать, ни гулять, несмотря на то, что погода была отличная. И даже конная прогулка меня не привлекала.

Я так и не воспользовалась толком подарком эдела Вистара. С этим великолепным конем, возможно, мы просто не сошлись характерами, или еще чего. Как только я к нему приближалась, настроение скакуна тут же портилось, и он отказывался терпеть меня на своей спине. Не скидывал, но всячески показывал, что такая ноша ему не по нутру. А на мои робкие попытки угостить его яблоком или чем-то еще вкусным почему-то привередливо отворачивал морду. И я, несмотря на большой опыт в верховой езде, предпочитала не рисковать.

Я бесцельно бродила по дворцу. Меня неотрывно преследовало ощущение, что я с ним как будто прощаюсь. Что должно произойти нечто такое, из-за чего я окончательно распрощаюсь с этим местом, хотя я и так здесь уже не живу. И вообще, что-то я слишком часто выдумываю про какие-то предчувствия.

Касаясь рукой стен, штор, мебели, я шла из комнаты в комнату.

Вспомнились слова из маминого письма:

«У бабушки же очень редко, но случались видения, если она прикасалась к какой-то вещи, принадлежащей какому-либо человеку. Правда, эта вещь должна была быть часто используемой хозяином или являться очень важной для него.»

Интересно, а у меня такие способности могут быть? Разумеется, мне бы не хотелось этого, иначе перчатки снимать смогу очень редко. Вот только узнать я смогу, если такой прецедент случится. Надеюсь, обойдется все же.

Не стоило вспоминать именно этот момент. Вещей вдруг оказалось слишком много вокруг меня. Стали давить стены, потолок. Казалось, что вещи надвигаются на меня, сжимают в кольцо. Еще чуть-чуть — и поглотят, раздавят, вынуждая видеть чужие жизни, смерти. И спасения ни погибающим, ни мне не будет.

Я сбежала в то единственное место, где могла чувствовать себя в безопасности.

На своей небольшой, но от этого более уютной кухне, обхватив руками большую чашку чая с ромашкой, я пыталась успокоиться.

Если так и дальше пойдет, то останется только запереться дома и никуда не выходить. Выход ли это? Два случая, но я уже не знаю и не понимаю, как жить с этим даром. Смириться и принять? Пока тяжело. Да еще и не самые приятные последствия видений: от слабости до посещения храма с сопутствующими ритуалами.

Легко вот так сказать, что мое предназначение теперь спасать людей. Мне вот артефакторика интереснее.

Видеть смерть любого человека — зрелище весьма неприятное. Все равно, что переживать самому кратковременное прощание с этим миром. Во время видения я никак не оценивала происходящее, ничего не чувствовала. Как будто листала книжку с картинками, но эмоции при этом включить забыла. Сторонний, ничего не чувствующий наблюдатель. Вот после… При общей слабости тела чувства обострялись, и эмоции острее, что ли, проявлялись. А уж убийство животного мою совесть отягчало грузом, который удержать дрожащими руками нелегко.

Можно было назвать меня эгоисткой, малодушной девицей, трусихой, но я бы очень хотела никогда не обладать этими способностями…

Чтобы и дальше не придаваться хандре, я решила продолжить свои попытки создать хоть мало-мальски действующую охранку. Пока мне удавалось лишь заставить ее реагировать на приближение человека. К сожалению, любого человека. Избирательность никак не получалось осуществить.

Из мастерской я перебралась в кабинет Руна, потому как там кресло удобное было. После очередной попытки создать работоспособный амулет, у меня уже мелко дрожали руки и черные точки перед глазами скакали. Так и до истощения недалеко, тем более с моим и без того малым резервом. Я слишком увлеклась.

В кабинет я предусмотрительно заранее принесла сладкий до приторности чай, но он уже успел остыть. Впрочем, сейчас я была согласна на любой: сил идти за другим не было, а докричаться до слуг отсюда было сложно.

Говорят, если о чем-то часто и помногу думать, то это могут услышать боги.

Лучше бы они оглохли в тот момент.

На глаза мне попался альбом Рини. Странно, что она его тут забыла. Как она без него в поездке? В толстую тетрадь с твердой обложкой подруга любила записывать понравившиеся ей стихи, цитаты известных людей, обязательно с глубоким смыслом. Иногда просто рисовала цветочки или узоры на полях. В общем весь тот девчачий набор. Не дневник, но мысли сокровенные, пусть и выраженные совсем другими людьми, щедро заполняли собой листы.

В последнее время я замечала, что и Рун там что-то записывает, а Рини потом с рассеянной улыбкой читала.

За-а-ависть… И эта зависть подтолкнула меня прочитать, что же там написано.

Вот только открылся альбом в середине. Там, где не очень точно и аккуратно были нарисованы эскизы двух платьев — моего и Рини. Тех самых, в которых мы предстали на первом своем балу. Подруга раньше достигла нужного возраста, но терпеливо ждала и моей очереди, из-за того, что не хотела там оказаться без меня. Оказывается, то платье придумала именно Рини…

Я захлопнула тетрадь и прижала ее к груди. Как же мы были счастливы на том балу!

Ненавидеть себя за гадкие чувства буду потом. Сейчас лучше пойду еще поработаю, пока еще есть силы, или хотя бы порядок наведу.

Не успела.

Видение было обрывочным. Образы нечеткие, размытые, еле различимые. Вот только искаженное болью лицо Рини яркой вспышкой запечатлелось в моей памяти. До самой своей смерти не забуду.

Очнулась я ближе к вечеру. Отстраненно заметила, что это видение отняло практически все мои силы, оставив лишь крохи на самом донышке резерва.

До двери я добралась с трудом. Каким-то чудом мой хриплый окрик услышал кто-то из слуг.

— Астари, что случилось? — обеспокоенно спросила Сивина, когда убрала от моего носа нюхательную соль.

Меня перенесли в мою бывшую комнату.

— Ты должна сейчас же написать Рини, чтобы она перенесла отъезд от брата на день, — взволнованно попросила я.

— Мы уже послали за эдом Хилмом. Он скоро прибудет, — не слушая меня, сказала девушка.

— А еще лучше напиши самому Рону, чтобы он не отпускал сестру и брата до завтра. Или после завтра.

— Хорошо, я напишу, — согласилась Иви, хоть и смотрела на меня с недоумением.

Мой почтовик дома, а до него еще добраться надо. Я же сейчас даже руку с трудом поднимала, но от злости меня как будто подбросило.

— Это нужно сделать немедленно!

Иви наконец-то прониклась и побежала к себе.

Я упала на подушку. Глаза застилали слезы бессилия.

Потом прибыл целитель. Вливал в меня какую-то горькую жидкость, что-то говорил, а я не разбирала. Дальше — беспамятство.

Первым, что я увидела, был проклятый светло-персиковый балдахин над кроватью. Ничего, кроме глухой ненависти, он у меня уже не вызывал, а ведь раньше нравился.

Дом был погружен просто в оглушающую тишину. Да так, что казалось, как будто и воздух загустел и с трудом пробивался в легкие, а шаги вязли, словно в киселе.

Никого видно не было: пока я шла до комнаты Сивины, ни единой души не встретила. Иви на месте не оказалось. Где ее искать теперь? Разве что в саду.

— Астари! Немедленно вернись к себе! Тебе нельзя пока подниматься, — укоризненно обратился ко мне эд Хилм, когда встретил в коридоре.

Да еще и неодобрительно оглядел мое одеяние: поверх сорочки я накинула только халат.

— Ты же на грани выгорания была. Поэтому марш к себе! Живее, живее, — подтолкнул он меня в сторону комнаты.

А ведь целитель шел со стороны покоев наместника. Ловко выдернув локоть, я побежала в ту сторону. Даже слегка удивилась собственной прыти, ну и эда Хилма удивила.

Эдель Фордис лежала на кровати. Бледная, под цвет наволочки. Я бы даже сказала, выцветшая.

Со стоном сползла по стене. Не успела, я не успела!

Безутешная мать меня услышала.

— Ты уже знаешь? — еле слышно произнесла она. — Моя девочка…

Она всхлипнула, но слез не было. Эд Хилм уже напоил ее успокоительным.

Я пробормотала: «Мне очень жаль. Соболезную.» — и убежала.

Видеть раздавленную горем мать мне было нелегко. Да и я тоже была прибита не только горем, но и чувством вины.

Рини и Рик возвращались домой по горной дороге. Случился камнепад. Погибла Рини, двое сопровождающих, а Рик и кучер выжили. Вот только мальчик теперь навсегда останется хромым, хотя целители сделали все, что могли. К сожалению, помощь прибыла слишком поздно.

А пока не привезли тело Рини, я практически не выходила из дома.

Неуемное чувство вины не покидало меня: если хотя бы на час раньше я добралась до Сивины, все сложилось бы иначе.

Разумеется, маме я тут же сообщила о случившемся. В ответ — пару слов о соболезнованиях, остальное — как, при каких обстоятельствах произошло видение.

«С этой девочкой ты была очень близка, а та вещь для нее была крайне важна. Возможно, поэтому ты и смогла увидеть то, что с ней произошло. Ты неосознанно очень хотела ее увидеть — и вот результат. По-видимому, такой способ предсказаний отнимает значительно больше сил. Будь осторожна!»

Да я бы лучше все свои силы отдала без остатка, сгорела бы дотла, лишь бы Рини жила!

Рун вернулся в тот же день, когда привезли и то, что осталось от его невесты.

Гроб не закрыли, а тело лишь накрыли белоснежной простыней, из-под которой выглядывало единственное, что осталось целым, — рука, на пальце которой все также сверкало фамильное кольцо Натсенов.

Так, стоя на коленях перед телом любимой, прижавшись губами к руке, Рун и провел весь оставшийся день. Никто их не беспокоил.

Лишь на следующий день я решилась зайти проститься с Рини до того, как состоится официальная церемония прощания.

Я также опустилась на колени перед подругой, прикоснулась губами к ледяной руке…

И говорила, говорила. Мне, оказывается, так много было, что ей сказать. Я захлебывалась слезами, но продолжала торопливо говорить, как будто не успевала. Впрочем, я и так опоздала.

Меня застал Рон. Он вежливо кашлянул, прерывая мою сбивчивую речь, которая не предназначалась для чужих ушей.

— Я предлагал маме накрыть Рини мороком, но она отказалась. Говорит, пусть будет, как есть. Смерть нет смысла приукрашивать.

Он передернул плечами и подошел ближе. Я уступила ему место около Рини, досадуя, что меня прервали.

Стоя у окна в коридоре, я ждала, когда же он уйдет. Хотелось продолжить прерванное. Надолго у сестры Ронольв задерживаться не стал.

— Нам нужно поговорить.

Я поежилась. Меня вообще последнее время практически всегда знобило. Эд Хилм говорил, что это нормальная реакция организма. А когда-то рядом с Роном я только и могла, что гореть…

— Разве есть, о чем? За тебя уже все сказали.

Хотелось добавить: «Сказал твой отец и твои поступки, прежде всего.»

— Мне жаль, что все сложилось именно так.

А ведь и правда, жаль. И смотрит на меня своими кристально честными синими глазищами. Вот только я в них больше не вижу своего счастливого отражения. Сейчас эти приятные черты лица ни капли меня не притягивали.

Говорят, следы пороков проявляются и во внешности. Рон выглядел все так же. Только легкой дымкой, налетом печаль приглушила его яркость. Хотя мне и казалось, что налет этот несложно и смыть. Наверно, мое предвзятое отношение.

Я уже не вслушивалась в то, что он мне говорит, не ловила каждое его слово, не восхищалась его умением доносить свое мнение, очаровывать своего собеседника красивыми фразами и обаянием. Как-то слишком отстраненно фиксировала сказанное им.

Он и сам не помнил, как все произошло тогда. Выпил, очнулся — в постели девушка. Кто она, откуда? Бездна ее знает! Она скрылась и даже не представилась. А Рону стало стыдно передо мной. До такой степени, что избегал близости со мной до свадьбы.

Он еще что-то говорил, но я его грубо перебила:

— Ты счастлив?

— Что? — полный недоумения взгляд.

Я терпеливо ожидала ответ. Переспрашивание — всего лишь попытка подобрать удобный ответ, выгадать время. Но я продолжала ждать молча.

— Не знаю, — он пожал плечами и бесцеремонно уселся на подоконник.

Бдительной эдель Фордис сейчас не до контролирования приличий в этом доме. Я была готова в данный момент думать о чем угодно, лишь бы не о Роне как таковом. Лишь бы не пустить его за преграду, которую я так старательно возводила своими выдумками о его неидеальности и такими же выдуманными в моем воображении недостатками. Без его личного объяснения я, как оказывается, все еще не до конца верила, что он подлец. Поэтому усердно строящийся до этого образ сразу разрушить было сложно. Сейчас из-за противоречивых эмоций преграда колыхалась, как занавеска на ветру. Может, я просто устала?

— Ты меня совсем не слушаешь, — укоризненно произнес Рон.

Он, оказывается, что-то спросил.

— Задумалась.

— Сама спросила, и сама не слушаешь. Я так понимаю, ты хотела узнать подробности моей семейной жизни?

— Да брось. Хотела же. Тогда слушай! Она глупа, как пробка. В чем ее обаяние, способность располагать к себе людей? Сложно сказать. Наверно, она из тех женщин, про которых, умиляясь, говорят: «Прелесть какая глупышка». Наивная, очаровательная девушка, которую под меня, скорее всего, подложил отец. Как она только раньше времени не проболталась? Она, по мере своих возможностей, смогла понравиться моим родителям и даже Рини, — мое сердце больно кольнуло, а Рон продолжал со все нарастающим раздражением, переходящим в злость. Злость на собственную жену, тестя, но не себя любимого. — И сначала ее поведение меня также умиляло: это забавно, когда она, округлив свои и без того огромные голубые глаза, щебечет: «Я и не думала, что это может быть так!». А потом это утомляет, раздражает. Бесит!

Ни в чем не повинный подоконник получил удар кулаком.

— Ну что ж, я рада, что ты нашел, то, что искал — тихое семейное счастье, — сухо произнесла я.

Развернулась и пошла прочь. Куда подальше от него. Еще и прощание с подругой испортил, вмешался.

— В Оттарову пустошь такое счастье!

Догнал, схватил за локоть, развернул. Смотрит сверху вниз, ноздри трепещут от гнева. Хорош! Хоть сейчас на картинку. Будет, чем мне потом камин разжигать.

С неприсущей ему неуклюжестью обнял. Я застыла. Странно, и даже сейчас мне теплее не стало — он горячий, а мне все также холодно.

— Я же толком не попросил у тебя прощения, — горячий шепот на ухо.

А мурашки по шее не от волнения, не от его близости. Омерзение?

Спас меня Рун.

— Разрешите пройти, — тихо произнес он, отодвигая нас в сторону.

Ширина коридора позволяла ему и так нас обойти.

Я воспользовалась заминкой и торопливо ушла.

На церемонии перед похоронами гроб все же закрыли. Прощались все, со скорбными лицами кладя на крышку гроба темно-бордовые, практически черные розы. Этот сорт когда-то специально вывели для таких случаев.

Я, как всегда, выделилась: принесла белые. Рини их очень любила, и я не могла прийти с другими. На меня косились осуждающими взглядами.

Огромное количество сочувствующих, соболезнующих, а кое-то и сопереживал утрате по-настоящему, подходили к семье Ровенийских. Говорили необходимые слова и тут же отходили в сторону.

В некотором отдалении, в тени туи, растущей у чьей-то могилы, я стояла и наблюдала за вереницей людей. Черной змейкой они стекались к месту прощания и разбегались темными мошками. В могилу гроб опускают только при самых близких. Смерть не терпит посторонних. Также и посещение потом храма Оттара должно было происходить каждым по отдельности. Без суеты, спешки и с заранее подготовленной молитвой, которая вроде как помогает усопшему добрести до сумеречной долины. Без такой молитвы душа погибшего рискует навечно скитаться по пустоши неприкаянной.

Диль у гроба стояла с женихом. Она вцепилась рукой в локоть Вестейра и пустым взглядом смотрела перед собой. Сейчас ее жених сбросил с себя напускные эмоции и выглядел действительно переживающим за Диль.

Когда поток прощающихся иссяк, я приблизилась. И даже через плотные черные перчатки умудрилась уколоть палец о шипы.

Рунгвальд пришел самым последним. Бледный, с кругами под глазами под цвет одеяния. В моих слезящихся глазах он выглядел полуразмытым черно-белым пятном: он, как и я, принес белые розы.

Эдел Вистар дрожащим голосом начал говорить прощальную речь от имени семьи.

А я глотала слезы и шептала: «Прости».

Спасением эдель Фордис стал Эйрик. Хотя мальчишку изрядно стала утомлять чрезмерная опека матери.

Спасением Диль — жених. Из-за траура свадьбу перенесли. По правилам, она должна была теперь состояться не раньше, чем через год. Но молодые решили обойтись без торжеств, поэтому им позволили устроить свадьбу через два месяца.

Как бы ужасно это ни звучало, но со смертью сестры путь к Руну для Диль был открыт. А она окончательно отказалась от него.

Для меня, эдела Вистара и самого Руна спасение было в работе. Посильнее загрузить мозг, посильнее вымотать тело — тогда и сны крепче и мыслей горестных меньше.

Инеп привел все же какие-то весомые доводы в пользу женитьбы на Исгельне. Но тут взбрыкнула сама Иса: она не хотела пока оставлять брата.

А Рун ничьей заботы не принимал и делал вид, что она ему не нужна.

Я часто приходила на кладбище к Рини, продолжала с ней разговаривать. И каждый раз, как я приходила, у надгробного камня уже лежали свежие белые розы.

Работа на износ, до края своих возможностей, спасала ненадолго.

Все чаще по вечерам Рун запирался в мастерской, не впуская даже меня. На утро я находила пустые бутылки, хотя по самому Руну заметно не было, что он столько пьет.

Он был немногословен, холоден, да и вообще, скуп на эмоции. Только Сивине иногда удавалось уговорить его на непродолжительную прогулку, помимо похода на кладбище.

Меня не покидало ощущение, что Рун катится в Бездну.

В один из вечеров мастерская оказалась не заперта. Я не удержалась. Женское любопытство, чтоб его!

Рун сидел на стуле спиной ко входу, закинув ноги на стол. Янтарная жидкость вливалась в него легко, словно он пил компот. Резкий запах спирта говорил о другом.

— Проходи, — не глядя на меня, произнес он. — Присаживайся.

Бутылкой он указал на стул по другую сторону стола. Мне бы уйти, но я осталась. Села на стул. Колючий черный взгляд следил за каждым моим движением.

— Дамы с горла не пьют? Стаканы где-то в столе есть. Поищи, — продолжил раздавать указания Рун.

— Я не буду пить.

— Не желаешь составить мне компанию? Предлагаешь пить в одиночку?

— Ты и до моего появления так пил.

— Зачем тогда явилась? — он не ждал ответа и сам же продолжил: — Тоже посочувствовать, повздыхать надо мной? «Бедный, несчастный Рун! Как ему сейчас тяжело». И никто не знает на самом деле, насколько тяжело! — я не стала напоминать о родителях Рини. — Ее нет… Почему? Нет моего лучика, моей надежды, моей любви… Как же хочется сдохнуть… Будь я таким же эгоистом, как и мои родители, давно бы так сделал. А я не могу жить и уж тем более умирать без оглядки на родных. Мне же еще счастье сестер устраивать. Они-то должны быть счастливы! А я уж как-нибудь проживу. Вот, — он взмахнул бутылкой, — коньяк иногда помогает забыться, и не так тяжко жить. Да и спать крепче.

Я молчала и не прерывала его. Высказаться Руну надо. А я привыкла быть слушательницей. Вот утешать не умею, а выслушать могу.

— Точно не будешь? — он покачал бутылкой.

— Не буду.

— Мне тоже хватит.

Бутылка полетела в стену.

Я хотела уйти. Зря вообще пришла.

Рун больно схватил за руку, когда его обходила.

— Ты так и не сказала, зачем пришла?

— Мимо проходила, решила заглянуть.

— А может, утешить меня хотела?

Притянул меня еще ближе.

— Нет, ничего такого, — мне стало не по себе.

— А может, все-таки утешить? — в его голосе послышались хриплые нотки, от которых все внутри меня сжалось от страха.

Я никогда не боялась Руна, даже когда мы враждовали, а сейчас мне было жутко страшно.

Я отпрянула от него и уперлась в стол. Кажется, когда-то я уже оказывалась в подобном положении.

Рун поднялся, и я уже не успела продвинуться к выходу.

Его руки как тиски на моих предплечьях. Горячие, болезненные поцелуи на моих щеках, от которых паника накрывает меня с головой. Не страсть.

А Рун между поцелуями шепчет:

— Утешь меня. Помоги забыть хоть на короткое мгновение. Помоги забыться. Я так больше не могу. Помоги.

И вырваться не получается: он сильнее. А мои всхлипы и просьбы оставить меня он не слышит, продолжая шептать свои мольбы. Целует куда угодно, только не в губы.

Что-то с грохотом падает на пол — стол освобожден. А я вырваться не могу.

И слуги ничего не услышат или кто-то другой. Все привыкли к затворничеству Руна, и никто сюда не наведывается, кроме меня и Иви. Иви здесь нет. Вот я и попалась.

Пуговички от блузки летят в стороны. А я вырваться не могу.

Искусаны плечи. А я вырваться не могу.

Его остановило имя. Ее имя.

Полуприсев на стол, я стала неловко запахивать блузку. А меня опять начало знобить.

А Рун стоял передо мной на коленях, спрятав свое лицо в складках моей юбки. Плечи его подрагивали.

— Ничего не помогает! Понимаешь? Ни-че-го.

Мужские слезы скупые? По лицу Руна они текли не скупо, расплываясь пятнами на юбке. Он бы еще в нее высморкался. Чуть не рассмеялась. Нельзя. Иначе потом не остановлюсь. Не Рун же меня будет спасать от истерики? Сам, вон, обливается пьяными слезами.

— Не забывается. Она везде. Стоит только закрыть глаза — и вот она. Улыбается мягко. Сверкают ее глаза, в которых небо утонуло. И я тону, пропадаю. И хочу забыть. Нет, не так! Не хочу ее забывать. Хочу, чтобы не было так тяжело ее вспоминать, чтобы без нее так тяжко не было. Когда выпивка меня особо пронимает, мне кажется, что я иду за ней. Вот, уже в одном шаге. А в шаге — пропасть. Падаю — просыпаюсь.

Он переводит дыхание, поднимает на меня глаза. Взгляд трезвый и скорбный.

— Ты прости меня, — шепчет, перехватывает мою руку, в которой зажата пуговица. Разжимает ладонь, прижимает ее к своей мокрой щеке. — Не знаю, что на меня нашло. Я лишь ищу способ. Все не то. И тебя вот расстроил.

Истерический смешок все же вырвался.

Мы так и продолжали сидеть: я на столе, Рун на полу, положив голову мне на колени. Я перебирала пальцами его смоляные пряди, а он время от времени просто крепко сжимал мою другую руку. Как будто в таком простом жесте он искал успокоение или убеждался, что я рядом и поддерживаю его. Хрупкая женщина поддерживает мужчину, только что обидевшего ее.

Через три дня я уехала.

Буду строить свою жизнь в другом месте, а может, и смогу наконец-то вырваться к родителям.

Дом в Геделриме должен был стать лишь временным пристанищем, пока я не найду способ, а самое главное, не узнаю, куда бежать к родителям. Не удержалась. Выбирала недолго, не очень тщательно, так как в гостинице задерживаться не хотелось, и все же выбрала такой, в каком тут же захотелось остаться навсегда.

Только спустя некоторое время я сама перед собой призналась: я сбежала. От своих проблем, чужого и собственного горя. Эгоистично, малодушно бросила людей, заменивших мне семью. Не смогла там остаться. Вся эта атмосфера душила меня, затягивала, как в болоте трясина. Трясина печалей и безысходности.

Вот только Геделрим я выбрала специально, с определенным умыслом. Крупный город, в котором легко затеряться. И я задумала в определенный момент затеряться и сделать это максимально удачно.

Теперь мне предстояла тщательная подготовка для своего исчезновения. Прежде всего мне предстояло выяснить, куда же именно я должна буду исчезнуть.

Мама, ранее вычислившая мои попытки узнать, где же они находятся, пресекла их быстро. Поэтому мне пришлось усыпить ее бдительность. Напрямик я ничего не спрашивала, но все те крупицы информации, мелькающие в письмах, которые сами по себе мало что давали, но в целом могли сложиться хоть в какую-то картину, я фиксировала и запоминала.

Отец все также не желал писать мне и передавал приветы только через маму. Зато брат в конце каждого письма теперь делал свои приписки: делился успехами в учебе, робко расспрашивал обо мне. И как бы мама не контролировала написанное братом, в его строчках я все чаще улавливала то, что мне было необходимо: описание местности, поселения, да даже погоды и многое другое. Но самое главное — я хоть так знакомилась с братом.

Сама-то я мало что помнила про Дрину. В моей памяти почему-то ярче всплывали воспоминания о Зедениве, а не Вадоме. Поэтому Общественную библиотеку Геделрима я посещала не только для изучения книг по целительству, но и заглядывала в географические справочники. Конечно, маловероятно то, что я с точностью определю по скудным данным место, где находится моя семья. Однако, если такой шанс есть, то я им обязательно воспользуюсь.

Библиотека была самым посещаемым мною местом — у меня осталось только две цели в жизни, за них-то я и цеплялась.

Вот только как именно мне организовать свое исчезновение?

Разумеется, охрана и тут меня не оставляла, хоть и была все такой же ненавязчивой.

Сейчас я как никогда ненавидела свою внешность. Бог с ней красотой, точнее с ее отсутствием. Внешность была у меня слишком приметная.

Обжившись немного в этом городе, я узнала и некоторые интересные вещи о нем. Точнее события, происходящие здесь. Конечно, как самый крупный торговый город империи, Геделрим часто устраивал ярмарки — многочисленные, шумные, яркие. Съезжались торговцы не только со всей Адарии, но и с Лаксавирии, а также некоторых других стран. На таких ярмарках довольно часто бывали и бродячие артисты, циркачи, и самое главное для меня — появлялись и гадалки. Чаще всего они разъезжали по стране вместе с какой-нибудь цирковой труппой. Хотя предпочитали принимать посетителей гадалки в отдельных шатрах, обычно располагавшихся где-нибудь в углу площади. В центре такого шатра устанавливался стол с тем самым хрустальным шаром. Впрочем, некоторые гадали по руке или по картам. Кому с чем удобнее было работать. Эти гадалки чаще всего были родом с южного Зеденива и внешне от меня отличались только более темной кожей и цветом глаз — от светло-орехового до практически черного.

Когда я уезжала от Ровенийских, Рун в качестве извинения написал для меня рекомендацию к своему знакомому мастеру-артефактору. Он верил, что я не брошу занятия и по возможности работу. Я и не хотела, но пока мне было некогда этим заниматься. Да и я уже тогда решила, что буду заниматься организацией своего побега. Поэтому в качестве еще одного прощального подарка я выпросила у Руна один амулет, на мысль о котором навела меня Исгельна. Этот амулет не окутывал мороком полностью всю внешность, заменяя ее на другую, он лишь менял цвет глаз. Такой амулет к тому же не надо было регистрировать у Внутренней стражи. Что, несомненно, для меня было очень важным.

В новом доме, стоя перед зеркалом, я любовалась результатом. Изменив цвет глаз на карий, намазав кожу лица и шеи (руки все равно я скрывала под перчатками) кремом, придающем коже более темный оттенок, одевшись как типичная гадалка в яркую, цветастую юбку, блузку с запахом и широкими рукавами с безвкусными рюшами (и кто только решил, что такой вид добавляет загадочности?), повязав платок, концы которого обмотала вокруг головы, я выглядела как самая обычная гадалка. Такие женщины в немалом количестве мелькали среди гостей на ярмарочной площади и завлекали народ в свои шатры.

Я продумала все, что мне должно было помочь скрыться от охраны, выяснила каким путем лучше добраться до Дрины. Вот только куда именно ехать уже в Дрине, я так и не узнала пока.

Поэтому мне приходилось продолжать делать вид, что я налаживаю жизнь в новом городе, обустраиваюсь тут. А поскольку, чтобы не насторожить маму своими расспросами, выяснение деталей мне приходилось растягивать на не один десяток писем, время тянулось крайне медленно.

Тут еще и эдел Вистар в очередной раз написал, что поездка к родителям для меня откладывается на неопределенный срок. И все это ради моей же безопасности.

Возможно, мои планы побега были безрассудными, глупыми, но я больше не могла сидеть сложа руки и ждать, когда кто-то за меня решит, что пора.

Ну а пока я не разузнала о конечном пункте моего побега достаточного количества информации, я решила все же наведаться к знаменитому мастеру Джетмиру.

Большое, двухэтажное строение своей помпезностью мне сразу же не понравилось. Его можно было охарактеризовать одним словом — чересчур. Чересчур много лепнины, чересчур броские скульптуры у входа, чересчур яркая вывеска, да и весь дом в целом чересчур сильно бросался в глаза. Как я поняла, первый этаж был выставочным залом, больше напоминавшим ювелирную лавку, также здесь была и сама мастерская, второй — жилые помещения.

Рун рассказывал об этом мастере, не скрывая восхищения. Он также упомянул, что не будь Джетмир Йеннер наделен недюжинным магическим даром, из него получился бы и потрясающий ювелир. Впрочем, он умел объединять обе свои способности.

В этом я убедилась, как только зашла в зал. У входа не было никакой охраны, несмотря на огромное количество сокровищ, находящихся под стеклом витрин — охранки тут были установлены такие, что я могла восхищенно вздыхать, глядя только на них. Представленные вещи делились на две части — исключительно ювелирные украшения, не имеющие никакой магической ценности, и сами амулеты, и даже артефакты.

Меня же целиком захватила именно вторая категория предметов. Это были настоящие произведения самого восхитительного магического искусства.

От созерцания этой красоты меня отвлекали только веселые возгласы двух дам, примеривающих кольца. Как я успела заметить — украшения были самыми обычными. Помогал женщинам, по-видимому, помощник мастера, или же специально нанятый именно для этого дела человек. Молодой мужчина выглядел ненамного старше меня. Высокий, несколько полноватый парень, иногда бросал на меня взгляд, который я могла расшифровать только как мольбу о помощи. Его лицо выражало крайнюю степень растерянности — он будто бы не понимал, как тут оказался и что вообще нужно делать. При этом парень все же пытался любезно улыбаться дамам и предлагать очередную вещь для ознакомления.

Эта сцена вызвала у меня улыбку. Мимолетную, но теплую, успевшую немного согреть меня. Я так и продолжала мерзнуть.

Интересно, с чего вдруг известному и преуспевающему мастеру понадобилось нанимать такого нерасторопного человека?

Впрочем, не мое это дело. Я пришла сюда за другим. Прохаживаясь мимо витрин, я завороженно рассматривала вещи, представленные там. Они были действительно невообразимо прекрасны! Узоры заклинаний, обволакивающие эти вещи, были настолько восхитительные, точные, аккуратные, что я порой останавливалась напротив особо понравившейся вещи и с раскрытым ртом восхищенно пожирала ее глазами.

Прищурив глаза, я пыталась разобрать, что за заклинания наложены на предметы.

«Так, это обычная охранка. Даже я ее научилась делать», — пришла к такому выводу я, осматривая кулончик с неизвестным мне камнем. Хотя такого рода охранки делались обычно на граните, но это не тот камень, который вешают на шею. Как же ему удалось привязать это заклинание?

Браслет и кольцо определяли яды. Вот только про кое-какие яды мастер забыл. И у него не на все хватает мастерства?

Мало чем примечательные запонки и выполняли соответствующую функцию — отвлекали внимание. Надев их, человек становился незаметным для других, только если не обращался к кому-то конкретно, или же если его никто не задевал или касался. Разрешение на такой амулет давалось исключительно Внутренней стражей.

Были тут и письменные принадлежности, например, заговоренная бумага — та самая, на которой писались договоры неразглашения. И многое другое.

Представлены были здесь и кристаллы правды. Увидев цену на них, я чуть не присвистнула. Дорогие какие! Хотя и большинство других вещей не отличались дешевизной, но эти кристаллы были ну очень дорогие. Руну пока их изготовление не удавалось — не хватало мастерства. Видимо то, что они весьма непросты в изготовлении и закладывало такую цену.

Так я и рассматривала вещи, пытаясь определить их особые свойства, поскольку они не на всех указывались, да и цена тоже не везде была. Скорее всего, по договоренности. Такие вещи, вероятно, были особенно ценными.

Взгляд зацепился за небольшую, скромную брошь. Аккуратная, без особых изысков — именно такую я выбрала бы и себе. Украшения я не особо любила, да и с моей яркой внешностью мало что сочеталось. Привлекла меня брошь все же не столько своей лаконичностью, а странным плетением заклинания на ней. Я чуть носом не уткнулась в стекло витрины, пытаясь разглядеть это чудо и установить, что за заклинание.

И только я набрела на интересную мысль…

— Может быть вам ее ближе показать? — раздался вкрадчивый голос.

От неожиданности я отпрянула от витрины, при этом умудрилась наступить на ногу тому, кто меня побеспокоил.

— Вот же! — Он явно хотел еще и ругнуться, но сдержался.

— Простите! Я не хотела! — воскликнула я.

— Все в порядке, — улыбнулся мужчина, неловко переступив с ноги на ногу.

Да уж, как же неудобно вышло!

Худощавый, пониже меня ростом, с продолговатый бледным лицом, на котором остро выступали скулы, блекло-голубыми глазами и тонкими губами — так выглядел мастер Джетмир. Одет он был по последней моде — чересчур приталенный сюртук только подчеркивал его худобу. Ох уж эта мода! А вот строгие брюки, глянцево-начищенные ботинки смотрелись вполне изыскано. Была в мужчине какая-то несуразность. Неяркая внешность и яркие вещи не по цвету, а по исполнению. Как будто он выставлял напоказ свой достаток. И в тоже время, в его внешности что-то цепляло. То, что не имело никакого отношения к одежде и всему другому напускному. Наверно, взгляд — цепкий, внимательный, но и доброжелательный, хотя и чуть лукавый. Странная смесь.

Даже не знаю, с чего я решила, что этот мужчина эд Джетмир, но интуиция шептала, что так оно и есть. Убедило меня в этом то, с какой уверенностью он достал брошь, повертел ее в руках — он как будто знал все ее грани, все особенности. Как будто сам ее и создал.

— Так вам показать эту брошь ближе? — спросил мужчина еще раз.

Отвлекшись на рассматривание самого мастера, я не расслышала вопрос. На его тонких губах заиграла самодовольная улыбка. Он явно воспринял мой интерес иначе.

— Вы можете рассказать, что за заклинание на ней? — обратилась к мастеру я.

Улыбка угасла, зато в его глазах зажегся огонек интереса другого рода.

— Если оно вас заинтересовало, то угадайте сами, — и вновь улыбка, только теперь с хитринкой, но взгляд все также внимателен. — Отгадка недалеко.

Рядом с брошью были те самые запонки, а на них заклинание имело практически ничем не похожую структуру.

— Неужели приворот? — удивилась я. Ведь совсем не похоже на него.

— Почти, — хмыкнул мужчина. — Все мужское внимание в пределах одной комнаты будет приковано к обладательницы этой броши. Мужчины будут слушать только эту женщину, любоваться только ею. А уж как использовать эту маленькую возможность… — Он развел руками.

Я взяла брошь в руки и продолжила любоваться работой мастера, пытаясь еще и запомнить особенности плетения, и опять прослушала адресованный мне вопрос.

— Что, простите?

— Интересует? — Кивок на брошь.

— Да, то есть нет. Не в том смысле, — ответила я. Я сбилась и не смогла правильно выразить свои мысли.

— Неужели такой очаровательной девушке нужен помощник, чтобы привлечь внимание?

Комплимент был произнесен абсолютно искренне — я видела это в его глазах, пусть он и смотрел на меня снизу вверх. Я смутилась и растерялась.

Вряд ли он поверит, что меня интересует прежде всего магическая составляющая вещи, а не результат ее применения. Если только я не покажу ему рекомендацию Руна. Вообще-то я не собиралась ее демонстрировать. При этом посещении мной двигало только любопытство — хотелось посмотреть работы признанного мастера, о котором не раз упоминал Рун. Поговаривали еще и что услугами эда Джетмира пользуется даже императорский двор. На встречу с самим мастером я не рассчитывала. А теперь меня вновь одолело любопытство, но другого рода — как он отреагирует на послание Руна? Хотя тот и предупреждал, что Йеннер вряд ли возьмет меня помощником или учеником, но мало ли что. В крайнем случае, может что-то посоветовать.

Я озвучила, что у меня есть к мастеру письмо от Руна и протянула послание.

По мере прочтения письма, брови мужчины поднимались в удивлении, и пару раз я уловила скептическое хмыканье.

— Мне не нужен помощник, — произнес эд Джетмир, бросив взгляд в сторону парня, который с милой улыбкой упаковывал обновки дамам. Поморщился, но тут же посмотрев на меня, попытался дружелюбно улыбнутся. — Да и вряд ли вы сможете меня убедить своими способностями, что из вас будет какой-то толк. Учеников я тоже не набираю.

Я хотела возмутиться, но промолчала — кто я такая, чтобы навязываться кому-то? Не надо и ладно.

— Спасибо за ответ, — я тоже дружелюбно улыбнулась, чем несказанно удивила мужчину. Ждал, что я буду и правда возмущаться? — Всего доброго.

И гордо подняв голову, покинула зал.

На улице глубоко вздохнула, сжала кулаки и стараясь не срываться на слишком быстрый шаг, пошла домой.

Я ждала, что именно таким ответ и будет, и все равно было обидно. Могла бы попробовать продемонстрировать свои возможности, но они слишком ограничены и не развиты в полной мере. Можно было попробовать попросить хотя бы о помощи — самообразование никто не отменял, а посоветовать в каком направлении мне лучше двигаться мастер бы мог. Вот только зачем ему помогать человеку, которого он не знает, пусть и по просьбе давнего знакомого? Разумные доводы, но горечь разочарования никуда не девалась.

Через минуту я остановилась. О чем я вообще думала, когда к нему шла? Вот она женская противоречивая натура во всей красе — вроде и простое любопытство, и в то же время я если и не ожидала, то в тайне надеялась на другой результат.

У меня есть цель, к ней я и должна стремиться, остальное — потом.

Меня догнал помощник мастера. Полноватый парень явно запыхался, раскраснелся и попросил у меня пару секунд, чтобы он смог перевести дыхание. Я не жадная — предоставила пару минут.

— Вот, — он выдохнул и протянул мне смятую бумажку.

Вопросительно на него посмотрела.

— От мастера. Он просил передать.

— А сразу он отдать не мог? — несколько грубо спросила я.

Чего к парню привязалась? Нашла на ком злость сорвать.

Помощник растерянно пожал плечами. Чтобы смягчит свою грубость, уже мягче добавила:

— Тебя вот загонял.

— Он сказал, что мне полезно.

Его щеки покраснели еще сильнее, а я еле сдержала смешок.

— Спасибо, — искренне поблагодарила парня, чтобы в этом уже изрядно помятом послании не содержалось.

Абонемент на посещение закрытой для обычных людей секции библиотеки Геделрима. Бессрочный.

«Не зря Рун предупреждал, что характер у мастера очень непростой», — подумала я, провожая взглядом неуклюжую фигуру помощника, имени которого я даже не удосужилась узнать.

Абонементом я воспользовалась через неделю. Да и то, потому, что мне больше уже и делать было нечего. Мое подвешенное состояние не давало мне возможности посвятить себя какому-либо основательному делу. Поэтому большую часть времени я маялась бездельем. Тут-то и пригодился неожиданный подарок мастера. Впрочем, толку от него было мало. Нормально сосредоточиться мне не удавалось, и я распаляла свое внимание на слишком большое количество книг, хватаясь за все и сразу. В результате практически ничего из прочитанного не запоминалось. К тому же, книги за пределы помещения выносить не разрешалось. В читальном зале, помимо меня, обычно находилось еще несколько мужчин степенно-ученого вида. Они постоянно бросали на меня подозрительные, изредка любопытные, взгляды. Да еще и библиотекарь этого зала — дородная женщина со взглядом змеи, готовившейся броситься на любого, кто по ее мнению покушается на целостность книги. В такой атмосфере обучаться чему-либо крайне сложно. Даже конспектировать и то удавалось с трудом.

Только сейчас вспомнила, что лето в разгаре и целыми днями просиживать дома, либо в библиотеке смысла нет.

Свой подарок — вороного коня, я оставила у Ровенийских. Мы с ним так и не подружились, к тому же на новом месте держать мне его было негде. Поэтому в дни, когда не посещала библиотеку, я предпочитала устраивать продолжительные пешие прогулки в одиночестве. Почему-то отправляясь в путь далеко за город, я совсем не опасалась за свою безопасность. Не потому, что была уверена будто меня далеко из вида не упустят. Просто все чаще становилось все равно. Странная смесь жгучего желания вырваться отсюда и наплевательства на собственную жизнь. Оптимизма не добавляли тщетные попытки найти способ излечения, не говоря уже о невозможности пока уехать.

В окрестностях Геделрима было несколько крупных конных заводов. А меня все-таки лошади не отпускали. Поэтому я частенько наведывалась во владения эда Астела — крупнейшего конезаводчика востока империи. Путь был не близкий, но уставшая я добиралась до загона с лошадьми, совсем по-хулигански забиралась на ограждение и сидела, свесив ноги, наблюдала за скакунами, которым несмотря на обширность огороженной территории, было слишком тесно за забором. В голову приходили невеселые аналогии.

Работники быстро привыкли и спокойно допускали меня к загону.

Однажды, меня застал и хозяин.

— Любите лошадей? — спросил он, подойдя к забору.

Эд Астел положил руки на заграждение и с любопытством посмотрел на меня.

Я все также сидела на заборе. Спрыгивать вниз и как положено поприветствовать мужчину, мне было лень. Да и он всем своим видом показывал, что такая фамильярность его вполне устраивает. К тому же именно в этом городе весь напускной лоск, манерность, которые так тщательно прививала мне эдель Фордис, стали сползать с меня, как истлевшая ткань. Хотелось вспомнить, что я не чопорная эдель, а все же дочь степей…

Он задал очевидный вопрос, но я ответила.

— А почему тогда не купите? Или все еще выбираете?

Тяжело вздохнула. Я присмотрела одну лошадку — спокойная, хоть и молодая. Кобылка по имени Звездочка мне приглянулась практически сразу. Вне зависимости от ее стоимости, позволить ее я себе не могла. Слишком много препятствий.

Мужчина проследил за моим взглядом.

— Хороший выбор, но вам не подойдет.

— Почему это? — возмутилась я.

Обидно стало за кобылку.

— Слишком мягкий нрав для вас.

Ну вот, опять моя внешность ввела в заблуждение.

Этот взрослый мужчина с уже поблескивающей в светлых волосах сединой на висках смотрел на меня так, как будто я для него открытая книга. Словно он все обо мне знает. А может сказывался опыт — эд Астел уже давно один из самых успешных торговцев в своей отрасли. Говорят, он главный поставщик коней для армии. Увы, я и сама не могла похвастаться тем, что все о себе знала.

— Отличный у нее нрав, — несколько сварливо протянула я.

Мужчина хмыкнул и продолжил расспросы.

— Ладно, раз вы так настаиваете, — зеленые глаза из-под светлых ресниц сверкнули задорно, совсем по-мальчишески, а белозубая улыбка просто ослепляла очарованием, которое ну никак не ожидалось от такого мужчины, — могу уступить вам треть цены.

Инстинкты истинного торговца у него, судя по всему, на первом месте. Решил наверно, что я торговаться буду…

— Да хоть за бесплатно, — вздохнула я. — Мне ее держать негде.

Эд Астал перевел взгляд на лошадь, чуть прищурил глаза, как будто что-то прикидывал.

— Хорошо! — Он звонко хлопнул ладонями по ограде. — Как насчет аренды?

Я все-таки спрыгнула с забора, чуть не зацепившись за него юбкой. Мужчина хотел меня подхватить под руку, но я вовремя отступилась. Правда, при этом больно стукнулась спиной о заграждение. Конезаводчик поморщился, но ничего говорить не стал.

— Сколько? — деловито поинтересовалась я.

— Двадцать скалдров за день.

Растерялась. Это же слишком дешево! Но он вроде не шутит. Еще раз заглянула ему в глаза. Теперь он смотрел на меня чуть с высока. Может он рассчитывает, что я влюблюсь в лошадку и все равно ее потом куплю? Вот уж вряд ли.

— Я согласна! — Неожиданно для себя я протянула ему руку — закрепить сделку рукопожатием. Несмотря на очень теплую погоду, перчатки я не снимала.

Звездочка и впрямь оказалась смирной и до неприличия послушной. Теперь мои прогулки охватывали значительно большие расстояния. Холмистая местность вокруг Геделрима радовала яркостью и красочностью пейзажей. От этих прогулок я получала ту скупую радость, которой мне крайне не хватало.

По большей части я все же сторонилась людей, практически ни с кем не общалась и уж тем более ни с кем не сближалась. Одиночество на пользу мне не шло. Нервозность, раздражительность, уныние и упадническое состояние — все это чередовалось в моих перепадах настроения. Лишь изредка появлялся какой-то подъем, когда я вдруг находила интересную книгу, например. И тут же пропадало, стоило только выйти из библиотеки.

Моя нелюдимость давало мне только одну выгоду — видений больше не было. Хотя выгода только мне, не потенциальным спасенным…

Чтобы совсем не сойти с ума от острых приступов одиночества, все чаще одолевающих меня, я придумала для себя небольшое избавление, точнее подобие него. Приходила в чайную на летнюю террасу, садилась в дальний угол, из которого просматривалась вся площадка, и в то же время находилась как бы в стороне.

Разнообразные сценки, кусочки из чужих жизней проносились передо мной. В этом шумном, ярком городе и люди в большей степени были такими. А я была словно случайной посетительницей, вдруг нечаянно оказавшейся тут.

В моем уголке меня никто не беспокоил. Пока однажды ко мне неожиданно не подсел молодой человек.

— Я присяду?

Ответ ему и не требовался — он дружелюбно улыбнулся и сел напротив.

От возмущения я даже не знала, что сказать. Вот это наглость!

— Я тебя сразу узнал, еще когда весной мы случайно встретились. Вот только подойти и заговорить не решился тогда. А тут случайно заглянул сюда, смотрю — ты сидишь. И вот. — Мне была послана еще одна улыбка.

Как ему только не надоедало так много и часто улыбаться?

Парень смотрел на меня как на знакомую, а я его не узнавала. Да и вообще, растерялась от такого напора.

— Времени прошло немало. Немудрено, что ты не узнаешь. Поэтому представлюсь…

— Лучше бы и сразу с этого начать! — оборвала его возмущением.

Моя вспышка негодования ничуть парня не задела. Наоборот, он улыбнулся еще шире, хотя куда еще. А злость во мне вскипела только сильнее.

— Ленсвен Гаустоф.

Несколько секунд я непонимающе на него смотрела. И что? А потом…

— Лени-короткие-штанишки! — выпалила я, не сразу сообразив, что именно воскликнула.

Память выдала это, и я тут же поделилась.

Ой, неудобно-то как. Даже ладонью рот прикрыла.

Ленсвен хохотал. Громко, задорно, привлекая внимание посетителей чайной. Мне же лишнее внимание было ни к чему — никогда его не любила.

— Прости, я не хотела…

Парень перебил меня сам:

— Все нормально. Тем более так оно и было. Сейчас-то я ношу нормальные штаны. — Он вытер слезы, выступившие от смеха и махнул рукой, указывая на край своих брюк.

И впрямь — длина что надо. А когда-то…

Ленсвен Гаустоф — мой дринский сосед. Много лет назад, когда ему было около четырнадцати лет, он резко пошел в рост. Худощавый паренек вытянулся настолько, что его любимые штаны стали ему весьма коротки. Ленсвен категорически отказывался их менять на более длинные. Так и ходил — несколько пар брюк и все короткие. Почему отказывался пошить нормальные? Говорил, что и эти устраивают. И это притом, что он сын вполне себе обеспеченного человека — полковника Гаустафа.

— Так ты тоже заложник! — воскликнула я, при этом сама привлекая внимание окружающих.

Улыбка Лени пропала. Он резко посерьезнел.

— Можешь думать и так, но… — Он на секунду замолчал, посмотрел по сторонам и попросил: — Давай продолжим разговор в другом месте?

В парке было также многолюдно, но мы отыскали укромное местечко, где скамейка была вдали от оживленных тропок.

Пока мы добирались сюда, меня просто распирало любопытство, а Лени не торопился утолить мой интерес.

Первое, что он произнес, как только мы присели, было:

— Я не считаю себя заложником.

Я опешила, растерялась. Всмотрелась ему в глаза — он уверен в своем утверждении. Не перебивала — все же ждала, когда пояснит.

— О том, где и как ты жила все эти годы, я немного разузнал. Тебе тоже жаловаться не на что. — Я чуть сжала губы и продолжала молчать. — А я безмерно благодарен, что оказался там, куда меня направили. Если бы не война, моя бы жизнь сложилась бы значительно хуже, как ни странно.

Он горько улыбнулся и продолжил:

— Как думаешь, по какому принципу отбирались семьи, куда определяли заложников?

— Не знаю.

Наверняка, руководство Адарии опиралось на что-то определенное в данном выборе. Я не раз об этом задумывалась, но приходила только к общим выводам. Тем более, что о судьбах других я ничего не знала. Теперь же появился шанс узнать немного подробностей.

— Я уверен, что в этом был некий умысел — определить детей в те семьи, где им будет… — он замялся, подбирая нужное слово, — удобно, в некотором смысле даже выгодно, проживать. Выгодно самим детям, разумеется. Что с этого имели те семьи — сложно судить. А для тех, кто уже был совершеннолетним, подбирали выгодные должности, предоставляли не просто приемлемые, а самые лучшие условия работы или обучения.

— Какое благородство, — съязвила я.

Лени понял это по-своему:

— Благородство здесь не при чем. Как я думаю, тут только продуманность позиции. И опять же — выгода. Дети вырастают в комфортных условиях, занимаются тем, что нравится. Взрослые — работают по призванию, карьерный рост никто не отменял, да и уверен, наоборот, всячески способствовал лояльному отношению к государству-победителю.

— И что, всем-всем нашли применение и устроили как положено? — Вопрос прозвучал еще более едко.

— Наверняка, накладки были. Но в целом — да. И мало кто теперь эту обустроенность променяет на такую далекую Родину, пусть и с родственниками.

— Ты сам себя слышишь?! Променять семью на благоустроенность? Вас же купили! — воскликнула я и осеклась.

Моя сделка расстроилась из-за кобелизма потенциальной выгоды…

Стало жутко стыдно, и чувство неприязни к самой себе горечью накрыло меня.

— Прости, — уже тихо произнесла я. — Все мы побывали в одной лодке, но оказались у разных берегов. Не мне тебя судить.

Закрыла лицо руками. Это все слишком. А жалеть заложников, которые в большинстве своем, если верить Лени, себя таковыми не считали, теперь уже было глупо. Но как все это узнал Гаустаф?

В утешение парень чуть тронул меня за плечо. Я подпрыгнула так, что распугала группку голубей, притихших в тени скамейки.

Слишком я отвыкла от чужих прикосновений. Смущенная своей реакцией, я вернулась на место. Чтобы скрыть собственную неловкость, продолжила расспросы.

— На твоем крючке что висело? — Получилось излишне грубо, наверно. Но ведь так все и выглядело!

— Мое призвание, что же еще? Как старшего сына, отец рассчитывал из меня сделать достойного вояку, как и он сам. Жесткая муштра с детства, постоянные тренировки, поездки на сборы. Раз в год я даже жил по месяцу в самой настоящей казарме. Сын полка, а не полковника — там обо мне шутили подчиненные отца. Что не мешало даже им меня жалеть. Кстати, та история со штанами — это был протест. Отец приказывал надеть мне нормальные брюки, чтобы я не позорил свой род. Противостояние характеров… Я не сдавался, до определенного момента…

Я вспомнила тот момент — Лени отправили на полгода в лагерь. Правда, там собрали уже его ровесников. Военно-полевая школа в достаточно жестких условиях.

— Оттар бы побрал те самые штаны! — Видимо Лени посетили не самые приятные воспоминания. — Нашел время проявить характер. Что-то я отвлекся, — пару глубоких вдохов и парень продолжил: — В общем, карьера военного была не моей стезей. Вот только отца это не интересовало. Мать же отцу никогда не перечила. Мое мнение не учитывалось. Если бы не война, я бы сбежал. Не знаю куда, но обязательно бы сбежал.

На минутку Лени прервал свою речь. У меня о Вадоме остались только теплые воспоминания: семья, любовь родителей, уют дома. У Лени — жуткая обида на родителей. Я действительно не имела права винить его в том, что он доволен своей жизнью здесь, а не на Родине.

— Меня устроили в семью декана факультета некромантии Амаллионского университета. — Я не сдержала удивленного вздоха. — Да-да. Моя мечта сбылась — я начал обучаться тому, что мне по-настоящему нравилось. Дело даже не в этом. Сама атмосфера, царящая в приемной семье. Где все друг друга поддерживают, считаются с мнением, идут на компромиссы… — Лени устало потер лицо ладонями. — Вот за это я безмерно благодарен. В результате я закончил Амаллионский университет по любимой специальности и устроился на работу во Внутреннюю стражу здесь, в Геделриме.

— Но как? Такое учреждение, а ты же вадомиеец, — удивилась я.

— Некоторые клятвы нельзя нарушить.

В общем, нашли способ обезопасить себя. Другое дело, что эти способы неприменимы без добровольного согласия.

— И как, нравится работа некроманта? — полюбопытствовала я.

Не добавила только «на благо новой родины».

— Нравится. Работа, конечно, специфическая. Извини, подробностей рассказывать не буду.

— Ну, конечно. Куда уж мне…

— Ты не поняла. — Для некроманта у него была слишком мягкая улыбка. — Я не могу, — подчеркнул он, — рассказать.

Вот же я забывчивая или недогадливая. Задолжала ему третье за сегодня извинение.

— И благодаря этому своему «не могу» узнал о других заложниках, которые не заложники?

— В том числе и обо мне.

— Мне жаль, что так получилось с Ронольвом, — почему-то тут же вставил Лени.

— Спасибо, что напомнил, — сухо ответила я. — Жалеть не стоит. Все нормально уже.

Как же я лукавила…

— Ты знаешь, почему меня не допускают к родителям?

Многословность земляка куда-то запропастилась.

— Тебе, действительно, стоит пока повременить с возвращением на родину.

— Да хоть кто-нибудь ответить мне толком без лишней загадочности?! — вспылила я.

И тут же пожалела о своем несдержанности. Не в первый раз за сегодняшний разговор. Впрочем, слишком тема была серьезная, цепляющая, вызывающая так много эмоций. Поэтому эти эмоции и дергали мой язык произносить вот такие вещи.

— Загадочность? — От мягкой улыбки ничего не осталось. — Какие уж тут загадки. Твоему отцу угрожает опасность. Но тебе же это и так известно? — Он вопросительно посмотрел на меня. Я кивнула. — Поэтому он сейчас находится там, где эта опасность минимальна. Следовательно, твое появление там пока нежелательно. Для всех.

Я устало выдохнула и откинулась на спинку скамейки.

— Подробностями про эту опасность не располагаешь?

— Ты путаешь ведомства. Я не в Тайной канцелярии работаю и уж тем более не в отделе Внешней разведки.

Мы просидели в тишине пару минут.

— Ладно. — Лени звонко хлопнул себя ладонями по ногам. Прошел мимо скамейки пару раз туда-сюда, вернулся, сел, осмотрелся и продолжил: — Я знаю об этой опасности по совсем другой причине. — Он искоса взглянул на меня. — Полгода назад я побывал в Вадоме. Точнее теперь уже Дрине.

— Ах да, другим-то видимо разрешили наконец побывать у родных.

— Думаешь, это доставило мне радость? Ничуть. За эти годы родители окончательно мне стали чужими людьми. Первым, что спросил отец, когда меня увидел, нет-нет, это не был вопрос о моей жизни вдали от них, не расспросы о здоровье. Ничего подобного. Он едко поинтересовался: «Ну что, нравится мертвяков поднимать? Сбылась мечты жизни?». А мне ведь и правда нравится. Странный у нас тогда разговор состоялся, неправильный. Впрочем, тогда я и узнал о твоем отце.

В первую часть рассказа я не особо вслушивалась, но уловив об отце, даже поддалась вперед, ближе к парню.

— Версий две. Первая: покушение на него организовал кто-то из адарийцев. Мотив — месть. Правда, срок в десять лет — многовато даже для самой холодной мести. Вторая: кто-то из вадомийцев. Тоже месть, но по другой причине, конечно же. Месть за проигранную войну. Твой отец единственный из самого высшего руководства армии остался в живых. Но ведь и тут сроки не сходятся.

Я задумалась. Вполне правдоподобно, кроме времени.

— Ох, извини. Я оговорился, — прервал мои размышления Лени. — Есть еще одна версия, несколько связанная со второй. Покушение — попытка воздействовать на твоего отца. Убить вполне возможно не хотели, намеревались припугнуть скорее уж. А вот цель… Тут я могу только предполагать, но версии очень зыбкие. Возможно, кто-то из вадомийцев захотел изменить итог войны, попробовать какими-то путями добиться независимости или нечто подобное. Твой отец хоть и бывший генерал армии Вадомы, но рычаги влияния, думаю, вполне при нем. Не те уже, конечно, но использовать его как символ, авторитет — вполне можно. Судя по всему, генерал Шевал не согласился с заговорщиками. Надеюсь, ты теперь в полной мере понимаешь почему тебе не следует пока показываться в Дрине?

— Но ведь ты сказал, что это только предположения, — скептически заметила я, за своим тоном пытаясь скрыть страх, обеспокоенность и растерянность.

— Согласись, предположение весьма похоже на правду.

— Похоже, — протянула я и совсем сникла.

Такой ход событий однозначно не давал мне и возможности помыслить о побеге. Одно дело — моя собственная безопасность, и совсем другое — безопасность моей семьи.

Как удачно получилось, что именно сейчас я встретила Лени. Ведь еще пару недель и я точно бы решилась сбежать, даже несмотря на слишком малое количество сведений о том, где я могла бы искать родителей. Просто потому, что не могла сидеть сложа руки и дальше. Теперь же…

Или наша встреча была совсем не случайной?

Ну нет, никто же не мог догадаться.

Мы посидели почти до самого вечера. Лени рассказывал о других заложниках. Как он и говорил ранее, большинство из них и впрямь были довольны своей жизнью тут. Впрочем, исключения тоже были. Несколько человек вернулись в Дрину.

А еще я узнала, что Лени в Адарии не только нашел счастье на профессиональном поприще, но и семейное счастье.

— С Сириль мы познакомились в Университете.

— Неужели она тоже некромантка? — от удивления я даже выронила пирожное, которым любезно угостил меня Лени.

Все-таки только разговорами сыт не будешь.

Лени рассмеялся и протянул мне платок.

«Тоже мне эдель — выпачкала юбку», — пронеслось у меня в мыслях. Вспомнила эдель Фордис, сглотнула подступивший ком, глубоко вздохнула и продолжила слушать Лени.

— В Университете же не только магические направления есть. В его структуру входят два института: магических и немагических наук. Сириль обучалась во втором. Она библиотекарь.

Никогда бы не подумала, что на библиотекарей надо учиться…

— Приходи как-нибудь к нам в гости, — радушно предложил Лени.

И вырвав из блокнота листок, написал мне свой адрес почтовика.

Уверила, что обязательно приду.

Сближаться я ни с кем не хотела, но наверно вечно прятаться от людей не стоит. Да и обычное любопытно возобладало. Уж очень мне хотелось посмотреть на эдель Гаустоф — библиотекаря, обучившегося в Университете.

Пришло время ярмарки, которая должна была стать для меня судьбоносной. Именно к этому сроку я поставила себе цель решиться на побег, хоть и сведений катастрофически не хватало. Вот только после разговора с Лени все же возобладал здравый смысл — как бы мне тяжело ни было от этой неопределенности и бездействия, хуже делать не стоит.

Зачем я пошла на эту ярмарку, где шумно, много людей? И сама не знаю.

Я шла сквозь толпу, в голове перебирая свой несбыточный план побега. Опять же, не знаю почему. Не сбудется и ладно. Шла и представляла: вот в этом месте я бы юркнула между шатрами. Потом сбросила бы юбку, коричневую и невзрачную, и заменила бы ее на яркую, надетую под первую. Под такой же блеклой кофтой, оказалась бы блузка с рюшами. Волосы бы подобрала под платок с бахромой. И образ был бы почти готов. Осталось бы только нанести крем и сменить цвет глаз.

Шла и убеждала себя, что теперь точно поступаю правильно, не поддаваясь эмоциям. Буду молить Рауда, чтобы все наладилось, и я поскорее смогла беспрепятственно поехать к родителям. Не могут же невзгоды длиться вечно? Когда-нибудь они закончатся. Разумеется, мне бы хотелось, чтобы это случилось как можно быстрее.

Я зацепилась краем юбки за что-то. Обернулась, чтоб устранить неприятность. В нос уткнулась тряпка, пропитанная какой-то резко пахнущей жидкостью. Меня крепко обхватили и потащили в то место, где я собиралась менять свой облик. Я не успела среагировать, как меня накрыла темнота.

Первым ощущением, которое я явственно почувствовала, как только очнулась, была нестерпимая жажда. Открыла глаза, осмотрелась. Серые стены, окно узкое под самым потолком, стол, на котором стоял кувшин. Слава всем богам — там была вожделенная вода. Уже имея печальный опыт с водой неприятного для меня свойства, я все же с жадностью отпила. Хуже уже вряд ли будет.

Утолив жажду, еще раз огляделась. Теперь уже обратила внимание и на собственный облик. На меня нацепили то, что я собиралась надеть, когда думала сбежать. Нет, вещи были не те же самые, но также представляли из себя наряд типичной гадалки. На тряпье мне было плевать — вполне чистое, да и ладно с ней с расцветкой. Главное, что не голая. А вот то, что на руках не было перчаток, вызвало легкую панику, ко всем прочим ощущениям, и без того не добавлявшим мне позитива. Я уже отвыкла появляться на людях без этого атрибута. Впрочем, и людей здесь не видно. Пока что.

Вернулась на кровать, застеленную таким же серым, невзрачным покрывалом. Села, оперлась спиной о прохладную стену. Было как-то подозрительно тихо. Хотя тишина для меня в самый раз — жутко болела голова.

Все-таки я очень удачно встретила Лени. Теперь хотя бы догадывалась, кто мог меня похитить. Хотя такое знание, опять же, ничуть меня не примиряло с ситуацией.

Посидела еще пару минут, пытаясь собрать упорно разбегающиеся мысли. Не получилось. Поднялась, отметив противную слабость в руках и ногах, и подошла к массивной, крепкой двери. Неужели думали, что любую другую я смогла бы выбить? Девушка я не хрупкая, но не до такой же степени.

Постучала в дверь. Тишина. Тишина не в том смысле, что никто не откликнулся, хотя и это тоже, а в том, что я вообще не услышала ни единого звука. Только сейчас поняла, что и до этого не слышала шороха одежды, как вода плещется в кувшине. Просто не обратила внимание. А тут…

О великий Рауд, что же ты меня уже теперь и слуха лишил? Я смеялась, не слыша собственного хохота. Смеялась, пока не начала захлебываться слезами. Стало не то, что страшно, жутко. Как будто глыбой к земле придавило и не подняться. И вопрос, на который никто не отвечал: «За что?!».

Эта глыба была всем тем прессом событий, переживаний, которые случились со мной. А вот отдача настигла только сейчас, потому как до этого я толком до конца не осознавала, не мирилась. Все свои невзгоды старательно отодвигала в дальний угол памяти, подспудно понимая: стоит только хоть о чем-то из этого начать сокрушаться и все, сорвусь, сломаюсь. Поэтому-то и выглядела излишне спокойной, несмотря на все несчастья. Сейчас же тот стержень, который поддерживал меня, стремительно прогибался, я как будто чувствовала, как он начинает ломаться. И его осколки ломали меня изнутри.

Вспомнилось все: лишение родителей, невозможность иметь детей, предательство Рона и, наконец, смерть Рини. Я так до конца и не смогла смириться с ее смертью. Не верила, не понимала, не принимала эту потерю. Что, впрочем, не мешало мне изнывать от чувства вины за ее гибель.

А сейчас накрыло осознанием, захлестнуло безысходностью. Никогда не была склонна к жалости к самой себе. Теперь же… Жалела себя, не понимала, почему все так. Так плохо, так тяжко. Несправедливо.

Наверно, я все же очень громко выла.

Чьи-то руки подняли меня с пола, переложили на кровать. Сквозь пелену слез я плохо различала вошедшего. Нежности закончились. Он грубо схватил меня за волосы, запрокинул голову и стал вливать что-то мне в рот. На секунду я замерла. А потом принялась вырываться. Яростно, ожесточенно. Где только силы взялись в ослабевших руках? А вот и нигде. Это был последний всплеск, и я вновь погрузилась во тьму.

Больно стукнулась лбом о стену — неудачно повернулась. Даже зубы клацнули. Со стоном повернулась на другой бок. Противно заскрипела кровать. Раньше я бы внимания не обратила на эти звуки…

Подскочила и тут же вновь села на кровать — голова закружилась. Мне бы радоваться — истерика оказалась отчасти беспочвенной. Надо благодарить Рауда, что потеря слуха была временной? Не получилось. Вдруг вернется?

После той вспышки как-то все эмоции схлынули, оставив одну апатию. Устала я. Устала строить из себя сильную, непробиваемую.

Легла на кровать, подтянула ноги к животу и так и лежала, разглядывая шершавую серую стену.

Кричать, требовать, чтобы мне все разъяснили, или даже выпустили — смысла нет. Придут, когда сами посчитают нужным. Мои желания тут вряд ли кого-то интересуют. А еще одна истерика уж точно не поспособствует разъяснению ситуации.

Чтобы вновь не разреветься, я думала о брате. Только мысли о нем не давали окончательно мне погрязнуть в унынии, удерживая ту тоненькую ниточку, что еще связывала меня со здравым рассудком. Я пыталась представить каким же он вырос. Если судить по портрету — брат мало что взял от мамы и выглядел почти копией отца. Разве что волосы вились также, как у женской половины нашей семьи. А каков у него характер? По скудным рассказам из писем выходило, что самый что ни на есть мальчишеский: озорной, любознательный, непоседливый, упрямый. И такой неизвестный для меня.

Стало только хуже. Тоска даже дышать полной грудью мне не давала. Я поднялась, померила шагами комнату. Обернулась к окну. Высоко. Пододвинула стол, забралась на него. С трудом зацепилась пальцами за подоконник. Кроме яркого, чистого неба ничего видно не было.

Обидно стало. Я здесь в четырех стенах, а там так светло и ясно…

Я бы могла и дальше сидеть одиноко в тишине, ничего не требуя. Вот только мой организм требовал.

В этот раз дверь открылась через минуту, после того, как я постучала. Заглянул хмурый тип. Он молча довел меня до уборной. Пока шла по коридору за конвоиром, который даже меня был выше на голову, ничего примечательного не заметила. Такого же цвета стены, такие же двери по бокам. И никого больше не видно.

Через некоторое время мне даже поесть принесли. Все тот же мужчина, все также молча. Я попыталась было задать вопрос — меня пронзил колкий взгляд темно-зеленых, почти как болото, глаз.

— Ешь, пока аппетит не испортил, — мелькнула улыбка, ничуть не красившая заросшее щетиной лицо. Оскал скорее уж.

Аппетита и без того не наблюдалось. Но голодовку я устраивать не собиралась — силы нужно было откуда-то брать. Для чего, правда…

Каша оказалась вполне съедобной. Даже не пригоревшая. Обычно в книжках про похищения пишут, что кормят пленников отвратительно. Мне же осталось только порадоваться. Такой, не самый значительный повод для радости, но другого пока не находилось.

Два дня ко мне никто, кроме того хмурого типа не приходил. Да и к лучшему, что он был хмурым. Его улыбка ничего, кроме жуткого страха и дрожи не вызывала.

Наверно, мне давали время освоиться, прийти в себя. «Заботливые», — хмыкала я про себя. От такой заботы хотелось выть и лезть на стены. Жаль только стены не были для этого предназначены. Когда я попыталась еще раз заглянуть в окно, надеясь обнаружить что-то новое, пальцы сорвались, и я не только их ободрала о жесткую штукатурку, но и руки до локтей. Первую и последующую помощь оказывала себе сама — просто помыла водой. Воду, кстати, мне обновляли утром и вечером. Это делал тот же великан. Я больше ничего у него не выспрашивала, лишь вежливого благодарила за пищу и воду. Великана такие мои действия первый раз привели в ступор, а потом он уже просто не обращал внимание. А я упорно продолжала демонстрировать хорошие манеры. Не зря мне их так долго вбивала эдель Фордис.

Бросив взгляд на свои руки, которые выглядели отнюдь не как должно рукам эдель, я вспомнила приезд Руна. Наша ссора, неприкрытая ненависть в его глазах. Интересно, что повлияло изменить его мнение обо мне? Раньше мне было некогда об этом думать. А если и было время, то я не забивала себе голову подобными мыслями — принимала как должное. «Потом разберусь». Сейчас меня любезно оставили наедине со своими мыслями. Не отвлекали и не мешали. Вместо того, чтобы строить догадки по поводу своего будущего, я закопалась в прошлое. И вспоминала, вспоминала…

Дрина. Далекий, родной дом. Улыбка мамы, наставления папы.

Зеденив. Вольные степи, крепкие руки деда, удерживающие меня. Ветер в волосах, пока скачу на коне.

Саганион. Рини… Я плакала, стоило только представить ее. Потом смеялась, вспоминая, как она оправдывала меня перед матушкой Фордис, когда я в очередной раз что-нибудь вытворяла. Вспомнила и Диль, как она подначивала меня, обижала, задевала. Но даже в детстве я не могла на нее злиться по-настоящему, хотя так до конца и не понимала причины ее поведения.

Таким калейдоскопом мыслей, образов, все близкие и проносились. Сумбурно, порой не выделяясь в отдельное воспоминание. Говорят, так обычно перед смертью вся жизнь мелькает перед глазами. Впрочем, я действительно не знала, чего мне ожидать.

На утро третьего дня дверь открылась и вошел не мой хмурый нянька, как я его про себя называла. Вошедшим оказался Никлас.

По-видимому, Никлас ожидал, что я буду сидеть с ошарашенным видом, а потом начну заваливать его вопросами: «Как? Почему? Откуда?».

Я сидела с каменным лицом. Нет, я, безусловно, удивилась. Вот только внешне никак это не проявила. Настороженно наблюдала, как мужчина принес откуда-то стул, поставил его перед столом, одарил меня улыбкой, наверно, по его мнению, обольстительной. У меня же вдруг подступила тошнота.

Никлас сел на стул, ноги закинул на стол и продолжил улыбаться мне и откровенно разглядывать.

— Ну здравствуй, Астари, — наконец произнес он.

Я лишь кивнула и все также демонстрировала безучастный вид. Что от Никласа ожидать?

— Тебе должно быть любопытно, где ты находишься и с какой целью? — чуть ли не промурлыкал он.

Прямо-таки милая светская беседа.

Я посмотрела на него как на дурачка. Честное слово! Сижу неизвестно где и зачем (мои собственные догадки пришлось отмести сразу же после того, как появился Никлас) и даже не собираюсь узнавать свою участь? Впрочем, я действительно не торопилась с расспросами. Просто знала, что Никлас и сам все расскажет, стоит только продемонстрировать хоть малейший интерес. Тогда он благодарной публике в моем лице обязательно все выложит.

— Да, было бы неплохо это узнать, — пробормотала я.

Все же у меня не было сил, да и желания тоже, чтобы подыгрывать актеру.

Судя по всему, горе-похититель вновь ожидал другой реакции. Все никак не привыкнет, что не на сцене?

Он скинул ноги, оперся на колени локтями и поддался чуть вперед, пристально заглядывая мне в глаза. Я даже чуть отодвинулась.

— Ты не в Адарии.

Теперь уже удивление, наверняка, отразилось на моем лице.

— Как? — выдохнула я. — А где же?

Неужели все-таки Дрина?

— Но и не в Вадоме, — помедлив, все же ответил Никлас.

За эту театральную паузу мне хотелось его стукнуть.

— Некое сопредельное государство, — продолжил удерживать интригу Никлас.

Я спешно пыталась воскресить свои подзабытые географические знания. Какое же там может быть еще сопредельное государство, которое к тому же находится не так далеко от Ровенисии? Ближе всего, конечно, территории горных кланов. Вот только это совсем не вязалось с тем, для чего меня могли похитить. Зачем было нужно кому-то из горных народов? Если только плата, выкуп. А какой смысл так все усложнять? Да и почему я? Да и Никлас тут при чем? Хотя… Он же отбывал свое наказание в одной из приграничных горных крепостей. И сбежал ради мести мне? Не верю. Слишком мелко, да и глупо.

Я перехватила взгляд Никласа. Ярко-зеленые глаза внимательно следили за изменением моих эмоций. Пристально, не моргая, посмотрела ему в глаза. Как ни странно, долго он не выдержал, отвернулся к окну, как будто что-то там увидел.

— Мы сейчас в Лаксавирии, — опять спустя некоторое время поделился сведениями Никлас. — Кто именно нас гостеприимно приютил — говорить не буду. Ни к чему. — Внезапно взгляд его посерьезнел. Да и голос зазвучал тверже. — А вот зачем… Твой отец оказался слишком несговорчивым.

Я еле удержала слишком громкий судорожный вздох. Все-таки причину я угадала, но опять же, причем здесь Никлас?!

— И что, я нужна, чтобы разговорить или, если быть точнее, уговорить отца? — осторожно поинтересовалась я.

— Да. При этом ничего особенного делать не нужно, — излишне беспечно отозвался Никлас. — Оправить ему письмо, написанное тобой.

— Под вашу диктовку?

— Ну конечно, милая, — сказал он так, как будто речь шла о сущей безделице.

Хотя, что может быть сложного в том, чтобы написать пару строк родителю? Ничего. Кроме возможных последствий.

— И потом меня отпустят? — продолжила я расспросы. Вот только и сама не особо верила в такую возможность.

— Все будет зависеть от поведения твоего отца.

Не сомневалась. В общем, в любом случае участь моя незавидная. И все же: причем здесь Никлас?!

Ответа я в тот день так и не услышала.

В последующие дни я видела только Никласа. Мой немаленький нянька куда-то подевался, и я не могла сказать, что скучала по нему.

У меня даже появилась мысль ставить зарубки на изголовье кровати, чтобы хоть так вести счет дням, проводимым взаперти. Вот только что мне это дало бы? Еще одно огорчение, разве что. И так понимала, что дней прошло немало, а конкретизировать их число — нет смысла.

Никлас исправно исполнял роль заботливого тюремщика: приносил мне еду и воду, провожал в уборную. Даже снабдил меня сменной одеждой. Надеюсь, стирал ее все же не он. А самое главное — он неизменно приходил по вечерам и разговаривал со мной. Приносил свечу, ставил на стол и в свете подрагивающего огонька начинал свой рассказ. Историй Никлас знал много. И все они по-своему были интересны. Как ни странно, но мужчина оказался лучшим рассказчиком, чем актером. Он как будто переживал то, с чем делился со мной. А может, мне просто не хватило сказок в детстве…

Иногда Никлас пытался разговорить меня: расспрашивал о моей жизни, увлечениях, стремлениях. Я неохотно шла на контакт, предпочитая уводить разговор в другое русло и потом вообще замолкала.

Я даже стала привыкать к таким нашим посиделкам. И в течение дня не то, чтобы ждала вечерней встречи, но все же каждый раз надеялась, что она состоится.

Понимала же, что действует Никлас таким образом неспроста, специально. Постепенно приручал меня, как дикого зверька, приучал к своему присутствию, возможно он пытался вызвать доверие только к нему одному.

Понимала, но ничего с собой поделать не могла. Я никого больше не видела, ни с кем больше не общалась. Несмотря на мою нынешнюю молчаливость, я все же скучала по общению и обществу других. Все это и старался заменить мне Никлас.

При этом, ничего больше он себе не позволял. Никаких скабрезных намеков, масляных улыбок, недопустимых обращений. Его улыбка выражала только дружелюбие и даже как будто участие. Впрочем, забыть, что он мой похититель, я никак не могла.

А пока Никласа не было, я предавалась размышлениям, тем более никаких других занятий у меня не было. Может быть расчет моих похитителей был таков, что сидя в одиночестве, обдумывая ситуацию, накручивая себе тягостные думы, я буду согласна на все, лишь бы меня отпустили. Я же не знала, как мне поступить, когда придется писать письмо отцу. Ведь согласившись на условия похитителей, я подставлю родителя. Не верю я, что заговорщики смогут добиться своих целей. Если их цель действительно смена власти в Дрине, а не что-то другое, никому кроме них и, скорее всего их покровителей, неизвестное.

Я боялась представить, что же сейчас испытывают родители. Не видеть столько лет, но знать, что я в безопасности — еще куда ни шло. А теперь неизвестно где я и что со мной.

— С родителями уже связывались? — спросила я у Никласа.

— Скоро все узнаешь, — как всегда не ответил толком на вопрос мужчина.

Настаивать было бесполезно — проверяла не раз.

И Никлас продолжил меня забалтывать.

Меня пугала такая перемена в нем: от похитителя, масляно улыбающегося, до, хоть и тюремщика, но очень заботливого.

Но больше всего меня пугала неизвестность, относительно его персоны во всей этой истории.

— Добрый вечер, Астари. — Никлас тепло улыбнулся и поставил на стол тарелку с неизменной кашей.

Да, она была все такой же вкусной, но однообразие блюд не радовало. Утром каша, в обед — жидкий овощной супчик, вечером — каша. С другой стороны, кормят и ладно.

Вздохнула и придвинула к себе тарелку. Я нехотя принялась жевать теплую кашу, которую неизвестный мне повар даже сдобрил маслом, но удовольствия особого не испытывала.

— Держи. — Никлас протянул мне небольшую булочку.

— Спасибо.

До сей поры я даже кусочки хлеба крайне редко видела, а тут целая булка.

О боги, какой же вкусной она оказалась! От блаженства я даже прикрыла глаза, смакуя каждый крохотный отщепленный кусочек. Сдоба таяла на языке, да и пахла она умопомрачительно. С виду — обычная булочка, а оказалось — наивысшее блаженство. А потом мне попался изюм. Я чуть не расплакалась от избытка эмоций.

Когда я поняла глаза на Никласа, последний кусочек булочки застрял в горле. Мужчина смотрел на меня с сожалением и жалостью.

— Завтра еще принесу.

— Совсем не обязательно…

Никлас чуть склонил голову и посмотрел на меня исподлобья.

— Принесу.

Сегодня мужчина уже не выказывал той, порой все же показной радости и безмятежности, что заставило меня напрячься. А съеденная с таким удовольствием сдоба, комом осела в желудке.

Никлас выглядел даже каким-то осунувшимся. В любой другой ситуации я бы поинтересовалась, все ли в порядке. А так, бросила на него настороженный взгляд и отвернулась к окну, всматриваясь в далекое, свободное, уже сумеречное небо.

— Пограничный пост в тех местах нужен с одной целью — вроде как следить за активностью горцев. От них ничего хорошего не приходится ожидать. А вот с нашей стороны никто границу не пересекал — не те условия. Прежде всего природные.

Я повернулась к мужчине. Он не смотрел на меня. Также разглядывал что-то в сумраке оконного проема. Неужели он наконец-то решил поведать мне тайну своей причастности?

— Я заметил их абсолютно случайно — ходил менять сигнальные охранки на парочке пограничных столбов.

— Вас одного отпускали к самой границе? — перебила я.

— Никому в здравом уме не пришло бы в голову там сбегать. — Мягкая улыбка вернулась к Никласу. — Горы, ветра. Зимой — снега, постоянно сходят лавины. Летом дожди, нередко сходят сели. Дорог, разумеется, нет. А безопасные тропки может и есть, но они мало кто знает. Да даже если и знает, то ни с кем делиться не станет. Теми путями идут только очень рисковые люди, у которых уже и нет другого выхода. Конечно же, они не возвращаются в Адарию. Риски действительно слишком велики. Поэтому пограничный пост скорее для галочки. Есть граница, значит нужно ее охранять. Так вот представь себе, как же я удивился, увидев, людей, которые крались к границе. И как раз туда, куда я еще не добрался до охранок. Не буду вдаваться в излишние подробности, но все свелось к тому, что я либо помогаю им, либо буду убит. На все раздумья у меня было всего пару минут — пока больше никто, кроме меня, не заметил их. Через минуту подтянулись и остальные, а с ними уже и ты. Без сознания. Два дня мы пробирались через горы — все же проводник нашелся. Как только горы наша группа миновала, проводника убили. Руководитель поездки, — тут Никлас усмехнулся так, что мне стало страшно, — весьма обрадовался тому, что мы с тобой оказались знакомы. Поэтому мне нашлась несколько другая роль, чем первоначально предполагалось.

Такие сложности, чтобы похитить и скрыть меня… Наверно нужно чувствовать себя важной персоной, но ничего кроме тягучей обреченности нет.

Тут я поняла — Никлас прекрасно представляет, что ему самому грозит — все та же смерть, как только он исполнит эту самую роль. Ему лишь отсрочили вынесение вердикта. Наверно, с этим и связано исчезновение того великана и замена его на Никласа. Так, в случае чего, я смогу описать или опознать только их двоих. Больше же никого и не видела. А Никлас — посредник, чья участь вряд ли завидна. Даже стало жаль его. Неуместное, странное чувство в таких условиях. Как когда-то стало жаль Инепа, но он-то, несмотря ни на что, жив. И может уже даже счастлив в семейной жизни…

Никлас еще что-то говорил, но я его перебила, не побоявшись схватив за руку:

— Есть ли хоть какой-то шанс сбежать?

Причем я имела в виду не только свой побег.

Мужчина резко побледнел и твердо сказал:

Я обреченно кивнула. А внутри как будто что-то оборвалось. Хотя не сказать, что я особо надеялась на другой вариант. Чудеса не случаются просто так. Они вообще обходят меня стороной.

И все же была склонна верить Никласу. Опять же, повода у меня не было, но я верила. Может просто в этом беспросветном положении искала хоть какую-то ниточку, которая удерживала во мне веру в людей в целом…

— От меня уже ждут письмо?

— Да, — Никлас достал бумагу, карандаш. — Пиши.

А я еще даже не настроилась. Растерялась. Руки вновь задрожали. Не дадут написать то, что хочу.

Рядом лег второй листок.

«Отец, со мной все хорошо. Будет и дальше хорошо, если ты исполнишь то, о чем тебя попросят далее.»

Вот такую скупую, но очень емкую фразу мне предстояло написать. Всего несколько слов… Мне же хотелось вывести на всю страницу: «Отец, не смей идти на поводу у этих людей!»

А ведь мне так и не сказали, что именно потребуют от отца. Лишь то, что я знала от Лени. Только это ли?

— Никлас, скажи, неужели мои похитители и впрямь собираются менять власть в Дрине? — от волнения я даже не сразу поняла, что обратилась к нему на «ты».

Нехотя, но мужчина ответил:

— Вроде бы они уже давно ведут к этому подготовку, а ты один из ее пунктов. По-другому воздействовать на твоего отца им пока не удалось.

Да-да, все так. Но не верю я, что повстанцы настолько глупы, чтобы так самонадеянно пробовать свергнуть власть Адарии.

Когда я писала письмо от эдела Вистара, у меня была возможность тщательно подготовить «шифр». Сейчас же мне никто не дал бы ни времени, ни возможности. И все же я рискнула. Попробовала вместить в скудные строки подтекст: «Не иди за ними. Я обязательно выберусь».

Сама не верила, но главное, чтобы поверил папа.

Слезы на бумагу капнуть не успели — вытерла рукавом. Куда уж тут до замашек эдель.

Никлас забрал письмо и ушел.

Я легла на кровать, подтянула колени к животу — моя излюбленная поза, и закрыла глаза. Слезы куда-то пропали.

Вот она я — героиня, готовая ценой собственной жизни защитить родных. Непосредственно мне еще никто не угрожал, но слабо верилось, что мятежники, если отец не выполнит их условия, не примут меры по отношению ко мне. Жесткие меры.

Перед отцом стоит теперь выбор — или я, или мама с братом. Ведь вряд ли Адария будет наказывать мятежников избирательно или разбираться в причинах становления их на этот путь. Тогда уж точно никто не гарантирует безопасность моих родных.

И чтобы у моей семьи все было хорошо, отец должен поверить, что я и впрямь смогу выбраться. Ну или попросту отказаться от меня. Один раз он уже это сделал…

То ли волнения сказались, то ли еще что — к утру мне стало плохо. Жар, плавящий нутро, обессиливающий, выжигающий сознание, мысли. Я не могла даже подняться с кровати, чтобы добраться до кувшина с водой.

Никлас, как на зло, не появлялся.

Последняя связная мысль, все же меня посетившая: «Ну хоть перед смерть наконец-то согреюсь».

Ближе к вечеру я пришла в себя от того, что мне стало жутко холодно — я так и лежала поверх одеяла. Такой контраст от жара к холоду взбодрил так, что я все же добралась до воды, потому как пить хотелось неимоверно.

Какое-то время я просидела, закутанная в одеяло, пыталась согреться и понять: что это было? Отравить пытались что ли? Так чего же тогда жива, хоть и чувствую себя отвратительно?

А потом пришли сумбурные, обрывочные образы-воспоминания: в комнату зашел Никлас, попросил еще что-то написать родителям. Что именно — я не помнила. После появился еще какой-то мужчина, чье лицо смутным пятном расплывалось, из-за чего не удавалось выделить хоть одну отдельную черточку. И голос его — такой мягкий, бархатный, он обволакивает, чарует. Слушать его хотелось не прерываясь, как будто если оборвется звук, то с ним и оборвется моя жизнь. Так странно… Голос все же стих, а мужчина ушел, но я успела дописать еще что-то.

Никлас подошел ближе и взял меня за руку, говоря какие-то фразы, но я их не разбирала, потому как…

Это видение было четким, как будто я уже прожила момент, увиденный мной. Впервые в видении я была как участник, а не сторонний наблюдатель.

Голова Никласа лежала у меня на коленях. Его рубашка на груди обагрилась кровью. Кровь вытекала тоненькой струйкой из раны, унося с собой жизнь мужчины. Я просила Никласа помолчать, но он все равно продолжал что-то рассказывать. От каждого вздоха кровяное пятно увеличивалось. Отчаяние завладело мной, но я улыбалась и говорила, что все будет хорошо, главное, чтобы Никлас прекратил болтать. Вот только я, кроме как словами, больше ничем помочь не могла.

Я открыла глаза и посмотрела на свои руки. Казалось, что они все еще в крови Никласа.

О, Превеликий Рауд, до чего же реалистичное видение!

Меня начала бить крупная дрожь, но это не помешало вскочить и начать стучать в дверь.

— Откройте! Пожалуйста! Никлас! Кто-нибудь! Мне очень надо! Прошу вас, во имя всех богов! Умоляю, откройте!

Я отбила ладони до обжигающей красноты.

Несмотря на слабость и озноб, мне не сиделось на месте. Я, как зверь в клетке, металась по комнате.

— Нужно же что-то сделать! — в отчаянии прокричала в тиши комнаты я.

И эта абсолютная тишина пугала меня ничуть не меньше, чем увиденное мною.

Может меня тут забыли, оставили одну, и никто никогда уже не придет?

К вечеру я выпила всю воду, доела припрятанный малюсенький кусочек хлеба.

Никто не приходил.

Ближе к ночи, наконец, дверь открылась, и в комнату буквально валился Никлас.

— Пошли быстрее, — бросил он и тут же выскочил в коридор.

Я опешила, на пару секунд растерялась и, застыв, осталась стоять посреди комнаты. Вспомнилось ощущение капающей с рук крови… Я бросилась вслед за мужчиной.

— Никлас, погоди! Что случилось? Куда мы идем? — забросала я его вопросами.

В коридоре было темно. Даже лучика света ниоткуда не пробивалось. В этой темноте я с размаху врезалась в Никласа.

— Тс-с-с, — он подхватил меня, чуть придержал. — Надо поторопиться. Только не шуми.

Если это и есть шанс на побег, то тратить время на расспросы наверно не стоит, хотя узнать ответы и очень хочется.

Я кивнула, не подумав, что во мраке все равно не видно.

— Никлас, — шепотом позвала я его. Он чуть замедлил шаг. — Куда бы ты меня не вел, будь осторожен. Ради своей же безопасности, будь осторожен.

В ответ услышала скептический смешок. «Как ты вообще могла подумать, что я дам себя в обиду?» Такая самонадеянность может слишком дорого стоить.

Как только мы подошли к лестнице, Никлас все же зажег светляка.

— Тут лестница очень крутая. Не убейся, — предупредил он меня.

— Никлас, а что все-таки происходит?

— Мы убегаем, — как ни в чем не бывало, даже радостно, ответил он.

— А где все?

— Ты кого-то еще ждешь? — усмехнулся мужчина, помогая мне спустится с этой треклятой лестницы.

— Нет, но…

Я все-таки споткнулась. Никлас больно схватил меня за плечо, удержав и не позволив свернуть шею. У меня даже слезы выступили от его хватки. Это и отрезвило меня.

— Нам нельзя туда идти!

Я уперлась руками ему в живот, так как Никлас стоял на ступеньку выше.

— Астари, ты чего? Так понравилось быть заложницей?

— Что ты, нет, конечно. Но они же тебя могут убить!

— Кто они? Что за глупости. Пойдем скорее, пока есть такая возможность.

— Ты не понимаешь! — я начала срываться на истеричные нотки.

— Это ты не понимаешь, — грубо перебил меня Никлас, схватив за плечи. — Какие-то люди напали на твоих похитителей. Кто-то убит, кто-то сбежал. Об их судьбе я знать не желаю. Единственное, чего хочу, так это убраться отсюда куда подальше, прежде чем еще что-то случится. Остаешься или со мной?

Из всех этих слов я выцепила наиболее важное:

— Кто напал и почему ты не пострадал?

— Вовремя спрятался. Ну, идешь, нет?

А что, если напавшие — люди моего отца, или имеют к нему отношение? Может и бывший опекун обо мне вспомнил, а я в бега ударюсь…

Не позволив мне погрязнуть в раздумьях, Никлас стащил меня с лестницы и повел к выходу.

Может раз нападение уже произошло, а Никлас не пострадал, то все обойдется?

— Куда мы?

— В конюшне могут остаться лошади. Нет — пойдем пешком. Сейчас, я только прихвачу какой-нибудь провизии, — сказал Никлас и скрылся за поворотом коридора.

Если оставил меня одну, значит и впрямь никого больше нет? Осматривать обстановку у меня не было никакого желания. Очень надеюсь, что мое пребывание в этом странном месте наконец завершится.

Никласа долго не было. Беспокойство не позволило мне остаться на месте. Нашелся мужчина в кладовой, расположенной в дальнем конце дома. Из-под двери пробивался лучик света, чуть освещая и коридор.

Первое, что я увидела, так это безобразное красное пятно, расплывающееся на рубашке Никласа.

Ноги подогнулись, и я стала оседать на пол, спиной скользя по косяку. В глазах потемнело.

— Астари! — вполне бодрым, а главное — живым голосом окликнул меня Никлас. — Что такое?

В нос мне ударил, хоть и не резкий, но весьма ощутимый алкогольный запах.

— Это вино? — хрипло прошептала я.

— Да. Оказывается, они тут неплохо устроились. А мне приходилось булочки тебе прятать…

Неловкая пауза прервалась глухим звуком упавшего мяса — выскользнуло из рук Никласа.

— Со мной все нормально, — ответила я на обеспокоенный взгляд мужчины.

Попыталась встать, но слабость еще не прошла. Я была вынуждена опереться на руку Никласа.

— Только не говори, что ты так испугалась за меня? — полушутливым-полурастерянным тоном спросил он. — Я же просто пролил вино…

— Хорошо, не буду, — проворчала я, смутившись.

Поднялась, отряхнулась и сварливо поинтересовалась:

— Все взял, помимо вина?

— Да, — он чуть откашлялся, тоже смущенный ситуацией. — Думаю, нам этого хватит, пока не доберемся до границы, — Никлас кивнул на сверток, куда все же не стал докладывать уроненное мясо — взял другое.

— Думаешь, позволят? — скептически заметила я.

— Попытаться стоит.

Нагруженные провизией, мы добрались до конюшни, где в стойле сиротливо стоял один единственный конь.

— Ну хоть один, да остался, — оптимистично произнес Никлас и принялся его седлать.

Я же осталась у входа и прислушивалась к подозрительной тишине. В темноте разглядеть ничего не удавалось и я, в случае чего, уповала только на свой слух.

Не помогло. Он подкрался совсем бесшумно. Грязное лицо мужчины было искажено мукой. Прошептав мне: «Беги!», он выпустил арбалетный болт в Никласа. Я успела только чуть оттолкнуть мужчину, от чего болт попал Ниукласу не в сердце, а прошел ниже. Сам напавший завалился на живот и не подавал признаков жизни. На его спине виднелась огромная рана, походившая на ожог.

А дальше все было, как в моем видении.

— Надо же позвать помощь! — воскликнула я.

— Тут наверняка на несколько десятков фендов* никого нет, — чуть слышно прошептал Никлас.

Мне даже пришлось наклониться к нему, чтобы расслышать.

Оттащить хотя бы к куче сена я его не решилась — накидала сухой травы на усыпанный опилками пол, чуть передвинула, стараясь не сильно дергать Никласа, и села, положив голову мужчины себе на колени. Укрыть его было нечем, а в дом я поостереглась вернуться, да и бросать раненого не хотелось. Было опасение, конечно, что еще кто-то явится, но не оставлять же Никласа так.

— Пока доедешь до ближайшего поселения, я уже умру, — вполне спокойным голосом сказал Никлас.

— Ты что такое говоришь! Мы обязательно сейчас что-нибудь придумаем!

Он посмотрел на меня с любопытством. Такая странная эмоция для бледного лица умирающего.

— Я же не могу вот так тебя оставить!

— Добьешь?

Импровизированный бинт из нижней юбки вывалился у меня из рук.

— Да как же…

— Два варианта. Первый: ты отомстишь за мой неблаговидный поступок год назад. Второй: тебе меня станет жаль, и ты по-дружески или из человеколюбия прекратишь мои страдания.

Пока он говорил, я кое-как перевязала рану. Впрочем, совсем это кровь не остановило. Вот если бы я хоть немного обладала целительскими способностями. Но, увы, я даже крохотные царапины не могла залечить.

Дыхание у Никласа было неровным, рваным, выдох получался порой с хрипом. Поэтому я просила его помолчать, чтобы хуже не стало. Без толку. А потом я поняла: он же попросту заговаривал меня, отвлекал, чтобы я совсем не впала в панику. Может ему и впрямь не так уж и плохо? Темнеющая повязка и бледное лицо говорило об обратном.

Что еще сделать и как помочь я не знала.

— Верхом поездку ты не выдержишь… — размышляла я вслух.

— Это ты не выдержишь, — заметил Никлас. Спустя пару секунд пояснил: — Поддерживать меня на коне, чтобы я не упал.

Тоже верно.

— Не бросать же тебя здесь?

— Почему бы и нет, — не унимался мужчина. — Добивай или проваливай! Чего расселась?!

— Ты глухой? Я же сказала — не оставлю тебя так. А добить не смогу…

— Ну и дура.

На оскорбление отвечать не стала.

— Ну если ты остаешься тут ждать, пока я не умру, то может послушаешь мою предсмертную исповедь?

Я удивленно посмотрела на него. Горячка началась? Наоборот, лоб был даже слишком холоден.

— Тебе силы беречь надо. Не болтай!

— А на что мне эти силы? Кто бы сюда сейчас не вернулся, все равно мне не жить — добьют. Нет — сам помру. Если ты вдруг сжалиться не решишься. Может только на этот разговор и останутся силы. А мне надо выговориться. Понимаешь, надо!

Отказаться теперь уже не смогла — с моих ушей не убудет. Но время, потерянное… Или приобретенное для других целей?

— Как выберешься отсюда, зайди, пожалуйста в храм Оттара, помолись за меня, — и голос звучал так, как будто вот-вот умрет.

— Переигрываешь, — хмыкнула я. — Хорошо, я останусь пока послушать тебя.

— А в храм? — вопрос уже был задан серьезным тоном.

У меня даже дыхание перехватило. Он и впрямь собрался умирать. Я прочистила горло и пообещала:

— Обязательно зайду.

Хотя, посетить его собиралась с другой целью.

— Раз служителей Рауда поблизости нет, тогда ты меня слушай, — к концу фразы голос Никласа звучал все тише, с нездоровой хрипотцой. И это уже точно была не игра.

Он замолчал, как будто собирался с силами или мыслями.

А я начала жалеть, что осталась. Время утекало, а Николас вел себя так, как будто и не хочет, чтобы помощь к нему подоспела. Не мог же он так себя наказывать? Наверно, сомнения отразились на моем лице.

— Не успеешь. Поэтому исполни мое последнее желание… Хотя, предпоследнее — просто выслушай меня.

Я кивнула, поудобнее устроилась сама, накрыла Никласа плащом, который все ж нашла, и принялась слушать.

— Знаешь, почему я не учился в университете, а оказался в Школе Искусств?

— Откуда? — удивился мужчина. Рассказывать, что была свидетельницей его допроса я не стала. — Впрочем, уже и не важно.

Он прикрыл глаза, но оставался в сознании. Как будто так ему было легче воспоминать.

— Все думали, что я Талэй снасильничать хотел. Графский разбалованный сынок не получил того, чего хотел и решил пойти напролом. Я и сам потом стал в это верить, раз уж и отец отказывался верить в другое. А на самом деле… Я же ее любил. Первая юношеская любовь… Когда объект страсти кажется смыслом жизни, идеалом, воплощением всех добродетелей, а недостатков попросту нет. «Если любишь меня, то принесешь ожерелье матери», — заявила мне она. А я не смог. Как же это — обворовать маменьку? Так ей и сказал. Мое мировоззрение рушилось. «Значит не любишь». Я со своей пылкой влюбленностью и твердой убежденностью, что любовь доказывают иначе, полез к ней с поцелуями. Так отец нас и застал. Талэй не растерялась, обвинила меня в грязных домогательствах. А я… а я как раз-таки растерялся, опешил от ее слов, предательства нашей великой любви, — смешок перешел в кашель и Никласу пришлось остановить рассказ.

Украдкой вытер рот. Он почему-то решил, что я не замечу крови.

— Может не стоит продолжать?

Как будто не услышав меня, он продолжил:

— Отец мне не поверил, а у меня не нашлось слов, чтобы оправдать себя. Вердикт мне вынесли и по-другому обыграть уже не получилось. А вот мама мне поверила безоговорочно. Она еще до этого заметила мое внимание к своей служанке и попыталась было пресечь это — хотела отослать Талэй, но я уговорил ее оставить. Зря.

Я верила Никласу. Может потому, что человек чувствующий приближение своей смерти врать не будет?

— Отец так уверился, что я подонок, что я и сам со временем стал в это верить. А порой и поступать также, ну не совсем так, но вроде того. Дрянное оправдание моим гадким поступкам, да? — невесело улыбнулся мужчина.

Я пожала плечами. Не мне его судить. А высший суд… я все же надеюсь, что до него ему нескоро.

— Мне понравилось поступать так, как только мне нужно, не считаясь ни с чьим мнением, порой идти по головам — так я себе выбил хорошую должность. А до этого — красивая, разгульная жизнь. Маменька меня жалела и присылала хорошее денежное довольствие. Чем я и пользовался. Кутежи, женщины. Так много, что я не успевал запоминать их лица. А они велись на мою смазливую мордашку и неплохой достаток. Все это не мешало мне получать удовольствие и от своей работы — выбранное мною поприще мне нравилось. Толикой таланта я обладал. Потом все же чуть остепенился, получил вожделенную должность. Вот только отношение к женщинам так и не поменял. А может потому, что не встретил ту, единственную, которая бы любила самозабвенно, преданно, не требовала бы доказательств моей любви в виде очередного украшения или новой роли… В той среде, наверно, есть такие женщины, но, вероятно, меня они сторонились. А может меня и любить было не за что?

— Неужели мое несостоявшееся похищение было попыткой найти такую женщину? — озвучила я пришедшую ко мне догадку.

Вот только путь он выбрал странный, если оно так.

— В некотором роде, — не стал отпираться Никлас. — Честно говоря, спустя уже столько времени я и не могу сказать точно, что послужило толчком, спровоцировало тот поступок… Наверно и впрямь уверился, что ты такая? Глупо, да?

Я пожала плечами. Наверно мне должно быть лестно от такого предположения. А я и не знала, что и думать. Может и такая… Ведь была же такой, пока не предали. И впредь буду любить самозабвенно? Или уже и не буду больше никогда.

— Я женщин не насиловал, — серьезно произнес Никлас. Оно и неудивительно — с его-то данными как внешними, так и внутренними, все же обаяние у него имелось, это было бы странно. — Чтобы там не думал мой отец. Поэтому тебя я собирался приручить.

— Решил проверить это здесь? — перебила я его.

Он вновь не отпирался.

— Ты же неохотно шла на контакт. Вот я и начал пробовать…

Не сбылось тогда, зато сейчас — вполне.

— Презираешь меня? Ненавидишь?

— Нет. Разве сейчас у тебя был выход?

— Но ведь тогда был.

И мы оба замолчали.

— Тебе пора, — прервал молчание Никлас.

— Уезжай. Что дальше толку просиживать? Не факт, что кто-то вернется, но и рисковать не стоит. Так что езжай.

— А как же ты?

— А что я? — Вновь послышалось раздражение в голосе мужчины. — Что мне сделается? Хуже? Куда еще. Да и может тебе и правда по пути встретится целитель, — усмехнулся Никлас. Он и сам не особо верил в такой вариант. — Да еще и согласится ко мне отправиться…

— Найду, встречу, приведу! — заверила я мужчину.

Хотя уверенность мне брать было неоткуда.

— Встретишь, приведешь или сам явится, — кивнул мужчина и даже улыбнулся, как будто попытался придать сил мне, приободрить.

— Обязательно, — я тоже улыбнулась.

Силы и впрямь как будто прибавились. Вот только времени потеряли за разговорами много…

Пока я проверяла насколько хорошо Никлас оседлал коня, мужчина совсем притих. Но был жив — и это главное.

Лицо его, осунувшееся, с чуть запавшими глазами, прикрытыми совсем по-девичьи длинными ресницами, носом, как будто даже ставшим чуть длиннее, и бледными губами, было на удивление умиротворенным. И в этом своем болезненном виде оно все равно было красивым. Но уже не той, броской, почти неприличной красотой. Была какая-то возвышенность, толика нереальности в его облике. И сейчас, как никогда, мне не хотелось, чтобы Никлас умер.

— Ты знаешь куда нужно ехать?

Никлас открыл глаза. Мне даже показалось, что зелень его глаз потускнела, став приглушенной, неяркой, словно выцвела.

— Приблизительно.

В этом-то и заключалась сложность. По пути сюда у Никласа не было особой возможности осмотреться, запомнить направление, особенности местности. Так что поделился он со мной уж очень скудными сведениями. По ним выходило, что до границы с Адарией, а именно с Эникроей, дня три пути. Вот такая даже в некотором роде насмешка похитителей. Место, где меня держали, хоть и располагалась в Лаксавирии, но находилось между Адарией и горными кланами. И если власти империи и могли ожидать переход через границу в Лаксавирию, то прогадали — провели меня с той стороны, с которой и не мог никто предположить.

Мне оставалось только надеяться, что Никлас не ошибся в своих предположениях. Ну и на то, что власти Лаксавирии не были заинтересованы в моем похищении. Или заговорщики без их ведома меня здесь держали? Слабо, конечно, в это верилось, но мало ли… Узнать было не у кого, да и не хотелось пока. Главное — просто уже выбраться отсюда.

— Я поехала, — чуть улыбнулась, сжала ободряюще руку Никласу и поправила съехавший с него плащ.

Всё же то, что бросаю тут мужчину одного, я считала не совсем верным. Хоть и другого выхода не было.

— Астари, — тихо позвал меня Никлас, когда я уже поднялась уходить. — Ты простишь меня?

Что я еще могла ответить умирающему?

Он удовлетворенно кивнул, прикрыв глаза. А потом резко их распахнул.

— Последняя просьба. Поцелуй меня на прощание.

Не отказала. Чуть притронулись к его прохладным, уже сухим губам, но на которых всё же чувствовался соленый привкус крови, разбавленный моими слезами. В поцелуй я вложила только одно — надежду. Руки дрожали, когда я взяла лицо Никласа в ладони, погладила щеки, смахнула медные пряди со лба.

— Ты не умрешь, — тихо, но твердо прошептала я.

Уголок его рта слегка приподнялся, одним этим движением выражая скепсис.

Я заблудилась. Собственно, наверно это и следовало ожидать.

Ехала в кромешной тьме, с трудом разбирая дорогу, лишь приблизительно придерживаясь указанного Никласом направления. В результате, ближе к рассвету я окончательно убедилась, что понятия не имею куда дальше ехать. И сейчас было страшно не столько за себя, сколько за Никласа. Вот только к кому обратиться за помощью, как объяснить по какой причине эта помощь нужна? Уезжая, я не особо задумывалась об этом. Думала, понимание или идея сами придут. А их не было.

Все сильнее мною завладевала паника.

На рассвете я остановила коня у водоема — нужно было освежиться, отдохнуть, но прежде всего — привести мысли в порядок. Но как?

Неужели Никлас отослал меня с единственной целью — чтобы я не видела мучения, а после и его смерть? Я запуталась: в своих дальнейших планах, действиях и, конечно, в своем отношении к Никласу.

Его поступок год назад хоть и косвенно, по большей части абсолютно случайно, но привел к тому, что у меня теперь вряд ли получится создать свою собственную семью. Чудовищная случайность с такими ужасными последствиями. И все же винить его в этом — глупо. Никлас же не насильно вливал мне в рот ту проклятую настойку. Но его первоначальные намерения — мерзкие, бесчестные. Что, впрочем, он и не отрицал сам. Ну а мое прощение… Наверно, я в большей степени слукавила, а может даже обманула и его, и себя, чтобы было легче произнести «да». Рассчитывала облегчить его душевные терзания, если таковые и были. Надеюсь, это не было очередной игрой. В ожидании смерти играть, мягко говоря, было бы странным.

И, несмотря на все это, я не хотела смерти Никласа. Можно было бы попробовать обратиться к местным властям, но степень их вовлеченности или, наоборот, неосведомленности в этом деле, мне неизвестна. А стоит ли риск того? Я не знала, может и стоит. Вот только в случае чего, не то, что Никласа, мне не удастся спастись.

Все дальше запутывалась в своих размышлениях, выводах. Заблудилась, потеряв не только нужное направление продвижения.

Не будь за моей спиной Никласа, я бы, наверно, опустила руки. Совсем бы сникла, растерялась, впала в уныние. Кто знает, до чего бы меня это довело? Но я не могла сдаться. Немного передохнула — в голове все равно стояла мысль, что с каждой минутой Никласу становится хуже, дала передышку и коню, а после двинулась дальше в путь.

Краткая передышка не пошла мне на пользу — разморило, и, усталость, наоборот, с удвоенной силой овладевала мной.

Степенный ход коня, который отказывался переходить на галоп, подыгрывал моему вялому состоянию. В результате ближе к обеду я только на остатках своей не самой сильной воли не проваливалась в сон. Я попыталась осматривать окрестности, но окружающий пейзаж очень быстро стал сливаться в сплошное зеленое пятно, изредка разбавленное серо-коричневыми очертаниями поселений вдали.

Ущипнув себя уже не в первый раз за руку, чтобы не заснуть, я вскинула голову. Навстречу, вдоль дороги, шел человек. Я насторожилась, чуть придержала коня, ожидая пока поравняемся.

Старик двигался хоть и медленно, но как будто даже бодро. Глаза его были чуть прищурены — солнце все же ярко светило и довольно жарко, но это не мешало путешествовать ему своим ходом. За плечами старика была котомка.

Разговаривать с ним, восседая на коне, было бы не вежливо. Я спешилась, с сожалением подумав, что не удастся пока толком размяться и потянуться.

— Эд, — окликнула я пожилого мужчину.

Он остановился и выжидательно на меня посмотрел. Внимательный такой взгляд, в чем-то даже пронизывающий. А может я уже просто отвыкла от чьего бы то ни было общества, кроме Никласа. Несмотря на теплую погоду, вновь пробрал озноб.

— Вы не могли бы подсказать, как далеко отсюда до границы? — спросила я.

Пришлось вспомнить выученный когда-то по указанию эдель Фордис лаксавирский язык. Помимо него, я, как и положено благородной эдель, знала еще и амистаринский. И это не считая вадомийского, понятное дело, адарийского и зеденивского.

— До какой именно?

Значит все верно: и Адария, и горные кланы недалеко.

— С Адарией.

Он еще раз окинул меня взглядом, оглядел моего коня, как будто что-то прикидывая в уме.

— Таким же ходом вы доберетесь туда к завтрашнему вечеру.

От облегчения я чуть не расплакалась.

Оказалось, что я хоть и сбилась, и чуть отклонилась от нужного пути, но ненамного.

Хотела уже поблагодарить старика, но тут решила попросить его еще об одной просьбе. Дурацкая, конечно, была затея, но другой такой же возможности я уже не представляла.

— Вы не могли бы найти лекаря или целителя? В поместье… — тут мне пришлось напрячь память и вспомнить упомянутое Никласом заковыристое название, — Кархукуулма остался человек, которому очень нужна помощь.

— Может Кархуколма? — переспросил старик.

— Да-да! Оно. Я заплачу! — И протянула ему свои серьги — других ценностей у меня с собой не было, не говоря уже о деньгах.

Он мог спросить, почему я сама этого не сделаю, но не стал. Он мог не выполнить мою просьбу. И всё же тяжесть вины прежде всего легла бы на мои плечи, а не посредника. Хотя мне и было стыдно, что я перекладывала решение проблемы на другого человека. Как будто снимала с себя часть ответственности.

Старик посмотрел на меня с удивлением.

— Хорошо, я выполню вашу просьбу. Мне не сложно.

Однако, плату мою принял.

Я не могла определить, говорит он мне правду или собирается просто воспользоваться ситуацией для обогащения. Серьги были дорогими. Матушка Фордис подарила мне их еще на пятнадцатилетие. Желто-коричневые турмалины в обрамлении белого золота… Отдавать мне их было безумно жаль.

Утешала я себя тем, что в случае чего, вовремя успею до границы, а там уже свяжусь с властями. Думаю, весть до эдела Вистара быстро дойдет и помощь отправится как можно быстрее.

Слова благодарности старик принимал, опустив глаза вниз — не смотрел на меня. Как я закончила, он поднял внимательный взгляд светло-голубых глаз и сказал только одно:

— Поторопитесь.

И кивнул в сторону границы.

Стало не по себе.

Задерживаться я и так не собиралась. Спешно попрощалась со стариком и поехала дальше.

Всю дальнейшую часть пути я кляла себя, что поступила опрометчиво, доверилась первому встречному. А что, если…

Несколько раз порывалась развернуться и поехать обратно. Но всё равно упорно продолжала двигаться вперед, пока усталость в конец меня не одолела.

Нужно было искать место для отдыха. Денег у меня не было, так что постоялый двор в расчет браться не мог. Да и людные места я объезжала стороной.

На свой страх и риск я всё же нашла небольшую поляну, скрывающуюся за значительно разросшимися кустами. Выбрав местечко с травой погуще, привязала к ближайшему дереву коня и дала ему несколько хлебных кусочков. Себе же я постелила плащ прям на землю — третий месяц лета был теплый, но не жаркий. Сама я есть не стала — аппетит пропал напрочь. Хотелось только спать. Было, конечно, опасение, что просплю я слишком долго, но ни соответствующего заклинания, ни амулета у меня не было — будить меня было нечем. И вновь потерянное время… Но всё же лучше так, чем рисковать вывалиться из седла из-за усталости и свернуть себе шею.

Сон был муторным и скорее выматывающим, не приносящим почти никакого отдыха. Перед глазами мелькали расплывчатые образы, которые мутной картинкой проплывали в мыслях, не задерживаясь, но и не давая покоя, которого так хотелось. Я проснулась к вечеру и чувствовала себя так, как будто меня долго и тщательно избивали, не пропустив ни одного участка тела. Только что синяков не было. Есть уж точно не хотелось, но я заставила себя. Иначе, где силы брать? На одном упрямстве долго не продержишься.

— У вас есть еще?

От неожиданности я чуть не подпрыгнула, а кусок хлеба застрял в горле. Пару минут ушло на то, чтобы я прокашлялась.

Мальчишка подкрался абсолютно бесшумно. Или я всё же приобрела проблемы со слухом, ведь второй раз за сутки прослушала приближение человека.

— Ты есть хочешь? — спросила я, как только прочистила горло. Даже слезы выступили. Их я спешно вытерла.

— Да. Вы не могли бы меня угостить?

Я молча подвинулась, освобождая ему место на плаще.

Он ничего не перебирал, а ел все, что я ему протягивала. Ел медленно, как будто смаковал каждый кусочек. А я вспомнила ту булочку с изюмом…

Мальчишка явно был голоден, но не торопился. Я не лезла к нему с расспросами — ждала, когда насытится. А пока он ел, рассматривала его. Лет десяти, одет в добротную, но уже несколько потрёпанную и испачканную одежду. Одежда не дорогая, но с претензией на неплохой вкус человека, подбивавшего её.

Ну а лицо… Я не сразу всмотрелась в него пристальней, потому что оно неуловимо, но напомнило лицо брать, хоть и видела его лишь на портрете. Сглотнула ком и продолжила разглядывать интересного незнакомца. Чуть светлее волосы, не такие насыщенно-черные, да и кожа светлее. А вот глаза такие же темно-карие, как растопленный шоколад. Теплые, пленительные, завораживающие…

Мальчик спокойно встречал мой взгляд. Он не отводил глаза, с чуть вопросительно приподнятыми бровями смотрел на меня, как будто ожидал, когда начну расспросы и удивлялся, что я лишь мягко улыбалась, все также молча его рассматривая. Он хмурился и продолжал жевать, смотря куда угодно, только не на меня. Через пару минут история повторялась.

И тут я осознала еще одну странность: первый свой вопрос он задал мне на лаксавирском. Я же, хоть и поняла его, но ответила на адарийском — от растерянности сбилась. Мальчик легко перестроился, как будто и сам не заметил, а следующий его вопрос был уже на адарийском.

Наконец мальчик наелся, аккуратно вытер рот платочком, извлеченном из кармана. Платок, правда, уже тоже был не особо чист. Но сам жест… Неужто из аристократов?

Чинно сложив платок обратно в карман, мальчик повернулся ко мне и почти весело сказал:

— Вот теперь точно спрашивать начнете.

Я усмехнулась.

— Как тебя зовут?

— Почему ты здесь один?

— Я сбежал от матери.

Он пожал плечами и с плохо скрываемой горечью произнес:

— Она меня не любит.

Что на это ответить я не знала, потому как не понимала, как можно не любить собственного ребенка? Ведь дети — самая великая ценность на свете.

Мирвари росла в семье бедного, но очень гордого барона. Девушка была красивой, яркой, жизнерадостной, воспитанной по всем правилам адарийской аристократии. Правда, воспитание и все этому сопутствующее приходилось обеспечивать в той мере, что позволял скромный достаток благородного семейства. Отец надеялся выдать весьма удачно дочь замуж, несмотря на скромное приданое. Такая красавица и умница же выросла!

У прелестной Мирвари было немало поклонников. Вот только такого, который бы смог по всем пунктам устроить барона Коата Икстли не находилось. Поэтому все воздыхатели отвергались, а семейство Икстли ожидало, когда появится он — тот самый. Не важно какой, по большому счёту, главное — богатый и способный обеспечить не только жену, но и её семью: отца, мать и младших брата с сестрой. При этом никто из них даже и помыслить не мог, что такой мужчина вообще может и не появиться.

Но именно так и случилось.

О войне так давно ходили слухи, что к ним даже успели привыкнуть. И тем не менее, для жителей приграничного городка Олина, к коим относилось и семейство Икстли, война пришла как-то уж очень неожиданно и быстро.

Отдельные отряды вадомийской армии стремительно прорвались через границу и саранчой пронеслись по приграничным районам Адарии. Зацепили они и Олин. Урон поселению был нанесен приличный, но не катастрофический. Чего нельзя было сказать о самих жителях. Пострадавших было не так много — большинство всё же успели либо покинуть город, либо спрятаться. Но страх их думами владел потом еще очень долго. И верить в свою безопасность почти никто не хотел. Даже когда город зачистили императорские войска, а в окрестностях поселения был размещен дополнительный гарнизон.

Барон Икстли оказался не только гордым, но и недальновидным и самонадеянным, что в данной ситуации было сродни глупости. Город покидать с семьей он не стал — до последнего надеялся, что с ними-то уж точно ничего плохого не случится, а императорские войска успеют вовремя. И все обязательно будет хорошо. Слезные уговоры жены и старшей дочери на него не повлияли. А младшие попросту плохо понимали, что происходит.

За ошибку отца поплатилась старшая дочь.

Когда в город ворвались вадомийцы, семейство Икстли всё же успело спрятаться в подвал. Кроме Мирвари. Девушка задержалась у себя в комнате — собирала немногочисленные драгоценности, что у нее были. Решила спрятать все самое ценное. А в результате — лишилась девичьей чести. Вадомийцы оставили в разграбленном доме не только беспорядок, но и полубессознательную девушку, которую успел с остервенением изнасиловать один из «бравых вояк».

С приходом императорских войск в город постепенно возвращалась жизнь. А вот Мирвари жить не хотела — спустя несколько недель выяснилось, что она беременна.

— Мало того, что теперь уже не девица, так еще и с приплодом! — бушевал отец.

Перепуганная мать молчала.

И барон принял решение: выделил, как будто от сердца оторвал, двадцать пять тысяч скалдров, которые вообще-то полагались Мирвари в качестве приданого, и указал ей на дверь.

— Иди куда хочешь. Только и близко к нашему дому не подходи. А лучше всего — уезжай в другой город. Такое бесчестье я не потерплю рядом с собой. Позор, какой позор! А мне еще судьбу твоей сестры устраивать! Кто же её в жены-то возьмет, если ты такая?

Мирвари глотала слезы и молча слушала отповедь отца. Он говорил так, как будто она сама виновата в случившемся. Ну если только своей нерасторопностью…

Мать теперь уже не смолчала: кричала, проклинала. Не помогло. Барон решение не менял. Увещевала, ластилась — аналогично.

Так Мирвари оказалась за порогом родительского дома. Куда идти, что делать? Она хотела пойти к реке и утопиться. Даже нашла на берегу камень поувесистей — чтоб наверняка. Но не смогла, не решилась.

В женской обители Рауда её встретила младшая жрица. Рассказала о порядках, показала что, да как. А вечером старшая жрица приняла её в ряды послушниц.

Вот только Мирвари долго не выдержала в обители. Как оказалось, такая жизнь не для избалованной аристократки. Если стирка, то на несколько десятков человек, готовка — также. А еще уборка территории, работа на огороде. И подъемы на рассвете… Ей делали послабление из-за её положения, но всё равно для Мирвари было слишком тяжело.

От пребывания в обители всё же был прок: там её убедили, что на все воля Рауда, что ребенок — это дар божий, который не каждому и дается-то. И кем бы ни был отец ребенка, малыша не нужно ненавидеть. И уж тем более убивать. А Мирвари посещали такие мысли, он уж было хотела обратиться к какой-нибудь ведьме и решить все свои проблемы разом. Но служительницы Рауда смогли найти слова, которые сначала устыдили девушку, а потом помогли разобраться в себе, найти силы и прекратить винить еще не рожденного ребенка во всех бедах.

Одна из послушниц предложила устроиться к кому-нибудь гувернанткой, а учитывая не самое плохое образование Мирвари, она могла стать и личной компаньонкой какой-нибудь эдель.

Баронской дочке в гувернантки? Про гордость пришлось забыть. Правда, её беспокоило то, что её будут презирать, насмехаться, ведь хоть род её небогат, но не так уж и неизвестен.

А если уехать, то куда? Мирвари не знала. Время поджидало, а отправляться в путь на большом сроке было бы неудобно. Девушка решила уехать в Лаксавирию, благо язык она знала. Там-то её точно никто не узнает.

Ей повезло — она устроилась в семью бывших адарийских подданных. Беременность, конечно, была определенной помехой, но Мирвари повезло с хозяевами — те дали ей время, чтобы оправиться после родов. А за малышом вызвалась присматривать соседка, у которой также был новорожденный сын. Не безвозмездно, разумеется. Но плата была умеренной, а Мирвари умудрилась экономить, поэтому выделенные отцом средства еще были в достаточном количестве.

Как ни странно, но Мирвари нравилась её работа, нравилась новая жизнь на новом месте. Её никто не гнобил, не унижал, не оскорблял. Все верили в придуманную ею сказку: вдова, оставшаяся на руках с ребенком, чей отец погиб на войне. Вполне возможно так и было. Да и Мирвари на это надеялась.

Все свободное время Мирвари посвящала сыну: заботилась по мере своих возможностей, сил, средств, гуляла с ним, занималась, воспитывала как могла. Но полюбить его так и не получилось.

Всю эту историю, разумеется, Данфер не знал так подробно. Но прежде всего ему было известно самое главное для него — мама его от чего-то не любит.

— И куда же ты направляешься?

— Куда-нибудь, — буркнул мальчишка.

Бросить я его не могла, но неужели мне всё же придется делать крюк, терять время, чтобы сдать его на руки местным властям, если до его дома слишком долго.

— Вы хотите отправить меня обратно к матери? — он вскинул на меня свои темные глаза и спросил с вызовом.

Я видела и понимала, что мальчик не хочет возвращаться к матери. Не знаю, что там у них произошло, да и знать не желаю. Своих проблем чрезмерно много. А тут еще этот…

И тут вся бравада с мальчишки сошла. Он схватил меня за руку, от чего я вновь чуть не шарахнулась в сторону, как перепуганная кобылка, и протараторил:

— Я вас очень прошу, не возвращайте меня обратно! Пожалуйста! Вы же в Адарию едете? — и не дожидаясь ответа, продолжил: — возьмите меня с собой! Я обещаю, не буду доставлять никаких хлопот, мешаться не буду! И ем я мало…

Его запал пропал, а на последних словах я не удержалась от улыбки.

Вот что мне с ним делать? Решила все-таки разговорить его, расспросить. Вдруг удастся расположить его и уговорить не глупить и вернуться к матери?

— Зачем тебе в Адарию?

Теперь он посмотрел на меня несколько испуганным взглядом. А потом чуть прищурил глаза, склонил голову к плечу и глянул так, что у меня по спине мурашки побежали.

Данфер проморгался, встряхнул головой и наконец ответил на вопрос:

— В Адарии в школы берут всех желающих, а в Лаксавирии только при наличии денег.

— Ты говоришь не об обычных школах.

— Ты уже знаешь, что у тебя за дар?

Данфер замялся, но окинул меня еще одним странным взглядом, кивнул каким-то своим мыслям и ответил:

— Я вижу людей.

Недоуменно на него посмотрела.

— Я… не знаю как объяснить, — мальчик растерянно глядел мне в глаза, пожал плечами. — Попробую, конечно. Но…

И вновь замолчав на секунду, принялся тараторить, как будто боялся упустить мысли.

— Вот вы мне видитесь в окружении какого-то теплого света. Он не обжигает, а греет. А вот мама — она холодная, даже колется. На снежинку похожа. И свет белесый, рваный. Есть люди с ровным светом, который и не греет и не холодит. Есть такие, что просто обжигают и светят ярко-ярко. Только про то, что греют или охлаждают, я не про температуру говорю, а про ощущения, какие появляются, если я рядом с ними. Как же объяснить… — он с досадой потер лоб, но, кажется, я поняла о чем он.

Передо мной сидел уникум. Так уж сложилось, что на одном квадратном фендене плаща количество магов самой редкой направленности просто зашкаливало.

— Ты что, видишь ауры?

— Я не знаю. Мне никто не говорил, как это называется, да я и не спрашивал… Страшно было. Ну и за знания принято требовать плату… Но я понимаю, что свечение оно… оно не просто так у каждого человека есть. Точнее у обычных людей оно слабее, но только этим отличается от свечения магов. Ох. — Он вновь потер лоб. Казалось, Данфер подбирал слова, пытаясь объяснить мне свои способности. И почему-то ему было очень важно, чтобы именно я его поняла. — Этот свет, он показывает каков человек. Не в обычном смысле, а… Ну его внутренность. Нет не так. В смысле хороший он или плохой. Хотя тоже не совсем прям так, а… Уф, как же объяснить…

— Я поняла.

— Правда? — Он даже обрадовался.

Не важно, что я чуть слукавила. Все мне понятно не было, но общее направление я уловила.

А сама сидела и прокручивала в голове: таких, как Данфер практически столь же мало, как и видящих смерть. Может немного, но больше. И если кто-то узнает, что мальчик одаренный, то его тут же возьмут под контроль. Как же он до сих пор никому не проболтался? Неужели настолько никому не доверял? Окажись он в Адарии, его тут же, наверняка, присмотрит для своих целей, например, Тайная Канцелярия. Хотя тут можно не переживать — будущее его вполне будет обеспеченным. Но если это будут лихие люди?.. А ведь если мальчик попадет в школу, его способности будет не скрыть, да и он сам не стремится к этому — хочет развивать их. Но мало ли что может случится…

Я встряхнула головой, как пару минут назад Данфер. Я его знаю всего ничего, а уже планирую, как уберечь.

— Почему ты обратился ко мне? Так есть хотел и только?

Показалось, или в его глазах мелькнул укор? Но ведь вопросы уместны и логичны.

— Я же сказал — вижу людей. К вам… к вам можно было обратиться. Пожалуйста, довезите меня до школы! Я заплачу!

На плащ посыпались монеты. В лаксавирских деньгах я не разбиралась, поэтому не могла сказать насколько большая сумма оказалась передо мной. Меня возмутил сам поступок.

— Убери немедленно!

— Вы мне не поможете? — В голосе мальчика прозвучали разочарование и обида.

— Помогу. А деньги прибери!

— Но я же сказал, что заплачу! — А теперь в голосе странная, но звонкая твердость.

— Заплатишь, — я кивнула. — Своим обществом и заплатишь. Будешь развлекать меня в дороге. Рассказывать о себе, своей стране, своих особых способностях. Но самое главное — поведаешь мне свои планы. Согласен?

В общем-то, только Данфера мне сейчас и не хватало, учитывая мои проблемы.

А на самом деле и впрямь — не хватало…

Однако, я решила не лукавить и сказать все как есть.

— Понимаешь ли в чем дело, я-то могу взять тебя с собой и даже поспособствовать твоему дальнейшему обустройству в другой стране. Но есть несколько проблем. Во-первых, твоя мама. Она там сейчас волнуется за тебя, переживает, места себе не находит.

Данфер молчал. Мои доводы на него не действовали. Неужели там действительно так все сложно? Ладно, пойдем другим путем.

— Во-вторых, твое пребывание в Адарии будет незаконным. Да и не факт, что мы вообще сможем пересечь границу. Меня вообще могут судить за твое похищение!

— Я же по своей воле с вами еду! — возмутился мальчишка.

— А кто докажет? Думаешь, поверят твоим словам? А вдруг я тебя опоила жутким зельем, околдовала?

Данфер забавно фыркнул, а потом даже хихикнул.

Я выдохнула. Несколько затравленное выражение на секунду покинуло его взгляд.

— И что же нам делать?

А хорош! Уже не «мне», а «нам». Быстро воедино нас связал.

Я решила разузнать еще одну вещь:

— А как же твой отец?

— Он погиб на войне еще до моего рождения.

Бедный ребенок.

На пару минут я затихла, но потом продолжила настырно искать лазейки, доводы, вытягивать из него сведения о себе. Не верилось мне, что мальчик так просто откажется от своей идеи, и тогда не будет гарантии, что он вновь не сбежит. Теперь уже от меня, к примеру.

— С чего ты вообще взял, что мама тебя не любит? Если она об этом не говорила, не значит, что так и есть. Она, наверняка, сейчас вне себя от расстройства, пока ты тут…

— Нет, — перебил меня Данфер. — Ничего она сейчас не в расстройстве. Я думаю, она даже рада, что я исчез.

— Да как такое может быть?!

— Ну я же сказал — я вижу людей.

— Ты так уверен в том, что видишь? — скептически поинтересовалась я.

— Дело не только в этом. Понимаете… Я один раз слышал… Она думала, что я сплю. Я тогда ноги сильно промочил, простудился. А она меня выхаживала. И сказала тогда: «Сколько мороки с тобой. Лучше бы ты умер. И ни меня, ни себя не мучил.» А я после этого быстро оклемался, как будто ей назло…

Это же чудовищно! Пока слушала и не перебивала, впилась ногтями в ладони.

— Вещей много с собой? — уже совладав с дрожащим голосом, спросила я.

— Да тут всего сумка одна.

И если я все еще сомневалась, брать ли с собой мальчика или же вернуть, то он добил меня словами:

— Если вы меня вернете, я всё равно опять потом сбегу. А ведь на пути мне могут попасться и плохие люди.

Шантаж. Не особо умелый, но действенный.

Однако, я выдала скептическое замечание:

— Ты же видишь людей.

— Могу и ошибиться.

До границы мы уже двигались вместе. Я посадила мальчика перед собой, придерживая его. Тем более в седле он держался неуверенно.

В дороге Данфер действительно развлекал меня разговорами. Тему его семьи мы всё же обходили стороной. Единственное, что он упомянул, так это то, что мать его родом из Адарии, а в Лаксавирию перебралась после смерти его отца.

Данфер по возможности отвечал на мои вопросы по поводу его дара. Мне было весьма любопытно, все ж таки не самый распространенный дар. Но у мальчика объяснений было мало, потому как действовал он интуитивно, да и сам мало что понимал — все его объяснения были основаны на скромном опыте и наблюдениях, сравнениях.

Еды у нас было предостаточно, а вот вода закончилась быстро. Мне не очень хотелось заезжать в ближайшее поселение, но сейчас другого выхода не было. Благо колодец нашелся на окраине деревушки, поэтому нам не пришлось ехать через все поселение, привлекая лишнее внимание.

И всё же его нам не удалось миновать.

Мы вдоволь напились сами, напоили коня и собирались уже покинуть деревушку, как нам навстречу выбежала девушка, приблизительно одного со мной возраста. Она что-то возбужденно стала рассказывать, но я мало что поняла. Выловила только обрывки фраз: розыск, девушка, военные.

Я сжала руки так, что поводья впились в кожу до боли. В ушах кровь стучала так громко, что я не сразу услышала, как Данфер окликнул меня, пока не потянул за другую руку.

— Астари, едемте быстрее! Надо торопиться!

— Что она сказала? — спросила я, глядя в спину удаляющийся девушке.

Она торопливо бежала обратно к деревушке, попутно озираясь по сторонам.

Мы с мальчиком также быстро забрались в седло и спешно поехали дальше. Конь, правда, доволен этим уж точно не был — только напился, а тут еще гонят куда-то.

— Какие-то люди, вроде как группа мужчин, напоминающих военных, только без отличительных знаков, вчера приезжали сюда. Расспрашивали жителей. Они искали темноволосую, смуглую девушку и рыжеволосого мужчину. Это же вы, да?

Я с трудом сглотнула. Все-таки ищут. И не знаю кто: друзья, враги? А ведь теперь на мне еще и ответственность за Данфера…

— Скорее всего я.

— А мужчина?

— Ну уж точно не я.

Если Никласа тоже не нашли, значит он спасся? Старик меня не обманул? Дай-то Рауд, чтобы так все и было!

— Я плохо понимала, что эта девушка говорит, почему?

— Местный говор. Я и сам не все слова разобрал.

— Интересно, а почему она предупредила нас? — размышляла я вслух.

— А почему вы помогаете мне?

Такой маленький, а уже умеет задавать каверзные вопросы. В общем, с ответом я не нашлась.

— Зачем они вас ищут? — уже о другом спросил мальчик.

— Не знаю.

Для ответа мне надо было знать, кто именно меня ищет. А оставаться и ждать, пока найдут — такой риск допускать не хотелось. Страшно становилось все сильнее.

Мальчик уловил мое настроение и принялся рассказывать, как он представляет себе свою учебу. Я слушала его рассеянно, так как размышляла, где бы нам укрыться от ливня — ближе к вечеру погода испортилась. Подул ветер, срывались капли дождя. И стало ясно — не просто дождь, а именно ливень вот-вот начнется.

Данфер в который раз обратился ко мне на вы и я не выдержала, хотя наверно надо было и похвалить его хорошее воспитание.

— Прекращай. Давай уже на ты, а то я себя старой чувствовать начинаю. Ты же такого возраста как и мой брат.

— Ну я попробую, — смущенно улыбнулся мальчишка.

И явно собрался расспросить меня о моей брате, но я перебила его:

— Сейчас придется слезть с коня. Погода совсем разбушевалась.

Приемлемого места, где мы могли бы укрыться от дождя, найти так ни не удавалось. А ливень припускал все сильнее, пока вода не стала стекать практически сплошной стеной. Крона деревьев не спасала. Казалось, что я промокла чуть ли не до костей. Боюсь и с Данфером была та же ситуация, хотя я и прикрывала его полами своего плаща. Конь стоял позади нас привязанный к дереву и тоже недовольно фыркал.

— Мне кажется или там какие-то постройки? — совсем невоспитанно мальчик указал пальцем в край поляны.

Что он там разглядел? Темно, дождь — совсем же ничего не видно.

— Ты помимо людей еще и здания видишь?

Данфер насупился, но ответил:

— Нет. Но там что-то темнеет. На фоне неба видно.

В подтверждении его слов сверкнула молния и в указанном направлении и впрямь были видны очертания построек. Но краткого мгновения не хватило, чтобы распознать что же там.

— Попытаем счастья? — Повернулась я к мальчику.

Он пожал плечами, по-видимому ущемленный моим первоначальным недоверием.

Мы подобрались ближе. Постройки оказались небольшим домиком и примыкающими к нему навесами, под которыми, сбившись в кучу, прятались от дождя кони.

В окнах дома не было видно света. Может и нет никого?

Мы зашли на крыльцо, и я постучала в дверь — тихо. Дернула за ручку — заперто.

— Тут хотя бы не капает, — слишком оптимистично заметила я.

Данфер вновь вздохнул совсем не по-детски и залез на скамейку, стоявшую на открытой веранде.

— Двигайся ко мне, — обратилась я к мальчишке.

Он с грустью посмотрел в сторону коня, которого мы привязали под навесом по другую сторону от обитавших уже здесь скакунов.

Данфер всё же придвинулся ко мне — так же значительно теплее. В поисках тепла мальчик чуть сильнее прижался ко мне, а его руки я расположила у себя на талии. Так, полуобнимая меня, Данфер и задремал. Я рассеянно перебирала его смоляные прядки.

В какой-то может я и сама наверно задремала. Меня разбудил звук, который хоть и с трудом, но был различим в шуме стекающей с неба воды.

К дому подъехал всадник. Его конь шумно отфыркивал, а увидев, по-видимому, на своем законном месте чужака, еще и возмущенно заржал. Наш коняшка тоже не остался в долгу. Это меня и разбудило.

Незнакомец, спрыгнувший со своего скакуна, стремительно развернулся. Правда, его маневр чуть испортила грязь — он неловко поскользнулся. Я уловила раздавшееся ругательство.

Невольно прижала чуть сильнее к себе также проснувшегося Данфера. Мы ничего плохого не сделали, но я вдруг почувствовала себя так, как будто застали за чем-то неприглядным.

Огибая лужи, судя по всему хозяин здешних владений, приблизился к нам.

— Я не ждал гостей.

Произнес он на лаксавирском. Слова звучали глухо — шум непрекращающегося дождя отчасти перекрывал их.

Высокая фигура мужчины подавляла, а я так и не поднялась со скамейки, продолжая прижимать к себе замершего мальчика.

— Доброй ночи. — Я всё же решила побыть вежливой. — Надоедать вам не будем и, как только дождь закончится, тут же уедем.

Мужчина кивнул и развернулся обратно. Он привязал своего коня недалеко от нашего. Оба животных были явно недовольны таким соседством.

— Пройдете в дом? — спросил незнакомец, отперев дверь.

По его тону я так и не поняла, как он отнесся к незваным гостям.

Данфер потянул меня за руку и уже намеревался проследовать за хозяином. Я же и с места ни сдвинулась, и ничего не ответила. Попросту не знала, что делать. Соглашаться, нет? Мы же сами искали пристанище. Уместно ли? Безопасно?

Хозяин не стал дожидаться ответа, а просто зашел внутрь, закрыв за собой дверь.

Данфер зябко повел плечами, бросил на меня взгляд исподлобья и проворчал:

— Вы чего?

— Я же просила не выкать мне!

— Хорошо, — он вздохнул, как умудренный взрослый мужчина и неожиданно повысил на меня голос: — Ты! Пошли вовнутрь! Там же теплее. А ты промокла совсем.

Я ошарашенно на него уставилась. Вот те на! Указывать мне вздумал? Хотя, мальчик прав — мы оба уже изрядно продрогли, а в доме тепло и сухо.

— Слушай, — я даже чуть наклонилась к Данферу, — а этот мужчина, он какой? Холодный, теплый?

Мальчик хитро улыбнулся и также тихо ответил:

— Прохладный.

А потом увидел, что такой ответ меня не совсем устроил, добавил:

— Не думаю, что стоит его опасаться.

Вот только доверие порой стоит слишком дорого.

Мужчина вальяжно сидел на стуле, закинув ноги на невысокий стол. Он медленно потягивал какой-то напиток из фляжки.

Пока я колебалась стоит ли заходить и выслушивала Данфера, незнакомец успел развести огонь в камине. Огонек, словно нехотя, лениво прыгал по поленьям, как будто выбирая повкуснее.

Света от камина уже было достаточно, чтобы рассмотреть мужчину. В сидячем положении рост его определить было сложно, но судя по тому, что я успела увидеть ранее — он не низок. Возможно даже не ниже меня. Теперь, когда он уже снял плащ было видно, что он крепкий, вероятно стройный. А вот лицо… В голову пришло противное в своей банальности сравнение со скульптурой, чье лицо высекали острым резаком и точными движениями. Черты лица строгие, четкие. Прямой и высокий лоб, прямой и ровный нос, тонкие губы, квадратный подбородок, под выступающими скулами все те же четкие линии по щекам. Глаза же… О нет, Данфер был не прав. Не прохладный он. Взгляд льдисто-серых глаз замораживал. Я вновь ощутила, насколько же продрогла, как только встретилась с мужчиной глазами. Может, конечно, сказалось и то, что я наконец попала в тепло. Но именно взгляд этих холодных глаз вызвал озноб. Единственное, что выбивалось из общей картины суровости, так это волосы: светлые и вьющиеся.

Мужчина тоже нас разглядывал. Вот только интерес его был каким-то небрежным, ленивым.

— Надумали? — хмыкнул незнакомец. — Ладно. Здесь вы найдете все, что вам нужно. — Он махнул рукой в сторону шкафа. — А я, с вашего позволения, пойду спать.

Наше позволение ему было не нужно — ушел, тихо прикрыв за собой дверь в другую комнату.

Теперь я уже могла рассмотреть и жилище, а не только его хозяина. Небольшая комната с двумя окошками. Обстановка: низкий столик с двумя стульями, узкая кушетка, буфет, стеллажи, на полках которых лежал разный хлам. Хотя, не то, чтобы хлам. Уздечки, подпруги, даже седло нашлось.

И запах, характерный для тех мест, которые связаны с лошадьми. Для кого-то он неприятен, а для меня — родной, навивающий воспоминания о детстве. Вот в любых других таких местах, например, в помещениях у конюшни эдела Вистара — совсем не так. А может связано с тем, что тут природа ближе…

Я встряхнула головой. Ну что за мысли бредовые?

У запасливого Данфера, в отличие от меня, был еще один комплект одежды. В него-то он и переоделся, пока я его вещи развешивали на стул у камина.

Мне переодеться было не во что, а оказавшись в теплом помещении, намокшая одежда стала неприятно липнуть. А на мне она нескоро высохнет.

Хозяин сказал, что мы найдем тут все, что нужно…

Я принялась методично обследовать шкафчики и стеллажи. Вот только не в попону же мне заворачиваться?

Нашлась стопка старых, уже местами протертых простыней. Хотя бы это. И всё же раздеться пока не решилась.

На верхних полках старого, рассохшегося буфета обнаружились затхлые сухари, да емкость с крупой, из которой разлетелась моль. Что ж, у нас и своих запасов есть еще немного. Воды только не было, а я не помнила, видела ли во дворе колодец.

Вернулась я с водой в ведре и в одежде. Дождь так и не прекратился, а пока я нашла искомое промокла еще сильнее. Хотя куда еще…

Сначала показалось, что Данфер уснул на кушетке, положив под голову подушку, пропахнувшую пылью и травами. Но нет. Он терпеливо ждал меня и успел даже найти чайник и мешочек с травами.

Пока я возилась у камина, мальчик с любопытством следил за мной и заваливал вопросами, как мы завтра пересечет границу. А я почем знаю? Вот только была уверена, что просто не будет.

В мешочке оказались ромашка, липа, мята, веточки смородины и малины и некоторые другие засушенные растения. То, что сейчас нам и нужно было — поможет не прогнать, но хотя бы немного облегчить неминуемо надвигающуюся простуду.

Напившись такого «чая», Данфер наконец-то уснул. А я принялась стягивать с себя хоть и уже немного подсохшие, но все еще неприятно мокрые вещи. Только и нижняя рубашка была влажной, но это было терпимо. Да и не голой же заворачиваться в простыню?

Я вовремя успела замотаться — хозяин решил заглянуть к нам. Видно не спалось.

Будь у меня кожа светлее, я была бы даже не красной, а бордовой. Так и чувствовала, как кровь приливает к щекам.

Мужчину мой внешний вид ничуть не смутил. Он лишь нахмурился.

— Хотите чаю? Я с травками заварила, — предложила я первое, что пришло в голову, чтобы скрыть неловкость момента.

— Буду, — ответил он и ушел обратно в другую комнату.

Я осталась стоять на месте, растерянно хлопая глазами. Что это было? В себя пришла, почувствовав, что моя импровизированная накидка сползает с плеч.

Незнакомец вернулся. В руках он держал одежду.

— Не переживайте, она чистая. — И кивнул в сторону комнаты, из которой вышел.

— Право, не стоило… — начала я, но мужчина одарил меня таким взглядом, что я умолкла.

Я посмотрела на Данфера — он спокойно спал и ничего не слышал. Забрала одежду и пошла переодеваться.

Комната оказалась крохотной. Она вмещали две койки и комод. Единственное окно было плотно занавешено шторой.

Осмотрела, что же мне вручил мужчина. Серая рубашка, в которую могли поместиться еще две меня и штаны. Широковаты, зато длина оказалась что надо. Даже заправлять в ботинки не пришлось. Могла бы опять долго размышлять, стоит ли надевать чужие вещи, но не стала. Ощущение теплых, чистых вещей, сомнения прогнали напрочь.

Я оставила чайник с чашками на широкой каминной полке, так как помнила, что было со столом до этого. Теперь же они оказались именно на столике.

Мужчина перехватил мой взгляд и как будто смутился.

— Я его протер, — произнес он.

Ноги при этом спрятал под стул.

Я успела скрыть невольную улыбку.

Чай я разлила сама. Потом спохватилась: в сумке остались кое-какие запасы. И вроде бы печенье тоже было.

— Угощайтесь. — Я протянула овсяное печенье.

— Спасибо.

Мужчина угощение взял, но есть пока не стал. Сжал в руках чашку, сделал глоток и посмотрел на меня. И улыбка такая странная, непонятная. То ли забавляется тем, что я растеряна, не знаю, что сказать, куда деть глаза, то ли просто ничего не значащая, а я себе напридумывала.

Тишина разбавлялась только треском поленьев, которые всё же пришлись огню по вкусу. Это молчание все же тяготило меня.

— Вы очень великодушно поступили — позволили нам переждать непогоду здесь. Мы вам очень признательны и…

— И не знаете как отблагодарить меня? — перебил незнакомец.

— В общем-то, да.

— Не нужно ничего. — Опять загадочная улыбка. И он добавил: — Да и что с вас возьмешь?

Окинул взглядом наши немногочисленные пожитки.

— И всё же мне бы не хотелось остаться в должниках.

— Что поделаешь, — развел он руками.

Тишина и этот изучающий взгляд очень плохо действовали на мои нервы и координацию. Я пролила на многострадальный стол чай, уронила печенье, чуть не упала со стула, пока его поднимала, а когда подняла, стукнулась рукой об стол и вновь чуть не выронила печенье. От стыда хотелось провалиться.

— Вы не сможете просто так пересечь границу, — вдруг заметил хозяин.

— Что? Но как вы догадались?

Взгляд его был очень красноречив. Как и приподнятая бровь. Как и выражение лица в целом. И что за человек? Без слов смог донести до меня свои доводы. Или показать мою глупость, а может и наивность.

— С недавних пор у Адарии и Лаксавирии есть определенная договоренность, касающаяся пересечения границы между двумя странами. Касается она любого человека, который собрался перебраться из одного государства в другую.

— Проверяются всех? Ну там цель поездки, не преступник ли он?

— Именно. И очень странно то, что вы этого не знали.

Бросила настороженный взгляд на незнакомца и отвернулась. Не рассказывать же ему мои перипетии?

Данфер все также спокойно спал. Ему наш разговор не мешал.

Если я попытаюсь перейти границу сама, то шанс еще будет. Хотя опять же, о вовлеченности в эту историю Лаксавирии я ничего не знаю. Но может и смогут договориться между собой страны. Не думаю, что эдел Вистар забросил мои поиски. А вот с мальчиком все сложнее. Посадят меня за похищение…

— Кто он вам? — Мужчина кивнул на мальчика, будто понял мою обеспокоенность.

— Брат, — соврала я.

Незнакомец скептически поднял бровь. Ну а что, может мы и впрямь в родстве. Дальнем. Очень дальнем.

— Непохожи.

— У нас разные отцы. — А тут ни капли лжи.

Больше вопросов не было.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете.

Понятия не имела что, но авантюра продолжалась.

— Утром я уеду, наверняка, раньше вас. Дверь просто захлопните. Насчет того, что может что-то пропасть, я не переживаю. Со своей совестью вы вряд ли до такого договоритесь.

Проницательный какой.

Я не успела ничего ответить, как он ушел. Окинула еще раз комнату — и что тут можно взять-то?

Утром, когда мы встали, хозяина, действительно, уже не было. Даже не попрощался. Хотя, что там прощание, если мы даже не представились друг другу…

А плату за приют он все же взял — на столе не осталось ни одного печенья. Почему тогда не ел, когда я предлагала?

До границы оставалось пару часов пути, а я все еще не придумала, как мы сможем ее миновать.

Официальный пункт перехода границы мы объехали стороной. Никаких документов у нас с собой не было, а без них не пропустят. Да даже если бы и были…

Вдоль границы стояли столбы. Четыре с половиной фендена высотой и на расстоянии половины фенда друг от друга. На первый взгляд казалось, что между ними ничего нет. Стоят и стоят. Но стоило мне присмотреться, как оказалось, что столбы были соединены между собой силовыми линиями, миновать которые не удалось бы. Да и я была уверена, что стоило бы только начать попытку «отключения» хоть одной из линий, как тут же появились бы бдительные пограничники. Не зря же Рун меня так много гонял по основам охранок. Уяснила.

В общем, тупик.

О своих выводах я рассказала Данферу.

— Может подкоп сделаем? — с надеждой спросил он.

— Думаешь, защитники такой вариант не рассматривали?

— А если стремянку?

— С той стороны кто тебя ловить будет? Да и наивно думать, что и этот вариант не был учтен.

По обе стороны от границы лес был вырублен. Деревья густо разрастались уже в фенденах пятнадцати от разделительной линии.

— Что же нам делать?

— Нам? Да боюсь больше никаких «нам» уже не будет. Я отвезу тебя к матери, а сама… Ну, придумаю что-нибудь.

— Хорошо, — на удивление легко согласился мальчик.

И также легко ввел меня в заблуждение.

Я отвлеклась — проверяла как много провизии у нас осталось. Чем Данфер и воспользовался.

— Стой, ты куда? — крикнула я ему вслед.

Но беглец меня не слушал и бежал все быстрее.

Криками можно было привлечь ненужное внимание, хоть местность и выглядела безлюдной. Неприлично подняв юбку, я побежала за Данфером. Скорость набрал он приличную, но догнать его все же я смогла.

Прижала его к себе, хотя он и вырывался.

Мне вспомнились события одиннадцатилетней давности, когда меня также удерживали, решали мою участь за меня и моих родителей.

Я отпустила Данфера и села на траву. Меня даже слегка потряхивало: от нынешней ситуации, от нахлынувших воспоминаний.

— И правда, чего это я? Беги куда хочешь. Сам решай свою судьбу.

Я даже не смотрела на него. Но мне было слышно, что мальчик собрался уйти, но почему-то остановился.

— Ну, чего встал? Беги в свое светлое будущее! Ты же видишь людей, поэтому я могу не переживать, что с тобой, где ты, все ли у тебя в порядке. Смерть тебе пока не грозит, а все остальное можно и пережить.

— Что еще? Решил все-таки попрощаться?

— Астари, мы здесь не одни.

— День добрый, Астари, — насмешливо произнес мастер Джетмир, стоящий по другую сторону границы. Он слегка склонил голову в приветствии. — Мы вас ждали здесь несколько раньше. Хотя, теперь понятна причина вашей задержки. Вы в няньки решили податься?

На всякий случай я себя ущипнула. Мало ли, вдруг сплю? Или упала и стукнулась головой, пока бежала за мальчишкой.

— Мы — это кто? — недоверчиво спросила я.

— Астари, ну наконец-то! — воскликнул эдел Вистар, вышедший из-за спины артефактора.

Судя по всему, бывший опекун торопился — выглядел он весьма запыхавшимся.

Я была ошарашена, но еще сильнее меня удивил Данфер. Он встал передо мной, как будто заслоняя. Мальчик с опаской спросил:

— Астари, ты знаешь их? Кто они?

— Может вы потом поговорите? Надо поторопиться, — не дал мне ответить эдел Вистар.

— Этот нетерпеливый мужчина — мой бывший опекун, — пояснила я мальчику. До меня отчетливо донесся горький вздох наместника. — А второй — мастер-артефактор, чье присутствие здесь для меня непонятно.

— Все? Поговорили? Тогда прошу, — Джетмир приглашающе взмахнул одной рукой и, как будто без усилия, приподнял одну из силовых линий другой.

Вот теперь стало ясно его присутствие здесь. Небрежность жеста обманывала. Руки артефактора не сильно, но дрожали, а по виску стекла капелька пота. Улыбка, однако, не поблекла.

— Пошли. — Я быстро поднялась с травы и развернула к себе Данфера. — Ты же не передумал?

— Астари, куда ты тащишь мальчишку? Кто он вообще такой? Что это значит? — возмутился бывший опекун.

Как только мы оказались по другую сторону границы, эд Джетмир тут же отпустил нить защиты. Сделал он это так легко и аккуратно, что не сработала ни одна из сигналок на столбах.

— Потрясающая работа, — не удержалась я.

— Спасибо, — мастер сверкнул улыбкой, за которой все же не смог скрыть усталость.

Он достал платок, промокнул пот, подмигнул Данферу и обернулся к наместнику:

— Моя работа выполнена. За сим, прощаюсь. Всего доброго!

Он махнул рукой на прощание, по пути подцепил с ветки висевшую там шляпу, надел ее и скрылся за деревьями.

— Куда это он? — негромко спросила я у бывшего опекуна.

— Его там экипаж дожидается. Впрочем, нас тоже, — ответил он. — Ну что ж, поговорим тогда в пути, а то и так много времени потеряли.

Он бросил на меня злой взгляд. Несмотря на это, эдел Вистар явно был рад видеть, что я жива и здорова. Да и я тоже была рада его видеть, несмотря ни на что.

До Катомипаи было два дня. Передвижение в комфортной карете, конечно же, нельзя было сравнить с ездой верхом, как бы я ее не любила. Из столицы этой провинции мы собирались порталом отправиться в Саганион. Это сокращало путь на несколько дней.

Первые пару часов я нервно вздрагивала от каждого звука, показавшегося мне слишком громким или подозрительным. Почему-то казалось, что за нами может быть погоня. Хотя эдел Вистар и уверял, что теперь я точно в безопасности. Я неосознанно прижимала Данфера ближе к себе. Да и он сам искал у меня защиты. Все же наместник наводил на него страх.

Позже обязательно у него спрошу, каким же он видит моего бывшего опекуна.

Сначала я довольно подробно рассказала наместнику как меня похитили, точнее все то, что мне запомнилось. Поделилась тем, что со мной было в заключении. Опустила только сцену с видением. Эдел Вистар слушал внимательно, не перебивал. Лишь лицо его становилось все более хмурым.

Рассказала о нападении на поместье со странным названием Кархуколма, уже понимая, кем, вероятнее всего, и было оно организовано. Разумеется, я не забыла упомянуть Никласа. Хотя, сама так и не определилась с оценкой его действиям. Ну а потом рассказала и о Данфере.

Все это время сам мальчик сидел тихо, но было видно, что он внимательно ловил каждое мое слово. Лишь один раз выдохнул: «Ну ты и героиня!». В его взгляде промелькнуло нечто похожее на восхищение. Я горько улыбнулась.

— Начну по порядку, — сказал эдел Вистар, спустя некоторое время, после того как я завершила свой рассказ. — Но для начала…

Наместник сделал странный жест рукой и Данфер закрыл глаза, а его голова уткнулась мне в предплечье, как будто он моментально уснул.

— Что вы сделали? — возмутилась я.

— Усыпил его. Мальчик, наверняка, устал. Пускай отдохнет малец. Да и наш разговор не для посторонних.

— Он не посторонний! — Бывший опекун отмахнулся, а я продолжала: — С ним все в порядке будет? Когда он проснется?

— Как доберемся до города, где остановимся на ночлег.

Я притихла. Да уж, такого вероломства я не ожидала. Успокоило меня только то, что Данфер спокойно, без каких-либо подозрительных признаков, спал. Ему действительно отдых только на пользу — темные круги под его глазами тому доказательство.

— Раз уж ничего не мешает теперь, я начну, — произнес эдел Вистар, как только я удобнее устроила своего подопечного. — О том, что тебя похитили, я узнал позже, чем следовало. Но к тому времени поиски уже были организованы, а мне лишь оставалось ждать, чем они завершатся. Посодействовать мне особо было нечем, справлялись и без меня. Я лишь контролировал по мере своих возможностей. Компетенция-то не совсем моя была.

— Все это замечательно, — невежливо перебила я, — но может вы все-таки ответите, кто меня похитил и с какой целью?

На лице бывшего опекуна отразилась крайняя степень недоумения.

— Разве тебе ничего не сказали?

— Сами похитители — нет. Лишь то, что передал Никлас.

— Очень интересно, — протянул наместник. — А как же письмо, написанное твоей рукой?

Надо же, насколько помню из своих расплывчатых воспоминаний — письмо предназначалось отцу. А эдел Вистар в курсе.

— Я плохо помню все, что связано с этим письмом. Даже его содержание не отразилось в памяти.

— Вот как, — задумчиво произнес эдел Вистар. — Надеюсь то, что твои похитители — сообщники мятежников в Дрине, тебе известно? — Я кинула. — И то, что они собирались твоей жизнью вынудить генерала Шевала вступить в ряды повстанцев, тоже знаешь? — Еще один кивок. — Твой отец долго не отвечал — раздумывал, как поступить. Те люди решили его поторопить, поэтому прислали то самое письмо от твоего имени. В нем ты писала, что выходишь замуж за одного из мятежников и ждешь от него ребенка. Мы несколько раз проверяли письмо на подлинность — подлога не обнаружилось. Неужели правда? — вопрос уже был задан взволнованным голосом.

Вместо ответа я расхохоталась. Совсем неприлично, громко, заливисто, до слез, не боясь, что разбужу Данфера. Хотя наведенный сон не так просто и прогнать.

— Астари! Успокойся! — наместник схватил меня за плечи и слегка встряхнул.

Смех перешел в слезы быстро. Я отвернулась к окну и некрасиво шмыгала носом, вытирала слезы рукавом и прерывисто вздыхала. Какие уж тут манеры, да я никогда и не была той самой истинной эдель…

Успокоилась я не сразу, а эдел Вистар тактично молчал, лишь протянул мне платок.

— Неправда, — хрипло ответила я. — Я вообще понятия не имела, что писала. Что дальше было? Таинственное нападение — ваших рук дело? Точнее тех, в чьей это компетенции?

— Дальше… Нет, есть еще предыстория. То, что тебя везли через горы, было настолько странным, насколько и несбыточным. Так мы думали. Но похитителям удалось преодолеть нелегкую дорогу. Где они только нашли проводника? Как могли так рисковать? Но у них все получилось. Вот только Лаксавирия тоже не поверила в это. Или власти соседнего государства по какой-то причине покрывали похитивших тебя.

— Погодите. А вы откуда узнали, где и как проходил путь тех, кто увез меня?

— Догнать вашу группу наши люди не успели. Но вот Никлас смог оставить весточку, прежде чем отправился с вами.

Надо же, успел, а мне ничего не сказал…

— Так вот, Лаксавирия не позволила нам в официальном порядке организовать поиски уже на их территории. Пришлось смириться, тем более, что неопровержимых доказательств не было. Однако, другие способы никто не отменял.

— Так как же нашли?

— Нашлись добрые люди, помогли, — со странной улыбкой ответил бывший опекун.

«Шпионы что ли — добрые люди?», — подумала я.

— Вот только было ясно, что власти Лаксавирии навстречу не пойдут ни при каких условиях. Пришлось действовать неофициально. Использовать людей, которые на нас точно не выведут и не укажут.

— Не шпионы, а наемники? — удивилась я.

— Да. Через десятые руки, но договоренность была такой, что нарушить они ее не могли.

— И не выжили… — Я помнила, чем закончилось нападение на поместье. А вот выживших не помнила, кроме Никласа. За судьбу же моих тюремщиков я не переживала.

— Мы не ожидали, что отпор будет таким жестким. Твои похитители были хорошо подготовлены. И все же мы надеялись тебя вызволить. Поэтому и ожидали тебя у границы несколько раньше.

— Вы все время твердите «мы». Кто эти «мы»?

— Ты же не думаешь, что я в одиночку всем этим делом заправлял. Да я уже и говорил, что многое не в моей компетенции. А твоя безопасность для Адарии весьма важна.

— Ну да, конечно, — хмыкнула я.

Заметила такую заботу и обеспокоенность.

— Разумеется, была задействована Тайная канцелярия и Внешняя разведка. Тем более замешано соседнее государство. Даже я не во всем был осведомлён. Но я действительно переживал за тебя. — Наместник внимательно посмотрел на меня, видимо ждал реакцию. Я слушала его молча. — Супруге ничего говорить не стал. Сама понимаешь, она сейчас не в том состоянии, а такая весть могла её добить…

Бывший опекун рукавом вытер вспотевший лоб — платок достался же мне, а запасного вероятно не было. Даже эделу сейчас было не до манер…

— Раз уж с этим, хотя бы в общих чертах, выяснено, то теперь расскажи все о мальчике более подробно.

Подробностей набралось немного.

— Не думала, что он мог быть подослан мятежниками?

— Он же обычный ребёнок! О чем вы?

— Во-первых, не совсем обычный, раз ты говоришь, что он собрался обучаться в не непростой школе. — Про направленность дара Данфера я пока умолчала. — А, во-вторых, ребёнок, да. Но это все равно не может его исключать из опасных субъектов. Поэтому до выяснения всех обстоятельств, поместим его под надзор.

— Вы что, собирались посадить ребёнка в тюрьму? За что? — возмущалась я, неосознанно сильнее прижимая Данфера к себе.

— Не в тюрьму. Он просто будет находиться под присмотром. Где — я тебе не скажу. С тебя станется ещё и вызволять его оттуда.

— Неужели от любого малознакомого человека, тем более ребёнка, ждёте подвоха? — с горечью спросила я. — Меня тоже десять лет назад рассматривали в таком свете? Не переведи Рауд, вадомийская шпионка пробралась!

Я даже взмахнула рукой, которой не придерживала Данфера. Во мне кипела злость, ища выхода.

Но все же злость притуплялась усталостью. Как будто невыносимая тяжесть легла на плечи, придавливая меня. Наверно, так мной ощущалась ответственность по отношению к мальчику, которую я решила взвалить на себя.

— Не утрируй. Обычная мера предосторожности. Не хотелось бы ещё раз подставить тебя под удар.

Какой кошмар — обо мне же беспокоятся, а я ещё и упираюсь, не ценю.

— Минутку! — Я уловила мысль, которая показалась мне чудовищной, но озвучить её надо было.

А усталость не унималась. Я чувствовала: ещё чуть-чуть и силы совсем покинут меня. Незаметно от наместника больно ущипнула себя за руку — хоть на пару минут нужно было продлить ясность сознания, иначе потом не решусь. Боль отрезвляла и бодрила.

— Ещё раз? Это что же получается, похищали меня с вашего ведома?

Сказала и сама не поверила. Да ну, чушь какая. Даже рот ладонью прикрыла.

Эдел Вистар не отвечал.

Нет-нет! Ну не мог же он такое позволить!

— Вся эта история с мятежниками, заговорами, подпольными вояками, мечтающими отомстить непонятно кому, слишком затянулась. Нужно было как можно скорее с этим разобраться. Один из вариантов — позволить тебя похитить.

— И как, разобрались? Не зря позволили-то? — хрипло прошептала я, не смотря на собеседника.

Противно вдруг стало и неприятно было встретиться с ним глазами.

— Не совсем. Но подвижки есть. К сожалению, никого из причастных с территории Лаксавирии вывести не удалось. А все, кого обнаружили в Адарии, Дрина не в счёт, оказались либо посредниками, либо мало что знали. Верхушка скрывается тщательнее. Нет уверенности, что главари мятежа даже в Дрине. Может они вообще заграницей. В той же Лаксавирии. — Как будто таким объяснением бывший опекун пытался оправдаться. — Ладно, что-то я разговорился. Тебе не обязательно знать все эти подробности, — прервал свою речь наместник.

И ни слова извинений, что сделали из меня наживку. Лишь сожаления, что я оказалась непривлекательной для крупной рыбы. Видите ли только мелкие сошки на меня клюнули.

Какая же мерзость.

Захотелось выйти из экипажа тут же. И скрыться как можно дальше.

Кто ж мне позволит?

Плыть по течению не хотелось, а как бороться? Ни возможностей, ни средств, ни знаний у меня для этого нет. Раньше я была заложницей страны-победителя, теперь я ещё и заложница обстоятельств. Вот только совсем уж отказываться от борьбы хотя бы за толику свободы я не собиралась. Обязательно что-нибудь придумаю. Обязательно!

Злость придала ещё немного сил.

— Эдел Вистар, а мой отец, он осведомлён в том, что меня похитили с вашего ведома?

От шока я не знала что и сказать. Как же так…

Спросить страшно, но нужно. Когда ещё до почтовика доберусь.

— И он дал согласие на использование меня?

— Ну зачем так грубо — «использование»? Ты же понимаешь, что некоторые люди ради власти готовы на слишком многое, а тут угроза не просто миру между империй и новой провинцией, угроза многим жизням, разразись восстание… Да, с твоим похищением все прошло не так, как мы предполагали. Главное, что все закончилось хорошо. Ведь так?

Меня не спрашивали, меня убеждали.

А согласие отца… Он один раз уже отдал меня на откуп Адарии, ради безопасности Дрины, ради безопасности мамы и брата, других людей. Что ему мешало сделать это ещё раз?

Хотя, может все не так, как кажется мне, обиженной сейчас на весь мир. Как бы я поступила на месте отца?

— Я не позволю вам причинить даже незначительный вред Данферу. И жить он будет со мной! — перевела я тему к тому, что волновало меня сейчас, пожалуй, посильнее всего остального.

— Ставишь условия? — удивился эдел Вистар.

— Считаете, не имею права? — парировала я.

— Ну хорошо. Но присматривать мы за ним будем, — сдался, но не до конца, наместник.

— Без серьезных вмешательств, — гнула свою линию.

Самонадеянно, но если не попробую сейчас, потом будет бесполезно.

— Как получится.

В свой взгляд я вложила всю злость, раздражение и недоверие.

По-видимому, бывший опекун проникся. Поэтому он больше ничего не сказал. Он сидел с задумчивым видом — явно анализировал все, что услышал.

Мне же не хотелось думать обо всем этом, давать оценку чьим-то поступкам, в особенности отцовским. Подумаю об этом позже. А сейчас — я устала. Устала от бесконечного ожидания, когда все наладится, когда я смогу жить так, как хочется мне, без оглядки на чьё-то мнение, одобрение. Устала от невозможности пока что решить свои проблемы, в том числе и со здоровьем. Но что я могу? Для себя — практически ничего. Там ограничение, там невозможность. А вот для Данфера… Уж тут я постараюсь душу вытрясти из наместника, но устроить Данфера хорошо.

Я не спросила название города, в который мы прибыли, не узнала, что за гостиница, в которой решили расположиться, лишь попросила об одном:

— Поместите меня и Данфера в смежных комнатах, пожалуйста.

Препятствовать никто не стал.

Правда, мальчик так и не проснулся, поэтому нёс его один из сопровождающих.

— Эдел Вистар, вы говорили, что Данфер проснётся, когда мы прибудем в город. Он все ещё спит, — обратилась я к наместнику перед тем, как мы разошлись по номерам.

— Теперь он уже спит обычным сном, а не наведённым. Видимо, сильно он устал.

Если эдел Вистар сказал неправду, то на утро я поставлю на уши все окрестности, весь город.

Зря опасалась.

Еще до рассвета Данфер робко постучал в дверь моей комнаты. Несмотря на усталость, я спала чутко.

— Что такое? — хрипло спросонья спросила я.

— Можно я у тебя посижу?

— Не по себе?

Оно и немудрено. Проснулся в незнакомом месте, да еще и один. Как только понял, где я? Неужели и через стены видит?

Я похлопала по одеялу рядом с собой.

— Да я и тут, в кресле могу.

— Ну как хочешь, — не стала настаивать я.

Сначала неловкое молчание тяготило нас обоих. А потом, как боевой маг, опасающийся наступить в смертоносную ловушку, я медленно, шаг за шагом задавала вопросы, пытаясь разговорить мальчика. Он вначале неохотно отвечал.

— Прости, я не хотел тебя будить, но…

— Я понимаю.

И постепенно разговор потек все плавнее, оживленнее. Болтали обо все на свете. Никогда бы не подумала, что с десятилетним мальчишкой можно столь оживленно и стольких темах разговаривать.

С Эйриком я общалась нечасто. Да и большая часть наших разговоров сводилась к книгам — ведь это главное увлечение младшего сына наместника.

А вот с Данфером… о чем мы только не разговаривали. Хотя (вот парадокс!), тоже свернули на книги. Точнее — сказки. Мама нечасто баловала Данфера ими. А когда он и сам выучился читать, вроде как уже несолидно было ими увлекаться. Но, наверняка, хотелось. Я видела это в его черных глазах, которые даже в предрассветных сумерках горели интересом, хоть и скрываемом.

Меня же в детстве вдоволь накормили восхитительными сказками. Бабушка Нурра, мамина мама, низким, бархатным голосом раскрывала мне тайны зеденивских преданий. В них порой было сложно понять, где выдумка, а где реальность. Причудливо переплетались сказочное волшебство и, порой, неприглядная явь.

Про призрачного скакуна, который открывался только достойным. Где он щипал траву, там находился клад.

Про Ветер-Сотар, который налетал на поселения, не принося никакого вреда, кроме одного — похищал самую красивую девушку. Он уносил ее в свой воздушный замок и поселял в гарем, среди других красавиц. Считалось, что семья такой девушки благословлялась богами. Вот только не иссякал потом лучших воинов, которые безуспешно пытались отыскать обитель Ветра-Хулигана.

Про славного воина Бортена, которого никто не мог победить. А он влюбился в своенравную дочку главы рода Дейран — прекрасную Саору. В поединке за руку Саоры Бортен убил ее жениха, которого та любила. Отец девушки отдал ее победителю. А Саора на свадебном пиру отравила Бортена. Сама же Саора утопилась в реке. С тех пор ни один отец в Зедениве не имел права принуждать дочь к замужеству, ибо тогда новоиспеченный муж погибал еще до конца свадебного пира.

Разные сказки рассказывала бабушка…

Данфер слушал меня внимательно. А мне был приятен его неприкрытый, по-детски восторженный, как бы он не хорохорился, интерес.

Меня грело ее присутствие и то, что я хоть и так, но развлекала его, отвлекала, дарила частичку своего тепла, хотя и сама еще не отогрелась. Простое человеческое участие…

Мальчик выспался, поэтому он не просто слушал меня, а еще и задавал вопросы. Очень много вопросов. Увы, на многие я или не знала, или уже не помнила ответы. Не мало времени прошло. А в Адарии не было сборника зеденивских сказок и преданий. Да и вряд ли вообще он где-то есть. Так и передавались устно из поколения в поколение.

В середине рассказа о разбойнике Жаузе меня одолела зевота, глаза начали слипаться, я сбивалась, путалась, из-за чего Данфер меня переспрашивал. И дело было даже не в том, что я не выспалась. Клонило не в сон, накатывала не дремота, а какое-то странное состояние. Возникло ощущение, что силы как будто вытягиваются из меня. Медленно, но не прерываясь. Куда ниточкой тянулась сила, я поняла не сразу. А когда поняла, испугалась.

Срочно нужно в храм Оттара. Вот только как миновать охрану? В коридоре дежурило двое. А лишние свидетели мне ни к чему. Обмануть же наместника вряд ли удастся. Ну а даже если и сбегу, где искать жертву?

Что делать? Время идет. Можно, конечно, проверить насколько нужна эта жертва и нужна ли она вообще. Вдруг это всего лишь домыслы? Но проверять с каждой секундой хотелось все меньше. Слабость не проходила, а усиливалась. Неспешно, но неумолимо.

Прервав свой рассказ, я подошла к окну. Данферу стало любопытно, и он также, как и я, уткнулся носом в стекло. Я-то знала, что высматриваю. А он составлял мне компанию.

Второй этаж. Окна выглядывают в подобие сада у гостиницы. Как раз дерево у нашего окна. Значит спуститься смогу, наверно. И вроде никого поблизости не видно.

Я уговорила Данфера лечь в постель на мое место. Если кто-то заглянет, то видимость моего присутствия будет. А до комнаты мальчика нужно идти через мою. Не думаю, что понадобится проверять на месте ли еще и мальчик.

Только в ноги Данферу подложила подушку — все ж таки я покрупнее, а так достовернее.

Как два заговорщика. А я ребенка привлекла. Но как сейчас иначе? Я попросту не знала, да и не успевала придумать другое. Впрочем, Данфер и сам был не против. С воодушевлением подключился к моей авантюре. Только вот обманывать старших нехорошо. Чему я его учу?

Никогда не страдала боязнью высоты, а вот сейчас стало не по себе. Да и ветки выглядели ненадежными. Лишь бы выдержали.

Уцепилась за самую крепкую, правда, ободрала руку до локтя, даже рукав не спас. Впрочем, не самая страшная неприятность.

Уже стоя на земле, я стала озираться. Но куда идти дальше? Если бы наняла экипаж, думаю, довезли бы до нужного места. Вот только отплатить мне нечем.

А мое состояние ухудшалось.

Дальнейшее я плохо помнила. И как нашла крысу, идя мимо помойки. Откуда только силы нашлись оглушить ее, не говоря уже о том, чтобы поймать. И как спросила дорогу у одного из извозчиков, случайно встреченных мной. И как шла до храма. Как в тумане.

В себя я пришла только у жертвенного огня в храме Оттара. Я даже не была уверена, что не кинула крысу еще живой в огонь, убить-то ее нечем было…

Пламя горело неровными бордовыми всполохами.

Я устало привалилась спиной к стене, прям тут же, недалеко от очага. Сидела на полу, поджав под себя ноги. В голове не прояснилось, а чуда не случилось — силы не вливались в меня.

А обратно идти как-то надо.

Неизвестный мне город, неизвестно где расположена гостиница. Я окончательно заблудилась.

Добрела до скамейки в сквере на берегу реки. Ноги уже отказывались меня держать.

Может не успела? Заберет ли меня тогда Оттар? Да хоть бы и призвал к себе. Может наконец-то и полегчает. Хорошо бы…

Я закрыла глаза, облокотилась на спинку, как будто растеклась.

Казалось, что туман шел не только от воды. Хотя я его не видела, а скорее чувствовала. Туман пушистыми хлопьями кружил не только снаружи, он наполнял меня изнутри. Я погружалась в белесое нечто, утекала капельками, распадалась на росу, растворялась, распылялась по ветру. Ветер прогнал туман. Осталась только хмурая серость, которая и поглотила меня. И ничего хорошего. Только непроглядная хмарь.

Резко открыла глаза, как будто снился кошмар, а в самый страшный момент я проснулась.

Клубы белого тумана, словно дым, зависли над водой. От нее ощутимо потянуло свежестью, пробирая до костей.

Я поежилась.

«Там же Данфер один остался!», — пронеслась мысль. Как я вообще додумалась до этой авантюры? Бросила ребенка одного, в незнаком месте. Точнее уговорила остаться, подыграть мне. Ей-богу, я была не в себе!

Еще раз огляделась, куда же меня занесло. Определенно, я не помнила, как здесь оказалась. И ладно, если бы мне был известен адрес гостиницы, или хотя бы ее название. Я не потрудилась поинтересоваться. Хотя может она тут одна? Как назло, никого из прохожих видно не было. Оно и понятно — кому охота в такую рань бродить? Только таким же ненормальным, как я. А извозчики видно всех уже развезли.

Я шла по улице в надежде, что может набреду на знакомую местность. Хотя, наверно, в большей степени это напоминало бесцельное блуждание. Со стороны, по крайней мере. Но меня подстегивали переживания за Данфера. Поэтому быстрым шагом я проходила один квартал за другим. И силы откуда-то взялись.

За спиной послышались шаги. Обернулась — никого. Лишь ветер гнал по дороге бумажку.

Еще одна улица. Вновь шаги за спиной.

Я резко обернулась и чуть не столкнулась нос к к носу с мужчиной. Это оказался один из сопровождающих эдела Вистара.

— Вы видно заблудились, — невозмутимо произнес мужчина. — Я провожу вас до гостиницы.

Дошли мы в молчании. Выяснилось, что перехватил меня сопровождающий буквально в паре улиц от гостиницы. Пока мы шли, меня не покидало ощущение, что меня не довели — отконвоировали.

У входа в комнату меня перехватил наместник. Хмурый, мрачный, не выспавшийся.

— Ты сбежать хотела?

Покачала головой и совсем невежливо, чуть задев его плечом, прошла в комнату.

Данфер сидел на кровати. Он спиной опирался на подушки, укрывшись одеялом так, что виднелись только лукаво поблескивающие черные глаза.

Напротив него сидел еще один соглядатай. Только мужчина не молча присматривал за ребенком, а еще и что-то рассказывал. Данферу было любопытно, но и опасение до конца не уходило.

Как только он увидел меня, из-под одеяла выглянула уже вся мордашка. В углу рта виднелся отчетливый след шоколада. Мальчик внимательно осмотрел меня, кивнул и вновь повернулся к охраннику. Тот же, заприметив меня, быстро распрощался и ушел.

Данфер выглядел не очень довольным. Неужели из-за того, что помешала увлекательному рассказу?

— Ну наконец-то! А я уже и не знал, что соврать. Точнее недоговорить, — пробурчал Данфер.

Я присела на краешек кровати и изумленно уставилась на мальчика. Отчитывает меня, как будто он старше, умудреннее…

— Что это значит?

— Мне пришлось понапридумывать всякого. Хотя я и не совсем врал — ты же так и не сказала, куда идешь. Но ведь ради важного ты ушла? Не просто так? Я ждал, что ты вернешься раньше.

— Прости. Я тоже не думала, что так задержусь. Я, по-моему, вообще не думала… — и уже чуть тише, чтобы Данфер не услышал: — идиотка.

— Да ладно, это было забавно. Водить за нос взрослых мужчин.

О великий Рауд, я взращиваю начинающего интригана! Трижды идиотка!

И все-таки, мне захотелось обнять его. Желание настолько сильное, нестерпимое, острое. Обнять, прижать к себе, уткнуться носом в макушку, пахнущую травами, горькими и пряными: ромашкой, чабрецом. Почему ими? Даже не знаю…

А я так соскучилась по таким простым, доверительным прикосновениям, которые могут быть только от близких, дорогих, родных людей.

Данфер растерялся от моего порыва. Да и было видно, что он тоже не привык к таким немудреным, но таким необходимым детям ласкам, проявлениям нежности и заботы.

Он притих, а потом неуверенно, осторожно, словно с опаской, тоже меня обнял. И расплакался. Тихо всхлипывал и прятал свое лицо у меня на плече.

Я ничего не говорила, не произнесла ни одного успокаивающего слова. Обняла еще крепче, еще сильнее прижала и гладила по голове, перебирая по-летнему пахнущие волосы.

— Он хотел нас разлучить. Вот только ничего у него не получится. Я не позволю, — охрипшим голосом прошептала я.

Это было сказано даже не столько Данферу, сколько мне самой — чтоб не посмела нарушить обещание, произнесенное вслух. Детей обманывать и зря обнадеживать нельзя.

Часть вторая

Я думала, что Саганион просто обязан был измениться. Ничуть. Он остался таким же. Оно и понятно — я покинула его совсем недавно. Хотя, мне и казалось, что прошёл минимум год, а то и не один.

После портала Данфер притих, да я и сама впервые им воспользовалась — до этого как-то не приходилось. А лишние слова, казалось, спугнут волшебство перемещения. К тому же и ощущения были не из самых приятных, хоть наместник и попробовал утешить:

— Это с непривычки. Скоро все пройдёт.

Как будто мне позволят еще куда-нибудь отправиться…

От Управления перемещениями до резиденции наместника путь был короткий, но Данфер успел оживиться и засыпать меня кучей вопросов. Я терпеливо отвечала.

В Саганионе нам предстояло задержаться на несколько дней. Сколько точнее — сказать было нельзя. Будет зависеть от того, сколько со мной провозятся следователи, и как долго будет решаться вопрос с Данфером. Официально я все же считалась его похитительницей.

Я заходила в дом, опять же, думая, что меня будет сжигать обида, тоска, горечь. Ничего. Только когда проходили мимо музыкальной комнаты, я не выдержала и всхлипнула. Данфер крепче сжал мою руку и обеспокоенно посмотрел. Я выдавила из себя подобие улыбки.

В бывшую свою комнату заселиться не смогла. И как не настаивал бывший опекун, я попросила Эидис подготовить комнаты мне и Данферу в том крыле, где была мастерская Руна.

И пока мы располагалась, обычно молчаливая Эидис без умолку делилась новостями.

Эдель Фордис активно занялась благотворительностью. Целыми днями она теперь пропадала в больницах и приютах. Наместник злился. Зато Эйрик радовался — удушающая забота матушки ослабла. Хотя, эдель Фордис все равно неусыпно за ним следила: «Чтобы мальчик не утомился».

Диль готовилась к свадьбе. Даже не столько к торжеству, сколько к переезду к будущему мужу, ведь праздник устраиваться не будет. Только скромный, тихий обряд, хоть и в главном храме Саганиона.

Рун уехал, а вместе с ним и его сестры. Даже Иса не бросила брата. Их родовое поместье ещё не было облагорожено, но жить там вполне было можно.

Эидис принесла мне парочку моих старых платьев, которые я когда-то забыла здесь. Я выбрала один из нарядов, самый неброский, оказавшийся мне заметно свободным.

Данферу тоже нашлось пару костюмов. Новые, совсем ещё не ношеные Эйриком — с его больной ногой такие носить неудобно.

Мысленно занесла в список: купить побольше самой лучшей одежды мальчику. Мальчишки же активно протирают, рвут штаны, рукава на куртках. Пока мы добирались до Саганиона, этот список ощутимо рос.

Мне не хотелось бросать Данфера одного, а сам он не желал пока выходить на общий ужин. Столько всего неизвестного, неведомого, нового, а потому пугающего. Непривычная ему обстановка.

Поэтому ели мы в моей комнате.

Надеюсь, Ровенийские не обиделись, что я не пришла на ужин. А даже если и иначе, то что?

Данфер быстро уснул утомленный событиями дня и долгой дорогой.

Ко мне же сон не шёл.

В музыкальной комнате было видно, что сюда давно никто не заходил, разве только что слуги порядок наводили — пыли не было. А вот инструменты стояли как будто неприкаянные, брошенные.

Флейта моя лежала на том же месте, где я её и оставила при последнем посещении комнаты. Как давно это было… Когда я уезжала, то и в мыслях не было забирать её с собой. Не до того как-то было. Играть получается только тогда, когда душа хочет, требует. Иначе это просто извлечение наборов звуков из инструмента, бездушно, механически.

И вот сейчас нестерпимо захотелось вспомнить давно забытые ощущения, когда от дыхания образуются звуки, струятся, летят, завораживают слушателей и играющего.

В саду было уже свежо, но холода я особо не чувствовала. С ногами забралась на крышку старого колодца и достала флейту. Бережно, как сокровище.

Первые звуки получились рваные, прерывистые. Мне не сразу поддалось отчасти подзабытое умение. Я как будто искала нужную мелодию, подбирала её, перебирала, чтобы найти то звучание, которое не просто льётся, а доставляет удовольствие, которое может смыть гарь воспоминаний и обид. Все ж таки призраки прошлого хоть и отступили, но не так уж и далеко.

На обратном пути меня уже дожидалась эдель Фордис. Она сидела на скамеечке у пианино, на котором, со времен короткого им увлечения Диль, никто не играл.

— Здравствуй, Астари.

При виде меня она поднялась. А голос у неё тихий, приглушённый, уставший, даже как будто чуть осипший.

Эдель Фордис сделала ещё один шаг мне навстречу, вскинула руки в порыве меня обнять, но не обняла. Её остановил мой колючий взгляд.

Вот только в её глазах промелькнула такая горесть, что я не выдержала и сама обняла.

— Астари, девочка моя, — всхлипнула эдель Фордис.

Она пригладила мне волосы, провела рукой по щеке, плечу, другой рукой удерживая мою ладонь. Я еле совладала с порывом отдернуть руку.

— Как же ты похудела… — вздохнула женщина.

А у меня, всмотревшись в её лицо, промелькнула мысль: «Как же вы постарели». Но такое говорить эдель нельзя.

За эти несколько месяцев чистая, гладкая кожа лица эдель Фордис покрылась ещё не особо заметными, но уже обозначившимися морщинами. Но даже не это выдавало изменения. Взгляд, чуть померкнувший, как будто выцвел, утратил былую яркость.

— У тебя что-то случилось? — спросила она обеспокоено.

Я покачала головой.

— Ты так редко мне писала, а на последние письма вообще не ответила. У тебя точно все в порядке?

И она, и я знали — я сейчас совру. Ну какой может быть порядок, если я стою перед ней в старом, висящем мешком на мне платье, а на щеках только-только высохли слезы?

— К сожалению, я была в отъезде, а почтовик с собой не брала, — я почти не соврала.

— Так не стоило поступать, — упрекнула меня эдель Фордис, — я же волновалась. Да и родители твои, наверняка, тоже.

Чтобы не сказать лишнего, я попросту промолчала.

— Ты здесь по каким-то делам, а иначе бы не приехала, да?

— Так получилось.

— Все верно, ты уже взрослая, живешь своей жизнью. Зачем тебе люди, вырастившие тебя.

— Ну зачем вы так?

Мне стало обидно от упрёка.

Хотя, с другой стороны, я бросила матушку Фордис в самый тяжелый для неё момент. Не смогла с ней разделить горе, может быть чем-то облегчить страдания, горечь потери. Но иначе я не могла, не выдержала бы здесь больше. Предел есть у всего.

Частично я это озвучила.

— Все так. Ты права. На тебя столько всего навалилось. А ты, девочка моя, так и не видела ещё толком счастья. — Она сжала мои руки и пристально заглянула в глаза. — И если ты не будешь всех нас видеть, но от этого станешь хоть чуточку счастливее, то я готова принять такое твоё решение.

От неожиданности и изумления я даже не стала выдергивать руки из крепкого хвата хрупкой эдель.

— Я не могу с вами, но и совсем без вас… Это неправильно. — Я покачала головой. — Не часто, но я буду вас навещать.

Слова дались мне с трудом, и я не особо была уверена в разумности такого решения. Меня проняла настолько глубокая скорбь в глазах матушки Фордис, что даже ком в горле возник, и другой ответ произнести не получилось.

К завтраку мы с Данфером все же вышли. Во время приветствия и знакомства он крепко держал меня за руку, как будто боялся, что я оставлю его одного среди этих незнакомых, хоть и представленных, людей. Хотя, думаю, он видел в них намного больше, чем я.

За столом было непривычно малолюдно. Только наместник, его супруга и Диль. Эйрик спускаться не стал. И я подозревала — не потому, что ему было тяжело, скорее всего стеснялся своего увечья.

Данфера эдел Вистар представил как моего подопечного, над которым я в скором времени возьму опеку.

Все с удивлением посмотрели на меня, а я на наместника. Неужели ему удастся это провернуть? Я хоть и рассчитывала на подобное, но вот уверенности совсем не было.

— Астари, ты же сама только вышла из подопекунского возраста, — громким шёпотом, но так, что слова были слышны всем, произнесла Диль.

— И что? — хмуро спросила я.

— Не сильно ли ты молода для такой ответственности?

— Нет, — твердо ответила я.

— Неужто папенька позволит тебе?

— Диль! — наместник не сильно повысил голос, но девушка замолчала.

Блондинка хитро мне улыбнулась, подмигнула и приступила с уже постным выражением лица к завтраку.

А Данфер смотрел на нее такими глазами… Как Эйрик смотрел обычно на книгу, которая оказывалась самой интересной из всех, что он читал до этого. Как Сивина смотрела на самый прекрасный цветок в саду. Ну и так далее. В общем, как на неожиданное увиденное чудо, сокровище.

Красавица перехватила взгляд мальчика и вопросительно изогнула бровь. Данфер смутился и быстро перевел свое внимание на еду в тарелке.

— Ну, рассказывай, чем понравилась? — не выдержав, спросила я, как только мы вернулись к себе.

Данфер не захотел осмотреть дом и сад.

— Кто? — Полные недоумения глаза.

Я хмыкнула.

— Дильмари.

— И вовсе она мне не понравилась.

Увы, также как Диль, я бровь изогнуть не могла, поэтому обошлась словами.

— Не верю.

— Да я же говорю — не понравилась. — А краска смущения уже выступала даже на ушах. — Она просто… такая!

— Ух… ну не знаю. Необычная. Представь себе огонек, заключенный в лед.

— Разве такое возможно?

— А разве так сложно просто представить?

Данфер даже глаза закатил.

— Знаешь, ты наверно видишь все же не ауры, а что-то другое… — задумчиво заключила я.

И моих скудных знаний хватило, чтобы понять — ауры, это нечто другое. Возможно, более многогранное и многоцветное. А Данфер использует лишь такие определения: тепло, холод, огонь, лед. И цвета только с ними связанные. Самим нам в этом точно не разобраться.

— Надеюсь, скоро узнаем и со всем разберемся.

Меня вызвали в Управление внутренней стражи. Бросать Данфера одного не хотелось, да и не то, чтобы одного — просто без меня.

— Не переживай, я присмотрю за ним, — заверила меня Диль. — Найдем, чем заняться. Баловаться не будем.

Не переживать я не могла, но была уверена — эти двое найдут общий язык. Ну и может Эйрик наконец-то выберется из своего убежища.

— Ты знаешь куда я иду?

— Догадываюсь. Везет мне оказываться в неудачное время в ненужном месте и слышать то, что мне не предназначается.

Диль ничуть не изменилась.

До Управления сопровождал меня, разумеется, бывший опекун.

Все тот же эд Фритьеф ожидал меня в кабинете.

— Доброго дня, несравненная эдель Астари. — Он кивнул мне, приглашая присесть. — Вас похищают с завидной регулярностью.

Радушие и улыбка его не казались напускными, но не особо вязались со словами.

— Как уж вышло, — буркнула я, не разделяя странного и неуместного восторга.

— Что же в вас такого, что настолько привлекает похитителей? Ведь у всех были разные причины.

Он даже голову склонил к плечу и чуть прищурил глаза, будто прикидывал, что и впрямь такого во мне?

— А то вы не знаете.

— Вдруг вы что-то новое поведаете?

— Не думаю. Стечение обстоятельств, родственные связи. Мои собственные качества тут не причем. Не могла же я их заинтересовать как личность?

— Кто знает…

На этом благодушие следователя закончилось. Уже вполне сухим, строгим голосом он начал засыпать меня вопросами.

В некоторые моменты мне приходилось нелегко — не все ситуации я могла поведать. Например, видение или… прощание с Никласом.

Порой казалось, что следователь понимает — я что-то не договариваю. Он намеренно переспрашивал по несколько раз одно и тоже, сыпал вопросами, иногда, предположениями, временами очень странными предположениями.

Я сбивалась, эд Фритьеф хмурился, но на лжи подловить меня не смог.

Мне было боязно спрашивать, но я не сдержалась — поинтересовалась судьбой Никласа.

— Утром, после попытки вызволить вас из поместья, туда прибыл еще один наш отряд, так как никто из предыдущего не вернулся. Никого из живых на территории обнаружить не удалось.

Я вздохнула слишком громко. Следователь внимательно посмотрел мне в глаза. Он явно ловил все мои эмоции и реакции.

— Эдел Никлас обнаружен также не был.

— Но как так? — Я, конечно, была рада, что его не было среди погибших, но не понимала, как это произошло. Точнее делала вид, что совсем-совсем не понимала. Догадка же одна была, вернее надежда. — Он же самостоятельно передвигаться не мог…

— Никаких следов и зацепок, указывающих кто и куда мог увезти вашего знакомого, не было найдено.

Неужели тот старик действительно сдержал слово? Оставалось только гадать. Сдержать вздох облегчения мне удалось, хотя под проницательным взглядом эда Фритьефа это было тяжело.

Мои сомнения следователь тут же уловил и принялся с особым усердием заваливать новыми или перефразированными старыми вопросами.

Прошлая наша беседа, по сравнению с нынешней, была милой дружеской болтовней.

— Знаете, Астари, вы удивительная девушка, — когда у следователя, наконец, закончились вопросы, вдруг произнес он.

Я удивленно приподняла брови.

— Да-да. Несмотря на все перипетии жизни, вы все равно…

— Не опустила руки, не поддалась унынию и вообще, странно, что до сих пор живу? — совсем не как эдель, перебила я. Страх ушел, остались лишь усталость и раздражение.

— Не совсем так, но вроде того, — хмыкнул эд Фритьеф. — М-да, наглость молодости… Можете идти, эдель Астари.

Еще мое отличие от «истинной» эдель — совсем не умею принимать комплименты. Правда, они были несколько обидными что ли…

Не знаю, каким бы увидел Фритьефа Данфер, но мне думалось, что следователь представлял из себя закрученную спираль, где витки чередовались из огня и льда, и только он сам выбирал, какой виток преобладает в нужный момент.

— Как-то подозрительно легко все прошло. Не ожидал, — протянул наместник.

В этот раз в кабинете следователя он со мной не сидел. Оставив меня, он уехал по делам. Как оказалось, решал вопрос с Данфером. О нем мы теперь и разговаривали, когда вернулись домой.

— Это же хорошо, — я не столько утверждала, сколько спрашивала.

— Пожалуй. Дело обстоит так. — Настроение у бывшего опекуна было явно хорошее. Мало того, что улыбался весьма довольно, он еще и закинул руки за голову и откинулся на спинку кресла, приняв расслабленное положение. Все эти действия подчеркивали постоянные его утверждения, как будто он решил постоянно мне об этом напоминать, что я не чужая, а своя. — Мать Данфера не отказывалась от подданства Адарии. Возможно, рассчитывала когда-нибудь вернуться. Соответственно, она не могла принять подданства Лаксавирии. В связи с этим, Данфер — подданный Адарии. Именно это обстоятельство и облегчило нам задачу. Через несколько дней от Мирвари Икстли придут все необходимые документы, где она подтвердит право передачи опеки над Данфером тебе. Усыновить его ты не сможешь, он же не сирота. А совсем уж отказываться от сына Мирвари не стала.

— И его мать так просто согласилась? — выдохнула я.

В отличие от наместника, я сидела в напряженной позе, даже спина затекла, а руки нервно сжимали юбку.

— Не просто. Однако, были приведены такие доводы, что не согласиться она не могла. В Адарии мальчику ведь будут обеспечены все условия, чтобы он мог получить достойное образование, воспитание. Так ведь?

Мне ничего не оставалось, кроме как кивнуть.

— Астари, ты действительно уверена, что потянешь такую ответственность? Диль отчасти права — ты ведь так молода…

— Потяну, не сомневайтесь, — уверила я его. — Эдел Вистар, а почему вы нам так рьяно помогаете?

— Ты близкий нам человек. Да и почему я не должен помогать, если могу? — Видимо мой взгляд выражал неприкрытый скепсис, так как наместник запнулся, но продолжил: — Можешь считать это еще и компенсацией.

Во рту у меня стало горько.

Бывший опекун добавил:

— К тому же после войны магов в Адарии поуменьшилось, поэтому к каждому одаренному ребенку теперь пристальное внимание. С этим и связано решение сделать школы для них бесплатными.

«Что не помешало все также неохотно воспринимать одаренных женского пола», — заметила я про себя.

— И после этого вы оставите нас в покое? — Я сама не верила в это, но попытаться стоило.

— Астари, — с укором произнес эдел Вистар. — Я очень надеюсь, что ты не будешь больше пропадать (во всех смыслах этого слова) и будешь сама, вместе с Данфером, конечно, нас навещать.

Не ответил на вопрос, да еще и укор сумел выразить. Политик.

Вот интересно, наместник указал на то, чтобы приезжали, а по какой причине? Действительно хочет меня видеть, как бывшую воспитанницу и не чужого человека, или потому, что так проще меня контролировать?

И тут пришла внезапная догадка. Наверняка, такое скорое содействие в решении проблемы с Данфером было еще и потому, что теперь, когда я отвечаю еще и за мальчика, то точно никуда не сбегу и не пропаду по собственной воле. Да и вообще, к своей безопасности буду относится строже.

Горечь пришлось запить водой.

— Компенсация, говорите… А могу я попросить об еще одной?

Наместник благосклонно кивнул.

— Вы можете попросить, — я выделила это слово, — мастера Джетмира, чтобы он взял меня в ученики?

Бывший опекун нахмурился, разом сбросив все благодушие. Он одарил меня уже не особо добрым взглядом вкупе с каплей изумления.

— Вот не дает тебе покоя магия. Зачем тебе это?

Я не отвечала. Он не поймет меня — мужчина, всегда имевший свободный доступ к своему дару, получивший отличное магическое образование.

— Видишь ли в чем дело… эд Джетмир не простой человек. Он талантливый мастер-артефактор, добившийся немалых успехов на своем поприще и благодаря этому он обладает и некоторыми привилегиями. М-м-м… на него сложно давить…

— Я прошу всего лишь о просьбе! — заметила я, возмущаясь.

— Просьба такова, что просто так согласия не добиться. Думаешь почему он согласился помочь нам на границе? Деньги, какие-то уступки, привилегии? У него всего этого и без того хватает. Обычный интерес. Проверка своих возможностей. Ему было интересно, нет, даже важно узнать, сможет ли он справиться. Смог.

— Думаете, я его не заинтересую… — заключила я.

— Скорее всего нет. Прости, но твои данные слишком скудны, чтобы работать с мастером. Поэтому просить смысла нет, а воздействовать на него не получится.

— За ним кто-то стоит, кто выше вас? — догадалась я.

— Молодец, догадалась. Зачем тебе этот мастер? Может попробуешь поступить в Университет?

— Я подумаю.

— Если что, обращайся. Котелок пройти помочь не смогу, но с остальным — пожалуйста.

Вот из-за котелка я и не могла туда даже пробовать поступать. Вдруг направит на провидческий? Тогда все, конец спокойной жизни. Хотя, какая там спокойная… Но зачем усугублять?

— А может попробовать найти другого учителя, если так хочешь заниматься? Что ты в этого уцепилась?

— Других в Геделриме я не знаю. Да и этот самый лучший, вы же знаете.

Вот только какой в этом толк? Силы у меня мало, мастерства нет и не факт, что появится. Но я хочу ещё раз попробовать.

В этот раз ни одного осуждающего взгляда не было, когда я пришла на кладбище с белыми розами. А вот эдель Фордис и Диль не стали отходить от традиций.

В гранитной вазе у надгробия уже стояли те же белые розы.

— Каждую неделю приносят, — сказала Диль, кивнув на них.

От кого были цветы, я могла бы понять, только взглянув на блондинку. Её руки чуть дрожали, когда она ставила свои цветы в вазу, предварительно заменив в ней воду. С каким-то благоговением Диль прикасалась к белым бутонам. В этот момент глаза её также угасали, как и у матери.

Ровенийские тактично отошли в сторону, оставив меня наедине с подругой.

— Здравствуй, родная.

Я провела рукой по шершавому и холодному камню надгробия. Четкие выгравированные буквы скупо передавали всю ту горечь потери родных. «Мы всегда будем тебя помнить.» Разве можно забыть?..

Шёпотом я разговаривала с ней. Как будто она и впрямь рядом. Поделилась с ней рассказом о последних событиях. Увы, радостного было мало. Но я, казалось, что слышу, будто наяву: «Ты справишься. А я буду рядом. Просто помни обо мне.»

— Мне очень тебя не хватает.

Ветер растрепал мои волосы.

Возвращались мы в тягостном молчании.

Вечером после ужина Диль позвала меня на террасу. Бросать одного Данфера было уже не столь боязно — он не скучал. Ещё днём Эйрик все-таки решился спуститься и поприветствовать нас. Оба мальчика сумели найти общий язык.

— Держи, — Диль протянула конверт.

Внутри оказалось приглашение на свадьбу.

— Там же будут только самые близкие.

— Я хочу, чтобы ты тоже присутствовала.

Я с сомнением посмотрела на неё.

— Рини нет, не бросай и ты меня.

И я сдалась.

Хотелось спросить, будет ли и Рун там, но догадывалась — приглашение он получил, но вот согласился вряд ли. Может оно и к лучшему.

Перед отъездом в Геделрим эдел Вистар вызвал меня на ещё один разговор.

— Когда ты была одна, то ещё могла себе позволить не пользоваться услугами прислуги. Но теперь, когда с тобой этот мальчик, такое поведение попросту неприемлемо. Вот список женщин, которые могут стать твоими помощницами по дому. Их подобрала одна знакомая моей супруги из Геделрима. Все они имеют хорошие рекомендации и большой опыт. А насчёт оплаты можешь не беспокоится — я обо всем позабочусь.

Мне казалось, что от возмущения даже мои кудряшки стали топорщиться сильнее. Я нервно их пригладила.

— Эдел Вистар, если вы настаиваете, чтобы я завела прислугу, то я сделаю это, — процедила я, ничуть не успокоившись. Хотя и понимала, что одно дело обслуживать только себя, а другое — ещё и мальчишку. — Но выберу я её сама. И жалованье вполне могу обеспечить.

— Поэтому для тебя и был подготовлен целый список.

— Я же сказала — сама, — тихо, но твёрдо возразила я.

Бывший опекун прищурил недобро глаза, но кивнул.

— Учти, на благонадежность выбранных тобой кандидатур, все равно будут проверять.

А дальнейший наш разговор напоминал спор на рынке: кто выторгует большую выгоду. Я — за свободу, наместник — за контроль.

— Я больше не заложница!

— Пойми же ты, упрямый ребёнок, безопаснее от этого твоя жизнь не стала. А на тебе теперь ещё и мальчик. О нем-то ты думаешь?

Результатом наших переговоров стало то, что охрана у меня все равно будет. Не то, чтобы пристальная и тотальная, но более тщательная, чем ранее. Но в дом свой я соглядатаев пустить отказалась.

Ну и как минимум раз в две недели наместник будет ждать письмо от меня самой.

— Это просьба. Мы с эдель Фордис очень надеемся, что ты к ней прислушаешься.

Я вытребовала у наместника еще и обещание, что Данфера точно трогать не будут. «Спасибо, что помогли с ним, но дальше я сама.» Гарантий никаких не было, надавить я не могла, осталось только честное слово. А есть ли оно, это слово у политиков?

Дом. Короткое слово, но вмещает так много.

То место, куда я сбежала ото всех, но где поняла — одиночество не выход. То место, куда мне хотелось возвращаться. Место, которое обязательно станет моим ДОМОМ, пристанищем. Я не могла знать этого наверняка, но очень надеялась и хотела этого.

Теперь же, я как будто смотрела на него в первый раз. Или раньше не обращала внимание особо? Двухэтажный, с покатой черепичной крышей и тёплыми стенами цвета охры. Милый и уже почти родной.

— Нравится? — спросила я у Данфера.

Мы подъехали к дому и теперь стояли на лужайке перед ним. Мне безумно хотелось, чтобы и для подопечного моё пристанище стало родным домом.

Мальчик рассматривал строение с любопытством, но все же несколько настороженно.

— На втором этаже есть две свободные комнаты. Твоя — любая из них на выбор.

Разумеется, Данфер выбрал ближайшую ко мне спальню. Разбаловала я мальчишку — он отказывался засыпать без зеденивской сказки на ночь. Как будто нагонял то, чего был лишён ранее. И отказывать я ему не могла. Хотя в остальном Данфер и пытался показать, что он уже не маленький. В этом мы были очень похожи.

Дня три мы обустраивались, приводили дом в порядок, так как за полутора месячное отсутствие пыли скопилось не мало. И откуда только набралась? К уборке я беззастенчиво привлекла и Данфера. Честный труд — дело благородное. К тому же потом, зная сколько усилий требует порядок, будет аккуратнее. Хотя, у Данфера и без того с аккуратностью было все в порядке. Породой даже чересчур.

А вот дар Даника, как я стала его называть ласково, очень нам пригодился, когда мы выбирали помощницу по дому.

Я отказалась от помощи наместника в этом вопросе, поэтому пришлось сначала поразмыслить, где же нам искать помощницу. Хотела поинтересоваться у соседей и тут поняла: за то время, что я пробыла в Геделриме, я даже не удосужилась с ними познакомиться. Пришлось срочно исправлять недоразумение.

Я, опять же, поступала совсем не как эдель. Нужно было организовать дома званный ужин, пригласить гостей или познакомиться через знакомых. Но ни то, ни другое меня не устраивало. Званный ужин я бы сама не потянула — готовила не настолько хорошо, да и не пристало это эдель. А знакомых у меня в этом городе крайне мало. Сказывалась прежде всего моя замкнутость и нежелание кого бы то ни было подпускать к себе. Теперь же хотелось наверстать все.

В результате я напекла черничных пирогов, которые стали у меня получаться значительно лучше, потому как не пригорали и оказались вполне съедобными и вроде бы вкусными. В чем убедился сначала Даник, получивший пару подзатыльников, когда пытался умыкнуть лишние кусочки, хотя до этого вполне наелся.

Итог: сосед слева оказался отставным военным. Правда, об этом мы узнали не от него и значительно позже. Он открыл дверь нам сам, окинул хмурым взглядом, буркнул что-то вроде приветствия, выслушал моё и забрал пирог, захлопнув перед нашими носами дверь. Приятный тип. Мы с Даником переглянулись, похихикали и пошли искать счастья у соседей справа.

Дом у них был раза в три больше нашего. Дверь нам открыл не дворецкий, ни кто-то другой из прислуги, ни даже хозяева (если только будущий). Дверь открыла прелестная девочка лет пяти, которая вместо приветствия улыбнулась нам щербатой улыбкой — не хватало передних зубов.

— А деда с бабой в саду, — заявило нам это чудо.

И даже любезно проводило в сад.

Я насчитала около десяти детей разных возрастов, снующих по внушительному саду, больше напоминавшему парк. А во главе всей этой неугомонной братии были «деда и баба». Они-то, узнав кто мы есть, тут же пригласила нас на свои посиделки. Хотя сидящих там замечено не было.

Нас как-то быстро втянули в разговор, точнее меня, а Даника в игры.

А ещё всем по душе пришёлся мой пирог. Да так, что пришлось идти за добавкой, благо я наготовила с запасом.

Не отпускали нас до самого вечера. Хотя и самим уходить не хотелось. Уж больно атмосфера была тёплой.

Представились мы сердобольному семейству как брат с сестрой, которые временно оказались без присмотра родителей. Те, якобы, уехали по делам. Честно говоря, я была уверена, что соседи мне не поверили, но почему-то приняли такие мои объяснения… Мое же появление здесь ещё раньше я объяснила тем, что заранее готовила дом к приезду брата, хотя и не особо в этом преуспела. К тому же так и не смогла найти подходящую помощницу по дому.

Суетливая женщина (старушкой как-то язык не поворачивался её назвать) с неугомонной и неунывающей деятельной жилкой решила нас взять под своё крыло.

Когда мы с Даником уже шли домой, я не удержалась и спросила:

— А какие они?

— Тёплые такие. Приятные, — протянул мой подопечный. — А эда Элодия… Она так вообще искристая!

— Это как?

— Не знаю как объяснить. — От досады он потёр лоб.

— Ладно, не переживай. Вот пойдёшь в школу через месяц и там тебе объяснят, научат. Все обязательно поймёшь.

— Надеюсь, — вздохнул Даник.

— Не сомневайся.

Эда Элодия подсуетилась и через пару дней организовала нам список наилучших кандидаток на должность помощницы по дому. Беспокоить и дальше женщину не хотелось, но она сама вызвалась, да ещё и весьма рьяно, хоть и не назойливо. Казалось, что ей действительно было приятно нам помочь.

— Не посоветую я тебе плохого, — соседка похлопала меня по руке, затянутой в перчатку, поэтому я не дернулась. — Позволь старой женщине просто помочь деткам, оставшимся одним. И как вас только родители смогли оставить?

Спустя еще несколько дней у нас на пороге появились соискательницы. Эда Элодия также вызвалась присутствовать при «собеседовании». Она не была бесцеремонной, она была… ну как квочка, которая беспокоилась о своем выводке. И почему-то нас она быстро приняла за «своих».

— Еще задурят вам головы. Хоть и старалась подобрать не абы кого, но мало ли…

В этой ее молниеносной заботе не было навязчивости. Не было чувства, как будто душат и лишают выбора, как я ощущала от эдела Вистара. Была искренняя забота о «цыплятках», оказавшихся без присмотра. И при ней у меня не была желания хорохорится: «я сама справлюсь, я сама все знаю». Ее теплота и внимание были обескураживающими. От такой заботы у меня комок в горле порой возникал.

Совместными усилиями мы выбрали помощницу — женщину по имени Банафрит. Чем-то она мне напомнила и нашу неожиданную покровительницу: бойкая, активная, в чем-то даже шебутная, но какая-то… душевная, что ли. Наверно, та, которая была нужна нашему тихому болотцу.

Разумеется, я не преминула поинтересоваться у Даника:

— Какая она?

— Искрит, — рассмеялся он.

И даже чуть прищурился, как будто грелся в ее искрах или лучах, как будто даже слепило сияние.

Я теперь частенько спрашивала у Данфера о том или ином человеке: какой он? Было интересно соотнести наши мнения. Иногда любопытство возникало даже о первых встречных. Меня поражало многообразие оценок и описаний. Все в чем-то разные, в чем-то схожие. Кто-то ярко горел, кто-то был слишком тусклым, чтобы быть интересным. Я и сама иногда пыталась угадывать. Но ответ совпадал в одном случае из десяти.

Следующая неделя прошла… как феерия! Банафрит ураганом пронеслась по дому. Чистотой блестели даже самые укромные уголки, куда я и не догадалась бы заглянуть. А уж готовила наша домоправительница как!

Эта женщина уже не тянула на просто помощницу по дому. Мне даже иногда казалось, что она — настоящая владетельница нашей обители. Наше скромное хозяйство она взяла крепко в свои не слабые руки. В общем-то, оно и к лучшему, потому как я стала забывать о своем титуле, хоть и не произносила его больше нигде.

И все же нам удалось найти ту грань, которая не возвышает наемного рабочего, но и не принижает его перед нанимателем. Не то, чтобы дружеские, или сродни родственным отношениям, но что-то вроде того.

Постепенно жилище приобретало не только чистоту, но и уют. Необходимые вещи, а также бытовые мелочи, безделушки превращали его в уютное гнездышко. Учитывая теперь уже двух наседок — определение было наиболее точным.

Я не могла нарадоваться, а иногда даже поверить, что все действительно налаживается. Но уже не казалось странным, что люди, которых я знала так мало, стали такими близкими.

Данфер… Поначалу испуганный зверек, оказавшийся в незнакомом месте, обстановке, он долго привыкал, обживался. Не всегда с охотой участвовал в наших общих начинаниях, но втянулся.

Его комнату три ненормальных женщины хотели обставить по своему вкусу, учитывая, что он у каждой разный, но тут маленький мужчина проявил твердость характера, разве только что кулаком по столу не стукнул. «Я сам выберу.»

Мы даже умилились, но скрыли улыбки от сурового Даника.

В результате комната Данфера, по моему мнению, выглядела несколько аскетичной, строгой, но действительно мужской. Я не возражала — пусть сам свободно выбирает, как ему удобнее, потому как на уговоры Банафрит повесить хотя бы «веселенькие» занавесочки, Даник ответил категорическим отказом. Если его все устраивает — значит так тому и быть.

Эда Элодия и Банафрит… Две женщины, непохожие происхождением, положением, но так схожи по характеру. Я, как и Даник, отогревалась в их присутствии. Их деятельные натуры заражали такой же активностью, что порой и мне сложно было усидеть на месте.

Пока эту брызжущую энергию удавалось направить только на обустройство дома.

Соседка практически каждый вечер звала нас на свои семейные ужины. Было приятно становиться хоть немного сопричастными к этому большому, дружному семейству. Пусть и в качестве гостей, но явно желанных. Ну а Данферу шло только на пользу общение со сверстниками. Внуки четы Рекур могли разговорить даже самых застенчивых — все в бабушку.

Хотя изредка и хотелось отдохнуть от шумной компании. Тогда мы с Даником устраивались в его спальне, где, несмотря на скромность обстановки, было приятно находится, и я вновь вспоминала так полюбившиеся Данферу зеденивские сказания.

Обе женщины часто сетовали, что я жутко худая. К тому же с Банафрит мы много времени вместе проводили на кухне — мне хотелось освоить еще немало блюд. Помощница в такие моменты, и это еще помимо обедов, пыталась напичкать меня лишним (хотя, по его ее мнению отнюдь не лишним) кусочком чего-нибудь вкусного.

Я помнила, как уезжая от Ровенийских и эдель Фордис заметила мою худобу в очередной раз и добавила:

— А знаешь, тебе идет. Осталось только убавить грусти в твоих необыкновенных глазах.

Тогда-то мне было все равно, как я выгляжу.

А сейчас, когда немного схлынули тяготы, когда мысли занимали не только нерадостные события, я как будто заново себя разглядывала в зеркале. Настолько давно не обращала внимания на собственную внешность. Я и впрямь будто бы увидела другого человека. Сильнее выдавались скулы, глаза казались больше, придавая моей внешности большую экзотичность, нездешность. Ну а губы, за которые Диль когда-то обзывала жабой… Рот был все также широковат, а губы не в меру пухлыми. Кто ж его ушьет? Но вкупе с остальными чертами, все выглядело органично.

Повертелась, разглядывая фигуру. И не так уж и худа. Можно было бы желать и побольше объемы в районе женских прелестей, но поправься я — вряд ли там что особо прибавится. Не для кого желать выглядеть лучше, чем я есть. А если и найдется… Не буду думать о плохом.

Вот только есть продолжила все так же понемногу, несмотря на трепетную любовь к сдобе и сладостям.

По приезде в Геделрим я так и не открывала почтовик. Было боязно читать письма от родителей. Вдруг напишут то, что пропасть между нами сделает только глубже, непреодолимей?

Малодушно, трусливо, я откладывала чтение писем на потом. Может было слишком кощунственным купаться пусть в не так давно обретенном счастье с чужими по крови людьми, в то время как я не знала, что там с родными.

Даже когда уже наконец достала письма с ящика, долго не могла решиться прочесть.

«Я категорически была против этой затеи. Не одобряла, ругалась, молила, призывала. Но кто послушает женщину, когда власть у мужчин? Вся беда мужчин в том, что они мыслят слишком широко. Что им за дело до мыслей и чаяний слабых женщин, детей, когда они решают судьбы всех их вместе взятых? Как, как я должна была понять и принять, что твоя жизнь менее ценна, чем чьи-то другие? Чудовищный выбор, но я сделала его не раздумывая: ты дороже тысячи неизвестных мне людей. Да даже пусть и известных. Доводы разума, рассудка? Чушь. Материнское сердце — больше я ничего слушать не хочу.»

В этом месте слова были не особо разборчивыми, как будто чернила плохо проявились. Что странно, так как кристалл почтовика был еще достаточно заряжен. А это значит, на оригинале письма были слезы…

Всхлипнула и утерла свои.

«Я ненавижу политику, ненавижу всех этих чудовищ, что развязали войну.

Прости меня, дочь, что я всего лишь слабая женщина, которая не может пойти по головам, чтобы прекратить эту несправедливость. Как же я хочу тебя увидеть…»

Мамины письма… Сумбурные, сбивчивые, полные любви, отчаяния, надежды…

Мама писала так много о ненависти к властям и всем тем, кто развязал войну, что я начинала опасаться, как бы она не начала ненавидеть отца. Он-то не остановил войну, хотя, наверняка, мог.

Сам отец написал всего лишь одну строчку: «Прости и пойми».

Я отказывалась понимать не любовь к своей семье, которую заменяла ответственность за всю страну. Эгоистично, неправильно это было. Но не понимала.

Я не знала, будут ли у меня свои дети, потому как пока что ни на шаг не приблизилась к этому. Одно я знала точно — ради своих близких, того же Данфера, я наплюю на все государства вместе взятые.

Несколько дней я ходила погруженной в свои мысли, рассеянной и задумчивой. Пугала близких. Пока эда Элодия не решила взбодрить меня и повезла всю нашу компанию в крупнейшую оранжерею Геделрима.

А там, совершенно случайно, нам встретилась Сивина.

Никогда не питала слабости к цветам и прочей растительности. Растёт, цветёт, благоухает. Кому-то нравится, а мне было все равно. Мне нравилось лишь делать их из проволоки и бисера. От чего-то искусственная красота, произведенная своими же руками, пленяла меня больше.

Вот только попав в оранжерею, я чуть не задохнулась от восторга. Концентрат прекрасного! Яркие, или скромные, но милые, пестрые, или робко окрашенные в нежные цвета, без запаха, или пахнущие так, что голова кругом, утопающие в зелени раскидистых листьев, самые разнообразные цветы поражали своей красотой, изяществом, а некоторые и простой.

Одна из работниц оранжереи устроила нам экскурсию, рассказывала дотошно, но не заумно и скучно о своих подопечных, которые, и это было видно по её взгляду, обращенному на растения, словно её дети, были родными и взлелеянными.

По началу и меня рассказ заинтересовал, но довольно быстро я отстала от нашей группки, в которой были Элодия и её внучки, под предводительством работницы.

Напевая под нос незамысловатую мелодию, я шла по дорожкам и разглядывала все это великолепие.

— Хорошо-то как! — негромко вслух произнесла я. Прикрыла глаза и вдохнула пряный, пьянящий аромат, чересчур насыщенный, но все равно очень приятный.

— Полностью с тобой согласна, — раздался знакомый голос.

Я обернулась и увидела Сивину.

Чуть растрепанная прическа, руки в земле, повязанный и также заляпанный землёй передник.

— Я тут помогаю, — она заметила мой удивленный взгляд и пояснила.

Взмахнула рукой, убирая непослушную прядку. На щеке остался темный след.

И, несмотря на несколько неопрятный вид, выглядела Иви значительно краше сестры. По крайней мере для меня. Не той яркой, уже расцветшей красотой, а мягкой, только-только начинающей раскрываться. Ну а добрая улыбка и открытый взгляд только добавляли приятных красок в картину её привлекательности.

— Неужели работаешь? — спросила я.

Я подошла к ней, достала платок и вытерла след от земли. Как когда-то для меня делала Рини… Сама-то Иви нескоро заметит, что выпачкалась. Рассеянная и мало обращающая внимание на свой внешний вид.

— Не поймут же. Не положено, — вздохнула Иви. — Поэтому просто помогаю.

И мы обе замолчали. Неловкость и тишина. Никто из нас не знает, что сказать. Да и что уместно будет?

Вот только я подзабыла уже, что из всего окружения у Ровенийских, Иви была самым искренним, светлым человеком. Разве только что ещё Рини… А уж из Натсенов так точно.

Она обняла меня первой, опять забыв про грязные руки. Провела ими по моим плечам, чуть сжала.

— А я скучала.

— Ты так и не приехала нас проведать.

— Вы тоже.

— И то верно, — невесело усмехнулась Иви. — Как-то не до того было.

— Вот и у меня также. Да и разве меня у вас будут рады видеть?

— Обязательно, — уверенно заявила младшая из Натсенов.

А вот я не была уверена, что старшие Натсены того же мнения.

Мы никогда много или очень доверительно не общались с Иви. Да и она не из самых разговорчивых людей. Все как-то больше сама в себе, своих мыслях. Должно быть у неё этих мыслей очень много, раз не всегда легко из них выныривала.

Вот только рядом с Иви всегда было легко и… тепло.

Тепло. Все чаще я использовала такое определение, а все влияние Даника.

Я никогда не слышала от Иви злого, недоброго слова вообще или о ком-то в частности. Светлая, добрая девушка. И я действительно по ней соскучилась. Тихому, вкрадчивому голосу. Говорила она и впрямь обычно немного, но чаще всего, как говориться, «не в бровь, а в глаз».

— Мне бы не хотелось, чтобы мой приезд к вам был неприятным сюрпризом для твоих брата с сестрой.

— Не будет. Приезжай смело.

Я очень хотела ей поверить, поэтому согласилась.

Домой я возвращалась не с соседкой, а сама.

Хотелось ещё прогуляться. Одной. Хотя, погода не располагала. Осень уже настойчиво пыталась доказать, что она имеет право хозяйничать.

Побродив немного по шумным улицам города, я пришла к так полюбившейся мне чайной.

Посетителей, как и я, озябших под пронизывающим ветром, который и загнал их в большинстве сюда, было много. Свободных мест не наблюдалось. Расстроенная, я уже хотела было покинуть чайную, как один из официантов, уже знакомый мне по прошлым приходам, провёл меня до столика, на котором стояла табличка «Заказан».

— Гость ещё нескоро придёт, поэтому пока можете тут присесть. Потом, как только другой столик освободится, вы пересядете. Вы же не против? — учтиво поинтересовался молодой человек.

Ещё бы я была против.

Горячий, душистый чай с примесью ароматных травок грел руки и отогревал изнутри.

Мне нужны были эти минуты одиночества, как бы я им не тяготилась раньше, чтобы поразмыслить о встрече с Сивиной.

Вот зачем мне ехать Натсенам? С Иви мы можем видеться и тут, в Геделриме. Как я поняла, её помощь в оранжерее — на постоянной основе и больше напоминала все же работу.

А вот с Рун и Исгельна… С ними я рассталась не самым лучшим образом. С каждым своё, но от этого не менее непримиримое. Может зря пообещала младшей?

Чай уже давно остыл, а заказанное пирожное рассеянной, безжалостной рукой было превращено в мешанину из крошек.

— Местечко в углу у окна освободилось, ваше любимое, — отвлёк от размышлений официант.

— Но если хотите, можете остаться и здесь. Вы мне не помешаете.

Ну прямо-таки день встреч!

Он оказался настолько загорелым, что был лишь ненамного светлее, чем я. Учитывая, что хозяин скромного домика у границы в Лаксавирии был светловолосым, а значит, наверняка и являлся обладателем очень светлой кожи, на солнце он явно находился много. На фоне смуглой кожи светло-серые глаза горели особенно ярко. Холодные глаза именно горели…

Я хотела поступить в своей излюбленной манере — сбежать.

— Останьтесь, — уже настойчивее произнёс тот самый незнакомец, что так сильно помог нам с Даником.

Не попросил, скорее приказал. Ишь, раскомандовался!

Не сбежала и осталась сидеть на месте. И пока мужчина разглядывал меню, я разглядывала его.

Теперь-то мне было видно, что волосы у него не просто светлые — выгоревшие. А в уголках глаз в мелких морщинках солнце не смогло пригреться. Только вот не похож он на часто улыбающегося.

Внешний вид незнакомца был каким-то небрежным. Несколько растрепанные волосы с милыми колечками завитков, рубашка расстегнутая на одну пуговицу больше, чем положено, рукава чуть закатаны. Одежда явно дорогая, но, как мне казалось, для носящего её, была важна не цена, а качество.

Потом моё внимание переключилось на его руки. Крепкие и тоже сильно загорелые. Грубоватые даже на вид. Руки человека, который явно умеет ими работать и не гнушается этой работы. Вспомнились руки Рона. Сильные, заботливые, хоть и оказались лживыми. Белые, лощённые, с длинными пальцами аристократа. По сравнению с руками хозяина домика, руки Рона были как у неженки.

Мужчина не был красивым в общепринятом смысле, но что-то привлекательное в нем определенно было. И это заметила не только я. Сидящие за соседними столиками дамочки не без интереса разглядывали моего нечаянного спутника. Мне же, к чему я давно привыкла, доставались неприязненные взгляды.

— Я тоже закончил изучение, — произнес он, отложив меню.

Мой взгляд упёрся в крошево на тарелке.

— Здесь есть обычный чай? — с раздражением спросил все ещё незнакомец.

— А чем вас не устраивает этот? — я кивнула на перечень того, чем угощают тут.

— Боюсь, он будет пахнуть как парфюмерная лавка.

И покосился на мою чашку.

Надо же, унюхал что-то. Но ведь приятно же пахнет!

— Мне такой нравится, — из чистого упрямства вставила я.

— Не сомневаюсь.

Я со вздохом отобрала чайную карту, открыла последнюю страницу и, указав на нужные строчки, вернула обратно.

— То, что нужно. Спасибо, — хмыкнул он.

Дальше мы чаёвничали уже в молчании. Мне принесли свежий напиток, который пах самой лучшей парфюмерной лавкой.

«Он заказал столик заранее, но при этом оказался недоволен столь обширным ассортиментом чая. Зачем тогда вообще сюда пришёл?», — размышляла я.

Впрочем, мужчину по-видимому тишина абсолютно не смущала. А я вот чувствовала себя неуютно.

— Меня зовут Стейнир, — прервал тишину он и наконец-то соизволил представиться.

От неожиданности я растерялась и молча на него уставилась. Если назвал имя, значит хочет не просто познакомиться, но и продолжить знакомство. А зачем? Хотя, странный вопрос. Зачем ещё знакомятся?

По выжидательному взгляду стальных глаз и нетерпеливому постукиванию пальцев по столу я поняла, что несколько увлекалась в мысленных предположениях. Он назвал своей имя, а я нас чуть не поженила. Надо все-таки чаще общаться с людьми.

Вот так, обошлись без фамилий, титулов. Более чем достаточно.

— Как же вы перебрались через границу, Астари?

Тут же стало не по себе и как будто даже зябко.

— Зачем вам это знать?

— Беспокоился.

А если не так? Или беспокоился по причине того, что мы наоборот миновали границу? Позволить себе такую роскошь как доверие, тем более к почти первому встречному, я не могла. Хотя ещё пару минут назад надумала бог весть что про нас. А с другой стороны, она нам очень помог…

— Без проблем перебрались.

И ведь не соврала.

Вероятно, такой ответ вполне устроил Стейнира.

Пока я цедила одну единственную чашку с парфюмированным чаем, Стейнир выпил целый чайник.

Он больше не беспокоил меня вопросами. Сама же я с разговорами не лезла.

Впрочем, одни вопрос они мне все же задавал с периодичностью в пять минут.

— Я закажу вам что-нибудь к чаю?

Не утруждая себя ожиданием моего ответа, хотя я и яростно качала головой, Стейнир на свой вкус заказывал мне угощения.

Стол уже был уставлен разнообразными пирожными, печеньем. Я глотала слюну, глядя на все это великолепие голодными глазами. И молила всех богов, чтобы желудок меня не выдал. А все мой зарок — ни крошки лишнего! За фигурой слежу…

Отказываться было бесполезно — стол целенаправленно, настойчиво, со странным упрямством заполнялся сластями.

Может, все же мой горестный вздох, а может и возрастающая в глазах паника, дали Стейниру понять — пора с этим заканчивать.

— Прошу прошения, я, вероятно, вас задерживаю. Позвольте вас проводить.

Ложка, которой я ковыряла ещё мною заказанное пирожное, с противным звоном стукнулась о тарелку. В тарелке уже давно был не бисквит, а почти мука.

— Не позволю! — чуть ли не взвизгнула я.

Я только представила, как Элодия и Банафрит прильнут к окнам, а потом и замучают расспросами, когда увидят меня с этим эдом. Или эделом? Я не определилась. Было в нем и то, и другое. Не спрашивать же, уточнять. Будь у меня чуточку больше бесцеремонности, ну прям как у моей соседки порой…

На миг мне показалось, что глаза Стейнира, чуть оттаившие, затянуло льдом.

Ведь могла же смягчить отказ, объяснить… Не успела.

— Тогда, действительно, не смею задерживать, — холодным голосом отчеканил Стейнир.

Он кивнул мне и стремительным шагом покинул кафе. На столе осталась значительно большая сумма, чем стоил его заказ. И это помимо так и не оценённых пирожных.

От расстройства я не удержалась и попробовала то пирожное, которое настойчивее всего на меня смотрело и так и манило завитушками крема.

В пропасть диеты, с такими огорчениями!

Первые дни, как Данфер пошёл в школу, он возвращался мрачнее тучи. Вытянуть же из него причины такой хмурости мне не удавалось. А говорить с учителем-куратором за спиной подопечного казалось не очень честным.

Спустя неделю мне удалось-таки разговорить Данфера. Одно наложились на другое. Сверстники Даника, а классы набирали по возрасту, уже многое умели, так как пришли в школу на пару лет раньше. Моему же мальчику приходилось их в спешном порядке догонять. А взяли его в этот класс по причине достаточно развитого дара. Одноклассники охотно задирали Даника, а он толком не знал, как дать им отпор. Одному против многих… К тому же тут ещё наложились завышенные и не сбывшиеся ожидания по поводу учебы в целом. Данфер-то думал, что его сразу же всему научат, все разъяснят. А оказалось — все постепенно. Только по общим предметам, таким как правописание, история, география, арифметика и другие, ему предоставили чуть более ускоренный курс. С даром же его работали неспешно. А Данферу вообще казалось, что подвижек не было и все слишком медленно развивается. Хотя, по сравнению с другими учениками, он на порядок выше владел своим даром.

Но самое главное — ему наконец-то рассказали о сути его дара. Данфер видел не саму ауру, а скорее внутреннюю сущность человека, которая проецировалась в том своеобразном виде. Сложнее было дать оценку этой сущности. Ведь она зависела от многих факторов: настроение человека, его общее состояние, отношение к окружающим в данную минуту людям и самому Данферу и многое другое. Вот и заключалось в основном обучение Данфера в работе с этими тонкостями: отбрасывать ненужное, выделять главное, выявлять, анализировать. Хотя, наставники обещали со временем научить его распознаваться и ауры — предпосылки к этому были. Но все это — кропотливый и нелёгкий труд, а порой и тяжело преодолеваемый. Данику же хотелось здесь и сейчас…

Я не справлялась.

Вспоминала себя, когда оказалась в тяжелом состоянии и как из него выбиралась. В общем-то по-разному, но для начала, со мной была, к примеру, Рини, матушка Фордис…

Но Данфер — мальчик. Я не всегда могла найти для него уместное слово, подсказать нужный совет. Ну а как разрешить мальчишеские разборки — совсем не знала и не понимала.

Эд Канер, муж Элодии, говорил, что это обычное дело и Данфер сам разберётся.

Я же переживала, не находила себе места и не находила решения проблемы.

А разговоров по душам больше не получалось. И я потихоньку начала впадать в отчаяние, видя, что с каждым днём Данфер как будто угасает.

— Я сам, — отвечал он на все мои вопросы, чем я могу помочь ему.

Собственно, сам он и разобрался. Совершенно по-мальчишески — банальной дракой.

Я сидела и краснела, хоть румянец и не особо был заметен на моих щеках, перед куратором Данфера. Оказывается, он умудрился подраться с главным задирой, но тем не менее и неформальным лидером класса. Несильно, но пострадали оба. Впрочем, это не освободило их от обоюдного наказания — уборки школьных дорожек от опавших листьев.

Однако результат драки в целом можно было назвать положительным: нападки на моего мальчика прекратились, его приняли за «своего» и больше не задирали. А когда наладились отношения со сверстниками, учеба тоже стала даваться легче.

Все это было хорошо, вот только я пыталась донести до Даника, что решать проблемы кулаками, а не словами — последнее дело. Подопечный кивал, но было ясно, что он оставался при своём мнении.

Вот если бы с ним поговорил какой-нибудь мужчина, который бы был для Данфера авторитетом. Увы, такого в нашем окружении не было.

За переживаниями за Даника, я совсем забыла о приглашении Сивины. Вспомнила, когда шла мимо оранжереи. Несколько дней раздумий и я решилась.

Мое прошлое представлялось мне камнем, который веревкой был привязан ко мне. Веревка была расслабленной, совсем не мешала, провисала, когда я стояла на месте. Стоило только начать двигаться вперед, пожелать что-то поменять в жизни, стремиться к этому, осуществлять, решать самой свое будущее — веревка натягивалась, камень двигался, но тяжесть мешала движению вперед. Как только я отпускала какое-то событие, не обязательно прощала, как было с Никласом, просто принимала, возможно, сожалела, но отпускала — кусок от камня отваливался, становилось легче.

Поэтому я и поехала к Натсенам.

Путь был не самый близкий, но я как раз укладывалась в то время, что Данфер находился в школе.

Я проезжала мимо владений эда Астела. Давно я туда не наведывалась. Однако успела узнать, что Звездочку все-таки продали. Не дождалась меня…

Экипаж обогнал всадник, показавшийся смутно знакомым. Стейнир? Или я сама придумала, слишком надеясь на такое совпадение. В любом случае окликнуть я его не успела — всадник стремительно удалялся. Мне до сих пор было стыдно за то глупое восклицание. Могла бы ведь и потерпеть расспросы Элодии и Банафрит. Или я сильнее испугалась собственной реакции? Мне безумно хотелось, чтобы он меня проводил и столь же сильно я этого боялась. Страх влюбиться — еще один кусок булыжника-прошлого. Вот только чем отколоть его? Вряд ли я еще раз встречу Стейнира. А жаль. Да и я, к тому же, так и не утолила своего любопытства: выше ли он меня? Рядом мы не стояли…

У него был совершенно пустой взгляд. Равнодушный, блеклый. Черные глаза больше не горели яркой обсидиановой глубиной. Они были тусклыми, как засохшая грязь на дне высохшей лужи. Если бы его увидел Данфер, то я уверена, она бы сказал, что Рун не холодный, и уж тем более не горячий. Никакой. Как усохшая деревяшка.

Он шел следом за мной и Сивиной и молчал. В то время как его сестра весело щебетала — рассказывала и показывала, как они здесь устроились. Веселость и разговорчивость Иви были напускными. Такое поведение для нее — неестественно. Младшая из Натсенов не любила привлекать к себе внимание.

В поместье многое поменялось, в особенностью по сравнению с тем, что я видела тут, когда была впервые.

Больше всего Сивина гордилась садом, которым занималась преимущественно сама.

— Сейчас в разгаре осень и, к сожалению, всего великолепия ты не застала. Вот как приедешь летом… — заверила меня Иви. Переубеждать и огорчать ее не стала.

Оказалось, что Рун кое в чем, но помогал Иви в саду, что несказанно удивило меня. Я обернулась к нему. Рун спокойно встретил мой взгляд. Даже улыбнулся, но улыбка — пустая, как будто безжизненная, совсем не красила его осунувшееся лицо. Он молча кивнул мне, указывая на свою сестру.

Мы с Иви остались в саду вдвоем. Рун пошел работать, а Исгельна вообще даже не появилась, чтобы поздороваться со мной.

— Я не знаю, что с ним делать… — вздохнула Иви.

Она бросила на меня взгляд полный надежды. Так обычно смотрят дети на взрослых, когда уверены, что те способны справиться со всем на свете. А ведь между нами разница всего в пару лет…

Я покачала головой. Если он сам не хочет дробить свой груз прошлого, слабая сестра точно не поможет, как бы ни старалась. И тем более я.

Иви поджала губы, отвернулась, как будто жмурясь. Она не плакала, но плечи ее поникли. Не то она ожидала.

Мои пальцы сжались в кулаки. На секунду мне показалось, что швы на перчатках не выдержат.

Младшая Натсен отошла от меня чуть подальше, подняла обломленный неизвестно кем цветок хризантемы и чуть задержала руку с бутоном у стебля. Иви вернулась на дорожку, а бутон, чуть покачиваясь, остался на стебле. Как так и было.

Я не сдержала удивленного возгласа.

— Вообще, Рун хотел дождаться моего двадцатилетия, но я его заверила, что справлюсь. А брат всегда верил в меня…

— Как давно?

— Как он вернулся насовсем. Иса не захотела убирать блок — у нее сил не очень много.

Мы дошли до скамейки и присели.

— Рун помогает мне с даром, обучает общим методикам. Он, понятное дело, мало разбирается в моей сфере. Да мне много и не надо. Основы-то я знаю, хоть и немного. Пока хватает и этого.

— Маг земли. Кто бы мог подумать?..

Я улыбнулась. Нет, в то, что Иви обладает именно этим даром, я вполне могла поверить. Достаточно было взглянуть как трепетно она относилась к растениям, как любила проводить время именно на природе. А вот в то, что Рун сам снимет блокировку…

— Он сам, — ответила Иви. — Правда, предложил сначала Исгельне.

Сивина зажмурилась, прижала пальцы к глазам и потом продолжила.

— Для него дар, и тогда, и уж тем более сейчас — опора, смысл существования, источник в том числе и душевных сил, стимул. Даже не мы с Исой. За что упрекать я его точно не могу и не буду. Поэтому Рун сейчас весь в работе. Знала бы ты, какую активную деятельность развела тут Иса, как только мы сюда приехали. Дом в считанные дни приобрел тот необходимый жилой вид. Потом она взялась за сад, но я не дала ей развернуться там. Прилегающие постройки, участок в целом… Она пыталась втянуть в это и Руна — он ведь так хотел навести здесь порядок. Вот только брат практически не выходил из флигеля — там находится его мастерская. Нам бы радоваться, что его дела налаживаются — работы, клиентов много, ведь он мастер, каких немного! Да и опасаться, что денег может не хватать, теперь уже не стоит… Если так и дальше пойдет, эти деньги девать будет некуда. И толку?! Зачем они, такой ценой?.. Даже Исе все равно на них. Наряды, украшения, экипажи… Зачем, если брат теперь и сам не живет? Иса хоть и упертая, но мне кажется, что долго она так не выдержит.

— Инеп все еще ждет?

— Я не знаю. Она не говорит об этом.

— Исгельне, значит, не удалось его привлечь к благоустройству поместья, а ты смогла брата… припахать?

— И то, только потому, что я в это время работала с даром, — ответила Иви. — Я ведь тоже пытаюсь его растормошить. Вот только уже не знаю, что делать…

И вновь это взгляд, просто удушающий меня своей мольбой.

— Я попробую с ним поговорить… — сдалась я.

— Спасибо! — выпалила Иви и порывисто обняла меня.

— Вот только вряд ли он меня послушает… — закончила я.

Рун не работал. Он сидел за своим рабочим столом и смотрел в окно. Обстановка в его кабинете мало чем отличалась от той, что была у Ровенийских.

— Тоже пришла возвращать меня к нормальной жизни? — спросил он язвительным тоном, что даже обрадовало меня. Эмоции — это хорошо.

— Нет. Разве я могу сказать тебе что-то новое, что ты ещё не слышал?

Рунгвальд хмыкнул, прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Меня никто не пригласил присаживаться, поэтому молча села напротив.

— Как у тебя дела? — так и не открывая глаз, спросил Рун.

— Отлично.

— Врешь же, — Рун открыл глаза.

— Ты тоже, наверняка, врешь сёстрам, что у тебя все в порядке и помощь не требуется.

— Уела, — протянул Рун и даже слабо улыбнулся.

— Мне кажется, я знаю в чем главная ошибка твоих сестёр, — не дождавшись вопроса, я пояснила: — они тебя жалеют, хоть и пытаются это скрыть. Вот только все равно видно же. Жалость, для такого мужчины как ты, сама по себе унизительна. Да ещё и постоянно напоминает о том, что ты потерял. Точнее кого.

— О своей жизни ты таких умных вещей сказать не можешь? В чужой же проще разобраться, так ведь? — вновь прорезались язвительные нотки.

Мне ни к месту вспомнилась Диль — нечто подобное и она мне говорила.

— Так. Вот только я права.

— А ты, значит, не жалеешь, — заключил Рун.

Я посмотрела на молодого, сильного, здорового, наделённого замечательным талантом мужчину, который мучает себя, своих сестёр.

Правда, и сестры мучают его… Нужен кто-то третий, точнее четвёртый, но я на эту роль точно не гожусь.

— Зачем ты тогда вообще сюда пришла?

— Разве я не могу просто так навестить старого друга?

— Друга, хм… — хмыкнул Рун, — Может и так. Друг, наверно, тот, кто не боится сказать правду в глаза. Вот и скажи: что мне делать?

В его блеклых глазах как будто даже огоньки загорелись. Рун поддался чуть вперёд, с нетерпением ожидая мой ответ. А я не знала, что сказать. И правда, зачем пришла? Пару минут просидели в молчании, пока я собиралась с мыслями.

— Вот Рон не умер. Он скорее убил меня. Мою гордость, самооценку, веру в любовь, верность. Я как будто рассыпалась на кусочки. Он разбил меня, мои надежды…

Дрожащими руками дотянулась до графина с водой, понюхала, наполнила стакан и выпила залпом. Негромким голосом я продолжила:

— Как я собирала себя, спасалась? Ты и сам помнишь. Вот помогло ли? Возможно. Но последствия все равно иногда преследуют меня. Впрочем, ты тоже, как говорит Иви, погружён в работу. Тебе помогает?

— Отчасти.

— Живи, цепляйся за то, что тебя тут держит. Кто тебя держит. Я… Я не знаю, что советовать. Банально и пафосно: но ты сам придёшь к тому, что тебя спасёт, вытянет. Все пройдёт, — я судорожно вздохнула, так и не совладав с дрожанием рук. Поэтому спешно отставила пустой стакан. — Ты и сам это знаешь. Может не хочешь в это верить, может не позволяешь себе верить. Отпусти её…

— А ты отпустила? — зло выговорил Рун.

— Я просто знаю, что никогда не встречу человека лучше, чем Рини. У меня не будет подруги лучше, чем она. Вот только воспоминания о ней меня греют, а не замораживают.

Я растерялась.

— Иди отсюда! — выкрикнул Рун и ударил ладонью о стол.

Я скомкано попрощалась с Иви и поехала домой. В том место, где меня ждут.

«Перчатки были как вторая кожа.» Фраза настолько избита, насколько актуальна для меня. Как никакая другая, она отражала то, как мне приходилось жить, с чем мириться, к чему привыкать. Дома я, понятное дело, перчатки снимала. Близкие бы не поняли. Да и подспудно во мне все еще сидела мысль: успей я тогда с вестью о Рини чуть раньше… Я не хотела повторения истории.

Стоило только начать даже просто собираться куда-то, я перчатки надевала чуть ли не первыми. Близкие — одно, посторонние — другое. Может быть и чудовищно было считать, что важные для меня люди более достойны жить, чем чужие. Вот только каждое такое видение как будто хоть и на самую малость, но приближало меня к моей смерти. Мне вообще иногда казалось, что я как будто притягиваю смерть. И в то же время в такие моменты я как будто сама умирала на мгновение, прощалась с этим миром. Правда, так и не успевала попасть в другой. И возвращение к живым было не самым приятным, не говоря уже о последующем…

После Никласа достаточно долгое время видений не было. Это позволило даже поверить, что все минуло. И не будет больше картинок гибели людей. И не будет моих маленьких смертей.

Диль несколько раз переносила свою свадьбу. Поводы были серьезными, существенными и посему уважительными — неважное здоровье ее матери. Хотя, отчасти казалось, что эдель Фордис не особо пока готова отпустить дочь. А может Диль хваталась за эту причину, чтобы отложить свадьбу с нелюбимым. Вот только она сама дала согласие. Ее никто не неволил. Чего ждала?..

Очередная дата свадьбы была назначена на середину осени. Совсем не романтичная пора: листья облетели, ветер пронизывающий, тучи низкие.

Выбранное ранее мною платье уже не походило для нынешней погоды. Пришлось заказать другое.

Я пришла к портнихе, которая готовила мой наряд. Не самый торжественный, так как праздник намечался не очень-то и веселым, но в то же время и соответствующий событию. Я не особо хотела посещать это мероприятие, наверно поэтому к выбору платья отнеслась не то, чтобы наплевательски, но без искры, интереса. И цвет выбрала невеселый: темно-фиолетовый. Мне он даже не слишком шел. Почему тогда выбрала? Под настроение наверно.

Наряд был почти готов. Да и сидел он на мне хорошо, за исключением некоторых нюансов. Портниха, поджав губы, критично осматривала свою работу.

— Хороша, — протянула она. — Цвет не ваш, а фасон… Жаль, не переубедить вас было. Жаль.

Еще раз она обошла меня, окинула внимательным взглядом.

— Надо только пару складочек немного по-другому перешить, — заключила она. — Да и рукава чуть подправить. Но это недолго.

Перед примеркой платья я сняла перчатки.

Рука портнихи задела мою ладонь, когда она поправляла край рукава.

У портнихи была дурная привычка: когда она подкалывала булавками складки, то часть булавок держала во рту — ей было так удобнее. А специальная подушечка покоилась на комоде.

Она поправила нужные места, подколола их. И тут раздался стук в дверь. Громкий, неожиданный. Да еще и шум с улицы донесся. Я вздрогнула и не удержалась на стульчике, на котором стояла для удобства портнихи. Чтобы удержать равновесие, мне пришлось ухватиться за нее. Я удержалась, а вот женщина — нет. Она неловко взмахнула руками, покачнулась и упала, ударившись головой об угол стола. Булавка же застряла у нее во рту… Женщина умирала у меня на руках…

— Ну слава Рауду, вы очнулись! — перепуганная портниха убрала флакон с нюхательной солью от моего лица.

— Простите.

— Ничего-ничего.

— Тут просто душно.

И она покосилась на мой живот.

Я резко вскочила. Голова слегка закружилась, да и локоть неприятно заныл.

— В следующий раз зайду, — срывающимся голосом практически прошептала я.

Портниха рассеянно кивнула.

Я больше к ней не пришла. Обратилась к другой. Да и платье выбрала зеленого цвета. Ведь в видении на мне был наряд практически траурный: темно-фиолетовый, почти черный.

Если до этого момента я становилась лишь невольной свидетельницей гибели людей, то теперь… оказалась виновницей.

Не будь у меня Данфера, я бы просто заперлась дома и никуда не выходила, а то и пострашнее чего выкинула.

Посоветоваться не с кем, обратиться не к кому. Пугающе страшно, жутко.

Я дала себе только день на терзания — не смакуя их, а пытаясь отыскать выход. Решить как быть. Как бы я не выстраивала стену вокруг, это не оградит меня от возможных контактов с людьми. А значит — нужно смириться. Вот только пока никак мне это не удавалось.

Может стоило запечатать дар вообще? Блокировка — и проблемы больше нет. Ни видений, ни возможности хотя бы попробовать себя в артефакторике. И что тогда? Хотя, что мои терзания по сравнению с тем, что чувствуют умирающие, или его близкие после смерти дорогого им человека.

Будь, что будет…

Раз с людьми пока проблемы, то восстановить хоть некое подобие равновесия в душе, я решила при помощи животных.

— Давненько вас не было видно, эдель Астари, — улыбнулся управляющий эда Астела. — Мы уже и любимицу вашу продали.

— Зато я сегодня не одна, — улыбнулась и я, выдвигая вперед Данфера, стоявшего позади. — Мой воспитанник — Данфер.

— Приятно познакомиться. Я эд Фамлер Шевран, — он протянул Данику руку.

С самым серьезным видом мой подопечный пожал протянутую ладонь. По внимательному взгляду я поняла — изучает нового знакомого.

— Хотите покататься верхом или все-таки решились на приобретение? — поинтересовался эд Фамлер.

— К сожалению, пока некуда приобретать. Так что просто покатаемся.

Верхом Данфер ездил только со мной — когда ехали к границе. Разумеется, с того времени ничего не поменялось.

— Сам попробуешь?

Я уже на всякий случай начала присматривать для него самую-самую смирную лошадку, вот только Даник возразил:

— Можно я пока с тобой?

Вздохнула я с облегчением. Все-таки опыта у него никакого, но упрямства порой не занимать. И пресловутого «я сам».

Как и в прошлые разы, разрешили выехать за территорию конюшни. Не знаю с чего было такое доверие. Хотя, залог-то я оставляла не малый.

Я любила ездить по окрестностям Геделрима, которые теперь с удовольствием показывала и Данферу.

Будь я одна, неслась бы так, что слезы в глазах от порывов воздуха, растрепанная коса и восторг пузырьками в крови.

Вот только с Даником я себе этого позволить пока не могла, хотя и выбрала скакуна по резвее, чем Звездочка. И все же мне хотелось заразить и воспитанника любовью к скорости, свободе, граничащей с ощущением полета. Хотелось, чтобы и Даник полюбил лошадей, как и я. Этих чистых в своих несложных помыслах, добрых, преданных и даже в чем-то более справедливых, чем люди, животных.

Данфер чуть расслабился, тем более ход был и не слишком быстрым, нет так крепко цеплялся за луку седла и даже с удовольствием оглядывался по сторонам, подставляя щеки уже не теплому ветру.

Яркий румянец на щеках, задорный блеск в глазах мальчишки… Вот что мне было нужно. Вот что ослабило удавку, что сжимала мне сердце, перекрывала воздух, опутывала меня всю.

— В следующий раз я сам, — заявил Данфер, когда мы остановились.

С холма любовались видами долины. Лес, как будто озябший без листвы, река, напитавшаяся серыми дождями…

— Сам, так сам, но только по паддоку.

Данфер чуть прищурил глаза.

— А ты хотел вот так сразу в скачку, туда, к закату? — чуть поддела я.

— Ну не так. Просто по дороге.

— Подожди, пока в седле будешь уверенней держаться.

Даник хотел что-то возразить, но на нос ему упала большая дождевая капля. Мальчишка забавно фыркнул и смахнул каплю.

— Да уж, опять нам с тобой не повезло, — вздохнула я и чуть пригладила растрепавшиеся волосы подопечного.

Ехать обратно к конюшням Астела или ждать, пока не закончится дождь? Вот только обкраденное ветром дерево от дождя не спасало.

А потом я поняла: отсюда же совсем недалеко до Уотиненов. Я про них как-то забыла, а ведь обещала навещать.

К дому полковника мы добрались уже изрядно промокшие и озябшие.

— Откуда мальчишка? — спросил меня полковник.

Я сидела укутанная в плед и пила чай. Данфера же отправили прогреваться в ванной.

Врать я не стала.

— Я не могу все рассказать.

Эдел Нелнас кивнул, а вот его жена еще хотела что-то спросить, но полковник так на нее посмотрел, что эдель Брита предпочла замолчать.

Поэтому я решила немного пояснить.

— У него редкий дар, а там, откуда Данфер родом, с обучение у него не получилось.

— Неужели живет у тебя как постоялец? — улыбнулась эдель Брита.

— Вроде того. Он под моей опекой.

Полковник присвистнул. Это получилось даже как-то по-молодецки.

— Ну и хорошо. Вдвоем веселее. Малец-то хороший? — поинтересовался Уотинен.

Хороший малец, укутанный в халат Нелнаса-младшего, присоединился к нам в столовой. Взъерошенным и нахохлившимся воробьем он уселся за стол.

Полковник пытался разговорить Данфера. Сначала настороженно, с неохотой мой подопечный отвечал на вопросы. Однако по мере того, как его тарелка с горячим супом пустела, Даник все оживленнее болтал с Уотиненом.

Заминка случилась лишь, когда я пододвинула Данферу булочки и масло. Эдель Брита хотела помочь ему: разрезать парочку булок. И уже взяла в руки нож. Вот тут-то Даник и намеревался произнести свою излюбленное: «Я сам!». Наверно я предугадала его действия потому, что уже успела изучить подопечного. И это упрямое выражения лица, выражающее полную независимость и стремление во что бы то ни стало упрочить свою самостоятельность… Мне бы радоваться: какой самостоятельный в будущем мужчина растет. Вот только иногда с этим нежеланием принять чью-то помощь был перебор. Я успела слегка ущипнуть его за бок и взгляд свой по выразительнее сделать. Даник, слава всем богам, понял и кивнул.

— Спасибо! — поблагодарил он эдель Бриту.

Хозяйка дома расплылась в улыбке заботливой бабушки. И это при том, что она редко кого подпускала к себе. Для нее были важны только ее семья и весьма узкий кружок близких людей, к которым, не знаю за какие заслуги, когда-то отнесли и меня.

Дальнейшие наши посиделки проходили спокойно и доброжелательно. Я только все еще мысленно себя корила, что раньше не приезжала к Уотиненам.

— А где же ваш внук? — спросила я. — Неужели родители уже забрали? Помнится, его оставляли минимум на год вам.

— Если бы, — ответил полковник. — У нас тут сосед объявился. Земля-то выкуплена была давно, еще до нашего суда переезда. А вот активная стройка началась с полгода назад. В общем, рядом тут теперь конезавод.

Я была готова поспорить на что угодно, что знаю, кем является хозяин коневодческого хозяйства. Не может же быть таких совпадений!

Дальнейшее я слушала с особым вниманием.

— Вот. Наш оболтус и стал туда наведываться. В основном мешался, конечно. Пока не сманили его работой, в обмен на возможность проехаться на отличных скакунах, — в голосе полковника проскользнула гордость. — Ты представляешь, этот хитрец сумел каким-то образом обзавестись целым выводком шенсеров!

— Внук? — удивленно переспросила я.

— Какой внук? Маршез, хозяин завода. Ты бы видела, что это за кони, — протянул эдел Нелнас. — Даже не кони, статуэтки! А скорость-то какую развивают. Ну точно ветер!

Уотинен с сожалением посмотрел на своё колено.

— Младшенький наш умудрился даже на одном из таких жеребцов прокатиться. Да.

Завидовал младшенькому теперь не только полковник.

Шенсеры — это существа на грани реальности и вымысла. Такие кони встречались довольно редко. Стада диких, необъезженных лошадей кочевали у границ Заденива с Эрнесией. Случаи, когда кому-то удавалось их обуздать, приручить, заставить слушаться и служить, были столь немногочисленными, что действительно порой считались выдумками.

Однако я-то знала: приручить шенсеров хоть и неимоверно сложно, но осуществимо. У моего деда в молодости был такой скакун. Как ему удалось удержать у себя эту лошадку, он никому не рассказывал. К моему рождению та лошадь давно скончалась, а потомства она не оставила — с другими породами не скрещивалась, и случаев приручения не одного, а нескольких шенсеров, вообще не было.

А тут Уотинен сказал, что целый выводок…

— Вижу ты впечатлилась, — ухмыльнулся полковник. — Побежишь смотреть?

Я повернулась к притихшему Данферу.

— Нет, — не без сожаления вздохнула я. — Нам уже собираться пора, чтоб засветло домой успеть.

— А может останетесь? — спросила эдель Брита.

— Спасибо, но не сегодня.

Данфер только привык к новому дому, окружению. Пусть и к семье полковника постепенно привыкает, не столь быстро. Думаю, мы теперь часто будем к ним наведываться…

Ехать нам нужно было совсем в другую сторону, не ту, где нежданный сосед объявился. «Вот только если мы сделаем совсем небольшой кружок, буквально на несколько минут, то не так уж и много времени потеряем», — оправдывала я своё желание хоть краем глаза взглянуть на соседние владения.

— Эти кони, о которых говорил полковник, они какие-то необычные? — поинтересовался Дафнер.

— Говорят, что самые быстрые и выносливые. А ещё очень красивые. Правда, сама я их никогда не видела.

— Мы же посмотрим на них?

— Поздно уже, — я обернулась к выглянувшему сквозь тучи солнцу, которое было над линией горизонта. — Как будут у тебя следующие выходные, так и приедем, посмотрим.

Территория огороженный владений была большой. И как назло, все постройки находились в глубине, подальше от границ участка и дороги. Вот так, мельком и крайне скупо, полюбовались на коневодческое хозяйство, не увидев ни одного коня. Да и людей тоже не заметили.

Дильмари не выглядела как счастливая невеста. Бесстрастный взгляд, поникшие плечи. Она смотрела в окно, но, казалось, не видела там ничего. Вся в себе и не толики эмоций снаружи.

— Привет, — я постаралась, чтобы мой голос прозвучал бодро и жизнерадостно. Хотя, так себя я не чувствовала. Чтобы успеть вовремя, пришлось торопиться, да и порталом воспользоваться, чего и не очень-то хотелось.

— Здравствуй, — она улыбнулась, но улыбка вышла прохладной.

«Замороженная красавица», — промелькнула у меня мысль. Да и Данфер говорил про нее нечто подобное.

— Отлично, — все также, отстраненно кивнула она. Вот только Диль была бы не Диль, если бы в ее голосе все же не прорезалась язвительность: — Не видно что ли? Я — счастливая невеста и с нетерпением ожидаю свадьбы.

— Ага, видно. Как же.

Диль приподняла свою бровь, внимательно посмотрела на меня и покачала головой. Теперь уже ее улыбка была грустной.

— Церемония завтра в десять утра. И, пожалуйста, не одевайся как на похороны. — Во взгляде ее было осуждение. Платье-то на мне было темно-серое. В дорогу — самый практичный вариант. — Мы же не мою молодость хоронить будем.

— Да я и не собиралась.

Я уже намеревалась уйти, но Диль добавила:

— Спасибо, что приехала. Для меня это очень важно.

— Не за что.

Вот только чем мое присутствие для нее так важно — я не понимала.

Нерадостное торжество проводилось у жениха, хотя по традиции первый день празднований, как и сама церемония, должны были проходить у невесты, точнее в ее родительском доме. Вот только из-за траура пришлось отступить от правила. Как мне когда-то, из-за невозможности приехать к родителям.

Дом наместника Фреванисии мало чем отличался от такой же резиденции Ровенийских. Однако разглядывать дом и его окрестности мне не хотелось. Настроение не то. Да и обстановка тут была не располагающая — довлеющая, угнетающая. А может мне так казалось, потому что переносила свой собственный настрой и хмурое состояние. Поэтому из комнаты, выделенной мне, я почти не выходила. Читала книги, взятые в библиотеке Геделрима. И с приехавшими немногочисленными гостями не виделась.

Помогать невесте принято незамужним девушкам из близкого окружения. Иса не была рада моей компании, но перечить Диль не стала.

Я думала, что для меня это будет мукой: ведь непременно одолеют воспоминания, разбередят, разъедят защиту, что не давала прорваться им раньше. Наверно, на меня подействовала холодность Диль. Как будто и я заморозила свои эмоции, мысли о несбывшемся. Столько всего уже было после несостоявшейся свадьбы… Об этом ли теперь горевать?

Поэтому на платье, вынесенное Исгельной, я смотрела без зависти, сожаления или чего-то такого.

На тоненькой, стройной фигуре Диль белое, простое платье смотрелось замечательно. Аккуратное, без каких-либо изысков, даже на ткани никаких узоров не было. И это выглядело контрастом с тем, как обычно одевалась она. Изысканно, порой слишком роскошно. А тут изящная простота.

Невеста, стоя перед зеркалом, окинула себя безразличным взглядом.

— Может волосы лучше на косой пробор расчешешь? — спросила у неё Иса.

Диль повела плечом и произнесла:

— Так сойдёт. Было бы для кого прихорашиваться.

— Но Диль! — воскликнула её подруга.

— Ну а что? Куда он теперь денется. Не сбежит же из храма или перед ним. Хотя, — и бросила взгляд на меня.

Я лишь покачала головой. Уже на обидно.

— Прости, — Диль приложила пальцы к губам, как будто тщетно пыталась удержать то, что уже произнесла. Стало заметно, как ее пальцы дрожат. Ледяной панцирь дал трещину.

В молчании мы дошли до кареты, на ходу поздоровавшись с Ровенийскими. Рона среди них не было. В молчании сели в экипаж.

Перед тем, как выйти уже у храма, Иса решилась спросить:

— Ты уверена?

«Вовремя, однако», — усмехнулась я про себя.

Все тем же нервным жестом Диль повела плечом, отбросила пшеничные волосы за спину и твердо произнесла:

Она посмотрела на наши изумленные лица и расхохоталась. Смех её не был нормален.

— Я все равно не отступлю.

У входа в храм она оставила свою обувь, отдала нам плащ. Босиком и в одном платье, простоволосая невеста входила в храм. Ровная, гордая спина, вздернутый подбородок и взгляд: «Неужели кто-то может усомнится в том, как я прекрасна?». Диль не шла — плыла и вроде бы плавно, но неумолимо и уверенно.

Жених у алтаря встречал свою нареченную тёплой улыбкой. Он-то выглядел спокойным, даже несколько расслабленным.

Слова священника, торжественное «да» жениха, отстраненное «да» невесты, потушенные свечи у статуи Рауда. Все прошло спокойно, даже как-то буднично.

А дальше был скромный, по меркам глав двух провинций, праздник.

Меня не покидало стойкое ощущение, что все это как будто не по-настоящему. То ли спектакль, то ли представление. Лживое, неправильное, наигранное.

Когда я уже прощалась с Диль, она обняла меня так крепко, будто расставалась со мной навсегда, не рассчитывая больше увидеться. Однако её слова были противоположными:

— Я буду приезжать к тебе, к вам. Можно?

— Конечно можно, — я сумела скрыть удивление.

— Спасибо. И спасибо, что все-таки приехала.

Домой я возвращалась со смешанными чувствами и непониманием: что вообще там произошло? Куда Диль позволила себя втянуть?

Книги уже не читались, из бисера не плелось, даже готовка надоела. Последнее неимоверно огорчало Банафрит. Она так радовалась моим кулинарным успехам, а тут я отступила… Лишь прогулки с Данфером спасали от полного скатывания в уныние. Да и вообще общение с ним мне очень помогало, как и ему. Но раствориться в другом человеке — значит потерять себя.

У меня был еще один дар — не пугающий, интригующий, увлекающий своими возможностями. Вот только реализовать эти возможности без основы в виде знаний не получалось. Виной тому — трудность самостоятельного изучения. Я могла прочесть весь учебник, могла разобрать сама на составляющие схемы, заклинания, но правильно их применить… Всегда был какой-то недочет, чего-то не хватало. А подсказать — некому.

Я стояла у двери и не решалась войти. Безумная идея попытаться еще раз уговорить мастера Джетмира пришла ко мне после того, как в очередной раз я создала странно работающий амулет. Он работал, но как-то не так. И разобраться в чем проблема — я не смогла. Эд Йеннер считался лучшим артефактором не то, что Геделрима, пожалуй, всей империи. И если есть такой мастер, то зачем размениваться на меньшее? Да, он мне уже отказал, да, он не посчитал меня интересной для своего обучения. Ну так ведь он даже не знает, на что я способна. Впрочем, как и я сама. Но ведь предназначение учителя в том, чтобы раскрыть талант ученика в полной мере. Подумаешь, сам мастер не стремился к учительству…

Мысленно я перебирала то, чем смогу его убедить взять меня в ученики. Мыслей было немного, да и то все сумбурные. И честно говоря, бредовые. Однако я пришла сюда с твердым намерением добиться своего. При этом понятия не имела, как это намерение осуществить. Буду импровизировать.

Задержала дыхание и зашла, как будто нырнула. И если мне не протянут руку помощи… Не буду о плохом.

В выставочном зале никого не было. Обманчивая беспечность хозяина, оставившего такие сокровища без присмотра.

Пока я рассматривала великолепные работы, ко мне неслышно подошел помощник мастера — тот самый полноватый паренек. Милый и добродушный. Надеюсь, я не ошиблась в нем.

— Добрый день, — вежливо поздоровался он. — Приобрести что-то желаете, или…

Он явно меня узнал.

— Или! — перебила я его.

— Мастер не любит, когда ему надоедают.

— Я еще не начинала.

Парень удрученно вздохнул, покачал головой и ушел.

Все мое внимание вновь сосредоточилось на амулетах.

— Приветствую, — хмурый мастер кивнул. — Значит, слово «нет» вы не понимаете?

Идеально выглаженный костюм, накрахмаленная белая рубашка, начищенные ботинки. За пару секунд я успела оглядеть его. Строгий, аккуратный. Скорее всего придется мне не просто.

— Вы не дали мне даже шанса.

— А почему я должен был вам его предоставлять?

Эд Йеннер явно был раздражен, но почему-то не бросал разговор со мной. А поскольку терять мне было нечего, я шла напролом.

— Что вы теряете?

— Но и ничего не приобрету.

— А вдруг? Вдруг во мне скрыт немалый потенциал?

— Потенциал, хм… — взгляд мастера переместился с моего лица куда-то ниже. — Может быть. Но ведь вы — женщина!

— Спасибо, я и сама это знаю. — Эд Йеннер подавился смешком. Во мне же бурлило безрассудство и я продолжила: — Разве пол определяет способность к обучению?

— Не знаю, не знаю. — В его голосе уже появилось некоторое замешательство, поэтому я продолжила настаивать:

— Я не уйду, пока вы не дадите мне шанс!

— Останусь под вашими окнами. Слух-то у меня есть, а вот хорошим голосом Рауд не наградил. Все окрестности будут слышать мои завывания, и стыдно мне не будет.

— Вызову стражу.

— Я им скажу… скажу… Еще не придумала, но обязательно выдумаю про вас что-нибудь по хуже.

— И вновь стыдно не будет? — Мастер оставался серьезным, хотя губы подрагивали в еле скрываемой улыбке.

— Ты так и не сказала, в чем же моя выгода? Мое время недешево, а ты уже и так его немало отняла.

— Вам слабо? — недоверчиво протянула я. Надеюсь, не переигрывала.

— Что? Да как ты?!

— Слабо обучить девушку с минимально развитыми способностями, чтобы она смогла сделать что-то стоящее? — Я, что называется, разыграла на последние.

Эд Йеннер побагровел.

— Пари! — выпалил он.

Теперь уже я удивилась.

— Даю тебе неделю: создашь амулет, определяющий отравлена ли еда. Материал и место работы я тебе предоставлю. Заодно и прослежу, чтобы не обманула меня. Создашь — возьму в ученицы.

— А если не создам? — осторожно поинтересовалась я.

— А там уж как получится. Проверять правильность работы амулета будешь сама.

Я стояла на крыльце и переводила дух. Получилось! Да, теперь придется хорошенько постараться, чтобы воспользоваться предоставленным шансом. Но ведь выбила его! Победа, хоть и маленькая.

Эмоции схлынули, накатила усталость. Я даже чуть дрожать начала. Пробирающий ветер торопил домой, в тепло и уют.

Завтра в два. У меня чуть меньше суток, чтобы собрать сведения и подготовится. И пусть мне дан срок в неделю — завтра-то позориться не хочется.

Всю вторую половину дня и вечер мы с Банафрит пекли пироги, пирожки и булочки. У храма Данлии завтра будет устраиваться благотворительная ярмарка. Собранные на ней средства пойдут в приют для детей и госпиталь. В большом торговом городе просто так мало кто хотел расставаться с деньгами, а вот такие мероприятия, как ни странно, заполучали достаточно финансов, чтобы поддержать учреждения. Участвовать в ярмарке считалось почетным даже для самых родовитых семей. Вот только для них это порой становилось ярмаркой тщеславия… Впрочем, какая разница у кого и какие мотивы. Главное — конечная цель акции.

Даник тоже порывался помочь нам с готовкой. Пока чуть не обжег руки. Пришлось посадить его за наименее опасное занятие — чистить орехи, благо уже расколотые.

К ночи я была вымотана настолько, что хотелось упасть и уснуть.

Почти до самого рассвета я листала книжки. Выписывала схемы, аккуратно и тщательно их вычерчивая, знакомилась с заковыристыми заклинаниями, перебирала характеристики материалов, изучала их свойства и особенности. Разумеется, толком я ничего не успела. Спала я плохо. Снились кошмары, перемежаясь откровенно странными снами.

Пробую я свое самое любимое пирожное, то, которое с заварным кремом. А крем на моих глазах темнеет. Джетмир, в образе белого и пушистого кота, на это дело говорит:

— Балбеска ты. Кто ж так готовит? Потравишь детей.

На встречу к мастеру я шла как на казнь. Учитывая мое задание — определение очень подходящее.

Банафрит я сказала, что иду в библиотеку.

— Какая ж библиотека сегодня?

— Я успею. — Вот только в этом я и сама не была уверена.

Помощница не одобряла моих походов в библиотеку. Зачем молоденькой девушке забивать голову всякой ерундой? А уж если бы она узнала, что даже не в библиотеку иду, а к мастеру-артефактору… «Такая красавица, а все еще не замужем. Вот у госпожи Стен замечательный сын…» Лучше пусть будет библиотека.

— Мастер просил вас проводить, — такими словами встретил меня помощник эда Йеннера.

— Спасибо.

Второй этаж, последняя дверь в коридоре. В этой части здания, судя по всему, и были расположены служебные помещения.

— Вам сюда. Все, что может понадобиться, найдёте тут.

И ушёл. Замечательно.

Комната с одним окном и кучей хлама. Скорее всего это — кладовка, куда складывали вещи, которые вроде бы и не нужны, но выбросить жалко. Разумеется, понадобиться мне может только хлам.

Переложила на свободную полку в шкафу какие-то свертки, тем самым освободив себе место на стуле. И принялась разглядывать, что же мне предоставили.

На столе была коробка с «болванками» — заготовками под амулеты. Мастер не побоялся доверить мне алмазы. Хотя, испортить я их все равно не смогла бы. Единственное, что я могла — поместить неограниченный алмаз в уже готовую оправу. Кулон, кольцо, браслет…

Мастер Джетмир не просто предлагал мне сделать действующий амулет. Сделать амулет как положено — в виде какого-то предмета, а не просто зачарованного каменья. Это я поняла по наличию не только болванок, а заготовок для украшений. Впрочем, я сама напросилась.

Я не была уверена, что справлюсь с плетением заклинания, а тут ещё и работа с оправкой и остальным.

Закрыла глаза, глубоко вздохнула. Паниковать нельзя, иначе точно ничего не получится. Мне дали неделю, за это время смогу что-нибудь сделать. Корявую загогулину, подразумевающую, например, кулон, я же сделаю? Главное выполнить условие — чтоб он работал как надо.

Я повернулась к окну. Созерцание пейзажа помогает сосредоточиться и успокоиться. Обычно, но не в это раз. Слой пыли и грязные потеки на стекле точно не могли способствовать спокойной умственной работе. Я огляделась в поисках чего-нибудь подходящего. Нашёлся кусок холстины. Ею и попыталась протереть окно. Удалось лишь отчасти, но хотя бы можно было что-то разглядеть за окном.

Вот за этим занятием меня и застал мастер.

— Интересный подход к работе, — хмыкнул он.

— Плохо видно было.

— Да-да, хорошее освещение — залог точной работы. Прощу прощения, не подумал об этом.

И улыбочка такая ехидная. Значит подумал, но не стал об этом беспокоится.

— Вы предлагаете мне тут убирать самой?

Не то, чтобы я была белоручкой, но как-то это несолидно. В своём доме я могла спокойно наводить порядок, но на то он и мой дом.

— Ну не мне же. — Я постаралась взгляд сделать как можно мрачнее. Реакцию мастер оценил. — Хорошо, к завтрашнему дню тут наведут порядок. Недостаток слуг не испытываю. — На какое-то время эд Йеннер задумался, рассеянно потирая пальцем висок, а потом продолжил: — А поскольку слуги имеют привычку делать только то, что им прикажут, ты же сама и проконтролируешь, чтобы твоё рабочее место было организовано, как тебе нужно.

И зачем весь этот спектакль был нужен? Ещё как только я зашла в эту комнату, мне бросился в глаза контраст — тут так пыльно, неопрятно, грязно. В то время, как все помещения, все здание, да и сам его хозяин производители впечатление своей аккуратностью, чистотой, порядком.

Но не в моей ситуации спорить. Проконтролировать — это я смогу.

— Все задачи ясны?

— Так уж и быть, сегодня отпускаю пораньше тебя. Тем более сегодня ярмарка, а я про неё только вспомнил. Ты же участвуешь?

Я кивнула.

— Всего доброго.

Вчера я уходила отсюда радостная, но все ещё испуганная. Сегодня же — в растерянности.

На ярмарку я опаздывала. Банафрит сама уже разложила на прилавке наготовленное вчера и вела бойкую торговлю. Людей у лотков со сдобой было немало. С одной стороны я опасалась и шла с некоторой боязнью к такому скоплению людей, а с другой — одну же Банафрит я оставить не могла. И так её подвела и задержалась. А уж увидев, кто с немалым удовольствием угощался пирожками с вишней, собственноручно мною приготовленных от и до, я прибавила шагу.

— Добрый день, — бойко поздоровалась я и улыбнулась. И постарались сделать улыбку чуточку теплее, чем следовало.

— Добрый, — спустя минуту все же ответил Стейнир. Не сразу, потому что дожевывал пирожок.

— Спасибо, что купили у нас выпечку, — поблагодарила я его.

— Для доброго дела не жалко.

«И только?» — не спросила я.

Тут Банафрит освободилась, разобравшись с другим покупателем.

— Вкусные, да? Я же говорила, — заявила она.

— Да я и не сомневался, — ответил ей Стейнир.

— А все потому, что готовила их эдель Астари. Сама, — и засветилась довольством и гордостью за меня. Я же смущенно опустила глаза, как всегда радуясь, что румянца не видно.

Меня смущала сама ситуация, как будто помощница решила… сосватать меня, поэтому и расхваливала.

— Знаете, я, пожалуй, ещё возьму. Остались же? — вдруг поинтересовался Стейнир.

А вот это уже лестно. Теперь я смущалась по другой причине.

В результате он скупил все оставшиеся, что-то около двух десятков. Банафрит отпускала веселые замечания по поводу мужского аппетита, а я молча складывала пирожки в бумажный пакет. Вдруг боязно стало поднимать глаза на мужчину, встречаться с ним взглядом. Ладошки в перчатках, несмотря на довольно прохладную погоду, вспотели.

— Можно вопрос?

— Да, — все также не поднимая головы и продолжая складывать купленное в пакет, ответила я. Что же спросит, что же спросит?

— Зачем вам, эдель Астари, — подчеркнул он, — уметь так вкусно готовить?

Рискнула все-таки посмотреть ему в глаза. Он смеялся, не вслух, даже на губах улыбка не играла, но в глаза его улыбались. Я чуть не уронила пирожок.

— Эдель должны уметь готовить, — повторила я, когда-то сказанное мне эдель Фордис. — Тем более вкусно. Вдруг захочется побаловать… мужа, — я хотела сказать «близких», но произнесла другое.

— Конечно, мужа, — нейтрально повторил Стейнир. — Спасибо за пирожки.

— И вам спасибо, эдел Стейнир. — Он покачал головой. — Эд Стейнир, — исправилась я.

Вот только почему-то я ни капли не поверила. Выдавало в нем что-то благородное происхождение. Хотя, может я путала это с благородством поступков.

Мы распродали практически все, что было заготовлено. Ярмарка подходила к концу, поэтому мы начали потихоньку собираться.

— Ах вот вы где. Я думал вы будете представлять кружевные шали или вышитые платочки, — раздался голос, который я точно сегодня больше не хотела слышать.

— У вас есть ещё несколько минут, прежде чем мы пойдём к храму, — я вежливо улыбнулась, но губы плохо слушались. Улыбка, наверняка, вышла кривой. Надеюсь, все же не пугающей.

— А разве осталось из чего выбирать? — мастер, напротив, улыбался широко и почти дружелюбно.

— Остался один пирог с капустой и два яблоками. — Банафрит, не в пример мне, радушно общалась с эдом Йеннером. — Будете?

— С яблоками, оба. — Он кивнул, бросил критичный взгляд на пироги и спросил все с той же противной ехидцей в голосе: — Благородная эдель сама изволила их выпекать?

Банафрит хотела заверить, что дескать да и это я готовила. Однако это было неправдой. Я успела слегка сжать её руку, прося помолчать.

— Нет, моя помощница справилась с этой задачей лучше.

— Жаль, хотелось оценить именно вашу работу, — протянул мастер.

У меня чуть не вырвалось: «В другой раз. И другую работу».

— Опоздаем, — строго заметила Элодия.

Я посмотрела на видневшуюся и отсюда очередь у храма.

— Успеем. Все равно людей слишком много, — ответила я.

У меня был свой интерес — подождать, когда скопление желающих поделиться заработанным сегодня на ярмарке убавится.

Элодия со своей внучкой присоединились к нам. Они-то сегодня как раз и торговали вышитыми платочками и прочим рукоделием. Я тоже прикупила у них парочку.

— А в аукционе ты участвовать не собираешься? — недовольно спросила соседка.

— Я про него забыла…

— Оно и видно. Хоть бы платье повеселей выбрала!

— Не собираюсь я в этом участвовать! — вспылила я. — Да и кто меня там выберет. Простою статуей, попозорюсь…

Элодия и Банафрит обменялись странными взглядами.

— Глупая девчонка, — покачала головой соседка.

— Не буду говорить так про свою хозяйку… Хотя не могу не согласиться, — вторила ей помощница. — Все хорошо будет. Да и записали мы уже тебя.

— Как записали? — выдохнула я. — И не спросили, не предупредили.

— Только что, — хмыкнула Элодия.

— Если я так и останусь одна, это будет на вашей совести! — прошипела я и даже невежливо указала на них пальцем.

— Ещё благодарить будешь, глупая, — несмотря на обидное замечание, тепло протянула соседка.

А ведь если меня никто не выберет, для меня действительно это будешь большим ударом по самолюбию. Почти у всего города на глазах…

Мы с Рини не успели поучаствовать в подобном мероприятии в Саганионе. Теперь вот мне представился случай. А подруге… Я представила, что было бы, окажись она рядом. «Не трусь, найдутся желающие. Из тех, на кого бы ты даже подумать не могла. Ты будешь ни чуть не хуже других. Ты будешь — лучшей. Я-то знаю какая ты», — сказала бы она мне. Одной фразой Рини умела подбодрить меня, придать уверенности.

С помоста вещал Глава города, который и проводил аукцион.

— В этот раз площадку предоставил нам эд Топиас.

Из толпы раздались одобрительные возгласы. Ещё бы, даже я, ставшая жительницей Геделрима не так давно, знала — у эда Топиаса лучшая ресторация города.

— Девушек, решившихся скрасить время достопочтенных мужей нашего города нашлось немало. Мужчины, не скупитесь, вытряхивайте свои кошельки!

Поскольку подошли мы одними из последних, я оказалась крайней в очереди. С моего места мне было видно — поучаствовать в аукционе решились самые красивые девушки города. Были, конечно, и не ослепительные красавицы, а обычные, но вполне симпатичные девушки. И я, не относившая себя ни к одной из групп.

За возможность поужинать в лучшей ресторации города с прекрасной девушкой, некоторые мужчины отдавали немалые суммы. Торги порой шли ожесточенные, упорные. Довольные «лоты» только улыбались и с нетерпением ожидали, кому же достанется их общество.

Разумеется, все вырученные деньги шли для тех же нужд — приют и госпиталь.

Я наблюдала за девушками, оглядывала собравшихся мужчин. Все что угодно, лишь бы не думать, что и моя очередь скоро настанет. И что за этим последует.

Нет, статуей я на помосте не стояла. Каждая девушка, когда подходила её очередь, садилась на некое подобие трона — высокий стул со спинкой и подлокотниками. И вот уже оттуда, с высока, наблюдала за «представлением». Как королева — снисходительно и величественно. Ещё бы — мужчины бились за её внимание.

Я села на этот стул хоть и с улыбкой, но внутренне робела. Да что там робела — боялась жутко.

— Астари Эттов, — представил меня Глава. — Прекрасная эдель, приехавшая к нам издалека.

Мне улыбались, кто-то даже хлопал. Так непривычно и странно…

— Начнём с обычной цены — тысяча скалдров.

Для сравнения, цена обеда в ресторации Топиаса начиналась от ста скалдров. Хоть деньги шли и не в ресторацию, но сумма набиралась приличная. Согласится ли кто?

Мне захотелось зажмурить глаза и не видеть ожидающих взглядов, направленных на меня. Закрыть уши и не слышать тишину.

Я сидела с ровной спиной, гордо поднятым подбородком, вежливой улыбкой и, надеюсь, не сильно затравленным взглядом.

— Полторы тысячи!

Все обернулись к отозвавшемуся мужчине. А эд Астел, перехватив мой взгляд, улыбнулся мне и слегка кивнул, приподняв шляпу над головой.

Удивлённый возглас чудом не вырвался у меня.

— Полторы. Замечательно, — произнёс Глава. — Кто-нибудь перебьёт?

Я вцепилась в подлокотники.

Это уже был Стейнир. Он не улыбался, наоборот, был предельно серьёзен. Мазнул по мне безразличным взглядом и перевёл его на Астела.

Прежде чем Глава успел что-то сказать, эд Астел воскликнул:

Дальше я не вслушивалась с произносимые ими суммы. Просто смотрела то на одного, то на другого. Чья возьмёт?

Спор затянулся. А я, вместо того, чтобы радоваться — вот он, миг моего триумфа, какие мужчины борются за моё внимание, задумалась совсем о другом.

Астел — крупнейший конезаводчик империи. Стейнир — появился в Геделриме сравнительно недавно, но у него есть то, чего не смог добиться опытный Астел — шенсеры. И только этим обходил более опытного коллегу.

Они что, вздумали и меня так разыграть, посостязаться? Восторг разом спал.

Никто в их спор не вмешивался — разбирались эти двое между собой. Одна сумма, другая.

«Двадцать тысяч!», — хорошо, что деньги на благое дело пойдут.

Никто никому не уступал.

Глава вытер платком пот со лба. Я ему послала ободряющую улыбку и пожала плечами.

«Откуда мне было знать, что эти двое решили так утереть нос друг другу», — словно говорила я.

Глава подмигнул мне.

«А вы, Астари, не промах».

— Пятьдесят! — Объявился новый участник.

Эду Йеннеру пришлось поднять руку, чтобы его было лучше видно.

И пока Астел и Стейнир оборачивались к Джетмиру, пока соображали, что вмешался кто-то ещё, Глава, который уже порядком устал, хоть его и веселила эта ситуация, провозгласил:

— Кто больше? Никто? Продано! Ужин Астари Эттов будет с эдом Йеннером! Поздравляю и объявляю аукцион закрытым.

Поздравления, аплодисменты.

А после — праздник, гулянья, подведение итогов — сколько же средств в общей сложности собрали.

Мастер Джетмир подал мне руку, когда я спускалась с помоста.

— Ловко я их обошёл, — еле слышно прошептал он мне на ухо. Для чего ему пришлось чуть привстать на цыпочки. Выглядело забавно. Да и вообще, наша парочка со стороны наверняка представлялась весьма комичной.

Я не сдержала смешок:

Ответом мне была широкая, по мальчишески озорная улыбка, которая придала ему вид на лет эдак пять меньше. Не то, чтобы мастер выглядел старым — чуть больше тридцати, а учитывая его дар — кто знает сколько ему на самом деле лет? Может оказаться, что раза в два больше.

— Зачем вам это было нужно? — я не удержалась от вопроса.

— Ты что-то имеешь против?

С ответом я не нашлась. Воспользовавшись моим замешательством, мастер положим мою руку себе на локоть и повёл прочь с площади у храма.

— Дамы, — он обернулся к Банафрит и Элодии с внучкой, — Вы же не против, если я провожу эдель Астари?

Дамы переглянулись и милостиво кивнули, хотя особого восторга и не выказывали. Неужели им не понравился эд Йеннер? Или ожидали совсем другого итога аукциона. Я мысленно усмехнулась — немолодые интриганки просчитались.

— А у меня вы об этом поинтересоваться не желаете? — спросила я.

— Разве ты мне отказала бы?

Неужели так сложно нормально ответить, а не вопросом на вопрос?

Я вновь никак не прокомментировала, на что мастер усмехнулся.

— Если бы я сказал, что хочу обойти этих двух лошадников… в смысле конезаводчиков, то ты бы обязательно обиделась. То есть получилось бы, что ты тут совершенно не причём. Вот только для ужина с тобой мне ведь аукцион не нужен — достаточно будет задержать тебя до вечера в мастерской.

— Третий вариант?

— Именно. А в чем его суть — не скажу.

— Он что, все-таки меня не касается?

Мне был послан загадочный взгляд.

Несмотря на эту идиотскую ситуацию, общение с мастером мне доставляло даже некоторое удовольствие. Ну вот как будто со старым знакомым говорю — легко и непринужденно, и в то же время, ничего о нем не знаю, поэтому он постоянно открывается с новой стороны. И это при том, что когда только шла к нему недавно — жутко боялась.

— Не готовите, рукоделием не занимаетесь. — Загибал пальцы свободой руки мастер. — Чем же увлекается благородная эдель, кроме лошадей?

— Как легко вы делаете выводы, — хмыкнула я.

— Разве я в чем-то не прав? — деланно удивился эд Йеннер.

— И готовлю, и рукоделием занимаюсь.

— Неужели? Где же оно все?

— Предлагаете завтра прийти к вам с вышитыми платками и свежеприготовленными пирогами?

— Не откажусь.

Я неприлично фыркнула. Вот ещё, буду я к нему таскаться с угощениями.

— На самом деле, если ты вышиваешь, а ещё лучше вяжешь или плетёшь, то это может оказаться весьма хорошим подспорьем в работе артефактором.

— Неужели? — повторила я и вопрос, и тон, не так давно произнесенный мастером.

— Даже больше, чем ты себе можешь представить, — неожиданно серьёзно ответил он. — Только человек обладающий усидчивостью, способный хорошо сконцентрироваться, может попробовать начать заниматься артефакторикой.

Помниться Рун тоже нечто подобное говорил про рукоделие, но только все равно несколько с другой стороны. Он имел в виду плетения, а Джетмир про усидчивость…

— Только попробовать?

— Дальше все будет зависеть уже от способностей. Однако умение работать с плетениями, пусть и такими, лишним точно не будет.

Я пыталась вытянуть из мастера подробности, но он отделывался общими ответами или вообще шутками. А то и такими фразами, что было непонятно — то ли шутит, то ли всерьёз говорит.

Так мы и дошли до дома.

— Спасибо, что позволили себя проводить, — нарочито громко произнёс эд Йеннер. Нас уже догнали Банафрит с Элодией и внучкой. — Буду с нетерпением ждать ужина.

И пока дамы не видели, подмигнул мне. Завершением картины был поцелуй руки. Быстрый, вежливый и совершенно равнодушный.

Спустя минут двадцать вернулся и Дафнер из школы. Пока Банафрит на скорую руку готовила ужин, мы расположились в гостиной.

А после мне устроили допрос. Ну а что я могла ответить? Сами меня втянули и сами удивлялись неожиданному результату.

— Вы что же, знали кто будет торговаться на аукционе? — решилась я на нападение.

— Эд Астел встретил меня вчера по дороге в школу, — вдруг начал говорить Данфер. — Спросил будешь ли ты на ярмарке и про аукцион…

— И ты рассказал это не мне, а Банафрит.

— Так получилось, — пожал он плечами.

Мне хотелось много чего высказать, но я промолчала.

— А мастер Джетмир вполне себе хороший вариант, — как бы невзначай протянула Банафрит.

— Это вы себе или мне говорите? — спросила я у дам, которые переглядывались между собой.

— Всем, — лучезарно улыбнулась Элодия. — Вот только роста не хватает ему немного.

— Пусть лучше у мужчины не хватает роста, чем мозгов, — буркнула я.

Элодия прыснула, Банафрит сдержанно хохотнула, а вот Данфер даже подавился.

— Кушай, кушай, — я прохлопала его по спине. — А то не вырастешь.

На следующий день помощник мастера, которого, как оказалось, звали Понтер, встретил меня на крыльце.

— У нас тут есть второй ход. Мастер просил через него вас провести.

Пришлось обходить здание. Неприметная дверь вела в узкий коридорчик, упирающийся в лестницу.

— В следующий раз так и заходите.

— Как же эд Йеннер выставил разрешение на пропуск меня? — не удержалась я от вопроса. Все-таки для такого нужно личное присутствие объекта, которого охранка должна пропускать.

— На то он и мастер, — пожал плечами Понтер.

Я приступила к работа.

Ни на минуту я не пожалела, что выбила себе этот шанс. Просто у меня ничего не получалось. Ни заклинание, ни хоть какое-то подобие украшения. Сначала я держалась на упрямстве. Потом на злости: на себя, на мастера, на все на свете. Наверно именно злость и придала мне силы сделать хоть что-то. Злость разрушает, не созидает. Однако именно благодаря ей, сцепив зубы, я продолжала работать. Эд Йеннер не надоедал мне своим вниманием: заглянул пару раз, спросил все ли в порядке. Разумеется, я ответила, что у меня все отлично и все будет готово в срок. Врала, конечно же.

Поскольку в «библиотеке» времени я проводила много, мне нужны были перерывы на обед. Я присмотрела недалеко отсюда небольшой трактирчик. Не ресторация, конечно, но место считалось вполне приличным.

— Не составите мне компанию за обедом? — робко поинтересовался Понтер, когда я на второй день вновь направилась к выходу, чтобы пойти в трактир.

— Я вообще-то собиралась…

— Пожалуйста! — перебил меня помощник мастера. — Вас не затруднит, а мне приятно будет, не скучно и вообще…

Мне показалось, что к концу своего выступления тот запал, с которым он начал, растерялся и конец фразы получился смазанным. А ярко-алые пятна на щеках — даже не румянец, а вот такие пятна, довершали это странное выступление.

Вот опять он передает свои распоряжение через помощника, да еще так! Неужели сложно было просто сказать: в моем доме ты можешь рассчитывать и на обед? Ну не верила я, что это инициатива самого Понтера.

Расположились мы на просторной кухне, где была и обеденная зона. Простая еда, без изысков, но вкусная. Сначала вежливый, натянутый разговор. А потом непринужденная беседа. Слава всем богам, Понтер перестал меня смущаться, отвечал уверенней, спокойней. Пока мне в голову не пришла дурная мысль.

— Он что, вас принуждает? — тихо прошептала я.

— К чему? — лицо Понтера вновь покрылось красными пятнами.

Тут я поняла, что несколько поторопилась — за пару десятков минут доверительные отношения не выстраиваются, но меня не оставляла в покое мысль, что что-то не так в отношениях между мастером и его помощником.

— К работе на него. И меня позвать сюда, или вот та история с библиотекой.

— Он попросил — я выполнил, — несколько обиженно ответил Понтер. — Разве эд Йеннер о чем-то предосудительном попросил?

— Нет, но…

— Тогда почему вы могли такое подумать?

Идиотская ситуация. И ни одной умной мысли в голове.

— По вам не очень-то было заметно, что вас устраивает работа здесь, что вы подходите для нее, а она для вас.

Тяжкий вздох и взгляд, сразу придавший молодому человеку несколько лет. Теперь он уже не казался моим ровесником. Определенно старше лет на пять.

— Я вообще-то повар. И то, что я появляюсь в зале, или выполняю какие-то другие поручения — моя добрая воля. Помощь хорошему человеку.

Как же стыдно! Понапридумывала всякой ерунды и обидела человека.

— А работа поваром меня целиком и полностью устраивает. Она мне подходит. Уж поверьте.

В это я верила без сомнений. Вот только аппетит у меня пропал, несмотря на вкусную еду.

— Разве мастер не может нанять… — я запнулась, — более компетентного человека, чтобы в зале работать?

— Не просто компетентного, а еще и уверенного? — улыбнулся Понтер.

Я с облегчением кивнула. Значит не сильно задела его.

— Может. Нанимал не раз, но пока как-то не складывается.

Мне вновь хотелось ляпнуть что-то вроде: «не выдерживают работы с гением», но вовремя успела поймать едва не выскользнувшую язвительную фразу.

Помимо Понтера, оказавшегося вдруг поваром, на Джетмира работали еще две или три служанки, хотя я видела только одну, и конюх. Со служанкой Кернин я познакомилась ранее — она убирала выделенную мне каморку.

— А почему не складывалось? — все же не удержалась я от вопроса.

— Понимаете, не все способны спокойно расставаться с сокровищами, пусть они им и не принадлежали.

Ответ не удивил. Я бы тоже с такими сокровищами не смогла бы расстаться. Правда, интерес у меня был к ним не меркантильным. Да и дальше мечтаний такой интерес не ушёл бы.

Чтобы сгладить неловкость разговора и окончательно не настроить против себя Понтера, я предложила ему:

— А может будем на ты? — и смягчила просьбу максимально доброжелательной улыбкой.

— Рассчитываешь тут задержаться?

— Хотелось бы, — не стала отпираться я.

— Удачи, — вполне искренне пожелал Понтер.

— Она мне пригодится.

В течение недели мастер заходил еще несколько раз. Интересовался моими успехами, которыми, разумеется, я похвастаться не могла. Пару раз спрашивал нужна ли мне помощь, все ли мне понятно и по силам. Проверял сдамся я или нет? Я не сдавалась и пыталась, как могла, сделать то, что от меня требовалось.

За день до назначенного срока он заглянул еще раз.

— Как успехи? — вкрадчиво спросил и нагло сдвинул материал, лежащий на столе.

Эд Йеннер уселся прямо на угол стола, который себе освободил.

— Отлично, — уверенно заявила я, а сама украдкой пыталась спрятать то, что сделала.

— Завтра будем проверять. — Он сделал вид, что не заметил моих попыток. Только уголок губ чуть приподнялся, как будто он сдерживал улыбку.

— Травить меня будете? — буркнула я.

Улыбку он больше не сдерживал, даже рассмеялся в голос.

— Это уже будет зависеть только от тебя. Как справишься.

Вот спасибо.

— Так мне завещание писать или нет?

— Много добра нажила? — Мастер даже чуть склонился ко мне. Как будто его действительно интересовало мое добро, нажитое за недолгую жизнь.

— Нет. Но если вы так настаиваете, свой набор для плетения бисером я оставлю вам.

— Буду польщен. — Он шутливо поклонился, спрыгнул со стола и огляделся. Стульев тут больше не было, поэтому он довольствовался лишь маленькой табуреткой.

Теперь уже смех сдерживала я. При своем небольшом росте, на низком стульчике эд Йеннер смотрелся крайне забавно. Понятное дело, уступать свой удобный и высокий стул ему я не собиралась.

— А если серьезно, — произнес он уже без улыбки, но смех в глазах искрил, — завтра продемонстрируешь то, что у тебя отлично получилось. После пойдем в ресторацию — праздновать твои достижении. С эдом Топиасом я уже договорился. Поэтому приходи к шести сюда, а там уже разберемся.

— Или будете там меня поминать.

— Я все же надеюсь, что до этого не дойдет, раз все отлично.

Мне бы его уверенность, но виду не подала — кивнула.

— Тогда, до завтра.

— Всего доброго.

Я проснулась рано — будоражили мысли о сегодняшнем вечере. И все же дома сидеть я не могла, да еще и у Даника был выходной. Поэтому нужно было отвлечься.

К тому же и погода была обманчиво ласковой и теплой для этого времени: солнце светило ярко, ветра пронизывающего не было. Вот только стоило оказаться в тени, как холод тут же пробирался под одежду и опутывал снаружи. Как будто он таился и ждал, когда кто-то зазевается, чтоб напасть: покусать за щеки, ущипнуть пальцы.

— Поехали кататься? — с надеждой спросил он у меня.

Почему бы и нет? Времени у меня еще достаточно до вечера, а находиться в тягостном ожидании и не зная чем себя занять — точно не вариант.

До конюшен Астела мы доехали с извозчиком. Было несколько неловко идти туда, и я очень надеялась, что хозяина здешних владений мы не встретим. Вот только первым, кого мы увидели, и был эд Астел. Вежливый жест приветствия — он приподнял шляпу, кивнул, доброжелательно улыбнулся. Однако глаза сквозили холодом и взгляд расчетливо поблескивал. Хотя, какой он может быть у дельца?

— Зачастили к нам. Наверстываете?

— Да. — В разговор вступать с ним не хотелось, но не отвечать — невоспитанно. — Заодно приобщаю подопечного.

— Я бы с удовольствием присоединился к вам, но увы, дела.

«Мы и не настаивали», — подумалось мне.

— И мне очень жаль, что не получилось с аукционом.

А вот тут я растерялась. Что ответить? Мне-то жаль не было. Я вообще недоумевала над его поступком.

— Как уж получилось. — Я пожала плечами и легонько толкнула в спину Данфера. Надо скорее уходить.

— До встречи!

Я кивнула, побыстрее уходя от него. Что-то неприятное, неестественное просачивалось сквозь его фразы и улыбку. Вроде бы и ничего особенного, но мне было не по себе.

— Он странный, — признался мне Даник, когда мы уже были на достаточном расстоянии от Астела.

— А подробнее? Ты что-то заметил?

— Понимаешь, — начал Данфер, — вот когда я его в прошлые разы встречал тут, он был ровный… Ну вот без вспышек… — подопечный забавно начал щелкать пальцами, размышляя, какое же слово удачнее подобрать, — вокруг себя. — Даник взмахнул рукой. — Теплый, но спокойный что ли. А вот когда я его встретил не так давно, ну когда он про тебя спрашивал… В нем был какой-то огонь, яростный. Я подумал… — тут Даник густо покраснел и замолчал.

— Неужели подумал, что я ему нравлюсь? — подсказала я мальчику.

Тот закивал.

— И сейчас ты пришел совсем к другому выводу?

— Как бы тебе сказать… — я терпеливо ожидала, пока Данфер закончит свою мысль. Когда он говорил о своем даре, то почти всегда прерывался, долго подбирал слова, но старался, чтобы мне было понятно. Хотя было ясно, что ему самому слишком неведомо еще, что же на самом деле представляют и раскрывают его способности. — Так было раньше. Кто-то кому-то нравится и тогда сияние вокруг человека меняется. Или вот когда не нравится, тоже. Но обычно одно от другого легко отделить, но не всегда. Там слишком путано.

— То есть теперь ты думаешь, что я не нравлюсь эду Астелу?

— Я… я не знаю, — он покачал головой. — Просто предупреждаю. Хотя, зря наверно. Мне могло показаться, а ты вон уже разволновалась.

— Ничего. — Я улыбнулась и приобняла Даника. — Все в порядке. И спасибо, что поделился.

Уотиненов мы не предупреждали, но видеть нас это семейство было радо. Хотя и встретила нас сначала только эдель Брита.

— Моих мужчин пока нет дома. Вот как раз и поможешь мне на кухне — встретим их вкусным обедом, — сразу же озадачила меня хозяйка дома.

— А я? — обижено протянул Даник.

Мы с эдель Бритой переглянулись. Что же придумать?

— Хм… почему бы тебе не присоединиться к моему внуку и полковнику?

— А где они? — Тут же повернулась к ней я.

— У соседа. Что старший, что младший теперь все свободное время там проводят.

— Ну ладно Нелнас-младший, а полковник же как?

Эдель Брита отмахнулась: то ли не хотела отвечать, то ли…

— Данфер, так почему бы тебе к ним не присоединиться? — обратилась она к моему подопечному. — Все ж интереснее, чем слушать наши женские разговоры.

— Но ведь он там никого не знает, — вместо мальчика ответила я.

— Внука моего знает, полковник его в обиду не даст. Что не так?

Данфер ничего не отвечал. Терпеливо ждал, что я решу. Только вот видела я, что он поглядывал в окно — там виднелся луг, за которым и были владения конезаводчика.

— Как же он дойдёт…

— Далеко идти? — поинтересовалась эдель Брита. — Миновать луг, подойти к постройкам. Если он скажет, что ищет полковника, его точно пропустят и даже проводят к нему. Чего ты боишься?

Я пожала плечами. Все равно как-то не по себе было. Местности он не знает, хотя и заблудиться тут сложно…

— Ну что ты как наседка! — Хозяйка дома даже руками всплеснула.

Данфер же помалкивал и с любопытством наблюдал за нашим противостоянием.

— В школу он же сам ходит? — Я кивнула. — А ведь в городе с ним может случиться больше неприятностей, чем здесь.

— Все так, но…

— Астари, — строго произнесла эдель Брита. — Мальчишке не место у твоей юбки.

Я позволила себя поколебаться ещё пару минут.

— Обещай, что в случае чего, тут же вернёшься обратно?

— Ну что я, разве не дойду, Астари? — с укором спросил Даник.

— Дойдёшь, конечно же дойдёшь. Я так, на всякий случай.

Он не пошёл, побежал. Подопечный быстро скрылся из вида.

— Не родной, а переживаешь как за самого близкого, — произнесла эдель Брита.

Она подошла ко мне со спины вплотную, положила руку мне на плечо и легонько сжала, пока я смотрела за удаляющимся Данфером.

— Так ведь у меня действительно ближе него никого и нет.

Я не врала. У меня есть родители, да. Вроде бы и родные, но далёкие во всем смыслах. И регулярные письма ничуть не делали нас ближе. Да даже когда мы увидимся, я уже не особо верю, что встреча нас приблизит.

— Ну и замечательно! — нарочито бодро воскликнула хозяйка дома. — Пошли тогда готовить.

— А они точно к обеду вернутся? — все ещё всматриваясь в окно и не оборачиваясь, обратилась я к женщине.

— Будем надеяться.

— Мне же до вечера нужно возвратиться.

— Наслышана-наслышана. Ужин с известным мастером, — кивнула эдель Брита.

Я чуть не отрезала себе кусочек пальца, пока резала овощи. И даже тут знают!

— И откуда же вам известно? Вы же не были там, да и не особо местными новостями интересуетесь. Или меняете привычки?

— От соседа. — Пожала плечами хозяйка дома, но в то же время бросила на меня внимательный взгляд.

Сейчас же мне захотелось стукнуть себя по лбу.

— Зато столько денег пойдёт на сирот и больных.

— И это замечательно. — И тут в её голосе появились наставительные нотки: — Но что ты знаешь о мастере Джетмире?

— Эдель Брита, вы же знаете, что я имею некоторое отношение в артефакторике. Поэтому можете, надеюсь, понять моё восхищение этим мужчиной, как мастером своего дела. Он же такие вещи создаёт! Просто невероятные!

— Все-все, — как будто сдаваясь, перебила меня женщина, — я поняла, ты покорена им как специалистом или как у вас там это называется.

— Вы решили, что он мне нравится как мужчина? — удивленно выдохнула я.

— Ну, насколько я поняла, ты была рада, что пойдёшь именно с ним на ужин.

— Сосед сказал? — поморщилась я.

— Да и по тебе самой видно.

Я удивленно приподняла брови.

— А что вы имеете против мастера Джетмира?

— С чего ты взяла? — недоуменно переспросила эдель Брита. — Я его совсем не знаю, вот и пытаюсь выяснить все.

Не поверила. Вот не верила я ей и все тут! Темнила полковничья жена, явно темнила.

Я сложила руки под грудью и в упор посмотрела на неё. Эдель Брита не выдержала.

— Не от меня, так от других узнаешь, — махнула она рукой. — Говорят, у него репутация повесы.

Совсем неприлично, но от души я расхохоталась. Невысокий, худощавый и невзрачный лицом эд Йеннер — повеса? Ах да, там и ещё скверный характер прилагался.

— Не веришь?

— Не-а, — покачала я головой.

— Ну и ладно. Давай лучше готовить, а то скоро придут.

Занятые делом, разговоры мы не бросали. Обо всем и ни о чем — действительно обычная женская болтовня.

Однако к обеду так никто и её пришёл. Я разволновалась.

— Успокойся, придут, — заверила меня эдель Брита. — В крайнем случае пошлю конюха за ними.

За всем этим я как-то не придала значению словам эдель Бриты, что обедать должны прийти мужчины. Именно во множественном числе.

Поэтому часам к трём пришли двое мальчишек и двое мужчин.

Первыми зашли оба Нелнаса. При этом старший усиленно хромал. Правда, заприметив жену, тут же распрямил спину и попытался как можно непринужденнее ступать на больную ногу. Эдель Брита сделала вид, что не заметила. Можно на что угодно поставить — после полковнику достанется за самонадеянность и наплевательское отношение к своему здоровью.

А вот Даника не было.

— Где он? — я вскочила со стула навстречу зашедшим Уотиненам.

— Чего ты переполошилась, золотце? В холле он, раздевается, — ответил мне полковник.

Эдель Брита, не скрывая улыбки, покачала головой.

— Это же… Это же волшебно! Вот честно! И как только до такого додумались? — с чрезвычайно важным, но в то же время воодушевленным видом вещал Данфер. — Ты точно расскажешь об этом Астари?

Подслушивать — не хорошо. И благородная эдель так точно не должна поступать. Однако ж я не раскрывала своё присутствие, А наблюдала за беседующими, украдкой выглядывая из-за угла.

— А ты думаешь ей это действительно будет интересно? — скептически заметил Стейнир.

— Ещё бы! Не сомневайся.

Судя по смешку конезаводчика, он Данику не поверил. Что же они там обсуждали?

— Вот увидишь! — не унимался мой подопечный.

Я не выдержала и вышла к ним.

— Данфер, я тебя заждалась! — и сделав вид, что только-только обнаружила присутствие его собеседника, добавила: — Добрый день, эд Стейнир.

— Добрый, эдель Астари.

Мне вновь хотелось поторопить Данфера, так как времени у нас было уже не так много. Вот только в очередной раз такая моя реплика будет невежливой по отношению к Стейниру. Или он решит, что я намеренно его избегаю.

— Ну, так ты будешь рассказывать? — мой подопечный дёрнул Стейнира за руку.

А я недоуменно на них смотрела. И это мой вежливый, порой чересчур кроткий Даник! Вот так, по-свойски обращается к мужчине, которого видел второй раз в жизни. Когда только успели спеться?

— Ну не на пороге же. Да и нас там действительно наверно заждались, — осадил Данфера Стейнир.

Поздний обед не принёс мне никакого удовольствия. Вся собравшаяся компания неплохо проводила время: наслаждалась вкусной едой и не менее приятными разговорами. Даже мой подопечный активно участвовал, рассказывал что-то, сам расспрашивал. А я… на меня напала стеснительность. И вновь все падало из рук: вилка, хлеб, чашка. Вот чашку я вообще разбила.

— Ничего страшного, — ухмыляясь в усы, произнёс полковник и подмигнул мне. — Мне она вообще не нравилась.

— Нелнас! Ты же говорил, что это сервиз твой любимый, — эдель Брита сурово сдвинула брови.

— Сервиз может и любимый, а вот эта чашка — нет.

Я послала полковнику благодарную улыбку и вызвалась убрать беспорядок, организованный мной. Хотя эдель Брит и пыталась меня остановить, но я упорно решила устранить все сама. И пока убирала осколки, пару раз порезалась. А все потому, что некто не сводил с меня задумчивый взгляд. И приятно, и волнительно, и приводит к вот таким неловкостям.

Что ж мне так не везет с руками? Первым, кто заметил мою неприятность, был Стейнир. Он поднялся со своего места и хотел предложить свою помощь. Я закусила губу и покачала головой. Перед глазами стояли сцены годовой давности.

— Я сама, — получилось излишне резко. В попытке смягчить, добавила: — Спасибо, но лучше я действительно сама.

Сбежала на кухню, где вместо поисков аптечки, забыв о ранках, оперлась руками на столешницу и пыталась восстановить душевное равновесие.

Вдох-выдох.

Что было, то прошло? Отступило, отпустило и не держит?

Вдох-выдох.

Прошлое — в прошлом. Я не буду его тянуть и дальше за собой.

— Астари! — Даник залетел на кухню и обхватил меня руками за талию, уткнулся лицом в спину. — Ты ушла, чтобы никто не видел, как ты плачешь?

Вместо ответа я развернулась к нему, крепко обняла и спрятала лицо в волосах подопечного. Еще один глубокий вдох, и как успокоительное по нервам растеклось.

— Уже почти не больно, — заверила я Даника.

Мы быстро вернулись к остальным, скомкано попрощались, поблагодарили за гостеприимство и поторопились к выходу.

— Я вас провожу, — вызвалась эдель Брит.

— У вас же гость, — возразила я.

Женщина отмахнулась.

— Считай, что он уже и не гость.

Быстро освоился. И с Данфером вон тоже какие-то разговоры вел, свойские.

— Я прошу прощения, но времени у нас уже действительно больше нет.

— Прихорашиваться будешь? Боишься не успеешь? — Тон, которым это спросила эдель Брит, мне категорически не понравился. Злой, отрывистый. И утихшая было горечь вновь поднялась во мне.

— Да думайте что хотите. А не то, что опаздывать в принципе нехорошо.

— Астари, девочка, просто буду осторожна.

«Нянюшкам», Банафрит и Элодии, мастер не внушает доверия, эдель Брита тоже придерживается этого мнения. Тут-то мне и хотелось назло им рассказать, что за отношения у нас с эдом Йеннером. Тем более я сама фактически навязалась ему. Но кому от этого легче станет?

Данфер держался в седле все ещё неуверенно, поэтому быстро ехать мы не могли. И я катастрофически опаздывала. Рассчитывала, что везде успею, а на деле…

— А скажи-ка, хороший мой, о чем вы секретничали с эдом Стейниром, да ещё и на «ты» к нему обращался? — чтоб отвлечься от неприятных дум спросила я.

— Он сам тебе все расскажет, — буркнул Даник, явно недовольным нашим спешным отъездом. — Наверно.

Привести себя в порядок я не успела толком. Лишь переодела платье, наспех собрала волосы в привычный пучок, да заколола вечно выбивающиеся непослушные пружинки волос.

Мастер стоял на крыльце. Ни дать не взять строгая маменька, встречающая припозднившуюся дочь. Он демонстративно достал часы, открыл их крышку, внимательно посмотрел на циферблат.

— Намекаешь, что нам все же стоит перейти к другим отношениям? — В голосе его как будто даже мурлыканье послышалось. А мне стало не по себе. Что вообще происходит? Неужели «нянюшки» правы?

— Я прошу прощения, не рассчитала со временем.

— А я задал вопрос, — все также вкрадчиво промурлыкал мастер.

— Но я не понимаю, что вы имеете в виду, — недоумевала я.

— Опаздывать принято на свидания, а не деловые встречи! — рявкнул эд Йеннер, круто развернулся на каблуках и захлопнул перед моим носом дверь.

Растерянно уставилась на дверь. И что, это все? Я упустила так лелеемый мной шанс? От обиды хотелось плакать. Хотя на кого обижаться? Если только на себя.

Дверь открылась. Хмурый мастер, прищурив глаза, произнёс:

— Благородная эдель, вам нужно особое приглашение?

Если назвал меня на вы, значит он зол и даже очень. Один раз уже убедилась, когда потеряла один из инструментов и рассказала об этом мастеру. Правда, инструмент нашёлся у самого эда Йеннера — он взял его у меня и забыл.

Но еще одного приглашения мне не надо было. Быстро проскользнула в коридор и аккуратно прикрыла за собой дверь.

В мой каморке на столе стояли шесть тарелок с пирожными, причем моими любимыми.

— Прошу. — В их сторону взмахнул рукой мастер. — Выбирай.

— Сколько? — мой голос сорвался на хриплый шепот. Я не верила, что эд Йеннер меня отравит, однако моего страха это не отменяло.

— Только одно.

А вот теперь страх полностью завладел мною. Дрожащими руками я достала из ящика заготовленный амулет — корявое подобие подвески. Мне не хватило ни физических, ни магических сил сделать надежные захваты для камня, поэтому в любой момент алмаз грозил выпасть из оправы. Неограненный камень не сверкал, выглядел неказисто, но именно в таком виде на нем лучше всего держалось заклинание. Сама подвеска была на шнурке, обычном, кожаном, грубоватом. Мне было не до изысков. Хотя можно было попросить мастера об одолжении…

Я кивнула мастеру и принялась за то, что от меня и ждали.

Подвеска как маятник раскачивалась в моей руке. Одно, второе третье… Я ничего не чувствовала. Не мог же меня эд Йеннер обмануть? Значит, амулет не работал. От напряжении лоб покрылся испариной. Закусив губу, я все равно продолжала водить амулетом над угощением, которое в данный момент вызывало у меня отнюдь не аппетит.

Мастер стоял у стены. Сложил руки на груди и внимательно следил за мной. Спокойный, даже несколько расслабленный. Уже ни тени недовольства или злости.

Амулет должен был дать мне знать легким покалыванием в пальцах, какое именно пирожное отравлено. А учитывая, что отравленными должны быть пять… Ни одного намёка не было.

Я присмотрелась. Лёгкое, еле заметное свечение амулета над всеми тарелками. Провела ещё раз. Сравнила. Лишь над одним свет практически потух и был таким тусклым, что едва наблюдался. Проверила в последний раз. Тоже самое. Пусть будет это!

— Вот это.

— Ну что же вы застыли, благородная эдель. Пробуйте! — едко отозвался мастер.

Я перевела взгляд с него на пирожное. Красивое, с шоколадной поблёскивающей глазурью. Желудок тревожно сжался.

— Не любите сладкое?

Во рту у меня пересохло. Я откусила кусочек и с трудом сглотнула. Наверное и правда вкусно, вот только я этого не ощущала.

Пирожное камнем обосновалось у меня в желудке. Вполне возможно было достаточно и одного кусочка, но я с остервенелой жадностью расправилась со всем.

— И долго ждать? — прокашлявшись, поинтересовалась я.

Мастер вновь ловко вытащил из кармашка жилета часы на изящной цепочке.

— Мы должны были выйти отсюда еще полчаса назад, — скучающим голосом произнес он.

— И больше вы мне ничего не скажите? — упавшим голосом спросила я.

— О-о-о, я вам, — противно протянул мастер, — много чего скажу, выскажу. Как только придём. — И уже более спокойным тоном бросил: — Времени мало, пошли.

И мы действительно пошли, пешком, при том, что опаздывали.

Ну вот что он за человек, почему ничего не говорит сейчас?! Специально меня нервирует? Нет, я была уверена, что со мной все в порядке, и что амулет сработал. Хотя не все же яды мгновенные… Подумаешь, скончаюсь во время ужина на глазах у половины знати города. В голову лезли дурные мысли: даже если яда вообще никакого не было, то мне стоило бы подавиться, например, косточкой, чтоб гадкому мастеру неповадно было! Вот назло ему!

Шли рядом мы, вроде как и вместе, но порознь. У эда Йеннера было такое непроницаемое выражение лица, что я понимала — задела его, очень сильно задела.

— Почему пешком? У вас же должен быть экипаж. Ну извозчик, в крайнем случае… — Последние слово я уже говорила очень тихо — перехватила раздражённый взгляд мастера.

— Я люблю пешие прогулки. И даже из-за твоего опоздания не собираюсь лишать себя этого удовольствия.

Так в молчании мы и дошли до ресторации.

— Остались два столика, — оповестил нас метрдотель. — Если бы вы пришли чуть раньше…

Мастер укоризненно на меня посмотрел, но все же поинтересовался моим мнением:

— В центре зала или угловой?

В связи с аукционом сегодня тут было достаточно людно: знатные или просто обеспеченные мужчины со своими спутницами. Многие из них были будущими супружескими парами — это я успела услышать, когда ожидала своей очереди тогда у помоста.

— Угловой.

Небольшой столик, как раз на двоих, находился в углу, поэтому был не особо заметен для других.

Нам принесли меню, но эд Йеннер отодвинул свою в сторону, склонил голову набок, чуть прищурил глаза и сказал:

— Неправильная реакция.

— Что простите?

— Где восхищение интерьером, собравшегося здесь общества, восторги и все остальное?

Я поперхнулась водой, которой торопилась запить все ещё не дающее мне покоя пирожное.

— Здесь мило, — пожала я плечами.

— И только? — удивился мастер.

Ничего не ответила и уткнулась в меню. Не рассказывать же ему, что меня таким местом не удивишь. Не то, чтобы я часто в них бывала, но приходилось иногда. Хотя он сам прекрасно знал, у кого я жила до этого. К чему тогда удивляться?

Есть мне, понятное дело, абсолютно не хотелось, но и совсем не делать заказа было нельзя. Пришлось выбрать что полегче. Мастер же ни в чем себе не отказывал. «Куда только все это в него влезет?», — подумала я.

И пока эд Йеннер перечислял свои многочисленные пожелания, я прожигала его взглядом. Официант ушёл, а мастер послал мне, можно даже сказать, обворожительную улыбку.

— Ну ладно, ладно, — он даже рассмеялся, — ты угадала.

— Как угадала? — выдохнула я. — Амулет не сработал?

Мастер откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и широко улыбнулся. При этом не сказал и слова, лишь улыбался и смотрел на меня веселым взглядом.

Я села так же как и он — скопировала позу.

— Хорошо, — чуть ли не прорычала я, — что я сделала не так?

— Да все. Желаете подробностей, благородная эдель? — Чуть подался вперед эд Йеннер.

Его привычка задавать очевидные вопросы, все больше меня раздражала. Однако ж я мило улыбнулась и спокойно сказала:

— Было бы неплохо, досточтимый мастер.

— Подождем, пока не принесут заказ, — растягивал ожидание он. — И за вкусным ужином вернемся к занимательной беседой.

Надеюсь, то, как я скрежетала зубами, было не слишком слышно.

Мастер как ни в чем не бывало действительно отдавал дань превосходной кухне эда Топиаса. Я же к еде не прикасалась, а хмурым взглядом буравила сидящего напротив. Мысли были вообще-то крамольные: от «чтоб ты подавился!» до «может, когда поест, наконец-то подобреет?». Взгляд мой никакого действия не возымел. Совсем наоборот, промокнув салфеткой губы, мастер едко ухмыльнулся и вкрадчивым голосом спросил:

— Что же ты не кушаешь?

Я — человек вполне себе спокойный, порой даже чересчур, хотя и бывало иногда иначе. Но вот сейчас еле удержалась, чтоб не запустить в это ухмыляющееся лицо чем-нибудь потяжелее.

Помучил он меня еще минут пять — настойчиво дегустировал местные винные запасы.

То одно, то другое, и все ему не нравилось. Правда, вино, выбранное эдом Йеннером входило в отдельную плату. Наконец, он утолил и голод и жажду.

— Приступим, — деловито заявил мастер. Я подобралась. — Такие амулеты делать лучше всего в виде кольца или перстня. Почему так, надеюсь, объяснять не надо? — Я кивнула, а он продолжил. — Это раз. Ты не умеешь распределять энергию по всему плетению. Поэтому оно получается рваное. Как результат — амулет не сработал. — Я хотела возмутиться, но взмахом руки мастер вынудил меня промолчать. — Сработал, это когда не визуально дал понять, что в еде яд. Ты должна была почувствовать покалывание в пальцах.

Тут мастер посмотрел на мои руки и спросил:

— Ты постоянно ходишь в перчатках?

Даже сейчас я их не снимала. Привычка укоренилась, и только дома перчатки были в кармане — а то мало ли что. Хотя, пока работала над амулетом, снимала.

— Вот это уже не ваше дело.

Эд Йеннер прищурил глаза, раздраженно отбросил попавшуюся под руку салфетку.

— При работе перчатки можно использовать, только если работаешь с материалом. Когда плетешь заклинание — перчатки недопустимы.

С этим я и не спорила. Не совсем же я глупа или не понимаю.

— Это два, — продолжил Йеннер. — Ты в принципе не могла справиться с поставленной задачей.

Вот тут я уже перебила его:

— Зачем же тогда ставили?!

— Мне было интересно, сдашься ли ты или нет. Не сдалась, молодец, но… — И вновь намеренная пауза, пока мастер отпивал вино. — Ты же шла ко мне, чтобы учиться. И почему же на все мои вопросы, все ли понятно, нужна ли помощь, ты отвечала, что все отлично?

— Вы же сами сказали, что от того справлюсь ли я с задачей, будет зависеть возьмете ли меня в ученики… — растерянно проговорила я.

— Однако заметь, ни слова о том, что тебе нельзя обращаться за консультацией ко мне, я не сказал. Вот это три. И главная твоя ошибка. Мастер не должен быть излишне самонадеян. Уверенность в своих силах — отрадно, главное, чтобы эта уверенность не затмевала здравую оценку собственным творениям и вообще возможностям. А в твоем случае даже не уверенность, а я даже склонен думать, что глупая упертость добиться моей благосклонности во что бы то ни стало, чуть не стала для тебя фатальной.

— Вы же не дали бы мне отравы? Ведь так? В смысле не дали бы мне съесть…

— Знаешь, была у меня такая мысль, — неприятно оскалился мастер, — чтоб проучить тебя. Дать что-нибудь почти безобидное, например, со слабительным эффектом. Впрочем, одно из пирожным именно с таким веществом и было… Однако ты меня удивила — угадала единственное ничем не приправленное.

— Я не угадала! Амулет сработал!

— Он сработал не так, как следовало, — припечатал мастер. — И почему, я уже сказал.

— Это что же, я не справилась с заданием? — обреченно спросила я.

Я обвела взглядом залу. Красивая, торжественная, наполненная счастливыми людьми. А у меня тут мечты рушатся!

Показалось, будто бы мелькнуло знакомое лицо. Вероятнее всего просто показалось, и я не стала заострять внимание.

Мастер с задумчивым видом барабанил пальцами по столу. Я же терпеливо ждала его вердикта.

— Завтра придешь к одиннадцати, и я расскажу и наглядно покажу, из-за чего решил взять тебя в ученики, — ленивым тоном протянул Йеннер и вновь нахально улыбнулся. — Ну все, можешь расслабиться и спокойно поесть.

Наверно мне следовало послушаться, однако…

— Что вы там за вино заказывали? Берите и на меня.

Йеннер недоверчиво на меня уставился.

— Благородная эдель полна сюрпризов, — хмыкнул он и подозвал официанта.

Когда-то я любила заедать нервное состояние сладким. Наверно нескоро вернусь к этой же практике.

Глупость чаще всего наказуема. На голодный желудок, а пирожное точно можно было уже не считать, вино быстро ударило в голову. Пришлось налечь на еду, но было уже несколько поздно.

Спиртное, как известно, развязывает язык. Этим-то и решил воспользоваться мастер.

— Как так оказалось, что благородная эдель избавилась от блокировки? — начал расспрос эд Йеннер.

— А как оказалось, что паренёк из простой семьи добился такого успеха? — Не осталась в долгу я. Хмель лениво двигал мои мысли в голове, однако это не мешало ему слишком быстро выталкивать слова на язык.

— Талант, — не без самодовольства ответил мастер.

— Вот и мне стало интересно, что у меня за талант.

— И твой опекун спокойно к этому отнёсся?

Я проказливо улыбнулась.

— Ну нет, конечно. Я много неприятностей на свою… эм голову нахватала после этого. И все же, как видите, добилась своего.

— Тебе это отлично удаётся, — усмехнулся Йеннер. — И все же, зачем тебе место моего ученика? Ты вполне обеспеченная. Или сытая жизнь вынуждает искать развлечения?

— Учеба у вас — развлечение? — фыркнула я. — Что-то мне подсказывает, что мне точно будет не до веселья. Вы же не станете меня жалеть только потому, что я не мужского пола?

— Тебя жалеть? Вот уж точно чего не будет.

Я удовлетворенно кивнула и принялась за очередное блюдо.

Так слово за слово мы и болтали. Можно даже сказать почти непринужденно, легко. Да, я все же избегала некоторых запретных тем. Хотя иногда казалось, что мастер как будто специально меня к ним подводит. На тонюсенькой ниточке здравого смысла, который окончательно не затмился пьяными парами, я умудрялась удерживать нужные сведения, не выбалтывая лишнее.

А потом хмель вмиг выветрился у меня из головы.

— Что ж ты там такое увидела, Астари? — спросил мастер и повернулся в ту же сторону, куда смотрела и я.

Необходимо было проверить, не ошиблась ли я.

— Мне нужно… — Я поднялась со стула и растеряно запнулась.

— Носик попудрить? — ехидно подсказал мастер.

— Ты итак излишне побледнела, — уже серьезно заметил Йеннер.

— Я скоро вернусь.

Мой спутник подозвал официанта. Я собиралась идти в уборную, понятия не имея, где она находится. Хорошо, что мастер оказался более предусмотрительным.

Я шла за официантом и старательно всматривалась в ту часть зала, где заметила темно-русую макушку.

— Вам туда, — кивнул мой сопровождающий.

— Спасибо, — вежливо ответила я и пошла в указанное место. Правда, несколько по другому пути. Мне пришлось сделать небольшой круг. Ну как небольшой… Пойти сначала в противоположную сторону.

Это не мог быть он. Ладно волосы — их и обрезать можно. Но глаза карие, а нос крупнее… и все же, что-то неуловимо-похожее в облике этого мужчины было. Похожее на Никласа.

Он тоже заметил меня. Видимо, моя попытка не привлекать излишнего внимания, провалилась. Внимательно посмотрел на меня, поджал губы, на секунду прикрыв глаза, и как ни в чем не бывало повернулся к своей спутнице. Его улыбка, обращенная к девушке, была такой теплой, доброй, трогательной и нежной, что я убедилась — мои подозрения ошибочны.

До уборной я все-таки добралась. Умылась холодной водой, попыталась заколоть как всегда выбившиеся прядки. Потом плюнула на это практически бесполезное занятие и оставила все почти также.

Открылась дверь и зашла девушка. Хрупкая, стройная. Их тех, про которых говорят — фарфоровая статуэтка. Огромные «оленьи» темные глаза на фоне безупречной светлой кожи посмотрели на меня несколько зло. Неужели все-таки заметила мою заинтересованность своим спутником?

Она молча взяла мою руку, не обратив внимание, что я вздрогнула от этого прикосновения, вложила записку и ушла.

«Спасибо.»

Скомканная бумажка полетела в мусорное ведро. А я еще минут пять стояла с опущенной головой и не решалась выйти.

Он здесь. Как? Зачем? Почему?

К нему я с этими вопросами не пойду. Если изменил внешность, значит скрывается. А ведь я под пристальным вниманием. Подставить его? После того, как моя совесть успокоилась? Ведь получается, я не бросила его на верную смерть и он спасся. Возможно даже благодаря мне. И если благодарит — следовательно так оно и есть. Можно, конечно, подумать, что Никлас вернулся к своему излюбленному занятию. Однако его спутница выглядела не недовольная своим положением, а сам Никлас смотрел на нее… Любая женщина за такой взгляд готова поступиться всем. Такие чувства не сыграешь, каким бы хорошим актером Никлас не был.

У меня, действительно, было к нему много вопросов. Вот только могу обойтись без ответов на них. Моя совесть чиста и я могу спокойно жить дальше. А совесть Никласа… уже целиком полностью его проблема.

Когда я выходила, то столкнулась с еще одной девушкой.

— Прошу прощения! — воскликнула я.

Полностью погруженная в свои мысли, я не заметила миловидную блондиночку и достаточно сильно наступила ей на ногу. На изящной лакированной туфельке осталась некрасивая вмятина.

— Ох, — выдохнула она, досадливо поморщилась и подняла на меня свои бирюзовые глаза. — Ничего страшного. С кем не бывает.

А мне было безумно стыдно.

— Я не хотела, мне очень жаль, — начала оправдываться я.

— Ничего-ничего. Все в порядке, честно, — заверила меня девушка.

Я хотела еще что-нибудь добавить, но она меня остановила:

— Досадное недоразумение, — улыбнулась она. — Не стоит заострять внимание.

Муки совести это не охладило, однако ж я вынуждена была кивнуть и с хмурым настроением вернуться к мастеру.

— Тебе совсем не идёт эта пудра, — авторитетно заявил мастер, когда я села на своё место.

— С чего бы это? — раздраженно ответила я.

— Слишком светлая. Не для тебя, — ответил он и добавил: — А если серьёзно, ты пришла действительно ещё более бледная, чем уходила. Что случилось?

— Приведения увидела?

Я грустно усмехнулась.

— Для приведения он выглядит слишком живым.

— Что? — я испуганно проследила за взглядом Йеннера. И увидела лишь спину той блондинки, которой отдавила ногу. Перевела взгляд в сторону столика, где сидел Никлас со своей девушкой — их там не было. Они направлялись к выходу.

— Значит, я все не так понял. Ладно, — невозмутимо произнёс мастер и принялся за десерт.

При виде красивых и, наверняка, вкусных пирожных я поморщилась. Даже чай пила без сахара, на что Йеннер лишь усмехнулся.

— И все-таки, как ты уговорила опекуна снять блокировку? — не унимался Йеннер.

День у меня выдался тяжёлый, длинный. Голова разболелась так, что даже тошнило. Сил поддерживать пиетет к мастеру уже не осталось.

— Я все еще считаю, что это наше с опекуном дело, — устало и негромко ответила я.

— А я думаю, дело было так. Он снял блокировку, а взамен решил тебя использовать для одной работенки, — заговорщицким тоном начал вещать Йеннер. Слушала я его не без интереса. — Количество одаренных магией людей у нас убавилось после войны. Ведь хуже всего то, что после воздействия зогвуром родить ребёнка с магией получалось в одном случае из десяти. Вот и стала ты помогать эделу Вистару привозить из-за границы особых деток.

От возмущения у меня даже слов не нашлось.

— Гнев — неплохая косметика. Вон, уже и бледность спала, — ухмыльнулся мастер. — Только увлекаться таким не стоит.

Ещё с минуту я ошарашенно на него смотрела, не зная что и произнести. А потом просто расхохоталась, прикрывая ладошкой рот, чтоб не смущать соседей. Ну каков, а? Оригинальный способ отвлечь использовал. Однако ж получилось, и я заливалась смехом, пока не полились слезы. Мастер протянул мне салфетку.

— Спасибо, — с трудом поблагодарила я.

— Обращайся, — подмигнул он мне.

Мы еще какое-то время посидели, каждый погруженный в свои мысли.

— Я прошу прощения, но время уже позднее…

Йеннер перебил меня:

— Что, домашние дамы волноваться будут?

— Да. Отпустили свое золотце на ужин с…

И вновь он оборвал меня:

— С охотником до сокровищ?

Взгляд исподлобья никакого действия на него не возымел.

— Может мне и говорить ничего не надо, вы и сами все замечательно расскажете?

— Извини, — я действительно услышала раскаяние в его словах, — не у одной тебя выдался трудный день. Спасаюсь как могу.

Я кивнула и мы отправились к выходу. Как и положено, я держала мастера под локоть, а когда проходили мимо блондиночки, мастер ускорился и чуть ли не потащил меня за собой. Хотела возмутиться, но…

За одним столом с той девушкой сидел Стейнир.

Он улыбался так искренне, по-доброму, что мне хотелось зажмуриться, однако смотрела, как завороженная. Я даже заметила у него ямочку на щеке. Правда, почему-то только на одной.

У меня не было оснований, прав на такую реакцию, но я злилась. Сегодня все было… слишком.

Он нас не заметил, а мы мимо прошли молча и быстро.

— Думаю, прогулок на сегодня достаточно, — заметил мастер и подозвал извозчика.

Не согласиться с ним я не могла.

Ехать до моего дома было не очень-то и далеко, вот только мне казалось, что путь несколько удлинился. А может я просто от усталости уже плохо оценивала происходящее вокруг, в том числе и время.

— Чтобы попасть сегодня к Топиасу, нужно было выкупить приглашение у одного из счастливчиков аукциона, — произнес Йеннер, даже не глядя в мою сторону, как будто сам себе.

— И что? — безразлично отозвалась я.

— Цена повышалась вдвое, к тому же нужно было еще и найти того, кто согласится уступить… Непросто это.

— Повторюсь: и что? — уже с раздражением спросила я.

— Так, к слову пришлось. — Наконец мастер повернулся ко мне, пожал плечами и продолжил рассматривать город в сумерках.

К слову… А мне все равно! Кто, с кем, куда и за какую цену пошел. Тут некстати вспомнилось, какую сумму выложил сам мастер за наш поход. Они же на благое дело, ведь так? И мало чем примечательная моя личность тут не при чем.

— Нет, я так больше не могу! — вдруг воскликнул Йеннер. — Сестра это его, точнее кузина. Поэтому прекрати киснуть!

— Угу, — кивнула я и отвернулась.

Со стороны мастера послышалось неприличное ругательство, которое в присутствии эдель не произносят уж точно. Я хотела это поставить в укор ему, но не успела.

— Завтра можешь не приходить. Буду ждать послезавтра. Отдыхай.

— Вы обещали меня не жалеть.

— Что? — недоуменно переспросил мастер.

— Вы. Обещали. Меня. Не. Жалеть! — чуть ли не по слогам повторила я.

— Замечательно, — едко отозвался он. — Тогда завтра не в одиннадцать, а в девять.

Идя по дорожке к дому, а Йеннер не стал меня провожать до крыльца, я поняла кое-что. Мастер, судя по всему, не просто знаком со Стейниром, а неплохо его знает.

Дома меня ждали, куда же без этого. И уже хотели было потребовать подробности, но…

— Все завтра, — тут же предупредила я Элодию и Банафрит.

Они так и застыли с открытыми ртами, даже не успев ни о чем расспросить.

Вдовствующая Банафрит давно жила одна, а дети не часто баловали её своим вниманием. С этим и было связанно то, что она большую часть времени проводила со мной и Данфером. Чему я, разумеется, была рада. Однако иногда она была несколько навязчивой, в особенности, если сговаривалась с Элодией. Та, судя по всему, после ужина со своим семейством решила наведаться ко мне. А я невежливо оставила их ни с чем.

По пути в свою комнату заглянула к Данику. Он уже спал, так и не погасив светильник, а учебник небрежно валялся на полу. Я подняла книгу, поправила одеяло и легко погладила по волосам подопечного. Несмотря ни на что, у меня есть поводы не унывать.

Утром я встала так и не отдохнувшая и поэтому хмурая.

Банафрит постаралась: такой завтрак мог бы и у Топиаса подаваться. Однако ж я с трудом заставила себя съест булочку с изюмом и выпить чаю.

— Я сейчас уйду и не знаю во сколько вернусь, — подняла я глаза на помощницу.

— Опять библиотека?

Вот тут Банафрит нахмурилась. Она не успела ничего спросить, как хлопнула входная дверь и зашла Элодия.

— Что я пропустила? — бодро поинтересовалась она.

— Я иду не в библиотеку, а к мастеру Джетмиру.

Сцена с удивленными дамами повторилась.

— Превеликий Рауд, это же не то, что мы думаем? — выдохнула Элодия.

— А что вы думаете? — не без улыбки спросила я.

Женщины переглянусь, но с ответом не нашлись.

— Он берет меня в ученики, — не стали я их томить.

— Теперь это так называется? — ворчливо отозвалась Банафрит.

— А ведь я вам говорила, с чем связан мой интерес к нему.

— Астари, девочка моя, ты не понимаешь… — начала было Элодия, но я ее перебила.

— Не понимаю что? Наверно мне должна быть приятна ваша обеспокоенность относительно меня, но смею вас заверить: мастер — учитель, я — ученица. И ничего больше.

Возможно у них были основания не особо верить в мои слова. Были высказаны фразы о том, что это неприлично, неправильно и все в таком духе. А мне была нужна эта практика, эта учеба. И мне очень хотелось донести свои доводы до близких мне людей.

— Я пойду с Астари и все проконтролирую, — с важным видом заявил Данфер. Он стоял у входа на кухню сонный и растрепанный и подпирал косяк. — Тем более у меня выходной.

Даник дотянулся до вазы с фруктами, ловко подбросил в руке апельсин и, поймав его, попытался снять с него кожуру. Сок брызнул и Даник смотрел на нас уже одним глазом — второй был зажмурен.

— В конце концов, кто ее кроме меня защитит? — сквозь некрасивое чавканье раздались слова.

— А что, замечательная идея! — поддержала я его.

Дамам пришлось сдаться.

Пока добирались до мастерской, я уже несколько растеряла настрой. Учитывая непредсказуемый характер мастера, как он отнесется к присутствию Даника? А поскольку охранка с черного входа моего подопечного не пропустила бы, пришлось идти к парадному.

Даник с любопытством осматривал залу. Я вполголоса рассказывала ему, что знаю обо всем этом. В каморке я усадила его на табуретку, а сама принялась наводить порядок на столе — вчера так и не успела.

Сдвинутые брови, мрачный взгляд, поджатые губы. Мастер явно был не в настроении.

— Оставить не с кем было? — вместо приветствия бросил он вопрос и кивнул на Даника.

— Нет, но…

— Погоди, ты решила, что тут тебе развлечение, просто приятное времяпрепровождение, что даже детей можно водить? — напирал Йеннер.

— Данфер не будет мешать.

— Позволь мне самому решать это!

— Не смейте с ней так разговаривать! — Даник вскочил со стула и встал между мной и мастером.

Как ни странно, но выражение лица мастера Джетмира смягчилось. Он хотел потрепать по макушке моего подопечного, но тот увернулся, все ещё буравя мужчину взглядом из-под бровей.

— Молодец, так и надо. Кто ещё её защитит? — Мастер поднял глаза на меня. — Вот только не разобравшись, словами не бросайся. Понял?

— Понял, — буркнул Даник. — Но кричать на Астари не смейте.

У эда Йеннера вырвался смешок.

— Это в воспитательных целях. Она поди сама на тебя прикрикивает, когда вразумить пытается.

— Ну бывает, — застенчиво улыбнулся Даник.

— То-то же. А пока сядь на место и не мешай, — уже строже обратился мастер и сунул мальчику в руки первую попавшуюся книгу. — Держи, изучай.

Мастер терпеливо дожидался, когда я закончу наводить порядок, сопровождая все моя действия насмешливым взглядом.

Никого не стесняясь, он уселся на освободившийся стол. Ну а может так чувствовал себя увереннее — все ж таки возвышался надо мной.

— Я действительно не могла его не взять с собой.

— Ладно, на первый раз прощаю. Впредь — предупреждай, — он дотянулся до полки, взял листок и карандаш и набросал что-то.

Адрес почтовика! Наверно вот такая, короткая фраза может сказать о человеке очень многое. Ведь зачастую люди относятся к такой простой вещи, как придумывание адреса, очень серьёзно и вкладывают в неё особый смысл, порой понятный только хозяевам почтовика.

«Все сокровища мира ради одного».

— Молодой был, вот и придумал пафосную, — как будто оправдывался мастер.

Я сделала вид, что поверила.

— Ну а теперь вернёмся к тому, зачем, собственно, и собрались, — протянул Йеннер и достал с кармана моё корявое творение. — Смотри внимательно.

Он держал подвеску в руках, просто держал. Я сначала не поняла в чем дело, а потом… По нитям плетения силы наложенного мною заклинания пробежали искорки, сеть загорелась и свет как будто мягко впитался. Узор проступил сильнее, явнее, и словно его фрагменты сложились в совсем другую картинку. Не ту, которую смогла сплести, а ту, какой она и должна была выглядеть.

— Вы переделали моё плетение? — недоуменно спросила я.

— Нет, — ответил мастер, забавляясь моим удивленным видом.

— Быть того не может, но как же… Я не могла!

— О, значит поняла, что я сделал, — хмыкнул Йеннер.

Может я и поняла, но это не значит, что поверила.

— А что вы там разглядываете? — вдруг подал голос Данфер. Он тихонько подобрался ближе, оперся локтями о стол и внимательно наблюдал за нами.

— Работу твоей опекунши. Смотри как она умеет, — мастер потряс перед Даником подвеской.

Тот поджал губы, переел взгляд на меня и, словно нехотя, произнес:

— Честно сказать или чтоб не обидеть? — И выражение глаз такое, будто бы ему жаль меня. «Ну что за ерунду ты тут делаешь?».

Йеннер рассмеялся и слегка сжал плечо Данику.

— Далеко пойдешь, парень, — и подмигнул ему.

— Я же пришла учиться, — обиженно ответила я.

Смеются они надо мной. Как благородно!

— Ладно, иди на место, не мешай, — подтолкнул к табуретке мастер моего подопечного. Он посмотрел на меня, дождался моего кивка и сел обратно.

— Скажи мне, пожалуйста, а зачем ты тогда вообще тут распиналась, требовала дать тебе шанс, если теперь не веришь, что способна выполнить плетение заклинания, которое бы работало?

— Если бы вы его не подпитали своей силой, я бы и дальше об этом не знала… — буркнула я.

— Если бы я случайно не догадался это сделать, я бы тоже об этом не знал, — улыбнулся Йеннер. — Зашел я, значит, вчера днем сюда. Нашел твое творение. Посмотрел на него, посмеялся, — невозмутимо продолжал он, а я от злости кулаки сжимала под столом. — Я ведь сразу понял, что оно не сработает. Силы-то в тебе мало, поэтому плетение хиленькое получилось, слабое, а кое-где и рваное. Только в одном месте тебе хватило сил сделать все как положено. Вот тут-то я и пригляделся. Узор был не просто четким, ровным. Он был… — мастер начал прищелкивать пальцами, подбирая слова. Мы с Даником переглянулись, еле сдерживая усмешки. — В общем, он был таким, каким должен быть. К сожалению, это был лишь фрагмент, а не все плетение. Ну а как бы оно выглядело, будь у тебя достаточно силы, я тебе продемонстрировал.

Пару минут я сидела и обдумывала услышанное. Как-то все просто. Где-то есть подвох.

— Думаешь все так легко, да? — словно прочитал мои мысли мастер. — И зачем тогда шесть лет учиться в университете, постигать науки? Разве только что штаны протирать? По стандартной схеме, по сути, легко делать. Все давно просчитано, выверено. Бери болванку, да накладывай готовое заклинание. Вот этим и занимаются в промышленных масштабах, изготавливают по штамповке бытовые амулеты, стандартные охранки и тысячи других вещей. А если у тебя нет подходящего материала или нестационарная задача? Вот тут надо уже включать и мозги. Самому просчитывать, как лучше сделать плетение, сколько силы в него влить, выбирать материалы не по готовым таблицах, а самому их подбирать, исходя из параметров и задач перед тобой поставленных. Именно этому-то и учат в университете, а после и сам продолжаешь учиться. Ты хочешь этому учиться? Или хочешь работать по уже давно выдуманным правилам?

Ответ был настолько очевидным, что я особого смысла произносить его вслух не было.

Йеннер усмехнулся и покачал головой.

— Может быть ты и научишься работать так, как и должен работать настоящий мастер. Теоретически, потому как силы у тебя не прибавится. Соответственно, что-то действительно серьезное, сложное ты вряд ли сама сможешь делать. Ты готова к этому?

— Так если не попробую, то не узнаю — получится у меня или нет, — растерянно прошептала я.

— Что, что? Не слышу, — и даже руку к уху преподнес, будто дед старый.

— Я буду учиться, — уже громко и твердо произнесла я.

— То-то же, — довольно отозвался мастер и повернулся к Данферу. — А у тебя-то как с учебой?

Мальчик поднял глаза от книги, словно был погружен в чтение.

— Хорошо, — бодро ответил он, с любопытством на нас посматривая.

— Тогда учись и не отлынивай, чтоб потом не страдать, как наша благородная эдель, — я хотела было возмутиться, но он уже обратился ко мне: — Хотя, ты не стала пробовать поступить в университет по другой причине. Ведь так? С твоим-то упорством Урда бы лично тебя проводила до нужного факультета.

Я упорно молчала, а присутствующие терпеливо ждали моего ответа.

— Астари, а ведь правда, зачем тебе… — тут Даник запнулся и испуганно посмотрел на мастера, — один учитель, если в университете их больше и они тоже могут научить?

Что же, что же ответить?

— Вы думаете с моим слабым даром я могла бы попасть туда? — поинтересовалась я у эда Йеннера.

— Ты могла хотя бы попробовать, — протянул мастер. — С тебя не убыло бы точно.

— Ну и ни к чему теперь об этом думать и сожалеть. Вы согласились меня взять в ученики, — излишне бодро и торопливо проговорила я. — Ну так и учите.

— Знаешь, это очень даже хорошо, что ты попала ко мне. Твое умение создавать довольно сложные плетения очень даже пригодится. Я же теперь смогу доделать один любопытный артефакт… — задумчиво произнес мастер, потирая один указательный палец о другой. Артефактор даже глаза чуть прищурил, явно обдумывая предстоящую работу.

— Вы, но с моей помощью?

— Именно это я и имел в виду, — с лукавой улыбкой нашелся с ответом Йеннер.

Впрочем, сегодняшнее занятие практически ничем не отличалось от того, чем нагружал меня когда-то Рун — я сидела и изучала справочники по материалам.

— Будем чередовать теорию с практикой, — заявил мастер, вручая мне стопку книг, попутно отобрав одну из них у Даника. — Интересно хоть было? — успел спросить он у моего подопечного.

— Не-а, — с абсолютно довольным видом ответил Даник.

— И то верно. Твой-то дар в другом, — заметил Йеннер. — Расскажешь в чем?

Данфер поджал губы и вопросительно посмотрел на меня. Я, нахмурившись, покачала головой.

— А что рассказывать? Учителя еще и сами толком не знают, — развел руками мальчик. — Вот учат всякому, что всем положено знать. Может и разберутся в скором времени, что там со мной.

Я не удержалась от улыбки — а ведь он ни в чем не соврал.

Когда мы уходили от мастера, я поинтересовалась у подопечного:

— Слушай, в прошлый раз ты говорил уже что-то о эде Йеннере. Все таким его видишь?

— Ну да. Что там может поменяться? — пожал плечами Даник. — Вот только знаешь что… — задумался он и пристально на меня посмотрел, но тут же отвел глаза. — А не важно…

— Нет уж, договаривай давай, — нарочито строго произнесла я.

— Это всего лишь мои догадки, откуда мне знать так оно или нет? — чуть тише сказал Данфер. — Поэтому зря я вообще начал.

— Данфер, — протянула я.

— Ну хорошо, хорошо, — сдался мальчик. — Да, он все такой же «горячий», «яркий», только мне кажется, что он… перегорит скоро.

— Что? — я даже остановилась. — Умрет что ли?

— Нет, это что-то другое, — успокоил меня Даник. — Я же сказал, что зря тебя опять взбаламутил… Ну просто в нем огня надолго наверно не хватит. А вообще, я не знаю.

Ну и собственно, какая разница, что там привиделось Данику? Едкий мастер мне всего лишь учитель. Вот только чего я действительно, как сказал Даник, взбаламутилась?

Какая там гордость? Я уже через неделю хотела взвыть и умолять мастера пожалеть меня. Количество информации, практических занятий, а вместе с ними и едких насмешек, порой даже на грани оскорблений, посыпались на меня в неимоверных масштабах. Иногда казалось, что я не вынырну из-под всего этого. Было тяжело, но… потихоньку я начала втягиваться. Дома тоже все успокоилось. Когда мы с Данфером вернулись, он заверил обеспокоенных женщин, что опасаться нечего.

— Вы бы знали, какие заумные книжки он ее заставляет учить, — будто по секрету сообщил Даник им.

Элодия и Банафрит смотрели с недоверием.

— Честно-честно, — продолжил Даник, — я сам одну такую листал. Ничего не понял.

Я еле удержалась от улыбки.

Разумеется, время от времени они интересовались моим успехами на ученическом поприще, пытались выведать о моих взаимоотношениях с мастером… Пока не услышали, как я называла его совсем неприличными словами, не подобающим благородным эдель, когда корпела над особо заковыристым заданием, обложившись справочниками и учебниками.

И вроде бы все налаживалась, все было хорошо и жаловаться не на что. То ли я отвыкла от спокойной жизни, то ли еще что, но все равно какое-то беспокойство подтачивало благостную картину.

Каждый раз, когда я открывала почтовик, сердце как будто тисками сжималось и холодели руки. Плохих вестей от родителей не было. Впрочем, как и хороших. Письма были странными… И вроде бы мама все также интересовалась моими делами, и вроде бы все также же рассказывала о своем, но все равно как будто что-то поменялось. Она выспрашивала меня о Геделриме, сначала понемногу, и мне казалось, что ей интересно как я тут обустроилась. Потом расспросы стали более подробными. Я решила, что они собираются перебраться сюда. И мне бы радоваться… В ответ вопросы: «Вы что, хотите тоже здесь обосноваться, когда все уляжется?», я получала: «Мне же нужно знать, как ты там, дочь». Сомнение грызло меня изнутри, не давая покоя, а недоверие обижало. Возможно, мама не хотела обнадеживать меня раньше времени, тем более с мятежниками все еще ничего решено не было — они затаились и вылавливать их стало тяжелее. А возможно они еще и сами не определились — ехать сюда или нет. Но ведь поделиться планами можно было?

Папа же тоже стал иногда слать мне послания. Про себя ничего не писал: узнавал лишь как я. Интересовался, чем я занимаюсь, раз живу теперь самостоятельно, да еще и подопечный у меня появился. Позже я поняла: он откуда-то знает, что я теперь уже без блокировки и решила освоить магию. Сначала нехотя, а потом уже больше раскрываясь отцу, я поделилась с ним своими достижениями. Он хвалил и явно радовался за меня. Ни одного слова упрека, что, дескать, не женское это дело, мне не было адресовано. Хотя когда я об этом заикнулась маме, она была категорична: такое занятие мне ни к чему, хватит мне и видения. Почтовик был отцовским, поэтому и получалось, что письма сначала проходили через его руки. Маме я писала одно, папе другое, и судя по тому, что мама так и не узнала о моих успехах на этом поприще, папа с ней не всем делился. Я начала вносить разлад в собственную семью. А мне всего лишь хотелось, чтобы родители за меня радовались.

Брат тоже не обделял меня своим вниманием, вот только оно было… односторонним что ли. Он рассказывал о себе, а обо мне уже не особо интересовался. А началось это после того, как я сообщила о том, что у меня появился Данфер. Возможно, он так проявлял ревность. Но ведь он мой брат — один единственный, родной. Мне очень хотелось, чтобы он меня понял, но мы, наоборот, начали отдаляться.

Учеба, общение с Данфером, вечерние посиделки с Банафрит и Элодией — я спасалась как могла. Это все то, что не давало мне погрязнуть в унынии, то, что не давало захлестнуть меня ощущением безысходности.

Однако даже мастер заметил, что я несколько осунулась и слишком часто погружаюсь в собственные мысли, забывая об окружающем.

Учеба не то, чтобы перестала меня привлекать, но стоило только начать чем-то заниматься, как мысли все равно возвращались к семье, и я забывала обо всем остальном.

Так один раз даже чуть не оттяпала себе кусок пальца, когда работала с родицитом — резец сорвался, не оставив следа на камне, но поранив палец.

— Держи, — Йеннер кинул мне уже потертый справочник.

Я с недоумением посмотрела мастера, но придвинула к себе книгу.

— Я что сказал тебе сделать? — недовольно спросил он у меня.

— Обработать камень, — все еще не понимая, что не так, ответила я.

— И тебя ничего не смутило?

В руке я все еще зажимала платок, хоть кровь и остановилась. Я пожала плечами. Дал задания, я его выполняю. Что не так?

— Ищи таблицу коэффициентов твердости минералов, — в голосе Йеннера уже было ледяное спокойствие, но я понимала — разозлила его. Вот только чем, не могла понять. — И благородная эдель, будьте так любезны, не заляпайте страницы кровью.

Я сжала зубы, но сделал то, о чем он сказал. Увидела искомое и ахнула — у родицита коэффициент был шестнадцать из двадцати.

— Поняла? — процедил мастер. — И куда ты полезла с обычным резцом?

Мне было безумно стыдно — хотелось закрыть лицо руками.

— Дай сюда руку, — приказ он.

Мастер вложил мне в ладонь амулет из алунита. Две минуты и ранка затянулась.

— Спасибо, — тихо прошептала я, боясь даже глаза поднять на Йеннера.

— Пожалуйста, — едко отозвался он. — Через неделю наделаешь с десяток таких. А пока, благородная эдель два дня не будет у меня появляться.

— Почему? — воскликнула я, даже подскочив. Неужели настолько разозлила?

— Значит так, дорогая моя, пока ты не приведешь себя в нормальное состояние, не появляйся здесь. Не знаю что там тебе нужно будет сделать — выспаться, пробежаться по магазинам, накупив тряпок, — тут он посмотрел на мой непрезентабельный наряд и осекся, — что вы там еще женщины делаете? Вот пока ты не будешь способна со всем усердием, спокойствием и прилежанием, а главное желанием, относиться с своим заданиям, я тебе видеть не желаю.

Я ошарашенно молчала.

— Ведь все же нормально было, Астари, — уже спокойнее, даже с ноткой досады и примесью замешательства, добавил мастер. — Что случилось?

— Ничего из того, с чем бы я не смогла справиться, — сухо ответила я. — Спасибо, что не прогоняете меня совсем. Я обещаю, что в положенный срок вернусь и все будет как надо.

— Ну смотри, — задумчиво произнес Йеннер, пропуская меня к выходу.

А вечером меня и Даника встречали у себя Уотинены — мы решили наведаться к ним с ночевкой.

Солнце висело уже у линии горизонта, поэтому пришлось нанимать экипаж — в относительном тепле ехать все ж лучше. Да и сил уже у меня, и тем более у Даника, не нашлось бы для верховой езды. Ещё успеем вдоволь накататься.

Гостеприимный дом полковника стал для меня не в первый раз тем самым убежищем, где я «зализывала раны». Уж не знаю, что на меня тут так влияло, но именно здесь я оттаивала.

Мы расположились в уютной гостиной. Я забралась с ногами в огромное кресло, в котором даже меня не было видно со стороны спинки. Даник уселся на широкий подлокотник. Нелнас-старший вместе с внуком обосновались на диване.

Эдель Брита еще ранее ушла спать.

— В бейн[6]? — спросил полковник.

Мы с Даником закивали.

Мне с самого начала не везло — загадки попадались сложные, очков выпадало мало. И, как ни странно, я ничуть не злилась. Мне наоборот было хорошо. Перчатки давно были сброшены также, как и условности. Как беззаботная, смешливая девчонка я хохотала над рассказами полковника — он делился старыми военными байками; удивлялась тому, как Даник разговаривал с более старшим по возрасту внуком Уотиненов — как равный, ничем ему не уступающий, а в чем-то даже более сообразительный. Сама же я не задумывалась над тем, что мне нужно говорить, как себя вести. Словно отпустила себя, отпустила все-все мысли. Наверно так себя ощущают пьяные, однако крепче чая я ничего не пила.

Видя моё бедственное положение, Данфер даже стал мне подыгрывать — пытался подсказывать ответы на загадки. И я без зазрения совести принимала его помощь. Радовалась отыгранным ходам, награждала благодарственными объятиями своего спасителя и наслаждалась каждым мгновением чудесного вечера.

Полковник разогнал нас по комнатам ближе к полуночи.

Я заглянула к Данику пожелать хороших снов и не удержалась — обняла ещё раз. Прижала к себе, уткнулась в темноволосую макушку и прошептала:

— Спасибо тебе, хороший мой, — голос подрагивал.

— За что? — Почти черные в свете ночника глаза подопечного смотрела на меня с беспокойством.

— За то, что не побоялся тогда выйти и напроситься в дорогу со мной.

Ответные объятия были не менее крепкие.

Проснулась я как всегда рано. Рассветные лучи только заглядывали в окна, а я уже чувствовала себя выспавшейся.

Тихонько пробралась на кухню, где уже хлопотала эдель Брита.

— Доброе утро! — бодро поздоровалась я с ней.

— Ранняя пташка, — улыбнулась она, кивая мне на стол — там уже остывали оладьи. — И тебе доброго. Чего так рано поднялась?

— Да вот, выспалась, — пожала я плечами и выхватила из тарелки один из оладьев. Тут же пришлось вернуть на место и дуть на пальцы.

— Вроде бы воспитанная девушка, — покачала головой хозяйка дома.

— Не люблю я их есть как надо: с ножом, вилкой, — поморщилась я. — Умею, знаю — мне же положено. Но вы же не против, если я отдохну от правил?

Ответ я знала заранее. Эдель Брита улыбнулась, погладила меня по голове и кивнула. А взгляд её… Так на несмышлёных детей смотрят, прощая шалости. И как ни странно, мне наоборот было приятно. На меня так бы моя бабушка посмотрела, если бы была со мной… Маминой мамы давно не было в живых, а папина ушла ещё раньше.

— Пойду лучше прогуляюсь, — предупредила я эдель Бриту.

— Помнится не так давно ты Данфера не хотела отпускать отсюда, — заметила она.

Хотелось сказать, что я все ж таки старше, но учитывая недавний взгляд эдель Бриты, лишь ответила:

— Я недалеко.

Сад Уотиненов, луг, позади их владений — неспешным ходом все это я миновала, перешла дорогу и подобралась к соседним территориям. Я могла сколько угодно себя убеждать, что просто бесцельно бродила. Однако ж саму себя не обманешь.

Даник, наверняка, в прошлый раз быстро вышел к центральному входу. Я же шла в противоположную сторону, неторопливо передвигалась и с любопытством озиралась. Владения были огромными. Противоположного края видно не было, хотя это и немудрено — холмистая местность скрадывала видимые расстояния. Пожухлая, грязно-коричневая трава, серое, низкое небо — пейзаж глаз не радовал. Хотя летом тут наверняка красиво.

Я уже хотела было остановиться и опереться на перекладины ограждения, но повременила. Приподняла длинную тёплую юбку, придвинулась чуть ближе и наклонилась, рассматривая столб, к которому крепились перекладины.

С мастером я работа чуть больше месяца, однако его почерк уже знала. Ему было присуще пижонство, некоторая самоуверенная небрежность не только в собственном гардеробе, оформлении дома и выставочного зала — и в целом по жизни он старательно это демонстрировал. Разумеется, в работе он проявлял те же качества. Щедро лил силы в плетения, даже если требовалось и меньше. Просто для того, чтобы показать — он может. Он мог с точностью до последнего узелка сделать сеть заклинания и небрежно его закрепить. Нарочито небрежно, хотя на самом деле, конечно, довольно крепко и надежно. Мне казалось, что все это настолько уже закрепилось в его умениях, что сам Йеннер этого не замечал. Для него такой стиль работы был естественен и логичен. Вот тут и был корень всех наших проблем. Мне сил не хватало, поэтому каждую их крупицу я скрупулезно вплетала в сеть, старательно закрепляла и по сотни раз проверяла. Тем более я помнила о своей поверке. Мастер же постоянно забывал, что мои возможности ограничены, или делал вид, что не помнит. Поэтому то, что ему казалось простым, для меня было сложно в исполнении. Каждую задачу я дробила на подзадачи и только тогда могла выполнить. А мастеру Джетмиру, казалось, подчинялось почти все. И не было ничего такого, с чем бы он не мог справиться.

Вот на очередное его творение я сейчас и смотрела. Правда, зачаровывать весь столб Йеннер явно не стал бы, поэтому я выискивала место, где же прятался амулет.

Это же сколько амулетов должно было быть, чтоб обеспечить всю ограду такими охранками? Я поднялась, осмотрела забор. Да уж, столько вручную делать-не переделать. Вот же обманщик! Хотя, я и сама могла бы догадаться, учитывая количество болванок, которые находились в закромах мастерской. У мастера явно где-то есть, помимо основной мастерской, ещё и цех, где организованно масштабное производство. А ведь говорил, что занимается только штучной работой, тонкой и сложной. Впрочем, тут действительно работа не простая. Вспомнилось его участие в вызволения меня и Даника из-за границы. А ведь эдел Вистар тогда говорил, что мастер Джетмир не захотел участвовать в организации пограничной защиты, однако согласился на её взлом с формулировкой: «Это может быть интересно». Я же думаю, что он в очередной раз хотел проверить — справится ли?

И, судя по всему, Йеннера идея с реализацией значительной оградительной полосы не отпустила. Забавно — с государством работать не стал, а обычному конезаводчику помог.

Наконец, я нашла искомое — в самом основании столба был виден небольшой зазор. Вот там и пытались спрятать амулет. Оттуда еле заметные потоки силы растекались по всему столбу, перетекая на перекладины и соединяясь с аналогичными нитями с соседнего столба. Разглядеть их было и несложно, зная, что искать, но это совсем не значило, что охранки были слабыми. Однако проверять я не стала — последствия предсказать возможности не было. Лишь понимала — соваться не стоит.

Вот так — меня отослали, чтоб я немного отвлеклась в том числе и от учебы, а сама стою разглядываю очередное творение мастера.

Я разогнула уже несколько затёкшую спину и выпрямилась. Меня в упор прожигали такие же серые и хмурые, как нынешние тучи, глаза.

— Нашли что-то интересное? — холодно спросил мужчина.

— Да, — растерянно ответила я, про себя отмечая: ну наконец-то! Теперь я знаю — Стейнир одного со мной роста. Просто мы чуть ли не впервые раз оказались вот так близко, при этом стоя, а не сидя, как уже было пару раз.

— Тогда не буду вам мешать. Изучайте дальше, — бросил он и развернусь, чтобы уйти.

Я недоуменно смотрела ему в спину.

Меня так увлекла разработка мастера, что я не заметила, как хозяин здешних владений приблизился, и не просто, а на коне, который сейчас стоял в отдалении. Я впервые увидела шенсера. Выглядел он заметно крупнее представителя любой другой породы: мощный, явно сильный и, несмотря на наличие практически полного снаряжения для верховой езды, казалось, будто не замечал этих вещей. В его облике сквозила неприкрытая независимость, словно он лишь делал одолжение — на какое-то время подчинялся человеку.

Стейнир легко вскочил на своего скакуна. Они неспешным ходом двинулись вглубь территорий. Из-за холма показались другие шенсеры — пару жеребцов и, видимо, их мамочки. Вот к ним и направился Стейнир.

Я отошла от ограды. Пожалуй, на сегодня с её изучением надо закончить — лучше потом расспрошу самого мастера. У близлежащего дерева я остановилась, опёрлась о ствол спиной и сложила руки на груди. Отсюда открывался замечательный вид на… лошадок. Да, именно их. Кто знает, когда мне ещё предоставится ещё такой шанс поразглядывать этих необычных созданий? Жаль только, что все же далековато, но хотя бы так.

Самообман в очередной раз не помог. Статная фигура всадника удерживала мой взгляд. Я пыталась его отвести — без толку. Взор упорно возвращался к Стейниру и я продолжала любоваться его уверенной посадкой, естественностью, с которой он держался в седле, чёткие движения, в которых не было ничего лишнего, словно все выверено. А потом я поняла — конь не подчиняется ему. Нет! Тут было что-то другое. В том смысле, что шенсер слушался своего седока, но было это… в общем, странно. Ну разве можно сказать, что животное радо служить человек? Разве только что про собаку…

Я уже хотела было уйти, продрогла изрядно, да и вдруг неудобно стало — стою тут, смотрю чересчур пристально… Стейнир резко развернул коня и вновь приблизился к границе своего участка. Он спрыгнул, отбросил поводья, явно зная — скакун никуда не денется, и подошёл к ограждению.

— Желаете прокатиться? — Стейнир упёрся руками в перекладину и кивнул в сторону своего коня.

Захотелось как ребёнку заверещать: «да!» и подскочить, победно взмахивая руками.

— Не откажусь, — спокойно ответила я.

— До ближайшей калитки, — на миг он задумался, — минут десять.

И посмотрел на меня с вызовом.

А вот за дальнейшее эдель Фордис посадила бы меня под домашний арест минимум на месяц.

— Ничего, я так. — И подошла к ограждению. Правда, тут же с тоской осмотрела плотную теплую юбку — неудобно будет перелазить.

Теперь уже Стейнир смотрел на меня с восторженным изумлением.

— Вот только меня же просто так ваша защита не пропустит, — заметила я.

— Да, конечно.

Он подошел и положил руку на перекладину.

— Прошу, — и взмахнул другой рукой, приглашая.

«О превеликий Рауд, только бы не упасть! И зачем я вообще решила доказать то ли ему, то ли себе, что вполне себе лишена предрассудков и вообще, уверенная в себе барышня, которая не боится даже вот таких препятствий? Ну дуреха же, самая настоящая», — все это проносилось у меня в голове, когда я взбиралась по перекладинам.

Наверно Рауд меня услышал, потому как все обошлось: юбкой я не зацепилась, не подскользнулась. Когда я уже оказалась по другую сторону и собиралась спрыгнуть, Стейнир протянул мне руку. По своей излюбленной привычки я хотела отказаться от помощи, но сейчас я понимала — не тот момент.

Оперлась об его руку и аккуратно спустилась. А у самой вдруг колени чуть не подогнулись и даже сквозь перчатку чувствовалась тепло его крепкой ладони. Высвободила свою руку я даже с некоторым трудом, при этому испытывая и собственное недовольство, чего уж там.

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила я.

К шенсеру я подходила с некоторой опаской, оказалось — не зря.

— Слишком близко не подходите, — предупредил меня Стейнир, выйдя из-за моей спины. — Тут не все так просто.

Он приблизился к своему коню, подобрал поводья и как будто что-то шепнул ему. Я с интересом наблюдала за ними. Конь скосил глаз в мою сторону, словно присматриваться ко мне.

— Не торопливо подходите ко мне, — произнес Стейнир. — Только без резких движений. И не бойтесь, — он подкрепил фразу улыбкой.

Если до этого я и не боялась, то сейчас начала. Крупный, сильный конь уже вызывал не просто опасения. Не зря же про них наверно ходят слухи, что уж очень буйные, потому и не приручаются. А вот у Стейнира и тени опасений не было. Он спокойно стоял рядом со своим скакуном и ждал, когда же я решусь. А ведь я не трусиха!

— Можно вашу руку? — спросил Стейнир, когда я все-таки приблизилась к ним.

Я в нерешительности замерла.

— Так надо, — произнес он и вновь протянул свою ладонь.

Ну если надо действительно надо…

— Только без перчатки.

Пару глубоких вдохов, чтоб унять волнение, и я сняла перчатку.

— Я не кусаюсь, — он опять улыбнулся, — да и Гапор тоже не станет этого делать, надеюсь.

Стейнир повернулся к коню и как будто спросил у него. Тот дернул головой, словно говоря: «Ну чего застыли, быстрее! Я долго ждать не буду» и притопнул передней ногой.

— Гапор? Его так зовут? — спросила я.

— Да. На одном из наречий Лаксавирии это означает сильный.

Сильный значит. Ничего удивительного.

Я несмело вложила свою руку Стейниру в ладонь. Он улыбнулся мне, подбадривая, и слегка сжал мои подрагивающие пальцы.

На подперсье у коня крепился амулет. Вот к нему и приложил свою вторую руку Стейнир, не отпуская меня. Наверно что-то должно было произойти, но я ничего не почувствовала. Все мысли и ощущения сконцентрировались на совсем другом.

Я отвыкла от таких прикосновений, обычных, вроде ничего не значащих, но все равно нужных и приятных. Только Даника я могла подпустить настолько близко. И все же это не совсем то…

Я не слишком долго была тогда счастлива, но помнила то время очень хорошо, как бы не старалась забыть. И остро помнила разочарование и боль предательства.

«Не смей сравнивать! Не смей!» — твердила я сама себе. — «Он другой!»

Какой? Я понятия не имела, но точно другой, или в этом пыталась убедить себя…

Рука Стейнира уже не просто грела, жгла мою ладонь.

— Видимо об этом Данфер уговаривал вас рассказать мне, — внезапно охрипшим голосом заметила я. Пришлось прокашляться.

— Видимо об этом, — удивился Стейнир.

А я поняла, что только что сдала себя, и он догадался — я подслушивала. Нужно было отвлечь, поэтому я тут же спросила:

— Как он работает?

Внезапно Стейнир помрачнел и бросил:

— Вот это лучше спросите у мастера, — последнее слово он протянул едким тоном.

Я растерянно на него посмотрела и хотела высвободить свою руку. Он не позволил.

— Ещё рано.

— И все же?

— Привязка к конкретному человеку.

— То есть вот так просто можно любого коня заставить привязать к человеку, чтоб служил только ему? — удивилась я.

— Не просто, да и не любого.

Весьма лаконично. Однако настаивать я не стала — лучше действительно расспрошу Йеннера.

— И долго ещё?

— Неприятно?

Я даже охнула — откуда у него такие мысли?

— Нет, просто…

— Я скажу, когда все.

Он так остро ощущался рядом, как будто не просто за руку держал, а крепко прижимал меня к себе. Я не могла определиться — нравится мне это или нет. Отторжения уж точно не вызывало.

— Ой, — пискнула я, когда Гапор положил свою голову мне на плечо. Я даже чуть присела от неожиданности и не сразу заметила, что руку мою отпустили.

— Вот теперь точно все, — заметил Стейнир с непривычно мягкой улыбкой.

Конь фыркнул, обдав меня тёплым дыханием, а я погладила его по коричневому носу.

— Прости, я без угощения, — проговорила я, проводя рукой по гладкой, короткой шёрстке на морде. — В следующий раз обязательно что-нибудь принесу. А что они любят? — я обернулась к Стейниру.

— Именно Гапор — яблоки.

— Спасибо, учту, — кивнула я, даже не задумываясь, что только что чуть ли не сама констатировала — я обязательно ещё сюда наведаюсь. И слов возражения не слышала.

Я перехватила взгляд Стейнира, в котором, как мне показалось, виделось некое предвкушение. Довольную улыбку сдержать удалось, тем более, что тут я поняла, что у меня, кажется, проблемы.

— Седло не женское! — заметила я очевидное.

— Ну да, — усмехнулся Стейнир. — Я могу отправиться за женским.

— Это долго, — пробормотала я.

Боком в таком седле я не удержусь: стоит будет только коню чуть ускориться, и я покачусь на землю. Медленно же скакать смысла нет — а как же удовольствие от быстрой езды?

— Есть ещё одни вариант, — заявил Стейнир. — Я могу вас придерживать.

К запылавшим щеках захотелось приложить уже чуть озябшие ладони.

— Это не очень удобно…

— Проверим?

Он вновь меня провоцировал, и я вновь поддалась. Наверно вчерашняя бесшабашность не выветрилась у меня из головы, иначе как объяснить, что я согласилась?

Скорости я не чувствовала — конь мчался быстро, но так легко, невесомо, как будто почти не касался земли, лишь на миг отталкивался и словно тут же взлетал.

Неудобства я никакого не ощущала, чего наверно не скажешь о Стейнире, но ведь он сам предложил. Он касался меня лишь руками, в которых держал поводья. И все же спиной я отчётливо чувствовала тепло, которое исходило от него. В какой-то момент я вообще потерялась: пейзаж мелькал, сливаясь в одну смазанную картинку, а я перестала понимать где я, что вокруг. Только какая-то пронзительная близость со Стенийром, не связанная с тем, что он рядом.

Он не делал попыток придвинуться ко мне, как-то прижаться — ничего из того, что могло бы меня испугать, насторожить. За что я ему была очень благодарна. И при этом я была уверена — он меня удержит, не даст сорваться.

— Что-то не так? — нахмурился Стейнир, когда помог мне спустится на землю.

— Все так, но честно, я ожидала другого, — откровенно призналась я.

Прозвучало настолько двусмысленно, что я тут же поспешила добавить:

— Я просто думала, что шенсеры чем-то кардинально отличаются.

Стейнир склонил голову на бок, терпеливо дожидаясь, когда я внятнее сформулирую свою мысль, при этом не скрывая насмешливой улыбки.

— За те деньги, что вы за них просите, они должны явно что-то более экстраординарное из себя представлять.

Он рассмеялся и вновь я увидела ямочку на его левой щеке. Нестерпимо захотелось приблизиться и потрогать её пальцем. Какое-то глупое и неуместное желание.

— Вы правы, — отсмеявшихся произнёс Стейнир. — Но, все преимущества шенсеров лучше проявляются при других условиях. — И он принялся загибать пальцы: — Быстрая скорость, дальняя дорога, возможно даже более холодная погода.

— Разве мы не быстро ехали? — удивилась я, вспомнив мелькающую перед глазами округу.

— Гапор может значительно быстрее.

Я скептически осмотрела коня. Неужели?

— А на самом деле, вы отчасти правы. Они так дороги просто потому, что объездить их крайне сложно.

— Но ведь вам удалось, — заметила я.

— В некотором роде. Плюс к этому, иметь такого коня — престижно. Вот так и складывается цена на них.

— Спасибо за разъяснение.

— И вам спасибо, — вдруг произнёс он.

Я не сразу поняла, за что Стейнир благодарил. Неужели за шанс?

Ну вот, опять я уже невесть что, начала себе придумывать! Может ему скучно было и он благодарил за составленную компанию и не больше?

Попрощалась я с ним скомкано, к своему неудовольствию и, если мне не показалось, вызвала этим у Стейнира раздражение. А мне хотелось поскорее скрыться от него просто потому, что под взглядом холодных глаз мне от чего-то становилось излишне жарко.

К вечеру, когда уже вернулись домой, стало понятно — жар был неспроста. Я простудилась.

Банафрит и Элодия развели активную деятельность по моему спасению: укутали не в одно теплое одеяло, достали откуда-то не менее теплые, но колючие носки, навели чаев с травами и малиновым вареньем. Данфера ко мне не пускали: «Не хватало еще и тебе заболеть!». Однако ночью, пока бдительные дамы отсутствовали, пробрался ко мне и принес кусок пирога.

— Даник, мне же сейчас ничего в горло не лезет, — еле слышно прохрипела я.

— А откуда ты тогда сил наберешься? — удивился он. — Не из куриного же бульона.

Он выразительно скривился — у него-то бульон энтузиазма не вызвал.

Я клятвенно его заверила, что все обязательно съем и шикнула, чтоб все-таки пошел к себе, хотя мой подопечный и хотел покараулить меня ночью.

— Ну не совсем же я беспомощная, — заметила я.

И вновь этот взгляд, как будто на маленького ребенка смотрят.

— Если что, зови!

Как только он вышел, я не выдержала и всхлипнула, а из глаз, и без того слезящихся, потекли соленые капли по щекам.

Совершенно чужие по крови мне люди заботились обо мне как о самом близком человеке… О родных в этот момент я старалась не думать.

Весь следующий день я провела в своей комнате под все тем же бдительным надзором Элодии и Банафрит. Их забота мне была, безусловно, приятна. И все же она начала утомлять.

Джетмира я предупредила, что буду некоторые время отсутствовать. Ведь прервать свой навязанный отдых я собиралась значительно раньше, а тут…

«Выздоравливай. Однако домашнее задание я спрошу с тебя как положено», — пришел мне ответ на почтовик.

Я выдержала только два дня. Как только смогла подниматься с кровати, не испытывая сокрушающей слабости, тут же отправилась в «библиотеку».

Мастера на месте не было, поэтому я на кухне пила чай с Понтером. Он тоже пытался подкормить меня.

— А то бледная ты какая, — произнес он и тут же смутился. — Прости, я не хотел обидеть.

— Все в порядке, — улыбнулась я ему. А сама украдкой посмотрела в отражение в буфете. Если я выгляжу бледной, то наверно действительно все печально. Хотя утром, глядя на себя зеркало, я ничего такого не заметила.

— Скоро мастер будет?

— Не знаю, — пожал плечами Понтер. — Он наверно не рассчитывал, что ты сегодня придешь. Может тебе лучше домой вернуться?

— Подожду все-таки, если ты не против.

— Нет, конечно, — тут же замахал он пухлыми руками.

Я осталась на кухне и стала наблюдать, как Понтер, несмотря на грузную фигуру, легко двигается по помещению, виртуозно обращается с ножами, с вдохновленным лицом творит некое волшебство. Честное слово, судя по тем запахам, что доносились, там точно должно получиться что-то волшебное.

— А зачем столько еды? Неужели эд Йеннер так много ест? — удивилась я.

Понтер замялся.

— Он сегодня гостей ждет, — нехотя ответил он и вновь залился краской.

Я попыталась придать как можно более серьезное выражение своему лицу, но удавалось с трудом.

— Свидание?

Понтер сделал вид, что ничего не услышал, а я негромко фыркнула.

Сидеть мне надоело, поэтому принялась ходить хвостиком за Понтером, благо он не возражал.

— А это ты что высыпал? — полюбопытствовала я.

— Кардамон.

— А он точно подойдет для паштета?

— Пробуй, — недовольно пробурчал повар, протягивая вилку.

Я попробовала.

— О-о-о, как вкусно. Можно еще?

Так я с интересом и наблюдала за творимым волшебством кулинарии.

— Слушай, ты же действительно потрясающе готовишь. Не жалко тебе растрачивать свое мастерство? — Понтер побагровел, но в это раз скорее всего от гнева. — Прости, я не так выразилась, — тут же добавила я. — Неужели ты не хотел бы открыть свой ресторанчик, чтоб развернуться?

Повар вздохнул, взял платок, вытер выступившую испарину на лбу и произнес:

— Хотел бы. Более того, знаешь, кому принадлежит тот трактир, что напротив?

— Вот как… — выдохнула я.

— Нет, не мне, — усмехнулся Понтер. — Джету. Он его выкупил для меня, но… Я же не могу его вот так принять. Поэтому пока не заработаю достаточных средств…

— А зачем мастеру для тебя выкупать трактир?

Вот тут Понтер видимо понял, что сболтнул что-то лишнее. Но ведь я его не заставляла — все сам.

— Он мой брат.

— Вот это да… — ошарашенно произнесла я. — Вы же совсем не похожи.

— Мы сводные. Мой отец и его мать поженились, когда мне было пять, а Джету двенадцать.

На минуту Понтер замолчал, а я обдумывала услышанное.

— Я когда сосредоточен на готовке, на все остальное мало обращаю внимание. Ты меня подловила, — печально улыбнулся повар. — Надеюсь, ты понимаешь, что распространяться об этом не стоит?

— Да я и не собиралась. Вот только к чему такие тайны?

— Тайны мы из этого не делаем. Но просто, пожалуйста, не говори об этом никому.

— Хорошо, я молчу и вообще уже все забыла, — заверила я его.

Понтер кивнул и продолжил колдовать над блюдами.

— Неожиданно, — произнес мастер, когда наконец вернулся и увидел меня. — Честно говоря, отвратительно выглядишь. Ты точно не умрешь прям здесь? Мне проблемы со стражей не нужны.

— Я тоже рада вас видеть, эд Йеннер.

— Пошли наверх, пока Понтер, отвлекаясь на тебя, не пересолил тут чего-нибудь.

Мы с поваром переглянусь — кто-то сегодня не в духе. И пока я проходила мимо Понтера, успела ему шепнуть:

— Наверно свидание не состоится, — мы оба захихикали. И стыдно совсем не было.

Мы поднялись на второй этаж, но мастер прошел мимо моей каморки, не останавливаясь.

— Иди за мной, — бросил он через плечо, так и не повернувшись ко мне.

А вот это уже интересно.

Уже по одной двери можно было судить — это его рабочий кабинет. Массивная, крепкая, даже внушительная какая-то. А за ней… Многочисленные стеллажи, полки которых были заполнены самыми разнообразными вещами, большой рабочий стол, у которого стояло удобное кресло и огромное количество коробок, скорее всего хранящих немало сокровищ.

— Вон табуретка, — кивнул мастер, а сам прошёл к столу.

— Почему тут? — не удержалась я.

— Мне работать нужно, а тут светлее, чем в твоём углу.

Он достал инструменты, развернул лупу и принялся ковыряться в каком-то браслете.

— Сядь уже! — практически рявкнул он.

Быстро уселась на низенькую табуретку и стала с интересом наблюдать, как Йеннер работает. Такое зрелище представилось мне впервые. Впрочем, оказалось, что совершенно зря я рассчитывала увидеть настоящее мастерство — не клеилась работа у артефактора.

— И чего молчим? — вновь раздался его голос. — Давай, рассказывай своё домашнее задание.

И тут я поняла, что забыла свои листочки с нужным материалом на кухне. А в тех записях я детально расписала создание «нагревателя» — амулета, позволяющего прежде всего повышать температуру воды. В принципе, я помнила основные моменты, но подсмотреть не мешало бы. Глубоко вздохнула и начала рассказывать, бросая в сторону мастера робкие взгляды. Он время от времени кивал, порой морщился, как будто неприятное что-то слышал, хмурился.

— Возьми там бумагу и начерти схему заклинания, — махнул в сторону одной из полок Йеннер.

На какой именно из них искать надо было бумагу, я не поняла, а переспрашивать… Решила все-таки самой справиться. Нашлась и бумага, и карандаши, причём остро заточенные, но почему-то они были на самой верхней полке. Я хмыкнула и подумала: «а как же мастер за ними добирался?». Перевела взгляд на табуретку…. Хоть уже и поздно было, но все же достала платочек, протерла им стул и вновь села. Попробовала пальцем кончик карандаша. «Таким и проткнуть можно», — про себя заметила я.

— Долго ещё настраиваться будешь? — недовольно буркнул мастер.

У меня возникло нестерпимое желание показать ему язык. Вот так, по-детски. Но я постаралась придать себе как можно более строгий вид и сосредоточилась на схеме. Старательно выводила линии, красиво выводила плетения, больше напоминающие узоры. От усердия чуть ли не язык высунула.

— Показывай, что там, — требовательно сказал мастер.

— Отвратительно, — поморщился он, скомкал лист и ловко забросил его в мусорную корзину, что стояла у двери.

— Но я же все верно сделала, — растерянно возразила я.

— Все отвратительно, — повторил мастер и потёр своё лицо руками, откинувшись на спинку кресла.

Спросить все ли у него в порядке, было бы глупостью. Видно же, что нет.

— Вот скажи мне, Астари, — он вдруг поддался чуть вперёд, пытливо всматриваясь мне в глаза. У меня даже мурашки по коже пробежали, как от мороза. — Когда совершаешь доброе дело, нужно ли ждать в ответ благодарности?

— Смотря для чего или кого вы это делаете. Если для себя — то да. Для другого человека — нет.

— Поди ж ты, умница какая, — едко протянул мастер. — Ну а ты, зачем добрые дела делаешь?

Мне совсем не понравился ни тон, ни вообще направление, в которое вдруг повернул разговор.

— А я их делаю по глупости, в основном. Вижу, что человеку плохо — иду и помогаю. И совсем не задумываюсь: а зачем оно мне? Наверно выгоду искать надо, да? — я тоже перешла на едкий тон.

— Не умница, — усмехнулся Йеннер и покачал головой. — А если помогаешь близкому тебе человеку, то тут как?

— Лучшая благодарность — благополучие близкого.

— Угу, спасибо за ответ, — тихо произнёс он и вновь устало потёр лицо. — Иди уже отсюда. И завтра не приходи, не выздоровела же ещё.

Я кивнула и поторопилась покинуть комнату, но у двери все же остановилась.

— Эд Йеннер, а почему вы мне тогда помогаете?

Он поднял на меня глаза, растянул губы в лукавой улыбке и сказал:

— По глупости.

Мне действительно надо было бы посидеть пару дней дома, но я вновь не выдержала и пошла на этот раз в настоящую библиотеку. Вот только я выбрала раздел не связанный с артефакторикой.

Почти за полтора года я наверно пересмотрела уже тысячи книг. Был ли в этом толк? Весьма мало. Находились решения проблемы, но все это было не то: большие риски, слишком призрачные гарантии, расплывчатые условия. Иногда хотелось опустить руки, забыть, забросить. Если и не суждено, то зачем ещё трепыхаться и пытаться что-то сделать? Однако вот так просто отступить я не могла и продолжала поиски дальше.

— Привет, Астари, — раздалось у меня за спиной.

От неожиданности тяжёлый фолиант выпал у меня из рук и с грохотом встретился с полом.

— Лесвен! Напугал меня!

— Прости, не хотел. Видимо ты была слишком увлечена… — Он поднял книгу с пола. — «Целительство в Амистарине»? Интересный выбор литературы.

— Какой есть, — пожала я плечами и забрала книгу.

— Как у тебя дела?

— Все хорошо. Спасибо за беспокойство, — сухо ответила я. — А ты как?

— Астари, — покачал Лени головой, — что ж ты такая колючая. Случилось что-то?

— Да нет, — а мне действительно стало стыдно, что я ему несколько грубо отвечала. — У меня действительно все хорошо.

— Тогда надеюсь, что ты эти книги изучаешь с целью общего развития?

— Вроде того. И ты не ответил: как ты поживаешь?

— А у меня тоже все хорошо. Вот, пришёл жену на обед забрать.

Точно! Он же говорил, что жена у него библиотекарь.

На секунду Ленсвен задумался, а затем сказал:

— Ты обещала написать мне, но пропала, а ведь я звал тебя в гости. Может хотя бы сейчас к нам присоединишься? Или слишком занята?

Не рассказывать же Лени, почему я пропала… Хотя после возвращения могла бы с ним связаться, но было как-то не до того.

— Хорошо. А куда пойдём?

— Тут недалеко есть замечательное местечко. Мы часто туда заходим — готовят замечательно. Ну пошли? Сириль будет очень рада с тобой познакомиться.

Скромная, но не дешевая одежда, строгий пучок, в который были собраны пшеничные волосы, внимательный взгляд светло-зеленых, как трава в конце лета, глаз и при этом открытая, располагающая улыбка, — такой оказалась Сириль.

Как только мы устроились за столиком, Ленсвен тут же произнес:

— Сириль все знает.

— Что ты имеешь ввиду?

— Кто мы, оттуда, почему тут.

Сириль ободряюще мне улыбнулась, а меня так некстати накрыл приступ зависти. То, что Ленсвен любит свою жену было и так видно: по жестам, взглядам. Чувства проявляются не словами. На них было приятно смотреть: такая гармоничная, замечательная пара. И теперь вот осознание — он ей полностью доверяет. Нет, я не могла на него злиться за раскрытие и моей тайны, я могла лишь молча завидовать, что у него есть человек, с которым он может поделиться самым сокровенным. Интересно, какого это? Я сама уже забыла…

— Если тебе будет нужна какая-то помощь, ты всегда можешь обратиться к нам, — мягко произнесла жена моего соотечественника.

— Вы же меня совсем не знаете.

Я недоверчиво прищурила глаза, а у самой ком в горле образовался.

— Мне кажется, я знаю о тебе достаточно, — заметил Ленсвен.

— Ну а вы Сириль? — возможно прозвучало излишне резко.

— А я просто доверяю своему супругу.

Нам принесли меню и я молча в него уткнулась, чтобы скрыть неловкость.

— Ты обещала прийти к нам в гости, — напомнил Ленсвен. — А потом пропала. И дома у тебя никто не появлялся…

— Меня не было некоторое время, — глухо сказала я.

— Это связано с…

Если мой бывший сосед и доверял своей жене, то у меня же не было на это оснований.

— Тебя увозили в безопасное место? — продолжил он расспросы.

У меня вырвался нервный смешок.

— В некотором роде, — невесело улыбнулась я. — Погоди, но с чего ты взял? В Дрине опять что-то произошло?

— Нет. Все также.

И голос его был спокоен и почти безмятежен, вот только Сириль несколько напряглась.

— Лени, пожалуйста, ответь честно, — умоляюще произнесла я, предвидя уже нечто нехорошее.

— На твоего отца вновь было покушение.

Воздух резко закончился в груди, а вздохнуть было больно.

— В этот раз он совершенно не пострадал. — Ленсвен сжал мою руку, на что я почти и не обратила внимание. — Зато смогли поймать нескольких мятежников. Не организаторов конечно, но достаточно значимых.

— Все хорошо уже? — обеспокоенно спросила Сириль, протягивая мне стакан воды.

Я смогла только кивнуть. Вода проталкивалась мелкими глотками, и ее прохлада как будто пробила пробку в груди, а болезненные вдохи наконец-то наполнили легкие воздухом.

— Спасибо, — прошептала я супруге Ленсвена.

На некоторое время за столом было тихо. Нам присели еду, но никто не торопился приступать к обеду.

— Наверно, чтобы искупить свою вину, раз так и не пришла к вам, как и обещала, стоит пригласить вас ко мне. Устроим дружеский ужин, я познакомлю вас со своими близкими.

Пара недоуменно на меня посмотрела.

Я прокашлялась, выпила ещё воды и продолжила:

— Скажем, послезавтра в семь вечера вас устроит?

Сириль несмело растянула губы в улыбке и ответила:

— Обязательно придём.

Ленсвен же молча придвинул к себе тарелку, но сначала одарил меня хмурым взглядом, в котором сквозило как будто неверие. То ли не верил, что я ничего не знала, то ли не купился на моё спокойствие и перевод темы. Ещё бы, вилку в руки я боялась брать: она бы начала резво стучать о тарелку — так дрожали мои руки.

Я готовилась к этому дружескому ужину в кругу близких как к какому-то важному приему. Меню, скатерть, столовые приборы, тарелки: все-все подбиралось с особой тщательностью.

— Они какие-то значимые персоны, эти ваши знакомые? — глядя на мое беспокойное воодушевление, спросила Банафрит.

— Можно сказать и так.

Данфер же, как будто тоже подпитался моей суетливостью: носился по дому, таскал стулья, переставлял почему-то книжки на полках, порывался с Банафрит на рынок сходить, но вовремя был остановлен. Ему поручили караулить тесто для пирогов. Впрочем, с этой миссией он успешно справился: застали мы его увлеченно пробующего сладкое тесто на вкус.

— Живот потом болеть будет! — сокрушалась Банафрит.

Меня после этого словно отпустило: уже не так волновалась, не так переживала, что что-то пройдёт не так. Смеялась с подопечным и успокаивалась: да, это первая такого рода встреча в моем доме, но все обязательно будет хорошо.

Когда я предоставляла Данфера Ленсвену, тот был несколько удивлён. Тихо, еле слышно он произнёс:

— Неужели брат?

— Нет, мой подопечный, — растерянно ответила я.

— Прости, я…

— Все нормально, — я сделала вид, что меня действительно не тронули эти слова. — Они и впрямь похожи.

— Ты его видела? — недоумевал Лени.

— Увы, только пересланный портрет.

Жена соотечественника с сочувствием посмотрела на меня. Но слава Рауду, подопечный нас не услышал.

Ужин проходил тихо, спокойно. Без неловких пауз, когда возникает тягостная тишина. Да, всей истории, как у меня появился Данфер, я рассказать не могла, поэтому была предоставлена уже давно оговоренная и не раз пересказанная версия: Данфер здесь на учебе, а познакомились через моего бывшего опекуна. Однако заострять внимания на этой теме никто не стал. К тому же мне не давало покоя образование Сириль: что там может быть за учёба у библиотекарей?

— Обычная, — пожала плечами супруга Лени. — Первые пару лет идёт стандартный курс, который у всех, включая даже магов. Общие дисциплины. О них вам даже Данфер может рассказать. Просто чуть более углублённые.

— Что, даже математика? — удивлённо спросил мальчик.

— Даже она, — с мягкой улыбкой ответила Сириль.

Мой подопечный и тут не сдержал любопытства, озвучивая в том числе и мои невысказанные вопросы:

— А зачем она библиотекарю? Количество книжек вы бы и так могли подсчитать.

Вместо того, чтобы обидеться, Сириль вновь рассмеялась. Муж её тоже не сдержал улыбки.

— Так все думают. Вот только в любой специальности, даже далёкой от сложных вычислений, не помешает широкий кругозор и знания в самых разнообразных областях. — Даник чуть нахмурился, а Сириль хитро прищурила глаза и чуть наклонилась, как будто собиралась сообщить что-то по секрету: — Да и можно потом сумничать лишний раз.

И подмигнула растерянному мальчику.

А после мы постепенно добрались и до профессии Ленсвена.

— Неужели вам не страшно? — спросил Данфер, как только узнал, что гость наш не просто во Внутренней страже служит, а является там штатным некромантом.

— А чего я должен бояться? — с лукавой улыбкой ответил мой соотечественник.

— Ну как же… — растерялся мальчик, — они же… Такие… Неживые!

Все рассмеялись, а Данфер начала смутился, но потом сжал губы, и в глазах его промелькнуло какое-то упрямое выражение.

— Кто, некроманты? — вставила я.

В мою сторону был брошен уже хмурый взгляд, но подопечный тут же обратился к гостю:

— Те, с кем вы работаете.

Не знаю, что меня сподвигло, но я не громко произнесла:

— Сослуживцы?

Данфер не услышал, зато Сириль фыркнула в попытке сдержать смех.

— Если бы я не мог с ними справиться, не мог ими управлять, заставлять делать то, что я им приказываю, а только лишь боялся, то что бы я делал на своей должности? — заметил Ленсвен.

Мальчик с серьёзным видом кивнул.

Ну а на попытки расспросить, что же за дар у самого Данфера, тот сначала отвечал с неохотой, пока не дождался от меня одобрительного кивка. И то, только после того как он сам мне тихонько, пока гости не видят, шепнул:

— Хорошие, тёплые.

После ужина мы расположились в нашей небольшой гостиной, где Банафрит уже успела расставить до этого тщательно отобранные из представленного многообразия в посудной лавке фарфоровые чашки с изящным чайником. А пирог, хоть уже и остывший, все ещё благоухал тем горячим и пряным сытным запахом домашней выпечки.

Сириль с искренним интересом расспрашивал Данфера об успехах в школе, которыми он с удовольствием делился. Тем более, что дела его там действительно пошли на лад. Я решила воспользоваться моментом.

— Ленсвен, мне нужна твоя помощь, — обратилась я к гостю. Он на меня внимательно посмотрел. — Мне не к кому обратиться, ты уж извини, что я с такой просьбой. И вообще, ты совсем не обязан мне помогать, поэтому я и не требую, а просто спрашиваю, даже хотя бы совет может очень помочь…

— Успокойся, — мягко произнёс Ленсвен, явно встревоженный моей сбивчивой речью, произносимой с нескрываемым волнением, но явно не наполненной пока смыслом. — Я понял, что дело точно должно быть серьёзным и поэтому постараюсь разобраться и по возможности обязательно помогу. Так что рассказывай.

— Ты не обязан…

— А ты уже начала, продолжай.

Пока окончательно не растеряла смелость и не упустила мысли, я начала говорить.

— Сам понимаешь, что дар у Данфера редкий и, как бы это выразиться, он может оказаться весьма полезным, если применять его с умом. Я стребовала у своего бывшего опекуна обещание, что мальчика не будут трогать хотя бы до конца его учёбы в школе. Но у меня нет никаких гарантий, да и повода тоже нет, верить этому обещанию.

— Ты хочешь подстраховаться?

— Да. И я не знаю как это сделать. А у тебя могли бы оказаться определенные связи, может быть возможности… — я почти выдохлась, а от неловкости, что я обращаюсь к хоть и давнему, но просто знакомому с такой просьбой… Мне было несколько стыдно и неудобно. Силы придавала мысль лишь о том, что прошу не для себя. — Ты можешь хоть что-нибудь предложить? Да, я понимаю, что Данфера в любом случае не упустят из виду и рано или поздно найдут способ на него воздействовать, чтобы вынудит работать на определенные структуры. Но мне хотелось бы, чтобы это произошло как можно позже. — Я бросила взгляд в сторону Сириль и Даника — они установились у книжкой полки и жена соотечественника что-то поясняла мальчику. — Мои страхи могут показаться тебе надуманными, глупыми женскими фантазиями, но я очень хочу оградить Данфера.

— Твои страхи вполне обоснованы, так что ничего глупого в них нет. Но на данный момент мне даже посоветовать тебе нечего, не говоря уже о конкретных действиях, — разочаровал меня Ленсвен. — И все же не отчаивайся, я пробую обратиться за… хм, консультацией к одному человеку. Если что-то конкретное узнаю, то обязательно тебе сообщу.

— Спасибо, — несколько кисло поблагодарила я.

— Вот уж точно не за что, — невесело усмехнулся он. — Можно несколько неприятный вопрос?

Я хоть и кивнула, но нахмурилась.

— Почему ты не можешь доверять своему бывшему опекуну?

Действительно, вопрос оказался неприятным.

— Ты, я, другие вадомийские сыны — оказались выкупом для мира, причем нами откупились собственные родители. Мы все можем понимать причины, но ведь от понимания горечь расставания с родными, горечь от потери веры в то, что родители могут все ради своих детей, она ведь никуда не денется. А я наивно думала, что эдел Вистар никогда меня так не огорчит. — Я поднялась и долила гостю чая. — Прости, но не хочу заострять на этом внимание.

Ленсвен кивнул, не скрывая сочувствия своём взгляде. Хотя казалось бы, мы оба были заложниками, однако сложилось для каждого все по-своему. И Ленсвен тем не менее теперь счастлив. А я… Бросила взгляд на Даника… Да, в чем-то я тоже счастлива.

Остальная часть вечера прошла за оживлённым разговором на самые разнообразные темы. Гаустофы оказались приятные собеседниками, иногда лютыми спорщиками, но не прибегающим к грубостям — просто упорно отстаивали своё мнение, причём Сириль спорила наиболее рьяно, хорошими слушателями и действительно «тёплыми» людьми. Рядом с ними и я, и Данфер чувствовали себя спокойно, комфортно, как с давними знакомыми или уже почти друзьями.

Я проводила гостей и отправила Данфера спать. И пока сама готовилась ко сну, размышляла: почему же я все-таки решилась довериться Ленсвену? Причин было несколько, но прежде всего я была уверена, что человек, которого столь глубоко и горько предали, сам вряд ли был способен на подобное.

Несложное бытовое заклинание: всего лишь для амулета чистки одежды, и то у меня не удавалось целиком, поэтому я по настоянию мастера дробила задание. Сначала основа: тот самый каркас, с которым в своё время меня доставал Рун, потом на каркас нанизывала «бусины» — части плетения, постепенно складывались в небольшое, но точное полотно заклинания. Амулет был несложным, даже наоборот, одним из самих простых, но вот парадокс: те, что проще удавались мне не сразу. Приходилось долго сидеть над ними, усердно и тщательно выплетать заклинание. А вот те, что были сложными сами по себе почему-то получались у меня не то, чтобы слёту, но времени тратила на них я значительно меньше.

И вот сейчас, я как раз и билась над вроде бы и простым, но не желающим подчиняться мне плетением, которое упорно отскакивало от амулета, не торопясь закрепиться на нем.

Мастер сегодня ко мне не заглядывал: знал, над чем я работаю и поэтому понимал, что я буду злая и раздраженная. В такие моменты даже он не решался ко мне приближаться. Не потому, что боялся меня, нет конечно, а потому, что знал — проще оставить меня в покое, пока я сама не доделаю задание. Он поначалу пытался лезть с советами, точнее умничал и указывал, не щадя и отпуская колкие реплики, в чем я не права. Видимо в такие моменты забывал, что упорства, хотя мастер называл его ослиным упрямством, у меня предостаточно.

— Ты же пришла учиться, глупая! — восклицал в такие моменты эд Йеннер.

— Вот я и учусь. Все что нужно, вы мне рассказали, что применять необходимо, я теперь знаю. Может быть все-таки не будете мне мешать?

От такой моей наглости в первый раз у мастера не нашлось слов. Это потом он понял, что действительно проще сначала мне все рассказать, даже «разжевать» и оставить в покое, чтобы знания, так сказать, усвоились. До тех пор, пока я все-таки не признаю собственное поражение, если ничего не получится, и не приду с повинной. Правда, тут уже мне приходилось изворачиваться. Оказалось, что артефактор жутко обидчивый, но на моё счастье, падкий на лесть. Вот только льстить нужно было не в лоб, а завуалированно.

Однако сегодня мастер Джетмир отчего решил прервать мои потуги на магическом поприще. И использовал для этого Понтера.

— Еще не позеленела тут? Сидишь чахнешь над своими сокровищами.

Повар артефактора заглянул ко мне в комнату и принялся с любопытством разглядывать обстановку — он ещё ни разу тут не был после моего появления.

Я растерла уже изрядно уставшие руки. Перед глазами запрыгали чёрные точки.

— Чуть-чуть осталось.

— До окончательного позеленения?

— Что? — заторможенно переспросила я, включая лампу, которая уже действительно отливала зелёным цветом — кристалл освещения видимо почти разрядился. — До более менее удовлетворительного результата.

До меня дошло, что он имел в виду и я продемонстрировала самую обычную щётку для одежды. Это по внешнему виду. Благодаря моим усилиям она должна была стать именно амулетом — взмах руки и одежда очищалась, без лишних манипуляций. Вообще, Джетмир любил придавать некоторым амулетам самый обычный вид, однако закладывать в них функции предпочитал не самые простые. Например, из-под его руки такой бы амулет вышел бы непросто очищающим, но и отталкивающим: после его воздействия никакая бы грязь в течение суток не прислала бы к вещам. Ну и стоил бы такой амулет в разы больше.

— Это все замечательно, но на обед же ты не спустилась.

— Некогда, — вздохнула я, на что Порнтер укоризненно покачал головой. — Зато ты излишне бодрый. Что такое?

— Пока не придёшь на кухню, не узнаешь, — весело заявил он и сделал приглашающий жест рукой.

Я уже хотела было сказать, что пока не доделаю, никуда не пойду, но мой организм выдал меня. Сделала вид, что вообще не имею отношения к этому заунывному зову желудка, я спокойно поднялась со стула, быстро навела на рабочем месте минимальный порядок и отправилась вслед за поваром.

— Рассказывай! — потребовала я, пока Понтер искал что-то по шкафчикам. И раз он отвернут, решила воспользоваться моментом — потянулась из стороны в сторону, разминая порядком затекшую спину.

— Я приготовил потрясающий соус! Ты обязана его попробовать и по достоинству оценить, — не оборачиваясь, похвастался повар.

— Тебя случаем мастер не покусал? — спросила я и все же принюхалась: пахло действительно потрясающе.

Понтер повернулся ко мне, вопросительно приподняв брови.

— Откуда такая бравада? Вдруг ты безбожно пересолил соус? — пояснила я и потянулась за кусочком белого пышного хлеба, испечённого самим Понтером.

Тот в шутку замахнулся на меня кухонным полотенцем. Задело оно меня по руке.

— Не перебивай аппетит! — строго произнёс повар.

— Не переживай, меня на все твои шедевры хватит. Я весьма проголодалась. Да и пахнет уж очень вкусно.

Взгляд Понтера потеплел.

— Ну как? — не терпеливо поинтересовался повар, наблюдая как я пробую его новое творение. Щедро политое новым соусом мясо просто таяло на языке.

— Вкусно, — протянула я, от восторга чуть ли не закатывая глаза. — Ты гений. Это однозначно шедевр.

Щеки Понтера тут же залила краска довольного румянца. Однако кивнул он мне с видом, будто принимает похвалу как должное. Ну точно у Джетмира набрался!

— Эд Норвен, вас там спрашивает эд Часттар, — на кухню заглянула служанка Кернин.

— Я совсем забыл! — всплеснул пухлыми руками Понтер. — Меня там один знакомый ждёт, мне нужно идти. Если хочешь, бери там еще. Кернин потом все уберет.

— Ага. Беги-беги. — Уже не стесняясь, я накладывала себе ещё одну порцию. — Очередная подработка?

— Да, — несколько нехотя ответил повар.

Уже как неделю мастер нашёл себе помощника — продавца для выставочного зала. Это и была ещё одна из причин, почему он заваливал меня самыми противными заданиями и редко ко мне заглядывал — ему было некогда. Ну а Понтер пользовался образовавшейся свободой — брал подработки: званные ужины, обеды на множество персон. Причём в лучших домах Геделрима. Видимо тут ещё сыграла роль и его основного работодателя.

— Извини, что бросаю тебя. Звал и сам теперь ухожу, — огорчённо произнёс Портер.

— Да иди уже и не беспокойся.

Он удовлетворенно кивнул и поторопился к выходу, по пути бормоча что-то под нос и загибая пальцы.

Ну а я использовала сложившуюся ситуацию по полной: ещё одна порция чудесного мяса с соусом и гарниром точно не была лишней. Я смаковала каждый кусочек и мысленно благодарила кудесника от кулинарии. А когда со всем было покончено, то не удержалась: собрала хлебом с тарелки оставшийся соусом. Увидь такое эдель Фордис, я бы не отделалась только одним нравоучением. Минимум пару дней мне бы припоминала: «Астари, это же верх неприличия! Эдель так не поступают». Впрочем, так бы говорила прежняя эдель Фордис. Нынешней же было бы не до того…

Под прищуренным лукавым взглядом эда Йеннера я чуть не подавилась.

— Кушай-кушай, не стесняйся. Меня здесь нет, — сказал мастер и принялся заглядывать в кастрюли и сковороду.

Я аккуратно вытерла салфеткой губы, собрала всю используемую мной посуду и отнесла к мойке.

— Я уже наелась. Понтер ушёл, а Кернин где-то была здесь.

— Да я и сам справлюсь. Уже уходишь? — Он видимо обнаружил то, что его устроило, поэтому принялся накладывать в тарелку еду. — Не составишь мне компанию? Не люблю, честно говоря, есть в одиночестве.

Я вернулась за стол.

Супруга моего бывшего опекуна не раз говорила, что то, как ведёт себя человек за столом, наглядно демонстрирует и его поведение в целом по жизни. Его особенности, возможно и его принципы.

Мастер ел аккуратно, даже несколько чопорно. Мне вспомнился наш ужин у Топиаса. Однако тогда я не особо присматривалась, как-то не до того было. А вот сейчас… Мастер не торопился вовлечь меня в разговор, полностью сосредоточившись на еде. Зачем тогда, спрашивается, нужна была моя компания? Поэтому я продолжила ненавязчиво его разглядывать. Он заметил мой интерес, но его совсем это не смущало. И все же, как бы эд Йеннер не старался, а именно старание порой проскальзывало в его жестах, скрыть нарочито суверенные движения, как будто заученные, а не естественные, ему не удавалось. Вывод? Да все просто: учиться подобным манерам он начал в довольно позднем возрасте. Учитывая, о чем мне проболтался Понтер, оно и понятно. Повар даже не пытался проявлять хоть какое-то изящество манер: обычный, воспитанный в рамках и правилах своей среды. Им-то уж точно никто не твердил изо дня в день: «Воспитанные эделы так не поступают!».

На кухню заглянула служанка, округлила глаза, заметив хозяина, и принялась хлопотать. На стол выставлялись тарелки с печеньем, пирожными (тут я поморщилась), зазвенели хрупкие чашки, которые служанка перебирала — видимо не могла определиться, какую лучше предложить мастеру. Чай она налила не только в чашку, но и на стол. Эд Йеннер поднял на Кернин глаза, и та торопливо пробормотала:

— Сейчас все уберу.

Голос её дрогнул.

А мне почему-то сделалось смешно. Неужели мастер производил такое гнетущее и страшное впечатление? Впрочем, иногда такое за ним все же водилось…

Служанка все убрала и собралась уже уйти, но перехватила тяжёлый взгляд хозяина. Её руки суетливо мяли повязанный передник, а мастер не торопился ничего говорить. Через минуту, видимо решив, что мучить неведением Керини уже достаточно, наконец, произнёс:

— А гостье не хотите налить чаю?

— Да, конечно, простите.

Мне чай, слава Рауду, налит был только в чашку, а не на стол или юбку.

Когда служанка все же покинула кухню, я повернулась к мастеру и спросила:

— Вы же сказали, что сами справитесь? Что это тогда было?

— Поддерживаю свою репутацию.

— Строгого, бескомпромиссного, сурового?

— Но вы же не всегда такой…

Йеннер удивленного поднял брови, а потом усмехнулся.

— Действительно. Да кому как не тебе знать, что не всегда. — И тут же добродушная маска слетела: — Задание выполнила?

— Не до конца. — На самом деле до того конца ещё два дня нелегкого пути. — Меня Понтер отвлёк. Как вам, кстати, его новое творение?

Мастер посмотрел уже в почти пустую тарелку так, как будто только сейчас увидел, что же он ел.

— Обычно, — пожал плечами он. Не в первый раз, кстати, он так пренебрежительно относился к работе Понтера.

Я хоть и не имела к этому отношения, но меня такая реакция Йеннера задела.

— А он старался, — заметила я.

— Это его работа, — невозмутимый ответ меня в конец разозлил.

И видимо эта злость и вынудила меня на дальнейшие расспросы.

— Однако вы сами не всегда относитесь к работе только как к способу заработка.

Тарелка неприятно проскрежетала по столу.

— Что ты имеешь в виду? — вид мастера был абсолютно спокоен, но было ясно — я тоже его вывела из себя.

— Можно задать вопрос?

— А разве мое нежелание сейчас тебя остановит? — несмотря на обоюдную разозленность, Йеннер все же улыбнулся.

— Не так давно я была в гостях у своих давних друзей, прогуливалась в окрестностях их владений, и вот оказалось, что у соседей очень интересная ограда. Нет, по виду она самая обыкновенная, а вот по своим охранным возможностям… Я занимаюсь у вас не так много времени, но уж извините, почерк вашей работы знаю уже весьма хорошо и вряд ли с чьим-то другим спутаю, а, подсчитав, во сколько же хозяину того забора могла обойтись ваша работа… Я не знаю, каков у него достаток, но мне не очень-то верится, что он мог бы себе позволить такую роскошь.

Я выжидательно на мастера посмотрела.

— Итак, благородная эдель, где же ваш вопрос? — с ехидной ухмылкой поинтересовался мастер.

С ответом я не нашлась, так как мне казалось — все что нужно, я произнесла.

— Ну хорошо, — не долго измывался над моим любопытством Йеннер, — это не роскошь, а лишь необходимость, за которую эд Маршез заплатил мне немалую сумму.

— Но не полную стоимость? — не удержалась от вопроса я.

— Тебе так важно узнать, сколько же я получил за эту работу? — не без интереса спросил мастер Джетмир.

— Мне совсем не важна сумма. Однако я была бы не прочь узнать, почему вы скрывали, что у вас есть поточное производство и…

— И почему все же Маршез не заплатил мне всю сумму?

Я уже тысячу раз пожалела, что пристала с этими вопросами.

— А вам не кажется, благородная эдель, что это не ваше дело.

От смущения и стыда я не знала куда деть свой взгляд и как Кернин уже издергала, только не передник, я складку на юбке.

А мастер в свою очередь совершенно не стесняясь, разглядывал меня, чуть склонив голову на бок.

— Я ведь совсем не обязан тебе отвечать на эти вопросы. Ты просила разрешения их задать, но никак не можешь требовать ответы.

Я поднялась, одернула юбку и убитым голосом пробормотала:

— Пожалуй, пойду дальше заниматься.

— Сядь! — рявкнул мастер. — Раз хватило смелости спросить, то уж будь добра, дослушай до конца. Первое. Неужели ты думала, что при таком количестве заказов я справляюсь только своими силами?

— Но вы же сами говорили, что только точеная, ручная работа. Сложная и неповторимая…

— И тем не менее одно другому помешать не может. Я разрабатываю вещь, довожу ее до нужного состояния и отправляю на… Как ты там сказала? Поточное производство. Где только таких слов набралась? — Я пожала плечами. Вспомнилось от чего-то, наверняка где-то вычитала, вот и подвернулось удачно. — Вот поэтому и времени на учеников у меня и не хватает. Предпочитаю брать уже готовых специалистов, которых уже можно сразу бросать на сложные работы. А с помощниками в зале… Понтер тебе наверняка все уже рассказал.

Йеннер замолчал, видимо ждал, что я как-то прореагирую. Вот только я всем своим видом демонстрировала интерес к его словам и встревать пока не спешила.

— А второе… По поводу второго я тебе ничего говорить не буду.

Мне пришлось досчитать про себя до десяти, чтобы не произнести какой-нибудь глупости и придумать нужный ответ.

— Он ваш близкий друг, — заключила я. И принялась загибать пальцы: — Вы знаете про его родню, вы не взяли с него полную сумму, ну и вы просто приступили к такой работе, хотя от государственного заказа отказались.

— Молодец. Скушай пирожное.

Чудом удержалась от того, чтобы не запустить пирожным в этого несносного человека. И вернулась к прежней тактике.

— Только друга вы бы не смогли практически разорить. Ведь ваша работа стоила… Ух. Я даже сумму не могу такую вслух произнести! И это помимо стоимости самих материалов. Или Маршез как ваш друг согласился на эту авантюру, чтобы протестировать вашу разработку? Вот в это я тоже не поверю: вы бы без уверенности, что все будет функционировать как надо, точно бы не стали воплощать все на практике. — И тут же немного перевела тему: — А что, заклинание просто отбрасывает человека, приблизившегося, точнее дотронувшегося до ограды?

— Просто отбрасывает, — от неожиданности мастер слишком быстро ответил.

— И больше ничего? И реагирует только на прикосновение человека? А как же, допустим, животные? Те же кони могут случайно приблизиться.

Мастер из внутреннего кармана достал карандаш, в одном из шкафчиком нашел стопку бумажных салфеток и принялся чертить схемы и пояснения к своей разработке. Я внимательно слушала разъяснения, кое-где вставляла вопросы и не прекращала поражаться изворотливости ума эда Йеннера. Это ж надо было все продумать, предусмотреть! Тему заказчика мы больше не затрагивали, но я уверилась: да, Стейнир точно друг Джетмира. Тем более опровержения так и не прозвучало.

Когда я шла домой, меня поразила совсем другая мысль. А ведь мастер ни разу даже не заикнулся о том, чтобы я подписала договор о неразглашении. И даже слова не сказал, что я не должна кому-то распространяться об услышанном от него. Или это очередная проверка с его стороны?

Зато я несказанно была рада: тактика-то моя сработала. Что поделать, раз мастер любит лесть, пусть и завуалированную.

Зима наступила быстро, неумолимо и основательно. Снега выпало столько, что нам пришлось даже нанимать человека, чтобы расчистить подход к дому: Банафрит после очередной снежной ночи к калитке так и не подобралась. Пришлось ждать подмоги. Зато Даник был только рад: в школу он попал лишь на следующий день, а раз уж время освободилось, то почему бы вместе с внуками Элодии не построить снежных крепостей?

Темными зимними вечерами особенно щемило сердце, когда я устраивалась в кресле у камина, чтобы почитать письма от родителей.

Они писали дважды в неделю. Иногда мне казалось, что это слишком часто, когда их весточки душили меня тоской по родным, постоянно напоминая, чего мне так не хватает. Иногда, казалось, что редко, когда скучала по ним особенно сильно. А потом отец наконец-то признался, что как только станет возможно, они обязательно переедут из Дрины, причём в Адарию. Я сначала-то обрадовалась, пока не прочла куда именно. Оказалось, в Зордди, так как оттуда ближе добираться до Зеденива. И вновь я почувствовала, что меня словно лишили выбора…

Сколько я жила в Геделриме? Несколько месяцев. А сколько я тут приобрела? Да столько и за всю свою жизнь наверно у меня не было…

Близкие мне люди, ставшие почти родственниками: Даник, Банафрит, Элодия, Уотинены, с которыми я хоть и общалась раньше, но тут — особенно близко.

Люди, с которыми я сдружилась: Ленсвен с супругой. К ним мы с Даником пришли сначала с ответным визитом в гости, а потом не раз встречались, общались, ходили вместе на выставки, прогулки.

Занятие, которое не просто помогло коротать свободное время, но и по-настоящему затянуло. Да и мастер, наверно он стал мне если не другом, то действительно наставником.

Дом, мой собственный, уютный и родной.

Мне было что тут оставлять и о чем жалеть.

Стейнир… Мы не раз виделись у полковника дома. Внимание конезаводчика не было навязчивым, оно было уютным как та шаль, что мне связала эдель Брита. Поэтому в нем хотелось кутаться и нежиться в его тепле. Отогреваться. Но было страшно — я боялась забыться и привязаться, опасалась подпустить слишком близко. И видела в глазах Стейнира обиду, разочарование каждый раз, когда он не мог пробиться сквозь мою холодную вежливость. Вот только решительность его не покидала, а я уже страшилась того, что он не отступится, а потом переживала: а вдруг ему надоест и на этом все? И при этом я понимала, что дать мне ему нечего, ну кроме внимания определённого толка…

В моей каморке нормального отопления не было, поэтому мастер щедро предоставил мне целый угол в своем рабочем кабинете. Единственное условие: не мешать и не трогать ничего с его стола. Да мне было и не привыкать — Рун требовал того же.

По привычке я закуталась в шаль, которая словно все еще хранило тепло рук эдель Бриты, и принялась дальше изучать схему для заклинания уже даже не амулета, артефакта.

— Вы уверены, что я справлюсь? — с сомнением спросила я.

— Там только заклинание. Саму основу под артефакт я уже приготовил.

Мастер приподнял бровь, видимо ждал, чем я еще возражу.

Подумаешь артефакт маскировки силы сделать! Да и не простой, а усиленный. Пф-ф-ф, конечно, такое проще всего поручить мне, недоучке с минимальным уровнем силы. Я ведь даже уровень чужого дара рассмотреть не могу, а значит, даже не буду знать — сработает ли вообще заклинание.

— Астари, неужели ты думаешь, что я смог бы тебе доверить это задание без уверенности, что ты справишься?

— Помнится, вы так уже делали, — заметила я.

— Помнится, — передразнил мои интонации мастер, — тогда была совсем другая ситуация.

— Ну да, конечно, — буркнула я себе под нос и вновь опустила глаза на листок со схемой.

Усиленное заклинание… Значит будет крепче держаться, лучше работать, дольше не разрядится? Оказалось, как бы не так.

— Оно что, для универсального мага? — не веря, что действительно верно разобралась, спросила я.

Вместо ответа поверх листа со схемой лег другой. Я вгляделась в текст.

— Не доверяете больше?

— Глупая, — по-доброму усмехнулся Йеннер. — Наоборот, скорее оберегаю тебя. Может ты и не захочешь рассказать, но могут найтись желающие разговорить.

Я кивнула.

Передо мной лежал договор наподобие того, что я когда-то подписывала для бывшего опекуна.

— Чем хоть палец резать? — почти жалобно поинтересовалась я.

Мастер протянул мне небольшой ножик. Видя мою нерешительность, он произнёс:

— Нож не для работы. Да и чистый он, я протер.

— Заранее готовились? — Я кисло улыбнулась.

— Если бы не догадалась, что за секрет у схемы, то договор бы не понадобился.

— Опять проверки, — протянула я, в то же время примериваясь, где резать палец. Никак не получалось настроиться.

— В нашем деле без них нельзя.

«В нашем»… Меня уже почти приняли за свою, должно было стать лестным. Но нет, слишком неприятная процедура близилась, не оставляя мыслей о другом.

Палец прижался к бумаге и кровь с него тут же впиталась.

— Вот и отлично. Продолжай работу.

Я поправила сползшую с плеч шаль, при этом задев пораненный палец. На кружевном узоре из коричневой шерсти остался красный кровяной след. Хотела было его оттереть, но не успела: провалилась сначала во тьму, быстро сменившуюся вдруг ярким полуденным солнцем.

На фоне окна, из которого лился столь яркий свет, что почти слепил, стоял женский силуэт. Фигура чуть приподнялась на цыпочки, протянулась вверх рука, открывающая кухонные шкафчики. Один, второй… А потом женщина упала. Судорожно дёргающееся тело, закатанные глаза и хрип, который точно был предсмертным…

Я хватала воздух как вброшенная на берег рыба. И воздуха катастрофически не хватало.

— Вот уж не думал, что вид капли крови способен тебя свалить, Астари, — мастер пытался пошутить, что никак не вязалось с его бледным и несколько испуганным лицом. — Мне казалось, ты крепче.

— Мне нужно… — прошептала я и попыталась схватить Йеннера за руку, но мои пальцы соскользнули.

Он сам сжал мою ладонь.

— Я сейчас позову за целителем. Сейчас.

— Джетмир, до того, как выглянет солнце… Мне надо до того…

— Какое солнце, Астари! Неделю тучи без проблеска! Сейчас я отнесу тебя в гостевую и прибудет врач.

— До солнца, мне надо успеть до солнца…

Больше ничего сказать мне не удалось. Я провалилась в беспамятство.

Комната была роскошной: огромная кровать под балдахином из плотной, дорогой ткани, аккуратная мебель из явно ценных пород дерева, стены, оббитые тканевыми обоями с вычурным рисунком. А вот сидящая на стуле у кровати девушка выбивалась из этой композиции. Простое, строгое платье, волосы собраны в пучок так, что ни одной волосинки не выбивалось. И лицо такое серьёзное, даже как будто суровое.

— Вы кто? — негромко спросила я.

— Очнулись, замечательно.

Она поднялась и пошла к двери.

— Погодите! Ответьте на вопрос, пожалуйста! — уже громче и настойчивее потребовала я.

— Я сиделка.

И на этом, вежливая и добрая сиделка вновь направилась к выходу.

Я ещё раз огляделась. На банкетке у кровати лежал мой халат. Тот, который должен был находиться в шкафу в моей комнате. Стараясь не делать резких движений, я встала и надела на себя халат, попутно заметив, что и сорочка на мне была моя домашняя. Сиделка переодевала? А вещи, наверняка, Банафрит принесла. О Рауд, как они там? Переволновались за меня наверно.

Сиделка остановилась у двери и с неодобрением на меня смотрела.

— Вам предписано лежать и не вставать, пока не разрешит целитель.

Я продолжила подходить к ней.

— Мне велено не выпускать вас.

В качестве весомого аргумента, девушка расставила руки в стороны, упираясь ими в косяк по обе стороны от неё.

Я на миг прикрыла глаза — пережидала дурноту. А потом развернулась и пошла к окну.

— Вы что, из окна собрались выпрыгнуть? — взвизгнула девица. — Не смейте! — И уже тише: — Он же меня сам убьет.

Да уж, нервную сиделку нанял мастер.

Я чуть отдернула штору — за окном все также низко висели тучи, грозясь вот-вот рассыпаться на тысячи снежинок.

Сиделка была уже у меня за спиной.

— Мне действительно необходимо выйти.

— Здесь для вас есть все необходимое. А уборная вон за той дверью.

Она совсем неприлично указала пальцем на неприметную дверь.

— Вы не поняли. Мне нужно не просто выйти, мне уйти нужно.

— Я сейчас схожу за доктором, а потом уже как он решит.

Увидев, что я никуда выбрасываться не собираюсь, сиделка осмелела, и переупрямить её не удавалось. Она опять встала у двери и, видимо, стоять там собиралась насмерть. Не драться же с ней? Пришлось сдаться.

— Идите за целителем, — вздохнула я.

Девица победоносно улыбнулась и ловко развернулась, закрыв дверь у меня перед носом. В замке провернулся, ключ. Я сквозь зубы ругнулась. У этого Йеннера все действительно основательно и обдуманно.

Пока никого не было, я принялась осматриваться уже более тщательно. Увы, больше никаких вещей не обнаружилось. Не в халате же мне разгуливаться? Ладно перед целителем…

Целителем оказался молодой человек, по виду старше меня всего лишь лет на шесть. Интересный такой, приятный. А вот взгляд — не очень. Цепкий, изучающий, чересчур пристальный и внимательный.

Он осмотрел меня, поспрашивал о самочувствии. Поинтересовался, боялась ли я раньше вида крови, да ещё и настолько. Я даже не знала, что на это ответить, поэтому быстро перевела тему на то, как скоро мне можно будет выйти из этого каземата.

— Я впервые вижу, чтобы нервное потрясение от такого несерьёзного повода, вытягивало четыре пятых резерва. Поэтому я настоятельно рекомендую, да что там, настаиваю, чтобы вы строго придерживались постельного режима и пока никуда не покидали эту комнату. — Я хотела возразить, но быстро была перебита: — Я буду регулярно к вам наведываться и проверять ваше состояние. Контролировать ваше восстановление.

От досады я чуть не застонала.

— А если я вам скажу, что со мной это не в первый раз. И тогда восстановление проходило нормально, и никакого контроля со стороны целителя не понадобилось.

Врач вцепился в эту информацию как собака в кость. Я еле отбилась от него. Максимум, что смогла выторговать — два дня покоя и под его присмотром. А дальше все будет зависеть от самочувствия и состояния.

Когда целитель наконец-то ушёл, не забыв, конечно, оставить кучу предписаний, я чувствовала себя так, словно перетаскала кучу тяжестей. Вот тебе и врачеватель.

Я с тоской посмотрела в окно — вечерело. Сейчас сбегать нет смысла, да и сил для этого тоже нет. А вот рано-рано утром…

— А где та милая барышня, что вы приставили ко мне? — хриплым после сна голосом спросила я.

Мастер отложил книгу на прикроватную тумбочку, без какого-либо смущения потянулся и нахально улыбнулся мне.

— Доброе утро, благородная эдель. Я как знал, что сиделка тебе понравится.

Я не стала заострять на этом внимание и решила сразу перейти к наиболее важному.

— Мне нужно съездить в одно место.

— Ну как Форден разрешит, так и поедешь. Как твое самочувствие? Признаться, напугала ты меня сильно.

— Ну почему меня никто не понимает, — я вздохнула еле слышно и подняла кверху глаза. Мастер хмыкнул. — Мне как можно скорее нужно пасть к Уотиненам. А самочувствие у меня нормальное.

— По Маршезу соскучилась? — уже без веселья спросил Йеннер.

— Да причём здесь он! — вспылила я. — Мне к эдель Брите надо!

Мастер смотрел на меня с недоверием.

— Вопрос жизни и смерти?

— Вы не представляете насколько, — тихо ответила я.

— Нет. Пока что тебе никуда нельзя ехать.

Без капли смущения я отбросила в сторону одеяло и, сидя на краю кровати, дотянулась до мастера, схватив его за руку.

— Я вас умоляю, заклинаю! Не выпустите, сбегу. Из окна выберусь!

— Зачем ты туда так рвешься?

— И не расскажешь. — Не спросил, а скорее подтвердил Йеннер.

— Не расскажу.

Он потер лицо руками, на миг задержав ладони на глазах.

— Хорошо. Под мою ответственность и твоё хорошее поведение.

— Спасибо, — тихо прошептала я.

— Сопровождать буду тебя сам. — Я хотела возразить, но он был непреклонен. И затем добавил: — Да, и ещё кое-что. После того, как я таскал тебя на руках, как-то странно слышать твое обращение ко мне на вы.

— Я не смогу, — ошарашенно произнесла я.

— Сможешь-сможешь. И сама не заметишь, как привыкнешь.

За лукавой улыбкой я все же заметила, что мастер хоть и бодрится, и шутит, но вид у него очень уставший. Мне бы устыдиться, что потащу его в пригород, до которого отсюда полчаса пути, но я не хотела и дальше откладывать поездку. Иначе с ума сойду от беспокойства и страха.

— После завтрака поедем. Вещи сейчас принесут.

— Спасибо, — ещё раз поблагодарила я… Джетмира.

— На здоровье. А пока прикройся хоть халатом, что ли, — кивнул на эту вещь мастер.

И до меня только сейчас дошло, что я сидела перед этим мужчиной в одной лёгкой сорочке. До одеяла было ближе, им я спешно и накрылась, скрывшись чуть ли не с головой.

Экипаж довольно быстро ехал по улицам Геделрима. Меня потряхивало так, что могло показаться, будто бы дороги настолько отвратительны или у кареты напрочь отсутствуют рессоры. А я уже жалела, что не выпросила у эда Фордена успокоительного. Чтобы немного отвлечься, я обратилась к сидящему напротив мастеру.

— Банафрит приходила?

— Да. Вещи твои принесла, заверила, что присмотрит за Данфером, осмотрела мой дом… — тут взгляд Джетмира засветился весельем, и артефактор добавил: — А еще она заявила, что будь на моем месте другой, она бы заставила его на тебе жениться.

От удивления у меня даже дрожь унялась.

— Почему это?

— Ты провела в доме неженатого мужчины пару дней. Да, находилась в бессознательном состоянии, но тем не менее компрометирующая ситуация на лицо.

— Чушь какая. — Я потерла лоб, пытаясь уяснить с чего вздумалось Банафрит бросаться такими словами.

— Твоя экономка заявила, что уж лучше ты переживешь несколько недель слухов, чем всю жизнь со мной.

За высказывания Банафрит стало стыдно мне. Мастер ни разу не дал повода заподозрить его в нечестных намерениях и неблаговидных поступках. А она о нем так отозвались, да ещё и в лицо…

— Прошу прощения, — негромко произнесла я.

— Не стоит, — отмахнулся Джетмир. — Во многом она права. Поэтому я ей и сказал, что если ты будешь согласна, то женюсь хоть завтра.

Я громко ахнула, а мастер не выдержал и расхохотался.

— Неужели надумала?

— Вы же заранее знали мой ответ!

Джемтир приподнял бровь, не скрывая недовольного взгляда.

— Хорошо-хорошо, ты! Ты знал, что я не соглашусь.

— Эх, — притворно вздохнул он, — попробовать же я мог?

— Еще раз прошу прощения за Банафрит.

— Она решила, что это я довел тебя до обморока. «Совсем заездил девочку!». Только что она подразумевала под «заездил»? — недоуменно поинтересовался мастер.

И все же я видела, что недоумение наигранное, а сам он еле сдерживается, чтобы не рассмеяться.

— Банафрит это не оправдывает, — строго заметила я, еле сдерживаясь, чтобы не улыбнуться тоже.

— Она просто по-своему заботится о тебе.

— Ты тоже, — вырвалось у меня. — Однако это не оправдывает мою помощницу. Я поговорю с ней.

— Не стоит, — повторился Джетмир. — Хотя… Я придумал, как простить вас! Пригласите меня в гости.

— Банафрит этого не переживет… — покачала я головой, в это раз не скрывая улыбки. — А ведь скоро праздники…. Замечательная идея! Я потом тебе сообщу конкретную дату.

За этой легкой болтовнёй я и не заметила, как мы оказались уже за городом и приближались к поместью Уотиненов. Я была Джемитру благодарна не только за то, что позаботился обо мне, но и вот сейчас, видя мое нервозное состояние, отвлек. Если бы не он, не знаю, как бы выдержала это хоть и короткий, но трудный путь.

Из экипажа я выскочила, как только он остановился.

— И это благородная эдель, — покачал головой мастер, который не успел мне даже руки подать.

Я чуть притормозила, оборачиваясь.

— Мне срочно надо.

— Я уже понял, — усмехнулся Джетмир. — Через пару часов вернусь сюда от друга. — Он кивнул в сторону соседних владений. — Так что не задерживайся, а то Банафрит точно меня убьет. Я же ей обещал тебя беречь.

— Спасибо, — не помню в который раз за сегодня я его поблагодарила.

Дверь мне открыл Нелнас-младший.

— А эдель Брита где?

— Бабушка в малой гостиной, — ответил он, растерянно посмотрел мне в след, когда я на ходу стянула пальто и не глядя бросила его.

Эдель Брита сидела в кресле у окна. На ее коленях лежало вязание: какой-то бешеной расцветки пряжа, которая должна была стать, судя по всему, пестрыми варежками.

Она не заметила меня, а услышала: я сдавленно всхлипнула и сползла по стене. Ноги меня уже не держали.

— Астари! Что случилось? — Она подбежала ко мне. — Мне сказали, что ты приболела. Чего примчалась-то?

Я спрятала лицо в ладонях.

— Все хорошо, — прошептала я. — Просто соскучилась. Да и взаперти сидеть надоело.

Как ни в чем не бывало я поднялась, поправила юбку, вытерла слезы и даже улыбнулась. От облегчения меня слегка пошатывало: словно я была под водой и тут вдруг вынырнула, вмиг опьянев от воздуха.

— И все-таки? — не сдавалась эдель Брита.

Она поддержала меня за локоть и провела до кресла, в которое я с удовольствием упала, блаженно в нем растекаясь.

— Заработалась я и не рассчитала силы, — отмахнулась я. — Вот и решила на свежем воздухе набраться сил. Вы же не против?

Эдель Брита все еще с подозрением смотрела на меня, поэтому я поспешила ее отвлечь расспросами. Тем более, что я давно у них не была — пару недель, так точно.

Потом мы переместились на кухню, где хозяйка дома хотела меня накормить, а я еле уговорила ее всего лишь на чай. При всем моем уважении к эдель Брите, Понтер готовил значительно лучше, а я даже его кулинарные шедевры не смогла сегодня осилить.

Слово за слово, и я постепенно смогла вывести женщину на нужную мне тему.

— На вас весь дом держится, и вы не хотите себе никаких помощников. Так и никакого здоровья не хватит, — сокрушалась я, внимательно следя за реакцией эдель Бриты.

— Да что мне сделается, — пожала она плечами. — Вот полковника я никак не могу заставить всерьез взяться за лечение.

Но я не дала себя увести.

— Однако вам и про себя забывать не стоит.

Эдель Брита бросила на меня удивленный взгляд.

— Астари, я себя замечательно чувствую, мне не на что жаловаться. — В ее голосе прозвучала даже укоризна.

И все равно я ей не верила. Дерганным движением она отставила чашку, раскрошила печенье, чего за ней обычно не бывало, бросила хмурый взгляд в окно, откуда все также не лился солнечный свет — низкие, хмурые тучи решили поделиться снегом.

На некоторое время я еще позволила двигаться беседе в другую сторону, но заметив, что времени у меня осталось не так много, пошла в атаку.

— И все-таки, эдель Брита, вы так часто пеняете полковнику, что он не желает лечить свои старые боевые раны, но ведь и вы не железная. Я помню, как когда мы с Даником оставались у вас с ночёвкой, вам нездоровилось.

— Ну что ты прицепилась к моим болячкам? — раздраженно спросила хозяйка дома. Мне даже на миг совестно стало — действительно, прицепилась. Может и впрямь все хорошо?

— Простите, я всего лишь беспокоюсь о вас.

Несколько минут мы просидели в молчании. Эдель Брита явно о чем-то задумалась — она рассеянно водила ложкой в чашке, все также смотря в окно. Я же рассматривала ее, совсем не опасаясь, что смущу ее пристальным вниманием. И отмечала чуть более глубокие складки у рта, чем мне раньше казалось, легкое дрожание в руках, может быть и не заметное, если бы не еле слышный дребезг чашки, седину, которая была уже не только у висков, и взгляд, какой-то резкий, более пронзительный, острый и в то же время, было в нем что-то отчаянное. А может я все себе придумала…

— Я никому не говорила, — хрипло произнесла эдель Брита, повернувшись ко мне. — Но я так больше не могу.

Она нервно сжала губы, словно тут же коря себя за несдержанность. Однако теперь я точно знала — отчаяние мне не показалось.

— Наверно тебе я все же рассказу, — голос звучал ее глухо. Видимо, борьба с собой была проиграна. — Я действительно не здорова. Не буду утомлять тебя рассказом о моих болячках. Сообщу лишь то, что жить мне осталось… А я не знаю сколько!

Эдель Брита всплеснула руками в совсем не свойственной ей манере. И принялась нервно ходить из угла в угол.

— То есть как не знаете? — хрипло прошептала я.

— Вот так. В любой момент могу отправиться в гости к Оттару, — совсем не весело пошутила она.

— Но ведь можно же наверно что-то сделать? Найти лучшего целителя?

— Я нашла. Полковнику тогда сказала, что еду старшего сына навестить, а сама поехала в Амаллион… У меня был уже приступ и как видишь, пережила его. А вот следующий скорее всего не переживу. И когда он будет, даже лучшие предсказать не могут.

Я не была лучшей, но знала когда…

— Эдель Брита, — я вскочила ей навстречу и схватила за нервно вздрагивающие руки. — Неужели совсем-совсем ничего нельзя сделать?

— Ну почему же… — Она вдруг успокоилась и посмотрела на меня, несмотря на разницу в росте, сверху вниз. — Я могу и пережить следующий приступ, до него вообще может и не дойти. Точнее он будет таким слабым, что не особо на мне отразится.

— Но мне тогда уже будет все равно. Я стану овощем, не человеком.

Я выпустила ее руки и отошла на шаг.

— Хотя это и не факт, но вероятность уж очень большая.

— То есть вы хотите сказать, что все-таки есть надежда, что некий метод лечения поможет вам справиться с болезнью, но он может и привести к овощеобразному состоянию?

— И каковы соотношения шансов?

— Равновероятны.

Я сглотнула от чего-то горькую слюну и вернулась к своему стулу. В голове было совсем пусто и я совершенно не знала, что на все это можно ответить.

— Я бы может и уцепилась в такой шанс, но не смогу. Не прощу себе, если стану обузой своим родным.

— Что вы такое говорите! — воскликнула я. — Какая обуза, вы же их жена, мать, бабушка!

— Пусть лучше они сразу отстрадаются, чем будут наблюдать за моим медленным угасанием. Без возможности спасения.

— Но ведь совсем не обязательно, что вы сляжете, а вдруг получится?

— Не хочу так рисковать.

— Эдель Брита, так нельзя! Нельзя без надежды…

— Я свое отжила.

Настроена она была решительно и переубедить мне ее не удавалось. С одной стороны, я понимала ее желание, с другой — ведь не зря же было видение, значит был, был тот самый шанс!

— Вот уж не знал, что моя жена такая эгоистка, — заявил полковник, слегка прихрамывая, заходя на кухню.

— Ты все слышал… — прошептала его супруга, прижимая пальцы ко рту. Она перевела негодующий взгляд на меня.

— Я не знала, что эдел Нелнас тут.

А дальше мы слушали отповедь полковника, грозную, строгую, обвиняющую и призывающую к надежде.

— Ты подаешь отвратительный пример, — поморщился эдел Нелнас. — Мне вот, Астари. Нельзя, слышишь, нельзя опускать руки! Не смей! Есть шанс, будем использовать его по полной! И не допустим, чтоб ты так просто, вот ни за что, отдала свою жизнь. Я не допущу.

— Нелнас, ты не понимаешь… — тихо возразила эдель Брит.

— Это ты не понимаешь! — рявкнул полковник. — Не смей, не смей меня бросать! Ты не трусиха, а сейчас именно трусишь. Ты же не такая…

— Я не смогу…

— Сможешь! — перебил ее муж. — Мы же будем рядом и уж точно не бросим тебя. Как ты собиралась нас!

Несмотря на то, что полковник уже кричал, смотрел он на жену с такой нежностью и в то же время решительностью, что я не знаю каких сил мне стоило не разрыдаться.

А вот эдель Брита не сдержалась. Сюртук полковника быстро намок, но супруг не обращал на это внимание, придерживая жену за плечи, а второй рукой опираясь о стол. Впрочем, глаза его тоже блестели.

— Я напишу сегодня тому целителю, — тихо произнесла эдель Брита, не поднимая взгляда.

— Вот и славно, — выдохнул полковник.

— Астари, там за тобой приехали, — Нелнас-младший заглянул на кухню и недоуменно посмотрел на своих стариков. — Бабуль, что случилось?

— Я поехала. Всего доброго, — быстро попрощалась я.

Полковник кивнул, а его жена обернулась и еле слышно прошептала:

— Спасибо.

На обратном пути Джетмир пытался завести разговор, но я не была настроена на беседу, поэтому молча следила за падающими снежинками.

Кресло было таким большим и массивным, что даже я в нем терялась. Искала я его долго и упорно — хотелось точно такое же, как и у полковника. И теперь такая же громадина стояла и в моём кабинете. Ну как кабинете… Это был и рабочий кабинет, и библиотека, и учебная комната для Даника.

Вот и сейчас каждый использовал по-своему, хотя и почти одинаковому, усмотрению: я, потонув в приятной мягкости уютного кресла, полностью погрузилась в учебник по теории построения порталов, Даник, расположившись за столом, который был покрыт ровными стопочками черновиков, выполнял домашнее задание. Впрочем, рядом со мной тоже лежал не один исписанный лист — не в книге же делать пометки. А вот, например, мастера это никогда не останавливало: чуть ли не все его справочники, пособия и другая сопутствующая литература была с исписанными полями.

— Думаешь у нас тоже построят портал? — отвлёк меня от особой заковыристой формулы Даник.

— Скорее всего. — Я подняла уже порядком уставшие глаза от книги. — Во всяком случае, такой слух я слышала.

— Поэтому и изучаешь?

Я кивнула, а Даник не унимался:

— Тебе же они не нравятся. — Он даже сам поморщился. Видимо вспомнил своё знакомство с достижением адарийской магнауки.

— Ну почему же, экономия времени мне очень даже нравится. Вот ощущения при этом… Бр-р-р! — Я передернула плечами. — Что не мешает мне попробовать разобраться в устройстве порталов.

И тут Даник растянут губы в улыбке, явно позаимствованной у Джетмира.

— И как успехи?

С кислым выражением лица я без утайки ответила:

— Честно говоря, не очень. Да, это один большой и жутко мощный артефакт, но там все очень сложно. — Я с досады потерла лоб. — В такие моменты я жалею, что нет возможности отправиться на учёбу в университет.

Даник знал историю моей жизни. Разумеется, ему был рассказан максимально смягченный вариант, но основных моментов я не скрывала. Как и то, что помимо артефакторских способностей, у меня были и у другие.

Ну а я, чтобы не зацикливаться на грустных мыслях, быстро перевела тему.

— Так кого будем звать на предпразничный обед?

Данфер переместился ко мне в кресло, усевшись на широком подлокотнике.

— Ну смотри. — Он принялся загибать пальцы: — Ленсвен и Сириль, мастера своего ты упоминала, Элодия сказала, что если внуки отпустят, то точно будет, потом девушка-роза…

— Дани-и-ик, — укоризненно протянула я, но от смешка не удержалась.

— Она же действительно такая… — Он привычно щелкнул пальцами. — Цветущая!

— Я передам Иви.

Вплоть до кончиков ушей подопечный покраснел.

— Я же секрету.

— Ладно, ладно. Не буду.

— Свер и Хемин, — назвал своих школьных товарищей Даник. — Можно же их позвать?

— А драк точно не будет?

— Ты что, мы с этим завязали, — Совершенно серьёзно заверил меня бывший драчун.

— Никого не забыли?

Он пожал плечами.

— К нам тут в гости Дильмари хотела наведаться.

— Ледяная королева? Здорово!

— Данфер! Только попробуй сказать, что так оно и есть на самом деле. — И тут я передразнила его: — «Она же действительно холодная и величественная».

— Ты все сказала сама.

Я притворно зарычала и с устрашающим видом попыталась наброситься на подопечного. Он ловко увернулся, воспользовавшись тем, что выбраться из кресла с первой попытки мне не удалось. А потом нагло принялся меня щекотать. В отместку я могла только растрепать аккуратную прическу Даника.

— Весело тут у вас. Наверно не зря я приехала.

— Холодная и величественная!

Наши возгласы прозвучали почти одновременно.

— Мы ждали тебя чуть позже, — сказала я, поправляя свои тоже чуть растрепавшиеся волосы и успевая отпустить легкий подзатыльник Данферу.

— Я заметила, — кивнула блондинка.

— У тебя тут точно такого нет, — сказала Диль и поставила на стол закупоренную бутылку вина.

— Не нуждаемся. — Пожала я плечами, хотя все-таки задумалась — к праздничному обеду точно нужно будет парочку приобрести.

— В хорошей компании, да под душевный разговор, — гостья подмигнула мне и по-хозяйски осмотрелась. — Из чего пить-то будем?

Я отправилась на кухню. Банафрит уже ушла, а Даник давно спал. Это мы с Дильмари засиделись что-то в гостиной.

— Совсем другое дело, — протянула блондинка. Она вытянула ноги, расслабленно откинувшись на спинку кресла, и с довольным видом пригубила вино. — А то при твоей экономке и слово лишнее боязно сказать. Строга она у тебя.

— Какая уж есть, — ответила я, тоже пробуя напиток. Терпкий, в меру сладкий, окутывающий горло и разливающий в груди тепло. Блаженство.

— И это благородная эдель, — покачала головой Диль. — Так и не научилась держать нужное расстояние с прислугой?

— Банафрит — не прислуга, не экономка, а именно помощница.

Диль поморщилась.

— Как тебе удобнее. Но факта же не отменяет. Впрочем, не будем о ней. Лучше расскажи, как ты тут?

То ли вино подействовало, то ли просто располагающая обстановка, но я рассказала Диль почти все, разумеется, опуская некоторые подробности.

— А что, мастер действительно такой интересный мужчина?

— Интересный, да только не в том смысле, что ты думаешь, — хмыкнула я. — Хотя, судя по некоторым слухам, многие женщины находят его занимательным именно в этом смысле.

— Но не ты, — насмешливым тоном произнесла гостья. — Кто ж тогда твои глазки зажег?

Я успела отставить бокал на столик, иначе бы точно облилась.

— Никто. Просто жизнь налаживается. Это не то, что ты подумала.

— Ага-ага, — согласилась Диль с таким видом, что точно было понятно — не верит.

— Но что-то счастливого блеска в твоих глазах я не вижу, — заметила я. — Да и какая счастливая новобрачная будет разъезжать, а не греться под боком мужа?

— Ну и язва же ты стала! — Гостья не без восхищения посмотрела на меня.

— А ты не ответила на вопрос.

— Муж в разъездах, я вот решила развеяться. А праздники у родителей проведу.

— Почему не с мужем?

— Он занят, — сухо сказала Диль и потянулась за новой порцией вина.

— Чем? — я не унималась.

— Работой.

— Что ж за работа такая?

— Я как на допросе! Отстань! — вспылила блондинка, но быстро остыла. — Серьёзная у него работа, важная. Важнее меня.

Я замолчала — не знала, что на это ответить.

— Не смей меня жалеть. Моя жизнь меня полностью устраивает, — холодно произнесла Диль. — Я свободна и вольна делать, что пожелаю. Не без рамок, конечно. Но связанной себя не чувствую.

— Даже брачными узами?

— Уж ими-то точно.

Я покачала головой. Довольно гостья точно не выглядела.

— Зачем нужна была свадьба? Тебе-то понятно, но ему? — недоумевала я.

Некоторое время гостья колебалась.

— Чтобы отстали родственники. Почти как у меня: пора бы семьей обзаводиться, а Вестейр не торопился. Да и ему с его работой некогда было заниматься розыском подходящей невесты. Хотя, я бы сказала — не зачем, — Диль усмехнулась. — И вот нашлась я. Отличный вариант! Родословная, воспитание, внешность. — Она явно специально говорила о себе, как о породистой… зверушке. — Правда, характер я умело скрывала перед посторонними. Впрочем, тогда ещё жениха это приятно удивило. Ну то, что я не совсем мямля. Вот и договорились. Ну а теперь каждый живёт своей жизнью, никому не мешает, не беспокоит по пустякам. Красота!

— И тебя все устраивает?

— Конечно.

Наверно я бы поверила или попыталась себя убедить: так оно и есть. Вот только Диль нервным движением отбросила локон со лба, а затем, хоть и не залпом, но несколько поспешно, в четыре глотка осушила бокал.

Банафрит, к сожалению, в подготовке предпраздничного обеда не участвовала — к ней решили приехать дети, поэтому не отпустить я её не могла. А вот Понтер, как только узнал, что я собралась пригласить повара, присоветованного Банафрит, разобиделся на меня.

— Но у тебя же в это время все расписано. Ни минутки свободной!

— Для тебя я время найду. Не позовешь — на кухню ко мне заглядывать не смей! — неожиданно сурово заявил повар.

Был ли у меня теперь выбор?

Вот только одного Понтера было мало, тем более я рассчитывала и его усадить за стол, поэтому было приглашено еще двое человек прислуги. Не самой же мне накрывать на стол, разносить блюда и следить, чтобы у всех все было? Сама-то я в общем-то, была бы и не против, но Диль не давала мне забыть, что благородной эдель это не положено. Следить за порядком и руководить — пожалуйста, и то, лучше все же иметь для этого дела специального человека.

Я полностью доверилась Понтеру — он взял всю организацию обеда на себя. А Диль потащила меня наверх, где нас уже дожидался парикмахер.

— Будем делать из тебя красавицу! — заявила она.

Я бы с этим поспорила, но, когда увидела себя в зеркале — обомлела. Приглашенная Диль мастерица сумела с моими непослушными волосами сотворить чудо — прическа была аккуратной, элегантной и очень непривычной. Легкие штрихи — чуть подкрашенные глаза и губы, и я выглядела совсем другим человеком. А темно-зеленое платье с золотистым узором по подолу только украсило образ.

— Я же тебя предупредила, что сделаем красавицу, — подмигнула в отражении Диль. Она стояла позади меня и тепло любовалась.

Хоть это был и дружеский обед, но я хотела действительно выглядеть очень хорошо, поэтому обернулась и порывисто, не скрывая благодарности, обняла Диль.

— Спасибо тебе, — у меня даже горло свело от переизбытка чувств. — Не знаю, как тебя отблагодарить.

— Ну попробуй деньгами.

Я отодвинулась и ошарашенно на нее посмотрела.

— Шучу, — кривовато улыбнулась блондинка. — Должна будешь. Вот найдешь себе успешного и богатого мужа, тогда и отблагодаришь.

— Ди-и-и-иль! — протянула я со смехом.

— А что? Теперь-то, я думаю, от поклонников у тебя точно отбоя не будет. Только ходи, выбирай. — Она прищурила один глаз и начала взмахивать указательным пальцем, словно уже выбирала для меня кандидатов.

Я не выдержала и расхохоталась. Правда, подумалось мне: очень жаль, что Стейнир не увидит меня сегодня. Я бы его пригласила, но в качестве кого? Не друг, и уж тем более не жених…

Во время обеда я тихо млела. Друзья, близкие мне люди были рядом. Диль обменивалась колкими репликами с мастером, но без неприязни, скорее они, наоборот, были довольны тем, что нашли достойного собеседника, который не тушуется на порой язвительное замечание. Иви во всю что-то обсуждала с Данфером и его друзьями. Элодия совсем по-девичьи хихикала над репликами Ленсвена, а его супруга активно расспрашивала Понтера. Он же расцвел: преисполненный важности, без какого-либо смущения, наверняка делился своими кулинарными секретами. Я периодически обращалась ко всем, примыкая к той или иной компании. В особенности, когда мы перешли в гостиную, где продолжили все чаепитием. Собеседники менялись, перетасовывались, но всем было интересно, не скучно.

А мне было тепло и так хорошо, что, извинившись, я покинула комнату. Добежала до чуланчика под лестницей, не глядя села на какой-то ящик, и расплакалась. Когда хорошо, тихо, спокойно, в жизни нет больше бурь, то сложно привыкнуть к этому, осознать, возможно даже принять и ждешь какого-то подвоха. Да, у меня еще хватало проблем, но вот в этой самый момент я была самым счастливым на свете человеком. И оттого плакала.

— Я старалась, а ты мои старания размазываешь по щекам, — проворчала Диль, протягивая мне платок. Свет больно ударил по глазам, и мне пришлось зажмуриться.

— Прости, — прохрипела я.

— Ладно, мне несложно еще раз нарисовать. Вот только глаза-то все равно красными останутся. — Она втиснулась в чуланчик и прикрыла за собой дверь, при этом бесцеремонно подвинула меня на ящике. — А теперь рассказывай, чего слезы льешь?

— Все хорошо, — заверила я Диль.

— Я заметила.

— Нет, правда. Все действительно хорошо. — Я смутилась, но продолжила: — Поэтому и расплакалась.

— От счастья, значит. Ну бывает. — Она неловко приобняла меня.

— Дильмари, я помню, ты обещала ко мне приезжать. И обещание сдерживаешь. Но зачем? Я же тебе почти чужая.

— Чушь какая. Чужая, скажешь тоже. Мы же выросли вместе.

— И все-таки?

— Ну к Исгельне поехать я не могла, — голос Диль почти не дрогнул. — У родителей тоже все непросто. Да, на праздники я к ним обязательно съезжу, но долго пробыть у них не смогу. Кстати, не хочешь со мной отправиться?

— Нет, я уже обещала Уотиненам, что праздник у них проведу. Может быть позже.

— Все еще дружишь с полковником. Хорошо. — И замолчала.

— Ну так почему я? — продолжила расспрос я.

— А больше мне и не к кому было съездить. Мне нужно было где-то провести предпраздничную неделю, чтоб не одной, а с кем-то. Так почему бы и не у тебя? Или ты против?

— Нет, я только рада.

— Вот и замечательно.

Какое-то время мы просидели в тишине, пока дверка опять не отворилась, явив нам озадаченного Джемтира.

— Оригинальное место вы выбрали, эдель. Неужели темный чулан лучше светлой гостиной?

— Я искала салфетки, — произнесла я.

— А вы, эдель Дильмари, помогали? — хмыкнул мастер.

— Именно, — важно кивнула блондинка, величественно принимая протянутую руку Джемтира, который помог ей выбраться из чулана. Йеннер обернулся ко мне, подмигнул и повел Диль в гостиную.

Когда все гости разошлись, а Данфер уже отправился спать, мы с Дильмари продолжили свои девчачьи посиделки. Вытащили из шкафа все мои наряды, перебрали их. Большинство из них безжалостной рукой холодной блондинки были отправлены в сторону.

— Не смей больше это убожество надевать! — строго сказала она.

— Что же тогда мне носить? — растерялась я.

— А вот что-нибудь такое, или такое. — Диль выбирала самые яркие, нарядные платья, блузки, которые мне казались слишком откровенными, и я сама не понимала, как они ко мне попали, юбки, слишком облегающие, под которые нельзя было надеть нижнюю юбку или даже длинную сорочку.

— Дильмари! Ты зачем навезла мне нарядов? — возмутилась я, когда до меня дошло.

— Это подарок, — небрежно отмахнулась она и принялась дальше складывать комплекты. — Смотри, вот это будет лучше смотреться с вот этим костюмом. Как тебе?

Я перевела взгляд на сложенные на диванчике юбку, нежно-бежевого цвета, темно-синюю юбку и почти такого же цвета бархатный жакет. Все было неимоверно красивым и гармоничным, а главное — я никогда такого не носила.

— Это все очень дорого, — попыталась я возразить.

— Не мне переживать о деньгах. Да и не тебе тоже. К тому же подарок от тебя не дешев.

Так оно и было — любимые духи Диль найти было непросто и стоили они немало. Хотя денег мне было не жаль, а теперь — тем более.

До глубокой ночи мы перебирали вещи, спорили, смеялись, болтали об обычных женских вещах. Единственное, чего не касались — темы замужества Диль. О муже она почти ничего не говорила, а если я и задавала вопросы, она ловко уводила тему, поэтому больше не настаивала.

Провожала Дильмари я не без сожаления — за те несколько дней, что она у нас провела, мы сблизились так, как не могли за десяток лет. Иногда, правда, я ловила себя на мысли, что как будто предаю память о Рини. Наверно, поэтому мне и сложно было с кем-то подружиться, сблизиться из своих ровесниц и, видимо, поэтому моими подругами в последнее время были только Банфарит и Элодия, и лишь недавно Сириль. И не знаю почему, но я рассказала об этом Диль.

— Мне Рини тоже очень не хватает. Мы не были с ней так близки, как ты, хоть они и моя сестра. Но все же… Ее никто не заменит. Вот только я думаю она, глядя на нас с чертогов Рауда, наоборот, радуется, что мы с тобой не ругаемся, а вполне себе мирно общаемся.

— Наверно ты права.

На прощание Диль сама меня обняла, чем все же удивила.

— Спасибо, что приютила, — хриплым голосом сказала она.

— Приезжай, когда захочешь!

— Боюсь, надоем быстро. Так что раньше весны не жди, — не без сожаления произнесла она и повернулась к Данферу. — Всего доброго, молодой человек.

— Я был очень рад с вами пообщаться, — важно заявил Даник и даже поцеловал руку Диль.

— Быстро учиться, — хмыкнула блондинка и, послав нам воздушный поцелуй, пошла к экипажу, откуда махала из окна, пока не скрылась из вида.

За два дня до праздника Самой Темной Ночи мне пришло приглашение на бал у Главы города.

Я долго вертела в руках приглашение, не понимая — с чего вдруг? Неужто я ему так запомнилась с ярмарки?

Все оказалось значительно проще.

— Он же сокурсник моего супруга, — заявила Элодия, когда я поделилась с ней.

— И вы попросили за меня?

— Что тут такого? — округлила глаза соседка. — Ты же молодая, красивая девушка. Сходишь, развеешься.

И действительно, почему бы и нет?

Отправилась на бал я в компании четы Рекур.

Здание, где проводилось торжество, освещалось праздничными огоньками, уже создавая ощущение праздника.

Людей прибыло немало. Все веселые, задорные, чуть более раскрепощенные, чем я привыкла в Саганионе.

— Ну как тебе? — спросил эд Канер.

— Замечательно, — не скрывая улыбки, ответила я.

Зала заполнялась гостями, которые тут же разбредались по группкам. Со всех сторон раздавался смех, веселый гомон.

Знакомых у меня было слишком мало, чтобы я могла кого-то из них разглядеть в толпе, поэтому я практически не отходила от своих соседей.

Мое настроение испортилось лишь тогда, когда раздались первые аккорды танца, открывающего бал. Я была уверена — меня никто не пригласит.

— Очень рад тебя видеть, — раздался вдруг голос.

Я обернулась и увидела мастера.

— Доброго вечера, — кивнула я.

Джет вдруг рассмеялся, покачал головой и протянул руку.

Я заколебалась.

В Саганионе никто из мужчин, кто был ниже меня, никогда не решался меня пригласить. Кому охота терпеть насмешки?

Над мастером никто не смел смеяться. Или может быть в этом городе действительно все по-другому?

Джетмир закружил меня в танце. Двигался он хоть и уверенно, но мастерства ему явно не доставало. И все же мне пришлось покорно следовать за ним, не делая даже попыток чуть исправить положение. Что, в общем-то, не мешало мне наслаждаться танцем.

— Ты сегодня выглядишь особенно восхитительно, — заявил Джетмир после того, как выполнил особо сложный элемент. И все же он успел меня поймать и даже не наступил на ногу.

— Что это такое? — округлила я глаза. — Ты флиртуешь со мной?

— Астари, — с укором произнес он, — это же первый танец! Дай мне хоть поддержать видимость, что я пригласил тебя с определенной целью.

— Когда Банафрит об этом узнает… — Я не удержалась от смешка.

— Думаешь, точно заставить жениться?

— Она может.

Я не ловила насмешливых взглядов устремленных на нашу пару. Благодушие, доброжелательность, искристое веселье. В какой-то миг мне показалось, что я попала в сказку. Пока не перехватила взгляд, наполненный такой злостью, что даже сбилась с шага и уже сама наступила мастеру на ногу.

Рыжеволосая молодая женщина в темно-синем, подчеркивающем излишнюю бледность, платье, прожигала меня такой ненавистью, что стало очень даже не по себе. Но довольно скоро я потеряла ее из виду и продолжила отдаваться танцу.

Джет поцеловал мне руку и откланялся.

— Еще столько не перетанцованных дам, — хмыкнул он.

Я рассмеялась.

Элодия смотрела на меня с неодобрением. Я же пожала плечами и отправилась к столику, где стояли напитки.

Как только я утолила жажду, ко мне тут же подошел молодой мужчина.

Дальше я ни одного танца не пропустила.

У меня кружилась голова от куража, который я поймала. Партнеры сменялись, сменялись танцы, но оставалось главное — ощущение легкого, воздушного счастья, которое наполняло меня азартом, разжигало во мне радость.

И все же, чтобы почувствовать себя окончательно и бесповоротно счастливой мне чего-то не хватало. Точнее — кого-то.

Увы, Стейнира на балу не оказалось. Поэтому приходилось соглашаться на танец с теми, кто предлагал. Как ни странно, недостатка в партнерах я не испытывала.

Во время одного из танцев по залу вдруг раздался удивленный вздох и все уставились вверх. Почти под самым расписным потолком летела птица. Присмотревшись я поняла, что это голубь. В его клюве что-то зеленело. Птица сделала круг над собравшимися и замершими людьми. И вдруг она полетела в ту сторону, где были я и мой партнер. Когда голубь поравнялся с нами, он выпустил свою ношу, оказавшуюся пушистой веточкой ели. Веточку я поймала. К ней крепилось еще и украшение — маленький красный бант.

Внезапно все отмерли и продолжили танцевать.

Я решила приколоть веточку брошью к корсажу. Зеленый не очень хорошо сочетался с жемчужным цветом платья, но мне был все равно.

Мимо пронеслась совершенно незнакомая мне пара, и женщина успела воскликнуть:

— Праздник же! Чудеса!

Вот уж действительно, чудеса!

Последний, закрывающий торжество танец я хотела пропустить. Такое желание возникло у меня впервые, и это несмотря на то, что танцы я обожала. И впервые я не пропустила ни одного круга — желающий станцевать со мной было так много, что порой мне приходилось даже выбирать. В какой-то момент мне хотелось ущипнуть себя — не сплю ли я? К концу праздника я настолько выдохлась, что ответила категорическим отказом всем. Понаблюдать же тоже было любопытно.

— Мне вы тоже откажите?

В шумном зале подойти тихо было совершенно несложно.

Со Стейнира я перевела взгляд на свое новое яркое украшение и ничего не ответила, а просто протянула руку.

И уверенность, и мастерство. То легкое, без видимых усилий. Когда мужчина ведет в танце, ведет непоколебимо, ловко. С таким партнером танец был не просто танцем, чем-то большим. Каким-то единением, феерией эмоций.

— Честно говоря, я ненавижу танцевать, — вдруг заметил Стейнир.

Я не сбилась только потому, что его твердая рука меня крепко держала, в то время как вторая, не касаясь, очертила мой стан.

— Поэтому вы объявились только сейчас? — Я нашла в себе смелость задать вопрос.

— Для вас — да.

Во время предыдущих танцев некоторые мои партнеры имели смелость прижимать меня слишком близко, почти на грани приличий. Без особых усилий мне удавалось возвращаться к нужной дистанции. Я даже имена их тут же забывала, стоило только им распрощаться.

Сейчас же мне до безумия хотелось прижаться чуть сильнее самой. Увы, Стейнир даже не делал попыток приблизиться к той грани.

Как только музыка стихла, конезаводчик проводил меня до моих соседей. На прощание же он успел мне еле слышно шепнуть на ухо:

— Если женщина нравится мужчине, то ему совершенно плевать на то, что думают окружающие. Ему неважно каков у нее рост, цвет кожи и волос. Для него она самая красивая и желанная. Тем более если она действительно хороша, пусть даже и сама не желает замечать этого.

Праздники завьюжили нас круговертью, словно метель снежинки: везде хотелось успеть, побывать, посмотреть; дарили подарки, получали в отчет. Наверно самым главным подарком для меня было письмо от родителей: летом они приедут. Да, это было не точно, просто в планах. Однако после одиннадцати лет неизвестности даже такой приблизительный срок был хоть и не уверенностью, но надеждой, которая поддерживала в этом томительном ожидании.

Встретить канун Самой Темной Ночи нас приглашали и Элодия с мужем, и Гаустофы, Диль же звала к Ровенийским, но решили мы провести праздник именно у Уотиненов.

Собрались все четверо детей полковничьей четы вместе с внуками. Прибыли с семьей брат эдель Брит, брат эдела Нелнаса (правда, один), армейский товарищ полковника, подруга эдель Брит еще времен ее пансионской молодости. И Стейнир.

Подготовкой праздника эдель Брит занималась только в качестве руководителя и организатора: полковник нанял целый штат прислуги, который бы раньше его супруга не потерпела, а сейчас просто не посмела перечить мужу. Да и глупо это было бы. Соответственно, места за столом распределяла сама эдель Брит, поэтому я совсем не удивилась, когда по правую руку от меня оказался Стейнир.

Эд Маршез, казалось, не особо-то и замечал меня, полностью увлекшись разговором с племянницей эдель Брит. И я начала жалеть, что детей посадили отдельно — Данфер отлично проводил время в компании возглавляемой Нелнасом-младшим, хотя последний вполне мог и за взрослым столом уже сидеть.

Я попыталась завести разговор с другой своей соседкой, но оказалась не готова к пространственной лекции подруги эдель Брит. Эта дама оказалась весьма специфичных взглядов: она не то, чтобы не любила мужчин, но относилась к ним столь высокомерно и пренебрежительно, что я не удивилась — женщина не замужем и семьи у нее нет. Что ее связывало с хозяйкой дома и как они могли столько лет дружить — загадка.

Однако эти недоразумения не испортили мне настроения, ну если только немного. Хотя может и больше… В общем, хандре я старалась не предаваться, а просто отдыхала и грелась в атмосфере большого семейного сбора, пусть даже и моих родных тут не было. Но ведь родство не всегда определяется общей кровью?

Когда с праздничным ужином было покончено, то для чаепития все взрослые переместились в гостиную. Дети же, несмотря на уже позднее время, пошли кататься с горки: полковник разорился на большой фонарь пред своим поместьем.

Я держала в руках большую чашку с горячим чаем и смотрела в окно террасы: отсюда как раз хорошо было видно горку, с которой, старавшийся обычно казаться старше Данфер, катился, вереща также громко, как и пятилетняя правнучка Уотиненов.

Отвыкшая от такого количества людей, я вышла передохнуть на застекленную террасу.

— Здесь прохладно, — произнес Мэрет, внук полковника.

И попытался накинуть на меня свой сюртук.

Я как-то растерялась и даже не успела ничего ответить. Впрочем, мне это и не понадобилось.

— Спасибо за заботу, — сухо сказал Стейнир и бесцеремонно отодвинул парня, накрывая мои плечи пледом. — Не стоит.

Мэрет пожал плечами, отвернулся от гостя и пытливо на меня посмотрел. Я сдержанно кивнула, а он с досадой поджал губы и ушел.

— Странный праздник. — Стенир говорил, не глядя на меня. Он также рассматривал ребятню за окном.

«Странное начало разговора», — подумала я.

— Люди радуются тому, что Рауд запер Оттара в царстве теней, чтобы потом в минуты скорби обращаться именно к Оттару. Просить о милости к умершим.

— Думаете умершим еще нужна чья-то милость?

Маршез повернулся ко мне с веселым удивлением.

— Живые сами строят свою судьбу, а умершим остается только ждать милости богов. Ведь если будет хоть один человек, который с добром вспоминает ушедшего, то тогда ему будет открыт путь в чертоги Рауда. Хотя почему Рауда, если они в ведении Оттара?

— Я имела в виду немножечко другое. А что, если это было придумало прежде всего для нас самих? Чтобы мы не забывали своих близких и родных?

— Интересная мысль, — заметил Стейнир.

— А что касается того, что чертоги Райда, хотя следит-то за ним Оттар… Так ведь все просто привыкли считать Оттара воплощением зла. — Несмотря на то, что я не понимала к чему он завел это разговор, но тема меня заинтересовала. — Он оступился один раз и ему это не простили.

— Он бог, его ошибки масштабнее, чем у обычных людей. Последствия страшнее. Однако если он раскаялся, то почему бы и людям не простить, раз даже старший брат это сделал?

— Люди злопамятнее. Да и раскаялся ли?

— Наверно Рауду виднее. — Стейнир провел пальцем по морозному узору у рамы окна. — Однако вы правы — люди злопамятнее богов.

— Злопамятен?

Мне почему-то от этого ответа стала не по себе, хотя и произнесён он был спокойным голосом.

— А вы, видимо, нет, — заметил он.

Я задумалась, ведь раньше я этим вопросом никогда по-настоящему не задавалась.

— Наверно нет. По-разному.

Поводов у меня было достаточно, но, если бы я не просто помнила, а лелеяла мысли, о том зле, что было вокруг меня, что оборачивалась бедами со мной — наверно сошла бы с ума.

— Неужели простить проще, чем наказать, отомстить?

— А чем тогда я была бы лучше тех, кто поступил непорядочно?

В полутемной террасе, освещенной только отблеском от фонаря с улицы, глаза Стейнира будто бы светились каким-то лихорадочным, хоть и холодным огнём. Словно лед растаял и теперь плескался всполохами серого цвета.

— Даже если человек поступил не просто непорядочно, а чудовищно? Все равно простите?

— Не простила, — твердо произнесла я. — Отпустила. В моей жизни не так много радостных событий, чтобы я хранила воспоминания о злых.

— Мне остается только восхищаться вами, эдель Астари. Однако с одним я поспорю — радости у вас хватает, но видимо этого недостаточно… — Он кивнул в сторону горки.

А вот это было несколько невежливо с его стороны. Не настолько мы были близки, чтобы говорить о таком. Стейнир, видимо, почувствовал мое отчуждение и сказал:

— К чему я вообще начал разговор о теме высших сил. Не так давно видел вас у храма Оттара. Не думал, что вас недавно кто-то покинул…

И вот опять он вроде бы невзначай начал расспрашивать о моей жизни, окружении, близких. Только вот в храме Темного бога я была по несколько другой причине.

— Подруга. Самая лучшая.

— Так ведь это было давно…

— Полгода. Малый срок чтобы забыть. — И тут я спохватилась. — Позвольте, но откуда?

— О той трагической гибели дочери наместника все знают.

Я хотела расспросить откуда он вообще знает, что я имею отношение к Ровенийским, но передумала — настроение вконец испортилось, и я отвернулась к окну.

Только сейчас я поняла, что тут действительно несколько прохладно и запахнула сильнее плед.

— Пойдёмте уже отсюда, вы достаточно продрогли, — строго заметил Стейнир и протянул мне свою ладонь.

Я вложила в нее свою руку, затянутую как всегда в перчатку, а он… Он взял мою руку, снял перчатку, и я думала, что поцелует. Я не удивлялась и не отстранялась, руку не убирала. Однако, после он меня все же удивил. Поднял мою ладонь к своему лицу и начал согревать своим дыханием, неотрывно глядя мне в глаза. Мне бы отвести взгляд, но не могла. А он был каким-то вызывающим, совершенно неприличным, интимным. Руке стало так жарко, даже не от его горячего дыхания, что мне казалось, что от нее пар пойдет. И это тепло разливалось по всему телу, высушивало мои мысли. И во рту пересохло.

Легкий поцелуй в центр ладони, мимолетный, но ощутимый мной так, как будто губы мужчины крепко были прижаты к руке.

Руку я все же выдернула, излишне резко даже, и перчатку забрала. И в смятении, чуть ли не бегом, вернулась в гостиную.

Первый раз Маршез настолько явно демонстрировал свою симпатию. До этого было лишь вежливое, может быть чуть более настойчивое внимание, но оно никогда не нарушало приличий. Впрочем, те его слова после танца… Хотя не сказать, что и сейчас было что-то неприличное… Это было просто вызывающе!

Я в который раз порадовалась, что отчаянную красноту моих щек никто не мог бы заметить. А щеки горели нещадно.

Покидать гостеприимное поместье Уотиненов Данфер совсем не желал, и я чуть ли не силой тащила его к выходу. Он уже отогрелся, напился чаем с тортом и, сверкая взбудораженными глазами и ярким румянцем, болтал со своими новыми знакомыми. А ведь еще не так давно завести новое знакомство ему было непросто…

На прощание я крепко обняла эдель Бриту.

— Завтра мы точно сюда вернемся, иначе меня не оставят в покое, — сказала я ей, кивая на Даника.

— Мы будет только рады, — пробасил полковник, обнимая меня и моего подопечного разом.

Извозчик, с которым я заранее договорилась, нас не ждал.

— Я вас провожу, — обратился ко мне Стейнир и предложил свой локоть.

Устраивать сцен я не стала, а отказываться смысла не было — по-другому нам сейчас никак отсюда не уехать.

Данфер, как только мы разместились в экипаже, тут же уснул. И я, наконец, дала волю своему раздраженному шепоту.

— Как вы посмели?!

— Иначе бы вы не разрешили вас проводить.

— Но это же нечестно! Могли бы спросить, поинтересоваться моим мнением!

— Чтобы услышать в ответ отказ?

— Я ненавижу, когда меня лишают выбора, — еле слышно произнесла я.

— Он у вас будет, не переживайте.

Я недоуменно на него посмотрела.

— Я повременю, но не думайте, что отступлю. Просто даю вам время.

— Время на что? — Мой тихий голос почти не дрогнул.

— На осознание того, что я не отступлюсь, сколько бы отказов не было.

— Поэтому вы просто решили доводить все до того, что бы выбора у меня все же не было? — язвительно поинтересовалась. — Так в чем же выбор?

— Как долго продлится период вашего принятия ситуации.

Оставшийся путь мы провели в молчании, прерываемого лишь сонным сопением Данфера.

Разумеется, все мои мысли перед сном были о Стейнире. Я совершенно не знала как реагировать на его заявление, именно поэтому и предпочла промолчать. Тут поразмышлять надо, и не один день возможно. Впрочем, этого же он и добивался — предоставил время на раздумья, но как он это сделал… Просто поставил перед фактом! И понятное дело, думать о нем я буду теперь значительно чаще, чем раньше.

Интересно, а что он сам делал у храма Оттара, раз меня там видел? Неужели у него кто-то умер? Не мог же он просто следить за мной — я не настолько самоуверенна или мнительна, чтобы такое вообразить. Да и не похож Стейнир на человека, который будет этим заниматься. Впрочем, а что я про него знаю?

А ведь я его не то, чтобы обманула, скорее сказала лишь часть правды: в храм я приходила не из-за Рини. Конечно, за нее попросить я не забыла, но основная цель была другой.

Для владельца самого большого поголовья скакунов эд Астел слишком много ходил пешком. Или мне так казалось, потому как я неприлично часто и совершенно случайно (так меня он уверял) встречала его по пути куда-нибудь. И, разумеется, он пользовался таким случаем — навязывался в провожатые. Кстати, делал он это также же категорично, что отказать ему — с моей стороны такой поступок казался бы слишком невежливым и грубым, тем более что причины для отказа я исчерпала еще в первые пару встреч. Я не обольщалась по поводу этого внимания — к сожалению, а может и к счастью, жизнь приучила меня искать в чужих поступках двойные мотивы.

На пару дней пришла оттепель, растопив немного снега для того, чтобы потом присыпать застывший лед новыми белыми хлопьями. Дорожки-то расчистили и посыпали песком, но вот коварные скользкие участки кое-где остались. Вот на один из таких я и попала. Я сняла перчатку, чтобы поправить внезапно расстегнувшуюся пуговицу на полушубке, и подскользнулась. Сердце екнуло, в голове уже пронеслось: «Сейчас упаду и даже слой одежды не поможет смягчить падение!», как меня ухватили за руку и помогли удержать равновесие. Это и был Астел. А еще, своей ладонью, тоже оказавшейся почему-то без перчатки, он ненароком коснулся и моей руки.

У меня иногда даже возникали мысли, что боги словно специально устраивали вот такие встречи и ненамеренные, вроде бы, касания. Ведь раньше, до того как открылся этот страшный дар, я не могла вспомнить, чтобы посторонние люди так часто прикасались ко мне. А теперь, словно нарочно, минимум раз в месяц происходили видения.

В это раз я смогла отделаться от Астела: сказала, что мне надо в магазин готовой одежды. Он обаятельно улыбнулся и попрощался со мной, впрочем, не скрыв своего разочарования. Правда, мне вновь показалось, что разочарование были каким-то злым. Он завернул за угол, и на этом его путь прервался — с ближайшего дома сорвалась огромная сосулька.

Кровь на снегу — такая контрастная картинка стояла у меня перед глазами. Ярко-алые капли быстро впитывались в свежий снег.

— Все хорошо? — участливо поинтересовался мужчина, внимательно глядя на меня.

— Да, спасибо. Все в порядке. Просто еще и голова закружилась, — тихо ответила я, попытавшись отодвинуться от эда Астела.

Он не позволил, лишь перестал прижимать к себе слишком сильно — еще чуть-чуть и это было бы уже непристойно.

— Тогда позвольте я вас провожу. А то вдруг еще раз подскользнетесь, — тут же нашелся конезаводчик.

В этот раз отнекиваться я не стала. Положила руку на его локоть, тем более опора мне и впрямь была нужна — ноги все еще дрожали после увиденного, и повела его совсем в другую сторону.

От мыслей про то случай я вновь вернулась к Стейниру. А что если попробовать? Решиться? Но что я смогу дать этому мужчине? И каковы у него намерения? Если действительно серьезные, то… Тут пока все очень плохо: я ни на шаг не сдвинулась в своих поисках решениях проблемы. А если намерения несерьезные, то я слишком уважаю себя, чтоб позволить такое. Впрочем, сейчас я лишь ищу отговорки, потому как ни на что согласиться не могу.

Наверно, Маршез теперь ждет от меня ответного шага, но я его не сделаю. Причин много, но основная: я банально трушу. Страшно и от этого горько.

Вот только засыпала я все равно с улыбкой на губах: он ведь сказал, что не отступится. Вдруг, как у мужчины, у него найдется больше смелости и решительности, чем у меня — глупой и слабой женщины?

Солнце ярко светило и отражалось тысячью искрами от снега так сильно, что глаза слезились. Хотя повод расплакаться и так был, но я держалась ради Данфера. Если не стерплю, не пересилю себя, ему будет еще хуже, поэтому я сжимала губы и глубоко дышала, пытаясь не выпустить эмоции наружу.

Почти все близкие Уотиненов и без того прибыли к ним на праздники, а теперь доехало не так много людей.

Полковник стоял у гроба любимой жены и опирался на трость. Серое лицо, с морщинами, которые словно стали глубже, было настолько скорбным, что, глядя на него, я никак не могла сглотнуть комок в горле.

А погода совсем не вписывалась в траурные настроения: яркое солнце, некрепкий мороз, который не переходил все же в оттепель. Мягкая зимняя погода, при которой так приятно гулять.

Мы с Даником приблизились к гробу.

Эдель Брита улыбалась. Теплая улыбка скрадывала у нее несколько лет — она выглядела моложе и как будто счастливее. Может быть потому, что отмучилась?

Эдел Нелнас увидел нас. Его тусклый взгляд на миг словно подсветился, но тут же погас.

— Она не отправила письмо, — тихо произнес он, прижимая меня к себе.

Я уткнулась ему в плечо и все еще сдерживала слезы, а вот Даник обнимал меня за талию и тихонько всхлипывал.

— Тому целителю, что обещал попробовать ей помочь. Я нашел послание у ее почтовика.

Никто из нас не задал вслух вопрос почему она так и не отправила. Это был ее выбор, пусть и тяжелый для нас всех, но, видимо, самый легкий для нее. Судить ли эдель Бриту за это?.. Вот уж вряд ли. Хотя, видя тоскливый взгляд ее супруга, и могли возникнуть такие мысли.

Во время поминального обеда, скромного, как и положено, стояла все та же скорбная тишина. Обычно в таких случаях вспоминают все самое хорошее об усопшем, но сейчас почему-то это казалось каким-то лицемерным, пустым. Ведь получается, что нужно так говорить только потому, что она умерла. Вот только все и так знали, что эдель Брита была хорошим человек, достойным, замечательным. А говорит о том, что ее больше нет — тяжело. Все еще не верилось, казалось — она просто уехала и скоро вернется.

Я подошла к старшему сыну Уотиненов.

— А когда с дарами пойдём?

— Завтра, эдель Астари. Сегодня, боюсь, отец уже не выдюжит. Так что завтра.

Мне вдруг вспомнился недавний разговор со Стейниром по поводу Рауда и Оттара. Вот ещё одна несправедливость: поминальные дары относятся в храм Рауда, чтобы бездомные, обездоленные, нищие или просто нуждающиеся могли подкрепиться. Туда-то, в противовес скромной домашней трапезе, неслись самые лучшие продукты. Делалось это для того, чтобы вкусившие такие дары потом поминали добрым словом усопшего. Вот тут-то и загвоздка: обращаться-то надо было к младшему брату, а несли приношения старшему…

Когда хоронили Рини я почему-то об этом не задумывалась. Наверно из-за того, что слишком была поглощена чувством вины… И все эти мероприятия как-то прошли мимо меня.

Казалось еще чуть-чуть и я начну задыхаться. Мне срочно требовалось выйти на свежий, морозный воздух. Я проследила за Даником: он сидел вместе с новыми приятелями, вот только радостными они теперь не были. Убедившись, что с ним все в порядке и, если что, он под присмотром, я накинула на себя полушубок и выбежала на улицу.

Мне сразу же бросились в глаза холмики снега, под которыми спали розы. Я знала, что корни у них заботливо присыпаны опилками, а сами они накрыты лапником. Эдель Брита никогда не была завзятой цветочницей, но, как они переехали сюда, ей захотелось начать разводить розы. Просто для души. Кто ж знал, что они окажутся капризными созданиями, за которыми надо заботиться, как о маленьких детях…

Я судорожно вздохнула.

— Вам так хочется простудиться? — проворчал Стейнир и набросил мне на шею забытый мной шарф. А на голову мне небрежно нахлобучил шапку так, что даже глаза скрылись.

Я сдвинула ее на макушку.

— Так получилось, — произнесла я нелепое оправдание.

Он так выразительно на меня посмотрел, что я почувствовала себя неразумным ребенком.

— Вот что удивительно, — как ни в чем не бывало произнес Стейнир. — Какой бы холодной эдель Брита не казалась внешне, но внутреннего ее тепла хватало всем близким.

Я кивнула. Добавить мне было нечего.

Молчание наше не было смущающим, оно было просто тягостным… Ну а что сказать, когда горло душат рыдания, которые, правда, только внутри, словно не могут пробиться и давят, давят…

Я вновь отвернулась к розам и… меня наконец-то прорвало.

— Долго же вы держались, — сокрушенно пробормотал Маршез, прижимая мою голову к своему плечу.

Я вцепилась в него и совсем без стеснения плакала. Всхлипывала уже громко, надрывно.

— Она так хотела, чтобы к лету они зацвели! Носилась с ними, как наседка. — Я вздохнула и некрасиво шмыгнула носом. — Я у Иви выпросила ее чудо-удобрение, которое она сама создала… Это было ее первое творение такого рода. Только-только научилась применять способности. И ведь сработало! Я видела. Она так хвалила, что я уговорила и мне выделить опытный образец, так сказать. Эдель Брита была бы счастлива. А она, она… Она теперь не увидит! И розы никто не увидит. Вот что теперь делать?

Я еще много чего говорила, перемежая сбивчивую речь всхлипами, а порой и завываниями. Может быть потом мне будет стыдно, а пока я не могла остановиться.

Стейнир молчал, лишь гладил меня по плечам и придерживал — ноги-то у меня вдруг ослабли.

Успокоилась я не скоро. Немного в себя пришла, когда уже действительно стало трудно дышать, и вдохи тяжело давались. Платка, конечно же, у меня не нашлось — свой я еще раньше отдала Данферу, а другого у меня не было. Стейнир протянул свой.

— Извините, — хрипло прошептала я.

Отходить от него совсем не хотелось. Мне казалось, что стоит только отодвинуться, и я заледенею. Потом, потом будет стыдно и неудобно, а сейчас я только крепче прижималась к нему.

— Я мало что понял из вашей речи. — Стейнир говорил растерянно. — Но что вам мешает взять заботу о бедных цветах на себя? Полковник точно против не будет.

— Не в этом дело.

— Разумеется.

— Эдель Брита их уже не увидит…

— Вот это я понял.

— А я… а я… Да, пожалуй, с этим я справлюсь.

— Не сомневаюсь.

— Смеетесь надо мной. — Я подняла голову, а его глаза оказались слишком близко. Пришлось нехотя все же отодвинуться.

Я сделала еще пару шагов в сторону.

— Верну вам уже чистый. — Я указала на скомканный в руках платок.

— Можете не возвращать.

Хотела было возразить, но не стала.

— Спасибо вам. И извините за эту сцену, но…

— Я все понимаю, — серьезно кинул Стейнир. — Ни платка, ни плеча мне для вас не жалко. Обращайтесь, если что.

В саду я постояла еще какое-то время, погруженная в свои мысли. Даже не заметила, что Маршез так и не ушел.

— Эдель Астари, мне пора. Всего вам доброго. И не забывайте навещать полковника.

— Да, конечно. Еще раз спасибо вам.

Он кивнул и пошел в дом.

Я еще какое-то время побродила по дорожкам, пока окончательно не продрогла.

Вечером мы с Даником, сидя в большом кресле, укрылись теплой уотиневской шалью и отогревались у камина.

Несмотря на довольно морозную погоду, людей в чайной было много. Возможно такая погода, наоборот, и привела их всех сюда — в уютной обстановке да в хорошей компании отдыхать и греться было приятно.

Моей такой компанией был Данфер.

— Вот ее, — я кивнула в сторону, где за столиком сидела группка девушек, но я не указала конкретной. Однако Даник меня понял.

— И какая же она?

Я уже хотела поделиться своими размышлениями, но решила еще раз присмотреться к девушке. Хотя даже скорее молодой женщине и уж точно эдель.

Она не была красавицей. Милая, приятная, симпатичная, но не красавица, нет. И тем не менее, сидя рядом с еще тремя сверстницами, которым всем вероятно было около двадцати пяти, а может и больше, она выделялась. Ее спутницы были и миловиднее, и привлекательнее, но не притягательнее. Может сказывался ее огненно-рыжий цвет волос, может излишняя бледность, и без того свойственная рыжим, да еще и подчеркнутая темно-синим, почти черным платьем, и некий флер таинственности, сдобренный плавностью линий фигуры, мягкостью движений и грацией даже в каждом взмахе руки, или наклоне головы, когда она поднимала чашку чая и подносила ее ко рту.

Видимо осмотр затянулся, потому как она перехватила мой взгляд. Мы точно не были знакомы, да и я бы наверняка запомнила девушку со столь неординарной внешностью, если бы встретила ее не только на балу, однако ж она посмотрела на меня так, словно узнала. И выражение в ее глазах светлых глазах вновь не свидетельство о дружелюбности.

— Знаешь, сначала я хотела сказать, что она теплая, возможно оранжевая, ну такая, ближе к охре. — Я повернулась к Данферу и стала делиться своим мнением. — Но теперь почему-то кажется, что все-таки цвет платья выбран у нее неспроста, — произнесла я.

И вдруг поняла, почему же учитель Даника говорил о том, что отношение к человеку влияет и на оценку его. И определении, как в случае моего подопечного, его «цвета» и «температуры».

— Нет, мы так не договаривались. Говори, какая она?

— Хм… Пусть будет прохладная и светлая. Может голубоватая, даже почти белая?

Данфер с довольным видом потянулся к своему блокноту, и я поняла, что опять проиграла. На листочке была выведена еще одна аккуратная черточка. Их там уже было штук пять.

— Она как раз-таки теплая и охристая.

А потом Даник не выдержал и расхохотался, видя мое растерянное лицо. И знала же, что обмануть меня он не мог, хоть мы и поспорили.

— Не переживай. — Он покровительственно похлопал меня по руке. — Я тоже в людях ещё плохо разбираюсь.

Тут уже не удержалась я и рассмеялась. Данфер терпеливо дожидался, пока я переводила дух.

— Ну что, когда идём?

Я закатила глаза: кто про что.

Практически сразу же после похорон эдель Бриты Данфер слег с простудой, вылившейся в бронхит. Лечили мы его долго и упорно. Измучились все: и сам Даник, и мы с Банфрит. Когда он наконец-то пошёл на поправку, я опрометчиво пообещала сводить его в не так давно открывшийся тир. Про него подопечный мне уже столько понарассказывал. И немудрено: все мужчины и не важно сколько им лет, говорили о нем, и мечтали побывать и попробовать свои силы.

Так получилось, что долгое время огнестрельное оружие не пользовалось популярностью. Обходились либо магией и всем тем, что с ней связано, либо холодным или стрелковым оружием по типу арбалетов, например. К тому же любой, даже самый слабый маг мог не то чтобы с легкостью, но и без особо сильных усилий нейтрализовать угрожающего мушкетом: достаточно было, например, успеть намочить порох. Тогда происходила осечка. Ну это конечно, если было известно о намерениях злоумышленников. В общем, должного развития и внимания этому виду оружия не доставало, но после войны власти Адарии решили пересмотреть свои взгляды на него. Ведь оказалось, что маги не всесильны, да и к тому же их количество сократилось и как раз в рядах боевых магов. Вот тут-то и решили дать второй шанс мушкетам и ружьям. Цены на них, понятное дело, взлетели — маги-артефакторы зачаровывали пули так, что влага проникнуть не могла, да и много других интересных вещей продумали. Все это было на поверхности, просто раньше не обращали внимания и не задумывались.

Меня эта тема не особо интересовала. Даже с профессиональной точки зрения, а вот Данфер увлекся.

О своём решении — позволить все ж таки посетить тир ему, я пожалела, но и слово не сдержать не могла. А поскольку это слово было дано в минуту слабости я и придумала спор. В общем, я переоценила себя: в людях я разбиралась весьма плохо. И теперь Данферу будет позволено сделать целых пять выстрелов — по числу моих сегодняшних промахов.

— А сил-то тебе хватит, удержать оружие в руках?

— Я уже выздоровел.

На это мне уже нечего было возразить, и я не стала строить из себя чересчур заботливую клушу.

— Хорошо, тогда через два дня пойдем.

— А почему не раньше? — не унимался Даник.

Ну не могла же я сказать, что мне нужно время смириться: все-таки затея с оружием — опасное мероприятие. Не то, чтобы я волновалась, что нам не обеспечат должной безопасности, тем более, мне казалось, что в тире-то должно быть все предусмотрено. Я просто опасалась, может быть и зря, но отделаться от этого чувства не могла. Поэтому я придала своему лицу как можно более строгое выражение и сказала:

— Я от своего слова не отказываюсь. Ну а сроков мы не оговаривали, молодой человек.

Данфер лучезарно мне улыбнулся, словно понял мой маневр, и принялся вдумчиво распивать свой еще не успевший остыть чай с чабрецом. И вид у мальчишки был крайне довольный, будто его совсем не огорчает отсрочка.

Кажется, меня где-то надули…

Я еще раз ненароком перевела взгляд в сторону столика с девушками. Там вдруг все воодушевились: приняли такое положение, вроде бы и расслабленное, но в то же время и собранное (как же им удалось?), подтянулись, начали бросать взгляды из-под ресниц украдкой, на грани кокетства, одна даже мизинец оттопырила на руке, когда чашку поднимала (на этом моменте я чуть не фыркнула, скрыв свою улыбку за чашкой), видимо посчитала, что это добавит ей изящества.

А потом я увидела, что же вызвало такую реакцию: в общий зал вошли двое. Я никогда их не видела раньше вместе. Они настолько были не похожи внешне, не похожи по характеру, занимались разными вещами, но судя по всему, друзьями были, что называется, закадычными.

Джетмир улыбался широко и несколько лукаво. Поочередно всем дамам были обцелованы руки и, судя уже по их довольным лицам, сказаны комплименты. Лишь рыжеволосая держалась несколько прохладно и словно отчужденно. А вот Стейнир сухо кивнул всей компании и отвернулся, выискивая официанта, который проводил его до видимо заказанного ранее столика.

Я только спустя минуту наверно поняла, что непроизвольно задержала дыхание. И на всяких случай отодвинула ножичек. И чашку, и тарелку. Вот только все равно ложечка слишком громко звякнула о блюдце. А затем я чинно сложила руки на коленях.

— Не поздороваемся? — почему-то шепотом и склонившись ко мне близко-близко, спросил Даник.

Я так же шепотом ответила:

— Что, будем кричать через весь зал?

Для вежливого мальчика, коим Данфер всегда казался выглядеть, это было чересчур.

Кричать и не пришлось: Стейнир заметил нас сам. Вопросительно посмотрел от чего-то на Данфера. Тот ему кивнул. После таких странных мужских переглядов Маршез решил перебраться к нам. Меня же никто не спросил. Не то, чтобы я была против, но все же…

Он поцеловал мне руку, для чего мне сначала пришлось снять перчатку. Я думала моя обычно прохладная ладонь прожжет скатерть, когда я позже положила руку на стол.

Через пару минут на столике у нас стоял большой чайник с самым обычным и, судя по цвету и запаху, весьма крепким чаем, который Стейнир пил без сахара. Он обходился лишь сладким десертом.

Завязался самый обычный, ничего не значащий разговор, пока мы не затронули тему наших общих знакомых.

— Бываете у полковника? — поинтересовался конезаводчик.

— Не так часто, как надо бы. Да и Данфер только выздоровел. — Тут я поймала себя на мысли, что болезнь моего подопечного, как бы чудовищно это не звучало, спасла меня. Не дала погрязнуть в тоске. — Через пару дней обязательно наведаемся. Лишь бы не показаться навязчивыми…

— Этого точно не будет. Зато родители Нелнаса-младшего решили остаться тут. Так что присмотреть за старшим есть кому.

— Это хорошо…

Вежливый Даник все же решил меня перебить:

— А может завтра съездим?

— Почему? — удивилась я. — Не думаю, что ты уже в том состоянии, чтобы так долго времени проводить в пути.

— Каких-то двадцать минут, — вздохнул он.

— А-а-а, ты боишься, что я перенесу дату посещения тира?

— Тира? — переспросил Стейнир.

И началось. Теперь я чувствовала себя лишней: эти два субъекта принялись обсуждать свои сугубо мужские штуки, которые меня мало интересовали. Я даже не особо прислушивалась к их разговору, а они, в свою очень, по-видимому, забыли обо мне.

Воспользовавшись полным безразличием к своей персоне, я заказала целых три пирожных. Самых больших, самых сладких. И начала их поглощать с превеликим удовольствием. А уж в компании сладостей, ароматного чая и интересного зрелища скучать мне не пришлось.

Джетмир в окружении прекрасных дам чувствовал себя также уверенно, как и в своей мастерской. Только улыбка была не просто лукавая, а… я не верила своим глазам — обольщающая. Даже в чем-то чарующая. Как он преобразился! Поди попробуй его сейчас назови неказистым. Я его и не узнавала. Он явно шутил, расточал комплименты и сверкал глазами так, что рыженькая время от времени жмурилась. Или хмурилась? Остальные дамы слушали мастера чуть ли не с открытыми ртами и смотрели на него восторженными глазами.

Наблюдая за забавной компанией, я даже не заметила, как съела все свое угощение.

— Еще заказать? — спросил у меня Стейнир, откровенно забавляясь.

— Да, — рассеянно ответила я.

Пухленькая брюнетка так отчаянно флиртовала с Джетмиром, совсем не скрывая этого, что мне сделалось смешно. А потом я поняла, что несколько отвлеклась и перевела взгляд на Стейнира.

— Если вас не затруднит, — добавила я, несколько смущенно.

Впрочем, любопытства моего это не умерило. Тем более, что подглядывать за тем столиком было не так уж и сложно — он как раз находился за спиной Маршеза.

Однако мужчины за моим столиком, вероятно, свои темы исчерпали, так как решили обратить и на меня внимание. Во всяком случае старший точно, так как младший был занят изучением меню на предмет не опробованных им сластей.

— Он умеет производить впечатление на женщин, — с усмешкой заметил Стейнир.

— Я заметила.

— Но не на своем примере.

И ведь не спрашивал. Меня это раззадорило, хотя чего уж там, спровоцировало.

Я попыталась придать своему лицу выражение как у заговорщика.

— Знаете, когда он не кричит, а тихим, почти спокойным голосом, в котором сквозит такая острая язвительность, что аж уши режет, говорит, что я бездарь, который испортил очередную заготовку, сложно поддаваться его обаянию.

— Наверняка.

Я кивнула и продолжила:

— Даже если я добиваюсь определенных успехов, то слышу в основном: «Не так уж вы и безнадежны, благородная эдель». Как думаете, я и тут поддаюсь его обаянию?

— Вряд ли.

— В точку.

Я вошла во вкус и даже взмахнула рукой с ложечкой, на которой остался кусочек крема. Разумеется, мне удалось вымазать своего собеседника — крем отцепился от ложечки и оказался на его рубашке.

— Прости ради Рауда! — принялась восклицать я. — Я не хотела!

При попытке помочь Стейниру, салфетки высыпались у меня из рук, попутно я чуть не задела его чашку, затем неудачно зацепила меню и выпало из рук Данфера.

Данфер и Стейнир бессовестно хохотали. А я чувствовала, как кровь приливает к щекам: до чего же мне стыдно-то было!

— Как-то не очень нам везет, когда оказываемся за одним столом, — отсмеявшись, заметил Маршез. — Все вместе.

— Угу, — буркнула я, от досады чуть ли не плача.

— Так на чем мы там остановились? От чего вы не поддаетесь очарованию эда Йеннера?

— Теперь надо перечислить, когда я поддаюсь ему? Хорошо. — Я злилась на саму себя, но удержать эмоции в себе уже не могла. В общем, меня несколько понесло: — Когда он работает. Вы выдели его лицо в такие моменты? — Стейнир покачал головой, капельку нахмурившись. — А я видела. Ничего общего с этим, — я махнула рукой в сторону, где мастер сейчас был, — не имеет. Одухотворенное. Вот. Именно такое оно в такие минуты. Задумчивое, сосредоточенное. И одухотворенное. Повторяюсь, да. Неземное какое-то даже. И торжествующее, если получается. Но торжество не зловещее, а восторженное, хоть и самодовольное, не без этого.

Выпалила я и поняла, что вообще говорила. Ну почему стоит только оказаться рядом Стейниру, и я несу всякую чушь? Это ж надо было додуматься: в присутствии одного мужчины, так говорить о другом. В присутствии нравившегося мне мужчины.

— Повезло вам с наставником, а ему с такой преданной ученицей, — сухо заметил Стейнир.

От досады хотелось настучать злополучном ложкой себе по рукам, а лучше по лбу.

Тягостную тишину разрушил как раз обсуждаемый ранее.

— Привет, болезный, — бодро произнес Джемтир, протягиваю руку Данферу.

— Я уже выздоровел.

— Вот и замечательно, — довольно кивнул Йеннер. — Значит отлынивающая ученица навестит своего бедного, старого мастера.

— Скорее прибедняющегося, — заметил Стейнир.

— Куда мне до некоторых, — с ухмылкой ответил его друг.

Мне стало несколько неуютно, и я усиленно пыталась придумать, чем бы разбавить разговор, или как удачно ответить мастеру, как мужчину переглянулись и, видимо, поняв известную только им шутку, расхохотались.

Успокоившись, мастер вновь обратился ко мне:

— Ну так что, когда благородная эдель соизволит уделить внимание и учебе?

— Через три дня.

— А что ж не раньше?

— Столько дел, столько дел. Учеба и подождет, — вмешался Стейнир. И не дал мне и слова вставить. — Завтра к Уотиненам, потом видимо день отдыха, ну а потом в тир. Это точно никак пропустить нельзя.

— В особенности тир, — сухо заметил Джетмир, а глаза-то улыбались.

— Именно. Будем Данфера учить стрелять.

Я повернулась к Данику.

— Инструкторы там может и хорошие, но Стейнир точно лучше все разъяснит, — совершенно серьезно произнес подопечный.

Спелись, значит.

— Я ждал тебя пораньше, — протянул мастер и вернул часы в карман явно парадного жилета, хотя в чайной он был совсем в другом.

— Вообще-то я и не собиралась…

— Конечно-конечно, я так и понял.

Я действительно не собиралась приходить.

Мы с Даником вернулись домой из чайной с совершенно разным настроением и состоянием. Подопечный был доволен, хоть и пытался скрыть негаданную радость. Я же была растеряна. И пока я сидела и задумчиво размешивала сахар в неизвестно уже какой за сегодня по счету чашке чая, к нам заглянула Элодия. Неугомонная женщина просто так, без повода, решила устроить у себя дома праздник: День яблочного пирога. Мне хоть и было предложено присоединиться, но я отказалась. Просто не вписалась бы в атмосферу всеобщего веселья. А портить другим настроение своим кислым видом не хотелось. Не сказать, что я была расстроена чем-то. Просто не было настроения и все тут. Да еще и мысли о том, что завтра ехать к полковнику… Что ему говорить, как с ним себя вести?

Я осталась одна. Побродила по дому, попыталась найти себе занятие. Не нашла. И плюнув на все, пошла в мастерскую. Там-то я точно могла бы сообразить, чем себя отвлечь.

— Ну значит сама виновата. Теперь будет меньше времени на объяснения.

Я удивленно посмотрела на мастера, которого все еще не привыкла называть на «ты».

— Какое еще объяснение?

— Такое, — передразнил он. — Садись, разглядывай. — Он указал на свой стол, где были разбросаны листы с какими-то схемами. — И рассказывай, что видишь.

Видела я настолько сложное плетение, что делай его, пальцы бы точно в узлы скрутила бы.

— А слова заклинания? — безнадежно спросила я, догадываясь — там все еще хуже.

— Без них не определишь ничего? Давай, вглядывайся тщательнее.

Вздохнула я теперь уже даже обреченно. Что это может быть?

— Вот тут, — я ткнула пальцем в особый зигзаг, называемый на древне-скалдоварийском «алхала», — что-то связано с внешностью. Только я не пойму с чем именно, потому как узор как-то слишком резко переходит в направление, связанное со зрением. Можно подумать, что это схема «отвлечения», но тогда должна быть связка, а тут резкий переход… — Я подняла глаза на Джемтира. — Такое вообще можно реализовать?

— Вот ты мне и расскажешь, когда возьмешься за него, — невозмутимо ответил он.

Если это была шутка, то даже улыбки она у меня не вызвала.

— Хорошо, — совершенно спокойно произнесла я. — На чем работать и когда приступать?

— Хоть сейчас, — великодушно разрешил мастер. — Заготовки в коробке под бумагами.

— То есть над чем именно я буду работать, вы… то есть ты, мне не скажешь?

— Поработаешь, узнаешь. Твоя задача только вплести заклинание в заготовку. Неужели не справишься?

А я возьми, да и брякни:

Мастер в удивлении округлил глаза и хмыкнул.

— Что за странный вопрос?

— Заклинание сложное. Хотя для меня вообще любое, отличное от элементарных бытовых чар, сложнее некуда. А заготовка — самый обычный жадеит с уже петелькой для цепочки, но толком необработанный. И это уже будет не амулет, учитывая сложность плетения. Обычно такими непростыми вещами ты занимаешься сам, подпуская меня только сделать отдельные витки, или крохотную часть узора. А тут все мне…

— Хочу проверить сможешь ли сделать все целиком. При этом я максимально упростил тебе задачу. К тому же на болванке уже есть «каркас» чар. Тебе остается только заполнить секторы между креплениями.

— Я же чувствую, что есть подвох! И где же обещанные объяснения?

Он любил устраивать мне проверки, давать порой непосильные задачи, как в начале нашей работы, чтобы потом безжалостно размазывать меня, указывая на недочеты. Вот и сейчас я не верила, что все так просто.

— Как сделаешь, расскажу, — как ни в чем не бывало ответил мастер.

Джетмир забавно сморщил нос, вероятно прикидывая, сколько времени мне понадобиться, чтобы потерпеть неудачу.

— Две недели. — А после не преминул вставить колкость: — И не поверишь, но можешь обращаться ко мне за помощью.

Я повернулась вдохом. Сколько-сколько? Даже учитывая, что я малоопытная бездарность, все равно многовато.

— Раз хорошо, то сиди, разбирайся дальше. А я пошел.

— На свидание опаздываешь? — уже в спину, даже не рассчитывая на ответ, бросила я.

— Это только благородные эдель могут позволить себе опоздать. — Он все же обернулся и подмигнул мне.

Замечание касалось, скорее всего, в том числе и меня. Но Джемтиру действительно следовало поторопиться: уж кто-кто, а та рыженькая точно бы не простила ему опоздания.

Полковник держался хорошо. Он даже, казалось, пытался больше поддержать меня, чем сам нуждался в ободрении и поддержке.

В гостиной мы пили чай вприкуску с яблочным пирогом, которым Элодия отблагодарила Даника за участие в празднике. А я обратила внимание на сервиз — эти чашки обычно стояли в буфете на кухне и ими редко пользовались.

— Невестка хозяйничает. — Эдел Нелнас заметил мой интерес. Он произнес это спокойно, без осуждения или недовольства. — Чего стоять добру, пылиться?

— А эдель Брита почему-то не любила этот сервиз…

— Хрупкий очень, — отмахнулся полковник.

Пустой какой-то разговор. Ни о чем. Ни к чему.

Даник, как бы не крепился, все же не выдержал — ушел к Нелнасу-младшему. А полковник, словно несколько тяготившийся присутствием моего подопечного, заговорил совсем по-другому:

— Не хватает ее, да? — грустно произнес Уотинен.

— Я никогда не думал, что переживу Бри. Болячки-то меня одолевали, а ее. А тут…

— И как вы чувствуете себя сейчас?

— Как будто все болячки разом воспалились. Впрочем, не пристало мне тебе жаловаться…

— А вы пожалуйтесь. Может полегчает?

— Золотце, — он похлопал меня по руке, — ну что я буду тебя загружать своими проблемами? На то они и мои.

— Ваши. Но вы же не один… У вас дети есть, внуков вон сколько. И мы с Даником, надеюсь, вам не чужие.

— А ведь ее это не удержало…

— Полковник, мне не нравится ваш тон и ваше настроение. — Я попыталась добавить в свой голос нарочитую строгость. — Эдель Брита это бы точно не одобрила.

— А что теперь толку?

Я решила перевести тему.

— Вы ведь так и не отправились к своему целителю. — Я кивнула на прислоненную к креслу трость.

— Золотце, мои древние боевые раны уже никакой целителей не залечит.

— И все же?

— Ну уж нет. — Теперь я уже не на шутку разозлилась. — Сидите тут, вздыхаете, упрекаете собственную жену, а сами, сами-то! Завтра к вам приедет целитель. Можете попробовать его не впустить. Можете. — Я прищурила глаза, совсем не скрывая угрозы в своем тоне. — Так я с вашим сыном договорюсь или Нелнасом-младшим — откроют черный вход. То-то смеху будет, если за вами все ваше семейство во главе с доктором будет гоняться?

— Астари! — Полковник рыкнул на меня — Не забывайся, золотце.

Я уже поднялась, чтобы действительно выполнить свою угрозу — пойти к его сыну, но эдел Нелнас остановил меня — схватил за руку.

— Ладно, ладно. Наверно ты права.

То-то же. Осталось только найти подходящего целителя. В этом городе у меня был только один знакомый такого рода — эд Форден. Вот только я не была уверена, что он тот, кто нужен полковнику. Но может посоветует кого.

— Эдел Нелнас, а как вы все-таки получили ранение, которое вот уже столько лет мучает вас?

— Ты же не любишь такие рассказы? — удивился он.

— А вот сейчас стало интересно.

Я действительно раньше старалась не вслушиваться в военные байки полковника. Все, что было связано с войной меня отпугивало и вызывало только отвращение и тихую, глухую злость, а порой и отчаяние… Но сейчас просто хотелось как-то отвлечь его.

— Прострелили мне колено. Ничего интересного в этой истории нет.

— Чем прострелили? — выдохнула я. — Неужели тогда уже было такое оружие?

— И даже раньше, Асти. Просто понимаешь в чем дело, маги всегда презирали огнестрельное. Это как признаться в собственной слабости: или не хватает сил или дара, чтобы защитить или напасть при помощи магии, или не хватает физических сил и навыков, чтобы сражаться холодным оружием.

— Да какая разница чем сражаться, ведь результат же важнее.

— Так логичнее, не спорю. Но у магов свой кодекс, свод правил. Понятия о чести, о том, что положено и что лучше.

— И вы тоже не сторонник такого рода оружия?

— Даже незыблемое с первого взгляда, со временем может поменяться. В этом я согласен с нынешней политикой власти. Последняя война показала, что на одной магии продержаться нельзя.

— А вы ведь так и не ответили на вопрос.

Полковник хитро улыбнулся и чуть подкрутил усы.

— Скажу так: я жалею, что в свое время не стал даже пробовать изучить подробнее эти штуки. А теперь я уже слишком стар.

— А мне кажется, что никогда не поздно. Не желаете завтра к нам присоединиться? Мы тут с Даником решили наведаться в недавно открывшийся тир. И сосед ваш там будет.

Полковник на миг задумался.

— Ну если Маршез тоже будет, то отчего и мне не попробовать?

— Но целителя я все равно завтра привезу!

— А я так надеялся, что ты забыла, — вздохнул он.

— Не хотите попробовать? — поинтересовался Стейнир.

— Ничуть, — ответила.

В тире я чувствовала себя весьма неуютно. Было несколько прохладно — полушубок я снимать не стала, к тому же резко пахло порохом, от которого пощипывало глаза и становилось трудно дышать. Хотя может мне просто было не по себе: к оружию никогда не относилась хорошо, да и в принципе все то, что приносило за собой смерть, приятных чувств у меня не вызывало. А вот мужчинам тут все нравилось или они попросту не обращали внимания.

— Ну и хорошо.

— Неужели вы тоже приверженец того, что оружию не место в руках женщин? — Я позволила себе скептический тон только потому, что устала. Полдня выискивала нужного целителя полковнику, потом чуть ли не силой заставляла его пройти осмотр. Ну а после стояла у стрельбища и наблюдала за тем, как мужчины развлекаются: методично обстреливают свои мишени.

— Женщины — созидательницы, а оружие — разрушение.

— А если женщине нужно защитить себя, свою семью?

— Для этого и нужны мужчины.

— Но не у всех они есть.

— Но и не всем грозит такая опасность, — тут же возразил конезаводчик и внимательно на меня посмотрел.

— Я просто рассуждаю. — Пожала плечами я и попыталась увести тему: — Но ведь вы маг и вот — мушкеты…

— Револьверы.

— Мушкетами уже давно никто не пользуется. — Снисходительно улыбнулся он. — Вот только с чего вы взяли, что я маг?

От удивления я даже не смогла никакого ответа придумать.

— Но как же… Вы же…

— Что? — Теперь уже улыбка у него вышла кривоватой. — Дар у меня настолько мал, что можно сказать его и нет. Так что в большей степени я самый обычный человек, но никак не маг.

Я только открыла рот, как Стейнир меня перебил:

— Я ни о чем не жалею. Меня и так все устраивает.

И посмотрел на меня с вызовом.

— Это самое главное, — пробормотала я и отвернулась, чтобы понаблюдать за своим подопечным.

Он и полковник увлеченно слушали инструктора, которым перед ними разложим на столе оружие и что-то про него рассказывал.

— Именно потому, что я не могу воспользоваться своим скупым даром в качестве защиты, я и решил изучить другие способы. — Тон его смягчился, словно он хотел исправить несколько резкое обращение раньше. — Фехтование, стрельба.

— Погодите. — У меня возникла одна мысль, и я торопилась ее озвучить: — А почему во время войны вадомийцы не использовали огнестрельное оружие? Ведь так же было бы проще, да и эффективнее.

Маршез удивился, а после нахмурился, будто услышал нечто неприятное, но дослушал меня не перебивая.

— Ну почему же, без ружей они не обходились, но без зогвура. Правда, огнестрельного оружия у них было не так много — не смогли видимо найти на них средства. Насколько мне известно, зогвур не может быть использован в изготовлении пуль. Какие-то особенности сплава. Для холодного оружия, наконечников стрел или болтов — пожалуйста. Уж извините, в этом я не разбираюсь и в причины не вдавался. Хотя страшно представить, чем бы все закончилось, найди вадомийцев способ приплести и сюда зогвур.

Я зябко повела плечами и плотнее запахнула полушубок.

— У вас кто-то погиб на войне? — вдруг спросил мой собеседник.

Мне стало еще холоднее.

— Нет, но пострадали от нее мы достаточно сильно. — Голос даже не дрогнул и ничто не выдало моего внутреннего напряжения.

— У меня брат погиб.

А вот теперь я не просто замерзла — заледенела. И нужно было произнести слова о сочувствии, но я не смогла. Вовсе не от того, что не сожалела, не сочувствовала, как раз наоборот — жалела очень сильно. Обо всем.

Впрочем, мою реакцию Стейнир истолковал по-своему.

— Спасибо. — И он несильно сжал мою руку. — Слова тут не нужны.

Я кивнула и отвела взгляд. А ведь секунду назад не думала, что слезы вдруг будут жечь глаза.

Ну вот, еще одна трещина между нами. Стоим рядом, он держит меня за руку… А ведь нас разделяет теперь не просто какое-то недоразумение, моя нерешительность. Нас разделяет кое-что пострашнее. Брата он, судя по всему, очень любил…

— Золотце, ты чего такая грустная? — К нам подошел полковник.

— Все хорошо, — бодрилась я.

Эдел Нелнас хоть и заметил, что Стейнир отпустил мою руку, но вида не подал. А вот Даник ни на что точно не обратил внимание. Он уже, чуть ли не захлебываясь восторгом, делился впечатлениями с Маршезом. Самое интересное, что к нему он обращался на ты. А мы друг другу все еще выкали…

— Может тоже попробуешь?

— Не думаю, что это хорошая идея…

Но посмотрев еще раз в сторону подопечного и конезаводчика, я грустно улыбнулась и передумала.

— Вот только хорошие идеи — это вообще не про меня. — Я подмигнула полковнику и пошла к стрельбищу.

Мужчина должен защищать свою семью. Все верно. Вот только меня мужчины в основном предавали, оставляли, бросали прикормом врагу, откупом за чужое счастье и благополучие. Кто меня защитит? Кто, в случае чего, вступится за Данфера?

— Ну и что нужно делать? — с деланным воодушевлением я обратилась к инструктору.

Рассказывал мне дальше не он.

Стейнир подошел, кивнул инструктору и встал у меня за спиной.

— Не оборачивайтесь. Смотрите прямо на мишень.

— А где Данфер и полковник?

— Тут недалеко тоже есть чайная. Не отвлекайтесь от мишени.

— Да что я там увижу?

— Цель, — тихо произнес он.

Перегородки тут были звуконепроницаемые, да и наверняка без магии не обошлось — звуков из соседних секций не доносилось, хоть они все и выходили на общую площадку. Именно поэтому тихий голос Стейнира звучал слишком отчетливо у меня в ушах.

— Те, кто думают, что стрелять — довольно-таки простое занятие, глупцы. Нет, нажать на спусковой крючок не так уж и сложно. Но ведь при этом еще и попасть нужно.

Я хмыкнула.

— И не каждому дано это, — меж тем продолжал Стейнир. Вот только его голос ну никак не звучал, как у учителя, наставника. Если только это не были уроки чего-то неприличного. Хотя в принципе занятие стрельбой для благородной эдель нельзя было назвать приемлемым. От вкрадчивого тона, он царапающей хрипотцы, вдруг проявившейся в голосе Маршеза, мне стало жарко. А каких-то пару минут назад, я мерзла так, что казалось будто выдыхаю уже не воздух, а снежинки. — Тут нужна холодная голова, трезвый расчет и ясный взгляд.

Чего у меня точно сейчас не было.

— Однако стрелять по мишеням тоже не особо сложно.

— Вы что, по людям стреляли? — я обернулась и чуть ли не уткнулась носом в Стейнира. Он стоял слишком близко. А ведь отступать мне было некуда — позади меня было ограждение.

— Да. Но опережая ваш вопрос — я никого не убивал. И стрелял, защищая свои земли.

— Неужели быть конезаводчиком столь опасно?

— Вы не представляете насколько.

Слишком близко. Я даже разглядела небольшую родинку в углу рта Маршеза. Она была довольно светлой, поэтому и не бросалась в глаза.

Я спешно отвернулась, но не удержалась и бросила через плечо вопрос:

— Погодите, вы что, таким образом ходите отвратить меня от занятий стрельбой?

— Вы же и без того не хотели, но что-то изменилось. — Фраза прозвучала скорее, как вопрос, но ответ я произносить не стала. — Хорошо, давайте приступим.

После этого говорил Стейнир уже совсем другим тоном: спокойно, без всяких намеков. Четко и по существу пояснил, что мне нужно делать.

Все пули из барабана были выпущены в мишень. Разумеется, точностью я не отличилась, но как сказал мой нынешний наставник — для первого раза вообще замечательно.

Ну а потом Стейнир уже показал к чему, в принципе, следует стремиться — все его выстрелы аккурат в центр мишени пришлись.

— Не каждый маг таким похвастается, — заметила я.

— Потихоньку мнение по поводу этого оружия меняется, и уже многие маги не считают зазорным его использовать. Так что хвастать тут уже особо нечем. Я лишь чуть раньше обратился к нему.

— Магов как раз-таки и отпугивала кажущаяся простота, поэтому считалось недостойным использовать такое оружие. Но вы ведь сказали, что там далеко все непросто. Да я и сама убедилась…

— Вариант со скромностью не прошел… — негромко, словно не мне, произнес Стейнир.

— Что простите? — переспросила я, а потом сама же и поняла. — О.

Смеялись мы вместе.

Когда полковник и Стейнир провожали нас с Даником до дома, на прощание эдел Нелнас мне шепнул:

— В этот раз я твой выбор одобряю, хоть и не думаю, что мое одобрение тебе нужно.

— Нужно-нужно.

За две недели с заданием Джетмира я не справилась. Пришлось брать отсрочку еще на неделю. И вот теперь я смотрела на с виду неказистый, но безумно сложный и непростой артефакт. Нет, я не сделала его целиком и полностью. Всего лишь сплела узор заклинания, который плотной сеткой теперь покрывал поверхность камня, кое-где уходя вовнутрь его. Вот только в этой сетке все же имелись прорехи, которые и предстояло заделать мастеру. Мне самой никогда не хватило бы сил довести всю эту работу до конца. Если только лет через пять. И это без шуток.

Зато я наконец поняла что к чему: вроде бы и обычный амулет, дающий небольшие изменения для внешности, но и особенностей в нем хватало, делающих его столь уникальной вещью. Изменение цвета глаз: с любого другого на карий. Такой амулет я когда-то прихватила у Руна, вот только тот придавал глазам кофейно-жгучий оттенок. А этот, когда я замкнула плетения, чтобы проверить работает ли нужный сектор, придал моих глазам потрясающий орехово-зеленый оттенок с золотистыми прожилками. Сначала я решила, что все из-за моего естественного цвета, но нет, даже усиление, почти на грани опустошения резерва, не поменяло результат. Дальше шёл уже цвет волос: с любого, опять же, до чистого блонда. Ни жёлтый, ни пепельный, а скорее пшеничный. И вновь, от натурального отличить нельзя было. Кожа также приобретала более светлый цвет. Я полдня тогда проторчала у зеркала, разглядывая, как бы я выглядела, окажись не такой смуглой. Всего лишь пару тонов, а результат, будто другой человек. Дал же Джетмир мне игрушку и развлечение! Насытившись этой игрой, я наконец, принялась за самые сложные составляющие: голос и маскировка. И если с изменением тембра голоса я кое-как, но справилась спустя почти неделю, то вот способ, прячущий этот артефакт от любого любопытного взгляда, особенно, если он принадлежит профессионалу, я осилила лишь наполовину, оставив большую часть работы все же мастеру.

— И все-таки, почему ты мне доверил эту работу?

— Ты же справилась, к чему теперь вопрос? — Его ответ был раздраженным.

Да и в целом Джетмир выглядел не очень: темные круги под глазами, чересчур яркие и оттеняемые бледностью щек, к тому же острые скулы выступали сильнее чем обычно. Зачем столько работать, ради чего? Впрочем, вслух я бы пока точно не решилась эти вопросы задать.

— Справилась и разобралась, как ты и говорил.

— Тогда рассказывай, — приказал он, а сам принялся дальше ковыряться в очередном творении.

Я монотонно перечисляла особенности своей работы, но быстро увлеклась, даже выдвигала некоторые предположения, как можно было бы улучшить некоторые моменты, которые по моему мнению были недостаточно надежны к примеру.

Джетмир отложил свою заготовку и принялся напитывать силой мои наработки. Я даже сбилась — так заворожило меня зрелище. Нити укреплялись, сплетались в те узоры, что первоначально должны были быть и теперь я точно знала — артефакт будет работать. Единственное в чем я все же сомневалась — достойно ли такое творение называться именно артефактом? Этот вопрос я все же решилась озвучить вслух.

— А прочему бы и нет? — Мастер наконец-то довольно улыбался. Он разглядывал жадеит на свету и явно любовался результатом. Не особо ценный полудрагоценный камень сейчас сверкал так ярко, что даже слепил. Еще пару манипуляций и свет погас, вызвав у меня вздох удивления. — Денег-то мы за него получили побольше, чем за некоторые древние магические штучки. — И лукаво мне подмигнул.

— Но ведь дело же не только в стоимости.

— Разумеется. Общее количество сил, что мы в него вложили по сумме наверно хватило бы… ну на пару фенденов ограды нашего общего знакомого.

Я попыталась прикинуть сколько же это, ведь вроде бы не так уж и много я потратила энергии. Скорее уж больше усердия, старания и внимания. Вот мастер, тот с кажущейся легкостью вплел в сеть энергии в разы больше. Но чтоб в сумме вышло столько?

— Резерв у тебя чуть увеличился, плюс каждый день по чуть-чуть и в результате вышло достаточно.

Мысли мои читает что ли?

— Ты упорно уводишь меня от первоначального вопроса.

Джетмир решил сделать вид, что ничего не понял.

— Я на все ответил. Тебя еще что-то интересует?

Взгляд я не отводила, но упертый мастер был не пробиваем.

— Следующее свое задание получишь через неделю. А пока отдыхай.

— Я не устала.

— Устала-устала. Сама не видишь, но я знаю. А если и видишь и чувствуешь, то не признаешься. Ведь так?

Я пожала плечами, попытавшись придать этому жесту равнодушие. Провести Джетмира не удалось.

Вот только я действительно устала, хоть и усталость была в чем-то даже радостной, приятной. Заслуженно-трудовой. Тем более именно сегодня я напоследок попыталась напитать уже сплетенные нити заклинания энергией насколько смогла…

Мысли расползались истлевшим полотном, прям как мои первые плетения для мастера: я пыталась удержать ниточку-мысль, но она рвалась и тянула другие за собой. Не голова уже, а решето. Как в кабинете оказался маленький чайник с ароматным напитком, тарелка с печеньем и пара чашек, я не заметила. Удивленно моргнула лишь тогда, когда на мои плечи опустилась теплая шаль. Джетмир мне даже уступил свое удобное кресло.

— Я понимаю твое стремление максимально выложиться. Только вот тебе уже не надо ничего мне доказывать. Я и без того знаю на что ты способна, с чем справишься, а с чем нет. Именно поэтому я и доверил тебе это задание. Понимаешь ли в чем дело… — Тут он замялся, словно не знал, как именно донести до меня свои мысли. Если бы не вдруг накатившее утомление, я бы заподозрила неладное. — Ты пей, пей чай. — Мастер пододвинул ближе чашку, в которую успел уже налить чай, над которым туманно клубился пар. — И чего ты все время так мерзнешь?

Я пожала плечами.

— Я бы и сам все сделал как надо. Почти. Но у тебя получилось лучше.

— Но ты же напитал силой, подправил…

— Подправил. Вот только плетения, как у тебя, сам бы я не сделал.

— Что? — С меня даже изможденность слетела и силы откуда-то взялись.

— Не зря же женщины занимаются плетением там кружев всяких, вышиванием. Ну или как ты — с бисером работаешь. У вас это получается тоньше, искуснее, аккуратнее.

— Я же видела твои заклинания. Как они выглядят, работают, настроены. Там же не просто плетения — произведения искусства. Куда мне до них?

Джемтир растянул губы в довольной улыбке.

— Скромность — это хорошо. Правда, не в случае незнания или неопытности. Будь у тебя больше сил, ты бы и сама все поняла.

— И все равно мне до тебя далеко. Я же ничего не знаю. Все, что умею, все что получается — заслуга Руна, а теперь уже твоя в большей степени.

— Для новичка ты действительно умеешь и знаешь много. Тебе бы в университете обучаться, потому как даже я не смогу дать тебе большего. Если только мы не потратим на это лет пять, как минимум.

— Ну так давай потратим! — воскликнула я с горячностью. Темнит эд Йеннер, ох темнит. И ждала его ответ я с опасением.

— Вряд ли у нас будут эти годы в распоряжении.

Добродушное выражение слетело с его лица и заменилось будто бы сожалением.

— А ведь ты действительно не понимаешь или не задумываешься… Может год у нас и будет, но дальше… Ты же выйдешь замуж, заведешь семью, детей. Какие тут занятия?

Я сдержалась, даже не вырвалось огорченного вздоха, ничем не выдала своего смятения.

— А университет эту проблему бы решил?

— Больше стимулов закончить обучение, — произнес как нечто само собой разумеющееся мастер. — Сейчас для тебя, несмотря на все стремления, наши занятия как средство от скуки, развлечение…

— Это не так! — перебила я его, хоть отчасти он был прав. — Мне действительно интересно заниматься, учиться, создавать.

— Пока, — припечатал он. — Пока не найдется более интересное увлечение, я бы даже сказал — жизненная цель. Если уже не нашлось.

— Тогда почему ты со мной возишься?

— Мне же тоже нужны развлечения.

Я отставила чашку, чтобы ненароком не разлить уже несколько остывший чай и замерла в ожидании продолжения. Ну не может же быть все так!

— И только?

— Ну и выгода.

— Какая еще выгода?

Он смотрел на меня и видимо надеялся, что это-то пояснять не нужно. И я поняла. Молча кивнула и вновь взяла чашку в руки, чтоб согреть их, хотя тепла уже почти и не было. Ну а терпкий чай, к сожалению, смыть горечь от осознания не смог.

— Я буду продолжать тебя учить всему тому, что сам знаю до тех пор, пока тебе это будет нужно. А взамен — ты будешь выполнять некоторые задания.

— Которые тебе хуже удаются? Ну надо же, — хмыкнула я.

— И такое бывает, — невозмутимо ответил он. — Вряд ли ты возгордишься этим, впрочем. Механическая работа — взять и сделать что-то по готовой схеме, с расписанными параметрами, продуманном заклинании, подобранными материалами. Ничего сложного. Все остальное, если только ты продержишься тут долго.

Мне хотелось закричать, что продержусь и обязательно выучусь, смогу. Увы, все было слишком зыбко и о дальнейшей своей судьбе, пути, по которому буду идти, я не знала.

— Я уверен, что, хорошенько обдумав все, ты совершенно точно поймешь меня и мои мотивы.

— Никаких обид, что ты, — сухо ответила я.

Чтобы больше не отвлекать мастера разговорами, я ухватила со стола газету и пошла вниз к Понтеру.

Понтер, как всегда, колдовал над каким-то котелком, весело кипящим на плите.

— Что будет? — полюбопытствовала я скорее из вежливости. Мне просто нужно было отвлечься, а домой идти не хотелось — Даник задерживался в школе, поэтому чем занять себя я не знала. А для деятельных натур Банафрит и Элодии у меня уже не оставалось сил.

— Суп с копченостями, — бросил повар, особого внимания на меня не обративший. Занят, а тут еще я…

— Тогда не буду тебе мешать, — сказала я и расположилась за столом, бывшим нечто средним между рабочим и обеденным. Еще одну порцию чая мне налила уже Кернен, которая незаметно проскользнула на кухню, выполнила свои обязанности и также тихо покинула ее.

В «Хрониках Геделрима» меня интересовал раздел, связанный с культурным отдыхом. Куда бы с подопечным наведаться?

— Не обижайся на него, — произнес Понтер, вытирая полотенцем руки и присаживаясь напротив меня.

Я отложила газету, подперла рукой подбородок и ответила:

— И не думала.

— Он не со зла. Просто занят сейчас очень, практически не отдыхает, — вздохнул повар, явно переживающий за родственника, и добавил: — но на тебя все равно находит время.

— Уж лучше бы отдыхал больше.

— Тоже верно, но он уже наверно разучился не работать. Поди попробуй его заставь время на передышку взять. Куда там!

— Ты сейчас пытаешься надавить на жалость и вынудить меня простить мастера, хоть действительно обиды и нет. Почему тебе это так важно?

— Он многое сделал для меня, нашей семьи в целом, для других. Для тебя вот тоже не мало. Он, в сущности, хороший человек. Просто он не думает иногда, что говорит. Точнее, что думает, то и говорит… — Понтер запнулся, как-то покраснел и начал суетливо сминать полотенце. — Нет, не так… Уф… Ну ты, надеюсь, поняла?

— Поняла-поняла. Важно-то чем?

— Я не хочу, чтобы ты думала о нем плохо. Он же занят не абы чем. — тут его голос перешел на шёпот. — Делом почти государственной важности. — И еще кивнул с важным видом.

— Это каким делом?

Понтер придвинул к себе газету и открыл ее на самой первой странице.

«Открытие первой школы магии для девочек в Геделриме.»

Какая я жутко невнимательная — такую новость пропустила!

— Именно поэтому доступа в эту часть моего дома практически никто не имеет. А слуги, слава всем богам, у меня не болтливые, — проворчал Джетмир, когда появился на кухне. — Понтер, тебе заняться нечем, поэтому треплешь языком?

— Не думал, что это не стоило было знать Астари.

Я поспешила отвлечь недовольного мастера на себя.

— Так какое отношение ты имеешь к грядущему открытию?

— Непосредственное. Я — один из учредителей, — уже спокойно ответил мастер без тени хвастовства.

— Как учредитель? — удивилась я. — А как же государство? — я бросила взгляд на Понтера, но тот сделал вид, что ничего мне не говорил.

Джетмир, прежде чем ответить, тоже бросил взгляд на повара.

— Ладно, оставайся. Больше же никому болтать не станешь? — Понтер поджал губы, но кивнул. — Разумеется, без контроля со стороны властей тут не обойдется. Но официально затея со школой — идея группы магов. Меня и еще пары моих знакомых. Мы и курировать будет это учреждение, а государство только присматривать. Понимаешь ли в чем дело… Хотя ты-то точно поймешь, — невесело хмыкнул мастер. — После войны количество одаренных людей сократилось. Среди боевых магов, конечно. Тем более, что дети, рожденные от все же спасенных, чаще всего оказывались без дара. Такая ситуация заставила все-таки пересмотреть взгляды на многие вещи. К примеру, в школы брать стали всех одаренных детей, вне зависимости от наличия денег для оплаты. Но только мальчиков. Девочкам была открыта дорога только в школы лекарства. Лишь единицы из них могли добраться до университета. Да и там им приходилось нелегко. Прорваться сквозь стену недоверия, пренебрежения удавалось вообще наверно одной из десяти. Вот только потихоньку мнение стало меняться, учитывая кто у нас теперь императрица***. — Тут улыбка Джетмира стала одновременно и теплой, и… ехидной, что ли. Неужели все-таки лично знаком? — И все же закостеневшее, устоявшееся непонимание большого количества людей пробить не просто. Поменять, привести к другим мыслям… Для этого нужно значительно больше времени. Поэтому и приходится действовать издалека и постепенно.

Как реагировать на такие заявления я не знала. Смесь эмоций вызывала во мне прежде всего смятение. Я и радовалась, что у будущих поколений будет возможность заниматься магией без утайки, и завидовала им жутко. И боялась, что затея не будет удачной.

— Вы молодцы. — Улыбнулась я вполне искренне.

— Не хочешь присоединиться? — вдруг спросил мастер.

— Ты, ты. И не надо сейчас о том, что ты и сама толком ничего не знаешь в магии. Это от тебя и не потребуется. Просто женщин у нас не так много, как ни странно, в нашем организационном комитете. И свежий, не замыленный взгляд, будет очень кстати.

— Я подумаю.

Джетмир тут же отвернулся от меня и обратился к Понтеру:

— Что там у нас на ужин?

И пока мастер утолял голод не одной порцией супа, я думала.

— А чем мне тогда нужно будет заниматься?

— Найдем, не переживай, тебе занятие. Открытие будет только осенью и нужно будет все достойно подготовить, хотя большая часть дел уже и решена, но сама понимаешь, задач еще хватает. Кстати, на открытие Ровенийские приедут. Нужно же власти показать, что все под контролем.

Видимо Джетмир ждал от меня какой-то реакции, но я отнеслась спокойно к будущего визиту опекунов. В большей степени меня интересовало совсем другое.

— А учениц в школу вы где набрали?

— Думаешь мало желающих? — Я тут же покачала головой. — Среди знати, понятное дело, немного. Кто ж добровольно свою дочь благородных кровей отдаст в магички? Даже торговцы, успешные торговцы, конечно, небедные ремесленники и так называемая средняя прослойка неохотно отозвалась на призывы. Да мы и не настаивали. И все же на первый год почти все места заняты.

— Для бедняков шанс не только устроить будущее ребенка, но и возможность лишний рот не кормить?

— А благородная эдель умнее, чем кажется.

Понтер с возмущением отбросил ложку и укоризненно посмотрел на брата.

Как ни в чем не бывало, Джемтир продолжил:

— Тем более школа будет не как та, куда ходит Данфер. У нас будет и жилье — девочки-то со всей страны будут приезжать. Хотя пока что набрали почти всех местных. Слухи уже нехорошие ходят. Впрочем, людям только дай повод… Ничего, год-другой и все действительно поменяется. А уж когда будет первый выпуск… Может и твоя дочь будет учиться у нас когда-нибудь, а? Ты же точно против не будешь, — Джетмир мечтательно улыбнулся.

Комната закружилась, словно я оказалась на улице в разгар метели. Все смешалось перед глазами, только снежинки были не белыми, а черными точками. Они прыгали, танцевали. И похолодало тоже, точно, как в зимнюю непогоду.

— Может эту комнату за тобой все-таки закрепить? — мастер попытался пошутить, но вышло у него не очень. Слабая тень улыбки, беспокойство во взгляде — какие уж тут шутки.

— Банафрит тебя убьет. И меня наверно тоже, если узнает.

— Суровая женщина, что уж говорить. — Серьезно кивнул Джетмир. — А знаешь, нам действительно нужен отдых. Ты неделю точно у меня можешь не появляться, если только не захочешь на самом деле занять эту комнату и сидеть в ней практически безвылазно, не считая походов на кухню и на прогулки. Мне вот тоже бы не помешал такой режим… — мечтательно протянул он. — Как откроем школу, обязательно возьму себе неделю отпуска от всего. — Не стесняясь меня мастер потянулся до хруста в спине. Покрутил головой, встряхнул руки. — А пока один выходной и обязательно с праздником!

— Каким еще праздником?

— Так у меня же день рождения был недавно. — Тут сквозь нарочитую бодрость вновь проступило утомление — он на миг зажмурился, потер переносицу. — Ну как недавно — почти месяц назад. — И он молчал! Даже Понтер ничего не говорил… А ведь это получается, приблизительно когда эдель Брита умерла. — А мне даже некогда было отметить. Так что решено! Через неделю жду тебя на торжественном мероприятии.

— А где? — растерянно спросила я.

— Ближе к дате и узнаешь.

— Замечательно, — пробормотала я.

Джемтир подмигнул.

— Ну а пока оставлю тебя на растерзание Фордену.

— Джет, подожди! — Он замер в ожидании. — Для кого же мы делали этот артефакт, что ты даже не побеспокоился о разрешении от внутренней стражи?

— Для того, кому о таком беспокоится не надо, — серьёзно заявил мастер, так и не раскрыв мне имя заказчика. Он даже не удивился, что в таком состоянии я интересовалась не самыми важными вещами.

Но далеко он не ушел — остановился у дверей и добавил:

— Как в себя придешь, — на меня был брошен строгий взгляд, — все-таки нужно будет договор о неразглашении подписать. Не потому, что не доверяю тебе — скорее уж для твоей же безопасности. — И уже более веселым тоном произнес: — И вот еще что. В этот раз твоя экономка может не переживать — таскал тебя на руках не я — Понтер не позволил. Переживал, что я тебя еще уроню.

От целителя Фордена я опять выслушивала возмущения по поводу безответственного отношения к собственному здоровью. «Нельзя же молодой девушке так много работать!»

Молодой девушке нельзя было оставаться одной и много думать. И если в доме мастера я еще сдерживалась как-то, то придя домой сдалась своим чувствам. Я не плакала, нет. Меня просто била крупная дрожь, от которой не спасало ни теплое одеяло, ни горячий, прямо-таки обжигающий чай. Тепло от камина лишь бликовало в моих глазах, также не даря ощущения теплоты.

Банафрит и Элодия довольно часто заводили типичные женские разговоры, тактично, а иногда и не очень, намекая, что девушка я хоть и молодая, но годы идут и пора задумываться о семье, детях. Почему-то их выпады меня не столь ранили, как сегодняшний невинный вопрос Джемтира. Может быть потому, что до сей поры я старалась не задумываться, не отчаиваться, просто пыталась найти выход с твердой уверенностью — он есть и я точно его обнаружу, добьюсь своей цели. В конце концов я наверно попросту до конца не верила в окончательность диагноза, хотя его и подтвердили еще пару целителей. Не верила и все тут. Задвигала эти мысли, не давала им пробиться, завладеть мной. А тут накрыло. Почти как тогда, когда узнала. Но хуже всего был страх — холодный, мерзкий, обволакивающий. Успокоится я смогла лишь когда наконец вернулся Данфер, долго отсутствующий по причине поездки в Саганион на экскурсию.

Не сразу, но я отогрелась, пришла в себя и приняла твердое решение — выход искать конечно буду, но, если результатом будет тупик, просто сверну в другую сторону. А жить в отчаянии — не вариант уж точно.

Наверно я никогда так тщательно не выбирала наряд, даже на свой первый бал, даже на бал у Главы города Геделрима. А уж подготовить его всего за неделю… Впрочем, экономить я не стала, правда оплата портнихе была практически сопоставима с гонораром, полученным за последнюю работу у Джетмира. Но я ничуть не жалела.

Ярко желтое, с черными вставками кружева — платье подчеркивало мой необычный цвет глаз и не делало кожу тусклой, а наоборот, придавало ей золотистый оттенок. Мне, не любительнице столь ярких цветов, было несколько неуютно в нем. До тех пор, пока я не прибыла в назначенное место.

Зато с прической все оказалось проще. Хоть Банафрит и не одобряла мое желание пойти к мастеру на праздник, наблюдала за моими тщательными сборами и качала головой, но с волосами помогла. В пику яркому наряду прическу она сделала для меня несложную, даже скромную.

Джетмир заказал у Топиаса целый кабинет в собственное распоряжение. Входила я туда не без волнения, от которого дрожали руки, пересыхало во рту и путались мысли.

Искреннее восхищение в мужских глазах я видела крайне редко, оттого наверно было и ещё приятнее.

Стейнир хотел уже было подойти ко мне, но мастер его опередил.

— Дорогой друг, извини, но сегодня хозяин вечера я. — И подмигнул ему.

Мне же достался одобрительные взгляд, в котором промелькнуло ещё что-то неведомое мне.

— Благородная эдель сегодня блистает. Хороша!

— Спасибо, — пробормотала я.

Он проводил меня до стола, за которым уже собрались некоторые гости. Понтера, подошедшего следом за нами Стейнира и целителя Фондера я и так знала.

— Эдел Лапрет — ещё один учредитель школы для девочек. Пожалуй, даже основной. Автор идеи и главный воплощатель ее, если так можно выразиться.

Высокий, выше меня почти на голову, рядом с Джетмиром именно этот мужчина смотрелся как ни странно комично, а не мастер рядом с ним, учитывая невысокий рост последнего. Худой как щепка, весь какой-то прямой, натянутый, как и его улыбка, словно обычная дань вежливости, но никак не искренняя эмоция. Хлесткий взгляд карих глаз не располагал к приятному общению, но я также не стала отступать от вежливости:

— Очень приятно.

— Взаимно.

Он не поцеловал мне руку — просто пожал, как обычно делают мужчины между собой, чем вызвал нескрываемое удивление. Мастер же свою ухмылку попытался от меня спрятать.

— Лапрет мой давний приятель ещё со времён студенчества. Правда специализация у него другая — водная стихия.

Следующим мне представили эда Ньяла. Он тоже оказался давним студенческим приятелем мастера. В противоположность Лапрету Ньял был наоборот округлым, мягким. Чуть смазанные черты лица, про таких людей говорят — луноликие, пусть они и был мужчиной, а это определение чаще применяли к женщинам. Глаза большие, ярко-синие, рот словно в удивлении был приоткрытым и напоминал букву «о». В его пухлой руке моя ладонь просто утонула. Правда, после поцелуя руки мне очень хотелось тыльную сторону ладони все же вытереть. Но я опять играла: вежливая улыбка, приятные слова.

Несмотря на все мое уважение к мастеру и безграничную благодарность к нему, эти его друзья произвели на меня отталкивающее впечатление, и вот так сходу я не могла понять, что же их могло объединять. А вот почему-то в дружбу Джемтира и Стейнира я поверила сразу.

И только теперь я поняла, что среди мужчин я одна. Джетмир быстро понял моё смятение:

— Сейчас ещё одна дама нас посетит.

Та самая рыженькая. Сегодня она была также в темно-синем, но в этот раз не практически чёрном, а ярком и насыщенном.

Эда Ульрика также оказалась одним их учредителем школы. И что-то мне подсказывало — она была близкой, очень близкой подругой мастера.

Встретила она меня злым, раздражённым и явно недовольным взглядом, который чуть смягчился лишь тогда, когда мы стали рассаживаться — мне досталось место между Стейниром и Форденом.

Я не могла сказать, что довольно быстро влилась в эту разномастную компанию, но чувствовала себя в окружении этих людей, как ни странно, не плохо. Что ещё раз доказывало, что я совершенно не разбираюсь в людях. Лапрет оказался довольно приятным собеседником, порой чересчур резким, но в то же время покупающим прямолинейностью. Ньял, под стать своей внешности, и в общении оказался мягким, плавным, он как ручей огибал колкости Ульрики, словно невзначай уводил тему, спокойно реагировал на выпады единственного эдела в этой компании и искренне подшучивал, совсем не обидно, над хозяином праздника.

Стейнир и Понтер не отсиживались молча — они наверняка давно были знакомы с друзьями Джетмира и вполне находили общие темы с ними. А вот Форден предпочитал отмалчиваться и иногда переглядываться с мастером, при этом улыбаясь какай-то странной, загадочной улыбкой.

Мастер также почти не говорил, изредка вставлял острые фразы, но в основном чуть прищурившись, словно довольный кот, по-видимому наслаждался обществом близких ему людей. И это еще раз вынуждало меня задаться вопросом: что я здесь делаю?

Я явно выбивалась. Да, меня пытались втянуть в разговоры, вежливо выслушивали мои ответы, но… Не заладилось как-то, поэтому я в основном молчала, что не мешало не без интереса вслушиваться в разговоры, которые были весьма занимательными. Но спустя каких-то полчаса у меня возникли некоторые трудности.

Слишком близкое, отчетливое и будоражащее присутствие Стейнира. Краем глаза, пытаясь не смотреть в открытую, я наблюдала за ним, ловила чуть ли не каждое его движение и нет, я не таяла, но в груди теплело от чуть хрипловатых, но в то же время твердых и резких нот его голоса.

Вроде бы случайное прикосновение — он всего лишь протянул руку за чем-то (слуг вызывали лишь для перемены блюд, оставив на большую часть времени нашу компанию в таком уединении), а у меня перехватило дыхание. Через некоторое время вроде бы такое же совершенно случайное касание, а меня бросило в жар. Кто-то задал вопрос — и мне пришлось переспросить, ведь фразу я так и не расслышала. Если бы не парочка амулетов, которыми меня уже давно снабдил Джемтир, я была бы уверена, что меня чем-то напоили. Не то, чтобы резко накрыли все эти ощущения, но… Я не была к ним готова абсолютно.

Вопрос от Ульрики оказался весьма кстати.

— Джетмир упомянул, что хочет и вас приобщить к работе в школе. Я, честно говоря, не очень поняла: зачем? У вас нет соответствующего образования, каких-то навыков.

Разумеется, взгляды всех присутствующих забегали от меня к мастеру. Хороша подруга у него: ладно меня поставила в неловкое положение, но друга… И все ж таки мастер молчал, а это значит, что грядет очередная проверка моего самообладания и способности быстро находить выход из, казалось бы, тупика.

— Предложение от него поступило в тот момент, когда я не могла… — Я замялась, но все же подобрала нужные слова: — хорошенько обдумать его. Однако спустя теперь уже неделю, думаю, что приму его. И знаете почему? Кому, как не девушке, обделенной в свое время возможностью обучаться, развивать свои магические способности, знать, ну или хотя бы предполагать, что будет нужно будущим ученицам.

— Вы можете предполагать сколько угодно, — холодно заметила моя оппонентка, — но наверняка вы ничего не знаете.

— А вот для этого вы же и нужны там, не так ли? — Я постаралась улыбнуться как можно вежливее.

Раздались смешки. Мужчинам видимо было очень забавно наблюдать за нашей перепалкой. Вот только мне смешно не было ни капли — я все гадала, чем же заслужила такой холод в ее голосе и во взгляде серо-голубых глаз, не говоря уже о произнесенных словах даже не с подтекстом — мысли она свои выразила явно.

— Дамы, отведайте лучше этого превосходного амистаринского красного вина. Извините, название запамятовал, — вмешался Ньял. — Рика, а вот я догадываюсь почему Джет решил и Астари, — он повернулся ко мне, улыбаясь столь ярко и открыто, что от ответной улыбки я не удержалась, — я обойдусь без официоза, вы же не против? — я кивнула, — приобщить к этому делу. Знаешь, нереализованные мечты и желания детей, нередко помогают им уже во взрослом возрасте. Так почему бы и нам не использовать это? Не вижу ничего плохого в этом.

— А иногда такие мечты и желания все портят, — не унималась рыжеволосая.

— Но ведь для недопустимости такой ситуации мы и будем рядом.

— Вот ты и будешь страховать мечтательницу. — А после она вернула мне такую же вежливо-ледяную улыбку и отсалютовала бокалом.

— Астари будет всего лишь советовать, пока не определимся с ее должностью. Для этого она должна будет зарекомендовать себя наилучшим образом. И Ньял прав по поводу причин, побудивших меня предложить моей ученице оказать нам такую услугу. А принимать решения будем в любом случае мы. Так что можешь быть спокойна. — В разговор наконец-то вмешался и Джетмир. Но произносил он свои слова даже с некоторой скукой, будто обсуждали досужие слухи, мелкий пустячок, но никак не важные вопросы.

— Я все равно не понимаю ее роль. — Ульрика явно провоцировала мастера.

— Ко всему прочему, Астари неплохо ладит с детьми, чего за тобой, замечено не было, — словно и не услышав ее реплики, добавил Джемтир.

— Нянечкой я быть точно не собиралась. — Она раздраженно отбросила салфетку. — По-моему, вы забываете, для чего вообще эта школа будет организовываться.

— Для этого у нас всегда есть ты, — ухмыльнулся мастер.

— А я вот сомневаюсь в удачном исходе вашей затеи, — вдруг подал голос Стейнир.

— Почему же? — поинтересовался Лапрет.

— Нет, я не вообще сомневаюсь, а сомневаюсь, что в ближайшее время вам удастся так резко поменять общественное мнение. Наверно стоило бы все же сначала дать свыкнуться с мыслью, что женщины могут спокойно заниматься магией, а не только платочки вышивать, — при этих словах Джетмир подмигнул мне, на что конезаводчик еле заметно, но нахмурился. — И только потом уже внедрять магобразование с такого юного возраста.

— Слишком долгий процесс, — ответил ему Лапрет. — Недовольства мы не избежим, но чем раньше продемонстрируем результат, тем лучше.

Стейнир покачал головой.

— Однако я слышал, что поддержкой, должной поддержкой, — подчеркнул он, — Ровенийского вы не заручились.

— Ничего страшного, главное, что более вышестоящие люди на нашей стороне, — спокойно заметил Лапрет.

А я чуть не расхохоталась. До чего же все просто! Поступки мастера никогда не отличались бескорыстностью. Все с каким-то умыслом, скрытой или не очень выгодой. Только вот я слабо верю, что бывший опекун прислушается к моему мнению.

— Но зачем далеко ходить: наместники, власть. Вот ты, например, ведь вполне положительно относишься к самой идеи такой школы. И наверняка, своей дочери точно не запретишь обучение?

Я чудом удержала вилку, которая чуть было не выскользнула из рук. Дочь?!

— Если у меня будет когда-нибудь дочь, обладающая этими способностями, то конечно я ей запрещать обучение не буду. Но ведь здесь не только нужно учитывать мое мнение, но и мнение моей супруги и дочери?

— Подловил, — рассмеялся Лапрет.

— Как же вы тогда можете ратовать за права женщин самим распоряжаться своим даром, если у вас также в головы прочно вбито, что только мужчины имеют на это право?

— Тут скорее право родителей выбирать, что лучше для их детей, — вмешался Понтер.

— И мнение самих детей неважно? — повернулся к нему Стейнир. — Вы хоть у них-то будете спрашивать, прежде чем тянуть в свою школу? — обратился он уже к Лапрету. — Или думаете, что раз родители дали согласие, то все, дорога открыта?

— Тейн, остынь, — произнес Джетмир. — Разумеется, девочек мы будем об этом спрашивать. Но сам согласись, в таком возрасте сложно принимать решения, от которых зависит будущее. К тому же обучать ведь будем не только магии, но и общим дисциплинам тоже.

— Я совершенно спокоен, — сухо ответил Стейнир, однако подрагивающая на виске жилка говорила об обратном.

— Вашей будущей супруге очень повезет, — внезапно сказала Ульрика. — Такая свобода действий.

— А мне кажется, что не в свободе дело, а в доверии, — вставил свое слово Ньял. — Зачем нужен такой супруг, которому не сможешь доверять?

— Тебе виднее, — заметила рыжеволосая.

Все рассмеялись, я же ничего не поняла. Благо Джетмир пояснил:

— Ньял у нас был уже трижды женат.

— Но я не отчаиваюсь, — произнес он. — Может хоть четвертый раз будет удачным.

Плутоватая улыбка, последовавшая за этой репликой, смутила меня. Но в этот раз я поддержала всеобщий смех.

Вручение подарков оставили напоследок.

Что подарить человеку, который и сам может себе позволить практически все? Наверно то, про что он попросту забывает. Казалось бы — респектабельный мужчина, у которого все предусмотрено в том числе и во внешнем виде, вплоть до платка в нагрудном кармане. А вот про часы он все время забывал. Цепочка, к которой они крепились, несмотря на работу знаменитого в этом деле мастера, постоянно обрывалась. Понтер как-то рассказал, что во время одного не очень удачного эксперимента остаточные чары развеялись таким образом, что зацепили и самого Джетмира. Он не пострадал, но вот крепление у часов вышло из строя, при этом механизм был не задет просто чудом. С руками-то у мастера все в порядке — он все починил сам. Однако ж он не рассчитывал, что ущерб окажется серьезнее — цепочка стала перекручиваться и обрываться. Сам мастер даже посмеивался, что его кто-то проклял. Починил и в следующий раз, а потом еще и еще. А потом плюнул на это дело и оставил так. Что, в общем-то, было на него совершенного не похоже.

Наверно с моей стороны было большой смелостью не только найти часы не менее знаменитого мастера часовых дел (тут помог Ленсвен, пару дней назад вернувшийся из столицы, куда ездил на какую-то стажировку), но и усилить цепочку и крепление, чтобы точно не пострадали при всяких там экспериментах. Защита, конечно, была не абсолютной, но своей работой я могла гордиться — за неделю вложила я туда сил немало. Я ожидала, что Джемтир начнет меня отчитывать — ведь он предупреждал, чтобы я не притрагивалась вообще ни к каким вещам с целью помагичить в ближайшие пару недель. Ничего такого не было: он улыбнулся, сдержанно поблагодарил и принялся дальше собирать дары.

Просидели мы почти до полуночи. Я изрядно утомилась и еле скрыла облегчение, когда хозяин праздника наконец решил свернуть свое торжество.

На крыльце он меня все же окликнул.

— Я не стал при всех тебя отчитывать, но это не значит, что свою долю нотаций ты не получишь.

— Ведь тебе понравился подарок, — произнесла я, а сама задержала дыхание: а вдруг нет?

— Понравился, — вот только в голосе его довольства не было. — Мне не понравилось твое разгильдяйство. И это я еще Фордену тебя не сдал — он-то только предположить может, сколько сил ты туда вложила, а я-то знаю…

— Не злись, я лишь хотела тебя порадовать.

Он отмахнулся, хотя улыбку, буквально в самом уголочке его рта я заметила.

— Экипаж тебя уже ждет, — сказал Джетмир.

— Спасибо.

— И тебе спасибо, что пришла. Мне было очень приятно.

— Все же я не поняла, зачем ты…

— Мне было приятно твое присутствие, — перебил меня мастер, не дав договорить.

Значит он больше ничего не скажет.

— Доброй ночи.

— Ага. Только не опаздывай послезавтра, а точно сдам Фордену.

Все расселись по своим экипажам, а я замешкалась. Пошел снег. Крупные, пушистые хлопья неспешно опускались на землю. И было так тихо, так чудесно, как бывает, только если ощущаешь покой. Если бы не время суток, я бы обязательно прошлась пешком, чтобы впитать себя это состояние, окунуться в него с головой, как ныряешь летом в теплую воду водоема.

— Хотите прогуляться? — Стейнир стоял рядом со мной.

— Хорошая погода, не правда ли?

Он улыбнулся, наверняка понимая мою уловку, и подставил свой локоть.

Иногда желания сбываются, но это бывает столь редко, что когда все-таки происходит, то от ощущения если не счастья, то хотя бы толики довольства жизнью, даже голова кружиться начинает.

Мы шли молча, не нарушая умиротворенную тишину, лишь снег поскрипывал под ногами. И что удивительно — мне совсем не было холодно. Мне было замечательно.

Несмотря на неспешный ход, до моего дома мы добрались слишком быстро. Непозволительно быстро.

Я думала Стейнир доведет меня только до калитки, но нет, он дошел со мной до самого крыльца. И вряд ли он рассчитывал, что я его приглашу, поэтому замерла в ожидании напротив него. Просто поблагодарить, что проводил, а потом попрощаться? Слишком мало. Что-то еще?..

Он смахнул с моих ресниц снежинки, провел рукой по щеке и поцеловал. Коротко — всего лишь легкое касание к губам. На этот же миг у меня словно сердце остановилось. Стейнир отклонился от меня, а мое сердце забилось так сильно, что казалось выпрыгнет из груди. На мгновение показалось, что он вновь приблизится, поцелует, но нет. Стейнир не просто отклонился — отошел.

Я растерянно на него посмотрела и не выдержала — сделала всего лишь полшага в его сторону.

В его объятьях я потерялась, потерялась от всего, убежала от реальности в сказку. Светлую, чистую и стоящую на грани сна и яви.

— Я бы так еще долго простоял, вы не подумайте. Но завтра утром у меня есть некоторые дела, которые требуют моего присутствия.

— Ох, простите. — Я разжала руки и отошла.

— Ничего страшного, — он мягко улыбнулся и на его щеке вновь появилась ямочка. — У меня тут совершенно случайным образом оказались два билета на концерт симфонического оркестра. На вечер послезавтра. Вы же любите музыку? — Я кивнула даже чересчур энергично. — Не желаете со мной посетить? Говорят, у них новая программа, с которой они скоро поедут на гастроли в том числе и заграницу.

«Да хоть концерт уличных музыкантов!» — подумала я, а в слух сказала:

— Желаю. Вы за мной заедете?

— Всенепременно.

Стейнир чинно склонил голову и спустился с крыльца, направившись к калитке, у которой все же обернулся, лукаво мне подмигнул и скрылся из виду.

А я, воспользовавшись тем, что меня никто не видит, спустилась на лужайку, расставила руки и счастливо улыбаясь, закружилась, ловя ртом снежинки.

Я ожидала очередное письмо от родителей, поэтому заглянула в почтовик. Выхватила входящую корреспонденцию с предвкушением, и тут взгляд зацепился за «шапку» — «от Хилма».

Как всегда, при волнении мне захотелось выпить воды. К тому же это была отсрочка — мне было страшно читать послание от целителей Ровенийских. Я дала себе пять минут, за которые настроилась на чтение — раз двадцать про себя проговорила: «все будет хорошо».

«Чувствуя за собой нескончаемую вину, я не останавливался в поисках средств для решения твоей проблемы. Увы, из всех известных методов медицины ни один в твоей ситуации не подходит. Не спеши отчаиваться — возможно все-таки решение есть.

К сожалению, всей необходимой информации я тебе предоставить не могу. Дальше поймешь почему.

Об этом известно на уровне слухов, даже легенд, передается как в древних сказаниях (потому и достоверность подтвердить нет возможности), что морские ведьмы помогают женщинам, имеющим сложности в деторождении. Насколько мне известно в нашей стране морских ведьм нет, и проживают они в основном в Венорфате[7]. В этом и главная трудность, как ты понимаешь.

Прости, но к несчастью мне тебе сообщить больше нечего. В любом случае, если тебе понадобиться моя помощь и это будет в моих силах — обращайся.

Очень надеюсь, что тебе все удастся.»

Я пожалела, что в стакане была всего лишь вода — захотелось чего-то покрепче. То ли отпраздновать хотя бы надежду на будущие благие вести, то ли запить горе, если даже и надежды не будет.

Весь оставшийся день я провела в библиотеке, собирая сведения, касающиеся морских ведьм. Увлеклась этим настолько, что, когда ко мне заглянула Сириль и позвала выйти пообедать, я отказалась. Некогда же!

В конце концов она выбрала момент, когда библиотекарь в этой секции отлучился, и протянула мне сверток, в котором оказалась пара бутербродов.

— Надеюсь, что, во-первых, тебя никто не увидит за недопустимым занятием в библиотеке. — Она посмотрела на меня со значением. — А, во-вторых, ты не станешь потом вытирать руки о книги.

— Ни в коем разе, — ответила я, удивленная такой заботой девушки. — И спасибо огромное.

— Вопрос жизни и смерти? — Она кивнула на разложенные книги. В некоторые из них я засунула по пучку закладок.

— Скорее уж жизни и жизни. С меня причитается.

— Черничный пирог в эти выходные будет очень кстати… — задумчиво протянула Сириль, словно и не мне.

Я не выдержала и прыснула, поспешно прикрыв рот руками, продолжая хихикать.

— Т-с-с! — Она приложила палец к губам. — Не отвлекайся, а я пошла.

Пожелание ее не сразу сбылось — я отвлеклась. Перегруженный таким количеством сведений мозг попросту не готов был вновь нырнуть в изучение различной литературы. Я задумалась о Сириль и не только. Вот почему именно в этом городе мне повезло встретить так много хороших людей, которые помогали мне, не прося ничего взамен? Пироги, конечно, не в счет. Может быть конечно Сириль просто меня жалела — ей-то муж рассказал все о нас.

А я Стейниру вряд ли пока решусь даже намекнуть кто мой отец. И вроде бы до сих пор конезаводчик не давал мне даже повода подумать, что он склонен к поверхностным, скоропалительным выводам, может судить сгоряча, возможно даже несправедливо. Скорее уж, чем больше я его узнавала, тем отчетливее понимала — он не склонен к необоснованным суждениям и ко многим вопросам подходит не с одной стороны. И все же кто знает, как он прореагирует на такое мое откровение? Вспомнились слова о доверии, что говорил Ньял и настроение тут же испортилось.

Размышления в этом направлении я все же прервала, вернувшись к главной своей цели на данный момент.

Эд Хилм был прав — информация об этих загадочных женщинах скорее напоминали легенды, мифы, сказания, даже сказки. Никаких конкретных сведений кроме их места проживания. Не то, чтобы ведьмами никто не интересовался. Но насколько я поняла, образ жизни они вели очень закрытый, с чужаками на контакт шли неохотно и остров не покидали. Может быть конечно кто-то из них и успел покинуть свою родину до закрытия Венорфата, но ни одна об этом не распространялась. И не раскрыла своей личности.

На территории Адарии, да и всего континента в целом, также встречались ведьмы, только они были лесными. В чем разница? Уже из названия было понятно — в источнике силы. Ведьмы, в отличие от обычных магов, своего источника энергии не имели и получали ее извне. Вот только лесные считались более слабыми, потому как природной силы получали меньше, чем их «сестры» от моря. И если про лесных можно было действительно много чего прочитать, то вот про морских были в основном скупые строчки.

Наши местные ведьмы занимались преимущественно лекарством, зельеварением и травничеством, что чаще всего объединяло последние два пункта в первый. Разумеется, власти без пригляда их не оставляли, поэтому каждая ведьма обязана была получить лицензию на свою деятельность, но при этом школ или своего факультета в университете они не имели — в основе их обучения лежала преемственность и преданность своему роду. В принципе, вероятно все тоже самое относилась и к морским, но большая часть их способностей осталась неизученной. Точнее Венорфат эту информацию не распространял, даже когда страна была открытой. Ну а может ведьмы сами этого не хотели. Ходили слухи, что они показывались лишь тем, кому сами желали.

В связи с этим и множились ничем не подтверждённые толком рассказы об этих ведьмах. Впрочем, все это меня интересовало не особо, мне-то нужно было найти хоть что-то, чтобы подтверждало слова целителя. И вот с этим была загвоздка — таких сведений я не обнаружила. Только намеки, расплывчатые формулировки и ни одного внятного подтверждения. Не сказать, что меня это совсем уж огорчило, учитывая общую таинственность окружающую этих женщин — ничего удивительного. Однако и радости мне не доставило, но и надежды не лишило. Вряд ли бы эд Хилм писал мне об этом, основываясь лишь на слухах. Наверняка он знал и больше, но по какой-то причине не озвучил. Или же, наоборот, дал мне ложное направление, не особо мною бы осиленное, зато способное занять меня и мои мысли? В общем, я запуталась.

За пару минут до закрытия ко мне вновь заглянула Сириль.

— Пошли уже домой. А то эд Келв будет очень гневаться, если еще хоть на минуту задержишься. — При этом она сделала страшные глаза и кивнула в сторону рабочего места здешнего властителя. — И не выдаст нужные книги в следующий раз. Ты же явно суда не последний раз наведываешься?

Распрощались мы у перекрестка, где я пообещала, что обязательно приду к ним на выходные, не забыв, разумеется, черничный пирог.

Я бы и следующий день провела в библиотеке, если бы не Банафрит.

— Вы забыли, что у вас сегодня вечером? — строго поинтересовалась она, когда увидела, что я собираюсь выйти из дома.

— Ни в коем разе. Но от одного часа ничего же не сделается.

А потом поняла — сделается еще как, потому что один час точно выльется во множество. В общем, не без сожаления, но я осталась дома.

Мой непозволительно скромный для эдель по размерам гардероб я перебрала вплоть до каждой вещички. Что надеть? Если к торжеству у Джемтира я могла подготовиться заранее, то тут я сама упустила лишний день. А у меня, в конце, концов первое в жизни официальное свидание! О том, как это было с Роном, я старалась не думать. Тут все по-другому.

Разумеется, мысли мои метались между предстоящим свиданием и ведьмами. Из-за этого я была нервозной и раздраженной, что даже Банафрит не решалась приблизиться ко мне и помочь.

— Может вам настоечки велерены выпить? — не выдержала она.

— Ага. Ее-то мне еще и не хватало, — буркнула я. С досадой потерла свой лоб и присела на кровать, на которой были разбросаны немногочисленные платья. — Но ты права, это надо прекращать.

Тем более решение-то моей проблемы уже давно было найдено. И даже не мной.

Элегантный темно-синий костюм, подаренный мне Диль на праздник Темной ночи, как нельзя лучше подходил для сегодняшнего вечера. В меру нарядный, в меру строгий. А главное — уж точно не выдаст моих стараний в подготовке.

— С прической что будем делать? — повернулась я к помощнице.

Та тут же просияла, заметив изменившийся у меня настрой, и сказала:

— Так я уже позвала госпожу Дерто. Она вам в миг все что нужно сделает.

Чтобы я без Банафрит делала? Все-то он помнит, в отличие от меня. Хотя мне хотелось задать вопрос, почему же она о Дерто не напомнила мне, когда я собиралась к мастеру…

Подопечный опирался о косяк двери и с задумчивым видом жевал яблоко, при этом он наблюдал, как вызванная Банафрит Дерто пытается укротить мои волосы. Когда откусывать было уже нечего, Даник достал салфетку, завернул в нее огрызок, на который посмотрел с сожалением, и произнес:

— Зря только стараетесь.

— То есть как зря? — возмутилась Банафрит.

Эда Дерто только хмыкнула.

— Столько усилий прикладываете. А зачем?

— Зачем? — спросила уже я.

— Все эти ваши женские штучки… — Данфер поморщился и покрутил пальцами вокруг головы, будто невидимые локоны накручивал. — Ты же ему и так нравишься!

— С чего ты взял? Неужели видишь? — Улыбнулась я.

— Вижу, — совершенно серьезно ответил мальчишка и для верности кивнул.

Вот только каким образом он это видит…

И все же слова подопечного подействовали на меня наилучшим образом: я успокоилась и расслабилась. Хотя до этого только и делала, что переживали и раздумывала: как мне себя теперь вести со Стейниром после того, что было позавчера?

Он пришел ко мне с маленьким, аккуратным букетом сиреневых астр.

— Спасибо… — растерялась я. Почему-то совсем не ожидала, что Стейнир мне что-то подарит. Вновь некстати вспомнилось, что Рон цветов мне не дарил…

— Пожалуйста, — хмыкнул он. — Все, вы готовы? Можем отправляться? — В его голосе мне даже послышалось нетерпение.

Букет пришлось отдать Банафрит. Не без сожаления.

— А у нас же еще время есть? — обратилась я к своему спутнику, который довел меня до экипажа.

— Смотря для чего.

— Пешком тут не так далеко. Может прогуляемся?

Сегодня погода была не столь романтичной, как в прошлую нашу прогулку, но захотелось продлить мгновения, что мы проведем вроде бы и на глазах других, но все же в большей степени вместе, чем когда окажемся в людном концертном зале.

Я шла, опираясь о твердую руку спутника, вдыхала свежий морозный воздух и чувствовала себя вновь почти счастливой. Не хватало только всего-ничего. Или очень многого…

— Вы же наверняка и сама играете на каких-нибудь инструментах? — обратился ко мне Стейнир.

— С чего вы взяли?

— Имею представление, как воспитываются благородные эдель.

Мой ответ удивил его.

Я пожала плечами.

— Она оказалась мне ближе всего. Не знаю отчего. Разве вы можете объяснить, почему именно лошади?

— Могу. — Он искоса глянул на меня и улыбнулся. А мне вновь захотелось дотронутся до щеки, где мелькнула ямочка — Сильные, смелые, добрые, преданные животные.

— Неужели собак нельзя назвать такими же?

— Лошади же сильнее, — заметил Стейнир, словно делился со мной секретом. — Впрочем, вы правы. Внятнее я не смогу объяснить. Наверно потому, что они оказались мне ближе всего.

Мы дружно рассмеялись, а я перехватила взгляд пожилой пары, что шла нам навстречу. Незнакомые мне люди смотрели на нас с одобрением.

— Я могу надеяться, что когда-нибудь услышу как вы играете? — спросил мой спутник.

— Вполне, — кивнула я.

На площади перед зданием концертного зала было людно. Что же там внутри?

Я помнила, как такие мероприятия проходили в Саганионе. Изысканно одетые обеспеченные дамы с сопровождении не менее блистательных мужчин. Каждый пытался затмить другого — все напоказ, нарочито небрежно, но с единственной целью — поразить окружающих. Какое кому дело было до музыки?..

В вестибюле перед гардеробом я поразилась противоположному: люди тут присутствовали самые разнообразные. И вполне безбедные, одетые в меха, укутанные в драгоценности, опоясанные роскошью и достатком; и люди явно со средними доходами и возможностями, облаченные в добротные наряды не лишенные намека на красоту; и те, кто пришел не показывать себя, а именно за музыкой.

Наши места оказались во втором ряду амфитеатра. Практически в самом центре, откуда хорошо просматривалась сцена. Но ведь мы пришли сюда не глазеть.

— Почему здесь? — решила полюбопытствовать я. Все же Стейнир не производил впечатление искушенного в этом вопросе.

— Знающие люди сказали, что тут самый хороший звук. Вот и убедимся.

— Или опровергнем, — не удержалась я от замечания. О чем тут же пожалела.

Нужно было чем-то сгладить свои слова, а потом мне пришла одна мысль. Если это по мнению «знающих людей» лучшие места, то учитывая всеобщий ажиотаж — а зал был заполнен полностью, — билеты на эти места достать было проблематично — нужно было покупать заранее. Я покосилась на своего спутника — это ж когда он приобрел эти билеты? Навскидку — месяц, два назад. Или перекупил их втридорога…

Я ничего не успела произнести, так как концерт начался.

Мне, никогда не видевшей моря, показалось, что меня снесло волной в самую пучину, погрузило на глубину, утянуло чуть ли не до дна, выбив из груди весь воздух, а потом резко выбросило на берег. Стейнир правильно сделал, что послушался своих знакомых — слышимость здесь была потрясающая. И музыка, словно морская вода — неистовая, своенравная, смыла меня из этого зала куда-то в неведомые дали, в совершенно другое место, словно действительно выбросило на песчаный берег далекого необитаемого острова. Музыка не была вокруг меня — она меня пронзала, опутывала, будто бы соленая вода разъела кожу и просочилась вовнутрь, в душу. Казалось, что музыкальные мотивы, как прилив и отлив чередуются, то уносят за собой, то выкидывают обратно. И только якорь не давал мне окончательно исчезнуть, скрыться в водовороте эмоций — только после окончания концерта я поняла, что сижу, уцепившись в руку своего спутника. Перчатки почему-то на месте не было.

— Вы плачете? — обеспокоенно спросил Стейнир.

— Просто это все музыка. Она такая… — охрипшим голосом произнесла я, так и не зная, как же выразить свое состояние.

Именно под впечатлением от концерта мне вспомнился давний сон.

«— Ты любишь море? — вдруг спросил он у меня.

— Не знаю. Я его никогда не видела.

— А оно тебя полюбит. И обязательно поможет.

— Что ты имеешь в виду? Мне нужно уехать к морю? — недоуменно переспросила я.

— Нет, — Инеп покачал головой. — Встретитесь случайно.»

Такая уверенность как сейчас никогда меня не сопровождала. И у меня наметился хотя бы приблизительный план действий, раз пока не очень-то везло. Случая я ждать не буду.

Саганион встретил меня оттепелью: неприятной, сырой, пронизывающей ветром, хлюпающей кашей из полурастаявшего снега и песка.

Встреча у Ровеснийских, наоборот, была теплой.

— Ты так замечательно выглядишь. Словно… — эдель Фордис расцеловала меня, взяла за руки, отступила на шаг и принялась пристально разглядывать. — Я даже не могу подобрать слова. У тебя явно что-то хорошее произошло. Я рада.

Она еще раз крепко меня обняла и прошептала на ухо — сообщала потаенное:

— У нас тоже есть радость. Как пообедаем, будем делиться.

Я поразилась теми изменениями, что случились с ней. Не то, чтобы исчез, но поутих огонек печали в ее глазах, морщинки словно чуть разгладились. Я не так часто, как эдель Фордис бы хотелось, навещала их, но всегда отмечала, что даже безупречная осанка у нее стала пропадать, и гордо расправленные плечи поникли. И вот сейчас все иначе: ясный взгляд, искренняя, лучистая улыбка, прямая спина. Все это не было наигранным.

Одной из причин таких изменений оказалось резкое улучшение дел у Эйрика. К обеду он спустился довольно бодро с лестницы, хоть и трость в его руке казалась чем-то несуразным, чужеродным.

— Бегать не смогу, но в седле уже держусь довольно крепко.

Его мать тепло улыбнулась и погладила сына по руке.

— Рик даже отказался от комнаты на первом этаже. Ты бы знала, как у меня сердце заходилось, когда он одолевал эти ступеньки. Упрямый, — последнее было произнесено чуть ли не с умилением.

От руки, которой эдель Фордис хотела потрепать сына по волосам, он отклонился, хмуро покосившись на мать, а потом вдруг лукаво улыбнулся.

— А Диль беременна, — сказал Эйрик.

Я перевела удивленный взгляд на его мать. Так вот что за радость!

— Она обещала мне в следующей письме рассказать о чем-то важном, но что такое… — я покачала головой.

Мне сложно было определиться с эмоциями — надо бы действительно радоваться, но учитывая странные и непростые отношениями между ней и ее мужем… И наверно зависть, да.

Видимо по моему лицу эдель Фордис поняла и растерялась.

— Вы же хотели, чтобы и я своим поводом с вами поделилась. Только мне для этого еще нужен эдел Вистар.

— Мы не ждали тебя сегодня так рано. Он занят пока что, хоть я и послала за ним.

Она нахмурилась еще сильнее, а Эйрик переводил недоуменный взгляд с нее на меня.

Бывший опекун явился только поздно вечером, из-за чего мне пришлось остаться с ночевкой. Но ждать утра для разговора я не могла.

Эдел Вистар расположился в кресле в своей кабинете. На столе стоял бокал с чем-то алкогольным, при этом наместник курил трубку. И совсем не стеснялся присутствия своей жены. Представить еще совсем недавно, что он будет так себя вести… Словно он уже с ней не считается.

Я и до этого нервничала, не зная как приступить к разговору, а после такого — и подавно.

— Как можно попасть в Венорфат?

Ровенийский выпустил колечко дыма и перевел взгляд на меня.

— Тогда никак.

Присутствие эдель Фордис мне было важно тем, что придавало сил — при ней было легче вспоминать и рассказать о событиях полуторагодовалой давности со всеми подробностями. Ведь тогда эдель Фордис хоть и в сердцах, но всего не рассказала — лишь обозначила проблему.

— Вот как, — задумчиво пробормотал эдел Вистар. — Не ожидал от Хилма. Будет жаль лишать его целительской лицензии.

— Причем здесь это? — вспылила я. — Чудовищная случайность — еще не повод для таких мер.

— Ты еще его и жалеешь, — бывший опекун покачал головой. — А ведь он помогал и Эйрику в лечении. Даже страшно представить, чтобы было с нашим мальчиком, ошибись он и в этот раз.

— Но все обошлось, Эйрик ходит, он почти здоров. А я… Мне нужно в Венорфат!

— И ты еще и веришь ему? Да он мог что угодно тебе наговорить, лишь бы снять с себя ответственность. Где гарантия, что все будет так, как он предполагает?

— Их нет, но что мне остается?

Эдель Фордис приобняла меня. И взгляд ее, обращенный на мужа, мне было сложно объяснить. Что же между ними произошло?

— Ты должен помочь Астари, — произнесла она твердо.

— Я понимаю, дамы, вы далеки от политики, но заверяю вас — если бы у меня была возможность, я бы помог. Но тут я бессилен.

— Вы мне должны, — сказала я и поднялась.

— Интересно что же?

— Как же быстро вы забыли историю с моим похищением, — поморщилась я.

— Я же тебя и вызволил.

— Думаете без вас я границу не преодолела бы?

— Вистар! — воскликнула эдель Фордис. Она тоже поднялась с кушетки, подошла к нам. Сейчас ее глаза на мужа смотрели с неверием и презрением. Это я поняла точно. — Неужели так все и было?

— У меня не было другого выхода, — спокойно заметил наместник.

Его супругу кивнула и вернулась на то же место. Словно она для себя что-то решила и скорее всего, что-то уже однозначно безрадостное.

— Значит вы мне не поможете?

— Увы, я не в силах. Дипломатические отношения между нашими странами только-только стали налаживаться. И все же открытого доступа туда пока так и нет. А организовать вызов для тебя, — сказал он с особой интонацией, — не получится никак. Мне жаль.

Я скривила губы в горькой улыбке.

Эдель Фордис вышла вместе со мной. Она вновь взяла меня за руки, словно в этом прикосновении передавая мне свое сочувствие, поддержку и надежду.

— Я обязательно все разузнаю. Это муж думает, что раз я не вмешиваюсь в его дела, то ничего и не знаю. — Она покачала головой. — По возможности я тут же тебя оповещу. Я уверена, что у Хилма и в мыслях не было тебя обмануть, так что не теряй надежды. А если есть решение, то уж подходы мы к нему найдем. Вот увидишь.

Сил сдерживать слезы у меня больше не было.

Когда я вернулась домой, то первым делом написала Диль поздравление.

Ленсвен подтвердил — мне не дадут разрешение на посещение Венорфата.

— У тебя там нет родственников, которые могли бы выслать приглашение, — пояснил он.

Мы сидели в милой гостиной уютного дома Гаустофов и ели мой черничный пирог. Как я и обещала.

— Да и учитывая все связанное с твоей личностью… — продолжил Ленни, — не в ближайшие пару лет точно.

— Неужели совсем никак? — уныло спросила я.

— Я способов точно не знаю. А зачем тебе туда?

Друг хмыкнул и возобновлять расспросы не стал.

Мысли мои, понятное дело, постоянно были заняты именно этим. Как попасть в Венорфат? Как?

Я стала рассеянной, в то же время раздраженной, грубой. При Данфере срываться я не могла, все же держалась, а вот при мастере, как ни странно, пару раз сорвалась.

Спасал меня Стейнир, но все равно при нем я также вела себя сдержанно, стараясь не выдать того напряжения, что не отпускало меня. Прогулки, походы в кафе, на выставку. И разговоры. Обо всем, но чаще всего не о том, что нужно. Меня терзали мысли, что обязательно надо открыться Стейниру. Если не про проблему со здоровьем, так про происхождение точно. Но об этом я молчала. Не сейчас, потом, когда точно разберусь с остальным.

Я берегла каждую минуту проведенную с ним, наслаждалась, на это время все же забывая о невзгодах. Словно пыталась наверстать все то, чего была лишена ранее.

Он больше не пытался даже поцеловать меня, как будто также сдерживал себя и чуть отступил. С одной стороны я радовалась, так как боялась и не знала, что же мне делать, если он вдруг усилит напор, с другой — огорчалась. Почему ничего не делает? Странное, двоякое чувство, вносящее еще большую сумятицу в мою душу.

И все же каждый раз при прощании он целовал мне руку, не более. И легкое, почти невесомое, еле ощутимое прикосновение его с виду жестких губ к моей ладони вызывало у меня значительно больше эмоций, чем когда-то самые страстные поцелуи Рона.

Стоило только Стейниру покинуть меня, как глухое отчаяние накатывало, порой все же прорываясь.

— Кто испортил настроение благородной эдель? — поинтересовался мастер. — Вроде бы с личной жизнью, хвала всем богам, у вас наладилось. Наконец-то перестала издеваться над Тейном. Ну почти перестала.

— Не ваше дело, — буркнула я, делая вид, что полностью погружена работой. И даже не заметила, что вновь сбилась в обращении.

— Если ты и дальше будешь пытаться закрепить следилку на этой бедной пуговице, то она рассыпется на сотни кусочков. Можешь и без глаза остаться, тем более про очки ты опять забыла.

Я со вздохом отложила заготовку в виде пуговицы и тоскливо посмотрела на забытые мною защитные очки. Это точно не дело.

— Не понравился концерт? В любимом кафе отсырел чай? Современная живопись тебя не впечатляет? — ехидно вопрошал Джетмир.

— Откуда ты знаешь? — Я замерла. Неужели Стейнир обо всем ему рассказывал?

Мастер понял причины моего недовольства.

— Из него ни словечка не вытащить. Более того, он забросил наши дружеские посиделки. — Он укоризненно покачал головой. — Поэтому только слухи, ничего больше.

— У нас все хорошо.

— Ну и замечательно. — Он вдруг посерьезнел и отбросил шутливый тон. — Расстроена-то чем? Родители?

Вот тут я действительно испугалась. У меня, конечно, были предположения, что мастеру что-то известно из моей биографии, но, думаю, значительно больше, чем мне представлялось.

— Что вы знаете об этом?

— Ну-ну, успокойся. — Он отвернулся и потянулся за графином с водой. — Достаточно я знаю, но можешь не переживать — во вред тебе использовать эти знания не буду.

— Наместник? — прохрипела я, принимая из его рук стакан.

Мастер покачал головой, и все же говорить откуда именно — не стал.

Мне вдруг стало смешно: из моей личности делали не то, чтобы тайну, просто за всеми этим недомолвками умело скрывали истину. Мне довольно часто не нужно было даже утруждать себя ложью — люди склонны и сами додумывать то, что им удобно. Я лишь поддерживала такое мнение. Самым сложным было не запутаться в том, кто и что предполагал.

А тут выясняется, что для некоторых тайн-то и нет.

— Интересное, а есть что-нибудь такое, чего ты не знаешь? — невесело усмехнулась я. Почему-то чувствовала себя, словно пьяная. Горько-хмельное настроение вдруг накатило, и язык развязался. — О, а я знаю такую вещь!

На всякий случай принюхалась к воде в стакане. Ничем не пахла. Но вот стакан был странным. Заклинание оказалось умело спрятано, но зная небрежную манеру мастера, торчащий хвостик плетения все же нашла.

— И что же это? — Джемтир наблюдал за мной с любопытством.

На вопрос отвечать не стала — предмет в руках интересовал больше.

— Часто гостей потчуешь из этой посуды? — Я нахмурилась, разгадав формулу.

— Гостей я обычно уважаю и даю им шанс самим со мной разговаривать честно.

— А сейчас подлый шаг, — поморщилась я.

— По другому ты бы не стала говорить. Но не переживай, заклинание подталкивает, а не заставляет.

— Ну так вот. Ты наверняка не знаешь, как можно попасть в Венорфат.

— Приглашение.

— Это же очевидно. Без него как?

Он пожал плечами.

— Никогда не задумывался, но думаю, можно было бы что-то придумать.

— Даже для меня?

Джетмир склонил голову набок, словно впервые разглядывая меня.

— М-да, тут будет сложнее, но не невозможно.

Он произнес что-то вроде: «Есть у меня один должник», но я не была уверена, что послышалось мне верно.

От удивления я не знала, что и ответить, а мастер уже не обращал на меня внимание, погрузившись в свои мысли. Вынырнул он из них резко, прищурил глаза и вкрадчиво спросил:

— А тебе зачем туда надо? Неужто к морским ведьмам собралась?

— Наверно все же нет такого…

— Какого? — сварливо переспросил Джемтир.

— Чего ты не знаешь.

Я закрыла лицо руками, уже не сдерживая нервного смеха.

— Теперь я понимаю…

— Что понимаешь? — Я отсмеялась и смогла немного успокоиться.

— Все что надо. — Он улыбнулся мне открыто. А жалость в его глазах мне показалась. Определенно. — Ну и ехать тебе никуда не надо. Все ближе, чем ты думаешь.

«— Что ты имеешь в виду? Мне нужно уехать к морю? — недоуменно переспросила я.

— Нет, — Инеп покачал головой. — Встретитесь случайно.»

Вот и не верь после этого снам…

— Ты знаешь такую женщину? Знаешь? Но откуда? — Я даже подскочила, всплеснув руками.

— Знаю, знаю. Тише. — Он выставил вперед руки, удерживая наступающую меня.

Я села на стул, обняла себя, сделал пару глубоких вдохов.

— Ты же понимаешь, как для меня это важно, — еле слышно прошептала я.

— Так уж получилось, что да, понимаю. — Он вздохнул отвернувшись. — Я напишу своей знакомой.

— Спасибо!

Вопросов у меня было много, хотелось все задать, но что-то подсказывало — не ответит. Только на один и решилась:

— Я буду обязана тебе слишком многим. Плата?

— Дочку-то в школу нашу отдайте.

Смех перешел в всхлипы со слезами.

— Как быстро она ответит?

Он пожал плечами.

— Для надежности можно было бы к ней съездить… Не дави на жалость! — В ответ на мой взгляд воскликнул мастер. — Ехать не так уж и далеко, но мне сейчас некогда.

— Я не смею настаивать, что ты!

Мастер хмуро на меня посмотрел и поджал губы. А затем вытащил из кармана небольшой блокнот и стал его листать.

— Ладно, завтра успею. — И уже через минут он отцеплял меня от себя. — Задушишь!

— Я уже не знала что и делать, к кому обращаться… А оказывается все рядом. Такое совпадение. — Я неверяще покачала головой.

— Счастливое совпадение, — произнес Джетмир и поднял бокал, где плескалась красная жидкость.

Из рабочего кабинета мы перебрались в другой, расположенный в противоположной части дома.

— Мамина наливка. Будешь? — зачем-то спросил он, все равно наливая в стакан, благо лишенный скрытых свойств.

— Как хорошо, что Даник сегодня на очередном празднике у Рекуров, — вздохнула я.

Умиротворенная тишина успокаивала, расслабляла.

— И все-таки, откуда тебе известны… подробности такие?

Мастер вопросительно на меня посмотрел.

— Про Венорфат, что мне там нужны именно ведьмы.

— Несколько лет назад я столкнулся с похожей ситуацией.

— Ты? — удивилась я.

— Ко мне обратились с одной просьбой, связанной с этим делом. Подробностей рассказывать не буду, — тут же предупредил он. — И я заинтересовался данной темой.

— Погоди. Ты что, делал артефакт, который может помочь?..

— Я не стану выспрашивать у тебя детали твоей ситуации, но однозначно могу сказать — там было все по-другому и вряд ли такой же способ подойдет и тебе.

— И видимо многое ты узнал?

— О нет, — покачал головой Джетмир. — Слишком мало, чтобы можно было опираться на эту информацию. И даже случайная встреча с представительницей этих загадочных ведьм не раскрыла мне многого. Но достаточно, чтобы догадаться, зачем ты стремишься Венорфат.

— А как ты с ней познакомился? — тут же влезла я.

— Просто мимо ехал.

— И познакомился, — ухмыльнулся он.

— Ты думаешь, он сможет мне помочь? — робко спросила я.

— Вот что мне неведомо, того я и не знаю. Только она тебе ответит.

— Ответит ли…

— Ну я уж постараюсь… — загадочно протянул мастер. — И вообще, что за упаднический настрой, когда полчаса назад от радости кидалась на меня?

Я пожала плечами.

— А какая она? Это-то хотя бы расскажешь? Как зовут? Хоть что-нибудь!

— Не терпится, да?

Я кивнула.

— Хильна ее зовут. И больше ничего не скажу. Сама все узнаешь, что будет позволено.

— Так все строго? — удивилась я.

— Еще как, — он хмыкнул. — А что еще сказать? Тут видеть надо, — мастер вдруг улыбнулся какой-то мечтательной улыбкой. — Она необычная и красивая, очень. Но ведь тебе это и не нужно?

— Поэтому ты с ней и познакомился? — не удержалась я от замечания, правда, вполне доброжелательного.

— В том числе, — согласился Джетмир. — Я, знаешь ли, люблю красивых женщин. А если они еще и не глупые — вообще замечательно.

На пару секунду он замолчал, а потом бросил на меня странный взгляд и произнес.

— Я на ней жениться хотел, но…

— Неужели отказала?

— Она почти с тебя ростом. Вот и заявила мне: «Не хочу, чтобы над тобой смеялись».

— Разве тебя бы это остановило? — осторожно поинтересовалась я.

— Нет, — твердо ответил мастер. И что-то такое яростное, даже злое промелькнуло в его глазах. — А тебя?

— Речь же не обо мне, — удивилась я.

А дело было явно не в разнице роста. Глупости какие, хотя…

Все накопившееся ожидание разом на меня нахлынуло таким нервным состоянием, что я даже выпила успокоительной настойки. Без велерены, конечно.

Весь день я провела с Данфером, у которого был выходной. Мы выбрали одну из книг, заданных для домашнего чтения, поделили ее на роли и читали. А после разбирали прочитанное, обсуждали. Детский взгляд на многие, вроде бы обыденные вещи, быль порой столь необычен, что вынуждал меня удивляться, недоумевать и поражаться. И смотреть уже под совсем другим углом на что-то давно знакомое. Такие моменты в общении с подопечным я любила больше всего. То ли настойка действовала, то ли увлекательные беседы, оживленный разговор привел меня в некое душевное равновесие, и я не бегала к почтовику проверять есть ли весточка от мастера.

И все же Данфер заметил, что я поглядываю на свою волшебную шкатулочку.

— А от нее письма так и не было?

По поводу писем от матери Даника договоренности не было. Ей передали мой адрес и первое время она писала раз в две недели. Данфер делал вид, что совсем не ждет этих посланий, но каждое из них было зачитано так, что бумага по краям уже пообтрепалась. А за последние пару месяцев было получено лишь одно. Врать подопечному, что-то выдумывать, я не могла и говорила честно — писем нет. Было ли мне это такой честности легче? Нет, конечно. Я переживала за него безумно, но чем помочь не знала. Пробовала узнать что-нибудь через наместника, но кроме того, что Мирвари спокойно живет также, как и жила раньше, больше ничего не удалось выяснить.

Он спокойно кивнул и произнес:

— Я к ней летом поеду. Ведь можно?

— Конечно. Обязательно съездим, — ответила я, а сама замерла — насовсем или проведать?

— Как думаешь, если она узнает прям от меня, как я тут, то будет рада? Ну за меня.

Обескураживающий своей надеждой вопрос поставил меня в тупик.

— Она же мама…

Я потрепала его по волосам и приобняла.

Мной никогда не ставилась цель заменить Данферу мать, да я бы и не смогла. Но в этот момент равнодушие его самого родного человека просто разрывало мне сердце. Где бы ни были мои родные, как бы они ко мне не относилась и как не поступали, я все равно знаю — они есть и будут рядом, несмотря на все расстояния. А тут…

— Я ведь к лету буду знать еще больше. Она обязательно будет мной гордится, — твердо заявил Данфер. — И соскучится успеет.

Мастер не присылал весточки, он явился сам непозволительно поздно.

Взбудораженный, беззастенчиво растрепанный и грустно-счастливый.

— Думаю, даже если ты завтра и занята, то в гости к моей знакомой обязательно наведаешься, — вместо приветствия заявил он. И отпихнул с дороги нашу новую служанку, явно направляясь в сторону столовой.

— Обязательно, — растеряно ответила я. — Будешь ужинать?

Банафрит с неодобрением глядела на неожиданного гостя, но распоряжалась по поводу позднего ужина споро. Новенькая проворно накрыла на стол и с любопытством разглядывала мастера.

Ее уговорила нанять Банафрит, уже давно изводившая меня замечаниями: «У вас слишком мало прислуги. Так не положено. Я справляюсь и сама, но будет лучше, если и у меня будет хотя бы одна помощница.» Впрочем, дай ей волю, на одной она не остановится точно. Но Лойрен меня пока устраивала — с обязанностями своими она справлялась хорошо, поэтому и претензий к такому выбору и решению Банафрит у меня не было.

Заметив взгляд девушки на себе, Джемтир почему-то повернулся к экономке и произнес:

— Недурственно.

Та вскинула подбородок и с гордо поднятой головой, предварительно все же бросив на меня взгляд и дождавшись позволения, ушла, захватив с собой и служанку.

— Я тебя сам отвезу.

— И послушай. Как я уже говорил — Хильна женщина довольно… специфичная. Поэтому не делай скоропалительных выводов.

— Я уж постараюсь.

— Складывается впечатление, что я волнуюсь больше тебя, — хмыкнул мастер. — У тебя тут нет ничего спиртного?

— Только настойка на травах от кашля для Даника. — И уже тише добавила: — Я уже устала волноваться.

— Ну ничего. Итак справимся. — Он подмигнул мне.

Комок у меня в горле мешал проглотить уже остывший чай и хрипотца в голосе не пропадала.

— Почему ты мне помогаешь?

И я имела ввиду не только нынешнюю ситуацию, к тому же этот вопрос я задавала не впервые. Что сейчас услышу?

— Если у меня есть такая возможность, то почему бы и нет?

— Так почему да? Только в возможности дело? — Именно сейчас мне почему-то было важным слушать ответ. Недомолвки, уход от прямого ответа надоели. Как же этого много в моей жизни! Как же проще было бы, не окружай меня столько тайн, скрытых мотивов, игр за моей спиной!

— А в чем еще? — деланно удивился мастер.

Вот тут я не выдержала.

— Ну хоть раз ответь на вопрос, не прикрываясь ничем! Неужели так сложно? Или я знать не имею права? Ну, ответь! Давай!

Я взмахнула рукой, и чашка с недопитым чаем скатилась со стола и оставила за собой грязно-коричневый потек на скатерти, но, упав на пол, так и не разбилась.

— То есть просто сказать спасибо ты не можешь? — неожиданно сурово в ответ на мою истерику ответил Джетмир. — Сама много открываешь людям? Откровенно рассказываешь о своих мотивах?

— Прости, я…

Он перебил меня:

— Ну так почему бы и мне не договаривать? Считай, что я помогаю другу, раз помощь себе ты так просто не принимаешь.

— Джемтир, я не хотела…

— Я помогаю тебе и взамен ничего не прошу. Так и ты не проси меня раскрыться, если я сам этого не желаю. Договорились?

Мне уже было безумно стыдно за свою вспышку, и чувствовала я себя неблагодарной дрянью.

— Конечно. Прости, я не хотела…

Мастер в очередной раз меня перебил. Он просто поднялся, подошел и обнял меня.

Я сначала опешила, но потом обняла в ответ. Рубашка на его груди промокла от моих слез. Стыдно стало еще и за это. Тем более, что в слезах он меня видит в последнее время чересчур часто.

Дом ведьмы оказался не таким уж и загадочным. Обычная постройка в один этаж, без изысков. Добротное жилище, не рассчитанное на большую семью. Расположен он был в живописном местечке на берегу реки недалеко от городка, где проживали Натсены.

На крыльце стояла женщина. Действительно высокая и действительно необычная. В чем именно — так сходу и нельзя было сказать. Возможно мои ожидания перенеслись на ее образ, но было в ней что-то такое, что вызывало смутную тревогу. Несмотря на это, я ее жадно разглядывала. И высокую, стройную фигуру, одетую в платье явно нездешних мотивов, и яркое, выразительное лицо, с правильными чертами и темными глазами, которые также внимательно разглядывали и меня. Ее черные волосы не были собраны в прическу, а были просто распущены.

— Заеду за тобой через два часа, — сказал Джетмир и уехал, оставив меня с ней. И даже не представил нас друг другу. Своей знакомой он вообще только кивнул головой.

— Пошли в дом, — произнесла Хильна, круто развернувшись в сторону двери.

Меня поразил ее голос. Хриплый, грубоватый, низкий, почти мужской. Словно она когда-то его сорвала или же много курила. Впрочем, говорят мужчинам нравятся такие бархатные голоса, будто бы севшие от страсти.

Она провела меня в светлую — стены были выбелены, просторную комнату, в которой не было ничего, кроме большого, крепкого стола. Только одинокая занавеска трепетала от сквозняка открытой створки окна.

— Раздевайся, я сейчас вернусь, — бросила мне ведьма и также резко развернулась, чтобы покинуть комнату.

Я сняла полушубок, стянула шапку, однако положить их на стол не рискнула. Так и стояла, держа их в руках, пока не вернулась хозяйка.

Она зашла со снежно-белой простыней в руках, которой застелила стол. Забрала одежду у меня из рук и вновь бросила через плечо, почему-то не глядя на меня:

— Снимай полностью все: платье, белье, серьги, кольца, чтоб ничего не осталось на тебе. Ни ниточки, ни колечка, ни заколки.

Да, я была в замешательстве, да, мне не хотелось тут же ее послушаться, но я все же доверяла Джетмиру, а она явно верил своей подруге.

В комнате было не то что прохладно, учитывая что окно было приоткрыто, — пар изо рта шел. Именно поэтому раздевалась я неторопливо, морщилась и до последнего не снимала белье.

Из-за нервного напряжения меня тянуло рассмеяться. И в голову лезли всякие дурные мысли. Например, я сейчас разденусь, а тут вернется мастер и они выскочат вместе с ведьмой с криком: «Разыграли!». И это я себя уверяла, что верю им…

В комнату зашла одна Хильна. Ее внешний вид тоже поменялся: на ней осталась лишь рубашка до колен, напоминавшая нижнюю, но вряд ли она была таковой. Ткань выглядела слишком грубой, скорее всего домотканая из небеленого холста. По подолу были вышиты знаки, которые, судя по тем крупицам информации, что я все же нашла про морских ведьм, назывались «ларды». Эти символы могли быть защитными, целительными, укрепляющими, но в основном их смысл был потянет только самим ведьмам.

Ступая босыми ступнями по ледяному полу она даже не морщилась. Лишь приподняла бровь — одним этим жестом указывая мне, что недовольна моей медлительностью.

Все мои вещи она вновь вынесла за пределы комнаты.

— Ложись на стол, — сухо приказала Хильна. Но все же добавила с улыбкой: — Не бойся, есть или насиловать не буду.

Я посмотрела ей в глаза и тут же поняла, что в ней было не так — зрачки. Они, оказывается, были не черными, а темно-фиолетовыми, да еще и как будто переливались, чуть искрясь.

И все же я решилась произнести:

— Вы ничего у меня не спросили. Вам достаточно слов эда Йеннера?

— Мне достаточно того, что я вижу сама. — Она обвела меня взглядом сверху донизу, задержавшись на уровне живота. — И если ты действительно хочешь, чтобы я тебе помогла, то ложись молча на стол.

Я легла и закрыла глаза. Было холодно, но я начала дрожать не только из-за этого — еще и из-за страха. А потом все пропало. И твердая, неудобная поверхность стола, и сквозняк, вызвавший мурашки по всему телу. Я словно погрузилась во что-то мягкое, вязкое, теплое, убаюкавшее меня.

Даже не знаю сколько времени прошло, прежде чем я открыла глаза. Будто я вынырнула откуда-то из глубины, судорожно глотая воздух, который с трудом проникал в легкие.

— Держи. — Ведьма протянула мне кружку с чем-то дурно пахнущим.

— Велерены там нет?

— А ты волнуешься? — хмыкнула Хильна.

— Уже нет. — И сама удивилась я. — Мне ее просто нельзя.

Она дождалась, пока я не выпью все, и сказала:

— Пошли отсюда. Будем отогреваться.

Грелись мы на уютной кухоньке. На окнах были яркие занавески, но столе — в тон им скатерть, тарелки с теми же лардами по стенам, под потолком, как и положено у добропорядочных ведьм, висели пучки пряно пахнущих трав.

Я сидела укутанная в теплое одеяло, слегка колючее и благоухающее полынью. Руки обжигала чашка с самым обычным чаем, чуть разбавленным барбарисом.

— Ну что? — спросила я у Хильны.

Она молчала и также сжимала в руках чашку. Ее глаза были прикрыты, а из нос вдруг потекла кровь.

— До полнолуния неделя? — спросила она, но словно и не обращалась ко мне, тут же рассеянно вытерла кровь и с удивлением посмотрела на нее. — Вот тогда и приходи. Будем изгонять из тебя хворь, — усмехнулась ведьма.

— А сейчас что было?

— Я посмотрела чуть внимательнее, — задумчиво ответила она.

Через неделю… Как же долго! Хотя ждала я дольше…

Внезапно Хильна открыла глаза, поддалась чуть вперед и впилась в меня своими колдовскими глазами, правда уже с обычными зрачками.

— Что ты готова отдать?

— Тебе? — растерялась я.

— Нет, богам.

— Уверена?

Я твердо кивнула.

Она загадочно улыбнулась.

— Ну смотри, ты сама сказала. — Ведьма дотянулась до стола, взяла с него нож и повернулась ко мне. — Давай тогда руку, будем закреплять.

— Договор?

Хильна кивнула. Только она себе руку не резала — хватило крови до этого выступившей.

Договор скреплялся артефактом, с подозрительно знакомой манерой плетением. Он горел такой силой, что в глазах искрило. Кровь быстро в него впиталась, словно вобрала все свечение заклинания в себя — сеть потухла.

Я прищурила глаза, попытавшись разобрать в чем же назначение артефакта, но увы, ничего не поняла.

— И что теперь будет?

— Чтобы провести обряд, мне нужна будет твоя сила — это и есть твоя плата, — пояснила ведьма. — Вот этой штукой я ее и заберу.

— Боги ничего просто так не дают?

Хильна вновь улыбнулась.

— У тебя есть целых два дара. Какой отдашь?

Конечно, я тут же чуть не заорала: «Бери предвидение!»

А потом перед глазами промелькнули лица тех, кого я все же спасла. Они были разными людьми: и хорошими, и не очень. Но они жили теперь благодаря моему вмешательству. Воспоминания о тех, кого я все же не смогла спасти, чуть было вновь не вызвали у меня слезы, но я сдержалась. И вот теперь я могу отказаться от этого дара, который, как мне иногда казалось, вытягивал из меня всю радость — даже спасение людей выматывало меня, словно и я была на краю.

Ведьма видела мои колебания, но молчала, предоставив выбор мне самой. А в ушах звучал задорный смех внучки Элодии, которую я спасла совсем недавно. Малышка должна была выскочить на дорогу, заигравшись с братьями. Возница проезжавшего мимо экипажа не успел бы ее заметить.

Если я откажусь от этого дара…

— Я решила.

Мне нужно было одеться — вещи лежали совсем рядом, но выбираться из кокона одеяла не хотелось. Показалось, что вновь похолодало, хотя веселые языки пламени в очаге горели ярко, пышно.

— Как угораздило? — вдруг спросила ведьма.

Я поежилась, плотнее обхватила руками чашку и, не глядя на Хильну, ответила:

— Я не предупредила целителя, что разблокировала дар, а сам он не проверил…

— Никто не мог заподозрить благородную эдель в обмане, — хмыкнула она, слишком напомнив мастера. — Что же такого стряслось, что целитель так торопился?

— Велерена стряслась.

Ведьма кивнула.

— Это было не праздное любопытство, — сказала она. — Такие сведения не будут лишними перед обрядом. — Хильна прикрыла глаза, под которыми уже были видны тени усталости. — В принципе, и того, что я увидела, хватило бы. Но лучше же подстраховаться? — Из-под ресниц темным огнем блеснули ее глаза.

Пока я собиралась, Хильна не обращала на меня никакого внимания. Она смотрела в окно и пила чай — наверно уже четвертую по счету чашку. И также, не глядя на меня, бросила через плечо:

— Вечером перед полнолунием приходи.

— Я понимаю, глупо спрашивать, что будет за обряд и каков у него окажется результат, но…

— Вот и не спрашивай. Дальше уже не твои печали и думы.

Возможно, ответ был слишком высокопарен, но я ему вняла. Когда тонешь, даже крохотная ниточка кажется толстым канатом, который обязательно сможет вытянуть. Во мне с каждым шагом, что отдалял от дома ведьмы, росла уверенность — она может сплети канат самой нужной крепости.

Перед экипажем, где ждал меня мастер я оглянулась — Хильна, как была — в одной рубашке, босая, простоволосая, шла в сторону реки.

Джетмир внимательно меня разглядывал, словно ожидал, что у меня будет отсутствовать какая-нибудь конечность или я вдруг полысею.

— Все в порядке? — обеспокоенно спросил он.

— В полном.

— То есть все получилось?

— А сегодня ничего и не было. — Я грустно улыбнулась. — Подходящее время будет позже.

Он удовлетворенно кивнул и отвернулся к окну. Я же не знала как ему преподнести новость, что занятий у нас больше не будет. Какое-то время я собиралась с мыслями, копила смелость. И только уже подъезжая к моему дому, смогла произнести:

— Джетмир, с этого дня я больше не смогу быть твоей ученицей.

Он удивленно на меня посмотрел и привычно скрыл растерянность едкой ухмылкой, будто и не замечал моего волнения:

— Неужто Хильна запретила?

— Нет. Просто богам нужна плата, и мне придется отдать свой дар.

Его светло-голубые глаза потемнели.

— Не слишком ли дорого?

Мастер не смутился, он лишь поджал губы, словно не хотел, чтобы у него вырвались какие-то слова, наверняка меня задевшие бы.

— Ты настолько доверяешь Хильне?

Теперь уже растерялась я.

— Но ведь ты ей доверяешь… Я думала…

Джетмир перебил меня:

— Извини. — Он взял меня за руку и я даже не вздрогнула. — Просто я не верил, что она действительно способна на такое, но раз уж взялась, значит справится. В этом я могу тебя заверить.

— А мне больше не на что надеяться. И отказ от дара… Я большую часть жизни без него прожила… — Пожала я плечами с деланным пренебрежением.

— Ну что же, тебе решать, — вздохнул он. — Удачи и до встречи. Ты же не будешь отказываться видеться со мной, если появиться такая возможность? — Он быстро справился с собой и уже улыбался своей излюбленной улыбкой.

— Я буду только рада. — Мне ответная улыбка далась тяжело. Впрочем, отвечала я искренне.

Стейнир пришел на следующий день после поездки к ведьме.

Мы расположились в столовой.

Банафрит хотела поприсутствовать в качестве компаньонки, но я напомнила, что в логово бесстыдного развратника Йеннера отпускала она меня с некоторых пор без всяких опасений. А тут встреча дома, да еще и с благопристойным эдом Маршезом…

Лойрен поставила вазочку с принесенными цветами — трехцветными фиалками, и принялась накрывать стол к чаю. Помимо цветов конезаводчик принес еще и пирожные. Стоило ли удивляться, что оказались они моими любимыми?

Вот только от волнения перед предстоящим обрядом у меня напрочь пропал аппетит, а обижать Стейнира мне не хотелось и уж тем более повторять давнюю ситуацию. Не то, чтобы я давилась угощением, но ела без удовольствия точно.

— Вы чем-то встревожены. У вас что-то случилось? — спросил гость, после того, как бы обменялись обычными вежливыми репликами.

— Все хорошо, — ответила я, но осеклась, увидев скептический взгляд собеседника. — По крайней мере ничего такого, что может вызвать ваше беспокойство.

— Неужели?

Вздохнула, выдохнула и решилась:

— Так получилось, что я не смогу больше заниматься с мастером.

— Что произошло? Он вас обидел?

Я хмыкнула.

— Вы такого плохого мнения о своем друге?

— Нет, — он мягко улыбнулся, но тут же посерьезнел. — Просто и он со вчерашнего дня… несколько раздраженный. Не могли же вы его так обидеть?

— Мой отказ от занятий его видимо задел, впрочем, мне этого не хотелось. — Я взмахнула рукой, перебивая уже хотевшего задать вопрос Стейнира: — Я обязательно вам расскажу, что послужило причиной, но не сейчас.

— У моей любимой секреты с моим лучшим другом. Мне стоит начинать ревновать? Хотя видит Рауд, я пытался сдерживаться до последнего.

Он произнес все это довольно шутливым тоном, но льдисто-серые глаза оставались до предела серьезными.

От подобного заявления кровь тут же прилила к моим щекам и ворот платья вдруг оказался слишком узким — сдавливал горло, мешая вдыхать воздух полной грудью. А у салфетки, которую я держала в руках, неожиданно оказался обтрепанным край — стали торчать ниточки; на моих же пальцах остались красные следы от этих нитей. Я не знала куда мне деть глаза, поэтому с удивлением взирая на испорченную салфетку, ответила:

— У вас нет повода… для подобной реакции.

— Это радует. И все же, Астари, обещайте мне, что если вам понадобиться помощь, вы обязательно обратитесь ко мне.

Я наконец смогла посмотреть ему в глаза. И их выражение… На меня никто никогда так не смотрел, даже Рон… И только за один такой взгляд я без оглядки могла бы отказаться от дара.

Прежде чем ответить, мне пришлось прочистить горло.

— Я постараюсь.

Стейнир усмехнулся.

— Все равно ищите пути отступления? Видимо моя настойчивость вас несколько отпугивает. Прошу прощения.

И вместо того, чтобы увеличить между нами дистанцию — как следовало бы из его слов, он придвинулся ближе и взял меня за руку.

Наверно потому, что прикосновения к своим рукам я старалась сводить к минимуму практически со всеми, любое касание чувствовалось мной очень остро, будоражаще.

Он всего лишь поцеловал меня в центр ладони, а затем слегка провел губами по запястью. Я же чуть не забыла как дышать.

Мы знакомы чуть больше полугода, но что в нем такого, что я уже боюсь представить, что его не будет в моей жизни?..

Стейнир оставил мою ладонь в своей, выпрямился и вновь проникновенно заглянув мне в глаза, произнес:

— Раз уж вы обещали попробовать принимать от меня помощь, то… — Я насторожилась. — Насколько я знаю у вас конюшни не предусмотрено, поэтому содержать у себя лошадей вы не можете. И обращаетесь к эду Астелу. — Говорил он совершенно спокойно, но при упоминании имени конкурента я ощутила, как пальцы Стейнира немного напряглись. — И раз уж вы благосклонно принимаете мои ухаживания, то ваше взаимодействие с Астелом несколько лишнее.

— Я не приму от вас такого подарка! — тут же выпалила я и выдернула руку.

Стейнир рассмеялся.

— Я совершенно не удивлен. Именно поэтому и не собираюсь вам дарить такой, — выделил он слово, — подарок. Просто хочу предложить вам сотрудничество на тех же условиях, что и с Астелом, кроме одного — денег от вас я не приму.

Теперь уже смеялась я.

— И чем же тогда это будет отличаться от дарения?

— Лошадь все также будет принадлежать мне, но использовать ее будете вы. Ну и еще один момент. — Он улыбнулся лукаво. — У ваших соседей, Рекуров, конюшня как раз таки имеется. И любезная эда Элодия совершенно не против, чтобы вы оставляли свою… ох, прошу прощения, мою лошадку у них.

Я смотрела на него в восхищении. Это же надо — уже и с Элодией договорился! Все предусмотрел! И если вдруг откажусь от этого подарка (а как еще это назвать?), то она меня съест.

— Только оплачивать содержание лошади я буду сама, — твердо заявила я.

— Вот уж не сомневался. — Он удовлетворенно выдохнул. — Когда будете выбирать?

— На следующей неделе. Хорошо?

В этот раз он поцеловал руку с тыльной стороны ладони.

Опьяненная накатившими и вмиг обострившимися чувствами, я так быстро согласилась на предложение Стейнира, что даже и сама не поняла, как это произошло. И даже не особо успела задуматься — а что это вообще было?

Я прищурила глаза и поинтересовалась:

— Боитесь за репутацию конезаводчика или…

— Я может быть и расскажу вам все, но не сейчас, — вторил мне Стейнир. — Мне бы очень хотелось, чтобы вы держались подальше от этого человека и со всем что с ним связано.

— А есть повод?

— Я очень надеюсь, что нет и это лишь мои домыслы. Однако перестраховаться не мешало бы.

Мне вспомнилось то настойчивое внимание, которые мне уделял в последнее время Астел. Навязчивое поведение, правда, все-таки удерживающееся на грани приличий, но порой на самом краешке… И в некие романтические чувства с его стороны я не верила совершенно.

— Неужели что-то опасное? — выдохнула я.

— Ну вот, напугал вас, а хотел как лучше. Но я уверен, что опасаться вам точно ничего не стоит.

— Я вам верю.

Хильна ждала меня все также на крыльце. Просто кивнула на мое приветствие и пошла в дом.

— Даже не буду спрашивать готова ли ты, — бросила она через плечо, ведя меня в кухню.

— Главное, чтобы была готова ты.

— Тоже верно, — хмыкнула ведьма.

Она взяла со стола большую чашку — кажется именно с нее я в прошлый раз пила ароматный чай, и протянула мне.

Жидкость была пряной, терпкой и горькой до тошноты. Но я проглотила все.

Затем Хильна протянула мне рубашку по виду похожую на ту, в которой она была тогда.

— Надевай. Ты должна быть только в ней и все. И опять же — никаких украшений и прочего.

Она деликатно оставила меня одну, а когда вернулась, я уже зябко поджимала пальцы на ногах — несмотря на жарко натопленный очаг, по полу все равно тянуло прохладой. Хильна одета была в такую же рубашку, на которой отличалась только вышивка. По подолу моего одеяния узор был более частым и линии не отличались плавностью.

— Ну а теперь пойдем.

На кухне оказался черный вход, тропинка от которого вела к реке. Видя, как ведьма ступает босыми ногами по уже подмерзшему снегу, я задержалась в дверях. Хильна, не оборачиваясь, произнесла:

— Не бойся, твои нежные пяточки не замерзнут.

Я, конечно, сильно сомневалась, но спустилась с крыльца. Под ногами отчетливо ощущался шершавый снег — замерзший, состоящий из крупинок льда, больно впивающегося в ступни. А вот холода я не чувствовала.

У кромки берега в реку вели ступеньки с перилами. Заканчивался этот спуск прорубью.

— Там глубоко. Даже тебя скроет с головой. Так что спускайся в воду и держись за последнюю ступеньку.

Вода казалась словно парной, нагретой ярким летним солнцем.

Рубашка не облепила тело, наоборот, широко запузырилась вокруг меня, задравшись кверху. Отцепив одну руку, другой я попробовала прижать одежду к себе.

— Держись крепко и закрывай глаза.

А дальше я уже не чувствовала, что происходило вокруг. И как Хильна сделала разрезы на моих руках, и как шептала заклятие, как поливала меня водой, зачерпывая ее руками. Как сила по капле, вместе с кровью вытекала из меня, клубилась вокруг, чуть светясь, словно лунный свет решил меня выделить. Как мое тело выгнулось и только ведьма удержала меня за скользкие руки.

Все это Хильна рассказала мне позже, когда я пришла в себя. Но вот как ей удалось дотащить меня до дома — этим она со мной не поделилась.

Хильна сидела в кресле и читала книгу. Выражение ее лица была непривычно расслабленным, умиротворенным. Она перехватила мой взгляд, тут же подобралась, напряглась и внимательно всмотрелась мне в глаза.

— Как ты? — Ее низкий, чуть хриплый голос звучал обеспокоенно.

— Получилось? — прохрипела я.

— Да. — Ведьма даже не скрыла торжество в голосе, но вновь повторила: — Как ты себя чувствуешь?

Я прикрыла глаза.

— Не знаю.

Ощущения были странными: я плохо чувствовала свое тело, словно меня не то, чтобы парализовало, но как будто связь с конечностями нарушилась, или это сказывалась нехватка сил — поднять ту же руку я не могла.

Хильна продолжила меня расспрашивать, но ничего конкретного я ответить не могла. Мной овладела отчаянная беспомощность, несмотря на накатившее от слов ведьмы облегчение и радость.

— Тебе придется остаться у меня на неделю минимум. Согласия у тебя спрашивать я даже не буду — сама понимаешь, выбора у тебя нет. — Она криво улыбнулась.

— А у тебя? — Голос плохо меня слушался и слова звучали еле слышно — не то шёпот, не то хрип.

— У меня, представь себе, тоже. Впрочем, меня это не слишком беспокоит.

Сил на удивление у меня также не нашлось.

— Спи, — произнесла Хильна.

И меня действительно потянуло в сон, но я успела все же сказать:

— Предупредить же надо Банафрит…

— Не переживай, твои близкие уже знают. Все в порядке.

Что именно им известно — это спросить я не смогла уже. Зыбкая, тягучая темнота утянула меня.

— Ну слава Рауду! — Банафрит подскочила ко мне, взяла за руку. — Надо ж было такому случиться — ты и упала с лошади. — Она покачала головой.

После этих слов я поняла, что именно знают мои близкие.

— Ты как? — поинтересовался Данфер, приблизившись.

— Почти в порядке, — заверила я его, но подопечный у меня мальчик не глупый — не поверил, но покосившись на Банафрит, ничего добавлять не стал.

— Эта милая женщина, что тебя приютила, сказала, что тебе нельзя неделю будет беспокоить, поэтому тебе придется остаться здесь. Неужели все действительно так?

— Ну она же…

— Ведьма, — перебила меня Банафрит.

— О-о-о, ты и это знаешь.

— Она не скрывала. Удачно, что все произошло недалеко от нее. Но может все-таки позвать целителя?

— Он уже был здесь, — заявила Хильна, входя в свою гостевую спальню. Во всяком случае мне именно так показалось, когда я немного осмотрелась. — И порекомендовал, а если быть точнее — настоял, чтобы эдель Астари осталась на неделю здесь. — Ведьма виртуозно владела голосом — от уверенных, практически приказных ноток, до дружелюбных, даже доверительных. И судя по выражению лица Банафрит — та прониклась. — Перемещать ее куда-либо пока опасно. Но вы не переживайте, позаботится о ней я смогу. Лицензия на такого рода действия у меня имеется.

— Да я и не сомневалась, — слегка растерянным голосом ответила моя экономка.

Отпускала я своих домашних неохотно, мне было тревожно — как они там будут без меня? И несмотря на все заверения, что у них-то точно все будет как надо, я переживала. А еще мне было жутко неудобно перед Банафрит — фактически я вынудила ее остаться с Данфером. И хоть она и заверяла меня, что ее это нисколько не затруднит, все же некую вину я испытывала. Но о доплате она и слышать не желала.

Приход моих близких сказался на мне благоприятно — в голове немного прояснилось, появились силы чуть приподняться на подушках, что не преминула заметить Хильна.

А я в свою очередь поинтересовалась:

— У тебя действительно есть лицензия?

— А как бы я тогда могла работать? — Она заметила мое удивление и усмехнулась.

— Просто для других — я обычная лесная ведьма. — Хильна тут же подняла руку и добавила: — Все потом! А теперь продолжай отдыхать.

Уснула я через минуту, так и не успев возмутиться.

Следующее мое пробуждение познакомило меня с одним любопытным человеком.

В комнату заглянула девочка лет пяти-шести. Синие, прямо-таки аквамариновые большие глаза с интересом меня рассматривали. Девочка закусила нижнюю губу, а на палец наматывала такой же черный локон как и у ее матери. То, что это дочь Хильны — сомнений не было…

— Привет, — произнесла я.

— Здравствуйте, — вежливо ответила девочка. — Как вы поживаете?

— Спасибо, хорошо. А ты?

Она забавно захлопала даже с такого расстояния заметными черными, закрученными ресницами и ответила:

— Хорошо. — И убежала.

Тут же заглянула Хильны, на ходу вытирая руки полотенцем.

— Илва тебе не докучала?

Она кивнула.

— Пора тебя кормить.

Если ведьма кормила Джетмира, то тогда я не удивлена, что он хотел на ней жениться. Впрочем, на мое мнение мог повлиять обычный голод.

— Ну а теперь ты расскажешь как все прошло? И почему привело к… — я просто взмахнула рукой, как бы указывая на окружающую обстановку.

Хильна забрала поднос с тарелками и поставила на крепкий, совсем не подходящий для спальни стол. Хотя я и успела заметить, что практически вся мебель, пожалуй, кроме кровати на которой я лежала, была какой-то основательной, я бы даже сказала в чем-то грубой.

Было непривычно видеть ведьму такой… потерянной, словно она не знает, что сказать.

— Я впервые в жизни проводила этот обряд. Мне было прекрасно известно что и как нужно делать, но… В теории. На практике же все вышло иначе. — Она остановила меня, пытавшуюся задать вопрос. — Как я сказала, тебе переживать тебе не о чем — все получилось. Только я не ожидала, что вместе с даром тебя будет покидать и жизненная энергия. — Хильна отвернулась, задумчиво поглядывая в окно. — До сих пор не могу понять, как это произошло. Но это все поправимо, только тебе действительно нежелательно будет покидать меня в ближайшее время. И еще один момент.

Ведьма прикусила губу — жест до невозможности напомнивший ее дочь, и после произнесла:

— Ты забеременеешь после первой близости.

Пока я пыталась осознать эту новость, Хильна добавила:

— Ну а давай я пока тебя нормально познакомлю с дочерью.

Я смотрела на них таких похожих и в то же время разных и завидовала. И неимоверно сильно хотела себе дочку. Впрочем, привычная жгучая до отчаяния зависть больше не одолевала меня. Чувство скорее было просто тоскливым, но уже потихоньку наполнялось робкой надеждой — сходу в такие вещи сложно поверить. В плохое обычно верится и проще и быстрее.

Наше девичье собрание нарушил приезд еще одних гостей. Однако Хильна их довольно быстро выпроводила, даже не дав им увидеть меня.

Из комнаты я хоть и не выходила — попросту у меня пока даже еще не было возможности твердо стоять на ногах, но слышала настойчивые голоса Джетмира и Стейнира. Видимо убедить в том, что беспокоить меня пока не стоит, ведьма смогла. И буквально через пару минут она вернулась. А на мою просьбу хотя бы передать им записку, ответила: «Ничего страшного. Ожидание пойдет на пользу». И хитро мне подмигнула.

Ну а Илва, со всей своей детской непосредственностью, спросила у меня:

— Вы что, у нас еще и от жениха прячетесь?

— И-и-илва! — протянула Хильна. — Опять тебе Элька читала дамские романы?

Девочка скромно потупила глазки, хотя я успела заметить улыбку на ее пухлых губах. Красивая все-таки дочь у Хильны.

Элька оказалась няней, которая присматривала за дочерью ведьмы, пока та работала в лавке в Регалане. Правда, няньке и самой было целых семнадцать лет.

— Она девушка неплохая, вот только в силу возраста иногда ветер в голове погуливает… Но мне важно, что она отлично ладит с Илвой.

Учитывая, что Илва пролила на мое покрывало чай, тут же попыталась его почистить — у нее, понятное дело, не получилось, потом попробовала своим пока еще слабеньким даром высушить его и чуть не подпалила, а после попросила не говорить маме, у Эльки терпение точно должно быть безграничным.

Ближе к вечеру, я все же решилась еще раз спросить у Хильны:

— Ты сказала, что у тебя тоже не было выбора — помогать мне или нет. Почему?

Ведьма, не стесняясь, уселась на стол, хотя рядом стояло два стула, а у кровати было еще и кресло.

— Между лесными и морскими ведьмами отличий хватает. Одно из них — мы можем выбирать кому хотим помочь. Если видим, что человек не заслуживает помощи — по разным причинам, то можем отказать. А вот лесные не могут — иначе лишатся всей силы. Они с природой связаны сильнее, хотя будет точнее сказать — по-другому, не как мы. Единственные кому мы не можем отказать ни при каких обстоятельствах — такие как ты.

— Мы не особо распространяемся. В Венорфате это не то, чтобы общеизвестно, но недостатка в желающих проверить — нет. А тут, на материке…

— А что будет, если откажетесь?

Хильна как-то судорожно сжала тряпичную куклу дочери.

— Придется непросто. — Она криво улыбнулась.

Больше я ее расспрашивать не стала. Впрочем, на следующий день я не удержалась от очередных вопросов — когда бы мне еще предоставилась возможность разузнать о столь загадочных личностях?

Я вынужденно оказалась в компании ведьмы и ее дочки, о чем, как ни странно, совершенно не жалела. Ну кроме того, что пришлось на некоторое время расстаться с Даником. Про Стейнира я старалась не думать — несмотря на решение моей одной из самых главных проблем, будущее казалось не менее зыбким и непонятным.

Мы с Хильной были как два попутчика, которые случайно встретились в дороге и расстались навсегда, но успели до этого поделиться чем-то таким, что бы ни за что не рассказали кому-то из близких. Ну а может сказалась моя общая слабость и перегруженность: я вымоталась во всех смыслах и так хотелось хоть с кем-то поделиться, рассказать свою историю. Без умалчивания, приукрашиваний, при этом зная, что этот человек не осудит. А даже если и осудит — на меня это так сильно не повлияет, не угнетет.

И Хильна выделяла самую суть, точно вставляя реплики и вопросы.

— Ты не очень-то и рада воссоединению с родителями, потому что винишь их.

— Наверно. Меня не покидают мысли, что родители должны оставаться со своими детьми. Всегда.

— Но ведь у них не особо и выбор-то был, — разумно заметила ведьма.

— Знаешь, учитывая то, что мятежники почему-то в него уцепились — выбор у отца был. Другое дело, что он…

— Струсил?

— Я… я не знаю.

— А ты не думаешь, что ему теперь значительно хуже — у него был выбор между предательством страны, предательством интересов, благополучия, а то и жизней тысяч людей, и предательством (а это твои слова) своего ребенка. Наверняка он страдает, что не защитил тебя, что оставил.

— Я думала об этом…

— Но с другой стороны, — напирала Хильна, — он бросил тебя в тяжелых условиях? Нет! Ты оказалась в семье, где тебя по большому счету приняли, где заботились, дали соответствующее образование. Ты в чем-то нуждалась? Нет! Ну а то, что все сложилось не очень радужно… Такова судьба.

— Я все это понимаю, но… Принять это тяжело.

— И наверняка жизнь в Адарии подарила тебе нечто такое, от чего бы ты теперь никогда не отказалась. Ведь есть?

— Пожалуй, найдется, — я слабо улыбнулась. — Ну а ты как оказалась тут?

— Долгая история, — отмахнулась ведьма.

— И все же? — настояла я.

— Ну ладно, — не долго сопротивлялась Хильна. — Расскажу тебе.

Но для начала она вернулась с уже знакомым мне ножом. И тут мне стало почти стыдно — поддавшись порыву я выложила ведьме вещи, которые, попади они не к тем людям, могли бы ко многим бедам привести. А ведь раньше безрассудностью до такой степени я не страдала. Ну хоть кто-то из нас оказался умнее.

— Ты можешь доверять мне сколько угодно, как и я тебе, но сама понимаешь — иногда же можно и случайно проболтаться. А никому из нас этого бы не хотелось.

Я кивнула и уже спокойно отнеслась к очередному кровопускания. Ну ничего — говорят в разумных пределах это даже полезно.

А после я удобнее устроилась в кровати — подложила подушки под спину, и принялась слушать необычную историю хозяйки дома, которая в непринужденной манере села в кресло у кровати и закинула на нее ноги.

— В Венорфат приехала еще моя мать. И было это очень давно. Ты знаешь же историю про Венорфатского принца?

— Да ладно? — тут же удивилась я.

Хильна рассмеялась.

— Моя мать хоть и имела отношения к этой истории, но не так, как ты подумала. — Ведьма вновь широко улыбнулась. — Ты никогда не задумывалась, почему принца так и не нашли, хотя искало его огромное количество людей, в том числе и сильнейшие маги? Они ведь могли зафиксировать любую маскировку, раскрыть кого угодно, выследить. Ну или хотя бы найти хоть какую-то зацепку. А тут — ничего. — Я покачала головой. — И все потому, что Фритхоф Даррней обратился к морской ведьме. — Последнее произнесла она не без гордости.

— И как же ей это удалось?

Хильна с хитрецой посмотрела на меня и ответила:

— Легко, на самом-то деле. Просто мы же сами не имеем своего источника, пользуемся тем, что нам дает природа, ну или если вдруг щедрый маг поделится. Именно поэтому ведьм в некотором роде можно назвать… ну не знаю, преобразователями энергии, что ли… Мы используем не свое, из-за чего и сложнее определить источник сил и все сопутствующее: кто плел заклинание, как это делал, что конкретно произошло. Чем и воспользовался венорфатский принц.

— Ого, вот это да, — выдохнула я потрясенно. — А почему твоя мама вообще согласилась ему помочь? Не в деньгах же дело.

— Не в деньгах, да. Понимаешь ли в чем дело… — Тут она помрачнела. — Мы не способны любить. Можем испытывать симпатию, привязываться, но не любить.

Я не рискнула ее перебивать — просто ждала продолжения разговора, свернувшего вот в такую странную сторону.

— Я не веду речь про детей — тут другое. Дети для нас самое дорогое, мы их любим безмерно и неспособны бросить ни при каких обстоятельствах. — На этом моменте я судорожно вздохнула, но Хильна на меня совсем не обращала внимание. Казалось, что она полностью погрузилась в свои мысли, только при этом еще и озвучивала их. — А вот любовь к мужчине…

— Но почему? — Я все же решилась спросить.

— Ну так мы же проклятые, — она невесело усмехнулась. — Наша покровительница — Барро. Да-да, та, которая считается любовницей Рауда, и которую прокляла благочестивая жена Рауда — Данлия. — Она подняла на меня глаза и произнесла: — Что, не верится?

— Да я просто и предположить такого не могла…

— Барро была нашей покровительницей с незапамятных времен. Ею и остается. Ее прокляла Данлия, а нас зацепило. И вот результат. — Хильна развела руками. — Ну так вот, любить мы не можем, но других же чувств мы не лишены. Например, сострадания. Матери стало жаль несчастного принца и она согласилась ему помочь. Кто же знал, что его отец отреагирует именно так — закроет доступ в свое государство? Вот матери и пришлось остаться в Адарии. Впрочем, если бы она очень постаралась, то в принципе смогла бы вернуться обратно. Но видимо такой надобности уже не испытывала. Насколько я знаю, она пошла против воли матери, когда решила помочь Фритхофу. Наверно поэтому и решила обосноваться здесь.

— А как же ее отец?

— Она его никогда не видела, также, как и я своего. И так далее. Мужчины для нас лишь источники силы, удовольствия, ну и используем их для возможности забеременеть. И все.

— Как так?

— Так сложилось и никто из нас менять ничего не собирается — нас все устраивает. Да и представь себе, какого будет мужчине узнать, что его просто использовали… ну как племенного бычка. Вряд ли это кого обрадует.

— Но ведь они имеют право знать о своем ребенке, да и детям без отцов не очень-то и хорошо приходится, наверняка.

Хильна безразлично пожала плечами и я поняла — она действительно к мужчинам никаких особых чувств не может испытывать.

— Я не слышала, чтобы кто-то из ведьм пробовал поступить иначе.

Все-таки они действительно совсем другие… И получается, что бедная Илва тоже никогда не узнает отца?.. Как бы я не была обижена на своего папу, представить свою жизнь без него, пусть даже и такого далеко, я не могла.

— Ну а ты никогда не думала вернуться на Родину?

— Мне и здесь неплохо, — пожала плечами Хильна. — Да, удаленность от родной стихии, от мест родовой силы не самым лучшим образом складывается. Но в принципе, я могла бы жить на побережье и это было бы лучшим вариантом. Но… из-за Илвы придется остаться вблизи Геделрима.

— Я все же рассчитываю, что Джет своего добьется и школа для девочек откроется.

— Погоди, а разве ведьмы смогут обучаться как и маги?

— Так Илва и не ведьма. — В голосе Хильны послышалось сожаление.

— Как? Я думала, у вас это передается из поколения в поколение. Ну там от матери к дочери…

— Так и есть. Исключения бывают только если отец ребенка — очень сильный маг. Я бы даже сказала могущественный. Ну и только от такого мужчины мы можем родить сына. Во всех остальных случаях — только дочери. Но тут я пересилила. — Она мягко улыбнулась.

— Почему ты…

— Не сказала ему ничего о дочери? Я уже говорила. — Раздраженно отозвалась ведьма. — Я не хотела ничего менять в своей жизни, и уж тем более в его. К тому же он был женат…

— Но как же он мог переспать с тобой, если у него была жена? — недоумевала я, пока не вспомнила свой печальный опыт.

Хильна помрачнела.

— Наверно это лучше узнавать у мужчин? Мне-то труда не составило его соблазнить.

— Но зачем?

— Я же говорила, что энергию мы берем извне. И это могут быть не только природные источники, но и щедрые маги.

— Но зачем же вступать в такие отношения?

Ведьма хрипло рассмеялась.

— «Такие отношения», — передразнила она меня, — наиболее эффективный способ обмена энергией.

— Я все равно не понимаю…

— Мы проще к этому относимся. Интимные отношения для нас — и получение удовольствия, и возможность прихватить энергию. Практически задаром. В результате обе стороны довольны, и ни у кого никаких претензий нет. Тем более, что чаще всего мужчины могут и не догадываться, что я у них немного энергии почерпнула. Никогда с лихвой не обирала и брала то количество энергии, которое не могло его слишком ослабить.

— А если в тебя влюбится мужчина?

— Я стараюсь до такого не доводить. Чаще всего ограничиваюсь парой встреч. А то и только одной.

— И все же? — настаивала я.

— Ты про Джетмира. — Хильна прищурила глаза. — Поверить не могу, что он тебе рассказал!

— Скорее это было произнесено как шутка.

— Не знаю шутил ли он, когда делал мне предложение… — Он тяжело вздохнула и отвернулась. — Но ему нужна точно не такая женщина, как я.

Она замолчала на некоторое время.

— У нас была далеко не одна встреча. И наверно я виновата, что позволила нашему, пусть будет роману, длиться слишком долго. Это жестоко было с моей стороны — чувствовать себя если не любимой, но хотя бы ощущать, что я весьма ему небезразлична, когда сама не могла ему подарить и сотой доли тех чувств, что он ко мне испытывал.

— А он знает о том, что ты не можешь ответить ему?

— Думаю да, хоть я ему и не говорила. Джет и сам неплохо справляется с тем, чтобы добывать нужные сведения.

Это уж точно.

— И честно говоря, когда я узнала о тебе… Я подумала, что он нашел ту, с которой будет более счастлив, чем со мной.

Я ошарашенно на нее посмотрела.

— Он никогда не намекал, не говоря уже о прямых признаниях…

— Да я уже поняла, что ошиблась. — Грустно улыбнулась ведьма. — Просто хотелось поскорее увидеть его счастливым.

— Ну так у него есть же Ульрика, — заметила я.

— Та рыжая? Не путай просто «такие отношения» и нечто больше.

Хильна обернулась к часам, висящим на стене.

— А время-то уже очень позднее. Как твой лекарь, настаиваю — укладывайся-ка ты спать. Пора тебе отдохнуть.

В течение недели, что я провела у ведьмы, она к своим обязанностям подходила более чем ответственно: тщательно следила, чтобы я вовремя принимала различные снадобья, выводила меня на улицу на краткие прогулки, кормила сытными обедами, от которых я довольно быстро стала набирать не так давно потерянный вес. Но мне было ценнее всего то, что она со мной разговаривала — на совершенно разные темы и в основном те, которые я больше ни к кем и обсудить-то не могла. В ответ она делилась не менее сокровенным. Хотя разница в нашем воспитании, отношении ко многим моментам и в целом малосхожее мировоззрение порой складывались в преграду, преодолеть которую не всегда удавалось.

И все же я была уверена, как бы Хильна не старалась делать вид, что она холодная, неприступная женщина — как и положено морским ведьмам, все же какие-то теплые чувства к Джемтиру имела. Пусть не любовь, но крепкая привязанность и уважение — точно.

Я внимательно разглядывала Илву, усиленно разыскивая знакомые черты. Девочка сидела за столом и рисовала, от усердия высунув язык. Затем я перевела взгляд на Хильну. Та сидела рядом с дочкой и вышивала полотенце: ларды у неё выходили четкие, строгие, как будто линейкой чертила. И выражение лица у ведьмы до невозможности было похоже на дочерино, только что язык не высунула. Ну точно, девочка вылитая мать, только цвет глаз совсем другой — яркий, завораживающий.

Ведьма заметила мой интерес. Когда Илва выбежала из комнаты, чтобы пополнить запас мелков, Хильна спросила:

— Думаешь на кого же похожа? — Она видимо совсем не обиделась и улыбнулась, но так, с хитрецой.

— Ага. Она же не от Джетмира?

— Знаешь, я была бы этому только рада, но нет.

— Все равно не понимаю, как ты можешь скрывать и от её отца, и от неё самой?

— Я в любом случае не могла бы ему рассказать — не знаю где он. — Она безразлично пожала плечами.

— Астари, а вы умеете рисовать? — вдруг спросила Илва, вернувшаяся в спальню, которую называли теперь моей, но по сути обе хозяйки дома проводили в ней времени ненамного меньше меня.

Пришлось в меру своих скромных возможностей помогать девочке. Та, совсем не церемонясь, забралась ко мне на кровать, разложила свои принадлежали — листы, цветные мелки, и принялась рассказывать, что бы она хотела изобразить. Я ей содействовала.

Было видно, что Хильна хотела сделать замечание дочери, но передумала — поладили мы с девочкой неплохо, нам было вполне интересно друг с другом. И она мне не мешала и не утомляла. Скорее уж наоборот — общаясь с Илвой, я словно подпитывалась энергией.

— А как ты познакомилась с отцом Илвы?

Вопрос был бестактным, но в обществе ведьмы я вообще забыла обо всем манерах — она и сама была прямой, вежливой в той мере, чтобы это не казалось грубостью. Так было проще, спокойнее. Свободнее. У нее в доме даже дышалось по-другому, словно воздух был другим — чистым, чуть пьянящим, как вино, развязывающее язык и разливающее по крови легкость.

Сама девочка дремала, положив голову мне на колени, поэтому мой вопрос ее бы ничуть не задел.

— Он обратился ко мне за помощью. — Хильна поморщилась, будто воспоминания были неприятными. Но все равно ответила.

— Интересно ты ему помогла. — Я усмехнулась, но тихо, чтоб не разбудить Илву.

— Помощь нужна была прежде всего его жене… После они уехали, а мы вот остались. — Ведьма отложила вышивку, и повернулась ко мне, тут же изменив выражение лица — она улыбалась чуть лукаво. — Ну а ты видимо с отцом детей уже определилась?

Я не смутилась, ни капли.

— Нет, мы знакомы не так давно, чтобы я могла делать такие выводы. Мне просто нужна была уверенность, что с кем бы я ни была, он меня не бросит из-за бездетности.

— Женщин бросают и с кучей детей. До сих пор не простила того?

— Не простила. Там конечно темная история — и это я поняла уже значительно позже, но ведь факта самого предательства не отменяет.

— И все-то тебя предают. Не слишком ли часто? — Хильна сокрушенно покачала головой, хотя скептический тон ее голоса это не отменяло.

— Ты хочешь сказать, что дело во мне?

Ведьма фыркнула.

— Вот она, патологическая неуверенность в себе.

Она встала и приблизилась к нам, аккуратно подняла дочь на руки и отнесла ее в детскую.

Пока я, поджав губы, раздумывала о сказанном, ведьма вернулась:

— Может нужно проще относится к людям и их поступкам? Не верить в клятвы, где говорят про вечность и жить одним днем? Ну ли пытаться приблизиться к этому…

— Не умею. И может быть это глупо, наивно, но я верю, что есть такие мужчины, которые все же не предают.

— Давай, давай, придумывай идеальный образ, чтобы потом разочаровываться было больнее.

— Я все равно верю.

На четвертый день прибывания у ведьмы она разрешила мне выйти на улицу. Недолгая прогулка на свежем воздухе под присмотром Илвы (хотя кто за кем еще присматривал) — и настроение у меня поднялось еще выше. Да и в целом чувствовала я себя хорошо — слабость отступила, порезы на руках подозрительно быстро зажили.

— Я, конечно, должен был бы сейчас озвучить комплимент, но не очень-то приучен врать. Выглядите действительно неважно.

На дорожке перед домом ведьмы появился Стейнир. И все же первой к нему обратилась Илва.

— Вы наверно тот, который жених Астари, а она говорит, что не жених?

Вот она детская непосредственность во всей красе!

— Добрый день, маленькая эдель. — Стейнир наклонился к девочке и обаятельно улыбнулся. — Астари права — я еще не жених.

И бросил на меня внимательный взгляд. Я же не знала то ли засмеяться мне, то ли просто не заметить неловкости, не говоря уже о том, чтобы ответить что-то внятное.

А вот та самая маленькая эдель присмотрелась к нежданному гостю уже внимательнее. Он даже смутился.

— Что-то не так?

— Наверно. — Девочка тяжело вздохнула. — Раз еще не жених.

Я еле сдержала смешок. А вот Стейнир коротко хохотнул и поправил девчушке сползшую на лоб шапку. Илва ему скромно улыбнулась и убежала выковыривать из снега вмерзшую палку. Я проследила, что девочка пока очень занята, поэтому повернулась к Стейниру.

— И хорошо, что не лжете. Я и сама знаю, что выгляжу пока не очень хорошо.

— А чувствую себя как? — обеспокоенно поинтересовался нежданный гость.

— Чувствую себя уже лучше. — И тут я решила себе позволить некоторую резкость: — Вы что-то хотели?

— Да. Увидеть вас. Поэтому врать не буду, что просто проезжал мимо.

Из окна выглянула Хильна.

— Илва, иди домой.

Девочка подняла голову, отвлекшись на маму, и именно в этот момент неуступчивая палка наконец-то поддалась. Илва упала на снег, со счастливым видом держа трофей в руках.

— Илва! — Уже строже выкрикнула Хильна. — Выбрось эту гадость и иди домой.

К дому девочка шла, не выпуская добычу. Оставалось только догадываться, зачем она ей.

— Забавная девчушка, — прокомментировал Стейнир. — Скучать, видимо, вам тут не приходится.

— Да, с ней весело.

— Джет прав — вы хорошо ладите с детьми. У вероятно есть младшие?

— Да, брат.

Я усиленно старалась вспомнить, что же говорила Стейниру о своей семье. Вроде бы то, что пока я вынуждена быть вдали от родных, но скоро уже их увижу. Понятное дело — без подробностей.

— А у вас есть еще кто-нибудь?

— Только старший брат. Был. — Он на миг нахмурился, а потом словно быстро справился с собой и лучезарно улыбнулся: — Давайте не будем о грустном. Вы еще надолго тут?

— Как Хильна скажет. Она вела речь о сроке в неделю, да и чувствую я себя действительно уже сносно.

В этот момент я подняла руку, чтобы поправить выбившиеся из-под шапки волосы.

— Вы точно с лошади упали? — Его голос был полон недоверия. Еще бы! Из-под рукава показалась повязка, прячущая практически зажившие порезы.

Стейнир повел пальцем по оголившейся коже и я спешно убрала руку за спину. И попыталась сделать вид, что ничего особенного не произошло.

— Так получилось. Скользко же. — Я пожала плечами.

— А вы ведь в седле держитесь лучше, чем большинство знакомых мне мужчин, — заметил конезаводчик.

Я зацепиться за последние слова.

— Меня отец учил. Но прежде всего дедушка, а он у меня из Зеденива. Так что сами понимаете — у меня другого выхода не было кроме как стать отличным наездником.

— Зеденива? — удивился он. — Хотя да, конечно.

— Внешность у меня специфичная, — хмыкнула я. — Думаю, тут нетрудно догадаться.

— Я почему-то не придавал особого значения… — рассеянно ответил Стейнир. И вновь словно о чем-то задумался, но спохватился и взял меня под руку — повел в сторону от дома. — Не очень люблю пристальное внимание.

У окна, из которого выглядывала Хильна, колыхнулась занавеска.

— Я не стал рассказывать все полковнику, лишь сказал, что вы слегка приболели.

— А начали сегодня с того, что не любите врать.

— Всего лишь недосказал, — хмыкнул он. — Немного преуменьшил.

— Как он там?

— Делает вид, что ему все ни по чем. И все же видно, как он сильно сдал за последнее время.

— Нужно найти ему занятие, — заявила я.

— А что, собственно, искать? Эдел Нелнас увлекся огнестрельным оружием. Наверно лучше всего и двигаться в этом направлении. Уже интересовался, как можно раздобыть чертежи. Видимо решил попробовать собирать.

— Думаете, у него получится?

— Начать никогда не поздно. А главное — это займет его свободное время.

Еще около получаса мы бродили вдоль берега, разговаривали, пока я не почувствовала недомогание.

— Вам нехорошо? — забеспокоился Стейнир.

— Все в порядке, — заверила я тут же. Не хотелось прощаться, уходить.

— А вот обманывать не стоит. Пойдемте я вас провожу.

Настаивать на своем я не стала, потому как поняла, что он прав. И от Хильны наверняка выслушаю за безрассудство.

Калитки у ведьмы не было — по периметру участка был только «забор» из низких кустарников, покрытых сейчас капельками льда.

— Спасибо, что проведали, — поблагодарила я Стейнира.

— Обещайте, что если вам понадобиться помощь, то обязательно обратитесь.

— Но у меня на самом деле все в порядке, ничего не надо.

— Пообещайте, — стоял на своем он.

На прощание он поцеловал мне руку, быстро, легко. И бросил последний недовольный взгляд на виднеющуюся повязку.

— Берегите себя, — произнес Стейнир и стремительно ушел. Я даже не успела ничего ответить.

Хильна ждала меня сразу у входа: руки уперла в бока, смотрела исподлобья. Но приглядевшись к моему выражению лица, произнесла:

— Пошли на кухню чай пить. Отогреваться будешь.

Как всегда терпкий, ароматный чай в большой чашке уже дожидался меня.

— Какой мужчина, — протянула ведьма, плутовато улыбаясь.

Я подавилась чаем.

— В смысле, какой?

— Интересный. Ты не переживай, я ничего такого не имею в виду. Меня такой тип не интересует.

От вопроса я не удержалась:

— Дар слабоват. А вот характер силен. Последнее радует, но мне без надобности.

Я поморщилась. Такое, пусть будет не меркантильное, но уж очень корыстное отношением к людям, мне принять было сложновато.

— А откуда ты знаешь про дар и характер.

— Джет как-то обмолвился. Ты думаешь откуда у твоего конезаводчика шенсеры взялись, да еще и прирученные?

— Это его дар, да? Управлять животными?

— Скорее воздействовать. Ты не знала? Да?

Вот тут мне вновь стыдно стало.

— Не особо как-то интересовалась. Только догадывалась… Хотела спросить, но потом было как-то не до того.

После моей единственного общения с этими животными я заболела, а потом совсем вылетело из головы.

— О чем вы вообще разговаривали? — Глаза ведьмы блеснули лукавством.

— Да так, о разном, — смущенно пробормотала я.

— Ну-ну, — хмыкнула она. — А вообще, я Стейнира уважаю. При таком скудном резерве он мастерски научился владеть тем, что у него есть. И достиг впечатляющих результатов. Повезло еще то, что сумел свои способности направить в нужное русло. Весьма обеспеченный мужчина теперь, завидный жених. — И вновь хитрый взгляд в мою сторону.

— Вот это меня интересует меньше всего, — заявила я.

Хильна звонко расхохоталась.

— Тогда остается только порадоваться за вас.

— Нечему пока особо радоваться, — буркнула я. А у самой из головы не выходил обеспокоенный голос Стейнира — ведь действительно переживал за меня.

Я пробыла у Хильны еще четыре дня. Дошло до того, что мне даже было грустно расставаться с ведьмой и ее непоседливой дочкой.

— Обязательно буду к вам наведываться, — пообещала я Хильне и крепко ее обняла.

— Просто в гости.

— И привезете мне большую куклу? — тут же вмешалась Илва.

— Ну конечно, я же обещала.

А как было не пообещать вознаградить ее за помощь? Илва добросовестно помогала матери: когда я еще не могла вставать, приносила обед, снадобья, даже пару раз поправляла мне подушку, одеяло. И не важно, что бывало суп не доходил до меня — проливался на пол в спальне, а одеялом она меня укрывала так, что из-под него был виден только мой нос. И не благодарности ради она все это делала. Действительно хотела помочь, и не ее вина, что получалось как-то не очень.

— Мы будем ждать, — серьезно заявила девочка.

Любую другую плату за свою помощь ведьма отказалась принимать.

Данфер вызвался провести меня от дома Хильны до экипажа. Если бы не мой рост, вполне могла бы опираться на его руку, хотя и надобности уже такой не было. Но когда мы ехали уже домой, он всю дорогу не отпускал мою руку.

Только оказавшись в уже родных мне стенах я поняла, как соскучилась. Хотя казалось бы — меня не было тут всего лишь восемь дней.

И тем не менее, уже через полчаса нахождения дома я уже почти начала жалеть, что так быстро уехала от ведьмы. Там-то меня хотя бы не душили заботой, а тут… Банафрит с Элодией как две наседки носились вокруг меня, попеременно предлагая свою помощь, спрашивая о моем самочувствии, заглядывая мне в глаза — ведь были уверены, что я бессовестно лгу и срочно нужно вызывать целителя. На что я не выдержала и рявкнула, что скорее уж некроманта, так как еще немного и я точно не выдержу такого натиска — помру от переизбытка внимания и давления.

Дамы извинились, чуть ослабили хватку, но без контроля меня не оставили. Прощения попросила и я у них за грубость и попыталась все же донести, что уже в порядке. Вроде бы они поняли.

Тем же вечером наведался к нам и полковник Нелнас.

— Испугала ты на, золотце, — пробасил он вместо приветствия и расцеловал мне в обе щеки. А вот обнял уже аккуратно, словно боялся навредить.

— Я и сама испугалась.

Ну а что? И ведь не врала же.

Попробовала было попенять полковнику, что он приехал, на что получила довольно жесткий отпор:

— Вот еще! Не так уж и далеко, да и сидеть дома мне уже невмоготу.

В гостиной Банафрит сама накрыла стол, отправив служанку домой. И вот в такой теплой, дружной компании мы чаевничали. Мне, конечно, было жутко неприятно врать, поэтому я постаралась перевести разговоры в другую сторону. Слушала новости, рассеянно кивала, хотя мысли были убегали порой далеко.

Я бы с удовольствием так просидела хоть всю ночь, но бдительные близкие отправили меня спать очень рано, хоть мне и не хотелось. Причем спорить было практически бесполезно и я сама скорее сбежала от этой опеки.

Уснуть, разумеется не смогла.

Я ворчала на Банафрит с Элодией, отбивалась от излишней заботы Данфера, сетовала на попытки полковника в очередной раз узнать все ли в порядке и как я вообще умудрилась упасть с лошади. Но это внимание, хоть и было временами удушающим, оно было мне приятным, согревающим. Пару раз даже комок в горле возникал. А вот родители… На почтовик пришло письмо, которое от обиды хотелось сжечь.

«Я, конечно, понимаю, что ты не склонна посвящать нас в подробности своей личной жизни. И о появлении в твоем окружении молодого мужчины демонстрирующего больше, чем простой интерес, мы узнали от посторонних людей. Но то, что ты обратилась к ведьме, чтобы скрыть последствия отношений с этим мужчиной… Как ты могла?»

Когда я только прочла начало письма, то даже предположить с чего такие обвинения, с чего мама вообще взяла, что все именно так?

Дочитать послание сразу я не смогла. Скомкала лист, бросила его на пол. И только спустя полчаса набралась смелости поднять его.

— Ты чего такая взбудораженная? — спросила Хильна, когда я буквально влетела на кухню. Даже легкой слабости не почувствовала — злость придала сил.

— Хильна, это правда, что ведьмы могут избавить от беременности? Но ведь это совсем не вяжется с тем, что сделала ты…

Ведьма вытерла руки о передник, пододвинула табуретку, села на нее и наконец-то ответила:

— Ты знаешь, такое действительно бывает.

Я удивленно уставилась на нее.

— Редко правда. Но там не все так просто — имеется расплата. Они потом сами не могут иметь детей, но видимо им и не хочется. — Ведьма пожала плечами и отвернулась. — Да и лечить они также не могут.

— А как же лицензия, ее не отбирают? И разве за это не наказывают?

— Если только докажут, что сама понимаешь, не всегда возможно. А вообще для ведьмы такое постыдно, чуждо, но все равно находятся желающие поспорить с собственной природой.

Я замолчала, обдумывая сказанное. Через минуту Хильна окликнула меня.

— С чего ты вообще спрашивала?

— Да так, любопытно стало, — отмахнулась я. Ведьма сделала вид, что поверила и не заметила в крепко сжатом кулаке письмо.

Отец в своих высказываниях был не столь категоричен. Он-то действительно беспокоился о моем самочувствии и успокаивал меня, что еще несколько месяцев и мы наконец-то увидимся. Хотя про полноценное воссоединение речи уже не вел. Может быть тоже понимал, что вряд ли получится сложить два разбитых куска нашей семьи…

Под бдительным надзором моих наседок я выдержала еще три дня и сбежала. Сначала в библиотеку. Теперь особой надобности в ней не было, и мой побег туда был скорее привычкой. Там я могла посидеть в тишине, рассеянно листая чуть ли не первую попавшуюся книжку. Так меня и застала Сириль. Мы немного пообщались, но я не стала надолго отвлекать ее от работы, поэтому довольно быстро ушла оттуда.

Я бесцельно бродила по городу, пока не дошла до оранжереи.

Сивина настолько была поглощена каким-то невзрачным с виду цветком, что не сразу заметила меня.

— Ох! — воскликнула младшая Натсен. — Привет!

Она крепко обняла меня, как всегда забыв сначала хоть немного отряхнуть руки.

— Как у тебя дела?

Я внимательно всмотрелась в ее лицо. Оно было чуть осунувшимся, с темными кругами под глазами. Но взгляд был ясным, чистым и лучился тихой радостью.

— Все хорошо.

Иви взяла меня за руку, оставив на перчатке грязный след, и потянула вслед за собой.

— Пойдем, посидим.

Казалось, что она еле сдерживается — явно было чем поделиться. Заинтригованная, я поторопилась за ней.

В маленькой подсобке практически не было свободного места. Но разнообразные вещи не были свалены кучей — все четко имело свое место: аккуратно поставленные в ряд коробки, стеллажи заполненные инструментами, емкостями, мешочками. Чего там только не было.

Была и маленькая плита с чайником.

Наконец Иви, не слушая моих вялых возражений, приготовила нам чай. Большая чашка, так странно смотревшаяся в ее руках, видимо согревала ее озябшие руки. Она чуть наклонилась к чашке, вдохнула терпкий аромат и подняла глаза на меня.

— Мы переезжаем в Геделрим.

— Руну предложили здесь работу. Он будет участвовать в строительстве портала.

— Это же замечательно!

Сивина закивала.

— Очень замечательно. Проект подразумевается довольно продолжительным, поэтому без конца ездить из поместья в Геделрим будет неудобно.

— А как к этому отнеслась Исгельна?

Иви отставила чашку и поджала губы.

— На следующий день после того, как Рун сказал, что продаем поместье и перебираемся сюда, она уехала.

— И Рун ее отпустил?

— Ты думаешь, он смог бы ее удержать? — невесело хмыкнула Сивина.

— Когда-то попробовал, — заметила я. — Не представляю, как Исгельна сможет жить в тех условиях.

— Мы тоже. Она излишне романтична в своих мечтах. Но знаешь, я ей в чем-то завидую…

Я удивленно посмотрела на нее.

— Ей есть к кому стремиться, забыв обо всем. Хотя она и не совсем забыла — ведь дождалась же, когда брат придет в себя наконец-то, тогда и уехала. А ведь Инеп ее ждет. Это-то меня не удивляет. Скорее уж то, что она действительно бросила все и поехала по сути в неизвестность только потому, что он там.

— Иви, какие твои годы… — Я сняла испачканную перчатку и взяла девушку за руку.

— Дело не в этом. — Она покачала головой. — Можно же всю жизнь прожить и так и не встретить того, ради которого пойдешь на все.

— А если не взаимно? — осторожно спросила я.

Взгляд Иви был таким серьезным, словно ей не девятнадцать, а больше раза в два.

— И что? Счастье любви не только в этом.

Я поспешно сделала глоток уже чуть остывшего чая.

— Подожди. Ты сказала, что Рун решил продать поместье. Но как же так?

— Видимо решил начать жить совсем-совсем заново. — Иви не выглядела расстроенной тем, что родительское наследие будет продано. — И я его поддерживаю.

Еще некоторое время мы разговаривали. Я расспрашивала присмотрели ли он новый дом, нашли ли покупателя на старый. А из головы совсем не выходили слова Иви, что счастье любви не во взаимности. Мне почему-то вспомнилась Диль. Что-то не помню в ее глазах счастья, когда она смотрела на Руна…

Следующие несколько дней уже я доставала Данфера. Дожидалась, пока он поест, вернувшись из школы, а после усердно проверяла, как он делает уроки, затем выводила его на прогулки, и в завершении пыталась занять еще чем-то. Поначалу он был рад моему вниманию, так как тоже очень соскучился, но вскоре… Мой подопечный как-то украдкой спросил:

— Астари, когда ты уже найдешь себе занятие?

Как назло, даже Стейниру было не до меня — дела требовали все его внимание.

В качестве извинений он прислал посыльного с запиской и небольшой коробочкой, где оказался подарок — ярко-желтый с зеленым узором платок. Вместо того, что надевать его на шею, я приспособила его для другого — повязывала на голову, чтобы волосы не лезли в лицо. И так ходила по дому — распущенные волосы подвязанные платком-подарком. Почему-то не хотелось надевать его, выходя из дома туда, где есть посторонние, а не близкие. Возможно я преувеличивала значимость такого скромного подарка, но для меня он был дороже всех сокровищ. Правда, самому Стейниру в этом не признавалась, хоть и поблагодарила.

Во время очередной прогулки по городу ноги сами вывели меня к мастеру. Вот только что я там забыла? Бесцельно прошлась туда-сюда перед домом и уже собиралась возвращаться домой.

— И даже не зайдешь?

У черного входа стоял Джетмир.

— Я не думала, что это было бы уместным.

— Почему? — Он был удивлен.

И я сама задумалась: а почему?

Понтер приготовил очередной кулинарный шедевр, но после вполне простой стряпни Хильны все эти изыски уже не производили на меня былое впечатление.

— Не стыдно? — спросил у меня повар. — Совсем забыла про нас, не приходишь. Ладно-то с мастером не видишься. — На этих словах Джетмир поперхнулся. — Но я-то чем провинился?

— Извини… те. Оба. — Кровь прилила к лицу и я низко опустила голову. — Я просто подумала, что…

— Слышишь, — кивнул Дежтмир, обращаясь к Понтеру, — она, оказывается еще и думала. — Он поднял указательный палец вверх.

— Да хватит уже! — вспылила я. — Я полностью осознала свою вину и каюсь. Можно мне еще добавки, — заискивающим голосом попросила повара.

Понтер не проникся — суровое выражение с лица не ушло, но Кернин пошла за добавкой. Есть мне уже не сильно хотелось, но я старательно подчищала тарелку. За что получил от повара чуть более смягченный взгляд.

— Интересно, как же ты будешь заглаживать свою вину, — протянул мастер.

— Еще скажи, что еще не придумал, — улыбнулась я.

— Да есть одна идейка.

Он через минуту вернулся с папкой.

— Что здесь?

— Читай давай.

В папке оказались бумаги для Попечительского Совета школы. Перечень его функций, который я быстро пролистала, а на последней странице обнаружила список из десяти человек, среди которых оказалась и я. Большинство из тех людей я не знала, где-то когда-то слышала лишь пару имен.

— Думаешь, мою кандидатуру одобрит наместник?

— Когда ты только успел. — Я покачала головой.

— Пока кое-кто не мог прийти проведать старого друга и лучшего учителя.

— Я уже извинилась.

— Я помню.

Понтер, пытаясь скрыть улыбку, наблюдал за нами.

— Но ведь ты даже не спросил моего согласия.

— Ты обещала помочь со школой — я нашел наиболее оптимальный вариант в твоем случае.

Я жалела о потере дара, с которым потеряла не только определенные способности — словно безвозвратно ушла частичка меня. А Джетмир сейчас так спокойно рассуждал о некоторой замене… Хотя может и надо относиться проще?

— И что будет входить в мои обязанности?

Мастер удовлетворенно кивнул.

— В общем-то, там, — он указал на папку, — все расписано. Но если у тебя пока проблемы с восприятием написанного, то я поясню.

Я старалась не выдать того, что его слова задевают меня сильнее, чем просто безобидная шутка — видимо Джетмира и я слишком сильно задела своим долгим отсутствием.

— Ты вообще знаешь, что такое Попечительский совет, и чем он занимается?

— Ну так, в общих чертах, — протянула я. — Группа доверенных лиц, которые занимаются чем-то вроде общественного надзора за расходом благотворительных средств, выделенных на определенные нужды какого-то социально важного учреждения, — уже с заумным видом выдала я, заученные когда-то слова. Разумеется, эдель Фордис следила, чтобы все ее девочки получили соответствующее образование и навыки, которые приняты в их среде. Поэтому я и не удивилась, что две трети имен в списке будущих попечителей — женские.

Мастер хмыкнул, но наверняка удержался от реплики: «А благородная эдель, оказывается, еще что-то знает».

— То есть мне придется содействовать, хотя скорее уж контролировать, но в моем случае, вероятнее всего вообще не мешать, в организации образовательного процесса, содействию в организации условий труда педагогов, совершенствовании материальной и какой-то там еще базы школы, привлечении дополнительных средств, содействовать в обеспечении безопасности и комфортного нахождения учеников в школе. Что-то еще?

Джетмир откровенно расхохотался.

— И после этого ты думаешь, что не справишься?

— Я просто помню, что мне когда-то рассказывали.

— Теперь-то я уже уверен, что у тебя все получится. В Совете собрались вполне компетентные люди, но и ты среди них не потеряешься.

— Я все равно не понимаю, откуда такая уверенность во мне?

— Сложно доказать, что я не зря в тебя верю?

— Превеликий Рауд! Да откуда мне знать, на что я способна, если никогда этого не делала?

— Узнаешь. Не переживай, все будет хорошо. Послезавтра я познакомлю тебя с остальными членами Совета.

— Я не верю, что все так просто, — задумчиво пробормотала я. — У тебя есть еще какая-то причина, почему ты так упорно меня продвигаешь туда.

— Понтер, выйди, пожалуйста, — вдруг обратился к брату мастер.

Повар не стал спорить и спокойно покинул комнату, правда, не забыл бросить предостерегающий взгляд на старшего брата.

— Список составлен наместником и его приспешниками. По большому счету, у меня нет никаких нареканий по этим кандидатурам. Единственный человек, которого предложил я — ты.

— Ах вот оно что, — я улыбнулась вполне искренне, весело. — Нужен свой человек? Но тут ты точно промахнулся — лазутчик из меня никакой.

— Ты себя недооцениваешь. — Показалось даже, что мастер разозлился. — Правда, и меня сейчас переоцениваешь — лазутчик мне не нужен. Просто человек, способный видеть чуть дальше, чем видит наместник и его люди.

Я устало потерла лицо.

— Хорошо, я попробую.

— Так не пойдет! — сурово произнес Джетмир, но тут же мягко и чуть лукаво улыбнулся. — Не слышу уверенности в голосе.

— Вот когда она будет, тогда и услышишь, — буркнула я.

— Все придет. — Мастер выглядел довольным. — Тебе же хватит два дня на изучение первичных документов и основ? — Я обреченно кивнула. — Ну вот и хорошо.

— Слушай, я все равно не пойму, как наместник мог одобрить мое назначение, если я… не самый благонадежный человек. В моей биографии немало… моментов, которые точно не смогут…

— Я понял тебя, — перебил меня мастер. — Но мне кажется, что человек, в семье которого ты прожила десять лет, все-таки наверно знает что-то такое, что смогло зарекомендовать тебя как человека, способного справиться с этим.

Показалось, что в голосе Джемтира был укор. Словно он не понимал, почему я такого мнения о своем бывшем опекуне.

— И вообще, хватит искать причины, чтобы отказаться! Я не позволю тебе идти на попятную, — сурово заявил мастер. Подумалось, что еще чуть-чуть и из его глаз посыпятся искры.

— Хорошо-хорошо, — тихим, спокойным голосом произнесла я. — Никуда я не пойду, а буду с лучшими, добропорядочными дамами и мужами нашего города бдительно следить за тем, чтобы вы строго придерживались оговоренных правил.

— То-то же, — проворчал мастер.

Теперь уже документы в папке я читала внимательно, пока не перехватила взгляд Джетмира.

— Что-то не так?

— Да нет, ничего. — Я хотела вернуться к чтению, но мастер продолжил: — Хотя… Я понимаю, это не мое дело… — Тут я хмыкнула. — Ты рассказала Стейниру о том, кто твои родители?

Во рту моментально пересохло. На дне чашки чая осталось как раз на один глоток, но я не спешила. И глаза так и не поднимала от чашки на столе.

— Еще нет. У него же…

— Да, поэтому я не знаю как ему сказать.

— Не затягивай. Для вашего же блага. Стейнира это не обрадует, но он справедливый человек и никогда не будет обвинять тебя в чужих грехах.

— Я понимаю, но честно, не знаю как вообще смогу преподнести…

— Помни о доверии.

Разумеется, вечером мне совсем было не до Попечительского Совета. Листая документы, я не видела, что в них написано. В голове было только одно: как рассказать Стейниру?

После такого письма от матери, в почтовик утром я заглядывала с опасением. Нашлось там только одно послание и то, от наместника.

«Надеюсь, ты себя, Астари, уже чувствуешь достаточно хорошо, чтобы приехать к нам. Ждем тебя как можно скорее — это очень важно.»

Стало как-то не по себе: не случилось ли чего-нибудь? Но ни эдель Фордис, ни Диль ни о чем таком мне не писали.

Чувствовала я себя более чем хорошо, да и такая возможность хоть немного развеяться. Единственное что огорчало — встречу с попечителями пришлось перенести. Впрочем, Джемтир отнёсся к этому спокойно.

А тут еще и в школу Данфера закрыли на две недели на карантин — в конце зимы уж очень много учеников заболело. Банафрит перед отъездом развила бурную деятельностью, чтобы ее цыпленочек точно не заболел в пути, и чтобы, не приведи Рауд, не подхватил какую заразу в столице провинции. На что Данфер по секрету сказал мне: «Она хуже, чем ты».

— Астари! Как же я рада вас видеть! — эдель Фордис распахнула объятия для меня, но для начала Данфер сдержанно ей улыбнулся и стойко снес проглаживание по голове.

Мы расположились в малой гостиной.

На мой вопрос: «Где же наместник?», хозяйка дома отмахнулась: «Опять занят». Я удивилась: срочно просил меня приехать, а по приезду занят…

— Ты выглядишь как будто осунувшейся. У тебя все в порядке? — забеспокоилась эдель Фордис.

Муж ей ничего не сказал, впрочем, тут я его поддерживала.

— Ничего страшного — обычное недомогание. У Данфера вон вообще школу закрыли на пару недель, — тут же перевела я тему. — Но его самого мы отстояли.

— И хорошо. А вот ты, по-моему, похудела опять.

— Я не специально. Все в порядке у меня. Лучше расскажите, вы тут как?

Чтобы Данфер с нами не скучал, отправили его к Эйрику.

Через полчаса в комнату влетел эдел Вистар.

— Дис, похищаю у тебя Астари. — Наместник проворно, чуть ли не бегом, подобрался к жене, поцеловал ее руку и тут же повернулся ко мне: — Пойдем в кабинет, нужно поговорить.

А чтобы я не замешкалась, подхватил меня под локоть и повел.

С эдель Фордис мы переглянулись растерянными взглядами.

— Не томите, — у самого порога произнесла я.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул бывший опекун. — Поймали твоих похитителей. Точнее мы надеемся, что это именно они.

Я тяжело опустилась на стул.

— А можно немного подробностей? — внезапно осипшим голосом еле слышно сказала я.

— Сначала ты должна их опознать. Потом уже все остальное.

— Погодите, но ведь я видела только двоих. И одни из них — Никлас.

— А как же тот, что вынудил тебя написать второе письмо?

— Я… я совсем не помню его. Смутный образ, мне не за что даже ухватиться там. Да и времени столько прошло…

— Надо попробовать, — настаивал наместник.

— Ты справишься.

Я усмехнулась.

— Слишком часто в последнее время я это слышу.

— Что? — переспросил эдел Вистар.

— Я так понимаю, опознание должно состояться как можно скорее.

— А мы прямо сейчас и отправимся. Собственно, поэтому я и задержался — договаривались об этом.

Всю дорогу до Управления я тщетно пыталась успокоиться. Удавалось плохо. О похищении я не думала до этого момента. То острое чувство беспомощности, глухой, бессильной ярости — не те воспоминания, что бережно хранятся в памяти. С другой стороны, почему-то казалось странным, что эта история заканчивается так легко, тривиально — похитителей поймали, разоблачили. Ожидался какой-то подвох, что-то страшное, возможно даже трагичное, для меня, разумеется. А тут я спокойно еду в экипаже, который уж точно усиленно охраняется, и через каких-то пару десятков минут буду смотреть в глаза своему мучителю. Если это он, конечно. Было ощущение нереальности происходящего, и наружу рвался неуместный смех, вероятно, нервный.

В этот раз в знакомом кабинете встречал меня другой следователь: сухопарый мужчина в грязно-коричневом костюме, с близкопосаженными глазами-бусинами черного цвета, упрямо сжатыми губами-ниточками и длинным, крючковатым носом. Понятное дело, интересоваться, где же эд Фритьеф, я не стала.

Следователь Стег отрывистыми, рубленными фразами принялся задавать мне вопросы Отвечала я спокойно, уверенно, хоть и неприятно было вспоминать то, что так хотелось забыть. Правда, смысл повторного допроса я тоже не понимала — все ведь уже не раз оговорено. Неужто хотят поймать меня на чем-то? Но мне-то скрывать нечего. Почти..

Наконец мы подобрались к главному.

— Вы помните своих похитителей?

— Только двоих.

— А того, кто вынудил вас написать второе письмо?

— Слишком плохо.

— Опознать его не сможете?

— Вряд ли.

— Никаких примет, особенных черт?

Я задумалась.

— Нет. Ничего. Если только…

Следователь даже поддался чуть вперед, впиваясь в меня своими черными глазами-буравчиками.

— Говорите.

— Голос, — эхом отозвался эд Стег. — Понятно.

— Я понимаю, этого недостаточно, но я действительно больше ничего не помню.

От меня отмахнулись как от надоедливой мошки. В руке следователя замелькал карандаш — он крутил его пальцами так быстро, что очертания карандаша размылись. Эд Стег размышлял.

— Все равно попробуем.

Через десять минут меня отвели в комнату, где около стенки в ряд выстроили семерых мужчин. Я всматривалась в их лица. Ничего. Бритые, заросшие, симпатичные и не очень, с четким чертами, расплывчатые, одутловатые — разные. Только фигуры у всех были несколько схожими и рост. Никто не показался знакомым. Я трижды прошлась, по минуте задерживаясь у каждого из них. Без толку.

Я обернулась к следователю и покачала головой.

— По очереди произнесете фразу: «Верно служу Адарии», — приказал следователь.

Я оценила сарказм Стега — даже улыбнуться хотелось.

Они стали говорить. На четвертом я вздрогнула и даже закрыла глаза. Словно вновь оказался в той серой клетушке — беспомощная, ослабленная и на грани отчаяния. Картинка будто сложилась. Я подлетела к тому мужчине, внимательно вглядываясь в его лицо. Было такое ощущение, что пелена с глаз пропала и я вижу ясно — он. Некрасивый, даже отталкивающий, но с таким чарующим голосом. Он чуть наклонился ко мне и мягко прошептал, будто укутал в шелковистый бархат:

— Вас все равно не оставят в покое.

Я отвернулась и быстро, не оглядываясь, вышла.

Вечером, когда все уже отправились спать и прежде всего эдель Фордис, бывший опекун рассказывал мне подробности.

Ко мне вновь попытались подобраться. Правда, в этот раз позволять меня похитить никто не стал. Несколько посредников, пешек… И постепенно подобрались к организаторам.

— Я все равно не пойму такой настойчивости. Зачем я им?

Наместник крутил в руках набитую табаком трубку.

— Первоначально казалось, что причина в том, чтобы вынудить твоего отца перейти на сторону заговорщиков. — Эдел Вистар выпустил колечко дыма. — Теперь же есть основания полагать, что дело не совсем в этом. Они с чего-то решили, что твоему отцу известно, куда сбежавший король Вадомы спрятал казну. Ведь не все же тот потратил на войну, тем более, что вероятнее всего войну оплачивала не только Вадома. Но дело не в этом, я отвлекся. — Он отложил трубку и потянулся за бокалом. Я поморщилась. — Вот и пытались с помощью похищения вынудить твоего отца не просто примкнуть к заговорщикам. Все оказалось банальнее — деньги и прочие ценности.

— Что? — удивился наместник.

— Причин мало.

Теперь уже бывший опекун смотрел на меня с недоверием, словно не я перед ним сидела.

— Хм… Ну ладно. — Он даже отставил выпивку. — Возможно таким образом хотели еще и поссорить Адарию и Дрину. Наверняка всплыла бы история с заложниками в самом неприглядном виде. Собственно, секрета из этого уже никто особо не делает — тем более все дети выросли — совсем младенцев же не забирали. Выставили бы все так, будто Адария не может защитить тех, кого и без того лишила семьи. Из тебя бы сделали мученицу, символ, во имя которого можно было организовать много разных провокаций, возможно бунтов и мятежей.

Если бы умела свистеть — точно бы присвистнула.

— А теперь причин как-то уж очень много и они не особо вяжутся.

— Ничего, вязальщики там такие за этим делом следят, и без тебя все ниточки в нужный узор сплетут.

— Вы так говорите, что можно подумать, будто бы мне и опасаться больше ничего не надо.

— Мы на это очень надеемся. Да и пока все указывает на это.

— И охраны больше не будет?

И только сейчас до меня дошло — а где же она была, когда у ведьмы находилась? Как я вообще о ней могла забыть!

Наместник сам себя выдал.

— Полностью наблюдение с тебя не снимут. А потом видно будет, да и родители твои скоро сюда переберутся — это будет уже их заботы в том числе. Но ты мне вот что скажи: а что там у тебя с ведьмой было? Я слышал твою историю про лошадь, но ведь ничего такого не было?

— Все что было — касается только меня.

— А я не обязана вам отчитываться, — вполне спокойно возразила я.

— У меня не праздное любопытство.

— Это ничем не угрожало безопасности Адарии.

— Астари! — Прозвучал новый укор. — Я не по этому поводу интересуюсь. У тебя действительно все в порядке?

Мне даже послышалось неподдельное участие в голосе.

— Все отлично. — Я лучезарно улыбнулась. — Еще что-то?

— А ты разве больше ничего не хочешь узнать: кто организатор, как все это совершал, что будет с ними и вами дальше?

Я осталась на месте, хотя уже намеревалась встать.

— Вот прям мне все-все расскажете?

— И откуда в тебе столько…

— Недоверия? А разве у меня нет повода для него?

Эдел Вистар покачал головой.

— Одни из организаторов — бывший полковник вадимийской армии — Гаустоф. Ты, кажется, дружна с его сыном.

Я кивнула.

А в голове мысли: «Как же так?..»

— У Лесвена из-за него не будет проблем?

— А разве дети в ответе за поступки родителей?

Я, не скрываясь, хмыкнула.

— Но в случае Гаустофа старшего мотивом скорее всего была зависть. А тут подвернулся случай отыграться.

— Долго же он ждал. А кто еще?

— Остальные, думаю, тебе скорее всего неизвестны.

Наместник еще какое-то время рассказывал мне некоторые подробности, но я особо не вслушивалась. Такое количество самых разных сведений за сегодня — голова была кругом. Хотелось просто взять и выкинуть все оттуда. И было стойкое ощущение, что сегодня вернутся кошмары.

Я угадала.

— Что-то плохое приснилось? — заботливо поинтересовалась эдель Фордис за завтраком.

Я даже вздрогнула от такого вопроса. Неужто по мне так заметно?

— Просто привыкла спать дома.

— Дома… Ну да.

Наместник отложил газету и обратился ко мне:

— И скоро ты домой?

— Я бы хотела сегодня после обеда…

— А мы с Эйриком собирались сегодня навестить Диль, — сказала эдель Фордис. — Может быть вы с нами?

Стоило бросить взгляд на своего подпочечного, как ответ был очевиден.

— С удовольствием, — глядя на него, ответила я.

Данфер покраснел и принялся усиленно кромсать содержимое тарелки.

Пранрева встретила нас мокрым снегом в лицо и стылым ветром, пробирающим до самых костей, несмотря на теплую одежду. А вот в доме Диль нас ждал душевный прием. Такой счастливой, прямо-таки светящейся, я ее никогда не видела.

— Мамочка! — эдель Фордис была расцелована в обе щеки.

— Братишка! Да ты скоро догонишь меня!

— Астари! Я так рада, что ты тоже приехала. — Дильмари обняла меня так крепко, что у меня сбилось дыхание.

— Данфер, счастлива принимать тебя в нашем доме. — Ему была протянута рука, и мой подопечной галантно ее поцеловал, чем вызвал два слаженных удивленных вздоха — у меня и эдель Фордис. Я не ожидала от своего подопечного такого жеста. Эйрик не сдержал смешок.

— Как ты себя чувствуешь? — после окончания приветствий тут же спросила эдель Фордис.

— Замечательно, — заверила ее дочь.

Эдель Фордис сначала недоверчиво смотрела на Диль, но та выглядела и впрямь хорошо и точно не давала повода не верить ей.

В доме Диль и ее мужа я так и не побывала раньше, поэтому не скрывая любопытства разглядывала его. Хозяйка дома с удовольствием устроила нам экскурсию. Восторг, гордость за свое уютное гнездышко Диль не скрывала. Было настолько непривычно видеть ее такой, что даже не верилось — все это наяву. Впрочем, такие противоречивые чувств не мешали мне радоваться за Диль.

Муж Диль, Вестейр, пришел значительно позже и присоединился к нам уже за ужином. И вот что удивительно: когда Диль смотрела на него, он вежливо, но несколько отстраненно ухаживал за ней, проявлял свое внимание почти услужливо, приторно-заботливо. Стоило только ей отвернуться, перевести взгляд в другую сторону… Тогда я видела искреннее чувство, трогательное, пронзительно-нежное. Но еще интереснее было то, что Диль вела себя точно также.

Можно было радоваться за них вдвойне. Лишь бы только скорее разобрались, поговорили предельно откровенно. Хотя мне ли об этом говорить…

Дильмари уговорила нас остаться на ночь. А вечером, когда все уже разошлись готовиться ко сну, прокралась ко мне в комнату.

— Ну, рассказывай. — Диль уселась на кровать и всем своим видом показала: она внимательно меня слушает.

Я пожала плечами.

— Да что рассказывать, у нас почти ничего нового. Лучше ты делись. Как оно?

Блондинка притворно удивилась.

— Что оно?

— Беременной быть.

— Не объяснить. — Она махнула рукой. — Вот забеременеешь, сама узнаешь. — Диль лукаво улыбнулась: — Не надумала там еще?

— Понимаешь в чем дело… — Я сделала вид, что замялась. — Для этого ведь нужно не только мое желание…

— Ну и правильно, — вдруг поменяла тон Диль. — Всему свое время.

— И твое время пришло сейчас. Я очень за рада, но я… не узнаю тебя, — прозвучало мое честное признание.

— Астари! — Диль счастливо улыбнулась. — Я сама себя не узнаю, словно это не я, не со мной все.

— Ты заслужила.

— Не знаю. Но мне иногда страшно, что все закончится, оборвется нелепо.

— Не говори глупостей. Пустые страхи. Все будет хорошо. Обязательно.

Мы просидели полночи — болтали о разном. Я все же поделилась с Диль некоторыми своими сомнениями, переживаниями. Она отвечала мне легко, непринужденно.

— Ты дуреха. Выбрось все мысли из головы и цени все те счастливые моменты, что выпадают.

— На своем примере? — не удержалась от замечания я.

Блондинка совсем не обиделась.

— Почти. — Ее улыбка была мягкой и печальной. — Прошлое меня отпустило и поэтому я счастлива в настоящем.

Она погладила живот, по которому еще нельзя было определить о том, что Диль в положении.

— Ты любишь его?

Вопрос был бестактным, но и моя собеседница не смущалась подобному.

— Не знаю. Иногда кажется, что да. В особенности в последнее время, понятное дело. Может быть это сказывается мое состояние… — Диль пожала плечами. Она не выглядела расстроенной или недовольной, скорее немного потерянной. Вроде бы вот оно все, что нужно, но не хватает какой-то малости.

— Но ты ему очень дорога.

— Еще бы — ношу его наследника.

Я покачала головой.

— Не только поэтому.

Именно в этот момент мне вспомнился почти такой же разговор с Рини, когда она сомневалась в чувствах Руна.

— Ты чего плачешь? — забеспокоилась Диль.

— Прости. Не хотела тебя расстраивать. Ничего страшного, так…

— Ну! — нетерпеливо перебила она меня.

— Я Рини вспомнила.

Диль крепко меня обняла.

— Как так получилась, что моя родная сестра ближе не мне, а тебе…

— Не говори так!

— Я до сих пор не могу себя простить, что так и не сказала, как ее люблю. Все время с ней была какой-то морозной, холодной, отчужденной. — Она заглянула мне в глаза. — Так нельзя с самыми близкими, несмотря ни на что, нельзя.

Раздался стук в дверь. Я открыла. Там оказался Вестейр.

— Прошу прощения, что беспокою, но Дильмари нигде нет, я подумал, что вы знаете.

— Я здесь. — Она подошла. — Вестейр, все в порядке. Иди.

Он внимательно всмотрелся в лицо жены, кивнул и ушел.

С ошарашенными глазами, едва сдерживая смех, я обернулась.

— Вот это да!

— Это еще что. Если его нет или занят, то по дому за мной ходит горничная — следит, чтобы со мной ничего не случилось, ни в чем не нуждалась. Только вот сегодня еле отбилась. А после того, как Вестейр возвращается вечером домой…

— Тебе же приятно. Ну! Признавайся!

— Но иногда все это чересчур, — капризно заявила Диль. А после не удержалась и рассмеялась.

Я подошла к ней, чтобы обнять. Легкое прикосновение и…

— Эй! Ты чего! Это мне положено падать в обмороки, испытывать дурноту и прочую жуть.

Диль хлопала меня по щекам. Моя голова была у нее на коленях, а расположились мы прямо на полу.

— Это от голода. Я почти ничего не ела, да еще и переход по порталу. Прости, что вынудила тебя волноваться.

— Врешь, — уверенно сказала блондинка. — Нужно вызвать целителя.

Она уже собралась подниматься, как повернула голову ко мне, прищурила глаза и поинтересовалась:

— А ты не того… Не беременна?

Я неожиданно даже для самой себя рассмеялась. Не в первый раз такое мое состояние путают совсем с другим.

— Нет. Со мной уже в порядке, не переживай.

Диль смотрела на меня с недоверием.

— Не договариваешь ты что-то, подруга.

— Не бери в голову. Давай я лучше тебя провожу.

— Зачем это?

— Что угодно могу поставить на то, что Вестейр караулит тебя если не под моей дверью, то за ближайшим углом.

Диль картинно закатила глаза.

— И зачем вынуждать волноваться твоего супруга? — добавила я, широко улыбаясь.

От этой улыбки у меня даже щеки разболелись — нельзя было выдать мое внутренне напряжение. Диль ни о чем не догадалась, что несколько успокоило меня.

А дальше пошло все так, как было в моем видении.

— Да иди ты уже обратно, я дальше и сама дойду, — заявила Диль.

Мне во что бы то ни стало нельзя было ее оставлять одну. А как на зло ее супруг нигде не караулил свою жену.

— Пока не доведу тебя в целостности и сохранности до спальни — не успокоюсь. И не спорь, я тоже могу быть упрямой.

— Заметно, — буркнула она. — И чего ты так привязалась. Хуже Вестейра. Я только схожу вниз за водичкой и вернусь. Что со мной случится?

— Давай схожу я. Или пошлю кого. — Я не отставала.

— Прилипала. Надеюсь муж тебя не успел обработать. — Она вздохнула. — Ладно, если ты не отступишься, то пойдем вместе. Что-то мне еще и кушать захотелось…

По лестнице Диль спускалась спокойно, даже беззаботно. И, разумеется, за перила не держалась. Я же следила за каждым ее шагом, дышала практически в спину. Мы прошли уже больше половины ступенек, как все и произошло…

Я сломала руку, но это было пустяком по сравнению с тем, что Диль совершенно не пострадала — она упала на меня. Как я так смогла извернуться и сама не помнила и не понимала.

На грохот сбежались все. Перепуганную Диль с меня поднял Вестейр. На руках он отнес жену в комнату на первом этаже, при этом не забыл распорядиться, чтобы меня отнесли в соседнюю комнату. Впрочем, я добралась и сама. Кроме руки больше ничего не пострадало — несильный ушиб ноги не в счет.

Целитель разобрался с переломом довольно быстро — ловко наложил фиксирующую повязку, предварительно обезволив и закрепив все это дело заклинанием, чтобы кости быстрее срастались. Для меня это было не в первый раз. Не забыл целитель и о успокоительном. Он сослался на то, что я испугалась за себя, Диль. Но никто не знал правды чем именно был вызван мой испуг…

И меня и Диль решили оставить на первом этаже — чтобы лишний раз не беспокоить. Тем более Диль слишком переволновалась, причем как сказала эдель Фордис — она переживала больше за меня, поэтому целитель дал ей безвредной сонной настойки. Мне от нее пришлось отказаться — она оказалась на основе велерены.

Когда вся шумиха утихла и все разошлись, в том числе и Данфер, приговаривавший, что меня уже нельзя оставлять без присмотра, ко мне заглянул Вестейр.

— Я теперь ваш должник. Все, что в моих силах — сделаю.

Он на миг закрыл глаза. Дрожали его ресницы, руки, губы. Но он быстро с собой справился.

— Безмерно вам благодарен.

Вестейр наклонился и поцеловал мои пальцы, выглядывающие из-под повязки. От неожиданности я даже ответить ничего не успела, а он ушел.

Я заплакала — от облегчения, переживаний. Впервые я сумела спасти близкого мне человека.

Не зря не отказалась, не зря.

На удивление, работа с Попечительским советом меня увлекла. Никогда бы не могла подумать, что ковыряние в бумажках, разбирательство с разными инстанциями, со счетами, инструкциями, сможет меня увлечь. Видимо сказывалось то, что я понимала для чего это. Было интересно разобраться, довести до нужного вида, сделать все так, чтобы детям в конечном итоге было хорошо.

Да, мне приходилось непросто еще и потому, что другие члены совета относились ко мне настороженно, некоторые пренебрежительно, не воспринимая меня всерьез. Я была слишком неопытна, но пыталась восполнить отсутствие некоторых знаний и навыков терпением, старанием, работоспособностью.

— Я смотрю ты втянулась, — заметил Джетмир, когда наведался в наш кабинет.

Здание, где будет располагаться школа, раньше было приютом. Построили новый, более удобный. А этот перестроили, кое-что переделали. И некоторые переделки еще продолжались.

В одной из многочисленных комнат и организовали кабинет для совета.

— Сама не ожидала. — Я потёрла усталые глаза.

— Как твоя рука?

— И об этом ты в курсе! Как видишь, уже без повязки хожу.

— Ладно, не буду тебя и дальше отвлекать.

И зачем, спрашивается, тогда заглядывал?

Я рассеянно смотрела, как закрывается дверь за ним. Дала себе пару минут на отдых, а потом вновь погрузилась в очередной отчет.

Пока я втягивалась в работу совета, разговор со Стейниром отошёл на второй план. Но и дальше его откладывать было уже нельзя.

Мы встретились в так полюбившейся мне чайной.

Первое, что спросил Стейнир было:

— Как ваша рука?

— Спасибо, хорошо.

И оба замолчали.

Я заметно нервничала и конезаводчик это заметил. Пока делали заказ, я собиралась с мыслями.

Наконец, не выдержал сам Стейнир.

— У вас что-то случилось?

— Нет! То есть да… Не совсем… — Я отпила принесенный чай и произнесла: — А расскажите о своей семье?

Стейнир, как мне показалось, несколько растерялся.

— Вам это действительно интересно?

— А разве может быть иначе.

Он кивнул. Растерянность сменилась каким-то ожесточённым выражением, что я почти пожалела о вопросе.

— Мой отец потомственный военный, маг, в войне с Вадомой практически не участвующий по причине ранения, полученного в первую же неделю боев. Обошлось, правда, без зогвура. Мать — представительница древнего дворянского рода. Как и положено — дар у неё был заблокирован, что, разумеется, не помешало родить весьма одаренного в магическом плане моего старшего брата. Он также пошёл по стопам отца — стал военным. Родители им очень гордились. Впрочем, родительской протекцией он никогда не пользовался и всего достиг сам. Достиг бы и большего, если бы не погиб…

Казалось, ещё чуть-чуть и ложечка в его руке переломится.

— А как же вы?.. — осторожно поинтересовалась я.

— В смысле? — Стейнир был удивлён.

— Вы ничего не сказали о том, как у вас все складывалось с родителями.

— Не очень-то и вежливый вопрос. — Он позволил себе скупую улыбку. — Но вам простительно. Неужели вы так и не поняли, что отношения с родителями у меня никак не складывались?

«— И вам спасибо, эдел Стейнир. — Он покачал головой. — эд Стейнир, — исправилась я.»

— Прошу прощения в таком случае. Раз затронула неприятную для вас тему.

— Вы имеете право знать, — веско заявил Стейнир. — Ну а я уже не в том возрасте, чтобы трепетно оберегать подростковые обиды.

— Из-за слабого дара?

— Ладно бы, если слабого — они бы ещё смирились. Просто не тот… Будто это был мой выбор. Впрочем, если бы я даже сам выбирал, не смог бы и лучше найти. Меня все устраивает: я занимаюсь любимым делом, оно приносит мне неплохой доход. Почти все, что нужно для счастья. К сожалению, родители были со мной не согласны. Я ушёл из семьи, отказался от рода… Спустя десять лет понимаю, что излишне погорячился. Но тогда… Я также переживал потерю брата, может быть даже больше, чем они. А родители… Они словно и меня похоронили. «Жаль, что ты не сможешь продолжить нашу династию.»

— Мне очень жаль. — Я даже решилась положить свою руку поверх его и слегка сжать.

— Сейчас я уже с ними даже общаюсь. Вот, с праздниками поздравлял. А было время, когда несколько лет подряд и словом не перекинулся.

Для меня, человека лишенного родителей столько лет, было слышать это несколько странно. Впрочем, это выбор каждого…

— У меня тоже все непросто с родителями. — Я посмотрела на наши переплетенные руки и нехотя освободила свою. — Дело в том, что…

Вокруг нас ходили люди, сидели за столиками, смеялись, грустили… А я решалась рассказать главную трагедию своей жизни.

— Наверно мне стоит потребовать с вас обещание, что вы не будете судить сгоряча, что вы не отвернетесь от меня после моего рассказа. Но не буду.

Стейнир не перебивал меня. Он слушал мое признание молча, все сильнее хмурясь и мрачнея.

— Дело в том, что отец у меня тоже военный. Вот только воевал он на стороне Вадомы. — Краем глаза я видела, как напрягся конезаводчик, но продолжала, стараясь не отвлекаться на него. — Вадома проиграла и я оказалась здесь в качестве заложницы. Семья наместника взяла меня к себе по договоренности. Как и я, еще около пары сотен детей были размещенных в разных семьях. Об этом долго не распространялись, но сейчас, когда эти дети уже выросли, особой тайны не делают. Я не знаю как сложилось у остальных все в жизни, кроме моего дринского соседа. Для него переезд в Адарию оказался счастливым. Он-то не пожелал. А я…

Слезы не текли, но горло словно в тисках зажали и слова вырывались с хрипом, еле слышно. Я знала, что тут, в людном месте я сдержусь, не разревусь и смогу высказаться, поэтому и выбрала его. Дам волю эмоциям лишь когда приду домой.

— Наместник принял меня в семью, дал все, что нужно, воспитывал наравне со своими детьми. У него были еще воспитанники — дети друзей, которые погибли на войне. Между нами не делались различия. За что я Ровенийским благодарна буду всю жизнь. Но все же… у меня есть семья. Для Адарии они преступники, для меня — родные люди, от которых я не могу отказаться.

Стейнир оперся локтями о стол, а подбородок положил на сжатые вместе ладони. Он не смотрел на меня — взгляд его был направлен на стол.

Я замолчала и ждала, что он ответит мне, но он молчал. Тишина между нами была столь тягостной, словно меня вбивают в пол, втаптывают в землю, закидывают булыжниками.

— Спасибо, что рассказали, — наконец произнес Стейенир. Я замерла, как мне казалось, на краю бездны, готовой меня уже поглотить. — Я не знаю, что на это ответить. — Он развел руками. — Дети не в ответе за поступки своих родителей, я все понимаю… Но отделить вас, от вашей семьи, от вашего отца, который убивал наших солдат, может быть убил моего брата… Не хочу даже предполагать такое… Я не могу вас отделить от этого… Пока что. Мне нужно время подумать.

Прощания не было — он расплатился по счету и ушел. Остывший чай я допивала в одиночестве.

Я запретила себе переживать, грустить. Огромное количество дел, друзья, с которыми нужно было срочно встретиться — мне было чем заняться, лишь бы не одолевали мысли о том, что Стейнир так и не объявился.

Весна пришла слишком быстро. Казалось, будто снег растаял вмиг, солнце светило нещадно, раздев всех до легких плащей, раскрасив улыбками.

Мастер ворвался к нам в дом темным вихрем. Он был во всем черном, только светло-серая рубашка оттеняла его глаза.

— Что случилось?

Он ничего не ответил и молча протянул мне конверт. Хороших новостей я уже, понятное дело, не ждала, но то, что я там прочла…

— Как это произошло?

Мастер прикрыл глаза и, не глядя, упал в кресло. Казалось, он не услышал мой вопрос. Но рассказ свой начал, правда, издалека.

— Хильна почему-то всегда считала, что с ней ничего не может случиться. Я просил ее обновить охранки в ее лавке, но она отмахнулась. Тогда я сам, втайне, сделал это. Она устроила мне безобразный скандал. Еще бы — посягаю на ее независимость. Глупости какие… — Он потер осунувшееся лицо. — Через неделю я все вернул, но тщательнее замаскировал — она ничего не сказала. То ли не заметила, то ли смирилась. Но вот носить охранные амулеты, сделанные мной, она все равно не стала… Думала и сама в случае чего справится. — Он зажмурился. Я будто даже слышала, как мастер скрипит зубами в тихой, яростной муке. — Не справилась. И что этим подонкам понадобилось в обычной лавке, где толком ничем и разжиться нельзя?.. Я найду их, уничтожу, сотру!

И почему история повторялась? Я вновь слушала страдания мужчины, потерявшего возлюбленную.

— Они подловили ее при входе. Во внутрь зайти же не смогли. Так и оставили Хильну на крыльце… Никто ничего не видел, не знает… Самое ужасное то, что ударили ее ножом с зогвуром. Если обычный маг после такого вполне может и оправиться, пусть даже и лишается дара, то для ведьм даже легкое ранение — смерть.

Слушая ужасающие подробности, я зябко куталась в шаль. А в окно все также ярко светило солнце…

— А как же Илва? С ней все в порядке?

— Да. Она у меня, пока не разберемся с завещанием. За ней есть кому присмотреть. А родственников у них нет…

В письме, которое сначала и показал мне Джемтир, говорилось, что в связи с кончиной Хильны меня ждут через неделю на оглашения завещания.

— Джет, а я здесь причем? Мы не были столько близки.

— Я не знаю. — Он покачал головой. — По какой-то же причине она упомянула тебя в своей последней воле. Когда только успела?.. Она ничего тебе не говорила? — Мастер встрепенулся и поддался чуть вперед, внимательно вглядываясь мне в глаза. — Ты же в последнее время часто к ней наведывалась.

И это он знает!

— Все было как всегда, ничего особенного. — Я пожала плечами. — Да и какая уже разница…

Я внимательно слушала мастера, узнавала подробности, но вот осознания того, что Хильны, которую я видела буквально пару дней назад — приезжала с очередным подарком для Илвы, уже нет, так и не пришло.

Какое-то время мы просидели в тишине — каждый со своими мыслями наедине.

— Астари, у тебя не найдется ничего выпить? — вдруг спросил Джетмир.

— Ты же знаешь, я у себя ничего такого не держу.

Он кивнул. Вот только казалось, что ответ он особо и не слышал.

— Ладно, я пойду.

— Погоди. — Я тоже поднялась. — Ты домой? — Он кивнул. — Тогда я с тобой к Илве.

Всю оставшуюся неделю я так и бегала от своего дома к Джетмиру. За Илвой присматривала все та же Элька. Но мастер решил их обеих переселить пока к себе — не хотел оставлять девочку в том доме. Самое интересное, что никому и в голову не приходило оспаривать его право распоряжаться этим. А Эльке наоборот было радостно перебраться в город. Родители ее были не против после того, как узнали о соответствующей оплате.

Похороны, понятное дело, организовывал тоже мастер. Я по возможности помогала ему, стараясь все же большую часть времени проводить с Илвой.

Девочка замкнулась, практически не разговаривала. И это было страшно. Говорят, время лечит. Но как можно излечить потерю матери?..

Я выскочила из дому и столкнулась со Стейниром.

— Добрый день. — Он подхватил меня под локоть. — Торопитесь? — Я кивнула. — Не уделите мне все же пару минут?

— Прошу прощения, но я уже опаздываю.

Я действительно практически опаздывала — сегодня оглашалось завещание Хильны.

И дело было даже не в обиде на него — сейчас мне точно было не до того.

— Я могу вас подвезти.

Бежать от него не стала.

— Я слышал о несчастье с вашей подругой. Соболезную.

Я лишь кивнула и не стала поправлять, что Хильна, по большому счету, так и не успела стать мне близкой подругой… Мои мысли плавно перетекли на то, как много смерти вокруг меня…

— Мне бы хотелось извиниться перед вами. Оправдания могут звучать глупо, но других у меня нет, — начал Стейнир. Я встрепенулась, вынырнув из своих размышлений. — Все как-то навалилось: ваше признания, проблемы в работе. — Я присмотрелась — он действительно выглядел неважно. Словно не высыпался и работал, работал… — И поэтому я бы хотел…

— Надеюсь, все уже в порядке с вашими делами? — перебила я.

— Что? Ах да, все уже хорошо, да и неважно. — Он на миг замолчал, прикрыл глаза и все же решился продолжить: — Я бы хотел предложить начать все сначала, будто и не стоит между нами война, которая хоть и была давно, но все же не отпускает ни вас, ни меня…

— И вы сможете сделать вид, что я не дочь врага?

— Во всяком случае я попробую.

У меня вырвался смешок.

— Вы же понимаете, что это не сфера, где стоит пробовать, предполагать. Я не переживу, если меня вновь предадут… — Последние слова я прошептала еле слышно дрогнувшим голосом. Не хотела говорить, но вырвалось.

— Я же не могу точно знать, как все сложится. Не предсказатель же..

О, тут ему вполне могла бы помочь моя матушка…

— Простите, вы правы, я понимаю.

— Ну хотите я поклянусь, что всегда буду судить о вас только по вашим поступкам, а не ваших родителей. — Стейнир наклонился ко мне и взял за руку. Я не возражала. Во всем.

— Я попробую поверить вам и без клятв.

Еще секунду назад я не собиралась произносить этих слов, но видя перед собой взгляд полный неприкрытого ожидания и надежды, мне ничего не оставалось как сказать это.

Тут же я оказалась в объятиях Стейнира. Поцелуй не был нежным, лишь самую малость. Он был напористым, страстным и обжигающим. На какое-то мгновение я потерялась в нем практически окончательно.

Благоразумие не покинуло только Стейнира. Он чуть отстранился и произнес, мягко улыбаясь:

— Ты, кажется, опаздывала.

Улыбка с моего лица слетела тут же.

В одной из многочисленных комнат в доме Джетмира, напоминавшей кабинет, но только чуть менее официальный, уже все были в сборе. Хозяин дома, две женщины средних лет и явно среднего достатка, привлекательный мужчина несколько щеголеватого вида, еще один мужчина, простоватый и словно потерянный и, судя по всему, душеприказчик — строгий, солидный и равнодушный. Видимо, представитель какой-нибудь юридической конторы.

— Раз уж мы все наконец-то собрались, то я могу приступать. — Душеприказчик бросил на меня взгляд, в котором с трудом, но можно было разглядеть раздражение.

Впрочем, все остальные собравшиеся не особо выказывали нетерпение, кроме одной из дам.

Я не особо вслушивалась в то, что зачитывал душеприказчик. Меня не оставляла мысль: что я здесь делаю? Зачем Хильна меня вписала в завещание. И вообще, как она успела это сделать. Вдруг стало страшно — может и мне тоже надо бы побеспокоиться об этом? Что будет с Данфером, если со мной что-то случиться? Неужто вернется к матери, так и забыв о мечте достигнуть чего-то на магическом поприще.

— Астари Эттов! — Видимо, меня окликали уже не в первый раз. Мужчина смотрел на меня с явным неодобрением, только что головой не качал. — Хильна Ларен, при условии, что вы будете согласны, завещала вам опеку над своей дочерью, Илвой.

Я растерялась. Хотелось сказать, что это какая-то ошибка. Да быть такого не может!

— Ваш ответ? — вновь обратился ко мне душеприказчик. Он представился еще в начале, но я, понятное дело, прослушала.

— Я согласна. — А что мне еще оставалось?

Впрочем, мне все дальше пояснили.

— При вашем отказе девочку пришлось бы передать в Геделримский приют. Впрочем, условия там вполне хорошие. Ну а опекунство, а не удочерение потому, что вы не замужем. У государства останется право в любой момент отобрать у вас Илву, если будет замечено, что воспитываете вы ее ненадлежащим образом, содержите ее у плохих условиях и так далее. Удочери вы ее, тут все было бы сложнее. Однако в вашу пользу уже то, что у вас есть один воспитанник и нареканий с ним не было.

Я слушала и кивала, стараясь не выдать своей паники. Данфер, этот маленький шантажист, по сути сыграл на моих чувствах, вынудив меня взять над ним опеку. А теперь Хильна, даже с того света, тоже самое проделывала со мной в отношении с Илвой. У меня просто не было выхода, я не могла отказаться, но и понимала, что не смогу — как я брошу девочку.

Когда все разошлись, мы остались с Джетмиром вдвоем.

— Я почему-то был уверен, что Илва останется со мной.

— Если ты думаешь, что я знала о намерениях Хильны, то ошибаешься.

Джет отмахнулся.

— Это в духе Хильны. Она ловко играла на чувствах других людей, использовала их. Ты вовремя ей подвернулась. — Я нахмурилась, что тут же заметил мастер. — Обижаться на нее уже смысла нет. — Он грустно улыбнулся. — Да и ради дочери она точно была готова на все. Видимо в ее окружении не оказалось никого более подходящего.

— Джет, я догадываюсь почему она решила на тебя Илву не оставлять. Понимаешь ли в чем дело, ты мужчина, и… — Он выразительно хмыкнул. — И девочке наверно было бы лучше с женщиной расти. К тому же рано или поздно наверняка женишься. Как думаешь, как твоя гипотетическая будущая жена отнеслась бы к тому, что ты воспитываешь дочь своей бывшей возлюбленной?

— Наверно ты права. Об этом я почему-то не подумал.

Захотелось фыркнуть: «Мужчины!».

В какой-то момент мастер успел принести бутылку с янтарной жидкостью и пару пузатых бокалов на низкой ножке.

— О нет, я не буду, — тут же возразила я.

— Поддержи меня, а?

— Символически.

Джетмир целенаправленно набирался. Я же цедила свой бокал. Правда, еще успела сходить посмотреть, как там Илва. Пока она никого к себе, кроме своей няньки, и не подпускала, несмотря на все мои попытки. Однако я все равно старалась держаться рядом, недалеко. Может что-то такое предчувствовала? А Илва прятала лицо у Эльки в юбке, стоило только к ней обратиться.

Когда я заглянула в комнату, в спешном порядке переоборудованную под детскую, меня там не заметили. Поэтому, стоя в дверях, я могла спокойно наблюдать, как девочка сидит и рисует. И этого ребенка мне предстоит воспитывать… Я понятия не имела, что с ней делать, как быть. Спасибо Хильна, удружила. И почему ты выбрала именно меня?

Внезапно Илва обернулась. Она своими дивными синими глазами посмотрела на меня. Тут же втянула голову в плечи, отложила свое занятие и поджала губы. Элька тоже меня заметила. Возникла неловкая пауза и тишина. Мне пришлось уйти, потому что как только я собралась пересечь порог, Илва сжалась и только что не зажмурилась. Я произнесла: «Не буду вам мешать» и вернулась к Джетмиру.

— Знаешь, а ведь я ее не любил, — вдруг сказал он.

С удивлением я обернулась к нему.

— Но я думала…

— Я и сам так думал одно время. Нет, я ее любил все же, как человека, не как женщину. Ну может и как женщину, только не так… Запутался, — пьяным голосом протянул он. — Я ею восхищался, любовался, восторгался, удивлялся, недоумевал, поражался… Могу перечислять долго. Она была необычная, притягательная, загадочная. С ней было непросто, а без нее… Без нее худо. Не могу, задыхаюсь. — Он рванул ворот рубашки — пуговица покатилась по полу.

А я вновь вспомнила прошлогоднюю сцену. Сейчас все было иначе, однако ж легче мне не было.

— Последний год у меня богат на потерю близких. К такому нельзя привыкнуть, относиться проще. И я… я не знаю что тут еще сказать можно.

Джет дотянулся до моей руки, прижал ее к своей чуть шершавой щеке и грустно улыбнулся.

— Да тут и нечего сказать. Просто посиди со мной немного, я надолго тебя не задержу.

Он обманул — мы просидели почти до полуночи. Мастер рассказывал более подробно как они познакомились, как общались, что между ними было. Это было не мое дело и я не была уверена, что некоторые моменты мне нужно было слышать, но я его не останавливала.

Даник не спал — ждал меня.

— Прости, что так задержалась.

Я потрепала его по волосам.

— Что-то еще случилось? — обеспокоенно поинтересовался Даник.

— В некотором роде. С завтрашнего дня с нами будет жить еще один человек. Девочка по имени Илва.

— Это дочка той ведьмы?

— А ей сколько?

— Ну слава Рауду, теперь не я буду самым младшим у нас.

А я радовалась тому, что мой подопечный так спокойно и радушно к этому отнесся.

С Илвой было сложно, тяжело. Как дикий зверек она всех сторонилась кроме Эльки, которую также пришлось перевезти к нам. С сохранением жалованья на том же уровне, разумеется.

Я не торопила девочку, давая ей время привыкнуть, обжиться в новой обстановке, с другим окружением. Банафрит со всей широтой своей немалой души тут же собралась и Илву накрыть своей заботой, но я все же ее остановила: «Не торопись».

Дочка ведьмы ни с кем не общалась, я вообще ее голос слышала крайне редко. Первое время она даже ела только в комнате, выделенной ей. Постепенно, спустя пару недель, она уже смогла спускаться к нам в столовую.

Я вспоминала себя. Да, мне тогда было чуть больше, чем Илве. Но я также долго привыкала к другой жизни. Вот только у меня была Рини…

У Илвы оказался Данфер.

Он не сразу, но сумел подобраться к девочке, чуть быстрее, чем кто бы то ни было, расположить ее к себе. Вывести хоть на какой-то контакт. Вызвать у нее другие эмоции, помимо испуга и замкнутости.

Сначала Илве было любопытно, что же там в домашних заданиях у Данфера. Она молча подходила к нему, заглядывала через плечо и просто наблюдала. Ничего не спрашивала. Потом она уже решилась и спросить. После — объяснить. Сразу после закрытия последнего учебника Илва убегала обратно к себе.

Я радовалась этим робким шагам и молила всех богов, чтобы это только продолжалось, укреплялось.

Мы сидели в столовой — Данфер только вернулся со школы. Я услышала тихие шаги по лестнице, но сделал вид, что не заметила. В проеме мелькнул темный локон и тут же скрылся. Тем временем подопечный продолжил рассказывать, как его успехи в школе. Я внимательно слушала, задавала вопросы и просто наслаждалась его обществом. Илва уже выглядывала из-за косяка, почти не скрываясь.

Наконец ее заметил и Данфер.

— Что-то случилось?

Она кивнула.

Даник не поднялся, не продолжил расспросы — просто ждал, когда же она продолжит. Илва перевела испуганный взгляд на меня, потом уже жалобный на Данфера… Он не проникся. Девочка упрямо сжала губы и вошла в столовую. Каждый шаг она дела уверенно и лишь сжатая в кулачках юбка выдавала все то напряжение, что ее сковывало.

— Ты обещал мне рассказать, как придешь.

— Раз обещал, то сделаю, — спокойно ответил Даник. — Сейчас только доем. А пока ты можешь и со мной посидеть, покушать. Ты же еще не ела?

Илва молчала. Данфер ждал, что же она скажет. А я замерла, боясь даже пошевелиться, громко вздохнуть.

— Я уже кушала. Но посижу с тобой.

На меня она принципиально не обращала внимание.

И тем не менее я придвинула к ней вазу с фруктами. Не глядя, Илва взяла яблоко.

Данфер обстоятельно и неторопливо продолжал есть.

— О чем сегодня будет? — спросила девочка.

— О драконах.

Даник не читал ей сказки — придумывал сам. Впору было записывать эти истории, чтобы оставить потомкам. Я поражалась богатству фантазии своего подопечного. Он замысловато переплетал различные мотивы: истории, прочитанные им самим, рассказанные мной, в том числе и те, которые я помнила еще со своего зеденивского детства. Неудивительно, что Илва слушала его чуть ли не с открытым ртом, жадно ловя каждое слово. И после засыпала расспросами. За их такими посиделками я наблюдала украдкой…

Наконец, Данфер доел. Он покровительственно кивнул Илве и пошел наверх в свою комнату. Девочка потрусила за ним.

Я же осталась одна, чуть ли не плача от счастья — Илва хотя бы не убежала при виде меня.

Мне было страшно — узнай соответствующие органы об этом обстоятельстве, то девочку у меня заберут. Поэтому я радовалась каждому хоть самому крошечному шажку на сближение.

Постепенно, день за днем ситуация менялась.

Илва, даже имя которой звучало твердо, рубленно-коротко, и в то же время словно ручей журчал, встретившись с порогом, оттаивала. Она все чаще присоединялась к нам за столом, оставалась и после обеда — все также ни с кем не разговаривала, но и не убегала. А мы — я, Данфер, Банафрит, довольно часто заглядывающая к нам Элодия, иногда с младшей внучкой, обычно располагались в гостиной и болтали, играли в бейн или что-то другое. Илва садилась где-нибудь в углу, брала рисовальные принадлежности и тихонько занималась своими делами. Ни во что не вмешивалась, лишь изредка бросала на нас задумчивые, слишком серьезные взгляды.

Данфер с собой Илву не звал — знал, что откажется. Хотя время от времени обязательно во время таких посиделок подходил к ней, пытался разговорить, но та его не то, чтобы игнорировала, но такие сцены всегда заканчивались одинаково — Дафнер пожимал плечами и возвращался к другим.

Вслед за ним к Илве шла Клэрия — наша маленькая соседка, которая уже сейчас активно демонстрировала яркие черты своей бабули. Но даже ей не удавалось разговорить Илву и попробовать ее упросить примкнуть к нашему собранию.

Когда к нам в гости приходил кто-то еще, например, Джемтир, или Ленсвены, Илва вообще старалась не выходить из своей комнаты. И если последние относились довольно спокойно, то мастера это задевало. Он заваливал Илву подарками: игрушки, одежда и многое другое, что должно было приятным для обычной девочки. Но только не для нее.

Джетмир злился, раздражался. Требовал от меня сделать хоть что-то… Принимал доводы, что времени прошло еще слишком мало. Может быть не один месяц пройдет, прежде, чем Илва хоть немного оживет. Но в следующий раз все повторялось, в том числе и его недовольство.

Для меня даже предстоящий приезд родителей отошел на второй план. Они приедут к концу лета, а у меня тут, здесь и сейчас в разгар весны несчастная подопечная… Хотя это может быть мне так казалось, а Илву ее образ жизни и замкнутость устраивали. Впрочем, а что я хочу от шестилетней девочки? Она живет так, как ей комфортно. Комфортно в своей «норке», куда она никого почти не пускает, изредка выбираясь оттуда.

Переломом наверно можно было считать мой день рождения.

У нас собралось не так много гостей, но все люди были мне близки и важны. Стейнир тоже пришел.

Со Стейниром мы виделись крайне редко, к нашему общему неудовольствию. Сказывался недостаток свободного времени — на обоих навалились дела, заботы, которые требовали всего внимания. Оттого наши встречи были столь долгожданными, трепетными, наполненными всеми теми чувствами, что скапливались и требовали выхода. Нет, ничего неприличного не было. Просто хотелось лишний раз прикоснуться, украдкой сорвать поцелуй, обнять. Сжать руку, ощутить ответ, отклик, теплоту, поддержку.

Но самыми любимыми были встречи, когда я приезжала сначала к полковнику, а затем, верхом, отправлялась во владения конезаводчика. Когда сама, когда вместе с Даником.

Миг свободы, чистого блаженства, незамутненный насущными делами, проблемами, навязчивыми мыслями… Только простор, ветер, сильное животное подо мной, уносящее в даль, от всего. И смех со стороны, крик восторга.

Все то время, пока гости были у нас, Илва не выходила. Она была наряжена в праздничное платье, но показывать его гостям не собиралась.

В какой-то момент я потеряла из вида Стейнира. Гости уже начали расходиться, а его все не было. Нашелся конезаводчик в детской.

Я так и застыла в дверях.

Все были на полу. Данфер лежал на животе, подпирал руками подбородок и задорно болтал ногами. Стейнир сидел и держал в руках какие-то листы. Илва, сидевшая рядом, с любопытством заглядывала в них. Она перевела взгляд с листов на мужчину… И я впервые увидела, как она общается с кем-то, кроме Эльки и Данфера.

Выдал меня удивленный вздох.

Все трое посмотрели на меня, как на нарушительницу их сплоченной группки.

— Все уже разошлись… — растерянно произнесла я.

Стейнир кивнул и продолжил что-то негромко рассказывать Илве.

От затопившего и растопившего меня счастья я готова была стечь прямо по косяку двери, на который опиралась. Не знаю как долго я стояла с рассеянной улыбкой и наблюдала за ними. Я даже не слышала о чем они переговаривались.

Позже, когда я спросила сначала у Данфера, он ответил: «Секрет». Тоже самое после ответил и Стейнир.

Перед сном я тогда долго крутилась у зеркала. Подарков было много, но тот, что подарил Стейнир… Серьги с желтыми топазами до невозможности похожие на те, что когда-то дарила мне эдель Фордис. Как только я их увидела, то даже не знала, что произнести.

Тихонько, чтобы никто из гостей не услышал, Стейнир спросил:

— Неужели не понравились?

— Что вы! Очень понравились! Просто я растерялась от такой красоты.

Чудилась какая-то мистика даже.

Впрочем, серьги тут же стали моими самыми любимыми.

Утром мы с Данфером намеревались отправиться на верховую прогулку. Спустился Данфер не один — его за руку крепко держала Илва. Она была уже одета и полностью собрана.

Я не подала виду, что удивлена.

— Маленькая эдель, вы едите со мной. — Она кивнула, никак не выказывая своих эмоций. — Прости Данфер, но сам понимаешь.

Илва явно не боялась ехать со мной. Наоборот, она с удовольствием оглядывалась по сторонам. А иногда жмурилась и будто также с наслаждением вдыхала воздух, отчетливо пахнущий свободой и еле уловимыми нотками весны.

Когда к нам присоединился Стейнир, Илва спокойно перешла к нему.

— Я к нему, можно? — она даже спросила меня.

Разве я могла отказать?

Не знаю чем, но он покорил ее. К каждому слову Стейнира Илва прислушивалась. На его улыбку чуть растягивала свои губы в ответной. Робкой, неуверенной, но такой, что я сама была готова улыбаться без остановки.

В какие-то моменты я ловила себя на том, что начинаю ощущать нас как семью. Чувство было таким острым, таким радостным, что я боялась — выдам себя. Впрочем, как и вчера, на меня мало обращали внимание. Троице и без того было хорошо. Я была скорее сторонним наблюдателем, чем участником. И ущербной или ущемленной себя совершенно не ощущала.

Данфер чуть отстал от своих товарищей и ждал меня.

— Она зажглась. — Он кивнул в стороны Илвы.

— Он и без того горит теперь ярко. В особенности рядом с тобой. — Мне был послан проказливый взгляд.

Все налаживалось, не сразу, как с Илвой, но причин для расстройств было все меньше. И все же меня не оставляло ощущение, что вот-вот случиться что-то плохое, что все разрушит, переиначит, выкинет с удачной дороги, направит в сторону невзгод.

Наверно, я просто разучилась принимать не только тяготы, но и обычную, спокойную жизнь, наполненную приятными моментами.

Видимо поэтому, когда в мое окно раздался стук — будто кто-то кидает мелкие камешки в стекло, я испугалась.

Под окном стоял до невозможности довольный Стейнир.

— Выходи, — не очень громко произнес он.

— Ты испугал меня. Что-то случилось?

— Выходи. — Он настаивал.

Я спешно оделась и спустилась вниз.

Как только завернула за угол дома, Стейнир тут же подхватил меня и закружил.

— Ты чего? — Я не выдержала и рассмеялась.

— У меня все получилось! — воскликнул он.

Наконец Стейнир поставил меня на землю, крепко поцеловал и пояснил все.

— Я заключил договор с гильдией перевозчиков Теуты. Треть табуна! И это помимо того, что в Ерте нашлось два покупателя на шенсеров. Там, конечно, все сложнее. Но, думаю, все пройдет успешно.

— Поздравляю, — заявила ему официальным тоном. Стейнир важно кивнул, подал мне руку, которую пожал, и тут за нее потянул, прижал меня к себе.

— Давай праздновать.

Он достал из сумки бутылку, вероятно, с вином.

— Давай. Но может без этого? — Я кивнула на бутылку.

— Как хочешь. — Он пожал плечами. А после с нежной улыбкой чуть коснулся моих волос, который были подвязаны его подарком. — Носишь…

Банафрит и Лойрен на ночь уходили к себе. А вот Элька оставалась у нас. И поэтому мы со Стейниром крались как два злоумышленника на кухню. Не то, чтобы я боялась, что нас застукают, но хоть видимость приличий можно было создать?

Праздновали мы обычным чаем и черничным пирогом. Смеялись, болтали — Стейнир делился подробностями сделки. Он заразил меня своим энтузиазмом, поэтому я забрасывала его вопросами — детские воспоминания о деятельности деда пригодились.

В какой-то момент чашки, тарелки оказались отодвинуты, стулья же наоборот, придвинуты.

Мы целовались. Упоенно, опьяняюще. Я потерялась в этих ощущениях, забылась. И не я одна.

Шаги на лестнице я услышала, словно через вату, так приглушенно они прозвучали.

Мы отпрянули друг от друга, насколько позволяла наше положение. На кухню заглянул сонный Данфер.

Он удивленно моргнул и, еле скрывая зевок, спросил:

— Чай пьете?

— Угу, — растерянно ответила я.

— А я, вот, водички захотел. — Он потянулся к графину.

Смущены были все трое.

Когда, наконец, мой подопечный вышел, мы со Стейниром тихо рассмеялись.

— Прости, я увлекся. — Он погладил меня по щеке. — Поздно уже. Я, пожалуй, пойду.

И хоть мне совсем не хотелось его отпускать, но пришлось согласиться. Пока хоть капля благоразумия осталась.

Стейнир стал появляться у нас непозволительно часто — к моей радости, радости Данфера и, конечно, Илвы. Хотя Банафрит и ворчала, что негоже молодому мужчине в дом к девушке вот так наведываться, и все же мне иногда слышалось, будто бы она бормочет: «Ну когда же?».

Зато я наконец-то узнала, о чем же эта троица болтает. Стейнир рассказывал им, каким образом он «общается» с животными.

После этих разговоров Илва тоже загорелась идеей научиться ездить верхом. Разумеется, обучал ее Стейнир.

Впрочем, девочка и ко мне потеплела. Стала чаще ко мне обращаться, иногда даже подходила и наблюдала, как я вожусь с бисером. А потом начались робкие попытки приобщиться к бисероплетению. Только Илве больше нравилось делать всякие браслетики-подвески. Ну а мне хоть и не было особой надобности в этом занятии, я его не оставила — оно расслабляло, успокаивало.

— Можно мы пойдем на кладбище? — робко поинтересовалась Илва.

— Ну конечно. — Я погладила ее по щеке и она не отстранилась.

Девочка впервые выразила желание наведаться на могилу матери. До этого я у нее не спрашивала — не знала, как прореагирует. А тут она сама…

Конечно же, сопровождал нас Данфер. Он держал ее за руку, которую Илва не отпускала ни на миг.

У могилы она стояла и молчала. Широко распахнутыми глазами Илва смотрела на надгробие. Только губы ее подрагивали. А после она резко обернулась и уткнулась лицом мне в юбку. Плечики ее сотрясали рыдания.

Впервые после похорон я увидела ее плачущей.

Я гладила ее по голове, а Данфер все также сжимал руку.

— Ей там хорошо? — Она подняла на меня красные, зареванные глаза.

— Разумеется. Ведь она была хорошим человеком. Как иначе? А если ты будешь вспоминать о ней только хорошее, то будет еще лучше.

В храм Оттара мы отправились сразу после кладбища.

Несмотря на не самую лучшую погоду, уже привычную верховую прогулку мы не отложили.

Данфер держался в седле уже настолько уверенно, что можно было ему доверить и Илву. И пока они носились, распугивая притаившихся в траве птиц и другую живность, мы со Стейниром спешились и стали прохаживаться вдоль яблоневой рощи. Деревья только-только расцвели, а не по-весеннему холодный ветер принялся тут же срывать лепестки и разносить по всей округе, будто розовый снег пошел…

— Тебе тяжело с Илвой. — Стейнир не спрашивал.

— Уже легче.

Он не смотрел на меня. А я спокойно могла рассматривал его четкий профиль — прямой нос, твердый подбородок, высокий лоб, чуть прищуренные глаза.

Стейнир повернулся, перехватил мой взгляд, улыбнулся, приподняв уголок рта — этакая мягкая усмешка, и произнес:

— Может вместе попробуем?

Он нервным жестом провел рукой по волосам.

— Ты выйдешь за меня?

Хоть я и ожидала, что рано или поздно к этому все подойдет, но именно в это мгновение я была удивлена и растеряна.

— В этом случае наверно надо в чем-то клясться, заверять, обещать. Я не знаю. В первый раз все-таки. — Стейнир развел руками.

— Ты хочешь семьи со мной? — Зачем-то на всякий случай уточнила я. Он кивнул. — Только не забывай, что я не одна.

— Никаких проблем. Чем больше семья, тем лучше. — Стейнир несмело улыбнулся.

— Что это значит?

— А что это может значить? — лукаво заметила я.

Стейнир, совсем не стесняясь, придвинулся ближе и поцеловал меня.

Со стороны раздался возглас Данфера:

— Ну наконец-то!

Он разглядывал нас со счастливой улыбкой. Правда, глаза Илве, которая хихикала, прикрыл ладошкой.

Я рассказала родителям. И привычно недоумевала, получив ответ.

«Будем тебе очень признательны, если ты не выскочишь замуж до того, как мы приедем. В этот раз хотим лично познакомиться с твоим избранником заранее.»

— Ты будешь рассказывать своим родителям? — спросила я у теперь уже своего жениха.

— Наверно надо. — Он подошел ближе и обнял меня, развернув к себе спиной. Подбородком Стейнир уперся мне в плечо.

Мы стояли у окна в столовой. Гости разошлись, дети отправлены спать и мы остались одни.

Праздничный ужин в честь помолвки собрал у нас всех самых близких.

— Но ты не хочешь? — Я обернулась к нему.

— Можно я познакомлю вас после свадьбы? — голос его прозвучал почти жалобно.

— Но ведь мы еще даже не определились с датой.

— Хоть завтра, — с энтузиазмом сказал он.

— А я вот хочу тебя познакомить со своими родителями до свадьбы.

Стейнир нервно дернул плечом.

— Ты уверена, что это хорошая идея?

— У тебя больше поводов их недолюбливать. Но они все равно мои родители. — Я чуть было не сказала, что однажды уже обошлась без их присутствия и чем все это закончилось, но вовремя прикусила язык. — Два месяца, разве это много?

— Бесконечно долго. — Он горестно вздохнул и потерся носом о мою шею. — Но если для тебя это так важно…

Я развернулась, чтобы обнять его и жарко прошептать на ухо:

— Спасибо, спасибо, спасибо!

Слегка колючую щеку покрывали мои поцелуи.

— Однако с моими родителями будет так, как я уже сказал.

Я застыла. Пришлось прочистить горло и ответить:

— Если для тебя важно поступить именно так…

Я никогда не говорила ему о своих чувствах. Стейнир воспринимал это спокойно, считая, что удел мужчин об этом говорить. А еще лучше — доказывать. При этом никаких сомнений не выказывал.

— Когда ты поняла, что любишь меня? — тихонько спросил он.

Я вновь обернулась, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Не знаю. Не могу выделить какой-то конкретный момент. — Я пожала плечами. — Но еще в самую первую встречу, когда только тебя увидела, ощутила что-то такое… может тогда уже пришло осознание, что это не случайность.

— И все же, — настаивал жених.

— Наверно когда ты ел мои пирожки на ярмарке. — Стейнир хмыкнул. — Меня посетило стойкое женское понимание: я готова печь тебе пирожки всю жизнь. Правда, потом испортил все твой спор с Астелом.

— А он-то тут причем? — недовольно поинтересовался Стейнир. Я пальцем расправила складочку у него между бровей.

— Тогда мне показалось, что ваше противостояние — противостояние конкурентов, конезаводчиков. А я лишь повод.

Стейнир замялся.

— В том числе. Поэтому Джет все правильно сделал, что влез. За что я ему благодарен.

— Так вот зачем…

Я отошла от него. Это все уже в прошлом, но стало обидно, неприятно.

На мою попытку еще отодвинуться, Стейнир никак не прореагировал. Никакого недовольства — только прижал меня крепче к себе. И принялся шептать на ухо:

— А я влюбился, как тебя разглядел. В то, что вы с Данфером родственники, я не поверил. Но то, как ты его оберегала, как держалась в тяжелой ситуации, меня покорило. И я потом долго вспоминал, а после наша случайная встреча, а ты меня оттолкнула… Наверно взыграло уязвленное мужское самолюбие. Хотелось во что бы то ни стало добиться тебя. И тут Джет рассказал о своей негаданной ученице. Вот только подробностей я из него не вытянул. Он даже потешался надо мной. Правильно сделал, не говоря уже о произошедшем на ярмарке. Чувство росло, крепло. Я даже не знаю почему — ведь виделись мы редко, и ты неохотно со мной общалась. Наверно это и есть любовь, когда не знаешь, за что именно любишь, почему. Ведь если знаешь за что, то все волшебство, все таинство любви пропадает.

Если я и обижалась на него еще пару минут назад, то теперь прикрыла глаза и расслабилась, слушая его вкрадчивый шепот. И грелась — объятиями, словами…

— Ты не пришел на ужин, — сурово обратилась я к Джетмиру.

— Прости, слишком много работы. Сама понимаешь. — Он извиняюще улыбнулся.

Работы действительно было очень много — до открытия школы оставалось три с половиной месяца.

— Понимаю. Просто у Стейнира не так много близких друзей.

— Уже защищаешь его. Похвально. Ладно, давай уже, что ты там принесла.

Пришлось протянуть ему бумаги, касающиеся мебели для классных комнат: парт, скамеек, шкафов. Хотя на самом деле это был всего лишь повод, чтобы поговорить с ним — в последнее время выловить его было не так-то просто.

— Тебя что-то не устраивает?

Я начала перечислять. Все это вылилось в спор.

Приглядевшись к мастеру, я заметила, что выглядел он неважно: темные круги под глазами, и без того выступающие скулы еще более резко обозначились, губы были потрескавшимися.

В разгар очередной тирады, я его перебила:

— Джет, у тебя все в порядке?

Он замолчал и удивленно моргнул.

— Не понял суть вопроса.

— Ты нормально себя чувствуешь, у тебя нет каких-то проблем? С тобой явно что-то происходит.

— Ну не всем же светиться от счастья, — едко заметил он.

— Я беспокоюсь о тебе.

— Не стоит. Даже если у меня и есть какие-то проблемы, то это уж точно не твое дело.

Словно пощечину отвесил.

— Прости, не буду больше беспокоить. Я просто думала, что мы тоже… друзья. Ну или хотя бы приятели.

— Ты меня прости, — мягко произнес мастер. — Навалилось все как-то. Уже и сам не рад, что ввязался в эту затею. Не бросать же.

— Не похоже на тебя, чтоб ты так просто отступился. Может быть тебе стоит взять хотя бы недельный перерыв?

— Вот тебя забыл спросить, — уже беззлобно отозвался Джет. — Как разберусь, тогда и отдохну.

Когда я собралась уже уходить, он спросил:

— Дату свадьбы хоть назначили?

— Пока нет. Но тебя-то мы обязательно оповестим.

— Надеюсь.

— А нельзя как-то отложить, перенести эту поездку?

— Нет, ехать мне нужно именно сейчас. Но в чем дело, Астари?

Стейнир глядел на меня обеспокоенно, но я не знала, что ему ответить.

— Мне как-то не по себе. — И я призналась честно: — Какое-то нехорошее предчувствие.

— Вздор. — Он уверенно отмел мои переживания.

— Стейнир, ну, пожалуйста,! Зачем именно сейчас ехать? Что там такого, что ты не можешь решить позже?

— Они согласились на переговоры именно сейчас, я не могу упустить таких клиентов.

— А помощники твои не справятся?

— Не в этом деле. Астари, что за глупые женские капризы? Чем быстрее я уеду, тем раньше вернусь.

Я и сама понимала, что веду себя, мягко говоря, не умно, но ничего поделать не могла. Какое-то упорное ощущение, что что-то случится, что Стейниру нельзя ехать. И что он мне врет. Последнее было прискорбнее всего.

— Это не капризы, просто…

— Ну что просто? Что? Что тебе придумалось? Астари, я тебя не узнаю.

— А я тебя, — зло ответила я. — Ты же мне врешь! Расскажи мне правду, пожалуйста. Что бы это ни было, я пойму, не оттолкну тебя.

— Прости, не могу. Это то дело, которое я не могу отложить на потом. Боюсь, после мне будет не до того, и буду сам на себя злиться, и, не приведи Рауд, на тебя.

— Тейн. — Я приблизилась к нему, взяла лицо в ладони, пристально всматриваясь в потемневшие глаза. — Ты понимаешь, что это не дело? Да, мы можем что-то друг другу не договаривать — право на личное пространство отбирать нельзя. Но сейчас ты не прав.

Вместо ответа он меня поцеловал. А я ответила со всем пылом, пытаясь в поцелуе передать все то, что чувствую, ощущаю. Что мне страшно, что мне хочется с ним быть, не отпускать. Что хочу доверять, но не получается. Что хочу откровенности.

Дома никого не было: дети ушли к Элодии, Банафрит отпросилась, а Эльку с Лойрен я сама отпустила.

Никто нас не прерывал и поцелуй вот-вот грозился перерасти в нечто большее. Его руки под моей юбкой. Мои — в распахнутом вороте его рубашки. И прерывистое дыхание, смешанное со страстью и отчаянием.

Разбитая вазы, снесенная чьей-то рукой, оборвала это безумие.

— Так нельзя, — задыхаясь, прошептал Стейнир.

Наши лица напротив друг друга, соприкасающиеся лбами, были раскрасневшимися.

— Ты прав. Уходи.

Я отпрянула и принялась поправлять одежду.

— Я приеду и мы все решим, поговорим спокойно.

— Ну конечно, — хмыкнула я.

— Я обещал, что не отступлюсь.

Мой отец убил брата Стейнира.

Это первое, что сообщил Стейнир, как вернулся. Его не было три недели. Все это время я готовилась к приезду родителей.

И вот теперь эта новость.

— Как это произошло? — я хрипло спросила у него.

— Брат попал в плен. А потом войска Вадомы отступали. Не брать же пленных с собой? Вот твой отец и отдал команду.

Голос его звучал горько, обвинительно и грубо. Он обещал не вешать на меня грехи отца, но у меня начали возникать сомнения…

— Но ведь это же война…

— Зачем брать тогда пленных? Проще было бы сразу их убить, — отчеканил он.

— Ты из-за этого уезжал? Разузнавал?

Он посмотрел на меня. В его глазах плескалась ненависть, отчаяние и мрачная решительность.

— Я давно знал, кто убил Адельна, но я не знал, что именно он твой отец. Ты ведь так не назвала свою настоящую фамилию.

— Я думала, что говорила тебе, — рассеянно пробормотала я. — Эттов — это название рода матери. Она ведь из Зеденива.

— Что ж теперь поделаешь? А узнал я после того, как вызвал генерала Шевала на дуэль. — Тейн невесело усмехнулся.

— Что? — вскинулась я.

— Тише, — осадил меня Стейнир, но я вырвала свою руку. — Если бы я знал, кто он тебе, то точно бы не вызывал его. Мы разошлись миром с ним, а вот твоя мать…

— Только не говори, что она узнала, — простонала я.

Он просто кивнул.

Я прикрыла лицо руками. Мать точно не простит, она злопамятная.

— Что же теперь делать? — В голосе моей даже надежды не было. А потом я встрепенулась: — Так вот что ты собирался решить до свадьбы — убить моего отца!

— Отомстить убийце своего брата, — отчеканил он. — Я бы не смог жить, зная, что даже не попробовал. Я его искал все это время, но он хорошо прятался. Теперь-то я понимаю в чем причина. А тут наконец-то объявился…

Я видела, чего стоило Стейниру это признание. И видела, что он мечется. Впрочем, за то, что все же рассказал как есть, я ему была благодарна.

— Ну почему все так… — с мукой выдохнула я.

— Теперь я в растерянности…

— Отступишься? — И я не имела в виду месть.

Долго с ответом Стейнир не тянул.

— Вот этого не будет, — твердо произнес он. — Скорее я опасаюсь того, что как только они приедут, ты уйдешь…

— Знаешь, тяжело как-то свыкнуться, что жених собирался убить моего отца, — ядовито отозвалась я.

— Мне ничуть не легче. Какое-то время я вообще только и жил мыслями о мести. Но кто я и кто главный военачальник Вадомы? Честно говоря, я вообще не верил, что мне удастся к нему подобраться. Но ведь месть, как говорят, надо подавать холодной. Я ее охлаждал больше десяти лет. И вот… — он развел руками.

— Будь на месте твоего объекта мести кто-то другой, я бы тебя пожалела. А так… Я не знаю что мне делать!

Мой голос сорвался на крик.

— Поклянись, что и ты не отступишься! Поклянись!

Стейнир приблизился ко мне, схватил за предплечья и слегка встряхнул.

— Тейн, ты делаешь мне больно.

Он отпустил.

— Я не буду клясться, я могу лишь пообещать, что не буду решать сгоряча или позволять родителям решать за меня.

— Хотя бы так. — Он слабо улыбнулся. — Я столько лет думал об этой мести. Столько лет лелеял надежду, что мне удастся подобраться к Шевалу. И вот, я у цели. Сам не верю, что отступил.

Я уже не сдерживала слезы.

— Тейн, если бы только можно было все исправить…

— А ведь если бы все так не сложилось, мы бы не встретились, — вдруг заметил.

— Но не такой же ценой.

— Увы, не нам выбирать за что и как приходится расплачиваться в собственной судьбе…

Вот она насмешка Урды — Стейнир увидел моих родителей раньше, чем я сама. Несмотря на вроде как поимку мятежников, в Дрину меня так и не отпустили. Решили, что так тяжелее будет обеспечить мою безопасность. И вот я ждала, когда родители сами приедут…

Я встречала их у портала в Саганионе. Было жарко, но меня потряхивало, словно от холода.

На этот момент я забыла обо всем — о всех наших разногласиях, о том, что между нами теперь эта несостоявшаяся дуэль.

Первым вышел отец, за ним мать и Теор.

Я сорвалась к ним.

Все плакали, навзрыд, обнимались. Руки отца держали меня крепко, а иначе бы я точно упала.

Не могла их не трогать, щупать. Вот они, здесь!

Сквозь слезы разглядеть было тяжело, но я увидела, что отец практически полностью седой. Значительно худее, чем я его помнила. Лицо все в морщинах. Он отпустил бородку с усами, которые также добавляли ему возраста.

Мама выглядела лучше, чем отец. В моих воспоминаниях она была такой высокой, что мне приходилось сильно задирать голову, чтобы всмотреться ей в лицо. Оказалось, она даже ниже меня. Но все также рядом с ней я чувствовала себя маленькой. И почему-то заранее провинившейся.

Брат… В какой-то миг я просто прижалась губами к его лбу и замерла. Я сразу узнала этот запах — от него пахло моим детством.

Теор был слишком высок для своего возраста, бледен и действительно он очень походил на Данфера.

Наш дом не был предназначен для такого большого количества жителей, поэтому пришлось потесниться. Родителям спальню-то выделили, а вот Теора пришлось поселить с Данфером. Вроде бы тот не возражал.

Первый большой семейный ужин прошел сумбурно. Не хватало взглядов, не хватало слов. Я болтала без умолку, говорила обо все и ни о чем. Жадно разглядывала родных. Расспрашивала, сама же перебивала. И смеялась.

Родители снисходительно относились к такому моему поведению. Иногда мне казалось, что они уверены — я все та же десятилетняя девочка. Будто время для них застыло.

Брат с любопытством разглядывал всех и все. Он изредка задавал мне робкие вопросы.

Данфер и Илва сидели рядом со мной и помалкивали. Подопечный также внимательно разглядывал мою семью и явно уже что-то понял для себя. Девочка же неосознанно прижималась ко мне ближе и рассматривала их с некоторым опасением.

Я засыпала, а мама, прямо как в детстве, гладила меня по волосам и что-то рассказывала. Я даже не вслушивалась. Просто впитывала в себя ее голос, интонации, ее присутствие.

Откладывать разговор надолго смысла не было, поэтому на следующий день к нам пришел Стейнир.

— Что это человек делает здесь?

— Это человек, мама, мой жених.

— Думаю, цветы вас не порадуют, — усмехнулся Стейнир.

Я спешно позвала Лойрен, чтобы унесла цветы, пока мама и Стейнир не успели сказать друг другу еще грубостей. Ну и чтобы цветы в ход не пошли.

— Я не дам согласия на ваш брак, — строго произнесла мама.

— Мама, я уже и сама могу принимать такие решения.

— Уже один раз приняла.

— Что мама? Ты думаешь по большой любви замуж собиралась?

Отец помалкивал. Казалось, он вообще мыслями не здесь.

Я бросила взгляд на Стейнира и тут же отвернулась.

— Еще скажи, что меня приворожили!

Мать не ответила, а я почувствовала, что задыхаюсь.

— Сама знаешь, что у тебя есть одна особенность — при слишком большом эмоциональном потрясении ты сбрасываешь с себя любые воздействия. Будь-то блокировки, или вот привороты.

— Нет, они не могли со мной так поступить… — выдохнула я.

— Сомневаешься? — вдруг подал голос отец. — Скорее всего эдель Фордис не знала. А вот наместник…

— Может быть мы будем обсуждать это без присутствия посторонних? — вновь вмешалась мама.

— Стейнир не посторонний.

— А может и к лучшему. Сам решит сбежать от нашей семейки после всех подробностей…

— Эрнелд! — воскликнула мама.

— Так что там с приворотом? — повернулась я к ней.

— Какие-то чувства к младшему Ровенийскому ты все равно испытывала, иначе бы приворот не закрепился, но его сбросило с тебя воздействие. Поэтому ты и не поддалась на уговоры все равно вступить с ним в брак. Но даже твое несогласие тебя не спасло, если бы… Я выкупила тебя.

У меня голова шла кругом от всех этих новостей.

— Как? — выдавила я.

— Рассказала про свои способности. У меня дар не слишком сильный, и будущее я предсказываю довольно расплывчато, но Адарии оказалось этого достаточно. Не бойся, о тебе они не узнали — наместник же столько лет за тобой наблюдал.

— Просто, дочь, мне нечего было им предложить, — произнес отец. — Я хотел тебя выкрасть, организовать побег, но они как-то узнали.

— То есть и ты мне выбора не оставлял. Поэтому было неважно согласилась я или нет?

Он кивнул.

Удавка на шее стала сильнее. Ослабла лишь когда Стейнир дотянулся до моей руки. Маме этот жест не понравился — она нахмурилась.

— А как же загадочные сокровища, похищенные бывшим правителем Вадомы? Ты про них ничего не знал?

— Вздор! — вместо отца ответила мама. — Придумали сказку, сами поверили и других убедили.

— Ну что ж, спасибо, что открылись мне. Только я не пойму, как это относится к нынешней ситуации?

— Как же мне не хотелось, чтобы моя дочь выросла такой глупой! — воскликнула мать. — Ты слепая? Он же использовал тебя, чтобы подобраться к отцу!

Я неосознанно выдернула руку и покосилась на Стейнира.

— Этого не может быть. — Несмотря на внутреннее смятение, говорила я уверенно.

— Да неужели, — едко заметила мать.

— А как же поездка? Не проще ли было просто дождаться, когда вы приедете?

— Может быть хотел усыпить твое внимание.

— Я не верю тебе.

— Что же вы молчите, молодой человек? — обратилась она к Стейниру.

— Вы же за меня уже все решили. Зачем тратить слова, которые вы с легкостью будете опровергать?

Мать чуть ли не зашипела.

— И знаете, — теперь уже Стейнир обращался к отцу, — сейчас у меня уже нет мыслей о мести. — Голос его был полон сожаления и будто бы жалости, со снисходительной ноткой. — Я смотрю на вас и мне вас даже жаль.

— Тейн, — прошептала я.

Он поцеловал мне руку и произнес:

— Я все же пойду. Вам и без меня есть о чем поговорить.

Провожать его не стала.

Мы говорили чуть ли не до ночи. На меня много чего еще вылилось. А меня не покидали мысли, что с приездом родителей стало все еще хуже.

Волшебство встречи развеялось, заменилось на горесть осознавания, что вся моя жизнь — все та же чья-то игра, где у меня нет своего мнения, нет права решать самой, выбирать. Нет свободы.

Мать была категорически против нашего брака. Отец молчал — не поддерживал ее, но и не останавливал.

Мне приводились разные доводы, но я для себя уже все решила — в этом я была точно уверена. Мать даже попробовала намекнуть на новый приворот.

— Это уже смешно, мама.

— Я не знаю как до тебя достучаться.

— Ты хотела сказать, как вынудить сделать меня так, как нужно тебе?

— Ты не права.

— А откуда у тебя уверенность, что ты права?

— Это все объясняет, — хмыкнула я. — Только мне всегда казалось, что мать должна поддерживать своего ребенка.

— Со временем ты поймешь, что я действительно права. Эрнелд, что же ты молчишь?

— Тебя сложно переспорить, когда ты так уверена в своих словах, Нел. — А затем он повернулся ко мне. — Я все же не верю, что у Стейнира дурные намерения.

— Да ты и к Ровенийским благосклонно относился! Подумаешь, приворот, если девочка и без того симпатизирует парню.

— Они могли ее защитить! — отец впервые повысил голос.

Мать покачала головой.

— От кого или чего защищать? Не вы ли сами из нее сделали потом приманку?

— Ты же знаешь, если бы я не согласился, нас бы не отпустили в Адарию.

Я переводила взгляд с одного родителя на другого и меня все сильнее накрывала какая-то безысходность. Не осталось сил на какие-то яркие эмоции. Все тускло и безнадежно.

— Пожалуй, пойду. Выясняйте без меня, кто поступил и поступает правильно. А я буду дальше спокойно жить так, как и жила. Без вашего вмешательства.

— Астари! — Меня окликнула мать.

— Доброй ночи.

Моя семья была со мной, а я не могла сказать, что рада. Они живы, здоровы, в относительном благополучии, но… Но не со мной. Мы все также далеки друг от друга.

Но все это не относилось к моему брату. Вот с ним мне было легко, спокойно. Так, как и должно было быть.

Со Стейниром мы виделись чуть ли не тайком. Пока родители были в нашем доме, он там появляться не мог. Мне не хотелось лишних ссор, стычек. Хотя я и понимала, что вечно это длиться не могло.

— Почему я должна кого-то выбирать? — вздохнула я.

Мы сидели прямо на перекладине забора, который ограждал территорию участка Стейнира.

— Они столько лет не видели тебя, не могли как-то повлиять. И сейчас, видимо, уверены, что ты все та же маленькая девочка, которая не может сама что-то решать. Я иногда думаю, что если у нас будет дочь, наверно я тоже буду всяких типов к ней подпускать с большой неохотой. А уж тем более замуж-то…

И тут у меня промелькнула мысль: Хильна говорила, что я забеременею сразу же после первой близости. Что, если воспользоваться? Тогда у родителей не останется иного выхода, кроме как смириться. Тейн не склонял к близости — оставил это до свадьбы, но если бы я настояла…

Нет, ребенок не должен быть расплатой за что бы то ни было.

Ну а что могло примирить? Как оказалось — трагедия. По-другому у меня и не бывало…

Я получила письмо от Стейнира — наша встреча отменилась. Вновь какие-то дела. Мне же особо заняться было нечем, поэтому я сидела у окна и рассеянно разглядывала улицу. В руках у меня был платок, тот, который подарил жених. Я прижала ткань к носу — казалось, что на ней остался запах Стейнира. Еле уловимый, будоражащий. Хотя откуда бы ему взяться?

Стейнир спускается с лестницы. Я воочию вижу, что лак на перилах потрескался. Я сама ему говорила, что нужно зачистить… Мы ведь собирались после свадьбы заняться благоустройством дома вместе. Почему не до свадьбы? Хотелось, чтобы к тому моменту мы были уже полноценной семьей. Видимо так проще проникнуться той атмосферой, что должна царить в настоящем уютном семейном гнездышке. Первое семейное дело, занятие…

А внизу моего жениха ждут трое. Их лица скрыты масками, одежда темная, неприметная. И вот он с ними равняется и будто не видит их. Один ставит ему подножку, второй берет его за ворот. Третий, видимо, следит за обстановкой в целом. И вот голова Стейнира встречается с нижней ступенькой. Он даже не успел воспрепятствовать. Лужа крови растеклась очень быстро, но не быстрее, чем убийцы покинули его дом.

Я будто вынырнула из глубины. Воздуха не хватало, кровь в ушах стучала, заглушая все остальные звуки.

— Асти! — В комнату заскочил отец. — Дочь, что случилось?

Зная, что мне не хватит сил самой отправиться к Стейниру, я быстро проговорила:

— Папа, пожалуйста, отправь кого-нибудь к Стейниру. Прошу тебя! Ему грозит опасность!

В проеме показалась мама.

— Я уже вызвала целителя.

Меня переложили на кровать.

— Папа, ты сделаешь это? — Я не отпускала его руку.

— Конечно, Асти. Сейчас сам к нему съезжу.

Мама стояла у окна, сцепив руки перед собой и сжав губы.

— Не о том беспокоишься, Астари. — Это было последнее, что я услышала, прежде чем темнота поглотила меня.

В этот раз почему-то видение высосало все силы у меня. Я не могла толком прийти в себя, так и оставшись в вязкой серой дымке. Я хоть и слышала голоса, но они звучали слишком далеко. Я иногда различала свет, но он не пробивался сквозь туман. И это нечто утягивало меня все яростнее.

Впрочем, временами становилось чуть легче и я могла разобрать некоторые фразы, что все же доносились до меня. Но что-то призрачное, все равно уволакивали меня в трясину небытия.

— Служитель Оттара сам сюда придет. Нужно найти только жертву.

— Думаешь поможет?

— Должно. Хотя странно, времени прошло не так много, я думала срок больше.

— Почему она все еще не приходит в себя? Служитель сказал, что жертва принята. Целитель заверил, что поводов для опасения нет. Со здоровьем все в порядке, лишь слишком большой упадок сил.

— Я не знаю, Эрнелд. Не знаю!

— Это ты виновата. Ты! Нужно было сразу же отправиться, а я задержался. А успей я чуть раньше…

— Он жив. Разве важно остальное? Из-за этого человека наша дочь сейчас у грани!

— Я его позову.

— Не смей! Слышишь? Не смей! Я не впущу его!

— Но вдруг…

— Здравствуй, Астари. Я уверен — ты меня слышишь. А раз слышишь, то знай — я люблю тебя и жду. Верю, что ты выберешься. Ведь тебя здесь ждут и остальные. Или ты забыла, что взяла на себя ответственность за других? А как же Данфер, малышка Илва? Я, в конце концов. Не смей уходить! Выбирайся, иди к нам! Ты же должна понимать, что если не вернешься, то я тоже сгину. Ведь как, как я без тебя? Зачем мне тогда быть тут, если тебя здесь нет? Возвращайся, Астари. Иди ко мне. Я буду ждать. Всегда ждать.

Я слабо сжала его руку.

— Можно я придумаю ей имя? — спросила Илва.

— Ну попробуй. — Я усмехнулась.

— Т ак я уже придумала, — тут же нашлась девочка.

Она прошептала мне его на ухо.

— Не знаю, не знаю, — задумчиво протянула я. — Может у нее самой спросишь?

— А можно? — тихо произнесла Илва.

Я кивнула.

Илва наклонилась к моему огромному животу и пробормотала имя. В ответ ей тут же достался тычок в щеку.

— Видимо это да.

Мы рассмеялись.

Сзади ко мне подобрался Стейнир.

— Что за веселье?

Я повернулась к нему.

— А мне вот что интересно, а кто это у нас разносит всем и всюду, что у нас будет дочка?

— Моя драгоценная теща, — спокойно пояснил муж.

— А ведь говорила, что видит будущее расплывчато…

Он положил мне руку на плечо и я склонила на нее голову.

А ведь этого могло и не быть…

За покушением на Стейнира стоял Астел, что не удивляло. Удивили его мотивы…

Основной, разумеется, конкуренция. Несчастный случай, и новоявленного соперника нет. А другой… я. Не в романтическом смысле, нет.

Астел обладал одной интересной особенностью — не совсем дар, скорее способность видеть дар других. Даже не просто видеть, а понимать в чем его суть, что встречалось значительно реже.

Узнав, что я видящая, Астелу загорелось использовать меня. Он-то понимал, какого могущества можно добиться, используй он мои способности. Вот и пытался подобраться ко мне. Он каким-то образом узнал, что у меня есть охрана, вот и искал способы обойти ее, чтобы не привлечь лишнего внимания. А тут объявился Стейнир, да еще и ненавязчиво отодвинул Астела в сторону. Во всем.

Отец действительно не успел — его задержала мама. Но на наше счастье, когда он уже был в пути, то случайно встретил Джетмира. Я с ним родителей познакомила значительно раньше. Его-то они всегда были рады видеть в нашем доме. Отец рассказал, куда торопится и они поехали уже вместе. При этом Джет даже не удивился, что послужило причиной такой спешки.

Только благодаря мастеру удалось задержать злоумышленников, нанятых Астелом. Отец не обладал уже даром, а вот Джетмир с легкостью разглядел, несмотря на их меры предосторожности. Как потом мне рассказали, мастер от ярости даже снес часть стены, благо не несущей.

Ну и разговаривал с самим Астелом тоже сначала Джетмир, а не представители внутренней стражи. Последние потом нашли конезаводчика мертвым — покончил с собой, приняв яд. На мастера пытались надавить, но его вина никак не могла быть доказана, да и вряд ли он мог быть способен на такое.

Стейнир, все же пострадал, правда, не так сильно, как мог. Рана головы оказалась не слишком опасной и он быстро пошел на поправку, в отличие от меня.

Разобраться, почему так сильно я оказалась истощена, не смогли. Более менее в себя я пришла только в последнюю неделю лета.

А в середине первого осеннего месяца наша со Стейниром свадьба все же состоялась.

Мама, понятное дело, не стала относиться значительно лучше к нему, но хотя бы уже вслух своего неудовольствия не высказывала. Просто предпочитала как можно реже пересекаться с зятем.

Они с отцом решили остаться тут в Геделриме. Теора определили в ту же школу, куда ходил и Данфер.

Ну а я и подопечные перебрались к Стейниру.

Прошлое не могло нас оставить, но я была уверена, что теперь будущее, когда рядом есть тот, на кого я могу положиться, довериться, будет хоть чуточку свободнее. И обязательно счастливее.

Подул теплый, весенний ветер, обсыпав нас лепестками с яблони.

— Что-то Джетмир к нам давно не заглядывал.

Стейнир как-то нервно усмехнулся, вынудив меня нахмуриться.

— Дела наверно. Это же ты отлыниваешь.

— Да, как-то не везет мне. Только начинаю чем-то заниматься, как обязательно что-то случается.

Я погладила живот.

— Мне кажется, у Джетмира кто-то появился, — отозвался муж.

— Да? А как же Ульрика?

— Асти, — снисходительно улыбнулся, — ее увел твой давний знакомый.

Я задумалась — кто?

— Натсен, — подсказал Стейнир.

— Вот уж не ожидала. Но все рада за них всех. — И уже тише: — Интересно, кто там у Джетмира?

Стейнир только развел руками, хотя, как мне показалось, он догадывался.

«Ну и ладно, — подумала я. — Рано или поздно же узнаю.»

Наконец муж обошел скамейку, стряхнул лепестки и придвинулся ко мне.

— А знаешь, что мне еще нагадала теща? — Я вопросительно посмотрела на него. — Еще одну дочь.

— Мне сначала эту родить надо, — проворчала я. Тейн приобнял меня и поцеловал в щеку. — И, по-моему, это произойдет уже скоро, — добавила я, охнув.

Примечания

Зогвур — металл, обладающий свойством отталкивать и не пропускать магическую энергию. Если нанести ранение оружием, содержащим в своем сплаве зогвур, то маг полностью лишится дара.

Эдель — вежливое обращение к женщине знатного рода. Эдел — к мужчине.

Эд, эда, соответственно, обращение к незнатным мужчинам и женщинам.

Почтовик — деревянная шкатулка, разделенная на две части. В одной — входящая корреспонденция, во второй — исходящая. На специальной бумаге писалось послание, в конце указывался адрес получателя — особая магическая фраза. Такая фраза закрепляется для каждого почтовика своя. Написанное письмо кладется в нужную часть почтовика, крышка закрывается и письмо отправляется. Для получения входящей корреспонденции в нужную часть почтовика складывается необходимая бумага. Как только письмо отослано, оно отражается на бумаге. Работает почтовик на кристаллах, заряженных магической энергией.

Фенден — мера длины. Около полуметра. Фенд — длина около километра, фенденер — около сантиметра.

Кавтеры — родовое имя семейства Ровенийских. Ровенийские они до тех пор, пока член их семьи носит звание наместника провинции.

Бейн — настольная игра, наподобие костей. Игроки передвигаются фишками по «дорогам» волшебного государства, изображённого на карте, после того как бросят кости. Дорога представляет собой пронумерованную линию с пометками. Однако перед бросанием нужно вытащить из стопки загадок карточку, с одной из них. Загадка отгадывается — можно бросать кости и ходить. Не отгадывается — ход пропускается. Можно попасть в сектор, который будет означать дополнительные задания: ещё одна загадка, передача загадки следующему игроку, бонус в виде дополнительного хода. Загадки ни в текущую игру, ни в последующие, не повторялись — карточки зачарованные. Выигрывает тот, кто раньше всех доберётся в столицу волшебного государства.

Венорфат — северное государство, расположенное на одноименном острове. Остров размером с половину империи, можно сказать, почти материк. По причине своей удаленности достаточно закрытое государство. К тому же много лет назад, когда на престоле был дед нынешнего императора, страны разорвали все дипломатические отношения. Глава Венорфата окончательно закрыл свое государство для доступа извне, полностью отгородившись от практически любых контактов с другими странами. Исключение составляли родственники или другие люди, которым высылались приглашения от проживающих на острове. Приглашения лично подписывал глава Венорфата — Стигвальд Даррней. Ныне там правит его племянник — Хелмир Даррней.