«Рассказанное в пустыне»

РАССКАЗАННОЕ В ПУСТЫНЕ

Told in the Desert (1964)

Он выехал навстречу нашему каравану из огненной печи пустынного заката. Он и его верблюд были единым тенеподобным силуэтом, который то показывался над златоверхими дюнами, то исчезал в их сумеречных впадинах. Когда он спустился по последней дюне и приблизился, мы остановились на ночлег, и стали разбивать наши чёрные шатры и разжигать маленькие костры.

Этот человек и его верблюд были похожи на мумии, не сумевшие обрести покой в подземном царстве смерти, и блуждавшие за его рубежами, подгоняемые таинственным побуждением, с того времени, когда пустыня была городом. Лицо человека было иссохшим и почерневшим, словно прокалённое тысячью огней; его борода была серой, как пепел; а глаза были погасшими углями. Его одежда была подобна лохмотьям древних мертвецов, подобна добыче омерзительных старьёвщиков. Его верблюд был облезлым, изъеденным молью скелетом, который мог бы перевозить души проклятых по их скорбному пути в царство Иблиса.

Мы приветствовали его именем Аллаха и предложили ему гостеприимство. Он разделил с нами ужин из фиников, кофе и сушёного козьего мяса; и позже, когда мы сидели кружком под толпящимися звёздами, он поведал нам свою историю голосом, который, каким-то образом, вобрал одиночество, жуткий трепет и заунывные обертоны пустынного ветра, ищущего среди бескрайних иссушенных горизонтов плодородные, живые долины, которые утратил и не может найти.

Но, хотя никто не вспомнит моих песен, некогда я был поэтом; и, как другие поэты в своём расцвете, я воспевал вешние розы и осенние лепестки роз, груди мёртвых королев и рты живых виночерпиев, звёзды, ищущие легендарные острова в океане и караваны, бредущие к ускользающим и призрачным горизонтам. И оттого, что я был обуян непонятным беспокойством юности и поэзии, которому нет ни имени, ни утоления, я покинул город своего детства, грезя о других городах, где вино и слава будут слаще, а губы женщин – желаннее.