Николай Желунов
Заповедник
— Знаешь, Тинк, — сказал кто-то над головой, — в сердце моем печаль. Не успели мы оглянуться, декабрь наступил. Все умирает, а наступит ли в этот раз весна — неизвестно…
Он прав, подумал я и осторожно поднял ресницы. Правый глаз заплыл, и открываться не желал. Разбитая скула ныла, словно утыканная стеклом. Надеюсь, кость цела.
Он сидел рядом, задумчиво глядя на глиняные отвалы. Молодой, лет двадцати, худой и резкий, веснушчатый, с волосами рыжими, как жженый померанец. Да, отстраненно подумал я, возможно, мы даже знакомы. Разве имя его не Ван Персек? Живет на отшибе, в самодельном шалаше у ручья. В общих бараках Ван Персека видят, только если кто-то умирает странной смертью, или пропадает что-нибудь ценное.
Ван Персек извлек из складок своего оранжевого комбинезона губную гармошку и принялся тихонько наигрывать что-то невыразимо тоскливое и прекрасное.
Дефектив. Вот как он себя называет. Или сычник? Что-то вроде того. Утверждает, это такая профессия.
— Послушай, Ван Персек. Меня отколошматили до полусмерти. В голове трещит, будто там петарды рвутся. Могу я покемарить спокойно?
Он перестал играть.
— Знаю. Тебя побили за то, что ты бросил камень в игрунца.
— Бросил. Презираешь меня за это?
— Я не такой, как все.
Я хмыкнул, устало повалился на жесткую сухую траву. Над оплывшими глиняными терриконами поднималось крошечное тусклое солнце. Пахло жженой серой. Вдалеке свистнул локомотив. Антрацитово-черное, в багровых прожилках небо тяжело колыхалось, как грязные изорванные шторы, оно висело совсем низко — протяни руку и коснешься плывущих по ветру темных клочьев.
— Вчера ночью на станции, — сказал Ван Персек неестественно ровным голосом, — обходчик нашел труп человека. Чужого. Не из города, понимаешь?
Я молча смотрел на карьер. Над глубокой дымящейся раной в животе земли прилепился наш городок — два квартала бетонных чушек, отделенных друг от друга высокой стеной.
— При парне не было никаких документов. Никаких социальных знаков. И одежда… я никогда не видел ничего подобного. Тинк, твоя машина на ходу?
— Взгляни, приятель, — сказал я, — какой чудесный нынче восход. Видишь, как мазут отливает радугой на терриконах?
Лицо дефектива посерело. Рыжие брови сошлись к переносице.
Комментарии к книге «Заповедник», Николай Александрович Желунов
Всего 0 комментариев