«Доктор 4»

Семён Афанасьев ДОКТОР 4

— Мелкий, не сыпься! — мощно хлопает меня по плечу Лена, всё ещё возвышаясь надо мной, поскольку она выше.

— Не сыпься? — вопросительно смотрю на неё, не понимая посыла.

— Ну не могу же я любимому мужчине сказать «не ссы!», хе-хе, — веселится Лена и тычет в меня пальцем.

— О, наконец-то «любимый мужчина», — отмечаю вслух происходящие перемены. — А то всё «мелкий» да «мелкий».

— Ты через недолгое время, — выразительно глядит мне в глаза Лена, — буквально в семнадцать лет, станешь отцом. И меня это, если честно, до колик пугает. Кстати, если заметил, вот именно в этот момент я серьёзна, как никогда. Так что, если я сейчас буду нести чушь, не обращай внимания. Обычная защитная реакция психики.

Подхожу к ней, опускаю руки ей на талию (она накрывает их своими) и смотрю снизу вверх ей в глаза:

— Заметил. Ты тоже не сыпься. А что изменится? — Смеюсь в ответ. — Я и так уже давно сплю чуть не по четыре часа в сутки. Работаю, как каторжный. В ритм вошёл. Ну, родится ребёнок. А что изменится? Ну, перепланирую что-нибудь, чтоб по ночам тебе помогать: родители рассказывали, что первый год однозначно бессонница. У родителей. Надо друг друга подменять, чтоб хотя бы по паре часов отрезки сна были.

— Какой ты у меня не по годам мудрый, мр-р-р. Хр-р-р. — Лена трётся подбородком о мою макушку, — ладно. Как говорится, ещё ни одна баба беременной не осталась, все в итоге родили. И ни один ребёнок младенцем не завис, тоже все выросли. Справимся. И по ночам с ребёнком помогать не надо, лично мне если. — Лена отрицательно взмахивает мокрыми волосами. — Помнишь, я тебе в самом начале под пиво на лавочке, когда мы только познакомились, говорила, что с детьми мне помогать не надо и что мне дети не в напряг?

— Припоминаю, — удивлённо смотрю на неё я. — Удивлён, что ты помнишь такие детали. С твоим имиджем тинейджера-переростка.

— Хе-хе, Мелкий, ты даже не представляешь, сколько мелочей и второстепенных на первый взгляд деталей способна запомнить влюблённая русская баба. Сколько мелких и ненужных деталей, — смеётся Лена, взъерошивая ладонями волосы мне на висках.

— Слушай, а как быть с женитьбой? Теперь же надо что-то делать официально? — указываю взглядом на живот Лены.

— Кому надо? — она наклоняет голову к плечу и насмешливо смотрит на меня.

— М-м-м… — невнятно мычу, в первый момент не зная, что и ответить. — Ну, если следовать традициям, то нам с тобой надо?

— Мелкий, а мы с тобой до сего момента сильно следовали каким-либо традициям? Особенно в той их части, что касается интимных отношений? — теперь смеётся Лена, в один момент ставшая какой-то необычно мудрой.

— Да, как бы, не особо… — неожиданно задумываюсь над её словами.

— Нас что-то не устраивает? — продолжает опрос Лена, держа голову склонённой к плечу.

— Меня устраивает всё, — спешу внести ясность. — Тебя тоже. Я же чувствую.

— Ну и теперь логичен кульминационный вопрос: так кому надо, чтоб мы женились?

— Получается, нам с тобой это надо не в первую очередь, — прихожу к закономерному выводу под руководством Лены.

— Точно. Мой маленький гений. Твоим бабушке и дедушке это надо?

— Пф-ф, смеёшься? Вот уж кому форма не важнее содержания… — мои дед и бабка действительно слишком прагматичны для того, чтоб приносить содержание процесса в жертву форме. — Они в своё время вообще расписались через несколько лет совместной жизни, уже имея ребёнка, и то только для того, чтоб получить какую-то квартиру. Или только на очередь встать, уже не помню этих советских реалий.

— Остаются только мои родители, — смеётся Лена. — Но тогда уже логичен и следующий вопрос: а ты много раз стремился учесть их комфорт, когда строил свои отношения со мной? Особенно на самом старте, хи-и-и-и…

— М-да. Не в бровь, а в глаз. — Задумчиво тру затылок. — Тогда получается, что это вообще никому не надо? Если тебя сейчас послушать. А как же свадьбы, белые платья, лимузины? Шампанское, букеты в толпу?

— Мелкий, не заставляй меня думать, что тебя по голове ударили сильнее, чем надо, хе-хе. Заново пройдёмся по списку? КОМУ надо? Чтоб мы что-то оформляли? — Лена снисходительно сморит на меня.

— Да я уже понял, что чего-то недопонимаю, — соглашаюсь. — Только ещё не успел понять, чего именно.

— Лично тебе, от меня, по секрету, — Лена пристально смотрит мне в глаза и улыбается. — Обещаешь?

— Лично моё мнение: пышная свадьба это либо комплексы девочки. С заниженной, как правило, самооценкой. Которая хочет похвастаться, очень хочет. Которой нужны аудитория и масса внимания, для массажа собственному эгу. Эге. Эго. Короче, самой себе. Эдакий психологический массаж мозга самой себе. Для повышения самооценки. Неуклюжая такая, дорогая, корявая симптоматическая терапия. Которая, будем откровенны, не устранит причин, заниженной самооценки то есть.

— Пока понятно.

— Второй вариант. Молодожёнам пофиг, а родители хотят оттопыриться: типа, показать родне и знакомым, как у них всё круто. Ну знаешь этот сюжет, когда мамочка таскает своего ребёнка в музыкальную школу семь или девять лет, терроризирует музыкой, а мальчик, когда вырастает, разбивает эту скрипку… не буду уточнять в деталях… и дальше вообще ненавидит музыку?

— Читал, — коротко киваю. — В жизни не сталкивался.

— Ну сейчас всё же общество поумнее… Вот второй вариант — это тот же первый, только занижена самооценка у родителей. Есть ещё третий вариант. — Смеётся Лена. — Свадьба обычно делается за счёт родителей. Это статистика. Даже поговорка старая была: «Свадьба — это аттестат зрелости родителей молодых».

— На что намекаешь? — Ещё не закончила. Не перебивай. Так вот, а подарки на свадьбе идут молодым. Пхи-и-и, иначе говоря, свадьба — вариант заработать молодым, у которых обеспеченные родители, — продолжает смеяться Лена.

— Как-то несколько цинично и обескураживает, — от удивления даже опускаю уголки губ.

— У меня подруга была. Раньше. Анька Гречкина, — продолжает сквозь смех рассказывать Лена. — В восемнадцать лет стала вице-мисс города. На конкурсе красоты. Посватался к ней какой-то богатенький Буратино, уже не помню, кто, на двенадцать лет старше. Ей восемнадцать или девятнадцать, ему тридцать один. Назначили день свадьбы. В общем, в последний вечер перед свадьбой меряет Анька подвенечное платье, её свидетельница с ней, они у Аньки дома. И Анька понимает, что ну не готова она замуж. Вылезают они со свидетельницей через балкон со второго этажа на улицу, сдают платье обратно в салон за полцены а на вырученные деньги катят на море.

— Какая-то грустная история, — задумчиво смотрю на Лену, которая покатывается со смеху. — Тебе не кажется, что там не всё порядочно было по отношению к жениху?

— Есть местами, — справляется со смехом Лена. — Но ты жениха не знаешь лично. А там есть что о нём рассказать, не жалей… Он ко всем её подругам с конкурса красоты, помимо прочего, клинья подбивал. Параллельно с ухаживаниями за ней. Да и ещё есть что рассказать…

— Лен, я правильно понимаю, той спортивной свидетельницей, что из окна вылезала за компанию, ты была?

— Смотри, какой догада, — опять смеётся Лена. — Ну. Сейчас самой стыдно. Но я тогда бухая была. Только на море протрезвела. От бати ещё потом… — Лена обиженно морщится, автоматически потирая спину и ниже. — Мне семнадцать было.

Теперь начинаю смеяться я.

— А где сейчас эта Гречкина? Среди твоих знакомых сейчас её не вижу.

— Так я ни с кем из той тусовки больше не общаюсь, — задумчиво пожимает плечами Лена. — Я на каком-то этапе поняла, что есть ещё и нематериальные ценности в этом мире. Типа справедливости, милосердия, любви… Ответственности. А они как дизелили, так и сейчас, наверное, бухают неделями. Мне это уже неинтересно. Да и как личности, я бы не сказала, что они стремятся стать зрелыми. Ну, тем, что лично я понимаю под зрелой личностью…

— Просветишь? — неожиданно заинтересовываюсь темой.

— Да запросто. Если в двух словах, это принятие только на себя ответственности за все результаты своей жизни, внутренний локус контроля. И готовность под стрессом прокачиваться и быть таким, каким надо. А не каким хочется. Это если совсем быстро и просто.

— Хм, обдумаю на досуге, — деликатно меняю тему, явно не успевая всё осмыслить быстро, под смех Лены. — Слушай, это мне кажется, или у тебя сейчас имеют место резкие перепады настроения? — вижу необычную динамику частот её мозга.

— Да, есть что-то местами истерическое, — кивает Лена. — Сама чувствую. Но для первой недели рановато. Видимо, это просто от последних «сексуальных» суток. Я, кстати, в консульстве тоже не спала.

— Что делала?

— Читала лежала. Как оказалось, правильно: ты же уже под утро сообщение прислал. Если бы спала, прозевала бы.

— Слушай, я тебе кое-что сказать должен, только ты не нервничай, — сообщаю после паузы.

— Так, давай без пауз. — Резко напрягается Лена.

— Я вещи, которые нёс, прямо на пол бросил в коридоре, когда к вам побежал. — Вспоминаю вслух. — Потом, когда уходил с полицией, даже не обратил внимания, лежали пакеты у лифта или нет. На нервах был, о другом думал. В общем, в молл то ли зря ходили, то ли повторять визит. О финансах молчу…

— Ты ж мой малолетний тормоз, — улыбается Лена. — Да хрен с ними, даже если пропали! Тем более что не пропали, — бормочет она, подвигая к себе телефон и, сверяясь со смартфоном, набирает номер нашего бывшего отеля.

— Ну вот, всё в порядке, — сообщает Лена через две минуты, окончив звонок. — Оказывается, горничный, или как его назвать, cleaning guy, короче, всё убрал на ресепшн. Просто подъедем заберём после обеда. Ты в Дубае, Мелкий! Тут не воруют и ничего не пропадает… Давай сейчас поспим чуток?

— Давай, — соглашаюсь. — Меня только один вопрос интересует, — бросаю задумчивый взгляд на её мокрые волосы. — Или два. Волосы сушить не будешь? И как теперь с интимом будет? Там же что-то есть на тему того, что бывают какие-то ограничения? С беременными?..

— Ну пойдём разберёмся с ограничениями. Мой маленький монстр… А волосы сушить не буду.

— А тебе точно не вредно? — спрашиваю во второй раз, поскольку не уверен, стоит ли Лене сейчас жариться под прямым солнцем.

Немного отоспавшись, мы всё же решили хотя бы выйти на пляж, пользуясь возможностью.

— Точнее не бывает, — терпеливо отвечает Лена. — Мелкий, ну вот как ты думаешь, первобытному человеку всегда было куда от солнца прятаться? Особенно в Африке, Азии?

— Думаю, что не всегда. Особенно на степном ландшафте.

— Вот-вот. Так что, вопрос исключительно в барьерных функциях каждого организма индивидуально. Я, например, не думаю, что беременные девочки из Центральной Африки или Южной Америки вот прямо всё на свете соблюдают… Лично мне сейчас нормально. И, кстати, сейчас солнце спрячется. На сегодня вообще прогноз погоды странный был.

Буквально минут через пятнадцать минут солнце действительно прячется за облаками, хотя прохладнее от этого не становится.

— Ты смотри, — удивляюсь. — У нас бы в ноябре, зайди солнце за тучу, температура бы сразу упала градусов на пять, если не больше.

— Так у нас резко континентальный климат, — Лена ложится головой на мой живот, как на подушку, — ты как будто географию в школе не учил.

Географию, в этом смысле, я тут действительно не знаю. Хотя, прямо сейчас, чтоб не попадать впросак, лихорадочно устраняю пробелы в образовании, читая со смартфона.

— Ты гляди, чем ближе к экватору, тем раньше закат, — с удивлением озвучиваю вслух через пару минут. — Это сейчас посчитаю какой угол наклона должен быть…

— Какого наклона? — почему-то вскидывается задремавшая за это время Лена.

— Оси земли к плоскости эклиптики, — отмахиваюсь. — Спи.

— А чего это ты заёрзал? — сонно спрашивает Лена, не открывая глаз.

— Да солнце садится. А ещё рано. У нас дома сейчас закат часа как бы не через два. Вот смотрю угол наклон оси…

— Вот тебе делать нечего, — бормочет Лена, устраиваясь поудобнее. — Двадцать три градуса же…

На самом деле, двадцать три с половиной, но это уже детали. Добросовестно пролежав подушкой под головой Лены ещё полчаса, решаю всё же пойти нырнуть. Аккуратно пытаюсь высвободиться из-под Лены, но она сразу просыпается:

— О, я спала, — удивлённо оглядывается по сторонам она. — А ты куда намылился?

— Пойти нырнуть решил, — отвечаю, потягиваясь. — А то быть на берегу Персидского залива и не войти в воду… меня дома Смоляков не поймёт.

— Желтый флаг вон висит, левее иди! — говорит Лена, переворачиваясь на бок и наблюдая за мной.

Пляж, на котором мы сейчас находимся, делится на две зоны: одна является просто берегом залива. Вторая часть представляет собой что-то типа естественного бассейна, который находится внутри огороженного волнорезами периметра. Что-то типа «загородки» прямо на берегу. Внутри этого «бассейна» волнения нет совсем, а буквально в десятке метров, на незащищённой части пляжа, волны на берег накатывают примерно с мой рост.

— Лен, ну я ж не пятимесячный, — снисходительно бросаю назад, продолжая топать к открытому участку пляжа. — Вот же дубина, — раздаётся в метре сзади сердитый голос Лены и меня кто-то мощно прикладывает ладонью… чуть ниже спины.

— С ума сошла? — широко открываю глаза, не зная, как реагировать.

— Мелкий, извини, — Лена обнимает меня и я упираюсь носом между её плеч. — Волнение же не помню сколько баллов. Жёлтый флаг — лучше не плавать.

— Лен, я сборник по плаванию, — пытаюсь что-то доказать, но напрасно.

— Тут вопрос не в твоём умении держаться на воде или задерживать дыхание, — терпеливо поясняет Лена. — Ты тут не погружался, в отличие от меня. Сейчас тебя отливом может тупо утащить, ещё и в шторм, и будешь вон с рейда между кораблями руками размахивать. — Лена кивком указывает на несколько кораблей, видимых отсюда и заякорившихся милях в трёх от берега, если на глаз. — Ты же не первый пловец на этом пляже! Шурик, ну послушай меня. Пожалуйста…

— Ну разве я могу тебе в чём-то отказать? — сердито бормочу в ответ и позорно топаю к огороженной части пляжа. Плавать в «лягушатнике».

— Робби, так что ты думаешь?

Мужчина в традиционном арабском костюме спрашивает своего европейского собеседника, сидящего напротив него за рабочим столом в ничем не примечательном кабинете без окон.

— Вы интересны только с точки зрения предсказуемости места. Как торговый перекрёсток региона, — отвечает европеец. — Это никак вам не чревато ни в прошлом, ни в будущем. просто разовая такая, удобная своей предсказуемостью площадка.

— Мы уже давно не такой перекрёсток, — грустно улыбается араб. — Это было ещё несколько лет назад так. Сейчас все мало-мальски серьёзные компании, даже вон автополироли, открывают представительства непосредственно в странах-потребителях. Нигерия, например, под двести миллионов населения. Как сам думаешь, оставят такую страну без прямых поставок? Это мы раньше были торговым перекрёстком, а сейчас это всё больше и больше в прошлом.

— Соглашусь по обычным товарам. Но мы сейчас об оружии. — Замечает европеец. — У вас, по целому ряду причин, сами сделки заключать проще. Чем ехать, как ты говоришь, в страну непосредственного потребления. Тем более, в Палестину никто этот товар не повезёт. А вы — самое подходящее место и для переговоров, и для обозначения адресата доставки, согласен? А отсюда уже…

— Пожалуй. — Подумав, соглашается араб. — Как себя обезопасить на будущее от проведения на своей территории таких вот «операций»?

— С этими никак, — качает головой европеец. — У них свой взгляд на вещи. Я не знаю их культуру глубоко, но в своё время у нас говорили, что они очень сильно снобы. И не склонны считать остальных себе ровней. На уровне этно-психологии. Я не утверждаю, что это действительно так, но если бы я был у себя дома, я б только на этом основании заявил: делали, делают и будут делать. И чихали они на ваши интересы, свои им ближе. Только если как-то перекрывать въезд в страну.

— Вообще-то, у нас была такая мысль. По схожим причинам, — араб задумчиво смотрит на монитор. — У нас же в аэропорту сканирование сетчатки уже много лет при въезде, как элемент идентификации.

— Помню, видел. — Односложно кивает европеец. — Хорошие сканнеры. Лучше, чему у меня в банке.

— Мы по каналам интерпола, и не только, — араб многозначительно трёт большим пальцем указательный, — уже собираем базу. Граждан мира, которые проходят аналогичные процедуры в иных странах.

— Ну вы даёте, — смеётся европеец. — А ещё страна без своей службы внешней разведки!

— Мы боремся только за порядок у себя, — не поддерживает ироничного тона араб. — Если это нам поможет на этапе пересечения границы закрыть её от граждан И., значит, ни один из них к нам просто не въедет. Паспортом какой бы страны он ни пытался воспользоваться.[1]

— Почему вы их так не любите? — с интересом спрашивает европеец. — Двадцать первый же век? Не пора забыть…

— Люди не меняются, — перебивает европейца араб. — Они такие же, как были. Мы такие же. У нас монархия. Мы этого никогда не скажем вслух, но… Смотри, если в стране вдруг побеждает демократия, представители какого этноса буквально в течение пяти — семи лет оккупируют до половины мест в парламенте? Кабинете министров?

— У нас песня есть! — смеётся в ответ европеец. — Сейчас переведу… «Даже серый воробей в детстве тоже был…». Вам не кажется, что вы перегибаете?

— Робби, ты в какой стране по счёту служишь за последние четверть века? — по-прежнему серьёзно спрашивает араб.

Европеец осекается и замолкает.

— А наш эмират… — араб победоносно смотрит на европейца. — А знаешь, чем мы отличаемся от вашего Советского Союза, которого нет?

— Ну завершай, раз начал, — явно с недовольством отвечает европеец. — Страна вторая, тут ты прав. И я не служу. Уже на пенсии, давно сам себе служу.

— Я бывал и у вас много раз, и у ваших Северных Соседей был. — Араб встаёт со стула и начинает ходить от двери к стене. — Вот я насчитал только три важных отличия, если на уровне государственной доктрины. При том, что и ваш СССР был, согласись, скорее близок к конституционной монархии, чем… Первое: мы не пьём. Второе: мы верим в Аллаха. На деле, не на словах. И третье: мы не говорим, что все нации равны и что по национальному признаку никого не надо опасаться.

— Эк ты хватил, — смеётся европеец.

— Я не для того, чтоб с тобой ссориться! — предупредительно поднимает руки в воздух араб. — Ты сам проанализируй, какой путь прошли мы за тридцать лет. И сравни с вашим.

— Не думаю, что всё это объясняется национальным вопросом, — снисходительно склоняет голову к плечу европеец.

— Разумеется нет! — горячо продолжает араб. — У вас были одни угрозы. Вы с ними не справились… У нас список угроз совсем иной. Вот мы, в отличие от вас, именно для себя национальный вопрос угрозой считаем. Впрочем, давай не спорить, друг мой. Я уже понял, что их въезд в Эмират нужно просто запретить либо ограничить.

— Да дело твоё, — смеётся европеец. — Своя рука владыка. Даже на конференции пускать не будешь? Например, врачей?

— Вот врачей, возможно, пущу. Только на конференцию. Только туда и обратно. И из отеля не выпущу, — горячится араб под смех европейца.

Европеец дожидается, пока араб закончит смеяться, и продолжает:

— Слушай, ты сейчас так завёлся, что я даже не знаю, как тебя сейчас к своей выгоде склонять.

— А в чём вопрос?

— Да наши просили у тебя деликатно прозондировать, на что бы ты пленных поменял. Если вдруг…

Когда солнце таки скрывается за горизонтом, на пляже буквально в течение получаса становится не протолкнуться от семей то ли индусов, то ли пакистанцев, то ли и тех, и других.

— Блин, надо было тебя не слушать и не идти на городской пляж, — задумчиво говорит Лена, окидывая взглядом людей вокруг. — Надо было с территории отеля никуда не дёргаться.

— Как скажешь, — удивляюсь в очередной раз за сегодня, — но пока ничего не понял. У нас же в отеле сейчас на пляже пустота и скучно? Так хотелось хоть на народ живой посмотреть. Да и вон он, наш пляж ты же его отсюда видишь, — не понимаю причин недовольства Лены. — Просто отошли по берегу на километр или полтора?

— Сейчас поймёшь, — улыбается Лена. — Следи внимательно, в идеале, вообще иди в пяти метрах.

Лена встаёт, потягивается и идёт в воду в «лягушатник». Вода, кстати, полна каких-то мелких организмов или насекомых, которые то ли начинают светиться в темноте и сумерках, то ли просто отражают падающие отблески света с набережной.

Лена заходит в воду по грудь, и примерно в течение минуты с видом скучающих туристов вокруг неё образовывается неплотное кольцо из мужиков, которые стараются оказаться к ней в воде поближе.

Лена оборачивается, мужики делают вид, что хотели дальше купаться, а она идёт обратно ко мне.

— Теперь понял, почему надо было на наш пляж идти? — смеётся она.

— Блин, как-то неожиданно, — качаю головой от удивления. — И знаешь, главное, не ясно, что с ними делать: с одной стороны, никакой агрессии с их стороны. Я вижу. И ни малейших попыток как-то с тобой проконтактировать. Но с другой стороны, где-то неприятно. Чтоб сказать мягко. И пойти им по голове дать хочется. И вроде как не за что. Во блин… кто бы мог подумать…

— Это пакистанцы. У них же вообще строго с женским полом. Женщина в купальнике экзотика. Если не сказать больше. Белая женщина тоже. Белая женщина в купальнике вообще мечта. — Смеясь, поясняет Лена. — Они типа приобщаются не знаю к чему, надо знать их культуру и эпос… когда в одной воде с белой женщиной.

— То-то я и смотрю, что у них частоты мозга странные были, — начинаю понимать. — Они без агрессии, тут ручаюсь. Иначе я б не наблюдал безмолвно… Но как будто молились, что ли…

— Мелкий, мне насрать, — шепчет Лена мне на ухо, хотя никто по-русски вокруг не понимает с вероятностью двести процентов. — Молятся они или мечтают. Знаешь, как неприятно?

— Да кто бы спорил, — соглашаюсь. — Хм. Давно себя не чувствовал таким дураком. И ведь главное, не понятно, что делать! Бить не за что, а смотреть не вариант.

— Вот. Умница. Чмок. — Лена начинает собирать вещи. — Я бы ещё нырнула, потому погнали в отель. Нырнём с отельного пляжа. В интимном одиночестве. А то знаешь, как я в первый раз перепугалась, когда сама припёрлась на этот пляж вечером? И главное, они тут только после заката, потому что работают, видимо, все. Вот уже ночь считай, хотя только семь тридцать вечера. Но темно — жуть. И эти лица вокруг меня в воде. Как зомби, бр-р-рр.

Вдоль береговой линии на удалении двухсот метров от кромки воды проходит специальная «мягкая» беговая дорожка. Лена выходит на неё, я иду чуть сзади. Оказавшись на дорожке, она обувается и неторопливой рысью трусит к отелю.

— Эй. Ты что, бегать решила? — спрашиваю её на бегу, догоняя через десять метров.

— Да тут бежать-то… — кивает на бегу Лена. — Ты же не против?

— А тебе не вредно?

— Неа. Я спортивная. Хотя, конечно, не рекомендуется… Но ты меня спасёшь, если что.

Примерно на половине дороги до отеля, становимся свидетелями того, как два парня лет тридцати о чём-то спорят между беговой дорожкой и кромкой воды, размахивая руками. Один из двоих, высокий и статный, судя по одежде и кое-каким деталям, явно индус, что-то доказывает маленькому пакистанцу (тоже судя по одежде). Причём, разговаривают они на каком-то странном для меня языке, которого я не понимаю. Лена чуть притормаживает, я тоже, поскольку бегу за ней. Здоровенный индус отталкивает пакистанца от себя и картинным ударом ноги в живот сбивает того с ног. Затем, нависая над ним, что-то продолжает выговаривать, замахиваясь ногой ещё раз.

К конфликтующим и с той, и с другой стороны бегут друзья обеих сторон конфликта.

— Мелкий, быстро разними их и зафиксируй длинного, — коротко командует Лена, выходя под свет ближайшего фонаря и доставая телефон из пояса. — Не бей! Ты единственный белый в округе, — поясняет она мне вдогонку. — Тебя послушают.

Подбегаю к высокому индусу в тот момент, когда он повторно заносит ногу, что-то визгливо требуя. Кажется.

Успеваю поддеть его ступню в тот момент, когда он стоит на одной ноге, и он, закручиваясь по спирали, падает на песок. Падаю у него за спиной на одно колено и прихватываю его горло сзади рукой, осматриваясь по сторонам.

«Друзья» с обеих сторон (видимо, просто земляки, оказавшиеся рядом; их тут очень много, с каждой стороны конфликта) стоят рядом с нами, группами друг напротив друга, и о чём-то ожесточённо спорят друг с другом. На языке, которого я не понимаю. Слава богу, не агрессивно и не переходя к действиям.

Буквально через три минуты, по той самой беговой дорожке, по которой мы бежали, возле Лены, стоящей под светом фонаря, взвизгивает тормозами миникар с маркировкой полиции. Из него выскакивают трое полицейских в шортах и, подлетая к Лене, начинают её о чем-то взволнованно расспрашивать. На языке, который я опять не понимаю. Но не на том, на котором общаются индусы и пакистанцы.

Лена, отвечая им что-то на этом же языке (кажется, это арабский), подводит их к нам:

— Мелкий, отпускай длинного, — командует она мне.

Делаю, что она говорит, замечая, как молниеносно меняется настроение индуса на подобострастное.

Полицейские вызывают подкрепление, по крайней мере, буквально через минуту рядом с первой машиной тормозит вторая. "В два смычка» они начинают о чём-то говорить с обеими группами собравшихся, предварительно надев наручники на высокого индуса и усадив его на заднее сидение машины.

— Thank you, madam, — благодарит Лену один из полицейских, не обращая никакого внимания на меня, и полиция утрачивает к нам интерес. Сосредоточившись на пакистанцах и индусах.

— Чтоб там дальше будет? — спрашиваю Лену на бегу через минуту, когда мы трусим по беговой дорожке дальше.

— Длинному индусу, которого ты держал, штраф, — отвечает Лена, не замедляя темпа. — Тысячу минимум отдаст пакистанцу, которого ударил. Ещё столько же, если не больше, заплатит эмирату. Если раньше были приводы, плюс депортация.[2]

— Ничего себе, ты подкованная, — от изумления теряю концентрацию и спотыкаюсь. — Откуда знаешь?

— Так стандартная практика тут. Пакистанцы и индусы же на бытовом уровне часто схлёстываются. Видел, два патруля прилетело на вызов? — поясняет Лена. — Это потому, что ни индусы, ни пакистанцы по одному не ходят. И толпень человек по десять с каждой стороны это самый минимум. Особенно на пляже.

— А на каком языке они между собой говорят? Они что, друг друга понимают?

— Мелкий, чему тебя в твоём лицее учат? — косится на бегу на меня Лена. — Начать с того, что один из пакистанских официальных языков, урду, это тот же хинди. Только с другой письменностью. Арабика вместо санскрита. Это первый вариант, на каком языке они друг с другом общались. Тьфу, запыхалась… нельзя болтать на бегу… шагом! — командует Лена и объясняет дальше. — Пенджаби, как язык, также у них общий, только на границе между штатами: под восемьдесят миллионов говорят на нём с пакистанской стороны, и миллионов сорок с индийской. На каком именно эти болтали между собой, я не знаю. Пенджаби от хинди я не отличу. Но вот тебе минимум два варианта, каждый на десятки миллионов человек.

— А ты с полицией на каком языке говорила? — не отстаю от Лены, потому что любопытно.

— Арабский, — удивлённо смотрит на меня Лена. — А что там говорить? Они спросили, что случилось. Я ответила, вон драка, это я вас вызывала. Мой муж, говорю, держит агрессора. В полиции же только локалы служат. Ну, местные. Значит, язык арабский. Ну или английский, если бы они по-английски спросили.

— Слушай, снимаю шляпу, сколько ты всего знаешь. Респект, — беру Лену за руку, поскольку подходим к отелю.

— Мелкий, не на улице. Лучше в отеле, — Лена мягко высвобождает свою руку из моей. — Я же тут давно. Одно время вообще тут насовсем хотела остаться и жить, готовилась к этому. Тоже в разные варианты влипала поначалу, а индийская и пакистанская диаспоры тут — самые большие. Приходилось сталкиваться. У бати в банке, например, более пятидесяти процентов сотрудников индусы и пакистанцы.

— Грамотные на уровне нашего универа, — поясняет Лена. — А кое в чём и похлеще… А работают за гораздо более скромную зарплату. Причём, пакистанцы ещё и добросовестнее многих.

На пляже отеля валяемся ещё около часа.

— Темнеет тут действительно стремительно, в сравнении с нашим климатом. — Лениво замечаю из своего шезлонга.

— Ага. Чем ближе к экватору. Если прямо на экваторе, да ещё и в какой-нибудь горной зоне, вообще в шесть уже фонарь с собой брать надо. — Кивает Лена, поднимаясь из своего шезлонга. — Мелкий, подъём. Поехали Аську с Вовиком проведывать.

В госпиталь, где лежит Вовик, нас пускают без вопросов по какой-то карточке, которую Лена достаёт из сумочки.

— А откуда у тебя тут пропуск? — снова удивляюсь. — Или врачи могут войти в любую больницу в любой стране?

— Пххааа-ха-ха, м-м-м, ладно. Не буду острить, — фыркает Лена. — Мы с Аськой тут ассистировали. Я сразу оговорила, что буду проведывать. Вот мне что-то и выписали.

— Кстати! Спросить хотел! А ты что, по-арабски говоришь? — спрашиваю то, о чём хотел спросить ещё в полиции. — Ты к полицейским два раза на нём обращалась.

— По-арабски говорю, — кивает Лена. — Но не особо. "Говорю" это громко сказано. Так, знаю примитив, чтоб объясниться. В магазине что-то купить, на улице сориентироваться, помощи попросить, ещё по мелочи. Сказать, что вот прямо знаю язык, не могу.

Вовик лежит в просторной палате на две койки. Асель, похоже, поселилась вместе с ним. Когда мы входим, мы застаём их… гхм… за занятиями весьма деликатного характера, от чего Лена хмыкает, потом фыркает и, закрывая мне глаза ладонью, весело говорит во весь голос, так, что Асель с Вовиком вздрагивают:

— Пошли в коридоре подождём. Тут вон видишь, людям надо кое-что чуток закончить.

По итогам нашего посещения оказывается, что Вовику лежать в больнице ещё неделю. Местные хирурги вроде бы всё сделали нормально, но дело, как говорится, находится на контроле «на самом верху» и хирурги настаивают, что они должны наблюдать швы в течение недели.

Вовик, в принципе, не против задержаться тут подольше, поскольку его напрягает по времени только оговоренный срок возвращения из мини-отпуска в банк. А поскольку тут сам Роберт Сергеевич, то…

Асель сказала, что жить будет с Вовиком в палате и от ключа либо номера в БУРЖ АЛЬ АРАБ отказалась:

— Ну что я его тут одного оставлю? — кивает она на довольного Вовика, который лежит под простынёй полностью раздетый. Думая, что это никому не видно.

Сюда уже занесли вторую кровать, специально для неё, но по нетронутой постели видно, что Вовик с Аселей обходятся пока одной кроватью. Где спят вместе.

Мы болтаем о том о сём ещё минут тридцать и уже собираемся уходить, когда проведывать Вовика приезжает и Роберт Сергеевич. Вовик, едва не жмурясь от удовольствия, принимает все сопутствующие случаю поздравления, благодарности и прочие подобающие моменту ништяки.

— За работу не волнуйся, — говорит ему Роберт Сергеевич, аккуратно присаживаясь на край кровати и скользнув взглядом по нетронутой второй. — Форс мажор, никто не мог предсказать. Выздоравливай спокойно. В банке тебя прикроют.

— Хе-хе, приятно иметь родню в начальстве, — веселится Лена, взъерошивая волосы на голове отца, но осекается и съёживается под взглядом Асели, Вовика и Роберта Сергеевича. — Да ладно, уж и пошутить нельзя…

Мы сидим ещё какое-то время, через которое Асель, презрев свою стеснительность и приличия, говорит всем открытым текстом, что им с Вовиком пора отдыхать, особенно ему.

Лена обиженно широко открывает глаза, Роберт Сергеевич улыбается, и через пару минут мы выходим.

— Ну что, вы сейчас куда? — спрашивает он на улице возле машины, которая его привезла. — В отель спать?

— Да мы поспали днём, — задумчиво отвечает Лена и вертит головой по сторонам. — Батя, а клуб МОСКВА это где-то тут?

Роберт Сергеевич широко открывает глаза от удивления и отвечает:

— Да понятия не имею! Отель MOSCOW тут есть недалеко. Как раз на улице Аль Мактум. А что?

— Название улицы смешное, — замечаю. — Я думал, только у нас именем Главы называют города, улицы и аэропорты.

— Оказывается, не только, — смеётся Роберт Сергеевич.

— О, это оно и есть, — потирает руки Лена. — Батя, погнали втроём посидим? Тема есть. Приглашаю! Шурик у тебя ж деньги с собой? — Непосредственно заканчивает она, поскольку одета в одежду без карманов; смартфон в чехле висит на шее.

— С собой, — смеюсь в ответ одновременно с Робертом Сергеевичем.

Я предполагаю, что именно Лена хочет сообщит отцу, потому поддерживаю:

— И правда. Роберт Сергеевич, пойдёмте? Если, конечно, можете.

Я держу в голове, что из-за меня, как бы там ни было, он и сюда прилетел, бросив всё; и вынужден в чём-то помогать Аль Мактуму с этими пленными. Хотя явно не хочет.

Отец Лены смотрит на часы, прикидывает что-то в уме и соглашается:

— Час есть. — Затем обращается к дочери. — Лен, извини, больше не смогу: у меня тут неожиданно на ближайшие два дня образовались задачи, от которых никак отказаться не могу.

— Да без проблем, понятно же, — Лена беззащитно прижимается щекой к отцу. — И так спасибо, что прилетел…

— Ну а для чего ещё родители, — спокойно говорит Роберт Сергеевич, садясь на переднее сиденье возле водителя. — Загружайтесь.

MOSCOW оказывается отелем, рестораном, ночным клубом и не понятно чем ещё в одном здании под одной крышей.

Мы заглядываем было в ночной клуб, но громкость звуков и атмосфера там такие, что Роберт Сергеевич, морщась, сразу говорит:

— Лена, только не тут. Пошли в ресторан.

В ресторане половина персонала говорит по-русски, что нас приятно удивляет.

— Батя, у нас детка будет, — в лоб сообщает Лена сразу после того, как официант подаёт заказ и уходит.

— Поздравляю, — чуть удивляется Роберт Сергеевич. — Вы готовы?

— Тут не такая ситуация, чтоб можно было выбирать, — улыбась, отвечая на его вопрос вместо Лены. — Хочешь не хочешь, а необходимо соответствовать. Требованиям ситуации.

По его эмоциям вижу, что он немного удивлён, но не более того.

— Ну, мы с мамой давно были бы рады, — подтверждает он мои мысли, обращаясь к нам обоим. — Поддержим всем, чем можем. Единственный вопрос… Саша, не хочу лезть в твои дела, а что твои родители? Будешь сообщать? Нас с ними знакомить? Ни на чём не настаиваю, просто прошу сориентировать.

— Мы пока размышляем, расписываться ли, — кошусь на Лену, которая беззаботно наяривает второе мороженное под шоколадом. — Лично мне бы хотелось хоть как-то зарегистрироваться официально. На эту оказию я бы позвал родителей и сестру. Но ваша дочь говорит, что бюрократия никому не нужна.

— Ну-у-у, я, может, и соглашусь, — встряхивает волосами Лена. — Но дайте день-два к этому всему привыкнуть. Я не то чтобы возражала, просто столько событий…

— Не хотите пока тут пожить? — деликатно переводит разговор на другую тему Роберт Сергеевич. — Тут всё же поспокойнее и повеселее. Особенно молодым. Да и почище воздух, чем у нас.

Некрасиво хмыкаю, поперхнувшись чаем:

— Что-то за сегодняшние сутки мне так не показалось!

— Мы на пляж на городской пошли, — поясняет Лена отцу. — Заодно пробежаться по дорожке решили. Так там индюшата с паками сражались, Шурик разнимал.

— Всё в порядке, не пострадали? — вскидывается Роберт Сергеевич.

— Да не-ет, я полицию сразу вызвала, доехали за две минуты, — беззаботно качает головой влево-вправо Лена. — Но у Шурика впечатления от поездки ещё те, пф-ф-ф.

— Саш, твой опыт тут, конечно, здорово по нервам бьёт, — аккуратно подбирает слова Роберт Сергеевич, — но поверь мне. Как понимающему в вопросах безопасности. Здесь обычно так не бывает. Ваши приключения за сутки — это очень большое исключение! Я бы даже сказал, уникальное стечение обстоятельств. И в отеле, и даже и на дорожке у пляжа. А воздух и экология тут… С нашими не сравнить. Я сейчас только о здоровье Лены говорю.

— Переезд с такой скоростью, практически, моментально, однозначно обсуждать не готов. — Отвечаю, не задумываясь ни секунды. — Есть же обязательства и планы дома, в том числе перед пациентами. Пока от нас там столько людей зависит, что бросить всё на ровном месте просто не реально. — Подумав, добавляю более понятных родителям категорий. — И сам город очень дорогой. Если сравнивать с нашим. И тут у меня уйдёт какое-то время стать на ноги. Кстати, не смотря на все события, мне тут понравилось. Есть что-то магнетичное в атмосфере, я почувствовал.

Не хочу лишний раз говорить, даже Роберту Сергеевичу, что я чувствую эмоции. И вот положительные и позитивные эмоции и настрой большинства обитателей этого города действуют как солнечная ванна: становится тепло и приятно.

— Мы могли бы помочь. — Осторожно говорит отец Лены. — Уж вас-то тут всяко как-то прокормили бы. Кстати, школа при Посольстве Северных Соседей аккредитована по всем стандартам Таможенного Содружества.

— И стоит десять тысяч долларов в год, — смеюсь. — Вернее, тридцать три тысячи дирхам, но без учебников, формы, доставки. Я смотрел в интернете их сайт. Если это всё прибавить, получится даже больше. Роберт Сергеевич, поймите меня правильно. Эмоционально, мне тут комфортно, даже не смотря на все события последних суток. И, если бы дело было только во мне, я бы, возможно, и согласился. Но с ожиданием прибавления в семье; женитьбы; всего, что с этим связано… Вешаться вам на шею мы не будем, вы же знаете. А работать тут я не смогу, я уже поглядел местное законодательство.

— Ну, работать можно и в нашем банке… И на местное законодательство не сильно оглядываться…

— Батя, нет. — Перебивает всех Лена, за что я ей в этот раз искренне благодарен. — Не вариант. По крайней мере, пока что. Я сама не готова. Я как бы не против сюда перебраться, но категорически не срочняком и не до рождения ребёнка.

— Как-то ритм жизни и график перестраивать в этой связи планируете? — деликатно интересуется отец Лены. — Не хочу лезть не в своё дело, но, возможно, кое в чём могли бы и мы поучаствовать? И кстати. Вам будет удобно в сегодняшней квартире? Или, может быть, вы всё же рассмотрели переезд к нам? Места хватает, а многие проблемы решаются автоматически.

— Батя, мы только сегодня узнали, — отвечает Лена. — Ещё не садились думать. В смысле, ничего ещё не планировали.

— Я немного думал, — говорю после неё. — Могу сказать только за себя пока. Собираюсь лицей добить экстерном. Сдать все экзамены, чтоб высвободит время. Как можно скорее. Вот это однозначно то изменение, которое я уже вижу. Об остальном будем думать, когда схлынет эйфория.

— А потянешь? — уважительно спрашивает Роберт Сергеевич после небольшой паузы. — Лицей экстерном, имею в виду?

— Более чем. Вернее, по серьёзным предметам однозначно потяну, — поправляюсь. — А по чепухе типа литературы и истории, просто как-то буду решать… Может быть, даже за деньги попытаюсь. Ещё не говорил с директрисой. — Решаю от Роберта Сергеевича ничего не скрывать.

— А серьёзные предметы это у нас какие? — смеётся отец Лены.

— Физика, химия, все математики, биология, — перечисляю. — Ещё бы назвал информатику, но не в нашей школе. Я информатику сейчас знаю лучше нашего учителя. Ещё английский бы назвал, но его сейчас все знают.

— Ну, если собираешься в медицинский, то литература и история тебе действительно ни к чему… Ладно, смотри, есть такой вариант. Это, конечно, не мой уровень, но если у тебя в твоём лицее будут какие-то барьеры, скажи. — Роберт Сергеевич задумчиво смотрит на тарелку с салатом. — Я не помню, как там с экстернатом, но у нас в НИШе я наверняка это всё решить смогу. На золотую медаль не рассчитывай, но сам экстернат принципиально решу. Быстро решу, — добавляет он через секунду.

— Спасибо большое. — Такой запасной вариант во многом развязывает мне руки. — Я вначале попробую сам, оно и для тренировки в жизни полезно. Как учебно-тренировочное упражнение. Если же вдруг упрусь в эффективность своих действий, тут же обращусь к вам. О переводе в НИШ.

— Договорились, — кивает отец Лены. — А про учебно-тренировочные упражнения откуда услышал?

— Так всегда знал. После тренировок на полигоне СОП.

— А-а-а, точно…

В Дубае, пользуясь возможностью неограниченного пребывания в БУРЖ АЛЬ АРАБ, мы, по настоянию Лены, задерживаемся ещё на несколько дней.

Котлинский, узнав от меня по телефону все без исключения наши обстоятельства, на удивление легко входит в положение:

— Хорошо, оставайся. В принципе, главное, по онкологии всё же обратимо? Пауза нас назад не сильно отбросит?

— Вообще не отбросит, я же сделал заделы. Да и организм сам по себе борется, а когда ему ещё показали… давайте не по телефону.

По возвращении домой, самым первым делом по приезде из аэропорта честно "сдаюсь" Саматову и Арабу. Звоню им из аэропорта и прошу подъехать.

Они забирают меня из дома через два часа и везут на базу, где всё в том же кабинете, после стандартных ритуалов общения с камерой, без купюр рассказываю им все события.

— Это ты мощно там выступил, — присвистывает в удивлении Араб. — Повезло, что тамошние суды не бюрократы.

— Меня в суд никто и не звал. — И дальше рассказываю о шапочном знакомстве с эмиром.

После чего добросовестно сообщаю про инсульт противника в бою.

Араб с Саматовым переглядываются, после чего Араб придвигается ближе:

— А у нас же тут ничего не получалось прошлый раз?

— Я смог считай разово, в стрессе, на пике величайшего страха: беременная жена в коридоре, стволы вот-вот расчехлят и палить начнут. Их восемь человек. И у меня из оружия — только самое главное, из твоего анекдота, — смотрю Арабу в глаза.

— Это что там самое главное? Какое оружие? — подключается к беседе Саматов, вопросительно глядя на нас.

— Интеллект и Устав, — отмахивается Араб, обращаясь затем ко мне. — А повторить ещё раз сможешь? Как оно вообще произошло?

— Знаешь, я думал об этом, — не вижу смысла от них хранить какие-то секреты. — Араб, вот ты сможешь сам себе ногу зашить? Без наркоза, в боевой обстановке?

— Я не знаю, у меня болевой порог низкий, — признаётся Араб, подумав пару секунд. — У Северных Соседей есть один весёлый полковник. Широко известный в узких кругах. Вот он может. Технически реально, но номер не сказать чтоб тривиальный, не сказать что всем по силам, и не сказать что на каждый день.[3]

— Вот представь, что так себя зашивать надо всё время, пока тренируешься. — Поясняю Арабу и Саматову свои личные ощущения в момент того инсульта. — Оно мне надо? Такой ценой нарабатывать достаточно паразитный и бесполезный лично для меня навык? И, кстати, сразу. Давай вместе вычислять: как изменится психика? Если человек из-под палки вынужден так себя насиловать ради чужих интересов? Тренировка, ещё раз, крайне неприятна и очень болезненна.

— Ты говоришь, крайне неприятные ощущения? — задумчиво повторяет за мной Араб, что-то рисуя.

— На уровне физической боли. Очень ильной физической боли, только на уровне мозга. Не тела или нервной системы. Не знаю, как пояснить. — Смотрю ему в глаза. — Если бы не Лена с Аселей сзади, вообще бы так делать не стал. Это был исключительно экспромт, в стрессе, причём как будто мозги сработали интуитивно, без участия сознания. И мои личные ощущения были крайне неприятными. Повторять категорически не намерен.

Ещё через пятнадцать минут расспросов Араба, которые внимательно слушает и Саматов, определяем для себя (я об этом как-то не задумывался):

в моём случае, алгоритм такого воздействия, судя по конкретному разовому опыту, делится на два этапа. Первое — диагностика. Проще всего испортить то, что у конкретного человека и так барахлит. Например, спровоцировать инфаркт у того, у кого и так предынфарктное состояние. Или инсульт у аналогичного. Или оторвать тромб в вене у того, у кого он и так образован.

Второй этап — непосредственное внесение угнетающих изменений.

После определённого анализа, прихожу к выводу, что в коридоре мне сказочно повезло, что всё сработало. Либо, стресс действительно открывает невиданные ресурсы. Однако управлять этим осознанно, с моей точки зрения, нельзя.

— Ну хотите, давайте меня на приборе об этом же расспросите, — предлагаю. — Чтоб убедится, что я говорю правду. Я не возражаю. Тем более, сам к вам пришёл.

— Я вижу, что ты не врёшь, — хмуро говорит Араб. — Смущает только то, что, по факту, практически возможность такого воздействия существует. Оказывается. Ты же сам вон… Но никак изучить её не можем, поскольку в нашем с тобой случае единственное задокументированное воздействие носит стихийный характер и направленной тренировке, судя по твоим словам, почти не поддаётся.

— Ну-у, тренировать, наверняка, можно, — осторожно напоминаю. — Но только каждый раз через боль прорываться… Кто согласится? И ради чего? Нам это очень надо?

— Не надо, — отрицательно качает головой Араб. — Не тот случай. Ты не наш сотрудник, войны нет… На твой вопрос: если тренировка связана с постоянным преодолением сильной боли, для психики это не бесследно.

— Чем чревато в итоге? — с интересом спрашивает Араба Саматов.

— В зависимости от индивидуальных особенностей, — поворачивается Ара к нему. — Психики. Но в любом случае, ничего хорошего. А то и вплоть до самого плохого… Не хочу даже рассматривать все возможности. Оно как рефлекс будет нарабатываться. И мало ли как подсознательно сработают у тебя мозги на двухсотой тренировке? Когда тебе из раза в раз больно, а мозг стремится эту боль любой ценой прекратить?

— А вокруг люди, — подхватывает мысль Араба Саматов, — которым ты этой болью обязан и подсознательно их уже можешь почти что ненавидеть?

— Точно, — кивает Араб. — Так что это не наш метод.

Покрутив проблему с разных сторон ещё минут несколько, приходим к выводу, что лично я больше помочь ничем не могу.

— Но спасибо и на этом, — серьёзно говорит Саматов, задерживая мою руку в своей при прощании. — Информация порой штука бесценная. Просто наших возможностей сегодня не хватает, чтоб реализовать именно этот массив. Ну, давай. Араб тебя довезёт. Он сейчас всё равно в город.

— А мне ещё тут есть сегодня чем заниматься.

Дома застаю Лену, вооружившуюся листом ватмана и рисующую на нём непонятные фигуры. Чуть присмотревшись, узнаю в рисунке очень грубую схему своей квартиры.

— Что творишь? — подхожу сзади и хлопаю её ладонью по тому месту, по которому она обычно лупит нас с Аселей.

— Да вот, планировку анализирую и думаю, что добавить, что убрать, — она не обращает внимания на мой хлопок. — Ребёнок это такая штука, что лучше подумать о дооборудовании заранее.

— Кстати, хотел спросить после этого двухэтажного номера в отеле. Тебе после твоих хором тут со мной не дискомфортно? Нет ощущения, что не так просторно и достаточно скромно всё?

— Мелкий, я умею в отношениях ценить сами отношения, а не любую внешнюю атрибутику. Которая, кстати, внутреннему содержанию самих отношений может вообще не соответствовать! — Лена отрывается на секунду от ваяния своего чертежа, окидывая меня задумчивым взглядом. — Это я тебе даже по своему первому браку говорю…

— Ух ты. Как редко встретишь такое пренебрежение к материальному в современных меркантильных женщинах модельной внешности, — смеюсь, обнимая Лену сзади.

— Эй. Это ты кого меркантильной назвал? — Лена взмахивает волосами, которые легко касаются моего лица.

— Шучу, шучу…

— А если серьёзно, Мелкий, то одна из самых поучительных историй на эту тему, которую я слышала в своей жизни, это «СКАЗКА О СТАРИКЕ И РЫБКЕ», будешь смеяться… Знаешь, я далеко не дура. И как минимум по одному из своих дипломов понимаю, что остановись Старуха из этой сказки на любом из промежуточных этапов, она бы, вместо разбитого корыта, осталась бы с чем-то более материальным. Как минимум — лубяной терем. Или изба? Что там было?

— Да там в финале и на дворец были варианты, — припоминаю сюжет сказки. — Но по-моему тут диплом не нужен, чтоб это понимать.

— Точно. Как вариант был дворец, — покладисто соглашается Лена, не отрываясь от чертежа. — Но есть ещё и второе слагаемое.

— Что-о-о? — тороплю её, поскольку она держит паузу.

— Идеальная совместимость в наше время совсем не так часто встречается. — Серьёзно говорит Лена, повернувшись ко мне и оставив наконец свой чертёж. — И я эту совместимость ценить умею. Вне зависимости от меркантильного антуража, в котором эти идеальные отношения реализуются. Чмок. И с высоты своего опыта и второго брака я понимаю, что если это твой человек, его надо хватать за руки и держать. И никуда не отпускать. А уж в каком доме это происходит, пф-ф-ф… Мелкий, это такая рутина и мелочь! Пошли в спальню? Спина устала, на кровать хочу… У меня есть семья одна знакомая, они вместе около пятнадцати лет. Какое-то время они ко мне ходили на терапию как к психологу. Вот там муж вначале пил. Они поженились, у него были проблемы с алкоголем, которые постепенно углублялись. Он бывший спортсмен, она о его склонности к алкоголю и не знала вначале: ну выпил, ну перебрал… Но когда они стали жить вместе, это всплыло. Вначале это было регулярно по пятницам…

— А что, это проблема? — уточняю по пути в спальню. — Если по пятницам?

— Уже да. Традиционная наркология это уже рассматривает как зависимость. Однозначно. Если есть регулярность, которая ещё и сопровождается ритуалами… Да, Мелкий. Каждая пятница — это уже зависимость. Тем более что очень вскоре у него пятницы стали превращаться в ночи с пятницы на понедельник. Потом постепенно затекать на понедельник на утро… В общем, стали они бороться с алкоголем в итоге.

— Успешно? Я чего-то скептически отношусь к этому в нашей стране. Слишком большое социальное давление…

— Как ни смешно, успешно. Он даже вернулся в спорт. Уж не знаю, в какой роли: то ли во вторые составы, то ли младшим тренером, я не вникала… Бухать он бросил, но после этого ему всё припомнилось на работе. И вышло так, что он, с его высокой планкой уже необоснованных запросов, стал вылетать со всех работ.

— Интересно. А кто он по профессии? — Да аналитик какой-то по финансам… Из серьёзных компаний его стали вышибать, и он катился, катился, катился вниз, пока в итоге не стал работать бухгалтером за триста долларов по двенадцать часов в сутки. По самооценке это ему можешь сам представить как дало. А представляешь, как шикарно завыла его жена? — смеётся Лена. — С оттягом так, и с полным душевным удовлетворением: «Ты мне всю жизнь под откос пусти-и-и-иил!», — Лена явно кого-то передразнивает. — «Неуда-а-а-ачни-и-к! Никаких надежд не оправдываешь!»

— Это и есть пример внешнего локуса контроля?

— Он самый. Причём пример практически идеальный. Как иллюстрация идеальный, а не как модель отношений. Саму ситуацию, конечно, надо равнять… Ну вот. Денег у него не было. Потом настал третий этап в их отношениях. Деньги у него всё-таки появились: выстрелил какой-то его проект, и миллионы не миллионы, Мелкий, но десятки тысяч в месяц. После длительного периода полного безденежья.

— Весьма достойно, — уважительно качаю головой. — Просто снимаю шляпу.

— При этом он не пьёт. — Лена высоко поднимает вверх указательный палец. — Пашет, как зверь. Двое детей у них. — Лена смеётся и продолжает. — А знаешь что самое смешное? Как ты думаешь, жена стала меньше зудеть на ухо или нет?

— Судя по тому, как ты ржёшь, нет? Зудеть не перестала?

— В точку, — Лена давится от смеха. — А самое смешное в этой истории, что отношения между ними лучше не стали. Вернее, отношение жены к мужу… Жена как п-ела, пардон, так и не меняет курса. Хи-хи. Регулярно по три часа в день. Как п-ела с шести до девяти, так и п-ит. Вот он, классический пример того, когда один развивается и в своём развитии куда-то уходит. Причём к лучшему. А второй застывает в своём упорстве, ещё и с необходимостью серьёзной коррекции… Но я не о том. Как думаешь, этот брак ждёт что-то хорошее в будущем? Я, как психолог, там сделала всё, что могла.

— Но хотеть измениться должны оба. — Заканчивает Лена. — Отношения такая штука, что напрягаться надо обоим.

— Как по мне, то, что он и пить бросил, и по финансам в итоге всё порешал и прорвался… В наше время снимаю шляпу. К сожалению, в нашей стране даже что-то одно из двух удаётся далеко не всем. А чего он от неё не свалит?

— У них дочь очень сильно больна. И о разводе по причинам здоровья дочери не может идти и речи. Вот так.

— Интересно, — спохватываюсь, — но ты это всё к чему?

— Я это к тому, Мелкий, что если любить друг друга, то размеры не важны, — смеётся Лена. — Особенно квартиры. Тем более что жилплощадь у тебя не такая уж маленькая. Особенно для твоих детских лет. Чмок.

— Слушай, а мне вот другой сценарий приходит в голову, — улыбаюсь своим мыслям. — Этот вот мужик, о котором ты сейчас рассказываешь, он же за пятнадцать лет если бы хотел что-то изменить, наверняка бы что-то изменил? Значит, его всё устраивает? Мне в голову приходит аналогия с Бахтиным у нас на кухне. Помнишь, он сказал, что если народ смеётся в фейсбуке, но не выходит на улицы, значит, монархия всех устраивает? Может быть что и у них всё так?

— Не совсем. Я всё же знаю ситуацию изнутри.

— Ладно не будем спорить… всё равно каждый останется при своём мнении.

Утром прихожу к восьми утра стучусь в кабинет директрисы.

— Жанна Маратовна, здравствуйте, очень нужно с вами поговорить. На серьёзную для меня тему.

— Что случилось? — откладывает в сторону какую-то папку директриса. — Здравствуй.

— У меня изменились личные обстоятельства и мне бы хотелось поскорее развязаться с лицеем. Поможете? Что нужно, чтоб сдать весь курс экстерном?

— Ты знаешь всё до конца школы? — удивлённо спрашивает она. — О деньгах не говорю, сам понимаешь, такие усилия по организации комиссии даже мне, как директору, будут не бесплатны…

— Всего не знаю. Знаю только по тем предметам, с которыми мне жить и работать дальше. А всякие литературы с историями, хотел через вас договориться…

— … подводим итог. Первое, необходимо твоё заявление, но это самое лёгкое. Второе, я его рассматриваю лично; ну тут считай тоже договорились. Третье, создание экзаменационной комиссии. В нашем конкретном случае, в состав комиссии должны будут войти представители районного образования. — Директриса смотрит на меня. — Где я это заявление регистрирую. Возможно, лично мне удастся с ними договориться, чтоб они не присутствовали. Но гарантировать нельзя, поскольку не ясно, кого из них назначат. И готовиться всё равно нужно. Насколько я знаю, по гуманитарным у тебя…

— Вот это неожиданно, — присвистываю от удивления. — Вот это номер…

— А ты как думал? — серьёзно смотрит на меня директриса. — Экстернат является очень неприятным для всего образования феноменом. Я лично не сталкивалась, представь, вот за все свои годы. Но я давно в системе образования и уверенно прогнозирую действия всех по цепочке, кого придётся задействовать.

— А что в экстернате такого? В чём подвох? Обычные же экзамены, включая Единое Национальное Тестирование, проводятся исключительно силами педколлектива учебного заведения? Зачем в нашем случае представители вышестоящих организаций?

— Потому что сам факт твоего заявления о сдаче экстерном, во-первых, по процедуре доходит до министерства. До самого верха. Такой закон. Во-вторых, это же заявление является автоматическим сигналом: либо у нас появились слишком умные дети, которым просто тесно в рамках нашей Системы. Либо, школьная программа на уровне Министерства составлена настолько бездарно, что учащиеся сами берут на себя функции и школы, и гороно, и министерства; обучают себя сами, готовятся к экзаменам и в среднем образовании не нуждаются. — Директриса серьёзно смотрит на меня поверх очков. — Как следствие, не нуждаются в школе. Каждый такой вот случай расценивается как прямой вызов Системе образования.

— Ну да. А это уже угроза системе государственного управления, — я начинаю понимать. — Поскольку школа у нас не столько образовательное учреждение, сколько воспитательное. Хотя на вывесках мы этого не пишем…

— Саша. Я категорически не хочу ни слушать, ни слышать твоих последних сентенций. — Ледяным голосом говорит директриса. — Пожалуйста, цени сам факт того, что я с тобой сейчас об этом разговариваю. И пожалуйста, избавь меня от своих философских размышлений на темы мироустройства и всемирного заговора против десятого бэ.

— Простите-простите-простите, — миролюбиво поднимаю руки. — Меня занесло…

Всё равно каждый останется при своём мнении, зачем спорить.

— Гуманитарные я, конечно, могу и не сдать… Либо на них придётся так сосредоточиться и фокусно ими заняться, что траты времени и отходняк потом нивелируют все плюсы… Жанна Маратовна, а вот если бы я был вашим сыном. — Пробую начать с другого конца. — Вы бы, как моя мать, знали, что я силён в точных науках, включая химию; возможно, даже за пару курсов ВУЗа знаю. — А может, и не за пару курсов, добавляю мысленно. А за пару ВУЗов. — И мои личные обстоятельства сложились бы так, что мне бы было нужно как можно скорее окончить школу. Просто кровь из носу. Ещё допустим, вы были бы лишены возможности мне помочь лично, просто чтоб в качестве матери не подставляться на должности… А советом вы бы мне как помогли? Ведь с вашей высоты даже совет… — не заканчиваю фразу, предоставляя ей самой додумать окончание.

— Если бы я была твоей матерью, — смеётся директриса, — я бы в первую очередь из тебя вытрясла, что за срочность с экстернатом. Как мать, я бы вначале оценивала задачи, — продолжает смеяться она, вопросительно глядя на меня. — Ведь экстернат, видимо, всё же не цель, а инструмент?

— Ну, да… — После секундного размышления, не вижу причин от неё что-то скрывать. — Жанна Маратовна, причин три. Первая: я действительно знаю математику, физику, химию и биологию на гораздо более высоком уровне, чем требуется на выпускном экзамене.

— Именно поэтому ты не стал участвовать в олимпиаде? — директриса с любопытством подвигается ближе к столу.

— Да. Счёл, что это будет нечестным… Вторая причина: я не хочу терять времени больше, чем это необходимо. У меня сейчас есть более чем серьёзные основания торопиться, я о жизненном этапе.

— Которые наверняка вызваны третьей, главной причиной. — С улыбкой заканчивает за меня директриса.

— Точно. Я жду ребёнка и примеряю на себя роль главы семьи.

— Удивил. — Через целых две минуты полной тишины ошарашено признаёт директриса. — Если честно, считала тебя самым взрослым из всего лицея. По крайней мере, в этом году…

— Вы считаете, что у меня это по недомыслию и по неопытности? — настаёт моя очередь смеяться.

Директриса молчит в ответ, сочувственно глядя на меня.

— Жанна Маратовна, я очень тронут тем, насколько близко к сердцу вы восприняли мои личные обстоятельства, но даю вам честное слово: я полностью контролирую ситуацию и у меня всё в порядке. В вас сейчас просто говорит стереотип по отношению к моему возрасту. Спасибо огромное, — улыбаюсь, — но давайте вернёмся к совету. Буду за него очень благодарен.

— Мне не просто переключаться с мысли на мысль, погоди, — качает головой директриса. — Ошарашил… Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь.

Она встаёт, подходит к двери, закрывает её на ключ и возвращается обратно, протягиваю руку к смартфону:

— У тебя какой урок первый?

— Физкультура. Пришёл только с вами поговорить.

— Тьфу ты, ты ж от неё вообще освобождён. — Директриса откладывает смартфон на край стола. — Думала, кого из учителей предупреждать, что тебя на первом уроке не будет…

— Слушайте, вы так близко к сердцу всё приняли, что мне теперь даже неудобно за то, что вас втравил, — признаюсь ей. — Давайте попробуем вас успокоить? У меня есть своя квартира, в хорошем районе, в новом доме, тут практически рядом. У меня есть работа, на которой меня недавно повысили, и доход от которой выше, чем в среднем по городу даже среди взрослых. Плюс перспективы по этой работе. Эта работа мне очень нравится, и я видел не много взрослых, которые так же радовались бы своей работе. Я имею решение суда о свой дееспособности, что косвенно говорит в пользу того, что думать я умею. Пожалуйста, не волнуйтесь!

— Шестнадцать лет, — как-то заторможено отвечает директриса. — Шестнадцать лет… И ведь не скажешь ей сейчас, что я вовсе не так молод, как кажусь именно ей. Бросаю на неё частоту покоя, плюс «надавливаю», поскольку она собирается чуть ли не всерьёз расстроиться.

— Жанна Маратовна, пожалуйста, не расстраивайтесь. У вас правда нет причин переживать, меня всё устраивает. Если возможно, давайте лучше вернёмся к совету?

— Ладно. — Директриса хлопает обеими руками по подлокотникам своего кресла. — Если как мать, то давай разговаривать профессионально. У моего сына не было бы ни единого шанса не ответить мне на вопросы, которые я посчитаю нужным задать. Готов?

— Да, — отвечаю чуть удивлённо.

Кажется, я недооценил степень её серьёзности в профессиональных вопросах. Но отыгрывать назад сейчас будет неправильно. Впрочем, что мне терять?

— Ну тогда первое. Кем ты себя видишь через пятнадцать лет? Или, скажем, к тридцати годам? — её частоты и эмоции сейчас поразительно похожи на мышление Тамима, когда он меня опрашивал, пытаясь закамуфлировать мягкий допрос под вежливую беседу.

В отличие от Тамима, у Жанны сейчас чётко видныте же нотки, которые были у Лены, когда она в коляске укачивала ребёнка на улице.

— Я понимаю ваш вопрос. — Осторожно подбираю слова, поскольку врать не хочу. — Но для меня он состоит из двух частей. Отвечаю на первую: я вижу себя счастливым отцом семейства, который занимается своим делом, который открыл свою генную лабораторию и который не переживает, как сегодня, за безопасность своих близких в среднесрочной перспективе. Это за жену, детей, на трёх-пятилетнем отрезке времени, — расшифровываю подробно.

— И снова неожиданно, — широко открывает глаза Жанна. — Судя по твоему вступлению, есть какой-то подвох? С чего это тебе сейчас переживать за безопасность?

— Знаете, возможно, сейчас буду чуть более многословен, чем обычно, но если вы не против… — Жанна кивает и расслабленно откидывается назад. — Тот факт, что мы ждём ребёнка, уже что-то меняет в моём восприятии. И все события вокруг я теперь воспринимаю не как школьник, у которого вся жизнь впереди, а времени ещё чуть ли не век. А как глава семьи, которому за эту семью полностью отвечать. Во всех смыслах. Вот с этой точки зрения, многие события, которые раньше не привлекали моего внимания, теперь вызывают совсем другие эмоции.

— Ты никогда так подробно не останавливался на своих эмоциях, Стесев, — улыбается Жанна. — Я вижу, что тебе сейчас немного неловко. Хочешь чаю?

— Если возможно.

Пока Жанна кипятит воду в чайнике, продолжаю.

— Вы, понятно, не в курсе моих личных обстоятельств, потому нужно дорассказать кое-что ещё. Буквально несколько дней назад отец моей второй половины предложил нам с ней переехать в Дубай.

— Однако! — присвистывает Жанна. Чего за ней раньше не водилось. — Держи, — она подвигает ко мне чашку, в которой заваривается какой-то сильно пахнущий сорт зелёного чая. Впрочем, пахнет приятно.

— Я по нему тогда увидел, но не мог по ряду причин расспрашивать, — продолжаю, подвинув чай к себе, — что он владеет какой-то информацией, которую нам двоим просто не сообщает. И что его предложение переехать на некоторое время в другую страну, где у него лично, кстати, очень неплохие позиции, вызвано чем-то большим. Чем ссылки на экологию, которые он старательно акцентировал.

— А почему ты считаешь, что он владеет какой-то не особо открытой информацией?

— Он был большим чином в безопасности. И сейчас продолжает работать в направлении, которому отдал больше половины жизни.

— Хм… Теперь скажи, что тревожит лично тебя. В этой связи. Как по мне, за безопасность близких через пятнадцать лет можно не опасаться при таких родственниках?

— Вот сейчас мы и подходим к тому деликатному моменту… Жанна Маратовна, что является основой нашего ВВП в стране? Да и у соседей, если верить нашей географичке, тоже?

— Экспорт минеральных ресурсов. К сожалению. Это не секрет, хотя и неприятно. Из этого не делают секрета, и вы это проходите на географии в том числе.

— В фейсбуке ходит один мем, — улыбаюсь. — Фото нашего лидера нации и три его заявления. Вот, смотрите. — Передаю Жанне свой телефон.

— Я видела, смешно, — улыбается директриса. — Но ты же уже взрослый мальчик. Что тебя так смутило?

— Два вопроса. Это всё говорил один и тот же человек, глава нашего государства. Двадцать девятый год не рассматриваем, это пока будущее. Из трёх оставшихся утверждений, правдой является только одно. Два остальных раза он врал. Почему это никого не беспокоит?

— Это же риторический вопрос, ты и сам всё понимаешь, — вдыхает Жанна с грустной улыбкой.

— Вот остальные просто смирились. А я не чувствую себя в безопасности из-за этих заявлений. Смотрите. Вы нам сами преподаёте на географии, что девяносто процентов ВВП — это продажа ископаемых ресурсов. А народ правительству сильно нужен в этом процессе?

— Да как-то не задумывалась, — сводит брови вместе Жанна.

— Когда задумаетесь, учтите, что это самое правительство бессменно четверть века.

— Да ну, есть ротации, — не соглашается Жанна.

— Политические тяжеловесы, как они сами себя называют, все на месте. И ротация по большей части горизонтальная.

— Ну, народ, конечно, при торговле ресурсами зарубеж не является необходимой величиной.

— А чем последний год, с точки зрения активности этого самого народа, очень отличается от предыдущих двух десятков лет?

— Имели место массовые выступления. — Начинает догадываться Жанна. — И по поводу китайских компаний, и по поводу выборов, и по поводу снятия помощи многодетным матерям.

— Я больше скажу. Я например в этом году услышал замечательную вещь со ссылкой на нашу Конституцию: «Единственным источником власти в стране является народ». Кажется, чуть ли не Первая Статья Конституции. А теперь у меня вопрос: что делает бизнесмен, в нашем случае это правительство и Лидер, когда какие-то рабы и бомжи (давайте откровенно) мешают ему торговать с его, по факту, земельного участка? Да ещё и требуют поделиться продажами и властью, плюс претендуют на управление Компанией? Которой конкретный Совет Директоров бессменно рулит уже треть столетия, привык к этому, детей подтянул, а Его, Совет Директоров, всё устраивает?

— В таком разрезе даже не думала, — удивлённо отвечает Жанна. — Сам додумался?

— В интернете есть. — Справедливости ради, в интернете я эту мысль тоже видел. — Жанна Маратовна, давайте доиграем в игру. Вот теперь вы мне скажите, как мать. Забудьте, пожалуйста, что вы директор школы. Если в тридцать лет я вижу себя успешным, а семью в безопасности, то как мне ответить на ваш вопрос, кем я себя вижу в тридцать?

Жанна задумчиво закусывает губу и глубоко о чём-то задумывается.

— Извините, что сумбурно и длинно, но почему-то поддался вашим словам, — честно сознаюсь. — Я эти мысли вообще стараюсь никому не озвучивать. А просто делать выводы, и вносить в свою жизнь коррективы.

— Получается, надо уезжать? — задумчиво говори Жанна.

— Вот вы сейчас сами деликатно переформулировали мягкий посыл моего тестя… будущего. Либо есть второй вариант.

— Это какой? — Жанна улыбается. — Уже боюсь, чем ты удивишь на этот раз.

— Второй вариант: сделать так, чтоб всем в этой стране было одинаково комфортно.

— Звучит несколько утопично, — улыбается Жанна. — Даже для шестнадцати лет.

— Знаете, я тут недавно поневоле попал на тренировку в армию.

Не уточняю лишних подробностей про Саматова. А Жанна снова демонстрирует удивление выражением лица.

— Вот там один человек сказал мудрую вещь, — продолжаю. — Утопий, мечтаний, надежд в рамках поставленной задачи, этого всего не бывает. Нет такой категории в понятийном аппарате. Бывают либо верно выбранные пути плюс достаточный инструментарий. Либо недостаточная проработка и подготовка. Вот я для себя, расписав это как задачу, решение на пятнадцатилетнем отрезке как раз увидел чётко.

Не хочу вдаваться в детали, если не спрашивают специально, но Жанна с улыбкой спрашивает:

— И как же?

— Две подзадачи. Жанна Маратовна, я не имею от вас секретов в этом плане, но вы уверены, что вам это интересно?

— Уверена, — коротко кивает директриса. — Заинтриговал.

— Первое: создание конкуренции в верхних эшелонах власти. На сегодня, мы имеем полуфеодальную модель, как и Дубай. Но в отличие от Дубая, у нас декларируемая модель, Конституция и Власть Народа, не соответствует реальной модели: передаваемое по наследству доминирование… не будем уточнять кого. Вот первым шагом, как по мне, нужно привести наш реал в чёткое соответствие с виртуалом. А делается это лучше всего через конкуренцию: этот мир есть один большой рынок, — развожу руками. — Вторая подзадача: разработка и запуск инструментов. Реализации третьей статьи Конституции.

— А что у нас в третьей статье? — прикрывает веки, что-то вспоминая, Жанна.

— Статья три пункт один. «Единственным источником государственной власти является народ». Вот за пятнадцать лет, если заниматься вопросом, инструменты реализации Третьей Статьи Конституции запустить можно.

Жанна неожиданно закрывает лицо руками и начинает хохотать. С любопытством жду, пока она отсмеётся.

— Что это было? — вежливо спрашиваю, когда она почти прекращает смеяться.

— Секреты хранить умеешь? — весело спрашивает Жанна, оглядываясь на запертую на ключ дверь

В ответ молча провожу ребром ладони по горлу.

— Вы же летом на каникулах были, а у нас на выборах избирательный участок был на территории лицея. — Объясняет Жанна. — Меня от акимата припахали в члены избирательной комиссии. Знаешь, Саша… если ты знаешь, как сделать процесс подсчёта голосов объективным, то тебе лучше начинать этот проект сейчас. — Жанна смеётся, не стесняясь. — Потому что… Вслух заканчивать фразу не буду, сам понимаешь.

— Понимаю, — киваю. — И это всё как раз достаточно легко решаемо. Другое дело что честный подсчёт голосов на выборах это только десять процентов успеха. Гляньте на соседей наших Северных Соседей: у них выборы были сто процентов объективными. И голоса подсчитали точно. Но что в этом проку, если выбирать не из кого? Если надёжного кандидата нет?..

— Интересно-интересно, — перебивает меня Жанна. — И как бы ты решал вопрос точного подсчёта голосов?

— «Обезьяна», — отвечаю. Вижу по Жанне, что она не понимает. — Это как раз будете решать вы. Если согласитесь и сочтёте нужным. Я не о вас лично, а об учителях. Смотрите. Пятнадцать лет назад население нашей страны было двенадцать миллионов, так?

— Чуть больше, — кивает Жанна.

— Окей, двенадцать триста. А сейчас восемнадцать пятьсот. Итого, пятьдесят процентов роста населения за пятнадцать лет. Сколько людей моложе тридцати пяти придёт на выборы через шестнадцать лет? При таком темпе нашей рождаемости?

— Больше половины, — задумчиво отвечает Жанна.

— А кто формирует мировоззрение этих более чем пятидесяти процентов избирателей? И когда оно будет формироваться?

— Намекаешь, что сейчас, и в школах? — сводит вместе брови директриса.

— Не намекаю. Открыто говорю. И в этой связи… — Придвигаюсь ближе к столу, допивая остатки чая в чашке. — Жанна Маратовна, вот вспомните начало года. Как вы ко мне отнеслись?

— Как к выродку и выскочке, — смеётся директриса. — который бесится с жиру и самоутверждается за мой счёт. Пользуясь своим мажорным положением.

— Не буду сейчас вещать, насколько не согласен с оценкой, — обескуражено тру за ухом. — М-да. Неожиданно.

Следующие полминуты мы вместе смеёмся. Потом я добавляю ещё чая и доливаю в обе чашки воду из чайника.

— А давайте теперь посчитаем, чего мы вместе с вами добились за эту пару месяцев. Вот лично вам что сегодня нравится в нас?

— Олимпиада. — Без промедления выдаёт Жанна. — Это действительно великий подвиг, как ни пафосно прозвучит. Мне крайне не нравится материальная подоплёка всего, но результаты говорят сами за себя.

— Жанна Маратовна, вы не обидьтесь, но вы не в том положении, чтоб судить. — Примирительно поднимаю руки, так как вижу, что Жанна готова вскинуться. — Я не о вас лично! Я о системе образования. Статья три пункт один Конституции. «Единственным источником государственной власти является народ». Вы с директором НИШа из нашего чата удалились, а родители наоборот добавились. Я, честно говоря, сам не ожидал. Но потом этот чат внимательно почитал. Знаете что говорят родители про наше «казино»?

— Что? — по Жанне видно, что ей это искренне интересно.

— Не дословно, но по памяти… «…если мой за два доллара целый день проведёт в лицее, а не по кабакам; да ещё и будет соревноваться по математике, я и в десять раз больше дам. Пусть хоть каждую неделю ходит!» — это мнение родителей, которое разделило большинство.

— Большинство детей или родителей разделило? — уточняет Жанна.

— И, и. Потому не обидьтесь, но тот самый "Народ, который единственный источник власти", в лице родителей как раз проект одобрил. А вам не нравится всё потому, что на вас лично, как на должностное лицо, наложены ограничения действующим законодательством. Я о финансах. И естественно эти ограничения не есть продукт народного решения, — отпиваю чай. — Кстати, спасибо вам огромное лично от меня.

— А от тебя за что? — иронично интересуется Жанна. — В олимпиаде ты не участвовал. Призы не получил. Деньги, насколько знаю, розданы все; плюс ты ещё что-то лично добавил, пояснив, что это от банка. — Жанна вопросительно поднимает бровь и насмешливо смотрит на меня.

— Ничего себе, у вас негласный аппарат работает, — от удивления даже опускаю уголки губ.

— А ты как думал, — смеётся Жанна. — У администрации любой школы всегда есть свои источники информации. Прими как данность.

— Кстати, это действительно были не мои деньги. Это действительно деньги банка. Я их просто себе брать не стал… Но суть не в том. У моей половины есть сестра, у той есть муж. Он бывший водолаз морчастей погранвойск. — Не могу придумать, как короче объяснить, кто есть Вовик. — Вот у них были учебно-тренировочные погружения, это когда ты не воюешь, но всё делаешь то же самое, что будешь делать, если… Абсолютно тот же алгоритм и чуть не массо-габаритные макеты на столбы с китайской стороны под водой во время этих самых упражнений.

— Это к чему?

— Вот проведение олимпиады по математике — это наше маленькое, пробное, очень оговоренное, тепличное учебно-тренировочное погружение на тему реализации третьей статьи Конституции в нашей тематике, в нашей зоне ответственности. — Улыбаясь, смотрю на Жанну.

— Хм, интересно, — снова подаётся вперед директриса. — Но пока не улавливаю связи, как это может помочь в будущем.

— Знаете, есть такой блоггер в фейсбуке, А. Б-ва?

— Бывшая реаниматолог, которая борется со старением?

— Да. Вот у неё пятьдесят тысяч подписчиков. Лояльных, которые к ней очень прислушиваются. Сколько всего на этих выборах проголосовало народу?

— Около пяти миллионов, кажется, точнее не скажу, а что?

— Сколько нужно таких блоггеров, как Баян-ва, чтоб скоординировать действия пяти миллионов избирателей?

— При охвате пятьдесят тысяч на блоггера? — уточняет Жанна. — Сто человек.

— Жанна Маратовна, как вы думаете, можно за пятнадцать лет вырастить поколение так, чтоб оно: разделяло общие ценности, раз. Хотело честных выборов, два. И «recognize», простите, не знаю, как сказать по-русски, эту сотню блоггеров, известных объективностью своей позиции, неподкупностью и отчаянной смелостью?

— А при чём тут смелость?

— Так эта блоггер сейчас с полковником полиции судится, с Ай-ковым. Публикует всё с судов в прямом эфире. Типа за оскорбление личности он на неё подал, не она на него.

— И как? — неподдельно интересуется директриса.

— Побеждает. Тьфу три раза.

— … спасибо за содержательную беседу, но возвращаясь к совету. — Жанна пристально смотрит на меня, что-то обдумывая, потом всё-таки продолжает. — Строго между нами!

— Тебе экстернат вообще для какой цели? Высвободить время это тоже инструмент. Для чего тебе и свободное время, и аттестат? Экстерном?

— Время чтоб работать больше. Деньги коплю, раз. Плюс ребёнок родится — его вдвоём растить надо. А аттестат для поступления в ВУЗ нужен. Два.

— А ты в какой ВУЗ собрался? — Жанна вопросительно смотрит на меня, потом поясняет причину своего вопроса. — От института зависит, что именно я тебе сейчас посоветую.

— В медицинский. И там к соответствию подаваемых документов относятся очень серьёзно.

— Да это в любом ВУЗе так, — отмахивается Жанна, — но вот совет дать могу. Как бы я действовала, если б меня сын так «обрадовал».

— Буду очень признателен.

— У нас в ВУЗах признаются аттестаты не только нашей страны. — Жанна наклоняет голову к плечу и смотрит на меня, как на ребёнка.

— Аттестат Соседей? — начинаю размышлять вслух. — Какой-то удалённый населённый пункт, где я якобы жил, проверить который невозможно, но школа там есть. И аттестат которой соответствует нашим требованиям Министерства образования и науки?

— Точно. — Два раза хлопает в ладоши Жанна. — Ну и, как сыну… там это стоить будет даже дешевле, чем в нашем городе решать вопрос о внеочередной комиссии на проведение ЕНТ для отдельно взятого гениального зкстернёра.

— А там же их Единый Экзамен? Это разве не то же самое?

— А с чего ты решил, что я тебе про Северных Соседей? — удивляется Жанна. — ЕГЭ это на Севере. А я тебе про аттестат у южных соседей говорю. Там нет ни Единого Тестирования, ни Единого Экзамена, там старая советская система экзаменов. А их аттестат в наших ВУЗах, в частности, в меде, признаётся как полноценный.

— И что, вот так просто? — я действительно удивлён простотой решения.

— Ну да, — уверенно кивает Жанна. — Родина Юлдашева действительно славится доступностью всего, если у тебя есть финансы. И цены на это «всё», в сравнении с нами, считаются низкими. Скажу больше. Когда ты всё обдумаешь, лично тебе я всё равно ничего не скажу. А вот твоей опекунше, если она мне позвонит, даже подскажу, к кому там обратиться. В районе Термяза… Возможно, тебе туда даже ехать не придётся. Цена вопроса около тысячи долларов, если это та школа в кишлаке, о которой я думаю.

— А юридически как выглядит моя учёба там, на территории другой страны?

— А вот это уже никому не интересные технические детали. В отличие от нас, они у себя этот экстернат могут провести вообще без проблем. Именно из-за отсутствия Единого Тестирования. Чисто теоретически, с правовой точки зрения, ты десять лет мог жить и там. При этом являясь гражданином нашей страны. Либо — приехать на год и посдавать всё экстерном. Валидность их аттестата для нашего ВУЗа от этого не меняется.

— Жанна Маратовна, спасибо огромное за совет, но давайте всё же двигаться по двум направлениям параллельно. — Я уже прикинул всю ценность её рекомендаций, но вижу и подводные камни, плюс альтернативы.

— Поясни? — Жанна вопросительно поднимает правую бровь. — Что ты хочешь сделать?

— Давайте заполним заявление об экстернате у нас в лицее и запустим процедуру сдачи мною всего досрочно здесь. А параллельно я буду зондировать варианты на родине Юлдашева. Мне ведь документы понадобятся в любом случае не раньше, чем следующим летом: допустим, закончить школу досрочно я ещё смогу. Но поступать в мед всё равно раньше следующего лета не получится.

— А-а-а, ну да… — задумчиво кивает Жанна. — Это я как-то упустила… Но ты понимаешь, что это для тебя автоматом двойные расходы? Не подумай, что я что-то гребу себе. Мне, чтоб в районном образовании «продавить» визу на приказ об экстернате, там придётся их чем-то заинтересовывать. И это за одно лишь разрешение сдавать экзамены.

— В какой стране мы живём, — смеюсь. — Но я благодарен вам за откровенность. Конечно, это я понимаю.

— Если лезешь во взрослые игры, будь готов ко взрослым правилам, — вздыхает Жанна. — Это хорошо, что ты пока не сталкивался с нашими чиновниками. Если у них есть целых два варианта, позволить или не позволить, то поверь: никто тебе ничего не позволит, без… — она не оканчивает фразу.

Дальше додумываю сам.

— М-да. Какая-то безрадостная перспектива по вступлении во взрослую жизнь получается, — улыбаюсь ещё раз.

— Можем по закону, — разводит руками Жанна. — После подачи от меня туда заявки, они будут отвечать тридцать рабочих дней.

— Это почти два месяца? — удивляюсь.

— Ага. Если по закону. А через эти почти два месяца они ответят, что досрочное проведение ЕНТ по каким-то причинам возможно только… в общем, вступят с нами в переписку. Не двигаясь ни на йоту в решении самого вопроса и не давая окончательного ответа. Решать тебе. Кстати, если бы это был мой сын, как ты говоришь, оплата была бы ещё больше, чем лично с тебя, — теперь смеётся уже Жанна.

— А это ещё почему? — удивляюсь я не на шутку. — По логике же, должны быть какие-то корпоративные правила игры «для своих»?

— Рынок, Саша, рынок. Кто такой Александр Стесев, который лезет на экстернат, в районном, да и областном образовании, знать никто не знает. Потому они будут опасаться твоей «волосатой лапы», которая может вмешаться в любой момент. Например, твоего друга-прокурора, — иронично улыбается Жанна уголком рта. — О котором ты пару раз упоминал в дискуссиях.

— Ничего себе у вас негласный аппарат, — от удивления присвистываю ещё раз. — Впрочем, уже говорил…

— А вот сын директора школы виден насквозь. — Иронично кивнув и прикрыв на секунду веки, со смешком продолжает Жанна. — Как и потолок моих связей. И если такой ученик, как мой сын, штурмует досрочное завершение школы, значит, его лично и его семью что-то очень остро припекает. И с них можно драть по максимуму: уж директора-то школы районному образованию можно не опасаться.

— Так а вдруг и у вашего сына связи? — указываю на нелогичность, как мне кажется, имеющую место.

— Нет, — беспечно качает головой Жанна. — О моём сыне будет как минимум известно, что он мой сын. И все его связи автоматом мои тоже. А потолок возможностей рядового директора лицея известен всем без исключения: работа такая, взаимодействуем очень плотно. То один конфликт возникнет, то другие задачи всплывут. Директор школы постоянно мечется, как карась в сети, что-то разруливая. По нескольку раз в год точно. Вот в этом году, например, только одна четверть прошла, а мы только при твоём личном участии с компанией Серикова «танцевали», раз, — Жанна загибает пальцы, — с тобой лично была война всех учителей поначалу, непонятно за что, два. Олимпиада на весь город, три. И, кажется, даже шире, чем на город, — задумчиво откидывается на спинку кресла Жанна. — И это только то, что касается тебя! Два пункта из трёх однозначно выходят за рамки школы: это Сериков с компанией и олимпиада. А в нашей среде информация расходится быстро.

— Последнее, кажется, всё же с положительным оттенком? — уточняю на всякий случай.

— Кто бы спорил!.. согласна. Такие немногие прецеденты и примиряют со всеми остальными нештатными ситуациями, — смеётся Жанна. — Но мы отклонились… В общем, о сыне директора школы известно всё. Потому с этой семьи будут запрашивать по максимуму. Такая вот проза жизни.

— Ну хорошо, я-то готов. Это же нужно мне. Расходы с меня. Мы можем прикинуть какую сумму готовить?

— За организацию досрочной внеплановой комиссии районное образование выставит счёт лицею, — отвечает Жанна. — Я его просто переадресую на тебя. Эта услуга стандартная, но она платная. Примерно одна пятая от годовой стоимости обучения тут.

— Посильно, — киваю. — Ещё?..

— За нормальное рассмотрение этой заявки что-то попросят в канцелярии. — Жанна рисует пальцем на столе цифру двести. — Но «благодарить» надо только после подготовки такого приказа. Это было два. И три: те, кого оттуда назначат в комиссию. Они могут как вообще не прийти, если это кто-то из тех, с кем у меня хорошие отношения и с кем мы друг другу полностью доверяем. Они просто подпишут ведомость задним числом, на основании моей подписи. В этом случае, бесплатно. Либо, если это кто-то молодой и рьяный, могут присутствовать на каждом экзамене и задавать вопросы по всему курсу. Тебе.

— По физике, математике, химии не страшно, — задумчиво барабаню пальцами по подлокотнику своего кресла. — А вот по гуманитарным…

— Знаешь, а вот тут есть один вариант, — неожиданно вскидывается Жанна. — Пока не было команды, это всё на стадии обсуждения… но сейчас вовсю муссируется идея специализации. Грубо говоря, те, кто выберут точные науки, литературу и историю будут учить пунктиром и экзаменов по ним сдавать не будут. Правда, и возможность поступления на гуманитарный факультет либо в гуманитарный ВУЗ им будет очень ограничена. Повторюсь, это пока не решение, только проект. НО. После нового года, это должно быть точно оформлено на уровне Министерства и спущено нам. — Жанна вопросительно смотрит на меня.

— Ну, ограничение поступления в гуманитарный ВУЗ меня нисколько не пугает. Боле того. Я бы больше боялся, если б существовала необходимость туда поступать, — ёжусь под смешок Жанны. — А что нам нужно, чтоб это прозондировать? Кстати, тут до нового года-то всего полтора месяца?

— Да ничего не нужно. Как будем подавать заявление, сразу всё выясним. Если возможность выбора специализации будет вводиться с того года, сейчас мне об этом уже точно скажут. Да и для тебя же это запасной вариант?

— Запасной как раз Термяз… Но спасибо. Заполняем заявление?

— Да. И кстати, чуть не упустила… — Жанна массирует указательным пальцем середину лба. — На время решения вопроса об экстернате, могу освободить тебя своим личным приказом от обязательного посещения всех предметов, для подготовки к сдаче. Но нужно подписать дополнительный договор. О том, что за твою безопасность лицей ответственности не несёт.

— Вы даже не представляете, насколько это кстати, — прикладываю правую руку к левой половине груди. — Спасибо.

— Баш на баш, — смеётся Жанна — какие у вас олимпиады в вашем «тотализаторе» запланированы дальше? И с какой периодичностью? А то на вашем канале есть только анонс, указано, что будет ссылка на группу «вконтакте». А в группе пусто.

— Немного оторвался от ученического совета, но быстро всё узнаю. По плану, раз в две недели, не реже. Очерёдность в плане такая: физика после математики, потом химия, потом биология, потом гуманитарные. Вот их не запоминал, что за чем, потому что там всё будет точно без меня.

— А не круто? — удивляется Жанна. — Раз в две недели…

— Это же из наших целей вытекает. — Недоумённо смотрю на директрису. Кажется, она не все наши анонсы штудирует внимательно.

— А цели у нас какие? — вопросительно поднимает бровь Жанна.

— Создать ажиотаж, раз. Через регулярную выплату призов победителям, два. Через ажиотаж, сфокусировать вовлечённых людей на учёбе, три. Отрывая их от «улицы» и прочих неконструктивностей. Выработать навыки самоподготовки по предметам у тех, кто хочет выигрывать, четыре. Потому что мы вычислили по обратной связи в группе, некоторые всерьёз рассматривают эти олимпиады как возможность заработка. Особенно учащиеся из обычных школ.

Жанна удивлённо смотрит на меня, чуть приоткрыв рот:

— И это вы всё сами придумали? Вот эти цели?

— Ну конечно, — удивляюсь в ответ. — А кто бы за нас? Мы, когда стали дружно анализировать, психологическая «связка» же лежала на поверхности: материальное стимулирование надо завязать с личным желанием готовиться и с частой периодичностью. Чтоб не проходил азарт, и возможность выиграть была достаточно частой и регулярной. Тогда самообучение станет частью режима дня и ритма жизни. Ну, моя опекунша чуть помогла, — раскрываю карты. — Советом. Как врач и психолог. Она там что-то про физиологию мозга поясняла, никто не понял; но если вкратце, чтоб родить новое движение, нужно сочетать три фактора: возможность «халявы», пардон… плюс регулярность, чтоб упущенные тобой выигрыши проносились перед твоим носом часто-часто. Плюс доступность выигрыша лично для тебя: просто возьми и выучи. — Вспоминаю слова Лены. — Она так сказала: "Когда халява проносится мимо твоего носа регулярно, даже самые ленивые могут захотеть выучить. При условии, что они не равнодушные".

Жанна закатывается беззвучным смехом:

— У меня нет слов. Какое продуманное коварство!

— Ой, Жанна Маратовна, да посмотрите в социальные сети, — морщусь, вспоминая кое-что. — Особенно в «не наши». Коварство, как по мне, начинается с целей, а не с инструментов. Для примера, алкогольные компании действуют в маркетинге чётко по схеме: втягивание, вербовка, эксплуатация. Мне их реклама вообще не должна попадаться, потому что возрастной ценз. Однако же вываливается! Вот это коварство и сволочизм! На всех этапах.

— А что там? — из вежливости обозначает слабое любопытство директриса.

— Вначале заметил агрессивность рекламы алкоголя. При этом, не сразу понял, что раздражает не сам алкоголь, я-то его и не пью вообще… А массовость вроде бы "безобидной" рекламы. Для проверки собственных наблюдений, проконсультировался с опекуншей. И вот с ней — провели экспресс-анализ вечером "от нечего делать", из которого следует: пытаются ставить в мозги молодёжи маркеры. — Меня действительно покоробил в своё время один момент, но он явно за пределами моей компетентности, потому я просто отложил его в памяти. — Есть одна коньячная компания, мировой лидер. Вот у них, видимо, новый и активный территориальный менеджер по нашему региону, судя по тому, что я вижу в сети… У них же Целевая Аудитория уже полностью охвачена. Те, кто пил регулярно и был с деньгами, ими давно окучены пару лет назад. И они проработаны. Те, кто на границе по деньгам, и предпочитают обычно более дешёвые напитки, ими тоже окучены. Так вот эти коньячники сейчас начинают работать с молодёжью. Суть их текущей коммуникации: забивают в подсознание маркеры типа «Спорт — отстой, потрать деньги на полноценный отдых!». И визуализация — крутая вечеринка, на которую любой в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти попасть бы просто мечтал. Там и гендерные демонстрации противоположного пола, и идеально подобная ассоциативная цепочка… Вот это коварство!

— Ничего себе.

— Это не всё. Я же показывал этот опус в виде серии коммуникационных сообщений, попавшихся мне в разных каналах соцсетей, своей опекунше. Которая… Вот она говорит, работали чуть не доктора наук. И очень глубоко исследовали именно текущие тенденции нашего поколения, включая «ключи и крючки влияния». Говорит, что какую-то часть молодёжи они точно на свой образ жизни переключат. У которой самое лучшее времяпровождение будет ассоциироваться исключительно с праздным отдыхом. А единственный полноценный отдых — это где коньяк. Преимущественно оговоренного бренда.

— Получается какая-то целенаправленная диверсия? — настроение директрисы резко меняется на минорное.

— Да бог с вами, Жанна Маратовна. Какие диверсии? Слон не ловит мух… Просто заботливые бизнесмены, которые окучивают свою грядку. Так сказать, после сбора озимых, тщательно удобряют и готовят почву под следующий урожай: у них ведь купажи настаиваются десятилетиями. Вот они и мыслят категориями поколений. А сейчас просто готовят заранее гарантированных потребителей следующего купажа. Которые должны разделять ту систему ценностей, которая им выгодна: лучшее время — это отдых; любой отдых без алкоголя неполноценен; лучший алкоголь для отдыха — в их исполнении. Такая вот несложная цепочка шагов…[4] — Делаю вдох, переводя дух. — Вот там действительно коварство. Молчу, насколько наш государственный аппарат готов реагировать адекватно на такие вот вызовы и угрозы. По идее, Министерство вот против этого должно прививки делать в воспитательной работе. А не классиков двухвековой давности муссировать… Простите. — Меняю тему, чтоб мы сейчас не поссорились. — Давайте заполню заявление?

Когда забегаю домой, чтоб взять вещи в бассейн, на кухне застаю Лену, выставившую в ряд несколько бутылок пива и гипнотизирующую эту батарею своим взглядом.

— У тебя всё в порядке? — обнимаю её сзади. — А то выглядит как-то тревожно.

— Мелкий, не мешай. Это последнее прощание с… ай, не важно, с чем. — Лена отворачивается от пива. — Тебя кормить?

— Только не перед бассейном. А ты это всё что, пить будешь? — киваю на батарею пива на кухонном столе.

— Во-первых, оно безалкогольное, — показывает язык Лена. — Читай этикетку внимательно. А во-вторых, это не мне: Алия собиралась заскочить, по-бабски пообщаться. Тем более, мы с ней сейчас в одинаковом положении. А чего ты сегодня раньше?

— Заходил к директрисе об экстернате договариваться. Она предложила…

— … по-моему, нормальные вполне варианты, — Лена не удерживается, открывает одну из бутылок пива и жадно к ней припадает.

Опустошая примерно наполовину и вызывая этим смех у меня.

— Ты сейчас выглядишь, как алкоголик со стажем, — смеюсь. — Если б ещё и пиво было «боевым», а не «учебным»… А зачем ты пьёшь эту гадость? Ладно, понимаю, ещё б был в нём алкоголь…

— Ой, что бы ты понимал во вкусах… Сама не знаю, зачем, — разводит руками Лена, вызывая у меня новый приступ смеха. — Логического объяснения не имею.

— Надеюсь, твоей приверженности к здоровому образу жизни хватит на весь необходимый период, — продолжаю смеяться. — И мне не придётся тебя вожжами оттягивать от алкоголя и прочих антиобщественных проявлений.

— Пф-ф, смеёшься? — Лена пренебрежительно баскетбольным броском попадает пустой бутылкой в мусорное ведро, от чего то здорово гремит. — Воля бабы, Мелкий, крепче стали. Не переживай. У меня с головой всё в порядке.

Лена пересаживается мне на колени, обвивает мои плечи рукой и упирается лбом мне в лоб:

— Ты лучше скажи. Ты теперь на эту родину Юлдашева поедешь? Или что? Я у бати могу спросить, но там у нас прихвата точно не было. Я в курсе… И вообще, Мелкий, а почему бы тебе, вместо того, чтоб путешествовать при волнующейся жене за две тысячи километров, не согласиться с моим батей и не сделать этот экстернат через НИШ?

— Я решил, что это будет запасным вариантом. — Кладу руки Лене на талию. — Если я не справлюсь сам, то обращусь обязательно. Но мне не нравится сама схема, понимаешь? Такая вот помощь вырабатывает очень вредный, с моей точки зрения, рефлекс рассчитывать не на свои силы и навыки. А на какую-то заёмную помощь снаружи. Вот мне не хватает слов, чтоб всё объяснить, вернее, знаний. Но я понимаю, что начинать с крайних запасных вариантов — не есть путь успешной личности.

— Ла-а-а-дно, согласна, — вздыхает Лена, поднимаясь с моих колен. — Тогда вечером позвоню твоей директрисе. Спросим, что там за лицеи в кишлаках за Термязом.

— За Термязом лицеи совсем другого плана, — бормочу, — и в них лучше не попадать. Судя по мемуарам Бахтина… Нужная нам школа как раз таки по эту сторону, около него, а не за ним.

— Мелкий, значит, договорились? — Лена хлопает раскрытыми ладонями по столу несколько раз. — На принцип сверх необходимого не идёшь, если что, обращаемся через батю в НИШ?

— Точно. Всё, я в бассейн. Пиши в ватсап, если чего надо купить, раз ты сегодня на хозяйстве.

Огороженная резиденция в Бур-Дубае недалеко от Музея Дубая. Открытая беседка в западной части территории.

— Робби, если я сейчас дам слабину, они и дальше нас за людей считать не будут. Моя позиция проста: мы должны раз и навсегда отбить саму мысль о том, что с нами можно не считаться. И что на моей земле можно решать свои вопросы. Уже молчу о том, что имела место попытка покушения на нашего друга и гостя. В каком свете это выставляет Эмират? — эмир молчит какое-то время, потом добавляет. — Получается, они своими действиями говорят, что я тут не хозяин. Что со мной можно не считаться, и что я тут ничего не решаю. Поскольку ничем не могу управлять и даже своим гостям гарантировать безопасность не в состоянии. Ты согласен?

— Я бы не был столь категоричен, — дипломатично отвечает собеседник после некоторой паузы. — А давай подумаем, можешь ли ты получить что-то большее, чем заранее неудачная (давай откровенно) попытка поставить И-ь на место? Я сейчас об их стране и доктрине в целом.

— Есть только одна страсть, — смеётся эмир, — которая может заставить меня поступиться в этом вопросе. Если бы кто-то разрешил нам охоту на дроф. В естественной среде обитания.

— Они ж в красной книге, нет? — удивляется собеседник. — Я не в теме, можешь сориентировать?

— Робби, мы уже несколько лет у вас охотимся на неё! — смеётся эмир. — Ты что, не в курсе? И газеты не читаешь?[5]

— Да это вообще не моё, ни территориально, ни по зоне ответственности. — Продолжает удивляться собеседник. — А на каком основании вы это делаете? Или втихую и незаконно?

— Обижаешь. Всё законно. — Качает головой эмир. — Мы же за свои деньги поддерживаем на вашей территории популяцию и размножаем их. По несколько миллионов в год вкладываем. Более того, в соглашении чётко оговорено: можем охотиться только при условиях… Да и, как ты себе видишь тайную выгрузку у вас в аэропорту двух десятков наших джипов, когда мы прилетаем именно охотиться?

— Ну, вы же охотитесь не со мной, а с теми, кто на чуть другом уровне.

— Так ты только скажи, — эмир взмахивает рукой. — Мне ничего не стоит организовать запрос на включение тебя.

— Вот не надо… Знаешь, охоту, по моему мнению, любят те, кому не хватило острых впечатлений в обычной жизни, — смеётся собеседник эмира. — А я в своё время наохотился… И главное знаешь какая умная тварь эти копытные возле Зайсана? Когда едешь без ничего, просто пасутся и внимания не обращают на тебя! А когда автомат с собой возьмёшь на заднее сиденье, сразу отбегают за пределы! Как чувствуют![6]

Собеседники смеются, потом первый продолжает:

— Так а что ты тогда хочешь? Какую охоту тебе ещё, если вы и так охотитесь?

— В вашем законе оговорено только наше право на охоту, к которой больше никто не допускается. НО. Лицензии нам каждый раз дают разовые. И по времени действия каждая лицензия ограничена. И когда ваш первый президент, ниспошли Аллах ему долгих лет, умрёт, власть же по наследству никому из его потомков может не перейти? А жить ему осталось, к сожалению, гораздо меньше, чем он уже прожил.

— Тебе и самому семьдесят, — скептически смотри собеседник на эмира, после чего они снова смеются.

— Так у меня рака простаты нет. И я раз в квартал в Бундес не летаю, чтобы «от розетки подзарядиться».

— То есть, ты теоретически согласен? — уточняет первый собеседник, вопросительно глядя на эмира. — Если за тобой закрепят право охотиться, то об обмене пленными ты поговорить можешь?

— Моя благодарность будет безграничной, друг мой. И это будет не обмен, давай откровенно: у них нет в И-ле ничего, что мне нужно. Это будет мой подарок вам, который вы потом передарите, как считаете нужным. Поскольку я в подарок приму наследуемое право охотиться у вас. Закреплённое за нами.

— Сейчас ничего не обещаю, — задумчиво говорит первый собеседник. — Но там будет привязка срока действия этого разрешения к твоим финансовым вливаниям. Ты согласен, пока только принципиально, что для того, чтоб охотиться так, нужно постоянно поддерживать и популяцию, и сам заповедник? — Первый собеседник вопросительно смотрит на эмира.

— Вообще не вопрос, друг мой, — со снисходительной улыбкой кивает эмир. — На своего эмира у Дубая деньги есть. И всегда будут, тем более, столь небольшие… И давай договоримся ещё вот о чём: твой внук оформит отказ от претензий по нападению? Если вы этих пленных забираете и дальше их меняете, дарите, либо распоряжаетесь ими от своего имени, но уже без нас.

Собеседник непонимающе смотрит на эмира, потому тот поясняет:

— У нас срок давности по таким делам о-го-го: напали на твою дочь и внука. Плюс ещё на одну женщину. Чуть не убили второго парня. А вдруг твой внук через полгода или через год решит, что наказать обидчиков всё же нужно и подаст претензию в наш суд? Или что-то ещё, на «взыскание долгов»?

— Вообще не проблема, — чуть удивлёно отвечает первый собеседник. — Это как раз я решу, даже не выходя отсюда. Где мой телефон…

— Не нужно твоего телефона, — мягко перебивает собеседника эмир. — Мы официально отправим запрос в вашу прокуратуру; пусть твой внук в наше консульство подъедет и у консула откажется от всех претензий в адрес пленных. Ему же несложно?

— Вот ты недоверчивый! — сводит брови вместе собеседник эмира.

— Робби, — снова снисходительно улыбается эмир. — Эмирату в моём лице и неудобно перед гостем, которого чуть не убили. И стыдно перед тобой, поскольку на твою дочь покушались. И перед твоим внуком стыдно, который вынужден был твою дочь защищать, попутно спасая нашего гостя. Да и пленные, если по нормальным обычаям, принадлежат твоему внуку, Робби. — Эмир продолжает улыбаться. — Так что, давай хоть что-то в этой сделке оформим, как полагается? Если нужно, машину за ним пришлём от консульства.

— Вот не надо ваших машин от консульства с красными номерами ещё к нему в лицей, — недовольно бормочет собеседник эмира. — Не надо. Он найдёт, на чём приехать…

— Саша, я уже… — в кабинете педиатрии в приоткрытой двери появляется голова Котлинского, который был занят, когда у меня было «окно» и когда я очень хотел с ним поговорить. — А-а-а, ты ещё занят? Ну я у себя…

Появляюсь у него сразу, как только заканчиваю с последним на сегодня грудничком, которые по осенней распутице стали болеть ощутимо чаще. Теперь их за один приём редко бывает меньше десяти. Впрочем, лично для меня операция крайне несложная и быстрая.

— Игорь Витальевич, я тут свободное время использовал для подтягивания себя в теории, — начинаю, усаживаясь на стул напротив него, — и вот что вычитал. Можете это как-то прокомментировать с вашей высоты?..

— … Саня, озадачил. — Котлинский ошарашено смотрит на меня через пять минут. — Ты уверен, что это самая подходящая тема и для вечера, который конец рабочего дня; и для текущего исторического этапа?

— Насчёт вечера, а когда мы ещё с вами можем научно посоветоваться? — парирую. — А насчёт исторического этапа, что с ним не так? Я вроде в одной с вами стране живу, читаю всё. Что не так?

Котлинский тяжело смотрит на меня и рисует перспективу:

— Во-первых, ты сейчас, такой молодой и красивый, поднимаешь темы космического масштаба. Забывая, что для всех вне НОВОЙ КЛИНИКИ на сегодня ты всего лишь шестнадцатилетний школьник. — Котлинский смотрит на меня, наклонив голову к плечу. — Во-вторых, ты просто не читаешь в своём интернете того, что будет. Потому что этого тебе нигде не напишут… Давай забежим вперёд. Допустим, у нас всё получилось. Допустим, всё так, как ты говоришь, хотя все эти эксперименты однозначно надо будет проводить не у нас в стране, потому что законодательство… Как ты сам думаешь: этот прорыв, если будет, тянет на достижение какого уровня?

— Не знаю. Я о не-медицинской подоплёке меньше всего думаю.

— Саня, не юродствуй, — заводится Котлинский. — Это национальный уровень и выше. Оставляю за скобками многочисленные вопросы о целесообразности такого начинания под руководством школьника… Вопрос два: у нас в стране демократия? Или не совсем? — Местами ограниченная монархия, если по факту. — Спокойно отвечаю правду. — Которая сейчас, ввиду старости и игр Первого Президента, всё больше становится неограниченной. Вернее, работавшие ранее ограничения срабатывают всё реже и хуже. Потому что ответственные за это лица мнят себя на месте ноль первого, в том или ином виде или функции, поскольку ему в его восемьдесят осталось жить ощутимо меньше, чем ему самому бы хотелось.

— Точно. А как ты думаешь, все фундаментальные прорывы, претендующие на лидерство такого масштаба, — Котлинский, не оборачиваясь, указывает большим пальцем себе за спину, где висит карта этого мира, — у нас движутся сами по себе или к ним всё-таки будут пытаться примазаться сильные мира сего?

— Судя по вашему, вопросу, будут пытаться? — вопросительно смотрю на Котлинского. — Мне раньше в таком виде этот вопрос в голову не приходил. Я, честно говоря, больше думал о научной и технической части. Полезность же очевидна. Да и в мире этого, видимо, никто сделать не сможет именно потому, что организм оперирует не только химией обменных процессов. А ещё и физикой, синхронизацией частот тканей. А кроме нас…

— Саня, я сейчас не о науке, — перебивает меня Котлинский. — Давай заново. Допустим, у тебя всё получилось. Допустим, я нашёл на это деньги…

— Я в доле. Найду варианты. — Врезаюсь.

— Не перебивай! Допустим, мы с тобой нашли на это деньги, в Шри Ланке отработали методику, растиражировали результат и доказательно подтвердили, что он работает. Вот как ты думаешь, на территории нашей с тобой страны на нас будут смотреть, как на чужую собственность? И уважать наши интеллектуальные права, трепеща от гордости за нас? — Котлинский сверлит меня взглядом. — Как сам думаешь, к нам попытаются влезть? Или наша автократия будет уважительно смотреть на нас со стороны?

— Попытаются разделить с нами «славу и успех»? Судя по вашему вопросу?

Котлинский неожиданно громко и весело смеётся, не останавливаясь минуты две. Потом отвечает:

— Саня, я сейчас одну вещь скажу, только ты больше нигде этого не упоминай. И не обижайся… На твоём земельном участке ползают кроты. Они тебе до этого момента особо не мешали, плюс были причины с ними считаться. Однажды ты обнаруживаешь, что у твоих кротов прямо под твоим окном — золотая скульптура. Ну или сапфировая… Которой они, как-то в обход твоего контроля, обзавелись за то время, что ты прилёг отдохнуть ночью. Ты будешь делиться с кротами драгоценностями? Твоими драгоценностями, которые находятся на твоём участке, на котором кроме тебя иного Хозяина нет и быть не может?

— Мы же не животные? — спокойно и вопросительно смотрю на Котлинского. — А они не хозяева участка. А выбираемые нами по Конституции менеджеры, которым мы временно делегируем нашу власть в стане?

Котлинский молча наклоняется через стол, хлопает меня по плечу два раза. Затем встаёт, подходит к открытому окну и отвечает, не поворачиваясь назад:

— У нас этот грант на патронаж беременных, он действительно нужен. Государство действительно аккуратно платит по счетам, это действительно нужное дело. И целесообразность именно этой программы поддержки не вызывает вопросов во всей вертикали власти, от самого верха до последнего чиновника в далёком районе. — Котлинский замолкает, собираясь с мыслями.

— Я помню, это же при мне начиналось, — напоминаю. — Я уже застал.

— А вот чего ты не помнишь и не знаешь: я отдаю —ть процентов авансом каждый раз для того, чтоб мне всего лишь скомпенсировали уже понесённые клиникой расходы на уже родившихся детей. Потому что иначе мы их просто не получим. Уже молчу, что в твоём проекте гораздо больше научной работы, чем клинической компетенции. Да и тиражировать эти частоты, учитывая твою уникальность, не ясно как.

— Игорь Витальевич, мне кажется, вы сейчас не разделили научные и политические вопросы, — аккуратно возражаю. — Я, кстати, пришёл посоветоваться по науке. Направление новое, до серийных результатов, как до неба. Но у вас, с высоты именно административного опыта, наверняка есть ощущение инвестора: как скоро это направление даст результат? Мне пока интересна исключительно ваша оценка научной перспективы. А не нашей способности удержать результат в руках, в силу определённых политических раскладов на сегодняшний день именно в нашей стране. Уже молчу, что и за пределами нашего государства есть жизнь…

— А-а-а, я тебя, видимо, не понял. Ну смотри, вот что я на самом деле думаю…

Котлинский пару секунд ходит вперёд — назад к окну и от него, затем переключается:

— Практические результаты Три-дэ тиражирования органов на сегодня невелики. Из того, что лично я знаю подтверждённо, сейчас проводят только предварительные испытания: по типу выращивания хрусталика и сердечного клапана. Целиком сердце или почку еще не печатали. Второй твой вопрос: где печатать на этапе разработки технологии? Ответ: там где эти технологии доступны, это лаборатория, причём закрытая. В нашей стране таких точно нет, ручаюсь. Хотя, если постараться, можно найти выходы и даже договориться о совместных исследованиях. Если нам будет, что им предложить, — Котлинский вопросительно смотрит на меня.

Я не могу открыто сказать Котлинскому, что это эти его «откровения» сегодняшней местной науки— всего лишь более примитивная ступень, которая практиковалась там до того, как там научились "выращивать" у самого пациента нужные органы через генную редактуру. Именно этот момент я хорошо помню.

— Я уверен в успехе. — Только и говорю в ответ на вопросительный взгляд Котлинского. — Не смотря на всё кажущееся новаторство, принцип тот же. Именно мы с вами в НОВОЙ КЛИНИКЕ уже с этим работаем: обмен веществ в организме управляется не только химическими инструментами. Но и физическими. Просто то, что мы делаем с вами сегодня, делается на «аппаратной базе» самого организма: мы с вами просто редактируем клеточные программы имеющихся органов. А следующий шаг, который логично из этого вытекает, это ещё и замена элементов «аппаратной части» организма, одновременно с прописыванием нами новых «драйверов» и «программ». На имплантируемых «оконечных устройствах». Ничего, что я по аналогии с компьютером?..

— Я тебя понимаю, — отмахивается Котлинский, в котором несостоявшийся учёный наконец побеждает осторожного администратора. — Ну если прикидывать на коленке… Три этапа. Первый: войти в альянс с лабораторией, где «печатают» сердечные клапана: это самое то для твоих экспериментов, объяснить почему?

— Не надо, я же учусь, — отрицательно качаю головой. — Сердце это эндокард, миокард и эпикард. Всё. Только три типа тканей. Плюс там своя автономная иннервация. Чужеродная ткань это источник антигенов. Чем больше её — тем, соответственно, сильнее может отреагировать организм. Но если говорить о сердце и сердечном клапане, то если пойдет отторжение — то без разницы, все сердце или лишь малая часть. Нужна повторная пересадка… А начинать лучше на как можно меньшем масштабе. Это я понимаю.

— Молоток, — удивлённо водит подбородком влево-вправо Котлинский. — Тебя хоть индивидуально начинай обучать… Сам сподобился?

— Не только. Ещё Лена очень помогает. С теорией.

— Тогда вот тебе второй этап: поиск клиники, которая в альянсе с лабораторией будет эти клапана под твоим чутким контролем ставить.

— Там не контроль, — поправляю Котлинского. — Там синхронизация частот. Перед чем вообще лично мне бы с самим трансплантантом поиграться: что он вообще такое и насколько он интерферирует.

— Саня, вот это не сейчас и не мне, — перебивает меня Котлинский. — Третий этап: поиск конкретных пациентов, которые согласятся на твои над ними опыты, ха-ха-ха… Впрочем, это как раз самое простое: вначале эксперименты только на животных. Мыши или шимпанзе. Потом уже на добровольцах. Выгодней с добровольцами третьего мира, но можно и с другими странами. Очередей на трансплантацию много и деньги в той среде крутятся немалые. И сразу: Саня, клиника однозначно будет не у нас в стране. И если ты нацелился в комфорте в НОВОЙ КЛИНИКЕ этим заниматься, то я тебя очень огорчу: категорически нет.

— Почему? — непонимающе смотрю на Котлинского. — Вот тут не понял. Объясните, пожалуйста.

— Если буду подробно пояснять в привязке к законодательству, у меня уйдёт часа четыре, — морщится Котлинский. — Если коротко: на Шри Ланке, с их врачами, имеющими шикарный опыт именно трансплантаций, мне тебя пристроить с твоими экспериментами будет дешевле и быстрее. Чем только первый этап этих исследований согласовать у нас.

— Другой конец света? — задумчиво тру затылок.

— Да бог с тобой. Пять часов лёта. Билеты четыреста долларов в оба конца, — по-прежнему с досадой морщится Котлинский. — Ты не в теме, я медицинское законодательство имею ввиду. На всём нашем небольшом глобусе, идеальное сочетание двух факторов есть только в одном месте. И это Шри Ланка.

— Вы сейчас о чём?

— Первое. Твое эксперименты на людях, а-а-ага-га-га-га, — снова изображает коня Котлинский, но почему-то совсем этим не огорчается, — должны быть легальными в стране, в которой ты их проводишь.

— Это понял.

— Второе. База этой страны должна технически обеспечивать необходимую «чистоту эксперимента». — Котлинский видя, что я не понимаю, поясняет. — Ну если неграмотный хирург капроновой леской и грязными руками пришил даже самый лучший клапан не в том месте, то какую частоту ты туда не подавай, система всё равно не заработает. А-а-ага-га-га-га…

— Игорь Витальевич, как вы быстро сегодня меняете тональность настроения, — деликатно замечаю, хотя заразительное ржание Котлинского меня самого настраивает на желание присоединиться.

— Саня, это я от истерики, — не смущаясь, улыбается Котлинский. — Мне очень не нравится, когда мне напоминают, что я раб божий. А в нашем с тобой контексте, даже не божий… гхм… А заложник, так сказать, несвободной политической системы. И что порой я не могу делать того, что считаю нужным и правильным, только потому, что есть в нашем аквариуме рыбы гораздо покрупнее. И они, не будучи стеснены вопросами морали, лично меня растерзают со скоростью звука. Просто потому, что им понравится мой результат, и они захотят им владеть единоличною.

— Вы сейчас серьёзно?

— Загугли фамилию А-ов, — хмуро отвечает Котлинский, снова быстро меняя настроение с мажора на минор. — Был такой банкир… И банк. Был.

— Игорь Витальевич, спасибо большое за подробные пояснения, многое прояснилось. — Думаю уже подниматься из-за стола, поскольку опаздываю в зал.

— Саня, вот когда ты так говоришь, я понимаю, что ты явно задумал идти по своему курсу, — подозрительно прищуривается Котлинский.

— С научной точки зрения вы мне пояснили. Вернее, с производственной… — даже не думаю что-то скрывать от Котлинского. — В научной составляющей я не то что уверен, а знаю. Что так и будет. Просто доказать этого не смогу до тех пор, пока не смогу этого доказать на практике. Пардон за тавтологию. Финансово, судя по указанной вами «дорожке шагов», начать эксперименты более чем реально: каждая сторона «скидывается» тем, чем может: лаборатория — клапанами; клиника — работой и отслеживанием результатов, я — билетами туда-обратно плюс участием. А мышей и обезьян купить даже и не проблема. Это чтоб начать.

— Саня. Ты меня сейчас пугаешь. — Котлинский пронзительно смотрит на меня.

— Игорь Витальевич, я обещаю ничего не предпринимать, не поставив вас в известность. Клянусь! И двигаться вперёд мне бы хотелось исключительно в тандеме с вами. Начнём с того, что я даже лабораторию, реально печатающую для начала клапана, без вас не найду… Но у меня попутный вопрос: а если бы мы всё же до конца отрабатывали вопрос этих экспериментов в нашей стране, Бахтин «в обеспечении» нам бы мог помочь? Ну, не допустить того вандализма и отъёма результатов, который вы так уверенно прогнозируете?

— Само собой, — кивает Котлинский. — Но он начальник аж четвертой службы в прокуратуре. А есть ещё три других, это первая, вторая и третья. — Невесело продолжает Котлинский. — Плюс, ты не в тренде и не в теме: ТАМ, — он выразительно тычет пальцем в потолок, — ОЧЕНЬ озабочены причастностью к инновациям. А против кое-кого ОТТУДА даже начальник Бахтина не пляшет, были прецеденты.

Котлинский ещё какое-то время ходит от окна к столу, и мне в голову приходит мысль, которую я поначалу всерьёз не воспринимал.

— Игорь Витальевич, в Дубае, после тех событий, мы потом ужинали вчетвером.

Котлинский с интересом поворачивается ко мне.

— Я, Лена, её отец и эмир. Я не буду утверждать, что туда ногами открываю двери, но… Знаете, они своим детям дают играться. И наша девочка, которая прототип лекарства от рака изобрела[7], в их каком-то центре именно от самого Аль Мактума уже приглашение имеет. Я не понял, учиться или работать или всё вместе…

— Саня, не тяни! — Нетерпеливо говорит Котлинский. — Я уже, догадываюсь, но давай заканчивай мысль скорее!

— Обратиться к эмиру можем. У Лены, для начала, есть прямой телефон. Финансов, для начала, судя потому, что вы описали, много не надо: с них, по-хорошему, только лабораторная площадка и нужна.

— При содействии законодательства, — заинтересованно добавляет Котлинский. — Вернее, нужно, чтоб вопросов никто никаких не задавал. Ни по твоей личности, ни по проекту.

— Вот там, как мне кажется, это обеспечить достаточно просто. Лена может принципиально получить «под себя» лабораторные или какие надо мощности. А кто будет там экспериментировать, это уже никому не интересно. — Прикидываю кое-что и добавляю. — Лабораторные мощности, как мне кажется, могут включать и персонал. Там не вникают в детали «детских игрушек».

— Саня, ты уверен? — после почти минуты молчания серьёзно спрашивает Котлинский.

— Я не настаиваю, чтоб мы прямо сейчас всё бросили и с низкого старта запустились в этом направлении. Я просто оцениваю варианты и принципиальные возможности. А что до «детских игрушек», наследный принц вон вообще погиб у них, на войне[8]. Доигрался. — Сбрасываю Котлинскому ссылку в ватсаппе. — А мы же не войну просим в развлечение. А достаточно небольшую мелочь, по их меркам. Насколько я успел их понять, там и вникать никто не будет: дух меценатства.

— Саня, я сразу после области не стал на эту тему даже заикаться, потому что многое не ясно было, но сейчас всё выяснил.

Сергеевич сегодня попросил меня остаться после тренировки и теперь в тренерской поит чаем, даже не пытаясь свернуть, как обычно, в сторону шахмат.

— Саня, нам надо серьёзно поговорить. Ты сейчас настроен соображать?

— Вполне. Это как-то связано с нашей победой на области?

— Прямо, — кивает Сергеевич. — Будет национальный чемпионат следующим этапом. Пойдёшь?

— А надо? — спрашиваю в ответ. — Сергеевич, мы же планировали выиграть только область? Или я чего-то не знаю?

— Я тебе обозначал, что по итогам области буду с тобой говорить дальше, — деликатно напоминает Сергеевич, барабаня ногтями по пустому шахматному столу. — Вот и говорю. Теперь.

— Припоминаю.

— Лично моё мнение: на республике у нас с тобой тоже есть варианты. Средний уровень там повыше, чем наша область, НО, — Сергеевич поднимает указательный палец. — Но поскольку на области мы первые, то среднего уровня республики нам бояться не нужно.

— А чего нужно бояться?

— А верхнего уровня. Поскольку мы на него претендуем. И ещё, с твоим образом жизни, лично я опасаюсь необходимости усиленной подготовки к республике. Поскольку то, как вы «готовились» к области, иначе как спортивным онанизмом не назовёшь. — Сергеевич безмятежно смотрит на меня.

— Вот это было обидно! — мне действительно немного досадно от такой оценки Сергеевича. — Лично я выкладывался! Что не так было с нашей подготовкой?

— Саня, я не умаляю твоих заслуг, — Сергеевич примирительно хлопает меня по руке. — Я лишь говорю, что для движения вверх нужно успевать больше. И кстати, это ты просто никогда ещё не был на тренировочных сборах для подготовки к национальному чемпионату! Если считаешь наш тепличный режим до области тем, что можно назвать «выкладывался». — Сергеевич прикладывается к своей чашке чая и продолжает. — Я поначалу не хотел ни о чём с тобой говорить потому, что не было понятно, заявляться через сборную области или как. А в сборную области я тебя не хотел отдавать.

— Вторая сборная за один год, — смеюсь. — На плавании постоянная борьба втянуть меня в ритм команды.

— Ну, тут будет немного иначе, — дипломатично обозначает Сергеевич. — В сборную лично я тебя отдавать не собираюсь. После того, как конкретно в твоей категории мы заняли весь финал и оба первых места, на федерации даже вопрос не стоял, кто компетентнее из тренеров именно в этом весе. Просто за тренерское место всей сборной всегда идёт битва. Но сейчас, по текущим стандартам, на национальный чемпионат можно заявляться и отдельно от областной команды, если ты финалист своей области. По тебе в частности вопросов нет. Вот я и спрашиваю тебя: будем заявляться на республику? Я же не знаю твоих планов. Готовиться, если что, только со мной, ни в какую другую команду идти не надо. Не говоря уж о личном апломбе, — Сергеевич довольно улыбается, — это ещё и вопрос индивидуального подхода. Там его не будет. Ну, о компетентности молчу, тут каждый тренер себя считает гением…

— Сергеевич, а как вы себе видите эту вашу усиленную подготовку к национальному чемпионату? Чем она будет отличаться от текущей? Я же не могу ответить на ваш вопрос до того, как пойму, что от меня для этого потребуется.

— Методически выделяются два направления. Первое, наработка офэпэ на недосягаемый уровень. Для иллюстрации… У меня в армии была возможность только с тяжем готовиться. Ну не было больше в части боксёров! Был только тяж до девяноста одного! Правда, он очень техничный был, если для тяжа. — Сергеевич смеётся. — Им же вообще столько уметь не надо… Кстати, тоже Вова. Что делать методически, я и без него представлял, но представь, как выглядели наши спарринги?

— Это же очень искажённый и смещённый рисунок боя, — соображаю на ходу. — Гораздо более акцентированный удар, но пока не представляю, как выглядела у вас плотность боя.

— Там всё смешно было, — Сергеевич на секунду закатывает глаза, видимо, что-то вспоминая. — В общем, опуская ненужные детали… Во-первых, он действительно техничный был, в габаритах намного больше, руки длиннее, как бы и не идеальный тренажёр. Но самое главное — удар. Тренироваться тяжело было, факт. Но зато потом! — Сергеевич отрывается от чашки, что-то вспоминает, смеётся и продолжает. — Я когда на первый бой вышел, ещё в округе, очень опасался: кустарщина сплошная вместо подготовки, а там и со спортроты народ заявлен был, и не только. Офицеры ещё были. Ну, думаю, убьют… А уже в первом бою смотрю — на удары просто внимания могу не обращать. Не пробивает! Даже если попадает! А противник сходу серьёзный попался. Мастер спорта, чемпион то ли Москвы, то ли Питера.

— Это после тяжа такой контраст? — заинтересовано подвигаюсь ближе.

— Ну, — кивает Сергеевич. — Если сравнить с массажем, то считай, тебя всё время огромный здоровяк мял, а тут вдруг ребёнок. Можно просто не обращать внимание на встречные воздействия. Не скажу, что о защите вообще забыть, но сам факт, что нокаута можно не опасаться, здорово развязал руки. А тогда уже «включилась» и вся предыдущая подготовка. Кое-что я и до армии умел, всё таки институт физкультуры и чемпион республики по боксу. А уж когда округ выиграл, то потом совсем другие тренеры дальше готовили… Саня, но мы не о том, — останавливает сам себя Сергеевич. — Я всё к тому, что мы твоей физподготовкой практически не занимались. А если начать копать, то мало ли какие ещё в тебе таланты можно обнаружить! Это было первое. И второе. Наработка тактических решений на автомате. — Без перехода завершает Сергеевич.

— Если можно, о втором подробнее? — прошу. — По физподготовке вообще не спорю, чем выше барьер организма, тем выше общий уровень… Тут понятно.

— Ты смотришь профессиональный бокс? — спрашивает в ответ Сергеевич. — Что тебе режет глаз почти в каждом бою? Какая отличительная черта, если примерять на тебя лично?

— Они к концу сдыхают. В последних раундах их перформанс, если сравнить с первыми раундами, это небо и земля. Вернее, наоборот: земля и небо. Последние раунды земля.

— Абсолютно верно, — коротко кивает Сергеевич. — Как сам думаешь, тебя это сильно касается?

— Ну, на двадцать раундов профессионального, как вы говорите, бокса не заряжался, но пока офэпэ лично меня особо не коснулось. В любительском боксе, где три раунда, точно не касается, — поправляюсь.

— Пока говорим только за любительский, — Сергеевич встаёт и начинает возбуждённо ходить вперед-назад по тренерской. — Тренировка по ОФП, для тебя, занимает три-четыре часа в день. Потому что, когда ты каждый день бегаешь по десять километров в снегу по грудь на время, а не успел добежать — вместо автобуса до базы пешком пойдёшь, а это ещё десять километров… — снова вспоминает что-то своё Сергеевич, — вот когда у тебя такие нагрузки, на организм на уровне обмена веществ ещё идёт нагрузка. Там и кальций из костей вымывается, и гормональная система перестраивается, и ещё… Был такой олимпийский чемпион, Шамиль Сабиров. Он выиграл олимпиаду в восьмидесятом году и за три месяца после неё просто осыпался по здоровью! Вот твою выносливость надо не просто тренировать, а ещё и испытывать «живучесть» по здоровью и проверять на уровне обмена веществ. «Уставать» могут ведь не только мышцы. Тренерам обычно на мастеров где-то пофиг, — смущённо трёт нос Сергеевич, — отвыступал и чеши. Твои проблемы со здоровьем — это твои проблемы. Глянь хоть и на того же Сабирова… но у меня немного иной подход. Я где-то согласен с Востоком, что бокс — это не только и не столько результат. Не только дать кому-то по мордасам либо выиграть чемпионат. Бокс — это ещё и путь. Самопознания и познания мира…

— … И о тактических схемах. К чему они сводятся? В обусловленной ситуации, один — два — три — пять и более (что реже) манёвров. Количество этих манёвров в одной серии обычно ограничено общефизической подготовкой спортсмена, и она имеет свои пределы. У всех имеет пределы, — поправляется Сергеевич. — Пределы эти индивидуальны. Вот у братьев Кличко, например, поменьше количество итераций, но мощнее «выстрел». А у высоких тонкокостных кубинцев, как правило, слабее удар; но больше количество манёвров в одной средневзвешенной тактической схеме. А теперь приложим сюда тебя: у тебя количество манёвров в одной схеме если и не бесконечно, то явно выходит по времени за длительность раунда, согласен?

Молча киваю, внимательно обдумывая поступающую информацию. В таком разрезе я ещё не думал.

— И последний раунд у тебя не слабее первого. Поэтому твои тактические схемы… — Сергеевич делает ударение голосом. — Не всем дано! Но лично тебе — дано.

— Получается, сложность тактической схемы — это количество манёвров, плюс точность и производительность одного манёвра?

— Ну, ещё точность самого решения, то есть адекватность выбранного шаблона, но об этом сейчас не будем… В боксе, реакция должна быть не только быстрой, а и правильной. Саш, мне сложно так, — морщится Сергеевич. — Я парень простой, институтов не кончал, кроме физкультурного… Проще, для иллюстративности, сравнить с соревнованиями поэтов. Длина строки пусть будет количеством манёвров и их итераций, посильных конкретному боксёру в одной тактической схеме. Вот у тебя не ограничена длина этой строки, — терпеливо заходит с другой стороны Сергеевич. — Соответственно, представь: сколько тебе можно вдалбливать в подкорку тактических схем? Или ещё можно сравнить с институтом. Одному человеку на освоение стандартной программы нужно пять лет. А у тебя длина программы не ограничена. Ну или смело можно её делать в три раза больше. Получается, и учить тебя надо в несколько раз дольше. Ухватываешь? Я поэтому сказал, что к области не готовились, а «гуляли». Тогда цель была — выиграть область. А сейчас, глядя на тебя, я думаю, что цель надо сменить.

— На что? — обеспокоенно смотрю на Сергеевича. — Уже пугаете.

— Цель — не выиграть что-то там. Цель — раскрыть твой потенциал в этом виде спорта на сто процентов, — Сергеевич просто лучится каким-то непонятным энтузиазмом.

— Сергеевич, а к чему такая сложность? Есть же вон чемпионы даже мира с крайне небогатым тактическим арсеналом? И ничего, им тактических схем хватает?

— Они зависят от конъюнктуры, Саня, — отрицательно качает головой Сергеевич. — Они чемпионы ровно до той поры, пока здоровьем могут задавить. А как это пройдёт, или как появляется кто-то более техничный, но с таким же здоровьем… На выходе, Саня, лично у тебя будет отсутствие «неудобных» для тебя соперников плюс бесконечный путь самосовершенствования, — Сергеевич садится обратно за стол. — Впрочем, последнее актуально только если я правильно понял твои интересы в жизни и точно угадал именно твою систему ценностей.

— Сергеевич, не буду ничего сейчас говорить. — Коротко отвечаю, серьёзно глядя на него. — Давайте пробовать.

— Давай, — Сергеевич весело, но одновременно и серьёзно смотрит на меня. — Если это интересно не только мне, а нам обоим.

Владимир Колодочко, который сейчас где-то в Саратове… Вот он в юношеской сборной республики (при СССР) как раз и бегал по колено в снегу по 10 км. Когда не успевал к автобусу — рысил ещё 12 км до базы.

«Посыпавшийся» организм Сабирова — правда. Он сам об этом говорил в массе интервью, и не только он.

-3099147-mukhach-1-sovetskogo-sojuza.html

Когда прихожу домой, застаю Лену на кухне варящей какой-то суп. Она даже не выходит в прихожую, чтоб встретить меня.

— Привет ведьмам, — пытаюсь над её плечом заглянуть в кастрюлю, в которой она что-то активно вымешивает. — Что за зелье?

— Привет, Мелкий. Не мешай. — Лена делает шаг назад, оттесняя меня от плиты и не давая заглянуть внутрь кастрюли.

Кладу руки сзади ей на талию и вопросительно хмыкаю.

— Вернее, не подглядывай. — Оборачивается она через секунду. — А мешать можешь и дальше. Как в том анекдоте… Мешай, Мелкий, мешай…

— А что за анекдот? — спрашиваю, направляясь к ближайшему стулу.

— Да он врачебный и пошлый, — отмахивается Лена. — Ты уверен?

— Если ты сомневаешься, то и я не уверен, — покладисто соглашаюсь. — Слушай, я тут поболтать хотел. О том, о сём…

— Если я тебя не смущаю своей спиной, то болтай, — взмахивает волосами над кастрюлей Лена. — Упс… Мне тут вымешивать надо, не прекращая, минуты три. А то пригорит, — поясняет она через плечо.

— А что в кастрюле?

— Сюрпри-и-и-из! Так что за вопрос?

Я уже давно по запаху определил грибной суп-пюре с овощами, к тому же именно его рецептура открыта на телефоне Лены, который лежит на обеденном столе; но молчу о своей догадке, чтоб не разрушать интригу.

— Даже два вопроса. Первый. Он такой, объёмный, — ловлю себя на том, что даже не знаю, с чего начать.

— Мелкий, не мнись! Как девственница в рок-кафе! Меня вырубают такие вот паузы! — Вопросительно поднимает одну бровь Лена, разворачиваясь ко мне вполоборота.

— Да по беременности! Не знаю, с чего начать спрашивать! — спешу оправдаться, чтоб не держать нервирующую паузу.

— Тьху ты!.. а я-то уже… Да с чего угодно начинай, — Лена великодушно смотрит на меня и снова возвращается к помешиванию в кастрюле. — Тут как раз две минуты мешать ещё… развивайся давай.

— Вопрос первый. Скажи, с твоей этой работой в неотложке, беременным есть какие-то послабления на предмет графика работы? Режима?

— Ты сейчас о чём?

— Ну, есть варианты не дежурить сутками? Не напрягаться по ночам?

— Пф-ф-ф-ф, нет, ха-ха. Всё как в армии: особенных нет. Беременная впахивает точно так же, как и все. Всё на общих основаниях.

— Упс. Ну и как ты себе это всё дальше видишь? — спрашиваю обескуражено.

— Мелкий, мне, конечно, льстит и такое твоё внимание, — улыбается Лена, кося взглядом в мою сторону и не отрываясь от кастрюли, — и забота по мелочам. Предложу банальность: don’t take care of tomorrow; let tomorrow take care of itself.

— Да как-то нелогично. Есть другое мнение: мудрый не попадёт в ситуацию, из которой умный с честью будет выпутываться. Может, уволиться? — решаю идти напролом и не миндальничать. Поскольку вижу, что Лена ко всему относится как-то легкомысленно, что ли.

— С ума сошёл? — она на секунду перестаёт мешать содержимое кастрюли, оборачивается ко мне и разводит руками, капая супом с длинной ложки на пол. — Мелкий, если б я искала лёгких путей, мы бы с тобой, для начала, и не встретились бы!

— Э-э-э, мешай дальше суп! Я так спросил, без настойчивости… — поясняю. — Должен же я был хотя бы попытаться! А вдруг бы прокатило?

— Хе-хе, зачёт, — смеётся Лена. — Не прокатило. Мелкий, да расслабься ты! По всем правилам, это я, как старшая из нас и беременная, должна переживать, трястись и ёрзать! Уговаривая тебя пойти на поводу, плюнуть на всё и закатиться со мной в Дубай или ещё куда подальше. А не ты… Чего это тебя вдруг пробило? На опасения.

— Из двоих, должен же кто-то быть ответственным, — откровенно говорю то, что думаю. — Ты как-то легкомысленно на всё смотришь. Я тут форумы для беременных читаю…

— Ва-а-а-а!.. Пха-а-а-а-а-ха-ха-ха-ха! — Лена щёлкает выключателем печки. — Готово… Ва-а-а-а-аха-ха-ха-ха, Шурик, это было мощно!

Не прекращая смеяться, она подходит ко мне и скручивается по спирали, садясь мне на колени.

— Шурик, погоди, — всхлипывает она. — Видимо, всё же гормоны… Не могу, смешно… Это ты мощно дал! — наконец произносит она, успокоившись. — Ты не парься. Всё, что ты там можешь прочесть, я учила ещё на младших курсах. И уж по своим ощущениям, по самой себе точно сориентируюсь. Чмок.

— Слушай, а ещё на этих форумах через строку говорится, что самый неприятный тип рожениц это как раз дипломированные врачи. Которые…

Лена не даёт мне закончить, затыкая меня приступом смеха, пересаживаясь на моих коленях в положение "верхом" и впечатывая мою голову себе между плеч. Продолжая при этом сотрясаться от смеха.

— Ф-у-у-у-ух, — всхлипывает через полминуты она. — У меня уже живот болит… Мелкий, давай так. Хи-хи… Я спортивная, не курю, не бухаю. Пока всё тьфу-тьфу. Если что-то начнёт меня беспокоить, особенно на более серьёзных сроках, я тут же во-первых сообщу тебе, а во-вторых приму меры. — Пытаюсь врезаться с уточнениями и вопросами, но она накрывает мой открытый рот своей ладонью. — Давай я сейчас внесу ясность, а потом ты вещай. Если будет что сказать. Мелкий, ты — моя самая большая драгоценность. Как и наше потомство, хе-хе, будущее. И мой альтруизм, жертвенность, чувство долга, не смотря на свою безграничность, просто не вступят в противоречие с интересами моей, то есть нашей, семьи: я просто этого не допущу. А теперь говори, что хотел.

— Да уже нечего, — сконфужено откидываюсь на спинку стула. — Вопросов по этой теме больше не имею.

— А ещё чего хотел? — спрашивает Лена, поднимаясь и разворачиваясь к кастрюле. — Кстати, вот, зацени. — Она протягивает мне тарелку с супом.

— Супер, — искренне говорю через пять секунд. — А второе даже не вопрос, а скорее просьба.

В этот момент раздаётся неожиданный звонок в дверь.

— Ты кого-то ждёшь? — спрашиваю Лену.

— Не-а, — качает головой она, и я иду открывать.

Обнаруживая за дверью Юру Крематория.

— О, а у вас суп, — втягивает воздух в прихожей, принюхиваясь, Юра. — Дадите? Пахнет вкусно…

— Неожиданно, — удивляюсь я, делая шаг в сторону и давая ему пройти. — Заходи, дадим конечно.

— Да я на секунду, Лена, это тебе Алия просила завезти! — говорит Юра, проходя в кухню и протягивая Лене какой-то пакет. — А я чего-то днём замотался, только сейчас вспомнил. А тут мимо вас еду, гляжу, у вас на кухне свет горит. Так что извиняюсь, что без предупреждения.

Лена ставит перед Юрой ещё одну тарелку с супом, а потом и сама присоединяется к нам.

— Вы общайтесь! Я же вижу, что вы разговаривали! — говорит Юра, старательно пережёвывая двойной бутерброд с колбасой и сыром.

За следующую минуту, особо не стесняясь Юры, выкладываю Лене все свои соображения насчёт борьбы с отторжениями при трансплантациях, о достижениях 3D-печати и о своих личных планах в этом направлении.

— Знаешь, сейчас даже не готова к анализу, — задумчиво сводит брови Лена. — Я бы вообще поделила этот вопрос на несколько. Первое: созвониться с нашими южными друзьями можно завтра: сейчас уже не время. Плюс, лучше, чтоб это делал мой батя, а не мы с тобой: тогда это будет решено автоматически на их уровне, как мелочь. И режим содействия будет полным, без лишних вопросов.

— Второе что?

— Второе это очерёдность действий. Ты буквально недавно отбрил все предложения по переезду туда, пусть и временному. Я тогда согласилась с тобой. Но ты не сможешь вести этот процесс отсюда, не присутствуя там. Получается, тебе всё равно надо туда. Мне, в принципе, без разницы, где нам жить; потому теперь ты скажи свои комментарии по этому пункту. Я сейчас не понимаю, как ты планируешь находиться в двух местах одновременно.

Вздыхаю и дисциплинировано пересказываю свой разговор с Котлинским. Особенно в той его части, которая касается неизбежного отъёма у нас результатов, буде таковые воспоследуют.

— Когда шла речь о переезде, у меня ещё не сложилась эта идея. Раз. — Поясняю. — О тех сопутствующих деталях, что открыл Котлинский, я не был в курсе, два. Искренне думал, что это всё вообще можно организовать если и не у Котлинского в КЛИНИКЕ, то, по крайней мере, в нашем городе, поскольку вопрос-то нужный. И никак не мой шкурный…

— Юра, а ты что думаешь? — Лена неожиданно поворачивается к внимательно прислушивающемуся к нашей беседе Крематорию. — Я бы с удовольствием послушала на эту тему тебя.

— Лично я бы пободался. Причём, тут, — бодро и с явным удовольствием отвечает Юра. — Никуда не уезжая. Только вы не подумайте, что мне на старости лет моча в голову стукнула. Просто, судя по тому, что я от вас сейчас услышал, опасаться надо только… Ну, вы поняли кого. Вернее даже, госаппарат под их управлением, да и то, только на последнем этапе. И вот вам моё частное мнение: эффективность государственной машины, лично у нас, даже против даже уголовников сильно преувеличена. Не то что тут; тут же речь не об уголовщине, а о богоугодном деле. Знаете, на нашем бывшем филиале в Окраине, при одном из их предыдущих президентов (который сбежал) Налоговая Администрация тупо грабила ювелирные заводы. На наш филиал тоже наехали. Вот я тогда лично в Кр-му скрывался, литейку туда перевёл, шлифовку, полировку… При том, что в розыск был объявлен и я сам, и финансист, и начальник сбыта… ещё и лицензию они оперативно отозвали. — Юра весело смотрит на нас. — В итоге, всё по-моему вышло. Хотя и против Государства.

— Ну-у, там такое Госуда-а-арство, — задумчиво тянет Лена.

— Вот не надо недооценивать, — серьёзно качает головой Юра. — Ты там не была. Всё более чем профессионально, особенно в этой части. Наши им вообще не чета.

— А как ты клеймился в пробирной палате у них с отозванной лицензией? — спрашивает Лена. — Или?..

— А никак. Весь объём филиала, по тем временам около двадцати килограмм в месяц, без клейма. — Юра безмятежно смотрит на Лену. — Ещё и рассыпали по стране примерно в три сотни точек. А потом дебиторку собирали без потерь. Лен, я же говорю: вы, законопослушные, сильно преувеличиваете эффективность государственной машины. С ней вполне можно пободаться, если подготовиться.

— Юр, но ты же там филиал в итоге закрыл? И вообще в Восьмипалатинск потом перебрался? — Лена вопросительно смотрит на Юру, орудуя ложкой. — Как это стыкуется с неуспехами их госаппарата в борьбе с тобой?

— В Палатинск перебрался только для того, чтобы поближе к добыче быть. Лена, извини, без подробностей, — пожимает плечами Юра. — А там филиал мы закрыли же не от того, что их государству проиграли! А от того, что уровень жизни там стал такой, что им не до ювелирки. А у нас тут, в сочетание с добычей и открывшимся Китаем, наоборот… А по тем временам, я все полгода, что бодались, и производство, и продажи наращивал. Специально в пику. Из вредности. А потом уже и их президент сбежал, а уровень жизни из-за всех событий вниз покатился…

— Юра, а какой практический совет лично ты бы дал мне, молодому и зелёному, вот на этот самый случай, которого боится Котлинский? — вступаю в разговор Лены с Юрой, в котором я мало что понимаю, не владея деталями. — Я так понимаю, что ты, в отличие от Котлинского, не считаешь вопрос заранее проигранным?

— Не считаю. — Юра подтверждает свои слова кивком. — Но у меня специфическая точка зрения… Понимаешь, проигрывает не тот, у кого меньше ресурсов. Вообще, в этой жизни, имею ввиду. А ваш этот Котлинский, судя по всему, чистый прагматик… и в Бога не верит… Проигрывает тот, кто в коленках раньше дрогнет. Я бы, со своей позиции, вообще бы эшелонировал оборону.

— Это как? — широко открывает глаза от удивления Лена. — Подробности будут?

— Это я образно, Леночка, — улыбается Юра. — Первое: до получения результата, лично я бы выделил двадцатку баксами на пиар. И половина нашей небольшой страны ещё за полгода до самой первой трансплантации бы знала, что есть такой-то проект. Прорывной в такой-то области. Государство ничем не помогает. Результаты, если будут, то появятся исключительно вопреки позиции государства. И так далее.

— Ты считаешь, это может помешать? — с сомнением смотрю на Юру.

— В нашем полу либеральном болоте однозначно. — Уверенно кивает Юра. — И не забываем, это первый этап. Второй: эти ваши опыты будут проходить на какой-то территории. Вот лично я бы, на этой самой территории, в течение месяца лично вышел бы на… — Юра начинает загибать пальцы. — Начальник розыска района раз. Мимо них мало что на их земле проходит. Замначальника районной налоговой два; правда, в вашем случае, наверное, это будет горздрав. А в прокуратуре и с чекистами у вас свои заявки, это три и четыре. — Юра спокойно переводит взгляд с меня на Лену. — Если будут команды по линии чекистов или прокуратуры, то у вас есть возможность если и не просаботировать такие указы на местах (а я бы именно за это и платил. Причём авансом). То, как минимум, узнать о них заранее; и придержать на пару дней исполнение. А уже это время бы использовал для эвакуации. В Дубай, или куда вы там собрались.

— Это ты так в Крым и перебрался? — с интересом спрашивает Лена, сверля Юру взглядом.

— Ага, — улыбается Юра. — Когда тамошняя Налоговая Администрация это всё затеяла, они к нам без физзащиты же не могли войти, наша же охрана вооружена. Их тогда усилили ОМОНом. Но приказ ОМОНу шёл пару дней по всем инстанциям, плюс согласование уже внизу; и я о выделении на самого себя ОМОНа узнал за день. До того, как…

— … спасибо за суп! Братва, я побежал! — Юра сбрасывает чей-то входящий звонок, мельком глянув на экран, и быстро идёт в прихожую обуваться.

Я иду его провожать.

— Саня, последний совет. — Говорит он мне в дверях, убедившись, что Лена осталась в кухне и нас не слышит. — Не учу тебя жизни, но всю жизнь не набегаешься. Громко не кричу на каждом углу, но именно сейчас, лично моё мнение: у тех, кого опасается твой Котлинский, не тот этап, чтоб вот так с говна пенки собирать. Я даже и по себе сужу: ещё год назад, на добыче, их люди что хотели, то и творили. А сейчас… — Юра осекается, явно не желая уходить в конкретные детали. — И баблом рулят китайцы, и "смотрящие" тоже китайцы. Пока рулят более-менее по понятиям, но… В общем, не им сейчас ссать против ветра, особенно в твоём медицинском случае. — Юра хлопает меня по плечу. — Твой Котлинский прав, что они народ за людей не считают, но тут вопрос не в уважении.

— А в чём?

— А в приобретаемой выгоде. Много они даже на годовом отрезке приобретут, если вас из КЛИНИКИ вышибут?

— По всей клинике не знаю, по нашим направлениям только потеряют: там всё на нас держится.

— Вот-вот. И я о том… — Юра ещё раз воровато оглядывается на Лену, оставшуюся в кухне. — Саня, «загонять» батрака — это одно. Если нужен результат. Но только не всякого загнать получится! У нас же не Северный Керей. Я тебе так скажу… Все интеллигенты проверки, уголовного дела, разбирательства боятся уже от одного этого слова, просто как рефлекс. Но если окунуться и разобраться, то даже уже внутри открытого дела можно очень небезуспешно повоевать и посопротивляться. При Ленке не стал, тут скажу… Далеко не все команды даже Ноль Первого исполняются точно, быстро и аккуратно. А в твоём случае вообще, тьфу-тьфу, была бы частная инициатива отдельных членов. А с исполнителями они не делятся. — Юра многозначительно сверлит меня взглядом с короткого расстояния. — Вон сколько их старалось, когда сеть М-М, контрольный пакет, у Гурбера отжимали. И чё?

— Во-первых, сколько-то с лишним процентов у Гурбера осталось, — просвещает меня Юра. — Это, как бы ни было, контролирующий пакет. Во-вторых, пока Гурбера «давили», у фискалов знаешь сколько людей пыхтели и домой даже ночевать не попадали? И чем закончилось?

— Даже сраную премию не дали, — беззвучно смеётся Юра. — При том, что показатели за итоги периода «сверху» никто не снижал. — Видя, что я не понимаю, он поясняет. — Служивые напрягались, сверх службы и в личное время. Сделали всё, что могли и более того. При этом, полностью Гурбера раздеть не вышло; он даже контроль сохранил. А за выполненную работу фискалам ничего не прилетело: ни денег, ни акций на имя родственников, ни усиления влияния. НИ-ЧЕ-ГО. Даже рукопожатия перед строем не было. — Видя, что я по-прежнему не понимаю, Юра объясняет дальше. — Короче, служивые отпахали по-полной. Что они смогли накопытить, сверху тут же на себя оформили. Самим служивым даже премии не выписали. Получается, за так старались и напрягались. Как ты думаешь, они теперь будут в следующий раз «на результат» постромки рвать? Или «на отвали» отпишутся, и дело с концом? Среди них, если что, информация тоже быстро расходится. По факту, получается, их тоже считают батраками и быдлом. В общем, с точки зрения оттуда, — Юра поднимает вверх указательный палец, — на сегодняшний день фискалы такой же ресурс. Овцы. Быдло. И им это недвусмысленно… — Юра не заканчивает фразу. — Будут они выкладываться? Ладно, бывай.

— В общем, Юра считает, что Котлинский перестраховывается. И на воду вместо молока дует, — говорю Лене, заходя в кухню.

— Ну-у, лично я бы всё, что говорит Юра, делила на два, — задумчиво отвечает Лена. — Он всё же немного отмороженный. Ему жить в землянке полгода, только потому, что на принцип пошёл, как дважды два. Лично я далеко не на все шаги готова, о которых Юра даже не задумается. Но в одном он прав: пока ты соберёшься и раскачаешься, столько может успеть измениться, что сейчас даже смысла нет что-то планировать дальше, чем на квартал. Или ты эти свои эксперименты вот прямо сейчас хочешь запустить?

— Нет, что ты, — спешу внести ясность. — Я просто посчитал, сколько денег ожидаю за месяц, квартал и полгода присегодняшней загрузке, с учётом онкологии и грудничков. И решил не спеша подобрать, во что из наукоёмкого можно вложиться. Предпочтительно, с собой в главной роли.

— Какая похвальная предусмотрительность, — удивляется Лена. — Я бы, конечно, на твоём месте с производством и интеграцией клиники и лаборатории не связывалась, тем более под своей эгидой, но то я… какие-то шишки лучше набить самостоятельно, факт… Мелкий, ты какой-то неправильный подросток!

— Что со мной не так? — настаёт моя очередь удивляться.

— С тобой такая тёлка живёт, а ты, как старый пень, не о том думаешь, — загадочно отвечает Лена, ничего не объясняя. — Пошли тебя спать укладывать. Тебе в лицей рано вставать…

К нашему несказанному с Леной удивлению, когда мы уже собираемся спать и смотрим в большой спальне фильм, валяясь вместе на широкой кровати, мне звонит Бахтин:

— Привет, чем занят?

— Честно говоря, уже лёг спать, — отвечаю удивленно. — У вас всё в порядке?

— Не совсем. Вернее, пойдёт, но ты всё равно одевайся, — непоследовательно говорит Бахтин. — Я сейчас подъеду.

— Как скажете, но буду благодарен за максимум подробностей, — говорю, косясь на Лену. — Мне что-то Лене сказать надо. На тему, куда это я собрался, на ночь глядя.

— Да дочь мою посмотреть, — с досадой выдаёт Бахтин. — И по пути в консульство ОАЭ заехать, мне тут запрос пришёл. Вернее даже не мне, а Самому. Боссу моему, то есть. Я на исполнение себе забрал в ЛОТОСе, поскольку тебя лично знаю.

— Ещё интереснее. А в консульство ОАЭ зачем? Я при чём?

Мне действительно ничего не ясно из объяснений Бахтина: Роберт Сергеевич, который сейчас в Дубае, меня ни о чём не предупреждал. А что ещё мне делать в консульстве Эмиратов, я даже не предполагаю.

— Тебе там кое-что подписать надо. Буквально один автограф.

— Хорошо, одеваюсь.

— Через пять минут стою у твоего подъезда. Спускайся.

— Куда намылился? От молодой жены на ночь глядя, хе-хе, — Лена ловит меня за плечи, когда я встаю, и дёргает назад, опрокидывая спиной на диван. — И кто это тебе звонил, Мелкий?

— Бахтин, собственной персоной, — бормочу, снова поднимаясь.

Чтоб снова упасть назад от рывка Лены.

— Лена, уже не смешно!

— Хе-х, а мне как раз смешно, — веселится Лена. — Ты так прикольно падаешь!

Против своей воли, смеюсь за компанию.

— У Бахтина дочь глянуть, раз. Может, опять инфекция какая. Но это, мне кажется, не главное. Ещё, говорит, заехать в консульство Эмиратов, что-то подписать.

— Упс. — Лена моментально становится серьёзной. — Вот это мне чего-то не нравится. Так, жди минуту…

Она при мне созванивается со своим отцом, чтоб через минуту снова откинуться спиной на подушки:

— Ехай. Батя по запаре нам сообщить забыл. Видимо, стареет. Это вообще с его подачи, тебе там всё объяснят. Обмен какой-то затевают, нужно твоё согласие. Когда приедешь, если я сплю, не буди.

Когда выхожу на улицу, машина Бахтина уже стоит у подъезда.

— Ну, где ты, залезай скорее, — Бахтин, насвистывая какую-то мелодию, непривычно резко для него трогается с места. — Полчаса тебя жду…

— Олег Николаевич, оделся со скоростью звука. Вы сами сказали, пять минут. Я вышел вовремя.

— Да шучу, не слушай, это я так, брюзжу… В общем я как раз собирался тебя просить на дочь глянуть, а то чего-то орёт с утра. К вашим педиатрам в КЛИНИКУ сегодня не поехали, раз тебя нет. Думали, к вечеру успокоится, но не тут-то было. И как раз Генеральному через МИД срочный запрос приходит от ОАЭ, тебя в их Консульство на подпись отвезти. Вот прямо срочно, с нашим представителем соответствующего ранга. Оформить твой отказ от каких-то претензий по какому-то делу о нападении… Что за ботва? Сориентируй, чего там ждать? — Бахтин вопросительно косится на меня. — Такого вообще ещё никогда не получал, даже близко не припоминаю. Что за новые процедуры в международной юриспруденции?

За минуту рассказываю дубайские приключения:

— … Вот теперь задержанных, что выжили, менять собираются, уж не знаю кто и на что. Отец Лены сейчас там.

— Роберт, в смысле? — уточняет Бахтин, затем кивает сам себе. — Ну да, кто у неё ещё отец… Ты смотри, как оно бывает. Прямо детектив.

— Ага, сам бы не поверил. Так а с дочкой что?

— Да как будто температура слегка повышена, но не принципиально! — с готовностью меняет тему Бахтин на явно для него лично более жизненную. — Ночь спать не дала. Если честно, с консульством сегодня только из-за этого и форсирую, иначе бы тебя было неудобно дёргать, — Бахтин деликатно косится на меня. — А дочь и сейчас вертится. Марина просила тебя, если есть возможность. А тут как раз… Кстати, с арабами я созвонился. Они будут ждать, сколько надо, давай вначале ко мне? Не сочти за эгоизм, но так по логистике ближе.

Никаких отклонений у девочки не вижу ни в первом, ни во втором приближении. Но она от чего-то явно тревожится. Причём даже не от боли, частоты чуть другие. А как будто…

— Да у неё зубы режутся! — с удивлением обнаруживаю через несколько минут, «прозвонив» почти всю нервную систему Вики и методом тыка обнаружив сектор, в котором частоты несколько смещены. — Вот не знаю, почему температура, если она повышена, как вы говорите. Я же больше по инфекциям… Вам бы нашу педиатра с утра вызвать. Температура — это воспалительный процесс в теории. Но я у неё, хоть стреляйте, никаких воспалений не вижу. Может разве что вот так попробовать…

Бросаю частоту покоя, и в течение минуты ребёнок засыпает.

— Ну вот, — говорю шёпотом. — Просто у неё непривычные ощущения, она их немного боялась. До утра должна спать, потому что где-то даже перекормлена. Только памперс чистый одеть.

— Да, я её весь вечер кормила, — кивает Марина. — Не зная, как ещё успокоить.

Когда отъезжаем от дома Бахтина в сторону консульства Эмиратов, задаю Бахтину вопрос, который вертится на языке с того самого момента, как я сел к нему в машину:

— Олег Николаевич, а чего вы так взвинчены? Раньше вас таким не видел. Что у вас на работе за аврал, если не секрет? Конец года? — шучу.

— Что, так заметно? — хмуро говорит Бахтин.

— Лично мне очень.

— Два руководителя параллельно это всегда плохо. А уж два высших руководителя в параллель… Один курс исключает другой, — ещё больше хмурится Бахтин. — Два человека одновременно командуют, отменяя команды друг друга. Только это как раз секрет, и я тебе этого не говорил.

К консульству Эмиратов подъезжаем в полной тишине.

Бахтин показывает полицейскому у входа удостоверение, кивает на меня и со словами «это со мной» проходит в ворота.

Входная дверь в само консульство закрыта, но как только Бахтин протягивает руку к звонку, что-то щёлкает и дверь автоматически открывается. А чей-то голос через динамик просит нас войти внутрь.

— Здравствуйте, я заместитель консула, — улыбается молодой араб, встречающий нас прямо в холле, сидя с планшетом за одним из столов. — Спасибо, что подъехали так быстро.

— А вы хорошо говорите по-русски, — удивляется Бахтин, доставая из папки какую-то бумагу и протягивая её арабу. — Вот, это сегодня на нас пришло от вас. Я начальник четвёртой службы Генеральной Прокуратуры, вот мои документы.

— У меня мама русская, — араб улыбается ещё шире. — И русский мой родной язык…

Подписание документов занимает около двух часов.

Вначале араб достаёт какие-то бумаги по-арабски, на что Бахтин возражает: ничего, что мы не понимаем, мы подписывать не будем.

Араб полчаса дозванивается кому-то по телефону, после чего пускает на принтер и протягивает нам английский текст. Который я на ходу перевожу Бахтину.

— Здорово, но мне нужен перевод на русский, под которым подпишемся мы с вами, — Бахтин неприязненно смотрит на араба. — Объяснять почему?

— Вообще-то, у нас вопрос не к вашей службе, а к конкретному гражданину вашей страны, — араб вежливо кивает в мою сторону.

— Ну и решали бы с ним без нас, — парирует Бахтин. — Зачем-то же переслали на Генпрокуратуру? К чему такая спешка? Давайте тогда не будем гнать сроки, если вы в надлежащем формате работать не готовы…

Араб принимается двумя пальцами набивать русский перевод. Видя его мучения, отодвигаю его и за двадцать минут набираю всё по-русски, слева размещая уже открытый английский вариант текста.

— Вот, — тянусь к принтеру и через минуту подаю по одному документу Бахтину и арабу.

— Будьте добры, мне нужны ваши документы, — без доли смущения обращается Бахтин к арабу. — Я обязан удостоверить личность подписанта с вашей стороны.

Араб с удивлением смотрит на Бахтина, после чего через две минуты приносит паспорт в красной обложке.

— Вопросов больше не имею, — бормочет Бахтин, фотографируя документы араба и сверяясь с указанными в распечатанном документе данными. — Теперь подписываем.

— Ну что, тебя домой? — спрашивает Бахтин в машине, бережно спрятав бумаги в папку.

— Да, а куда ещё…

— Олег Николаевич, не сочтите за план и руководство к действиям, — спрашиваю молчащего Бахтина по пути домой, — но если бы этот сценарий развернулся именно так… Какой бы прогноз на развитие событий сделали лично вы?

— Ты сейчас о чём? — встряхивается через две секунды после моего вопроса Бахтин, и я понимаю, что он всё это время меня особо не слушал.

— Начинаю я исследования у нас в стране, — терпеливо повторяю всю фабулу своего вопроса. — На каком-то этапе, даём результат. Результат оказывается настолько интересным, что в мире интерес к нему, в узкой имплантационной теме сердечных клапанов, скачкообразно растёт; а мы сами становимся известными и неплохо зарабатывающими. На среднемировом уровне.

— И в чём затык? — переспрашивает Бахтин, а я понимаю, что он прослушал и преамбулу.

— Затык в том, что Котлинский искренне считает, что начальство вашего начальства тут же прибудет у нас это всё реквизировать. Ваш прогноз?

— Дай сообразить. — Видно, что Бахтин поглощён чем-то своим и меня начинают терзать подозрения, что я его сейчас просто напрасно тереблю. — Недосып, Саня. Сейчас… Ну, Котлинский, может, местами и прав. Но тут нельзя так прямо что-то твёрдо утверждать. — Наконец "включается" Бахтин. — Начать с того, что именно начальству моего начальства это уже точно не интересно: ему сейчас настолько невесело, с точки зрения здоровья и политики, что львы бабочкам не страшны… А слон не ловит мух.

— Котлинский опасается родственников.

— Родственники… Б. не считаем, его сожрут сразу, как только… — Бахтин бормочет сам себе под нос, попутно саркастически крестится на икону, закреплённую у него на приборной панели. — Остаётся кто? Это я сам себе…

Далее Бахтин ещё пару минут бормочет что-то неразборчивое сам под нос, складывая вслух какие-то известные только ему фрагменты в единый массив. После чего оживает в мой адрес:

— А ты ж с арабами дружишь? С дубайцами у тебя как?

— У меня по нолям, — пожимаю плечами. — А Роберт Сергеевич с эмиром общается, причём не официально. Без деталей.

— Да деталей тут и не надо, — морщится Бахтин. — Меньше знаю, крепче сплю… В общем, все те, кого по Котлинскому можно было бы опасаться, с эмиром точно конфликтовать не будут: у всех в Дубаях столько всего своего «под честное слово» подвешено, что… Если Роберт за тебя впишется, то вообще никого можно не опасаться. Но самое главное даже не это. Саня, при всём уважении, — Бахтин саркастически хмыкает. — Ваша мышиная возня с наукой, только не обижайся, с точки зрения рейдерства имеет столько же смысла, сколько и похищение носков у сторожа Петровича. Вот не хотел этого говорить, чтоб никого не обидеть, но уже просто не знаю, как это откровенно довести, чтоб вас не задеть. Саня! Л Ь В Ы бабочкам не страшны! Верь мне, я тебе зла не желаю… Не страшны по целому ряду причин, о которых я сейчас не готов говорить вслух.

— А чего тогда опасался Котлинский? Он ещё какую-то поговорку цитировал, сейчас… "Лучше перебздеть, чем недобдеть".

— Котлинский вообще иногда бывает чрезмерно осторожен, — не переставая смеяться, отвечает Бахтин. — Погоди, дай поржу… У него в бурной молодости бывали затыки, когда он без разбора брался за всё подряд. Вот видимо пару раз ему пришлось напрягаться так, что след остался. И он теперь осторожничает даже там, где, по логике, вообще можно этого не делать. Саня, с вашими этими изысканиями ну явно не тот случай! Блин… Как бы объяснить… Саня, книга какая-то в школе была, сейчас не помню названия. Суть эпизода: молодой дворянин входит в чужой дом, заставая только бабулю божий одуван. Он к ней обращается: "Госпожа Благолепова…". А она его перебивает и истерично поправляет: "Девица Благолепова, с вашего позволения!" — Бахтин ещё какое-то время по инерции смеётся. — Вот вы с Котлинским та самая бабуся…

— Лично у меня в разговоре с ним сложилось впечатление, что Котлинский действительно чего-то боится.

— Вот та бабушка тоже боялась, га-га-га… Впрочем, именно боится? — встряхивается, ухватившись за последнее слово Бахтин. — Ну-у-у, тогда вообще дели на десять.

— У меня недавно было. — Бахтин хмурится, молчит какое-то время, потом продолжает. — Иррациональный страх, периодически чуть не паника. Пошёл в госпитале к психологу одному… Короче, Саня. Если это просто страх, ничем не аргументированный, то конкретно в случае с Котлинским дели на два. Или на пять, тебе виднее: я же вашей ситуации от и до не знаю.

— А сам страх это вообще иррациональная штука, и конкретно в случае Котлинского может быть следствием его личных проблем, а никак не реальной внешней угрозы. Это я тебе по опыту говорю, — смущённо оканчивает Бахтин. Потом встряхивается и продолжает. — Я тебе так скажу. Именно родственникам, причём всем подряд, сейчас будет не до вас, какие рекорды вы б там не ставили по своей трансплантации. Котлинский из-за хорошей самооценки, а-га-га, вес своего "предприятия" сильно переоценивает. А после того, как это текущее «сейчас» окончится, никому вообще будет не до вас. Не спрашивай, просто слушай. Если моё мнение тебе роляет. К сожалению, именно сейчас у нас в стране подходит конец эпохи. Которая в твоём этом фейсбуке отождествляется со словом «стабильность». Стабильность исчезнет сразу вместе со смертью сам понимаешь кого, вот увидишь…

— Так может, права моя Лена, — теперь встряхиваюсь я. — И действительно с точки зрения семейного спокойствия лучше куда-то перебраться?

— Да с чего? — удивляется Бахтин. — Львы ж бабочкам не страшны, я же сказал. Это на том уровне, — тычок большим пальцем в сторону люка в крыше машины, — будет конец и стабильности, и привычным механизмам, и всем раскладам! А ваша КЛИНИКА, как в ней тысяча в год рожает, по — -сот долларов, так и будут рожать…

— А вы на улицах ничего не опасаетесь? Есть же примеры вокруг?

— Какие примеры? ****ина??? Смотри тэвэ больше. Я туда в командировку ездил, по экстрадиции, всё там нормально… С тем, что по тэвэ, вообще ничего общего. Я даже думал поначалу, что на мой паспорт там агриться будут, и на акцент, но вообще зря переживал.

— А наши южные мусульманские горные южные соседи? — стан?

— Ну, там постреливают, — соглашается Бахтин. — Но если ты сравнишь статистику по убийствам, то увидишь: у них в результате четырёх революций… или сколько там революций было? — припоминает Бахтин, потом машет рукой. — В общем, у них с революциями насильственных смертей за десять лет меньше, чем у нас бытовух и ограблений! Так что…

— Так у них и население шесть миллионов, против наших восемнадцати?

— Там, Саня, на десять тысяч населения считается, — снисходительно улыбается Бахтин. — Типа рейтинга. А не абсолют на всю страну. И потом, у медиков же есть легенды товарища Семашко, слышал?

— Нет, что за легенда?

— Говорят, в двадцатых годах, когда к Сталину пришёл Нарком здравоохранения, Семашко, и попросил повышения зарплат сельским врачам, Сталин ему ответил:

— В деревнях врачам зарплаты повышать не нужно: хорошего врача народ и так прокормит.

— Смешно, — улыбаюсь. — Где-то даже не лишено логики, хотя и не цивилизовано…

— Так а времена какие были, — беззаботно поводит плечами Бахтин.

— Времён тех даже мой дед не застал… Но я сейчас не понял, к чему это вы.

— У тебя с новорожденными, Саня, шикарные успехи. — Серьёзно отвечает Бахтин. — В узких кругах, большие слухи идут. И среди счастливых мамаш, что у тебя своих чад лечат, есть не только моя Марина. А и жёны других, не менее серьезных товарищей. Ты так хотя бы три месяца планку продержи, и сам удивишься: сколько проблем в твоей жизни начнёт решаться само собой.

— Хм… Спасибо. В таком разрезе даже в голову не приходило. — Крайне удивляюсь. — Да на них и не написано, чьи они жёны. И чьи дети… Мы же всех подряд принимаем, в том числе с улицы. Там есть и по господдержке с патронажа, это с бюджета, дотация…

— Да я в курсе, — снова снисходительно улыбается Бахтин. — От меня за это отдельный респект: вы там действительно по ранжиру никого не делите, принимаете всех подряд. У начальника второй службы есть свой зам, ну, как у меня Ирина. Вот у зама сестра жены у вас, говорит, хотела срочно попасть, но не приняли.

— Это не та, что на весь коридор кричала, что в прокуратуру пойдёт? — Припоминаю один врезавшийся в память неприятный случай. — Крашеная блондинка, истеричная, у неё ещё девочка полгода?

— Да шут её знает, Сань, — продолжает снисходительно улыбаться Бахтин. — Я не вникал. Помню только, что в курилке речь зашла, а я ещё мысленно похихикал. На тему того, как у вас там всё шикарно с точки зрения социальной справедливости… Там у тебя и родственники серьёзных чекистов лечатся, если что; и не только они. Есть и другие серьёзные люди. Наш город, не смотря на два миллиона, всё же маленькая деревня, м-да. Ты так ещё хотя бы полгода попаши, а потом, если только слух пустишь, что собираешься валить, так мамаши сами всех твоих недругов снесут. — Это помимо того, что, по вашей личной оценке, всем серьёзным людям, из-за турбулентности в Белом Доме, ближайшее время будет никак не до?..

— Не всем, — перебивает меня Бахтин. — Серьёзные люди есть и другие. Но такие, которых именно Котлинский называл, будут точно заняты не отъёмом бизнеса у школьника, поверь. Не впадай в истерическую паранойю вслед за Котлинским. А с другими… гхм… «кандидатами» даже твои благодарные мамаши справятся. Ну, при помощи своей родни, конечно…

— Олег Николаевич, а вы не преувеличиваете роль врача? Котлинский вон посерьёзнее и подольше меня врач, но как раз он этого и опасается?

— Так он не врач, и никогда им не был, — Бахтин снова смеётся. — Он администратор от бога! А лечить он уже давно никого и не лечит. Я думал, ты знаешь?

— Да, что-то такое говорили.

— А про врачей, так недавно случай был. Ну, как недавно, лет пять тому. Нейрохирург, фамилию называть не буду, с братом кое-кого из Администрации Президента из-за земельного участка зацепился. Причём, прав был как раз хирург.

— А из Администрации был серьёзный человек?

— Весьма. — Коротко кивает Бахтин. — Слово за слово, подключает оппонент хирурга своего брата. Тот лично садится на телефон… — Бахтин делает театральную паузу. — И через две недели ни в администрации не работает, хотя лично к Ноль Первому на доклад каяться ходил. Вначале — теряет работу. А ещё через две недели уже и сидит, потому что под следствием.

— Это всё один хирург смог?

— Как бы по факту да, но суть в том, что сам хирург вообще пальцем не шевелил. Просто со всеми подряд пациентами проблемами делился. А поскольку врач он хороший, а у нас в стране по возрастным изменениями почти что и единственный, то ему многие чем из-за своих родителей обязаны были. Родители-то у всех нас уже в возрасте… Ну и, того чудака из Администрации вместе с братом его чисто пациенты «снесли». Просто, что называется, каждый сделал на своём месте что мог, на две спички. А в сумме целый коробок набрался. Саня, общественного мнения вообще не нужно недооценивать. А сейчас оно с каждым годом всё больше расти будет. Ты же хотел моего прогноза?

Молча киваю в образовавшуюся паузу.

— Ну так вот тебе он и есть. — Кивает в ответ Бахтин. — Мы сейчас доживаем эпоху, которая вместе с «папой» и помрёт. А ему самому восемьдесят. Что будет потом, я не знаю, но не считаться с резонансом уже никто себе позволить не сможет. По крайней мере, у нас. Оно и сейчас, даже «папа» вон лично порой… ладно, то тебе не надо. И не по чину. — Осекается Бахтин. — А совет хочешь?

— Конечно.

— А задружись таки со своими арабами через Роберта. Если такая возможность есть. Как бы ни было, это очень весомый аргумент для любого из тех, кто у нас себя элитой величает. Если по степени близости к трону, то арабы у нас кого угодно попросить могут лично. И ради них все пойдут на всё, поверь…

— А по окончании эпохи?

— А по окончании эпохи, они найдут, с кем следующим после из нас дружить. Знаешь, они в нас очень много вложили. И пока своих средств нигде в мире не теряли. Значит, они ко всем вариантам готовы.

Когда приезжаю домой, Лена, не смотря на позднее время, ещё не спит.

— Привет, пропажа, — говорит она из кухни, где прямо из банки есть солёные огурцы, привезённые ещё дедом.

— Что это с тобой? Ты же спать собиралась?

— Собиралась, — соглашается Лена. — Но вот на голод пробило. Хотя ещё и рано, — добавляет она, не смотря на полный рот. — Как съездил?

— В Консульстве подписал отказ от любых претензий в адрес причастных. Плюс доверенность на твоего отца, на представление всех моих интересов в связи с этим случаем.

— О, а батя как раз просил ему маякнуть. — Лена погружается в телефон. — Секу-у-унду-у-у… Мелкий, я знаешь ещё чего проснулась? Соседи за стеной что-то празднуют, и музыку периодически врубают так, что даже стенка вибрирует.

— А ту квартиру, кажется, посуточно сдают. Там такое бывает, — припоминаю аналогичные ситуации в прошлом.

— А тебя не беспокоило? — спрашивает Лена, задумчиво глядя на оставшиеся в банке огурцы.

— Не-а. Последние несколько месяцев мне бы только до подушки доползти. А раньше я же в одной своей комнате жил, в малой спальне. Там не слышно.

— Интересно, а можно с ними как-то поговорить, чтоб потише сделали? — Лена таки достаёт из банки очередной огурец и впивается в него зубами. — Всё-таки и время позднее, и чего-то стало на нервы действовать. Характер у меня что ли портится? — Лена не останавливается на одном огурце и достаёт из банки на тарелку ещё два.

— Сейчас пойду пообщаюсь…

На мой звонок в соседнюю квартиру первые пару минут никто не реагирует. Перестаю деликатничать и, нажав кнопку, не отпускаю её до тех пор, пока дверь не открывается.

— Чего надо? — недружелюбно спрашивает явно поддатый парняга лет двадцати с чем-то, коротко стриженый и с модной нынче бородой.

— Музыку потише прикрутите, пожалуйста. Жена беременная, заснуть не получатся. — Попутно заглядываю ему через плечо в квартиру, пытаясь оценить обстановку.

Разглядеть удаётся не много.

— Хорошо. — Односложно кивает парняга и захлопывает дверь перед моим носом.

Поднимаю руку к звонку ещё раз, но открывавший мне дверь что-то кричит вглубь квартиры и шум за дверью действительно затихает.

Возвращаюсь на кухню и застаю Лену уже с банкой консервированных перцев.

— Мне не жалко, но ты уверена? — улыбаюсь её метаморфозам.

— Организм требует, Мелкий, просто ужас, — с трудом выговаривает Лена из-за полного рта. — Сходил успешно?

— Вроде да. По крайней мере, прикрутили. Слышишь же?

— Не-а, отсюда не слышу. — Отрицательно вертит головой Лена. — Ладно, сейчас ещё парочку съем… Кстати, а Бахтин что-то новенькое рассказал? Ты не подумай, я не лезу. Это я так, для поддержания разговора… Неудобно жрать в одно лицо. Когда ты сморишь. М-м-м, вку-у-усно…

— Бахтин какой-то перегруженный. — Неожиданно для себя делюсь впечатлениями. — Спит на ходу, плюс то смеётся слишком эмоционально, то в какую-то меланхолию резко впадает.

— Недосып. Ребёнок. Сто процентов, — выдаёт вердикт в три приёма Лена, перемежая паузы кусочками перцев. — Всё, Лена, хватит жрать, — говорит она сама себе. — Сейчас последний догрызу…

В этот момент её телефон сигнализирует о новом поступившем сообщении. Лена одним пальцем тычет в него, не поднимая его со стола, читает что-то мельком и сообщает:

— Батя всё получил. Благодарит за оперативность. Ну что, пошли спать?

— Ты же вроде бы не доела ещё?

— Ну вот догрызу последний кусочек…

— Бахтин говорил, если есть возможность, с арабами задружиться. На тему трансплантаций.

И в двух словах передаю содержание беседы с Бахтиным, включая его анализ и практический совет.

— Слушай, ну а теперь-то ты почему у моего бати деньги не берёшь? — спрашивает Лена, выслушав меня. — Вот заодно бы его и втянул.

— Потому что деньги тут не основное. — Терпеливо поясняю. Поскольку не один Бахтин, кажется, сегодня слушает меня с пятого на десятое. — Первое: поиск лаборатории, которая реально печатает эти клапана. Второе: поиск клиники. Котлинский говорит, не в наших реалиях, из-за законодательства. Третье: тестовый период на мышах, обезьянах. Потом, если всё нормально на третьем этапе, поиск людей, которые согласятся…

— Насчёт четвертого пункта, где-то согласна с Котлинским, — задумчиво говорит Лена, которая явно перебрала с перцами и огурцами, и теперь очень хочет спать. — Но с пунктами первый и четвёртый можно вообще впрячь информационную службу банка: там взять пару человек во временное подчинение, согласовать это с батей и составить полный перечень вариантов. Они это проработают гораздо быстрее и тебя, и Котлинского, потому что… Вот козлы!

Почему специалисты банка отыщут нужных нам контрагентов быстрее, чем мы с Котлинским сами, дослушать не получается: притихшие было соседи опять нажали что-то не то и музыка из соседней квартиры теперь слышна даже на моей кухне.

— Понятно. Жди. — Говорю Лене и снова направляюсь к двери.

В этот раз мне открывают через три минуты непрерывного звонка. В этот раз, парень уже другой.

Не вступая в разговоры, отодвигаю его от двери и, не слушая летящих в спину вопросов, иду в большую комнату.

Там застаю орущую плазму, кажется, подключаемую и к интернету, нет времени и желания разбираться.

Какая-то девица, играясь с пультом, переключает каналы либо программы, громкость выведена на полную и всех присутствующих это устраивает.

Кроме открывшего мне двери парня, вижу старого знакомого, трёх девиц и ещё двух парней в кухне. Двое в кухне сидят за столом и о чём-то беседуют, не смотря на шум.

Все присутствующие здорово пьяны. На столе стоит батарея бутылок, кажется, частично пустых.

Дополняют натюрморт остатки пиццы и роллов, явно прибывших сюда благодаря круглосуточной доставке, но в эти детали я уже не вникаю.

Отключаю от плазмы все провода, зажимая их подмышкой, и забираю у девицы из рук пульт.

В образовавшейся тишине объявляю:

— Провода и пульт отдам утром. Я предупреждал, не обижайтесь.

После чего удаляюсь к себе в полной тишине.

— Ничего себе, — весело виснет у меня на шее Лена, когда я появляюсь дома с ворохом проводов и чужим пультом в руках. — Что там было?

— Пьянка на семь человек. Все бухие, парни явно настроены на интим, но, кажется, не знают, как подступиться к вопросу.

— А девицы? — с явным любопытством спрашивает Лена.

— Тебе не всё ли равно? — непонимающе смотрю на неё. — Девицам вообще параллельно. Все бухие, девицы в первую очередь.

— Что, даже скандала не было? — продолжает допрос Лена, которой, кажется, перехотелось спать.

— Кажется, кто-то спать хотел. — Вопросительно смотрю на неё, сгрузив провода и пульт в прихожей. — Скандала не было потому, что пьяны. И не соображают. А нам что, нужен скандал?

— Нет конечно, я просто думаю… ай, ладно. Свадьба сорочку справит, — взмахивает рукой Лена. — Точно. Пошли спать.

Утром, перед походом в лицей, я дисциплинировано нажимаю звонок соседней квартиры и держу его до тех пор, пока мне не открывает, к моему удивлению, женщина лет сорока пяти. Абсолютно трезвая и не имеющая никакого отношения ко вчерашней компании.

— Здравствуйте, — Удивлённо киваю ей. — Я вчера у вас забирал, — протягиваю ей провода и пульт. — Возвращаю, как обещал. Правда, вчера тут другие люди были.

— Да, было, — устало кивает женщина, сжимающая в руках влажную тряпку. — Вы бы не могли поставить всё на место? Я в технике не понимаю.

Глядя, как я подсоединяю изъятые вчера провода, она поясняет:

— Съехалась с сыном, эту квартиру сдаю теперь. В основном, посуточно. Компании бывают разные, вы извините за шум… Мне клиенты передали, что вы утром провода должны занести.

— Когда вы только успели их выпроводить, — бормочу, сражаясь с проводами. — Утро же.

— У них в шесть утра поезд, в пять была по договорённости сдача квартиры. Я с пяти утра тут. К вам не стучала, чтоб не будить. Ну и убрать надо, — она философски окидывает взглядом следы ночных гуляний.

— Я закончил, пробуйте. — Протягиваю ей пульт.

— Всё работает, спасибо, — отвечает она через полминуты.

— У меня единственный вопрос. Скажите, вы так часто будете теперь сдавать? — мне приходит в голову мысль, что вчерашний эпизод может быть не единичным.

— Я уже полтора года так сдаю, — удивлённо отвечает женщина. — Вы раньше ничего не говорили. Другие соседи вот жаловались, было, — она показывает на пол, видимо, имея ввиду соседей снизу. — Но вы же раньше ничего не говорили?

— Раньше у меня жены беременной не было, — бросаю через плечо, подходя к двери.

Лена сегодня поменялась своей рабочей сменой и еще спит. Ситуация со сдачей соседней квартиры меня, в свете всех грядущих перемен, немного беспокоит, но вопрос не срочный и Лену решаю не будить.

По приходе в лицей, первым делом стучусь в директорскую:

— Жанна Маратовна, можно?

— Да, заходи! — кивает Жанна от своего стола. — По твоему вопросу: всё реально, но до нового года — никак. Вот смета…

— … спасибо огромное, — выслушав Жанну и аккуратно записав под её диктовку порядок действий, теперь задумчиво гляжу на свою запись.

— Раньше нового года физически никак, — продолжает она. — Просто из-за сроков прохождения документов.

— А если ускорить? — смотрю на неё вопросительно и тру большим пальцем правой руки указательный.

— Это включая ускорение, — качает головой Жанна. — В канцелярии нормальная девочка сейчас сидит, там даже платить ничего не надо. Вернее, заплатить как раз можно, но это ничего не изменит: сроки рассмотрения теперь зависят от города, а утверждаются вообще в министерстве.

— Ты смотри, как мы в цифровизации продвинулись, — обескуражено двигаю нижней челюстью влево-вправо. — Когда не надо. А в сети все вон только и жалуются, что ничего не работает…

— Саша, жизнь полна разочарований, — смеётся Жанна в ответ. — Я, как учитель, вообще бы столько добавила, что… нелицеприятного об этой цифровизации. В общем, это реальность. — Она хлопает ладонями по подлокотникам кресла. — Но есть и положительный момент, даже пара. Во-первых, не надо ничего платить сверх… — Жанна многозначительно смотрит на меня. — И во-вторых, сроки ответов всё же регламентированы. И Саша, если ты прямо серьёзно настроен, тебе надо учит гуманитарные. Без них всё может быть очень грустно.

— М-да уж…

— Какие наши действия?

— Запускаем процедуру.

— Хорошо. Тогда давай заполнять все бумаги. И пока ты пишешь… Это процесс примерно на месяц-полтора. Если тебе прямо нужно срочно, — Жанна вопросительно поднимает бровь, — и если твои возможности позволяют, я бы на твоём месте съездила в Термяз, подстраховаться.

— Не срочно, — отвечаю, не отрываясь от заполнения заявления. — Всё равно вступительные в мед только летом. К сожалению, туда ускорить поступление не получится. Но в Термяз, пожалуй, съезжу.

— Тогда жду звонка твоей опекунши.

— Жанна Маратовна, а свободное посещение когда дадите? — спрашиваю уже от двери.

— Саш, как только зарегистрируют твоё заявление в канцелярии и издадут приказ о формировании комиссии, — на секунду поднимает взгляд директриса. — Так что, пока ходи. На занятия, — она красноречиво смотрит на меня и жестом показывает, чтоб уже занята.

В коридоре, по пути в класс, меня ловят Филин и Юля.

— Стессель, ты что, в группу вообще не заходишь? — упирается пальцем мне в грудь Юля.

— Саня, ты единственный, кто из Совета не высказался! — укоризненно смотрит поверх её плеча Филин.

— В группу не глядел давно, виноват. — Каюсь. — Чуть не до того было. Прошу извинить.

Далее сжато за полминуты сообщаю новости о своей подаче заявки на экстернат.

— Так что, если всё путём, мне тут и учиться-то осталось до Нового Года, — завершаю спич под их удивлённые взгляды. — В этой связи, предлагаю меня из ученического совета сбрить, поскольку сейчас могу быть занят. Плюс, мне ещё и в — бекистан отъехать скорее всего придётся. Пока, правда, не ясно, как скоро и как надолго.

— Хм, так и я после нового года валю, — Филин задумчиво смотрит на Юлю. — В Хилдерстоун по гранту.

— Ну вы молодцы! Сами всё заварили, а теперь в кусты? — не на шутку взвивается та. — И канал, как назло, растёт… И Олимпиад график вон расписали. Вот вы!..

— Ладно, погоди. В чём проблема-то? — сажусь на подоконник в коридоре. — Пока же мы ещё тут. Давайте разбираться. Что стряслось-то?

— Ключевая проблема в том, что мы договаривались о разделении труда. — Юля переводит сердитый взгляд с меня на Филина и обратно. — С вас стратегия и управление; с нас медиа план и, как результат, пиар и известность. Мы свою часть делаем нормально: мало кто ещё так растёт, как наш канал. Гляньте на цифры!

— Да кто бы спорил, — бормочу, листая в телефоне ленту комментариев к нашему каналу. — Ничего себе…

— Эх вы, — Юля огорчённо вздыхает, поворачивается к нам спиной и опирается о перила. Кажется, собираясь расстроиться всерьёз.

— Юль, постой. Вернись к нам. Давайте с текущей горячкой разберёмся. Что на сегодня, с вашей точки зрения, актуально настолько, что без одного меня просто не решается? — вопросительно гляжу на Филина, который подходит к Юле и, взяв её за руку, возвращает обратно к окну.

— График олимпиад есть. — Безэмоционально отвечает она. — Предварительно с судейством тоже согласовано.

— А что по судейству придумали?

— Всё так же. Профильные кафедры универа либо соответствующих институтов. С подачи Юлдашева, заведующие кафедрами либо назначают кого-то; например, как кафедра русской филологии универа. Там заведующая кафедрой сама не подписалась, но доцента назначила. — Сухо начинает отвечать Юля.

— Дополнительно, студенты кафедр предварительно на наши условия согласны. — Продолжает за ней Филин. — Поскольку им платим из собираемого фонда, гм.

— Слушайте, народ, так у вас и без меня всё отлично получается! Можете объяснить, а я-то вам зачем? — искренне недоумеваю и радуюсь за народ одновременно. — Юля, и что конкретно тебя так вырубает?

— Без призового фонда, это всё как выращивание ананасов за полярным кругом, — резко теряет энтузиазм Филин.

— А за призовой фонд отвечал ты. И как ты это всё организовал, у нас не получается. — Продолжает за Филина Юля, в голосе которой опять слышны обвинительные нотки.

— Народ, колитесь, вы уже встречаетесь? — по какому-то наитию спрашиваю их, и вижу, что попал.

— Ну да, уже несколько недель как, — удивляется Филин под ухмылку Юли. — А какое это имеет значение?

— Да никакого, я так спросил… Итак. С олимпиадами у нас аншлаг, и проблема только в призовом фонде? — Это очень немаленькая проблема, Стесев, — медленно говорит Юля, беря под руку Филина. — Без призов, весь проект накроется.

— Так, люди, это вообще не проблема… Сморите. Призовой фонд у нас конкретно по математике формировался из двух источников: взносы участников, которые по два бакса, и «с барского плеча банка». Вопрос: если останется только один ваш первый источник, взносы участников, этого хватит?

— Да. — Коротко отвечает Филин, поддерживаемый Юлей за руку. — Но проблема не в том, чтоб собрать, Стессель. Проблема в легализации. Мы вначале пытались звонить в банки…

— В один я даже зашла, но… — Юля выглядит крайне смущённо.

— Но никому это не интересно. — Подхватывает Филин. — Просто даже не дослушивают до конца. А в твой банк, от которого были предыдущие сертификаты, мы без тебя звонить не стали.

— Тьху ты… Только и всего-то? Сейчас…

Достаю телефон и набираю Лену.

— Не спишь?

— Уж нет, мр-р-р, — явно потягивается Лена. — Что стряслось?

— Ты просто медиум… — бормочу тихонько, стараясь отойти от Филина с Юлей на шаг подальше. — Тут наше олимпийское движение, которое по воскресеньям, оказалось неожиданно востребованным в массах. Но весь вопрос тормозит отсутствие призовых сертификатов банка. Гхм… твоего… Которые ты мне прошлый раз из багажника дала, — краем глаза вижу, что мои попытки отойти от Юли и Филина успехом не увенчались и они с интересом прислушиваются к беседе. — Отсюда вопрос…

— Мелкий, я поняла. Это срочно? Насколько?

— Насколько это срочно? — прикрыв трубку рукой, переадресовываю вопрос.

— Хорошо бы до завтра, — шепчет Филин. — Ещё ж организация по месту, это тоже время.

— Хорошо бы до завтра, — дисциплинированно передаю Лене.

— Хорошо, решим. Проснусь — отзвонюсь. Чмок. — Лена вешает трубку.

— Сегодня до двенадцати либо до часу что-то скажут, — передаю сгорающим от нетерпения соучениками и под звуки звонка вместе с Юлей шагаю в класс на ненавистную лично мне литературу.

Через какое-то время в ватсапп приходит сообщение от Лены:

Лена: я всё выяснила. Ваши эти олимпиады будут насколько регулярными?

Мелкий: пока расписаны четыре штуки наперёд. Биол, хим, физ, лит. За регулярность в будущем именно сейчас точно не скажу, но похоже, что регулярно.

Лена: ближайшая когда?

Мелкий: план = вот это воскресенье

Лена: тогда на ближайшую я тебе как прошлый раз передам, но на все следующие надо сделать так: Ты от своего ИП заключишь договор с Банком…

Мелкий: 0_0 это как?

Лена: съездишь к бате и распишешься. К этому договору будут приложения. Одно приложение = один сертификат. Сумму будешь проставлять сам. Как только сертификаты «срабатывают», передаёшь данные в бухгалтерию, Батя скажет кому. Скорее всего, просто смс будешь слать. Там всё без тебя сделают.

Мелкий: Что значит «сертификаты срабатывают»?

Лена: Пхахаха, = как только выдаёшь сертификат кому-то. В банке по ним можно будет получать уже на следующий день. Ты при этом свой нал вносишь на свой счёт, и оплачиваешь банку согласно выданных сертификатов.

Мелкий: блин. Это же отчёты в налоговую сдавать? 0_0

Лена: ну а ты как думал. Кстати! Членские взносы, которые тебе участники сдают на старте, можешь проводить через свой кассовый аппарат! Только тебе к нему ещё кассовую книгу надо вести, хе-хе. Но зато каждому участнику за его два бакса сможешь выдать кассовый чек:-)

Мелкий: понятно… спасибо… Эй, а откуда ты про два бакса знаешь?? 0_0

Лена: так на ваш канал залезла, хи-ии:-) там такое движение:-) Мелкий, кстати! А кто все эти тёлки, которые вас пиарят и в инсте, и вообще везде??? 0_0

Мелкий: 0_0 одноклассницы же. Юля — вообще член ученического совета. Кстати, на медаль идёт.

Лена: 0_0 ничосе школьницы нынче пошли…

Мелкий: Слушай. Мне чего-то из-за этих отчётов неспокойно.:-(

Лена: Не сыпься. Ты что, новости вообще не смотришь?

Мелкий: ШУТИШЬ??? {ЗЛОЙ} Тут спать иногда некогда! Какие новости?

Лена: зря: новый през-т объявил мораторий на проверки МСБ на 3 года. А эти твои сто долларов кассы в месяц это даже не мелкий бизнес, Мелкий:-) а микроскопический:-P И потом. Если ты думаешь, что банки прямо вот так вот жаждут поддерживать всякие начинания школьников — _-…

Мелкий: ПОНЯЛ! НЕ ПРОДОЛЖАЙ! спасибо.

Лена: То-то. Погодь. Есть второй вариант.

Лена: идёте в НИШ, к директору. Договариваетесь с ним. Все ваши олимпиады идут под эгидой НИШ и на территории НИШа. В этом случае, сертификаты от банка будут автоматом, но НИШу, а с вас только участие. НО: время, судейство и т. д. решает НИШ. Вам может не понрав. А-а, и ещё они кассира в день олимпиады будут выводить на работу, чтоб от участников все эти взносы принять. Это тоже надо будет оплачивать из этого вашего фонда.

Мелкий: сколько?

Лена: хз. Баксов двадцать за половину воскресенья.

Мелкий: СПАСИБО ещё раз!

На перемене говорю Юле, чтоб шла за мной, и иду в класс к Филину.

— Два варианта. Первый: сертификаты получаете от меня…

Пересказываю официальную схему с налоговой с моим участием, наблюдая попутно, как глаза Филина и Юли наполняются тоской.

— … вот так. А что вам не нравится? — удивляюсь их странной реакции.

— А ты будешь этим заниматься? — пытливо смотрит мне в глаза Филин. — Такая автономность, как собственное юридическое лицо, это здорово. Но если ты уходишь…

— Филин, скажу чужими словами: Let tomorrow take care of inself. Давай решать проблемы по мере их поступления. Сейчас же мы вместе, и ещё до нового года вместе, как минимум. Пока делаем так. Но на всякий случай, есть ещё вот такой запасной вариант через НИШ…

— … лично мне второй вариант ближе, — припечатывает Юля, внимательно выслушав и задав пару уточняющих вопросов. — С точки зрения автономности.

— Но мы же там как раз теряем автономность? — поворачивается к ней Филин. — И судейство с ними согласовывать, это ещё не в худшем случае; и место проведения…

— Во-первых, есть вариант, что вы со Стесевым тут только до Нового Года. А мы с девочками несколько недель уже спим урывками, чтоб канал раскрутить, — сверлит Филина взглядом Юля. — Во-вторых, с НИШем всё будет, как договоримся. Хотя, где-то согласна… Но если из нас троих активной могу остаться только я, то… Стесев, ты не обижайся, но я и сейчас-то тебя выловить не могу неделями. При том, что ты со мной в одном классе учишься. — Юля переводит взгляд на меня. — А что будет потом, когда ты тут ещё и учиться не будешь? Что думаешь?

— Лично я думаю сразу две вещи. Первое. Перед принятием решения, необходимо оценить обстановку. А никак не наоборот. Согласны? — перевожу взгляд с Филина на Юлю. — а вы сейчас как раз решаете, что делать, до того, как сходили в НИШ.

— А ведь точно, — хлопает себя по лбу Филин. — И кстати, там директором НИШа мужик. Юля, можем твой актив запрячь, сходит группой?

— Со своей стороны, приложу усилия, чтоб с директором НИШ о нас поговорили. — Искренне думаю, что Лена сможет помочь. — И чтоб они шли нам на уступки максимально, поскольку они очень выигрывают в репутации. При нулевых финансовых затратах.

— А ты сливаешься? — Юля снова пристально смотрит на меня.

— Ну почему… Моё ИП — ваше ИП. Только давайте перед принятием окончательного решения всё же оценим обстановку? — наклоняю голову к плечу. — А уже потом начнём ругаться, не заранее?

— ТЫ с нами в НИШ пойдёшь? — в лоб спрашивает Филин.

— Без проблем. Если надо, могу сходить. Вопрос, чего вы ждёте: если надо решить вопрос, то иду. Если же вы хотите отработать упражнение на тему взрослых переговоров самостоятельно, то я вам буду только мешать.

— Мы сами сходим. Для начала, — кладёт руку на плечу Филину Юля. — Я возьму девочек, отчёты по математической олимпиаде и сходим.

— Так директор НИШа на ней сам был? Зачем ему отчёты? — недоумеваю.

— Стесев, ты там со своими деньгами всё проспал, — смеётся Филин. — Он-то как раз куда-то быстренько убежал сразу после сдачи работ, на оглашении результатов отсутствовал, но встречал потом Жанну за воротами с букетом в руках.

— Опа. — Я действительно удивлён. — Так получается, мы там вообще через Жанну можем…?

— Дурак, что ли? — взвивается Юля. — А ты знаешь, как у них там всё окончилось тем вечером? Вдруг она его вообще видеть не хочет? Тем более, звонить первой и согласовывать внепрограммный вопрос собственных учеников?

— Упс… точно… Ладно, у Жанны сам спрошу…

— Саня, я очень рад твоему энтузиазму, но задержись. — Котлинский перехватывает меня на выходе из своего кабинета, откуда я, отработав онкологию, бегу на первый этаж в педиатрию.

— Игорь Витальевич, сегодня на первом этаже запись большая. Осень же, — вопросительно смотрю на него. — Я думал, сезонность в педиатрии, вы в курсе?..

— Саня, это ты меня сейчас так на место поставил и поупирать решил? — с размаху садится в кресло Котлинский. — Или переутомился? Зачёт!

Котлинский продолжает смеяться.

— Упс… пардон… Заработался.

— Я по финансам, мы недолго, садись.

Котлинский лезет передаёт мне лист с принтера:

— Под цифрой «один» расчёт по Анне. Они полностью внесли всю сумму, проверяй.

— Да, вижу… Я бы её ещё понаблюдал раз в месяц, в течение хотя бы полугода…

— Саня, на предмет рецидивов, её и так автоматом будут наблюдать и без тебя, — продолжает смеяться Котлинский, — но я понимаю, о чём ты. Конечно. Хотя, в нашем случае, с учётом распознавания клеток иммунной системой, это скорее перестраховка… Так. Вторая строка — это простата. Выплачено тридцать процентов по состоянию на сегодняшний день. Сколько там, по твоим ощущениям осталось с ним работать?

— Я бы дал ещё недели три. Но у него и ситуация лучше: организм здоровее, стадия полегче. Кстати, Игорь Витальевич, если совсем честно, я его сейчас только наблюдаю. — Добросовестно делюсь новостями. — Его организм почему-то «учится» гораздо быстрее, чем то же самое было у Анны. Я сейчас, по большому счёту, больше наблюдаю, чем работаю.

— Можем брать следующего?

Котлинский кивает и подаёт второй лист:

— Это приём по новорожденным. Есть вопросы?

Сумма под «грудничками» меня удивляет настолько, что на автомате отвечаю:

— Вопрос только один. А что если заниматься только новорожденными? — Потом сам смеюсь над тем, что сказал. — Шучу, извините.

Котлинский скупо улыбается, не присоединяясь к веселью, и передаёт мне конверт:

— Саня, считай. Насчёт грудничков, это и называется востребованность. Тот случай, когда рынок сам несёт тебя вперёд…

— Игорь Витальевич, а давайте вернёмся к разговору о клапанах? Я общался с родственниками, и с Бахтиным, вот что они говорят…

— … Саня, кажется, ты хотел бежать на первый этаж? — поддевает меня Котлинский. — Я подумаю. Серьёзно подумаю, хорошо? Лично мне очень не нравится, когда начинается «звёздная болезнь». И я должен быть уверен, что у нас её нет.

— Что это, звёздная болезнь?

— Хм… — Котлинский удивлённо смотрит на меня. — Это когда специалист думает, что может всё, не соизмеряя объёмы работ со своими реальными возможностями. Обычно бывает как защитная реакция психики.

— Упс. Думаете, ко мне относится?

— Саня, я подумаю над твоим планом, — деликатно уходит от прямого ответа Котлинский. — И ты же сейчас видишь, что я действительно подумаю?

— Я согласен, что я часто перестраховщик. И часто опасаюсь чрезмерно и необоснованно. Но лично меня, Саня, никогда не подводила чрезмерная осторожность. А вот шапкозакидательский настрой… — Котлинский выразительно смотрит на меня.

— Игорь Витальевич, так и какие риски вы видите при подключении арабов? И при работе «на паях» с ними?

— Саня, я не Бахтин. Я врач. И то, что ему очевидно, мне нужно выяснять и перепроверять. Я действительно подумаю. Но чтоб наш разговор не был пустым сотрясанием воздуха, предлагаю говорить профессионально. Ты хочешь обсудить и инициировать проект? Готов участвовать и финансово? Здорово. Давай оформим, для начала, в читаемой лично для меня форме?

— Это как?

— Майкрософт-проджектом владеешь?

— Вот давай ты вначале накидаешь, с цифрами, как ты себе видишь проект по клапанам, в связке с онкологией, в связке с грудничками. С учётом сезонности в педиатрии, ааага-га-га-га, — веселится Котлинский. — А потом я, как старший товарищ, вникну в серьёзный документ. И мы вместе решим, как, куда, с каким темпом и условиями двигаемся дальше?

— Хм… не сообразил, — искренне удивляюсь, как не додумался до очевидного. — А ведь штабная культура должна быть. — Бормочу под впечатлением. — Ведь действительно надо не языком молоть… Спасибо!

— Не за что. — Кивает Котлинский. — Я действительно готов двигаться дальше, но, во-первых, обдумаю все твои новые вводные «от Бахтина». Во-вторых, если мы обсуждаем серьезные вещи, то давай ты хотя бы пропишешь свои соображения, для начала? В виде проекта. Как полагается. Что не прописано, то не управляемо… А не будешь это мне предлагать сделать за тебя, — Котлинский весело улыбается из своего кресла. — Я начальник, мои правила.

— Принимается. Виноват. Не хватило опыта.

— Не обиделся?

— Боже упаси. Перед тем, как принимать решение, надо оценить обстановку. Для оценки обстановки, нужно систематизировать вводные и данные. Для вас картина «не прозрачна», по крайней мере, пока я не переложу всё из своей головы в сроки, цифры и ресурсы. Сейчас удивляюсь, почему сам не додумался.

— Ну-с, я к индивидуальному подходу готов, — Сергеевич с энтузиазмом потирает руки.

Сегодня он мне сказал прийти попозже, остальных отпустил пораньше, чтоб под ногами никто не путался, как поясняет он сам.

— Саня, вообще физподготовка, в твоём случае, ставит целями устранение функционального дисбаланса у тебя, если он есть, это первое; и проверку под нагрузкой твоего обмена веществ: чтоб ничего «не вылетало», как позвоночник у Сабирова, это второе. Информирую, чтоб действия спортсмена на тренировке были не только добросовестными, а и осознанными и инициативными.

— А что у меня в дисбалансе? — Сергеевичу удаётся меня регулярно удивлять.

— А вот это мы сейчас и будем выяснять… Пошли в манеж.

Мы перемещаемся в атлетический манеж, примыкающий к нашему корпусу, и следующие полчаса посвящаем непонятным, на первый взгляд, упражнениями типа гусиного шага, отжиманиям в упоре, бегу с ускорениями, бегу ёлочкой и тому подобное.

— Странно, — удивлённо констатирует Сергеевич через полтора часа. — Надо бы, конечно, тебя так часов на пять пригрузить, но я думал, что уже сейчас что-то можно будет сказать.

— А что вас смущает? — спрашиваю, попутно приводя дыхание в норму.

— Ты под нагрузки адаптируешься, что ли. Из ресурса не выводишься. — Сергеевич ненадолго зависает. — Вижу, что от этого проку будет немного… Слушай, а если бы я тебе сейчас сказал десятку пробежать? Ну, десять кэмэ? Ты бы её пробежал? Имею в виду не дисциплину, а физически. Потянул бы?

— Давайте пробежимся, — указываю рукой на дорожку манежа. — Примерно на три четверти часа удовольствие. Но ответ «да». Пробегу. Вопрос: налегке или с отягощениями?

— А ты сейчас о каких отягощениях? — осторожно спрашивает Сергеевич, как-то странно глядя на меня.

— Ну там, дополнительный груз, как вариант. Дополнительный груз ещё бывает эргономично и неэргономично закреплён, — просвещаю Сергеевича. — Знаете, есть такие старые рюкзаки, которые не по спине вес распределяют, а только на плечах на лямках висят?

Сергеевич кивает, задумчиво глядя на меня.

— Вот это не самый удобный вариант. Там, чтоб темп не терять, лямки придётся руками придерживать. — Просвещаю его в ответ. — Или ещё груз бывает вообще не закреплён, в руках, например. Вот если он соизмерим по весу с заплечным, то это вообще каторга. Наверное, — добавляю на всякий случай.

— Приведи пример? — хмурится Сергеевич, глядя на меня с короткой дистанции.

— Например, аппарат. Для погружений. Ну, акваланг ещё говорят.

— Он же на лямках? Его же за спину можно повесить?

— Сергеевич, у него баллоны из металла, — снисходительно улыбаюсь. — И если вы с аппаратом соберётесь бежать, дай вам бог здоровья, то у вас, в ритм бега, железяка в четверть центнера будет делать массаж всех ваших позвонков. Но не осевой нагрузкой, а под углом в девяносто градусов. К оси позвоночника. Отгадайте, что будет с позвоночником через десять кэмэ?

— Фарш, — Сергеевич задумчиво смотрит на меня.

— А ещё, допустим, металлический или любой жёсткий ящик с ручками. За спину не крепится никак. Либо, как вариант, с собой крепления за спину отсутствуют, а переместить надо быстро. Допустим, тоже на дистанцию в десять кэмэ. Вот если тянуть в руках, то выдыхаешься на порядок быстрее, чем если бы груз был закреплён за спиной.

— Та то понятно, но откуда ты этого всего нахватался? — Сергеевич озадаченно смотрит на меня. — Тебе по жизни что ли заняться нечем?

— Про аппарат Вовик рассказывал. Говорил, пытка ещё та.

— А с грузами сам экспериментировал. Интересно было, — не вдаюсь в детали. — Сергеевич, но мы отвлеклись. Вы сейчас о десятке с отягощениями говорили или как? Или налегке?

— Тьфу ты… Да. — Спохватывается Сергеевич. — С отягощениями, можно сказать.

— Какой вес? Какие параметры, как груз крепится?

— Груз не крепится никак. В нашем виде спорта обычно практикуют три варианта. Бег по снегу, бывает, что и по очень глубокому.

— Насколько глубокому?

— По пояс. Второй вариант: бег по песку. Ну, для примера любой приморский пляж можешь взять за основу. И третий вариант, по глинозёму. Никаких рюкзаков, аппаратов на горбу и подобной ереси!

— Ух ты, — рефлекторно морщусь. — Третье, по глинозёму, вообще жесть… Сергеевич, по такому рельефу тоже пробежал бы. Особенно если налегке. Но ещё вопрос, а какая температура воздуха и влажность?

— Саня, не за… не парь мне мозги, — злится Сергеевич. — К чему этот вопрос? Выпендриться решил? Умный?

— Ну, зря вы так. Может, мне и приходилось, — дипломатично ухожу от прямого ответа. — В молодости экспериментировать. А спрашиваю затем, чтоб понять: пробежать-то я пробегу, но буду ли в состоянии ещё что-то после этого делать. И сколько процентов моей ресурсной боеспособности, я сейчас про бокс, от этого останется после такого забега. Только Сергеевич, это же бесполезно обсуждать. Это всё пробовать надо, потому что вы сейчас о каких-то циклических повышенных нагрузках, а я не понимаю, что вы на основании них для бокса во мне хотите определить.

— Зато я понимаю, — бурчит в ответ Сергеевич. — Ладно, хватит болтать, это всё действительно пробовать надо… Пошли в зал.

По пути в зал, Сергеевич продолжает ворчать:

— Ты не расслабляйся. А заряжайся на выходные. Твоя вторая половина нас в субботу на Большое Озеро сможет отвезти? Там как раз песок и рельеф, какой надо. Кое-что попробовать…

— В воскресенье сможет, в субботу она после смены. Только я бы лучше такси взял, если вы не против. Что она там делать будет, пока мы бегаем?

— Богат? — Сергеевич неодобрительно смотрит на меня.

— Ну мы же не каждый день будем туда мотаться? — вопросительно смотрю на Сергеевича.

— Пока только тестирую кое-что, — явно недовольно отвечает Сергеевич. — Это ещё не программа подготовки. Это только, если по-больничному, сдача анализов. Как пойму картину, тогда скажу, что дальше делаем.

— Сереевич, в субботу и воскресенье вас лично и привезу, и увезу на Озеро. — Прикладываю руку к груди. — Со всем почтением. Только давайте сами обойдёмся, если вы не против.

— Если ты платишь, то без проблем, — оставляет за собой последнее слово Сергеевич, которому, не могу понять почему, не нравятся результаты наших с ним экспериментов в атлетическом манеже.

— Сергеевич, а что вам не нравится? — решаюсь спросить откровенно, пока он возится с ключами, отпирая двери нашего зала.

— Саня, если всё так ненормально нормально, значит, где-то заложена большая жопа! Ну не может у человека быть настолько идеально сбалансированного организма! Ещё и перестраивающегося по ходу дела под нагрузку! Ну не бывает так! — Сергеевич резко успокаивается и продолжает нормальным тоном. — Я не понимаю. А когда я чего-то не понимаю, я нервничаю. Все, на мешок. Слушать таймер, я буду «рваные» раунды вручную давать.

— Привет, я думала, без тебя прокисну сегодня, — Лена встречает меня в прихожей и за руку тащит на кухню. — Пробуй.

— О. Пицца?

— Ага. Даже тесто сама катала.

— Ничего себе тебя жизнь покрутила, — смеюсь, опускаясь на стул. — Вас стало просто не узнать, Принцесса.

— Сама себе удивляюсь, — беззаботно отмахивается Лена. — Всю жизнь терпеть не могла ни готовить, ни по дому что-то делать, а вот поди ж ты…

— Я думал, ты отсыпаться будешь. — С удивлением гляжу на отмытую квартиру, чистые окна и прочие атрибуты генеральной уборки, которая была сделана сегодня в моё отсутствие.

— Отоспишься тут, как же, — хмурится Лена, раскладывая по тарелкам в дополнение к пицце салат.

— В этом месте не понял. В чём проблема?

— За задней стеной строят здание. Так-то мы их не видим и не слышим, но сегодня весь день перфоратором долбили. Не пробовал уснуть под перфоратор?

— Ну, лично я, если надо, усну, — смеюсь в ответ. — Но согласен, удовольствие ниже среднего. Блин, я как-то раньше на это внимания вообще не обращал! А сейчас даже в голову ничего не приходит, что делать и как с этим бороться… По идее, в дневное время же имеют право?

— В том-то и оно, — хмуро соглашается Лена, глядя в свою тарелку. — Ладно, извини. Не буду корчить козьи морды, пардон за негатив.

— Ничего себе, какая предупредительность, — мне снова становится смешно. — Слушай, я тебя прямо по-новому для себя открываю, — кладу свободную руку на её предплечье. — Но с точки зрения сидения в декрете, мне уже за тебя страшно. Если тебе уже сейчас так некомфортно.

— Ну, — коротко кивает Лена. — Понять бы ещё, насколько эта стройка по времени. Хорошо если быстро. А если, как у нас обычно бывает, на пару-тройку лет?

В этот момент, как по заказу, со стороны потолка раздаётся дробный стук, как будто кто-то решил побегать в квартире над нами по паркету на каблуках. Лена тяжело вздыхает и нервно косится на потолок.

— Сейчас вернусь, — мне-то смешно, но вижу по Лене, что за тишину пора начинать бороться.

Быстро переобуваюсь в прихожей и, поднявшись на этаж выше, звоню в одну из квартир над своей.

— Кто там? — раздаётся женский голос из-за двери.

— Сосед снизу, могу попросить не топать по полу? — говорю сквозь закрытую дверь.

После чего мне открывает женщина лет тридцати, за спиной которой бегает мальчик лет полутора-двух.

— Я вас слушаю? — женщина вопросительно смотрит на меня, кажется, не услышав всего моего текста с первого раза.

— Я ваш сосед снизу, — как могу вежливее повторяю ещё раз. — Могу попросить вас не топать по полу?

— Это не я, это он, — женщина устало кивает на мальчика за своей спиной. — Попробую, но не обещаю. Намордник на него надеть не смогу.

Поглядев на них ещё пару секунд, понимаю, что спорить бесполезно. Особенно в свете пьяного мужика (видимо, мужа), спящего на диване в комнате и просматривающегося прямо от дверей, где стою я.

— Понятно. Если будет возможность, пожалуйста, всё же попытайтесь. — Киваю на прощание и сбегаю по лестнице вниз.

На улице обхожу свой дом и выхожу на бывший пустырь, который теперь огорожен забором и размечен по всем правилам строительства. Как и положено, строящийся объект через каждые пять метров украшает огромный баннер, являющийся паспортом строительства, с указанием компании-застройщика, директора этой компании и ответственного непосредственно на этом объекте. Рядом, согласно требованиям законодательства, дисциплинированно указаны и все телефоны.

Не долго думая, набираю номер старшего по этому объекту:

— Ало? — раздаётся совсем не удивлённый, бодрый и не уставший мужской голос. На заднем плане слышен шум стройки.

— Здравствуйте. Андрей Петрович?

— Да, с кем говорю? — чуть удивляется собеседник на том конце провода.

— Я ваш телефон взял с паспорта объекта на ограничительном заборе. Прошу прощения за беспокойство, я жилец дома рядом с вашим объектом номер девятнадцать — восемьсот двадцать пять.

— Я понял, — подбирается голос в трубке. — Что случилось?

— Ничего не случилось, всё в порядке. Личный вопрос. Жду ребёнка, на стройке технологический шум круглый день. Меня это раньше не сильно тревожило, пока один был, но сейчас хотел спросить: не сориентируете, как надолго сама стройка?

— Ещё восемнадцать месяцев по плану, — моментально отвечает мой собеседник. — Но это до сдачи, не считая чистовой отделки самими жильцами. По опыту, отделочные работы будут ещё до ноября. То есть, считайте, ещё два года.

— Спасибо большое, вопросов больше не имею.

— Мы всегда строго соблюдаем правила, — продолжает голос в трубке. — С двадцати трёх ноль-ноль до шести утра у нас на объектах всегда тишина. Пожалуйста, не переживайте: на семь часов полнейшей тишины в сутки можете рассчитывать смело.

— Благодарю…

— У меня для тебя две новости, и обе так себе, — смеюсь, переобуваясь в тапочки дома.

— Я уже поняла, — сверлит меня взглядом Лена. — По твоему довольному виду, хе-хе. Куда ходил?

— Вначале поднялся на этаж выше, попросил не топать.

— Да вроде затихли, — морщится Лена. — Вопрос, надолго ли. Эх-х.

— Вот тут не знаю. Если коротко, муж, кажется, бухает. По крайней мере, сейчас, среди недели, валяется одетый на диване. В доме всё очень скромно, чтоб сказать мягко. — Подробно докладываю все подробности, которые успел заметить. — Ребёнку года полтора, может, два. Носится, как угорелый. Жена говорит, запретить ребёнку может не получиться, он ещё ничего не понимает. Потому не знаю, как надолго они затихли.

— Блин, — смеётся Лена. — Вот жопа-то… Действительно ничего не сделаешь. Какая вторая новость?

— Точно, это же не всё… Сгонял на улицу, позвонил старшему по строящемуся объекту.

— Каким образом? — широко раскрывает глаза от удивления Лена. — За три минуты?

— Дом обошёл вокруг, вышел к их стройке. Паспорт строительства на заборе висит, всё как полагается. На нём — телефоны всех ответственных, в круглосуточном режиме, — снисходительно смотрю на Лену. — Вот набрал на третий номер в списке, директору по стройке.

— А я и не подумала, — качает подбородком, как китайский болванчик, Лена. — Ты смотри, оказывается, и у нас тоже что-то могут сделать нормально…

— И не говори. Сам не ожидал. Теперь о неприятном. Стройки ещё, по документам, на восемнадцать месяцев. Плюс, потом жильцы сами будут отделкой ещё всё лето до ноября баловаться. Итого, это кино, — тычу пальцем за спину в сторону стены, — ещё на два года. Извини, что не обрадовал.

— М-да уж, — озадаченно после паузы выдаёт Лена. — Я тебя услышала. Встаёт вопрос что делать… Я бы, может, ещё потерпела. И списала всё на свои гормоны там, на нервы. Но ребёнок… Уже молчу про пыль и грязь на стройке.

Лена выглядит не на шутку озадаченной.

— Слушай, я раньше как-то не сталкивался, — задумчиво бреду в большую спальню, взяв за руку Лену. — Это всё действительно так серьёзно?

— Да, Мелкий. — Коротко отвечает она с уверенностью танка. — Чтоб долго не рассусоливать, тебе знакомы слова «полный покой»?

— Вот желательно, чтоб какое-то подобие этого покоя всё же для существовало. Ладно, я не жалуюсь, пошли спать… Что-нибудь придумаем.

Через какое-то время в спальне Лена задумчиво спрашивает:

— Слушай, а что если на этот период, ну пусть на пару лет, переехать куда-нибудь в место потише?-

— Это куда например? — я и сам думаю сейчас об этом, но пока не имею никаких конструктивных идей.

— Да хоть и в Столичный Центр! Там точно такого нет, и звукоизоляция в порядке!

— Я не уверен, что по деньгам потяну.

— Вот не скажи. Твою эту квартиру на аналогичную там поменять вполне можно. — В порыве энтузиазма, Лена садится на кровати и начинает рассуждать вслух. — Ремонт у тебя в порядке. Плюс, что важно, у тебя два туалета и две ванные. Это очень удорожает квартиру. Кстати, квартира в Столичном от твоей тем и отличается, что там по современным стандартам больше одного санузла.

— А ты часто меняла квартиру? — кошусь на Лену. — Откуда такой опыт?

— Ха, Мелкий, в преддверии ребенка любая баба становится резко хозяйственной… Ладно, это у меня бзик перед сном. Мысли вслух. Проехали. — Лена откидывается обратно на подушки.

И в этот момент раздаётся звонок в дверь.

— Да что ж за день сегодня такой, — притворно сочувствует Лена, на самом деле веселясь и спихивая меня с кровати в сторону прихожей. — Мелкий, я двери открывать не пойду. Не обижайся.

— И в мыслях не было гнать тебя открывать двери…

За дверями обнаруживается какой-то маленький, худой и невзрачный парень, который, глядя в планшет, второй рукой протягивает мне раскрытое удостоверение сержанта полиции:

— Добрый вечер. Сержант Киреев. По этому адресу проживаете?

— А есть сомнения? — вопросительно наклоняю голову к плечу, стоя перед ним босиком и в трусах.

— Обход и опрос по плану, не нервничайте, — заучено и, видимо, не в первый раз говорит сержант, не отрываясь от планшета. — Ничего необычного не замечали?

— Сегодня или вообще?

— Последние пару часов?

— Нет. Пришёл меньше часа назад.

— В квартире нет посторонних, о присутствии которых вы бы хотели сообщить? — всё так же уткнувшись в планшет, по заученному списку вопрошает сержант.

— Вы позволите, я пойду спать? — вежливо отвечаю вопросом на вопрос.

Парень наконец поднимает глаза, чуть отстранённо окидывает меня взглядом и затем нормальным тоном говорит:

— Не обижайся. Обход по задаче, тут труп свежий в посадках у Конюшника, — он кивает в сторону озера, на берегу которого стоит мой дом. — Вот идём по всем квартирам теперь.

Вижу по нему, что он говорит чистую правду, потому поддаюсь эмоциям и спрашиваю:

— Если не секрет, а что ты рассчитываешь таким образом обнаружить? Допустим… ну, ты понял… Так я что, тебе прямо вот так вот и скажу? Да, моих рук, типа, дело?

— Ой, слушай, можно подумать, у меня есть варианты отсидеться! — раздражённо отвечает парень, возвращая взгляд обратно в планшет. — Конечно, тупость! Но офицерам, *ля, виднее же! Хотя, пока главная задача стоит отметить те квартиры, в которых двери не откроют. Не знаю, как это поможет…

С одной стороны, не моё дело. С другой, я сам живу в этом доме, а кроме меня ещё и Лена. В принципе, я кровно заинтересован внести ясность, поскольку Ленина беременность добавила нервотрёпки и головной боли не только ей.

У меня в голове отдельные мысли складываются в мозаику и я предлагаю:

— Давай вместе пробежимся? Я в этом доме с детства, многих знаю. Если и не по имени, то в лицо. Плюс, может чем ещё помогу…

— Документ засвети вначале? — недоверчиво косится сержант.

Через полминуты предъявляю ему удостоверение, чип которого он считывает планшетом и пару секунд внимательно вглядывается мне в лицо.

— Слушай, так тебе только шестнадцать!

— И что? Тебя что-то смущает?

— Несовершеннолетний же?

— Во-первых, эмансипирован. Решение суда дать? Во-вторых, я в этом доме живу. И живу не один. Ты уйдёшь, а мне оставаться. Я больше тебя заинтересован, чтоб был порядок. — Поясняю свои прозрачные, как мне кажется, мотивы. — В свете ваших этих трупов по соседству.

— Да мне-то что, — немного удивлённо пожимает плечами сержант. — Хочешь, пошли.

Дома прямо в прихожей за секунду натягиваю спортивный костюм, вставляю ноги в сланцы и, взяв ключи, захлопываю за собой дверь, потому что Лена уже спит.

За следующие полчаса мы обходим весь подъезд до самого верха, не находя пустых квартир: нам везде открывают, кое-где узнают меня.

Хромой электрик нашего КСК, живущий на двенадцатом этаже, на стандартный вопрос сержанта вдруг сообщает:

— А вот, буквально с полчаса тому, пацан в соседний подъезд шмыгнул. Там доводчик на двери барахлит, кто-то зашёл, а дверь ещё минуту не закрывается. Вот какой-то паренёк туда дунул. Не из наших.

— Откуда знаете, что не ваш? — По-прежнему глядя в планшет, уточняет сержант.

— А я этот дом ещё в девяносто третьем строил, — отвечает электрик. — И в лицо всех знаю. Потому что работаю тут же.

— Прямо всех? — недоверчиво отрывается от планшета мой спутник. — И лицо рассмотрели?

— Не хотите, дело ваше, — меланхолично отвечает электрик. — Вы сами спросили, что необычного. А лампочки у нас вокруг дома горят нормально, я здесь как раз ещё и электрик. Так что всё я рассмотрел. И лицо тоже.

— Логично. Извините…

Дверь перед нами закрывается, а сержант спрашивает меня:

— Ну что, ещё один подъезд и алга?

В соседнем подъезде, который записан за другим номером дома, хотя и находится в одном с нами здании, я знаю не всех. Но на четвёртом этаже чувствую, что шел с сержантом не зря. После того, как в шестнадцатой квартире нам не открывают, говорю:

— Вот за этой дверью сейчас есть человек.

Человек смотрит на нас в глазок, и думает, что нам этого не видно.

— Точно? — абсолютно не напрягаясь, поворачивается в мою сторону сержант.

— Точно. Смотрит на нас в глазок. Нам отсюда не видно, потому что глазок перископический и, возможно, там внутри свет не горит.

— А ты откуда знаешь? — еле заметно удивляется сержант.

— Чувствую. Потому и с тобой пошёл, — не вдаюсь в лишние подробности. — Кстати, судя по его нервам, он нас ещё и слышит. Вернее, судя по психике.

Одновременно с моими словами, человек с той стороны двери действительно начинает сильно нервничать.

— Прико-о-ольно, — задумчиво тянет сержант, явно не зная, что ему сделать.

— Мужчина, лет около тридцати, рост на спичечный коробок повыше меня. Не толстый, средняя комплекция. — Перечисляю в стиле метронома, внимательно наблюдая за обратной стороной двери. За которой у кого-то, вижу, разыгрывается беззвучная истерика. — Вот сейчас, пока я тебе это говорю, он нервничает всё сильнее. И кстати. Он хоть и в квартире, но почему-то стоит в верхней обуви.

— Откуда знаешь? — подбирается после описания персонажа мой спутник. — Так зазор между пятками и уровнем пола, — роняю полунамёк. — У тапочек такой толстой подошвы обычно не бывает. — По какому-то наитию, решаю обострить. — Ну что, зовём наших? Пока он на прорыв никуда не кинулся?

— А окна? — неожиданно подыгрывает мне сержант.

— Смеёшься? Три десять высота потолка, плюс цоколь ещё два метра. С пятнадцати метров прыгать? Ну пусть ныряет, нам же забот меньше.

Дверь шестнадцатой квартиры открывается практически одновременно со щелчком замка. Из квартиры в полуоткрывшуюся дверь выскальзывает весьма средних кондиций мужик, который в правой руке держит то ли маленький ломик, то ли вообще какой-то обрезок арматуры. Сержант из состояния покоя медленно дрейфует в состояние удивления и никак не реагирует: видимо, он не принимал всего всерьёз.

Выскочивший из квартиры, как чёртик из табакерки, мужик одним шагом приближается к нам почти вплотную, занося назад руку со своим прутом.

Не ожидая дальнейшего развития событий, как могу быстро, бью его сверху вниз локтем в бедро. «Сажая» на пол. Затем падаю сверху, отбрасывая в сторону его металлический прут, соскальзываю ему за спину и беру на удушающий.

Мужик попадается отчаянный, либо ему действительно нечего терять. Он изо всех сил пытается бороться, одновременно нащупывая мои пальцы. Видимо, чтоб разомкнуть захват, сломав их (я эту теорию помню ещё от Саматова).

Сержант, всё ещё пребывая в удивлении, просто смотрит на нас. Широко раскрыв глаза и возвышаясь над нами удивлённой скульптурой.

— Наручники взял? — выдыхаю, глядя вверх.

И получаю в ответ безмолвное отрицательное качание головой.

После чего мне остаётся только перекатиться лицом вверх, опрокидывая мужика в положение перевёрнутой на спину черепахи, и перехватить руки на двойной нельсон. Выключая его руки и прихватив ногами его ноги, лишая таким образом возможности шевелиться.

— Звони? — выдыхаю сержанту. — Мне так до утра лежать или шею ему сломать?

Сержант ещё пару секунд пребывает в ступоре, а я успеваю кое-что прикинуть. Под влиянием эмоций, я кое-чего не учёл в горячке. Поэтому сейчас придётся дорабатывать. Пользуясь ступором сержанта, прошу его, стараясь звучать как можно спокойнее:

— Возьми у меня из кармана пульт, пожалуйста. Быстрее, пожалуйста.

Сержант, надо отдать ему должное, чёткие команды выполнять способен.

— Нажми самую большую кнопку, — тороплю сержанта.

Он дисциплинированно исполняет. Попутно выходя из ступора.

— Теперь звони своим.

Сержант наконец отмирает, быстро вооружается телефоном, созванивается с кем-то и через полминуты сообщает:

— Минут пять-семь. Что с твоим пультом?

— В карман мне. Сейчас через три минуты всё будет, не через семь…

Сержант удивлённо смотрит на меня, но не спорит; засовывает пульт мне в карман и, от нечего делать, с любопытством рассматривает мужика, которого я держу:

— Ты смотри, а я думал ты шутишь.

Развёрнуто общаться с сержантом Киреевым мне сейчас неудобно, поскольку мужик никак не угомоняется.

Наконец, на лестничную площадку со стороны лестницы выскальзывает почти знакомая двойка, в знакомой форме, с автоматами в горизонт, только лица другие.

— Объект я, — подаю голос из положения «снизу». — Это сержант полиции, мы вместе! — добавляю после того, как один из двойки стволом прижимает изумлённого Киреева к стене.

У пары молчаливых парней с шевронами «КУЗЕТ ТЕХНО СЕРВИС» при себе оказываются и пластиковые фиксаторы, которыми они молниеносно пеленают лежащего на мне мужика по рукам и ногам; и почти такой же, как у Киреева, планшет. По которому один из них пару раз быстро стучит пальцем, после чего обращается ко мне:

— Сориентируйте по обстановке. Что происходит?

— Обход дома полицией, — киваю на сержанта. — Рядом с домом нашли труп. Прошёл вместе с сержантом по квартирам помочь, как местный. В одной из квартир обнаружили его, — киваю на мужика, привалившегося к стене спиной и глядящего на скованные фиксаторами руки. — Вернее, он сам на нас выскочил. Приняли меры. Сержант своим отзвонился, должны быть. Вы успели раньше.

— Понятно. Медицинская помощь нужна? — кивает мне второй из КУЗЕТа.

— Нет, я в порядке, — качаю головой, прыгая на одной ноге ко второму сланцу, который улетел в другой конец лестничной клетки.

— Тогда двинулись? — спрашивает второго первый, после чего вопросительно смотрит на меня.

Молча киваю в ответ.

— Погодите! — вдруг раздаётся со стороны Киреева. — Можете на три минуты задержаться, наших помочь дождаться? А то вдруг он не один, — Киреев кивает на сидящего у стены мужика с дикими глазами и хлопает себя ладонью под второй рукой, — а я пустой!

КУЗЕТовцы молча переглядываются между собой и второй бросает в мою сторону:

— На ваше усмотрение.

— Три минуты у нас есть? — спрашиваю СОПовцев.

Достаточно скоро на лестничной клетке из лифта появляется пара тридцатилетних мужчин в штатском, которые молча кивают Кирееву, оглядываются на лестничной клетке и спрашивают КУЗЕТовцев:

— Что происходит?

Один из СОПовцев коротко доводит ситуацию. К концу его рассказа по лестнице появляется ещё тройка полицейских, уже в форме. Они перебрасываются парой фраз с двойкой коллег в штатском, и в эту минуту я мысленно глажу себя по затылку за предусмотрительность.

— Нам нужно снять показания с него, — кивает майор в форме на меня, обращаясь при этом к старшему из КУЗЕТовцев.

— Без проблем. Рапорт по команде, ваши свяжутся с нашими, далее по результатам, — без тени эмоций отвечает СОПовец. — Скажите спасибо за то, что помогли.

— Вы сейчас шутите? — искренне удивляется майор. — Да мы его сейчас тогда вообще задерживаем! Если так! Связывайтесь со своими сейчас же!

— Майор, ты мне теперь можешь приказывать, да? — также безэмоционально отвечает первый СОПовец

— Да нет, это менты нас решили работать поучить, — краем рта еле заметно улыбается второй. — После того как с этим, — кивок на мужика в фиксаторах, — ты понял… Освободите проход, пожалуйста.

— Блин, Саматов меня сожрёт, — бормочу вполголоса, не зная, смеяться или огорчаться от имеющего место курьёза.

И замечаю, что взгляды пары полицейских в штатском, которые поднялись сюда первыми, загораются нездоровым блеском.

С запозданием мысленно отпускаю себе подзатыльник. Я не знаю всех деталей, но летняя стрельба Саматова в шлюзе нашей КЛИНИКИ явно не прошла без разбирательств. Учитывая её результаты. А судя по тому, что Саматов сейчас счастливее всех счастливых, разбирательства эти явно не удовлетворили полицию.

Внутри которой кастовая и клановая информация наверняка распространяется со скоростью звука. Условие выживания любой закрытой привилегированной касты.

С запозданием припоминаю, что Саматов, в случае контакта с полицией, строго-настрого запрещал упоминать его фамилию. Вместо него, надо называть полковника Мусина.

Пока все эти мысли проносятся у меня в голове, КУЗЕТовцы уже действуют.

Закрыв меня спинами, они уже вывели стволы в горизонт и разобрали сектора. Старший щелкает ногтем по гарнитуре и голосом робота говорит:

— Видеофиксация включена. Вы препятствуете работе… службы охраны. Освободите проход. В случае неподчинения законным требованиям… службы… Три… Два…

В итоге, обогнув резво принявших в сторону полицейских, мы пешком спускаемся вниз и так же пешком меня доводят до дверей квартиры.

После чего, старший из двойки позволяет себе тень эмоций:

— Слушай, Александр Стесев, тебе не кажется, что ты слишком беспокойный клиент?

— Извините. Был не прав. — И не думаю ничего отрицать. — Саматова упоминать категорически нельзя. Он говорил.

— Да. Это был вообще апофеоз, — кивает второй. — Но главное, нахрена ты с этим сержантом попёрся? Ладно, завтра тебе Сом всё сам растолкует. Мы утром на базе развёрнуто докладываем после смены, так что…

— Готовь вазелин, — хлопает меня по плечу первый, после чего захлопывает снаружи дверь моей квартиры, оставляя меня в тёмной прихожей.

Я уже сплю рядом с Леной, когда где-то через час на мой ватсапп приходит сообщение. От вибрации которого я просыпаюсь. Номер мне неизвестен:

*** — Привет. Это Киреев, сержант, мы с тобой час назад вместе гуляли, помнишь?

___ — Помню. Откуда мой номер?

*** — По адресу пробили и по имени: ты же мне своё удостоверение давал, у меня в планшете данные с чипа остались. Меня наши попросили у тебя кое-что уточнить. Можешь хотя бы тут ответить на вопросы?

___ — Давай, если быстро.

*** — Почему ты с самого начала пошёл со мной по квартирам?

___ — У меня моя вторая половина беременная. Если вы находите трупы рядом… Плюс, в нашем доме немало квартир сдаётся посуточно. Я хотел лично оценить ситуацию. И исключить участие тех, кто живёт тут.

*** — Откуда ты знал про человека за закрытой дверью? Я стоял рядом с тобой, и ничего не слышал.

Задним числом, я уже продумал ответ на этот вопрос.

___ — ГСО.[9] Служба Обороны Объектов. Полковник Мусин. Все ЭТИ вопросы к нему. Ответы тоже через него. Киреев, это вопрос не на нашем с тобой уровне, извини.

*** — Меня просят спросить у тебя: ты напишешь заявление о нападении этого мужика на тебя?

___ — Киреев, заново. ГСО. Служба Обороны Объектов. Полковник Мусин. Все ЭТИ вопросы к нему. Ответы тоже через него. PS лично тебе: у мужика на одежде засохшие тёмные пятна. Вы что, не заметили?

*** — Заметили, одежда уже на экспертизе.

___ — Это кровь. Причём, у него никаких повреждений на теле не было. Кровь не его. Спокойной ночи.

Здание Управления Полиции А-э-овского района.

Кабинет номер четыре на четвёртом этаже.

Присутствуют несколько полицейских в штатском, включая сержанта Киреева.

— Вот его ответ, — Киреев кладёт свой телефон на стол и двигает его в сторону коллег постарше. — Все вопросы к полковнику Мусину из СОПа. Связь тоже через него.

— Да ни при чём этот Стесев тут, — кривится тридцатилетний шатен, глядя на более высокого брюнета постарше. — Тебе заняться нечем? Пошли клиента «добивать»! Мне Сеня отписался: оказывается, он вообще в подъезде начал! Всё на камере есть! У них подъезды камерами оборудованы на входах, вот Сеня говорит, вообще всё записалось! Он в записи глянул, но для выемки просит все документы быстро подвезти. Чтоб законно.

— По мне, спасибо, что помог, — вопросительно переводит взгляд с одного коллеги на другого сержант Киреев. — Нет?

— Есть кое-какие свои расклады, — недовольно бормочет в ответ Кирееву высокий брюнет. — Не по пацану этому, а по Саматову. Ладно, ты сегодня молоток… На сегодня свободен.

Утром, после всех перипетий накануне, чуть не просыпаю лицей. С одной стороны, тянет плюнуть, перевернуться на бок и спать дальше. Обняв Лену и ни о чём не думая.

С другой, я очень хорошо знаю, что расслабляться в этой жизни нельзя вообще. По крайней мере, под влиянием лени или праздности. Расплата за это всегда наступает очень быстро, хотя порой не сразу заметно для самого человека.

Ловлю себя на том, что, видимо, постепенно становлюсь философом.

Глянув на часы, завтраком решаю пожертвовать в пользу сна (поесть можно и в школе, а вот лишние треть часа проспать там не выйдет). Видимо, усилия Сергеевича всё же не так бесследны, как мне показалось поначалу.

Когда неторопливой рысью направляюсь в лицей, на ватсапп приходит уведомление о сообщении. Открываю на ходу и читаю:

Сом: На связи?

Далее от Саматова приходит целая череда значков: красная злая рожа, поднятый вверх предупреждающий указательный палец, палец у виска, повторяющийся три раза, и в конце какой-то огромный нестандартный кулак размером с пол экрана.

Стесев: Сом, а у вас там что, какое-то особое программной обеспечение? У меня такого кулака нет в смайликах. Вернее, кулак есть, но не такой большой. Это ты как его отправил? Что надо сделать, чтоб и у меня смайлики такого размера появились? Что-то в настройках? Или какая версия ватсаппа?

В ответ от Саматова приходит многоточие и непристойное ругательство по-казахски.

Прячу телефон в карман, но через минуту следующее уведомление в ватсаппе сообщает, что создана группа из Араба, Сома и меня.

Араб: Саша, Сом тут несколько взвинчен и отчасти не в ресурсе. С точки зрения психики. Пожалуйста, крайне подробно опиши сюда всё, что было вчера до приезда нашего экипажа.

Стесев: Бегу в школу…

Араб: Тем не менее. Это важно, считай, что я настаиваю.

Стесев: Добегу до школы, ок? я на бегу. 3 мин.

Араб: ок. 3 мин.

Прибавляю темп и, вбежав в лицей, сразу направляюсь в учительскую, где нахожу химичку:

— Разрешите опоздаю к началу урока?

— Ты же уже тут? — окатывает меня недовольным взглядом химичка.

— Мне нужно с близкими поговорить, это срочно и важно.

— Хорошо. Тихо войдёшь и сядешь, без крика. Вещи зайди сейчас положи! — доносится мне вслед, что я с благодарностью и делаю.

Иду в переход между первым и вторым корпусами, сажусь у стенки и тщательно, в форме отчета прописываю все вчерашние приключения.

Стесев:… только поэтому. Мало ли, что за персонаж по окрестностям шатается?

Араб: Это он вслух выругался. А тебе многоточие.

Стесев: Да я понял…

Араб: Саша, обычно такие твои действия расцениваются как категорически неправильные. С дальнейшим разбором мотивов, причин, возможных вариантов и т. д. по списку. Ожидается, что в результате беседы у тебя должны пробудиться чувства: ответственности за себя и уважения к нам.

Стесев: про чувства пугаешь 0_0

Араб: Не ёрничай. Ты действительно считаешь, что тебе обязательно было брать на буксир ментов? С неконтролируемым риском?

Стесев: да. Араб, если б у тебя рядом с твоим домом, где беременная жена (уже опускаю рулады про ответственность), кто-то непонятный… ты понял. Ты б тоже ждал, пока оно само рассосётся?

Араб: @Сом это бесполезно. Мальчик искренне считает, что он прав.

Сом: @Араб Бог ему судья. У меня отец живёт в частном секторе, за сахарным заводом, у него есть сосед напротив, мальчик, тоже школьник. Года три назад, идёт отец после нового года по улице, тот сидит возле своей калитки. На лице ожог. Отец спрашивает: «В чём дело?». «С петардами игрался». Отец посмеялся, мне потом пересказал. Следующий новый год, тот мальчик на той же лавочке. Левого глаза нет и двух пальцев на руке. Отец снова спрашивает: «В чём дело?». Тот снова отвечает, что какие-то пиро-гирлянды китайские купил на новый год, неудачно поигрался. В прошлом году они как-то не пересекались, а вот уже в этом году, отец говорит, снова после нового года идёт, а тот мальчик снова какие-то петарды рядом с собой на лавочке сложил и одну из них отвёрткой разбирать пытается.

Стесев::-))))) а отец ему что сказал?

Сом: заматерился на всю улицу: «Туда тебе и дорога!»

Араб::-D:-D:-D

Стесев: намёк понял…

Сом: Предполагается, что по регламенту мы должны ехать к тебе в город, вести профилактику

Араб: беседу то есть

Сом: Но я так понимаю, что это бесполезно делать. Да?

Стесев: Сом, а как было правильно поступить? Если мы с тобой по-разному видим задачи???

Араб: поясни

Стесев: Вы считаете, что самая главная задача — это моя физическая неприкосновенность

Араб::-D:-D:-D нет. Физической целости нам вполне достаточно. На то, что сказал ты, мы не претендуем

Стесев: а я видел задачу иначе: минимизировать риск для живущей со мной Лены любыми способами.

Араб: @Стесев ну ты понял… Это он тебе

Стесев: Сом, а как было правильно? И вообще, тут может быть что-то правильное, с учётом того, что у нас цели диаметрально разные?

Сом: по теории, при таких разных целях, нам с тобой надо приходить к общему знаменателю

Стесев:??? 0_0??? пример приведёшь? У меня нет идей и варианты не просматриваются

Сом: Про общий знаменатель, долго объяснять. Вот тебе первый вариант. Живёшь не в районе автовокзала, как сейчас. А в каком-то более благополучном районе, в идеале — в нормальном ЖК. С контролируемым входом на территорию самого ЖК, не то что в ваш подъезд. Контролируемый вход в ЖК означает с парными круглосуточными постами охраны на входах.

Стесев: упс

Стесев: Лена что-то об обмене на Столичный Центр говорила.

Далее Араб с Сомом присылают мне поднятые большие пальцы, а Араб добавляет, чтоб держал их в курсе. Особенно если соберусь переезжать.

На химию прихожу с десятиминутным опозданием, но, как и было договорено, тихо сажусь на своё место, не привлекая ничьего внимания. С химичкой по итогам первой четверти была договорённость, что я выступаю за лицей на олимпиадах. Только не на наших, а на тех, которые официальные и по городу. Теперь, в свете моего экстерната, даже не знаю, как это будет выглядеть.

А в самом конце химии мне приходит ещё одно смс, на этот раз от сержанта Киреева:

***: Привет. Спасибо за вчерашнее.

___: ок. Хорошо, что всё хорошо.

***: Предлагаю ненадолго пересечься. Когда и где тебе удобно.

___: Мы вдвоём?

***: Если ты не против, со мной будет ещё один человек. Из розыска. На всякий случай, вношу ясность: от тебя ничего не хотим, просто пообщаться

___: занятно:-) у вас есть время с кем-то спокойно общаться?

***: Ты вчера очень помог. Я хотел проставиться, а со мной просится один наш «фанат работы», которому очень часто «обидно за державу». Он просил передать: ни о чём специально просить тебя не будет, но хотел бы понять, возможны ли точки соприкосновения.

___: Киреев, у меня один вопрос: мне это зачем?

***: Я не знаю. А кэп (второй со мной) просил тебе передать, если ты такой вопрос задашь: вчера тебе это всё тоже было вообще низачем не нужно. Но ты очень помог, причём активно. Возможно, ты был бы не против помочь ещё. Если звёзды сложатся. Но если ты против, вопрос снимается, он просил так и передать.

___: Хорошо, давайте сегодня в _ _.00 в шашлычной _ _ _ _ _. На полчаса. Удобно?

***: Да, конечно. Мы же на колёсах.

После третьего урока все идут на физкультуру, а я бегу в шашлычную через квартал, чтоб встретиться с озадачившим меня Киреевым и заодно поесть, поскольку утром не успел.

Когда прихожу, за столиком вижу самого Киреева и ещё какого-то высокого мужика, кажется, ростом под метр девяносто (точнее в сидячем положении не видно).

— Приветствую.

— Слава, — представляется спутник Киреева.

— Да я в курсе. Это с моего рабочего места тебя «пробивали».

Выясняем, что из нас никто сегодня не ел. Потому делаем заказ, который у нас принимают сразу (ещё утро и зал пустой), после чего Слава переходит к делу:

— Я от имени розыска благодарю тебя за вчерашнюю помощь. Сразу быка за рога, чтоб не ходить вокруг да около… У меня две цели этой встречи. Первая: сказать спасибо и извиниться за вчерашних наших придурков.

— А как же корпоративная солидарность? — смеюсь.

— Мы из чуть разных подразделений, — не принимает веселья Слава, — и в поле их нет. В поле работаю я.

— Славон вчера другой район отрабатывал, — добавляет Киреев, — и я знал, что он быстро не появится. Но райотдел же через три дома, а я в розыске считаюсь ещё новый стажёр, в общем, позвонил не тем.

— У нас есть своя конкуренция, — опуская взгляд, говорит Слава, — и кое-какие свои тёрки. Вчерашнее отменить уже не могу, ибо не бог. Но сказать спасибо и извиниться в состоянии. Что и делаю.

Слава поднимает на меня глаза и я вижу, что он говорит правду. В том числе, касательно целей это встречи.

— Извинения приняты. Благодарность тоже. Рад был помочь, — киваю. — Киреев, а в розыске что, можно и сержантам? Я почему-то думал, там только офицерские должности?

— Так я на офицерской должности, — смущается Киреев под непроницаемый взгляд Славы. Правда, я вижу, что Славе в этот момент просто скучно. — Я же в университете внутренних дел учусь на заочном, четвёртый курс. Есть же приказ с разъяснением по кадрам. Мне уже можно.

— Его тесть пристроил, — с постным лицом «сдаёт» Киреева Слава. — У него тесть в центральном аппарате, причём в кадрах. Скоро беспросветным погоном станет. Вот он Кирю и «продавил» к нам.

— И что? Я всегда всё делаю добросовестно. — Как-то серьёзно подбирается Киреев. — И всегда всё отрабатываю до конца. И вообще, давай это «дома» обсудим?

— Киря, у меня нет никаких претензий, — примирительно поднимает руки Слава. — Просто товарищ нам с тобой, — кивает он нам меня, — кажется, не до конца верит. И по нашим лицам пытается прочитать, насколько правдой является то, о чем мы сейчас ему говорим. Особенно в свете того, что он на связи с СОПом, ещё и с Саматовым.

Кажется, Саматов действительно широко прославился в определённых кругах. Как я и догадывался. Впрочем, ему самому это в жизни нисколько не мешает. Вон, даже на чемпионаты области по боксу ходит.

— Я не на связи, — отрицательно качаю головой. — Я охраняемый объект.

— А-а-а, так вот как вышло, что они так быстро примчались, — кивает каким-то своим мыслям Слава, не обращая внимания на удивлённый взгляд Киреева. — Насчёт Кири не переживай. Во-первых, это он в розыске новенький, а в системе МВД он всё же не первый год. И товарищ он, в силу своей аккуратности и педантичности, очень надёжный.

— Ага, вчера без наручников… — смеюсь и тут же осекаюсь. Понимая, что расслабился и, кажется, зря обидел пацана.

— Вовсе нет, — ни грамма не смущается Киреев. — Я же не на задержание вчера двигался. Просто обход, тупая работа, требующая железной силы воли, резвых ног и неутомимого языка. Кто ж знал, что оно так всё потом будет… И в той ситуации, где ты меня очень выручил… тоже понятно, что мастер спорта по боксу сориентируется быстрее.

Похоже, Слава действительно старательно поработал над моим досье. Впрочем, протоколы соревнований с фамилиями участников висят на сайте областной федерации и вываливаются на первой странице гугла при запросе на фамилию любого из финалистов.

— А вот теперь мы действительно подходим к третьей цели моего сюда визита. — Слава заканчивает расправляться с большой тарелкой лагмана и знаком просит у официанта ещё одну. — Киря действительно старается, но, что гораздо важнее, у него какое-то нездоровое пёрло по жизни: ему всегда везёт. И на предыдущем месте, где он до розыска был. И тут, у нас.

— Я просто всегда тщательно делаю свою работу, — надувается Киреев. — Все варианты всегда нужно отрабатывать на сто процентов.

— Я не спорю, — снова примирительно поднимает руки Слава. — Но у тебя вчера трижды совпало, смотри сам: при нарезке для обхода, «выхватил» тот самый дом. Где. Потом, встретился со Стесевым, который тебя не послал. А это уже везение похлеще. Далее, ваш этот электрик с двенадцатого этажа с его наводкой на соседний подъезд: поверь мне… это тоже большое везение. Ну и что вы так шикарно сработали, это вообще из разряда мистики. Кстати, Саша, поделись, если можно: а как ты понял, что он там, за дверью?

В этом месте я искренне смеюсь, не пытаясь соблюдать приличия. Слава абсолютно искренен в своём порыве, я это вижу, потому только и говорю то, что говорю:

— Слав, а с какой целью ты интересуешься? Я же уже писал Кирееву…

— Я помню. И про полковника Мусина в курсе, — кивает Слава, глядя в глаза. — Но у меня чуть другие цели, чем у тех наших вчерашних, за которых я сейчас извиняюсь.

— Буду благодарен, если ты их обозначишь.

— Вчера Киря с тобой потратил около часа времени и закрыл вопрос, по которому в лучшем случае ещё недели две бы пахать без продыху. И без гарантий на успех! Знаешь, какая у нас раскрываемость по убийствам?

— На сайте МВД написано, восемьдесят два с лишним процента.

— Сорок девять, — хмуро смотрит в стол Слава. — Это если не на сайте, а в дээспэ. Но и там ретушь, в реале и того меньше.

— Слава, и вот теперь мы второй раз плавно подходим к цели твоего визита сюда, — улыбаюсь. — Я с уважением лично к тебе и Кирееву, но пока не понял, что вы от меня хотите.

— Стесев, всем понятно, что у тебя реально есть какие-то способности, которые могут быть очень полезны в определённых ситуациях, — в лоб напролом рубит Слава. — Вчера ты сделал достаточно большой кусок работы, уже молчу о возможных потенциальных лично для тебя трудностях, я сейчас о том битюге с монтировкой… Если б не ты, Киря б там точно лёг.

— Не думаю, — ёжится тем не менее Киреев. — Я б позвонил два раза, он бы не открыл, я б дальше пошёл. И всё.

— Или наоборот: он бы увидел, что ты один, и решил двинуть на прорыв, пока остальные не подтянулись, — не соглашается Слава. — Ладно, это обсудим вдвоем, потом и не тут. Стесев, я понимаю, что мне абсолютно нечего тебе предложить: удостоверение внештатного сотрудника тебе до лампочки, в силу статуса. «Вездеход» от дорожной полиции, во-первых, даже для меня дорогой, во-вторых тебе он тоже не нужен.

— Я не знал, что розыск с дорожной полицией вопросы за деньги решает, — удивляюсь.

— «Мент гаишнику не кент», поговорка старая есть, — спокойно комментирует Слава. — А то бабло, которым я в рамках компетенций могу распоряжаться на негласный аппарат, тебя, судя по твоему костюму и твоей хате, вряд ли заинтересует. — Слава твёрдо смотрит мне в глаза. — Но Киря одну умную вещь усвоил. Даже мудрую: отрабатывать нужно все варианты. Вот мой тебе вопрос, в рамках отработки моего личного варианта, Стесев: какие способности у тебя есть? Все называть не надо, только те, что могут быть полезны у нас в розыске? На разовой основе, как спонсорская помощь, типа как вчера.

— Слава, ты же понимаешь, что обижаться сейчас не надо? — говорю сквозь смех, поскольку чья-то простота воистину хуже воровства. — Ровно такое предложение мне делали из… безопасности буквально тройку месяцев тому.

— Что ты им ответил? — ровно спрашивает Слава.

— Быка за рога, да? — продолжаю смеяться. — Ладно…. Твой вопрос откладывается. У меня есть мои вопросы. Слава, ты берёшь взятки?

— Да, — ровно отвечает тот, по-прежнему глядя мне в глаза. — Общим количеством на эквивалент… долларов в месяц, из которых….. отдаю наверх. Остальное трачу на себя.

Киреев переводит озадаченный взгляд с меня на Славу и обратно.

— Но у меня есть четкие границы, — продолжает Слава. — Первое: никаких дел с тяжкими против личности, с воровством, наркотиками или с гнилыми людьми. Это с такими, которым на свободе не место… Помимо соблюдения границ, я искренне мечтаю о зарплате хотя бы в полторы тысячи баксов. Если б такая официальная зарплата у меня была, у меня бы сидели ВСЕ. Без исключений. Заодно, «план» наверх я бы заносил из этой зарплаты. А не крыжил с «левых».

Самое интересное во всей этой ситуации, что Слава искренне верит в то, что говорит.

— Говорят, в иных кругах что-то типа флешмоба ходит, — продолжаю внимательно наблюдать за Славой. — Как же там было, сейчас вспомню… «Закон один для всех». С этой точки зрения, что ещё тебе кроме денег?.. — Специально недоговариваю, однако Слава мою мысль явно чувствует. — Чтоб задать правильный вопрос, нужно знать половину ответа. Но я надеюсь, ты меня сейчас полностью понимаешь.

— Если никого не бить, то будешь до трёх ночи сам с ними сидеть. — Так же спокойно продолжает Слава под удивлённые взгляды Киреева, который смотрит то на меня, то на него. — Причём, всем же понятно, что спи*дили. Но вот продаёт какой-то нарик или бомж плазму дорогущую. Или телефон типа ВЕРТУ. За стоимость двух бутылок водяры. На вопрос, где взял, отвечает, что купил у неустановленного лица на центральном рынке. И что? Поверим и отпустим — кради дальше?

— Даже не знаю, что в этом месте сказать, — честно сознаюсь. — Спасибо за откровенность.

— Ты спросил, я ответил. Больше ничего в голову не приходит, что ещё добавить можно. Но специально ничего не скрываю, если к слову придётся, спрашивай.

— Принял, — киваю. — Из того, что может быть полезным лично тебе, и не напряжно для меня, могу определить, правду человек говорит или нет.

— Всегда? — деловито уточняет Славик, задумчиво глядя на меня и прикидывая что-то про себя. — Есть исключения?

— Да, всегда. Исключений пока не встречал. Если человек знает, что он лжёт, я это определю. Не смогу помочь только если он сам не в курсе, какова правда. Бывает же, когда человеку известно что-то не точно, но он сам искренне верит, что ему сказали правду? Вот это не ко мне.

— Это нам вообще не интересно. Нам интересно именно когда намеренно врут, — задумчиво говорит Славик.

— Ну вот пока один пункт, — подвожу итог. — Есть и кое-что ещё, но это вряд ли по вашей части. Вы же не штурмовое подразделение.

— Даже так? — удивлённо поднимает бровь Славик. — Специально не спрашиваю, не моё дело. Но любопытно. Был бы благодарен за детали, если возможно.

— Параметры ресурсности биологических объектов, вам сильно актуально? Боеспособность на момент времени от ресурсной максимальной, или психологическая усталость? Агрессивность на момент времени?

— Я и слов таких не понимаю, — беззаботно пожимает плечами Киреев.

— Я понимаю, но не всё и не уверен, что правильно, — задумчиво отвечает Славик.

— Ну и не паримся тогда. Слав, если бы оно тебе каждый день было нужно, ну или хотя б на регулярной основе, ты бы понимал. Поверь. — Я более чем уверен, поскольку помню первые беседы с Арабом. — Даже если бы у нас с тобой полностью разный понятийный аппарат был и родные языки разные, ты бы сейчас понял. О чём речь. Буде оно тебе на регулярной основе требовалось бы. Так что, пока останавливаемся только на определении достоверности того, что кто-либо кому-либо сообщает.

— Тоже не мало, — степенно отвечает Слава. — Как часто можем теребить?

— А как часто оно у вас бывает актуально?

— Да не предскажешь. Бывает, что и в месяц один раз не всегда. Или по крайней мере, оно ни на что не влияет. А бывает, что и три раза в день нужно, с тремя разными людьми по цепочке.

— Ну тогда давай решать проблемы по мере их поступления, — пожимаю плечами. — Звоните, если по делу. По ситуации в определённый момент сориентируемся. Я же, кстати, в этом городе всё время не сижу. Я и на соревнованиях где угодно могу быть, и по делам отъехать сейчас надо будет. Давайте пробовать.

— Спасибо, — коротко кивает Слава.

— Давай, говори, что собираешься, — улыбаюсь я. — Я сам тебя об этом хотел попросить.

— Этот разговор строго между нами, лишний раз не побеспокою, если чем смогу быть полезен — всегда в распоряжении. — Коротко подводит итог общения Слава.

— Хотя это при твоих обстоятельствах вряд ли понадобится, — философски разводит руками Киреев. — У СОПа свои возможности.

— А вот и не во всём, — не соглашается Славик. — Но мы сейчас об этом не будем…

За обед, чтоб без обид, платим пополам. Я вообще хотел закрыть счёт сам, учитывая некоторые видимые мне детали, но сейчас это бы напрягло противоположную сторону.

— … ну и как ты себе это видишь? — я с сомнением смотрю на Лену. — Место у нас, конечно, есть, но ещё троих куда? Посадить себе на голову?

Сегодня выходной, которого лично я ждал с нетерпением. В лицее наконец пришло разрешение на свободное посещение, которым я не преминул воспользоваться.

Сергеевич тоже принял это разрешение с воодушевлением, поскольку обрадовался перспективе заполучить меня в свои цепкие объятия, как он сам говорит:

— Для полноценных нагрузок по верхнему пределу, без учёта времени в процессе тренировки: как сдохнешь, так сдохнешь. На часы теперь смотреть не будем, всё по самочувствию.

Самочувствие, что характерно, имеется в виду моё, а не его.

Я его, было, спросил, как в его схему вписывается плавание у Смолякова. Он ответил, не задумываясь:

— Шикарно вписывается. Идеальная нагрузка: и скелет не трогаем, и мышцу грузим по полной.

В рамках своего тщательного всеобъемлющего подхода, Сергеевич проехал со мной в бассейн и лично познакомился со Смоляковым.

Два тренера минут пятнадцать колдовали над какими-то допотопными тетрадками Смолякова, которые тот ведёт по каждому спортсмену. После чего Сергеевич подошёл ко мне и уверенно кивнул:

— То, что доктор прописал! — Потом, ничуть не сбавляя энтузиазма, добавил, едва не потирая руки. — Даже если бы этого плавания не было, его следовало бы придумать. Жаль, конечно, что его в обязательном порядке всем остальным в подготовку ввести нельзя… Но тебя все не касаются! У тебя оно уже есть! На регулярной основе.

После этого, Смоляков с Сергеевичем взялись за меня с согласованным энтузиазмом так, что проняло даже меня. Слава богу, в лицей по утрам каждый день вставать не надо.

Дополнительно, этот новый график совпал и с сезонным всплеском в КЛИНИКЕ, где мы даём аншлаги по грудничкам, занимаясь ими теперь по несколько часов в день.

Из позитивного: на возросшую в педиатрии нагрузку первым отреагировал Котлинский, выдающий теперь в конверте деньги раз в неделю. Что он достаточно откровенно пояснил:

— Саня, чтоб ты не массажировал мне мозги своими научными изысканиями, мне проще, когда мы занимаемся тем, что городу реально нужно. Сейчас и здесь, а не в отдалённой перспективе, при условиях, о которых я даже вспоминать не хочу. Вот по педиатрии — это сейчас действительно городской коллапс. Впрочем, как обычно в сезон. Согласен?

— Судя по количеству идущих к нам, логичен вопрос. — Воспитанно киваю в ответ. — А до нас как они раньше жили?

— Вот так и жили, — ворчит Котлинский. — Более пятидесяти процентов педиатрии уже сколько лет хроники по дыхательным путям. Воздух же грязный… а деньги раз в неделю строго в соответствии с теорией: сам скажешь, как изменятся твои эмоции, скажем, через три недели.

Сегодня выходной, которого мы с Леной очень ждали. Мы прекрасно отдаём себе отчёт, что свободные дни нашей жизни — они вот, проходят мимо, только руками не потрогаешь. Понятно, что с рождением ребёнка на беззаботной молодости можно ставить крест, хотя, кажется, из нас двоих я это понимаю как бы не лучше Лены.

А сегодня утром, случайно подловив нас обоих дома, мне позвонили мои родственники, сиречь мать.

Я поначалу опустил тот момент, что матери, отцу и сестре ничего о своих жизненных трансформациях не сказал — просто как-то не пришлось к слову. Да и нет у нас ритуала регулярного общения; так, созваниваемся раз в несколько месяцев. И то не всегда.

Но от деда с бабушкой я секретов не держу, а у них мы были на прошлой неделе (снова утащив в город полный багажник с огорода). Дед с бабкой в курсе, что и ребёнок у нас будет, и что школу заканчиваю досрочно, и что в другие страны теперь ездим отдыхать.

А бабуля с матерью, в отличие от меня, общается регулярно. Вот она, видимо, и просветила мою заграничную родню на мой счёт.

Итогом пятиминутного разговора с матерью стало полное моё непонимание её позиции. Отсутствовавшей, кстати, последние годы как явление в природе (я о позиции).

После чего, Лена отобрала у меня трубку и общалась с моей матерью лично ещё полчаса. А по окончании разговора сообщила мне, что моя родня собирается подскочить сюда.

Как интересно.

— Ну и как ты себе это видишь? — с сомнением смотрю на Лену. — Место у нас, конечно, есть, но ещё троих куда? Посадить себе на голову?

— Мелкий, не создавай проблем там, где их нет. — Морщится Лена. — Во-первых, квартира не такая уж маленькая. Во-вторых, мы же с тобой можем на это время свинтить ко мне в дом?

— Это к Вовику с Аселей?

— Угум. ТЫ же переживёшь? Несколько дней?

— Конечно, если ты считаешь, что это необходимо, — мне только и остаётся, что пожимать плечами. — Но это, Лен… Ты же помнишь, что я местами чувствую собеседника? Чего ты мне сейчас не договариваешь?

— Я не недоговариваю. Я собираюсь с мыслями. Мелкий, в общем, я передумала.

Видя мои выпученные глаза, она добавляет:

— П-хы, расслабься. Я передумала не расписываться. Давай всё же поженимся.

— Тьху ты… Хорошо. Вообще без проблем.

— Ну а раз мы оба совпадаем во мнениях по ключевому вопросу, — смеётся Лена, — родственников позвать придётся. Твоих в первую очередь.

— А почему это моих в первую? — удивляюсь второй раз за минуту.

— Потому что ты первых раз женишься, хе-хе. А я нет.

— Нетривиальное обоснование, — зависаю от неожиданности на секунду.

— Если серьёзно, ты ведь моложе. И просто пока не знаешь… — Лена ненадолго становится серьёзной. — Мелкий, родители это самое дорогое что есть у человека. Только не все и не сразу это понимают. Какими бы родители ни были. Вот я считаю, что ты своих держишь на дистанции абсолютно напрасно, по инерции и из-за какой-то глупой детской обиды.

Вообще-то, оно так сложилосьдо меня. А я, оказавшись тут, уже просто окапывался с теми картами, что были на руках. Но объяснять этого всего сейчас не буду, поскольку момент не подходящий. Да и, если подумать, налаживать отношения с родителями всё равно надо. Если отбросить действительно незрелые детские комплексы, доставшиеся мне по наследству, то с Леной я согласен на все сто.

— Ладно, — пожимаю плечами, прокрутив это всё в голове за пару секунд. — Звучит логично. Согласен.

— Стой. Это не всё. У тебя сейчас есть сколько времени? — Останавливает меня Лена. — Ещё пять минут есть?

— Кажется, кто-то забыл, что сегодня везёт нас с Сергеевичем на водохранилище, — напоминаю об имевших место планах.

— Вот же… забыла! Так, сейчас переоденусь и едем.

— Ты ещё кое о чём не думаешь, — продолжает Лена в машине, когда мы рулим за Сергеевичем. — Ну, мне так кажется. Вот смотри. Родится ребёнок. Мои его точно будут любить, всё же пока единственный внук. Родных-то сестёр у меня нет. А твои как будут относиться? Я о родителях, не обабке с дедом.

— Да тоже будут любить, конечно! — Припоминаю всё, что помню вэтом теле о своих сегодняшних родителях. — Жизнь, может, сложилась хотя и нетривиально, но люди-то они нормальные.

— Во-о-о-от, — Лена собирается нырнуть в просвет между двумя автобусами, подрезая второй из них, но потом спохватывается и говорит сама себе. — Стоп. Отставить. — Затем косит в мою сторону. — Мелкий, зацени? Обещала — исполняю! Ездим аккуратно…

— Ага, только рефлексы наружу рвутся.

— Это да, — покладисто кивает Лена. — Вот рефлексы переучиваются с трудом, но я стараюсь! Мелкий, вот если твои родители внука любить будут, это мы выяснили… Ты понимаешь, что своим достаточно холодным к ним отношением ты их держишь на дистанции?

— Да нет никакого холодного отношения! — возражаю я. — Просто чего-то не вспомнил о них!

— А я о чём… Это твоя ошибка. И я тебе помогаю её исправить. Правило, Мелкий, очень простое: есть ребёнок.

— Пока ещё нет…

— Я о будущем. Вот, допустим, ребёнок есть. Через несколько месяцев. Есть люди, которые его любят — это в том числе родители отца ребёнка. И есть простенькое житейское правило: ребёнка нельзя ограничивать в общении с теми, кто его искренне и бескорыстно любит. Согласен?

— Так-то да, — задумчиво киваю головой. — Но в таком разрезе даже не думал.

— Это потому, что ты себя со стороны не видишь, когда с родителями общаешься, — припечатывает Лена. — Я ж сказала. Делаешь ошибку. Вот её надо исправлять.

Поехать на озеро только вдвоём с Сергеевичем не получается, поскольку Лена категорически хочет с нами (в субботу, кстати, Сергеевич озеро отменил из-за грозы).

— Я думал, ты в субботу работаешь, в воскресенье будешь отсыпаться, — говорю Лене, когда она начинает собираться с нами.

— А как вы несколько десятков кэмэ собрались туда преодолеть? — с сомнением в голосе спрашивает Лена.

— Туда я такси хотел заказать. А обратно с Сергеевича станется меня пешком отправить… А вообще, и оттуда машину поймать хотел.

— Оттуда ты будешь неделю попутку ловить, — окатывает меня снисходительным взглядом Лена. — Отвезу. Вы туда надолго?

— Несколько часов. Я не знаю, что Сергеевич нам по офэпэ задумал.

На Лене, конечно, до озера долетаем гораздо быстрее, чем любым другим способом. На озере Лена накачивает компрессором матрас, вооружается большим планшетом и ложится на берегу под последними лучами ещё относительно летнего солнца.

А Сергеевич принимается за мою экзекуцию.

Вначале я бегаю по песчаному берегу. Потом выполняю различные комплексы на офп. Потом Сергеевич даёт разноструктурные упражнения на анаэробный режим, каждые пять минут замеряя мой пульс и, зачем-то, периодически давление.

— Саня, а смог бы в этой воде сейчас километр проплыть?

— Да без проблем. Прохладно, конечно, но вообще смогу. Пятнадцать-то градусов в воде есть.

Когда через пятнадцать минут я вылезаю из воды, Сергеевич снова меряет мой пульс и задумчиво бормочет сам себе:

— Понятно. Что ничего не понятно… В общем, надо понять, будет ли у тебя что-то «сыпаться». — Поднимает он взгляд на меня. — Пока я вообще не вижу ничего, что нам бы связывало руки…

Пока мы экспериментируем, Лена просто засыпает на свежем воздухе. Поэтому следующие пару часов мы просто гуляем по берегу, обсуждая стратегию тренировочного процесса. Который Сергеевич разрабатывает прямо на ходу, попутно опрашивая меня о тех или иных особенностях организма.

— Мелкий, пока ты свой заплыв совершал, твоя мать звонила, — огорошивает меня Лена после того, как мы высаживаем посвежевшего и от чего-то повеселевшего на природе Сергеевича.

— Ух ты. А я думал, ты спишь на надутом матрасе?

— Я и спала, — неуловимо морщится Лена. — Но ты же свой телефон, когда возле меня положил, на беззвучный не поставил. Впрочем, мелочи… В общем, на той неделе на выходные прилетят твои мать и сестра, у отца по работе не получается. Просили тебе сообщить. Сообщаю, — Лена весело косится на меня.

Наблюдая мою откровенную растерянность.

— А ведь ничего же не готово, ещё ни у шубы рукав, — отвечаю невпопад. — Ну и где их селить? У меня по педиатрии загрузка. По онкологии цикл теперь на трёх пациентах. Вот же…

— Не парься, — Лена гладит меня по руке. — Раз такое дело, есть два варианта. Первый: в Столичном есть вариант обмена примерно на такую же площадь, но с меньшим количеством комнат. Твоя квартира на обмен подходит идеально.

— А у них там сколько?

— У них там студия, восемьдесят метров.

— У меня только шестьдесят. Боюсь спросить, какая будет доплата.

— Не будет доплаты, — морщится Лена. — Я им сказала, что у тебя две единички переделаны в одну квартиру, и два набора санузлов на три комнаты, поскольку вторая кухня тоже не нужна. Они в восторге.

— Но как это помогает нам с расселением моих?

— Я этим, которые в Столичном, честно объяснила, что съезжаю от шума и стройки и что жду ребёнка. И их квартиру готова рассматривать только после того, как сама там хотя бы три-четыре дня поживу. Чтоб увидеть лично все «подводные камни». — Начинает с явным удовольствием объяснять Лена. — Они едут отдыхать, раз. К нам дёргаться не собираются. Вернее, собираются, но только после того, как мы согласимся. То есть, они будут уже навсегда переезжать, если срастётся.

— Что, вот так заочно согласились? — удивляюсь я. — На кота в мешке?

— Ну, не совсем заочно, фотографии же у меня в телефоне есть, я послала. Плюс я им свою фамилию сказала. — Скромно поджимает губы Лена. — С людьми, живущими в Столичном, мне несложно найти… точки соприкосновения и общих знакомых. В общем, доверяют. Вернее даже не так. Мы можем на несколько дней заселиться к ним, их всё равно дома не будет. Как бы, для испытаний: подходит ли нам та квартира. А твои это время в твоей поживут. Кстати! Если в Столичном всё нормально и если мы меняться соберёмся, твои не будут против обмена?

— Нет. В семье давно решено, что этой квартирой управляем мы с дедом. Они только гости. А с дедом у меня полное согласие… Лен, но как можно оставить свою квартиру на незнакомых людей? Там же дорогие вещи, не знаю… — Вопросительно смотрю на Лену. — У меня даже слов не хватает, чтоб правильно вопрос высказать. Ты ничего не путаешь?

— Что решаете вы с дедом, слава богу. Насчёт чужих людей, Мелкий, ты ещё просто мелкий, — Лена снисходительно хлопает меня по руке. — Во-первых, все деньги, ценности и всё подобное перед отъездом нормальные люди всегда относят в банковскую ячейку. Это раз. Во-вторых, ты всё-таки недооцениваешь мою фамилию, это два… Если я даже там плазму разобью, я им вполне куплю новую. За минуту.

Я вижу, что Лена чего-то недоговаривает:

— Ты откровенно мнёшься. Что не сказала?

— Я им аванс на карту кинула, заодно как депозит, — нехотя сообщает Лена.

— Нет, пару штук. Но без каких-либо документов, просто чтоб подтвердить серьёзность намерений. Это обычно и производит впечатление. Причём, вывоз всех документов и ценностей в сейф я им сама проговорила.

— Неожиданно, — решаю откровенно удивиться вслух. — Они деньги точно вернут? — Пф-ф, Мелкий, вот этого мы сейчас даже обсуждать не будем. Я всё же дочь своего отца… Пусть попробуют… Тем более, сумма небольшая.

Не совсем согласен с незначительностью суммы, но решаю не муссировать тему. Поскольку, возможно, я действительно не в контексте образа мышления тех, кто живёт в Столичном Центре и им подобным. Лена всё-таки ближе к их кругу; возможно, ей и правда виднее.

— В общем, в этой связи имею предложение. Поехали сразу сейчас заедем, поглядим их хату? — Легко решает Лена, в то время как я ещё по инерции немного озадачен.

— Ну, поехали. Раз ты уже всё решила…

— Мелкий, не парься про деньги! Не хочу тебя учить жизни, но… — Лена делает паузу в разговоре, припарковывается на обочине, включает аварийку и перелазит в моё кресло, усаживаясь на меня верхом. — Мелкий, я тебе часто даю советы, рекомендации?

— Вовсе нет, — аккуратно кладу руки на её талию. — Но ты это могла спросить и со своего места.

— Вот же тормоз! Может, мне именно сейчас нужны тактильные ощущения! Ладно, совет. Настоятельный. Мелкий, давай неделю ты будешь выполнять одно упражнение под моим чутким руководством?

— Это какое? Сегодня день неожиданностей и удивлений, — мне даже не приходится изображать изумление. Поскольку по эмоциональному фону Лены я даже близко не могу предположить, о чём она сейчас думает.

— Давай ты ближайшую неделю будешь думать не о том, как больше сэкономить? А о том, как больше заработать?

— Ну, если ты буквально настаиваешь…

— Настаиваю, — Лена закрывает мне рот поцелуем. — Мелкий, я соглашусь с любым твоим решением. Но именно сейчас, пожалуйста, давай делать друг другу шаги навстречу вместе. — Продолжает она через полминуты. — Я в этой ситуации ориентируюсь лучше просто потому, что у меня больше опыта. Именно в таких делах. Ну и финансовых инструментов тоже, — Лена картинно разводит руками. — Просто там, где ты будешь тормозить и взвешивать (упуская, кстати, хорошие варианты!), у меня может быть готовый шаблон. Вот как тут. Я просто знаю эту семью заочно, есть общие знакомые. И твои волнения насчёт двух штук это даже не пальцем в небо, а… В общем, погнали смотреть их хату.

— Мне всё нравится, — говорю с чистым сердцем через полтора часа, когда мы выходим из Столичного Центра.

— Да пойдёт, только с посудой надо что-то решать, — бормочет Лена на ходу, лихорадочно набивая список каких-то своих рационализаций в смартфон. — И с ролл шторами. И с техникой. И ещё два десятка пунктов.

— Вот тут не понял.

— Ты пока в лоджии зависал, я с ними говорила о том, что они с собой заберут.

— Ну я видел, не хотел вам мешать общаться. А лоджия классная, там хоть живи. Если ещё и мини-парк сделать… Скажем, мини-газон и кусты посадить… — Оказывается, идеи по переустройству жилья способны посещать не только Лену.

— Тогда докладываю. Посуды у них на кухне и так мизер, в сравнении с тобой, и они её всю заберут с собой. Это типа чей-то подарок. Впрочем, старую чужую посуду я бы всё равно выкинула… Ролл шторы надо вешать по-любому: окна выходят на горы, а сторона южная. Телевизоры они тоже с собой забирают. И посудомоечная машина у них старая, плюс барахлит. Её точно надо менять.

— Вот ты какое-то время тому назад такую хорошую историю рассказывали, — смеюсь в ответ. — О Старике и Рыбке, и о том, что Старухе надо было вовремя остановиться. Я это про посудомойку, если что.

— Вот тут ты не прав, Мелкий, — серьёзно возражает Лена, не отрываясь от смартфона. — Посудомойка — это не столько барство, сколько ещё и стерилизатор для посуды. Что с маленьким ребёнком более чем актуально: посуды будет нужно много, и постоянно. А в нашем климате, особенно летом, стерилизатор уже давно не роскошь. А просто дополнительный защитный барьер.

— А при чём тут стерилизатор? — не сразу вникаю.

— На посудомоечной машине температура режима мойки выставляется. Можно поставить режим стерилизации.

— Ладно, как скажешь. Теперь бы составить смету по этому всему?

— Не надо смет, — снова возражает Лена. — Вначале надо собрать пакет: что, от какого поставщика, условия по установке, гарантии и так далее. Для этого нам с тобой на Хоргос смотаться надо: практически, тот же Китай, но рядом. С тем же ассортиментом, теми же ценами, но можно лично всё выбрать самому. От поставщика до комплектации. Плюс, с Хоргоса доставка стоит копейки. В отличие от Китая.

— Упс. Я думал, в ТЕХНОДОМЕ или СУЛПАКЕ это всё покупается? — я действительно удивлён.

— Нет, Мелкий. Пардон за менторский тон, но в городе, в сетях, тарятся или вообще очень крутые люди, которым плюс — минус миллион не роляет. Или… не буду продолжать. Батя, когда ремонт делал, знаешь сколько в технику, сантехнику, фурнитуру, оборудование вбухал?

— Сколько?

— Контейнером из Гуаньчжоу везли, хех. Плюс там Аська по шоу-румам неделю бегала. В общем, много тысяч разницы, Мелкий. Одна только джакузи там шесть, а тут она же уже восемь. С половиной. И такого в списке куча.

— Никогда не был в той стороне… А сколько у нас до Хоргоса?

— Четыреста кэмэ. Но дорога супер, сто пятьдесят ехать запросто можно. За три часа доплетёмся. Давай прямо завтра с утра? Раз Сергеевич тебе на завтра отгул дал?

— Кроме Сергеевича, есть же ещё клиника, — деликатно напоминаю.

— С пяти? — уточняет Лена. — Успеем. В пять утра если стартуем. В восемь мы уже там. В два оттуда. Шесть часов там нам хватит. Ну если не хватит, то даже не знаю…

— Да ладно, к чему такие гонки… Я, наверное, один-то день в КЛИНИКЕ договориться смогу. — Иду на попятный, приняв во внимание все обстоятельства. — Может, завтра вообще не много народу будет?.. Сейчас отобью сразу Котлинскому, что меня может не быть. Один раз в квартал, будем надеяться, обойдётся…

Ловлю себя на том, что мне не охота признаваться самому себе в том, что я действительно хочу поехать. И какое-то время потратить в семейной обстановке на себя. Из задумчивого состояния меня выводит толчок Лены:

— Так что, завтра поедем?

— Ну давай.

— Потому что мне ещё Аську нужно сориентировать, чтоб нам помогла.

— А она зачем? — широко открываю глаза от удивления. — То есть, я не возражаю, конечно, но мы сами что, не поймём, что нам нужно?

— Понять-то поймём, — веселится в ответ Лена. — Но как ты с китайскими продавцами там общаться надумал? Особенно по характеристикам и деталям гарантий их сервисных центров? У нас в городе. На пальцах? Можно, конечно, «помогайку» там на месте поискать. Но это будет и дороже, и без гарантии по качеству. Ещё и Аська сама с удовольствием бы проветрилась: она в Китай всегда с удовольствием. Даже в такой недоделанный, как Хоргос. И это, Мелкий, туда надо с загранпаспортом, не забудь его дома. Там граница проходится, чтоб в Свободную Зону попасть.

Свободная зона ХОРГОС оказывается огромным районом степи на границе с Китаем. Чтоб попасть туда, нам с Аселей приходится давиться в очереди с полчаса.

— Это ещё сегодня пусто, — смеётся Асель, вводя меня в местные реалии. — Для большинства местных, живущих в этом районе, транзит через Зону — основной источник дохода.

— Каким образом? — интересуюсь в ответ, поскольку в очереди на погранконтроль всё рано делать нечего.

— Местные, которые из этого района, во-первых, имеют безвизовый льготный выход в Китай, вплоть до Урумчи, — поясняет Асель. — Плюс, раз в день имеют возможность перетащить до тридцати что ли килограмм любого товара в личное пользование, без таможни. Ну, не золота, конечно, но если у тебя контейнер с кухонными комбайнами, например, на той стороне, договариваешься с местным «бригадиром». Он мобилизует сотню или две местных. И они в сумках перетаскивают твой контейнер на эту сторону за пару дней. Без таможни.

— Да ну, как-то сложно? — рассказ Асели вызывает у меня сомнения. — Это доверить свой контейнер товара не понятно кому, без гарантий и документов?

— Тут всё очень чётко работает, — продолжает смеяться Асель. — Этим «бригадирам», Саш, лично я доверяю больше, чем иному банку с лицензиями. Потому что они всегда держат слово. И компенсируют убытки, если какой-то форс-мажор с товаром. Были прецеденты… Понимаешь, всё, что эти бригадиры в жизни могут, это вот так в обход таможни перемещать товар. Люди серьёзные, вокруг себя команды сколотили. С пограничниками и таможней, которые все сплошь тоже местные, мосты навели. Если хоть с одним контейнером товара что-то случится, они сразу потеряют всю клиентуру, по обе стороны границы: информация же быстро расходится. Форс-мажоры бывают очень редко. В случае, если кто-то потерял товар или его часть, им, на годичном отрезке, выгоднее полностью скомпенсировать ему ущерб, но сохранить общий поток. На миллионы в месяц.

— Откуда ты это всё так подробно знаешь? — продолжаю удивляться. — Ты же обычный врач?

— В первую очередь, я девочка-найман с той стороны границы, — улыбается Асель. — А помощь этим «бригадирам» с той стороны оказывается на государственном уровне. На той стороне, они вообще уважаемые люди: на уровне политики считается, что, помогая обходить бюрократические препоны, они способствуют развитию экспорта из КНР. Ну, оно так и есть. А это в Китае вопрос государственный. На той стороне, производителям, вернее, их представительствам в приграничной зоне, вообще от государства оказывается поддержка по «выходу» на этих «бригадиров». Так что, их существование там не секрет. А китайского паспорта у меня ещё никто не отбирал. Да и потом не отберут, Китай очень лоялен ко второму гражданству.

— Так у нас же, кажется, запрещено?

— Пока моя очередь на гражданство подойдёт, вернее, пока срок резидентства выйдет, может, уже и второе разрешат. — Философски замечает Асель. — С видом на жительство же шесть лет по процедуре бегать. А там посмотрим…

У Лены каким-то образом оформлен пропуск на её машину на территорию зоны. Потому, когда мы с Аселей вываливаемся из здания пограничного контроля на улицу на противоположной от входа стороне, Лена уже ждёт нас на парковке:

— Ну сколько можно ждать?! — демонстративно возмущается она под смех Асели. — Погнали, пока всё без нас не раскупили!

Территория Хоргоса охватывает не один десяток квадратных километров и организована по принципе городского района, в котором есть и отели, и рестораны, и торговые центры. Последние организованы по образцу дубайских моллов.

Зона делится на две части, нашу и китайскую. Посередине проходит условная граница, на которой стоит рамка металлоискателя и парный пост китайских полицейских проверяет содержимое сумок у идущих на китайскую половину зоны.

В глаза бросается тот факт, что китайцев на улицах больше половины.

По всех зоне ведётся строительство: недостроенные отели, торговые комплексы, многоуровневые логистические хабы рвутся в небо, причём строительство ведётся, судя по паспортам зданий на стенах, исключительно китайскими компаниями.

— Слушайте, как в Китай попал! — делюсь с девочками впечатлениями после пары часов блуждания за ними по торговым площадям. — И продавцы почему-то одни китайцы.

— Наших выдавливают, — неохотно после паузы делится Асель. — Тут по договору в Администрацию Зоны на год с каждой стороны набирается граждан пропорционально финансовым вкладам. А наша сторона ничего не строит, видишь же, только китайские компании работают. Администрация подняла стоимость аренды на торговых площадях в очередной раз. Китайцы настроены тут вообще десять лет торговать в минус, чтоб потом закрепиться. А мы, мне кажется, я сейчас о стране в целом, не готовы инвестировать в то, что будет окупаться только через пару десятков лет. В то время как в Китае это часть государственной политики. Всем торговцам, кстати, часть их расходов на аренду тут в течение пяти лет будет компенсировать Государство.

— Какой-то деликатный планомерный захват получается? — у меня начинают появляться разные интересные мысли по этому поводу.

— Боже упаси. Просто более хозяйственное и рачительное отношение к ресурсам, которые второй стороне не особо, получается, нужны, — с тенью огорчения отвечает Лена, задумчиво оглядываясь по сторонам. — Нам же никто не мешает тоже вкладываться. Но вся эта инфраструктура стоит миллиарды, а окупаться начнёт только тогда, когда Шёлковый Путь «раскрутится». Это вопрос не одной пятилетки. Кстати, китайцы только от государства уже потратили сюда более сорока миллиардов. Плюс, все продавцы тут с их стороны — это обычные граждане. Среднестатистический китаец готов рисковать, вкладываться в инфраструктуру и много пахать даже ради призрачного шанса «раскрутиться». В новом месте, которое даёт потенциальные перспективы, не достижимые дома. Да, Аська?

— Ага, — односложно кивает Асель, поглощённая разглядыванием какого-то серебра на витрине.

Завершив программу предварительного составления списка предстоящих покупок, мы решаем совместить завтрак с обедом в открытом ресторане у центрального входа в здание торгового центра на нашей стороне. Кстати, с китайской стороны торговых зданий значительно больше.

Но даже и в нашем здании кухня и рестораны оказываются только китайскими, что лично меня полностью устраивает.

Лена попутно продолжает корректировать список в своём телефоне, попутно сверяясь с Аселей: все переговоры с китайскими продавцами нам помогала вести она. Без Асели мы бы действительно могли не справиться.

А моё внимание вдруг неожиданно привлекает самый обыкновенный дед-китаец, который неспешно проходит рамку металлоискателя посередине площади с китайской стороны.

Китайские полицейские поначалу не обращают на него внимания, но когда он уже подходит к торговому центру на нашей стороне, на китайской стороне возникает какой-то переполох. Вызванный тремя китайцами, одетыми по-деловому и расталкивающими очередь из своих же сограждан, идущих на эту сторону.

В самом китайском деде есть что-то, что настораживает меня. Смотрю на него секунд пятнадцать, пока не уясняю всех нюансов. Которые мне не просто не нравятся, а прямо-таки пугают своей весьма конкретной определённостью.

— Пожалуйста, ни в коем случае не подходите близко. Лена? — дожидаюсь удивлённого кивка Лены и быстро встаю из-за стола.

Центральная торговая площадь международного торгового центра ХОРГОС. Открытый ресторан возле здания, находящийся в ста метрах от разделительной территориальной линии Свободной Зоны.

Из-за столика ресторана встаёт молодой человек и быстро направляется к одному из китайцев, следующих со своей стороны. Подойдя к пожилому китайцу, молодой человек о чём-то его спрашивает, но тот в ответ только пожимает плечами.

Молодой человек придерживает пожилого китайца за руку и оборачивается назад, подзывая одну из девушек, с которыми он сидел за одним столиком.

Девушка азиатской внешности поднимается и направляется к нему, но метрах в пяти останавливается, реагируя на его предупреждающий окрик и поднятую в знаке запрета руку. По просьбе молодого человека, она задаёт пожилому китайцу несколько вопросов, переводя его ответы.

На китайской стороне, в районе полицейского поста у рамки безопасности (где обычно дежурят китайские полицейские не-ханьского происхождения, понимающие местные тюркские языки), возникает ажиотаж: трое одетых по-деловому людей пытаются быстро пройти рамку, но рамка оглашает центр площади громкой сиреной. Двое полицейских моментально реагируют на зуммер и подступают вплотную к троим, одетым в костюмы, не смотря на тёплую погоду. Задавая какие-то вопросы и открывая на ходу поясные кобуры.

Трое в костюмах распахивают полы пиджаков, что-то демонстрируя полицейским, и предъявляют какие-то бумаги. После ознакомления с которыми полицейские теряют к ним интерес.

Пока тройка в костюмах проходит полицейский пост посередине площади, пожилой китаец быстрым рывком освобождает свою руку, которую держит европейский парень, и бьёт того пяткой в колено.

Парень удивлённо переносит вес на другую ногу и неуловимо быстро бьёт пожилого китайца в ответ, попадая тому в челюсть. Пожилой китаец падает.

Азиатская девушка, переводившая слова пожилого китайца европейскому парню, удивлённо прикрывает рот ладонью, наблюдая за всем этим.

Трое китайцев в деловых костюмах почти бегом приближаются к месту происшествия и что-то говорят европейскому парню. Тот отрицательно качает головой и заступает лежащего на земле старика, становясь между ним и тройкой в деловых костюмах.

Китайцы в костюмах пытаются отодвинуть европейского парня, отделяющего их от пожилого китайца, лежащего на земле, но тот упрямо стоит на месте.

Один из троих китайцев пытается выкрутить руку европейца, захватив за запястье, но европеец коротко бьёт его лбом в переносицу, делая неожиданный шаг вперёд и сбивая китайца с ног. Двое других китайцев с удивлением лезут было подмышки костюмов, но европеец шагает вперёд, приближается вплотную и двумя ударами без затей сбивает китайцев с ног.

Затем наклоняется к одному из них, достаёт из подмышки у того какой-то пистолет, пару секунд вертит его в руках, затем что-то громко кричит на всю площадь и два раза стреляет из трофейного пистолета в воздух. Привлекая всеобщее внимание.

Китайские полицейские посередине площади моментально закрывают рамку безопасности, переходят на свою сторону и начинают что-то синхронно транслировать в радиостанцию и телефон. Поглядывая на противоположную сторону площади.

Со стороны, противоположной китайской, через несколько минут на центральную площадь выбегают пограничники в парадно-повседневной форме, с автоматами в руках, и рысят к месту инцидента.

Центральная торговая площадь международного торгового центра ХОРГОС.

Четверо сержантов-контрактников и старший лейтенант в форме погранвойск бегут к месту, с которого слышалась стрельба. По пути они видят, как парень европейской внешности, увидев их, машет им рукой, затем запускает по синтетическому наземному покрытию скользить в их сторону пистолет, который до этого держал в руке. Потом на глазах бегущих пограничников он достаёт ещё два таких же у китайцев, лежащих перед ним. Новая пара пистолетов отправляется скользить по покрытию вслед за первым под ноги подбегающим пограничникам.

Парень сноровисто переворачивает одного из китайцев на спину и фиксирует его руки в положении «сзади» брючным ремнём. После чего перемещается к пожилому китайцу, также лежащему на земле. Он успевает достать брючной ремень и у пожилого китайца, явно собираясь зафиксировать и его, когда чуть запыхавшийся старший лейтенант, наведя на него ствол, выдыхает:

— Отставить! Кто такой? Что происходит?

— Гражданин, — отвечает парень в ответ, более никак не реагируя на слова старшего лейтенанта. — Оружие принадлежит им. Стрелял, чтоб позвать вас.

Старший лейтенант ненадолго впадет в ступор.

По правилам, оружие на территории Свободной Зоны категорически запрещено. Вернее, разрешено исключительно полиции со стороны КНР и погранвойскам с их стороны. При этом, личный состав полиции КНР заступает на суточное дежурство на территории Зоны только после ежедневного письменного уведомления через Пограничного комиссара: полный список допущенных на территорию Зоны вооружённых полицейских со стороны КНР ежесуточно обновляется. К тому же, все без исключения вооруженные полицейские чины КНР обязательно должны быть в форме.

Все прочие вооружённые лица подлежат автоматическому задержанию с последующим разбирательством комиссии, формирующейся из полномочных представителей обеих сторон…

— Ибрагимов, — старший лейтенант кивает одному из сержантов на лежащих на земле китайцев. — Отправь их документы на сверку. Они есть в сегодняшнем списке допущенных с той стороны?

Сержант сноровисто извлекает у вяло ворочающихся на земле китайцев все подряд документы, включая внутренние водительские права КНР, фотографирует их и, очевидно, куда-то отправляет сделанные фото.

— Документы, — старший лейтенант упирает ствол автомата в затылок странному европейскому парню, зафиксировавшему руки пожилого китайца брючным ремнём в положении «сзади» и перетаскивающего двух связанных китайцев чуть в сторону. — Замер на месте. Куда ты их тащишь?

— Документы у девушки, она у вас за спиной. — Отвечает парень, разворачиваясь на секунду на корточках в сторону пограничника и бросая мимолётный взгляд на него. — Уже не тащу, просто чуть в сторону сдвинул.

Старший лейтенант делает рефлекторный шаг вперёд и вбок, одновременно разворачиваясь; и с удивлением видит девушку, бесшумно подошедшую к нему сзади и протягивающую в обеих руках документы.

— Вначале это. — Девушка левой рукой подаёт что-то небольшое и прямоугольное, похожее на удостоверение.

Старший лейтенант быстро мажет взглядом по протянутому ему прямоугольнику, затем уже более внимательно берёт его в руки, сличает фото с лицом девушки:

— Их же уже не выдают? — полувопросительно, полуутвердительно говорит он, принимая из другой руки девушки паспорта.

— Это же не депутатское удостоверение, — спокойно отвечает девушка. — Этот документ бессрочный. Это новых уже не выдают, но старых-то не отменяли. Вы же можете проверить?

Лейтенант передаёт прямоугольник удостоверения девушки и паспорта подошедшему сзади сержанту:

— Отправь на проверку.

Сержант повторяет действия по отправке фотографий документов кому-то, после чего бросает взгляд на дисплей и через пятнадцать секунд говорит старшему лейтенанту:

— Две минуты. Базу прогрузят.

— Что здесь произошло? — старший лейтенант, в принципе, не сомневается в подлинности самого первого документа, предъявленного девушкой, потому, в ожидании сверки с базой, обращается сразу к ней. При этом, правда, не выпуская из сектора лежащих на земле китайцев и зачем-то возящегося вокруг них европейского парня. Который прикладывает зачем-то ладони по очереди к вискам лежащих на земле, проверяет пульс по сонной артерии, внимательно рассматривает белки глаз у китайцев и явно проводит какой-то околомедицинский осмотр. По непонятному и странному алгоритму.

Впрочем, парень находится в положении «на корточках», повёрнут спиной и явно никаких агрессивных действий не планирует. Плюс лично сдал стволы, все с китайской маркировкой.

— Пока могу только подтвердить, что это, — девушка кивает на пистолеты, подобранные с земли двумя сержантами, бежавшими последними, — было у китайцев.

— Чем была вызвана стрельба? Что вообще произошло? — Старший лейтенант прокручивает в голове варианты дальнейшего развития событий, но однозначно выходит, что докладывать нужно срочно и на самый верх.

Девушка как будто читает его мысли:

— Давайте вы подождёте, пока прогрузится база? А потом я отвечу?

— Ваше удостоверение в зоне пограничного контроля всё равно действует крайне ограниченно, — явно для порядка ворчит старший лейтенант.

— Я же не прошу вас поступить под моё командование, — пожимает плечами девушка. — Либо как-то иначе не вмешиваюсь же в ваши функции. Просто я сейчас жду, пока он закончит. — Девушка кивает на парня, переползающего по земле от одного китайца к другому и с хмурым видом зачем-то царапающего ногтем открытые участки кожи китайцев. — Возник конфликт с китайцами. Они были вооружены, стволы у вас. Наверняка всё есть в записи, камеры безопасности же на каждом столбе? Какой порядок действия с нашей стороны в случае задержания вооружённых китайцев на нашей половине?

— Совместная комиссия, вне зависимости от личностей и гражданства, — недовольно отвечает старший лейтенант. — Но такого вообще ещё не было, если что. За все годы.

В этот момент прорезается первый сержант, отправлявший фотографии документов китайцев на сверку:

— Тащ старшлейтнт, в списке их нет! — Сержант кивает на китайцев. — Но это служебные удостоверения той стороны, и вот именно эти пистоли в этих удостоверениях и прописаны! Это тринадцатый передал.

— По нашим что-то есть? — Старший лейтенант хмуро поворачивается ко второму сержанту, занимавшемуся документами парня и девушек.

Хотя никаких сомнений в происходящем и не остаётся, старший лейтенант подсознательно почему-то оттягивает момент доклада наверх.

— Это подтверждено, — сержант протягивает старшему лейтенанту прямоугольник удостоверения, переданный европейской девушкой первым. — Эти паспорта у нас при пересечении зафиксированы, — следом за удостоверением следуют паспорта. — Сверка с базой выдачи в процессе, там грузится дольше. О, пришло! Зарегистрированы.

Старший лейтенант протягивает стопку документов девушке, а сам тянется к гарнитуре, но тут прорезается парень-европеец, который, видимо, уже закончил свои странные манипуляции. Он поднимается с колен, отряхивая руки, и говорит девушке:

— Отойди чуть дальше. На всякий случай.

Затем смотрит на старшего лейтенанта:

— Вы в наряде по охране границы? Среди вас есть часовые границы?

— Нет, здесь только наряды на проверку документов. — Удивлённо отвечает старший лейтенант, которому этот вопрос моментально ломает сложившуюся было за пару минут картину.

— Плохо. — Безэмоционально говорит парень и снова поворачивается к девушке. — Лен, забирай Асель и едьте домой. Я задержусь. Буду на связи. — Затем парень снова поворачивается к старшему лейтенанту. — Какой у вас алгоритм действий теперь, в данной ситуации?

Старшего лейтенанта тянет поставить на место щегла, но он, неожиданно для самого себя, отвечает, кивая на китайцев и размышляя вслух:

— Они не частные лица. Сотрудники Министерства с той стороны. Разбирательство по факту задержания любых вооружённых граждан на территории Зоны должно проводиться двухсторонней комиссией, с участием представителей этого самого их Министерства. От нашей стороны, это уровень погранкомиссара, то есть Командира Отряда. Особый статус Зоны: с их стороны — их Министерство, с нашей — наш погранкомиссар. Но их сотрудники, которые с оружием заезжают в Зону, обязаны перед началом суток заезда заявляться списком. Этих в списке нет. Сейчас звоню и докладываю. Ждём начальство. Это не мой уровень.

Парень хмурится ещё больше:

— Если происходит то, что я думаю, то нам сейчас надо ждать делегацию с той стороны, — он кивает на пост полиции КНР около рамки безопасности, сотрудники которого о чём-то оживлённо с кем-то переговариваются по радиостанции и по телефону, не скрывая своего наблюдения за происходящим напротив. — А где вы их будете держать до разбирательства и во время него?

— Я не думаю, что это затянется, — снисходительно отвечает старший лейтенант. — Нарушение, конечно, с их стороны есть. Но они не частные лица. В течение часа, думаю, разберёмся прямо на месте. Ты бы, кстати, ремни с них снял бы? Стволы пока у нас, ведут себя не агрессивно. Чего проблемы плодить, мало ли…

— Нельзя с этих двух ничего снимать, — хмуро отвечает парень, поворачиваясь к своей девушке. — Лена, ты ещё тут?

— Это правда так серьёзно? — спрашивает странного парня высокая девушка-европейка, которую чуть поодаль ждёт азиатка.

Старший лейтенант в это время отходит в сторону и коротко общается через гарнитуру.

— Более чем. Вирус. — Односложно отвечает девушке парень. — Я пока «держу», но не понимаю, что делать дальше. Мне будет спокойнее, если вы поедете домой. — Парень поворачивается к старшему лейтенанту, уже закончившему общаться по радиостанции. — У вас есть вопросы к девушкам?

— К ним — вообще не единого, — качает головой пограничник. — Тебя прошу задержаться до прибытия нашего погранкомиссара. Обозначаю сразу: погранслужба к тебе вопросов не имеет, не задерживает тебя, ты являешься свидетелем с нашей стороны нарушения режима Особой Зоны гражданами сопредельной стороны. У погранкомиссара могут возникнуть свои вопросы. Плюс возможно, придётся подписать заявление, но это вряд ли. Думаю, в течение часа уже разберёмся.

— Лена, я доберусь. — Парень пристально смотрит на высокую девушку-европейку. — Возможно, тут всё дольше часа. Пожалуйста, едь.

— Хорошо, если ты настаиваешь. — Девушка кивает парню, пару секунд тягуче смотрит на него, целует губами воздух в его сторону и, дёрнув азиатку за руку, исчезает в проходном насквозь здании. Вероятно, по направлению к запаркованной на той стороне здания машине.

— Имею вопросы. Пока ждём погранкомиссара. — Всё так же хмуро обращается к старшему лейтенанту парень. — Если они, — кивок в сторону слабо копошащихся внизу китайцев, — сопротивлялись бы сейчас, создавали угрозу, как бы вы действовали?

— Вообще-то, это исключено самим характером режима зоны. — Снова со снисхождением в голосе отвечает старший лейтенант. — Если бы они были нашими гражданами, их бы задержали мы, у нас есть пункт полиции на территории. Либо мы бы передали их туда, либо полиция сама бы подъехала. Граждан КНР с той стороны пропускают по очень сложной процедуре. Я не знаю, что тут делают сотрудники их Министерства, не заявленные с утра в суточный список; но частных лиц с оружием с той стороны бы просто не пропустили: там очень серьёзный режим. Ты просто рассматриваешь нереальную ситуацию. В любом случае, это было бы такое чепэ, что готового ответа на этот вопрос нет. Если бы было в мою смену, я бы ориентировался по обстановке.

— Тогда у меня другой вопрос. Вы можете позвать кого-либо из… безопасности? Если у вас наряд на КПП по проверке документов, значит, должен быть и кто-то из безопасности? Какой-нибудь оперуполномоченный? — Парень требовательно смотрит на старшего лейтенанта.

— Я пока не вижу оснований для этого. — Ровно отвечает старший лейтенант, глядя в глаза странному парню. — Спасибо за сигнал, этих мы у тебя принимаем, — пограничник кивает на китайцев, — оружия у них конечно быть не должно. За этого деда тоже не переживай, можешь не благодарить: он вполне мог попасть под раздачу с этими тремя за компанию. Но оснований для вызова особистов я не вижу.

— Понятно, — кивает парень. — Вопросов больше не имею.

Парень отходит в сторону ресторана, садится за ближайший свободный столик и начинает кому-то звонить.

Люди, притормаживавшие поначалу чуть в стороне и образовавшие небольшую группу зевак, постепенно начинают расходиться.

При этом, граждане КНР вообще не обращают внимания на инцидент.

За некоторое время до событий на Центральной торговой площади международного торгового центра ХОРГОС.

Китайская Народная Республика.

Провинция Ганьсу. Институт Микробиологии, находящийся на территории космодрома Цзюцюань (в целях ограничения доступа и соблюдения секретности исследований). Район первого (законсервированного) стартового комплекса.

Третий лабораторный комплекс Института.

Заведующий сектором У Байъинь возбуждённо шагает по небольшому кабинету от двери к окну и обратно. Вообще-то, сейчас проходит очередной недельный отчетный научный совет сектора, на котором руководители тем, в соответствии с плановыми контрольными точками, отчитываются на текущую дату.

Байъинь, по стандартной процедуре, должен присутствовать.

Но результаты по одной из второстепенных программ, полученные буквально только что, заставили обычно дисциплинированного и педантичного заведующего сектором вызвать своего заместителя и переложить проведение отчётного совета на него.

Вообще, сектор Байъиня, занимаясь больше проблемами генетики, чем микробиологии, был самым несекретным из всего института. Сам Байъинь тоже был скорее генетиком, чем микробиологом.

Но современная наука, увы, во многом исчерпала потенциал отдельных обособленных дисциплин. И, в случае с некоторыми научными темами, интересные и многообещающие результаты видятся именно на стыке двух наук.

Старшая по «горячей» теме, тридцатилетняя Чэнь Фань, накануне собиралась в декрет. Добросовестно информируя Байъиня, как своего руководителя, обо всём (включая личные планы), она не предусмотрела некоторых медицинских проблем, вполне естественных в её положении. Угодив в клинику экстренным порядком и ощутимо раньше запланированного, она автоматически «подвесила» тему на Байъиня.

Он, вначале отмахнувшись и разозлившись за повешенную на него «обезьяну», в силу природной дисциплинированности очень быстро взял себя в руки и всё же аккуратно довёл до конца серию экспериментов, начатых Чэнь Фань. Лично.

Результаты этих экспериментов заставили его сегодня пропустить очередной недельный отчетный совет. Поскольку требовали если и не осмысления, то, по крайней мере, обуздания эйфории. Которая неизбежна в данном случае у любого, хоть сколь-нибудь преданного науке.

Вообще, по устоявшимся правилам, при получении такого результата о нём сразу полагается докладывать в две инстанции одновременно.

Байъинь ещё какое-то время стремительно ходит по кабинету, пытаясь сбросить напряжение, затем садится за компьютер и дисциплинированно отправляет краткую расшифровку результатов двум адресатам: начальнику своего департамента Института, Ли Дэхао, и параллельно куратору сектора от Министерства Государственной Безопасности.

Получив через пару минут личные уведомления от обоих вышестоящих адресатов о получении расшифровки, Байъинь ещё какое-то время весело смотрит в окно, потом хлопает кулаком правой руки в ладонь левой и стремительно выходит из кабинета: научный совет всё же лучше не пропускать.

Ван Сяоюнь, куратор одного из секторов Института Микробиологии от Министерства Государственной Безопасности, был переведён сюда недавно из семнадцатого Главного Управления МГБ КНР, в связи с новыми веяниями. Семнадцатое управление — это руководство внешнеэкономическими госпредприятиями.

Ранее, вся работа Института курировалась исключительно восьмым Главным Управлением, контрразведкой.

Но сейчас, в эпоху, когда горячая война всё менее вероятна (поскольку идиотов, способных начать «горячую» ТЯ войну во всём мире с каждым годом всё меньше, а от реальной власти они почти везде всё дальше и дальше), некоторые направления ранее секретных исследовательских институтов получают всё больше импульсов от экономики.

Сектор У Байъиня, от которого только что пришла расшифровка с мозголомными результатами, как раз из таких: по всем темам этот сектор теперь работает на конверсию. Пытаясь превзойти ведущих генетиков мира в вопросах, на которых, считается, при их решении можно будет очень неплохо заработать.

К сожалению, Сяоюнь скорее менеджер и управленец, чем учёный. В отличие от предшественников, приходивших ранее на эту должность только при условии профильного биологического образования, Сяоюнь сходу не может разобраться в расшифровке, полученной от Байъиня.

К тому же, ему необходимо присутствовать на заключительной части научного совета: его функция тут, помимо прочего, контроль именно таких промежуточных итогов.

Добросовестно попытавшись продраться сквозь заумную терминологию, Сяоюнь откладывает анализ уведомления от Байъиня до лучших времён: профильное образование в ближайшее время получить всё равно нереально, это дело не одного года. Результат промежуточный, доложен в полном соответствии с регламентами.

А о чём конкретно это уведомление, можно будет разобраться и позже. Когда будет понятно простым человеческим языком, каким списком тем какой сектор занимается, и какая у них приоритетность: возможно, сейчас Сяоюнь тратит время на вообще третьестепенную проблему, финансовой отдачи от которой не будет даже через пятилетку.

Через два часа после научного совета, Сяоюнь перекладывает уведомление от Байъиня в папку «мусор» вместе с двумя десятками аналогичных сообщений, поскольку текущих знаний не хватает, чтоб разобраться во всём досконально и быстро. После научного совета это стало Сяоюню ещё более очевидно.

Но плох тот сотрудник, который не умеет преодолевать трудности. Зачем тратить время сейчас, пытаясь сдвинуть гору, если эту гору можно попытаться обойти?

Когда промежуточные результаты станут чем-то более весомым, тогда надо будет пригласить заведующего сектором и, откровенно объяснившись, предложить изложить всё более доступным куратору языком.

Не смотря на мою внешнюю безмятежность, ситуация намного серьёзнее, чем кажется.

Насколько я успел увидеть вообще, тут бюрократическая машина, требующая согласованных действий нескольких профильных ведомств, запускается крайне сложно, чтоб не сказать неохотно. А в текущей ситуации, когда угроза для всех, кроме меня, виртуальна… Вероятнее всего, что-то запустится уже только как ответ на уже случившиеся события.

К сожалению, государственная машина в этом случае состоит из крайне несовершенных людей. И будет не проактивна, а исключительно реактивна.

Говоря иначе, все зачешутся только после того, как кто-то начнёт умирать. А до этих пор, все будут расслабленно отмахиваться от лишних дополнительных действий, необходимость которых крайне неочевидна.

Есть такие понятия, инициатива и энтузиазм. Вот именно о них речь и не идёт. А чтоб быть проактивным, именно они и необходимы.

Другое дело, что плыть по течению лично мне неприемлемо. По целому ряду причин.

На всякий случай, для очистки совести, в надежде посоветоваться, пытаюсь набрать Бахтина. Он сбрасывает мой звонок и одновременно отправляет мне шаблонное смс: «Я сейчас занят. Свяжусь с вами, как только смогу. 6 часов».

Следующей попыткой набираю Ирину, его заместителя. Моя логика проста: я пока не знаю, как заставить крутиться винтики государственной машин эффективно. По сигналу шестнадцатилетнего пацана.

Номер Ирины вообще недоступен.

Лично я вижу, что угроза более чем реальна. Китайцы, кстати, судя по их погоне за дедом, тоже что-то как минимум подозревают. Но явно не будут подтверждать никаких наших догадок, по понятным причинам (мне уже хватает ориентации в реалиях местного Человечества, чтоб не строить иллюзий насчёт Единства этого самого Человечества. По крайней мере, именно в данном случае, Человечество единым целым считаю только я).

И проблема в том, что доказать свою правоту я смогу только после того, как первый из инфицированных умрёт. А кроме меня, как я понимаю, никто в этом мире не будет шевелиться именно до тех пор, пока другие не начнут умирать.

А ведь именно сейчас необходимо быстро определить источник вируса и направления, куда он мог двинуть. Один носитель вон, этот дед, даже до нас допёр…

Обуреваемый противоречивыми мыслями, ускоряю все свои процессы, как могу. В первую очередь мозги. И через несколько секунд вспоминаю, что один человек всё же что-то посоветовать способен; попутно, на равнодушного он не похож.

Сажусь за ближайший свободный столик злополучного открытого летника на площади (всё равно в двух десятках метров от пограничников) и набираю номер. На моё удивление, он отвечает сразу. Интересно, это у него профессиональное? И спать он вообще не ложится? Бахтину в тот раз среди ночи он тоже ответил через секунду.

— Кузнец, привет. Это Стесев.

— Узнал. Добрый. Как дела?

— Вот как раз по этому поводу и звоню. Мне очень нужен твой совет.

— Надеюсь, ничего радикального? — смеётся в трубку бывший (или не бывший?) майор Кузнецов, который, судя по шуму, явно сейчас за рулём.

— Не как в прошлый раз. Вернее, всё может быть и серьёзнее, но тут не личное. Государственное.

— Пугаешь. — Голос Кузнецова сразу утрачивает шутливые нотки. — Подробности?..

— … И вот смотри. Я вижу, что процесс идёт поступательно, причём токсин депонируется в тканях лавинообразно. — Завершаю своё пояснение. — Но доказать это на пальцах не могу, потому что, как минимум, нужно, чтоб остальные видели то же самое.

— Это всё? — серьёзно спрашивает Кузнецов, от былой весёлости которого не осталось и следа.

— Почти. Такая деталь. Один из китайцев в костюмах, что интересно, тоже инфицирован. Вот если сравнить скорость процессов у него и деда, она разная. Процесс дискретный, у этих двоих депонирование токсина имеет разную скорость. Иначе говоря, у кого-то «прорвёт» через несколько недель, а у кого-то — через считанные десятки часов или даже часы. Понимаешь, какая жопа?

— Вполне. Это очень в рамках моей предыдущей работы. — Ровно и с каким-то необъяснимым спокойствием отвечает Кузнецов. — Можешь мне сейчас прислать фото удостоверений этих китайцев?

— Минуту подождёшь? — отвечаю, поднимаясь со стула и направляясь к сержанту-пограничнику.

— Не отключаюсь. Жду на связи.

— Пожалуйста, дайте мне сфотографировать их удостоверения? — трогаю за рукав сержанта, кивая на китайцев.

Тот удивлённо смотрит на меня пару секунд, затем пожимает плечами, лезет в нагрудный карман и протягивает три документа.

Естественно, свою просьбу я подкрепляю максимальной амплитудой убедительности, на которую только способен.

— Принял. — Раздаётся через три секунды голос Кузнецова. — Ориентирую тебя. Вопрос полностью в компетенции моего бывшего отделения, детали потом. В отличие от погранцов, профилактика там — прямая обязанность. На любые сигналы реакция обязательна, в том числе в экстренных режимах. Твой сигнал, судя по китайским коркам и деталям, не пустой. Я сейчас свяжусь со своим бывшим начальником. Ожидай, что к тебе в течение получаса подойдёт кто-то из коллег на территории Зоны, у которого есть полномочия. Как только он подойдёт, сразу отзвонись мне, я его через твой телефон сориентирую, чтоб вы общий язык сразу нашли.

Китайская Народная Республика.

Провинция Ганьсу. Институт Микробиологии, находящийся на территории космодрома Цзюцюань (в целях ограничения доступа и соблюдения секретности исследований). Район первого (законсервированного) стартового комплекса.

Третий лабораторный комплекс Института.

Заведующий Департаментом Института микробиологии Ли Дэхао невзлюбил нового куратора от безопасности по целому ряду личных моментов. Хотя формальных оснований для этого и не было, но с предыдущими кураторами были личные человеческие отношения, потеря которых воспринималась как обида, которую нужно было на кого-нибудь выплеснуть.

В другое время, Ли Дэхао бы вмешался и как минимум согласовал бы общую откорректированную позицию Департамента Разработки и куратора со стороны Безопасности: было очевидно, что новый куратор не является профильным специалистом и ещё очень долго вынужден будет «пропускать всё через себя». Поскольку до предыдущих кураторов, тоже биологов по образованию, ему было ой как далеко.

Но что ещё так греет сердце, как промахи и неудачи тех, кто тебе не нравится?

Ли Дэхао задал было сам себе вопрос: «А за что ты его не любишь?»

Но тут же сам себе на него и ответил: «А за что мне его любить? У меня матери восемьдесят шесть, нужен дополнительный уход, с которым связана масса забот. Уже не говоря о финансах. Ещё свадьба дочери на носу, голова и так перегружена. Да и ничто так хорошо не учит, как личный опыт. Вот споткнётся лично, второй раз точно повторять не надо будет.

В немалой степени, детская позиция Ли Дэхао была продиктована ещё и национальным вопросом: в отличие от него, чистого ханьца, Ван Сяоюнь был наполовину хуэй. Как представителю одной из малых народностей, входящей в специальный перечень, его семьи и после семьдесят девятого года не коснулось ограничение «Одна семья — один ребёнок». Отменённое вот совсем недавно.

Ван Сяоюнь имел и старшего брата, и младшую сестру, которые ему регулярно звонили именно в часы обеда, во время которого он с Ли Дэхао регулярно пересекался в столовой.

Ли Дэхао не мог себе признаться, но немалую роль в его неконструктивной и где-то откровенно детской позиции сыграла его так никогда и несбывшаяся мечта: иметь брата. Или сестру. По поводу чего он где-то в глубине души достаточно сильно завидовал безопаснику.

Впрочем, личное — личному; рабочее — работе. Руководитель Департамента Разработки не обязан шефствовать над куратором от Безопасности. У каждого своя работа.

Да и что там может быть с этим смешным вирусом, который должен стать настоящим прорывом в борьбе с целым сегментом насекомых — полевых вредителей.

Вообще, я зря грешил на местную реактивность.

Когда я задумался о проактивности и реактивности, мне тут же вспомнился как минимум один человек, знакомый мне тут и работающий на упреждение. Судя по деталям, Кузнецов в своей бывшей организации как минимум такой не один. Значит, можно надеяться, что кто-то отнесётся ко всему серьёзно.

В ожидании соратников Кузнецова, прогуливаюсь ещё пару минут от столика до пограничников и обратно. Пограничного комиссара пока тоже не видать.

Китайцы уже пришли в себя и о чём-то тихо переговариваются между собой. Жаль, я не понимаю, о чём.

Чтоб убить время, отправляю в ватсаппе сообщение Лене, чтоб не отвлекать её звонком, если она за рулём.

Мелкий: Лена, а что ты за документ пограничнику показала? Перед тем, как паспорта отдать?

К моему удивлению, ответ от Лены приходит моментально, заставляя меня нервничать о том что она ещё не в пути.

Лена: Ой, там смешное. Удостоверение почётного сотрудника КНБ:-)))

Мелкий: 0_0 я и не знал. Что ты — почётный сотрудник 0_0

Лена: LOL Мелкий, это было давно и не правда. И этой процедуры уже нет. Мне при помощи бати в своё время выдали… пользуясь служебным положением… Я же одно время пару курсов по психологии там читала. Кое-кому. И по реанимации. В общем, тогда ещё была одно время «дырка» в процессах… Меня тогда ещё по блату младшим лейтенантом на третьем курсе аттестовали, — ))) бгг Но я ж медик, так что всё законно. Когда у нас на военной кафедре на четвёртом курсе вопрос только встал, а я уже офицер, да ещё какой…:-))) бгг Это батя после развода меня так реанимировать пытался, типа к какому-то серьёзному делу пристроить. А тут сразу и типа ответственность, и статус. Заставляющие вначале думать, потом делать. А не наоборот:-)

Мелкий: Чудны дела твои, Господи… Ты раньше не рассказывала.

Лена: К слову не пришлось. И ты и не спрашивал! И потом, можно подумать, ты не в курсе, кто мой батя 0_0!!! У меня, если что, и права водительские, посмотри, какой организацией выданы?! И паспорт заграничный тоже. Просто возьми и прочитай до конца что на них написано. Можно подумать, я от тебя какие-то документы прячу.

Мелкий: Да я без претензий, это я просто удивлён… Лен, сейчас будем ругаться. Ты что, ещё не уехала? Почему ты мне в ватсаппе отвечаешь?

Лена: Пф-ф, не вибрируй. Уже на 30 км отъехали. Просто Аська рулит, она за руль захотела. Я ж с утра уже пятьсот прорулила. Обратно она везёт. Я щас сзади лежу. #фото Щас спать буду. Как с тобой поговорю.

Мелкий: фух… А насчёт почётного сотрудника — смешно.

Лена: Да ты просто не в теме. Знаешь, есть же фигня, когда мужик работает, скажем, научным сотрудником в НИИ психиатрии? Или тренером, хоть и по твоему боксу? Ходит на работу, все его уважают. А потом, когда выходит на пенсию в сорок пять в звании подполковника, все удивляются. Ведь он всегда был чуть не слесарем. Просто процедура раньше это позволяла. В самое последнее время отменили.

Мелкий: Не то чтоб мне это было надо, но что ещё даёт это удостоверение? Я тут как раз кое-что решить пытаюсь… Лейтенант же к тебе как-то чуть не с пиететом отнёсся?

Лена: Ст. л-т просто не захотел связываться. Во-первых, всё же ситуация более чем очевидна. Во-вторых, такое удостоверение = родня генерал, * или даже выше, **. Оно выдаётся особым порядком, и далеко не всем.

Мелкий: А чего он сказал, что его действие на территории Хоргоса ограничено?

Лена: Хе-хе, так там ещё приписка же есть внизу: «просьба всем представителям гос. учреждений оказывать предъявителю сего помощь в его законных требованиях по…» за подписью Начальника Службы.:-))) Лень вставать фотать. Фотку потом пришлю. Или сам дома глянешь. Но на самом деле, оно почти не работает. На территории конкретно ХОРГОСА, так точно:-))) Максимум что ускоренный проход через погранконтроль могла бы попросить:-) без очереди.

Мелкий: 0_0 так вот как ты с машиной быстрее перебралась туда, чем мы паспорта предъявили?! 0_0

Лена: ну:-)))

Следующие пятнадцать минут вообще ничего не происходит, если не считать более интенсивных переговоров китайских полицейских, дежурящих около рамки безопасности посередине площади. Которые они ведут и по радиостанции, и по телефону, а местами и одновременно по обоим каналам.

Я, не смотря на внешнюю удалённость на десяток метров от «наших» китайцев, всё это время внимательно наблюдаю за ними. Пытаясь понять, как в принципе бороться с этим вирусом.

К сожалению, моих скромных познаний окружающего мира хватает, чтоб понять: самое конструктивное сейчас — это набраться терпения.

Моего более чем скромного статуса не хватит даже на то, чтоб привлечь к проблеме внимание. Дот того момента, как… с моей точки зрения будет уже поздно. Или почти поздно.

Вся надежда — на неизвестного соратника Кузнеца. Который обитает где-то рядом и должен вот-вот появиться.

От нечего делать, чувствую себя обычным уличным зевакой и отмечаю два момента: пограничный старший лейтенант переговорил с кем-то по мобилу и исполнился какого-то явно положительного предвкушения. Плюс, он зачем-то отобрал у сержантов китайские стволы, китайские удостоверения и держит всё это у себя. При этом поминутно оглядываясь через левое плечо на служебную шоссейную дорогу, по которой внутри Зоны можно ездить только служебным машинам. Интересно, что это с ним?

Второй момент, который я замечаю, это порядок связи китайцев. Поначалу, со своих телефонов звонили они. И по радиостанции тоже первыми кого-то вызывали они. Но это было вначале, а сейчас всё поменялось с точностью до наоборот: звонят только им, причем так часто, что их телефоны чуть не дымятся. Плюс какой-то явно дублирующий обмен по радиостанции: в моменты вызова по радио, их эмоции излучают тоску и рутину. Как у наших учителей в лицее, когда они вынуждены что-то элементарное повторять несколько раз. Вот при многократных повторениях материала, у наших учителей точно такие эмоции.

Дополнительно; если вначале наши пограничники были на взводе, а китайские полицейские — олимпийски спокойны, то сейчас их как будто поменяли местами: наш старший лейтенант мало что не цветёт (с документами и стволами в руках, в ожидании какого-то комиссара), а китайские полицейские светятся какой-то тоской и безнадёгой. Интересно, неужели это они на рутину так реагируют?

В этот момент у меня звонит телефон. Номер незнакомый. Беру трубку, чтоб ответить, но абонент тут же отключается.

Слава богу. Кажется, можно начинать сдержанно радоваться. Из технического просвета между зданиями на площадь с дальней от меня стороны выходит мужик лет тридцати — тридцати пяти, в джинсах и джинсовой рубашке. Он прячет в карман свой телефон, с которого, видимо, только что набирал мой номер и уверенно направляется ко мне.

— Саша, привет, — он ничуть не смущается тем, что я его вижу впервые и уверенно садится за мой стол. — Я от Игоря. Олеговича. Кузнецова. — Он протягивает мне через стол руку, затем достаёт из нагрудного кармана маленький газетный свёрток, подвигая его ко мне вдоль столешницы. — Аккуратно разверни, не демонстративно. Там удостоверение, читай. Не привлекая внимания.

— Спасибо, я вижу, что вы говорите правду, — вежливо возвращаю свёрток вдоль стола обратно, ничего не разворачивая. — Если можно, как мне к вам обращаться?

— Пока говори Кеша, — ничуть не смущается мой собеседник. — От имени «Сакен», — поясняет он, так как его явно не европейская внешность на Кешу не похожа ни грамма.

В нём можно было бы предположить и корейца с именем «Иннокентий» (что не редкость), но он явно не кореец. Хотя и азиат.

— Меня Кузнец чуть ввёл в курс лично, плюс, как я понимаю, то, что поступило от начальства — это пересказ всё того же, что сообщил Кузнец. — Продолжает Кеша-Сакен. — Вводи. В подробности.

— Момент, — тянусь к телефону. — Кузнец сказал его набрать вдвоём, как пересечёмся. — Кузнецов, как обычно, берёт трубку сразу после первого звонка от меня. Как будто телефон у него вместо руки. — Это снова я. Мы встретились.

— Дай ему трубку, — говорит мне Кузнецов, что я и исполняю.

— Да, привет, — Кеша с видом беззаботного гуляки разваливается в кресле, закидывает ногу на ногу, общаясь с Кузнецовым по моему телефону. — Понял. Да. Хорошо. Да вообще без проблем! Слушай, ну я никогда не сомневался в серьёзности тёти! Сказано — значит, будем проверять! Ну а вдруг она не ошиблась и там действительно что-то серьёзное? Всё, давай… Передаю обратно. — Кеша возвращает трубу мне.

— Именно с ним можешь общаться как со мной, — раздаётся в трубе голос Кузнеца. — Он там случайно, в командировке и ненадолго. Но это хорошо, что так совпало. Тебе как Бог ворожит. Разберётся он лучше всех, по крайней мере, лучше многих. Давай. Если что ещё — я на связи.

— А я и не подумал, — лучезарно улыбается Кеша после того, как я вешаю трубку, заканчивая разговор с Кузнецом. При этом, он очень внимательно смотрит на меня, как будто оценивая, и засовывает свой газетный свёрток обратно себе же в карман. — Технично. Я по запаре даже не сообразил, что ты можешь напрямую Кузнеца набрать… Так давай разбираться с твоим сигналом.

— … доклад окончил, — действительно заканчиваю через три минуты я.

С неожиданным удовлетворением наблюдая явно посерьёзневшего и как-то даже где-то осунувшегося Кешу, черты лица которого почему-то за эти три минуты только что не заострились.

— Я тебя сейчас ни о чём не спрашиваю, — серьёзно отвечает Кеша. — Но потом, возможно, я очень захочу с тобой побеседовать на тему, как и что ты видишь. Я в курсе истории Кузнеца, — Кеша поднимает руку, останавливая моё ответ ему прямо сейчас. — Но будет не правильно, если я тебе сразу не обозначу всех своих намерений. Я тебе открыто говорю: интерес у меня возникнуть может. Чтоб ты потом не думал, что я тебя тут использовал в тёмную. Отжимая, как половую тряпку.

— Кеша, спасибо за откровенность, Но давай это отложим на «потом», — примирительно кладу руки на стол ладонями вниз. — В качестве ответной откровенности: я категорически не возражаю против общения с тобой. Но буду всеми своими силами настаивать на соблюдении законности. Неукоснительной процессуальной законности в отношении себя и своих близких. Стопроцентной. Закон один для всех. Паритет?

— Считается. Годится. — Два раза подряд после секундных раздумий кивает Кеша. — Протокол намерений окей, протокол согласований тоже окей. Коммюнике: а пошли-ка теперь поплотнее пообщаемся с нашей доблестной пограничной стражей. Будь, пожалуйста, всё время рядом со мной. Всё время, что мы сейчас тут будем работать.

— Давай. Я и сам хотел предложить то же самое. А то вон у китайцев скоро телефоны и радиостанция задымятся, а мы всё пятки чешем… — вырывается у меня.

— Не понял, — резко тормозит Кеша, падает обратно на стул и мельком мажет взглядом по рамке безопасности. — Подробнее?!

Добросовестно излагаю в ответ мои наблюдения за последние полчаса касательно того, что у китайских полицейских около рамки не умолкают телефоны, причём вызывают уже их. Хотя вначале пару раз первыми куда-то звонили они сами. Плюс, по радиостанции у китайцев происходит то же самое.

Когда сообщаю, что обмен, кажется, дублируется не понятно зачем, Кеша задумчиво смотрит на меня:

— А это ты с чего взял?

— Кеша, я действительно вижу ещё и эмоции. И учусь в школе, если ты не в курсе. Так вот у них, — киваю в сторону рамки безопасности, — эмоции при ответе на последние вызовы по радиостанции точно такие же, как у наших учителей. Когда в пятый раз надо повторять тупым ученикам одно и то же. Это ни с чем не перепутаешь. Впрочем, это только мои догадки, меня почему-то понесло. Видимо, ты умеешь вызывать на откровенность, — честно озвучиваю мелькнувшую догадку, откровенно пялясь на Кешу.

— Это мы обсудим потом, — автоматически отвечает Кеша.

Затем таки поднимается, делает мне знак следовать за ним и направляется к пограничникам.

— Всем привет, извиняюсь, что в партикулярном! — Кеша здоровается за руку вначале с сержантами, потом со старшим лейтенантом, задерживая руку того в руке. — Кажется, вы очень хотели нас видеть. — Кеша смотрит на лейтенанта, но кивает на сидящих на земле китайцев.

При его появлении, старший лейтенант почему-то моментально меняет эмоциональный настрой с мажорного на минорный и отвечает крайне прохладно:

— Добрый день. В рамках служебной необходимости, не видел оснований для вашего беспокойства.

— Да ну! — Не принимает серьёзного тона старшего лейтенанта Кеша. — А как же удостоверения этих? — Кеша кивает на китайцев. — Их вы нам тоже показать не хотели? И доложить? Или планировали это сделать задним числом, явочным порядком? Ладно, не будем при всех…

Кеша уже отвёл старшего лейтенанта чуть в сторону; я прошёл за ними.

— Показывай. — Кеша требовательно протягивает руку.

Пограничник с секундной задержкой передаёт Кеше документы китайцев, который Кеша внимательно изучает. Явно при этом читая и понимая по-китайски.

— Ты совсем дурак? — от шутливого тона Кеши, после его знакомства с документами китайцев не остаётся и следа. — Это же их Центральный Аппарат! Ты что, совсем не понимаешь, что это за люди? Почему нам не сообщил сразу же?!

Кажется, в исполнении Кеши я начинаю понимать, что значит фраза «кричать шёпотом».

— В рамках инструкции, я сразу доложил непосредственному начальству. — Безэмоционально отвечает старший лейтенант. — Это можно проверить.

— Ты не понимаешь? Твоё начальство их сейчас отдавать будет! — Почему-то горячится Кеша. — Не отработав… Вам на дело совсем насрать?.. Вы только о звёздах думаете?..

Чего именно «не отработает» начальство пограничника, мне послушать не удается, поскольку Кешин мозг буквально взрывается чем-то, похожим на ускорение мыслительных процессов. А сам Кеша суёт документы обратно в руки пограничника, цедит «Коз-з-ззлы…» и быстро направляется к краю площади. Попутно говоря мне:

— Я сейчас на три минуты туда и обратно, я бегом. Будь тут, хорошо? У нас тут свои подковёрные шпильки друг другу, миль пардон…

Затем Кеша заходит за угол здания и срывается на бег. А я возвращаюсь обратно на летник ресторана и заказываю себе суп. С запозданием думая, что, раз Кеша читает по-китайски, надо было вначале попросить его перевести мне, что написано в меню. Потому что, выбирая, что съесть, указываю официанту в меню буквально наугад, ориентируясь исключительно на картинки.

Китайская Народная Республика.

Провинция Ганьсу. Институт Микробиологии, находящийся на территории космодрома Цзюцюань (в целях ограничения доступа и соблюдения секретности исследований). Район первого (законсервированного) стартового комплекса.

Третий лабораторный комплекс Института.

После научного совета, Байъинь пребывает в приподнятом настроении. В полном соответствии с новыми веяниями, в случае серьёзных прорывов и успехов, разработчикам полагается целая система роялти по результатам применения их достижений в реальной экономике.

Сейчас он понимает, что его первая оценка отсутствия Чэнь на работе была скорее эмоциональной, чем продуманной. В рамках процедур, он теперь автоматически становится соавтором разработок.

Альтернатива, конечно, есть. Можно было всё банально отложить до окончания отпуска Чэнь. Но этот вариант даже рассматривать всерьёз не стоит, поскольку, во-первых, у хорошего заведующего сектором перспективные темы, несущие в потенциале реальную отдачу вот прямо сейчас, «под сукно» не кладутся. А во-вторых, любая реальная помощь текущей экономике не должна запаздывать. Особенно если она так актуальна в текущее время системных кризисов.

Всё-таки, ответственность — важное для учёного качество. В науке, как и в жизни, мелочей не бывает. Недоработал, дал себе поблажку, не получил вовремя результат — и на жизненный успех можно не рассчитывать.

А дополнительные финансы, причитающиеся в перспективе по итогам успеха, очень помогут и сменить жильё на более подходящее статусу, и организовать достойную свадьбу дочери, которая очень ждёт помощи от родителей.

Некстати подумалось: растущие цены на жильё сегодня способны огорчить любого жителя Поднебесной. В городах первой десятки, стоимость квадратного метра обычной городской квартиры начинается от двадцати тысяч юань, и этона самой окраине, в самых ужасных районах. А доходит и до десятков тысяч долларов, если это будет близко к центру в любой из двух столиц, включая экономическую.

Байъинь ещё какое-то время позволяет себе расслабиться, сбрасывая неизбежное напряжение научного совета, но уже через несколько минут садится за стол. И начинает аккуратно и методично прописывать план действий, предназначенных для доведения разрабатываемого штамма до пригодного в промышленном использовании образца.

Байъиня поначалу немного удивляет отсутствие стандартного взаимодействия со стороны кураторов при переходе к следующей фазе, но, подумав немного, он списывает все отклонения шаблона на субъективные факторы.

Со своей стороны он всё сделал по правилам, а задумываться над действиями других не его задача. Каждый должен заниматься своим делом.