«Доля ангелов»

А. Веста

Доля ангелов

Пролог

Легенда о перстне Чингисхана

«…Воины спали, подложив под головы сёдла, привычно сжимая в ладонях костяные рукояти мечей. Сухой колючий снег заметал степь. Сквозь вой метели сонно перекликались караулы. Это недоброе время кочевники зовут часом волка. Волк никогда не выходит к огню. Другое дело — степные псы, прикормленные падалью. В войске этих рыжих собак звали „лисицы Чингисхана“. И были они так же яростны и неотступны, как свита из верных джунгаров: личной охраны Великого Кагана. „Лисицы Чингисхана“ повсюду следовали за войском, до рассвета успевая подобрать остатки конины и обглодать брошенные посреди степи трупы. Долгими зимними ночами они выводили свои унылые песни, тревожа сон Великого Кагана.

Чингиз стар, и силы его уходят, как вода в песок, но спит он, как в молодости, тревожно и чутко. Под пологом юрты — багровый сумрак, лишь серебряная лампа с душистым багдадским маслом освещает груды меховых одеял и мешки с драгоценным ясаком. Среди них сундук из индийского дерева, а в нем — резной ларец из слоновой кости.

Чингиз открывает ларец и достает перстень червонного золота: угрюмый змей свернулся кольцом и сжимает извивами тела красный кристалл. Камень тяжел и велик, он похож на яйцо огненной птицы, на тлеющий уголь в походном очаге, на искристое вино в византийской чаре, на молодую кровь. Камень вправлен в „колесо счастья“, символ неукротимой воли и движения вперед. Ровный, немеркнущий свет наполняет юрту, и сумрак отступает. Всякий раз, глядя в алую переменчивую глубину, Чингиз вспоминает горную крепость в горах Кушана.

* * *

Весною, в месяц Верблюдицы под ударами монгольских мечей пали заставы халифата и крепость Аламут, обитель Горного Старца, встала на их пути. Молва о Гасансинах, „сынах Горного Старца“ катилась от Хорезма и Византии до моря Хвалынского, от предгорий Тубота до Великой стены империи Сун. Неуловимых „ночных убийц“ боялись правители полуночных стран.