«Подлянка»

Сан Антонио

Подлянка

Глава 1

Голос был тонким, дрожащим и чуточку хныкающим. Поначалу я решил, что это Пино. - Алло! Я бы хотел поговорить с комиссаром Сан-Антонио. - Я слушаю. - Скажите, господин комиссар, вы ведь учились в лицее Сен-Жермен-ан-Ле, не так ли? Этот намек на мое блестящее школьное прошлое заставил меня навострить уши. - Да, а что? - Это Мопюи, вы меня помните? Я замер. От ностальгической волны из классной комнаты у меня дрогнули ноздри. Морпьон! Добряга Морпьон! - Не может быть! Как вы, господин учитель? - Уже лучше,- ответил он, из чего я без особого труда сделал вывод, что он только что болел. - Чем обязан радости слышать вас? Он прочистил горло. Это у него как тик. Через каждые пять-шесть слов он издавал горлом смешное кваканье. - Скажите, мой юный друг... Мой юный друг! Как когда-то в школе. От этого я ощутил прилив сладковатой грусти. - Скажите, мой юный друг, может ли такой знаменитый и занятой полицейский, каковым являетесь вы, уделить несколько минут полуразвалившемуся старику? Я рассмеялся. - Что за вопрос! Встретимся когда захочете! - Когда захотите,- поправил он.- У вас всегда был хороший стиль, Антуан, но выражались вы безграмотно!-Потом, вернувшись к моему предложению, добавил:- Чем раньше, тем лучше. - Хотите, чтобы я приехал к вам? - Я не решался вас об этом попросить. Я только что вышел из больницы, и у меня совершенно ватные ноги. - О'кей, я выезжаю. Дайте мне ваш адрес. Морпьон жил на улице Помп. - Седьмой слева!- сообщает мне консьержка - импозантная свежевыбритая дама. Я вхожу в кабину лифта и по дороге наверх собираю свои воспоминания на пресс-конференцию. Морпьон был моим учителем французского в старших классах. Не знаю, почему родилось это непочтительное прозвище, но пошло оно от старших, и готов поспорить, что, если он до сих пор преподает, его продолжают звать Морпь-оном. История хранит не только письменные источники! Когда я выхожу из лифта, открывается дверь квартиры и в образовавшейся щели я вижу моего старого Морпьона. Пятнадцать лет, прошедшие с окончания мною лицея, были для него не подарком. Увидев его, я понимаю, как ошибочны представления детей о возрасте взрослых. В те времена я считал Морпьона глубоким стариком. Но стариком он стал только теперь. Его маленькая голова сильно облысела, венчик светлых волос поседел, веки стали тяжелыми. Очки в золотой оправе он сменил на более мощные, в черепаховой. Его лицо сжалось с кулачок, и сам он меньше письма, уведомляющего о бракосочетании. Единственное,