Андрей Воронин
Муму. Бездна Кавказа
С улицы в разбитое окно тянуло свежими запахами мокрой листвы и прибитой недавним дождем пыли. Это был мирный, сугубо городской запах, и, если закрыть глаза, можно было вообразить, будто там, за окном, все осталось по-прежнему, и сквозняк проникает в квартиру не через выбитое взрывной волной, оскалившееся кривыми клыками грязного закопченного стекла окно, а через открытую форточку или, скажем, балконную дверь.
Закрыть глаза и представить, что все вокруг осталось прежним, — это было искушение, с которым генерал госбезопасности Грузии Ираклий Мтбевари справился без особого труда. Он не привык тешить себя иллюзиями, да и торчать посреди разгромленной, оставленной жильцами квартиры было бы глупо как минимум по двум причинам. Во-первых, генерал Мтбевари был здесь не один, и его собеседник, чья проницательность давно стала притчей во языцех, наверняка счел бы подобное поведение проявлением слабости. Во-вторых же, закрывать глаза было бесполезно: проникавший в комнату неистребимый запах гари никуда не денется, даже если глаза не закрыть, а выколоть, да и картина, открывающаяся из окна, так крепко врезалась в память, что ее оттуда уже не вытравишь.
Хрустя битым стеклом и осыпавшейся штукатуркой, генерал подошел к окну. Потревоженная носком его ботинка россыпь стреляных автоматных гильз отозвалась мелодичным перезвоном. Исковерканный пулями оконный проем ощетинился острыми щепками, кривые стеклянные клыки наводили на мысль о предсмертном оскале; окно напоминало пасть, по которой с нечеловеческой силой ударили железным ломом. Генерал не знал, кто держал оборону в этой брошенной бежавшими в панике жильцами квартире, друг это был или враг, но об участи стрелка красноречиво свидетельствовало огромное темное пятно на полу и бурые помазки на облупленных железных ребрах радиатора парового отопления — там, где пробитое тело сползало вниз, из последних сил цепляясь за жизнь.
