Любовь нечаянно нагрянет
Сегодня была моя ночная смена на мойке.
Нравиться ли мне работать по ночам?
Нет, конечно, но есть такое железобетонное слово «надо». И против него особо не попрешь.
Работа, прямо скажем, не пыльная — мой себе крутые тачки и мечтай о несбыточных кисельных берегах. Хозяин мойки мужик адекватный, платит вовремя, премию правда зажимает, но зато к девчатам сам не пристает и клиентам не дает. Заступается.
Гарик вообще человек глубоко верующий и кроме любимой жены Кариночки для него других женщин нет. Ну, или почти нет…
На мойке я тружусь вот уже полгода. Ночные смены стараюсь не брать, но с деньгами в последнее время все туже и туже, а за них двойная оплата, плюс частенько богатенькие клиенты, которым приспичило именно ночью мыть свои «Мерсики», оставляют хорошие чаевые.
Иду вдоль здания мойки, хрустя переливающимся в свете фонарей пушистым снегом, потираю озябшие без варежек ладони и слышу какой-то писк из ближайшего сугроба.
Показалось?
Топаю дальше, чуть приподняв толстую шапку.
И снова тоненький писк!
Подозрительно осматриваясь, крадусь на этот надрывный звук и замираю глядя на открывшуюся картину: лежит картонная коробка из-под обуви, а в коробке три котенка.
Слепые, дрожание от холода, жмущиеся к друг дружке в отчаянной попытке сберечь хоть капельку тепла. Два серых комочка лежат тихо, словно уже смирились со своей печальной участью, а один белый, вытянув тонюсенькую шейку, пищит из последних силенок.
Могла ли я просто пройти мимо?
Могла. Ведь у нас с дедом у самих дома кроме молока и хлеба есть особо нечего, но…молоко ведь есть! А значит им всегда можно поделиться!
Присаживаюсь на корточки и запускаю руку в коробку.
Белый беспризорник, мигом почуяв неладное, как зашипит, защищая уже сдавшихся братишек. Глаза еще слепые, а туда же!
Нет, мне этот ободрыш определенно нравится!
Беру его в ладонь и, внимательно осматривая на предмет лишая, говорю:
— Привет. Я — Ритка! А ты кто?
Криво усмехаюсь с запихиваю мальца за пазуху. Туда же отправляются и два других комочка, которые едва подают признаки жизни.
Поднимаюсь, осторожно придерживая под просторной курткой свою необычную находку и понимаю, что котята могут и не дожить до окончания моей смены.
Кто знает сколько они голодаю.
Новорожденные. Им, как и младенцам, наверняка нужно часто кушать.
Я никогда не была жадной. Да деньги нужны, но они нужны все время и их всегда не хватает, а жизнь у котят, вопреки присказке, всего одна и только я могу помочь ей не оборваться.
Поэтому почти бегом залетаю подсобку, а оттуда прямо в зал к стойке администратора, где на кресле вальяжно развалился сам Гарик, а напротив него какой-то незнакомый мужик.
— Гарик Артурович, — деликатно зову хозяина, — Можно вас на минутку?
— Ритка! — как родной обрадовался мне Гарик, — У нас спецзаказ. Керхер в руки и в первый бокс. Комплекс с воском и палиролью премиум класса.
И пока я пытаюсь найтись с ответом, поворачивается к своему собеседнику.
— Риточка наш лучший сотрудник. Все сделает в лучшем виде! Кофе, Александр Петрович?
Видать этот Александр Петрович какая-то шишка. Иначе отчего так Гарик перед ним расстилается?
Палироль премиум класса…
Да он ее только для красненькой «малышки» Карины бережет!
— Гарик Артурович?! — дубль два привлечь внимание начальника.
— Ритусик! — расплывается в улыбочке Гарик, а в глазах так и плещется жажда убийства…вашей покорной слуги, — Ты еще здесь?!
— Всего на секундочку, — пытаюсь сложить лапки в умоляющем жесте, но котята неумолимо ползут вниз, и я в последний момент молниеносно подхватываю их на животе.
— Чего тебе, Синичкина? — между тем пыхтит босс, умыкая обратно в подсобку.
— Гаричек Артурович, а пусть меня сегодня Марина подменит. Мне очень-очень домой надо, — котята завозились, и я сильнее прижала руку к пуховику.
— Что с тобой? — подозрительно прищуривается начальник.
— Живот прихватило, — быстро нахожусь я, — Мне домой надо.
— Рит, послушай, это очень важный клиент. Помоешь и иди.
И с этими словами он развернулся и пошел обратно.
— Но! — остановила его я, — Мне очень надо!
Гарик закатил глаза и посоветовал:
— Не нуди, Синичкина. У меня таких как ты вагон и маленькая тележка. Завтра же замена найдется.
Вот же скупердяй! Иногда мне кажется, что Гарик не армянин, а чистокровный еврей.
И не поспоришь с ним. На мое место и правда быстро найдутся желающие, а мне терять работу на мойке никак нельзя. Иначе плакал мой институт, а вместе с ним и надежда на нормальное будущее.
Вздохнула и пошла переодеваться. Не время предаваться унынию. Чем быстрее начну, тем быстрее закончу. Авось с кошаками ничего не случится.
Стянула пуховик. Малыши тут же недовольно завозились и запищали.
Простите, друзья-подружки, но придется еще немного потерпеть.
Бросила куртку на пол и усадила недовольных котят на нее, соорудив некое подобие гнезда.
Осталось только надеется, что никто не заметит моего маленького секрета, пока я буду намывать тачку.
С этими мыслями прихватила жутко дорогую палироль и потопала в бокс.
Там меня ждал неприятный сюрприз.
У этого Александра Петровича не тачка, а настоящий монстр. Я же скончаюсь, пока ее всю натру. Обычно такие большие машины мы мыли вдвоем. Но Маринка шуршала в соседнем боксе. Следовательно, вся это «прелесть» достанется только мне.
Посильнее натянула шапку на уши, убрав выбившийся локон волос и приступила к работе.
— Э-э-х, ухнем! Э-э-х, ухнем!
Меня пробрало на народные напевы. Своеобразный способ самоиронии.
Вообще, я не лентяйка и всегда привыкла доводить дело до конца. Но вот конкретно эта машина домывалась как-то тяжко. Где-то уже на середине я выбилась из сил. А в конце стала всеми фибрами души ненавидеть тонкий аромат полироли.
Пока убирала салон нашла под сиденьем какой-то пакет, пропылесосила под ним и без задней мысли положила назад под сиденье.
Старательно натерла зеркало заднего вида и выдохнула.
Все готово! Котятки я бегу!
Гарик со спутником зашли в бокс как раз в тот момент, когда я чинно расстелила перед водительской дверью монструозной тачки коврик.
Ни хухры мухры — почти красная дорожка.
Александр Петрович с каменной физиономией обошел машину со всех сторон, придирчиво осматривая каждую деталь, заставляя меня непроизвольно напрягаться и невольно сверлить взглядом широкую спину в дорогом пальто.
Вообще, стоит отметить, что хозяин оказался под стать тачке — здоровый, высокий и начищенный, как наш с дедом раритетный самовар.
Обычно я не обращала внимание на таких вот отлично упакованных мужиков. Клиент он и в Африке клиент. А тут что-то засмотрелась. Либо потому что рожа у мужика была слишком хмурая, либо потому что он внезапно глянул на заднее сиденье надраенной машины и сухо произнес:
— Тут лежала коробка. Где она?
Чего? Не было никакой коробки.
— Рита? — Гарик удивленно посмотрел на меня — типа «Че за фигня Ритусик?»
Исподлобья глянула за мужика — весь такой самодовольный индюк, уверенный в собственной правоте. Терпеть не могу таких личностей. Думает, если на мне старый поношенный комбинезон, то я сто пудово воровка. Вот если бы наряд от кутюр и духи от Шанель, то это другое дело…
— Я не видела никакой коробки, — твердо, с чувством собственного достоинства ответила я, без единого намека на страх.
Темная мужская бровь чуть изогнулась.
Что мажорик не ожидал? Я маленькая, но кусачая-я-я.
— Не видела, — грозно сдвинул брови индюк, — Но коробка куда-то пропала!
Я хотела было возмутиться, но мужик повернулся к застывшему то ли от шока, то ли страха Гарику.
— Не думал, Гарик Артурович, что у вас так плохо с дисциплиной. Берете на работу кого попало. С какой помойки вы вообще откопали вашу эту лучшую сотрудницу?
Помойки? Я не ослышалась? Мужик ты либо смертник?
— Некогда мне тут слушать ваши оскорбления, — уперев руки в боки, яростно выпалила я, — Я ничего не брала и не видела, а если вы не верите мне — то запись с камер наблюдений вам в помощь!
И со злостью бросила грязную тряпку, которой старательно вытирала литые диски на напомаженный капот. Еще бы и потерла с наслаждением, слушая, как песок царапает полироль, но, жаль, некогда. Котята ждут.
— Ритка! — в спину мне крикнул Гарик, — Вернись немедленно! Нужно разобраться.
— Вам надо — вы и разбирайтесь. Как разберетесь — сообщите, — буркнула себе под нос и, молниеносно прихватив котят и куртку, пулей вылетела на мороз.
Живу я в двух кварталах от мойки.
Центр города. Тут еще сохранились старые двухэтажные дома послевоенной постройки с покосившимися стенами, прогнившими полами и прорехами на крыше. Когда сильные дожди, соседей-алкашей сверху конкретно заливает. В такие моменты я думаю, что справедливость на свете все же есть, просто стоит к ней как следует присмотреться.
Почему наш дом до сих пор не снесли?
Это вопрос не по адресу. Мы с дедом давно забили жаловаться в администрацию.
Зато губернатор буквально на днях отчитался президенту, что у нас в регионе снесено девяносто процентов ветхого жилья.
Наш дом видимо просто Бермудский треугольник, раз мы до сих пор не попали в эти заветные проценты.
Идти до дома быстрым шагом сравнительно не долго, но все же холодно.
Почти бегом сворачиваю за угол двухэтажки и внутренне напрягаюсь, заметив у подъезда нашу местную гопкомпанию.
— Опа! Ритка! — мгновенно реагирует сосед — высокий тощий парень моего возраста.
В руке у него бутылка дешевого пива и сигарета, а на лавочке стоит ополовиненная бутылка водки.
Странно…Обычно к ночи вся компашка пускает пьяные пузыри по подъезду.
— Здрасте, — буркаю я и, пряча нос поглубже в вязаный шарф, пытаюсь по-быстрому проскочить мимо соседа, но тот перегораживает проход.
— Ты откуда такая красивая? Может, посидишь с нами? Выпьешь?
— Я спешу, Толик, — пытаюсь обойти его, но он снова встает на пути, вызывая у дружков одобрительный гул.
— Нехорошо, Риточка, — ухмыляется этот урод, показывая отвратительные черные зубы, — С соседями дружить надо.
Иногда, глядя на Толика, мне становиться его безумно жаль. Мы же росли вместе. В одном дворе. В прятки играли вон за тем развалившимся забором. Потом в школу вместе ходили…
Когда все исковеркалось, истопталось в этой алкогольной грязи?
— Дай пройти Толик! Я с работы устала! — сурово произнесла я, зная, что он в душе побаивается моего грозного тона.
Но сегодня Толик был с друганами и не мог упасть в их глазах.
— Да ладно тебе, Ритусь, — уже с заметным раздражением настаивает он и хватает меня за рукав куртки, — Пропустим по пятьдесят, и домой пойдешь к старику своему.
— Я сказала — дай пройти, Толик. Что не понятного?
— Не кр-расиво… соседка твоя… нас кидает, Толян, — прогнусавил кто-то сзади, — Надо разъяснить что-почем.
Толику это мысль понравилась, и он на полном серьезе решил сграбастать меня за шкирку.
На заднем фоне противно заржала поддатая девица, и я не выдержала: со всей дури дала тяжелым форменным ботинком этому придурку по коленной чашечке.
Толик взвыл и выпустил меня из захвата, и я помчалась в подъезд, краем уха слыша вдогонку:
— Вот тварь! Бешеная!
Молниеносно сунула ключ в замок добротной железной двери, пара секунд и я дома. Запираю дверь на засов и устало приваливаюсь к ней спиной, выдыхая:
— Де! Я дома!
Дедушка никогда не спит, если я на работе. Сидит у телевизора и бдит.
— Опять эти ироды к тебе цеплялись, — вместо приветствия прокаркал дед, шаркая по коридору тапками.
— Нет, — с трудом выдавливая улыбку, вру я, — Поболтали немного.
Если сказать правду — дед достанет свое охотничье ружье и это может кончиться печально не только для Толика, но и для нас с дедом, потому, как разрешения у моего дедушки на ружье отродясь не было.
Николай Иванович подозрительно смотрит на меня из-под лохматых седых бровей, наверняка догадываясь, что я его обманываю и что бы разрядить обстановку, я достаю из-за пазухи своих найденышей и с улыбкой показываю.
— Глянь, что я у мойки нашла. В коробке выбросили на мороз. Представляешь?
Дед смотрит на меня, потом на котят и с тяжелым вздохом качает головой, совсем не разделяя моей радости.
— И на кой ты их принесла. Все равно помрут.
— Не помрут, — заверила я, быстро избавляясь от верхней одежды, — Пошли молоко греть.
Дед скептически посмотрел на меня, но все же поплелся на кухню ставить кастрюлю с молоком на плиту.
— Сейчас мои маленькие, — ворковала я, проверяя все ли нормально перенесли путешествие у меня за пазухой.
Живые красавчики! Серенькие лишившись моего тепла запищали, а белый задира учуяв новую незнакомую поверхность воинственно зашипел.
— Ух, какие мы грозные, — пожурила я, — Ну, как давай попробуем молочко.
Достала из аптечки пипетку и принялась за кропотливую работу — кормление котят.
Бедняжечки как почуяли молоко так сразу за пипеткой чуть не в драку и без разницы, что молоко коровье магазинное. Жрать-то охота!
Минут через сорок, все испачканные в молоке, но вполне себе довольные жизнью кошаки, свернулись в единый клубок на дне картонной коробки, куда мы с дедом пристроили старую шапку-ушанку, которую только по чистой случайности не догрызла совдеповская моль.
В квартире у нас зимой было довольно прохладно. Батареи старые, сквозь щели в деревянных окнах надувает, хотя мы с дедом их старательно заклеиваем и замазываем.
Поставила коробку ближе к батарее и уселась на табуретку, устало потирая глаза.
Дед хлопочет у плиты с поздним ужином, я грею руки о кружку чая, а за окном валит белый пушистый снег большими ватными хлопьями.
Я на мгновение переношусь на десять лет назад, когда была жива бабушка, и мы так же сидели на этой самой кухне, за этим самым столом. Она варила нехитрый постный суп, а мы с дедом играли в карты. Тогда часто отключали свет, и единственным источником света становилась газовая плита, да пару красных витых свечек. А после, когда старики ложились спать, я часто сидела у окна, все так же наблюдая за тем как падает снег и прислушиваясь к глухому завыванию ветра.
— Рит, тебе картошки пожарить?
— Нет, — растерянно моргаю я, сбрасывая наваждение, — Спать пойду. Устала…
Дед провожает меня встревоженным взглядом.
Я же так и не рассказала ему о том, что произошло на сегодняшней смене. Вполне возможно уже завтра Гарик выгонит меня взашей за дерзость. Это не первый случай, когда богатенькие клиенты обвиняют мойщиков в краже. То они колечко потеряли, то кошелек, то дизайнерскую сумочку. И почти всегда выясняется, что вещи либо валяются в багажнике, либо в бардачке, либо тупо были забыты дома.
Обычно я привыкшая к таким разборкам, но сегодня этот мужик меня реально взбесил. Ненавижу таких самоуверенных людей, которые всех под одну гребенку. Если бедно одета, то воровка и оборванка. Что за дикие стереотипы?!
Привычным движением снимаю покрывало с кровати, и забираюсь под одеяло, первое время дрожа от холода, пока не нагреется постель.
Признаю, задел гад за живое. Я в своем почти маниакальном стремлении вырваться из надвигающейся нищеты, очень остро воспринимаю такое отношение к себе.
Мне бывает безумно стыдно за то, что мы с дедом живем в такой халупе, за то, что я наскребаю последнее, чтобы оплатить учебу, за заштопанные носки и даже за соседей-алкоголиков.
Лежу, уткнувшись носом в одеяло, и продолжаю смотреть на снег…
Скоро Новый год.
Время чудес.
Разучилась ли я в них верить, когда детские мечты стали разбиваться о жестокую реальность?
Вот уж нет!
Я стала ждать их с удвоенной силой!
Потому, что чудеса есть!
Вам просто попадались плохие волшебники…
— Лекси-и-к?! Ты помнишь, что завтра мы ужинаем у моих родителей? — красивая брюнетка выжидающе смотрит на уткнувшегося в экран ноутбука мужчину и лениво накручивает блестящий локон на пальчик.
— Угу, — бурчит он в ответ, не отрывая взгляда от диаграммы на экране.
— Папа хотел махнуть за город на дачу. Ты как на это смотришь? — ее зеленые глаза не отрываются от темного затылка мужчины и гневно сверкают, когда он, пропустив ее вопрос мимо ушей, продолжает хмуриться и яростной водить пальцем по тачпаду, — Ты вообще меня слышишь?!
Мужчина, вздрогнув от сквозящих визгливых ноток в голосе брюнетки, поворачивается.
— Что, Ась? Ты что-то сказала?
Девушка недовольно поджимает губы и с нажимом отвечает:
— Я говорила про поездку на дачу. Папа хотел пострелять и заодно узнать, как наши дела.
— Хорошо, — согласно кивает он и возвращается к прерванной работе, — Скажешь Кате, что бы она внесла в мое расписание? Боюсь забуду.
Если Лекс мог разозлить свою девушку еще больше, то ему это несомненно удалось, так как брюнетка всеми фибрами души ненавидела его помощницу Катю. Мужчина понимал, что причина кроется в банальной ревности и, право, это временами было даже смешно, потому как Катерина была вот уже семь лет счастлива со своим мужем-программистом. Вместе они воспитывают двух очаровательных дочерей.
Благо Катька деваха с мозгами и на нападки девушки босса реагирует с неизменным хладнокровием. А Ася от этого еще больше бесится.
Иногда Лексу кажется, что его помощнице доставляет особое удовольствие доставать Аську и наблюдать, как ее безупречная фарфоровая кожа покрывается красными пятнами от ярости.
Сказать по правде, он и сам не прочь иногда побесить свою ненаглядную, лишь бы отстала и не мешала работать.
Бабы! Что с них взять?
— Лекси-и-ик…
Мягкая женская рука касается его плеча и начинает его красноречиво наглаживать.
— Ты такой сексуальный в этих очках, — с придыханием шепчет Ася и прижимается грудью к его спине.
Похоже у кого-то сегодня игривое настроение.
Лекс чувствует, как Ася медленно вытаскивает из пояса брюк рубашку с вполне прозрачными намерениями, и бросает последний взгляд на монитор, чтобы одним глазком глянуть итог экономического отчета, а там бац! и перерасход по статье затрат.
— Что за хрень?! — мужчина резко выпрямляется на диване, скидывая нежные руки девушки и быстро просматривает таблицу в надежде, что ошибся.
— Да твою ж мать! — в сердцах рычит он и рукой ищет телефон, чтобы набрать главному инженеру проекта.
Сейчас он устроит этому экспериментатору разнос. В ночь на объект поскачет как миленький возвращать сворованные материалы!
Лекс с остервенением ищет контакт инженера, но Ася перехватывает телефон и, закинув его куда-то на диван, тянется за поцелуем.
— Милый, оставь его и поцелуй меня уже.
— Ась, мне нужно срочно позвонить по работе, — отмахивается он и шарит ладонью по дивану в поисках своего яблочного смартфона.
— Какая работа Громов? — шипит не хуже рассерженной змеи девушка, — Ты на часы смотрел? Все нормальные люди давно в постели. И нам пора…
Но Лекс уже ее не слушает. У него в голове лихорадочно проносятся мысли вероятных шишек, которые полетят на голову, если они опозорятся с этим подрядом. Реконструкция детской спортивной школы на особом контроле и если они задержат сроки сдачи из этого нечистого на руку гада, то на госзаказы Громову дорога будет закрыта.
А это не просто плохо, это полнейший трындец!
— Ты меня совсем не любишь! — со слезами кричит Ася, — Ты уже помешался на своей работе. Совсем меня не замечаешь.
Бля! Ну, начинается…
— Ась, я сейчас позвоню по одному очень важному вопросу, а потом весь твой, — как можно спокойнее говорит он.
Девушка хмурит идеально очерченные брови и кривит губы в плаксивой гримасе, моментально лишая лицо привычного очарования.
— Я каждый день это слышу. Ты обращаешься со мной, как с комнатной собачкой. Тебе работа важнее меня.
Лекс проводит рукой по лицу и вздыхает.
Он может засыпать ее обвинениями в ответ. Может раздуть скандал до неимоверных масштабов, чтобы потом помириться в постели на смятых простынях, не чувствуя ничего, кроме физического удовлетворения.
Если бы не дико устал.
Ася хочет поскандалить и ее остановит только взрыв атомной бомбы.
За три года совместных отношений Громов привык.
Поэтому он просто, ничего не говоря, находит на диване свой телефон и набирает инженеру, отходя к окну.
— Раз я тебе не нужна, то я уезжаю к родителям! — взбешенная реакцией мужчины Ася швыряет в него подушку и, не дождавшись хоть малейшей реакции на свое хулиганство, пулей вылетает в коридор.
Лекс, слишком поглощенный телефонным разговором. даже не услышит, как хлопнула входная дверь.
Потом он устало потрет глаза и, поняв, что Ася уехала жаловаться папочке, обрадуется.
Целый вечер никто не будет выносить ему мозг.
За это можно, пожалуй, даже выпить, но позже.
А пока у него еще есть парочка дел.
Александр Громов, для друзей просто Лекс жил по принципу:
«От работы дохнут кони, ну а я бессмертный пони»
Скажите, чокнутый трудоголик?!
Но согласитесь, это гораздо лучше, чем чокнутый алкоголик в третьем поколении.
А перспектива была, если бы молодой и безбашенный Сашка Громов много лет назад не уехал из родного села с одним только паспортом в кармане. Из имущества у парня был рюкзак со сменной одеждой да золотое кольцо — единственное что мать сумела уберечь от алкоголика отца, который тащил из дома все что можно продать.
Он, практически нищий и голодный приехал в город поступать в строительный институт. На бюджет!
Шутки ли это — попасть в один из самых престижных ВУЗов в городе, куда не каждого берут.
Но уж чего-чего, а упорства Грому уже тогда было не занимать. У голодранца Сашки была цель: выбиться в люди и забрать мать из деревни.
Выбился. Из грязи в князи.
Да только не дожила мама до этого дня. Умерла, когда Сашка был на третьем курсе института. Инсульт.
Ей было всего сорок лет.
Приехал Санька домой, чтобы мать похоронить, а там отец горе заливает на пару с собутыльником. Пропивает последнюю материну зарплату, что та успела заработать.
Больше Саша домой не ездил. Только на могилу к матери, обходя бывший отчий дом десятой дорогой. Не простил и никогда не сможет простить отца, что давно потерял человеческий облик. А всю злость и обиду вложил в упорство. Раз за разом ставя для себя самого недостижимые цели и блестяще исполняя их, в надежде, что мама видит и гордится своим сыном.
Сначала Сашка в студенческие годы работал на стройке обычным рабочим, потом прорабом. Карьера молодого, шустрого и грамотного специалиста быстро шла в гору, и парень выждал момент, когда нужно оказаться в нужное время и в нужном месте.
Всего лишь один единственный подарок судьбы.
Крохотный толчок и он уже в двадцать шесть лет первый заместитель генерального директора крупного строительного холдинга, а в тридцать уже его зять и собственник своей уже не маленькой строительной компании.
Так Сашка из обычного работяги голодранца превратился в крутого бизнесмена Лекса Громова. И только упорный труд, непостижимая целеустремленность помогли стать ему тем, кем он является сейчас — самым молодым, перспективным и креативным руководителем в строительном сегменте.
Громов покривил бы душой если считал это исключительно своей заслугой. На первых парах ему неплохо помог отец Аси — матерый делец Анатолий Львович. В первую очередь связями в банках, госучреждениях, познакомил с нужными людьми. Подсобил и с первыми контрактами.
Анатолий Львович во многом видел в Громове своего приемника и очень хотел, чтобы они породнились.
— Ты присмотрись к моей Аське, — сказал Анатолий Львович на одной из совместных пьянок в офисе Лекса, — Я ее, конечно, избаловал дуру…Виноват… Но девке уже почти тридцатник, а я внуков хочу. Ты со своим непрошибаемым характером ее к ногтю прижмешь. Противоположности…знаешь ли притягиваются.
Лекс дураком не был и понимал, Анатолий Львович относится к нему, как к самому грандиозному капитальному вложению в своей жизни. Детей у бизнесмена кроме Аськи больше не было. Кому ж передать во владение свою империю. Не Аське же? Та быстро все по ветру пустит.
— Я подумаю, — ответил он тогда.
И подумал…
Составил мысленный бизнесс-план на их совместную с Асей жизнь и взвесив все за и против решился.
Скажите: а как же чувства? Любовь?
Лекс Громов не верил в любовь, не верил в притяжение. Он верил в некую форму сумасшествия, которая отравляет человек изнутри. Его мать до последнего любила отца алкоголика, и эта непостижимая преданность свела ее в могилу.
Начав ухаживать за Асей Громов был уверен, что физического влечения и уважения достаточно для крепкого брака. И ошибся…
Вскоре красавица невеста стала его попросту раздражать.
— Ты просто бездушная машина! — кричала Ася в очередном истерическом припадке.
И во многом была права, потому что Лекс Громов никогда не влюблялся.
Хотя, нет!
Единственной любовью Лекса была его фирма, которой он отдавал все свое время и душу.
Роскошная, невероятно сексуальная дочка Анатолия Львовича вскоре станет его женой по двум причинам: во-первых, уже пора, а, во-вторых, она тоже стала вложением…личным вложением Лекса. Три года большой срок, а время, как говориться, деньги.
Именно поэтому после последней ссоры с хлопаньем дверей, Лекс разобравшись с главным инженером, поехал в самый дорогой ювелирный магазин в городе и купил кольцо даже не посмотрев, как оно выглядит. Достаточно, что оно было самое дорогое из представленных и подходило по размеру.
Кинув коробку с кольцом и еще всякой ювелирной мелочью, которой Лекс решил задобрить Асю, на заднее сиденье свой тачки, он критически осмотрел машину.
Негоже на такой грязной машине к Анатолию Львовичу в гости являться. Тот страсть как педантичен в таких вещах.
Лекс посмотрел на часы — перевалило за полночь. Завтра у него в десять утра планерка и если он хочет на нее попасть, то к Асе нужно съездить утром, а значит машину было бы неплохо помыть сейчас.
Вспомнив, что где-то у него была визитка круглосуточной мойки, Громов, недолго думая, помчал туда, уже предвкушая, как вернется домой и почти не раздеваясь упадет на кровать, чтобы уснуть крепким сном.
Хозяином мойки, оказался шустрый армянин по имени Гарик.
— Я рад, что вы все же решили доверить свое авто нашему сервису, — заливался соловьем Гарик, — Мы лучшие в своем деле! Позвольте я провожу вас в мой кабинет, Александр Петрович. Вам там будет удобнее.
Удобнее Лексу было бы избавиться от назойливого внимания армянина. Можно, конечно, его послать, но что-то подсказывало, что это будет себе дороже. В смысле, дороже тратить время и искать другую мойку.
Только они расположились в кабинете армянина, как дверь тихонько скрипнула и в проеме появилась невысокая фигура в объемном темном пуховике, по которой Лекс равнодушно мазнул взглядом и уткнулся в телефон, просматривая биржевые сводки.
— Риточка — наш лучший сотрудник, — представил Гарик Лексу это несуразное нечто, которое мужчина принял за мальчика, — Все сделает в лучшем виде! Кофе, Александр Петрович?
От кофе его уже откровенно подташнивало, но он все же согласился, чтобы Гарик уже просто успокоился и перестал метаться по собственному кабинету как ошпаренный.
В процессе распития непонятной бурды, которую армянин называл кофе, выяснилось, что он не просто так распинается. У Гарика есть суперпроект по открытию кафе, и он ищет совладельца, а по совместительству инвестора.
Пока хозяин мойки вдохновленно и со всеми подробностями расписывал выгоды проекта, Лекс нервно барабанил по подлокотнику кресла пальцами и с нарастающим раздражением думал, когда же кончится, в конце концов, это изощренное издевательство над его мозгом.
— Еще не помыли? — ему все же удалось вставить свое слово в пламенную речь Гарика, — Долго. Ваша лучшая сотрудница работает как сонная черепаха.
— Один момент! — фальшиво улыбнулся армянин и, глянув на монитор с камерами, объявил, — Все готово. Рита уже закончила.
— Ну, что ж, — поднялся Лекс с жутко неудобного кресла, — Пойдемте работу принимать.
Громов любил большие машины. Наверное, потому что сам был довольно здоровым мужиком и в каком-нибудь спорт каре смотрелся наверняка нелепо.
Не сказать, чтобы он дрожал над своим дорогим внедорожником, но всегда любил порядок и умел ценить дорогие вещи. Привычка родом из нищего детства. Такая же въедливая, неискоренимая и железобетонная, как и сам мужчина.
Придирчиво обойдя намытый внедорожник со всех сторон, Лекс заглянул внутрь и нахмурился, не обнаружив пакета с лейблом известной ювелирной марки.
— Тут лежала коробка. Где она? — мгновенно предъявил он мойщице.
Девица в каком-то бесформенном, застиранном, явно с чужого плеча комбинезоне и совершенно безобразной черной вязаной шапке посмотрела на него так словно это он из них вор и с вызовом ответила:
— Я не видела никакой коробки.
Лекс всегда считал себя авторитетным мужиком. Обычно при виде его нахмуренного лица сотрудники начинали трястись от страха. Бывает у людей харизма, на которую народ слетается как пчелы на мед, а у Громова была антихаризма, которая давала явно противоположный эффект.
Но этому мелкому и наглому нечто был явно до звезды Громовский авторитет. Оно грозно подбоченилось и зло глянуло исподлобья на него, взывая у мужчины удивление пополам с возмущением, которое вылилось в довольно обидную фразу.
И что вы думаете, эта пигалица сделала?
Яростно сверкая глазищами, бросила грязную тряпку на блестящий натертый полиролью капот Громовской машины и ушла, оставив малость офигевшего от такого поведения Лекса и пышущего настоящей армянской яростью Гарика.
— Ритка! — заорал хозяин мойки, кидаясь за хамкой в подсобку, но той уже и след простыл.
Лекс непременно восхитился такой шустрости, если бы речь не шла о его пропавшей собственности.
— Александр Петрович, возможно, произошло некое недоразумение. Рита иногда бывает несколько эксцентрична, но за ней никогда не водилось ничего…подобного, — вытирая вспотевший лоб платочком, говорит Гарик, — Давайте посмотрит запись с камеры видео наблюдений. Уверен, что это какое-то недоразумение.
— Давайте! — рычит Лекс не хуже голодного крокодила и лезет на заднее сиденье своего авто, где валяется недавно купленный блок дорогих сигарет.
Он рывком распечатывает пачку, и те рассыпаются по сиденью и полу салона.
Лекс наклоняется, собирает пачки и натыкается на валяющийся под сиденьем пакет. Вытаскивает его и тупо смотрит на ту самую коробку из ювелирного магазина внутри, ощущая себя идиотом.
Скорее всего, она туда завалилась, кода он резко затормозил на светофоре, а девчонка мыла, да не заметила.
Он же про коробку спрашивал, а не про пакет.
Злясь на самого себя, Лекс кидает злосчастный пакет обратно под сиденье и, достав сигарету, прямо тут ее прикуривает.
Это ж надо быть таким оленем. Либо Аська совсем довела его до ручки своими истериками, либо склероз начал развиваться раньше времени.
Тут из-за багажника внедорожника выныривает Гарик.
— Ну что? Пойдемте смотреть?
Этот мужик начинает бесить его своей услужливостью все больше и больше.
— Не надо. Я поехал.
Лекс одной рукой вытаскивает бумажник, отсчитывает несколько тысячных купюр со словами:
— Чаевые для вашей сотрудницы.
Настроение Громова скатывает до рекордной отметки «паршивее не бывает», и он, без каких либо слов прыгает в машину и уезжает, оставив растерянного Гарика, пересчитывать купюры и сетовать на причудливость богатеев.
Едва приоткрыв глаза и сфокусировав мутный взгляд на китайском будильнике, я поняла, что проспала.
— Вот черт! — в сердцах воскликнула я и пулей подскочила с кровати.
— Сколько я тебе говорил: не ругайся, — раздался каркающий голос деда в коридоре.
Я пролетела мимо него в ванную, бросая на ходу:
— Ты чего меня не разбудил? Я же просила.
— Просила она, — проворчал он, — Рано еще было.
— Какое рано?! — лихорадочно умываясь, кричу из ванной, — У меня сегодня экзамен по высшей математике.
— Зато хоть поспала нормально. Ты на себя в зеркало давно смотрела? Смерть и то краше выглядит.
Железная логика, не правда ли?
— Иди, поешь нормально! Я тебе суп молочный сварганил по-быстренькому.
То есть он уже подготовился? Ну, дед!
Залетаю на кухню, на ходу натягивая теплую толстовку, заправляю нечесаные лохмы под любимую вязаную шапку с большим бумбоном и молниеносно отправляя две ложки дедова супа в рот, мычу:
— Пасиб, де. Я полетела, — и пока он не успел сориентироваться, все же реакция у него уже не та, сбегаю из дома.
— Куды помчала? Вот жгёнка! — доносятся дедовы причитания, но я уже бегу по лестнице, резво перескакивая через две ступеньки сразу.
На улице еще было темно и фонари уже успели выключить, но идти одной не страшно, так как во дворе ни души. Ясно дело — наши тунеядцы еще не успели очухаться, а все порядочные маньяки только-только уснули.
Быстрым шагом, от которого сбивается дыхание, бегу через дворы, потом по тротуару и на проезжую часть к остановке, там, где уже стоит нужная мне маршрутка. Тут маршрутка трогается, и я стремительно пересекаю второю полосу движения и машу рукой в надежде, что водитель заметит меня.
Это становится ошибкой.
Где-то совсем рядом раздается визг колес.
Поворачиваю голову вправо и вижу огромный черный джип, стремительно несущийся прямо на меня. Еще секунда и водитель, пытаясь избежать столкновения, выкручивает руль, джип заносит на заснеженной дороге и, развернув, отбрасывает прямо к обочине.
А там дерево…
Большое такое…
Внедорожник влетает прямехонько мордой в дуб. Раздается страшный скрежет и под занавес на треснутое лобовое стекло падает шапка снега.
Придя в себя, лихорадочно осматриваюсь.
Маршруточка! Где же ты?
А она, конечно же, уехала.
И пока я растерянно хлопаю глазами, пытаясь хоть что-то придумать, из внедорожника выходит мужик.
Очень знакомый такой мужик.
У меня вообще память на лица хорошая. И конкретно сейчас она вместе с мозгом советует мне быстрее драпать отсюда пока не поздно.
И я так потихоньку, а потом чуть быстрее иду в обратную сторону.
— А ну стоять! — доносится мне в спину.
Я только прибавляю ускорения своим зимним ботинкам.
— Стоять, кому сказал!
Ага, сейчас размечтался. Мне проблемы с этим напыщенным индюком нужны меньше всего на свете.
Поэтому бегу в сторону остановки, но наледь под ногами играет со мной злую шутку. Мгновение и я, поскользнувшись на ней, падаю прямо носом в большой и не совсем чистый сугроб.
А снег-то холодный, мокрый, а у меня перчатки тонкие осенние.
— Б-р-р-р, — переворачиваюсь на спину и кривлюсь от холода.
Хороша же я буду, когда доберусь до института — обледеневшая курица.
Если вообще доберусь…
Лежу, смотрю на предрассветное небо, и тут его загораживает широкоплечая мужская фигура.
— Ну, и…, – многозначительно протягивает обладатель этих плеч, присаживаясь на корточки рядом, пока я изображаю из себя смертельно прибитую сугробом дурочку, — Набегалась?
— Угу, — бурчу в ответ и кошусь на мужика.
Как и в прошлый раз, он производит впечатление человека, который совсем не умеет улыбаться. Строгое лицо, квадратный подбородок и глаза спокойные такие. Зорко глядят из-под нахмуренных темных бровей. Прическа у него самая обычная. Я бы даже сказала скучная. Так мог бы стричься мой дед, если бы не облысел наполовину. Теперь он бреется «под Котовского» и свято верит, что экономит половину нашего бюджета на парикмахерской.
Мой взгляд скользит ниже по идеальному черному пальто, к которому даже снежинки не прилипают и сильной руке, с аккуратно подстриженными ногтями.
Мужчина протягивает мне руку с явным намерением помочь подняться, а я не гордая — поспешно хватаюсь за нее.
Рывок, и я уже стою на ногах, но ощущение что на костылях, потому что мир как-то странно качается.
— Что ж ты под ноги не смотришь? — видимо чисто риторически спрашивает он и поднимает шапку, которая слетела с моей головы.
Она вся в грязном снегу, значит, придется сегодня веселить нашу группу видом своих неухоженных патл.
— И по сторонам не смотришь.
А вот это уже наезд дяденька.
— Сами бы по сторонам лучше смотрели, — дерзко вскинула голову я, — Вы меня чуть не задавили.
Светло-серые глаза мужика чуть прищурились, изучая мое лицо, и блеснули узнаванием.
Ох, лучше б ты молчала, Ритка!
Дед всегда говорит, что язык враг мой. Ну, почему я всегда не слушаю старших?
— Я тебя знаю, — медленно доходит до мужчины, — Это ты мне машину вчера мыла.
И сейчас он вспомнит про свою драгоценную коробку, потом про разбитую морду джипа и потащит меня в полицию. А я, ведь, совсем-совсем не виновата!
И тут на мое счастье к остановке, на которой уже столпился народ, подлетает маршрутка. Мгновение на размышление, и я уже бегу к ней, чувствуя, как рюкзак яростно бьет меня по попе.
— Постой! Я хотел…, – доносится в спину.
Чего он там хотел я уже не услышала. Бодрой лисицей вскочила на первую ступеньку, решительно расталкивая локтями толпу людей, что бы хоть немного протиснуться внутрь.
Если мужик и кинулся следом, то врятли успел бы меня поймать.
Двери с противным писком закрылись, а мужик в дорогом пальто так и остался стоять на асфальте, держа в руках мою любимую шапку с бумбоном.
Институт встретил меня тишиной. Все студенты разбрелись по лекциям, семинарам, зачетам, только я, как полная неудачница, застыла возле расписания, что бы посмотреть в какой аудитории у нас высшая, собака ее за ногу, математика.
Пока ехала в маршрутке, болтаясь на поручне, успела немного успокоиться и привести свои мысли в порядок. Сказать, что инцидент меня напугал — ничего не сказать. Мысль что этот Александр Петрович повесит на меня ремонт своей шикарной тачки, вызывала волну ужаса. А сделать это он вполне мог. Пусть и не умышленно, но именно я переходила дорогу в неположенном месте.
Собственно от страха и сбежала.
А что мне еще оставалось делать?
Ждать пока мужчина вызовет гаишников, и составят протокол?
А так, нет протокола, значит, и нет факта причинения ущерба. Если, конечно, в навороченной тачке мужика нет видеорегистратора.
Интересно сколько будет стоить ремонт Мерседеса?
Пока думала, успела дойти до нужной аудитории, около которой столпился сдающий и пересдающий народ. Причем, насколько я понимаю, вторых было едва ли не больше чем первых.
Математик мужик суровый. За просто так зачет не поставит.
Покосилась на короткие облегающие юбки женской половины группы и закатила глаза.
Нашему математику за семьдесят перевалило из которых последние десять он с палочкой передвигается.
Тут внезапно кто-то хлопнул меня по плечу. Да так, что я чуть не присела.
Повернулась.
Ну, кто же это еще мог быть!
— Шнур! Ты дебил?
— Э-э-э-э, — было мне ответом.
— Точно дебил, — буркнула я, отворачиваясь.
— Я поздороваться хотел, — обиженно надулся высокий светловолосый парень, а по совместительству мой друг Шнурок.
Вообще-то его зовут Миша. Имя хорошее, но не подходит ему совершенно. Вопреки ему парень уродился тощим и длинным, за что и получил еще в школе прозвище Щнурок. Прошли годы, школа закончилась, и Мишка стал именовать себя важно Шнур.
Но для меня остался все тем же пацаном из параллельного класса, с которым мы вместе удирали от местных хулиганов и готовились к вступительным экзаменам на экономфак.
Правда он вырос и давно уже не похож на того тощего Шнурка. Тощие руки-плети обросли мясом и теперь сквозь тонкие свитер отчетливо были видны рельефные мускулы. С тех пор, как Мишка стал ходить в качалку, курицы в декольтированных топах виснут на нем пачками. А этот олух и радуется.
С одной стороны я рада за него. Хоть у кого-то личная жизнь налаживается, а с другой мне иногда жутко не хватает нашего прошлого в котором было легкое общение, общие интересы и, конечно же, бесконечные битвы в танчики.
Иногда мне кажется, что Шнурок перешагнул за порог детства, а я там так и осталась, потому что грудь так не выросла, краситься я не научилась, про рост вообще промолчу.
— Хватит дуться, — улыбнулся Мишка, показывая ровный ряд белых зубов, — Ты помнишь какой сегодня день?
— Вспомнишь тут, когда тебя чуть джипом не переехали, — под нос буркнула я.
— Что-что?
— Не помню, говорю!
— Сегодня последний экзамен в этом году! И что это значит?
Я хмуро покосилась на друга, уже догадываясь что последует за этим дальше.
— Что в субботу мы гуляем в клубе «Рай»! — торжественно объявил он, — Ты рада?
Угу. Прямо прыгаю от радости.
Улыбка Шнура тускнеет при виде моего кислого выражения лица.
— Только скажи, что не придешь, и я тебя прокляну, — полушутливо шипит он, — Сколько можно прятаться от людей.
Поднимаю голову, смотрю на него такого улыбчивого, обаятельного и мысленно вздыхаю. Вот, как ему объяснить, что у меня даже платья нормального нет, чтобы на люди показаться, что у меня работа в две смены, после которой нет сил с кровати подняться, не то, что на танцульки тащиться. Сомнительное удовольствие трясти попой рядом с первыми красавицами института и постоянно думать о своей ущербности.
Умом я понимаю, что это комплексы. Но у всех свои недостатки, и я, к сожалению, не исключение.
— Я подумаю, — говорю, лишь бы он отстал.
— Такой ответ меня не устаивает, Маргарита Васильевна, — нарочно дразнит меня Шнур.
— Да приду я! Ты ж из горла выдавишь.
Шнурок снова хлопает меня по плечу, но уже легче и тянет меня в аудиторию, что бы войти вместе со следующей тройкой сдающих.
— Здрасте, Лев Семенович, — бодро здороваюсь с пожилым преподом, который, даже не соизволив повернуть голову в нашу сторону, кивает на билеты.
— Ну, — с видом приговоренного смертника, шумно выдыхает Шнур, — Ни пуха…
— К черту, — шепчу в ответ и тяну самый ближний ко мне билет и быстро занимаю вторую парту в среднем ряду.
Билет мне попался хороший (хоть в чем-то сегодня везет) и, достав чистый листок, предварительно выдранный из тетради, начинаю решать свою задачу.
Быстро расправившись с билетом, посылаю телепатическую благодарность деду и с любопытством гляжу через Мишкино плечо, что уселся на передней парте. Он сидит и с умным видом строчит формулы, которые я близко не подходят для решения его задачи.
Умник, блин!
Вот что бывает, если слишком много времени зависать в качалке. Мозг атрофируется прямо пропорционально росту мускулатуры.
— Ты что пишешь, дурак? — шиплю я сквозь зубы и тычу ему в спину ручкой.
И, к сожалению, это слышит не только Шнур.
Препод, до сего момента увлеченно высчитывающий какие-то алгоритмы на доске, замирает с кусочком мела в руке и, отойдя чуть в сторону смотрит сначала в методичку, потом снова на доску и отжигает:
— Да, нет. Все вроде правильно.
В аудитории разлаются нестройные смешки сдающих, а я втягиваю голову в плечи, чтобы максимально слиться с пространством.
Не Лев Семенович, а терминатор с бадиком. И как он все слышит-то?
— У вас иное мнение, Синичкина? Поведаете нам про применение криволинейных интегралов первого рода?
Ха! Да не вопрос!
Иду к доске со своим листочком и выразительно подмигиваю Шнурку. Остается, надеется, что он додумается до решения раньше, чем у меня кончится красноречие, ибо на все темы я могу вести беседы почти до бесконечности кроме интегралов.
Минут через сорок выхожу из аудитории с вожделенной пятеркой, уставшая, голодная…
— Мишенька, ты сдал?! — на шее у Шнурка тут же виснет очередная пассия.
…а теперь еще и злая. Просто пипец какая я злая.
Пока длинноногое нечто зацеловывает совершенно несопротивляющегося победителя высшей математики, машу ему рукой и, закинув рюкзак на плечо, иду к лестнице на выход.
На первом этаже нашего ВУЗа есть небольшое студенческое кафе. Я понукаемая жадными позывами, оставшегося без завтрака желудка иду на свидание с местными пирожками, уже мысленно сглатывая набежавшую слюну.
Купив целых четыре очень вредных, жареных пирожка, продираюсь сквозь толпу студентов в поисках скромного уголка для перекуса, как дорогу мне преграждает чья-то грудь в модной кожаной куртке.
Поднимаю глаза — ну кто бы сомневался!
— Синичкина, а ты не лопнешь? — ухмыляется обладатель куртки и хищно скалится, — Поделишься?
Гляжу на свои драгоценные пирожки, потом на самоуверенного хлыща, снова на пирожки и скорбно вздыхая, протягиваю ему один:
— Что не сделаешь, для голодающего. Кончились папкины деньжата, что ты у честных оборванок пирожки стреляешь? Ты смотри, Алехин, сигарет у меня нет.
Глаза парня раздраженно сужаются. Он чуть наклоняется ко мне, обдавая запахом тяжелой, тошнотворной мужской туалетной воды.
— А ты смотрю, очень смелая стала, Риточка. Дерзость ты ходячая. Я ж к тебе по-хорошему.
Ага. По-хорошему в каждом темном углу зажать пытается, придурок озабоченный.
— Так и я со всей душой, Алехин, — ехидно улыбаюсь в ответ, — Глянь-ка, пирожком с тобой поделилась. Шел бы ты к своим друзьям, а мне некогда.
И прежде чем парень успевает хоть что-то сказать в ответ, юрко проскальзываю мимо и почти бегу из здания института к остановке.
Поучилась и хватит на сегодня.
Неприятный тип этот Алехин. Все настроение испортил.
Парень учится с нами в одной группе. До сих пор удивляюсь, почему имея деньги обширные связи его отец — местный депутат не отправил его в более престижный ВУЗ, а запихнул в наш не сильно котирующийся клоповник. Видать не все решают деньги, поскольку мозгов у Алехина хватает только на дешевые понты.
Меня он стал доставать в конце прошлого года. Сначала просто словестно издевался со своими дружками. Потом пакостил по мелочи, а теперь решил, что я неплохой объект для заигрываний. Грубых, неприятных, оскорбительных.
Да только я тоже не лыком шита.
После очередного зажимания в темном коридоре Алехин сначала получил по своему драгоценному органу, а потом я пошла и пожаловалась нашему декану и пригрозила, что заявление напишу. Не понимаю тех дур, которые терпят постоянные унижения до последнего. Деканша у нас баба боевая и, конечно же, нашептала на ухо ректору, а тот, скорее всего, позвонил Алехину-старшему. Уж не знаю, проводил ли он беседу с отпрыском, но полгода все было тише воды, ниже травы.
И тут на тебе! Отлегло у паршивца.
Надо себе перцовый балончик прикупить. Так…на всякий случай…
Несмотря на успешное завершение сессии, настроение отчего-то не улучшилось. В голову лезли какие-то нехорошие мысли, и когда на телефон пришло смс от Шнурка: «завтра в восемь вечера у клуба» мне впервые в жизни захотелось его послать. И не понарошку, как обычно, а по-настоящему.
Вдобавок ко всему в маршрутке пришлось снова ехать стоя и как следствие мне отдавили все ноги, пока добрались до моей остановки. В итоге выползла я из этой консервной банки под названием общественный транспорт очень и очень взвинченная.
Забежала в продуктовый магазин и перед тем как идти домой зашла к соседке, которая жила на первом этаже.
— Баб Рай! — крикнула я с порога, после того, как открыла дверь своим ключом, — Это я!
Соседка две недели назад поскользнулась во дворе и сломала себе ногу. Ухаживать за старушкой некому, хоть и живет она с сыном. Отпрыск пьет по-черному, а в последнее время и вовсе куда-то пропал. Меня его судьба мало волнует. Пропьется и приползет, как бабке пенсию почтальон принесет.
Баб Раю жалко. Хорошая она женщина. Нам с дедом после бабушкиной смерти помогала. И на поминки готовила, и с ритуалкой договаривалась. Я ж тогда еще совсем девчонка была, а дед от горя лег и несколько дней ни с кем не разговаривал.
— Риточка?! — донесся ее каркающий голос из комнаты, — Это ты, моя хорошая?!
Я отнесла одну сумку с продуктами на кухню и пошла к старушке.
— Баб Рай, вы зачем встали?! Вам что доктор сказал: ногу в покое держать, — заругалась я, увидев, что пожилая женщина ковыляет по комнате с костылем.
— Не могу я без дела сидеть. Хоть приберусь немного, — тихо оправдывается она, — Что ж все на тебя свалила. А ты, глянь, какая маленькая, да худенькая.
Вот что ей в ответ сказать? Это ж не мой дед, на которого я и прикрикнуть могу. Да что толку — он все равно чуть я отвернусь, свое делает. Правду говорят, что старики, как дети малые.
— Лекарства пили? — стараюсь быть по-строже.
— Пила-пила. Все как ты наказала, — кивает она и тут же бурчит по-стариковски, — Деньжищи такие на ветер.
Но я все равно проверила, а то с нее станется…
На кухне быстро приготовила нехитрый ужин. Обычную картошку пюре и сосиски. А баб Рая и тому радуется. Нога болит, вижу, как морщиться, но молчит партизанка. Не хочет, что бы я лишние деньги на обезболивающее тратила.
Быстро расталкиваю оставшиеся продукты в холодильник, мою посуду и говорю:
— Давайте ключи от офиса. Сейчас немного отдохну и побегу.
Баб Рая протягивает мне увесистую связку с бирками и качает головой.
— Что бы я без тебя делала, Риточка, — на этих словах ее всегда пробивает на слезу, — Тебе бы с мальчиками встречаться, гулять, а ты молодость свою на нас стариков тратишь.
Я как всегда оставляю свое мнение при себе, забираю ключи и бегу домой, где меня ждут дед и котята. Последние уже, оказывается кормленные.
— Глянь-ка сколько поели! — с гордостью трясет перед мои носом почти пустую пачку молока дед.
— Вот и молодцы, — похвалила я, раздеваясь и пристраивая рюкзак с курткой на вешалку, — Ты обедал?
Дед кивает.
— Суп молочный доел.
— И все что ли?
— Много ли мне надо? — фыркает дед, — Ты к Райке заходила? Как она там?
— Лучше, — сдержано отвечаю я и несу сумку на кухню, — Ходить пытается.
— Вот, неугомонная баба! — злится дед, и я мысленно закатываю глаза.
Иногда мне кажется, что он меня к ней ревнует.
Быстро пожарила картошки, накормила деда и пошла в ванную снимать стресс.
Не так давно мы разорились и сделали ремонт в ванной. Не дорогой, конечно, но в прежней обшарпанной уже было невозможно мыться.
Пустила воду, предварительно добавив пену для ванны и, не дожидаясь пока она наполнится, забралась в душистую воду, блаженно прикрывая глаза.
— Ты воду не лей! Знаешь, какая нам платежка в этом месяце придет?! — прокричал дед в коридоре.
Умеет он весь кайф обломать.
Знала я и про платежки, и про его дорогие лекарства, и про свои вечно промокающие сапоги, и даже про учебу, на которую надо в этом месяце наскрести кругленькую сумму.
Именно поэтому еще немного понежилась в ванной и, с трудом заставив себя, вылезти стала собираться на работу к баб Рае.
Соседка, как и многие пенсионеры с трудом выживала на те жалкие копейки, которые наше государство именует пенсией. Может у кого-то она и высокая, не спорю, но у нее всего десять тысяч, половину из которых коммуналка. Поэтому вместо заслуженного отдыха баб Рая на старости лет пошла мыть полы в офисном здании, которое не так давно отгрохали в квартале от нашего дома.
На время болезни соседка попросила меня подменить ее.
— Тебе денежки на наряды нужны, — сказала она, — А мне главное, что б замену не подыскали.
Поэтому вот уже две недели я каждый будний вечер, после закрытия делового центра убираю там двенадцатый этаж.
Работа хоть и не сложная, но жутко устаю после акробатических этюдов тряпкой, с ужасом думая — как баб Рая справляется?
Вот что значит стальной характер.
Пока дед смотрел новости, попила чай с бутербродом и, напоследок потискав маленькие меховые комочки, побежала работать.
Бывает ли добрым хмурое зимнее утро?
Еще как бывает!
Особенно если на работе отсутствует начальник, а у вас годовщина совместной жизни с самым любимым мужчиной на свете.
Так думала Катенька, прижав своего благоверного к спинке дивана и с наслаждением смакуя сладкие поцелуи.
Предпраздничные будни, начальника нет, и все сотрудники растеклись по своим делам. Девушка предусмотрительно закрыла приемную на ключ и поудобнее устроилась на коленях своего любимого программиста, в уме прикидывая, что зная Аську, Громов появиться на работе ближе к обеду. Злой как черт, но Катьке уже тогда будет параллельно, ибо нет спокойнее женщины, что получила порцию страстной любви от своего мужчины.
— Андрюшенька…ах-х-х, — вырвался вздох у красивой блондинки, которую с упоением целовал молодой взлохмаченный мужчина.
Тут, по закону подлости, раздается скрежет замка, а после дверь с рывком распахивается и на всю приемную раздается надсадное шипение:
— Да, вы совсем охренели! Вам что дома места мало?!
Катька с писком соскакивает с коленей мужа и плюхается попой на кожаный диван. Благо одежда на месте, а то ситуация могла и вовсе быть пошлой.
Она беспомощно хлопает глазами, не зная, что ответить своему начальству, которое, к слову, выглядит каким-то непривычным. Не злым, не добрым, а каким-то… озабоченным что ли.
— Дома у нас дети, — без тени смущения поясняет Андрей, собственническим жестом поправляя жене растрепанные волосы, — А тут острота ощущений. И вообще у нас сегодня годовщина. Мог бы сделать нам подарок и задержаться на пару часов.
— Да, пожалуйста! — бухтит на друга Лекс, — Я сейчас вам на пару штраф нарисую за…за…придумаю за что и отправлю на склад инвентаризировать. Романтично?
— А то! — ухмыляется программист и с нежностью смотрит на Катю, — Ты просто никогда не влюблялся.
Лекс рваным жестом срывает с себя пальто, почти зашвыривает в шкаф и останавливается напротив кофемашины. Пара секунд смотрит на нее, словно впервые видит это чудо техники и выдает:
— И как этой штуковиной пользоваться?
Тычет пальцем на кнопки наугад, чем вызывает у своей помощницы нервный смешок.
— Идите вы Александр Петрович в свой кабинет, — делая ударение на отчестве, говорит Катя и грациозно идет к маленькому бару, ловя восхищенный взгляд мужа на своей пятой точке, — Я сейчас все организую.
— Что это ты такая добрая? — подозрительно прищуривается Громов, — Помниться на днях отказалась делать кофе, обозвав меня кофейным извергом.
— Потому, что мой любимый босс только что отпустил меня пораньше домой, — мило оскалилась эта негодяйка.
Громов сурово нахмурил свои брови. Катя была нужна в офисе, но хороший кофе был гораздо нужнее и, решив, что пару сканов он и сам в состоянии отправить, повелительно кивнул.
— Андрюх, будь другом не лыбься так — на придурка смахиваешь.
— Лучше быть счастливым придурком, чем хмурым придурком, — философски изрек программист, — Поверь, ты слишком много теряешь в этой жизни.
Лекс не ответил. Мысленно закатил глаза и хлопнул дверью кабинета, наконец, ощутив себя комфортно в своем любимом логове.
Обижался ли он на Андрюху?
Нисколечко.
Они давно дружат. С самого института и, пожалуй, наглый программист единственный из его фирмы, кто может позволить себе там по-хамски разговаривать с Громовым.
Вот и Катька у муженька научилась. Скоро эта сладкая парочка камня на камне не оставит от его брутального имиджа. Знал же что «своих» нельзя брать на работу.
Катерина без стука вошла в его кабинет и, звонко процокав каблучками по паркету, поставила перед шефом чашечку ароматного напитка.
Ее взгляд остановился на задумчивом лице Громова, который вопреки обыкновению не кинулся сразу утолять жажду кофемана, в нервно вертел в руках какую-то тряпку.
— С тобой все в порядке? — участливо спросила девушка.
— А что со мной может быть не в порядке?! — громыхнул Лекс и с раздражением отбросил тряпку на нижнюю тумбу огромного письменного стола.
Глаза Кати удивленно округлились — в неказистой тряпке она опознала вязаную шапку с бумбоном…женскую…
И самым удивительным было то, что это шапка эта была не из разряда дизайнерских, коими увешивала себя невеста Лекса, а самая обычная дешевая, потрепанная и явно не один раз стиранная.
— Ты сегодня странный какой-то, — сказала она и поцокала обратно, собираясь продолжить сегодняшний день в компании мужа, — Может пироженку принести для поднятия настроения?
Лекс покачал головой, проглотив замечание о том, что он думает о Катькиных пирожных, и привычным жестом включил свой рабочий ноут.
— Рябова мне позови и можешь быть свободна.
Помощница кинула на босса еще один встревоженный взгляд и пошла звонить начальнику службы безопасности.
Катя с мужем уже ушли, когда в кабинет к Лексу с громоподобным «Разрешите?» ворвался запыхавшийся плотный мужик с лысой головой.
Станислав Васильевич был ментом, что называется от Бога. Он в свое время возглавлял один из самых значимых подразделений Отдела по борьбе с экономическими преступления. Потом вышел на пенсию, да так и остался бы при своем месте, если не подсидели его вышестоящие чиновники. Ушел он оттуда со скандалом, но не со статьей. За что большое спасибо Громову, который помог честному бэпнику от своих же откупиться. Дельце прикрыли, а Славка стал работать на молодого перспективного бизнесмена Громова.
— Проходи, садись, Василич, — кивнул на кресло Лекс, не отрывая глаз от экрана монитора и быстро-быстро щелкая мышкой.
СБэшник грузно опустился в кресло и выдохнул, сбрасывая напряжение.
По лестнице поднимался.
Сахарный диабет, будь он не ладен!
Его Ленка теперь каждый день кровь на сахар меряет и вместо аппетитной курочки кладет ему в контейнер на обед траву какую-то. Худей, говорит, а то в больницу отправлю. Это Ленка могла. И Василич, как истинный подкаблучник, терпел, жевал траву и ходил по лестнице. Лишь бы не в больницу…
— Дело есть, Станислав Васильевич, — Громов снял с носа очки в хромированной оправе и устало потер переносицу, — Личного характера.
Василич удивленно вскинул брови — это прям что-то новенькое.
И чем дальше, тем интереснее.
Начальник повернул СБэшнику свой ноут и включил видеозапись с видеорегистратора своего «Мерседеса».
Сначала ничего особенного Василич не заметил. Ранее утро, заснеженная дорога, редкие встречные машины и вдруг, откуда не возьмись, на проезжую часть, прямо в объектив камеры несется девушка с рюкзаком прямехонько под колеса машины.
Камера лишь улавливает смазанное движение пешехода. Из-за качества видео особо и не разглядишь ее лица, но и так понятно, что она в ужасе. Картинка резко меняется, видимо Громов в последний момент выкрутил руль.
Конец фильма.
Василич поцокал языком и, почесав лысину, задал самый главный вопрос:
— «Мерина» сильно покоцали?
Лекс вернул ноут в исходное положение и, оттолкнувшись от стола, поднялся со своего директорского кресла.
— Передок в хлам. Проще новую купить.
— Жалко. Такая машина хорошая была, — покачал головой мужчина, не совсем понимая, что от него требуется.
Громов протоптался по кабинету, подхватил чашку остывшего кофе и, наконец, озвучил задание:
— Сможешь, ее найти?
— Кого? — не врубился Василич.
— Девушку на видео. Мне нужна информация о ней. Вся, какую возможно нарыть.
Рябов изумленно вытаращился на босса — дорогой начальник вы либо шпионских фильмов насмотрелись! Где ж он девку эту искать будет? Ориентировку рассылать по видео?
Пока мужчина мысленно возмущался Лекс подхватил со стола ручку, бумагу и начеркал адрес.
— Вот. Это адрес мойки, где она работает. Разузнай, расспроси и…поделикатнее пожалуйста. Это тебе не рабочих на стройку проверять. Не навязчиво. Понял?
Василич взял в руки листок бумаги с адресом и с интересом посмотрел на начальника.
Интересно, а зачем ему это дамочка?
Понравилась?
Да ну, нафиг!
У Громова такая невеста, что других и не надо. И дело не в ее красоте, дело в ее сногсшибательном характере. Так мозг вынесет, что потом перестанешь выносить весь женский род вместе взятый.
К тому же из шефа романтик, как из него спортсмен.
Скорее всего, хочет счет на нее повесить за «Мерина».
Неприятное задание, а куда деваться-то?
Василич ушел, оставив Громова в компании компьютера и собственных мыслей, которые были не слишком приятны.
Лекс из тех людей, которые любят все планировать и четко следовать этому плану. Всегда.
Кто-то назвал бы его пафосно — перфекционист, но сам он просто считал себя человеком, который четко знает, чего хочет от жизни.
И конкретно сегодняшним утром он хотел, наконец, вручить Асе это чертово кольцо, которое казалось, прожгло обивку салона на заднем сиденье внедорожника. Хотя по факту оно просто раздражало его, как символ незавершенного дела.
Потом неплохо было бы помириться на широкой постели в комнате невесты и, с чувством исполненного долга, уехать на работу.
Вот такой нехитрый план…был…
Пока дорогу, словно черная кошка, не перебежала эта невозможная рыжая девица.
Громов скосил глаза от экрана монитора на небрежно брошенную шапку и чуть не фыркнул.
Это ж надо быть такой неорганизованной!
Ну, кто перебегает дорогу, предварительно не посмотрев по сторонам?
За те секунды, что девушка находилась на прямой траектории его «Мерседеса» Лекс чуть не схлопотал сердечный приступ. Наверняка, сегодня ночью его будут преследовать ее расширенные от ужаса глаза и бледное худое лицо.
А то, как она ловко сбежала?
Это вообще отельная тема для злости.
Напакостила и в кусты! Только и сверкали ее непозволительно яркие для черно-белой зимы волосы.
Жаль ли Лексу было свой раскуроченный внедорожник?
Еще как жаль. За него немалые деньги уплачены, которые на мужчину не свались с неба, а достались тяжелым трудом. Неправильно мнение людей, что богачи просто так расшвыривают свои капиталы налево и направо. Легко с деньгами расстается только тот, кому они так же легко достались. Поэтому Лекса вполне можно было считать скупердяем, но спускать на тормозах порчу его имущества он не собирался.
Посему первым делом нужно было разузнать побольше об этой девушке.
Загонять в долговую кабалу он ее не собирался, но научить более ответственно относится к проблемам, которые создала ее легкомысленность, нужно было.
Как хорошо, что у него в штате на такой случай есть свой следак.
Вообще Василич в его компании почти бесполезная штатная единица. Не такая уж у Громова большая фирма, чтобы держать собственного СБэшника. Вполне можно было бы обойтись договором с каким-то недорогим охранным агентством, но за Рябова в свое время просил будущий тесть и Лекс ни разу не пожалел. Ведь всегда можно в самый подходящий момент напомнить ему об этом.
Лекс потянулся в кресле, выпрямляя затекшую спину, и посмотрел на часы — время неумолимо приближалось к вечеру.
Казалось только сел работать, а полдня пролетело со скоростью света.
Мужчина поднялся и подошел к окну, меланхолично изучая спешащих домой сотрудников. Нужно сделать небольшой перекур и снова за работу.
Он достал из ящика стола запасную пачку сигарет и, приоткрыв окно, с наслаждением затянулся. Ася постоянно высверливает ему мозг за эту вредную привычку.
— Лексик, — нудит она, — Курить сейчас не модно.
Страшно спросить, что сейчас модно. Накаченные губы?
Он пытался завязать с сигаретами. Честно.
Но как-то не сложилось.
Все равно Аська найдет другой способ потрепать ему нервы, а они восстанавливаются только после выкуривания пары сигарет. Замкнутый круг получается.
Спиртное Громов употреблял крайне редко. Можно считать это подсознательным страхом за свои плохие гены. Пьяным его даже в компании друзей никто и никогда не видел.
Лекс если и выпивал с нужными людьми, то всегда в меру, чтобы чувствовать себя хозяином ситуации контролировать каждое свое слово.
Затушив сигарету в стеклянной пепельнице, мужчина еще некоторое время усердно стучал пальцами по клавиатуре, делая важные расчеты по новому объекту, а после решил пойти в приемную.
Нужно было сегодня отправить предварительные расчеты субподрядчику на электромонтажные работы, чтобы завтра утром они уже смогли дать ответ. Положительный, как надеялся Громов.
Добравшись до приемной мужчина запустил автоматический сканер на компьютере своей помощницы и замер, услышав сквозь шуршание техники звонкий девичий голосок, что напевал какую-то веселую мелодию.
Звук шел из коридора.
Мгновенно войдя в образ сурового руководителя, Громов поспешил к двери, чтобы прикрикнуть на зарвавшуюся сотрудницу. Пусть время не рабочее, но офис это не место для подобных концертов!
Рывком, распахнув дверь, мужчина выглянул в коридор и слова замерли на языке, при взгляде на симпатичную женскую попку в обтягивающих черных лосинах. Такую прям аккуратненькую, кругленькую. Не сказать, что Громов сильно падок на женские прелести, но тут прям торкнуло некстати.
— На большом воздушном шаре…, – напевала девушка, склонившись над ведром с водой.
Ее руки в перчатках старательно отжимали половую тряпку, а голова с рыжим хвостиком, кивала в такт музыке, которая транслировалась прямо из наушников.
Девушка выпрямилась, прикрывая длинным растянутым свитером то, чем так неожиданно любовался мужчина и, легко пританцовывая, стала выводить мокрой шваброй творческие узоры на полу.
— …мы с тобой проводим это лето…
Девушка чуть полуобернулась, и сердце Громова пустило удар — так это же и есть та самая рыжая засранка!
— Ты! — у Громова помимо воли вырвался самый настоящий рык.
Рыжая нахалка испуганным зайчиком подпрыгнула и выронила из рук швабру. Голова ее резко дернулась, и из уха вывалился динамик наушника. Огромные, широко распахнутые карие глаза в упор уставились на него, грозясь от страха залить слезами нежную кожу милого личика.
У Лекса вопреки здоровой логике возникла ассоциация с испуганным олененком.
Глупость какая-то!
— Ты что здесь делаешь? — дольно грубо поинтересовался Лекс у девушки, что, казалось, стояла ни жива, не мертва, только оленьи глазки испуганно бегали по коридору.
— А я тут…, – проблеяла она тоненьким голоском, и Лексу стало даже как-то совестно — напугал ребенка до полусмерти.
Мужчина хотел предложить ей пройти в кабинет и нормально поговорить, но не успел — в кармане брюк внезапно зазвонил телефон и, судя по мелодии звонка, это был Анатолий Львович собственной персоной.
Едва Лекс поднес к уху смартфон с сухим «слушаю», как рыжий олененок шмыг и в обратную сторону коридора.
Сбежать опять собралась, зараза рыжая!
Ну, уж нет!
Мужчина среагировал молниеносно — всем корпусом вперед, на два широких мужских шага, споткнулся о швабру и прямехонько в ведро с грязной водой, что эта пигалица оставила, (наверняка специально!) у него под ногами.
Ведро с глухим стуком полетело в сторону, вода на Лексовы любимые брюки, а девушка умчала в неизвестном направлении.
— Твою мать! — в сердцах выругался горемычный и со злостью сбросил звонок будущего тестя, — Это не девка, а какой-то ходячий кошмар!
Конечно, можно ее догнать, но было у Лекса какое-то смутное чувство, что едва он попытается, как случится что-то непредвиденное и испорченного имущества заметно прибавится.
К тому же нет никакой гарантии, что поймав, Лекс ее не придушит, за вот такие каверзы.
Несколько секунд помедитировав на свои промокшие в мыльно-грязном растворе замшевые туфли, мужчина перевел взгляд на многострадальную швабру и ухмыльнулся.
Снова Василичу подвалила халява! Ему теперь даже и напрягаться не надо, чтобы все разузнать о рыжей пигалице. Нужно просто подняться до администрации собственника бизнес-центра, и запросить ее личное дело.
Довольный этой мыслью, Лекс достал снова затрезвонивший телефон и пошел обратно к себе в кабинет. Разговор с Асей требовал более вдумчивой обстановки.
Домой я влетела с такой скоростью, словно за мной сам черт гнался. Хотя это было не так уж и далеко от истины.
С грохотом бросила свой рюкзак на пол и шумно выдохнула, приваливаясь к двери и на мгновение облегченно закрывая глаза.
— Ты чего такая взъерошенная? — в коридоре появился дед с белым котейкой на руках, — Случилось чего?
Я покачала головой и стала раздеваться. Не хватало, чтобы дед еще узнал о моих сегодняшних приключениях, а то опять за ружье хватится. У него все богатеи это враги народа, которых нужно отстреливать.
— Устала жуть, — выдохнула, пристраивая свои промокшие сапоги на батарее — к утру высохнут.
— Пойдем-ка на кухню. Я минтая пожарил.
Повела носом. И правда — рыбкой пахнет. Моей любимой.
Кошевар из деда был аховый, но рыба ему, как ни странно, всегда удавалась.
Быстро переоделась, помыла руки и уселась за стол, молниеносно набрасываясь на еду.
— М-м-м, вкуснятина! — похвалила я старика.
А тот и этому рад. Глаза повеселели, помолодели. Рука его потянулась к шкафчику и выудила графинчик с водочкой.
— Ну, коли ты одобрила мою стряпню, то можно и по пятьдесят.
— Дед! — гаркнула я, глядя, как он уже и рюмки на столе поставил, — У тебя давление!
— А у тебя характер вредный, — не остался в долгу он и налил нам по полрюмки, — Ты на себя давно в зеркало глядела? Совсем себя замордовала!
— Я деньги зарабатываю! — обиделась я.
— Зарабатывает она. Здоровье не купишь! Кто ж тебя замуж возьмет такую дохлую.
Чуть не задохнулась от возмущения. И как это у него получается? Ловко перевести тему с его давления, на мое возможное замужество.
— А я, может, замуж не собираюсь, — с вызовом ответила, не забывая активно работать челюстями.
— Это ты так сейчас говоришь. А потом чуть подрастешь, влюбишься и…оставишь старика одного…
Дед как-то сразу сгорбился, состарился и, мне даже показалось, что еще немного и по морщинистой щеке побежит слеза.
— Де, ну ты чего? — подскочила я и кинулась его обнимать, — Куда я от тебя денусь? Я даже, если влюблюсь, никогда-никогда тебя не оставлю.
Пожилой мужчина судорожно выдохнул, похлопал меня по руке и бодренько так заявил:
— Раз так, то за это надо выпить!
И с этими словами всучил мне стопку, чокнулся, с моей, застывшей от такой наглости, статуей и удовлетворенно выдохнув с энтузиазмом принялся за еду.
— Ты пей-пей. Пускай кровь немного погоняет. Хоть выспишься нормально.
Покосилась на стопку в своей руке. А почему собственно нет?
Залпом опрокинула в себя содержимое стопки, алкоголь неприятно обжег внутренности, и буквально через пару минут почувствовала, как напряжение этого бесконечного дня отпускает.
Наевшись, как говорится «до отвала», поняла, что глаза буквально слипаются от усталости.
— Иди, спи, — сказал дед, — Я сам все приберу.
Благодарно поугукала и поплелась в кроватку, залезла под свое любимое старое, но теплое одеяло и уже почти провалилась в сон, как телефон пиликнул, оповещая о входящем сообщении.
Рука на автомате потянулась к смартфону.
«Завтра в девять. И отмазы не принимаются» — гласило сообщение от Шнурка.
Сон как рукой сняло. Немного поворочалась и пошла в зал к деду, который как всегда полуночничал и смотрел какую-то муть про пришельцев.
— Чего ты маешься? — недовольно пробурчал он, когда я попросила переключить на что-то другое.
Подумала и решила поделиться:
— Меня Мишка в клуб зовет завтра.
Дед сразу насторожился и вскинул свои седые косматые брови.
— Туда вся наша группа пойдет сессию отмечать, а я не знаю, идти мне или нет…вот…
— Нечего тут думать. Иди. Молодость быстро пролетает, а ты ее так всю дома просидишь.
— Не знаю, — нахмурилась я и принялась щелкать каналами, — Мне и одеть-то нечего.
— Как нечего? — искренне изумился дед, — А мы с бабушкой тебе платье дарили? Куда оно подевалось?
— На месте оно, — из моей груди вырвался тяжкий вздох, — Когда вы его покупали, я девятый класс закончила.
— И что? — снова не врубился он — Ты вроде не подросла.
— Ничего, — обиженно засопела я и вернулась к своему нехитрому занятию.
Дед немного помолчал, а потом выдал:
— Сдается мне, внученька — ты все ж влюбилась.
— Я?! — возмущенно воскликнула, поворачиваясь к нему, — В кого это?
— В дрища этого своего. В кого ж еще.
И правда. Со мной же больше никто не дружит особо и внимания не обращает. Кроме придурка Алёхина.
Дедушка был во многом прав. Мне и правда Шнурок нравился не просто, как друг, но проблема в том, что парень не видел во мне девушку. Я же завидовала этим разукрашенным куклам, которые постоянно вились вокруг него, и ждала, когда же он обратит сове внимание на меня. В последнее время все чаще казалось, что никогда.
Пока я размышляла о своих неразделенных чувствах, дед поднялся со своего кресла и прошаркав до серванта, порылся, выуживая несколько тысячных купюр.
— Держи, — он протянул мне свою заначку и добавил, — Купи себе наряд. Только чтоб безо всяких вырезов до пупа! Проверю!
Я со счастливым визгом повисла на шее у деда и, поцеловав морщинистую щеку, сказала:
— Я люблю тебя, де. Ты самый лучший!
Пожилой мужчина, разомлев от моих телячьих нежностей, легонько оттолкнул меня и беззлобно проворчал:
— Ну, все-все! Хватит уже ластиться, лисица. Иди, спи уже. У меня сейчас хоккей начнется.
Ослушаться я не смела. Пожелала деду удачной хоккейной ночи и бодренько потопала в сторону спальни.
Там забралась под свое любимое одеяло, обняла продавленную подушку руками, устраиваясь поудобнее и, едва прикрыв глаза, моментально уснула.
Утро субботы обычно самый лучший день в неделе, когда ты еще знаешь, что впереди у тебя два выходных дня и не нужно куда-то спешить. Можно всласть поспать подольше, потом поваляться в постельке и быть может снова поспать.
Это рецепт моей идеально субботы и она такой непременно бы была, если какой-то гад в восемь часов утра не оборвал мне сотовый телефон.
Сначала я честно пыталась не обращать внимания на вибрирование смартфона на тумбочке, потом разозлилась и запихнула его под подушку, но, как оказалось, сделала только хуже — теперь у меня вибрировала вся голова, и сонное настроение улетучилось, уступая место раздражению.
Кто ты смертник, что решил потревожить мое личное субботнее счастье?
Достала телефон и, глянув на экран похолодела.
Это был не смертник, это была моя возможная расплата в лице Гарика.
Проскользнула подленькая мыслишка сделать вид, что я не слышу звонок, но совесть очень не вовремя напомнила о своем существовании. В конце концов, Гарик не виноват, что этот Александр Петрович такой козел. У него наверняка из-за моей выходки могут быть проблемы, а армянин все же неплохой мужик…
— Да, — чуть дрожащим от волнения голосом ответила я.
— Ритусик, золотое мое ненаглядное! Где ты есть?! Мы тут совсем зашились без тебя, моя прелесть.
Иногда мне кажется, что Гарику нужно было на телевидение идти работать, потому что его подхалимскому ораторству позавидует любой шоумен. Не то чтобы я велась на эту фишку, но все же.
— А вы разве меня не уволили, Гарик Артурович?
— Я?! Тебя?! — очень натурально оскорбился начальник, — Да ни за что! Ритусик, зайка, как ты могла так обо мне плохо подумать? Как тебе такое вообще в голову пришло?
— А разве ваш клиент…, – начала было я, но Гарик меня перебил:
— В восторге твой клиент. Просто в восторге. Щедрые чаевые оставил. Приходи скорее на работу. Марина без тебя совсем зашилась.
— А как же…пропажа?
— Да нашел он свою коробку. Извинился и чаевые тебе отстегнул.
Я так и зависла глядя в одну точку перед собой и прокручивая раз за разом в голове слова Гарика.
Чаевые даже оставил.
А я с ним так некрасиво проступила…
— Хорошо. Я сейчас буду, — сказала начальнику и положила трубку.
В груди поселилось какое-то нехорошее чувство, словно я сделала что-то неправильное, и не проходило оно целый день, а уж когда Гарик мне всучил те самые чаевые, и вовсе стало гадко на душе.
Работала на автомате, а в голове так и прокручивала нашу последнюю встречу с Александром Петровичем.
И чего спрашивается, убежала?
Он даже и претензий предъявить не успел, а я как бешеная макака ускакала. Еще и не убрала до конца, ведро опять же бросила…
И с машиной его так нехорошо получилось, не справедливо. Бабушка бы точно не одобрила подобное поведение.
Я уже взрослая и обязана отвечать за свои поступки.
Пока я прикидывала, под каким соусом лучше себя подать грозному Александру Петровичу на растерзание в поднятые ворота бокса заехал красный седан дражайшей супруги Гарика.
Дверь плавно открылась, и оттуда грациозно выкарабкалась высокая блондинка в короткой норковой шубе, из распахнутых пол которой виднелось платье под цвет авто.
Карина сегодня была при параде.
Блондинка звонко цокая каблуками продефелировала в мою сторону и высокомерно приказала:
— Помой и отполируй. Только не трогай на заднем сиденье пакеты, а то помнешь, — и поплыла себе дальше, словно так и надо.
Вообще я человек довольно терпимый и считаю, что если кому-то суждено родиться свиньей, то жарптицей ему никогда не стать, но в случае с женой шефа мне порой хотелось банально психануть и напакостить этой крашенной выдре, которая по каким-то, одной ведомой ей причинам, считает себя пупом земли.
— Девушка! Девушка! У меня запись, — раздался недовольный голос клиента, который и правда записывался на это время.
— Извините, придется немного подождать, — как можно вежливее ответила я.
Конечно, клиент был возмущен и уехал, не став ждать, но пообещав написать на нашем сайте негативный отзыв, за который конечно получу втык как всегда я.
Не за что. Опять.
Покосилась на Каринкину машину.
Вот что тебе стерве не сиделось в своем салоне красоты? А?
Королевишна, блин. Приехала, всех клиентов распугала. Такими темпами Гарик по миру пойдет, и некому будет платить за красоту ее ненаглядную. К слову Карина была девкой страшненькой. Не смотря на модельный рост и стройную фигуру, девушка имела совершенно невыразительное лицо, на котором постоянно красовался веселенький грим. Он ее сильно старил и придавал ее вытянутой физиономии вид восковой маски.
И как ее только Гарик терпит. Нет, не терпит — любит и пылинки сдувает.
Я как раз натирала полиролью торпедку, когда появилась Карина и зло прищурившись, спросила:
— Вы еще не все? Гарик, почему они у тебя работают как сонные черепахи?
Шеф ничего не ответил, а мы, переглянувшись с Мариной, что в этот момент натирала капот и, вероятно, подумали об одном и том же: нужно непременно отомстить выдре, ибо нет на свете лучше счастья, как восстановленная справедливость.
Я в раскоряку выползла из тесного салона спортивной тачки и взялась за кёрхер — типа переставить на другое место.
И тут усп! Небольшая струя воды под напором бьет прямо под ноги Карине, которая с визгом отскакивает.
— Ой, простите! — делаю самые четные глаза, — Я не хотела.
— Дура! Ты мне все сапоги промочила, — глядя на свою испорченную замшевую обувь рыкнула блондинка, — Теперь сушить придется.
Выдра яростно хлопнув пластиковой дверью вылетела из бокса. Гарик потрусил следом.
А мы с Маринкой предвкушающее улыбнулись, в синхронном жесте потирая ручки.
— Ну, и? — поиграла бровями я, многозначительно глядя на напарницу.
Марина выпрямилась и, состроив чинную моську любезно поинтересовалась:
— А не соизволите ли вы Маргарита отобедать со мной селедочкой под шубкой?
— С превеликим удовольствием! — в тон ей ответила я и ногой отодвинула мешающийся кёрхер.
Пока Гарик и Кариной занимались жизненно важным делом — сушили сапоги перед обогревателем, мы с Маришкой не отставали и плотно так пообедали наивкуснейшим салатиком.
Наелись, а потом подумали, что как-то некрасиво с нашей стороны будет не угостить нашу достопочтенную Выдру.
Сказано — сделано!
Пока я стояла на шухере, Маришка быстро положила остатки селедки под шубой на салфетку, а ее в небольшое углубление под водительским сиденьем спорткара. Машину Выдра хранит в теплом гараже. Интересно сколько понадобиться времени салату, что бы завонять?
В коридоре послышались шаги Гарика и цокот каблучков.
— Пока, любимая, — радостно оскалился Гарик, видать достала его благоверная до печенок, — Постараюсь приехать пораньше.
Карина одарила его таким взглядом, что, на мой взгляд, Гарику лучше поехать переночевать у мамы, и была такова. Только взвизгнули покрышки колес по асфальту.
— И за что вы ее любите, Гарик Артурович? — меланхолично поинтересовалась я, глядя вслед красной машине.
Гарик подумал, почесал затылок и ответил:
— Любят, Ритусик, не за что-то, а вопреки! — и с этими словами наш армянский философ ушел к себе в кабинет, оставив нас с Маринкой обслуживать машину нового клиента.
Остаток рабочей смены пролетел незаметно. Усталость давала о себе знать и, осознание, что сейчас еще нужно каким-то образом успеть купить платье, причесаться и как-нибудь накраситься, совершенно не радовало.
Маринка, заприметив мой кислый вид, покачала головой и решительно произнесла:
— Сегодня я буду твой крестной феей! Давай быстрее переодевайся, и помчали — тут недалеко есть отличный шмоточный магазинчик.
— Так тебя ж дети ждут.
— Ничего, — махнула рукой напарница, — Подождут. Они сегодня у свекрухи. Пускай лишний часок ей нервы потерпят, а я в кои-то веки расслаблюсь.
Вообще Маринка очень легкая на подъем девушка. Несмотря на непростую судьбу и тяжелую работу, девушка источает неиссякаемый оптимизм и веру в светлое будущее. Широкая улыбка редко сходит с ее пухленького, очень симпатичного личика, заражая окружающих своим задором, и работа от этого спорится.
Маришкин «шмоточный бутик» был в паре остановках от моего дома.
— Так! — скомандовала подруга, едва мы зашли в магазин, — Ты дуй в примерочную, а я сейчас подберу тебе наряд.
Я послушно скрылась за шторкой и начала разведаться до белья, глядя на свое замученное отражение и не понимая, как из этого зомби можно будет сделать красивую девушку. Но Маришка была твердо уверена в обратном, и буквально минут через десять на вешалке в примерочной появилось шесть разных платьев.
— А может не надо? — жалобно покосилась на свою фею.
Та безапелляционно покачала головой и сунула мне в руки первый наряд.
— Надо, Рита. Надо!
Первый два платья были мной забракованны из-за слишком откровенных вырезов.
— Но тебе же так хорошо вон то беленькое, — попыталась возразить подруга.
— Марина! Меня дед из дома в нем не выпустит. Еще и косы повыдергивает.
Она оценивающим взглядом прошлась взглядом по моим сильно отросшим рыжим ломам и согласилась:
— Да, косы жалко. Тогда бери одевай черное.
— А не слишком мрачно? — засомнеалась я беря в руки легкое черное платье из какого-то очень приятного материала.
— Сейчас посмотрим, — подмигнула Маришка, — Я за сапогами.
Платье оказалось мне в пору. И черный цвет вовсе не казался мрачным, наоборот очень выгодно отенял мои волосы и белую от природы кожу. Даже веснушки на носу, каким-то образом списывались с образ.
— Маленькое черное платье, — промурлыкала за моей спиной, довольная, как стало слонов Маринка, — Обувайся.
Она поставила передо мной красивые замшевые сапоги на высоком каблуке.
— Ты с ума сошла! Я на них ходить не умею, — попыталась возразить я.
— Значит…пора учиться, — улыбнулась моя персональная фея и после того, как я влезла в сапоги, выдохнула, — Вау! Подруга, где ты раньше прятала эту куколку?
Я и правда не узнавала себя в зеркале. Как оказывается человека меняет одежда! Короткое платье выгодно подчеркнуло мои стройные ноги — единственное, чем можно было похвастаться, скромный вырез, скрыл первый размер груди и почти создал ей округлость, а легкая ткань, придала образу некой романтичности.
Маринка чуть приподняла на затылок передние пряди волос открывая скулы и хихикнула:
— Ракета к полету готова!
Светская жизнь — прежде всего изнуряющая скука, но с ней приходится мириться. Это часть трудового имиджа, такая же неотъемлемая, как и Ася, любующаяся бриллиантами на кольце.
Громов не из тех людей кто любит шумные вечеринки. Находиться в толпе не сильно трезвого народа, тупо дрыгающегося под пресный хит сомнительное удовольствие, но положение обязывает. Именно на таких тусах завязываются нужные знакомства с молодыми, перспективными и не очень, прожигателями солидного состояния. Сами по себе эти кривляки его мало интересуют, а вот их друзья, родители и даже дедушки очень даже. Как правило, это люди при власти, погонах, мандатах, что, так или иначе, имеют доступ к негласной дележке бюджетных средств.
Поэтому к походу по любимым злачным местам Аси Лекс относится, как к работе. Не любимой, невероятно муторной, но необходимой.
— Ты выглядишь, как мой отец, — поджимает ярко накрашенный рот Ася, рассматривая его свитер, — Этот цвет просто ужасен.
Громов бросает мимолетный взгляд в зеркало. Свитер, как свитер. Черный, не стесняющий движения. Отличный вариант с простыми джинсами. Не так часто мужчина позволяет себе отдохнуть от привычного строгого костюма.
— Где ты вообще откопал эти ужасные вещи? — продолжает надрываться невеста, — Я же тебе дарила отличный комплект на день рождение.
— Я не ношу одежду для голубых.
— Лексик! Но это же модно!
Громов закатывает глаза и решительно берется за норковую шубу невесты.
— Мы опаздываем.
Алька фырчит не хуже рассерженной кошки и что-то еще ноет, но Лекс ее не слушает. Его голова забита бесконечными сметами, прайсами и встречами, назначенными на понедельник.
— Это что? — как вкопанная замирает Ася, круглыми глазами рассматривая, ожидавшее их авто с шашечками.
— Такси, — терпеливо вздыхает мужчина и распахивает перед ней заднюю дверь, — Мой «Мерседес» в ремонте.
— Я тебе говорила, что надо купить втору машину, — продолжает шипеть она, — Теперь будем позориться.
Снова фильтруя ересь, что постоянно лезет из красивого рта невесты мимо ушей, Лекс думает о том, что новое авто все же придется купить. Мерседес он все же решил восстановить. Благо тот застрахован и размер страховки должен покрыть ремонт. Повезло рыжему олененку…
Пока Ася, возбужденно вцепившись ему в руку своими драконьими ногтями, что-то рассказывала, мужчина прокручивал утренний разговор с Рябовым.
— Не работает тут такая девушка, — отрапортовал Василичь по телефону, — Наш этаж уже несколько лет убирает баб Рая. Бодрая такая старушка. Пирожками меня угощала. Вкусные, с мясом…
Кто о чем, о Василичь о жратве только и думает.
— Откуда тогда взялась эта девица у нас в офисе, если она тут не работает?
— Шеф, а может…того…вам показалось? А?
— И ведро мне тоже привиделось, по-твоему? — разозлился Громов, — Давай мне домашний адрес бабульки этой, а сам подними, наконец, свой зад от кресла и смотайся на автомойку. Тебе полезно кровь разогнать и подвигаться.
Лекс и сам не знал, почему ему так в подкорку въелся этот рыжеволосый образ чудаковатой девчонки. Есть в ней какая-то яркая, притягательная харизма. Не идеальная, холеная красота, не совершенство и плавность линий, а манящая внутренняя сила и, конечно же, загадка. Ее-то Громову, после их фееричной встречи в офисе, очень хотелось разгадать.
Был в его желании с ней познакомиться чисто мужской интерес? Определенно. Хотя он и убеждает себя в обратном.
Рядом с Громовым сидит самая желанная девушка в городе. Зачем ему другие?
Но думает он об одной вредной рыжей девчонке.
Интересно, она натуральная рыжуля или красится?
Бредовая мысль для почти женатого, уравновешенно, определившегося в жизни мужчины средних лет.
Но не думать не получалось. Как ни гнал он от себя образ карих оленьих глазок, они вновь возвращались.
Херня какая-то…
В клубе неестественной вибрацией грохочет музыка. Сегодня в злачном местечке под пафосным название «Рай» аншлаг. Забиты все места. На танцполе яблоку негде упасть, а вип кабины заняты шумными и не сильно трезвыми компаниями молодых девушек и парней.
Громов чувствует себя древним и неповоротливым осьминогом в аквариуме с юркими и яркими рыбками. Не то, что бы он считал себя старым, скорее усталым. В двадцать его завлекали шумные компании, гулянки до утра. Студенческие годы прошли, и все это осталось приятными воспоминаниями. Сейчас были другие приоритеты, иные интересы. С гораздо большим удовольствием Лекс съездил, пусть даже с Асей, на горно-лыжный курорт.
Но Аська и спорт — это вещи не совместимые. Приходится мириться.
В последние дни он все чаще ловит себя на мысли, а стоит ли оно того?
И тут же трясет головой, изгоняя крамольные мысли прочь.
За столом витает дым сигарет и кисловатый запах пролитого пива. Кто-то из подружек Аси успел перебрать и теперь пьяно жмется силиконовыми богатствами к виновнику сегодняшнего торжества. Молодые люди за столом шутят, веселятся, пьют текилу, и, в целом, Лекс не так уж и плохо чувствует себя в их компании.
Он опрокидывает в себя пару стопок для поднятия настроения и на третьем заходе накрывает свою пустую ладонью — он знает свою меру.
Пропуская мимо ушей восторженный треп Аси, мужчина расслабленно наблюдает за толпой и в прожекторе яркого света, что рассекает интимный полумрак клуба, мелькает знакомый яркий цвет.
Он даже подается вперед, от неожиданности и теперь уже жадно всматривается, надеясь…
На что ты придурок надеешься?
— Лексик, — нудит Ася, — Я хочу на новый год с Анжеллой и Босей на Мальдивы. Поедем?
Вот что ей ответить? А?
— Ты же знаешь, что у меня работа, — как можно спокойнее отвечает он.
— У тебя всегда работа! — разгоряченная алкоголем, Ася прекрасна в своем гневе, но это только по началу, — Ты достал меня уже своей работой. Я хочу на Мальдивы. Ты обещал свадебный подарок!
— Ась, давай поговорим об этом дома?
— Да пошел ты, — окончательно психует брюнетка и, вскочив из-за стола, нетвердой походкой идет в сторону танцпола.
Ноги ее сильно заплетаются, а двенадцатисантиметровые каблуки не способствуют устойчивости. Расшибется ведь…
Громов идет следом, но Аська уже энергично двигается в эротичном танце, лавируя в толпе. Она в своей родной стихии. Моментально рядом с ней начинает трясти трендовыми штанами какое-то клубное чучело, и Лекс чувствует только одно — облегчение.
Аська нашла себе занятие — а значит можно пойти подышать свежим воздухом.
Странно, но он совсем не ревновал невесту. Умом он понимал, что у них разные темпераменты, и в силу скуки Аська наверняка не долго пробудет верной супругой.
Такой ли семейной жизни он хотел?
Вопрос, на который сейчас трудно найти ответ.
На улице свежо ми морозно. Поплотнее запахнув пальто, Громов достает сигареты и с наслаждением делает первую затяжку, глядя на освещенный огнями ночной проспект.
Чуть поодаль толпиться шумная группа студентов и, судя по взрывам хохота, им очень весело.
От толпы отделяется невысокая фигура в темном пуховике и быстро и даже как-то зло перебирая ножками бежит в сторону остановки. За ней неспешно и лениво идет парень.
Почему Лекс обратил на них внимание?
Потому что у девушки яркие рыжие локоны, что ярко горят на морозном воздухе.
Тем временем парочка скрывается за ларьком быстрого питания, и тревожное чувство посещаем мужчину. Слишком странно выглядела эта парочка.
На ходу докуривая сигарету, Громов стремительно сокращает расстояние до остановки и видит неприглядную картину — парень прижал девушку к железной стенке киоска и она не выглядит радой таком вниманию. Лицо девушки скрыто рукавом дорогой куртки парня, а рыжие длинные волосы, разметавшиеся в разные стороны от резких движений, оказываются в его руке. Он явно пытается поцеловать девушку и чтобы та не брыкалась, прижимает ее хрупкую фигуру всем телом.
— Пусти-и-и, — слышится ее надсадное шипение, — Пусти, я сказала!
Знакомое очень шипение. Прямо до мозга пробирающее, отчаянно маскирующее страх.
— Вам не кажется, что дама против? — достаточно громко, в своей излюбленной командирской манере произносит Громов.
— Тебе чего надо, дядя? Вали отсюда, — тяжело дыша, рычит в ответ парень и больно дергает девушку за волосы, когда та, пользуясь заминкой, пытается рвануть на свободу.
— Отпусти девушку, — с нажимом говорит мужчина, чувствуя, что привычное хладнокровие уступает место ярости.
— Отвали, дядя!
Сосунок еще сильнее прижимает рыжулю к себе. Она отчаянно трепыхается, словно яркая бабочка в сетях паука и морщится от боли.
Громов больше не разговаривает. Он просто делает стремительный выпад в их сторону и хватает гаденыша за шкирку.
Парень явно дохловат и для весовой категории Лекса не дотягивает. В случае драки это будет скорее избиением младенцев. Громов хоть и не машет кулаками каждый день, но в физической силе и ловкости ему не откажешь.
Мужчина отшвыривает парня, словно надоедливого щенка в сторону и тот неловко взмахнув руками, падает в придорожный сугроб, выкрикивая заковыристые матерные эпитеты.
— Я же тебя достану, урод! — выкрикивает оскорбления тот, слишком быстро для пьяного выбираясь из сугроба, — Чего прицепился? Эта девка моя!
— Эта девушка, — холодно поправил Лекс, быстро загораживая собой, рыжулю, — Ценный работник моей компании. И тебе советую держаться от нее подальше.
Громов на мгновение оборачивается на виновницу едва не произошедшей драки и спрашивает:
— Ты в порядке?
Рыжая кивает, подозрительно шмыгая носом и прячет лицо в объемном белом шарфе. Снова это перевоплощение из шипящей кошки в перепуганного олененка.
Тем временем парень, отряхнувшись от снега, оценивающе смотрит на Леса и, видимо, смекнув, что тот серьезный и решительно настроенный противник, пятится назад.
— Лады, мужик, — криво ухмыляется и громко добавляет, — Пока, Маргош. Увидимся после каникул.
С этими словами он чешет к дорогому спорткару, припаркованному неподалеку от клуба. Очередной, мать его, мажорик.
— Магро, значит, — поворачивается к девушке Громов.
Та качает головой.
— Друзья зовут меня Ритой.
— А этот, — кивок головы в сторону, едва тронувшегося спорткара, — Не друг разве?
— Враг, — едва шепчет она, и Лексу, кажется, что еще чуть-чуть и с длинных и неожиданно темных ресниц, упадет крупная слезинка.
Рита обхватывает себя за плечи, дрожа то ли от шока, то ли от холода, а Лекс задумчиво посмотрел на парадные двери клуба, откуда вылетела довольная, смеющаяся Ася и стайка едва стоящих на шпильках подруг. Похоже, они решили потусить в другом месте. Вон, как активно пакуются в такси.
— Ты вещи все забрала? — неожиданно для себя спрашивает Громов.
Девушка кивает и роется в карманах, что-то разыскивая. При этом вся трясется как осиновый листик.
— Замерзла? Предлагаю попить кофе в спокойном месте. Отогреемся немного.
Рыжуля замирает, перестав рыться в карманах, и поднимает настороженный взгляд. Ее щеки моментально розовеют. Девушке стало стыдно и, кажется, Лекс знает его причину.
— В пиццерии, — он пытается очаровательно улыбнуться, но очарование и Громов вещи несовместимые, — Я угощаю.
Несколько мучительных мгновений она думает, заманчиво прикусив лишенную помады губу и, наконец, отвечает:
— Хорошо. Только я дедушке позвоню, — и с этими словами достает из кармана старенький, еще кнопочный мобильник и, отойдя на пару шагов, делает короткий звонок.
Слов Лекс не расслышал, но и так было понятно, что примерная внучка отчиталась за свое местонахождение.
В круглосуточной непрезентабельного вида пиццерии практически пусто. Рижуля быстро занимает место у окна и, словно пытаясь отгородиться ото всего мира, снова утыкается носом в свой шарф. Скукоживается и опускает взгляд.
Интересно, какие мысли бродят в этой хорошенькой головке?
— Что будешь? — спрашивает Лекс и хмурится, когда Рита вздрагивая, испуганно смотрит на него.
— И что еще?
Пока мужчина ждет заказа у кассы, исподтишка посматривает на свою спутницу, гадая, сколько ей лет. Молоденькая очень. Едва оперившаяся деточка. Любопытно бы узнать, почему так спокойно пошла с ним.
Не сбежала, как обычно.
Он усмехнулся себе под нос. Да уж…
Кому расскажешь, не поверят — Громов гонятся за рыжей девчонкой, которая разбила ему машину, спасает ее от назойливого поклонника и угощает кофе.
Только кофе?
Лекс решительно берет огромную пиццу.
Он тоже проголодался.
Когда на столике появляется поднос с ароматной, хрустящей, невероятно вкусной пиццей рыжуля все же вытаскивает свой голодный носик из норки.
— Угощайся, — Лекс мягко подталкивает поднос к ней и сам берет кусок, тут же жадно откусывая, — М-м-м, сто лет не ел такой вкуснятины.
Рита несмело улыбается и берется за угощение.
Правильно…
Пугливых оленят сначала нужно прикармливать.
Она ест, бросает быстрый взгляд из-под темных ресниц и улыбается каким-то своим мыслям.
— Я кажусь тебе смешным? — как можно доброжелательнее, пытается завести разговор Громов.
— Нет. Просто…не думала, что такие люди, как вы едят фаст-фуд.
— Это какие «такие»?
Девчонка с трудом сглатывает едва откусанный кусок пиццы и поспешно отвечает:
— Ну, состоятельные. Вы, наверняка, должны на завтрак, обед и ужин питаться черной икрой и омарами.
— Боюсь, если следовать твоей диете, то можно заработать язву желудка. Открою тебе страшный секрет Рита — я не разу в жизни не пробовал омаров.
— Правда? — удивленно вскидывает брови она, — Это вы зря.
И добавляет, мечтательно подперев кулачком подбородок:
— Эх, а я бы непременно попробовала.
Громов зависает, глядя в ее открытое и такое естественное в своей непосредственности лицо. Свет уличных огней блестит на растрепанных рыжих прядях, тонкие пальцы с короткими ногтями сжимают бумажный стаканчик с кофе, согревая ладони, а Лекс не к месту гадает — так ли мягки на ощупь эти чудесные пряди, как выглядят.
— Я…, – начинает, было, Рита, но осекается.
Уголки губ ползут вниз и она выдыхает:
— Мне очень жаль, что так получилось с вашей машиной. Я не хотела, правда. И…мне очень стыдно за…за все…Простите меня, пожалуйста.
Он не ждал этих слов. Думал, сейчас выкручиваться начнет, как и любой другой на ее месте, ища себе оправдания. Снова девочка Рита смогла удивить, непрошибаемого Александра Петровича.
— Если и правда жаль, что за спектакль в моем офисе устроила?
— Вы меня напугали. Я, правда, не хотела, в еще зла была на вас за…за коробку эту вашу дурацкую. Не брала я ее. Мне чужого не надо. Честно-честно.
— Я знаю, — отмахнулся Лекс, — Только одного понять не могу: как ты в офисе моем оказалась, если тебя никто там, в глаза раньше не видел.
Рита поставила стаканчик на стол и тяжело вздохнула:
— Только пообещайте, что отделу кадров бизнес-центра не проболтаетесь?
Лекс чуть кофе не подавился. Смешная она в своей почти детской наивности.
— Хорошо, — покорно кивает и выжидающе смотрит на девушку.
— У вас работает моя соседка. Она недавно ногу сломала и не может убираться. Вот, я ее и выручаю. Временно.
Вот оно как. Все гениальное, господин Громов, просто. Нет тут никакой загадки. Простые житейские дела и доброе сердце одного рыжего олененка.
Девочка не забывает есть пиццу, и посматривает на Громова так, словно хочет что-то спросить, но не решается.
— Александр…к-х-х…Петрович, а сильно ваша машина побилась?
— Сильно, — коротко отвечает мужчина, думая о том, что сейчас Ритка снова его удивит.
— Ремонт дорогой, наверное? — продолжает прощупывать почву она, не прекращая энергично жевать.
— Не переживай. Страховка все покроет.
Рита застывает с приоткрытым ртом, откладывает кусок пиццы и очень серьезно смотрит на Громова.
— Я так не могу, Александр Петровоч. Вы меня от придурка Алёхина спасли, а я вам машину разбила. Денег, вы и сами знаете, у меня нет, но я могу отработать. Убирать у вас бесплатно.
— Тогда твоя соседка останется без работы, — складывая руки на груди, замечает Лекс.
— Не подумала об этом, — разом сникает рыжуля и больше не притрагивается к еде, отрешенно глядя в окно.
А там, за толстым стеклом, началась настоящая метель. Крупные стайки снежинок гоняет безжалостный ветер. Они танцуют свой экзотически-прекрасный танец в ярком прожекторе фонаря и Лекс, неожиданно, для себя понимает, что давно ему не было так хорошо, спокойно и…просто.
Вот так. Без слов.
Давно не чувствовала себя так паршиво, как в этот, казалось бы, замечательный вечер.
А все так неплохо начиналось, когда я с модной укладкой на голове, красивой походкой вошла в клуб «Рай» Чувствовала себя самой настоящей Золушкой и ждала очень много от этого вечера. И в числе этих ожиданий было внимание принца.
— О, Ритка. Привет! — выдал, уже подвыпивший кандидат на должность принца, обнимая очередное сиськастое модельное нечто, — Ты опоздала, и мы начали без тебя.
Окинула взглядом веселящихся студентов, перевела взгляд на Шнурка и растерянно произнесла:
— Я заметила.
— Подруга, я про тебя не забыл, — улыбнулся Миша, похлопывая рядом с собой по дивану, — Заказал тебе коктейль. Ты же любишь киви?
Я робко кивнула и присела на краешек дивана, стараясь не смотреть, как Мишка тискается со своей пассией на сегодня.
Коктейль на столе нашелся, но уже кем-то изрядно отпитый и попробовать его я просто побрезговала.
Народ о чем-то шумно переговаривался, девчонки весело щебетали, парни за ними ухаживали и только одна я, как ворона, выделялась среди этой веселой компании. И мне не оставалось ничего иного, как молчаливо слушать их разговоры нервно теребить подло платья.
Не сказать, что в группе ко мне плохо относятся. Девчонки обычно довольно приветливы, но подруг среди них нет, потому что интересы разные. Многие из них из обеспеченных семей. Свысока не смотрят, а все равно чувствуется эта огромная пропасть между нами. Парни не видят в мелкой, некрасиво одетой сокурснице девушку. С некоторыми у меня вполне деловые отношения — помогаю курсачи писать. Так что в собственно зажатости винить некого — только себя.
— А-а-а! — визжит, словно свинья пассия Шнурка, — Это моя любимая песня! Котя, пойдем танцевать.
Парочка подрывается на танцпол, и вместе с ними добрая половина группы.
Я несколько мгновений мнусь, а потом иду следом, стараясь не думать, как буду танцевать на каблуках, если хожу на них с трудом, но вопреки ожиданиям ритмичная музыка быстро захватывает меня и тело само начинается двигаться ей в такт.
Полумрак обезличивает. Помогает слиться в окружающей действительности, словно здесь нет социальной пропасти между людьми.
Я не умею танцевать. Мое тело словно само знает что делать. Знакомые девочки подзывают меся к себе в кружок и, пожалуй, у меня даже получается отключиться от своих вечных проблем и отдаться чувственному танцу.
Вздрагиваю, когда, на талию ложатся чьи-то горячие ладони и к спине прижимается мужское тело.
— Не знал, что ты так умеешь танцевать, — слышится голос Миши над ухом, и в его голосе я улавливаю какие-то незнакомые ранее нотки.
Разворачиваюсь в танце, чтобы оказаться с ним лицом к лицу.
— Я тоже, — улыбаюсь в ответ и откидываюсь чуть назад в его объятиях.
Мишка смеется и прижимает к себе крепче.
— А ты подросла.
— Я младше тебя всего на полгода. Неужели ты думал, что я вечно буду маленькой.
Шестым чувством улавливаю момент, когда взгляд его меняется и в нем появляется новый, притягательный блеск. Он наклоняется ко мне, словно хочет поцеловать. Задерживаю дыхание и…
— Котик! Вот ты где!
Блондинистая пуделиха чуть ли не виснет у него на руке, буквально отрывая от меня. От такого напора я, неловко качнувшись на каблуках, пячусь назад, чтобы наткнуться на Алёхина.
— О, Синичкина. А я тебя не узнал. Красивая ты сегодня.
«Жаль, что это видит только этот придурок» — с досадой думаю я, глядя, как вниманием Шнурка снова завладела другая.
— Давай потанцуем? — игриво подмигивает Алёхин, протягивая свои загребущие лапы.
— Отстань от меня.
С силой отталкиваю его и быстро, насколько это возможно в толпе танцующих, покидаю площадку.
Хватит. Нагулялась в клубе.
Забрав в гардеробе пальто, нараспах выскакиваю на улицу, с наслаждением глотая морозные воздух.
Быстро иду к остановке. Маршрутки в это время уже не ходят. Благо деньги на такси у меня остались. Пока неловко тыкаю озябшими пальцами на кнопки в телефоне, чтобы вызвать машину, меня внезапно хватают за локоть и волокут за киоск, рывком прижимая к стене.
— Попалась, моя Риточка, — ухмыляется смазливая Алехинская рожа, — Я люблю играть с серого волка.
— Пошел нафиг, придурок! — ругаюсь в ответ, стараясь его оттолкнуть, но не тут-то было.
От парня несет алкоголем и, судя по решительному блеску в глазах, остановит его только сковородка по темечку.
Впредь обязательно буду таскать с собой в рюкзаке.
Самоирония не самое лучшее оружие в данный момент. Но именно она помогает мне спрятать дикую панику, когда я поняла, что мы одни, а в нескольких метрах стоит его машина. Что ему стоит за волосы затащить меня внутрь?
Сомневаюсь, что кто-то услышит мои крики.
Спасение пришло неожиданно и оттуда, откуда не ждала.
И сейчас, сидя напротив своего нечаянного рыцаря в черном пальто, до сих пор не верю в реальность последних сорока минут.
Из паучьих лап Алёхина меня вытащил неприветливый хмырь Александр Петрович.
И не просто вытащил, а отвел в кафе. Накормил и напоил вкусным горячим кофе.
Хочу вам сказать, я даже прониклась некой симпатией к этому серьезному мужчине.
Ну, как прониклась…
Вот, как он мне про страховку сказал, так сказу и прониклась.
Хороший Шурик оказывается мужик.
Не то, что некоторые…. Бессовестные, наглые, рыжие пигалицы.
Что-то так стрёмно от самой себя стало…
Не так меня воспитывали.
Дед всегда говорит, что нужно жить по совести. Если она чиста, то и дышится легче, свободнее. В последнее я, признаться, не сильно верю, но с совестью договариваться, чтобы та помалкивала, еще не научилась. И конкретно сейчас она требует поступить справедливо и отплатить добром на добро.
— Александр Петрович, — как можно серьезнее начинаю я, — Может у вас тогда другая полезная работа найдется? Я, между прочим, на экономиста учусь. Если нужно что-то, то я все-все сделаю.
Мужчина несколько мгновений озадаченно на меня смотрел, а потом рассмеялся, неожиданно очень приятным бархатным смехом. Никогда бы не подумала, что этот сухарь, может так веселиться.
— Интересная ты Рита, — сказал он, не переставая улыбаться, — Другая бы уже давно ручкой помахала и трижды перекрестилась. А ты на работу нарываешься.
— Не люблю быть кому-то обязанной, — буркнула я, отчего-то обидевшись.
— Самостоятельная, значит. Учишься, работаешь… Прямо спортсменка, комсомолка и просто красивая девушка.
С красивой он, конечно, загнул, а так…да, я такая вся замечательная и не капли не задираю нос.
— А не боишься?
Неожиданный какой-то вопрос.
— Вас? — на всякий случай уточняю и после кивка продолжаю, — А чего вас бояться-то? Вас сам Гарик кофе угощает, который он только для родственников бережет. Значит человек вы проверенный.
— Как у тебя все просто.
Шурик задумчиво смотрит на меня и, потерев ладонью подбородок, предлагает:
— Раз ты у нас девушка смелая, то предлагаю поработать у меня домработницей. Не на целый день, конечно. Надеюсь, ты хорошо готовишь?
— Х-хорошо, — почти без запинки соврала я.
Мои кулинарные таланты довольно скромны. Сильно сомневаюсь, что в предпочтения Шурика входит жареная картошка три раза в день.
— Будешь приходить по утрам. Прибираться и готовить. В еде я неприхотлив, дикого свинарника не устраиваю, поэтому за пару часов ты будешь успевать. Как тебе такой вариант, Рита?
Чуть прищурившись, смотрю на мужчину, пытаясь понять, в чем подвох. Заодно на глаз определить — есть в нем хоть что-то от серийного маньяка или нет.
Гариков кофе — это реально железобетонный аргумент, но все равно не плохо бы было подстраховаться.
— Только если все будет официально и по договору с паспортными данными.
— Чувствуется в тебе деловая жилка! — довольно усмехается мужчина, — Будет договор и даже зарплата по нему.
Открыла было рот, чтобы возразить, но Шурик жестом приказал молчать.
— Ниже рыночной стоимости, если ты об этом. Договорились?
Он протянул через стол свою руку, для рукопожатия. Несколько секунд я на нее тупо пялилась, не зная, что делать, а потом, опомнившись, неловко вложила свою ладошку. Она сразу же утонула в его почти медвежьего размера лапе.
Теплые пальцы сомкнулись кольцом и чуть задержали, словно прикосновение принесло ему удовольствие.
Я оторвала взгляд от наших соединенных ладоней и, приподняв голову, встретилась с ним глазами.
Он смотрел как-то странно.
Иначе, чем несколько мгновений назад.
Я не знала, чтобы мог означать этот блеск из-под полу прищуренных век, но вопреки воли от столь пристального внимания неожиданно покраснела.
Почти вырвала свою ладонь из цепкого захвата и втянула голову в плечи, скрывая за кольцами шарфа пылающие щеки.
— Поздно уже, — тихо говорю я, — Дома волноваться будут.
Александр Петрович вздрогнул и, тряхнув головой, уже более привычно сказал:
— Ты права. Дедушка? Ты с ним живешь?
Молча кивнула и принялась быстро застегивать куртку.
— Спасибо вам за кофе и пиццу.
— Пустяки, — отмахнулся мужчина, — Сейчас нам такси вызову. Кстати, давай свой номер — скину тебе адрес моего дома. Мы почти соседи. Тебе нужно будет проехать всего две остановки.
— Это здорово! — обрадовалась я и послушно продиктовала номер своего мобильника.
Тот в следующее мгновение пиликнул, оповещая о входящем сообщении. Глянула — и правда почти соседи. С той лишь разницей, что Шурик живет в элитном доме на набережной.
Его построили совсем недавно. На месте старых двухэтажек. Рядом еще разбили чудесный сквер с фонтаном. Сейчас он, конечно, не работает, но летом и осенью было очень красиво.
Живут же люди.
Не сильно, но остро кольнуло чувство зависти, которое я всячески в себе пытаюсь искоренить.
Не выглядит мужчина сильно счастливым от своего богатства. Шурик хоть и деловой весь, но сразу видно, что очень одинокий. Иначе, зачем ему домработница?
Была бы жена и детишки, то не шатался бы он по клубам и не трескал за обе щеки дешевую пиццу.
В такси ехали почти молча. Только перекинулись парой фраз, чтобы уточнить день начала моей трудовой деятельности. Договорились на послезавтра. Лично мне хотелось бы начать отбывать повинность уже после Нового года, но высказать эту мысль не решилась. За язык никто меня не тянул. Сама вызвалась — теперь и сама буду расхлебывать.
Несколько раз названивал Шнурок, а я упорно сбрасывала его номер.
Не хочу с ним разговаривать. Осадок на душе неприятный. Очень.
— Возьми трубку. Может что-то важное, — заметил мой спутник, глядя на то, как я с досадой отключаю звук на телефоне.
— Не думаю.
— Поклонник? — не унимает мой будущий шеф.
— Александр Петрович, — невесело усмехаюсь я, — Какие поклонники могут быть у такой как я? А? Только придурки вроде Алёхина.
— Не понял. Это ты сейчас на комплименты нарываешься? — иронично вздергивает брови он.
Его взгляд заставляет меня в смущении отвернуться и буркнуть.
— Вот еще.
Похоже, я чем-то снова повеселила Шурика, раз он лыбиться во все тридцать два здоровых зуба и со смешком выдает:
— Зря ты так плохо о себе думаешь, Рита. Ты очень симпатичная, яркая и имя у тебя красивое. Подходит тебе.
Если бы сейчас перед нашей машиной, по чистой случайности, запарковалось НЛО я бы не так удивилась, как от нехитрых слов Александра Петровича. Несколько мгновений изумленно таращилась на него, а он гад отвернулся и смотрит себе в окошко.
— Приехали.
Такси тормозит на той самой остановке, где недавно мы повстречались с Шуриковым внедорожником почти лоб в лоб.
— Давай до подъезда. Какой у тебя адрес? — участливо спрашивает мужчина рядом со мной.
А мне внезапно так неудобно становится. Как представлю, что к моему старому обшарпанному дому такси премиум класса подъезжает.
Не к чему это сейчас.
— Не надо. Мне тут две минуты медленным шагом, — тараторю я, — Спасибо вам, Александр Петрович, за все. Я позвоню. Ага?
Шурик повелительно кивает, и я, пулей вылетаю из машины.
Иду быстро, не оглядываясь по сторонам и только оказавшись дома, в окружении родных стен, падаю на обувную полку, выдыхаю.
Чумовой сегодня вечерок выдался, однако.
Утро следующего дня началось довольно поздно. В кои-то веки я всласть выспалась и, открыв глаза, долго лежала, глядя как за окном снова идет небольшой снег, уткнувшись носом в одеяло.
Раньше, когда жива была бабушка, я просыпалась по выходным от запаха блинчиков. Он специально пекла их для меня. Открывала банку клубничного варенья, собственноручного приготовления и тихонько скрипнув дверью, заглядывала в комнату, проверить мое сонное величество.
Теперь вместо бабушки на кухне шурудит кастрюлями дедушка. Он, конечно, не умеет печь блинчики, но яичница ему вполне по плечу.
Еще немного потянувшись в кровати, встаю и, накинув теплый халат, иду на кухню, проверить, чем там гремит дед.
Картина, представшая моему взору достойна умиления. Дедушка сидит на табуретке, на столе стоит шапка с котятами. Одного он достал из теплой кроватки и подталкивает к блюдцу с молоком. Рядом на тарелке мелко нарезанная сосиска. Похоже, у кошаков сегодня праздник живота намечается.
— Доброе утро, — улыбаюсь я.
— О, а вот и наша соня проснулась, — привычно беззлобно ворчит дед, — На ка. Корми своих голодранцев.
— Давай ты сам, а я пока завтрак приготовлю.
Вчера перед уходом я основательно затарила холодильник на те деньги, что остались у меня после покупки платья. Теперь мне было жалко денег, потраченных на наряд. Все было в пустую. Лучше бы я себе на них компьютер починила.
Поставила на плиту сковородку, привычным движением замесило тесто на оладьи, и напекла несколько штук к чаю. Они получились, конечно, не такими классными, как у бабушки выходили, но вполне съедобными.
Навела себе кофе, дедушке заварила чай, мы сели за стол, насладиться поздним завтраком и тут…какая-то зараза позвонила в дверь.
Интересно, кому это с такой ленивый день не отдыхается?
Пока я с набитым ртом, искала под стулом свои тапки, дед уже открыл дверь и пустил гостя в прихожую.
— Иди. Дрищ твой приперся, — сообщил дедушка, прошаркав мимо меня, — Веник тебе притащил.
Я выглянула в прихожую и обомлела.
На пороге, неловко переминаясь, словно не родной, стоял Шнурок, держа в ладони небольшой букет цветов.
— Привет, — удивленно уставилась на него я, — А ты чего тут с утра забыл?
— Я…это…Привет. Это тебе, Рита.
В шоке уставилась на протянутую руку с белыми хризантемами.
Может это галлюцинации?
Я еще сплю?
Так все это было невероятно, что даже радость от первого букета в моей жизни куда-то запропастилась и не желала обнаруживаться.
Непослушным руками приняла цветы, и мозг сразу стал лихорадочно соображать в какую вазу их поставить.
— Ритка! — раздался из кухни дедов голос, — Хорош уже парня на пороге-то держать!
— Миш, проходи, — спохватилась я.
Странное дело, раньше, когда мы были помладше Шнурок частенько тусовался у нас дома, все было по-другому. Сейчас, словно я впервые позвала его в гости.
Сразу вспомнилось, что я в старом халате, с растрепанными волосами, нечищеными зубами. Бросить все и бежать переодеваться смысла не имело, поэтому усадив парня на табуретку на кухне, принялась печь еще оладьи.
Налила в пиалочку варенье, поставила перед Шнурком блюдо с ароматными оладушками, кружку свежезаваренного чая и уселась рядом, глядя, как он с аппетитом ест.
— Ты вчера так быстро ушла, что я и не заметил, — сказал он, — Почему не предупредила?
Что я могла на это ответить?
Правильно: под пристальным взором деда ничего. С того станется спустить Шнурка с лестницы до самого первого этажа. У него свои понятия.
Поэтому просто пожала плечами и попыталась перевести разговор в другое русло. Но и он особо не клеился.
Дед сидел-сидел, смотрел из лохматых бровей на все это действо, и едва Мишка допил свой чай, величественно прокаркал:
— Накушался? А теперь, давай-ка поднимайся. Мне помощь твоя нужна в одном деле.
Судя по осоловелым глазам Шнурка, после плотного завтрака трудиться он был не расположен. Но у деда особо не сорвешься. Не знаю, что он собрался делать, когда у него по расписанию вот-вот должны начаться утренние новости.
Мужчины пошли в комнату, оставив меня прибирать на кухне посуда и буквально через несколько мгновений, раздались короткие и быстрые команды дедушки:
— На не туда! Сюда давай! Вот-вот! Куды ты ее тащиш? Сейчас ножку оторвешь! Этот сервант мы с бабкой покойницей еще из Казахстана привезли.
На цыпочках пробираюсь через коридор и осторожненько заглядываю в комнату.
А там страшное действо творится.
Дед затеял перестановку мебели и, всю самую тяжелую работу возложил на Шнурковы бугайские плечи.
Последний уже порядком подуставший, с красной от натуги физиономией вымученно тягал сервант к противоположной стене.
— Та-а-акс! А теперь пианино.
Божечки мой! Дед решил Шнурка угробить раньше времени. Пианино это стоит в самом углу еще со времен царя Гороха, а точнее с великого переезда бабули и дедули из Казахстанских степей на европейские равнины.
— Деда, — тихонько позвала я, — А может не надо?
Тот обернулся на меня и шикнул:
— Иди на кухню и свари щей. Да понаваристей.
Щи варить я не умела. Но пришлось как-то учиться. Периодически заглядывая в бабушкину кулинарную книгу и кося в сторону прихожей, куда Мишку, словно плантатор халявного раба, загнал дед.
После пианино в ход пошел дедов фирменный молоток и стамеска.
— Ты, Мишаня, на табуреточку лезь, да подточки — дверь покосилась и не закрывается.
Был ли у Шнурка выбор?
Вздохнув, словно его отправили, как минимум на каменоломню парень вскарабкался на пошатывающуюся табуретку и принялся за дело.
— Вот доделаешь, а потом можно будет и щец навернуть, — сообщил довольный дед и отошел чуть в сторону.
Как оказалось не зря.
Я, обрадованная Мишкиной амнистией, вышла в коридор, вытирая руки кухонным полотенцем, и послала другу обворожительную улыбку.
Тот вымученно оскалился в ответ и принялся за дело, с самым что ни есть сосредоточенным видом.
Не могу сказать в какой момент что-то пошло не так, но через пару мгновений раздался дикий вопль Шнурка, и он, выронив молоток, хватился за палец. Сила притяжения штука неоспоримая, и инструмент подчиняясь ее воле полетел вниз, прямехонько на лыжу сорок пятого размера, обутую в дедовы парадные тапочки.
— А-а-а! — завопил парень, теперь уже хватаясь за ногу.
Бедная табуретка.
Ну, не приспособлена она для исполнения танцев диких папуасов.
Хрязь! Хрум! Бум!
— Едрид Мадрид! — в сердцах ругнулся дед, — Такую табуретку поломал! Слонопотам безрукий! Ручищи выросли здоровые, а только ими махать в разные стороны и научился.
— У-у-у, — завыл в ответ Мишка, с трудом соскребая себя с пола.
Я, было, кинулась ему помочь, но была отстранена дедовой железной рукой.
— Иди Ритка, на стол накрывай.
— Дед! Какой стол? Мишке в травмпункт надо!
— Ничего ему не надо. Руки и ноги целы. Сейчас мы твоего женишка подлечим.
Судя по несчастному виду Шнурка, он был не согласен на счет ног, и не сильно горел желанием у деда-изверга лечиться.
Но кто ж его спрашивать-то будет?
Усадили подвывающего страдальца на кухню, сунули в одну руку шапку с котятами, а во вторую дед ему вручил наполовину наполненный граненный.
— Пей, Мишаня. Сразу полегчает.
Шнурок обрадовался такому повороту событий. Его даже ехидная дедова улыбочка не испугала. Залпом опрокинул в себя пол стакана и закашлялся.
— Что? Что это? — хрипло выдохнул он.
— Спирт медицинский, — не моргнул и глазом выдал дед, — А ты что подумал? Я всякую дрянь не держу.
— Так! Де, отстань от Мишки, — решительно вмешалась я, — Убери лучше свой молок, пока кто-то еще не убился.
Есть Шнурок отказался. Пока я обрабатывала ушибленные конечности, его порядком развезло. Обычно он, когда выпьет, веселый делается, а так молчит и котят в шапке поглаживает.
Пришлось провожать его до дома. Перла его лосинную тушу почти волоком на себе.
Спасибо, родители Шнурка куда-то свалили и не видели эпического возвращения сына, который едва дополз до дивана и тут же отрубился, как есть в одежде.
Раздевать его не рискнула.
Проспится, сам разденется. Авось не сопреет.
Домой вернулась злая, как тысяча чертей и сразу же накинулась на спокойного так танк деда.
— И что это за ритуальные танцы с мебелью были?! Вы же толком ничего и не поменяли. Только Мишку загонял. Туда-сюда, туда-сюда!
— А чтоб ему жизнь медом не казалась, — фыркнул дедушка, — Проверку я ему устраивал.
— И как?! Как проверка твоя? — в конец рашлась я, комкая ни в чем не повинный шарф.
— Хреново, — отрапортовал дед, — Не нужен нам такой жених, как твой Мишаня. Бестолковый, безрукий и пить не умеет.
У меня чуть глаза на лоб не вылезли после такого заявления.
— Дед! Ну, ты…, – слов не нашлось.
Из груди вырвался беспомощный стон. Молча, чтобы не брякнуть лишнего разделась и пошла в свою комнату — пар спустить.
— Ты дочка не фырчи. Знаешь, как отец бабушки нашей меня гонял. С утра начинал пахать и ночью заканчивал. А этот твой за полтора часа сдулся.
Дед остановился в дверях моей спальни.
— Ты же мне кровиночка родная. Единственная. Как я тебя непонятно кому отдам.
— Да, кому я еще дед нужна…такая?
Злость прошла. Не могла я на деда обижаться и все тут.
— Ты у меня самая лучшая. И найдется тот, что разглядит в тебе настоящее золото и тогда он горы для тебя свернет… Что ему наше пианино?
— Угу. Осталось только его найти и все дела, — вздохнула, падая на постель.
Последние несколько лет он живет по четко отработанной схеме. Утром черный кофе без сахара. Обед и ужин заказывает Катька в ближайшем кафе, потом несколько нужный встреч и, наконец, пустынная тишина квартиры, которая изредка наполняется истеричными визгами Аси.
Сегодняшний день начался сразу с необычных, почти удивительных вещей.
Проснувшись и по обыкновению потратив на душ не более десяти минут, Лекс направился на кухню, где с удивление обнаружил записку, приклеенную липкой полосой к кофе-машине.
«Доброе утро! В холодильнике сырники на завтрак. Нужно просто разогреть и добавить сметаны. PS: Она на той же полке, что и сырники. Приятного аппетита»
Несколько секунд он завис рассматривая ровные завитушки женского каллиграфического подчерка и быстро повернувшись к холодильнику, открыл дверцу.
Там и правда были сырники и еще много всякой еды.
Обычно холодильник в доме Громова довольно скучное место. Тут если и водится еда, то только консервированная.
А тут…подумать только…сырники!
И котлеты еще какие-то. Немного странные на вид, но вполне съедобные.
Подцепив одну котлету, мужчина быстро отправляет ее себе в рот. Желудок радостно отзывается на такое пиршество и Громов, решив, что успеет собраться, ставит тарелку с сырниками в микроволновку.
Буквально через пару минут по кухне распространяется божественный аромат.
Никогда такого не было на этой девственно чистой кухне.
Завтракать на кухне, изредка поглядывая на красивый вид из окна, оказывается очень приятно. Впервые за много лет утро Лекса не занято постоянными мыслями о сметах и расчетах. Сегодня он думает о…девушке.
Об одной конкретной девушке с рыжими волосами и дерзкими, но честными глазами.
Откуда она такая взялась на его голову? Заполнила собой все мысли и пропитала запахом домашнего уюта, его безликое жилище. Мужчине даже стало казаться, что появились какие-то новые вещи.
Не было на кухонной плитке вот этих крючков с цветными полотенцами. Три штуки ярко-оранжевого солнечного цвета. Они выбивались из общей строгости интерьера, и лишний раз напоминали о той, кто решился осквернить творение именитого дизайнера и поставить на журнальный столик какую-то банку с еловыми ветками.
Позавчера Громов вручил Рите ключи от квартиры, предварительно вывернув всю подноготную Синичкиной Маргариты Васильевны наизнанку.
Рябов аж запыхался бедный, пока закончил подробный доклад, из которого исходило, что олененок умница, красавица и порядочная гражданка нашего общества. Учится в институте, живет с дедушкой, работает на мойке у Гарика, помогает больной уборщице и еще каким-то образом успевает подрабатывать на контрольных и дипломах.
После такого неожиданно плотного завтрака Лекс быстро собрался и вышел на улицу. Остановился на тротуаре и его посетило какое-то странное чувство.
Внутри приятно разливалась сытость и тепло, утреннее солнце приятно щекотало лицо, а морозный воздух бодрил и наполнял силами, энергией и…неожиданно улыбкой.
Потом до Громова дошло, что этот необъяснимый подъем называется не иначе как хорошее настроение.
Сто лет такого не было!
В офис он опоздал.
Стремительно ворвался в приемную и громко поздоровался:
— Доброе утро, Катенька!
Катенька подпрыгнула на месте и вылупила на него свои и без того большие глазищи.
— Д-доброе утро, Александр Петрович.
— Как дела? Тебе очень идет новая прическа!
Мужчина ловко подхватил с края Катиного стола папку с документами на подпись и с улыбкой попросил:
— А завари-ка мне Катюш чая. Того вкусного, который ты хвалила. Тоже хочу попробовать. И печенек принеси.
— П-печенек? — заикаясь, переспросила шокированная до глубины души помощница.
— Ага, — кивнул он и скрылся в своем кабинете.
Катька несколько секунд тупо смотрела на дверь шефа, а потом пробормотала:
— Чая ему и печенек… Ну надо же!
Потом повернулась на кресле к большому настенному календарю, жирно обвела сегодняшний день красным маркером, усмехнулась себе под нос и бодренько поскакала исполнять поручения Громова.
Целый день Лекса не покидало хорошее настроение. Ровно до того момента, как в офис к нему не заявилась невеста.
Ася любила эффектные появления в самый неподходящий момент и ворвалась в кабинет Громова, как раз, когда он собрал небольшое совещание со своим замом и главным бухгалтером.
Одетая в белоснежное норковое манто она производила впечатление своей манящей притягательностью. Зам так и завис в районе бесконечных ног Аси, которые подчеркивали сапоги на высокой шпильке.
Лекс и сам раньше пускал слюну на такие эффектные выходы, а сейчас не торкало. Приелось что ли?
— Привет, любимый, — сладко выдохнула она и поцокала в направлении директорского кресла с явным намерением поприветствовать Лекса поцелуем.
— Продолжим завтра, — кивнул коллегам мужчина и те спешно покинули кабинет, оставив их наедине.
— Я не помешала? — притворно беспокоится Ася и садится мужчине на колени, обдавая ароматом дорогих духов.
— По-моему ты сама знаешь ответ на этот вопрос, — невесело отвечает Громов и чисто автоматически отвечает на поцелуй.
— Я соскучилась по тебе…
В голосе Аси откровенный подтекст и не менее откровенно она в этот момент прижимается к нему всем телом, забираясь руками под ткань пиджака.
Конец рабочего дня. Катька в кабинет не войдет. Ася страстно присасывается полными губами к его шее и, словно голодная кошка трется всем телом…
Но, черт, нет реакции.
Совсем. Никакой.
Ася и раньше выделывала такие фортеля. Их обоих заводили такие моменты. И Громов, как любой здоровый и нормальный мужик хотел ее — красивую, раскованную и готовую на эксперименты.
А сейчас словно в голове что-то переключилось, и томные вздохи невесты кажутся до омерзения пошлыми.
— Ась, давай до дома, — решительно отстраняется мужчина и встает.
Несколько мгновений девушка смотрит на него с откровенным непониманием, а потом с обидой. Красивый изгиб губ сложился в неприятную гримасу, но она ничего не сказала.
— Ты долго еще будешь работать? — неожиданно Ася проявила чудеса такта.
— Не долго. Совещание ты мне сорвала, так что сейчас отпущу Катю и можно ехать домой. Ты проголодалась?
— Немного, — отозвалась она и положила руку мужчине на плечо, — Что с тобой?
— В смысле?
— Куда ты позавчера ушел?
— Мне казалось — ты и без меня неплохо развлекалась, — напомнил он, — Я не прав?
— Я разозлилась, но…ждала тебя…
— И именно поэтому с подружками уехала развлекаться дальше. Ась, к чему этот разговор?
Девушка подняла на него свои глаза, и в них отразилось непривычное смятение.
— Я не знаю, — негромко произнесла она и отодвинулась, застегивая манто на все пуговицы, — Ты сделал мне предложение. Мы так долго этого ждали. Строили наши отношения, но…
— Но? — удивленно изогнул бровь мужчина.
— Может нам отдохнуть немного друг от друга, — предложила невеста, чем подвергла Громова в самый настоящий шок.
Это не он сегодня странный. Это Ася как-то слишком странно для себя рассуждает сегодня.
— Мне папа путевку подарил. На Бали. Вернее путевки две, но раз у тебя дела…
— Езжай одна, — резко прекратил ее метания Лекс.
— Ты уверен, что…
Желание ехать домой резко пропало.
— Ась, я тут вспомнил об одном важном проекте. Забыл про него, а до завтра нужно доделать. Ты езжай домой. Ужин закажи. Я попозже приеду.
— Ну, вот. Опять эта твоя работа проклятая, — Аська не была бы самой собой, если бы в конце не зашипела, как самая настоящая кобра.
Она ушла минут через пятнадцать. Именно столько Громов мог вытерпеть ее пустоголовое щебетание об омолаживающих процедурах на Бали.
— Я буду ждать.
Ася жадно присосалась в поцелуе на последок, а у Лекса отчего-то засвербело в носу и он громко чихнул, испортив все впечатление от их страстного лобзания.
И снова опустевший офис становится пристанищем для невеселых дум. Он машинально сверяет цифры в очередной смете, а в голове крутится их последний разговор с Асей.
Добилась таки она своего и едет на Новогодние праздники в теплые края, а он останется здесь и займется подготовкой к строительству спортивной школы.
Каждый доволен. Каждый при деле.
Интересно, сколько времени им понадобиться после свадьбы, чтобы стать друг для друга окончательно чужими?
Эта мысль пришла в голову Громову внезапно. Так что он запнулся и матюкнувшись принялся считать заново.
Не сходилось… ничего не сходилось в его расчетах.
Он вложился в свою будущую жену, но ничего не чувствовал к ней кроме раздражения.
Разве так должно быть? Разве это залог счастливой жизни? Разве каждый из них не заслуживает иного?
Крамольные, совершенно бессовестные и опасные мысли для жизненного бизнес-плана Громова. Все расставленные по полочкам, приоритеты теряются, ускользают из его рациональной плоскости и Лекс уже сам не может понять чего же он хочет.
Конкретно сейчас он хочет большой вредный гамбургер, чтобы на миг забыть обо всех проблемах и вспомнить былые времена, когда он был простым студентом Сашкой и все было гораздо проще и понятнее.
Желудок не к месту вспоминает про то, что дома еще осталось полно еды после завтрака, и Лекс теперь не может ни о чем другом думать, как о тех самых котлетах.
Цифры перед глазами начинают расплываться, и он решает немного передохнуть. Сварить себе кофе, а может еще отыскать в Катькином столе хоть что-то съедобное. Она любитель делать сладкие заначки, коими ее частенько одаривают их партнеры и коллеги.
Порылся-порылся по ящикам и ничего не нашел. Не иначе как Андрюха заходил и все сожрал. Это он любитель. Фигуру жены блюдет, а заодно отпугивает возможных воздыхателей.
По мнению Лекса проще было бы самому завалить ее сладким и тогда воздыхатели сами по себе бы отвалились. Катюха у него девушка видная. Весь мужской коллектив тайно пускает на нее слюни, кроме самого Лекса и, пожалуй, еще Рябова. Последний и то, только потому, что полгода может пускать слюни исключительно только по еде.
В коридоре собственники бизнес-центра недавно поставили автомат с какими-то батончиками. Громов каждое утро проходил мимо него искренне недоумевая, кто эту дрянь купит. А теперь сам полез по карманам искать мелочь, чтобы подсластить унылый вечер наедине с бумагами.
Тут из ближайшего кабинета послышался чей-то мелодичный смех и, заметив знакомое ведро и швабру неподалеку, Лекс сразу понял, кому он принадлежит.
Любопытно было, чей это бас вторил тоненькому голоску олененка.
Прихватив свою не очень вкусную добычу из автомата раздачи сладостей-гадостей, мужчина толкнул дверь кабинета Рябова и застал прямо таки умилительную картину, которая ввела его в полнейший ступор.
Сидит себе Василич на соседнем от своего рабочего места кресле и, повязав на свою короткую жирную шею салфетку на подобие слюнявчика а аппетитом трескает какую-то ароматную еду из большого контейнера.
Вкусовые рецепторы голодного как волк Громова мгновенно определяют что-то мясное и очень вкусное. Он невольно сглатывает и переводит взгляд на рыжую макушку, что торчит поверх большого монитора.
Рита что-то быстро печатает на клавиатуре и щелкает мышкой, пока Василич нахваливает с набитым ртом:
— Ой, Риточка! Ты моя спасительница. Если б не ты, хорошая, я голоду бы помер.
— Угу, — мычит в ответ рижуля, — Вы кушай-кушайте, Станислав Васильевич. Я вам завтра еще приготовлю. Баб Рая мне фирменный рецепт пирожков своих дала.
Сия картина выглядела до такой степени странно, что Лекс даже не знал, как ему правильно среагировать.
— Василич! — гаркнул Громов так, что Рябов подпрыгнул на мете, уронил вилку в контейнер, и несколько капель жирной подливки попало на рукав пиджака, — Чем это вы тут, позвольте узнать, занимаетесь?
Василич сначала испуганно посмотрел на шефа, а потом укоризненно покачал головой.
— Нельзя вот так подкрадываться, Александр Петрович. Вы меня чуть до сердечного приступа не довели. Костюм испачкал — Ленка с меня теперь всю шкуру сдерет…
Рябов попробовал стереть пятно салфеткой, но оно только сильнее въелось в ткань.
— …когда узнает, что я ее салат в мусорку выкинул.
Громов перевел взгляд на Ритку. Та выглянула из-за монитора и теперь таращила испуганные глазенки.
— А я тут…, – она запнулась и отвела взгляд.
— Вачилич, обычно в пять часов тебя уже на работе не наблюдается. Ты решил, наконец, взяться за ум и начать работать?!
Рябов немного опешил от такого наезда, недоуменно хлопая глазами, но при этом не переставая активно жевать и чуть ли не прихрюкивать от удовольствия.
И это еще больше взбесило Громова!
Он не знал, с какого перепугу так завелся, но мысль о том, что рыжуля кормит тут всяких…СБэшников, когда сам он голодный, почему-то вызывала волну необъяснимой обиды, словно только у него есть эксклюзивные права на ее стряпню.
Интересно, с чего Рябову такая честь?
В три широких шага обогнув стол, Лекс уставился на монитор, за которым сидела Ритка, и с удивлением понял, что она печатает курсовую работу по экономике.
— Мне казалось — у тебя сессия закончилась, — заметил он, глядя в растерянное и виноватое лицо девушки.
— Я…подрабатываю. Распечатать нужно. Станислав Васильевич, разрешил у него на компьютере поработать.
Лекс покосился на жующего Вачилича.
Вот ведь жук!
В столовой жрать жирное и соленое ему не дают, потому что Ленка его с поварихой дружит и та ей про муженька все докладывает. Так он нашел, где прикормиться.
Олененка объедает.
— Тебе долго еще? — спрашивает Громов у Риты, попутно отмечая темные круги под глазами.
Она выглядит очень уставшей, словно на ней пахали. Тусклые глаза, растрепанные волосы, понурые плечи.
— Я быстро. Дайте мне десять минут, — вздрагивает рыжуля и начинает быстро стучать пальцами по клавиатуре.
Лекс с трудом гасит досаду от ее не сильно скрываемого испуга.
Неужели он такой ужасный?
Вопрос чисто риторический. Громов и так знает, что не вызывает у Ритки ничего кроме постоянного страха и это…не слишком приятно.
— Давай делись, Василичь, — Мужчина садится напротив СБэшника, — Что у тебя там так вкусно пахнет?
Делится Василич не хотел, но когда Рита подскочила со своего места и всучила Громову, не весть откуда взявшуюся, пластиковую вилку, все же пододвинул контейнер к шефу, ревниво смотря как тот тянется за первым куском.
В контейнере оказались тефтели в довольно остром, но очень вкусном томатном соусе.
Есть вообще что-то, чего рыжуля не умеет или делает плохо?
И ведь в каждое дело вкладывает душу, отчего втройне приятнее.
Пока мужчины быстро уничтожали тефтельки, Рита закончила, бросила итог своей работы на печать и довольно потянулась в кресле.
— Я все. Спасибо, Станислав Васильевич, что пустили за свое место.
— Не за что, Риточка. Мой компьютер всегда к твоим услугам, — хохотнул Рыжов, чем заслужил от начальства очередной раздраженный взгляд.
Василич, делая вид, что не замечает шефа, продолжил хорохориться:
— И тефтельки у тебя наивкуснейшие. Даже Ленка моя, до диабета, так не готовила.
Девушка засмущалась от похвалы.
— Я в первый раз.
— У тебя талант! Ты, Ритусь, заходи почаще. Вдруг еще чего распечатать надо. Я пирожков жареных сто лет не ел.
— Василич! — не выдержав этих сиропных любезностей, прорычал Громов, — Тебе не пора домой? Там Ленка скоро морги обзванивать начнет.
Улыбка сползла с раскрасневшегося лица СБэшника и он стал шустро собираться.
А Лекс как в воду глядел. Едва Василич собрался переступить порог кабинета, зазвонил его телефон — супруга уже с собаками разыскивает.
— До завтра, Александр Петрович. Я побежал. Ритусь, — взволнованно затараторил мужчина, — У тебя же есть ключ? Закроешь?
С этими словами Рыжов поразительно шустро для мужчины его комплекции подхватил пальто и поспешил на улицу.
— Василич — настоящая находка для шпиона, — невесело заметил Лекс, закрывая опустевший контейнер.
— Почему это? — удивленно посмотрела на него Ритка.
— За жареные пирожки мать родную продаст.
Рыжуля звонко рассмеялась, уставшие глаза на мгновение засветились привычной теплотой, а бледные щечки тронул нежный, едва уловимый румянец.
Какая она в такие моменты красивая…
Громов тряхнул головой, отгоняя наваждение.
— Уже поздно. Ты везде убрала?
Контейнер шустро перекочевал в объемный пакет, и девушка покачала головой.
— Нет. Ваша приемная осталась.
Часы уже показывали половину девятого вечера. На улице снова повалил снег и разыгрался ветер.
— Давай собирайся. Я сейчас свой кабинет закрою и отвезу тебя до дома.
— А как же…
— Завтра вечером доделаешь, — пресек все ее возражения Громов и ворчливо добавил, — Будет она по ночам ходить. Тебе не страшно?
— Я привыкла, — пожала плечами Рита и поспешила убрать ведро в подсобку.
На служебную парковку она шли бок о бок. Лекс быстрым, уверенным шагом, а Ритка вприпрыжку, едва поспевая за своим высоким, длинноногим начальником.
— Александр Петрович, а вы уже свою машину починили? — запыхавшись, спрашивает девушка.
— Ее еще долго делать будут. А что?
— А на чем же вы передвигаетесь?
— Вчера на такси, — подал плечами мужчина, — Сегодня взял служебную Ладу.
— Ладу? — удивилась Ритка.
— Ты думаешь, что мне лучше пересесть на автобус? — с иронией посмотрел на нее Лекс.
Он на ней откровенно подтрунивал, и впервые за последние годы это было именно дружеское поддразнивание, а не привычная циничная насмешка.
Рита лукаво стрельнула главками, но ничего не ответила.
Недорогой отечественный седан одиноко ждал их на стоянке.
Лекс не помнил, когда в последний раз катался на подобном автомобиле и, втиснув свою немалую тушу в салон первым делом уставился на механическую коробку, пытаясь припомнить, как ей пользоваться.
Оказалось, что помнит он только в теории и, когда машина после трех неудачных попыток тронуться, заглохла, Ритка, с преувеличенным испугом глянула на него и выдала:
— Может автобус был не такой уж и плохой идеей?
Интересный, все же, человек этот Александр Петрович. С виду такой серьезный, вечно хмурый. Как глянет своим фирменным прищуром — сердце в пятки падает. А внутри доброе сердце.
С чего я так решила?
Можно считать это внутренним чутьем. Я хоть и не обладаю дедовым жизненным опытом, но поступки Шурика говорили сами за себя. Взять хотя его сегодняшнее явление в кабинет Станислава Васильевича.
Не погнал, не наорал, что своими делами на рабочем месте занимаюсь. Домой пораньше отпустил. И в добавок ко всему предложил подвести.
На улице сегодня ветер ледяной и мороз.
Я же не враг себе, чтобы отказываться от таких предложений?
Признаться, денек выдался у меня непростой. Утром отпахала смену у Гарика, решительно отказавшись от дополнительного заказа, а значит от щедрых чаевых. Еле передвигая, дрожащие от усталости ноги приползла домой, там приготовила «магарыч» для Станислава Васильевича, по совету баб Раи, и прихватив рабочие материалы по курсовику, отправилась драить унитазы с полами.
Нагрузка, конечно, адская. Сколько я еще так продержусь не знаю, но есть такое неприятное слово «надо». Деньги на семестр учебы я уже наскребла, но кушать тоже хочется. Поэтому набрала заказов на контрольные и рефераты. Прогульщики после заваленной сессии мои постоянные клиенты.
То ли я правда уже на последнем издыхании, то ли коридоры бизнес-центра на самом деле так бесконечны.
Пока убирала мысли постоянно витали около мужчины, что трудиться за закрытыми дверями своего кабинета. Как всегда, задерживает допоздна и работает до упаду. В этом мы с ним похожи.
А в остальном…
Квартира Громова слов нет, как шикарна. Когда я вчера, трясущимися от волнения руками, отворила входную дверь, то нерешительно застыла на пороге, думая, что попала в какой-то модный сериал — настолько везде было красиво.
Аккуратно стянула свои страшные ботинки и осторожно, на носочках, словно старыми носками могу осквернить бежевый ворс пушистого ковра, прошла внутрь.
Жилище Александра Петровича было просторным и светлым. Я ходила из комнаты в комнату, услаждая свой глаз работой дорогих дизайнеров и ловила себя на мысли, что это жилище ему не подходит.
Да, красиво. Да, дорого. Но…
Нигде нет личных вещей, фотографий, небрежно брошенной одежды.
Все словно сошло с картинки.
Чистота везде почти стерильная.
И зачем, спрашивается, ему домработница?
Набрела на комнату, которая, вероятно, и есть хозяйская спальня.
Идеально разглаженное покрывало, лаконичная мебель и единственный предмет, говоривший о том, что в это доме живет живой человек, а не робот, переброшенное через спинку стула полотенце.
Еще влажное. Пахнет дорогим мужским парфюмом.
Взяла его в руки и какое-то странное чувство прокатилось волной от груди до живота.
Смущение….
Щеки опалил румянец, когда я внезапно подумала, что буквально час назад он ходил по этой комнате голым, собирался на работу.
Впервые за это время подумала о Шурике не как просто о человеке, а как о мужчине и в голову закралась поистине шокирующая девичий ум мысль:
«Мне же ему еще и носки с трусами стирать!»
И вот сейчас сидя я теплом автомобиле рядом с хозяином трусов, которые я буквально вчера запихивала в стиральную машинку, чувствовала, как щеки мои пылают, отнюдь не от чрезмерно работающей печки, а от запаха той самой туалетной воды.
Никогда не думала, что такая чувствительная к деталям.
Шурик мужик здоровый — косая сажень в плечах, а салон Лады очень тесный и, кажется будто он занял собой все пространство. Мне остается только жаться в уголке, вдыхать ставший почему-то очень тягучим воздух и не пытаться анализировать свои ощущения, ибо ни к чему хорошему это не приведет.
Пытаюсь отшучиваться, чтобы скрыть свое смущение.
Он неожиданно смеется, совершенно поражая почти мальчишеской улыбкой.
— Шутница ты Ритка. Сомневаешься во мне?
— Это все чувство самосохранения, Александр Петрович, — улыбаюсь в ответ, — Сдается мне — вы только на полном приводе ездить умеете.
С этими словами демонстративно пристегиваюсь, проверяю прочность крепежа ремня и как послушная девочка складываю руки на коленях, вызывая очередной смешок у начальника.
— Это ты правильно. Прокачу с ветерком, — то ли шутит, то ли пугает он с, наконец-то сдает назад, разворачивается и выезжает с парковки.
На улице погода ухудшилась. Вместе с ветром пришел снегопад, который быстро превратился в самую настоящую метель.
В машине тепло и уютно и постепенно, за простым и дружеским разговором, напряжение начинает отпускать.
Странно увидеть человека с совершенно иной стороны и гадать, что же послужило толчком для такой перемены.
Неужто мои тефтельки?
— Голодный мужик — злой мужик, — любила говорить баб Рая, подсказывая как лучше тесто для пирожков замешивать.
Мастер класс от баб Раи здорово пригодился. Кажется, мужчины одобрили мои старания и страдания деда. Первую не удавшуюся порцию доедал он — выкинуть жалко ему было.
Ехать до моего дома было всего ничего. И пятнадцать минут в пробке из-за снегопада пролетели со скоростью света.
Лада завернула прямо в безлюдный двор (алкаши в такую погоду предпочитают бухать дома) и остановилась прямо у подъезда.
— Ты здесь живешь? — спрашивает он, всматриваясь в боковое стекло, лишенное тонировки.
— Да. Здесь.
Мне снова становится неловко, но потом я беду себя в руки и, вздернув нос продолжаю:
— Не все живут в элитных домах, Александр Петрович.
Мой голос дрожит от звеневшего в нем вызова.
— Я просто спросил, — внимательно смотрит на меня мужчина, — Ты говорила, что с дедушкой живешь?
— Да, — киваю я, — Бабушка умерла.
— А родители?
Сложный вопрос. В том смысле, что мне всегда трудно на него ответить так, чтобы не рассказать лишнего.
— Отца я никогда не видела, а мама…мама уехала…давно…
Громов явно что-то еще хочет спросить, но я подхватываю свой рюкзак и, сбивчиво поблагодарив его, вылетаю на улицу.
Ледяной ветер мгновенно пронизывает до костей, цепляет капюшон куртки и тот слетает с головы, позволяя безжалостно рвать рыжие пряди.
Застучав зубами от холода, закидываю рюкзак на плечо и иду к подъезду.
— Рита! — окликает меня Громов.
Разговаривать с ним больше мне сегодня не хочется, но он буквально подлетает ко мне, хватает за плечо, вынуждая остановиться.
— Ты без шапки. Я забыл тебе отдать. Вот…
В его руках появляется моя любимая шапка с бумбоном и, прежде чем я успеваю хоть что-то сказать, он натягивает мне ее на голову. Теплые ладони скользят по растрепанным волосам, убирая их с лица. Сильные пальцы неожиданно касаются скул, щек, открытого участка шеи.
Этот жест заставляет меня вскинуть голову, посмотреть в темные и очень серьезные глаза мужчины. Замереть перед ним, на миг забыв и про метель, и про холод.
Я почти кожей чувствую его взгляд на своих губах и вместо того, что бы уйти подаюсь этой необъяснимой магии. Она обволакивает меня, наливая тело непривычным для приличной девушки желанием.
Громов наклоняется ниже, чуть приподнимает мой подбородок и…
— Ритка!!! Ритка!!! Чего ты там мнешься? Попу себе отморозишь!
Перепуганным зайцем отпрыгиваю от Громова, пока плохо понимая, что только что могло случиться, но не случилось благодаря дедовой «деликатности» Поднимаю голову, а он открыл форточку и орет на всю округу:
— Рита! Домой иди!
Поворачиваю голову в сторону, застывшего, будто каменное изваяние, Громова и невольно вздрагиваю от тяжести его взгляда. Он секунду смотрит на свои ладони и, словно не зная, куда их теперь деть, сует в карманы пальто.
— Иди, Рита. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — не своим голосом вяло отзываюсь я и спешу в подъезд.
Подальше от этого мужчины и чувств, которые он во мне вызвал.
Почти бегом поднимаюсь по лестнице, забегаю в уже открытую дедом дверь и шумно выдыхаю.
Под настороженным взглядом деда скидываю шапку, куртку, обувь и иду в ванну умыться. Вроде на холоде была, а щеки огнем горят.
— И что это за крендель тебя у подъезда обнимал? — наконец не удерживает в себе, вертящийся на языке вопрос дед.
— Это не крендель, — как можно спокойнее отвечаю, тщательно вытирая руки полотенцем, — Это мой начальник Александр Петрович. И он меня не обнимал, а просто шапку помог одеть.
— Шапку он ей помог одеть…, – бурчит дед, — А у самой руки отсохли?
— Замерзли.
Открыла рот, чтобы произнести целую тираду на защиту своего морального облика перед дедушкой, но он, махнув рукой, пошел смотреть телевизор.
Не поняла?
— Де! — окликнула я, — И тебе совсем не интересно, зачем он меня подвез?
— Отчего же. Интересно будет, когда знакомиться придет.
Я выпала в осадок.
— Э-это еще зачем?
Дед посмотрел на меня так, словно я дитё неразумное.
— Затем, что давненько мы пылюку под пианино не гоняли. А про кренделя этого я и так все узнаю.
Ну, да! Есть же ценный кладезь информации — баб Рая.
Дедушка демонстративно прибавил громкость на телевизоре, увлеченно наблюдая, как стайка мужиков, в обтягивающих костюмах с винтовкой наперевес, бороздят лыжню на канадских горнолыжных склонах.
Несколько секунд тупо с ним залипла на длинноногих биатлонистов, а затем поплелась в свою комнату.
Сегодня и правда был очень тяжелый день, и перспектива завтра утром встать в шесть утра, чтобы прибрать в царских хоромах Шурика, совсем не прельщала.
Вдобавок ко всему едва я поужинала и уютно устроилась под одеялкой, как ожил мой телефон, вещая о входящем сообщении.
«Привет! Как дела?» — гласило оно, и было от Шнурка.
«Как сажа бела» — хотелось написать в ответ, но я вместо этого быстро набрала «Нормально»
«Как смотришь на то, чтобы завтра в кино сходить?»
Я чуть телефон не уронила.
Мишка приглашает меня на свидание? На самое настоящее?
«Не знаю» — чисто из вредности написала я в ответ, в душе танцуя ламбаду.
«Соглашайся. Я забронировал билеты на ту новинку, которая тебе понравилась. На пять часов»
Вредничать сразу перехотелось.
Он для меня специально постарался?
«Хорошо. Давай сходим»
«Отлично. Жду тебя у кинотеатра в 16–40»
Это несколько огорчило. Разве он не хочет зайти за мной, как и полагается парню, когда он завет на свидание?
Сама себя одернула. Ох, и привередина Ритка ты стала!
На свое самое первое в жизни настоящее свидание я собираюсь с особой тщательностью.
После утренней уборки решаюсь на расточительный шаг и покупаю себе еще одно платье. Каюсь, прельстилась большой скидкой и простым фасоном.
— У вас такая миниатюрная фигурка, — нахваливает меня продавщица, пока неуверенно мнусь перед зеркалом и поправляю длинные рукава ярко-зеленого вязаного платья.
В отличие от черно наряда, это предназначено для повседневной носки. Более объемное, теплое, мягкое.
— Беру, — решительно говорю, мысленно прикидывая, что придется мне все же взять пару лишних смен у Гарика, а то зубы на полку под Новый год как-то класть не хочется.
Дома навожу скудный марафет, пытаясь вспомнить, чему меня учила Маринка. Получалось не очень. С глазами в какой-то момент что-то пошло не так и, разозлившись, смыла с себя косметику.
— И так хороша, — решила, наконец, а потом все же чуть тронула свои светлые ресницы черной тушью.
Дед наблюдал за моим сборами с молчаливым неодобрением. Пару раз порывался что-то сказать, но нарвавшись на мой сияющий взгляд, замолкал.
— Все деда. Буду не очень поздно, — клюю его в морщинистую щеку у выхода, — Как кино закончится — позвоню.
Подъехала к кинотеатру в приподнятом настроении, даже отдавленные ноги в автобусе не могли испортить его. Заранее сняла шапку, чтобы не испортить красивую завивку, которая стоила мне обожженных пальцев. Чуть встряхнула пышными кудряшками и вошла в вестибюль, выискивая взглядом Шнурка.
Он обнаружился к компании незнакомых парней и девушек.
Подошла поближе и скрипнула зубами, узнав в одной из девушек, блондинистую пуделиху, с которой Шнурок был в клубе.
Первым желание было развернуться на сто восемьдесят градусов и свалить пока не заметили, но тут Мишка замечает меня.
— Ритка! Только тебя и ждем! — он подхватывает меня под руку и представляет остальным, — Ребята, кто не знает — это Рита.
Парни кивают, девушки натянуто улыбаются, а я стою с каменным выражением лица и думаю, как не провалиться сквозь землю, потому что получилось — я сама придумала себе свидание.
А зачем тогда Мишка пытался поцеловать меня и цветы эти…
Мысленно собралась и выдавила скупую улыбку.
— Приятно познакомиться.
До начала сеанса еще было время, и все компания перебралась к кафе. Парни заказали пива с орешками, девушки по фруктовому коктейлю. Одна я попросила принести кофе, чем тут же заслужила порцию неуклюжих шуток, и ядовитых подколов со стороны пуделихи.
Чего, спрашивается, прицепилась ко мне этак коза. Видимо покоя ей не дает то, что Шнурок рядом со мной уселся. Саму меня последний факт не очень обрадовал потому, что сложно было не заметить, как парень то и дело терял глаза в гигантском декольте пуделихи. Та специально уселась напротив и вывалила свои прелести на всеобщее обозрение.
Оказалось, что пуделиха сестра высокого улыбчивого парня по имени Тим. Из короткого рассказа Мишки я поняла, что они отлично дружат, а темненькая Оля — это его девушка.
В какой-то момент, когда до сеанса оставалось минут пятнадцать, компания решила сходить на улицу покурить. За столиком осталась я, допивающая кофе и увлеченно жующая клубничный маффин, и Руслан — один из школьных друзей Шнурка. Я его раньше видела пару раз.
— Рит, ты прости, — внезапно заговорил он, — Возможно, я лезу не в свое дело, но мой тебе совет не строй особых планов на Мишку. Тимкина сеструха крепко в него вцепилась. Они хоть и не встречаются официально, но она его дожмет.
Маффин застрял у меня в горле. С трудом глотнула кофе, проталкивая внезапно ставшую приторной сладость, и в упор посмотрела на Руслана.
— А тебе что с того?
— Ты мне нравишься, — растянул губы в улыбке он.
Я бы тоже улыбнулась в ответ…может… Если бы внутри не разлилась отравляющее все раздражение.
— Руслан, мне приятно, но ты прав — лезешь не в свое дело.
С этими словами я поднялась, накинула на плечи куртку и, провожаемая кривой ухмылкой Руслана, вышла из кафе, чтобы найти Мишу.
На улице встретила Тима со своей девушкой, в обнимку возвращающихся назад.
— А Миша где? — спросила я у ребят.
— За углом курит, — кивнул в сторону Тим, — Ты там поторопи их. Скоро сеанс начнется.
Совершенно без задней мысли направилась в указанном направлении, шустро передвигая ногами, чтобы в следующее мгновение наткнуться на обнимающуюся парочку.
Пуделиха всем своим телом вжалась в несопротивляющегося Шнурка и с остервенением, иначе это не назвать, целовала его. Тот если и казался растерянным, то не долго. Рука скользнула в полы распахнутой шубы и притянула к себе блондинку.
Одина и злость обожгла меня изнутри.
Козел! Гад!
Подстрекаемая дьявольским желанием сделать этой сладкой парочке пакость, я быстро зачерпнула голыми руками горсть снега и, ловко соорудив шарик, запульнула в Пуделиху.
С меткостью и силой подачи у меня всегда было нормально. Поэтому первый наряд попал точно в цель, а точнее прямо в ухо этой гадине.
— А-а-а!!! — ее дикий визг, прямо бальзам на мою израненную гордость.
Парочка перестала сосаться и теперь во все глаза смотрела на меня.
А я ничего…только быстрее задвигала руками, обстреливая своих обидчиков снежками.
— Рита! Ты…, – договорить Шнурок не успел — в рот ему попал с любовью и злобой слепленный ком.
Следующий снежок попал прямо на голое декольте Пуделихи и еще один в лицо. Она снова завопила, как свинья и, покачнувшись на каблуках, плюхнулась задом в сугроб.
Парнокопытный, который долго скрывался под маской моего друга, кинулся ей на подмогу, но поскользнулся и смачно чмокнулся лбом с широким стволом дерева.
Его гневный мат потонул в окружающем нас хохоте.
Обернулся и невидящим взглядом уставила на толпу зевак, что окружили место «снежного побоища» Кто-то, кажется, даже снимал на камеру.
Похоже, Пуделиха завтра осуществит свою мечту и станет звездой всего интернета.
— Молодец сестренка! — послышалось сбоку.
— Круто ты их!
Отмерзшими пальцами накинула, капюшон на голову, скрывая свое лицо и, сунув руки в карманы, побрела к остановке, протискиваясь сквозь толпу.
— Рита! Рита постой! — послышался сзади голос Руслана.
Обернула всего на мгновение, чтобы обжечь его ненавидящим взглядом.
— Отвали, — прошипела я одними губами, сквозь непрошенные слезы и поспешила дальше.
Повезло — к остановке только что подъехала моя маршрутка.
Мгновенно запрыгнула на ступеньку, и дверь закрылась за моей спиной, словно ограждая от пережитого унижения.
Дуреха ты Синичкина. Деруха…
День выдался на удивление солнечным и, казалось, ничто не предвещало беды, когда Громов, отправив Асю греть бока на Бали, вернулся домой и, плотно позавтракав вкусным пирогом с капустой, уселся на диван с планшетом.
Беда, а точнее две катастрофы прокрались к нему в квартиру, когда Лекс неожиданно понял, что до Нового года всего ничего и нужно задобрить всех знакомых чиновников разных инстанций традиционными магарычами.
Самому этим заниматься не по статусу, и ежегодно данная повинность торжественно возлагалась…спихивалась на Катьку. Она и подарки подберет, развезет и еще много чего полезного узнает.
— Громов, ты в курсе, что у меня дети болеют, — раздраженно сопела помощница в трубку, когда Лекс позвонил и «наградил» внезапной работой.
— Ничего не знаю, — сурово возразил он, включая большого босса, — Это твоя святая обязанность. Будь любезна ее выполнить.
— А извергов своих я на кого оставлю?! — не унималась Катюха, — У меня Андрюха, спасибо тебе, на симпозиум укатил. Только тридцать первого вернется.
— Придумай что-то.
— Что?! — рявкнула не своим голосом Катенька, — Если только к тебе их привезти. Готов рискнуть своими нервами?
Ее вопрос звучал почти, как вызов. Что он, правда, с детьми не посидит? Включит им мультики. В холодильнике еще борщ Риткин остался. Дел-то.
В тот момент Лекс подумал, что Катька должно быть не очень хорошая мама, если так обидно отзывается о собственных детишках.
Подумать только.
Когда на пороге появилась нервная, но безупречно прекрасная помощница в компании двух лохматых, злобно смотрящих на него пацанов, Лекс стал сомневаться в своих умозаключениях.
— Надеюсь, ты болел ветрянкой? — невинно поинтересовалась Катька, почти силком запихивая мальчишек к нему в прихожую.
— Болел, по-моему, — Громов ошарашенно переводит взгляд и одного мальчика на другого.
— Вот и славненько, — улыбается блондинка, раздевает детишек и приговаривает, — Так! Ведите себя хорошо, слушайтесь дядю Сашу и не надо ничего поджигать. Понятно?!
Дети синхронно, но как-то не убедительно покивали, и едва дверь за мамой закрылась с той стороны, повернулись к Лексу:
— Ну, давай. Показывай дядя, что у тебя интересненькое есть.
И с этими словами поскакали по разным направлениям: один на кухню, другой в спальню.
Уже через полчаса Громов с трудом узнавал свое жилице — словно торнадо пронесся. Диванные подушки разбросаны, шкафы кухни выпотрошены.
Лекс в последний момент успел отобрать упаковку муки у младшего, обернулся, и застыл, в немом шоке уставившись на шедевр мальчишечьего художественного искусства:
— А-м-м…Кирилл, а это что? — он покосился на мальчика, что с чисто ангельским видом продолжает сыпать на пол гречку.
Откуда она только взялась в его доме? Не иначе, как Ритка притащила.
— Это? — малыш хлопнул красивыми голубыми глазками, — Монстл.
Несколько мгновений они оба смотрят на разрисованные черным фломастером белые эксклюзивные обои и мальчик с улыбкой добавляет:
— Очень доблый монстл, дядя. Тебе нлавится?
И что на это ответить?
Лекс с трудом выдавливает из себя скупую улыбку:
— Ты хорошо рисуешь.
— Плавда! — радостно подскакивает голубоглазый художник, — Давай я тебе еще налисую?
Не успел мужчина и рта открыть, как малой уже помчался опрометью в кабинет с упаковкой фломастеров.
— Кирилл, стой! Я тебе альбом дам!
Лекс ринулся за ним, а в следующую секунду с балкона раздалось душераздирающее, пронизывающее до мозга костей, почти демоническое:
— М-Я-Я-У!!!
Откуда взялся кот, стало понятно, после того, как мужчина с ужасом узнал в сопротивляющемся белом комке шерсти, любимца своей соседки-кошатницы Маркиза. Видимо, кот решил погулять по соседним балконам, и попал в загребущие руки старшего «изверга»
— Димочка, — ласково начал Лекс, — Может, отпустишь котика?
Пацан в недоумении уставился на него.
— Он может тебя поцарапать.
Но Дима не промах. Ловко подхватив свою же валявшуюся на полу кофту, запеленал отчаянно сопротивляющегося кота в нее, оставив наружи только недовольную приплюснутую морду.
— Вот! Теперь не поцарапает.
Громов уже хотел действовать более решительно, но не успел — в дверь кто-то яростно затрезвонил, застучал и весь подъезд огласил истерический визг:
— Александр Петрович! Верните моего Маркиза!
Вот тебе и супер звукоизоляция.
Вопли Эммы Карловны, наверняка, слышно даже на парковке.
Кое-как успокоив пожилую соседку, Громов рванул на жалобное «М-я-я-у» из ванной. Залетел и обомлел узрев в руке Димочки свою электрическую бритву, а на макушке кота приличную проплешину.
— Дима! — рявкнул он, — Ты, что с Маркизом сделал?
Мальчик невозмутимо поведал:
— Крутого чувака. Хочешь, я и тебя крутым сделаю?
Мужчина выпал в осадок, а Дима, как ни в чем не бывало, подхватил, находившееся в полуобморочном состоянии животное под мышку и потопал возвращать его хозяйке.
— Хороший у вас котик, бабушка.
Вечно молодившаяся Эмма Карловна похоже потеряла дар речи. Только беспомощно хлопала накладными ресницами и то открывала, то закрывала ярко накрашенный рот.
Лекс приготовился к очередной порции криков, как из-за спины соседки показалась очень знакомая рыжая макушка.
— Здравствуйте! — задорно улыбнулась Ритка, и у Лекса от сердца отлегло, — У вас гости?
— Да, — чуть откашлявшись отвечает он, — Катя попросила за детишками приглядеть. А Эмма Карловна уже уходит.
Тут кошатница выходит их ступора и грозно рычит:
— Вы что с моим Маркизиком сделали? — трясет перед носом мужчины обезумевшим котом, — Как нам теперь на выставке выступать. Он у меня, между прочим, всегда призовые места занимает. Нас теперь выгонят с позором.
Честно? Громов уже собирался втянуть Ритку внутрь и просто нахамив соседке, захлопнуть перед ее носом дверь, но снова вмешалась рыжуля, мягко придержав его за локоть.
— Как интересно! — восторженно воскликнула я, — Знаете, я кошачий парикмахер. Давайте я вашему Маркизу эксклюзивную стрижку сделаю. Длинная шерсть уже не модно в этом сезоне.
Эмма Карловна заметно оживилась и заинтересованно посмотрела на Ритку.
— Вы думаете? Я планировала сделать Маркизу укладку, жаль состригать длину.
— Укладка — это прошлый век. Давайте я к вам зайду вечером, и мы подберем для вашего Маркиза идеальный образ? Меня, кстати, Маргарита зовут.
Эмма Карловна неожиданно улыбнулась и жеманно подала девушке руку.
— Хорошо. Мы с Маркизиком будем ждать вас к шести вечера.
С этими словами она с самым что есть царским видом кивнула Лексу на прощание и словно каравелла поплыла в свою картину.
Едва захлопнулась соседняя дверь, Лекс шепотом спросил:
— Рит, а ты правда кошек стричь умеешь?
— Я и вышивать, и на машинке…, – лукаво стрельнула глазками она и принюхалась, — А чем это у вас пахнет. Что-то горит?
Где-то часа через два, наконец, заявилась довольная, как стадо слонов Катя.
— У тебя все нормально? — подозрительно смотрит на чересчур спокойного Лекса.
Тот в заляпанной какой-то краской футболке, лохматый и сияющий, будто начищенный медный тазик жует одуряюще пухнущую выпечку и отвечает с набитым ртом:
— Отлично! Никто не подрался, ничего не сжег и даже не устроил потоп.
Лицо Кати удивленно вытянулось.
Шеф от нервов…того…умом тронулся?
— Киря! Дима! — зычно позвала она, и буквально через несколько секунд ее снесли два нечто, отдаленно похожих на ее детей и перемазанных все в ту же яркую краску.
— Чем вы тут занимаетесь? — изумленно осматривая чад, спрашивает она, а они гордо выдают:
— Помогаем Рите печь пирожки и дяде Саше красить стену.
— Правда?! — округляет глаза она, — И где же эта ваша Рита?
— Там! Там! — пищит Киря, — Пойдем скорее, познакомишься. Она клёвая!
Катька покосилась на Громова и многозначительно поиграла бровями:
— Все интереснее и интереснее.
На кухне она обнаружила миниатюрную симпатичную девушку в смешном джинсовом комбинезоне, словно с чужого плеча и пышным рыжим хвостом на голове. Увидев Катю, девчушка заулыбалась — прямо солнышко.
— Здравствуйте! Вот, значит, кому наш Александр Петрович спихнул моих извергов.
— У вас замечательные дети, — ответило это чудо.
Помощница метнула одобрительный взгляд в сторону Громова, и тот отчего-то почувствовал некую гордость.
Девушки познакомились и уселись пить чай, а Громов снова отправился изводить монстра с обоев яркой оранжевой краской. Мальчишки остались с Катей, а мужчина наедине со своими противоречивыми мыслями.
Его неудержимо тянуло к ней. Такой живой, улыбчивой, манящей.
Она словно глоток свежего воздуха после длительного заточения.
Умом Громов понимал, что они слишком разные.
Она оптимистичная студентка, у которой вся жизнь впереди и на ее пути обязательно попадется блестящий молодой человек, что оценит по достоинству такое сокровище. Последняя мысль неприятно цапнула в душе.
Разве сам он, когда-то не был таким же. Молодым, перспективным и жизнерадостным.
Одна мысль зацепилась за другую.
И отчего он рассуждает так, будто его жизнь уже кончилась? Тридцать лет это не такой уж и большой возраст.
Или всему виной проблемы и постылые обязательства, коими блестящий бизнесмен Громов окружил себя во всех сторон так, что и задохнуться в пору?
Он украдкой наблюдает, как Ритка машинально, поправляет выбившийся локон и просто до одури снова хотел пропустить между пальцев шелк этих невероятно красивых волос.
Как тогда…у подъезда…
Минутный порыв, и вот она в его руках, такая податливая, испуганно взирающая своими большими глазищами.
Смешная девчонка с добрым сердцем и мягкими, нежными губами…
Мысли помимо воли уходят в горизонтальную плоскость, становясь все более откровенными.
Кто бы мог подумать, что Громов вообще может мечтать о подобном. Он не из тех мужчин, которые придаю сексу слишком больше значение в жизни. Да он хорош сам по себе, но не настолько, чтобы заводиться вот так — с пол оборота лишь глядя на то, как она неосознанно трет пальцем губы.
Он бы сейчас с удовольствие заменил палец своим ртом, касаясь почти так же…
С нежность…с трепетом…со сбившимся дыханием…
Внезапно девушка, словно почувствовав его прожигающий взгляд, поднимает голову, глаза ее распахиваются еще шире и щеки покрываются легким румянцем.
Тушуется и, едва не перевернув свою кружку с чаем, поспешно отворачивается.
Лекс украдкой улыбается и возвращается к своему нехитрому занятию.
И ведь он нравится рыжуле.
Вон, как засмущалась.
Стена, наконец, покрашена, «изверги», недовольные тем, что пора домой, уже собраны, Катя с благодарной улыбкой благодарит рыжулю за чай с пирожками и поворачивается к Лексу:
— Надеюсь, Александр Петрович, мы не увидимся до следующего года. Мой тебе совет: отдохни уже по-человечески и желательно в приятной компании, — Катька лукаво стреляет глазами в сторону воркующей с детишками Ритки, словно говоря: «не упускай свой шанс, шеф»
Громов делает вид, что не замечает явного намека.
— И тебе Катя счастливого Нового года. Привет Андрею. Третьего числа жду его на работе с отчетом.
— Беру свои слова обратно, — с преувеличенной злостью бросает помощница, — Ты монстр. Как мы все с тобой работаем?!
Напоследок, хитро подмигнув Ритке, она уходит, почти силком утаскивая недовольных Диму и Кирю.
— Пока! — машет им Ритка, — Приходите еще в гости?
На что малой оборачивается и со злодейским смехом выдает:
— Можете не сомневаться — мы еще придем.
Громов даже вздрогнул и выдохнул, когда сладкая парочка скрылась в глубине подъезда.
Ритка заметила это и невольно хихикнула:
— Бросьте, Александр Петрович. Это же просто дети.
— Их даже мать извергами называет, — напомнил Лекс, идя на кухню, следом за девушкой и совершенно беспардонно пялясь на ее едва обтянутый просторным комбинезоном зад.
Память еще помнит его в черных лосинах, и мужское воображение работает против воли хозяина.
Он наблюдает за тем, как ловко Ритка убирает со стола, словно делала это уже сотню раз, моет кружки и опустевшие тарелки.
— Вот и все, — удовлетворенно говорит она и вытирает полотенцем руки, — Я все прибрала. Мне пора домой.
Она не спрашивает разрешения, а ставит мужчину перед фактом. Он и сам понимает, что время позднее и дома у девушки полно своих дел, но отпускать ее как-то не хочется.
Он эгоистично просит ее сварит ему кофе, чтобы хоть немного насладиться ее присутствием в своей квартире.
Ритка поглядывает на часы и нехотя соглашается.
— Ты сильно спешишь? — интересуется Лекс, прекрасно замечая ее нервозность.
— Дома дедушка ждет и к баб Рае нужно зайти. Она вечно забывает пить лекарства.
— Знаешь, ты удивительная девушка, Рита, — говорит он, совсем не преувеличивая, — Ты всегда думаешь о других в первую очередь. Очень редкое качество в людях. Не меняйся…пожалуйста.
Ритка бросает на него быстрый взгляд.
— Вы ошибаетесь.
Лек скачет головой и притягивает к себе, услужливо поставленную на стол, чашку кофе.
— Ты сварила только один. Составь мне компанию.
— Отвезу тебя домой.
Она чуть краснеет под его взглядом и кивает.
Себе она делает большую кружку капучино и пьет его, чуть жмурясь от наслаждения.
— Будешь встречать Новый год с друзьями?
— Нет, — качает головой она, и уголки ее губ отчего-то грустно опускаются вниз, — У меня не так много друзей, с кем можно повеселиться, да и деда одного не оставишь. Как он без меня? Один с телевизором… А вы?
— Не знаю, — пожимает плечами Лекс и к собственному удивления говорит правду, — У меня нет деда. Вероятно, я запрусь дома и в одиночку выкурив две пачки сигарет, разопью коллекционный коньяк.
В глазах Ритки мелькает жалось и это неприятно бьет по самолюбию Громова сильнее чем он мог бы представить.
— Вы одиноки? — почти шепчет она, — Это неправильно.
— Потому что грустно! — уже громче с с жаром возражает, — Неужели в вас нет никого, с кем бы вы хотели разделить праздник? Новой год — время чудес. А чудеса нельзя тратить впустую!
Лекс смотрит на нее во все глаза и думает:
«Откуда ты только взялась такая…»
Его неопределенное молчание повисает тяжелой завесой отрицания.
Он дано не верит в чудеса, Новый год и прочую лабуду, что заставляет восторженно греть глаза рыжей девочки напротив.
— Мне…наверное пора…
Ритка подскакивает со своего места, махом сметает в раковину пустые чашки из-под кофе, и тут с тихим щелчком отрубается свет.
— Что?! Что случилось? — испуганно пищит рыжуля.
Неяркий свет из окна, немного обрисовывает контуры мебели на кухне и Лекс, неловко шаря рукой, ищет на барной стойке стой яблочный смартфон.
— Ничего страшного. Пробки выбило. Посветишь мне телефоном на щитке?
Они вместе идут по коридору к темной каморке кладовки, где стоит распределительный щиток. Лекс вручает девушке телефон и, когда та послушно направляет свет в нужную сторону, подцепив табуретку забирается на верх.
Громов щелкает автоматом — никакой реакции.
— Что-то на линии произошло, — негромко заключает он.
— Фонари ведь горят?
— Они то другой подстанции.
Громов ловко спрыгивает, забирает у Риты телефон.
— Собирайся. Посвечу тебе.
Девушка кивает, разворачивается и неловко спотыкается о невесть откуда взявшуюся коробку. Лекс подхватывает ее за талию и прижимает к себе, а телефон выскальзывает из рук и летит в неизвестном направлении, чтобы скрыться в одной из коробок.
Тесное пространство кладовой погружается в практически полную темноту.
— Осторожно…
Слова уже срываются вместе с дыханием в приятно пахнущую макушку девушки, руки повинуясь инстинкту, сильнее сжимают тонкую талию, теснее прижимая застывшую, но не сопротивляющуюся Риту.
Темнота скрывает лица.
Темнота срывает маски.
Здесь в слепом пространстве они просто мужчина и женщина, которых остро и ярко влечет друг к другу.
Лекс глубо вдыхает ее нежный аромат и мягко скользит рукой по подбородку, не заставляя, а всего лишь направляя. И она продолжает это мягкое движение, чуть разворачиваясь в темном кольце его рук.
Губы легко, скользят по нежной щеке, на которую упал мягкий локон.
— Ты такая нежная, — непонятно зачем озвучивает свои мысли Громов и сам пугается своей искренности.
Тонкая фигурка в его руках вытягивается на носочках, и Лекс с напором и жаждой впивается в ее нежный, податливый рот.
Ладонь зарывается в густые пряди волос у самых корней и ловит чуть удивленный вздох.
Поражена? Смущена? Взволнована?
Он не задумывается об этом.
Единственная здравая мысль: как не сорваться и не прижать рыжулю к стене, накрывая своим телом.
Убежит ведь.
Маленький пугливый олененок….
Ее губы неумело двигаются в ответ, но отвечают с не меньшим пылом.
Она сильнее разворачивается в его руках и пальцами скользит по футболке, а после робко, но затем требовательнее цепляется за плечи, вызывая у Лекса почти болезненный восторг.
Голова идет кругом от ощущений, вкуса, запаха, ответного стона, сорвавшегося с зацелованных губ.
Девушка откидывает голову назад и судорожно ловит открытым ртом воздух, пока он с маниакальной жадностью исследует губами беззащитный изгиб шеи и подбородка.
И в каждом ее движении страсть и невинность одновременно.
Это сводит с ума, заставляет кровь бешено циркулировать по венам.
Что же ты делаешь, маленький пугливый олененок?
Снова щелчок, и магия тьмы рассеивается.
Яркий свет больно режет по глазам и, Громов на мгновение жмурясь, смотрит на ошеломленную, растрепанную Ритку, не в силах сказать что-то вразумительное.
Она дергается в его руках.
— Куда? — удерживает и, наклонившись, прижимается губами к ее виску, — Подожди. Постой так еще немного.
Меньше всего на свете Лекс хочет, чтобы она считала это ошибкой.
— Мне пора, — выдыхает она, чуть дрожащим голосом, — Дедушка волноваться будет.
Нехотя мужчина разжимает пальцы, и Ритка почти бегом кидается в прихожую, спешно натягивая куртку и ботинки.
— Я обещал подвезти, — с нажимом напоминает Громов, одеваясь следом за ней.
— Может не надо? — как-то жалобно пищит девчонка, и избегает его прямого взгляда.
Громова откровенно бесит ее попытка сбежать. Словно все, что сейчас произошло ей неприятно.
— Рит, за кого ты меня принимаешь? — сам не узнавая своего раздраженного голоса, рычит он и, схватив ключи, спускается по лестнице.
В машину не сговариваясь, идут молча, каждый думая о чем-то своем. Лекс периодически косится на рыжулю, но та по привычке спрятала половину лица в объемном шарфе и втянула голову в плечи, пытаясь сделать вид, будто ее вообще тут нет.
Они останавливаются рядом с черным внедорожником и Лекс кивает:
— Садись. Я сейчас.
Ритка вздрагивает, как маленький испуганный воробушек.
— Вы машину починили?
— Нет. Купил новую.
Она снова прячет глаза и прыгает на заднее сиденье — подальше от него, конечно же.
Нет. А что ты хотел Громов?
Напугал олененка своим грозным рычанием? Разве такими грубыми приемами располагают девушку к себе?
Нервно прикурив сигарету, Лекс невесело усмехнулся.
Когда последний раз он ухаживал за девушкой?
Сто лет назад, и эта была Ася, которая сама запрыгнула к нему в постель. Поэтому их конфетно-букетный период свелся к чудовищному минимуму. Уж чего-чего, а раскованности ей не занимать.
Мысли о невесте омрачили и без того не радужное настроение.
Словно мордой об асфальт приложили.
Мысли о разрыве с невестой, так часто посещавшие в последнее время, стали обретать все более четкую форму. И сейчас глядя, сквозь тонированное стекло авто, как Ритка сильнее зарывается носом в свой шарф и устало кладет голову на стекло, он понимает, что хотел попробовать жить так, как велит ему сердце.
Никогда не думала, что мой самый первый в жизни настоящий поцелуй произойдет так. Не то чтобы я была разочарованна. Скорее растеряна. В голове с трудом укладывалось произошедшее.
Пока Шурик с хмурым видом вышагивал перед капотом своей заведенной тачки и курил, я чуть не заработала косоглазие, наблюдая за ним и невольно подмечая то, что раньше как-то скрывалось с поля зрения.
При более внимательном рассмотрении оказалось, что Громов очень даже интересный мужик. Причем молодой.
Почему-то раньше воспринимала его иначе.
Сегодняшний день, вообще, перевернул все с ног на голову, в том числе и мое отношение к этому странному типу Александру Петровичу.
Утро началось для меня с девиза «Все парни козлы, но это не повод тухнуть и страдать»
Предварительно проведя торжественную церемонию уничтожения в недрах мусорки Шнуркова гербария и дав себе мысленно хорошего пинка под зад, приняла бодрящий контрастный душ. Натянула любимую теплую толстовку, куртку и поскакала на мойку.
Сегодня Гарик решил выдать декабрьскую зарплату авансом! Просто нереальной щедрости жест его армянской души. Мы с Маринкой, правда, рассчитывали еще и на премию, но Гарикова жаба, как оказалось, не вынесла такой серьезной растраты.
Деньги хоть и не оттягивали карман, но их наличие реально подняло настроение, и к дому Шурика я прискакала уже в отличном расположении духа.
Вот тут-то, прямо на лестничной площадке начали происходить странные, почти волшебные вещи.
Во-первых, у Шурика оказались гости.
Его идеальное, почти стерильное жилище осквернили двое белокурых сорванцов и устроили такой бедлам, что у меня глаза на лоб повылазили.
Большой босс, от звука голоса, которого бывший опер Станислав Васильевич, нервно поправляет галстук, оказался совершенно беспомощен перед натиском двух вождей краснокожих с ангельскими мордашками и одной пожилой дамой с плешивым котом на руках.
Вероятно, справедливость все же есть на этом свете и за все добрые дела, мне была дарована удача.
Любительницу кошек спровадила я довольно быстро, всего лишь пообещав превратить ее парализованного от страха Маркизика в короля предстоящей выставки.
Стричь кошек я умела….м-м-м чисто в теории.
Но ей-то об этом знать не обязательно?
Ножницы модно у Маринки одолжить, а все остальное…ну, как-нибудь получится… Медведи в цирке же научились на велосипеде кататься — значит и я все смогу!
Было немного непривычно видеть Александра Петровича в роли подчиняющегося. Но он молодец — быстро смекнул, что у меня опыта общения с детишками гораздо больше и просто спихнул на меня две маленькие шустрые проблемы.
Но не тут-то было.
Быстро прибрав в квартире, я нашла детишками их няню отлично занятие — обезвредить страшного монстра, а заодно и сделать жилище Шурика более жизнерадостным.
Пока мужчины совместными усилиями выполняли это ответственное дело, прибежала мама «извергов», как раз к готовым пирожкам, разумеется, по фирменному рецепту баб Раи.
Помощница Громова мне понравилась. Из всего офиса, за время, что я убираю этаж их фирмы, из девушек только она нормально ко мне отнеслась. Остальные брезгливо задирают нос, а Катя не такая. Веселая, заводная. И как она работает с таким сухарем, как Громов?
Шурик же вел себя довольно странно.
То за руку придержит. То посмотрит так, что коленки трястись начинают от волнения, а щеки моментально начинают пылать.
А чего только стоит его вид в домашней футболке в облипочку?
С роду не знала, что за его унылыми пиджаками и рубашками, скрывается такое тренированное тело.
В общем, мысли так или иначе крутились вокруг персоны шефа, иногда вгоняя в краску неуместностью, а сам он точно ястреб нарезал вокруг меня круги, периодически ловя хитрые взгляды своей помощницы.
Когда детвора во главе с мамой уехали домой, напряжение, что ненавязчиво витало все это время, заметно сгустилось.
Я отчего-то чувствовала себя неловко под пристальным, почти жадным взглядом Громова, а тот словно нарочно попросил меня еще остаться ненадолго.
Все же женщины народ жалостливый!
Вот, казалось, Шурика-то за что жалеть?
Богатый, красивый, успешный…а взгляд, как у одинокого волка…
Подавленный.
Так и хочется протянуть руку и приголубить его.
Так бы и отбила себе руки, за непрошенные хватательные рефлексы — слишком уж соблазнительно выглядит Шурикова шевелюра, когда, конечно, не прилизана, как обычно.
Не знаю, в какое мгновение что-то пошло не так. Когда мы, оставшись вдвоем в этой кромешной темноте, неожиданно потянулись друг к другу? Глупо было бы отрицать, что я хотела этого поцелуя меньше его.
Осторожно подушечками пальцев прошла по припухшим губам, щекам, что безжалостно оцарапала мужская щетина и прикрыла глаза, чувствуя, как от стыда огнем горят уши.
— Замерзла? — вибрирующий голос Громова заставил меня вздрогнуть и почти испуганно покачать головой.
Он уселся на водительское сиденье и бросил на меня встревоженный взгляд.
— Может, здесь было бы удобнее? — рукой похлопал по сиденью рядом с собой.
Я только сильнее вжалась в кожаную обивку.
— Мне тут хорошо.
Трусливым зайцем разорвала наш зрительный контакт и почти уткнулась носом в окно.
Шурик что-то пробормотал себе под нос и медленно выехал с парковки.
Езды до моего дома всего ничего, но этот короткий промежуток времени мне показалось вечностью.
Вот уже показалась знакомая остановка, но мужчина вместо того, что бы повернуть в нужный проулок, резко прижался к обочине и, метнув на меня яростный взгляд, стремительно вылетел наружу, чтобы в следующую секунду забраться ко мне на заднее сиденье и щелкнуть блокировкой дверей. Шурик не дал даже опомниться и притянул ошарашенную меня к себе, больно и жадно впился в мой приоткрытый от неожиданности рот поцелуем.
Поначалу неловко пыталась сопротивляться, но теснота, казалось бы просторного салона, не сильно способствовала этому, а зимняя одежда сковывала и без того неловкие движения.
Мужчина не церемонился, а просто зажал мои руки между нашими телами, все пятерней зарываясь в растрепавшиеся волосы, чуть оттягивая голову назад, для собственного удобства. И вбирая с поцелуями мои протестующие вопли…
Жарко…влажно…сильно…
Поцелуй на грани наслаждения и боли.
С ума можно сойти.
Никогда бы не подумала, что под вот этим строгим фасадом может скрываться такая страстная натура.
Только, когда я перестала сопротивляться и ответила на поцелуй, он отстранился, тяжело дыша и глядя почти безумными глазами.
— Рит, я не очень умею красиво говорить, но…, – он на мгновение запнулся, гладя меня по щеке, — Как ты смотришь на, чтобы вместе отпраздновать Новый год у меня дома.
Молчу, не зная, что ответь и снова пытаюсь выбраться из его медвежьих объятий.
На этот раз он послушно, но с явной неохотой разжимает руки.
Отодвигаюсь, как можно дальше, почти прижимаясь спиной к двери.
— Рит? — негромко, но с нажимом зовет меня Шурик.
— Вы, простите меня, Александр Петрович, — почти шепчу в ответ, — Но у меня дедушка. Как же я его одного оставлю? Да и вы…поторопились, по-моему…
Мужчина напряженно хмурится, и взгляд его становится с каждой секундой все тяжелее и тяжелее.
— Не нравлюсь тебе? — прямо в лоб спрашивает он.
Чувствую, как бешено колотится сердце прямо у самого горла, а по спине пробегает табун нервных мурашек.
— Ну, и вопросики у вас, — глазами бегаю по стильному интерьеру салона, — Может, разблокируете двери? Дедушка волноваться будет…
Шурик несколько мучительных для нас обоих мгновений буравит меня своими настойчивыми глазами, а после, разорвав плен повисшие тишины, щелчком брелка, глухо выдыхает:
— Иди, конечно.
Пулей вылетаю на трескучий мороз, как есть с непокрытой головой.
До дома не так далеко, но это расстояние — вечность, в течение которой мне кажется, что Громов все же кинулся следом и вот-вот догонит меня.
Сейчас мне трудно понять от чего я бегу от страха быть соблазненной, или от желания самой соблазнить его. Никогда не испытывала ничего подобного и эти чувства вызывают помимо любопытства еще и дикую неловкость напополам с недоверием.
Громов взрослый, уверенный в себе мужчина. Что он смог разглядеть в такой мелкой простушке как я?
Меня все еще трясет от нервной дрожи, когда у подъезда я замечаю прилично принявшую на грудь компанию, все с теми же знакомыми лицами.
Понимаю, что незаметно проскользнуть в подъезд никак не получится, а ждать пока местная алкашня разбредется — дохлый номер.
Во-первых, дед у меня не Мороз, а я, следовательно, не Снегурочка, чтобы гулять при минус пятнадцати, а во-вторых пора бы уже баинки. Завтра тридцать первое, а я еще Оливье не крошила.
Набрала в грудь побольше воздуха и, сделав морду кирпичом, решительно пошла мимо компании.
— А чего это Ритка снова не здоровается?! — в спину раздался пьяный голос Толика.
Дорогу мгновенно преградила чья-то бугайская, слегка пошатывающая фигура.
— Ку-ку! — пьяно хрюкая, заржала «преграда» — Симпатичная у тебя соседка Толян.
— А то! Подружака моя, — Толик бахнул свою лапу мне на плечо, — Ритка.
— Диман, — раздалось со стороны двери, — Ну чё? За знакомство?
Кое-как отпихнув от себя Толика, взяла курс чуть правее, чтобы поудачнее обогнуть необъятную тушу Димана.
— Я пас, ребята.
Хотела было прошмыгнуть мимо, но бугай своими противными клешнями, словно присосками поймал меня за рукав и потянул на себя.
— Пусти! — рявкнула не своим голосом, содрогаясь от омерзения.
Проскользнула мысль, что в последнее время меня постоянно хватаю разные особи мужского пола.
— Дерзкая, — выдохнул прямо в лицо алкогольными парами, собутыльник соседа, за что и получил — прямо кулаком в нос.
Смачно. С хрустом. Жаль, что не до крови.
— А-у-у, дрянь! — завыл он.
— А-а-а, — заныла я, ибо об его нос, расшибла себе руку, и если по степени боли можно определить степень ушиба, то я, вероятно, раздробила кости — себе.
Хватка Димана ослабла, но ему на помощь подоспел Толик, схватив за другую руку.
— Ты охренела? Так с уважаемыми людьми себя не ведут. Димон всех на районе стережет.
— Да, мне плевать. Отвалите от меня, придурки.
Вот, это я зря…
С языка само сорвалось.
— Чё? Ты кого придурком назвала?
Стало очень страшно. По-настоящему.
Даже если бы у меня от ужаса не перехватило горло и я могла кричать, то нельзя. На мои вопли тут же прискачет дед с ружьем наперевес и тогда не станет не ружья, ни деда. Вернее дед останется, но перекочует в места более отдаленные.
Димон, отхлебнув палёненькой, приблизился ко мне.
Зажмурилась, что есть сил, приготовилась к коронному битью коленных чашечек, мысленно высчитывая траекторию удара, чтобы в следующую секунду широко и радостно распахнуть глаза, услышав ледяное:
— А ну отвалили от девушки!
В этот раз Шурик не сильно церемонился с обидчиками.
То ли я его довела до состояния крайнего бешенства, то ли он просто очень не любит алкоголь, но первыми пали смертью храбрым две бутылки водки — настоящая трагедия в масштабе Толика.
— Ты чё падла творишь? — заорал Димас, за что и был отправлен в нокаут.
Толик разжал пальцы и, трусливо поджав хвост, тупо сбежал.
Перепугался бедненький злого, как тысяча чертей Александра Петровича, что с невозмутимым видом протянул мне руку и сделал безрадостный вывод:
— У тебя просто талант влипать в неприятности.
Решила проявить чудеса благоразумия и промолчать, а Шурик просто потащил меня в подъезд, намереваясь лично сдать меня на руки деду.
— Вот эта квартира, — Я кивнула на старую железную дверь, обтянутую дерматином.
Страшно подумать, чем может закончиться знакомство Шурика с дедом, поэтом я на всякий пожарный случай решила уточнить один не мало важный момент:
— Вы мне нравитесь.
— Что? — не сразу понял мужчина.
— Я говорю, что… — запнулась на полуслове — дверь распахнулась явив нашему изумленному взору Николая Ивановича на пару со свей родимой двустволкой.
— А ну, каналья, отойди, от моей внучки! Ритка, живо в квартиру!
Официально: мой дед не сошел с ума, он просто иногда страдает маразмом.
Надо отдать должное Шурику, на его породистой морде не дрогнул ни один мускул при виде оружия.
— Вы бы поаккуратнее, — мужчина сделал шаг вперед, — Еще внучку ненароком заденете.
Николай Иванович быстро понял свою ошибку и убрал ружье, но приветливости в его взгляде не добавилось.
— А ты кто такой будешь, чтобы мне указывать? — выпятил тощую петушиную грудь дед.
— Это Александр Пе…, – хотела представить Шурика, как своего начальника, но тот прервал меня, быстрым:
— Александр. Ритин друг.
Вот так кратко и понятно.
Дед оглядел Шуриково дорогое пальто, ботинки из итальянской кожи и мрачно протянул:
— Друг значит. Знаем мы таких друзей…, – повернулся ко мне и строго поинтересовался, — С каких это пор у тебя в друзьях олигархи водятся?
Я выпала в осадок.
Язык прилип не небу, а щеки опалил румянец — так стыдно стало перед Громовым за дедов пренебрежительный тон.
— Я не олигарх, — к чести Шурика на провокации деда он не велся, — А обычный строитель.
Несколько мгновений мужчины напряженно смотрят друг на друга, пока я решительно не вмешиваюсь:
— Де, что мы на пороге разговариваем? Дай пройти, и убери уже ружье, в конце концов!
Как ни странно, но Николай Иванович слушается.
Шаркает в комнату, и прячет ружье в шкафу.
Я неловко топчусь на пороге и под пристальным взглядом Громова стаскиваю куртку. Он, словно не замечая моего смятения, скидывает свои ботинки и довольно требовательно интересуется:
— Чаем угостишь?
Вот ведь наглый! Буд-то кофе дома у себя не напился?
Приглашать Шурика в гости я не планировала, но отказать было неудобно. Спиной, чувствуя дедов злобный взгляд, покивала и проводила гостя на кухню.
Он уселся на табуретку — ту самую, с которой не так давно грохнулся Шнурок, чуть поерзал и нахмурился.
— Шатается. Отвертка есть?
Я застыла с чайником в руках и невольно покосилась на застывшего в дверях деда. Он хоть и казался удивленным, но смотрел очень недобро.
— У вас, Николай Иванович, наверняка есть какие-то инструменты? — Шурик приподнялся, перевернул табуретку, деловито что-то там рассматривая.
Дед, скрипя зубами, поперся в кладовку, где была его сокровищница. Через несколько минут принес искомое и стал ревностно наблюдать, как Шурик чинит табуретку.
— Готово! — улыбнулся мне Громов и протянул отвертку обратно Николаю Ивановичу, — Спасибо.
Если бы взглядом можно было убивать, то от Шурика уже давно осталась бы кучка пепла.
Из груди невольно вырвался смешок. Дед грозно сдвинул брови в мою сторону, и я быстренько повернулась к плите, усердно делая вид, что выбираю чай. Ага, черный или черный.
Поставила на стол варенье, нарезала бутерброды и, хотела было сполоснуть руки, как обнаружила, что вода из-под крана только холодная льется — опять колонка сломалась.
— Печалька, — выдохнула, вытирая покрасневшие от холодной воды руки, полотенцем, — Горячая ванна отменяется. Завтра придется газовиков вызывать, а кто придет тридцать первого числа.
— Дай я посмотрю, — Громов чуть оттеснил меня в сторону, попробовал несколько раз открыть и закрыть кран, а после уже не спрашивая разрешения пошел в дедову сокровищницу, заслужив злобное шипение:
— Ходит, как у себя дома!
— Деда! Он помочь хочет.
Шурик вернулся с целой кучей инструментов и, ловко сняв крышку с колонки, стал что-то там откручивать, под неустанное бурчание:
— А вдруг мы сейчас взорвемся? Осторожнее плитку не поколи! Придержи! Придержи ее с ентой стороны.
Громов же делал вид, что не замечает дедовых инсинуаций и сосредоточенно, откручивал какую-то неизвестную мне фиговинку, что при более детальном рассмотрении оказалось небольшой трубкой из странного желто-красного метала. Мужчина немного тряхнул ее, что-то услышал и, поднеся к губам, стал дуть.
Смотрелось более чем странно — даже дед перестал бухтеть и покрутил пальцем у виска.
Вскоре из трубки велытел небольшой камшек и Шурик довольно улыбнулся.
— Отлично!
Присабачил трубку обратно, закрыл колонку железным коробом крышки и торжественно объявил:
— Пробуй, Рыжуль.
Рыжуль? Мне послышалось?
Рука чисто на автомате дернула кран. А вода-то теплая.
— Шурик! — взвизгнула я и захлопала прямо мокрыми ладошками, — Ты настоящий волшебник.
— Нет, что ты. Я только учусь.
Ответная улыбка мужчины приятным теплом отозвалась в моей груди, и до меня только дошло, что я невольно перешла на «ты»
Глаза невольно ищут его потеплевший взгляд, и когда встречаются — меня захватывает в плен фейерверк необъяснимых чувств. О смущения до желания подойти ближе и прижаться лицом к его груди, чтобы, наконец, снова почувствовать этот аромат силы и уверенности, что источает этот мужчина.
Губы Громова чуть изгибаются в соблазнительной улыбке, а глаза на миг опасно блестят, делая его совсем непохожим на себя обычного.
— Ритка! И долго ты газ на плите жечь будешь? — ворчливый упрек деда, вырывает меня из необъяснимо-притягательной ловушки.
— Да, — рассеянно отвечаю я, — Сейчас.
Громов долго не задерживается. Пьет чай вприкуску с булкой и вареньем, ловко отбивается от ядовитых замечаний деда и уходит напоследок приобняв меня за талию и, мазнув по щеке легким поцелуем.
— До завтра? — негромко спрашивает он.
— До завтра, — едва слышно отвечаю и накрываю ладонью след от поцелуя, словно хочу удержать, ставшее уже призрачным, тепло.
Как только за Шуриком закрывается дверь Николай Иванович, коршуном вьется около окон, наблюдая, как мужчина садится в машину и уезжает.
— Какой он, к ядрене Матрене, строитель?! Аферист и бандит!
— С чего ты взял? — смеюсь в ответ.
— Только бандиты на таких машинах разъезжают, — авторитетно и со знанием дела заявляет он, — Держись от него подальше?
Тяжело вздыхаю и устало качаю головой:
— Завязывал бы ты дед смотреть всякую ерунду по телевизору. Все эти «Теории заговора» до добра не доведут. Пойду-ка я спать, — шумно зеваю, — Устала, как собака.
Иду в свою комнату и едва раздевшись падаю на кровать, почти сразу засыпая и думая о том, что дед теперь всю ночь не будет спать.
Не успокоиться ведь пока сам не разберет колонку и не дунет в эту самую трубку.
Еще когда была жива бабушка, у нас в семье появилась традиция на новый год ездить на дачу. Сначала делалось это из чисто экономических соображений. На настоящую живую, пушистую ёлку денег всегда не хватало, а во дворе нашего небольшого дачного домика росла здоровая голубая красавица.
В те времена у деда был желтый «Москвич». За два или три дня до нового года он неизменно наведывался в гараж, чинил свое авто и ровно тридцать первого числа мы отправлялись в наш дачный домик.
Пока мы с бабушкой убирались и накрывали на стол, Николай Иванович топил печь и наряжал елку. Ближе к вечеру в маленьком домике становилось тепло и уютно. В воздухе пахло жареным мясом, которое бабушка ловко готовила на печке и мандаринами, а в окошко так и норовили заглянуть яркие огни разноцветных гирлянд, что дед скрупулёзно навешал на главное украшение вечера.
Последние три года мы перестали туда ездить. Старый «Москвич» прогнил, да и настроение куда-то пропало. Бабушка с собой забрала нашу радость от праздника и как бы мы с дедом не пытались храбриться, а тоска по тем прежним денькам нет-нет да проскальзывала портя настроение.
Утром я проснулась с твердым ощущением, что что-то неуклонно меняется в нашей жизни.
Зашла на кухню и покосилась на деда — тот был занят самым важным делом на свете — вешал на веревочке сало для синичек.
Навела себе чая, откусила от булки и почувствовала, как в пятой точке прямо-таки свербит желание сделать сегодня что-то особенное.
— Дед, а поехали на дачу? Баб Раю прихватим с собой. Чего ей одной праздник встречать. Ее алкаш напьется. Опять она вся в слезах будет.
Он повернулся и скептически посмотрела на меня:
— А поедем мы на чем? Нынче автобусы туда не ходят. Дорогу, небось, замело. Вспомни, как мы на нашей ласточке туда пробирались.
Да. Такое никогда в жизни не забушуешь. Дед тот еще любитель экстрима.
Я крепко призадумалась и в голове сформировалась пока еще не до конца понятная, но очень ясная мысль:
— Кажется, я знаю, кто нас туда отвезет!
Дед сначала непонимающе пожал плечами, а потом его торкнуло.
— Нет. Я тебе запрещаю! Еще не хватало, новый год с кем попало встречать.
— Де, — ласково и чуть хитро улыбнулась, — Признай уже, что он тебе понравился. Хороший же Шурик мужик.
Николай Иванович ничего не сказал, а потом, подумав, злодейски оскалился:
— Ну, давай. Звони своему кренделю. Посмотрим…
Не понравился мне радостный блеск в его глазах. Ой, не понравился.
Схватила телефон и набрала своему начальнику, очень надеясь, что в предпраздничный день он не изменяет своим привычками и встает так же рано.
Шурик ответил довольно быстро. Голос его был бодр и даже немного весел. Будто он обрадовался моему звонку.
— Ты решила передумать?
— Не совсем. Понимаешь, мы с дедушкой, — быстры взгляд на важно выпрямившегося на стуле деда, — Хотим пригласить тебя к себе.
Мужчина думает всего мгновение, а потом отвечает согласием и спрашивает, что принести к столу. Я неловко перечисляю кое-какие ингредиенты для салатов, что задумала приготовить и добавила:
— Надеюсь, ты ничего не имеешь против поездки за город на дачу?
— Если твой дед не планирует прикопать меня где-то в лесочке в большом сугробе, то нет — с радостью подышу свежим воздухом.
Судя по нездоровому блеску в глазах, сидящего напротив Николая Ивановича, именно это он и панирует.
Думается мне, что Шурику об этом знать вовсе необязательно.
— Нет, конечно, — горячо заверила я.
Громов смеется. Низко, бархатно. Так, что коленки подгибаются.
— Отлично! Тогда вы собирайтесь. Приеду через пару часов.
Кладу трубку, чувствуя, как глупая улыбка расплывается по губам. Как-то слишком легко и естественно мы перешли с ним на неформальное общение.
Посмотрела на часы, потрогала свои лохматые патлы и подорвалась в ванную, а дед с присущим ему хладнокровием пошел греметь шкафами в поисках очередного стратегического спиртового запаса.
По Громову можно сверять часы — приехал точно ко времени и ни минутой позже.
Поздоровался, вошел в прихожую, принеся с собой аромат морозной свежести и спросил:
— Вы готовы?
Я покосилась на еще копошащегося по шкафам деда и вздохнула:
— Почти. Выпьешь кофе?
Глаза Шурика до этого смотревшие с привычной невозмутимостью заметно потеплели. Губы тронула легкая улыбка, и он кивнул:
— Не откажусь.
Быстро скинул теплую куртку, ботинки и вольготно расположился на починенном табурете, жадно следя за моими манипуляциями с чайником. Я же смущаясь под пристальным взглядом, поставила перед ним кружку с кофе и виновато пожала плечами:
— Прости, натурального не держим.
Громов отмахнулся и принялся потягивать из кружки крепкий и сладкий напиток, а я, воспользовавшись моментом, стала откровенно на него пялиться.
Сегодня мужчина оделся в практичные джинсы, теплый серый свитер и выглядел каким-то…домашним. Едва он переступил порог, я заметила, как ему идет обычная мужская куртка, взамен опостылевшего черного пальто.
— Я продукты купил. Все как ты просила. Далеко ехать на вашу дачу?
— У нас в «Луче» небольшой участок. Там сейчас, конечно дороги замело…
— Не переживай — проедем.
Вроде бы ни чего не значащий разговор, о простых понятных вещах, а сердце колотится словно бешеное. Шурик смотрит, не отрываясь, и даже почти не моргая, заставляя меня нервно теребить рукав свитера.
Единственный минус поездки на дачу — там Новый год не встретишь в вечернем платье. Превратишься в ледышку гораздо раньше, чем начнут бить куранты. Поэтому я максимально утеплилась, надев теплые джинсы и объемную кофту, в которую можно при желании завернуться не один раз.
Тут, в заранее приготовленной для поездки коробке, завозились котята. Они уже немного подросли, и все время пытаются выбраться из теплого гнездышка. Я их понимаю — скучно сидеть в коробке, тем боле сейчас, когда глазки стали хорошо видеть.
— Это что? — с интересом вытянул шею Шурик.
— Котята, — улыбнулась я, вытаскивая из коробки своего любимца — белого драчуна, — Ты любишь животных?
— Только, когда они чьи-то, — ответил мужчина, но послушно принял из моих рук пушистый комочек.
Котенок, почуяв новый незнакомый запах, зашипел и сразу вцепился Громову в палец.
— Кусается! — засмеялся Шурик.
— А то! Ты ему понравился. Возьмешь себе?
Мужчина погладил своей большой ладонью пурхавую шерсть котейки и, поднявшись, положил его к братикам в коробку.
— Боюсь, я не умею ухаживать за животными.
— Мне кажется, ты бы отлично справился, — мягко возразила я, чувствуя приятную близость мужчины, что оперся бедром о кухонную тумбочку рядом со мной.
На мгновение наши взгляды пересеклись, и Громов как-то незаметно положим руку мне на талию.
Внезапно очень захотелось снова почувствовать волшебство его мимолетного поцелуя, но дед не был бы дедом, если не приперся в самый неудачный момент.
— И не надоело вам тут чаи гонять? Я уже упарился вас ждать!
Громов с явным сожалением отодвинулся и пошел в прихожую одеваться, а я со вздохом, игнорируя дедов возмущенный взгляд, принялась прибирать со стола.
Дача встретила нас заснеженным и очень заброшенным видом.
Деревянная калитка покосилась и не сразу поддалась — знатно завалило снегом. Шурик с легкостью перелез забор и, подручными средствами расчистив снег, открыл нам дверь.
Баб Рая, ковыляя с палочкой, но зато уже без гипса, с опаской посмотрела на неприветливые окна дачного домика и робко поинтересовалась:
— А может назад поедем…пока не поздно?
— Вот еще! — возразил дед и подхватил соседку под руку, — Сейчас печь растопим, чайку заварим, елку нарядим!
Когда дед это говорил — себя он конечно не подразумевал. Все работу свалил на Громова, а тот, с присущей ему деловитость, засучил рукава и взялся за работу.
Сначала основательно расчистил двор от снега. Да так ловко у него получилось. Не мужик, а снегоуборочная машина!
Теперь можно было беспрепятственно подойти к нашей зеленой красавице, а из образовавшихся бугров снега лепить снежную крепость!
Потом Шурик взялся за дрова и спички с твердым намерением сам, без дедовой помощи, раскочегарить печь. Николай Иванович ревниво смотрел на это действо, поджав губы. И чем лучше справлялся мужчина, тем сильнее сдвигались седые и лохматые брови деда.
Потихоньку печь стала нагреваться, а к нам возвращаться праздничное настроение.
Мы с баб Раей быстро и слаженно занялись готовкой иногда, прислушиваясь к тому, что происходит на улице.
А там было подозрительно тихо…
— Ритка, — шепнула баб Рая, — А у Иваныча тут точно нигде нет ружья припрятанного?
Я пожала плечами и выглянула в окошко — во дворе полным ходом шел процесс украшения елки. Громов уже натянул переноску, подключил в нее несколько гирлянд, а дед ходил за ним по пятам и выискивал к чему бы прикапаться. Если будить по его кирпично-насупленному лицу — придраться было не к чему.
Вскоре по домику стал витать неуловимый аромат нового года, что у многих в нашей стране ассоциируется с салатом Оливье и сладкими мандаринами.
Шурик привез с собой раскладной мангал и развел костер. Разложил на решетку уже маринованное мясо, овощи.
Я вышла во двор, чтобы полюбоваться елкой и чуть слюной не захлебнулась от аппетитных ароматов.
— Запах просто обалденный. Сам мясо мариновал? — подошла поближе, наблюдая, как Шурик ловко переворачивает шампура с баклажанами.
— Нет, — признался мужчина, — В ресторане заказал. Я не умею готовить.
— Мне казалось — все мужчины умеют готовить шашлык.
— Мне не довелось, — пожал широкими плечами он, — Когда студентом был, то самый роскошный ужин — картошка на сале. Потом работа на стройке — фастфуд из первого попавшегося ларька. Начальником стал — не по статусу.
— А в детстве? — тихо спросила я, вдруг задумавшись о том, что совершенно ничего не знаю о человеке, что стоит рядом со мной.
Мужчина несколько мгновений гипнотизировал взглядом огни новогодней елки, а после перевел взгляд на меня и произнес:
— Я родился в деревне. Жили мы не богато, но голодным я никогда не был, спасибо мама. Она у меня чудесная была. Весь дом на себе волокла и работу еще.
— Что с ней случилось? — я уже догадалась, что мать Громова умерла, иначе бы он не говорил о ней с такой болью.
— Инсульт. Оказалось, такое бывает и в сорок лет.
Поделиться своей болью и тоской оказалось естественным рядом с Ритой. Возможно, потому что только она могла быть искренна в своем сожалении, сопереживании. Ее взгляд стал очень грустным, когда он рассказал ей о своей матери. Лекс и сам не подозревал, как ему необходимо было выговориться. Такими подробностями своей жизни он не делился даже с хорошими друзьями, а Аське и дело до этого не было.
Маленькое рыжеволосое солнышко согревало его даже в моменты, когда он предавался плохим воспоминаниям и молчаливо поддерживало, нежно, но уверенно сжимая его плечо ладошкой.
Про отца он тоже рассказал и молча ждал ее неодобрения. И оно проскользнуло в печальном вздохе, но вслух девушка высказывать ее не стала. Лекс за это был ей благодарен. За такое вот молчаливое путь не понимание, но принятие.
— Мясо готово, — решил он, снимая сочный и ароматный шашлык с мангала.
Ритка перевела взгляд на часы и выразительно поиграла бровями.
— До Нового года полчаса осталось. Пошли скорее. Ты уже решил, что попросишь у деда Мороза?
Громов одной рукой схватил Рыжулю за рукав куртки, дернул на себя и, когда та подалась, прошептал, обдавая маленькое ушко теплым дыханием:
— Я свой подарок уже получил.
Приятно было наблюдать, как она вспыхнула, словно спичка, когда до нее дошел смысл слов.
— А ты? Решила? Отправила письмо деду Морозу, как послушная девочка?
Ритка лукаво стрельнула глазками.
— Свинью хочу!
— Свинью?! — расхохотался мужчина.
— Огромную и желательно полную настоящими испанскими золотыми дублонами керамическую свинью.
— Ничего себе запросики. Да вы жадина, Маргарита Васильевна!
— Я? Вранье! — почти искренне возмутилась она, — Это ты просто еще плохо знаешь деда. Вот кто настоящая жадина!
Вот так посмеиваясь и подшучивая друг на другом они ввалились в маленький теплый домик.
За столом было по-праздничному шумно. Николай Иванович на пару с бойкой баб Раей уже успели откупорить коньяк, тот что специально прихватил с собой Громов и тяпнули по паре рюмок. Градус заметено повысил настроение и жареное мясо они встретили с заразительным энтузиазмом
— Давайте скорее за стол! Скоро президент речь толкать будет!
Рыжуля посадила его на диван довольно улыбаясь упала рядом, ныряя Лексу под руку. Он легонько приобнял ее за плечо и опасливо покосился на Николая Ивановича.
Риткин дед старой закалки — может и не понять таких почти невинных объятий. Как-то не хочется начинать новый год с драки.
Наконец, настал тот миг, когда глава государства закончил свою речь и забили куранты.
— С Новым годом! — неожиданно сильным и зычным голосом радостно закричал дед, — С Новым счастьем!
Баб Рая подхватила громогласное пожелание своего соседа.
— Ура!!! Ура!!! — пробился тоненький голос Риты.
— Ура!!! — вторил ей Лекс, оказавшийся под воздействием, какой-то невыразимой эйфории.
Казалось нечто подобное он испытывал только в детстве.
— Салют! — Ритка как ненормальная понеслась к окну, — Идите скорее смотреть!
Они все прилипли к окну, зачарованно рассматривая, как яркие огни рассекают непроглядную мглу зимней ночи.
— Как красиво…, – прошептала Ритка.
— Я тоже купил фейерверки, — вдруг вспомнил мужчина.
— Что же ты раньше молчал. Давай! Давай скорее пускать!
Толком не одевшись они выскочили на улицу.
Ритка прихлопывая ладошками от нетерпения, подпрыгивала на месте.
— Праздник к нам приходит! Праздник к нам приходит! — навевала она.
Николай Иванович, вышел на порог и скомандовал:
— Ты Шурик, главное блюди технику безопасности. Как-то не хочется, что бы моей внучке по отдельности достался — руки отдельно от туловища.
Громов распечатал упаковки с фейерверками, посвил в огороде, поджег и предусмотрительно отбежал на приличное расстояние, замерев рядом в восторженной Риткой
— Раз, два, три….
Небо оглушил сильных хлопок и мерцающие звезды показалось стали падать им прямо на голову.
Теплая ладошка нашла его руку, согревая своим теплом. Лекс повернул голову и утонул в сиянии Риткиных глаз, что казались прекраснее любого салюта.
Он и словно не сговариваясь одновременно подались друг к другу, чтобы как-то неловко из-за мешающей верхней одежды поцеловаться.
Вот только Лекс вместо поцелуя получил в лицо ком рыхлого снега и задорный смех.
— Ах, ты мелкая вредина, — едва отплевавшись от снега, пророкотал вслед рыжуле он.
А эта зараза нагло показала ему язык и дала деру.
Поймал он грозную метательницу снежков уже за домом, завалив в большой, мягкий сугроб, для верности обхватив руками и ноги, чтобы не сбежала. Наклонился чтобы зацеловать эти смеющиеся губы, но тут в кармане куртки настойчиво запел телефон.
— Ответь! Кто-то, наверняка, хочет тебя поздравить, — шепчет Ритка, а сама так и думает, как вырваться из его объятий.
Ну, уж нет! Так просто не уйдет безнаказанный за свою выходку рыжий наглый олененок!
— А вдруг это кто-то очень важный! — засмеялась она, вновь изворачиваясь.
— Сомневаюсь, — заверил ее он и наконец поймал свою хитренькую добычу, прижавшись губами к нежному рту.
Ритка перестала сопротивляться и послушно закинув руки ему на шею, ответила на поцелуй, неспешно двигая губами, подстраиваясь под его нетерпеливые прикосновения.
— Сумасшедшая девчонка, — шепчет Лекс, когда она игриво кусает его за подбородок.
— Да я такая. И если вам это господин Громов не нравится, то можете завтра вернуться в свою унылую квартиру и нанять себе другую кухарку.
— Во-первых, моя квартира не унылая — теперь у меня есть целая стена оранжевого цвета. Во-вторых, ты мне должна. Удобно, не правда ли? А в-третьих, с чего ты решила, что не нравишься? Очень даже нравишься! Настолько, что я готов забить на работу и провести с тобой все новогодние праздники…правда, если исключить из них твоего чудного деда.
И тут, как по заказу из-за угла послышалось:
— Ритка!!! Я что вас палкой гнать за стол должен! Если твой Шурик отморозит себе почки в этом сугробе, то ты слишком рано станешь вдовой!
Громов закатил глаза.
— Легок на помине. И почему Николай Иванович вечно желает не смерти?
Мужчина поднялся сам, помог подняться и отряхнуться от снега рыжуле. Заботливо поправил на ней шапку.
— Ты просто ему чересчур нравишься, — подмигнула девушка.
— К-х, я заметил.
Остаток вечера они провели в теплом домике, под ворчливое комментирование деда, смотря старые советские комедии, поедая вкусные мандарины и иногда целуясь, когда баб Рая отвлекала внимание бдительного деда на себя.
Утро следующего дня началось для Леса поздно. Аж в целых десять утра. Едва разлепив глаза, он потянулся и осознал себя лежащим на старом продавленном диване, в одних джинсах и заботливо прикрытый теплым одеялом.
Спать его положили в маленькой проходной гостиной, где довольно прохладно.
Чуть протерев глаза и сев, натянул сложенный рядом свитер и пошел на кухню, где кто-то готовил яичницу.
Лекс ожидал увидеть за плитой скорее Ритку, но не как ее деда, в странного вида одеянии. На пожилом мужчине были видавшие вида растянутые трении, белая майка, явно не по размеру и устрашающего вида шапка-ушанка, местами поеденная молью, но отчего-то до сих пор любимая хозяином.
— Выспался? — скосился на него Николай Иванович.
Он, ловко орудуя ножом, нарезал большими ломтями хлеб и салом и прямо как есть на разделочной доске поставил на стол.
— Добре утро.
— Ну. садись за стол. Потолкуем.
Лекс примерно понимал, о чем дед собрался с ним разговаривать и послушно уселся, выжидая.
Между тем Николай Иванович поставил на стол сковородку со шкварчащей яичнице, очередную заначку свойского, пару стопок и в упор уставился на Громова.
— Что затек? Вздрогнем? Али боишься ножки барские замарать по мокрому снегу пешком добираться?
— Я-то не боюсь, а вот, как соседка ваша добираться со своей клюкой будет?
Дед прищурился на правый глаз и выцедил:
— И ведь дело говоришь. Значит пить со мной не будешь?
— Мы с вами вчера выпивали, — серьезно ответил Лекс, — Хорошего помаленьку.
Дед молча убрал стопки. Подобревшим не выглядел, но ответ Громова ему явно понравился.
— Ритку мою любишь или за нос водишь?
— Если б за нос водил — мы бы с вами, Николай Иванович, сейчас за столом не сидели.
Дед злобно зыркнул из-под лохматых бровей, а Лекс невозмутимо, подцепив вилкой яичницу, отправил в рот, пожевал и продолжил:
— Внучка мне ваша очень нравится. Встречаться с ней будем, а там и поймем любовь ли это.
— Что за молодежь пошла?! Вот я свою бабку, как увидел, сразу понял, что моя. Ты учти, Шурик. Я смотрю ты мужик серьезный, не чета сопляками и понимаешь, что Ритка у меня девочка еще совсем. Обидишь — пеняй на себя. Пристрелю, как собаку. Не шучу!
— Я понял, — коротки кивнул Лекс и продолжил наяривать яичницу, — Не дурак.
— Ты погляди — даже в лице не поменялся, — восхитился дед и все же откупорил самогон наполнив до краев свою стопку, — Ну, давай, Шурик. За твое здоровье!
Не успел дед пригубить, как за их спинами раздалось возмущенное:
— Де, ты опять! У тебя давление!
Николай Иванович хитро подмигнул Громову и секундой опрокинул в себя стопку.
— Р-р-р-р, — поморщился, закусил сальцем и повернулся в Рите, — И тебе доброго утра внученька.
Та беспомощно выдохнула и пристроилась на стул рядом с Лексом.
— А чем это у вас вкусненьким пахнет? Я тоже хочу.
Громом не без удовольствия почувствовал на своем плече ее маленькую ручку и послушно чуть наклонился для легкого поцелуя в щеку.
— А деда поцелуйчиками не балуешь, только кричишь с утра пораньше — ворчливо заметил дед и рыжуля тут же подскочила его обнимать, — А ну тебя! Иди жгёнка!
Леса забавляли их перепалки.
Что ни говори, а дед Ритке достался, что надо.
Не спеша позавтракали и дружно засобирались домой. В дачном домике, конечно здорово, но на следующий день уже хочется благ цивилизации в виде санузла хотя бы.
Пока все собирались Лекс почистил машину от снега и прогрел машину, просматривал список пропущенных вызовов. Сегодня уже звонил главный инженер целых четыре раза — не иначе, что-то случилось на объекте.
Громов решил сейчас не перезванивать. Без него, конечно, не разберутся, но срываться сейчас на объект не было не какого желания.
В последнее время он все больше жалел, что связался с госзаказом.
Да, престиж.
Да, репутация станет гораздо солиднее.
Но был ли смысл прогибаться из-за этого под Анатолия Львовича?
В последнее время многие вещи стали казаться все более бессмысленными.
Какой толк от всех этих срерхблаг, если они не приносят удовлетворения?
Та же ситуация с красивой женщиной, которую ты не любишь, но она подходит тебе по статусу.
Кстати о ней!
Лекс пролистал список пропущенных дальше. Так и есть — Ася звонила вчера. Наверняка хотела виртуально облобызать его своими накаченными губами.
Сейчас, гладя, сквозь лобовое стекло, как Ритка шустро бежит к машине, пока дед закрывает домик до следующего приезда, мужчина чувствовал укол совести.
Это давило, но и порвать с Асей по телефону было бы неправильно.
Какой бы она не была, все же не заслужила такой отставки.
Далее, наверняка, предстоял непростой, возможно, даже болезненный, разговор с несостоявшийся тестем. Не то, чтобы Лекс боялся Анатолия Львовича, но кровь он мог подпортить знатно и не только в моральном плане.
Тем не менее грядущие проблемы не сильно волновали Громова. Он словно зачарованный смотрел на рассыпавшиеся пышным облаком рыжие волосы Ритки, а в голове рождались слабые ростки грядущего проекта.
Он не просто строитель.
Он архитектор.
Почти художник, который совсем позабыл, что его работа не только тупое исполнение заказов, но еще и творчество.
Уже вечером не находя себе места в собственной квартире, он вышел на балкон с дымящейся чашечкой кофе и, вдыхая полной грудью свежий морозные воздух, решился.
Рука машинально набрала Андрюхин номер.
— Етит твою мать, Громов! — послышался сонный голос его сисадмина, — Ну, ты и скотина названивать первого января!
— И тебя с наступившим, Андрюх, — бодро поздравил Лекс, — Собирайся. Ты мне срочно нужен. И да — Катюху тоже прихвати. Заеду за вами через час.
— А детей мы на кого оставим, умник?
— Берите с собой. У меня в офисе есть целая стена для монстров.
Андрей даже растерялся и решил на всякий случай уточнить:
— Гром, а ты точно трезвый?
Лекс ничего не ответил, только рассмеялся и положил трубку.
— Что? Прямо так и сказал? — не веря своим ушам смотрю на Маришку, — Как не его дети? А чьи тогда?
Вопрос был чисто риторическим.
Она сдавленно кивает и начинает плакать, судорожно сжимая руками большую губку для пены.
— Это бред какой-то, — зло говорю я.
— Твой Генка придурок, конечно, но никогда не был таким козлом. Кто-то настраивает его против тебя.
Маринка молчит, продолжая глотать слезы.
— А ты чего?
— Я? — потерянно смотрит воспаленными глазами и шмыгая носом отвечает, — Буду сегодня жилье искать.
— И нечего тут искать. Поживете у нас с дедом, а там глядишь Генка образумиться.
Маришка качает головой.
— Нет, Рит. Хватит. Это был мой предел. Не вернусь. Надо учиться быть самостоятельной.
Она поворачивается к зеркалу, что висит в подсобке и грустно смотрит на свое потухшее отражение и ввалившиеся от усталости глаза.
— Я ведь, не была такой раньше.
Мы с Маришкой знаем друг друга всего два года и «другой» я ее никогда не видела. Невысокая, пухленькая, темноглазая Маринка была симпатичной и обаятельной, но вечный груз бутовых проблем, скрывали под тенью усталости ее молодое лицо.
В браке с Геной они уже шесть лет и кроме детей из совместно нажитого имущества у них только клок обид и упущенные возможности. Замуж Маришка выходила уже беременная. Не по любви, а по залету.
— Я молодая была, глупая, жизнью не битая. Казалось весь мир у моих ног. А оказалось…, – вздыхает она, — Не повторяй моих ошибок, Рит. Я люблю своих детей больше жизни, но рожать нужно только от достойных мужчин.
Промолчала. Я что я еще могла сказать? Мне трудно судить о ее поступках в силу своей неопытности. Все что я могу сделать — это подставить свое дружеское плечо, как ни раз подставляла мне его она.
— Так! — решительно поднялась я, — Хватит нюни распускать. Давай, переодевайся и пошли вещи ваши собирать. Дети дома?
— У соседки.
— А что свекровушка?
— Первая выгнала нас, — вздохнула Маришка, — На сыночку молится, а я змея подколодная.
— Ну, и пёс с ними! Разберемся!
Наша смена уже закончилась. Переодевшись мы с Маринкой отчитались перед Гариком и собрались уже топать на остановку, как он внезапно окликнул нас:
— Марин, ты домой?
— Да, — обернулась подруга, — Мы с Ритой вместе едем.
— Тогда погодите. Подкину вас. А то дубак сегодня на улице, а вы мне послезавтра здоровые нужны.
Ничего удивительного в предложении Гарика не было. Он хоть и жадный, но если едет по пути, то всегда подбросит. Работаем допоздна, и иногда он берет на себя роль доброго фея, чтобы мы без проблем добрались до дома.
На улице уже стемнело, когда мы подъехали к дому, где живет, а теперь уже жила Марина. В окнах на третьем этаже горел свет.
— Спасибо вам, Гарик Артурович, что подвезли, — поблагодарила его Марина, вымученно улыбаясь.
— Что-то Марина какая-то невеселая сегодня, — заметил начальник, выразительно поглядывая на меня, словно я сейчас прямо тут расколюсь.
Пожала плечами — мол сама не в курсе, а в слух сказала:
— Гарик Артурович. А вы сильно торопитесь?
— Ритка! Пошли! Не — шикнула на меня Марина и поспешила выйти на улицу из теплого и гостеприимного салона начальника.
В подъезд вошли в полнейшем молчании. Маринка с каменным фэйсом, а я бросающая на нее то и дело любопытные взгляды.
— Ты ему нравишься.
— Я тебе говорю! Так и глядел в след, пока дверь на закрылась.
Подруга недовольно косится в мою сторону.
— Иногда ты такая болтушка, Ритка. Я тут на развод подавать собираюсь, а она меня уже сватает. Или ты забыла, что у него Каринка есть?
Мои губы расплываются в широкой улыбке.
— Ты не сказала против! Значит он тебе тоже нравится…
Маришка возмущенно посмотрела на меня и пригрозила кулаком.
— А что? — невинно хлопнула глазками, — Выдра не стена — подвинется.
Рядом раздалось красноречивое сопение, но сказать она ничего не успела на лестничную клетку третьего этажа из квартиры вышла женщина, а следом за ней не кто иной как Гена. Бывший в перспективе муж Маринки фривольно обнял ее и что-то зашептал на ухо. Та рассмеялась и громко прошептала:
— Твоя мать меня обожает. Давай завтра вещи перевезем. Придется тебе еще немного потерпеть.
Ах, ты ж гадина! Вот, оказывается, откуда ноги растут у Маринкиного развода! Ангелина — Маришкина одноклассница постаралась. Я ее видела пару раз. Марина с ней давно дружит.
С такой подругой и врагов-то не надо.
Такое зло меня взяло на эту сладкую парочку, что решение пришло моментально.
— Подожди, — шепнула Марине, придерживая ее рукой у перил, — Спрячься.
Подруга в недоумении уставилась на меня, но послушно скрылась в тени лестничного пролета, украдкой наблюдая, как я быстро вскочила по ступенькам и подлетела к ничего не подозревающем о моем коварстве голубкам.
— Геночка! Любимый! — срываясь на сопрано пропищала я, — Кто эта женщина?!
Гена и Геля почти синхронно подпрыгнули н месте и ошарашенно уставились на меня, словно я седьмое чудо света.
— Любимый! — истерично взвыла, не давая опомниться ничего не понимающему изменнику, — Как ты мог?!Ты решил меня бросить? Я что, зря уговаривала Маринку с тобой развестись? Чтобы ты и меня со всякими прошмандовками обманывал?
— Что?! — оскорбилась девица, чисто на рефлеке отталкивая героя любовника, — Ты спишь с этой пигалицей?
— Я? — офигел Гена, — Нет!
Тут уже была моя очередь изображать праведный гнев и заламывать руки.
— Что?! Гена! Ты обещал на мне жениться и прописать в своей шикарной квартире. Ты рассказал своей маме о нас?
Агелина переводя смертоубийственные взгляды с меня на Гену, с Гены на дверь крартиры и обратно на Гену, который по-моему мечтал уже просто слиться со стеной и наконец проснуться, чтобы потом с радостью понять, что это был просто дурной сон.
Нет, козлик! Это реальность!
— Это правда?! — гаркнула Геля, со злости лупя любовника по затылку перчатками.
— Не-е-ет…, – жалобно простонал он, но тут же был заткнут безжалостным:
— Конечно, неправда! С мамой мы еще не успели познакомиться. Зато успели с бабушкой, — с энтузиазмом закивала я, — Она просто в восторге от того, что у нее будут еще правнуки! Правда, это просто чудесно!
Оскалилась во все тридцать два, демонстрируя гене поистине акулий оскал.
— Правнуки? — побелел мужчина, хватаясь за сердце.
— Так эта коза еще и беременна?! — буквально взвилась Геля.
— Клянусь тебе, Геля…
— Здоровьем наших детей! — торжественно подтвердила я, — Я еще не говорила, что у нас будет тройня! Это такое счастье. Гена тырал?
Гена не мог ответить. Его просто хватил апоплексический удар с такого счастья.
У Гели задергался профессионально накрашенный глаз.
— Тройня? — второй глаз скосил на прикинувшегося шлангом Гену, — То есть ты, сволочь, еще и этим трем алименты платить собираешься? И никакой шубы мне, значит не видать?
— Геля…все не так…, – попытался что-то проблеять он.
— Видеть тебя не хочу больше. Не звони мне и мамаше своей передай, что она отправила меня своим кислым чаем, — прошипела Геля и развернувшись на каблуках, разъяренной фурией полетела вниз по лестнице, чуть не столкнувшись с вовремя, прошмыгнувшей в соседний тамбур Маришкой.
Едва смолк в подъезде стук каблуков, я повернулась в пребывающему в шоке Гене, вручила комплект ключей от квартиры и кровожадненько протянула:
— Гони Маринкины вещи и ноутбук. Или маму тоже тройней обрадовать?
Чуть позже я выползла из подъезда с тремя пухлыми чемоданами, таща один в руках и три везя на колесиках.
Маришка скромно сидела у подъезда на лавочке, опустив плечи. Плачет что ли?
— Так! Хорош сопли на кулак наматывать! Сегодня у тебя начинается новая жизнь, — сообщила ей, тяжело опускаясь рядом, — Фух! Сколько у тебя шмоток. Слушай, все не получилось за раз собрать. Придется еще разок твоего хлюпика покошмарить.
Маринка подняла мокрые глаза, улыбнулась и кинулась мне на шею.
— Ритка, чтобы я без тебя делала?
— Рыдала в три ручья под дверью хлюпика? — скромно предположила я, — Давай вызывай такси и дуй мелких забирать.
Тут Маришка подскочила с лавочки, активно шаря по карманам.
— Рит, я кажысь кошелек на работе оставила.
Самое интересное, что я тоже без копейки. Не беру с собой денег на работу с тех самых пор, как алкаши во дворе тусоваться. Чтобы соблазна не было отдать им на бутылку. А так если будут — отдашь. Лишь бы отстали.
Вздохнув покосилась на поклажу.
— Пешком далековато, однако.
Тут в кармане запиликал телефон и я, нырнув за пазуху достала свой старенький гаджет. На экране высветилось «Шурик» и губы сами по себе расплылись в чеширской улыбке.
— Привет! — звонко ответила я, чуть не подпрыгивая на месте от радости.
— Привет, рыжуль. Что делаешь? — голос мужчины был деловым и бодрым.
Огляделась на чемоданы, пытаясь подобрать слова.
— Помогаю подруге переезжать.
— Далеко от офиса?
— Не близко. А что? — лукаво поинтересовалась я.
— Соскучился по тебе, рыжуль, сил нет.
— Тогда приезжай. Заодно с вещами поможешь.
Продиктовала ему адрес и плюхнулась рядом с Маришкой, потирая озябшие ладошки.
— Сейчас друг мой приедет. Поможет.
— Друг? — с интересом уставилась на меня подруга, — Я что-то пропустила? Ворковала ты с ним не совсем по-дружески.
Маришкины дети затоптали Громову всю машину. Вроде и грязи нигде на улице нет, но на обивке салона остались внушительные следы.
— Я отмою…за свой счет, — краснела и заикалась Маришка, бегая взглядом от меня к Шурику и обратно.
— Да бросте, Марина. Это пустяки, — махнул рукой мужчина и глядя на притихших детей, поинтересовался с загадочной улыбкой, — Кто здесь хочет самого вкусного в мире мороженного!
Девочки заулыбались и на закричали:
— Отлично. Тогда заедем — угощу вас.
Подруга перевела на меня недоуменный взгляд, я не удержалась и хихикнула:
— Расслабься и получай удовольствие. У Александра Петровича сегодня «оранжевое настроение»
— Это какое?
— Солнечное, — ответил Шурик, ласково посматривая в мою сторону, — Радостное.
— А-а-а, — многозначительно протянула подруга, — Счастливый вы человек, Александр Петрович. Такое солнышко отхватили.
Громов ничего не ответил, только загадочно улыбнулся и свернул к небольшому семейному кафе, где самое вкусное шоколадное мороженое.
Шурик и правда был сегодня в благодушном настроении и всячески развлекал нас рассказами о своей работе. Мы не хуже детей, ловили каждое его слово, не забывая уплетать за обе щеки мороженное.
— Слушайте, — внезапно осенило Маришку, — А почему бы вам не взять Ритку к себе на работу?
— Отличная идея, — с энтузиазмом откликнулся Шурик, — У меня Катька зашивается на двух должностях. Не хочешь ей в помощницы?
— Э-э-э, — растерялась я, переводя испуганный взгляд с Маринки на Громова, — Не очень как-то.
— Почему? — удивленно и даже как-то обиженно вскинул брови Шурик.
— У меня есть работа и учеба. Плюс твои обеды с завтраками. Баб Рая еще не выписалась — полы в вашем офисе никто не отменял. Шурик, я не бессмертный пони. В сутках всего 24 часа.
— Так давай ты уволишься с мойки, — тут же нашелся мужчина, — Я буду тебе платить в два раза больше, чем ваш Гарик.
— Давай лучше ты останешься без завтраков и спишешь мне долг, — не удержалась от шпильке.
— Э, нет, рыжуль. Без твоих завтраков я с голоду помру, — он выразительно похлопал себя по животу, — К тому же мысль, что ты мне должна и никуда не денешься крайне привлекательна.
Шурик выглядел очень довольным собой, что я не удержалась и прыснула от смеха:
— Прости, но Маришку бросить одну не смогу. Возьми лучше ее. Поверь, этот кадр будет более ценным.
Подруга чуть не поперхнулась молочным коктейлем.
— Я? В офис? Нет уж увольте! Я же тупая, как пробка.
— Ты себя недооцениваешь, — заметила я.
— Ты себя тоже, — вернул мне фразу Громов, загадочно поглядывая.
Уже позже в туалете стоя у зеркала Маришку посетила страшная догадка:
— Только не говори, что твой Шурик и есть тот страшный тип.
— Какой тип? — не врубилась я.
— Тот козел, что в воровстве тебя обвинял!
— Он самый, — подтвердила я, споласкивая руки в теплой воде.
Подруга внимательно как-то оглядела меня с ног до головы и протянула:
— Да, дела-а-а. То-то я смотрю больно рожа знакомая. Ты смотри с ним поаккуратнее. Они все поначалу такие лапочки, а потом прет их парнокопытная сущность. И Шурик твой не божий одуванчик. Взрослый, умный, опытный мужик. Ты рядом с ним, как котенок с тигром.
Слова больно царапнули. Надеюсь, Марина не завидует мне. А то было бы совсем неприятно.
— Я услышала тебя, — довольно прохладно произнесла я.
— Ну, смотри, подруга, — покачала головой Маришка и следом за мной пошла на выход.
По дороге домой дети устали и уснули, разговоры сошли на нет, а Громов все больше хмурился и как-то странно на меня поглядывал, вызывая дискомфорт во всем теле.
— Что? — шепотом спросила я, снова перехватывая его нечитаемое послание.
— Ничего, — бурчит и внимательно смотрит на дорогу.
Но я-то вижу, что ненормально. Лоб в морщинках, двумя руками за руль.
Не стала допытываться. Потом расскажет. Насколько я уже успела изучить Громова — он может довольно долго носить проблему в себе, а потом все же не выдержит и расколется.
Праздники пролетели очень быстро, оставив после себя приятное послевкусие.
Лекс никогда не думал, что это когда-то произойдет, словно в сопливых книжонках, что так часто читают женщины.
Громов влюбился.
Прямо так в лоб шандарануло этим пониманием. А вместе с ним пришел страх…
Чего именно?
Громов затруднялся с точной формулировкой.
Он боялся потерять свое маленькое солнышко, подмечая, на что раньше не обращал внимание. Лекс внезапно впервые увидел, как на Ритку реагируют другие мужчины. Не парни и сопляки, которые составляют основную часть ее круга общения, а люди его статуса.
На днях его старый друг, один из тех, кто в свое время помог приподняться молодому Громову, позвал в гости. Отметить Рождество, посидеть в тесном кругу общих знакомых.
Роман Бояров — известный в городе предприниматель, владелец крупной торговой сети в городе, закоренелый холостяк и помешанный на спорте товарищ.
— Ты будешь один или с Асей? — Бояров один из немногих людей, кого Лекс всегда рад видеть.
— Нет, — коротко отвечает он, прикидывая, как лучше отвертеться от предложения, потому что разделить праздник он хотел с рыжулей, — Сомневаюсь, что у меня получится приехать.
— Гром, так дело не пойдет. Я, кажется, знаю, как выманить тебя из берлоги. Ко мне обещал заявиться Казаков. Спрашивал про твой предыдущий проект. Сдается мне не просто так. Что скажешь?
Громов на мгновение призадумался. Деловая чуйка шептала, что пойти стоит. Тем более, что сейчас подойдет время для поиска крупного инвестора для нового жилищного комплекса. А Казаков один из немногих людей в городе, кто владеет такими средствами.
Тут в комнату зашла Ритка, что напевая себе под нос и расставляя на столе красивые фужеры, для вина о существовании оных в своем доме Лекс даже не подозревал. Мужчина на миг завис разглядывая ее точеную фигуру в коротких спортивных шортах и ответил:
— Хорошо. Только я буду не один.
— Не с Аськой, но не один? Интересное дело, — хохотнул Бояров, — Буду ждать.
Ритка идти поначалу не хотела. Отнекивалась под предлогом, что ей будет некомфортно с олигархами за одним столом сидеть.
— А со мной нормально? — съехидничал Лекс.
— А ты олигарх? — испуганно посмотрела на него рыжуля, — Мне казалось — у тебя маленький бизнес.
— Сегодня небольшой, — протянул он, притягивая девушку к себе за талию, — Завтра мега корпорация. Ничто не вечно.
— Да уж, — девушка чуть отклонилась назад в его объятиях, открывая прекрасный обзор на нежные холмики груди, что чуть выглядывали под белой футболкой.
— Так что? Рванем завтра за город. Я тебя с Ромкой познакомлю. Он отличный парень, когда не говорит о своем любимом сноуборде.
— Я думала — ты как сыч на болоте. А у тебя друзья оказывается есть!
— Просто у меня их не много. Своей дружбой не раскидываюсь.
Рыжуля отвела взгляд, пытаясь уйти от разговора и тут Громова, как молнией ударило. Он, кажется, понял, отчего Ритка так жмется.
— Собирайся! — решительно схватил девушку за руку и потащил в прихожую.
— Шурик, ты офанарел?! Куда?
— В торговый центр. Купим тебе наряд, что бы ты была самая красивая и не вздумала больше себя стесняться.
На следующий вечер Лекс уже жалел о своем решении.
В магазине умелые девушки-консультанты подобрали ей белое воздушное платье из какого-то невероятного тонкого материала. Она выглядело достаточно скромным, но неожиданно коротким, чтобы любоваться точеными ножками, красивыми коленками.
— Ну, как? — смущенно улыбнулась девушка, поворачиваясь к нему спиной и глядя на себя в зеркало.
По узкой спине рассыпался роскошный водопад ярких волос, завитых в крупные локоны. Ритка переступила с ноги на ногу, демонстрируя охринительно сексуальный высокий подъем миниатюрной ступни в туфельках.
Лекс почувствовал, как дышать стало в три раза сложнее. Ослабил узел галстука и сглотнул.
Он хотел ее до боли, но понимал, что не время.
Испугает маленького олененка, если не проявит терпение и уважение к ее невинности. В последнем он ни сколько не сомневался и поэтому старался держать себя в руках, подогреваемый порочным чувством собственного превосходства.
Она будет только его и ничья больше.
Кто бы мог подумать, что быть ревнивым собственником это так сладко и больно одновременно. Особенно когда десяток других мужиков смотрят на рыжулю, мысленно раздевая ее.
Это невыносимо. Это жестоко. Это отравляет его рациональный разум и оттого еще приятнее чувствовать ее тонкую ладошку в своей руке, понимая — так она улыбается только для него.
— Где ты откопал такое сокровище? — Бояров не отрывая взгляда от тонкой фигуры в белом платье, делает глоток сока, — Она очаровательна в своей непосредственности.
Лекс молчит. Ему не нравится тот взгляд, с которым Бояров пожирает его Ритку.
— У тебя с ней как? Серьезно или балуешься, пока Аська загорает?
Приходится стиснуть зубы крепче, проглатывая рвущиеся на язык резкие слова.
— С каких пор ты интересуешься моей личной жизнью?
— Нравится мне твоя эта «рыжуля» — ухмыляется он, давая возможность Громову самостоятельно додумать остальное, — Так как?
— Серьезно.
— О как?! А Аська-то в курсе?
— Как с Мальдив притащит свои телеса, так сразу и войдет в курс, — нехотя отвечает Лекс, уже порядком раздраженный этим допросом.
И оттохнул, и поработал, бля…
— А Львовича не боишься?
— Уже выводит свои капиталы.
— Так быстро? — вскидывает брови Бояров.
— Долго ли умеючи.
Роман снова переводит взгляд на Ритку, что беседует с женой Казакова. Девушки чему-то улыбаются, смотрят в их сторону и заливаются смехом.
— Эк, тебя накрыло, друг. Хотя понимаю…понимаю…Ищешь инвесторов?
— Хочу переквалифицироваться, маленько, — кивает Громов, — Нужен генподряд с репутацией и финансирование, само собой.
Вкратце описал задумку. Бояров пощелкал языком и, снов отхлебнув сока, резюмировал:
— Замахнулся. Львович тебя сожрет и не подавится. Это ж его рынок.
— И руководит он им по совковски. Пора растрясти его и подвинуть с пьедестала.
— Сомневаюсь, Гром. Ты хоть представляешь, как старый хрыч теперь на тебя зуб точит?
— Точит, да обломает, — уверенно парирует Лекс, — У него уже давно нет того, что есть у меня.
— И что же это? — вскидывает бровь Рома.
— Молодость, амбиции и жажда жизни.
— Охренеть, какой ты перспективный! — нагло ржет Бояров, — А если серьезно, то я в деле. Будет интересно надрать хрычу зад. Я хоть и не в теме, но помогу.
— Всегда знал, что на тебя можно рассчитывать.
Мужчины еще некоторое время стоят на лестнице, что ведет на второй этаж шикарной Бояровой дачи, обсуждают некоторые моменты возможного сотрудничества, как Роман толкает Лекса в бок.
— Иди к своей ненаглядной, а то к ней уже акула подплывает. Сейчас растреплет рыжуле все подробности твоей почти бывшей личной жизни.
Громов поспешил к Ритке, что заливисто смеялась на шуткой очередного лощеного мажора и, приобняв ее за талию, прошептал на ухо:
— Не устала?
Девушка накрыла его руку своей ладошкой, мягко поглаживая.
— Немного. Не привыкла по ночам тусить.
— Потерпи немного. Я еще обсужу пару вопросов с одним человеком и поедем.
Рыжуля послушно кивнула, а высокая крашеная блондинка — одна из многочисленных подружек Аськи злобно сверкнув глазищами прошла мило.
Лекс уверен — буквально через пару минут Аська получит фотоотчет с их рыжулей обнимашками, и начнет методично обрывать ему телефон.
Сунул руку в карман и предусмотрительно отключил телефон.
Пускай звонит себе.
Так даже лучше.
Где-то еще полчаса понадобилось, чтобы обстоятельно, но ненавязчиво побеседовать с Казаковым. Они договорились о деловой встрече уже на следующей неделе, а это значило только одно — Лекс будет все эти дни вкалывать, что бы его будущий проект обрел форму, содержание не только у него в голове, но и на бумаге в виде предварительного бизнес-плана.
Пока ехали до Риткиного дома, она дремала в машине, кутаясь в пальто. Было видно, что она сильно устала. Даже макияж не мог скрыть темных кругов под глазами. Тем не менее, Громов не услышал от храброго олененка ни одной жалобы. Аська бы на ее месте уже выклевала бы ему весь мозг, а Рита только сонно зевнула, скромно поцеловала его в губы и произнесла:
— Я пойду? Дед уже все окна просмотрел. Спасибо за чудесный вечер.
— Что-то мне подсказывает — тебе было невыносимо скучно.
Карие глаза блеснули хитринкой.
— Конечно, валяться с тобой на диване и смотреть «Смурфиков» гораздо интереснее.
С этими словами рыжуля еще раз чмокнула его. На этот раз в нос и упорхнула в подъезд, при этом спотыкаясь на высоких каблуках от усталости.
Наследующее утро день не задался. Может потому, что Лекс опаздывал на встречу в Департаменте строительной политики? Или потому, что закончились Риткины голубцы?
Так или иначе, в приемную он ворвался подобно вихревому генератору, порядком напухав Катюху, что в этот момент мирненько докрашивала ногти на правой руке.
— Ко мне никого не пускать, — бросил он на ходу, — Я на пять минут, соберу документы и уеду.
Залетел в свой кабинет, бросил в портфель ноутбук, кое-какие распечатки с наработками и собрался уже позвонить рыжуле, пока есть время, но отвлек непонятный шум в приемной.
— Что за день… — вздохнул мужчина и, в несколько шагов преодолев расстояние до двери, вышел в приемную, чтобы тут же наткнуться на свою помощницу.
Катька стояла, расставив ноги на ширину плеч, слегка покачиваясь на шпильках и рычала, почти как настоящая львица:
— Не пущу!
Ответом было ей истеричное:
— Уйди с дороги, курица ты общипанная!
Этот голос бывало снился Громову в кошмарах, пока в холодильнике стабильно не стали появляться голубцы. Не голубцы, а настоящее оружие экзорциста!
— Лексик!!! — узрела его бомба замедленного действия по имени Ася, — Нам срочно нужно поговорить.
Он чуть не застонал в голос от такой подставы. Морально готовиться к скандалу и знать, что он чисто теоретически будет — это одно. А когда скандал на пороге твоего родного кабинета — это совсем другое.
— И тебе здравствуй. Ты решила прервать свой отдых? — как можно спокойнее произнес он, — Как видишь — я уезжаю. Извини, важная встреча.
Проигнорировав его слова, Ася походкой от бедра прошествовала в кабинет. Намеренно толкнула Катю плечом и упала на диван, закинув ногу на ногу.
— Я жду объяснений! — с вызовом заявила она, горделиво вскидывая голову.
С тяжелым вздохом Лекс прикрыл дверь, бросил пальто и портфель на кресло и, встав напротив дивана, сказал:
— Я больше не хочу продолжать наши отношения, Ася.
Как есть. С первой фразы в лоб. Чтобы не строила обманчивых иллюзий на его счет. Сейчас он максимально честен перед ней и самим собой.
— Что?! — чуть ли не взвизгнула она, — И как это понимать?!
Громов почти увидел, как схлынула краска с ее лица, под слоем тонального крема.
— Прямо. Я разрываю помолвку. Кольцо можешь оставить себе.
— Это все из-за этой рыжей девки? Мне уже доложили, что пока я в отъезде, ты развлекаешься с всякими дешевками.
Лекс печально покачал головой.
— Нет, Ася. Это из-за нас. Я не люблю тебя. Да и ты…сомневаюсь, что любишь. Тебе просто было удобно со мной. Иначе ты бы не умчала на отдых.
Несколько секунд они молчали. Лекс не торопил девушку, давая ей время осознать произошедшее.
Ася постепенно менялась в лице, и сейчас оно уже не казалось таким ангельски красивым, как раньше. Великосветская львица и шикарная инстадива, сейчас больше походила на злобную горгулью.
— Я убила на тебя несколько лет своей жизни! И сейчас, когда на носу наша свадьба, ты так просто заявляешь, что разлюбил меня?
— Не только ты потеряла эти годы, — прохладно отозвался мужчина, складывая руки на груди, — Не нужно перекладывать вину только на меня. У нас было время полюбить друг друга. Но этого не произошло. Мы слишком разные…Ася. Понимаешь?
Она не понимала. По лицу он видел только дикую, едва контролируемую ярость.
— И ты думаешь, что тебе это сойдет с рук? Сможешь выгнать меня из своей жизни, как надоедливую собачку и жить счастливо? Папа от тебя мокрого места не оставит!
— Ни сколько не сомневаюсь, — согласно кивает Лекс, — Он уже работает в этом направлении.
Больше им было говорить не о чем.
Развернувшись, Громов собрал свои вещи и, под град проклятий и прочей нецензурной лексики, что так неприятно слышать из уст красивой девушки, вышел в приемную.
Кивнул перепуганной Катьке. Та уставилась на него глазами по пять копеек.
— Не дай ей только разгромить мой кабинет. Я уехал.
Остаток рабочего дня прошел скомкано, в неуместной суете. Отсекая проблемы, Громов все больше ловил себя на мысли, что считает минуты до встречи с Ритой. Обнимет, зароется лицом в мягкие волны волос, вдохнет ее домашний запах и успокоится, оставив все заботы и печали до завтра.
Рыжуля сегодня должна была работать на мойке.
Признаться, Лекс недоумевал отчего такая умная и бойкая девчонка не нашла себе место поприличнее. Он и сам предлагал ей финансовую помощь, лишь бы не видеть этих черных кругов от усталости. Но Ритка упряма, как стадо мулов. Не один вразумительный довод не оказался для нее достаточным, чтобы принять помощь.
Да, характерец…
Лекс вспомнил Аську, и криво усмехнулся. Нашел с кем сравнить?
У Ритки была принципиальная позиция, и она напрягала. Очень напрягала.
Для мужчины, который привык пусть и не обеспечивать свою женщину от и до, но все же баловать ее подарками, Риткины фортеля, казались почти оскорблением.
На днях он решил подарить ей новый телефон. Купил девчачий крутой смартфон. Специально не стал загоняться по заоблачным брендам. Взял нечто среднее, зная рыжулину щепетильность. А она, зараза такая, не приняла его, сказав, что это слишком дорого и выпросила цветок в плошке за четыреста рублей.
И так во всем.
Сама чуть ли не на последние деньги деду лекарства покупает, а у него копейки не возьмет. Но Лекс теперь стал хитрее. Он когда в гости идет сразу затаривается в магазине продуктами. Дед поначалу несколько недоумевал, а потом смекнул, в чем дело и молча стал трескать купленную им сырокопченую колбасу, самогончиком запивая.
Ритка тихо бесится, но сделать ничего не может. Сама понимает, что устаивать скандалы из-за палки колбасы глупость.
Лекс очень ценит в ней отсутствие мелочности. Ритка несмотря на молодой возраст и наивность, трезво смотрит на многие вещи и никогда не дергает его по пустякам. Быть может только оттого, что у нее совсем нет времени.
Кое-как скоротав остаток рабочего дня, Громов решительно собрался и уже, усевшись с машину, позвонил Ритке. Оказалось, что его сердобольная возлюбленная опять решает чужие проблемы.
Эта маленькая рыжая ведьма знает, какой-то специальный рецепт зелья, что рядом с ней его отпускают все проблемы и становится легко, хорошо и спокойно.
Едва она с подругой с детишками забрались в машину, настроение стало повышаться, и Громов решил, что неплохо поесть мороженного.
Подруга у Ритки оказалась боевая. Быстро смекнула, что к чему.
— Слушайте! А почему бы вам не взять Ритку к себе на работу?
Он ухватился за эту грамотную подачу, как за соломинку и аккуратно стал склонять Ритку к принятию правильного решения. Но та снова расставила приоритеты согласно своему, известному только ей, алгоритму и ловко свернула с этой темы.
Девушки ушли припудрить носики, оставив его с двумя симпатичными малышками лет пяти-шести на вид, восторженно поедающими мороженное.
И тут-то до Громова стала доходить страшная истина: ему в случае чего просто нечем удержать Ритку. Деньги ее не интересуют, карьера тоже.
Что он вообще может ей дать, кроме себя самого?
Где гарантия, что завтра на той же самой мойке не появиться другой мужик и не рассмотрит это уникальное сокровище?
Конечно, Ритка не такая.
Сам-то он только сегодня послал Асю в свободное плавание.
Как сделать так, чтобы не оказаться на ее месте?
Домой к Шурику мы приехали уже в девятом часу.
— Давай закажем пиццу? — предложил мужчина, стаскивая с меня надоевший до зубного скрежета пуховик.
— М-м-м, звучит заманчиво.
Кинула шарф на полку, и пошла на кухню, уже почти хозяйским взглядом окидывая пространство на наличие грязи мусора и иных свидетельств жизнедеятельности мужчины.
В раковине оказалось две тарелки. А в холодильнике приятная глазу пустата.
— У тебя вчера поужинал Станислав Васильевич? — повернулась в Громову, что вошел следом за мной, прикладывая телефон к уху.
Сделав заказ, он положил свой телефон на барную стойку и пожал плечами:
— Я просто голодный вчера пришел.
— Мы же были в гостях.
Лекс выразительно скривился.
— Знаешь, улитки и устрицы не мое любимое меню. Там не только есть нечего, но еще и противно.
— Да? — удивилась я, — А мне понравилось. Занятные у тебя друзья. С тараканами.
— А я? — загадочно улыбаясь он положил руки мне на талию.
— У тебя не живут тараканы, — очень серьезно поведала я, — Их просто выгнали пчелки!
Шурик откинул голову назад и рассмеялся, притискивая к себе все ближе.
— А пчелы-то тут при чем?
— Ну…, – сосредоточенно ковыряю пальцем пуговицу на его рубашке, — Пчелки очень трудолюбивые. Почти как ты.
С каждым словом он наклонялся все ближе, пока не уткнулся носом в мои волосы. Глубоко вдохнул, выдохнул и пробормотал:
— Я, кажется, влюбился.
— В пчелок? — осторожно поинтересовалась я.
— Нет. В тебя…
Он не дает мне опомниться, осознать его последние слова и приживается губами в поцелуе, от которого мгновенно начинает кружиться голова. Громов не деликатничает, вжимает мое хрупкое тело в свое большое, твердое и очень горячее.
Мои ладони скользят по тонкой ткани рубашки, угадывая пальцами крепкие мышцы и ощущают быстрое и мощное биение его сердца.
Он слишком разгорячен, слишком страстен, слишком нетерпелив с воем желании обладать. Я хоть и глупышка в этих вопросах, но природная женская интуиция подсказывает мне ответы на многие вопросы.
Напускная холодность, безукоризненная вежливость — это просто маска для Громова.
Со мной он совсем другой.
Страстный, опытный любовник, которому под силу пробудить страсть и желание в моем теле. Подчинить себе, покорить, заставить желать гораздо большего.
С каждым поцелуем, с каждым новым движением его рук губ, в теле разгорается заветный пожар. Я и не подозревала, что способна на такие сильные эмоции. Хочется….много чего в общем хочется.
Едва замечаю, как сильные руки, оторвав меня от пола, подхватывают под попу и несут на диван.
Поцелуй на миг разрывается, когда Шурик почти падает вместе со мной спиной на диван, и я оказываюсь сидящая на нем, с самой что ни есть неприличной позе.
Он снова тянется ко мне, обнимает мягко за шею, притягивая и произносит:
— Поцелуй меня, рыжуль. Поцелуй…
Могу ли я сопротивляться магии его хриплого голоса?
Поддаюсь ласковой руке и сама прикасаюсь к его четко очерченному рту, экспериментирую так, как вздумается моей рыжей голове. И результаты этих экспериментов четко чувствуются сейчас подо мной. Шурик хоть и кажется относительно спокойным, в глазах бушует яростное пламя, будто я его добыча, а он затаившийся тигр, готовый вот-вот растерзать меня.
Я же с наглой улыбкой отрываюсь от его рта и продолжаю исследовать неизведанную мне территорию под названием «настоящий мужик».
Трогаю. Глажу. Ерзаю на нем. Пока у Громова не начинает сбиваться дыхание на хриплый полустон.
— Ты играешь не по правилам, — шепчет он, внезапно опрокидывая на диван и нависая сверху.
— А разве они нам нужны?
Заворожённо смотрю в его глаза, которые продолжают возбужденно сверкать. Губы, которые всего секунду назад я с таким упоением целовала, растягиваются в улыбке.
— Пока нужны, — с этими словами он нежно и едва уловимо прикасается губами к моему удивленно распахнутому рту и встает.
Нет, вы представляете?!
Как ни в чем не бывало, идет к мойке, даже не спотыкаясь, хотя могу поклясться, что кое-что сильно мешает, и, опрокидывая в себя стакан воды, поворачивается.
— Я в душ, — сообщает этот обломщик, — Выберешь фильм?
И пока я пытаюсь осознать, что вообще сейчас я сделала не так, уходит мыться.
Вероятно, ледяной водой.
Так ему и надо, извергу!
Я тут, понимаете, настроилась на чуть ли не самое главное в жизни девушки — потерю девственности, а он берет и уходит.
И что это еще за правила?
Может там у него что-то плохо работает?
Да, вроде не должно быть. Я хоть и не специалист, но и не совсем наивна до идиотизма. Тема секса, как и любую современную девушку, меня не обошла. Тем более при таком наличии информации в виде интернета.
Пока Шурик плескался, я успела не только фильм выбрать, но и накрутить себя до состояния, когда они глаз дергается, а второй просто выпучен.
Из ванной мужчина вышел уже в домашних штанах и футболке. Надежда, увидеть его в одном полотенце, сдохла почти не успев родиться.
— Пятьдесят оттенков серого? — вскинул брови мужчина, посмотрев название в плейлисте, — Серьезно?
— А что? Всегда хотела посмотреть.
Спорить Шурик не стал, помог мне принести большую миску с чипсами, колу, мороженное и прочую вредную дрянь, что так хорошо поедать за просмотром фильма и вопреки обыкновению уселся чуть поодаль.
Я же увлеченно поедая соленый попкорн, незаметненько стала подползать ближе, пока не оказалась совсем близко, прижалась бедром, обтянутым только тонкими шортиками, к его.
Где-то после двадцати минут простора фильма, как раз на эротических моментах, пробралась рукой ему под футболку, чуть царапая ногтями наряженный живот.
— Нет, это невыносимо!
Шурик соскочил с дивана, точно в попу ужаленный, выключил фильм и, уперев руки в боку, гневно уставился на меня, что в этот момент увлеченно облизывала ложку с мороженным.
— Чего ты добиваешься? Ты же сама не смотришь этот дебильный фильм!
— Я?! Тебя добиваюсь, раз ты устанавливаешь какие-то дурацкие правила!
Сказать, что Шурик выпал в осадок ничего не сказать. Так и застыл с открытым ртом, посреди комнаты.
Я же, пользуясь его минутной беспомощностью, поднялась с дивана. Подошла вплотную, положила ладошки на твердую грудь, приподнимаясь на цыпочки.
— Поцелуй меня. Сейчас.
— Рит, — шепчет он в ответ, запутываясь руками в моих волосах, — Ты не понимаешь, о чем просишь? Ты…
— Я не маленькая! Мне уже почти двадцать лет и я, — запинаюсь на мгновение, переводя дыхание, — Хочу именно тебя. Немедленно!
Не злите рыжего котенка. Иначе на выходе получите настоящую львицу.
Притянула в себе, несопротивляющуюся тушку Шурика и буквально вгрызлась в его рот страстным поцелуем, на практике показывая то, чему научилась у него же самого.
А? Какого это на себе испытывать все эти приемчики?
Судя по затуманенному взгляду Шурика, пробрало его до самого нутра. И это самое нутро бодренько прижалось ко мне и стало бесстыдно потираться.
— М-м-м, — это уже простонала я, когда верхняя часть моей одежды полетела на пол, а сама я отправилась на мягкую кровать.
Там была бережно положена и взята в плен томительных ласк и поцелуев.
И тут, словно гром вреди ясного неба, раздалось:
— ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ!
— Не обращай внимания, — прошептал Шурик, целуя мой подрагивающий живот.
Но момент был упущен, к тому же трезвонить не перестали.
— Да кого там черти принесли! — зло выругался мужчина, поднимаясь.
Я следом за ним, соскребла себя с матраса и перехватила его руку.
— Подожди. Давай я открою.
Быстро натянула футболку и босыми ногами пошлепала в прихожею.
И каково же было мое удивление, когда на пороге узрела Эмму Карловну при полном параде в компании недобро поглядывающего в мою сторону Маркиза.
— Здравствуйте, милочка. Не помешала?
— Да как вам сказать…, – скосилась на появившегося за моей спиной очень злого и очень неудовлетворенного Шурика, — Почти нет.
— Отлично! — воскликнула она и, оттеснив меня внушительным бюстом, шагнула в квартиру.
Поразительная в своей наглости женщина!
— Милочка, вы обещал подстричь моего Маркизика и не явились. Я и сама, признаться, улетела на море на все праздники. Так вот, у нас послезавтра конкурс, а Маркизик в таком неприглядном виде.
Как по мне так у кота был самый отличный вид. Настоящий такой кото-монстр. И взгляд в него соответствующий.
— Так что? — требовательно уставилась на меня Эмма Карловна, — Надо стричь.
Я с опаской покосилась на Маркизика. Он соответственно на меня. Затем оба на Эмму Карловну. И уже почти жалобно на Шурика.
— Эмма Карловна, мне, кажется…
— Вам, Александр, неплохо бы было поставить чайку. В конце-концов, это вы превратили моего Маркизика в чучело.
Громов явно теряет хватку. Иначе как объяснить, что слова в ответ у него не нашлись. Зато нашелся чай…элитный…Специально для Эммы Карловны.
На самом деле опыт в стрижке кошек у меня имеется. Пусть и небольшой, но все же. Два года назад, еще до того, как я прочно осела на Гариковой мойке, одноклассница подбила меня подработать в ветеринарной клинике.
Место оказалось почти элитное. И среди прочих медицинских услуг для животных там числились стрижка.
Тамошний мастер ловко управлялась ножницами, электрической бритвой и буквально за полчаса могла с легкостью сотворить из обросшего пуделя настоящий шедевр. В мои обязанности входило ей помогать — держать перепуганных животных, убирать разбросанную в творческом хаосе шерсть.
Мне было интересно наблюдать за быстрыми движениями ее рук. На память я не жалуюсь. Поэтому воспроизвести некоторые примы не составила труда.
Шурику я доверила самое сложное в этом деле — держать Маркизика, который судя по злобной приплюснутой морде, мечтал откусить мужчине что-нибудь ценное.
Вооружившись электрической бритвой Шурика (пришлось принести ее в жертву), сняла с нее все насадки и приступила.
Получилось…
Из потерь, только шесть, что устлала весь пол в гостиной и оцарапанный Шурик.
— Теперь ты можешь смело всем говорить, что одержал победу над настоящим тигром, — хихикнула я, обрабатывая его подбородок, перекисью.
Шурик на это только картинно закатил глаза и бросил мстительный взгляд на Маркизика.
Кот и правда выглядел теперь, как тигр и поправкой на плешь, которую я замаскировала, художественно выбрив в виде молнии.
— Супер-кот, — заключила я, — Плащ ему с эмблемой молнии и Маркиз будет неотразим!
— Прелестно, — поддакнула Эмма Карловна и устроилась дальше пить чай с оладьями, дав мне царское позволение убирать весь беспорядок, что принесла с собой стрижка кота.
Шурик засуетился с пылесосом, я с мокрой тряпкой, и под конец, когда уже наевшаяся и довольная, как стадо мамонтов, Эмма Карловна свалила на пару с Маркизиком домой, сил не было даже на то чтобы доползти до кровати.
Помню только то, что на пару секундочек опустилась на диван, прикрыла глаза и все. Потом еще было смутное воспоминание о том, как Шурик заботливо отнес меня в спальню, накрыл одеялом и улегся рядышком, подминая меня себе под бок.
Утро наступило, судя по ощущениям, поздно. Сквозь приоткрытые ночные шторы в спальне Шурика лился яркий свет.
Это могло означать одно — я безнадежно проспала.
Вопреки этому открытию лень никуда не делась.
Сладко потянувшись в постельке, повернулась на бок и изумленно уставилась на прикроватную тумбочку. На ней стояла тарелка с шоколадным пирожным. Рядом лежала красивая белая роза и записка.
Осторожно протянула руку к записке, словно та может мне руку откусить, развернула лист и прочитала, написанное немного корявым, но понятным мужским подчерком:
«Доброе утро, рыжуль! Не стал тебя будить — ты так сладко спала. Уехал на работу. Квартира в твоем распоряжении»
«Кофе варить не стал. Уверен — тортик будет вкуснее»
Глупая, совершенно счастливая улыбка растеклась по моей сонной физиономии.
Упала на подушки, что еще хранили едва уловимый аромат мужской пены для бритья, всласть повалялась и, наконец, поднявшись, потопала на кухню.
Ваз в квартире у Шурика не было, но зато нашелся отличный высокий бокал под пиво, в который я и пристроила свою красавицу-розу.
Любуясь ей, сварила себе большую кружку капучино и, едва приготовилась схомячить свое пирожное, как в прихожей послышался какой-то невнятный шум.
Сначала я подумала, что это Шурик вернулся с работы.
Подскочила из-за стола и побежала на встречу со словами:
— Ты, что-то забыл?!
Следующие фразы застыли в горле, когда вместо Громова я увидела на пороге высокую девицу в роскошной норковой шубе. Она перевела красивые, чуть раскосые глазищи на меня и с вызовом спросила:
— А ты кто еще такая?!
На мгновение я растерялась. Не каждый день на пороге квартиры своего мужчины, а Шурика я уже считала своим, встретить королеву красоты, да еще и со своим комплектом ключей. То, что они были свои, я даже не сомневалась. Достаточно было глянуть на зажатый в ее ухоженной ладони брелок со стразами.
Как-то не Шуриков фасончик.
Внезапная догадка прострелила сердце, но я усилием воли заставила себя улыбнуться.
— Я Ритка. А ты?
Девушка несколько секунд изучала меня презрительно-оценивающим взглядом и процедила:
— Я Ася. Невеста Лекса.
Что? Невеста? Ни фига себе заявочки!
Если у моего Шурика есть такая невеста, то что, простите, я тогда тут делаю в своей застиранной пижаме?
Пригляделась к девице. Хороша, конечно. Явно его круга. Вся ухоженная, сверкающая и…взрослая. Выглядит почти, если и не его ровесница, то немногим моложе.
Может и правда невеста? И ключи у нее от его квартиры имеются.
Сердце отказывалось верить, в то, что Громов может оказаться подлецом. Да и стал бы он проводить меня к себе с ночевкой, если бы знал, что сюда может нагрянуть невеста. И где она, вообще, была все праздники, которые он провел со мной? Мне казалось, что люди, которые собираются пожениться встречают Новый год вместе. Или я чего-то не понимаю?
То ли я слишком не хотела верить в гнилую натуру моего Шурика, то ли нервно дергающийся уголок пухлых губ это Аси, навел меня на мысли о том, что она говорит неправду.
Неверное, я просто влюбленная дура, но мне ничего не прошло в голову иного, как ляпнуть:
— Правда, невеста?! Я так рада с тобой познакомиться! Что же ты стоишь? Проходи-проходи! Я тебя кофе угощу.
Девушка слегка зависла в недоумении. Видимо, не на такую реакцию рассчитывала.
Я же чуть ли не вприпрыжку поскакала на кухню и принялась греметь чашками, изображая бурную деятельность.
Девица опасливо поплелась следом, а я с болью заметила, что в квартире она неплохо ориентируется. Значит, была здесь не раз.
Пока варила кофе, руки откровенно дрожали, а язык без умолку болтал о всякой ерунде, что взбредет в голову.
— Я так и не поняла. А ты, Рита, кто для моего Лексика?
Эк, как завернула-то.
С-с-стерва крашенная!
— Так я сестра его…м-м-м…троюродная! — не долго думая, нашлась я.
— Не знала, что у Лексика есть сестра?
— Так и я не знала, что у Шурика, есть невеста, — пожала плечами в ответ, демонстративно беря в руки яблоко и не сводя с девушки пристального взгляда, откусила, — Ни когда о тебе не рассказывал.
Крашеная зло прищурила свои глазищи, мгновенно перевоплощаясь в опасную змею.
— А ты точно сестра?
Снова откусила яблоко, нарочно громко чавкая:
— А ты точно невеста?
Пока та подбирала достойный ответ, пикнула кофемашина и я радостно подпрыгнула:
— О! А вот и твой кофе!
С энтузиазмом поставила перед гостьей чашечку, потянулась за сахарницей, чтобы придвинуть ее поближе и…О нет! Я такая неловкая, неуклюжая неряха — опрокинула чашку ароматного кофе прямо на дизайнерское платье змеи.
— Ш-ш-ш, — полностью оправдывая мое представление о ней, зашипела девица, подскакивая, — Дура! Ты хоть знаешь, сколько стоит это платье? Ты вообще нормальная?!
Я, как ни в чем не бывало, опустилась на соседний стул и, продолжая нагло грызть яблоко радостно кивнула:
— Не-а. У нас вся семья шизофреников. Так, что ты трижды подумай, прежде чем выходить за Шурика.
Она выпучила на меня свои глазищи, все еще пытаясь конвульсивно отряхнуть платье.
— На второй полке слева, — любезно подсказала я.
— На второй полке бумажные полотенца. Он всегда там их хранит. Разве ты не знала этого?
Судя по панике в глазах змеи, она так и не поняла, про какие полотенца я ей толкую. Потеря некоторой доли превосходства в виде шикарного туалета, немного поубавила спеси.
— Рыжая уродина! Он завтра же вышвырнет тебя из своей квартиры, — злобно выплюнула она и горделиво расправила плечи.
— Не сомневаюсь, — отсалютовала яблоком в ответ.
Змея вылетела из кухни, как пробка из под шампанского, сыпя угрозами на мои нечёсаные лохмы.
В прихожей что-то разбилось, снова ругательства.
Хлопнула дверь и наступила тишина…
А вместе и с ней понимание случившегося.
Посидела бездумно глядя в окно еще несколько минут.
Солнышко продолжало ярко светить в окно, заставляя снег на подоконнике переливаться всеми цветами радуги.
Жаль, что в жизни все не так.
Почему красота иногда имеет такую уродливую обратную сторону?
Кое-как заставила себя подняться. Убрать перевернутую чашку, остатки разлитого кофе, помыть посуду, одеться и…уйти, тихо прикрыв за собой дверь.
Домой я решила пойти пешком. Во-первых, идти было те так уж и долго. Во-вторых, нужно было немного проветриться и подавить в себе медленно подступающую истерику.
Ни фига я не сильная.
И даже ни разу не смелая.
Вся моя бравада и решительность растаяла, словно пригретый весенним солнцем снег, стоило мне только покинуть квартиру Громова.
Сердце болело, руки дрожали, а подступающие слезы, мешали нормально смотреть под ноги, и я постоянно спотыкалась о снежные булыжники вдоль тротуара.
— Рит! Ритка! — услышала я за спиной и в следующую секунду была подхвачена чьими-то руками, — Ритка, привет!
Это был улыбающийся и дольный жизнью Шнурок.
Его жизнерадостный вид только добавил лишнюю каплю в море моего отчаяния.
— Привет, — едва слышно прошептала, отчаянно шмыгая носом.
— Ритка? Ты чего? Плачешь, что ли? — растерялся парень, выпуская меня из объятий.
— Нет — прохрипела я, отвернулась и пошла дальше.
— Черт! Рит, постой. Прости меня. Я хочу помочь.
Затормозила и обернулась. Гневные слова о том, что он такой же предатель, как и все, готовы были сорваться с губ, но широко распахнутые, умоляющие глаза Шнурка смотрели на меня с молчаливым участием.
— Пойдем. Я тебя угощу кофе, успокоишься и ты расскажешь, что у тебя стряслось.
Переведя взгляд на протянутую другом руку и, едва кивнув, вложила свою ладонь в его пальцы.
Он был прав. Мне нужно было успокоиться.
Деду нельзя волноваться, а он ведь обязательно снова возьмется за свое ружье если допытает правду.
Шнурок затащил меня в недорогую пиццерию, заказал нам кофе и уселся напротив, глядя на меня с плохо скрываемым любопытством.
Я пристроилась в уголке дивана, скинула куртку, шапку и уткнулась носом в свой кофе, не чувствуя ни запаха, ни вкуса.
— Так что у тебя случилось? — наконец, не выдержал Шнурок, грозясь прожечь во мне дырку своим любопытным взглядом — Тебя кто-то обидел?
Не знаю почему, но именно сейчас мне вспомнился эпизод в кино, потом еще в клубе, где он променял меня на свою Пуделиху.
Разве так поступают настоящие друзья?
— А чего это ты за меня вдруг переживаешь? — вскинула брови я, — Совесть заела?
Шнурок моментально вспыхнул, взгляд его стал виноватым, почти болезненным.
— Заела. К деду твоему приходил вчера, а он меня…
— Послал, — с едкой улыбочкой резюмировала я, — По Брежневу.
— Ну…типа того, — вздохнул Мишка, — Знаю, что поступил с тобой некрасиво, дал ложную надежду…
— Дело не в ложных надеждах, — перебила его я, — Это звучит очень унизительно…для меня. Напомню: ты первый полез ко мне в клубе, а после продинамил и обжимался со своей этой…Пуделихой. Что, скажешь, не так было?
Шнурок понуро опустил голову.
— Все так, но…Я не хотел, Рит.
Его нытье меня раздраконило.
— Я только одного не пойму, Миш. На фига ты ко мне с цветочками тогда приперся?
Вразумительного ответа у Шнурка не было.
— Целых три недели ни слуху не духу, а тут нарисовался, как ни в чем не бывало? Сдается мне неспроста. Да? Помощь моя понадобилась?
По побитому взгляду видела, что так оно и есть.
Как ни странно, но раздражение и злость стала сходить на «нет» Сейчас я видела перед собой запутавшегося, расстроенного и пришибленного Шнурка. Все того же старого друга из соседнего двора. Мальчишку, коим он, по сути, до сих пор и является.
Возможно, правду, говорят модные журналы, что слабый пол старше психологически, чем сильный.
Всего месяц назад Миша казался мне образцом мужественности, рассудительности. А сейчас он видится мне нашкодившим ребенком, которого просто надо простить, ибо на детей обижаться самое последнее дело.
— Рассказывай. Что у тебя стряслось?
Он и выложил все как на духу.
Причина, его удрученного настроения, оказалась предсказуема — Пуделиха.
— Достала меня. И пишет, и пишет. Преследует, ей богу! Не знаю уже, как от нее отделаться, — жалуется Шнурок.
Внутри разлилось пакостливое чувство удовлетворения.
— Есть на свете справедливость! — хлопнула в ладоши я и самодовольно улыбнулась, — Это тебе за меня. В наказание!
Шнурок скривился.
— Если бы я знал, что так все обернется, уже бы женился на тебе.
— О, нет! Мне такого счастья не надобно. Какой с тебя муж? Ты же даже картошку чистить не научился.
С тоской вспомнила про картофельные таланты Шурика и вздохнула. Даже дед бы позавидовал, с какой маниакальной экономичностью тот срезает тонюсенькую шкурку.
— Рит, что мне делать? Я уже с ней и по-хорошему, и по-плохому. А она вцепилась, как клещ.
— Слушай, а что тебя собственно не утраивает? Пуделиха, конечно, не в моем вкусе, но в твоем так точно. Ты у нас таких всегда любил. Мозгов у нее нет — не проблема. Тебе же не с ними…тем самым заниматься.
— Я другую люблю…
Вот тебе и приплыли.
— Хоть не меня, надеюсь? — с опаской поинтересовалась я.
Шнурок бросает на меня злой взгляд.
— Ты ее не знаешь.
Все интереснее и интереснее.
— Да, ты у нас герой любовник, однако. Везде успел.
— Ритка! Харе ёрничать! Помоги лучше!
— Да чем тебе помочь?! — возмутилась я, — Благословить?
— Помоги мне от Пуде…тьфу от Леры избавиться.
Пару секунд дивлюсь Шнурковой наглости, откусываю кусок пиццы и интересуюсь:
— А ты часом не оборзел?
Шнурок идеально строит глазки кота в сапогах.
— Ритусь, ну пожалуйста! Что хочешь сделаю?
— А не проще тебе попросить об этом свою любовь?
— Она еще не знает…
Вскидываю брови.
— Что она и есть любовь…
И почему он такой балбес?
Барабаню пальцами по столу, прикидывая, стоит ли помогать этому предателю, старательно избегая его умоляющего взгляда, наконец, выдаю:
— Две недели пашешь у Гарика.
— Да хоть три! — радуется этот дурень.
— Блин…продешевила…
Проблемы Шнурка, заставили меня на какое-то время забыть о собственных, и домой я уже возвращалась в более благодушном настроении.
По дороге мы с Мишкой обговаривали планы по изгнанию Пуделихи, посмеивались над некоторыми совсем уж фантастическими идеями и трескали шоколадные конфеты, что завалялись в друга в рюкзаке.
Время уже перевалило за обед, когда мы добрались до моего подъезда.
— Чья это тачка такая? — внезапно спросил Шнурок, приглядываясь, — Ваш дом выкупил олигарх?
Повернула голову в сторону, куда смотрел он, и нервная дрожь пронеслась по телу.
Громов приехал. Ясен пень, что по мою душу.
Вот, только я его видеть пока совсем не готова.
Ускорила шаг в надежде быстренько проскользнуть в подъезд, а там уже дед с Маринкой удержат оборону. Но по закону подлости, поскользнулась на наледи, что образовалась на ступеньках, неловко взмахнула руками и была подхвачена сильными руками Шнурка.
— Куда ты летишь? — засмеялся он, ставя меня на ноги.
И именно в этот момент хлопнула дверь черного внедорожника, а я затылком ощутила обжигающий взгляд.
Чуть повернулась и встретилась с темным, не предвещающим ничего хорошего взглядом Громова.
— Рит! — позвал он, почти замогильным тоном, — Можно тебя на минуточку?
Шнурок неловко выпустил меня из объятий и повернулся на голос мужчины. Удивленно окинул взглядом крупную фигуру Громова, дорогое пальто и покосился на меня:
— Ты его знаешь?
Едва заметно кивнула и потихоньку стала пятиться.
Вот не о чем нам пока разговаривать.
— Стоять! — скомандовал Шурик, а я привычно не стала его слушать и только ускорилась, — Ритка!
Он кинулся было ко мне, но путь ему преградил Миша.
— Тебе чего мужик? Не видишь, девушка с тобой не хочет общаться?
Если бы взглядом модно было убивать, то от Шнурка остались только пластиковые кончики.
— Рит, постой. Нам надо поговорить.
Медленно обернулась и внимательно посмотрела на его бледное, взволнованное лицо.
— О чем? О чем нам говорить? Я уже все услышала от твоей невесты.
Громов на мгновение прикрыл глаза, словно этой фразой я причинила ему физическую боль.
— И все же я настаиваю, — с нажимом упорствовал он, все еще норовя потеснить Шнурка, — Ты не можешь просто вот так сбежать?
Ошибаешься. Могу.
Смотреть Громову в глаза было сейчас выше моих сил. Каждая секунда, каждое биение сердца, болью отдавалось в груди. Горло уже перехватывало тисками удушья — преддверие подступающей истерики.
— Ритка! Постой!
Я быстро вбежала по ступенькам и скрылась за обшарпанной дверью, словно она могла укрыть меня от всех невзгод.
Как он так быстро примчался? Был дома и не обнаружил там меня?
Или невестушка прискакала жаловаться на припадочную родственницу?
Второе было вероятнее всего. Иначе, отчего у Громова был такой заведомо извиняющийся тон, вопреки желанию устроить сцену ревности и набить Шнурку морду.
А то, что он это хотел сделать, я не сомневаюсь. Достаточно того гневного взгляда, какой он кинул, едва Мишка встал на мою защиту.
Домой не пошла. Решила отсидеться у баб Раи, молясь только о том, что сцену у подъезда не наблюдал вездесущий дед. Как бы я ни была обижена на Шурика, а все же хотелось еще увидеть его живым и желательно здоровым.
— Что на тебе лица нет, Ритуличка? — проворковала баб Рая, едва я зашла на кухню.
Устало плюхнулась на табуретку и вкратце, без лишней эмоциональности выложила все, как есть.
Баб Рая слушала не перебивая, а после налила мне мятного чая, подтолкнула пиалку с медом и произнесла:
— Не горячись, Риточка. Громов твой мужик серьезный. Стал бы он бегать за тобой, если б и правда любил эту стервь крашенную?
Улыбнулась сквозь слезы:
— А с чего вы решили, что она крашенная?
Бабка Рая, бросила на меня оценивающий взгляд, словно прикидывая говорить ли мне правду и вздохнула:
— Видала я ее. Мымру эту разукрашенную.
— И вы ничего мне не сказали?! — возмутилась я, — Если бы я знала, что у него невеста есть и жизни бы…
— Вот, потому и не сказала, — грозно перебила женщина, — Ты девка молодая, да дурная. Счастья своего не видишь. Думаешь, оно просто так дается?! Счастье это. Его еще заработать надо.
Она замолчала. Где-то с минуту мы просидели в тишине, только слышно было, как ложка звякает о чашку, так яростно я мешала мед.
— А если он ее любит? — нарушила тишину я, дрожащим голосом, — А я просто мимолетное увлечение.
— Не любит, — отрезала баб Рая, — Я жизнь прожила — знаю, о чем говорю. Да и он…стал бы возиться с нами — со стариками, если б в тебе души не чаял.
Пила чай не чувствуя вкуса, раз за разом прокручивая в голове слова соседки.
— И все равно. Баб Рай, как так можно?! Он со мной, а она у него…
Пожилая женщина тяжело глянула усталями глазами.
— Это жизнь. И в ней всякое бывает. Ты ведь даже не поговорила с ним? Правильно? Я тоже, как и ты была молода, и по глупости упустила свое счастье.
— Жалеете?
Баб Рая неопределенно пожала плечами:
— Да. Наверное. Но моя жизнь прошла. Да и его уже нет в живых. Давненько разошлись наши дорожки. Я за Толика замуж со зла выскочила и промучилась свою жизнь. И сейчас…мучиться продолжаю.
От соседки я ушла тяжелым сердцем. Множество противоречивых мыслей, теснило голову. В своих размышлениях я кидалась из крайности в крайность, и желание увидеть Шурика с каждым часом возрастало.
Я уже и сама жалела, что так по-детски сбежала, не дав ему возможность высказаться, но момент упущен.
Дом меня встретил ароматом свежей выпечки — Маришка расстаралась, детским смехом и привычным брюзжанием деда. Ужин, как и весь вечер, прошел параллельно меня. Я что-то делала, ела и даже пыталась заниматься, но в мыслях была словно в иной реальности, где раз за разом прокручивался наш возможный разговор с Громовым. Подруга пыталась допытаться о причине моей отрешенности, но быстро отстала, когда поняла, что на контакт идти не хочу.
В итоге спать улеглась уже далеко за полночь в комнате деда. Долго ворочалась в неудобном раскладном кресле и вконец измучавшись, уснула, мечтая проснуться в квартире Шурика и понять, что сегодняшний день был страшным сном.
— Твоя счастливая рожа все утро портит мне настроение. У меня по твоей вине несварение образовалось, — бурчит Андрюха, прикладывая к больной голове холодное полотенце.
— Оно у тебя с похмелья образовалось, — резонно замечает Лекс, весело поглядывая на страдающего друга, — И из-за отсутствия полноценного завтрака в постели. Катюха сегодня тоже не в духе. Поругались?
— Не все спокойно в Датском королевстве. Я вчера нажрался. С товарищем одним в армии служили. Вот и отметили встречу. А Катька теперь дуется.
— За то, что нажрался? — чисто из любопытства спросил Громов.
— Нет, — страдальчески морщась выдохнул Андрей, — За то, что ее не позвали. Ей дома с детьми, сам понимаешь, не сахар. А я…как я мог ее в баню к мужикам позвать? Обиделась…дуреха…
— А почему ты ей прямо не скажешь, что в бане был?
Андрей чуть выпрямился в кресле.
— Баня, водка, доступные девки. Сечешь логику?
— Не совсем…
— Да что тут непонятного! Если я ей скажу, что в бане был, ее же на почве ревности переклинит, и тогда все…тушите свет!
Лекс на минуточку завис, пытаясь сопоставить логическую цепочку.
— Не понял, а почему девки обязательно?
— Стереотип такой, — развел руками друг, — Кто их баб поймет…
Громов перевел взгляд на экран ноутбука, вглядываясь в ровные строчки финансовых раскладок по новому проекту, а вместо расчетов перед глазами так и стояла картина сегодняшнего утра.
Его идеального утра.
Смятая постель, первые лучи занимающегося рассвета и растрепанные рыжие кудри на его подушке. Рука так и тянется, чтобы украдкой прикоснуться к их нетронутой шелковистости. А затем как бы ненароком провести кончиками пальцев по соблазнительно открытому бедру, что выглядывает из-под одеяла.
Искушение забраться обратно в теплую постель и насладиться утренними поцелуями сонного олененка был настолько велико, что он было чуть не послал все к чертям собачьим.
Но вовремя позвонила злющая Катька и напомнила, что сегодня встреча с представителями банка. Это было на самом деле очень важно. Возможно, именно от этой встречи зависело будущее его бизнеса.
Поэтому он, чувствуя себя полным придурком, оставил для Ритки скромное послание, тортик и поехал на работу, мечтая, что вечером вернется домой, где его будет ждать она. Чем не стимул закончить все дела пораньше?
План дня был довольно прост. Встреча с банкирами, разборка текущих дел по старым проектам, производственное совещание, а после тихий вечер в домашней обстановке, с любимой девушкой. Что может быть лучше?
В какой момент все пошло не по плану?
Возможно еще несколько лет назад? Когда он по глупости связался с мстительной истеричкой по имени Ася?
Где были его глаза, когда он делай ей предложение?
— Ну, ты и козел! — раздался дикий ор на всю приемную, едва начался обед в его компании.
Слава богу, большая часть сотрудников побежала в столовую, и не слышала Аськиных истеричных воплей.
Она ворвалась в его кабинет, до смерти перепугав Василича, который схватился за сердце и побелел так, словно самого черта увидел.
— Свободен, — холодно бросил Лекс безопасника, а тот и рад смыться.
Едва за Василичем закрылась дверь девушка накинулась на него с упреками.
— Значит, все это время ты мне изменял! Ненавижу тебя! Урод! — визжала она и поток ее брани невозможно было остановить, — Притащил в дом, какую-то безвкусную рыжую девку! Сволочь!
Громов так и дернулся на месте, вскидывая голову.
— Что ты сказала?
— Что слышал! — огрызнулась она, яростно кидая на стол ключи от его квартиры.
Лексу все стало понятно без слов.
Больше не обращая внимания на эту пустоголовую истеричку, схватил свой телефон и набрал рыжуле.
Сначала шли гудки, а потом телефон отключился.
— Твою мать! — зло рыкнул Громов, взрываясь неконтролируемой яростью, — И кто тебя гадину просил?
Он обернулся к бывшей невесте, сверля ее ненавидящим взглядом.
Та от неожиданности даже попятилась — настолько была необычна перемена в мужчине.
— Что ты ей сказала? Кто тебе вообще позволил лезть в мою квартиру? Мы с тобой все вчера обсудили! Захотелось, нагадить напоследок? Поздравляю, тебе это удалось!
Ася шокировано распахнула глаза. Никогда еще Громов не позволял себе такого по отношений к ней.
— Лексик…, – выдохнула она, чем еще больше разозлила Громова.
— Уходи. Уходи Ася по-хорошему, и мой тебе совет забыть дорогу в мой офис.
Она замерла в нерешительности, словно маленькая девочка, у которой только что отняли любимую куклу. По щекам с идеальным искусственным румянцем потекли слезы, а Громова передернуло от отвращения. К ней, к себе и все ситуации в целом. Потому что виноват во всем этом безобразии был он сам и никто больше.
Больше не говоря не слова, он выхватил из шкафа свое пальто и, подхватив сопротивляющуюся Аську под локоть, вытолкал ее из своего кабинета, закрыв его на ключ. Чтобы у этой дуры не хватило ума снова стащить ключи от его квартиры.
— Кать, предупреди охрану, чтобы Анастасию Анатольевну больше не пускали в наш офис, — бросил он помощнице, уже на ходу натягивая пальто.
— Лекс! Ты не можешь так поступить!
Продолжать скандал на глазах у Кати, ему хотелось меньше всего. С трудом отцепив яркие когти от своего пальто он просто тихо и твердо произнес:
Ася медленно отпустила его, вытерла быстро иссякшие слезы и, гордо выпрямившись удалилась со словами:
— Ты пожалеешь, Громов.
Он уже жалел. Правда, не себя. А Ритку.
Квартира встретила его ожидаемой тишиной.
На кухонном столе стоял недоеденный тортик в компании розы.
Везде идеальный, мать его, порядок. Даже постель, в которой он только утром оставил сонную рыжулю, была сейчас застелена так, что не единой морщинки не виднелось на покрывале.
Трубку Ритка не брала. И это еще больше его разозлило.
Ведет себя как ребенок.
Да, он виноват! Но это не повод его игнорировать!
С другой стороны, а что ты, собственно, Громов ожидал от взбалмошной молодой девчонки?
Он старше и, соответственно, должен был быть мудрее.
Кое-как успокоившись, Лекс поехал к Ритке домой. Осталось только надеется, что рыжуля не успела нажаловаться на него деду.
Не то, чтобы он боялся Николая Ивановича. Скорее переживал. Судя по тем лекарствам, что мужчина, успел заметить на кухне — у деда было больное сердце.
Дома рыжули не оказалось.
Дед, пребывавший в неожиданно добродушном, почти игривом настроении, смерил уставшее, осунувшееся лицо Громова внимательным взглядом и выдал вердикт:
— Поругались.
Лекс нехотя кивнул и шагнул в тесную прихожую, едва старик, отошел в сторону, пропуская его внутрь. Где-то в комнате послышался детский смех и звонкий голос Марины.
— Мороз сегодня на улице, — зачем-то сказал Николай Иванович, — Тяпнешь со мной для сугреву?
— Нет, Николай Иванович. Я не большой любитель. Не хочу и вам не советую.
— Это от чего же?
— Давление у вас. Зачем внучку расстраивать.
Дед подумал-подумал и согласился:
— И то верно. А ты чего приперся-то? Не боишься того…самого. Небось, сам Ритуську мою обидел. Дюже у тебя, Шурик, рожа виноватая.
Довольный собственным подколом, он весело хрюкнул себе под нос и лукаво уставился на мужчину.
Вот оказывается откуда у рыжули этот фирменный взгляд. По наследству достался.
— У меня, Николай Ивановыч, пальто пуленепробиваемое. Его не каждая моль угрызет. А мы с Ритой уж как-нибудь сами разберемся. Не маленькие.
— Коли так — чеши, Шурик, отседова. Нет Ритки дома. Зря только распинаемся.
Лекс, что уже, собирался снять пальто, застыл на месте.
— Как нет? А когда будет?
— А я почём знаю? — пожал плечами Николай Иванович, — Ты ее чаще видишь. Совсем про старика забыла, жгёнка. Не звонит, ничего не рассказывает.
— Она вас очень любит, — возразил мужчина и шагнул к двери, — Я тогда пойду.
— У подъезда караулить собрался? — прищурился дед.
Лекс поежился под понимающим и очень хитрым взглядом старика, и, распрощавшись, вышел на улицу.
Едва выйдя на улицу, тут же достал едва початую пачку сигарет, прикурил и с наслаждением затянулся.
Что-то нервы не к черту. Вторая пачка за сегодня.
Не успел он выкурить сигарету и забраться в салон уже остывшего на морозе внедорожника, как из-за угла показалась знакомая фигура в несуразной объемной куртке с капюшоном, а рядом с ней высокий парень.
Они шли, о чем-то увлеченно беседуя, жестикулируя руками и задорно смеясь.
И самое поганое во всем этом было то, что пацан иногда по-хозяйски придерживал Ритку за ручку. Со стороны выглядела парочка жутко увлеченной друг другом.
Естественно при виде этой прелестной картины, у Громова возникло только два вопроса: что это за хрен позволяет лапать его рыжулю и какого черта она выглядит такой дольной и счастливой?
Ревность силками сжала грудь, губы сложились в тонкую, неприветливую линию, а руки неосознанно сжались в кулаки, превращая уравновешенного Александра Петровича в пещерного человека. Единственным желанием сейчас было только утащить свою женщину к себе в пещеру и доказать всеми возможными и невозможными способами, что никуда она от него не денется.
У этой рыжей пигалицы нет вариантов! Вот, вообще никаких…
Тем временем парочка приблизилась к подъезду. Девушка вскинув голову заметила его машину, глаза ее нервно забегали.
Сбежать собралась, засранка!
Выскочил из машины, в неуклюжей попытке поговорить с ней по-хорошему, но тут дорогу ему перегородил здоровый детина.
Первым желанием было врезать ему пару раз, чтобы не вмешивался в чужие разборки, но устраивать цирковое шоу под окнами Риткиных соседей было бы довольно паршиво. Одно дело защитить даму и прослыть рыцарем, а совсем другое устраивать избиение младенцев на публике.
— Эй, полегче, чувак, — не слишком любезно цедит детина, — Мой тебе совет — оставь девушку в покое. Садись в свой драндулет и проваливай. Тут тебе ничего не светит.
— Тебя не спросил! — яд сочится с каждого слова, — Ты кто вообще такой? Ритка моя девушка!
— Судя по всему, у тебя есть уже другая девушка. Вот и шуруй к ней, пока никто здесь тебе клюв не начистил.
Лекс сжал руки в кулаки, а кожа стала неприятно зудеть — так захотелось разбить костяшки об эту смазливую рожу.
Колоссальным усилием воли Громов заставил себя отступить и посмотреть на ситуацию более трезво.
Нарываться на неприятности сейчас самая худшая из затей.
Ритка сейчас слишком взвинчена. Ей больно, страшно и обидно. Лекс прекрасно видел ее полные слез глаза, когда она узнала его машину.
Пусть успокоится, подумает.
А он подождет.
Да завтра.
Быстрый взгляд на накаченного пацана.
Иначе не оглянешься, и сокровище украдет кто-то более быстрый. Кто-то, кто с легкостью может воспользоваться ситуацией и охмурить наивную девушку.
С этой мыслью Громов смерил парня недобрым взглядом и, развернувшись, направился в машину, на ходу прикуриваю новую сигарету.
В кармане настойчиво завибрировал телефон. Меньше всего сейчас Громов хотел думать о работе, но экран высветил протокольную физиономию Василича. Безопасник по пустякам беспокоить не станет.
— Слушаю, — неприветливо гаркнул в трубку Лекс.
— Александр Петрович. У нас проблемы, — нервно начал Василич.
— У меня все утро в проблемах. Сегодня каждый считает своим долгом подкинуть мне побольше проблем. Говори, что там у тебя.
— У нас проверка с Гостехнадзора по жалобе.
— Тоже мне проблема, — отмахнулся Лекс, Не мне тебя учить, как решить такие проблемы. У главбуха в кассе деньги возьмешь.
— И…Строинвест подал на нас с суд. Заседание уже назначено. Боюсь, скоро у них будут на руках исполнительные листы с суммой практически на всю нашу технику.
— Твою мать…
Цензурных слов не было.
Львович все же решил подложить ему свинью напоследок. Почти глобального масштаба.
Несколько лет назад, когда начинающий предприниматель Громов только начал свою строительную деятельность будущий, а теперь уже не состоявшийся тесть помог ему со стартовым капиталом. Теперь, выходит, придется отдавать…с процентами. Не то, чтобы это было невыполнимо, но у компании Лекса, как и любой быстроразвивающейся фирмы, не так много свободных оборотных средств. В основном это деньги только на текущую деятельность. Продажа же активов, в том числе большей части строительно техники, может привести к простаиванию на объектах. Это просто деловое самоубийство в нынешней ситуации.
Самое интересное, что уговор был о длительной рассрочке. И срок передачи денежных средств обратно, подходил только у следующему году.
Разумеется, все документы оформлялись на условиях Анатолия Львовича и сейчас он злопамятно хочет воспользоваться своим преимуществом.
— Давай, Василич, собирай своих лучших юристов. Приеду в офис — будем думать, — дал указание Лекс и заведя мотор внедорожника, мрачно подумал что его покупка вышла боком.
И Ритка не оценила, и деньги только зря вбухал.
Утро началось для меня с головной боли.
— Паршиво выглядишь подруга, — вместо привычного утреннего приветствия прочавкала Маришка, не переставая грызть морковку.
— Зато ты сама бодрость и позитив. Аж, смотреть больно. Что ты жуешь?
— Морковку. Хочешь? — она протянула мне большую почищенную морковь.
— Не. Я пас, — скривилась и потопала к чайнику, наводить себе большую кружку кофе, — А что это ты с утра витаминами запасаешься. Не твой рациончик.
— На диете я, — заявила она и в ответ на мой испуганный взгляд со смехом добавила, — Это я девчонок своих стимулирую на здоровое питание. Договорились с ними: пока я по утрам хрумкаю морковку, они как послушные девочки едят творог. И никаких чипсов.
— Какая ты хитрая.
— Станешь тут, когда эти красотки кроме макарон, сосисок и чипсов ничего не едят — пожаловалась Маришка и со вздохом отгрызла еще морковки.
Дальше завтракали непринужденно болтая и перемывая косточки нашему любимому Гарику. быстро допила свой кофе. Маришка едва осилила свою морковку.
— Рит, хотела с тобой посоветоваться. Мне Гарик должность администратора предлагал вчера. Как думаешь? Послать его?
— Совсем ты, мать, что ли с дуба рухнула! Соглашайся и не бумай. До старости собралась чужие тачки наяривать.
Маринка побарабанила пальцами по подбородку и поделилась сомнениями:
— Мне кажется он это не просто так…
— Глаз он на меня положил. Кружит-кружит все вокруг да около.
— А ты сама как?
— Не знаю, — вздохнула Маринка, — Мне ж его мамзель все лохмы повыдергивает. Не в моем это характере чужих мужиков отбивать. Не хорошо это.
— Не о том думаешь, Марина. Думай о детях и о себе. Зарплата у администратора выше, запись в трудовой Гарик тебе поставит. Опыта наберешься и свалишь с Гариковой мойки в какой-нибудь салон или автомастерскую.
С этими словами встала из-за стола, помыла кружку и принялась собираться в институт.
Привычно открыла шкаф, пробежала глазами по довольно скудному содержимому своего гардероба. Взгляд сразу остановился на платье, что покупал мне Громов и сердце предательски защемило.
Когда это произошло? Когда этот мужчина успел проникнуть так глубоко мне под кожу, запасть в душу, что и думать не могу ни о чем другом.
Интересно, а что делает он в это время?
Переживает и пьет третью по счету чашку кофе подряд? А может, и думать забыл обо мне и уже обнимает свою длинноногую невесту?
Решительно достала из шкафа привычные джинсы, водолазку, расчесала волосы и, мазнув губы гигиенической помадой, отправилась на учебу. Сегодня архиважный день — будем выживать Пуделиху из жизни Мишки.
Не то, чтобы я имею что-то против этой блондинистой прилипалы, просто отдохнуть жуть как хочется. А Шнурок во временном рабстве — это самый лучший стимул, для активизации моих актерских способностей.
Шнурок ждал меня у дверей института, загадочно улыбаясь.
— Привет, Ритусь. Ты отлично выглядишь!
Подозрительно прищурилась, разглядывая лоснящуюся морду друга.
— Ты с утра курил что-то?
— Не-е-ет, — еще шире улыбнулся он, — Я заранее репетирую нашу почти семейную идиллию. Давай сюда руку, любимая.
Мишка выудил из кармана золотое колечко и напялил мне его на палец.
— Вот. Теперь ты моя невеста.
Кольцо оказалось красивым и выглядела очень натурально. Самое интересное, что принадлежало оно не матушке Шнурка. Она дама крупная и едва ли у нее такие тонкие пальцы, как у меня.
— Ты где его достал? Я же теперь даже руки мыть нормально не смогу — страшно потерять.
— Не переживай. Это бижутерия.
Недоверчиво покосилась на друга.
— Твоя Пуделиха явно из тех, кто с легкостью вычислит подделку.
— Кто? — рассмеялся он, — Она что ли? Поверь, я лучше знаю на что способные ее куриные мозги.
Признаться, если вчера идея вычеркнуть Пуделиху из жизни Мишки, претворяясь его невестой, казалась гениальной, то сейчас ее гениальность как-то померкла. И азарт в глазах друга навевал какие-то нехорошие мыслишки.
— Не прощу было бы твою реальную любовь попросить все это провернуть. Глядишь, и сблизились на шпионской почве.
— Во-первых, она не учится в нашем институте, а во-вторых она такая ранимая натура. А ты что? Струсила что ли?
— Вот еще, — вздернула подбородок я, — Пошли уже, герой любовник. Только, чур без слюнявых зажиманий.
— Договорились, — радостно оскалился парень, и червяк сомнения еще сильнее завозился в груди.
В вестибюль мы вошли уже под ручку, изо всех сил изображая влюбленную парочку. Знакомые пялились на нас с нескрываемым удивлением. И если друзья с нашего потока, одобрительно поглядывали на наши сцепленные руки, то многие косились на меня и кривились. Мол, рыжее чучело посмело отхватить себе самого завидного парня в институте.
Первая пара прошла гладко. Пуделихи на горизонте не наблюдалось. Такие лентяйки как она подтягиваются ближе к третьей, когда соизволят разлепить свои нарощенные опахала ото сна, после очередной воскресной гулянки. Да, праздники всех расслабили. Мня признаться тоже.
Мыли, несмотря на все мои поистине титанические усилия крутились возле Громова. Я периодически, с маниакальной навязчивостью, поглядывала на экран телефона, в надежде, что он хотя бы напишет мне. Но, увы, телефон молчал, как партизан и настроение от этого мое не улучшалось.
Ко всему прочему, вскоре слишком убедительная игра Шнурка стала раздражать. Каждый раз, когда он норовил обслюнявить мне щеку, приобнять, или, и того хуже, погладить под партой, коленку у меня начинал нервно подергиваться глаз.
Наконец, к началу третьей пары, в аудиторию вплыла Пуделиха. У нас был совместный семинар с их группой.
Прибыла при полном параде, на высоченных шпильках и коротком облегающем платье, и выглядела до жути правдоподобной копией куклы Барби.
Прошлась взглядом с томным прищуром по аудитории, наверняка в поиске Шнурка, остановилась на нем и широко распахнула глаза, заметив рядом скромно сидящую меня.
Шнурок, как раз активизировался с новой порцией влюбленных телячьих нежностей, чем и вызвал бешенство не только у меня.
Ноздри у Пуделихи самым натуральным образом раздулись, как у быка, перед которым потрясли красной тряпкой, выщипанные брови некрасиво сдвинулись на переносице, а лоб покрылся некрасивыми морщинами, сразу явив залом на тонально-макияжной маске.
Занятие прошло все на нервах. Я ерзала на стуле терпя Мишкину граблю на своем плече. Радовало только то, что Пуделиха заработала себе косоглазие, сидя впереди нас и при этом умудряясь не сводить злобного взгляда.
Едва закончилась пара, я, чмокнув улыбающегося во все тридцать два Шнурка в щеку, поспешила в туалет. Всю пару терпела.
Сделав свои делишки, помыла руки и задержалась у зеркала, внимательно рассматривая себя. В который раз задаюсь вопросом: что Громов мог найти во мне привлекательного? Его невеста и я настолько разные, словно искусно ограненный бриллиант и обычный булыжник, заляпанный в безобразной глине.
Мне всеми силами хочется верить в искренность его чувств, которые видела в его глазах. Хоть у меня и мало опыта в отношениях, но даже я понимала, что если бы Громов просто хотел затащить меня в постель, то все бы уже давно произошло, и не нужно было бы устраивать реверансы перед моим дедом.
Скрипнула дверь туалета и в проеме появилась знакомая пуделинная голова.
— Посмотрите, кто тут красоту наводит! Хотя о чем это я. Тебе там и наводить-то нечего. Твою обезьянью морду не скроет ни один макияж.
Всего минуту назад я даже сочувствовала Пуделихе. Зря. Как можно быть такой злой!
Подумала и тут же вспомнила, как опрокинула кофе на невесту Шурика. Все мы одинаковые. Только, когда печемся о своём благополучии, все нам кажется правильным и справедливым.
— Прости, что отобрала у тебя пальму первенства. Видимо, моя морда оказалась все же лучше твоей, — не глядя на блондинку, легко ответила я, приглаживая пряди волос, что выбились из аккуратного хвоста.
— Да, что ты вообще понимаешь?! — взвизгнула она и пафосно заломила руки, — Я люблю его! Люблю, слышишь!
По идее именно сейчас был самый подходящий момент, что ткнуть этой курице в клюв кольцо, но тогда, чем я буду лучше невесты Громова.
Стало тошно от всей этой ситуации от себя тоже.
— Если любишь, то пойди и скажи ему об этом. Может вам нужно поговорить и прояснить ситуацию, — сказала я, складывая руки на груди, — Возможно, ты приняла восхищение этим парнем за любовь?
— Это не так!
— Тогда у тебя хватит духу пойти к нему сейчас, собрать всю волю в кулак и спокойно выслушать, — этими словами я скорее настраивала себя, нежели ее.
Подхватив несопротивляющуюся и немного растерянную, таким поворотом событий, Пуделиху под локоток, потащила ее к кучке студентов, в центре которой стоял Шнурок, о чем-то беспечно беседуя с парнями.
— Сейчас, — я нажимом толкнула Пуделиху вперед.
— Миша, мы можем поговорить, — чуть дрожащим голосом спросила она.
Шнурок вскинул голову, непонимающе глядя на нас.
— Наедине.
— Говори сейчас, Аня.
Оказывается, у блондинки даже имя нормальное есть.
— Я хотела поговорить о наших отношениях, Миша. Я люблю тебя и хочу быть с тобой.
Шнурок, нахмурился, бросил быстрый нечтитаемый взгляд в мою сторону и, видимо, понял, что я так не сделал то, о чем мы договаривались.
— А я, Аня, люблю Риту! — громко произнес он, так что все вокруг замолчали, — И на этом разговор о наших отношениях закончен.
С этими словами он сделал молниеносный выпад в мою сторону, сграбастал своими клешнями и поцеловал. По-настоящему.
Долго поцелуй не продлился, потому что буквально через секунду я за спиной услышала холодное и очень страшное:
— Наверное, я не вовремя.
— Шурик, — пискнула я, отталкивая Мишку и стремительно оборачиваясь.
Не знаю, каково ему было видеть меня в объятиях Мишки, но судя по выражению едва сдерживаемой ярости на его обычно спокойном лице, что заставило мое сердце забиться где-то в районе горла, представление он явно не оценил.
— Зря я приехал, — как-то устало выдохнул Громов и положив на подоконник букет с цветами.
Бросил на меня тяжелый и, кажется, прощальный взгляд, поспешив на выход.
— Шурик! — крикнула я, — Постой!
— Рит, — Мишка схватил меня за руку.
— Да отвали ты, придурок! — рыкнула я, отталкивая этого предателя.
Ведь он сто процентов видел, как Громов шел по коридору, до того как поцеловал меня. Урод! И как после этого вообще верить людям!
Выбежала на улицу, не чувствуя холода, но Шурика нигде не было видно. Машины его на парковке тоже не наблюдалась.
На негнущихся ногах зашла обратно в вестибюль, упала на скамейку и, обхватив себя руками, попыталась понять, что сейчас только что произошло.
Сняла с пальца кольцо, покрутила его и заметила метку с клеймом, где была указана проба.
— Вот гад, — прорычала я и заметила фигуру приближающегося Мишки, — Ты, что скотина удумал?! Что это за подставы такие?!
— Рит, я, правда, тебя люблю. Рит!
Смотрю на него и не знаю плакать или смеяться.
— Ты совсем придурок, Миш?! — сунула ему в руки злосчастное кольцо, — Больше ты ко мне не приближайся. Я не дружу с обманщиками и предателями.
— Ну, как же так, Рит? — он выглядел таким растерянным, расстроенным.
И мне его было совсем не жалко.
Развернулась и не глядя пошла в раздевалку, на ходу вытирая непрошенные слезы. Все хватит, отучилась на сегодня.
— Рит! Рита! — раздался за спиной голос Пуделихи, — Подожди.
Обернулась и улыбнулась сквозь слезы, глядя, как она, спотыкаясь на своих высоченных каблуках, подлетела ко мне, протягивая букет цветов, что оставил Громов.
— Спасибо, — забрала букет.
— Ты, это…прости меня, за то, что обозвала тебя обезьяной, — нервно заправляя за ухо выбившуюся прядь, сказала она, — Я не всегда такая…
— Эмоциональная, — подсказала я.
— Ты тоже прости меня. Я, правда, не претендую на Шнурка. Мы с ним просто друзья…были.
— Проехали, — кивнула девушка, — Ты смотри не рассиживайся, а то уведут твоего шикарного мужчину. Не всем таки букеты дарят. Удачи!
— И тебе, — кивнула в ответ и начала собираться.
Путь и такая слабая, но все же поддержка Пуделихи вдохновила меня на активную деятельность.
Собрав все свои вещички, сначала отправилась домой, бережно придерживая свои цветочки от посягательства толпы в общественном транспорте. Уже дома, под изумленные взгляды деда, достала бабушкину хрустальную вазу, торжественно поставила в нее цветы.
Дед посмотрел-посмотрел на это действо и, неожиданно погрустнел, опустился на диван.
— Вот, чую, заберет тебя Санек. И что? Как же я без тебя Риточка жить один буду? Отправлю тебя замуж, что б все как полагается и, тогда к бабке можно…помирать…Ты только памятник мне не заказывай. Денежки не трать. Там с ней рядом фотографию прибьёте и пойдет.
— Дед! Дед ну ты чего, — кинулась к нему, — Куда я от тебя денусь-то?
Он как-то подозрительно хлюпнул носом, моргнул и скомандовал:
— Давай уже, беги к строителю непутевому. Я сейчас к бабке Рае на котлеты схожу, повеселею, и глядишь, на правнуков настроюсь.
— Деда! — укоризненно посмотрела на него.
— Кыш! Кыш отсюда! — всплеснул руками Николай Иванович, — Миритесь уже и женитесь, пока я не передумал.
— Мы же только познакомились. И замуж меня никто не звал.
— Мы с бабкой через два дня бы поженились, если б батя ее отпустил со мной. Это у вас сейчас церемонии. А у нас любовь была с первого взгляда! Одна и на всю жизнь!
Я хотела возразить, рассказать про сегодняшнюю неприятную сцену в институте, но сдержалась, глядя, как дед повеселел при мысли о правнуках.
Переодеваясь в теплые тонкие колготки и платье, думала о том, что верно — все в жизни возвращается. Я вот не захотела выслушать Громова, когда он сам приехал, чтобы поговорить и все объяснить, а теперь оказалась сама в такой же ситуации.
Расчесываю волосы, подкрашиваю глаза, а у самой руки трясутся — так страшно мне идти к нему самой. Ведь есть большая вероятность того, что он не станет меня слушать и просто выгонит. Отплатит той же монетой.
И почему я такая дура?
Почему в самый важный момент эмоции затмевают разум?
Маринка бы мечтательно вздохнула и непременно бы сказала:
— Это любовь…
До работы Шурика я решила поехать на такси.
Да, дорого. Но на улице, сегодня было довольно тепло, и наш район потонул в снего-грязевых лужах. Красивые черные сапожки было жаль портить, а еще жальче было свою попу. Поднявшийся порывистый ветер так и норовил залететь под юбку платья. Пока стояла у подъезда и ждала машину, успела отмерзнуть. Зато стало понятно, почему у всех институтских красавиц такая широкая улыбка. Они просто, пока до учебы доберутся в своих коротких юбках, отмерзнут так, что фес деревенеет, превращаясь в маску щелкунчика.
Такси затормозило прямо перед дверями офиса. Расплатившись с водителем, выбралась из машины, чувствуя, как меня слегка потряхивает. То ли от холода, что все равно пробирается под тонковатое для такое погоды пальто, то ли от волнения.
Что он скажет? Как посмотрит? Прогонит ли?
Едва я пересекла глянцевый намытый стараниями баб Раи пол в вестибюле на этаже строительной фирмы Громова, как внимание привлекла занимательная сцена.
Уже знакомая брюнетка, в белоснежной норковой шубе, выставив свой обвешанный кольцами палец так, словно она хочет запихнуть его в нос охраннику, что-то упорно доказывала, а он, глядя куда-то вбок остекленевшим взглядом, механически ей отвечал:
— Не велено. Не положено. У нас распоряжение руководителя компании.
— Да, скоро не будет у вашего Громова этой компании. Я здесь хозяйка! Пропустите меня немедленно!
Надо отдать мужику должное — такие вопли не каждый выдержит.
На мгновение его лицо выдало внутреннюю обреченность, но тут же снова стало каменным.
— Я вам повторяю: генеральный директор распорядился вас не пускать больше.
А вот это уже была плохая новость для разукрашенной змеюки.
Зато, какая шикарная новость для меня!
Он ее в черный список занес! А это может значить только одно — Шурик мой. Осталось только убедить его в этом.
Но перед этим придется пройти квест на выживание — проскользни мимо подлой гадюки.
— Привет, ребята! — помахала я охранникам.
Они меня отлично знают. Помнят, как им тут полы наяривала вместо баб Вали.
— О, привет, Рита! Как твои дела? — из-за стойки охраны поднялся высокий и по-богатырски необъятный Олег.
— Хорошо. А у вас? Наша служба и опасна, и трудна?!
— Как всегда, — синхронно рассмеялись они — вот что с суровыми парнями пирожки с капустой делают.
Тут обладательница шикарной белой норки, узнав в опрятной молодой девушке, буйно помешанную родственницу Громова, требовательно поинтересовалась:
— Ты что тут делаешь?!
— Я? — округлила глаза, — Работаю.
Змея, судя по злобно сузившимся глазам, не поверила и бросила смертоубийственный взгляд на охранников.
Те синхронно закивали, подтверждая правдивость моих слов.
— И кем же? — прошипела брюнетка.
— Уборщицей, — радостно оскалилась в ответ, с удовольствием глядя, как вытянулась ее накаченная филлерами моська, — Ты прости, но некогда мне разговаривать. Туалеты вами себя не помоют.
И с этими словами, я счастливой козочкой поскакала по коридору. Змея хотела было кинуться следом, но путь ей снова преградил охранник. Бессильно зарычав, она зло бросила мне в спину:
— Ничего… Скоро он станет нищим, отправит тебя на ту помойку, где успел подобрать и вернется ко мне. Слышишь?!
Я-то слышала, но не думала, что ее «пророчество» сбудется. Даже если Шурик станет нищим, я его любить меньше не стану, а он слишком гордый, чтобы таскаться за…вот за этой ядовитой куклой.
В приемной Александра Петровича была гробовая тишина. Обычно бодрая и веселая Катя, с грустным лицом сидела за своим столом и меланхолично перекладывала документы.
— Привет! — звонко поздоровалась я, — А что у вас так тихо?
Девушка вздрогнула и схватилась за сердце.
— Рит, привет. Ты меня напугала. Сегодня у нас с утра проверка с налоговой нагрянула. Главбуха отправили домой корвалолом откапываться, а я вот, — она кивнула на стакан с водой, — Водичкой отпиваюсь.
Да что у них тут происходит, вообще?
— И как проверка? Проблемы?
— Еще какие, — вздохнула Катя, — Петрович заперся у себя и уже часа два как не подает признаков жизни. А самой идти страшно. Вдруг он того…
— Чего? — испуганно прижала руки к губам я.
— Тебя-то с чего? — изумилась я.
— Я тетрадь прошляпила, — призналась она, — С черной бухгалтерией. Отвлеклась ненадолго, а стерва эта, невеста его бывшая, и подхватила. Иначе откуда она могла у налоговиков взяться. Гадина! Увижу — все лохмы повыдергиваю.
— У тебя есть отличный шанс накостылять ей, — с радостью сдала змею, — У входа столкнулись. Она к Шурику пробиться пытается.
— Да, как у нее только совести хватает сюда заявляться! — возмутилась Катька, а затем кровожадно усмехнулась и, подорвавшись с места, почти бегом поспешила в коридор.
Проводила взглядом Катю и с коротким выдохом подошла к двери, что вела в кабинет директора. Постояла так немного, гипнотизируя табличку с фамилией хозяина кабинета, и решительно толкнула дверь.
Зимнее солнце уже клонилось к закату и его последние яркие, золотые лучи, лениво рассекали пространство кабинета. Им компанию составлял лишь яркий прожектор настольной лампы. Кто-то поленился включить верхний свет, и большая часть кабинета утонула в подступающих сумерках.
Я уже бывала здесь раньше, когда убирала, и поэтому сейчас была несколько удивлена, увидев такой не характерный беспорядок. Громов — это человек «все по полочкам». У него даже одежда в шкафу разложена по цветовой гамме.
А тут такой разрыв шаблона — заваленный бумагами стол, валяющиеся на полу архивные папки и сам хозяин, сидящий на полу, в полу расстёгнутой рубашке. Левая рука, особенно ярко освещенная лампой, бессильно покоится на полусогнутом колене, а правая придерживает горло бутылки с каким-то спиртным.
— Я же просил…, – хриплый, с трудом узнаваемый голос оборвался на полуслове.
Громов тяжело вскинул голову и увидел меня, растерянную открывшейся картиной.
— Это я, — тихо выдохнула, беспокойно разглядывая его.
Он не отвечает, только молча и очень устало смотрит, хмурится, будто мой образ причиняет ему боль.
И я боюсь лишний раз двинуться под этим непонятным мне взглядом, почти не дышу и молю лишь о том, что бы не выгнал.
— Можно я войду? — почти шепчу, словно боюсь разбудить спящего дракона.
— Проходи.
Никогда я еще не видела Шурика в таком состоянии. Он казался не просто уставшим, а выгоревшим дотла. Его потухший взгляд бесцельно бродил по стене напротив, а рука напряглась, поднося бутылку ко рту.
Всегда энергичный, все знающий, уверенный и своей состоятельности мужчина казался сейчас таким…уязвимым, надломленным.
Какая же ты дура Ритка! У мужика проблемы, а тут ты еще со своими детсадовскими выходками.
— Ты же не пьешь, — осторожно присаживаюсь рядом, стараясь поймать его блуждающий взгляд.
— Против генов не попрешь. Отвратительно зрелище. Правда? — усмехается он, — Ты прости, но я сейчас не в самой лучшей форме для…для разговора. Тебе лучше уйти.
— Нет, — качает головой, — Просто, сейчас я сам себе кажусь мерзким.
Он говорит тихо, а, кажется, кричит. Этот сильный благородный мужчина, который никогда ни у кого не просил поддержки и помощи.
Осторожно забираю у него их рук бутылку, ставлю ее стол, возвращаюсь на место подле его плеча.
Нестерпимо хочет обнять его, провести рукой по всклокоченном прядям волос, но я сдерживаю этот порыв, боясь, что он примет его за жалость.
— Расскажешь, что случилось?
Он поворачивает ко мне голову. Наши глаза сейчас так близко, от него несет дорогим спиртным. Если бы это был кто-то другой, я бы скривилась от отвращения, но его близость всегда приятна, желанна.
Взгляд Громова тяжелый и обреченный. Он поднимает руку, проводит ею по моей щеке, едва касается плеча.
— Ты случилась, в моей жизни.
— Это…плохо?
Он не отвечает, продолжая буравить меня остротой своего взгляда, пока, наконец, не произносит:
— Зачем ты пришла, рыжуль?
Я заготовила с десяток фраз, мысленно повторила их про себя по пятьдесят раз, но сейчас они все вылетели из головы, язык, словно деревянный отказывался сотворить что-то вразумительное.
Скользнула рукой по его щеке, чуть царапаясь за отросшую за день щетину.
Слова «люблю», «нуждаюсь» или «не могу без тебя», кажутся мне фальшивой банальностью в этот момент.
Привстаю на колени, чтобы стать чуть повыше — на одном уровне с мужчиной, смотрю ему в глаза и целую. Так как он научил, без оглядки на скромность, мораль и собственное стеснение, вкладывая те чувства, что теснят мою грудь. Всего долю секунду он кажется растерянным, а после перехватывает инициативу, прикасаясь так как никогда раньше — глубоко, сильно, порывисто, словно хочет задушить меня.
— Я разобью морду твоему придурку-дружку, — зловеще сверкая глазами, выдыхает Шурик, — Какого хрена, я удостоился чести лицезреть этот концерт?
— Как ты догадался?
— Главное — ты здесь. Остальное легко домыслить, выстроив простейшую логическую цепочку, особенно знаю твою поразительную наивность. Я пьян, но не тупой.
Упрек в голосе мужчины, неприятно резанул по самолюбию.
— Вообще-то, хочу тебе напомнить, что это не я скрывала «невесту» или кем там тебе приходится эта змея силиконовая.
— Рит, это мое прошлое, которое никак не хочет смириться с тем, что оно им стало.
— Ты сейчас говоришь прямо, как мой дружок-придурок. Словно, тебя, кто арканом держит.
— Не держит, — уверенно парирует Громов, — И от этого еще больше бесится. Моя вина есть. В том, что не предусмотрел Аськину мстительность, не забрал у нее ключи от собственного дома, не был с тобой до конца откровенен.
Он подхватил мои ледяные от волнения ладони и, согревая их свои дыханием спросил:
— Ты простишь меня за это?
Слово «конечно» уже готово было сорваться с моих губ, как картина за окном прямо поверх плеча Громова, неожиданно привлекла внимание всей трагичностью.
— Рит? — забеспокоился мужчина, оборачиваясь, чтобы проследить за моим взглядом.
— Шурик, — произнесла я, севшим от жалости голосом, — Я прощу тебе все что угодно. Только если ты спасешь котика.
За окном на большом высоком тополе сидел отощавший кот, а напротив него на той же ветке пристроилась здоровая ворона. Она методично клевала бедолагу, пытаясь бросить, тот изворачивался, пригибаясь к ветке. Дерево шелестело, раскачивалось, под гнетом сильного ветра, а кот выглядел таким обессилевшим, словно вот-вот сорвется.
— Как его бедолагу угораздило туда забраться? — недоуменно поинтересовался у меня Громов, — Тут пятый этаж.
— Пожалуйста, — умоляюще вцепилась в мужчину я, — Он же погибнет.
Громов чертыхнулся, со вздохом поднялся на ноги, отряхнул брюки и набрал кого-то по телефону.
— Здорово, Палыч. У нас там на базе подъемник остался? Отлично! Давай ноги в зубы и шуруй сюда. Водителя с категорией нет? Так сам сядешь, тебе в первой что ли? В бане…А не прифигел ли ты Палыч. У нас тут кот на дереве дохнет, а он в бане! Шуруй давай!
Уже через пару минут мы в сопровождении охранников и Василича выбежали на улицу.
— Кот что ли? — прищурился сбэешиник, — Так он там уж третий день заседает. Девки из бухгалтерии даже хотели скинуться отделом, чтобы его сняли бедолагу. Но мы такую самодеятельность не одобрили — дороговато выходит. А животина дурная — что с нее проку?
— Изверги! — в сердцах прорычала, — Вас бы всех на Эверест закинуть — я бы на вас поглядела. Его собаки туда, скорее всего, загнали. Бедненький.
Мужики решили тактично не комментировать мои слова и с хмурыми минами принялись ждать подъёмник, который особо не торопился. К тому времени, как спецмашина подъехала, в тополя собрался народ. Все же интересно — что это тут делается.
— Ну, что?! — закричал водила, опуская окно, — Залазьте!
— Я не полезу! — хором сдулись мощные, охранники — доблестные борцы за порядок.
— У меня давление, — заныл Василич, — Я высоты боюсь.
Зря я их пирожками кормила!
Я скрипнула зубами и готова была уже сама залезть на подъемник, но Шурик уже скинул свое неудобное пальто и спешил на подмогу котику.
— Слабаки, — покосилась на мужиков я, а сама едва не обмерла от страха, когда подъемник заработал, поднимая Громова на опасную высоту.
Домой они возвращались пешком. Лекс, держащий под мышкой дрожащего от страха кота, и Ритка припрыжку рядышком, едва поспевая за его широким шагом.
Мужчина не припомнит, когда в последний раз столько ходил пешком. Наверное, еще в студенческие годы.
Благо ветер к вечеру немного утих, и погода установилась более или менее комфортная. Уже не нужно было поднимать воротник пальто, чтобы хоть как-то защитить лицо от пронизывающего холодного воздуха.
— Я говорил — надо было на такси ехать, — беззлобно бурчит он, глядя, как рыжуля неловко спотыкается на каблуках.
— У тебя денег нет, — весело напомнила девушка, — И потом, свежий воздух полезен для организма.
— Особенно после того, как его отравили алкоголем, — все еще пьяненько кивает Лекс, — Вернулся бы в офис за кошельком. Дел-то?
— Возвращаться плохая примета. И, мне кажется, твой офис в последнее время на тебя депрессивно действует. Расскажешь?
Они вышли на широкую аллею, старательно очищенную дворниками от снега и замедлили шаг.
С чего он мог начать свой рассказ? С того, как один глупый неудачник, который надеялся обмануть свою судьбу стать богатым, знаменитым, вырваться из грязи в князи, потешить свое идиотское тщеславие?
— Мне не хочется об этом говорить, — коротко бросает он, а Ритка тянет за рукав пальто, заставив остановиться.
Ищет его взгляд и очень серьезно спрашивает:
— Хочешь, я расскажу тебе про свой самый постыдный поступок?
— Сомневаюсь, что такое с тобой случалось, — кот, пригревшийся под пальто, ворочается и Лекс невольно приживает животину к себе.
Рыжуля берет его под руку, и они уже не спеша идут дальше, не боясь уже споткнуться о ледяные глыбы снега.
— Когда мне было тринадцать лет, к нам приехала мама. Она уже давно живет в Москве своей жизнью. У нее там семья, муж…дети, не такие как я…любимые, желанные от правильного мужчины. Я сначала не узнала ее. Давно она не приезжала. Красивая, молодая, улыбчивая.
Ритка на мгновение замолчала.
— Ты была ей не рада? — хрипло спросил Лекс, прижимая девушку к себе сильнее.
— Сложный вопрос. Она для меня была чужой. Словно человек с другой планеты. Я в силу своего возраста много не понимала, но обида и непонимание уже тогда зрели в моей душе. Она сидела на нашей кухне и выглядела в ней чужеродным существом. Все вокруг такое серое, невзрачное, а она яркая, ухоженная, дорогая.
— Тебе было больно?
Ритка останавливается и пожимает плечами.
— Не знаю. Это была не боль. Скорее зависть.
— Неужели? — недоверчиво смотрит на нее мужчина и усмехается, — Разве ты способна на это чувство?
— Еще как способна. Бабушка в тот день напела пирогов, улыбалась этой чужой, разодетой женщине и отчаянно пыталась показать, как в нас все замечательно. И это злило больше всего. Мы едва концы с концами сводили, чтобы встретить «дорогую гостью», а она приехала, хвастаясь своей норковой шубой и бриллиантовыми кольцами.
— Разве мать вам не помогала?
Ритка нахмурилась.
— Судя по тому, как мы всегда жили — нет. Может и пыталась помогать, но дед, ты же знаешь, суровый. Он не одобрял бабушкины пироги, кухонные посиделки, словно так все и надо. Но терпел. Ради бабушки, конечно.
Аллея закончилась, и Лекс придержал девушку, когда та неловко перешагнула через грязную лужу.
— Мать тогда предложила помощь, но дед стукнул кулаком по столу и сказал, что раньше справлялись без ее подачек и раньше справимся.
Это было более чем похоже на Николая Ивановича.
— И что было дальше?
Рыжуля коротко вздохнула, словно ей предстояло что-то очень неприятное.
— Я знала, что у нас все время не хватает денег на бабушкины лекарства. Дедушка с бабушкой шушукались на эту тему, но при мне старались делать вид, что все нормально. Я подумала тогда, что раз дед не принял материну помощь, то это должна сделать я.
— Ты попросила у нее помощи?
— Нет, — грустно покачала головой Ритка, — Я их просто украла…у нее из сумки…
— И? Что было дальше?
Впереди показался элитный дом Громова. Ритка остановилась и, смотря куда-то вдаль ответила:
— А на следующий день был разбор полетов. Когда мать не обнаружила у себя некоторую часть средств, разумеется, никто сразу и не подумал на меня, но…ты же знаешь, что врать я не умею. Скандал был знатный. Мать тогда, высказалась, что яблоко от яблони, и я вся пошла в своего урода папашу. Бабушка только плакала.
— Дедушка выставил гостью и посоветовал ей заниматься своей благополучной жизнью, а к нам больше не приезжать.
— Он сильно ругался? — Громов обнял одной рукой ее за плечи.
— Нет. Но разговор у нас был долгим. Мне никогда в жизни не было так плохо и стыдно. Перед ним.
Они немного так постояли, наслаждаясь тесным объятием.
Он хотел сказать что-то утешительное, поддержать рыжулю словами, но они так не смог правильно сформулировать мысль. Банальные сожаления казались глупыми и бессмысленными.
— Она потом еще приезжала? — глухо спросил Лекс.
Ритка кивнула.
— Только один раз. На бабушкины похороны.
Под пальто заворочался кот. Животина успела отогреться и теперь захотела есть.
— Пойдем скорее кота твоего кормить?
— Пойдем, — согласилась рыжуля, — Только это не мой кот, а твоя кошка!
— Как кошка? Как ты определила?
Девушка бросила на него лукавый взгляд.
— То есть то, что она твоя ты согласен. Да?
— И ничего я не согласен?! — возмутился Лекс, посмеиваясь, — Решила из меня кошатника сделать?
— А почему нет? С соседкой подружишься, будете вместе чай пить.
Перспектива была так себе. Ритка глянула на обреченной лицо мужчины и, звонко рассмеявшись, потащила его к дому.
Квартира встретила их непривычным, для педанта Громова беспорядком. Разбросанные вещи, грязная посуда, истоптанный в коридоре пол.
— Я не поняла, — Ритка уставилась на это безобразие, уперев руки в бока, — Это что за свинарник ты устроил?
Громов почувствовал, как против воли покраснели уши и заискивающе улыбнулся:
— Рыжуль, я ж без тебя, как без рук.
— Привык на всем готовом?! Учти — убираться будем вместе.
Мужчина с энтузиазмом покивал и, наконец, выпустил из-за пазухи животину.
Кошка при ближайшем рассмотрении была страшна, как атомная война.
Тощая, грязна, все в колтунах, непонятного серого цвета.
А еще она была очень голодная.
Молоко, что налила ей Ритка, исчезло буквально за минуту.
— Послушай, Шурик, — девушка озадаченно смотрела на пустой холодильник, — Меня не было всего два дня. Как ты успел сожрать все подчистую?
— Это не я.
— Василич заезжал. Ты же знаешь, его жена одной травой кормит. Он уже подумывает развестись с ней и на тебе жениться. Но я его предупредил, что все твои котлеты исключительно мои и ничьи больше.
Рыжуля рассмеялась и достала завалявшиеся сосиски, отдавая кошке.
— А мы, что есть будем? — алкоголь выветрился из головы мужчины и желудок сразу напомнил о себе громким урчанием.
Девушка достала пакет с картошкой, воодушевленно потрясла его содержимым.
— Картошка получается у меня лучше всего! Ты помнишь?
Лекс расхохотался и тут же был отправлен в ванную — мыть кошку.
Животина оказалась на удивление сообразительной. Мужчина уже морально готовился к диким завываниям, подранным рукам, но кошка спокойно перенесла все водные процедуры и еще немного полакав молока, уселась под столом вылизываться.
— Умничка, — похвалила ее Ритка, ловко переворачивая картошку на сковороде, — Мурка. Вылитая Мурка. Как тебе твой новый хозяин?
Кошка, словно все поняла и, оторвавшись на миг от своего занятия, посмотрела на Лекса.
— Ты ей нравишься, — вынесла вердикт девушка, — Нужно завтра обязательно ей шампунь от блог купить и от глистов пролечить. Что бы потом нам с тобой не было мучительно больно.
Лекс испуганно покосился на кошку.
— Вот только этого нам не хватало!
Сам не заметил, как стал все чаще употреблять это самое «нам»
Тем временем рыжуля поставила на стол сковородку со шкварчащей картошечкой, хлеб сало и с аппетитом принялась за еду.
— Я такая голодная. Весь день сегодня не ела!
Глядя на активно уминающую картошку Ритку, он и сам присоединился к еде. Вскоре сковородка опустела, а Лекс почувствовал, что еще немного и уснет прямо здесь за столом. в
Слишком вымотался за день. Даже на душ не хватило сил.
Он просто присел на кровать, чтобы раздеться, потом прилег ненадолго и вот уже сквозь сон он слышит, как рыжуля звонит деду, предупреждая, что сегодня останется у него, моет посуду.
Утро началось довольно поздно.
По яркому свету заливающему спальню, Громов понял что проспал. В первый раз черт знает за сколько лет.
Пошарил рукой — телефона на тумбочке не оказалось.
Зато под боком нашлась теплая и сонная Ритка, что по-хозяйски забросила на него ногу. Ее дыхание едва ощутимо щекотало спину между лопатками, рождая вполне определенную мужскую реакцию на столь тесную близость любимой женщины.
Осторожно, стараясь не потревожить ее сон, Лекс повернулся, рассматривая свое чудо.
Спящая Ритка казалась еще более беззащитной, нежной и очень молоденькой. Такую девушку нужно беречь и лелеять. Хрупкий, яркий цветок. Искренняя, добрая, любящая.
Только сейчас Громов понял, как ему повезло.
Рука сама потянулась к девушке, очерчивая пальцем контур тонкого плеча. Бретелька пижамной майки спала, являя соблазнительную в своей естественности картину.
Ну, разве здесь можно удержаться и не прикоснуться к этой красоте?
Ритка завозилась и сама потянулась к нему в неосознанном жесте. Прижалась всем телом, бормоча себе под нос:
— Я еще чуть-чуть посплю…
— Спи, — хрипло ответил он, а сам прижался губами к шее, слизывая ее неповторимый аромат.
Их утренний поцелуй оказался восхитительно неторопливым. Так целуются люди, которые давно живут вместе и прочувствовали все грани удовольствия друг с другом. Им хорошо, комфортно друг с другом, настолько, что от полноты этих ощущений хочется стонать. Невозможно удержать в себе всю эту гамму чувств.
Руки Громова лениво скользят по открытым участкам Риткиного тела, настойчиво прижимая ее к себе. Желание разгорается все сильнее, заволакивая разум пеленой страсти.
— Саша… — шепчет она, разрывая поцелуй.
Зацелованная, раскрасневшаяся, вся такая возбужденно-взъерошенная она еще прекраснее.
— Саш, — притягивает его к себе и раздраженно сверкает глазами, когда Громов наоборот отстраняется, — Я хочу…
— Т-с-с, — прикладывает он к ее губам палец, — Рано, рыжуль.
Зло сверкает глазами и отталкивает его руку.
— Какой рано?! Мне до старости девственницей ходить?!
— Всего лишь до свадьбы.
— До чего? До какой нафиг свадьбы, Шурик?!
Он усилием воли заставляет себя держать лицо и не рассмеяться в голос.
— Нашей, естественно. У меня другой невесты на примете нет.
С этими словами, пользуясь, минутной заминкой, мужчина сбегает в ванную, чтобы быстро принять холодный освежающий душ, который охладит не только тело, но и разум.
Мысль вернуться под бок к своей соблазнительнице и начать это потрясающее утро не менее потрясающим сексом, казалась заманчиво правильной. В конце концов, они оба взрослые люди. Если бы не невинность девушки.
Он не хотел торопиться. Не хотел испортить ее первый раз, своей небритой, едва проспавшейся после алкогольного опьянения рожей.
У нее все должно быть красиво. Рыжуля этого достойна, как никто другой.
Ритка встречает его на кухне с воинственно зажатой в руке лопаткой.
— А не поняла, Шурик! Это что, было такое торжественное предложение по-Громовски?
Он подхватывает с тарелки, только что поджаренный тост одной рукой, второй обнимает рыжулю за талию и, хитро прищурившись, кивает:
Ритка округлила глаза и хрясь! щелкнула его лопаткой по загребущей руке.
— И ты считаешь, что это нормально? Вот так заявить о… Господи, Шурик, мы всего месяц знакомы! Какая свадьба?!
— Самая настоящая. Боюсь, иначе твой дед не отпустит тебя ко мне жить.
— Шурик, ну, причем тут мой дед?
— При том, что он прав. Если любишь — женись, пока счастье не упорхнуло в другом направлении.
Ритка тут засмущалась, покраснела и робко глянула на него из-под ресниц.
— Что? Правда, любишь?
— Правда-правда?
Громов чуть не закатил глаза. Женщины…
— Я похож на того, кто разбрасывается словами? И вообще, я голоден, как волк. Где мой завтрак, женщина?
Рыжуля возмущенно вспыхнула, и Громову снова прилетело лопаткой.
— А не рано ты вжился в роль мужа?
— В самый раз, — хохотнул он и шутливо шлепнул ее по попке.
Она подпрыгнула от неожиданности и что-то пробурчав типа «я еще согласия своего не давала», принялась быстро собирать на стол завтрак из того скудного набора продуктов, что обнаружился в доме Лекса.
Завтрак в компании любимой женщины, приготовленный ее хозяйственной рукой. Что может быть прекраснее?
Возможно, Громов слишком долго был один, но Риткина забота вызывала в нем почти щенячий восторг. Он что тот бездомный пес, которого она кормила по утрам объедками со стола, старался побольше урвать ее ласки и внимания, наслаждаясь каждым мгновением, проведенным вместе.
Но долго семейная идиллия не могла длиться. Телефон Лекса уже разрывался от звонков. Заказчики, подрядчики, проверяющие инспекторы, сотрудники и даже Катя. Всем срочно нужен был на работе необходим Александр Петрович.
— Надо ехать, — обнимая рыжулю и, прижимаясь к ее макушке губами, с сожалением говорит он.
— Ага. А мне в институт надо, — кивает она, — Давай я тебе рубашку поглажу.
Пока Ритка быстрыми и ловкими движениями готовила им одежду, Лекс помыл посуду, сделал несколько важных звонков, перенес встречи.
Девушка собралась в рекордные пятнадцать минут, умылась, причесалась, оделась и была готова.
— Так быстро? — удивился мужчина, накидывая пальто.
Разве так бывает? Настолько комфортно и легко с человеком, которого знаешь всего месяц?
— Я могу еще быстрее, господин большой начальник! Это вы капаетесь! — смеется она, поправляя ему галстук, с видом заботливой женушки.
— Думаю, недолго мне осталось ходить в начальниках, — с грустью в голосе произносит он, позволяя ей собрать со своего пальто невидимые пылинки.
Ритка запрокидывает голову и внимательно смотрит в глаза. Беспокойно и немного испуганно.
— Все настолько серьезно?
— Более чем, — признается он и пытается отстраниться, словно ищет способ укрыться от ее взгляда, — Мой несостоявшийся тесть вознамерился выкинуть меня из бизнеса. И у него это довольно неплохо получается.
Ритка нахмурилась, а он нервно рассмеялся.
— Так что в мужья тебе, вероятно, достанется не состоятельный бизнесмен, а нищий строитель.
Она не отвечает сразу. Просто перехватывает его руку и внимательно наблюдая, сжимает ее.
— Знаешь, дед однажды сказал — самое ценное, что у меня есть это молодость, здоровье.
— Ты меня успокаиваешь?
— Нет. Я говорю тебе, что все это неприятно, обидно, но…поправимо. Ты молод, талантлив, у тебя есть отличные друзья, которые не бросят в беде, поддержат. Что мешает тебе начать все заново, с чистого листа, не оглядываясь на какого-то мерзкого товарища?
— Откуда ты знаешь, что он мерзкий? — вскинул брови Лекс.
— Ну, нормальный человек не мог вырастить такую змеищу. Ты уж прости, Шурик, но я не знаю, как ты так долго терпел эту свою Асю.
Слова Ритки успокоили его. По крайней мере, теперь он точно знал, что рыжуля не сбежит, даже если он останется одних дырявых носках.
Это реально придавало уверенности в себе.
Даже самые сильные и умные мужчины часто сомневаются в себе и своих силах. Именно тогда им нужно мягкое и доброе наставление. Сильное женское плечо, которое всегда поддержит своего мужчину.
Отправив рыжулю на такси в институт, Громов, игнорируя разрывающийся телефон, поехал, ни куда-то, а в резиденцию самого Анатолия Львовича.
Пора было поговорить по душам с бывшим тестем.
— Маришка, я, похоже, замуж выхожу!
Подруга оторвалась от замешивания теста, почесала испачканный нос запястьем и ахнула:
— Уже? Шустры вы ребята! Надеюсь, вы повремените чуток в ЗАГСом, чтобы я успела деньжат на подарок наскрести?
Я рассмеялась и в порыве радости обняла подругу, кладя подбородок на ее плечо.
— Не знаю я, Мариш. Ничего не знаю. Еще вчера мне казалось, что с Сашей нас ничего не может больше связывать, а тут замуж позвал.
Подруга с укоризненной покачала головой:
— И ты этого мужчину называла скучным? Он верх непредсказуемости. Мне бывшему пришлось чуть ли не самой предложение делать и, если бы не выглядывающий из-под свитера беременный живот, фиг я бы его дождалась.
— Кстати, — стащила из миски кусочек соломкой порезанной колбасы, — Как он там поживает — благоверный твой?
Маринка хитро улыбнулась.
— Страдает. Шлет крокодиловы послания и просит вернуться обратно в семью.
— А ты что?
— Понимаешь, Рит, у него семья — это он и сама. Мы с девочками так…придаток. Поэтому шлю его лесом. А квартирку себе уже присмотрела.
— Так быстро! — продолжая таскать начинку для пиццы, воскликнула я, — Не думала, что так быстро найдешь жилье.
— Ну, какое-то время мне придется вам еще помозолить глаза. Я решила купить эту квартиру.
Колбаска выпала из моего рта.
— Маринка, ты банк ограбила?
— Так у меня же капитал материнский в заначке остался, — подмигнула она, — Я все своему тогда предлагала квартирку в ипотеку взять, а он все отнекивался, что, мол, с мамой лучше жить. И, слава богу, что я его тогда послушала. Сейчас разведут нас. Потом документы на ипотеку соберу.
— Это ж долги какие, — сделала большие глаза.
— А я теперь получаю больше — меня Гарик повысил. Лучше я за свое жилье платить буду, чем за съемное.
Подруга точными движениями раскатала тесто, уложила в форму и стала раскладывать начинку.
Вскоре по кухне стали распространяться до слюноотделения ароматные запахи, на которые прибежали не только подросшие котята и дети, но и пришаркал дед.
Николай Иванович бросил на меня хмурый взгляд и проворчал:
— Моду взяла домой не приходить ночевать. Я тебя предупреждал, Ритка, что б до свадьбы ни-ни?! Принесешь еще в подоле.
Я покраснела, как спелый помидор и, прижав руки к щекам, затрясла головой.
— Так мы и ни-ни.
Маринка, снисходительно посмотрев на мою пылающую физиономию, решила вставить свое слово:
— Вас Шурик нашей красавице уже предложение сделал. Сейчас не оглянемся, а она к нему и жить переедет. Правда Ритка?
— Ну-у-у, — протянула я, — Не думаю, что это произойдет быстро. У Саши сейчас проблемы на работе большие. Мотается как белка в колесе.
— Что за проблемы? — встрепенулся дед.
Я радостная оттого, что он перевел тему на более нейтральную, выложила все, что знаю. И о недотесте Громова, и о проверках, и даже про змею брякнула.
— Да, попал, твой стоумовый. Но ничего, наукой ему будет на всю жизнь.
— Дед! Это же дело всей его жизни!
Николай Иванович ничего на это не ответил, поднялся с табуретки и ушел в другую комнату, чтобы через двадцать минут вернуться одетый, словно на парад Победы. В костюме, при галстуке и белой рубашке.
— Ты куда собрался? — подозрительно посмотрела на него.
— Прогуляться.
— В таком виде?
Костюм деду был заметно великоват — старость не радость, но все равно вид был довольно представительный.
— Пойду бабок завлекать. Глядишь, двойную свадебку сыграем, — сострил он, нахлобучивая на лысину модную лет сорок назад меховую шапку.
Мы с Маришкой выпали в осадок и непонимающе переглянулись, когда дед, натянув парадное пальто, ушел, плотно прикрыв за собой дверь.
Ближе к вечеру, а точнее к ночи приехал мрачный как грозовая туча Шурик.
— А, это ты? — удивилась я, отходя в сторону и пропуская его внутрь квартиры.
— Кого-то другого ждала? — все так же хмуро спросил он.
— Ну, да. Дед куда-то при параде ушел, и до сих пор нет его. Он с мобилой не сильно дружит. Переживаю. Вдруг что случатся.
Взгляд мужчины заметно потеплел. Он повел носом и сглотнул.
— А чем это у вас вкусно пахнет?
— У нас пицца. Снимай скорее пальто и мой руки. Я сейчас борщ разогревать поставлю.
Маришка с детьми после пиццы отправилась в кино, поэтому в квартире без них непривычно тихо.
Пока я возилась у плиты, Громов уже успел заглянуть в ванную и пройдя на кухню, моментально сцапал меня в объятия.
— У меня борщ! — возмутилась я, когда он повернул меня к себе.
— И пицца, — все с тем же серьезным видом поправил он, прежде чем наклониться и поцеловать.
В этот раз прикосновения Громова нежные, ласкающие.
Сильные руки гладят мои плечи, спину, бедра, тесно прижимая к себе, а губы сводят с ума обжигающими поцелуями.
За моей спиной уже давно кипит борщ и пищит микроволновка, оповещая о том, что пицца разогрелась, а мы стоим не в силах оторваться друг от друга.
— Соскучился, — выдыхает он мне на ухо.
Я прижимаюсь лбом к его груди, слушая частые биения его сердца и, постояв так еще несколько мгновений, заставлю себя все же повернуться к плите.
— Садись за стол.
Наливаю своему мужчине тарелку борща, режу свежий хлеб, ставлю рядышком сметану.
Он жадно накидывается на еду, словно весь день ходил голодный. Вероятно, так оно и есть, потому тарелка очень быстро пустеет и Шурик просит добавки.
— Устал? — осторожно интересуюсь я, садясь напротив.
Кивает и продолжает быстро работать ложкой.
Постепенно лицо Громова разглаживается, глаза начинают сыто блестеть. Рука сама тянется к тарелке с пиццей, подталкивая ее ближе.
Это какое-то особенно удовольствие, кормить своего голодного и уставшего мужчину. Видеть молчаливое одобрение в его глазах.
— Уф, накормила от души.
Правду говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Подобревший и расслабленный Шурик скинул пиджак, закатал рукава на рубашке и откинулся на спинку стула, чем моментально воспользовались маленькие кошачьи бандиты.
Котята подросли и стали шустрыми пушистыми комочками. Двое принялись играть с Громовскими ногами, а один, самый хитрый, забрался ему на колени, что бы пригреться на мужских руках.
— Надо домой ехать, — зевнув, произнес Громов, — Поел и спать захотелось.
— Давай я тебе у деда постелю?
— Нет. Дома Мурка голодная.
Эк, он о животине беспокоится.
Слышала бы его соседка. Думается мне, что теперь у них появится гораздо больше поводов для совместного чаепития.
Тут хлопнула входная дверь.
Я выглянула в коридор и увидела довольного, как стадо слонов на водопое, деда.
Николай Иванович выглядел взбудораженным и кажется, слегка принявшим на грудь. Его козырная шапка съехала на бок, придавая лихой вид.
— О, затек пожаловал!
— Добрый вечер, Николай Иванович, — почтительно поздоровался Шурик и пожал деду руку.
Дед прищурился, окидывая мужчину пристальным взглядом и выдал:
— Больно вид у тебя довольный. Видать, Ритка уже борщом накормила.
— А как же! Она у вас рукодельница.
— Коли так женись, Шурик. Нечего на халяву тут борщи наворачивать!
— Деда! — возмутилась я и попыталась встрять между мужчинами.
Стало очень неловко за дедов пьяненький бред. Он у меня и так за словом в карман не полезет, а как выпьет так вообще — всю правду матку рассказывает.
Громов перевел на меня смеющийся взгляд и с достоинством ответил:
— Не переживайте, Николай Иванович. Завтра прямо и пойдем — заявление подавать. Я не халявщик и внучку вашу люблю.
— Вот! — дед довольно хлопнул Шурика по плечу, — Вот, это я понимаю мужик! Правильно сынок. Этих шустрых надо за косы и ЗАГС.
— А меня вы не забыли спросить? — возмутилась я, упирая руки в бока.
Дед бросил на меня снисходительный взгляд и важно подытожил:
— Я же говорил.
Возразить ничего не успела, мужчины отправили меня кухню печь блины по дедовому заказу, а сами закрылись в зале, для «важного мужского разговора»
Ясное дело, что блины — это просто повод, чтобы спровадить меня.
Мне оставалось только гадать, что же они там такое важное обсуждают, и нервно грызть ногти.
Не то чтобы я не хотела выходить за Шурика. Просто мне казалось, что все происходит слишком быстро. Он так стремительно ворвался в мою жизнь, укоренился в ней, став почти полноправным хозяином. Даже дед, который чуть что сразу за ружье хватается, уважительно поглядывает на Громова и прислушивается к его словам.
Больше все мне беспокоило, как будет жить без меня дедушка.
Он хорохориться, но я прекрасно вижу затаенную тоску на дне его глаз. Он так и не смог оправиться после смерти бабушки.
Да, я буду жить неподалеку и, конечно, буду постоянно, навещать его. Но навещать и жить — это не одно и то же.
А вдруг у него ночью прихватит сердце или случится гипертонический криз?
Он в таких ситуациях едва ли может позаботиться о себе сам. При его отношении к врачам и нашей системе здравоохранения в целом.
Минут через десять в нашу квартирку ввалились довольные, веселые девочки, а за ними чем-то очень заморочненная Маришка.
Я к этому времени уже успела испечь с десяток блинов и позвала девчонок попробовать их. На кухне сразу стало тесно, шумно и весело.
Марина поставила чайник и сменила меня у плиты. Я достала клубничное варенье, разложила его в бабушкины любимые пиалки.
Вскоре на ароматные запахи вскоре подтянулись и мужчины.
Нас оказалось слишком много, чтобы разместиться на кухне. Пока Шурик переносил стол и табурет в зал, я послала девчонок за баб Валей. Какие же блины без нашей добродушной соседки!
Уже сидя за столом, под боком у Громова, который, несмотря на плотный ужин, с утроенным энтузиазмом уплетает блины, шутит и смеется, я понимаю, что впервые за годы после смерти бабушки счастлива.
И дед, словно преобразился. Травит байки времен своей молодости. Глаза возбужденно блестят, а рука то и дело приобнимает хохочущую над его очередной шуткой баб Валю.
Уставшая и умиротворенная, я пригрелась в надежных объятиях моего мужчины. Он нежно целует меня в висок и шепчет:
— Ты совсем спишь. Поехали домой?
Я бы могла поспорить с этим, но не стала портить ни себе, ни ему настроение.
Признаться, после сольных выступлений его бывшей змеюки, я уже не чувствовала себя так комфортно в Громовской квартире. Так или иначе, многое там напоминало мне о той неприятной сцене, а мыль, что он спал на своей кровати с этой стервой и вовсе была отвратительна.
Наверное, я становлюсь мнительной влюбенной дурой.
— А дед не будет против?
— Не будет, — заверяет меня Саша, — Ему и без нас сегодня весело.
— Не думал, что у тебя хватит смелости сюда заявиться. Ну-с, с чем пожаловал? Я тебя внимательно слушаю.
Громов стоял напротив Анатолия Львовича, что с царственным видом сидел за своим антикварным столом.
Первое, что бросилось в глаза Лексу, едва он вошел в кабинет — мужчина заметно изменился за тот месяц, что они не виделись. Всегда энергичный, деятельный харизматичный Анатолий Львович выглядел уставшим, изможденным и очень бледным. Ощущение словно за месяц он постарел на два десятка лет. Глубокие морщины пересекли его лоб, а губы искривила едва заметная чужому взору гримаса боли.
— Что уставился?! — раздраженно бросил мужчина, — Говори, зачем пришел и вали отсюда. Глаза бы мои твою предательскую рожу не видели.
Он едва успел договорить, как зашелся в удушающем кашле.
— Паршиво выглядите, — заметил Лекс, когда мужчина, наконец, откашлялся, — Может воды?
— Пошел ты к черту. Болезнь, никого, не красит.
Повисла небольшая пауза, после которой Анатолий Львович откинулся на спинку стула, глубоко вздохнул и признался:
— Рак. Четвертая стадия. Она, знаешь ли, ни хера не лечиться.
Эта новость стала шокирующей.
Львович, конечно, как кость в горле у Громова. Но смерти старому жуку он не желал.
— Аська знает?
Львочик бросил на него быстрый презрительный взгляд.
— Откуда? Я помру, она и не заметит. Либо за тобой бегает, либо по клубам шастает. У этой курицы только тряпки на уме. Вся в мамашу.
— Зря вы так о дочери.
Эта фраза еще больше вывела его из себя.
— Это ты зря. Я тебе дал все! Слышишь, все! Полный карт-бланш. Живи и радуйся жизни. От тебя только и требовалось, что терпеть Аську возле себя. Женился бы на ней, внука мне заделал, а там трава не расти. Хоть десять себе рыжих любовниц заводи. Так, нет! Надо было поиздеваться надо мной напоследок. Я на тебя столько лет убил! Паскудник!
Он задохнулся собственными словами, словно ядом и с трудом переведя дух, с надрывом произнес:
— И что теперь? Кто сохранит мое наследие, мою работу? Разбазарят все мое состояние, растащат.
Он замолчал, глядя куда-то поверх головы Громова.
— Вы даже сейчас думаете только о деньгах, — негромко произнес Лекс, — Здоровье на деньги не купишь, не правда ли?
Анатолий Львович бросил на него ненавидящий взгляд.
— Мне жаль вас…правда. Вместо того, что бы последние дни провести с любящей семьей, вы занимаетесь моей травлей. А знаете почему?
Лекс посмотрел мужчине прямо в глаза. Без жалости и сожаления.
— Потому, что нет у вас семьи. Никому вы не нужны. Даже со своим громадным состоянием. И от этого вас переполняет ненависть, граничащая с безумием.
— Если ты думаешь, что после твоих высокопарных речей, я избавлюсь от идеи стереть тебя в порошок, то глубоко заблуждаешься. У меня хватит времени и сил, что бы затоптать тебя в ту грязь, из которой я тебя вытащил!
Сыпать оскорблениями в ответ умирающему человеку было кощунственно и глупо. Громов просто решил, прекратить этот бессмысленный разговор.
— Вы можете делать все, что вам пожелаете, Анатолий Львович. Но знайте, как бы вы не старались, я все равно поднимусь. Путь не сейчас. Через пять, десять лет. То чем вы занимаетесь сейчас — это просто агония. Бессмысленная беспощадная борьба.
Он бросил последний взгляд на искажённое яростью лицо Анатолия Львовича.
— Прощайте.
Из душного, пафосного офиса Лекс вышел и сразу почувствовал какое-то иррациональное облегчение. Словно до последнего он не знал, поступает ли правильно, а сейчас не осталось сомнений в выбранном пути.
Единственно верном.
В конце, которого он не превратиться во второго Анатолия Львовича. Злого, желчного, жадного, одинокого старика.
Каждый человек сам выбирает свою судьбу.
И Громов выбрал эту маленькую тесную квартирку со смешной рыжеволосой девчонкой, хлопочущей на кухне. Он выбрал то будущее, в котором у него будет любящая семья, а не сотни миллионов на банковском счете.
Зачем нужны деньги, если их не на кого тратить.
Голодным он никогда не останется. И если для того, что бы обрести себя нужно сначала лишиться всего. Что ж… он готов.
Пара звонков Кате и экстренное совещание, на котором все сотрудники его компании собраны.
Это трудно — выступить перед двумя десятками людей с признанием собственного поражения. Очень не просто собраться с мыслями и выразить им благодарность за сотрудничество, ощущая в душе горечь утраты. Ведь его сплоченный коллектив во много был для него семьей, где каждый сотрудник на своем месте и каждый труд не менее важен, чем его собственный.
И может он был скверным, жестким, порой чересчур требовательным руководителем, каждого он уважал, ценил не только за профессиональные, но и за человеческие качества.
— Александр Петрович! — выкрикивает, сквозь возмущенный гул работников, с заднего ряда Василич, — Мы не согласны! Как это так?! Придет завтра какой-то Вася Пупкин и будет нас мордой тыкать. Мы с вами бок о бок столько лет, а тут на те!
Лекс криво улыбнулся и тут же удивленно вскинул брови, когда к СБешевскому кличу добавились еще:
— Правильно говорит, Рябов!
— Петрович мне сына на ноги поставил!
— А мне с долгами рассчитаться!
— А меня вообще с улицы взял, когда даже в пиццерию работать не брали!
— Мы за вами и в огонь, и в воду, Александр Петрович!
Все это было безусловно приятно, воодушевляло и даже вдохновляло на новые подвиги, если бы не одно большое но:
— Коллеги, — прочистив горло от внезапной сухости, произнес Громов, — Я очень ценю вашу поддержку, но, проблема в том, что я пока не строю определённых планов на будущее. Как вы помните, у нас идет не одна проверка в серьезных инстанциях. Вероятность того, что все закончится, не очень благополучно велика и тогда дорога в бизнес мне будет навсегда закрыта, как руководителю.
— И что же вы будете делать? — трагично прошептала милая девушка из сметного отдела, очень сильно сейчас напомнив Ритку.
— Стану обычным архитектором, — словно извиняясь, развел руками Лекс.
Народ выходил из конференц-зала в расстроенных чувствах. Катька с Андреем остались и многозначительно переглядываясь, уселись напротив Громова, что бесцельно перелистывал какие-то буклеты по стройматериалам.
— Я, надеюсь, ты пошутил, насчет архитектора? — первым начал Андрюха.
— Я был серьезен как никогда. Ты забыл, что именно я проектировал наши самые лучшие объекты?
— Да мы не спорим! — воскликнула Катька, — Просто…мне не вериться, что все то, к чему ты стремился закончиться…так.
— Как «так»? — сложил руки на груди Лекс.
Помощница не ответила и бросила беспомощный взгляд на мужа, который хмуро смотрел в одну точку за спиной друга.
— Сань не горячись пока, — немного подумав, сказал Андрей, — С Казаковым ты уже финансирование по комплексу утрес. Катюха бизнес-план почти вылизала. Возможно, ты слишком сгущаешь краски. Ну, побесится Львович, бабки свои вынет у тебя из оборота и отвалит от тебя. Да поживем мы пару месяцев без зарплаты, но все образуется. Вон, как ребята за тебя горой. Потерпят, перебьются. А там и инвестирование не за горами. Прорвемся?
Громов внимательно выслушал и покачал головой.
— Сомневаюсь, что все дело деньгами ограничется. У него цель изжить меня со свету.
— Вы созванивались? — спросила Катя.
— Мы сегодня виделись.
— Ни черта хорошего! Ты знаешь, Кать, что будет, когда Гостехнадзор, налоговая и цепные псы Львовича из нас вытрясут штрафами последние копейки? Подключится пресса и тогда вся наша работа пойдет коту под хвост. И мы даже на госзаказах подработать не сможем, потому, что туда мне уже дорога закрыта. Репутация дороже денег и Казаков не дурак, что бы вкладывать деньги в проект, который провалится по моей вине. Я не сгущаю краски — все так и будет.
Катя и Андрей молчали, мысленно соглашаясь с каждым доводом своего начальника.
— Но, — Лекс громко выдохнул, — У нас есть шанс. Нужно просто переждать время.
— У тебя есть план? — оживилась Катька, подпрыгивая на стуле.
Лекс бросил на нее свой фирменный суровый взгляд.
— Вы двое мечтали об отпуске?
Супруги переглянулись.
— Вот и валите, пока я добрый! Все понятно?!
— О-о-о-о! — оживилась Катька, толкая муженька в бок, — Это прям щедрый подарок от Александра Петровича! Значит так. Завтра жду вас с Риточкой на ужин, отказы не принимаются. Будем отмечать наш отпуск совместными усилиями.
Андрюха поддакнул жене и хлопнув Громова по плечу:
— Крепись мужик, скоро и ты пополнишь наши каблучные ряды.
Лекс хотел, пошутить, что уже пополнил, но не стал, уж очень ехидным был вид у Катерины.
Вскоре все сотрудники разошлись по домам, некоторые, унося с собой трудовые книжки.
Последний хлопок двери, разослал по длинному коридору глухое эхо и офис опустел.
Одновременно с этим и стало пусто на душе у Лекса. Не сказать, что это было неприятное чувство. Оно скорее напоминало светлую грусть по тем временам, которые хочется вернуть, но это невозможно, зато есть возможность с надеждой и оптимизмом смотреть в будущее. Тем более, что повод у мужчины есть самый что ни есть лучший.
Посему не став больше тратить время на созерцание унылого пейзажа за офисным окном, Громов быстро собрался и поехал туда, где его точно накормят, а заодно развеют хандру.
После вкусного, шумного и очень веселого застолья, Лекс, разомлевший от обильной еды, понял, что еще чуть-чуть и уснет прямо здесь, окончательно стеснив хозяина дома. У Риткиного старика вон сколько гостей в доме!
Кое-как собравшись и собрав сонную, но уже почти не сопротивляющуюся Ритку, попрощался с Николай Ивановичем и поехал домой, попутно, обдумывая, где лучше лечь самому, чтобы не прельститься аппетитной девушкой, что сегодня будет спать в его постели.
Спать Громову особо и не пришлось.
Полночи он проворочался с одного бока на другой, слушая дикие завывания Маркизика на соседнем балконе и мрачно, думая о том, что лучше бы он отдал этого вшивого придурка на растерзание Катюхиным «извергам».
А вся проблема была в том, что Маркизик учуял через перегородку наличие особи противоположного пола. Мужицкую природу не обманешь. Он хоть и домашний кот, но все же не кастрированный.
— Что, Маркиз, приспичило тебе?! Я как никто другой тебя понимаю, — Лекс все же не выдержал и вышел на балкон покурить, а заодно проверить, не перелез ли этот чистокровный скакун через новую перегородку.
Перегородка была на месте, Маркиз тоже. Но ни кому от этого легче не было: Громов нервно курил, Маркизик орал, соседка капала валидол.
Одна только рыжуля спала сладко, как самый настоящий ангел и видела чудесный сны.
Утро наступило для Лекса поздно.
Протянув руку к своему айфону, мужчина тупо уставился на черный экран и понял, что он разрядился, а сам он безнадежно проспал.
Ритки в кровати уже давно не было. Чертовка ускакала на учебу, а ему оставила завтрак и записку, с поцелуйчиками.
Какая она все же еще милая девчонка.
Настроение у Громова после завтрака улучшилось, а вот самочувствие едва ли. Кошка — причина бессонной ночи всех соседей мирно спала на широком подоконнике, а Маркиз, зараза такая, все продолжал подвывать на балконе, под злобное шипение Эммы Карловны.
Лекс уже почти смирился с тем, что сегодня можно и прогулять работу, снова принял горизонтальное положение, поставил телефон на зарядку и чуть ли не подпрыгнул от того, что кто-то яростно затрезвонил в дверь.
Если это Эмма Карловна то, лучше притвориться мертвым.
— Лекс! — это оказалась нервная, взбудораженная и очень растрепанная Катька, — Открывай, мать твою за ногу!
— Катя? — вылупился на нее Громов и, натянув образ строго директора, поинтересовался, — Я же вас с Андрюхой в отпуск отправил!
— Так мы там и были…уже почти. Я, как ангел Витория Сикрет, а Андрейка, как настоящий мачо в красных труселях. И только мы дошли до самого главного, как любимая твоя налоговая оборвала мне все телефоны. Им срочно нужен директор. Не могли до тебя дозвониться.
— Что им надо? Я, между прочим, тоже отдыхаю.
— Там, судя по яростному напору, вопрос жизни и смерти! Все хотят видеть тебя и никого другого. Собирайся, Андрюха за рулем.
А дальше все было еще интереснее.
В приемной, нервно грызя, предложенные девочкой-бухгалтером, орешки сидел ни кто иной, как начальник инспекции и ждал встречи с Громовым.
— Что за херня? — пробормотал пораженный Лекс, — Боги сошли с олимпа по мою душу?
Они с Катей недоуменно переглянулись, а Андрюха философски изрек:
— Твоя душа, бро, все же видать бессмертна…
Пузатый мужчина в костюме от Армани подскочил при виде Лекса и первым протянул руку:
— Воронов Геннадий Викторович. Мы можем с вами переговорить?
— Конечно. Проходите, — любезно пригласил в свой кабинет налоговика Лекс, — Катюша чайку завари, пожалуйста.
Катька пулей полетела на офисную кухню, а Громов с Вороновым расположились за столом, с интересом поглядывая друг на друга.
— Итак, — сложил руки в замок Лекс, — Чем обязан?
Воронов нервно сглотнул и, поправив съехавший на бок галстук, сказал:
— Во-первых, хотел лично перед вами извиниться за неправомерные действия моих сотрудников. Мы тщательнее изучили материалы в ходе вашей проверки и пришли к выводу, что наши домыслы были беспочвенны. Не хотелось, что бы у вас сложилось мнение, будто наша инспекция мешает работать и развиваться перспективному бизнесмену.
— Кому-кому? — чуть не поперхнулся собственной слюной Лекс, таращась на налоговика во все глаза.
— Вы все верно поняли, Александр Петрович. Примите мои извинения. Прошу вас подписать акт проверки. Тут ничего серьезного. Только доводы в отношении вашей благонадежности.
Громов принял из руки Воронова документы, пробежался глазами, выискивая ключевые моменты и медленно подписал.
— Благодарю, — мужчина прибрал бумаги и встал, — Надеюсь мы еще встретимся? Вы можете по любому вопросу обращаться лично ко мне. Хотелось бы вас проконсультировать по имеющимся для вашей организации налоговым льготам. Всего вам доброго, Александр Петрович.
— И вам…доброго, — обескураженно проводил Лекс глазами налоговика и, едва, за ним закрылась дверь кинулся в интернет искать фотки этого мужика. Убедиться, что его только что не разыграли.
С экрана ноутбука на него смотрела упитанная морда Воронова, а в следующую минуту, по селектору позвонила Катя, сообщая, что теперь его срочно хочет облагодетельствовать своим внимание зам. начальника Гостехнадзора.
И история повторилась в точности, с поправкой на изменение действующих лиц.
— Мы спим? — вопросительно посмотрел на босса Катя.
— Нет, — покачал головой Лекс.
— Тогда что это вообще было? Кто за тебя похлопотал? Неужто, Львович одумался.
— Больше некому.
Где-то через полчаса эту версию уже можно было считать официально нерабочей.
Анатолий Львович позвонил сам и, обложив Леса с головы до ног трех этажным матом, выплюнул:
— Вздумал шутки шутить? Серьезными людьми прикрываться? Все равно от своего не отступлюсь!
С этими словами мужчина бросил трубку, а Громов озадаченно почесал Голову.
— Полтергейст какой-то.
Еще через пару часов, как раз к концу рабочего дня позвонил некий управляющий филиала известного банка в их городе и предложил на льготных условиях инвестировать любой их новый проект.
— Меня это пока не интересует, — довольно холодно ответил ему Лекс, полагая, что бесплатный сыр только в мышеловке и должно быть какое-то реальное объяснение этой череде неожиданной халявы.
По дороге к Риткиному дому, прокручивая в голове весь прошлый день, от начала до конца, Лекс неожиданно понял, кто может иметь к этому невиданному аттракциону щедрости отношение.
Один пожилой старичок решил примерить на себя роль деда Мороза?
— Николай Иванович, нам надо серьезно поговорить? — с порога выпалил Лекс, пока Ритка не заметила его прихода.
Дед окинул мужчину внимательным взглядом, шагнул на лестничную площадку и кивнул:
— Ну, давай, поговорим.
— Скажите, вы имеете какое-то отношение к тому цирку высоких чинов, что творился у меня сегодня в офисе?
Дед то ли хрюкнул, то ли фыркнул, то ли подавился смешком, отдышался и выдал:
— Вот, Васька-дурачок. Я ж ему говорю — деликатно. А он как был оболтус с мальства, так оболтусом и остался.
— Э-э-э, — только и мог открыть рот Лекс, пытаясь понять, что за знакомства такие у старика, — Кто такой это Васька?
Дед внимательно посмотрел на Громова, словно прикидывая, стоит ли ему доверять и негромко ответил:
— Папашка Риткин непутевый.
— Дед пихто! Я к нему обратился, что б он тебе маленько с проверками подсобил, а он…увлекся.
— Вот, с этого места поподробнее. Николай Иванович, я разве просил вас о помощи? Не припомню такого?
— Так ты и не попросишь. Как Васька, которого по малолетству в тюрьму за драку засадили. Он тогда просить не стал и чем это закончилось? А? Вы все молодые, умные, но дед-то лучше вас знает, что и как делать.
Вот вроде и обидеться на него за самоуправство такое, а не получается.
Дед смотрит грозно, как никогда на него не глядел родной отец и каждом его жесте забота.
Настоящая. Искренняя.
И огромное желание помочь детям. Пока жив. Пока есть силы.
— И чем же этот…м-м-м…Василий занимается? — переведя дух спросил Лекс.
— Чем-чем, — замялся дед, — Бандит он…в законе. Всю местную швоблу в кулаке держит. С губернатором за ручку здоровается и в бане у него парится.
— Очаровательно…, – других слов не было, — И где ж этот папашка все эти годы был, когда вам с Риткай есть было нечего. Нафига она по три смены вкалывает.
— А потому, что нам с внучкой награбленного и чужого не надо! — с достоинством рыкнул дед, — Его черти где все эти годы носило, а потом объявился, как принц на белом коне. Мамашка ее уже тогда в столицу свентила, прости Господи. Этот на порог заявился, весь из себя дельный. Ритка тогда еще в школу ходила. Вот, я ему пинка вставил и выгнал взашей. Дочь надо заслужить. Какой из него отец, когда дитё без него выросло?
— Санта-Барбара, блин, — высказался Громов, — И что же вас заставило изменить свое мнение. Сами же пошли на поклон.
— Я, во-первых у него не деньги пошел клянчить, а за зятя попросить. А во-вторых пускай чуть напряжет свой зад за все эти годы. Я за банты и заколки для Ритки не стал бы унижаться. Без них деваха выросла лучше всех. А ваше с ней будущее — это совсем другое. Если я вам не помогу, то кто?
— Ритка знает?
— Упаси Боже. Нет, конечно.
Лекс потоптался на месте, подумал, почувствовал, что курить захотелось, достал сигареты и предложил деду.
Тот взял, прикурил, закашлялся.
— Сто лет этой дряни в рот не брал.
Они еще немного постояли и перед тем, как идти в квартиру Лекс повернулся к деду.
— Спасибо, Николай Иванович. Рите очень с вами повезло. Вы настоящий ее отец.
Дед ничего не ответил, только хлопнул мужчину по плечу и вошел в прихожую.
Тут же из кухни появилась рыжуля, вытирающая руки полотенцем. Перевела взгляд с одного мужчины на другого и хмыкнула:
— Секретничали? Пойдемте я вас картошкой жареной накормлю.
Март в этом году выдался не только очень теплый, но и невероятно насыщенный.
Одним из самых грандиозных перемен стало то, что я все-таки уволилась с мойки. Гарик по этому случаю закатил такую гулянку, что я до сих пор мучаюсь вопросом: то ли он так опечалился то ли, то ли наоборот сильно обрадовался.
Хотя Гарику сейчас не до меня. Его любимая Кариночка решилась родить ему сыночка, и теперь они на пару мотаются по перинатальным центрам, ибо естественны путем завести детёнка у них не выходит.
Гарик послушно таскается за женой, а сам коровьими глазами смотрит на Маришку, которая постройнела, похорошела на новой должности. И вообще стала свободной женщиной с собственной жилплощадью.
Недавно у нее завелся поклонник, что оставляет ей под дверью цветы и конфеты для детей. Подруга теряется в догадках, но я-то точно знаю, что это ее милый, стеснительный сосед по лестничной площадке.
Откуда знаю? Так я ж сама ему рассказала, какие цветы любит подруга.
Вторым грандиозным событием стало то, что Шурик начал строительство своего самого крутого проекта — красочного жилищного комплекса под названием «Зеленый город». Он его выстрадал, вымолил, буквально вырвал зубами у наглых конкурентов, которых на него натравливал бывший недотесть.
Весь февраль Громов буквально жил в офисе, ни на минуту не расставаясь с телефоном и ноутбуком. Я уже почти привыкла, что эта железная парочка с ним на прицепе постоянно, где бы он ни был. Даже в туалете.
Его самого я видела только по вечерам. Когда отвозила ему ужин в термосе и засыпала, прямо там на офисном диване, пока он под светом настольной лампы чертил свой обожаемый проект.
Мы до сих пор живем на два дома. Но в последнее время мне стало казаться, что у нас с дедом как-то прибавились вещи. Шурик незаметно перетащил к нам свои тапочки, бритву, несколько костюмов.
— Может, ты к нам переедешь? — предложила я ему, как-то вечером, когда он по обыкновению трескал свои любимые рыбные котлеты.
— Зачем? Я думал ты ко мне.
— Как же ты будешь без дедовых шахмат жить каждый вечер? Проще уж тебе к нам, чем деду к тебе. Он твои хоромы не оценит.
Я забыла сказать, что Шурик и дед, теперь лучшие друзья. Спелись, голубчики. Я даже ревновать стала. Как засядут за шахматы свои, то все — оба пропали для этого общества, пока не сыграли хотя бы пару партий.
Как-то вечером, когда Громов пораньше приехал с работы и мы, обложившись чипсами с попкорном, смотрели на его ноуте фильм, в комнату вошел с осень серьезной миной дед.
— Дети у меня к вам серьезный разговор.
А где у нас све серьезные разговоры проходят — естественно, на кухне и желательно под коньячок. Последний я у деда отняла и всучила ему кружку с чаем, приведя в пример, мирно попивающего свой кофе Шурика.
— В обшем, я тут подумал и решил, что негоже мат тут все ютиться.
— Ваши предложения? — кивнул Громов.
— Участок у меня есть в пригороде и денежка кое-какая. Мы с бабкой тебе Ритуська на свадьбу копили. Ты у нас, Саня, строитель? Вот и построй дом, для всей семьи. Что б и нам старика было, где разместить свои кости, и вам с правнуками раздолье было.
— Нам? — удивилась я.
— Куда ж мы без бабки Раи. Кто вам малых нянькать будет?
Шурик нахмурился. Деда он, конечно, любил, но жить с ним как-то не планировал.
Я закусила губу и облегченно выдохнула, когда Шурик неопределенно пожал плечами:
— Посмотрим участок, а там видно будет. Я на этой неделе занят, а после выберем время.
Не отказал — уже хорошо.
А с деда не убудет всю плешь Шурику выесть, чтобы строительство завертелось.
Так и вышло. Только дом решили строить не один, а два на одном участке. Больно Шурику хотелось сохранить хоть какую-то иллюзию отдельного жилья. Он в целом проникся идеей и даже решил продать свою квартиру, потому что дедовых денег только на фундаменты хватит и то не полностью.
— Ты у меня богатая невеста оказалась, — смеется Громов, а я хмыкаю в ответ, потому что сверкающее кольцо на моей руке по стоимости, как пол дедова участка.
Мы едем с Шуриком на его машине домой, и тут я замечаю, что Громов рулит в обратную сторону.
— Эй, ты куда?
Он бросает на меня лукавый взгляд:
— Сюрприз.
— Какой такой нафиг сюрприз, Шурик?! — рычу я, когда он паркуется на стоянке у аэропорта.
— Тебе точно понраиться.
— Куда?! У меня даже вещей с собой нет!
— Они тебе не понадобятся, — бросает на меня о-о-очень многообещающий и жаркий взгляд.
Мы за последний месяц много чего успели попробовать, так и не дойдя до самого главного в постели, и я уже знаю, что этот взгляд означает.
— А паспорт?!
— У меня, — хлопает себя по карману этот хитрый обманщик, — Все под контролем.
— Дед выдал?
— Конечно.
Черное море встретило нас отличной погодой. Когда дома все еще ходишь в зимней куртке, а здесь на теплом побережье царит практически летняя погода — это кажется просто сказкой.
Я никогда не была на море, и желание его увидеть было так велико, что я прямо с трапа самолет была готова бежать туда пешком, но у Шурика оказались несколько иные планы.
— Куда ты меня привез? — недоуменно уставилась на красиво штукатуренное здание.
— В ЗАГС, — невозмутимо ответил он.
— Шурик, — часто моргаю я, заметив наконец табличку, — Ты сдурел?
— Ага, — покорно соглашается он, — В тот день, когда с тобой познакомился. Пошли скорее или ты хочешь остаться без самого лучшего в мире платья?
Без платья я остаться не хотела, но и терпеть такое самоуправство тоже.
— Стоять! А как же дед, Маринка, баб Рая, Катюха с Андреем. Мы планировали свадьбу летом.
— Рыжуль. Я до лета не доживу, четно, — прижимает к себе так, что между нами не остается свободного пространства, целует крепко, сладко, пьяняще, — Летом обвенчаемся. Идет?
Вот как с ним можно спорить, когда он такой милый?
Это можно назвать идеально свадьбой. Я, счастливая и нарядная, словно принцесса и он, довольный, нетерпеливый и такой красивый, рядом со мной. Плечо к плечу, рука к руке.
Мы крепко переплетаем наши пальца, произнося клятвы верности, глядя друг другу в глаза, скрепляя наш брак поцелуем.
— Мне кажется — я пьяна, — шепчу, когда мы медленно идем по пустынной набережной.
Весна на юге все еще очень свежая и ночи холодные. Громов накидывает мне на плечи свои пиджак, обнимает и нежно прикасается губами к шее.
— Ты просто счастлива.
Позже, уставшие, слегка хмельные от бутылки шампанского, мы смеясь заваливается в номер и сразу без, каких либо лишних слов идем к широкой кровати.
— Мне кажется, я ждал тебя целую вечность, — шепчет он, медленно снимая с меня платье, — Я сотни раз представлял, как делаю это с тобой.
Мне в ответ так и хочет ляпнуть, какую-то ехидную гадость, но я сдерживаюсь и вместо этого сама целую своего теперь уже мужа, так как мне хочется.
Страстно, жарко и напором. Так, как он сам меня научил.
Тяну его рубашку с плеч, и в комнате сразу становится душно. Я задыхаюсь от нахлынувших чувств и понимания, что Саша испытывает все то же самое. Его глаза, лихорадочно рассматривают мое обнаженное тело, губы жадно целуют все, до чего могут дотянуться, а руки крепко прижимают к сильно телу, без слов прося о большем.
В наш первый раз мне и больно, и сладко одновременно. Я соткана из самых противоречивых чувств, от которых хочется плакать. Мой мужчина понимает меня, как никто другой, когда я цепляюсь за широкие плечи и прощу не останавливаться. Лишь ускоряет свои движения, углубляет своей поцелуй, в полной мере дав почувствовать, что я его полностью и без остатка.
Сейчас и навсегда.
Так должно быть. И так и будет.
Комментарии к книге «Любовь нечаянно нагрянет», Ярослава А.
Всего 0 комментариев