«Лонвилль»

Десятилетняя Мила подняла свою белокурую головку к безоблачному летнему небу и, сильно прищурившись, попыталась рассмотреть ярко светившее солнце, но лишь еще сильнее зажмурила глаза. Солнечный свет обладает удивительной способностью затемнять зрение. Мила опустила голову и начала тереть глаза обеими руками, чтобы, как можно скорее, избавиться от вспыхивающих перед ней черно-красных пятен.

– Вообще-то, – внезапно раздался откуда-то сверху мягкий и слегка грустный голос дядюшки Томаса – старшего брата ее мамы, – на солнце нельзя смотреть незащищенными глазами, чтобы не лишиться зрения.

– Что значит – незащищенными? – спросила Мила, часто моргая и все еще не в состоянии увидеть дядюшку.

– Это значит, – все тем же спокойным тоном объяснил тот, – что нужно, как минимум, надеть очки с темными стеклами. У тебя еще вся жизнь впереди, ты ведь не хочешь смотреть на нее сквозь вечную черную пелену перед твоими прекрасными голубыми глазами и ничего не видеть?

– Совсем ничего?

– Совсем-совсем. Ни красоты окружающего мира, ни звездного неба над головой, ни прелести первых весенних цветов. Только черная, глубокая бездна перед глазами и больше ничего. Подумай, нужно ли тебе это, детка.

Мила, проморгавшись, наконец, и восстановив зрение, задумчиво посмотрела в добрые карие глаза дядюшки. Он стоял перед ней в своем любимом коричневом костюме и такой же темной шляпе с полями, а на его лице читалась едва заметная грустная улыбка. Интересно, подумала Мила, почему мама считает дядюшку Томаса странным, ведь он такой милый. И добрый. И он всегда очень хорошо относится к ней. Вот и сейчас он, дождавшись, когда зрение полностью вернется к Миле, выудил из кармана леденец на палочке и протянул ей. Она с радостью приняла подарок и поблагодарила дядюшку, но он в ответ лишь неловко кивнул, словно не знал, что ответить на слова ее благодарности, а потом развернулся и пошел к дому.

– Дядюшка, – окликнула Мила его, облизнув леденец. – Почему ты живешь один?

Он остановился и повернулся к племяннице, посмотрев на нее так, словно этот вопрос застал его врасплох, а потом в задумчивости почесал подбородок.

– Почему ты спрашиваешь?

– Я просто удивляюсь, почему ты живешь один, – Мила пожала плечами и приложила руку козырьком ко лбу, защищая глаза от солнца и получше рассматривая дядюшку. – Разве тебе не одиноко?

– Я… – он внимательно посмотрел на Милу и запнулся, раздумывая над ответом. Через мгновение он кашлянул, посмотрел по сторонам и сказал негромко, как будто боялся, что кто-то может услышать его. – У меня ведь есть ты. И твоя мама.

– Но ведь мы приезжаем всего раз в году. Скоро мы вернемся в Нью-Йорк, и ты снова останешься один на целый год. Мне так жаль тебя…

– Я в полном порядке, – дядюшка грустно улыбнулся и подмигнул ей. – Не переживай об этом, детка.

– Урод! – послышался вдруг с улицы крик.

– Шизоид! – раздался еще один возглас, а потом дружный смех.

Повернув головы в сторону криков, они увидели двоих проезжавших по тротуару на велосипедах подростков. Показав дядюшке неприличный жест правой рукой, мальчишки рассмеялись еще громче и умчались дальше. Мила с изумлением посмотрела им вслед, а потом перевела взволнованный взгляд на дядюшку:

– Почему они позволяют себе делать такие ужасные вещи?

Дядюшка, который до этого момента тоже с грустью смотрел вслед удаляющимся мальчишкам, тоже перевел взгляд на Милу и пожал плечами, а в его глазах мелькнул гнев:

– Иногда люди ведут себя именно так.

– Но почему же?

– Ты знаешь… Люди недалеко ушли от животных.

– Что ты имеешь ввиду?

– Я говорю о том, – дядюшка снова посмотрел в ту сторону, куда уехали мальчишки, – что люди ходят в церковь, притворяются хорошими, осуждают преступников и убийц, но сами никогда не упустят возможность сделать плохо тому, кто не в состоянии дать сдачи.

– Разве ты не можешь дать им сдачи?

– Дав им сдачи, я все равно ничему не научу их…

Мила опять ничего не поняла и открыла рот, чтобы снова спросить дядюшку, что он имеет ввиду, но тот догадался об этом и произнес:

– Ты поймешь, что я имею ввиду, когда станешь взрослой.

– Мне так жаль тебя, дядюшка… – Мила подошла к нему и прижалась к его ноге всем телом.

– Не переживай об этом, детка, – грустно ответил дядюшка и погладил ее по голове своей сухой и теплой рукой, а потом спросил. – Тебе понравился леденец?

– Не в леденце дело, дядюшка, – чуть не плача ответила Мила и еще сильнее прижалась к нему. – Я очень хочу, чтобы ты был счастлив…

(двадцать шесть лет спустя)

Заглушив двигатель, Мила откинулась назад, закрыла глаза и прислушалась к тишине. Мотор, который гудел всю ночь напролет, эхом еще отдавался где-то в глубинах ее головы. Она вдруг почувствовала навалившуюся на нее за ночь усталость и мысленно сказала себе, что именно это, наверное, и является первым признаком приближающейся старости. Заставив себя открыть глаза, чтобы не уснуть прямо в водительском кресле, Мила с интересом оглядела пустынную площадь Лонвилля. Первые лучи солнца только-только вышли из-за крыш двухэтажных домов, окружавших площадь, и возвестили Милу о начале нового дня. Она посмотрела на часы и убедилась, что уже почти семь часов, а потом еще раз огляделась по сторонам и усмехнулась, не видя никаких признаков жизни на улице. Бостон в такое время уже кишит спешащими куда-то людьми и сигналящими, застрявшими в пробках автомобилями, похожий на большой шумный муравейник, но здесь… Лонвилль, по-прежнему, оставался Лонвиллем. За те двадцать лет, что она не была в этом тихом, гостеприимном и очень уютном городке, он совсем не изменился.

Мила взяла в руки мобильник и убедилась в том, что сигнал сети полностью отсутствует, поэтому слегка раздраженно кинула его обратно в сумочку. Она не ждала ни от кого звонка сегодня, но современный человек привык к сотовому телефону так сильно, что, оказавшись без связи, испытывает примерно те же чувства, что испытывал древний охотник, оказавшийся невооруженным перед голодным львом.

Мила решила не сразу идти к дядюшке, чтобы не свалиться ему как снег на голову в столь ранний час. Пусть он проснется и приведет себя в порядок, а потом уже я заявлюсь, так она рассудила. Последний раз они виделись ровно двадцать лет назад, когда ей было шестнадцать и она доучивалась в школе. Интересно, каким он стал? Она помнила его нелюдимым и замкнутым человеком с добрыми глазами и грустной улыбкой на лице. Он всегда носил коричневый костюм и занашивал его до тех пор, пока тот не начинал блестеть от въевшейся в него грязи и насквозь не пропитывался потом и другими запахами, и лишь тогда, когда неприятный аромат от дядюшки тянулся за ним плотным шлейфом, он относил его в химчистку, чтобы достать из шкафа точно такой же коричневый, но пока еще чистый костюм и надеть его на себя еще на полгода. Дядюшка никогда не отличался особой любовью к опрятности и чистоте, чем очень сердил свою сестру – маму Милы, и вызывал насмешки и издевки окружающих. На чистоту одежды он не обращал никакого внимания и искренне считал это ерундой, которой не стоит лишний раз забивать себе голову, учитывая тот факт, что всего каких-то сорок тысяч лет назад люди носили на себе шкуры животных и совсем не переживали об отсутствии химчисток, но ничего – мир выстоял. Ботинки дядюшки не знали, что такое чистящий крем, он преданно носил одну пару обуви по несколько лет, и менял их только тогда, когда они, насквозь пропитанные пылью и грязью, с начисто стертым каблуком начинали разваливаться прямо на его ногах.

Несмотря на все это Мила очень любила его, когда была маленькой, ведь он всегда был очень добр к ней, но со временем их пути разошлись. Она окончила школу, переехала в Бостон и поступила в колледж, потом в университет, после окончания которого приступила к медицинской практике врача-акушера. Жизнь закрутилась в делах и заботах, а на воспоминания о дядюшке совсем не оставалось времени. Только мама беспокоилась о нем и исправно навещала каждый год. Они были родными братом и сестрой и оба родились в Нью-Йорке, где у их отца с матерью имелась в собственности небольшая парикмахерская в Северном Манхэттене. Томас рос умным, способным, но очень застенчивым и замкнутым мальчиком. Большим шумным компаниям он предпочитал чтение книг и познавательных журналов в одиночестве. Обладая кротким и спокойным характером, он, в то же время, сторонился заводить новые знакомства и не поддерживал никаких отношений даже с коллегами по работе, с противоположным полом его дела обстояли не лучше. В двадцать с небольшим лет, будучи работником метрополитена, он уволился, продал небольшую квартиру в Бруклине, закрыл скромный счет в банке, доставшийся ему от покойного отца и перебрался жить в Лонвилль. Мама никогда не понимала и не одобряла этого решения и, навещая его каждый год, она всеми силами уговаривала его вернуться обратно и не прозябать в отдаленном сонном городке, но дядюшка был непреклонен. Он говорил, что именно в Лонвилле чувствует себя по-настоящему счастливым и предпочитает тишину собственного сада шумным улицам Нью-Йорка.

Но Мила после окончания школы больше не составляла компанию маме в этих поездках. Она так увлеклась собственной жизнью и заботами, что даже забывала передать дядюшке привет или какой-нибудь дешевый сувенир из Бостона, а одна только мысль о поездке в Лонвилль, чтобы проведать своего странноватого дядюшку, вызывала на ее лице легкую брезгливую улыбку. Мамы не стало почти десять лет, болезнь забрала ее слишком рано и с тех пор Мила не слышала о дядюшке ровным счетом ничего. По правде сказать, направляясь в Лонвилль, она даже не знала, жив ли он еще.

Вынырнув из воспоминаний и грустно вздохнув, Мила почувствовала, что ей просто необходимо выпить хоть немного горячего кофе, чтобы взбодриться, а заодно предаться воспоминаниям о том, как в детстве они с мамой гуляли по тихим, чистеньким, милым улочкам этого замечательного городка или о том, как дядюшка с грустной улыбкой вручал ей очередной леденец, когда она играла на заднем дворе или на передней лужайке перед его домом.

Интересно, оказалась бы она в Лонвилле, если бы не тяжелый развод с мужем? Поздний брак не принес ей счастья и через шесть лет мучений и взаимных претензий, развалился сам по себе, требуя от супругов лишь документального подтверждения окончания своего существования, что и произошло на прошлой неделе. Детей они завести не успели, поэтому, оставшись совершенно одна, Мила почувствовала себя очень одинокой и впервые, пожалуй, за последние двадцать лет вспомнила о дядюшке. Ей не столько хотелось навестить его, сколько просто переключиться, отвлечься и побыть некоторое время где-нибудь на краю земли, вдали от забот. Лонвилль казался для этого идеальным местом. Она посмотрела на свое отражение в зеркале заднего вида и с некоторым сожалением заметила мелкие, едва заметные морщинки у глаз. Интересно, подумала она, эти морщинки появились благодаря бессонной ночи, проведенной за рулем, или я просто старею?..

Мила почувствовала вдруг легкое головокружение и поскорее, чтобы не уснуть прямо в машине, открыла дверь и с великим наслаждением вышла на прохладный утренний воздух, а потом потянулась и зевнула. Проведя последние десять часов за рулем, она только сейчас, выпрямившись в полный рост, почувствовала, как сильно затекло ее тело. Протерев лицо быстрыми короткими движениями ладоней вверх-вниз, Мила еще раз оглядела небольшую площадь со сквериком в центре, и улыбнулась, убедившись в том, что за двадцать лет, прошедших с тех пор, как она была здесь в последний раз, в Лонвилле ничего не изменилось. Осознавать это ей было очень приятно, по крайней мере, она не чувствовала себя здесь чужой. Здорово, что в мире еще есть место, которое знакомо с ранних лет, и что оно остается точно таким же, каким и было, словно ты просто отмотал время назад и вернулся в беззаботное и беспечное детство. Разглядывая маленькие аккуратные домики вокруг площади, в каждом из которых располагался какой-нибудь, пока еще закрытый, благодаря раннему часу, небольшой магазинчик или аптека, Мила не могла не улыбнуться еще раз – все точно так же, как было двадцать лет назад, будто она сделала шаг назад во времени. Лонвилль, судя по всему, как и любой другой маленький отдаленный городок, владел искусством сопротивления изменениям в жизни остального мира.

– Доброе утро, – раздался рядом чей-то приятный бас.

Мила обернулась и с некоторым удивлением посмотрела на мужчину средних лет, который, широко улыбаясь, шел мимо по тротуару.

– Доброе утро, – ответила она, но было слишком поздно, мужчина уже скрылся в маленьком переулке.

Все еще чувствуя легкое головокружение, Мила повернулась и задумчиво направилась через площадь к домикам с магазинчиками, с интересом оглядываясь по сторонам. Она так отвыкла от того, что незнакомые люди могут быть вежливыми и дружелюбными. Незнакомцы в маленьких городках более общительны и дружелюбны, чем настоящие друзья в Бостоне, и потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к этой разнице, если, конечно, она останется здесь больше, чем на несколько дней. Ей очень хотелось задержаться здесь на несколько дней, но пока что она решила ничего не загадывать.

Единственным открытым в столь раннее время заведением на этой стороне площади было маленькое кафе с резным крылечком и маленьким колокольчиком над входом. Это то, что мне нужно, с улыбкой подумала Мила и, замерев перед входом, внимательно осмотрела деревянные ступеньки. Мама часто водила ее в это кафе много лет назад. Вспомнив об этом, Мила покачала головой, осознавая, как же давно это было. Двадцать лет назад. Но как вчера. С ума сойти. Как же скоротечно время и как оно разгоняется из года в год и несется все быстрее и быстрее, неумолимо приближая каждого из живых существ в мире к линии финиша, за которой нет абсолютно ничего. Легкая дрожь пробежала по ее телу. Значит, морщинки у глаз – это, все-таки, не из-за дальней дороги.

Мила вздохнула и огляделась по сторонам. В дальнем конце площади неспешно шла куда-то какая-то женщина в светлом платье и чепчике. Она несла в руке что-то наподобие пустой авоськи и, судя по всему, никуда не спешила и ни о чем не беспокоилась. Глядя ей вслед, Мила не могла с легкой завистью не подумать о том, что, возможно, совершила большую ошибку, выбрав для жизни Бостон. В конце концов, оправдывает ли себя стресс существования в большом городе, сопровождающий каждого жителя практически постоянно, если можно жить абсолютно счастливой жизнью в медленном и безмятежном темпе, вдыхая в грудь чистый воздух? Откуда у людей, живущих в мегаполисах, возникает желание заработать кучу денег, и стоят ли все эти деньги того, на что потом тратятся? Кинотеатры, фитнесс-центры, СПА-салоны, рестораны, помощь психолога… К чему все это? Разве в этом заключается смысл жизни и простое человеческое счастье?

А может, дядюшка был прав, перебравшись в Лонвилль из Нью-Йорка? Может быть, обладая прозорливым умом, а дядюшка однозначно обладал именно таким умом, он в двадцать пять лет понял то, о чем многие начинают догадываться только в старости? Повернувшись спиной к маленькому кафе, Мила снова оглядела площадь и маленький скверик в центре, приходя к мысли о том, что Лонвилль – это именно то место, куда она хотела бы когда-нибудь перебраться насовсем и купить хороший маленький дом, чтобы спокойно встретить старость.

Полная философских размышлений, Мила вошла кафе и запах свежей выпечки вперемежку с ароматами крепкого кофе мгновенно вызвали у нее легкое головокружение. Даже самые лучшие кафе Бостона не смогут похвастаться таким прекрасным запахом. Запах улицы, машин и огромного количества людей обязательно убьет даже самый свежий и насыщенный аромат, но здесь, в Лонвилле, все по-другому. Миле уверенно могла сказать, что именно так пахло это кафе ровно двадцать лет назад, и от этой мысли ей стало очень хорошо и комфортно, она чувствовала себя в своей тарелке.

Толстяк в белом колпаке за прилавком дружелюбно оглядел ее, поправил на носу пенсне и поздоровался. Мила улыбнулась ему в ответ и заказала себе кофе с булочкой, изо всех сил пытаясь вспомнить, тот ли это толстяк, который стоял тут двадцать лет назад, но уверенности в ее предположениях не было, все-таки, двадцать лет – слишком большой срок для того, чтобы помнить в лицо каждого постороннего продавца кофе. Толстяк, тем временем, возясь со своими кухонными пожитками и приготавливая заказ, который сделала Мила, сказал своим медленным басом:

– Давненько не встречал посторонних в нашем сонном царстве! Это ваша огромная черная машина стоит на той стороне площади?

Мила скромно подтвердила его догадку, и толстяк одобрительно кивнул головой, а потом добавил:

– Вы правильно сделали, что остановили свой выбор именно на моей кафе, милая леди! Во всем Лонвилле вы не сыщете никого, кто готовил бы кофе лучше меня, уверяю вас, особенно учитывая то, что в нашем захолустном городишке, больше нет ни одного кафе! – он расхохотался, довольный своей гениальной шуткой.

Мила не смогла сдержать улыбку и сказала:

– Запах ваших булочек разносится за много миль от Лонвилля, поэтому я просто не смогла проехать мимо!

Толстяк самодовольно кивнул, ему, явно, понравился этот комплимент, а потом дружелюбно спросил:

– То есть, вас именно поэтому занесло в наш унылый скучный городишко?

– Собственно, не только поэтому. Я приехала из Бостона навестить дядю, которого, вы не поверите, не видела уже двадцать лет… С ума сойти… Он живет в Лонвилле.

Услышав эти слова, толстяк замер и с неподдельным удивлением уставился на Милу, подняв брови и в задумчивости почесав свой гладко выбритый подбородок. Он, явно, не ожидал такого ответа, и Мила почувствовала себя очень неловко.

– Вы в порядке? – осторожно спросила она, глядя на его задумчивый взгляд.

– Все прекрасно, – словно очнувшись, ответил он и снова внимательно посмотрел на Милу. – Извините, я просто был удивлен ответом, вот и все. Лонвилль очень маленький город в котором все друг друга знают. Вы не возражаете, если я спрошу, как зовут вашего дядю?

– Вам не стоит извиняться, – улыбнулась Мила. – Его зовут Томас Дункан.

– Я так и думал, – растерянно протянул толстяк и снова почесал подбородок, с беспокойством глядя на Милу. – Теперь все понятно. А как вас зовут, скажите?

– Мила, – ответила она. – Мила Дункан.

– Мила? – он пристально посмотрел на нее, как будто что-то в ее ответе действительно заставило его задуматься. – Так… Так вы его племянница? Маленькая Мила, девочка, которая… Которая хотела стать врачом?

– Я… – начала было Мила и запнулась, искренне удивленная его вопросом. – Я стала врачом, как и хотела… Дядя говорил обо мне?

Толстяк проигнорировал ее вопрос, он лишь нахмурился и строго спросил:

– А зачем вы приехали его навестить? Вы думаете, он в этом нуждается?

– Простите, но… – начала было Мила, чувствуя, что от прежнего дружелюбия толстяка не осталось и следа, но он не дал ей договорить и добавил сварливым, слегка раздраженным голосом:

– То есть, все эти долгие двадцать лет он был вам не нужен, а теперь вдруг вы решили ни с того, ни с сего, проведать его? С чего бы это? И вы наивно полагаете, что он будет рад этой встрече?

– Простите, но…

– Вот ваш кофе, – толстяк бросил взгляд на настенные часы, а потом снова раздраженно поглядел на Милу, протягивая ей бумажный дымящийся стаканчик с крышкой. – Уходите сейчас же, я не желаю с вами разговаривать!

– Вы ведь в состоянии выпить кофе и съесть булочку снаружи моего прекрасного заведения, а потом навсегда убраться из нашего милого городка, не так ли?

Мила даже не нашлась, что ответить на столь неслыханную грубость, поэтому, искренне не понимая, что могло так сильно повлиять на изменение в поведении толстяка, пробормотала слова благодарности и, взяв в руки горячий стаканчик, направилась к выходу.

– Вам нечего делать в Лонвилле, – услышала она за спиной его строгий, полный презрения голос. – Не задерживайтесь здесь. Уверяю, ваш дядюшка Томас счастлив и без вас!

Не поворачивая головы, Мила почти бегом выбежала на улицу и постаралась, как можно быстрее отойти подальше от этого негостеприимного кафе. Уже потом, пересекая площадь, она замедлила шаг и оглянулась, пытаясь понять, чем могла так разгневать этого, поначалу показавшегося ей добряком, толстяка. Она уселась на резную деревянную лавочку в скверике и приготовилась выпить кофе, поймав себя на мысли о том, что Лонвилль не такой уж милый и дружелюбный городок, каким казался ей в детстве. Словно в подтверждение ее мыслей, мимо прошла какая-то женщина и с презрением посмотрела на Милу холодными, рассерженными глазами.

Почувствовав непреодолимое желание спрятаться, Мила вскочила со скамейки, быстро пересекла площадь, заперлась в машине и уже только тогда смогла немного успокоиться, почувствовать себя в безопасности и сделать глоток начавшего потихоньку остывать кофе, который, и правда, оказался очень даже недурен.

Несмотря на то, что было уже довольно позднее утро, городок не спешил просыпаться. Редкие пешеходы периодически появлялись в поле зрения Милы и тут же исчезали. Находившаяся в состоянии глубокой задумчивости, она совсем не обращала внимания на девушку-подростка, стоящую на углу площади, которая с нескрываемым удивлением рассматривала Милу и ее машину.

– Незнакомец в городе, – завороженно пробормотала девушка с неподдельным изумлением в голосе, подняла к глазам фотоаппарат и сфотографировала автомобиль. – Настоящий незнакомец в мертвом старом Лонвилле… На настоящей машине, которая передвигается своим ходом… Такое случается не каждый день…

Она, незаметно для Милы, сделала еще несколько фотографий, одновременно с этим продолжая наблюдать, как незнакомка, сидящая в водительском кресле, пьет кофе из бумажного стаканчика и ест булочку. Внезапно кто-то прокашлял прямо за спиной девушки, она резко обернулась и увидела Билли Тафа, смазливого двадцатипятилетнего парня, который с приподнятой бровью и саркастической улыбкой разглядывал ее ягодицы, обтянутые узкими светлыми джинсами.

– Разве тебе никто никогда не говорил, что шпионить за людьми, которые этого не заслуживают – невежливо? – спросил он. – Серьезно, Саманта, неужели тебе больше нечем заняться?

– Нечем, – твердо кивнула в ответ Саманта Скай и с легкой насмешкой оглядела его с ног до головы. – Но я с удовольствием выслушаю твой дельный совет.

– Живи полноценной жизнью, а не занимайся ерундой, – медленно и членораздельно ответил он, фыркнув, а потом покрутил пальцем у виска и добавил. – Ты ведешь себя, как дурочка.

– Что ты называешь полноценной жизнью в Лонвилле? – насмешливо спросила она, опуская фотоаппарат. – Целый день валяться в гамаке на заднем дворе родительского дома и ничего не делать?

– Зачем ты слоняешься по городку целыми днями с этим идиотским фотоаппаратом?

– Я не просто слоняюсь и бездумно фотографирую все подряд, – возразила она. – Я провожу расследование.

– Какое еще расследование?

– Лонвилль стал очень странным за последнее время, разве ты сам не замечаешь?

Билли огляделся по сторонам и ухмыльнулся, а потом ответил, пожав плечами:

– Не вижу ничего странного! Все как обычно!

– Как обычно? – чуть не вскрикнув, переспросила Саманта. – Оглянись по сторонам еще раз, дурень! Ведь раньше такого не было! На дворе двадцать первый век, а наш город словно замер во времени. Нет ни машин, ни сотовой связи, ни интернета, нет даже электричества…

– Ты всего лишь ребенок, – немного раздосадованным голосом перебил ее Билли. – Просто дурочка, которой нечем заняться.

– Я не ребенок! – вызывающе оборвала она его. – Мне уже почти шестнадцать.

– Ого, почти шестнадцать? – он рассмеялся и махнул рукой. – Дай мне знать, когда тебе исполнится восемнадцать, милая. Тогда, может быть, нам будет, о чем поговорить.

– Мне уже не о чем говорить с тобой, что изменится через два года? – огрызнулась Саманта, а потом снова посмотрела в сторону машины и добавила. – Все-таки, мне бы очень хотелось знать, что эта женщина делает в нашем забытом богом городке…

– Она приехала навестить своего дядю, – ухмыльнулся Билли и тоже посмотрел в сторону автомобиля. – Но лучше бы ей поскорее убраться из Лонвилля.

– Своего дядю? С чего ты взял?

Билли ничего не ответил на это, он лишь раздраженно посмотрел в сторону Милы и ее автомобиля, почесал подбородок и повторил:

– Лучше бы ей скорее убраться из Лонвилля. Нечего ей тут делать.

В следующую секунду Мила подняла глаза, случайно посмотрела в сторону этой парочки и нахмурилась, увидев их пристальные взгляды, направленные на нее. Билли и Саманта резко отвернулись, а потом Билли злорадно хихикнул:

– Неудобно получилось, правда?

– Что ты там нес про какого-то дядю?

– Займись каким-нибудь полезным делом вместо того, чтобы забивать свою глупую голову всякой чепухой. А с непрошенной гостьей я разберусь сам еще до захода солнца, поверь мне!

– Какое тебе до нее дело? Это ее право, куда ехать, кого навещать, да и вообще…

– Ты просто маленькая дурочка, – снова усмехнулся Билли и отправился прочь. – Через пару-тройку лет ты все узнаешь.

Саманта ничего не поняла из его последних слов. Она лишь показала язык ему вслед, а потом, обернувшись, увидела, что женщина запустила двигатель, и через несколько секунд ее машина скрылась в переулке. Все, что успела сделать Саманта, это поднять фотоаппарат и сделать еще пару снимков удаляющегося автомобиля.

Мила остановила машину напротив дядюшкиного дома на Оук-Роуд и с легкой печалью посмотрела на него. Двадцать лет, снова подумала она, с ума можно сойти, ее не было здесь целых двадцать лет. Она оглядела белый невысокий заборчик, лужайку между ним и домом, моментально вспомнив, как будучи маленькой девочкой спускалась по крылечку, держа маму за руку, а потом гордо шагала с ней по сонному мирному городку. Она вспомнила, как дядюшка доставал свежую почту из этого самого почтового ящика, торчащего на шесте у дороги, а потом возвращался в дом, садился в старое продавленное кресло и приступал к чтению новостей, таким образом поддерживая свою связь с внешним миром.

Как же давно она не была здесь. Кто бы мог подумать, что за этим маленьким заборчиком живет ее единственный оставшийся в живых родственник, нелюдимый и замкнутый дядюшка Томас, которого все-все-все – даже она и ее мама – считали чудаком. Вздохнув, Мила выбралась из машины и, потянув на себя низенькую калитку, окрашенную в один цвет с заборчиком, вошла во двор и направилась к крыльцу.

Стук в дверь не дал никаких результатов. Немного постояв на пороге, Мила отступила назад, посмотрела на окна и крикнула:

– Дядя! Дядюшка Томас, ты дома? Это я, Мила, твоя племянница. Ты меня помнишь?

Она снова прислушалась и во все глаза смотрела на окна, надеясь заметить в них какое-нибудь движение, но безрезультатно. Дом ответил ей тишиной.

Мила сделала еще несколько шагов назад и только теперь поняла, что дом выглядит так, словно в нем давно никто не живет. Она внимательно оглядела покрытые толстым слоем пыли стекла и облупленное крыльцо, которое последний раз красилось, явно, много лет назад. Мила перевела взгляд на неухоженную, поросшую высокой нескошенной травой лужайку вокруг себя, и задумалась, почувствовав нарастающую в груди тревогу. В принципе, дядюшка никогда не был слишком уж опрятным домохозяином, не славился любовью к чистоте, и Мила отчетливо помнила, как мама, ежегодно приезжавшая сюда, несколько дней тратила на то, чтобы навести порядок и привести дом в божеский вид, но…

Сейчас все выглядело именно так, словно в доме уже давно никто не живет. Снова почувствовав легкое головокружение, Мила вернулась к заборчику и только сейчас поняла, что белая краска не обновлялась, как минимум, несколько лет. Она открыла почтовый ящик, торчащий на почерневшем от времени деревянном столбике у ветхой калитки и заглянула внутрь.

Пусто. Только высохшая прошлогодняя листва, которую, судя по всему занесло сюда ветром. Но чтобы дядюшка перестал выписывать газеты? В это она могла поверить с трудом, и тревожная мысль, словно молния, пронзила ее голову – а что, если дядюшка давно уже умер?

– Дядюшка! – взволнованно крикнула она, снова посмотрев на дом. – Дядюшка Томас, ты дома?

Мила посмотрела на часы и, убедившись, что уже больше десяти утра, с надеждой подумала о том, что может быть он просто ушел куда-нибудь ненадолго. Но ведь он не любил покидать дом без крайней необходимости. Может быть он пошел рыбачить на пруд, хотя он никогда не пылал любовью к рыбалке, но куда еще можно пойти в Лонвилле в десять часов утра?

– Ты кого-то ищешь? – раздался за ее спиной скрипучий голос.

Обернувшись, Мила увидела худенького старичка, одетого в светлый старомодный костюм. Он облокотился на кривой заборчик и с интересом разглядывал ее. Догадавшись, что это, скорее всего, бдительный сосед, она направилась к нему, периодически оглядываясь на дом и надеясь увидеть в одном из окон грустное лицо дядюшки Томаса.

– Я пытаюсь разыскать своего дядю, он жил… Он живет в этом доме, – ответила она, поравнявшись с ним. – Вы не знакомы с ним, случайно?

Старичок от души рассмеялся, чем вызвал недоумение в глазах Милы, и переспросил:

– Знаю ли я старину Томаса Дункана? – этот вопрос, явно, позабавил его, и ему потребовалось некоторое время, чтобы справиться с новым приступом смеха и ответить ей. – Я живу по соседству с этим человеком почти пятьдесят лет, – старичок пальцем указал на дом на противоположной стороне дороги, – так что, думаю, что знаю его… – он замолчал ненадолго и бросил короткий взгляд в сторону дома дядюшки, а потом добавил, усмехнувшись. – Да, я думаю, что знаю Томаса довольно хорошо. Пожалуй, я гораздо ближе и роднее ему, чем какие-нибудь там родственники, которые совсем забыли о его существовании.

Мила почувствовала нотки злого сарказма в голосе этого сухонького старичка, но сделала вид, что не заметила этого. Она лишь украдкой бросила взгляд в сторону дома, на который указал старичок и обратила внимание на то, что тот выглядел не более опрятным, чем дом дядюшки – такие же покрытые многолетним слоем пыли окна, пошарпанные стены и запущенная лужайка на переднем дворе. Это немного приободрило ее и отогнало тревожные мысли. Видимо, старикам совсем сложно справляться с хозяйством и поддерживать свое имущество в пристойном виде, а заказать комплексную уборку в клининговой компании им не по карману, вот они потихоньку и зарастают грязью.

– А вы случайно не знаете, где он сейчас? – спросила она.

– Понятия не имею, – старичок беспечно пожал плечами. – Давненько не встречал его… Быть может, он перебрался из нашего захолустья куда-нибудь в другое место?

Услышав это, Мила снова с тревогой оглянулась на дом и подумала о том, что исключать того, что дядюшка умер, тоже не стоит.

– Насколько давно, вы не припомните?

Наблюдая за окнами, она все еще ждала увидеть очертания дядюшки в одном из них. Он запомнился ей постоянно сутулившимся невысоким, худощавым человеком с небольшим пузиком, всегда одетым в коричневый костюм. Мама говорила, что он был таким всегда. Мила снова вспомнила, как он неделями ходил в одной и той же одежде, до тех пор, пока запах пота не становился невыносимым даже для него, и переодевался, чтобы снова стать аккуратным и чистым, и начать этот замкнутый круг сначала. Такой подход к жизни, впрочем, как и множество других странностей, искренне удивлял маленькую Милу. «Просто твой дядюшка мыслит не совсем так, как большинство людей, – объясняла ей мама в детстве. – Он может совсем не обращать внимания на те вещи, которые будут раздражать других до мозга костей.»

– Тебя зовут Мила? – неожиданно спросил старик, вырвав ее из размышлений.

Она, опешивши ненадолго, повернула к нему голову и внимательно посмотрела в его прозорливые смешливые глазки, потрясенная тем, что он знает ее имя.

– Я помню тебя, – продолжил старик с улыбкой, не дождавшись ответа. – Кажется, когда-то давно вы с матерью ежегодно приезжали к Томасу ненадолго, так?

Мила оказалась в силах только лишь кивнуть головой, а старик благодушно добавил:

– Как же ты выросла и похорошела… Я иногда видел, как ты играла на этой прекрасной лужайке и несколько раз давал тебе конфеты. С разрешения твоей мамы, конечно.

– Я этого совсем не помню, – честно ответила Мила, почувствовав себя немного неловко, хотя ей очень не хотелось обижать этого милого человека.

– Неудивительно, ведь это было так давно. Ты была совсем ребенком, – философским голосом произнес старичок и самодовольно кивнул. – Молодежь очень быстро забывает подобные мелочи. Только старые дураки вроде меня хранят все эти воспоминания в своих головах… А чем еще заниматься в этом богом забытом паршивом городишке, – он снова ухмыльнулся. – Я до сих пор помню те маленькие голубые конфеты, которые я давал тебе, когда ты играла у забора. Хоть какое-то разнообразие в бесконечно одинаковых серых буднях, черт возьми!

Заставив себя улыбнуться, Мила обернулась и снова с тревогой посмотрела на дом, начиная волноваться за дядюшку.

– Так все же, – снова начала она. – Вы не знаете, где сейчас может находиться мой дядюшка?

– Говорю же, понятия не имею, – беспечно отозвался старичок. – Утром, когда мы случайно увиделись с ним прямо на этом месте…

– Простите… – смущенно прервала его Мила. – Мне показалось, до этого вы сказали, что давно не встречали его…

– Хм, я, действительно, именно так и сказал?.. – он задумчиво почесал подбородок, ненадолго нахмурился, а потом снова расплылся в беззаботной дружеской улыбке. – Ну да, конечно, я так и сказал! Я имел ввиду… Понимаешь, здесь, в Лонвилле, время идет совсем по-другому, не так, как у вас, в больших городах! И если ты не видишь своего соседа в течение нескольких часов, это кажется вечностью, понимаешь? – старичок заставил себя улыбнуться еще шире, обнажив свои почерневшие от времени зубы и добавил с ухмылкой. – Так уж устроена жизнь в маленьком городке…

– То есть, вы виделись с ним сегодняшний утром, – повторила Мила, прерывая его очередное философское изречение и почувствовав облегчение. Теперь, по крайней мере, она была уверена в том, что дядюшка жив. – Он не говорил, куда направляется?

– Совершенно верно, сегодняшним утром, – кивнул старичок и продолжил. – Мы немного поболтали о том, о сем, а потом он сказал, что ему нужно уйти и побегать по делам. Я видел свернутый в рулон список дел в его руке, ты не поверишь, длиной в милю, если развернуть его целиком! Не думаю, что старина Томас скоро объявится. Быть может, он уехал в ближайший город и вернется только через несколько дней… Думаю, тебе нет никакой необходимости дожидаться его.

– Простите, но я проехала десять часов за рулем не для того, чтобы постоять у запертого дома и уехать обратно, – мягко возразила Мила, немного удивляясь столь глупому совету.

– Ерунда, – рассмеялся тот, все так же беспечно махнув рукой. – Тебе не о чем переживать! Мы увидимся с ним, как обычно, вечером на этом же самом месте и я передам ему новость о том, что его дорогая племянница Мила приезжала проведать его. Думаю, он будет приятно удивлен.

Глядя на него, Мила не могла избавиться от ощущения, что в этой ситуации что-то не так. Старичок явно не хотел, чтобы ее встреча с дядюшкой состоялась и всеми силами пытался избавиться от нее, постоянно путаясь в своих словах и изречениях. Еще недавно он говорил о том, что дядюшка, возможно объявится только через несколько дней, но теперь был убежден в том, что вечером он увидится с ним и передаст привет… Интересно, подумала она, это спланированная акция или последствия старческого маразма, сразившего этого милого дедушку?

– Я предпочла бы увидеть дядюшку собственными глазами, – осторожно и вежливо, чтобы не обидеть его, возразила она. – Вы ведь понимаете, да? Последний раз мы виделись с ним двадцать лет назад и…

– Целых двадцать лет? – воскликнул старичок с удивлением и покачал головой. – Как же быстро несутся года…

– И я бы очень хотела снова увидеть его и убедиться собственными глазами, что с ним все в полном порядке, – закончила мысль Мила.

– Предыдущие двадцать лет тебя совсем не беспокоило состояние твоего любимого дядюшки, – злорадно ухмыльнулся старик. – Что же изменилось теперь?

Этот вопрос застал Милу врасплох, и она в задумчивости перевела взгляд обратно на дом. Сейчас ей, действительно, было очень стыдно за то, что она совсем не вспоминала о дядюшке, но она точно не собиралась отчитываться в своих поступках перед этим любопытным старикашкой, сующим нос не в свои дела.

– Я могу заверить тебя, что с дядюшкой все в порядке! Можешь смело садиться в свой прекрасный дорогой внедорожник и ехать домой, – продолжал настаивать старичок, поняв, что ответа на предыдущий вопрос он не дождется. – Старина Томас Дункан даже более, чем в порядке! Он самый счастливый человек во всем городе! Если ты уедешь из Лонвилля прямо сейчас, то успеешь добраться до Бостона еще до наступления темноты, разве это не здорово?

Мила снова внимательно посмотрела в его прозорливые глазки и настороженно спросила:

– Откуда вы знаете? Разве я говорила вам, что приехала из Бостона?

– Э-э, – протянул старичок, ненадолго задумавшись и почесав подбородок, а потом быстро добавил. – Ты сказала, что ехала за рулем десять часов, вот я и прикинул, что ты вполне могла приехать из Бостона, я угадал?

– Именно, – кивнула Мила, с сомнением разглядывая старичка и понимая, что он что-то недоговаривает.

– Уезжай! Я передам старику привет от тебя, обещаю! Он будет очень польщен!

– Я не уеду, – твердо ответила Мила тоном, не терпящим возражений. – Я не покину Лонвилль до тех пор, пока собственными глазами не увижу своего дядю и не удостоверюсь, что с ним все в порядке.

Старичок вздохнул и по нему было отчетливо видно, что ее ответ расстроил его, а потом он строго спросил, не сводя с нее строгого взгляда, в котором совсем не осталось доброжелательности:

– Какое тебе вообще есть до него дело? Все эти долгие годы тебе было наплевать на него, а теперь вдруг ты решила притвориться заботливым родственником и приехать убедиться в том, что с ним все в порядке?

– Вас, мистер, простите, не знаю вашего имени, это касаться не должно, – не спуская с него глаз, все так же твердо ответила Мила, хотя была удивлена такой откровенной бестактности. – Всего вам доброго!

Не дожидаясь ответа, она развернулась к нему спиной и направилась обратно к дому. Поднявшись по невысоким ступенькам на обшарпанное крыльцо, она вновь с силой постучала кулаком в дверь, но, естественно, из дома не раздалось ни звука. Мила обернулась и увидела, что этот неприятный старик все еще стоит у заборчика и смотрит на нее с открытой враждебностью. Решив не обращать больше никакого внимания любопытного типа, она спустилась с крыльца, подошла к кухонному окну и попыталась, приподнявшись на цыпочках, заглянуть внутрь, но толком ничего не смогла разглядеть из-за грязного стекла. Вздохнув, она отступила назад и еще раз оглядела окна второго этажа.

Она точно знала, что ни за что не покинет Лонвилль до тех пор, пока не увидит дядюшку.

Сидя на лавочке в скверике городской площади и изнывая от скуки, Саманта. Слегка прищурившись от яркого солнца, оглядывала сонный городок и вдруг снова увидела Милу, которая, припарковав машину перед входом в маленький двухэтажный городской отель, выбралась из нее и направилась внутрь здания. Поднявшись на ноги и не сводя заблестевших от предвкушения глаз со спины Милы, Саманта сняла крышку с объектива своего старого фотоаппарата и улыбнулась. Хоть какое-то разнообразие в мертвом и унылом Лонвилле.

Но Мила не заметила ее любопытствующего взгляда. Она в это самое время уже рассчитывалась с администратором, кругленьким улыбчивым дядечкой с бакенбардами, за недорогой одноместный номер. Она решила снять его пока что на одну ночь, а завтра будет видно, что делать дальше.

– Давненько не было постояльцев в моем уютном отеле, – довольно потирал толстячок руки. – Не сочтете ли вы, мадам, меня невежливым, если я позволю спросить, надолго ли вы приехали в наше захолустье?

– Пока еще не знаю, – честно ответила Мила и пожала плечами. – Все будет зависеть от обстоятельств…

– Понимаю, понимаю! Все еще не нашли своего дядюшку?

– Откуда… – Мила с удивлением посмотрела на толстячка. – Откуда вы знаете?

– Весь город уже знает, – хихикнул тот в ответ, а потом добавил. – Но на вашем месте я бы не стал его дожидаться, поверьте, в этом нет никакой необходимости!

И этот туда же, раздраженно подумала Мила, но промолчала. Кивнув, она взяла ключ от номера и пошла в сторону лестницы.

– Вода в кране едва теплая, – крикнул ей вслед толстячок. – А электричество отключили за неуплату! Подумайте еще раз, стоит ли вам задерживаться в Лонвилле!

– Я справлюсь, спасибо! – бодро ответила она, поднялась на второй этаж и, запершись в комнате и достав из сумочки телефон, убедилась, что сигнал сети по-прежнему не ловится. Вздохнув, она отбросила мобильник в сторону и пошла в ванную комнату вымыть лицо и руки. Ополаскивая ладони под слабым, едва теплым напором воды, Мила с некоторым пренебрежением рассматривала старую кафельную плитку на стене, покрытую плесенью, и грязное затертое зеркало, висевшее перед ее лицом. Надеюсь, я пробуду в этой гостинице не больше одной ночи, подумала она брезгливо, но грязное зеркало сейчас волновало ее меньше всего, так как мысли о пропавшем дядюшке не давали покоя. Куда он мог запропаститься? Мила помнила, что раньше дядюшка вел практически отшельнический образ жизни, ни с кем не общался и редко покидал дом. Вероятно, что-то сильно изменилось с тех пор, раз даже владелец кафе знает о его существовании и о том, что у него все в порядке. А этот странный старичок-сосед… Мила снова задалась вопросом почему каждый, с кем она пыталась поговорить о дядюшке, всеми силами пытался избавиться от нее и уговорить срочно уехать из Лонвилля.

Почему? Они что-то знают, но предпочитают молчать об этом? Может быть, дядюшка умер, а они просто скрывают от нее страшную правду? Но зачем? С какой целью? Чтобы не расстраивать? Вряд ли.

Мила вышла из ванной и оглядела оформленный в старинном стиле номер. Его стены были обклеены бежевыми обоями, а пространство внутри заполняла массивная, сделанная из дуба мебель, покрытая толстым слоем пыли. Пол, явно, последний раз мыли очень давно, но оно и понятно, гости, наверное, редкое явление в Лонвилле, а поддерживать порядок просто так, на всякий случай, хозяину отеля, скорее всего, было лень. А может даже ему просто не хотелось тратить деньги, которых у него нет, чтобы оплачивать труд уборщицы.

На самом деле, Мила уже начала привыкать к тому, что Лонвилль является далеко не таким чистеньким, аккуратным и дружелюбным городком, каким она помнила его из детства. Видимо, многое поменялось за последние двадцать лет и в самом городе, и в поведении его некогда добрейших жителей. Взгляд Милы упал на стоящий на прикроватной тумбочке старинный дисковый телефон с изогнутой металлической трубкой. Она вытерла ее влажной салфеткой, а потом приложила трубку к уху, но тот, разумеется, молчал, и это тоже ее почему-то не удивило. Живя на окраине мира, жители Лонвилля совсем обленились, с легким раздражением подумала она, положила трубку на место и снова прокрутила в голове события и встречи сегодняшнего дня. Ничего толком не понимая причинах столь странного поведения всех повстречавшихся ей сегодня людей, она твердо была уверена только в том, что они все были не в восторге от ее планов повидаться с дядюшкой, начинали относиться к ней совсем недружелюбно и старались, как один, как можно скорее убедить ее в том, чтобы она срочно покинула город. Сколько Мила не пыталась понять, что именно заставляло их всех так враждебно вести себя по отношению к ней, у нее не получалось найти ни один более-менее логичный ответ на этот вопрос.

Она подошла к окну, распахнула его и с высоты второго этажа внимательно оглядела пустынную площадь и скверик с лавочками в ее центре. Лонвилль действительно сильно изменился за последние двадцать лет, теперь она отчетливо понимала это, с некоторым удивлением разглядывая сильно разросшиеся кусты скверика, которые, судя по всему, уже давно никто не подравнивал. Глядя на покрытую пылью брусчатку площади и старый, потрескавшийся тротуар, сквозь который кое-где пробивались пучки зеленой травы, Мила с сожалением покачала головой. Похоже, даже городские службы не относятся к своим обязанностям должным образом, раз они привели некогда милый и чистый городок в такое запустение, что уж там говорить о гостинице. Мила поняла, что дворники Лонвилля тоже либо обленились вслед за всеми остальными жителями, либо им просто перестали платить за их работу. Видимо, городской бюджет не справляется с финансовой нагрузкой, а центру штата нет совершенно никакого дела до маленького отдаленного городка, разочарованно подумала Мила.

Двадцать лет назад Лонвилль казался ей самым милым, самым уютным и чистым городком на всем белом свете, но сейчас он выглядел неухоженным и грязным.

И не таким уж гостеприимным. А может, подумала Мила, так было всегда, но она, будучи ребенком, просто не обращала на такие мелочи никакого внимания?

Кроме ее машины на улице не было больше ни одного автомобиля. Город словно застыл во времени, погрязший в собственной лени и безразличии к себе и окружающему миру.

По тротуару под гостиницей прошагал какой-то мужчина средних лет и, подняв голову, хмуро посмотрел в глаза Милы, словно был не рад ей. Она тоже нахмурилась и отошла от окна, присев на краешек старой скрипучей кровати, а потом снова задумалась. Где же, черт возьми, дядюшка? Куда он мог подеваться?

Последним человеком, кто видел его живым – была мама, но это было целых десять лет назад. И вот теперь Мила приезжает в Лонвилль в полной уверенности, что дядюшка, как обычно, сидит в своем старом, потрепанном кресле, читая газеты и редко покидая дом, но не находит его. Мало того, судя по заверениям жителей, Томас Дункан ведет далеко не затворнический образ жизни, а наоборот, все знают его, уверяют ее, что он счастлив и что у него все в порядке, а потом злятся и предлагают уехать восвояси из города.

Странно. Все это очень-очень странно.

Мила задрала голову и осмотрела потолочный вентилятор с шарообразной лампой посередине. Интересно, как она включается, подумала она, оглядывая стены номера, потом встала, подошла к выключателю у двери и несколько раз щелкнула тумблером, но свет не загорелся. Толстячок не обманул насчет отсутствия электричества.

В глубокой задумчивости Мила снова подошла к окну, надеясь, что тот противный дядька уже ушел, и выглянула на улицу. Вдруг ее взгляд упал на угол площади, и она с негодованием во взгляде увидела, как подняв фотоаппарат и нацелившись прямо на нее, какая-то девушка в светлых обтягивающих джинсах и белой футболке сделала несколько быстрых снимков, а поняв, что ее разоблачили, спешно опустила глаза и нырнула в переулок. Опять эта странная девчонка, нахмурившись подумала Мила, вспомнив, что уже встречала ее сегодня, когда та вместе с каким-то парнем бесцеремонно разглядывала ее, а в следующую секунду увидела, как девчонка высунула голову из-за угла, посмотрела в ее сторону и снова быстро скрылась. Плохой шпион, грустно ухмыльнулась Мила, но тут же нахмурилась. Что ей нужно? Зачем она следит за мной, да еще и фотографирует без разрешения?

Ну да черт с ней, подумала Мила и, отойдя от окна, попыталась понять, что ей следует предпринять далее для поисков дядюшки. В какой-то момент она снова испытала легкое головокружение и ее первой мыслью было лечь поспать, а потом снова наведаться к дядюшкиному дому, но она быстро отогнала эту мысль подальше от себя. Несмотря на бессонную, проведенную за рулем ночь, сейчас ей было совершенно не до сна. Взглянув на часы и убедившись в том, что уже почти полдень, Милу вдруг осенила гениальная мысль. А что если сходить в полицейский участок Лонвилля и расспросить там о дядюшке? Лонвилль – очень маленький город, где все друг у друга на виду, и Мила была уверена в том, что в полиции ей точно скажут правду о том, что случилось с дядюшкой на самом деле, если, конечно, с ним, и правда, что-то случилась. Они не будут утаивать от нее правду, как это делают сердобольные соседи или некомпетентные владельцы-грубияны маленьких кафе… В крайнем случае, она просто напишет заявление о пропаже человека, и они вынуждены будут приступить к поискам Томаса Дункана, хочется им этого или нет. Бросив в сумочку бесполезный мобильник, который здесь в Лонвилле сгодился бы только для забивания гвоздей, Мила вышла из номера и спустилась по массивной дубовой лестнице вниз. Администратор дремал за стойкой и даже не приподнял головы. Прошмыгнув мимо, Мила вышла на улицу и огляделась, чтобы убедиться в том, что эта чудная девчонка не продолжает следить за ней со своим идиотским старым фотоаппаратом, потом, не обнаружив ее торчащей из-за какого-нибудь угла макушки, облегченно выдохнула и направилась вверх по улице туда где, как она помнила из детства, располагался полицейский департамент Лонвилля.

Но на самом деле Мила ошиблась думая, что Саманта оставила ее в покое. Та просто сменила позицию, и затаившись в соседнем переулке, продолжала следить за входом в маленький отель, по истине наслаждаясь своим занятием. Интересно, что может делать столь респектабельная женщина, владеющая дорогим черным внедорожником, в их маленьком Лонвилле? Вот было бы здорово, если бы она согласилась прокатить меня на своей машине, подумала Саманта с мечтающей улыбкой на губах. Она давно уже не каталась на настоящей машине. Автомобиль ее отца, которым он не пользовался уже почти год, просто гнил в гараже, пристроенном слева от дома. И так случилось не только с автомобилем мистера Скай. Жители всего города потеряли интерес к автомобильному транспорту, словно целенаправленно и осознанно лишили себя права пользоваться этим великим достижением цивилизации.

Осторожно высунув голову из-за угла и затаив дыхание, Саманта смотрела, как Мила вышла из гостиницы, но направилась не к автомобилю, а вдоль здания, и скрылась в ближайшем переулке. День сегодня совсем нескучен и разнообразен, подумала Саманта и побежала в сторону того переулка, в котором скрылась эта загадочная гостья Лонвилля, а когда осторожно выглянула из-за угла, то увидела, как Мила поднялась по высоким ступенькам полицейского участка и, потянув на себя массивную деревянную дверь, скрылась внутри.

– Какого черта ты делаешь? – раздался за спиной у Саманты строгий голос. – Ты все еще шпионишь за Милой Дункан?

Она обернулась и увидела Билли Тафа, который, прислонившись плечом к стене дома, хмуро смотрел на нее.

– Откуда ты знаешь, как ее зовут? – изумленно спросила она. – Ты знаком с ней?

В ответ на это Билли невесело ухмыльнулся, почесал подбородок и сказал:

– Можно сказать, да, но лучше бы ей убраться из нашего милого городка навсегда. Так было бы лучше для всех, особенно для нее.

– Откуда ты ее знаешь? – не унималась Саманта, подойдя к Билли и заглянув ему в глаза снизу вверх.

– Это не твое дело, – огрызнулся он в ответ. – Ты еще слишком мала, чтобы что-то понимать в жизни. Ты дурочка.

– Сам дурак! – выкрикнула Саманта, отвернулась от него и, осторожно выглянув из-за угла, убедилась в том, что незнакомка все еще находится внутри полицейского участка. Потом она снова посмотрела на Билли и спросила его. – Чего ты ходишь за мной весь день?

– А чего ты весь день ходишь за ней?

– Какое тебе дело? Я провожу расследование, но ничего не собираюсь объяснять тебе! Просто не суй нос не в свои дела!

– Дурочка! – повторил Билли и, оторвавшись от стены, с хмурым видом побрел в обратную сторону, кинув через плечо. – Держись от нее подальше!

– Разберусь без твоих советов! – крикнула Саманта ему в спину, но он только махнул рукой, неспешно удаляясь по запыленному асфальту. – Откуда ты знаешь, как ее зовут? – еще раз выкрикнула Саманта, но он, не поворачиваясь, показал ей неприличный жест средним пальцем правой рукой и продолжал удаляться, крепко призадумавшись о чем-то.

Саманта фыркнула и снова выглянула из-за угла, оглядев полицейский участок, а в следующую секунду уже забыла про Билли Тафа, поскольку ее головой завладели совершенно другие мысли. Зачем туда пошла эта женщина – Мила Дункан? Что за дела могут быть у совершенно незнакомого человека с местной полицией? Присев на корточки, Саманта с задумчивым, но полным предвкушения взглядом, не отрывала взгляда от входной двери полицейского участка.

Первый посторонний человек в Лонвилле за последние несколько лет.

Это очень интересно.

И очень необычно.

В то время, когда Саманта и Билли спорили за углом и обменивались оскорблениями, Мила закрыла за собой дверь полицейского участка и оглядела небольшой светлый зал с широким окном. Дежурный полицейский с лысой, как коленка, головой сидел за деревянной стойкой, немного склонившись над дубовым столом и не обращал на посетительницу никакого внимания. Она подошла к нему ближе и поздоровалась, но он даже не пошевелился и ничего не сказал в ответ.

– Инспектор, здравствуйте! – громко повторила Мила, но тот опять проигнорировал ее приветствие и даже не приподнял головы.

Вот она жизнь маленького городка во всей своей красе, немного раздраженно подумала Мила, полицейский спит прямо на рабочем месте и не боится совершенно никакой ответственности за свой проступок. Она протянула руку и легонько потрясла инспектора за плечо:

– Офицер! Проснитесь! У меня к вам неотложное дело!

Тот молчал. На секунду Милу охватила тревога, ей показалось, что полицейский не дышит. Почувствовав неладное, она подняла его голову за подбородок и заглянула в открытые, неморгающие и застывшие глаза.

– О, боже! – испуганно воскликнула она и от неожиданности отпрянула назад, понимая, что случилось страшное.

В следующую секунду полицейский часто заморгал глазами, огляделся по сторонам, потом сосредоточил взгляд на Миле и, в конце концов, виновато улыбнулся, встал, одернул рубашку, поправил значок на груди и протянул ей руку, произнеся мягким голосом:

– Простите меня, милая леди, просто немного задумался. Вы появились здесь так неожиданно…

– Вы очень напугали меня, офицер, – дрожащим голосом ответила Мила и протянула ему рук в ответ. – На секунду мне показалось… – Мила вспомнила его застывшие глаза, – с вами точно все в порядке?

– О, да, – широко улыбнулся инспектор виноватой, но очень приветливой улыбкой. – Простите, что напугал вас! Меня зовут Хью Файткрайм, я единственный и незаменимый блюститель закона в Лонвилле!

– Как? – удивилась Мила. – У вас даже нет заместителя?

– Заместителя? – мягко рассмеялся мистер Файткрайм, ему явно понравилась шутка Милы. – Какой от него толк в этом милом, сонном городке, где ничего и никогда не происходит?

– Ошибаетесь, инспектор, – мягко возразила Мила. – Происходит что-то очень странное и, боюсь, кроме вас у меня не к кому больше обратиться…

Она подробно рассказала ему о пропавшем дядюшке, о его запущенном доме и о том, что у нее появились веские основания полагать, что с ним случилась какая-то беда. Полицейский внимательно слушал ее, скривив рот и изредка почесывая подбородок, а потом резко заявил, что у него нет оснований принять от нее заявление о пропаже человека.

– Тогда где же он? – спросила Мила, искренне возмущенная таким ответом.

Поднявшись из-за стола, инспектор строго и раздраженно ответил ей:

– Если вы приехали в город, где вас никто не ждал, без предупреждения, а вашего дядюшки не оказалось дома, это совсем не значит, что он пропал! Это значит, что у него есть своя жизнь! Или вы полагали, что он двадцать лет сидел у окна, проливая горькие слезы и ожидая, когда же на горизонте появится его любящая и заботливая племянница?

– Все не совсем так… – начала было Мила, но инспектор не дал ей договорить:

– По-вашему, он цепной пес, который сидел в своей будке и с надеждой вглядывался в горизонт, ожидая, когда вы соизволите проведать его? Вы всегда морщились от того, что он является вашим родственником и стеснялись его. Жили в свое удовольствие и не вспоминали о нем, а что же случилось теперь? Вы соскучились? Вы ведь все, даже ваша покойная матушка, единственный человек, которая по-настоящему любила его, всегда считали его странным, не так ли? Уродец, дурачок, чудак… Да? – полицейский, распаляясь, не давал ей вставить ни единого слова. – А сейчас вы пытаетесь показаться хорошим, заботливым родственником, и разыгрываете здесь панику только потому, что не нашли старика Томаса там, где видели его в последний раз…

– Все совсем не так, – повторила Мила, изо всех сил стараясь сохранять хладнокровие перед этим засранцем. – Но я, действительно, не понимаю, почему вы так наплевательски относитесь к своим служебным обязанностям и пропаже человека… Да, я виновата перед дядюшкой в том, что позабыла о его существовании, целиком погрузившись в свою жизнь, но я даже не могу извиниться перед ним и сказать, как сильно сожалею обо всем этом! Он пропал! И вы знаете, офицер, – Мила на секунду задумалась, а потом смахнула со щеки слезинку, – мне кажется, что он просто умер в своем доме и никому не было до этого никакого дела, а его тело до сих пор находится в спальне…

Увидев, что Мила плачет, мистер Файткрайм тяжело вздохнул и добавил смягчившимся голосом:

– Ну-ну, милая леди, не плачьте… Я понимаю вас. Но уверяю в том, что с вашим дядюшкой все в полном порядке. Я видел его сегодня рано утром, и он просто пылал здоровьем и хорошим настроением!

– Правда? Вы видели его? – Мила с надеждой посмотрела в его лицо. – Куда он направился?

– Вы думаете, что когда я случайно пересекся с ним на улице, то устроил допрос по поводу того, куда он направляется в такую рань? Разве ваш дядюшка преступник? Разве мы не живем в свободной стране и у нас запрещено передвигаться по улицам свободным гражданам, не запятнавшим себя перед буквой закона?

– Да, но… Вы можете хотя бы подсказать мне, где я могу его найти?

– В этом нет никакой необходимости! – голос инспектора снова посуровел. – Зная старика Томаса Дункана, как облупленного, сомневаюсь, что он будет рад встрече с вами. Мой вам совет – садитесь в машину и уезжайте из Лонвилля, это будет лучшим для вас решением и…

– Как? – спросила Мила, не поверив своим ушам. – И вы туда же?..

Инспектор нахмурился и почесал подбородок, а потом добавил, многозначительно посмотрев на дверь:

– Извините, но у меня есть дела. С вашим дядей все в порядке. Вам же я могу посоветовать только одно – сесть в свой черный большой автомобиль, катиться восвояси из нашего милого городка и никогда больше не возвращаться.

Мила ошеломленно смотрела на него не веря тому, что страж закона говорит ей это. Она даже не нашлась, что ответить на эту неслыханную дерзость. Катиться восвояси? Он, действительно, именно так и сказал?

– Все ясно, – наконец, едва слышно, произнесла она. – Вы с ними заодно… Вы тоже замешаны во всем этом…

– Не мелите чушь, – отмахнулся инспектор и хмуро посмотрел на нее. – Просто уезжайте.

Мила поняла, что дальнейшего разговора с этим толстым, лысым ублюдком, возомнившем себя местным царьком и не знающим своих прямых обязанностей, не получится, поэтому не видела больше смысла в том, чтобы тратить на него время. Она медленно встала и уже хотела было развернуться, как вдруг спросила:

– Могу я воспользоваться телефоном?

– К сожалению, телефон не работает, – холодно ответил инспектор, не сводя с нее хмурого взгляда.

– Вы серьезно? В полицейском участке нет связи с центром штата?

– Мы живем в маленьком отдаленном городке. Такое случается время от времени, в этом нет ничего удивительного, – равнодушно пожал он плечами и, снова нахмурившись, добавил. – Немедленно убирайтесь из нашего города! Чтобы духу вашего здесь не было через пять минут! Вы не нужны вашему дядюшке!

Полная негодования, Мила развернулась и, гордо подняв голову, зашагала к выходу, всем своим видом показывая, что не намерена продолжать спор с этим жирным, некомпетентным грубияном, но на пороге развернулась и громко и отчетливо произнесла, глядя ему прямо в глаза:

– Я. Никуда. Не уеду. Из Лонвилля. До тех пор. Пока. Не повидаю. Дядюшку. И. Не буду уверена. В том. Что. С ним. Все. В порядке.

После этих слов она с силой захлопнула за собой дверь и оглядела улицу, залитую ярким летним солнцем. Ее просто трясло от негодования. Она подняла к лицу руки и увидела, что ее ладони испачканы серой сухой пылью.

– Хоть бы протёр стол влажной тряпкой, свинья! – негромко выругалась она, оглядываясь на дверь, а потом открыла сумочку и начала рыться в ней в поисках влажных салфеток.

И тут она снова увидела ту самую девчонку, которая осторожно выглядывала из-за угла, продолжая шпионить за Милой. Поняв, что в очередной раз оказалась разоблаченной, Саманта спрятала голову за угол.

– Чертов городишка… – пробормотала Мила, с беспокойством глядя в ту сторону, где только что скрылась макушка Саманты, и спустилась по ступенькам. – Сейчас я с тобой разберусь, маленькая надоедливая пиявка…

Она направилась в противоположную сторону, более, чем уверенная в том, что эта неумелая шпионка снова высунула из-за угла голову и внимательно следит за тем, как Мила неспешно удаляется от полицейского участка. Зайдя за ближайший угол, она развернулась и, уперев руки в бока, стала ждать. Не прошло и десяти секунд, как из-за угла высунулась русая голова с косичкой на затылке, и их глаза встретились. Саманта явно не ожидала такого поворота событий и ее первой мыслю было развернуться и задать стрекача, но она не успела осуществить задуманное, так как Мила спросила ее строгим голосом:

– Что? – Саманта растерянно заморгала глазами, вышла из-за угла, и на всякий случай оглянулась, пытаясь сообразить, есть ли смысл сбежать или, все же, лучше оставаться на месте.

– Почему ты следишь за мной весь день?

– Я не слежу… Я просто иду в ту сторону… Но я не слежу за вами, – бормоча себе под нос и опустив голову, покачала головой Саманта, которой было очень обидно, что ее так быстро раскрыли, ведь она до глубины души была уверена в том, что, не смотра на свой юный возраст, является мастером конспирации и маскировки.

– А зачем ты меня фотографируешь? – все так же строго спросила Мила. – Разве я давала тебе на это свое согласие?

– Я? Нет, что вы! – Саманта снова отрицательно замотала головой и посмотрела на Милу самым честным взглядом, на который только оказалась способна. – Я и не думала вас фотографировать…

– Тогда в чем дело? Говори честно. Не бойся!

Саманта уже поняла, что эта женщина, которая пыталась казаться строгой, на самом деле, судя по глазам, является очень добрым человеком. Но в то же время она заметила, что та явно была чем-то очень сильно расстроена, поэтому ответила прямо:

– Просто удивительно видеть незнакомца на улицах нашего города…

– Только и всего? – от удивления Мила подняла брови. – Ты не обманываешь?

Саманта отрицательно покачала головой, и Мила спросила:

– То есть… Ты хочешь сказать, что я тут в диковинку?

– Вы знаете…

– Давай договоримся разговаривать на «ты», – миролюбиво предложила Мила, понимая в глубине души, что ей вполне может понадобиться помощь этой местной озорной девчонки, которой на вид было не больше шестнадцати лет. – Меня зовут Мила. Мила Дункан.

– Значит, этот самодовольный урод Билли Таф не обманул? – удивленно произнесла Саманта и оглянулась, словно ожидала увидеть его нахальную рожу у себя за спиной.

– Что ты имеешь ввиду? Что за Билли Таф?

– Один дурачок, который почему-то считает себя самым красивым парнем в городе, – отмахнулась Саманта. – Он откуда-то знает твое имя.

– Это, действительно, странно, – задумчиво согласилась Мила. – Но Лонвилль вообще стал очень странным…

– То есть, ты бывала в нашем городе раньше, если есть, с чем сравнить? – изумилась Саманта.

– Ты знаешь, – все так же задумчиво ответила Мила, оглядываясь по сторонам. – Последний раз я была в Лонвилле двадцать лет назад. Здесь живет мой дядя, его зовут Томас Дункан, может, ты знаешь его?

– Томас Дункан? – задумалась Саманта ненадолго. – Хм… Это не тот странный одинокий старик с Оук-Роуд, который ни с кем не дружил и редко выходил из дома?

– Это он! Но почему ты говоришь о нем в прошедшем времени?

– Просто… – Саманта снова задумалась, а потом добавила. – Просто я очень давно не видела его, хотя мы с мамой и папой живем через пять дворов от него в желтом двухэтажном доме… Помню только то, что он очень редко появлялся на улице, всегда одетый в один и тот же коричневый костюм и запах вони тянулся за ним на несколько миль… Ой! – Саманта захлопала глазами, закрыла рот ладонью и виновато посмотрела на Милу, выдавив сквозь пальцы. – Извини…

– Ничего страшного, – махнула рукой Мила, даже не обратив внимания на столь нелестный отзыв о собственном дядюшке. – То есть… То есть, ты давно не видела его?

– Если честно, я даже забыла о его существовании, – виновато ответила Саманта. – А что с ним?

– Я не могу нигде найти его.

– Хм… – фыркнула Саманта. – Но ведь он же отшельник. Затворник.

– Я знаю об этом, – кивнула Мила. – Но сколько я не стучала в дверь, никто так и не открыл мне ее. Но все поголовно, с кем я общалась насчет дядюшки, как заговоренные отвечают мне, что видели его сегодня утром, спешащего куда-то по важным делам, и что у него все в полном порядке…

– Ты по этому поводу ходила к инспектору Файткрайму? – догадалась Саманта.

Мила кивнула и Саманта, покачав головой, добавила:

– Зря ты ходила к нему. Он настоящий урод! Впрочем, как и все в этом захолустном городишке.

– Ты знаешь, – взволнованно ответила Мила, с надеждой глядя ей в глаза. – Мне тоже так показалось. Так как тебя зовут?

– Саманта. Саманта Скай! – с гордостью ответила она и, потупив взгляд, добавила. – Прости, что следила за тобой и фотографировала. Клянусь, я не хотела причинить тебе неудобство и делала это без всякого злого умысла… Просто я проводила расследование по поводу того, что красивая незнакомка на большой черной машине может делать в нашем богом забытом городе.

– Значит, любишь расследования, Саманта Скай? – со слабой улыбкой спросила Мила.

– Тогда помоги мне разыскать моего дядюшку!

Глаза Саманты заблестели от предвкушения настоящих приключений, и она сразу же согласилась на предложение Милы.

– С чего нам нужно начать поиски, мисс Марпл? – все так же, с улыбкой, стараясь не обидеть эту замечательную девчонку, спросила Мила.

– Думаю, первым делом нам нужно попробовать проникнуть в дом твоего дядюшки, чтобы на месте разобраться что к чему! – воодушевленно затараторила Саманта. – Но мы должны сделать это вдвоем, без привлечения полиции. Мистер Файткрайм – настоящий идиот, поверь мне, нет смысла просить его о помощи. Единственное, что по-настоящему волнует его голову – это куда бы посадить свой толстый зад и поспать…

– По правде сказать, я тоже заметила это, – кивнула Мила. Ей все больше нравилась эта прозорливая, не по годам смекалистая и подвижная девчонка. – Мне показалось, что он ленивый, некомпетентный человек.

– Он не один такой в Лонвилле. Серьезно! Клянусь, большинство жителей этого городишки большую часть времени спит. Но это очень странный сон… Он совсем не похож на обычный сон…

Саманта ненадолго замолчала и посмотрела в небо, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы получше описать то, что хотела донести до Милы.

– Возьмем, например, моих родителей, – задумчиво произнесла она, наконец, снова посмотрев на Милу. – Последнее время, когда я просыпаюсь и спускаюсь в гостиную, то обнаруживаю родителей, сидящих в кресле или лежащих на диване совершенно неподвижными, словно они – куклы. Их глаза остаются открытыми, но они ничего не видят, не слышат и никак не реагируют на все, что происходит вокруг…

– А что происходит потом? – затаив дыхание, сухим голосом спросила Мила.

– По-разному, – пожала плечами Саманта. – Бывает так, что они словно включаются, становятся самими собой, и приступают к своим домашним делам, а бывает так, что продолжают сидеть или лежать, даже не обращая на меня внимания.

– Ты говорила об этом кому-нибудь? Например, директору школы или врачу?

– В Лонвилле нет школы. А врач, мистер Пейн… Мне кажется, что он умственно отсталый! – раздраженно ответила Саманта и сжала кулаки. – Не знаю, где он учился, но он, явно, тоже идиот, впрочем, как и большинство жителей нашего города.

– Постой, ты хочешь сказать, что каждое утро за тобой не приезжает школьный автобус и не везет тебя в школу в центр округа, а вечером не отвозит обратно в Лонвилль?

– Именно! – важно ответила Саманта. – Это закончилось несколько лет назад, так что я – неуч!

– И твоим родителям абсолютно все равно? – ужаснулась Мила.

– Говорю же, большую часть времени они проводят в каком-то непонятном анабиозе. Естественно, им все равно. Более того, они сами рады тому, что я не учусь в школе и искренне считают это занятие пустой тратой времени.

– Здесь, и правда, творится какая-то чертовщина… – протянула Мила, не веря тому, что на просторах Америки начала двадцать первого века всё еще могут твориться такие жуткие вещи. – Мы обязательно разберемся с этим.

– Но сначала предлагаю вернуться к дому твоего дядюшки и попытаться проникнуть внутрь, – рассудительно сказала Саманта. – Может быть, с ним все в порядке, и он просто выключен?

Мила сглотнула в горле нехороший ком и внимательно посмотрела на Саманту, пытаясь понять, где правда, а где ложь в словах этой впечатлительной девочки.

– Предлагаю обойти дом и проникнуть в него через заднюю дверь, чтобы поменьше привлекать внимание и не вызывать лишних вопросов в случае чего, – уверенно сказала Саманта, когда они с Милой стояли на заросшей лужайке дядюшкиного двора.

– Дельное предложение, – согласилась Мила, понимая, что в словах ее новой подруги однозначно присутствовала ясная и понятная логика, и огляделась на всякий случай по сторонам, но на улице не было ни единой живой души.

После этого Саманта, а за ней Мила гуськом обошли дом по отмостке и оказались в яблоневом саду. Мила с грустью осмотрела запустение, царящее вокруг, и ей стало очень жалко этот некогда прекрасный сад, который она так любила в детстве. Трава колосилась чуть ли не по пояс, а шиповник разросся так, что создавал сплошную неприступную колючую стену, подпирая собой стены дома. Нижние высохшие ветви некогда аккуратных яблонь, которые уже давно никто не подпиливал, напоминали Миле обнажившиеся кости конечностей давно умерших людей, а сами деревья выглядели так, словно им сильно не хватало влаги. Словом, теперь сад больше походил на непроходимый дремучий лес, к которому человек не имел никакого отношения. Дядюшка и раньше не отличался любовью к поддержанию порядка, но все равно, не допускал вокруг дома такого хаоса, с тревогой подумала Мила, и ее вновь посетили мысли о том, что с ним случилась какая-то беда.

Она не успела вымолвить ни слова, как Саманта уже схватила лежащий под ее ногами булыжник и с силой запустила в окно деревянной двери, расположенной в задней стене дома и представляющей собой выход в сад. Раздался сильный звон разбитого стекла, осколки разлетелись в стороны, и Миле оставалось только ошарашенно смотреть, широко открыв рот, на зияющую дыру в узком оконном проеме, не зная, радоваться этому или нет. Мила с опаской огляделась на сад, но тот ответил ей тишиной и спокойствием, и тогда она пробормотала, снова посмотрев на дверь:

– Ну что ж… Довольно своеобразный способ попасть внутрь… Я обязательно оплачу дядюшке ремонт окна… Мы полезем через эту дыру?

– Ну что ты! – хитро хихикнула Саманта и заговорщицки подмигнула Миле. Ей, явно, нравилось все происходящее. Подобрав с земли какую-то засохшую корягу, она расчистила периметр рамы от остатков острого стекла и, просунув руку внутрь, открыла защелку и потянула на себя дверь со словами:

– Добро пожаловать!

– Ты точно первый раз делаешь это? – покачав головой, спросила ее Мила, хотя ей очень по нраву пришлась сообразительность Саманты, сама бы она точно не додумалась до такого, как ей теперь уже казалось, элементарного способа проникать в запертые дома.

– Я прочитала об этом кучу книг, которыми завалена городская библиотека, которая, кстати, теперь тоже не работает, – с этими словами она первая вошла в дом, а Мила, еще раз обернувшись и убедившись, что поблизости нет посторонних, поспешила за ней. Едва они переступили порог, им в носы сразу же ударил сильный затхлый запах, царивший в широком холле. Очевидно, что жилище очень давно не проветривали.

Мила прислушалась. В доме царила немного пугающая тишина. Она кинула быстрый взгляд на настенные часы, стрелки которых застыли на половине двенадцатого, и убедилась в том, что они давно находятся в нерабочем состоянии, но в целом, всё – и трюмо, и старинный шкаф, все стояло на своих местах, как и двадцать лет назад, за исключением того, что теперь мебель была покрыта толстым слоем пыли. Дядюшка никогда не являлся самым опрятным человеком в мире, это Мила знала наверняка, но все равно, такое положение дел было не свойственен даже для него.

Они вдвоем молча, затаив дыхание и стараясь держаться как можно ближе друг к другу, двинулись в сторону кухни и очень скоро убедились в том, что, судя по всему, последний раз люди хозяйничали в ней очень давно. Мила снова подумала о том, что, возможно, дядюшка давно преставился. Скорее всего, он пролежал мертвым в своей кровати несколько недель или даже месяцев прежде, чем кто-то из соседей догадался о его смерти, но тогда почему жители Лонвилля скрывают от нее эту правду и в один голос убеждают в том, что он в полном порядке?

А может он и сейчас лежит на втором этаже, дожидаясь, когда кто-нибудь появится, чтобы предать, наконец-то, земле его сгнившее тело? От этой мысли у Милы мурашки побежали по коже, и с тяжелым сердцем она подняла глаза на потолок.

Потом они переместились в гостиную, и Мила с грустью в глазах оглядела ее интерьер. С каждым человеком случается порой так, что он забывает какие-то мелочи из своего прошлого, но стоит ему оказаться в том самом месте, где он часто бывал когда-то и где ничего не изменилось с тех пор, все эти мелочи мигом всплывают в памяти, а человек начинает удивляться, как он вообще мог забыть об этом… Нечто подобное сейчас испытала и Мила, и именно от этих воспоминаний ей стало грустно и радостно одновременно. Гостиная была любимой комнатой дядюшки, он очень любил проводить здесь время. Когда-то он рассказывал Миле, что в то время, когда за окном бушуют бесконечные холодные зимы и солнце рано закатывается за горизонт, он растапливает камин, наливает себе горячий чай с лимоном, а потом сидит и смотрит на огонь до тех пор, пока дрова не прогорят полностью, но и потом не уходит, а все еще сидит в полной темноте, не решаясь включить свет, и рассматривает оранжевые угли, которые напоминают ему город, увиденный ночью из самолета. Дядюшка ни разу в жизни не летал на самолете, но был твердо уверен в том, что ночной город через иллюминатор летящего высоко в небе лайнера выглядит именно так.

Бедный дядюшка, снова подумала Мила и на ее глазах выступили слезы. Как же, наверное, тяжело жилось ему в своем одиночестве среди этих молчаливых стен, когда не с кем обмолвиться словечком и единственным развлечением для него было разглядывать затухающий в камине огонь…

Старое продавленное и потертое кресло с деревянными ручками, в котором дядюшка так любил сидеть вечерами и читать свежую газету, тоже стояло на своем месте возле резного журнального столика. Саманта подошла к столику, взяла в руки аккуратно сложенную и покрытую толстым слоем пыли газету, а потом пробежалась по ней глазами.

– Номер окружной газеты пятилетней давности, – заметила она и, протянув ее Миле, покачала головой и добавила. – С ума сойти, всего пять лет назад в Лонвилль привозили даже почту… Мне кажется, даже амишей цивилизация коснулась сильнее, чем нас.

– Отличие только в том, что амиши сами сторонятся цивилизации и не подпускают ее к себе, – заметила Мила, принимая из ее рук газету. – Но в нашем случае все наоборот. У меня складывается ощущение, что цивилизация не подпускает к себе Лонвилль…

– И она все дальше отдаляется от него, – согласно кивнула Саманта и ухмыльнулась, а потом добавила. – Знаешь, Мила, мне кажется, что твоего дяди не было в этом доме очень давно…

– Этому есть какое-нибудь разумное объяснение?

– Остается только два варианта – либо он переехал, либо находится где-то в состоянии анабиоза, подобного тому, в котором иногда пребывают мои родители.

– Либо умер, – предположила Мила со страхом в голосе. – У меня дурное предчувствие. Давай оглядим второй этаж…

Саманта дала свое согласие легким кивком головы и осторожно пошла за Милой по лестнице, ступеньки которой жалобно и надсадно скрипели под каждым их шагом, нарушая царящую в доме тишину. Мила не верила рассказам Саманты о состоянии анабиоза местных жителей и считала это полетом скучающей детской фантазии, но с каждым следующим шагом она все больше убеждалась в том, что, скорее всего, найдет в спальне разложившийся труп дядюшки Томаса. Мысль о том, что он умер здесь забытый, одинокий и брошенный всеми, и его никто не нашел с тех пор, кольнула ее острой болью и она едва сдерживала слезы, чтобы не расплакаться от жалости к нему. Остановившись на верхней площадке, Мила инстинктивно щелкнула выключателем, чтобы развеять царивший здесь полумрак, но свет, естественно, не загорелся.

– Бесполезно, – прошептала у нее за спиной Саманта. – В Лонвилле нет электричества уже пару лет.

Мила хотела было спросить Саманту о том, как же они готовят еду, но мысли об электричестве покинули ее голову, едва только она остановила взгляд на пошарпанной двери закрытой дядюшкиной спальни. Почувствовав нарастающую в груди дрожь, Мила на ватных ногах двинулась к двери и, поколебавшись мгновение, нажала на ручку и потянула ее на себя, готовясь к самому худшему. Петли страшно заскрипели, словно были недовольны тем, что непрошенные гости потревожили их долгий и сладкий сон.

Затаив дыхание и осторожно переступив порог, Мила остановилась и внимательно оглядела мрачную полутемную комнату – солнечный свет слабо проникал через мутное, грязное, давно никем не мытое окно.

Небрежно застеленная грубым войлочным одеялом кровать, на которой лежал маленький старый плюшевый медвежонок, которого Мила тоже помнила из детства, массивный деревянный стол у окна, покрытый толстым слоем пыли, и дубовый шкаф встретили наших подруг удручающей, негостеприимной тишиной, словно были не рады их появлению. Несмотря на это, Мила испытала чувство небывалого облегчения, что не нашла сгнивший труп своего бедного дядюшки на этой старой, знакомой с детства кровати. Она прошла к дальней стене комнаты и, распахнув тяжелые скрипучие двери шкафа, увидела висящие на плечиках коричневые костюмы дядюшки, которые он так любил. Мила отчетливо помнила, что дядюшка предпочитал строгие темно-коричневые костюмы любой другой существующей в мире одежде и никогда не носил ничего другого.

– Ну и где он может быть? – Мила закрыла шкаф, обернулась и вопросительно посмотрела на Саманту, которая настороженно оглядывала спальню, словно пыталась мыслить дедуктивно.

– Понятия не имею, – призналась та, пожав плечами. – Давай проверим ванную комнату. На всякий случай…

Дурное предчувствие снова овладело Милой, когда она, направляясь к выходу из спальни, представила, что дядюшка мог скончаться в ванной комнате, но…

Ванная тоже оказалась пустой. Лишь помутневшее от времени, висевшее над раковиной полукруглое зеркало смотрело на Милу отражением ее собственного настороженного и ничего не понимающего лица…

– Что будем делать дальше? – разочарованно произнесла Мила, больше обращаясь к себе, чем к Саманте, когда они спустились на первый этаж и снова прошли в кухню. Она подошла г грязному окну и задумчиво оглядела запущенную лужайку и белый пошарпанный заборчик, возле которого разговаривала сегодня утром с этим смешливым стариком, сующим нос не в свои дела. В доме явно никто не появлялся вот уже несколько лет, и Мила была уверена в этом на все сто процентов. Но где же тогда дядюшка? И почему сосед сказал, что видел его утром? Что они все скрывают от нее? Может быть…

Может быть, жители городка убили дядюшку, а этот противный инспектор Файткрайм прикрыл преступление силой своей власти, не желая выносить сор из избы? А может, он сам и убил дядюшку? Она снова вспомнила лживую, самодовольную тупую рожу инспектора и ей показалось, что эта версия имеет право на существование. В любом случае, в таких маленьких городках как Лонвилль, под покровительством шерифа можно творить страшные вещи, о которых никто никогда не узнает за пределами административных границ поселения, а местные жители будут молчать из страха перед местной элитой. Мила отчетливо поняла, что никто из местных жителей не поможет ей найти дядюшку и теперь ей оставалось только одно – садиться в машину, ехать в Мерфил – административный центр округа и трубить там в каждую инстанцию о том, что в Лонвилле пропал человек, а местной власти нет до этого никакого дела. Теперь она точно была уверена, что только вмешательство внешнего мира поможет ей найти если не самого дядюшку, то хотя бы ту яму, в которую безжалостные убийцы сбросили его бездыханное тело, пытаясь замести за собой следы жестокого преступления.

Мила поделилась своими мыслями с Самантой, и та одобрительно кивнула, а потом спросила голосом, полным мольбы и надежды:

– А мне можно будет прокатиться с тобой?

– Ты думаешь, это хорошая идея? – нахмурилась Мила. – И твои родители не будут против того, что ты?

– Им все равно нет до меня никакого дела! – взмолилась Саманта. – Они даже не заметят моего отсутствия!

Мила все еще думала, осознавая, что нельзя просто так посадить в свою машину несовершеннолетнего ребенка и увезти его куда бы то ни было, и тогда Саманта добавила:

– Ты просто обязана взять меня с собой после всего того, через что мы прошли вместе!

– Мы ведь вместе прошли войну в Ираке, правда? – попытавшись улыбнуться, пробормотала Мила, хотя мысли о смерти дядюшки теперь ни на минуту не покидали ее голову. – Твоя взяла! Мы едем сейчас же! Не будем терять ни минуты!

– Ура! – радостно воскликнула Саманта и первая бросилась к задней двери, а Мила поспешила за ней, в глубине души понимая, что это очень непредусмотрительно со стороны этой девчонки – садиться в машину едва знакомого ей человека.

Подруги захлопнули за собой дверь и Саманта, просунув руку в разбитое окно, защелкнула задвижку. После этого они быстро обогнули дом, вышли на улицу и спешным шагом зашагали к площади, туда, где машина Милы, по-прежнему, стояла напротив маленького отеля, как вдруг увидели спешно идущих им на встречу мужчину и женщину с озабоченными лицами.

– Вот ты где, Саманта, – сказал мужчина, как только они поравнялись с ними, и лицо его сразу же прояснилось.

– Мы так волновались, – взволнованно добавила женщина.

– Мама? Папа? – остановившись, как вкопанная, Саманта, не веря своим глазам, переводила взгляд с одного на другого. – Но… С каких это пор вы стали переживать за меня?

– Мы твои родители, девочка моя, – сказал отец. – Мы всегда переживаем за тебя. Кстати… Кто это с тобой?

– Да, Саманта, – добавила мама. – Может, представишь нам свою подругу?

Саманта перевела растерянный взгляд на Милу и неуверенно сказала:

– Это Мила Дункан… Она приехала навестить дядюшку, но нигде не может его найти… Мила, это мои папа и мама – мистер и миссис Скай.

– Очень приятно, очень приятно, Мила, – они вдвоем обступили ее, стали по очереди трясти ее руки и наперебой засыпать вопросами. – Саманте очень не хватает общения в нашем захолустье… Откуда вы приехали? Кто ваш дядюшка?

– Я приехала из Бостона, – едва успевала отвечать Мила, с интересом рассматривая этих приятных и, судя по всему, очень добрых людей. – Моего дядю зовут Томас Дункан и…

– Томас Дункан? – воскликнул мистер Скай. – Прекрасный человек!

– Он, действительно, ваш дядя? – добавила миссис Скай.

– Вы его знаете? – с надеждой спросила Мила. – С ним все в порядке? Он жив?

– Что за глупые вопросы, – добродушно рассмеялся мистер Скай. – Конечно, он жив и здоров, мы виделись с ним не далее, чем вчера вечером.

– Он, несмотря на свой преклонный возраст, находится в прекрасной форме, – добавила миссис Скай. – Я частенько вижу его из окна кухни, когда он прогуливается по тротуару.

– Но… – Мила растерянно оглянулась на дом, а потом перевела озадаченный взгляд на Саманту, которая стояла, открыв рот, и во все глаза глядела на родителей. – Я нигде не могу найти его, а дом кажется заброшенным… Я прямо сейчас отправляюсь за помощью в Мерфил!

– Да не переживайте вы так, – беспечно рассмеялся мистер Скай и махнул рукой. – Старина Томас просто немного подзапустил хозяйство… Вы ведь знаете, каково это, будучи стариком, поддерживать все в идеальной чистоте и сносном порядке!

– Что за глупости, – рассмеялись следом за ним миссис Скай и дружески потрепала Милу по руке. – Уверяем вас, с Томасом Дунканом не случилось никакой беды, переживать не о чем…

– А вон и он! – мистер Скай показал пальцем в сторону и снова рассмеялся. – Живой и здоровенький!

Мила проводила его палец взглядом и увидела, как по улице идет, постепенно приближаясь к их компании…

Дядюшка Томас Дункан.

Собственной персоной.

На нем были надеты ярко-желтая рубашка с коротким рукавом, светлые брюки и сандалии на босу ногу, а на седой голове красовалась белая шляпа с полями.

– Мила? – не веря своим глазам произнес дядюшка, когда поравнялся с ними, и удивленная, восторженная улыбка расползлась по его морщинистому дружелюбному лицу. – Ты ли это?

– Дядюшка? – потрясенным голосом произнесла Мила, с изумлением глядя на его довольное, пышущее счастьем лицо. Он был совсем не похож на того унылого затворника, каким она знала его в детстве. – Откуда ты взялся?

– Смотришь на меня так, словно не узнаешь, – расхохотался он и крепко стиснул ее в объятьях. – Но это, все же, по-прежнему я – твой старый, добрый дядюшка Томас!

Мила прижалась к нему, хотя с ее лица не сходило удивленное выражение, ведь дядюшка появился так стремительно и неожиданно, что она оказалась к этому совершенно не готова.

– Боже, какой красивой женщиной ты стала! – произнес он, когда, наконец, разжал свои крепкие объятья и сделал шаг назад, с восхищением глядя на Милу, а потом с гордостью обратился к остальным. – Моя племянница! Я знавал ее еще в те времена, когда она едва доставала макушкой до моего колена!

Мила гляделана него во все глаза, пытаясь понять, что именно могло так сильно изменить дядюшку в лучшую сторону за все эти долгие годы, но только терялась в догадках. Его некогда задумчивое лицо с едва заметной грустной улыбкой сейчас просто светилось счастьем, оптимизмом и любовью к жизни.

– Простите меня, дорогие соседи, – вежливо сказал дядюшка и широко улыбнулся мистеру и миссис Скай, – но вынужден сообщить, что отбираю у вас эту прекрасную леди – семейные дела, понимаете ли…

– О да, о да, – понимающе закивали те головой в ответ и, схватив Саманту за руки с обеих сторон, смущенно забормотали наперебой. – По правде сказать, у нас еще тоже много дел, а время, между прочим, близится к вечеру… Приятного вечера, мистер Дункан! Мила, это была честь для нас – познакомиться с тобой! Саманта, попрощайся со своей новой подругой, нам пора идти.

После этого они потащили ничего не понимающую Саманту по тротуару в направлении своего дома, а дядюшка, добродушно кивнув им на прощание, взял Милу под руку и повел в противоположную сторону. Мила была настолько ошарашена ситуацией, что даже не успела попрощаться со своей новой подругой и послушно плелась рядом с дядей, который все еще придерживал ее под руку, и иногда оглядывалась на удаляющуюся с родителями Саманту.

– Прости, что не приглашаю в дом! – беспечно произнес дядюшка через несколько десятков метров. – Там… Э-э-э… Не совсем убрано…

– Это я заметила, – кивнула Мила и ухмыльнулась. – Если бы мама видела, как ты запустил дом, то была бы не в восторге.

– Ах, моя милая сестренка, моя милая Роза, – вздохнул дядюшка и улыбка слетела с его губ. – Как же рано твоя матушка ушла из нашего мира… Я часто вспоминаю о ней. Но ты не должна обижаться на меня за беспорядок, детка. В моем возрасте довольно тяжело справляться со всей этой бытовой чертовщиной! – он снова вздохнул, а потом рассмеялся. – До сих пор не верю, что ты стоишь прямо передо мной! Когда я услышал от друзей, что меня ищет собственная племянница, то сначала не поверил своим ушам. Вот уж не думал, что моя любимая, моя маленькая, хорошенькая, умненькая Мила с тонкой косичкой на макушке снова когда-нибудь окажется в Лонвилле! – не унимался дядюшка, радостно смеясь. – Но она все же здесь, стоит прямо передо мной, и она совсем не такая маленькая, какой я помню ее. Она превратилась в прекрасную женщину и озаряет своей красотой наш сонный городок, словно весеннее солнце озаряет север Аляски после долгой полярной ночи!

– Но где же ты пропадал, дядюшка? – воскликнула Мила, пропустив мимо ушей его комплимент и все еще пытаясь прокрутить в голове его внезапное появление. – Я искала тебя с самого утра!

– Я больше не сижу целыми днями дома, – объяснил он, светясь от счастья. – В моем возрасте, если человек слишком долго сидит неподвижно, ему потом бывает трудно снова встать на ноги, понимаешь? Я и сегодня встал с первыми лучами солнца, а потом отправился на прогулку. Большую часть времени я люблю гулять по холмам, это чудо, что я вернулся раньше времени и услышал, что ты меня ищешь. – он хихикнул. – Понимаю, что тебе это кажется необычным, учитывая то, каким я был раньше, но мне, действительно, надоело быть чертовым отшельником, у которого нет друзей! Несколько лет назад я решил изменить свою жизнь и – вот он я!

– Я беспокоилась о тебе. Признаюсь, что даже разбила стекло в задней двери для того, чтобы попасть в дом и убедиться в том, что… – она запнулась, пытаясь правильно подобрать слова. – В том, что…

– В том, что я не лежу мертвым в своей кровати? – расхохотался он. – Или в том, что мой разложившийся труп, который некому было отпеть, а потом предать земле, все еще валяется в доме? Забытый, покинутый всеми, и никто даже не спохватился о том, что меня уже нет в живых? – дядюшка замолчал, а на его лице снова появилась знакомая ей с детства едва заметная грустная улыбка, и он добавил тихим голосом. – Но, как видишь, ты ошибалась… Я в полном порядке, и я абсолютно счастлив.

Словно в подтверждение своих слов, дядюшка похлопал себя по пузику и добавил:

– Ты знаешь, теперь я полюбил пиво. Знаю, что это не самый полезный продукт в мире, особенно для людей моего возраста, но так хочется побаловать себя иногда. В конце концов, жизнь для того и существует, чтобы жить, не так ли?.. Кстати, почему бы нам не пойти перекусить в кафе мистера Бейкера? Я угощаю! Ведь не каждый день тебя приезжает навестить любимая племянница! Это бывает чуть реже – всего лишь один раз в двадцать лет!

После этих слов Мила покраснела, понимая, к чему он клонит, но решила сменить тему разговора и пробормотала в ответ:

– Этот мистер Бейкер – грубиян, который сует нос не в свои дела… Утренний разговор с ним доставил мне массу неприятных минут.

– Неужели? – с удивлением отозвался дядюшка и поднял брови. – Мистер Бейкер – милейший человек, пойдем скорее, сейчас ты сама убедишься в этом!

И действительно, когда они, несколько минут спустя, уже сидели в том самом кафе на площади, от прежней агрессивности мистера Бейкера не осталось и следа. Он, мило улыбаясь Миле добрым широким лицом, подошел к их столику с огромным жестяным подносом, на котором стояла большая кружка холодного пива и прозрачный высокий стакан ванильного коктейля.

– О, простите меня за утреннюю несдержанность, – обратился он к ней и немного поклонился. – Не знаю, что нашло на меня, видимо, сказалась бессонная ночь…

– Ты плохо спал ночью, старина? – по-дружески обратился к нему дядюшка.

– Да, – кивнул тот, – все было именно так. Знаете ли, мы немного повздорили накануне с миссис Крау из-за одного вопроса, который не стоил и выеденного яйца, ну, да неважно… И я всю ночь ворочался с боку на бок и корил себя за то, что поругался с ней… В общем, все меню для вас сегодня – бесплатное! – счастливым голосом заключил он.

– Ой, ну что вы, – виновато пробормотала Мила. – Я уже и забыла про это маленькое утреннее недоразумение и…

– Нет-нет! – прервал ее мистер Бейкер и добавил. – Пусть мое предложение останется в силе! Я настаиваю! Не откажите мне в возможности сделать вам этот скромный подарок за мою непростительную утреннюю грубость!

Миле ничего не успела ответить, а мистер Бейкер, подмигнув ей, развернулся и спешно удалился.

– Жизнь прекрасна, – сказал дядюшка, сделав несколько огромных глотков и сразу же наполовину опустошив стакан пива. – Я жалею только о том, что слишком поздно понял это. Каким же, черт возьми, дураком я был, даже не верится…

– Ты действительно, просто пышешь энергией и жизнелюбием!

– Правда? Ты заметила? – он снова хихикнул.

– Это сложно не заметить! Как ты пришел к этому?

– Ты знаешь… – дядюшка на секунду задумался, а потом снова жизнерадостно расхохотался. – Именно одиночество и привело меня к этому! Именно оно сделало меня тем, кем я сейчас являюсь!

Он самозабвенно откинулся на спинку стула, сложил руки на своем пузике и прикрыл глаза, словно сытый кот. Мила с интересом продолжала во все глаза рассматривать его, она была очень рада за дядюшку. Вот уж не ожидала она, что он стал совсем другим человеком. Двадцать лет – это конечно, большой срок, но дядюшка изменился до неузнаваемости. Раньше он даже говорил так тихо и неуверенно, что его почти не было слышно, но теперь… Из одинокого затворника, не имеющего друзей и редко выходящего на улицу, он превратился в ярко одевающегося бодренького старичка, пьющего пиво так, словно завтра уже никогда не наступит и это последняя в его жизни кружка. Кроме того, все в городе, кажется, не просто знают его, но и любят. Немногочисленные прохожие, попадавшиеся им по пути к площади, радостно приветствовали его и дружелюбно улыбались, когда он здоровался в ответ. Да и этот мистер Бейкер, судя по всему, относится к дядюшке так хорошо, что даже готов бесплатно кормить не только его самого, но и его племянницу в своем вечно пустующем кафе, которое, кстати сказать, тоже не отличалось чистотой.

Несмотря на все это, что-то глубоко-глубоко в душе не давало Миле покоя…

Какое-то очень отдаленное чувство тревоги не отпускало ее, и она никак не могла понять, что именно может ее тревожить.

Мистер Бейкер принес еще одну полную кружку пива и, одарив Милу лучезарной улыбкой, снова исчез за прилавком в дальнем углу кафе. Дядюшка проводил его довольным захмелевшим взглядом, а потом, сделав еще несколько глотков, отрыгнул на весь зал и расхохотался, довольный своей ребячьей забавой.

Мила сначала с укором уставилась на него, но, глядя в его шкодные глаза, не смогла сдержать улыбки, хотя ей стало очень неудобно перед мистером Бейкером.

– Прости, не смог удержаться от соблазна, – дядюшка ехидно посмотрел на Милу и добавил. – В этом кафе варят отличное пиво, и я довольно частый гость тут. Мистер Бейкер давно привык к моим шуточкам, и, завидев меня на горизонте, переживает только о том, чтобы у него оказалось припрятано для меня несколько литров этого прекрасного пенного напитка.

Мила заставила себя улыбнуться еще шире и понимающе кивнула, хотя, если честно, поведение дядюшки немного настораживало ее.

– Тебе не нравится, что я изменился? – внезапно спросил он с ноткой беспокойства в голосе. – Ты выглядишь несколько обеспокоенной, детка.

– Дело не в этом, – покачала она головой. – Но я совсем не ожидала, что… Я… Ты стал совершенно другим, и меня это удивляет…

– Я был глупцом, – махнул он рукой, прерывая ее. – Хоть ты и была еще очень маленькой, но, уверен, ты прекрасно помнишь, Мила, каким я был. Ты прекрасно помнишь, какой несчастной была моя жизнь… Раньше мне приходилось прикладывать огромное усилие к тому, чтобы просто выйти из дома. Я думал, что все смотрят на меня и думают, что я ненормальный, что я не от мира сего. И ведь именно так и было… – он перестал улыбаться, с задумчивым видом поднял кружку со стола и хлебнул еще немного пива. – Все считали меня чудаком, замухрышкой, и я знал, что люди смеются надо мной. Они были совершенно правы. Когда тебе постоянно говорят, что ты урод, то ты обычно, таким и становишься, теряя смысл что-то изменить в своей жизни. Хорошо, что я все же смог разорвать этот круг.

За окном прошли двое мужчин средних лет и, увидев через стекло дядюшку, приветливо помахали ему. Он улыбнулся и помахал им в ответ, а потом перевел взгляд на Милу. – Видишь? Теперь все совсем иначе!

– Ты стал очень популярным человеком, выглядишь абсолютно счастливым, и я безумно рада этому, дядюшка! – воскликнула Мила и потрепала его по руке, хотя чувство легкой тревоги так и не покинуло ее. – Прости, что разбила вдребезги окно в задней двери… Я сама оплачу его ремонт.

– Черт с ним, с этим окном! – расхохотался дядюшка. – Даже не переживай об этом! На самом деле, мне очень приятно осознавать то, что ты готова была поставить на уши весь мир из-за меня одного!

– Я, правда, очень волновалась…

– Что наткнешься на останки мертвого тела своего любимого дядюшки, о котором не вспоминала всего лишь двадцать лет? – он, не дав ей договорить, скептически поднял бровь.

Мила почувствовала его сарказм и поэтому просто ответила:

– Прости меня. Я была очень глупа и эгоистична. Я была плохой племянницей, но я, правда, волновалась.

– И я высоко ценю это, – ответил он, выпил еще немного пива и воскликнул. – Черт возьми, мне уже почти семьдесят! Если быть откровенным, то не думал, что кто-то еще вспомнит о моем существовании!

Откинувшись назад, Мила с виноватой улыбкой смотрела на дядюшку. Подумать только, как меняет людей жизнь. Этот веселый общительный дедушка в ярко-желтой рубашке совсем не напоминал ей того хмурого, всегда сдержанного человека, каким она помнила его из детства.

– Я знаю, что вы с мамой обо мне думали, – добавил дядюшка с ноткой раздражения в голосе, словно прочитал ее мысли. – Примерно то же самое, что и все остальные жители этого городка. Вы считали меня… Странноватым… Честно говоря, после смерти своей сестры – твоей матушки – я испытал некоторое облегчение, хотя и очень любил ее. Она ведь, как я наивно предполагал, приезжала навещать меня раз в год больше из необходимости, чем из-за того, что скучала по мне…

– Ты ошибаешься, – твердо ответила Мила. – Мама очень любила тебя.

– Я знаю, – так же твердо ответил он. – И жалею только об одном… Что понял это слишком поздно. Что понял это только тогда, когда остался один-одинешенек на всем белом свете, в котором больше не осталось ни одного человека, который любил меня. Осознание этого не давало мне жить. Если бы ты знала, сколько слез я пролил, сидя перед холодным нерастопленным камином, так мне было плохо. Я понял, что прожил эту жизнь зря и хотел было покончить со всем этим. Я даже приготовил веревку и научился делать петлю, но… – он задумался ненадолго, – Хорошо, что я нашел в себе силы не идти по легкому пути…

Мила слушала его и виновато моргала глазами, а по щекам у нее побежали слезы. Дядюшка заметил ее грустный взгляд и улыбнулся, потрепав племянницу по щеке:

– Не плачь, детка. Это было очень давно.

– Я забыла о тебе…

– Все в порядке. Ты выросла, у тебя началась собственная жизнь. Победы, поражения, радости, невзгоды, любовь, разлука… Зачем тебе нужно было еще переживать о старом, чудаковатом брате твоей матери, который ведет отшельнический образ жизни у черта на куличках и от которого всегда воняет…

– Я знаю, что так и было, но я не могу судить тебя за это. В конце концов, это не твоя вина, детка, поэтому я не в обиде… Мне приятно, что ты заехала проведать меня, хоть я совсем и не ожидал этого, – дядюшка выглянул за окно и добавил, слегка кивнув головой. – Скоро наступит вечер, наверное, тебе пора ехать, ведь дорога до Бостона совсем не близкая…

– Разве ты не пригласишь меня задержаться на несколько дней? – немного удивленно спросила Мила, которая была, явно, не настроена уезжать.

– Понимаешь, детка, – дядюшка замялся, а потом добавил, почесав подбородок. – Я так сильно привык жить в одиночестве, что… И в доме не убрано, да и вообще… Я рад, что ты навестила меня, но остаться в Лонвилле было бы лишним, тем более, что у меня еще есть кое-какие дела и меня несколько дней не будет в городе, понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Мила, хотя она ничегошеньки не поняла, почувствовав только то, что дядюшка пытается просто избавиться от нее и придумывает для этого кучу причин прямо на ходу. Однако, ей меньше всего хотелось навязывать ему свое общество, особенно после того, как он так стремительно начал выпроваживать ее. Набравшись храбрости, она, все-таки, спросила:

– Можно я, хотя бы, навещу тебя в следующем году и проверю, как ты здесь справляешься?

– О, в этом нет никакой необходимости! – беспечно махнул рукой дядюшка и допил свое пиво. – Я счастлив, живя здесь, поэтому тебе не о чем переживать, детка! Лонвилль – лучший город на свете, и я прекрасно со всем справляюсь.

– Ты действительно счастлив здесь? – Мила с сомнением посмотрела за окно. – Лонвилль кажется мне таким… Брошенным.

– Я прожил здесь почти пятьдесят лет с тех самых пор, как уехал из Нью-Йорка еще совсем молодым парнем, но именно здесь я обрел свое счастье, поэтому, можешь не беспокоиться обо мне. Старина Томас в полном порядке, и он счастлив!

– И, все же, я как-нибудь приеду навестить тебя.

– Еще через двадцать лет? – от души расхохотался дядюшка, а потом добавил серьезным голосом. – В этом нет никакой необходимости.

– Да не переживай ты так, племянница! – улыбнулся он. – Со мной все будет хорошо. Не сковывай свою жизнь ненужными обязательствами!

– Обязательства здесь ни при чем, – покачала головой Мила. – Мне бы и самой хотелось делать это.

– Это, и правда, ни к чему, детка. Ты прекрасно обходилась без этого долгие годы. Чтобы стать счастливой – тебе следует думать о себе, а не обо мне. Не обижайся.

– Но… – Мила задумалась и ей стало очень грустно от внезапно посетившей ее мысли. – Получается, что мы больше никогда не увидимся?

Дядюшка грустно улыбнулся в ответ, встал из-за стола и сказал:

– Пойдем. Я провожу тебя до машины.

Мила тоже встала, хотя ей хотелось плакать, и они вдвоем вышли на улицу. Как только дверь за ними захлопнулась, мистер Бейкер подошел к окну и посмотрел им в спины, а потом почесал подбородок и прошипел раздраженно:

– Черт возьми, да когда же ты уберешься к чертям собачьим из нашего города?

Он перевел взгляд на столик, за которым Мила и дядюшка сидели несколько минут назад, и некоторое время смотрел на пустой стакан из-под ванильного коктейля и две осушенные пивные кружки, а потом, не удосужившись прибраться, оставил все, как есть, и скрылся в подсобном помещении.

Тем временем, Мила в сопровождении дядюшки подошла к машине, которая по-прежнему стояла напротив городского отеля. На душе у нее было очень грустно, а в сердце скребли кошки, ей очень не хотелось уезжать. Конечно, она могла бы остаться в гостинице, но чувствовать себя непрошеным гостем ей хотелось еще меньше. В конце концов, дядя прекрасно дал ей понять это. Только теперь она догадалась, почему все эти люди пытались избавиться от нее и не допустить эту встречу. Дядюшка, узнав о ее приезде, просто спрятался от нее, чтобы избежать встречи, и все его друзья прикрывали его, а появился он тогда, когда понял, что ее не удастся избежать. Ну что ж… Если ему, действительно, так будет лучше, то пусть так и будет… Мила крепко обняла его и прижалась к его старому телу, а потом забралась на переднее сиденье и запустила двигатель.

– Счастливого пути, детка, – с радостной улыбкой произнес дядюшка. – Не переживай за меня и не волнуйся. Со мной все будет в полном порядке! – после этих слов он сам захлопнул дверь и немного отошел назад, добавив. – Спасибо, что навестила старика Томаса

Мила сдала назад, последний раз посмотрела на него с грустью, помахала на прощание рукой через стекло, а потом постаралась улыбнуться в ответ, но у нее ничего не вышло. Дядюшка же, наоборот, просто светился от счастья, стоя на краю тротуара и помахав ей в ответ. Мила внимательно оглядела его с ног до головы, вздохнула, нажала на газ и повела машину вдоль пустынной улицы. Бросая короткие взгляды в зеркало заднего вида и рассматривая вышедшего на дорогу дядюшку, Мила отчетливо понимала, что чувство непонятной тревоги никак не покидает ее голову.

Она еще раз вздохнула и посмотрела на дорогу. Теперь ее в Лонвилле удерживало только лишь одно дело – попрощаться со своей новой подругой Самантой Скай, этой озорной девчонкой, тоскующей по приключениям и расследованиям. Вспомнив ее неудачные попытки следить за Милой, она не смогла сдержать улыбку, и даже подумала о том, что обязательно как-нибудь, когда та станет постарше, покажет ей Бостон.

Свернув на Оук-Роуд, Мила проехала мимо одинокого дома дядюшки и, отсчитав еще пять дворов, остановила машину напротив симпатичного двухэтажного дома, выкрашенного в желтый цвет. Он смотрелся довольно живописно, газон был тщательно выстрижен, а в круглых клумбах по обе стороны от крыльца колосились разноцветные цветы на длинных стеблях.

Пройдя по узкой дорожке, выложенной бежевой плиткой, Мила поднялась на уютное крылечко и нажала кнопку звонка, а в следующую секунду, вспомнив, что в Лонвилле отсутствует электричество, несильно постучала по двери. Все-таки, это очень удивительно, что в населенном пункте начала двадцать первого века отсутствуют элементарные удобства, подумала она и покачала головой. Нет, решено, я обязательно когда-нибудь покажу Саманте Бостон, а может, даже, помогу поступить в колледж, чтобы выдернуть ее из этого богом забытого городка. В это время за дверью послышались шаги и на пороге, коротко и дружелюбно улыбнувшись, появилась миссис Скай, воскликнув:

– Ах, это вы, Мила? Боюсь, что моей девочки нет дома… Вы разминулись с ней буквально в несколько минут, какая жалость…

– Действительно, жаль… – кивнула с грустью Мила и добавила. – Я уезжаю из Лонвилля и не знаю, когда снова окажусь здесь, поэтому хотела поблагодарить ее за помощь и попрощаться.

– Я обязательно передам ей, что вы заходили. Она будет рада услышать об этом.

Мила внимательно посмотрела в улыбающееся лицо миссис Скай и на секунду ей показалось, что улыбка той пронизана фальшью насквозь, поэтому произнесла:

– Но я бы хотела попрощаться с ней лично, вы не знаете, куда бы она могла направиться?

– Кто знает, – беспечно пожала та плечами в ответ. – Ох уж эти дети…

В следующую секунду откуда-то из глубины дома послышалась возня, раздался отдаленный глухой стук, а потом все стихло. Миссис Скай с тревогой посмотрела на Милу, но тут же ее лицо вновь расплылось в дружелюбной улыбке:

– Муж затеял какой-то ремонт. Все ему не сидится на месте. Вечно достает свои инструменты и начинает ходить с ними по дому и искать себе какое-нибудь только ему нужное занятие. Я не понимаю мужчин, но вижу, что ему это очень нравится… А теперь извините, вынуждена попрощаться с вами, иначе сгорит мой яблочный пирог. Спасибо, что заглянули, Саманта будет очень тронута.

– Нет проблем, но…

Дверь с грохотом захлопнулась и Мила осталась на крыльце в одиночестве.

– Может быть, вы, все-таки, знаете где бы я могла найти ее, чтобы попрощаться лично? – закончила она, ошеломленно глядя на дверь. Люди, живущие в Лонвилле, очень странные, подумала она, разворачиваясь и спускаясь по ступенькам. По крайней мере, раньше они казались намного гостеприимнее. Добредя до машины, Мила на всякий случай огляделась по сторонам, в надежде увидеть Саманту, но улица словно вымерла. Вздохнув, Мила забралась в водительское кресло и захлопнула дверь. Конечно, ей бы хотелось еще раз увидеть эту озорную подвижную девчонку, но она ведь еще совсем ребенок. Она, наверное, уже забыла о странной незнакомке, появившейся в Лонвилле на один день и сейчас, скорее всего, проводит какое-то очередное загадочное, только ей известное расследование.

Мила даже не догадывалась, что в этот самый момент папа и мама открыли дверь чулана в дальнем конце коридора и с одинаковыми лицами посмотрели на лежащую на полу и связанную по рукам и ногам плачущую Саманту с кляпом во рту, которая извивалась словно уж и тщетно пыталась освободиться, что-то мыча себе под нос.

– Приходила твоя подруга – Мила Дункан, – произнесла мама холодным голосом без тени улыбки. – Она хотела лично попрощаться с тобой… Боже, как это мило, ведь вы были знакомы всего лишь несколько часов.

Папа наклонился и достал изо рта Саманты кляп, а потом развязал ей руки и позволил встать:

– Она выезжает из Лонвилля, поэтому нет никакой необходимости в том, чтобы держать тебя связанной.

– Почему вы не дали мне попрощаться с ней? – закричала Саманта, вскочив на ноги и вытирая со щек слезы обиды. – Как вы могли так поступить со мной?

– В прощании с Милой не было никакой необходимости. Тебе не следует общаться с ней, – строго сказал папа и, почесав подбородок, задумчиво посмотрел в окно. – Она не такая, как мы. Просто забудь о ней…

…Через несколько минут, уже оказавшись на узком пустынном шоссе, Мила невольно посмотрела в зеркало заднего вида на удаляющийся вдаль городок и ей стало немного обидно, что дядюшка не захотел оставить ее на несколько дней и теперь она была вынуждена покинуть Лонвилль. Но, с другой стороны, она была рада тому, что несмотря на все странности, с дядюшкой все в порядке.

Потом она снова подумала о Саманте и о ее родителях. Она вдруг вспомнила, как Саманта рассказывала ей об анабиозном состоянии, в котором мистер и миссис Скай пребывают большую часть времени и покачала головой. Вполне себе обычные люди, разве что не мешало бы им быть чуть повежливее с друзьями своей дочери. Бедная девочка, у нее совсем нет друзей и ей так тоскливо, что она готова придумать что угодно, лишь бы только хоть как-то разнообразить свою жизнь и убедиться в том, что мир – это не только захолустный, никому не нужный городок, затерянный на просторах страны… Решено, подумала Мила, обязательно покажу ей Бостон при первой же возможности.

Потом она снова подумала о дядюшке и вспомнила, как он каждый год просил маму, чтобы она больше не приезжала, что не надо делать это из-под палки, что он не хочет чувствовать себя обузой, но… Несмотря на все изменения, видимо, что-то от старого дядюшки в нем, все-таки, осталось.

– Все равно, я еще обязательно приеду, – произнесла Мила, кинув очередной взгляд в зеркало заднего вида.

Лонвилль растворился вдали, и дорога тонкой лентой убегала в сторону деревьев, вырисовывающихся на линии горизонта.

Головокружение, периодически мучившее ее в течение всего дня, больше не повторялось, но чувство тревоги никак не хотело оставлять Милу, хотя она так и не смогла понять, что именно ее тревожит…

(спустя еще три года)

Теплое сентябрьское утро было в самом разгаре и лучики осеннего солнца все еще грели Лонвилль. Припарковав машину на центральной площади, Мила осторожно выбралась из-за руля и подошла к кафе мистера Бейкера, со слабой улыбкой оглядев милое резное крылечко, сквозь ступеньки которого короткими пучками пробивалась зеленая трава. Потянув на себя дверь, она вошла внутрь и с удивлением обнаружила, что внутри никого не было.

– Мистер Бейкер? – осторожно позвала она, подойдя к прилавку и надеясь увидеть его, сидящего на стуле. – Вы здесь?

Мила оглядела кафе и опешила, когда ее взгляд упал на тот самый столик, за которым она три года назад сидела с дядюшкой. Две пустые пивные кружки и стакан из-под ванильного коктейля стояли на том же месте, правда теперь на них скопилась пыль. Почувствовав себя не совсем хорошо, Мила на ватных ногах подошла к столу и двумя пальцами взяла стакан из-под ванильного коктейля понимая, что ошибки быть не может. Это тот самый стакан, из которого она пила коктейль, а это те самые две кружки, которые чуть ли не залпом осушил дядюшка.

– Но… – только и смогла она произнести, когда поставила стакан обратно на грязный стол, а потом снова оглядела кафе, в которое, судя по всему, давненько никто не захаживал. – Как такое возможно?

Не найдя объяснений данному феномену Мила вышла на улицу, спустилась по ступенькам и принялась внимательно рассматривать площадь и прилегающую к ней территорию.

Всё также никого.

Лонвилль показался ей еще грязнее, еще пустыннее, чем три года назад. Никаких признаков жизни. Он выглядел, словно город-призрак, брошенный людьми. А может быть, так и случилось, мелькнула у нее в голове мысль. Посмотрев на часы, Мила убедилась, что уже почти полдень, но вокруг не было ни единого человека, ни одной открытой витрины, а сама площадь была занесена песком и пылью, и газоны разрослись так, словно были не газонами, а лесным кустарником. Скверик в центре площади зачах и редкие листочки на деревьях жалобно развевались в такт легкому сентябрьскому ветру. Мила прошлась пешком до гостиницы и заглянула в фойе, в надежде увидеть администратора, но там тоже оказалось пусто. Все еще не понимая, куда могли подеваться горожане, Мила направилась к дому дядюшки и за все время ей не встретилась ни одна живая душа. Дома по обе стороны от нее угрюмо и молчаливо провожали ее взглядами своих темных, давно не мытых окон, не давая ответы на вопрос – а где же все?

Остановившись, наконец, перед покрашенным когда-то в белый цвет и покосившимся теперь заборчиком, Мила настороженно оглядела дом дядюшки. Он, впрочем, как и все остальные дома на Оук-Роуд, показался ей еще грязней, еще безжизненней, еще запущенней, чем три года назад, а лужайка перед домом была покрыта высоким пожухлым травостоем. Некогда красивая яблоня, росшая слева от дома, засохла и стояла, словно застывший скелет, добавляя мрачности и без того не веселому пейзажу.

Мила осторожно поднялась по ступенькам крыльца, стараясь не касаться грязных перил, и подергала ручку двери, но та, разумеется, была заперта.

– Дядюшка! – позвала она. – Дядюшка, ты дома?

Не дождавшись ответа, Мила подошла к окну кухни и попыталась заглянуть внутрь, но, благодаря грязному стеклу, не смогла ничего разобрать дальше подоконника. Пребывая в состоянии глубокой задумчивости, она обошла дом вдоль стены и остановилась перед задней дверью. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что стекло, которое выбила камнем Саманта, по-прежнему, отсутствовало. Дядюшка так и не починил его за эти три года. Все это насторожило Милу еще больше, она уже хотела было просунуть руку в оконный проем, открыть щеколду и войти в коридор, но что-то подсказало ей, что она не найдет в доме своего дядюшку, а кроме того, у нее мурашки пошли по спине, едва она только представила, что должна будет одна оказаться внутри этих мрачных молчаливых стен и в полусумраке подняться на второй этаж по скрипучей лестнице. На всякий случай она, все же, заглянула внутрь через пустую оконную раму.

На грязном полу по углам лежали высохшие прошлогодние листья, по-видимому, попавшие в дом во время прошлогоднего листопада, благодаря разбитому стеклу. Не зная, зачем, Мила постучала в дверь и крикнула:

– Дядюшка? Дядюшка, ты дома?

– Дядюшка?

Нет ответа.

Что-то здесь, все-таки, не так…

В Лонвилле произошла какая-то беда, теперь Мила была уверена в этом на сто процентов. Оказавшись снова на безжизненной улице, она застыла, пытаясь сконцентрироваться и сообразить, что ей следует предпринять дальше, а потом вдруг вспомнила о Саманте Скай.

– Надо найти ее, – сказала она себе. – Быть может она, если, конечно, еще находится в городе, сможет прояснить ситуацию.

Менее, чем через пять минут она уже стояла перед домом своей юной подруги и некоторое время с изумлением смотрела на его запущенный вид. Нет, конечно, этот желтый коттедж не выглядел так удручающе, как остальные дома на улице, но, все же, от идеального порядка, царившего тут три года назад, не осталось и следа. Чувствуя нарастающее в душе беспокойство, Мила оглядела двор, на котором творился беспорядок – то здесь, то там валялась всяческая садовая утварь и на клумбах не было свежих цветов, а потом нашла в себе силы подняться на занесенное прошлогодней листвой крылечко и постучать в дверь.

Никаких признаков жизни.

Она постучала еще раз.

Снова никого.

Все ясно, с тоской подумала Мила, семья Саманты тоже покинула Лонвилль. Еще бы, кто захочет жить в городе, лишенном электричества, больницы и школы. Люди, в отличие от деревьев, имеют возможность выбирать, где жить. Скорее всего, они сменили место жительства для того, чтобы дать дочери достойное образование, но куда они могли направиться? Мила сделала несколько шагов назад и с расстояния снова осмотрела дом. Пять лет назад он казался ей чистым и ухоженным, но теперь не подавал никаких признаков жизни, выглядел мертвым и брошенным. Вздохнув, Мила достала из сумочки мобильник, очередной раз убеждаясь, что сигнал сети, как всегда, полностью отсутствует. Но что же делать теперь? Крепко задумавшись, Мила пришла к выводу, что единственным верным решением будет сесть в машину и уехать назад в Бостон. Видимо, ей, и правда, больше никогда не удастся увидеть ни дядюшку, ни Саманту. Она еще раз горько вздохнула и уже хотела развернуться и уйти, как вдруг ей показалось, что в окне второго этажа мелькнуло лицо Саманты, которая, сообразив, что ее обнаружили, мгновенно отпрыгнула в сторону и спряталась в глубине комнаты.

– Саманта! – закричала Мила с надеждой в голосе. – Это я, Мила Дункан! Ты помнишь меня?

Но в окне больше никто не появился и темные стекла безжизненно и хмуро смотрели на Милу.

– Саманта! – снова прокричала Мила, а потом, осененная догадкой, пробормотала себе под нос. – Она прячется от меня?

Мила снова внимательно посмотрела на окна более, чем уверенная в том, что ей не показалось то, что несколько секунд назад она видела в одном из них свою юную подругу, и сказала громко и уверенно:

– Она прячется от меня!.. Да что, черт возьми, творится в этом долбаном городишке?! – гневно закричала она и решительным шагом направилась к двери.

Вбежав на крылечко, Мила без тени сомнений нажала на латунную резную ручку и обнаружила, что замок не заперт. Это обстоятельство разом охладило ее и, сглотнув ком в горле, она осторожно потянула дверь на себя и вошла внутрь дома, прислушиваясь к воцарившейся тишине. В доме как будто спрятались, не желая выдавать своего присутствия, хотя интерьер холла не выглядел таким уж безжизненным, по крайней мере, Мила нигде не видела толстых слоев пыли.

– Эй? – осторожно позвала Мила, подойдя к лестнице на второй этаж и все время взволнованно оглядываясь. – Здесь есть кто-нибудь?

Ответа не последовало, но откуда-то сверху раздался слабый шорох.

– Саманта, ты дома? Это я, Мила Дункан… Ты не помнишь меня?

Тишина в ответ. Осторожно поднимаясь по ступенькам, Мила боялась только одного – что сейчас кто-нибудь выскочит и набросится на нее. Почему-то всегда именно такие мысли приходят на ум любому человеку, если он оказывается на чужой территории, окруженный абсолютной тишиной… Поднявшись по ступенькам, она заглянула в ближайшую комнату и сразу увидела сидящую на кровати девушку с длинными распущенными волосами, которая располагалась к ней спиной, несильно покачивалась из стороны в сторону, смотрела в окно и держала что-то в руках перед собой.

– Эй? – осторожно позвала Мила, остановившись на пороге и почувствовав себя очень неуютно. Ей стало очень не по себе от этого мрачного молчания. – Саманта?

Девушка не обернулась, а лишь легонько поерзала на кровати и ее плечи слегка задрожали.

– Саманта?

Она обошла кровать и теперь точно была уверена, что перед ней сидит ее подруга, которая несильно изменилась за эти три года, разве лицо выглядело полным усталости, а под глазами, которые она не сводила с окна, виднелись темные круги, словно она мало спит. На руках у нее безмятежно спал завернутый в простыни младенец, которому на вид было не больше трех месяцев.

– О, боже, Саманта, почему ты не отвечаешь?

– Зачем ты приехала? – вдруг резко спросила Саманта и бросила на нее хмурый взгляд.

– Я… – начала было Мила и запнулась, искренне потрясенная открытой враждебностью некогда милой девочки. – Я приехала проведать дядю… Кто это у тебя? – попыталась она сменить тему разговора и кивнула в сторону спящего малыша.

– Это… Это мой сын, его зовут Гай, – сухо ответила Саманта, все так же хмуро разглядывая Милу. – Но разве твой дядя не просил тебя больше не приезжать в Лонвилль и не беспокоить его?

– Дядя просил об этом всю жизнь. Ему всегда казалось, что он обуза для нас с мамой.

– Но разве он был не прав?

– Он был не прав, – ответила Мила, изо всех сил рассматривая повзрослевшее и усталое лицо свой подруги. – А где твои родители? Они, наверное, счастливы, что стали бабушкой и дедушкой?

– Они мертвы, – глаза Саманты снова равнодушно уставились в окно. – Умерли вскоре после твоего отъезда.

– Боже… – только и смогла выдавить из себя Мила, потрясенная этой печальной новостью. – Ты не сочтешь меня невежливой, если я позволю спросить, что с ними случилось?

– Они просто умерли, – все так же равнодушно ответила Саманта и пожала плечами. – Но переживать не о чем. Все умирают. Такова жизнь.

– Просто умерли?

– Да. Просто умерли. Практически одновременно.

– Люди не могут просто умирать! – возразила Мила. – Что сказал врач, который осматривал тела?

– Ничего не сказал, потому что он умер еще раньше. Почти все умерли. В живых осталось не так много людей.

– Какой ужас…

– Ничего ужасного. Смерть – это совершенно естественный итог жизни.

Мила некоторое время с молчаливой грустью смотрела на Саманту, осознавая, что девушка сильно изменилась. Такое поведение явно является защитой, это Мила поняла сразу, еще бы, бедняжка потеряла родителей в столь раннем возрасте, как она вообще не сошла с ума?

– А кто отец ребенка? – наконец, задала она еще один вопрос.

– Билли Таф.

– Тот смазливый блондин?

Саманта кивнула и Мила задала очередной вопрос, присаживаясь рядом на краешек кровати:

– Ты рожала в больнице?

– Нет, здесь. В этом доме.

– Господи, девочка моя… Ты позволишь мне взглянуть на ребенка?

– В этом нет никакой необходимости, – твердо возразила Саманта и покрепче прижала к себе Гая.

– Но, Саманта, – попыталась мягко уговорить ее Мила. – Все-таки, я врач, я просто взгляну…

– Нет-нет! Не стоит этого делать! – Саманта отчаянно замотала головой из стороны в сторону.

Мила смотрела на холодное лицо Саманты, понимая, что у девочки, явно, наблюдаются проблемы с психикой и ее срочно нужно спасать, пока еще не поздно, поэтому она сказала:

– Я заберу вас с Гаем в Бостон.

– В Бостон? – злорадно ухмыльнулась Саманта. – Мы никуда не поедем! Мы счастливы и здесь!

Мила не могла поверить, что слышит от нее эти слова. Три года назад Саманта казалась ей такой подвижной жизнерадостной девушкой, бегающей по Лонвиллю с фотоаппаратом в поисках приключений и ненавидящей этот унылый захолустный городок. А теперь она сидит в пустом доме своих умерших родителей, говорит, что смерть близких людей – это естественно и совсем не страшно, и уверяет ее, что счастлива.

– Что с тобой случилось за эти три года? – покачала головой Мила. – Кто сделал тебя такой?

– Просто я выросла, – пожала та плечами в ответ. – Теперь я уже женщина. Я выбросила этот дурацкий фотоаппарат и начала жить нормальной жизнью. Я – мать. А ты мать, Мила?

Та отрицательно покачала головой и Саманта, усмехнувшись, добавила:

– Тогда ты не поймешь меня…

– Ну, у меня было много пациенток, которые…

– Ты не знаешь, что это такое, – оборвала она Милу, не дав ей договорить. – Одно дело наблюдать, как другие люди проходят через это, и другое дело пройти через это самой. Мы с Гаем счастливы здесь, в Лонвилле! Когда-нибудь он вырастет и станет большим, сильным мужчиной, таким, какой нам нужен. В Лонвилле есть еще несколько младенцев которые создадут здесь новое здоровое поколение. Наш город на правильном пути. А теперь уходи!

– Саманта…

– Не беспокойся о нас.

– Мне нужно его покормить. Оставь нас. Уходи сейчас же.

– Да что с тобой такое?

–Уходи! – выйдя из себя, взвизгнула Саманта и ее затрясло от злости. – Ты не имеешь права находиться в моем доме без моего разрешения!

Мила медленно встала, почувствовав себя оплеванной с ног до головы и, опустив низко голову и стараясь не смотреть на Саманту, пошла к выходу из комнаты. На пороге она все же задержалась и, повернувшись, спросила:

– И еще… Ты не видела за это время моего дядюшку? Я опять не могу его найти.

– Зачем он тебе? – не поворачивая головы, раздраженно ответила Саманта. – Что ты к нему приклеилась? Какое тебе до него дело?

– Он мой дядя, – осторожно объяснила Мила.

– Ну и что? Он ведь просил тебя не возвращаться!

– Так все-таки… Ты встречала его хоть раз за последние три года?

– Нет, – с вызовом ответила Саманта. – Скорее всего, он давно уже живет в другом городе. Ты зря приехала в Лонвилль. Уезжай немедленно и не мешай нам жить!

Мила в задумчивости посмотрела на ее затылок и добавила, почувствовав, как на глазах выступили слезы:

– Я все равно вернусь за тобой. Я увезу тебя из этого проклятого городка, хочешь ты этого или нет. А сейчас мне нужно ехать в центр округа за помощью. В Лонвилле происходит какая-то чертовщина и пора с этим заканчивать! Я заставлю власти работать! – Мила побежала вниз по лестнице и, выбегая из дома, крикнула, что есть силы. – Я вывезу тебя из этого проклятого места, Саманта!

Оказавшись на улице, Мила вытерла со щек слезы и в глубокой задумчивости направилась к дороге, но в какой-то момент развернулась и снова посмотрела на окна второго этажа, надеясь увидеть Саманту в одном из окон, но той не было видно. Мила развернулась и бросилась бежать, отчетливо понимая только одно – нужно как можно скорее спешить за помощью, и вдруг!..

Она остановилась, как вкопанная.

Дядюшка Томас стоял на тротуаре и, нахмурившись, смотрел на свою племянницу, а потом сказал, разочарованно покачав головой и почесав подбородок:

– Привет, детка. Я ведь просил не возвращаться, почему ты ослушалась меня?

– Я… – начала было Мила, растерянно глядя на строгое лицо дядюшки. – Я…

Она во все глаза таращилась на него, понимая, что на нем та самая желтая рубашка и светлые штаны, в которые он был одет во время их прошлой встречи, с той лишь разницей, что теперь его одежда была сильно измята и перепачкана грязью и пылью, словно долго валялась в каком-то грязном чулане. Не понимая, радоваться ли этой встрече или бояться ее, Мила огляделась в обе стороны пустынной улицы и спросила:

– Дядюшка, что происходит? Что случилось с Лонвиллем?

– Лонвилль прекрасен, как всегда! Это самый лучший город на свете!

Дядюшка ухмыльнулся, не сводя пристального взгляда с Милы и в этом взгляде она различила угрозу.

– Что происходит, дядюшка? – сухим голосом вновь спросила она.

– Ты, действительно, хочешь знать правду?

– Где люди? Где все? Расскажи…

Дядюшка продолжал смотреть на нее, а потом вздохнул и сказал:

– Я был так одинок… Всю свою жизнь я прожил, словно отшельник, которого никто не любил, хотя для этого даже не было причин… Но, как всегда бывает у людей – они не любят тех, кто хоть немного отличается от общей массы. Они любят обижать и унижать, но только тогда, когда чувствуют свою безнаказанность и только тех, кто не в силах дать сдачи – такова подлая сущность человеческого сознания. Меня считали уродом, чудаком, дураком… Возможно, я сам был виноват, но сейчас не об этом… Я старался как можно реже появляться на людях, чтобы не чувствовать их насмешливого взгляда и злых шуток за моей спиной. Ты даже не представляешь, каково это, Мила… Когда весь смысл твоей жизни сводится только к тому, чтобы просто сидеть в своем одиноком доме и смотреть в потолок, погрузившись в собственные мысли и не понимая, зачем ты существуешь на свете…

– Я понимаю тебя, дядюшка… Я ведь тоже одинока.

– Это совсем не то! – отмахнулся он, сморщившись. – Ты не представляешь, каково это – выходить на улицу раз в месяц или даже реже, только для того, чтобы купить еды и снова спрятаться от людей… Единственным утешением для меня было время, когда приезжала твоя покойная матушка, моя сестра Роза… Как же я был счастлив, когда она приезжала, хотя совсем не понимал этого. Единственный человек, кто по-настоящему любил меня, несмотря ни на что… Но потом она ушла в мир иной, и я остался один, ведь ты забыла обо мне. Представляешь, каково это, жить и знать, что ты никому не нужен? Каково это, лежать целыми днями, глядеть в потолок и думать, думать, думать…

Его голос на мгновение затих. Нахмурившись, он посмотрел вдаль, словно вспоминая о чем-то, а потом продолжил:

– Перемены происходили медленно. Сначала я думал, что просто схожу понемногу с ума, слыша голоса в своей голове, но постепенно, со временем, я понял, что это были не просто голоса… Это были мысли других людей. Первое время я мог слышать мысли только тех, кто проходил мимо дома, потом смог расслышать мысли соседей, а потом, оттачивая свое мастерство, я начал слышать весь город. Сначала я научился сосредоточиваться на каждом из жителей по отдельности, а уже потом на нескольких сразу, хотя это и было очень трудно. Практика отнимала все мое время, но в конце концов я получил то, что хотел – я проник в их головы, завладел их телами и стал ими. Я убил их всех.

– Дядюшка…

– Я убил их всех, – с непримиримой гордостью повторил он и его глаза запылали от перевозбуждения. – Теперь я живу во всех их телах и смотрю на мир их глазами. Я везде в Лонвилле. Все жители Лонвилля – это я! Я могу находиться в теле каждого из них, могу покинуть его тело, и оно будет просто не двигаться, словно кукла, словно восковая фигура, словно покойник.

– Дядюшка…

– Ты можешь представить такое? Можешь ли ты представить себе, детка, что живешь в сознании двух людей, потом трех, потом целой семьи, потом целой улицы и, наконец, целого города?!

– Дядюшка, у тебя помутнение рассудка, – горько произнесла Мила и вытерла с глаз слезы. – Прошу тебя, поедем со мной в Бостон! Я отвезу тебя и Саманту к очень хорошим врачам…

– Мистер Бейкер! – перебил он Милу.

– Что мистер Бейкер?

– Тот самый владелец кафе, в котором ты оказалась, когда приехала в Лонвилль три года назад, помнишь? – дядюшка посмотрел на Милу и расхохотался. – Ты купила у него кофе. Это был я. Я разговаривал с тобой через его рот, видел тебя через его глаза и слушал тебя через его уши. Я просто не узнал тебя до тех пор, пока ты не сама сказала, для чего приехала в Лонвилль.

– Дядюшка…

– Хозяин отеля, сосед-старичок, мужчина, прошедший под окнами твоего гостиничного номера, женщина, прошагавшая мимо тебя, когда ты собиралась выпить в скверике кофе, инспектор полиции Файткрайм, родители Саманты… Все они! Все, кто встречался тебе в тот день – это был я!!! Я был ими всеми сразу и весь день провел с тобой!..

– И Саманта? – спросила Мила, хотя не верила ни единому слову своего сошедшего с ума дядюшки. Ах, бедный, бедный дядюшка… Вот до чего доводит людей тоска и одиночество…

– С этим была проблема, – честно ответил дядюшка и в его глазах блеснула досада. – Единственные, кого я не могу контролировать, – это дети. Они неподвластны мне до своего совершеннолетия. Я не знаю почему, но это создает мне определенные трудности.

Глядя на него, Мила понимала, что он действительно верит во всю чушь, которую говорит ей. Мой несчастный, больной дядя, с горечью думала она, придумал себе сказки и всецело верит в то, что стал сверхчеловеком. Ей хотелось плакать, но она понимала, что должна держать себя в руках, не поддаваться панике и найти способ вырвать его в Бостон для того, чтобы вылечить.

– Дядюшка, – осторожно начала она. – Поедем в Бостон? У меня там прекрасный дом, посмотришь, как я живу, отдохнешь, как следует, подышишь океанским воздухом… Когда ты в последний раз видел океан?..

– Ты не веришь мне?

– Я верю, но… – Мила замялась, стараясь не выводить его из себя. – Это звучит как-то… Необычно. Я не чувствую, что ты находишься в моей голове…

– То-то и оно, – вздохнул дядюшка. – Это еще одна проблема. Я долго думал, почему не могу проникнуть в твою голову и пришел к выводу, что родственные связи не дают сделать это… Я и сейчас пытаюсь проникнуть в тебя, но не могу сделать этого… Родственный барьер… В нас бежит одна кровь…

– Дядюшка, – Мила сделала короткий шаг назад, почувствовав легкое головокружение, точно такое же, как в свой прошлый приезд в Лонвилль.

– Ладно, оставим это, – с досадой произнес дядюшка и головокружение в голове Милы исчезло. – Все равно бесполезно… За исключением тебя, каждый в городе – это я, населяющий множество разных тел. – дядюшка улыбнулся, – Даже твоя подружка Саманта – теперь это тоже я! Просто ты застала меня врасплох сегодня, впрочем, как и в прошлый раз. Я совсем не ожидал гостей и все мои тела спали. Ты разбудила одно из моих тел стуком в дверь… Кстати, я сейчас смотрю на нас из окна второго этажа с моим сыном на руках.

Мила медленно повернулась на сто восемьдесят градусов и подняла голову. Саманта с улыбкой смотрела на нее из окна спальни на втором этаже.

– А сейчас я помашу тебе рукой, – раздался за спиной голос дядюшки. В следующую секунду Саманта подняла руку и приветственно помахала им, а с ее лица не сходила счастливая улыбка.

– Ты убил эту прекрасную девушку… Как ты мог? – слезы снова потекли из глаз Милы. – О, боже…

– Я завладел ее телом чуть больше года назад. Теперь оно нужно мне для того, чтобы заселить Лонвилль новым поколением здоровых, сильных молодых людей. А кроме того, секс между всеми моими телами – это необычайное наслаждение и…

– Я не верю тебе! – вскрикнула Мила, не желая слушать этот бред. – Ты врешь! Ты сошел с ума! Этого не может быть!

Дядюшка посмотрел на нее как на дурочку, вздохнул и сказал:

– Видишь того симпатичного мужчину, идущего в нашу сторону? Это тоже я.

Мила посмотрела по сторонам и, действительно, увидела одиноко шагающего молодого мужчину.

– Когда-то хозяина этого тела звали Билли Тафом. Но сейчас это я… А теперь – смотри!

После этих слов Билли Таф упал прямо на тротуар и замер без движения. Мила вскрикнула от испуга, а дядя пояснил довольным голосом:

– Ничего страшного. Я просто покинул его молодое, крепкое, красивое тело. Если я не вернусь в него, то оно сгниет прямо на этом месте, но, пожалуй, оно мне еще пригодится.

После этих слов мужчина поднялся и, не отряхиваясь, как ни в чем не бывало, продолжил свой путь, постепенно приближаясь к дому Саманты.

– Нет! – воскликнула Мила, повернувшись к дядюшке. – Я не знаю, как ты это делаешь, но ты должен остановиться!

– Я не могу, – мрачно ответил он. – Уже слишком поздно. Теперь это мой город.

Услышав шорох за спиной, Мила обернулась и увидела подкрадывающуюся к ней женщину в грязном платье. Она остановилась, выпрямилась в полный рост, подмигнула Миле и добавила с улыбкой:

– Привет, моя дорогая племянница. Помнишь, как я дарил тебе леденцы, когда ты была еще совсем маленькой?

Почувствовав приступ паники, которая мгновенно сменилось ужасом, Мила огляделась по сторонам и увидела, что из соседних домов стали выходить люди, окружая их с дядюшкой плотным кольцом.

– Что ты задумал? – почувствовав страх, спросила Мила дрожащим голосом.

– Прости, Мила… – сказала женщина за ее спиной. – Я ведь просил тебя не возвращаться… Но теперь я не могу отпустить тебя из Лонвилля. Для моей же безопасности.

– Ты убьешь меня?

– Господь с тобой! – воскликнул вдруг приблизившийся к ним Билли Таф и махнул рукой. – Ты моя любимая племянница, я не стану убивать тебя. Но тебе придется остаться в Лонвилле навсегда.

Эти слова прозвучали из его уст, словно приговор, но Мила была категорически не согласна с уготованной ей судьбой и судорожно огляделась, пытаясь придумать план побега.

– Не будь дурой, Мила! – ухмыльнулся дядюшка, словно прочитал ее мысли. – Тебе некуда бежать от меня, потому что я – вокруг… Да и зачем тебе бежать? Что ждет тебя во внешнем мире? Муж? Дети? – дядюшка снова ухмыльнулся. – Может, работа? Ты никому не нужна там! О тебе даже никто не вспомнит, так же, как и обо мне.

– Я вызову полицию, – ответила Мила дрожащим голосом, поспешно обойдя дядюшку и направляясь в сторону площади, но на ее пути встали двое крепких мужчин, одним из которых был Билли Таф. Остановившись, она поняла, что они смотрят на нее с тем же намеком на угрозу, которую она видела в глазах дядюшки минуту назад.

– Я не могу позволить тебе уйти, – сказали они в один голос. – Но ты должна обвинять в этом только себя и никого больше. Всегда помни о том, что я пытался, как мог, избежать подобного исхода. Это было твое решение вернуться.

Услышав эти слова, Мила запаниковала и ринулась вперед, намереваясь проскочить между мужчинами, но те успели схватить ее за руки. Закричав, что есть силы, от страха и ярости, Мила дернулась и ей удалось вырваться, но путь к площади преградили еще несколько человек.

– Мила, – спокойно обратился к ней какой-то мужчина и почесал подбородок. – Пожалуйста, давай не будем слишком усложнять ситуацию. Тебе не удастся сбежать из Лонвилля. Смирись с этим.

Оглядевшись по сторонам, Мила увидела еще несколько человек, идущих в их сторону. Путей к отступлению становилось все меньше. Выражения всех их лиц были одинаковыми, казалось их забавлял тот факт, что Мила паниковала.

– Ты сумасшедший! – крикнула она дядюшке, а потом бросилась через дорогу и попыталась скрыться в заросших садах между домами на противоположной стороне улицы. Она понимала, что сейчас главное – это оторваться от преследователей, чтобы хоть недолго побыть одной, собраться с мыслями, проанализировать, что происходит сейчас и что делать дальше.

– Куда ты собралась? – услышала она за спиной довольный смех дядюшки. – Мила, ты не сможешь уйти из Лонвилля!

Не обращая внимания на его веселые окрики, Мила прибавила шаг, скрылась между двумя обшарпанными домами, пробежала через сад, а потом выскочила на параллельную улицу и, бешено дрожа всем телом, оглянулась. Из окна ближайшего дома в это время выглянула какая-то молодая женщина и, улыбнувшись, сказала:

– Не усложняй ситуацию, детка. Бежать некуда.

Мила вскрикнула от неожиданности и побежала дальше по тротуару, а затем свернула в очередной переулок, стараясь затеряться среди домов, но вдруг увидела какую-то открытую дверь и мигом решила, что лучше всего скрыться от дядюшкиных глаз в здании, дождаться темноты, а потом попытаться вырваться на свободу, ведь дядюшка не умеет смотреть сквозь стены. Она вбежала в эту дверь, захлопнула ее за собой и помчалась на второй этаж. Передохнув несколько секунд на темной площадке вверху лестницы, Мила открыла одну из дверей и, подкравшись к окну, осторожно посмотрела на улицу сквозь старые занавески и серое от толстого слоя пыли стекло.

Можно немного перевести дух. В доме царил ужасный запах, и Мила немного поморщилась, но сейчас ей было не до выбора. Как бы там не было, решила она, я дождусь прихода ночи, а потом постараюсь уйти из Лонвилля лесами, черт с этой машиной!

– Хозяева! Вы дома? – раздался вдруг довольный голос откуда-то снизу со двора. – Можно войти? Гостей принимаете?

Мила поглядела вниз. Какой-то мужчина стоял под домом и, улыбаясь, смотрел на окно второго этажа. Мила отпрянула вглубь комнаты, развернулась, и побежала вниз, надеясь выскочить через дверь заднего двора, но, оказавшись в саду, она с ужасом остановилась и застыла, не в силах сделать потяжелевшими ногами ни шагу.

Вокруг лежали груды разложенных, почерневших трупов. Чувствуя, что ей становится плохо, Мила с ужасом смотрела на мертвые, сваленные в кучи тела. Так вот откуда исходит этот ужасный запах, стараясь не дышать, подумала Мила, отмахиваясь от мух, жужжащих вокруг в огромном количестве.

– В основном, старики и прочие лишние, в чьих телах я не нуждаюсь, – раздался за спиной спокойный голос. – Не нужный Лонвиллю биоматериал. Я захоронил несколько первых тел, но это занятие показалось мне слишком утомительным и скучным…

Обернувшись, Мила с ужасом и ненавистью посмотрела в глаза своему улыбающемуся дядюшке, стоявшему в окружении нескольких человек.

– Ты монстр… – только и смогла она выдавить из себя, чувствуя, как слезы размывают зрение. – Убийца…

– Это всего лишь люди, – пожал плечами дядюшка и сделал шаг вперед. – А кроме того, они все смеялись надо мной. Они издевались над слабым. Не жалей тех, кто способен обижать слабого.

– Убийца… Не подходи ко мне…

– Не волнуйся, – сказали они все синхронно. – Я не причиню тебе вреда. В конце концов, ты моя племянница, и я люблю тебя, несмотря ни на что.

– Не подходи, – сквозь слезы прошептала Мила, развернулась и бросилась бежать через сад, заваленный трупами. Которых было очень, очень много. Перемахнув через невысокий заборчик и миновав еще какой-то дом, она выбежала на дорогу, но так сильно волновалась, что в какой-то момент споткнулась об валявшийся на ее пути булыжник и, рухнув, сильно ударилась головой об бордюр.

Судорожно вздохнув, Мила открыла глаза и обнаружила себя привязанной к стулу в какой-то комнате с грязным полом и потертыми стенами. Со страхом оглядевшись по сторонам, она сразу сообразила, что находится в гостиной дядюшкиного дома. Да и сам дядюшка, на лице которого светилась довольная улыбка победителя, был здесь же. Он, закинув ногу за ногу, сидел на стуле напротив нее и несильно постукивал пальцами правой руки по своему колену.

– Помнишь эту гостиную? – дружелюбно спросил он, увидев, что она пришла в сознание. – Я давно перебрался в другой дом, получше, но твоя мать очень любила проводить здесь вечера, наслаждаясь игрой огня в камине… Она всегда говорила, что огонь в камине – это словно жизнь… Пламя рождается, расцветает, затухает, умирает… Все, как у людей. – дядюшка задумался о чем-то, а потом добавил, грустно ухмыльнувшись. – Роза частенько любила повторять, что маленькая искорка, вылетающая из огня и живущая всего лишь мгновение, вполне может быть целой вселенной со своими звездами и планетами, на одной из которых тоже могут жить люди… У них, в этой искорке, сменяются эпохи и поколения, проходят тысячи лет, но для нас это всего лишь искорка, вылетевшая из пламени на пару секунд… Вполне возможно, что они тоже мучаются вопросом, единственные ли он разумные существа внутри этой искорки и совершенно не догадываются о том, что их вселенная настолько мала и недолговечна… Кто знает, может быть, и наша вселенная – это тоже всего лишь искорка, вылетевшая из огромного костра, вокруг которого прямо сейчас сидят великаны и ведут между собой философские разговоры… Мы с твоей мамой любили поболтать о всякой всячине, сидя перед камином. Признаюсь, меня немного раздражали ее приезды, ведь я был уверен, что она делает это просто из необходимости, созданной родственными связями, из-под палки, но нет… Я ошибался. Твоя мать, действительно, любила меня. Как жаль, что я понял это только после ее смерти…

Мила со страхом смотрела на дядюшку.

– Я специально появляюсь перед тобой в своем старом теле, чтобы не пугать, – продолжил он, внимательно разглядывая ее. – Все-таки, я очень люблю тебя… Если быть откровенным, то сам я ненавижу свое собственное тело, ведь именно таким меня знали люди и именно в этом обличии я был объектом их насмешек. Обычно, оно лежит спрятанным в прохладном подвале одного из домов, и я нечасто пользуюсь им, предпочитая находиться в молодых, красивых телах. Я бы с удовольствием избавился от своего тела, но это не так-то просто сделать, поэтому пусть оно умрет естественной смертью… Мне напоминает это старого плюшевого медвежонка из детства, которого я так и не смог выбросить… Не помню, рассказывал ли я тебе, что когда перебрался из Нью-Йорка в Лонвилль, то с собой у меня было совсем немного вещей – кое-какие нехитрые пожитки, документы на дом, банковская книжка и плюшевый медвежонок. Он и сейчас сидит в спальне на моей кровати. Так странно, как мы, порой, привыкаем к вещам… – он покачал головой и снова спросил Милу беспечным голосом. – Не рассказывал?

– Отпусти меня, дядюшка, – взмолилась Мила, не ответив на его вопрос, и на ее глазах вновь выступили слезы. – Прошу тебя, дай мне уехать.

– Мне очень жаль, детка, но я не могу сделать этого, – ответил он и строго посмотрел на нее. – Иначе это будет угрожать моему благополучию.

– Я никому не расскажу, клянусь…

– Еще пару часов назад ты угрожала мне полицией, – беззлобно усмехнулся он и добавил. – Твой отъезд абсолютно исключен. Ты останешься жить в Лонвилле навсегда. Я позабочусь о том, чтобы ты ни в чем не нуждалась.

Мила оглядела знакомую ей с детства гостиную, залитую пытавшимся пробиться через плотный слой пыли на стекле солнцем, и напрягла руки, пытаясь разорвать узел, но веревка не поддалась.

– Бесполезно, – произнес он, заметив ее движения. – У тебя не получится разорвать оковы, но это вынужденная, временная мера. Как только ты смиришься со своей участью, я обязательно освобожу тебя. Со временем, я уверен, тебе понравится здесь.

– Дядюшка, если ты любишь меня – отпусти…

– Извини, – отрезал он. – Это исключено.

Дядюшка встал со стула, подошел к окну, а потом добавил, не поворачивая головы:

– Помнишь, каким я был? Даже подростки открыто издевались надо мной и кричали в мою сторону всякие оскорбления. Как же я ненавидел их всех и весь город. Но теперь обидчики мертвы и больше не смогут портить мне жизнь. Теперь я люблю Лонвилль. Это лучший город в мире.

Мила в ответ на это снова всхлипнула. Она не могла поверить, что ее добрый, спокойный и грустный дядюшка Томас, который не мог обидеть даже мухи, стал таким чудовищем.

В это время входная дверь отворилась и на пороге появился инспектор Файткрайм с широкой улыбкой на лице. Он держал перед собой поднос, на котором лежало несколько пирожков и тарелка бобового супа. Инспектор поставил поднос перед Милой на пол, почесал подбородок и сказал:

– Это тебе. Ты ведь, наверное, уже очень голодна. Если согласна перекусить, я развяжу твои руки на некоторое время.

Мила с подозрением посмотрела на поднос, и инспектор, заметив этот взгляд, усмехнулся:

– Не глупи, детка. Эта еда не отравлена. Если бы я хотел убить тебя, то нашел бы более быстрый способ сделать это. Мы с тобой – семья.

Мила пристально посмотрела в глаза инспектору.

– Ты ведь хотела обратиться в полицию за помощью, так вперед! – расхохотался дядюшка, увидев ее взгляд, а потом добавил. – Этот идиот тоже смеялся надо мной. Я много раз жаловался ему, что мальчишки воруют у меня яблоки и впрыскивают в замочную скважину сырых яиц, но он только отмахивался от меня, словно я – муха, представляешь, какая неслыханная некомпетентность? Этот жирный лысый ублюдок заслуживал смерть. Ух, как же я его ненавидел, этого жирного ублюдка.

– Зачем же ты оставил себе его тело? – с ужасом спросила Мила, переводя взгляд с одного на другого.

– Полицейский департамент Лонвилля был расформирован еще задолго до того, как я открыл в себе эти способности. Этот ублюдок ушел в отставку и остался жить в Лонвилле… Но когда я завладел его телом, то он снова приступил к своим обязанностям для того, чтобы наш город не казался ущербным, и чтобы таким как ты можно было подавать заявления о пропавших дядюшках! – дядюшка громко расхохотался, довольный своей гениальной шуткой, а когда закончил смеяться, добавил. – Но его тело мне уже надоело. Кому нужен этот старый, плешивый болван? Скоро он отправится в сад того самого дома, где ты нашла их всех, ляжет на травку под яблоньками и больше никогда не встанет.

– Я не верю, что ты стал таким монстром, – с содроганием в теле снова расплакалась Мила. – Ты всегда казался мне таким добрым… Как ты мог убить всех этих людей?..

Дядюшка ненадолго задумался, внимательно поглядел на Милу, а потом, почесав подбородок, медленно произнес:

– Знаешь, детка, что отличает человека от зверя?

Мила не ответила, и тогда дядюшка продолжил:

– Многочисленные законы, которые мы придумали, породили в нас страх понести ответственность за их нарушение. Представляешь, каким было бы наше общество, если бы не было законов? Земля утонула бы в крови и ни о каком прогрессе не могло бы быть и речи! Звери никогда не убивают, не обижают и не унижают друг друга просто ради удовольствия, в отличие от человека. Страх перед ответственностью за свои поступки – вот, что отличает нас от животных, в остальном мы недалеко ушли от них!

– К чему ты клонишь, дядюшка?

– Они все не были людьми. Они были животными! Я ненавидел ни их, ни их детей. Но теперь это в прошлом. Пройдет не более тридцати лет и Лонвилль будет населен абсолютно новым поколением. Моим поколением! – воскликнул он возбужденно. – Он будет населен мной, как бы чудно это ни звучало.

– Мне страшно от твоих слов…

– Это пройдет, детка. Мне было страшно всю жизнь, но теперь я счастлив. Помнишь, когда ты была маленькой то часто говорила мне, что хочешь, чтобы я был счастлив? Смею заверить – твоя детская мечта сбылась!

– Неужели, для того, чтобы обрести счастье, тебе нужно было стать убийцей и монстром? Ведь для счастья человеку нужно не многим более, чем крыша над головой и краюшка хлеба из печи… Убери поднос, мне противно принимать от тебя пищу!

– Ну что ж… – задумчиво произнес он, почесал подбородок и направился к двери, а инспектор Файткрайм поспешил за ним. На пороге они оба обернулись и сказали в один голос. – Спешить нам некуда. Со временем ты смиришься со своей судьбой и, уверен, что еще будешь благодарить меня за то, что я оставил тебя в Лонвилле.

– Этого не будет никогда, – брезгливо поморщилась Мила и добавила сквозь слезы, градом стекающие по ее лицу. – Не могу поверить, что мой собственный дядюшка стал таким монстром…

– В каждом из нас живет монстр, – ухмыльнулись они в ответ и добавили. – Но у кого-то есть возможность выпустить его наружу и дать ему волю, а кто-то вынужден всю жизнь притворяться хорошим человеком… Я скоро вернусь.

После этих слов они вышли из дома, прикрыв за собой дверь, и гостиная погрузилась в тишину. Некоторое время Мила плакала, а потом, приложив немало усилий, взяла себя в руки и попыталась придумать план побега, но мысли совсем не шли в голову кроме одной – бежать, бежать из этого проклятого городка. Она снова напрягла руки изо всех сил и попыталась разорвать веревку, связывающую ее запястья.

Прошел час. Мила обломала себе все ногти, но ей так и не удалось развязать тугой узел веревки. Всхлипывая от боли и безнадежности, она продолжала делать отчаянные и бесполезные попытки освободиться, а потом услышала, как распахнулась задняя дверь, та самая, лишенная стекла три года назад, и резко обернулась, отказываясь верить своим глазам. На пороге стояла Саманта с маленьким Гаем на руках.

– Не бойся, – запыхавшись, произнесла она и с опаской оглянулась на задний двор. – Это я!

– Ты? – только и смогла выдавить Мила из себя сквозь слезы со страхом глядя на нее. – Это шутка, дядюшка? Ты решил поиздеваться надо мной?

– Я не дядюшка, – выдохнула Саманта и, прикрыв за собой дверь, быстро подошла к Миле. Положив завернутого в старые тряпки Гая прямо на пол, она принялась развязывать руки своей подруге.

– Что ты делаешь? – Мила на самом деле не понимала, какую игру затеял с ней дядюшка.

– Освобождаю тебя! – коротко бросила Саманта в ответ, продолжая трудиться над туго затянутыми узлами.

– Что ты задумал? Зачем тебе это?

– Мила, клянусь, это я, Саманта! Я пришла помочь тебе бежать!

– Я не верю тебе… – Мила устало закрыла глаза, хотя в ее душе засветился слабый лучик надежды.

– Однако, это, действительно, я, – твердо ответила Саманта, освободив, наконец, затекшие руки Милы и приступив к ногам, привязанным к ножкам стула. – Томас сказал тебе, что убил меня и находится в моем теле, но это не совсем так. Он не может завладеть человеком сразу, в один момент. Для этого ему требуется время, порой это год, порой два, порой три. Чем моложе человек, тем Томасу труднее завладеть им, а дети ему вообще не по зубам. Я еще совсем недавно была ребенком и, несмотря на то, что он уже довольно глубоко проник в мой разум, он не полностью завладел моим сознанием. Я – все еще я! Я все еще жива, хотя постепенно он вытесняет меня из моего тела.

Саманта освободила Миле ноги, но та даже не пошевелилась, с сомнением глядя на девчонку, а потом спросила:

– Там, в доме, была не ты? Это действительно был дядюшка?

– Да, – кивнула она в ответ и подняла с поля Гая. – Он разговаривал с тобой из меня, и я ничего не могла поделать с этим…

– Но что случилось сейчас?

– Используя множество тел одновременно, он тоже устает, поэтому иногда отдыхает от них, хотя его сила постепенно становится все сильнее. Помнишь, я рассказывала тебе о том, что мои родители иногда лежат без движения, словно куклы? Ты не поверила мне тогда, но теперь ты знаешь, что это было чистой правдой. Они уже были мертвы, а я даже не догадывалась об этом… – Саманта горько вздохнула, а потом добавила. – Сейчас Томас покинул мою голову на время. Перед тобой я.

Мила задумалась, вспомнив, в каком состоянии застала три года назад инспектора Файткрайма в стенах полицейского участка, когда он показался ей мертвым. Она внимательно посмотрела в глаза Саманты и нахмурилась понимая, что очень сложно поверить во всю эту чушь. Саманта прочитала ее взгляд и затараторила, покачивая на руках Гая:

– Когда ты пришла в дом и увидела меня сидящей в комнате, Томас Дункан был полностью сосредоточен на моем теле. Я пыталась кричать, пыталась предупредить тебя, но он очень умело взял надо мной полный контроль. Он может вернуться в меня в любую секунду, я не знаю, сколько еще буду находиться в своем собственном сознании, поэтому послушай меня внимательно, – Саманта перевела дух и на ее глазах выступили слезы. – Ты должна забрать с собой хотя бы Гая.

Мила все еще сидела на стуле, и ее мысли лихорадочно работали. Она понимала, что даже если перед ней сейчас стоит дядюшка в теле Саманты, то младенец на его руках – это живой, ни в чем не повинный человечек, которого еще можно попытаться его спасти.

– Прошу тебя, Мила, забери с собой Гая… – разрыдалась Саманта и ее руки задрожали.

– Какая модель была у твоего фотоаппарата?

– Что? – Саманта перестала плакать и подняла изумленные глаза на Милу. – Что ты спросила?

– Какая модель была у твоего фотоаппарата? Отвечай быстро!

– Кодак Инстаматик… – медленно произнесла Саманта, с удивлением хлопая глазами. – Семьдесят пятого года… Пленочный… Старый…

– Достаточно! – выдохнула Мила, после чего вскочила со стула, подбежала к Саманте и сильно прижала ее вместе с Гаем к себе. – Боже, девочка моя… Мы должны убираться отсюда.

– У меня вряд ли получится… – снова всхлипнула Саманта, прижимаясь к Миле. – Я обречена. Томас может вернуться в мою голову в любую минуту. Но Гай… Ты должна спасти его… Он всего лишь младенец. Пройдут годы, прежде, чем он станет взрослым и Томас сможет завладеть его телом. Но я не хочу, чтобы мой сын достался ему, – слезы градом хлынули из ее глаз.

Мила погладила ее по голове и сказала:

– Мы выберемся вместе! Но нужно поторапливаться. Нужно как можно скорее добраться до машины и…

– Ты с ума сошла? – ахнула Саманта. – Томас далеко не такой дурачок, каким был раньше. Твоя машина находится под наблюдением нескольких десятков глаз.

– Но что же тогда делать?

– Надо идти пешком. Через лес. Другого выхода у нас нет. Если повезет, то я смогу уйти за пределы досягаемости Томаса, но, если нет… – она снова всхлипнула и с любовью посмотрела на сына. – Я дам тебе знать. Ты заберешь у меня Гая и продолжишь свой путь… Уверена, ты сможешь позаботиться о нем… Расскажи ему когда-нибудь обо мне, ладно?

– Не говори ерунды, – твердо возразила Мила и снова погладила Саманту по голове. – Мы выберемся вместе!

– Что бы не случилось, Мила, не пытайся спасти меня, потому что это будет абсолютно бесполезно… – продолжала плакать та. – -Я просто хочу, чтобы выжил мой сын…

– Я вытащу отсюда вас обоих, чего бы мне этого не стоило, – сжав кулаки, сквозь зубы произнесла Мила. – А теперь бежим, нельзя терять ни минуты!

Выбравшись через заднюю дверь, они быстрыми шагами пересекли густо заросший сад и, прикрываясь домами и деревьями, направились к выходу из города. Пройдя через несколько дворов, они затаились у кромки разросшихся яблонь и, пригнувшись за маленьким заборчиком, внимательно оглядели пустынную улицу и ряд грязных домов на противоположной стороне. Убедившись, что в пределах видимости нет ни единой живой души, они быстрыми шагами пересекли занесенную песком и пылью дорогу и скрылись между домами. Мила оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что никто не идет по их следам. Ее сердце бешено колотилось, она очень боялась того, что в любую секунду дядюшка сможет обнаружить их и тогда все будет потеряно. И она, и Саманта, и маленький Гай будут обречены…

Вдруг Саманта резко остановилась и покрепче прижала к себе сына, с тревогой прислушиваясь к окружающим звукам.

– Что случилось? – с замиранием сердца прошептала Мила и взволнованно огляделась, не замечая вокруг ничего подозрительного.

– Впереди кто-то есть… – мертвым, сухим голосом ответила Саманта и ее плечи задрожали.

Мила прислушалась и вдруг услышала стук башмаков по асфальту, а потом чей-то голос весело прокричал через улицу:

– Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать!

У Милы захватило дыхание, и она взволнованно посмотрела на Саманту, но та, бледная, словно простыня, стояла и хлопала глазами, не сводя с нее растерянного и молящего взгляда.

Мила судорожно оглядела землю под ногами и, на свое счастье, обнаружила валявшуюся в траве чугунную кочергу с загнутым концом, почерневшую от времени. Она понятия не имела, как сможет воспользоваться ей, но наличие хоть какого-то оружия в руках немного успокоило ее и придало уверенности.

– Я отвлеку его! Бегите! – она обернулась к Саманте. – Беги так далеко и так быстро, как только сможешь!

– Ты с ума сошла, – ответила Саманта и ее губы задрожали. – Он вернется в меня с секунды на секунду… Возьми Гая и уходи с ним…

– Девочка моя, сейчас не время спорить, – зашипела Мила, с тревогой глядя на угол дома. – Он не сможет ничего сделать со мной! Но у нас еще есть маленький шанс! Я отвлеку его и, возможно, он не вспомнит о твоем теле!

– Я не уйду без тебя!

– Это твой последний шанс, – Мила положила ей руки на плечи, поцеловала в лоб и сказала. – Надеюсь, мы еще увидимся. Уходи как можно скорее, как можно быстрее и дальше от Лонвилля туда, где он не сможет достать тебя! Как только доберешься до людей, приведи помощь!

– Беги! – снова зашипела Мила, а потом выбежала из-за дома и как раз вовремя – какой-то мужчина стоял прямо перед ней, уже готовый заглянуть за угол. Он нагло улыбнулся и сказал:

– Хотела уйти, не попрощавшись со своим дорогим, любимым, единственным дядюшкой? Я ведь говорил, что у тебя не ничего не выйдет! Пойдем в дом…

Он не успел договорить, потому что в следующую секунду Мила взмахнула кочергой и с силой опустила ее ему на голову. Мужчина упал, как подкошенный, а Мила побежала по улице, стараясь быть на виду, подальше от того места, где пряталась Саманта с маленьким Гаем на руках. Нужно отвлечь дядюшку и увести его как можно дальше от них, думала она…

В это же самое время из соседнего переулка выбежал еще один мужчина и бросился наперерез Миле, одобрительно выкрикивая на ходу:

– Прекрасный удар, детка! Мне очень понравилось хотя, признаюсь, у меня еще были планы на то тело! Именно этому тебя обучали в медицинской академии? Интересно, надолго ли тебя хватит?

– Прочь с дороги, урод! – Мила взмахнула кочергой и с силой ударила его загнутым концом кочерги прямо в череп. Тупое острие со звонким хрустом вошло в висок и он, с открытыми глазами и застывшей на губах улыбкой, медленно осел на землю. Мила вскрикнула от страха, выдернула кочергу из его головы и несколько секунд безумными глазами наблюдала, как струя крови быстро окрашивает старый пыльный асфальт в темно-красный цвет. Очнувшись, она с тревогой оглянулась и посмотрела назад, пытаясь прикинуть, сработал ли ее план. Если все пошло так, как она и задумывала, то Саманта с Гаем на руках уже пробирается через лесную чащу, все дальше и дальше удаляясь от Лонвилля и влияния дядюшки.

В любом случае, останавливаться еще рано, подумала Мила, перепрыгнула через труп и побежала в сторону городской площади. Увидев, наконец, свою припаркованную напротив кафе мистера Бейкера машину, Мила что есть силы бросилась к ней. Несколько человек, мужчины и женщины, появившиеся, неизвестно откуда, кинулись ей наперерез. Милу охватило настоящее безумие, она полностью осознавала, что только от нее зависит жизнь Саманты и ее маленького сына. Воинственно крича и не чувствуя усталости, Мила размахивала кочергой направо и налево, пытаясь пробиться к машине и думая только о том, чтобы дядюшка не вспомнил о Саманте.

Они пытались схватить ее, но безуспешно. Каждый точный удар, который Мила наносила по очередному черепу, не оставлял ее обидчикам не единого шанса. Удивляясь сама себе, она торжественно оглядела валяющиеся вокруг нее тела, а потом, забрызганная кровью с головы до ног, бросилась дальше к машине.

Оказавшись наконец возле автомобиля, она стремительно забралась на водительское кресло, бросила испачканную кочергу на соседнее кресло, дрожащими руками достала из кармана ключ зажигания и вставила его в замок. Двигатель взревел и этот рев вселил в нее надежду. Машина с визгом сдала назад, Мила вывернула руль, перевела рычаг в другое положение и намеревалась было нажать педаль газа, но вдруг с ужасом увидела, как со всех сторон на дорогу выбегают люди, создавая собой живое заграждение. Их было никак не меньше пятидесяти, но сколько точно, Мила не могла сказать. Тело ее задрожало так, что она едва могла держать руль, и с ужасом смотрела, как все эти люди с одинаковой улыбкой на губах перекрывают собой дорогу в нескольких местах.

– Что будешь делать? – рассмеялся ближайший к ней парень. – Убьешь меня всех?

В груди Милы поднялся чистый, праведный гнев и она прошептала:

– Да. Я убью тебя.

После этих слов она с яростью нажала на газ и машина, взвыв, словно самолет на взлете, начала стремительно набирать скорость. Двоих первых, включая того смешливого парня, отбросило в стороны, словно кегли. Мила, вцепившись в руль, издала воинственный крик и налетела еще на троих. Их тела глухо ударились об капот машины, и они тоже разлетелись в стороны, а на лобовом стекле появились пятна ярко-алой крови. Продолжая неистово кричать, Мила покрепче вцепилась в руль и еще сильнее нажала на педаль газа. Люди разлетались по обе стороны от дороги, но Мила уже не обращала на это никакого внимания. Главное – выбраться из города. И внезапно, сквозь забрызганное кровью лобовое стекло она увидела одетого в грязную желтую рубашку дядюшку, стоящего посреди дороги и глядящего на стремительно приближающийся к нему автомобиль. Он упер руки в бока и, широко улыбаясь, смотрел Миле прямо в глаза. Она перестала кричать, сжала зубы и вцепилась в руль так, что костяшки пальцев побелели. Глядя на его доброе, знакомое с детства лицо, она вдруг вспомнила, как когда-то давно, когда она была еще совсем маленькой, он подарил ей леденец, а потом мальчишки, проезжавшие мимо дома на велосипедах, прокричали ему обидные, неприятные слова и показали неприличные жесты.

– Почему они позволяют себе делать такие ужасные вещи?

– Иногда люди ведут себя именно так.

– Но почему же?

– Ты знаешь… Люди недалеко ушли от животных.

– Что ты имеешь ввиду?

– Я говорю о том, что люди ходят в церковь, притворяются хорошими, осуждают преступников и убийц, но сами никогда не упустят возможность сделать плохо тому, кто не в состоянии дать сдачи.

-Разве ты не можешь дать им сдачи?

– Дав им сдачи, я все равно ничему не научу их… Ты поймешь, что я имею ввиду, когда станешь взрослой.

– Мне так жаль тебя, дядюшка…

– Не переживай об этом, детка. Тебе понравился леденец?

– Не в леденце дело, дядюшка… Я очень хочу, чтобы ты был счастлив…

– Иди ты к черту! – закричала Мила в бессильной ярости и резко вывернула руль влево, пытаясь избежать столкновение с дядюшкой, но было уже поздно. Его тело отбросило куда-то в сторону, а машина в следующую секунду со страшной силой врезалась в каменную стену какого-то дома и перевернулась…

Глава отдела уголовных расследований ФБР Рич Лоренс, закрылся в своем кабинете, быстрым шагом прошел к рабочему столу и сел в черное кожаное кресло. Положив перед собой бумажную папку, он некоторое время в задумчивости смотрел на нее и постукивал пальцами по лакированной поверхности стола, а потом раскрыл, бросил короткий взгляд на дверь, словно убеждая себя, что никто не войдет, и приступил к чтению.

«Начальнику Отдела уголовных расследований ФБР штата Мэн Ричу Лоренсу от специального агента Дональда Кроуфорда, совершенно секретно.

Настоящим докладываю, что 25 сентября сего года в 5:25 часов утра возле полицейского управления Кливленда, округ Мерфил, штат Мэн, появилась молодая женщина с младенцем на руках, находившаяся в состоянии психологического шока. При себе имела документы на имя Саманты Скай 1993 года рождения, урожденной города Лонвилля, округ Мерфил, Штат Мэн. Документы на ребенка отсутствовали. Дежурный офицер полицейского управления Сэм Гарварди провел первичный опрос женщины, при котором было выяснено, что накануне вечером, 24 сентября сего года, она бежала со своим двухмесячным сыном Гаем Скай из Лонвилля, находящегося в пятнадцати милях к северо-востоку от Кливленда, вследствие того, что в городе происходят страшные вещи, какие именно, она пояснить затруднилась. Большего рассказать не смогла, все время плакала и периодически теряла сознание. Принимая во внимание тот факт, что полицейское управление Лонвилля было расформировано согласно организационно-штатным мероприятиям в 2000 году в силу своей ненадобности, офицером Сэмом Гарварди было принято решение о направлении в Лонвилль дежурной патрульной группы в составе офицеров Рича Мекли и Курта Ферроуз для прояснения ситуации. Прибыв в Лонвилль, в районе центральной площади города патрульные обнаружили пятьдесят шесть мертвых тел с признаками насильственной смерти, перевернутый автомобиль марки «Форд Эксплорер» черного цвета с бостонскими регистрационными знаками и трупом женщины внутри, после чего незамедлительно доложили об этом по рации Сэму Гарварди. В район чрезвычайного бедствия незамедлительно прибыли силы правопорядка штата, которые приступили к расследованию всех обстоятельств дела.

В ходе проведенного расследования следственно-оперативной группой, прибывшей из Огасты, штат Мэн, было установлено, что жительница Бостона, штат Массачусетс, действующий врач-акушер Мила Дункан 1973 года рождения, место рождения город Нью-Йорк, 24 сентября сего года совершила массовое убийство 58 человек, а именно, убила одиннадцать человек ударами кочерги по голове, двоих в отдалении от площади, девятерых на площади, после чего села за руль принадлежащего ей автомобиля и совершила наезд на сорок семь человек, которые в силу невыясненных обстоятельств оказались на проезжей части. Среди них оказалось тело ее родственника, Томаса Дункана, урожденного города Нью-Йорка, 1940 года рождения, жителя Лонвилля с 1962 года, который приходился ей родным дядей. После совершенного преступления на скорости около 140 километров в час целенаправленно направила автомобиль с дороги и совершила столкновение со стеной дома, в результате ДТП погибла на месте. Орудие убийства одиннадцати человек – кочерга, находилось при ней, отпечатки пальцев на которой полностью соответствовали отпечаткам пальцев Милы Дункан. Мотив массового убийства неизвестен.

Кроме того, во дворе дома по адресу Пайн-роуд, дом 63, было обнаружено массовое скопление тел без признаков насильственной смерти, сваленных в кучи, всего 123 человека. Проведенной экспертизой было установлено, что все они погибли по неустановленным причинам в 2010 году с разницей в несколько дней. Кроме того, на городском кладбище Лонвилля было обнаружено несколько десятков незарегистрированных захоронений, все местные жители, обстоятельства смерти не установлены. Причастность к этим смертям Милы Дункан также доказать не удалось.

В разных частях города, по разным адресам в живых было найдено пятеро человек младенческого возраста, все они направлены в детские дома штата Мэн, их жизни и здоровью ничего не угрожает. Совершеннолетних выживших обнаружить не удалось. Единственный свидетель Саманта Скай также не смогла прокомментировать массовое убийство от 24 сентября сего года и ранее произошедшие массовые смерти людей в Лонвилле в силу своего психологического состояния. В настоящий момент она вместе с сыном проходит реабилитационный курс по федеральной программе, ее психологическое состояние оценивается врачами как подавленное.

Учитывая все обстоятельства вышеизложенного, а также то, что подозреваемая в убийстве 58 человек Мила Дункан 1973 года рождения погибла, Федеральным Бюро Расследований было принято решение изъять данное дело из департамента полиции штата Мэн, засекретить и передать в архив без права разглашения и срока давности. Город Лонвилль был вычеркнут из реестра действительных населенных пунктов и признан непригодным для жизни.

1 ноября 2012 года. Специальный агент Дональд Кроуфорд.»

Рич Лоренс медленно закрыл папку, отложил ее на край стола, а потом откинулся в кресле и задумчиво посмотрел в потолок. Некоторое время он молчал, словно усиленно думал о чем-то, а потом покачал головой и сказал вполголоса:

– Сотни трупов и никто не знает, от чего они все умерли. Чудеса. Хорошо, что эти проклятые журналисты ничего не пронюхали, иначе бы мы не отделались так легко.

– Не плачь, – прошептала Саманта, крепко обняв Гая и поцеловав его в лоб. – Мама здесь, мама тебя не бросила, и мы по-прежнему вместе.

Словно понимая, о чем она говорит, Гай замолчал и удовлетворенно засопел ей в плечо, а она не смогла удержаться от улыбки, глядя на его пухленькие раздувающиеся при каждом выдохе щечки. Очень скоро он уснул, и она переложила его в колыбельку, а потом вздохнула с облегчением, разминая уставшие руки – все-таки, Гай рос и с каждым днем становился все тяжелее.

Еще раз с любовью посмотрев на сына, Саманта направилась в кухню, чтобы налить себе чашку горячего чая и выпить его в полной тишине в столь редкие минуты покоя, но вдруг в дверь постучали. Она поспешила к двери, чтобы успеть открыть ее до того момента, как гости постучат еще раз и разбудят маленького Гая.

На пороге стояла миссис Кларк – представитель социальной службы Нью-Йорка. Саманта приложила палец к губам показывая, чтобы та вела себя как можно тише, и с улыбкой пригласила ее войти, после чего миссис Кларк прошмыгнула в комнату. Она на цыпочках подошла к кроватке и посмотрела на спящего Гая, а потом шепнула Саманте:

– Он у вас такой симпатяга! Уверена, что он вырастет настоящим красавцем!

– И немного мозгов тоже не помешают, – ответила Саманта и они обе хихикнули, а потом миссис Кларк спросила:

– Ну как вам ваше новое жилище?

– Мне безумно нравится, – честно ответила Саманта, оглядывая комнату. – О лучшем я и мечтать не могла!

– Это не самая лучшая квартира в Нью-Йорке, как вы понимаете, но это лучшее, что мы смогли подобрать для вас… Видите ли, у нас очередь, а вы появились так внезапно…

– О, вам, правда, не стоит переживать! – махнула Саманта рукой. – Нам с Гаем все очень нравится!

– Бедная сиротка, через что вам пришлось пройти… – покачала головой миссис Кларк и с теплотой и заботой оглядела Саманту грустным взглядом. – С ума сойти, я и подумать не могла, что где-то в Америке еще оказывается существуют городки без электричества, телефона, а дети не посещают школу…

Саманта виновато улыбнулась, а миссис Кларк продолжила:

– Мы назначили вам ежемесячное пособие, его размера будет вполне достаточно для жизни. Ваша главная задача сейчас – растить сына. А чуть позже, когда Гай немного подрастет, мы обязательно подберем вам какие-нибудь курсы, чтобы вы смогли зарабатывать на жизнь самостоятельно.

– Я даже не верю, что все это правда, – восхищенно, стараясь не разбудить Гая, прошептала Саманта. – Я и подумать не могла, что это все случится в моей жизни. Спасибо вам, миссис Кларк!

Та нежно потрепала ее по руке и ответила:

– Не за что. Эта наша обязанность помогать всем молодым мамам, которые оказались в безвыходной ситуации. Только таким образом мы сможем вырастить достойную смену, которое будет и дальше прославлять Америку.

После этих слов Саманта немного поежилась, вспоминая о чем-то, а потом кивнула и едва слышно произнесла:

– Они создадут здесь новое здоровое поколение. Нью-Йорк на правильном пути.

– Именно так, дорогая, – хихикнула миссис Кларк и посмотрела на часы. – К сожалению, мне пора, до вечера я должна успеть обойти еще несколько девочек, а потом вернуться в офис и заняться отчетом. Берегите себя и дитя, Саманта. Вы нужны нашей стране!

– Всего вам доброго, миссис Кларк! И позвольте мне еще раз от всего сердца поблагодарить вас за хлопоты!

Оставшись одна, Саманта подошла к кроватке и, склонившись над ней, некоторое время смотрела на мирно спящего под одеялком Гая, а потом выпрямилась, подошла к окну и подняла жалюзи, с неподдельным интересом разглядывая с высоты двадцатого этажа городской пейзаж за чисто вымытым стеклом. Внизу, в обе стороны широкой дороги едва слышно с такой высоты сновали разноцветные машинки и куда-то спешили крошечные человечки.

– Нью-Йорк, Нью-Йорк, – с блуждающей улыбкой прошептала она, задумчиво почесала подбородок и даже немного затряслась от возбуждения. – Давненько мы не виделись с тобой! И чего я, как дурак, всю жизнь просидел в этом паршивом захолустном Лонвилле…

Обложка создана автором книги при помощи сервиса Canva.