«Заложница олигарха»

Глава 1. Похищение

Проклятая столица. Сколько здесь улиц, домов и машин! Я на вокзале умудрилась заблудиться, а выйти и самостоятельно найти дорогу до института просто не смогла. Нужно, очень нужно было приготовиться заранее, но я вчера собралась совершенно внезапно. С мамой поругалась. Она заявила, что нечего в институте делать. ПТУ швейное вполне сойдет, раз уж мне приспичило получать образование. Она пять лет меня кормить не собирается, и так тяжело без мужика. Школа сейчас очень дорогая.

Ага, а то я не знаю. Последние годы в обносках училась, и тетрадки на свои заработанные деньги покупала. Я неплохо рисую и с первого класса хожу в ИЗО-студию. Три лета подряд мы с учительницей вдвоем расписывали коридоры и классы нашей школы. Директриса выделила на это деньги. Что не уходило на краску, оставалось нам. Прижимистая у нас директриса, не пошикуешь на те крохи, но мне хватало.

Так вот, разругалась я с матерью в пух и прах, сказала, что не собираюсь жизнь себе портить в нашем захолустье, услышала в ответ, что я теперь сама по себе, раз такая умная. Взрослая уже, совершеннолетняя. Да, конечно. Кинула в сумку первые попавшиеся вещи, схватила документы с деньгами и рванула на электричку. Полтора часа пришлось ждать на вокзале, но я упрямая. Электричка приехала в столицу уже под вечер, таксисты стояли рядком у тротуара, но если я соглашусь с ними ехать, то есть потом будет нечего. А мне до сентября… Нет, даже до октября без стипендии мучиться, и то еще сначала поступить нужно.

– Эй, красавица, куда нужно? – крикнул очередной бомбила, вальяжно облокотившись на открытую дверь.

– Никуда, – мотнула головой я и отвернулась. Мама учила, что в Жигули садиться ни в коем случае нельзя. Приличные люди на таких старых машинах не ездят. У вокзала Жигулей было немного. Это красное и через три машины зеленое. Затем тойоты, ниссаны, форды, но просили все примерно одинаковую цену. Мне бы на автобус, но кто знает, в какую сторону ехать? Я читала маршрут на вывесках и ничего не могла понять.

– Ты погулять на вокзал пришла? – усмехнулся водитель, поправив стереотипную черную кепку. Жара июньская, я в легком сарафане, а он в кожаной куртке. С ума сошел? На Северный полюс собрался? – Садись, говорю, подвезу.

Послать его нужно, а лучше уйти подальше. Но таксисты, как назло, стояли рядом с автобусной остановкой. Уйду – вообще никуда не доеду. Столица – не наш поселок в три улицы, здесь пешком не ходят.

– Красавица, – почти пропел мужик и двинулся ко мне. – Ты учти, я второй раз не предлагаю. Тем более за такую цену.

Черт, вечер перестал быть томным. Драться я с ним не собиралась, убегать тоже. Эх, придется садиться в первый попавшийся автобус и на следующей остановке выходить. Хотя бы дорогу у кондуктора спрошу.

Таксист двинулся за мной, подтверждая самые худшие опасения. Я такое раньше только в фильмах видела, но о финале догадывалась. Сейчас схватит, затолкает в машину и увезет на какую-нибудь дачу к толпе мужиков. И будут со мной делать то, что в тех самых фильмах не показывают детям до восемнадцати.

Страшно стало до дрожи и деревянных ног. Я рванула к автобусу, мечтая юркнуть в душную толпу и затеряться там. На первую ступеньку запрыгнуть успела, но меня вытолкали обратно. От неожиданности я не удержалась и грохнулась на асфальт, больно ударившись бедром. Села прямо в грязь и уронила сумку. В висках кровь застучала, сердце лихорадочно затрепыхалось, и я была готова залезть в автобус ползком, наплевав на все, но мне не дали.

Не знаю, откуда взялся второй и третий человек. Меня схватили под мышки и зажали рот рукой. Грязной, противно пахнущей ладонью. Я попыталась завизжать, но услышала только сдавленное мычание. Воздух кончился. Дышать мне не давали, и дергаться тоже. Как куклу подхватили и понесли. Сумка осталась на асфальте. Деньги, документы, телефон. Я мычала, вырывалась, но от страха уже не соображала. Каким-то чудом поняла, что затолкали меня в то самое красное Жигули, заботливо пригнув голову, чтобы не разбила о дверь.

– Шура, гони, – прохрипел тот, что был справа, и водитель с визгом шин рванул от вокзала прочь.

Меня держали вдвоем. Чуть ли не сидели сверху. Руки, ноги связали, рот заткнули кляпом из трикотажной тряпки, и он пропитывался моей слюной. Я аккуратно дышала носом и мечтала, чтобы меня отпустили, и все закончилось. Будто одна бесконечно неприятная и унизительная медицинская процедура. Но там терпишь ради здоровья, а здесь ради чего? Может, задохнуться для меня – лучший выход? Просто не доехать до еще больших унижений. Но сил неожиданно придавал не страх смерти, а ярость.

Я запоминала каждую трещину в салоне Жигули, цвет и фактуру одежды своих мучителей, их голоса, редкие перебранки в дороге. «В пробку попали. Объезжай по обочине, чего стоять? Сам рули, если умный». Лиц не видела, меня держали боком. За окном машины виднелась только полоса неба и редкие столбы с проводами. Если выживу и смогу сбежать, пойду в полицию и сдам похитителей. Они сядут за все, что сделали и собирались сделать.

Машину затрясло сильнее, и под колесами зашуршали камни. Мы выехали из города и свернули с асфальта на гравийку. Точно на дачу едем или в коттеджный поселок. Земли в пригороде много раздали, а построиться и заселиться хозяева толком не успели. Стояли недостроенные дома призраками посреди пустырей, и никого не интересовало, что там внутри происходит. Если после гравия под колесами появится мягкий и бесшумный грунт, значит, я угадала.

Черт, да. Или это снова асфальт? Машина в ямы не проваливалась, как бывало на грунтовке, ровно ехала. Не знаю, сколько времени прошло. Час, полтора? Мы приехали. Машина остановилась, по инерции качнувшись вместе с пассажирами вперед. Слишком резко, мужчины грузно навалились на меня, чуть не сломав ребра.

– Шура, твою мать! – гаркнул тот, что слева. – Чуть кишки не выдавил. Я думал, завтрак свой увижу.

– Меньше жрать надо, – огрызнулся водитель. – Зады отъели, уже с тощей девчонкой на сидении не помещаетесь.

– Так то Жигуль, ты бы еще в Оку нас запихнул.

– Нет у босса таких машин. А жаль, я бы на вас в Оке посмотрел.

Водитель заржал, и два амбала загоготали вместе с ним. В тетрис бы играли, укладываясь. По частям утрамбовывались. Здоровенные были мужики, метра под два ростом. Размер обуви – сорок пятый не размятый. Спортсмены, что ли? Или бывшие военные?

Тот, что справа снял куртку и накрыл мне голову, окончательно перекрывая воздух. Вытащили на руках, как мешок картошки, и понесли, взвалив на плечо. Затекшие конечности отходили неприятным покалыванием, голова кружилась, и я боялась хлопнуться в обморок. Ничего не видела. Слышала только тяжелое дыхание амбала и шарканье шагов.

– Привезли? – глухо спросил посторонний голос.

– Да, – коротко ответил тот, что сидел в машине слева.

– Вы в какой грязи её изваляли? Отмыли бы хоть.

– Указания «мыть» не было. Биг Босс у себя?

– В гостиной. Прямо к нему потащите?

– А что делать? Открывай, давай.

Я ждала металлический лязг затвора ворот, но услышала тихий шорох электрического привода. Автоматические, что ли? В богатый дом меня привезли, раз такие ворота стоят, не в избушку на курьих ножках. Но легче от этого не стало.

Амбал понес меня дальше, куртка сползла с лица, и я разглядела тротуарную плитку под его ногами. Тоже не дешевую. Стоп, а где громкая музыка? Пьяные выкрики? Разве меня не на гулянку к толпе мужиков несут, чтобы коллективно развлечься? Я ошиблась? Что происходит?

Паника давила холодом в груди, живот подводило от ужаса. Руки на весу снова онемели, и перед глазами поплыли темные круги. Лучше групповое изнасилование, чем объятия маньяка-убийцы. После первого хотя бы есть шанс выжить. И сбежать, когда пьяная толпа уснет.

Большим боссом хозяина дома назвали. Гостиная у него есть. С камином, наверное. Сидит он там, в кожаном кресле с высокой спинкой, ноги на шкуру медведя поставил. Рядом с ним породистые собаки и коллекция охотничьих трофеев на стенах. А в соседней комнате пыточная с дыбой и крюками. Мамочки, зачем я все это себе нафантазировала? Какая разница охотник он или рыбак? Куда важнее – что ему от меня нужно?

Выкуп? Господи, ну какой с меня выкуп? Мать на работе копейки получает, все деньги на коммуналку и еду уходят. Ну, можно дом наш продать, ну, у бабушки гробовые попросить – и всё. Да ворота с тротуарной плиткой и гостиная с камином дороже стоят. Нечем мне заплатить за свою жизнь. Мать еще десять раз подумает, платить или нет. Я потом дурную славу на весь поселок получу, на улицу выйти не смогу, а мать без жилья останется. Не на кого мне надеяться, бежать нужно.

Я задергалась, пытаясь соскользнуть с плеча амбала, но поздно сообразила, что со связанными ногами далеко не убегу. От бессилия зубами по кляпу заскрипела, слезы из глаз покатились.

– Тише ты, – осадил он, поправляя ношу. – Пришли уже.

Я под ногами твердую почву почувствовала, но едва удержалась на ногах. Тело как ватное стало. Куртку с головы сорвали, свет яркий ослепил, и сквозняком распаренное лицо обдуло. На мгновение полегчало, а потом я увидела дом.

Роскошный особняк со страниц глянцевых журналов. Два полных этажа с высоченными потолками и мансарда. Крыша с башенками, окна из темного дерева и цветная кладка фасадного кирпича. Я вдруг отчетливо поняла, что моя жизнь для хозяина дома не стоит вообще ничего, а амбал в спину подтолкнул.

– Иди уже, не за шкирку же тебя тащить.

Ноги мне не столько связали, сколько стреножили. Длина веревки позволяла сделать маленький шаг. Я шаркнула балеткой по тротуарной плитке и чуть не упала вперед носом.

– Ба-алин! – исковеркал известное ругательство амбал, манерно протянув букву «а». – Вот работка-то! Что ж так все через задницу? Руки свяжи, ноги свяжи… Иди, говорю, я тебе в носильщики не нанимался.

– Надорваться боитесь? – огрызнулась я.

Не знаю зачем. Черт под руку толкнул. Подзатыльник прилетел мгновенно. Так мать в детстве злобу на мне срывала по любому поводу. В ушах зазвенело, голова, будто колоколом стала. Боль прошла быстро, но ярость и обида окрепли. Я обернулась, чтобы посмотреть на амбала.

Типичный браток с толстенной шеей и накаченными ушами. Морда, словно от удара сплюснутая, и нос кривой. Глаза мелкие, глубоко посаженные, а взгляд ну до того свирепый, что у меня окончательно ноги подкосились.

– Поговори мне тут, девка, – прошипел он. – Рога быстро обломаю! А ну, пошла!

Он толкнул меня в плечо, но не слишком сильно. Скорее обозначая направление, чем желая заставить. Правильно, иначе я бы упала и долго потом не смогла встать со связанными руками и ногами. Время себе экономил. Умом я это понимала, но все равно в его поведении упорно чувствовалась странность.

Таксист он ненастоящий, раз на самом деле в особняке работает. Охранник на воротах его, как родного, встретил. Оделся не по погоде, значит, костюм заранее подбирал, а потом не стал менять. И стрелки! Черт, у него были классические черные брюки с аккуратно заглаженными стрелками. Военный! Их, как известно, бывших не бывает. Мой дедушка до самой смерти каждое утро отглаживал себе брюки через марлю, даже когда у нас утюг с паром появился.

Я втянула голову в плечи и пошла вперед. К двум безумным версиям добавилась третья. Меня похитили ФСБ-шники и приволокли в особняк своего ученого, чтобы сдать на опыты. А что? Самое оно! Тут моя никчемность и никому ненужность была в кассу. Пропаду без вести, мать заявление в полицию отнесет, там поищут для вида, а потом благополучно забудут. Чтоб вы все сдохли!

Проковыляла я несколько метров, честно пытаясь двигать ногами быстрее, но перед крыльцом остановилась. Ногу на ступеньку задрать не получилось, веревка не позволяла. Кривоносый за спиной грозно рыкнул и схватил меня поперек живота. В особняк все-таки затащил, открывая свободной рукой двери. Я насчитала три. Две прихожие, в которых я разглядела только ковровое покрытие на полу, и, наконец, гостиная.

Моя фантазия про охотничий дом не оправдалась. Музей это. Нет, никаких пыльных полотен французских импрессионистов, модерна или соцреализма. Исключительно современное искусство, помноженное на абсолютную чистоту и порядок. Да, для деревенской девки я неплохо разбиралась в живописи. Спасибо учительнице ИЗО, просвещала постоянно.

Картины висели везде. Спускались из-под потолка на тонких веревках, расплывались цветными кляксами на белых стенах и бесконечно отвлекали внимание. Что на них изображено, я так и не разглядела. Абстракция. А еще хозяин дома встал с дивана.

Он был под стать своим амбалам. Высокий, крепкий, гладко выбритый. В строгом деловом костюме, как у бизнесмена, и с таким же взглядом. Мне сразу вспомнились волки с Уолл-стрит. Их надменное равнодушие и высокомерие. Он буквально смотрел на меня, как на грязь.

А что такое? Лабораторная мышь оказалась не того окраса? Грудь у меня маленькая? Или рожа недостаточно породистая?

Обладатель запонок на манжетах рубашки медленно склонил голову на бок и хмыкнул.

– Я ожидал… большего.

– Обычная девка, шеф, – недовольно заявил амбал, не выпуская из кулака мой сарафан. Так и держал, чтобы не убежала. Ладно хоть на пол поставил.

– Она и должна быть такой, – холодно возразил хозяин дома и выдержал паузу. – Однако.

Что «однако»? Я занервничала еще больше. Связанные запястья ныли, в промороженном кондиционером помещении голые руки гусиной кожей покрылись. Меня трясло.

– Господин шеф, – выцедила я, не зная, как к нему обращаться. – Если вас что-то не устраивает, то я, может быть, пойду отсюда? В гости к вам не рвалась совершенно. В гробу я вас видела!

– Тихо! – рыкнул кривоносый и еще раз хлестко отвесил подзатыльник.

Боль прострелила от макушки до пяток, я дернула руки к голове и получила второй удар.

– Хватит, – ровно и безразлично сказал хозяин дома. Будто ему еду в тарелку накладывали и ждали команды, когда можно остановиться. – Она больше не будет открывать рот без разрешения. Правда?

Я посмотрела на него сквозь завесу волос. От долгой езды и подзатыльников хвост на голове сбился, резинка сползла, пряди торчали во все стороны, как у пугала. Грязь на ногах от вчерашнего дождя высохла и стянула кожу. Паршиво-то как, господи. Мне было холодно, страшно и хотелось проснуться. Этого просто не могло быть. Всего. Начиная с неуместно роскошного особняка и заканчивая той игрой, которую начал садист в деловом костюме. Первое правило озвучено. Говорить мне нельзя.

– Нет, – огрызнулась я. – Вы игрушку себе решили завести? Домашнюю морскую свинку? Это незаконно. Немедленно отпустите меня! Я требую…

На середине крика амбал зажал мне рот, и я с удовольствием вгрызлась в ладонь. До крови не прокусила, а жаль. Потому что как только кривоносый выдернул руку и зашипел, мне оставалось несколько мгновений до избиения.

– Неправильный ответ, – строго сказал хозяин дома. – Гена, привяжи её.

Амбал грузно переступил с ноги на ногу и выдохнул у меня над ухом. Куда вязать-то? И так на все конечности веревки намотаны. Здесь и столба-то никакого нет, чтобы привязать. Ладно, колонны, мы все-таки в помещении. Стены гладкие, без выступов, ростовых скульптур нет. Даже лестница была жутко футуристическая и для привязывания не годилась. Её ступени крепились одним концом к стене и висели в воздухе, больше ни на что не опираясь. Перила? Какие перила? Хотела бы я посмотреть, кто по ней каждый день поднимается и спускается, рискуя упасть и сломать шею.

– Пойдем, – толкнул меня кривоносый прямо к этой лестнице.

Драться я по-прежнему не могла, что делать, не знала. От ощущения то ли кошмара, то ли изощренной игры, крыша ехала. Вот сейчас оба мучителя засмеются, назовут меня дурой и признаются, что это розыгрыш. Какое-нибудь экстремальное реалити-шоу, где ради настоящих эмоций в кадре похищают ничего не подозревающих людей. Где камеры в таком случае? Под потолком ничего нет.

– Руки назад, – скомандовал Гена, сняв петлю с правого запястья. Я уже стояла под одной из парящих в воздухе ступени и бестолково крутила головой. – Назад, я сказал.

Я завела руки за спину, и амбал снова их связал. Крепко. Потом ловко закинул свободный конец веревки на ступеньку и резко его дернул. Черт, дыба! Руки немедленно обожгло острой болью, в глазах потемнело, и я завизжала на весь дом. Плечи, локти, запястья выворачивались в суставах и трещали от жуткого напряжения. Какой там повисеть полдня, как показывали в кино, я несколько секунда не могла выдержать.

– Ааааа! – кричала я. – Отпустите! – Голову я низко наклонила, чтобы стало легче, мучителей не видела и слышала только себя. – Ааааа!

– Гена, – сказал хозяин дома через мой крик. – На ноги её поставь.

Натяжение веревки ослабло, я коснулась ногами пола, и рукам стало легче. Боль все еще пульсировала, и суставы пекло, но я хотя бы дух перевела.

– Доходчиво? – сухим тоном спросил главный похититель. – Я не настроен долго тебя воспитывать, поэтому за любую провинность наказание будет жестким. Сразу. Без прелюдии. Итак, правило номер раз. Ты говоришь только, когда я тебя спрашиваю. Поняла? Отвечай.

– Пошел на хер! – сорвалась я, и Гена снова потянул за веревку. Мне показалось, руки кипятком облили, так больно стало. Я стиснула зубы, чтобы не орать, но сдалась через пару вдохов. Грудная клетка расправилась, голосовые связки напряглись:

– Ааааа! Ааааа!

Они стояли и смотрели, как я кричу. Наверное, морщились и мечтали зажать уши, но мне было плевать. Дыба – настоящая пытка, придуманная в средние века или раньше. Я видела таких бедолаг, висящих на вывернутых руках, только на гравюрах. Вернее, на иллюстрациях к учебникам по истории искусства. Тогда они меня не впечатлили. Господи, как же я ошибалась!

– Ааааа, хватит! Я поняла! Поняла!

– Гена, опусти.

Я испугалась, что руки уже успели вытянуться и теперь повиснут плетями. Чувствительность медленно возвращалась противным покалыванием. Я все еще стояла, согнувшись, и рассматривала туфли хозяина дома. Сколько они стоили? Натуральная кожа темно-вишневого цвета, чуть потертая там, где пятки при ходьбе могли задевать друг друга. Идеальная строчка нейлоновых ниток и старомодные шнурки. Мне вдруг стало очень важно разглядеть каждую мелочь, лишь бы не думать, в какую задницу я угодила.

Вариант с маньяком-убийцей оказался верным. Моя смелость и бравада таяли быстрее мороженного в жаркий день. Из глаз катились слезы, но упавшие на лицо волосы мешали похитителям их увидеть. Буду дальше упираться – меня продолжать ломать. Если не буду, то тоже продолжат, но медленнее. С дыбы нужно слезть. А для этого притвориться покорной.

– Хорошо, – словно в ответ на мои мысли сказал хозяин дома. – Я надеюсь, урок усвоен. Диалога у нас не будет, но я догадываюсь, что ты хочешь узнать. И настолько щедр, что расскажу. Тебя похитили не просто так. Можешь не надеяться, что с кем-то перепутали или выбрали случайно. Мне нужна именно ты. Зачем? Чтобы получить за тебя выкуп. Видишь ли, Наташа Семенова, по отцу у тебя совершенно другая фамилия.

У меня не было отца. Вернее, был, конечно, носитель генетической информации, обрюхативший в свое время мою мать, но я его никогда не видела. Не горела желанием. Мать честно сказала, что он нас бросил и мечтает забыть о моем существовании, чтобы не платить алименты. Живет с новой семьей и вполне счастлив. А жена его вторая до того мерзкая баба, что ходить к ним в гости – себя не уважать.

«Удачи с выкупом», – хотела пожелать я, но прикусила язык. Руки все еще болели.

– Тебе не интересно какая? – слова хозяина дома впервые обрели четкую интонацию удивления. – Говори.

Амбал за спиной громко фыркнул. Конец веревки он не выпускал из рук, мешая хоть немного расслабиться. Простите великодушно, я не в том настроении, чтобы интересоваться собственной родословной. Тем более слушать про человека, которому на меня глубоко наплевать.

– Нелидова. Ни о чем не говорит?

– Потрясающе, – в голосе хозяина дома мне послышалось самодовольство. – Будет сюрприз. Не скажу, что приятный. Не те обстоятельства.

Да уж. Полностью согласна!

– Георгий Владимирович Нелидов – основатель и единственный владелец строительной компании «Азур». Это не весь его бизнес, конечно, но то, что больше всего на слуху. Состояние твоего биологического папы оценивается на сорок третью строчку отечественного списка Форбс. Ты можешь не верить, но он узнал о твоем существовании всего неделю назад.

У меня дыхание перехватило. Такого бреда я ни за что не ожидала услышать. Ситуация напоминала дешевый детектив в мягкой обложке или посредственный сериал на первом канале. Когда находят зачуханную деревенскую девку и рассказывают ей, что она богатая наследница. У мужика крыша съехала! Он допился до чертиков, сбежал из дурки и теперь ему мерещится всякое. Псих! Проклятый, конченый псих!

Вот только откуда у алкаша столько денег и особняк? Не мог же он пробраться тайком в чужие владения и корчить из себя того, кем не является? Такое прокатило бы в какой-нибудь городской квартире, выставленной в долгую аренду, где соседи уже забыли, как хозяева выглядят, но не здесь. Амбалы настоящие, огонь в камине тоже, запонки у мужика на манжетах, туфли вишневые. Он говорил и держался, как бесконечно уверенный в себе человек. Хотя психи вроде бы ведут себя точно так же. Мамочки, я запуталась!

– Кстати, твоя мама тебе совсем не мама, а родная тетя, – невозмутимо продолжил хозяин дома. – Первая жена Георгия Нелидова, Оксана Семенова, развелась с ним, будучи беременной на раннем сроке, и уехала в другой город. С мужем не созванивалась, рождение ребенка утаила, а потом умерла от послеродовых осложнений. Ребенка усыновила её сестра, Татьяна Семенова.

Псих поразительно точно назвал имена моих родных, но напрочь перепутал их историю. Тетя Оксана попала под машину, когда я была совсем маленькой. Мама не любила о ней вспоминать, оговариваясь, что о мертвых либо хорошо, либо ничего, а хорошего было мало. Вроде как пила она беспробудно, и жизнь не удалась.

– Через восемнадцать лет Нелидову захотелось выяснить, что стало с его первой женой, – через паузу сказал похититель. – Выяснил. И я тоже. Как видишь, познакомиться с тобой успел первым. От твоего отца мне нужны только подписи на документах. Получу их, будешь жить. Нет – Гена увезет твой труп в лес и там закопает. Тебе все понятно?

«Нет!» – на самом деле хотелось прокричать, но сознание медленно скатывалось в темноту, и мысли превращались в кашу. Перед глазами качались вишневые ботинки. Тошнотворно размеренно и монотонно. Господи, как с ума не сойти?

Глава 2. Условия хозяина дома

Я не верила. А кто бы смог по щелчку пальцев забыть восемнадцать лет собственной жизни и принять чужой бредовый рассказ за правду? Где доказательства? Справка из роддома, документы об усыновлении, тест ДНК на худой конец? Если мой отец и мой похититель настолько богаты, как говорят, то, что мешает их сделать? Никто не будет платить за пустышку. Постороннюю девицу, у которой в семье есть тезка твоей бывшей жены. Нелидов Георгий Владимирович обязательно потребует доказательства.

А если он их не получит? А если моя якобы умершая мать нагуляла ребенка от любовника и поэтому он с ней развелся? Мы с предполагаемой тетей жили впроголодь восемнадцать лет. Будь она уверена, что Нелидов действительно мой отец, неужели ни разу бы не потребовала алиментов? Вот этого точно не могло быть. Я хорошо знала женщину, которую называла матерью. Она бы душу из Нелидова вытрясла, не то что алименты.

Осталось объяснить это похитителям. Хозяин дома уже пообещал закопать меня в лесу. Увидит отрицательный тест на ДНК-совместимость и озвереет. Столько усилий впустую, такой облом с тем, что хотел получить. Да он как минимум гостиную разнесет. Или подвал, где я сидеть буду. Не стоит покупаться на обманчивую выдержку. Этот урод удовольствие получал от моего крика и страданий. Всю злобу на мне выместит, к бабке-гадалке не ходи. Господи, куда я попала? Как отсюда выбраться? Тест на ДНК недели две делается, как я помнила. За это время нужно сбежать, иначе потом меня вынесут вперед ногами. Хорошо, если целую, а не по частям.

Неужели этот отморозок ничего не боится? Вот прям совсем? За похищение и удержание в плену, а тем более убийство, уголовный срок светит. Хотя таким как он закон не писан. Полиция подкуплена, адвокаты самые лучшие. Отбрешется. Еще и жертвой себя выставит или свидетелем по делу пойдет. Я понимала, что нельзя судить жизнь по криминальным сериалам, но не все там враньем было. Но среди огромных жирных минусов нашлись и плюсы для меня.

Они же не люди, они – звери со своим законом джунглей. Если я реально дочь Нелидова, тогда вместо того, чтобы отдать выкуп, он захочет кишки наглецу выпустить или башку прострелить. Иначе другие решат, что бизнесмен с именем на сорок третьей строчке списка Форбс слаб, и с ним можно вот так вопросы решать. Против Гены и других амбалов найдется своя толпа крепких мужиков. Возьмут особняк штурмом, хозяина положат мордой в пол, руки-ноги ему свяжут, а меня из подвала достанут.

Черт, да не нужна я Нелидову. Даже если дочь родная, восемнадцать лет меня не видел, и зачем-то будет ради меня дергаться. Пора смотреть правде в глаза, живой я из этого дома не выйду. Господи, да я уже на дыбе висела, стоя на носочках, чтобы рукам было не так больно. Гена за спиной пыхтел, похититель терпеливо ждал, пока я от шока в себя приду. Что потом придумает? Калеными железом пятки прижигать начнет? Или иглы под ногти засунет?

– Вижу, ты успокоилась, – медленно сказал он. – Гена, на пол её положи.

Амбал отпустил веревку, и я, не удержавшись на слабых ногах, рухнула на бок. Отбила бедро, и почти вся левая нога нещадно болела. Передохнуть мне никто не дал. Гена ловко притянул моя запястья к лодыжкам и связал их вместе. Теперь я вообще пошевелиться не могла. Только головой мотать и оставалось. Лежала в позе зю, вся вывернутая наизнанку, и слезы глотала от злости. Не знаю, почему в истерике до сих пор не билась. Наверное, ненависть спасала так же, как в машине по дороге сюда. Я мечтала, чтобы Нелидов или кто-то другой сделал с похитителем все то, что он со мной. Этот урод моральный заслужил самых жестоких пыток. Что я ему сделала? Ни-че-го! Просто так поиздеваться решил. Потому что ему захотелось.

– Хорошо, – с оттенком самодовольства сказал хозяин дома. – Если будешь себя и дальше спокойно вести, сильно не пострадаешь. Многого я от тебя не прошу. Выполняй простые правила, и те несколько дней, что ты проведешь в моем доме, адом не станут. Первое правило ты знаешь. Говорить можно только, когда я тебя спрашиваю. Второе – побег запрещен. Дернешься за пределы дома, Гена тебя висеть на руках на всю ночь оставит. Да, Гена?

– Да, шеф, – уверенно ответил амбал.

– Прекрасно. Третье правило и пока последнее – покорность. Выполняй все, что тебе скажут, и будешь спать в комнате с минимальным комфортом. Кровать, тумбочка, личный санузел и окно с видом на лес. Еду тебе будут приносить три раза в день. Начнешь упираться, сопротивляться, орать без повода и мешать Гене охранять себя – отправишься в подвал. Там холодно и темно. Будешь лежать связанная, как сейчас, на бетонном полу и лакать воду из миски. Если подползешь к ней, разумеется.

Я как-то сразу на подвал настроилась, а потому даже удивилась. Похититель решил воспользоваться методом кнута и пряника? Ладно, здесь я не против. Из комнаты где-то в доме гораздо легче сбежать, чем из подвала. Ну, мне так казалось. Да и на пытки лучше больше не нарываться. Покалечит меня Гена с психу, точно не смогу никуда уйти.

– Отвечай, если поняла и согласна с моими условиями.

– Я согласна.

Не думаю, что он вот так сразу поверил. Поджал губы и смерил изучающим взглядом. Ему дьявольского прищура не хватало, как демону. Нос прямой, чуть вытянутое лицо, скулы резко очерчены. Подбородок широкий. Сильной волей обладал хозяин дома, и мне это только во вред было. Упертый маньяк-садист, который если что-то задумал – не отступится. В глаза ему смотреть не хотелось. Черные они, серые или карие, как у большинства темноволосых людей, какая разница? Его лицо я запомнила, фоторобот, если что, составить смогу.

Жаль, искать меня со всех ног не побегут. Мать распсиховалась после ссоры, не скоро позвонит, чтобы узнать, как я устроилась в столице. Шикарно устроилась. Дорого-богато. Очень многие так не живут, как я в заключении томиться буду. Персональный санузел, мать его. Я перед электричкой бегала справлять нужду в деревянную будку с дыркой в полу. Есть с чем сравнить.

А вот и истерика, кажется. Теперь мне смеяться хотелось, а не плакать.

– Значит, договорились, – кивнул хозяин дома и достал смартфон из кармана. Не широченную лопату с огромным экраном, которую сейчас активно рекламировали, а вполне аккуратную и очень тонкую пластину. – Гена, проводишь её. Развязывать пока не нужно. Я хочу убедиться, что мои правила усвоены, и она понимает разницу между хорошим и плохим поведением. От Жигулей избавься, только увези подальше.

– Будет сделано, шеф, – ответил амбал и будто бы выдохнул с облегчением.

Устал меня пытать? Мечтал сбежать поскорее? Если именно он станет моим цербером, то подружиться нужно. Миледи в «Трех мушкетерах» своего тюремщика не только охмурила, но и на товарища Бэкингема натравить сумела. Мне от Гены подвигов не нужно. Лишь бы развязал и двери открыл.

Он взял меня под мышки и поднял с пола. Дышал уже тяжело, притомился за это время?

Бедный, бедный, пожалеть его? Хрен ему, обойдется. Раз у такого начальника работает, значит, сам ничуть не лучше. Зарплата большая? Или работа интересная? По локоть в крови ведь. То же, что ли, маньяк?

Кривоносый поволок меня в правое крыло дома, на ходу пиная двери. Комнат встречалось много, коридор петлял между ними, закручиваясь в замысловатый лабиринт. Снаружи дом казался меньше, чем внутри. Настоящий дворец. Однако роскошь хозяйских комнат быстро кончилась. За очередной дверью открылись грубо оштукатуренные стены и простой линолеум на полу. Гена крякнул от натуги и приподнял меня выше, чтобы головой не бить по ступеням узкой лестницы. Второй этаж все-таки. Умно. Из окна с разбегу я теперь не выпрыгну. Побоюсь ноги сломать или шею свернуть.

Одну площадку мы прошли, вторую, третью. Чердак? Рапунцель притащили в башню? У меня волосы чуть ниже плеч, спуститься вниз по собственной косе не получится. Если на кровати будет постельное белье, то можно простынь с пододеяльником связать, а если не хватит, то наволочки добавить. Только бы ночи дождаться, чтобы все уснули. Должны же садисты и мучители спать? Их-то никто страдать не заставляет.

Гена свалил меня в угол коридора, как мешок с картошкой. Юбка сарафана задралась до самого живота, но одернуть я её никак не могла. Правду говорят, чем беспомощнее себя чувствуешь, тем ярче стыд. Я бы ни за что при других обстоятельствах свое белье постороннему мужчине не показала. Тем более тому, кого ненавидела. Но Гена не смотрел. Он ковырялся с замком и матерился сквозь зубы. Опять работа не нравилась. Так увольнялся бы. Или его такого осведомленного в грязных делах шефа теперь отсюда тоже только вперед ногами?

– Пожалуйте в номера, мадемуазель, – прошептал он и снова взвалил меня на плечо.

В тюрьму внесли, как невесту в новую квартиру. На руках. Правда, снова неласково бросили на кровать лицом к стене. Ладно, хоть свет горел, стемнело уже на улице. Гена потоптался немного у порога и ушел, ворча под нос. Дверью хлопнул так громко, что потолочный плафон закачался. И я, наконец-то, осталась одна.

Выдержки, самоиронии и бравады хватило ровно на два жалобных всхлипа, а потом истерика взяла своё. Слезы покатились ручьем. Падали с носа водопадом и впитывались в подушку. Горячие, соленые, злые. Я рыдала молча и долго ни о чем не могла думать, кроме того, что жизнь кончилась.

Ехала в столицу за светлым будущем. Мечтала, что вот теперь заживу по-настоящему. Без нищеты, вечных придирок матери, косых взглядов одноклассниц на мои обноски. Я – отличница, поступить шанс был. Не в самый престижный ВУЗ, но в какой-нибудь точно. А там общага, подработка, будущая профессия. Любовь, может быть. Что теперь осталось? Ничего. Участь игрушки в руках богатого извращенца. Правила он придумал, урод. Наказаниями грозил. Возбуждал его мой страх? Вставал член, когда смотрел на меня связанную?

По нему не поймешь. Рожа кирпичом и тон холодный. Не стал поручать пленницу своим амбалам, лично правила зачитывал. Конечно, такое развлечение нельзя пропустить. Живая мартышка. Мышь лабораторная для опытов и экспериментов. На дыбу подвесишь – дергается. Свяжешь, все равно дергается. Потеха, да и только.

Он, кстати, не представился. Гену по имени назвал, а себя никак. Мистер Никто. Будто он от этого невидимкой станет или я в полицейском участке морду его на фотографиях не узнаю. Плевать, что отбрешется, я все равно заяву накатаю. Мне это важно даже больше, чем выжить.

Нет, вру, меньше. Жить хотелось так, что зубы сводило. Не готова я к деревянному ящику и скорбным лицам родных. Значит, нужно быть осторожной и грамотно притворяться. Наблюдать, запоминать, вынюхивать. Чтобы позже при удобном случае сбежать.

Я попыталась размять затекшие ноги и руки, но сделала только хуже. Где-то неловко повернулась и шею защемила. Боль, едва ли меньшая, чем от пыток, прострелила до груди. Черт, как же развернуться? Нужно комнату разглядеть. Сейчас, сейчас. Боль пройдет, и я снова попытаюсь. Плечи после дыбы саднило до сих пор, от веревок синяки остались. Я их не видела, но знала, что они есть. Героическое усилие пополам с кряхтением, и я у цели. Перевалилась на другой бок. Уф, аллилуйя!

Комната маленькая, но чисто прибранная. Кровать, стол, окно, еще одна дверь, видимо в санузел – все, как обещал похититель. Но толку от санузла, если я связана? Даже если с кровати свалюсь и, как гусеница, доползу до него, на унитаз не залезу. А хотелось уже очень. Мочевой пузырь не бездонный. Делать под собой лужу я не планировала. Гену звать? А это считается криком без повода? Нет уж. Повод есть и он железобетонный.

– Гена! – крикнула я в пустоту. – Геннадий!

Гулкое эхо отразилось от пустых стен. Выкрасили их в розовый цвет, будто детскую готовили для ребенка. Стекло в окне пленкой заклеили или оно само по себе было матовым. Стул возле стола поставить забыли, а может, специально убрали. Правильно, его можно бросить в окно и разбить стекло. Если снаружи не приделаны решетки, то путь к бегству готов. Стол бросить уже нельзя. Он широкий и тяжелый, как кривоносый амбал.

– Гена! – проорала я, надрывая связки. – Я в туалет хочу!

Вторая фраза получилась намного тише, и едва она окончательно растворилась в воздухе, снаружи снова заковырялись в замке. Я вывернула шею, чтобы разглядеть тюремщика, но в проеме открывшейся двери появился хозяин дома.

Первой мыслью было: «Черт, я влетела!» Теперь он захочет надолго заткнуть мне рот, чтобы больше не орала. Страх перед новой болью загонял в панику. Какого хрена он лично приперся, а не помощника отправил?

– Я запретил кричать, – холодно сказал манекен в деловом костюме. – Недостаточно четко выразился? Прикажешь снова тебя наказать?

Зашел в комнату и нарочито медленно закрыл дверь. Она не скрипела, но эффект был, как в фильме ужасов. У меня зубы застучали, озноб пробрал от копчика до затылка. Я смотрела на руки своего палача не отрываясь. На этот раз на пальцы. Длинные и аккуратные, как у пианиста или хирурга. Насколько они сильные? Сможет ли задушить голыми руками, если захочет?

Да какой там задушить, меня сейчас только тронь, я взвою. Даже тени его боялась. С Геной за спиной легче было. Дремала где-то на задворках сознания надежда, что перед подчиненным особо зверствовать не будет, чтобы сохранить лицо и репутацию адекватного человека. Но наедине со мной ему никто не мешал явить подлинную сущность. Накормить своих демонов моим ужасом. Мне казалось, что с каждым шагом он улыбался чуть больше. Уголки губ подрагивали, но потом возвращались в прежнюю прямую линию. Крался, как хищник.

– В туалет хочу, – повторила я дрогнувшим голосом. Во рту пересохло, язык к небу прилип. Раз уж он задал вопрос о наказании, значит можно отвечать. – Не под себя же ходить.

– А что такое? – издеваясь, усмехнулся он. – Дискомфортно будет?

– Вонять будет, – огрызнулась я в ответ, чувствуя, что от паники дрожат связанные руки и ноги. Кровь в висках застучала, скоро задыхаться начну. Не нужно дразнить палача, но черт, выпады в его сторону хоть как-то отвлекали от страха. – Кому-то убирать придется. Постельное менять, комнату проветривать. Зачем лишний труд? Я не хочу мешать Гене охранять меня, шеф.

Он поморщился на обращение. Или на моё предположение об уборке? Толпу прислуги я в доме не заметила. Я вообще здесь никого, кроме него и Гены, не видела. Еще один амбал и водитель не в счет. На уборщиц они одинаково не тянули.

Разумно, конечно. Преступая закон, не будешь делать это у всех на виду. Лишние свидетели – большая морока. За несколько дней дом грязью не зарастет. Мыть здесь точно никто не будет.

– Барон, – вдруг тихо сказал хозяин дома. – Можешь называть меня так.

Ага. А заодно князь, царь, господин и красное солнышко. Не жирно будет?

Мысленно сцедив яд, я выдохнула. Дрожь уходила, зубы еще стучали, но уже гораздо реже. Даже когда он подошел к кровати, я смогла подавить желание отползти дальше к стене. Ладно, пусть будет Барон. Интересно, это детская кличка или официальное криминальное погоняло? Их не берут из воздуха. Фамилия у него, наверное, Баронов или Баронский. А может, Мюнхгаузен, чем черт не шутит?

Хозяин потянулся к веревкам на моих запястьях. Сначала небрежно дернул за свободный конец, но он не поддался. Тщательно Гена связал. На совесть. Мне в туалет разрешили сходить? Ура, что ли?

Попробовав еще раз и сообразив, что возиться придется долго, он взялся за путы всерьез. Когда длинные пальцы коснулись кожи, меня передернуло. Нет, они не были липкими и холодными, совершенно наоборот. Но я слишком хорошо помнила недавнюю пытку, и кто мне её устроил. Неприятно стало так, будто вонючий бомж с вокзала лапал. Хотя от Барона ничем не пахло, и его холеным ладоням позавидовала бы любая модница. Теплые прикосновения должны были расслаблять, а я только сильнее сжималась пружиной. Ненавижу! Господи, как же я мечтаю огреть его чем-нибудь тяжелым!

– Две минуты у тебя, – расщедрился хозяин дома, ослабив путы настолько, чтобы я могла ходить. Потом подумал немного и совсем убрал петли веревки. Это он зря. У меня от свободы крылья за спиной выросли, и рукоять карающего меча уже чувствовалась в кулаке. – Заниматься чем-то другим не советую, – предупредил он. – Во-первых, я выволоку тебя оттуда ровно через две минуты. Не успеешь, будешь потом лежать на мокрой простыне. А, во-вторых, даже если найдешь, чем меня ударить, в туалете камера висит. Охрана немедленно примчится, и тогда тебе станет гораздо хуже, чем у Гены на дыбе. Понятно? Кстати, в спальне камера тоже есть.

Он показал глазами под потолок, и я только сейчас её заметила. Белая, невзрачная, но бдительная. Черт, вот почему дом пустой! Он весь из комнаты охраны просматривался.

Засада. Толпа гениальных планов побега дружно шла на хер. Я только начну вязать узлы из простыней, как мое уединение тут же прервут. Теперь даже почесаться незаметно не выйдет. Подло и умно одновременно. Высокотехнологично, чтоб их всех!

И все-таки он извращенец. Ай-ай-ай, подглядывать за девушкой в туалете. Некрасиво как.

– Поняла, – кивнула я и села на кровати.

Степень своих мучений я недооценила. Голова от слабости закружилась, и в глазах потемнело. Только обморока не хватало! Кто знает, когда еще развязанная буду? Я закрыла глаза и снова открыла. За стену держалась, чтобы встать.

– Время пошло, – безразлично напомнил Барон.

Сволочь! Ни капли жалости в нем нет. Как смог вырасти таким злобным? Котятам в детстве хвосты поджигал?

Я качнулась к туалету, стараясь удержаться на ногах. Лодыжки опоясывали синяки, ступни отекли и казались мешками с водой. Чувствительность возвращалась противным покалыванием, идти стало больно.

Кое-как добравшись до двери, я рухнула на неё. Ручка долго не поддавалась, потом пришлось, будто в пьяном танце, огибать створку. Отпущенное мне время шло, похититель молчал. Про побег я уже забыла. Лишь бы сделать то, зачем пришла.

Полегчало вместе с тем, как опустел мочевой пузырь. Эндорфины, что ли, в этот момент выпускаются? Жизнь засияла прежними красками, и я подумала, что в следующий раз ко мне раньше, чем через несколько часов никто не придет, даже если буду истошно орать. А то и на всю ночь оставят одну. Если я за полчаса связанная по рукам и ногам в развалину превращаюсь, то, что потом будет? Бежать нужно сейчас. Немедленно.

Я покосилась на камеру под потолком. Работала, проклятая. Горел красный огонек, наслаждались охранники зрелищем. Или нет? А что, если не было других охранников? Гену отправили избавляться от автомобиля. Время позднее, остальные работники могли по домам разъехаться. Не просто так же Барон сам пришел до туалета меня проводить. Это настолько не царское дело, что словами не описать. Ох, да одни мы! По-настоящему одни в огромном доме. Так что сейчас или никогда.

Я нажала на кнопку в стене, чтобы спустить воду, и встала рядом с ней к дверному проему. Снаружи меня и раньше было не видно, слишком узкая щель осталась, а теперь тем более. Так что пусть Барон выполняет угрозу выволочь меня из туалета. Две минуты прошли.

Потом прошли еще две минуты, он ждал. Я боялась дышать и сильнее вжималась спиной в стену. Полки шкафчика над раковиной пустые. Под рукой ни освежителя воздуха, ни вантуза, ни зубной щетки – вообще ничего. Все выгребли подчистую перед тем, как меня заселить. Долго готовились? Я же только вчера в столицу собралась ехать, как узнали-то? Или меня из дома в деревне собирались красть?

– Наталья! – позвал Барон, и я услышала тяжелые шаги.

Молодец, пусть идет сюда. Шаг, еще шаг. Дверь бесшумно отворилась. Я надеялась, что он зайдет внутрь, чтобы выскочить из туалета у него за спиной. Свалить на пол такого амбала не смогу, а выскользнуть из-под носа можно попробовать. Я подождала еще один удар сердца и бросилась ему под ноги.

Адреналин сработал как нужно. В самый ответственный момент я забыла про больное тело. Откуда-то взялась ловкость не врезаться в Барона, и я почти проскочила. На бегу вломилась в дверь спальни, она отлетела наружу, но я не успела следом. Похититель схватил за сарафан. Как котенка взял за шкирку и дернул назад. Резко, зло и не думая, куда я упаду. На задницу приземлилась. С громким оханьем воздух из легких вышибло. Я не собиралась сдаваться. Свобода маячила перед глазами пустым коридором. Бежать!

Он не позволил. Навалился сверху и за мгновение подмял под себя. Падая лицом вниз, я разбила подбородок. Слезы брызнули из глаз, кажется, язык прикусила. Но Барону будто мало было.

Он прижал меня к полу всем весом тела. Стало тяжело, жарко и совершенно невыносимо. Откуда столько ярости и злости? Он руки мне выламывал и не давал вдохнуть, не то, что подняться. Здоровый, как бык, и такой же упрямый.

– Лежать! Лежать я сказал, руки сломаю!

Я давно перестала трепыхаться, а он не отпускал. Я чувствовала, как натянут струной. Какие мышцы там под тканью костюма. Догадывалась раньше, что зверем становится, стоило лопнуть выдержке, и убедилась в этом.

Последний глоток воздуха вышел из меня протяжным стоном. Я зажмурилась, гадая, когда сломаются ребра? Я все поняла, клянусь! Он настолько силен, что с ним лучше не спорить. Не лезть под горячую руку. Никакой Гена не нужен и толпа амбалов. Зачем вообще охрану в доме держал?

– Лежи! – рявкнул он и, наконец, освободил от своего веса.

Я с наслаждением вдохнула. В голове туман прояснился, и в море боли появились конкретные оттенки. Сильнее всего досталось челюсти. Я словно на прием к стоматологу-шарлатану сходила. Все зубы ныли. Синяк будет в полподбородка точно. Окончательно товарный вид потеряю, кого моему гипотетическому отцу показывать будут? Даже если мы внешне похожи – не узнает.

– Поднимайся, – снова приказал Барон, но уже гораздо спокойнее.

Значит, остывает быстро. Радоваться нужно.

От драки он даже не запыхался. Легко поднял меня на руки и понес на кровать. За всю жизнь ни разу ни одним мужчина на руки не взял, а сегодня сразу двое носили. Исторический день, нужно запомнить.

Связал не так ловко, как Гена. Видно было, что практики не хватает. Просто намотал веревку отдельно на руки, отдельно на ноги, выключил свет и ушел. Про наказание за неудавшийся побег не вспомнил. Спасибо хоть за это, я возмущаться точно не буду.

Глава 3. Наказание

Недалеко ушел. Вспомнил все-таки. Я придремать успела, как замок в двери щелкнул. В полосе света из коридора появился черный силуэт Барона. Значит, Гена еще с Жигулями не разобрался, Его Сиятельство сам наказывать будет? Или как к баронам положено обращаться? Я не помнила дворянских расшаркиваний с титулами, меня больше занимало ведерко в руках хозяина дома. Не бадья, не жбан, не кадка, а именно ведерко. Маленькое и металлическое. Кислоту в нем принес? Так она разъедала металл, насколько я помнила школьный курс химии.

– Спать тебе рано, – заявил Барон и щелкнул выключателем. Я зажмурилась от яркого света, а когда разлепила веки, его силуэт по-прежнему казался совершенно черным. – Ты нарушила второе правило. Попыталась сбежать. Будешь наказана.

Я хотя бы попыталась. Не то, чтобы раздувалась от гордости за свою дерзость, но лучше рвануть на волю и попасть в силки, чем годами дрожать под забором тюрьмы, не смея нос высунуть. Я еще не сломалась. Они не дождутся.

Чем на этот раз пытать собрался? Господи, только бы не червей в ведерке принес. Любые отвратительны. Розовые и скользкие дождевые, белые опарыши, копошащиеся во внутренностях дохлых голубей. Меня от одного взгляда на них выворачивало. Если есть заставит – не знаю, что со мной будет. На рвоту изойду. Так все, хватит! Воображение, тормози. Господи, жуков тоже не надо! Я фильм «Мумия» помню. Как плотоядные скарабеи грызли замотанного в бинты Имхотепа. Змеи еще могут быть, тараканы, личинки, лягушки. Ладно, последних я вытерплю, если недолго. Лишь бы не есть, мамочки!

Я судорожно тянула воздух сквозь стиснутые зубы. Хозяин дома встряхнул ведерко, и там что-то зашевелилось. Тихо заскреблось по металлическим стенкам. Боже мой, да где бы он столько червей или насекомых набрал? Вокруг дома земля, конечно, но быстро их не накопать. Заранее в магазине купил? В холодильнике прятал между хамоном и сыром Пармезан? Сволочь! Скотина!

Барон закатал рукава и сел ко мне на кровать. Он не казался мне черным, он действительно переоделся во все черное и, можно сказать, домашнее. Вместо брюк надел джинсы, вместо пиджака и рубашки – свитер. Волосы влажно блестели, будто только что из душа вышел. Вспотел, пока со мной дрался? Или голову хотел остудить?

– Одежда помешает, – ровным тоном заявил он и достал нож из кармана джинс, – наказание специфическое.

Связанная я не могла отпрянуть, только дернуться вверх и засучить ногами. Остро заточенная сталь – это всегда страшно. Даже если резать собираются не тебя, а одежду.

Лезвие ловило свет от лампы и посылало зайчиков. Барон издевался надо мной, нарочито медленно заводя нож под сарафан между ног. Коснулся кожи ледяной сталью, а мне казалось, пламенем обжег.

Забыла совсем с бравадой и побегом, что изнасиловать может. Если во вкус войдет, каждый день приходить будет. Потом, когда наиграется, амбалам своим отдаст, а те церемониться не станут. Я слышала, что бутылками насилуют, бейсбольными битами. Что еще со мной делать, если Нелидов выкуп не заплатит?

От страха я сжала ноги и нечаянно коснулась лезвия. Хорошо, что не режущей кромки. Хозяин дома склонился надо мной, закрывая лампу головой и роняя длинную черную тень на грудь. За мгновение подол сарафана обернул вокруг лезвия и вверх нож дернул.

Ткань с жалобным «траааак» лопнула. Мамино бывшее платье, у которого я рукава обрезала. Любила его сильно. Удачное оказалось, после десятка стирок, как новое, выглядело. Мне в нем и без Гуччи, Меючи и Долчей с Габбанами неплохо было. Теперь голая останусь. Палач сарафан до груди разрезал. Задержался только на верхнем крае лифа. Его пришлось пилить. Без бюстгальтера я поступать в ВУЗ поехала, жарко было. Освобожденная от ткани, грудь торчала в потолок темными сосками. Я мечтала прикрыться, но руки Барон привязал к изголовью, не дотянуться.

Рассматривал молча. Я чувствовала взгляд кожей. Каждое движение глаз, как бесстыдную ласку. Будто я уже раздвинула перед ним ноги и ждала, когда хозяин решит меня взять. Скулила от нетерпения и умоляла: «Скорей».

– Заморозить хочешь? – ядовито выцедила я. – Жара плюс тридцать на улице, не получится.

– Плюс двадцать, – поправил он, усмехнувшись. – Похолодало к ночи. И у тебя плюс десять минут к наказанию. Вопросы задаю я. Ты отвечаешь. Никак иначе.

Плевать уже. Все равно пытать будет. Я хотела спросить, чем именно, но он уже взял ведерко. Без эмоций запустил руку и достал два кубика льда. Черт! Вот, что там гремело! Специальное ведерко для шампанского, а я расфантазировалась!

«Подумаешь лед, тоже мне пытка», – собиралась фыркнуть я и передумала, как только кубики льда легли на живот. Ощущения взбунтовались. Кожа одновременно горела и покрывалась коркой льда. За мгновение боль достигла пика. Я вспомнила фашистов, которые водили партизанок босиком по снегу. Там лютое в итоге было обморожение, но мне повезло.

Жарко в комнате, кубик быстро таял, и как только кожа под ним остыла, боль стала терпимой. Теплообмен, школьный курс физики. Палач его тоже знал, поэтому сдвинул кубики на теплое место и рядом положил еще два. Мучения вернулись, и на этот раз пик стал выше. Площадь больше – ощущения ярче. Я еще не выла от боли, но уже морщилась. Глубокое ведерко, много в нем льда.

– Ты должна запомнить правила, – начал Барон проповедь, – Молчание, покорность и никаких побегов. Чем сильнее ты сопротивляешься, тем меньше у меня терпения. Настанет момент, и мысль всерьез тебя покалечить перестанет отвращать. Ты достанешься отцу без пальцев, с глубокими ранами и тяжелыми ожогами. Подумай, женщины над каждым шрамом плачут, у тебя их будет много.

Лед таял. Под кубиком собиралась лужица, и вода стекала по мне на кровать уже теплая. Какой ласковый стал тон у барона. Будто взаправду обо мне заботился и переживал. Врал, сволочь. Сразу, как договорил, пригоршню кубиков на меня высыпал. Поднял один и к ореоле соска приложил. Нервных окончаний там гораздо больше. Через несколько мгновений я задергалась, выгибаясь дугой. Кубики скатились на кровать, а те, что остались, снова начали морозить.

– Утром приедет специалист, чтобы взять пробу для анализа ДНК, – невозмутимо продолжил он. – Я хочу видеть тебя разумной и спокойной. Ни одной глупости из тех, что были сегодня. Или я устану предупреждать и начну действовать.

Кубики в ведерке больше не гремели, они плавали в воде. Время в кои-то веки начало работать на меня. Таяло орудие пытки. Еще несколько минут, и станет бесполезным. Но мне досталось сполна. Барон специально выбирал те, что больше, и раскладывал на мне. Кожа под ними посветлела. Легкое обморожение мне уже обеспечено. Даже если убрать лед и стереть воду, легче не станет. Живот мгновенно покраснеет и начнет гореть. Пытка продолжится даже после того, как палач уйдет.

Не торопился он. Рисовал кубиком льда спирали на моей груди и смотрел, как капли воды собираются во впадине над солнечным сплетением. Покорности требовал, воспитывать пытался. В глазах вспыхивал и гас огонек, словно солнечный зайчик отражался от лезвия ножа. Я не могла понять, чего хотел на самом деле, и боялась ошибиться. Считать садистов тупыми маньяками, зацикленными на крови и страданиях – идиотизм. Сложнее все. Должно быть так.

– Развяжи, – попросила его. – Я все поняла, убегать больше не буду.

Палач даже не посмотрел на меня. Так и сидел со скучающим видом, будто слушал пьесу, где реплики героев наизусть знал.

– Нет. – Я вздрогнула от неожиданности, когда он смахнул с меня кубики коротким, хлестким движением и поднялся на ноги. – Я уже слышал это, когда тебя с дыбы сняли, и что случилось потом? Неубедительно.

Он стоял против света весь черный и незыблемый, как скала. Я больше не видела его глаз, а по тону голоса с самого начала ничего не могла угадать.

– Я плохо прошу? Нужно лучше? Скажи как, я сделаю.

Опасно его провоцировать, но я обязана разгадать этот ребус. Не зная правил игры, её не выиграть. Что он любил кроме истязания слабых девушек? Как мне выторговать себе послабление режима? Дело даже не в веревках на запястьях. Поза удобная, я легко просплю так до утра. Мне нужен шаг с его стороны.

Барон не потащил меня на дыбу, не стал резать или бить, сжалился. Неважно насколько, но чаша весов качнулась в светлую сторону. Мне бы только её подвинуть еще чуть-чуть, пока не вернулась обратно.

Минет ему сделать? Руками удовлетворить? Что хватит совести потребовать? Я вся в его власти, лежу связанная и раздетая. От холода соски тугими горошинками стали. Наверное, это эротично. Ну? Ну? Какого хрена он молчит?

– Тебе нечего мне предложить, – усмехнулся он, окинув моё тело настолько презрительным взглядом, что я взбесилась. Не понравилась, значит? Те проститутки, что он сюда водил, лучше в несколько раз? Да неужели! Вы зажрались, батенька.

Я фыркнула и больно прикусила язык, чтобы не назвать его мудаком вслух. Я не дам ему лишнего повода взяться за плетку или нож. Пусть катится ко всем чертям, так и буду спать голая и замерзшая. Урод! Господи, какой же он урод!

– Ты снова разговариваешь, – равнодушно продолжил он, – Задаешь вопросы, когда тебе никто не разрешал открывать рот. Первое правило нарушаешь. Теперь за каждое слово я буду тебя бить. Семнадцать ударов. Именно во столько тебе обошелся наш короткий диалог.

О, да, конечно! Две невинные фразы вместе с предлогами. Меня уже колотило от ярости и снова хотелось заплакать. Смысл нести лед, чтобы потом просто избить? Где логика у этого садиста? А? Не было логики, я все-таки ошиблась. Барону нравилось надо мной издеваться. Точка.

Лямки сарафана он разрезал и выбросил в угол мою одежду. Я осталась в одних трусах. Голая и беспомощная. Думала, как спрятать лицо от ударов, а палач ослабил путы на запястьях и поставил меня на колени. Вертел, как куклу, не заботясь, останутся ли синяки после его железных пальцев. В тишине забряцала пряжка ремня. Мать не порола меня с пятого класса, после того, как я загуляла допоздна. Где-то на бедрах два белесых шрама остались от рассеченной кожи. Рука у матери была тяжелая. Мне смешной показалась та боль. Силу Барона я уже знала.

Ремень всегда летит со свистом. С тонким протяжным свистом, как у злобного комара. А приземляется со шлепком. От резкой боли я взвыла и закусила губу. Барон начал со спины, но менее унизительной порка не стала. Теперь я горела и спереди и сзади. Обморожению было плевать на следующее наказание, оно отыгрывалось на мне сполна. Кожа из белой превратилась в пурпурную. Сколько еще красок будет в моем общем состоянии?

«Пять», – мысленно посчитала я очередной удар и тихо застонала. Мать бы уже устала и успокоилась, но не мой палач. Семнадцать, значит семнадцать и ни одним меньше. Силы он не жалел. Мне казалось, что я прогибалась от тяжести каждый раз, когда ремень касался спины. Он словно хотел что-то доказать или сломать, наконец, строптивую девку.

У него получится, если продолжит в том же духе. На девятом ударе я зарыдала. Еще беззвучно и надеясь, что слез не видно, но уже на пределе терпения. В какой ад превратилась моя жизнь за половину дня? Немыслимая метаморфоза. Я падала в глубокий черный колодец и уже не надеялась остановиться.

Двенадцать.

Барон бил, как бездушный робот. На автомате. Ритмично, без устали и с одинаковой силой. Боль отдавалась уже везде, из прикушенной губы на язык сочилась кровь.

Пятнадцать.

Мне хотелось рухнуть на кровать и ползти, извиваясь змеей. Закутаться в простыню, забиться в угол. Что угодно сделать, лишь бы мучитель отстал от меня.

Шестнадцать.

Он выдохнул. Я впервые услышала что-то кроме звука ударов. Я просчиталась? Уже все?

– Повторяю в последний раз, – убийственно ровно проговорил Барон. – Три правила. Ты молчишь, пока тебя не спросили. Сидишь там, где приказали, не пытаясь сбежать. И делаешь все, что тебе говорят. Наказание. Будет. Неотвратимо. Семнадцать.

Он ударил в последний раз так, что у меня в глазах потемнело. Я качнулась вперед и упала животом на подушку. Потрясающе холодную подушку. Я обняла её, свернувшись калачиком, и замерла. Где-то вдалеке хлопнула дверь. Он ушел. Слава Богу.

Тело гудело от ударов, кожу, будто изнутри на огне жарили. Слезы катились крупными каплями, и я не пыталась их сдерживать. Пока не уснула, перебирала все ругательства, обидные прозвища и маты, которые знала. Каждое подходило Барону идеально.

В гостиной горели только два ночника над диваном. Барон думал, что когда-нибудь сверзится с собственной лестницы без перил, поэтому не гасил свет полностью. Сегодня привычка пришлась как нельзя кстати.

Темнота снова пахла кровью и гарью паленой резины. Десять лет прошло, а он до сих пор видел кошмары. Тело, закрытое черным полиэтиленом, и неестественно белую руку. Мешки для мусора. Они накрыли Катерину мешками для мусора, но закопать не успели. Случайный прохожий спугнул. Плевать, что Нелидова рядом не было. Что не своими руками все делал. Приказ отдал. Этого достаточно.

Барон закрывал глаза и слышал женский крик. Он будил его по ночам, выдергивал из дневной дремы от таблеток. Звонкий, пронзительный. Её самый первый испуг, еще не превратившийся в стылый молчаливый ужас. Запись с пленки в приемной Нелидова. И тихое: «Взять её».

Десять лет Барон его слышал. Лелеял, бережно хранил, как самое ценное воспоминание. Золотой ключик к театру за старым холстом, где бывшие кукловоды станут марионетками. Тонкий луч света в тот день, когда Барон получит от них все, что посчитает нужным.

Получил. Всего лишь первый кусок холодного блюда, но он уже встал поперек горла.

Она тоже кричала. Единственная дочь Нелидова. Ребенок, о котором он мечтал столько лет. Таскал жену по всем европейским клиникам, но нерожденные дети умирали эмбрионами. Одно то, что все это время живая дочь жила рядом с ним в нищете и голоде, уже было местью. Можно успокоиться и посмеяться над судьбой, но Барон хотел большего.

Чтобы один женский крик навсегда заглушил другой.

Не получилось.

Они кричали вдвоем. Темнота заполняла маленькую комнату в мансарде и душила запахом гари. Она смотрела на него глазами Нелидова. Огрызалась и посмеивалась. Связанная, раздетая, униженная, она все равно не хотела его бояться.

Он мечтал о мести. Той самой окончательной и достаточной. Был повод. Железобетонный. Она не хотела подчиняться, и дальше он мог только убить её после следующего побега. Нужно было остановить. Обойтись малым. Он думал, станет легче, когда утихнет гул в руках, смолкнет крик за закрытой дверью.

Руки дрожали до сих пор. Тошнило и мутило хуже, чем с похмелья. Теперь они всегда будут кричать вдвоем. Катерина и дочь Нелидова. Не помогло. Не сработало.

Барон сел на диван и толкнул ногой журнальный столик. Внутри звякнули бутылки. Коньяк, виски, бренди, водка. Мини-бар под стеклянной крышкой. Весь алкоголь был отвратительно теплым, но лед уже растаял, и нагребать второе ведерко из холодильника не было сил.

Он виноват, что дал слабину. Не дождался Гены, сам к пленнице полез. Нельзя было. Что-то она почувствовала и рванула бежать. И потом тоже. Но все, хватит. Больше никаких проколов. Иначе, зачем она здесь? Зачем вообще все затеяно?

«Нужно видеть мост над дорогой», – как любил говорить Нелидов. Всегда нужно смотреть вперед.

Барон открыл стеклянную крышку стола, достал стакан и первую попавшуюся под руку бутылку. На этикетку не посмотрел, а цвет у всего пойла одинаковый. И функция тоже.

Хотел выпить, но чуть не подавился. Из стакана воняло жженой резиной. Алкоголь казался черной жижей и категорически не лез в рот.

– Да твою же мать! – выругался он, швырнул стакан на стол и услышал шаги в прихожей. Гена вернулся.

Зашел в гостиную с тяжелым пакетом и замер, уставившись на бутылку. Молча. Поджав губы. Барон ненавидел его понимающий взгляд. Да-да, пить нельзя, но сегодня, черт его дери, особенный день.

– Что-то сказать мне хочешь? – рявкнул хозяин дома.

– Нет, шеф.

Гена, наконец, поставил пакет в шкаф и пошел к дивану. Оценил уровень выпивки в бутылке, покосился на опрокинутый стакан и снова промолчал. Заботливая мамочка, а не личный охранник. Курица-наседка.

– С Жигулями что?

– Сжег и в озеро столкнул. В пакете все барахло из неё. Сумка нашей пленницы тоже.

– Хорошо. Пусть пока там будет. Симку выбросил?

– Вместе с телефоном. Хвоста за мной не было. Все нормально, шеф.

Ни хрена нормально не было. На другой день готовились, не все детали до конца продумали, концы приходилось в спешке подчищать. Угораздило же девку именно сейчас в столицу рвануть. С матерью она поругалась. Наружка только крякнуть в телефон успела, что объект на вокзал ускакал. Гена все электрички подряд караулил. Боялся, что она пересядет или на другой станции сойдет. Притащили её, связали, а Нелидов из отпуска еще не вернулся.

Несколько дней стремительно превращались в две недели, а то и дольше. Весь лишний персонал распустили, думали, вдвоем справятся. Куда там, строптивая девка попалась. Амазонка деревенская. Ох, не такую Барон ждал пленницу, совсем не такую.

Взгляд её вспомнил перед тем, как за ремень взяться, и снова выпить захотелось. Так, что зубы свело и в животе заурчало. Пить нужно, как в юности, зажмурившись и задержав дыхание. Лишь бы доставить алкоголь в желудок.

Барон поднял стакан, стряхнул из него последние капли и наполнил заново. На недовольное пыхтение Гены даже оборачиваться не захотел. Перебьется охранник. В своем доме он будет решать сколько пить, кого пытать и как наказывать.

Снова женские руки выплыли белым пятном из черноты. Тонкие, связанные, безжизненные. Ремень красные полосы на спине оставлял, а Барону казалось, это он в себе что-то перечеркивал. Выбивал, вытравливал. Она дышит хоть? Перестала плакать?

Лишь бы не кричала больше.

Коньяк горло обжег и потек жидким пламенем в желудок. В голове темноты и мути больше не стало. Той, что было, хватало с избытком. От горечи передергивало. Удары ремня свистели в ушах, и хотелось броситься к ней, чтобы пульс проверить. Услышать, дышит или нет? Замерзнет ведь связанная.

– Гена, нужно платье купить, – нарочито ровным тоном распорядился он, морщась от второго глотка коньяка. – Завтра утром поедешь к открытию магазинов. Поприличнее что-нибудь выбери. Никаких вырезов и мини-юбок. Чтобы здесь под горло и рукава длинные.

Барон показал на себе, размахивая стаканом в воздухе. Одежду уже мысленно представил, но Гене нужно четко задачу поставить, иначе привезет невесть что.

– Размер сорок два, сорок четыре. Рост не знаю. Маленькая она и худая. Белье тоже купи. Какое найдешь, все равно. Что сейчас молодые девушки носят? В бутик зайди, тебе помогут с удовольствием. Второй размер у неё. Может третий. Персик, грейпфрут – сам разберешься. Обувь. Удобную.

– А её одежда куда делась? – тихо и будто бы не в себе спросил охранник. – Испортилась?

Лампочка в светильнике моргнула. Зашипела и погасла окончательно. Посреди гостиной островком в темноте желтело второе бра над диваном. Темнота сгустилась в углах и медленно поползла к ногам Барона.

– Испортилась, – эхом повторил он и приложился к стакану основательно.

Пил, пока коньяк насквозь не начал прожигать. Захлебнулся, отдышался и допил последний глоток.

– Что там случилось, шеф? – глухо спросил Гена. – Я могу медика к ней позвать. Есть знакомый эскулап. Толковый и вопросов лишних задавать не будет. Скажите, я сгоняю, здесь недалеко.

– Не надо, – закрыл глаза Барон. – Сам к ней сходи. Если спит – не трогай. Пусть отдыхает. Сбежать пыталась, я… внушение сделал.

– Надеюсь, на пару дней хватит, – осторожно ответил охранник. – Я сразу сказал, что с ней проблемы будут. Вся в отца, никаких тестов ДНК не нужно. Одно лицо!

– Одно, – согласился Барон и потянулся за бутылкой. – Иди уже. Потом доложишь.

Ему сейчас туда категорически нельзя. Здесь подождет.

Глава 4. Утро и черное платье

Зря я надеялась, что ночью станет легче. Боль сменила цвет и привкус. С ярко-алого и медного на кисло-желтый. Во рту такая гадость собралась, что любимая метафора с кошачьим туалетом на этот раз не годилась. Не могла передать всей глубины ощущений. Спина болела. Не пылала огнем, а тупо ныла от каждого движения. Я радовалась, что поза удобная? Дура. Со связанными руками и ногами любая поза превращает сон в кошмар. Я любила ворочаться. Перекатываться с боку на бок, обнимать подушку, искать летней жарой прохладное место, а зимой плотнее закутываться в одеяло. Сейчас я не могла сделать ничего. В итоге к утру замерзла и одеревенела. Даже тонкая простыня не спасла. Я не верила, что Барон накрыл. Скорее уж Гена вернулся, посетовал, что не удалось самому наказать, и с психу прикрыл следы чужих художеств на моей спине. А зачем бы еще? Неужели из жалости? Нет, это слово в особняке Барона не звучало ни разу. Так же как стыд, совесть, сострадание и милосердие. Дом уродов. Обитель садистов. И я для них – единственное развлечение.

Я понимала, что после вчерашнего хозяин дома ждал от меня рабской покорности. Надеялся на смиренное молчание и взгляд в пол, как у бедной овечки. Многим хватало единственного избиения, чтобы навсегда потерять желание сопротивляться. Я насмотрелась в своей деревне на жен, которых мужья каждый день колотили. По любому поводу и без повода совершенно. Просто потому что бабу нужно бить. Иначе она обнаглеет и перестанет слушаться мужа.

Как я, например. Рот посмела открыть и нарушить правила. Не гражданский кодекс РФ вместе с Конституцией, а выдуманные только что специально для меня правила. Блажь, каприз. Ладно, побег, но говорить-то почему нельзя? Дурость неимоверная. Но именно за неё я вчера получила семнадцать ударов.

Чувство вины липло, как смола к рукам. «Ты сама виновата, – шептал внутренний голос, – тебя предупреждали, а ты полезла. Сложно было подождать? Присмотреться к нему, понять лучше, избавиться от глупого правила, а потом уже дальше выпытывать. Нет, ты поторопилась. Тебе здесь и сейчас нужно было. Дура. Вот и получила».

Логично, да. Правильно, может быть. Но катитесь вы ко всем чертям! Я не просила меня похищать. Я лично Барону ничего не сделала и за чужого мужика не в ответе. Не было моей вины и не могло быть! Вопрос нужно закрыть раз и навсегда. Я. Ни в чем. Не виновата. Точка.

Я выдохнула и потерлась лбом о плечо. Пить хотелось, где там Гена? Где мой личный цербер? Опять его звать? А если придет Барон и начнет повторять правила? Нет уж. Я не тупая, теперь буду так корячиться, чтобы под пытки больше не попадать. С моей спины хватит. С живота, рук и ног тоже. В комнате камера есть, нужно просто пошевелиться, показать, что проснулась, и охранник сам придет. А вот и он. Барон ходил по коридору гораздо тише.

Амбал толкнул дверь, и мне пришлось извернуться, чтобы рассмотреть его. Так вот как он выглядит, когда не притворяется таксистом. Темно-синие джинсы, серый пуловер в тонкую белую полоску и строгие туфли. Причесался, побрился, надушился так, что я запах парфюма почувствовала, и притащил бумажный пакет. Нет, не из Ашана или Икеи, бренд я не узнала, но в том, что там был именно бренд, не сомневалась. Маски сняты. Личный охранник олигарха одевался так, чтобы не позорить хозяина.

– Это тебе, – заявил он и поставил пакет возле кровати.

Опачки! Вот это новость! Подарок? Барон вчерашний грех решил замолить? Что там? Шуба и брильянты в качестве извинений? Побитая спина дорого ему обойдется. Если я вообще соглашусь принять это.

– Рот не разевай широко, – осадил Гена мою фантазию. – Твою рваную тряпку я вчера выбросил, голой тебя показывать эскулапам никто не будет. Оденешься, накрасишься и будешь изображать послушную девочку. Иначе за ремень уже я возьмусь, поняла?

«Отчетливо», – пыталась ответить я, но первые буквы съел кашель, а на последних голос сел. Гена нахмурился и подошел к кровати вплотную, пропадая из поля зрения. Дальше я вывернуться не могла, шея болела. Опустила голову на подушку и замерла.

Это точно он меня ночью простыней накрыл. Сейчас, как доктор, аккуратно приподнял край белой ткани и долго изучал следы вчерашней порки. Понравилось? Почему замолчал? Простыня не присохла, поднималась легко. Значит, кровавых ран, заживающих, истекая сукровицей, на спине не было. Уже неплохо. Однако красные пятна от особо хлестких ударов должны были остаться. Шевелить плечами неприятно.

– Я тебя мазью намажу, – великодушно пообещал амбал. – Станет не так больно и заживет быстрее. Шефу только не смей проговориться. Иначе это будет первая и последняя помощь от меня.

Я дышать перестала, пытаясь осознать услышанное. Он пожалел меня? Серьезно? Рисковал огрести неприятностей от сурового шефа ради деревенской девки и дочери врага к тому же. Я не могла поверить. Очень похоже на игру «хороший полицейский, плохой полицейский». Когда один из мучителей бьет и постоянно орет, а другой ласково разговаривает, предлагает закурить и всячески извиняется за поведение первого. На контрасте хочется ему на шею броситься и, как родному, выложить всю правду.

Вот только я заложница, а не арестант на допросе. Барон и так про меня все знает, а чего не знает ему не интересно. Просто бессмысленно завоевывать моё доверие. Я – товар, если тест ДНК будет положительным, или расходный материал в противоположном случае.

Но Гена на полном серьезе выдавил мне на спину прохладную мазь и начал растирать. Сначала стало хуже. Я даже подумала, что меня обманули и так изощренно решили продолжить наказание. Сейчас она впитается и начнет гореть, как Финалгон. Мать натирала им больные колени, и кожа потом выглядела пурпурной от запредельного жара. Но нет. Мазь подумала немного и начала охлаждать.

– Спасибо, Гена, – выпалила я хриплым от сухости во рту голосом и прикусила язык. Черт! Первое правило.

– Не за что, – отозвался амбал и добавил строже. – Развяжу тебя сейчас. Смотри мне! Без глупостей.

Какие мне глупости? Я еле руками шевелила. На такой рывок, как вчера мимо хозяина дома, сил точно не хватит. Еще нужно знать, куда бежать. В доме легко заблудиться, двери обязательно будут закрыты, а за воротами неизвестно какая глухомань. И как долго придется пешком топать до трассы. Нет, мне нужен план. Нормальный такой, выверенный план и помощи нужно искать у Гены.

Черт, Барон своего добился! Я боялась заговорить. Вспоминала глухие удары ремня, и в животе узел завязывался от паники. А если правила и у Гены действуют? Как проверить? Я не хочу, чтобы меня опять били. Мне хватит. Довольно. Дрожь рождалась в животе и волнами растекалась по телу. Дышать стало трудно, голова закружилась. Я не хочу, мамочка! Не хочу.

– Эй, – позвал охранник, – ты живая там?

Я не ответила, и он взялся за мои руки. Я задергалась, как от ударов током. Сердце из груди выпрыгивало, мысли туманом заволокло. Безотчетный ужас. Иррациональный.

– Эй! Успокойся, чего ты? Развязать же надо.

Я его слышала, как через вату. Руки от веревок освободились, ноги тоже. Я очнулась только когда в нос ударила знакомая вонь аммиака. Нашатырь.

– Фу, нет! – попыталась я отбиться от ваты. Каждый вдох наждачной бумагой скреб по носоглотке. Сознание прояснялось, но очень уж неласково.

Передо мной сидел на корточках Гена и с беспокойством заглядывал в глаза. Хмурый амбал со своим складками на лбу и переносице был похож на шарпея. Угрюмый, но не злой. По крайней мере, той темноты, какой веяло от Барона, в нем не чувствовалось.

– Прочухалась? – тихо спросил он. – Сиди, не вставай. Эк тебя расколбасило. Тяжелая у шефа рука.

Его шефа убить нужно за то, что он сделал! Сволочь распоследняя! От мыслей из холода в жар бросило, и я быстро опустила глаза, чтобы вспышка ярости в них не отразилась. Сочувствие Гены затылком ощущалось, как только дрожь прошла. Я все еще боялась задавать вопросы. Сидела молча и вздыхала тяжело, изо всех сил показывая, как мне плохо.

– Ба-алин, – пропыхтел охранник. – Ты одеться-то хоть сама сможешь?

Стоило представить, что я буду тянуть узкую футболку на израненную спину через больные плечи, и слабость одолела. Я совершенно честно мотнула головой:

– И что с тобой делать? – с тоской в голосе спросил охранник.

Думал он долго. Я замерзнуть успела и настрадаться от головокружения и тошноты. Действие нашатыря давно прошло. Я снова превращалась в размазню.

– Тебе поесть нужно, – наконец, выдал решение Гена. – Лучше станет, точно говорю. Завернись в простыню, с кровати не вставай, а я на кухню схожу пока. Вытерпишь? Дождешься?

Я вяло кивнула и подавила улыбку. Можно праздновать маленькую победу. Гена ушел, оставив меня без веревок. Свободную, хоть и запертую. Первый шаг на волю сделан.

В пакет я не полезла, хотя очень хотелось узнать, что там. Любопытство кошку сгубило, помню. Если уж взялась играть немощную и больную, то не стоит выходить из образа. Камера работала. Гена резво прискакал, едва я проснулась. Не обманул Барон, следили за мной всерьез.

Это сильно осложняло ситуацию, а она и без того паршивая. Съездила, называется в столицу, поступила в институт. По ЕГЭ у меня высокий балл. Не запредельный, как у дочки директрисы, но рассчитывать я могла не только на ПТУ. Теперь рассчитывать нужно на дополнительную порцию баланды или тюремную робу.

Гена вернулся минут через десять с подносом. Спокойно отреагировал, что я за это время даже позу не поменяла, поставил перед кроватью стул и водрузил на него завтрак.

Пахло от еды так, что желудок заурчал против моей воли. Булочка с корицей, черный кофе и настоящая овсяная каша с медленно таящим кусочком масла. Обалдеть.

Я ожидала магазинных пельменей или бутербродов с колбасой. Все-таки в доме двое мужчин. Максимум трое, если считать охранника в будке. А тут целый пир, как в ресторане. Кто готовил? Неужели Гена? С новой стороны открывался кривоносый амбал. И палач, и похититель, и умелая кухарка. Рубашки Барону тоже он гладил? А носки кто стирал?

– Ешь, а то остынет, – пропыхтел Гена и сел на крышку стола в углу комнаты.

Булочка мне в горло не полезла, а каша и кофе на ура зашли. Тошнота сдалась, и тепло сытости разлилось по телу. Пока я ела, охранник ни слова не сказал и потом молча кивнул на пакет с одеждой. Открывала я его с опаской. Грезилось нечто среднее между черным латексом БДСМ и костюмом горничной из сексшопа. Чтобы вырез до пупа и юбка, едва прикрывающая зад. Я замерла на мгновение и обдумала ассоциации.

Какого черта я решила, что Барон меня хочет? Да, он оценивающе рассматривал моё обнаженное тело, но какой мужик в той ситуации поступил бы иначе? Говорят, взгляд на грудь – безусловный рефлекс, а она у него перед носом была.

Я успела расстаться с невинностью в день своего восемнадцатилетия с мальчиком, по которому вздыхала все старшие классы. По пьяни было, мне не понравилось, зато теперь я чувствовала, когда у мужчин обычный интерес перерастал в твердое намерение, и успевала сбежать. Игнорировала свидания, не ходила на сомнительные пьянки, предпочитая перебдеть, чем недобдеть, но с Бароном это не работало.

Взрослый мужчина отличался от мальчишек-малолеток так же, как рояль от самодельного свистка. Я не понимала вообще ничего. То он прожигал взглядом так, что после хотелось застегнуться на все пуговицы и надеть паранджу. То в следующее мгновение на конкретный вопрос, как правильно его попросить о свободе, психанул и схватился за ремень.

Я читала книги о маньяках и знала, что у извращенцев все густо замешено на половом влечении. Садисты буквально возбуждались, когда причиняли боль. У Барона в этой связке что-то работало неправильно. Он меня настолько нарочито не воспринимал, как женщину, что я достала одежду из пакета и ахнула.

Черное платье с белым воротником-стойкой, длинными рукавами с белыми манжетами и узкой юбкой до середины голени. Я еще не умерла, а уже носила траур. Или собиралась на открытый урок в качестве учительницы. Обязательно уложу волосы на затылке в строгий валик и надену очки. Нет, они будут отвлекать от ссадины на подбородке и естественной бледности лица после избиения.

Гена не мог сам выбрать такой наряд. Амбал простой, как деревенский валенок, а тут целое послание в цвете, фасоне и внешнем виде подарка. «Не подходи ко мне, женщина, я монах и дал обет безбрачия». Или это очередная игра, смысл которой я пока не понимаю?

Черт, вслед за балетками из пакета выпало черное кружево. Его упаковали отдельно, но я вытряхнула пакет на пол. На хрустящей бумажной упаковке стоял лейб «Интимиссими». Я видела его рекламу по телевизору. Итальянское белье. Очень дорогое. Передо мной лежал как раз тот гарнитур из новой коллекции, что был на известной актрисе в кадре. Она демонстрировала его, стыдливо опустив глаза.

Фантастической красоты белье. Я мечтала, что когда-нибудь разбогатею и хотя бы зайду в «Интимиссими» что-нибудь примерить. И вот мне предлагали надеть итальянское кружево под платье. От диссонанса между эротизмом белья и строгостью наряда крыша ехала. Все равно, что стриптизершу одеть в сутану. Тут моя фантазия сдалась и просто отключилась. Зачем это Барону? Если речь о заборе анализа для теста ДНК, то какое к дьяволу «Интимиссими»?

Выходить из комнаты во всем этом резко расхотелось. Бунт зрел и готов был вылиться в очередную колкость, но я отчаянно прикусывала язык. Гена мой отказ надевать белье мог понять буквально и отправить к Барону совершенно голой под платьем. А уговаривать охранника на еще одну поблажку рано. Я дорожила его состраданием и собиралась потратить аванс с большим умом.

Со вздохом сгребла униформу заложницы, поправила простынь на груди и поднялась с кровати. В туалете с утра еще не была…

– Стой, – рявкнул охранник, – при мне одевайся.

– Нет! – выпалила я, чувствуя, что глаза распахиваются от ужаса.

– Одевайся, – с нажимом сказал Гена. – Чем ты меня удивить боишься? У тебя три титьки или мужские причиндалы между ног? Я должен следить, чтобы не сбежала и не вытворила чего-нибудь. Можешь простыней прикрываться, но в туалет ни ногой без меня.

Нормы приличия? Зона комфорта? Нет, не слышали в доме таких слов. Я не привыкла раздеваться перед посторонними мужиками. Вчерашняя сцена с Бароном не в счет. Он ножом разрезал на мне сарафан, а Гена предлагал обнажиться добровольно.

Стыд, обида и злость закипали одновременно, смешиваясь в причудливый коктейль. На языке крутился десяток вычурных посылов в задницу. Я набирала в легкие воздух, проглатывала слова и выдыхала. Меня уже избили за непослушание, подвесили на дыбу и пытали льдом. Истерить сейчас и ставить условия равносильно самоубийству. Придется засунуть свое мнение туда, куда собиралась отправить Гену, и переодеться. В конце концов, есть мужчины-гинекологи. Как-то же к ним на прием ходят. А мне спектакль с послушанием будет только на руку. Дескать, урок усвоила, веду себя правильно.

Черт, неловко как, мамочки! Я чувствовала на себе не один взгляд, а тысячи. Невидимые зрители тянулись ко мне потными ладонями и скабрезно хихикали. И без того деревянное тело отказалось подчиняться. Я роняла то простынь, то белье, то платье. Теперь Гена точно рассмотрел меня всю. Я боялась оглянуться на него и увидеть хоть какую-то эмоцию. Даже не знала, что будет неприятнее: похоть или брезгливость?

– Ты готова? – тихо спросил он, когда я одернула платье. Село оно идеально, будто специально на меня шили. От напряжения я вся извелась и не заметила, как изменился голос охранника. Стал низким и глубоким.

Когда подняла глаза, было поздно. Гена стоял посреди комнаты и смотрел на меня, не отрываясь. Не дышал и не двигался.

Господи, только этого не хватало!

Охранник моргнул, очнувшись от наваждения, и сердито засопел. Из шокированного моим видом мужчины снова превратился в кривоносого амбала, который в любой момент мог отвесить подзатыльник и разговаривал с грубостью сержанта.

– Копия папаши, чтоб его. Сука, Нелидов в юбке. Зря я взял черное, хотел же зеленое или красное. Ты еще рожу сквасила и губы поджала, как он. То-то шефа переклинило. Как не убил тебя, вообще не понимаю.

Ощущение было, словно меня в чан с дерьмом макнули. Голой задницей вертела, грудь выставила, корячилась с платьем, краснея и думая невесть о чем, а оно вон как. Никому мое тело не интересно вообще. Похитители врага во мне каждый раз видели. Теперь и я понимала, почему Барон озверел. С ним вроде как в моем лице Нелидов флиртовать пытался, на непристойности робко намекал. Мамочки, я бы тоже за что-нибудь потяжелее схватилась с такой-то ассоциацией. Гомосексуализмом попахивало. Ладно, хоть в этом плане хозяин дома нормальным оказался.

– На хрен тест ДНК? – продолжал Гена. – Таких бабок стоит, две недели делается! Показать тебя папаше и всё. Вот прямо сейчас сфотать и ему скинуть. Охренеет сразу.

Если знал, что у него есть взрослая дочь, то сильно охренеть не должен. Но я боялась его реакции. Две недели ожидания при всех раскладах лучше, чем немедленный отказ платить выкуп. Время давало шанс сбежать. Я не верила в щедрость внезапно объявившегося отца. Мне, как и раньше, было проще рассчитывать только на себя.

Но посмотреть на Нелидова хотелось. Так ли уж я на него похожа или у похитителей подсознание не в меру разыгралось? Когда ребенка с родителями сравнивают, кого там только не видят. И бабушку, и дедушку, и соседа. Надеюсь, это не великое преступление.

Я открыла рот и подняла руку, как в школе. Красноречивый жест. Не понять, чего я хочу, невозможно. Заодно проверю, можно ли мне разговаривать с Геной?

– Чего тебе? – насупился он. – В туалет надо?

И туда тоже, но речь сейчас не об этом.

– А фотография отца у вас есть? Я не видела его ни разу.

– Зачем на него смотреть? Урод, он и есть урод, – возмутился охранник, но телефон из кармана достал.

Тоже смартфон, кстати. А я думала, амбалы с накаченными ушами до сих пор старые мотороллы носят и тыкают пальцами в кнопки с выражением невероятной интеллектуальной муки на лице.

– На, – развернул Гена девайс экраном ко мне. – Любуйся.

Нелидов стоял вполоборота, сложив руки на груди. Типичная поза успешного человека с обложки журнала «Мой бизнес». Или как там их пафосные глянцы назывались? Из-под воротника пиджака торчали белые уголки рубашки, а из-под рукавов манжеты с запонками. Гена действительно накосячил, выбрав мне платье, которое выглядело точно так же. Лютое совпадение. Нарочно так не найдешь.

Слово «отец» никак не липло к этому человеку. Я тыркала его, мысленно пристраивала, катала на языке, но ничего не чувствовала. Просто мужик. Гладко причёсанный, холеный, немного похожий на меня. Нос, разрез глаз. Наверное, богатый, злой и жестокий. Может быть, ему было, что делить с Бароном, но я не получила от отца практически ничего. Набор генов и детскую обиду, что бросил нас с матерью.

Даже с новой информацией, где мать и тетя менялись местами, суть оставалась прежней. Будь у меня отец, я бы не подбирала ручки, потерянные кем-то в коридорах школы. Не перешивала старые платья и не научилась бы драться в одиннадцать лет за обед по талону из соцзащиты.

Будь у меня нормальный отец, я бы не оказалась здесь.

Пусть Нелидов заплатит выкуп и засунет свои миллиарды себе в душу. Такую же черную, как его костюм. Больше я с ним общаться не собиралась. Даже если бы он вдруг захотел.

– Лицо попроще сделай, – с тоской в голосе попросил Гена. – И губы так больше не криви. Не раздражай шефа почем зря. Дело тебе говорю.

– Не буду, – буркнула я и опустила голову.

Глава 5. Тест ДНК

Минут через десять Гене позвонил охранник от ворот и доложил, что сотрудник медцентра прибыл. Не знаю, сколько ему заплатили. На дом обычно только скорая и участковый терапевт выезжали. Все остальные лично посещать пациентов считали ниже своего достоинства. Особенно лаборанты, которые брали кровь на анализ. Я помнила теток из районной поликлиники. Матом они крыли с порога, и несчастный палец прокалывали насквозь до третьей фаланги. Мне каждый раз жалобу куда-нибудь хотелось написать, но я понимала, что этих борзых кошёлок никто не уволит. Максимум строго погрозят пальчиком и скажут: «Ну, Люда. Ну, твою же мать».

Гена повел меня на первый этаж под конвоем. Шла я, пошатываясь от слабости, но безмерно счастливая от свободы. Подозревала, что такая щедрость ровно на один раз и потом меня опять стреножат, как кобылу. Умом я понимала, что покорность, даже напускная, гораздо выгоднее и безопаснее, чем постоянный бунт. Но после порки своим чувствам была не хозяйка. Боялась увидеть Барона и в горло ему вцепиться. Или, что гораздо хуже, оцепенеть от ужаса. Второе вероятнее, судя по тому, как я отреагировала на Гену утром.

Фигню говорили психологи на счет привычки к насилию. Меня мать ремнем била от случая к случаю, но никогда так, как Барон. Она, можно сказать, ласково гладила в сугубо воспитательных целях. Но я все равно не любила её той любовью, что должна быть к матери. Наверное, чувствовала, что она не родная, или просто не хотела. Тяжело проникнуться чувством к тому, от кого кроме ругани и побоев ничего не видишь. Хоть как он будет оправдываться заботой о тебе.

Лаборант из медцентра ждал в гостиной. Я глубоко вдохнула перед тем, как выйти из-за спины своего цербера и расстроилась. Зря мечтала, что мы будет втроем. Барон сидел в кресле.

В комнате играла музыка, пахло свежезаваренным кофе, на диване сидел лаборант, мой возможный спаситель, а я смотрела только на проклятого хозяина дома. Не могла по-другому. Он был центром моего Ада, главным героем кошмаров, черной дырой во Вселенной. Его бездна засасывала все глубже и глубже. Я ненавидела Барона так сильно, как никого в своей жизни, а ему было плевать на это.

Похититель переоделся обратно в деловой костюм оттенком темнее вчерашнего. Сидел, положив ногу на ногу, и высверливал взглядом до самых внутренностей. Спокойный, холодный, монументальный. Подавись, сволочь! Я в истерике биться и прятаться от тебя не буду!

– Добрый день, – лаборант вежливо напомнил о себе и улыбнулся. – Я представитель биомедицинского холдинга «Атлас». Приехал, чтобы взять у вас биоматериал для анализа ДНК. Но сначала нам нужно подписать несколько бумаг.

Куда же без них? Хотя я удивилась, что вместо меня подписи не поставил Гена или сам лаборант после взятки. Наверное, Барон решил не усложнять и разыграть максимально естественную ситуацию. Чтобы худощавый молодой человек в белом халате не догадался о моем статусе заложницы.

Шанс хоть как-то себе помочь застилал глаза и уничтожал осторожность. Я вмиг забыла про лед и следы от ремня на спине. Казалось, что достаточно написать: «Спасите, я в заложниках, позвоните 02» вместо подписи и через несколько часов меня освободят. Но Гена положил широкую ладонь на плечо и шепнул:

– Розги хуже ремня. После них кожи не остается.

Так сказал, что холод по спине прошел вовсе не из-за кондиционера. Я с тоской посмотрела на испещренные текстом листы и прикусила заживающую губу. А если быстро написать и так же быстро отдать? Черт, наши кошёлки из поликлиники бы хай подняли: «Идиота кусок, трусы на лямках! Ты чего пишешь, мать твою? Чистый бланк мне испортила, лярва!» А работник пафосного медицинского центра высказался бы по сути также, но в полголоса и культурно. Зачем ему ругаться с богатым клиентом? Проблемы себе наживать. Нет, так я не спасусь. Слишком большой риск.

Лаборант положил листы на журнальный столик, и я под бдительным присмотром Гены подписала их там, где сказали. Текст прочитать не успела, слишком быстро его выдернули у меня из-под носа. Начала закатывать рукав платья, чтобы сдать кровь из вены, но лаборант замахал руками:

– Что вы, не нужно, я возьму образец слюны. Будьте добры открыть рот.

А плюнуть ему в пробирку не нужно? Странный какой-то тест. Я продолжила изображать кроткую овечку и послушно открыла рот, как перед стоматологом. Парень лихо мазнул по внутренней стороне щеки ватной палочкой и засунул её в пробирку с какой-то жидкой дрянью.

– Ну, вот и все, благодарю. Андрей Александрович, посмею напомнить, что срок предоставления результата зависит от поступления к нам второго образца.

– Он скоро будет, – холодно ответил Барон, и его холеное лицо чуть не скривила судорога. Вовремя сдержался. Ах, ты ж, чтоб тебя! Лаборант проговорился! Теперь я знала имя и отчество похитителя!

– Гена, проводи, – выцедил он сквозь зубы, и амбал встал в стойку, как пес, получивший команду от хозяина.

– Хорошо, шеф.

Лаборант чудом успел спрятать пробирку в чемоданчик, испуганно схватил подписанные листы и сбежал, сверкая белоснежной спиной медицинского халата. Гена пошел за ним, а я осталась наедине с Бароном.

Преувеличил Гена страдания девчонки. Стояла она уверенно, спину держала прямо и в глаза смотрела все с тем же вызовом. Где ослабевшая до состояния амебы жертва? Безвольная и безучастная ко всему? В панику он ударился, тревогу забил. Перестарались, как же. Такую занозу еще ломать и ломать. Дочь Нелидова спектакль разыграла, а Гена повелся, старый дурак. «Шеф, у неё травматический шок, это серьезно».

Воспаление хитрости у неё. Симуляция обыкновенная. Еще один прогиб от Гены под пленницу и охранника придется менять. Иначе сдуется вояка. Бойцов в учебке гонял без жалости, а на девчонку руку поднял и сразу занервничал. Чем она его взяла?

Барон оставался в кресле и разглядывал заложницу издалека. Голова после вчерашнего уже не гудела, но тело казалось разбитым. А запах… Тошнотворный запах перегара. С двух шагов он не ощущался, но присутствовал в каждом выдохе. Застегнутый на все пуговицы Барон вонял, как пропитый алкаш. Сколько бы ни чистил зубы и ни брызгал на лицо парфюм. Знал, что смердит и раздражался неимоверно. Это как уронить в общественном туалете кожаное портмоне и думать потом, что с ним делать. Вещь по-прежнему дорогая и респектабельная, но в руках держать противно.

Дочь Нелидова стояла на месте, как приклеенная, но плечи потихоньку опускались, спина сутулилась. Нет, паршивая из неё актриса. Покорность не изображают, зыркая исподлобья по углам. Словно выжидая момент, чтобы сбежать. Расположение выходов запоминала? Пыталась сообразить все ли двери закрываются на замок?

Поразительное упрямство. Одной порки было мало, вторую выпрашивала? До сих пор не поняла, что сбежать невозможно, а за каждую попытку её будут наказывать все жестче и жестче?

Есть такие дуры. Тупые и принципиальные. Разговаривать и объяснять культурно, что можно делать, а что нельзя – бесполезно. Прут, как танки. Она права, она в себе уверена и ни за что не уступит. Быстрее противнику надоест с ней сражаться, и он махнет рукой: «Делай, как хочешь». От такого у дуры самооценка еще выше поднимается. Она права, она победила. Переорала, передавила и пересидела в позе «мне все должны». Молодец, верит в себя, имеет четкую гражданскую позицию и знает, как добиваться успеха. А что ей сделают? Убьют? Даже руку никто не посмеет поднять, иначе она устроит еще больший скандал и дойдет до Гаагского трибунала. Идиотка. Уничтожать таких – особое удовольствие. Чтобы в ногах потом валялась и ботинки облизывала.

Барон выдохнул, представив дочь Нелидова на коленях и в собачьем ошейнике. Как она замирает от восторга при виде хозяина. Ползет, осторожно ставя ладони на ковер. Пахнет от неё яблочными духами и красную помаду с губ хочется стереть пальцами. Платье уже другое. Зеленое. И волосы пшеничные. Ольга.

Нет, не то. Все не то. Рассыпался образ, не подошел пленнице. От первого предположения до финала. Ольгу на коленях он так и не увидел, но представлял намного легче, чем Наталью. Строптивая блондинка вдруг резко поумнела и сдалась раньше, чем дело дошло до крайностей.

Дочь Нелидова он тоже не хотел избивать. До сих пор жалел, что сорвался. Мог потратить время и придумать неприятное или унизительное наказание, но не хвататься за ремень. Грубо вышло и бездумно.

Наталья, в отличие от Ольги, изначально глупой не выглядела. Не упиралась лбом до последнего. Она словно играла, проверяя прочность своей клетки. Подойдет, потрогает и назад. По сторонам головой крутила, но подаренное платье надела и бумаги молча подписала. Наказывать её не за что, а держать в узде нужно. Иначе не подавленный до конца бунт рано или поздно расцветет пышным цветом.

Барон встал из кресла. Медленно, спокойно и не делая резких движений, но в глазах пленницы зажглась паника. Уже хорошо. Девушка не умела контролировать себя, не хватало отцовской выдержки. Её эмоции были чистыми. Они дразнили и раззадоривали, толкая проверить, как Наталья будет с ними справляться.

– Подойди, – коротко приказал Барон.

Она подчинилась не сразу. Через паузу. Отчего завела еще сильнее. Хозяин дома считал её шаги и смотрел, как ткань платья скользит по ногам. Материал тяжелее, чем хлопок. Гладкий и, наверняка, приятный к обнаженному телу. Колготки пленнице не полагались. Ими при желании можно было задушить охранника. Каблуком ранить, а золотое украшение воткнуть в глаз. Не каждая до такого додумается, конечно, но почему-то Барону казалось, что Наталья могла.

– Ближе, – подстегнул он.

Стоял, по-прежнему не шевелясь, но готовясь к любому прыжку или удару от неё. В глазах пленницы вместо испуга читалось напряженное ожидание. Язык тела подтверждал – Наталья непроизвольно сжимала пальцы. Не в кулак, а только наполовину. Инстинктивно, неосознанно хотела защититься.

От него. От зверя.

На подбородке темнел синяк, и подживала свежая ссадина. Ударилась пленница, когда он остановил её побег. Не думал, что будет настолько заметно. Лаборант «Атласа» демонстративно промолчал, но на отметину косился. И Барон от неё взгляд не мог отвести. Стыдно стало. Словно ребенка ударил ни за что. Просто потому что он разбаловался. Маленькая была Наталья, хрупкая и беззащитная. Как не раздавил её, когда на пол уронил, лег сверху и руки выкручивал?

Синяка на подбородке коснулся одним пальцем, но пленница скривилась от боли или от отвращения и дернулась назад. А хозяину дома казалось, что ему пощечина прилетела. Нет, такая строптивость уже чересчур.

– На месте стой, – приказал он и схватил за подбородок.

Большим пальцем обвел синяк и надавил на него. Вот теперь больно. Пленница зажмурилась, но устояла. Ни одного звука. Даже ругани и посылов на хер. Они утонули где-то глубоко в её мыслях.

Резкая девка. Острая на язык.

Сначала показалась типичной ПТУ-шницей. Грубой и фамильярной пацанкой. Спортивных костюмов с босоножками она не носила, но сарафан все равно разочаровал. Редкая безвкусица. Было странно и неприятно видеть такой наряд на дочери Нелидова. В черном платье лучше. Привычнее. Живи она у отца с рождения, ходила бы в те же бутики и, возможно, выбрала именно это платье. Темный цвет хорошо оттенял аристократическую бледность. Нелидов гордился, что принадлежал к древнему дворянскому роду и любой загар называл пролетарским. И вот его единственная дочь почти черная от работы на огороде. Разговаривает, как крестьянка, и легко посылает на хер лютого врага отца.

Раздражение прошло. Барон с любопытством разглядывал, насколько мягче в Наталье проявлялись черты лица Нелидова. Словно его облагороженная копия, хоть и дикая, как сорняк. Отвезти её в салон красоты, оставить на день, и великосветские львицы даже подвоха не заметят. На какой-нибудь выставке современного искусства будут вместе с ней шампанское пить и с чопорно-холодным выражением лиц обсуждать, что погода в Милане нынче дождливая. Хотя они вряд ли находились на улице дольше, чем требовалось, чтобы дойти из машины до бутика и вернуться обратно.

Но, с другой стороны, воспитанная отцом, Наталья сейчас близко бы к Барону не подошла. Окатывала бы ледяным презрением издалека. И уж точно не позволила прикасаться к своим губам.

Ранки на них темнели трещинами и пятнами. Искусала во время порки? Кожа на губах нежная, но заживает быстро. Скоро снова наполнится сочной свежестью. Барон ненавидел женскую помаду. Она прятала то, что совсем не нужно скрывать, и тяжело оттиралась с мужской щетины.

Пленница дышала через раз. Сквозь музыку Верди в гостиной хозяин дома разговаривал громко, но сейчас хотелось приказать очень тихо. Так чтобы больше поняла, чем услышала:

– Открой рот.

Сжатая пружина нервов пленницы распрямилась. Она открыла рот и попыталась укусить Барона за палец. Он едва успел убрать его в сторону, но зубы почувствовал.

Маленькая дикарка! Упрямая и агрессивная.

Похититель немедленно взял её за горло и сдавал, чтобы перекрыть воздух. Пленница инстинктивно вцепилась в его руки. Если бы не рукава пиджака с рубашкой, расцарапала бы до крови.

– Тебе все мало, да? – прошипел ей на ухо. – Вижу, что Гена зря убрал веревки. Свободы ты не заслужила. Весь день проведешь связанная. На кровати. И если я по-прежнему буду замечать от тебя выпады, то к одному дню добавятся еще тринадцать. Пока Нелидов не вернется из отпуска и мы не получим образец его ДНК. Нравится перспектива?

Он разжал пальцы, чтобы она смогла вдохнуть и ответить. Кашляют после такого только в фильмах. Пленница смотрела с безумной смесью ярости и страха. Приоткрыла губы и шепнула:

Уже лучше, но до покорности, безопасной для её жизни, еще далеко. Барон не ждал рабского подчинения. Разумного вывода, что похитителей лучше не злить – вполне достаточно. А дальше можно говорить об условиях содержания. Более комфортных, чем ночь в веревках, почему нет?

Бежать ей просто некуда. Дом стоит посреди бывших фермерских угодий. До трассы пешком очень далеко, а из всего транспорта по пути может случайно встретиться только машина одного из соседей Барона. К слову, на лето все уехали отдыхать, он специально выяснил. Не так уж много домов в поселке заселены, большинство на стадии стройки.

Если пленница умудрится сбежать, то ночью, когда похитители будут спать. Тьма здесь абсолютная. Густая непроницаемая завеса без единого источника света. Бежать придется практически на ощупь и, не зная, куда идти. Когда она заблудится, тыкаясь в каждый строительный вагончик или сруб дома, Гена найдет её даже через несколько часов после побега. И вернет обратно.

Барону не хотелось думать, что с ней придется сделать. Проще не допустить побега. Постоянно связывать и сидеть рядом, контролируя каждый вздох – тупик. Их с Геной всего двое. Им нужно есть, спать, справлять нужду, а Барону желательно еще и бизнесом заниматься. В идеале пленница должна быть настолько запуганной, чтобы взгляд боялась поднять, но с дочерью Нелидова так уже не получится.

Держать её на снотворных и сильных транквилизаторах, как это делали с буйными пациентами психдиспансеров, он не хотел. Кратковременный эффект проблемы не решал и, вдобавок, создавал новые. Препараты разрушали психику, а заложницу еще возвращать нужно.

Упущена возможность завербовать Наталью в союзницы и действовать против её отца вместе. Каким бы не был монстром Нелидов, она смотрела на него, как на спасителя. Ждала, верила и готовилась броситься на шею со слезами.

Оставалось состояние: «Ни мира, ни войны». Игра в поддавки, уступки и постоянно довлеющая угроза наказания. То, что он собирался делать изначально, но до сих пор получалось только наказывать.

Барону хотелось покопаться в себе и понять – заводит его это или нет? Не должно. Раньше он не замечал за собой страсти причинять кому-то физическую боль. Моральные страдания – сколько угодно, но не порка с ремнем в руках. Местью он не смог насладиться, сорвалось сразу. Было что-то еще, заставляющее снова и снова разглядывать точеную фигуру пленницы. Гадать, какое белье Гена привез из бутика, жалеть, что губы искусаны, и поцелуи не будут приятными.

Желание взять её появлялось не в первый раз. Не по доброй воле после долгих месяцев ухаживаний, а насильно. Чтобы резать одежду и чувствовать, как бьется в руках. Все женщины сдавались в итоге, и насилие превращалось в грубую прелюдию. Им нравилось, они просили еще. Но Барону быстро надоедал спектакль для одной и той же зрительницы. Скучно становилось. Заветный миг слома воли происходил ровно один раз, а потом он искал другую жертву.

Ольга стала последней и самой упрямой. Директор пиар-агентства, с которым сотрудничал холдинг Барановского Андрея Александровича. Ухоженная и респектабельная блондинка слишком высоко ценила свободу и даже пару раз посмела вернуть его подарки. Больше подарков не было. Только планомерное и строго рассчитанное давление. Два месяца. Она сопротивлялась два месяца, а после бурного секса у Барона все внутри будто свернулось в точку. Исчезло. Он видеть её не хотел. Ольга пару раз звонила, унижалась, но ничего не добилась. Интерес угас безвозвратно.

Дочь Нелидова ждала та же участь, если он не остановится. Её протест подливал масла в огнь и раздувал почти остывшие угли. Особенно сегодня, когда чуть не укусила за палец.

Проклятая девка, он уже не хотел оставлять её одну на весь день. Всерьез думал, как взбесится Нелидов, если узнает, что его дочь не просто похитили, а насиловали две недели. Нет, этого нельзя допустить. Спектакля с ней не получится. Она не сдастся, послушно отыграв роль жертвы и набив себе цену, чтобы не выглядеть в глазах мужчины легкодоступной. Наталья слишком простая, искренняя и порывистая для подобных игр. Брыкаться будет в полную силу. Барон знал, что не сдержится. Уже по тому, как реагировал на неё сейчас, понял. Бессмысленно надеяться на здравый смысл и повторять себе: «Нельзя. Нелидов за насилие над дочерью убивать будет, а не выкуп платить». Даже у мести есть границы дозволенного. В ту бездну Барон не хотел падать.

А значит, он больше близко не подойдет к пленнице. Все общение через Гену и охрана только на его плечах. Барон справится. Давно не глупый юнец, чтобы воздержание длиной в две недели стало проблемой.

– Хорошо, – подвел он итог разыгравшейся недавно сцене и собственным мыслям. – Я буду следить за тобой по камерам. У тебя последний шанс помочь себе не загнуться в плену до результатов теста. Не потеряй его.

– Постараюсь, – выцедила сквозь зубы пленница и сверкнула взглядом.

Невозможная девица. Совершенно невыносимая.

Глава 6. Званый ужин

Да, я – чемпион по косякам!

Гены не было всего несколько минут, но я успела поцапаться с Бароном до очередного наказания. Нет, ну кому понравится, когда пальцы в рот пихают? Ладно, чистые, ухоженные, с аккуратным маникюром, но я не лошадь и не рабыня на невольничьем рынке. Только их выбирают по зубам. Если гнилые, то товар порченный, покажите другую. Так, так. А можно всех посмотреть?

Он проституток давно не вызывал? По женскому телу соскучился? Господи, да какая нормальная и адекватная женщина с ним в одну постель ляжет? По нему же дурка плачет! Он только бить умеет и наказания придумывать. После бурной ночи на несчастной женщине живого места не останется.

Не то, чтобы я проституток жалела, скорее, пыталась голову забить ерундой. Замаскировать словесным мусором тот ужас, что я чувствовала рядом с хозяином дома. Я попеременно ощущала себя то голой, то грязной, то связанной и распятой перед ним. Не осталось ни одного сантиметра тела, которые бы он не успел рассмотреть и оценить. Словно я – скульптура в галерее, и он решал, стоит ли её покупать. Как будет смотреться в интерьере? Подойдет ли по цветовому решению, и не случится ли диссонанса с другими произведениями?

Его пустому и холодному дому я не подходила даже в дорогом платье. Не лезла ни в одну нишу для картин и не помещалась на пьедесталах для скульптур. Я живая, а он – мертвый. И все вокруг него умирало, отравленное ненавистью и злобой.

Гена держался еще. Заработал раздвоение личности и, как шут, менял маски. Безмозглая гора мышц для шефа, готовая выполнить любой приказ, не задавая вопросов. И хмурый, но где-то добрый охранник для меня. У него походка менялась, речь и даже жесты, когда на горизонте Барон появлялся. Да ему подумать достаточно было о шефе, и внутри что-то перещелкивало. Режим «садист» вкл. Режим «садист» выкл.

Он словно был таким же, как я, пленником, но вовремя научился жить по правилам Барона. Забавно, но я только сейчас заметила, что Гена с шефом не разговаривает. Совсем. Односложные ответы не в счет. «Да, шеф», – как отклик робота на команду, набранную с консоли. При этом он не боялся его, не сторонился и не испытывал вообще никаких эмоций кроме грусти.

Он тяжело вздохнул, когда услышал, что меня снова нужно связать. Перечить не стал. Никак больше не позволил себе выразить отношение, но я запомнила его вздох. Не ладилось между ними. Не было единодушия, как между верным слугой и мудрым хозяином. Что-то Гене активно не нравилось, но он ничего с этим не делал.

Неужели я виновата? Вернее, мое присутствие здесь? Вряд ли Барон с ним советовался, когда отдавал приказ на похищение. Хозяин дома вообще никого кроме себя не слышал, да и со своей головой были проблемы.

То он ненавидел дочь врага и за ремень хватался, то гладил пальцем по подбородку так нежно, что у меня голова кружилась. Я пила шампанское один раз и помнила ощущение лопающихся пузырьков на языке. Действительно игристое вино. Дерзкое, будоражащее…

«Возбуждающее», – крутилось в мыслях, но я пугалась их сильнее, чем Барона. Этого не может быть. Это просто стресс. Безумие, передающееся воздушно-капельным путем. Первые признаки Стокгольмского синдрома. Такого обидного и неприятного для жертвы. Тебя бьют, а ты любишь похитителя и хочешь еще.

Нет, это не моя история. Сейчас Гена потащит меня в темницу, я полежу в веревках, и все станет на свои места. Никаких пузырьков шампанского, никакой слабости в теле и ощущения чужого безумия. Черт, Барон заразен, он по-настоящему заразен. Мне уже смеяться хотелось, прыгать и напевать песенку Фрэкен Бок: «А ля-ля-ля-ля-ля, а я сошла с ума. Какая досада».

Конечно, досада. Две недели – это чертовски много. Если меня на второй день так разбирает, то, что будет к концу срока? Через неделю? Через три дня?

Нужно найти якорь. Опорную точку, за которую можно держаться, чтобы не поехать крышей. Пусть это будут картины в гостиной Барона. Они абстрактные, у них сложный сюжет, мысль и структура. Я хочу потеряться в их цветном лабиринте. Вернее, спрятаться от той фигни, что только что произошла.

Сюрприз, конечно. Я собиралась бороться с похитителями, но не ждала, что придется сражаться еще и с собой. Подчиняться правилам ради выживания, давить вспышки ярости и медитировать на чужие картины. Я возьму себя в руки и придумаю, что делать. Я просто устала. Все тело болит и мешает мыслить не просто здраво, а хоть как-нибудь.

Гена отвел меня наверх, пыхтя за спиной и приказывая держаться у стены, когда он открывает двери. Связал не так туго, как вчера, и даже разрешил удобно улечься на кровати. Обстановка в комнате была еще одним раздражающим фактором. Я дома жила хуже, чем выглядела моя тюрьма. Да я бы только к концу института позволила бы себе так есть и так одеваться. И то упахавшись вусмерть. А здесь ничего делать не нужно. Лежи тихо, молчи в тряпочку и взгляд на хозяина не смей лишний раз поднимать. Это справедливо разве?

Почему я в кровь должна биться, чтобы иметь то, что у других есть просто так? Дом, еда, одежда. И не абы какое, а нормальное? Вот не надо рассказывать мне в интернете про тяжелый труд олигархов. Как они героически сами себя сделали. Посмотрела бы я на Барона в нашей деревне без его денег. За две недели бы спился к чертовой матери от тоски. Максимум месяц протянул. А в своем доме он – господин, хозяин положения. Ненавижу! Мамочки, как же сильно я его ненавижу!

День тянулся долго. Я лежала в кровати и следила, как пятно солнечного света тянется по полу. Представляла, что Земля медленно вращается вокруг своей оси, подставляя Солнцу другой бок. Я могла сейчас заселяться в общагу и смеяться с девчонками-соседками над какой-нибудь ерундой. Гулять по столице, есть мороженное, гонять голубей. Чтобы, как в детстве, потом обнимать небо и смотреть на мир широко распахнутыми глазами. Я могла жить, а не существовать чьей-то игрушкой. Но, видимо, Барон в чем-то прав. Свободу еще нужно заслужить. Кто-то от голода подыхает, кто-то с онкологией мучается, а мне такое испытание досталось. И пора уже проходить этот квест.

Гена зашел в комнату, перед этим деликатно постучав в дверь. Ага, я тут раздеться успела связанная и трусы подтягивала. Чего застеснялся-то?

– Спишь? – тихо спросил он, появляясь в поле моего зрения. – Поговорить нужно.

Я, как могла, пожала плечами:

– Ты совсем дурная? – начал он с наезда. – Или есть шанс? Я по-китайски тебя просил не дергать шефа? Или на языке суахили с тобой общался?

Опачки, какие познания у амбала. Китайский, суахили. Еще есть хинди и санскрит, они даже позабористее будут. Такую маску я на нем увидела впервые и растерялась. Над кривым носом Гены светились интеллектом очень серые глаза. И весь он был какой-то необычный. Развернул стул спинкой ко мне и уселся, как на лошадь верхом. Круглую голову подпер кулаком. Лекция будет долгой?

– Чего молчишь? – дернулся он.

– Я не тупая.

– Да неужели? А на спину твою располосованную посмотреть, так сомнения берут. Завязывай, Нелидова…

– Семенова, – поправила я. – В паспорте именно так написано.

– Хоть Голопупкина, мне насрать, – рявкнул он.

Ага, как же, иначе бы меня не похитили, но я благоразумно прикусила язык.

– Слушай, красавица, – вздохнул охранник, – ты в этом замесе крайняя левая малопричастная. Папу никогда не знала и все такое. А он у тебя дел натворил, на три пожизненных хватит. Думаешь, они с шефом бабки не поделили? Как бы ни так. За Нелидовым цепочка трупов тянется и на маленькое кладбище ведет. Церковный погост в твоей деревне обзавидуется. Ненависть шефа настолько высока, что ты из жертвы обстоятельств легко превратишься в козу отпущения.

Это я уже без подсказок поняла. Папа далеко, а я под рукой. Не получится с выкупом что-нибудь, на мне отыграются. Но угрозы я слышала постоянно, а сейчас Гена явно за чем-то другим пришел. Сделку собрался предложить? Заложнице?

– Ты жить-то вообще хочешь?

– Хочу, – ответила я через паузу, подозревая, что сейчас будет самое главное.

– А жрать нормально? В туалет ходить без конвоя?

Нет, не сделка, слишком мелкая подачка. Свободы он мне не предлагал. Значит, и требовать чего-то сверхъестественного не будет.

– Тогда не выделывайся, – тихо ответил Гена. – Подыграй шефу. Изобрази гребаную покорную овцу. Я не прошу тебя родину продавать. И папаша тебе никто, чтобы за него тут жилы рвать и сдохнуть в конечном итоге.

Определенный смысл в его словах был. Гена даже великодушно пожалел мою гордость и предлагал притвориться, а не стать рабыней на самом деле. Все-таки сделка, но не слишком для меня выгодная. Скорее уж похитители освобождались от проблем. Быстро они задолбались. Я всего один раз пыталась сбежать. Впрочем, никто мне доверять ключи от дома не собирался. Просто послабление режима обещали.

– Ладно, – кивнула я, но взгляд Гены стал скептическим. – Хорошо, я не буду раздражать шефа выпадами и наездами.

– Ни сегодня, ни завтра, ни до последнего дня заточения, – добавил охранник.

Черт, это уже давление. Так долго быть паинькой я точно не выдержу. Глупо обещать заранее невыполнимые вещи, но я наделась сбежать до того, как нервы лопнут. Мне нужна относительная свобода, Гена это знал, поэтому и завел разговор. А еще хорошие отношения с ним нужны. Чем черт не шутит, получится стать Миледи, которую отпустил из заточения её тюремщик.

– Ни сегодня, ни завтра, ни до последнего дня заточения, – послушно повторила я.

Гена коротко кивнул и достал смартфон из кармана. Я под запись должна повторить? Нет, номер набрал.

– Алло, шеф, она тут опять в туалет просится, – соврал охранник, – ага, ногами сучит. Можно её развязать? Вела себя тихо. Да, просто лежала и смотрела в одну точку. А накормить? Ну, я отдельно ничего не готовил. Думаю можно, если ноги связать. Да, шеф, понял.

Таможня дала добро? Я пошевелила затекшими пальцами и уставилась на Гену. Ну?

– Экзамен у тебя будет, – сказал амбал, – Ужин с шефом. Продержишься достойно, спать будешь без веревок.

Да я Барону со злости кастрюлю с супом на голову одену, и буду смотреть, как бульон стекает по длинным макаронинам. Сверху можно второе блюдо водрузить, если руки еще будут свободны. И улыбнуться во все пока что целые зубы.

Ничего себе испытание для моей выдержки! Но раз уж я пообещала быть кроткой овцой, то пора начинать. Скорчив самую невинную гримасу и хлопнув ресницами, как гламурные кисы, я ответила:

– Конечно. Все будет в порядке. Можете не сомневаться.

– Твоя морда уже кирпича просит, – рыкнул Гена. Не поверил. Значит, плохо стараюсь. – Ладно, вставай. В конце концов, это тебе нужно, а не мне.

Истинно так. Я и не ждала, что со мной будут нянчиться. Участия и небольших поблажек вполне достаточно на первое время.

Веревки охранник снял. Цокнул языком на потемневшие еще больше синяки и показал глазами на дверь. Надеюсь, текстильные салфетки на званом ужине будут? Не хочу заляпать дорогой наряд, пронося ложку в скрюченных пальцах мимо рта. Мелкой моторики у меня сейчас просто нет. Только крупная и та через боль. Лишь бы руки полностью восстановились, я еще рисовать хочу.

Обстановка в доме, как в День Сурка, не менялась совершенно. Поэтому огромный стол посреди гостиной я заметила сразу и прилипла к нему взглядом. Я его раньше в столовой видела, и он точно был раза в два меньше. Раздвинули, что ли? Или дополнительный поставили? Черт, под скатертью не понятно!

Смысл маневра я разгадала по стульям. Два стояли у противоположных концов стола строго на максимальном расстоянии друг от друга, а третий между ними. Лихо Гена развел нас с Бароном по углам. Не хватало, чтобы ему с потолка спустили блестящий микрофон, и он хорошо поставленным голосом объявил: «В красном углу ринга непризнанная дочь Нелидова, Наталья Семенова! Обладательница черного пояса по сарказму и красного по выходным к серому платью. В синем углу ринга Андрей Александрович по прозвищу Барон. Бокс!»

Нет, брэйк. Я благодарна за антураж, шутку оценила, но сегодня намерена стоически терпеть любые провокации. Я на ужин пришла. Живот урчал от голода. За те сутки, что я находилась здесь, съела только кашу на завтрак. А из столовой тянуло совершенно фантастическим запахом еды. Господи, мамина стряпня нервно курила в сторонке. Аромат жареного мяса в специях я ни с чем не спутаю, и здесь явно был кулинарный шедевр. Гена – бог! Я захлебывалась слюной и мечтала так плотно набить рот, чтобы разговаривать не было никакой возможности. Профукать такой пир из-за очередной стычки с Бароном не улыбалось совершенно. Успею еще поспать в веревках завтра или послезавтра. Сегодня мой день.

Черт, сервировка! Я готова была написать это слово гигантскими буквами через всю посуду и обиженно захныкать. Долбанный этикет! «Будьте так любезны, покорнейше благодарю. Ах, вы не передадите мне соль с того конца стола?» А накрыто-то, накрыто! Фарфор, столовое серебро, богемское стекло и цветы в вазах. Какого полового органа Барон даже дома ел, как в ресторане? Пришел бы в трикотанах с пузырями на коленках, почесал живот под майкой-алкоголичкой и навернул пельмешей, весело крякнув после стопки водки.

Нет же! Четыре тарелки, три ложки и вилки, два ножа, два бокала и чашечка для чая. Это же все потом мыть! Заняться барину нечем, лишь бы челядь в лице Гены погонять. Шикануть решил? Передо мной выпендриться? Или он всегда так ужинал? Судя по запонкам на манжетах – всегда. Гадство. Я себя чувствовала той самой, которая с немытым рылом полезла в калашный ряд.

Ладно, я чай не девка крепостная, суп ем ложкой, а не руками. Салфетку догадаюсь положить на колени, а не заткну за шиворот платья. Пить можно из того бокала, в который нальют, но остальное меня добивало. Кстати, зачем мне вообще подложили ножи? Предлагали метнуть их в Барона?

– Не паникуй, – шепнул над ухом Гена, – ешь тем прибором, который понравится. Здесь у всех одна и та же функция – доставлять еду в рот. Ничего сверхъестественного нет.

– Зачем тогда несколько экземпляров?

Амбал устало пожал плечами и объяснил, как ребенку:

– Официальная сервировка, понимаешь? Положено так.

Правила, значит. Барон очень любил правила, я давно заметила. Когда ему не хватало существующих, придумывал свои. Например, что мне нельзя с ним разговаривать, зато нужно отвечать на его вопросы. Занятный меня ждал вечер, зря я надеялась вкусно поесть. Из столового серебра кусок в горло не полезет, а прожигающий насквозь взгляд Барона уничтожит остатки аппетита. Я обреченно вздохнула и уселась на стул.

Хозяин дома появился через несколько минут, на ходу разговаривая по телефону. Указания по каким-то проводкам давал сухо и крайне официально. На меня даже не посмотрел. Сел за стол и кивнул Гене, что можно подавать.

Ощущение сюрреализма в ситуации зашкаливало. Сальвадор Дали с удовольствием бы взялся за сюжет: «Волк кормит ягненка перед тем, как съесть». Нет, это же Дали. «Самоудовлетворение едой невинной девы в присутствии зрителей».

Меня тошнить начало от голода и напряжения. Даже посмотреть не смогла в сторону супницы в руках охранника, хотя он поставил её перед моим носом. Запах уже казался навязчивым, тесное платье мешало дышать, а на текстильной салфетке мои пальцы оставляли влажные следы. Перенервничала. Еще ничего не произошло, а меня в дрожь бросало. Вспомнился якорь на картины, и я немедленно уставилась на ближайшую. Не Дали, конечно, но тоже что-то с перевернутым смыслом. Люди копались в яме с зеленой жижей, черпали её ведрами и передавали наверх, где пока еще было относительно чисто. На краю ямы лежал кто-то огромный и мертвый. На его фоне остальные люди казались лилипутами. Сдавалось мне, это он исторг жижу в яму. Но не хотелось за столом думать: вырвало его или случилось что-то более гнусное?

– Йонас Бургерт, – вдруг сказал Барон. – Немецкий художник. Картина называется «Второй день Ничто». Это сильно уменьшенная копия. Оригинальное полотно выставлено в Денверском музее современного искусства. США.

Исчерпывающе. Но как, черт подери, он понял, куда я смотрю? Даже не обернулся в мою сторону ни разу. Отвечать не полагалось, поэтому я взяла ложку и зачерпнула суп. Перед глазами возникла зеленая жижа, и затошнило еще сильнее.

– Ты беременна? – холодно поинтересовался хозяин дома. – От запаха еды воротит?

– Нет и еще раз нет, – ответила я.

Прицепился, так и знала. Пил кровь и не собирался отпускать. С другого конца длинного стола его голос звучал тихо, но я слышала каждое слово. Скучно есть одному, пока Гена сидит в моей комнате. Барон захотел развлечься.

Жалости к одиночеству похитителя я не чувствовала. Сам себе злобный Буратино. Я не обязана болтать с ним о немецких художниках и произведениях искусства. Впечатлить меня роскошью все равно не получится. Я не из тех, кто бросался на золото, забыв обо всем. Сколько нужно – сама заработаю. Но тогда зачем все это?

– Если аппетита нет, тогда слушай, – ровным тоном продолжил Барон. – У меня есть информаторы в окружении Нелидова. Я держу наружку возле твоего дома с момента, когда папа узнал о дочери. Даже после того, как ты уехала в столицу, не стал снимать. И вот тебе фрагмент мозаики. Татьяна Семенова разволновалась, что телефон племянницы недоступен целые сутки. Обзвонила несколько институтов с вопросом, не подавала ли ты документы, но в каждом ей вежливо отказали. Не имеют право разглашать персональные данные абитуриентов. Будь ты на год моложе, тетя бы уже сидела в полиции с заявлением на розыск, но тебе восемнадцать. Взрослый человек. Имеешь право гулять три дня, не подавая весточки родным.

Волна жара прокатилась по позвоночнику и ударила в затылок. С языка рвался крик: «Оставь в покое мою маму, урод!», но я гасила вспышку, наматывая на кулак салфетку. Нельзя сейчас сбивать Барона с мысли, пусть рассказывает дальше.

– Как ты понимаешь, мне не нужен шум вокруг твоей пропажи, – монотонно излагал он, успевая между фразами есть суп. – Но я не настолько кровожаден, как ты успела подумать. Есть несколько способов успокоить твою тетю. Например, ты можешь ей позвонить. Сказать, что подала документы, получила общагу, а телефон просто разрядился. Обижена была из-за ссоры, звонить не хотела. Потом совесть заела.

Шикарный вариант. Если уж я не причем в истории с Нелидовым, то мать вообще не при делах. Она растила его дочь, как могла, пока он занимался бизнесом и жил с другой семьей. Я вдруг поняла, что, не смотря на все дрязги, отметины от ремня на заднице, я на все готова, чтобы мать не пострадала. Плевать, что это шантаж. Образ Барона хуже в моих глазах уже не станет. Самого дна достиг. Я открыла рот, чтобы спросить о цене, и тут же захлопнула. Нельзя говорить. Сам пусть рассказывает.

– Но есть и другой вариант, – ожидаемо продолжил похититель. – Татьяну могут использовать люди Нелидова, чтобы проверить, не состоим ли мы с тобой в сговоре ради получения выкупа. Например, захватят её в заложники и пообещают убить, если я не отпущу тебя. Можешь не надеяться, что это будет блефом. Её убьют на самом деле, как только я откажусь от предложения. А я откажусь. Мне плевать на твою тетю.

Даже не сомневалась. Кровь в голову ударила, я чувствовала, что багровею. Сдерживать нервную дрожь уже не получалось. Зубы стучали, руки тряслись. Я не надеялась на любовь отца, я вообще не ждала от него помощи. Но убить мать просто ради эксперимента – за гранью даже для таких, как Барон и Нелидов. Они не люди. Они монстры.

– Гена, воды ей налей, – приказал Барон. – Успокойся, Наталья, я стараюсь говорить короче. Имей терпение дослушать до конца. Я хочу упредить эту ситуацию, неважно произойдет она или нет. Как я упоминал ранее, есть еще вариант.

Охранник тенью возник рядом, и в моем бокале забулькала чистая вода. Сил не было взять его в руки. В голове взрывались десятки мыслей и картинки появлялись одна страшнее другой.

– Вы с тетей нуждаетесь в деньгах, – невозмутимо продолжил хозяин дома. – Если предложить ей достаточно много, она бросит дом и уедет, куда скажут. Ей соврут, что отец взялся за твое воспитание и благодарит за все годы, что Татьяна посветила его дочери. Я спрячу твою тетю, пока до неё не добрался Нелидов. Мне это выгодно, услышь посыл правильно. Мне. Выгодно. Меньше нервов потом потрачу, а история с выкупом и так сложная. Можешь не верить в такое псевдоблагородство и молчать, я не спрашиваю согласия. Ставлю перед фактом, только и всего.

Барон спокойно доел суп, а я сидела ослепшая и оглушенная. Мысли текли прежними маршрутами и никак не сворачивали в новое русло. Похититель прав, я не верила. Неужели ему не проще сразу её убить? Как говорили: «Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы». Раз уж для его круга финты с похищениями в порядке вещей. Бандиты девяностых, а не респектабельные олигархи. Столько лет прошло, ничего не изменилось. Не было у них тормозов. Что хотели, то и делали. Тем удивительнее маневр Барона. Оказывается, иногда деньги платили, чтобы спасти, а не убить. Но слово он сдержит, хотя бы в этом я не сомневалась. Как-то вопрос с матерью решится.

– Ты меня слышишь, Наталья? – позвал он. Я кивнула. – Хорошо. Мне нравится, какая ты сегодня за ужином. Именно этого я и ждал с первых минут нашего знакомства. Спать будешь без веревок, но это еще не все. Сможешь вести себя так все время, я буду и дальше делиться с тобой информацией о выкупе, твоей тете и планах отца. Согласна?

– Да, – совершенно бесцветным голосом ответила я. – Согласна.

– Замечательно. Ешь суп, не обижай повара, Гена старался.

Я, как робот, взяла ложку и послушно зачерпнула желто-кремовую жижу.

Глава 7. История войны

Суп оказался гороховым с копченостями. Лук и морковь явно пережаривали в подсолнечном масле, а мяса никто не жалел. Никакой высокой кухни. Обычная еда, просто посуда красивая и сервировка пафосная, но Барон не жаловался. Он закрылся в привычное состояние камня и больше от еды не отвлекался.

Я тоже смогла проглотить половину порции, пока усердно думала над тем, как лихо похищение сломало мне жизнь. Сначала сорвалось поступление в ВУЗ и после побега год придется работать, чтобы не сдохнуть от голода. А потом до меня дошел весь подлинный ужас.

Мать продаст дом и уедет. Раздаст мебель соседям, совсем уж старый хлам выкинет на помойку, вручит ключи новым хозяевам и уедет. Все мои вещи, рисунки, книги, косметика, любимая кружка с козой и капустой просто исчезнут, словно их не было никогда. Словно меня не было.

Барон долго думал, как отучить меня от попыток к бегству. В итоге сделал так, что бежать мне некуда. Есть только он, его особняк и выкуп Нелидова. Изящно. Даже красиво. Главное, что ситуация отлично выбивала почву из-под ног.

Хотя, куда бы я сбежала, останься мать дома? Прямо в объятия проплаченной Бароном «наружки»? У родных дверей меня бы искали в первую очередь. Еще бы и мать связали, чтобы не дергалась и не мешала возвращать пленницу олигарху. Я за камеры в комнате переживала, закрытые двери особняка, а о самом важном только сейчас подумала. Ну, сбегу я, а где прятаться потом?

Все родственники и друзья у Барона как на ладони. Если он даже о дочери Нелидова узнал одновременно с ним, то, что говорить обо мне? Размер одежды и обуви знал. Даже чашку бюстгальтера угадал, я сама лучше не смогла бы подобрать. Все, вплоть до увлечения современным искусством. Не просто так он выдал полные параметры картины немца Бургерта. Понимал, насколько мне интересно. Вот и куда от него бежать?

Обреченность накрыла с головой не хуже паники. Но если вторая напоминала черный перец и зудела во всем теле жаждой вырваться, то первая, как муху, с головой засунула в смолу. Вязкую, тягучую, бесконечно тяжелую. Не было выхода из особняка. Я проиграла войну с Бароном, как только оказалась здесь. Паук вонзил жвала в жертву, и парализующий яд начал действовать. Скоро я отупею от боли и уныния, навсегда перестав дергаться. Смиренно ожидая любой участи.

Хрен тебе по всей роже, урод! Я тут спектакль перед тобой играю, всерьез ты меня сломать не смог. Гнул и качал в разные стороны, этого не отнять. Но я все еще – я и по-прежнему мечтаю вырваться на свободу. Просто теперь план нужно продумывать гораздо тщательнее. С учетом того, что тетя, друзья и родственники помогать не будут. Я сама к ним не пойду. Документов тоже нет, и денег, и хотя бы малейшего представления, что делать дальше.

Я оставила ложку в тарелке и закрыла лицо руками. Высшие силы, все, кто там есть наверху, пожалуйста, не оставьте меня. Воли прошу, чтобы что-то изменить и терпения, чтобы пережить.

– Тебе плохо, я вижу, – с нажимом сказал Барон. – Медикам тебя показать не могу, но лекарства в домашней аптечке есть. Большинство женских болезней лечатся успокоительным. Попросить Гену принести его тебе?

У меня пружина внутри сжалась, как захотелось ответить. Длинно, витиевато и чтобы Гена с его солдафонскими замашками сильно удивился и начал конспектировать особо удачные куски. Хозяин дома – виртуозный провокатор. Теперь мне действительно нужно успокоительное, хотя до этого безнадегой размазало в кашу. Взбодрил, ничего не скажешь. Я три раза вдохнула и выдохнула, а потом выцедила:

Он выдержал паузу, чтобы дать моему негодованию развернуться, но у меня аж зубы хрустели, как я держала рот закрытым. Не дождется.

– Хорошо, – кивнул Барон. – Спасибо за ужин. Гена, пусть доест, а потом проводи её.

– Да, шеф, – уже привычно отозвался охранник.

Экзекуция совместным пребыванием в гостиной закончена, я могла засчитать себе маленькую победу над собой же и крупный проигрыш от Барона. Счет противостояния даже не пытался качнуться в мою сторону. Но две недели – большой срок. У меня еще была надежда.

Спалось плохо. Хотя я думала, что донесу голову до подушки и тут же отключусь, но не вышло. Я ворочалась в кровати, как жвачку, пережевывая мысли о побеге. Искала выход с завязанными глазами и наощупь. Каждый шаг, как в бездну в абсолютной темноте.

Без денег и документов виделся только вокзал или торговый центр, где можно пересидеть день, а куда деваться на ночь? К бомжам на постой проситься? Дык мгновенно сдадут в полицию. Там профессиональные осведомители с многолетним стажем. А из полиции меня уже Барон заберет. Из торгового центра выгонят, под мостом найдут, в больницу без полиса ОМС не примут. На человеческую доброту случайных прохожих рассчитывать совсем глупо. Там можно вляпаться в еще более гнусную историю, чем с Бароном. Здесь хотя бы крыша над головой есть, и кормят три раза в день.

Задача с побегом не решалась в лоб. В таких случаях учительница математики советовала уточнить исходные данные. Половина учеников тупило над задачей, потому что не могли разобраться с тем, что им дано. Я вообще ничего не знала про похитителя, объявившегося через восемнадцать лет отца и обстоятельств их войны. Может быть, родной папа такая сволочь, что мне лучше уговорить Барона никогда меня ему не отдавать? Чем черт не шутит. Откуда-то взялась у хозяина дома настолько жгучая ненависть. И, поскольку разговаривать с ним мне запрещает первое правило, то за информацией нужно идти к Гене.

От ощущения света в конце тоннеля полегчало. Это еще не выход, но первый поворот в лабиринте, который не вел в тупик. Успокоившись, я уснула.

Мой грубоватый и накаченный информатор с кривым носом утром принес завтрак, когда я уже успела помыться, нарядиться и собрать влажные волосы в хвост. Отстиранное белье за ночь высохло, платье не помялось, я чувствовала себя вполне сносно даже с исполосованной ремнем спиной.

– Есть будешь? – хмуро спросил Гена, положив поднос с едой на кровать. – Или бойкот устроишь, как вчера?

– Аппетита не было. Тошнило.

– На тебя только продукты переводить, – заворчал амбал. – Даже если жрешь, толку нет. Вся, как глиста, тощая, кости торчат. Спину оголяй, я мазь принес.

Черт, у меня в глазах темнело, как я корячилась, застегивая молнию на спине. Словно еще раз на дыбе побывала с вывернутыми руками, а он «оголяй». Может, не надо? И так все пройдет? Однако придется. Я же покорная овечка.

– Помогу, – буркнул Гена и, будто стесняясь, потянулся к собачке замка. Тяжелого вздоха я от него не услышала. Заживающие художества Барона он рассматривал молча. Правда, что ли, ребра торчали? Со спины их не должно быть видно, я же не дистрофик. Пятьдесят килограмм при моем росте не критичны. Кость легкая, как мама говорила. Я нравилась себе в зеркале. Ни худеть, ни толстеть желания не возникало.

– Если больше под горячую руку не попадешься, быстро пройдет, – пробубнил из-за спины охранник, натирая меня мазью. – Характер, Наташа, как член. Чем тверже, тем лучше. Но, так же как член, его не стоит всем подряд показывать.

Я оценила сравнение коротким смешком. Чертовски метко, ничего не скажешь. Мазь охлаждала, Гена осторожно гладил, круассан на подносе пах ванилью, и мне было неожиданно уютно. Идиллия в стиле Дали. Красиво, если не вдумываться в смысл.

– Хорошо, не буду, – согласилась я. – Правила можно выполнять, они не сложные. Меня только запрет на разговоры удивляет. Он неожиданно кособокий. Барон может вопросы мне задавать, а я ему нет.

Гена вдруг замер, не дойдя ладонью до ската плеча, и я напряглась. Что-то не то сказала? Блин, достало! Саперу на минном поле хотя бы металлоискатель в руки дают, а меня туда пнули, завязав глаза. В чем дело-то?

– Ты откуда про «Барона» знаешь? – Тон охранника стал ледяным, как у хозяина дома. Он вцепился в моё плечо и грубо повернул к себе. – Я тебя спрашиваю, прозвище откуда знаешь?

Гена пугал. Глаза сверкали, как у маньяка, и пальцы впивались в плечо до самой кости. Я не понимала, что происходит, и от растерянности ответ звучал тихо и жалко:

– Он сам сказал. «Можешь меня Бароном называть». Я ничего не придумала. Он разрешил.

Гена не верил, а я лихорадочно соображала, почему он вообще на меня набросился? Выходит, слово «Барон» я произнесла впервые. До этого мы с Геной называли его «шеф». Но ведь камера же! Барон в этой комнате разрешил так себя называть. Гена смотрел сцену с избиением! Камера звук не пишет? О, черт! Шикарная новость!

– Чем поклясться? – нахмурилась я. – Точнее не бывает. Вот здесь стоял и говорил. А в чем проблема? «Барон» вроде не оскорбительное прозвище.

Амбал отходил медленно. Сначала отпустил плечо, потом окончательно расслабился. Думал о чем-то, а я жалела, что телепатией не владею.

– Не обидное оно, – Гена эхом повторил мою последнюю мысль и добавил: – Просто для своих. Для очень узкого круга. Ты не могла его узнать просто так.

– Имя я тоже знаю, – чуть ли не зажмурившись от страха, выдала я. Мало ли ляпну при случае, Гена снова вцепится и начнет пытать. – Лаборант «Атланта» проговорился, когда прощался. Андрей Александрович, верно? А почему он Барон? Какая-то история была в детстве, или у него фамилия такая?

Определяющий момент. Настолько важный, что я дышать перестала. Если сейчас Гена расскажет, откуда взялось прозвище, то и все остальное из него можно будет вытянуть. Только бы никто не помешал! Ну, же, Гена, решайся! Ничего сверхсекретного ты не выдашь. Если шеф сам так себя назвал, то был не против.

– Фамилия, – прошептал охранник, покосившись на камеру. – Барановский он. Согласись, «Бараном» себя называть никто не хочет. Вот с его подачи и прижился культурный вариант у друзей. Персонал его зовет шеф, босс или по имени отчеству. А тебе почему-то вот так разрешено.

– Да, почетно, – согласилась я, предварительно вытравив из фразы весь сарказм, – только бесполезно. Обращаться я к нему не могу. Вон по спине за это получила.

– Ты по спине за дурость свою получила, – пропыхтел охранник, завинчивая крышку на тюбике с мазью. – Тебе про покорность сразу сказали, а ты характер показывать начала. Умная женщина, если хочет чего-то добиться, истерику не закатывает.

– А что она делает? – на полном серьезе спросила я.

Мне восемнадцать, мудростью обзавестись не успела. Что думаю, то и говорю. Не умею юлить и без мыла в любую задницу пролезать. И очень расстроюсь, если придется освоить навык.

– Предлагаешь научить тебя? – сузил глаза охранник. – Я по морде за первый же совет получу, и уже сам тебя веревками к кровати прикручу. Без приказа шефа. Зачем мне это?

– А ты мне переспать с ним посоветуешь? – начала догадываться я.

Барон меня похитил, на дыбу подвесил, избил за нарушение глупого правила, а я к нему в постель лягу? Буду всячески ублажать, стонать, изображая удовольствие, потом он ртом его удовлетворить предложит. Величайшая мудрость, ага. Вершина разумного поведения женщины. АйКью двести и никак не меньше.

Кровь в голову ударила, стоило представить это, а страх красную табличку «Стоп» перед глазами вывесил. Дальше мысль не пошла, застряла дрожью в опущенных плечах. Истерика набирала обороты, а потом вдруг сдулась. Я больше не видела Барона, он шагнул в тень и ушел далеко. Зато вспомнила книгу об инквизиторах, которая попалась на глаза в интернете.

Если женщину объявляли ведьмой, то не сжигали сразу, а сначала добивались признания в колдовстве и покаяния за него. Столько гадости я там вычитала. Как раздевали догола в поисках родимых пятен, отметин дьявола. Находили и прокалывали пятно иглой. Если кровь шла, значит, ведьма. То есть, шансов оправдаться не было. Несчастных истязали и сводили с ума. Некоторые пленницы отдавались похитителям в надежде спастись, но бесполезно. Инквизиторы, конечно, не отказывались. Развлекались в полный рост. А потом все равно отправляли на костер. Так зачем было унижаться?

– Нет, – замотала я головой, – нет. Даже ради спасения. Не знаю, какой совет ты собирался дать, но точно нет.

– Так и думал. Дура, – вздохнул охранник, – я тебя ноги раздвигать не прошу. Но наладить отношения можно. Увидит в тебе женщину, начнет жалеть. Инстинкт мужицкий сработает. Покрутила бы перед ним задом, грудь выставила. Ходить тебе разрешили, а то, что молчать будешь – только в плюс. Ты ведь шаришь в мазне, которая у шефа на стенах висит? Вот и поброди там с заинтересованной рожей. У тебя получается, я вчера видел. А ему страсть как хочется об этом поговорить, но не со мной же. Я не бельмеса. Ты – другое дело. Постой, послушай, а шеф павлиний хвост распушит, соловьем тебе попоет, и многое потом изменится.

Толковый совет, если к нему приглядеться. Барон действительно много знает о своих картинах, разговориться может. А там, глядишь, и диалога захочется. Снимет запрет вопросы ему задавать.

– Допустим, – осторожно ответила я, – а что конкретно изменится? Какие у меня перспективы?

Гена поджал губы и отодвинулся от меня дальше. Завтрак остыл, спина замерзла, но я смотрела только на кривой нос охранника и редко ему в глаза. Еще один момент истины пришел. Нужно ждать.

– Не объяснишь в двух словах, – насупился амбал. – Рассказывать нужно. Слушай. Твой батя и шеф воюют дольше, чем я охранником работаю. А я здесь десять лет. Сама понимаешь, навредить друг другу успели крепко. Шеф после покушения на него выжил, любимую женщину похоронил и трех друзей. Катерину мы в лесу нашли, пакетом прикрытую, а Граф, Маркиз и Герцог умерли от острой сердечной недостаточности. Строго один за другим через полгода. У Нелидова целая ОПГ есть и два штатных киллера, а шеф с ним по закону пытался сражаться. Со следствием сотрудничал, адвокатам кучу денег заплатил, но воз и ныне там. На свободе Нелидов. При бизнесе. Доблестные органы пару шестерок посадили и успокоились.

Вот что-то подобное я и ожидала услышать. От моего похищения бандитскими разборками за версту несло. Однако с масштабом войны я ошиблась на пару порядков. Четыре трупа и несостоявшийся пятый. Или Гена только о самых близких рассказал? Друзья, любимая женщина. Невеста? Еще и накануне свадьбы, наверное. Я словно боевик смотрела. Не милицейскую хронику, где в конце рассказывали, какой срок получил преступник, а художественный фильм. Никто ничего не получил.

– Вот Барон и захотел отомстить, да?

– Верно, – мрачно кивнул Гена, – Жаль только не получалось, чтобы симметрично. У Нелидова нет близких людей. Его вторая жена скончалась от рака год назад. Первая жена и родители – еще раньше, а друзей у твоего отца никогда не было. Но вдруг ты нашлась. Дочь. Родная.

Сумасшедшее везение, согласна. Джек-пот. Такое специально не придумаешь. Вот и дернулся Барон организовывать похищение. Получилось. И снова осечка. Очень обидная и раздражающая. Я уже здесь, в тюремных апартаментах особняка, тест ДНК сдала и жду выкупа, а главный зритель спектакля уехал в отпуск. Расставил приоритеты, и я оказалась даже не на втором месте. Ну, разве что с конца списка.

– Нелидов в итоге Барона обломал, – я не заметила, как начала вслух рассуждать. – Сразу от меня отказался или сам тест-ДНК хотел сделать? Зачем украли тогда, если мою ценность отцу доказывать нужно? Он вообще заплатит выкуп или нет?

Гена снова замолчал, разглядывая меня исподлобья. Так тяжело и пристально, что зябко стало. Я не понимала, что дрожит сильнее: плечи или пальцы? Задача отчаянно не решалась, и новые данные не помогали.

– А почему выкуп? В чем месть, если я живая и невредимая поеду к отцу? Ну, потеряет он деньги, ну, может долю в бизнесе, но мертвые друзья Барона не встанут из могил. Погибшая Катерина не пойдет с ним в ЗАГС. Разве он получит удовлетворение?

Я словно играла с охранником в «жарко-холодно». Чем ближе подбиралась к разгадке, тем сильнее он закрывался. Уже руки на груди сложил и отодвинулся на самый край кровати. Начни я говорить неправильно, давно бы остановил. Но нет. Сидел, слушал и не перебивал.

– Не поможет ведь, – продолжала я развивать мысль. Бежала за ней в темноте и не знала, куда выведет. Слова срывались с языка почти бесконтрольно. Я буквально слышала собственный голос со стороны. – Чтобы получилось око за око и зуб за зуб, меня убить нужно. Заставить Нелидова потерять единственного родного человека. Да, перед этим доказать мою ценность тестом ДНК, заставить взвешивать жизнь. Стоит она или нет тех огромных денег, что Барон попросит? Чтобы Нелидов побывал в шкуре Барона. Психовал, боялся, искал выход, торговался и, в конечном итоге, ощутил хотя бы десятую часть того, что он чувствовал, стоя над могилами друзей. Гена, я ведь не выживу. Твой шеф заломит такой выкуп, что отец не сможет заплатить. Не захочет или откажется заранее. Барону плевать на деньги. Ему нужно, чтобы я умерла.

Теперь картина обрела ясность, словно пыль с нее стерли. Никто со мной не церемонился с момента похищения на вокзале. Как приехала в особняк, так сразу дыба. Потом лед и ремень. Меня изначально не собирались оставлять в живых, а потому не жалели. Что же случилось тогда? Почему Гена сидел здесь и бубнил, как было бы классно наладить отношения?

– Ты спасти меня захотел? Уговорить каким-то чудом шефа отказаться от мести и не убивать пленницу? Он влюбиться в меня должен? Пожалеть? На это ты намекал фразой: «Потом все изменится?»

Как в сказке. Чудовище полюбит красавицу, чары злой колдуньи падут, и он снова станет прекрасным принцем? Господи, какой бред! Он в голове не укладывался, его даже обдумать не получалось. Я вообще не представляла, как к такому безумному выводу прийти можно? Человек, способный на похищение и убийство, вдруг полюбит пленницу, простит злейшего врага, и все станут счастливы.

– Ничего не выйдет, – заявила я молчаливому охраннику. – Это невозможно. Барон с таким удовольствием меня бил, а теперь влюбиться должен? Гена, я не идиотка, чтобы в подобное верить.

Дурдом! Подлинный! Палата номер шесть и её пациенты. Охранник – даже больший псих, чем хозяин дома. В полном отрыве от реальности живет. Я уже не замечала, что голос набирает обороты. Смотрела на Гену и почти кричала.

– Тебе-то это зачем? Санчо Панса при Дон Кихоте. Ах, шеф такой благородный и хороший, его просто довели злые люди. Вынудили похитить невинного человека, пытать, а потом убить. Самому разве не противно оправдания сочинять для мерзавца и морального урода?

Гена с резким вдохом замахнулся, но тяжелый кулак не долетел до моего лица. У меня чуть сердце не разорвалось. Я отпрянула назад и сжалась в комок, выставив вперед руки. Фантомный звон уже стоял в ушах, и голова раскалывалась от боли. Не случилось ничего. Охранник медленно разжал кулак и положил открытую ладонь на колени.

– Ничего ты не поняла. Не идиотка, но умом не блещешь. Санчо Панса? Может быть. Про Дульсинею тоже знаешь? Ешь завтрак, позже приду.

Просто встал и вышел, оставив меня с подносом, истерикой и тяжелыми мыслями.

Глава 8. Незваная гостья

Меня убить собирались, а я сидела перед остывшим завтраком и вспоминала, кто такая Дульсинея. Школьную программу прошла всю, ЕГЭ сдала, рекомендованную на лето литературу прочитала, но с Сервантесом у меня дороги разошлись. Я болела в тот момент, когда Дон Кихота изучали. Прочитать не успела и на уроке обсуждение слушала урывками, зависая над очередным рисунком в тетради. Тогда сложный орнамент из кос на листе в клетку занимал меня гораздо больше, чем похождения странствующего рыцаря. Кажется, у него была любимая женщина, и звали её Дульсинея Тобосская. Но при чем тут история Барона и мой плен я никак в толк не могла взять.

А Гена удивил. В его возрасте помнить школьную программу – высший пилотаж. Не что-то где-то там, а с подробностями. На вид ему было за сорок. Пивное брюхо отрастить не успел, ходил подтянутым, но морщины на лице давно собрались в складки. Если он десять лет у Барона работает, то сколько самому Андрею Александровичу? Явно больше тридцати, но чтобы больше сорока – точно нет. Выглядел он молодым. В спортзал, наверняка, ходил, как на работу, и занимался с пламенным энтузиазмом. Силушку его богатырскую я оценить успела, синяки еще не прошли. Тридцать два? Тридцать пять? Неужели успел навредить Нелидову, пока еще в институте учился? Может, он самый младший из четверки друзей?

Однако прозвища они себе придумали. Герцог, маркиз. От скромности никто не умер. Я жалела, что Гена так быстро ушел и мало рассказал. Я спугнула его своей болтовней. Черт, когда я научусь держать язык за зубами? Еще пара таких осечек, и про побег можно забыть. Но была и другая правда. Проведу две недели, ничего не делая, и о жизни можно забыть. Обалдеть выбор. Буду дергаться – убьют, просижу в заточении тихо – тоже убьют. Феерично. Просто потрясающе. Хоть иди и вешайся на проводе. Можно прямо на шее у Барона. Или просто вешаться ему на шею, как предлагал Гена.

Дурной вариант. Совершенно дебильный. Пришло же такое в голову вполне адекватному охраннику. Чудовище и моральный урод вдруг влюбится в свою жертву. Это же как нужно верить в чистую душу Барона?

А ведь он его десять лет знает и не бросил, даже когда совсем тяжко стало. Все разбежались или их выгнали – неважно. Один Гена остался. Санчо Панса при Дон Кихоте. Верный и преданный оруженосец, в огонь и в воду за шефом. И вот он вдруг пришел к пленнице, слил важную информацию и предложил спастись, чтобы сломать план мести. Предать решил? Сильно вряд ли. По-другому ребус решался.

Я убрала поднос на стул и легла на кровать. Прохладная подушка остудила голову, тело расслабилось, и мысли начали приходить в порядок. Гене ведь тоже на меня плевать. Бил, оскорблял и на дыбу повесил. Он не мог перечеркнуть десять лет службы ради деревенской девки. Значит, о шефе заботился, а не обо мне. Не хотел, чтобы он убил дочь Нелидова. Еще пару лет назад мне многие высокопарные вещи вроде долга, чести и совести казались чушью, но сейчас я тщательно вдумывалась в мотивы охранника.

Он сказал, что Барон все решал по закону. На нем нет трупов. Может, в этом дело?

Убийство – страшная вещь. Дело даже не в уголовном сроке, смертном грехе перед Богом, а в чудовищной разрушительной силе поступка. Убийство уничтожает обоих: и жертву и палача. Если до этого внутри Барона еще оставалось что-то светлое, доброе, уцелевшее после страшных потерь, то убийство его добьет. Он станет таким же монстром, как Нелидов. Не отомстит, а просто спустится до его уровня. Не думаю, что Гена хотел шефу такого финала. Иначе, зачем адвокаты и борьба по закону? Зачем он нес себя через весь этот мрак? Чтобы в конце свалиться в бездну? Это глупо и неправильно.

Гена не смог до него достучаться, ко мне пришел. Дескать, помоги себе сама, если хочешь жить. На самом деле, он хотел, чтобы Барон остался живым. Во всех смыслах. Черт, красиво. Чтоб у меня когда-нибудь появился такой друг.

Даже жаль, что ничего не выйдет. Не умею я соблазнять мужчин. Тем более заставлять их в себя влюбиться. Моя единственная попытка флирта с хозяином дома закончилась катастрофой. Пробовать во второй раз отчаянно не хотелось, но мысль не давала покоя. Смогла же я притвориться покорной, значит, смогу разыграть и другую роль. Гена так хочет, чтобы я наладила отношения с Бароном, так пусть поможет. Это откроет передо мной многие двери, и путь на свободу станет ближе. И черт с ней, с любовью.

Охранник вернулся через несколько минут. Едва открыл дверь, как услышал:

– Я согласна. Давай попробуем.

Гена покосился на камеру, аккуратно притворил за собой дверь и спросил:

– Передумала? С какой радости?

Ага, очень резко и сильно вдруг. Если мне светит смерть в конце тоннеля, то сидеть на попе ровно нельзя.

– Жить хочу, – коротко ответила я.

– Надо же. Кто бы мог подумать, – съязвил охранник, а потом смягчился: – Тогда слушай. Шеф разрешил тебе пользоваться библиотекой. Читать будешь в гостиной под моим присмотром.

– Сервантеса? «Дон Кихот»? – вскинулась я.

– Как хочешь, – мягко улыбнулся Гена.

Кабинет Барон сделал себе классическим. Исполнял детскую мечту, подсмотренную в книгах и старых фильмах. Стеллажи с книгами, тяжелые портьеры, длинный стол с секретными отделениями в ящиках. Все темное, массивное, солидное. За таким столом пишут на пергаменте гусиными перьями письма Его императорскому Величеству, а он разбирал электронную почту.

Накопилось писем за два дня уединения в особняке. Официально он уехал в отпуск, как Нелидов, но, сколько ни предупреждай об этом, по инерции несколько дней почту будут заваливать в рабочем режиме. А он из-за пленницы исчез практически внезапно. Поток не уменьшался. Помощник Алексей робко писал в чат вопросы, перенаправил с разрешения Барона несколько звонков, но в целом справлялся. Еще пару дней перетерпеть и можно вздохнуть свободнее. От работы, конечно, ситуация с Нелидовым расслабиться не давала.

Андрей, как заяц, запутал следы, переехал в загородный дом, пустующий несколько лет, отправил банковскую карту на свое имя, чтобы по ней расплачивались за границей, но всего предусмотреть не мог. Сидел и нервно ждал, когда что-нибудь случится. Знал, что так нельзя. Нужно прекратить. Накаркает. И накаркал. Телефон запищал вызовом. Стандартная мелодия без изысков, чтобы не раздражала, но Барон сейчас как никогда не хотел её слушать. Не к месту было, не вовремя. Ольга звонила.

Упрямая стерва. Сбросишь вызов, она поймет, что абонент рядом с телефоном сидит, и будет набирать, пока не задолбит. Барон два месяца за ней ходил, уламывал, а теперь не мог отвязаться. Десять гудков, пятнадцать, уже терпение трещало по швам. Нет его, ушел, потерялся, в бассейне утонул, не слышит телефон. Куда у этой женщины делась гордость? Трижды предельно ясно дал понять, что отношений больше не будет, а Ольга звонила.

Угомонилась, наконец, заткнулся телефон. А нет, не повезло, смс прислала. Оно торчало уведомлением на экране и притягивало взгляд. Барон плюнул на все и заглянул.

«Милый, я знаю, что ты дома. Еду к тебе. Сюрприз! Везу вино и четыре сыра. Откроешь ворота?»

Последнее слово вспыхнуло перед глазами и отозвалось холодом в животе. Хозяин дома схватил телефон и вызвал Гену.

– Да, шеф.

– Ты где? Камеры смотришь?

– Никак нет, – не слишком бодро отозвался охранник, – в гостиной с пленницей.

– У нас гости, – зарычал Барон, – где Олег?

Тон Гены стал еще тише. Таким обычно сообщали крайне паршивые новости.

– Виноват, шеф. Он отпросился. Мама в больнице с инфарктом, я отпустил.

Холод сменился жаром. Кровь прилила к голове, и галстук начал душить. Будка у ворот пуста, Гена занят ерундой, незваную гостью доблестная охрана тупо прощелкала клювом. И вызвериться не на кого.

– Следи за Натальей, – процедил он сквозь зубы, – я пошел встречать.

О пистолете в ящике стола Барон тоже долго мечтал. Черный блестящий ТТ с рифленой рукояткой и выгравированной звездой. Оружие было волшебной палочкой, призывающей дополнительные силы и железобетонную уверенность в себе. Оно раскрепощало и действовало, как наркотик. Андрей по-бандитски лихо заткнул пистолет за ремень брюк сзади и прикрыл его пиджаком. Выхватить так быстро, как умели профессионалы, не сможет, но против женщины особые навыки не нужны. Если она приехала одна, конечно.

Оглушительный провал всегда неожиданный. Победу нужно долго готовить, а поражение тебе всегда услужливо преподносят. Среди персонала есть крыса? Кто знал, где спрятался шеф и мог слить информацию? Гена? Олег? Водитель со вторым охранником? Барон не мог добиться полной секретности, потому что нуждался в помощниках. Понимал, что чем больше людей знает о похищениии, тем опаснее, но времени не было. Зря сказал Алексею. С личным секретарем все равно общался по телефону, какая ему разница, где шеф? Поздно уже. Ольга у ворот.

Хозяин дома вышел через запасной вход, чтобы не показываться в гостиной. От неприметной двери до ворот вела мощеная булыжником тропинка. Он шел медленнее, чем ехал Мини Купер гостьи, но сплошной забор высотой в три метра позволял ему не слишком торопиться. Летать Ольга не умела, а лезть через забор не позволяли остатки гордости и практическая сметка. Наверняка нарядилась в лучшее платье. Чтобы соблазнить мужчину по-другому не одевались. Жалко будет испортить ненароком пару тысяч евро.

Первой мыслью было выебать Ольгу в будке охраны и выпнуть домой. Поставить на колени перед диваном, задрать платье и трахать, пока она не начнет молить о пощаде. За этим ведь приехала, какой еще может быть сюрприз? Но желание так и не появилось. Обойдется. Ни одна баба не будет диктовать ему условия. Тем более та, которую отверг.

Кнопка открывания ворот дублировалась у охраны. Олег на всех подозрительных гостей долго смотрел в монитор, созванивался с центральным пультом в особняке, если нужно, то задавал вопросы и проверял документы, не вставая со стула. У ворот висели три камеры, слепых зон не было. Оборудование не выключалось круглые сутки, не важно, сидел охранник на месте или нет.

Когда Барон поднялся по лестнице в будку, на мониторе уже красовалась машина Ольги. Хозяйка стояла рядом с пакетом в руках и улыбалась в камеру, как фотомодель. Расфуфырилась, выражаясь словами Гены. Темно-синее платье со стальным отливом в цвет глаз. Идеально отглаженные специальным утюжком волосы, по обыкновению яркий макияж и десять острых, как шипы, ноготков. Хозяйка пиар-агентства со всей тщательностью подавала себя, но Барон уже знал ей цену. Дешевка. Пошлая и навязчивая.

– Мальчик, – пропела она, нажав на кнопку видеозвонка у ворот, – я приехала к Андрею Александровичу. Быстренько доложи ему, не заставляй меня ждать.

Мальчики у неё в офисе сидели, подтягивая на тощих задницах джинсы с заниженной талией. Она командовать здесь собралась?

– Мы не договаривались о встрече, – включил Барон микрофон. – Я занят, уезжай.

Голос она узнала не сразу. Сначала отрихтованное ботоксом и диспортом лицо вытянулось, ярко-накрашенный рот приоткрылся. Кукла Барби выглядела умнее. Что ему в ней приглянулось? С азартом бросился ломать упрямство, забыв разглядеть хоть что-нибудь кроме него. Люди, полностью сделавший свой публичный образ, теряли личность. Выпиливался и выбрасывался каждый сучок на характере, шлифовались зазубрины, закрывались ямы и трещины. Получившийся Буратино был мил, прост и украшен резьбой цитат из мотивирующей литературы лайфкоучей: «Если хочешь что-то сделать – бери и делай». Вот она и рванула в пригород до точки на карте GPS-навигатора. Кто же скинул координаты?

– Андрей это ты? – Ольга сложила красные губы бантиком. – Я нашла Петрюс две тысячи девятого года, представляешь? Последняя бутылка осталась. Давай выпьем.

Пиарщица зашуршала пакетом, доставая вино, а Барон пытался разглядеть за лобовым стеклом Мини Купера засаду. Маленькая машина, игрушечная. Даже одному амбалу вроде Гены спрятаться внутри тяжело. Но стрелку с пистолетом в руках плевать на рост и комплекцию. Любой подойдет. Им могла оказаться Ольга. Дамский револьвер на дне пакета и милая улыбка в комплекте. Повод для мести у неё был. Прямо во дворе стрелять собралась или планировала в гостиную зайти? Удивлена, что нет охраны у ворот? Не похоже. Точно знала, что Барон один?

Выбить бы из неё правду, но вторая пленница в доме – перебор. Пока Гена отвлечется на неё, Наталья может сбежать. А она гораздо важнее пиарщицы. Но просто так отпускать Ольгу глупо. Она сейчас – единственная ниточка к тем, кто его выдал.

– Андрей? – позвала пиарщица, хлопнув наращёнными ресницами, – Ну, я же не каждый день к тебе приезжаю, отложи дела.

– Откуда ты узнала мой адрес?

Он должен был спросить, хоть и знал, что в ответ получит жеманное кокетство, притворяющееся невинностью.

– Птичка на хвосте принесла. Я не выдаю своих источников, ты же знаешь. Но если хочешь, могу намекнуть. После третьего бокала.

Ольга помахала бутылкой в воздухе и улыбнулась. Поторговаться решила? Привезла с собой жирную наживку, и это не Петрюс две тысячи девятого года.

– Хорошо, заходи, – сказал в микрофон Барон и открыл ворота.

Она отпраздновала победу улыбкой и, вернув бутылку в пакет, не спеша зацокала каблуками по тротуарной плитке. Шла осторожно, тонкая шпилька проваливалась в декоративные борозды орнамента, и нога вихлялась в ремешках босоножки. Андрей мысленно пожелал Ольге споткнуться. Желательно грохнуться с высоты собственного роста об камень и разбить бутылку в пакете.

Пить Барону после неудавшегося покушения и операции на сердце нельзя. Врачи запрещали и грозили летальным исходом. Он не был особенно против, но, как призрак, держался за незавершенное дело на земле. Месть Нелидову. Потом жизнь или обретет смысл, или окончательно его потеряет. А пока здоровье нужно в приемлемом состоянии. Чтобы Гена-наседка не волновался, и симптомы не мучили.

Ворота бесшумно катились по направляющим. Походке Ольги не хватало света прожекторов и красной ковровой дорожки. Барон старался удерживать взглядом изображения со всех камер, следил за машиной, подъездами к дому. Чисто пока. Никого нет.

– Милый, ты где? – проворковала Ольга. – Ау!

– В будку поднимайся, – прозвучало из динамиков. – Я тебя жду.

– С зажженными свечами, лепестками роз и шампанским?

Гостья игриво засмеялась, но к крыльцу будки подошла с опаской. «Петрюс» в пакете тихо позвякивал. Там кроме него лежало что-то еще. Сыр в металлические контейнеры не упаковывали, а пластик давал другой звук. Глухой, мягкий и очень тихий. Значит пистолет? Или нож?

Барон достал ТТ из-за пояса брюк и оставил руку за спиной. Есть важное правило – не бери оружие, если не собираешься пускать его в ход. Он стрелял раньше только в тире по неподвижным мишеням. Сосредоточившись, очистив разум и легко дергая курок. Отдача завершала выстрел, специальные наушники превращали его грохот в хлопок. Барон стоял один у рубежа и боролся только с собой. Нервами, дыханием, способностью сосредоточиться. Не представлял даже, что почувствует, когда в прицеле окажется живой человек.

Ольга. Пусть нападет первой, тогда инстинкт самосохранения уберет половину мыслей. Сработает рефлекс, и все будет казаться правильным и логичным. На несколько мгновений, пока не накатит осознание совершенного убийства. Даже защищаясь, даже зная, что иначе убьют тебя, блок стоял. Вдолбленные родителями истины, заповеди, законы – все, во что верил и считал правильным. Пока не высыпал горсть земли на гроб Маркиза, пока не снял черный пакет с лица мертвой Катерины.

Снова Наталью видел вместо Ольги. Связанную, перепуганною и с вопросом: «За что?» в глазах. Она появилась, и желание мстить обрело привкус горечи. Для неё привез в особняк пистолет и положил в ящик стола. Но достал по другому поводу. Перечеркнул часть плана, сломал сценарий. Ольга сломала. Теперь все пойдет по-другому.

Охрана специально не смазывала петли, чтобы дверь скрипела, и задремавший боец успевал открыть глаза. Ольга вздрогнула от резкого звука и замерла на пороге. Белое, как у фарфоровой куклы, лицо, неестественно яркие губы и взгляд в ноги хозяина дома. Барон достал пистолет из-за спины и направил ствол в её сторону.

– Тихо, не дергайся. Отвечай быстро и по делу. Кто знает, что ты здесь?

У гостьи подбородок задрожал. Жемчужные зубы стучали, и в глазах пропал разум.

– А…Андрей, – простонала она и замерла с открытым ртом.

Барон чувствовал отголосок её адреналинового взрыва. Она вспыхнула факелом и, как в приборе ночного видения, превратилась в белое пятно жара с бешено пульсирующим сердцем в груди. Рукоять пистолета ощущалась каждым ребром. Курок же наоборот был бесконечно далеко от пальца. Барон не зарядил пистолет, но глупая блондинка не могла этого увидеть.

– Кто знает, что ты здесь? Говори!

– Никто! – взвизгнула она, хватаясь за косяк двери. – Я одна поехала!

Пакет упал на пол, вывалив из полиэтиленового нутра круглобокий «Петрюс» и металлический штопор с массивными рычагами. Это он звенел.

– Андрей, ты с ума сошел? – закричала Ольга. – Не стреляй! Я все скажу! Не надо! Не стреляй!

– Не буду, – ровно ответил Барон, – если действительно все расскажешь.

– Там не о чем говорить, – запричитала она, трясущимися руками хватаясь за волосы. – Я давно твоего помощника окучивала. Девочек к нему подсылала. Ты его работой так ушатал, что чуть импотентом не сделал, еле расшевелили. А вчера напоили до полусмерти, он твой адрес и разболтал.

Алексей, все-таки. Щенок! Гаденыш мелкий. С руки ел, кредитами в компании пользовался, доверием располагал. На бабу повелся, надо же. На всю премию отдохнул. Работы лишился как минимум. Грамотно у него адрес вытянули. Он ведь не знал, что начальник здесь. Тем более что с пленницей.

– Он только поселок назвал, – призналась Ольга. От облегчения, что говорит и до сих пор жива, истерика прекращалась. Она отпустила волосы и начала теребить кольца. – И направление. Еще километр трассы. Я здесь все утро колесила, пока твои вензеля на воротах не заметила. Узор такой же, что на запонках. И свет в окне. Ты в офисе его даже днем не выключал, я запомнила. Андрей, это все, клянусь. Убери пистолет.

Наблюдательная стерва. Минус ему большой и жирный за свет. Его и ночью включать не стоило. Любое горящее окно в пустом поселке подозрительно.

– На запонках греческий меандр. Не самая примелькавшаяся разновидность, но стандартная. Он же на воротах – чистое совпадение.

Ольга расслабилась. Оставила в покое кольца и впервые огляделась. Сейчас голова включится. Нужно решить, что с ней делать до того, как начнет задавать вопросы.

Убивать не за что. Барон положил пистолет на бедро, но из рук не выпустил. Его адрес знала еще как минимум девчонка, которая выпивала с Алексеем. Она же могла разболтать информацию неограниченному кругу людей. Ольгу нужно отправить домой, а самому искать другое убежище. Максимально быстро и секретно, учитывая, что Гена занят, а доверять помощнику нельзя. Жигули уничтожили. Вторая машина в гараже – желтый Порше девятьсот одиннадцатый. Кабриолет двухдверный. Перевезти в нем Наталью вместе с Геной, самому поместиться за рулем и не попасться на глаза гаишникам проблематично. Мини Купер брать нельзя по той же причине. Его легко опознают.

– А почему ты здесь спрятался? – выдохнула Ольга, окончательно придя в себя. – И от кого? У тебя неприятности, Андрей?

– Да, – не стал сочинять он ничего сложного, – и они станут твоими, если немедленно отсюда не уберешься.

Испуг вернулся к блондинке так же легко, как ушел до этого. Сейчас она сложит вместе пустой дом, пистолет, агрессию хозяина и вообразит разборки в стиле голливудской мафии.

– У тебя пять минут, – отчеканил Барон, – иначе потом ты никуда не уедешь. Останешься со мной, как хотела, но не в спальне, а в сыром подвале. Решай быстро!

Второй раз повторять не пришлось. Ольга бросилась по лестнице вниз, уже не доверяя каблукам и цепляясь за перила. Если бы Барон не открыл ворота, наверное, выломала бы железные створки. Мини Купер взвизгнул шинами и сорвался с места не хуже Порше. Убьет подвеску по ухабам. Асфальт быстро кончится, и начнется гравийка. Как вообще добралась сюда и нигде не застряла?

Андрей жалел, что отпустил её. Все-таки придется отправить Гену вдогонку с инструкцией, как закрыть ей рот. Но лишние трупы сейчас не нужны. Придется менять план на ходу.

Глава 9. Бункер

«Дон Кихот» оказался знатным средневековым стебом с атмосферными черно-белыми иллюстрациями. Издание в библиотеке Барона нашлось современное, но все же шестилетней давности. Я устроилась в обнимку с книгой на кожаном диване и уже дважды доставала из-под себя ноги. Нужно сидеть, как леди. А то на фоне запонок хозяина дома я выглядела колхозницей в платье с чужого плеча.

Книга захватывала. Начиная с истории, как благородный идальго продал часть пахотных земель, чтобы купить рыцарских романов, до первых приключений. Я поняла, что многое в жизни пропустила. Краткий пересказ в специальном издании не передавал и десятой части тонкой иронии, сквозящей в каждой строчке. Образ Санчо Пансы я к Гене еще как-то мысленно притянула, а Дон Кихот был совсем мимо Барона. Тощий идальго с рыцарской чепухой в голове и рослый, холеный олигарх без малейшего представления о моральных рамках.

Но больше всего меня поразила Дульсинея Тобосская. Не знаю, специально ли Гена про неё сказал, или ляпнул вдогонку к сравнению с оруженосцем, однако попал не бровь, а в глаз. Дамой сердца странствующего рыцаря стала обычная девушка из соседней деревни. Как я, да. Дон Кихот выбрал ту, в кого захотел влюбиться и назвал её красивейшей из женщин. «Господин назначил меня любимой женой!» Нет, это из другого места.

Идальго создал идеальный образ, наделил Дульсинею лучшими качествами и всю дорогу постоянно про неё рассказывал. Иногда сам не верил, что дама сердца существует или просто забыл о правде. В сказку нравилось верить гораздо больше. «Рыцарь без любви, что тело без души».

Дульсинею Барона похоронили. Он стал бездушным монстром. И теперь Санчо Панса мечтал, чтобы у него появилась новая. Я за голову схватилась, чувствуя, что сознание снова рассыпается на части. Безумие пахло одеколоном хозяина дома, свистело в ушах ударами ремня. Зря я согласилась, господи! Какой же я была дурой! Разыграть интерес к мужчине просто. На это даже моих скудных навыков обольщения хватало. Но чтобы спастись из особняка я должна вернуть Барону душу. Не больше, не меньше. Гена, ты обалдел такие задачи ставить?

Пока я читала, охранник сидел рядом. Слюнил пальцы и перелистывал «Мастера и Маргариту». Кажется, не одна я прогуливала в школе литературу, а потом вдруг решила наверстать упущенное. Наша идиллия поражала. Солнце из окна прогревало дорогой паркет, кондиционер мерно гонял воздух, Гена принес две кружки чая с конфетами, и я чувствовала себя на каникулах у богатого дедушки. Заняться чем-то нужно, но ничего кроме книг не нашлось. Приходилось соответствовать. Жаль, что недолго.

Свет моргнул, уют пропал, безмятежность испарилась от единственного звонка Барона. Я видела, как Гена не глядя отложил книгу. Подобрался и распрямил плечи. Лицо стало маской робота, грубо сложенной из обрезков листового железа. А голос изменился так, будто у охранника появились погоны на плечах:

– Да, шеф. Никак нет. Виноват, шеф. Будет сделано.

Его шепот резал по ушам сильнее звука выстрелов. Так получают крайне неприятные приказы из тех, что лучше никогда не слышать. Дон Кихот не дождался новую Дульсинею? Меня приказали застрелить прямо сейчас?

Мамочки, ну куда я лезу? Лучше не знать. Пусть убьет молча и без предварительной подготовки. У меня нервы сдадут смотреть на ствол пистолета и ждать выстрел. И так половина храбрости растерялась. Живым покойником хожу.

– Гена, да что там?

– Тише, – он медленно и спокойно приложил палец к губам. – Слушай.

Проклятье, что? Запах ветра? Цвет дождя? Перестук пылинок в лучах солнца? Он издевался надо мной! Барон обещал делиться информацией, но в первый же кипеш оставил в неведении. Штурм будет? Грохот вращающихся винтов вертолета я должна услышать? Сейчас СОБР на канатах спустится и всех мордой в пол положит!

Я прикусила язык и заерзала на диване. «Дон Кихот», прошелестев обложкой по обивке, рухнул на пол. Так оглушительно, что я вздрогнула, а Гена взвился:

– Сиди спокойно! Не до нас сейчас.

Успокоил, ага. Мастерски. Значит, что-то случилось у Барона, а мы ждать должны и не высовываться. К окну, что ли, рвануть? Помаячить в нем, вдруг заметят и спасут? Я привстала на диване, но Гена немедленно показал кулак. Взглядом к месту пригвоздил, запыхтел зло. Черт, ладно, поняла, сижу.

Минуты тянулись, я чесаться начала от нервов. Вслушивалась в тишину до помутнения в голове. Ничего не происходило. Или случалось слишком далеко от гостиной. Огромный дом: три этажа, два крыла, подвал и гигантская территория внутри забора. Разговоры точно мимо. Так напряженно Гена мог ждать только выстрелов.

От звонка телефона я чуть не подпрыгнула.

– Да, шеф?

Гена закрыл ладонью динамик с внешней стороны корпуса. Некоторые смартфоны так орали, будто на громкую связь их поставили. Каждое слово различить можно, но Барона я не слышала. Только охранник мрачнел. Я все варианты перебрала, ничего нового не могла придумать, поэтому просто сидела и теребила белый манжет платья. Жаль, кольцо сняла перед поездкой в столицу. Оно нервы успокаивало, если его покручивать на пальце и катать по фаланге.

– Понял, сделаю, – убийственно коротко ответил Гена и спрятал телефон в карман. – Наталья, книгу убирай. Под подушку можно. Да засунь её туда! Со мной пойдешь.

У меня ноги стали ватными, и колени задрожали. Уже сомнений не осталось, что гости пришли в особняк, и Барон приказ экстренно меня перепрятать. Убить Гена и в гостиной мог. Хотя в подвале удобнее. Но если глушитель на пистолет навертеть, то и здесь можно. Мамочки, куда же крыша едет?

Мы дошли до лестницы на чердак, но свернули вниз. В подвал. Мои опасения подтвердились, озноб пробрал до костей, и уши заложило. Убивать повели. Прямо сейчас без приговора и пафосных речей. Выстрелом в затылок или ударом ножа в сердце. Нелидов не признал дочь, отказался от выкупа, и Барон решил замести следы. Убрать меня, как мусор.

Нога неловко подвернулась на первой ступени. Я пыталась рвануть назад, но ухнула вниз, скользя мокрыми ладонями по перилам. Тело прострелило судорогой, я панически хваталась за воздух широко расставленными руками. Уже сжалась в комок, предвкушая удар, но Гена поймал в охапку. Легко, будто перышко.

– Чтоб тебя! Шею сломаешь!

– Гена? – раздался глухой голос Барона из подвала, а мне показалось, из черной бездны. – Веди её сюда. Быстрее!

Отвечать охранник не стал. Прижал меня крепче и понес на руках. Я зажмурилась, пытаясь не скулить от ужаса. Вспоминалось, как приговоренные молча шли за палачом на эшафот. Без веревок на руках и посреди толпы народа на площади. Тысячу раз могли сбежать, но они просто шли. С той же обреченность переставляли ногами, с какой Гена нес меня в подвал.

– Все нормально, слышишь? – шептал он над ухом, тяжело отдуваясь на каждом шагу. – Будь умницей, не дергайся, а то испортишь все. С шефом тебя оставлю, а сам уеду. Приказа что-то сделать с тобой не было. Просто посидишь в другом месте.

Он замолк на середине второго пролета лестницы. Лампочки здесь горели ярче, чем дневной свет в доме. Стены казались стерильно-белыми, больничными. Вместо бордюра под потолком тянулись широченные кабель-каналы. Технический этаж? Подсобка? Каптерка?

– Отпусти её, – холодно приказал Барон. – Или боишься, что сбежит?

– Нет, она поумнела, – расхваливал меня Гена, аккуратно, как фарфоровую куклу, ставя ногами на пол. – На всякий случай вот.

Он вытащил из-за спины блестящие браслеты наручников и отдал их хозяину дома. Тот снова оделся в деловой костюм, будто на совещание. Жить не мог без галстука на шее? Скарфинг практиковал? Часто душил себя во время секса, чтобы оргазм был ярче?

Бред какой, боже. Тело меня не слушалось, зубы все еще дрожали, и отчаянно хотелось язвить. Сейчас меня затолкают в обещанный давным-давно подвал и прикуют наручниками к батарее.

– Думаю, не пригодятся. Справлюсь, если что, – хмуро пробормотал Барон и Гена, наконец, отпустил моё плечо. – Свободен. Время, время, она уедет.

– Бегу шеф, – отозвался амбал и ушел. Бросил меня одну в клетке с тигром. Я оперлась рукой о шершавую стену и замерла, уставившись на Барона.

Он побледнел и осунулся. Под глазами темнели круги, нос заострился. Не спал ночью. Совесть грызла? Правильно делала. Чтоб она ему печень клевала, как орел Прометею!

– Планы изменились, – сухо сказал хозяин дома, – Ты вела себя хорошо, наказания не заслужила, но мы идем в подвал. Вместе. Я решил, что оставаться в доме опасно. Под твоими ногами на глубине четырех метров есть бункер. Вроде как бомбоубежище, но, на самом деле, комфортабельная трехкомнатная квартира. С этого момента результат теста ДНК и выкуп от твоего отца мы будем ждать там.

Фееричная новость. Я открыла рот и замычала, вовремя вспомнив запрет на разговоры. Испугался Барон и решил закопать ценный груз поглубже. Целый бункер, мамочки. Зачем он ему под домом? Специально для меня построить ни за что бы не успели. Сначала тут бункер появился, а потом сверху особняк. Моду на комфортабельные укрытия ценой в несколько миллионов долларов ввели американцы во времена Карибского кризиса. Ядерной войны боялись. Неужели Барон тоже? Господи, вот это паранойя!

Видать серьезные гости приезжали, если до бункера дошло. Он даже бомбежку выдержит, не то, что обычный штурм силовиков со взрывами гранат и стрельбой из автоматов. Похититель к полномасштабному военному вторжению готовится? У Нелидова армия есть?

А почему бы и нет. Платные наемники вроде тех, кто участвует в вооруженных конфликтах во всех горячих точках планеты. Стоят они дорого, но удовольствие раскатать заклятого врага тонким слоем по полу его же дома – бесценно. Вот только я рядом буду. Для этого меня, видимо, в бункер и тащат. Как живой щит. Черт, круто я попала. Мало мне статуса агнца на закланье, теперь еще и это. Воистину, чем дальше в лес, тем злее партизаны!

– Спускайся, – приказал Барон, открыв люк в полу. Рядом лежал аккуратно вырезанный фрагмент линолеума. Наверное, он маскировал вход в бункер. Круглая шахта была чуть шире, чем плечи Гены. Ему немного растолстеть, и застрял бы там, как Винни-Пух в кроличьей норе. Может, поэтому его не пустили внутрь? Барон тоже крупный мужчина, но до охранника ему далеко, а для меня лаз в самый раз. Только спускаться категорически не хотелось.

Я радовалась комнате с окном, пусть и на высоте третьего этажа. Днем светило солнце, ночью можно было любоваться на звезды, и мечты сбежать казались намного реальнее. Как я выберусь с глубины в четыре метра? Никак. Барон закроет люк, придавит крышку сверху поддоном кирпичей, и мышеловка захлопнется навсегда. У меня нет двадцати лет, как у героя «побега из Шоушенка», чтобы вырыть тоннель на свободу маленьким молоточком для декоративных камней. Я, в конце концов, с ума там сойду за две недели. А если Барон не шутил на счет «мы будем ждать», то гораздо раньше.

На другого цербера я рассчитывала. С Геной общий язык нашла, немного подружиться успела, и все полетело к черту. Барон с его провокациями забьет меня до смерти за пятое или шестое криво сказанное слово. Или изнасилует, когда скучно станет просто так сидеть. Не знаю, что пугало больше. Стать куском окровавленного мяса от побоев или резиновой куклой для утех извращенца.

Мне упорно казалось, что одного раза ему будет недостаточно. С такой силой и яростью, что я видела в комнате на чердаке, он, если дорвется до моего тела, быстро не успокоится. Надо ведь сделать Нелидову как можно больнее. Растерзать его дочь, чтобы ничего от неё не осталось. Интересно, я истеку кровью от разрывов промежности? Большой у Барона член?

«Не пойду, – вдруг мысленно сказала я, посчитав удары, причитающиеся за слова. Два. – Останусь здесь. – Четыре. – Мой охранник Гена. Я буду с ним». Десять. Еще десять отметин на спине, что-нибудь отбитое внутри и никакого результата. Барон схватит меня за волосы и просто сбросит в люк. Я ничего не добьюсь демаршем. Гена прав, я, наверное, поумнела. Не бывает безвыходных ситуаций. Даже закупоренный бункер – не конец света. У меня теперь один охранник и пустой дом сверху. Если забыть о панике и хорошенько подумать, то шансов сбежать стало больше. План прежний: налаживаем отношения и стараемся втереться в доверие. Самое простое – дождаться, пока Барон уснет, выйти из бункера и закрыть его там.

А что до изнасилования – ну, не интересую я хозяина дома, как женщина. Будь иначе, давно бы отыгрался на мне. Тысячу возможностей упустил и не горел сожалением. Дышать мне нужно глубже и сосредоточиться на побеге.

Я успела склониться к люку до того, как Барон повторил приказ. Подзависла в раздумьях, испытала его терпение, но в итоге подчинилась. Он промолчал. Ладно.

Признаться, лестницу для элитного бункера я ожидала солиднее. А здесь нарезали арматуру на куски, сварили между собой и вуаля. Спускаться по ней то еще удовольствие. Подошва у балеток тонкая, каждый прут чувствовался под тяжестью моего веса. Лампочки тянулись гирляндой от крышки люка до самого дна. Я хорошо видела вторую дверь, за освещение спасибо, но почему никто не подумал про отопление? Под землей холодно, я фактически спускалась в погреб. Хранить продукты самое оно, но жить невозможно.

– Дверь открыта, – сказал сверху Барон, – спустишься, потяни её на себя. Постарайся двигаться быстрее, иначе окоченеешь. Бункер еще не прогрелся до конца, но внутри должно быть терпимо.

Я уже замерзла, как цуцик. Пальцы к металлическим прутьям не прилипали, пар изо рта не шел, но кожа покрылась пупырышками, и заметно колотило. Градусов десять, наверное. Черт, я не умею вот так определять температуру! Пахло бетоном. Тяжелым духом сырого цемента, обитающим во всех помещениях без отделки. В подвалах, овощехранилищах, где вдобавок воняло землей и гнилью, остовах недостроенных домов.

К последним ступеням клаустрофобия разгулялась. Казалось, бетонная труба сужалась и грозила раздавить, как пресс. Пальцы плохо гнулись, прутья больно врезались в подошву, от холода зубы стучали. Когда я, наконец, схватилась за ручку внутренней двери, атмосфера апокалипсиса, ядерной зимы и четырех метров радиоактивной почвы над головой, была полной. Десять балов создателям бункера. Хоть завтра кино в нем снимай.

– Добро пожаловать, – издевательски прокомментировал сверху Барон.

Из бункера дохнуло теплом, как из сеней дома зимой. Воздух поменял вкус, очистился, и в горле больше не першило. Я попала в отсек с круглым потолком, радиатором отопления у стены и еще одной дверью. Она выглядела самой внушительной. Будто вход в хранилище банка. Пара сотен килограммов прочного металла и широкая панель кодового замка. Нужную комбинацию цифр знал только Барон, разумеется. Отгрохав такой бункер, не станешь раздавать ключи от него всем подряд. Засада номер раз. Хорошо, я запомнила, идем дальше.

Сверху спускался хозяин дома, стуча подошвами ботинок по прутьям ступеней. Лестница гнулась, охала и стонала металлическим голосом. Я наугад крутанула ручку-штурвал на двери, и она подалась вперед. Черт, тоже открыто! Как Барон вводит код, я сейчас не увижу. Жаль.

– Входи, – поторопил он, помогая крутить штурвал.

Призраком возник, я опомниться не успела. Коснулся теплом тела замерзшей спины, и меня словно обожгло. Нужно что-то делать с острыми реакциями, так никакого спектакля не выйдет. Хоть сиди рядом с ним и привыкай.

Дверь плавно отъехала к стене, и я увидела продолжение комнаты. Весь бункер – длинная труба, размером с вагон, зарытая в землю. Буквально. Без долгих мук со строительством, планировкой и лишними слоями бетона. Причем труба гофрированная. На выпуклых стенах отчетливо виднелся рисунок ребер металла. Перегородок внутри не сделали. Просто поставили мебель и условно поделили помещение на сектора занавесками.

В прихожей все было занято полками с припасами. На коробках стояла маркировка и короткая пометка от руки: «консервы, гигиена, медикаменты». Дальше кухня с раковиной, шкафчиками, микроволновкой, узким столом и одним стулом. Все лаконично и по-спартански просто. Как в бедной хрущевке. Места роно столько, чтобы сесть за стол. Когда поешь, можно, не вставая со стула, повернуться к раковине и помыть посуду. Да уж, да уж.

– Судя по кислому выражению лица, ты ожидала что-то другое, – усмехнулся Барон. – Извини, на президентский бункер я тратиться не стал. Даже этот – всего лишь дань просьбе друзей. Когда мы боялись за свои жизни и не знали, каким будет покушение. Снайпер на крыше, бомба под машиной, заминированная дверь дома. Не угадали даже близко. Друзьям их бункеры уже не нужны и я про свой почти забыл. Вспомнил.

Барон встал вполоборота и долго тянул на себя массивную дверь, чтобы закрыться. Не выпускал меня из вида, принципиально не поворачивался спиной. Будто притащил вместе с собой в убежище самую большую опасность. Верно говорили, что похитители боялись заложников даже больше, чем они их. Кроме бытового Ада в тесном бункере меня ждали долгие часы настоящей войны с очень умным и жестоким соперником.

– Апартаменты рассчитаны на одного человека, – продолжил он, разобравшись с дверью, – максимум позволят выжить двоим. Гене места уже не хватит, поэтому он будет моими глазами, ушами и активными действиями на поверхности. Конкретно сейчас он увозит манекен в моей одежде мимо постов ГАИ за рулем самого яркого из моих автомобилей. Желтого Порше. Настолько приметного, что возращение в столицу человека, известного тебе, как Барон, не должно остаться незамеченным.

Он спокойно прошел мимо меня и сел на узкий диван в следующей комнате. Обтянутая кожей конструкция из спинки и сидения не выглядела удобной. Спать там совсем непросто. Я пропускала мимо ушей шпионские страсти и с ужасом осознавала смысл выражения «на одного человека». Кровать тут единственная. Как делить будем?

– Та блондинка, что устроила мне проблемы, поможет их решить, – будто сам с собой разговаривал Барон. – Переедет в мою квартиру, будет слушать громкую музыку, заказывать пиццу и роллы. Спектакли играть умеет, с ролью любовницы для загула справится, а Гена проконтролирует. Видишь ли, Наталья, тайну моего местонахождения слили. Бездарно, в общем-то. Без особой выгоды и с тяжелыми последствиями, но суть в другом. Я вынужден прятаться здесь вместе с тобой. Я больше не свободен, чрезвычайно уязвим и очень зол. Оцени иронию: вместо палача и жертвы – два пленника. Ты рада?

– Безумно.

Ага, легким движением руки брюки превращаются… превращаются брюки…

– Я тоже рад, – кивнул Барон и наклонился вперед.

Простое движение, словно жест фокусника, сотворило магию. Он весь подобрался, как хищник перед прыжком. Вместо вальяжного и самоуверенного олигарха на меня смотрел загнанный охотниками в пещеру зверь. За спиной сплошная стена из земли и камней, бежать больше некуда. Он повернулся к ним оскаленной мордой и выбирал, на кого напасть.

– Я могу не спать сутки и сторожить тебя. Следить, чтобы не пырнула кухонным ножом, не огрела по затылку бутылкой и не сожгла заживо. Двое суток, если постараться, но потом упаду. Вариантов убийства станет еще больше. Ты ведь мечтаешь задушить меня во сне подушкой, правда?

Он смотрел так, что я голову не могла поднять. Давил харизмой и силой характера. Я чувствовала тяжесть бетонной плиты на плечах. Всю нашу солидную разницу в возрасте, положении, прожитых годах. Девочка, дерущаяся за обед в столовой, шагнувшая в столицу, как в пропасть, и тот, кто окопался в бункере под собственным домом, спасаясь от страшного врага. Я не собиралась уступать и признавать поражение. Я знала, что правда навредит, но не могла ответить по-другому:

– Да. Мечтаю.

Барон улыбнулся. Я видела, как дрогнули его губы, и лицо снова превратилось в маску. Он отклонился назад, расслабив руки. Мне показалось, что выдохнул и успокоился. Я угадала с ответом. Именно его ждал.

– Мне негде тебя запереть. Здесь даже туалет не закрывается, да и мне он нужен. В хранилище продуктов слишком холодно, в помещениях с оборудованием тоже. Ты не выдержишь там и нескольких часов. Поэтому мы с тобой все будем делать одновременно. Есть, принимать душ, сидеть на диване перед телевизором и главное спать. Ты будешь пить снотворное по одной таблетке вечером. По две, если понадобится. Медикамент исключит притворство и неожиданное пробуждение ночью. До первой дозы девять часов. Располагайся.

Совместный душ напугал сильнее общей кровати. Он ведь пошутил, да? Он не собирался всерьез лезть со мной под воду и тереть спину мочалкой? Я не хотела видеть его голым! Я не хотела, чтобы он ко мне прикасался! Глубоким вдохом подавила порыв высказаться и застонала. Идиотское правило о молчании, рабское положение и ужасная ситуация. Еще и снотворным себе здоровье портить. В туалет по большой и малой нужде тоже вместе ходить будем? Он не подумал об этом?

– От гримас бывают ранние морщины, – поддел Барон, – косметологи тебя полюбят сразу и навсегда.

Я уже язык прикусывала, чтобы не ответить. Сдалась и зажала зубами фалангу большого пальца. Он сам не выдержит такого режима. Сбежит из бункера и оставит меня в покое.

– По расписанию обед, – продолжал измываться Барон, – в меню четыре сыра, мед и виноград. Можешь стоять у дверей бункера, но отдельно я тебе есть не позволю. Или сейчас или терпи до вечера.

Нет, не оставит. Будет клевать, пока не дождется ответной реакции. Простого диалога или выпада в его сторону, чтобы со спокойной совестью приковать меня наручниками к батарее. Так сильно руки чешутся кого-нибудь наказать? Понимаю. На хвост наступили, в бункер загнали, строптивую девицу навязали. Нет, девицу он сам украл. Мог отпустить домой, но предпочитал бил и мучить. А вот пообедаю с ним, что тогда делать будет?

Я демонстративно дошла до отсека с кухней и села на единственный стул. Барон хмыкнул, но во второй раз улыбаться не стал.

Спинка дивана не примыкала плотно к округлой стене, за ней оставался карман. Оттуда хозяин бункера достал звенящий чем-то стеклянным пакет и понес к столу.

Вино! Мать его полная бутылка с бледной этикеткой и ярко-красными буквами.

– Петрюс, – прочел название Барон, – Помроль АОС две тысячи девятого года. Будешь?

Черт, он подготовился, что ли? В мешке Санта Клауса диковинные подарки, чтобы вывести непослушную девочку из себя? Спорю на сотку, там сигареты и презервативы! Последние с каким-нибудь клубничным вкусом. Ну, потехи ради.

– Нет, не буду.

– Вода здесь мерзкая, – повел бровью Барон, – бункер отключен от центрального водоснабжения. Вода набрана в огромную емкость и хранится три года. Мыться можно, но пить не советую.

Так чайник есть и что-нибудь ядреное вроде кофе, чтобы уменьшить, а потом отбить неприятный вкус. В деревнях из некоторых колодцев такая бурда коричневая идет, что нюхать неприятно. Терпят как-то хозяева. Не сдохли.

– Напиться боишься? Тебе все равно спать ночью. Нет разницы от таблетки или алкоголя. Тетя не разрешает в восемнадцать лет пить с малознакомыми мужчинами? Здесь нет твоей тети. Итак?

Чего он добивается? Хочет посмотреть на меня пьяную? Зачем? Ясно. «Под мухой» язык развязывается и мелет ерунду. Для меня принципиально, что вообще шевелится.

– Я могу заставить, и будет больно, – пригрозил Барон.

Ну, наконец-то! А то я уже испугалась, что беседа слишком интеллигентная. Сволочь он все-таки. Игрушку себе завел и развлекается. Правильно, чем еще в пустом бункере заниматься? Не телевизор же смотреть. Сам-то пить будет? Руки распускать начнет? Черт, запретить ему опустошить бутылку я не могу. Напьется, если захочет. Проклятье, я вообще ничего не контролирую! Даже собой распоряжаться не могу, о каком побеге речь?

Ладно. Я совершаю глупость, но иного выхода нет. Чтоб он подавился этим вином, урод!

– Да. Буду.

Глава 10. Опасное соседство

Маркизу пришла в голову идея с бункерами. Друзья смеялись над ним. В разгар цветущей паранойи подкалывали песенкой «Все хорошо, прекрасная маркиза». Сын дипломатов Герцог пел её в оригинале по-французски, остальные подвывали стаей облезлых кошек. Все теперь под землей. И он тоже. «Ни одного печального сюрприза, за исключеньем пустяка».

В ушах шипела помехами старая запись с Утесовым, каруселью кружились лица друзей. Легкомысленная песенка зациклилась на припеве, и Барон едва чувствовал холод стеклянной бутылки в руке. Дрянной из него сегодня охранник для Натальи. С пленницы глаз нельзя спускать, а он, если не уснет на посту, то проглотят воспоминания.

В проклятом бункере на каждом шагу слышался звонкий смех Графа. Он приезжал сюда за два дня до того, как попасть в больницу. Сидели и пили всю ночь. Граф душу изливал, будто чувствовал, что больше не поговорят. Виноватым себя чувствовал. «Я развязал войну с Нелидовым. Я вас всех втянул, расхлебываем теперь».

Не правда, все отличились. Граф случайно Нелидову на хвост наступил. Увел из-под носа участок земли. Уже технику нагнал, котлован вырыл, дольщикам квартиры продал, а Нелидов результат аукциона через суд аннулировал. Граф почти все, что вложил, в итоге потерял. Обидно ему стало. Маркиз и предложил наказать. Схему придумал на загляденье. Герцог связями помог, а Барон деньгами. Получилось ведь. Каждый выгоду получил, не было потом невинных жертв.

Святыми не стали, в раю никто их не ждал. Барон не ходил на могилы друзей после похорон, но иногда видел призраки в особняке, в офисе, под землей в бункере. Граф сидел за этим столом. Сквозь его тень угадывался злой взгляд Натальи.

Напоить её нужно. Желательно до беспамятства. Чтобы, как в лодке, качалась на волнах и не могла думать о побеге. Да, правильно, так спокойнее. И лучше. Если получится, конечно. Интересно, Ольга насыпала в вино отраву?

Красная фольга на горлышке заводская, проколов на пробке нет. Барон очень хорошо знал вкус Петрюса, что-то постороннее сразу бы почувствовал. Нет, такая глупость директору пиар-агентства в голову бы не пришла. Барон видел, как Ольга его боялась, а всего лишь пистолетом у неё перед носом покрутил. В бункер его с собой тоже взял. Теперь придется думать, куда спрятать оружие от Натальи так, чтобы самому потом найти. Если бойцы Нелидова явятся вскрывать убежище, он всех с собой заберет.

– Достань бокалы, пожалуйста, – попросил он девушку, – они в шкафчике прямо над тобой.

Просьбы она выполняла охотнее, чем приказы. Барон видел все её долгие паузы перед «да» или «нет». Сверлила взглядом, раскладывала на молекулы, и все время пыталась попробовать на зуб. Нельзя позволять войти во вкус. Он теперь такой же пленник, но по-прежнему главный в доме. Наталья не стала послушной. Просто иногда решала, что подчиниться сейчас лучше.

Опасное открытие. Лишающее покоя и сна. Пленницу нужно было доломать, но Барону на свою беду так нравилось больше. Она, как горчинка в Петрюсе, разжигала аппетит. Без её упрямого взгляда, вытянутой спины, и выдоха сквозь сжатые зубы, он бы скис в бункере, не продержавшись и дня. Интересно, как её изменит алкоголь? Разгладиться ли складка на переносице, появится ли улыбка на губах? Пусть пьяная, безотчетная, но сейчас Барон согласен даже на такую.

Иначе призраки друзей утянут за собой в бездну.

Штопор вытянул пробку из бутылки с характерных хлопком. Аромат вина выплеснулся в бункер, словно джин вышел из бутылки. Наталья принюхалась и подалась вперед.

– Французское Мерло и Каберне Фран, – сказал Барон, поднося горлышко бутылки к бокалу, – названия сортов винограда тебя вряд ли о чем-то говорят, но можешь поверить на слово, вино достойное.

Наталья скептически сморщилась, и это почему-то развеселило. Энергетика неуловимо менялась. Вместо гнева появилось любопытство. Призраки недовольно разошлись по углам. Барон собирался сделать то, чего избегал два дня. Отвлечься от проблем мыслями о красивой девушке.

Вино в бокале, сыр на тарелке и её хрупкая фигура в черном платье. Под ним должно быть кружевное белье. Такое же нежное и приятное на ощупь, как её кожа. Барон коснулся кромки бокала губами и сделал глоток. Совсем маленький, чтобы узнать посторонний привкус, если он там все-таки будет.

Сомелье долго бы описывал оттенки, тоны и послевкусие, а он просто узнал Петрюс. Настолько привычный, что сомнений в чистоте не возникало. Ольга приезжала налаживать отношения, а не мстить. Хотя во второе верилось быстрее.

Послевкусие еще не угасло, а Барон уже наполнил оба бокала почти до краев и поставил один перед Натальей.

Напиваться в мои планы не входило. Я радовалась, что не знаю цену бутылки, иначе завышенные ожидания испортили бы вообще все впечатление. Выпила и не поняла, что в нем особенного? Обычное красное вино, цвет разве что странный. Сливовый. Зато в голову ударило сразу и на все деньги.

Мурашки по спине пробежали, туман в голове нарисовался, и ноги стали ватными. Я надеялась, что от нервов все прогорит, хмель толком не возьмет, но ошиблась. Расслабилась так, что почти растеклась. А, черт! Один бокал! Большой, правда. Корыто, а не бокал.

– Вижу, тебе хорошо, – усмехнулся Барон, – еще вина?

Я решительно накрыла бокал ладонью и подтянула к себе. Разговаривать нельзя, зато на пантомиму у меня появилось подходящее настроение. Пальцем показала на бутылку, а потом на полный стакан хозяина дома. Пусть сам пьет, не халтурит.

Он гримасничал, облизнув верхнюю губу и покусывая нижнюю. Нет, так дело не пойдет! Назвался пленником, должен калдырить вместе со мной. Я толкнула к нему бокал, чуть не расплескав, и он с улыбкой, наконец-то, за него взялся.

– Я пью, не волнуйся. Честно, но медленно.

Под хмелем моё фырканье оказалось громче, чем хотелось. Меня еще не шатало в пространстве, но от второго полного бокала обязательно начнет. И тогда трезвый Барон вдоволь надо мной похихикает. Вон уже глаза заблестели. Вальяжный стал, как сытый кот. Следил за мной и облизывался. Нет уж, пусть пьет нормально, я тоже могу быть настойчивой. Мужик он или нет?

Я наклонилась к нему через стол, но не дотянулась. Пришлось встать и в два шага оказаться рядом. Не понятно, какие черти баламутили мне кровь, но вместо всех мыслимых и немыслимых угроз волновала всего одна. Если он будет трезвее меня, то сто процентов потащит в кровать. А там и насиловать не придется, я просто не смогу сопротивляться. Нужно заставить его пить. Хоть как. Бутылка всего одна, её желательно поделить в меньшую для меня сторону. Даже если сию минуту это дорого обойдется, потом поможет избежать беды страшнее.

«А я говорю, пей», – звучало в голове голосом кота Матроскина, и я решительно взяла хозяина дома за локоть, заставляя поднять бокал выше. Неловкое получилось движение, резкое. На полпути я вспомнила, что сидя в одной клетке с тигром только что подошла непозволительно близко. Поздно было. Он глотнул вина, убрал локоть из моего захвата, и через мгновение уже держал свободной рукой, крепко прижимая к себе. Инстинкт еще работал правильно, я попыталась вырваться, но от следующего рывка упала ему на грудь. Вино пролилось на стол, в нос ударил запах парфюма. И тихий до дрожи и слабости во всем теле голос прошептал:

– Попалась? Ну-ну, легче, оставь в покое мой бокал и вернись на место. Тяжело без слов общаться, да? Обещаю, если выпьешь второй бокал, я разрешу тебе говорить. Только сейчас, пока мы за столом. Согласна?

Я билась пойманной птицей в клетке его рук. Крылья целые, но улететь невозможно. В безмолвной борьбе только наша одежда шуршала и поскрипывала кожаная обивка мебели. Стул один, не хватило мужчине места. Сел на диван и меня тянул на колени. От вина не так жарко, как от близости его тела.

Поздно догадалась, что проще разбить бутылку, а хмель не дал сделать это быстро. Барон заметил движение и дернулся назад, падая вместе со мной на диван. Я охнуть не успела, как оказалась под ним, снова чувствуя вес мужского тела, задыхаясь навязчивым запахом парфюма.

– Легче, я сказал! – рявкнул Барон, удерживая мои руки. – Разбить Петрюс – кощунство. Не святотатствуй в моем бункере.

Да пошел он! Вместе с бункером и вином. Я вырывалась, пока хватало сил, но потом обмякла, жадно глотая воздух. Слабость стала катастрофической. Я не могла и уже не хотела шевелиться. Не понадобился второй бокал. Барон коленями раздвинул мои ноги и заставил обнять. Я чувствовала, как сильно завелся. Кричать бесполезно, из-под земли никто не услышит. Знала ведь, что так будет с самого начала. Даже странно, что похититель долго терпел.

– Все, ты меня достала, – шипел он. – Грубости хочешь? Специально провоцируешь?

– Я хотел по-хорошему. Развязал, в бункер привел, хотя мог запереть в обычном подвале. Нелидовы только силу понимают?

– Я – Семенова! – слова посыпались градом и уже плевать на наказание. – Отца никогда не знала, вашу аристократическую шайку в глаза не видела! Ты меня третий день избиваешь и мучаешь. За что? Просто так?

Риторический был вопрос, но он впервые если не достучался, то хотя бы коснулся сознания Барона. Хозяин бункера не выпустил меня из рук, но держал уже не так крепко. На порку я себе наговорила, буду продолжать. Душу отведу перед тем, как изнасилует и забьет до смерти.

– Я хочу сбежать и убить тебя хочу. Ты чего-то другого ждал? Думал, напугаешь, я заткнусь и буду трястись от страха две недели? Не вышло. У тебя, я смотрю, многое не получается. Может, потому что уродам не должно везти?

– Уродам всегда везет, – неожиданно ровно ответил он. – Я потому сейчас один, что слишком долго в ублюдка не хотел превращаться.

– А на мне терпение лопнуло? Или раньше на Катерине?

Барон поднялся надо мной еще выше. Встал на колени и, наконец, отпустил руки. Во взгляде не больше разума, чем в тот день, когда меня бил. Черные совсем глаза, и лицо свело судорогой.

– Гена рассказал, черти за язык дернули. Что еще знаешь? Шайка, говоришь, аристократическая?

– Князья всякие…

– Не было князя. Граф, Маркиз, Герцог… и Барон, – тихо закончил он и отсел от меня.

Ладонью стирал гримасу с лица, но она возвращалась. Клинило его, как психа, замороченного на одной идее. Я уже ничего не боялась. Перед тем, как сосчитает удары и возьмется за ремень, еще успею пару фраз сказать.

– Мне жаль, что они умерли. Ужасно терять близких. Но от еще одного трупа легче не станет. Ты хотел сделать Нелидову больно? Почему киллера не нанял? Офис не сжег? Война не закончится, пока кто-то из вас не остановится. Пусть не ты, пусть это будет Нелидов. Испугается за жизнь дочери, заплатит выкуп, и друзья улыбнутся с небес. Таков был план?

Барон молчал. Я почти физически чувствовала, как тает время. Столько уже сказала и еще собиралась. Падая в бездну, не думаешь, какой бред несешь. Насколько адекватно выглядишь, и придут ли последствия. Просто говоришь все, что приходит в голову.

– Я помогу тебе. Для начала сяду ровно и откажусь от мысли сбежать. А потом все, что хочешь. Любой спектакль. Буду звонить Нелидову и плакать в трубку: «Папочка, родненький, мне так страшно». Плевать на него. Он бросил нас с матерью и восемнадцать лет не появлялся. Да я счастлива буду денег у него урвать и не видеть больше никогда. Ты мог сразу сделку предложить, а не вешать на дыбу, я бы согласилась. И сейчас не поздно.

Воздуха не осталось, я забывала дышать в паузах между словами. Барон ушел в себя, и, казалось, не слышал меня совсем. Казалось.

– Знаешь, почему тебе нельзя говорить? – облокотился он на диван, повернувшись ко мне. – Чтобы я вот таких предложений не слышал. Дочь торгаша. Семя Нелидовское…

Его голос набирал обороты, звенел и эхом отражался от металлических стен бункера. Я поднялась на локтях и полезла к мучителю на руки. Бросилась на шею, будто бы обнять, но схватила бокал со стола. Барон держал слово и обещаниями впустую не разбрасывался. Еще ни разу при мне не было иначе. Я жадно глотала вино из второго бокала, пока не увидела дно с хрустальной ножкой.

– Все. Я выпила, – язык еще не заплетался, но алкоголь переварится и попадет в кровь быстро, – говорить теперь можно.

Барон окаменел от напряжения. Я цеплялась за его плечи и боялась заглянуть в глаза. Голову повело от хмеля, вино в желудке колом встало. Не тошнило, как от водки, но ощущения были не самые приятные. На языке катался горький привкус. Хотелось сплюнуть или вытереть рот о рукав платья. Я прижалась к Барону сильнее и услышала:

– Ты выпила после того, как заговорила. Пятьдесят ударов останутся за мной. Ты сказала больше слов, но я перестал считать.

Сволочь! Господи, с кем я пыталась договориться? Еще сама радовалась, что обещания выполняет. Угрозы к ним тоже относятся.

– Теперь подсчет окончен?

– Теперь да, – кивнул он и ссадил меня с колен. – Я не пойду на сделку. Изначально не собирался. Между родным отцом и похитителем ты все равно выберешь отца. Причем в самый последний момент, когда я уже поверил тебе. Я ведь не похож на идиота, правда? Но попытка засчитана. И выверт с бокалом тоже. Меня редко ловят на слове. Тебе удалось.

– Можно гордиться?

– Закусывай лучше, – скривил рот в подобие улыбки Барон. – Голубой сыр мне принесли специально к вину.

Пятьдесят отложенных по времени ударов душу не грели. Кажется, такое называлось «Домоклов меч», но я не могла вспомнить. Начинало развозить от выпитого. К первому бокалу добавился второй, и вместе они составили почти половину бутылки. Мамочки, уже за глаза! Я не ахти какой алкоголик, печень не тренированная, как говорили в деревне. А под стрессом тем более много не надо. Дважды за сегодня попрощалась с жизнью. Так инфаркт заработать можно.

– А почему ты не пьешь? – пьяно нахмурилась я. – Говорил, вино хорошее, а сам не хочешь.

– Мне нельзя, – коротко ответил Барон, забирая со стола тарелку сыра. Сидели мы теперь далеко, тянуться неудобно.

– Печень больная? Нет? Ух ты, он с плесенью?

Я ткнула пальцем в треугольник сыра с вкраплениями чего-то темного и не слишком аппетитного. Мысли скакали мячиками для пинг-понга с темы на тему и никак не собирались в кучу.

– Да, сыр называется Дор Блю, – пояснил Барон. – Это съедобная плесень.

– Ты уверен?

Вместо ответа он взял треугольник и положил в рот целиком. Я боялась, что меня передернет и специально отвела взгляд. Гадость, какая. Стоит, поди, как гайка от самолета. За такие деньги травиться испорченным продуктом! Я всегда знала, что богачи извращенцы.

– Так что у тебя болит?

– Не важно, – недовольно ответил Барон. – Если у Гены хотя бы одна тайна удержалась за зубами, пусть тайной и остается.

– А почему вы титулами назвались? Фамилии у всех такие?

– Наталья, – строго сказал он, придерживая тарелку на коленях, чтобы не упала, – давай ешь, я все расскажу. Не хочешь Дор Блю, возьми другой сыр. Консервы есть в хранилище.

Он ведь хотел меня напоить, а сейчас кормит. Странно как-то. Я послушно потянулась за обычным желтым сыром и приготовилась слушать. Алкоголь расслаблял и успокаивал, иначе от пережитой истерики колотило бы, как припадочную. Барон хоть и псих, но держался лучше. Голос почти не вибрировал, и в глаза возвращался разум. Так, наверное, даже в книгах не бывает. В подземном бункере похититель с пленницей после драки и криков ели сыр.

– С Игоря Оболенского все началось, – рассказывал Барон, задумчиво пережевывая плесневелый Дор Блю, – мы однокурсники. Учились вместе, жили в одной общаге. Он питерский. Культурный весь, начитанный. Мы его Графом звали. «Ваше Сиятельство, не желаете ли свежий пакетик чая или тот, что есть, второй раз заварить?» Ну, раз он Граф, то я Барон. А Маркиз с Герцогом уже за компанию прозвища придумали. Леня Маркиз на ирландца был похож. Рыжий, веснушчатый. Умный, как вся Академия наук вместе взятая. А Герцог – Абель Антон Сергеевич. Потомственный еврей из семьи дипломатов. Мы благодаря его связям спектакли столичных театров из директорских лож смотрели. Он принципиально из дома в общагу переехал, чтобы хоть чуть-чуть отдалиться от родителей.

Без огонька рассказывал Барон. Не испытывал удовольствия от воспоминаний. Мучили они его сильнее, чем я могла представить еще недавно. Больное место размером с десять лет жизни. Но хотя бы говорил. На Катерину даже не откликнулся. Проблем я подкинула Гене. Достанется теперь ему за то, что проболтался.

Меня в сон клонило. Я клевала носом и монотонно пережевывала твердый кусочек сыра. Кисловатый и соленый очень.

– У Маркиза дочь осталась, – продолжал Барон, – в Англии живет вместе с матерью. Твоя тетя тоже уехала. Утром наружка отзвонилась. Спать на кровать пойдешь? Или здесь останешься?

– На кровать, – вяло пробормотала я, натирая кулаками глаза, – и не пристраивайся там ко мне, на диване спи.

– Это не тебе решать, – усмехнулся он.

– Твой бункер, знаю, знаю.

Меня окончательно разморило. Я обняла спинку дивана и положила голову на руки. Значит, я буду спать на диване, если до кровати не дойду.

Наталья затихла. Барону показалось, что отключилась, но стоило попытаться взять на руки, как заворчала: «Не трогай меня». Нет, скрючившись на диване, он ей спать не позволит. Одно неловкое движение и полетит на пол. Шею не сломает, пьяным везло падать без последствий, но сотрясение получить может. Нужно подождать, пока уснет крепче.

Он не любил выпивших женщин. После трех бокалов крепких напитков они переставали следить за собой. Либидо расцветало пышным цветом, и становилось все равно, перед кем раздвигать ноги. Нет ничего более жалкого, чем мадам под шофе, танцующая голышом на барной стойке. Желание обладать ею пропадало напрочь и не возвращалось даже на следующий день. Особенно, если ты сам трезв, как стекло.

С Натальей правило не работало. Она отшивала его даже сонная, а сам Барон никак не мог успокоиться. Драка завела или очередной выпад строптивой пленницы? Она его не боялась, теперь он понял окончательно. Пятьдесят ударов за нарушение правил о разговорах за собой оставил, но не знал зачем. Бить её бесполезно. Даже ругать в воспитательных целях. Авторитета сильного не признавала, голову от страха не теряла, думала быстро и продуктивно. Редкий дар. Очень ценный.

Он чувствовал к дочери врага что-то похожее на уважение. Восемнадцатилетняя девочка оказалась крепче духом, чем четыре взрослых мужика. Её ломали, а она не поддавалась. Может, потому что терять нечего? У Барона с друзьями был бизнес, деньги, семьи, положение в обществе, а у неё только тетя и провалившаяся попытка поступить в институт.

Нет, другое здесь, изнутри идет. Тяжелая жизнь воспитала или родилась такой. На отца не похожа. Гена что-то разглядел в чертах лица, но ошибся. Нос у девушки круглее и губы пухлые. У Нелидова всегда сложены в нитку и над подбородком глубокие морщины. Совсем не похожа.

Он осторожно тронул её за колено, девушка не проснулась. Отлично. По тесному бункеру до кровати её еще донести нужно. Если начнет брыкаться, погром устроит. Пусть спит. Ради этого поил вином.

На руках её вес почти не чувствовался. Пятьдесят килограмм или меньше. Всегда так плохо ест или только в плену голодает? Барон положил её голову себе на плечо и обнял крепче. Желание вспыхнуло с новой силой. Тепло легкого интереса сменялось жаром похоти. Он уговаривал себя, что замкнутое пространство и скука располагали к флирту, да еще и азарт охотника подстегивал. Будь на её месте кто-то другой, случилось бы так же, но самому в оправдания не верилось. Слишком быстро заводился. Слишком остро на неё реагировал. Хоть круглые сутки держи на алкоголе и таблетках, чтобы не просыпалась. Плохо это. Трусливо.

Кровать себе в бункер поставил широкую. Отсек за ширмой она занимала почти полностью. Здесь втроем поместить можно, не то, что с хрупкой девушкой. «Не пристраивайся ко мне, на диване спи». Смешно. Ей сейчас нет дела – одна лежит или рядом с кем-то. Едва опустил её на покрывало, как сонно обняла подушку и повернулась спиной.

– Наталья, – позвал сначала тихо, а потом громче. – Наташа?

Спит или притворяется, чтобы оставил в покое. Легко проверить, в принципе, достаточно еще раз прикоснуться. Система отопления сейчас нагонит температуру, в бункере душно станет. Ткань у черного платья плотная, перегрев поверх похмелья серьезную головную боль устроит. Нужно раздеть.

Да, он себя уговаривал. Сочинял повод, разглядывая плавную линию бедер и длинные ноги. Красавица. В старых тряпках не так было заметно, но маленькое черное платье творило чудеса. Руки сами тянулись к впадине под коленом. Узнать, вздрогнет ли, если провести пальцами? Чувствительное место.

Тихо в бункере так, что даже дыхания не слышно. Наталья не проснулась от прикосновения, и Барон, осмелев, положил ладонь на её бедро. Ткань заструилась под пальцами. Бархатная, нежная. Он прошел рукой все изгибы до спины и вернулся обратно. Восхитительно упругая попка. Настолько соблазнительная, что эрекция стала полной. Вся кровь от головы ушла. Еще немного и в паху пульсировать начнет.

Барон потянулся к собачке замка на платье. Спасибо портным за молнию на спине. Расстегивал плавно, не дергая, чтобы не беспокоить спящую девушку. Молния расходилась, ткань открывала голую спину, горизонтальный прочерк бюстгалтера с застежкой, фиолетовые синяки. Барон замер, разглядывая то, что осталось после ударов ремня. Не может быть! Он аккуратно бил. Только туда, куда можно без особого ущерба.

Что натворил-то? Господи, все синее! Кое-где с желтизной и красными разводами. Возбуждение моментально пропало, давление подскочило, и в груди от боли стало тяжело дышать. Хвастался, что уродом не стал? А это как? Помнил, что не в себе тогда был, но чтобы настолько…

Стенокардия давила. Каждый вздох отдавал болью и жжением в груди. Таблетки нужно пить, а он за алкоголь схватился. Два глотка вина ему сейчас все лечение перечеркнут.

Чем дольше смотрел на синяки, тем хуже становилось. Не выдержал и накрыл спину Наталья пледом. Достаточно, он все понял. Да где таблетки-то? В пиджаке остались? В карманах брюк нет.

Пламя поднималось от груди до горла. Хлопал себя по карманам в надежде, что где-то зашуршит блистер. Гена далеко, бесполезно звонить, не успеет приехать. Паника мешала думать и делала боль ярче. Нужно лечь и не дергаться, успокоиться. Стоп! Карман рубашки на груди. Там что-то есть.

Нашел, нащупал. Через горло свитера до кармана добрался и вынул таблетки. Хотел проглотить белый кругляш, но вспомнил, что под языком держать нужно. Через край было в последние дни всё, что запрещали доктора. Так можно до выкупа не дожить. Смешно будет и в чем-то правильно, наверное. Заждались друзья.

Барон лег на подушку рядом с Натальей и вытянул ноги. От горечи лекарства сводило скулы, боль отпускала. Нет, он еще поживет немного.

Глава 11. Шрамы на груди

Я чувствовала, что Барон меня трогал, но не могла проснуться. Так бывает за мгновение до глубоко сна. Вроде и хочешь открыть глаза, послать матом или хотя бы дернуться, а тело уже тебе не принадлежит. Так и уплыла во тьму с панической мыслью, что проснусь голая и опозоренная.

А проснулась с похмельем. Проклятье, надо же было забыть, какое оно лютое от вина! Водку я пила один раз в жизни и уже знала, что после неё легче. А все это белое сухое, красное полусладкое, игристое, домашнее оставляло феноменальную каку во рту и страшную головную боль. Петрюс, Дор блю. Погуляли дорого, а результат тот же.

Под покрывалом еще вспотела. За каким чертом Барон меня накрыл, а потом врубил отопление на полную катушку? Это новый вид пытки? Платье насквозь мокрое, жажда, как у путника в пустыне, и ощущение разбитого тела. Вдобавок к похмелью, да.

– Мать моя фараониха, – простонала я вслух, – теперь понимаю, как лежалось забинтованным мумиям в египетскую жару.

Язык больше не заплетался, но еле ворочался. Опухшие веки напоминали вареники. И некстати пришло осознание, что платье расстегнуто. Твою же Нефертити. Сама бы я точно не дотянулась, значит, хозяин бункера постарался. Зачем? Только платье расстегнул или еще чего сделал?

Белье на бедрах я ощущала, подозрительную боль нет. Есть шанс, что не тронул, но как проверить? Не руками же туда лезть. Одноклассницы, когда просыпались утром в чужих квартирах и ничего не помнили, пальцы в трусы толкали. Если мокро, значит было. Но я стеснялась. Вообще не представляла, что такое можно учудить.

А куда Барон делся? Подушка рядом смятая, парфюмом его пахнет, а самого нет. Неужели ушел? Я с трудом подняла голову и посмотрела вглубь бункера. Обзор на половину перекрывала занавеска, но на кухне и в гостиной никого не было. Странно. С таким апломбом пообещал вместе со мной в душ ходить и сбежал.

Вставала я с кровати, совершая подвиг Ильи Муромца, провалявшегося с печи тридцать лет. Емеля, кстати, с неё вообще не слезал и прекрасно себя чувствовал. Ну а мне пить хотелось, и попросить подать стакан оказалось не у кого. Добралась до ширмы и услышала тихий голос:

– Слушаю. Я в отпуске, сейчас этим вопросом мой зам занимается, свяжитесь с ним. Да, думаю, проблем не возникнет. Хорошо, спасибо, до встречи.

На месте все-таки. Работает. Спрятался по другую сторону от входной двери и сидит тихо. Есть шанс проскользнуть в душ незамеченной. Платье, прилипшее к мокрому телу, успело остыть и портило мне жизнь. Переодеться не во что, но хоть полотенцем обмотаюсь. Кралась я вроде тихо, каблуками не стучала. На беду с похмелья чуть занесло в сторону, и я врезалась в стол.

– Ты выспалась?

Голос у него изменился. Звучал слабо и вымученно, как у больного. Сколько я спала? Сейчас вообще день или ночь? Что-то случилось на поверхности или он просто переработал? Барон отодвинул вторую занавеску, и я увидела рабочий стол возле громоздких шкафов. На нем стоял открытый ноутбук, а над головой у хозяина бункера висела лампочка Ильича без плафона. Забавно. Кабинет олигарха теперь выглядел как-то так.

– Пить хочу, где здесь вода?

– Держи, – протянул он мне пластиковую бутылку на пол-литра. – Сушняк замучил?

– Ага, задавил.

Перемирие продолжалось. Барон общался без приказов, злобного рыка и обещаний наказать. Почти, как нормальный человек. Но до полной адекватности не хватало сущего пустяка. Отпустить меня на волю.

Я сорвала крышку с фиксирующего кольца и долго глотала теплую водопроводную воду без газа. Пустыня Сахара оросилась дождем, расцвели суккуленты, и распустился язык:

– В душ мне нужно. Под конвоем поведешь или я могу сама помыться?

– Поведу, – сощурился Барон, – иначе будешь каждую минуту спрашивать: где мыло, а где полотенце?

Резонно. Ради экскурсии я его, пожалуй, вместе со мной в душ пущу.

– Но не дальше порога!

– Быстро ты раскомандовалась, – цокнул языком хозяин бункера. – Волю дай, строить меня начнешь.

– Подглядывать за девушками неприлично, – возразила я, прикладывая больную голову к холодному выступу металлической стены, – даже какое-то извращение на эту тему есть.

– Вуайеризм, – подсказал он, – но это не про меня. Душ – опасное место в плане кипятка, направленных струй воды и других неприятных сюрпризов для похитителя. Я все еще не доверяю тебе. Опять же запрешься там, условия начнешь ставить, а душ и туалет здесь один.

Очень хотелось спросить, какие извращения «про него», но я прикусила язык. Гена прав, хорошим расположением стоит дорожить и не провоцировать Барона зря. Глядишь, уснет его бдительность, и мне же станет легче.

– Хорошо, пойдем.

Свитер Барона висел на спинке стула, рубашку он расстегнул до середины груди и сейчас вдруг принялся застегивать пуговицы обратно под ворот. Татуировки прятал? Там что-то неприличное набито? Жаль, я не пригляделась сразу, не успела ничего заметить.

– Я отрегулирую отопление, – пообещал он, – рабочие намудрили с настройками, а после перезапуска энергетической системы они сбились. Методом тыка не разобрался, буду читать инструкцию. Придется пока терпеть жару и пить больше воды.

Я кивнула, что не возражаю. Хозяин барин. Хочет северный полюс устраивает, хочет субтропики.

– Кстати, а запасная одежда здесь есть? – спросила я, оттянув мокрую ткань платья.

Барон задумался. Оглядел меня с ног до головы так, будто впервые видел, а потом снял со спинки стула свитер.

– Возьми пока его, я посмотрю в хранилище.

Я, конечно, приняла подарок, но от скептической мины не удержалась. Свитер-то едва зад прикрывал. Хотя на мне мог оказаться длиннее. Но лучше в нем, чем в полотенце. Кусок ткани, обернутый вокруг обнаженного тела, наводил на мысли о постели, а мне и расстегнутого платья хватило.

Душ в круглой трубе бункера поставили по центру и огородили с четырех сторон. Барон включил внутри свет, открыл дверь и запустил меня первой. Смежный санузел. Унитаз, раковина и огороженная матовым стеклом ногомойка. Смесители хромированные, сантехника итальянская, кафель на стенах. Хоть здесь рабочие душу отвели. Сделали что-то похожее на нормальный ремонт.

– Комплект полотенец всего один, – словно извиняясь, пробормотал Барон. – Пока разделим на двоих, позже я из хранилища запасной принесу.

– А выйти из бункера и в доме взять никак? – ляпнула я и слишком поздно осеклась. Черт, сейчас сочтет за провокацию и взбесится.

– Нет, – устало ответил хозяин дома. – Замок бункера на таймере стоит. Дополнительная защита, чтобы дверь не открыли раньше времени и не запустили внутрь вредную атмосферу. По умолчанию две недели. Можно вскрыть принудительно, если знать специальный код. Но тогда бункер деактивируется, и запустить его снова будет проблематично. По крайней мере, я точно не смогу.

Забаррикадировался от души, ничего не скажешь. Так сильно боялся, что я убегу, и месть Нелидову сорвется? Или заперся здесь, чтобы до него люди отца раньше времени не добрались?

К самому таймеру претензий нет. Логичное решение в условиях ядерной войны, когда выходить наружу реально станет нельзя. Вдруг у кого-нибудь крыша поедет или ребенок решит побаловаться? Откроет дверь и всем, кто внутри – хана. Ну, а в нашей ситуации логики чуть меньше. Разве что не светиться в доме лишний раз, бегая за мелочевкой вроде полотенец. «Умерла, так умерла». В смысле если Барон по легенде в городе, то здесь его не должно быть совсем. Иначе, зачем нужен бункер?

– Код ты мне, конечно, не скажешь, – подытожила я, – а если с тобой что-нибудь случится? Мне здесь две недели сидеть?

– В обнимку с моим трупом, – согласно кивнул Барон. – То еще удовольствие, можешь себе представить. Так что десять раз думай, прежде чем снова пожелать мне смерти.

Черт, обложил со всех сторон, как загонщики зверя на охоте. Интересно, решение потащить меня в бункер спонтанным получилось, или он все заранее придумал и спланировал? Была ли вообще та блондинка в гостях? Может, её роль сыграл охранник? Одно я знала точно. Рано расслабилась и обрадовалась перемирию. Барон остался тем, кто он есть.

– Хорошо, я подумаю, – ответила ему и полезла в душ. Там разденусь.

Свитер закинула на верхний край дверцы подальше от лейки душа, чтобы не намочить. Рядом повесила платье. Через матовое стекло я видела только силуэт Барона, значит, он тоже был ограничен в обзоре. Конечно, можно много чего нафантазировать глядя на то, как я тру себя мочалкой, но я надеялась, что ему хотя бы сейчас все равно. Выглядел он паршиво, чувствовал себя, наверняка, так же. Ладно, без толку переживать, выбора все равно нет.

Я сняла белье, засунула его под платье и включила воду. Пошла прохладная. Вот настолько нужной температуры, что я сразу нырнула под струи с головой. Настоящее блаженство, куда там дорогому алкоголю, развлечениям и все остальному. Подлинное, бесплатное, чистое удовольствие. Я смывала шампунь с головы, когда услышала посторонний звук. Еще один шум льющейся воды. Барон решил умыться? Имел право, конечно, жара в бункере не только меня мучила. Или чем он там занимался? Я мгновенно стерла ладонью пар и капли воды со стекла. Силуэт мужчины до пояса стал телесного оттенка. Снял белую рубашку? Значит, у меня появился шанс разглядеть, что он под ней прятал.

Любопытство жгло нестерпимо. Открою дверцу – спугну, тут же прикроется. Вон как бросился пуговицы застегивать. Там купола во всю грудь и знаменитое: «Не забуду мать родную»? Отсидел Барон и теперь стеснялся прошлого?

До верхнего края дверей я не доставала даже в прыжке. Еще повезло, что крышки над головой не было, как в стандартных душевых кабинах. Оставив воду включенной, я осторожно примерилась к выпирающему из кафеля смесителю. Выдержит мой вес? Если нет, то в бункере будет знатный потоп. Ну, может, оно и к лучшему. Тонуть Барон не станет, введет код и откроет дверь. Я встала на отрезок трубы, подводящей к крану холодную воду, и подняла нос над дверцами.

Хозяин бункера тоже мылся, но над раковиной. Рубашка висела на держателе для полотенец. Остро пахло яблочным мылом и чем-то цитрусовым. Спина у Барона оказалась абсолютно чистой, плечи и руки тоже. Россыпь родинок не считалась. А он ходил в спортзал. До бодибилдера рельефом мышц не дотянул, но было на что посмотреть. Я пожалела, что стоял спиной, и боялась момента, когда увидит меня в зеркале. Только что пристыдила его за подглядывание, а сама пялилась, как малолетка на старшеклассника.

Нога чуть не соскользнула со смесителя, я раскорячилась в душевой кабине, схватившись двумя руками за дверцу. Стекло от удара завибрировало, Барон обернулся.

Длинный рубец тянулся от яремной впадины до середины живота. Огромный, неровный, розовый. Грудь будто пытались разрубить пополам, а потом истыкали живот и оставили еще один росчерк под левой ключицей. Такое не бывает случайно, чувствовался скальпель хирурга. Вскрывали грудную клетку? Зачем? Операцию сделали совсем недавно, раз шрам не успел побелеть.

– Наталья, слезь оттуда! – рявкнул Барон, и я снова чуть не упала.

Пока выключала воду, вытиралась полотенцем и надевала свитер, сгорала от стыда. Никаких тайн, обычное стеснение, а я полезла смотреть, дура. Не все пациенты хирургов спокойно относились к шрамам. Часто предпочитали не раздеваться на публике.

– Выходи, если ты закончила, – глухо сказал Барон.

Силуэт снова стал белым, он надел рубашку и застегивал манжеты. Раскаянье заливало алым щеки, я с трудом дышала. Как буду смотреть Барону в глаза?

– Выходи, – с нажимом повторил он, – иначе я тебя оттуда вытащу.

– Извини, – пробормотала я, открывая дверцу, – я не хотела подглядывать…

– Оно как-то само получилось, верно?

Его глаза снова сверкали, лицо кривилось в гримасе злости. Кажется, я серьезно влипла. Он сейчас вспомнит про пятьдесят отложенных ударов! Конец перемирию. Черт, а как все хорошо начиналось. Ну, почему меня вечно тянет, куда не следует?

– Ты меня голой видел, а я тебя нет. Восстанавливала справедливость.

Ох, дебильнее оправдание нельзя придумать, что я несла с похмелья? Барон нахмурился и поджал губы, но к ремню пока не тянулся.

– Ты так настойчиво кутался в свитер и рубашку на жаре, я решила, что у тебя татуировки.

Еще хуже. Товарищи, забитые татухами с ног до головы, скрывали их только на работе в крупном офисе из-за дресс-кода. Дома гордо выставляли рисунки напоказ. Для того и делали, чтобы украсить тело, зачем бы их прятать? Барон все еще молчал, разглядывая меня исподлобья, и я пустила в ход последний аргумент:

– Тебе пить нельзя. Раз это не печень, значит, сердце. Я не надеялась увидеть шрамы после операции, но что-то такое предполагала.

– Говори правду, Наталья, – фыркнул он, – я еще ни разу не поверил.

– Ладно, черт, мне любопытно стало, ты это хотел услышать? Дай, думаю, посмотрю на хозяина бункера, какой он без рубашки. Вдруг там что-то интересное? Доволен?

Услышав признание, он мог подумать, что небезразличен мне и не так уж далеко ушел бы от истины. Три дня они с Геной дразнили меня историей войны с Нелидовым, конечно, я хотела знать все. Сначала о Бароне, потому что он ближе, а потом и об отце. Других источников информации нет, только лезть, куда не звали, и спрашивать. Но стоило признаться честно, я получила удовольствие, разглядывая его со спины. До того, как увидела шрамы. Красивый был мужчина. Жаль, что стал таким моральным уродом.

– Ты ведь болен, да? – продолжила я, раз он молчал. – Порок сердца или…

– Или, – перебил Барон, – тебя это не касается.

– Отнюдь, – возразила я и облизала пересохшие губы, – мы в бункере, закрытом на две недели. Ты пережил серьезную операцию и явно до сих пор на реабилитации. Чуть не рассчитаешь нагрузку, и станет хуже. Сам сказал, сидеть в обнимку с твоим трупом – сомнительное удовольствие. Так расскажи, ждать приступ или нет? Какие таблетки тебе давать? Что делать вообще? Я не про жалость и сострадание сейчас говорю. Вопрос выживания. Код от замка я не знаю. Даже если позову на помощь, вскрывать бункер будут очень долго. Проще не дать тебе умереть, чем разбираться с такими проблемами.

Он покусывал губу и больше не злился. Я чувствовала по тому, как пропало напряжение. Я не просила нереальных вещей, можно было уступить.

– Вот эти таблетки, – признался он, доставая блистер из кармана и показывая мне. – Одну под язык. Можешь насильно разжать челюсти, если я вдруг отключусь. Больше ничего не нужно. Сердечно-легочную реанимацию ты все равно не сделаешь. Сил не хватит прокачать сердце через ребра.

– Хорошо, – кивнула я и осторожно выдохнула. – А что все-таки с тобой? Это заразно?

Глупый вопрос, но я специально его задала. Барон не стал громко фыркать, хотя гримаса, похожая на улыбку, промелькнула. Мысль «все бабы – дуры» успокаивает мужчин и частично извиняет меня за любопытство. Вдруг расслабится настолько, что захочет признаться?

– Нет, я пострадал от сильнодействующего препарата. Жизнь мне спасли, но теперь нужно новое сердце. Не делай такие круглые глаза, пожалуйста. Моё состояние стабильно, каждый день с приступом падать не буду, не беспокойся.

Конечно, а таблетки он просто так всегда с собой носит. Врет и не краснеет.

– Тебе на пересадку деньги нужны? Поэтому выкуп у Нелидова просишь?

– Снова нет, – покачал головой Барон. – Деньги есть, я в очереди стою. Твой отец и устроил мне острую сердечную недостаточность. Покушение было на убийство. Граф, Маркиз и Герцог умерли от такого укола, а меня Гена успел довезти до больницы. Теперь я удовлетворил твое любопытство?

– Более чем, – в шоке призналась я и надолго замолчала.

Когда Гена рассказывал о смерти друзей Барона, я не вдумывалась, как следует, не пропускала через себя. Теперь смотрела на шрамы и холодела от ужаса. Осталось узнать, что повод для убийства был ерундовым, и я не захочу, чтобы Нелидов спасал меня. От одного монстра попасть к еще большему чудовищу. Барон напоминал робота, чей корпус вскрыли консервным ножом, вынули сердце, а обратно положить забыли. Не хватало точек по краям шрама от проколов иглой, чтобы выглядели, как заклепки.

Я не жалела его, но понимала, что имел право на месть. Нелидову, не мне. Я бы десять раз с удовольствием открестилась от такого отца, чтобы не отвечать за его грехи. Может, тест ДНК все-таки окажется отрицательным? Я вдруг поверила, что тогда Барон меня просто отпустит, а не убьет.

Он спокойно терпел мои выходки, отвечал на вопросы, и даже забота почудилась, когда вручил бутылку воды. Будто рядом с другим человеком стояла. Не узнавала того озверевшего от жажды мести олигарха, который приказал подвесить меня на дыбу и бил ремнем. Болезнь сделала его тихим? Или, правда, что-то изменилось?

– Пойдем, – позвал он, кивая на выход из душа, – покажу, где можно постирать и высушить вещи.

Подсобка отделялась от бункера не ширмой, а настоящей дверью. Здесь стояла та техника, которая не использовалась на кухне. Все маленькое, портативное, эргономичное. Игрушечная стиральная машина, игрушечная сушка, утюг, пылесос.

– А это что?

– Электрическая швабра, – пояснил Барон, – не спрашивай, как пользоваться, сам не знаю.

Он ждал, стоя в дверях, пока я положу одежду в барабан стиральной машины и выставлю режим. Особо в кнопках не разбиралась, тыкала наугад. Белье как могла прятала от мужских глаз. Стесненность бытовых условий в бункере стирала границы личного пространства, но были те, через которые я не хотела переступать.

– Все готово. Если развлекаться больше нечем, то можно я просто посижу на диване? Или прикажешь таблетку снотворного пить?

– Зачем? – пожал плечами Барон. – Я придумал тебе занятие. Поработаешь немного секретарем. Будешь смотреть фильмы и записывать, сколько раз в них встречаются фразы: «Да, сэр» и «Ты в порядке?»

– Голливуд? – не удержалась я от усмешки.

– Образца шестилетней давности. Я не проверил фильмотеку, когда заказывал бункер, а потом стало поздно. У нас две недели впереди. Ты успеешь увидеть, а я услышать всё. Приступим?

Так вот для чего в гостиной висела плазма. На телевидение после ядерной войны никто не надеялся, поэтому запаслись наследием голливудской фабрики грез. Лучше бы книги сохраняли, как у Бредбери в «451 градус по Фаренгейту». Дома я предпочитала читать. Закрыться в комнате, пока мать смотрела по телевизору сериалы, ток-шоу и выпуски новостей. Канал переключать она не разрешала. Кричала, что устала и хочет отдохнуть. Имела она право отдыхать в собственном доме? Конечно, имела. А меня спасала школьная библиотека.

Усаживалась я на диван перед плазмой, предчувствуя пытку. Барон будет работать, а я считать набившие оскомину фразы. Можно в англоязычном варианте, если он слышится через дубляж. «Yes, Sir! Are you OK»?

Каталог фильмотеки обескураживал. Я не знала практически ни одного названия. Каллигула – это что-то историческое? «2012» – это вообще о чем? Описание сюжета к списку не полагалось. Только год выпуска, режиссер, актеры главных ролей и жанр. Хотелось комедии. Я выбрала одну наугад и включила плеер.

Глава 12. Сбежавший секретарь

Гена не отвечал на звонки. Барон час назад послал его к Алексею, сдавшему Ольге адрес особняка шефа. Хотел, чтобы охранник сделал устное внушение, что так делать нельзя, и выяснил, с кем и о чем откровенничал этот любвеобильный идиот. Гена пропал. Абонент недоступен. Угодил в ловушку? Ольга спокойно отвечала по телефону, что сидит в квартире, слушает громкую музыку и ест пиццу. Куда делся Гена, не знает. Видела его последний раз два часа назад.

Работать не получалось. Барон в десятый раз перечитывал одно и то же письмо, а в глазах то расплывался чернотой полиэтиленовый пакет, то сверкала белым рубашка похоронного костюма Графа. До фантомного запаха гари осталось совсем чуть-чуть. До второй таблетки еще меньше. Наталья пожалела его, включила звук телевизора очень тихо, а ему наоборот хотелось, чтобы бункер заполнял шум выстрелов, перебранка актеров и визг тормозов машин.

Отвлечься и не думать, как он заберет из морга тело Гены. Как поедет в деревню к его старенькой матери и будет молчать, стоя на пороге, пока в её глазах расцветет ужасом понимание. «Мой Гена?» – спросит она и заплачет. Куда же он делся? В телефоне снова «абонент недоступен». Барон набрал номер еще пять раз и швырнул телефон на стол.

Наталья даже не обернулась, не услышала. Сидела на диване, поджав стройные ноги, и старательно натягивала на колени свитер. Потом он будет пахнуть гелем для душа и ароматом девичьего тела. В душе Барону кровь в голову ударила, поэтому полез под холодную воду. Смотрел на силуэт за матовым стеклом и представлял, как скользит ладонями по мыльной пене, обводит мочалкой худые плечи, высокую грудь. Тесно в кабине, Наталья бы обязательно прижалась к нему бедрами. Почему не пошел к ней?

Шрам боялся показать. Еще раз невольно упрекнуть тем, что сделал её отец. Не начни она спрашивать, так бы и промолчал. Гена не признался, и он не собирался, а теперь Гена пропал. Барон думал, что завоет от фантомной боли еще не случившейся трагедии. С трудом держался и скрипел зубами. Запереться нужно в подсобке и переждать панику. Но хотелось другого.

Страшно стало уйти в себя. Вернуться в те дни, когда лежал в реанимации и не замечал ничего вокруг. Гену пускали на несколько минут, а Барон просил уйти. Сейчас бы все отдал за то, чтобы кто-то просто был рядом.

Никого в бункере, кроме Натальи. Она сидела в его свитере и смотрела глупую комедию, где зрители смеялись за кадром. Маленькая невинная девочка. Отец не успел втоптать в свою грязь, зато Барон украл и макнул с головой. Как будто сочувствия хотел, жалости ждал. Посмотри, какой я изуродованный телом и душой. Скажи, справедливо ли это? Именно ты, светлая и чистая. Скажи!

Грязь не липла к Наталье даже в самых тяжелых обстоятельствах. Она держала спину и оставалась собой. Барон мечтал сесть рядом с ней на диван и обнять за плечи. Уткнуться в шею носом, рассказать, как ему страшно, что Гена не вернется.

Пусть пошлет его к черту. Съязвит, что взрослому мужику стыдно параноить и дергаться, как девчонка. Они сидела в плену, боялась, что убьют, и ни разу не заплакала. Гена вернется. У него аккумулятор сел, зарядит и позвонит.

В телевизоре как-то особенно громко засмеялись. Наталья с чудесной и беззаботной улыбкой обернулась к Барону:

– Ты видел этот фильм? Юмор плоский, но смешно. Садись, посмотрим, все равно не работаешь.

Барон перестал дышать. У девушки глаза лучились светом, невозможно оторваться. Она отодвинулась на диване дальше и похлопала ладонью рядом с собой.

– Пожалуйста. Мне скучно одной.

Невидимые зрители по ту сторону плазмы взрывались от хохота. Я не могла уследить за сюжетом, путалась, кто главный герой, а кто второстепенный. Словно сидела в пустоте и чувствовала взгляд Барона. Невозможно пристальный и тягучий.

Никогда не верила в мистику, но сейчас казалось, что между нами канат протянут. Очень крепкий. Такой, что Барон стену ударит, а у меня кулак заболит. Редкое ощущение, даже с близкими друзьями такого не испытать. Время, проведенное вместе, сказалось или уединенность бункера, но я знала, что хочет поговорить, видела, как его тянет ко мне.

Стоит, терпит. Правильно, душу лучше открывать себе одному и в тишине. Чтобы даже дневник или письма не знали тех слов. Иначе всегда найдется кто-то достаточно любопытный и непорядочный, чтобы сначала слушать с открытым ртом и сочувственно кивать, а потом превратить тебя в главную новость дня. Обсудить, осудить, обсосать со всех сторон. «Ах, как можно быть такой! Ведь это же неприлично! Вы представляете, какой ужас?» И понеслись слухи вприпрыжку по языкам.

Но дело не в признаниях. Вернее, не только в них. Бывает так, что даже слов не нужно. Просто сидеть рядом с кем-то, иначе вздернешься от одиночества. Можно говорить, а можно молчать. Смотреть фильм, например. Глупую американскую комедию с грубоватым юмором и закадровым хохотом.

Барон сдался. Спрятал руки за спину и пошел ко мне, огибая оставленный посреди коридора кухонный стул. Я на ЕГЭ меньше нервничала. Одно криво сказанное слово, неуместная реакция, и канат лопнет. Мне нравилось странное ощущение связи, я не хотела его терять.

– Альф, – озвучила я название комедии. – Кажется, это сериал.

– Ситком, – хмуро поправил Барон. – Коротко от «ситуационная комедия». Старый фильм, я еще в общаге его смотрел. Самая знаменитая шутка: «Вы не любите кошек? Вы просто не умеете их готовить».

В общаге. Я покосилась на год выпуска фильма. Тысяча девятьсот восемьдесят шестой. Вопрос сорвался раньше, чем я успела его осознать:

– Сколько тебе лет?

– Тридцать семь, – просто и очень буднично ответил Барон, усаживаясь на диван.

С ума сойти. Я мыслила категориями «мальчик старше на год, мелюзга младше на три». Как-то не укладывалось в голове, что рядом со мной настолько взрослый мужчина. Хотя, если приглядеться, то седые нити на висках блестели. Вспыхивали такие же звездочки в копне короткостриженых волос. Поседел Барон. Переживи я тоже, что и он, наверное, вся бы белая стала.

– Его на русский язык перевели значительно позже, а потом долго в записи показывали, – пояснил хозяин бункера. – Маркиз смешно пародировал Альфа. Особенно его шутки про кошек. Во дворе общаги рыжий кот жил. Вроде как строжайше нельзя, коменды гоняли, а наши тайком подкармливали. Его потом кто-то забрал, но пока он был, Маркиз не мог спокойно мимо пройти. Ловил и делал вид, что в рот запихивает. Сейчас все глупостью кажется.

Он замолчал, наблюдая, как кукла инопланетянина разговаривала с людьми. Так сосредоточенно и внимательно, будто видел впервые. В транс не впал, но из реальности вышел. Только ощущение каната не проходило.

– Что-то случилось, – догадалась я. – Ты говоришь, а думаешь о другом. Телевизор не смотришь. У нас проблемы, да?

Я грешила на системы бункера. Если забилась вентиляция или кончилась вода, то придется совсем туго. Духота не проходила, я маялась в теплом свитере. Засучила рукава, чтобы хоть как-то охладиться, но все равно потела.

– Нет, – поморщился Барон, – то есть, может быть, я не знаю.

И снова ушел в черноту. Настолько непроглядную, что стало не по себе. Силком из него тянуть боль?

Я хотела попробовать. Из головы ушли все мысли, выводы и решения, осталось только ощущение звенящей от напряжения струны. Он больше не причинит мне вреда. Мог тысячу раз, но не сделал. Нечего бояться. Произошло что-то из ряда вон выходящее. Я должна если не узнать, то хотя бы почувствовать вместе с ним. Пока не зазвенел телефон, пока Барон не дернулся уйти, чтобы переживать в одиночестве. Сейчас.

Я провела ладонью над манжетом его рубашки и зажмурилась. В ледяную воду нырнуть легче, зайти в клетку к соседской собаке. Я рисковала всем, но по-другому не могла. Взяла Барона за руку и крепко сжала пальцы.

Разрядом тока ударило сильнее, чем когда подрались в особняке. Напряжение высвободилось жаром, кровь к голове прилила. Я больше не слышала телевизор и не видела бункер. Моя вселенная сжалась в точку соприкосновения наших рук. Острое чувство, невозможное.

Барон на том конце безумия развернул ладонь и поймал мои пальцы. Накрыл второй рукой и напряжение ушло. Впиталось в Барона до конца и без остатка.

– Гена трубку не берет, – тихо сказал он. – Я звоню второй час. Запасного телефона у него нет, но налички достаточно, чтобы новый купить. Аккумулятор сел или утопил он его, симка осталась. Только если ограбили. Но кто мог? Ты видела Гену.

Я видела его. В последний раз, когда уходил разбираться с проблемами шефа и настраивал меня, что все будет хорошо. Шептал ободряюще. Не мог он просто игнорировать звонки Барона. Только не Гена.

Страшно стало до приступа жжения в груди. Еще одну потерю мужчина, что сидел рядом со мной, не переживет. Его уже почти не было, вымерзал изнутри. Я сжала его руку крепче и понесла чушь. Говорила первое, что придет в голову, лишь бы не молчать:

– Вдруг он в метро спустился? Я слышала, там ловит плохо. Пробки страшные, вот и поехал подземным транспортом. Или потерял телефон. Подрезают их быстро, симку сразу выбрасывают и бежать. А не хватился пропажи до сих пор, потому что занят. Он позвонит. Найдет способ и обязательно позвонит. Гена не мог потеряться.

– Да, да, – безжизненно отвечал Барон, поглаживая мою ладонь пальцами. – Мы еще подождем. Если через час не объявится, я отправлю кого-нибудь его искать. Время есть, не переживай. Без связи с внешним миром не останемся.

Он успокаивал меня. Сам еле держался, а меня уговаривал не переживать. Сериал все еще звучал глухо, как через вату. Я спустила ноги с дивана и села ближе к Барону.

– Подождем, конечно. Альфа посмотрим или хочешь, поедим? Ты говорил, консервы есть. Рыбные лучше не трогать, в такой духоте запах долго не выветреется, но может что-то нейтральное найдется? Фрикадельки в томатном соусе.

– Они со специями, чесноком будет пахнуть. Галеты точно есть, а к ним плавленый сыр и паштет. Посиди, я найду. Что-то делать нужно. Так легче и быстрее время пройдет.

Я только глядя в спину Барона поняла, что еще случилось. Он оставил меня одну. В душ за мной пошел, снотворное на ночь пообещал, а за галетами отправился, забыв об осторожности. Больше не следил за мной. Пропажа Гены настолько из колеи выбила или чаша весов окончательно склонилась в сторону доверия?

По одному разу не понять. Если снова так уйдет или разрешит самой помыться, значит получилось. Жаль, я не знала, что с этим делать. Просить отпустить меня слишком рано. Загублю ростки доверия на корню. Дружить с Бароном? С монстром, который украл меня ради выкупа? Я ведь даже прикасаться к нему по своей воли не собиралась никогда, а за руку схватила.

Шерстяной свитер кололся так, что хотелось яростно чесаться, а может, нервы сказывались. Стоило ситуации измениться, как она стала сложнее в несколько раз. Ненависть и желание убить – детский ребус по сравнению с тем, что я чувствовала. Лабиринт со стенами из страха, непонимания, редкого сочувствия и желания не возвращаться к прежним отношениям с приказами и поркой ремнем. Так, как сейчас, мне нравилось гораздо больше, стоило признаться раз и навсегда.

Больше никаких провокаций, подколок и ругани. Нормальное общение двух взрослых людей. Оказалось, не нужно играть спектакль и корчить из себя Дульсинею. Можно просто слушать и говорить. Выход из лабиринта забрезжил светом в конце тоннеля. Я почти собрала себя по частям, как вернулся Барон.

– Одежду тебе обещал, – протянул он сложенную в несколько слоев ткань. – Пижама. Мужская, но от женской отличается мало. Утонешь в ней, конечно, большой размер…

– Спасибо, – поспешила ответить я, забирая пижаму. – Пусть будет, как парус. Без разницы, лишь бы прикрыться.

– Да, – задумчиво кивнул он. – Еще галеты и паштет. Сыр я не нашел.

Пока он укладывал добычу на кухонный стол, деликатно отвернувшись, я переоделась. Прохладная ткань на распаренной коже казалась не меньшим блаженством, чем освежающий душ. Я зарылась носом в круглую горловину и вдохнула аромат цветов. Натуральный хлопок, чтоб его. После стирки с кондиционером, наверное. Помялся, пока лежал сложенным, но все равно давал сто очков вперед синтетике. Теперь можно и поесть.

Галеты упаковали по восемь штук в одну пачку. На прозрачной этикетке скупо зеленел простой шрифт, и никаких полиграфических изысков не наблюдалось. Печеньем их назвать нельзя. Пресные хлебные квадратики как раз, чтобы на них что-то намазывать и есть. Сами по себе малосъедобные, зато стоили дешево. Мать как-то принесла из магазина пачку, долго радовалась, а потом плевалась. Еще бы, паштет бесплатно не прилагался. Но ничего, я доела. Теперь две недели буду есть вместо хлеба. Потому что пышные булки из дрожжевого теста плесневели даже в холодильнике, а галеты нормально лежали в подсобке.

Мы успели съесть целую пачку, когда зазвонил телефон Барона.

Номер не определился. Будет иронично, если звонили похитители с требованием выкупа за охранника пленницы. Наталья широко распахнула глаза и застыла с кусочком галеты в руках. Нужно отвечать на вызов, но Барон не мог себя заставить. Милиция? Работники морга? Откуда узнали номер телефона? От Гены? Абонент не отвечал, но мог продиктовать посторонним номер или просто отдать аппарат с телефонной книгой. А, может, зря Барон дергался и это по работе. Очередное согласование перед будущей сделкой. Хозяин бункера пожалел, что у рубашки на манжетах пуговицы, а не запонки. Их крутить не так удобно. Хватит уже дергаться!

– Слушаю, – выдохнул он в динамик телефона.

– Шеф, я дико извиняюсь, тут засада полная, – басил в трубку Гена. – Щегол этот офисный ускакал от меня по стройке, что та саранча. Пока в Тома и Джери играли, я телефон расхерачил. Из кармана вывалился и об бетон вдребезги. Симку не нашел. Фиг знает, куда улетела, мусора по колено.

Облегчение накатывало волнами и выступало испариной на лбу. Барон закрыл глаза. Раздраженное ворчание Гены хотелось слушать бесконечно. Виноватился охранник, голову пеплом посыпал. Жив, старый дурень. Премировать бы его за это с какой-нибудь дебильной формулировкой приказа. «За наличие мозгов, чтобы купить новый телефон», например. Но сначала наорать за криворукость:

– Твою мать, Гена, двадцать раз сказал, не носи мобильник в карме брюк!

– Виноват, шеф, ну не люблю я эти пиджаки с рубашками, – ответил охранник, а Наталья тихо смеялась, закрыв рот рукой. Тоже рада, по глазам видно.

– Ладно, что там за щегол?

– Так Алексей секретарь, – удивился Гена. – Референт рафинированный. Как хлыщ весь прилизанный. Вы же меня за ним послали.

– Да, правильно, – вздохнул Барон. – И?

– Вот я и рассказываю. Приехал в офис, Леха меня увидел и сдриснул типо в ваш кабинет. А что там делать, если вы не на месте? Я за ним, а там запасной выход настежь и по ступеням пожарной лестницы ботинки стучат. Ну, думаю, сучок прыткий, рыло-то в пушку. Стал бы он иначе марафон устраивать? Машина на парковке, а мы по городу бегом. Рядом недострой брошенный, забор покосившийся, Леха в дыру и нырнул. Сука, как мышь. Точно Джерри, отвечаю.

Скверные новости, Гена прав. Без греха за душой так не бегают. И сболтнув по пьяни название поселка тоже. Что-то серьезнее сотворил Алексей, чем просто выдал адрес дома. И, судя по словестному ражу Гены, до сих пор неизвестно что.

– Рабочее место обыщи, – распорядился Барон, – самое главное в урну с мусором загляни, пока уборщица не ушла.

– Уже, шеф. Нет там ничего интересного. Рекламой рваной все забито. Видать, прибрался в ящиках.

Еще хуже. Если до бумаги добрался, значит, в компьютере тем более все подчистил. Но проверить никогда не поздно.

– Хорошо. Комп его айтишникам отдай. Пусть жесткий диск снимут, и чтоб никто к нему не прикасался. Домой Алексей вряд ли рванул, не настолько глуп, друзей обзвони, а лучше навести.

– Занимаюсь, шеф.

– Давай, держи меня в курсе. Отбой.

Барон завершил вызов и положил мобильник на стол. Беготня Алексея настолько не в тему, что перекрывала визит Ольги с головой. Какого полового органа вообще происходит? Кошка с дома, мышки в пляс? Из ПТУ этого щенка вытащил. Одел, обул, работу дал. Плевать уже на благодарность, зачем кусать руку, которая тебя кормит? Нелидов предложил кусок жирнее? Когда успел?

Его люди, больше некому. Перевербовка за один день не делается, девица Ольги, как пить дать, месяц обхаживала, а эти еще дольше. Барон исчез из поля зрения, активизировались.

Платили той же монетой. Катерина – секретарь Нелидова. Никому её охмурять Барон не доверил, сам пошел. Увлекся в процессе так, что влюбился, но все равно получилось. Девушка сливала документы и переговоры начальника самозабвенно. Прониклась историей четырех друзей и рвалась помогать. Два суда благодаря ей выиграли, а потом Нелидов нашел крота. Воспоминания обрывались в этом месте, будто пожар по ним прошелся. Редкими обрывками всплывали: лес, ночь, грязь. Зато черный пакет и белую руку из-под него Барон помнил в мельчайших подробностях. И крик с записи камер видеонаблюдения.

Это он убил Катерину. Подставил, наплевав, какие последствия могут быть. Не верил тогда никто, что Нелидов убивать начнет. Друзья на совести отца Натальи, а Катерина камнем на душе у Барона. Только он виноват, больше никто. Теперь Алексея завербовали. Мальчишка жив еще, но надолго ли?

– У тебя секретарь – мужчина? – осторожно спросила Наталья.

– Да. Никаких стереотипов о длинноногих блондинках и сексе с начальником на столе. Мне нужен был человек, чтобы работать умел. У Алексея получалось. Толковый парень. Мы на городском мероприятии познакомились. Я спонсором был, а Ноткин – волонтером. Помогал организаторам. Все бы так за деньги бегали, как он бесплатно. Я оставил ему визитку и пригласил на собеседование. Два года он у меня помощником. Жаль, что теперь тоже враг.

Барон встал из-за стола и прошел по бункеру мимо телевизора и обратно. Верным остался только Гена, да и он скоро под подозрение попадет. Хозяин дома свою паранойю знал. Предатель всего один, а казалось, что все вокруг пакости замышляют. Шепчутся за его спиной, продать хотят. Каждого проверять? Времени не хватит. Служба безопасности секретаря упустила. За что вообще зарплату и премии получали? У них под носом важная информация на сторону уходила, а они ерундой бумажной занимались. Анкеты, проверки, согласования. Разогнать всех нужно, зажрались на теплых местах.

– А я? – спросила Наталья за спиной. – Я тебе тоже враг?

Барон забыл про неё. Ходил рядом и не видел. Уже не охранял, не ждал подвоха и не следил за каждым движением. Будто вечность в бункере с ним сидела и никуда не собиралась убегать. Странное чувство. Чем-то похожее на привычку, но другое.

– Я не знаю, – ответил он честно. – А тебе бы как хотелось?

Глава 13. Новый план

Манера отвечать вопросом на вопрос раздражала очень сильно. Я смотрела на монументального в своей задумчивости Барона и недоумевала, как ловко у него получилось переложить на меня ответственность за ситуацию?

Влезла, черти за язык дернули. Вот и получила в ответ. Как мне хотелось? Уже никак не хотелось. Мать уехала, дом продала, а у Нелидова такой же бункер с перспективой быть втянутой в военные действия уже на другой стороне. Барон предлагал выбрать. Будь я настоящей дочерью главы строительной компании «Азур», не думала бы, а сейчас открывались другие варианты.

– Я уже предлагала сделку, ты отказался, – напомнила ему. – Вижу, что-то изменилось с тех пор, как Гена пропал и нашелся. Расскажешь, что?

Еще один ключевой момент. Настолько важный, что перечеркивал остальные. Барон так и не признался, какой выкуп будет за меня просить. Обычно требования выдвигаются сразу, а он ждал две недели результат теста ДНК. Фактически я просто сидела у него в гостях, пока предполагаемый отец отдыхал в отпуске. Нутром чувствовала, с выкупом не все просто.

– У меня было два помощника, – ответил Барон, – остался один. Это все, что тебе нужно знать.

Черт, не вышло! Я от досады прикусила язык и отвернулась, но хозяин бункера продолжил:

– Однако ситуация действительно изменилась. Алексей имел выход на человека в окружении Нелидова и должен был помочь с образцом слюны. Тест ДНК – это сравнение цепочек генов отца и ребенка. Вероятность отцовства высчитывается по количеству совпадений. Если их много, то приближается к ста процентам. Если нет ни одного, то нулевая. Только твой образец ничего не даст. Его просто не с чем сравнивать.

Таких подробностей я не знала и считала, что у Барона с тестом по умолчанию все схвачено. Сюрприз.

– И что теперь?

– Без доказательств родства, твой отец платить выкуп не будет. Более того, потребует, чтобы тест делала выбранная им лаборатория, где он имеет теоретическую возможность повлиять на результат. Если медики захотят рисковать репутацией, конечно. «Атлас» не хотел, поэтому я к ним обратился.

Я по-прежнему не понимала, к чему он клонит, и могла только повторять, как попугай: «И что теперь?»

– Я заказал такую форму исследования, чтобы с ней потом можно было обратиться в суд для признания тебя наследницей. Ты – приманка, Наташа. Все, чего я хотел добиться от твоего отца – выманить его на встречу в удобное для меня место. А там посадить снайпера на крышу и убить Нелидова. Деньги и бизнес в наследство должны были стать моральной компенсацией за те неудобства, что ты терпела во время похищения. Поверь, там много. На красивую жизнь хватит.

Все-таки месть. Окончательная и бесповоротная. Она, как известно, дороже денег.

– Я-то думала, поверит ли Нелидов во взрослую дочь, захочет ли вообще что-то за меня платить, а это не важно, – нервно усмехнулась я. – Любопытства посмотреть на меня хватит, а большего и не требовалось.

– Верно, – кивнул Барон. – После его смерти на время всех судов ты бы осталась у меня. Завещание у Нелидова есть, но оно в пользу третьих лиц. Ты имеешь на наследство больше прав, чем его заместитель и партнеры по бизнесу. Родители мертвы, обе жены тоже, братьев, сестер нет, а остальные родственники уже не ближе заместителя. Я нашел лучших юристов по делам о наследстве. Себя тоже не собирался обижать. Хотел заставить тебя подписать бумаги о продаже по символической цене части бизнеса. Той самой, что мы делили десять лет. Закрыть гештальт и успокоиться. Теперь все это вряд ли получится. Слишком многое держалось на Алексее. Не только второй образец для теста.

Я сидела, схватившись за голову. Мысли медленно проворачивались, как грани кубика-головоломки. Никогда не удавалось собрать хотя бы одну целиком. Если я изначально нужна живой хотя бы на время судов, то, что за история с демонстративным убийством?

– Подожди, Гена говорил, что…

Стоп, Гена молчал. Это я рассказывала про: «Око за око, зуб за зуб. Заставить Нелидова страдать, потеряв близкого человека. Меня должны обязательно убить, чтобы месть свершилась». Мимо всё было, а Гена даже не соврал в итоге. Он просто выдал заготовленный совет в других декорациях. Убедил, что нужно наладить отношения с Бароном. Правильно. Потом бы сама подписала бумаги о продаже и ушла бы с оставшейся у меня долей. Получилось даже лучше, чем задумано. Страх за жизнь – прекрасный мотиватор. Гораздо эффективнее желания получить наследство.

– Что он говорил? – хмуро спросил Барон.

– Литературу обсуждали. «Дон Кихота». Забудь.

И месть становилась не косвенной, а прямой. Я еще удивлялась, почему он меня похитил, а не убийцу к Нелидову подослал? Будто это так просто. Человек, идущий по трупам, внимательнее всего относится к собственной безопасности. Охрана там, наверное, круче, чем у президента. Бронированные машины, многоступенчатые проверки всего и всех. Муха мимо не пролетит. Однако Алексей дорожку протоптал. Ему бокал пообещали продать, из которого Нелидов пил? Или это тоже спектакль был? На этот раз для Барона.

– И что теперь? – все-таки спросила я вслух.

– Нужен другой план, – ожидаемо ответил Барон. – С тобой или без тебя, я пока не придумал. Извини, не умею так быстро, как хочется.

– А если без меня, то мой труп найдут в лесу? Черным полиэтиленом прикроешь или просто так оставишь?

Ох, зря. Я поняла, когда его лицо судорогой свело от боли. Черт, а как я могла деликатнее спросить о своем убийстве? Без положительного теста ДНК я никому не нужна.

– Я потому и не хочу тебя сейчас впутывать, что Катерину убили, – глухо сказал он. – Нелидов не пощадил собственного секретаря, когда узнал, что она помогает нам. Все её грехи – несколько скопированных документов. Предателей твой отец не прощает. Представь, что с тобой сделает, когда узнает, что мы в сговоре. Дочь не успела появиться, уже продалась врагу.

Как у них все сложно, мамочки! Я считала Катерину невестой Барона, невинной жертвой, а она вполне себе соучастница. Пятая в их аристократической шайке.

В горле пересохло. Я взяла бутылку и не успокоилась, пока не выпила пол-литра воды. Бесполезно дальше задавать вопросы похитителю, он сам не знал, что делать будет.

– Зачем воровал тогда меня? – застонала я в голос.

Барон сел на диван. Опустил голову и крутил пальцами пуговицы на манжетах рубашки. Нервно и зло, будто хотел их оторвать.

– Я ошибся, – выцедил он сквозь зубы. – Слишком сложную придумал комбинацию, понадеялся не на тех, на кого нужно, поспешил. За такое нельзя простить, я и не прошу, но извиниться должен. Я виноват перед тобой очень сильно. За похищение, за приказы Гене, дыбу, правила, лед на животе. – Он запнулся, но все же сказал гораздо тише. – За то, что избил ремнем. Я видел твои синяки, они ужасны. Хотел мстить Нелидову? Ему и нужно было с самого начала. Не трогать Катерину, не трогать тебя, не прятаться в бункере и за спинами помощников.

У Барона руки дрожали, он с трудом попал пальцами в карман брюк. Достал маленький блокнот с ручкой у корешка на резинке и вырвал страницу.

– Код от двери. Десять цифр и букв, я знаю их наизусть. Сначала нажми зеленую кнопку «Enter», потом вводи. Ты свободна, можешь уходить. Обращайся в полицию, рассказывай все подробности, имена, даты. Но торопись. Через пару часов меня здесь уже не будет. Держи.

Буквы на листочке вышли корявыми, Барон еще с обратной стороны расписывал ручку. Десять шагов до свободы. Я забрала код и пошла к двери.

Вот так просто, да? Ввела буквы с бумажки и свободна? Не верилось совершенно. В прихожей бункера прохладнее, чем в основных помещениях. Чуть влажная от пота и жары пижама тут же остыла, прогоняя остатки похмелья. Голова еще не работала, как у гениального ученого, но дельные мысли возвращались.

Код неверный. Барон от фонаря написал десять цифр с буквами и вручил мне. Очередная провокация «сбегу или нет»? Сейчас выйдет вслед за мной и вкрадчиво поинтересуется: «Ну как, получилось?» Все притворство с больным сердцем пропадет, в глазах прежний огонь вспыхнет, и будет мне что-нибудь покруче дыбы. Эх, попалась на уловку, дура. Хоть не подходи к электронному замку.

Альф болтал в гостиной, сюда его голос и хохот зрителей не проникали. Барон тоже сидел тихо и ждал. В замок охранная система встроена? Меня током ударит, когда введу неверную комбинацию? Черт! В любом случае нужно попробовать. Глупо не сесть в поезд с билетом на свободу в кармане. Замерзать уже начала в легкой одежде. Кнопки на панели замка и вовсе казались кубиками льда. Дрожь колотила, организм пытался согреться, пока нерадивая хозяйка торчала перед дверью.

«Славик, чё-то я очкую».

«Да ты успокойся!»

В самом деле, нужно дышать глубже и ровнее. Код начинался с цифры девять. Потом латинская Тэ, одинаковая в обоих алфавитах О, тройка и семерка. Я ввела половину комбинации, и ничего страшного не произошло. Вообще. Где разряд тока, портативные огнеметы, усыпляющий газ с потолка? Неужели цифры верные?

Я растерла замерзшие пальцы и продолжила. Эм, пять, шесть, латинская Эн. Почти все, остался один символ. Если верить Барону, то дверь, открывшись, дезактивирует бункер. Система отопления выключится, вентиляция перестанет принудительно гонять воздух, подача воды прекратится. Жить здесь станет невозможно, но олигарх и не собирался. Сказал, что через два часа уйдет. Фиг с ним, с заявлением в полицию, мне бы просто на волю выбраться!

Поставила палец на цифру «два» и почти нажала, а потом резко отдернула руку. Точно ловушка. Снаружи стоит Гена с наручниками. Примет меня в широкие объятия и потащит в другой подвал, раз бункер нежилой. А Барон вернется в комфортабельные апартаменты особняка. Вдруг ему просто надоело здесь сидеть, и он решил так оригинально выйти? Развлечение вполне в его духе. Правила, шантаж вином, «выпьешь второй бокал, разрешу говорить» – забавы того же порядка. Ох, да что он со мной сделал? Я даже проклятую дверь открыть боюсь! Сволочь, урод!

Тихо было. Спектакль разыгрывался без единого зрителя. В чем смысл тогда? Разве издеваясь, мучителю не нужно смотреть на жертву? Что он там вообще делал?

Говорил странные вещи. Будто прощался навсегда. Самоубийцы что-то подобное в предсмертных записках пишут. «Никто не виноват. Простите меня за всё». План мне сдал, имена подельников назвал, в полицию отправил. «Нужно было мстить с самого начала… Не прятаться в бункере… За спинами помощников». Он что сейчас поднимется из бункера в особняк, возьмет пистолет из сейфа и пойдет убивать Нелидова?

Черт, да! Да, да, да! Один приступ уже был, а Барон перепсиховал опять. Гена пропал, Алексей предал, стресс усугубился. У него, поди, сердце прихватило, вот и решил, что долго не протянет. Умрет, не дождавшись пересадки. А раз так, то мстить нужно прямо сейчас. Блин, гребанный Зорро!

Я дернулась обратно в трубу бункера. Из открытой двери шлюзовой перегородки вырвалось облако пара с запахом мясного паштета. Как в баню зашла. Мимо кухни сразу к дивану, а Барон уже скатился со спинки на сидение. Лежал лицом вниз, рука плетью висела.

– Эй! – толкнула я его в плечо. – Ты живой? Эй! Андрей Александрович!

Твою же мать! Он не отзывался. Я попробовала перевернуть его на спину, но тут же почувствовала всю разницу в весе. Даже сдвинуть не смогла. Тяжелый, гад.

От окрика он, наконец, зашевелился, а я выдохнула. Нет, пусть живет. Позже обдумаю порыв вернуться и спасти, а сейчас нужно найти таблетки. Я помогала ему сесть, заодно пытаясь добраться до кармана.

– Я сам, – глухо ответил полутруп и оттолкнул мои руки.

Напрасно. Сам он даже край кармана нащупать не смог.

– А, ну тихо! – зашипела я на него. – Грабли убрал! Сам он…

Крошечная таблетка с хрустом выщелкнулась из блистера. Я подавила желание насильно затолкать её в рот Барону, раз уж разрешил. Поднесла к губам и почувствовала влажное прикосновение языка к пальцам. Хозяин дома просто слизнул таблетку с ладони.

Только сейчас разглядела у него черные провалы под глазами и белую, как простыня, кожу. Хреново ему. Очень. Что я еще помнила из оказания первой помощи сердечникам? Кажется, нужно грудь освободить, чтобы легче дышалось. Правильно его прихватило, в такой духоте сидел!

Барон катал таблетку языком во рту и, наконец, положил, куда надо. Я потянулась к воротнику рубашки, но он опять схватил за пальцы:

– Иди к черту, – выругалась я. – Видела уже твой шрам, нечего стесняться. В обморок от ужаса не упаду.

Он нехотя отпустил, рука снова повисла плетью. Дышал кое-как, больше задыхался. Расстегнутая одежда, конечно, мертвому припарки, но что делать-то? Я распахнула полы рубашки и непроизвольно уставилась на шрам. Красный какой-то, это вообще нормально?

– Что еще сделать? Говори.

– Все…пока. Сейчас… отпустит.

Глаза не открывал. Под языком мешала таблетка, отчего казалось, что спьяну им еле ворочает. Я не могла понять, легче ему или наоборот хуже? Нужно в скорую звонить, но, во-первых, я адреса особняка не знала. Куда ехать-то? А, во-вторых, Барон тогда взбесится, сердце заболит сильнее, и он точно не выживет. А не вызову – по статье сяду за оставление в опасности.

– Говори со мной, пожалуйста, – попросила я его. – Может еще таблетки есть? Где здесь аптечка?

– Не надо, – тихо ответил он. – Уже… лучше.

Я выдохнула и села на пол возле дивана. Трясло мелкой дрожью. Думала, правда помрет. И страшно, и жалко его, и противно от собственной беспомощности. Что же ты сделал со своей жизнью, Андрей Александрович? У тебя столько денег, возможностей, весь мир перед тобой, а ты на что все потратил? На ненависть? На жажду мести?

Было ведь что-то светлое. Барон про друзей рассказывал. Как в бункере оказались, Маркиз, Граф и Герцог у него с языка не сходили. Дорожил ими. Скучал. Так сильно, что на тот свет рвался.

– Ты обалдел вообще? – завелась я, чувствуя, как сжатая до упора пружина нервов распрямляется. Не кричала, но выговаривала ему громко. – Ты что творишь? Тебе нервничать нельзя. Какая война, какая месть? Лежи ровно, думай о хорошем и жди пересадку. Вот какого черта ты работать взялся? Договоры, поставки… У тебя отпуск. Все! Заперся, закрылся и отдыхаешь. Гена жив? Отлично! Хрен с ним, с Алексеем. Так хочется тест ДНК сделать? Куча других способов есть. Что ты дергаешься?

– Зачем вернулась? – перебил он меня на середине выдоха. – Могла уйти… Код настоящий.

Я захлопнула рот и обернулась к нему. Барон смотрел в одну точку. Даже не на меня, а куда-то мимо. Дышать стал легче.

Отвечать нужно. Объяснение придумать. Я боялась копаться в себе и найти там кроме жалости к больному человеку что-то еще. Да и не жалела я его вовсе. Скорее, разозлилась, что так глупо себя повел.

– Слушай, лечь и сдохнуть – последнее дело. Ты это брось раз и навсегда. Не бывает безвыходных ситуаций. Вместе что-нибудь придумаем. Знаешь, мне Нелидов тоже по гроб должен. За все восемнадцать лет, что я жила в нищете, ходила в обносках, рисовала углем из печи на стене школьного овощехранилища. Потом мыла эту стену и снова рисовала. А папочка родненький пил, ел и жил в свое удовольствие. Он бросился меня искать? Даже сейчас в отпуск отвалил. Подождет доченька. Столько лет не видел и вообще бы не знал.

От пламенной речи во рту пересохло, язык к небу прилипал. Я кое-как растерла вязкую слюну по зубам и продолжила:

– Я наследство хочу, а быть дочерью убийцы – нет. Мне плевать на твои моральные терзания из-за Катерины. Она, в конце концов, сама решение приняла, верно? Ты не заставлял её под дулом пистолета бумаги копировать. Вот и меня сейчас никто не заставляет. Я. Хочу. Выкуп. Нет Алексея? Прекрасно, сами справимся. А Гена этого щенка прижучит.

Эхо отражалось от гофрированных стен бункера-трубы. Моя решимость впиталась в стены и надолго осталась здесь. Барон улыбнулся и произнес по слогам:

– А-ма-зон-ка.

Я громко фыркнула в ответ, а потом почти безразлично пожала плечами. Амазонка, так амазонка. Валькирия еще бы подошла. Дева-воительница.

Моему сердечнику полегчало. Щекам, конечно, было еще далеко до здорового румянца, но бледность проходила. Кожа возвращала нормальный цвет. Приободрился Барон, отошел от края пропасти. Продолжал в неё заглядывать, но хотя бы не рвался больше сигануть вниз.

– Все равно отдыхать нужно, – упрямо напомнила я, – сейчас плюнешь на работу и пойдешь в кровать. Максимум, что разрешу – взять с собой телефон на случай, если Гена позвонит.

– Слушаюсь, – с иронией в голосе ответил он и попытался встать.

– Погоди! Тебе вообще можно? Физические нагрузки вроде. А то я слышала, как инфарктники с бока на бок переворачивались и того…

– Можно, – выдохнул Барон. – Здесь недалеко. Мне приятно, что ты меня опекаешь, но я взрослый мальчик, рекомендации врачей помню.

– Ага, как же!

– Наталья, – перебил он, и в голос вернулась строгость, – учти, я позволяю разговаривать с собой в приказном тоне только на время приступа. Помощь с требованием выкупа приму, но давай договоримся, что без меня ты ничего делать не будешь. Это опасно. Обсуждать все будем и только потом что-то предпринимать.

Вот теперь он похож на себя прежнего. Смотреть гораздо приятнее, чем на бездыханный полутруп. Я виновато улыбнулась, а потом согласно кивнула:

– Договорились. Ты – главный.

– А теперь марш в кровать.

Барон запахнул рубашку на груди и поправил манжеты. Выдержал паузу, чтобы я не подумала, будто управляю им. Без проблем. Но сделает все равно так, как мне нужно. Во-первых, он все еще слаб, а во-вторых, подсознательно понимает, что я права.

Шел он осторожно, как годовалый младенец, едва вставший на ноги. Не шатался, но тянулся иногда рукой к стенам или мебели, чтобы опереться. Я старалась не лезть к нему и не мешаться под ногами. Все равно, если начнет падать – не поймаю. А еще берегла его гордость. Барон не жаловался на свое состояние и не ныл. Терпел боль, молча стиснув зубы. Редкое качество. Мужское.

Лег на кровать и снова побледнел. Утомили те десять шагов, что успел сделать. Рано я обрадовалась, что ему полегчало.

– Постарайся уснуть, пожалуйста, – мягко попросила я, но он уже сам глаза закрыл.

Черт, может, все-таки стоило вызвать скорую? Война войной, секретность секретностью, а жизни они не стоят. Или пусть уже лежит, отдыхает? Дергать его лишний раз точно не нужно.

Да, я нервничала и не могла успокоиться. Боялась, что отойду от кровати, а он дышать перестанет. Хоть ложись рядом и прикладывай периодически зеркало к губам. Если запотевает, значит, дышит. Проклятье, тут такая духота и влажность, что зеркало и так и сяк запотеет. Что Барон говорил про систему вентиляции? Перенастроить нужно? Я не была уверена, что справлюсь, но хотелось на неё посмотреть. Сделать что-то, не сидеть просто так.

Спальня – последнее помещение в этом конце бункера, хранилище и подсобка на противоположной стороне. Я отодвинула занавеску от кровати как можно дальше, чтобы видеть Барона, и пошла. Хранилище делилось на две части. Там, где теплее, лежали вещи, а продукты за хлипкой перегородкой. Сюда отопление уже не доставало, и я снова порадовалась прохладе. Хоть тащи сюда Барона и оставляй спать. Нет, нельзя. Будет долго лежать, замерзнет. Зато можно открыть дверь настежь. Толку мало, конечно, под землей нет сквозняков.

За хранилищем нашлось оборудование. Я с тоской уставилась на баллоны с барометрами, трубы, краны, вентили. Не мудрено, что даже мужчина не разобрался. Мне здесь делать нечего, но любопытство не давало уйти. Тупиковая стена отличалась по внешнему виду от той, что была в спальне. Там бетон, а здесь такая же пластиковая перегородка, как в хранилище. Странно. Это не последняя комната?

Я переступила через трубы, пролезла к перегородке и толкнула её плечом. Она чуть-чуть поддалась. Пустота за ней, точно. Чувствуя себя женой Синей Бороды, влезшей, куда не просили, я стала пальцами водить по пластику, пока не наткнулась на шероховатость. Явный стык. Прошлась по нему и нашла у самого пола широкую щель, за которую можно потянуть. Небольшое усилие и потайная дверь открылась. Однако.

Оттуда тянуло зимним холодом, свет внутри не горел. Дверь не открывалась полностью, трубы мешали, но мне хватило, чтобы пролезть. Не видно ничего, все на ощупь и только далеко впереди горел красный фонарь, и виднелось нечто, похожее на лестницу. Я рванула туда, уже догадываясь, на какую тайну наткнулась.

Еще одна труба, уходящая вертикально вверх. Точно такая же, по какой я спускалась из особняка в бункер. Гирлянда лампочек, а над головой люк. Ответ уже крутился на языке вместе с ругательствами, но я должна была убедиться, пока не промерзла в тонкой пижаме к чертовой матери.

Дежавю. Снова пальцы прилипали к перекладинам и только на середине пути начало теплеть. Я низко наклонила голову и толкнула плечами люк вверх. Он открылся.

В лицо подул настоящий ветер. Запахло высокотравьем середины лета. Я вдохнула полной грудью и вылезла из люка наполовину. Вокруг густая трава и кусты. Над головой вечернее небо, а далеко впереди в просвете между ветками узнаваемые стены особняка Барона. Запасной выход вел прямо на поверхность. Его никто не запирал на кодовый замок, ограничились задвижкой. Крышку хорошо замаскировали. Сверху закрепили фанеру, а на неё прикрепили фальшивую траву. Немного театрально, но эффектно. Свобода всегда была рядом, я просто о ней не знала.

Забавно даже сидеть на краю люка и болтать ногами. Все тайны кажутся простыми, когда о них узнаешь. Создатели бункера должны были предусмотреть еще один ход на случай, если с первым что-то случится. Они сделали это. И сами же спрятали там, где не каждый бросится искать.

Еще час назад я пришла бы в ярость и материла похитителя. А сейчас тихонько посмеивалась над собой. Вот она воля, ешь полными ложками, но не хочется. Ни к чему уже. Открыты все двери, Барон сам меня отпустил. Заложницы у олигарха больше нет, есть сообщница. И хорошо бы вспомнить, зачем я сюда шла.

Продышавшись напоследок свежим воздухом, я нашла камень и подложила под крышку люка. Тепло уходит вверх, его вытянет через щель и в бункере станет прохладнее. Потом Барон разберется с системой вентиляции, и люк можно будет так же тихо и незаметно закрыть. А пока пусть поспит нормально, а я, так уж и быть, посторожу его сон.

Глава 14. Ночное приключение и утреннее недоразумение

Сначала пыталась устроиться на диване, но потом грохнулась с него во сне, сдалась и пошла на кровать. Барону сейчас явно не до постельных утех. Ему вообще нельзя. Увлечется процессом, сердце не выдержит нагрузки и скончается бывший похититель скоропостижно. Выходит, зря я его боялась все это время. Безопаснее старого импотента оказался. Но, с другой стороны, очень жаль его. Сильный, здоровый мужчина и никакой радости в жизни.

Блин, вот почему у него секретарь – Алексей. Чтобы блондинки всякие длинноногие не травили душу. Он же сам сказал, а я сразу не обратила внимание. Ох, несчастный Барон.

Я тихо посмеивалась, укладываясь рядом с ним на подушку. Стыдно было, но совершенно невозможно остановиться. Столько женщин мечтали выйти замуж за богатого олигарха, а он на них даже смотреть не хотел. Облом, дорогие гламурные кисы, силиконовые фифы и расфуфыренные мымры. Ищите другую жертву. Этот мужчина одержим местью, увлечен работой и отдыхает исключительно после сердечных приступов.

Теперь мне нехорошо в груди стало. Тяжко, словно огромный камень на шею повесили. Господи, красивый ведь мужик. Черты лица правильные, как любили говорить в романах, ни одного изъяна. Плечи широкие, руки сильные, живот плоский. Пресс накачен, как у спортсмена. Ладный весь, будто статуи древнегреческих богов с него ваяли. И ничего нельзя. Только ждать операцию по пересадке сердца и думать о мести. Тут хочешь, не хочешь, крышей поедешь. Барона и переклинило, когда Гена пленницу в особняк привез. Я еще не была готова простить за тот день, но теперь хотя бы понимала, отчего так было.

Дышал он ровно и спокойно. Спальня охлаждалась медленно, если вообще приоткрытый люк помогал. На лбу Барона пот собирался крупными каплями. Температура поднялась? Она из другой оперы, её не должно быть. Я осторожно положила ладонь и тут же отдернула. Холодный пот. Вроде нормально. Обтереть бы его чем-нибудь, чтобы не так мучился.

Я ушла в душ и вернулась с полотенцем. Намочила теплой водой, зная, что ледяная станет пыткой. Протерла лоб, шею, грудь в вырезе рубашки. Раздевать не решилась, чтобы не разбудить. Господи, вроде за больным ухаживала, а сама о другом думала. Взгляд от его тела не могла оторвать. Вспоминала, как мы дрались два раза, и он прижимал к себе очень крепко. Тогда ничего кроме ярости и злости не чувствовала, а сейчас бы что-то изменилось?

Я провела пальцами по коже слева от шрама. Прикосновение отозвалось эхом во мне. Неясным желанием снова его трогать. Гладить ладонями по груди, обнимать, целовать в шею. Чтобы не позволил остаться сверху. Подмял под себя, как вчера на диване, и не давал вздохнуть. Столько силы в нем, столько ярости.

Пришлось за руку себя ущипнуть, чтобы наваждение пропало. Чего доброго заведусь от мыслей. Нет, нельзя, лишнее совершенно. Спать. Срочно спать! Я убрала полотенце, выключила свет во всем бункере и улеглась обратно на кровать. В темноте ничего не видно, но я все равно старательно отвернулась от Барона.

Маневр с приоткрытой крышкой люка все-таки удался, спалось намного легче. Дышалось полной грудью и даже снилось что-то приятное. Проснулась я утром уже без следов похмелья и первое что почувствовала – прохладу. Потом покрывало на плечах и чужую руку на груди. Барон засунул её под мою пижаму, а я без лифчика. Ладонь лежала сверху, горошина соска упиралась куда-то в центр линии жизни. Черт! Меня бесстыдно лапали прямо во сне!

– Эй! – возмущенно забилась я в объятиях мужчины. – Эй, проснись! Офонарел, что ли?

Он сонно заворочался и шумно втянул носом воздух, но хватка стала только крепче. Я уже вовсю брыкалась, пытаясь локтями попасть ему в живот и, наконец, растолкала:

– Что? – буркнул он, отпуская.

– Похотливый ты сердечник! – зашипела я, выворачиваясь из объятий и пытаясь одернуть задранную пижаму.

– Что случилось?

– А ты не понял?!

– Я спал, – очень серьезно ответил Барон, пальцами вытирая глаза к переносице. – Ты меня разбудила.

Такой наглости я не ожидала. Сдернула с него покрывало и дополнительно закрыла грудь. Черт, он полуголый! Когда успел снять рубашку и брюки? Лежал в одних трусах и сердито на меня смотрел.

– Я просила не распускать грабли!

– Наташа, тише, успокойся, – приложил он палец к губам. – Ну, обнял случайно во сне, что тут такого?

– Ты меня за грудь трогал!

– Правда? – удивился он, округлив глаза.

– Издеваешься?!

Вопрос был риторическим и ответа не требовал. Барон сел в кровати и уставился на меня внимательнее доктора на осмотре, собирающего анамнез.

– Наташа, сколько мужчин у тебя было?

Я чуть не поперхнулась. Ему какое дело? Хоть сотня, хоть тысяча, Барона это не касалось!

– Много. Не надейся, что берегла себя для тебя единственного…

– Один был. Максимум – двое. И те по пьяни.

Он по глазам наличие девственно плевы определял? Откуда такая уверенность? Нет, попал в самое яблочко, я вспыхнула от стыда и с трудом подавила желание укрыться покрывалом с головой. На языке вертелось всякое матерное, но сказалось другое:

– Нашел алкоголичку. Забыл, как я от двух бокалов вина улетела?

– Плохо переносить алкоголь и совсем не пить – разные вещи. Так я угадал?

– Пошел к черту, – отмахнулась я и слезла с кровати. – Смотрю, тебе уже лучше? Одевайся, и пойдем завтракать. Я готовлю.

В тесном бункере тяжело демонстративно кого-то игнорировать, но я старалась изо всех сил. Заперлась в хранилище для начала и долго выбирала продукты.

Нет, он за дуру меня держал? Случайно обнял. Во сне. Случайно рука бы поверх пижамы лежала, а он бесстыдно тискал мою голую грудь!

Раздражение проходило медленно. Я взялась поправлять баночки, разворачивая их этикетками вперед. Вроде правда спал, хотя кто его знает. Я точно отрубилась так, что не слышала, как встал ночью, куда-то сходил, а потом вернулся и разделся. Щеки горели не переставая. Про мужчин моих заговорил. Проверял, что ли, девственна или нет?

В голову лезли бредовые мысли. Будто мог ночью, пока я в отключке приспустить белье и палец в меня ввести. Мог ведь. Я представила, и низ живота тяжестью налился, а ноги захотелось сжать сильнее. Жарко стало даже в охлажденном бункере. Что случилось-то? Посмотрела на полуголого мужчину и всё? Поплыла? Мало ли как он грудь мою ласкал, даже не особо приятно было. Черт, я же спала, не помню. Зато утром успокоиться не могу. Хоть ледяную консервную банку ко лбу прикладывай. Тушенка. Её и возьму. С макаронами – самое оно.

Мужчинам волю дай, будут одними бутербродами питаться. В школе одноклассники постоянно приносили из дома в пакетиках хлеб с колбасой и расточали её запах на весь класс. Я слюной давилась и тихо их ненавидела. Дома колбаса водилась по огромным праздникам. Мать убеждала, что нормальный суп – лучше любого перекуса всухомятку. Так что готовить я умела. До шеф-повара Гены, как до Луны пешком, но макароны сварить вполне могла.

Барон вышел из кабинета к столу при полном параде. Побрился, надушился, надел свежую рубашку и отглаженные брюки. Я поставила перед ним тарелку и спросила:

– Зачем? Ты же дома, а не в офисе. Кто здесь твой строгий дресс-код видит, кроме меня?

– Ты видишь, – хмуро ответил он, – этого достаточно.

А я перед ним в пижаме. Да уж. Нужно забрать сухое платье, погладить и тоже нарядиться. Во-первых, хоть какое-то разнообразие в одежде, а во-вторых, абы в чем ходить по бункеру тоже не хотелось. Барон во мне женщину разглядел. Пусть даже и во сне. Теперь будет постоянно присматриваться, оценивать, взвешивать. Со стыда сгорю за помятый вид или пятно на одежде.

– Я системы отопления и вентиляции отладил, – похвастался он, церемонно накалывая вилкой макароны, – и крышку люка закрыл.

Мне показалось, что послышалось. Еще хотела глупо переспросить: «Какого люка», а потом сама догадалась. Черт, вот куда он ходил ночью! Так же случайно, как я, наткнулся или целенаправленно полез проверять? Ну, да, если я теперь свободна, то залезть могла куда угодно. Что теперь? Кончилось доверие, не успев начаться? Он решит, что я к сообщникам Нелидова бегала его сдавать. Специально в союзницы набивалась, чтобы уже его заманить в ловушку. Воспользовалась беспомощным состоянием и предала при первой возможности, как Алексей.

Бред, конечно, но перед параноиками как не оправдывайся, все равно что-нибудь придумают. Не бегала, так звонила по телефону, а люк открыла, чтобы улицу и номер дома разглядеть. По фиг, что таблички не было видно. Пешком сходила и посмотрела.

– Сначала решил, что автоматика включилась, раз температура начала падать, – не спеша рассказывал он. Паузы делал, чтобы прожевать макароны. – Обрадовался, полез проверить, а там все по-прежнему, зато сквозняк появился. Под землей-то. Фактически в погребе. Ума много не нужно – люк открыт, а принудительная циркуляция помогает. Аж посвистывает где-то тоненько так. Ты зачем это сделала?

Варианты ответов будут как в шоу «Кто хочет стать миллионером?» Подсказка «помощь зала», звонок другу? Он ведь уже придумал объяснение, просто сейчас проверял, совпадает ли оно с моим. Сильно вряд ли, конечно. Правда очень проста и незамысловата. Я её радостно объявлю, а он, как Шерлок Холмс, выдаст опровергающее все наблюдение. Даже не знаю какое. Обрывки ткани, посторонние отпечатки пальцев на ступенях. А пусть отжигает, я лучше промолчу. Имею право не свидетельствовать против себя. Черт, сели позавтракать! Не одно, так другое. С Бароном каждый день, как на пороховой бочке.

– Зря молчишь, – он не дождался ответа и продолжил сам, – я не давлю и не устраиваю допрос, а ты уже зыркаешь исподлобья, как испуганный зверек. Могу рассказать весь ход расследования, и какая логическая цепочка выстроилась. Любое действие оставляет следы. Если стереть список последних вызовов из телефона, то все равно можно запросить отчет у сотового оператора. Ноутбук фиксирует время последнего входа в систему, на пыльном полу коридора видно отпечатки твоих балеток и так далее. Я десяток версий перебрал. В том числе твое предательство. Все окрестности облазил, проверяя, не оставила ли ты маяков для людей Нелидова, ничего не нашел. А в итоге ты просто бункер решила проветрить, правильно?

Тонкая провокация. Выражаясь народными поговорками: «Мягко стелет, но жестко падать». У меня аппетит пропал. Отодвинула макароны на центр стола и демонстративно вытерла руки бумажной салфеткой.

– Ты поверишь, если отвечу «да»?

Барон положил вилку рядом с тарелкой и откинулся на спинку стула. Сам с собой сейчас боролся, от ответа многое зависело. Или я стану еще одним Геной или превращусь в Алексея. Во втором случае разговор короткий. Полный откат назад. Веревки на запястьях, снотворное, правила, постоянный контроль. Я снова стану дочерью врага.

Нервозность вернулась. Я выкручивала салфетку в неровный жгут и смотрела, как тонкие волокна остаются мусором на пальцах. Обидно стало. Я к нему всем сердцем: о здоровье его позаботилась, сон пошла охранять. А он даже такую мелочь вывернул наизнанку. Каким был больным психом, таким и остался.

– Я поверю, Наташа, но не понимаю, почему ты не можешь ответить. Я не стал вчера проговаривать новый план. Специально дал тебе время убедиться, что я выжил, посчитать свой долг выполненным и уйти. Это нормально. Тебя впечатлил мой приступ, ты на эмоциях многое пообещала, но потом могла передумать. И лучше бы ушла, на самом деле. Потому что как только ты узнаешь хоть одну новую деталь покушения на Нелидова, я тебя больше не отпущу.

Он снова закручивал гайки. Забавно, но я не удивилась и даже обрадовалась. Значит, действительно полегчало. Хотя бы так криво, но моя вчерашняя речь сработала. Барон перестал изображать из себя камикадзе и решил все тщательно продумать. В первую очередь проверить твердость моих намерений. Что ж. И это тоже нормально.

– Но я осталась, – напомнила ему и сложила руки на груди.

– Ты осталась, верно, – теперь Барон улыбался каким-то своим мыслям, и речь зазвучала плавнее. – Открыла люк, положила камень под крышку и вернулась в кровать, чтобы уснуть рядом со мной. Проклятый камень сбил меня. Будто ты осталась не до конца. Вроде пока здесь, но можешь в любой момент сбежать. Я не хотел в таких условиях доверять тебе. Но потом тот же камень помог. Расставил все по местам.

Я потеряла нить его рассуждений и просто слушала, что скажет дальше. Выкручивать выводы из ничего он большой мастер. Даже интересно стало.

– Знаешь, так бесхитростно вышло, так демонстративно, – мягко сказал Барон. – И если ты что-то замышляла, то очень глупо, ведь не получилось в итоге ничего. А ты умная девушка, я успел убедиться. Камень этот родом из моего детства. Мы с родителями в кооперативном доме жили. Под окнами жильцы нарыли погребов. Территория общедомовая, вроде как можно. Кто первым успел, тот молодец и так далее. Так вот. Летом под всеми крышками лежали точно такие же камни. Один в один. Или осколки кирпичей. Я действительно верю, что ты намаялась в духоте и настолько бесхитростно решила проветрить помещение. Но может, ты сама признаешься? Или боишься меня?

Черт, я ушам не верила, а когда смысл сказанного дошел до сознания, с трудом могла удержаться, чтобы не ерзать на сидении. Гигантский шаг сейчас Барон сделал. Он не стал слепо мне верить, для этого слишком стар и умен. Он увидел открытый люк, тщательно все проверил, и в его состоянии вечной паранойи, когда вокруг одни враги, смог принять очевидную версию, не выдумывая лишнего. Впервые на моей памяти черное в его голове стало белым. С ума можно сойти. Вот теперь он точно изменился.

– Извини, я – дура, – призналась ему, наконец. – Решила, что духота тебя доконает, и полезла к люку. То, что нас из-за его обнаружат, даже не подумала. Крышка хорошо сделана, кусты высокие. Да, глупо было её оставлять, но с системой вентиляции я сама не могу разобраться. Я, правда, ничего такого не хотела. Просто побеспокоилась о твоем здоровье.

– Спасибо, – искренне ответил Барон и вдруг замолчал надолго.

Не знаю, проникся ли заботой, но я хотя бы перевела дух. Тяжело с ним. Но можно и мягче сказать – не просто. Сейчас я верила, что смогу привыкнуть к его характеру и некоторым особенностям. Да, их было много. Нахватался за то время, что воевал с Нелидовым и выживал после покушения.

Я доела и встала к раковине, чтобы помыть за собой посуду. Агата Кристи придумывала сюжеты книг в этот момент. Настолько ненавидела процесс, что все время мечтала кого-нибудь убить. А меня просто расслабляло ощущение прохладной воды на руках. И часто посещали идеи, что бы такого нарисовать.

– «Атлас» много анализов делает? – спросила я, не оборачиваясь к Барону. – Ну, кроме теста на отцовство.

Не сиделось мне, да. Пятый день пошел, как я оказалась в особняке. До возвращения Нелидова осталось девять. Не так уж и много, если начинать с нуля.

– У них мощная лаборатория, – ответил Барон, – легче сказать, чего они не делают. Поясни мысль, я пока не понимаю.

Не было еще мысли. Только смутная догадка, цепляющаяся за образ лаборанта «Атласа». Вернее за батарею пробирок у него в кейсе.

– Кроме слюны кровь ведь тоже подойдет? А если обмануть Нелидова? Взять у него другой анализ, а сделать в итоге тест на отцовство. Прокатит?

У Барона от раздумий на лбу морщины появились. Он минуту сидел молча, а потом резко встал. Черт, вот куда прыгает?! В глазах сейчас потемнеет.

– Ноутбук принесу… Не трогай посуду, сам вымою. Сайт «Атласа» нужен. Что-то я у них видел…

Я выключила воду, насухо вытерла тряпкой тарелку и поставила в шкаф, а Барон вернулся в обнимку с компьютером.

– Садись пока, – скомандовал он, – набирай в поисковике «Атлас» и открывай список услуг. Я быстро.

Олигарх, самостоятельно моющий чашку, то еще зрелище. Он снял пиджак, расстегнул манжеты рубашки, аккуратно закатал рукава до локтей и включил воду. Я следила за ним, покусывая кончик большого пальца, и начисто забыла о поисковике. Черт! И ведь не разбил ничего, не казался слоном в посудной лавке или страдальцем. Откуда что взялось? Он в армии служил?

– Я чувствую твой взгляд, – усмехнулся Барон, раскладывая чистую посуду на решетке для сушки. – Выдыхай, Наташа, ничего сверхъестественного не происходит. У меня нет дворянских корней, я вырос в простой семье. Мама умерла, когда мне было одиннадцать. Инсульт. Вернулась вечером с работы, сказала, что пойдет, приляжет. Не встала больше. Если бы сразу скорую вызвали, может быть, спасли. А мы не захотели беспокоить. «Пусть мама спит». Отец себя винил, запил с горя. Дом фактически на меня остался. Как я в первый раз пол мыл – отдельная история. Ты нашла, что я тебя просил?

Я вздрогнула от последнего вопроса. Поспешно схватилась за ноутбук и чуть не сломала крышку. Истории у Барона были одна хуже другой. Вроде объяснял, почему уборкой занимается, а вот что открылось. Но он хотя бы знал родную мать. Я, как оказалось, всю жизнь с тетей прожила.

– Открываю, – отчиталась я, а Барон уже сидел рядом, раскатывая рукава обратно.

Естественное получилось движение. Он подвинулся ближе, а я освободила место, чтобы ноутбук оказался между нами. Словно за партой сидели и читали параграф из одного учебника.

– Список услуг, – подсказал он. – Далеко не мотай, генетические тесты в самом начале.

– Не слабо, – прокомментировала я, – комплексный генетический тест. Триста показателей здоровья, сорок показателей по питанию и спорту, пятьдесят пять личностных качеств и история этнического происхождения. О, его тоже по слюне делают.

– История происхождения, говоришь?

Барон снова задумался. Что-то еще смотрел в параметрах теста, щелкая мышкой, а меня опять накрывало неуместными ощущениями. Он так близко сидел, что бедром касался. Сейчас это ощущалось удивительно интимно. Я чувствовала тепло его тела через ткань одежды.

– Может получится, – пробормотал он и достал телефон из кармана брюк.

Только сидя за ним лезть не очень удобно. Барон приподнялся с сидения и будто специально качнулся ко мне. Черт, школьницей так не краснела! Что со мной происходит? Гормональная буря? До месячных далеко. Хотя от смущения хочется отсесть в сторону или сбежать в душ и закрыться.

Плохо на меня Барон действовал. Он прав, я боялась его, но совсем не потому, что мог наказать. Влечение всегда некстати, я заметила. Даже моего скудного опыта хватило. В первый раз на физрука залипла. Молодой парень только после пединститута. Спортивный, накаченный. Идиоткой себя чувствовала, но глаз не могла оторвать.

Потом Кирилл, будь он проклят. Ушел от нас после девятого класса, в физмат школу поступил. Там забухал по-черному, его и выгнали. Я думала, стыдно станет одноклассникам на глаза показываться, но не тут-то было. Вернулся героем. Еще бы, настоящий мачо. Пил, курил и девок трахал. А какие умные разговоры вел о физике и теории струн. Где-то в тот момент я и пропала. Учиться нужно было, а я только о нем думала.

Уроки прогуливала, чтобы потусоваться в той же компании. Розовые очки приросли к глазам. Банальный выпендрежник казался идеалом мужчины. Полутемная комната на чьей-то квартире и «Наташа, давай займемся любовью» А, черт! Зачем я это услышала? Томный голос, взгляд с поволокой. Не устояла. Пообещала, что на выпускном все будет. Дура.

Теперь Барон. Снова неожиданно и крайне не вовремя. Тысяча доводов «против» и ни одного «за». Зачем мне сейчас влечение к этому мужчине? А оно было. От мимолетных прикосновений заводилась сильнее, чем от ласк Кирилла. Поздно винить бункер и замкнутое пространство, я снова пропала. И на этот раз вообще не знала, что делать.

Барон отличался от моих знакомых мальчишек, как Бентли от мопеда. Даже разговаривала с ним, мечтая заглянуть в «инструкцию по эксплуатации», если бы она существовала. Соблазнит так профессионально, что я очнусь только на кровати и все равно не смогу даже «нет» прошептать. Спасет разве что истерика. Такая как утром, например. Чтобы тронул, а я сразу в крик на весь бункер. Но хоть бы не понадобилось. На Барона тоже бункер действовал. Мимолетная вспышка была. Порыв обнять из благодарности. Больше такого не повторится.

Он нашел то, что искал в телефоне, и приложил динамик к уху:

– Антон, добрый день. Барановский Андрей Александрович. Я на счет теста. Скажите, пожалуйста, если курьера сразу на три анализа вызвать, пакет документов каждый раз подписывать нужно? Все три генетические. Да, я понял. А результаты? В личном кабинете, спасибо.

Положил трубку и обернулся ко мне:

– С менеджером «Атласа» разговаривал. Помнишь сцены из фильмов, когда человеку на подпись подсовывают толстую пачку листов? Верхние страницы он еще читает, а потом подписывает, не глядя. Особенно если кто-то отвлекает. С тестом ДНК можно сделать так же. Уговорить Нелидова на тот развернутый с кучей показателей, а по факту сделать еще и на отцовство. Он собственноручно подпишет все бумаги, а в личном кабинете потом увидит кроме заказанного теста еще один. Дочь у него, оказывается. Наталья Семенова.

Сложно и опять с участием третьих лиц. Будто мало предательства Алексея. Тот хотя бы свой, а менеджер Атласа – совершенно посторонний человек, как я понимаю.

– Обман не вскроется? Менеджер поможет?

– Менеджер не понадобится, – с хитринкой во взгляде ответил Барон. – В Атласе помешены на конфиденциальности, все анализы зашифрованы. Если заказано сразу несколько, то они формируются в группу автоматически, и лаборант выезжает один раз. Потом они раздельно обрабатываются и автоматически рассылаются по личным кабинетам клиентов. Все делает электронная система, понимаешь? Нам нужен только заказ от Нелидова. Но и здесь я придумал, как выкрутиться. История происхождения. Твой отец помешен на принадлежности к дворянству. Ты позвонишь ему от имени общества «Возрождение русской духовности» и предложишь почетное членство при условии, что он подтвердит дворянские корни. Как именно? Генетический тест, например. Такой, как делает медицинский холдинг Атлас.

Схема рисовалась знатная, но оставалась куча вопросов:

– А если он перезвонит реальному директору общества и спросит про почетное членство?

– То попадет обратно на твой телефон. Общество регистрировал Герцог, чтобы уходить от налогов за счет благотворительности. Через третьих лиц, разумеется. У меня есть доступ к официальной почте. С неё мы разошлем еще десять или двадцать таких же предложений другим «новым дворянам». Ты каждому позвонишь и будешь говорить одно и то же. Менеджер Атласа получит официальное письмо от общества. Он будет только рад сотрудничеству, им нужны клиенты. Да, это дольше и намного сложнее, чем взять слюну с бокала Нелидова, но может получиться.

Глава 15. Общество «Возрождение русской духовности»

Барон боялся, что отпугнет Наталью слишком сложной схемой, но, кажется, наоборот раззадорил. В глазах девушки зажегся азарт. От нетерпения она ерзала на сидении и постоянно пыталась отобрать мышку. «А можно я это сделаю? А можно я?» Он не возражал. Только подсказывал, какие файлы открывать и где искать информацию.

Начали со списка будущих почетных членов. Согласиться должны двадцать, а обзвонить придется гораздо больше. Многим плевать на грамоты общественных организаций. Почетное членство – изначально развлечение для тщеславных. Своеобразная игра, где все понимают, что «король на самом деле голый», но все равно платят деньги ради удовлетворения чувства собственного величия. На этом можно неплохо нажиться, но конкретно сейчас у Барона была другая цель.

– Орлова включи обязательно, – настаивал он. – Вроде как прямой потомок тех самых братьев, что помогли императрице Екатерине Алексеевне взойти на трон. Шереметьева еще.

– Я дворянские фамилии из истории помню, – не без гордости ответила Наталья, – Салтыковы, Воронцовы, Демидовы, Долгорукие.

– Всех пиши, – согласился Барон, – потом если что отфильтруем и сократим.

Представительное должно получиться собрание, чтобы сработал эффект «все побежали, и я побежал». Будут перезваниваться и спрашивать друг друга: «Кто пойдет, что за контора, стоит ли соваться?»

– Пометь где-нибудь, – попросил он нечаянного секретаря, – включить в стоимость участия регистрационный сбор и затраты на банкет. Зал еще нужно забронировать для торжественной церемонии, заказать шоу-программу, цветочное оформление. Чем серьезнее все будет выглядеть, тем больше доверия, а значит, меньше внимания к тому, что Нелидов будет подписывать.

– Тебе «Атлас» денег должен за идею, – восхищенно выдохнула Наталья, – такое накрутить. А если правда настоящие грамоты сделать? Ну, в смысле, кто нам мешает распечатать пафосный текст на красивой бумаге?

Жаль её осаживать, но придется:

– Не увлекайся, пожалуйста. Вживую такие мероприятия очень тяжело организовывать. Целая команда трудится, а нас всего двое. Гена на подхвате, но в основном будет другим занят. Так что давай ограничимся несуществующим банкетом.

Она прикусила губу и не сразу, но кивнула. Деятельная девушка, хорошо бы в его фирме смотрелась. Страсть в ней чувствовалась, горела идеями. Барону вдруг захотелось посмотреть, как она рисует. Увидеть Наталью в родной стихии и за тем занятием, что по-настоящему нравится. Нелидов бы её не услышал. Юристом сделал или в высшую школу экономики засунул. А ей искусством нужно заниматься. Крупную галерею легко могла бы держать, а по вечерам рисовать для души. Или наоборот.

– Текст писем нужен, – воодушевленно говорила она, – и устных звонков. Я никогда таких речей не писала. Не представляю, что там должно быть.

– Я сейчас свой отдел по связям с общественностью попрошу, они мне образцы скинут, – пообещал Барон, открывая мессенджер в телефоне.

До ноутбука сегодня уже не надеялся добраться. Наталья его оккупировала. Время в заботах летело быстро, и пытка совместным пребыванием в бункере уже не казалась невыносимой. За исключением пустяка, как водится. Барон все меньше думал о деле и все больше о стройном девичьем теле под пижамой.

Борьба с собой стала привычной. Не смотреть лишний раз, не трогать руками и даже не пытаться заговорить о чем-то, кроме писем «новым дворянам». А хотелось совсем другого. Ночью расслабился, лишнего себе позволил. Был уверен, что проснется раньше Натальи, и не успел. С чистыми и невинными аккуратнее нужно быть. Неважно сохранна ли девственная плева, она головой еще девочка. Трепетная и пугливая. Какое счастье, что устоял в первые дни и не тронул. Сохранил себя шанс лаской уговорить на близость. Постепенно добиться её расположения, не давить и не устраивать охоту, как на Ольгу.

Давно не чувствовал теплоты, сидя рядом с женщиной. Только азарт хищника и звериный инстинкт обладать понравившейся самкой. Сломать её волю, заставить бояться.

С Натальи пылинки хотелось сдувать. Ни одна Ольга, Рита или Ксюша никогда бы не полезла ночью открывать крышку люка, чтобы Барон не задохнулся в жаре. Им плевать на его здоровье, проблемы и желание поквитаться с убийцей друзей. Особенно на здоровье. Такие бабочки-однодневки жили только для себя. Брендовая одежда, элитное вино, тусовки на яхтах и в закрытых клубах. Каждый день – праздник. А больной муж или, не дай бог, дети – страшная обуза. «Дорогой, может, тебе в клинику лечь? А я пока на Бали со Светкой полечу, она давно звала».

Поэтому Барон не встречался с ними больше, чем одну ночь. Знал, что его ждет в будущем. И уж точно его не волновало, какое они образование получат и смогут ли реализоваться, как личности. Не было там личности. Одна жажда денег и красивой жизни.

– Проверь, как получилось? – Наталья развернула к нему экран ноутбука. – Нормально?

Барон заставил себя вчитаться в проект рекламного письма. Куски разной стилистики плохо стыковались. Наталье смелости не хватило переписать их на свой манер, просто скопировала и вставила. Далеко еще до авторского видения. В школе учили писать сочинение, а не выражать мысли. Открытым текстом говорили: «Копируйте Белинского, он ерунды не скажет».

– Практиковаться нужно, – дипломатично ответил он. – Видно, что составление текстов – не твоя профессия.

Грубовато получилось все же, Наталья обиделась. Надула щеки и теребила край пижамной рубашки. С одной стороны, она ребенок и требовать слишком много неправильно, а с другой, они не в песочнице куличики лепят. Почувствуют «новые дворяне» фальшь в озвученном предложении, и вся затея с треском провалится.

– Я поправлю текст, – пообещал Барон, – он важен, но еще важнее, как ты его преподнесешь. Мне самому нельзя звонить. Господа из списка хотя бы раз, но слышали мой голос. Я не претендую на уникальность и узнаваемость тембра, однако лучше не рисковать. Помоги, Наташа, без тебя мне не справиться.

Правду говорил. Алексей в бегах, а из Гены рекламный зазывала, как из трамвая – скоростной поезд Пекин-Шанхай. Может так увлечься, что на мат перейдет, когда услышит возражения. Да и приятный женский голос всегда выигрывал у мужского.

– Хорошо, – тихо ответила сообщница и начала читать.

Энергетика пропала. Наталья монотонно бубнила совершенно неинтересный ей текст и практически саботировала мероприятие. Ладно, он понял. Больше никакой критики даже в мягкой форме. Или дело в другом?

– Ты раньше выступала на публике?

Барон выдохнул, пытаясь разгладить пальцем морщину на переносице. Будет сложнее, чем он думал.

– Уверенность нужна, когда говоришь. Она достигается или долгой практикой или глубоким внутренним пофигизмом. Профессионального рекламщика угадываешь с первых слов. Он настолько заряжен позитивом, что уже из-за этого ему трудно отказать. У нас нет времени постигать глубины мастерства, но краткий курс молодого бойца тебе можно устроить.

Наталья расстроилась. Барон резал крылья её мечтам решить все проблемы и невольно подрывал веру в себя. Для молодой девушки это катастрофа. Еще и сидел перед ней, как экзаменатор. Критиковал, что-то требовал. Лучше дать ей время остыть от первоначального энтузиазма, понизить планку ожиданий и попробовать заново уже без него. Но была еще одна идея:

– Садись ко мне спиной. Я буду обзванивать банкетные залы, а ты слушать. Нахватаешься стандартных фраз, поймешь, как обычно строится разговор, и сама попробуешь. Хорошо?

– А зачем спиной?

– Чтобы ухом прислониться к динамику с другой стороны телефона, – улыбнулся Барон.

Наталья кивнула и сделала, что он просил.

Наставник из него получался. Даже подумалось, что зря пошел в бизнес, нужно было в школе или в институте преподавать. Представляю, как млели бы студентки от статного и красивого профессора. Посещаемость на лекциях приближалась бы к ста процентам, а зачеты, наоборот, сдавались очень плохо.

«Ах, Андрей Александрович, ну не понимаю я. Может, вы оценку просто так поставите, а я отблагодарю вас? Массаж сделаю. Надо же, как ваши плечи напряжены».

Сами бы в постель прыгали. Мне почему-то казалось, что Барон и без кучи денег оставался бы привлекательным. Было у него то, что называли харизмой. Когда она раскрывалась во всю мощь, уже не имело значения, на какой ступени социальной лестницы стоял её обладатель. Тогда зачем все это?

Логичный вопрос. Правильный и не сложный. Особняк, дорогая одежда, хорошо поставленная речь – всего лишь искусственная оболочка, за которой мальчик из простой семьи хотел спрятаться. У Дон Кихота доспехи из железа, а у Барона из элитной полушерсти костюма Армани. «Будь как все и никто не начнет приглядываться. Вдруг ты чем-то отличаешься?» Не имеешь дворянских корней. Никогда не принадлежал к кругу очень богатых людей. Выскочка.

Представляю, как тяжело ему было. Маска приросла и никогда не снималась. Только чем дольше он ее носил, тем лучше умел заглядывать под чужие. Потому и получалось преподавать. Не по учебнику, а так, чтобы достучаться.

Разговоры «примера ради» сильно помогли. Серьезно. Вот только в итоге я полулежала на нем и слушала бормотания менеджеров по ту сторону телефона. Попытка включить громкую связь провалилась. Барон сказал, что это заметно. Шум специфический во время разговора. Собеседник сразу понимает, что рядом с тобой сидит кто-то еще. Психует, зажимается и старается слиться с разговора.

Однако я сдалась не сразу и долго изображала деревянную куклу. Будто от вытянутой спины и неудобной позы наш физический контакт был не таким плотным. На третьем разговоре Барону надоело. Он крепко меня обнял, якобы, чтобы записать время на листочке, и не отпускал, пока не расслаблюсь.

– Не бойся, – тихо сказал он, положив трубку. – Я ничего плохого не делаю. Я тебя даже не трогаю. Воспринимай меня, как спинку кресла.

Хотелось пошутить вслух на счет живой мебели, но я промолчала. К нему не придраться. Действительно занимался организацией банкета, и руки не распускал. Объятия не в счет… Или именно в них дело? Черт, я не могла разобраться!

Хуже нет, когда мужчина вот так играет. Подпустит ближе, вроде ждешь, что сейчас что-то будет, а она стоит на месте или отходит назад. Ухаживания так и не начинаются. Зачем вообще посадил меня на колени? Чтобы научить по телефону разговаривать? Правда? Мужчин же вроде мучает нереализованное возбуждение, почему терпит?

Мне проверить захотелось. До этого на диване чувствовала, как хочет меня даже через плотную ткань штанов. Если сейчас там все будет глухо, значит, я надумала себе то, чего нет. Как бы потрогать его незаметно? Бедрами я ничего не ощущала. Тепло подо мной было одинаково и равномерно. Никаких «остро и неудобно сидеть», как говорили подруги.

Если рукой полезу, на скандал могу нарваться. Кому понравится, что его щупают просто так? Исключительно из исследовательского интереса. Мы же не в контактном зоопарке. А какой можно законный повод придумать? «Ой, а что это у тебя там твердое в кармане?» Черт, анекдот на анекдоте. Я уже собиралась отказаться от затеи, как вспомнила про ручку. В фильмах её как бы невзначай роняли, а потом медленно поднимали. Мне как раз и нужно было поерзать, сидя на Бароне. Вдруг получится ощутить разгадку ребуса «хочет/не хочет»?

Я наклонилась к ноутбуку и сбила локтем ручку.

– Я подниму, – сказал Барон, но не дотянулся. Далеко укатилась.

Тогда я, чувствуя себя гимнасткой, вдоволь поупражнялась, но ручку достала. Когда легла обратно, сполна ощутила то, к чему стремилась.

У Барона сбилось дыхание. Он отвернулся от меня и молчал. По-прежнему ничего не делал. Черт, ему же нельзя! А я тут эксперименты устраиваю.

– Извини, – прошептала и попыталась встать, но он не отпустил. Крепче обнял той рукой, что придерживал на коленях, чтобы не свалилась. Телефон давно лежал на столе, записная книжка тоже, а злосчастная ручка снова укатилась.

– Дальше будешь сама звонить, – тяжело выдохнул Барон, – на счет зала я договорился. Обсудишь меню с менеджером и дождись письма из праздничного агентства. Они скинут список номеров для выступления и ссылки на проморолики.

Замолчал на середине фразы и снова медленно выдохнул. Я чувствовала, что не может успокоиться. Твердо подо мной было и жарко. Большой он, как мужчина. У Кирилла точно было меньше.

– Хорошо, – так же тихо сказала я. – Сделаю.

Он не уходил и я не двигалась. Уже сто раз пожалела, что спровоцировала его. Больному сердцу тяжело приходится. Хотя говорят, что эндорфины полезны.

– Ты справишься, – заговорил Барон и положил руку на мой живот поверх пижамы. – Даже не сомневайся.

Ладонь обжигала или я так реагировала на прикосновение? Кровь в голову ударила, в глазах на мгновение потемнело. Дыхание Барона эхом отзывалось во мне. Я пропитывалась жаром. Мечтала сбежать и так же сильно хотела остаться. Теперь точно знала, что не просто так держит. Он рукой по животу вверх провел до груди. Остановился, будто думал, переходить одну ему видимую черту или нет, а потом аккуратно обвел большим пальцем сосок.

Я вздрогнула и вцепилась в его запястье. Оттолкнуть не смогла, сил не хватило. Откуда-то пришла слабость, и в тишине раздался его голос:

– У тебя очень красивая грудь, Наташа. Нелегко сдержаться.

Барон ласкал сквозь ткань пижамы. Осторожно и очень нежно. Сжимал ладонь на груди и снова отпускал. Я тонула в его объятиях. Бункер перестал существовать, время остановилось. Я отзывалась на каждое прикосновение, выгибалась навстречу ласке. И тихо застонала.

– Тебе ведь понравилось ночью, – прошептал он. – Я чувствовал. Сейчас почти так же. А может стать лучше. Расслабься. Позволь мне…

Паника взорвалась вспышкой, когда руки с груди переложил на живот и повел ниже. Туда, где мне было так же жарко, как ему. На этот раз обошлось без преграды из ткани. Барон сначала оттянул резинку пижамных штанов, а потом добрался до белья. Оно очень тонкое, я бы и сквозь него все почувствовала, но мужчина осторожно завел пальцы под кружево. На одно краткое мгновение, пока я хватала ртом воздух, а потом испуганно сжала ноги.

– Тебе нельзя!

– Мне нельзя, – эхом повторил он, – но тебе можно. Расслабься, пожалуйста. Я не сделаю больно. Обещаю.

Руку все же убрал. Но только для того, чтобы провести по внутренней стороне бедра. Так далеко, как позволяли широкие пижамные штаны. Они уже сползли с талии. Барон сдвигал их выше, освобождая мои ноги. В бункере снова стало нечем дышать. Мне казалось, пар клубился белым облаком. Сознание уплывало, я растворялась в ощущениях. Еще мгновение и позволю делать с собой все, что он захочет. Вот это мгновение. Когда Барон снова коснулся резинки белья и попытался снять его с меня.

– Нет! – дернулась я вверх и закричала. – Нет! Отпусти! Не трогай! Я никогда не буду твоей.

В голове прояснилось, разум вернулся. Я вырывалась на полном серьезе и Барон вдруг отпустил.

– Больше никогда! Слышишь?! – захлебывалась я истерикой, крупная дрожь ломала тело, зубы стучали.

Я могла понять похищение, помочь с выкупом, но лечь под того, кто избил – это уже слишком. Никогда!

– Да что случилось? – почти простонал Барон, а у меня ответ с языка сорвался. Хлесткий, злой.

– Синяки после ремня не зажили. Неудобно лежать на спине.

Я толкнула стол и резко встала на ноги. Пижамные штаны валялись белой кляксой на темному полу. Подняла их и ушла в душ, громко хлопнув дверью.

Удар двери Барону пощечиной показался. Логичным завершением того, что только что наговорила Наталья. Не хватало бессмертного: «Козел!» и разбитой посуды.

Он знал, за что ему прилетело. Подозревал, что девушка специально его провоцировала, чтобы наказать. Завести и кинуть. Продинамить. Неотрепетированной вышла речь о синякях, но с нужным градусом накала.

Как в дерьмо с головой нырнул. В загаженном общественном туалете побывал среди бомжей. Яркие образы приходили без фантомных запахов, но Барону хватало ощущения грязи и немытого тела. Своего. Будто потел неделю в рубашке и не хотел её снимать. Ох, не это он должен чувствовать после несостоявшегося секса, но подсознанию не прикажешь. Воспоминания наслаивались друг на друга и мерцали стробоскопом. Кадр изуродованной спины сменялся кадром с телом Наташи в белой пижаме. Черная ночь, белый день. Черный. Белый.

Барона тошнило, во рту собралась горькая слюна и не хотела проглатываться. Вязкая, тягучая, как смола. В темноте закрытых глаз летали блестящие мушки. Организм устал от перепадов настроения хозяина. Черное, белое. Смерть, жизнь. Убить Нелидова, отпустить Наталью.

Воротник рубашки душил, Барон тянул его вниз. Ткань трещала, но не поддавалась. Слишком качественная, слишком крепкая. Вода нужна. Стакан со льдом. И чтобы не пах затхлостью грунтовых вод.

Или жженой резиной. Только бы снова не скатиться в безумие.

Чего он ждал?

Что Наталья бросится к нему в объятия со словами: «Как же долго я этого ждала?» После пыток и порки ремнем?

Он и, правда, идиот. До козла не дотягивал, но кое-что похлеще заслужил. Урод. Моральный дегенерат, не видящий берегов. Ни одна месть не оправдывала издевательств над той, кого ласкал в постели. Словно по-другому её внимания не добиться. Сначала нужно обязательно связать, а потом избить. Доказать самому себе, что самец и настоящий мужчина.

Еще паршивее стало. Ненавидел таких персонажей и сам стал. Морду бы себе разбить. Притащить все в тот же привокзальный общественный туалет и возить лицом по заплеванному полу. Ублюдок. Мразь.

В голове гудел колокол. Тяжелый, неповоротливый, с замысловатым узором литья. Ощущение реальности терялось. Она просто выключилась, как телевизор. Щелк и пустота. Барон – её центр и одновременно вместилище. Никто и ничего вокруг. Он хотел раствориться в ней, но не смог. Колокол раскачивался. Тяжелый язык бил по изогнутым стенам. Бом. Бом. Словно он забыл что-то важное. Оно потерялось, как маленькая девочка в подземных переходах бункера. Вода в душе шумела. Наталья плакала. Так горько и надрывно, что колокол замолчал.

Барон с трудом разжал наполовину онемевшие пальцы. Рубашка на груди под воротником скрутилась в узел, а на спине промокла насквозь. По щекам с висков текли капли пота, оставляя липкие дорожки. Долго так сидел?

Бойлер всего на сто литров кипятка. Горячая вода скоро кончится, Наталья замерзнет в душе.

Вставать на ноги не легче, чем в реанимации после двух недель лежания пластом. Тошнота никуда не делась. Мутило. Но хотя бы галлюцинации прошли. Барон добрался до двери душа, держась за мебель. Мысли в голове ворочались слонами на водопое. Толкались и мешали друг другу.

Ну, постучит он в дверь, позовет Наталью выйти, а что скажет? Извини? Этого недостаточно. С самого начала знал, что не достоин прощения, но обязан был его попросить. Девушка будто забыла о случившемся. Увлеклась тестом ДНК, аферой с почетным членством. Но стоило ему переступить грань, попытаться стать кем-то больше, чем сообщник, и все вернулось. Что теперь сделать? На колени встать? Она поверит, что раскаялся? Вот так сразу, как только высказала все в глаза и хлопнула дверью? Нет, конечно. Обида не прошла, еще хуже стало. Истерика наматывала новые витки. Ничего кроме проклятий и оскорблений он сейчас не услышит.

Но уйти нельзя. Ноги приросли к деревянному настилу пола. Если он позволит ей накрутить себя, то уже не вернет. Дверь с кодовым замком открыта, люк тоже. В первый раз осталась, а сейчас исчезнет из его жизни. Черт с ней с полицией, допросами и несостоявшимся покушением на Нелидова. Он не мог потерять ту единственную, что вытаскивала его из безумия. Раз за разом протягивала руку, и он шел за ней, как за искоркой света в темноте.

«Я сдохну без тебя, Наташа», – должен был сказать Барон, но произнес другое:

– Открой, пожалуйста, нам нужно поговорить.

Вода продолжала шуметь. Услышала или нет?

– Наташа? – позвал он, уже вспоминая, можно ли выломать дверь? Хорошо бы снять с петель, но нужна фомка, чтобы сделать рычаг. В подсобке должна быть. Почему вода до сих пор льется? Что там случилось?

Он дернул за ручку, послушал, как клацает замок и вдруг резко отпустил. Нельзя вламываться. Испугает еще сильнее. Голову нужно включать и думать. Синяки синяками, но он чувствовал взаимное желание. Невинной девочке опыта не хватит сыграть такое. Всерьез все было и шло, как нужно. Паника началась, когда он в белье к ней полез. Даже не собирался брать её прямо сейчас, хотел пальцами доставить удовольствие. А услышал крик.

– Наташа, тебя изнасиловать пытались? Получилось? Ты поэтому от меня сбежала?

Такая версия многое объясняла. В том числе сцену утром. Жертвы насильников очень долго не могли прийти в себя и шарахались от всех мужчин. Барон был готов ответить за свои поступки, но подобных отягчающих обстоятельств учесть заранее никак не мог. А должен был. Поторопился с ласками. Катастрофически сильно поторопился. Девочка имела право на истерику.

Кран замолчал, дверь с тихим щелчком открылась. Барон шагнул назад, чтобы выпустить Наташу и увидел бледную тень с мокрыми волосами и красным носом.

– Не было насилия, – ответила она и всхлипнула. – Но все равно ночь не удалась. Я не хочу это обсуждать. К тебе мой первый опыт не имеет никакого отношения.

– Конечно.

Барон попытался погладить её по плечу, но девушка не позволила. Резко дернулась назад и махнула рукой.

– Не трогай. Я прошу. Сама виновата. Изначально неправильно себя повела. Проверить захотелось…

Она снова всхлипнула и прикусила губу. Такая маленькая и беззащитная, что у Барона жгучий стыд за себя разгорелся. Не прикоснется больше. Даже близко не пойдет. Только бы осталась в бункере.

– Это я должен извиняться, – глухо сказал он. – Ты права. Не стоило.

Она кивнула, отвернувшись. Прошла мимо и только возле стола с ноутбуком заговорила:

– Я буду звонить. План в силе. Уже научилась. Теперь сама.

– Хорошо, – отозвался Барон и разжал кулаки.

Обошлось. Господи, как же здорово, что все обошлось.

Глава 16. Ночь вместе

Не было насилия, но мне хватило с головой. Кирилл оказался опытным только на словах. Все моё удовольствие началось и закончилось на поцелуях. Когда он залез рукой ко мне в трусы, стало больно. Он просто не умел ласкать нежно. Дергал, скреб и делал другие, совершенно не подходящие моменту вещи. Мою эйфорию от предстоящего занятия любовью ветром сдуло. Мы еще стояли в тесной кабинке туалета, а мимо периодически ходили другие выпускники. Я боялась, что нас увидят, я переживала, что раз мне так нехорошо от его пальцев, то что будет дальше?

Кирилл пыхтел и вонял самогоном. Начали мальчишки с мартини, но потом оплаченные родителями бутылки опустели, и кто-то достал заранее приготовленную канистру-пятерку. На ногах остались не все. Пару девочек и трех ребят родители увели домой. Моя мать не пришла, отец Кирилла тоже. Он счел это хорошим знаком, и вот мы закрылись в кабинке.

– Резинку надень, – попросила я.

Голова от мартини не до конца отключилась. Не хотела я потом на аборт идти. Кирилл согласился и достал из кармана шуршащую упаковку с презервативом. Кислотно-желтого цвета, как я запомнила. Обращаться он с ним не умел. Сначала чуть не раскатал до конца, но сообразил, что так не наденет. Я спустила белье, задрала подол маминого вечернего платья, и начался ад. А ведь я первое время честно пыталась вспомнить о страсти и настроиться на процесс. Целовала Кирилла, забралась ему под рубашку и гладила живот. Но такой боли просто не должно было быть.

У парня ничего не получалось. То есть вообще. Он вслепую тыкался куда-то в бедра, сопел над ухом и никак не мог попасть в меня.

– У тебя там вообще дырка есть? – возмутился он. – Или намертво все заросло?

Стало обидно как никогда в жизни. Я до сих пор вздрагивала, вспоминая фразу, а боль в кошмарах снилась. Неидеальным я оказалась развлечением на вечер, но Кирилл не собирался сдаваться. Долбился в меня с упорством шахтера в забое. Однако промучившись минут пять, его член сморщился и повис. В таком состоянии он никак не мог войти в меня, даже если парень толкал его пальцами.

– Это ты виновата. Деревянная, как бревно! – захныкал Кирилл и, усадив меня на крышку унитаза, отвернулся.

Я испугалась, что заплачет. Хотела успокоить и ободрить, но он всего лишь пытался снова возбудиться, помогая себе рукой. А спиной стоял, чтобы я не видела. Презерватив улетел в ведро. Я решила, что ладно уж. Может, из-за него не получается.

– Только не кончай в меня, ладно?

– Не буду, – проворчал он. – Поворачивайся задом, так пристроюсь.

Сейчас я понимала, что нужно было просто уйти. Черт с ним, с выпускным, с Кириллом, с мечтой отдаться в первый раз красивому мальчику. Раз с самого начала пошло не так, как нужно, то не стоило продолжать. Но где были мои мозги тогда? Я расстроилась и испугалась. Если сейчас ничего не выйдет, то все пропало. И так серой мышью звали за то, что ходила в обносках и не вылезала из библиотеки. Первый парень школы на меня чудом внимание обратил и что? Ничего?

Кириллу дурная слава не нужна. Если я его бортану, он обязательно расскажет всем свою версию. Что я бревно и вообще в постели никакая. Смеяться будут. Близко ко мне больше ни один парень не подойдет. В деревне – это катастрофа. Хоть уезжай.

Кирилл в итоге рассказал. Но перед этим все-таки меня трахнул. Кончить не смог, член снова упал, а я нарвала туалетной бумаги и ушла в другую кабинку плакать.

Как Барон все это почувствовал? Да, возле дома сидела наружка, но собирай они слухи по деревне, Барон бы знал версию Кирилла и никогда бы не спросил про изнасилование.

Я звонить не могла. Буквы списка фамилий перед глазами расплывались, текст казался ересью. Я дважды его удаляла и восстанавливала, а думать могла только о мужчине, живущем со мной в одном бункере. Ощущение связи стало еще крепче. Я наговорила ему всякого, попрекнула тем, за что уже извинился. Чуть ли не сама в штаны лезла, а потом сбежала, оставив недоумевать, что это было? Такой дурой себя выставила, хоть волосы на голове рви. А он ждал под дверью душа и звал поговорить. Тихо, ласково.

Будто все про меня знал. Полжизни был рядом.

Я окончательно запуталась. Черное становилось белым, а белое черным. Меня не просто тянуло к Барону, я приросла к нему. Смотрела в монитор ноутбука, а слышала только, как он ходил по бункеру. Что-то двигал в подсобке, включал воду в ванной комнате. Уже и текст получился, и первые звонки пошли, а я все жила разделенной на две половины. Как он себя чувствует? Не болит больше сердце? Я снова довела его. Таблетки пил?

Обед и ужин прошли в тишине. Картофельное пюре из хлопьев, консервированный горошек, кукуруза, чай и карамельные конфеты. Барон сухо спрашивал, как идут дела, периодически забирал телефон, чтобы позвонить Гене, но новостей не было. Алексей надежно спрятался. Ольга работала из квартиры Барона, а отдел кадров подыскивал замену сбежавшему секретарю. Работодатель по-прежнему отказывался от претендентов женского пола и просил найти мужчину.

К вечеру я решилась позвонить Нелидову. Вернее, в его офис, поскольку сам он официально отдыхал в отпуске. Если так же, как сейчас Барон, то смысл беспокоить заранее был. Вообще все оказалось проще, чем я себе нафантазировала. В солидных фирмах «новых дворян» такими мероприятиями занимались специальные отделы. Не пришлось лично разговаривать с олигархами, вежливые девушки из приемной переводили меня на нужных сотрудников, а они уже внимательно слушали.

Еще один плюс телефонных переговоров, что я могла отвечать на вопросы, читая с экрана ноутбука. К десятому звонку уже на автомате листала к нужному абзацу. Уточнения были, как под копирку, и закончились отправкой на почту строительной компании «Азур» пакета документов. Рекламного проспекта «Атласа», пригласительного билета из забронированного банкетного зала и маленькой презентации мероприятия, которую для меня оперативно сделали в праздничном агентстве. Я поблагодарила сотрудницу пиар-отдела, повесила трубку и выдохнула.

«Ловись, рыбка, большая и маленькая». Для тебя старалась, папа. Сил нет, как хотелось получить документальное подтверждение родства.

В бункере не чувствовалась смена дня и ночи, я смотрела на часы. Когда до полуночи осталось меньше тридцати минут, решила, что хватит сидеть за столом, зачитываясь скаченными из интернета книгами, а пора спать. Из пижамы в пижаму переодеваться не пришлось, я умылась, почистила зубы и пошла в спальню.

Кровать оставалась пустой. Барон сидел в гостиной перед телевизором с выключенным звуком. Смотрел фильм за фильмом, словно гость, забывший, где выход из кинотеатра. Когда я проходила мимо, убирал длинные ноги, а потом вытягивал их обратно, перегораживая коридор. Я потребовала, чтобы больше не трогал меня и не приближался. Хозяин бункера слово держал.

Я ворочалась в холодной постели и не могла уснуть. Он так и просидит всю ночь на диване? Будет смотреть в одну точку, думать о чем-то тяжелом и не скажет ни слова? Я пыталась ночевать в гостиной, болело все. Несправедливо, что я сплю с комфортом, а Барон мучается. Из-за моего скандала так вышло. Я сначала хотела его, потом оттолкнула, а сейчас стыдно было. Качели вернулись обратно.

Нужно молчать. Нельзя снова его дергать, не разобравшись, чего я хочу. А состояние напоминало детскую игру с лепестками ромашки. На свой лад, конечно. «Боюсь, ненавижу, плюну, поцелую, к сердцу прижму, к черту пошлю».

Уже послала и не один раз, а мы до сих пор сидели рядом в одном бункере. Он на диване, я на кровати, и в воздухе пахло свежестью геля для душа, будто дождь шел над особняком. Хватит! Нам действительно нужно поговорить.

Я сняла покрывало с кровати и пошла к Барону. Если он собрался спать сидя, упрямо следуя данному обещанию, то и я тоже. Покрывало из моих рук он принял безропотно и помог накрыть обоих. На длинные ноги не хватило, ботинки торчали из-под бахромы. Я так увлеклась процессом укутывания, что его вопрос прозвучал первым:

– Ты почему не спишь?

Правду нужно говорить, какой бы безумной она не казалась.

– Не могу одна. Без тебя.

– А я не могу с тобой, – эхом отозвался он. – Лежать рядом и не прикасаться. Это пытка, Наташа.

Мне стало неуютно даже под теплым пледом. Взгляд Барона ощущался каждой клеточкой тела. Так смотрят, когда хотят запомнить. Или когда рисуют с натуры. Художника невозможно обмануть. Перед ним слетают маски и фальшивые наряды. Шелуха. Сидишь, будто голый, и краснеешь. Привыкаешь быстро. Устаешь реагировать и позволяешь чужому взгляду стать частью тебя. Забраться под кожу, разглядеть все изъяны фигуры и тут же о них забыть. Они становятся неважными. Художник пропускает образ через себя и выдает новый. В нем сразу две личности и два взгляда. Снаружи и изнутри. Что видел во мне Барон?

– Я испугалась. Не думала, что все случится так быстро, – призналась ему, комкая плед в руках. – Вроде только что про текст разговаривали и вот я уже без штанов. Смущение нарастало, порыв выложить все, как на духу сдувался, я едва выталкивала языком слова. Стыдно, но сказать нужно. Иначе я никогда не решусь. – Ты… очень. Тебя много, Андрей. Я… Я не ожидала.

Кончики ушей горели, к щекам было страшно прикоснуться. Все разумные объяснения и долгий путь от «ненавижу» до «хочу» выветрились из головы. Вместо разговора о доверии и взаимном притяжении проклятое подсознание вывалило то, что я прятала яростнее всего. Да, я переживала, что у Барона слишком большой член и в меня он просто не войдет.

Покрывало пришлось с груди откинуть на ноги. Мне казалось, я пунцовая, как свекла. Андрей хотел взять за руку, но передумал и просто положил ладонь рядом с моей. Я даже не заметила, как естественно звучало его имя вместо прозвища. В мыслях и в словах.

– Я теряюсь, что ответить, – не менее смущенно сказал он, – успокоить нужно, а с другой стороны не хочется обнадежить, а потом снова испугать. Ты, правда, об этом думала?

Глупо теперь отпираться. Я боялась, что не согну шею от напряжения, но удалось кивнуть:

Барон шумно втянул носом воздух и замер. Я снова делала что-то не то. Меня, как щепку, несло ручьем под тонким слоем льда куда-то не туда. Надо же было ляпнуть. Вот зачем? Остатки адекватности в глазах мужчины растеряла. То про синяки ему, то про Кирилла, а теперь третью причину нашла. Дура, которая никак не может разобраться в себе.

– Наташа, – тихо позвал Барон, – если это единственное, что тебя беспокоит, то никакой проблемы нет.

Он снова замолчал, но на этот раз вздохнула я. Правильно поставленный вопрос творил чудеса. Что из страхов я была готова преодолеть, а что нет?

Поступок Кирилла вообще к Андрею не относился. Нужно переступить и забыть прямо сейчас. Не вздыхать, как это тяжело, не лелеять обиду, а вычеркнуть или хотя бы затолкать поглубже. Все, нет его.

Синяки? От ремня матери шрамы остались, и там тоже было наказание в воспитательных целях. Не забылось, но и не мешало. А в особняке и бункере потом случилось гораздо больше, чем в тот день. И оно перевешивало. Не пришлось даже думать и копаться в себе. Барон стал другим. Я стала другой.

– Да, – ответила ему, уже не переживая, как странно это звучит, – единственное. Больше ничего не мешает. Что было, то прошло. Я погорячилась с запретом. Я вообще плохо соображала, что говорю. И сейчас тоже, наверное. Я не хотела выгонять тебя из кровати. Там пусто и холодно одной. Если сам больше не захочешь ко мне прикасаться, я пойму. Но не спи, пожалуйста, на диване. Я…

Покрывало качнулось, на меня упала тень. Из всех запахов остался только аромат парфюма. Свежий и легкий, как прикосновение ветра к щеке. Я тянулась вверх и падала в объятия Андрея. Наше дыхание смешалось и растаяло на губах поцелуем. Первым, ярким.

Я забыла о страхах и запретах. Бункер, выкуп, отец и все что мучило – перестало существовать. Я принадлежала самому лучшему мужчине целиком и без остатка. Делилась с ним своим жаром, пропитывалась его страстью.

Диван кончился, стоило нам неловко повернуться. Чуть не полетели на пол и оба, смеясь, вернулись обратно.

– Я пожадничал с бункером, – прошептал Барон, – слишком маленький построили. Холодно, говоришь, на кровати? Пойдем, исправим это.

За мгновение я оказалась у него на руках и в воздухе. Стены проплывали мимо белесой рябью металлических ребер. Занавеска качнулась совсем рядом, и я спиной упала в прохладу простыни. Кровать приняла вес наших тел с протяжным скрипом, матрас выдохнул лишний воздух. Я оказалась между небом и землей на узкой полоске горизонта. Андрей стал моим морем. Ласковым прибоем и волнами ветра. Ткань рубашки струилась под ладонями, я никак не могла стянуть её с широких плеч мужчины. Никто не смотрел на нас, не ходил мимо и не грозил вторжением в самый волнующий момент, а он не хотел раздеваться.

– Я уже видела твой шрам, – прошептала ему, выпутывая первую попавшуюся пуговицу из петли, – теперь хочу посмотреть на тебя. Шикарное тело у вас, Андрей Александрович. Не прячьте его.

Он ответил выдохом и, наверное, улыбнулся. Помогать мне не торопился. Я освобождала его от одежды постепенно, смакуя удовольствие от бархата кожи, аромата волос. Андрей нравился мне весь. Статуи в музеях не так совершенны. Боялась, что буду сравнивать с Кириллом, но школьный мачо проиграл, не начиная борьбу. Десятой доли в нем не было от той силы, что ощущалась в Бароне. Будто пламя заперли в человеческом теле.

Поцелуи говорили больше слов. Таяли на губах и прекращались только для того, чтобы одежды на нас стало еще меньше. Верх пижамы Андрей снял с меня, веером уложив волосы на подушку. Резинка слетела, они рассыпались. Я попыталась прикрыть голую грудь, но Барон не позволил.

– Я тоже хочу тебя видеть, – шептал он, целуя в шею, – без веревок на запястьях и страха в глазах. Они темнеют от серого до почти черного, ты знала? А сейчас искрятся тысячами звезд. Стань моей, Наташа…

Я вздрагивала, когда касался губами груди. От смущения и желания, чтобы ласка продолжалась. Он дразнил меня и распалял еще больше. Тело отзывалось тяжестью внизу живота, предвкушением боли. Я знала, что ее больше не должно быть, но Барон слишком большой. Второй раз станет первым. Настоящим.

Я не заметила, как осталась без пижамных штанов и белья. Только тихо застонала, когда Андрей обвел языком сосок и спустился ниже. Прочертил дорожку мимо впадины пупка до самого лона. Я выгнулась дугой и толкнулась вверх. Прочь от него.

– Тише, не бойся, – ласково сказал Барон, – иди ко мне.

Пока я сгорала от стыда, закрыв лицо руками, он гладил по бедрам, а потом положил мои ноги себе на плечи. Я снова выгнулась, почувствовав горячее и влажное прикосновение языка. Невозможное ощущение, совершенно невероятное. Бесстыдный поцелуй. Стоны звучали музыкой, я комкала простынь в кулаках, выкручивала её и умоляла Барона остановиться. Не слышал проклятый, терзал и мучил сладкой болью. Проникал языком в меня, будто мы уже близки и другого не нужно. Каждое его движение будоражило сильнее. Я боялась, что не выдержу и закричу. Тело плавилось, бункер заволакивало туманом.

– Андрей, – как в бреду повторяла я, – Андрей.

Он остановился за мгновение до моего взрыва. Я запуталась пальцами в его волосах и, опустив ноги, потянула мужчину за плечи. Вверх. К себе. Чтобы впиться с жадностью поцелуем. Почувствовать свой вкус на его губах. Он пьянил лучше, чем вино. Сводил с ума и мне нравилось такое безумие.

– Хорошо было? – спросил Барон, обнимая.

Последнее «да» утонуло в поцелуе. Я понимала, что готова, но Барон не удержался. Проверил, легко скользнув в меня пальцами. Хочу. Изнываю от желания. Ну же, пожалуйста.

Он мог не осторожничать, но все равно медлил. Собрал щепотью слюну с языка и смазал головку. Я закрыла глаза и почувствовала, как твердый член упирается в мое лоно. Мамочки, какой он большой! Захочет – порвет на части, но Барон был нежен и внимателен. Обнял крепче и вошел, заполняя собой без остатка. Туго стало. Очень. Пока я не привыкла, едва терпела, а потом боль превратилась в наслаждение.

Бункер заливало алым, воздух качался маревом и вспыхивал пожаром. Я теряла ощущение реальности, цепляясь то за простынь, то за плечи Андрея. Он заводился и забывал об осторожности. Движения становились резче, сильнее. Умопомрачительный мужчина. Неистовый, ненасытный и весь мой. Мой. Мы стали одним целым. Я шептала его имя и чувствовала, как сознание уходит в темноту. Голова кружилась, сердце замирало, и немели кончики пальцев. Я все-таки закричала на одной высокой и долгой ноте. Взорвалась и рассыпалась на осколки, затихая в его объятиях.

Барон тяжело дышал, пульсируя и отдавая семя. Поздно расстраиваться, что не смог сдержаться. Раньше стоило позаботиться о презервативах, тем более в бункере они числились в списке запасов. Сейчас хорошо было. Настолько, что почти не стыдно за свою безответственность.

Сердце размеренными толчками гоняло кровь, истома лишала сил. Он лег рядом с Натальей, но не смог отпустить. Притянул на грудь и осторожно гладил по волосам. Свои промокли от пота, он стекал каплями по вискам. Покрывало с кровати нужно убрать совсем. Не впитывало оно влагу, будто в луже лежали. Но и это не раздражало. Мир окрасился яркими красками и казался восхитительно прекрасным.

Давно так не было. Проклятье, так не было вообще никогда.

Словно заново родился. Чистым стал, светлым и все благодаря юной девушке. Дочери врага. Кто же знал, что так все обернется?

Нелидов будет не рад, что они вместе, хотя Барона это уже не волновало. Одним поводом убить стало больше, только и всего. Завершить начатое, отправить дерзкого выскочку к его мертвым друзьям. Не получится у него. Ни сегодня, ни завтра, ни через несколько лет. Барону жить понравилось. Лежать в бункере рядом с Натальей и думать, что будет дальше.

– Ты ведь кончил в меня, – грустно сказала она, – а я без спирали, таблеток и день по циклу сегодня вроде бы не совсем подходящий.

– Боишься забеременеть?

– Да, – тихо призналась она.

Барон не обиделся, но что-то неприятное в груди кольнуло. Женщины не беременели от него, так вышло. О презервативах он давно думал по привычке, но до обследования в клинике так и не дошел. Сначала некогда было, а потом незачем. Десять лет войны с Нелидовым и бешеный страх Маркиза за жену с ребенком отбили желание заводить семью. После неудачного покушения оно тем более пропало навсегда. Что он даст ребенку кроме фамилии и наследства? Если он успеет родиться, конечно. Дрянной отец получится из мстителя. И Наталье другой муж нужен.

А теперь ударило всерьез. Ревностью пополам со злостью на свое состояние. Знал, что эгоистично, но никому не хотел отдавать свою пленницу. Приличные люди женятся после того, что случилось между ними, чем он хуже?

– А хотела бы? – спросил он, словно в пустоту и, страшась услышать ответ. – Не прямо сейчас, а когда-нибудь. Я понимаю, тебе восемнадцать, не до детей.

Наталья задумалась, рисуя пальцем завитки на его груди. Взвешивала ответ, не сообщала первое, что пришло в голову, отчего вердикт казался весомее:

– Хотела. Но именно что когда-нибудь потом. У меня ни образования, ни работы, ни четких целей в жизни. Однако на аборт я не пойду, если угораздит залететь раньше. Ты ведь это хотел спросить?

– Да, это.

Барон облегчение почувствовал и закрыл глаза. Иррациональное ощущение, будто ребенок уже есть и только что решалась его судьба. Глупости, чудес не бывает. Нелидов десяток новых Бентли в европейских клиниках оставил и все равно ничего не вышло. А такой же бесплодный Барон вдруг зачал, единожды забыв надеть презерватив. Бред. Можно закрыть тему и не возвращаться к ней.

Хотя детская на втором этаже хорошо бы смотрелась. В комнате с балконом и панорамными окнами. Ремонт сделать заранее в светлых тонах, мебель поставить. Нет, на втором нельзя, дети бегать любят. Вдруг выскочит на балкон или вывалится из окна? Только на первом. Переделать одну столовую, зачем в доме две? Во дворе детскую площадку поставить с качелями и горкой. Чтобы Наталья сидела в плетеном кресле и смотрела, как ребенок бегает по песку. Барон маленькую девочку видел со смешными косичками и глазами матери. Серыми, почти черными. Они бы эхом отражались в портретах друг друга. Одна росла, а другая хорошела.

Он бы любовался ими издалека.

Если бы остался жив.

Глава 17. Неудавшийся предатель

Смены дня и ночи под землей не существовало. Барон просыпался по внутреннему будильнику ровно в семь утра, как привык за долгие годы жесткого рабочего графика, а Наталья сладко спала. Лето. Каникулы у школьников и студентов.

Он осторожно встал с кровати, боясь потревожить девушку. Рано еще, пусть отсыпается. Устала ночью. Барон нет, но ему вообще было нельзя. Кардиологи безжалостно запрещали. Однако здесь так же, как с вином. Вся бутылка – чересчур, но пару глотков можно выдержать без последствий. «Главное, без фанатизма», как говорил лечащий врач. «Не быстро, не долго, не сильно и не глубоко», – мысленно добавлял Андрей и периодически нарушал запрет. На свой страх и риск, как и бывает у безответственных пациентов.

Умывался и брился, стараясь не шуметь. Чайник не стал включать, а занялся завтраком. Успеет вскипятить воду. Таблетки нужно холодной запивать. Целая горсть помимо тех, что всегда лежали в кармане. Но лучше в стационар, конечно. Разберется с Нелидовым и пойдет сдаваться Аркадию Анатольевичу. Да, государственная лавочка без отдельных палат и комфорта, но Гена после покушения не стал выбирать. Привез в первую попавшуюся больницу и буквально на руках занес в приемный покой, матеря всех, кто попадался на пути. Персонал не в первый раз такое видел, привык. Положили Барона на каталку, и очнулся он уже в реанимации.

Живой. Не очень здоровый, но живой. Расстроился, дурак. Спасского послал грубо, когда он ему рассказывать начал о реабилитации. Интеллигентный седовласый доктор тоже привык. Велел медсестре присматривать за нестабильным пациентом и ушел. Барон потом извинялся и до сих пор не признавал других врачей. Гене оставил указание, чтобы со следующим серьезным приступом снова увез его к Спасскому. Если и ждать во второй раз чудо, то только от него.

Жаль, доктор не признавал частных клиник и по-прежнему трудился в той самой государственной больнице. Хорошо хоть средства на оборудование для реанимации принял в качестве благодарности. И отдельное спасибо, что во внезапном приступе острой сердечной недостаточности распознал покушение на убийство.

Уже через час после операции у дверей реанимации стояла вооруженная охрана. Следователи завели уголовное дело и боялись, что Нелидов захочет добить Барона. Да, он назвал имя того, кого считал заказчиком убийства, но это помогло мало. Прошло два месяца, отведенных на следственные мероприятия, и уголовное дело приостановили. Не получилось доказать причастность Нелидова даже к этому покушению, не говоря уже о трех мертвых друзьях. Следователи получили еще одного «глухаря», а Барановский отказался от охраны и начал придумывать план мести.

Куда он его завел, хорошо чувствовалось по безвкусной еде из запасов бункера. О яичнице мечтать даже не стоило. Галеты, паштет и другие консервы. Барон сервировал единственное блюдо, когда телефон завибрировал на столе. Гена.

– Шеф, ну я нашел его, – радостно сообщил охранник. – Нашего секретаря спрятал на даче старший брат второй жены его родного дяди. Седьмая вода на киселе, ага, я сам охренел. Почему-то, как залегать на дно, так сразу поближе к земле. Без обид, шеф, там далеко до бункера. Хибара без электричества и отопления с тех пор, как землю на огороды раздавали. Еле нашел по номеру участка. Леха жратвой запасся и думал, его никто не достанет. Тетка сдала, когда я к ним в гости нагрянул. Рожи моей бандитской испугалась. Попался, гребанный Джерри.

Рожа у Гены и правда была под стать тому, чем пришлось заниматься. Но результат был, а остальное – лирика.

– Что он говорит?

– Да ничего нового, – охранник сбавил тон и практически скис, – ну, сболтнул девчонке лишнего в постели. Не подумал, что это важно. А когда понял, пересрал от страха и дернулся бежать, едва я на пороге офиса возник. С Нелидовым никак не связан. Все, что против него говорят – ложь, пиздеж и провокация. Чист аки слеза младенца. Хоть к ране прикладывай вместо святой воды.

Скверно. Барон рассчитывал на признание, чтобы понимать, с какой стороны теперь ждать беду. Неужели придется пытать мальчишку?

– Ты его бил?

– Обижаете, шеф, – протянул охранник, – стукнулся один раз лицом об косяк, когда дернуть от меня во второй раз решил, но я его не трогал. А нужно?

Двоякая вырисовывалась ситуация. Если парень прав и виноват только в сливе адреса, то давить на него дальше нет смысла. Опасен не он, а тот, кто информацию получил. Ольга. Зато изувеченный и обиженный ни за что референт вполне может захотеть отомстить и рассказать что-то Нелидову уже целенаправленно. Даже намек на движение вокруг теста ДНК уничтожит новый план. Нельзя его отпускать и Ольгу тоже. Но как нейтрализовать, не нарушая закон?

– Не трогай, – ответил Барон, – просто сиди рядом и следи, чтобы не сбежал. Я проконсультируюсь на счет него и перезвоню тебе.

– Понял, шеф.

Гена громко разговаривал. Я через динамик телефона Барона слышала обрывки слов, а по его ответам понимала, о чем речь. Референт нашелся, и пока еще был цел и невредим. Андрей думал, что с ним делать. Я по вытянутой спине и напряженной позе понимала, как нелегко ему это давалось. Уже вычеркнул из своей жизни предателя, буквально крест на нем поставил в списке сотрудников холдинга, а он оказался почти ни в чем не виноватым.

Почти. Я узнала, наконец, что случилось, Гена помог рассказом. До этого Барон в двух словах детали озвучивал, но полной картины я не видела. Теперь стало ясно про слив адреса, незваную гостью-блондинку, наш уход в бункер и при чем тут Алексей. Женщину бы за такое шлюхой и дурой назвали. Дала непонятно кому, языком трепала. Уволить немедленно с волчьим билетом, чтобы даже в общественный туалет на работу устроиться не смогла. А мужчину вывернутая мораль и двойные стандарты еще бы и пожалели. Глупо подставился. Бедный, несчастный. Во всем виноват не он, а та лярва, что воспользовалась мужской болтливостью в постели.

– Ты сильно на него зол? – спросила я Андрея, смотря ему в спину.

Он медленно отложил телефон и обернулся. Завтрак готовил. Пара галет осталась без паштета, и пустые упаковки со стола он не успел убрать.

– Я не зол, я раздосадован. Да, это правильное слово. Из-за глупости Алексея я теперь не могу его отпустить, и Гена вынужден следить сразу за двумя пленниками. Еще Ольга. Та блондинка, что приезжала в особняк и сидит теперь в моей квартире.

– Да, я помню, – ответила ему, усаживаясь на край дивана. – Но ничего смертельного ведь не случилось, правда? Бункер не взяли штурмом, не забросали бомбами. Нас даже не нашли.

– Это пока, – нахмурился Барон. – Видишь ли, в чем дело. Тайна нужна, чтобы отец не выкрал тебя, не заплатив выкуп. Как только он услышит наши требования, сразу бросится тебя искать. Зачем платить за то, что можно отнять бесплатно? Его люди носом землю рыть будут. И Алексея найдут, и Ольгу, и в итоге нас с тобой. Я потому в бункере сижу, что в особняк рано или поздно заявятся. Есть шанс, что обыскав все этажи, в подвал не сунутся.

– Так пусть приезжают, – ляпнула я первое, что пришло в голову. – А мы уйдем в другое место. Перепрячемся.

Простой ведь вариант. Я понимала, почему Барон сразу так не сделал. Я собиралась сбежать, и он боялся, что не удержит меня без Гены. Но охранник и сейчас не может разорваться на части и быть везде одновременно.

– Тогда Алексея и Ольгу можно отпустить, – добавила я. – Их знания потеряют ценность. Мы легко переедем, потому что ситуация изменилась. Я теперь не только не сбегу, а сама в чемодан залезу, чтобы ты перетащил меня на новое место незамеченной.

– Чемодан – это слишком, – сходу возразил Барон, а потом задумался.

Я знала, что мой план ему нравился. Он решал много проблем. Обзванивать «новых дворян» можно из любого места, где есть сотовая связь. Для этого не обязательно сидеть в бункере. К тому же больному сердцу Андрея здесь киснуть небезопасно.

– В этом есть смысл, – наконец, согласился он, – но уходить нужно быстро. Гена не продержит подопечных долго. Ольга уже бунтует, что ей надоело сидеть взаперти, изображать страсть со мной и есть пиццу.

Меня ревность кольнула так неожиданно, что все мысли отразились на лице. Судорогой свело челюсть, и зубы скрипнули.

Ольга, значит, любовница. Бывшая или действующая? Она на свидание приезжала в особняк, а Барон её отправил восвояси ни с чем? Или успел по-быстрому удовлетворить где-нибудь в кабинете особняка? Шикарная, наверное, женщина. Та самая гламурная дива с обложек глянцевых журналов. Других любовниц у олигархов не бывает. Я – чистое недоразумение и порыв страсти, который забудется, как только история с выкупом закончится.

– Наташа? – Барон наклонил голову, чтобы поймать мой взгляд. – Что случилось?

Жалобный получился ответ. Я от обиды кусала дрожащие губы и смотрела в пол. Кого я обманывала? Мы вместе, пока мы в бункере. Деревенскую девку хоть как причесывай и наряжай, она все равно останется деревенской девкой. Андрею для статуса нужна светская львица, дочь другого олигарха или знаменитость. Певица, модель, балерина. Иначе олигархическое окружение не поймет. Они кучу денег тратили на псевдодворянство, кичились домами в Лондоне, а тут Наташа Семенова из деревни Вышние Выселки. Стыд и позор.

– Я знаю это женское «ничего»…

Барон подошел ближе и попытался взять меня за руку. Я выдернула ладонь из его пальцев. Сейчас начнет успокаивать, наобещает золотые горы, любовь до гроба или что обычно говорят малолетним дурочкам вроде меня?

– Наташа, – вздохнул он, но терпения пока не терял. Голос оставался ласковым. – Да, у меня был роман с Ольгой, но мы расстались. Она приехала, чтобы вернуть отношения. Петрюс привезла, сыр с плесенью, который тебе не понравился. Как видишь, свидания не было. Там все кончено. Гена испугал её моими проблемами с криминалом. Сказал, что раз она была любовницей, то и ей достанется. Единственный выход – помочь мне поддержать легенду, тогда её не тронут. Я угрожал ей пистолетом и был готов выстрелить, если она не уберется из особняка немедленно. У тебя нет поводов для ревности. Вообще никаких.

Я обдумывала новость про пистолет, втянув голову в плечи, а Барон стал еще на полшага ближе. Осторожно провел рукой по плечу, прикрытому пижамой, и тронул кончик носа.

– Ты стоишь десять таких, как Ольга. Твой характер, твой ум, твоя красота. Она чистая и настоящая. А еще… – Андрей обнял меня, натянутую струной, и прошептал над ухом. – Так хорошо, как прошлой ночью, мне ни с кем не было. Я теперь весь твой. И головой, и телом. Забудь про соперниц, их нет. Иди ко мне.

Жарко стало от признания и поцелуя. Я не чувствовала пола, улетала куда-то вверх. Слабыми руками цеплялась за плечи Барона и уже сама его целовала. Долго, жадно.

– Завтрак, – выдохнул он, с трудом оторвавшись от моих губ. – Нужно поесть и садиться на телефон. У тебя «новые дворяне», а мне предстоит найти нам новое жилье и запутать следы.

Прав Андрей, нужно отвлечься, пока он снова не понес меня на кровать. Я изнывала от желания, но больное сердце вряд ли выдержит второй раз подряд. Сам он не признается прямо, мужская гордость не позволит. Значит, я должна помнить и учитывать этот момент.

– Чайник включу, – согласилась я, выскальзывая из объятий, – тебе черный как обычно?

– Да, – отозвался Барон и вернулся за стол.

Завтракали без удовольствия, лишь бы галочку поставить в утреннем приеме пищи. Переедем из бункера – первым делом сварю себе пельменей и густо полью их сметаной. Моей фигуре они никогда не вредили. Диета «Безденежная» – самая дешевая и самая эффективная из всех, что я знала.

Телефон и ноутбук мы с Андреем делили неожиданно легко. Я боялась, что властный олигарх будет командовать и тянуть одеяло на себя, но он внимательно приглядывался к тому, чем я занимаюсь и умудрялся не висеть на звонках постоянно. При этом никаких замечаний под руку и все подсказки только после моих прямых вопросов. Господи, пусть все мои начальники будут такими! Нет, спать я буду только с Андреем, о работе сейчас речь.

– Клюнули господа «новые дворяне», – с облегчением выдохнул он, показывая мне какую-то таблицу в электронной почте. – Регистрационный сбор перечисляют. Уже три платежа упало. Ты хотела красивые грамоты о присвоении звания почетного члена? Звони в типографию, заказывай.

Я радовалась, как ребенок. Подпрыгивала на стуле и чуть в ладоши не захлопала. Пока, тьфу-тьфу-тьфу, тук-тук-тук получалось. Но ДНК-тест Нелидова и был самой легкой и бескровной частью плана. Да, на нем все держалось, однако Барон по-прежнему хотел мести, и я вроде как согласилась в ней участвовать.

Уговорить бы его не убивать никого. Гена грудью готов был лечь, чтобы шеф грех на душу не брал, и я придерживалась той же линии. Дело не в христианской добродетели всепрощения и принципе: «Ударили по щеке – подставь другую». Барон – не убийца. Мне нравилось об этом думать, и я хотела, чтобы так и оставалось.

– А с выкупом что будем делать? – осторожно спросила я.

– По выкупу план прежний. Назначаем встречу, сажаем снайпера на точку и обеспечиваем тебе наследство.

Барон отвечал совершенно спокойно, будто речь шла о рядовых переговорах. Я не знала, как к нему подступиться. Начну убеждать просто взять деньги с отца, он решит, что я включила задний ход или веду двойную игру. Нельзя так. Аккуратнее нужно, тоньше.

– А если по-другому у него бизнес отжать?

Андрей откинулся на спинку стула и посмотрел на меня.

– Мы думали о рейдерских захватах, пока Маркиз и Герцог были живы. Схем там вагон и маленькая тележка. Но они все в итоге просчитываются и оспариваются в суде. Нет, с наследством проще и надежнее. Да и мертвый Нелидов гораздо сговорчивее живого.

Я от досады прикусила губу и сложила руки на груди. Первый блин комом вышел, но никто не обещал, что будет легко.

– Извини, – добавил Барон. – Все-таки отец, а я вот так про него.

– Да я не в претензии, – со вздохом ответила я и уткнулась в список «дворян». – Но за Нелидова тебя отдадут под суд, как за любого другого человека. Меня будут разматывать на допросах аж с наслаждением. Прямая наследница, мотив убить папу ого-го какой. Я же соучастницей считаюсь. А если оба в тюрьму сядем?

В кино разный исход показывали у заказных убийств. Обычно все заканчивалось «глухарем». Киллер убивал жертву, выбрасывал оружие, исчезал из города, а без исполнителя доказать причастность заказчика практически невозможно. Даже если все будут понимать, кто виновен на самом деле. Но один неверный шаг и сто процентов сядет вся цепочка.

– Где гарантия, что киллер не предаст, как Алексей, или не сбежит в последний момент, сорвав заказ?

– Киллер – Гена, – коротко и очень тихо ответил Барон.

Я глаза закрыла, зажав пальцами переносицу. Черт! Так вот оно что! Не зря кривоносый амбал со стрелками на брюках напомнил мне бывшего военного. Снайпером, значит, служил. Интересно, как они вообще с Бароном познакомились и сошлись? Гена его, как сына или младшего брата любил. На убийство ради него согласился, а потом бросился ко мне с предложением отговорить.

Ничего не вышло, кстати. Мы с Андреем вместе, но от идеи он не отказался. Слишком глубоко сидит жажда мести, не отковыряешь.

Выходит, напрасно я ратую за переезд. Может, лучше было бы занять Гену так, чтобы не смог освободится? Трех ему пленников под контроль, четырех, десять. Он ведь сам не хочет винтовку в руки брать. Просто не придумал еще, как отказать шефу. Вот бы спросить. Осторожно намекнуть, что я в курсе. Вдвоем бы что-нибудь сообразили.

– Все равно, – уперлась я уже для вида. Понимала, что сейчас ничего не добьюсь. – Опасно. Рискованно.

– Знаю, – кивнул Барон. – Но теперь есть еще одно обстоятельство. Я не хочу отдавать тебя отцу даже за весь его бизнес.

Я замерла, не в силах что-то сказать, а он взял за руку и провел пальцем по ладони так нежно, что у меня в животе узел скрутился. Ошеломляющее признание. Оно все с ног на голову перевернуло.

– Нелидов испортит тебя, – объяснял Барон, – деньгами, подарками, окружением своим. Слишком быстро научит ходить по трупам и добиваться желаемого грязными методами. А еще не потерпит меня рядом. Даже в качестве знакомого, не говоря уже о близких отношениях. Дочь у него от женщины без дворянских корней. Значит, выйти замуж должна за наследника древнего рода и сына его бизнес-партнера. Чтобы не разбавлять дальше кровь Нелидова пролетарской генетикой.

И моего мнения никто не спросит. Так себе перспектива, да. Была заложницей, стану куклой в руках собственного отца. Оденет, причешет и отдаст другому поиграть. А там не факт, что будет великая любовь или хотя бы то, что я чувствую к Барону. Скорее всего, дело кончится: «Закрой рот, женщина, и сиди смирно».

– Не хочу так. Давай сбежим вместе, – сказала я, хватая его за руку, – ведь есть такие места, где он нас не достанет? Мексика, Африка, Новая Зеландия. Да хоть бы в таежной глубинке, куда добраться можно только пешком на лыжах. Андрей, давай исчезнем! Андрей?

Он сжал мою руку и вдруг коснулся губами запястья.

– Нет, родная. Я похитил дочь Нелидова. Он найдет меня везде.

Точку поставил. Принял окончательное решение. Осуждению, обсуждению и обжалованию не подлежит. Хорошо. Сейчас я смирюсь, поцелую в ответ и вернусь к обзвонам «новых дворян». Позже все равно отговорю. Сначала нужно переехать.

К сожалению, оказалось, что жилье найти – не такая проблема, как снять его или купить, не оставив следов. Операции по счетам отслеживались, список звонков с конкретного номера оператор связи по запросу правоохранительных органов выдавал, и место нужно выбирать так, чтобы они никак не пересекалось с твоим ближним кругом общения. Референта Алексея сдали родственники, у Барона врагов и недоброжелателей было объективно больше.

– Идеальный вариант – наличка и поход пешком, куда глаза глядят, без предварительных договоренностей с кем-либо, – объяснял Андрей. – Личный автомобиль светить нельзя, ловить попутку тоже.

– Но как можно отследить случайную машину?

– Легко. Крупная федеральная трасса возле поселка всего одна. С двух концов два поста ГАИ тормозят все проезжающие машины, показывают фотографии и спрашивают, не подвозил ли водитель такого мужчину? Одного или с девушкой. И если подвозил, то где высадил? Населенных пунктов с жильем тоже немного. Проверить каждый – дело нескольких часов. Полиция будет помогать. После твоей пропажи прошло больше трех дней. Заведут уголовное дело и начнут работать в плановом порядке. Да, твоя тетя уехала, и я был осторожен при похищении, но давай планировать, исходя из худшего варианта, что Нелидов уже ищет нас.

Излишняя паранойя или единственно правильное отношение, но я вдруг ощутила, каково быть на крючке и под колпаком в полной мере. Оставаясь жертвой похищения не так волновалась. Вся королевская конница и вся королевская рать искала меня и пыталась спасти. Теперь я от них убегала и пряталась, разделив с Бароном его тревогу. Мерзкое чувство. Настолько, что головой поехать недолго.

– А как далеко идти? Ты выдержишь такую нагрузку?

Широка страна моя родная. Глядя на карту, не всегда понимаешь, что за пустотами между лентами рек и федеральных трасс действительно скрывается пустота. Километры пустоты, которые больному Барону перейти будет очень непросто.

Ему не нравился вопрос, я по тягостному молчанию чувствовала. Родись Андрей с пороком сердца, привык бы к ограничениям, но когда они появлялись внезапно, то каждый раз выбивали из колеи. Сильный был мужчина, крепкий. Теперь остался тот, кто без машины и двух кварталов пройти не сможет.

– Хорошо, возьмем попутку, – сдался он. – Лучше рискнуть на дороге, чем застрять посреди поля с моим приступом.

Я выдохнула и мысленно поблагодарила его за адекватность. Иногда даже лютой паранойе стоит уступать. Не верила я, что нас уже настолько интенсивно ищут. В реальной жизни живем, а не в криминальном боевике. Только там для нагнетания атмосферы десятки машин с мигалками носятся по улицам города. На самом деле спокойнее все. Должно быть так.

– И вещей минимум, чтобы сумки не тяжелые. Лучше купить что-то на месте, чем тащить с собой.

– Наташа, – кисло улыбнулся Барон, сбив мой порыв. – Я болен, но не умираю прямо сейчас. Донести тебя на руках смогу, если понадобится, не только пару сумок с вещами. Пойми, мне приятна твоя забота, но я не хочу, чтобы она превращалась в жалость.

– Извини, – смутилась я. – Хотела, как лучше.

– Знаю, – ответил он и снова обнял, поцеловав в макушку. – Сделаю операцию, и все станет, как прежде. Потерпи, пожалуйста. Кукла наследника Тутти будет танцевать.

Какой образ вспомнил. Я улыбнулась украдкой и прижалась к груди Андрея щекой. Вспомнить бы еще финал «Трех толстяков». Кажется, там все было хорошо. Девочка, что стала куклой Тутти, победила богачей. У нас с Бароном вместо них был один единственный Нелидов, но битва не казалась легче.

Глава 18. Переезд

Определились с маршрутом, собрались и нарядились мы только к вечеру. Андрей сменил костюм и рубашку с запонками на потасканный домашний свитер и простые джинсы. Сказал, что приготовил заранее в качестве маскарада, как Гена карнавальный костюм бомбилы. Я помнила тот ужас с кожаной кепкой. Охранника он портил так же, как Барона. Совершенно не шли наряды к их холеным лицам с печатью глубокого интеллекта. Но чем незаметнее мы казались на фоне провинциального пейзажа, тем лучше.

Мое платье из дорого бутика пришлось переделать. Отпороть белые манжеты и воротник. Так оно становилось просто черным и в комплекте со старенькой курткой превращало меня обратно в Золушку до встречи с принцем. Балетки я надела свои, а подаренные Бароном туфли положила в сумку. Не от жадности, а исключительно из опасения, что путешествие хлипкая китайская поделка не выдержит. Развалится прямо на ходу. Не босиком же идти до ближайшего обувного магазина.

– Все взяла? – спросил Барон, оглядывая бункер. – Мыло, зубные щетки?

– Да. В институт поступать собиралась не так тщательно.

– Кстати об этом. Твои документы сейчас из сейфа в особняке заберем. Нельзя их оставлять здесь и предъявлять их тоже нельзя. Просто пусть будут с нами. Наличку я тебе выдам, уберешь на дно сумки. Сумма небольшая, но главное, что мелкими купюрами. Пятитысячные нервируют продавцов мелких магазинов, а валюта и вовсе вводит в ступор. Последний момент. Пистолет.

Барон открыл свою сумку и показал мне треугольную кобуру с тонкими лямками. Очень аккуратную и маленькую. Её можно носить под пиджаком так, чтобы никто не заметил. Пистолет просто лежал поверх вещей, но мне уже не по себе стало. Зачем он Андрею, если киллером должен стать Гена? Угрожать кому-то вроде Ольги, если она встанет на пути?

– Ты должна знать, что он есть, – тихо сказал Барон, – исключительно для защиты, здесь можешь мне верить. Люди Нелидова по его приказу будут стрелять, не раздумывая. Я хочу усложнить им жизнь, отстреливаясь в ответ.

– А бронежилет ты надеть не хочешь? – испуганно спросила я. – Уж лучше он, чем пистолет.

– Тот, что защитит от выстрела в упор, слишком массивный и тяжелый. А «бочка» или бронежилет скрытого ношения только от холодного оружия.

Специалистом стал, пока война шла. Уверена и стрелять умел. Хорошо, что ни разу не пригодилось. Пусть бы так и дальше оставалось.

Из бункера мы вышли через главную дверь, заодно деактивировав его. Код с моей бумажки подошел. Электронный замок пикнул на прощание зеленым и свет потух. Остались только лампочки на лестнице до люка. Ну, вот и все. На свободу к чистому воздуху и солнечному свету.

– Ты первая, – сказал Барон и кивнул на перекладины лестницы.

Холодно там было, страшно и темно. Я тоже поддалась паранойе и ждала, что по ту сторону крышки люка стоит толпа вооруженных людей, и не вламываются они только потому, что слышат возню внизу. Дескать, сами вылезете, к чему вас отковыривать?

Обошлось. Это слово я повторила еще пять раз, пока ходила за Андреем по особняку, но по-настоящему выдохнула только на улице уже за воротами.

Пахло летом. Птицы пели, и солнце лениво катилось за горизонт. К багажу добавилась моя старая сумка, но документы я убрала в другое место. Как ребенок, обрадовалась косметике, любимой расческе и десятку других мелочей. Ничего не пострадало во время похищения. Только пирожок с повидлом, который я брала в дорогу, кто-то выбросил. Правильно, иначе он бы позеленеть успел.

А вот прокладка в заначке осталась всего одна. Черт, проблема. Бойцы доблестной красной армии прибудут людно, конно и оружно, а я не готова. Бункер строили для мужчины, там в запасах такого не водилось. Попросить Барона зайти в аптеку и при нем покупать я стеснялась. Что делать?

– Пойдем, – позвал он, не замечая моих переживаний, – вечером на трассе оживленно. Пятница, все едут в пригород, нас обязательно кто-нибудь подберет. Можно даже не голосовать, просто идти по обочине. Ты почему расстроенная? Что-то из сумки пропало? Булку Гена съел со словами: «Не хай добру пропадать». Признался мне потом. Я не стал ругаться, не в сейф же скоропортящиеся продукты складывать. Еды мы взяли… Наташа, что случилось?

С мимикой я не справилась. Представляла, как буду отбиваться от красной армии. Салфеток натолкать? Они промокнут мгновенно. Полотенце сложить в несколько раз и засунуть? Валик будет огромный. И спереди и сзади заметно. Мамочки, вот я влипла!

– Нормально все, – пробурчала, застегивая замок сумки. Нет, я не признаюсь. Уж разберусь как-нибудь, найду способ. Лишь бы Барон сейчас отстал. – Я не вру, честно. Просто неуютно. Идем, куда глаза глядят.

– Кстати, смотри внимательно на машины. Если увидишь патруль ДПС, сразу сворачивай с обочины в лесополосу. Не дожидайся, пока я скажу.

– Хорошо, я поняла. Пойдем?

Барон кивнул и взял ту сумку, что была тяжелее. Я все еще беспокоилась за его здоровье, но дергать не стала. Позже, если устанет. Пока пусть чувствует себя мужчиной.

Пейзаж в пустынном поселке вокруг особняка был до отвращения среднестатистическим. Пустыри, заросшие молодым березняком, серые ленты отсыпанных гравием дорог и строящиеся дома соседей. Размах, конечно, достойный. Дворцы и замки в два этажа с мансардами и неизвестно насколько глубокими подвалами. И тишина. Ни работающей техники, ни машин во дворе. Брошенное, забытое место. Идеальное для того, чтобы прятать заложницу. Может, зря мы отсюда уходим, но уже поздно переживать.

До трассы дошли по навигатору, изрядно срезав путь через пустыри. Трава не успела вырасти слишком высокой, шагалось легко, и даже Барон ни разу не отстановился отдохнуть. Терпел. Я боялась, что ему дорого обойдется полуторочасовая пешая прогулка. Сама почти выдохлась и шагала на чистом упрямстве.

Тополя расступились, обрушив на нас шум машин и вонь выхлопных газов. Она висела в воздухе, шлейфом тянулась за фурами и грузовиками. Жгучая черно-синяя соляра.

– Медленнее теперь, – выдохнул Барон, перекладывая сумку в другую руку, – черт, хоть противогаз надевай.

Кроме вони была еще пыль с обочины. Она ложилась на обувь поразительно быстро. Темнело. Деревья в лесополосе сливались в одну сплошную декорацию театра теней. Будто их вырезали из черной бумаги и приклеили на небо. Фары слепили. Глаза не успевали привыкнуть к яркому свету и адаптироваться обратно к темноте. Я окончательно устала и начала нервничать, когда за спиной просигналили.

Судя по громкости клаксона не меньше, чем фура, но оказался УАЗик. Светло-голубой армейский УАЗик, который смотрелся на улицах города глубоким ретро, зато по бездорожью проезжал на ура. Барон махнул рукой, и мы пошли договариваться с водителем.

– Куда вам? – хрипло спросила полная женщина с короткой стрижкой растрепанных волос. Она носила камуфляж и пахла солярой, как мужик.

– Заречный, – назвал Андрей маленький городок в тридцати километрах ниже по трассе. Там мы надеялись найти съемное жилье или гостиницу без электронной регистрации гостей.

– Я там живу, – улыбнулась женщина, – садитесь, подвезу.

– Сколько?

– Садитесь, говорю. Я – не такси, с попутчиков денег не беру.

Доброжелательность меня всегда напрягала. Люди редко делали что-нибудь по-настоящему безвозмездно. «Мне от тебя ничего не надо» обычно означало «рассчитаемся позже и на моих условиях». Но Барон уже открыл заднюю дверь и закинул на сидение обе сумки. Ладно.

– Ксюша, садись, я вперед пойду.

Выбрал же имя. Главное, не предупредил, гад! Штирлец олигархический. Хоть бы сверил пароли и явки.

– Хорошо, папа.

Я с мстительным удовольствием наблюдала, как вытянулось его лицо. Один – один, Андрей Александрович. Увы, слишком заметно, что я – вчерашняя школьница рядом с взрослым мужчиной. «Лолиту» в деревнях и маленьких городках не считали великой литературой, а лишние косые взгляды нам не нужны. Нельзя называться любовниками.

В салоне стиль ретро чувствовался еще острее. Протертые сидения прикрывали вязаные крючком дорожки, на окнах висели занавески с бахромой, а у рычага переключения скоростей было навершие в виде розочки в прозрачной колбе. Как в машину времени сели. Сейчас из приемника передадут сигналы точного времени, и на весь УАЗ заиграет радио «Маяк».

– Вы тоже заречные или проездом? – с любопытством спросила женщина.

– Проездом, – осторожно ответил Барон. – Жилье ищем. Вы не знаете хорошую гостиницу?

– Тю. Такого отродясь не водилось. Есть пара старушек, что сдают комнаты квартирантам. А вам надолго?

Вот почему поисковики на запрос «Заречный. Гостиница» дружно выдавали совершенно левые сайты и страницы форумов. А я думала, местный отель не счел нужным обзавестись даже простеньким сайтом-визиткой. Он бесполезен без постоянного администрирования, а содержать ради него целого айтишника в маленьких городах справедливо считали излишеством.

– На неделю, – сказал Барон. – Может, дольше. Не знаем пока.

Туманные ответы ни одну женщину устроить не могли. Водитель хотела конкретики. Вцепилась бульдожьей хваткой, и пока мы ехали, наводящими вопросами вытянула из Андрея подробный рассказ. Я зауважала его умение выкручиваться из любой ситуации и сочинять на ходу. Какой талант пропадал. Ему бы сценарии к фильмам писать.

– Вахтовик я, – признавался олигарх с не самой последней строчки списка Форбс. – На северах пропадаю. Сегодня вернулся домой на два дня раньше, а там, как в анекдоте. Жена, любовник. Я полез ему рожу бить, а благоверная когтями мне в спину вцепилась. Пошел вон, говорит! Это муж мой законный, пока ты, ни рыба ни мясо, в ЗАГС не хотел вести. Думал, я тебя всю жизнь ждать буду? Год тебя нет, полтора. Заявился, погостил и обратно. Нормального мужика я нашла! Дочь моя где, спросил я её. А в интернат сдала. У меня теперь новая жизнь, а Ксюха – взрослая, сама разберется.

– Вот сучка, – присвистнула водитель, и я на заднем сидении тихо повторила за ней. Лихо. Даже с учетом, что это вранье. – И ты ушел?

– Да хрен бы с ней, – пожал плечами Барон, как типичный работяга, – комната все равно на неё записана, штамп с хахалем в паспорте есть, чего требовать-то? Развода? За каким чертом она мне теперь сдалась? Я забрал манатки, Ксюху из интерната и на попутках вот. Куда-нибудь.

– Интернат-то Вышгородский? – сощурилась женщина.

– Вроде да. Я адрес со своей бывшей стряс, меня довезли.

– Нет, ну ушлая какая. Родная дочь помешала. Расстреливать надо таких матерей!

Она еще долго сыпала проклятиями и сочувствовала Барону, а я отворачивалась и рот зажимала, чтобы не заметили мою широченную улыбку.

– Вот что, – наконец, передохнула от ругательств женщина. – Не нужна вам гостиница, у меня жить будете. После бабушки комната давно пустая стоит, я все не решалась квартирантов пустить. Боялась, загадят там все или сопрут чего ценного. Какие у нас квартиранты-то? Алкашня одна. А вы вроде люди приличные. Семь тыщ на месяц. За неделю отстегнешь мне четверть и по рукам ударим. Захочешь дольше жить – живи. Ну? Что скажешь?

Бабушкина комната – это мощно. Я мгновенно представила специфический старушечий аромат, антикварный буфет времен Брежнева и салфетку на телевизоре. Чтобы экран не выгорал от солнца, ага. И пыль не садилась на дорогую технику.

Но это можно стерпеть. Я вроде как неприхотливая, с олигархом сплю всего первый день, но куда деть любопытство хозяйки квартиры? Она же будет невзначай ходить мимо комнаты, случайно прикладывать ухо к двери и совершенно не со зла подслушивать, что там у папы с дочкой делается? А они личному киллеру звонят, олигархов в аферы втягивают и собираются кинуть на деньги главу организованной преступной группировки. Ага. Хозяйка в полицию побежит, сверкая пятками. Еще вознаграждение будет требовать за поимку особо опасных преступников. Нет уж, никаких доброхотов! Мы сами.

– Неудобно вас стеснять, – вежливо ответил Барон. – Да и Ксюхе будет неловко с отцом в одной спальне. Девица на выданье. Ни белье в шкаф спрятать, ни колготки подтянуть.

Уел. Два – один.

– Папа, – наигранно возмутилась я, входя в роль не до конца повзрослевшего ребенка, – я давно колготок «в рубчик» не ношу, чтобы их подтягивать.

– И, тем не менее, – зыркнул на меня с пассажирского сидения Андрей. – Я рассчитываю на съемную квартиру или хотя бы на разные гостиничные номера в первое время. Спасибо за предложение, но…

– У тебя пальцы синие, – невпопад ответила женщина.

Барон замер с приоткрытым на середине фразы ртом. Как по команде мы с ним одновременно пригляделись к его рукам с аккуратно подстриженными ногтями. Черт! Первая фаланга на каждом пальце была синей, как у покойника. И наощупь, наверняка, ледяной. Неужели Андрей не чувствовал?

– И губы тоже, – добавила водитель. – Не справляется сердечко, плохо кровь качает, вот кожа и синеет. Первый муж мой тоже сердечник. Врачей, как огня боялся. Теперь лежит там, где его больше никто не напугает. Ты бы пожалел дочь. Мать её бросила, отец, если себя не побережет, не ровен час, преставится. Тебе отдыхать нужно и скорую хорошо бы вызвать. Дорого скандал с бывшей обошелся. Принял бы ты помощь и не носился по Заречному в поисках, где заночевать. Утро, оно, знаешь, мудренее вечера. Еще раз спрашиваю, поедешь ко мне?

Умела она уговаривать. Профессионально била в нужные точки. Мой скепсис, как рукой сняло. Скорая? Ночевать? Я – за, давайте скорее! К черту паранойю и шпионские игры. Одну ночь Нелидов и все «новые дворяне» подождут. Пусть врачи обследуют Андрея. Господи, да он во время приступа так паршиво не выглядел! Восковая кукла с бледно-синим треугольником под носом. Как вообще до Заречного без машины думал добраться? Проклятое упрямство. Верно говорят – нет хуже пациента, чем больной мужик. В гроб себя загонит и не заметит.

– Папа, тебе плохо? Опять сердце, да? – запричитала я, вцепившись в замок сумки. Где же чертовы таблетки? Сейчас все выверну, но найду.

– Ксюша, – ласково позвал Барон, – не суетись, пожалуйста. Да, симптом неприятный, но сильно хуже мне не стало. Отдохнуть нужно. Зря я с твоей мамой поругался. Но мы не вернемся. Я тебя в интернат обратно не отдам. Сейчас заночуем у доброй женщины, а утром решим, как дальше быть.

– Может тебя сразу в больницу? – спросила она.

– Нет. Диагноз известный, таблетки с собой. Ничего нового мне врачи не скажут. Возраст, знаешь ли. Давно не мальчик.

– Тю, нашел старика, – фыркнула она. – Тебя как зовут-то?

– А меня Тамара. Можно просто Тома. И не выкай мне больше, давай по-простому. Девчонку твою перепугала, извини. Не со зла я, как лучше хотела. Не смогла бы вас высадить ночью посреди Заречного и рукой махнуть. Не хочешь скорую, сами справимся. У меня от мужа полная аптечка осталась. Сейчас сядешь в домашнее кресло, расслабишься, а мы с Ксюшей ужин сварганим. Верно, малая?

– Вот и ладушки, – улыбнулась она, выкручивая руль, чтобы занять крайнюю правую полосу перед поворотом. – Картошечки отварим, котлеток на пару сделаем. Жареного, острого и соленого твоему папке нельзя. Я тебя научу, что можно, дальше сама будешь. Эх, что жизнь с людьми делает? Мать у тебя – оторви и выбрось. Ты уж прости меня, миндальничать не буду. Сука она, каких поискать. С самыми близкими и родными такое сотворить. Ну, ничего. Отольются кошке мышкины слезки. Хорошо все будет. Ты главное, учись на пятерки и отцу помогай…

Тамара тарахтела громче трактора, Барон молчал, а впереди уже маячили темные крыши домов. Заречный начинался частным сектором, им продолжался, и только за холмами теоретически могли стоять несколько многоэтажек. Администрация, школа, магазин и что-нибудь градообразующее. Не просто же так на пустыре выросли дома.

Сумки из машины до жилья Тамары я несла сама, послав Барона к черту. Хозяйка ворчала, что лампочка опять перегорела, и долго колупала ключами навесной замок на воротах. Стемнеть успело основательно, я даже не пыталась разглядывать место, куда мы приехали. Стандартный деревенский пятистенок, что я там не видела?

– Собаки у меня нет, – успокоила Тамара, – как на сутки ухожу, кормить некому, жалко животину. Тут ступеньки, осторожно. Ага, в сенцах разувайтесь. Сумки сюда. Сергей, ты сразу туда. В кресло. Прям так садись. Ну, вот. Прибыли.

С порога начиналась летняя кухня, она же веранда, потом холодные сенцы, теплые сенцы, кухня с большой печкой. Направо одна большая комната, куда Тамара отправила Барона, а налево закрытая маленькая. Не особняк олигарха, но чисто, светло и уютно. Я угадала на счет салфеток, вышитых полотенец и прочего рукоделия. Вязала, наверное, покойная бабушка. Громогласную и боевитую хозяйку я со спицами в руках не представляла. Темперамент не тот, чтобы часами медитативно нанизывать петли одну за другой.

Пахло в доме молоком и хлебом. Круглым караваем из настоящей печи. Хозяйка повесила бушлат в сенцах на гвоздь и, закатав рукава, пошла к умывальнику. Мамочки! Даже у меня дома был водопровод, а здесь антикварная древность со стерженьком, который снизу закрывает дырку и ведро под грязную воду. Бьешь рукой по стерженьку с пимпочкой, вода льется. Мрак. Даже ерничать не хотелось, что богатый бизнесмен будет бегать до ветру на улицу. Андрею бы меньше двигаться, а тут бытовой ад.

– Картошка в ведре под столом, – сказал мне Тамара, – надеюсь, хватит, чтобы в погреб не лазить. Начинай чистить, а я мясом для котлет займусь.

Ноги отекли. Барон вытянул их и сполз по спинке кресла, чтобы не сидеть, а хотя бы полулежать. Этот симптом проницательная хозяйка дома разглядеть не могла, а Наталье он признаваться не собирался. Скапливалась в организме вода, оттого что сердце плохо работало. Все с ног начиналось. Бутом будет выпот в брюшную полость или асцит. Недолго Барон гордился крепким прессом. Лишняя вода сразу превратит плоский живот в «пивное пузо».

Отбегался Андрей Александрович. Все физические нагрузки теперь: поднять телефон, положить телефон. Никаких поисков жилья. Сколько Тамара просила за месяц? Вдвое больше отдаст, лишь бы его не трогали пару дней. Отлежаться нужно, наесться таблеток и верить в чудо. Он еще хорошо держался. Спасский обещал, что симптомы вернутся раньше.

Суетились женщины на кухне. Уютно гремели посудой и болтали, как старые знакомые. Слышно было почти всегда одну хозяйку. Наташа или поддакивала или что-то уточняла и редко смеялась. Барон запомнил страх в её глазах, когда смотрела на посиневшие пальцы. Меньше всего хотел казаться ей больным и немощным. Ущербным.

Сам себе противен такой размазней. Силы вроде есть, чтобы стоять на ногах и тащить их обоих от одной точки плана до другой, но кроме мужского эго был еще и разум. Нельзя загонять себя, как лошадь, на которую поставили миллион. Да, времени мало, но лучше потратить его на паузу, чем окончательно выйти из игры.

Барон достал из кармана телефон и посмотрел на уровень сигнала. На удивление приличный уровень и скоростной интернет есть. Прекрасно. Можно не напрягать Гену заданием обеспечить связь с внешним миром. Работать дальше, словно не выходил из бункера.

Письмо пришло на ночь глядя от бухгалтера. Барон просил мониторить счет общества «Возрождение русской духовности». Есть! Есть платеж с пометкой: «Регистрационный сбор за участие в церемонии вручения почетных грамот. Нелидов Г.В» Клюнула крупная рыба, можно обрадовать Наталью. Теперь их затея с новыми дворянами окончательно обрела смысл. Отлично!

Если Нелидов сбор перечислил, то, значит, и на генетическое исследование согласился. Барон зашел в личный кабинет на сайте «Атласа», и ввел свой номер в поле для получения одноразового пароля. Его присылали по смс, и рассчитан он был на сессию в десять минут. А больше и не нужно, чтобы проверить статус анализа на подтверждение родства.

«Ожидает прибытия курьера 28 июня в 9.00»

Сегодня двадцать седьмое. Через пару часов будет двадцать восьмое. Адрес, на который должен приехать курьер – московский офис компании «Азур». Перепоручить кому-то сдать вместо себя слюну отец Натальи не мог. Значит…

Барон закрыл глаза и очень медленно по одному слову пропустил через себя мысль: «Нелидов прервал отпуск и вернулся в столицу». Заказал ДНК-тест для определения принадлежности к дворянству, и «умная система» прицепила к выезду курьера все анализы данного клиента. В том числе тот, что оформлял Барон на отца и дочь. Фокус удался. Мироздание сжалилось и дало шанс.

Завтра анализ возьмут. Срок готовности – двое суток. Тридцатого утром можно вести Наталью в «Атлас», чтобы забрать результаты и назначать Нелидову встречу. Тем более нет смысла дергаться с жильем. Три дня Барон потерпит удобства на улице и дом-музей деревенской жизни.

Гена нужен рядом. Без ценных указаний снайпера место встречи удачно не выбрать, и это точно не телефонные разговоры. Идеально, конечно, поселить Гену в соседнем поселке и видеться на нейтральной территории подальше от лишних ушей. Но силы Барону больше нужны для поездки в «Атлас», не стоит тратить их сейчас. Охранника можно представить старым другом и к нему же потом съехать от сердобольной хозяйки без лишних разговоров.

Андрей снял координаты с GPS-навигатора и отправил их Гене с припиской: «Жду тебя. Алексея и Ольгу можно отпускать».

Глава 19. Предложение

У Тамары работал старый радиоприемник. Болтался на лямке над столом и скрипучим голосом вещал песни радио «Дача». Спасибо хоть не радио «Шансон», а то пришлось бы плюнуть на вежливость и попросить хозяйку переключить. Но разница все равно почти не чувствовалась. Барды, поющие старые песни, Шуфутинский, Любовь Успенская, но чаще кто-то из неизвестных мне. Мелодии звучали простые, вслушиваться в текст не давала трескотня Тамары, а от чистки картошки тупым ножом уже болели руки.

– На вот этот, он острее, – вздохнула хозяйка на середине фразы и протянула очень странный нож с заклепками на ручке.

Я таких в магазине не видела. Лезвие совершенно не по шаблону и тяжесть в ладони наводила на мысль, что в руках ни разу не кухонный инструмент. Но срезал кожуру с картофеля он лучше предыдущего ножа.

– Муж мой делал, – призналась Тамара, – он вообще много чего умел. Валенки катал, в технике разбирался, печь мог сложить. Русскую, настоящую. Ту, что на полдома. Пил, правда, много. Ему врачи запрещали, а он все равно пил. Отец-то твой не пьет?

Я уронила картошку в таз с водой и забрызгала платье. Черт, скользкая! Нельзя же вот так под руку. Хотя вопрос: «Пьет или не пьет?» для деревенской женщины по степени важности заруливал в минус гамлетовское: «Быть или не быть?» Непьющий мужик автоматически считался принцем на белом коне. При этом речь не шла о полном отказе от алкоголя. Хотя бы без запоев.

– Нет, не пьет, – ответила я, обмывая картошку в чашке с водой. – Он врачей слушается.

– Молодец, – снова вздохнула хозяйка. – О тебе вон как заботится. У других алиментов не допросишься, плевать им на детей, а он бросился тебя из интерната забирать.

Я молча кивнула, делая вид, что занята картошкой. Не нравился мне разговор. Уж не мачехой ли она мне собиралась стать? Барон даже с легендой вахтовика весьма завидный жених. А с правдой о его миллионах – тем более.

– Нам вот с мужем бог детей не дал, – сменила тему хозяйка и я немного успокоилась. Может, снова простое любопытство, а я зря себе нафантазировала невесть что? – Я по бабкам ходила, да по монастырям, святую воду пила, в бане с особыми травками парилась, не помогло. Соседки в один голос твердили: «Не пара вы, несовместимость у вас. Нужно разбежаться, тогда с другими детки будут». А какой развод коли венчаные мы? Ваня и запил с горя. Я когда его похоронила, много грешных мыслей передумала. Обижалась на Бога. Со вторым своим не расписанная и не венчанная жила, а потом и он ушел. Просто уехал. Теперь совсем одна. Даже бабушка умерла.

Тамара говорила, будто сама с собой, монотонно раскатывая шарики фарша в плоские лепешки котлет. Никаких специй. Куриное филе, лук, яйцо и немного белого хлеба в молоке. Положила она их в дуршлаг над кипящей водой в кастрюле и продолжила:

– Ты запоминай, где на кухне что лежит. Завтра я в ночь уйду сторожить склад нашей местной фабрики, одна с отцом останешься. Продукты в холодильнике есть, я буквально вчера закупилась. Сумки у вас маленькие, неужто все вещи? И летние, и зимние, и запасные?

Да уж, пошли в ход нестыковки фактов с легендой. Мы собирались в короткую командировку, а Тамаре рассказали, что навсегда переезжали в другое место. И если мужчине-вахтовику нормально путешествовать и жить налегке, то молодая девушка с одним платьем и пижамой выглядела подозрительно. Придуманной матери детские вещи точно не нужны, выпнула бы в интернат со всем добром. Тогда и сумок было бы намного больше.

– Отец сказал, что без толку хлам возить. «Возьми самое необходимое, остальное купим». А как сообразить за пять минут? У меня глаза разбежались и паника накатила. Раздала девчонкам все, что было, и чуть ли не голая к нему выскочила. Боялась, что передумает, пока собираюсь, или директриса какое-нибудь правило вспомнит, запрещающее меня забрать. Даже спать буду в его пижаме. Плевать, не это главное.

– Ох, бедная девочка, – вздохнула Тамара. – Сейчас с ужином разберемся, я тебе ночнушку дам. Новая, не распакованная. Себе брала, отложила на потом и растолстела. Малая ночнушка теперь. А тебе в самый раз будет. Правильно говоришь, наплюй на все. Не это главное.

А ведь, правда, не это. Я так вжилась в роль, что поверила в историю, представила себя на месте вымышленной дочери вахтовика и поступила бы именно так, как рассказала. Еще бы порадовалась за интернатовских девчонок, кому вещи достались. Деньги, тряпки, богатые дома, бедные хибары – ерунда по сравнению с несчастьями, с долгой разлукой, со страхом за близкого человека, когда он болеет.

У Тамары ничего нет, но она остановилась на трассе и подобрала двух незнакомых людей. Кормила их, одевала и переживала совершенно искренне. Не очерствела даже после всего, что с ней случилось. А что останется от Нелидова, если забрать весь его бизнес, деньги, дома? Что там на дне его сердца? Есть ли оно вообще?

«А у Барона? – шепнул внутренний голос. – У него что останется?»

Тяжелый вопрос. Я понимала, что в их войне с Нелидовым нет однозначно правых и виноватых, но наивно мечтала о черно-белом мире. Где все просто, правильно и в финале добро побеждает зло. Барон делал ужасные вещи и еще худшие планировал. Но таким уязвимым, как сейчас, он не был никогда. Сидел без имени, бизнеса, связей, знакомых прямо посреди нищеты и думал – доживет до операции или нет? Так что осталось от него?

– Картошку потыкай, – велела Тамара, – вроде сварилась уже. Котлеты готовы. Да, сварилась. Сейчас в тарелку положим, чай заварим. Иди, малая, поухаживай за отцом. Как он там? Тихо сидит. Уснул?

Я взяла маленький поднос с ужином для себя и Андрея. Хозяйка деликатно оставляла нас вдвоем, чтобы привыкли к новому месту и поговорили в тишине. А еще не хотела гонять в кухню больного человека. Иных мыслей в голову не приходило. Может, я опасно расслабилась и рано поверила малознакомому человеку, но как Скарлетт О’Хара собиралась подумать об этом завтра.

– Папа? – тихо позвала я, вздрагивая от того, как непривычно звучит слово, произнесенное всего несколько раз за жизнь. Черт, иронично вышло. Я называла отцом будущего убийцу своего настоящего отца. – Ты спишь?

– Нет, проходи.

Барон сидел в темноте, склонившись над смартфоном. Экран горел тусклым фонарем, вспышками меняя цвет. Андрей казался то мертвенно бледным, то красным от жара, то болезненно зеленым. Словно волшебник над зельем или особо заковыристым заклинанием.

– Есть новости?

– Да, читай.

Отличное решение, кстати. Можно вообще ничего не обсуждать вслух, а переписываться в пустом документе, набирая фразы и удаляя их потом. Шпионские игры выходили на новый уровень и захватывали меня все сильнее.

Я пристроила поднос на журнальный столик возле кресла и забрала смартфон. Андрей включил ночник, чтобы не есть в темноте, и отпилил вилкой кусочек диетической котлеты. За стряпню Тамары я не волновалась, а вот удалась ли картошка – большой вопрос. Даже не попробовала, прежде чем на тарелку положить.

Длинную записку набрал с клавиатуры Барон. Вроде в двух словах, а много информации выдал. Гена приезжал завтра, и туманный намек на вторую фазу плана мне не понравился. Уж не собрались ли они убивать Нелидова, не дождавшись результата теста ДНК? Минимальный шанс, что он отрицательный все-таки оставался. Первая жена могла забеременеть от любовника и поэтому расстаться с мужем. Ведь не просто так он забыл о ней на восемнадцать лет. И что тогда? Все было зря от самого момента похищения? Я не выдержала. Написала этот вопрос Барону. Он отложил вилку, хмуро сдвинул брови и набрал ответ:

«Тридцатого узнаем. До этого момента никаких действий, не переживай».

Уф, легче стало. И от радости в голову пришла совершенно шальная мысль:

«А если я за тебя замуж выйду? Вот за эти несколько дней, чтобы уже иметь штамп в паспорте перед знакомством с отцом. Без брачного договора с особыми условиями ты автоматически станешь таким же наследником, как я. Неужели Нелидов убьет мужа своей единственной дочери? Да, будет настаивать на разводе, но не убьет. А мы ему вдобавок скажем, что я беременна. Дескать: «Упс, залет». Потому и вышла замуж в спешке. Что же теперь ребенка без отца оставлять?»

Т9 помогал набирать текст, заканчивая за меня слова. Текст превращался в бомбу, и мне уже казалось, что пишу его только ради того, чтобы увидеть реакцию Барона. Круто будет. Ни одному олигарху еще так нагло жениться не предлагали. И я бы не предложила, окажись мы в иных обстоятельствах. Но когда тебя загоняют в тупик можно не долбиться лбом в стены, а посмотреть наверх. Радикально изменить точку зрения на проблему. Надеюсь, он поймет правильно. Я глубоко вдохнула, выдохнула и отдала телефон.

За несколько мгновений глаза Барона стали больше в два раза. Он замер и молчал так долго, что я начала переживать, не хватил ли его инфаркт? В полумраке не различить побледнел сильнее или нет? Да что же он молчит? Я уже пожалеть успела о своей инициативе!

Олигарх разблокировал успевший погаснуть экран и сначала медленно, а потом увереннее и бодрее набрал ответ. У меня сердце ухнуло в пятки и потерялось там. Казалось, больше не смогу дышать нормально. Руки стали холодными и липкими от пота. Вот зачем я заикнулась о свадьбе? Так, спокойно, нужно читать. Уже все написано и ничего не изменится. Послал далеко? Значит, послал. Закроем тему.

«Я согласен, – ответил Барон, – сам бы предложил, уже почти додумался, но ты опередила. Документы с собой есть. Пойдем завтра утром в ЗАГС Заречного, и я такую взятку регистраторам дам, что нас распишут без очередей и бюрократических проволочек. В маленьких городках это даже проще. А вот про ребенка говорить не нужно. Нелидов тут же потребует УЗИ, подтверждающее беременность. Причем в клинике, где он наблюдается. Не будем усложнять. Свадьбы хватит».

У меня все напряжение вышло волной жара и проливным потом. Так легко стало и хорошо, что ноги перестали держать. Нет, я не мечтала стать невестой, другое случилось. Андрей уступил. После нескольких «нет», наконец-то, сказал «да». Значит, можно еще чуть-чуть надавить и подтолкнуть его к решению не убивать Нелидова. Тут все средства хороши. Я отчаянно хотела увидеть душу в Бароне. Пусть не такую светлую, как у Тамары, но хотя бы то, что отличало его от Нелидова.

«Здорово, я рада, – продолжала набирать текст чуть дрожащими пальцами. – Ты получишь половину моего наследства и обойдешься потом без ухищрений в купле-продаже бизнеса. Тот адвокат по завещаниям просто сработает на двоих».

Тогда можно не рисковать с покушением. Спокойно дождаться естественной смерти Нелидова. Друзья все равно будут отомщены в итоге. Так ли уж важно, как именно это случится? Даже изящно в чем-то. Последний выживший получит дочь врага и половину его царства в придачу. Как в сказке. Я еще раз вздохнула и отдала телефон.

У Натальи глаза блестели в темноте, как у восторженного ребенка. Барон думал над ответом и над тем, что нельзя винить её за наивность. Только люди с добротой Кота Леопольда хотели, что все жили дружно и счастливо. Пытались сгладить конфликты, помирить стороны, найти вариант, устраивающий всех. Наталья свободой юной и незамужней девушки согласилась пожертвовать, лишь бы никто не стрелял.

Бесполезно спрашивать действительно ли она хочет замуж. Она не понимала юридических последствий такого шага. Чем меньше денег, тем проще живется. Когда два студента говорят в ЗАГСе «да», у них общими становятся только притязания на отдельную комнату в общежитии и пара сумок с вещами. Дальше все с нуля и вместе. А Наталье вот-вот достанется отец с сорок третьей строчки списка Форбс и муж, не намного его беднее. И это, уже, как говорится, совсем другая история.

Хотел ли Барон жениться? Да, пожалуй. Не за состояние Нелидова и не за возможность посмотреть в его глаза, когда узнает, кто стал зятем, а за вот эту веру, что они оба еще могут стать людьми. И если не помирятся, как в детских мультфильмах, то хотя бы прекратят войну. Да, это не возможно. Но вера всегда была тем, что лежало за гранью возможного. Без примеси религии и ритуалов простая вера маленькой девочки, что все будет хорошо.

За неё можно держаться, как за соломинку, и тащить себя вверх из самой глубокой ямы. Она крепкая, она выдержит. Но нельзя лгать и не договаривать, иначе все рухнет.

«До завещания пока далеко, – набрал он на клавиатуре смартфона. – Посмотрим, что из этого выйдет. Если не получится, всегда есть пистолет, СВД Гены и другие способы. Твой попробуем одним из первых, но в числе прочих. И ты должна понимать, что за свою жену я буду драться гораздо яростнее, чем за все, что у меня было до этого».

Потому что бизнес можно продать и купить, получить, потерять, проиграть и выиграть снова. Женщину, что осталась с тобой и твоим наполовину мертвым сердцем посреди провинциального городка в очень бедном доме, ни на что обменять нельзя. Хотел ли Барон жениться? Да.

Он набрал ответ и протянул мне. Честно написал. Очень серьезно. От последней фразы, будто током дернуло. Эхо еще долго звенело в мыслях. Я перекатывала на языке слова «за свою жену» и не могла привыкнуть. Свадьба всегда казалась чем-то далеким. Праздничным мероприятием с кучей гостей, из кого хорошо, если знаешь десятую часть. И чем-то совершенно мне недоступным. Откуда у матери деньги на платье и ресторан? В лучшем случае тихая роспись в ЗАГСе и пельмени на ужин подороже. Вот и всё.

Никого у себя в мужьях кроме бедного студента я не видела. Да и то предполагала, что будем учиться на художников и спускать обе стипендии на кисти, краски, холсты, бумагу. Родители жениха? Не принято в нашей деревне, чтобы они оплачивали свадьбу. В ресторан придут поздравить и то ладно. Если будут довольны невестой, конечно. А то ведь крутанет свекровь носом, и двадцать лет не будет разговаривать с сыном и его новой семьей. Были случаи, ага.

Что ж, с росписью без гостей я угадала. Разве что Гена поприсутствует, а Тамаре нельзя говорить. Я даже обрадовалась, что не получу свадьбу, как у настоящей дочери олигарха из глянцевых журналов со светской хроникой. Такое воплощение мечты хоть как-то мирило меня с женихом. Словно не я нагло вламывалась в его жизнь, а он тихо забирал меня из моей. Приехал в дом матери, чем-то похожий на жилье Тамары. Сидел с нами за одним столом, ел вареную картошку и рассказывал, что теперь он свою жену никому в обиду не даст. Но я зря расфантазировалась. Брак фиктивный, это нужно помнить. Еще и навязанный мною.

«Хорошо», – написала я в ответ и добавила вслух: – Давай есть, а то остынет.

Котлеты Тамаре удались. Фарш из куриного филе таял на языке. Я расстроилась, когда порция закончилась. Умела готовить, но вот так еще не получалось. Мать говорила, что когда сварю мужу тысячный борщ, то стану виртуозом. Интересно, Барон любил борщ?

Черт, я ведь совсем ничего о нем не знаю! Рассказы о друзьях и войне с Нелидовым – не в счет. Почему он носит запонки на манжетах вместо обычных пуговиц? Есть ли у него родственники, кроме отца? Какое у него, на худой конец, образование? Да, брак фиктивный. Но мы же будем есть за одним столом и спать в одной постели? Правда?

Атаковать его сейчас вопросами я не решилась. У Андрея глаза слипались после тяжелого дня. Задремал прямо в кресле, пока мы с Тамарой стелили постель в бабушкиной комнате. Я специально с размаха села на кровать, чтобы проверить, не скрипит ли? Аж стонала и скрежетала проклятая. Каждый поворот с бока на бок будет слышно, не то, что ритмичные движения во время близости. Лучший борец против разврата.

– Ох, как бы кресло притащить из зала, – сокрушалась Тамара. – Не укладывать же тебя на одну кровать с отцом? А на полу обоим спать нельзя. Здесь, знаешь, не городская квартира, пол над самой землей, а она ледяная. Двигать-то мебель некому. Был бы мужик здоровый, Сергея даже просить не буду. Согласится, схватится, а потом сляжет окончательно. Вот что, малая, давай сегодня со мной на кресле в зале поспишь, а завтра что-нибудь придумаем. На худой конец грузчиков с работы попрошу. Минутное дело и пол-литра на расчет имеется.

Я согласилась. Барон до утра глаза откроет только чтобы до кровати доползти и рухнуть на неё. Если глобально легче не станет, то боюсь, что до операции между нами была первая и последняя ночь. Черт, жаль.

Полчаса еще возились с мебелью и постельным бельем. Когда я, наконец, добралась до разложенного кресла, уже сама себе напоминала груз со значком «не кантовать». Смешно жаловаться в моем юном возрасте на усталость, но что поделать? Лыка не вязала. Только закрыла глаза и сразу отключилась.

Вместо звонка будильника разбудил храп. Густой, переливистый, с похрюкиванием и присвистом. Неужели Барон? А в бункере спал тихо. Нет, Тамара. Я разлепила веки и мгновение, полное паники, вспоминала, где нахожусь. Деревянный дом, старая мебель, вещи со специфическим запахом сырости и ощущение, что чуть было не проспала что-то важное.

Черт, ЗАГС! И Гена скоро приедет! А я в чужой ночнушке а-ля чехол для танка и с ужасом на голове вместо прически. Хороша невеста, ничего не скажешь.

Пока чистила зубы над ведром у доисторического умывальника, проснулся Барон. Выглядел он гораздо лучше, чем вчера, сон благотворно действовал. Я пригляделась к кончикам пальцев, но он опередил:

– Нормально все. Читай.

Не знаю, может, когда-нибудь он привыкнет, что болеть – не стыдно, а пока пусть так. Я забрала смартфон и увеличила масштаб документа. Мелко написал.

«Гене я легенду об отце и дочери рассказал, имена наши назвал. Он будет дядя Коля. Старый папин друг. Знает тебя с детства, так что смело ему «тыкай», бровью не поведет. Продуктов привезет и лекарства для меня. Они не очень нужны по факту, но необходимы для легенды. Иначе, зачем здесь еще один гость?»

Он для ЗАГСа нужен в том числе, как выяснилось из второй части сообщения. Наличка у Барона при себе была, но для взятки регистратору решили взять больше. Чтобы наверняка. Не попросишь же подождать, пока охранник сбегает с карточкой к банкомату.

«Одежду тебе привезет, – продолжала я читать. – Не с вещевого рынка, но проще, чем из бутика. Извини, что замуж возьму тебя без свадебного платья. Захочешь церемонию – позже сделаем, как положено. Сейчас не стоит привлекать лишнее внимание».

Извинялся он. Беспокоился о моих детских мечтах и женских обидах. Редкая способность думать о других, когда голова забита собственными проблемами. Или дело во мне? Неужели я ему небезразлична?

Казенное слово «небезразлична». Обесцененное сериалами по центральным каналам и романами в мягких переплетах. Когда боятся фразы «он меня любит» или «я ему нравлюсь» всегда вот так мягко стелют. А вдруг ошиблась? А вдруг вообразила то, чего нет? Тогда не так обидно будет разочароваться.

Кто я ему? Подруга, партнер, любовница? Так ведь и не спросила вчера, а сейчас уже не к месту. Останусь в неведении. Это лучше, чем услышать неприятную правду: «никто» или «просто интрижка». Легкий флирт, развлечение.

Я отдала телефон и кивнула, что все поняла. Накрутила себя, на лице трагедия разыгралась, губы дрожали. Сейчас заметит. Проклятье, ну что за взгляд у него? Хуже рентгена. Буквально насквозь видит.

– Еще есть время передумать, – тихо сказал Андрей. – Ты не обязана делать что-то против воли, даже если сама это предложила.

Ну, вот, в яблочко. Я, как голая, перед ним со всеми страхами и сомнениями. Куда, черт подери, делся приказной тон? Запрет рот открывать? До чего же проще тогда было, чем сейчас. Барон изменился до неузнаваемости. Хотел услышать моё мнение и собирался его учесть.

А я не знала, что делать. Замуж выходят навсегда. По крайней мере, я хотела, чтобы было именно так. Заберет Андрей бизнес отца и подаст на развод, а как же я? Старухой останусь у разбитого корыта? Вспоминать буду единственную ночь в бункере и всех мужчин с ним сравнивать?

Никто же не выиграет. Кириллы всякие, Антоны, Сережи, столичные бизнесмены с калькуляторами вместо сердца, альфонсы, золотая молодежь, прожигающая жизнь. Мне все равно не светит стать счастливой, так стоит ли пробовать?

Жизнь вместе прожить сложнее, чем лечь в одну постель. По-другому такие решения принимаются. Не как я вчера за несколько секунд по клавиатуре отстучала: «А давай?» А давай! Детский сад какой-то, честное слово.

Я уже рот открыла, чтобы отказаться, но меня дернуло. Барон согласится, отменит свадьбу, и мы останемся просто сообщниками. «Здравствуйте, Наталья Георгиевна, здравствуйте, Андрей Александрович». Чужими людьми. Он уже не послушает меня и не откажется от заказного убийства. Не будет вообще ничего. Я собралась замуж и махнула хвостом. Мужчины этого не прощают, и плевать, насколько великодушно разрешают передумать. Разумом выбирать или чувствами? Чувства, ау!

Барон качнулся ко мне, заслоняя свет из маленького окна. Тесно на кухне, отступать некуда. Спиной я умывальник задела, а головой чуть не сбила картинку в раме. Чего это он? Дыхание перехватило, я ладонями уперлась в грудь мужчины, пытаясь оттолкнуть. Тамара увидит! Вся легенда к черту полетит! Но время на мгновение обернулось вспять. Я стояла в комнате на третьем этаже особняка и мужчина передо мной пугал до мурашек. Сильный, темный, яростный.

Никогда не целовал меня так. Будто заново брал в плен и обещал убить, если сбегу. Губы горели от поцелуев-укусов, тело больше не слушалось. Я хотела сдаться и принадлежать Барону. До головокружения, до дрожи. Пусть будет женихом, мужем, хозяином и господином. Держит крепко и не отпускает.

– Наташа, выходи за меня замуж, – прошептал он, сжимая в объятиях. – Я буду вечно твоим, только скажи «да».

Уже нельзя ответить по-другому. Все мысли ушли, в голове кристально ясно. Я хочу назвать его мужем. Жить с ним в одном доме и рожать ему детей. Потому что никто и никогда не будет значить для меня столько же, сколько он.

– Да, да, я согласна.

Чуть громче вышло, чем нужно, но тише настойчивого стука в дверь. Черт!

– Хозяева! – пробасил знакомый голос с улицы. – Есть кто дома?

Глава 20. Гена и Тамара

Мы отпрянули друг от друга, как малолетки, застуканные на заднем дворе школы строгой учительницей. Этикет не позволял хозяйничать в чужом доме, открыть дверь должна Тамара. А она только проснулась, храп прекратился.

– Народ! – еще раз позвал Гена, а Барон уже набирал его номер на телефоне.

– Подожди, – сказал в трубку, – сейчас выйдем.

Под охранником скрипнули половицы крыльца и все стихло. Некрасиво получилось. Не успели предупредить Тамару о госте, на ходу объяснять придется.

– Кого нелегкая принесла? – фыркнула она, завязывая пояс фланелевого халата. Опухшая, мятая после сна. Тапки не надела, так босая в кухню и выскочила. – Сановна, ты что ли?

– Нет, это к нам, – виновато сказала я, – дядя Коля таблетки папе привез.

Тамару будто подстрелили. Она схватилась за голову с торчащими во все стороны волосами, округлила глаза, открыла рот и задом попятилась в комнату.

– Я сейчас. Пусть ждет!

Гена не испугается, меня и в худшем состоянии видел. Полуголую, связанную и с полосами от ремня на спине. Но Тамаре объяснять бесполезно. Одинокая женщина всегда немного в поиске. Появиться перед незнакомым мужчиной в неподобающем виде – смерти подобно. Из комнаты она вернулась только, когда надела рабочую спецовку и собрала волосы в хвост на затылке. Даже глаза успела подвести и губы накрасить. До солдатских сорока пяти секунд на сборы ей было далеко, но скорость все равно впечатляла.

– Предупредили бы хоть, – проворчала она, и мне окончательно стало стыдно. Ну, вот как-то так. – Здравствуйте, проходите, – радостно сказала хозяйка в открытую дверь, – какими судьбами к нам?

– Николай, – представился Гена, затаскивая в дом огромные мешки с логотипом супермаркета. – У вас, говорят, Серега наш потерялся. А я звоню, звоню ему домой, никто трубку не берет. Думал уже, не доехал, а он и, правда, не доехал.

– Переехал он, – махнула рукой Тамара, – но ничего страшного. Переживется, перемелется. Главное, что все живы и здоровы. Ой, а это зачем? У меня холодильник полный.

– Да так, по мелочи взял, – оправдывался Гена, вынимая из пакета колбасу, сыр, хлеб, – перекусить с дороги. Вот, Серега, тебе таблетки. Все по списку, как просил. А это, Ксюша, тебе. Гостинцы от дяди Коли.

Гене бы в театре играть с таким-то талантом. А может, в кои веки не притворялся, а от себя речь толкал? Странно, что без грубостей солдатских и любимых словечек, но смотрелся в образе все равно органично. Работяга из тех, про кого говорят: «Вот это настоящий мужчина!» Сильный, крепкий, с серьезным взглядом, но открытой улыбкой. Кривой после сросшегося перелома нос даже добавлял шарма, а небрежность в одежде была настолько продуманной и «фирменной», что куда там костюму бомбилы.

У Тамары глаза заблестели. Сразу видно, что охранник куда больше в её вкусе, чем худощавый и слишком интеллигентный Барон. Она уже второй раз поправляла хвост на затылке и одергивала рабочую куртку. Жаль, что спецовка прятала её фигуру, но намек на выдающиеся формы сохранялся.

Ох, да между ними искра проскочила! Клянусь, я её видела. Барон забрал свой пакет с лекарствами молча, я громко шуршала упаковкой, а хозяйка и гость смотрели только друг на друга.

– Тамара, – наконец-то представилась она и неловко протянула руку. Не для поцелуя, а для рукопожатия, как здороваются мужчины. На складе у них так принято? Не знаю. Ясно только, что для Гены сейчас многое решалось. Как приветствие примет, так знакомство дальше и пойдет. Я даже пальцы скрестила за спиной.

Черт, хоть бы получилось! Я Купидоном себя чувствовала или свахой Розой Сябитовой из шоу «Давай поженимся». Мама включала его на полную громкость. Неприятный голос женщины с красными волосами даже через закрытую дверь моей комнаты пробивался. «Ну, что я тебе скажу, дорогая? Если мужчина нравится, его нужно брать». Тамара, думай меньше! Гена, не тушуйся. Хорошая женщина и готовит потрясающе.

– Очень приятно, – сказал он и поцеловал хозяйке руку.

Даже я покраснела и отвела взгляд. Лишние мы стали с Бароном тут совершенно. В носу защипало от смущения и радости. Но магия не длилась долго. Хозяйка про нас вспомнила:

– Что же мы стоим на пороге? Проходите, проходите. Ксюша, ты умылась? Марш переодеваться в обновки! Похвастайся хоть, что дядя подарил. Сергей, а вы братья?

– Нет, друзья, – впервые за всю сцену заговорил Барон. – Работаем вместе. В этот раз смены не совпали, Коля вернулся раньше. Как там Алексей? Добрался? Ольга? Я что-то больше никому не звонил.

– На месте все, – пробасил Гена, выгружая оставшиеся продукты из пакета. Тамара прятала их в холодильник. – Джерри наш на даче решил отдохнуть. Сказал, что давно собирался родственникам помочь по хозяйству. Забор покосился, сарай нужно ремонтировать, а у Ольги дома тоже скандал. Разругалась с бывшим, собрала вещи и уехала к себе. Не получилось пожить вместе.

Зашифровал доклад шефу, но и так было понятно. Про Алексея только удивительно. Его с работы уволили, рекомендации еще неизвестно какие в отделе кадров приказали новым работодателям сообщать, служба безопасность до сих пор разматывала, а он на даче отдыхал. Стресс снимал? Перепугался до полусмерти? Хотя я тоже тряслась и плохо спала по ночам, пока была уверена, что похитители меня убьют. Умели шеф с помощником страх нагонять. Ольгу тоже понять можно. Все натерпелись.

– И сильно поругались? – вполголоса спросил Барон.

– Стандартно, – покривился Гена, – она ему ножом кухонным на дорогой итальянской горке «козел» вырезала. Посуду разбила, пару тумбочек из окна выбросила.

– Окно целое?

– Открытое было, – кивнул охранник, – не знаю, вызывали ли полицию соседи. Я консьержу свой номер телефона оставил на всякий случай.

– Ого, – округлила глаза Тамара, – богатый дом, раз консьерж есть.

– Не бедный. Так и жених не из простых был.

– И чего нам бабам надо? – вздохнула хозяйка. – Смысл скандалить? Ну, ушла бы тихо, раз все так плохо.

– Она тихо не умеет, – улыбнулся Барон. – Громко должно быть и на публику. Чтоб завтра во всех газетах на первой полосе. Натура такая.

Директор Пиар-агентства, не хухры-мухры. Специально спектакль разыграла, чтобы подтвердить легенду о загуле Андрея с любовницей? Иначе как Гена разрешил ей бить посуду шефа? Силы угомонить резвую блондинку у него были. Интересно, что пообещал в оплату за помощь? Деньги? Контракт фирмы Барона с её агентством на выгодных условиях?

– Ясно все с ней, – махнула рукой Тамара. – Ксюша, ты еще здесь? А, ну, бегом! Я пока на стол накрою. Посидим, хлопнем за знакомство по рюмашке. Николай, а вы пьющий?

– Употребляющий, – ответил Гена за моей спиной, пока я шла до комнаты, – можно на «ты», кстати. Серега не с нами, Ксюха молодая еще.

– Вот и славно, – ответила Тамара, позвякивая стеклянной посудой.

Лишь бы до вечера не засиделись. Я не думала о том, что говорить Тамаре о походе в ЗАГС, это забота мужчин, раз уж они вздумали играть в конспирацию. По магазинам мы пойдем или в кафе пообедать – не важно. Отчитываться не должны, но вежливость требовала предупредить хозяйку.

С подарками Гена разошелся и приволок целый гардероб. Благо цены в обычных магазинах куда меньше, чем в бутиках. Можно себе позволить десять вещей вместо одной. Платья, две футболки, блузка, юбка. В джинсы я вцепилась с пламенным восторгом. Гладила их, как Горлум из «Властелина колец», и приговаривала: «Моя прелесть». Удобные, талия нормальная, а не болтающаяся на бедрах, декора с заклепками минимум. Настоящие рабочие штаны американской молодежи.

Жаль в ЗАГСе меня не поймут. Местная публика и работники привыкли к другим нарядам. Пришлось надеть темно-зеленое платье с воротником-стойкой и длинными рукавами. Скромно, элегантно, прилично. Теперь я знала представления Гены о том, как должна выглядеть молодая девушка. Самое первое платье не было случайностью.

У него дочь взрослая, поэтому он так хорошо разбирается в женских шмотках? Блин, а вдруг он женат? Мне плохо стало на мгновение. Это первое, что я должна была узнать прежде, чем радоваться его взаимной симпатии с Тамарой. То, что охранник ни разу не говорил о семье, не значило, что её нет. Он все время на работе. Даже сейчас. Барон в отпуске, а Гена нет. Что же выходило? Он гулять собирался налево от законной жены? А я его мысленно благословила на это?

Стоп, хватит. Сначала правду выяснить нужно, а потом выводы делать. С такой работой, как у Гены, тяжело оставаться семейным. Редкая женщина вытерпит, что он с шефом проводит больше времени, чем дома. Скандалить будет, требовать выбрать, что ему важнее. Он и выбрал, наверное. Или за него выбрали.

Пора останавливать фантазию и узнавать у первоисточника. Нет, лучше у Барона, охранник пошлет меня с такими вопросами. А Тамара обязательно прицепится. Первое, что её будет интересовать – женат ли дядя Коля? А я, как дочь его лучшего друга, не могу спороть чушь в ответ.

– Папа, – прошипела я в приоткрытую дверь. – Можно тебя на минуту?

Барон откликнулся мгновенно. Открыл дверь чуть шире, аккуратно закрывая меня спиной от хозяйки, весело болтающей с гостем. Хмурый весь, сосредоточенный и серьезный. Успел переодеться в одну из своих дорогих рубашек и черные штаны от костюма. Жених. Как есть жених.

– Что-то не так?

– Поговорить нужно. Зайди, пожалуйста.

Не знаю, каких откровений он ждал. Вошел, как в зал суда, где приговор должны зачитывать. Заранее рассматривал моё платье на предмет изъянов, другие вещи, разложенные на кресле.

– С одеждой все в порядке, – махнула я рукой, – скажи, что мне врать про семейное положение Гены? Хозяйка на него смотрит так, что хоть завтра замуж готова. Будет спрашивать обязательно. Нужно договориться заранее.

Андрей тяжело выдохнул и поджал губы. Ага, бабские глупости. Но на таких мелочах легче всего спалиться.

– Вдовец он, – очень тихо ответил Барон. – Женился в восемнадцать лет на однокласснице. Месяц всего вместе были, его в армию призвали. Пока в первую чеченскую воевал, жена письма писала. Беременная, родить скоро должна. Срок прошел и тишина. Ни одного письма больше. Гена кое-как до тещи дозвонился, а она ему со слезами: «Нет Леночки, похоронили. В маршрутке ехала, в аварию попала. Ни её не спасли, ни ребенка». Второй раз он так и не женился. После Чечни на сверхсрочную остался, контракт подписал. Только в тридцать лет из армии уволился и ко мне охранником пошел. Вот и вся история. Но ты просто говори, что вдовец. Не нужны эти подробности.

Я очень долго вообще ничего сказать не могла. Стояла с открытым ртом и мяла в кулаке подол платья. Такую личную трагедию врагу не пожелаешь. Гена службой хотел пустоту закрыть, а потом работой. Не просто охранником стал, ангелом-хранителем. Мне не зря казалось, что он Барона, как сына любил, хотя был не намного старше. Родственные души с личным кладбищем у каждого.

– Пойдем, – громко позвал фальшивый папа, обнимая за плечи, – позавтракаем и в город поедем. Я за руль сяду, дяде Коле уже нельзя будет. С твоей школой решать вопрос нужно. Еще год учиться.

– Так школу возле дома выбирают, – вмешалась хозяйка. – Вы в Заречном надумали остаться или в другое место поедите?

Беспокойство в её глазах я издалека разглядела. Чтобы симпатия выросла в нечто большее, требуется время и частые встречи. А где их взять, если оба из разных городов, с работой, увлечениями и прочим, прочим? Казалось, Тамара вот-вот вцепиться в нас, чтобы поселились в Заречном навсегда. Чтобы хоть какой-то повод у Николая был приезжать к ней.

Нельзя нам. Отчаянно врали втроем, на встречу к Нелидову, как в последний бой, собирались, и жить в Заречном точно никто не планировал. Или у Гены с Тамарой случится все прямо сейчас и за один день, или никогда ничего не будет. Я уже видела тень тоски в их глазах. Сколько разочарований нужно, чтобы перестать искать свою пару?

– Я Серегу к себе заберу, – медленно ответил Гена, – дом большой, я там один живу. Есть, где спать. Поселок «Ольшанский», слышала?

– Да, здесь рядом.

– Вот. Только школы там нет. Попробуем Ксюшу сюда устроить, на автобусе будет ездить.

– С ума сошли? – взмахнула руками Тамара. – Час на дорогу туда и обратно. А зимой? Автобус постоянно ломается, пожалейте ребенка. Давайте здесь, а? У меня если тесно, так другой дом найдем. Не проблема. Сергей, ну не мучай дочь. Вы с Николаем на вахту уедете, она одна останется.

Гена опустил взгляд и промолчал. Легенда росла снежным комом, наматывая на себя все новые и новые детали. Прониклись мужчины к доброй хозяйке, иначе бы просто ушли. Без объяснений и новой лжи. Но когда-то остановиться нужно. Или сказать правду или больше ничего не говорить. Барон выбрал второе. Не мог иначе.

– Мы с Колей посоветуемся и решим. Пока рано об этом рассуждать.

– Ясно, – вздохнула Тамара, – садитесь чай пить, а то остынет. Я бутербродов наделала. Не мотаться же по Заречному на пустой желудок.

Разговор от неловкости надолго не затих. Гена похвалил красоту нарезки колбасы, и хозяйка снова зарделась. Умела легко отпускать не очень приятные моменты. Да так ловко, что они потом не мешали.

После «консервной диеты» бункера я на еду буквально набросилась. Тамара сокрушалась, как плохо нынче кормят в интернатах, а я кивала с набитым ртом. В бедных семьях кормят не лучше. Мясные деликатесы казались пищей богов. Ела я их третий раз в жизни. После очередного бутерброда все, кто сидел за столом, начали двигать ко мне остальные тарелки.

– Кушай, кушай, – погладил Гена по голове, – тебе поправляться нужно.

В итоге из-за стола я выкатилась сытым колобком. Настроение стало радужным, и проблемы больше не волновали. Подождут, я замуж выхожу!

Черный внедорожник с тонированными стеклами, конечно, не свадебный кортеж, но и не катафалк в чистом виде. Большой, солидный и всего чуть-чуть трайрный. Я забралась в салон, скрипнув кожаной обивкой сидения, а Барон сел за руль. Гена забрался к нему рядом на пассажирское сидение, и сразу завязался разговор о выборе места встречи с Нелидовым. Даже отъехать от гаража соседей Тамары еле-еле успели. Ну, что за неудача? А где мой марш Мендельсона? Где кольца? Я уже поняла, что погорячилась со скромной церемонией, но не ждала, что она будет настолько формальной. Обидно все-таки.

– Точки я вчера еще раз посмотрел, – вещал Гена, пока я складывала руки на груди и дула губы. – Все там по-прежнему, но мне само место не нравится. Недострои всегда привлекали бомжей, студентов, фотографов с их перфомансами. Лягу я ночью на позицию, а утром за час до прибытия цели кто-нибудь выскочит, как из избы на лыжах. Нарисуется, не сотрешь. И что с ними делать? Вежливо просить убраться? Шеф, давайте на Николаевском пустыре.

– Давай, – ответил Барон, выкручивая руль и поглядывая на экран навигатора. – В кучах мусора предлагаешь прятаться от ответной стрельбы?

– Там овраги, уходить удобнее.

– Если машину расстреляют или взорвут, я пешком далеко не уйду. И Наталью не смогу вытащить. В промзоне проще запасной транспорт спрятать. На пустыре каждая лишняя деталь будет прыщем на заднице смотреться. Не на карьерном же самосвале удирать?

– Может, вообще не стоит? – неожиданно спросил Гена и я замерла. Ва-банк шел, последний шанс использовал. Нельзя сейчас ему мешать. Вдруг получится? – Я один сработаю…

– Нелидов не выйдет из машины, если не увидит дочь.

– А если без встречи обойтись? Без свадьбы, без претензий на наследство. Тихо ляжете в больницу на пересадку, а я сам достану Нелидова. Классически. Не бывает людей, к которым нельзя подобраться. Изучу маршруты, найду точки. Что скажете, шеф?

Вот значит как. А я к отцу поеду, будто ничего не было? Здравствуй, папа, я так долго тебя искала? Гена, отчаявшись отговорить, решил просто тянуть время. Заморозить ситуацию и надеяться на чудо. Конечно, так гораздо безопаснее, чем злить Нелидова свадьбой дочери с врагом, и организовывать встречу со стрельбой. Все отменить и залечь на дно. Чудесно. А чувств между нами и не должно быть. Откуда им взяться за пару дней в бункере? Со всех сторон фиктивная свадьба, даже сомнений быть не может.

Муторно стало, и привкус горечи на языке появился. Барон не отказался сразу, он думал, остановившись на парковке у одноэтажного здания с вывеской, которая снилась мне половину ночи. У живого Нелидова нам не отстоять свой брак и Андрей на нервах от необходимости скрываться точно не доживет до операции. Вот так вот мечтать о гуманности и чтобы волки были сыты.

Я думала, Гена обрадуется, что мы вместе. Вспомнит Дон Кихота, Дульсинею. Благословит и пожелает счастья. Ага, как же. Охранник пытался отговорить шефа уже от интрижки со мной. Словно она была в десять раз опаснее заказного убийства. И аргументы такие приводил, что не поспоришь. Спасибо и низкий поклон. Такого предательства я не ждала.

Понимала, почему так, но принять оказалась не в состоянии. Да, жизнь Барона не стоила риска. Ничья не стоила. Нужно отменить свадьбу. А я, так уж и быть, проглочу и утрусь. Мы с Андреем – два идиота, воспылавшие страстью, а единственный человек с холодной головой только что поставил обоих на место. Я его ненавидела за это, но была вынуждена согласиться. Так будет лучше. Осталось только сказать:

– Нет, мы распишемся, – отрезал Барон, – во-первых, я лягу в стационар, потом буду в реанимации. Наталье нужен пропуск на законных основаниях, чтобы больничные бюрократы нервы ей лишний раз не трепали. Во-вторых, от меня тоже останется наследство. Завещания нет и это к лучшему. Все уйдет жене. Я так хочу. Точка. И, в-третьих, ты прав, Гена, нет, человека, к которому нельзя подобраться. Обойдемся без убийств. Еще повоюем с Нелидовым, но уже в новых условиях.

У меня сердце чуть не остановилось от радости. Я закричала на весь внедорожник и бросилась к Барону. Обнимала вместе с подголовником кресла, целовала в макушку. Он держал меня за руки, что-то шептал и пытался успокоить:

– Тише, тише.

Я столько хотела ему сказать, расцеловать всего, но Гена косился хмуро и удивленно. Нет, мы не сошли с ума. Да, теперь я действительно самая счастливая невеста на весь захудалый Заречный. Мой муж не станет убийцей. Не прольет кровь ни своими, ни чужими руками. Кровь моего отца, если тест ДНК это подтвердит. Затянувшийся на наших шеях узел потихоньку слабел. Господи, спасибо! Непоправимого не случится, а со всем остальным можно справиться.

По ЗАГСу я летала, не замечая хмурых лиц и закрытых дверей. Бюрократическая волокита медленно волочилась следом длинным хвостом и отвлекала меня только на заполнение бумаг. Через несколько минут я стану Барановской Натальей Владиславовной. Отчество дедушкино, пусть таким и остается, зато фамилия мужа. Я примеряла её, как самое дорогое украшение, и таяла от удовольствия. Барановская. Баронесса.

Улыбка не сходила с лица, губы сохли и могли потрескаться. Я сама себе завидовала и гордилась неимоверно. Наконец, регистратор оформила все бумаги. Свидетельство нам выдали в красивой обложке. Гена так и не сказал ни слова. Качал головой и вздыхал. Обойдется без объяснений. Я еще злилась за то, что хотел сорвать мне свадьбу.

– Теперь в больницу?

– Нет, – мягко ответил Андрей. – Мы все еще прячемся от людей Нелидова. Я понимаю твою эйфорию, но потерпи, пожалуйста. Я должен уговорить своего лечащего врача устроить меня в стационар под чужим именем. Спасский упрям, на это понадобится время. Да и чем дальше я от столицы, тем лучше. Побудем здесь до завтра, как собирались, а потом поедем забирать результат теста ДНК и сразу в больницу.

– Хорошо, – почти пропела я.

Глава 21. «Неожиданно мертвый»

Перехода от холостой жизни к семейной Барон не почувствовал. Вроде должно было что-то появиться, но нет. Разве что Наталья казалась немного радостнее, а Гена пыхтел совсем уж осуждающе. Шеф – старый дурак, женившийся на молодой девушке. Седина в волосах блестела, здоровье давно много чего не позволяло, а туда же.

На кухне у Тамары пахло котлетами. Неповторимым ароматом сырого мяса, доходящего до готовности на пару. Хозяйка болтала, готовила и никак не могла остановиться. Барон не слушал. Наталья сидела на коленях и прижималась к груди так нежно и доверчиво, что сердце с трудом качало кровь. Спасский предупреждал, что любые сильные эмоции вредны. Даже счастье, когда его слишком много. Холодные кончики пальцев Андрей зажимал в кулаках и никак не мог согреть. Мало времени. Совсем мало.

– Соскучилась по папке, Ксюша? – спросил Гена, не сводя напряженного взгляда с девушки.

– Дааа, – протянула она гласную, как делают дети, и обняла крепче. – Люблю его. Сильно-сильно.

Барона давление шарахнуло до блестящих мушек перед глазами. Солгала или нет? Притворилась? Роль играла?

– Честно? – спросил он, заглядывая в распахнутые глаза. За подбородок пришлось взять, чтобы голову повернула. В блестящей влаге поверх зрачка отражался потолочный светильник и больше ничего, но в груди у Барона заныло. Правды хотелось больше, чем дышать. Забраться бы в чужую душу, разгадать все загадки и найти там то, чего не видел тридцать лет. Нигде, ни у кого. Любовь – это где-то там далеко. В могиле рядом с матерью. В её остывших прикосновениях на щеках. В поцелуе на ночь и шепоте…

– Честно? – повторил он и сжал Наталью так, что ничего больше между ними осталось. Ни воздуха, ни мыслей, ни возможности солгать и уйти. Печать в паспорте стояла, все должны были разделить поровну, а он так ни разу и не услышал…

– Да, – тихо ответила Наталья. – Я люблю тебя.

Казалось, лампочка взорвалась, и свет моргнул, но это он закрыл глаза. Вслепую, на ощупь чувствовал, как его мир стал больше. Еще на одно сердце, еще на одно дыхание. Вторую часть себя нашел, и боялся потерять больше всего другого. Не отпустит, не отдаст никому.

– Моя, – прошептал он и не смог подобрать слово. Душа? Половина? Вселенная? – Я тоже люблю тебя. Очень.

– Ой, печка сейчас погаснет, – запричитала Тамара в тишине. – Николай, помоги мне дров наколоть. Вместо березы тополь привезли, а он сырой. Все руки отбила.

– Отчего же не помочь? – громко ответил Гена. – Пойдем, хозяйка, покажешь.

Еще бы затопал так, что пол затрясся, а то вдруг шеф не поймет, что они уходят? Барон улыбался, не открывая глаз. Уловки старого вояки как на ладони были. Пусть уведет Тамару подальше. А то догадается хозяйка, что ни один отец так на дочь не смотрит. Если уже не догадалась.

Жарко стало от объятий. Ждать нужно до вечера, пока Тамара на работу не уйдет, но Наталья в шею целовала. Отказаться невозможно. Первая брачная ночь – святое. Барон надеялся, что дров во дворе на целую поленницу хватит, и колоть их Гена будет до утра. Должен понимать, даже если недоволен.

– Пойдем, – выдохнул Барон, стараясь не выдать нетерпения. Нюансы были со здоровьем. Еще бы придумать, как их обойти.

До комнаты несколько шагов, до кровати еще меньше.

– Нет, она скрипит, – испугалась я, вспомнив прошлый вечер, – весь город услышит.

– Ерунда, – шепнул Барон, целуя и прикусывая за губу, – ты, главное, не кричи громко.

Едва ли это возможно. Под тяжестью его тела кровать застонала вместе со мной, поцелуи стали ярче. Ткань рубашки врезалась в пальцы, когда я пыталась раздеть мужа. Все так же, как в бункере, но немного иначе. Мой единственный мужчина навсегда. Других не будет. Я отдавалась тому, кто владел мной на всех основаниях. «Перед Богом и людьми», говорили раньше. Перед тем, что только что сказали друг другу.

«Люблю» таяло на губах долгим эхом. В памяти, будто в мраморе было высечено, татуировками струилось по телу. Зеленое платье легче снять, чем черное и с пуговицами рубашки я управилась быстрее. Пальцами обвела шрам, поцеловала Андрея в сердце. Пусть бьется только для меня. Остаться нужно совсем без одежды, скорее же. Я потянула за ремень брюк, но муж перехватил руку:

– Подожди. Нельзя мне. Плохо будет.

Возбуждение помешало понять сразу, я еще упрямо тянула за ремень, но все же догадалась:

– Совсем нельзя?

– Тебе можно, – шепнул муж. – Этого достаточно.

Андрей снял с меня белье и лег рядом. Гладил по животу нежно и осторожно, я бедром ощущала, как сильно хочет, даже через ткань брюк. Пытка ведь, как выдержать собрался? Я хотела спросить, но он не дал, поцелуем отнял дыхание. Провел пальцами по завиткам волос и спустился ниже. Тело истосковалось, хоть и прошло совсем немного времени. Я выгнулась дугой и обняла Барона за шею, а он не останавливался. Заводил все сильнее, скользил пальцами по складкам кожи. Жарко стало в объятиях. Яркие ощущения будоражили и сводили с ума. Я со стоном притянула мужа ближе:

– Иди ко мне, Андрей, прошу. Так не честно, что ты ничего не чувствуешь. Я хочу быть с тобой.

– Чувствую, – эхом повторил он и уложил меня обратно на подушку.

Не отпускал больше, дарил близость одними пальцами, двигаясь во мне ритмично и быстро. Так, что перехватывало дыхание и по телу прокатывались волны дрожи. Покрывало липло к разгоряченной коже, я металась на подушке. Наслаждение заставило забыть обо всем, унесло в темноту, когда я закрыла глаза. Стоны больше походили на крики. Громкие, запретные. Удовольствие достигло пика, и я взорвалась ярчайшей вспышкой. Глотала открытым ртом воздух и впервые почувствовала, как сама пульсирую под пальцами Барона. Умопомрачительное ощущение. Очень странное, но приятное.

– Понравилось? – спросил он.

– Так всегда теперь будет?

– И да, и нет, – покачал головой Андрей. – Так хорошо всегда, а без меня только до операции. Первый оргазм я чудом выдержал, со вторым рисковать не стоит.

Я смутно помнила истории, как сердечники умирали во время близости. Многие мечтали закончить жизнь именно так. На пике наслаждения. Но Барона хотелось ударить за такую безответственность. Я не собиралась надевать вдовий наряд слишком рано. Но и трепать мужу нервы тоже. Вообще портить момент не хотелось. Барон снова думал о нас обоих и заслуживал за это только ласку.

За ужином на кухне Гена развлекал хозяйку. Столько баек знал и так хорошо их рассказывал, что от хохота Тамары иногда вздрагивали стены. Она в долгу не осталась. Нахваливала, как ловко и быстро гость рубил дрова. Вот бы еще с люстрой помог, а то хозяйка ростом «от горшка два вершка» и не дотягивается даже со стула. Фальшивый вахтовик был не против поработать руками. Разобравшись с люстрой, сел точить ножи. Меня убаюкивало поскрипывание лезвия по точильному камню, и вспоминалась песня из репертуара любимого радио Тамары. «Вроде бы откуда новая посуда, но хозяйка этим гостем дорожит. То поправит скатерть, то вздохнет некстати, то смутится, что не острые ножи».

Про них песня, ага. За почти семейную идиллию я даже простила Гене косые взгляды в ЗАГСе. Нужна ему женщина. Неправда, что старого холостяка ничего не исправит. Есть те, кто всю жизнь прожил с мамой, есть принципиальные бабники, законченные трудоголики, влюбленные в свое дело энтузиасты. Большинству семья не нужна и не к месту. Про таких мама говорила: «Мужчина за тридцать, как унитаз. Или занят, или полон дерьма». Но я верила, что у Гены другой случай. Трагедия довела его до одиночества, а не вредный характер или образ жизни. С характером-то все в порядке. Да и Тамара считает также. Вон как улыбкой светится.

– Ты его будешь отпускать в Заречный в командировку? – шепотом спросила я Барона.

– Да с удовольствием, – пожал плечами он. – Если попросит. Я понимаю, о чем ты думаешь, но не будем торопиться с выводами.

Я не спорила. Да и если что-то будет, то не прямо сейчас. Гена не бросит шефа посреди врагов и проблем. В этом он разительно отличался от референта Алексея. Но юноша пылкий и недальновидный свое наказание уже получил. Как бы не отвратило его это от женщин вообще. Наверное, в каждой теперь будет видеть коварную соблазнительницу, мечтающую жестко подставить его по работе.

С ночевкой и утренним отъездом снова пришлось придумывать легенду. Вроде как в школу еще раз идти. Сегодня нужного специалиста на месте не оказалось, пригласили завтра.

– Николай, тогда и ты оставайся, – смущаясь, предложила Тамара. – Кресло передвинем, я топчан себе с чердака возьму, устроимся вчетвером. А утром все вместе поедете. Зачем машину лишний раз гонять? Ты же на машине?

– Да, но у меня дела срочные, – соврал гость. – Извини, Тома, никак. Давай прощаться. Но я еще буду подвозить Ксюху до школы, увидимся.

Ох, зря он ей обещает. Тамара каждый день будет караулить меня у школы и, не встретив, поймет обман. Гена просто не знает, на что способна женщина в тоске. Разобьет ей сердце и не заметит. А потом даже если приедет через полгода или год, то будет поздно.

– Оставайся, дядя, – жалобно попросила я.

– Нет, – сверкнул он глазами и с нажимом повторил: – Нет, Ксюша, ты хоть не канючь. Сергей, скажи ей.

– Успокойся, дочь, – обнял меня Барон. – Не спорь, так надо.

Я опустила взгляд, а Тамара вздохнула:

– Проводи хоть, поболтаем дорогой.

– Это можно, – согласился Гена и взял со стула свитер. – Серега, увидимся завтра.

Дверь за ними закрылась, и Барон в полголоса объяснил:

– Гена в машине спать будет, заодно за домом с улицы присмотрит. Но ты правильно все сделала. Ребенок бы так и поступил.

Я зубами скрипнула на «ребенка», но промолчала. Разница в возрасте с мужем еще долго будет мне икаться и, в конце концов, встанет поперек горла. А потом мы оба постареем, и будет не важно, кому шестьдесят, а кому сорок.

Утром из кровати поднял телефонный звонок. Пока я зябко куталась в одеяло, терла глаза и зевала, Барон ответил:

Собеседник говорил тихо, муж тяжело молчал, и я слишком поздно захотела подслушать разговор.

– Бери «броник» из багажника и иди сюда, – распорядился Барон. – Одевать Наталью будем.

Я проснулась быстрее, чем трезвеют на морозе. В голове вспышками пронеслись мысли: «Поймали! Раскрыли! Засада!» и от паники я даже заикаться начала:

– Чт-то случилось?

– Алексей умер, – холодно ответил Барон. – Гена ему вчера весь вечер звонил, чтобы связался со своим знакомым в окружении Нелидова и узнал, чем твой отец занят. Есть ли у него новости о тебе? Алексей не взял трубку и тогда Гена позвонил его родителям. Те вообще не в курсе оказались, что сын на даче, сами его потеряли. А утром поехали туда и звонят: «Умер Алексей. Не проветрил погреб прежде, чем туда спуститься. Надышался угарным газом и умер». Так бывает. С похоронами просили помочь. Это само собой разумеется, но я теперь опасаюсь везти тебя в «Атлас». Слишком внезапно и подозрительно все случилось. Зачем он вообще на даче остался, если его дома ждали? Зачем ему погреб? Случайно залез? Не верю я в такие случайности. Можешь считать меня параноиком, но без бронежилета ты из этого дома не выйдешь.

– Да, да, конечно, – ответила я, а в голове тяжелым колоколом звенело: «пятый труп, пятый труп». Без плана мести, без желания отнять у Барона самое дорогое, просто походя убили человека. – Чем он помешал?

– Не знаю, – поморщился Андрей, выбираясь из-под теплого одеяла в остывшую за ночь комнату. – Все, чем мог навредить, нам уже не актуально. Мы переехали из особняка и биоматериал на тест-ДНК достали другим способом. Связями Алексея в ближнем кругу Нелидова вообще не пришлось пользоваться.

– А если его как Катерину убили за предательство? С кем он общался? Тот человек мог все на него повесить?

– Мог, – задумчиво кивнул Барон, застегивая пуговицы рубашки. – Антон Рогов его зовут. Начальник административного управления. Завхоз. Звучит солидно, но по сравнению с другими начальниками – шестерка на побегушках. С туалетом засорившимся разбирается, подогрев сидений в личном автомобиле большого босса контролирует, клининг вызывает в кабинет, чтобы убрались после пьянок. Он должен был передать Алексею стакан со слюной Нелидова. За вознаграждение, естественно. На словах был готов сотрудничать. Жаловался, как низко его ценят и зарплатой обижают. А на деле вполне мог струсить, если безопасники Нелидова его вычислили и прижали. Вот они потом к Алексею и поехали.

Барон застегнул кобуру. Пистолет теперь висел на левом боку почти в подмышке. Я по криминальным сериалам помнила, что так оружие носили только под пиджаком. Полы оставляли распахнутыми, чтобы, когда понадобится, быстро выхватить оружие.

«Ты стрелять собрался?» – так и осталось невысказанным вопросом.

– Однако меня способ убийства удивляет, – добавил Барон, надевая пиджак. – Растут киллеры Нелидова над собой, изощряются. Так аккуратно все сделали, не подкопаешься. Содержание углекислоты в погребе уже не проверить, выветрилась давно. И патологоанатомы не будут все подряд препараты в крови искать.

– Скажи, ты передумал? – прямо спросила я, глядя на едва заметную выпуклость под пиджаком там, где висел пистолет. – Будешь мстить?

– Нет, Наташа, – выдохнул он, – я просто хочу доставить тебя до «Атласа» целой и невредимой. Алексей не знал название лаборатории, где заказан тест ДНК, но их не так много в столице. Даже если предложение почетного членства в «Обществе возрождения русской духовности» не связали с твоим исчезновением, то просто могут сделать засаду у каждой конторы, занимающейся тестами ДНК. Людей у Нелидова хватит.

Да уж. Не столько меня будут искать, сколько похитителя ловить. Никто не должен безнаказанно угрожать семье крупного бизнесмена. Стоит льву один раз показать, что он слаб, как на него сразу набросятся шакалы.

Кто-то громко забарабанил в дверь. Барон пошел открывать, а я бросилась одеваться. Бронежилет – массивная штука. Сверху еще куртка будет, поэтому под низ нужно выбрать что-то максимально легкое и облегающее. Если выдастся жаркий день, то я в обморок могу упасть от перегрева.

Второе платье, купленное Геной, подошло. Почти сарафан и ткань – хлопок с минимальным добавлением синтетики. Цвет и фасон не имели значения, куртка все равно черная.

– Готова? – с порога спросил охранник, прижимая к груди нечто средне между спасательным жилетом и мешком, набитым железом.

– «Броник» всего один?

– Да, мой. Всегда в машине его вожу. Знал бы заранее, раздобыл еще. Ныряй головой сюда. Хорошо, теперь застежки.

На плечи легла тяжесть, поначалу показавшаяся непомерной. Я осела от слабости, а Гена проворчал:

– Девять килограмм всего, третий класс защиты. Меньше нет смысла, ты уж потерпи.

– Захотят, голову прострелят, – фыркнула я.

– В голову еще попасть нужно. Даже снайперы предпочитают в грудь целиться.

– И бронежилет выдержит?

Гена вдруг замер и медленно убрал руку от широкой черной липучки на боку «броника». Я поняла, что хочет промолчать, но он все-таки ответил:

– От большинства пистолетов и нескольких автоматов защитит. Снайпер из СВД его пробьет.

Жилет мгновенно стал еще тяжелее. Я села на кровать и сложила на коленях руки. Смерть казалась черным облаком, закрывающим небо от вершины крыши до горизонта. Куда не посмотри, что только не сделай. Зачем все? Бункер, бесконечный побег, фальшивые имена, бронежилет? Хотелось сидеть и больше не вставать. А лучше позвонить Нелидову и кричать в трубку: «Оставь нас в покое! Никто не будет тебе мстить! Живи своей жизнью и радуйся».

– Спасибо, Гена, за то, что честно.

– Не за что совершенно, – раздраженно ответил Барон, прожигая охранника взглядом. – Ты не волнуйся. Мы если заметить что-нибудь, сразу развернем машину. Никто не полезет под пули.

– Надеюсь, – с трудом улыбнулась я. – Все готово? Идем?

– Да, Тамара придет через несколько минут, нужно попрощаться.

Мне нужно. Насколько сильно, я поняла, только оказавшись в её объятиях, уткнувшись носом в пропахшую соляркой спецовку. Мы стояли на крыльце, и Тамара гладила меня по голове:

– Ну же, малая, не кисни. Я бы с радостью оставила вас, но мужчины решили иначе. Слушайся отца, он тебе добра хочет. А мамка твоя… Знаешь, всякое бывает, может и помиритесь. Она поймет на старости лет, что натворила. Хуже нет вот так отталкивать ребенка. Я бы полжизни отдала за дочь, а кому-то даром не надо.

У меня в носу защипало. Обеих матерей лишилась. И той, что умерла после родов, и той, что растила до восемнадцати лет. Отец хотел убить моего мужа. В бреду такое не пригрезится, в страшном сне не приснится. Уж лучше бы я, правда, оказалась дочерью вахтовика, разругавшегося с сожительницей.

– Нормально все будет, – сказала я и сама не поверила. Бронежилет мешал. Давил на плечи. – Может, и с тобой увидимся еще. Спасибо, Тамара, ты очень хорошая. Столько сделала для нас.

– Мелочи, – отмахнулась она, щипая себя за нос и вытирая пальцем уголок глаза, – людям помогать нужно. Ой, всё, идите, а то так долго стоять будем.

Мужчины попрощались коротко. Гена отвернулся, а хозяйка еще долго смотрела ему в спину. Я все ждала, что махнет рукой, но она прижила её к груди.

Дверь внедорожника хлопнула. Я откинулась на спинку заднего сидения и молча слушала радио, пока машина ехала по трассе. Столица встречала серым пригородом, типовой застройкой и мелким дождем. Я уже видела все это, пока ехала на электричке, а сейчас тем более не интересовалась пейзажем.

За рулем сидел Гена, Барон дремал или думал. Я представляла, как разрывается телефон несуществующего общества и на счет до сих пор приходят деньги за регистрационный сбор. Фальшивая жизнь, фальшивые чувства. Нужна ли я настоящему отцу? Не розовощеким младенцем, завернутым в пеленки, а немытой деревенщиной, женой врага. Если нужна, то мой мир снова рухнет.

Я вдруг отчетливо поняла, что мы не отобьемся. Нас трое, а у Нелидова целая армия. Не случится чудо из сказки. Кощей бессмертный не отпустит из своего царства Ивана-царевича и Василису Прекрасную. Никогда не молилась, а сейчас хотелось. «Господи, пожалуйста, пусть тест будет отрицательным!»

Не услышал Бог. Может быть, кто-то другой молился сильнее.

Мы спокойно доехали до бизнес-центра, поднялись в офис «Атласа» и через несколько минут улыбчивая девушка-администратор отдала мне листы с результатом. Еще горячие после лазерного принтера.

Я стояла с ними одна, Барон даже не пытался заглянуть через плечо.

«Вероятность отцовства 99,99995%»

Я – Нелидова Наталья Георгиевна.

Глава 22. Ловушка

Не пахло в фойе лаборатории генетики медикаментами. Даже отдаленно стерильный кондиционированный воздух не напоминал больницу. Чистенький офис не очень крупной фирмы с диванами для посетителей, стойкой ресепшн, картинами на стенах и надоевшими до оскомины фикусами в горшках. Будто несчастные растения и правда могли впитывать отрицательную энергетику рассерженных клиентов и сохранять в офисе уютный микроклимат. Глупость. Пережиток социализма. Пародия на бухгалтерию завода, где кроме сплетен и ухода за растениями сотрудницы практически ничем не занимались.

Барон сидел на диване, поджав ноги. Хотелось их вытянуть, расслабиться, но бумага в руках Натальи мешала найти душевное равновесие. Тест положительный. Барановский Андрей женился на дочери Нелидова. На единственной дочери бесплодного хозяина строительной фирмы «Азур». Он миллионы потратил на то, чтобы вторая жена родила несколько мертвых детей, а живая дочь все время была рядом.

– У нас проблемы? – хмуро спросила Наталья.

Она сидела рядом и говорила шепотом. Администратору через длинный коридор от них не положено прислушиваться, да и говорила она по телефону с другим пациентом очень уж увлеченно. Нельзя сейчас выходить на улицу без звонка от Гены, что все чисто.

– Проблемы, – эхом повторил Барон. – Были, есть и никуда не денутся. Я с самого начала знал, что будет так. Удивляться нечему. Твоя мать – честная женщина и забеременела от законного мужа. Планы не меняются. Я еду в больницу, а ты прячешься от отца.

Жаль, что Оксана Семенова не оказалась шлюхой. Барон успел размечтаться, что Нелидов получит отрицательный тест, помянет мертвую супругу нехорошими словами и забудет о Наталье. Её муж выдохнет, успокоится и отправит новобрачную в городскую квартиру. Хозяйничать, пока он ждет операцию по пересадке сердца. Пусть бы затеяла ремонт, поменяла мебель, купила шторы по своему вкусу. Все равно, что висит на окнах. Барон хотел вернуться в дом, который своим считал бы не только он. Женщина создает уют. Ей решать, какие диваны должны стоять и где.

Куда теперь везти Наталью? К Гене? Там будут искать в первую очередь. До дачи Алексея добрались, а вычислить берлогу охранника, оформленную на его имя, не составит труда. Обратно к Тамаре их двоих отправить? Неплохая мысль, но Барон не надеялся, что бракосочетание удастся сохранить в тайне. Регистрировались под настоящими именами, доступ к базам всевозможных документов у Нелидова был. Увидят название ЗАГСа, приедут в Заречный, надавят на регистратора, и она от страха сесть за взятку расскажет все. А дальше, если не размотают круг её знакомых до Тамары, то пойдут с фотографиями по городу. Терпения хватит, найдут.

Устроить Наталью с Геной на работу в больницу? Да, так он будет видеть обоих, но какой ценой? В штат требуются только санитары. Сильные мужчины, чтобы помогали укладывать на каталки бессознательных пациентов и женщины с тряпками в руках. Не такой работы он хотел для своей жены. Отправить её за границу учиться? Во-первых, он изведется, переживая, как она там, а, во-вторых, если что-то пойдет не так, надеялся увидеть её хотя бы еще раз. Ну не укладывать же Наталью с собой на соседнюю койку обследоваться и лечиться? Бред.

Не было решения. Ни один вариант не нравился. И Спасский до сих пор молчал, не перезванивал. Согласен ли он принять пациента под чужим именем? Согласен ли он вообще его принять? Зато Гена отзвонился, что все чисто, можно выходить из «Атласа».

«Поедем в больницу, – набрал Барон сообщение для Натальи на телефоне. – С лечащим врачом есть некоторые проблемы. Будем планировать дальше, исходя из его окончательного слова. Может, все поменяется и придется по фальшивым документам лететь за границу. Клиники Израиля хвалят, в Германии неплохо. Это дороже, дольше и сложнее, но другого выхода нет».

– Хорошо, – кивнула Наталья, прочитав сообщение. – Едем.

По дороге Барон рассказал мне про Спасского, и почему очень богатый бизнесмен частным клиникам предпочитал небольшую районную больницу. Есть врачи, как боги. Они творят чудеса, и веришь им без оглядки. За Аркадием Анатольевичем муж был готов ехать в любую точку планеты, но упрямый врач любил ту больницу, где проработал больше двадцати лет, и наотрез отказывался переходить в платную медицину.

Барон не выпускал из рук телефон, ждал звонка. Мне казалось, он зря переживал. Если врач действительно настолько хорош, он ни за что не бросит своего пациента, какими бы странными не были его просьбы. Раз уж Спасский лечил Андрея после покушения, должен понимать, что его жизни угрожает не только больное сердце, но и люди с оружием. Наконец, телефон зазвонил. Муж выдохнул и приложил его к уху:

– Здравствуйте, Аркадий Анатольевич. Да, вы знаете, хуже стало. Те симптомы появились, о которых вы говорили. Уже еду к вам, через десять минут буду. Я бы не хотел ложиться в стационар под настоящей фамилией… Чертовски благодарен. И еще момент. Я с супругой теперь. Как ей можно навещать меня, не афишируя имя и документы? Недавно женился… Спасибо… И снова спасибо, я бесконечно вам признателен. До встречи.

У Барона щеки порозовели впервые за два дня. Он закрыл глаза и улыбнулся.

– Наташа, Спасский выделил мне отдельную палату. Сказал, что ты можешь жить там, если хочешь. Поставят раскладное кресло, обеспечат едой из столовой. Обязанности медперсонала на тебя никто не возложит. Ухаживать за мной будут так, словно я один лежу.

– Замечательно! – ответила я, не думая. Даже подпрыгнула, насколько позволил бронежилет. – Я не хотела разлучаться. У нас медовый месяц, в конце концов.

– Да уж, испортил я его тебе.

– Ерунда. Все наверстаем, все будет. Сейчас главное – твоя операция.

Я снова прилипла к спинке сидения Барона и пыталась обнять мужа. Шикарная новость. Лучший из всех возможных для меня вариантов. Заграница – слишком сложно. Чем быстрее Андрей доберется до медицинской помощи, тем лучше. А больничной едой меня не испугать. Раскладным креслом тоже. Может, в этом и был мой плюс по сравнению с гламурными дивами? Никаких лишних страданий кроме волнения за жизнь и здоровье самого близкого человека. Я бережно поцеловала его в макушку и положила голову на плечо.

Гена больше не метал в нас непонимающих взглядов, успокоился, кажется. Сосредоточенно крутил руль и смотрел по сторонам. После очередного поворота на горизонте показался забор больницы. Шесть этажей, несколько отделений от терапии до роддома. Кардиология – одна из лучших благодаря Спасскому. Я тоже начинала потихоньку молиться на Аркадия Анатольевича.

– Это кто там? – тихо спросил Гена и притормозил.

На обочине единственной дороги до больницы стоял серебристый внедорожник. Грязный до самых окон. Просто стоял, а внутри сидели люди. Четверо, как я могла разглядеть с такого расстояния.

– Кого-то ждут, – озвучил очевидную мысль Барон. – Нас?

– Другой заезд в больницу есть?

– Нет. Разве что вернуться на трассу и попробовать подъехать с тыла. Через лесок пролезем?

– Где не пролезем, там проползем, – ответил Гена, почти остановился и резко выкрутил руль в сторону.

У серебристого внедорожника зажглись задние фонари. Водитель запустил двигатель. Точно нас ждали. Гена ударил по педали газа, а казалось, пришпорил коня. Машина дернулась, взвизгнула шинами и рванула с места. Не знаю, за сколько секунд разогналась, но через мгновение снова пришлось тормозить. Навстречу нам с трассы повернули еще две машины. На узкой дороге встали так плотно, что мимо не проехать.

Я вцепилась в ремень безопасности, зажала рот, чтобы не орать. Нельзя мешать водителю. Гена свернул на обочину, и машину затрясло по ухабам. Подбрасывало так, что подвеска стучала, меня мотало по салону, Барон держался за ручку над дверью, но мы все равно не смогли проскочить. Был выбор: или врезать в дерево или в другую машину, Гена остановился.

– Ляг под сидение! – рявкнул на меня охранник и лязгнул чем-то металлическим. Наручники, кастет, нож, затвор пистолета? Что?

В других машинах одновременно открыли двери, и на дорогу, как по команде, вышли одетые в черные куртки мужчины. Я от страха дышать не могла. Команду спрятаться пропустила мимо ушей. Все равно не могла пошевелиться.

– Андрей Александрович! – громко позвал тот, что шел впереди остальных. – Ну, зачем же вы убегаете? Мы ведь только поговорить хотели.

– Ага, вежливые вооруженные люди, – пробормотала я, приглядываясь к их рукам, спрятанным за спиной.

– Наталья, пригнись! – дернулся Барон. – Там не на что смотреть!

– Алексей сдал, – выцедил сквозь зубы Гена. – Джерри хренов. От меня бегал, а Нелидову все выложил.

– Тихо. Неважно уже.

Я вцепилась в эту мысль, как в спасательный круг. Крыша ехала, трясло крупной дрожью. Не важно, кто сдал, рассказал под пытками или добровольно. Это конец. Никто за нами не бегал. Просто сидели возле больницы, где лечился Барон, и ждали его. Больное сердце не могло выдержать слишком много. Похищение, прятки, побег. Оно и не выдержало.

– Владислав! – крикнул Гена. – Пожалей людей, мы вооружены.

– Вас мало, а у меня автоматы, – прокричал в ответ главарь. – Перестрелка будет феноменально короткой.

– Её не будет, – тихо сказала я, – пожалуйста, Андрей, дай мне выйти. Мы проиграли, я поеду к отцу, а ты ложись в больницу. Нет человека, до которого нельзя достучаться…

– Есть, – так же тихо ответил он. – Если я отдам тебя сейчас, больше никогда не увижу.

У него лицо побелело, нос и губы стали синими, но я смотрела только в глаза. Огромные, безумные, чужие. Я знала, что он прав, но по-другому не могла. Его жизнь дороже разлуки. Его жизнь дороже всего. Я выйду, и никто не будет стрелять. Закрою собой машину. Я в бронежилете, а Барон и Гена – нет. Единственный шанс. Должно получиться. Сейчас.

Господи, как страшно. Я – не герой, не псих, но телу достаточно одного импульса. Того, что за гранью разума. Так падают в пропасть, бегут в горящий дом и бросаются в ледяную воду. Потому что за той гранью вся твоя жизнь.

Я рванула ручку, ударила плечом дверь, и ветер с дождем обрушились на голову. Шаг, еще шаг. Открылись двери машины, Барон и Гена кричали вдвоем, но я видела только главаря и его черных человечков за спиной. Они летели птицами, махали крыльями-руками. А я к ним.

– Не стреляйте! Не стреляйте!

– Наталья!

Дождь бил в лицо, капли текли за шиворот. Самое черное небо, которое я когда-либо видела, падало на голову.

– Не стреляйте!

Они пришли не за мной. Они пришли убивать. Слишком поздно я это поняла.

Выстрел оглушил, земля содрогнулась под ногами. Я зажмурилась от боли, которой еще не было, которая так и не появилась. Не в меня. Господи, а в кого?

Сама стала птицей, взмахнув руками и повернувшись назад.

Он еще стоял, но в глазах блестела вспышка выстрела долгим и болезненным эхом. В правой руке тяжелым камнем лежал пистолет.

Кровь алым цветком распускалась на белой рубашке. Нестерпимо горячая, липкая, с медным привкусом. В самом центре груди. Там, куда попала пуля.

Они убили его.

Они забрали у меня самое дорогое. Всю мою жизнь.

Гена схватил его за шиворот, а меня рванули назад чужие руки. Сильные, как тиски, крепкие, как канаты. Зажали рот и закрыли глаза. Сердце остановилось, оно не хотело больше биться.

Они убили его.

– В машину её! Быстрее!

Потолок в моей тюрьме натяжной. Идеально ровное полотно первозданной белизны. Даже бликов на нем нет. Матовое. Как холст, на котором совершенно не хочется рисовать. Кончились мои краски. Осталась одна. Черная. Траурное платье восемнадцатилетней вдовы. Спасибо, папа, роскошное состоялось знакомство. Я раньше всерьез считала, что он бросил маму, и все пошло не так, как должно было. Я ошиблась. Лучше бы его не было никогда.

Нелидов выделил мне отдельную комнату в особняке. Маленькую, по его словам, уютную. Это все, что я запомнила из первого разговора. Владислав, затащив меня в машину, позвал Хирурга и велел поставить успокоительное. Я мечтала, чтобы в шприце оказался препарат, убивший Маркиза, Герцога и Графа. Выла, рычала и рвалась из рук. А потом лекарство подействовало, и пришла пустота. Тупая, бездумная, ватная пустота. Наверное, так психи лежат на койках и пускают слюну. Это не описать словами. Я буквально превратилась в ничто.

Барона больше нет. «Он с друзьями в лучшем мире», как обычно писали в книгах, но я боялась, что это не так. Его нет. Щелк и больное сердце не бьется, в груди дырка, в глазах то безумие, что я видела последним, и отражение моей спины.

Я его убила. Своей глупостью, своим побегом. Понадеялась, дура, на бронежилет и выскочила под пули. Если бы мы остались сидеть в машине, ничего бы не было. Владислав все равно бы меня забрал, но Андрей остался жив.

Я убила своего похитителя. Отомстила ему сполна за дыбу, веревки на запястьях, синяки от ремня.

Я убила мужа. Любимого, единственного. Где здесь балкон? С третьего этажа насмерть не разобьюсь, но можно залезть на крышу. Все лучше, чем жить в аду сожаления и одиночества. Мне всего восемнадцать, впереди десятки лет.

В дверь деликатно постучали. Я села в кровати и натянула одеяло до груди. Туман в голове еще не рассеялся, пальцы едва сжимались, тело казалось резиновым. Выйти в окно или еще что-то сделать не давал второй препарат от Хирурга. Не такой жесткий, как первый, но вязкий и прилипчивый. Он не избавлял от боли, просто мешал слишком остро на неё реагировать.

– В-войдите, – сонно ответила я.

Нелидов был ниже Барона ростом, гораздо шире в плечах и прятал под пиджаком живот, как все мужчины его возраста. Лицо биологического отца я видела в третий раз, но по-прежнему не приглядывалась и не пыталась запомнить. Я не задержусь в его доме надолго. Я вообще с ним разговаривать не собиралась.

– Наташа, тебе стало легче?

Голос противный. Сам он весь мне омерзителен. Урод. Чудовище, убийца. Шесть трупов! Их, наверняка, больше, просто я знаю только об этих.

– Приехал наш семейный доктор Владлен Николаевич. Я попросил его осмотреть тебя. Можно позже, если ты хочешь отдохнуть.

Нелидов говорил, стоя у двери. Дальше в комнату зайти не решался. Боялся, что наброшусь и покусаю? Я сейчас не могу, спасибо Хирургу. Но как только действие препарата закончится, обязательно схвачу, что потяжелее, и буду бить папашу, пока силы не закончатся.

– Извини, что Владислав тебя связал. Я просил обращаться максимально деликатно, но речь шла о твоей жизни и здоровье. Владислав – начальник моей службы безопасности, его ребят ты тоже видела. Я жалею, что не приказал взять тебя под охрану, как только узнал, что Оксана родила дочь и умерла. Не хотел напугать и свалиться, как снег на голову. Очень жалею. Наташа, я представить не мог, что Барановский такое вытворит. Вот уж действительно тварь без ума и совести.

Меня дернуло, как от удара током. Он не смеет так говорить об Андрее! Пусть заткнет свой поганый рот и убирается отсюда! Единственная тварь здесь тот, кто когда-то был женат на моей матери!

От ярости корежило и выворачивало изнутри, но руки висели плетьми, и я даже голову не подняла. Он заслужил всю ненависть, что я чувствовала. Десять раз, пятнадцать, двадцать. Зачем мы с Геной отговорили Барона от убийства? На что надеялись? С такими, как Нелидов, по-другому нельзя. Бить со всей силы, стрелять первым, не жалеть и не думать о гуманности. Потому что он не жалеет никого.

– И к тому же тварь живучая, – ровным тоном добавил Нелидов. – В реанимации Барановский. В той больнице, где его караулили. Но долго не протянет, не беспокойся.

На этот раз меня даже препарат не удержал. Я вскрикнула, зажимая рот рукой и почувствовала, как сознание уплывает. Ослепительная вспышка, сравнимая с той, что была от выстрела, прокатилась по телу.

– Жив! Жив!

– Наташа! – Нелидов бросился ко мне через всю комнату и попытался взять за плечи.

– Нет! Не трогай! Уйди!

– Владлен Николаевич!

Зубы скрежетали. Казалось, раскрошатся и упадут в горло острыми осколками. Меня снова держали за руки и не давали встать с кровати. Слишком быстро устала. Кровь ударила в голову, сознание скатилось в темноту. Щелк и меня нет. Никаких тоннелей и глубоких колодцев, только громкие мужские голоса над ухом:

– Положите сюда, вот так.

А потом и они исчезли.

Обморок длился мгновение, я ощущала его именно так. Когда снова открыла глаза, увидела потолок и лицо пожилого мужчины в круглых очках.

– Голубушка, вы меня слышите?

– Андрей. Где он?

Язык еле ворочался, но не так, как после алкоголя или похмелья. Усталость накатила совершенно феноменальная. Мне опять что-то вкололи.

– О ком она спрашивает? – повернулся доктор влево.

– О похитителе…

– Он муж мой.

Нелидов захлебнулся вдохом. Очень тихий звук, но я его услышала.

– Когда ты вышла замуж?

Еще один вздох оборвался на середине. Я догадывалась, о чем он думал, но папаша соизволил озвучить вслух:

– Барановский заставил тебя? Угрожал? Наташа, между вами что-то было?

– Не нужно сейчас выяснять, – доктор поднял руки в успокаивающем жесте, – главное, что Наталья Георгиевна дома, и все позади.

– Не трогай его, – облизнула я сухие губы. – Если ты, твой Владислав, его ребята поганые хоть пальцем его тронут, клянусь я убью всех. Горло буду грызть, как бешеная собака.

– Что вы, голубушка, все будет хорошо, – увещевал доктор. – Никто и никому не причинит вреда, я вам обещаю. Правда, Георгий Владимирович?

– Да, – глухо ответил Нелидов.

– А сейчас нужно поспать. Постарайтесь расслабиться и закрыть глаза. Андрей под охраной, им занимаются врачи, как я понимаю. До утра ничего не изменится, можно отдохнуть.

Последние слова я уже в темноте слышала. Тепло стало и разморило, как после бани. Теперь буду знать, как действует снотворное.

Ночью я снова открыла глаза. На тумбочке возле кровати оставили зажженный светильник, а в кресле с высокой спинкой дремала женщина. Я старалась не шевелиться, зная, какой чуткий сон бывает у сиделок. Матери новорожденных детей вскакивали с кровати, даже если малыш просто голову поворачивал. Тихо шуршал жидкими волосиками по наволочке подушки. Мамы могли крепко спать под громкую музыку, разговоры, вой сирен карет «Скорой помощи», но стоило ребенку запыхтеть…

Препарат отпустил, я опять нервничала. Нужно как-то пройти мимо бдительной сиделки и сбежать из дома. Андрей в больнице, я знала адрес, Спасский обещал отдельную палату и доступ к мужу в реанимацию. Трубками капельниц примотаю себя к его кровати и никуда не уйду. Нелидову придется ножом вырезать меня оттуда. Зря я не послала его еще грубее. Кажется, папочка не понял, что я не рада вернуться домой.

На удивление окно в комнате было открыто. Ночной ветер трепал легкую занавеску и заставлял тени на стенах плясать. Я только сейчас увидела, в каком музее лежу. Цветовая гамма лаконичная, мебель антикварная, декор золотой и помпезный. До барокко не дотянули, остановились на ампире. С потолком не угадали, обычно весь перебор с декором именно там. Будто прилепили золоченые рамы, а полотна картин в них вставить забыли. Здесь же просто матовое полотно. Скучное, ровное, простое. Зато люстра в стиле. Фальшивые свечи с лампочками и хрустальные подвески.

Я рискнула убрать одеяло с ног. Черт, сиделка вздрогнула во сне! Что ж она такая вышколенная мне досталась? Вот кого нужно было снотворным колоть. Кстати, а вдруг доктор забыл медикаменты на столе? Нет, нельзя. Я не умеючи наврежу, а женщина ни в чем не виновата. Легче просто сбежать.

Я обрадовалась, что меня не успели раздеть догола. Бронежилет сняли, а платье оставили. Спрыгнула с высокой кровати на ковер и бросилась к двери.

Убойные дозы успокоительного даром не прошли. Слабые ноги не выдержали нагрузки и я рухнула.

– Наталья Георгиевна! – взвизгнула сиделка, но я не стала даже оглядываться. Ползком добралась до цели и дернула за ручку. Проклятье, дверь открыта! Я отлетела вместе с ней назад и грохнулась на задницу. – Вам нельзя вставать! Доктор запретил!

Доктор пошел на хрен вместе с отцом. Я зло прорычала что-то неразборчивое в ответ и снова попыталась встать. Упрямая сиделка решила помочь.

– Отойдите! Не трогайте!

– Господи, ну куда вы? – простонала она, отдернув руки, но далеко ладони от меня не убрала. – Упадете с лестницы, шею сломаете. Скажите, кого позвать, я позвоню. А, может быть, вам телефон нужен? Да подождите же, умоляю, меня уволят, если вы сбежите!

Последнее она сказала, чуть не плача. Я, наконец, взглянула в полные ужаса глаза. Её натурально трясло, и я не сразу догадалась почему.

– Пожалуйста, – причитала она, – я человек маленький, работаю первый день, у меня мама болеет, деньги нужны. Вернитесь в кровать, вы же чувствуете, что сил не хватит на побег…

– У меня тоже близкий человек болеет, – тихо сказала я, – умирает в реанимации, а я здесь лежу.

– Но там же врачи, – взмахнула руками сиделка, – они делают для него все, что нужно, и вы помогите. Разве ему будет лучше, если вы травму получите?

Она робко до меня дотронулась и погладила по плечу. В коридоре уже грохотали тяжелые мужские ботинки. Охрана бежала. Дверь была открыта, но свой шанс на побег я упустила.

– Вам поесть нужно, – женщина выдохнула и начала уговаривать, раз уж я сидела смирно. – Так силы вернутся гораздо быстрее. Кухня ужин оставила. Все горячее, мясное и вкусное, никаких диет. А хотите сладкого? Шоколад прекрасно помогает снять стресс и таблеток не нужно. Попросить для вас десерт? Что вы любите?

«Она ни в чем не виновата», – повторила я себе. Если Нелидов с персоналом обращается так, что они в истерику впадают от страха, то мы в одной лодке. Никому не будет лучше, если сиделка потеряет работу, а Андрей получит еще один приступ, когда банда Владислава придет забирать меня из реанимации. Господи, они же добить его могут! О чем я думала?

– Мороженое, – прошептала я вслух. – Любое. Оно невкусным не бывает. И шоколадку. Тоже любую.

– Спасибо, – прошептала у меня над ухом сиделка и взяла под руки, помогая встать. В дверном проеме появились два мордоворота в черных деловых костюмах и с красными от напряжения лицами. – Господа, все в порядке.

– Помочь? – спросил один из них, шагнув в комнату.

– Нет, нет, мы сами. Все хорошо, вы можете идти.

– Звоните, если что.

– Разумеется.

Сиделка улыбалась, пока они не ушли, закрыв за собой дверь. Нет, щелчка замка я не слышала, она просто закрылась.

– Мы можем позвонить в больницу, если вы хотите, – улыбка исчезла, женщина говорила серьезно. – Спросить на посту, как ваш близкий человек себя чувствует?

Я села на кровать и ощутила просто всепоглощающую благодарность. Судьба забрала у меня обеих матерей, наградила отцом, которого хотелось убить, и словно бы вот так извинялась. Соблюдала баланс во Вселенной. Сначала Тамара, теперь сиделка.

– Как вас зовут?

– Татьяна, – снова расцвела она.

– Сорок пятая районная больница. Реанимация кардиологии, скорее всего. Может быть, хирургии. Я не знаю телефона.

– Сейчас найдем.

Она достала смартфон из широкого кармана медицинского халата. Искала номер в справочнике и поправляла шапочку на голове. Смешную такую, с цветными картинками. Будто в душе собралась мыться. Меня так и подмывало спросить, кому Нелидов вызвал сиделку? Ребенку? Татьяна нажала на кнопку вызова и отдала телефон мне.

– Реанимация, – сказали на том конце провода.

– Здравствуйте, к вам поступил пациент Барановский Андрей Александрович? Я его жена. Скажите, он жив?

– Барановский? – задумчиво повторила девушка. – Подождите, пожалуйста.

Мне плохо стало. Я вцепилась в одеяло, а Татьяна медленно села рядом на самый край маленького табурета. Нелидов обещал, что Андрей не выживет, неужели его уже нет? Господи, только не это! Я не выдержу второй раз услышать, что он умер!

– Здравствуйте, – через две минуты неясного шума и перешептываний ответил мужской голос. – Спасский меня зовут, Аркадий Анатольевич. Скажите, пожалуйста, что вы ели в бункере?

Сильнее я растеряться не могла. Открыла рот и долго смотрела на золотую вязь декоративной стеновой панели. Это проверка? Действительно я звоню или кто-то другой? Мамочки, значит, Андрей в сознании! По крайней мере, был.

– Галеты с паштетом.

– Хорошо, – ответил доктор, – я верю, что это вы. Андрей жив. Состояние тяжелое, но стабильное.

«Стабильное» – хорошее слово. Замечательное. Оно означало, что неприятных сюрпризов можно не ждать. Опасность прошла, мой муж идет на поправку.

– Спасибо, Аркадий Анатольевич, – чужим голосом сказала я. Слезы собирались в уголках глаз. – Передайте ему, пожалуйста, что я очень его люблю. Очень. И как только смогу, обязательно приеду.

– Передам. Я немного знаком с вашей ситуацией. Будьте осторожны, Наталья.

– Еще раз спасибо вам.

– Это позже можно будет сказать. Сейчас пока просто до свидания.

Я не стала спорить. Доктор тоже осторожничал. Не обнадеживал и не давал прогнозов. Стабильно. Большего пока не нужно. Я попрощалась и нажала на кнопку прекращения вызова.

Глава 23. Биологический отец

Кухня расстаралась. Десерт назывался Банана Сплит, дословно «банан пополам». На продолговатой тарелке-лодочке лежал разрезанный банан, а на нем три шарика мороженого, украшенного взбитыми сливками, шоколадным сиропом, орехами и вишенкой. Про шоколадку повар тоже не забыл. На маленькой тарелке поместились дольки темного, молочного и белого шоколада. Все очень красиво и вкусно.

Терапия сладостями удалась. Я стучала ложкой, отламывая кусочки банана, и чувствовала, что успокаиваюсь. Андрей в надежных руках. Один раз Спасский уже совершил чудо, должно получиться и во второй раз. Пока я там не особо нужна, стоит смотреть правде в глаза. Но как только у меня получится, я обязательно уйду от Нелидова. Будет сложно, конечно.

Судя по охране, семейному доктору и персональной сиделке мой биологический папа всерьез взялся за знакомство с дочерью. Я по-прежнему мечтала вцепиться ему в глотку, но после отдыха под снотворным рядом с ненавистью появилось немного места для вопросов. Какого черта он бросил маму? Где шлялся восемнадцать лет, и почему я вдруг понадобилась ему прямо сейчас? А, главное, в качестве кого? Он же не настолько глуп, чтобы рассчитывать на любящую и благодарную дочь. За что я должна быть благодарна? За выстрел в моего мужа? Или за спальню, еду и сиделку? Он меня, как куклу, отобрал у другого, принес домой и уложил в кроватку. Не хватало только игрушек в каждом углу и клоуна-аниматора.

Он вообще в курсе, что его ребенок вырос? Что у меня есть свое мнение, желания и законный супруг, в конце концов. Второе похищение и насильственное удержание получилось, только теперь с другими участниками. Слава богу, я совершеннолетняя и в опекунах не нуждаюсь. Отвоевать свободу стало чуть-чуть проще.

Ела я медленнее, чем таяло мороженное. Вокруг банана цветными разводами скапливалась ванильная, клубничная и шоколадная вода. Сиделка Татьяна не лезла с разговорами, а я бестактно забыла на время о её существовании. Тоже ведь пленница, только добровольная. Интересно, Владислав сам запугивал или кому-то из своих прихвостней поручил?

Нелидов точно настолько мелким персоналом не занимался. Он, как настоящий большой начальник, все обязанности делегировал помощникам. И вот они-то, похоже, и развернулись в полный рост. Не зря же он извинялся за Владислава. Значит, не все и не всегда контролировал. Это плохо, на самом деле. Большое количество людей, принимающих самостоятельные решения, усложняли мне путь на свободу многократно.

Конечно, если извинения Нелидова не были частью игры. Как в учебнике истории в ситуации с хорошим царем и плохими боярами. Простой народ жаловался на их бесчинства, а царю просто не докладывали. Хотя если бы он знал, то всех бы построил и приструнил. Очень похоже, кстати.

Дверь бесшумно открылась, только замок щелкнул, и гость запоздало постучал:

– Можно войти?

Сиделка вскочила с табурета и вытянулась, как солдат на плацу перед командиром. Я ужинала, сидя в кровати, так Татьяна попросила. И теперь заработала одобряющий взгляд от биологического отца.

– Оставьте нас, пожалуйста, – вежливо попросил он, и сиделка быстро ушла из комнаты.

Я чуть не закричала ей вслед, чтобы вернулась. Мороженое поперек горла встало и руки задрожали. Я же сейчас швырну поднос в лицо Нелидову и получу еще один укол успокоительного. Нет, так нельзя. Нужно дышать и смотреть в сторону. Жизнь Андрея в руках этого монстра. Ради спасения мужа я заткнусь и буду улыбаться. Чего бы мне это не стоило.

– Я рад, что тебе лучше.

В голосе Нелидова чувствовалась усталость. Он обошел мою кровать и сел с той стороны, куда я смотрела. Так же, как Барон, ходил по собственному дому в деловом костюме и переодевался только перед сном. Конечно, когда вокруг столько посторонних людей, растянутое трико и майку с пятнами уже себе не позволишь. Сам виноват. Мог бы жить, как нормальные люди, но выбрал то, что выбрал.

– Наташа, я должен много тебе рассказать, но не знаю, с чего начать. Помоги мне, пожалуйста, спроси. Что тебе кажется важнее всего? Мои отношения с твоей матерью, Барановский с друзьями или выстрел у больницы?

Я убрала поднос в сторону и сложила руки на коленях. Продуманный вопрос. Залюбоваться можно, какой правильный. И разговор завяжется, и отношения мое сразу узнать можно. Не держи я себя так крепко в руках, выпалила бы первое, что пришло в голову, а сейчас выбирать придется.

– Я заперта здесь?

– Нет, – сразу же ответил Нелидов и показал рукой на дверь, – ты свободна. Никаких замков. Но куда ты хочешь идти? Твой дом продан, приемная мать исчезла. Я подозреваю, что уехала по фальшивым документам в другой город или даже страну. Барановский постарался. При желании её найти можно, но нужно ли? Так чего ты хочешь?

Черт, еще один роскошный ход. Дураком папа не был, сети расставлял мастерски. Никакого давления. Внимание, участие и готовность идти на уступки. Вроде бы и дверь открыта, а идти некуда. Сейчас он мне это докажет, и я останусь добровольно. Браво!

Только запуганную сиделку с приказом ни за что не дать мне сбежать и охрану у дверей я уже заметила. Иллюзий нет. Препараты опять же, вежливый доктор с повадками психиатра. Скоро он придет и ненавязчиво попытается выяснить, что меня связывает с Андреем. Достаточно повесить на него покушение или изнасилование с избиением тоже было? Мне, конечно, помогут, будут работать с психологической травмой. Диагностируют стокгольмский синдром, и муж мой сядет надолго. Господи, хорошо, что не раздели и синяки на спине не увидели. А то бы уже «побои сняли» или как это называется?

– Я домой хочу, – решила вот так ответить и послушать, что дальше скажет.

– Здесь твой дом, – вздохнул Нелидов. – Должен был быть с самого начала, но жизнь сложилась иначе. Я не сразу стал тем, кто я есть. Когда женился в первый раз, студентом был. Оксана, твоя мама, на курс младше училась. Любовь была студенческая, свадьба скоротечная, но быстро все остыло. Я хотел бизнесом заниматься, как сейчас говорят, стартапы запускал. Из кожи вон лез, чтобы познакомиться с нужными людьми, связи завести, а твоя мама хотела, чтобы я сел в офисе, работал на дядю за зарплату и не дергался. Это стабильность, уверенность, определенность в будущем. Не сошлись мы с ней в уровне амбиций, понимаешь?

– И ты бросил её беременную?

Я не смотрела ему в глаза, но видела, как пальцы сжались на покрывале. Если сейчас начнет перебирать складки ткани, значит, нервничает или собирается врать. Но Нелидов быстро с собой справился:

– Я не знал, что она беременна. Мы крепко поссорились перед разводом и общались через её сестру. Без детей суд не нужен, разводят в ЗАГСе по заявлению. Имущество тоже делить не пришлось. Подождали положенное время и расстались. Много я от неё выслушал из того, что сейчас ерундой казалось, а тогда тянуло на трагедию. Неудачник я. Эгоист, который все заработанные деньги тратил на глупые и провальные проекты. Никакой семьи со мной не будет. Только долги, разорение и тюрьма. Наелся я её злобой и обидой так, что много лет ни видеть, ни разговаривать не хотел. Я не прав, Наташа, и очень жалею об этом. По-другому все могло быть. Немного терпения с обеих сторон и никакого развода. Ты была бы у меня.

От последней фразы я заплакать должна? Расчувствоваться и броситься папе на шею? Нет, желания не возникло. Слишком хорошо я знала, что такое сослагательное наклонение. Если бы, да кабы, а уже ничего не исправить. Вместо матери меня воспитывала тетя, а отец дважды приказал убить моего мужа. Но меня все-таки проняло. Было что-то в его голосе, отчего сидеть стало неуютно. Взрослой мужчина перед девочкой оправдывался. Взгляд пытался поймать, а у меня уже шея болела, как я отворачивалась. Столько лет мечтала об отце, и он вот таким оказался. Лучше бы умер или простым мерзавцем был, бегающим от алиментов. Жил со сварливой женой и новыми детьми. Я бы поняла, я бы простила. Но пять трупов – нет.

– У меня все-таки получилось, – продолжил Нелидов. – Бизнес в гору пошел, я несколько лет за границей жил, половину курортов объездил, почти все моря видел. Не без проблем, конечно. От бандитов пришлось защищаться…

– Собственную ОПГ создать, – перебила я и тут же пожалела.

Нелидов снова кулак сжал и на этот раз долго не отпускал покрывало.

– Тебе Барановский рассказал? Даже представляю, в каких выражениях. Я – чудовище, дьявол во плоти, моральный урод и убийца. Как земля таких носит? А он хороший. Весь в белом. Просто принц на коне и ангел с крыльями.

– Ага, – кивнула я. – Зорро. Благородный мститель. Но это ложь, звездеж и провокация. На самом деле все было не так. Друзья долго болели, вот и загнулись от сердца. Андрей укол нафантазировал, а Катерина и Алексей вообще самоубийцы. Одна специально в лес поехала и черным мешком накрылась, а другой в погреб упал. Ну, оступился, с кем не бывает?

– Он и, правда, сам в него залез, – Нелидов ответил ровно, но очень медленно. Будто с силой протаскивал слова сквозь зубы. – Никто его убивать не собирался. Зачем? К Алексею ехали узнать, куда мог спрятаться Барановский. Недвижимости у него достаточно, чтобы несколько дней потратить на тщательный обыск, опять же держать тебя он мог в любом съемном жилье, заброшенном складе, на даче какой-нибудь. Я слишком поздно узнал о похищении. Почти неделя прошла. Ты могла умирать от голода и обезвоживания, замерзать, страдать. Счет шел на часы.

Он паузу сделал, а я впервые почувствовала себя зрителем в кинотеатре. Фильм показывали с тем же сюжетом, но с другими актерами. И вроде правильно все выглядело, но я еще не могла принять иную точку зрения. Поставить себя на место Нелидова, понять, о чем думал в тот момент.

– Я разрешил Владиславу немного надавить на референта, – продолжил отец. – Чтобы с результатом, но без тяжких телесных повреждений. Однако Алексея уже запугали до полной кондиции. Пел соловьем. Про особняк рассказал, про любовницу, поехавшую туда на свидание. Владислав тут же человека снарядил, но в доме Барановского кроме пустого бункера ничего не нашли. Осечка. Дальше референта разматывать стали. Вспоминали все на свете: школьных друзей, давнишних бизнес-партнеров, приятелей по хобби, развлечениям. А когда дело до здоровья дошло, Алексей и заорал: «Знаю! Знаю, где он».

Оказалась, что Барон, отчаявшись переманить Спасского в платную медицину на более комфортные условия работы, просто купил новое оборудование в его районную больницу и оформил, как спонсорскую помощь. Официальную переписку Алексей как раз и видел. А поскольку раньше фирма Барановского интереса к медицине не проявляла, референт и заподозрил личный мотив. Не ошибся.

– Его уже почти отпустили, – рассказывал Нелидов, – но у парнишки вдруг нервы сдали. Вскочил со стула, сбил охранника с ног и рванул из дома. Погреб у соседей на беду не заперт был, а люди Владислава не горели желанием догонять референта. Повторяю, никто не хотел его убивать. Из погреба бы достали, знай, что так выйдет, но не успели. Наташа, это правда несчастный случай был.

– Верю, – ответила я. Андрей тоже удивился. Глупая смерть, никому не нужная. Но считал, что Нелидов убил, уже, кажется, по привычке. Просто потому, что когда есть такой злодей, других вариантов не много. – Маркиз, Герцог и Граф тоже случайно умерли?

– Герцог да, – едва слышно вздохнул отец, – он вторым был. Через полгода после укола Маркизу. Здоровье подвело, мы не вмешивались. Он лечился в израильской клинике. Врачи хороший прогноз давали, но что-то, видимо, пошло не так. Барановский не рассказывал тебе об этом? Правильно, зачем? Проще объявить меня виноватым, чем разбираться.

– А остальные? – не выдержала я.

Не хотела слушать, как он методично трупы с себя снимает. Уже минус два. Еще будет?

– Остальные мои, – твердо ответил Нелидов, и кровать под ним скрипнула.

Мне пришлось повернуться. Голова кружилась от неудобно вывернутой шеи. Новый обморок не нужен. Потерплю отца рядом. Посозерцаю пуговицы его дорогого пиджака.

– С Маркиза все началось, – признавался Нелидов, – Шмакова Леонида Петровича. Рыжего гения. Самого умного и самого беспринципного из их компании. Отомстить решил за то, что я землю под строительство себе через суд вернул. Обидел вроде как их Графа, на деньги Оболенского кинул. Ладно бы мне лично мстил, так он брата моей второй жены выбрал. Организовал ночной клуб, предложил ему вложиться. Так все обставил, что Егор поверил. Все свои деньги отдал и у серьезных людей занял. Я бы знал заранее, отговорил, но Егор мечтал о собственном бизнесе, никак на меня не завязанном. Ну, вот такая навязчивая идея была. Маркиз, естественно, взял деньги и пропал, а Егор застрелился.

Я голову подняла и заметила, наконец, плотно сжатые губы и хмурые складки на лбу отца. Немолодого и очень уставшего человека. Он говорил сухо и просто перечислял потерю за потерей. Могилу за могилой. Будто стоял над каждой и года свои считал от тех дат, что указаны вторыми. Люди уходили в темноту, а он жил дальше.

– Егор сам виноват. Он мог прийти ко мне, признаться, попросить, хотя бы попытаться решить проблему. Да, это все так. Но был Маркиз, толкнувший его в пропасть. Холодно, расчетливо, цинично. Словно убытки Оболенского стоили этого.

Отец скривился в гримасе. Лампочка светила ему в затылок, и тени на лице становились чернее. Я не заметила, как перестала дышать. Прислушивалась к его тихому голосу, ловила каждое слово.

– Я не стал прощать. Не знаю, что-то переклинило тогда в голове. Судьей себя почувствовал, по делам решил воздать.

– Хирург укол делал? – спросила я.

– Нет, исполнитель другой был, – качнул головой Нелидов, – все время другой. Хирург препарат подсказал. Владислав спросил его, как можно убить человека незаметно, он и выдал идею. Медики многое знают. А когда их судят за врачебные ошибки, которых не было, из тюрьмы озлобленными выходят. Убрали Маркиза тихо. История бы на этом с моей стороны закончилась, но ребята и не думали успокаиваться. От Шмакова много схем осталось, заготовленных заранее ходов. Я не сразу понял, как серьезно они решили за меня взяться. Суды, подставы, промышленный шпионаж. А потом умер Абель Антон. Герцог.

История войны по-другому звучала. Полнее, понятнее. Где-то там уже была Катерина с бумагами, но оставался еще Граф.

– Оболенского тоже за схемы убрали?

– Нет, – в который раз опроверг прежнюю версию отец. – Он моё убийство заказал. Без выдумки и фантазии. Просто нанял киллера. Дурак. У меня же ОПГ и связи с криминалом, я узнал. А лучший способ предотвратить заказное убийство – убрать заказчика. Выстрелить первым. Исполнитель со второй смертельной дозой препарата к Оболенскому поехал. Еще один труп получился. Тут уже Барановский копать начал и вредить мне с остервенением. Последний остался, все друзья ушли. Я точку решил поставить. В тот момент это казалось логичным, а дальше ты от Барона все знаешь. В красках расписал, как он чудом выжил. Герой. Я думал Маркиз среди них – самая подлая тварь. Ошибся. Барановский дочь мою похитил и убить хотел. Было такое?

– Было, – как под гипнозом подтвердила я. – Похитил. Еще одно покушение готовил. Хотел меня, как приманку, использовать. Выманить тебя, увести от охраны. Ты бы пошел?

Не стало в истории черных и белых. Все смешалось и завязалось узлами. Мужчины мстили, били первыми, защищались, совершали ошибки и готовили подлости. Барон не соврал мне, просто умолчал часть правды. Неприятно, но не очень важно уже. Его друзья и Катерина – все равно жертвы. Ничего не изменилось, Нелидов по-прежнему убийца. Я только не поняла, зачем было очернять его сильнее, чем есть? Все виноваты, святых нет. Будто боли от этого станет меньше.

– У Барона могло получиться? Ты бы пошел? – повторила я.

– Да, – твердо ответил отец. – За тобой бы пошел. Один. Без охраны. Потому что за свои грехи нужно отвечать.

Теперь я поверила. Хорошо они знали друг друга, Барон верно все рассчитал. А может, почувствовал, как бывает между крепко связанными людьми. Я думала, отцу наплевать будет, восемнадцать лет меня не видел. А он бросился искать даже раньше, чем увидел результат теста ДНК. Получить его должен был сегодня утром вместе со мной. Чудом в «Атласе» разминулись. И там Барон был прав, что засаду ждал, только о больнице не подумал.

– Он отказался, – тихо сказала я. – Не стал тебя убивать. Все отменил и ехал к своему врачу, чтобы лечь в стационар на операцию. Зря ты пытался его убить.

– Я больше никого не хотел убивать, – замотал головой отец. – Приказал Владиславу забрать тебя и больше ничего. Тебя похитили, Наташа, я места себе не находил. Не успел с дочерью ни разу поговорить, как она в руках врага. И даже тогда нет, никаких выстрелов.

– А что это было? – начала я терять терпение. – Владислав во всем виноват? Ослушался?

Едва утихшая боль снова ударила по нервам. Я обняла себя руками, опустила плечи. Пыталась закрыться от воспоминаний, от двух заигравшихся в войну мужчин, уже не знающих, как уничтожить друг друга похитрее. Господи, остановитесь! Остановитесь оба!

– Владислав тебя спасал, – наконец, ответил Нелидов. Пытался до плеча моего дотронуться, но убрал руку. – Ты выскочила из машины и побежала к нему, Барановский за тобой. Алексей так же сделал. Последний рывок обреченного человека и похититель за спиной. Я бы тоже решил, что Барановский тебя убить хочет. Раз не получил выкуп, раз в ловушку загнали. Помнишь, как в Бесприданнице: «Так не доставайся же ты никому?»

– Я в бронежилете была, а Андрей с Геной нет! – заорала я до звона в пустой комнате. – Меня защитить хотели! Зачем стрелять?!

Эхо от моего крика угасло сразу, впитавшись в тяжелую ткань штор и обивку кресла. А в глазах Нелидова еще долго вместе с болью горел такой же огонек безумия, как у Андрея в машине.

– Тебя спасали, Наташа, – повторил он. – Если бы Барановский не достал пистолет, никто бы не выстрелил.

– Он сам виноват, да, – устало сказала я. – Все виноваты. Ты снова стал судьей и распорядился чужой жизнью. Не подумал даже, зачем похитителю тащить пленницу с собой в больницу. Зачем в бронежилет её одевать, держать в машине без наручников, жениться, выкуп так и не попросить. Мы жить хотели. Вместе. Без тебя и твоих войн. Я люблю Андрея! И никто мне не докажет, что это – блажь, болезнь и нездоровые чувства!

– Наташа, это, правда, ненормально.

– Хватит! Ты обещал больше никому не причинять вреда. Владлен Николаевич свидетель. Дай Андрею выздороветь, не бери на себя еще одну смерть. Тебе и так достаточно.

– Не буду, я же обещал, – поднял руки Нелидов и встал с кровати. – Никто не тронет Барановского, слово даю. Пусть лечится. И ты о себе подумай, пожалуйста. Отдыхай, спи, кушай, как следует. Мы еще поговорим. Сегодня, действительно, хватит.

Он пошел к двери. Сутулый и постаревший еще лет на десять. Я только сейчас осознала, как нелегко ему дались признания, но в истории войны осталось белое пятно. Я не усну, пока не услышу и эту правду:

– Катерину зачем было убивать? В чем её вина великая? Документы копировала и всё?

– Нет, – обернулся отец. – Не всё. Она моей любовницей была. Рассказывала, что любит, подарки принимала. Я жениться хотел. Думал, что пусть не от меня, от анонимного донора, но будут дети. Семья. А она вставала из моей постели и бежала к Барановскому с копиями документов. Чтобы я суды проиграл и всего лишился. Из ревности я её убил. За предательство. Теперь точно все. Больше тайн нет. Спи, Наташа.

Вышел из комнаты и тихо закрыл за собой дверь.

Глава 24. «Дом, милый дом»

Выспаться без снотворного не получилось. Я всю ночь вздрагивала от кошмаров, плакала и не могла вспомнить, где нахожусь. Искала рядом Барона, с ужасом понимала, что его нет, а утром сдалась. Села в кровати и больше не пыталась уснуть.

Звонить в реанимацию хотелось каждые пять минут. Меня ломало от тоски по мужу, как наркоманку. Я мечтала услышать голос Андрея, узнать, что все в порядке.

Нелидов мог обмануть. Сказать, что не тронет, выйти за дверь и позвать Владислава. Личного палача, главаря бандитов и официальную темную сторону души моего биологического отца. Короткий приказ и еще один смертельный укол. Бесполезно потом будет расстраиваться, что зря поверила. Никто мне Барона не вернет. Но неужели слово олигарха с сорок третьей строчки списка Форбс ничего не стоит? Стоит, наверняка. Только это и грело до сих пор.

Татьяна, успокоившись, что моему здоровью ничего не угрожает, остаток ночи отдыхала в своей комнате. А ровно в восемь утра пришла в новом халате, перчатках и маске на лице.

– Доброе утро, Наталья Георгиевна. Доктор вчера назначение сделал, мне нужно анализы у вас взять. Общий, развернутую биохимию, гормональный профиль…

Я перестала вслушиваться в названия уже на биохимии. Вместе с лотком, где лежали пустые пробирки, спиртовые салфетки и еще что-то одноразовое в индивидуальных упаковках, сиделка принесла кипу бумаг. На каждом листе в шапке был указан медицинский центр, где я числилась пациенткой под фамилией Барановская. Хотя я бы не удивилась, узнав, что Нелидов уже расторг наш с Андреем брак. Он обещал только жизнь мужу сохранить, о дальнейшей судьбе моей семьи ни слова не сказал. Его право планировать что угодно, но я буду бороться и за свою фамилию, и за свое прежнее отчество.

– А это что?

– Поливитамины, – ответила сиделка, протягивая мне пластиковый стаканчик с бледнооранжевой капсулой. – Владлен Николаевич назначил. Один раз в день утром после еды.

– Там точно не снотворное?

– Нет, – поставила сиделка брови домиком, – могу упаковку показать, если хотите. Принести?

– Бессмысленно. Я все равно не знаю, как они должны выглядеть. А верить после вчерашнего страшно.

Татьяна вздохнула. Я поняла по движению плеч, потому что маска на лице даже не вздрогнула.

– Я сама вскрывала новую пачку, подмены быть не может. Если бы Владлен Николаевич назначил снотворное, я бы так и сказала. Никто не будет вас обманывать, это незаконно.

Нелидов едва ли обращал внимание на такую мелочь, как законы. Я демонстративно убрала стаканчик в сторону и посмотрела на Татьяну.

– Как хотите, – пожала она плечами. – Анализы можно взять?

Я собиралась отказаться, но вовремя поняла, что не тому человеку сцену неповиновения устраиваю. Как минимум нужен Владлен Николаевич, а лучше сам Нелидов. Мы вроде вчера в любви друг другу не признавались, я становиться наследницей не соглашалась, а он уже распоряжался моей жизнью. Нагло, бесцеремонно и не спрашивая разрешения.

– Анализы можно, – кивнула я, закатывая рукав платья.

Не знаю, сколько крови у меня Татьяна выкачала. По ощущениям и количеству пробирок – целый литр. Проверяли, как бомжиху с вокзала, сразу на все болезни? Вдруг заразу принесла в приличный дом? Я расписалась в согласии на проведение исследования крови на антитела к ВИЧ. Видела направление на сифилис, гепатиты. Остальные анализы, наверняка, были не менее забористыми.

Сиделка упаковывала пробирки, когда в дверь постучали.

– Войдите, – вежливо разрешила я, ожидая увидеть кого угодно, но не женщину в черно-белой униформе служанки, а рядом с ней бизнес леди со взглядом типичной акулы бизнеса. Что еще придумал папа?

– Доброе утро, Наталья Георгиевна, – поздоровалась леди, а я улыбнулась, чувствуя, как сводит скулы, и от собственного, неправильного, кстати, отчества начинает тошнить. Владиславовна я по дедушке. – Меня зовут Анна. Я управляю хозяйством в доме Георгия Владимировича. Персоналом, закупками, ремонтом, автомобильным парком и всем, чем живет особняк. Вы можете обращаться ко мне в любой момент. Кнопка «один» на внутреннем телефоне.

Анна вручила мне миниатюрную радиотрубку, отдельно показала на цифру «один» и сделала пробный вызов. В её кармане запищал точно такой же телефон.

– Я живу в гостевых апартаментах, поэтому звонить можно даже ночью, – продолжила она. – Равно как и Марине, вашей личной помощнице.

Анна коснулась плеча женщины в униформе, и она поклонилась. Черт, как в бразильских сериалах! Или там слуги приседали? Я не помнила, а больше нигде прислуги не видела.

Папина щедрость не знала границ. Сутки не успела провести в доме, как меня наградили личной рабыней. Я одеваться сама разучилась? Или заблудиться должна была в огромном доме без провожатых? Бред какой-то. Нелидов не только в войну с друзьями Барона заигрался, но и в собственное дворянское происхождение. Барин набрал челядь и помыкал ею. Нет, пусть делает, что хочет, но меня не впутывает.

– Спасибо, Анна, я в помощниках не нуждаюсь. Татьяну тоже можно отпустить.

– Татьяна – медработник, – вежливо поправила меня домоправительница, – я могу её отпустить только с разрешения Владлена Николаевича. Вы не волнуйтесь, Марина не будет мешать, а как раз наоборот. Дом большой. Пока вы здесь не освоитесь, будет много вопросов. Банально, где найти гардеробную и как выйти в сад?

– А мне можно в сад?

– Разумеется, – лучезарно улыбнулась Анна, – и в город тоже. Георгий Владимирович закрепил за вами автомобиль с водителем и оставил банковскую карту. Возьмите, пожалуйста. Сумма на счете и лимит овердрафта указан в конверте.

Если вчера я от безумия чудом удержалась, то сегодня крыша ехала уже в другую сторону и гораздо быстрее. Нелидов феноменально самоуверенный человек. Настолько, что переходил все границы. Подозреваю, в гардеробной уже лежали вещи, которые мне полагалось носить, у водителя был список, куда меня можно возить и золотая клетка в итоге ни разу не открывалась. Просто становилась шире.

– Я могу поговорить с отцом? – спросила я, забирая из рук Анны белый конверт.

Раз уж все по отчеству называли, значит, были в курсе, кем я прихожусь хозяину дома.

– Конечно, – кивнула домоправительница. – Марина вас проводит.

Я встала с кровати и надела мягкие тапочки. Свои старые балетки уже не мечтала увидеть, как и сумку с вещами. Там были документы, платья, купленные Геной, и деньги, выданные мужем на мелкие расходы. Документы забрали люди Владислава, чтобы оформить меня в медицинский центр, но почему добрый папа не вернул мне сумку? Что там такого лежало? И как Владислав вообще получил мои вещи? Сумка была в багажнике автомобиля Гены, а увезли меня от больницы сразу. Главарь бандитов еще и фокусником оказался? Крайне занятная личность.

По дороге в кабинет отца Марина устроила мне маленькую экскурсию по дому. Пышный ампир временами все-таки превращался в несдержанное барокко, а на роскошные ковры наступать не хотелось. Я понимала, что все предметы мебели антикварные и очень дорогие, но как здесь жить-то?

– В правом крыле на первом этаже малахитовая гостиная, – с интонациями гида рассказывала Марина, – зал в восточном стиле, бассейн и оранжерея.

– Бассейн?

Я аж затормозила на середине лестницы. Рука с противным скрипом скользнула по отполированным перилам. Марина тоже замерла на нижних ступенях, медленно обернулась, и её вежливая улыбка стала озорной.

– Огромный бассейн с видом на оранжерею. Когда открывают окна, кажется, что где-то в тропиках на пляже лежишь. Очень красивое место. Мы можем пройти через него, а потом выйти в сад и вернуться в восточное крыло к кабинету Георгия Владимировича. Он все равно просил показать вам дом. Почему не сейчас?

Наверное, она с гордостью работала в таком богатом доме. Хоть и звалась помощницей, фактически являлась служанкой, а выглядела лучше меня на выпускном. Красивое лицо, ухоженная кожа, ногти, волосы. На форме ни единой складки или соринки. Все безупречно. Представлю, какой дурой она меня сочтет, если узнает, что не хочу жить вместе с Нелидовым.

Конечно, такое только в сказках бывает. Простая деревенская девушка оказалась дворянкой. Отец нашел, спас из лап похитителя, привез в свой дом, машину выдал, водителя, банковскую карту с деньгами. Практически обсыпал золотом с ног до головы, а неблагодарная идиотка нос воротила. Сбежать хотела. Тьфу на неё. То есть на меня. И вроде права Марина полностью, но не знает, что у папы три трупа на совести и два покушения на мужа своей дочери. Не получилось доброй сказки.

– Нет, спасибо, давайте сразу в кабинет.

Марина вежливо кивнула и повела меня до места назначения уже без остановок, но с редкими комментариями о назначении помещений. Хорошо Нелидов спрятался в собственном доме. Мы прошли десяток комнат, прежде чем помощница остановилась возле двери и постучала. Из кабинета через пару мгновений раздался уже знакомый голос:

– Я буду ждать здесь, – шепотом сказала Марина.

Да уж, обратно я без проводника точно не дойду.

– Постараюсь недолго, – ответила я и зашла в кабинет.

Окна здесь были самыми высокими в доме. Полтора этажа, а то и два. Письменный стол стоял в круглом эркере, и отец сидел за ним, как король или американский президент. Очень внушительно.

– Наташа? Доброе утро.

Он встал, чтобы встретить меня. Широкими шагами пошел через весь кабинет, а я заметила, что костюм на нем вчерашний. Рисунок на пуговицах запоминающийся. А вид у олигарха еще более уставший, чем был. Всю ночь не спал? Из-за меня?

Разумеется, нет. Барон, выстрел Владислава и вся история с похищением тратили его нервы, а мною успешно занимались слуги. Единственное, что могло волновать Нелидова после ночных признаний – какой приговор я ему вынесла? Верила ли до сих пор мужу или приняла сторону отца? Не то, чтобы он очень старался себя обелить, но явно рассчитывал на иное отношение, чем обещание перегрызть глотку.

– Я хочу уехать, – начала я с порога. – Спасский обещал отдельную палату в больнице и возможность навещать Андрея в реанимации. С голода я не умру, от холода не замерзну. Спасибо за заботу, но я восемнадцать лет жила без отца и дальше справлюсь со своими проблемами самостоятельно. Вот конверт с картой, я его еще не распечатала.

Я старалась говорить если не мягко, то хотя бы ровно, но Нелидов поморщился, словно его ударили. Да, неприятно, когда помощью пренебрегают, но это и есть мой приговор. Я второй раз выбирала между Бароном и отцом. Решение не изменилось. Ничего общего с убийцей у меня никогда не будет. Ни фамилии, ни отчества. Ни-че-го.

– Подожди, – вздохнул он и потер пальцами переносицу. – Я не запрещаю тебе никуда ехать. Раз конверт принесла, значит, с Анной говорила. Машина, водитель – все в твоем распоряжении. Но в больнице тебе сейчас делать нечего. У Барановского прострелено легкое. Он большую часть суток спит, а когда бодрствует, не разговаривает. Нельзя. Информация точная. Спасский неподкупен, но медсестры из реанимации, видимо, чуть больше нуждаются в деньгах. Тебе даже звонить не нужно самой, я поручу Владиславу, и он будет передавать все новости о состоянии Барановского.

Снова Владислав. Он монополию получил на все, что касается меня? Отец решает, а он контролирует? Мне плакать хотелось от злости и обиды. Чувствовала себя ребенком, которому двадцатый раз за день говорят, куда идти и что делать. Я взрослый, самостоятельный, свободный человек!

– Нет, – выцедила сквозь зубы. – Мне не нужен Владислав. И персонал вместе с Анной не нужен. Оставь меня в покое, пожалуйста, исчезни из моей жизни! Как же хорошо было без тебя! Я могла в институт поступить, в общаге жить, с одногруппницами знакомиться! Ты восемнадцать лет назад сломал все и теперь продолжаешь! Ты, а не Барановский, которого так ненавидишь. Зачем я тебе? Любить не буду, даже не надейся. Наследство твое даром не нужно. От него воняет кровью и смертью. Отпусти меня, я не могу больше здесь находиться! Иначе сама дверь сломаю или в окно выпрыгну!

Я смяла конверт, чувствуя, как пластиковая карта врезается в ладонь. Хотела швырнуть её под ноги Нелидову и уйти, хлопнув дверью. К черту вежливость и долгие разговоры, я услышала достаточно! «Я убил, я убил, я убил». Пусть подавится своими деньгами, происхождением дворянским, подарками, домом…

– Наташа, – так тихо позвал Нелидов, что я не расслышала. Движение губ увидела и как оседает на пол. Практически падает в кресло и закрывает лицо руками. – Наташа, дочка, я же для тебя стараюсь. Не хочешь любить, просто будь рядом. У меня ни одного родного человека больше не осталось. Я стольких похоронил, что на кладбище давно поселился. Все хожу и хожу между памятниками, крестами. Стоит подумать, что уже за все грехи заплатил, как новый холмик появляется и табличка с двумя датами. Никогда этот счет не будет в мою пользу.

И в мою тоже. Не успел отец появиться, как весь груз на меня свалил. Макнул с головой в свое прошлое и настоящее. Сделал крайней в войне, о которой я даже не знала. Не было в моем сердце жалости для него, сколько бы ни рассказывал, что ему больно и тяжело.

– Год исполнился, как Ирины, второй жены не стало, – продолжил он, – я в церковь впервые за пятьдесят лет пошел. Службу отстоял, очередь на исповедь. Так долго рассказывал священнику о своих грехах, что причастие пропустил. Без меня прихожане плоть и кровь Господа вкушали. Прощения просил, а священник сказал, что если живы те, кого обидел, то у них нужно. За мертвых другой спрос. Я из церкви вернулся и решил твою мать найти. Она после развода в другой город переехала, фамилию девичью взяла. Владислав заключение о смерти нашел, а там, если не вдаваться в медицинские термины, осложнения после родов. Родов, Наташа.

Я понимала, что это значит, но он продолжал, будто не замечая моего молчания. Еще одна исповедь. Такая же непростая, как вчера.

– Ребенка мы уже дольше искали. Я как в чистилище побывал. По сроку выходило, что мой, а вот жив или нет? Никогда не молился с таким жаром. Впервые хотелось, чтобы Бог услышал. По рукам себя бил, дабы не торговаться. «Если жив, тогда я…» Никаких «если». Ребенка Бог мне все-таки дал. Хватит грешить. Прежнее еще не отмолил, нового не нужно совершать. А когда Владислав копию твоего паспорта принес, я в чудо поверил. Плакал, как мальчишка. Дочь у меня есть. Живая, здоровая, красивая.

Он улыбался, но смотрел мимо меня. Куда-то в тот день, где еще видел свою дочь новорожденным младенцем. Маленьким, беззащитным, на все согласным. Лишь бы родные руки его держали, кормили и спать укладывали. Восемнадцать лет прошло, а он не почувствовал. Я не выросла в его голове до взрослой женщины. Чудо случилось только один раз.

– Я знаю, ты спросишь, почему сразу ничего тебе не сказал? – наконец, посмотрел на меня Нелидов. – Боялся. Столько лет молчал и вдруг нарисовался. Отпуск у меня был запланирован, я решил, что это знак. Время, которое мне дали, чтобы по-другому взглянуть на жизнь, Господа поблагодарить, к твоему приезду подготовиться. Ремонт в комнате сделать, в конце концов. Я представить не мог, что Барановский воспользуется ситуацией. Указания раздал и в монастырь уехал на неделю. Вернулся, а тебя снова нет.

У него голос дрожал. Едва слышно, будто в саду деревья шумели. Ветер трепал листья и грозил оторвать, но они держались. Крепко. Я вдруг увидела отца совсем другим. Еще не моим родным, но кем-то ближе, чем просто никто. Я начала понимать, что он чувствовал. В какую бездну с высоты своего счастья свалился. Как я в тот миг, когда на груди Андрея расплывалось алое пятно. Получить и сразу потерять. Всё.

– Барановский может быть доволен, – усмехнулся Нелидов. Горько как-то, болезненно. – Ударил в самое уязвимое место. Отомстил. Я пожалел, что тот укол не я ставил, что не дождался, пока он сдохнет. Семь дней и единственная дочь видеть меня не хочет. Я на все готов, а ей ничего не нужно. Любит она Барановского. Иронично вышло. После такого в Бога перестаешь верить. Нет больше жестокости, чем дать, а потом забрать обратно.

Я еще сильнее нашу связь почувствовала, словно стирались года, и я знала его половину жизни. Обижалась, что отцу плевать на меня? Поймал и в клетку посадил? Я поняла, почему. Он все еще воевал с Андреем и не видел никого вокруг. Его чудо, его дочь стояла перед ним, а он твердил, как заведенный: «Барановский, Барановский».

Нельзя мне уходить. Пока их война не закончится, покоя не будет нигде. Теперь мой муж стал заложником. Если я не смогу остановить собственного отца, он умрет.

– Наташа, ты должна понять, – все с той же дрожью в голосе говорил Нелидов. – Не любит тебя Барановский. Он врал все это время, чтобы мне сделать хуже. Не было насилия, не прав Владлен Николаевич, ведь так, да? Он соблазнил тебя. Чистую, доверчивую, наивную. Замуж позвал, золотые горы обещал, как принц из сказки, правда? Наташа, он старше тебя почти в два раза. Соблазнять женщин – его хобби. Развлекается он так. Отточил мастерство за долгие годы. Катерину увел и за тебя взялся. Да, это очень эффектно. Жениться на дочери врага и стать отцом его внуков. Я даже сделать ему ничего не могу, потому что тебе обещал. Защищаешь ты его, вон как в больницу рвешься. Браво. Абсолютная победа.

Других доказательств не нужно было, Нелидов все сказал. Как только я выйду из особняка, безумие старой войны окончательно затуманит разум отца. Укол сделает та же медсестра, что ставит Андрею капельницу, я даже доехать не успею.

– Ты прав, папа, – сказала я и шагнула к нему. – Уж очень внезапно Барон меня в ЗАГС повел. После первой же ночи вместе. Не бывает, чтобы мужчина так быстро полюбил. Обман это. А я поверила, дура. Еще удивлялась, почему он меня везде с собой таскал? Будто ждал, что ты нас найдешь и увидишь вместе. Извини, наговорила тебе всякого. Я никуда не поеду.

Не очень искренне получилось, слова правильные никак на ум не шли. Насквозь искусственная речь. Не то и не о том. Логичнее было бы просто разрыдаться и назвать Андрея уродом, но я в рассуждения пустилась.

Хотя, с другой стороны, может и не зря. Сейчас лицо горело очень натурально, и взгляд я не могла поднять. Нелидов черной тенью вырос рядом. Все-таки положил мне руку на плечо и осторожно погладил.

– Это хорошо. Это правильно. Ты умница. Иди ко мне.

От его пиджака пахло лекарствами и мятой, а объятия казались нестерпимо жаркими. Я прижалась к груди отца, закрыв глаза. Спасать нужно не только Андрея. Еще одна реанимация прямо здесь. Забота о втором смертельно больном сердце досталась мне.

– Все будет хорошо, папа. Все будет хорошо.

Глава 25. Персонал

Отец сильно устал, сказалась бессонная ночь. Я воочию убедилась, что принцип «расслабился – отключился» справедлив не только для отходняка после экзамена. Нелидов еще говорил что-то, но глаза уже закрывались. Словами не описать ту гору, что свалилась с его плеч. Я осталась дома. Большего сейчас не нужно. Он еще раз меня обнял и попросил пообедать с ним.

«Да, папа», – ответила я и поразилась, как легко давалось это слово. Никакой фальши и внутренней борьбы. Не такого отца я ждала, но другого нет. Теперь у слова «папа» был четкий образ, запах мяты и лекарств. Как же его спасти? И Андрею лучше не знать, что я приняла папину сторону. Желающие рассказать всегда найдутся. Боюсь, за десять лет такой войны непричастных и неосведомленных в ближнем кругу обоих олигархов не осталось.

Я вышла за дверь кабинета и набрала «один» на радиотелефоне.

– Наталья Георгиевна, слушаю вас, – ответила домоправительница.

– Анна, мне срочно нужен Владислав, скажите, пожалуйста, где я могу его найти?

Она, что называется, бровью не повела, услышав просьбу. Да, я решила расставить все точки над i, раз уж мой статус подтвердился и укрепился. Нужно избавляться от страха перед главарем бандитов. Он такой же «персонал», как Анна и Марина, разве что паучьи лапы у него длиннее и паутина шире. Я тоже Нелидова, а, значит, на многое имею право.

– А вы сейчас где? – ласково спросила Анна.

– В коридоре у кабинета отца.

– Прекрасно. Справа от вас, если смотреть на лестницу, небольшой закуток с журнальным столиком и двумя креслами. Владислав сейчас придет туда.

– Спасибо, Анна.

– О, совершенно не за что, – пропела она и отключилась.

Интересно, круглосуточный позитив – её натура или часть профессиональных обязанностей? Бывают же люди, замотивированные тренингами и лайф-коучами до такой степени, что излучают радость даже с ножом у горла. Зарплата у неё, наверное, как у депутата, а то и выше. Ногтями и зубами держится за рабочее место. Зато Владислав вообще ничего не боится. Буквально вытворяет все, что хочет.

Я села в кресло возле журнального столика, чувствуя себя двоечником у кабинета директора школы. От золотого декора рябило в глазах и слегка подташнивало. Рано я слезла с успокоительного, еще один укол совсем бы не повредил. Эмоционально не отдыхаю совсем. Из огня да в полымя, с корабля на бал. В голове каша. Обрывки слов и мыслей. Стоило заранее продумать разговор с Владиславом, но я уцепилась за единственную мысль и поспешила. Отступать теперь поздно. Тихо ступая по ковру, из-за поворота вышел начальник службы безопасности моего отца.

– Звали, Наталья Георгиевна?

Он даже не пытался изобразить вежливость или спародировать подобострастие. Разглядывал меня, как насекомое в энтомологическом музее. Въедливо, цепко. Я почти не запомнила его лицо в машине и сейчас словно впервые видела острый нос, длинные складки возле него, губы, поджатые в нитку. Типаж, даже сложно сказать какой. Набросок злодея к фильму, нарисованный карандашом. Когда художник небрежно чиркает по листу, стараясь уловить суть и не заботясь о форме. Владислав был настолько некрасив, что это притягивало взгляд.

– Я бы хотела получить обратно свои вещи и документы.

– Зачем? – короткий вопрос вместе с наклоном головы накалил обстановку. Я и так дрожала, сидя в кресле. Захотелось встать, чтобы Владислав не доминировал надо мной. Дышать нужно глубже. Если я сейчас поддамся страху, поводок на шее затянется намертво, и моей жизнью кроме отца будет распоряжаться еще и его охранник.

– Мне нужен телефон с сим-картой, а её не оформить без паспорта, – как можно безразличнее ответила я.

Не обязана оправдываться и что-то объяснять, это заведомо ставило меня в приниженное положение, но и хамить ни в коем случае нельзя. Тот, кто кричит – слаб. Закатил истерику? Значит, не можешь добиться своего по-другому. В теории я все знала прекрасно, но регулярно срывалась и выдавала длинные речи с жестким содержанием то Барону, то отцу. Каждый раз мне это чудом сходило с рук, но сейчас я больше не могла рисковать. Слишком многое поставлено на карту. Я уже лишилась возможности навестить мужа в реанимации. Останусь без паспорта – не сделаю вообще ничего. Пора взрослеть и учиться ходить по жизни, как по минному полю.

– Наталья Георгиевна, – строго сказал Владислав, – мне жаль, но до окончания расследования о вашем похищении всем обитателем особняка запрещены звонки на внешние линии. Только внутренняя связь. Мы ищем крысу. Того, кто слил господину Барановскому информацию о вас. Как видите, до сих пор не нашли, и любая новая утечка сильно осложнит дело.

– А как это относится лично ко мне? – осторожно уточнила я. – Уверяю вас, я узнала о своем происхождении уже в доме похитителя с веревками на руках. Ищите крысу дальше, я вам не мешаю.

Теперь я понимала, откуда в доме все время дул ветер. Владислав кривил губы и смотрел на меня все с большим любопытством. Неужели я разлучена с мужем, потому что он так захотел? Вернее, потому что он почувствовал настроение Нелидова и радостно закрутил гайки. Внушил ему, что раз я так яростно защищаю врага, то буду сливать Андрею информацию обо всем, что происходит в особняке. Просто-напросто стучать, как до этого делала Катерина.

Если я права, то нашла серого кардинала, из-за кулис дергающего за ниточки. Играющего на слабостях моего уставшего и замученного войной отца. Как же сильно он отличался от Гены. Бывший снайпер заботился о Бароне, а Владислав стервятником рвал мясо с костей еще живого Нелидова. Бесконечно неприятный человек. Омерзительный.

– И, тем не менее, Наталья Георгиевна, я могу разрешить вам телефон только без связи. В качестве цифрового устройства для чтения книг, прослушивания музыки и видеоигр. Одежду из сумки, деньги, предметы личной гигиены вам вернут прямо сейчас, а паспорт нет. Служебная необходимость ради блага вашего отца.

Насколько я знала таких людей, спорить бесполезно. Уперся рогом и не уступит. Но мы ведь за паспорт сражаемся, а если поменять предмет спора? Или вообще уйти в другую сторону?

– Я понимаю, – попыталась улыбнуться я. – Но зачем мне телефон, если я не могу позвонить мужу?

– Я буду звонить, – тут же вызвался помочь Владислав, полностью подтвердив слова отца. Скверно. Словами не передать до чего паршивая ситуация. – Две медсестры дежурят по очереди и обе подкуплены, – хвастался безопасник. – Если что-то случится с Андреем Александровичем, мне сразу сообщат. Вам не о чем волноваться.

– Вы тоже не верите, что у нас настоящий брак? – пошла я ва-банк. – Что мы любим друг друга? Георгий Владимирович переживает, что Андрей меня обманул, но я же знаю, как все было на самом деле. Владислав, я не враг ни вам, ни отцу, ни кому бы то ни было в особняке. Если нельзя позвонить, то разрешите хотя бы написать сообщение. Какую тайну я могу слить фразой: «Я скучаю, поправляйся?» Это ерунда для вас, но больному человеку в реанимации она может помочь. Да и мне, если честно.

Безопасник задумался. На мгновение его взгляд потух, будто обратился вовнутрь. Я обещала отцу никуда не ездить, но о переписке с Бароном речи не было. Если Владислав пойдет стучать на меня Нелидову, я всегда могу сказать, что хотела выяснить отношения с мужем-обманщиком и посторонних в наши дрязги не посвящать. Имею право. Лишь бы подлая сущность Владислава сейчас отреагировала правильно. Я же на блюдечке с голубой каемочкой преподнесла ему возможность всучить мне телефон с прослушкой. Неужели не поведется? Нужно глаза сделать круглее и лицо попроще. Ну, же, ну!

– Хорошо, – поджал губы безопасник, – я выделю вам аппарат с защищенным каналом связи. Чтобы никто извне не перехватил ваши сообщения и разговоры. Хотя последние в реанимации не одобряются. Постарайтесь ограничиться текстом.

– Конечно, – ответила я, чувствуя, как расплываюсь в улыбке. Черт с ним, что каждое слово будет на прослушке, я с ума сойду здесь без Андрея. Говорить можно на нейтральные темы, а там пусть хоть распечатки на стол Нелидову кладут. Не подкопается никто. – Спасибо большое, Владислав. Ну, раз все решилось, то и паспорт незачем прятать. Или еще причины есть?

– Нет, никаких, документы вам отдадут, – холодно ответил он, а я мысленно отпраздновала маленькую победу. Очень маленькую и очень осторожно отпраздновала, потому что заодно с размаха вляпалась в тотальную слежку. Переживу. Связь с мужем теперь есть, осталось наладить её с отцом.

Пока он спал, я решила лучше устроиться в своей комнате. Разложить вещи, переодеться, найти скрытые камеры. Хотелось забраться под одеяло, чтобы никто не увидел, как я переписываюсь с мужем, но смысл это делать, если телефон, как шпион, и так все передаст? Я сначала решила ограничиться нейтральными фразами. Просто поддержать Андрея и повторить, что я его люблю, и между нами ничего не изменилось, но замечание Владислава про крысу в особняке не давало покоя. Если кто-то шпионил в пользу Барона, то его стоило найти раньше службы безопасности. Как? Я в отличие от Владислава могла спросить напрямую у Андрея и услышать правдивый ответ.

Вещи мне вернули быстро. Чувствовалось, что в сумке копались, но обратно все сложили аккуратно. Ни одного рубля из денег, что оставил мне Барон, не пропало, только потратить я их до сих пор не могла. Не верилось, что разрешат праздно шататься по магазинам без двух амбалов за спиной и внимательных взглядов через плечо. А вдруг я продавцам записки передаю, чтобы навредить отцу? Нет, нужно прекращать этот фарс и добрую половину службы безопасности разогнать. Без войны с Бароном они станут не нужны, и все вздохнут свободно.

В моей спальне убиралась Марина, весело болтая с Татьяной. Но едва я переступила порог, обе замолчали.

– Продолжайте, продолжайте, – махнула я рукой, – вы мне не мешаете.

– Вам помочь, Наталья Георгиевна? – спросила служанка, глазами показывая на сумку. Бред. Собственные трусы на полку в шкафу я сама положу, но кое-что она могла для меня сделать. Раз уж я невыездная.

– Да, Марина, подскажите, пожалуйста, где можно достать средства гигиены? Белые такие с крылышками, защитой от протекания и цветочным принтом?

– Вам на сколько капель? – лучезарно улыбнулась девушка. – Есть всё.

Живот еще не болел, день Икс не приближался, но я предпочитала запасаться заранее.

– А вот все и несите, – распорядилась я, – по чуть-чуть от одной капли до семи.

Денег, чтобы шикануть мне хватит. А что останется, пойдет в запас. Мероприятие регулярное. Ежемесячное.

– Хорошо, – кивнула Марина, забирая чистящее средство и тряпку. – Татьяна, а вы не хотите чаю?

Сиделка поняла, зачем её зовут, но испуганно посмотрела на меня. Вдруг не нужно оставлять беспокойную пациентку одну?

– Татьяна, – еще раз позвала служанка, – к чаю кухня испекла роскошные булочки. Наталья Георгиевна, вам завтрак принести?

– Буду благодарна, – ответила я, открывая дверцу шкафа. – Перекушу и вздремну немного. До сих пор после вчерашних уколов туман в голове.

– Это пройдет, – ласково сказала сиделка, – вам действительно нужно поесть.

Марина, наконец, увела её, а я за минуту разложила вещи и уселась в кресло с телефоном. Личный номер Барона я еще в бункере выучила, когда обзванивала «новых дворян». Решила, что пригодится. Не ошиблась. По просьбе Владислава медсестра реанимации должна была отнести Андрею смартфон. Надеюсь, муж в сознании и ему хватает сил держать его в руках.

Больно стало, едва я вспомнила все, что случилось. Будто в заживающую рану ткнули ножом. Представлять не хотела, как он лежит бледнее простыней весь в паутине капельниц и датчиков приборов. Мой самый сильный, самый упрямый мужчина едва дышит. Господи, куда же кровь из легких денется? Ведь сколько её пролилось внутрь, когда пуля пропорола грудную клетку. Каждый вдох и выдох – подвиг. Вся его жизнь теперь подвиг, и он не должен сдаться. Я не позволю.

«Привет, – написала я в мессенджере, – Владислав выдал мне Блэкберри. Сказал, у него канал связи зашифрованный, и можно не бояться, что нас прослушают. Как ты там? Я скучаю. Жаль, что мы так и не допили Петрюс. Не помнишь, сколько осталось в бутылке?»

И предупреждение и проверка сразу же в первом сообщении. Я чувствовала себя актрисой на сцене театра в окружении придирчивых зрителей. Грустным клоуном, обязанным улыбаться. Хотелось писать только: «Я люблю тебя», и рассказывать, как сильно, а приходилось осторожничать. До цифровых кодов дело не дойдет, но каждое послание станет зашифрованным.

«Привет. Полбутылки осталось, – пришел ответ через пару минуту. Медленно собеседник набирал текст с экранной клавиатуры, но спешить нам некуда. – Из тебя тот еще алкоголик. С двух бокалов улетела».

Я улыбнулась, дернув уголки губ. Вместо смеха резкий вздох вырвался. Тепло стало в животе, уютно. Андрей писал. Не много у нас общих воспоминаний, но такие, что не забудешь никогда.

«Как ты?» – повторила я.

«Нормально. Жить можно».

После сообщения смайлики появились. Рука, с поднятым вверх пальцем, сердечко и желтая рожица с языком. Я еще больше развеселилась. Андрей и смайлики – это мило. Муж редко улыбался, а представить его валяющим дурака я и вовсе не могла. Взрослый, солидный человек, олигарх, а тут сердечки, рожицы.

Через мгновение он прислал еще три смайла: бокал, рожу бандита и двух парней, сдвигающих вместе кружки пива. Ага, понятно, проиллюстрировал сообщение про Петрюс. Тяжело ему было текст набирать, а я мучила разговором. Хорошо, вопросы буду задавать такие, чтобы мог коротко ответить. Тоже картинкой.

«А я дома сижу, отец попросил остаться. Надо же, как быстро он меня нашел, когда узнал о смерти матери. Интересно, как? Словно кто-то в уши нашептал моё имя и пальцем в карту ткнул. «Здесь искать». А ты еще быстрее, прям молниеносно. Пффф и всё. Волшебство».

В конец сообщения я добавила пеструю россыпь смайлов: шапку мага, волшебную палочку, фейерверк, черную кошку, закрытую дверь, ключ, пухлые губы, крест. Подумала и остановилась. Пропалит меня Владислав по таким смайлам. Слишком в лоб получалось. Хотя ассоциации не прямые и намеки тонкие. Пыталась сказать, что я под замком и с кляпом во рту. Еще бы поточнее спросить, кто крыса? Поточнее и покороче. Если намеков будет слишком много, Барон не поймет, какой ответ мне нужен.

«Да, я волшебник, – ответил Андрей и прислал голову инопланетянина, мартышку, закрывшую рот, и кораблик с парусами. А в конце поставил знак вопроса.

Черт, настоящий ребус! Он сейчас словно на другой планете, тоже вынужден молчать, но думает обо мне, как Ассоль о Грее? Или летит на всех парусах? Куда он лететь может в тяжелом состоянии? И как это связано с моим вопросом?

Муж устал и присылал ерунду, лишь бы поддерживать разговор. Я бесстыдно издевалась над больным человеком. Не получится узнать, кто крыса. Никак я абстрактными смайлами не объясню, что мне нужно, а открытым текстом спрашивать нельзя. Ничего хорошего Владислав найденному шпиону не сделает. Будет еще одна Катерина в лесу под мешком из черного полиэтилена, а человек помогал Андрею. Что же делать?

Я обреченно разглядывала инопланетянина, мартышку и корабль, а муж прислал еще три смайла. На этот раз совсем бессмысленных как по отдельности, так и в связке. Иголка с ниткой, маска и яблоко. Точно ребус. Как в школе.

Догадка молнией прострелила, дрожь прокатилась по позвоночнику. Я вцепилась в блэкберри и чуть не раздавила экран пальцами. Просто все. Элементарно. Первые буквы слов. Инопланетянин, иголка начинались на «и», Мартышка, маска – на «м». А вместо корабля муж прислал яхту. Правильно, олигархи их кораблями не называют. Андрей спрашивал, хочу ли я услышать имя, и я могла ответить тем же шифром.

«А вдруг ты заколдованный принц? – набрала я, волнуясь, что сейчас перемудрю и все испорчу. – Щелкунчик. Помнишь, какой красивый был мультик? Крысиному королю еще три головы сделали. Вот бы снова его посмотреть. Жаль, что гуглится всякая ерунда, а имя режиссера или сценариста я отродясь не знала. Хотя бы год выпуска выяснить».

Уф, отвлекающее сообщение набрала, теперь ребус. Кошка, тапочки, облако, мышь или крыса три раза, зеркало, дом, новогодняя елка и санки. «Кто крыса здесь?» Трехголовый крысиный король, если у Андрея появится такая ассоциация. На грани провала смайлы. Получу ответ и нужно заканчивать переписку, иначе наблюдатели про ребус тоже догадаются.

«1970, кажется, – набрал Андрей, – я тоже не помню. Поищи, должно получиться». Смайлов после текста было девять. Почти все в тематике Нового Года и с однозначной трактовкой. «Владислав». Муж назвал крысиным королем Владислава.

«Поищу, спасибо, – ответила я. – Поправляйся. Позже еще поговорим».

Он снова прислал сердечко и палец, поднятый вверх.

«Я тоже люблю тебя. Все будет хорошо», – написала я в ответ, но не отправила. Выключила разогревшийся от долгой работы телефон и положила на колени. Владислав, значит. Слуга двух господ, как Труффальдино из Бергамо? Двойной агент? Предатель? Как получилось, что имея такого влиятельного помощника в ближнем кругу Нелидова Андрей прятался в бункере? Он ведь всерьез боялся нападения, Гену отправил ловить Алексея, Ольгу посадил в свою квартиру, чтобы ломала комедию. Для чего все было?

Я уверена, что муж верно понял вопрос, да и ответ выглядел логичным. Если начальник службы безопасности хоть немного разбирается в своей работе, то о внезапно появившейся у Нелидова дочери знал только он и сам Нелидов. Отец подчеркивал, что всем занимался Владислав. Его имя он произносил так же часто, как фамилию Барона. Утечки не должно было быть, но она случилась. Причем мгновенно. Андрей успел выставить «наружку», навести справки обо мне и о матери, подготовить особняк, маскарад для Гены, оформить собственный отпуск. Такую огромную работу не сделать за один день, значит, времени было достаточно.

Крыса успела получить деньги или другую оплату за услуги, затаилась и не отсвечивала вплоть до самого похищения и неделю после него. Успешно водила за нос такого крутого специалиста, как Владислав и до сих пор не попала к нему в лапы. Такое могло быть? Да, только в одном случае. Если крыса и есть Владислав.

Я устроилась в кресле полулежа, закинув ноги на подлокотник. Так было удобнее думать. Раскаленный телефон грел живот и помогал расслабиться. Деталей очень много, быстро их в одну картину не сложить, но я обязана это сделать. Иначе вместо того, чтобы помочь отцу и мужу, увижу, каких обоих уничтожат.

Владислав совершенно точно не работал на Барона. Иначе не понадобился бы Алексей, его знакомый завхоз и договор собрать слюну со стакана. Зачем? Все бы сделал начальник безопасности. Быстрее, проще и надежнее, чем цепочка из нескольких человек. И Гена бы со снайперской винтовкой оказался не нужен. Подкупленный Владислав всадил бы пулю в голову отца и скрылся на Мальдивах с миллионами в чемодане. Черт, да такая крыса – джекпот в лотерее! Почему Барон воспользовался его услугами всего один раз?

Ответ пришел сам собой, будто всегда был в моей голове. Потому что Владислав сам вышел на Андрея с предложением купить информацию о дочери Нелидова. А потом стрелял в него у больницы, чтобы отец никогда не узнал, кто его предал. Это именно так, других вариантов нет. Андрей страдал феноменальной паранойей и боялся, что его найдут, потому что враг уже знал имя похитителя. Знал с самого начала и тоже готовился несколько недель.

Я кусала кончики пальцев и нервно дергала пряди волос. Теперь я замужем за Бароном. Можно представить, что мы не только в постели кувыркались, но и рассказывали друг другу маленькие тайны. Владислав ведь не дурак, он должен понимать, что информация о его предательстве от Барона через меня дойдет до отца и тогда кончится его служба серым кардиналом. А я требовала вернуть мне паспорт, взяла блэкберри со шпионским софтом и только что узнала, как зовут крысу.

Господи, да в реанимации все медсестры подкуплены. Один звонок Владислава и: «Ой, мы сражались за жизнь Андрея Александровича, но у него внезапно остановилось сердце». А мне можно смерть подстроить. Разлить масло на верхней площадке лестницы, чтобы я шла, поскользнулась и свернула на ступенях шею. Уборщицу ясное дело накажут, Владислав проведет служебное расследование, сделает внушение персоналу, а потом отпразднует избавление от ненужного свидетеля.

Я глаза закрыла и долго пыталась восстановить сбившееся дыхание. В бункере так сильно не боялась. Верила где-то глубоко внутри, что Барон не причинит мне вреда. А у Владислава мотив убить нас обоих железобетонный. Настолько мощный, что я не понимала, почему до сих пор жива? Меня же отдали в руки врагу. Рассчитывали, что озверевший от жажды мести Барон расправится с дочерью Нелидова очень быстро и крайне жестоко. Владислав ради этого серьезно подставился и ничего не вышло.

Мамочки, да я до вечера не доживу!

Глава 26. Владислав

Марина принесла завтрак. Вкатила позолоченную тележку на колесиках в комнату и поставила возле журнального стола. Дома я ограничивалась бутербродом и чаем, но повар решил откормить худосочную дочь хозяина. Горячий круассан, видимо, только что из печи, овсяная каша, почему-то не в тарелке, а в кружке с двумя ручками, сливочное масло, белый хлеб, молоко, чай и бутылочка Имунели, запаянная фольгой.

Марина выставила все это на журнальный столик и сказала:

– Повар просил передать, что если вам понравился вчерашний десерт, он сделает еще.

– Спасибо, Марина, я даже это едва ли съем. А почему Имунели?

– Доктор прописал, – важно кивнув, ответила служанка. – Раз уж вы отказались от таблеток.

А Татьяна, значит, ему настучала. Ладно, не буду злиться, работа у неё такая. Если таблетки останутся нетронутыми, её обвинят, что не принесла. Но я после мыслей о Владиславе едва ли смогу даже воды выпить в этом доме. Отравить можно так, что не почувствую странного привкуса у еды, а в крови потом ничего не найдут.

– Вы не будете есть? – удивленно спросила Марина. Уходить не спешила. Еще один контролер на мою голову!

– Попозже, – попыталась отмазаться я.

– Остынет все.

– Холодное съем.

Служанка нахмурилась и поджала губы. Сейчас тоже пугать будет, что её уволят, если я не буду есть? Я всех должна жалеть? На месте Владислава, если бы я подсыпала яд в еду, то строго настрого приказала бы служанке проконтролировать завтрак.

– Повар так старался, – вздохнула Марина, – овсянка сегодня царская. Давно я такую вкусную не ела.

– А вы завтракали? Тем же, что принесли мне?

Наверное, получилось слишком нервно, потому что девушка вытаращила на меня подведенные черной подводкой глаза и слегка склонила голову на бок. Я только вблизи рассмотрела, насколько тщательно у неё наштукатурено лицо. Тональный крем, пудра, консилеры всякие, подводка, тени, тушь, губная помада. В пять утра должна была проснуться, чтобы накраситься, а потом до работы добраться. Жил Нелидов еще дальше за городом, чем Барон, я уже по навигатору в блэкберри посмотрела. Не ела она ничего. Врала мне.

– Да, у нас так принято. Кухня готовит сразу на всех. Владлен Николаевич в свое время запретил работать на пустой желудок. Погодите, вы, как в фильмах, боитесь, что еду отравили? Уфф! Ну, давайте я попробую при вас. Поработаю личным дегустатором.

– А давайте, – согласилась я и даже ближе к журнальному столу кресло пододвинула. Антикварные ножки противно скрипнули по паркету, но Марина ухом не повела.

– Только чистую ложку возьму, – кивнула служанка на дверь.

– Нет, пробуйте этой, – вручила я ей столовый прибор. – Фильмы, я так понимаю, мы одни и те же смотрели, а я еще и много детективов прочитала. Едва может быть нормальной, а ложки и вилки обмазаны ядом.

Марина поджала пухлые губы и посмотрела на меня с искренней жалостью в глазах. Да, дорогая моя, быть дочерью олигарха совсем не просто. Крыша только так едет. Плохо, если она настучит доктору и меня опять принудительно уколют снотворным, но голодать я слишком долго не смогу. Придется что-то есть. И лучше с таким вот дегустатором.

– Наталья Георгиевна, – вздохнула Марина, усаживаясь возле столика на табурет сиделки. – Я понимаю, как вам тяжело после похищения привыкнуть к спокойной жизни. Я специально уши не грела, но в особняке только об этом и шепчутся. Безумная ситуация, все вам искренне сочувствуют. Поверьте, здесь врагов у вас нет. Повар, горничные, помощницы – на сто рядов проверенные люди с безупречной репутацией. Владислав других на работу не брал.

Последнее меня пугало особенно сильно. Если безопасник медсестер в реанимации подкупил щелчком пальцев и заставил на себя работать, то что говорить о персонале особняка?

– Но я по себе знаю, – продолжила Марина, аккуратно зачерпывая кашу из кружки, – что иногда хоть сто человек тебе скажут «все нормально», не поверишь, пока не увидишь. Так и будешь себя накручивать. Смотрите, пробую.

Она положила ложку в рот, стараясь снять кашу зубами. Ярко красную помаду на губах стало жалко. А мне её. Если каша отравлена, то я только что убила человека. Нет, конечно, убил её тот, кто отраву подсыпал, но все равно совесть грызла до неприятного холодка в животе. Нет, ну как уверенно она ест! Вторая ложка, третья.

– Хватит, а то вам не останется, – улыбнулась служанка и отщипнула круассан. – Смотрите, с начинкой пробую.

От выпечки с ней тоже ничего не случилось. Сидела ровно, пускать зеленую слюну и хвататься за горло не стала, даже не побледнела. Странно. Нет, то есть хорошо! Очень хорошо! Но неужели я ошиблась с выводами?

– Имунели открывать не буду, – сказала Марина, – он запаян, фольга целая и приклеена так, что фиг в бутылку что-то впрыснешь. На самой бутылке тоже следов прокола иглой нет. Чай какой попробовать? Черный или зеленый?

Она не кривлялась, говорила спокойно и совершенно серьезно. Я вообще никакого негатива от неё не чувствовала. Неужели в особняке отца и не такое приходилось делать?

– Спасибо, Марина, – искренне сказала я. – Извините за эту сцену. Я боюсь каждой тени.

– Ничего страшного, – мотнула головой она. – Если вам так спокойнее, то я могу все пробовать. Душевное равновесие важнее чуть-чуть уменьшившегося завтрака. Только ложку я все же вымою. Не могу её вам так отдать.

Будь я в адеквате, ответила бы, что больше дегустаций не нужно, но пока я не разобралась с Владиславом и войной отца с мужем, перестраховаться не мешало. Безопасности слишком много не бывает.

– Простите, Марина, но я вынуждена просить вас и дальше пробовать еду. Моя махровая паранойя так быстро не сдается. Скажите, что мне за это для вас сделать?

– Да ничего особенного, – пожала она плечами и улыбнулась, – отпустите пару раз с работы пораньше, когда попрошу, и будем в расчете. Пробовать, так пробовать, я от лишней ложки каши не растолстею. Ой, чуть не забыла, я же средства гигиены тоже принесла.

Денег служанка за них не взяла, хотя я пыталась вручить. Сказала, что все из бюджета особняка. Из статьи «на непредвиденные расходы». Интересно, кто за ними ездил в магазин? Не удивлюсь, что сама Марина.

Она ушла, я позавтракала, но легче не стало. Отравленная еда – всего лишь один из способов убийства, Владислав мог приготовить что-то другое. Я с ума сойду раньше, чем узнаю что. Хоть иди к нему и спрашивай напрямую. Дурацкая, конечно, мысль, но я села её думать.

А если крыса все-таки не он? Барону, наверняка, не нравится, что я осталась у отца. Он и раньше меня запугивал злым и неадекватным Нелидовым, что мешало продолжить? Подкинуть мне еще одного монстра, чтобы я сбежала из особняка без оглядки. Даже особо стараться не пришлось, образ злодея у Владислава уже был. Гену я первое время тоже ненавидела, а потом поняла, что он всего лишь исполнял приказы шефа, периодически мечтая уберечь его от ошибок.

Ненависть Андрея когда-то переходила все границы. Такое нельзя просто взять и вычеркнуть из жизни, обязательно останется шлейф. Долгое эхо прежних реакций и порывов. Владислав стрелял в Барона, затолкал меня в машину и скрупулезно исполнял приказ Нелидова никуда меня не отпускать из особняка. Паспорт не хотел возвращать.

Муж болен. Ему очень плохо. Он лежит в реанимации и часами вспоминает случившееся. Не мудрено, что получив возможность оговорить Владислава, он легко ею воспользовался. А что? На войне все средства хороши. Главное – выманить меня из особняка, потом можно извиниться и сказать, что защищал. Звучало логично.

Нет, это бред. Господи, ум за разум заходит! Андрею говорить нельзя, он еле пальцами по кнопкам попадает. В таком состоянии не до ненависти и козней. Какой ребус он придумал со смайликами, сколько сил на него потратил. И ведь поверил, что я пойму. Хватит мозгов не только имя разгадать, но и поступить потом правильно. Сколько мужчин искренне считают жен тупыми курицами, а мой доверил мне наши жизни. Без упреков обошелся, что в особняке осталась. Наизнанку вывернулся, чтобы предупредить об опасности, а я его подозревала невесть в чем! Ох, как же стыдно.

К отцу нужно идти. Рассказать, что натворил Владислав. Как он единственную и долгожданную дочь Нелидова сдал врагу. Попросить уволить начальника службы безопасности, устранить ото всех дел и сослать куда-нибудь к чертовой матери на крайний север. Пусть там слово «жопа» из льдинок складывает, а к нормальным людям на километр не приближается, урод. Цепной пес превратился в бешеного волкодава. Таких обычно пристреливают, но мы же против убийств. Мы за гуманность.

Я встала и пошла до двери, но замерла, взявшись за ручку. Отец не поверит. Сколько Владислав ему служит? Десять, двадцать лет? А я второй день здесь. Первый без препаратов. К тому же замужем за врагом и с навязчивой идеей уйти из дома. Стоит смотреть правде в глаза, рассказ безопасника о неизвестной крысе на моем фоне выглядит куда адекватнее. Правдивее. А еще у меня доказательств нет, кроме ребуса Барона. Конечно же, Барона, которого отец ненавидит.

Без толку все будет. В лучшем случае в комнату отправят спать, а в худшем позовут Владлена Николаевича и припомнят отказ от таблеток вместе со сценой дегустации отравленной еды. Марина не разболтает, а с кем-нибудь аккуратно поделится, и новости в итоге дойдут до Владислава. Иначе, какой из него начальник службы безопасности? Обязан знать, чем живет и дышит персонал.

Гадство. Бесконечно паршивая ситуация и выхода из неё нет. Разве что пойти на сделку с дьяволом. Пообещать Владиславу душу в обмен на две жизни. Мою и Барона. А уж что он под этим поймет не важно. Лишь бы выиграть время и успеть наладить отношения с отцом. Когда он будет мне доверять, к рассказу о крысе отнесется уже по-другому.

Я достала из кармана толстовки радиотелефон и нажала на кнопку «два».

– Слушаю, – ответил безопасник.

– Нужно поговорить.

– Что-то не так с вашим блэкберри?

– Нет. Я знаю, как зовут крысу, которую вы ищете.

Дешевый трюк, но я насладилась несколькими мгновениями тишины от шокированного Владислава.

– Сейчас приду к вам, – отчеканил он. – Поговорим.

Я ногтями подлокотник кресла поцарапала, пока ждала. Сколько не прокручивала в голове разговор, довольной не осталась. Моська на слона полаяла бы с большим успехом. Её хотя бы выслушали. А надо мной в лучшем случае посмеются, а в худшем велят заткнуть мне рот каким-нибудь извращенным способом. Не правда, что любая смерть одинакова. Хотелось бы не мучиться.

Безопасник вежливо постучал перед тем, как зайти в комнату. Носил он черный деловой костюм и темно-оливковый пуловер под ним. Наверное, он отражался в чуть влажной коже на лице, и поэтому она казалась зеленой. Нездоровым выглядел Владислав. Будто его тошнило уже сутки.

– Я присяду, – поставил он меня в известность и устроился в кресле по другую сторону журнального стола. Пустые тарелки оглядел мельком и сосредоточил взгляд на моем лице. Смотрел куда-то в переносицу так, словно вкручивал в неё шуруп. – Наталья Георгиевна, у меня нет времени, поэтому обойдемся без вступлений. Я пришел за именем предателя, но вы ведь не скажете его мне просто так, верно?

Просто вообще не получится. Я не сильна ни в торговле, ни в шантаже, ни в шахматах с куда более опытным соперником. Вспоминая аналогию с минным полем, мне лучше всего стоять на месте и не двигаться. Вдруг сапер противника с той стороны сам до меня доберется?

– Верно, – ответила я и улыбнулась.

Владислав отзеркалил меня усмешкой.

– Хорошо. Я понимаю, что это больше нужно мне, чем вам, но посмею повторить предыдущую мысль. Времени играть с вами в кошки-мышки у меня нет. Что вы хотите за информацию? Денег? Думаю, что нет. Отец обеспечит вас до конца жизни, мне с ним в этом вопросе не тягаться. Услугу? Я и так весь в вашем распоряжении. В пределах разумного и без нарушения УК РФ, разумеется. Так о чем речь?

– О жизни моего мужа…

– Она в руках Господа и медицинского персонала, – перебил Владислав. – Я тугоухостью никогда не отличался. Приказы Георгия Николаевича слышу прекрасно. «Больше никаких жертв. Железно». Тот выстрел был исключительно из страха за вас. Пожелай я убить Барановского, уж точно бы не позволил Геннадию дотащить раненого шефа до больницы. Вторая пуля прилетела бы в грудь охранника, а третья ушла контрольным в голову вашего мужа. Я умею стрелять, Наталья Георгиевна. Просите что-то другое или цену за имя крысы я предложу сам.

Я сомневалась, что Владислава волновали приказы отца, но безопасник считал их главным козырем. Вывернулся из ситуации у больницы, хотя поспешное бегство мне тоже казалось странным. Если боялись Гену, то почему не стреляли в него? Первый шаг сразу же завел меня в тупик. Скверное начало разговора.

Безопасник не спешил угрожать и запугивать, он словно перенял мою выжидательную тактику и надеялся на ошибку. Нет, конечно, он её ждал. Понимал, что перед ним восемнадцатилетняя деревенская девочка без опыта в интригах подобного уровня. Чем я могла на него надавить? Дешевый фарс «я знаю, кто крыса» перестал казаться хорошей идеей. Подлинную реакцию Владислава я не увидела, а пока он шел ко мне, успел вправить на место пошатнувшиеся нервы и зацементировать их. Вывалю ему все, как на духу, начнет ржать на весь особняк. А потом сиделка Татьяна сделает мне тот же укол, что Барону.

– Что вас гложет? – участливо поинтересовался безопасник. – Боитесь продешевить или назвать слишком высокую цену? Я помогу вам. Блэкберри и связь с мужем у вас есть. Мы можем съездить в реанимацию втайне от Георгия Владимировича. Поверьте, я аккуратно плачу по счетам, он действительно ни о чем не узнает…

– С чего вы взяли, что отец запрещает мне? – теперь я перебила его. – Он отдал официальный приказ?

– Нет, – качнул головой Владислав, – но это логично. Барановский – отвратительный зять. Причем со всех сторон. Не для того Нелидов создавал свою империю, чтобы она через вас досталась в наследство врагу.

– А есть более достойные кандидаты?

Я поставила брови домиком, и безопасник еще раз усмехнулся, но молчал в ответ долго. Он только что назвал цену, а я увела разговор в сторону. Отмахнется, сам зайдет в тупик. А назвать имена кандидатов он, видимо, не может. И вот это первая зацепка.

Владислав только что косвенно подтвердил планы Нелидова оставить все наследство мне. Тоже, кстати, логично. Зачем ему партнеры по бизнесу, заместители и другие посторонние люди, когда появилась родная дочь? А наследство, как шкуру неубитого медведя, уже, наверняка, поделили между собой все, кто хоть как-то на него претендовал. И тут такой облом по имени Барановская Наталья Владиславовна. Мало того, что девица выскочила эффектнее чертика из табакерки, так еще и мужа с собой привела.

– Я не оттуда жду опасность, правда? – наклонилась я к Владиславу через стол. – Кто из бывших наследников отца желает моей смерти? А заодно и смерти Барановского?

– Лихо вы от замужества к убийству перешли, – покрутил безопасник пальцем в воздухе. – Я ведь вас никуда не подталкивал, сами догадались. Браво. Начинаю узнавать у вас характер и ум отца. Природа часто отдыхает на детях больших людей, но с вами шутить не стала. Кстати, маленький совет на будущее. Держите уровень своего интеллекта в секрете. Ничто не защищает женщину лучше, чем напускная глупость. Даже если бы вы сейчас не открыли рот, то убедили бы меня скоростью, с которой разобрались в блэкберри. Но это лирическое отступление. Если вы определились с ценой, то я жду имя крысы.

Лихо он мне сейчас конфетку подсунул. Вот прям возьмет и сдаст того, кто подстроил моё похищение? Гениальный будет диалог. «Кто крыса? – Ты! – А кто хотел меня убить? – Тоже я». Нет, такого не может быть, тут что-то другое.

Голова закружилась от зубодробительной сложности задачи. Такого даже на олимпиадах по математике не было. А думать нужно. И я старалась.

Владислав не мог претендовать на наследство. Кто он такой? Охранник. Цепной пес. Та же обслуга, что Анна и Марина. Империю Нелидова делили между собой куда более серьезные люди, а ему просто озвучили заказ: «Устранить никому не нужную наследницу». Вот он и слил Барону мой адрес. Однако я не только выжила, но и замуж вышла. Что теперь? Меня нужно развести с Бароном или сделать вдовой, а потом выдать замуж за правильного человека? Чтобы наследство осталось в правильных руках?

Я уже ни во что не верила. Все казалось глупым, странным и нелогичным. Ведь убить проще, чем жить со строптивой женой. Или от меня в статусе дочери Нелидова еще что-то хотели получить? Я ведь сама предлагала Барону передать ему постепенно весь бизнес еще до смерти Нелидова. Такая мысль могла прийти не только в мою голову.

И все-таки. Неужели Владислав запросто назовет заказчика? Хотя, что мне даст его имя? Без доказательств оно ничего не стоит. Пойду к отцу с признанием, и он сочтет его фантазиями мнительной истерички. Связей у меня нет, карманной ОПГ и личной службы безопасности тоже. Что я могу? Чем я опасна заказчику и Владиславу лично? Ничем.

– Я передумала, – сказала ему громко. – Сделки не будет.

Наверное, ударь я его по лицу и то бы отреагировал слабее. Безопасник дернулся и зашипел:

– Вы уверены, Наталья Георгиевна? А если я буду настаивать?

Панцирь холодной отстраненности и выверенных до мелочей слов с треском лопнул. Не выдержала броня. Я видела, как изнутри у Владислава поднималась ярость. Лютая, неконтролируемая. Сейчас точно ударит. Или схватит за горло и будет душить, пока не признаюсь.

Тело среагировало быстрее мыслей. Я вскочила с кресла и бросилась к двери. Жаль, что комната такая большая, а ручку нужно провернуть, чтобы открыть. Я не успела, мышеловка захлопнулась. Реакции безопасника позавидовали бы матерые звери. И силе тоже. Он дернул меня назад, не чувствуя веса. Я вскрикнула и тут же широкая ладонь перекрыла мне воздух. Ноги болтались высоко над полом. Ни пнуть, ни вывернуться из хватки я не могла. Владислав донес до кровати и бросил лицом вниз.

– Молчи! А то хуже будет! – рявкнул он и я успела повернуться, кажется, только для того чтобы оказаться под ним. Вес у него чудовищный, тело, будто каменное. – Доигралась, дура. Я ведь надеялся цивилизованно поговорить. Слушай теперь и не перебивай.

Рот он мне снова закрыл. Плотно запечатал, но дышать носом разрешил. Я мычала и дергалась ровно мгновение, потом силы кончились. Прав безопасник. Дура. Он мог не торговаться со мной, а сразу заставить говорить.

– Папе жаловаться бесполезно, – начал он. – В твоем положении ходячего трупа ты не дождешься даже, когда он проснется. Времени нет, у меня приказ убить тебя до заката. Я и так серьезно пошел против воли заказчика, когда сдал тебя Барановскому. Да, я знаю, кто крыса и потому так долго её ищу. Или ты кого-то другого хотела мне сдать?

Он отпустил руку ровно на мгновение и перенес вес своего тела на локти, чтобы я смогла вдохнуть нормально. Воздух между нами пах сигаретным дымом от его пиджака, и комната казалась темнее.

– Нет, – сказала я и закашляла, – я знала только про тебя.

– Хорошо, – неожиданно кивнул он и, проведя пальцем по губам, снова закрыл мне рот. – Барановский рассказал? Не отвечай, я знаю, что он, больше некому. А теперь слушай, как все было. Информацию о наследнице кто-то первоначально слил вовсе не ему. Ту самую крысу так никто и не нашел. А ко мне обратился один из тех, кто указан в завещании твоего отца. Предложил гонорар, от которого не отказываются. И пригрозил, что если обману, то навсегда останусь частью бетонной плиты одного из строящихся домов. Грубо со мной разговаривали и убить тебя потребовали быстро, тихо и желательно задним числом. Чтобы вдруг нашлось свидетельство о смерти, и безутешный отец пошел плакать на твою могилу, а не обратился к нотариусу с просьбой переписать завещание.

Хоть здесь я угадала, но радоваться не хотелось. Слезы текли, и дышать получалось плохо. Одного не могла понять. Зачем Владислав, как злодей из низкосортных боевиков, рассказывал весь расклад вместо того, чтобы сразу убить?

– Я не трогаю маленьких невинных девочек, – продолжил он. – Но моральным уродом мне стать все же пришлось. Я отдал тебя Барановскому, а заказчика убедил, что живой, целой и невредимой ты от него не уйдешь. Могу показать шрам от того, как сильно расстроился заказчик, но в итоге решил, что так даже лучше. У тебя будет официальный убийца, разгорится новый виток войны и, может быть, пострадает сам Нелидов. Наследство заказчику было бы приятнее получить сейчас, а не через двадцать лет. Видишь ли, пока твой отец хотел ребенка, очень тщательно следил за здоровьем. Ничем серьезным он не болен, проживет еще долго.

Владислав говорил, и картинка, наконец-то собиралась воедино. На шахматной доске появлялись новые фигуры. Отец был настолько здоров, что мог пережить своих наследников, поэтому вся свита как могла поддерживала глупую войну с друзьями Барона. И мое похищение неплохо в неё вписалось. Молодец, Владислав. Я все еще считала его мерзавцем, но думать он умел.

– Однако с похищением снова все пошло не так, – усмехнулся он. – Барановский оказался куда лучше, чем я о нем думал. Ты бы видела, как он, булькая кровью, рвался к тебе из рук медперсонала. Еле-еле прикрутили к кушетке, а потом он, наконец, отключился. Откуда я знаю? Гена рассказал. Как ты могла заметить, мы знакомы. Служили вместе. Я в свое время окольными путями и подсунул его Барановскому. Стучал Гена ровно год, а потом проникся чувством глубокой преданности и послал меня в задницу. Но из вида мы друг друга не упускали.

– Вещи, – промычала я, и безопасник убрал руку. Пришлось повторить разборчивее. – Мои вещи тебе Гена передал?

– Да. Я оставил тебя ребятам и на другой машине вернулся в больницу. Повторяю в третий раз, твой отец приказал не трогать Барановского, а я все еще ему верен, хоть и обошелся так с его дочерью. Крутились мы там с Геной вдвоем. Он вокруг шефа, я вокруг персонала. По морде я в итоге от бывшего сослуживца получил, а потом мы сели и поговорили. Если хочешь усомниться в моем рассказе, просто подумай. Ты до сих пор жива, Барановский тоже, вы женаты и все документы у тебя на руках. В том числе результат теста ДНК, подтверждающий твое родство с Нелидовым. И ты будешь жить, если сделаешь, как мне нужно. Будем сотрудничать?

– Да, – кивнула я, – говори.

Глава 27. Маленький заговор и бывший наследник

Другого выбора у меня не было. Или я слушаю Владислава, или хрупкая надежда на то, что все будет хорошо, исчезает. Безопасник рискует жизнью, выкручивая схемы под носом у влиятельного заказчика. Он не станет слишком долго уговаривать меня помочь. Если упрусь рогом и начну играть в «верю – не верю, буду – не буду», просто плюнет на все и выполнит требование бывшего наследника. Кто мы ему все? Гена, Барон, я, Нелидов? Никто. Когда вопрос встанет ребром, я пойму Владислава, если выберет собственную жизнь. Но сдавалось мне, я еще плохо знала бывших военных.

Преданность для них – не пустой звук. Гена костьми за Барона был готов лечь и плевать, что изначально его подослали, как крота, чтобы вынюхивал и стучал. Владислав недалеко от него ушел. Пока я поправляла прическу и одергивала одежду, он перебрался из кровати в кресло и медленно рассказывал мне, что решил, и что будет делать дальше. От некоторых признаний дыхание перехватывало.

– Наташа, войну любят только те, кто никогда на ней не был. Они извлекают из неё выгоду, делают на ней деньги и людей считают колонками в графе «потери». Остальных война медленно сводит с ума. Победа любой ценой, все средства хороши, человек человеку волк и другие искаженные истины. Я не верил, что Барановский оставит тебя в живых, я не верил, когда Гена с жаром доказывал, что он хочет мира. Тишины. Семейного счастья с тобой. Это слишком похоже на бред. А потом я привез тебя в особняк и тоже самое услышал от Нелидова.

Владислав задумчиво облизывал сухие губы и смотрел в пустоту. Глаза лихорадочно блестели, но руки он тер, как бесконечно уставший человек.

– Сначала я взбесился, что появилось новое яблоко раздора, – продолжил он, – думал, ничего не выйдет, но потом понял, что наш с Геной план нужно немного переиграть в деталях, но сохранить в главном. Ты исчезнешь вместе с Барановским. Он уже на это согласился, осталось уговорить Нелидова. Уговорить, а не выкрасть тебя тайно, как я хотел с самого начала. Почему передумал? На тебя посмотрел. Ты пытаешься спасти всех. Осталась с отцом и тут же бросилась звонить мужу. Ты не делишь их, не ищешь выгоды. И они впервые за десять лет чье-то благо ставят выше своих интересов. Я, конечно, старый циник, но я поверил, что получится. Нужно только сделать все аккуратно. Ты слушаешь?

– Да, – кивнула я.

– Хорошо, – Владислав сжал пальцами переносицу и поморщился, отчего его некрасивое лицо стало похожим на разбитую вдребезги деревянную маску. – Я позову Хирурга, и он сделает укол. Есть препарат, серьезно замедляющий дыхание и сердцебиение. Ты крепко заснешь, а со стороны будет казаться, что ты умерла. Даже тело немного остынет. Я предъявлю заказчику «труп», получу свои деньги, а тебя верну отцу якобы для похорон. В гроб положат куклу. Муляж, созданный киношниками. Ты, живая и невредимая, посидишь в закрытой комнате. И, как только Барановский получит новое сердце, исчезнешь вместе с ним в одной из стран Южной Америки.

Мне нравился план, я даже улыбнулась, перебирая складки покрывала, но действие укола пугало.

– А если я не проснусь после препарата?

– Есть такая опасность, – не стал врать безопасник, – потому я и вцепился в идею Владлена устроить тебе полное обследование. Анализы ты уже сдала, и на сегодня запланирована поездка в клинику на УЗИ, МРТ и другие исследования. Я должен быть уверен, что твое сердце выдержит, иначе я за это не возьмусь.

– У меня со здоровьем все в порядке, – уверенно сказала я.

– Да, конечно, восемнадцать лет, почти чистая медицинская карта, но есть один нюанс. Ты ведь спала с Барановским?

Я вспыхнула от стыда и уши покраснели.

– Предохранялись?

В горле пересохло, язык к небу прилип. Я понимала, к чему Владислав вел разговор, но ответила все равно с трудом:

– Нет. Нужен тест на беременность?

– Барановский, насколько я знаю, в европейских клиниках от бесплодия не лечился. Да, нужен. Но не тест, а анализ на гормон, который ты уже сдала. Делается он за пару часов, я позвоню Владлену и узнаю результат. Подожди пока.

Умел Владислав держать в напряжении, не давая передышки. Я помнила разговор с Бароном и обещание ни в коем случае не делать аборт. Если беременность есть, то препарат мне колоть нельзя. Черт! Неужели из-за этого ничего не получится?

– Владлен Николаевич, приветствую еще раз, Владислав беспокоит. Готовы анализы нашей пациентки? Да нет, никакой спешки, просто я увидел меню на кухне. В ближайшие дни все жареное и жирное, вдруг ей такое нельзя? Ага, забочусь. По долгу службы в полглаза приглядываю.

Безопасник замолчал, слушая бормотание врача в смартфоне. Я никогда везучестью не отличалась и сейчас не думала, что с одного раза залечу. Разве я не должна почувствовать? Ну, там вещий сон увидеть, рыбу руками ловить? Неужели бывает просто так? Раз и все. Мамочки, срок-то мизерный! Вдруг что-то есть, анализ не покажет, укол поставят, и я ребенка потом потеряю. Или придется уже на большом сроке аборт по показаниям делать из-за того, что медикамент навредил? Нет, лучше остаться «пустой». У нас еще будут с Бароном дети, сейчас важнее до них дожить.

– Владлен Николаевич, мне кажется, вы нагнетаете, – поморщился безопасник. – По согласию там все было, не нужен психолог. Разумеется, я ничего не скажу, подождем повторный… Хорошо, спасибо. Всего доброго.

– Да? – потянулась я к Владиславу, чувствуя, что сердце уже сейчас не выдержит нагрузки.

– Да, – вздохнул он. – ХГЧ положительный. Значение маленькое, предполагаемому сроку соответствует, но Владлен хочет посмотреть в динамике. Если ты беременна, то послезавтра гормон вырастет. Извини, я не буду рисковать. Никаких уколов. Подожди, не пугайся. Переваривай пока новость, а я подумаю, как инсценировать твою смерть другим способом.

«Переваривай» – это он в точку. Я сидела, схватившись одной рукой за голову, второй за живот. Совсем не так себе все представляла. Думала, услышу о беременности от доктора, схвачу результат УЗИ, примчусь домой счастливая и окрыленная. Барон обнимет и расскажет, как он сильно рад, а что теперь?

– Мужу-то можно сказать?

– Нет, – дернул плечом Владислав, – не сейчас. Он с психу все отменит. Я уже видел, как взрослый мужчина умеет бояться за жизнь единственного ребенка. Это по молодости кажется, что их будет еще миллион, хоть каждый месяц аборт делай, а чем дальше за тридцать пять, тем выше ставки. Нет, он от всего откажется. Подожди, пожалуйста. Сейчас соображу.

Он потер ладонями лицо и на щеках появились красные пятна. Я от шока уже не различала оттенков страха. Ужас за свою жизнь плавно перетекал в беспокойство за Андрея и умножался на страх за будущего ребенка. Сознание решило, что ему хватит, и готовилось отключиться. Меня держала в реальности только вера во Владислава. Он профессионал и обязательно найдет выход.

– Придумал, – тихо признался он. – Мы устроим ДТП. Вместо тебя и водителя Сергея в машине сгорят два безымянных трупа из морга. Прессу позовем, несколько громких статей оплатим. Тест ДНК в Атласе закажем, и я с результатом отчитаюсь перед заказчиком о проделанной работе. Но такое я уже незаметно не проверну, нужна санкция от твоего отца. Я собирался позже с ним разговаривать, но придется сейчас. Пойдем, Наташа, мне понадобится твоя помощь. Будешь стоять в кабинете и поддакивать, что на все согласна. Ты сможешь вообще? Выдержишь?

– А куда я денусь? Если не умру понарошку, то убьют по-настоящему.

– Верно, – мрачно кивнул Владислав.

В кабинет отца мы пошли не сразу. Сначала безопасник узнал, проснулся ли он, потом ушел к себе и вернулся с черной папкой. Очень толстой и наглухо застегнутой, чтобы даже уголок листа никто не смог увидеть.

– Компромат? – спросила я, глазами показав на папку.– Доказательства злого умысла бывшего наследника?

– Они самые, – подтвердил Владислав. – Копии документов, распечатки разговоров, отчеты наружки и другое. Кое-что из стереотипных киношных моментов – правда. Можно все в электронном виде хранить, но я стар и бумаге доверяю больше.

Слишком старым он не выглядел, казался одного возраста с Нелидовым, но работал действительно по старинке. Так, как поколению «никто ничего никому не должен» даже не снилось. Они в школе-то сидели строго от звонка до звонка, и весь урок зевали или залипали в гаджетах. Я далека от мысли, что после выхода на работу вдруг просыпалось служебное рвение. Наверняка, было: «А почему я? А у меня в должностных инструкциях это не написано. Ладно уж, сделаю. Завтра».

А начальник службы безопасности несколько недель притворялся предателем. Делал вид, что за обещанные деньги исполняет приказы бывшего наследника. Новыми шрамами обзавелся, под страхом смерти ходил двадцать четыре часа в сутки и все это время не забывал, кто он есть на самом деле. Подглядывал, подсматривал, подслушивал и снимал копии с документов. Феноменально. Я дрожала от ужаса, даже представляя себе это, а Владислав просто работал.

– Ты в разведке раньше служил?

– ФСБ, – коротко ответил он и позвал за собой к отцу.

По лабиринту музейных коридоров мы шли бодро ровно до самой последней двери. Тяжелой, узорчатой. Я уже знала, как мягко она открывается, и что петли могут неожиданно скрипнуть. Тоже старые, антикварные. Владислав коснулся ручки и замер, прикрыв глаза. Бледное лицо стало восковым, веки дрожали.

– Тебе плохо? – спросила я. – Позвать врача?

Паршиво он выглядел с самого утра. Тоже ночь не спал, пережил и передумал много всего.

– Нет, – цокнул языком безопасник, – Владлен мне разве что выпить предложит. Для храбрости. Я должен признаться твоему отцу, что предал его. Отправил единственную и долгожданную дочь на смерть. Но, как он любит говорить, за свои грехи нужно отвечать.

Владислав смотрел на рисунок деревянных завитков и скрипел зубами. Я сомневалась, что боялся. Скорее вспоминал Катерину, Маркиза, Графа и всех, о ком я так и не узнаю. Нелидов не прощал предательство. Все, что сделал Владислав после того, как назвал Барону моё имя, его не спасет. Едва ли отец вообще поверит, что безопасник сейчас хочет помочь. Я видела, в каком состоянии он был перед тем, как заснуть. Под руку лучше не лезть. Но времени нет. На такой сложный план со сгоревшим автомобилем его нет тем более. Или быстро все делать, или не стоит начинать.

– Я с тобой пойду, – шагнула я к двери.

– Ты и меня спасти решила? – улыбнулся безопасник. Так тепло и трогательно, что у меня глаза защипало. – Отважная девочка. Чистая и невинная, прав отец. Нет, постой здесь. Я оставлю дверь открытой, ты все услышишь. А если буря пройдет мимо, то сможешь зайти. Сейчас не нужно.

Владислав переложил папку в другую руку и открыл дверь:

– Георгий Владимирович, можно?

Я пожалела, что не могу выпить хотя бы валерьянки. Очень хотелось, чтобы у безопасника все получилось. Рассказывал он тихо, но четко, коротко и по существу. Буквально то же самое, что и мне. Я вдруг поняла, зачем оставил меня подслушивать. Хотел показать, насколько был честен. Доверие пытался заслужить, даже не смотря на моё согласие помогать.

Отец молчал. Так долго, что мне показалось, Владислав говорил с пустотой. Зашуршали листы из черной папки, в ход пошли имена и цифры. Заказчика звали Старцев Иван Николаевич. Мне его имя ни о чем не говорило. Из рассказа я поняла только то, что он претендовал на долю отца в их совместном бизнесе. Даже не на все наследство, а на его часть. Сколько стоила моя жизнь? Сорок процентов акций? Пусть это миллионы и миллиарды, но лично я на убийство бы ради них не пошла. Что они дадут? Один богатый человек станет еще богаче? А потом акции в цене упадут, он обанкротится и все пойдет прахом. Все материальное в принципе пойдет прахом, золото на тот свет не унесешь. Но я, наверное, в свои глупые восемнадцать действительно не все понимала.

Владислав дошел до выстрела у больницы, их с Геной плана и нашего с Андреем согласия. Все еще говорил один, отец никак на него не реагировал. Я заглянула в щель. Нелидов стоял у стола, сложив на груди руки. Монументальный, как скала, и такой же неподвижный. Как же тяжело было ждать! Я понимала, что если ворвусь в кабинет и начну что-то доказывать, то сделаю хуже. Владислав знал отца гораздо дольше, чем я. Он «серый кардинал», в конце концов! Должен понимать, что нужно говорить и как.

– Водителя я на дачу отправлю отсидеться, – рассказывал безопасник. – Там рядом свалка списанных кораблей. Речные буксиры. Бомжей и мародеров от них сторож отгоняет. Вот вместо него я Сергея и посажу.

– А Наталью рядом? – глухо спросил Нелидов.

Впервые вообще что-то произнес. Я вжалась в стену и закрыла рот рукой. Господи, пошли отцу выдержку и благоразумие! Все придумано уже, все согласны, не нужно ничего ломать!

– Наталью я сюда верну, – ответил безопасник. – В подвале комнату оборудуем, чтобы самые жаркие дни пересидела, потом можно будет вывезти вместе с Барановским за границу.

– Она станет пленницей в доме собственного отца, а потом помашет ручкой: «До свидания, папа, надеюсь, через десять лет увидимся?» Это ты мне предлагаешь?

– Я предлагаю не рисковать её жизнью больше, чем это требуется…

– Тебе Барановский заплатил?

– А в чем тогда дело? Почему я должен отказаться от своего ребенка?

Владислав низко опустил голову, а потом обернулся к двери.

– Наталья, зайди, пожалуйста.

У меня чуть ноги от слабости не подогнулись. Отец зациклился на Бароне, ничего не изменилось. Но хотя бы Владиславу жизнь сохранил и даже план с ним обсуждал. Надеюсь, это не отложенное наказание? Пока безопасник нужен – он жив, а потом яма в лесу, черный мешок и комья земли градом на голову?

Воздух в кабинете казался наэлектризованным и пах озоном, как после грозы. Я не сразу поняла, что это парфюм отца. Только когда встала от него на расстоянии вытянутой руки. Антикварный стол не давал подойти ближе, да я и не хотела. Боялась.

– Ты в курсе всего этого? – спросил Нелидов, рисуя в воздухе круг. – И как тебе перспектива в подвале посидеть? Все готова выдержать, лишь бы потом к Барановскому сбежать? Я думал, мы все обсудили и договорились.

– Я беременна, – невнятно пробормотала я, а потом вздохнула глубоко и повторила громче: – Папа, я беременна от Андрея. Он мой законный супруг, дети бы все равно когда-нибудь были.

Я захлебнулась, не договорив. В глазах отца сверкнула молния. Он сжал кулак и с грохотом ударил крышку стола.

– Барановский в своем уме? Какие ему дети?!

За плечом тень выросла, Владислав шагнул ко мне. Я стояла, опустив голову, не оборачивалась, но чувствовала его защиту. Значит, плохи наши дела.

– Он не знает ничего, это случайно получилось.

– Наташа! – зарычал отец, и я голову в плечи вжала. – Случайно у подростков бывает, а он тридцатилетний мужик. Обязан знать, откуда берутся дети!

Я губу прикусила. Сухая корка на ней горчила, запеклась слюна. Надолго моей выдержки не хватит. Рвану тельняшку на груди и пойду в атаку. Но пока еще были силы отвечать тихо:

– На аборт не пойду.

– А надо бы, – фыркнул отец. – Барановский даже с пересаженным сердцем долго не протянет! Пять, максимум семь лет! Что он даст ребенку?

– Пятнадцать, – упрямо прошипела я. – Средняя продолжительность жизни с пересаженным сердцем пятнадцать лет, я узнавала. Можно и двадцать и все тридцать прожить, а умереть совсем по другим причинам. Он начнет жить нормальной жизнью, даже спортом сможет заниматься. Я не пойду на аборт. Точка. Это ребенок от любимого мужчины и ему нужен отец. Настоящий, а не тот, кто женится на мне после развода. Ты почему-то не захотел отказаться от родной дочери, а Андрею предлагаешь поступить именно так. Почему?

Я не кричала, но голос к последним фразам повысила. От нервов трясло мелко, зубы начали стучать. Владислав подошел еще ближе и загородил меня плечом. Андрей там должен был стоять и смотреть в глаза тестя, но без мужа я одна защищала нашего ребенка.

– Я не смогу без них жить, – тихо сказала я. – Если отберешь у меня мужа и ребенка, то получишь пустую куклу вместо дочери. Я не вскрою вены, не брошусь с моста, но ни одного мужчину к себе больше не подпущу. Твой дворянский род прервется. И наследство, за которое друзья и партнеры тебе готовы глотку перегрызть, все равно достанется им, так зачем ждать? Я письменно от всего откажусь и пойду хоть в подвал, хоть на чердак. Делайте потом со мной, что хотите.

Нелидов грузно сел на крышку стола и вытянул ноги. Макушка поникшей головы казалась светлее остальных волос. Лысеть начинал отец, старел.

– Владислав, ну какой ей подвал? – простонал он. – Беременная. Свежий воздух нужен, прогулки, фрукты. Все, кроме грейпфрута, и с экзотикой желательно не переборщить. Яблоки, груши. В больницу нужно ездить, опять же, раз в две недели. Ладно, я акушера сюда приглашу, но портативный аппарат УЗИ – совсем не то, что стационарные монстры, где каждый прыщик на теле ребенка видно. Нельзя пропустить осложнения. Барановский не мальчик, ему тридцать семь. Ох, как все не вовремя.

Я боялась верить в то, что слышу. Оглянулась на Владислава, а он кивнул и погладил по плечу. Все хорошо? Правда? Я понимала, что девять месяцев мне все равно придется провести с отцом. Раньше операцию Андрею вряд ли сделают. Он еще после ранения не поправился. Но как быть со Старцевым и всей заварушкой?

– Проще меня тогда спрятать и сказать Старцеву, что пропал без вести, – ответил безопасник. – Но где гарантия, что нет второго убийцы? Я до сих пор не нашел того, кто слил имя и адрес наследницы. Он где-то рядом.

– Начальник административного управления, – встряла я в разговор и схватила Владислава за рукав, чтобы не перебил раньше времени. – Андрей сначала через него хотел биоматериал для теста ДНК получить. Алексей договаривался, а потом он сбежал от Гены, и мы переиграли план.

– Мы? – удивился отец.

– Да, я помогала. Общество «Возрождения русской духовности» уже было, почетное членство придумал Андрей, а я обзванивала кандидатов. Чуть позже муж и рассказал мне про Антона Рогова. С ним договорились на стакан с остатками слюны, но Алексей…

– Рогов? – повторил отец фамилию и задержал взгляд на начальнике службы безопасности. – Ты проверял его?

– Да, – осторожно кивнул Владислав, – он со Старцевым никак не связан. Контактов ноль.

– Ты уверен?

– Нет, конечно. Я дам ребятам задание, они его размотают. Ноткина Алексея упустили, просто не знали тогда, куда копать. Виноват, Георгий Владимирович.

– Ты так виноват, что мы еще долго об этом будем разговаривать, – рыкнул отец. – Ищи крысу. Чтобы я к вечеру знал имя еще одного предателя!

– Есть, – по-военному ответил Владислав.

– С Натальей что делать будем?

– Чтобы она на свежем воздухе гуляла, нужно не с ней, а со Старцевым что-то сделать, – склонив голову на бок, ответил безопасник. – Компромат есть, но судиться будем долго. Я потому и хотел спрятать Наталью. Ей с ребенком и с мужем лучше вообще исчезнуть из страны на время. Даже с круглосуточной охраной небезопасно. Разве что…

– Убить Старцева? – во второй раз у отца сверкнули глаза.

Он сцепил пальцы в замок и смотрел на Владислава. Темнее стало в кабинете, холодом несло по ногам. Я помнила, как он зарекался от новых жертв, в монастыре грехи замаливал. Неужели решится на убийство?

– Другого выхода нет, – тихо, но очень четко ответил безопасник. – Или мы его, или он нас.

– Делай, – выдохнул Нелидов и закрыл глаза. – Инсценировку со взрывом машины, комфортабельный подвал для Натальи и петлю Старцеву. Я хочу, чтобы эта гнида перед смертью пожалела, что решила со мной связаться.

– Есть, – повторил Владислав.

Глава 28. «Кто здесь крыса?»

С отцом я больше не говорила. Вежливо попрощалась и ушла собирать вещи. Официально, чтобы уехать в стационар на обследование, на самом деле – чтобы устроиться во втором бункере. Меня ждала маленькая, по меркам особняка, комната без окон с минимумом мебели и личным санузлом. Да, под землей, да, в гордом одиночестве, но с надеждой, что я выживу в войне олигархов.

На дно сумки я положила телефон, деньги, смену белья, зубную щетку, расческу, тапочки, зарядник и прикрыла все полотенцем. Наверное, в подвале бытовые мелочи найдутся, но я не захотела рисковать. У сотрудников службы безопасности голова сейчас болела совсем о других вещах. Закрутится кто-нибудь, забудет снарядить жилье для меня, и буду месяц зубы пальцем чистить. Прокладки я с собой тоже на всякий случай взяла. Мало ли что. Пока не увижу УЗИ или хотя бы две полоски на тесте, не успокоюсь.

– Ничего не забыла? – спросил Владислав, без стука открыв дверь. – Одевайся теплее, погода испортилась. Едем.

На улице ждал ливень. Непрекращающийся летний ливень, когда кажется, что где-то на небе набрали миллион ведер воды и выплеснули разом. Ветер делал зонт бесполезным. Пока я села в машину, наполовину промокла. Хорошо, сиденья кожаные. Я начала привыкать, что роскошь бывает практичной.

– Наталья Георгиевна, добрый день, – поздоровался водитель Сергей. Через пару часов он станет таким же трупом, как я. – До места доедем спокойно, можете не волноваться. Позвольте ваш зонт? В двери есть специальное место для него. Включить музыку?

– Да, пожалуйста, – ответила я сразу на оба вопроса и отдала зонт.

Музыка хорошо отвлекала от того, что будет происходить вечером и всю ночь. Особенно, если мысленно подпевать. На меня, то накатывало сожаление, что отец и Владислав снова будут по локоть в чужой крови, то вспоминалось, как я отговорила Барона от убийства, и он получил пулю в грудь. Я всегда за мир, дружбу и чтобы всем было хорошо, но погода в моем персональном аду была еще хуже, чем за окном.

Штормило до зябкой дрожи и стука зубов. Я представила, как еще живого Владислава кладут на землю, огороженную опалубкой, и заливают бетоном. Он такой тяжелый, что даже руками с лица не убрать. Сразу затекает в нос, уши, горло. Две минуты и человека нет. Бетонную могилу потом сделают стеной дома, и детям в той квартире по ночам будут сниться кошмары. Как дядя, белый с ног до головы, тянет к ним руки, а с пальцев капает густая жижа.

Так и произойдет, если через несколько часов я не умру. Смогли же люди Старцева дважды привезти к нему Владислава, значит, и в третий раз из-под земли достанут. Срок, который дали безопаснику, чтобы меня убить, вышел. Солнце катилось к горизонту, вечер наступал.

Не станет Владислава, следующей буду я, Барон, отец. Четыре человека против одного. Четыре жизни ради христианского принципа непротивления злу насилием. Ударили по щеке? Подставь другую. Как же остановить это кровавое безумие? Уговорить отца отдать Старцеву сорок процентов акций по-хорошему? Просто переписать на него долю и пусть отвяжется? А он сделает это? Или, как Старуха, в сказке о рыбаке и рыбке будет каждый раз просить все больше и больше?

Одну долю, вторую, третью, деньги со счетов в банке, недвижимость, земли под строительство, тендеры. Моя жизнь – прекрасный предмет для шантажа. Старцеву обязательно понравится на халяву получать то, что Нелидов строил всю жизнь. Одна фраза: «Или ты отдаешь, или твоя дочь умрет». Потом будет «дочь и внуки», «дочь, внуки и правнуки». До тех пор, пока у отца не останется ничего. Шантажисты хуже пиявок. Если присосались – не оторвать.

В полицию идти? Судиться? Компромат у Владислава есть, теоретически можно, но долго, как я поняла из разговора. Я буду годами сидеть в подвале, растить там ребенка, а Старцев отдыхать на Мальдивах с топ-моделями и ни в чем себе не отказывать. Ведь никто не хочет его убивать. Все зареклись проливать кровь. Только Старцев таких обещаний не давал. Ему можно грешить. Убьет нас всех, повздыхает над могилами, а потом осознает христианские добродетели и как сильно был не прав. К священнику пойдет, пожертвование в церковь сделает, и грехи ему отпустят. Бог простит. Только меня и моего ребенка уже не будет. Барона не будет. Отец не возьмет на руки внука, и Владислав никогда не женится.

Я не хочу, чтобы он снова пачкал руки в крови, но не знаю, как мы все сможем выжить по-другому. Если безопасник сам что-нибудь придумает, я вздохну с облегчением и порадуюсь искренне. Но если нет, слова ни скажу. Андрей в реанимации, отец и Владислав под угрозой смерти, я беременна.

– Подъезжаем, – сказал водитель, и я очнулась от мыслей. Не помогла бодрая музыка из радиоприемника. Накрутила я себя еще сильнее. – Я сверну сейчас с трассы и встанем. Мы первые добрались, шеф позже подъедет.

– Владислав Андреевич.

Я кивнула, что поняла и посмотрела в окно. Дождь и надвигающийся вечер превращали пейзаж в темно-серую кашу. Машины неслись мимо, не снижая скорости. Желтые вспышки фар и красные светлячки задних фонарей создавали еще больший хаос. Мне казалось, мы ныряем в водоворот, а всего лишь съехали с трассы.

– Что здесь?

– Ничего, просто съезд. Чтобы отдохнуть в дороге или сделать мелкий ремонт.

Гравийная насыпь упиралась в тупик из высоких тополей. Получался большой парковочный карман или уютный закуток. Как раз, чтобы сходить в кустики, если кому-нибудь приспичит.

Сергей сделал музыку тише, включил лампу в салоне над головой и обернулся ко мне:

– Шеф велел накормить вас. Ждать долго, а вам вроде как нельзя голодать.

– Извините, Сергей, у меня нет аппетита, но вы можете поужинать, если хотите.

Водитель чем-то напоминал Гену. Такой же широкоплечий амбал с добрым лицом и открытой улыбкой. Наверняка, бывший военный, наверняка, привык исполнять любые приказы и сейчас начнет уговаривать исключительно из желания позаботиться о худой дочери Нелидова. Другой бы с Владиславом не сработался. Точно, я угадала.

– Повар мне брускетту в дорогу сделал, – улыбнулся Сергей, – это такой итальянский бутерброд. Ломтик багета, помидоры, сыр, базилик и шампиньоны. А в термосе горячий чай есть.

Смотрел на меня, паршивец, и ждал, когда слюной подавлюсь. Дождался же.

– Спасибо. Брускетту я буду.

Запах помидоров, сыра и жареных грибов мгновенно заполнил салон автомобиля. Сергей отдал мне завернутый в пищевую пленку бутерброд и пачку салфеток. Я постелила несколько штук на колени и с тоской посмотрела на сидение рядом. Вдруг обляпаю? Нет, аккуратно есть я умела, но руки тряслись совершенно неприлично. Нужно успокоиться. Ребенку неврозы матери на любом сроке беременности вредны.

– Ммм, – промычала я, пережевывая восхитительную во всех отношениях закуску. – А как зовут повара?

– Черт, так и думала. Она не просто готовит, она заботится обо всех. Ой, извините, чертыхаюсь, – смутилась я, закрыв рот рукой.

– Ерунда, – махнул рукой водитель, – я не слышал. Ксения, правда, как мама. Но за «повариху» может половником по темечку стукнуть.

Даже не сомневалась в бравом характере Ксении, но все равно смутилась. Прорывались деревенские привычки в разговор. Я, как умела, фильтровала базар и боялась опозорить отца. Иногда не получалось сдержаться. Жаль, что высшее образование откладывалось, с ребенком и войной в институт не походишь.

– Шеф приехал, – дернулся Сергей, торопливо заталкивая остатки бутерброда в пакет.

С трассы к нам свернули еще две машины. Черная грузовая Газель и внедорожник начальника службы безопасности. Дождь почти кончился, но грязь осталась. Владислав спрыгнул на сухой клочок земли и пошел к нам. Свой бутерброд я спрятать не успела. Пленка сжалась в комок и не хотела расправляться. Безопасник постучал в окно и открыл дверь.

– Приятного аппетита. Сергей, сходи покурить.

Водитель вышел из машины, а Владислав сел на заднее пассажирское сидение рядом со мной.

– Ты как себя чувствуешь? Обратно в багажнике доедешь?

Кусок багета колом встал в горле. Я шумно его сглотнула и чуть не подавилась.

– Даже так? Доеду, конечно. Что-то случилось?

– Нет, все по плану. Перестраховаться хочу.

– Крысу не нашли?

– Нашли, – широко улыбнулся Владислав и вытер капли дождя со лба. – Ешь, я расскажу. Мог бы сразу имя назвать, но тянет на театральные эффекты. Уж очень длинная и заковыристая цепочка получилась. Знаешь, с кого все началось? С Георгия Владимировича.

Я едва верила тому, что слышу и забывала жевать бутерброд.

– В смысле?

– Да, вот как-то так, – вздохнул безопасник. – Обрадовался он, что дочь нашлась, никак в себя прийти не мог, много думал, выпил с тоски и на работе задержался. Рогов выслужиться всегда любил. Ждал, пока начальник уйдет, чтобы со стола посуду убрать.

– Помню, Андрей говорил. Его поэтому и попросили стакан со слюной украсть.

– Да, эту его привычку многие знали. Так вот. Сидел он под дверью, скучал, а Нелидов позвонил своему духовнику, чтобы про дочь рассказать, совета спросить. Имя твое назвал и что в деревне живешь. Голодаешь при живом отце. Новость, как сама понимаешь, сногсшибательная была. Ну, так и Рогов выпить любил периодически со своим старым другом Алексеем Ноткиным, референтом Барановского Андрея Александровича. Хряпнул коньяку, язык-то и развязался. Помнишь советский плакат с женщиной, которая палец к губам прикладывает, а снизу надпись «Не болтай?»

– Конечно, помню. Она много у кого в кабинетах висела.

Я кивала, а Владислав рассказывал тоном сказочника и с большим удовольствием. Еще бы. Столько недель ребус мучил и вдруг решение нашлось. Алексей был уже третьим в цепочке. Последним ли?

– Надо было мне его в приемной повесить и всех сотрудников мордой тыкать, – скривился Владислав. – Разболтал все Рогов, а потом спохватился, как бы денег на этом срубить. К кому пойти? Нутром чуял, что информация ценная, но сам не сообразил, Ноткин подсказал. Он когда-то для Барановского узнавал, кого Нелидов вписал в завещание. Информация закрытая, нотариусы знают, что им будет за разглашение, но у них бывают молоденькие помощницы.

– А Алексей на женщин падок, – догадалась я.

– И они на него тоже. Документ Ноткину не показали, но имена наследников шепнули. За деньги, разумеется. Барановскому информация не пригодилась, а референт запомнил.

Андрей тоже не забыл. Рассказывал мне в бункере. Кажется, убеждал, что я единственная наследница, но я уже не помнила обстоятельств.

– Он позвонил Старцеву?

– Да. Он был третьим в списке и единственным, кто согласился выслушать. Деталей Рогов не знал. Только имя и расплывчатое «живет в деревне». Можешь представить, сколько таких Наташ Семеновых по всей стране. Старцев заплатил. Мало, потому что информация неполная. Ноткин поделился с Роговым и на время они про это забыли.

– А потом бывший наследник решил уточнить данные, – продолжила я. – Кому еще их знать, как не тебе?

– Правильно, – ответил Владислав и потер пальцем висок. – Дальше ты знаешь.

– Это все Рогов рассказал? Что с ним будет? Алексей уже мертв.

Я боялась, что и завхоз тоже. Времени у безопасника нет, отец в решениях и действиях его не ограничивал. Укол Рогову поставили? Я не хотела смотреть на Владислава. Если со Старцевым могла примириться, то эта жертва точно лишняя. Завхоза уволить можно, оштрафовать, посадить, сослать куда-нибудь в Магадан, но оставить в живых.

– Ты почему молчишь?

– Думаю, – вздохнул безопасник. – Рогов дурак. Он легких денег захотел и представить не мог, что дочь Нелидова убивать будут. Доказывал нам, что вреда не причинил. Ну, предупредил Старцева, что его положение, как наследника, пошатнулось. Рассчитывал, что он шаги какие-то предпримет, чтобы долю сохранить. Выкупит её заранее или наоборот откажется от бизнеса, раз он его в наследство не получит. Святая наивность, да. Ну не кишки же за это выпускать и на пачку полученных денег наматывать. В Саратов к тетке Рогов едет. Пригрозили, что все его телефонные разговоры слушаем и если дернется из города даже на рыбалку, обратно не вернется. Посмотрим, как подействует. Бойца я с ним отправил, чтобы проконтролировал.

Меня нервный смех пробил. Я давилась и терла глаза. Господи, какая радость. Будто мне амнистию объявили.

– Ух, здорово, – выдохнула я. – Вот бы со Старцевым так же просто получилось.

– С ним нет, – мрачно ответил Владислав. – Там по-другому придется.

Как под дых ударил. Я захлопнула рот и сгорбилась на сидении. Долго шуршала салфетками, собирая их в ком вместе с крошками и, наконец, спросила:

– Как именно? Расскажешь или нельзя?

– Можно. Ты большую часть и так знаешь. Инсценировка нужна чтобы выиграть время, успокоить заказчика, обеспечить безопасность предполагаемой жертвы и, что самое главное, зафиксировать результат. Как только Старцев отдаст мне деньги, в папке с компроматом появится доказанный факт организации заказного убийства. С этим уже можно идти в полицию и надеяться, что уголовное дело не развалится до суда. Все остальное в папке тянет на экономические преступления, финансовые махинации, промышленный шпионаж и так далее. Причем вина косвенная. А здесь реальный срок светит самому Старцеву.

– Ты покажешь ему компромат, – начала догадываться я, – пригрозишь пойти в полицию и получится ответный шантаж.

– Да, только это большой риск, – кивнул Владислав, – по условию заказчика я должен прийти на встречу один. Если моих ребят вычислят, то сразу откроют стрельбу и так далее. Угрожать такому человеку, как Старцев, нужно вдумчиво и подготовлено. В папке есть зацепки на эпизоды, когда он кидал партнеров на деньги. Их нужно проработать, их нужно доказать, но зато потом желать бывшему наследнику смерти будем не только мы.

– Коллективная травля? Чтобы был не один суд против него, а несколько?

– Нет, – мотнул головой безопасник. – Понимаешь, я первый оценил желание твоего отца обходиться без жертв и всячески его поддерживал. Даже сейчас Георгий Владимирович дал очень обтекаемый приказ. «Сделать Старцеву петлю» не равно «убить». Это совсем не одно и тоже. Я подготовлю новый компромат и отдам его тем, кто по судам ходить не любят. Если они узнают, что их кинули, то разговор будет коротким. Это и есть петля. Все будет так, как хотел твой отец.

Я сидела ошарашенная и смотрела в подголовник переднего сидения. Убийство состоится, но чужими руками. Дьявол кроется в деталях. Владислав вывернул приказ отца себе на пользу. И я пока не могла понять, как к этому относиться.

– За свои грехи нужно отвечать, – продолжил безопасник. – Мы, так уж и быть, Старцева простим. Хотя я считаю, что не за что. Я понимал Графа, когда он нанял киллера. Оболенский мстил за друзей и защищал себя. Я понимал ненависть Барановского, когда он всеми средствами пытался навредить Нелидову и отщипнуть от его бизнеса кусок. Но Старцев приказал убить тебя, чтобы получить сорок процентов акций. Убить ребенка, даже не знавшего о грехах своего отца. Просто потому что ты стояла у него на пути. Это выше моих сил, Наташа. Это уже не война, а мерзость.

Владислав скривился и скрипнул зубами. В машине стало очень тихо, даже дождь больше не стучал по крыше. По стеклам медленно ползли последние капли воды.

– Я бы хотел лично его пристрелить, – признался безопасник, – но когда ты появилась, я обещал Нелидову не проливать кровь. Я тоже верю в знаки, что посылает нам судьба. Ты удивительная девушка, Наташа. Тот редкий тип женщины, который делает мужчин лучше. Барановский изменился, твой отец больше не хочет воевать. Я не могу перечеркнуть убийством чудо, посланное нам. Поэтому мы останемся в стороне. Ни я, ни мои люди близко не подойдем к Старцеву. Судить его будут другие. За его же грехи, их никто не отменял. Так безопаснее и надежнее, в конце концов.

Владислав осторожно улыбнулся, а я бросилась ему на шею. Извернуться пришлось в машине, повиснуть на широких плечах. Радость яркой вспышкой разогнала мрак дождливого вечера. Пусть финансовые хищники и лютые звери перегрызут друг друга, наша война закончилась. А пару недель или даже месяцев я в подвале посижу, подожду. Это далеко от варианта, когда абсолютно все довольны и счастливы, но лучшее, что мог придумать Владислав.

– Стоп, – заерзала я, отпуская его. – А если не получится?

– Тогда вспомним про план «Б», – усмехнулся безопасник. На его бледных щеках заиграл румянец. – Достанем из папки доказательства заказного убийства и пойдем в суд. Прятать тебя придется дольше и тщательнее, а заодно всех, кто в этом участвовал.

– Андрея тоже?

– Его вместе с нами в первую очередь. Но подождем пока, что решат другие судьи.

Я вернулась на сидение, поправляя прическу. Кажется, все учли, но что-то забыли.

– А твой выстрел? Андрей отказался писать заявление в полицию?

– Отказаться он не мог, – снова стал серьезным Владислав. – Огнестрельное ранение считается тяжким телесным повреждением. На мировое соглашение мы с ним пойти не можем, но пытаемся квалифицировать мой выстрел, как самооборону. Барановский достал оружие при свидетелях. Так что я под следствием.

Из радости меня снова бросило в тревогу. Получилось слишком явно, потому что Владислав осторожно обнял за плечи:

– Не переживай. Вообще старайся меньше думать. Вся твоя забота сейчас – беременность. Маленькая просьба от меня – поговори с отцом. Перегнул он палку с абортом. Совсем не то хотел сказать, на эмоциях вырвалось. Он очень рад, что будет внук и не против, что от Барановского.

– Правда? – недоверчиво прищурилась я.

– Клянусь, – улыбнулся безопасник. – А вот с мужем я тебе переписываться пока запрещу, извини, сам постараюсь передавать от него новости. В подвал пойдешь одна, но над тобой будет целый особняк с хорошо вооруженной охраной. Я всех, кого могу, поставлю на защиту. Слушай музыку, смотри фильмы и верь в лучшее. А теперь пойдем в другую машину, эта должна скоро взорваться.

Я вышла на гравий и поежилась от уже ночного холода. Машины стояли с выключенными фарами. В Газеле привезли тех, кто станет мной и водителем Сергеем. Багажник внедорожника Владислав пока открывать не стал. Велел мне лечь на заднее сидение и накрыться курткой с головой. Там я и уснула, слушая шум трассы.

Пять недель спустя…

Поиск донора для пересадки сердца – всегда лотерея. Обычно подходят люди с необратимыми повреждениями мозга, у которых еще работает сердце. Жертвы автомобильных аварий, например. Сколько их происходит в столице каждый день? Много. Доноры появляются редко. Не принято пока свои органы завещать для пересадки, а без письменно согласия пациента решение за него принимают родственники. Единицам хватает мужества принять, что их близкого человека уже нет, но его сердце может спасти еще чью-то жизнь.

Барон ждал. Ходил в своей отдельной палате от стены до стены и просто ждал. Новостей о крупных авариях, сообщений от жены, обеда утром, ужина днем, уколов, процедур и новых анализов. Ждал и пытался не слишком часто смотреть на календарь. Почти превратился в призрак самого себя, но упорно ждал.

Наташи не хватало больше всего. Её голоса, запаха, сонного дыхания. Владислав иногда передавал записки от неё. Невероятной красоты рисунки тушью и акварелью. Комната в подвале оказалась лучшим местом, чтобы девушка, мечтающая рисовать, наконец-то взялась за краски. На половине листов был портрет Андрея. По памяти получался даже лучше, чем с фотографий. И уж точно гораздо лучше, чем в отражении зеркала. Наташа скучала.

Барон рисовал ей смайлы на листах. Маленькие картинки с зашифрованными посланиями, которые отправлял с подарками. Тем, что умещалось в папку Владислава. Первый букет в подарок от мужа Наташа собирала по одному цветку. Роза, гербера, лилия, тюльпан, ромашки. Без всякого смысла, просто цветы. Знак, что Андрей ждет. Каждый день, не выходя из палаты кардиологического стационара. В таком же заточении, что она.

Старцев сбежал за границу в тот же день, когда Владислав отдал компромат на него в руки бандитов, с которыми бывший наследник раньше имел дело, а потом решил кинуть. Может, и у них нашлась крыса, пожелавшая предупредить Старцева об опасности за крупное вознаграждение? Три недели беглеца искали по всему миру, пока он не пришел в бразильский филиал американского банка, чтобы снять деньги со счета.

Глупый поступок, стоивший ему жизни. Разбойное нападение организовали даже слишком быстро. И теперь племянник Старцева хлопотал, чтобы забрать тело дяди на родину. Второй день жизни Наташи ничего не угрожало. Барон рвался навестить её в особняке Нелидова, но отец, привыкший к обществу дочери, не спешил объявлять её живой. Да и врачи не отпускали Андрея из стационара.

Все обследования пройдены, он первый в очереди на донорское сердце. Проблем с легкими не возникло, рана зажила, остались два шрама от входного и выходного отверстия. Если он совпадет с донором по группе крови, полу и комплекции, то получит новое сердце. Если нет, то будет ждать следующего.

В дверь постучали. Барон, не оборачиваясь от окна, пригласил войти.

– Добрый день, шеф, – радостно пробасил Гена, шурша пакетами.

Из-под его локтя скромно выглядывала Тамара. Помолодевшая и похорошевшая от внезапного романа. Со свадьбой они пока не торопились, но Гена забрал невесту из Заречного в столицу. Пока шеф не вылезал с больничного, работы стало меньше. По крайней мере, исчезли внезапные задания, ночные смены и поездки по всей области. Безопасностью Натальи занимался Владислав, а Гена и Тамара ухаживали за похудевшим от лечения Бароном. Даже квартиру сняли недалеко от больницы. Андрей сам себе пообещал, что если поженятся, то подарит им собственную. Гена давно её заслужил. Просто не хотелось, чтобы она стала еще одной холостяцкой берлогой. Уж лучше семейным гнездом.

– Как дела? – спросил охранник, выставляя на стол контейнеры с едой.

Барон отрицательно качнул головой в ответ сразу на два вопроса: «Пересадки пока не будет, от Натальи новостей нет».

Тамаре сказали правду неделю назад и то не всю. Она думала, что молодая жена Андрея Барановского погибла в автокатастрофе. На нескольких новостных порталах мелькала короткая заметка о том, что на трасе седан столкнулся с грузовиком и взорвался. Имен и подробностей не было. Только фраза, что водитель и пассажирка седана сгорели. Владислав успел предупредить, что план инсценировки поменялся, иначе бы Андрей ничего не понял, а узнав новости из третьих рук, слег бы с очередным приступом.

Поминать Наташу на девять и на сорок дней Барон запретил Гене даже в целях маскировки. Тамара причитала, что это не правильно, но у Андрея проснулось суеверие. Нельзя поминать еще живых. Он до сих пор боялся, что Владислав водил его за нос и Наташа мертва. Ничего не стоило просить кого-то рисовать вместо неё. Малодушно откладывать новость на потом. Будто узнав позже, его пересаженное сердце справится лучше родного. Но, с другой стороны, будь это так, Нелидов бы уже стоял на пороге с пистолетом в руках. «Это ты украл мою девочку. С тебя все началось!»

Отношения с тестем не ладились. Война закончилась, но мир не наступил. Выстрел Владислава квалифицировали, как самооборону, дело о похищении Наташи не заводили вовсе. И вроде бы разошлись полюбовно, но Андрей чувствовал, что обратно жену так просто не получит.

Ничего. После пересадки его через неделю из стационара выпишут. Возьмет Гену и поедет в гости. Решать, как быть дальше. Брак даже близко не фиктивный. В конце концов, если Наталья не против, она может навещать отца, но жить должна с мужем. Или Барон в наглую с вещами переедет к Нелидову. Защитил дочь? Молодец. Приютил, накормил, одел? Еще раз молодец. Спасибо за все, но теперь у неё муж есть, который за все в ответе. Совсем не бедный муж, кстати. Обеспечить дочери олигарха достойную жизнь в состоянии.

– Андрей, – позвала Тамара, – садись обедать, остынет. Не могу я на твои ребра смотреть. Торчат ведь сквозь рубашку. Ты похож на доску для стирки…

– Деревянную с рифленой вставкой, я помню, – ответил он и пошел к столу.

Тамара недолго злилась за то, что её обманули. Легкий у неё характер, отошла. К именам не сразу привыкла. Неделю по инерции звала Барона Сергеем, а его охранника Николаем. Новость, что вахтовик оказался олигархом долго глупостью считала. «Какой же ты олигарх, если в обычной больнице лежишь? Они за границей все лечатся, нашим врачам не доверяют». Пришлось объяснять про Спасского и показывать обложки журналов. Лицо там, правда, у Барановского было другое. Холеное и самодовольное. Тамара сказала, что не очень-то похож, но потом разглядела знакомые черты.

– Котлеты сегодня куриные, – сказал Гена, – догадываюсь, что надоели, но говядину нигде найти не могу. Как корова языком слизала. Лежат какие-то кости на суп.

– Я бы бульон на кости съел, – улыбнулся Барон и отодвинул стул. Ножки скрипнули по линолеуму одновременно с тем, как открылась дверь. Аппетит сразу пропал, и в животе стало холодно от дурных предчувствий. На пороге палаты стоял в медицинском халате Георгий Владимирович Нелидов. Сосредоточенно разглядывал старую мебель и брезгливо кривил губы.

– Барановский, тебе экстрима в жизни не хватает или ностальгия замучила? Не мог нормальную клинику выбрать?

– Я выбрал, – отчеканил Андрей. – А есть ли в палате плазма и wi-fi меня вообще не волнует.

Нелидов зашел в палату, а Гена потянул Тамару к выходу с коротким «пойдем». Объяснять подробнее не пришлось, женщина по тяжелой атмосфере поняла, что лучше уйти.

– Присаживайся, – предложил Барон.

– Постою. Я ненадолго. Приехал предупредить, что если услышу от дочери хоть одну жалобу на тебя, то заберу обратно.

«Она – не вещь, чтобы из рук в руки передавать», – хотел возразить Барон, но осекся. «Заберу обратно» звонко стучало в голове. Чтобы забрать, нужно сначала привезти с собой и отдать.

– Наташа? – рывком развернулся он к двери и замер.

Его чудо в облаке легкого платья и распущенных волос летело в объятья. Сколько раз видел это во сне, а наяву не верил. Подхватил на руки и оставил в воздухе, целуя нос, щеки, губы, подбородок. От жены пахло сладостью клубники. Таким ярким ароматом на фоне вечных медикаментов и антисептиков, что голова кружилась. Андрей нехотя поставил её на ноги и обнял еще крепче.

– Ну, здравствуй, – шепнула она, – я жива и я вернулась. Насовсем, Андрей.

– Так мы договорились? – напомнил о себе Нелидов, но уже без прежней холодности и раздражения.

– Да, – кивнул Барон. – Да, да. Если хоть один волос упадет с её головы, я сам себя накажу.

– Посмотрим, – ответил Нелидов. – Жена тебе что-то важное сказать хочет. Ты слушай, я за дверью постою. Позже решим, что, куда и как.

– Он неисправим, – улыбнулась Наташа, когда за отцом закрылась дверь. – Но я уже поняла, что это стиль общения такой. Привычка всех контролировать. На самом деле он лучше, чем кажется. Мы будем вместе жить, отец не стал возражать. Но, правда что, поговорим позже. Смотри, что я принесла!

Она от радости, словно изнутри светилась. Таким теплом и нежностью веяло, что Андрей не выпускал из рук. Мешал доставать бумаги из сумочки. Подождут новости несколько секунд, он больше месяца жену не видел. Родную ласковую, бесконечно любимую.

– Смотри, – повторила она, шурша бумагой и высоко поднимая лист. – Это УЗИ. Я беременна. Шесть недель. Эмбрион есть, сердцебиение есть, все в порядке!

Уши заложило, в глазах расплылась белесая муть с черным пятном характерного снимка. На картинах абстракционистов все четче различимо, а здесь на снимке линии и завитки с трудом сложились в то, что Барон уже не надеялся увидеть.

– Голова, – захлебывалась радостью Наталья и водила пальцем по светлому пятну. – А это тело. Такой крошечный червячок, а уже живой. Видишь комочек вот здесь? Сердце.

– Сердце, – эхом повторил Андрей и мир исчез. Растворился в ослепительной вспышке счастья. Больше не нужно ждать подарков от вселенной, она все дала. Жена рядом, он отцом станет.

– Кто там? Уже видно?

– Ты что, нет! – рассмеялась Наталья. – Ручек ножек нет, а ты спрашиваешь. Подождать нужно…

– Андрей Александрович, – громко позвал от двери трансплантолог. – У вас гости?

– Да, супруга.

– Хорошо, я с новостями. Есть подходящий донор. Готовьтесь к операции.

Вот теперь точно всё. Судьба почти за сорок лет рассчиталась с ним сполна.

– Спасибо, – прошептал Барановский куда-то в небо и обнял Наталью.

Еще несколько месяцев спустя…

Одним шрамом на груди Барановского стало больше, но старые окончательно затянулись и перестали беспокоить. Ушли в небытие призраки друзей, исчез запах жженой резины, и Катерина перестала сниться по ночам. Теперь Андрей просыпался от голоса своей дочери.

Наташа родила девочку. В американскую клинику отказалась ехать, как не настаивал Нелидов. Выбрала клинический госпиталь в Подмосковье почти рядом с их домом. Последний месяц перед родами Андрей думал только о том, как бы успеть довезти её до родильного отделения. В столице внедрялась мода на европейский подход к ведению беременности. Никто больше не заставлял ложиться в стационар заранее, начало схваток роженицы ждали дома. Ранняя весна, снег еще не сошел, а Наташа с огромным животом гуляла по парку возле особняка. Наслаждалась свежим воздухом и готовилась встречать чудо.

Чудо назвали Софией. Она появилась на свет ночью, и никто до утра так и не смог уснуть. Андрей навсегда запомнил, как из родзала ему вынесли крошечный сверток. Бросился обнять, но долго боялся даже прикоснуться.

– Почему она такая маленькая?

– Она вырастет, – улыбалась акушерка. – Очень быстро, вы даже не заметите.

Дочь почти ничего не весила. Андрей держал её, а казалось, что парит вместе с ней в воздухе. Настолько легким было его счастье. Маленьким, розовым, звонким. Андрей хотел переживать снова и снова каждый день, каждое мгновение, когда он смотрел на дочь и качал её на руках. Она вырастет, она обязательно станет самой красивой и самой счастливой. Отец с матерью позаботятся об этом. И даже дед. В такой день Барон позволил Нелидову находиться рядом.

Георгий приехал сразу, как только узнал, что внучка родилась. Отношения между тестем и зятем не стали лучше, но на одну ночь ради двух самых важных для них женщин, они забыли о разногласиях. В палату Наташи её отец вошел с букетом цветов. Нелидов был пьян и весел. Тоже перенервничал, но успел «обмыть радость» коньяком.

– Барановский, ты бледный, тоже рожал? В смысле, наблюдал за процессом?

– Нет, папа, зачем? – удивилась Наталья и тут же рассмеялась.

Она одна была в комнате без маски и в больничной сорочке, когда остальных гостей упаковали по самые брови. Бледность у Андрея тесть разглядел исключительно по глазам. А еще они блестели от радости.

– Поздравляю, – тихо и очень серьезно сказал Нелидов, протягивая руку. – Пусть София растет здоровая. А умная и красивая она уже с рождения.

– Спасибо, – ответил Барон, пожав руку. – Так и есть.

– Ты счастлив?

Нелидов потянул его за руку на себя и шепнул, показывая глазами на кровать Наташи:

– Помни, благодаря кому все это. Моя угроза в силе. Если что-нибудь случится…

– Не случится, – перебил Барон. – Я люблю твою дочь так же сильно, как теперь свою. Они – мое сердце и вся моя жизнь.

– Подожди, – нахмурился Нелидов, – ты сына не хочешь, что ли? Как такое может быть?

От мягкого тона тестя и шутливой подначки Андрей улыбнулся. Пьяный и счастливый Нелидов был, как сытый кот. Благодушный и вальяжный. Снова завел разговор о наследнике, но Андрей привычно все пропускал мимо ушей.

– Будет сын. Дай Наталье отдохнуть и поправить здоровье.

– Это само собой. Ну, что, отец, хлопнем коньяку? Владислав!

Куда же без личной тени? Без двух теней. Глава службы безопасности деликатно протиснулся через дверь и протянул шефу пакеты. За спиной Владислава маячил в шапке и маске Гена. Он махал Наталье руками и пытался без слов поздравить.

– Так, все, – скомандовал Нелидов, забирая подарки, – не создавайте здесь толпу. На выход!

Владислав прежде, чем уйти, успел шагнуть в комнату и осторожно обнять Наталью. Она чуть не утонула в ворохе синтетической ткани, но уцепилась за плечи охранника отца и что-то шептала ему в ответ на поздравления. Месяц он отвечал за её жизнь, был предателем, но остался верным до конца. Наташа помнила добро и умела прощать.

– Растите большие, – сказал чуть громче Владислав. – Красавицы…

– На выход, – строго напомнил Нелидов. – Успеете еще наговориться. Незачем сейчас лишнюю заразу к ребенку таскать.

Владислав не возражал, прижал маску к лицу плотнее и ушел. София, укрытая пеленкой, спала в кювезе. Наталья сидела рядом и не могла насмотреться на дочь. От тепла в её взгляде и материнской нежности у Андрея в груди потяжелело.

– Мадонна с младенцем, – выдохнул Нелидов. – Кое что великие живописцы в жизни понимали. Ну, что, Андрей Александрович, разрешишь деду с внучкой видеться?

У него спрашивал. Не приказывал, не ставил перед фактом, а вежливо просил впустить его в новую жизнь дочери. На расстоянии держался все девять месяцев, почти не вмешивался, но регулярно звонил и спрашивал у Натальи, как приживается донорское сердце у Барановского. Жил ли до сих пор?

Еще несколько месяцев ждать до первого рубежа в год. Потом можно сказать, что самое страшное позади, но Андрей уже сейчас чувствовал, что все в порядке. Наталья с надеждой смотрела на мужа и отца. Пыталась заговорить, что хорошо бы помириться, но замолкала, не встречая поддержки. Рано еще. Но первый шаг можно сделать.

– Да, Георгий, – ответил Андрей. – Приезжай в гости, будем рады видеть.

Нелидов закрыл глаза. Маска прятала все, что он почувствовал, но Барон догадался по тому, как за одно мгновение сидеть рядом с тестем стало легче. Шаг сделан, шаг принят с обеих сторон. Наталья снова обрела отца, и её муж не возражал.

– Так, – распрямил плечи и вытянул спину Нелидов. – Это нужно отметить. Барановский, доставай бокалы.

Пили они, не стесняясь. По всем старым традициям и от большой радости. Одной на всех. Жизнь выбралась из тьмы и потянулась к солнцу.