«Лекарство для разбитого сердца»

Джеки Эшенден Лекарство для разбитого сердца

Demanding His Hidden Heir

© 2019 by Jackie Ashenden

«Лекарство для разбитого сердца»

© «Центрполиграф», 2020

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2020

Энцо Кардинали не относился к числу людей, которые обожают вечеринки, считая такое времяпрепровождение пустой тратой времени и предлогом напиться до скотского состояния, чтобы потом вести себя самым отвратительным образом.

Уже час, как он стоял в углу шикарно обставленной гостиной с невыпитым стаканом виски и недовольно посматривал на богато разодетую толпу гостей, которые смеялись, галдели и несли всякую чушь.

Энцо казалось, что устроенное Генри Сент-Джорджем светское мероприятие тянется целую вечность, и у него заканчивалось терпение. Да что там говорить, оно закончилось, стоило ему переступить порог этого дома.

Он не любил ждать, но, поскольку другие люди двигались намного медленнее, создавалось впечатление, что он только и делает, что ждет. Что постоянно выводило его из себя.

Младший брат Данте частенько говорил, что Энцо нужно научиться проявлять терпение, но тот не разделял его мнение. Он появился на свет не для того, чтобы угождать другим. Если они не поспевают за ним, это их проблема. Конечно, в итоге это становилось проблемой самого Энцо, что не вызывало у него большого восторга.

Сначала он собирался отправить в Англию для заключения сделки Данте, но в последнюю минуту решил, что не сможет доверить такой важный вопрос своему слишком беспечному братцу. И вот он здесь, в гостях у Генри Сент-Джорджа в его обширном поместье в Котсуолде.

Хозяин дома, крупный промышленный магнат, тяготел к старосветским приемам, где заключал большинство своих сделок. Энцо пришлось мириться с таким положением дел, потому что Сент-Джордж ко всему владел островом неподалеку от побережья Неаполя, которым ему отчаянно хотелось завладеть.

Пока все складывалось хорошо, так как старик почти согласился продать остров. Правда, Энцо не мог понять, почему Генри тянет с окончательным ответом. Хотя необходимость вести себя мило и дружелюбно, что всегда давалось ему очень и очень нелегко, заботила его намного больше. Ведь он желал завершить сделку на этих выходных.

Энцо смотрел, как Генри склонил свою седую голову, внимая каждому слову женщины, которую держал под руку, и нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Господи, это было невыносимо. Он ждал подходящего момента, чтобы припереть Сент-Джорджа к стене и озвучить свое финальное предложение, но того постоянно окружали люди.

Данте просил Энцо проявлять вежливость, но пусть его братец катится к черту со своими советами.

Энцо мечтал завладеть островом Изола-Сакра, потому что тот находился ближе всего к Монте-Санта-Марии, крошечному островному королевству в Адриатическом море, которое когда-то было его домом. До того, как их с Данте отец, будучи королем, решил узурпировать власть, но парламент решил, что с них достаточно монархии, провозгласил государство республикой и вежливо попросил королевскую семью убраться с острова. Навсегда.

Кардинали нашли себе место на материке, в Милане, но этот город так и не стал родным для Энцо. Ему исполнилось пятнадцать, когда их семейство выдворили из Монте-Санта-Марии, и с тех пор он чувствовал себя «человеком без корней».

Когда-то он был наследником королевства. А потом остался ни с чем.

И даже строительная компания, приносившая ему многомиллиардные прибыли, не могла сравниться с тем, чего он лишился.

Энцо мечтал о доме. И поскольку вернуться в старый не представлялось возможности, он решил найти для себя новый, в другом месте.

Он снова нервно посмотрел в сторону Сент-Джорджа и решил, что, если тот через пару минут не закончит разговор со своей дамой, он подойдет к нему и озвучит свое предложение. И к черту вежливость.

Не имеющий гражданства пятнадцатилетний мальчик, который сидел, забившись в угол миланской квартирки, остался в прошлом. Теперь Энцо занимал должность генерального директора компании с офисами в больших городах по всему миру.

Пусть у него не было своего государства, но в том, что касалось бизнеса, он по-прежнему оставался королем.

Мысли Энцо прервала неожиданно открывшаяся дверь в другом конце комнаты, и он с удивлением посмотрел на просунувшуюся в щель голову маленького ребенка.

Странно, что малыша до сих пор не уложили спать, ведь время близилось к полуночи.

Когда мальчик, в синей пижамке и с взъерошенными волосиками, шагнул в комнату и неуверенно огляделся по сторонам, что-то в нем показалось Энцо до боли знакомым.

Наверное, это был сынишка хозяина дома, его поздний ребенок, ведь Сент-Джорджу перевалило за шестой десяток. Четыре года назад он женился на женщине почти в два раза моложе себя, и ее последовавшая так быстро после свадьбы беременность вызвала небольшую сенсацию в прессе.

Энцо никогда не интересовали сплетни, и он понять не мог, откуда помнит этот факт.

Мальчик сделал еще несколько шагов вперед, и Энцо заметил необычный золотистый цвет его глаз, как у только что отчеканенных монет, и весь напрягся. Ведь из всех, кого он знал, такие глаза были только у двух человек: у его отца и у него самого. Золотистый цвет глаз считался семейной чертой Кардинали, и в Монте-Санта-Марии он традиционно свидетельствовал о принадлежности к королевскому роду.

Такое совпадение показалось Энцо весьма неожиданным.

Тут дверь в комнату распахнулась чуть шире, и на пороге появилась какая-то женщина.

На ней не было шикарного вечернего платья от кутюр и украшений, как на остальных дамах, а простые джинсы и свободная темно-синяя футболка. Волосы незнакомки, цвета меди, словно полыхающее пламя на фоне сумеречного неба, были собраны в небрежный пучок на макушке.

Увидев ее, Энцо застыл словно пораженный громом.

Он представил эти волосы, лежащие мягкими волнами на его груди или струившиеся шелковистыми прядями между его пальцев, когда он притягивал ее к себе. Они были такими же красными, как ее жаркие губы, которые он целовал…

Затаив дыхание, он рассматривал ее высокий лоб, маленький решительный подбородок, острый носик и такие же острые скулы с россыпью веснушек. Веснушек, по поводу которых она так беспокоилась под жарким тропическим солнцем и которые подобно золотой пыльце рассыпались по ее пышной груди. Он перецеловал их все до единой…

Нет. Этого не может быть.

Женщина снова осмотрелась по сторонам, и неизбежно, как восход солнца, встретилась взглядом с Энцо. И он с замиранием сердца заглянул в ее глаза цвета штормовых облаков и льда, которые ничем не выдавали страсть, бушевавшую у нее внутри.

Которой он наслаждался долгими часами.

Которую никогда не испытывал ни до, ни после встречи с ней.

Которая превратилась в холодный пепел в то утро, когда он проснулся и обнаружил, что она исчезла.

Четыре года назад, на одном из островов Карибского моря, на новом курорте, построенном его братом, он встретил девушку, которая вывернула его наизнанку, распалив в нем такую страсть, что он потерял способность мыслить трезво.

Которая помогла забыть, пусть всего на несколько дней, боль, теснившую его грудь на протяжении многих лет.

А потом исчезла даже не попрощавшись.

Глаза женщины округлились от изумления, и у Энцо не осталось никаких сомнений. Это была она. Та самая рыжеволосая, страстная красавица, с которой у него четыре года назад приключился двухдневный роман.

Он пытался забыть ее. Господи, он даже убедил себя, что у него получилось.

Но стоило ему посмотреть в эти большие серые глаза, как его тело тут же ожило, и он понял, что обманывал себя.

Он не забыл ни пожиравшей его страсти, ни того чувства, когда казалось, словно он пришел домой, стоило ему очутиться в ее объятиях.

Не забыл он и ярости, охватившей его два дня спустя, когда он проснулся один в своей кровати, на холодных простынях.

Что-то подобное творилось с ним и сейчас. Четыре года он думал о ней. Четыре года просыпался, сходя с ума от неутоленной страсти и желая получить то, что невозможно купить ни за какие деньги.

То, что могла дать только она одна.

Он не бросился на ее поиски, потому что был слишком горд и сказал себе, что на ней свет клином не сошелся, но это тоже был самообман.

И вот она здесь, на расстоянии нескольких лет и тысяч километров от их острова, стоит на пороге гостиной какого-то англичанина и смотрит на него так, словно переживает те же чувства, что и он.

Что она тут делает? И где была все эти годы?

Энцо машинально сделал шаг по направлению к ней, но тут появившийся в комнате ребенок обернулся и тоже увидел ее.

– Мамочка, – сказал он и, подбежав к ней, обнял ее за ногу.

Энцо застыл, переживая еще одно потрясение.

«Мамочка».

Женщина, Саммер – так она назвалась ему тогда, – положила ладонь на голову малыша, но при этом смотрела на Энцо. Словно была не в силах отвести взгляд.

Значит, этот мальчик был сыном хозяина дома, а она…

А она была женой Сент-Джорджа.

Казалось, его потрясению не будет предела.

Энцо старался убедить себя, что ему абсолютно все равно, кто она такая. В конце концов, столько лет прошло.

В любом случае он не хотел тогда ехать на курорт Данте. Он невзлюбил этот остров с первой секунды. Его насыщенный тропический воздух и лазурная морская гладь напоминали о земле, на которой он вырос, и о доме, который не смог забыть.

Энцо стоял в тени пальм, выслушивая жалобы управляющего отелем и потея в своем сшитом на заказ костюме и кожаных туфлях ручной работы, полных песка, как вдруг увидел ее. Белолицую красавицу с потрясающей фигурой в ярко-красном бикини, каким-то образом сочетавшимся с ее волосами цвета меди. Женщина направлялась к бассейну. На ее плечи было накинуто полотенце, а в руке она держала какую-то книжку. Проходя мимо Энцо, она глянула на него, и ее пухлые губы, словно созданные для греха, изогнулись в едва заметной улыбке. И у него перехватило дыхание.

Потому что люди никогда не смотрели ему в глаза – они слишком боялись его. А она не испугалась. Наоборот, в ее взгляде промелькнули веселые искорки, словно она видела в нем обычного мужчину, а не влиятельного и ни перед чем не останавливающегося главу международного концерна. И Энцо показалось, что его брюки стали ему малы на два размера.

Недолго думая, он прервал разговор с менеджером отеля и последовал за ней к бассейну.

Она уже разместилась на шезлонге и, когда он подошел к ней, одарила его сдержанным взглядом поверх своей книги.

Только вскоре от ее сдержанности не осталось и следа.

Час спустя он уже был на ее вилле, и его костюм валялся на полу вместе с ее бикини.

Первый раз он овладел ею прямо у стены, быстро и грубо, настолько сильной оказалась пожиравшая их обоих страсть. Саммер обвила его талию своими атласными бедрами и сдавленно ахнула, когда он погрузился в ее тугую плоть. Ее глаза потемнели, и в них не было страха, одно удивление. Словно она впервые в жизни встречала такого мужчину, как он. Ее реакция возбудила его еще больше. А потом ее удивление сменилось наслаждением, когда он начал двигаться, прижимая ее к стене и доводя их двоих до безумия…

Их роман длился ровно два дня. Два дня, на протяжении которых он исследовал каждый миллиметр ее тела, когда держал ее в своих руках и изливал перед ней душу так, как ни перед кем другим.

Тогда Энцо подумал, что, может быть, заблуждался, когда считал, что дом – это какое-то место. Возможно, домом может стать также и человек.

Пока она не уехала не попрощавшись.

Нет, не стоит ворошить прошлое. И не стоит обращать на нее внимание.

– Матильда? – Сент-Джордж наконец закончил разговор со своей собеседницей и озадаченно посмотрел на жену. – Что-то случилось?

И рыжеволосая – его Саммер – оторвала взгляд от Энцо и посмотрела на мужа.

– Н-нет, – ответила она бархатистым голосом, который становился хрипловатым, когда Энцо заполнял ее собой всю без остатка. Или когда его рот находился между ее бедер. Или когда его ладони сминали ее грудь. – Саймон проснулся и встал с кровати. – Она наклонилась и подхватила ребенка на руки. – Наверное, забрел сюда по ошибке.

Значит, ее зовут Матильда. И она жена Сент-Джорджа.

Энцо неподвижно стоял и смотрел, как Генри подошел к ней и, склонившись над мальчиком, что-то прошептал ему. Малыш посмотрел на отца, а потом глянул через его плечо и на секунду встретился взглядом с Энцо.

И того вдруг осенило.

И он сжал свой стакан с такой силой, что треснуло стекло.

Этот мальчик был сыном не Генри Сент-Джорджа, а его собственным.

Матильда крепко прижимала Саймона к груди, пытаясь унять оглушающее биение своего сердца.

Она допустила ужасную ошибку.

Все выходные она старательно избегала встреч с Энцо, днем уходя с ребенком из дома на прогулки, а вечером поднимаясь наверх, подальше от гостей Генри.

Оставалось продержаться сегодняшний вечер, и можно поздравить себя с тем, как удачно все сложилось. Она уложила Саймона пораньше и сама тоже забралась в постель с мороженым и включила какой-то фильм.

Но ближе к полуночи ребенок проснулся и, видимо услышав шум, доносившийся из гостиной, не устоял перед искушением и спустился вниз, потому что обожал находиться в обществе других людей.

Матильда поспешила за сыном и, слишком обеспокоенная его поисками, не сразу заметила мужчину, стоявшего в противоположном углу комнаты. Она быстро осмотрелась по сторонам и сделала шаг вперед, как вдруг ощутила до боли знакомое волнение.

Поэтому она остановилась. И еще раз обвела взглядом гостиную. И тут увидела Энцо.

Как можно было не заметить его сразу, такого до невозможного высокого и широкоплечего! От него исходила та же неистовая, живая энергия, которую она до сих пор помнила, те же нетерпение, беспокойство и огонь.

Матильда окинула взглядом его короткостриженые черные волосы, аристократические скулы, длинный заостренный нос и чувственный рот, а потом заглянула в его глаза, обжигающие, как тропическое солнце. Она задрожала и почувствовала, как в ней разгорается давно погасшее пламя. Беспомощно Матильда глянула на него еще раз, чтобы убедиться, что это действительно он. Словно реакции ее тела оказалось недостаточно.

Но он смотрел не на нее. Его внимание было поглощено Саймоном.

Только бы он не заметил цвет глаз ее сына. Но нет… Он снова перевел взгляд на Матильду, и она ощутила, как на нее обрушивается волна его ярости.

Он все понял.

Матильда не слышала, что говорил Генри, думая о том, как побыстрее убраться из гостиной, подальше от мужчины, который по-прежнему не сводил с нее глаз.

С которым она провела два головокружительных дня на Карибах.

От которого сбежала даже не попрощавшись.

Который и был отцом ее ребенка.

Не став дожидаться, когда Генри начнет знакомить ее со своими гостями, Матильда выскользнула с сыном из комнаты.

Вернувшись наверх, она уложила Саймона обратно в кроватку и спела ему одну из его любимых колыбельных, поглаживала его по спинке, пока он не уснул.

Убедившись, что ребенок крепко спит, Матильда вышла из его спальни и тихо закрыла за собой дверь. Потом она прислонилась к стене в коридоре и, закрыв лицо руками, дала волю своим страхам.

Она видела список гостей и с деланым безразличием спросила Генри, зачем он пригласил какого-то итальянского миллиардера. Оказалось, что тот хотел купить остров, которым владел ее муж, или что-то в этом роде. Матильда толком не расслышала, потому что пыталась справиться с потрясением, которое пережила, узнав о приезде Энцо Кардинали. Миллиардера-застройщика и короля канувшего в небытие королевства. А также хладнокровного, безжалостного, целеустремленного бизнесмена, создавшего со своим братом небольшую строительную компанию и превратившего ее в огромный международный концерн, занимавшегося не только постройкой домов, но и гостиничным бизнесом, недвижимостью, обрабатывающей промышленностью и созданием высоких технологий.

Его имя хорошо знали в Fortune 500 – рейтинге крупнейших мировых компаний, в обществе, в котором вращался и ее муж. Журналисты называли Кардинали акулой бизнеса, хладнокровным хищником финансового мира, по крайней мере, в тех статьях, которые попадались на глаза Матильде.

Не то чтобы она прочитала много таких статей. Но ей хотелось быть в курсе его дел, чтобы знать, откуда ждать потенциальную угрозу. Правда, четыре года назад он не представлял собой никакой угрозы. И не был ни хладнокровным, ни безжалостным.

Он горел подобно солнцу, и она, абсолютно безоружная перед таким мужчиной, сгорала вместе с ним.

Матильда тихо застонала и медленно сползла по стенке, усевшись на дорогущую турецкую дорожку на полу.

С чего она решила, что не возникнет никаких проблем? Как ей могло прийти в голову, что она запросто сможет избежать встречи с ним? Ну почему было не уехать с Саймоном на выходные к ее тете с дядей? Или отправиться в Лондон? Да куда угодно, лишь бы не оставаться дома?

Но теперь поздно укорять себя.

Энцо увидел ее. И, что еще хуже, он увидел Саймона и все понял.

Она не сумела бы скрыть цвет глаз своего сына. Такой непохожий на других. Такой уникальный. И такой красивый.

Энцо сказал, что золотисто-янтарный цвет глаз является их семейной чертой. Они тогда лежали на пляже в объятиях друг друга и смотрели на звезды, и он рассказывал ей об островном королевстве, наследником которого когда-то был.

Матильда, после долгих лет жизни с эмоционально сдержанными тетей и дядей, не смогла устоять перед его теплом. Ей казалось, что она шагнула в лето после долгой зимы.

Она поехала на остров, чтобы провести там свои последние каникулы перед помолвкой. Это был подарок от Генри, который прекрасно знал, что она не хотела выходить за него замуж, и пытался задобрить ее. Тогда она этого не понимала. Единственное, что она знала, так это то, что, если она не станет женой Генри, ее тетя с дядей лишатся своего красивого поместья в Девоншире.

Это было очень английское, почти средневековое соглашение.

После смерти родителей, когда Матильде исполнилось семь лет, ее забрали к себе бездетные тетя с дядей, и, хоть они были с ней по-своему добры, она вечно жила с чувством, что ее просто терпят. Что они были вынуждены принять ее в свой дом.

Поэтому она старалась быть полезной. Не доставлять хлопот. Ее дядя не любил, когда шумели и отвлекали его внимание, поэтому Матильда привыкла вести себя тихо и не высовываться. Она не хотела, чтобы они избавились от нее или пожалели о том, что взяли ее к себе.

Ее родственники настолько привыкли к ее послушанию, что когда банк отказал им в займе, чтобы сделать ремонт в поместье, и вмешался друг их семьи Генри Сент-Джордж, предложив деньги взамен на женитьбу на Матильде, им и в голову не пришло, что она будет возражать.

И она не стала. Потому что они дали ей крышу над головой и пожертвовали годами своей жизни, воспитывая ее. Так что замужество было небольшой жертвой, которую она могла принести в знак благодарности за протянутую руку помощи.

Матильда не стала говорить, что ей не хотелось выходить за Генри, ровесника ее тети и дяди. Она не любила его, хоть он и был достаточно приятным человеком. Он сказал ей, что не нуждается в физической близости в браке, и все, что ему нужно, – это дружеское плечо, чтобы скрасить последующие годы его жизни. Правда, Матильда с недоверием отнеслась к его словам.

Поэтому когда Генри предложил ей отдых на Карибах перед их помолвкой, она решила не отказывать себе в удовольствии.

Именно там она и встретила Энцо.

Матильда никогда особо не обращала внимания на мужчин, предпочитая уделять время занятиям, сначала в школе, а потом в университете, но Энцо Кардинали настолько потряс ее своей внешностью и исходившей от него властностью и силой, что она не могла оторвать от него глаз.

И когда их взгляды встретились, у нее перехватило дыхание.

Переехав в дом к дяде и тете, Матильда вела замкнутый образ жизни, стараясь не сделать ни одного неверного шага. Но этот мужчина пробудил в ней ту часть ее натуры, которую она сковала льдом после смерти своих родителей.

Яростную, горячую, бунтовскую.

Энцо выглядел взбешенным, стоя там, под палящим солнцем в шикарном костюме-тройке и кожаных туфлях, и в его янтарных глазах Матильда увидела вызов. И ответила на него.

Она улыбнулась и изогнула бровь, ощущая восторг от собственной дерзости. Словно она дразнила тигра в клетке, зная, что ее не съедят благодаря прутьям решетки. Матильда даже не предполагала, что он последует за ней, когда он вдруг появился у бассейна. Взгляды всех окружающих были направлены на него, но он смотрел на нее одну, не замечая никого вокруг.

И в ту же минуту хорошая девочка, которой она была со дня смерти своих родителей, исчезла без следа.

Как только они с Энцо оказались на ее вилле, он закрыл за собой дверь и жадно набросился на губы Матильды. Она была ошеломлена его поцелуем, потому что мастерство, с которым целовал ее Энцо, не шло ни в какое сравнение с робкими поцелуями, которыми она обменивалась с одним из своих одноклассников когда-то на танцах.

Энцо прижал ее к стене, и она не стала возражать, боясь выдать свою неопытность, потому что больше всего на свете ей не хотелось, чтобы он ушел.

Но он, кажется, ничего не заметил, кроме полыхавшей между ними страсти.

Энцо сорвал с нее бикини, не оставив ей времени для того, чтобы стесняться или нервничать. Или передумать. А потом обхватил своими огромными, теплыми ручищами ее обнаженную грудь, дразня ее соски своими большими пальцами…

Матильда до сих пор помнила, как тихо застонала, когда рука Энцо скользнула между ее бедер и он начал гладить своими пальцами ее увлажнившееся лоно, заставив ее дрожать и изгибаться от удовольствия.

Никто никогда не касался ее там, и она не могла поверить, что позволяет вытворять с собой такое мужчине, которого только что встретила. Наслаждение, которое она переживала, казалось ей запретным, но в то же время необыкновенно восхитительным…

Матильда резко выдохнула, прогоняя прочь эти воспоминания и стараясь не обращать внимания на слабую пульсацию между бедер.

Нет, нужно все забыть. Женщины, которой она была на том острове, больше не существовало, и она не хотела быть ею теперь, когда стала матерью и у нее появились обязательства.

Вернувшись в Англию, Матильда постаралась вернуться к привычному образу хорошей девочки. Она, как и обещала, вышла замуж за Генри и ушла в академический отпуск, чтобы иметь возможность заботиться о Саймоне.

О своей беременности она узнала через четыре месяца после свадьбы, но, к счастью, к тому времени успела убедиться, что Генри не обманывал, когда говорил, что ему достаточно дружеских отношений. Он отнесся к ней по-хорошему, вытер слезы, когда она призналась, что ждет ребенка, и решил спасти их обоих от скандала, заявив, что Саймон – его ребенок. Генри никогда не спрашивал имени настоящего отца мальчика, а у нее никогда не возникало желания называть его.

Он был хорошим отцом и добрым мужем.

Жаль только, что он пригласил Энцо Кардинали на этот глупый прием…

Матильда тяжело сглотнула и заметила, что тишина в коридоре вдруг стала какой-то напряженной, и ее бросило в дрожь.

Очень медленно она убрала руки от лица и увидела перед собой Энцо.

– Добрый вечер, миссис Сент-Джордж, – сказал он своим звучным голосом, в котором когда-то бушевало пламя, а теперь от него веяло ледяным холодом. – Думаю, нам с вами следует поговорить.

Потрясение Матильды и страх, промелькнувший в ее глазах, наполнили Энцо горечью, ведь когда-то в ее взгляде, обращенном на него, не было ничего, кроме обожания.

Но эта горечь быстро исчезла.

Прекрасно. Пусть боится. И даже очень.

Потому что он никогда в жизни не испытывал такой ярости.

Конечно, он никогда бы не причинил ей боль – он за всю свою жизнь не обидел ни одной женщины и не собирался делать этого теперь. Но он также определенно не собирался облегчать ее участь.

Он мог простить ее за то, что оказалась такой трусливой и ушла даже не попрощавшись. И за желание, которое по-прежнему бурлило в нем, словно раскаленная лава, несмотря на то что с момента их расставания прошло целых четыре года.

Но он ни за что не простит ей, что она не рассказала ему о сыне.

А Энцо не сомневался, что этот мальчик был его сыном.

Он смотрел, как она судорожно сглотнула и как бешено запульсировала жилка у основания ее шеи, совсем как тогда, когда он склонился, чтобы поцеловать ее…

– Поговорить? – сипло выдавила Матильда, стараясь не выдать волнения. – О чем?

Энцо усилием воли отвел взгляд от ее шеи.

Значит, она решила притворяться, что не знает, о чем пойдет речь? Что ж, напрасно.

– Саммер, я здесь не для того, чтобы играть с тобой в игры, – холодно бросил он. – Или мне следует называть тебя Матильда? Я пришел поговорить о моем сыне.

– Да, меня зовут именно так. Только не надо произносить мое имя таким зловещим тоном. А что до сына… – Она с вызовом вскинула подбородок. – Я не знаю, о чем ты говоришь.

Ее несговорчивость злила его и в то же время еще больше распаляла его страсть.

Энцо жадно смотрел на то, как тяжело вздымалась пышная грудь Матильды, и удивлялся тому, что его по-прежнему тянет к ней.

Только ему следовало усмирить свое тело и не забывать, что она отняла у него сына.

– Собираешься притворяться, что ничего не знаешь о ребенке, которого только что увела наверх? Чьи глаза такого же цвета, как у меня? – Он шагнул к ней еще ближе. – Может, ты ко всему сделаешь вид, что не знаешь и меня тоже?

– Конечно нет. Энцо Кардинали, я знаю, кто ты такой.

То, как она произнесла его имя, напомнило ему о времени, когда они были вместе.

Когда лежали на тахте, он сверху, а она под ним, обвив его талию своими ногами. Или на шезлонге рядом с частным бассейном, где он медленно изучал ее податливое тело.

Эта женщина вскружила ему голову, заставила поверить, что в нем было что-то хорошее.

Только для того, чтобы исчезнуть на следующий день и лишить его этой надежды.

Он отправился искать ее, сначала сходил к бассейну, потом в спортзал, а затем в ресторан. Но нигде не нашел ее. И только час спустя, вернувшись обратно на виллу, понял, что все ее вещи исчезли.

Она покинула остров.

Энцо не стал гнаться за ней. Она решила уехать, и он отпустил ее. В конце концов, он не испытывал нехватки интереса со стороны женщин.

Он ошибался, посчитав ее какой-то особенной, и постарался выбросить ее из головы.

Только теперь, оказавшись с ней лицом к лицу, понял, что так и не сумел забыть ее.

Ему вдруг захотелось прижать ее к стене, стянуть с нее джинсы, приподнять ее и погрузиться в ее жаркое лоно.

– Прекрасно, – стараясь держать себя в руках, буркнул Энцо. – В таком случае, если ты знаешь, кто я такой, потрудись объяснить, почему не сказала мне, что у меня есть сын.

– Еще раз повторяю, – побледнела Матильда. – Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Энцо с трудом сдерживался, чтобы не выплеснуть на нее свою ярость, ведь железное самообладание было единственным, что отличало его от жаждущего власти отца.

Эта женщина, эта красивая, соблазнительная, приводившая в бешенство женщина, не сказала ему, что у него есть сын, и более того, держала это в тайне четыре года.

Целых. Четыре. Года.

– Понятно. Значит, ты все-таки будешь притворяться, что не понимаешь, о чем идет речь. Как удручающе предсказуемо с твоей стороны.

– Саймон – мой сын, – сжала руки в кулаки Матильда. – И сын Г-генри.

Ее взгляд был холодным словно зимний ливень, но небольшая запинка выдала ее с головой.

– Нет, – отрезал Энцо. – Генри тут ни при чем. Такие глаза встречаются только в роду Кардинали. А это значит, что он мой сын.

– Матильда, когда ты узнала об этом? Год назад? Два? – Он подошел еще ближе, заставив ее вжаться в стену. – Или сразу же, когда вернулась в Англию? С моим семенем в своей утробе? Вот почему ты вышла за него замуж? Ты боялась позора? Не хотела, чтобы мой сын считался незаконнорожденным? Ты решила, что из него получится лучший отец, чем из меня?

На ее лице промелькнуло выражение страха.

Теперь Энцо стоял так близко к ней, что ощущал тепло ее тела и слабый аромат жасмина. Тот самый сладкий запах. Он помнил, как он смешивался с мускусным ароматом ее страсти, мгновенно приводя его в возбуждение.

Боже правый, он возбуждал его прямо сейчас.

Энцо старался контролировать реакции своего тела так же, как и все остальные аспекты своей жизни. Он пока не планировал заводить детей. Сначала он хотел найти подходящий дом для себя, а потом уже обзавестись семьей.

Но теперь у него есть сын. Сын. Ребенок, который не подозревал о его существовании и не узнал бы, не появись он на этой вечеринке.

Энцо оказался королем без королевства. Его лишили наследия, принадлежавшего ему по праву рождения. Мать уехала почти сразу же после того, как они покинули Монте-Санта-Марию, прихватив с собой Данте и оставив Энцо с его ожесточившимся, озлобленным отцом, который в упор не замечал его присутствия. Родители давно умерли, и, хоть он не оплакивал их потерю, они забрали с собой часть его истории. Того, что у него по-прежнему оставался брат и компания стоимостью в миллиард долларов, было недостаточно. Никогда.

Но теперь у него появился ребенок. И Энцо кипел от ярости из-за того, что она вообще рассматривала возможность так и не сказать ему о сыне.

– Отец Саймона – Генри. Больше мне нечего тебе сказать, – упрямо произнесла Матильда.

Энцо уперся ладонью в стену рядом с ее рыжеволосой головой и наклонился так близко к ней, что у нее не оставалось выбора, кроме как смотреть ему прямо в глаза.

– Дорогая, посмотри на меня. Посмотри на меня и скажи, что это не глаза твоего сына.

Когда она встретилась с ним взглядом, ее зрачки расширились, а дыхание стало учащенным.

Теперь она смотрела на него так, как во время их близости, когда крепко обхватывала его талию своими бедрами, словно жаждала получить то, что мог дать только он один.

Значит, ее сдержанность и холодность была напускной.

И не его одного обуревали эмоции.

Ему следовало отступить, но он не мог пошевелиться. Не мог отвести взгляд. Он испытывал удовлетворение, своеобразный мужской триумф. Даже после всех этих лет, даже став женой другого человека, она по-прежнему хотела его.

Ему стоило только чуть наклониться, чтобы завладеть этими умопомрачительными губами.

«Но она замужем. За другим, не за тобой».

Матильда вдруг часто захлопала ресницами, словно очнулась, и из ее глаз исчезла поволока.

– Мистер Кардинали, я буду настаивать на том, что вы…

– Остров. Вилла, – прервал ее Энцо, не в состоянии взять себя в руки. – Ты, обнаженная на тахте у окна. Ты, обнаженная на полу прямо за дверью. Я внутри тебя. Ну же, неужели ты забыла?

На ее щеках заиграл очаровательный румянец.

– Я не знаю, что…

– Помнишь, как я овладел тобой так жестко, что ты подумала, что мы сломали кровать? – В него словно дьявол вселился, который хотел надавить на нее или, может, просто наказать. – Но единственной испорченной вещью оказался презерватив. Я сказал тебе, что мы разберемся с этим утром. Но утром тебя и след простыл.

Матильда покраснела еще гуще и выглядела в точности так, как когда-то, находясь в его объятиях и сгорая от страсти, которая сжигала его самого.

Он понимал, что ему не следовало еще больше приближаться к ней, но он не удержался и уперся второй ладонью в стену по другую сторону от ее головы.

– Ты забеременела, – продолжил он, чувствуя, как ярость и страсть прожигают внутри его дыру. – И ничего не сказала мне. Ты даже не потрудилась отправить сообщение. Нет, ты подсуетилась и вышла за другого и позволила ему предъявить права на моего сына.

Ее грудь тяжело вздымалась. Если бы он приблизился к Матильде еще на пару миллиметров, ее соски коснулись бы его груди, и он поставил бы все свои деньги на то, что они набухнут от возбуждения. Энцо прекрасно помнил, какими они были чувствительными.

– Подойдешь еще ближе, и я закричу, – натянуто бросила она.

Он коротко рассмеялся в ответ. С какой легкостью можно было надавить на нее. Прильнуть губами к ее шее, ощутить вкус бешено пульсирующей жилки и проверить, станет ли она кричать, зовя на помощь или от наслаждения.

Только она не принадлежала ему. А он не настолько отчаялся.

– О, не стоит волноваться. Я и не думал об этом. Я только хотел, чтобы мы, как цивилизованные люди, обсудили вопрос касательно нашего сына. Но вижу, ты не в состоянии сделать это. Что, к сожалению, не оставляет мне выбора.

Он оттолкнулся от стены, обеспокоенный тем, насколько тяжелым оказалось отодвинуться от Матильды.

– Если ты и дальше будешь отрицать правду, мне придется настоять на проведении теста для установления отцовства. Как можно скорее.

– Я не позволю, – взвилась она. – Ты не можешь…

– Могу, – резко оборвал ее Энцо. – И сделаю.

– Но Генри… – Она запнулась, словно выдала себя.

– Что Генри? – Он сдержался, чтобы не потянуться к ней и не взять ее за этот решительный маленький подбородок, заставив ее посмотреть ему в глаза.

Матильда потупилась и потерла рукой лоб, словно у нее болела голова.

– Генри не знает, – тихо ответила она. – Он в курсе, что Саймон – не его сын. Но он не знает, что ты отец моего ребенка.

Энцо и так не сомневался, что является отцом Саймона, но когда он услышал признание из уст Матильды, его охватило чувство триумфа.

А еще ему захотелось коснуться ее прелестной шейки и поцеловать так, как целовал ее четыре года назад. И не только поцеловать.

Но она принадлежала другому. И сам Энцо за это время очень изменился.

Теперь он жаждал только одного – заполучить своего сына.

– Приятно говорить правду, не так ли? – стараясь не выдать своих чувств, бросил он. – Но скажи мне, Матильда, ты призналась бы, если бы не увидела меня внизу, в гостиной? Или ты оставалась бы такой же трусливой, как тогда, когда сбежала от меня в то утро?

У нее дрожали коленки, и, если бы не стена, она рухнула бы на пол у ног обутого в дорогущие туфли Энцо Кардинали.

Он стоял так близко, что у нее перехватывало дыхание. И хоть в его голосе слышались стальные нотки, акцент, с которым он говорил, только усиливал ее волнение.

Господи, как же она любила его акцент. Благодаря ему, придуманное ею имя звучало экзотично, по-особенному, тогда как она была самой заурядной особой на свете. А взять то, как Энцо нашептывал ей ласковые словечки на итальянском, когда прикасался к ней, когда овладевал ею…

Матильда судорожно вдохнула, пытаясь унять охватившее ее желание, что давалось ей с огромным трудом.

Генри всегда говорил, что она может завести себе любовника, если хочет, главное, чтобы об этом не узнали в прессе. Он не желал лишать Матильду секса, но ее пугала страсть, поглотившая ее при встрече с Энцо, поэтому она боялась снова заходить на эту территорию.

Ей казалось, что она прекрасно обойдется без физической близости, но, снова встретившись с Энцо, поняла, что заблуждалась. Ей не хватало секса. Не хватало самого Энцо.

Только она не смогла бы заняться с ним любовью, когда в комнате за ее спиной мирно посапывал Саймон, а внизу, в гостиной, находился Генри.

Ей следовало выбросить эти мысли из головы и постараться не допустить еще одну ошибку. Хватит того, что она скрыла правду от Энцо. Испугавшись его гнева, она сделала вид, что не понимает, о чем он говорит. Ей очень хотелось объясниться с ним, но у нее возникло чувство, что он увидит в ее словах одни только оправдания.

Если честно, она боялась увидеть их сама.

Но сейчас главное – не допустить, чтобы он отобрал у нее сына. Пусть Матильда не отличалась храбростью, но Саймон был ее ребенком. Она потеряла родителей и лишилась родного дома, так что не собиралась терять что-то еще.

И если Энцо хотел услышать правду, так тому и быть.

– Генри сказал, что ему не обязательно знать, кто отец Саймона. Поэтому я не сказала. А что касается тебя… Я узнала о том, что беременна, только через четыре месяца после возвращения в Англию. И потом… у меня ушло некоторое время, чтобы вычислить, кто ты такой. Ты ведь не назвал мне свое полное имя.

– Дорогая, меня легко разыскать. Если, конечно, задаться такой целью.

– Я нашла тебя, – выдавила Матильда. – И позвонила. Но ты не ответил на мой звонок. Трубку взял кто-то другой. Когда я все объяснила, этот человек обозвал меня лгуньей и попросил больше никогда не беспокоить тебя.

– Какой еще человек? – сверкнул глазами Энцо. – И ты так просто отступила? Кто-то сказал тебе не звонить, и ты не стала?

– Я не знаю, кто это был, – огрызнулась она. – Он не представился. И я… я подумала, что, возможно, ты не вспомнишь меня. Что ты не захочешь, чтобы к тебе заявилась какая-то неопытная рыжеволосая девица и заявила, что ты стал отцом.

Матильде становилось дурно при мысли, что при встрече Энцо мог не узнать ее или назвать обманщицей, как тот человек по телефону. Или и то и другое вместе. Особенно после того, как она впервые в жизни почувствовала себя по-настоящему желанной.

– Рад, что ты с такой легкостью смогла прочитать мои мысли, – с сарказмом заметил Энцо. – Находясь на таком огромном расстоянии от меня.

– Прости, – густо покраснев, сдавленно прошептала она. – Знаю, мне следовало связаться с тобой. И мне нет никаких оправданий. Просто…

Чем больше времени проходило, тем тяжелее ей было набрать его номер.

Пока в конце концов она не решила, что будет лучше для них двоих, если оставить все, как есть.

«Ты такая же эгоистичная, как твои родители», – вспомнила она слова своего дяди, брошенные в сердцах после того, как она вскользь заметила, что не хотела бы выходить замуж за Генри.

Нет, она не была эгоистичной. Она от многого отказалась, чтобы выйти замуж. И она пошла на это ради них.

– Если думаешь, что извинений будет достаточно, ты очень сильно ошибаешься, – зло бросил Энцо. – Я могу простить тебя за то, что ушла не попрощавшись в то утро. Но я не прощу тебе, что ты лишила меня четырех лет общения с моим сыном.

В его прекрасных янтарных глазах не было ни капли жалости.

– Энцо, я не прошу о прощении, – собрав все свое мужество, ответила Матильда. – Но как бы там ни было, я…

– Хватит, – грубо оборвал ее попытки объясниться Энцо. – Что бы ты ни предлагала, твои слова ничего не стоят. Есть только одно, что я готов принять от тебя. И, Матильда, предупреждаю. Если ты не пойдешь на уступки, я не стану дожидаться твоего согласия и возьму это сам.

– Нет, – решительно заявила она, машинально закрыв спиной дверь комнаты Саймона и с вызовом глядя на Энцо. – Ты заберешь его только через мой труп.

В коридоре воцарилась напряженная тишина.

– Ребенок мой, – почти мягко ответил Энцо. – И я заберу его.

Затем, не став дожидаться ее ответа, он развернулся и быстро пошел по коридору по направлению к лестнице.

Энцо захлебывался от ярости.

Его взбесило, что Матильда встала у двери в комнату Саймона так, словно он мог причинить ребенку вред…

Сначала она призналась, что сделала всего одну попытку связаться с ним, а потом заявила, что больше не стала выходить на связь, потому что подумала, что он не вспомнит ее…

Как ей могло прийти в голову, что он забудет то, что случилось между ними. Что все эти моменты физической и душевной близости окажутся для него ничего не стоящими.

Скорее всего, она просто оправдывала свою трусость.

Одна эта мысль доводила его до белого каления, несмотря на то что, когда он шел вниз по коридору, его тело было напряжено от возбуждения.

Энцо казалось, что когда-то вспыхнувшая между ними страсть давно погасла, но он ошибся. Она была такой же, как четыре года назад. Может быть, даже сильнее.

Только желание заполучить своего сына было сильнее желания овладеть Матильдой. И он заберет ребенка. Но сначала, поскольку он находился в доме Сент-Джорджа и она была его женой, было бы справедливым объявить Генри о своих намерениях.

А еще решить вопрос с островом.

Если повезет, он сможет заполучить и сына, и место, которое они смогут назвать своим домом.

Не обращая внимания на тесноту в брюках, Энцо вернулся обратно в гостиную и направился прямиком к хозяину дома.

– Кардинали, чем могу служить? – озадаченно спросил Сент-Джордж. – Что-то случилось?

– Мне нужно поговорить с вами, – потребовал Энцо. – Будьте так любезны.

– Конечно, – натянуто бросил Генри. – Пройдемте в библиотеку.

Англичане. Они так не любили разбираться с неприятностями на публике. А Сент-Джорджа, к сожалению, ждали очень большие неприятности.

Когда они вошли в библиотеку, Энцо в свойственной ему беспокойной манере направился к камину, а хозяин дома подошел к бару и достал бутылку бренди.

– Это ни к чему, – резко бросил Энцо, не расположенный к обмену любезностями. – Наш разговор не займет много времени.

– И о чем пойдет речь? – свел брови Сент-Джордж.

– О вашем сыне. Или, точнее, о моем сыне.

– Простите, но я не уверен, что понимаю вас, – озадаченно посмотрел на него Генри.

– Саймон – не ваш сын, а мой, – ответил Энцо и сунул руки в карманы, стараясь сдерживать эмоции.

В комнате воцарилась гробовая тишина.

– Думаю, вам лучше объясниться, – потребовал Сент-Джордж.

– Я разговаривал с вашей женой, – холодно пояснил Энцо. – Она сказала, что вы знаете, что Саймон – не ваш сын и что она никогда не говорила вам, кто его настоящий отец. Что ж, я здесь, чтобы сказать вам, что я отец этого ребенка. Четыре года назад у нас с Матильдой была связь, пока она отдыхала на Карибах.

Генри ничего не сказал, а потом тяжело вздохнул и, отведя взгляд, щедро плеснул себе в стакан бренди.

– Вы уверены, что не хотите выпить? Кажется, в нашем разговоре без этого не обойтись.

– Нет. Я хочу только одного – получить своего сына.

– Долго же вы ехали за ним, – сделав приличный глоток, заметил Сент-Джордж.

– Простите?

– Ну, Саймону уже четыре года. Прошло много времени после того, как вы оставили мальчика…

– Я ничего не знал. Ваша милейшая жена не потрудилась сказать мне, что она забеременела.

И снова воцарилась тишина. На этот раз еще более гнетущая.

– Вот как, – пробормотал Генри. – Понятно.

– Я рад, что вы поняли. – Энцо сжал спрятанные в карманах руки в кулаки. – По правде говоря, я разговариваю с вами чисто из вежливости. Завтра я забираю своего сына с собой в Милан.

Сент-Джордж замер и открыл рот, чтобы что-то ответить, но в эту секунду дверь в библиотеку открылась и на пороге появилась Матильда. Ее глаза метали молнии.

Энцо не удивился, что она последовала за ним после того, как он сказал, что заберет Саймона. Наверняка пришла, чтобы помешать ему.

Что ж, пусть попробует.

Матильда глянула на мужа, а потом перевела взгляд на Энцо.

– Ты сказал ему, не так ли? – гневно сверкнув глазами, спросила она. – Ты сказал моему мужу, что…

– Кто-то должен был сделать это, – зло отрезал Энцо.

– Тебе не следовало вмешиваться.

– Я отец Саймона. – Он произнес эти слова с определенным удовольствием. – Так что я имею полное право вмешаться. И, кроме того, я здесь в гостях и проявляю вежливость, известив хозяина дома о том, что завтра утром я увезу Саймона с собой в Италию.

Она потрясенно посмотрела на него, а потом на ее лице отразилось что-то похожее на боль, ранившую его самого. Но он тут же взял себя в руки, решив, что она не заслуживает его снисхождения или сострадания.

Отец всегда твердил ему, что такие чувства, как отзывчивость, королю без надобности. Они делают мужчину слабым, опустошают его. Безжалостность, сила и хладнокровная решимость намного превосходят их.

Конечно, отца нельзя было назвать хорошим примером для подражания, если учесть, как его собственная безжалостность чуть не ввергла их государство в нищету и сделала несчастной его жену. Но когда жизнь вынуждает идти по тому же пути, следует прислушиваться к любым советам. Вот этот, например, помог Энцо превратить его компанию в одну из самых успешных в мире, и он не видел причин менять свой подход.

Даже ради того, чтобы не причинить боль этой женщине. Особенно ей…

– Нет, – вскинулась Матильда. – Ты не заберешь Саймона.

– По-твоему, нет? – Он глянул на нее сверху вниз, стараясь не обращать внимания на волнение, вызванное брошенным ею вызовом. – Ну, это мы еще посмотрим.

– Я не позволю.

Энцо не припоминал, чтобы она вела себя так решительно там, на острове. И сопротивление, которое она оказывала сейчас, казалось ему невероятно возбуждающим. Ему хотелось сразиться с ней, надавить на нее, чтобы увидеть, из чего она сделана на самом деле.

Теперь в ней проглядывалась сила, которой он не видел в ней раньше, и проблески железной решимости, такой же как у него самого.

Но, с другой стороны, она ведь защищала своего ребенка.

Энцо одобрил бы ее поведение, не будь он тем, от кого она защищала Саймона.

– Думаешь, сможешь остановить меня?

– Думаю, что отрывать ребенка от единственного дома, который у него когда-либо был, настоящее преступление. Так что, да, черт подери, я не дам тебе забрать его.

Ее слова больно ударили по его сердцу.

Он вспомнил, как в ту ночь охранники отца разбудили его, вытащили его и сонного Данте из кроватей и погрузили в лодку, которая доставила их из Монте-Санта-Марии на материк. У них не было времени собрать свои вещи, попрощаться с друзьями или местами, которые они любили. За двадцать минут его лишили дома и всего, что он когда-либо знал, а спустя два дня он оказался в небольшой квартирке в Милане. С отцом, кипевшим от ярости на своих «неблагодарных подданных», и хранившей молчание и бледной от переживаний матерью.

Неужели он смог бы поступить со своим собственным ребенком точно так же, как отец поступил с ним самим?

Ни за что.

Если только…

Энцо с улыбкой повернулся к Сент-Джорджу, который по-прежнему стоял со стаканом бренди и равнодушным выражением лица.

– Мои планы изменились, – посмотрев ему прямо в глаза, бросил он. – Я заберу своего сына. А также заберу вашу жену.

В комнате воцарилась гробовая тишина.

Матильде казалось, что невозможно испытать еще большее потрясение, чем то, которое она пережила. Оказалось, она очень ошибалась.

– Думаю, у моей жены другие мысли на этот счет, – приподняв свои седые брови, спокойно заявил Генри.

Но слова застряли у нее в горле.

Мало того что Энцо рассказал Генри, что он является отцом Саймона, так он ко всему собрался забрать ребенка.

Саймон любил Генри. И хоть он знал, что Генри не его отец – Матильда позаботилась о том, чтобы он знал правду, – они были дружны, и отрывать ребенка не только от нее, но и от Генри…

Она лишилась родителей в достаточно раннем возрасте и прекрасно знала, каково это – потерять единственных в мире людей, которым ты нужна. Которые любят тебя.

Матильда не представляла, как сможет находиться вдалеке от Саймона. И если ей придется бороться за сына, она пойдет на все, несмотря на то что ее приучили решать все вопросы мирно и не поднимать шумиху.

– Что значит – ты заберешь меня? – чужим голосом спросила она.

– Ты права, – повернулся к ней Энцо. – Я не могу оторвать ребенка от всего, что ему дорого и знакомо. Значит, мне придется взять это с собой. Я имею в виду тебя.

У нее пересохло во рту, как в пустыне Сахара.

– Ты сумасшедший.

– Нет. Я всего лишь жестокий. Дорогая, у меня отобрали слишком много всего, и с меня довольно. Мое остается моим, и это касается также Саймона.

– Только Матильда не ваша. – В тоне голоса Генри не было ни тени волнения.

– Что? – развернулся к нему Энцо. – Думаете, она нужна мне в качестве любовницы? Что я прикоснусь к чужой жене? – Он фыркнул с таким сарказмом, словно в жизни не слышал ничего более глупого. – Вы ошибаетесь. Мне необходимо лишь ее присутствие, месяц или два, пока Саймон не привыкнет к своему новому дому.

Его самоуверенность взбесила Матильду. Он говорил о ней так, словно она была какой-то вещью, которой можно распоряжаться по своему усмотрению. Но еще больше ее разъярил его намек на то, что после того, как Саймон освоится на новом месте, ее присутствие больше не понадобится.

– Я его мать, – ледяным тоном заявила она. – И буду ею всегда. Месяца или двух моего присутствия будет недостаточно.

– Тогда оставайся. Я не возражаю. Единственное, чего я требую, – это чтобы Саймон жил со мной. Ты можешь приходить и уходить, когда тебе заблагорассудится.

– То есть, по-твоему, я должна бросить свою жизнь в Англии и переехать… к тебе, где бы ты ни жил. Вот так просто.

– А почему нет? Ты решила не говорить мне о сыне. Вот так просто.

– Ты говоришь так, будто это решение далось мне легко.

– А разве нет? Проще простого решить не взять в руки телефон и сделать еще один звонок.

Матильда испытывала и стыд, и сожаление, и много чего другого, но она не понимала, почему ее ребенок должен страдать за все ее ошибки. И почему должен страдать также и Генри?

Она глянула на мужа, который снова наполнил свой стакан и посмотрел на нее с сочувствием.

– Тебе следовало сказать мне, Мэтти. Особенно если учесть, что я пригласил его сюда.

– Извини, Генри. – Матильда едва сдерживала слезы. – Знаю, мне следовало сказать. Просто…

Ее муж отличался чуткостью и пониманием. А еще добротой. Она не заслуживала его и понимала это.

– Итак? – Энцо вел себя так, словно в комнате были только они вдвоем. – Что ты скажешь? Полетишь со мной в Милан завтра утром или нет?

– Если ты заберешь Саймона, я вызову полицию, – предприняла последнюю отчаянную попытку Матильда.

– Нет, ты не сделаешь этого, – устало бросил Генри.

– Что значит – нет? – растерялась она.

– Ты ведь прекрасно знаешь, что Кардинали не уступит без боя.

– Тогда я тоже буду бороться.

– Попытайся, дорогая, – пробормотал Энцо, в голосе которого таилась чувственная угроза. – Увидим, как далеко ты зайдешь.

– Подумай, какой поднимется скандал, – покачал головой Генри. – Через пару часов все будет в Интернете. Я не хочу этого для себя, и уж точно не для Саймона. А ты?

Нет. Она тоже не хотела, чтобы на протяжении нескольких месяцев журналисты носились с новостью о том, что ребенок Генри Сент-Джорджа на самом деле не его, а миллиардера Энцо Кардинали. Они будут трепать не только ее имя, но также имя ее ребенка. Через год он пойдет в школу. Людская память короткая, но то, что попадало в Интернет, оставалось там навсегда.

– Нет, не хочу, – выдавила она, чувствуя, что теряет контроль над ситуацией.

– Конечно, правда в конце концов всплывет наружу, – тихо заметил Генри. – Но, по крайней мере, Саймон проведет хотя бы несколько недель без внимания папарацци.

Он был прав. Но все же…

Они с Генри никогда не были по-настоящему мужем и женой, только хорошими друзьями. И они прожили вместе несколько чудесных лет. Но он даже не стал спорить с Энцо. Казалось, он решил просто отпустить ее. Ее и Саймона. Без малейшего протеста.

Неужели они ничего не значили для него?

– Что ж, оставлю вас решать ваши вопросы. – Генри поставил свой стакан с бренди на стол и направился к двери. – Постарайтесь в процессе не разрушить мой кабинет.

Щелчок дверного замка показался Матильде похожим на звук закрывающейся крышки гроба.

В комнате воцарилась оглушающая тишина.

Матильда избегала взгляда Энцо, стоявшего у камина. Ей не хотелось знать, что он думает по поводу того, что муж уступил ее без единого слова протеста.

Это было унизительно.

– Итак, – тихо произнес Энцо. – Кажется, за тебя все решили.

Она посмотрела на него и, к своему удивлению, увидела в его взгляде не только триумф, но и пламя страсти. То же самое, которое чуть не обожгло ее, когда она стояла с ним в коридоре.

Он тоже сходил с ума по ней. И она прекрасно помнила власть, которую имела над Энцо на острове и которая по-прежнему могла принадлежать ей, если бы она осмелилась воспользоваться ею.

– Не стоит так торопиться, – вскинула подбородок Матильда. – Я еще не дала своего согласия.

Он плотоядно улыбнулся, словно знал что-то такое, о чем она не имела ни малейшего понятия.

– Но ты согласишься, дорогая. Определенно, согласишься. А теперь иди и собери вещи свои и Саймона. Мы вылетаем в Милан рано утром.

Энцо сидел в кресле своего частного самолета и рассматривал маленького мальчика, сидевшего напротив и наблюдавшего за ним с такой же серьезностью.

У ребенка были черные волосы и большие глаза золотисто-янтарного цвета, как у представителей рода Кардинали. На носу виднелась россыпь веснушек, как у его матери, а еще он унаследовал ее решительный подбородок.

Чудесный малыш. Но тут нечему удивляться, ведь в нем текла королевская кровь Кардинали.

Главное, чтобы он не унаследовал недостатков, которым обладали некоторые из его родственников.

Энцо отбросил эту мысль и глянул на Матильду, сидевшую рядом с сыном, бледную и молчаливую. За все утро она не сказала ему ни слова.

Совсем как его мать с ее демонстративными играми в молчанку. Но, с другой стороны, если вызывать ее на разговор, она подумает, что ему есть дело до нее, а это не так. Нет, ей придется несладко, но ведь и ему было нелегко узнать, что он целых четыре года даже не подозревал о том, что у него есть ребенок.

– Ты мне не нравишься, – вдруг заявил его сын.

– Саймон, не говори так, – напряженно заметила Матильда.

– Все хорошо, – спокойно ответил Энцо. Он не ожидал, что ребенок тут же полюбит его, ведь он был для него абсолютно незнакомым человеком. – Ты не обязан относиться ко мне с симпатией, – обратился он к ребенку. – Но я по-прежнему твой отец.

– Тогда почему ты не приехал раньше?

Услышав слова Саймона, Матильда покраснела.

Она выглядела сегодня восхитительно, даже в простых джинсах и футболке.

Глянув на нее, Энцо пришел в волнение, но проигнорировал его, так же как и закипавшую в нем злость.

– Я не приезжал потому, что не знал, что у меня есть сын. – Почему он должен щадить ее чувства, если она не пощадила его собственные? – Пока вчера вечером не узнал об этом от твоей матери.

– И ты всегда будешь моим отцом? – Еще больше нахмурился малыш. Он согласился лететь в Италию только тогда, когда узнал, что в его новом доме есть бассейн.

– Да. Я всегда буду твоим отцом.

Саймон пожевал свою нижнюю губу.

– Ладно. Но у меня уже есть папа. Я не могу называть папой и тебя тоже.

Энцо не глянул на Матильду, он и так ощущал, насколько ей не по себе. Но он не жалел ее, ни капельки.

Она одна виновата в сложившейся ситуации.

– Конечно нет, – согласился он. – Но ты наполовину итальянец. Ты будешь называть меня папой на итальянском языке.

– Папа, – повторил малыш, копируя акцент Энцо, а потом пожал плечами, словно не видел разницы между двумя вариантами одного и того же понятия. – Мамочка, можно я поиграю на твоем телефоне?

Энцо потянулся к своему телефону, но потом вспомнил, что на нем не было никаких игр.

– Саймон, возьми телефон и вон там сядь поиграй, – протянув ребенку свой телефон, попросила Матильда. – Мне нужно поговорить с мистером Кардинали.

– Ты хотела сказать с папой, – поправил ее Энцо, потому что не желал, чтобы она хотя бы на секунду забыла, кто был отцом мальчика.

– Думаю, тебе пора рассказать мне о своих планах, – сказала Матильда, как только Саймон устроился на диванчике, чтобы спокойно поиграть на телефоне.

Энцо снова занял свое место напротив и, окинув ее взглядом, не мог не признать, какая она красивая сегодня.

Утром, встречая ее у машины, он заметил, что она взяла с собой кучу вещей Саймона и небольшую сумку своих вещей.

Наверное, хотела подчеркнуть, что не собирается оставаться в Италии надолго.

Что ж, придется разочаровать ее. Энцо решил, что она пробудет с Саймоном столько, сколько ребенок будет нуждаться в ней, и не собирался считаться с ее мнением.

Да, забрать с собой мальчика и Матильду было единственно правильным решением.

Перед отъездом Энцо встретился с Сент-Джорджем и предложил двойную сумму за остров Изола-Сакра, потому что ему не хотелось тянуть с этим делом, тем более теперь, когда у него появился сын. Генри не стал возражать. Точно так же, без малейших возражений, он отпустил Матильду, что немало озадачило Энцо. Лично он никогда бы так не поступил. Но тогда у него не было времени подумать над отношением Сент-Джорджа, потому что он слишком обрадовался, что ему удалось провернуть все без лишнего шума.

– О каких планах ты говоришь?

– Ты прекрасно знаешь. Ты не сказал, что будет дальше, когда мы прилетим в Милан.

– Не говорил, потому что ты не спрашивала.

Она сердито сверкнула глазами. Что ж, это намного лучше, чем молчание.

Энцо всегда привлекали сильные женщины, и он очень жалел, что она принадлежала другому. Если бы не это, он охотно освежил бы старые воспоминания. Речь шла исключительно о сексе. И, может быть, на этот раз он сам оставил бы ее в пустой кровати на холодных простынях.

– Теперь спрашиваю, – натянуто бросила Матильда, сложив руки на коленях.

– Что будет дальше? – повторил он. – Саймон останется на моей вилле, пока Изола-Сакра, остров, который я купил у твоего мужа, не будет готов к приему гостей. Потом я отвезу его туда.

Она захлопала своими рыжими ресницами, и Энцо вспомнил, как разглядывал их, когда она лежала на покрывале, которое он расстелил на песке, и смотрела на него снизу вверх, улыбаясь и лениво поглаживая его обнаженное плечо…

– Остров? – вскинулась Матильда. – Какой еще остров?

– Который твой муж отказывался продавать мне, пока я не приеду на его дурацкий прием. К счастью, какие бы сомнения его ни мучили, они тут же развеялись, стоило мне удвоить цену.

Она отвела взгляд, словно что-то в его словах не давало ей покоя.

– А что со мной?

– С тобой? – Энцо остановил свой взгляд на ее пухлой нижней губе, вспоминая, как покусывал ее, заставляя Матильду дрожать от наслаждения.

– Ты, наверное, захочешь, чтобы я осталась с Саймоном?

– Конечно. Ты здесь именно поэтому.

Его вдруг охватило необъяснимое желание взять ее за подбородок и заглянуть в ее глаза цвета штормового облака, чтобы узнать, о чем она думает.

Но она внезапно повернулась сама и посмотрела на него с вызовом, который обрушился на него словно удар под дых.

– Мы с Саймоном можем найти себе жилье, – отчеканила Матильда. – Нам нет необходимости останавливаться у тебя.

Господи, неужели ей казалось в порядке вещей спорить с ним по этому поводу после того, как она поступила с ним и с собственным сыном? Ведь она лишила общения не только Энцо с Саймоном, но и Саймона с Энцо.

Мальчик нуждался в отце.

Жаль, что его собственный отец никогда не оказывал ему поддержки.

Он захлебывался от злости и винил всех и вся в сложившихся обстоятельствах, кричал на свою жену и на детей. Данте не обращал внимания на его слова, но Энцо был старшим сыном. Наследником. Он нес ответственность.

В буквальном смысле.

Лишившись трона, отец превратился в настоящего тирана, а после ухода жены стал вести себя еще хуже. Он просто делал вид, что Энцо не существует.

И последний считал, что заслуживал такое отношение.

Они с отцом стоили друг друга, по крайней мере, так заявила его мать, когда обнаружила, что он вылил в раковину припрятанные ею запасы вина. Он всего лишь пытался помочь ей, но у нее имелось свое мнение на этот счет.

– Как ты посмел? – заорала она. – Ты такой же эгоистичный, как твой отец. И так же, как он, любишь контролировать и осуждать других.

Как бы там ни было… Энцо решил, что со своим ребенком будет вести себя не так, как вел себя с ним его родной отец. Или его мать.

– Нет. Он будет жить со мной. И ты тоже.

– Ты хоть понимаешь, что такое жить с маленьким ребенком? – разозлилась Матильда. – Четырехлетки не умеют вести себя тихо. Они не понимают…

– Мне все равно. Вы будете жить со мной, и точка.

Энцо почти надеялся, что она станет возражать дальше, чтобы он мог…

Он поерзал на своем сиденье, злясь на себя за то, что позволял ей выводить его из себя. Четыре года назад он позволил ей намного больше – подпустил ее близко к своему сердцу. Но такого больше не повторится. Особенно если учесть, что она принадлежала другому человеку.

– Как долго ты планируешь держать его в Италии?

– Четыре года. Он жил с тобой в Англии четыре года и может провести четыре со мной в Италии. В конце концов, я рассудительный человек. Мы можем обсудить более формальные договоренности по опеке.

– Четыре года? – побледнела Матильда.

– Ну да. А ты думала, что я заберу его на недельку или две, а потом отправлю обратно, как ненужный подарок?

– Но… он не знает итальянский язык. И он никогда не жил в другом месте. Он никого здесь не знает. Его дом – Англия.

– Нет. Его домом будет Италия, а точнее Изола-Сакра.

– Энцо, но он всего лишь маленький мальчик. Он не знает, что не вернется обратно. У него не было возможности попрощаться с тем, к чему он привык.

В точности как у него самого когда-то.

– Да, но он вскоре забудет и не вспомнит старую жизнь.

– Ты помнил.

Черт, не следовало делиться с ней, как он страдал, лишившись родного дома.

– Мне было пятнадцать, а Саймону всего четыре.

Если постараться, ребенок даже не вспомнит, что Англия когда-то была его домом.

Он понимал, что Матильда злится, пытаясь защитить своего ребенка, и ценил такое отношение. Его собственная мать не боролась за него. Она просто ушла.

Возможно, она поступила правильно.

Хотя сейчас речь не о ней.

Суть в том, что Матильда ошибалась, думая, что, увидев ее в гневе, он поступит так, как ей хотелось.

Она вдруг потупила взгляд и посмотрела на свои крепко сцепленные руки. Рассматривая ее длинные, изящные пальчики, Энцо вспоминал, что чувствовал, когда они прикасались к его телу. Когда обхватывали его возбужденную плоть…

– Энцо, мне очень жаль, – выдавила Матильда. – Знаю, ты злишься. Я сделала ошибку. И я не знаю, что еще я могу сделать.

Что-то в ее словах затронуло те части его души, которые, как ему казалось, он давно похоронил после возвращения с острова в Италию. Но он не стал обращать внимания на свои чувства, ожесточаясь еще больше.

– Ты ничего не можешь сделать, – ответил он. – Разве что дать мне все, чего я хочу.

Матильда едва сдерживалась, чтобы не взорваться от злости. Ей хотелось вскочить и крикнуть ему в лицо, что он может вымещать зло на ней, но не на их сыне.

Но она промолчала.

Ведь ей некого было винить, кроме себя. Ей тогда следовало отложить свои страхи и сказать ему правду.

Матильда сделала глубокий вдох, чтобы немного успокоиться, но ее легкие тут же наполнились волнующим ароматом лосьона после бритья, и она могла думала только о том, как приятно пахло от Энцо.

Господи, что за мысли лезли ей в голову.

То утро, когда ей пришлось поднимать Саймона и отправляться в дорогу, было само по себе небольшим кошмаром, особенно после бессонной ночи.

Генри держался отстраненно, когда прощался с ребенком и с ней. Он не предложил ей никаких слов утешения и даже не обнял ее. Просто кивнул и сказал, что увидится с ней позже.

У Матильды возникло такое чувство, словно он прощался с ней навсегда.

Ее сердце пронзила знакомая боль. Явное равнодушие Генри заставило ее почувствовать себя снова десятилетней сиротой, навязанной тете и дяде, которые были слишком заняты собственным потрясением и скорбью, чтобы найти для нее слова утешения.

Они приняли ее в свой дом, но Матильда в глубине души понимала, что они никогда не хотели детей. И они не хотели ее.

И сейчас она тоже оказалась никому не нужной.

Матильда стиснула зубы, решив не злиться на Энцо и оставить прошлое, которое он разворошил, в прошлом. Прежде всего, ей следовало думать о сыне и о том, что будет лучшим для него.

Не поднимая глаз, она продолжала смотреть на свои руки, чтобы не встречаться взглядом с Энцо, сидевшим напротив и наблюдавшим за ней подобно ястребу. Но в его золотисто-янтарных глазах также полыхала страсть.

Он хотел ее, независимо от того, каким ледяным тоном разговаривал с ней.

И она при случае могла бы воспользоваться этим.

– Итак, – заговорил Энцо, когда понял, что не дождется от нее продолжения разговора. – Расскажи мне все, что я должен знать о своем сыне. И, дорогая, когда я говорю – все, это значит – все.

– Хорошо, – стараясь не выдать охватившее ее волнение, кивнула Матильда. – С чего мне начать?

– Может, с самого начала? С того самого момента, когда ты поняла, что беременна, и решила ничего не говорить мне.

Он сказал, что не простит ее, и явно собирался сдержать свое слово.

Так что ей просто придется смириться с этим.

– Хорошо, – согласилась Матильда и начала свой рассказ.

Энцо не шутил, когда говорил, что хочет знать о Саймоне все до мелочей. Он забросал ее вопросами о том, что их ребенок любил в детстве, какими игрушками играл, какую еду предпочитал. Были ли у него друзья, и как хорошо он спал. Что ему нравилось, и чем он болел. Встретив такой неподдельный интерес с его стороны, Матильда почти расслабилась, охотно рассказывая ему о жизни их сына.

– Ты работала? – под конец спросил Энцо. – А он был в садике?

– Нет. Я полностью сосредоточилась на Саймоне.

– Но я помню, что ты хотела поступить в университет.

Матильда не ожидала, что Энцо запомнит мечты и надежды, которыми она делилась с ним, поглощенная накалом страсти и потрясенная тем, что к ней проявил интерес такой мужчина.

– Я решила повременить с учебой. Саймон был для меня важнее.

– Но ты могла бы совмещать учебу и заботу о сыне. Твоему мужу были по карману и нянечка, и детский сад.

Генри и правда предлагал ей помощь, но она отказалась, потому что ставила интересы ребенка превыше всего.

– Я решила, что для Саймона будет лучше, если я буду проводить с ним все свое время, – натянуто ответила она.

– Но ты хотела учиться. Ты сказала, что мечтаешь об этом.

Он смотрел на нее так пристально, словно видел в ней что-то такое, чего она сама не понимала.

– Да, но я не стала. И какая разница, что я сделала, а чего не сделала? Ты хотел, чтобы я рассказала тебе о Саймоне, а не о себе.

– Но ты его мать. Ты оказываешь на него влияние.

– Меня все устраивало. Учеба могла подождать. Я не хотела пропустить детство Саймона.

Ее слова упали в пространство между ними, тяжелые словно свинец, а выражение лица Энцо стало натянутым.

Господи, ну что ее дернуло за язык? Хотя, с другой стороны, в этой ситуации не было ничего, что не могло причинить боль. Они с Энцо повсюду натыкались на острые углы, которые не могли не ранить.

– Мне показалось, что Сент-Джордж не очень расстроился, что лишился жены. Он даже не поцеловал тебя на прощание.

– Нет, – ответила Матильда, стараясь не показывать, что он задел ее за живое. – Генри очень старомоден. Он не любит проявлять чувства на публике.

– Тогда странно, что он женился на тебе так скоро после твоего возвращения в Англию. Прошло всего четыре месяца, не так ли? Или ты спешила, чтобы скрыть тот факт, что была беременна моим ребенком?

Он не знал, что она была обещана Генри. Это было единственное, о чем она не рассказала ему там, на острове. Энцо только знал, что она незамужняя и отдыхает на каникулах перед тем, как начать учебу в университете.

– Я уже говорила, что Генри с самого начала знал, что не он отец Саймона, – густо покраснев, ответила Матильда.

– Должно быть, он очень сильно тебя любил, раз все равно женился на тебе.

Она могла сказать ему правду прямо сейчас, но победило упрямство. Кардинали не имел никакого отношения к ее браку и к причинам, побудившим ее выйти замуж за Генри.

В их последнюю ночь на острове, когда они делились мечтами о будущем, Энцо сказал, что хочет вернуть свое потерянное королевство. Да, он понимал, что никогда не сможет вернуться к тому, что когда-то принадлежало ему, но может построить себе дом в другом месте. И в этом доме будет жить его семья. Его жена и дети.

Он даже рассказал, какой видит свою будущую жену: сильной и страстной, храброй и красивой. Которая знает, чего хочет от этой жизни. Которая будет равной ему, будет его королевой.

Другими словами, ничего общего с Матильдой.

Она была всего лишь никому не нужной сиротой, которую ее дядя и тетя передали Генри, а тот в свою очередь с легкостью передал Энцо.

– Да, – с вызовом бросила Матильда. – Генри отчаянно влюбился в меня. Он не мог дождаться, когда мы поженимся.

– А в постели он был таким же отчаянным? – полыхнул глазами Энцо.

– Это тебя не касается, – отрезала она. – И вообще мой брак с Генри – не твоего ума дело. Сейчас речь идет о Саймоне, а не обо мне.

Она видела, как Энцо весь напрягся, а потом резко потянулся к своему телефону.

– Нужно подготовить все к приезду Саймона. Скажи, что ему может понадобиться.

Ей больше ничего не хотелось говорить, но ради ребенка она не стала спорить.

Энцо не сказал ни слова, просто кивнул, а потом поднялся со своего кресла и начал ходить по салону взад-вперед, отдавая приказы по телефону на быстром итальянском.

Когда самолет приземлился, Матильда чувствовала себя такой измученной, словно ее пропустили через каток для отжимания белья. Саймон же, наоборот, сиял от восторга. Он больше не выказывал неприязни к Энцо, забрасывая его вопросами, когда они шагали к ожидавшей их машине.

Матильда пыталась утихомирить его, чтобы он не беспокоил своего отца, но Энцо остановил ее:

– Пусть говорит. Он может задавать мне любые вопросы.

И он уделил сыну все свое внимание, ничуть не обеспокоенный постоянными расспросами мальчика.

Матильда села на заднем сиденье и наблюдала за ними, думая о том, что Саймон с момента прилета ни разу не взглянул на нее. Все его внимание было поглощено Энцо.

Даже Генри не вызывал у ребенка такой интерес. Хотя, с другой стороны, он не уделял ему столько внимания, как его родной отец.

Вдруг Энцо окажется прав и Саймон забудет и Англию, и Генри? Привыкнет к жизни в Италии и больше не захочет возвращаться домой?

Что в таком случае останется делать самой Матильде?

Ей вдруг стало очень неуютно.

Энцо сказал, что Саймон будет жить у него целых четыре года. И что ей делать? Она могла бы бороться с ним в суде, протащить своего сына через шумиху, которая обязательно поднимется в прессе. Только Генри ясно дал понять, что не окажет ей поддержки, а она была полностью зависимой от него финансово.

Придется выбирать одно из двух: либо остаться с сыном в Италии, либо вернуться домой в Англию и навещать его при каждом удобном случае.

Черт, ей не нравился ни один из вариантов. В Италии она чувствовала себя чужой. Никого не знала, кроме Энцо, не разговаривала на местном языке и не имела специальности, чтобы найти работу.

Она останется здесь одна, без поддержки.

Матильда тяжело сглотнула.

Опять она никому не нужна…

Ладно. Хватит жалеть себя. Она нужна своему сыну. Если ей придется остаться здесь с Саймоном и чувствовать себя немного одинокой целых четыре года, пусть так.

Она пожертвует собой ради сына.

Но как же тогда Генри?

Огорчится ли он, если она останется в Италии? В конце концов, их брак сводился исключительно к дружеским отношениям. Может, Генри согласится, чтобы она только навещала его? Или потребует обратно деньги, которые дал ее дяде и тете после того, как женился на ней?

Нет. Генри никогда бы так не поступил. Но, с другой стороны, она никогда бы не подумала, что он не скажет ни слова в знак протеста против требований Энцо.

Матильда подавила вздох, глядя, как Саймон весело щебечет, полностью поглощенный видами за окном. Он тыкал пальчиком в интересовавший его предмет, а Энцо спокойно отвечал, положив ладонь на сиденье рядом с сыном и слегка склонившись над ним, словно для подстраховки, хотя ребенок был пристегнут ремнем безопасности.

Энцо узнал о существовании Саймона меньше чем сутки назад, но уже вел себя как отец.

А Генри, хоть и был всегда добр к мальчику, за четыре года никогда не вел себя с ним по-отцовски.

На ее глазах выступили слезы, когда она вспомнила слова Энцо.

«Ему нужен отец».

Конечно, Саймон нуждался в нем. Вот почему она согласилась приехать сюда. Чтобы у ребенка был отец. Чтобы он жил с обоими родителями.

Она знала, каково это – расти без отца и матери, поэтому как ей вообще могла прийти в голову мысль о возможности оставить сына и вернуться к Генри?

Нет, ей придется остаться.

Матильда вздохнула и, глянув в окно, с удивлением заметила, что машина выезжает за черту города.

– Разве ты живешь не в Милане? – озадаченно спросила она Энцо.

– У меня здесь несколько домов. Но вы с Саймоном будете жить на моей вилле за городом. Там есть частный парк, где можно играть, – добавил он, глянув на сына.

– И бассейн? – восторженно блеснул глазами малыш.

– И бассейн.

Наконец Саймон обратил на нее внимание:

– Мамочка! Там есть бассейн! Ты разрешишь мне купаться?

Разве могла она соперничать с частным парком и бассейном? Даже в доме у Генри не было бассейна.

– Конечно, – выдавила улыбку Матильда. – Хорошо, что я захватила твои плавки.

Но ребенок уже не слышал ее, забрасывая Энцо вопросами о парке и о том, нет ли там лошадки. Или собачки, потому что он любил собачек. Может, ему разрешат завести щеночка?

С тяжелым сердцем она смотрела, как их машина въезжает в открытые кованые ворота, направляясь по аллее, усаженной с обеих сторон деревьями, к итальянской вилле из бледно-рыжего камня.

В старинном доме Энцо прошлое причудливо сочеталось с настоящим, полотна известных художников и антикварная мебель мирно соседствовали с суперсовременной бытовой техникой, центральным отоплением и Интернетом.

Саймону пришлась по душе комната, которую выделил для него Энцо. Там стояла кровать с балдахином и огромная коробка с игрушками, а окна спальни выходили на лес в другом конце виллы и обещанный бассейн. Матильду тронуло то, что Энцо каким-то образом умудрился доставить некоторые из вещей Саймона к моменту их приезда. Ребенок случайно забыл свою любимую мягкую игрушку в виде жирафа и космический корабль из конструктора Лего. Жираф теперь гордо восседал на синем покрывале на кровати, а космический корабль занял свое место на комоде.

С радостным криком Саймон бросился к жирафу, когда в комнату вошел довольный Энцо с улыбкой на лице.

– Синьора Сент-Джордж? – подошла к Матильде Мария, управляющая домом, которая встретила их, когда они приехали. – Пойдемте. Я покажу вам вашу комнату.

Ей хотелось остаться, чтобы убедиться, что с сыном все в порядке. Что он не забыл ее во всей этой суматохе, оказавшись в новом месте со своим отцом.

Но она позволила увести себя.

Ее комната оказалась очень красивой, со стенами, выкрашенными в бледно-голубой цвет, и старинной кроватью с балдахином и плотными белыми занавесками. Рядом с одним из высоких окон стоял белый диванчик со множеством шелковых подушечек разных оттенков синего.

Ее вещи были разобраны и убраны в шкаф. К своему удивлению, Матильда увидела, что к ним добавилась новая дорогая одежда, кажется, ее размера.

Она быстро прошла в ванную и обнаружила, что количество ее туалетных принадлежностей тоже увеличилось.

Все эти вещи купил Энцо.

Специально для нее.

Матильда вернулась обратно в спальню и, тяжело вздохнув, присела на застеленную вышитым белым покрывалом кровать.

Она вспомнила, как ее проводили в ее комнату в доме дяди и тети. Там не было ничего, что принадлежало ей, кроме тех вещей, которые она привезла с собой в рюкзаке. Ее родственники не купили ей ничего особенного и не постарались сделать так, чтобы она чувствовала себя там как дома. Они не замечали, что она росла и нуждалась в новой одежде. Ей приходилось говорить им, что ее джинсы стали слишком короткими, а футболки слишком тесными.

А Энцо купил ей одежду. И туалетные принадлежности. Он позаботился о ней и явно ожидал, что она останется здесь. На этой вилле, с ним и их сыном.

Матильда не знала, что и сказать.

– У тебя есть все необходимое? – послышался звучный голос Энцо, и она подпрыгнула от неожиданности.

Энцо стоял, прислонившись к дверному косяку и сложив руки на своей широкой груди.

– Да, – поднялась с кровати Матильда. – Кажется, в шкафу появилась новая одежда.

– Это для тебя. Ты решила остаться с Саймоном, значит, пробудешь здесь некоторое время.

– Я слышала, четыре года.

– Выбор за тобой, – пожал плечами Энцо.

Его безразличие взбесило ее.

– Моему мужу тоже найдется что сказать по этому поводу.

– Правда? Что-то я сомневаюсь.

Матильда густо покраснела, чувствуя себя униженной.

– Кажется, тебе не дает покоя мой брак.

– Просто твои отношения с Сент-Джорджем не могли не отразиться на моем сыне.

– Генри – очень хороший человек, и…

– Я не спорю, – перебил ее Энцо. – Но как он обращался с тобой?

– Что ты имеешь в виду? И при чем здесь это?

– Счастливый брак оказывает влияние на детей так же, как и лишенный любви и тепла. Или тот, в котором присутствует насилие. Я хочу знать, что собой представляет твой брак.

Если сказать правду, придется признаться, что она вышла замуж ради своих тети и дяди. Из-за денег. Что Генри купил ее, потому что ему нужна была больше компаньонка, нежели жена. Что он говорил, как она дорога ему, только для того, чтобы потом отпустить, когда Энцо щелкнул пальцами и пригрозил скандалом…

– У нас счастливый брак. – Ложь далась ей с такой легкостью. – Мы с Генри женились по любви. И он обращался с Саймоном, как с родным сыном.

– Но он ни слова не сказал, когда я потребовал, чтобы ты поехала со мной. Он даже не поцеловал тебя на прощание.

– Он очень закрытый человек. Я ведь говорила, что он не любит выставлять свои чувства напоказ. И с чего бы он начал возражать? Он ведь знает, что я вернусь к нему.

– А твой сын останется здесь?

Матильда разозлилась, услышав осуждение в его словах. Да, она совершила ошибку по отношению к Энцо. Но брак с Генри и проведенные в нем четыре года, когда она строила счастливый дом для своего сына, не были ошибкой.

– Я что-нибудь придумаю, – холодно отрезала она. – Это никак не скажется на тебе или Саймоне.

– Нет, скажется, если ты собираешься уезжать на каждые выходные, чтобы ублажать своего мужа.

– Почему? – не сдержалась Матильда. – Ты что, ревнуешь? Энцо, перестань, прошло четыре года.

Матильда стояла перед ним, сцепив руки. Ее кудрявые волосы цвета огня и страсти струились у нее по плечам, но ее серые глаза оставались холодными, как горный туман.

Наконец она была здесь. В его доме. В комнате, которую он приготовил специально для нее.

И говорила о своем муже и о том, как они пламенно любили друг друга.

Энцо не понимал, почему ее слова так сильно задевали его. И какое ему дело до того, что она любила Сент-Джорджа? Ведь он считал, что любовь – это выдумка, по крайней мере, он не встречал доказательств ее существования. И почему ему не давало покоя то, что Генри даже не поцеловал ее на прощание? Почему Энцо вообще обратил на это внимание? В самолете он совершенно не думал об этом, но сейчас никак не мог успокоиться.

Какая разница, где будет находиться Матильда? Если ее отсутствие не скажется негативно на Саймоне, оно не скажется также и на Энцо.

Но его разбирала злость. Ему хотелось подойти к Матильде и сделать… что-нибудь. Чтобы ее серые глаза полыхнули огнем, а ее белоснежная фарфоровая кожа порозовела. Оказать на нее такое же воздействие, какое она оказывала на него.

Да, он ревновал. Но к чему? С момента их расставания прошло четыре года, и Энцо не мог понять, почему она все еще небезразлична ему.

– Я не ревную, – холодно возразил он. – Мне вообще нет никакого дела до того, чем ты там занимаешься со своим мужем. Я беспокоюсь только о Саймоне.

– Как будто мои мысли заняты чем-то другим, – отрезала Матильда, и ее щеки слегка зарумянились.

Неужели он все-таки добрался до нее?

– Ага. Ты так заботилась о своем сыне, что не потрудилась рассказать ему о его родном отце. – Ему хотелось заставить ее страдать. Чтобы она испытала ту же боль, что и он.

– Да. Я думала, так будет лучше для него.

– Ложь. Ты думала только о себе.

Ее глаза сверкнули холодной сталью.

– Может, ты и прав. Может, так оно и было. Но все, что я делала, я делала ради него.

Похоже, она искренне верила в то, что говорила. И уважение, которое он испытал по отношению к ней при встрече в Англии, снова вернулось. Но вместе с ним у него возникло какое-то неопределенное чувство.

Разве он ничему не научился? Только ничтожные мужчины вымещали свою злость на женщинах. Такие, как его отец. Он не умел управлять своими эмоциями. Они управляли им.

Энцо прекрасно осознавал опасность превратиться в Луку Кардинали, поэтом обуздал свои собственные чувства и задался целью не стать таким, как его отец.

Он направил свой гнев, эгоизм, алчность и все остальное, в чем обвиняла его мать, на то, чтобы создать свою империю. И у него получилось. Теперь он направлял их на то, чтобы построить дом для себя и своего сына.

Не было нужды вымещать их на Матильде.

Следовало держать себя в руках, оставаться сдержанным и бесстрастным.

– Так и должно быть. Оставайся здесь сколько пожелаешь. А я с радостью обеспечу тебя всем необходимым.

Она немного растерялась, потому что не ждала, что он сменит тему и заговорит с ней таким официальным тоном.

– Спасибо, – так же сдержанно ответила Матильда. – Я хотела бы остаться здесь с Саймоном, если ты не против.

– Конечно нет. Хотя я предпочту не принимать у себя в доме твоего мужа, если он приедет в гости.

Она снова смутилась, словно эта мысль никогда не приходила ей в голову, что было само по себе очень интересно. Разве она не хотела быть с мужем? Спать с ним? Она ведь была такой страстной женщиной.

– Хорошо, – слегка хрипловатым голосом ответила она. – Но я ожидаю того же самого от тебя. Все твои… подружки должны держаться подальше от нашего сына.

Она сказала «нашего» сына.

Энцо не на шутку разволновался, но постарался взять себя в руки, сосредоточившись на другом слове.

Потому что у него будут подружки. Он не собирался хранить обет воздержания только потому, что стал отцом. И в любом случае у него когда-нибудь появится жена. С ней он построит свою собственную семью и дом, о котором всегда мечтал.

Он будет держать возможных кандидаток на роль своей жены подальше от Саймона, пока не выберет самую подходящую. Но сначала он хотел получше узнать своего сына.

– Само собой, – натянуто ответил Энцо. – Хотя я когда-нибудь женюсь, и моя будущая жена, конечно же, познакомится с Саймоном и, я надеюсь, будет обращаться с ним, как с родным сыном.

– Твоя будущая жена?

– Почему ты удивляешься? Ты наверняка помнишь, что я говорил тебе в тот вечер у костра на пляже.

– Да, – побледнела Матильда и отвела взгляд. – Помню.

Он перечислил ей список качеств, которые она должна была увидеть в себе.

И все же на следующее утро она исчезла.

«Энцо, ты такой же алчный, как твой отец», – не раз говорила ему мать после того, как их семейство изгнали из страны. Он видел, как она несчастлива, и старался поднять ей настроение. Он помогал ей убираться, покупал ей цветы, присматривал за Данте, когда ей хотелось побыть одной. Но у него ничего не получалось. Мать еще больше отдалялась от него.

– Я не знаю, чего ты хочешь от меня, – однажды резко бросила она, раздраженная его неуклюжими попытками вызвать у нее улыбку. – Что бы это ни было, у меня этого нет.

– Я всего лишь хочу, чтобы ты была счастлива.

– Ты хочешь слишком многого. И так было всегда.

И на том острове он снова потребовал слишком многого.

Ему следовало уйти, но он не мог отвести глаз от Матильды. Она изменилась за прошедшие годы, стала более сдержанной. И хоть в ней по-прежнему чувствовался огонь, его пламя перестало обжигать.

И это не нравилось Энцо.

– Я думал, что однажды, возможно, ею станешь ты, – не сдержался он.

– Моей будущей женой.

Матильда застыла, словно статуя, и ему показалось, что он причинил ей боль, хотя не знал, чем именно. Если бы она по-настоящему хотела серьезных отношений с ним, она бы осталась. А так она уехала. И если она сейчас страдает, ей некого винить, кроме себя.

Только ему казалось, что он оправдывает себя.

Энцо не удержался и сделал несколько шагов по направлению к Матильде.

Она не шевельнулась. Солнечные лучи переплелись с ее волосами, превратив их в пламя, и ему вдруг захотелось прикоснуться к ним, намотать на пальцы эти мягкие локоны, заставить ее повернуться к нему, улыбнуться так, как она улыбалась в ту ночь, лежа на песке, когда в ее глазах отражались звезды.

Только он не мог притронуться к ней. Не мог коснуться ее волос или положить ей руки на плечи, чтобы утешить ее. Не мог ничего, кроме как словами избавиться от своей злости и разрезать ее на куски.

Жалкий, ничтожный человечишка.

– Но ты уехала, – сипло выдавил он, не понимая, зачем продолжает нести чушь. – Ты исчезла прежде, чем мы смогли выяснить это.

Она медленно повернулась к нему. Ее глаза потемнели, а волосы в свете солнечных лучей превратились в сияющую корону. Энцо хотелось взять ее за подбородок и прильнуть к ее поджатым в тонкую линию губам, чтобы сделать их мягкими и податливыми. Чтобы вкусить огонь, пламенеющий внутри ее.

Но он не мог. Потому что она принадлежала другому.

– Я правильно сделала, что уехала, – сдержанно ответила Матильда. – Потому что меньше всего на свете мне хотелось стать твоей женой.

Если бы не слезы, заблестевшие на ее глазах, он поверил бы ей. Но она говорила неправду. И, уехав тогда, она лишила их обоих того, что могло у них быть.

Точно так же она лишила его сына.

Энцо машинально потянулся к ней и взял ее за подбородок.

Матильда замерла и посмотрела на него широко распахнутыми глазами, а он думал только о том, какой нежной и теплой была ее кожа. Ему до смерти хотелось поцеловать ее, наказать за то, что бросила его, что спрятала от него сына. Наказать таким способом, который подарит ей наслаждение и одновременно опустошит ее, чтобы она поняла, что отвергла.

Атмосфера вокруг них сгустилась от напряжения.

Энцо слышал частое и судорожное дыхание Матильды, в потемневших глазах которой полыхало пламя.

Ему следовало отпустить ее. Только ее кожа была такой шелковистой, что он не мог удержаться и провел по ней большим пальцем. В нем пробудилось желание, которое становилось все безудержнее, отражая ту же страсть, которую он увидел в ее глазах.

– Дорогая, не надо врать. Особенно когда я знаю, как заставить тебя говорить правду.

– И как ты это сделаешь? – не стала отстраняться Матильда.

Она бросала ему вызов, и его тело кричало принять его.

Энцо сходил с ума от возбуждения, и поблизости стояла кровать. Матильда не стала бы возражать. Она приняла бы его так, как тогда на острове, с пылкой страстью, такой же безудержной, как та, что пожирала его самого.

– Жаль, что я не могу продемонстрировать тебе. – Он силой заставил себя отпустить ее и сделать шаг назад, изо всех сил стараясь не обращать внимания на сладостное тепло ее тела и витавший вокруг него едва уловимый аромат жасмина. – Ты замужем. Если ты не забыла.

Она чуть зарделась, и ее глаза загорелись еще ярче. Она не шевельнулась, но ее сбивчивое дыхание послужило Энцо ответом. Не важно, что она говорила о своем муже, она по-прежнему хотела его.

– Я не забыла, – хрипло ответила Матильда, задержав взгляд на его губах. – Может, я просто хотела проверить, не забыл ли ты.

Значит, она проверяла его. Но что именно она хотела узнать?

В паху болело от неудовлетворенного желания, которое, казалось, не собиралось утихать. То, как Матильда продолжала подначивать его, могло закончиться только одним. Поэтому, чтобы не забыться и не сделать что-то такое, о чем потом придется пожалеть, Энцо молча развернулся и вышел из комнаты.

Следующие дни тянулись мучительно медленно.

Энцо уезжал рано утром в Милан и возвращался домой поздно вечером, видимо, для того, чтобы управлять своей многомиллиардной компанией.

Можно было подумать, что он забыл о Саймоне, если бы однажды утром Матильда не вылезла из кровати, чтобы посмотреть, как там ее малыш, и не обнаружила его вместе с Энцо на кухне.

Энцо, в белоснежной рубашке и темных брюках, сидел рядышком с Саймоном за столом, поедая яйца и тосты, которые явно приготовил без посторонней помощи, и болтая со своим сыном так, словно делал это всю свою жизнь.

Он был полностью сосредоточен на ребенке, который весело болтал о гоночных машинках, лошадках и бассейнах.

Матильда тихо, чтобы не мешать им, вернулась обратно в кровать. Она лежала и смотрела на балдахин, прокручивая в голове звук голоса Энцо, полный тепла, когда он разговаривал с их ребенком. Тепла, которое она помнила.

У нее не вызывало никаких сомнений, что он хочет быть с ребенком, и не только потому, что является его отцом, но потому, что ему на самом деле хотелось узнать Саймона. Ей бы радоваться, но она не испытывала ничего, кроме чувства вины.

В течение следующих нескольких дней Энцо завтракал с сыном каждое утро, оставляя Матильде несколько часов для себя. Она думала, что будет наслаждаться этим временем, но ошибалась. Потому что ей нечем было заняться, и она только и делала, что размышляла.

Она пыталась отвлечься, исследуя виллу, изучая старую библиотеку с полками, забитыми интересными книгами, или разглядывая портреты, висевшие в столовой.

Она ждала, что Генри позвонит ей первым, чтобы справиться, как у них с Саймоном дела, но он молчал.

И пять дней спустя после приезда на виллу Энцо Матильда наконец собралась с духом и позвонила мужу. Он ответил не сразу.

– Матильда? – радостно спросил Генри, и до нее донеслись звуки музыки и громкие разговоры. – Я все думаю, как ты. Как Саймон?

– У него все хорошо.

– А у тебя? Когда тебя ждать домой?

– В том то и все дело, – сглотнула Матильда. – Энцо хочет, чтобы Саймон пожил с ним в Италии некоторое время.

– Понятно, – после небольшой паузы ответил Генри. – Я ожидал подобного развития событий. Кардинали не из тех, кто легко сдается.

– Ты прав.

– Значит, ты тоже собираешься остаться в Италии?

Он спрашивал таким безразличным тоном, словно его совсем не интересовали ее планы.

– У меня нет выбора. Я могла бы обратиться в суд, но…

– Но ты не сделаешь этого, – решительно заявил Генри. – Ни нам, ни Саймону это ни к чему. Он счастлив?

– Да, – не стала обманывать Матильда.

– Тогда он там, где ему надлежит быть.

– А… как же насчет нас? – упавшим голосом спросила она.

– Нас? – озадачился Генри. – Ах да. Так что ты собираешься делать?

Ее сердце мучительно сжалось. Неужели он собирается заставить ее сделать выбор? Ему настолько все равно, что он даже не выскажет свои предпочтения?

«Идиотка, он не женился на тебе по любви. Так чего же ты хочешь от него?»

Ей хотелось, чтобы он начал сокрушаться по поводу того, что она останется в Италии. Чтобы потребовал от нее вернуться домой, даже если она не собиралась возвращаться.

Матильда хотела знать, что значили для него четыре года, прожитые вместе, пусть даже только в качестве друзей.

– Не знаю, Генри, – потерянно ответила она. – Мы муж и жена. То есть это то, чего ты хотел, разве не так?

На другом конце провода снова повисла пауза.

– Да, – наконец сказал Генри. – Хотел. Но будет немного тяжело оставаться женатыми, если ты будешь жить в Италии. – Еще одна пауза. – Хотя наш брак и так не был настоящим.

– О чем ты говоришь?

– Послушай, я знаю, что ты не хотела выходить за меня замуж, – вздохнул он. – Ты стала моей женой ради своих дяди и тети, и я ценю это. Но… может, тебе пора найти себе кого-то твоего возраста.

Его слова потрясли ее.

– Значит, я тебе больше не нужна?

– Мэтти, наш брак основывался исключительно на дружбе. Но я должен признать, что, возможно, пришло время что-то изменить в своей жизни.

Она не понимала, почему сказанное им ранило ее. Ведь она не любила его.

– Вот как?

– Я… встретил одного человека, – нерешительно начал Генри. – Женщину моего возраста. Она мне очень нравится, и мы прекрасно ладим.

– Правда? – Она не знала, что и говорить.

– Так что, может, пришло время разорвать наше маленькое соглашение, – воодушевленно продолжил Генри, который, казалось, не заметил, насколько шокировал ее. – Четыре года назад оно подходило нам обоим, но я считаю, что оно больше нам ни к чему. Ты хочешь жить своей жизнью, а я своей.

– Я обо всем позабочусь, – перебил ее Генри. – Постараюсь ускорить этот процесс, привлеку пиарщиков, чтобы в прессе не появилось негативных отзывов.

Он говорил так быстро, словно давно ждал этого момента. Возможно, он и правда ждал подходящего случая, чтобы избавиться от нее. Так же как в свое время ее родные дядя с тетей.

Ком подкатил к ее горлу, но она постаралась взять себя в руки. Что ж, возможно, так будет лучше для всех. Она сможет сосредоточиться на сыне и перестать беспокоиться о Генри.

– Хорошо. Раз ты так хочешь.

– Думаю, ты тоже не против.

– Конечно, – сцепила зубы Матильда. – Спасибо тебе, Генри.

– Не стоит благодарности. – На другом конце провода снова послышался шум. – Мне нужно идти. Я свяжусь с тобой.

С этими словами он положил трубку.

Матильда сидела какое-то время, тупо уставившись на экран телефона. Вот и все. Прошло четыре года. Он встретил другого человека и теперь отпускал ее.

Как и все остальные. Как тот же Энцо…

Стоило ей подумать о нем, как он тут же появился.

Дверь в библиотеку открылась, и на пороге возник Энцо собственной персоной. Он решительно вошел в комнату и остановился у камина.

– Кажется, ты хочешь мне что-то сказать, – отложила телефон Матильда, пытаясь унять бросившееся вскачь сердце.

– Я хочу, чтобы ты подготовила Саймона к еще одному путешествию. Мы отправляемся на следующей неделе.

Еще одно потрясение.

– Что? Какое еще путешествие?

Энцо снял пиджак и бросил его на спинку стоявшего рядом кресла, а потом начал закатывать рукав сорочки, демонстрируя свои мускулистые руки.

Матильда завороженно смотрела на движения его рук, чувствуя, как в ее теле нарастает возбуждение.

«Ты можешь коснуться его сейчас. Ты свободна».

– На остров, который я купил у твоего мужа, – ответил Энцо, словно не замечая ее взгляда. – Там есть поместье, которое я подготавливал для нашего возможного приезда. К счастью, там оказалось не так много работы.

– Понятно, – пробормотала Матильда.

– Ты поедешь с нами? Мы будем очень рады, если ты присоединишься, хотя ты можешь предпочесть остаться на материке. – Он сделал паузу. – Или даже вернуться в Англию. Твой муж наверняка скучает по тебе.

– Да, скучает. Он хочет, чтобы я вернулась домой.

Энцо сверкнул глазами и начал закатывать другой рукав. На этот раз медленно. Он явно заметил, что она глазеет на него.

– И что ты ему сказала? Он знает, что ты собираешься остаться здесь с Саймоном? Со мной?

Он особо подчеркнул последние два слова, и от его жадного взгляда ее охватила внутренняя дрожь.

Да, он хотел ее. В отличие от Генри.

– Знает, – хрипло ответила Матильда.

Энцо замер и уставился на нее.

– И он не против? – требовательно спросил он. – Мне казалось, ты говорила, что он скучает по тебе.

– Скучает. Но он не хочет командовать мной. Я сама решаю, что мне делать.

Энцо окинул ее взглядом, словно она была произведением искусства, которое он только что купил, и оценивал свое приобретение.

– Будь ты моей, я бы точно высказался по поводу того, что ты собираешься жить в другой стране четыре года. С другим мужчиной.

«Будь ты моей…»

Но если она разведется с Генри, ей ничто не помешает стать женой Энцо. Ее больше ничто не удерживало в Англии, теперь, когда ее сын находился в Италии.

И разве не будет лучше, если она, а не какая-то другая женщина, будет принадлежать Энцо? Ведь в противном случае ей достанется роль нянечки, в то время как он со своей женой станут одной большой и счастливой семьей…

Только через ее труп. Пока она жива, она не позволит другой женщине стать матерью ее ребенка.

Если Энцо хотел жену, тогда, может быть, настало время заявить свои права на эту должность.

Энцо не мог отвести от нее взгляд. Она сидела на диване в легком, летящем платье светлосерого цвета, которое он купил для нее и которое подходило к ее глазам. Ее рыжие локоны рассыпались у нее по плечам как языки пламени. Платье застегивалось на маленькие пуговки, и несколько из них были расстегнуты, выставляя напоказ ее белоснежную кожу, усыпанную веснушками. Если бы Энцо расстегнул еще парочку, он оголил бы верх ее мягкой, округлой груди…

Черт, и зачем он только поперся к ней. Можно было позвонить из офиса или отправить сообщение, лишь бы избежать встреч с ней, что он и старался делать последние несколько дней.

Он самонадеянно полагал, что сможет контролировать свои чувства, но стоило встретиться с ней взглядом, как его самообладание полетело к чертям собачьим.

Потому что Матильда смотрела на него с неприкрытой страстью, и в ее глазах совсем не было страха. Точно так же она смотрела на него во время их первой встречи четыре года назад.

– Я могла бы стать твоей. Ты ведь говорил, что хотел жениться на мне?

Он ожидал от нее чего угодно, но никак не этих слов.

– О чем ты говоришь? Ты замужем.

– Я попросила у Генри развод.

– Развод? – Его сердце чуть не выпрыгнуло из груди. – Я думал, ты любишь его.

– Возможно, я была… не совсем искренна с тобой по этому поводу. Может быть, я всего лишь пыталась…

– Заставить меня ревновать? – шагнул к ней Энцо. – Подтолкнуть меня?

– Может быть. Все дело в том, что, по многим причинам, мы с Генри были женаты только на бумаге.

В нем закипела злость. Он не мог понять, почему злится на нее за то, что она обманула его, сказав, что вышла замуж по любви.

– Объяснись, – потребовал Энцо, сдерживаясь, чтобы не наброситься на нее.

Матильда поднялась с дивана, и ее платье мягким облаком колыхнулось вокруг ее бедер. Энцо хотелось сорвать его с ее тела, разорвать на куски и оставить на полу вместе с остатками своего самообладания.

Но он не шевельнулся. Может, она и попросила развод, но это не значило, что она его получит. Она до сих пор оставалась замужней. И Энцо не собирался давать волю своим чувствам. Нет уж. Только не с ней.

– Генри нуждался в компаньонке, но не хотел, чтобы поползли слухи или вспыхнул скандал по поводу того, что он живет с молодой женщиной. Поэтому он решил, что лучше жениться.

– И ты согласилась? Вот так просто?

– А почему нет? – пожала плечами Матильда. – Он пообещал, что не притронется ко мне, и сдержал свое обещание. Я переехала к нему, и, когда родился Саймон, он поддерживал меня. Но мы не любили друг друга. Мы были всего лишь друзьями.

Он вглядывался в ее лицо, пытаясь разглядеть там обман. Но она говорила искренне. И ее признание объясняло сдержанность, которую он видел в их отношениях с Сент-Джорджем. Не говоря уже о том, что тот даже слова не сказал в знак протеста, когда Энцо потащил ее в Италию.

Только… ему казалось, что она сказала не всю правду.

– Почему ты заговорила об этом? – Он машинально сделал еще один шаг к ней. – Ты чего-то хочешь, не так ли?

– Я не хочу находиться здесь в качестве нянечки Саймона, – решительно заявила Матильда. – Стоять в стороне и смотреть на сына с его мачехой, даже если она окажется очень милой особой. И я не хочу, чтобы он становился частью чужой семьи. – На этот раз она сама приблизилась к нему. – Я его мать. Так что, если ты хочешь укомплектовать свою небольшую семью, тебе нужно выбрать меня.

Ему хотелось рассмеяться ей в лицо. Как ей могло прийти в голову выдвигать такие требования после всего, что она сделала? Неужели она и правда думала, что он просто согласится и женится на ней без всяких возражений?

Какая наглость с ее стороны.

– Черт подери, с чего ты взяла, что я пойду на это? Дорогая, это ты бросила меня, а не наоборот. Неужели ты всерьез считаешь, что я прибегу к тебе только потому, что ты попросила?

Она сделала еще один шаг, и его окутало тепло ее тела и сладкий аромат ее духов. Энцо почувствовал, как нарастает его возбуждение. Он долгое время воздерживался от близости с женщинами. А зря. Следовало позвонить одной из своих знакомых, которые были бы счастливы видеть его. Но Энцо казалось неправильным так поступать, когда он только начал ближе узнавать своего сына.

Глупое решение.

Если бы он переспал с кем-нибудь, он не сходил бы сейчас с ума от неудовлетворенного желания.

«Лжец. Все дело в ней. И так было всегда».

Матильда подняла руку и пальчиками легонько коснулась его груди.

– Энцо, ты хочешь меня, – тихо сказала она. – А я хочу тебя. Так почему нет?

Действительно. Почему нет?

Вообще-то имелась парочка причин. Во-первых, он не любил, когда ему давали указания, что делать. И кто? Женщина, которая сначала сбежала от него, а потом не призналась, что у него есть сын. Она врала насчет своего брака, пробудив в нем чувства, которых он никогда в жизни не испытывал, заставив его ревновать…

Но с другой стороны, он подумывал над тем, чтобы жениться. И было бы разумно выбрать в жены именно Матильду, потому что Саймон знал и любил ее. И Энцо не пришлось бы подвергать его знакомству с чужими тетями, что могло негативно сказаться на ребенке.

И конечно же, секс с Матильдой будет незабываемым. Ведь Энцо и думать не хотел о такой чуши, как брак «только на бумаге».

«Но посмотри, что стало с браком твоих родителей. С твоей матерью. А ты так похож на своего отца…»

По спине Энцо пробежал холодок. Но он отмахнулся от этой мысли.

Он не был таким, как его отец, а Матильда не была похожей на его мать. И их семейная жизнь сложится по-другому. Он даст ей свободу жить своей жизнью и не будет мешать ей. Не будет высасывать из нее жизнь, как это делал отец с его матерью. Он полностью заблокировал свои чувства и не испытывал ничего, кроме старого доброго физического влечения, с которым мог прекрасно совладать.

Так что, действительно, почему бы и нет? Правда, Матильде следовало знать одну вещь: их брак будет длиться не несколько лет, они останутся мужем и женой навсегда.

Только он не бросится сразу же в ее объятия. Сначала он заставит ее подождать, немного накажет ее.

– С чего ты вдруг пришла к такому решению? – стараясь не выдать волнения, спросил Энцо.

– Просто не хочу, чтобы мой сын наблюдал бесконечный парад чужих тетенек, – проведя пальчиками по его рубашке, ответила Матильда.

– Я ведь сказал, что ничего подобного не случится.

– Такого не случится, если этот бесконечный парад женщин будет состоять целиком из меня одной. – Матильда снова подняла руку и расстегнула пару пуговиц на его рубашке.

Он плотоядно улыбнулся, когда она коснулась пальчиком его шеи.

– Только не думай, что я буду довольствоваться таким браком, какой был у тебя с Генри. Ты будешь спать в моей постели каждую ночь. И когда я говорю спать, это значит, что ты будешь голая и я внутри тебя.

– Я знаю, – зарделась Матильда. – Я тоже этого хочу.

– Дорогая, у тебя не будет любовников. Матильда, ты будешь спать только со мной, а это значит, что мы будем вместе навсегда. Ты уверена, что готова к этому?

Его гладкая, загорелая кожа показалась ей горячей словно раскаленные угли.

Энцо стоял так близко, что аромат его тела кружил ей голову.

Быть его женой. Принадлежать ему навсегда.

Его слова не удивили Матильду. Она знала, что он думал об этом тогда, на острове, вот почему она сбежала от него. Потому что была не готова к такому мужчине, как он.

И она не могла сказать с уверенностью, что готова сейчас.

Он показался ей таким требовательным, вытягивая из нее всю страсть, которую она могла ему дать, и даже больше. Но даже этого было недостаточно для него. Казалось, он хотел заполучить и ее душу, только она была не готова отдать ее. Матильду слишком пугала сила его страсти и сила ее собственных чувств. Особенно после эмоциональной пустыни, в которой она росла со своими дядей и тетей.

Никто никогда не разговаривал с ней о чувствах и о том, как управлять ими.

С ней вообще не разговаривали.

Близость Энцо, такого неистового, пугала ее, и ей не с кем было поговорить об этом.

Никогда в жизни она не ощущала потерю матери настолько сильно.

Сейчас она видела в его глазах бушующее пламя и понимала, что речь идет о сексе, не о любви. Ей стало немного не по себе, но она быстро взяла себя в руки.

Матильда прожила без любви большую часть своей жизни и могла обойтись без нее и дальше. В конце концов, у нее будет возможность утешиться.

– Ну, что скажешь? – спросил Энцо.

А она продолжала водить кончиком пальца по его коже, думая о том, что навсегда – это не так уж плохо.

К тому же речь не о ней или ее страхах. Она нужна Саймону. И ему нужен отец. Она не могла лишить его семьи.

– Ты уверен, что хочешь этого?

– Если ты окажешься в моей постели, чего мне еще хотеть? Дорогая, я потерял слишком много в этой жизни. Больше такого не повторится.

Она тяжело сглотнула и, отбросив все свои страхи, заставила себя посмотреть на него. И у нее перехватило дыхание, когда она встретилась с ним взглядом.

Как она и ожидала, в его глазах не было сострадания, нежности. Одно только пламя. И он не собирался уступать ей. Энцо привык получать все или ничего.

Матильда разозлилась на него за то, что у него получилось взять ситуацию под свой контроль. И на себя за то, что позволила ему сделать это.

– Значит, я просто вещь для тебя? – резко спросила она. – Энцо, никто не хочет быть всего лишь вещью.

Она определенно не хотела. Дядя и тетя относились к ней, как к вещи, которую унаследовали, не желая того. И она была вещью для Генри, потому что его заверения о том, что ему нужно дружеское плечо, не отменяли тот факт, что он купил ее.

– А чего еще ты хочешь? Четыре года назад я был готов отдать тебе все, но ты ушла. Саммер, ты упустила свой шанс. Та сделка больше не актуальна.

Ей причиняло боль то, что он назвал ее именем, которым она представилась во время их первой встречи. Черт подери, зачем он вообще заговорил об их коротком романе?

Только она еще в Англии решила для себя, что ей не следует обращать внимание на его выпады. Лучше злиться, чем показывать, как он ранит ее.

И она не собиралась уступать контроль над ситуацией. Не здесь. Не сейчас.

Удерживая обжигающий взгляд Энцо, Матильда медленно сунула ладонь в его расстегнутую сорочку и прижала ее к его груди.

– Прекрасно, – с вызовом бросила она. – Мне все равно ни к чему эта сделка. – Матильда медленно провела большим пальцем по его гладкой коже. – Мне нужно от тебя только это.

Он не пошевелился, но его мышцы напряглись от ее прикосновения.

Энцо улыбнулся своей хищной улыбкой, и ее сердечко забилось сильнее.

Матильда на секунду засомневалась, что сможет взять над ним верх, но потом решила идти до конца.

Он хотел ее, и пришло время воспользоваться властью, которую она имела над ним, в собственных интересах.

– Значит, договорились. – В его голосе прозвучала скрытая чувственность, от которой мурашки побежали по ее коже. – Но если ты ждешь «этого» прямо сейчас, мне придется тебя разочаровать. Ты все еще замужем за другим, если ты вдруг забыла. – Он взял ее за запястье и легонько сжал. – И я не прикоснусь к тебе, пока ты не получишь развод. – Глаза Энцо полыхнули огнем. – Но, может быть, тебе следует напомнить, с кем ты имеешь дело, заключая сделку со мной.

Она не понимала, о чем он говорит, пока он не прижал ее ладонь к основанию ее шеи.

– Вот здесь я коснусь тебя, Матильда.

Ей следовало отстраниться, не позволять ему дразнить ее таким образом. Потому что она понимала, что он снова брал верх над ней. Только Матильда не могла пошевелиться. Все ее тело ожило, а кожа стала сверхчувствительной, и ей хотелось большего.

Поэтому она стояла смирно, когда Энцо опустил ее руку ниже, проведя ее пальцами по ее груди, не сводя с нее пристального взгляда.

– Потом, возможно, здесь.

У нее пересохло во рту.

Энцо снова сместил ее руку, и кончики ее пальцев коснулись ее набухшего соска. Матильда сдавленно ахнула. Тогда Энцо проделал то же самое с другим соском.

– Впрочем, в следующий раз это будет моя рука. – Его чувственное обещание само по себе было похожим на ласку. – Я буду касаться тебя своими пальцами.

По ее телу прокатилась еще одна волна сладостной истомы.

Энцо шагнул к ней вплотную, и у нее закружилась голова от мускусного аромата мужского возбуждения, смешанного с ее собственным. Он провел ее рукой по ее животу и опустился еще ниже. Матильда тихо застонала, когда ее пальцы коснулись чувственного местечка, спрятанного под тонким хлопком ее платья и нижним бельем.

– Я буду трогать тебя и здесь тоже, – тихо продолжил Энцо. – Заставлю тебя увлажниться еще больше, чем сейчас.

– Энцо… – выдохнула она.

– Да, дорогая. Именно так ты будешь произносить мое имя. – Он накрыл ее ладонь своей, удерживая ее пальцы внизу. – Повтори его еще раз. Ну же. – Он слегка нажал на ее руку, и у нее кругом пошла голова.

– Энцо… – со стоном произнесла Матильда, беспомощно подчиняясь неистовству охватившего ее наслаждения.

– Вот так, – довольно ответил он, продолжая надавливать на ее ладонь. – Но я не дам тебе все, чего ты хочешь, тогда, когда ты хочешь этого. Потому что ты солгала мне не только насчет Саймона, но и насчет своего брака. – Энцо слегка сдвинул свою руку, и ее пронзила еще одна стрела острого наслаждения. – Так что у меня появилось одно дополнительное условие для нашего соглашения. Радость моя, если ты хочешь, чтобы я довел тебя до оргазма, тебе придется умолять меня об этом.

– Значит, ты решил наказать меня? Даже не думала, что тебе не все равно.

– Я тоже не думал. – Он надавил на ее ладонь чуть сильнее, и она громко застонала. – Но оказалось, что это не так. Но не переживай. Тебе понравится то, как я буду тебя наказывать. Гарантирую.

Матильда ощущала влагу собственного возбуждения, просочившуюся сквозь тонкую ткань платья. Ей следовало устыдиться того, с какой легкостью Энцо манипулировал ею, но она думала только о том, чтобы он прикоснулся к ее обнаженной коже, ласкал ее и никогда не останавливался.

– Не жди, что я буду умолять тебя, – процедила она. – Если только ты первым не встанешь на колени.

– Если я встану на колени, тогда я точно буду знать, где будет находиться мой рот, – тихо засмеялся Энцо. – И я не буду ни о чем молить, потому что буду занят тем, чтобы заставить тебя кричать.

Матильда густо покраснела, ощущая сильную пульсацию между бедер. Ей хотелось сказать ему, что и криков он не дождется, но голос не повиновался ей.

Потом он внезапно убрал свою руку и сделал шаг назад.

– Энцо, – выдохнула она, не в силах не произнести его имя.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, а она едва держалась на ногах, ее ладонь по-прежнему оставалась между ее ног.

– Я знаю, что ты хочешь этого сейчас, не так ли? Нам обоим остается только пожалеть, что ты все еще замужем. – В его глазах промелькнуло какое-то собственническое выражение. – Дай мне знать, когда получишь развод. И мы продолжим наш разговор.

Не дожидаясь ответа, Энцо развернулся и вышел из комнаты.

– Подумать только! Сын, о котором ты ничего не знал? – скептически ухмыльнулся Данте. – Такое могло случиться со мной, но никак не с тобой.

Энцо продолжал смотреть в окно, за которым до самого горизонта раскинулся Милан во всей своей красоте.

Миланский офис был его любимым, главным образом, потому, что, когда бы он ни посмотрел в окно, ему казалось, словно он сидит на троне, а город, в котором он когда-то отчаянно пытался найти свое место, лежит у его ног.

Очень приятное чувство.

– Действительно. Я удивлен, что такого еще не случалось в твоей жизни, – ответил Энцо, сцепив руки за спиной. – Учитывая твою неспособность провести хотя бы одну ночь без женщины в твоей постели.

– Брат мой, неужели я слышу осуждение в твоем голосе? – лениво протянул Данте. – Или это лицемерие?

Энцо в ответ улыбнулся. Брат любил подначивать его, но он не обижался. Потому что Данте подначивал каждого встречного, что иногда причиняло неудобства, ведь ему отводилась роль дружественно настроенного представителя их компании «Кардинали Энтерпрайзис».

– Саймону четыре года. Ты скоро познакомишься с ним.

– Как интересно, – без тени энтузиазма ответил его брат. – И ты собираешься жениться на матери мальчика? После того, как она сбежала от тебя и не сказала, что у тебя есть сын?

Энцо в двух словах рассказал ему о появлении Саймона и коротком романе с Матильдой. Он не хотел говорить брату раньше, пока не утвердится в своих планах, но теперь все разрешилось и пришло время делать объявления.

Сначала брату, потом остальному миру.

Но сначала Матильда должна получить развод. Конечно, скандала не миновать, но если все устроить надлежащим образом, его можно свести к минимуму.

– Да, – улыбнулся Энцо, глядя на свое отражение в окне и вспоминая раскрасневшуюся Матильду и то, как она стонала, находясь полностью в его власти.

– Интересно. Никогда бы не подумал, что прощение является твоей сильной стороной.

– Мой брак не имеет ничего общего с прощением. Речь идет о моем сыне. Она его мать, и это делает ее самой подходящей кандидатурой на роль моей жены.

Энцо не стал говорить, что он хотел ее для себя. Правда, только для сексуальных утех. И что с того, что его возбуждала сама мысль о том, чтобы устроить ее восхитительному телу несколько чувственных казней?

Данте только закатил глаза. Его младший брат с безразличием относился ко многим вещам или, по крайней мере, делал вид. Он не сходил с ума, как Энцо, от желания обзавестись домом и семьей. По правде говоря, брат частенько говорил, что считает эти вещи настоящим адом на земле и очень рад тому, что он больше не принц. И Энцо не мог его винить, учитывая то, что после изгнания их семейства на материк Данте жил с матерью.

– Значит, ты познакомишь меня с этим образцом совершенства?

Энцо стало неуютно от слов Данте. Тот напропалую кружил голову женщинам, но никогда не заходил на чужую территорию и вряд ли посмеет перейти дорогу старшему брату.

– Конечно. Но не сейчас. Сначала нужно дождаться, пока она получит развод.

– Развод? – Глаза брата поползли на лоб. – Она замужем?

– Да, – отрезал Энцо. – И нет, я не прикасался к ней. Это длинная история.

– Похоже на то, – весело заметил Данте. – Больше ничего не хочешь мне сказать?

– Нет. – Энцо машинально начал в который раз складывать бумаги на столе. – Тебе что, нечем заняться?

– Вообще-то ты сам вызвал меня на разговор.

– И теперь он окончен. Я буду тебе признателен, если ты сохранишь в тайне все, что я тебе рассказал. Я не хочу, чтобы в прессе поднялась шумиха. Я беспокоюсь о сыне. И не смотри на меня так.

– Я никому ничего не скажу. Клянусь.

Энцо не сомневался, что брат сдержит свое обещание. Но каждый раз, когда он думал о сыне, его охватывало желание защитить Саймона, и он ничего не мог поделать с собой. Да и не хотел.

– Чудесно. Я дам тебе знать, когда мои отношения станут достоянием общественности.

Дверь за Данте закрылась, и Энцо снова повернулся к окну. Господи, скорее бы настал этот момент.

Он почти закончил ремонт на своей новой вилле. И как только Матильда получит развод, он женится на ней и переедет с семьей на остров, о чем всегда мечтал.

Его охватило дикое желание, когда он вспомнил, как Матильда едва держалась на ногах, когда он сунул ее руку ей между ног в тот вечер в библиотеке.

Он ощущал жар ее тела и сладкий мускусный аромат ее возбуждения. Она так восхитительно задрожала и с таким отчаянием произнесла его имя. Ее глаза потемнели, словно грозовые тучи, но в глубине их сверкало пламя, отблески той страстной, неистовой женщины, которую он открыл для себя четыре года назад на Карибах.

Ему стоило неимоверных усилий отпустить ее, но он сумел. Потому что хотел доказать, если не ей, то самому себе, что он здесь главный и диктует условия. И если ей хотелось испытать его, значит, ей следовало узнать, с кем она имеет дело. Она должна была понять, что не сможет одолеть его. Он просто не позволит взять над собой верх.

Матильда сказала, что Сент-Джордж, скорее всего, заплатил нужным людям, чтобы ускорить процесс развода, но прошло уже несколько недель, и Энцо снова начал задерживаться на работе. Он каждое утро завтракал с Саймоном, чтобы выстроить отношения со своим сыном, и иногда возвращался пораньше из Милана, чтобы провести больше времени с ним.

И продолжал избегать Матильду.

Обещание не прикасаться к ней, пока она не станет свободной женщиной, было разумным стратегическим шагом, но только в теории. Потому что на практике он сходил с ума от неудовлетворенного желания, преследуемый жасминовым ароматом ее тела и ее хрипловатым, чувственным голосом.

С ней одной он не мог обуздать свои чувства.

И он устал бороться с собой.

При встрече он не мог оторвать от нее глаз. Матильда больше не носила футболки и джинсы, предпочтя летящие платья на пуговках, притягивающие взгляд к изгибам ее тела.

И она больше не собирала свои волосы, позволяя им рыжей копной рассыпаться по плечам и вокруг ее белоснежной шейки.

Она словно знала, что ожидание доводит его до безумия, и решила помучить его еще больше. От нее можно было всего ожидать. Ведь в тот вечер в библиотеке она использовала против него его собственную тактику.

Пусть так. Энцо нравилось, когда она сражалась с ним, и ему казалось, что она тоже получает от этого удовольствие.

Эта борьба сделает ее капитуляцию еще слаще для них обоих.

Услышав сигнал внутренней связи, Энцо подошел к столу и нажал кнопку.

– Что там, Алессия? – немного раздраженно спросил он.

– К вам посетитель. Женщина. Она отказывается называть свое имя.

Внутри его все инстинктивно сжалось. Он не понимал, как, но он знал, кто к нему пришел.

– Она рыжеволосая?

– Пригласите ее.

Только одна рыжеволосая женщина могла прийти к нему в офис без приглашения и только по одной причине.

Дверь открылась, и на пороге появилась Матильда в длинном белом платье и с распущенными волосами.

В последнее время он избегал близких встреч с ней, и вот она здесь, и его кабинет наполнился сладким ароматом ее духов и жаром ее тела…

– Надеюсь, ты пришла сюда как свободная женщина, – сдерживая обуревавшие его эмоции, сказал Энцо. – Потому что я устал от игры, которую ты ведешь со мной.

Матильда сцепила руки, чтобы он не заметил, как они дрожат.

Этим утром она получила бумаги о разводе и испытала смешанные чувства восторга и страха.

Она радовалась тому, что ей больше не надо бороться со своим влечением. Но боялась, что, когда передаст бумаги Энцо, он тоже перестанет сдерживаться. И тогда все изменится.

Последние несколько недель она дразнила его, надевая красивые платья и выставляя напоказ чуточку обнаженной кожи. Достаточно, чтобы помучить его и проверить, насколько хватит его самообладания. А еще показать, что у нее есть власть над ним и она готова воспользоваться ею.

И у нее получилось. Энцо жадно следовал за ней взглядом везде, где она появлялась. И когда он начал все чаще задерживаться на работе, она поняла, что он боялся потерять контроль над собой в ее присутствии.

И у нее появилась надежда, что брак с ним не раздавит ее окончательно.

Так что когда пришли бумаги о разводе, Матильда отбросила сомнения в сторону и, оставив Саймона с Марией, отправилась в офис к Энцо.

Но теперь, оказавшись с ним наедине и чувствуя исходившую от него силу и неистовое мужское вожделение, она немного оробела.

– Я не знаю, о какой игре ты говоришь, – взяв себя в руки, заявила она и достала из сумки бумаги о разводе, – но насчет остального ты прав. Это прислали сегодня. Все подписано, скреплено печатью… – Она медленно подошла к столу и положила на него конверт. – И доставлено.

Энцо глянул на конверт, а потом снова на нее.

– Закрой дверь, – приказал он.

Внутри ее тут же пробудилось что-то требовательное, и она ощутила знакомую сладкую боль внизу живота, которая не стихала с того самого вечера, когда Энцо прикоснулся к ней в библиотеке.

– Подойди сюда, – тихо сказал он, когда она дрожащей рукой закрыла дверь его кабинета.

Матильда вернулась к столу, медленно, чтобы Энцо получше разглядел ее полупрозрачное платье. В этой борьбе годились все средства.

Она обогнула стол, и Энцо сделал шаг назад, показывая ей, что она должна встать между ним и столом, что она и сделала.

Она сходила с ума по нему.

И позволит ему получить то, чего они оба так отчаянно хотели.

Энцо молча усадил ее на стол, и Матильда подавила вздох, когда его жаркие ладони коснулись ее бедер через тонкую ткань платья. Она не сводила с него глаз, хотя его взгляд обжигал ее. Он был магнитным севером, а она компасной стрелкой, которую неустанно притягивало к нему и удерживало там, совершенно беспомощную.

Только она не была беспомощной, потому что видела свою силу в его глазах, в кипевшей в нем страсти, которая напомнила ей те жаркие дни на острове. Когда он снова и снова овладевал ею, требовательный и неистовый, словно жаждал того, что могла дать только она одна.

Она так и не поняла, что пожирало его, но сейчас видела в нем ту же жажду. Что-то вроде отчаяния.

– Все хорошо, Энцо, – сказала она, коснувшись его щеки. – Ты можешь взять меня. Прямо сейчас, если хочешь.

– А ты думала, я буду ждать? После четырех лет? – Он скользнул руками вниз по ее бедрам и широко развел их в стороны. – Ты две недели мучила меня, дразнила. Ты свела меня с ума, дорогая. И я не собираюсь ждать.

– Энцо, почему ты злишься?

Судя по всему, он не ожидал такого вопроса, но быстро спрятал свое удивление.

– А ты как думаешь? Ты разгуливаешь по вилле в прозрачных платьях, и только не говори, что надеваешь их, потому что на улице жарко.

– Ты сердишься не из-за этого, – медленно покачала головой Матильда.

– Дорогая, давай отложим разговоры, – стиснул челюсти Энцо. А потом провел большими пальцами по ее бедрам, поднимаясь все выше и выше, и она почти перестала дышать.

– Матильда, – хрипло произнес Энцо, и его акцент стал еще отчетливее. – Скажи, что ты хочешь этого.

И снова это отчаяние в голосе, словно он боялся, что она может отказать ему.

Она могла бы использовать эту уязвимость против него, последовав его примеру. Или… могла сделать что-то другое. Показать ему что-то лучшее.

Матильда уперлась руками в стол и изогнула спину, отчего ее грудь слегка приподнялась.

– Я хочу этого, – хрипло ответила она. – Я хочу тебя.

Глаза Энцо полыхнули, когда он положил свои руки на стол рядом с ее руками, и теперь нависал на ней, пожирая ее взглядом.

– Я обещал тебе, что ты будешь молить о пощаде.

– А я сказала, что этого не будет.

Энцо еще чуточку наклонился, и его губы почти касались ее губ.

– А я предупредил тебя, что будет, когда я встану перед тобой на колени. Ты уверена, что готова к этому?

– Конечно, – дерзко ответила Матильда. – Возможно, тебе следует прекратить болтать и взяться за дело.

Он секунду помедлил, а потом обхватил ее бедра и притянул ее к краю стола.

Сердце выпрыгивало у нее из груди, потому что он смотрел на нее так, словно хотел проглотить живьем.

Возможно, именно это он и собирался сделать. И Матильда сходила с ума от нетерпения.

Она задрожала, когда Энцо опустился перед ней на колени и, задрав подол ее платья, сдвинул в сторону кружевную полосочку ее нижнего белья и обнажил ее полностью.

Ей нравилось, как он смотрел на нее, и ей хотелось раздвинуть ноги еще шире для него.

– Красивая, – пробормотал Энцо, не сводя глаз с небольшого треугольничка влажных завитков. – Все в точности как я помню. Рыжая, как огонь, и такая же горячая.

Энцо скользнул руками под бедра Матильды и придвинул ее к себе еще ближе.

Ее дыхание стало сбивчивым, и она вцепилась в край стола, когда Энцо наклонил голову и, раздвинув складки ее увлажнившегося лона, провел по нему языком.

Ее охватило острое, мучительное наслаждение, и она облегченно застонала, потому что наконец – наконец – он прикоснулся к ней.

Ей хотелось посмотреть на Энцо, но она боялась, что тогда все закончится слишком быстро, а ей хотелось как можно дольше наслаждаться его ласками.

Поэтому она закрыла глаза и погрузила пальцы в его черные шелковистые волосы, двигая бедрами и желая пережить еще большее удовольствие.

Но он крепко сжал ее, удерживая на одном месте.

– Не двигайся. Иначе не получишь желаемое.

– Энцо, пожалуйста… – задрожала Матильда.

– Да, это хорошее начало. – Он снова склонился над ней, и она ощутила на себе его жаркое дыхание. – Попроси меня на итальянском, и я дам тебе больше.

Мысли путались у нее в голове.

– Я… не знаю.

– Знаешь, дорогая. Я ведь учил тебя, помнишь? Ты так превосходно произносишь эти слова. – Энцо провел пальцами по ее лону, доводя ее до безумия. – Может, напомнить тебе?

Ему не пришлось напоминать ей. Потому что она вспомнила.

– Per favore, Энцо… – прошептала Матильда, вцепившись в его волосы.

– Хорошая девочка, – пробормотал он. – А теперь покричи для меня.

Матильда снова ощутила прикосновение его губ и пальцев и полностью отдалась на волю бушевавшего в ней чувственного урагана.

И когда он погрузил в нее свой язык в последний раз, она закричала.

Как он и просил.

Задрожав, Матильда выкрикнула его имя, и он ощутил на языке сладкий вкус ее наслаждения. Энцо совсем не волновало, что его секретарша тоже все слышала.

Он думал только о женщине, жаркое тело которой держал в своих руках.

Наконец это случилось.

Наконец она принадлежала ему. Потому что была создана для него одного.

Энцо проводил руками по обнаженным бедрам содрогавшейся от оргазма Матильды, а потом потянулся к ее нижнему белью и начал стягивать его вниз.

Его сердце бешено колотилось, и он сходил с ума от возбуждения. Но Энцо не хотел торопиться. Он не собирался позволить ей контролировать происходившее.

Следовало хорошенько проучить ее за то, что она сделала с ним, наказать за каждую секунду, прошедшую с того момента, как она бросила его, за ее ложь и за то, что продолжала сводить его с ума одним своим существованием.

Да, он накажет ее.

Своими ласками.

Энцо поднялся на ноги и посмотрел на раскрасневшуюся Матильду, его соблазнительную, страстную сирену.

Он запустил пальцы в ее шелковистые рыжие волосы и сжал их в кулак, а потом мягко потянул ее голову назад, чтобы ее мягкие, пухлые губы оказались близко к его губам. Он жадно прильнул к ним, проникая языком в ее рот, исследуя ее сладостное тепло и позволяя ей ощутить свой собственный вкус.

Матильда содрогнулась и с тихим стоном обвила его шею руками и принялась пылко отвечать на его поцелуй.

Да, он помнил ее именно такой. Она не сдерживалась в своих чувствах и отвечала страстью на страсть. Отдавая себя всю без остатка и заставляя его желать еще большего, намного большего…

Только на этот раз он не потеряет самообладание и не позволит ей обезоружить его.

Энцо еще крепче ухватил Матильду за волосы и жадно поцеловал, а потом чуть отстранился и нежно куснул ее за нижнюю губу, заставив девушку дрожать от удовольствия.

Затем он достал из заднего кармана брюк презерватив.

Щеки Матильды зарумянились, а ее губы были красными от его поцелуев. В воздухе витал аромат жасмина и сладкий, мускусный запах ее оргазма, что казалось Энцо невероятно эротичным. Ему захотелось растянуть ее на столе и снова ощутить ее вкус, возможно на этот раз увеличив время пыток, чтобы она металась, стонала и выкрикивала его имя.

Но его охватило такое сильное возбуждение, что не оставалось сил терпеть.

Когда-то он учил Матильду надевать ему презерватив и, когда она потянулась к нему, вспомнил, как она наслаждалась этим процессом. Не говоря уже о блаженстве, которое пережил сам Энцо, когда его коснулись ее прохладные пальчики.

Только сегодня он не собирался уступать ей главенство.

– Ты хочешь помочь, а потом вывести меня из игры.

– Энцо, но я не собираюсь бороться с тобой. – Матильда расстегнула пояс и пуговицу на его брюках. – Не сейчас. Я сделаю все, чего ты пожелаешь.

Он замер, услышав нежность в ее голосе. Он изголодался по этому чувству. В отношении матери никогда не было теплоты, даже до их изгнания с острова, а потом Энцо никак не мог угодить ей. Она все время отвергала его. А после ее ухода ему остались только горечь и безразличие отца.

Не будь он таким требовательным…

Энцо отбросил эту мысль, ухватившись за злость, которая всегда была под рукой.

Но как злиться, когда пальчики Матильды медленно тянули его молнию вниз, слегка касаясь его отяжелевшей плоти.

И Энцо вдруг подумал, что тоже не хочет воевать с ней. Он затаил дыхание, когда она попыталась забраться в его нижнее белье, и громко застонал, ощутив прикосновение ее ладони.

Милостивый Боже, если не остановить ее, она лишит его остатков самообладания.

Он убрал ее руки от себя, и она не стала возражать. Матильда взяла презерватив и, открыв упаковку, держала его на ладони, глядя на Энцо.

– Хочешь я…

– Нет, – грубо оборвал ее он и, схватив презерватив, быстро надел его, чтобы она не заметила, как дрожат его руки. – Дорогая, это часть твоего наказания. Ты не будешь прикасаться ко мне, когда тебе вздумается.

Ее глаза светились теплом и нежностью. А еще в них читалось понимание, которого он не просил и с которым не знал, что делать.

– Но ты можешь касаться меня, – тихо сказала Матильда. – Когда захочешь. Я не буду возражать.

– Значит, ты глупая, – грубо отрезал он. – Разве ты не понимаешь, что я возьму больше, чем ты предлагаешь?

Потому что так и случится. Мать терпеть не могла его за то, что он постоянно пытался сделать так, чтобы она почувствовала себя лучше, тогда как ей хотелось, чтобы ее оставили в покое.

Да, он был жадным, а еще эгоистичным.

Матильда начала мягко водить ладонями по его груди, словно он был диким зверем, которого нужно было успокоить.

– Но я и так отдаю тебе всю себя.

Только Энцо не желал, чтобы она уступала ему, и не нуждался в ее нежности.

Он молча обхватил ее за бедро и резко проник в нее.

Матильда сдавленно ахнула, приняв его в себя, и он вспомнил их первую близость, когда овладел ею прямо у стены и поверить не мог, что существует такое невероятное удовольствие.

До сих пор не мог.

– Саммер, – выдохнул, не сдержавшись, Энцо, и она скользнула ладонями по его груди и, обняв его за шею, едва слышно произнесла его имя.

Не сводя с нее глаз, он начал двигаться. На этот раз медленно.

– О… – Матильда изогнулась, прижимаясь к нему своей мягкой, округлой грудью и глядя на него с такой страстью и удивлением, что у него перехватывало дыхание.

Потому что он испытывал то же самое острое наслаждение и чувство близости, как тогда, на острове. Оно никуда не подевалось и оставалось таким же прочным.

– Саммер, – снова пробормотал Энцо, не в силах остановиться.

– О… да… – прошептала она. – Энцо…

Матильда заскользила руками по его плечам, а потом забралась под его рубашку, и он застонал, когда ее руки коснулись его обнаженной кожи.

Он старался держаться, сжимая ее соблазнительные ягодицы и проникая в нее еще глубже. Но его сводило с ума то, как Матильда двигала бедрами и как дрожали ее пальцы, когда она возилась с его галстуком и пуговицами на рубашке.

Она была такой упругой, такой влажной. Такой горячей.

И внезапно Энцо почувствовал, что больше не в силах сдерживаться.

Он снова погрузил пальцы в ее волосы и, притянув к себе, жадно поцеловал, а потом наклонил обратно над столом. Матильда прильнула к нему, отдавая всю себя без остатка и раз за разом со стоном произнося его имя.

– Радость моя, ты никогда не получишь этого от кого-то другого, – прорычал он, касаясь губами ее губ. – Только я могу дать тебе это. – Он сделал резкий толчок, и Матильда сдавленно ахнула. – Только я. – Еще один толчок. – Скажи, что ты поняла меня.

– Да, – хрипло ответила она. – Поняла. О, Энцо… пожалуйста…

Ему хотелось продлить этот момент, но он чувствовал, что находится на грани. Поэтому он скользнул рукой между их разгоряченными телами и начал ласкать чувственный бугорок между ее бедер. Матильда содрогнулась и закричала, уткнувшись лицом в его шею и крепко обхватив его своими внутренними мышцами.

И он, наконец, дал себе волю, ухватив ее за волосы и утопая в сладости, которую дарили ее губы и жаркое тело. Он врывался в нее, пока наслаждение не взорвалось в его голове подобно бомбе.

А потом, содрогаясь от оргазма, он сжал ее в своих объятиях и крепко держал так некоторое время.

Она больше не бросит его. Никогда.

Уж он позаботится об этом.

Неделю спустя Матильда стояла в спальне Энцо и разглядывала свое отражение в зеркале. Платье, купленное им специально для вечеринки по случаю их помолвки, было настоящим произведением искусства. Ей хотелось самой выбрать наряд, но он настоял, и она не стала возражать.

Она слегка повернулась, любуясь тем, как поблескивали серебристые пайетки на лифе платья. На длинной юбке из тюля пайеток было значительно меньше, и они сверкали то тут, то там подобно рассыпавшимся алмазам. Казалось, будто Матильда окунулась в звездную пыль.

Вырез платья был очень глубоким – почти до пупка – и вместе с обтягивающим лифом притягивал взгляды к соблазнительным линиям ее груди и бедер, подчеркивая ее фигуру в форме песочных часов.

Матильда с Энцо решили, что вечеринка будет лучшим способом заявить об их помолвке и представить миру Саймона. Они скажут, что прятали сына специально, чтобы оградить его от излишнего внимания со стороны прессы и публики.

Энцо не сомневался, что они смогут свести сплетни и слухи к минимуму, и Матильда не стала перечить. Пусть их отношения казались далекими от идеала, но она знала, что Энцо заботится о благополучии Саймона и сделает все возможное, чтобы защитить его.

Их сын пришел в восторг, когда они сказали о том, что решили пожениться. А Матильда испытала смешанные чувства: сожаления, оттого что поначалу лишила Саймона семьи, и облегчения, оттого что получила возможность все исправить.

Почувствовав какое-то движение позади себя, она не стала оборачиваться, потому что видела в зеркале, кто пришел.

Ее сердечко взволнованно забилось, когда она посмотрела на Энцо в его шикарном смокинге, идеально сидевшем на его широченных плечах и узких бедрах.

– Да, – довольно улыбнулся он и, подойдя ближе, обнял ее за талию. – Я знал, что оно будет смотреться на тебе потрясающе.

Матильда испытывала двоякие чувства рядом с Энцо, потому что он вел себя с ней так, словно заявил права на нее. Только она знала, что ему не нужно ничего, кроме ее тела. И он никогда бы не женился на ней, не будь она матерью Саймона и не подтолкни его к этому шагу.

– Оно красивое…

– Я чувствую себя… как-то странно в нем.

– Оно очень… импозантное. Если честно, я кажусь себе самозванкой.

– Матильда, ты не самозванка, – крепче сжал ее за талию Энцо. – Ты моя невеста. А что до платья – да, оно шикарное. Будь у меня королевство, ты была бы моей королевой.

Они никогда не обсуждали его прошлую жизнь. Но Матильда не настаивала, потому что чувствовала, что эта тема причиняет ему боль, и была тогда слишком неуверенной в себе, чтобы вызывать его на откровенность.

Но сейчас… Возможно, пришло время задать эти вопросы. В конце концов, ей не хотелось выходить замуж за человека, которого она не знала по-настоящему.

– Ты говорил мне о своем королевстве, но не рассказывал, как потерял его.

– Я ничего не терял, – немного резко ответил Энцо. – Это сделал мой отец. Он не заботился ни о стране, ни о людях. Он настолько обезумел от жажды власти, что правительство решило избавиться от него. А также от его семейства.

– Что случилось? – Матильда смотрела на его отражение в зеркале, наблюдая за выражением его лица.

– Нам приказали покинуть остров. Однажды ночью пришли солдаты и под конвоем выпроводили нас на материк. Нам дали всего пару часов, чтобы собрать вещи, а потом посадили на корабль.

Ее сердце мучительно сжалось. Матильда знала, каково это – испытать внезапные перемены в жизни. Собрать свои вещи и отправиться в другое место, не имея ни малейшего представления, что тебя там ждет.

Теперь она понимала причину его злости.

Энцо злился, потому что лишился родного дома. Вот почему он, как одержимый, носился с идеей обзавестись семьей и построить новый дом на том чертовом острове, купленном у Генри.

Неудивительно, что он считал ее своей королевой. Он пытался восстановить свое королевство.

– Тебе, должно быть, пришлось несладко, – тихо заметила она. – Сколько тебе исполнилось, пятнадцать?

– Да, – сверкнул глазами Энцо. – Я был достаточно взрослым, чтобы понимать, что происходит. И что я теряю.

– Мне было десять, когда умерли мои родители, – сказала Матильда. – А потом я очутилась у сестры моей матери. Тетя и дядя были бездетными и, по правде говоря, не хотели меня, но все равно приняли в свой дом, потому что у меня больше никого не осталось. Так что я не понаслышке знаю, что значит лишиться жизни, которая, как тебе казалось, будет у тебя всегда. Это очень, очень тяжело.

– Ты никогда не рассказывала, что потеряла родителей.

Разве? Может, и не рассказывала. Ведь они говорили только о будущем и о том, чего ждут от него, а не о прошлом.

– Ну, это не особо веселая история, так что ты ничего не пропустил.

– Расскажи.

– Сначала ты расскажи о своей семье, – уклонилась от ответа Матильда. – Ты знаешь обо мне больше, чем я о тебе.

– Неправда, – напрягся Энцо.

– Ты только сказал, что хочешь построить дом, потому что лишился старого. И что однажды мечтаешь обзавестись семьей. И все.

– Тут нечего добавить. Отец был одержим жаждой власти, он не знал, что такое быть человеком, тем более королем, а мать мирилась с его припадками ярости, как мученица. С корабля на берег мы сошли с пустыми руками. Отец носился с безумными планами, как вернуть обратно свой трон, плюнув на свои обязанности мужа и отца. А мать больше заботилась о своих собственных бедах. В конце концов она уехала, прихватив с собой Данте. А мне пришлось остаться с отцом. – В голосе Энцо послышалась горечь. – Он с полным безразличием отнесся к уходу матери и к тому факту, что я остался с ним. Только власть имела для него значение, и он не мог смириться с ее потерей.

Матильда не знала, что и сказать.

– Мне жаль. Судя по всему, твой отец был ужасным человеком. А твоя мать… Получается, ты лишился обоих родителей, не так ли?

– Да. Ты права. А теперь расскажи о своих.

– Тут особо нечего говорить. Они любили меня, а я любила их. Они погибли в автокастрофе, когда ехали, чтобы забрать меня из школы.

Энцо медленно скользнул ладонями по ее талии и положил их ей на живот. Он стоял позади нее, такой горячий и такой сильный, и она при желании могла прислониться к нему, и в этом было что-то необъяснимо утешительное.

– А как ты оказалась замужем за Сент-Джорджем? – немного сердито спросил он. – Вышла за него, чтобы уйти от тети с дядей?

– Нет. Они… не привыкли открыто выражать свои чувства, но они были добры ко мне. Дали мне крышу над головой и платили за мое обучение в школе. Они растили меня. Я вышла за Генри, чтобы они не лишились своего дома. Генри был другом их семьи. Он предложил им денег в обмен на то, чтобы я вышла за него замуж.

– Почему он просто не мог дать им денег – без того, чтобы жениться на тебе? – нахмурился Энцо.

– Потому что он был одинок и нуждался в компании. И он не хотел, чтобы поползли сплетни, что с ним живет женщина намного моложе его. Думаю, он знал о моем нежелании выходить за него, поэтому постарался сделать так, чтобы его предложение было выгодным.

– Другими словами, он манипулировал тобой.

– Сначала я не хотела выходить за него, – бросилась на защиту Генри Матильда. Пусть их брак не был идеальным, но Генри не обижал ее. – Но моих тетю и дядю могли выручить деньги, которые он предлагал. А они так много сделали для меня…

– Так много сделали для тебя? – резко перебил ее Энцо. – Ты стала сиротой, и они приняли тебя в свой дом, как и положено родственникам. Ты ничего им не должна. Не твоя вина, что ты потеряла родителей.

– Я знаю, – густо покраснела Матильда. – Но у них не было много денег, а мое обучение в школе стоило очень дорого. Мне не казалось, будто я иду на большие жертвы.

– Почему ты защищаешь их? – Его глаза сверкнули, как лезвие ножа, разрезающего защитные слои, за которыми она спрятала свое сердце.

– А почему тебя волнует, что я защищаю их? – не удержалась Матильда.

В комнате воцарилась гробовая тишина.

Энцо впился в нее глазами, и она видела, как он стиснул челюсти.

Господи, ну зачем она сказала это?

Матильда взяла его за руки, лежавшие у нее на животе, и хотела оттолкнуть его, но это было то же самое, что толкать каменную стену.

– Вот почему ты так огорчилась, что Сент-Джордж отпустил тебя? Ты хорошо относилась к нему. И хотела, чтобы он отвечал тебе тем же. Так же как и твои тетя с дядей.

Конечно, Энцо не мог не заметить ее реакцию на то, с какой легкостью Генри отпустил ее в Италию. Он не был глупым мужчиной и быстро сложил два и два.

– Матильда, посмотри на меня, – тихо сказал он, когда она отвела глаза, больше не в силах выносить его взгляд.

Она заупрямилась, потому что не хотела, чтобы он узнал, что творилось у нее на душе. Тогда Энцо взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза, отражавшиеся в зеркале.

– Скажи мне, чего ты боишься, – потребовал он.

Матильда не видела смысла что-то скрывать. Потому что он читал ее как открытую книгу.

Но ей не хотелось, чтобы он обрадовался тому, что вытянул из нее правду. Поэтому она выпрямила плечи и встретилась с ним взглядом.

– Я боюсь остаться без дома. Никому не принадлежать. Быть вещью, с которой не хотят иметь дела или передают кому-то другому, когда теряют к ней интерес. Я боюсь раскачивать лодку. Выйти за рамки. Боюсь не соглашаться или протестовать, или даже озвучивать свое мнение. Потому что я знаю, что тогда случится. От меня избавятся, словно я ничто.

Она не знала, чего ожидать, хотя боялась, что он начнет ее высмеивать и скажет, что она вела себя глупо.

Но Энцо вдруг развернул ее лицом к себе, и его глаза обжигали, когда он смотрел на нее.

– Ты не пустое место. И ты не вещь. Матильда, когда я сказал «навсегда», я говорил серьезно. Твое место рядом со мной. Я никогда не избавлюсь от тебя. Ты моя.

Она не успела ничего ответить, как он склонился над ней и жадно прильнул к ее губам, словно был их владельцем.

С момента их близости в его офисе они занимались любовью множество раз. Но Энцо всегда оставался сдержанным.

Но сейчас он дал волю своим чувствам.

Он прижал ее спиной к зеркалу и ненасытно целовал, покусывая ее нижнюю губу.

– Только дело не во мне? – не удержалась Матильда. – Ты хочешь королевство. И королеву. Ты не хочешь меня.

– Не надо решать за меня, чего я хочу, а чего не хочу, – снова куснул ее за губу Энцо, а потом провел зубами по ее шее. – Если бы мне нужна была только королева, я мог бы жениться на любой. Но я женюсь на тебе.

– Ради Саймона.

– Не только. – Он поднял голову и посмотрел на нее своим обжигающим взглядом. – Матильда, я хочу тебя.

– Энцо, ты хочешь видеть меня в своей постели. Только и всего.

– Радость моя, я мог заполучить любую в свою постель, но ты единственная, кого я желаю видеть там, – ответил он, обхватив ладонями ее лицо.

Это было не совсем то, что ей хотелось услышать, но достаточно, чтобы рассеять ее сомнения и пролить немного бальзама на ее израненное сердце. Поэтому Матильда крепче ухватилась за его волосы и притянула его губы к своим.

Энцо покусывал ее шею и ласкал ее грудь через ткань ее серебристого платья, обводя большими пальцами ее набухшие соски.

– Вечеринка, – тяжело дыша, прошептала Матильда, изогнувшись в его руках.

– Плевать, – прорычал он. – Дорогая, раскачай лодку. Выйди за рамки. Скажи, чего тебе хочется. Сейчас.

Только она не могла признаться, чего хотела на самом деле, особенно когда боялась признаться в этом даже самой себе.

Хотя она могла раскачать лодку. Его лодку.

– Отпусти меня, – прошептала она и мягко оттолкнула его, заставив сделать шаг назад.

Затем Матильда опустилась перед ним на колени.

Энцо не пытался остановить ее, когда она расстегнула ремень, а потом молнию на его брюках. Он только одобрительно промурлыкал, когда она потянулась к его нижнему белью и обхватила пальцами его отяжелевшую плоть.

Он наклонился вперед, когда она достала его пенис, и смотрел на нее глазами полными страсти.

– Матильда, я пытался простить тебя, – неожиданно заявил он. – На протяжении четырех лет. Но я не смог. Я был зол на тебя за то, что ты ушла. Но теперь ты здесь, ты моя, и я хочу тебя одну, ты поняла?

Да, она понимала, и пока того, что он предлагал ей, было достаточно.

Не сводя глаз с Энцо, Матильда коснулась губами его возбужденной плоти, а потом провела по ее головке кончиком языка так, как он учил ее, и увидела, как полыхнули его глаза.

Он судорожно вздохнул, когда она обхватила его губами, наслаждаясь его солоноватым вкусом.

Да, этого достаточно. Быть желанной. Единственной, кого он хотел.

Матильда ласкала его тугую плоть, доводя его до исступления, и не обращала внимания, когда он, запустив пальцы в ее волосы, испортил ее элегантную прическу. Она продолжала сводить Энцо с ума, пока с его губ не слетели хриплые возгласы на итальянском, и он задвигал бедрами в такт с ее ртом.

Ей хотелось продлить этот момент как можно дольше, но под конец Энцо потерял контроль над собой, когда запустил вторую руку в ее волосы, окончательно испортив то, что осталось от ее прически, и начал делать резкие толчки в ее рот. Матильда крепко вцепилась в его бедра, когда он запрокинул голову и хрипло выкрикнул ее имя, переживая сокрушительный оргазм.

Потом она уткнулась лбом в его мускулистый живот, с громко бьющимся сердцем и почти такой же оглушительной пульсацией между ее бедер.

Энцо медленно провел руками по ее волосам и шее, и Матильду, помимо ее воли, охватило глубокое чувство удовлетворения.

Да, она смогла это сделать. Смогла.

– Поднимись, – тихо попросил Энцо.

Матильда послушно поднялась, и он снова прижал ее спиной к зеркалу и жадно набросился на ее рот, словно хотел насладиться собственным вкусом. Она не стала сопротивляться, обвила его шею руками и прильнула к нему, получая удовольствие от того, как крепко он держал ее в своих объятиях.

Затем Энцо отстранился и, пристально посмотрев на нее, поправил свою одежду.

– Жаль, что я не могу оказать ответную услугу, потому что нас ждут гости.

Она задрожала, изнывая от неудовлетворенного желания, но не стала возражать.

– Пока не забыл, – добавил Энцо и полез в карман своих брюк. – У меня для тебя кое-что есть.

Он достал маленькую бархатную коробочку и протянул ей.

– Что это?

– Открой – и увидишь.

Ее сердце забилось слишком быстро, когда она взяла коробочку из его рук и, открыв ее, увидела внутри восхитительное серебряное кольцо с камнем цвета глаз Энцо, усыпанное камушками, похожими на бриллианты. Оно было довольно тяжелым, с виду похожим на средневековые украшения, и Матильде показалось, что оно очень-очень старое.

– Энцо… – беспомощно выдохнула она. – Оно прекрасно.

– Это королевское кольцо нашей семьи. – Он забрал у нее коробочку и достал оттуда кольцо. – Камень – желтый бриллиант. Он очень редкий. Его цвет символизирует золотистые глаза представителей рода Кардинали. Его носили все короли. А теперь его будет носить моя королева. – Энцо взял ее левую руку и мягко надел ей кольцо на палец.

Несмотря на свой размер и вес, украшение подошло просто идеально.

Ком подкатил к горлу Матильды. Генри тоже дарил ей помолвочное кольцо, очень красивый бриллиант. Но она никогда не носила его, потому что оно ничего не значило ни для одного из них. То кольцо символизировало обещание, но не любви, а обязательств.

И это кольцо тоже не символизировало любовь. Но оно представляло собой ценность в глазах Энцо.

– Мне нравится. Я буду носить его с гордостью.

– Матильда, отныне ты моя, – серьезно посмотрев на нее, сказал Энцо, и его слова прозвучали как клятва. – А теперь пойдем и расскажем об этом всему миру.

Большой зал его виллы был битком набит сливками миланского высшего общества, а также известными персонами из других стран: политиками, кинозвездами и главами различных международных корпораций.

Ни один не отказался от его приглашения. Все хотели узнать, кто же, наконец, похитил сердце Энцо Кардинали. Он позволил слухам просочиться в прессу, вызвав интерес публики, ведь, в конце концов, ему вряд ли удалось бы скрыть тот факт, что его невеста недавно была замужем за Генри Сент-Джорджем.

Но, как и ожидал Энцо, об этой скандальной подробности быстро забыли, когда узнали, что у него есть сын.

Саймон удерживал всеобщее внимание в переполненном людьми зале, как настоящий король.

Энцо представил сына гостям, держа его за руку и наблюдая за тем, нет ли в его поведении признаков дискомфорта или усталости.

Он предупредил Саймона, что они с мамой устраивают особенный прием, чтобы люди могли познакомиться с ним, и ему, как хозяину дома, следует вежливо поприветствовать своих гостей. Возможно, ему станет скучно, но будет неплохо поздороваться с другими, а после, если ему захочется, он может уйти играть.

Но тревоги Энцо оказались напрасными. Саймону очень нравилось находиться в обществе других людей, и он очень серьезно отнесся к своим обязанностям в роли хозяина дома. И только то, как он нервно сжимал руку Энцо, выдавало его переживания, когда он торжественно приветствовал гостей и благодарил их за то, что пришли.

Он очаровал всех без исключения.

К нему окружающие, определенно, проявляли больший интерес, чем к женщине, вцепившейся в руку Энцо с другой стороны.

И он, если честно, не возражал.

После того как Матильда призналась ему в своих страхах, не побоявшись стать уязвимой, а потом опустилась перед ним на колени и продемонстрировала, почему он не мог забыть ее все эти годы, он стал еще более одержим ею.

Энцо злился на ее дядю и тетю и Сент-Джорджа за то, что они заставили ее почувствовать себя никому не нужной.

Но теперь Матильда принадлежала ему. Он предъявил права на нее и собирался заботиться о ней так, как не сумели ее кровные родственники и бывший муж. Энцо не хотел, чтобы она была несчастлива, став его женой, и не хотел, чтобы она растеряла хоть каплю своей страсти.

Он даст ей дом, а вместе с ним влияние и деньги, чтобы она могла делать, что ее душа пожелает. Например, получила образование, построила карьеру. И потом, не стоило забывать о физическом наслаждении, которое он умел дарить ей. Разве этого недостаточно?

Большего он дать не сможет.

Хватит, он лез из кожи вон, чтобы сделать счастливой свою мать, следить, чтобы она не спилась, удержать ее от ухода из семьи, и чем все закончилось?

– Ради чего мне оставаться? – фыркнула она на прощание. – Твоему отцу не нужно ничего, кроме трона, а ты… Ты заботился не о моем счастье, а о своем собственном. Ты такой же эгоистичный, как он.

Только она говорила неправду. Эгоистичным был не Энцо, а они, его родители.

Отец в самом деле думал только о троне, но и мать ничего не интересовало, кроме собственных страданий.

По крайней мере, ее точно не волновало, что творилось на душе у старшего сына…

Мысли Энцо прервала какая-то суматоха у двери, ведущей в зал. Он обернулся и увидел брата, приехавшего, как обычно, с опозданием.

Энцо взял за руки своих сына и невесту и повел их знакомиться с Данте.

– Поздоровайся со своим дядей Данте, – сказал он Саймону.

Малыш послушно поздоровался на прекрасном итальянском, как учил его Энцо, а потом мрачно глянул на новоприбывшего.

– Он обязательно должен мне нравиться?

Данте растерянно заморгал, а Энцо сдержался, чтобы не рассмеяться.

– Нет. Но он все равно будет твоим дядей.

– Ты можешь делать вид, как будто он тебе нравится, – с улыбкой предложила Матильда. – Это будет вежливо с твоей стороны.

– Ничего страшного, – улыбнулся Данте своему племяннику. – Ты не обязан быть вежливым со мной. Я сам невежлив с другими.

– Правда? – изумленно уставился на него тот.

Энцо решил, что одной минуты в компании Данте слишком много для ребенка, и, наклонившись к Саймону, шепнул, чтобы тот нашел Марию, потому что наступало время ложиться спать.

Малыш скорчил недовольную гримасу, но не стал возражать и кинулся вприпрыжку на поиски управляющей домом.

Когда Энцо выпрямился, он увидел, что его брат рассматривает Матильду, и в его взгляде читалось восхищение.

Он тут же обнял ее за талию и притянул к себе.

– А это твоя будущая невестка, – сделал акцент на последнем слове Энцо. – Матильда Сент-Джордж. Матильда, знакомься, это мой ужасный брат, Данте Кардинали.

– Расслабься, Энцо, – весело посмотрел на него Данте. – Я не украду ее у тебя, – сказал он и протянул ей руку. – Рад познакомиться с тобой, Матильда.

Только Энцо не мог успокоиться. Он с трудом сдерживался, глядя на пальчики Матильды в огромной, загорелой ручище брата. Что за глупости. Данте был его братом. Он никогда бы не увел у него Матильду.

– Мне тоже приятно познакомиться с тобой, – ответила Матильда, одарив Данте такой же очаровательной улыбкой, как и остальных гостей.

«Тебе она так не улыбается».

– Мне нравится твое кольцо, – заметил Данте. – Оно кажется мне знакомым.

– Оно из моего сейфа, – вмешался Энцо. – Я немного уменьшил его в размере. Ты против, чтобы она его носила?

– Конечно нет, – поспешил успокоить его брат. – Ты не захотел его для себя?

– С чего бы? – немного раздраженно спросил он. – Это кольцо короля, а я не король.

Воцарилась тишина, и Матильда с Данте посмотрели на него: первая с участием, а второй с пониманием.

Да что с ним творится, черт подери?

Энцо пытался придумать, что сказать, чтобы сгладить этот неловкий момент, но он никогда не был силен в подобных вещах. На выручку пришел Данте, который задал Матильде какой-то безобидный вопрос. И через минуту эти двое болтали, словно старые знакомые, и Матильда весело смеялась над шутками Данте.

«С тобой она так не смеется».

Нет, он не умел развеселить ее. Так же, как и свою мать. Но, с другой стороны, так ли это важно, если он мог заставить Матильду кричать от удовольствия? Ведь большего ей и не надо?

Только боль в груди ширилась все больше и становилась все глубже. Энцо захотелось схватить Матильду и увести ее из этого переполненного зала в какое-нибудь уединенное местечко, где он снова заставит ее кричать от наслаждения. Чтобы ослабить эту чертову боль, которая никак не хотела стихать.

Ему следовало как-то успокоиться, поэтому он решил проверить, как дела у Саймона. Рядом с сыном ему всегда становилось легче на душе.

Матильда взяла его за руку, но он мягко отстранился от нее.

– Извини, дорогая. Мне нужно посмотреть, куда пошел наш сын.

Затем, не дожидаясь ответа, Энцо развернулся и вышел из комнаты.

Прошло некоторое время, и Матильда с напряжением всматривалась в толпу, пытаясь разыскать взглядом высокую, широкоплечую мужскую фигуру.

Что-то случилось. Она поняла это, стоило им с Энцо войти в зал. Она чувствовала, как в нем с каждой минутой нарастало напряжение.

Матильда старалась не обращать на это внимания и решила, что позже поговорит с Энцо, но он вдруг извинился и ушел, якобы на поиски их сына, и так и не вернулся.

Может, все дело в ней? Вдруг она сделала что-то не так, когда они оставались наедине наверху, и Энцо решил, что она все-таки не нужна ему?

– Ты какая-то бледная, – подойдя к ней, заметил его брат. – Все в порядке?

– Спасибо, все хорошо. – Она поставила на столик бокал с вином, из которого так и не сделала ни одного глотка. – Мне просто интересно, куда подевался Энцо.

– Разве дети не капризничают, когда ложатся спать? – улыбнулся Данте. – Возможно, мой племянник оказывает сопротивление.

– Все может быть. Но обычно Энцо не составляет никаких проблем уложить Саймона. Хотя, может, стоит пойти и проверить, как они там.

– Матильда, – тихо сказал Данте, – будь осторожней с Энцо.

– «Осторожней»? – изумленно переспросила она. – О чем ты говоришь?

– Он лишился очень многого в своей жизни, – пристально посмотрел на нее Данте. – И годами пытается вернуть это обратно.

– Да, я знаю.

– Мать бросила отца вскоре после того, как нас изгнали из страны, – тихо продолжил он. – Она забрала меня с собой, а Энцо оставила с отцом. Он никогда не вспоминает годы, которые прожил с ним, но Лука Кардинали был человеком не из приятных. И после его смерти Энцо долгое время оставался один.

Возможно, злость Энцо уходила корнями в его прошлое. Вспомнить хотя бы то, с какой горечью он рассказывал Матильде о своих родителях.

– Это ужасно, – сдавленно прошептала она, и взгляд Данте вдруг стал таким же острым, как у его брата.

– Ты переживаешь за него, не так ли?

Только она испытывала к нему более сильные чувства, чем забота. Она любила Энцо. Влюбилась в него с первого взгляда. Вот почему сбежала от него тогда на острове.

На ее глаза вдруг набежали слезы. Она не хотела любить Энцо Кардинали, потому что, оказалось, ей мало просто принадлежать кому-то.

– Да, – сипло ответила Матильда. – Переживаю.

– Чудесно, – смягчился взгляд Данте. – Потому что о таких, как он, нелегко заботиться, ему нужен рядом сильный человек.

Была ли она сильной?

Матильда хотела задать еще парочку вопросов, но к Данте подошел кто-то из его знакомых и увлек за собой, оставив ее одну.

Ее сердце мучительно ныло, словно на него кто-то наступил.

Она думала об Энцо, который остался в полном одиночестве с жадным до власти отцом. Родителям не было до него никакого дела. Отец больше думал о троне, чем о своем сыне, а мать… она просто бросила его.

Семья Энцо полностью развалилась. Как и ее собственная.

Внезапно Матильда ощутила непреодолимое желание найти его, узнать, что случилось и все ли в порядке с ним, поэтому она отбросила мысли о любви и еще раз осмотрела набитый битком зал. Не увидев Энцо, Матильда выскользнула из комнаты и направилась в спальню Саймона.

Ее сын мирно посапывал в своей кроватке, но Энцо в комнате не оказалось.

Матильда обыскала весь верхний этаж и, не найдя его, спустилась вниз, в библиотеку. Энцо стоял у незажженного камина, положив одну руку на каминную полку, а другую спрятав в карман.

Она посмотрела на безучастное выражение его лица, и ее сердце сжалось еще мучительнее.

– Матильда, что тебе нужно? – не глядя на нее, спросил он. – Саймон уже спит.

– Знаю. Я только что заходила к нему. – Она тихонько закрыла за собой дверь и подошла к нему. – Я только хотела узнать, куда ты подевался. Ты ушел довольно неожиданно и…

– Я в порядке, – бесцветным голосом ответил он. – Мне просто хотелось побыть одному. Возвращайся к гостям.

Ей следовало вернуться, но она, конечно, не сдвинулась с места.

Данте сказал, что Энцо оставался один на протяжении долгого времени, а Матильда прекрасно знала, что собой представляет одиночество. Она жила в нем каждый день. И она могла стать человеком, в котором он нуждался, разве нет?

В конце концов, он хотел ее и заявил, что она принадлежит ему. Так почему нет? Ведь там, наверху, он дал ей то, в чем она нуждалась, так, может, пришло время оказать ответную услугу.

– Энцо, что происходит?

– Неправда. Ты стоял там, в зале, и смотрел по сторонам так, словно хотел прогрызть бетон.

Энцо повернулся и некоторое время молча смотрел на нее.

Матильда не стала обращать внимания на холодный тон его голоса.

– Мне показалось, что ты ревнуешь. По правде говоря, создавалось впечатление, что ты готов придушить своего брата. В этом все дело?

– Я не ревновал. – Тон его голоса ни капли не изменился, оставаясь таким же резким. – Матильда, ты хотела поговорить со мной о чем-то важном? Не забывай, у нас гости.

Она прекрасно понимала, что он отгораживался от нее.

Идиот. Он не позволил ей замкнуться в себе, так с чего он взял, что она позволит ему поступить так?

Матильда подошла к нему еще ближе и заглянула в его глаза, превратившиеся в две золотистые льдинки.

– Все дело во мне? – прямо спросила она. – Я сделала что-то не так?

– Нет, конечно нет. С чего ты взяла?

– Потому что происходит что-то неладное, а ты не говоришь мне, что к чему. Поэтому я и думаю, не я ли во всем виновата.

– Матильда, возвращайся к гостям, – снова чужим голосом повторил Энцо.

Он нависал над ней весь такой высоченный, мрачный и суровый в своем черном костюме. А еще грозный и прекрасный. От пламени, горевшего в его глазах наверху в спальне, не осталось и следа.

Они превратились в два ледяных озера.

Только Матильда не собиралась сдаваться. Она принадлежала ему. Он надел ей кольцо на палец, а это что-то да значило. Энцо нуждался в близком человеке. И она станет таким человеком для него.

Матильда коснулась его щеки, немного побаиваясь, что его кожа окажется ледяной, ведь от него веяло таким холодом. Но чуть не обожгла кончики пальцев.

Он не пошевелился, но она почувствовала, как он весь напрягся.

– Что ты делаешь? – Его голос оставался бесстрастным, но в глазах начинал загораться знакомый огонек. – Возвращайся к гостям.

– Я не уйду, пока ты не скажешь мне, что происходит.

Он молча стоял и смотрел на нее, и его взгляд становился более жарким, более пронизывающим.

– Энцо, тебе незачем ревновать. – Вглядываясь в его лицо, сказала Матильда. – Это не Данте кольцо я ношу на пальце.

– А я не переживаю насчет Данте, – отрезал Энцо, и лед в его голосе наконец треснул.

– Тогда что тебя беспокоит?

Энцо потянулся к ее руке и начал водить пальцами по ее запястью.

– Чего ты хочешь от меня? – вдруг грубо спросил он. – Я не могу рассмешить тебя так, как он. Не могу заставить улыбаться так, как он. Не могу и не буду. Но я могу дать тебе все остальное.

Матильда затаила дыхание, увидев злость, полыхнувшую в его взгляде.

– Но мне больше ничего не нужно, – ответила она, хотя ее слова были далеки от правды.

– Тогда прекрати смотреть на меня так, словно тебе нужно больше, – резко бросил Энцо. – Потому что я не смогу это дать.

– Я не смотрю на тебя так, – возразила она. – Я всего лишь спросила, что случилось? Но кто-то другой хотел от тебя большего, не так ли, Энцо? Кто это был?

Он буквально пронизывал ее своим взглядом. Но продолжал машинально поглаживать ее запястье, заново разжигая в ней страсть.

– Почему я должен говорить тебе? Почему я вообще должен что-то рассказывать?

– Потому что я ничего не утаила от тебя наверху в спальне, – выдержала его взгляд Матильда. – А потом я встала на колени для тебя и дала тебе больше.

Энцо только сверкнул глазами.

– Мой отец жаждал власти, – внезапно бросил он. – И когда я не смог помочь вернуть ее, он сделал вид, что меня не существует. А что до матери… Она была так несчастлива после того, как нас изгнали из нашего родного дома, что ее ничто не могло утешить. Она пила. Много. Однажды я вылил все ее вино, думая, что это сработает. – Матильда ощутила ладонью, как он стиснул челюсти. – Она пришла в ярость. Сказала, что я заботился не о ее благополучии, а о своем собственном и что я ничуть не лучше моего отца. Что я всегда хотел больше, чем… – Энцо запнулся, но потом продолжил: – Но это они, а не я, хотели большего. Я был недостаточно хорош для них.

Ком подкатил к ее горлу, а сердце мучительно сжалось. Она могла слышать его злость, а еще скрывавшуюся за ней боль.

В ней тоже начала закипать ярость, потому что она знала, каково это – быть отверженной.

– Ты достаточно хорош для меня, – пылко возразила Матильда. – Более чем хорош. Я хочу тебя таким, какой ты есть.

– Но ты заслуживаешь лучшего, Матильда. Ты заслуживаешь больше, чем я когда-либо смогу тебе дать.

Что-то внутри ее дрогнуло, но она не стала придавать этому значение. Потому что сейчас речь шла не о ней.

– Ты сказал мне, что я твоя и что ты никогда не отпустишь меня, – обхватив его лицо ладонями, сказала Матильда. – И я не хочу, чтобы ты отпускал меня, понятно? Я хочу быть твоей.

Он не шевельнулся, а только смотрел на нее с этим напряженным, голодным выражением лица.

– И ты не обязан смешить меня, – продолжила она так же напряженно. – Не обязан вызывать у меня улыбку. Просто дай мне то, что можешь, и этого будет достаточно. – Матильда мягко провела большими пальцами по линии его подбородка. – Этого будет более, чем достаточно.

Энцо ничего не сказал, но его глаза полыхнули пламенем.

Это было единственное предупреждение, которое получила Матильда.

Он наклонился над ней и жадно набросился на ее губы, с такой требовательностью, которую, казалось, не мог выразить словами.

И Матильда с готовностью принялась отвечать на его поцелуй, обвив руками его шею и изогнувшись навстречу его жаркому телу.

Энцо глухо застонал и начал толкать ее назад, пока не прижал ее к книжному шкафу рядом с камином. Полки больно впились ей в спину, но она не обращала внимания на боль.

Матильда укусила его за губу, и он снова зарычал, крепко прижимаясь к ней всем своим телом.

– Да, – прошептал он, не отрываясь от ее губ и приподнимая подол ее серебристого платья. – Вот что тебе нужно от меня, дорогая. – Энцо сунул руку ей между ног и, забравшись под тонкое кружевное белье, провел пальцами по ее гладкой, разгоряченной плоти. – Это все, в чем ты будешь нуждаться.

И когда он начал ласкать самую чувствительную точку ее тела, а потом погрузил палец в ее влажное лоно, она громко застонала и отбросила все сомнения. Действительно, его прикосновения были всем, в чем она когда-либо нуждалась.

– Энцо… – выдохнула Матильда, приподнимая бедра. – Я хочу большего.

Тогда он задрал ее юбку и, расстегнув брюки, положил ее бедро себе на талию. А потом, по-прежнему не сводя с нее глаз, вошел в нее одним резким толчком.

Наслаждение, которое пережила Матильда, не поддавалось описанию.

Она стонала и изгибала спину, не в силах отвести глаз от него. На этот раз она хотела отдать ему всю себя без остатка.

Потому что любила его.

– Да, – хрипло прошептала она. – Возьми все, что тебе нужно. Энцо, я твоя. И ты знаешь это.

И что-то в выражении его лица изменилось, блеск его глаз стал невозможно ярким, как у хищника, который готовился к смертельному прыжку.

А затем он зарычал, как дикарь, и, рванув ее платье, обнажил ее грудь.

Матильда задрожала от прохладного воздуха, коснувшегося ее кожи, а ощущение Энцо внутри ее вместе с его пронзительным взглядом становилось чем-то взрывоопасным.

Он обхватил ее грудь, и она ахнула, когда он наклонил голову и быстро лизнул языком ее набухший сосок. Энцо повторил это движение еще несколько раз, а затем обхватил сосок губами и пососал его.

Он начал двигаться и одновременно ласкать ее грудь, превращая поглотившее ее наслаждение в нечто яркое и мучительно острое. Разрывая ее на куски.

Но Матильда не сопротивлялась. Она отдалась на волю своих чувств и на милость Энцо. Ведь он сказал, что большего она не получит.

Значит, придется довольствоваться этим.

Все мысли улетучились у нее из головы, когда она изогнулась в его объятиях, запустив пальцы в его шелковистые волосы и приподнимая бедра, пока он посасывал ее грудь.

– Скажи, что это все, чего ты хочешь, – потребовал Энцо, скользя губами по ее коже. – Пообещай, что не будешь просить чего-то большего.

– Не буду, – со стоном ответила Матильда и закрыла глаза, переживая острое наслаждение. – Обещаю.

Тогда он взял ее руку и опустил ее вниз, туда, где были соединены их тела. Прижав ее пальцы к ее влажному лону, он слегка надавил на них.

– Матильда, повтори эти слова.

Она задрожала, когда эмоции, захлестывавшие ее, стали еще более острыми, еще более мучительными.

– Обещаю, что никогда не попрошу тебя о большем, – хрипло повторила она. – Это все, чего я хочу.

– Посмотри на меня.

Матильда через силу открыла глаза и встретила полыхающий огнем взгляд Энцо.

– Ты никогда не пожалеешь об этом, – горячо заверил ее он, и его слова прозвучали похоже на клятву. – Обещаю.

Затем он снова надавил на ее пальцы и начал погружаться в нее, резче, глубже, затягивая ее в головокружительный водоворот безудержной страсти.

Она снова закрыла глаза и позволила себе утонуть в ней.

Не обращая внимания на боль, пронзавшую ее сердце.

Энцо решительно покачал головой, окинув Матильду взглядом с ног до головы.

– Нет, – заявил он, комфортно откинувшись на спинку белого диванчика. – Это нам не подходит.

Матильда стояла перед ним, разглядывая свое отражение в огромном, отполированном до блеска зеркале в примерочной комнате, а у ее ног на коленках дизайнер свадебных нарядов возилась с подолом ее платья.

Они с Матильдой находились в эксклюзивном свадебном салоне, который он выбрал, чтобы купить ей платье. Энцо настоял, что поедет с ней, потому что хотел увидеть наряд, в котором она будет на свадьбе. И он уже отверг три варианта по различным причинам. Это платье тоже пришлось ему не по вкусу.

– Что с ним не так? – мягко спросила Матильда, осторожно коснувшись пальчиками шелковой ткани.

Энцо поднялся с дивана и подошел к ней.

– Оно слишком простое, – мрачно бросил он, обойдя вокруг Матильды и рассматривая платье со всех сторон. – Оно подойдет для обычной свадьбы, но не для нашей.

Ему совсем не понравилось простенькое платье из шелка цвета слоновой кости без всякой отделки. Нет, этот наряд явно не годился для свадебной церемонии, которую он планировал.

Последние несколько недель после приема в честь их помолвки Энцо посвятил организации пышного торжества. Он хотел, чтобы они с Матильдой поженились на острове, на террасе его виллы, в присутствии множества важных гостей и приглашенных журналистов.

В конце концов, это была королевская свадьба.

И невесте надлежало появиться в платье, достойном королевы.

– Ладно, – потупив взгляд, кивнула Матильда. – Если тебе не нравится, я переоденусь.

Энцо замер и посмотрел на ее отражение в зеркале. Что-то в ее голосе насторожило его. Она стояла, опустив руки, и смотрела в пол, поджав губы.

– Тебе нравится это платье? – спросил он, испытывая необъяснимое напряжение. – Если да, так и скажи.

– Если оно не подходит, значит, не подходит, – безучастно ответила она. – Я могу примерить другое.

Ее уступчивость насторожила Энцо еще больше. Ему не понравилось, как она произнесла эти слова. В них было столько… покорности.

«Никого не напоминает тебе?»

Он чуть не задохнулся от напряжения.

Конечно, напоминало. Матильда вела себя сейчас в точности так, как его мать, когда пыталась успокоить отца.

Энцо стало дурно.

Он посмотрел на дизайнера, стоявшего на коленях у ног Матильды.

– Пожалуйста, мне нужно переговорить с моей невестой. Наедине.

Женщина кивнула и поднялась на ноги.

– Конечно, мистер Кардинали.

После ее ухода в шикарной примерочной с ее дорогущим ковром на полу воцарилась гнетущая тишина.

– Если тебе не нравится платье, ты не обязана надевать его, – заявил Энцо, сжав руки в кулаки и спрятав их в карманы. – Выбери другое.

– Ты сказал, что оно ничем не примечательное. А я знаю, что ты не хочешь, чтобы я была на свадьбе в простом платье. – Она посмотрела на него с пониманием, которого он не ждал от нее. – Энцо, я знаю, как это важно для тебя.

Она пыталась задобрить его, вот что она делала. Уступала ему, точно так же, как всегда делала мать по отношению к отцу. Словно ее собственные желания не представляли собой никакой ценности. Но опять-таки, в случае с его отцом так оно и было.

Того всегда больше интересовала власть, которой он однажды обладал, а потом потерял.

«Эгоистичный. В точности как ты сам».

По спине у него пополз холодок.

Да, мать не ошиблась насчет его. Он, в самом деле, был сыном своего отца. Эгоистичным и несгибаемым, но почему бы и нет?

Он никогда не получал от отца того, в чем нуждался, потому что тот никогда не был заинтересован в своем сыне. Мать, та, по крайней мере, была честной. Она прямо заявила, что ей ничего не надо от Энцо, и исчезла из его жизни, ясно дав понять, что он от нее тоже ничего не получит.

И он усвоил, что нужно самому добиваться желаемого. Так он и делал. Благодаря эгоизму, который двигал им, он построил свою компанию, свое собственное королевство.

А сейчас занялся строительством семьи.

«За счет Матильды».

У него перехватило дыхание, когда он вспомнил ее в тот вечер в библиотеке во время торжественного приема по случаю их помолвки. То, как она держала его лицо в своих ладонях и говорила, что он ей нужен таким, как он есть. И Энцо чувствовал, как сжимается его сердце, когда смотрел в ее глаза. Матильда говорила искренне каждое слово.

Прежде ему никто не говорил таких вещей. Никто не смотрел на него так, как она, и не принимал его таким, как он есть, со всеми его недостатками – а их было так много.

И она ничего не потребовала взамен. Вообще ничего не просила у него.

В ней не было ни капли эгоизма.

Поэтому он жестко овладел ею там, у книжного шкафа, простой дар ее принятия высвободил внутри его что-то такое, что он никак не мог обуздать. Энцо думал, что в знак благодарности ему просто хотелось доставить ей удовольствие, но тут было кое-что еще. Внутри его разрасталась какая-то потребность. Нужда. Он не понимал, чего хочет от Матильды, но в тот момент даже физического наслаждения казалось недостаточно, хотя он пообещал ей обратное.

Энцо знал, что ей нравится это платье, и она была в нем такой отчаянно красивой, что у него замирало сердце.

На первый взгляд, наряд казался довольно скромным с его высоким декольте, и в шелке цвета слоновой кости кожа Матильды буквально сияла, а ее рыжие локоны, рассыпавшиеся по ее плечам, казались языками пламени. Но сзади платье было не таким целомудренным, потому что его вырез опускался почти до округлостей ее восхитительных ягодиц, выставляя напоказ ее изящную спинку.

В этом наряде Матильда не нуждалась в украшениях.

Потому что была умопомрачительной сама по себе.

«Так почему ты пытаешься превратить ее в свой трофей?»

– Ты сногсшибательная, – чуть хрипловато сказал Энцо. – Самая красивая из всех, кого я когда-либо видел.

Она захлопала ресницами, словно его слова застали ее врасплох, а потом развернулась к нему лицом. На ее щечках красовался очаровательный румянец, а ее глаза сияли.

– Но, Энцо, я думала…

– Это платье будет самым лучшим выбором.

– Почему? – удивленно свела брови Матильда.

– Потому, что оно нравится тебе. Потому, что ты прекрасна в нем. И потому, что мне не нужна показная пышность.

Ему нужна была она одна.

Энцо казалось, что его сердце зажали в тиски.

Он не хотел нуждаться в Матильде. Не хотел испытывать к ней какие-то чувства. Но это случилось. Она стала ему небезразличной. И он переживал за нее, потому что знал, что разрушит ее щедрую, великодушную натуру. Ведь он знал себя. Его мать была права – он оказался слишком похож на своего отца. Он был эгоистичным и заботился только о собственных интересах.

Под конец он довел мать до того, что она уехала, потому что хотел доказать ей, что алкоголь не сделает ее счастливой. Или трон. Или даже страна. Что они все вместе были одной семьей, и важнее этого нет ничего на свете.

Но мать разглядела истинную правду, скрывавшуюся за его оправданиями.

Энцо оторвали от родного дома, от всего, что он знал, и он отчаянно нуждался в поддержке, утешении и внимании.

Его не заботило счастье матери. Он думал только о собственном горе, поэтому даже не предполагал, что своими поступками может обидеть ее.

Энцо винил себя за то, что его семья развалилась.

И он боялся, что с Матильдой и Саймоном произойдет то же самое.

Матильда нахмурилась еще больше и, подобрав подол платья, приблизилась к нему.

– Что случилось? – Искреннее участие в ее глазах резануло его по сердцу. – Если все дело в платье, я запросто могу примерить другое.

Энцо вдохнул сладкий аромат ее духов и залюбовался тем, как шелковое платье подчеркивало плавные изгибы ее тела, вызывая желание прикоснуться к ее гладкой коже.

– Не надо. Не ломай себя, чтобы угодить мне и задобрить меня.

– Я не задабриваю тебя, – растерялась Матильда.

– Задабриваешь. Тебе нравится это платье, но стоило мне сказать, что оно нам не подходит, ты согласилась и не стала возражать.

– Энцо, это всего лишь платье, – пожала плечами она.

– Господи! – взвился Энцо. – Дело не в этом чертовом платье.

– А в чем тогда?

Она спокойно смотрела на него, совсем как в тот вечер в библиотеке, когда он злился на себя, а она просто принимала его ярость и каким-то образом превращала ее в накаленную добела страсть.

Он не знал, как она делала это. Не понимал, почему сейчас, глядя на нее в этом наряде, его сердце сжималось от мучительной боли.

– Я не хочу, чтобы ты отказывала себе в чем-то, – процедил Энцо. – Я хочу, чтобы ты была счастлива.

На ее лице промелькнуло какое-то непонятное выражение.

– Я счастлива.

Энцо достал руки из кармана и притянул ее к себе.

– Правда? – требовательно спросил он. Потому что для него вдруг стало жизненно необходимым получить ее ответ. – Дорогая, ты счастлива?

– Да. – Она накрыла его руки своими ладонями. – Конечно, я счастлива.

Но Энцо заметил какую-то неуверенность в ее взгляде.

Он еще крепче сжал ее талию и пристально посмотрел на нее.

– Матильда, зачем ты обманываешь меня?

– Я не обманываю. – Она подняла руки и положила их ему на грудь. И теперь ее глаза горели страстью. – Поверь мне.

Она поднялась на цыпочки и потерлась губами о его губы. Но Энцо по-прежнему не мог отделаться от чувства, что она говорила только то, что ему хотелось услышать.

Его словно сковало льдом, и даже жаркие губы Матильды не могли растопить его.

Потому что он знал, что она не сможет быть счастлива, если всегда будет покорно подчиняться ему, так как это делала его мать. А она будет уступать и не станет возражать просто потому, что была любящим, великодушным человеком. Ее тетя с дядей знали это, и Энцо подозревал, что Сент-Джордж тоже знал. Вот почему он использовал ее таким образом.

И точно так же ее использовал сам Энцо.

Да, она будет подчиняться, пока однажды не выдержит и сломается.

И он будет тем, кто сломает ее. Он разрушит ее, как разрушил свою собственную семью.

Эта мысль тяжелым грузом опустилась на его сердце.

Он хотел, чтобы Матильда была счастлива, потому что дорожил ею. Только она не смогла бы обрести счастье с ним.

Под конец она бы так скрючилась, что могла бы поместиться в коробочке, которую сделали для нее ее дядя и тетя.

Он никогда не смог бы так поступить с ней. Она слишком много значила для него.

– Энцо? – Матильда медленно отстранилась, так и не дождавшись от него ответа, и обеспокоенно посмотрела на него.

Нет. Он не заслуживал такого отношения. Он не заслуживал ее саму.

Возможно, он всегда это знал.

– Мне нужно вернуться в офис. – Его голос прозвучал довольно холодно, но он ничего не смог с этим поделать. – Заберешь платье.

С этими словами Энцо развернулся и вышел из примерочной, оставив ее стоять там, в платье, которое она никогда не наденет.

Потому что он решил, что никакой свадьбы не будет.

Остаток дня Матильда провела в тревоге. Ее обеспокоило странное поведение Энцо в свадебном салоне. Он вдруг отбросил свои диктаторские замашки и озаботился тем, нравится ей это платье или нет, а потом заявил, что не хочет, чтобы она переступала через себя, чтобы угодить ему.

Раньше он никогда не спрашивал, счастлива ли она, и она не понимала, что натолкнуло его на это. Но больше всего Матильду обеспокоило безучастное выражение его лица, с которым он вышел из примерочной.

Уложив Саймона спать, она пошла в библиотеку и устроилась на диванчике с книгой, ожидая возвращения Энцо.

Было довольно поздно, и она не заметила, как уснула, а когда открыла глаза, увидела стоявшего рядом Энцо, который укрывал ее мягким кашемировым пледом.

– Извини, – поднимаясь, сонно сказала Матильда. – Должно быть, я уснула.

Он ничего не ответил, а молча развернулся и подошел к камину.

В его позе было что-то напряженное, отчего тревога, не дававшая ей покоя на протяжении целого дня, возросла еще больше.

– Что случилось? – вцепилась в плед Матильда. – Я так и не получила платье. Я думала, что ты…

– Матильда, я не могу жениться на тебе.

– Что? – потрясенно переспросила она.

– Я не могу жениться на тебе, – мрачно повторил Энцо. – Извини, но я не могу.

Что-то холодное скользнуло между ее ребер, похожее на остро заточенное лезвие.

– Я… я не понимаю.

Энцо медленно повернулся и окинул ее безучастным потухшим взглядом.

– Дорогая, ты нуждаешься в большем, чем я могу тебе дать. Тебе нужен человек, который сделает тебя по-настоящему счастливой. А я не такой.

– Ты не прав, – не желая верить в происходившее, возразила Матильда. – Я ведь сказала тебе, что я счастлива. Я действительно…

– Матильда, ты говорила неправду. Я видел это по твоим глазам.

Ком подкатил к ее горлу, а внутри разверзлась какая-то пропасть.

– Ты обещал, – сдавленно прошептала она, поднимаясь с дивана. Ее руки дрожали. – Ты обещал, что не отпустишь меня. Энцо, ты обещал.

В его золотистых глазах отразилось страдание, и холодно сверкавший в них лед немного растаял.

– Знаю. Но я не смогу сдержать свое обещание. Мне придется отпустить вас с Саймоном.

Она пересекла комнату и встала перед ним.

– Почему? – требовательно спросила Матильда, чувствуя, как закипает в ней злость. – Почему? Потому что не можешь сделать меня счастливой? По этой причине? Энцо, я ведь говорила, что того, что ты мне даешь, достаточно для меня, и я не шутила.

– Этого не достаточно, – сверкнул глазами он. – Того, что я даю тебе, не достаточно. Секса и денег не достаточно! Матильда, ты нуждаешься в большем. Господи, ты заслуживаешь большего.

– Но это не все, что ты даешь мне. – Она шагнула еще ближе к нему и заглянула в его глаза. – Ты даешь мне семью. Место, где я чувствую себя как дома. Я твоя, потому что хочу быть твоей. Я не хочу чего-то другого.

Энцо внезапно схватил ее за руки повыше локтей, и его прикосновение обожгло ее сквозь тонкую ткань футболки.

– Дорогая, ты не понимаешь. Если ты останешься со мной, я раздавлю тебя. Закончится тем, что ты будешь покорно подчиняться мне во всем, как сегодня в свадебном салоне. Ты будешь стараться переделать себя, угождая мне.

– Не буду.

– Нет, будешь. Именно так ты поступала всю свою жизнь.

Матильда задрожала, внезапно осознав его правоту. Да, именно так оно и было. Сначала она подчинялась тете и дяде. А потом Генри.

И точно так же вела бы себя с Энцо. Но не потому, что у нее не было выбора, а потому, что она любила его.

– Я не против, – выдавила Матильда. – Не против подчиняться тебе.

– Но я против. Я не хочу, чтобы ты превратилась в мою мать. Я не стану ломать тебя. Я уже разрушил семью, которая у меня была, и не хочу развалить еще одну. Потому что это неизбежно случится. Поверь мне.

– Что значит, ты «разрушил» свою семью? – растерялась она.

– После того, как нас изгнали, я чувствовал себя ужасно несчастным. Изолированным. Отца вечно не было дома, он ездил к тем, кто оказывал ему поддержку, а мать так глубоко погрузилась в собственные страдания, что никого вокруг не замечала. Я говорил тебе, что вылил все ее запасы алкоголя, потому что пытался помочь ей. Но… на самом деле все было не так. Я сделал это, потому что хотел привлечь ее внимание. Меня не заботила ни она, ни ее счастье. Я думал только о собственных бедах, для меня имело значение только то, что я хотел. Поэтому она уехала. Понимаешь, Матильда? Она ушла из дома из-за меня, из-за моего эгоизма. И с ее уходом моя семья развалилась.

– Но ты не должен винить себя. Ты был еще подростком. И если она выпивала…

– Я принял решение, – не стал слушать ее Энцо. – И оно окончательное.

На ее глаза набежали слезы.

– Но… я люблю тебя, Энцо.

На его лице промелькнуло что-то похожее на мучительную боль, а затем он разжал руки и отпустил ее.

– Именно поэтому мне придется отпустить тебя.

Энцо казалось, что кто-то обхватил его сердце рукой и сжимал со всей силы. Он едва мог дышать.

Она любила его. Господи, ну почему это было похоже на самое худшее предательство?

Матильда стояла перед ним в простеньких джинсах и футболке, но все равно сияла, словно солнышко. Ее восхитительно пламенеющие волосы были собраны в небрежный пучок, а белоснежная кожа притягивала взгляд, вызывая у него желание притянуть Матильду к себе и прильнуть к ее губам.

Но ее глаза потемнели, словно грозовые облака, и он видел в них боль.

– Почему? – хрипло спросила она. – Почему любовь имеет такое значение?

– Потому что, – сжал руки в кулаки Энцо. – Потому что любовь подразумевает, что ты хочешь от меня большего, а я не могу тебе дать этого. – Он судорожно вздохнул. – И никогда не смогу.

Она медленно покачала головой:

– Я не просила тебя о большем. Я ведь сказала, что хочу тебя таким, какой ты есть. И это правда. Я люблю тебя таким, какой ты есть.

– В этом все дело, радость моя. Я не хочу, чтобы ты любила меня таким, какой я есть. – Он пытался уменьшить растущую в нем боль, сделать себя нечувствительным. – Я не достоин этого. Я эгоист и привык манипулировать другими. А еще я несгибаемый и жестокий. И я не хочу меняться. И не изменюсь.

По ее щеке скатилась слеза, оставив после себя серебристую дорожку, и ему показалось, что его сердце превратили в кровавое месиво.

Энцо не мог понять, почему ее страдания причиняли ему столько боли.

– Я не хочу, чтобы ты менялся, – тихо сказала Матильда. – И никогда не просила об этом.

– Знаю. Но все равно уже слишком поздно. – Он старался говорить холодно и резко, но его голос выдавал мучения, которые он переживал. – Я все решил. Ты не можешь остаться со мной. Я не позволю тебе.

Она часто захлопала ресницами, словно сдерживала слезы.

– Ладно. Теперь я все поняла, – тяжело сглотнула Матильда. – Я знаю, почему ты не стал искать меня четыре года назад.

– О чем ты? – растерялся Энцо, не ожидая такой резкой смены разговора.

– Я хочу сказать, что ты слишком боялся тогда и боишься сейчас.

– Нет, – начал возражать он. – Я никогда…

– Не надо, – зло перебила его Матильда. – Я не хочу выслушивать твои оправдания. Я могу пережить то, что ты выпроваживаешь меня, но, черт подери, что я скажу нашему сыну? Что папа больше не хочет его? Что он слишком боится любить, чтобы оставаться с ним?

Его сердце разрывалось на части. Конечно, в этой неприятной ситуации, случившейся по его вине, был кто-то еще, кого ему следовало учесть. Кто будет страдать из-за него.

– Я сам поговорю с Саймоном… Скажу, что ситуация изменилась и что ему лучше жить с мамой. Но я обязательно буду навещать сына.

– Не сомневаюсь, ему станет легче от этого, – едко заметила Матильда. – Когда он во второй раз окажется оторванным от дома, который считал родным.

Энцо удивлялся, что можно испытывать еще более мучительную боль, ведь от его сердца места живого не осталось.

Почему он осознал, что рушит, только сейчас, когда стало слишком поздно?

– Саймону будет лучше без меня, – холодно заявил Энцо. – От меня он не возьмет ничего хорошего. Я превращу его в свою копию. В копию моего отца. – Он резко развернулся и направился к двери, чтобы убраться подальше от Матильды. – Я куплю билеты вам с Саймоном на завтра. Ты можешь жить в моем доме в Найтсбридже, сколько пожелаешь.

Он взялся за дверную ручку, когда услышал ее голос за спиной, надтреснутый и дрожащий:

– Энцо, никогда не думала, что в итоге ты окажешься тем, кто сбежит.

На секунду у него возникло чувство, будто она выстрелила в него.

Но только на секунду.

Энцо ничего не ответил и, не оглядываясь, вышел из комнаты.

Изола-Сакра, остров, купленный Энцо у Генри Сент-Джорджа, с его ступенчатыми садами и виллой из белого камня, вызывал глубокое чувство восторга. В этом месте, где солнце искрилось в лазурных морских волнах, лениво разбивавшихся о скалистые берега, царила безмятежность.

У подножия скал находился превосходный маленький пляж, а на нем лодочный домик, где стояла небольшая яхта, которую Энцо купил специально для сына.

Однажды Саймон приедет сюда, чтобы походить под парусами.

Но это будет не сегодня.

Последнюю неделю Энцо провел на острове, разгребая развалины своей несостоявшейся свадьбы. Он заплатил тем, кому нужно было заплатить, и извинился перед теми, кто нуждался в извинениях, игнорируя тех, кто в них не нуждался.

В прессе, конечно же, поднялась шумиха, но Энцо старался удерживать прицел камер на себе, отводя его от Матильды и Саймона, которые, как ему доложили, благополучно добрались до его лондонского дома. А потом, несколько дней спустя, он узнал, что они исчезли в неизвестном направлении.

В то же самое время он получил сообщение от Матильды, которая написала, что они с Саймоном уезжают из города и чтобы он не искал их. Так ей будет легче избежать интереса со стороны журналистов.

Энцо порывался отправить кого-нибудь на их поиски, выследить Матильду, чтобы убедиться, что она в безопасности, но сдержался и позволил ей уйти.

И это был самый тяжелый шаг в его жизни.

Словно привидение, бродил он по пустым коридорам виллы, которую построил для своей семьи, терзаясь мыслями о том, что в ней никогда не прозвучит счастливый смех его жены и детей.

Энцо вернулся сюда, решительно настроившись обзавестись домом, о котором всегда мечтал, – потому что он заплатил за него, черт подери. Ради него он пожертвовал всем, что у него было.

Но он не чувствовал себя здесь как дома.

Это было просто пустующее здание.

Своеобразный трон без королевства.

Энцо не знал, куда девать себя. Каждую ночь он приходил в комнату, которую отвел для их с Матильдой спальни, и ложился на огромную кровать с балдахином, с прозрачными занавесками, на которых были нарисованы цветы жасмина.

Он лежал без сна, уставившись в потолок, ощущая неугасимый огонь внутри, мучительный и жаркий, пожирающий его заживо.

А утром с красными от бессонной ночи глазами выходил на террасу, чтобы позавтракать, и смотрел на пустынный пляж, где собирался учить своего сына ходить под парусами.

И у него возникало желание крушить и ломать.

Поэтому он как-то поднялся из-за стола, пошел в спальню, сорвал с полога узорчатые занавески и разодрал их пополам.

Что, естественно, не принесло ему никакого облегчения.

А однажды утром над островом послышался шум вертолетных лопастей. Энцо вышел на террасу, чтобы проверить, кто посмел нарушить его добровольное изгнание, и увидел высокую фигуру брата, шагавшего через сад по направлению к дому.

– Убирайся, Данте, – мрачно буркнул Энцо, дождавшись, пока тот наконец поднялся к нему на террасу. – Нам не о чем говорить.

– И тебе доброе утро. – Данте не стал обращать внимания на его недовольство и, подойдя к столу, выдвинул себе стул. – Если не возражаешь, скажу, что выглядишь ты ужасно.

– Ты слышал, что я сказал? – взвился Энцо.

– Конечно. Я просто решил игнорировать твои слова.

– Энцо, – перебил его брат, – сядь и закрой рот.

У Энцо не осталось сил спорить, поэтому он молча сел и сердито зыркнул на брата.

– А теперь, – сказал Данте, налив себе немного крепкого черного кофе, – давай поговорим. Тебе не кажется, что пора прекратить казнить себя?

Энцо растерянно заморгал. Он ожидал услышать от брата что угодно, но только не это.

– Наш отец был ублюдком. И да, я знаю, почему мама уехала и что она наговорила тебе. Ты вылил все запасы ее вина – боюсь сказать, что она предпочитала водку, – а она заявила тебе, что ты точно как отец. Но она ошибалась. Энцо, ты совсем не похож на него, и никогда не был.

– Разве трон был для тебя важнее всего остального в жизни?

– Нет, но я…

– Разве ты игнорировал своего ребенка, словно его не существовало?

– Ты был беспокойным и нетерпеливым, а еще угрюмым и неуравновешенным, это точно. Но знаешь, что отличало тебя от отца?

– Контроль, – безучастно ответил Энцо, получив наконец возможность вставить словечко. – В отличие от него я контролировал свои чувства.

– Нет, Энцо. – Голос Данте неожиданно смягчился. – Тебя отличало то, что ты беспокоился о других. Ты заботился о маме. И ты заботился обо мне.

Энцо словно окаменел.

– Нет, это неправда. Я думал только о себе. Меня не заботило то, что мама…

– Напивалась до смерти, потому что была несчастлива? – Данте взял свою чашку с кофе и сделал небольшой глоток. – У мамы были проблемы, это правда. Но ей не следовало перекладывать их на тебя или делать тебя причиной своих бед. Но она сделала и то и другое, Энцо. Тебе было шестнадцать лет, и ты нуждался в ней. А она не оказывала тебе никакой поддержки. Ты не заслужил быть брошенным так, как она бросила тебя. Так, как они оба бросили тебя. И в этом не было твоей вины.

– А я и не считал себя виноватым.

– Разве? – пристально посмотрел на него Данте. – Ты отменил свадьбу. Сидишь тут в полном одиночестве на этой расчудесной вилле. Избавился от Матильды и Саймона, когда все, у кого есть глаза, видели, что ты не представляешь своей жизни без них.

Энцо молчал какое-то время, потому что слова застряли у него в горле.

– Мне пришлось, – наконец выдавил он. – Я только навредил бы им. Я разрушил бы их точно так же, как нашу семью.

– С чего ты взял? Потому, что вылил вино мамы? Потому, что поверил ей, когда она сказала, что ты такой же, как наш отец? – фыркнул Данте. – Пожалуйста, тебе придется придумать отговорки получше. Но если ты в самом деле хочешь быть похожим на него, тогда, ради бога, сиди тут, дуйся и думай о том, что потерял. Но где-то там есть красивая девушка, которая, если не ошибаюсь, любит тебя. И каждый день, который ты просиживаешь здесь, становится еще одним днем, когда ты заставляешь ее страдать. – Его брат приподнял бровь. – Так что же делать? Вот тебе подсказка: по-настоящему неэгоистичный человек предоставил бы ей выбор, а не решал самостоятельно, что будет лучшим для нее. Особенно если это решение основывалось исключительно на страхе.

Энцо содрогнулся от его слов подобно дереву, в которое вонзилось острие топора.

Матильда призналась ему в любви, а он отгородился от нее еще больше, потому что не хотел этого слышать.

Не хотел знать.

Не хотел заглядывать в свое сердце, чтобы понять, почему, отпустив ее, он так сильно страдал.

Чего, в конце концов, он так сильно боялся.

«Ты тоже любишь ее».

В груди мучительно заныло.

– Я не заслуживаю ее, – прохрипел Энцо. – И никогда не буду достоин ее.

Данте сделал еще один глоток и посмотрел на него поверх края своей чашки.

– Возможно. Но она заслуживает убедиться в этом сама: будешь ты достоин ее или нет.

Энцо снова содрогнулся.

Да, она заслуживала этого. И еще намного больше. Она заслуживала получить все, чего хотела, включая любовь.

Матильда любила его таким, какой он есть, и никогда не просила измениться. Она дарила ему всю себя без остатка и ни разу не попросила чего-то взамен.

Но, ради всего святого, ей следовало просить.

И теперь настало время вернуть ей долги. С процентами.

Энцо положил руки на стол и поднялся с кресла.

– Ты куда? – приподнял бровь Данте.

– Если не хочешь провести следующую неделю на этом острове один, тогда тебе следует поторопиться, – не оборачиваясь, ответил Энцо и исчез в глубине дома.

– Почему? – крикнул ему вдогонку Данте и быстро поставил свою чашку на стол.

– Потому что я собираюсь воспользоваться твоим вертолетом.

Дом Энцо в Найтсбридже очень понравился Матильде, но она понимала, что не сможет оставаться здесь. И хотя местный персонал справился на отлично с натиском журналистов, осадивших поместье, стоило в прессу просочиться новости, что никакой свадьбы не будет, она решила уехать.

Она не могла оставаться в месте, где все напоминало о нем.

Саймон постоянно спрашивал, почему папа не поехал с ними, а она повторяла слова Энцо, сказанные сыну в то утро: они вдвоем отправятся на небольшие каникулы в Англию, а папа останется в Италии работать. И скоро они снова увидятся.

Кажется, ребенок смирился с этим, хотя продолжал говорить об острове и лодке, на которой Энцо пообещал научить его плавать, а еще о замках из песка, которые он построит, когда они вернутся «домой».

Выслушивая его, Матильда каждый раз сдерживалась, чтобы не заплакать.

Под конец она взяла напрокат машину – несмотря на то, что в доме Энцо имелся гараж, забитый автомобилями, – и уехала из Лондона. Она решила съездить в гости к своим дяде и тете. Но, приехав на место, обнаружила дом запертым и пустым. Соседи сказали, что ее родственники отправились в круиз и вернутся не раньше, чем через полтора месяца.

Ей стало обидно, что они ничего не сказали. Но, с другой стороны, они никогда не делились с ней своими планами. А после того, как Матильда вышла замуж за Генри, они словно забыли о ее существовании.

Тогда она позвонила Генри, решив, что они с Саймоном могли бы навестить его и, может быть, остаться. Но он не взял трубку.

Матильда не знала, что делать и куда идти, потому что у них с сыном больше никого не осталось.

Измученная, она решила переночевать в захудалом мотеле, потому что не могла позволить себе гостиницу подороже, так как старалась тратить свои собственные деньги, а не деньги Энцо. Но Саймону здесь совсем не понравилось. Он капризничал и проявлял беспокойство и никак не желал ложиться спать. Сначала он требовал какую-то «длинную непонятную сказку». Матильда не сразу догадалась, что Энцо, судя по всему, рассказывал ему длинные сказки на итальянском языке, который Саймон толком не знал, но все равно слушал с громадным удовольствием.

– Я скучаю по папочке, – сказал он, когда Матильда уложила его в кровать.

– Я тоже, – сипло выдавила она, поправив на нем одеяло и вглядываясь в его янтарные глаза, такие до боли знакомые, что это разбивало ей сердце. – Я тоже.

Когда Саймон уснул, Матильда уселась на потертый, отдававший затхлостью диван и достала свой телефон. Она не могла удержаться от просмотра новостей, выискивая информацию об Энцо. Просто чтобы узнать, чем он занимается. Но слухов о нем, последовавших за шумихой из-за их несостоявшейся свадьбы, больше не появлялось. А может, Энцо просто воспользовался своим влиянием, чтобы заставить прессу замолчать.

Матильда тяжело вздохнула.

Ее сердце мучительно ныло.

Она призналась ему в любви, а он просто швырнул это признание обратно ей в лицо.

Под конец даже любви оказалось недостаточно.

Только она не собиралась истязать себя, как раньше, или довольствоваться крохами, которые он собирался бросать ей, иначе в тот вечер бросилась бы на колени перед ним и начала умолять, чтобы он не прогонял ее.

Нет, она ушла от него с высоко поднятой головой.

На этот раз не она была тем, кто боялся, а Энцо.

Стук в дверь заставил ее вздрогнуть от неожиданности.

Было не так поздно, но за окном уже стемнело, и она никого не ждала.

Саймон спал в другой комнате, поэтому она быстро подошла к двери спальни и плотно прикрыла ее. А потом огляделась по сторонам в поисках чего-нибудь тяжелого, так, на всякий случай.

Стук повторился, и Матильда, не найдя подходящего оружия, с громко бьющимся сердцем подкралась к входной двери и посмотрела в глазок.

В коридоре стоял высокий, широкоплечий мужчина, и его янтарные глаза, казалось, пронизывали ее насквозь через дверной глазок.

Матильду охватила дикая ярость, и она распахнула дверь прежде, чем поняла, что делает.

– Как ты посмел? – Ее голос дрожал. – Как ты посмел заявиться сюда и…

Он не дал ей договорить. А просто потянулся к ней, обхватил ладонями ее лицо и поцеловал. А потом еще раз. И еще.

Затем Энцо затолкал ее обратно в комнату и захлопнул за собой дверь ногой.

Когда он оторвался от ее губ и посмотрел на нее, его глаза горели огнем.

– Матильда, ты была права, – хрипло сказал Энцо. – Ты во всем была права. Я думал, что поступаю правильно, отпуская тебя. Что таким образом защищу вас с Саймоном от своего эгоизма. Я уже разрушил одну семью. И не хотел сделать то же самое с другой. Но… – Его пальцы обжигали ее кожу, не давая уняться громкому биению ее сердца. – Но единственным человеком, которого я защищал, был я сам. Дорогая, я не хотел быть похожим на моего отца, но в конечном итоге повел себя в точности как он. Я испугался и позволил своим страхам стать важнее того факта, что ты любишь меня. – Его голос стал еще более хриплым. – Но так не должно быть.

Ком подкатил к ее горлу, и она не могла дышать от терзавшей ее боли. И с трудом понимала, о чем говорил Энцо.

– Ты приехал поэтому? Сказать мне, что испугался?

Его глаза полыхнули огнем.

– Нет. Матильда, я приехал, чтобы сказать, что люблю тебя. Что ты важнее всех моих страхов, денег и моего потерянного королевства. Ты важнее всего на этой земле, за исключением разве что моего сына. – Он снова набросился на ее губы, жадно и страстно. – Я твой. Я был твоим с того самого момента, когда увидел тебя на том острове. Твой, телом и душой.

Он обнимал ее так крепко, согревая своим теплом ее израненное сердце, которое вдруг начало теснить ей грудь от переполнявших его чувств.

– Я никогда не покину тебя, – вцепившись в рубашку Энцо, горячо заверила его Матильда. – Ты понял меня? Ты больше не заставишь меня уйти от тебя.

– Не волнуйся, дорогая. Я бы тебе все равно не позволил. Теперь ты моя. По-настоящему моя. А я никогда не упускаю того, что принадлежит мне. – Он еще крепче обнял ее, словно хотел сделать частью себя. – Ты то, чего я ждал всю свою жизнь. Искал и не находил, пока не увидел на том острове.

На ее глазах заблестели слезы, но на этот раз слезы радости.

– Я боюсь, – тихо сказал он. – Не дай мне сломать тебя. Не дай мне разрушить то, что у нас есть.

– Ты не сломаешь меня и ничего не разрушишь. – Матильда положила ладонь поверх его сердца. – Энцо, и ты не разбивал свою семью. Тут не было твоей вины. Ты не такой, как твои родители, а я не такая, как мои тетя с дядей. Да, у нас будут сложные времена, но не забывай, что у нас есть то, чего никогда не было у них. У нас есть любовь. И благодаря ей мы преодолеем все тяготы и невзгоды.

Энцо вдруг расплылся в улыбке, и ее сердечко радостно забилось.

– Моя Саммер, ты очень сильная. И очень мудрая. Я знал это с самого начала.

Матильда не сдержалась и улыбнулась в ответ. Потому что он назвал ее этим именем, и в этот раз оно не причинило боли. Наоборот, оно наполнило ее радостью.

– Конечно, я сильная. Я не ломаюсь под давлением. Под ним растут алмазы.

Его улыбка стала еще шире, вмещая в себе все тепло и солнечный свет, которые Матильда помнила с момента их первой встречи.

– Ты напомнила мне, что я хочу тебя кое о чем спросить. – С этими словами Энцо выпустил ее из своих объятий и, опустившись перед ней на колено, протянул ей руку. – Матильда Сент-Джордж, окажешь ли ты мне честь, став моей женой?

На ее глазах снова заблестели слезы, и на этот раз она не смогла удержать их.

– Да, – выдавила Матильда. – Я согласна.

– Чудесно, – ответил Энцо. – Потому что ты до сих пор носишь мое кольцо.

Матильда весело рассмеялась.

В эту секунду дверь спальни открылась, и оттуда выглянул черноволосый и золотоглазый мальчик.

Энцо поднялся на ноги и улыбнулся своему сыну.

– Buona sera, Саймон, – сказал он и распахнул навстречу ему свои объятия.

Энцо нежно обнял жену и обхватил ладонями ее округлившийся живот. В открытые двери спальни залетел теплый летний ветерок, принеся с собой запах моря и звуки смеха их сына, игравшего в саду с ребенком одного из помощников по дому.

Энцо наполнило глубокое чувство умиротворения… Ненасытная часть его души успокоилась.

Но не совсем.

Он глянул на улыбающуюся ему Матильду со спутанными рыжими волосами и почувствовал, что в нем снова нарастает возбуждение.

– Может, тебе лучше спуститься вниз, – сказал она, проводя пальчиками по его плечу. – А то Саймон потеряет терпение.

Энцо собирался преподать сыну первый урок хождения под парусами, и сказать, что Саймон пришел в восторг, значило ничего не сказать.

– Он может подождать еще минуту или две, – пробормотал Энцо, склонившись над Матильдой и чмокнув ее в живот, где спала его дочь, ожидая своего появления на свет. – Когда появится эта малышка, у нас останется не так много времени для себя.

– Что ж, возможно, он и правда может подождать еще немного, – с томным выражением лица ответила она. – Но лучше, чтобы это было больше чем минута или две.

В глазах Энцо появился озорной блеск.

– Для тебя, моя Саммер, это будет, по крайней мере, минут пять.

Матильда громко захохотала и крепко обняла его.

Но прошло больше пяти минут.

С улыбками, смехом и большой любовью, они превратили эти минуты в вечность.