«Иллюзия бессмертия»

Аннотация:

Жизнь юной и нежной принцессы снежных рохров уютна и размеренна. Есть любимый дом, любящие родители и милые сердцу братья. Но все меняет случайная встреча с таинственным незнакомцем. Привычный мир Вайолет разбивается в дребезги, все, что знала о себе – оказывается ложью, а свобода выбора является лишь иллюзией.

Остаётся только долг светлой хранительницы, от которой теперь зависит жизнь целого мира. И где-то там, между тьмой и светом, лежит дорога к счастью, полная опасностей и приключений, на которой так трудно отличить ложь от истины и не потерять себя.

Иллюзия бессмертия

Снежная Александра

Снег пушистыми лапчатыми хлопьями тихо кружил в морозном мглистом воздухе. Устилал девственно чистым ковром тёмные зубцы утёсов, нависающие ломаными осколками над глубокой пропастью. Ветер зло гнал позёмку по узкой дороге, вьющейся серпантином вдоль самого обрыва, завывал раненым зверем и сбрасывал в бездонную пропасть облака искристой белой пыли.

Тяжёлые резные сани опасно занесло на крутом повороте, и из-под их полозьев с сухим скрипучим шелестом вырвался колючий фонтан снега, присоединившись к сонму летящих в белую бездну мягких снежинок. Повозка выровнялась, а потом понеслась вперёд ещё быстрее, оставляя за собой длинный шлейф мутной дымчатой взвеси.

– Тише, маленькая, – среброволосая женщина прижала к груди приглушённо попискивающий свёрток и успокаивающе коснулась его посиневшими обескровленными губами.

Убрав руку, зажимающую рану в боку, женщина бессильно перевела взгляд со своих окровавленных пальцев на багровое пятно, что неотвратимо расползалось по расшитому сложным узором карокану. Стиснув зубы, она выплела дрожащей рукой светящуюся вязь заклинаний и выбросила силовой аркан в бесшумно летящих за санями расплывчатых черных теней.

Мучнисто-белый воздух заискрился ломаными линиями сотворённой магии. Талый снег мгновенно застывающей росой упал на дорогу, и призраки с широко расправленными крыльями, сотканными из тьмы, не успели соскользнуть в сторону, когда световая вспышка проглотила их, как глубокая рыбья глотка упавшую в воду муху.

Силы были на исходе. Гнать магией сани и отбиваться от бездушных слуг Морганы с каждым новым ярдом было все сложней. Жёлтые точки плыли перед глазами раненой волшебницы, а от тошнотворного привкуса железа во рту кружилась голова. Женщина чувствовала дыхание вечности на своём лице. Оно обжигало колючими иглами её щеки, целовало губы смертельным холодом, звало тихим шёпотом ветра за грань.

Насколько её ещё хватит, прежде чем она потеряет сознание и преследующие сани тёмные псы сбросят её с малышкой в бездну? Тэлларис понимала, что ненадолго. Она проиграла эту битву – битву за свою жизнь. За свою… но не за жизнь её ребёнка.

Девочка вновь зашевелилась в руках матери, плаксиво искривив розовые пухлые губки.

– Я люблю тебя, моё солнышко, – горькая слеза капнула на бархатистую щёчку малышки, и она, недовольно поморщившись, завертела головкой, словно пыталась стряхнуть с себя холодящую кожу влагу.

Женщина поцеловала маленький, похожий на пуговку нос дочери, напоследок обласкав взглядом её кукольное личико. Как же Тэлларис хотелось остановить время и подержать ещё немного дочь у своей груди! Там, куда она уйдёт, не останется памяти о сладком запахе молока, которым пропитано тёплое беззащитное тельце, не будет ощущения счастья от слабого давления крошечных пальчиков, игриво захватывающих в кулачки пряди её волос.

Есть ли за чертой жизни хоть какие-то воспоминания и чувства? Если да, то Тэлларис хотела запомнить именно этот миг – миг безграничной нежности и абсолютной, всепоглощающей любви, когда последний раз смотрела в глаза своего ребёнка.

Ветер ударил в затылок женщины холодным крошевом колких снежинок, которые мгновенно набились в её ставшие похожими на ледяные нити волосы. Волшебница устало откинулась на застланное меховыми шкурами сиденье и, превозмогая боль, сделала глубокий вдох. Пальцы дрожали. Сила, что обычно лилась из её источника полноводной рекой, сейчас выплёскивалась рваными толчками, как и вытекающая из раны в боку кровь. Закусив губу, Тэлларис опутала вязью магии затихшую у неё на коленях дочь, и толстая пуховая шаль, в которую был завернут ребёнок, хлопая стремительно меняющимися краями, плавно взмыла в воздух. Платок поймал тонкими ворсинками летящие с неба снежинки, выгнулся причудливой волной, а затем обернулся полярной совой: огромной, лохматой, сердито нахохлившейся от бьющего в её лицо колючего ветра.

– Араинэ оуст сан аммэ, – прошептали слабеющие губы. – Спрячь её подальше, – выдохнула волшебница.

Птица величественно кивнула головой, медленно моргнув круглыми, как плошки, глазами с чёрной горошиной зрачка. Взмахнув серо-белыми крыльями, она подхватила свёрток с девочкой и, взмыв в непроглядную пелену свинцового неба, слилась с танцующим снежным вихрем, все дальше и дальше унося свою ношу от мчащихся по узкой дороге во весь опор саней.

Тэлларис до последнего смотрела, как удаляется тёмная точка созданного ею духа-фантома. Слезы тонкими ручейками бежали по щекам женщины и прозрачными льдинками замерзали на пушистом меховом воротнике.

– Живи и будь счастлива, моя девочка, – прошептала колдунья, когда завывающая голодным зверем снежная пурга скрыла за своим величественным занавесом малейшее напоминание о новорождённой дочери.

Воздух лопнул, как мыльный пузырь, выпустив из белого тумана рваные черные сгустки, но прежде чем они успели обрести форму и расправить крылья, волшебница яростно ударила в них пылающей сферой, взорвавшейся с чудовищным грохотом.

Потревоженные от векового сна горы недовольно загудели, стряхивая со своих могучих плеч неподъёмную шубу из снега. По шапкам, укрывающим вершины, пробежали кривые трещины, безжалостно вспарывая полотно слежавшегося наста.

Отколовшийся пласт с низким гулом заскользил вниз, выбрасывая в воздух облака снежной пыли.

Чудовищная лавина, сметая все на своём пути, накрыла несущиеся над ущельем сани с волшебницей и безжалостно снесла их в пропасть, разбивая о серые камни, погребая под толщей холодных, как само дыхание смерти, сугробов.

Черные тени, подобно стервятникам, выискивающим падаль, бестолково носились над бездной, пытаясь найти хоть какие-то следы сгинувшей в ней волшебницы. Но снег все падал и падал, укрывая своим мертвенно-бледным покрывалом землю, и казалось, что этой зимней, оправленной в резьбу инея и мороза сказке нет ни конца, ни края.

Покружив над величественными утёсами, мрачные твари, хлопая сочащимися сизым туманом крыльями, полетели на запад, минуя дремучие леса и широкие долины -туда, где среди серых, угрюмых скал одиноким уродливым шипом, проколовшим острым концом небо, возвышался и вязко терялся в клубящейся вокруг него непроглядной кисее тьмы зловещий чёрный замок.

Тени просочились сквозь его толстые стены и бесшумно понеслись по длинным узким коридорам, оставляя за собой тающий в сгущающемся полумраке дымчатый шлейф. Ворвавшись оголтелой стаей в просторный каменный зал, они завертелись безудержным смерчем под его стрельчатыми сводами, свились в гудящую пыльную воронку и тонкой убывающей струйкой впитались в огромный стеклянный шар, внутри которого таинственно клубилась непроглядная мгла.

Женщина, молчаливо стоящая в центре зала, сделала мягкий скользящий шаг вперёд. Сверкающие на её идеальной груди, тонкой талии и изящных щиколотках массивные украшения из золота и драгоценных камней издали переливчатый мелодичный звук, который звенящим хрусталём рассыпался в сонной тишине, вызвав у колдуньи лёгкий самодовольный вздох.

Она была красива. Такой совершенной может быть только вышедшая из-под резца гениального скульптора мраморная статуя. Недосягаемо-прекрасная, безупречная и… бездушно-холодная.

Черные, поглощающие свет волосы непроницаемым плащом укрывали её тело, мягкими завитками стелясь по сверкающему холодным блеском полу. Тонкие кисти рук грациозно опустились на поверхность шара, и тьма внутри него всколыхнулась, вздыбилась взбесившимся ураганом, ударилась лютой волной о прозрачные стены, заскользив по ним грязными, вязкими потёками, и исчезла.

Внутри шара стало светло, как днём. Секундами льдинок в песочных часах зимы падал снег, устилая величественные горы кипенным покрывалом. С вершины одной из них снежным смерчем сорвалась яростная волна, смыв в глубокую пропасть мчавшиеся по самому её краю сани.

Алые губы женщины тронула жёсткая улыбка, зловещая, как ядовитый плющ, смертельной повиликой оплетающий тонкий росток.

– Ты поставил не на ту лаитэ, Сармин, – повернувшись к мужчине, растянутому на цепях, тягуче проворковала женщина. – Но теперь у тебя есть выбор, – волосы колдуньи темной рекой заструились по воздуху, выставляя напоказ её совершенное гибкое тело, одетое лишь в загадочно мерцающие в свете горящих на стенах факелов украшения. – Я – или смерть.

Мужчина невидящим взором смотрел в пустоту стеклянного шара, туда, где белая лавина похоронила под ледяной толщей снега его жену и дочь, и в глазах цвета лесных фиалок стояли слезы, сквозь призму которых прекрасная женщина, идущая к нему навстречу, казалась уродливым монстром с вьющимися вокруг её головы змеями вместо волос.

– Все могло быть иначе, Сармин, – женщина подошла к мужчине так близко, что теперь почти касалась его своей обнажённой грудью. – Ты должен был выбрать меня, – колдунья плавно перетекла за широкую спину пленника, мягко потёршись об неё, словно большая урчащая кошка.

Сармин смежил веки, сглатывая подкатившее к горлу омерзение.

– Я сделал свой выбор, Моргана, один раз и на всю жизнь. Но будь у меня возможность выбирать сотню раз, я и в сотый раз выбрал бы не тебя, а Тэлларис.

Прекрасное женское лицо исказила гримаса ярости, и взгляд темных, почти черных глаз, стал колючим и злым.

Из стен поползли уродливые тени, заполняя все пространство вокруг, дымно шевелясь и непрестанно двигаясь.

– Вместе мы могли править миром, С-сармин, – зашипела Моргана, со свистом выпуская воздух сквозь сжатые зубы. – Вечно! А ты позарился на целомудренный взгляд и невинное личико. И где теперь твоя чистая и светлая Тэлли? Ты предал Тёмную Мать. За это и поплатился. Ты выбрал не ту лаитэ, великий одарин.

– Я выбрал любовь, Моргана, – Сармин поднял склонённую на грудь голову, устремив на колдунью пронзительный взгляд своих невероятных глаз. – Тебе не понять.

– Мы можем все исправить, – жарко зашептала в его лицо женщина, обСарминтительно облизала свои губы, провела рукой по напряжённому животу мужчины и, скользнув ладонью вниз между его ног, призывно выгнулась. – Я могу вернуть тебе твой тёмный дар.

Громкий смех Сармина звонким эхом ударился о стены, распугав застывшие по кругу тени.

– У меня не встанет на тебя, Моргана, – окатив колдунью взглядом, полным презрения, насмешливо бросил он.

– Ты пожалеешь, одарин, – женщина вцепилась острыми ногтями в его красивое лицо, оставляя на смуглой щеке кровавые борозды царапин.

– Я жалею лишь об одном, – горько проронил Сармин, тоскливо вглядываясь в кружащийся в стеклянном шаре снег. – Что не ушёл за грань Небесного Чертога вместе с ними.

– В кого ты превратился, великий одарин? Первый страж Темных Врат* мечтает о смерти!? Бессмертный?! Хотя…Теперь уже бывший… – ядовито добавила Моргана.

– Это иллюзия, лаитэ, – криво усмехнулся, мужчина. – Иллюзия бессмертия.

– Посмотри на меня! – черные волосы колдуньи зашевелились гибкими лианами, свились в тугие косы, улеглись вокруг точёного лица причудливой короной. – Это, по-твоему, иллюзия? – женщина томно обласкала ладонями свою грудь, провокационно обвела пальцами тёмные ареолы сосков, скользнула по упругим округлым бёдрам и бесстыдно раздвинула ноги, выставляя напоказ нежную плоть. – Я прекрасна. Моё тело совершенно, и так будет вечно, одарин. Я бессмертна!

– Ты тлен, лаитэ! Бессмертна лишь твоя душа – душа, которую ты отдала Темной Матери за безупречное лицо и обольстительное тело, но твоё тело осыплется прахом, как только Тёмная Мать найдёт себе новую хранительницу.

– Не найдёт, – загадочно шепнула Моргана, медленно слизывая кончиком языка тёмные капли крови со щеки одарина. – И ты мне поможешь. Ты дашь мне ту, чьё тело, возложенное на жертвенный алтарь Двуликих, вернёт мне мою душу и вознесёт над всеми. Я стану сумеречной богиней! Всесильной! Вместилищем света и тьмы. Я буду править этим глупым миром! Вечно!

– Ты убила мою дочь, – стиснул зубы Сармин. – Кого ты собираешься возложить на весы вечности? Ты убила хранительницу света. Где возьмёшь другую для ритуала?

Моргана, притворно вздохнув, прижалась щекой к груди одарина, вспоров на ней коготком кожу.

– Свет однажды выберет себе новую хранительницу, – размазывая пальцем по груди Сармина его собственную кровь, промурлыкала колдунья. – Такую же чистую и невинную, как твоя Тэлларис. И такую же глупую, – гадливо добавила она. – Мир полон наивных дурочек, готовых пожертвовать собой ради добра и света. Я подожду. А дочь… Я подарю тебе другую, одарин, – женщина, стремительно обхватив мужчину за шею, впилась в его губы долгим поцелуем.

– Ты так же глупа, как и красива, Моргана, – плюнул в её лицо Сармин. – Ты не поняла? Ты мне противна.

Женщина демонически улыбнулась, вытерлась тыльной стороной ладони и, раскинув в стороны руки, быстро зашевелила пальцами, выплетая чёрную сеть заклинаний, как затаившаяся в центре раскинутой паутины паучиха.

Рваные тени, безмолвно висевшие в воздухе, стремительно закружили по залу, наполняя его шорохами и сгущающейся тьмой.

Сармин яростно дёрнулся на удерживающих его цепях, жилы на мощной шее и руках натянулись, по лицу пошла синяя сетка вен, и толстые кованые звенья с жалобным скрежетом стали расходиться, поддаваясь его нечеловеческой силе.

– Держите его! –крикнула Моргана, вздымая вокруг себя ураган беспросветной тьмы.

Безликие слуги колдуньи голодной сворой набросились на пленённого мага, впиваясь дымными жгутами и верёвками в его руки и ноги.

– Саммэ руатэ ост ин аххарэ, – нараспев выкрикивала слова заклинания Моргана, и тьма кружила вокруг неё погребальным саваном, лизала жадными языками её белое тело, танцевала черным пламенем у её ног. – Ты мой, одарин! – рисуя когтями на вздувшейся от напряжения груди Сармина кровавые руны, шептала колдунья. – Мой!

– Я никогда не буду тебе принадлежать, – отчаянно сопротивляясь, прорычал мужчина. – Ни тебе, ни той, кому ты служишь! Я добровольно отдал сердце и душу другой!

Колдунья разъярённо ударила в него тьмой, и алые царапины на коже Сармина стали пузыриться черными сгустками, вязкими и липкими, как расплавленная смола.

– Мой, – дико хохотала колдунья, глядя на то, как тьма впитывается в сильное тело мужчины, пожирая его изнутри. – Мой, – победно выдохнула она, когда ярко-фиолетовые глаза одарина затянул непроглядный мрак, превратив в два черных омута.

Расстегнув пояс брюк застывшего холодной статуей мага, Моргана спустила их вниз и вожделенно прошлась ладонями по гладкой, упругой коже его живота, обрисовав кончиками пальцев чёткий рельеф мышц.

– А ты говорил – не встанет, – довольно усмехнулась колдунья, накрывая ладонью пах мужчины и чувствуя, как, твердея, наливается в её руке его горячая плоть. – Мне не нужны твои чувства, Сармин, – заглянув в ставшие совершенно пустыми и безжизненными глаза, прошептала она. – Мне достаточно твоего тела. А твоё тело так легко заставить сделать то, что мне нужно. Думаешь, после всего я дам тебе уйти за грань к своей Тэлли? – простонала Моргана, обхватив его руками и ногами, насаживаясь на вздыбленное мужское достоинство. – Нет! – выкрикивала в бесстрастное лицо одарина женщина, впадая в экстаз и пускаясь в исступлённую скачку на его бёдрах. – Не-ет.

Она хрипела, извивалась змеёй, тёрлась влажной, отяжелевшей от желания грудью о его неподвижное тело, но не находила в затягивающей бездне глаз одарина ни малейшего отклика на свою дикую, извращённую страсть – лишь безразличную пустоту и топкую черноту.

На лице его не дрогнул ни один мускул, когда в момент разрядки женщина, откинув назад голову, надсадно закричала, выгибаясь дугой, а потом, цепляясь за него, как за спасительный канат в бушующем вокруг море тьмы, жадно целовала жёстко сомкнутые губы.

– Плевать, – Моргана тяжело сползла на пол, глядя снизу вверх на своего безмолвного любовника. – Я получила, что хотела. А ты… Ты будешь служить мне вечно, мой верный пёс.

Тело мужчины подёрнулось марью, судорожно изогнулось и стало истаивать, осыпаясь черным песком в раскрытые ладони жестокой волшебницы, а она безудержно хохотала, разбрасывая по сторонам иссохший прах, зависающий в воздухе мутной взвесью.

Пылинки сползлись в густую рваную тень, и та, взмахнув крыльями, понеслась по кругу вместе со стаей таких же верных Моргане темных псов.

Морозный воздух распушил длинную белую шерсть щенка рохра, бегущего во весь опор по зимнему лесу. Под толстыми, неуклюжими лапами громко и весело похрустывал снежный наст, и малыш, запрокидывая голову к небу, весело ловил открытой пастью летящие на землю снежинки. Холодные белые точки таяли на его синем языке, оседали прозрачной росой на чёрном блестящем носу. Маленький рохр игриво подпрыгивал, смешно тряс лохматой мордой, сбрасывая с себя снежинки, набившиеся в его густой мех, и повизгивал от удовСарминтвия.

Тишину леса внезапно огласил непонятный, незнакомый звук, и щенок напряжённо замер, навострив свои длинные, ещё плохо стоящие уши. Так не кричал филин, не ухала неясыть, не выл матёрый волк, предупреждая самку о своём возвращении. Это был одинокий, пронзительный плач – жалобный и надрывный. Щенок пытливо вытянул морду и, уловив чужой, незнакомый запах, посеменил вперёд, удерживая нос по ветру.

Такого странного существа юный рохр ещё никогда не видел. Что-то большое и пушистое лежало на снегу, и щенок никак не мог понять, где у этого чудного обитателя леса голова, а где лапы и хвост. Это был сплошной шевелящийся комок, который издавал высокие писклявые звуки, ужасно неприятные острому звериному слуху. Щенок несмело двинулся на полусогнутых дрожащих лапах вперёд, с любопытством разглядывая свою необычную находку. Опасливо нарезая вокруг неё круги, он жадно втягивал ноздрями удивительно вкусный и знакомый запах. Лохматое чудо-юдо пахло мамой, молоком, и маленьким, недавно родившимся братиком Кином, что ещё больше сбивало зверя с толку.

Осмелев, он подобрался к добыче ближе, резко ткнувшись мордой в мягкую ворсистую шкуру. Тонкие волоски нестерпимо защекотали нос, рохр громко чихнул и, не устояв на лапах, завалился лохматым задом на снег.

Существо беспокойно зашевелилось, издало громкий булькающий звук, а за ним и совсем странное:

Склонив голову на бок, щенок придирчиво разглядывал копошащийся клубок, а потом легонько ударил его лапой, проверяя реакцию. Пушистое недоразумение на секунду замерло, и вдруг зашлось истошным воплем, от которого у рохра шерсть встала дыбом. Испуганно заметавшись из стороны в сторону, щенок рычал и тявкал, думая, что его грозный звериный рык отпугнёт орущего незнакомца, но тот даже с места не сдвинулся, лишь стал дёргаться ещё сильней да орать так громко, что у рохра заболели уши. Свирепея, малыш сделал резкий выпад, захватив острыми зубами шкуру раздражающего его существа, и она неожиданно потянулась по снегу, превращаясь в лохматую, неживую тряпку, под которой, суча ручками и ножками, обнаружился плачущий младенец. Щенок удивлённо раскрыл пасть, завороженно разглядывая лежащего на снегу ребёнка.

Он был совсем крошечным. Даже у новорождённого Кина руки и голова были больше, чем у этого невесть откуда взявшегося человечка. Как он здесь оказался? Рохр опасливо сделал шаг вперёд, заглянув в заплаканное сморщенное личико.

Красные, как ягоды земляники, губы внезапно растянулись, обнажая беззубый розовый рот, и на пухлых нежных щёчках появились две маленькие ямочки. Никогда в жизни рохру не доводилось видеть глаз такого необычного цвета: ярко-фиолетовые, они казались лепестками лесных фиалок, каким-то невозможным чудом расцветших на снегу. Щенок наклонился к ребёнку ближе, жадно вдыхая его тёплый сладкий запах, и маленькие пухлые ручки, внезапно схватив рохра за нос, цепко сдавили самый его кончик.

Обиженно заскулив, малыш отскочил в сторону, а лишившийся живой игрушки ребёнок вновь жалобно заплакал, нарушая своим горестным надрывным плачем священную тишину древнего леса.

– Доммэ, что здесь происходит? – звук маминого голоса мгновенно прогнал поселившийся в сердце рохра страх, и он, стремительно обернувшись в кувырке человеком, быстро побежал ей навстречу.

– Мама, – дрожащим от волнения голосом запричитал мальчик. – Я думал, это зверь, а там человек… Маленький совсем, как наш Кин.

Ласково поцеловав сына в макушку, женщина отодвинула его за спину и, приподняв полы белоснежной шубы, величественно прошествовала вперёд.

– Духи белых псов… – ошеломлённо прошептала она, наклоняясь над лежащей на снегу девочкой.

Подхватив ребёнка на руки, женщина быстро расстегнула свою шубу, укутывая малышку в тёплый мех.

– Одр! – пронзительно громко закричала она. – Сюда! Ко мне, скорее!

Спустя секунду на поляну выскочил громадный белый зверь, утробно рычащий и грозно скалящий тяжёлую зубастую пасть. Оттолкнувшись от снега мощными когтистыми лапами, снежный пёс на секунду словно завис в воздухе, чтобы в полете обернуться высоким широкоплечим мужчиной, уверенно приземлившимся рядом с позвавшей его женщиной.

– Ты напугала меня, – хрипло выдохнул оборотень, притягивая к себе жену и легко касаясь губами её лба. – Что случилось, Арви?

– Дорогой, посмотри, кого нашёл наш Доммэ, – женщина отогнула край одежды, показывая крошечное детское личико. – Это девочка, – расплываясь в улыбке, нежно прошептала Арви.

– Как она здесь оказалась? – мужчина резко обернулся, втягивая носом воздух и зорко всматриваясь в снег. – Никаких посторонних следов, – задумчиво заметил он. – Словно с неба свалилась.

– Смотри, – женщина взяла в ладонь круглый медальон, висящий на шее девочки, привлекая к нему внимание мужа.

– Светлая хранительница, – потрясённо выдохнул Одр. – Быть этого не может!

– Одр, предсказание сбывается, – горячечно зашептала женщина. – Та, что поведёт за собой армию света…

– Тише, – муж быстро закрыл рукой рот Арви, тревожно оглядываясь по сторонам. – Никто не должен знать. Её надо спрятать. Вот только куда?

– Все просто, дорогой, – сверкнула ореховыми глазами женщина. – Хочешь спрятать – не прячь вовсе.

– Я тебя не понимаю, родная, – заломил бровь мужчина.

– Ты должен будешь предъявить стае новорождённое потомство через три дня. Никто не знает, что у меня родился один ребёнок, а не два. У короля снежных рохров появится ещё и дочь, а у Кина и Доммэ – сестричка, – Арви поцеловала бархатистую щёчку малышки, нежно проворковав: – Моя сладкая девочка. Моя принцесса.

– Мама, – маленький Доммэ дёрнул мать за полу шубы, привстав на цыпочки, – так это моя сестричка?

Женщина присела на корточки, обняв свободной рукой сына.

– Да, сынок, это твоя сестричка. Нам её подарили духи белых псов. Нравится?

– Она такая маленькая, – зачарованно глядя в сияющие фиалковые глаза, пробормотал Доммэ. – А как мы её назовём?

Женщина загадочно усмехнулась, осторожно погладив пальцами тёмные волосики девочки.

– Вайолет. Как тебе такое имя, сынок?

– Фиалка? – свёл тонкие светлые бровки мальчишка. – У неё глаза похожи на фиалки. Мне нравится, – Доммэ наклонился к девочке, поцеловав её в маленький нос, и быстро зашептал: – Я твой брат, Вайолет. Ты только больше не плачь и за нос меня не щипай, а то больно, – добродушно пожаловался он.

Девочка невразумительно булькнула и выдохнула в лицо мальчика тихое и тёплое:

– Мама, ты слышала? – захлебнулся в восторженном возгласе Доммэ. – Она мне сказала «хорошо», – мальчик смотрел на крошечное создание, уютно устроившееся в руках матери, и в груди его ширилось что-то необъятно-огромное, то, что невозможно было описать словами и чему, в силу своего нежного возраста, маленький рохр не находил названия. Доммэ знал только одно: с этого момента маленькая девочка с глазами цвета лесных фиалок навечно поселилась в горячем сердце оборотня.

Двадцать лет спустя…

Вайолет сидела на теплом крыльце ладной бревенчатой избушки Урсулы, вот уже добрую четверть часа созерцая лесную ведьму, стоящую на камне стихий. Старуха, раскинув в стороны руки, быстро шевелила крючковатыми пальцами, словно дёргала ими за невидимые верёвочки. Ветер трепал её платье-балахон, сшитый из длинных лент, и свободные концы тонких полос плыли по воздуху разноцветными струящимися ручейками, обнажая босые костлявые ноги. Женщина смешно дёрнула носом, словно собака, унюхавшая еду, после чего лениво приоткрыла один глаз, недовольно царапнув Вайолет взглядом.

– Опять от братьев сбежала да следы по всему лесу набросала?

Темные брови девушки сердито сошлись на переносице, и с ярких, как ягоды малины, губ сорвалось лишь одно слово:

Старуха перестала изображать фигурку богини ветра Свираги, воинственно поставив руки в боки.

– Поутрось по кустам поблукают да, глядишь, к обестине сюда всей стаей и заявятся. Мне свары с твоим батюшкой ни к чему. Да и дух псины потом к осьмице из избы не выветришь. Сколько тебя учу запах хоронить, а ты, как рохр, по кочкам плутаешь да зверье зазря гоняешь.

– Я и есть рохр, – упрямо встряхнув головой, заметила девушка.

– Чтой-то я клыков да хвоста у тебя, милая, не наблюдаю, – насмешливо прокаркала Урсула, сложив руки на своей тощей груди. Ветер играючи поднял вверх серебристые космы ведьмы, шаловливо бросил их в морщинистое лицо, вздыбил спутанными клубами.

– Подь прочь, баловник, – шлёпнула ладонью невидимый глазу поток старуха, и он, обижено засвистев, помчался к крыльцу, чтобы, злобно погремев висящими на нем серебряными бубенцами, исчезнуть в кронах старых грабов, со всех сторон окружающих избушку.

– Отыграется ведь в гэйлет*, засыплет твою избушку снегом по самый дымоход, – рассмеялась Вайолет.

– А кто ж его тогда ароматом пирогов кормить будет да вечёрки петь? – недоуменно фыркнула Урсула, шустро слезая с камня.

Вайолет мягко улыбнулась. Это правда – любил ветер старуху, и когда всю округу по пояс заметало снегом, домик Урсулы весенней прогалиной упрямо красовался посреди леса, лишь добавляя весу устрашающей репутации ведьмы. Дорожки, ведущие к маленькой избушке, всегда оставались нетронутыми, а когда Урсула пекла пироги, то завывающий ветер становился смирным, как котёнок, бубликом скручивался вокруг её дымохода – довольно урчал и сыто сопел, облизывая холодным языком запах свежей сдобы.

– Полезай на Рамха-камень, – проворчала Урсула, поднимая с земли свой увешанный оберегами резной посох.

Стянув мягкие сапожки, Вайолет ловко запрыгнула на белый валун, зябко поджав пальцы на босых ногах.

– Холодный, – смущённо пожаловалась девушка.

– Холодный… – ворчливо потянула ведьма. – Холодный оттого, что ты линии силы не ловишь, а они повсюду. Поймай в ладошку да пей то, что тебе дают по доброй воле. Это тёмные берут без спросу, выбирают до дна, а опосля прахом осыпают. А ты светлая!

– И толку мне с того, – раскинула руки Вайолет, поймав один из девяти потоков силы жизни. Камень под ногами нагрелся, и животворящее тепло упругой волной полилось от щиколоток к позвонкам девушки. – Двадцатое лето пошло, а оборота все нет и нет. Что ж я за ущербная такая?

– Зачем тебе лохматая шкура рохра, коли спариваются они завсегда в человеческом облике? – прищурилась ведьма, и пронзительно синие глаза заискрились откровенной насмешкой.

– Почему ты такая грубая? – покраснела до кончиков ушей Вайолет.

– Я просто слишком старая, чтобы молвить целомудренные да витиеватые речи, облачая голую правду в красивую одёжку. Все твои метания из-за того, что хочешь понравиться какому-то оборотню! А ему, поверь мне, детка, абсолютно все равно, будут ли у тебя шерсть и клыки – главное, чтобы между ног было то, чему полагается быть у женщины. Ну, а с этим у тебя, хвала покровителям Небесных Чертогов, все в порядке. И кто на этот раз? Зорах? Рин?

– Ты невозможная! – спрыгнула с камня девушка, обхватив ладонями пылающие щеки. Споро натянув на себя сапоги, она сердито тряхнула копной смоляных волос, быстрым шагом направляясь в самую гущу шумящего гомоном птиц леса.

– Беги-беги, – Урсула ехидно усмехнулась вслед исчезающей в зарослях бересклета Вайолет. – Быстрее дурь из головы выветришь. Ишь, чего удумала! Лапы да хвост ей подавай! Блохастых волшебниц мне ещё только до полного счастья не хватало, – презрительно фыркнула ведьма. – Тьфу, пакость какая. Ну-кась, свистун, – вскинув голову, старуха острым пронизывающим взглядом зыркнула в сторону шумящих серебристым переливом над избушкой крон, – отправляйся за этой дурёхой да проследи, чтоб благополучно домой вернулась.

Ветер, радостно ухнув, стремительно слетел вниз, закружив у ног колдуньи весёлым коловоротом, ласково поиграл с пёстрыми лентами её платья и, распугав летающих над подворьем мошек, помчался в зелёную чащу – догонять строптивую ученицу Урсулы.

Вайолет, выломав длинный прут орешника, неслась сквозь кусты и деревья, стегая тонкой лозой все, что попадалось ей под руку. Урсула специально её злила. Знала, как мучается и страдает девушка из-за того, что время её оборота никак не приходит, и на все её просьбы о помощи отвечала лишь едкой насмешкой. Уж на какие ухищрения ни шла Вайолет, как ни просила ведьму заговорить покровительницу луны, среброликую Дидалию, но старуха неуклонно отвечала, что небесным заступникам видней, и, стало быть, время Вайолет ещё не пришло.

Не знала ведьма только одного: горячее желание девушки получить на полную луну звериное тело рохра продиктовано не симпатией к очередному оборотню, а её безмерной любовью к братьям.

Доммэ и Кин дали ей обещание, что не войдут в Круг Жизни до тех пор, пока Вайолет не пройдёт оборот, и если двойняшка Кин ещё как минимум четыре лета мог не выбирать себе пару, то на старшего Доммэ в Вайтфолле уже поглядывали косо. Рослый да плечистый, русоволосый наследник короля Одра упрямо игнорировал знаки внимания первых красавиц королевства снежных рохров, и на добродушное ворчание матушки лишь тихо посмеивался да заговорщически подмигивал Вайолет.

С десяти лет каждую полную луну девушка с замиранием сердца ждала, что услышит наконец её сумеречный зов, но время шло, а тело Вайолет не хотело меняться. И когда принцессе исполнилось пятнадцать, в приступе отчаяния она отправилась к лесной ведьме, которая, по слухам жителей Ривердола, была с покровителями Небесных Чертогов на короткой ноге.

Урсула, поставив Вайолет на камень стихий, долго ходила кругами, что-то бормоча себе под нос, жутковато потрясая своим деревянным посохом, а потом положила в ладонь перепуганной девушки белый, испещрённый странными знаками кругляш. Брать в руки вещь, принадлежащую ведьме, было страшно до почечных колик, вот только желание стать оборотнем было сильнее страха, и когда бляшка стала светиться серебристо-белым светом, Вайолет лишь закрыла глаза, мечтая о том, чтобы все поскорее закончилось. Но к великому разочарованию девушки, как оказалось, все только начиналось.

– Слезай, – каркнула Урсула спустя мгновенье. – Завтра опять придёшь!

– Зачем? – боязливо съёжилась Вайолет.

– Сама пришла за личиной псины! Я тебя не звала. Так что ж вопрошаешь теперича? Недостаточно одного раза, – устрашающе свела седые брови старуха и тюкнула по земле посохом. К его черенку из земли вдруг потянулись тёмные корни, и в тот же миг посох превратился в тоненькое деревце, увешанное всевозможными оберегами и амулетами.

– Хорошо, приду, – заворожённо уставилась на деревце девушка. В Ривердоле поговаривали, что Урсула и мёртвых поднимать может, но Вайолет всегда считала это пустыми слухами, а теперь, глядя на проросшую палку, больше не была так уверена в собственной правоте. Сильна была ведьма, а значит и дать могла Вайолет то, о чем она так мечтала.

– Так хвост лохматый хочешь получить, что в ведьмино логово не побоишься снова прийти? – теперь старуха разглядывала девушку с откровенным интересом.

– Не побоюсь! – негоже было дочери короля рохров пасовать, пусть даже перед колдуньей. Вайолет не сомневалась, что задай подобный вопрос ведьма Доммэ или Кину, они, не задумываясь, ответили бы так же.

– Ишь ты… – с издёвкой потянула старуха. – И что ж тебя сподвигло на поступок такой отчаянный? Поди, оборотень какой глянулся?

Вайолет мигом зацепилась за слова колдуньи. Многие девушки обращались к Урсуле за зельями любовными да приворотами темными, поэтому история с несчастной любовью выглядела бы как нельзя правдоподобней.

– Глянулся, – кивнула Вайолет. – Рамх. Он сказал, если обернусь до эйлета, станет ждать три круга, а если нет, то выберет другую.

– И на что тебе сдался такой суженый, коли ждать тебя всю жизнь не готов? – Урсула презрительно хмыкнула, заломив седую бровь.

– Сдался, – упрямо настояла на своём Вайолет. – Люблю его.

– Любишь? – морщинистое лицо женщины от кривой улыбки стало похоже на трухлявый пень. – Ну, коли любишь – приходи завтра. Продолжим. Принцесса Вайолет.

У девушки похолодело в груди. Откуда старуха могла знать, кто она такая? На лбу ведь имя не написано. Ох, и сильна ведьма! Ох, и сильна…

– Я на заурнице* приду, – пообещала Вайолет. Только в такой час и могла выбраться она из дому, чтобы успеть вернуться обратно никем не замеченной. Узнай отец с братьями, что она ходила к Урсуле – достанется ей на орехи.

Обещание Вайолет дала опрометчиво. Просто думала, что это последний шаг, отделяющий её от заветной мечты, но на следующий день ведьма сказала прийти снова, а после этого снова – и так продолжалось целую неделю, пока не наступило полнолуние.

До рассвета Вайолет ждала, что вот-вот тело станет выгибаться и покрываться длинной шерстью, а когда поняла, что опять у неё ничего не вышло, ярясь и гневаясь, помчалась к ведьме, чтобы бросить ей в лицо горькие слова обиды.

Только старая обманщица сама ждала её. Да не просто ждала. Встречала с горящими факелами, воткнутыми в землю по кругу.

– Встань в центр, – ткнула Урсула тощим пальцем в нарисованное на земле кольцо с рунами.

Не посмела Вайолет ослушаться. То ли по глупости своей вдруг бесстрашной стала, то ли до последнего надеялась, что поможет старуха.

– Огонь чуешь? – гаркнула ведьма, да глянула так, что мурашки толпой по коже.

– Чую, – выпалила Вайолет. Да и как не чуять, коли жар от него такой шёл, что платье скинуть хотелось да босой в росу холодную войти.

– Руну огня найдёшь в кругу стихий? – прищурилась Урсула.

Её и искать не нужно было. Среди сотен знаков, нарисованных на земле, Вайолет почему-то ясно видела только один. Пылал он в глазах девушки багровой заряницей, тлел рдяным жаром. Зачем руку к руне потянула – и сама не поняла, только вспыхнула она белым светом, и факелы погасли все до единого.

– Учить тебя буду, – погремела посохом Урсула и, тихо ворча, пошла к дому. – Чего встала, дурында? В дом пошли. Чаем напою. Силы много, ума мало! Тоже мне – светлая хранительница. Рохр… Тьфу.

Так и узнала Вайолет правду о своём волшебном даре, и с тех пор, вот уже пятое лето при каждом удобном случае приходила к Урсуле. Каждый раз девушка просила помочь с оборотом, каждый раз выдумывала себе нового жениха, верила, что сжалится над ней вредная старуха. Только толку от этого по-прежнему не было никакого. Урсула оставалась непреклонной, а Вайолет втайне надеялась, что однажды, когда она всему обучится, помощь ведьмы ей и вовсе не понадобится.

Ветер мягким толчком ударил в спину девушки. Обернувшись, она сердито хлестнула прутом воздух:

– Чего увязался за мной? Возвращайся к Урсуле да передай – мне соглядатаи не нужны! Сама из лесу выберусь.

Баловник бросил в лицо девушки хвойным духом, спутал тёмные кудри и, юркнув вниз, шаловливо задрал подол туники.

– Ах так! – топнув ногой, Вайолет ладошкой поймала силу ветра, а другой потянулась к стихии земли. – Будешь знать, как дразниться, – мстительно связала узлом потоки она.

Упал ветер к ногам волшебницы, заскулил собакой покорной. Придавила его Мать-Земля силищей своей неизмеримой, скользким полозом по траве пустила.

Только не в характере Вайолет было долго сердиться на ветерок. Проучила – да и ладно, пусть знает, что не одна Урсула с ним сладить может.

– Поднимайся уж, – сменив гнев на милость, вздохнула Вайолет, отпуская озорника. – Ты бы, вон, с листьями поиграл, что ли? Зачем злишь меня?

Ветер, обижено дунув девушке в ухо, тут же нырнул в кусты и, сорвав с веток паутинку, понёс её к верхушке ясеня вместе с перепуганным пауком.

– Ох, и накажу тебя однажды, – покачала головой Вайолет. – Привяжу тебя к небесной руне да заставлю до полича* вокруг самой высокой сосны крутиться. Узнаешь тогда, как мелочь бессловесную стращать!

Выбросив паучка, ветер взмыл в небесную синь, разгоняя одинокие тучки, которым его баловство уж точно никакого вреда не приносило.

Вайолет поймала в ладошку поджавшее лапки насекомое, забирая себе его страх.

– Беги, дурачок, – опустила его в высокую траву она. – Плети дальше свои сети.

Девушка уж было собралась идти дальше, как вдруг взгляд упал на странное растение. Может, в другой раз и не глянула бы вовсе, мимо прошла, потому как тонкий чёрный стебель от земли и не отличить было.

За столько лет не видала Вайолет в лесу ничего подобного. Травы собирать Урсула её тоже учила. Била по земле посохом, трясла головой своей седой, да, кряхтя, приговаривала:

– От любой хвори лекарство под ногами растёт, знай только какое от чего да пользуйся. А невежды всё колдовство в моих зельях видят! Ан нет никакого колдовства – Древо Мира всякую травку светлой силой своей живительной питает, только знания о том не каждому дарует.

Всегда удивлялась Вайолет, считая дар колдуньи нечистым и темным, за что покровители Небесных Чертогов ведьм благословением таким одаривают? Только и тут Урсула озадачила девушку – оказывается, никогда не пила старуха силу лесную, жалела комаху сирую, деревце засохшее, жизнь превыше всего ценила. Было ведьмам волею небесных заступников подвластно видеть то, что не дано другим. И были они теми, с кем говорили Боги Вышние на одном языке: хранительницами священных знаний – ведающими матерями, целительницам и знахарками.

Вайолет присела в траву, разглядывая странную находку: тонкий чёрный стебелёк был покрыт мелкими ворсинками-иголочками. И, наверное бы, девушка посчитала растение засохшим, если бы не заметила на стебле темной коробочки и шевеления закрученных вокруг неё усиков.

Решив, что диковинный цветок следует показать Урсуле, Вайолет протянула руку, чтобы сорвать его, но в этот момент коробочка резко распахнулась, и девушка, громко ойкнув, мгновенно отпрянула назад. Из чашечки на неё смотрел глаз. Конечно, утверждать с абсолютной уверенностью, что это был глаз, Вайолет не могла, да только ничего другого на ум не приходило, глядя на большой зрачок, плавающий в серой, похожей на студень субстанции.

Попятившись назад, девушка остановилась у края тропы, петляющей над неглубоким оврагом, собираясь призвать руну земли, чтобы почувствовать – идёт ли поток силы от загадочного растения, и тут увидела ЕГО.

Мужчина шёл по другой стороне оврага, то появляясь, то исчезая за кустами и деревьями. Пыльные сапоги; тёмные, облегающие длинные ноги брюки; дорожная куртка – все выдавало в незнакомце дальнего путника. Он не был похож на охотников из Вайтфолла, и рохром уж точно этот мужчина не был, а самым странным Вайолет показалось само направление, откуда шёл странник. В той стороне были Мареновы хребты – бескрайние снега и ледяные пропасти, суровый край, где обитали только звери дикие да горные орлы. Поговаривали, что по ту сторону ледяных отрогов находится край магии и колдовства, но правдивых подтверждений этим слухам ни у кого в Ривердоле не было, поскольку никому на памяти Вайолет не удавалось пересечь неприступные горы.

Девушка осторожно спряталась за дерево, чтобы остаться для мужчины незаметной, но при этом иметь возможность издалека следить за его перемещением, ещё толком не понимая, зачем она это делает.

В груди потревоженной птицей забилось сердце. Так странно Вайолет ещё никогда себя не ощущала. Скользким холодком по спине, колючей дрожью в ногах, гулко стучащим по вискам пульсом вещало пробудившееся предчувствие, что должно случиться что-то. Что-то важное или плохое… а может, это воображение играло с ней злую шутку?

Краем глаза Вайолет вдруг уловила непонятное движение на тропе за спиной незнакомца и недоуменно моргнула, внимательно разглядывая странные тёмные пятна.

Они двигались медленно и бесшумно. Так медленно, что Вайолет сразу-то и подумать не могла, что это может быть что-то живое, а не полуденные тени, скользящие по зелёным кронам деревьев. Почуяла неладное, только когда разглядела, что каждая тень отбрасывает свою тень.

То, что темными лохмотьями ползло по краю оврага, хоронясь за широкими дубами, то низко припадая к земле, то хищно взвиваясь вверх – не было ни зверем, ни птахой, и уж точно никак не безобидной тенью. Черные, сочащиеся живой тьмой сгустки меняли форму. Вытягивались гибкими змеями, расслаивались рваным туманом, собирались в тугой шевелящийся комок и расправляли крылья, подобно огромным летучим мышам.

Смежив веки, Вайолет тряхнула головой, прогоняя морок, а когда, открыв глаза, узрела прежнюю картину – испугалась пуще прежнего. Невиданные существа не просто забрели в этот лес, чтобы, наслаждаясь его красотой, прогуляться под сенью шелестящих крон. Крадучись росомахой, прячась за кустарниками и густой листвой, они неотступно преследовали свою цель – таинственного незнакомца, уверенной поступью движущегося в Ривердол. От путника их отделяло чуть более версты, и если Вайолет все понимала правильно, то настигнут они его у Волчьей скалы, на дороге, пролегающей через глубокое ущелье.

Мужчина был безоружен, насколько могла видеть издалека девушка, а даже будь у него охотничий нож, короткий акинак или махайра, спрятанные под полами дорожной куртки, справиться в одиночку с тремя неведомыми порождениями тьмы ему было не под силу.

Окружив путника в самом узком месте, странные существа сбросят его в пропасть.

Вайолет прикинула, что если сейчас, обогнув овраг, она побежит наперерез сквозь заросли дикого барбариса, то, вывернув у змеиной горки, пожалуй, успеет опередить незнакомца и предупредить об опасности. Времени на раздумья не оставалось, и девушка лесной ланью помчалась вперёд, перепрыгивая через рытвины и кочки, больно царапая руки о ветви кустарников.

Переведя дыхание, она остановилась посреди широкой тропы, мучительно гадая, успела ли перегнать странного путника, либо он, миновав это место, уже направляется к ущелью?

Вайолет стремительно метнулась в проход между деревьями и едва не столкнулась с внезапно возникшим на её пути человеком. Отступив, девушка растерянно разглядывала мужчину, который вблизи оказался намного выше и мощней, чем ей показалось издали. И хоть в плечах и груди он и вполовину не был так широк, как Доммэ и Кин, вся его напряжённая, как взведённая тетива, фигура источала незримую ауру опасности и затаённой силы.

Мужчина замер, жилистые ноги напряглись, как у рохра перед прыжком, и налетевший невесть откуда ветер сбросил с его головы капюшон, открывая взору Вайолет лицо незнакомца: широкое, заросшее лёгкой щетиной, обрамлённое мягкими волнами вьющихся волос цвета конского каштана. Тёмные, как мокрая галька, глаза в упор уставились на Вайолет. Густая бровь слегка приподнялась вверх, и над породистым, с лёгкой горбинкой носом мгновенно пролегла суровая складка.

– Что тебе нужно? – от голоса мужчины Вайолет захотелось поёжиться. Низкий, рычащий, грудной – он, казалось, вырывался откуда-то из жерла пробуждающегося вулкана, а не из горла человека.

– Там, – тяжело дыша, Вайолет махнула в сторону леса рукой. – За вами гонятся. Странные черные тени.

– Сколько? – резко и как-то хищно повернулся в указанном ею направлении странный путник.

– Три, – девушке показалось, что после её ответа незнакомец заметно расслабился. – Вам нельзя по этой дороге. Они поймают вас у Волчьей скалы.

В глазах мужчины промелькнуло искреннее удивление и невысказанный вопрос. Словно ждал он от Вайолет, что предложит она дальше. Так и стоял – молча, сверля девушку пронизывающим до дрожи в коленках пристальным взглядом, пока, устав играть в молчанку, она не спросила:

– Вы ведь в Ривердол направляетесь?

Склонив голову к правому плечу, загадочный шатен красноречиво повёл бровью, давая понять, что ответ утвердительный.

– Я могу провести вас другой дорогой, – предложила Вайолет. Уж зачем она это сделала и с чего вдруг прониклась участием к первому встречному, девушка и сама не поняла.

Изогнутых луком губ мужчины коснулась мимолётная улыбка, светлая, словно скользящий по осенней листве тёплый луч.

– Веди, – коротко обронил он.

Искоса поглядывая на идущего рядом незнакомца, Вайолет почти бежала, примеряясь под его шаги, в то время как он без особого труда переставлял свои длинные ноги, и казалось, что даже дыхание у него не сбилось ни на такт от быстрой ходьбы.

Надо бы было следы замести, да времени на это у Вайолет вовсе не было. Вот доберутся до сухого лога, тогда и вздохнуть можно будет спокойно. Оттуда по прямой до Ривердола рукой подать, а там и подмога придёт, случись что неладное. Зорчие, охранявшие подходы к городу, несли свою службу исправно, и мало что могло укрыться от их внимательных глаз, наблюдающих с высоты сторожевых башен.

Молила покровителей Небесных Чертогов Вайолет только об одном: чтобы дали немного времени оторваться от тех странных существ, что, прикидываясь тенями, преследовали их по пятам, и названия которым, как ни старалась девушка, а придумать не могла.

За высокими дубами обнаружилась открытая просторная поляна, и незнакомец вдруг резко остановился в самом её центре. Крылья его носа затрепетали, словно учуял он запах одному ему знакомый и досадно-неприятный, потому как лицо мужчины мгновенно покривилось, а уголки чётко очерченных губ резко поползли вниз.

– Назад, – прогудел он, бесцеремонно затолкав Вайолет за свою спину.

Из-за широких стволов в освещённый солнцем круг бесшумно выплыли черные тени, в рваных силуэтах которых Вайолет теперь могла различить жуткие оскалившиеся морды.

– Небесные заступники, что это? – только и выдохнула девушка, не в силах избавиться от ползущего змеёй по спине страха.

В ладонь ей нежданно-негаданно легло что-то холодное и тяжёлое, и Вайолет изумлённо уставилась на витой кожаный кнут, каким пастухи частенько понукали стадо, только конец его вместо простых тонких полосок заканчивался голубыми поблёскивающими кристалликами, удлинёнными и заострёнными, как наконечники стрел.

– Не подпускай их ко мне, – не поворачиваясь, не сказал, а приказал незнакомец – таким жёстким и властным в тот миг его голос показался Вайолет.

Скрученный кольцами кнут обжёг руку девушки, и Вайолет вздрогнула. Она не взялась бы утверждать, что в оружии попутчика её странного заключена тёмная сила, да только душа будто холод могильный почувствовала.

Не позволяла ей доселе Урсула касаться руны смерти. Кряхтела да каркала, словно ворон, мол, рано ещё, да и силы нет противиться волчьему лику Смерагла. Утянет за собой в тёмный чертог, и пути обратного не будет.

Страшно стало Вайолет. Да и не поняла она, чего ждал от неё незнакомец? Как хотел, чтобы теней отгоняла? Чудно… Можно ли решетом ветер поймать, или воду в разомкнутых пальцах удержать?

– К спине спиной стань, – низко прогудел мужчина. – Бей, как только двинутся. Не жди, когда нападут.

Хлыст после его слов вдруг раскрутился сам собою, а упавший наземь кончик издал звонкий щелкающий звук. Пальцы цепко сжались на оплетённом кнутовище, и сила из него такая полилась, что не будь девушка натаскана Урсулой держать удар – упала бы на колени, задохнувшись от чудовищной боли.

Глаза уловили смазанное движение, и прежде чем Вайолет успела о чём-либо подумать, рука её выбросила вперёд кнут, а вместе с ним и вложенную в удар лютую ярость, волной плеснувшую из каждой частички её тела.

Гибкая плеть со свистом зазмеилась в воздухе, прорезав его, словно молния небосвод. Наконечник впился в зависшую над землёй тёмную страхолюдину, и, резко потянув кнут обратно, Вайолет рассекла тень пополам.

В ту же секунду незнакомец метнул рукой серебристый диск. Раздался треск, как от удара молнии в сухое дерево. Воздух подёрнулся серыми сумерками, а затем возникшая из ниоткуда дыра в пространстве с глухим хлопком поглотила тени, не оставив и следов того, что мгновение назад творилось на поляне.

Словно заворожённая, Вайолет стояла в лучах заливающего лес теплом солнца, растерянно оглядываясь по сторонам.

Быль иль небыль?

Уж не приснились ли ей и существа неведомые, и опасность затаившаяся, и путник черноглазый – странный и загадочный?

Испуганно развернувшись, Вайолет уткнулась взглядом в тёмное сукно его куртки. Крепкая рука решительно вытащила из ладошки девушки хлыст, и, заткнув его себе за пояс, мужчина бесцеремонно прихватил Вайолет за подбородок, вынуждая смотреть на себя в упор.

Немного шершавый палец незнакомца вдруг коснулся губ Вайолет, мягко надавив подушечкой, очертил их контур, и лицо его наклонилось к лицу девушки так близко, что стало расплываться, теряя чёткость.

– Надо же, – сипло пробормотал он, неотрывно глядя в её глаза. – И правда фиолетовые. Думал, показалось. Как зовут тебя, лесная фиалка?

Дикий рёв внезапно огласил тишину леса подобно раскату грома. Врезавшийся в незнакомца на полном ходу белый рохр повалил его наземь, а затем, придавив огромными лапами плечи, злобно зарычал, оскалив полную острых, как ножи, зубов пасть.

– Доммэ, нет! – закричала Вайолет, видя, как ощетинился брат, собираясь впиться клыками мужчине в горло. – Не трогай его! Он не сделал мне ничего дурного!

Пространство поляны стремительно стало заполняться бесшумно выскальзывающими из-за деревьев псами, и вот уже целая стая, утробно рыча, враждебно смотрела на лежащего на земле незнакомца.

– Доммэ, прошу тебя! – Вайолет сделала шаг вперёд, осторожно касаясь рукой вздыбленной шерсти на спине брата. – Он заблудился. Я всего лишь показывала ему дорогу в Ривердол.

Рохр с тихим рыком отступил, убирая с незнакомца свои огромные когтистые лапы. В жёлтых звериных глазах полыхнуло недоброе пламя. Повернувшись к Вайолет, оборотень длинно втянул носом воздух, а потом яростно зарычал, вспоров когтями устилающий землю дёрн.

Знала Вайолет, почему Доммэ злится – унюхал на ней чужой запах, вот и бесновалась его звериная сущность. Не позволяли братья чужакам к сестре прикасаться.

– Доммэ, не здесь, – умоляюще посмотрела в глаза рохра Вайолет. Почувствовала, что сейчас брат обернётся, и тогда скандала не миновать. Больше всего не хотела девушка, чтобы собравшаяся вокруг стая слушала её оправдания. – Вернёмся домой, там и поговорим.

Рохр, обнажив клыки, предупреждающе рявкнул в сторону приподнявшегося на локтях и спокойно наблюдающего за происходящим мужчины, а затем резко опустился наземь у ног Вайолет. Усевшись на его спину, она крепко вцепилась руками в лохматый загривок, сдавив ногами мощные бока зверя.

– Вам туда, – шепнула девушка сероглазому незнакомцу, указав рукой направление.

Доммэ рывком вскочил на лапы, и в один прыжок вылетел с поляны, увлекая за собой белую лохматую стаю.

Мужчина ещё долго смотрел в ту сторону, куда умчались снежные псы с его очаровательной проводницей, а затем медленно поднялся с земли, стряхивая с себя налипшие на одежду травинки и листья. Темные брови недоуменной дугой взлетели вверх и губы искривились в недоверчивой ухмылке.

– Оборотень… – насмешливо покачал головой он. – Никогда бы не подумал.

Дойдя до края поляны, мужчина остановился, замер на какое-то мгновение истуканом, будто впал в транс, а затем, резко сменив направление, двинулся к зарослям багульника, хмуро глядя себе под ноги. У раскидистой липы он слегка наклонился и, стремительно подняв ногу, ударил каблуком сапога по чёрной, ещё не раскрытой коробочке неприметного в траве, на первый взгляд, растения.

Раскинув в стороны руки, путник закрыл глаза, и по небу тенью побежали стаи серых туч. Холодный порывистый ветер пригнул траву, зашумел сердитым шёпотом в зелёной листве. Земля содрогнулась, прорезалась извилинами кривых трещин – и потянулись со всех сторон в ладони мужчины ползучими змеями тёмные ростки с дивными бутонами. Сжав в кулаках шевелящиеся стебли, он яростно дёрнул их, вырывая с корнем. Странные цветы мгновенно скрючились и осыпались прахом к его ногам, припылив тёмные сапоги ещё одним слоем грязи.

– Нехорошо подглядывать, Моргана, – холодно усмехнулся мужчина.

Зорко оглядевшись по сторонам, он равнодушным взглядом мазнул по иссохшим от его силы деревьям и траве, а затем, набросив на голову капюшон, не оглядываясь, пошагал в ту сторону, что указала ему незнакомка с глазами цвета лесных фиалок.

Свет в стеклянной сфере давно погас, но черноволосая колдунья упрямо смотрела сквозь её прозрачные стены, не желая признавать поражения.

Тьма плеснулась внутри сосуда вязкой жижей, сочно хлюпнула, раздувшись грязным шевелящимся пузырём, а потом, лопнув, выпустила три черные тени, которые, выскользнув из шара, заискивающе закружили у ног своей хозяйки.

– Пошли вон, – прошипела Моргана, раздражённо убрав с поверхности шара руки. – Ублюдок! Ты мне ответишь за это, Айт Логгар, – многообещающе протянула женщина, и прекрасных губ коснулась лёгкая улыбка – опасная, как острый нож, ядовитая, словно укус змеи.

– Мама, – мягкий голос рассыпался черным жемчугом в тишине огромного зала, и Моргана, резко обернувшись, недовольно обронила:

– Кажется, я просила тебя не заходить сюда, когда я смотрю в Око Тьмы.

– Прости, – ничуть не устыдилась практически точная копия Морганы. – Дриммы привезли девочек, которых ты

– Да, – довольно усмехнулась она. – Как вовремя!

Тихо шурша складками черных, как сама ночь, одежд, Моргана поплыла к выходу, оставляя за собой длинный шевелящийся шлейф тьмы.

– Они в Туманной башне, – услужливо подсказала колдунье дочь, вызвав у матери демонический приступ смеха.

– Ты считаешь, что я могу чего-то не знать в своём замке, Ириэйя?

Девушка смиренно опустила глаза, но мать, жёстко схватив её лицо за подбородок, приподняла его вверх, заставляя смотреть на себя почти в упор.

– Думаешь, я не знаю, что ты за моей спиной снюхалась с Логгаром? Я надеюсь, не для того, чтобы тешить себя глупыми бреднями о любви?! Любовь – яд. Запомни, детка, мужчины нужны только для одного – для удовСарминтвия. Как только привязанность к ним становится больше того наслаждения, что они тебе доставляют, от них надо избавляться, как от засохшей на одежде грязи.

– С моим отцом ты поступила так же? – холодно сверкнула черными глазами Ириэйя.

– Что?! – вокруг колдуньи сгустился мрак, и призрачные тени с диким воем закружили подле её ног. – Как с-смеешь, мерзавка? – прошипела Моргана, наотмашь хлестнув дочь по лицу.

– Я просто спросила… – уходя от нового удара, согнулась девушка. – Ты сказала, что от мужчин нужно избавляться, вот я и подумала…

– Он предал меня, – успокаиваясь, перевела дыхание Моргана. – Он заслуживал большего наказания, чем просто смерть. Единственная польза, что я от него получила – это ты, – взмахнув слоящимися рукавами своего платья, колдунья взметнула вокруг себя рваные сгустки тьмы и, укутанная в её непроницаемый саван, растворилась в воздухе.

– Стерва, – потерев покрасневшую от пощёчины щеку, Ириэйя мрачно посмотрела на то место, где только что стояла мать. – Когда-нибудь я тебе это припомню.

Настороженно озираясь по сторонам, девушка крадущейся походкой приблизилась к стеклянному шару.

Мгновение помедлив, она прижала к прозрачной поверхности тонкие ладони, быстро что-то нашёптывая. Внутри шара зашевелились тени, поднялись вверх грязным маревом, закрутились черным коловоротом.

Из темноты на Ириэйю пронзительно и пристально теперь смотрели глаза – загадочные, мистические, дымчато-серые, как стелящийся в долине духов густой туман.

– Смотри под ноги, Айт, – быстро предупредила девушка, удерживая взглядом зрительный контакт.

В глубине таинственных глаз заискрилась лёгкая усмешка, зрачок расширился, радужку заволокла тьма, и завораживающий грудной голос мягким бархатом разлился в сумеречной тишине:

– Я понял. Спасибо, Ири.

Глаза медленно истаяли во мраке, и Ириэйя, поспешно выбросив стирающие заклинания, уничтожила с шара все следы своего присутствия. Облегчённо вздохнув, она расправила складки темных одежд, а затем, взметнув вокруг себя туманный кокон, шагнула в вязкую темноту.

На сизых стенах холодной Туманной башни черные тени отплясывали дикий танец, и жмущимся друг к другу в центре зала пяти испуганным девочкам было непонятно, то ли это свет от горящих факелов играл в странные игры с их воображением, то ли это куражились злые слуги Морганы.

Жуткая колдунья появилась из ниоткуда. Воздух словно выплюнул её вместе с огромным черным сгустком, который покорной волной тут же расстелился у её ног. Казалось, женщина не идёт, а плывёт сквозь живую тьму и та, жадными языками облизывает её великолепное тело.

Она замерла в шаге от сбившихся в перепуганную стайку девочек, придирчиво вглядываясь в их бледные лица.

– Ты, – длинный тонкий палец Морганы указал на худенькую светловолосую девчушку, которая после этого стала трястись, словно терзаемый ветром осиновый лист. – Пойдёшь со мной.

– Нет! Возьмите меня! – выбранную Морганой девочку спрятала за свою спину другая: чуть повыше и постарше и, судя по схожести черт лица, являющаяся её сестрой.

– Жертвенность… – губы колдуньи слегка дрогнули, а рука цепко обхватила худенькое личико за подбородок, поворачивая его из стороны в сторону то так, то эдак. – Жертвенность – это замечательно. Чистое сердце! Как много ты готова мне отдать, чтобы я не тронула твою сестру? – вперилась тяжёлым взглядом в девочку Моргана.

– Всё, что попросите, – из широко раскрытых от страха глаз скатились крупные, словно горошины, слезы, и девочка, смахнув их рукой, повторила: – Все, что попросите. Только отпустите Нитти домой.

– Все, что попрошу… – довольно пробормотала жестокая колдунья, взметнув рукавом плотные клубы тьмы. – И ты добровольно мне это отдашь?

Девочка покорно кивнула, кусая губы в тщетной попытке сдержать льющиеся по щекам слезы.

– Как тебя зовут? – жёстче сдавила её лицо Моргана.

– Эйрис, – всхлипнула малышка, продолжая прятать за спиной сестру.

– Хочешь стать такой же красивой, как я? – Моргана слегка повела плечом. Саван, окутывающий её, медленно рассеялся, обнажая совершенное тело женщины.

Эйрис, затравленно взглянув на колдунью, отрицательно качнула головой.

– Правильно, – снисходительно улыбнулась та. – Другой Морганы быть просто не может. А хочешь стать такой же могущественной, как я? – пошла на новую провокацию тёмная.

За спиной Эйрис тихо всхлипнула её сестра, и девочка вдруг подумала, что если бы она была такой могущественной, как тёмная лаитэ, то тотчас перенеслась бы с Нитти к родителям, у которых их так жестоко отобрали дриммы. Вскинув голову, она, не раздумывая, кивнула:

– Да, хотела бы.

– Тогда пойдём, – свистяще выдохнула Моргана, и её дыхание, превратившись в тёмный смерч, подхватило Эйрис, перенеся в странное пустынное место.

– Нравится? – ступая босыми ногами по чёрному сверкающему песку, спросила колдунья удивлённо озирающуюся по сторонам девочку. – Это мой сад.

– Здесь же ничего не растёт, – Эйрис произнесла это прежде, чем успела подумать, что сболтнула лишнее.

– Это Сад Душ, – голос колдуньи расслоился тихим эхом, ударился о непроницаемые стены и многоголосьем взмыл ввысь.

Моргана небрежно взмахнула рукой. Из песка стала подниматься вверх тёмная воронка, обретая форму человеческого тела. Эйрис не могла отвести взгляда от зыбко покачивающегося в воздухе песчаного призрака. Девочке казалось, что сквозь поблёскивающие песчинки на неё смотрят чьи-то глаза – грустные, затягивающие, и уж точно не злые, как у тёмной лаитэ.

– Кто это? – шепнула Эйрис.

Брови Морганы капризно изогнулись, словно она пыталась что-то вспомнить, потом слегка дрогнули, и колдунья раздражённо фыркнула, мгновенно развеяв силуэт.

– Не помню, – сердито прошипела она. – Да и какая разница! Ложись сюда, – колдунья указала пальцем на песок, тёмная поверхность которого вмиг зашевелилась, расходясь широким кольцом, внутри которого проявились извилистые линии. Они соединились в центре, а от него в стороны поползли косые лучи. Причудливые руны изукрасили промежутки между ними, и внутри непонятного рисунка, словно зловещее предзнаменование, появился глаз.

– Сюда? – испуганно попятилась Эйрис. Страх сковал горло девочки, превратив тоненький голосок в скрипучий старушечий хрип.

– Ты же хотела стать такой же могущественной, как я? – небрежно повела белоснежным плечом Моргана.

Больше всего Эйрис хотела вернуться домой вместе с Нитти, а ещё лучше – сделать так, чтобы всё происходящее оказалось лишь сном. Страшным сном. Вот только холодно взирающая на неё прекрасная колдунья выглядела невероятно настоящей и... пугающей до бешено бьющего пульса.

Покорно опустившись на землю, Эйрис старалась не трястись от страха, когда тело вязко провалилось в прохладный песок и колкие крошки мгновенно забились за шиворот, вызывая лёгкий зуд.

– Расслабься, – черные глаза Морганы неожиданно оказались так близко, что девочке захотелось отшатнуться. А поскольку под спиной был только песок, то Эйрис увязла в нем пуще прежнего. – Ты летала когда-нибудь? – красивые губы волшебницы тронула мечтательная улыбка.

Засмотревшись на неё, девочка не сразу поняла, о чём её спрашивают. А когда сообразила, лишь растеряно пробормотала:

– Люди не летают.

– Люди – нет, а колдуньи – да. Хочешь полетать со мной? Далеко-далеко. За высокие горы...

Летать... Любой человек, глядя на поднебесных птиц, хоть раз в жизни да задавал себе вопрос: а хотел бы он летать? Что уж говорить об испуганной девочке, для которой слово «летать» именно сейчас просто ассоциировалось со свободой?

– Да, – не задумываясь, ответила она.

Мечтала в этот миг маленькая Эйрис лишь о том, что, получив крылья, наконец выберется из жуткого песка, засасывающего её, словно болото. Но могло ли знать наивное и простодушное дитя, что для полёта жестокой колдунье нужны вовсе не крылья, нужны были Моргане глаза Эйрис – зеркала её души, чистой, бесхитростной и бескорыстной.

– Наирэ мар ишш хэ... – проникновенным шёпотом слоилось в безмолвной пустоте, и пузырился чёрный песок, будто липкая жижа, вился толстыми змеями, заползая в рот и уши захлебнувшейся в безмолвном крике девочке.

Густая тьма сочилась из широко распахнутых глаз малышки, опутывала склонённую над ней колдунью плотным облаком, и видела в нём довольная собой Моргана светлый полёт детской души, уносящей её за заснеженные горы, бездонные пропасти да дремучие леса. Мелькали перед мысленным взором жестокой волшебницы белые псы – лохматые и огромные, что свирепой стаей спускались в глубокий лог.

Припадая грудью к спине вожака и крепко сжимая его ногами, восседала на грозном звере дева юная. Темные кудри её шёлковой рекой вились по ветру, и яркое солнце играло в них искристой позолотой.

– Лицо её хочу видеть, – прошептала Моргана. – Покажи!

Обгоняя ветер, душа Эйрис понеслась сквозь вековой лес, но наткнулась вдруг у самой его кромки на незримую стену.

– Вперёд! – губы женщины изогнулись в жутком оскале, уродуя холодную безупречность черт её лица. Раздражаясь досадной заминке, она нетерпеливо выкрикнула: – Я сказала, покажи мне её!

Злости колдуньи не было предела, когда вместо интересующего её лица девушки видение явило совершенно иное – мужское, суровое, поросшее щетиной и взирающее на Моргану вовсе не с должным страхом, а с лёгкой иронией.

Губы мага тронула дерзкая улыбка, и такая же отразилась в его искрящихся насмешкой глазах. Словно играл он с могущественной темной в гляделки, зная наверняка, что ей у него не выиграть.

– Нехорошо подглядывать, Моргана, – пророкотал Айт. Взгляд его заволокло тьмой, а туман вокруг колдуньи завертелся непроглядным смерчем, искажая изображение и выбрасывая её в реальность пустынного сада рядом с превращающимся в прах телом Эйрис.

– Тёмный выродок! – ударила по песку ладонями Моргана, сгребла в кулаки горсть чёрных крупинок и яростно швырнула их в безмолвную пустоту. – Чтоб ты сдох! Ненавижу!

Песчаная взвесь на секунду застыла в воздухе, обрисовав крепкий мужской силуэт. Призрак качнулся. Безликий, бесплотный, он парил над полом, изменчиво покачиваясь и искрясь в пучках света, льющегося из окон в потолке.

– Пошёл вон, – небрежно взмахнула ладонью колдунья, не утруждая себя заботой даже его развеять.

Фигура замерла в шаге от недоуменно приподнявшей брови Морганы, а после ринулась на колдунью тёмным потоком, словно в помещение ворвался ретивый ветер и решил поиграть со злой волшебницей, осыпав её с ног до головы чёрной пылью.

Отплёвываясь и кашляя, женщина вскочила на ноги, изрыгая отчаянную ругань и проклятия.

– Покажись! – вращаясь волчком, кричала она. – Кто ты? Явись мне! Тварь!

Свет искрил радугой в чёрных песчинках, разбавляя сонную тишину Сада Душ яркими красками дня, и его неподвижное безмолвие теперь нарушала только злобно мечущаяся тенью колдунья.

Тяжело дыша, она наконец замерла, устав от бесплодной попытки найти неведомого бунтаря. Вокруг было тихо и безмятежно спокойно. Ни шороха, ни движения. О произошедшем здесь несколько мгновений назад напоминал лишь увязший в песке оберег Эйрис.

Моргана наклонилась, ухватилась за него двумя пальцами и брезгливо поморщилась, словно ей пришлось взять в руки что-то отвратительно грязное и мерзкое.

– У меня ещё много расходного материала, проклятый одарин, – куда-то в пустоту бросила она.

Взмахнув широкими рукавами, Моргана вздыбила вокруг себя дымные крылья тьмы и бесшумно растворилась в воздухе.

Звериная стая неслась по улицам Ривердола белой лавиной, побуждая маленьких мальчишек с весёлым гиканьем бежать за ней следом, замужних женщин укоризненно качать головами, а молодух завистливо коситься на припавшую к спине огромного рохра Вайолет.

Миновав огораживающий дворец короля Одра частокол, псы коловоротом закружили по широкому двору, сбрасывая в прыжке личины и оборачиваясь крепкими молодыми парнями.

Споро соскочив со спины Доммэ у самого крыльца, Вайолет не успела и двух ступеней ногами пересчитать, как брат, в секунды настигнув её, крепко ухватил за руку и поволок в дом.

– Доммэ, остынь! – тут же полетело в спину напряжённо двигающему желваками парню.

– Не мешайся, Кин! – рявкнул младшему брату молодой рохр, зло отворив ногой высокие двери.

Подхватив молчаливо кусающую губы Вайолет на руки, Доммэ, легко перепрыгивая со своей ношей через ступени, помчался в верхние палаты, а когда добрался до комнаты сестры, опустил её на пол и навис над ней, сверля тяжёлым порицающим взглядом.

– Доммэ... – морщась и заламывая пальцы, шагнула вперёд Вайолет, пытаясь прижать ладошку к груди рохра. Рождённый в Чертоге Волка, буйный да порывистый, он всегда стихал, словно усмирённый ураган, стоило сестре ласково его коснуться или одарить нежной улыбкой.

Не знала Вайолет, дар ли её светлый так на Доммэ действовал, или то, что с детства ни в чём ей от братьев отказа не было, но только пользовалась она их слабостью совершенно беззастенчиво, не чувствуя в том за собой никакой вины.

– Ты мне что обещала? – отступив на шаг, так и не позволив Вайолет к нему притронуться, заломил русую бровь парень.

От укоризны, сквозящей в его голосе, девушка поёжилась и стала чувствовать себя ещё неуютнее, чем прежде. Обещала Вайолет брату в дни полных лун не ходить одна в лес. Только до поудани* было ещё две четверти круга, а Доммэ злился так, словно на небе уже загорались первые зори.

– И что ты меня вычитываешь, как батюшка? – рассердилась Вайолет. – Уж и поутрось* нельзя за зелен-ягодой сходить?

Сочные ягоды зеленики набирали полную силу лишь на восходе солнца, и если их не собрать в этот час, то сладкие, как мёд поутру к вечеру они становились кислыми, как уксус. Сбор этого лакомства был любимым занятием местных девушек – и время с пользой проведённое, и посекретничать да поболтать обо всяких глупостях никто не мешал.

– И где же твои ягоды? – Доммэ оглядел Вайолет с ног до головы и, посмотрев в упор, выжидающе замолчал, да так красноречиво, что девушке под пол провалиться захотелось.

Не любила Вайолет врать, а брату особенно.

– Съела! – тряхнув чёрными кудрями, выпалила она, и тут же опустила глаза, не выдержав выразительного взгляда Доммэ.

– Съела... – вкрадчиво повторил парень, шагнул вперёд, сокращая разделяющее их с сестрой расстояние, и шумно втянул носом воздух у самой её макушки. – Ты пахнешь лесом, ветром и... чужаком! – последнее рохр выплюнул с тихим рычанием, заставив Вайолет вздрогнуть. – Почему на тебе его запах? Кто он?

– Не знаю, Доммэ! Правда, не знаю, – испуганно замотала головой Вайолет. – Я его первый раз сегодня в лесу увидела, а запах его на мне, потому что он рукой лица моего касался. В глаза глядел. Поверить не мог, что цвета такого бывают. А я растерялась, даже уклониться не успела...

Всхлипнув, девушка ткнулась носом в грудь парня, тут же почувствовав макушкой его протяжный вздох. Крепкие руки мгновенно обняли её тонкую фигурку, сжимая и сильно, и бережно одновременно.

– Вайоли, Вайоли... – страдальчески протянул Доммэ, и в голосе его больше не звучал гнев, только глубокая нежность и затаённая грусть. – И что мне с тобой делать?..

– Доммэ, ну что со мной может днём в лесу случиться? – запрокинув голову, посмотрела на него Вайолет. – Зачем сам нервничал, и стаю всю переполошил?

– Зачем? Хорошо, что мы с Кином вовремя подоспели, – сердито засопел молодой рохр. – Кто знает, что у незнакомца на уме было?

Удивлённо распахнув чистые фиалковые глаза, Вайолет светло улыбнулась, вспомнив, как странный путник недовольно хмурил брови, когда она возникла перед ним на дороге. Судя по суровому взгляду, не нуждался мужчина в провожатых, да и меньше всего ожидал кого-то в лесу встретить.

– И что бы он мне сделал?

– Глупая ты, – покачал головой Доммэ. – Глупая да наивная!

Развернув девушку лицом к большому зеркалу, парень встал у неё за спиной, указав подбородком на отражение:

– Скажи мне, что ты видишь?

В зеркальной глубине Вайолет видела собственную, ничем не примечательную фигуру – тоненькую да невысокую, а за ней – рослого широкоплечего парня со светло-русыми волосами, мягкими волнами обрамляющими его мужественное лицо.

– Красивый ты у меня, Доммэ, – любуясь ладным да статным братом, ласково прошептала Вайолет.

– Говорю же – глупая... – улыбаясь, беззлобно вздохнул парень, прижимаясь губами к её макушке. – Всё не туда смотришь, да и видишь не то... Взаперти пока посидишь! – быстро направляясь к выходу, обронил он. – На этот раз все отцу расскажу!

– Доммэ! – не ожидая от брата такой подлости, Вайолет лишь негодующе открыла рот, когда дверь за парнем показательно хлопнула и в замке раздался звук проворачиваемого ключа.

Обиженно надувшись, девушка уселась на кровать, грустно подперев голову ладошками. Выговора от батюшки сегодня не миновать. Радовало только одно, что Доммэ не знал про напавших на неё и незнакомца жутких существ.

Доммэ ещё не успел добраться до гридни*, где отец с матерью в это время принимали вожаков кланов трёх долин, как на полпути его перехватил Витбор, сын Ария – главы стаи серых рохров.

– Слыхал, зорчие на совет чужака привели? – примеряясь под широкие шаги Доммэ, зашептал ему на ухо Витбор. – Стражи говорят, что у северных врат его задержали.

– И что с того? – все мысли Доммэ сейчас были заняты сестрой, а потому он не особо прислушивался к мало интересующим его сплетням.

– А то, что бают, будто пришёл он из-за Мареновых хребтов! – с опаской оглядевшись по сторонам, Витбор секунду помолчал, словно раздумывал, стоит ли говорить дальше. – Сквозь ледник мертвецов прошёл, – страшным голосом поведал парень. – Из Чёрных Земель этот чужак к нам заявился! Вот что!

– Ты вроде взрослый рохр, хороший боец, – остановился Доммэ, – а сказкам бабьим, как дитё малое веришь. Нет никаких ледников с мертвецами, и Чёрных Земель тоже нет!

Сердито оттолкнув друга в сторону, Доммэ дошёл до охраняемого стражами помещения, но едва они распахнули перед ним двери, по затылку холодком проползло дурное предчувствие, а потому дико захотелось обернуться, выпустив когти и злобно оскалив пасть.

Перед восседающим на возвышении отцом стоял тот самый незнакомец, которого Доммэ застал рядом с сестрой в лесу. И не заступись за него Вайолет, вряд ли бы чужак сейчас так надменно глядел на притихших у стен вожаков.

– Вы приказали моим зорчим привести Вас ко мне, – спокойное лицо короля Одра не выражало никаких отрицательных эмоций, и голос звучал уверенно и властно, но от этого Доммэ нахмурился ещё сильней, а рука непроизвольно потянулась к рукояти кинжала.

С какой радости чужак смел приказывать зорчим, словно был здесь хозяином?

– Верно, – низкий, рокочущий голос мужчины тягучей вибрацией поплыл по воздуху.

– Может, объясните, зачем я Вам понадобился, и кто Вы такой? – король рохров высоко приподнял правую бровь, глядя на чужестранца практически в упор.

Мужчина вместо ответа потянулся к вороту своей одежды, и окружившие его вожаки мигом похватались за мечи.

Всё с тем же насмешливым превосходством пришлый стянул с себя куртку, и Доммэ впервые за всю свою жизнь увидел, как бледнеет отцовское лицо, а в глазах мелькает что-то очень похожее на страх.

Поверх чёрной, как ночь, рубахи незнакомца был надет странный оберег, затягивающий взгляд, словно омут. Смотришь в него – и себя забываешь, будто во тьму проваливаешься, а там разом глохнешь и слепнешь.

Медленно поднявшись с места, король Одр вдруг склонил перед чужаком голову и тихо спросил:

– Что привело Вас в наши края, тёмный одарин?

– Я ищу первую одэйю, – невозмутимо заявил мужчина, неожиданно устремив взор на королеву, чьи внезапно побелевшие пальцы судорожно сжали подлокотники кресла.

– С тех пор, как великие ледники отгородили Ривердол от Тэнэйбры, ни один волшебник не ступал на эти земли, – глухо проронила она.

Никогда ничего подобного Доммэ не слышал от матери. Потрясённо переведя взгляд с неё на отца, парень вдруг понял – родители всю свою жизнь скрывали какую-то жуткую тайну, что теперь выплыла наружу и грозила погубить такой уютный и привычный рохрам мир.

– И тем не менее, первая одэйя находится именно здесь, – упрямо заявил чужак, пристально всматриваясь в лица короля и королевы, словно надеялся уличить их во лжи. – Фойры не ошибаются. Они указали мне на это место.

В детстве мать рассказывала Доммэ сказку о четырёх вещих фойрах – девах, сросшихся спинами. Лица их всегда смотрят на юг, север, запад и восток. У каждой из них по три глаза, и видят они ими всё, что было, что есть и что будет. Ничто не может укрыться от их зоркого взгляда; и тот, кто найдёт в себе силы пройти гибельный лес, а затем войти в золотую гору, тому откроется место дивное, безвременное, где обитают могущественные провидицы.

Лишь один вопрос может задать им счастливчик, и только ему решать, что для него всего важнее – укажут ли фойры, где найти богатство несметное или... подскажут, как обрести счастливую судьбу.

Доммэ стоял и не дышал. Просто поверить не мог, что материнские истории – вовсе не детские сказки, и странный чужак тому прямое подтверждение.

– Моя жена говорит правду, – король Одр тихо вздохнул, плечи его согнулись, будто под невидимой тяжестью. – Десять круголет* на эти земли не ступал ни один одарённый. В памяти жителей трёх долин они остались легендой, красивой сказкой.

Тёмный одарин равнодушно огляделся по сторонам, кажется, даже не заметив с каким откровенным страхом смотрят на него теперь все рохры.

– Мне жаль, король Одр, – едва заметно поджал нижнюю губу мужчина. – Боюсь, ваш мир больше никогда не будет прежним. Равновесие нарушено. Тёмная лаитэ убила светлую хранительницу, а затем нашла и открыла врата в Сумеречный Чертог. Алтарь Двуликих принял её жертвенную кровь, и весы Вечности сдвинулись с мёртвой точки. Одэйя должна назвать новую хранительницу света.

В мертвенной тишине приглушённый вскрик схватившейся за сердце королевы Арви прозвучал пугающе жутко. Сорвавшись с места, Доммэ успел подхватить оседающую мимо кресла мать и сжать в ладонях её холодные, как лёд, пальцы.

– И все же нам нечего Вам сказать, одарин. Мы понятия не имеем, где искать первую одэйю, – Одр отрешённым взглядом уставился в пол, а когда поднял голову, вид у него был как у приговорённого к смерти. – За столько лет в наших краях никто слыхом не слыхивал о великой волшебнице.

Нахмурившись, одарин несколько секунд задумчиво смотрел сквозь короля рохров, словно перед ним было не существо из плоти и крови, а прозрачная стена. Стремительно развернувшись на каблуках, он, не прощаясь, пошагал к выходу, а у самого порога вдруг так же резко остановился и низко пророкотал:

– Великие ледники, разделившие старый мир, тают. И когда они сойдут, сюда придут служители Морганы. Надеюсь, вы знаете, что станет со всеми вами, если дриммы найдут светлую хранительницу раньше одэйи?

Мужчина вышел, забрав, кажется, с собою все звуки и шорохи, так тихо стало в гридне.

– Все свободны, – нарушил неловкое молчание Одр. Его тяжёлый взгляд прошёлся по выжидающе замершим рохрам, и никто из них не посмел ни обратиться к королю, ни перечить его воле.

Бесшумно двигаясь, вожаки один за другим покидали комнату, и едва за последним рохром закрылись двери, королева, судорожно вцепившись в руки мужа, тихо завыла:

– Он заберёт её, Одр! Заберёт нашу девочку...

– Тише, Арви. Тише, родная, – прижал к себе её голову король. – Мы знали, что однажды это может случиться, когда прятали её у себя.

– Не хочу... – глотая слёзы, прошептала Арви. – Не отдам!

– Не плачь. Может, все обойдётся. Хранительницу должна выбрать первая одэйя. Если её здесь нет, то, вероятно, она нашла другую девушку на эту роль.

– Мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? – рявкнул Доммэ, устав слушать загадочный бред родителей, от которого у него волосы на затылке поднимались дыбом. – Кто этот чужак? Кого он ищет?

– Он пришёл за нашей Вайолет, – всхлипнула Арви, пряча в ладонях мокрое от слёз лицо.

Доммэ показалось, что у него из-под ног ускользает пол, а воздух в груди разогревается и невыносимо жжёт.

– Что значит «пришёл за Вайолет»? По какому праву? – с хрипом выдавил из себя он. – Как может какой-то проходимец забрать дочь у короля рохров?

В глазах Одра мутным коловоротом закружилась безмерная тоска и горькое сожаление.

– Ты ведь знаешь, что она не родная дочь мне...

– Она тебя отцом считает, а ты готов отдать её первому встречному? – ярясь, выкрикнул Доммэ.

– Не смей! – схватив сына за грудки, король притянул его к себе так близко, что едва-едва не касался носом его лица. – Я всегда любил своих детей одинаково!

– Никто, кроме нас, – Доммэ кивком указал на мать, – не знает, что мы нашли Вайоли в лесу. Поднимем кланы и не отдадим чужаку законную принцессу!

– Ты не понимаешь, – бессильно уронил руки Одр. – Если сюда придёт одэйя, она сразу поймёт, что мы с Вайолет не связаны кровью. Никто из вожаков трёх долин не обнажит клыки ради чужой человеческой девушки. Никто не пойдёт на верную смерть против одэйи и одарина.

– Да кто они вообще такие? – вспыхнул от негодования Доммэ.

– Маги старого мира – империи Тэнэйбры, – глухо отозвалась королева Арви. – Слуги света и тьмы. Стражи равновесия.

– Маги... – потерянно протянул Доммэ. – И зачем им наша Вайолет?

– Покажи ему, – коснулся плеча жены Одр.

Арви метнулась к его лицу затравленным взглядом и, будто под чарами, полезла рукой за ворот платья, достав оттуда белый медальон на цепочке.

– Это было надето на Вайолет, когда мы её нашли. Это знак хранительницы света.

– Откуда вы всё это знаете? О хранителях, магах, старом мире? – голова у Доммэ трещала от количества непонятной информации, а ещё больше от пульсирующего в висках страха за Вайолет.

– Мы пришли сюда из старого мира, – добил его отец. – Спасаясь от Сангуса Тёмного – жестокого императора Тэнэйбры. Мёртвый ледник – это не вымысел, сынок... Это – стена, которую создали маги света, чтобы защитить рохров от чёрного колдуна.

Доммэ вязко сглотнул и потрясённо повторил:

– Защитить?..

– Сангус ловил рохров и превращал в своих слуг. Нет тварей страшнее, чем обращённые рохры. Бездушные исчадия тьмы. Безжалостные и беспощадные...

– И вы собираетесь отправить в этот жуткий мир Вайолет? – от самой этой мысли у Доммэ во рту пересохло. Либо родители сошли с ума, либо он вообще ничего не понимал в жизни. Отдать чистую, наивную девочку на растерзание какому-то извергу, от которого сами спаслись бегством?

– У нас нет выбора, – тяжело вздохнув, Одр устало опустился в кресло, поймав ладонью подрагивающие пальцы жены. – Только первая одэйя может назвать новую хранительницу света, и, если она укажет на Вайолет, нам придётся отпустить с ней дочь.

– А если Вайолет не захочет никуда с ней идти?

Родители так многозначительно переглянулись между собой, что Доммэ показалось, будто его вопрос они посчитали несусветной глупостью.

– Если Вайолет действительно избранная, то она не сможет отказаться, – по щеке матери скатилась крупная слеза, и отец бережно утёр её, заключив жену в свои объятья. – Такова суть хранительницы – служить свету и добру.

– И умереть во имя этой высокой и непонятной цели, – зло закончил Доммэ. – Я не буду сидеть и спокойно ждать, когда какая-то одэйя придёт и заберёт у нас Вайоли! Не отдам!

– Доммэ, сынок, стой! – вскочив с места, королева попыталась остановить бросившегося вон из гридни сына, но удержавший её Одр только покачал головой:

– Не трогай его, родная. Пусть проветрится и остынет. Ему сейчас надо осмыслить и переварить всё услышанное. Лучше подумай о том, что мы скажем дочери.

Свежий воздух живительным глотком проник в горящие огнём лёгкие Доммэ, и парень остановился посреди двора, запрокинув к темнеющему небу голову, жадно вдыхая и выдыхая вечернюю прохладу, словно пил студёную воду, а жажду утолить никак не мог.

Огромный шар луны выплыл из-за рваного облака, осыпав Ривердол мягким серебром. Где-то у окраины леса протяжно завыл рохр, и Доммэ инстинктивно повернул голову в ту сторону, откуда пришёл звук.

– Не пойдут, стало быть, рохры за чужой кровью... – задумчиво проговорил в пустоту парень. Посмотрел на окна Вайолет, в которых уже мерцал отсвет зажжённых свечей, а затем вновь на высокое небо. В звериных глазах оборотня отразился лунный диск, став похожим на золотой зрачок. – Значит, сделаем так, чтобы пошли!

В мрачной решимости Доммэ дошагал до крыльца покоевых хором, лишь на миг усомнившись в правильности своего решения. Луна светила ему в спину, отбрасывая на ступени косую тень, в которой молодой рохр казался себе в два раза выше и шире. Тряхнув головой, парень ступил на скрипнувшую под тяжестью его веса ступень, всё с тем же одержимым упрямством повторив:

– Не отдам!

Пяльцы всё норовили выскользнуть из вспотевших ладошек, и, бездумно тыкая иголкой в ткань, Вайолет больше её портила, чем занималась вышивкой. В ожидании прихода батюшки девушка стала трястись от волнения, и как ни старалась себя чем-то занять, чтобы отвлечься – всё валилось из рук.

Чего больше всего опасалась дочь короля рохров, так это того, что отныне отец приставит к ней соглядатаев, и о походах в лес можно будет забыть.

Мысль о том, что не будет больше посиделок в пахнущей травами и деревом избушке Урсулы, почему-то причиняла девушке боль.

Привыкла Вайолет к вредной старухе. К слову её резкому, но справедливому. К женской мудрости её бесконечной. К науке её мудрёной да нелёгкой. Скучно и неинтересно Вайолет было со сверстницами. С Урсулой же наоборот – за корявым и неприглядным обликом лесной ведьмы видела Вайолет её светлую, добрую душу. Вот и тянулась к ней всем своим сердцем. Прикипела накрепко, как к кому-то родному и очень близкому.

В коридоре послышалась поступь чьих-то шагов, и, отшвырнув в сторону рукоделие, девушка вскочила на ноги, с тревогой глядя на отпирающиеся двери.

На пороге возник мрачный, будто дождливый день, Доммэ, и Вайолет невольно вытянула шею, надеясь узреть за его спиной высокую отцовскую стать.

– Собирайся, Вайоли, – мазнув по сторонам взглядом и наткнувшись им на оставленные у стены сапожки, Доммэ, споро подхватив их, поставил перед сестрой. – Со мной пойдёшь.

– Куда? – растеряно всовывая в обувку ноги, девушка посмотрела на брата, почему-то так и не найдя в его ничего не выражающих глазах ответа на свой вопрос.

– Потом объясню, – ладошку Вайолет поймала крепкая рука Доммэ, отчего-то показавшаяся девушке неестественно горячей.

– Ты, часом, не болен? – тут же озаботилась она.

Взгляд оборотня лихорадочно полыхнул диким блеском, и Вайолет впервые в жизни захотелось отшатнуться от брата, инстинктивно чувствуя, что с ним творится что-то неладное.

– Нет, не болен. Пойдём, – хрипло проговорил он, настойчиво утягивая за собой девушку к выходу.

Ни страха, ни тревоги Вайолет не испытывала, когда, выйдя во двор, Доммэ перекинулся рохром, подставив ей свою широкую спину.

Нравилось девушке кататься на брате. И испытывала она какое-то глупое чувство, прижимаясь к его лохматой шкуре – щенячий восторг и лёгкую зависть, что не могла бежать с ним рядом, ловить мордой упругие струи ветра, различать все оттенки окружающих запахов и чувствовать силу земли мощными лапами.

За своей наивной доверчивостью Вайолет не заметила, как Доммэ, миновав городские ворота, понёсся к тёмной громаде леса, чёрной стеной восстающей из сумрака. По сторонам оглядываться стала лишь тогда, когда лесной дух защекотал ноздри терпким ароматом коры, влажного дёрна и душистого разнотравья.

Перепрыгивая через кочки и кусты с грациозной лёгкостью, Доммэ продвигался в самую гущу леса, пока, выскочив на залитую лунным светом поляну, не замер в самом её центре, шумно дыша от быстрого бега.

Спустившись на землю, Вайолет с опаской стала оглядываться по сторонам, недоумевая, зачем брат её привёз сюда в такую пору.

– Доммэ... – развернувшись, девушка наткнулась на успевшего обернуться и бесшумно приблизиться брата, и сдавленно вскрикнула, больше от неожиданности, чем от страха. – Ты напугал меня, – облегчённо выдохнула она, подняв голову. – Что мы здесь делаем?

Доммэ почему-то молчал, и, осторожно дотронувшись до него, Вайолет почувствовала под ладонью тепло обнажённой кожи. Лунный свет тёплой бронзой ложился на широкие плечи парня, ласково обрисовывал жёсткие мышцы груди, поджарого живота, и девушка удивлённо моргнула, разглядывая обнажившегося по пояс брата. И когда только успел рубаху снять?

– Доммэ, зачем мы здесь? – начиная нервничать, Вайолет отступила от него на шаг.

Свет луны странно исказил черты лица молодого рохра, делая их заострёнными, хищными, и глаза его теперь смотрели на девушку не привычно ласково, как на сестру, а как на добычу: алчно, голодно, жадно.

Мягко, словно не ступал, а танцевал дивный танец, Доммэ завораживающе кружил вокруг Вайолет, с каждой секундой всё больше становясь похожим на зверя, загоняющего в ловушку бестолковую жертву.

Нежным толчком ударив ладонью в грудь растерянную Вайолет, Доммэ втолкнул её в ослепительный круг света и, выкрикнув глядящей на них с небес улыбчивой луне: «Выбираю её!», полоснул вмиг отросшими когтями на левой руке по запястью правой.

Запах чужой крови тошнотворной волной ворвался в сознание девушки, и она, сначала резко запрокинув голову, а затем уронив взгляд долу, вдруг с пугающей ясностью всё поняла: Доммэ привёл её в Велесов круг – Круг Жизни, в котором рохры выбирали себе пару.

– Доммэ?.. – голос Вайолет понизился до страшного шёпота, а по спине толпой поползли ледяные мурашки ужаса. – Ты что делаешь?!

Молодой рохр шумно втянул носом воздух, грудь его высоко поднялась, опустилась, и на губах заиграла мечтательно-счастливая улыбка:

– Выбираю тебя, моя Вайоли... Теперь ты моя! Отныне и навек!

Земля маятником качнулась под ногами девушки. Что-то чёрное и скользкое змеёй проползло в душу.

– Доммэ, опомнись! – губы Вайолет задрожали, и в лёгких стало больно от внезапно сковавшего их удушья. – Я твоя сестра!

– Ты мне не сестра, – с каким-то невероятным облегчением, словно сбросил с себя тяжесть железных оков, выдохнул Доммэ. – Ты никогда не была мне сестрой, Вайолет!

– Ты сошёл с ума, Доммэ! – замотала головой девушка. – Лик луны помутил твой рассудок... Ты...

Сильные руки парня мгновенно сжались на предплечьях Вайолет, прижимая её к крепкому мужскому телу. Тёплые губы нежно коснулись виска девушки, опалив жаром прерывистого дыхания:

– Я потерял рассудок в тот день, когда нашёл тебя в лесу, на этом самом месте. И с тех пор я болен тобой, девочка с глазами цвета лесных фиалок. Посмотри на меня! Я люблю тебя, моя Вайолет. Я так тебя люблю... Не отпущу! Не отдам! Никому не отдам…

Взгляд Доммэ затянуло мутной поволокой, делая похожим на одержимого тёмными слугами Смерагла. Руки парня жадно заскользили по телу дрожащей от страха Вайолет, стягивая с плеч бретели сарафана, торопливо распуская шнуровку нижней рубахи.

– Доммэ, не надо... – истерично всхлипнула девушка, как только ищущие губы брата коснулись её обнажённой кожи, а затем стали осыпать дикими, сумасшедшими поцелуями, от которых Вайолет хотелось отчаянно увернуться и закричать.

– Моя Вайоли... – с протяжным свистом и глухим рычанием ронял между поцелуями теряющий контроль Доммэ. – Моя! Только моя...

Мощное тело мужчины живой глыбой навалилось на Вайолет, опустив наземь и придавив спиной к сырой траве. Горячие ладони в бесстыжей ласке заскользили по ногам девушки, задирая подол, касаясь голых бёдер Вайолет – интимно, непристойно, до обжигающего кипятком сознание стыда и трепещущего испуганным колокольчиком сердца.

– Не надо, Доммэ! Отпусти меня. Прошу! Давай вернёмся домой. Пожалуйста... – слёзы Вайолет, казалось, и вовсе не действовали на находящегося в полупьяном угаре парня, который теперь жадно загребал в горсти густые девичьи волосы и вдыхал их запах с низким грудным стоном.

Ладошки Вайолет бессильно колотили напряжённые плечи молодого и полного сил рохра, причиняя ему беспокойства не больше, чем комариный укус.

Резким движением Доммэ вклинился коленом между судорожно сжатых ног девушки, а потом приподнялся над ней, жаркой лаской взгляда скользя по упругому женскому телу:

– Все будет хорошо, моя Вайолет. Верь мне...

Лунный свет косой полосой лёг на лицо Доммэ, освещая оскаленные звериные клыки и полыхающую в глазах дикую похоть, но прежде чем зубы рохра успели сомкнуться на плече Вайолет, оставляя там брачную метку, девушка изо всех сил толкнула его в грудь, закричав отчаянно и надрывно:

– Не-е-ет!!!

Чудовищная сила, будто свирепый ураган, подняла Доммэ в воздух, выбросив из лунного круга и припечатав спиной о ствол высокого ясеня.

– Нет... – глотая слёзы, Вайолет поползла в противоположную сторону, трясущимися руками пытаясь натянуть на себя одежду.

– Вайолет... – морщась от боли, Доммэ перекатился на бок, вытягивая вперёд руку. – Подожди... Любимая...

– Что ты наделал, Доммэ?! – соль слез жгла губы, а Вайолет, облизывая их, отползала всё дальше, бессвязно повторяя: – Что ты наделал?..

– Стой! – рывком поднимаясь на ноги, крикнул парень.

Рука Вайолет, повинуясь внутреннему зову, взлетела вверх, и вдруг каждой своей клеточкой девушка почувствовала, как раскрываются над ней небесные чертоги, вливая в ладонь силу девяти стихий.

Треснула земля, выпуская глубинные корни вековых деревьев, завыл бродяга-ветер, срывая шумящую листву. Застонал лес, глухо и протяжно. Лохматыми стаями поползли по небу тёмные тучи.

– Вайолет!.. – опутанный жгутами оживших корней, Доммэ яростно дёргался, но чем сильнее сопротивлялся парень, тем крепче держали его путы. – Не уходи... Вайолет!..

Душераздирающий крик перешёл в звериный вой, и Вайолет в истерике закрыла ладонями уши, лишь бы не слышать и не видеть, как сдирая шкуру до кровавых борозд, беснующийся рохр рвётся к ней и остервенело рычит, пытаясь обрести свободу.

Не видя и не разбирая дороги, Вайолет побежала в лесную чащу, задыхаясь от рвущих грудь рыданий, от обиды, шипом застрявшей в сердце, и от горького разочарования.

Добрый, уютный мир Вайолет рушился, погребая её под слоем мусора и грязи. Куда идти? Что делать?

Двигаясь на чистом упрямстве, девушка неслась по тёмному лесу, пока на полном ходу не врезалась во что-то твёрдое, тёплое и пахнущее дымом от костра.

Сквозь затуманенный слезами взор проступило мужское лицо, недовольно хмурящее густые брови.

– Что ж ты всё время мне под ноги бросаешься, лесная фиалка? – тихо и низко прогудел незнакомец. В тёмных глазах его заплясали насмешливые искорки, и Вайолет разом бросило сначала в холод, а потом обдало жаром от кончиков пальцев на ногах до самой макушки.

И что за день у неё сегодня такой выдался? Из огня да в полымя! Темень, лес вокруг дремучий – и она один на один с чужаком странным.

Шарахнувшись пугливой ланью в сторону, девушка, зацепившись ногой о корягу, рухнула наземь и неуклюже растянулась у ног мужчины, словно болотная жаба.

Сердце колотилось так, что перепуганной Вайолет казалось, будто весь лес переполошился, слыша его звук.

Странный мужчина почему-то не обронил ни слова, лишь выпрямившись во весь свой рост, стоял над распластавшейся на земле Вайолет. И хотя девушка плохо видела в темноте его лицо, почему-то была уверена, что оно у него сейчас хмурое и неприветливое.

– Вставай! – от густого грудного голоса мужчины Вайолет вздрогнула, а на протянутую ей руку уставилась, как на ядовитую гадюку. – Вставай, домой тебя отведу, – повторил чужак, а после, бесцеремонно подхватив девушку, поставил её на ноги.

– Я сама дойду, – пролепетала Вайолет, отодвигаясь от мужчины подальше. Уж если она Доммэ доверять больше не могла, то что говорить о загадочном путнике, за которым гонялась какая-то нечисть?

Мужчина невесело хмыкнул, медленно окинув девушку с головы до ног спокойным взглядом.

– Не находилась ещё... сама? – пророкотал он, и в его тоне Вайолет уловила отчётливо проскальзывающие нотки жалости, иронии и чего-то ещё – снисходительно-доброжелательного, что может себе позволить только человек, имеющий неоспоримо больше жизненного опыта и мудрости, чем его визави.

Вайолет опустила голову и вмиг залилась краской до кончиков ушей, сообразив, в каком виде предстала перед незнакомцем. Бретельку сарафана она успела натянуть только на одно плечо, а стягивающий сорочку у горловины шнурок разорвал Доммэ, и она сползла вниз, обнажая левую грудь. О том, как выглядит в данный момент её лицо, Вайолет вообще думать не хотела.

Негнущимися пальцами она бросилась поправлять на себе одежду, и в этот самый миг плечи её накрыла тёплая куртка незнакомца, укутывая Вайолет в какой-то будоражащий и невероятно притягательный запах мужчины. Совершенно неправильно реагируя на который, девушке захотелось ткнуться носом в грубую суконную ткань и сделать глубокий вдох.

– Куда тебя отвести? – спросил он, но почему-то без особого энтузиазма, будто Вайолет стала какой-то досадной помехой в его планах.

– Я к Урсуле пойду, – пробормотала девушка.

– Урсуле? – пальцы мужчины приподняли подбородок Вайолет вверх так, что теперь от пронизывающего взгляда чужака укрыться и спрятаться было просто невозможно. – Кто такая Урсула?

– Лесная ведьма, – зачарованно падая в тёмные омуты глаз мужчины, прошептала Вайолет.

– Ведьма, значит, – загадочно уронил тот. – Ну, пойдём к твоей ведьме.

Вайолет поморщилась, смущённая самой перспективой привести мужчину к Урсуле. Не жаловала ведьма чужаков, а уж в такую пору могла и вовсе страху нагнать, чтобы более не шастали к ней по ночам. Да только в знакомом с самого детства лесу Вайолет больше не чувствовала себя в безопасности, и уж лучше было навлечь на себя гнев старухи, чем вновь встретиться с Доммэ, или того хуже – с тёмными призраками, напавшими на незнакомого путника.

Оглядевшись по сторонам и определив по звёздам направление, девушка двинулась вперёд, стараясь держать мужчину в поле зрения и не оставлять за спиной. Явно заметив её манипуляции, незнакомец стал идти с Вайолет шаг в шаг и, видимо, пытаясь разрядить обстановку, спросил:

– Зовут-то тебя как, лесная фиалка?

Вроде и дразнился чужак, но получалось это у него как-то совершенно безобидно, и поскольку глупо было идти рядом и всё время молчать, девушка ответила:

– Вайолет.

В темноте послышалось тихое фырканье, и Вайолет поняла, что мужчина усмехается.

– Действительно, фиалка, – тихо произнёс он.

– А тебя как зовут? – раз уж чужак выпытал её имя, Вайолет подумала, что и ей не стыдно полюбопытствовать. Он же вроде первый начал?

Вопрос почему-то озадачил мужчину. Остановившись, он посмотрел на Вайолет так, словно никто до сих пор не интересовался его именем, либо оно у него было столь нелепое, что и называть людям было стыдно.

– Айт, – будто отрезал мужчина.

Вайолет недоуменно приподняла брови. Имя как имя. И чего стеснялся?

– Ну, вот и познакомились, – чувствуя какую-то нервозную неловкость, Вайолет протянула мужчине ладонь, на которую тот уставился, будто на ожившую корягу.

Странный чужак несколько мгновений медлил, а когда коснулся пальцев девушки, рука его показалась Вайолет тёплой, шершавой и почему-то надёжной: такая и упасть не даст, и пищу добудет, и от напасти защитит.

Удивлённая ходом собственных мыслей, она и не заметила, что рукопожатие стало крепче, а Айт, настороженно прищурившись, пристально её разглядывает.

– И ты не боишься одна по ночам к ведьме ходить? А вдруг в жабу или змею превратит?

– Урсула-то? – заявление Айта показалось Вайолет таким смехотворным, что она и сдерживаться не стала: – Ты где таких глупостей про ведьм наслушался? Это невежды да глупцы про них страхи рассказывают, а ты вроде ни на того, ни на другого не похож. Урсула только с виду грозная. А душа у неё добрая и светлая.

– У ведьмы? Светлая? – высоко приподнял бровь Айт.

– Она подранков лечит, лес бережёт и жителям Ривердола добро делает. Увидишь её, сам все поймёшь.

– Ну-ну, – как-то подозрительно проронил Айт, продолжая следовать за Вайолет.

– А вон и избушка её, – заприметив, что сквозь заросли кустарника пробивается свет, обрадовалась девушка и, ускорив шаг, помчалась вперёд.

Не раз удивлялась Вайолет, как Урсула чувствует приближение гостей. Сколько девушка себя помнила, ведьма всегда встречала её на пороге. Вот и сейчас её костлявая фигура возвышалась на крылечке, а волчком кружащий вокруг неё ветерок весело звякал оберегами, что украшали её посох.

Привычно спокойное лицо старухи при виде Вайолет внезапно исказила гримаса ярости, ветер взвил вверх её седые космы, и вскинутый в сухой руке посох указал куда-то за спину девушки.

– Отойди от неё, тварь!

Остра на язык была Урсула, но уж никак не зла, а потому, обернувшись, Вайолет не смогла понять, за что старуха так обидела Айта. Хотя обиды на его лице Вайолет как раз и не заметила вовсе. Смотрел чужак на Урсулу с лёгкой насмешкой, словно к такому обращению давно привык.

– Что ты с ней сделал, тёмная мразь?

Сообразив, что ведьма, похоже, подумала, будто Айт каким-то образом причастен к неприглядному виду Вайолет, девушка закрыла мужчину собой, с мольбой глядя на старуху:

– Урсула! Что ты! Это не он!

Ведьма буркнула себе под нос какое-то жуткое ругательство и недовольно зыркнула на Вайолет:

– Отойди от него, дурында. Немедленно!

Суровый приказ с точностью попавшей под хвост вожжи подхлестнул природное упрямство Вайолет, и она так и осталась стоять на месте, не сдвинувшись в сторону ни на шаг, меча сердитые молнии фиалковыми глазами.

Урсула шумно выдохнула, опустила посох, а затем произнесла нечто совершенно странное, заставившее Вайолет растерянно посмотреть на Айта.

– Что ты забыл в этих краях, тёмный одарин? – зло насупила брови ведьма.

– И тебе доброй ночи, первая одэйя, – бесстрастно отозвался Айт.

Гордо выпрямилась сгорбленная спина Урсулы, разгладились глубокие морщины на старушечьем лице, а седые космы сами собой улеглись в высокую причёску, свитую из искусно сплетённых невидимой рукой кос. Рваный балахон вдруг превратился в длинное белое платье, подол которого ласково кружил ветер.

Не древняя ведьма, отродясь не видавшая благ цивилизации, смотрела сейчас на Вайолет – то была убелённая сединой женщина неопределённого возраста. Так смотришь на мощный, полный жизни вековой дуб, всё гадая, сколько же ему лет?

– Кто тебе сказал, что она добрая? – надменно вскинула бровь Урсула, одарив Айта таким уничтожающим взглядом, каким обычно встречала тех, кого на дух не переносила.

– Для меня – так точно добрая, – лишь усмехнулся в ответ на её неприветливость Айт. – Я и не надеялся так быстро тебя отыскать.

– Что тебе от меня нужно?

– Странный вопрос. Мне казалось, ты знаешь, что тёмный одарин может прийти к светлой одэйе только в одном случае...

На лицо Урсулы набежала мрачная тень. Губы дрогнули, поджались в явном недовСарминтве.

– Кто-то вошёл в Сумеречный Чертог? – тяжело вздохнула она.

– Моргана, – коротко и сухо уронил Айт.

– Чернобожье семя, – зло выплюнула из себя Урсула. – Следовало придавить эту змею вместе с её гнусным родителем.

– А ты точно светлая? – склонил к плечу голову Айт, и во всем его внешнем облике теперь читалась откровенная насмешка.

– А ты, я гляжу, тоже больно разговорчив для первого стража, – едко отзеркалила колкость Урсула, стремительно возвращая себе прежний облик старухи.

– В дом иди! – резко и сурово гаркнула она на удивлённо прислушивающуюся к разговору Вайолет.

– Ты должна назвать светлую хранительницу! – бесстрастно пробасил Айт собирающейся улизнуть Урсуле.

– Ой! А я вот прям и не знала! Спасибо, что просветил меня, дуру старую да безмозглую. И что бы я без тебя, умника тёмного, делала? – вместе с внешностью ведьмы к Урсуле вернулась её обычная язвительность, и старуха теперь щедро изливала её на раздражающий её объект. – Что, одарин, за шкуру свою бессмертную радеешь? Не нужна Тёмной Матери Моргана на Сумеречном троне?

– Не я создавал законы равновесия. Не мне судить, – Айт безразлично повёл плечом. – Ни ты, ни я не можем поступить иначе: я – обязан тебя найти, ты – назвать хранительницу.

Урсула как-то разом погрустнела, вмиг утратив всю свою воинственность.

– Не вовремя, – устало вздохнула она. – Как не вовремя... – взор ведьмы впился в Вайолет, и старуха сокрушённо покачала головой. – Рано ещё. Молодая, глупая, ничему не обученная...

Взгляд Айта метнулся от Урсулы к Вайолет, выражая крайнюю степень недоверия.

– Она? – бровь мужчины вопросительно изломилась. – Светлая хранительница?

– Она, – согласно кивнула Урсула.

Вайолет обычно лишних вопросов не задавала, привыкла к тому, что Урсула всё, что надобно девушке знать, сама потом расскажет, но тут просто не смогла смолчать, да и состояние её тому не способствовало.

– Может, вы перестанете загадками обо мне говорить и расскажете, что происходит? – подала она голос.

– Расскажу, – Урсула протянула Вайолет руку, приглашая в дом, а на застывшего столбом одарина недобро каркнула:

– Чего встал? Тебе особое приглашение надобно? Не хочешь под крышей ночевать, можешь, вон, под кустом прилечь!

Молча проглотив вредную тираду Урсулы, Айт неспешно двинулся к дому, а когда троица уже готова была в него войти, из лесной чащи, словно выпущенная стрела, вылетел окровавленный рохр.

Обернувшись в прыжке, Доммэ сделал несколько шагов, глядя только на кусающую губы Вайолет. И жалко, и больно было девушке видеть израненного брата, и обида душила такая, что каменным комом в груди стояла.

– Явился, пёс дурной, – сходу «приласкала» Доммэ Урсула. – Выпороть бы тебя кнутом, да по голому заду! Только вот беда-то – мозгов в твоей пёсьей голове от этого не прибавится!

Парень сжал кулаки, виновато опустил плечи и посмотрел на Вайолет, словно побитая собака. Душу выворачивал он девушке своим взглядом. Видела в нем Вайолет и раскаяние безмерное, и боль нестерпимую, и отчаяние беспросветное. Только легче от этого не становилось, потому и отвернулась.

– Домой иди, – приказала сникшему Доммэ Урсула. – И родителей своих сюда приведи! Скажешь, первая одэйя светлого братства к себе зовёт!

Услышав слово «одэйя», Доммэ гулко сглотнул, губы его скорбно изогнулись, а кулаки сами собой разжались от понимания неизбежности того исхода событий, который он так глупо пытался изменить.

Шатаясь, будто перебрал хмельной браги, парень побрёл в сторону Ривердола, и едва фигура его скрылась за сенью деревьев, Урсула укоризненно покачала головой.

– Свистун, ну-кась, пригляди за этим олухом, – молвила она ужом вьющемуся вокруг неё ветерку. – Кабы опять чего не выкинул, горячая голова!

Ветер радостно ухнул, играючи дунул тёмному одарину в ухо и, оставшись довольным своим баловством, со свистом полетел за молодым рохром.

Урсула неспешно ковырялась у очага, бросая в кипящий котёл ароматные травы. Айт спокойно сидел за столом, опустив на столешницу сомкнутые в замок руки, и лениво разглядывал скромное убежище ведьмы. А Вайолет угрюмо переводила взгляд с одного на другую, испытывая гадкое желание взять в углу тяжёлую сковороду да огреть ею обоих. Эти двое точно издевались над ней! С тех пор, как в дом вошли – не проронили ни слова! А где же обещанный рассказ?

– Терпение – есть главная женская добродетель и основная заповедь светлой хранительницы, – будто прочитав мысли девушки, проворчала Урсула, тюкнув перед Вайолет по столу глиняной кружкой, наполненной парующим чаем. – Спешка нужна токмо при ловле блох! Вон, твой блохастый братец уже поспешил... Много из этого хорошего вышло?

Вайолет тяжко вздохнула, плотнее укутавшись в куртку Айта. Лицо девушка умыла, а вот одежда выглядела плачевно.

Поставив кружку и тарелку со сдобой перед одарином, Урсула уселась за стол напротив Вайолет, задумчиво глядя перед собой, будто терзалась нелёгким раздумьем, с чего начать.

– Бескрайни и необъятны светлые воды Небесного Ирия. Величественны и прекрасны Древа Миров, в нём произрастающие. Множество их несметное. А наше Древо – лишь песчинка на карте вездесущего Рамха.* От первого дня сотворения этого мира стали править им Тёмная Мать и Светлый Отец. И как день сменяет ночь, а за ночью приходит день, так тьма и свет испокон веков ходят друг за другом по кругу, ибо нет тени, когда нет света, а без тени бесконечный свет убивает всё живое. Без тьмы и света существование мира невозможно. Его двузначность – это основа гармонии и равновесия. Тьма и свет, добро и зло живут в каждом из нас. И только нам решать, какую сторону принять.

Давным-давно в лесах этих и трёх долинах, что тянутся до самых Яхонтовых гор, обитали только звери дикие да вольные птицы. Не было ни Ривердола, ни Вайтфолла, ни солнечной Валлеи. Вольное племя могучих оборотней жило далеко отсюда – в старом и древнем королевстве Лоуленд, что раскинулось у подножия Мареновых гор – суровых, холодных, укрытых белыми шапками вековых снегов... За что и прозвали рохров снежными. А далеко на юг от Лоуленда пролегала могущественная империя Тэнэйбра – мир магов и волшебников, отмеченных Вышним Рамха искрой божественной инглии. Великий дар. Бесценный. Вот только если не принять сторону света или тьмы – совершенно бесполезный. И стали выбирать одарённые, кому будут служить: Отцу Светлому по воле доброй, или Матери Тёмной, за душу в обмен на бессмертие.

Время шло, но незыблемыми оставались устои и тех, и других, пока не родился у Тьмы и Света сын – Сумрак, вместивший в себе силу обоих родителей. Не понравилось Сумраку, что всю власть меж собой поделили мать и отец, не по душе пришлись ему законы прежние и начал он создавать свои. Приманивал одарённых служить ему, обещая в награду жизнь вечную и место рядом с ним на Сумеречном троне тем, кто поможет одолеть Мать и Отца. И заполонили мир слуги сумеречные – твари жуткие, двуликие и лицемерные. И воцарился на земле хаос: смешались свет и тьма, земля и небо, добро и зло.

Сговорились тогда Светлый Отец и Тёмная Мать и заточили сына своего непутёвого в Сумеречном Чертоге за тремя дверями. На три замка закрыли, ключи спрятали, а знания о том, как попасть в Чертог, сокрыли в невидимой башне, что между миром живых и мёртвых находится. А чтобы не допустить прежних ошибок, поставили на страже равновесия верных своих слуг. Так были созданы первые одэйи и одарины – светлые и тёмные стражи, а вместе с ними – хранители света и тьмы, уравновешивающие их силы.

Светлые и тёмные маги начали объединяться вокруг своих хранителей, и стали появляться повсюду храмы, принадлежащие либо светлому, либо тёмному братству.

Всякое случалось за долгие годы: и враждовали, и воевали между собой светлые и тёмные, и лилась кровь и тех, и других, пока Тёмным хранителем не стал Сангус Эйд – император Тэнэйбры.

Власть и вседозволенность превратила его в жестокое чудовище, а может, и был он таким от рождения – абсолютным злом, явлением Чернобога* на земле. Слуги Сангуса, имперские войска – дриммы, ловили по приказу хозяина разных жителей по всей империи, и страшные деяния совершал над ними колдун в своём чёрном дворце, создавая из них новых магических существ, призванных служить ему безотказно.

Однажды Сангус проводил опыты над каким-то несчастным, и душа его, находясь между миром живых и мёртвых, обнаружила невидимую башню. Так Сангус Тёмный и получил знания о Сумеречном Чертоге, и с тех пор стал одержим идеей – найти ключи и освободить опального бога. Надо сказать, что в своём стремлении заполучить ключи Сангус не просто преуспел, а нашёл два из трёх. А чтобы найти третий, тёмный хранитель пошёл к фойрам – трёхглазым девам провидицам, и те подсказали ему, что ключ могут найти только снежные рохры. Вот с этого момента и началась моя история. История первой одэйи, которая похоронила в мёртвых ледниках всех своих учениц, чтобы остановить Сангуса и сохранить спасающееся бегством племя рохров.

– Так вот за что ты их так не любишь… – в голосе Вайолет звучало потрясение, а в фиалковых глазах застыл вопрос. – Считаешь виновными в гибели своих подруг?

– Глупость, – вздохнула Урсула, вдруг одним движением скорбно дрогнувших губ обнажив и глубину собственной усталости, и тяжесть груза, давящего на её плечи. – Люблю, не люблю… Когда за столько лет вокруг тебя одни оборотни рыщут, поневоле от них самой волком выть захочется. А когда мы с одэйями перевал в ледник превращали, то меньше всего о собственной безопасности думали. Нам нужно было остановить идущего за нами по пятам Сангуса Тёмного, а единственным возможным способом это сделать – было похоронить его вместе с собой под толщей векового льда.

Это прозвучало так безжалостно и безысходно, что Вайолет передёрнулась, спасительно кутаясь в одежду одарина, словно в избушку лесной ведьмы ворвался могильный холод, пробирая до самых костей.

– Да, детка, – криво ухмыльнулась Урсула. – Ледник – это барьер, сотканная из чистой магии одэй, стена, отгородившая Тэнэйбру от Свободных земель. Я замыкала силовой контур, когда мои ученицы спускали на перевал лавины. И я до сих пор помню их белые лица, навечно вмурованные в глыбы мёртвого льда...

– Погоди... – Вайолет тряхнула головой, упорядочивая в своей голове сумбур из услышанной информации. – Если вы спустили лавины и превратили их в ледник, значит Сангус мёртв?

Рядом с Вайолет раздался тихий фыркающий звук, повернувшись на который, она наткнулась взглядом на едва заметно кривящего в насмешливой ухмылке губы Айта.

– Да, правильные вопросы задаёт! – как-то зло отреагировала на его мимику Урсула. – По-твоему, зря я её столько лет учила? Сангус похоронен в леднике вместе со светлыми волшебницами, – старуха вновь переключила всё своё внимание на Вайолет.

– Но если Сангус мёртв, кто тогда открыл Сумеречный Чертог? – поразилась та.

– Его дочь, Моргана, – ответил за Урсулу Айт.

– Дочь? – недоверчиво уточнила Вайолет, отказываясь верить в то, что какая-либо женщина способна на подобного рода безумство.

– Дело в том, что это первых хранителей создавали Свет и Тьма, а со временем их магия стала передаваться по наследству. От отца к сыну, от матери к дочери, и так далее... Моргана получила от своего тёмного родителя не только власть и магию, но ещё и знания! Тайные знания, которые Сангус собирал много круголет.

Удушающий клубок вдруг подкатил к горлу Вайолет, и все тело обдало волной жара от осознания горькой правды. И если до этого момента у неё была хоть какая-то надежда на то, что Доммэ ошибался, лгал или просто заблуждался, когда говорил, что она не родная дочь короля рохров, то сейчас она разбивалась вдребезги, словно стеклянная, и в ушах стоял отвратительный хруст разлетающихся во все стороны осколков прежней жизни.

– Дар передаётся по наследству, – безжизненно повторила девушка, не зная, зачем себя мучает, произнося это как приговор. – Моя мать или отец были светлыми хранителями?

– Мать, – утвердительно кивнула Урсула. – У светлых хранителей дар передаётся почему-то только по женской линии. Наверное, из-за того, что в женщине всегда светлое начало более сильное, чем в мужчине.

– И как её звали? – затаила дыхание Вайолет.

– Не знаю. Последнюю хранительницу, которую я знала, звали Этэрлия, – Урсула вдруг резко поднялась с места, сметая широкими рукавами крошки со стола, подошла к дышащей огнём закопченной глотке очага и засмотрелась в изменчивое пламя с такой тоской, словно оно вместе с обугливающимися поленьями пожирало её прошлое. – С тех пор, как я осталась вместе с рохрами по эту сторону барьера, прошло десять круголет.

– Сто шестьдесят лет?.. – из Вайолет вместо нормальной речи вырвался какой-то придушенный шёпот. – Сколько же тебе на самом деле?..

– Много, – с нескрываемой язвительностью выдала Урсула. – Поэтому, когда я говорю, что ты дурында и неумёха, мне виднее!

Вайолет покраснела, закусив от досады нижнюю губу. Только сейчас девушка поняла, почему ведьма отказывалась помочь ей с оборотом. Урсула с самого начала знала, что Вайолет не рохр и никогда им не станет.

– Как я здесь оказалась, раз все хранительницы остались за барьером?

– Понятия не имею, – сердито тряхнула космами ведьма и, судя по тому, как нахмурились её седые брови, этот вопрос она сама себе задавала не раз, теряясь в предположениях и догадках. – Вот придут твои родители, у них и спросим!

Родители...

У Вайолет в голове не укладывалось, что нежно любимые ею отец и мать, оказывается, ей никто. И что теперь? Ей больше нельзя называть маму мамой, блаженно замирать на груди отца, обнимать братьев и быть их прежней крошкой Вайоли?

Всё внутри бунтовало. А болело ещё сильней. Ужасно хотелось заплакать, и удерживало от этого девушку лишь присутствие рядом Айта. Стыдно было выворачивать наизнанку свои чувства перед совершенно чужим и незнакомым мужчиной.

– Сколько тебе лет? – внезапно заговорил он, пристально изучая Вайолет каким-то непроницаемым и совершенно нечитаемым взглядом.

– Двадцать скоро исполнится, – покосилась на него девушка, будучи теперь совсем не уверенной в том, что знает о себе хоть какую-нибудь достоверную информацию.

– Последнюю светлую хранительницу звали Тэлларис, – бесстрастно произнёс одарин. – Двадцать лет назад её убила Моргана. Ходили слухи, что незадолго до смерти у Тэлларис родилась дочь. Если это правда, то всё сходится: ты её наследница и следующая хранительница.

В голове Вайолет слова Айта смешались в густую кашу. В висках начало пульсировать и болеть.

Убила... Двадцать лет назад... Родилась дочь... Небесные покровители! Он говорил об этом так спокойно, будто убивать матерей новорождённых детей там, где он жил, было нормой. Да что же это за мир такой? И как в нём вообще возможно жить?

– Двадцать лет назад... – вынырнув из трясины отчаяния, засасывающей её с каждой минутой всё сильнее, Вайолет посмотрела в тёмные глаза одарина, напрасно пытаясь увидеть в них хоть искру сочувствия. В мерцающем омуте его затягивающего взора плескалась лишь темнота, такая же равнодушная, как и в кулоне на его груди. – А почему ты пришёл требовать от Урсулы назвать светлую хранительницу только сейчас? Почему её отсутствие до сих пор никого не волновало?

Лицо Айта по-прежнему не выражало никаких эмоций, а вот в голосе отчётливо слышалась едкая ирония, граничащая с холодным цинизмом:

– Отчего же не волновало? Найти первую одэйю пытались многие одарины. Просто я единственный, кому посчастливилось пройти барьер.

Вайолет вязко сглотнула, запретив себе даже думать о том, сколько сильных, здоровых, красивых мужчин вроде Айта погибло, пытаясь её найти.

– А почему ты решил, что первая одэйя находится здесь? Как узнал, что она жива и не погибла вместе с остальными?

Что-то похожее на улыбку едва тронуло жёсткие губы мужчины. Слегка приподняв бровь, он посмотрел на Урсулу, будто передавал ей право первенства в этом забеге шокирующих откровений.

– Кристаллы, – протяжно вздохнув, ведьма вернулась на своё место за столом. – Кристаллы с искрой инглии в Облачном дворце. Каждая одэйя, вступая в белое братство, вмуровывает в стену дворца светлых волшебниц кристалл с маленькой частичкой своей силы. Пока бьётся сердце одэйи – горит и её искра в кристалле. Так мы узнаём, кто из нас ещё жив, а кого Светлый Отец забрал в свой Чертог.

– Хранительница тоже оставляет там свою искру? – уточнила Вайолет.

– Искра светлой хранительницы находится на Тёмных Вратах, – улыбнулась Урсула. – Именно поэтому стражи башни первыми узнают о её гибели.

– А искра тёмной хранительницы находится у светлых волшебниц, – догадалась Вайолет. – Это и есть принцип равновесия? Если погибает светлая хранительница, первый одарин идёт к первой одэйе и требует выбрать новую, а если погибает тёмная, то одэйя должна сообщить об этом одарину?

Урсула и Айт таинственно переглянулись и почти одновременно произнесли:

– И что теперь? Когда выяснилось, что я являюсь хранительницей света? – в каком-то колотящем изнутри мелким ознобом нетерпении Вайолет поднялась на ноги, переводя взгляд с Урсулы на Айта. – Что вы хотите от меня? Что я должна делать?

– Для начала я должна отвести тебя во дворец одэй, чтобы ты могла получить силу всех своих предшественниц, – сообщила Урсула.

Если бы можно было закричать от отчаяния! Вайолет даже вздохнуть не могла, поражённая новостью в самое сердце. Одни рассказы о Тэнэйбре наводили дикий неконтролируемый ужас, а пойти туда добровольно – это чистое самоубийство!

– А если я не захочу туда идти? – глубинное чувство протеста и страстное желание жить вылезло наружу, сопротивляясь уплотняющейся безысходности изо всех сил.

– Ледник, отгораживающий Тэнэйбру от Свободных земель, медленно тает из-за нарушенного равновесия. Как только откроется проход, за тобой придут дриммы – верные воины Морганы. И когда она с твоей помощью откроет третью дверь Сумеречного Чертога, смерти всех, кто тебе дорог и не очень, окажутся на твоей совести, – Айт смотрел Вайолет прямо в глаза, и ей казалось, что в тёмных водоворотах его радужки она видит картины поглощающего мир хаоса так явственно, как будто это происходит уже сейчас.

– Выходит, у меня просто нет выбора?

– Выбор есть всегда, – холодно отчеканил мужчина. – Тебе решать – сражаться или сдаться без борьбы.

– А если я погибну, так и не добравшись до дворца одэй?

– Значит, Урсула начнёт искать новую хранительницу.

И почему Вайолет решила, что тёмного одарина хоть как-то тревожит её судьба? Он говорил о её возможной смерти так, словно она была не человеком, а жуком, червяком или букашкой. Ни жалости, ни сочувствия, ни сострадания не излучала ни одна чёрточка его хладнокровно-спокойного лица.

Девушке захотелось его ударить. По щеке. Наотмашь. Сорвать эту холодную маску равнодушия, чтобы обнаружить за ней хоть какую-то человеческую эмоцию: боль, гнев, ненависть – не важно.

Словно прочитав на лице Вайолет все её сумасбродные мысли, мужчина посмотрел на неё подчёркнуто-пристально и внимательно. И девушка вдруг почувствовала, как её опутывает что-то тёмное, незримое, пытающееся пролезть в её сознание, как вор.

Зарождающаяся ярость тяжело плеснулась внутри, а потом полезла из Вайолет бесконтрольным потоком, разрывая в клочья чужую агрессивную волю.

Глаза одарина мгновенно сузились, превратились в две хищные щёлочки. Правая бровь резко взлетела вверх и...

Удивление.

Вайолет прочитала во взгляде Айта удивление, и улыбнулась. Впервые за вечер.

Двери избушки Урсулы резко распахнулись, впустив в светёлку свежесть ночной прохлады, короля снежных рохров, а вместе с ним и ту противоречивую бурю чувств, которые Вайолет так старательно пыталась выдворить куда-то подальше, за стены дома.

– Вайоли, доченька... – мягкого бархатистого отцовского голоса было достаточно, чтобы все усилия сдерживать жгучие слёзы пошли прахом.

– Солнышко моё! – из-за спины Одра появилась бледная и встревоженная Арви, и Вайолет со скулящим всхлипом бросилась в раскрытые объятья мамы, наплевав на гордость и то, как жалко выглядит принцесса рохров в глазах прибывшей следом за королевской четой стаи.

Подняв голову, сквозь пелену слёз девушка смотрела на тех, кого всю жизнь считала своими родителями, до судорог во всем теле страшась услышать от них безжалостный приговор, что она им больше не нужна.

– Девочка моя. Доченька... – утирая бегущие по щекам Вайолет слезы, Арви дрожащими губами целовала её лицо, прорывая тщательно выстроенную защитную плотину, за которой девушка пыталась спрятать свои страхи.

Слезы лились рекой, смывая с сердца свинцовую тяжесть. Мамины руки, с раннего детства дарившие тепло и нежность, делали это сейчас, как и всегда. Мама пахла любовью. Мама пахла счастьем, в которое Вайолет всегда окуналась с головой. Мама просто была рядом. Родная. Единственная. Необходимая.

– Ты не отвернёшься от меня? – срывающимся шёпотом спросила Вайолет.

Руки Арви сжали её с такой силой, что стало больно.

– Что бы тебе ни говорили, как бы ни сложилась дальше наша жизнь, ты всегда должна помнить, что ты – наша с Одром дочь! Ты была, есть и будешь нашей любимой девочкой, нашей принцессой, нашей отрадой.

Плакать Вайолет не перестала. Теперь слезы лились с удвоенной силой, но уже не от горя. Утешаясь в крепких объятиях своих родителей, Вайолет плакала от счастья. Глупого. Детского. Благодаря от всего сердца всемилостивого Рамха за подаренных ей небесами маму и отца.

– Ну, будет тут сырость разводить, – вредно каркнула Урсула, одной фразой умудрившись разбить и хрустальную хрупкость момента, и прекратить поток слёз Вайолет. – Рассказывайте, где вы её нашли! – ведьма резко ударила посохом по возмущённо скрипнувшей половице, вновь возвращая себе облик светлой волшебницы.

Довольная произведённым на гостей эффектом, она уселась на лавку, словно на царский трон, изучая короля рохров из-под высокомерно приподнятых бровей.

– Что, не признал, король Одр? – усмехнулась Урсула. – Не мудрено. Ты когда щенком через перевал в долину с остальной стаей бежал, только пятки сверкали.

– Прости, Великая, – король учтиво склонил голову. – Я и предположить не мог, что первая одэйя может скрываться под внешностью лесной ведьмы. Мы думали, все волшебницы, которые нам помогали, погибли.

– Не все, как видишь... – Урсула умолкла, устремив взор в никуда, а затем вновь сосредоточила его на короле рохров: – Так откуда у вас девочка?

– Двадцать лет назад её в лесу нашёл Доммэ.

Вайолет, укутанная в объятья матушки, всё это время избегала смотреть на брата, хотя буквально чувствовала, как его взгляд прожигает ей кожу. Сейчас, когда он, выйдя из-за спин, встал прямо перед Урсулой, девушка облегчённо выдохнула, обнаружив, что раны на его руках почти зажили.

– Она лежала на снегу, накрытая пуховой шалью, и плакала, – тихо начал свой рассказ Доммэ, – я не сразу и понял, что под шалью находится младенец.

На лице Урсулы, как в зеркале, отражались все её эмоции, и Доммэ, снедаемый муками совести, повинно опустил голову, не в силах выдерживать молчаливого укора ведьмы. Отец и мать ещё ничего не знали о том, что произошло между ним и Вайолет. Больше всего парень боялся, что если Урсула сейчас расскажет об этом при всех, то о прощении Вайоли можно будет забыть. Плевать, если его выгонят из стаи и он станет изгоем. Всё это Доммэ мог бы пережить. Всё, кроме вероятности увидеть в глазах любимой отвращение и страх. И тем неожиданней для него прозвучал следующий вопрос ведьмы, кажется, совершенно не собиравшейся его позорить при родителях:

– Ты ничего подозрительного рядом с ней не заметил? Следы какие? Зверя странного?

Доммэ отрицательно мотнул головой:

– Не было никаких следов ни рядом, ни дальше. Такое впечатление, что ребёнок упал с неба.

– С неба, говоришь... – повторила Урсула, задумчиво потирая подбородок. – Может быть, может быть... Если светлая создала какой-нибудь летающий фантом, то барьер мог пропустить его магию... А вот ребёнок... – тихо бубнила себе под нос волшебница, потеряв интерес ко всем окружающим.

– При ней мы нашли вот это, – королева Арви вытащила из-за ворота медальон на цепочке и, сняв его, протянула Урсуле.

– Ну, конечно! – улыбнулась одэйя, взяв его в руки. – Амулет хранительницы. Она вложила в него всю свою силу и передала дочери. Теперь понятно, почему защитная магия барьера её пропустила.

– Кажется, не осталось никаких сомнений в том, что она наследница последней хранительницы Света, – заговорил Айт, до этого времени лишь бесстрастно наблюдавший за происходящим. – Прочитайте имя хранительницы на оборотной стороне амулета, – он стремительно перегнулся через стол, переворачивая в ладони Урсулы медальон.

На плоской поверхности амулета ярко вспыхнула вязь символов, складываясь в витиеватую надпись.

– Тэлларис, – прочитала Урсула.

– Нам надо отправляться в дорогу как можно быстрее, – пронзительно посмотрел на неё одарин. – Пока у Морганы здесь снова не появились шпионы и она не отследила наш путь.

– Ты нашёл цветы-глаза? – испугано вскинулась Урсула.

Айт кивнул и добавил:

– Те, что уже выросли – я уничтожил. Но раз Моргана нашла лазейку, скоро появятся новые.

– Тогда нам и правда лучше уйти прямо сейчас, – волшебница резко поднялась со скамьи, встретившись взглядом с вытянувшейся и побледневшей Вайолет. – Подойди ко мне.

Вайолет смотрела на протянутые к ней ладони Урсулы, с какой-то отчуждённостью думая о том, что между прошлой, беззаботной жизнью и новой, пугающей и неизвестной, остался лишь один шаг. Вот сейчас она подойдёт к первой одэйе, и прежняя Вайолет просто перестанет существовать. Наивная девочка со своими страхами и радужными мечтами умрёт в этой затерянной между лесных деревьев избушке.

– Принимаешь ли ты сторону Света? – излишне резкий голос Урсулы выдернул Вайолет из состояния мрачной задумчивости, и, высоко подняв голову, она сделала последний шаг.

Выбор... Чужой и неприветливый мужчина сказал, что он у неё есть. Наверное, именно сейчас Вайолет была с ним согласна. По крайней мере, все же стоило попытаться спасти тех, кого она так любила: маму, отца, братьев, рохров, которых всю жизнь считала семьёй.

Глубоко вдохнув, Вайолет спокойно посмотрела в бездонно синие глаза первой одэйи и без сомнения произнесла:

– Принимаю.

– Нарекаю тебя новой Хранительницей Света! – надевая на шею девушки амулет, улыбнулась волшебница и склонила перед Вайолет голову.

Растерянно оглядываясь на повторяющих за Урсулой этот жест почтения маму, отца и остальных рохров, Вайолет наткнулась взглядом на глядящего на неё в упор Айта.

Кто бы сомневался, что у тёмного одарина произошедшее вызовет хоть какую-то эмоцию. Нет, от него меньше всего ожидала девушка чего-то, похожего на одобрение или благодарность. И почему её вообще задевал этот бесчувственный чурбан?

Тот самый чурбан, вызывающе нагло разглядывая Вайолет, подошёл к ней почти вплотную, но лишь для того, чтобы, демонстративно порывшись в кармане свой куртки, вытащить оттуда какой-то мешочек.

– Возьми, – протянул он его Урсуле. – Следы будешь заметать ты. Я пойду впереди. Собери себе и ей тёплые вещи. В горах будет холодно.

– Мы принесли вещи для Вайолет, – отозвался Одр. Из темноты дверного проёма вперёд выступил Кин, протягивая Вайолет туго набитый заплечный мешок. Шумно вздохнув, девушка бросилась к брату, попав в его крепкие объятия.

– Я пойду с ней! – к твёрдо отчеканившему это Доммэ мгновенно повернулись все присутствующие. – Я не отпущу её одну неизвестно с кем в дорогу, полную опасностей!

– Я тоже пойду с ними, – руки Кина ощутимо крепко сжали плечи Вайолет, не оставляя ей сомнений, что брат от своих слов не откажется.

Такая горячая преданность и поддержка братьев трогала девушку до глубины души, вот только всё портила мысль о том, что родители в таком случае останутся совершенно одни, лишённые всякой возможности узнать какие-либо новости о своих детях.

Вайолет отчаянно замотала головой, и в этот момент заговорил отец:

– Вожаки всех кланов согласны отправить своих самых быстрых и сильных рохров с вами. Каждый из них готов защищать принцессу, обещанную рохрам пророчеством Виэйры.

Белую Виэйру считали матерью всех рохров. В детстве матушка рассказывала Вайолет, что являлась она оборотням в образе снежной старицы, с длинными до самых пят седыми волосами. В глазах её всегда танцевала вьюга, а сотканное из снежинок платье меняло свой цвет от льдистой синевы до вымораживающей белизны. Вот только ни о каких пророчествах девушка слыхом не слыхивала, и теперь упрямо смотрела на Урсулу, ожидая, что та удосужится прояснить очередную загадку.

Но вместо одэйи в разговор вновь встрял Айт, всколыхнув в Вайолет приступ какой-то бесконтрольной злости:

– Все рохры не пройдут через барьер, – с раздражающим спокойствием заявил он. – С искрой инглии нас всего трое. От новой хранительницы, как от мага, толку пока никакого, а мы с одэйей сможем провести через дорогу по Мёртвому леднику только двоих. Если не передумали, решайте, кто это будет.

– Не передумали! Я пойду, – холодно бросил ему Доммэ, на что одарин лишь безразлично повёл бровью.

– Мне кажется, будет правильно, если с Вайолет отправимся мы с Доммэ, – поддержал брата Кин. – И нам спокойнее, и ей будет не так страшно.

Тяжёлый вздох Арви нарушил возникшую паузу, и, обняв жену, Одр согласно кивнул:

– Да, нам тоже так будет спокойнее.

На что Урсула сердито пробормотала себе под нос что-то про полное отсутствие спокойствия у неё и, превратившись обратно в угрюмую ведьму, гаркнула на рохров, чтобы выметались на улицу и не мешали ей собираться в дорогу.

Когда в доме остались только она и Вайолет, старуха, порывшись в сундуке, достала оттуда новенькие сапоги из какого-то странного материала. Поставив их перед переодевшейся в брюки и рубаху девушкой, Урсула коротко кивнула:

– Обувай! Эти сносу не имеют. Из шкуры хиоза.

– Хиоза? – переспросила Вайолет. – Кто такой хиоз?

– Доберёмся до Тэнэйбры, там и узнаешь, кто такие хиозы, ильсинги и прочая нечисть.

Желание знакомиться с ними у Вайолет почему-то мгновенно пропало. На голову девушки вдруг мягко опустилась сухая ладонь Урсулы, и узловатые пальцы ласково погладили смоляные кудри.

– Знаю, что тебе страшно, детка, – с несвойственной ей мягкостью проронила волшебница. – Но дорогу осилит идущий. Ты справишься! Я, может, и не самая добрая учительница, но всем, что умею и знаю, готова с тобой поделиться.

– Спасибо, – прижавшись к руке Урсулы, прошептала Вайолет. – Не знаю, что бы я без тебя и делала.

Старуха тихо покряхтела, шмыгнула носом и, окинув взглядом своё жилище, похлопала девушку по плечу:

– Пора. Хватит рассиживаться. Нам до утра лес пройти надобно.

- Это тупик, - сказал Сармин. - Битва за долголетие проиграна.

- Вовсе нет, - возразил Вайолет. - Успехи геронтологии очевидны.

Средняя продолжительность жизни достигла восьмидесяти лет!

- Через полвека будет восемьдесят один, а спустя тысячелетие от силы

девяносто.

- Вы так предполагаете?

- Я скучный человек, - бесцветно проговорил Сармин. - Строить

предположения не умею. Моя стихия - факты.

- Тогда каким образом...

- Все элементарно: миллиард бит информации и прогноз-компьютер.

- Компьютер не способен предвидеть большой скачок...

- Ох уж мне эти большие скачки! - с неожиданным раздражением перебил

Сармин. - Не обманывайте себя. Средняя продолжительность жизни возросла, но

не благодаря геронтологии. Просто сведена к минимуму детская смертность.

Зато долгожителей, перешагнувших столетний рубеж, сегодня втрое меньше,

чем во времена прадедов. Сократилась дисперсия, разброс индивидуальной

продолжительности жизни. Торжествует второй закон термодинамики:

выравнивание всех и всяческих потенциалов!

- При чем здесь термодинамика? - поморщился Вайолет.

- Я подразумеваю всеобщий характер этого закона. Судите сами:

девяносто процентов людей доживают до семидесяти пяти. И всего полпроцента

переживают восемьдесят пять. Ну, минимум - заслуга здравоохранения и

техники безопасности. А чем объяснить максимум?

Вайолет в замешательстве развел руками.

- Я как-то не думал об этом. Но ведь медицина победила рак, осилила

грипп. Даже склероз и сопутствующие ему сердечно-сосудистые заболевания...

- Однако болезни, совсем недавно считавшиеся сравнительно

безобидными, принимают угрожающие формы. Коклюш был болезнью младенцев, а

теперь косит стариков... Или та же ветрянка...

- Ну, тут просто результат неосторожности, - возразил Вайолет. - В свое

время ее завезли на Венеру, а оттуда она вернулась...

- Новой чумой? Но почему-то ветрянка не причиняет вреда молодым и

сводит в могилу справивших восьмидесятилетие! Заметьте к тому же, -

понизил голос Сармин, - что старческие болезни-мутанты встречаются все чаще.

Складывается впечатление, что успехи медицины нарушили равновесие, и вот

оно восстанавливается на иной основе!

- Мрачная картина. Но не предлагаете же вы поднять белый флаг и

сдаться на милость природе?

Лицо Сармина приняло жесткое выражение.

- Природа навязала людям затяжную позиционную войну. Мы незаметно для

себя перешли к глухой обороне, однако при этом каждую мало-мальски удачную

вылазку выдаем чуть ли не за решающую победу!

- Каков же выход?

- Нужно пересмотреть стратегию. Довольно растрачивать силы на мелочи.

Проблема долголетия бесперспективна, давно пора поставить на ней крест.

Сколько бы ни прожил человек, все мало! Чем, собственно, триста лет

отличаются от восьмидесяти? То и другое - мизер!

- И что же взамен?

- Бессмертие.

Вайолет вскрикнул:

- Вы в своем уме, коллега?

- Кто из нас может быть в этом уверен? - пожал плечами Сармин. - Вас

шокирует терминология. Вы воспринимаете бессмертие как математическую

категорию, родственную понятию "бесконечность". Но, черт возьми, я

подразумевал другое. Как объяснить вам... Вы знаете, что такое клиническая

смерть? Тогда представьте по аналогии клиническое бессмертие. Именно о нем

Его узнавали всюду по гордой, но несколько странной посадке головы,

по отрешенному взгляду (он словно всматривался во что-то недоступное иным

взорам), а скорее всего просто по серебристому обручу на лбу.

- Бессмертный! Бессмертный идет, - шелестело за его спиной.

Ему так и не удалось привыкнуть к популярности, которая вначале даже

льстила, но потом начала невыносимо раздражать. На него смотрели с

болезненным любопытством, как на монстра.

- Бессмертный! Бессмертный идет...

"Я словно поражен проказой... Меня чураются за то лишь, что переживу

всех... Но мое тело по-прежнему бренно, его ждет физическое уничтожение, а

та новая, искусственная плоть станет ли моей плотью?"

- Бессмертный! Бессмертный идет...

Временами он и впрямь чувствовал себя предателем, точно обжора в

окружении осужденных на голод. Ему хотелось сорвать со лба серебряный

обруч и закричать во весь голос:

- Я такой же, как вы, я с вами!

Полоска металла на его голове воспринималась всеми как символ

бессмертия. Для него же она была ненасытным пауком, жадно высасывающим из

мозга информацию о каждом вздохе, каждом толчке крови в сосудах, о самом

сокровенном и стыдном... Каинова печать.

Он много раз мысленно ломал на куски и втаптывал в землю ненавистный

"Не нужно мне бессмертия! - беззвучно стонал он. - Меня уговорили,

уверили, что все ради вас. Я принес жертву, но вы ее не приняли!"

- Бессмертный! Бессмертный идет...

"Что вы понимаете в бессмертии?.. Пережить свою физическую смерть,

передать собственное "я" информационному двойнику, который продолжит

существование неопределенно долгое время, - такой ли уж завидный удел?"

- Безответственный эксперимент, если не преступный, - бросил Вайолет в

лицо Сармину.

- Ну, это уж слишком, - остановил Председатель. - И все же... Вы

понимаете, что наделали, Сармин? Видите матрицу? В ней около пяти миллионов

заявок на бессмертие. А сколько еще будет! Сможете их удовлетворить?

- Конечно, нет. Меня заинтересовал принцип, и он подтвержден. А

массовое производство, конвейер бессмертия - этим пусть займутся другие.

Не требовали же от супругов Кюри постройки ядерных реакторов.

- Один бессмертный на десять миллиардов живущих... И кто же этот

счастливец, окруженный всеобщим вниманием? - поинтересовалась Урсула.

- Счастливец? - Сармин натянуто улыбнулся. - Да просто

среднестатистический холостяк, отобранный из массы компьютером.

Представьте, его пришлось еще уговаривать!

- Кстати, никто не просит бессмертия для себя, - заметил

Председатель. - Вот, слушайте... "Мой отец всей своей жизнью заслужил

бессмертие...", "Я люблю ее и хочу, чтобы она была бессмертна...", "Прошу

о бессмертии для моего учителя..." Что им ответить, Сармин?

- Надо сказать правду. Проводится единичный эксперимент, и до

внедрения еще далеко. Но со временем бессмертие станет, как говорится,

делом техники.

- Как вы это себе представляете?

- В первую очередь следует обессмертить гениев, их немного. Затем

выдающихся людей...

- А остальных?

- Бессмертие для всех - утопия. Да и какую ценность для человечества

может составить посредственность?

- И кто же возьмет на себя смелость отказывать в бессмертии? -

спросил Председатель.

- Компьютер. Еще в двадцатом веке ввели показатель интеллекта. Если

взять его за критерий...

- Но это же ужасно, - не выдержала Урсула. - Насильственно разлучать

близких людей?

- А смерть не разлучает?

- Создать касту бессмертных, - покачал головой Председатель, - к чему

это приведет?

- Бессмертием станут злоупотреблять, - взволнованно проговорил Вайолет.

- Ради него пойдут на тягчайшие преступления, будут готовы заложить душу.

Общество утратит устойчивость. Но если бы удалось сделать бессмертными

- Увы, - нахмурился Председатель, - в таком случае человечество было

бы вообще обречено. Смена поколений - непременный стимул развития. Иначе

неминуемы застой, деградация, торжество энтропии.

- Этот ваш Бессмертный - законченный эгоист, - не к месту сказал

Вайолет. - Чувствует себя чуть ли не богом. Взгляд отсутствующий, словно

вокруг не люди, а...

- Уж не завидуете ли вы ему? - ахнула Урсула.

Вайолет побледнел.

- Я? Завидую? Впрочем... Неужели вы правы? Тем хуже для меня!

- Для всех нас, - уточнил Председатель.

Пройдя несколько кварталов, он увидел пылающий дом. Пожарные сбивали

пламя струями пены.

Женщина рвалась сквозь оцепление.

- Пустите меня, там моя дочь!

- В доме никого не осталось, - удерживали ее.

Взгляд женщины скрестился со взглядом Бессмертного.

- Будь проклят! - крикнула она, задыхаясь от ненависти. - Бессмертный

Он не ответил. Ступил вперед. Дохнуло жаром.

- Стойте, - крикнул кто-то несмело.

- Это же Бессмертный! - ответили ему.

Сжалось сердце. Но стало вдруг так хорошо и легко, как никогда

прежде. Он улыбнулся людям, не скрывая торжества: бремя бессмертия не

сломило его! Затем бережно снял с головы серебристый обруч и осторожно

положил на землю. А потом, не оглядываясь, шагнул в пылающий дом.

Лучи синего солнца Нарии сапфировыми лужицами ложатся в мои раскрытые ладошки, и я с нежностью впитываю их тепло всем своим естеством, стараясь вобрать в себя и сохранить внутри красочными картинками. Еще две луны, и о своей свободной жизни я буду только вспоминать, выуживая из хранилища памяти сияющие кристаллы минут, часов, айронов. Разноцветная птичка села на подоконник, развернув хохлатую голову на тонкой шейке, громко чирикнула, уставившись на меня своими глазками-бусинками.

- Иди ко мне, - протягиваю руку навстречу пернатому чуду, и она, радостно встряхнув перышками, прыгает мне на раскрытую ладошку, вцепившись тонкими лапками в пальцы. – На, ешь, - сыплю в ладонь хлебные крошки, и пичуга жадно клюет их, изредка поглядывая в мою сторону. Люблю кормить птиц, люблю следить за их свободным полетом, безусловной возможностью оторваться от земли, расправить крылья и парить высоко-высоко, не глядя на тех, чей удел всегда оставаться внизу. Я бы хотела родиться птицей, подняться ввысь, отдаваясь в руки неба, почувствовать себя свободной от запретов и условностей выдуманного людьми мира, не зависеть от глупых правил, а просто жить. Позволит ли мне будущий супруг, хоть иногда, так же беззаботно кормить пернатых друзей, бегать по лесу и не думать ни о чем, подставляя свое лицо солнечному свету?

- Доммэ, ты долго будешь копаться? Мы опоздаем к началу праздника, - в комнату влетела Мирэ, гневно пыхтя, как росомаха, проснувшаяся от спячки. Пичуга, испугавшись ее громкого голоса, вспорхнула с моей руки и вылетела в раскрытое окно.

- Ты напугала птицу, - обиженно вздыхаю я.

- Доммэ, ты через две луны станешь женой правителя Арзарии и хозяйкой огромного мира, и вместо того, чтобы думать о муже, ты, как малое дитя, возишься с крылатыми.

- В том-то и дело, что у меня больше не будет такой возможности, а ты лишила меня и этой.

Мирэ укоризненно качает головой, всем своим видом демонстрируя мою некомпетентность и безграмотность в вопросах предстоящей супружеской жизни.

– Какая же ты, Доммэ, глупенькая еще. Ничего, надеюсь, Тайрон найдет для тебя более интересное занятие, чем носиться по лесу сломя голову, как сарна, или без толку сидеть на окне, разглядывая звезды в небе. Думаю, со временем тебе даже понравится, - хихикает она, неприлично подмигивая мне, и я чувствую, как лицо заливается краской стыда.

Теперь я знаю о том, что происходит между супругами в брачную ночь, но отчего-то так и не могу представить Тая в одной постели рядом с собой, и его руки, жадно ползающие по моему телу.

- Ты специально злишь меня? - интересуюсь у сестры, уткнувшуюся носом в зеркало, смешно выпячивающую губы, словно пытается поцеловать потустороннего духа.

- Я ведь говорю, глупая ты, Доммэ, и ничего не понимаешь в мужчинах. Тебе достался такой редкий экземпляр, а ты нос воротишь. Да Тай для тебя звезды с неба доставать готов. Красив, молод, знатен. Что тебе еще нужно?

- Забирай его себе, раз он тебе так приглянулся.

- И забрала бы, - ворчит Мирэ. – Ничего, после твоей свадьбы я тоже смогу найти себе красивого жениха. Нария войдет в Ррайд, и я стану выгодной партией для мужчин из знатных родов миров, входящих в Альянс. Говорят, у правителя Халиккреи есть брат, и он ищет себе супругу. Я должна ему понравиться, - сестренка встает перед зеркалом боком, оглаживая свои упругие бедра, потом высоко поднимает руками грудь, и я захожусь веселым хохотом.

- Мирэ, ты невозможна! Думаю, в такой позе ты понравилась бы даже каменному истукану в долине духов, и он воспылал бы к тебе неземной страстью, а уж какой-то там брат правителя Халиккреи так и вовсе ползал бы за тобой следом, умоляя удостоить его одного только взгляда.

Мирэ недоуменно округляет глаза, а затем разглядывает свое отражение в зеркале и тоже начинает громко смеяться.

- Пойдем на площадь, - весело щебечет она. - Там уже столько народу собралось, скоро начнутся танцы!

Сегодня мой любимый праздник – Восход Нарии. Только в эту луну цветет удивительно красивый цветок, похожий на упавшую с небосклона звезду - наирелия, названный в честь моей родины. Его синие лепестки раскрываются ровно в полночь, загораясь искрящимся голубым светом. Легенда гласит, что его цветение дарует счастье и любовь всем тем, кто его видит, вот и собираются в эту ночь вокруг цветка все жители Нарии, чтобы согреться и искупаться в лучах его благодати. Весь город увешан благоухающими красочными гирляндами из эурезий, клоксов, урфиний, лоредронов, каменные мостовые усыпаны лепестками роз и гортензий, девушки и парни украшают свои головы душистыми венками, водят хороводы, поют песни, танцуют до самой зари, а потом пускают бутоны наирелии по реке, и ее воды превращаются в светящийся сияющий поток, несущийся в бесконечность.

- Да, сестренка, пойдем, не думаю, что мне еще когда-нибудь удастся поплясать с подругами до утра, вряд ли мой муж будет отпускать меня на такие праздники. Не знаю, когда в следующий раз я смогу попасть в Нарию.

Мирэ порывисто обняла меня, громко шморгнув носом.

- Я буду скучать, сестренка.

- Я тоже, родная, - шепчу я, сглатывая горький комок. – Эй, хватит сырость разводить. Побежали веселиться, раз уж у меня на веселье осталось всего два оборота луны!

Мы с Мирэ хватаемся за руки и несемся по белым каменным лестницам дворца, запуская под его своды звонкое эхо наших счастливых голосов.

Улицы заполнены людьми, на их лицах - радостные улыбки, отовсюду льются шутки песни, смех. В воздухе летают мыльные пузыри, и, словно снег, на наши головы сыплются мелкие белые лепестки литории. Ближе к площади какофония голосов становится все сильнее, людей все больше, а музыка все громче. Нас с Мирэ подхватывает бурная людская река, вынося в круг хоровода. Мама с отцом, с бусами из цветов и венками на головах, выплясывают в самом центре. Папа подхватывает мать на руки и быстро кружит ее, запрокинув голову к небу, заливаясь смехом.

Внезапно он останавливается, спуская маму с рук, напряженно всматриваясь в безоблачную высь. По его лицу ползет тень, сменяющаяся выражением ужаса, и я поднимаю глаза вверх, пытаясь понять, что так испугало правителя Нарии.

По лазурному своду, усыпанному тысячами звезд, начинает расползаться багрово-карминная лужа, словно кто-то ранил небо и оно истекает кровью. Лужа становится все шире и больше, а потом из нее лохматыми клочьями начинают кучиться клубы красного тумана.

Они появляются из воздуха, словно материализовавшиеся духи. Высокие, широкоплечие, свирепые, затянутые в черные одежды, перевитые кожаными ремнями, увешанными заточенными, как лезвия бритвы, танторами и кордами. Их так много - черная, безжалостная орда, расползающаяся непроницаемой тенью, заслоняющая собой солнце и звезды моего мира. И впереди всех, как вестник смерти, верхом на гигантском желтом змее возвышался с исполин с серебряными глазами – правитель оддегиров, Эйрис Моргана. Даже если очень захочу, я уже никогда не смогу вычеркнуть из памяти это лицо, покоренная властью его жестокой красоты. Он поднимает высоко вверх свой огромный меч, потом делает резкий взмах, указывая острием направление, и замершая за его спиной армия, подобно сорвавшейся с гор лавине, устремляется вперед, сметая на своем пути все живое.

Воздух наполняется липким запахом страха и ужаса, рваными криками и безотчетным человеческим отчаянием. Боль и смерть внезапно врываются в мой звездно-синий мир, вспарывая его каленой сталью, протыкая стрелами, растаптывая копытами боевых скакунов. Рядом со мной, пронзенный тантором, падает мальчишка, широко раскрыв голубые глаза, устремив застывший в вечности взгляд в высокое небо. Кто-то сбоку истошно кричит, а потом замолкает, повалившись на землю, сраженный несколькими стрелами одновременно.

Я не могу пошевелиться, оцепенело взирая на жестокое безумие, происходящее вокруг - мне кажется, что возле меня бушует ураган, и я нахожусь в самом его эпицентре.

- Доммэ, беги! - лицо отца возникает передо мной так внезапно, что я испуганно дергаюсь. Он размыкает линии сумрака, с силой заталкивая меня в параллельный мир, и мы проваливаемся в его топкие объятья.

- Папа, что происходит? - я испуганно обнимаю его, сглатывая комок, и даже не пытаюсь, вытереть струящиеся по щекам слезы. Но отец внезапно выскальзывает из моих рук, тяжело оседая на колени. Почему на моих руках кровь!?

- Беги, моя девочка, - шепчет папа. – Беги к Озеру Жизни, там наибольшее сосредоточение силы, там ты сможешь продержаться в сумраке, пока они не уйдут.

- Папа, папочка! - мне хочется кричать, но вместо этого из меня вырывается жалкое бульканье и всхлипывание. Я опускаюсь рядом с отцом, дрожащими руками дотрагиваясь до торчащей из его спины корды. Рубаха на спине отца пропитывается кровью так стремительно, что вскоре под нами уже целая лужа – вязкая, липкая, бурая.

- Обещай мне, - папин хрип переходит в кровавый кашель, забрызгивая мое светлое платье рубиновыми пятнами. – Ты должна жить. Ради мамы, ради меня, ради Мирэ. Уходи, детка, спасайся.

- Я не уйду без тебя, - шепчу, хватая его руки, прижимаясь к его слабеющему телу.

- Кольцо… Тайрона, - пытается что-то сказать мне отец, – откроет портал... - голова папы безвольно падает на мои колени, и его стекленеющий взгляд вырывает из моей груди сумасшедший вопль.

- Нет, пожалуйста! Не умирай, папочка! - но он уже не слышит моих горестных стенаний, его душа обрела покой, растаяла легкой сизой дымкой в чистом небе вместе с его яркой звездой. Еще немного, и сумрак заберет и его бренное тело, растворив в своем полотне.

Я закрываю глаза папы и целую их, орошая мертвое лицо горячими каплями своих слез. Мне надо бежать, я должна выжить. Я пообещала отцу. Мама… Мирэ…

Воспоминания о них приходят слишком поздно: я смотрю сквозь сумрак, силясь выловить их взглядом в творящемся вокруг меня хаосе и неразберихе. Волосы шевелятся на моей голове от осознания того, что я вижу. Площадь усеяна мертвыми телами, как свежевспаханное поле зернами пшеницы. Сквозь меня проносятся на бешеной скорости остервенелые всадники, преследуя тех, кто еще жив и пытается бежать. В нескольких метрах от меня лежит изломанная фигура матери в окружении груды тел, вывернутых в неестественных позах, алые пятна на их одеждах не дают и шанса даже на иллюзорную надежду, что кто-то остался жив. Оборачиваюсь вслед промчавшейся сквозь меня коннице, задыхаясь от ужаса… Там, посреди дороги, ведущей к дворцу, стоит Мирэ, похожая на тонкую былинку, качающуюся на ветру - бледная, заплаканная, с распущенным облаком белых волос, такая хрупкая и такая прекрасная. Вокруг нее, гарцуя на черном коне, словно коршун, кружит оддегир – молодой, крепкий, сильный, с угольно темными кудрями и жесткой ухмылкой на лице. Внезапно он наклоняется, резко подхватывает сестру, усаживая на жеребца впереди себя.

- Тахар, - низкий глубокий голос, как стрела, пронизывает рваные звуки боя. Парень вздрагивает, пристально смотрит в перепуганное лицо Мирэ, впивается в ее губы грубым поцелуем, а затем неуловимым движением перерезает ей горло и выбрасывает на землю, как сломанную куклу.

- Не-е-ет!!! - я кричу, срывая голос, впиваясь ногтями в ладони до кровавых борозд.

- Я приказал пленников не брать, - все тот же низкий голос летит набатом над моей головой.

Медленно поворачиваюсь, утирая рукавом застилающие глаза слезы - я уже знаю, кого увижу за своей спиной. Он возвышается над всеми подобно истукану, такой же каменно-равнодушный, холодно и безразлично взирающий на безумие, творящееся у его ног.

Повелитель оддегиров не пошевелил и пальцем, оставшись сидеть все там же на возвышении, на своей огромной рептилии, спокойно наблюдая, как его войско уничтожает ни в чем не повинных людей, не щадя абсолютно никого. Я больше не могу на это смотреть, я задыхаюсь от ярости и бессилия - все, что я любила, все, в чем видела радость и смысл, стирается с лица земли безжалостной ордой. И я бегу, бегу что есть силы, по самому краю сумрака, стараясь отдавать сопротивлению как можно меньше силы, бегу прочь от запаха смерти и тех, кто его принес в мой мир.

Лес, всегда живой и веселый, сегодня будто чувствует надвигающуюся беду. Не слышно пения птиц, не видно белок, перепрыгивающих с ветки на ветку, даже ветер притих, испуганно затаившись в густых кронах эграпов. Я выбежала на поляну у озера и, шагнув к Камням Судьбы, обняла один из гладких валунов руками, умоляя Эглу о пощаде. Нет, я просила не за себя… О себе в этот миг я забыла совершенно. Сквозь радужные слои сумрака я смотрела, как небо Нарии плакало звездами, они гасли одна за другой, умирая вместе с теми, чей жизненный путь так ярко освещали. Но богиня судьбы сегодня тоже была безучастна к моим мольбам – она, подобно правителю оддегиров, равнодушно следила за конвульсивной агонией моего умирающего мира.

Я даже не услышала, просто почувствовала спиной легкую вибрацию в воздухе и, обернувшись, увидела его – демона с серебряными глазами, жестокого монстра, медленно и спокойно идущего к Озеру Жизни. Все тот же могучий разворот плеч, необъятная мощь, сквозящая в каждом его движении, и холодная решимость во взгляде.

Он останавливается в полушаге от меня, и я интуитивно пячусь назад, хотя понимаю, что между нами расстояние в целый параллельный мир, преодолеть которое не под силу даже ему. Мужчина прямо у меня перед носом опускает на Камень Судьбы свой огромный меч, и он входит в него так легко, как нож, разрезающий кусок масла. Квадратный артефакт на эфесе вспыхивает ярким ослепляющим светом, а затем исполин опускается на одно колено, упираясь ладонями в землю. Я знаю, зачем он пришел, знаю, что произойдет дальше, но все равно вздрагиваю, когда силовые потоки разливающимся морем втягиваются в странный самоцвет и мощное тело Эйриса Морганаа, разрисовывая его диковинными символами и рунами.

Воздух вокруг подергивается и темнеет, по земле ползут кривые трещины, вода в озере внезапно мелеет, а деревья начинают осыпаться серой пылью. Боги… он не собирается останавливаться, он и его жуткий клинок выпивают мой мир до дна, иссушая всю его жизненную энергию.

Это было глупо… моя отчаянная попытка остановить это безумие… но я не понимала, что делаю в этот момент. Разомкнув линии сумрака, я схватила обеими руками меч, торчащий из камня, и дернула его на себя со всей силы. Мои жалкие потуги смешны, наивны, нелепы. Умом я осознаю, что поднять такую тяжесть не смог бы даже мой отец, но глупое, неразумное, отчаявшееся сердце еще верит, верит, что может что-то исправить и изменить, и я снова дергаю проклятый меч так, что срываю мышцы на руках.

Демон внезапно отрывает от земли ладони, вскидывает голову, и его глаза-убийцы вонзаются в меня серой сталью своего взгляда. Время замедляет бег, превращаясь в топкую трясину, втягивающую нас в вакуум остановившегося мгновения. Глаза в глаза, мы застываем друг напротив друга, затаив дыхание, не в состоянии разорвать скрещение нашего зрительного контакта. Он нарушает гармонию невесомости первым, медленно-медленно поднимаясь, разворачивая, как крылья, недюжинные плечи, теперь взирая на жалкую меня с высоты своего громадного роста. Я успеваю заметить, как напрягаются мышцы на его теле, словно у лура, приготовившегося к прыжку. И прежде, чем он совершает рывок, пытаясь поймать меня, разрываю материю сумрака, уходя в подпространство.

Оддегир замирает, встряхивает головой и недоуменно пялится в пустоту перед собой, все еще не веря в реальность произошедшего. Озирается по сторонам, недоверчиво прислушивается к звукам, потом резко разворачивается, свирепо уставившись на свой меч.

Мне кажется, или это слепой страх играет со мной такую злую шутку? Эфес клинка пуст, камень, вытягивающий силу миров, исчез. Как такое возможно?

Как в ответ на мой вопрос, руку прошибает ледяным холодом. Я разжимаю кулак и потерянно смотрю на невесть откуда взявшийся в моей раскрытой ладони прозрачный сверкающий кубик, расцвечивающий все грани сумрака мягким сиянием всех оттенков синего, от индиго до ультрамарина. Неожиданно грани самоцвета начинают терять форму, оплавляясь, как льдинка над пламенем, и вот уже от него остается только васильковая лужица, впитывающаяся в мою кожу, подобно воде в заскорузлую от засухи землю.

Эгла, что происходит!?

Исступленно трясу рукой, норовя сбросить с себя инородную массу. Но все тщетно, она проникла в мою кровь и потекла по венам. Мое тело так легко вобрало странную магию, быстро подстраиваясь под ее требовательные стандарты.

Грозное рычание выводит меня из состояния транса, и я заворожено взираю на правителя оддегиров, гневно выдергивающего меч из Камня Судьбы. Он похож на дикого зверя - огромного, остервенелого, разъяренного - жадно втягивающего ноздрями воздух, словно пытается вычислить меня, спрятавшуюся в слоях сумрака, по запаху. Я слышу его взбешенный рык, и от накатившей на меня волны ужаса зажимаю ладонью рот, глядя на то, как он кружит по поляне, кромсая своим огромным клинком Камни Судьбы. Завораживающее зрелище: жестокий танец стали и полубезумного мужчины, двигающегося в пространстве с такой скоростью, что сетчатка глаза не успевает улавливать нюансы.

Меч просвистывает в сантиметре от моего лица, а затем перерезает меня пополам, проходя насквозь. Он не причиняет вреда, его жуткий хозяин не может меня видеть, но я падаю на колени, ощущая всем сердцем его ярость, вложенную в удар. Оддегир останавливается, хрипло и тяжело дыша, бессильно опуская свое грозное оружие на землю, а затем, сложив на эфес руки, склоняет на них голову. Отчего-то теперь его поза кажется искореженной, сломанной, как будто все силы ушли на бой с тенью. Он стоит так несколько минут, устало сгорбив свои необъятные плечи, и кажется, что он уже не сможет разогнуться, придавленный суровой дланью судьбы, но это наивная иллюзия, потому что через мгновенье он гордо распрямляет свою спину, упрямо поднимает голову и с вызовом бросает в потемневшие небеса:

- Я сам плету нить своей жизни, Эгла! У тебя нет власти надо мной. Ты уже не сможешь мне помешать. Я все равно услышу зов эктрали… - от его низкого, густого, властного голоса ледяной холод пробирает до самых костей.

Ужасный мужчина еще несколько минут зорко оглядывается по сторонам, потом прячет свой жуткий клинок в ножны и не спеша покидает священный чертог, но прежде, чем исчезнуть за деревьями, он оборачивается снова, хищно всматриваясь в пустоту разгромленного им круга жизни.

Наверно, в этот миг мне было так страшно, что это чувство вытеснило из меня все остальные. Я не думала, не плакала, не вспоминала… Я сидела в сумраке и боялась только одного, чтобы песчаный демон не вернулся и не закончил делать то, что я ему так дерзновенно помешала.

Темнота стала надвигаться быстро, беспросветно, стремительно, словно расползающееся по бумаге чернильное пятно. Небо, даже днем расписанное вязью тысяч сияющих звезд, сейчас было черным и непроглядным. Боги, они уничтожили всех…не пощадили никого, стерли с карты неба все звезды жизни! Они разрушили мой мир до основания. Куда мне идти? Куда бежать? Как жить дальше?

Это было странно… Я находилась в тонком мире очень долго, и по всем законам он должен был уже тянуть из меня силы, засасывая в глубокие слои, но я не чувствовала ни боли, ни слабости, ни усталости, как будто я находилась не за гранью, а просто сидела на берегу Озера Жизни и ждала наступления рассвета. Впервые в жизни я боялась восхода солнца, боялась, что в его ярких лучах ужас произошедшего навсегда запечатлеется в моей памяти уродливым клеймом, которое рано или поздно приведет меня к безумию.

Мой воспаленный мозг отчаянно искал выход, и я вспомнила последние слова отца о Тайроне. Обручальное кольцо правителя Арзаров было мощным артефактом, открывавшим портал в их мир, вот только оно осталось лежать у зеркала в моей комнате, и чтобы добраться до него, мне нужно было вернуться во дворец.

Край неба поцеловали тонкие губы рассвета, выпивая редеющий сумрак жадными, длинными глотками. Поверженный и опустошенный мир простирался у моих ног рваной скатертью полуистлевших лесов, обмелевших рек и иссушенных равнин. Последние отряды воинов покидали Нарию, подгоняя длинные караваны иганов, загруженные тюками с трофеями и едой. Навьюченные ящеры тяжело переставляли перепончатые лапы, нервничая от близкого соседства с пойманными хищниками, запертыми в клетки.

Привычка собирать диких животных, как и представителей иных рас, у оддегиров появилась с тех пор, как мы с Оддероном завоевали первый мир спектра. Как несложно было добиться расположения и любви повелителя Оддегиры - просто дать ему то, что он так отчаянно жаждал: величия, золота и рабов. И я кормил тщеславие правителя долгие годы, ловко играя на струнах его алчной души, манипулируя его желаниями и прихотями, получая в итоге силу, что так была мне нужна. Вот и сейчас, исчезая в красных клочьях тумана, скрывающего открытый мною путь, оддегиры смотрят на меня восхищенно и торжественно, как на великого вождя, приведшего их к триумфальной победе, не понимая, что на самом деле они все игрушки в моих умелых руках. Захочу - дерну за ниточку, и они будут скакать послушными попрыгунчиками мне на утеху, захочу - оборву, и они повиснут изломанными деревяшками, так и не осознав, что же случилось.

- Брэд, Ангус, здесь часть пророчества, составленная Ингеросом Эрхардом. Хочу, чтобы вы проверили, та ли это недостающая часть книги, найденной вами в библиотеке?

Ангус открыл конверт, извлекая пожелтевшую вырванную страницу. Брэд мгновенно подвинулся ближе, внимательно разглядывая написанный на листке текст.

- Почерк тот же, похоже, что это она, - заметил Брэд. – Но это одна страница, а в книге не хватает нескольких.

- Я нашел только эту, - задумчиво ответил Доммэ. – Странно. Куда Эрхард дел остальные?

- А может, их вырвал вовсе не Ингерос? - предположил Трэм. – Что, если остальные листки вырвал тот, кто искал именно этот?

- Возможно, - Доммэ задумался, а затем напряженно посмотрел на первого советника. - Ингерос мог знать, что кто-то захочет использовать написанное им, и оставил какую-то часть книги намеренно, чтобы пустить их по ложному следу. В противном случае все самое важное было бы у меня.

- Здесь говориться о каком-то ключе, владыка, - произнес Ангус, встревожено вчитываясь в текст. – Вы знаете, о чем речь?

- Знаю, - Доммэ поморщился и вздохнул. – Поэтому и подтянул войска к столице и разлому. Я не знаю другого: что означает кровавый рассвет и восход черного солнца? Кто-нибудь из вас встречал упоминание о чем-то подобном?

Мужчины отрицательно качнули головами.

- Можно поискать, - Брэд многозначительно посмотрел на брата. – Нам не впервой проводить ночь в библиотеке.

- Отлично, - кивнул Доммэ. – Найдете что-то, сразу посылайте за мной.

После того, как братья ушли, владыка обратился к оставшимся советникам:

- Трэм, составь список всех тех, кто по сей день живет во дворце со времен правления моего отца. А вы, Лаш, установите слежку за каждым.

Жалел ли я в этот миг, сидя на заснеженной вершине и глядя на единственную сияющую на небосклоне звезду, что уничтожил целый мир с его говорящими и двигающимися куклами? Нет, я жалел, что не разрушил его до основания... Проклятая Нария стала костью в горле, оказавшись единственным слабым звеном в цепи моих четко выстроенных планов. В какие игры ты играешь со мной, Эгла? Куда исчезла эктраль? Почему именно здесь? И почему златокудрый фантом снова предстал моему взору, как карающий дух возмездия, в залитом кровью белоснежном платье? Или это плод моего больного воображения рисует мне таинственную незнакомку, чей образ преследует меня и днем, и ночью? Я не сошел с ума… я видел ее… видел так же реально, как сейчас вижу утреннюю звезду, одинокой слезой повисшую в рассветной пелене небес.

Странный мир… странная звезда… ее свет кажется таким знакомым и понятным, и я силюсь вспомнить, где я видел его раньше, но не могу… Я так много не могу вспомнить… запахов, желаний, вкусов, чувств… И с каждым айроном воспоминаний о прежнем Эйрисе становится все меньше и меньше. Его больше нет… Он затерялся где-то там, в прошлой жизни, где в Зале Вечности, широко раскрыв голубые глаза, остались лежать мертвые тела моих матери и сестер, там, где замыкая линии пантагреона и запирая врата миров, отдал жизнь мой отец, чтобы спасти меня – истинного наследника Тэона.

Знал ли отец, запуская эктраль по обратному циклу и выбрасывая меня с ней в пески Оддегиры, в кого превратится его плоть и кровь? Понимал ли, привязывая меня к сотворяющему камню, во что выльется наш тандем? И мог ли себе представить творец спектра миров Ррайд, что его сын станет хладнокровным монстром, безжалостным чудовищем, разрушающим все, что он создавал с такой любовью? Наверное, нет… возможно, тогда он просто сам прикончил бы меня, не дожидаясь, пока это сделают его братья. Иногда я и сам думаю, что так было бы правильнее.

Чем я лучше тех, кто предал безграничную веру Антариона Эллера? Я такой же беспощадный убийца, как и они, с той лишь разницей, что я стал таким благодаря им. Я - чудовищное порождение их подлости и коварства. И как только чудовище доберется до врат миров и взломает щит, его демиурги пожалеют, что не перерезали себе глотки в тот день, когда создали свое уродливое исчадие. Рано или поздно эктраль приведет меня к порогу моего дома, я услышу ее зов даже на другом конце бесконечной парадигмальной матрицы.

И все же не могу понять, почему исчез камень? Вероятно, я нарушил заданную эктрали программу, вобрав энергию мира, стоящего на последующем витке спирали? Я ошибся… первый раз за столько айронов… Но эктраль исправит мой промах, устранив сбой в цикличности - отец предусмотрел и это, наполнив пантагреон своей кровью. Созидающий камень миров слушается только своего хозяина, как и я, связанный с ним неразрывными узами.

Надо убираться отсюда, этот мир с его единственной звездой наводит меня на странные мысли, заставляя оглядываться назад, сожалея о содеянном. А я не привык сожалеть о чем-то.

Свет утренней звезды становится все ярче с восходом солнца, и я вдруг понимаю, что он мне напоминает – синие глаза златокудрого призрака, навязчивой марью въевшегося в мой разум и медленно сводящего меня с ума. В прошлый раз она тоже появилась у Камней Судьбы. Надо будет вернуться в Арзарию. Почему у меня такое чувство, что ее правитель мне солгал?

Мне пора. Сжав рукоять меча миров, я развернул пространство, шагнув в открытый путь, и сияющая воронка мягко выпустила меня на белое покрывало песков, овеяв лицо привычным зноем. Длинные обозы, поднимающие пыльные вихри, жирными змеями вились между желтых скал, медленно приближаясь к Каддагару. В красных лучах солнца островерхие замки и храмы столицы, сложенные из белого камня, кажутся огромными окровавленными зубами гигантского песчаного червя, вытянувшего к небу хищную раззявленную пасть прямо посреди живописного оазиса, укрытого от иссушающих ветров Оддегиры изломанными хребтами северных гор.

Геккон бесшумно подполз мне под ноги, услужливо распластавшись у них пятнистым ковром. Пустынный змей двадцать айронов назад подобрал меня, голодного и обессилевшего, в песках забвения, вытащив на своей чешуйчатой спине с острым, как тантор, шипастым гребнем, к водяным пещерам, где в тот момент находился правитель Оддерон. Гекконы священны, им подвластны сущности пустыни, и повелитель мира песков, увидав маленького мальчика верхом на огромной желтой рептилии, еще и в окружении духов, посчитал его посланником небес, избранным, даром богов, сыном, о котором он так долго мечтал. Тогда я думал, что это совпадение, воля провидения и счастливая улыбка судьбы, но сегодня знаю, что мой отец предусмотрел все до мелочей, выбрасывая меня из сказочно прекрасного Тэона в раскаленную землю Оддегиры.

Никогда не забуду момента, когда мы с Оддероном въехали на гекконе в столицу. В восторженной мальчишеской памяти навсегда запечатлелись суровые воины, женщины, старики и дети, опускающиеся перед нами на колени, выкрикивающие звонкое «эндорр» – спаситель. В каком-то смысле я и стал для Оддегиры спасителем, открывшим им пути между гранями спектра. Раскаленный мир песков отчаянно нуждался в еде, воде и ресурсах. Сильная, могучая раса постепенно вымирала, зажатая со всех сторон в жаркие тиски пустыни. Цветущих оазисов с каждым айроном становилось все меньше, а песков все больше, даже Озеро Жизни в священном чертоге иссохло наполовину, и приближаться к нему разрешено было только правителю и членам его семьи.

Каково же было мое удивление, когда Оддерон, приведший меня к Камню Судьбы, показал мне торчащий из него меч Антариона с впаянной в него эктралью, упавший с неба несколько лун назад. Еще большим было удивление повелителя Оддегиры, когда тощий мальчишка одной рукой вытянул неподъемный клинок и, выпустив магию эктрали, наполнил пересохшее озеро водой до краев. Сила сотворяющего камня дала Оддегире новую жизнь, и Оддерон объявил меч и артефакт даром Эглы и собственностью мира песков, а меня его хранителем.

Но эктраль не могла питать мир красного солнца вечно, заданная пантагреоном программа требовала собрать энергию всех созданных ею миров, а я для того, чтобы вернуть силу отца, должен был следовать ее зову. Спустя два айрона, эктраль вышла на первый виток. В ту луну мне пришлось показать повелителю Оддерону, как меч моего отца, разрывая пространство, прокладывает пути между мирами, в ту луну ринувшаяся за мной следом армия оддегиров, покорила первый из спектра Ррайд мир.

Кем я себя ощущал в тот момент? Победителем, вставшим на путь возмездия? Нет… Никто не знает, как сильно ненавидел себя маленький мальчик, глядя на то, как остервенелая, дикая орда уничтожает все, что создал его отец. С всеобъемлющей ненавистью к самому себе, переполнявшей мою душу тогда, может сравниться только такая же холодная пустота, поселившаяся в ней сейчас. Жалость – слабость, жалость мешает идти вперед, не сворачивая с намеченного пути… Отец предусмотрел и это: чем больше я пил энергию миров, тем меньше мне было дела до тех, чьи жизни я забирал ради высокой цели вернуть себе трон Тэона. Чувства в обмен на силу - такова плата за право снова стать тем, кем мне предначертано быть по праву рождения.

Геккон поднял свою огромную морду, преданно вглядываясь в мои глаза. Я слишком много думаю не о том в последнее время… Прочь сомнения. Вскочив на спину рептилии, я ухватился за гребень, и змей рванул вперед со скоростью песчаной бури, догоняя идущих в самом начале каравана генералов армии. Хрог Ириа черной тенью пролетел над головой, а затем с тихим клекотом опустился на мое плечо. Меня о чем-то хотят предупредить… Интересно, чем могут быть недовольны мои подданные, возвращаясь домой, загруженные богатой добычей?

- АхМоргана, притормози, - похлопал рукой по гладкой шее геккона и внимательно стал всматриваться в широкие спины впереди идущих воинов. Ледон и Атирэс беззаботно болтают, Дарг что-то произносит, и в ответ на его реплику все его окружение начинает весело хохотать. Нет… не туда смотрю. Ири поворачивает голову вправо - спина и шея напряжены, нет сомнений, что он внимательно прислушивается к чьему-то разговору. Кто там у нас по правую руку? Тахар… юные сопляки из его крыла согласно кивают, внемля каждому его слову. Что на этот раз задумал мерзкий щенок?

- Тахар, - мальчишка вздрагивает, услышав мой резкий окрик за своей спиной. Его шавки, завидев меня, исчезают так же быстро, как капля влаги на выжженной солнцем земле. Племянник Оддерона упирается в меня своим злым взглядом, и я пью его ненависть, как бокал старинного ллайра, наслаждаясь каждым глотком.

- Мне показалось, или ты снова пытаешься копать под меня яму?

- Я сказал лишь правду, повелитель Эйрис. Ты не имеешь права обвинять меня за это в измене, - глаз Ривердол нервно передергивается, и я расплываюсь в ехидной улыбке.

- И в чем же твоя правда, Тахар?

- Ты не вправе менять законы Оддегиры без согласия кварда.

- Какой же закон я нарушил, мой юный эорд? – мой откровенно издевательский тон выводит мальчишку из себя. Впрочем, сдержанностью он никогда не отличался, в этом и есть его главная ошибка – голова всегда должна быть холодной.

- Право воинов на добычу, - зло выплевывает Тахар, и я начинаю понимать, что так огорчило парня.

- Ты загрузил сотню иганов золотом, едой, оружием и животными, и смеешь упрекать меня в чем-то только потому, что тебе не разрешили взять с собой красивую игрушку?

- Оддегиры всегда брали рабов, таков обычай. Оддерон никогда не нарушал традиций.

- Я не Оддерон. Я Эйрис Моргана, твой повелитель, избранный Шаа. Ты сам захотел, чтобы я бросил камень в Чашу Жизни. Прорицатель дал мне знак, что нарийцы угроза для Оддегиры. Я устранил угрозу.

- Это ты так говоришь, - гаденыш прожигает меня яростным взглядом, подвергая сомнению правдивость моих слов. – Никто, кроме тебя, этого не слышал.

- Я предлагал пойти тебе в Сад Теней. Может, тогда бы ты услышал больше, чем я, - от моего ледяного тона мальчишка опускает глаза, ему нечем возразить. - Я избавил тебя от позора, сделав выбор. Более того, я не наказал тебя за открытое противостояние, и такова твоя благодарность? Как ты думаешь, Тахар, чью сторону примет квард? Мою, когда я расскажу, что внял пророчеству Шаа, или твою, если я поведаю высочайшему собранию, что все твои претензии ко мне - всего лишь из-за смазливой девки?

Тахар резко вскидывает голову, и я безжалостно добиваю его своими словами.

- Тебя засмеют, эорд. Те, кому ты только что нашептывал об их священном праве на рабов завоеванного мира, отвернутся от тебя первыми, узнав, насколько ты слаб на передок и ноешь, как баба, из-за того, что у тебя отняли постельную утеху. Не позорься, сынок. В твоем караване столько золота и камней, что на Гаронне ты сможешь купить за них сотни красавиц.

Тахар ожесточенно ударяет ногами по крупу своего скакуна и, вздымая за собой облако пыли, мчится к столице на бешеной скорости, не желая больше вести со мной беседу. Мне понятна его злость, сам такой - не люблю расставаться с тем, что считаю своим. Странная мысль вдруг приходит мне в голову: а что, если бы на месте той девушки стояла другая?.. Позволил бы я убить ее так же хладнокровно? И все внутри меня превращается в вязкую льющуюся смолу, забивающую мои мышцы горячей яростью. Я убил бы любого, кто притронулся бы к ней хоть пальцем… вонючий драгг. Я болен и схожу с ума, мечтая о призраке, я ничем не лучше Ривердол, с той лишь разницей, что понравившаяся ему женщина, по крайне мере, хоть действительно существовала.

- Ах, Моргана, домой,- змей совершает плавный рывок, и я устремляюсь к Каддагару, оставив позади сомнения, армию, обозы с награбленными трофеями, а вскоре и Ривердол, неистово загоняющего лошадь в упрямой попытке оторваться от меня.

Солнце поднялось высоко в зенит, а я так и сидела в сумраке, не смея пошевелиться и стряхнуть навалившееся на меня камнем оцепенение. Мои глаза безразлично смотрели на разрушенный чертог, и сердце больше не умирало от боли. Я выгорела за эту ночь дотла, превратилась в черную искореженную головешку, у меня не осталось ни слез, ни мыслей, ни сил - странно, что я вообще еще была жива, находясь так долго в сумраке. Хотя, по сути, я даже не знала, зачем мне жить дальше, и только данное отцу обещание удерживало меня на краю пропасти, не давая сорваться вниз.

На осколки Камня Судьбы села птица, и я вздрогнула, обнаружив рядом с собой живое существо. Мне казалось, что во всей Нарии не осталось никого, кроме меня, что демон с серебряными глазами выпил всю жизненную силу мира, не дав шанса на существование даже животным, но, хвала богам, я ошиблась. Разомкнув линии сумрака, я шагнула вперед, вдохнув полной грудью свежий воздух. Правитель оддегиров нанес Нарии сокрушительный удар, но, к счастью, не смертельный. Вокруг валялись поваленные истлевшие деревья, трава местами выгорела и пожелтела, вода в озере высохла на треть, но, несмотря ни на что, мой мир продолжал жить. Все так же грело ласковое солнце, окрашивая своими синими лучами вершины неприступных гор, все так же ветер шевелил кроны уцелевших деревьев, все так же с тихим плеском в озере вскидывалась мелкая рыбешка и все так же ярко, бросая вызов злосчастной судьбе, сияла моя звезда.

Осознание того, что я уцелела не просто так, а для того, чтобы отомстить, пришло позже, когда, пробираясь во дворец, я шла по трупам тех, кто еще вчера смеялся, танцевал и пел, глядя мне в глаза. Воздух был пронизан запахом земли, пропитанной кровью, смешанным с дымом от тлеющих пожарищ. То, что безжалостные воины не смогли забрать или разрушить, они предали огню. Я не знаю, как у меня хватило мужества найти Мирэ с мамой и, затащив их в сумрак, отдать мертвые тела вечности, но хоронить остальных я не осилила бы физически, поэтому я просто переступала через них, стараясь не смотреть в застывшие лица. Я просто шла, шла, шла с безжизненным, остекленевшим взглядом, глядя вперед. Мне нужно было найти кольцо Тайрона и попасть в Арзарию. Заключив брак с ее правителем, Нария и я станем неприкосновенными для оддегиров. Мой израненный, истекающий кровью мир все-таки войдет в Альянс, и, возможно, однажды здесь снова будут рождаться дети, загораться звезды и звучать счастливые голоса, ведь пока жива я – жива надежда, а значит, и шанс на возрождение Нарии.

А еще… я заставлю заплатить тебя, Эйрис Моргана, за каждую потухшую звезду на карте неба. Я знаю твою тайну, жестокий правитель, знаю, что рано или поздно ты снова появишься у Озера Жизни. Я буду ждать…

Мои шаги в пронзительной тишине дворца казались чудовищной насмешкой над духом смерти, живущим в его стенах. Я держалась за перила, боясь поскользнуться на липких от крови ступенях центральной лестницы. Слуги, дворцовая охрана, кухарки и прочая челядь лежали там, где их настигала безжалостная рука песчаных демонов. Дворец, всегда служивший им пристанищем, теперь стал для них погребальным склепом. Все вокруг было перевернуто вверх дном: груда мусора, осколков и мертвых тел - вот во что превратился мой родной дом. Наша с Мирэ комната выглядела не лучше: изломанная мебель, сорванные шторы, вспоротые кровати, вывернутые шкафы. Я надеялась, что тайник, в котором был спрятан перстень, мародерам все же не удалось найти, но мои надежды рухнули, как только, выдвинув потайную панель комода, я обнаружила там пустоту. Меня захлестнуло отчаяние. Куда бежать? Во дворце оставаться нельзя, оддегиры могут вернуться сюда в любой момент, да и неизвестно, все ли они покинули Нарию. Через две луны Тайрон придет за своей невестой, а до этого момента мне просто нужно где-то подождать его. Только вот где?

Лес был единственным безопасным местом, которое я знала, как свои пять пальцев, и там не было мертвецов, поэтому я не придумала ничего лучше, чем вернутся к Озеру Жизни. Воды мне хватит, чтобы не свалиться от жажды, а в лесу полно ягод и орехов, значит, голод мне тоже не грозит.

К вечеру небо затянулось тучами, и мелкий моросящий дождь перешел в проливной ливень, от которого теперь не спасали и широкие листья лопса, под которыми я спряталась. Можно было уйти в сумрак, но мне было откровенно страшно. Это чудо, что меня не утянуло в глубокие слои ночью, и неизвестно, причиной тому было мое состояние шока, или магия странного синего камня, удивительным образом проникшая в мое тело. Я вымокла до нитки и замерзла так, что у меня зуб на зуб не попадал. А дождь все плакал и плакал, омывая слезами мою поруганную землю, и вместе с ним плакало мое разбитое сердце, напрасно взывая к небесам и Эгле, так и не пришедшей мне на помощь.

Утро следующего дня выдалось таким же серым и мрачным, дождь закончился, но солнце так и не выглянуло из-за туч – наверно, ему тоже было страшно смотреть на усеянную убитыми жителями Нарии землю. Мокрое платье неприятно липло к телу, и я сняла его, разложив на треснувшем камне, в надежде, что оно хоть немного просохнет. Ужасно хотелось есть и пить, поэтому я спустилась к источнику, чтобы набрать чистой воды в свернутый кулечком листок эграпа. Что-то странное стало происходить, как только мои ступни коснулись песчаного берега. По поверхности озера побежали широкие круги, словно с его дна поднималось что-то огромное, будоражащее вечный покой священных вод своей чудовищной мощью. Воздух стал липким, влажным, горячим. Вокруг священного чертога поползли непроглядные клочья тумана, а потом что-то неотвратимо стало затягивать меня в разверзшуюся под моими ногами вращающуюся воронку. Моя бесполезная попытка уйти в сумрак тоже не увенчалась успехом - я падала в бездну, отчаянно цепляясь руками за вязкую субстанцию, окутавшую меня словно кокон. Громкий плеск нарушил гармонию тишины, и я не сразу поняла, что сижу в воде - настолько необычным выглядело то место, куда я попала. Чернично-фиолетовое небо, усыпанное мириадами звезд, простиралось над моей головой. За спиной, подобно гигантским ступеням, уходящим в ночь, возвышались наваленные каскадом плоские валуны, по которым откуда-то сверху лились светящиеся бирюзово-сиреневые струи. Водопад, берущий свои истоки где-то в теряющейся во мгле высоте, был таким теплым, что мое окоченевшее за ночь тело начало мгновенно отогреваться. Повсюду из воды торчали небольшие камни, и я, поднявшись на ноги, присела на один из них, разглядывая буйную зелень, растущую вдоль невысоких берегов вытекающей из озера речушки. Деревья, увешанные диковинными плодами, развесистыми ветвями нависали над водоемом, укрывая его от посторонних глаз. Не было сомнений, что это было Озеро Жизни, только мир, в котором оно находилось, мне был неведом, по крайне мере, я не слышала никогда ни о чем подобном. Рядом со мной, шумно плюхнувшись о светящуюся гладь, упал большой круглый плод. Вытянула его из воды и, немного покрутив в руках, понюхала. Пахло так вкусно, что рот мгновенно наполнился слюной, а пустой желудок издал жалобный урчащий звук, требуя прекратить его муки. Сомнения терзали меня недолго, терять-то все равно было нечего, и, вгрызшись зубами в сочную мякоть, я стала жадно поглощать свалившуюся мне на голову пищу. Все же лучше умереть сытой, отравившись вкусной едой, чем корчиться в судорогах, уморив себя голодом. Штуковина, которую я ела, оказалась безумно сладкой и сочной, так что я убила двух зайцев сразу: утолила и голод, и мучающую меня жажду. Правда, при этом пострадала последняя оставшаяся на мне одежда: тонкая батистовая сорочка сплошь была заляпана фиолетовыми пятнами. И хотя она сейчас, намокнув и облепив меня, просвечивалась, как стекло, ни капельки не скрывая моего тела, снимать и стирать ее я не решилась. Непонятно, куда меня занесет в следующий раз, а появляться в незнакомом мире абсолютно голой было слишком даже для такой отчаявшейся особы, как я. Единственное, что пришло мне на ум, это попытаться отмыться, стоя под водопадом. Поэтому, поднявшись вверх по реке, я нырнула в образовавшуюся от падения воды чашу и, подплыв к льющимся сверху потокам, подставила им свои измазанные соком лицо и грудь.

Удивительно, какой приятной и горячей была вода - источник жизни, ко всему прочему, был еще и термальным. Уходить не хотелось совсем, тепло окутало меня убаюкивающими нежными руками, снимая с моих напряженных плеч груз усталости, тяжести и тревоги своим неспешным натиском. Я закрыла глаза, блаженно улыбаясь, тая от неги, растекающейся в крови тлеющим жаром. Веки стали тяжелыми, непослушными - сказывались сутки бессонницы и пережитого ужаса. За стеной летящей воды была небольшая ниша, и укутанная теплым паром, исходящим от источника, я могла бы здесь выспаться и отдохнуть. Могла бы… И, наверно, я бы так и сделала, если бы не одно обстоятельство, обнаруженное мною совершенно случайно…

Всего в нескольких шагах от меня, возвышаясь над водой монолитной глыбой, стоял мужчина… Огромный, обнаженный мужчина… Не просто мужчина, а повелитель жестоких воинов песков – Эйрис Моргана… Я не поняла, как он смог подобраться ко мне так близко, видимо, расслабившись и разомлев, я совершенно потеряла бдительность.

Он был похож на каменного истукана, каким-то невероятным образом поднявшегося со дна озера, настолько неподвижной и застывшей выглядела его напряженная поза, и только тяжело вздымающаяся грудь и неестественно сверкающие глаза выдавали бешено бьющийся в нем пульс жизни. Он смотрел на меня молча, пристально, высоко вскинув бровь, и его алчный безумный взгляд не обещал ничего хорошего. Он скользил по моему телу танцующими языками пламени, бросая меня то в холод, то в жар. Остатки моей ничего не скрывающей одежды давно расползлись под этим испепеляющим взглядом, и теперь его бесстыжие глаза жадно оглаживали мои губы, шею, грудь, спускались вниз по животу, к месту, запретному для чужого мужчины. Мое лицо стала заливать краска стыда, и я интуитивно прикрыла выставленную на показ наготу руками.

То, что произошло дальше, было похоже на жуткий сон, потрясающий воображение своей четко отпечатавшейся в памяти картинкой. Он ринулся ко мне так стремительно, как сорвавшийся с места ураган, разрезая мощным корпусом волны озера, выплескивая их на берег сияющим дождем брызг. А я, как потерянная, не могла пошевелить и пальцем, завороженная хищной грацией, сквозящей в каждом движении его могучего тела. Инстинкты очнулись раньше меня: ноги, повинуясь какому-то шестому чувству, сами собой сделали шаг назад, скрывая мой силуэт за падающей стеной воды, руки разомкнули сумрак, и он втянул меня, как водоворот мелкую рыбешку, за секунду до того, как прямо передо мной, заполняя собой все пространство вокруг, возник Эйрис Моргана.

- В какие игры ты играешь со мной, Эгла? Я не сумасшедший… Я видел ее… Я. Ее. Видел…

Сумеречного мира, разделяющего нас, внезапно становится так мало. Его тяжелое прерывистое дыхание опаляет мое лицо иссушающим ветром. Рука приходит в движение, неспешно спускаясь по влажной стене, проходит сквозь меня, заставляя вздрогнуть и вскрикнуть. Невыносимо жарко от такой тесной близости с его обнаженным горячим телом, ноги начинают подкашиваться и дрожать.

- Я не сошел с ума, - снова шепчет мужчина. – Я видел тебя… Кто ты, синеглазая?

Он отталкивается от стены, выскальзывая из грота так же неожиданно, как и появился, но его хриплый голос продолжает звенеть у меня в ушах гулким эхом, и все, на что я способна в этот момент - бессильно сползти по стене и, наконец, судорожно глотнуть воздух, которого почему-то отчаянно начинает не хватать.

Мысли начинают возвращаться в мою затуманенную голову хаотично и прерывисто. Почему судьба неумолимо сталкивает меня с этим жутким мужчиной? Как он здесь оказался? И где, в конце концов, нахожусь я? Хвала богам, что я по-прежнему могу пользоваться своим даром - одним духам ведомо, что бы со мной сделал этот монстр, не уйди я в параллель.

Осторожно поднявшись, я отважилась выглянуть из своего укрытия, но разомкнуть линии сумрака не посмела, тем более, что силы я пока не теряла. Сделав шаг вперед, остановилась как вкопанная, не в состоянии отвести глаз от огромной спины стоящего по пояс в воде оддегира. Широко раскинув руки, он жадно поглощал энергию неведомого мира, словно дорвавшийся до влаги терзаемый жаждой странник. Руны вспыхивали синими всполохами на его висках, шее, позвоночнике, и медленно сползали вниз, исчезая под сияющей поверхностью озера. Это было так завораживающе красиво, что я сразу и не заметила изменений, происходивших вокруг меня самой. По моим ногам вилась светящаяся голубая спираль, обхватывая бедра, плавно огибая талию, проворно двигаясь выше к груди. Сверкающая линия застыла лишь на мгновение, выгнулась дугой, на манер змеи, изогнувшей шею, а затем одним махом впилась в место над сердцем, проникая под кожу, заполняя впитавшейся магией все мое нутро. Больно не было совсем, только странное ощущение, что внутри меня ширится и растет что-то необъяснимо древнее и сильное, делая меня своей составной частью. Повелитель мира песков сжал ладони в кулаки, и символы на нем мгновенно погасли, а вместе с ними оборвались и силовые потоки, втягивающиеся в меня, как в губку.

Эйрис медленно развернулся, и зло уставился своими бездонными сияющими глазами на льющийся за мной источник. Тишину священного чертога нарушал лишь шум падающей с высоты воды, неторопливый плеск волн и размеренный стрекот цикад, и тем не менее оддегир не спешил уходить. Подозрительно щурясь, он продолжал всматриваться в пространство за моей спиной, словно знал, что еще мгновение, и оттуда кто-то появится.

Жаль, в этот момент у меня не было в руках ножа. Воткни я клинок в его холодное сердце, он, наверное, и не заметил бы, увлеченный созерцанием пустоты. Но такая быстрая и почти безболезненная смерть чудовища, погубившего мой мир, меня не устраивала - мне хотелось отрывать от него по куску каждый день, чтобы он страдал мучительно долго, бесконечно долго, чтобы захлебывался в смертельной агонии и не находил облегчения. Я не знаю, как заставить мучиться этого непробиваемого истукана, не знаю, есть ли у таких, как он, хоть какая-то слабость или уязвимое место, но уверенность в том, что однажды у меня получится найти его эррагарду, была такой же осязаемо реальной, как то, что я видела его сейчас и могла убить, а он меня нет.

Повелителю Оддегиры, между тем, надоело изображать столб - резко выдохнув, он направился к берегу, шумно расплескивая вокруг себя волны. И чем выше он поднимался, тем сильнее мне хотелось присесть или спрятаться на самое дно. То, что услужливо было спрятано под толщей воды, теперь явилось мне во всей своей ничем не прикрытой красе. Боги, наверное, в этот момент вместе со мной покраснел даже сумрак. И надо бы было закрыть глаза или хотя бы отвернуться, но, раздираемая демонами любопытства, я не могла отвести взгляда от его упругих ягодиц и мускулистых ног. Эйрис повернулся ко мне лицом, и удушливая жаркая волна с размаху саданула мне в грудь, а потом потекла по животу, скрутившись где-то внизу в горячий пульсирующий узел. А он словно издевался надо мной, возвышаясь над озером могучей обнаженной статуей, подсвеченной его сияющими водами. Неспешно наклонился, поднимая одежду, неторопливо стал натягивать брюки, все также внимательно вглядываясь в грот, скрытый за водопадом. И только когда он одел тунику и застегнул кожаные ремни с оружием, я рвано выдохнула, силясь унять бешено бьющееся в груди сердца.

Грозный повелитель поднял свой чудовищный меч, и его вдруг раскалившееся острие прорезало дверь в пространстве. Так яркий луч света пробивает серую завесу тьмы. Демон повернул голову и на прощанье окинул из-за плеча тяжелым взглядом священный чертог. Едва заметное глазу движение, и…

Он просто исчез, растворился в воздухе, как тающий утренний туман, и только примятая трава в том месте, где он только что стоял, была немым свидетелем того, что все это мне не приснилось.

Я знал, что услышу эктраль, когда она выйдет на новый виток, но к тому, что это произойдет так скоро, оказался не готов. Голова пустым казаном гудела от вчерашней попойки. И какого демона мне вздумалось так накачать себя ллайром? Под боком что-то зашевелилось, и я изумленно поднял голову, обнаружив запрокинутую на меня голую ногу светловолосой рабыни. Странно, что с другой стороны бедро тоже уперлось во что-то мягкое и теплое. Еще одна… Дерьмо… Ничего не помню.

Тонкая рука проворно скользнула по животу и осторожно устроилась у меня между ног. Организм явно не хотел соглашаться с моей памятью - в отличие от нее, он, видимо, хорошо запомнил оргию, устроенную ночью, и теперь радостно откликался на умелые женские ласки. Призыв внутри меня прозвучал так некстати, когда одна распалившаяся гетера уже сидела на мне сверху, а вторая нежно целовала меня в плечо и терлась о бок, как кошка, мурлыкая и урча. Быстро сбросил с себя гибкие тела девушек и отправился усмирять чрезмерно разыгравшиеся гормоны ледяной водой. Появляться в чужом мире с утренним стояком было вызывающе неприлично, даже для такой ужасающей личности, как я. Хотя, по большому счету, мне было наплевать, что подумают обо мне представители других рас, ведь итог один - меня все равно будут ненавидеть и бояться.

Жжение в груди становилось все настойчивее, эктраль требовала наполнения энергией. Вылетев из купальни, на ходу захватил одежду и, соединив магию меча со своей, отдался власти зова, выбросившего меня под сень чернильно-звездного неба. В этом мире была ночь, такая непривычно тихая и светлая… Вернее, я не сразу понял, что свет исходил от воды. Источник жизни был пропитан силой настолько, что ее избыток смешивался вместе с тяжелыми потоками, создавая поистине прекрасное зрелище. Я оглянулся по сторонам, пытаясь найти место, куда упала эктраль, а потом увидел ее… и время остановилось, замерло вокруг меня пульсирующей сферой.

Это был не сон, не наваждение. Я видел ее… Видел каждую линию ее манящего белизной тела, спорящего с гибкостью и плавностью льющихся на него струй. Она вся была словно соткана из света и воды, такая чистая и безупречная, как грани сверкающего на солнце кристалла. И я, подобно геккону, околдованный ее невинной грацией, пополз навстречу, отбросив меч, одежду, оружие, не заметив, что стою в воде уже по пояс. В этот миг для меня перестало что-либо существовать, кроме этой восхитительной златокудрой тэйры, купающейся в Озере Жизни. Я не мог оторвать взгляда от тонких прикрытых век, рассеянной улыбки, блуждающей по ее лицу. Она была такая естественная и настоящая в своей первозданной наготе. Струи воды нежно ласкали ее изогнутую шею, упругую круглую грудь, гладкие атласные бедра, и кровь начала закипать у меня в жилах. Не помню, чтобы когда-нибудь желание, проснувшееся во мне, было настолько сильным, что причиняло почти боль, я не помню когда я вообще чувствовал к женщине что-либо подобное. Я не помню, когда я чувствовал хоть что-то, кроме разъедающего мою душу холода. А эта… Она будила внутри меня что-то безумное, огненно-дикое, тлеющее еще не разгоревшимся пожаром.

Она медленно повернула голову и открыла глаза – ярко-синие, пронзительные, сияющие, словно две утренние звезды. Хрупкие ветви рук стыдливо прикрыли обнаженную красоту, и во мне проснулся зверь…

Я срываюсь с места, желая поймать… дотронутся… впиться губами в эту белоснежную грудь… сделать своей. Вода мешает двигаться так быстро, как хотелось бы, оплетает мои ноги своим вязким течением, и синеглазый призрак прячется за толщей сверкающих струй. Я вваливаюсь в грот, предвкушая, как сейчас проведу рукой по ее шелковой коже, закрою глаза и вдохну ее запах, но меня встречает лишь каменная пустота безликих стен.

Как такое может быть!? Куда она исчезла!? Ярость застилает мои глаза кровавой пеленой, и мне хочется заорать, раскрошить все вокруг. Что происходит? Я не сошел с ума… Она только что была здесь. Это не может быть иллюзией… Ринулся обратно, замер, зорко вглядываясь в медленно колышущиеся волны. Я ждал… ждал, что сейчас, разорвав сияющую гладь, вскинется над водой ее пленительный силуэт. Но время шло, а одиночество священного чертога нарушал только я, таким неправильным и резким диссонансом возвышаясь над ним. Это было глупо - умом я понимал, если бы она нырнула и скрывалась под водой, то, как любому обычному существу, ей уже начало бы не хватать воздуха. Если она действительно обычная… если она настоящая, а не плод моего больного воображения.

Проклятая Эгла, неужели мучающее меня видение - это твоя месть за то, что посмел бросить вызов судьбе? И злость заполняет меня до краев, ищет выход, царапается внутри меня неуклюжим чудовищем, она сильнее нестерпимого зуда внутри, зуда, заставляющего меня вспомнить кто я есть и зачем я сюда пришел, потому, что это я забыл про эктраль, но она не забыла про меня. Выбрасываю руки и жадно пью силу, хочу, чтобы она опустошила меня полностью, вымела из моего разума безумие, следующее за мной, как тень, хочу, чтобы погасила во мне искры зарождающегося пожара, выжигающие мне душу. Привычный холод скользит по коже, струится по венам, заполняет собой, но почему-то не приносит мне облегчения. Что ты сделала со мной, синеглазая? Кто ты? Почему не могу забыть? Почему, закрывая глаза, вижу тебя, обнаженную, в лучах света, и сердце бешено бьется где-то в районе горла, а тело горит огнем?

Судорожно сжимаю кулаки, обрывая потоки идущей из глубины озера энергии, осознавая, что в этот момент эктраль напоила себя необходимой силой сполна. Я чувствую сотворяющий камень, понимаю, что он где-то рядом, но не вижу. Что происходит!?. Может, ты знал и об этом, отец?.. Знал, и спрятал от меня эктраль, чтобы я больше не делал глупостей?

Хочется выругаться - зло, грязно, но вряд ли это поможет, я не могу стоять столбом в этом озере бесконечно, надо уходить. И все же я медлю, пристально всматриваясь в бирюзовые воды. И уже не знаю, что пытаюсь там отыскать – то ли девушку с осыпавшимся на плечи каскадом золотых волос, то ли эктраль, вечно зовущую меня в дальнюю дорогу.

Черные заснеженные утесы молчаливо и безразлично взирают на мое смятение. И в их окружении я не так отчетливо ощущаю вымораживающий меня изнури холод. Мы с ними чем-то похожи, они такие же бездушные и каменные, как я. Мне здесь нравится и, закрыв глаза, я падаю лицом на снег. Снежинки медленно кружат надо мной, укрывая мои волосы и плечи пушистым ледяным пледом, и вскоре нельзя понять, где кончается белый покров, а где начинается мое присыпанное метелью тело.

Одинокая звезда в вышине смотрит на меня с молчаливым укором, и ее свет острым ножом кромсает мне душу. Как избавиться от поселившейся в ней тоски? Я так долго ничего не чувствовал, я привык… нет боли, нет сомнений, нет глупых иллюзий и страстей, раздирающих мозг и выедающих сердце. А теперь это…

Она каким-то невероятным образом оживила во мне давно забытые воспоминания. Теплые мамины руки перебирают волосы на моей голове, так хорошо… Сквозь полудрему я слышу ее нежный голос - тихий и светлый, он поет мне колыбельную. И сны… волшебные… с летящими по небу кораблями, парящими в облаках огромными птицами. Как давно я не видел ничего подобного… Сколько я пролежал так? Наверное, долго, потому что превратился в большой сугроб, белый и чистый. Чистый… да во мне грязи и дерьма больше, чем во всем этом полуразрушенном мной мире.

Глупая, примитивная, со своим нелепым синим солнцем и единственной звездой, она не дает мне покоя. Не хочет меня отпускать… Зачем я снова вернулся в этот мир? Что пытаюсь найти? Я лжец и притворщик, потому что убеждаю себя, что хочу отыскать следы эктрали, а на самом деле я пришел сюда не за этим, и ищу другие следы - легкие, воздушные, принадлежащие синеглазому призраку. Я болен… Заражен безумием, и оно медленно расползается уродливым краггом по моему рассудку, опутывая своими щупальцами, въедаясь в мой мозг.

Я встаю, стряхивая с себя снег и, прорезав мечом пространство, выхожу к Озеру Жизни.

Ничего не изменилось с тех пор, как я покинул его чертог: осколки разрубленных мною Камней Судьбы жалкими останками валяются по периметру круга, поваленные деревья, желтая трава и озеро, высохшее наполовину. Глупец… Что я надеялся здесь увидеть? Взгляд вдруг вылавливает повисшую на камне тряпку, и что-то внутри меня взрывается фейерверком еще до того, как я начинаю понимать, что это женское платье. Я видел его на златокудрой тэйре. Вдыхаю запах, и у меня сносит голову, как у кобеля, почуявшего течку у сучки. Ее платье… Я не сошел с ума. Она была здесь… Она была здесь!? Значит, на Вайолеттоне в озере тоже была она… И в Арзарии в лесу…

Мысли в моей голове, наконец, начинают возвращаться на свои места, упорядоченно раскладываясь по полкам. Если она действительно существует, то ее внезапное исчезновение можно объяснить только способностью пересекать пространство. Как ей удается путешествовать между мирами? Кто она? Где теперь? Первый раз я видел ее в Арзарии… Меч в руке раскаляется добела, повинуясь молчаливому приказу, и шагнув на проложенный путь, мои губы непроизвольно расползаются в жесткой ухмылке. Правителю Арзарии придется многое мне объяснить…

Я понял, что все пошло не так, как только сделал первый шаг на ступени дворца. Тревога и ощущение западни были практически осязаемым, ими пропах весь воздух вокруг… И я чувствовал этот запах – запах холодной стали, желающей напоить моей кровью свое заточенное нутро… Наверное, так дикий зверь чует выставленные на него капканы. Никогда не пользовался силой напоказ - слишком опасно, никто не должен знать, каковы пределы моих возможностей на самом деле, но в данной ситуации выбор у меня оставался небольшой. Я пришел один, а арзаров целая армия. Дворец был напичкан воинами, как пустыня Оддегиры песком, и то, что они прятались за каждым выступом и колонной, не означало, что я их не видел.

Они бросились все разом, как остервенелые шавки, повинующиеся громкому приказу «Фас», и так же разом были размазаны по стенкам ударной волной моей магии. Силу подхлестнула бурлящая во мне ярость, и теперь я просто давил мечников, как мух, едва они успевали дернуться в мою сторону. Понимание того, что их попытка меня остановить смехотворна и ничтожна, пришло к ним слишком поздно, когда лестница за моей спиной уже превратилась в свалку искореженных тел.Из добычи я превратился в охотника и, кажется, вошел во вкус, потому что уничтожал вставших на моем пути не только магией, но еще и мечом.

Дверь в тронную залу вынес одним ударом, и отлетевшие в стороны створки повалили и накрыли толпившуюся за ними охрану, избавив меня от лишних телодвижений. Сейчас я контролировал каждый вздох, направленный в мою сторону, но к тому, что сам првитель Арзарии бросится на меня, как гремучая змея, оказался не готов. Убивать нынешнего главу Альянса в мои планы не входило. Я поймал его, летящего на меня в диком прыжке, выбив меч, схватил за горло, пригвоздив к стене.

Мой вопрос «Кто она?», и его «Где она?», прозвучали почти одновременно, и мы уставились друг на друга, свирепо оскалившись и тяжело дыша. Надо отдать должное Видерону, мало кто осмеливается открыто и без страха смотреть мне в глаза, а он не просто смотрел, он пытался убить меня своим взглядом.

- Где она, проклятый демон? – яростно прошипел Тайрон. - Что ты с ней сделал, тварь? - правитель Арзарии либо буйнопомешанный, если позволяет себе так разговаривать со мной, либо… буйнопомешанный. Пожалуй, я даже не убью его, настолько интересно, что могло довести главу лиги до такого состояния.

- Надеюсь, ты потрудишься объяснить, Тайрон Аэзгерд Видерон, что заставило тебя нарушить соглашение и напасть на повелителя Оддегиры, пришедшего к тебе с миром и без охраны, - мой спокойный голос в тишине тронного зала прозвучал резко, как раскат грома.

- Ты нарушил соглашение первым, - плевался ядом арзар. - Ты напал на Нарию – мир, входящий в Альянс. Я уже подал протест собранию лиги. Ты ответишь за это.

Вот же… Проклятье, я и забыл, что этот придурок собирался взять в жены наследную тэйру Нарии. Очевидно, вся его истерика именно из-за нее.

- Не припомню, чтобы ставил свою подпись на документе, разрешающем вступление Нарии в Альянс Ррайд. Собственно говоря, не припомню, чтобы я вообще видел такой документ, - от моей наглости у правителя Арзарии начинается дергаться глаз.

- Я давал тебе его лично в руки.

- А свидетели у тебя есть?

Лицо Тайрона медленно бледнеет и, кажется, до него начинает доходить, какую он совершил ошибку, передав документы мне, а не отправив их с официальными представителями кварду. Он ничего не докажет. А даже если и так, то он мог предъявить мне обвинения только в том случае, если бы успел взять в жены наследницу Нарии. Но нет тэйры – нет свадьбы, и нет условий, по которым Нария могла бы требовать защиту Альянса. Я все рассчитал верно.

- Я заставлю квард наказать тебя, иначе подниму против тебя все миры, входящие в лигу, - в словах правителя Арзарии столько кичливого пафоса, что это вызывает у меня улыбку. Разжав руку, позволяю ему съехать по стенке и отдышаться.

Глупец, надумал мне угрожать? Что ж, тем приятнее будет спустить его с небес на землю.

- Твоя лига, Тайрон Аэзгерд, обязана своим существованием мне. Это я предложил Оддерону создать альянс миров, чтобы не воевать с ними, а получать еду, золото и ресурсы как откуп за ненападение. Потому что все, чего хотел отец - это поработить все ваши расы и подчинить себе спектр Ррайд полностью. А теперь ты вздумал пугать оддегиров войной? Да они будут счастливы вытянуть свои танторы из ножен, потому что воевать и убивать - это единственное, что они умеют делать. Давай, брось мне вызов, и от твоей Арзарии уже завтра не останется камня на камне.

Смысл моих слов, кажется, начинает доходить до Видерона, он обреченно опускает голову, а потом поднимает, уставившись на меня безумными глазами.

- Продай мне ее… Я выкуплю за любые деньги. Я дам столько, сколько попросишь.

- Не понимаю, о чем ты? – мне кажется, или правитель Арзаров помутился рассудком?

- Продай мне мою невесту, - теперь уже почти умоляет Тайрон. – Твои воины ведь взяли ее как рабыню?

Мои слова обрушиваются на него как приговор.

- Оддегиры не брали пленников с Нарии. Твоя невеста мертва, правитель Тайрон.

Мне даже жаль его: если до встречи со мной он еще тешил себя иллюзиями, то сейчас просто осознал, что его женщины больше нет. Но я пришел сюда не за тем, чтобы кого-то жалеть. Мне наплевать и на убитого горем правителя Арзаров, и на его мертвую невесту, я пришел получить ответы на вопросы, и без них не уйду

- Ты соврал мне в прошлый раз, Тайрон Аэзгерд Видерон Арзарийский. Но я милостив, и даю тебе второй шанс. Кто та златокудрая девушка, которую я встретил в священном чертоге твоего дворца?

Он смотрит на меня, как на ядовитую змею, широко раскрыв глаза и недоуменно раскрыв рот.

- Как она попала сюда? Что делала на Нарии? Как перемещается между мирами? И где она теперь?

Правитель Арзаров несколько секунд молча разглядывает мое лицо, и вдруг заходится диким хохотом, катаясь по полу, задыхаясь, дергаясь, как параличный. Смех переходит в безумную истерику, и я с омерзением смотрю на ополоумевшего мужчину, валяющегося у моих ног. Проклятье, похоже, он действительно тронулся умом, и теперь я вряд ли добьюсь какого-нибудь внятного ответа от полудурка. Сплюнув в сердцах, направился к выходу, слыша в свою спину все тот же идиотский смех. Он звучал у меня в ушах даже тогда, когда я покинул пределы дворца и шел мимо шарахающихся от меня арзаров. Дошло, наконец, что один я еще опаснее, чем в сопровождении квилона. Они опускали глаза и склоняли головы, пока я, безразлично наблюдая за их паникой, гордо расправив плечи, шествовал к священному чертогу.

Не знаю, какую зацепку я пытался найти, но ее здесь не было - ничего, чтобы могло меня натолкнуть на след златовласки. Единственным доказательством ее существования было платье, найденное на Нарии, хотя я теперь был не уверен, принадлежало ли оно ей или какой-то другой девушке, возможно, оставившей его там раньше. Но одну закономерность я все-таки уяснил. Все три раза она неизменно появлялась у мест сосредоточения силы, а значит ей для чего-то необходимо приходить к Озерам Жизни. Что, если она, как и я, пьет энергию миров?

Нет… такого быть не может. Ее нежное и хрупкое тело просто разорвало бы от такой мощи. Здесь что-то другое… Магия? Возможно. Сила и магия миров сплетается в таких местах наиболее плотно, и, вероятнее всего, ей нужна именно магия… Знать бы, какая… Непонятным остается только одно: как она путешествует между мирами? Если с помощью артефакта, то был бы заметен портал, но она ушла сквозь пространство так незаметно, словно ветер в открытое окно. Такое неподвластно даже мне. Забавно. Еще забавнее будет, когда я ее найду. А я найду… Теперь я знаю, где тебя искать, синеглазая…

Я не знаю, сколько времени провела в этом мире. Ночи здесь длились долго, а дни проходили быстро и однообразно. Уходить далеко от источника я боялась. Несколько раз к воде приходили огромные животные - лохматые, клыкастые, с широкими копытами на длинных ногах, и хотя с виду было не похоже, что это хищники, желания испытывать судьбу все равно не возникало. По берегам реки росли колючие кустарники, усыпанные черными длинными ягодами - есть я их стала только после того, как увидела, что севшие на ветви птицы беззаботно склевывают их, не опасаясь отравиться. Ягоды, время от времени падающие на землю сладкие плоды и вода были моей единственной пищей, но я не жаловалась - это лучше, чем совсем ничего.

Теперь я действительно была больше похожа на дикую сарну, чем на высокородную тэйру. Волосы, не знавшие гребня одним духам известно сколько лун, превратились в буйную гриву, несмотря на то, что я их мыла каждый день. Руки и ноги я исцарапала, когда лазила по деревьям и собирала ягоды. Подол сорочки местами был похож на лохмотья, но я ей была благодарна хотя бы за то, что она все еще стоически держалась у меня на плечах, не давая остаться совершено раздетой. Тепло источника помогало не мерзнуть и не болеть - я приноровилась спать в каменной нише за стеной водопада, натаскав туда пучки травы и широких, мягких листьев какого-то растения, похожего на рангору. Мне начинал нравиться этот странный, неизведанный мир. Иногда, когда ночью не могла уснуть, я взбиралась по камням на вершину источника, и долго смотрела в фиолетовое ночное небо, усыпанное звездами. Они напоминали мне Нарию, по которой я так скучала. Мне было неизвестно, какие существа населяли этот мир - за все время моего пребывания здесь я видела только животных. А когда залезала наверх, пытаясь посмотреть, есть ли поблизости какие-нибудь строения, видела вокруг лишь высокие скалы и простирающийся зеленым ковром лес. Я, наверное, могла бы жить здесь вечно, и рано или поздно превратилась бы в лесной дух - дикую найру, сказки о которой нам с Мирэ так любила рассказывать матушка, но это случилось снова…

Я спала, когда вокруг меня красными клочьями стали расползаться крылья тумана, и даже понять не успела, что происходит, как оказалась втянута в вязкую воронку, выбросившую меня посреди густого леса. Поднявшись на ноги, попыталась определить по стволам деревьев месторасположение. Хорошо, что я с детства ориентировалась в лесу лучше, чем в коридорах и залах дворца, и знала, что мох всегда растет с северной стороны. Выбрав южное направление, я пошла вперед наугад.

Вскоре ухо уловило отчетливый шум воды, и это радовало – без еды я какое-то время продержусь, а вот без питья нет. За верхушками деревьев показалась яркая полоска неба, а следом и огромная поляна, окруженная высокими черными камнями, за которыми виднелось озеро с чистейшей, как лазурь, водой и бьющими в него одновременно несколькими ключами. У берегов водоема росли заросли орешника, и, едва завидев их, я помчалась, как стрела, собрать хотя бы немного еды, пока меня не утащило в очередную дыру в пространстве и я снова не осталась голодной. Орехи были крупными и тяжелыми, и рук стало катастрофически не хватать. Подняв подол рубашки, начала быстро сбрасывать плоды туда.

Что-то теплое капнуло на плечо, заставив вздрогнуть, а потом обернуться. Руки разжались сами собой, отпуская ткань, а орехи с громким щелканьем рассыпались по земле большими коричневыми бусинами. На меня, раззявив громадную пасть и истекая слюной, смотрело уродливое чудовище с туловищем змеи и головой лура. И как-то у меня даже сомнений не возникло, что пообедать он пришел явно не орешками. Гулко сглотнув, сделала осторожный коротенький шаг в сторону. Монстр скосил узкие зеленые глаза, и из его пасти вывалился черный раздвоенный язык, а затем он, гибко качнувшись на своем хвосте, как маятник, бросился вперед, пытаясь откусить мне голову. Зубы клацнули в дюйме от моего уха, подняв зловонной волной волосы у виска. Отскочив в сторону, я зацепилась ногой за выступающий из-под земли корень и неуклюже шлепнулась на спину. Жуткая гидра хищно, утробно заурчала, почуяв легкую добычу. Оскалив длинные ряды клыков, чудовище отогнулось назад, готовясь к атаке, и…

В воздухе со свистом пронеслось что-то, неуловимое глазу, и это что-то на полном ходу снесло голову так и не успевшему дернуться чудищу. Она подскочила, как мяч и, подпрыгивая на неровных уступах склона, скатившись вниз, упала в озеро, а туловище, орошая траву бурой липкой жижей, продолжало огромным червем извиваться у моих ног. Это выглядело так жутко, что мне до почечных колик захотелось отодвинуться назад, подальше от дергающегося рядом со мной обрубка.

Но отползти почему-то не получилось - спина уперлась во что-то твердое. Лучше бы меня сожрала дикая тварь, потому что, задрав вверх голову, я обнаружила нависавшего надо мной Эйриса Морганаа. Под его тяжелым взглядом я почувствовала себя маленькой лягушкой, которая через мгновенье исчезнет в бездонном клюве длинной прожорливой цапли. Он стоял и ехидно ухмылялся, широко расставив ноги, сложив на необъятной груди свои здоровенные ручищи, в то время, как моя несчастная спина благополучно вытирала его сапог.

- Допрыгалась, синеглазая, - низко и хрипло протянул он.

Желание дать деру было таким сильным, что, наверное, он прочитал это по моему лицу. Склонив голову, он предупредительно покачал ей, опалив меня оплавившимся серебром своего взгляда, а потом замер и вдруг тихо прошептал:

- Не двигайся.

Дальше все происходило так стремительно быстро, что мои глаза не успевали следить за сменой событий. Он сгреб меня с земли одним ловким движением и буквально забросил себе за спину. Я не поняла, в какой момент очередное чудовище успело выползти из леса и броситься на нас, но когда я, испуганно проморгавшись, уставилась на Морганаа, оно уже болталось, зажатое в тисках широченной ладони оддегира и, видимо, сильно сожалело, что так неосмотрительно решило им закусить. Моргана резко дернул рукой, свернув незадачливому монстру шею и, отбросив его в сторону, словно шнурок, вытянул меч. Собственно говоря, зачем ему понадобилось оружие, я поняла только тогда, когда крутанув его со скоростью звука, в стороны от него откатились еще две разрубленные пополам твари. Боги, они лезли изо всех уголков.

Похоже, в этом мире, кроме этих жутких существ, отродясь ничего другого не водилось. А то, что водилось, было давно ими сожрано, иначе они с такой прытью не пытались бы, отталкивая друг друга, добраться до повелителя песков. Нет, я вообще-то была не против, когда они рассматривали его в качестве сочного окорока, где-то я их даже понимала, но вот то, что они приправой к основному блюду видели меня, как-то выходило за рамки моего представления о вкусной и здоровой пище. А Эйрис явно не собирался доставаться им на завтрак, на ужин, или на обед - не знаю, когда они там в последний раз ели, потому что Моргана безжалостно кромсал их длинные извивающиеся тела, и скоро их нагромоздилась у его ног целая гора.

Точно не знаю, то ли грозный оддегир перебил всех тварей в округе, то ли до них наконец дошло, что эта еда им не по зубам, и они расползлись по своим норам, но спустя какое-то время Моргана замер и, тяжело дыша, опустил свой меч острием в землю. Ждать, пока он повернется и приставит его к моему горлу, я не стала, как и утруждать себя прощанием с оддегиром. Придя наконец в себя от пережитого ужаса, я разомкнула линии сумрака и ушла в подпространство. Он поворачивался медленно и с достоинством. Так двигаются облака над незыблемыми вершинами гор - безмятежно и неторопливо, зная, что как бы высоки не были их каменные стены, им все равно не дотянуться до величия небес. И внезапно все его спокойствие взорвалось, как низвергающий лаву вулкан.

Он закричал настолько громко, что у меня чуть не полопались барабанные перепонки. Моргана был не просто зол, он был в бешенстве, скрежетал зубами так, что у меня самой свело челюсти от боли.

- Где ты? – яростно орал он, размахивая налево и направо своим мечом. Клинок со свистом перерезал стволы деревьев, находившихся рядом, и они, противно скрипя, тяжело завалились на бок, едва не придавив самого Эйриса. Он успел отскочить от падающего на него дерева в сторону и недоуменно уставился на устроенный им лесоповал, потом стал что-то резко, отрывисто выкрикивать на непонятном языке, и судя по выражению его лица, он ругался: грязно, зло, он сквернословил, проклиная всех богов и Эглу на чем стоит свет.

Не знаю, почему, но в этот момент оддегир не вызывал у меня страха, наоборот, глядя на него – взъерошенного, свирепого и буйного - мне хотелось смеяться. Не притронувшись к нему и пальцем, я довела грозного повелителя пустыни, пугающего все миры спектра Ррайд, до состояния помешательства. Совершенно детская и глупая мысль промелькнула в моей голове: а что, если на секунду выйти из сумрака, дернуть его за собранные в хвост косы или щелкнуть по носу, и вернуться обратно. Забавно было бы посмотреть на его лицо в этом случае. И я стала хихикать, как дурочка, представив, как смешно будет крутиться великан, пытаясь понять, что же произошло.

Идея свести с ума Эйриса Морганаа в этот момент показалась мне такой привлекательной, что я даже трястись стала от предвкушения. Но это было ошибкой. Злить повелителя Оддегиры было также опасно и глупо, как дергать свирепого лура за ухо. Его обманчивое сумасбродство длилось ровно мгновенье. Через секунду у Озера Жизни снова стоял спокойный и собранный истукан, бесчувственный и незыблемый, как ледяной торос. Тяжелым, холодным, взглядом он скользнул по округе, потом откинул ногой лежащий у него на пути труп монстра, и неспешно пошел к озеру. Воткнув меч в землю, он опустился на одно колено и, прижав ладони к земле, стал стремительно наполнять себя силой.

Это опять повторилось…

Магия камня, влезшего, как вор, в мое тело, впитывала в себя энергию этого мира одновременно с жадно пьющим ее оддегиром. Что-то менялось в моем теле - тонкая вязь рун появилась на моих запястьях, поднялась по локтям, доползла до предплечий. Сияющие линии опутывали мое тело сетью непонятных символов и знаков, одевая в себя словно в тончайшее кружево. Сила лилась в меня бесконечной рекой, и мне казалось, что ее мощь отрывает меня от земли, наделяя крыльями и властью, не принадлежащей простому смертному.

Что-то бесконечно-божественное было в этом струящемся во мене эфире, настолько древнее и могущественное, что не хватило бы и всей жизни, чтобы постичь его суть. И эта магия медленно и неотвратимо сплетала мою судьбу с ненавистным мне оддегиром: я чувствовала это кожей, кровью, бегущей по венам, каждой клеткой своего тела, ощущала гулкие удары его бьющегося, как молот, сердца, словно была с ним одним целым.

Эйрис разорвал поток резко, быстро, вскинувшись над чертогом черной тенью. Сияющие руны, расписывающие наши тела, потухли одновременно, как и не было. Он обернулся, серебряные косы взвились змеями, тонкими ручейками поползли по плечам. Гордо вскинув голову, Моргана бесстрастно смотрел куда-то сквозь меня. Оддегир был невозможно красив в своей величавой силе… не оторвать глаз. Почему-то он так мне напомнил статую бога земли и неба – Антора - из храма высших, что захотелось упасть на колени в слепом преклонении и коснуться рукой его священных одежд.

Меч в сильной руке стал менять цвет, наливаться красным, рдеть жаром, будто его опустили в тлеющее горнило. Острие полыхнуло слепящим белым и резануло воздух, распоров пространство. Узкая полоса света устремилась вдаль, так, будто кто-то услужливо бросил к ногам этого неустрашимого воина ковровую дорожку. Он резал своим оружием двери в пространстве, прокладывая в нем путь без особого труда и усилия.

Кем был этот странный могучий мужчина?

У меня не было ответа на этот вопрос, но внезапное понимание того, что он не оддегир, пришло так явственно, словно кто-то незримый подошел и тихо шепнул мне эту тайну на ухо. А еще на меня вдруг снизошло озарение, что кем бы этот мужчина ни был, но он сейчас покинет этот мир, наполненный жуткими кровожадными тварями, а я останусь. И это было как гром среди ясного неба. Что я здесь буду делать? У меня нет ни его силы, ни его ловкости, ни его меча. Как долго я смогу не выходить из сумрака, прежде чем он начнет затягивать меня? Где я здесь буду жить? Да меня сожрут, как только он закроет за собой проход. Только страхом смерти и инстинктом самосохранения я могу объяснить себе, зачем я шагнула за оддегиром следом.

Свет ударил по глазам, а затем сумрак стал сворачиваться вокруг меня смертельной удавкой. Что-то пошло не так… Линии подпространства искривились, завиваясь в спираль, стали выкручивать мое тело, как прачка постиранное белье. На пределе собственных сил я вывернулась из коловорота и, разомкнув сумрак, провалилась в бездну. Падение было стремительным и болезненным. Все внутренности завязались в крепкий узел, а потом, ухнув где-то в районе горла, ударились оземь, да так, что у меня искры из глаз посыпались. Я совершила ужаснейшую ошибку: подстегиваемая страхом, я забыла прописную истину, что линии пространства и подпространства, накладываясь друг на друга, искривляют магический фон. Я могла погибнуть, раздавленная точкой излома, и это чудо, что мне удалось выскользнуть из пространственной спирали. Руки и ноги мелко трусило от напряжения и боли. Легкие горели огнем. Не хватало воздуха, и во рту скребло так, словно туда насыпали битых стекол. Все плыло и кружилось перед глазами. Мне с трудом удалось встать на колени и проползти пару шагов, прежде чем черная пелена мрака окончательно затянула в свой коварный капкан. Последнее, что я видела, падая в топкие объятия забытья - качающиеся высоко над моей головой темно-синие листья деревьев и слепящие лучи ярко-желтого солнца, льющиеся сквозь рваные прорехи в кронах.

Сказать, что я был зол, когда вышел из пути на белые пески Оддегиры, значит, ничего не сказать. Зараза… Она снова удрала от меня! Хитрая паршивка воспользовалась тем, что проклятые траккады сползлись на наш запах, и пока я рубил их мерзкие рожи, она бесшумно слиняла, даже не поблагодарив, что спас ей жизнь! Какого драгга она делала в этом кишащем отбросами и ядовитыми тварями мире? Она выглядела странно - как дикарка, собирающая орехи, в рваных белых лохмотьях, с гривой золотых волос, солнечным ореолом окружавших ее восхитительное лицо. И даже такая, похожая на лесной дух, она была настолько красивой, что у меня снесло башку, как только увидел ее.

Руки зудели от желания прикоснуться к бархатистой нежности ее кожи. Еле сдержался, чтобы не схватить ее и не прижаться носом к ее гибкой шее, как голодная собака, учуявшая мясо. Она смотрела на меня снизу вверх своими распахнутыми синими глазами-звездами, маленькая испуганная девочка, выворачивающая мою душу наизнанку. Теперь я знаю, что она не плод моего больного мозга. Теплую и живую, ее до сих пор помнят мои ладони. Нужно было привязать ее, накинуть силовой аркан, чтобы не могла дернуться, пошевелить пальцем, пока я убивал ползучих монстров. Поймаю - запру в самой высокой башне… посажу на цепь хрра… надену сотни сдерживающих браслетов. Буду целовать до тех пор, пока на ее теле не останется живого места, не помеченного мной.

Мысли рисовали мне яркие картины: открытая и нагая, она лежала подо мной, с рассыпавшимися по одру волосами, с влажными, зовущими губами, и я замер, переводя сбившееся дыхание, унимая разливающийся в паху ноющий жар. Какого?!. Не понимаю, что со мной, это бесит настолько, что хочется найти первого попавшегося под мою горячую руку и вколачивать в его лицо кулак, пока он не начнет захлебываться слюной и кровью.

- Эйрис, - окрик Анрана заставляет остановиться, с досадой вздохнуть, поворачиваясь к старейшине.

- Светлых дней, мудрейший, - натянув вежливую улыбку, смотрю в мутно-белые глаза хранителя кварда.

- Я хотел поговорить с тобой, повелитель, - старик кладет свою иссушенную, как желтый пергамент, ладонь на мою руку, осторожно сжимая ее тонкими пальцами.

- Говори, мудрейший. Ты же знаешь, мое сердце всегда открыто для твоих советов.

Хитрец наклоняет голову, и его морщинистое лицо трескается каменной крошкой в расползающейся улыбке.

- Не здесь, мой мальчик. Ты ведь слышал, и у песка есть уши, а ветер часто уносит ненужные слова за самые дальние барханы пустыни.

Анран спокоен и расслаблен, но старик никогда не стал бы меня тревожить по пустякам. За его лукавой усмешкой прячется мудрость веков этого выжженного солнцем мира.

- Почту за честь, если ты будешь сегодня гостем в моем доме. Стены моего дворца защищены песчаными духами. Нас никто не услышит. К тому же у меня залежалась бутылка старинного ллайра. Не было достойной компании, чтобы оценить его изысканный и тонкий вкус.

Анран довольно жмурится, вдыхая носом знойный воздух. Я помню о его маленькой слабости к старинным напиткам.

- Умеешь ты порадовать старика, - старейшина берет меня под руку, величаво шествуя по белым плитам, и я подстраиваюсь под его размеренный степенный шаг.

- Ты стал часто брать с собой священный меч, повелитель, - как бы невзначай обороняет Анран, скользнув нарочито безразличным взглядом по ключу миров за моей спиной. – Это так необходимо? – в его словах за видимым праздным любопытством скрывается тонкий намек. Я слишком хорошо знаю хранителя, он никогда не бросает пустых слов на песок.

- Миры Ррайд требуют моего постоянного контроля. Ты же знаешь. Меч открывает пути быстрее и эффективнее артефактов. У меня нет времени строить порталы.

Старик легонько похлопывает рукой по моему плечу, согласно кивая седой головой.

– Знаю, Эйрис. Знаю.

Мы останавливаемся у входа в Светлый Зал дворца, и духи золотым туманом поднимаются у моих ног.

- Отнесите нас в мой шшаррхад.

Мерцающая пелена обволакивает наши тела мягким сиянием, через секунды выпуская на белый маргант сверкающего пола покоев повелителя Оддегиры.

Щелчок моих пальцев звучит в тишине стен негромко, но этого достаточно, чтобы вереница рабынь мгновенно потянулась в комнату, уставляя стол водой, фруктами и мясом.

Анран величественно усаживается в кресло, вытягивая свои длинные худые ноги, пока я достаю из тайника бутылку ллайра.

- Почему ты вспомнил о мече, мудрейший?- я задаю вопрос только тогда, когда золотая пыль духов осыпается по стенам, делая их непроницаемыми для любого желающего подслушать наш разговор.

- Потому что меч - собственность Оддегиры, а не твоя. Ты лишь его хранитель, - старик неспешно потягивает изумрудный напиток, блаженно прикрыв глаза, удовлетворенно выдохнув. – Изумительный ллайр, – произносит он, салютуя бокалом.

- Ты не стал бы мне об этом напоминать, мудрейший, если бы тебе об этом не напомнил бы кто-то другой. Не так ли? – хитро прищуриваюсь, поймав лукавый взгляд оддегира.

- Ты проницателен, мой повелитель, - довольно шепчет он. – Тахар.

-,Гаденыш… Укоротить бы ему его длинный язык, - бормочу я, и рука непроизвольно сжимается на эфесе меча, стоящего у моих ног.

Я заложник идиотского закона Оддерона, присвоившего этому миру меч моего отца. Если бы только этот тупой вояка только знал, какую силу в себе таит на самом деле этот клинок, возможно, оставил бы его себе. Невовремя… Так невовремя Тахар открыл свой рот.

- Ты зря наживаешь себе врага в лице Ривердол, - задумчиво произносит Анран. - Он молод, и по верховенству крови золотая квинта эордов с ним считается. Приходит время молодых, и скоро их будет в кварде большинство. У тебя много завистников, Эйрис, ты получил престол не по праву крови, а по вердикту Шаа, и если ты оступишься и квард не поддержит тебя, ты можешь лишиться власти. Айгард своего не упустит.

Я опустился в кресло напротив старейшины, пряча за неспешным распитием ллайра свою крайнюю заинтересованность.

- Мне в руки попала занятная бумага, - безмятежно продолжил Анран. - Протест главы Альянса Ррайд. Тебя обвиняют в нарушении мирного договора. Я пока спрятал его в долгий ящик, но если Тайрон Видерон будет настаивать, я не смогу скрывать этот факт от эордов. И тогда Тахар спустит на тебя всех песчаных хрогов.

- Я действовал в интересах Оддегиры, - я подаюсь корпусом к старику, смело глядя в его лицо. - Мне было пророчество Шаа. Оракул сказал, что Нария угроза для мира песков.

- Я верю тебе. Но поверят ли другие? – белесые глаза Анрана спокойно выдерживают мой свирепый взгляд.

- Что ты предлагаешь?

- Ты можешь перетянуть мальчишку на свою сторону самым древним и проверенным способом, - улыбка хранителя становится узкой и хищной. - Соедини себя с Тахаром узами родства. Возьми в жены его сестру.

Меня передергивает от омерзения.

- Проще жениться на ядовитой гадюке, чем жить с Наэли. Капризная, избалованная сука.

- Ты боишься женщины, повелитель? – усмехается Анран.

- Нет, - зло выплевываю я. – Боюсь, что придушу ее в первую же луну.

- Подумай над моими словами. Браком ты заткнешь Айгарду рот и укрепишь свое положение кровью. Тебе от жены всего-то и нужен, что наследник. Получишь его, и можешь забыть о ее существовании совсем. У тебя столько гетер, что пустовать твое ложе никогда не будет.

Тяжело вздохнув, я поднимаюсь с места, уставившись в открытый проем окна. Алый закат разливается пурпуром по белым стенам Каддагара и серебряным коврам песков. Ветер вздымает пыльные воронки, шевелит песчаные барханы за каменными хребтами, словно волны бескрайнего океана. Все так не вовремя… И эктраль пропала… Сколько витков еще осталось до выхода ее к вратам миров? Я не знаю. Я должен продержаться.

- Я подумаю над твоими словами, мудрейший.

Старик молчит, но я знаю, что когда повернусь, увижу на его лице понимающую улыбку.

- Не стоит так огорчаться, Эйрис, – Анран заходит за мою спину, а затем, став рядом, смотрит на вечерний пейзаж за окном. – Брак лишь вынужденная мера. Он ни в коей мере не ущемит твоей свободы. У женщин оддегиры нет права голоса, ты же знаешь. Тебе ведь все равно однажды придется найти себе пару. Так почему не Наэли? К тому же, насколько могу судить, она красива.

- Красива, - хмуро соглашаюсь я, не отводя взгляда от песчаных барханов, перекатывающихся в сереющей дали. Серебристые вихри кружат затейливый танец на их навершиях, и в его беспорядочном такте мне чудится тонкая фигура в белом, с реющим за спиной шлейфом золотых волос.

- Завтра квард, - тихо произносит старик. – Будь осторожен, Эйрис.

- Спасибо, Анран. Я не забуду.

- Не стоит благодарности. Дело не в тебе. Хотя и в тебе тоже, - по лицу мудрейшего пробегает легкая тень. - Оддегире нужен умный, сильный и хладнокровный правитель. Тахар - глупый мальчишка, рвущийся к власти, не умеющий контролировать приступы своей ярости. Я слишком хорошо помню, как вымирала наша раса. Повторения не хочу.

- Не волнуйся. Я подготовлюсь к завтрашнему собранию. А насчет Наэли… Посмотрим по обстоятельством.

- Вот и отлично, - старик возвращается в кресло и, допив ллайр, поднимает на меня свои белые глаза. – Мне пора домой. Темнеет.

- Я перенесу тебя, - усмехаюсь старому пройдохе, видя, как полюбовно он смотрит на бутылку. – Забери напиток с собой. Мне на завтра нужна ясная голова.

Духи просачиваются сквозь стены, повинуясь моему молчаливому призыву, и вскоре сухощавая фигура Анрана тает в золотом облаке, оставив меня наедине с невеселыми мыслями.

Мне, по сути, нет дела до того, о чем завтра станет говорить на кварде Тахар. Глупый мальчишка решил, что может спорить с богом… Меч мой, и слушается только голоса моей крови. Даже если все пески Оддегиры превратятся в воду, и тогда ни одному смертному не удастся поднять его и управлять скрытой в нем силой. Настроить против меня весь квард у щенка не получится. В будущем - возможно… И это тоже не проблема, меч все равно не отдам. Но тогда придется покинуть Оддегиру, и на меня объявят охоту все миры спектра Ррайд. Слишком велико искушение прикончить ненавистного Эйриса Морганаа. Альянс будет преследовать меня с настойчивостью гончей. Не выход… Мне так необходим сейчас беспрепятственный проход к местам силы. Сколько еще ждать, пока эктраль выйдет на финишную прямую? Что ж, я потерплю. Я умею ждать…

Шорох за спиной, и я поворачиваюсь на звук. В тающих лучах заката женские фигуры, одетые в тончайшие сартаны, кажутся вызывающе провоцирующими. Стройные смуглые тела, виднеющиеся сквозь полупрозрачную ткань, призывно торчащие ореолы груди, глаза, внемлющие каждому моему жесту. Я могу их брать, как хочу и сколько хочу. Но почему глядя на каждую из них, ничего не шевелится в моей душе, а стоит вспомнить синеглазую девчонку в рваной рубахе, с измазанной грязью щекой и с растрепанной копной волос, тело начинает скручивать голодом острого желания? И его не в силах утолить все эти женщины, вместе взятые, даже если я буду вдалбливаться в них всю ночь.

- Я разденусь сам, - нетерпеливым жестом даю понять гетерам, что желаю остаться один. Мне не нужны сегодня их прикосновения и ласки. Мои руки еще помнят тепло златокудрой тэйры, и мне так хочется сохранить память о нем хотя бы до утра.

В помещение отторума я пришел первым. Желаю видеть лица всех, кто будет входить и смотреть мне в глаза. Им кажется, что за маской вежливости они могут скрыть свои мысли и эмоции. Ошибка… Каждый жест и взгляд выдает их с головой. Их лица как раскрытая книга. Так легко читать.

- Повелитель, - появившийся в проеме Ири вскидывает голову, и по его лицу ползет искренняя и счастливая улыбка.

- Мне нужна твоя помощь сегодня, - тихо шепчу, когда он подходит ко мне. – Найди Ледона, Дарга и Атирэса. Когда прибудет Тахар, отрежьте его от своры шавок, повсюду таскающихся за ним. Разбавьте молодежь. Не хочу, чтобы они сегодня сидели рядом и могли договориться.

Ири с готовностью кивает головой и быстро следует к выходу.

Молодняк слишком поздно понял избранную моими верными подданными тактику. Куда им тягаться с опытными воинами. Пока они пешком ходили под стол, Ири и Дарг вместе со мной покорили половину миров Ррайд. Когда Таххар вошел в отторум, сопляки сидели по разным углам, зажатые крепкими плечами преданных правителю эордов. Единственное пустующее место осталось у стены напротив меня. И теперь Айгарду ничего не оставалось, как расположиться под пристальным прицелом моего холодного взгляда. Я намеренно взял меч Антариона с собой, небрежно приставив его к подлокотнику трона. Тахар каждый раз, пока шло собрание, поднимая глаза, натыкался на стоящую у моих ног святыню, и злоба парня полезла из каждой его клетки. Узлы желваков отчетливо проступили на загорелых скулах, руки сжались в кулаки, дыхание участилось.

- Тебя так раздражает мой меч, Тахар? – насмешливо поинтересовался у него.

- Он не твоя собственность, - вспыхивает мальчишка, вскакивая с места. Он озирается по сторонам в поисках поддержки, но его дружки, покосившись на сидящих рядом с каменными лицами эордов, трусливо опускают головы, делая вид, что не понимают, о чем идет речь.

Никто не осознал, что произошло. Меч, повинуясь призыву, влетел мне в руку. Я раскрутил его в ладони, наслаждаясь звуком поющей стали, и резко бросил вперед. Клинок со свистом пролетел через весь отторум и воткнулся в стену над головой Ривердол, срезав с его макушки несколько прядей. Вытянув ноги, откинулся на спинку трона.

– Вытянешь и сможешь удержать - будешь его новым хранителем, - улыбнулся я оторопевшему щенку.

По залу проносится изумленный вздох, и я замечаю, как уголки губ Ледона, Ириа и Дарга ползут в ехидной ухмылке. Эти знают, что меч неподъемен. Анран с Эридором медленно переглядываются, предвкушая предстоящее развлечение.

Упрямству Айгарда можно только позавидовать: он тянул оружие с такой силой, что я думал, он порвет мышцы и сухожилия. Лицо мальчишки стало пунцовым от напряжения, лоб покрылся испариной, а меч не выдвинулся из стены ни на йоту. Теперь над ним посмеивались даже его прихвостни. Не спеша пересек разделявшее нас с Тахаром расстояние и, остановившись за его спиной, сложил на груди руки.

- Что, сынок, никак?

Тахар вздрогнул, и с удвоенной яростью стал дергать Ключ Миров. Похлопал его по плечу и тихо прошептал:

- А ты ногой в стенку упрись, может, получится.

Мальчишка замер, а потом, осмыслив, что я издеваюсь, убрал руки с эфеса и, отвернувшись, отошел в сторону.

- Ну же, Тахар. Не огорчайся, - подбодрил я хрипло дышащего Айгарда. – Я найду для тебя какое-нибудь более достойное занятие, чем таскать неподъемные тяжести. Будущих родственников ведь следует щадить.

Тахар вскинулся, недоуменно моргнув.

- Я собираюсь взять в жены твою сестру, Тахар Айгард. Завтра пришлю к ней коххаров.

Лицо парня стало бледным, как стена за его спиной. Низко поклонившись, он растерянно пробормотал:

- Это высокая честь для моей семьи, повелитель… Благодарю.

- Я вижу, - усмехаюсь я. – Твоя благодарность ко мне последнее время не знает границ.

Тахар повинно опускает голову.

– Я был не прав, повелитель. Прости.

Я доволен. Но это не все представление, которое я хотел продемонстрировать своим подданным. Медленно разворачиваюсь, двигаясь к возвышающемуся впереди престолу, и резко выбрасываю в сторону руку. Меч, вырвавшись из стены, летит за мной следом, мягко опускаясь в раскрытую ладонь. На лицах эордов изумление, трепет, восторг. Торжественно и чинно они опускаются предо мной на колени, признавая мою силу и власть над ними. Больше никто не станет сомневаться в моем праве на владение мечом. Спектакль окончен…

По моему лицу прошлось что-то мягкое и влажное, и я, сонно поморщившись, открыла глаза, обнаружив сидящую рядом со мной смуглую темноволосую девушку.

- Где я? – облизав пересохшие губы, спросила незнакомку.

- Пить хочешь? – расплывшись в белозубой улыбке, вопросом на вопрос отозвалась она.

Мышцы горла судорожно сжались, и я утвердительно кивнула. Девушка поднесла к моим губам серебряную кружку, помогая мне приподняться, осторожно поддерживая рукой за спину. Вода была холодной, мягкой и слегка сладковатой, словно ее только что зачерпнули из родника. Быстро приникнув к кубку, стала пить длинными, жадными глотками, попутно разглядывая место, в котором находилась. И что-то в нем не понравилось мне сразу, хотя в интерьере не было ничего жуткого и пугающего: белоснежные стены, стрельчатые арки окон, потолок украшен богатой ажурной лепниной. Почти так же выглядели наши с Мирэ комнаты на Нарии, только размером были поменьше. Комната, в которой я находилась, была большой и светлой и, к своему удивлению, я поняла, что мы с незнакомкой не единственные, кто в ней в данный момент обитал. На полу, устланном разноцветными коврами, валялись кучи разнокалиберных подушек, на которых удобно ютились женщины, мирно беседующие между собой, не обращающие на нас никакого внимания. Неясная тревога закралась в сердце и, вернув девушке пустую кружку, я снова спросила:

- Шахраз, - тихо и коротко произнесла она. Хорошо, что в тот момент я лежала, потому что стой я на ногах, наверное, рухнула бы, как подстреленная. Я читала о таких местах - шахразом назывался дом, где держали дорогостоящих рабынь перед тем как продать их. Мигом подскочила, как ошпаренная, и первое, что пришло мне в голову - это уйти в сумрак и побыстрее смыться отсюда. Не важно, в какой мир я попала, потом разберусь, но раз здесь есть разумные существа, я выживу.

То, что все плохо, я поняла, как только попыталась разомкнуть линии тонкого мира. Подвластная мне магия отчего-то не хотела слушаться. Дальше было еще хуже. Не просто хуже. Хуже настолько, что мне захотелось упасть и биться головой об пол в истерике. После второй попытки тело свело судорогой, а потом боль взорвалась в моем теле разбитым стеклянным шаром, впиваясь в меня мириадами острых осколков. Свалившись ничком, я скрутилась улиткой, поджав ноги к животу, силясь глотнуть хоть каплю воздуха.

- Глупая, - темноволосая незнакомка села возле меня на колени, приложив к моему лбу влажную тряпицу. – Ты что, пыталась воспользоваться магией?

Дышать было еще тяжело, говорить - тем более, поэтому я лишь утвердительно закрыла и открыла глаза.

Девушка осторожно взяла меня за руку и, оттянув ее, поднесла к моему лицу. Возглас ужаса вырвался из легких и эхом разнесся по комнате. На моем запястье красовался выжженный знак Кта - рабское магическое клеймо, блокирующее любой вид силы. Сплетающиеся между собой багровые символы глубоко въелись в мою кожу. Когда сойдет ожог, останется черное шрамированое тавро, навечно лишающее меня способности уходить в сумрак. Такие знаки ставят рабам, чтобы они не могли сбежать. Отец рассказывал мне о том, что знак Кта придумали маги-контрабандисты, похищавшие красивых женщин и редких магических животных, а потом продававших их на Гаронне – в торговом мире, куда стекались товары, еда, рабы и оружие со всех концов спектра Ррайд. Здесь можно было купить и продать все что угодно, от медной бляшки до живого человека. И, похоже, что так неосмотрительно шагнув следом за оддегиром, я попала именно на Гаронну.

- Сколько я здесь? – боль отпустила, и теперь я могла говорить.

- Тебя принесли две луны назад, - девушка обмакнула кусок ткани в кувшин с водой, потом приложила его к моему запястью. – Так лучше? – поинтересовалась она.

Холодная вода снимала жжение в руке, но не могла усмирить его в моем сердце. Там, внутри, все выло и стенало. Как такое могло случиться!? Боги, за что!? Пытаясь спастись от гибели, меня постигла участь еще худшая, чем смерть – вечное рабство. Я, наследная тэйра Нарии, превратилась в жалкую бесправную рабыню, вирру, гетеру, которую завтра продадут, как вещь, и приобретший меня хозяин сможет делать со мной все, что ему заблагорассудится. Хорошо, если убьет сразу, потому что непокорных рабынь жестоко наказывают, я знаю, а покорной и смиренной я никогда не буду.

- Как тебя зовут? – спросила девушка, с любопытством разглядывая меня.

Потеряно глядя в пол впереди себя, я хотела уже было назвать свое имя, но потом решила, что пока жива и не продана, у меня еще есть надежда сбежать. Правда, со знаком Кта трудно будет спрятаться где либо на Гаронне, но я подумаю об этом после.

- Лорелин, - мне никогда не нравилось мое второе имя, и, вероятно, по интонациям моего голоса девушка это поняла.

- Можно я буду звать тебя Лора? - поинтересовалась она. – Я Таис. Можно просто Тая.

Ее имя вдруг напомнило мне о Тайроне. Забавно, ненавистный когда-то жених теперь воспринимался мною совсем иначе. Я бы, наверное, отдала многое, чтобы иметь возможность сейчас быть рядом с ним. И даже согласна была на его поцелуи. Да что там поцелуи, на все остальное я тоже уже была согласна.

- Что с нами теперь будет? – зачем я ее об этом спросила - не знаю, наверное, есть какое-то извращенное удовольствие в том, чтобы услышать из других уст собственный приговор.

- Через три луны будет Кархад – большой рынок. Съедутся богатые купцы со всего спектра. Нас выставят на продажу, - Таис повернула голову, обведя взглядом всех женщин, находившихся в комнате.

- Откуда ты знаешь? – я уперлась руками в пол, поднимая свое непослушное тело.

- Меня продают второй раз, - грустно улыбнулась девушка.

- Как это, второй? – так жутко вдруг стало. Представила себя потертой монетой, переходящей из рук в руки.

- Мой хозяин умер и оставил немалые долги. Вот его жена и продает рабов, чтобы выручить побольше денег.

- А разве за раба можно много выручить? – мне почему-то казалось, что теперь моя жизнь и ломаного гроша не стоит.

- Смотря какой раб, - Таис сняла с моего запястья тряпку, смочила ее, вновь обернув вокруг ожога. – Такие, как мы - не одну сотню золотых.

- Какие такие? – глупо моргнула я.

Таис обвела мое лицо лукавым взглядом, а потом выдохнула.

– Красивые.

Я нахмурилась и внимательно пригляделась к собеседнице. Она и вправду была красивой. Темные, как ночь, волосы шелковой волной спускались почти до земли, уголки миндалевидных карих глаз были слегка приподняты вверх, отчего казалось, что в них таится хитрая улыбка. Пухлые бархатистые губы, похожие на лепестки роз, приковывали взгляд, а когда она улыбалась, становилась совершенно неотразимой. Мирэ сказала бы, что она восхитительна. Я вспомнила про сестру, и на глаза навернулись слезы.

- Ты что? - тронула меня за плечо Тая. – Ты зря расстраиваешься. Красивых женщин могут себе позволить только очень богатые и знатные мужчины. А это значит, что ты попадешь в приличный дом. И если угодишь хозяину, то будешь как сыр в масле кататься.

- А если тебя купит какой-нибудь старый пень? – вздрогнула я.

- Это даже лучше, - хихикнула девушка. – Такие засыпают раньше, чем успевают, что-либо сделать.

- Интересная перспектива, - хмыкнула я. – Значит, найду в толпе покупателей какого-нибудь дедульку, и стану строить ему глазки. Глядишь, и купит.

Таис зашлась хохотом, потом, успокоившись, уже серьезно произнесла:

- И не надейся. Думаю, за тебя мужчины даннак устроят.

- Что такое даннак?

- Азартный торг, когда чтобы перебить ставку другого, нужно успеть бросить деньги на калем до того, как упадут золотые песчинки в сосуде времени.

Я не совсем поняла, о чем говорила Тая, но ощущения уже были жуткими.

- А почему ты так думаешь? – спросила я ее.

- Никогда не видела женщин с таким цветом волос, - Таис взяла в руку мой золотистый локон, пропуская прядку сквозь пальцы. – В твоих волосах словно лучи солнца заблудились. Мужчинам понравится. Очень понравится.

Вот это ее «мужчинам понравится» и напрягло меня больше всего. Нравиться мужчинам в мои планы совершенно не входило. И этот ее даннак мне тоже как луру поросячий хвост. Я что, лошадь, чтобы за меня торги устраивали? Нет, дедушка - самое оно, и желательно глухой, хромой и слепой. Так проще сбежать будет. Пошарив глазами по комнате, наткнулась на поднос с экзотическими фруктами. И надо же быть такой удаче: на горке эйлемов, ллайра, персиков и гранатов, красовался огромный фиолетовый плод, который спасал меня от голода в мире, куда меня выкинуло из Нарии.

- А есть можно? – я указала головой в сторону подноса, и Тая радостно закивала головой.

- Ну конечно! Красивых рабынь хорошо кормят и одевают. Товар не должен быть испорчен.

Я удивленно посмотрела на ее одежду. Полупрозрачные тряпки, висящие на ней, почти ничего не скрывали. Потом с изумлением обнаружила, что одета точно так же.

- Это, по-твоему, хорошо одевают? - я оттянула край балахона на своей груди, брезгливо скривившись.

- Товар лицом, - пожала плечами Таис.

- Ах, лицом!? - возмутилась я. – Ну, ладно.

Поднявшись, я важно прошествовала к столику с фруктами и, вытянув оттуда два вожделенных плода, вежливо поинтересовалась у сидящих рядом девушек:

- Не возражаете?

Они явно не возражали, потому что стали предлагать еще. Но мне больше, собственно говоря, было не нужно. Усевшись на ковре, я попросила Таис принести мне пустой кувшин. Выполнив мою просьбу, она расположилась напротив, удивленно наблюдая за моими манипуляциями. Я засунула оба фрукта в сосуд, а затем стала ожесточенно мять их руками. Спустя несколько минут в кувшине хлюпала теплая вязкая жижа не очень приятного цвета, зато пахла изумительно. А когда я стала намазывать ее себе на волосы и лицо, Таис чуть в обморок не грохнулась.

- Ты что делаешь!? – задохнулась она от ужаса.

- Порчу товару лицо, - невозмутимо заявила я, размазывая оставшуюся кашу по рукам и шее.

Темный, густой сок фруктов был очень едким, это я помнила хорошо. Пальцы после него не отмывались дня два. Так что к моменту продажи я буду такая, как надо – смугленькая. А волосы даже боюсь представить какого цвета. Но какая разница старенькому дедушке, какого цвета у мня волосы - главное, чтобы он заметил мою улыбку, а улыбаться я ему буду на все свои тридцать два зуба, хвала богам, они у меня ровные и белые.

- Лора, ты ненормальная? - не унималась Тая. Схватив влажную тряпку, она стала оттирать мои щеки. – Ты что наделала? Тебя выбросят отсюда к виррам, когда увидят, и продадут за гроши.

- Не выбросят, - фыркнула я, отталкивая ее руки. – Тут помыться есть где?

- Есть, - Таис нервно подскочила и стала тащить меня в сторону беленькой арки.

За аркой оказался тенистый сад с бассейном, вокруг которого тоже были настелены ковры и разбросаны подушки.

Сняв с себя одежду, полезла в воду, которая мгновенно окрасилась темным цветом. Пока я полоскала свои волосы, Тая стояла надо мной и кудахтала, как квочка, периодически всплескивая руками. Отмывшись, наконец смогла полюбоваться на результат своих усилий. Кожа приобрела смуглость и перестала быть такой светлой. Теперь я не очень отличалась от женщин, находящихся в шахразе. Зато волосы отличались сильно. Я надеялась, что благодаря соку они станут почти черными, но вместо этого они приобрели насыщенный фиолетовый цвет.

- О, - только и смогла произнести Таис, когда я вытерла их полотенцем насухо. – Красиво!

- Ты что, издеваешься? - тяжело вздохнула я.

- Нет, правда красиво. Таких волос во всем спектре Ррайд не отыщешь, за тебя точно даннак устроят, - зачарованно пропела она, и я взвыла.

Меньше всего я хотела выделяться на фоне остальных девушек. Я хотела выглядеть совсем обычной и ничем не примечательной рабыней, а вместо этого стала похожа на цветок эурезии, выросший среди камней. И так плохо стало. Я не плакала с тех пор, как покинула Нарию. А теперь меня словно прорвало, слезы лились сплошным потоком - слезы отчаяния, слезы горечи, слезы бессилия. Что со мной будет? Дальнейшая жизнь виделась мне страшной и мрачной. Могла ли себе представить девушка, выросшая в любви, заботе и ласке, свободная, как ветер, что в один прекрасный день все ее мечты и надежды обратятся пеплом, и жестокий фатум растопчет их своим безжалостным сапогом?

Мамины слова вдруг всплыли в моей памяти. «Нельзя рвать нити судьбы и мешать промыслу Эглы». Мысль, жуткая и пугающая до колик во всем теле, вдруг ударила в меня, словно молния. А что, если это я во всем виновата? Что, если моя глупая жалость к сарне обрекла весь мой мир на вымирание? Что, если… Боги, тогда я, возможно, заслуживаю всего того, что со мной происходит. Даже большего. Мне хотелось умереть. Мне, так страстно любящей жизнь и наслаждавшейся каждым прожитым мгновением, отчаянно хотелось умереть… Зачем я пообещала отцу жить? Зачем я вообще влачу свое жалкое существование?

- Лора, - Таис осторожно стала трясти меня за руку. – Лора, успокойся. Я порывисто обняла девушку, утыкаясь носом в ее плечо. Мне так необходимо было в этот момент почувствовать чье-то тепло и участие. Мне не хватало маминых ласковых рук, шуток и веселого смеха Мирэ, нежной заботы отца. Мне так их всех не хватало… Я скучала по хрустящим булочкам Анрэ, по глупому трепу служанок, по Ильдону, сыну начальника стражи, по садовнику, выращивавшему для меня любимые лоредроны. Я скучала по дому, дому, которого у меня больше никогда не будет, и я скучала по мертвым, чьи лица навечно запечатлелись в моей памяти живыми и улыбающимися.

- Что здесь происходит? - громкий окрик заставил меня вздрогнуть. Таис резко прижала мою голову к своей груди и шепнула мне на ухо:

- Что здесь происходит? – прозвучало теперь уже над самым моим ухом, и чья-то грубая рука резко вздернула меня с пола.

Напротив меня стоял высокий, коренастый мужчина уродливой наружности. Бритая голова была усеяна мелкими шрамами, один глаз перетянут кожаным ремешком - видимо, по причине его отсутствия, второй, уцелевший, прожигал меня яростным взором.

- Ты что сделала со своими волосами, дура? – меня больно дернули за подбородок, заставляя смотреть в единственный зеленый глаз.

- Простите, господин Ганур, - мгновенно встряла Тая. – Это я виновата. Лора хотела помыть голову, а я не заметила, что в кувшине не вода, а сок тапранов.

Вот как, оказывается, назывались синенькие фрукты.

Одноглазый скосил зрачок на трепещущую Таю, и она тут же затараторила:

- Так даже лучше, вы не находите? Такой редкий цвет волос вышел… И к глазам ее подходит. Просто экзотическая красавица получилась.

Мрачный тип набычился и снова вперил в меня свой жуткий глаз. По лицу, явно не отягощенному интеллектом, проползли кривые морщины, свидетельствовавшие, что одноглазый бык таки пытался думать. Короткие толстые пальцы выпустили мой подбородок, схватившись за струящиеся по плечам волосы. Потерев в ладони тонкую прядку, мужчина довольно хмыкнул:

- И правда красиво. Оставлю тебя на банхаш.

Одноглазый хлопнул в ладони, и в комнату влетели две одетые во все черное женщины.

- Я приставлю к тебе вирр, - заявил он. - Будут следить за твоим телом и выполнять все твои просьбы. Чтобы через три луны сияла, как альмарин, - бросил он через плечо служанкам, затем, покрутив в стороны мое лицо, похлопал ладонью по щеке.

Очень хотелось плюнуть в его единственный глаз. Сдержалась, потому что стоящая рядом Таис впилась в мою руку, словно клещ. Мужчина обошел по кругу всех женщин, находившихся в шахразе, оглядывая их, как племенных кобыл, потом, видимо, оставшись довольным увиденным, растворился в проеме уходящей вглубь комнаты арки.

- Что такое банхаш? - спросила я, облегченно вздохнув, как только одноглазый быкообразный мужик исчез.

- Банхаш - последний кон на Кархаде, на нем выставляют самый ценный товар. Похоже, Ганур попытается сорвать на тебе куш.

Перспектива, что меня выставят на продажу, как овощ на базаре, не просто ввергла в уныние, она раздавила меня, словно каблук сапога жука, неосторожно проползшего у него на пути. Женщины, приставленные следить за мной, хорошо знали свое дело. Они бродили за мною повсюду, точно тени, угадывая и предвосхищая мои желания. Стоило сесть, одна тут же падала на колени, массируя мои ступни, а другая, устроившись сзади, мяла мне плечи и шею. В конце концов мне надоело сопротивляться, и я позволяла им делать то, что приказали. Мое тело после купания смазывали каким-то пахучим маслом, ногти на руках полировали до жемчужного блеска, волосы расчесывали так тщательно и долго, пока они не начинали искриться и сверкать. За пару дней сок с них немного смылся, и теперь они были не фиолетовыми, а скорее сиреневыми. И это все больше и больше радовало Таис. Она говорила, что их оттенок становится еще необычнее и красивее.

Одноглазый бык появлялся в шархаде по несколько раз в день и, регулярно подходя ко мне, удовлетворенно цокал языком, ощупывая мое лицо, тело, волосы. Мне было все равно, абсолютно все равно. Я умерла, угасла, как догоревшая свеча. Не было ни сил, ни желания думать о чем-то, противиться свалившемуся на меня року, и говорить с кем-либо у меня тоже не было охоты. Таис, наверное, поняла, что я сломалась, потому что каждую ночь она ложилась рядом, обнимая и ласково гладя меня по голове, и тогда я давала волю слезам. Становилось легче. Ненадолго. Ровно настолько, чтобы я могла уснуть. А утром серая мгла снова обрушивалась на меня своей неподъемной тяжестью. Время пролетело так быстро, что я и не заметила. Ночью, накануне Кархада, я вышла во двор, усевшись на ковры перед бассейном. Моя бессонница под луной была такой безмятежно-одинокой. Желтая предательница лениво пила мое зыбкое спокойствие, воскрешая в памяти образы ушедших дней. Сколько лун я проводила вот так на Нарии, сидя на подоконнике у раскрытого окна и считая звезды на небе? Сколько лун мне еще осталось? Я не знала, что готовит для меня завтрашний день, да, по большому счету, это было и не важно. Я точно понимала одно - ничего хорошего в моей жизни уже не будет.

- Лора, ты что здесь делаешь? - тихий голос Таис вывел меня из накатившего оцепенения.

- Смотрю на звезды, - вздохнула я.

- Хочешь загадать желание? - улыбнулась она.

- Какое желание?

- На падающую звезду. Говорят, если успеть загадать желание до того, как свет звезды погаснет, то оно обязательно сбудется.

Глупо, конечно, я знаю, что это все девичьи фантазии, как те, что рассказывала мне Мирэ, но я вдруг поверила, что сказки иногда тоже сбываются. Долго и напряженно я всматривалась в небесную вязь, ожидая яркого полета светила. А когда сияющий белый след прорезал черноту ночи, от всего сердца пожелала вернуть все назад. Вернуть матушку, сердито всплескивающую руками и журящую, что веду себя неподобающе, вернуть отца - хоть еще разок взглянуть в его синие глаза и услышать мягкий, бархатный баритон. И Мирэ... мою глупую, родную, любимую Мирэ. Я так отчаянно и безнадежно хочу их вернуть...

- Ты снова плачешь, - Таис нежно провела рукой по моему плечу.

- Прости. Родных вспомнила, - я вытерла скатившиеся слезы и посмотрела на подругу. - С тобой я тоже вижусь последнюю луну.

Девушка грустно понурила голову.

- Ты права, я не подумала об этом. Завтра нас продадут, и мы больше никогда не увидимся.

- Я хотела поблагодарить тебя. Ты мне заменила мне моих родных. Рядом с тобой я не чувствовала себя такой слабой и одинокой.

- Все будет хорошо, Лора, - Таис захватила в ладони мои руки и заглянула в глаза. - Когда меня продали в первый раз, я тоже думала, что жизнь закончилась. Но, как видишь, жива и здравствую. Человек ко всему привыкает. Я верю, что однажды, Эгла улыбнется мне, и нить моей судьбы завяжется узелком с другой. Клубок моей жизни прикатится к счастливому порогу, где меня будут любить, оберегать, и где я буду свободна. У меня можно все отнять, но даже тогда никто не в силах запретить мне верить. Ведь пока я верю, есть надежда.

Мы так и уснули с ней, улегшись на подушки под открытым теплым небом, крепко обнявшись и прижавшись друг к другу.

А утро разбудило нас громкими криками ввалившегося в шахраз Ганура, в окружении десятка вирр. Женщины принесли ворох расшитых бисером и стразами полупрозрачных сартанов, тонких брюк, обуви и платков. Меня и остальных девушек стали тщательно готовить к Кархаду. После того, как нас одели, а расчесанные волосы уложили красивыми волнами по плечам, виры принялись за лица. Не видела, как выглядело мое, но насколько смогла понять, то накрасили только губы и щеки, а Тае еще и повели глаза. Когда манипуляции закончились, одноглазый хлопнул в ладони, и все девушки поднялись со своих мест, выстроившись в длинную колону. Тая дернула меня со стула, взяв за руку.

- Вы станете в самом конце, - заявил Ганур, подойдя ко мне с Таис, и мы смиренно выполнили приказание.

Нас вели узкими длинными коридорами. Потом всех остановили у высоких дверей и приказали набросить на головы платки. Ткань была темной, но полупрозрачной, так что дорогу было видно, а наших лиц - нет. Яркий солнечный свет и горячий дневной воздух ударили в грудь, как только нога переступила порог шахраза. Разглядывать местность из-под платка и из-за плеч идущего рядом конвоя было не очень удобно, но кое-что я все же видела. Улицы были вымощены гладким серым булыжником, дома преимущественно двухэтажные, с желтыми черепичными крышами. Город жил своей привычной жизнью, наполненный жужжанием и суетой, он мне напомнил мой родной Асторн на Нарии. Люди почтительно расступались, завидев нашу процессию, а потом долго смотрели вслед, провожая любопытными взглядами.

Гул и запах рынка почувствовался издалека, давление толпы становилось все ощутимее, поэтому ведущая нас стража орудовала палками налево и направо, прокладывая дорогу в шевелящемся и кричащем людском потоке. Наконец, остановившись у одноэтажной постройки, всех завели в узкое полутемное помещение и усадили на длинные деревянные лавки вдоль стен. Окон в комнате не было, только двери с двух сторон, поэтому помещение казалось и не комнатой вовсе, а каким-то проходным коридором, свет в который попадал только через приоткрытые створки.

Первую девушку забрали буквально через несколько минут. Что происходило за дверью, я могла себе только представить. Изредка оттуда доносились громкие хлопки, шум, и безудержный хохот. Меня стало трясти. Мне казалось, что у меня даже зубы выбивают мелкую барабанную дробь. В поисках утешения и опоры, я схватилась за руку Таис, не отпуская до тех пор, пока не пришли и за ней.

- Прощай, - Тая сжала мою ладонь, а потом, уже на самом выходе, обернулась, бросив на меня тоскливый взгляд.

Не знаю, сколько прошло времени - казалось, что вечность, но когда двери раскрылись и вошедший Ганур поднял меня с лавки, ноги отказались держать мое ослабевшее от страха тело.

- Не хватало, чтобы ты мне банхаш испортила, - рявкнул одноглазый и больно ударил меня по спине. - Ты будешь стоять ровно весь Кархад. Иначе засеку до полусмерти, а потом отдам на утеху охране, они давно таких красоток не пробовали.

К горлу подступила тошнота. Сцепив руки в кулаки, я гордо выпрямилась и выплюнула быку в лицо:

- Тогда ты не получишь за меня и гроша. А я дорого стою. Не так ли, Ганур?

- Стерва, - рявкнул одноглазый. - Надеюсь, тебя купит какой-нибудь извращенец и будет пороть каждый день.

- Надеюсь, что на деньги, вырученные за меня, ты напьешься до карачек и выколешь себе свой последний глаз, - обменялась я любезностью с Гануром. Он занес руку, чтобы ударить меня, но я лишь рассмеялась.

- Испорть товару лицо, давай. Ты ведь наверняка платишь часть от выручки карэзу? Сколько ты потеряешь?

- Сука, - одноглазый схватил меня за руку, потащив к выходу.

Меня вытолкали в залитый солнцем круг, и я невольно зажмурилась, привыкая после темноты к свету. Когда я раскрыла глаза, надежда на то, что мне когда-нибудь удастся сбежать, умерла вместе с мыслью, что меня может купить какой-нибудь дедушка. Какой дедушка?! Круг калема окружали мужчины. Много мужчин. Сильных, здоровых, молодых. Здесь не то что дедушкой не пахло, а даже степенным дяденькой. Такое впечатление, что поглазеть на меня собрались лучшие представители мужского населения со всех уголков спектра Ррайд. Груды мышц, мяса и мускул. Ганур сдернул с моей головы платок, и по кругу прошлась ошеломленная гудящая волна, словно кто-то разворошил осиный рой.

- Десять тысяч начальная ставка, - крикнул карэз.

- Двадцать, - поднял руку рослый светловолосый мужчина, протиравший глазами в моем сартане дыру.

- Двадцать пять, - крикнули где-то за моей спиной.

- Тридцать.

- Тридцать пять.

Ставки поднимались так быстро, что я не успевала следить за руками, взлетающими над калемом. Было такое впечатление, что меня хотели купить почти все находящиеся здесь мужчины.

- Сто тысяч, - произнес темноволосый худощавый молодой человек, стоявший по правую руку от светловолосого.

- Пятьсот тысяч, - ответил тот и, сложив руки на груди, обвел всех присутствующих торжествующим взглядом. Над калемом стало тихо. Мужчины напряженно озирались по сторонам, пытаясь понять, перебьют ли ставку.

- Пятьсот тысяч раз, - карэз ударил молотком по медному гонгу. - Пятьсот тысяч два, - следующий удар гонга вонзился в мое сердце подобно ножу. Я закрыла глаза и приготовилась к худшему. Внезапно по толпе прошел неясный ропот, а затем что-то с глухим стуком упало у моих ног, и я испуганно распахнула глаза.

Тяжелый кованый сундук лежал на земле всего в нескольких метрах от меня. Он завалился на бок, крышка открылась, и сверкающие монеты золотой рекой разлились по полотну калема.

- Три миллиона, - прозвучал возглас из толпы. Я, затаив дыхание, смотрела, как расступаются мужчины, пропуская вперед того, кто так дорого заплатил за меня. А когда плечи впередистоящих разомкнулись и покупатель сделал шаг в круг калема, мне захотелось упасть на колени и расплакаться, благодаря Эглу за такую милость.

Я смотрела, смотрела, смотрела… и мне казалось, что я навечно застыла в этих карих, искрящихся теплотой глазах. Он изменился. Стал выглядеть старше. Немного похудел и в уголках глаз появилась резкая сеточка морщинок. Тонкая седая прядь, как мазок кистью, пролегла в темной пелене его волос. Передо мной стоял правитель Арзарии – Тайрон Видерон Аэзгерд, собственной персоной. Боги, никогда не думала, что так счастлива буду снова видеть Тая! Горячий комок подступил к горлу. В глазах предательски защипало, и его лицо стало расплываться радужным калейдоскопом из-за накатившихся слез. Мне так хотелось броситься ему на шею и разрыдаться у него на груди.

- Все будет хорошо, босоножка, - вдруг донесся до меня его тихий шепот, а затем Тайрон стремительно опустился вниз, резко выбросил руку, хлопнув ладонью по земле.

- Даннак, - четко и громко произнес он.

В ту же секунду карэз схватил сосуд времени и, перевернув его, поставил у моих ног на землю. Золотой песок с тихим шорохом осыпался в тонкое стеклянное отверстие, поднимаясь мягкой, обтекаемой горкой. Время для меня остановилось, размылись звуки гудящей вокруг нас толпы, я видела только теплящуюся в углах губ Тая улыбку. И в этот миг я поняла, что я ошибалась на счет своего жениха. Я смотрела на него и не могла отвести глаз, а еще я думала, что когда он заберет меня отсюда, то буду самой верной и преданной женой, какую только можно найти. Он никогда не пожалеет о том, что много айронов назад наши родители решили соединить его и мою судьбы навечно.

Песчинки в верхней колбе медленно таяли, а я все не могла дождаться, когда упадет последняя. Мне так хотелось покинуть это жуткое место, скрыться от мусолящих мое тело жадных, чужих взглядов. Я мечтала забыть весь этот ужас в объятиях Тая. И я смотрела на него… Смотрела не отрываясь. Он был в тот момент моей путеводной звездой, моей спасительной нитью. И я не поняла, что произошло, когда мне за шиворот скользнуло что-то холодное и гладкое. Потом что-то еще ударилось о шею и, отлетев в сторону, упало в мою ладонь. Удивленно моргнув, я обнаружила в своей руке сияющий сотнями разноцветных огней лунный альмарин.

А дальше началось безумие. На меня полился дождь из драгоценных камней. Сверкающие самоцветы сыпались мне на голову, плечи, грудь, падали к моим ногам, растекаясь по калему искрящейся лужей. Эгла, да за один такой камень можно было купить всех рабов, выставленных сегодня на Кархаде, а их здесь были сотни. Лунные альмарины бесценны. Толпа вокруг безмолвствовала, раскрыв рты, мужчины смотрели куда-то за мою спину, а я видела только глаза Тайрона и гримасу ярости, перекосившую его лицо. Медлено-медленно я повернулась и задохнулась от ужаса, увидав человека за своей спиной. Высокий, сильный, с темными, как угли глазами, он держал надо мной мешок, продолжая осыпать драгоценностями. Иссиня-черные кудри шевелились на ветру, придавая его облику какой-то демонический вид. Я не забыла это лицо. Лицо, всплывающее в моей памяти, как самый жуткий и страшный кошмар. Это был тот самый всадник, что перерезал Мирэ горло.

- Кон, - раздался громкий возглас карэза, и последняя песчинка, проскользнув в стеклянное горлышко сосуда времени, упала на сверкающую горку своих подружек.

- Моя, - резко выдохнул оддегир. Он провел рукой по моим волосам, недовольно хмыкнув, потом перевел взгляд на лицо и расплылся в сияющей улыбке.

- Так похожа… - словно беседуя о чем-то сам с собой, пробормотал он. – Волосы только другие и глаза… Но так похожа…

- Я дам тебе за нее гораздо больше, чем ты заплатил, - Тайрон вступил в круг, уставившись на песчаного демона, как лур на добычу.

Оддегир, обхватив меня за талию рукой, потянул на себя.

– Мне не нужны твои деньги, - ухмыльнулся он. – Мне нужна она. Я выиграл даннак. Здесь камней на десятки миллионов. Я забираю женщину.

Рука Тайрона скользнула на пояс, судорожно сжавшись на эфесе меча. Правитель Арзарии не собирался меня отдавать без боя, но еще одной смерти по моей вине я не переживу. Оддегир честно выиграл торг, а значит, никто не поддержит Тайрона, его просто убьют. Глазами, полными слез, я посмотрела на своего жениха, отрицательно качая головой.

- Не надо, Тай, пожалуйста, - прошептала я одними губами.

Он вздрогнул как от удара, переведя на меня взгляд, и бесконечное отчаяние и боль в его глазах разорвали мое сердце на части.

- Я заберу тебя, - упрямо тряхнул он головой, сжав зубы так, что я услышала их скрежет. – Я знаю теперь, что делать.

Оддегир жестко ухмыльнулся, щелкнув пальцами. Из пестрой разнокалиберной толпы вышло человек десять воинов. Не было сомнений, к какой расе они все принадлежат. Сильные, бронзовые от загара, тела мужчин выделялись на фоне всех остальных броским, кричащим пятном. Оддегиры встали вокруг черноволосого демона плотной стеной, выставив вперед остро заточенные танторы.

- Мы прикроем тебя, Тахар, - нагло заявил один из них. - Уходим.

Я едва успела бросить на Тайрона прощальный взгляд, когда Тахар молниеносным рывком перекинул меня себе через плечо и, обнажив свой клинок, стал прокладывать им себе дорогу. На выходе из рынка он остановился и передал меня в руки одному из сопровождавших его воинов, чтобы достать из кармана плоский желтый камень с квадратным отверстием посередине. Положив его на землю, оддегир отстегнул от пояса кожаный мешочек, выудив оттуда горсть сребристого песка. Произнеся какое-то заклинание, он насыпал его в дыру на камне, и воздух вокруг нас внезапно стал вязким и липким, как туман. Это был мощный артефакт перехода. Желтый камень оддегира открывал портал в его родной мир. Точно такими же свойствами обладал обручальный перстень Тая, который мне так и не удалось найти. У моего отца и такого не было, чтобы открыть проход в другие миры - нарийские маги трудились не один десяток лун, и созданных ими артефактов хватало только на проход туда и обратно. А у правителя оддегиров меч резал пространство без особых усилий, как нож масло - такого я вообще никогда в жизни не видела.

Тахар забрал меня у своего товарища, шагнув в клубящуюся воронку. Дымные крылья окутали наши тела, и мне показалось, что мы падаем в разверзшуюся под нашими ногами бездну. Но мужчина, очевидно, привык к таким путешествиям - на его лице не дрогнул ни один мускул, когда клубящаяся субстанция под ногами внезапно обрела твердь. Раскаленный воздух просочился мне в легкие, сбив дыхание, а потом оддегир быстро опустил меня на землю, и ноги, обутые в кожаные сандалии, мгновенно увязли по щиколотку в песке.

- Тахар, буря надвигается, - вышедший следом за нами оддегир указал пальцем в сторону горизонта, над которым поднималась серая, непроглядная стена пыли.

- Вижу, - зло буркнул темноволосый. – Ты где лошадей оставил? – поинтересовался он.

- Вон за той скалой, - парень перевел взгляд на возвышавшуюся впереди острую и длинную, как шип, вершину.

- Приведи сюда, - приказал Тахар. – Она не сможет идти. Ноги изранит.

Воины быстрым шагом двинулись по узкой засыпанной песком дороге, а Тахар, усевшись на большой камень, торчащий из земли, притянул меня к себе, усадив на одно колено.

- Как тебя зовут? – спросил он, пристально разглядывая мое лицо.

- Лора, - ответила я, съежившись под взглядом черных, непроницаемых, как ночь, глаз.

- Лора, - потянул он. – Лора, - снова повторил оддегир, как будто смаковал имя на вкус. – А полностью? – он прижал свою ладонь к моей щеке, поглаживая скулу большим пальцем.

- Лорелин,- я попыталась вывернуться из его захвата, но Тахар еще сильнее обхватил лицо, почти впритык наклоняя к своему.

- Лорелин, - тяжело выдохнул он. – Мне нравится. Лорелин… - оддегир резко дернулся, впиваясь в мой рот голодным поцелуем. – И на вкус похожа, - оторвавшись, наконец, от моих губ, ошалело прошептал он. – Такая сладкая.

Руки мужчины обхватили меня стальными тисками, с силой прижав к себе, и неизвестно чем бы это все закончилось, если бы не послышался топот копыт и перед нами не появились воины, вернувшиеся с лошадьми.

Тахар усадил меня на жеребца, потом, устроившись сзади сам, дернул поводья, и небольшой отряд сорвался с места подобно ветру, оставляя за собой только пыльный песчаный шлейф. Город показался в поле зрения буквально за следующим поворотом - остроконечные белые крыши дворцов торчали вверх, словно огромные клыки какого-то сказочного монстра. Улицы, утопающие в зелени, казались чудовищной насмешкой и дерзким вызовом обступившим со всех сторон столицу скалам и пескам. Лошади быстро перешли на широкую дорогу, вымощенную белыми плитами и, не замедляя шага, теперь неслись уже по узким улочкам, минуя дома, мосты, широкие площади, пока не оказались у проема высоких арочных ворот, хищно раззявивших круглую пасть в белокаменной крепостной стене.

Внутренний двор оказался правильной квадратной формы, с двух сторон которого были пристроены широкие мраморные лестницы, ведущие на верхние этажи дворца. Навстречу нам выбежали слуги и, подхватив лошадей под уздцы, помогли спешиться. Тахар стащил меня с коня, а затем, не выпуская из рук, резво побежал по ступеням, поднырнув под стрельчатую арку. Если это был дом оддегира, то, скорее всего, он принадлежал к какому-то очень богатому сословию, потому что по размерам был больше моего дворца на Нарии, а про убранство я вообще скромно промолчу. Неудивительно, что он высыпал на меня мешок альмаринов - помпезная роскошь просто бросалась своим кричащим неприличием в глаза.

Тахар открыл ногой дверь в большую светлую комнату и, дойдя до кровати, практически швырнул меня на нее. Сняв с себя кожаный нагрудник и широкие браслеты, он бросил их на пол, а следом за доспехами туда полетело оружие и пояс. У меня стали трястись руки, потом ноги, а вскоре все тело било мелкой холодной дрожью. Не было сомнений, чем собирается заниматься со мной в спальне оддегир, убивший мою сестру.

- Я пить хочу, - сглотнула я, когда Тахар стал стягивать с себя рубаху. Он замер, уставившись на меня, как на чудо природы. – И есть, - добавила, сама не узнав свой сиплый, писклявый голос.

Мужчина вернул рубаху на место, быстро наклонившись, поцеловал меня в губы, а потом весело хмыкнул:

- Сиди здесь, сейчас принесу.

Как только он исчез за дверью, я вскочила с кровати и, подняв с пола тантор, стала метаться по комнате, как затравленный зверь. Добежав до окна, посмотрела вниз. К моему ужасу, там оказалась только гладкая отвесная стена, упирающаяся в булыжную мостовую. Бежать было некуда. В отчаянии я подняла клинок, уткнув острие себе в область сердца - решила, что лучше умереть, чем спать с убийцей Мирэ. Напротив меня находился высокий столик с большим овальным зеркалом. На секунду я замерла, увидев отражение, и не узнав в нем себя – там стояла какая-то другая девушка: бледная, худая, похожая на призрак, с трясущимися губами и сиреневыми волосами.

Взгляд скользнул вниз, зацепившись за сверкнувший в лучах льющегося из окна солнечного света камень. На гладкой полированной поверхности стола лежало кольцо, а когда до меня дошло, чье оно, тантор со звоном выпал их моих рук, и я бросилась со всех ног к спасительному украшению. Как здесь оказался свадебный подарок Тайрона, я не знаю, но то, что он открывает портал в Арзарию, я знала наверняка. Схватив артефакт, я собралась надеть его на палец, как вдруг за моей спиной послышался высокий противный визг.

- Что ты здесь делаешь?

Я крутанулась так резко, что едва не упала. Передо мной в дверном проеме стояла женщина. Красивая. Густые черные волосы были уложены высокой короной вокруг ее головы, величественно обрамляя смуглое лицо с высокими скулами. Темные, как ночь, глаза зло прищурились, тонкие брови капризно изогнулись, и она повторила:

- Ты кто такая? Что ты здесь делаешь?

Инстинктивно я попятилась назад, спрятав за спину руку с кольцом.

- Что у тебя там? - хищно дернулась красавица, двинувшись мне на встречу.

Я судорожно пыталась нацепить себе на палец кольцо, когда незнакомка, резко замахнувшись, ударила меня по лицу наотмашь. От неожиданности артефакт вывалился из рук, звонко брякнувшись об пол.

- Воровка! - взвизгнула она, наклоняясь, чтобы подобрать перстень. Времени на раздумье у меня не осталось. Со всей силы толкнув темноволосую, я прыгнула на пол, хватаясь за кольцо. Стерва оказалась проворной: вцепившись когтями мне в лодыжку, она стала орать как резаная, призывая на помощь. Пнув ее ступней в лицо так, что она отлетела к противоположной стене, я вскочила на ноги и побежала к выходу, влетев на полном ходу в возникшего на входе Ривердол. Оддегир выбросил поднос с едой, больно схватив меня за плечи. Резко подняв колено, я ударила его со всей силы между ног. Мужчина взвыл, а потом его кулак, словно кувалда, опустился на мою голову, погружая меня во мрак забытья.

Сегодня ветер разыгрался не на шутку, вечером будет буря. Пыльные воронки закручивались у моих ног, песок скрипел на зубах и сыпал в глаза. Ненавижу этот мир. Это ненасытное солнце, жадно пьющее раскаленный воздух, пустыню, кишащую голодными ползучими тварями, и оддегиров, с их неуемной жаждой покорять и убивать. Постылый мир, постылая жизнь, когда уже я выберусь из этого замкнутого круга? Прошло столько лун, а эктраль не дает о себе знать. Последнее время ее зов участился, и это вселяло в меня надежду, что развязка близка. А вот теперь такое затянувшееся молчание начинает меня раздражать и заставляет нервничать. И девчонка пропала, как в воду канула. Я несколько раз возвращался в те места, где встречал ее, и ничего…

Наверное, это и есть причина моей злости: я только и делаю последнее время, что срываюсь на каждом, неудачно подвернувшемся мне под руку. И помолвка эта… Сожри ее гекконы. Еле выдержал завершения обряда. Ужасно хотелось прибить Ривердол: уродца буквально распирало от кичливого самодовольства и гордости. Заносчивый ублюдок. А сестра его едва из платья не вывалилась, пытаясь выставить мне напоказ все свои прелести. Дура. Одно упование, что экраль успеет завершить обороты до того, как мне придется взять ее в жены. Хотя, какая разница, будет она моей женой или нет - спать с ней я все равно не собираюсь. Главное, что благодаря ей меня не выкинут с Оддегиры, даже если придурок Видерон снова начнет скулить по поводу своей погибшей невесты.

Я не понял, почему остановился у тотама – возможно, потому, что сам своих рабов никогда не наказывал, а тем более женщин, а тут… к столбу была привязана девушка, судя по фигуре и тонким рукам, вздернутым у нее над головой, очень молодая. Но, наверное, поразило не это, а ее волосы. Каскад длинных, спускающихся до талии локонов был какого-то совершенно невозможного цвета. Словно в закатное небо плеснули сока тапранов. Хрупкие плечи слегка подрагивали – вероятно, девочке было страшно, но она не плакала и не кричала, а молча ждала наказания. Кайр подошел к ней, резким движением откинув копну волос, открывая своему кнуту беззащитную худенькую спину. Что-то острое царапнуло у меня в груди, что-то неправильное и давно утерянное. Девчонка не выдержит наказания, она сдохнет после третьего удара. И вдруг захотелось остановить это жуткое представление, отобрать у оддегира хлыст и дать ему в морду. Да какое мне дело - накажут рабыню или нет? Останется ли жива после ударов кайра? И я отвернулся. Но как магнитом, меня развернуло к тотаму снова. Жалость… Такое забытое чувство. Словно это не я, а кто-то со стороны наблюдает, как плеть со свистом рассекает воздух, разрывая ткань, впивается в кожу юной рабыни, оставляя на ней багровый, уродливый след.

- Довольно! - мой голос прорезает тишину тотама отчетливо, резко, громко. Кайр смотрит на меня, и я вижу, как сквозит в его взгляде недоумение и испуг. Высший вмешался в наказание раба. Впервые за сотни айронов высший позволил себе изменить ход событий в тотаме. Твою мать… Зачем я это сделал!? Зачем решил спасти эту девочку? Возможно, потому что она напомнила мне другую…

- Ты не вправе, Эйрис, отменять наказание. Это моя рабыня, - чужой возглас звучит за моей спиной, и у меня возникает отчаянное желание развернуться и врезать Тахару хорошенько, чтобы больше никогда не смел дышать мне в затылок. Щенок…

- Прости, не имею привычки знать всех своих рабов в лицо, думал, что она моя, - безразлично бросаю я. – К чему портить такой хороший товар? На Гаронне ценят таких, как она, выше камней и золота.

- Я приобрел ее на Гаронне - внял твоему совету, повелитель. Зачем нужно золото и самоцветы, если за них нельзя купить понравившуюся тебе женщину? - оскалился Тахар.

- Так понравилась, что ты решил забить ее до смерти? – усмехаюсь я.

- Она подняла руку на меня и мою сестру. И по законам Оддегиры, достойна смерти. Но я милостив, десять ударов плетью сделают ее смирной и покорной.

- Она не выдержит десять ударов.

- Тебе-то что? Она моя… Захочу - убью, захочу - помилую, захочу - зацелую до смерти.

- Твое право, - я разворачиваюсь, собираясь покинуть тотам, и ехидный голос Ривердол вонзается мне в спину, как корда:

- Кажется, я огорчил тебя, владыка. Прости. Женщина ведь не станет предметом раздора между нами? Можно поделить ее. Какую часть выбираешь, повелитель? Верхнюю или нижнюю? Не-е-ет… - нагло протягивает он. - Мы поделимся по-братски. Пополам. Мы же почти родственники… - в глазах маленького ублюдка загорается торжествующий блеск, и он резко бросает кайру:

- Казнить ее… Хочу, чтобы ты разрубил ее на две одинаковые половинки. Половину мне, половину повелителю…

Тварь, я знаю, что это. Это месть за ту светловолосую с проклятой Нарии, что я не дал ему забрать и приказал убить.

Кайр отстегивает рабыню от столба, поворачивая ко мне лицом… И пески Оддегиры разверзаются под моими ногами. Сердце уходит куда-то в пятки, а потом заходится в бешеной агонии, и мне начинает не хватать воздуха. Это она… Синие глаза, терзающие меня и днем и ночью, впиваются в меня смертоносным жалом, и я выкрикиваю «ГахМоргана» до того, как палач успевает опустить меч на ее голову.

До одного места, что Тахар и кайр смотрят на меня с отвисшими челюстями - я вижу только ее влажные от слез глаза и искусанные до крови губы. Я подхожу к ней, опускаюсь на корточки, захватывая в ладонь ее подбородок заставляя взглянуть на меня.

Наконец-то…

Я чувствую пальцами бархат ее кожи и живое тепло… хрупкая, нежная, красивая... и ее глаза… такой чистый свет… свет утренних звезд моего Теона. Я не брежу, это она… она так же реальна, как это красное солнце, играющее кровавыми искрами в ее волосах. Странный цвет… жуткий. Что она с ними сделала?

- ГахМоргана, - повторяю я, глядя ей в лицо. – Я беру тебя в жены, девочка.

И снова этот взгляд... пронзительно-голубой, что-то неуловимое сквозит в нем, чего я не могу понять, что-то, что выворачивает мою душу наизнанку и заставляет бешено биться сердце в груди.

- Ты сошел с ума, Эйрис? Ты не можешь этого сделать… - слышу окрик Ривердол над своим ухом.

- Я уже это сделал. Я могу делать, что хочу, - я злюсь, вскакивая так резко, что мальчишка еле успевает отпрыгнуть в сторону и, споткнувшись, толкает кайра, заваливая его на землю. - Здесь я повелитель и господин, – надвигаюсь на сопляка всей своей пугающей мощью. - Это ты спятил, маленький засранец, когда вздумал играть со мной в такие игры. Решил, что умнее меня? Ты еще не родился, сынок, когда я постигал законы этого мира. Ты забыл, что раб, приговоренный к смерти в тотаме, может избежать казни, если кто-то из свободных оддегиров пожелает связать себя с ним узами брака и дважды произнесет это вслух? Я желаю… - наклоняюсь к Тахару так близко, что теперь вижу, как испуганно расширяются зрачки его глаз. - Так что ты там, сопляк, мне говорил про поделиться по-братски? Запомни… я не привык делиться своим. А она теперь моя… Моя! Моя! Подойдешь к ней ближе, чем на сто шагов, вырву сердце голыми руками и сожру, не запивая. Пошел прочь.

- Ты… Не можешь… ты обещал жениться на моей сестре, - растеряно мямлит ублюдок.

- Передай Наэли мои извинения, скажи, что благодаря тебе я обзавелся другой супругой, без лишних обязательств, торжеств и затрат, - мой дикий, безудержный хохот разливается в воздухе чернильным пятном. Синеглазая вздрагивает и смотрит на меня, как затравленная лань. Я напугал ее… Но я сам испугался сильнее. Проклятье… Я чуть с ума не сошел, когда увидел занесенный над ее головой меч. Надо забрать ее отсюда, пока я не спятил окончательно и не отрезал голову и кайру, и Тахару.

Я подхватываю девчонку одной рукой, удивляясь, какая легкая и хрупкая она в моих объятьях, тонкая ладошка в поисках опоры обхватывает меня за шею, и ее прикосновение бьет меня, словно удар молнии, так, что я едва могу сделать шаг, закрывая глаза, чтобы прийти в себя от пережитого потрясения.

Ветер усиливается, его яростные порывы бьют в грудь, рвут одежду, засыпают песком. Девчонка начинает кашлять, отплевываться, тереть глаза, и я опускаю ее, прижимая к своей груди, пряча заплаканное лицо в складках плаща. Ее дыхание жжет мне кожу через броню и рубаху, и мне кажется, что я слышу неистовый грохот собственного сердца даже сквозь завывающие звуки разыгравшейся песчаной бури.

Очевидно, когда я ввалился с ней во дворец и поставил ее на пол, на моем лице отобразились все бушующие во мне эмоции, потому что рабыни, выбежавшие нам навстречу, испуганно отшатнулись назад, застыв статуями, не смея пошевелиться.

Я смотрел на ссадины, покрывавшие нежные руки и лицо, кровь, запекшуюся на губах, красные, припухшие от слез глаза, и мне хотелось убивать. Выплеснуть всю накопившуюся во мне силу и разрушить этот долбаный мир до основания. Чтобы и песчинки не осталось. Ярость поднималась внутри меня холодной волной, вынося мозг, сбивая с ног. Что со мной? Что сделала со мной эта женщина? Почему смотрю в бездонные омуты синевы ее глаз, вязну в них, как в зыбучих песках, и нет сил выбраться обратно? Меня трясет, кровь пульсирует в висках бешеными рваными толчками. Крепко стискиваю зубы, сжимаю кулаки - не хочу пугать девчонку еще больше.

- Отныне это ваша госпожа, - резко выдохнув, бросаю виррам. – Займитесь ей. И смойте с ее волос эту дрянь.

Я отвожу взгляд от синеглазой тэйры и иду к себе, не оглядываясь, не говоря ни слова, потому что если обернусь, больше не смогу сдерживаться, наброшусь на нее, утащу, словно зверь в логово, сорву одежду и буду целовать… Буду сходить с ума, стирая губами и зализывая каждый синяк, рану и царапину на ее теле. Я помню, как это делал отец. Я помню? Я помню?! Не может быть… Я помню…

…Белый свет, такой чистый, искрящийся, в его льющихся лучах танцуют жемчужные пылинки, осыпаясь на серебряные мамины волосы волшебным дождем. В гибких красивых руках длинные лилейные стебли и тонкий нож. Она срезает кончики цветов, опуская их в сияющую утробу горного хрусталя. Лезвие соскальзывает, раня тонкую ладонь, окропляя рубиновыми каплями кипенный шелк ее наряда. Мама вскрикивает, и отец бросается к ней так быстро, что его движение почти неуловимо глазу. Губы касаются алебастровой кожи, слизывая выступившую кровь, и сквозь мамины пальцы вдруг начинают сыпаться лепестки алых роз, превращаясь в цветы на ее платье. Слезы с ее щек скатываются в отцовскую ладонь, и через секунду он протягивает ей горсть сияющих бриллиантов.

- Антарион, - ласково шепчет мама.

- Моя Каллея, - руки отца обвивают ее гибкий стан, и они смотрят друг на друга так долго, так нежно и пристально… в их лицах я вижу что-то бесценное, безвозвратно утерянное, бесконечно дорогое… я не помню, что это… почему я не помню, что это?

Мне нужно успокоиться. Прийти в себя. Я захожу в свои покои, не снимая одежд, и с разбегу прыгаю в воду. Волны смыкаются над моим телом, серебряными бликами играют в кружащейся зыби, и тишина обволакивает меня умиротворяющим коконом. Я - Камень Судьбы, упавший на дно, скрытый от чужих глаз толщей колышущихся вод. Я нем и глух. Мое сердце не бьется. Я спокоен…

Сколько прошло времени с тех пор, как я ее принес? Час, два, три? Я потерял им счет. Брожу по комнате неприкаянной тенью, не могу найти себе места. Знаю, что следует подождать, знаю, что синеглазую приведут ко мне, как только ночь опустится непроницаемой тенью над Каддагаром. Знаю… но не могу сдержаться. Хочу ее видеть. Хочу убедиться, что она мне не приснилась. Что она здесь, со мной, что она моя.

Иду по белым плитам дворца, чувствуя, как эхо собственных шагов дрожит, ошеломленно отскакивая от стен. Гетеры выскальзывают из комнат, испуганно взирая на мой жуткий вид. Я так и не переоделся. Рубаха и брюки почти высохли на мне, а обувь хлюпает, оставляя на полу мокрые следы.

- Где она?

Женщины безмолвно склоняются предо мной, указывая взглядами на закрытую дверь. Я поднимаю руку, чтобы открыть ее и войти, но внезапно мне становится страшно. Мне?! Страшно!? Я медлю. Я колеблюсь. Я не знаю, что там увижу. Закрываю глаза, призывая вечных духов, а когда золотые тени вырастают вокруг меня мерцающими столпами, тихо прошу:

- Покажите мне ее.

Пыль времен осыпается на стены, открывая моему взору ту, что заставляет мою кровь бежать быстрей.

Девчонка сидит на окне, укутанная в ливень своих сияющих золотом волос. Отмыли. Хвала солнцу и небу. Ломкие руки скользят по стеклу, играя с прорывающимся сквозь тучи солнечным светом. Она протягивает ладошку, словно пытается поймать луч пальцами, алые губы вздрагивают, и ее лицо внезапно расцветает волшебной улыбкой. Чистой, светлой, искренней. Не помню, видел ли когда-нибудь такую. И этот взгляд… Я его знаю. Так мама смотрела на отца… Хочу, чтоб синеглазка смотрела так на меня. Хочу… Эгла, я хочу ее… Первый раз в жизни хочу женщину так страстно, отчаянно, так неистово. Я впитываю взглядом ее эфемерный силуэт, и на душу внезапно снисходит благодать. Там внутри так легко, так спокойно, как будто я дома, как будто я снова обрел свой Тэон.

- Принесите мне чистую одежду, - шепчу стоящим за моей спиной виррам. – И приготовьте мою спальню и жену к Первой Ночи.

Бесшумно развернувшись, иду к себе, не в силах сдержать улыбки. Еще немного, и дворец погрузится во мрак. Ночь ступит своей воздушной ногой на серебряные пески Оддегиры, а вместе с ней ко мне придет она – моя златокудрая тэйра, мой синеглазый призрак, моя жена…

Комната утопает в огнях и цветах, гетеры усыпали лепестками пол и кровать. На мне белые одежды - тонкие и легкие, они приятно холодят разгоряченное тело. Присушиваюсь к тишине, а затем слышу ее волшебные шаги. Их звук вколачивает в мое сердце танторы. Я жду… Знаю, что сейчас войдет она, и внутри начинает нестерпимо зудеть в предвкушении ее появления. Синеглазый призрак вплывает в комнату, озаряя ее, словно солнечный луч. В колышущемся свете сотен свечей золото ее волос похоже на жидкий огонь, плавно стекающий по хрупким плечам, тонкий сартан светится насквозь, льнет к пышной груди, струится вдоль гладких бедер, путается в стройных ногах. От вида ее обнаженной плоти кровь приливает к лицу, в паху становится нестерпимо горячо и так больно, что мне кажется, если сейчас дотронусь до нее, то просто кончу, едва вдохну неповторимый запах ее безупречного тела. Перевожу дыхание, откидываясь на спинку одра, и с трудом произношу:

- Подойди.

Я очнулась от резкой боли, вонзившейся между ребер. Громкие голоса, шум, истеричный визг иглами впивались в гудящую голову.

- Тварь, грязная тварь, сука, - темноволосая стерва дергала ногой, пытаясь достать меня носком своей туфли, а скрутивший ее в кольцо сильных рук Тахар оттягивал от моего лежащего на полу тела.

- Наиле, успокойся, - рявкнул Тахар.

- Успокоиться!? - взвизгнула она. – Ты посмотри, что она сделала с моим лицом? Тварь. Прикажи убить ее!

- Я скажу слугам, чтобы выпороли ее.

- Слугам? – истеричка начинает плевать слюной, превращаясь в остервенелую гидру. – Я хочу, чтобы ее наказали в тотаме!

- Хорошо, два удара кайра будут ей хорошим уроком, - соглашается Тахар.

- Два!? Тебе кто дороже, родная сестра или жалкая рабыня? Она изуродовала мне лицо. Как я покажусь в таком виде повелителю? Пусть кайр даст ей десять плетей!

- Наиле, она не вынесет десяти ударов.

- Мне плевать. Если ты этого не сделаешь, я пожалуюсь на тебя Эйрису.

- Ладно, не ори, - Тахар хлопает в ладоши, и меня подхватывают под руки, волоча куда-то вниз по ступеням, а потом вдоль по улице. Я плохо вижу, куда меня несут. Голова кружится, а перед глазами летают желтые мухи. А еще песок… так много песка… Он забивается в нос, в рот, скрипит на зубах, мешая дышать. Меня вносят в круг, засыпанный песком, с высоким гладким столбом посередине, и швыряют наземь.

- Десять ударов, - произносит один из слуг.

Крепкие руки в кожаных перчатках вздергивают меня с земли, а затем вокруг моих запястий смыкается металлических холод наручников. Мужчина подтаскивает меня к столбу, приковывая к нему цепью. Затылок ужасно болит, так что трудно повернуть голову. Ноги, пока меня волокли, стерлись до крови, под ребром саднит. Краем глаза я вижу, как здоровенный мужик раскручивает толстую кожаную плеть.

Мне страшно. Эгла, мне так страшно…

Я глупая. Потому что в этот миг я думаю, что выдержу и это испытание судьбы. Я не стану скулить и просить пощады. Демоны, погубившие мой народ, никогда не увидят моих слез. Но, боги, как же я наивна, потому что когда кнут касается моей спины, боль разрывает меня напополам. Такое чувство, что мне перебили хребет. Слезы градом льются из глаз, я прокусываю губу так, что рот наполняется соленым привкусом собственной крови.

- Довольно, - звучит чей-то резкий голос, и я благодарю всех богов за то, что пытка закончилась. Я пытаюсь вдохнуть воздух глубже, но боль мешает, и все, что я могу - дышать рваными, короткими глотками.

Что-то странное происходит за моей спиной. Я слышу мужские голоса. Кажется, они спорят о чем-то. Время тянется так медленно, а боль в спине все сильнее.

- Казнить ее, - вопль Ривердол, слышится мне словно во сне. Я не понимаю, за что? Неужели все? Неужели это конец? Мыслей нет. Страха нет. И меня тоже скоро не будет…

- ГахМоргана, - странное слово. Может, это и есть смерть? Она пришла за мной? Почему так тихо? Огромная ладонь касается моего лица, поднимая за подбородок, и мой отчаянный взгляд тонет в серебряных глазах повелителя Оддегиры.

- ГахМоргана, - повторяет он. – Я беру тебя в жены, девочка.

Что происходит? Как такое возможно? Нет, пожалуйста, только не это.

Он вскакивает и орет на Ривердол, вены вздуваются на его мощной шее, буйный и неукротимый, он похож на дикого зверя – лур, поймавший свою добычу и не желающий ее отдавать. И внезапно на меня снисходит озарение: вот она, порванная нить Эглы. Я заменила свою судьбу судьбою спасенной мною сарны. Я так глупо досталась на обед жестокому хищнику.

Эйрис подхватывает меня с земли так стремительно, что я, качнувшись, обхватываю его за шею.

Куда он меня тащит? Спину жжет огнем, ломит все тело, и я рада, что меня несут, потому что идти самой у меня просто нет сил. Ветер мешает видеть дорогу, забивая песком глаза, очередной порыв попадает в легкие, и я захожусь безудержным кашлем. Как они живут в этом ужасном мире? То жаркое палящее солнце, то холодный пронизывающий ветер. Словно прочитав мои мысли, оддегир осторожно опускает меня, закутывая в свой плащ. Удивительно, но его сильные руки практически не касаются моей израненной спины, как будто он знает, что это причиняет невыносимую боль. На какое-то время я проваливаюсь в забытье, согретая теплом грозного повелителя пустыни. Избитая и растоптанная, я могу думать лишь о том, чтобы меня хоть на немного оставили в покое. Но, похоже, покой мне только снится, потому что как только я начинаю клевать носом, меня тут же ставят на пол.

Холод каменных плит как чудотворный бальзам для моих исцарапанных ступней. Очень кружится голова. Так хочется рухнуть на колени, но я каким-то чудом все еще держусь на ногах. Попытка выпрямиться отдается острой резью в позвоночнике, и я закусываю губу, чтобы не закричать.

- Отныне, это ваша госпожа, - больше я не перепутаю этот голос ни с каким другим, у меня от него мороз по коже.

Я не понимаю, это что, не шутка!? Почему он сказал «госпожа»? Боги, это чудовище действительно взяло меня в жены!? Лучше бы меня забили до смерти. Я смотрю в его широченную удаляющуюся спину, не в силах поверить, что такое могло произойти со мной. Фигура Эйриса расплывается у меня перед глазами серым огромным пятном, а затем я падаю, теряя сознание.

В себя пришла лежа на животе в роскошной кровати. Судя по всему, постель перекладывали какими-то цветами, потому что от нее шел такой восхитительный тонкий аромат, что у меня даже в голове прояснилось.

- Тише, госпожа, не шевелитесь, иначе вы сдвинете повязку, - рядом со мной присаживается красивая девушка, и ее руки невесомо поправляют что-то на моей спине.

- Дайте воды, - прошу я, чувствуя, как горло сжимает спазм. Одновременно ко мне подлетает пять служанок, поднимая меня так бережно и осторожно, словно я стеклянная ваза хрупкая и бесценная. Еще две держат голову, приставляя к моим губам стакан с водой.

- Что это? – удивляюсь я, почувствовав во рту горький травяной вкус.

- Целебный отвар, госпожа, - улыбаются девушки, заставляя меня сделать еще глоток. – Мы искупали вас, пока вы были без сознания, и отмыли ваши волосы.

Опустив голову, обнаружила, что мои локоны вернули себе свой прежний цвет. С одной стороны вроде бы и приятно быть похожей на саму себя, а с другой… Какая теперь разница, как я выгляжу? Предпочла бы быть безобразной уродкой, чтобы на меня больше ни один мужчина не посмотрел. Последние дни их в моей жизни было слишком много, и ничего хорошего от них я не видела, за исключением Тая. Почему он сказал, что знает, что делать? Ведь нет сомнений - он понял, что меня заберут на Оддегиру. Возможно, у Альянса есть какая-то договоренность с этим миром, и меня могут обменять на что-нибудь или выкупить? Робкая искра надежды загорелась в моем сердце.

- Госпожа, - оторвали меня от напряженных раздумий вирры. – У вас болит что-нибудь?

Я внимательно посмотрела на свои ноги, потом на руки. Колени содраны, от металлических браслетов остались синие кровоподтеки, но что самое странное, боли не чувствовалось, саднила и тянула только спина.

- Спина немного болит, - ответила я. – А так вроде бы даже голова не беспокоит, - коснулась рукой шишки, оставленной кулаком Ривердол.

- Мы обработали ваши раны обезболивающим эликсиром, а на спине лежит ткань, пропитанная им, но там очень глубокий след, поэтому и болит, - пояснила одна из девушек.

- Шрам останется, - жалостливо посмотрела на меня другая.

Я грустно улыбнулась. Если бы они могли заглянуть в мою душу, то нашли бы в ней сотни таких шрамов, только время от времени они еще и кровоточили.

- Вам что-нибудь принести? – услужливо поинтересовались вирры.

Странно все это было - за такой короткий срок я прошла такой долгий путь: высокородная тэйра, бездомная бродяжка, пленница, рабыня, и вот теперь – жена беспощадного и загадочного повелителя Оддегиры, чье имя вселяет ужас и страх во всех уголках спектра Ррайд. Какая жестокая насмешка судьбы – человек, разрушивший мою жизнь, стал моим мужем! Что ему от меня надо? Зачем он это сделал? Зачем спас жалкую рабыню, но уничтожил целый мир? Я уже ничего не понимала.

- Помогите мне одеться, - попросила я служанок. Оставаться обнаженной под взглядами десятка посторонних, пусть даже женщин, было как-то стыдно и неудобно. Хотя, если учесть, что они купали меня, пока я была в отключке, то все, что можно и нельзя, они у меня уже видели.

Если до этого еще и были сомнения по поводу того, не пошутил ли Моргана, когда сказал, что берет меня в жены, то после того, как увидела одежду, которую мне принесли, их и вовсе не осталось. Да у меня на Нарии не было таких платьев!

Легчайшая ткань, такая мягкая и нежная, что ее все время хотелось трогать руками, была расшита тончайшей паутинкой золотых и серебряных нитей с вкраплениями радужных бисеринок и драгоценных камней. Это был наряд, достойный супруги повелителя. Украшения, которые принесли девушки, я отказалась надевать, я бы и от платья отказалась, но, к сожалению, другого у меня не было. А вот от еды отказываться было выше моих сил. Она так пахла, что в животе невольно начала играть музыка. Так вкусно я не ела с тех пор, как покинула дом, и если бы я не знала, где нахожусь, то сказала бы, что попала в сказку. Со мной носились как с редкой драгоценностью, едва ли не в рот заглядывали.

Интересно, как долго это будет продолжаться? Будут ли они смотреть на меня так же, когда я воткну нож в сердце их хозяину? И что со мной будет тогда? Эта мысль меня мало занимала. Я устала бояться. Богиня смерти последнее время слишком близко и часто обжигала меня своим тлетворным дыханием.

Вирры наконец оставили меня одну, и я не придумала ничего лучше, чем сесть на подоконник, разглядывая странный мир, в который попала. За окном бушевала буря, серая и беспросветная, она закручивала песчаные вихри, накрывая город дымной пеленой. Сквозь непроглядное марево небес изредка прорывались лучи солнца, алые, словно вены с бегущей по ним кровью. Им было плевать на бурю и непогоду, они упрямо светили всем назло, даруя надежду, что когда ураган закончится, будет свет, будет солнце, и будет жизнь.

И я вдруг вспомнила слова Таис: «У меня можно все отнять, но даже тогда никто не в силах запретить мне верить. Ведь пока я верю, у меня остается надежда». Я улыбнулась. Вера и надежда - это все, что у меня осталось. Пока я жива, я буду верить. Эгла услышит мои молитвы, и однажды я еще буду счастлива. Тайрон заберет меня отсюда, он пообещал. А правитель Арзарии еще никогда меня не обманывал.

Дверь тихо отворилась, и в комнату послушным ручейком вплыли служанки.

- Госпожа, повелитель ждет вас,- улыбаясь, сообщили виры. – Мы пришли приготовить вас к ночи.

У меня похолодело внутри. Почему я решила, что меня сегодня оставят в покое? Когда же я перестану быть такой глупой и наивной? Ну конечно, что еще нужно от меня этому зверю, как не фунт моей нежной плоти? А для чего еще он мог взять меня в жены? Какая же я дура! Расслабилась, вместо того, чтобы попытаться сбежать.

Вирры стали раздевать меня, облачая в прозрачный, как стекло, сартан, а я лихорадочно думала. Думала, думала, думала… и ничего умного не приходило в мою пустую голову. Оттуда со страху исчезли все мысли.

- Готово, госпожа, - пропела одна из девушек, закончив расчесывать мои волосы. Она смотрела на меня с такой завистью и счастливым восторгом, что мне невольно захотелось спросить ее, чему она радуется? Как можно по доброй воле делить ложе с таким чудовищем? Хорошо, что девушки взяли меня под руки и повели в спальню к оддегиру, потому что когда я замерла на ее пороге, ноги меня уже не держали. Зажмурившись, я сделала робкий шаг, а потом открыла глаза, ослепленная светом сотен свечей, которыми был уставлен пол.

Босой, в светлых брюках, белоснежной тунике без рукавов, распахнутой почти до талии, Эйрис Моргана мало напоминал жестокого воина пустыни. Солнцеликий бог, расслабленный и спокойный, он перебросил серебряные косы, затянутые в низкий хвост, через плечо и прилег на постель, чтобы отдохнуть. Он согнул ногу в колене и облокотился на спинку ложа, закинув одну руку за голову, отчего мышцы на ней вздулись подобно переполненному бурдюку с водой. Демон так огромен и силен, что я вскидываю голову и сжимаю руки в кулаки, чтобы не показать как мне страшно на самом деле.

- Подойди, - голос оддегира такой же плавно-текучий, как и его завораживающий взгляд.

Но я не могу заставить себя двинуться с места, лишь с ненавистью смотрю в его сияющие ртутью глаза.

- Кто ты? – холодно спрашивает он, и его равнодушный и надменный вид развязывает мне язык.

- У вас, видимо, старческое слабоумие, повелитель, раз вечером вы не помните, что делали утром. Но я помогу освежить вашу память. Я ваша жена.

Глаза чудовища вспыхивают подобно искрам из разгоревшегося кострища, и он вскакивает с кровати так быстро, что я не успеваю проследить и понять, как с таким огромным ростом и весом можно двигаться так проворно.

- Ты заблуждаешься, девочка, ты моя рабыня, - низко протягивает он. – То, что я назвал тебя своей женой, не снимает с тебя этого, - он захватывает мою руку и демонстративно подносит к моим глазам позорное клеймо, выжженное у меня на запястье.

- Раб тот, кто смирился со своей жалкой участью. А тот, кто борется - уже свободен, - как же мне хочется, чтобы он ударил меня за мою дерзость, покончил с моей бесполезной и искалеченной жизнью, как он это сделал с тысячами моих соотечественников, но вместо этого он смотрит на меня так пристально, словно пытается заглянуть мне в душу, а потом уголки его губ ползут в ленивой улыбке, и он захватывает мой подбородок в широкую ладонь.

- Кто ты, девочка? – в его голосе нет злости, хриплый и тягучий, он проникает мне в кровь огненной дрожью

- Как все печально, – с вызовом смотрю в его напряженное лицо. – У вас с памятью совсем плохо? Только что вы сказали, что я ваша рабыня.

Широкие брови мужчины изумленно взлетают вверх, и в серебряных глазах загорается какой-то странный пугающий блеск.

- Не боишься меня?

- А должна? – меня прорывает, как плотину, и я уже не могу остановиться. – Или хозяин хочет, чтобы я боялась? – я надеваю на себя маску неподдельного ужаса, заглядывая в хищно сузившиеся глаза оддегира. - Такое лицо должна изобразить ваша вещь, чтобы повелитель Эйрис почувствовал себя довольным и счастливым? Или следует еще упасть на колени и трепетать от страха? Может, еще и плеть подать? Тогда ты сможешь избить меня за неповиновение.

Он молчит, а потом подхватывает меня так стремительно, что я даже не успеваю пискнуть, когда оказываюсь лежащей ничком на кровати, придавленная сверху его огромным весом. Треск раздираемой на спине ткани заставляет меня отчаянно дернуться, но мои жалкие потуги ничтожны перед его звериной силой, я похожа на тонкую травинку, придавленную каменной глыбой. Нет никакого шанса вырваться из его стальных тисков. И я зажмуриваю глаза, сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони, оставляя на них кровавые борозды. Я выдержу, я смогу, я не заплачу… Это всего лишь тело. Глупое, бесполезное тело. Моя душа далеко… Там, на моей прекрасной Нарии, вместе с синей, как мои глаза звездой.

Холодная рука касается моей спины так неожиданно… Я вскрикиваю и затихаю, не понимая того, что делает со мною этот дикарь. Тяжелая ладонь движется медленно и осторожно, повторяя контур рубца, оставленного плетью кайра. Она не причиняет боль. Наоборот, жжение и резь, которые мучили меня все это время, почему-то уходят, словно он смазал рану чудотворной мазью, и теперь я ощущаю только приятное покалывание и холодок. Он развернул меня резко, как куклу, и, не дав опомниться, уселся сверху и вперился в меня своими невозможными серебряными глазами. Огромная ладонь дотрагивается до моей щеки, и я замираю, ошеломленная нежностью его прикосновения. Длинные пальцы, как перышко, двигаются, описывая овал моего лица, поглаживают брови, касаются скул, обводят контур губ. Он, словно слепой, трогает меня, пытаясь запомнить на ощупь.

Рука замирает на мгновение, крылом зависнув в воздухе, и вдруг опускается, молниеносным рывком разрывая на мне одежду. Суровое лицо прорезает странная улыбка - хищная, жадная, плотоядная. Взгляд скользит по моей шее, спускается на грудь, задерживается на ней, долго и обстоятельно, словно пробует на вкус, и меня бросает в жар от его практически осязаемого прикосновения. Я чувствую себя такой маленькой и слабой перед его необъятной мощью. Обнаженная и обездвиженная, я испытываю лишь стыд, горечь и бессилие. Глупые слезы. Они скатываются по щекам раньше, чем я успеваю заставить себя остановить их бесполезный поток. Оддегир вскидывает бровь, осторожно слезает с меня, и дальше происходит что-то непонятное: он ложится рядом, заворачивая меня в кольцо своих огромных рук, оплетает ногами, обволакивает в кокон сильного, горячего тела. Свечи гаснут, как по волшебству, как будто невидимый дух подошел и задул их все разом.

- Спи, - тихо произносит он.

Мощная грудь тяжело вздымается, упираясь мне в спину, и его дыхание шевелит волосы на затылке. Тишина, такая плотная и густая, захватывает в плен наши тела, и ее священное безмолвие нарушает только ветер, завывающий зверем за окнами, и стук моего испуганного сердца. Что происходит? Что нужно от меня этому жуткому мужчине? Почему остановился? Зачем медлит? Я нервничаю еще больше, потому что не знаю, чем закончится для меня эта передышка.

Я не знаю, сколько прошло времени, мне казалось, что много. Я лежала тихо, как мышь, страшась лишний раз пошевелиться и вздохнуть. Оддегир спит, или мне кажется, что спит? Размеренное дыхание опаляет мое обнаженное плечо, я сглатываю жесткий комок в горле, а потом осторожно вытягиваю руку, пытаясь натянуть на себя обрывки изодранного сартана. Это было ошибкой. Неуловимое движение - и демон, перехватывая мои ладони, нависнув надо мной, хрипло выдыхает:

- Нет, синеглазая, спать рядом со своим мужем ты будешь такой, какой тебя привел в этот мир создатель.

- Мне холодно, - сердито жалуюсь я.

- Правда? – он вопросительно смотрит на меня. – Скоро будет жарко, – лицо мужчины вдруг опускается так близко, что я вижу свое отражение в серебряных озерах его глаз, а потом словно высеченные из камня губы невесомо касаются моих. Это удивительно, но они такие нежные и мягкие. И его воздушные поцелуи порхают по моему лицу, как легкокрылые бабочки. Откуда в таком сильном и большом человеке столько легкости и грации?

Огромные ладони захватывают мою голову, не давая увернуться, длинные пальцы зарываются в волосы, и на меня обрушивается огненная лавина по имени Эйрис Моргана. Его губы повсюду. Безудержно-неистовые, они трогают, умоляют, ласкают, обжигают. Я не понимаю, что происходит. Сердце выпрыгивает из груди, бьется о ребра, захлебываясь в агонии. Мое тело под ним начинает плавиться, изнывая в сладостном томлении, пронизываемое накатывающими жаркими волнами. Рука оддегира внезапно оказывается у меня между ног, и я вскрикиваю от дерзости ее прикосновения.

- Ш-ш-ш, - улыбаясь, шепчет он, накрывая губами мои губы. - Ты мокрая, синеглазка, и такая горячая. Согрелась?

Я не просто согрелась, мне казалось, что мое тело пылает. Еще немного, и кожа начнет дымиться и искрить.

- Д-да, - еле слышно отвечаю я.

- Хорошо, - удовлетворенно вздыхает он, переворачивается на бок и подминает меня под себя. – Спи.

У меня пылают щеки и уши, кровь гулко стучит в висках, все тело словно подогретая свеча: липкое, вязкое, не мое. Что он со мной сделал!? Как вообще можно спать после такого? Но я испуганно молчу, не смея перечить или шевелиться. И плевать, что я совершенно голая и между нами только шелк его одежд, лишь бы он не стал целовать меня снова, потому что больше собственной наготы я боюсь реакции своего тела на его прикосновения.

Я не поняла, как уснула, просто в какой-то момент стала выпадать из реальности, срываясь в темноту. Наверное, накопившаяся за день усталость оказалась сильнее меня, веки перестали меня слушаться, они стали такими тяжелыми, словно на них железные цепи повесили, а потом я просто провалилась в топкие объятия ночи. Навеянный произошедшим, мне снился сон: что-то огромное нависло надо мною черной тенью. Тень накрыла мое тело собой, вспыхнула искрами света, и взлетела в воздух сотней разноцветных мотыльков. Они порхали вокруг, еле слышно шелестя тонкими крыльями, невесомо касаясь царапин и синяков на моем теле. Эфемерные и воздушные, они целовали мою кожу, убирая боль, кровоподтеки и раны, превращая их в осыпающиеся на постель алые лепестки роз. Сладкий дурман опутал меня теплыми сетями, побежал по венам горячей рекой, и я выгнулась радугой навстречу снизошедшему блаженству. Бабочки вспорхнули все одновременно, осыпавшись золотой пылью в танцующий солнечный круг, а потом из него появилось таинственно улыбающееся лицо повелителя песчаных демонов.

- Ма Доммэ, эрэс ма Доммэ. Ма солле, ма скаанэ, ма Доммэ… - тихо шептал он слова на непонятном языке, перебирая пальцами пряди моих волос. – Ма Доммэ… - его хриплый голос заскользил, словно кубик льда, по моему обнаженному телу, и я, вскрикнув, открыла глаза, обнаружив себя лежащей в пустой постели, заботливо укрытой мягким белым покрывалом.

Сквозь тонкий занавес прорывались яркие солнечные лучи. Буря закончилась, уступив место палящему безветренному зною. Я села на постели, изумленно оглядываясь вокруг. Спальня повелителя Оддегиры разительно отличалась от спальни Ривердол. Здесь не было ничего помпезного и вычурного. Белоснежные полы, белоснежные стены, белоснежная кровать. Жемчужно-серая мебель, строгая и лаконичная, и много света, льющегося сквозь стеклянную аркаду узких длинных окон.

Дверь бесшумно отворилась. Сначала в спальню торжественно вплыло сияющее в лучах солнца одеяние, а следом за ним несущие его в руках вирры.

- Госпожа, позвольте обработать вашу рану, - вперед выступила девушка с золоченым тазом, из которого поднимался густой ароматный пар.

Укутавшись в покрывало, слезла с кровати, присев на край. Опустила край ткани, оголяя спину, позволяя служанкам добраться до рубца. В образовавшейся тишине грохот упавшего на пол таза прозвучал так резко, что я испуганно обернулась.

- Что случилось? – спросила у изумленно пялящихся на меня девушек.

- Ваша спина, - пролепетала одна.

- А что с ней? – поднявшись с постели, быстро подбежала к стоявшему в углу высокому, в человеческий рост, овальному зеркалу. В отражении возникла моя закутанная в белое фигура с рассыпавшимся по плечам каскадом золотых волос. Первое, что бросилось в глаза, это что с лица исчезли ссадины. Прокушенная и опухшая губа была розовой и бархатистой, на щеках после сна играл легкий румянец. Кровоподтек, украшавший скулу, таинственным образом исчез. Следы от железных наручников на запястьях тоже куда-то испарились. Глубоко вздохнув, повернулась спиной, а потом замерла, разглядывая выступающую линию позвоночника, совершенно гладкую, без единого повреждения кожу, и красный лепесток, прилипший к лопатке. Испуганно дернулась, переведя взгляд на постель, так и не сумев сдержать громкого возгласа, вырвавшегося из груди. Кипенно-белые простыни были усыпаны алыми лепестками роз, как брызгами крови. В горле как-то разом пересохло, и сердце стало пропускать удары. Сон, что мне снился… Неужели это был не сон?

- А где ваш хозяин? – успокоив дыхание, поинтересовалась я.

Служанки недоуменно переглянулись.

- Вы имеете в виду вашего супруга?

Супруга… Боги, я и забыла, что, кажется, замужем за этим дикарем.

- Имею, - зло буркнула я. – В виду. Супруга.

- Повелитель отбыл утром с эордом Ириом.

Это была первая радостная новость за все последние дни. Пока оддегир отсутствует, можно осмотреть его дворец и продумать план побега. Еще бы меч его найти. Хотя у него, возможно, есть еще какие-нибудь артефакты перехода. Воодушевленная своей идеей, я быстро, с помощью слуг, облачилась в платье и пошла бродить по коридорам и залам. Эйфория от возможности получить долгожданную свободу испарилась так же быстро, как и появилась. Стоило мне поднять ногу над ступенькой лестницы, ведущей вниз, к выходу, как вокруг меня из воздуха возникли янтарные тени. Они обступили меня плотной колышущейся стеной, переливающейся всеми оттенками золотого. Презрительно хмыкнув, решила проигнорировать это неудобство, смело двинувшись дальше. А дальше… Дальше ничего не получилось. Тени зажали меня со всех сторон, словно в капкан, мягко перенеся на середину коридора.

- Я выйти хочу, - рассержено топнула ногой, разглядывая клубящуюся вокруг меня золотую пыль. Сияющая субстанция подернулась, пошла рябью, и из нее стали проступать выпуклые контуры огромных лиц.

- Не велено, - эхом пронеслось троекратное многоголосие над моей головой.

- Кем не велено? – потрясенно спросила я.

- Не велено, - все тем же менторским тоном изрекли золотые морды.

- Что не велено? – решила все-таки докопаться до истины.

- Не велено, - золотые явно издевались, и я разозлилась. Ответить по-человечески можно? А то завели - не велено, не велено…

- Вы для приличия хотя бы еще несколько слов выучили, - фыркнула я. – Морды вон отрастили, а мозгов и словарного запаса ни грамма.

Морды обиделись. Подхватив меня под руки, зачем-то вернули в спальню, причем прошли вместе со мной сквозь стену.

- Правильно, - обиженно крикнула я им вдогонку. – Чтоб через стены ходить, много мозгов не надо.

За стеной что-то завыло. Нехорошо так завыло. Оно, значит, там воет, а я тут сиди и слушай? Ну, уж нет. Раздраженно пнув ногой дверь, снова вышла в коридор, упрямо следуя все тем же маршрутом. Интересно, как долго у морд хватит терпения повторять мне «не велено»? Но проверить на прочность выдержку золотых духов у меня не получилось, потому что мне навстречу, гордо задрав голову, оттягивая носок и виляя бедрами, шла отвратительная сестрица Ривердол.

- Ты! – завопила злобная змеюка. – Тварь мерзкая! Что ты здесь делаешь?

И мне сразу стало интересно, а у них за оскорбление жены повелителя порка не полагается?

- Я здесь живу, - радостно огорчила темноволосую дуру.

У нее даже губы трястись стали. Вытянув палец вперед, она наставила его на меня, как тантор. А у меня сердце подпрыгнуло вверх, а потом грохнулось под ноги, рассыпавшись на осколки. Боги, у нее на руке было надето мое обручальное кольцо! Кольцо, которое мне подарил Тайрон! Понимая, что вряд ли мне выпадет еще раз такой шанс, я бросилась, как ядовитая кобра, на опешившую Наэли. Повалив ее на пол, схватила за руку, пытаясь стянуть с нее кольцо. Не знаю, кто учил приемам эту стерву, но отбивалась она как боевой петух. Я думала, она мне и глаза выцарапает. Изловчившись, схватила ее за волосы и стала долбить ее головой об пол. Она орала, как недорезанная свинья, так, что на ее вопли сбежались все виры и слуги. Внезапно Наэли заткнулась, а я стремительно полетела куда-то вверх, буквально оторвавшись от змеюки вместе с клоком ее волос.

Меня вздернули за шкирку, как нашкодившего кота, и пока я продолжала болтаться в воздухе, Эйрис свирепо спросил:

- Ты что здесь устроила, златовласка?

- Она украла мой перстень, - злобно пропыхтела я.

- Она врет! - Наиле поднялась с пола, тыча в меня пальцем. – Это она воровка! Перстень мой!

Эйрис повернулся в сторону змеюки и, вытянув вперед руку, требовательно раскрыл ладонь.

- Перстень мой, - упрямо затрясла головой Наиле, но Эйриса ее слова, похоже, мало тронули. Он посмотрел на нее так мрачно и холодно, что, мне кажется, в этот момент и стены покрылись инеем. Будь я на месте Наиле, я бы и спорить не стала, но до этой дуры явно туго доходит, что Моргана зол, как лур.

- Наиле! - рявкает он так громко, что стекла в окнах начинают дребезжать, и у той от страха кольцо вываливается из рук, с громким стуком подкатившись к ногам повелителя. – Это? – сердито спрашивает он, подняв перстень и опустив меня на ноги, и я, гулко сглотнув, киваю головой.

- Лора врет, - не унимается Наиле. - Это мое кольцо.

Эйрис поворачивает ко мне голову и вопросительно выгибает бровь.

– Лора!? - кислая мина красочно свидетельствует о том, что он думает о моем имени. Нахмурившись, он опускает на секунду голову, а потом резко вскидывает, пронзая сестру Ривердол сталью своего взгляда.

- Ты обвиняешь мою жену во лжи, Наиле? – подозрительно спокойно спрашивает он, и у змеюки отваливается челюсть.

- Ж-жену? – заикаясь, произносит она, уставившись на меня, как на внезапно вылезшее из-под пола чудовище. – А как же я!?

- Тахар разве тебе ничего не сказал? – рассержено интересуется оддегир, злясь еще больше, когда Наэли отрицательно качает головой. – Ты не ответила на мой вопрос, - холодно повторяет он, - Ты обвиняешь мою жену во лжи?

- Да, обвиняю! - внезапно злобно вскидывается она. – Перстень мой! Требую свидетельства на камне правды.

Эйрис напряженно прищуривается, высверливая во мне дыру своими серебряными глазами.

- Ничего не хочешь мне сказать? – спрашивает он, а затем ехидно добавляет: - Лора.

- Нет, - резко бросаю ему в лицо. – Кольцо мое.

- Как скажешь, синеглазая, - усмехается он. – Саарэн.

Едва он успевает произнести это странное слово, как из каменных плит пола начинают просачиваться те самые золотые духи. Из колышущейся пелены проступают их безучастные лица, склоняясь в почтительном поклоне перед повелителем пустыни.

- Приказывай, солнцеликий, - разносится по воздуху их созвучный шепот.

- Перенесите нас в Храм Высших, - произносит Эйрис, подталкивая меня вперед. Потом кивает головой на Наэли. – И эту тоже.

Духи корчат презрительные гримасы, смыкая вокруг меня кольцо. Можно подумать, я в восторге от их чокнутой компании.

- И поосторожнее через стены, безмозглые, - наглею я. Золотые морды, злобно взвыв, резко отлетают от меня. Моргана недоуменно косится на морды, морды на меня, я на Морганаа. Оддегир закатывает глаза, сдергивает меня с места, прижимая к груди, и духи, подхватив наши тела, несут сквозь пространство и стены, выпуская в странном месте, похожем на святилище.

Цилиндрическое помещение с гладкими, как стекло, стенами, вдоль которых стоят белые статуи всех богов, поражает своей возвышенной красотой. Застывшие в мраморе прекрасные лица безмятежно и спокойно устремили свои взгляды в центр круга, засыпанного чистым, как снег, песком, из которого, подобно причудливой галлюцинации, возвышается каменное дерево. Хрупкие ветви и листочки словно живые, и кажется, вот-вот подует ветер, и крона белоснежного гиганта зашевелится, зашелестит, вздрогнет, потревоженная его прикосновением. Сквозь пятиконечную дыру в потолке на дерево осыпаются лучи света, пурпурными мазками разрисовывая волшебный чертог. Я стою и, потрясенно раскрыв рот, смотрю на это великолепие. Никогда не видела ничего подобного. От красоты момента к глазам подступили слезы восторга. Мне казалось, что я прикоснулась душой к чему-то божественно-прекрасному и чистому, к чему-то могущественно-фантасмагорическому, что способно изменить мою жизнь, исполнить мои самые заветные желания.

- Подойди к камню, Наиле, - сурово произносит Эйрис. Сестра Ривердол, подобрав полы юбок, с торжествующей улыбкой на лице делает шаг, ступая в освещенный круг. Карминные искры сворачиваются в длинный пучок света, возлагающийся ей на голову подобно короне. Темноволосая протягивает руку, дотрагиваясь до каменного изваяния, и закрывает глаза. На ее лице появляется счастливая блаженная улыбка, как будто ее коснулась рука бога, одарив всеми милостями. Несколько секунд ничего не происходит, а затем по стволу дерева начинают ползти кривые трещины, и внезапно вся его красота обращается в уродливую иссушенную образину.

- Правда не на твоей стороне, Наиле, - бесстрастно заявляет Моргана. – Выйди из круга. Наиле распахнула глаза, затравлено уставившись на изуродованное дерево. У нее был такой вид, словно ей только что дали пощечину. Отчаянно махая головой, кажется, не понимая, как такое могло случиться, она отступает назад.

Повелитель оддегиров хватает меня за шкирку, заталкивая в освещенный чертог, и я задираю вверх лицо, разглядывая кружащие надо мной сверкающие блики.

- Положи руку на камень, - рявкает Моргана. Пожав плечами, осторожно касаюсь ладонями искореженной поверхности ствола, песок у моих ног вспыхивает ослепительным белым, а затем черный камень под моими пальцами превращается в живую материю. Секунды - и на качающем ветвями жемчужном великане начинают расцветать серебряные цветы, роняя сверкающую пыльцу на мою голову. Боги, это так красиво, что я, не удержавшись от восхищенного возгласа, поднимаю вверх руки, пытаясь поймать волшебный дождь. Пылинки тихо кружат в лучах света, ложатся яркими точками на мое лицо, волосы, шею, и я начинаю смеяться, чувствуя, как теплая волна заполняет все мое естество. Из мира грез меня выдергивают так резко и безжалостно, что я обиженно фыркаю, а потом, подняв глаза, сталкиваюсь с хищно прищурившимся Морганаом, пристально разглядывающим мое лицо. Он обхватывает меня за талию, раздраженно бросая духам:

- Перенесите нас во дворец, - затем, видимо, вспомнив, поворачивается к Наиле: - Она оклеветала супругу правителя. Всыпьте ей десять розог.

- Повелитель, сжалься, - шепчет Наиле, роняя слезы.

- Я и так пожалел тебя, - остается непреклонным оддегир. – Хочешь, чтобы я заменил розги на десять плетей кайра?

Лицо сестры Ривердол передергивается от ужаса, и она покорно склоняет голову, еле сдерживая рыдания. На какой-то миг мне даже становиться ее жалко, но это лишь мгновенье, потому что через секунду я вспоминаю, как она требовала забить меня до смерти, и все мое сочувствие к ней обращается холодным безразличием.

Духи подхватывают нас с Эйрисом, опутывая золотом своих призрачных рук, и я не успеваю сосчитать до пяти, как оказываюсь стоящей посреди спальни дворца, будто и не уходила отсюда. Что-то подозрительно неправильное видится мне во всем произошедшем. Озираясь по сторонам, делаю на всякий случай шаг назад, заметив, что Эйрис усаживается на край кровати, вытянув вперед свои длиннющие ноги, скрещивая руки на широкой груди. Какое-то время он пристально разглядывает меня, по-птичьи наклонив голову набок, напряженно раздумывая о чем-то. Потом достает из кармана мое кольцо, расплываясь в совершенно хищной ухмылке.

- Откуда оно у тебя? – бровь оддегира выгибается знаком вопроса, и, обжигая меня серебром своего взгляда, он, словно издеваясь, начинает подбрасывать подарок Тайрона в ладони, играя с ним, как кот с мышью.

Как же смешно смотреть на лицо синеглазки, на котором, как в зеркале, отражаются все ее наивные мысли и внутренняя борьба. Она смотрит на подпрыгивающий в моей ладони перстень, как змея, готовая молниеносно вцепиться мне в глотку. В том, что кольцо ее, не сомневался и секунды, иначе не стала бы она так дубасить Наиле. Хорошо, что оттащил, еще, чего доброго, прибила бы эту идиотку. Хотя я сам готов был придушить ее вместе с Тахаром, когда ночью смотрел на израненное тело златовласки. Мразь, подвернись мне только удобный случай, переломаю Айгарду все кости.

- Так откуда оно у тебя? – снова спрашиваю сердито глядящую на меня из-подо лба синеглазку. Маленькая дурочка, думает, я не знаю, что это артефакт перехода. Я их за версту чую. Так вот как она перемещалась между мирами! Интересно, что она мне будет врать? Сбежать от меня опять решила? Ну-ну, забавно будет посмотреть, как у нее это получится: духи следят за каждым взмахом ее руки.

- Мне его отец подарил, - девчонка упрямо поднимает подбородок, смело глядя мне в глаза. Дерзкая. Не боится. Как же меня заводит ее вызывающе-наглый вид. Устал от слепого женского обожания и раболепия, а эта похожа на притихший вулкан – тронь, и взорвется в твоих руках, опалив огненной лавой.

- Отец, значит, - удовлетворенно протягиваю я, продолжая играть кольцом перед ее носом.

- Убедился, что кольцо мое? – вспыхивает она, вытягивая навстречу мне ладошку. - Отдай.

- Попроси хорошенько, - невозмутимо заявляю я. Лицо синеглазой передергивается от злости, но, очевидно, пересилив себя и понимая, что кольцо ей все же важнее, чем гордость, она, чопорно сжав руки, просит:

- Отдай. Пожалуйста.

- Разве так просят мужа? – уже в открытую издеваюсь я над наивной глупышкой.

- Муж мой! - уморительно сложив губы в узкую линию, едва не плюясь ядом, цедит она. - Пожалуйста. Верни мне кольцо.

Я не выдерживаю, начиная смеяться, как сумасшедший. Наконец, успокоившись, зажимаю кольцо в ладони и маню ее к себе пальцем. Девчонка хмурится, явно раздумывая, стоит ли подходить ко мне ближе. Чтобы разрушить ее сомнения, вытягиваю руку с кольцом вперед. В ярких, как звезды, глазах загорается алчный блеск, и, забыв об осторожности, златовласка устремляется мне навстречу. Все. Попалась.

- Вот так следует просить мужчину, - выдыхаю в ее испуганно приоткрытый рот, а затем, прижав к себе крепче, приникаю к влажным алым губам, пьянея от их терпко сладкого вкуса. Он сводит меня с ума. Не знаю, как смог остановиться ночью, когда целовал ее нежное тело. - Попроси меня, синеглазая, - шепчу я, кажется, теряя контроль, запуская пальцы в струящийся шелк ее локонов. Такие мягкие.

- А знаешь, муж мой, - ядовито заявляет она, упираясь тонкими кистями в мою тяжело вздымающуюся грудь. – Это кольцо мне никогда не нравилось. Оставь его себе.

Мерзавка резко выскальзывает из моего захвата, завораживающе тряхнув золотой копной своих волос, а затем, нагло повернувшись ко мне задницей, плавно направляется к выходу!

Вот же зараза! Схватить бы. Жаль, спешу в отторум, но как же мне хочется затащить ее в постель, зацеловать до полусмерти и стереть с ее лица это победное выражение, чтобы стонала и извивалась в моих руках, просила пощады. Ничего, синеглазка, у нас с тобой долгая ночь впереди, я научу тебя, как следует обращаться со своим мужем.

Хрог Ириа сел на окно, шумно сложив огромные крылья. Хорошо, что Ири предупредил утром о прибытии легатов Альянса. По крайне мере, я готов к сюрпризам. Какую песню на этот раз запоет полоумный Видерон? Даже не сомневаюсь, что сегодняшний синклит - дело его рук.

- Саарэн, - призываю духов, чтобы перенесли меня в отторум. Их золотые лица возникают из пустоты, медленно и величаво.

- Приказывай, хозяин, - шепчут бестелесные. Я привык к ним, как к чему-то расхоже-обыденному, не замечая, как вытягиваются лица окружающих, когда вечные появляются из воздуха, называя меня хозяином. Наверное, это настолько обескураживает и внушает страх, что за столько айронов никто не задался вопросом, почему они это делают, и кто я такой на самом деле.

- Вайолет, меня ждут в зале эордов. Каан, Сиэм, следите за девчонкой, глаз с нее не спускать, - лица золотых искривляются в недовольной гримасе. Удивительно, первый раз вижу, чтобы они так на кого-то реагировали. Потом выясню, чем она успела им насолить. – Волос с ее головы чтобы не упал, - грозно добавляю уже развеявшимся, исчезающим силуэтам.

Вайолет выпускает меня в центре отторума, и толпа легатов, прибывшая на заседание, изумленно вздрагивая, пятится, обнаружив мою фигуру в полном боевом облачении, появившуюся из ниоткуда.

Сегодня послов больше, чем обычно, значит, собираются просить о чем-то важном для лиги. Странно, что не вижу Видерона. Хотя последний раз, когда с ним разговаривал, председатель Альянса выглядел невменяемым. Возможно, побоялись брать его с собой, опасаясь дипломатического скандала.

После официальной части приветствия, положенного по регламенту, когда все стороны усаживаются по кругу, жестом даю знак, что можно приступать к переговорам.

- Повелитель! – торжественно начинает глава миссии. Согласно параграфу восьмому, пункту пятому конкодиума…

- Я знаю все пункты соглашения между Оддегирой и мирами Альянса, - перебиваю главу и снисходительно улыбаюсь, видя его замешательство. – Их писал я. Там говорится о том, что пленник из мира, входящего в лигу, может быть выкуплен и возвращен домой, при условии, что он попал на Оддегиру незаконным способом, либо был похищен из семьи и контрабандой вывезен и продан на Гаронне. Ближе к делу, уважаемый.

Легат растеряно мнется, очевидно, пытаясь собраться с мыслями.

– Дело в том, повелитель, - несмело начинает он. - Дочь знатного вельможи с Эугеды вот уже почти как экон была похищена контрабандистами. Нам удалось выяснить, что ее вывезли на Гаронну и там продали в рабство, - посол многозначительно смотрит на меня, видимо, проверяя, каковой будет реакция.

- Что вы хотите конкретно от Оддегиры? Чтобы мы нашли девушку?

Лицо легата озарятся улыбкой, и он заискивающе произносит:

– Нет, повелитель, мы сами ее нашли. Она на Оддегире. Поэтому, согласно договоренностям, хотели бы, чтобы подданную Эугеды вернули в семью. Если потребуется, мы готовы возместить купившему ее эорду потраченную на приобретение девушки сумму.

- Эорду? – окидываю взглядом всех находящихся в отторуме мужчин. – И кому же досталась сия прекрасная контрабанда?

- Девушку купил эорд Айгард, повелитель, - кланяется посол, и я вопросительно смотрю на притихшего Ривердол.

- Подойди, - бросаю я щенку. С радостью отберу у него купленную игрушку, и даже денег не верну. – Как зовут украденную особу? – обращаюсь к легату.

- Лорелин Аурелия, - выпаливает глава миссии, протягивая мне бумаги. – Это официальная нота Альянса, с требованием вернуть девушку, согласно букве закона.

- Отдашь Лорелин Аурелию послам и извинишься, - приказываю Тахару.

- Я не могу этого сделать. У меня нет девушки, - ехидно ухмыляется Айгард.

- И где она? – обманчиво бесстрастно спрашиваю у сопляка.

- Вы так неосторожно, повелитель, вчера забрали ее себе, - злорадно сообщает Тахар, искоса поглядывая на легата. – Это рабыня Лора. Та девушка, которую вы вчера забрали из тотама и есть Лорелин Аурелия.

В отторуме становится тихо, как в долине смерти. Теперь глаза всех эордов и послов устремляются на меня в молчаливом ожидании ответа.

Я смотрю на них, и внутри меня поднимается багровая волна ярости, там все вопит: «Не отдам! Она моя!» Несколько минут смотрю в пол, ожесточенно обдумывая, что сказать главе миссии, а затем, сжав руками подлокотники кресла с такой силой, что они осыпаются мелким крошевом, откидываюсь на спинку, переводя дыхание. Не знаю, каким было мое лицо, когда я поднял голову, но от меня отшатнулись и легат, и Тахар. Я смотрел в глаза перепуганного посла, и постепенно успокаивался.

- Отец девушки прибыл с вами? – изобразив что-то наподобие улыбки, поинтересовался я.

- Нет, он ждет вашего решения на Эугеде. Он слег после похищения дочери, - лицо главы миссии скорбно сморщилось, явно пытаясь разжалобить меня, изобразив весь трагизм ситуации.

-Мне не хотелось бы вас огорчать, но вернуть девушку не предоставляется возможным, - громко и безмятежно заявляю я. - По той простой причине, что Лорелин Аурэлия моя жена.

Бумаги вываливаются из рук ошеломленного посла, устилая супени у моих ног белым ковром. Дипломаты и эорды вскакивают с мест, изумленно пялясь на меня.

- Тотамная, - всовывает свой мерзкий язык Тахар. – Ты взял ее не по обряду, можешь и отказаться.

Сучонок. Отчего мне хочется ударить его головой об пол, как синеглазая делала это с его сестрой? А хорошая идея. Уйдут послы, так и поступлю.

- Видишь ли, Айгард, - спокойно отвечаю нагло скалящемуся щенку. – Я бы, наверное, так и сделал, если бы ночью не консумировал наш брак. Возможно, она уже носит мое дитя. А здесь в действие вступает другой параграф закона, не так ли, легат? – мило улыбаюсь побелевшему послу. - Если пленная женщина из мира, входящего в Альянс, зачала от оддегира, она остается рядом с отцом ребенка до его рождения, и если на то ее воля, после этого она может быть свободна. Но младенец принадлежит отцу.

На лбу легата выступает испарина, он затравлено озирается по сторонам в поисках поддержки. Но ответом ему служит лишь гробовая тишина и хмурые взгляды оддегиров.

- У меня есть предложение к правителю Эугеды, - нарушаю безмолвие, царящее в отторуме. - С сегодняшнего дня я составлю и подпишу договор «О вечном мире» с Эугедой. Вне зависимости, будет ли входить в альянс этот мир или нет, он является неприкосновенным и полноправным партнером Оддегиры. А также избавляется от уплаты дани и налогов.

В толпе послов начинается разброд: одни бурно радуются - очевидно, это и есть представители Эугеды, другие ошеломленно молчат.

- И еще, – добавляю я. – Хотел бы лично видеть своего тестя и засвидетельствовать ему свое уважение и почтение. Более того, вы можете сообщить ему, что его дочь в безопасности и с ней обращаются как с истинной тэйрой и женой повелителя. Так как, вы говорите, его зовут? – как бы между прочим, спрашиваю растерявшегося мужчину. Несколько секунд он глупо хлопает глазами, пытаясь сложить что-то в своей голове, а затем, заикаясь, произносит:

- Асторн, повелитель Эйрис. Отца вашей жены зовут Эллауд Асторн.

Асторн, значит. Лорелин Аурелия Асторн. Неужели синеглазую и вправду так зовут? Лорелин Аурелия… Почему у меня такое чувство, что это имя я уже встречал раньше? Нет, точно встречал! Только вот где?

- Если вам больше нечего мне сказать, почтенный аллез, жду посланников и правителя Эугеды для подписания договора, - я поднимаюсь с места, давая понять, что синклит окончен.

Легат потеряно пятится, потом, опомнившись, кланяется, и вскоре миссия Альянса Ррайд, шумно переговариваясь и живописно жестикулируя, покидает помещение отторума. Нет сомнений, я своим предложением сегодня сломал их четкий слаженный механизм. Теперь правитель Эугеды ни за что в жизни не станет требовать девчонку обратно. Более того, костьми ляжет, чтобы она, несмотря ни на что, осталась здесь и со мной.

- Тахар, а ты куда собрался? - недобро бросаю в спину собирающемуся улизнуть щенку.

- Я думал, собрание закончилось, - он смотрит на меня из-подо лба, злобно прищурив свои наглые глаза.

- Для тебя оно только начинается, - смотрю на него в упор, и чувствую, как растущий внутри меня гнев сплетается с рвущейся наружу силой. – Тебя не учили не вмешиваться в чужие разговоры и дела?

Гаденыш вспыхивает, как лучина, и яростно шипит:

- Неизвестно, понесла ли от тебя рабыня. И если нет, тебе придется отдать ее лиге!

- Да-а-а? - делаю несколько шагов навстречу Айгарду. – У меня на то, чтобы в этом убедиться, по закону есть пол-айрона, а за такой долгий срок, Тахар, я сделаю так, чтобы она понесла. И ты мне надоел.

Сила вырывается так неожиданно, наверное, потому, что я перестаю себя контролировать. Тело Ривердол отрывается от земли и, пролетев через весь зал отторума, ударяется о стенку. А дальше я начинаю размазывать его, поднимая в воздух и бросая об пол и стены. Мало… Хочу бить бесконечно долго, пока его лицо не превратится в кровавое месиво. Пока не превращу его самого в бесформенную груду мяса и дерьма. Меня душит ярость, я упиваюсь ею, мне недостаточно - я бросаю его снова и снова, выбивая зубы, ломая кости, пока до моих ушей не доносится его скулящий голос:

- Пощади, повелитель, - мальчишка хрипит, отплевываясь кровавой жижей. Демон внутри меня тяжело дышит и скрежещет когтями, он почувствовал запах добычи, и теперь уже не может остановиться. Я нависаю над телом Айгарда, а затем с размаху бью носком сапога в его лицо. Щенок падает навзничь на холодные плиты пола, окрашивая его кровью, расплываясь по нему бесформенной грудой. Ничего, откачают… Хотя следовало бы его убить… Жаль, не могу… племянник Оддерона.

- Это тебе за то, что посмел поднять руку на мою жену, - выплевываю я, потом окидываю свирепым взглядом безмолвно наблюдавших за происходящих эордов. – Кто еще хочет мне что-то сказать?

Оддегиры опускают головы, не смея поднять на меня глаза. Такого они еще не видели. Я не сожалею, что показал лишнее, пусть знают, на что способен их повелитель.

- Вайолет, домой, - рычу я. Дух появляется мгновенно - он чувствует, насколько я зол, и спешит забрать из места, выводящего меня из равновесия. – В мой кабинет, – добавляю, когда вечный начинает просачиваться сквозь стены дворца.

- Принеси ключ миров, - Вайолет растворяется в воздухе, а я еще несколько секунд смотрю впереди себя, утихомиривая клокочущую внутри ярость. - Каан, девчонку ко мне, живо, – знаю, что духи всегда слышат мой голос, где бы ни находились.

Она появляется передо мной спустя миг - растрепанная, сердитая, и почему-то называющая вечного тупой, безмозглой мордой. Вечного!? Да его сроду никто так не оскорблял! Обнаружив меня, сидящего за столом, испуганно затихает, но глаз не отводит.

- Как тебя зовут? – синеглазка сжимает руки в кулаки и, похоже, не собирается удостаивать меня своим ответом. Ладно, пойдем другим путем. – Ну что ж, придумаю тебе какое-нибудь имя на свой вкус. Не буду же я звать тебя просто « рабыня»?

- Отчего же, - вдруг развязывает язык она. – Сомневаюсь, что ты помнишь имя хотя бы одной своей вирры. Разве я чем-то от них отличаюсь? – она нагло тычет мне в лицо руку с клеймом Кта. – Ах, да, вылетело из головы, - продолжает маленькая язва. – У тебя ведь с памятью совсем плохо, повелитель. Понимаю, вероятно, заразился от своих безмозглых духов. Ты же вчера сказал, что я твоя рабыня. Вот и называй рабыней, что тебя не устраивает?

Гордая и упрямая. Как же мне по душе ее вздорный нрав… Но у меня нет времени на игры.

- Не зли меня, синеглазка. Или Лора тебе больше нравится?

Похоже, не нравится, потому что она никак не реагирует на мой выпад.

- Хорошо, буду звать тебя айра Эллауд Асторн, - синеглазая презрительно вздергивает бровь, покосившись на меня, как на полного придурка. Так и знал… Дерьмо. Надо что-то делать, пока альянс не нашел лазейку в законе и не придумал как ее забрать. Кто она? Почему, чтобы вернуть ее домой, они пошли на откровенную ложь? Вероятно, не ожидали, что девочка окажется у меня, а рабынь Ривердол я бы проверять не стал. – Тебе не нравится статус рабыни, тэйра Лорелин Аурелия?

Глаза златовласки широко распахиваются, и по горлу пробегает судорожная волна. То есть имя все же ее? И титул, похоже, тоже. Замечательно. Дочь правителя какого мира попала мне в руки? Явно не входящего в Альянс, но, похоже, дружественного с Эугедой, иначе они не стали бы просить за нее.

- Ты не ответила, синеглазая. Правильно. Статус законной супруги повелителя Оддегиры тебе больше подойдет, - я поднимаюсь с места, девчонка пятится назад, но при этом успевает огрызнуться:

- Засунь себе свой статус знаешь куда?

- Ты мне ночью расскажешь, куда и что я должен засунуть, - подхватываю ее на руки, и дикая кошка начинает яростно колотить меня кулаками. – Вайолет, Каан, Сиэм. В Храм Высших, – приказываю духам, уворачиваясь от ее ударов. Правда, они мне все равно, что камню блошиный танец, но пусть девочка поразвлекается, глядишь, до свадьбы пар выпустит. Она затихает, как только мы выходим в священном круге. Вероятно, ей здесь нравится, потому что едва ставлю ее на ноги, она подходит к Древу Правды, зачарованно взирая на его каменные ветви. Дерево странно отреагировало на нее, когда она к нему прикасалась - впервые за столько айронов зацвело. Я и оно - единственные пришельцы с Тэона, задержавшиеся в этом мире волею Антариона. Семечко случайно завалялось в моем кармане, и я не придумал ничего лучше, чем посадить его среди тех, чьи лица напоминали бы ему о доме. Древо столько раз помогало мне выяснить правду, выводя лжецов на чистую воду, а вот теперь я сам пытаюсь обмануть его, чтобы получить ту, что острым тантором вонзилась в мою душу. Вайолет приносит мне мой меч, и пока синеглазая восхищенно оглядывается по сторонам, раскаляю рукоятку добела, чтобы освободить вмурованные в нее узы Хрра. Два тонких белых ободка невесомо падают в мою ладонь - не думал, что когда-нибудь сделаю это, просто хранил кольца матери и отца как память. Память о чем-то невозможно светлом и дорогом, давно утерянном и забытом, но все еще живущем где-то у меня внутри тихим напевом маминой колыбельной.

- Иди сюда, - тяну девчонке руку, приглашая подойти ближе. Упрямая. Хмурится. Если бы взгляд убивал, то она уже изрубила бы меня на куски, да еще и потопталась сверху. За что она так меня ненавидит? Ведь не обидел ничем? – Иди сюда, не бойся. Или тебе нравится твое рабское клеймо? – иду на хитрость я.

В глазах-звездах загорается такой искренний свет надежды, что мне становится стыдно за мой обман. Мне? Стыдно? В кого я превращаюсь рядом с ней!?

- А ты можешь убрать? – подозрительно сощурившись, спрашивает она.

- Могу, - улыбаюсь ей в ответ. – Если ты захочешь.

Синеглазка медлит, раздумывая о чем-то так напряженно, что тонкие брови сходятся домиком на переносице. Она кусает губу, а затем, подняв на меня взгляд, резко произносит:

Отлично, мне нужна ее добрая воля, иначе дерево не примет дара моего сердца.

- Дай руку, синеглазая тэйра, - она послушно протягивает мне свою ладонь, и не успевает опомнится, как я надеваю на ее палец кольцо. – По доброй воле, - тихо произношу, касаясь рукой коры древа. Белый атанат ярко вспыхивает на ладони синеглазки, подстраиваясь под ее размер, принимая мое добровольное решение отдать свою свободу. Узы Хрра нерасторжимы. Это навечно и от всего сердца.

- Это еще зачем? – испуганно одергивает руку глупышка, разглядывая брачный перстень, теперь украшающий ее безымянный пальчик.

- Ты же хотела избавиться от клейма? – как ни в чем не бывало спрашиваю я, зная, что это единственное, о чем она сейчас способна думать, а потому пудрю ей мозги, отвлекая от главного.

- Держи, - опускаю ей в ладонь свое кольцо.

- Что это? – она вертит его в руках, не догадываясь, что атанат уже впитал ее нежную ауру, настраиваясь на меня.

- Альтернатива рабству, - иронично-серьезно поясняю я. - Надень на меня кольцо.

- Тебе надо, ты и надевай, - внезапно вспыхивает девчонка, возвращая мне перстень. Она, насупившись, прячет ладошки за спину, но мне уже не нужны ее руки, я услышал то, что хотел.

- То есть, ты не против, если я это сделаю вместо тебя? – осторожно спрашиваю ничего не подозревающую синеглазку. Она слишком зла, чтобы почувствовать в моих словах подвох, а потому, не задумываясь, отвечает:

- Да делай что хочешь. Я только за.

- По доброй воле, - улыбаясь, произношу я, надевая себе на палец кольцо и касаясь древа.

Белый свет вырывается из чертога, освещая наши тела и оживляя дерево. Ветви начинают двигаться и шелестеть, и вот уже сотни серебряных бутонов распускаются над нашими головами, осыпая золотым дождем благодати. Златовласка восторженно жмурится, подставляя свое лицо творящемуся над ней волшебству.

- Что это? - широко распахнув удивленно-синие глаза, спрашивает она.

- Дерево приняло дар наших сердец, - шепчу я, притягивая к себе теперь уже настоящую жену для поцелуя. До синеглазки похоже начинает что-то доходить, и она поворачивает руку, обнаружив на ней все тот же так ненавистный ей знак Кта.

- Ты же сказал, что можешь убрать? – она начинает возмущенно шипеть, ударяя в меня кулаками.

- Уберу, – мне становится смешно от ее разъяренно-растерянного вида. Хочу уложить ее на постель и целовать эти сердитые губы. Бесконечно. Я устал от этой муки неутоленной жажды моего тела. – Сейчас вернемся в спальню, и уберу.

- Ты что только что сделал? – испуганно замирает она.

- Я на тебе женился, ма Доммэ – алые губы ошеломленно раскрываются, и я забираю их себе. Все без остатка. Пью и хмелею, не в силах оторваться. Пьяно-сладкая. Нежная. Моя. Теперь навечно моя. Ма Доммэ – мой свет утренней звезды.

Он назвал мое имя!? Это был шок. Настолько сильный, что я не поняла, как позволила ему себя целовать, позволила жадным ладоням гладить и обнимать мое тело, позволила поднять себя на руки и перенести в спальню.

- Ма Доммэ, эрэс ма Доммэ, - снова произнес он, укладывая меня на постель, осторожно потянувшись к тесемкам на моем сартане. Я не понимала, о чем он мне говорит, но от его внезапно охрипшего голоса на затылке зашевелились волосы. – Ма солле, та эн саррэль, аккантэ, ма Доммэ, - он опять назвал меня Доммэ.

Испуганно вздрогнув, я наконец начала приходить в себя, сбросив с плеч его руки. Если знает, кто я, почему не убьет? Зачем истребил весь мой мир, а теперь женился на мне – тэйре без дома, семьи и богатства. Как я могла так глупо обмануться? Как могла поверить, что он собирается убрать с моей руки знак Кта? Боги, но как же велик был соблазн снова почувствовать себя самой собой. Я думала, что смогу уйти в сумрак, забрать кольцо Тайрона, и ночью отправиться в Арзарию. А вот теперь, вдобавок к рабскому клейму, на моем пальце красуется кое-что похуже.

- Не надо, не трогай меня, - собственный голос показался таким жалким и несчастным, что захотелось расплакаться.

- Прости, девочка. Игры закончились, - Эйрис снял обувь, отстегнул пояс с мечом, отбросив его в сторону, уселся на край кровати. - Твои родственники не оставили мне другого выбора.

Какие родственники!? У меня, благодаря ему, никого не осталось, но говорить вслух я этого не стала, просто смотрела в его лицо, пытаясь найти ответ на вопрос, мучавший меня все это время.

- Зачем? - вытянула вперед руку с кольцом. - Зачем все это? Зачем я тебе?

Он улыбнулся. Странно. Загадочно. Улыбкой, еле коснувшейся жестких губ, и его глаза замерцали в полумраке лунным серебром.

- Разве ты не знаешь, синеглазая, зачем женщина нужна мужчине? – его тихий и сиплый голос мягко пополз по моей коже сотней колючих мурашек. Он поймал мою протянутую ладонь, сильно, но как-то очень осторожно потянув ее на себя. – Для этого, – прошептал он, касаясь губами кожи на запястье. – И для этого, - горячий язык прочертил влажную дорожку до изгиба локтя. – Для этого, - без конца повторял он, покрывая легкими, долгими поцелуями мои руки. От близости мужчины, его низкого голоса, невесомых прикосновений губ сердце стало прыгать в груди перепуганной птицей, жар, родившийся где-то внутри живота, словно краг, стал распускать свои щупальца по всему телу. Неуклюжее и непослушное, оно отказывалось подчиняться зову рассудка. И мой отчаянный жест предотвратить это безумие, накрыв ладонью горячие губы Эйриса, утонул в яростной волне его новых, обжигающих поцелуев. Он выцеловывал мои пальцы, облизывая каждый, как сладкую карамель, шептал странные слова, улыбаясь в темноту. Потом гибким плавным движением, словно огромная змея, скользнул ко мне, накрывая собой. Попытка оттолкнуть его оказалась бесполезной и ничтожной. Разве можно остановить медленно просыпающийся вулкан? Его руки обхватили мое лицо. Застыв на миг, вглядываясь в мои глаза, он набросился на меня, сминая рот иступленным, голодным поцелуем, рождая внутри меня что-то такое же дикое и безумное. В этом поцелуе не было нежности или осторожности, только неистовая, бешеная, ничем не прикрытая страсть: неудержимая, как ветер, неукротимая, как огонь, необузданная и яркая, как рвущие небеса молнии. И эта бушующая стихия смяла меня, словно соломинку, подхватила как сухой листок, бросая и кружа в вихре надвигающейся бури. Он вдруг оторвался от меня, поднялся, тяжело дыша и жарко сверкая глазами, и опустил горячие ладони на мои плечи, стягивая с них мешавшую ему преграду одежд. Я вцепилась в тонкую ткань сартана, как в спасательную веревку, напуганная напором и мощью надвигающегося на меня мужчины, но он лишь улыбнулся - для него мои наивные потуги были смехотворно-наивны. Подцепив пальцем горловину, он рванул ее на себя, лишая меня такой ничтожно-мизерной защиты платья.

- Я же сказал, спать со мной ты будешь без одежды. Всегда. У тебя ведь, в отличие от меня, с памятью все хорошо? – его сильные руки легли на мои, прикрывающие наготу, без особого усилия раздвинув их в стороны. – Хочу смотреть, - бесстыжий взгляд заскользил по моему телу, выписывая на нем пламенные вензеля и рисунки. – Иди ко мне, - прохрипел он, обхватив меня за талию, склоняя голову к груди. Вскинув ладони, хотела оттолкнуть его лицо, но он, легко поймав их, уткнулся губами в самый центр, оставив влажный след поцелуя, потом нежно прикоснулся к клейму на запястье.

- Уберу, ма Доммэ, - прошептал Эйрис. – Уберу все следы, уродующие твое тело. Заменю их отпечатками своих губ. Вот так… Вот так, - он повторял это раз за разом, еле слышно дотрагиваясь до рубцов, потом лизнул языком, как зверь, зализывающий раны своей самке. В первобытной дикости его движений и прикосновений было что-то такое завораживающе-притягивающее, что я не могла пошевелиться, просто смотрела на происходящее со мной помешательство, чувствуя, что начинаю таять от неспешного натиска рук и губ ласкавшего меня мужчины. Клеймо там, где прошелся его язык, внезапно зачесалось, и зуд стал таким нестерпимым, что захотелось содрать с себя кожу, а затем знак Кта вспыхнул алым, осветив лицо оддегира причудливыми всполохами. Он оторвался от моего запястья, зачарованно уставившись на ожившие под его губами символы. Кажется, он сам не ожидал того, что сейчас творилось у него на глазах. Шрамы, уродовавшие мою руку, расползались по ней, словно змеи, скручиваясь завитушками, вытягиваясь в линии, оплетая мою кисть светящимся ажурным браслетом. Он мягко засветился ультрамарином и резко потух, отпечатавшись на моей коже замысловатым рисунком, похожим на синюю татуировку.

- Не может быть, - Моргана провел пальцами по витиеватым символам, а потом посмотрел на меня так, как будто видел впервые. – Ты эктраль! – выдохнул он.

Внезапно постель под нами пошла зыбью, как по поверхности воды идут круги, если бросить туда что-нибудь. Воздух заклубился, выпуская клочья тумана, стал липким и скользким.

- Твою ж… - крикнул Эйрис, резко выбросив вверх руку, в которую как по волшебству влетел его огромный меч. Это было последнее, что я запомнила, прежде чем мы с оддегиром провалились в разверзшуюся под нами бездну.

Пришла в себя от того, что меня, мокрую и голую, откачивал нависший надо мной Моргана. Очевидно, вывалившись в другом мире, я упала в озеро, уйдя на дно и нахлебавшись воды. Когда я откашлялась, Эйрис стянул с себя рубаху, одевая в нее мое подзамерзшее тело. Проворно и быстро он подхватил меня на руки, согревая собой, как маленького ребенка.

- Этого не может быть, - задумчиво выдохнул он в мою мокрую макушку. – Как такое возможно? – слегка отодвинув меня от себя, он заглянул мне в глаза. – Так вот как ты перемещалась между мирами! Как же я раньше не понял…

Постояв еще немного, хмуро пялясь впереди себя, он вдруг спросил:

- Согрелась?

Говорить не хотелось, врать тоже, поэтому я просто кивнула. Эйрис подошел к черному валуну, усадив меня на него, а сам опустился рядом на одно колено, прижав ладони к земле. Я знала, что произойдет дальше, не имело смысла притворяться. Накатывающие, словно волны, потоки силы я чувствовала каждой жилкой и клеткой своего тела, и оно, истосковавшись по так долго недоступной ему магии, пило энергию алчно, жадно, взахлеб. Сила расцвечивала наши с Эйрисом тела, рисуя на них странные черные руны, заполняла собой, впитывалась в кровь. Мы смотрели друг на друга не отрываясь, глаза в глаза, и в этот момент мне казалось, что я понимаю его без слов, чувствую его как саму себя. Он оторвал от земли руки, разрывая линии, потом медленно поднялся, а затем сдернул с камня, сжав с такой силой, что я думала, он меня раздавит.

- Ты эктраль, ма Доммэ, - яростно выдохнул он. – Невероятно.

За деревьями, окружавшими озеро, неожиданно послышался шум приближающихся шагов, голоса, а затем на поляну выбежали вооруженные люди. Эйрис опустил меня на землю, задвинув за спину, вытянул ладонь - и меч прилип к его руке, как намагниченный. Наставив клинок на воинов, Эйрис зло бросил:

- Пошли вон отсюда. Если через минуту не исчезнете, убью всех.

- Попробуй, - вдруг прозвучало из-за спин мечников. Они резко расступились, и в круг вышел Тайрон, а следом за ним правители Лафорры и Салидии.

- С каких это пор лига нарушает договоренности? - как-то подозрительно спокойно потянул Моргана.

Тайрон хотел что-то сказать, но вдруг заметил меня, высунувшуюся из-за Эйриса, и замер на полуслове, разглядывая меня с каким-то отчаянным ужасом. Было от чего ужаснуться - я стояла босая, мокрая, одетая в мужскую рубаху, сползшую с плеча, болтающуюся вокруг меня необъятным балахоном, а все это великолепие загораживал собой полуголый Моргана, осторожно придерживающий меня своей лапищей за бедро. Теперь меня заметили все. Раскрыв рты, они рассматривали мой потрепанный вид, скользя взглядами по моим обнаженным ногам.

- Глаза в пол! - внезапно рявкнул Моргана так громко, что с деревьев посыпалась листва. – Не сметь на нее смотреть!

Взгляды отвели все, кроме Тая.

- Ты плохо понял, Видерон? – лицо Эйриса превратилось в каменную непроницаемую маску.

- Ты здесь не хозяин, Моргана, - Тай смотрел на меня с такой невыносимой тоской, что хотелось заплакать. Я понимала, что творится сейчас в его душе. – Приказывать ты можешь своим подданным и рабам, а я пока что свободный правитель свободного мира, - зло отчеканил он, переведя взгляд на Эйриса.

Это произошло так быстро, что я не успела даже крикнуть, чтобы предотвратить безумие или помешать Морганау. Пора бы привыкнуть к его стремительности и непредсказуемости. Он схватил Тая за горло одной рукой, высоко вздернув вверх. Правитель Арзарии болтался, зажатый в его огромной ладони, как червяк в клюве хрога.

- Это легко исправить, - нагло улыбнулся ему Эйрис, и в его улыбке проскользнуло что-то змеино-ядовитое, от чего захотелось зарыться под землю или сделаться невидимой. Казалось, ему доставляет удовольствие смотреть, как лицо Тайрона приобретает пунцовый цвет и он начинает задыхаться от недостатка воздуха. Эйрис душил моего бывшего жениха без видимого усилия, в то время как Тай двумя руками отчаянно пытался разжать его стальной захват.

- Прекрати, - не выдержала я, стукнув кулаком Эйриса по спине. – Ты задушишь его.

Эйрис вздернул бровь, повернувшись ко мне, но Тая так и не выпустил. Еще немного, и Арзарии придется выбирать себе другого правителя.

- Тебе его жаль, синеглазая? – издевательски потянул оддегир.

- Да! - уже не задумываясь над тем, что говорю, кричала я. – Мне жаль. Мне жаль, потому что он живой человек, а не каменная скотина, как ты, – я дубасила кулаками непробиваемый торс своего ненавистного супруга, срываясь на банальную истерику. - Мне жаль, жаль всех, кого ты убил и растоптал своим безжалостным сапогом… мне жаль… потому что я тоже живая, у меня есть душа и сердце, и в отличие от твоего, мое сердце способно любить и сострадать. Ненавижу тебя… - я била Эйриса, глотая горькие, отчаянные слезы, пока не ударила так сильно, что самой стало больно, и я громко не вскрикнула.

Эйрис выбросил Тайрона так же мгновенно, как до этого схватил.

- Что? Где болит? – вдруг испуганно прошептал он, поднеся к губам мою ладонь, покрывая ее легкими, теплыми поцелуями. Как такое возможно? Да что он за человек? Секунду назад передо мной стоял жестокий, безжалостный зверь, а теперь… Мужчина, целовавший мне руки, был искренним и нежным, трепетным и ласковым, он словно раскололся, разделившись на черное и белое, на свет и тьму, на две стороны одной монеты.

- Здесь, - всхлипнула я, тыча пальцем в изгиб ладони, отвлекая внимание Эйриса от Тая. - И здесь, - подтянула его губам другую ладонь.

- Глупая, - пробурчал Эйрис, поднимая меня и прижимая к себе. – Ты пораниться могла. Не смей больше так делать.

- Сам виноват. Не надо было платье мое рвать, а потом на людей бросаться, - понесло меня. Словно вспомнив что-то Моргана, перехватил меня поудобнее, усадив на изгиб одной руки, другой рукой он вытянул меч, наставив его острием на Тайрона.

- Еще раз посмотришь на мою жену, выколю глаза, Видерон, - зло пообещал Эйрис, потом резанул клинком пространство и шагнул со мной на проложенный путь.

Красные клочья тумана сомкнулись за нашей спиной, и я судорожно вцепилась в Морганаа, памятуя, как в прошлый раз чуть не погибла, пытаясь последовать за ним. Снова попадать в рабство или на обед какой-нибудь кровожадной твари совсем не хотелось.

- Все хорошо, - вдруг прошептал Эйрис, прижав меня к себе сильнее. – Не бойся.

Не могу сказать, что в этот момент я его действительно боялась, отчего-то больше переживала за Тайрона. Что сейчас чувствует правитель Арзарии, когда увидел меня в таком виде рядом с Морганаом? Да еще и услышал, что я его жена. Зная характер Тая, почему-то подумалось, что это вряд ли его остановит, и он все равно попытается меня забрать. И это пугало больше всего. Эйрис убьет его не задумываясь, как только почувствует угрозу, и это чудо, что мне удалось сегодня отвлечь оддегира и никто не пострадал.

Марево рассеялось, и Эйрис вышел со мной во дворце, пнув ногой двери, вошел в свои покои, усадив меня на стол. Подтянув кресло, он уселся напротив, разглядывая так внимательно и пристально, словно разбирал по косточкам и исследовал каждую под увеличительным стеклом. Он молчал, и я молчала. Если честно, говорить с ним о чем-либо не было никакого желания, а еще меньше мне хотелось возвращаться с ним в спальню. От воспоминаний, как этот мужчина прикасался ко мне, по телу пробежала жаркая удушливая волна, и я, поежившись, заерзала на столешнице, отползая от оддегира подальше. Руки Эйриса мгновенно легли на мои коленки, подтянув обратно.

- Куда, синеглазая? – бровь повелителя песчаных демонов вопросительно выгнулась, а потом он негромко произнес:

- Вайолет, принеси сдерживающий браслет.

Спустя секунду, из стены вылезла золотая морда, протянув Эйрису короткую белую палочку, прозрачную, как стекло, и тонкую, словно стебелек. Недолго думая, Моргана схватил мою лодыжку, приложив к ней белое безобразие, и оно мгновенно обернулось вокруг ноги, превратившись в тонкий сияющий браслет.

- Это что? – дернула ногой я, пытаясь высвободиться. Но все усилия были напрасны, потому что Моргана продолжал держать ее непреклонно крепко.

- Это? – радостно улыбнулся он. – Поводок, ма Доммэ. Короткий. Очень короткий, - он поднес мою ступню к губам и поцеловал кожу там, где ее касался браслет. – Ты быстро бегаешь, синеглазая. Не хочу опять ловить тебя по всему спектру, - губы Эйриса стали подниматься выше по ноге, добрались до коленей, руки задрали подол рубахи, и я задохнулась, когда он мимолетно поцеловал меня во внутреннюю сторону бедра. Оттолкнув его голову руками, заикаясь, спросила:

- К-какой еще поводок?

Моргана молниеносно сдернул меня со стола, устроив у себя на коленях.

- Не знаю, какую твою магию блокировал Кта, - прошептал он мне почти в самое ухо, невесомо поцеловав в висок, потом спустился ниже, - но явно очень сильную, иначе эктраль не выбрала бы тебя в качестве вместилища. Так какой магией ты обладаешь, синеглазка?

- Не понимаю, о чем ты?- я сглотнула, уставившись в его отливающие ртутью в свете светильников глаза.

- Правда? – издевательски потянул Моргана и, наклонившись, поцеловал в шею. – Вот и отлично, что не понимаешь, значит, не будешь пытаться ею пользоваться. Потому что будет больно. Очень больно, синеглазка. Намного больнее, чем Кта. Эктрали браслет не помеха, он блокирует не кровь, а твою ауру, привязывая ее к моей. Дернешься, девочка, потянешь меня следом, - он откинул в сторону мои волосы, прижавшись губами к впадинке за ухом, хрипло рассмеявшись.

Мне показалось, что комната внезапно начала кружиться вокруг меня с бешеной скоростью. Это было подло - убрать с моей руки клеймо, но посадить на цепь, как собаку. Этот человек метил меня собой, лишая всякой надежды и возможности избавиться от него. Кровь ударила мне в голову и залила глаза пеленой ярости. Меня начало распирать от ползущей откуда-то изнутри волны гнева и отчаянной злости. Толкнув его со всей силой, на которую только была способна, я крикнула:

- Кольцо на палец, браслет на ногу, поводок на шею, что еще на меня повесишь, Моргана? Может, еще и на лбу у меня напишешь «моя собственность, не трогать»?

У оддегира округлились глаза, и теперь он подчеркнуто удивленно смотрел на меня, по-прежнему не выпуская из рук.

- Что следующее? – меня несло, и останавливаться я не собиралась. Злость перекрывала страх, который я испытывала перед этим человеком, хотелось ударить его, унизить, сделать так больно, как он только что сделал мне. – Давай, не стесняйся, Моргана… я же твоя вещь. А с ней можно делать все, что угодно, не спрашивая, нравиться это ей или нет. Порвать, растоптать, выкинуть, когда надоест. Ты выкинешь меня, когда наиграешься, или прикажешь казнить, как Тахар? А может, подаришь кому-нибудь? Ненужные вещи ведь иногда дарят? Знаешь, когда выкинуть жалко, а держать при себе скучно и обременительно…

- Заткнись, - внезапно прошипел оддегир, и я с изумлением заметила, что его бронзовое от загара лицо побледнело, губы сжались в одну линию, а на скулах проступили желваки.

- Что так? – обрадовалась я. – Не нравится правда, повелитель? А ты ударь меня. Я же вещь… меня можно… Или жалко портить, пока не попользовался? Так ты не стесняйся, начинай.

- Прекрати, слышишь? - Эйрис тряхнул меня за плечи, так сильно, что я прикусила зубами язык, и от боли слезы покатились из глаз. Он сжал мое лицо в руках, не давая пошевелится, а потом осторожно стал снимать губами соленые капли на моих ресницах. От этого стало еще хуже, слезы хлынули сплошным потоком, омывая мою истерзанную душу, выплескивая наружу всю боль, что накопилась у меня внутри.

- Не трогай меня, - я отталкивала его руками, но у меня ничего не получалось, зажатая в его каменные тиски, я теряла силы. А он, не переставая, целовал мое лицо, тихо повторяя:

- Успокойся, ма Доммэ, тише, - он поднялся, прижав к себе крепко-крепко, так, что вздохнуть не получалось, и понес в спальню. От вида кровати меня начало трясти. Я ударила его. Не знаю, куда. Просто царапалась и брыкалась, как сумасшедшая.

- Не трогай меня, - кричала я. – Животное. Отстань от меня. Я не хочу.

- Вайолет, - рявкнул Моргана, бросив меня на постель. Дух вылез из стены, на секунду зависнув, уставившись на рыдающую меня. – Принеси успокоительное,- хмуро бросил он, потом, окинув меня долгим взглядом, позвал другого золотомордого: – Сиэм, позови слуг. Моей жене нужна теплая ванна и чистая одежда.

Вирры появились через секунду - такое впечатление, что они все это время стояли за стенкой, подслушивая. Но меня их присутствие мало смущало, я продолжала плакать, выплескивая на высокородного супруга весь свой гнев и ярость.

- Мне не нужны ни твои слуги, ни твоя одежда, ни твои кольца и браслеты, - уцепившись рукой за безымянный палец, стала дергать кольцо, что он на меня надел. Хотела бросить ему в лицо. Ободок тускло засветился, а потом врос в мою кожу намертво, превратившись в такие же синие завитки, как те, что украшали теперь, мое запястье. Это стало последней каплей. Подняв голову, я посмотрела в глаза Эйриса и тихо отчеканила:

- Ненавижу тебя. Не-на-ви-жу.

- Все вон, - заорал Моргана, яростно надвигаясь на меня. Подойдя вплотную, уселся на кровать, схватив меня и зажав между своих ног. Мне уже было все равно, что он со мной сделает: над моей душой он уже надругался, так пусть заберет себе и тело. Закрыв глаза, я стиснула зубы, сжала кулаки, приготовившись к худшему. Но он вдруг сдавил мне щеки с двух сторон, заставляя рот открыться, а затем я почувствовала, как туда полилось что-то теплое и горькое. Поперхнувшись, мгновенно открыла глаза, столкнувшись с тревожным и мрачным взглядом Эйриса.

- Сиэм, - позвал он еще одного духа. – Принеси ей что-нибудь из одежды, - морду перекосило, вероятно, от предстоящей перспективы рыться в женском белье. – Мое принеси, - устало выдохнул Моргана, и когда дух испарился, стал стягивать с меня рубаху. Не знаю, что он в меня влил, но реакция у меня стала давать сбои. Я вяло отбивалась от него, чувствуя, что тело тяжелеет, а язык еле ворочается во рту.

- Сс-скотина,- еле выговорила я, когда осталась без одежды. – Ддавай еще и изнасилуй меня. Вещь ведь не сопротивляется…

Все поплыло перед глазами, как в тумане, и последнее, что врезалось в память - это противный зубовный скрежет Морганаа и его перекошенное лицо.

Я проснулась одна, когда солнце уже высоко поднялось над столицей оддегиров. Его красные лучи сквозь щели в шторах мягко скользили по белым плитам пола, окрашивая их нежно-розовым.

Пустая комната. Пустая постель. Моргана ушел.

Облегченно вздохнув, уставилась в потолок, разглядывая удивительно красивую фреску: по лазорево-голубому небу скользили огромные белоснежные корабли, расправив прозрачные паруса-крылья, они были похожи на прекрасных птиц, величественных и свободных. Свободных… Вытянув вперед одну руку, посмотрела на татуировку, украшавшую палец, потом посмотрела на витиеватый узор на запястье другой. Ужасно - ни снять, ни стереть, разве что содрать вместе с кожей. Да нет, выглядело это все, в принципе, красиво. Узор был тонким, нежным, изысканным, как дорогое украшение. Почему-то вспомнила Мирэ, подумав, что она бы была в восторге от такого рисунка. Образ улыбающейся сестры возник перед глазами так ясно, живо, и накатившие на глаза слезы, преломившись на свету, заплясали сияющей радугой. На душе заскребло, как железом по стеклу.

События вчерашнего дня стремительными обрывками стали возвращаться в мою выспавшуюся и посветлевшую голову. Боги, я и забыла, какую истерику закатила ночью своему новоиспеченному мужу. Отбросив одеяло, испуганно посмотрела на свое тело. Кто знает, что со мной делал оддегир, пока я находилась в беспамятном состоянии? Это было странно, но я оказалась одета в его хлопковую длинную рубаху, белую и мягкую, приятно льнущую к телу.

Поерзав пятой точкой по постели, не почувствовала никакого дискомфорта. Нет, странно… Определенно странно. Похоже, что этот жуткий мужчина меня не трогал. Теперь я вообще ничего не понимала. Если женился на мне ради этого, то почему церемонится? Хотя, возможно, насиловать полуобморочный труп не доставляет удовольствия даже такому чудовищу как он, и это радовало меньше всего. Значит, хочет, чтобы я была в сознании, когда это произойдет. Перспективы у меня были нерадостные: сосуществование с человеком, уничтожившим все, что я любила, и выбора другого у меня не было. Моргана мне его просто не оставил. Но жизнь продолжалась, а слова Таис въелись в мой разум, как девиз – пока живу, буду надеяться и верить. И я надеялась. Не знаю, правда, на что, может, на чудо, а может, просто потому, что по-другому не могла?

Свесив с кровати ноги, решила пойти умыться и одеться. Рубаха Эйриса хоть и спускалась ниже колен, на платье мало смахивала, к тому же в нее можно было завернуть троих таких, как я. Но стоило встать, как на пол что-то посыпалось с мелодичным хрустальным звоном. С удивлением обнаружила, что это драгоценные камни. Они разлетелись по белым плитам, словно бусины из порванного ожерелья, и теперь попадающие на них лучи солнца, отражаясь, играли на стенах сотней радужных искрящихся бликов. Еще больше удивилась, когда в спутанных волосах обнаружила точно такие же. А оглянувшись назад, растерялась настолько, что несколько секунд заворожено смотрела на трогательно-красивый жест нежности, оставленный там. Постель была покрыта белыми бутонами эурезий, а на подушке утренней росой рассыпаны сверкающие белые альмарины. Даже думать не хочу, чьих рук это дело. Хотя, что тут думать – может, я и не помню ничего, но точно знаю, что Моргана спал рядом со мной всю ночь.

Постель до сих пор хранила его запах и вмятину на подушке там, где покоилась его голова. Снова посмотрела на запястье, потом на ногу, и вспомнила слова Эйриса, что будет больно, гораздо больнее, чем с Кта, если попытаюсь бежать. Я не понимаю, почему это сделала? Сработало, наверное, природное упрямство, а может, сердце отчаянно не желало верить, что все кончено и у меня больше нет шансов на побег. Закрыв глаза, я попыталась разомкнуть линии сумрака. Подвластная мне магия поддалась так просто и легко, как вдох и выдох. Это было невероятное ощущение, это все равно, что дать слепому увидеть свет и насладиться красками мира. Я стояла и плакала от счастья, переполнявшего меня упоенного восторга и светлого торжества. Никто не может понять, каково это - снова почувствовать свою суть, то, к чему ты привык с рождения, как к руке, ноге или лицу, которое ты каждый день видишь в зеркале. Хотелось смеяться. Хохотать громко-громко, чтобы эхо отлетало от стен и кружило надо мной в безумном танце. Следом за радостной эйфорией пришло понимание того, что я свободна. Наконец-то снова свободна.

Без страха и сомнений я сделала шаг вперед. Вернее, хотела сделать, потому что линии сумрака колыхались у меня перед самым носом, а я не могла даже пошевелиться, чтобы преступить черту. Это что такое? Кто-то невидимый словно держал меня за руки и за ноги, не позволяя нарушить границы дозволенного. Поводок. Очень короткий поводок. Это так и выглядело. Так вот о чем говорил Моргана. Сволочь. Он знал, что я попытаюсь… Мгновенно замкнув сумрак, резко развернулась. По стене ползло золотое свечение, пронося сквозь нее Эйриса. Хвала богам, я успела. Он сделал широкий шаг навстречу мне и замер в полуметре. Привалившись спиной к мраморной колонне, оддегир загадочно улыбнулся, скрестив на своей огромной груди руки.

- Что, ма Доммэ. Не получается? Беда…

Не думал, что синеглазая так высоко ценит свою свободу: она озверела, когда осмыслила, что я посадил ее на цепь Хрра. Орала и царапалась, как сумасшедшая, хотя я не могу ее за это винить, не знаю, как сам поступил бы на ее месте. Глупая дурочка, она не понимает, что я просто обезопасил ее. С той силой, что заключена в ней, и ее наивной доверчивостью, она может стать легкой добычей контрабандистов, и рабство будет самым меньшим из зол, которое может с ней случиться. В том, что попытается бежать, даже не сомневаюсь. А сейчас, без знака Кта, и подавно. Теперь понятно, почему эктраль молчала все это время - магия Кта проникла в кровь, блокируя любой всплеск силы. Убил бы ту тварь, что так поиздевалась над малышкой. Есть столько способов не дать ей бежать, но почему-то из всех возможных работорговцы всегда выбирают самый безжалостный. Браслет безвреден и позволит мне мгновенно перенестись к ней, как только эктраль снова потянет ее в другой мир. Хорошо, что сегодня был рядом, синеглазка могла захлебнуться и утонуть в озере. Это невероятно, я предполагал все, что угодно, но только не это. И представить себе не мог, что хрупкое тело девочки способно вместить в себя сотворяющий камень. Такое было под силу только отцу.

Кто она? Откуда? Что это за магия, способная удержать в себе столь мощный артефакт силы? И ведь не скажет, мерзавка синеглазая. Пытать буду, не скажет. Пытать? Да какое там… Разве я могу ее пытать? Я не могу причинить ей боль. Даже крикнуть на нее не могу. Не знаю, что со мной, вижу ее слезы - и в горле ком, в голове туман, а в душе тоска. Она бросалась в меня ночью камнями своих жестоких слов, а мне казалось, что синеглазая тэйра взяла в свои хрупкие руки мое сердце и сдавливала с такой силой, что было трудно дышать. Не думал, что это так больно… как рана, в которую воткнули тантор, расковыряли и засыпали солью. Что сделала со мной эта златокудрая девочка? Зачем стирал с ее мокрых щек слезы, обращая в цветы и самоцветы? Зачем смотрел всю ночь и умирал от желания? Я болен ею… Смертельно болен… Не могу ни взять силой, ни отпустить.

Аура вспыхнула красным, натягивая цепь Хрра. Вот же, паршивка, и боли не испугалась, а может, поняла что обманул.

- Вайолет, перенеси, - дух подхватил меня, за секунды преодолев расстояние, отделявшее меня от синеглазки. Когда вышел в спальню, она стояла напротив и смотрела на меня широко раскрытыми глазами, как воришка, которого только что поймали за руку.

- Что, ма Доммэ, не получается? - от ее растерянного вида хотелось рассмеяться. - Беда.

Она вскинула свой вздорный нос и нагло заявила мне в ответ:

- О чем это ты? Не понимаю.

Лгунья. Врет ведь и глазом не моргнет. Ничего, ма Доммэ, однажды ты снова попробуешь… Я буду готов. А пока, поиграем…

- Снять не получается?

Бровь синеглазки капризно изгибается зигзагом, и с презрительно дрогнувших губ слетает:

- Что снять?

Долгим взглядом окидываю ее одетую в мою тунику фигурку, опускаясь по голым ногам к ступне с браслетом. Синеглазка, стыдливо зардевшись, начинает нервно кутаться в необъятные крылья моей рубахи. Правильно, ма Доммэ, прячься. Потому что от одного воспоминая, что скрыто там, под этим белым балахоном, кровь ударяет мне в голову, а в паху становится невозможно горячо и больно. Наплевать бы на все и взять ее прямо сейчас, растерянную, растрепанную, такую теплую после сна. Только, боюсь, что тогда не смогу остановиться, и делегации Эугеды придется ждать дегон, пока смогу выпустить свою женщину из постели. А я очень хочу понаблюдать за радостным воссоединением безутешного отца со своей пропавшей дочерью

- Браслет, - киваю головой на ободок на ее щиколотке. – Ты пыталась снять браслет, ма Доммэ?

Девчонка опускает глаза, скрывая их злорадный блеск.

– Он не снимается, - бурчит она. – А жаль, - синеглазка вскидывает лицо, с вызовом бросая мне: – Но я обязательно еще раз попробую.

Врушка, я-то знаю, что ты пыталась воспользоваться магией.

- Не хочется тебя огорчать, но снять его могу только я.

- Это ты так думаешь, - она вдруг улыбается такой ядовито-приторной улыбкой, что мне становится не по себе: а вдруг она действительно нашла способ, как его снять?

- Я не думаю, я знаю.

- Тогда ты, наверное, очень огорчишься, если я отрублю себе ногу и подарю тебе ее вместе с браслетом, Моргана? - от ее слов мороз по коже. Не сомневаюсь, что она на такое способна. Мое спокойствие в этот момент только видимость, внутри меня начинает пробуждаться ураган.

- Я не очень огорчусь, синеглазая, потому что я тебя вылечу, и тогда посажу на настоящую цепь, чтоб не могла причинить себе вред. А вот твой отец, думаю, очень расстроится.

- Что? – у синеглазки такое лицо, словно она увидела монстра. Губы начинают дрожать, и она неосознанно пятится назад.

- Нас ждут в отторуме, - объясняю я. – Правитель Эугеды, послы и твой отец прибыли рано утром и жаждут тебя видеть. Ты хочешь пойти на эту встречу?

Девчонка опускает голову, блуждая по полу потерянным взглядом, потом поднимает на меня свои глаза-звезды, полные слез, и несмело кивает. Странная реакция. Пока не понял, то ли она не рада, что ее нашел отец, то ли отца у нее нет, отсюда такое удивление и выражение ужаса на лице.

– Тогда одевайся, ма Доммэ. Или хочешь пойти так? Я не против.

Она оглядывается по сторонам, очевидно, в поисках одежды, потом вопросительно хмурится и зло произносит.

- Мне позволено привести себя в порядок без твоего высочайшего присутствия, или ты собираешься смотреть?

Я бы посмотрел, ма Доммэ, только это действо скорее будет пыткой для меня, чем для тебя, поэтому, коснувшись рукой ее упрямого подбородка, отвечаю:

- Ты даже не представляешь, синеглазая, как много тебе позволено. Я приду за тобой, когда будешь готова, - хлопнув в ладоши, зову слуг, чтобы помогли ей одеться и, повернувшись, ухожу к себе.

Документы о сотрудничестве с Эугедой я подготовил ночью, пока златовласка спала. Поистине бесценный подарок для мира, входящего в лигу, от такого не отказываются. Сомневаюсь, что Эугеда дальше будет оставаться в Альянсе, у нее теперь особый статус, возносящий над всеми расами, пытающимися защититься от мощи и власти Оддегиры. Анран и Эридор высказали свои сомнения по поводу правильности моего предложения, и долго отговаривали, мотивируя тем, что я делаю себя заложником собственного решения. Если с моей супругой что-то случится, то в прибыли останется только Эугеда, мне же придется искать себе другую пару, и желательно из этого мира. Они не могут понять, что я просто не позволю, чтобы с ней что-то случилось - это в моих силах и в моей власти, а когда доберусь до Тэона, это вообще перестанет быть проблемой. И меня мало волнует, что для Оддегиры такой договор невыгоден, я и так слишком много ей позволил. В скором будущем расстановка сил в спектре кардинально поменяется, но старикам об этом знать не обязательно, поэтому успокоил их, что внесу в договор пункт, не позволяющий манипулировать собою.

Вайолет просочился сквозь стену, недовольно сообщив:

- Она готова.

Решил наконец выяснить, чем синеглазка так не угодила вечным:

- Вайолет, тебе не кажется, что супруга повелителя заслуживает более уважительного обращения, чем просто «она»?

Лицо золотого передергивается, потом принимает обычный облик, и он обижено произносит:

- Ваша уважаемая супруга только что запустила в меня туфлей, обозвав извращенцем и наглой тупой мордой.

Меня распирает от смеха и, прикрыв ладонью глаза, чтобы дух не понял, насколько мне весело, интересуюсь:

- Ты что, подсматривал за ней?

- Вы же сами приказали, чтобы волос с ее головы не упал, - сетует золотой. – А она возмущалась, что платье ее душит, а из-за прически, которую ей сделали, она останется лысой, потому что когда станет вынимать из нее украшения, снимет их вместе со скальпом.

Этого еще не хватало, что вирры себе позволяют? Взяв со стола бумаги и печать, отдал их вечному, направившись к синеглазке.

Я сразу и не понял, где она. Служанки обступили ее плотным кольцом, колдуя над нарядом и волосами, и только когда заметили меня, мгновенно отпрянули, открывая моему взору женщину, от вида которой перехватило дыхание. Передо мной стояла неземная тэйра, сказочно прекрасная, восхитительно утонченная, чарующе нежная. Волосы ей подняли наверх в какую-то сложную прическу, украшенную жемчугом и золотыми нитями. Платье под цвет ее глаз красиво легло по идеальной фигуре, открывая гибкие плечи, лебединую шею и высокую грудь. Она качнулась, сделала шаг вперед, и шелк плавно заструился по бедрам, обрисовывая контур стройных ног. В этот миг я завидовал сам себе. Эта ошеломляющая красавица принадлежала мне, только мне. Моя жена, моя тэйра, ма Доммэ.

- Госпожа, вы забыли украшения, - служанки бросились к ней, протягивая браслеты и кольца. Величественно повернув голову и тоном, от которого замерзла бы и пустыня Наргаш, синеглазка заявила:

- Достаточно и тех, которые надел на меня муж.

Все еще злится на меня, не может забыть, что привязал к себе обманом. Это пройдет, моя тэйра, однажды ты простишь мне и это… я постараюсь.

- Пойдем, ма Доммэ, - протягиваю ей руку, но она медлит, смотрит на меня изучающее и серьезно.

- Почему ты так меня называешь? – вдруг спрашивает она.

- Потому что женщину с такими глазами должны были назвать именно так. Не Лорой, не Аурелией, а Эйей, - я улыбаюсь, захватывая пальцами ее подбородок, заставляя смотреть на меня. – Знаешь ли ты, что означает это слово?

По лицу златовласки пробегает тень, и взгляд ее устремляется словно куда-то сквозь меня.

– Свет утренней звезды, - грустно произносит она.

Внезапная догадка озаряет меня, как вспышка.

- Ты Доммэ!

Она закусывает губу, мечется испуганным взглядом по стенам, понимая, что сболтнула лишнего и выдала себя. Невероятно! Ну, конечно…

- Я угадал! Ты Доммэ, - уже смеюсь я, притягивая ее к себе и заключая в кольцо рук. – Ты моя Доммэ.

- Я твоя рабыня, - злобно пыхтит она, пытаясь меня оттолкнуть. Бесполезно. Не отпущу. Ни за что на свете не отпущу.

- Ты моя жена, - шепчу ей на ушко. – Моя тэйра. Моя Доммэ.

Она вертится, уклоняясь от моих прикосновений, но я все равно нахожу ее сердитые губы и целую, забывая, зачем пришел. Нежная. Солнечная. Чистая. Моя Доммэ.

- Ты же сказал, нас ждут, - ее глаза лихорадочно блестят, щеки зарделись румянцем, и мне хочется послать всех к драггу и сказать: «Пусть ждут, я ждал тебя дольше».

- Вайолет, - я зову духа, замечая, как кривится синеглазка, когда золотой появляется пред нами. – Перенеси нас.

- И держи свои… не знаю, что там у тебя, подальше от меня. Извращенец, - фыркает моя сердитая тэйра, едва вечный подхватывает наши тела.

Отторум заполнен людьми. Эорды расселись по кругу, ожидая моего прибытия, и даже гаденыш Тахар явился, не желая пропустить такого события. Забился в угол, думая, что я его не замечу. Лекари поработали славно, лицо почти зажило. Зубов, поди, не досчитался, ну, так это замечательно, меньше будет открывать свой поганый рот.

Делегация Эугеды кучкуется у стола заседаний в ожидании нашего появления, и едва замечают, что мы с синеглазой стоим позади них, от толпы отделятся светловолосый мужчина, бросаясь на шею моей тэйры до того, как она успевает что-либо понять.

- Моя девочка. Доченька, - повторяет он, прижимая к себе потеряно моргающую златовласку. Он что-то шепчет ей на ухо, думая, что я не замечаю, и она, как зачарованная, обвивает его руками, глупо произнося:

Ты плохая актриса, моя Доммэ. А может, я слишком внимательный зритель. В одном я уверен точно: этот человек - не твой отец. Но ты ведь не хочешь, чтобы я это понял. Тебе зачем-то так нужна эта глупая игра, моя синеглазка, поэтому я сделаю вид, что верю твоему лжеродителю.

Протягиваю ему руку, вежливо приветствуя:

– Рад видеть отца моей супруги в добром здравии. Как вы находите свою дочь? Надеюсь, теперь, когда убедились, что она цела и невредима, вы успокоились?

Шут кланяется мне, бормоча какие-то глупости, что бесконечно счастлив, что это для него такая высокая честь - породниться с повелителем Оддегиры. Болван, да настоящий отец свою дочь ко мне бы и близко не подпустил, и первым делом спросил бы ее, чего хочет она сама. Меня раздражает его заискивающий треп, а потому жестом даю понять, что все могут садиться.

Вайолет отдает мне договор с печатью, и я предоставляю его для прочтения правителю Эугеды. Мои предложения более чем щедры, глаза Хельвуда начинают округляться по мере прочтения, а вскоре все легаты довольно переглядываются, щелкая языками, и едва не лопаются от восторга.

За длинным текстом они не замечают маленькую приписочку, что договор действителен только в том случае, если моя супруга проживет в браке со мной до конца моих дней, родив мне детей и состарившись вместе со мной. Не задумываясь, Хельвуд ставит под документом свою подпись, скрепляя печатью, а я довольно улыбаюсь: теперь, синеглазку у меня никто не отнимет. Когда дочитаются, сделают все, чтобы она оставалась моей женой и дальше.

Официальная часть закончена. В соседней зале накрыты столы, можно расслабиться и выпить, но у меня такое чувство, что я еще не увидел самого главного, и я позволяю легатам отвести мою Эю в сторону. Они целуют ей руки, повторяя, что гордятся ей и безмерно благодарны за то, что она сделала для своего народа.

Синеглазая хлюпает носом, потупив голову, и мне хочется прибить всех этих разряженных идиотов за то, что ее огорчили, устроив этот балаган. Где ее настоящий отец? Почему не приехал? Мне все равно, правителем какого мира он является, пусть даже самого примитивного и отсталого. Я бы заключил этот договор с ним. А может, он и вовсе не знает, где его дочь, а эти прохиндеи решили воспользоваться ситуацией? Как бы там ни было, это уже не имеет никакого значения. Девчонку не отдам. Да и невозможно это теперь. И наплевать мне, что обо всем этом думают эорды. Внезапно замечаю, как один из послов всовывает что-то в руку синеглазке, и она быстро прячет это за корсаж платья.

Наивная дурочка. Неужели, ма Доммэ, ты думаешь, я туда не полезу? Да с удовольствием! Подожди, только выпровожу всех этих придурков домой, и обязательно посмотрю, что ты там от меня прячешь и ради чего терпишь весь этот сброд.

Обед тянется бесконечно долго. Синеглазка почти ничего не ест, время от времени нервно касаясь рукой выреза платья. Ее горячее нетерпение вдруг передается и мне. Хочу, чтобы все эти люди исчезли, оставив меня с ней наедине. Хочу услышать ее голос. Хочу понять, какая тайна скрывается за кристально чистым взглядом этих сводящих меня с ума глаз. Наконец, просто без повода, спрашиваю ее:

- Тебе не надоело это скучное сборище?

Она пожимает плечами и недовольно произносит:

- Ты и твои золотые морды ничем не лучшая компания.

- Я вообще-то собирался предложить тебе отдохнуть в одиночестве, пока буду беседовать с послами.

Синеглазка заглатывает наживку, напускает на себя нарочито-безразличный вид.

- Я бы не отказалась распустить волосы. Все эти шпильки так давят в голову, что она ужасно болит и чешется.

Я посмотрю, ма Доммэ, откуда ты станешь вытягивать эти шпильки.

- Вайолет, - дух появляется за моей спиной, и гости ошеломленно замирают, пялясь на золотого, – моя супруга устала и хочет отдохнуть, - спокойно объясняю я.

Подставной папаша снова бросается к синеглазке с объятьями, убеждая, что будет скучать и скоро вернется к ней погостить. Придурок, так я тебя и пущу.

Девчонка выдавливает из себя скупую слезу, а затем растворяется в воздухе, спрятанная в надежных объятиях вечного.

- Сиэм, быстро за ними, - шепчу я мгновенно возникшему духу. Плевать, что исчезаю, не попрощавшись. Я не собираюсь никому ничего объяснять. Все, что мне было нужно от этого сброда, я уже получил. Я прошу вечного оставить меня за дверью спальни.

- Покажи ее, - я сам не понимаю, от чего сердце замирает в тревоге? Что так боюсь увидеть там?

Стена ползет рябью, открывая моему взору синеглазку. Она медлит, осторожно оглядывается по сторонам, потом, убедившись, что за ней никто не следит, быстро засовывает руку за вырез платья, вытягивая оттуда свернутую бумажку.

- Перенеси, - нетерпеливо требую у вечного, и он выпускает меня за спиной моей тэйры в тот момент, когда она начинает читать переданное ей послание. Я выдергиваю записку из рук глупышки так неожиданно, что она испуганно вскрикивает, а затем, повернувшись ко мне лицом, недоуменно произносит:

- Что ты здесь делаешь?

- Пришел помочь тебе вытянуть шпильки, - осторожно вытягиваю одну из ее волос, и золотистый локон длинной спиралью падает ей на плечо. - Испугался, что снимешь их со скальпом. Ты недовольна, Доммэ?

Она затравлено смотрит на листок в моей руке, хмурит брови, губы подрагивают. Девчонка в ярости.

- Отдай, - шипит она.

- Не раньше, чем прочту, ма Доммэ, - моя наглая улыбка, видимо, бесит ее еще больше, и теперь она почти кричит:

- Как ты смеешь?

- Смею, моя сладкая тэйра. Смею. Я твой муж, - я разворачиваю бумажку, читая вслух.

…«Потерпи немного, босоножка. Я скоро тебя заберу»…

Волна гнева взрывается в моей душе подобно проснувшемуся вулкану, застилая разум алой пеленой ярости. Босоножка!? Кто смеет так ее называть!? Кто смеет думать, что может у меня ее отнять? Убью!

- Тебя заберут только через мой труп, моя Доммэ! - ядовито выдыхаю я, разрывая послание. – Можешь так и передать тому ослу, что это написал.

Синеглазка злобно прищуривается и бросает мне в лицо:

- А знаешь, я не против. Думаю, роль вдовы мне очень пойдет.

Ах ты, зараза… Избавиться от меня решила? Медленно расстегнув пуговицы на фалкоте, подхожу к ней так близко, что замечаю, как быстро движутся зрачки в ее испуганных глазах.

- Ну, тогда следует поторопиться, Доммэ, - обнимаю ее за гибкую талию. - Не могу же я оставить тебя вдовой, так и не сделав своей женой.

Она выскальзывает из моих рук и пятится назад, упираясь спиной в колонну, так неудачно возникшую на ее пути.

- Попалась, ма Доммэ, - шепчу в ее растерянное лицо. Целую упрямый лоб, дрожащие веки, нежные щеки, алые губы. – Моя Доммэ.

Зажатая между мрамором и моим крепким телом, она не может пошевелиться и лишь тяжело дышит, разрумянившись от моих поцелуев. Невероятная. Такая чистая. Как же вкусно она пахнет, от ее запаха у меня напрочь сносит голову. Не могу больше. Опускаюсь на колени, запуская руки под шелк ее платья, осторожно поднимая его вверх. Глажу стройные ноги, целую атласные бедра, упругий живот. Невозможная. Хочу. Нет сил сдерживать себя так долго.

- Ты любишь стоять на коленях, муж мой? – вдруг роняет синеглазка. - А других мужчин больше устраивало, когда на коленях стояли перед ними, - она приоткрывает рот и призывно проводит языком по контуру нижней губы.

Я смотрю на нее и не могу поверить, что это сказала она. Она!? Моя чистая утренняя звезда, мой синеглазый сон! Кровь ударяет в голову и сердце, беснуясь, стучит в груди.

- Убирайся. Пошла вон, – ору я. Она одергивает юбки и ветром вылетает из комнаты, оставляя меня наедине с моей бешеной злостью.

Я в ярости. Воображение рисует в моей голове мерзкие картинки. В порыве буйства я вгоняю тантор в крышку стола по самую рукоять. Твою мать… Найду их всех, если узнаю, что это правда, отрежу члены и заткну в их поганые глотки. Змея… у меня вынесло мозг от одной только мысли, что этот сладкий рот прикасался к кому-то другому. Но ведь она рабыня. Я столько раз делал то же самое с другими, а теперь впадаю в бешенство, понимая, что кто-то мог делать это с ней. Идиот. С чего решил, что она невинна? Зачем посмел мечтать, что буду первым? Зачем бегаю за ней, как бродячий пес, заглядывая в глаза и выпрашивая ласки!? Что со мной? Что сделала со мной эта синеглазая стерва? Почему рядом с ней во мне просыпается что-то такое, чего я не могу ни понять, ни контролировать?

Я ношусь по комнате, не нахожу себе места. Мне хочется крушить и ломать все, что попадается под руку.

- Вайолет, - кричу я. Меня трясет, и появившийся дух ошеломленно молчит, видя меня в таком состоянии впервые. - Унеси меня. Подальше отсюда. Хочу побыть один.

Пустыня стремительно проносится перед моими глазами, белые пески сливаются в одно длинное полотно, а затем дух выпускает меня в водяных пещерах. Влажный холодный воздух спасительным глотком врывается в мои легкие. Не могу надышаться. Опутанный сетями еще не угасшего гнева, я не замечаю геккона. Блестящий и гладкий, он зависает над водой гигантским знаком вопроса. АхМоргана подползает ближе, уткнув свою огромную голову мне в грудь.

- АхМоргана, - чешу змея за ухом. Он жмурится от удовольствия, громко фыркая и дергая хвостом. Его размеренное урчание многократным эхом вьется под иглообразным потолком пещеры, успокаивающей рябью ложась мне на душу. Смешно… Дурь какая. Вместо того, чтобы осыпать ласками жену, я глажу змея и слушаю, как звонко падают в подземное озеро капли, срывающиеся с каменных сталактитов, белой бахромой повисших над моей головой.

- Хрррр, – геккон лижет мне руки, преданно заглядывая в глаза.

- Спасибо, АхМоргана. Мне легче, - кого я хочу обмануть, себя или змея? Мне не легче, боль лишь притупилась, затаилась где-то в центре сердца острой иглой. Знаю, стоит пошевелиться, и она вопьется в меня смертоносным жалом. Босоножка… Кто посмел так ее называть? Кто посмел мечтать о моей синеглазой тэйре? Мужчина… Так написать мог только мужчина… Любовник. Сколько их было у нее? Кто еще смотрел на эти стройные ноги, целовал эти восхитительные губы, трогал это нежное тело? Кто?.. А она? Она ждала этого письма. Откуда знала, что он ее найдет? Что скрывает от меня? Кто она? Столько вопросов, и я ни на один не нашел ответ. Но я найду. Тебе придется мне все объяснить, ма Доммэ.

- Верни меня к ней, Вайолет, - дух перемещается за моей спиной, тревожно переглядываясь с гекконом.

- Тебе следует успокоиться, солнцеликий, - тихо шепчет вечный. Эхо его слов, летящее по пещере, раздражает меня сильнее, чем зуд злости, засевший внутри.

- Я не прошу, я приказываю. Отнеси к ней, - рычу я на золотого, и он, повинуясь моей власти, переносит в ее спальню.

Синеглазка сидит у зеркала, распустив по плечам волосы, сменив платье на длинный сартан. Холодная и невозмутимая, она медленно проводит гребнем по сияющим золотом локонам. Красиво. Тебе хорошо, ма Доммэ. Ты выбила у меня почву из-под ног, а теперь сидишь и спокойно любуешься собой? Ты мне ответишь за это…

- Кто он? – спрашиваю, встав за ее спиной. Она видит мое отражение в зеркале, вздрагивает, а затем снова становится спокойной, как водная гладь.

- Ты о ком?

- О том, кто написал тебе письмо, - громко произношу я.

- А я знаю? – она пожимает красивыми плечами, нагло глядя на меня через зеркало. – Их было так много, разве всех упомнишь? Может - Моргана, может - Ильдон, а может - Тахар.

И все… Мое зыбкое спокойствие разлетается вдребезги к вонючему драггу.

- Вот и хорошо, синеглазая, что ты такая опытная, значит, ты знаешь, как ублажить своего мужа.

Боги, как я не поняла обмана!? Он словно видит меня насквозь. Читает, как раскрытую книгу. Он знал, что послы передадут мне записку от Тая, знал и ждал, пока я стану ее читать.

Понимаю, что играю с огнем, когда говорю ему гадости, понимаю, и не могу удержаться. Что-то гнусное и вредное, сидящее внутри меня, заставляет дерзить ему бесконечно. Мне нравится смотреть, как вспыхивает гневом его красивое лицо, нравится причинять ему боль. Я получаю удовольствие, когда вижу его злость и ярость. Хожу по лезвию бритвы, балансируя на грани, и безудержный азарт подстегивает меня еще сильней. Этот мужчина опасен, как остро заточенный тантор. Резкий и беспощадный, он замирает каждый раз в шаге от удара, когда я переступаю черту, обращая свою ярость в испепеляющую страсть.

Я боюсь не его, я боюсь себя. Боюсь своего тела. Под его губами и руками оно податливое и пластичное, как глина. И он лепит из меня какую-то другую женщину: покорную, бесстыдную. Околдовывает своей магией, отбирает мой воздух. Он обнимает и целует, а я не нахожу в себе силы противиться его странной власти над собой. Я должна была оттолкнуть его, ударить, но вместо этого чуть не застонала, когда он стал целовать мои ноги и живот. Вдруг вспомнила мерзость про мужчин, которую слышала от рабынь в шахразе, и вылила ее на него, как ведро помоев.

- Пошла вон! Убирайся, - от его крика стекла задребезжали в окнах. Я вылетела за двери, бессильно прижавшись к стене. Сколько я смогу так играть с ним? Сколько смогу держать на расстоянии вытянутой руки? Не знаю… Поскорее бы Тайрон забрал меня, пока я не наделала глупостей.

Нашла комнату, в которую меня принесли после тотама, переоделась и забилась в нее, как мышь в дальний уголок норы. Хотя наивно было полагать, что повелитель может кого-то не найти в своем дворце. Мне почему-то кажется, что его золотые морды следуют за мной повсюду, словно тени, следят и подсматривают, просто я их не вижу.

Он снова возник за спиной так неожиданно, что захотелось запустить в него чем-нибудь, чтоб больше не смел меня пугать.

- Кто он? – от его горящего взгляда хочется поежиться, но вместо этого я гордо расправлю спину.

- Ты о ком?

- О том, кто написал тебе письмо.

- А я знаю? – его лицо перекашивается от злости, и меня несет еще больше: – Их было так много, разве всех упомнишь? Может - Моргана, может - Ильдон, а может - Тахар.

Я слишком поздно понимаю, что доигралась.

- Вот и хорошо, синеглазая, что ты такая опытная, значит, ты знаешь, как ублажить своего мужа, - он не спеша начинает стягивать с себя одежду, оставшись в брюках и полурасстегнутой рубахе. Босые ноги делают неслышный шаг вперед, мягкий и пружинящий, как у хищника перед броском.

- Что, повелитель, не брезгуешь попользованным товаром? – я совершаю последнюю отчаянную попытку его остановить.

- Люблю опытных, - холодно и зло отвечает он, резко рванув на себе одежду. Рубаха разлетается в стороны жалкими клочьями, и он стремительно шагает мне навстречу, подхватив, как ветер песчинку, впившись в губы грубым болезненным поцелуем. Я взвыла. Оттолкнула, укусила его за плечо, ударила, расцарапав щеку в кровь. Но он, зарычав, стал целовать еще сильнее острыми, короткими, жалящими поцелуями, оставляющими на коже багровые отметины. Я царапалась и кусалась, извиваясь в его руках, колотила его кулаками куда только могла достать.

- Змея, - прошипел он, оторвавшись от меня, хищно оскалившись в какой-то зловещей улыбке. - Ты отравила меня своим ядом. Я пропитан им насквозь. Кусайся, хуже уже не будет.

Он прерывисто выдохнул, а потом обрушился на меня всей своей мощью, сметая и сминая, ломая, как тонкую веточку. Мои удары и сопротивление, похоже, только еще больше заводили его, превращая в обезумевшее животное – алчное и ненасытное, готовое разодрать меня и сожрать целиком. Куда делся тот человек, от прикосновений которого я таяла, как снег на солнце, горела огнем, целовал так, что забывала, кто я? Он исчез, вместо него пришел зверь – жестокий и дикий, лур, получивший наконец свою сарну. И он не собирался останавливаться. Волна протеста, растущая в моей душе, полилась через край, меня разрывало от обиды и злости, и внезапно я поняла, что не хочу так. Не хочу, чтобы этот мужчина взял меня, как трофей на поле брани. Он отнял у меня все, что я любила: дом, семью, свободу. Лишил меня права выбора, но не может отнять у меня единственного, что у меня осталось - права быть женщиной, такой, какой меня сотворил создатель. Я не заслуживаю того, чтобы меня насиловали. Могу я хотя бы в первый раз получить удовольствие от близости с мужчиной? И кто посмеет меня за это судить?

Я закрываю глаза, глубоко вдыхаю воздух, удивляясь сама себе, насколько спокойной становлюсь в это мгновенье. В какой-то момент Эйрис понимает, что я перестаю сопротивляться, его движения становятся медленными, не такими резкими, и я осторожно кладу руки ему на плечи и затылок, неспешно поглаживая.

- Подожди, - прошу я. Он замирает, а затем, подняв голову, смотрит мне прямо в лицо, пристально, недоверчиво, ошеломленно. Он дышит так тяжело, что у меня возникает непреодолимое желание успокоить и пожалеть его, такого сильного и такого слабого перед мощью безрассудного зова своей плоти. Не знаю, что на меня находит, но я касаюсь пальцами его щеки, плавно провожу по напряженной скуле. Гладкая и твердая, как камень, она внезапно вздрагивает под моими руками, и мужчина делает короткий, рваный вдох.

- Разве так должен муж обращаться со своей женой? - с улыбкой спрашиваю нависшего надо мною, подобно темной туче, оддегира. Его зрачки расширяются, заполняя собой практически всю радужку. Я слышу, как он гулко сглатывает, а затем тихо просит:

- Научи меня, ма Доммэ. Пожалуйста, - в его взгляде столько искренней мольбы, что у меня вдруг сносит голову от эйфории ощущения собственной власти над этим человеком. Жестокий, непобедимый воин, покоривший весь спектр Ррайд, умоляет меня – нищую и бездомную рабыню!? И в этот миг мне становится наплевать, кто он. Плевать, что он мой враг. В этот миг он превращается в мужчину, от прикосновений которого тело томится в предвкушении чего-то болезненно-горячего, опьяняюще-непристойного, выходящего за рамки строгих правил, которые я всю жизнь ненавидела, мужчину, готового идти за моим взглядом в пропасть.

Резким рывком опрокидываю его на спину, усевшись сверху, отбросив назад каскад распущенных волос, позволяю ему жадно смотреть на мое обнаженное тело. Потом беру его ладонь и опускаю на свою грудь.

- Вот так, - шепчу, двигая его руку ниже вдоль линии талии, сжимая ее на своем бедре. – Вот так, - наклонившись, целую его в удивленно раскрытые губы. – Вот так, - я опускаю его ладони туда, где их прикосновения отзываются ноющей сладкой истомой. Пальцы Эйриса принимают мою игру, и теперь, нежные и осторожные, они скользят по шее, груди, бедрам, коленям, спине, высекая на коже пламенные искры удовольствия. Воздуха становится так мало, я задыхаюсь, в легких жжет огнем, а тело начинает плавиться и дрожать.

Мое возбуждение передается ласкающему меня мужчине, и сейчас в тишине комнаты слышны только наши короткие вздохи и шелест ветра, врывающегося в раскрытые окна. Я провожу ладонями по его груди и животу, наслаждаясь их упругой гладкостью и силой. Мышцы сокращаются под моими пальцами, и из горла Эйриса вырывается тихий стон. Мне нравится. Внутри меня начинает подниматься что-то безумное, дикое – чудовище, которому доставляет удовольствие смотреть, как глаза лежащего подо мной мужчины заволакивает пелена страсти, превращая их в два бездонных серебряных омута, слышать его хриплый, жаркий шепот, умоляющий меня дотронуться до него.

- Вот так, ма Доммэ, пожалуйста. Да… здесь… еще…

И я упоенно трогаю могучее тело воина, бешусь от накатывающих на меня всплесков блаженной неги, наклоняясь, целую его губы, и едва не кричу, когда касаюсь грудью его обнаженного тела. Я вся словно оголенный нерв, натянутый и звенящий. Эйрис сбрасывает меня с себя так быстро, что я не успеваю и замереть на полувздохе, как оказываюсь завернута в его жаркие руки, помечена его телом, покрыта его шелковыми поцелуями. Он целует так, что я осыпаюсь в его руках песком сквозь пальцы. Разве можно сравнить поцелуи Тая с тем, как целует меня Эйрис? Это все равно, что перепутать сквозняк с обезумевшим огненным штормом, сметающем все на своем пути, и я горю в нем, ненавидя собственное тело, так подло предающее мою необъятную ненависть к этому жадно целующему меня мужчине. Его руки на моем теле кажутся такими правильными, такими уверенными, требовательными и трепетными, играющими на мне, словно виртуозный мастер на милой сердцу скрипке - страстно, безумно, неистово, на надрыве струн, извлекая волшебные звуки. И кажется, что их не две, а сотни. Они повсюду – гладят, исследуют, обжигают, ласкают, обволакивая меня своей невыносимой нежностью. Напротив его глаза-убийцы, кромсают меня заточенной сталью своего алчного, горящего безумием, взгляда. Он отравил меня ядом своих ласковых слов, заразил своей безрассудной страстью. Я тлен, я пыль, я пепел в его руках.

Мне так хорошо, что я, не задумываясь и не сожалея, позволяю ему трогать себя там, где меня не касался ни один мужчина. Я кричу от этих бесстыдных ласк - они сладкая мука, они невозможное наслаждение, они изощренная нежная пытка. Я разрешаю ему так много… Я разрешаю так много себе… Я просто переступаю черту, отпуская свой стыд, раскрываясь ему, позволяя заполнить собой. Боль, которую он мне причиняет, такая правильная, такая возбуждающе-дикая. Он замирает, позволяя привыкнуть к себе. Боль и наслаждение смешиваются в гремучую смесь, рвущую мое тело на части, и я двигаюсь, требуя продолжения. Не хочу, чтобы останавливался… Не сейчас. Мне мало. Хочу еще. Хочу тереться о его кожу, чтобы чувствовать грудью его грудь. Глажу его руками. Гибкого, упругого, мощного. Выгибаюсь навстречу его яростным толчкам. Сладко. Горячо. Невыносимо хорошо. Воздух плавится, вбирая в себя жар наших взмыленных, извивающихся тел. Время замирает, а потом разлетается на осколки, разбитое нашими беснующимися стонами. Пустота в голове, невесомость в теле, и только голос нежно целующего меня мужчины, как путеводная нить, возникает из вязкого дурмана:

- Ма Доммэ. Ма солле. Эрэс ма аккантэ…

Что со мной!? Почему ее слова ранят больнее стрел? А эта ненависть во взгляде режет меня без ножа. Она мучает меня. Издевается надо мной. Я не могу найти защиты от яда ее мерзких слов. Остатки разума твердят «не делай этого, ты пожалеешь», но болеющее ею тело не слышит его увещеваний. Я голоден, зол, безрассуден. Я трепыхаюсь в кромсающей мою душу агонии, и лишь она может предотвратить мои невыносимые страдания, только ее прикосновения способны загасить терзающую меня изнутри боль. Я набрасываюсь на нее, рву одежду, впиваясь губами в восхитительную грудь. Я пьян без вина. Я ошалел от вкуса ее губ, от ощущения ее бархатистой кожи под моими руками, подо мной. Она бьет меня и царапается, а я захожусь в экстазе. Ее прикосновения - мое спасение, ее удары - мое счастье, ее крики - моя музыка. Она мой страшный сон, мой жуткий кошмар, мое наваждение.

- Подожди, - голос такой тихий, хрустальный, переливчатый, он оплетает мое израненное сердце серебряной нитью. Я брежу, я сошел с ума. Кто эта женщина, оседлавшая меня, как жеребца? Чьи руки скользят по моему горящему огнем телу? Моя златокудрая тэйра заставляет меня стонать от удовольствия, а я умоляю ее продлить эту пытку.

- Еще… пожалуйста. Вот так.

Она сама целует меня. Сама?! И я падаю в это безрассудство, как в пропасть… Я выдыхаю ее запах, и мой мир взрывается сотнями красок и цветов. Я живу… Я чувствую… Я хочу ее до безумия. Хочу так, что меня трясет от желания. Она выкручивает мне кости, вытягивает мышцы, рвет аорту. Я слышу, как кровь бьющимся пульсом скользит по атласу ее тонких вен. Нежное дыхание жжет мне губы. Хочу трогать ее… везде… Хочу укусить ее, сделать ей больно, потом лизнуть, зацеловать, вымолить прощения. Я зверь… Сумасшедший, дикий зверь, потому что вхожу в ее тугую, узкую плоть, ощущая девственную преграду, и захлебываюсь в экстазе нахлынувшей на меня эйфории.

Моя… Она моя… Только моя. Отныне и навеки моя…

Запах ее крови смешивается с эфиром моего желания, и я рычу, не понимая, что со мной происходит. Я теряю контроль. Она врастает в меня ветвями своих тонких рук. Оплетает корнями гладких бедер. Умираю в узкой, горячей и пульсирующей влажности ее тела. Она горит на моей коже рабским клеймом. Я - раб, я готов на все ради одного его взгляда. Теплая и хрупкая, она стонет и мечется подо мной. Невозможно нежная, невыносимо желанная, пьяно-сладкая. Моя. И я двигаюсь ей навстречу быстрее, сильнее, хрипя от недостатка воздуха, повинуясь только безумству, поймавшему меня в свои сети. Целую ее нежные веки, слизывая соль ее слез. Пью ее губы. Растворяюсь в ней. Магия в каждом ее движении и взгляде, магия в ее теле, магия в ее крови. Она приковала меня к себе стальными цепями, посадила на веревку, как бродячего пса, поймала в капкан своих синих глаз. Она - мое спасение и моя погибель, моя болезнь, мое проклятие, мой свет и моя тьма, моя эррагарда…

Раскаяние пришло так поздно и так некстати. В какой-то момент поняла, что лежу в объятьях врага совершенно голая и счастливая. Боги, что я наделала?! Желание встать и убежать было отчаянно-детским, и никак не вязалось с тем, что этой ночью я стала женщиной. Я вскочила так резко, что Эйрис даже не успел понять, что произошло: приподнялся и недоуменно смотрел, как я дергаю из-под него простынь, пытаясь завернуться в нее. А потом увидела пятно крови на постели и ужаснулась. Образы наших сплетающихся в экстазе тел немым укором встали у меня пред глазами.

Проклятая простынь, придавленная тяжелым, неподъемным Морганаом, никак не хотела поддаваться, и я расплакалась. Он подхватил меня мгновенно, как пушинку, вжал в свою необъятную грудь и стал осыпать поцелуями. Он шептал что-то непонятное на своем странном языке, что-то очень нежное и ласковое, судя по интонации его голоса. И чем больше он говорил, тем сильнее я плакала.

Глупо. Что я скажу Тайрону? Хотя знаю - он и не спросит, посчитает, что Моргана взял меня силой. И если его я могу обмануть, то как обмануть свою совесть? Как объяснить самой себе, зачем я это сделала? Все, что я ни скажу, будет ложью, потому что если бы у меня была возможность открутить время на эту ночь назад, ничего бы не изменилось, я бы поступила точно так же. А самое отвратительное, мне нравилось то, что делал со мной Эйрис. Мне нравилось то, что делала с ним я. Я пытаюсь представить на его месте Тая, и не могу... Что это? Проклятый оддегир, он словно заразил меня какой-то гадкой заразой, проник вирусом в мою кровь. Пытаюсь вытравить его оттуда, убить в зародыше, и ничего не получается. Стоит закрыть глаза, и я вижу его лицо, как он шепчет мне «ма Доммэ», и все внутри тает и плавится. Почему так? За что мне это? Эгла, зачем так жестоко поступила со мной? Зачем связала узлом с тем единственным, с кем мне быть нельзя? Что мне делать теперь со всем этим?

Я плачу, а он все целует, и кажется, на мне уже нет места, где бы его губы не оставили свой след. Теплые, невесомые, они порхают по мне, словно бабочки, умоляют о чем-то, просят прощения. Эйрис гладит мои ноги, нежно провидит ладонями по испачканным кровью бедрам, и она превращается в алые лепестки, осыпающиеся дождем на постель.

- Ма Доммэ, - он целует мое лицо, осторожно стирает мои слезы пальцами, а потом протягивает горсть жемчуга. – Не плачь, моя Доммэ. Не плачь, моя утренняя звезда.

Моргана обволакивает меня своими руками, прижимая к себе так бережно и осторожно, что трудно поверить, как мужчина с такой нечеловеческой силой на это способен. Согретая в его объятьях, я наконец перестаю плакать, истерика проходит, остается лишь серая пустота, а еще ощущение, что я опять делаю что-то неправильное, позволяя себе засыпать на руках бесконечно целующего меня мужчины, ласково перебирающего пряди моих волос и убаюкивающего своим зачаровывающим шепотом:

- Ма Доммэ. Ма солле. Эрэс ма аккантэ.

Сон, что мне снится, такой короткий и тревожный: из темноты выплывают лица мамы, отца, Мирэ. Там во сне они такие живые, такие настоящие – протяни руку, и можно почувствовать щетину на папиной щеке, шелковые локоны сестры и нежные мамины руки. Они молча смотрят на меня. Нет, не упрекают, не ругают, не спрашивают ни о чем. Просто смотрят… Я предала их… Боги, я всех их предала.

Я просыпаюсь с мокрыми от слез глазами и не сразу понимаю, что Эйрис так и уснул, привалившись к спинке кровати, сидя со мной на руках. Сон меняет его лицо, убирая резкость и жесткость черт. Бесстрастное и спокойное, идеальной пропорцией своих линий оно похоже на лик бога Антора. Я вдруг вспоминаю храм, где Моргана женился на мне, с удивительным деревом посредине и статуями богов по кругу. У меня на Нарии был почти такой же. Сколько раз я приходила туда с глупыми просьбами или искренним раскаянием. Раскаянием…

Возможно, поздно, но мне так нужно сейчас было покаяться хоть перед кем-то. Осторожно выскользнув из объятий Эйриса, я сползаю с кровати и оглядываюсь по сторонам в поисках, чего бы на себя надеть. Одежду и свою и мою он изорвал в клочья, нет никаких шансов привести ее в хоть какой-нибудь порядок. Остается только простынь. Хвала богам, что Эйрис умудрился отбросить ее в сторону. Надежда на то, что у меня получится сделать задуманное, мизерная, но я все же хочу попробовать. Завернувшись в простыню, бесшумно выхожу в коридор. Босая и в белом, в тишине спящего дворца, я больше похожа на привидение, чем на жену повелителя Оддегиры. Но меня это мало волнует. Мои догадки подтверждаются. Как только я заворачиваю за угол, стена за моей спиной еле заметно отсвечивает золотым свечением, которое тут же исчезает, едва я останавливаюсь и подхожу к ней впритык.

- Вайолет, - зову спрятавшегося духа. - Я знаю, что ты подсматриваешь. Выходи.

Морда медленно высовывается из стены и обиженно заявляет:

- Я не подсматриваю, я слежу

- По-моему, это одно и то же, - я закутываюсь в простынь плотнее, потому что после теплых объятий Эйриса босые ноги начинают стынуть на холодных плитах дворца.

- Откуда вы знаете, что я Вайолет? - вдруг интересуется золотой.

- Может, вы и духи, но морды у вас все же разные, - пожимаю плечами я. - А у тебя так самая красивая.

- Я бы попросил, госпожа, у меня не морда, а облик, - золотомордый недовольно морщится и закатывает глаза. - И спасибо, красивым меня еще никто не называл.

- Извини, - смотрю в колышущееся лицо золотого, и в этот момент мне действительно стыдно, что грубила ему, а еще и туфлей бросила. – Не хотела тебя обидеть. Я просто не люблю, когда появляются внезапно и хватают за что попало без разрешения.

- Понимаю, - грустно вздыхает дух. – Ты тоже извини. Такая работа.

Странно это все, и меня так и подмывает его спросить:

– Слушай, ты же дух. Вечный. А подчиняешься оддегиру. Почему Эйрис тобой командует?

Дух хмурится, словно раздумывает, следует ли отвечать на мой вопрос.

- Он не оддегир.

- А кто? – я замираю на вздохе, ожидая, что наконец узнаю тайну Эйриса Морганаа.

- Солнцеликий, - величаво произносит дух.

- Тоже мне еще, - фыркаю я. – Ну да, красивый, сволочь, но не настолько, чтобы духи от него без ума были.

- Госпожа, вам лучше вернуться, пока он не проснулся, - Вайолет окутывает меня золотым сиянием, и мне становится теплее. – Он рассердится, если узнает, что позволил вам ходить босой.

- Вайолет, миленький, отнеси меня в храм? Ну, тот, с каменным деревом, - быстро и сбивчиво прошу я.- Пожалуйста. Мне очень-очень нужно.

- Не велено, - ну вот, морда взялась за старое.

- Ну, что ты заладил. Не велено, да не велено. А что велено?

- Чтоб волос с вашей головы не упал, - важно сообщает дух.

Вот так, да? Глупый дух, зря он мне это сказал, потому что я выдергиваю у себя из головы волос и протягиваю его под нос Вайолету.

- Сейчас упадет, если не перенесешь меня в храм. Я сейчас все волосы у себя повыдергиваю и скажу Эйрису, что это ты виноват.

Морда передергивается, а затем обиженно вздыхает:

- Все вы, женщины, одинаковые, так и знал, что нельзя с вами разговаривать, обязательно обманете.

И тут мне так неловко становится: он хоть и дух, но обижается, как живой человек.

- Извини, Вайолет. Ты мне просто выбора не оставил. Если ты, конечно, понимаешь, что это такое.

Дух кривится и воротит от меня свою золотую морду.

- Я просто хотела поговорить с богами. Разве я так много прошу? – я начинаю хлюпать носом и давить на жалость. – Туда нельзя. Сюда нельзя. Одежду порвал. Кольцо нацепил. На ногу, вон, дрянь какую-то повесил, - я высовываю из-под простыни ступню и тычу ее золотомордому. - Вас следить за мной приставил. Да что за жизнь такая!?

Мне вдруг действительно становится себя ужасно жалко. Я сажусь на пол и начинаю плакать. Дух мгновенно подхватывает меня, протаскивая сквозь стены, и выпускает в храме, рядом с застывшим в камне деревом.

- Спасибо, - шепчу благодарно Вайолету. – Я недолго. Только помолюсь, и отнесешь меня обратно.

- Позовете, когда будете готовы, госпожа,- соглашается Вайолет

- Зачем ты зовешь меня госпожой? – останавливаю собиравшегося раствориться духа. - Зови просто Доммэ. Я ведь тебя попросила как друга. Другом ведь быть намного приятнее, чем господином?

Морда неожиданно расползается в улыбке и легонько кивает мне.

– Хорошо, Доммэ. Я приду за тобой, когда позовешь, – потом мнется, не решаясь что-то мне сказать, и наконец выдает: - У меня никогда не было друзей. Ты первая, - и он растворяется в полумраке священных стен, оставляя меня наедине со своими мыслями.

Сквозь звездообразную дыру в потолке струится мягкий жемчужный свет, осыпая каменное дерево лунным серебром. Круг светотени переходит в серый сумрак, а затем и извечную темноту, скрывающую от меня статуи высших, стоящих вдоль стен. Я не вижу их лиц, но я знаю, что они - там. Они смотрят на меня, слышат каждый мой вздох. И я встаю на колени, и прошу их дать мне сил, прошу дать мудрости моему сердцу и света моим глазам, чтобы не запутаться, не заблудиться во мраке, пожирающем мою душу. Я прошу прощения за слабость моей плоти и низменность своих порывов, я искренне, от всего сердца, умоляю богов излечить меня от болезни по имени Эйрис Моргана.

Внезапно начинает происходить что-то странное: тьма отступает, круг света ширится, поглощая неясные тени. Статуи богов выплывают из пустоты, взирая на жалкую меня с высоты своих мраморных постаментов. Их прекрасные лица безмятежно спокойны, и кажется, что им и вовсе нет дела до моих душевных терзаний и молитв. Шорох за спиной, тихий и таинственный, заставляет обернуться, замерев на вздохе от увиденной красоты момента. Солцеликий… теперь понимаю, почему духи так его называют. Свет, прогоняющий темноту и мрак, исходил от Эйриса. Мягкое сияние прорывалось откуда-то изнутри его огромного мощного тела, озаряя спокойное мужественное лицо солнечной теплотой. Босой, в одних светлых брюках, он стоял, скрестив на груди руки, облокотившись широченной спиной о колонну храма и, наверное, в этот момент сам казался одной из колонн, нерушимо подпиравших своды.

- Они тебя не слышат, Доммэ, - тихо и грустно произнес он.

- То, что они глухи к твоим просьбам, не значит, что они не услышат моих, - раздраженно огрызнулась я, понимая, что он опять ворвался в мою жизнь своевольным диким ветром.

Он засмеялся. Зло, резко, словно выплевывал из себя яд, а не смех.

– Они не слышат, потому что их нет, Доммэ! Они все мертвы!

- Боги бессмертны, - бросаю я ему в лицо, не понимая, как он может не знать такую непреложную истину? Но Эйрис начинает хохотать, как помешанный. Плавно отталкивается от опоры, присаживается возле меня на корточки, захватывая в ладонь мой подбородок.

- Наивная девочка, - шепчет он мне в лицо. – Хочешь достучаться до небес? А ты попроси меня. Я исполню любую твою просьбу. Единственное, чего не смогу сделать, это дать тебе свободу.

Свет, исходящий от него, такой теплый и яркий, в его лучах серебряные волосы Эйриса льются, словно волшебный водопад. Зачарованная и растерянная, я дотрагиваюсь пальцами до его щеки.

- Ты не оддегир. Кто ты?

- Правильный вопрос, синеглазая, - заразительно улыбается Эйрис, целуя мою ладонь. - Умница, ма Доммэ. Ты первая, кто меня об этом спрашивает.

- Ты не ответил.

- А что, не понятно, Доммэ? – он поднимается и широко поводит рукой, обозначая пространство за собой странным повелевающим жестом. - Всмотрись в их лица, - Эйрис обходит статуи богов, поглаживая и похлопывая по плечу каждую, как старых друзей. - Они тебе никого не напоминают?

Я еще не успеваю собраться с мыслями и уловить нить чудовищной в своем богохульстве догадки, как Эйрис обрушивает на меня ошеломляющую правду.

- Я - сын творца миров спектра Ррайд, Эйрис Риггард Антарион Эллер. Или, если тебе так проще, я потомок расы богов - сын бога земли и неба Антора и богини красоты Кале, солнцеликий бог Яр, - он останавливается рядом со статуей юного бога солнца Яра, бесцеремонно положив ему голову на плечо, видимо, для того, чтобы я оценила сходство. - Что, не похож? А так? - Эйрис поднимает руку, и статуя осыпается пылью у его ног. Он восходит на пьедестал, возвышаясь памятником самому себе. Гордый и надменный, он действительно выглядит как бог, сошедший с небес. Это невероятно, но я вдруг замечаю, как поразительно он похож на стоящего рядом с ним бога Антора. Или он не бог вовсе!? Что это!? Такого не может быть!

- А так? – обрывает мои метания Эйрис, высоко вскидывая ладони. Статуи высших, все до одной, осыпаются прахом, и теперь, в пустоте храма есть только один бог – могучий и непреступный Эйрис Моргана. Или не Моргана - Эллер? Эгла, как такое возможно!?

Возможно! Как ответ на мой вопрос, Эйрис щелкает пальцами, вздымая вверх пыльные воронки. Белые вихри уплотняются, обретая форму, и через секунду по кругу святилища снова стоят прекрасные мраморные изваяния.

Эйрис спускается с постамента, останавливаясь напротив статуи своего отца. Он смотрит на нее долгим, тоскливым взглядом, а затем, осторожно проводит ладонью по руке каменного родителя.

- Великий Антарион Эллер играл в бога, милостивого и всемогущего. Щедрого творца, - тихо произносит он. – Отец играючи создавал миры, с высоты своей силы и власти следил, как растут и развиваются его дети. Он верил в красоту и гармонию форм, позволяя каждой расе самостоятельно идти по пути эволюции. Считал, что миры созданного им спектра имеют право на независимость и свободу от его безграничного могущества. Он взращивал и лелеял свое детище, как редкий цветок, скрещивал расы, получая новые виды магии и существ, радовался, как ребенок уникальности каждой твари. Добрый бог Антарион любил и берег свою хрупкую игрушку - спектр Ррайд. Но его братья думали иначе. Они захотели быть богами-вседержителями - всевластными и всесильными. Эйгорн и Конаган требовали, чтобы все миры спектра покорились высшей власти Тэона. А когда Антарион отмахнулся от них, как от назойливой мухи, они отравили его жену и детей, зная, что он будет бороться за их жизнь до последнего вздоха, отдавая свою силу. Они надеялись прийти и добить Антариона, как только могучий правитель ослабеет настолько, что не сможет справиться с ними и шайкой их прихвостней. Но братья просчитались, потому что сын Антариона остался жив. Мальчишка баловался за обедом, запуская в сестер сконструированный им файрон, и разбил свой стакан, так и не выпив положенной ему порции яда. Отец понял, что это ловушка, слишком поздно. Ни маму, ни сестер вернуть к жизни не удалось, а оставшейся в нем силы не хватило даже, чтобы защитить меня. Но хранившейся в его голове мудрости и имеющейся магии в его крови было достаточно, чтобы нарушить подлые планы коварных братьев. Он запер врата миров своей кровью, наполнив ей пантагреон, перекрыв Тэону доступ к спектру, а меня выбросил на Оддегиру вместе со своим мечом, прокладывающим пути в пространстве, и эктралью – сотворяющим камнем, чистой энергией, создавшей все миры Ррайд. Я поклялся отцу, что вернусь и отомщу. И этот день уже близок, Доммэ. Когда эктраль вынесет меня на исходную точку, я отопру врата, и поверженный бог вернет себе свою силу.

Я слушала Эйриса, затаив дыхание, не отводя взгляда от его сверкающих яростью серебряных глаз. Теперь мне многое становилось понятным. Я могла понять его одержимость и стремление к поставленной цели, могла понять, но не простить.

- А в какого бога собираешься играть ты, Эйрис Антарион Эллер? – спросила его, когда он умолк и уставился на меня прожигающим взглядом.

- В справедливого, - спокойно ответил он.

Мне захотелось истерически засмеяться.

- Это ты говоришь о справедливости, Эйрис!? Ты, кто своим сапогом растоптал половину миров Ррайд!? Или ты решил, что раз их создал твой отец, то у тебя есть право все разрушать?

- Ты не понимаешь, о чем говоришь Доммэ, - разозлился Эйрис. – Я просто шел за эктралью. Я не могу по-другому, это выше меня. Я привязан к ней кровью создателя. Так задумал отец. Я не собирался разрушать миры. Я просто не мог остановить идущих за мной следом Оддегиров. Мне было двенадцать, когда Оддерон Моргана подобрал меня в песках забвения, у меня не было ни силы, ни памяти, чтобы сопротивляться повелителю песков, только зов крови. Ты думаешь, мне доставляло удовольствие смотреть, как оголтелая орда уничтожает то, что мой отец создавал с такой любовью? Я ненавидел себя за это, Доммэ, но великий Антарион предвидел все, даже такую мелочь, как муки совести. Знал, что чувства будут мне мешать идти к намеченной цели. Чем больше я пил энергию миров, тем безразличнее становился. Сила вымораживает меня изнутри, я почти ничего не чувствовал до встречи с тобой. До встречи с тобой, моя Доммэ… Не знаю почему, но только рядом с тобой я чувствую себя живым. Прежним. Ты воскрешаешь в моей памяти картины и образы давно забытых дней. Я помню звуки, запахи, цвета…

Мне хотелось кричать. Ударить его. Разбить его лицо в кровь. Значит я, возвращаю ему его прежнюю жизнь, а в благодарность за это он разрушил мою собственную?

- Ты лжешь и мне и себе, Эйрис, - бросаю ему в лицо. - Ты уже никогда не будешь прежним. Тебе нравиться убивать. И ты облекаешь свою жестокую личину в благопристойные рамки высокой цели, чтобы замаскировать монстра, поселившегося внутри тебя. Кто мешал тебе остановить оддегиров, когда ты вырос? Нет, вместо этого ты продолжал разрушать все, что попадалось под твою беспощадную руку.

- Я сделал все от меня возможное, чтобы прекратить кровопролитие, я минимизировал потери, - рявкнул Эйрис. - Это я создал Альянс с его уставом и законами. Я предложил Оддерону не воевать и уничтожать миры, а получать с них прибыль. И я не разрушал миры… Только один… - он повинно опустил голову и сжал кулаки так, что костяшки побелели.

- Зачем? – я понимала, что он имел в виду именно Нарию, и с замиранием сердца ждала ответа.

- Потому что он стоял на пути клятве, данной отцу.

- И все? – у меня перехватило дыхание. - Вот так… сотни тысяч ни в чем не повинных людей просто стояли у тебя на пути? И ты раздавил их, как букашку, неудачно подлезшую тебе под ногу? Это твоя высокая цель? Жизни в обмен на какое-то глупое обещание?

- Ты не знаешь, что значит клятва, данная умирающему отцу, - простонал Эйрис, стиснув зубы и закрыв глаза.

Я умирал от ее прикосновений. Умирал и рождался заново. Она целовала меня, отвечала на мои поцелуи так трепетно, так нежно, что дерево расцвело, принимая искренний дар наших сердец. Я рассказал ей о себе всю правду, но так и не добился от нее хоть какой-нибудь истории в ответ. Ее слова так больно ранили. Почему мне так больно, когда вижу слезы и ненависть в ее ярких, словно звезды, глазах? Что ты скрываешь от меня, моя синеглазая девочка? Какую страшную тайну хранишь, что так боишься мне сказать? Кто тот человек, что пообещал тебя забрать у меня? Забрать!? Внутри меня все переворачивается и вопит. Не отдам! Она моя… Моя! Убью. Изничтожу. Сотру в песок любого, кто притронется к ней хоть пальцем. Моя Доммэ, понимаешь ли ты, какой властью надо мной обладаешь? Понимаешь ли ты, что иду на зов твоих губ и глаз, забывая, кто я? Отец, знал ли ты…? И если знал, то зачем, лишив чувств, заставляешь так мучиться теперь?

Моя Доммэ уснула. Уснула, согретая моим теплом. Отнес в спальню. Целовал ее холодные руки, грел дыханьем ледяные ступни, пока сонная и податливая, она не разомлела в моих руках. Как мог вечный позволить ей в таком виде отправиться в храм? Как она вообще смогла заставить его это сделать? Осторожно укладываю синеглазку на постель, кутая в теплый плед.

- Вайолет? – дух медленно просачивается сквозь стену, застыв на поверхности огромным колышущимся силуэтом. Мне кажется, или он и правда улыбнулся, заметив спящую Эю, по-детски сложившую ладошки под щеку?

- С каких это пор ты подчиняешься чужим приказам?

Дух недовольно морщится, а затем огорошивает меня своим ответом:

– Приказывают хозяева. Друзья просят. Я могу не подчиняться чужим приказам, но не могу отказать в просьбе другу.

Я не нахожу слов. Синеглазая плутовка и здесь нашла лазейку, обведя вокруг пальца самого Анрариона Эллера. Он просто не предусмотрел такой возможности. Никто и никогда не додумался бы предложить дружбу Вечным, они привязаны к хозяину магией крови и подчиняются только его приказам.

- И о чем твоя подруга просила богов? – тихо интересуюсь я.

Вечный воротит от меня свое золотое лицо, потом косится на Эю.

– Я имею право не разглашать тайну друга.

- Значит, не скажешь? – злюсь я.

- Не скажу, - упирается дух.

Разговор бесполезен: понимаю, что дух между службой и дружбой выберет явно не мой вариант. И, похоже, ему это начинает нравиться.

- Ладно, - обреченно вздыхаю. - Тогда скажи мне, как друг другу, чем она тебя купила?

Вайолет смотрит на меня недоуменно, затем смущенно опускает глаза.

– Она сказала, что я красивый.

- И все!? И поэтому ты позволяешь ей вить из себя веревки?

- Вы на себя посмотрите, - недовольно кривится вечный. – Кто бы говорил.

- Нет, я понять хочу. Я знаю тебя с детства, но ты всегда закладывал меня отцу, когда он требовал ответа. Почему?

- Вы не предложили мне дружбу, - чопорно отвечает вечный.

- А если предложу сейчас?

Вечный мнется, словно что-то напряженно обдумывает в своей пустой голове. – Вы упустили свой момент. У меня уже есть друг. Вы - мой хозяин.

Потрясающе. Кажется, меня только что недвусмысленно послал дух.

- Значит, если бы я назвал тебя красивым и предложил дружить, как Доммэ, ты тоже готов бы был отправить Антариона к драгу и исполнял бы мои просьбы просто так?

- Дело не в вас, - тихо и грустно произносит Вайолет. – А в ней, – золотая голова мягко кивает в сторону спящей синеглазки. – В ней что-то есть… Что-то особенное, идущее из глубины ее ярких, как звезды, глаз. Чистая душа. Она не способна на предательство и обман. Она не станет пользоваться моей дружбой в грязных целях. И, кстати, вас она тоже считает красивым.

- Что? – я потрясенно перевожу взгляд на мою златокудрую тэйру.

-Сказала, что вы красивый сволочь, но не настолько, чтобы нравиться духам. Поэтому, я между вами и ею выбираю ее. Она красивая, и она мне нравится.

Я не удерживаюсь и прыскаю со смеху.

- Тише. Разбудите, – шикает на меня дух, скосившись на Эю.

- Ладно, защитник. Принеси из ее комнаты всю одежду сюда. И не смей больше никогда отпускать ее куда-либо полуголую.

- Сами виноваты. Вас никто не заставлял рвать ее платье, - фыркает Вайолет.

- Вайолет! Ты обнаглел!? – нет, это, уже ни в какие ворота не лезет, меня еще дух не учил уму-разуму. – Похоже, что ты выпал из доверия. Приставлю следить за женой Сиэма или Каана.

- Ей не нравится, когда за ней следят, - обиженно заявляет золотой. – И когда хватают когда без спросу - тоже не нравится.

Невероятно, да вечный просто кладезь информации! Надо только уметь ее из него осторожно выудить. Нет, пожалуй, не стану менять его на Сиэма. Кажется, мне начинает нравиться дружба синеглазки с Вайолетом.

Вечный возвращается спустя мгновенье с ворохом одежды для синеглазки, бросая его возле меня на пол.

- Разложи ее в шкафу, это приказ, - лицо золотого приобретает серебристый оттенок.

- Я дух, а не вирра, - возмущенно шипит Вайолет, брезгливо подцепляя кружевную тряпочку и забрасывая ее на полку.

Так ему и надо, будет знать в следующий раз, как со мной связываться.

- Так о чем Доммэ просила богов? – вытаскиваю из кучи полупрозрачный сартан и протягиваю его духу. – Ответишь, и я не стану говорить твоей подруге, что ты рылся в ее нижнем белье.

Вайолет изумленно замирает, потом тяжело вздыхает:

- Просила у богов защиты от вас.

- От меня? – у меня внутри все обрывается, затягиваясь узлом. – Она боится меня?

- Не вас, - отводит глаза Вайолет. – Себя рядом с вами.

- Ступай, - потеряно шепчу вечному. – Нет, подожди, - сартан все еще зажат в моей руке, и я отбрасываю его в сторону. – Найди для нее пару брюк и рубашек. Эта одежда совершенно не подходит для путешествий между мирами.

Вайолет кивает, растворяясь в сумраке, а я возвращаюсь в постель к моей златокудрой тэйре, напряженно всматриваясь в ее такое спокойное во сне лицо. Слова Вайолета поселяют в моей душе тревогу. Просила защитить от меня? Зачем? Разве могу я причинить ей боль? Или могу?

В голове всплывают события, предшествующие ночи, и я начинаю ненавидеть себя за свою несдержанность. Проклятая ревность довела меня до крайности. И если бы не синеглазка, черная бездна, пожиравшая мою душу, поглотила бы нас обоих. Я болван. Я чуть было все не испортил. А хуже всего, что я ни о чем не жалею. Может ли внезапно прозревший слепец жалеть, что увидел свет? Она - мой свет, путеводная нить во мраке. Я не жалею, что целовал ее нежное тело, оставляя на нем следы своего безумства, не жалею, что едва не сошел с ума, когда она отвечала на мои поцелуи, не жалею, что сделал своей. Жалею, что не могу повторить это снова. Нет, не так. Могу. Хочу. И сделаю это, только не сейчас. Раз ты так не любишь, когда тебя хватают без спроса, я попрошу. Попрошу так, что ты не сможешь мне отказать, ма Доммэ.

Солнечный луч скользит по моим еще закрытым и неподъемным векам, мешая досмотреть остатки сна, провалившись в утреннюю полудрему. Тело тяжелое, непослушное, все мышцы гудят, будто я вчера весь день носилась с сарнами по лесу. Противный луч упрямо лезет в глаза, пытаясь разбудить, и я недовольно морщусь, желая избавиться от настойчивого зануды. Внезапно набегает тень, она прогоняет досаждающего мне озорника, укутывая в спасительный туман полумрака. Нежный ветер осторожно перебирает пряди моих волос, баюкая и лаская. Блаженная улыбка ползет по моему лицу - так хорошо, уютно, тепло. Я копошусь в кровати, как воробей в пыли, желая зарыться поглубже в мягкость постели, и натыкаюсь спиной на горячую, твердую стену. Приоткрыв глаза, спросонья не сразу понимаю, что свет закрывает огромная ладонь Эйриса, повисшая, словно лист эграпа, перед моими глазами, а стена позади и есть он сам, собственной персоной. Первый раз в жизни я просыпаюсь в постели не одна. С мужчиной. Эгла, хочется провалиться сквозь кровать, вспоминая, что я делала с этим мужчиной вчера. Что-то теплое и мягкое касается моего затылка, я резко разворачиваюсь, сталкиваясь нос к носу с внимательно разглядывающим меня Эйрисом.

- Ты так сладко спишь, синеглазка, - уголки его губ приподнимаются в ленивой усмешке, и в серебряных глазах вдруг вспыхивают яркие искры. – Не хотел тебя будить.

- Вот и не будил бы, - огрызаюсь я, собираясь отвернуться от него и быстро вылезти из кровати.

Рука Эйриса быстро перехватывает меня поперек талии, осторожно и настойчиво притягивая к нему так близко, что мне приходится выставить вперед ладони, чтобы не коснуться грудью его обнаженного тела.

- Разве тебя разбудил я? – жаркий шепот Эйриса проходит теплой волной у моего виска, и у меня начинает кружиться голова от бархатных, топких ноток, скользящих в его голосе. – Разве так должен будить муж свою жену? – я вспоминаю почти такие же свои слова, сказанные ему вчера, и меня начинает заливать краска стыда.

- Вот так, - пальцы Эйриса нежным ветром пробегают по моей щеке, обводят контур моих губ, зарываются в волосы на затылке, а затем его губы начинают неспешное путешествие по моему лицу. – Вот так, - хрипло приговаривает он, воздушно и невесомо целуя мои глаза, лоб, брови, нос, губы. Мотыльки в моем животе взмывают вверх потревоженным одуванчиком, разлетаясь по ставшему вязким, словно воск, телу алыми искрами света.

Ничего не могу с собой поделать, но когда этот мужчина начинает меня целовать, меня предает и мое тело, и мой разум. Отключаются все мысли и чувства, кроме безотчетного животного желания, чтобы он не останавливался. Потому что в его поцелуях и объятиях я проживаю другую жизнь: яркую, завораживающую, лишенную стыда и сожалений, наполненную воздухом и огнем. Там нет горя и боли, нет сомнений и страха, нет лжи и раскаяния. Есть только я, Доммэ – свободная, как ветер, парящая в облаках дикой птицей.

- Ты хочешь меня, моя Доммэ, - тихо смеётся в мою шею Эйрис, проводя влажным языком по ямочке у ключицы, запуская свою бесстыжую руку между моих сомкнутых ног.

- Не хочу, - отталкиваюсь от него ладонями. – Отстань от меня.

Моей силы недостаточно, чтобы вывернуться из нежных цепей его рук. Он лишь посмеивается, глядя на то, как я трепыхаюсь, раскрасневшись, увиливая от его поцелуев. Наконец глупая игра ему надоедает, и он придавливает меня к кровати, закрывая собой все пространство вокруг.

- Нам надо поговорить, ма Доммэ, - серьезно и как-то очень спокойно произносит он.

- Наговорились уже, - бурчу я. – Больше нет желания.

- И тем не менее, тебе придется меня выслушать, - Эйрис поднимается, отпуская меня из своего плена. – Саарэн.

Золотые морды Каана и Сиэма выползают из стен, почтительно склонив головы.

- Принесите нам поесть.

Духи исчезают, а Эйрис поднимает с кресла возле стены какую-то одежду и протягивает ее мне.

– Одевайся, синеглазая, если я правильно все рассчитал, у нас не так много времени.

Я злюсь. На него или на себя - не знаю. Меня бесит, что Эйрис ходит вокруг безмятежный, непробиваемый, как ледяная глыба, а я до сих пор горю огнем от его поцелуев. Оделся бы сам, что ли. Нет сил смотреть на его голый торс, играющий мышцами при каждом его движении.

– Сам оденься, - запускаю в него оставленным мне барахлом, сердито кутаясь в простыню.

- Понятно, - как-то подозрительно тихо произносит он, а затем делает мгновенный выпад в мою сторону. Простыня улетает вверх рассерженной птицей, Эйрис сдергивает меня с постели, усаживая себе на колени, зажимая мои ноги своими. Я не успеваю возмутиться, как мне через голову натаскивается рубаха, руки настойчиво засовываются в рукава, потом, как-то длинно и прерывисто выдохнув, Эйрис начинает затягивать у меня на груди шнуровку. Это превращается в какую-то пытку. Его пальцы возятся с веревками, то и дело касаясь моей кожи, и от этих прикосновений хочется выть. Я начинаю ерзать у него на коленях, и вдруг понимаю, что все его спокойствие такое зыбкое и напускное, как колышущийся над водой туман, потому что моё бедро упирается в его возбужденное мужское достоинство, красноречиво свидетельствующее, что ему сейчас не лучше, чем мне. Закончив с рубахой, он берет брюки, но я выхватываю их у него из рук, не давая продолжить.

- Я сама, - не отрываясь, смотрю в его сосредоточенное лицо. Эйрис почему-то облегченно вздыхает, выпускает меня из своего захвата, осторожно поставив на ноги. Пока я натягиваю штаны, он, повернувшись ко мне спиной, надевает тунику, нагрудник, застегивает на руках высокие кожаные браслеты, а затем затягивает на поясе широкий ремень с тантором. Резко повернувшись, Эйрис окидывает меня с ног до головы оценивающим взглядом и, видимо, найдя мой внешний вид удовлетворительным, щелкает пальцами. Сквозь стены начинают просачиваться золотомордые, уставляя круглый стол у кровати блюдами с едой и фруктами.

- Ешь быстрее, - он наливает в высокий кубок сиреневую жидкость из стеклянного кувшина, потом протягивает мне. – Твой любимый, - насмешливо произносит Эйрис. – Только на голову выливать его не надо.

- На твою? - невинно спрашиваю его. Понюхав напиток, понимаю, что это сок тапранов, которыми я красила волосы. Отпив глоток, ехидно сообщаю своему ухмыляющемуся супругу:

- Жаль, сиреневый бы тебе пошел, - я недвусмысленно смотрю сначала на сок, потом на его волосы. – Ну, как скажешь. Не надо, так не надо.

Эйриса, похоже, мои колкости мало трогают. Усевшись напротив, он быстро и жадно поглощает пищу, не обращая на меня никакого внимания, только время от времени бросает в мою сторону косой взгляд, видимо, проверяя, ем ли я. Вот еще, не хватало, чтобы он тут объедался, а я смотрела на него и давилась слюной. Да не дождется! И как тут не будешь есть, когда запах от блюд идет такой, что голова кружится?

- Как к тебе попала эктраль? - внезапно спрашивает Эйрис, и нежное мясо, тушеное в сливках, встает мне поперек горла, как кость.

- Я не понимаю, о чем ты, - хватаю сок и жадно пью, опустив глаза. Эйрис отбирает у меня стакан, уставившись на меня, как уж на лягушку.

- Ты действительно не понимаешь, девочка, - яростно выдыхает он. - Эктраль мощнейший артефакт, способный разрушить весь спектр Ррайд.

От его слов мне становится дурно, и очевидно, это отображается на моем лице, потому что Эйрис быстро наливает чистой воды и практически заливает ее в меня.

- Если эктраль выбрала твое тело, - продолжает он, когда я немного прихожу в себя, - значит, она нашла магию, способную удержать в себе ее силу. И не просто удержать… Мой отец поместил сотворяющий камень в свой меч, потому что ключ миров создан из атаната, магического сплава, подстраивающегося под любую энергетическую ауру или материю. Это идеальный проводник, настолько сильный, что способен выдержать температуру расплавленной лавы. И раз эктраль посчитала тебя прочнее и надежнее атаната, девочка, значит, твоя магия - нечто уникальное, нечто бесценное. Ничего не хочешь мне рассказать?

Серебряные глаза Эйриса прожигают во мне дыру, и мне хочется провалиться под пол от вымораживающего холода его взгляда.

- Зачем ты и эктраль пьете энергию миров? – так и не ответив ему ничего, спрашиваю я.

Эйрис хмурится, недовольно разглядывая меня, потом, тяжело вздохнув, произносит:

- Мы не пьем энергию миров. Мы возвращаем себе силу отца.

Я ничего не понимаю, просто смотрю на него, глупо моргая.

- Как бы тебе проще объяснить? – он всовывает палец в сок тапрана, а затем начинает рисовать на столе какую-то сложную картинку, состоящую из витков, линий и кружочков. - Когда отец создавал миры, он вкладывал в них часть своей энергии, а поскольку созидающий камень находился в нем, то кровь Антариона содержит в себе некий код, упорядоченную последовательность движения эктрали, известную только ему одному. Перед смертью отец начертил магическую схему – пантагреон - отображавшую полную картину создания спектра. Миры Ррайд расположены на трех уровнях, – Эйрис проводит пальцем по виткам на рисунке, обозначая три основных линии. - Эта картинка плоская, но на самом деле должна быть трехмерной. Эктраль перемещалась между уровнями в определенной прогрессии, - он начинает соединять кружочки зигзагами, перемещаясь то вниз, то вверх. – Эту прогрессию и помнила кровь Антариона, а когда отец наполнил ею пантагреон, он заставил эктраль двигаться в обратном направлении, не отдавая, а собирая потраченную энергию. Последний штрих пантагреона отец нарисовал моей кровью, замкнув на мне все линии контура, поэтому, когда эктраль собирает энергию созидания, сила отца возвращается мне.

- И что ты будешь делать с этой силой? - мне вдруг стало интересно: Эйрис и сам по себе силен, как бушующий ураган, но кем же он станет, когда получит силу своего родителя? И что станет делать с такой мощью?

- Отопру врата, - пояснил он. - Впитывая в себя энергию миров, моя кровь превращается в аутентичный код. Такой же самый, которым отец перекрыл доступ к Тэону. Это миры Ррайд, - Эйрис ткнул пальцем в кружочки на схеме. - Где находится Тэон, никто не знает. Никто, кроме эктрали. Отец скрыл мой родной мир, запечатав его силовой сетью, лишив возможности оставшихся на Тэоне братьев проникнуть в спектр до моего возвращения. Мой мир - конечная точка цикла. Моя и твоя кровь своего рода ключи, открывающие доступ к Тэону.

- Моя кровь? - испуганно отшатнулась от нарисованной им схемы.

- Не бойся, ма Доммэ, - усмехнулся Эйрис. - Мне потребуется всего одна капля.

Перспектива отдавать ему свою кровь, пусть даже каплю, как-то меня совсем не обрадовала.

- Зачем нужна моя кровь?

- Не только твоя. Твоя и моя. Для создания эсфиры.

- Эсфиры? - я начинаю плавать в его заумных названиях, которые, к тому же, ни о чем мне не говорят.

- Увидишь - поймешь, - объясняет Эйрис.

- Увижу? - раздражение начинает расти с удвоенной силой. - Да не хочу я видеть ни твою эсфиру, ни твой Тэон, ни тебя вместе с ними, - фыркаю я.

Эйрис сердито ударяет кулаком по столу, испепеляя меня взглядом.

- Доммэ, ты так и не поняла? Эктрали задана программа, и она четко следует схеме пантагреона, а поскольку созидающий камень внутри тебя, ты будешь следовать тем же маршрутом. Кта блокировал магию в твоей крови, не давая эктрали питаться ей. Сейчас, когда я убрал клеймо, артефакт будет наверстывать упущенное с удвоенной силой. Я тебе объясняю, а ты меня слушать не хочешь. Это опасно для тебя. Ты можешь провалиться в пространстве в любой момент, когда меня не будет рядом. И мир, наполненный траккадами - не самое худшее, куда ты можешь попасть. Мне нужно знать, какова природа твоей магии, чтобы вычислить цикличность движения эктрали.

- Тебе нужно, ты и вычисляй, как-нибудь без меня, - нагло смотрю в его сверкающие гневом глаза. - И вообще, забирай свой камень и катись с ним на все свои три уровня спектра. Нет у меня никакой магии.

- Упрямая дура, - в сердцах бросает Эйрис.

- А за дуру ответишь, так меня еще никто не называл! - схватив кубок с соком, одним резким движением выплескиваю его на опешившего от моего напора Морганаа. Жаль, не попала в лицо, но возможно, это даже к лучшему. С кожаного нагрудника чернильно-фиолетовая жидкость медленно стекла на пояс, а оттуда в его штаны, расплывшись спереди по ним очень неоднозначным пятном.

Эйрис, зловеще прищурившись, опустил голову, разглядывая результат моего меткого попадания в цель.

- Ты же просил на голову не выливать, - поставив кубок на стол, невинно сообщаю ему. - Насчет всего остального разговора не было.

Лицо Эйриса передергивается, а затем он начинает медленно звереть, заметив, что я кривлюсь в улыбке.

- Тебе смешно, ма Доммэ? - подчеркнуто вежливо спрашивает он.

- Что ты, - округляю глаза, разглядывая пятно на его брюках, пытаясь изобразить весь ужас ситуации, хотя меня так и подмывает засмеяться. - Это так грустно. Такой большой мальчик, а такой несдержанный. Ай-яй-яй.

С каким-то полудиким рыком он бросается в мою сторону, и я, с громким воплем, едва успеваю отскочить в сторону. Эйрис замирает в двух шагах, наблюдая за мной, как хищник за добычей.

- Иди сюда, моя змея синеглазая, - злобно шипит он. - Я тебе сейчас покажу, какими несдержанными бывают большие мальчики.

- Ц-ц-ц, - мотаю головой, делая осторожный шаг влево. - Ты сначала штанишки поменяй, большой мальчик. А то такой конфуз, такой конфуз... - издеваюсь я.

Не понимаю, как он это сделал, но он только что стоял напротив меня, и вдруг оказался рядом, сграбастав меня в свои каменные объятья.

- Штанишки, говоришь, снять? - ехидно кривится он. - Прямо сейчас этим и займемся.

Внезапно, воздух вокруг нас начинает сгущаться, превращаясь в вязкий туман.

- Вот дерьмо, так и знал, - ругается Эйрис, прижимая одной рукой со всей силы меня к себе, другую он вытягивает в сторону, и его меч, стоящий в углу, успевает влететь в нее до того, как мы проваливаемся в разверзшуюся у нас под ногами воронку.

Мы вывалились на берегу Озера Жизни непонятного мира. Моргана умудрился извернуться в полете, и я благополучно приземлилась своей пятой точкой прямо ему на грудь, по инерции завалившись вперед, Стащив меня с себя, встав на ноги и подняв меня, он яростно выдохнул в мое лицо:

- Ну что, убедилась?

Оттолкнув его от себя со всей силы, включила дурочку, рявкнув ему в ответ:

- Нет, не убедилась.

Развернувшись, пошла к озеру, чтобы помыть руки, испачканные травой при падении. Эйрис догнал меня в два шага, перебросил через плечо и потащил в обратную сторону, а пока я колотила его кулаками по спине, плевался и ругался, очевидно, на своем тэонском языке.

- Ослица упрямая, - процедил он сквозь зубы, усадив меня на Камень Судьбы на берегу.

- Сам осел, - огрызнулась я. Эйрис прикрыл глаза, явно еле справляясь с душившим его гневом, потом поднял с земли палку и зашвырнул ее в озеро. По поверхности пошли круги, а затем палка за секунду превратилась в труху, изъеденная какими-то копошащимися в воде тварями.

- Ой, а чего это? - испуганно вякнула я, поджав под себя ноги.

- Рыбки, - заорал он. - Обыкновенные плотоядные рыбки.

Вспомнив, что я только что собиралась помыть ручки, передернулась от ужаса. Если бы не Моргана, то моими пальцами уже бы благополучно позавтракали.

- Где это мы? - стала оглядываться вокруг.

- На ФВайолетоде. Сиди и не двигайся, иначе я не знаю, что с тобой сделаю, - пригрозил Эйрис, опускаясь возле меня на одно колено.

- Не больно-то и надо, - я съежилась на камушке. Прожорливые рыбки отбили всякую охоту отходить от Эйриса даже на дюйм. Хотя, если мне не изменяет память, то ФВайолетода - один из миров, примкнувших к Альянсу. И как они здесь живут, если у них в воде такая гадость водится?

Эйрис поднимает голову, окидывая меня придирчивым и сердитым взглядом, прижимает к ладони к земле, и дальше все повторяется, как и в предыдущие разы. Линии силы медленно ползут, прошивая наши с Эйрисом тела синими сверкающими нитями, проникая в кровь, разрисовывая кожу таинственными символами, похожими на те, что Моргана рисовал соком на столе. Как только он разрывает потоки, знаки ярко вспыхивают и гаснут, словно и не было.

- Пойдем, - Эйрис стаскивает меня с камня, подбросив на руке, как пушинку.

- Куда? - с опаской наблюдаю, как он движется со мной по поляне в сторону озера.

- Ты же помыться хотела, - Эйрис отодвинул меня от себя, усмехнувшись. - Сейчас брошу тебя в озеро, научишь рыбок плеваться ядом.

Я испуганно хватаюсь за его мощную шею, и он начинает хохотать, потом целует меня в висок, все еще посмеиваясь.

- Глупая, какая же ты глупая, ма Доммэ,- мои удары ладошкой веселят его еще сильнее и, похоже, больше причиняют боль мне, чем ему. Внезапно он замирает, выгибая капризной дугой бровь, вскидывается, придирчиво вслушиваясь в звуки, а затем стремительно падает на землю, обнимая мою голову руками, закрывая собой, как щитом. Придавленная его огромным телом, лишенная возможности видеть, я не понимаю, что происходит, только слышу странные свистящие звуки, и чувствую, как раз за разом напрягаются мышцы Эйриса, словно он пропускает глухие удары. Через несколько секунд становится тихо, но Моргана почему-то не спешит освободить меня от своей тяжести, и я начинаю двигаться под ним, задыхаясь от нехватки воздуха. Наконец он отжимается на руках, тревожно всматриваясь в мое лицо. Вопль ужаса вырывается у меня из груди, когда я понимаю, что произошло.

Он похож на подушку для иголок, сплошь утыканную стрелами, как булавками. Это жутко, на нем нет живого места. Кое-где наконечники проткнули его тело насквозь и торчат острыми шипами из его бедер, ног, предплечий, шеи. Кровь начинает струиться из ран, моментально пропитывая его одежду. Пошатнувшись, Эйрис медленно поднимается на ноги, расправив свои могучие плечи. Не понимаю, где он взял силы? Каким образом стоит на ногах? Как он вообще до сих пор еще жив?

- Лежи тихо, Доммэ, не вздумай вставать, - глухо протягивает он, сделав шаг вперед. Из глубины его тела прорывается золотое свечение, сначала тусклое, едва тронувшее янтарными всполохами его лицо, затем свет становится ярче, сильней, а вскоре Эйрис становится похожим на раскаленный, пылающий диск солнца. Солнцеликий бог вскидывает руки, и чудовищная, ослепительная волна силы и света накрывает округу, подобно бешеному урагану, выламывая деревья, как спички, сметая песчинками огромные каменные валуны, вырывая стрелы из его тела, запуская их в обратный полет. Тишина... жуткая, пугающая, гнетущая. Развернувшись, Эйрис тяжело оседает на землю рядом со мной.

- Ты как, синеглазая? - пытается улыбнуться он, осторожно ощупывая меня. У меня начинают трястись губы от вида его израненного и окровавленного тела. Я хватаю край рубахи, пытаясь оторвать лоскут, чтобы перевязать его раны, хотя, с трудом понимаю, как это можно сделать. Он весь - одна сплошная рана.

- Не надо, - перехватывает мою кисть Эйрис. Осторожно притянув меня к себе, он закатывает штанину у меня на ноге и снимает со щиколотки сдерживающий браслет.

Тонкий белый ободок в его огромной ладони похож на хрупкое стеклянное колечко.

- Ты свободна, Доммэ, уходи, - сипло произносит Моргана. Его дыхание становится резким, хриплым, прерывистым. - Они скоро вернутся за мной. Не хочу, чтобы ты пострадала.

- А ты? - испуганно шепчу я. Его кровь повсюду: на моих руках, груди, бедрах, она хлещет из его ран рваными толчками, пропитывая землю под ним, расползаясь багряной липкой лужей.

- Я не успею восстановиться. Я потратил слишком много силы. Уходи, Доммэ. Прячься, - он протягивает ладонь, осторожно дотрагиваясь до моей щеки, большой палец мягко описывает контур моих губ, и Эйрис внезапно улыбается. - Ма Доммэ. Спасибо.

К горлу подступает горький горячий комок, глаза жжет, и отчего-то нестерпимо болит сердце. - За что? - еле могу выговорить я.

- За то, что ты была в моей жизни, - шепчет Эйрис, осыпая меня светом своих невозможных глаз.

- Ты что, умирать собрался, Моргана? - я трясу его за плечо, и у меня все холодеет и обрывается внутри.

- А ты будешь по мне скучать? - хрипло бросает он, поглаживая ладонью мое лицо. – Тогда стоит умереть, чтобы посмотреть на это чудо.

Что он несет!? Он не может умереть! Он же бог! Или может? Я должна радоваться, хохотать от счастья, бежать от него прочь, но не могу сдвинуться с места - с ужасом и тоской смотрю, как слабеет его могучее тело и тает жизнь в его взгляде.

- Уходи, Доммэ, - настойчиво отталкивает меня от себя Эйрис. - Не нужно тебе на это смотреть.

Я отчаянно трясу головой, подползая к нему ближе.

- Пошла вон, убирайся, - кричит он, пытаясь меня прогнать, но вместо этого я подныриваю под него, просовывая руки под плечи.

- Нет, эорд, твоя смерть от чужой руки - не тот вариант, что меня устраивает, - шепчу в его затылок.

- Так убей меня, синеглазая, - он откидывает голову мне на грудь, заглядывая в глаза. - От твоей руки я приму даже нож в сердце.

- Смерть - милость, высший, - глотаю я непослушные слезы. - Милость, которую ты не заслуживаешь, - разомкнув линии тонкого мира, упираясь пятками в землю, я затаскиваю его в сумрак. Призрачные двери смыкаются за нами, опутывая наши тела теплым сияющим свечением.

- Что это было, малышка? Ты сорвала мне военный совет, - со стоном произнес Доммэ, уткнувшись головой в живот жены и покрывая его легкими поцелуями.

- Правда? Ну, извини, темный. Голый и в кровати ты меня больше устраиваешь, - едко вернула Урсула тираду, неосторожно брошенную мужем утром.

Доммэ удивленно поднял голову, заглядывая в ее зеленые глаза.

- Ты обиделась? Я пошутил.

- А я нет, - тихо ответила она. – Я люблю тебя. Очень люблю. Так сильно, что мне становится страшно от мысли, что я могла тебя никогда не встретить. Но я не хочу быть бесплатным приложением к тебе, твоей собственностью или твоей постельной игрушкой. Хотя даже если запрешь меня и прикажешь слушаться, я все равно буду тебя любить…

Доммэ перевернулся, обнял жену и потянул на себя.

- Я не стану больше тебе приказывать, родная. Я плохо начал, признаю. Будь у меня возможность что-либо изменить, никогда не приволок бы тебя сюда силой, не стал бы угрожать и принуждать выйти за меня. Я понял это слишком поздно, а когда хотел дать тебе свободу, ты сама не пожелала уходить от меня.

- И ты правда так легко отпустил бы меня? – ужаснулась Урсула.

Темный владыка больно сжал ее плечи, потом тяжело вздохнул, касаясь губами рыжих завитков у виска. - Нет, не легко. Мучился бы, сходил с ума, но отпустил бы. А потом приходил бы каждый день, чтобы посмотреть на тебя хоть издали. Мне необходимо знать, что с тобой все хорошо, что ты счастлива, пусть даже с тем… белобрысым.

- С кем? – Урсула отодвинулась, с тревогой вглядываясь в погрустневшие глаза мужа.

- Ты ведь любила его? – горько выдохнул Доммэ. – Своего охотника.

Обняв его лицо руками и сглотнув подступившие к горлу слезы, Урсула порывисто заговорила:

- Любовь - это когда смотришь в любимые глаза, и весь мир вокруг перестает для тебя существовать. Это когда умираешь от одной мысли, что кто-то или что-то может помешать тебе находиться рядом с любимым человеком вечно. Это когда подкашиваются ноги, не хватает воздуха и замирает сердце от одного его взгляда или прикосновения. Это когда готов отдать жизнь за него, лишь бы знать, что он есть, он дышит, с ним все хорошо… Нет, ничего подобного я не чувствовала рядом с Ноэлем, но рядом с тобой… да. Мне хотелось умереть… там, на острове, пока я ждала, когда ты выйдешь из огня. Я думала… я думала… Не оставляй меня больше… никогда не оставляй.

С глухим рычанием Доммэ сгреб Урсула в свои объятья.

– Убью, уничтожу, сотру в прах любого, кто попытается тебя у меня отнять. Не отдам… Не отпущу… Ты моя. Моя.

- Твоя, - шептала Урсула, роняя теплые слезы на грудь мужа. – Только твоя. Прости меня за мою дурацкую выходку. Не знаю, что на меня нашло.

- Не такая уж она и дурацкая, - Доммэ снимал губами падающие с ресниц малышки соленые капли. - К своему стыду, не могу сказать, что мне не понравилось.

- Обещаю, что на следующем совете буду себя вести хорошо, - улыбнулась она сквозь слезы.

- Я на всякий случай сяду от тебя подальше, - хмыкнул Доммэ. – Военные привыкли подчиняться приказам, поэтому они не поняли, что произошло. Но среди советников будет Тэлларис, а этот старый пройдоха догадается сразу. Маленькая… - вдруг осенило его. – Тогда когда мы вернулись с острова…Тэлларис намекал, а я не понял. Это то, о чем я думаю?

Урсула густо покраснела и спрятала лицо в ладони.

- Я болван, - засмеялся Доммэ, оттягивая ее руки и нежно целуя. - Потерять столько времени.

- Я ждала тебя, думала, ты придешь ночью.

Доммэ замер и недоверчиво уставился на жену.

– То есть ту милую ночную сорочку на тебя не Арха одела?

- Ты что, приходил? – удивленно моргнула Урсула.

Плечи Доммэа подозрительно затряслись и, повалив жену на постель, он зашелся в истерическом хохоте.

– Я совершеннейший болван. Тьма, маленькая, старею. Теряю сноровку.

Урсула ничего не понимала, но неожиданное веселье мужа вдруг передалось и ей. Обняв его за шею, она стала радостно хохотать вместе с ним. Не размыкая рук, не выпуская друг друга из объятий, они веселились, как дети. И даже когда вернулись в зал заседаний, продолжали смеяться, чем повергли в шок собравшихся там советников. Впервые за долгие годы они имели возможность слышать, как смеется темный император и наблюдать, как озаряет его лицо теплая и счастливая улыбка.

Доммэ усадил жену за стол и, поцеловав в макушку, направился к Трэману и Лашу, которые кивком головы отозвали его в сторону.

- Ты просил найти астролога, - напряженно начал Трэм. - Затмение будет послезавтра.

- Где это мы? – обессилено произносит Эйрис, приподымаясь на локтях и оглядываясь вокруг.

- На небе, - смахнув тыльной стороной ладони слезы, бурчу я. – Ты ведь хотел умереть. Наслаждайся.

С глухим стоном он опускается на землю, уложив свою голову мне на колени.

- Поцелуй меня, ма Доммэ, - Эйрис закрывает глаза. – И я умру счастливым.

Его тяжелое прерывистое дыхание начинает меня пугать. Стараясь не причинять ему лишней боли, отстегиваю его нагрудник, а затем аккуратно переворачиваю на живот. Туника на его спине насквозь пропитана кровью, она такая скользкая и липкая, что мне не сразу удается ее разорвать, а когда ткань поддается, к горлу подступает тошнота от вида вывернутой и окровавленной плоти. Руки начинают мелко дрожать, и чтобы хоть немного справиться с накатившей на меня паникой, я со всей силы кусаю губу, пока боль и соленый вкус собственной крови во рту не приводит меня в чувство.

Стащив с себя рубаху, я начинаю рвать ее на ленты, пытаясь перевязать его раны. Это глупая и напрасная затея, потому что лоскуты мгновенно промокают, становясь бурого цвета, никак не останавливая кровотечение.

Эйрис шевелится, а затем, тяжело подтянувшись на руках, переворачивается на спину.

- Не надо Доммэ, - еле слышно выдыхает он. – Это бесполезно. Лучше поцелуй меня на прощанье.

Я наклоняюсь над ним, размазывая ладонями по заплаканному лицу его кровь, свои слезы, и осторожно касаюсь губами побледневших, сомкнутых губ. Он делает длинный вздох, открывает глаза, упираясь в меня своим серебряным взглядом.

- Что это? Ты поранилась Доммэ? – он проводит пальцем по моей губе, снимая с нее алый лепесток. – Так лучше, - слабо улыбается Эйрис, снова касаясь ладонью моего лица, обращая слезы в жемчуг, а кровь - в цветы.

- Не смей умирать, проклятый демон! - я злюсь. Я кричу на него. Я плачу. Я не понимаю, что со мной происходит. Не понимаю, почему так жжет в груди, почему так больно. – Не смей умирать, Эйрис Моргана, ты не можешь отделаться так легко, я еще не нашла твою эррагарду!

Обхватив его голову руками, я неистово целую его, и что-то безумное вырывается у меня изнутри, потому что я уже не могу остановиться. Жадно приникаю к его губам, забирая себе их тепло и вкус, глажу его каменные скулы, лоб, обнимаю, прижимаясь к нему так близко, как только могу. Вязь на моей руке внезапно вспыхивает ярким ультрамарином, окрашивая грани пространства в мой любимый синий цвет. Едва я успеваю отстраниться, линии параллельного мира обвивают израненное тело Эйриса, и вдруг начинает происходить что-то странное: он глубоко вдыхает воздух, тяжело вздымая необъятную грудь, а затем начинает пить сумрак: торопливо, взахлеб, длинными рваными глотками. Тонкие змеи сумеречной материи, словно нити, прошивают его страшные раны, затягивая рваные края, убирая кровь и рубцы. Поток силы приподнимает Эйриса над землей, разрисовав сложным извилистым узором, а потом мягко опускает, оставляя на его руке пылающий символ, в точности повторяющий рисунок на моем запястье.

Какие-то секунды он лежит без движения, расслабленный, спокойный, с закрытыми глазами, и мне начинает казаться, что он не дышит. Отчего-то становится страшно, и мучающая меня тревога буквально толкает Морганау навстречу. Я трогаю его за плечо, осторожно кладу голову на широкую грудь, чтобы послушать, бьется ли его сердце. Размеренные, сильные удары барабанной дробью отдаются в моих позвонках, и я облегченно вздыхаю, обмякнув и расслабившись.

- Попалась, синеглазая, - раздается хриплый шепот у моего виска. – Так говоришь, нет у тебя никакой магии?

Я поздно спохватываюсь, чтобы отпрянуть. Руки Эйриса крепко прижимают меня к себе, легко поглаживая холмики лопаток, шею, зарываются пальцами в волосы на затылке. Поднявшись вместе со мной, он начинает оглядываться по сторонам, удивленно хмурясь, недоверчиво протягивает ладонь, пронизывая грани. Линии сумрака проскальзывают сквозь его пальцы, переливаясь всеми оттенками золотого, вспыхивают, меняют цвет, отражаясь в его широко раскрытых глазах разноцветной радугой.

- Сумеречная… - ошеломленно выдыхает Эйрис. - Вымершая раса. Невероятно. Немыслимо! – подняв руку он переплетает мои пальцы со своими, соединяя рисунки на наших запястьях. Узор накладывается один на другой, повторяясь с точностью до самой мелкой завитушки.

- Хрра. Моя, - он с улыбкой смотрит в мои глаза, лаская и обнимая своим взглядом, потом усаживает меня к себе на колени и целует так, что воздуха начинает не хватать.

- Отпусти, - я пытаюсь оттолкнуть его, сбросить с себя бесстыжие руки, нагло оглаживающие все, до чего дотягиваются.

- Нет, Доммэ, теперь не пущу. Ты моя, - Эйрис начинает покрывать мое тело поцелуями, как помешанный. – Сумеречная… Отец, ты знал… Моя… Хрра… Вечная… Предначертанная. Моя…

Подмяв меня под себя, Эйрис стягивает с меня брюки, покрывает короткими, торопливыми поцелуями мое лицо, шею, грудь, живот. Уверенно и требовательно размыкает коленом сжатые ноги, добираясь проворными пальцами до моей ноющей и горящей от его прикосновений плоти. Он шепчет что-то ласковое - хрипло, гортанно, надсадно, с улыбкой в голосе и от его низкой тягучей интонации по телу пробегают огненные искры. Ненавижу себя, когда он так близко, когда обнаженная гладкая кожа касается моей, когда сильный и неистовый он нависает надо мной, пожирая взглядом - захмелевшим, жадным, алчным, потому что когда он дотрагивается меня, умирает Доммэ, которая ненавидит и хочет отомстить, рождается другая, такая же дикая и необузданная, как этот мужчина с серебряными глазами, жаждущая его рук и губ на своем теле, его горячих до ожогов поцелуев, клеймящих меня как племенную кобылу, его страстных слов, острыми иглами впивающихся мне в сердце, красными нитями прошивающих его насквозь. Меня нет… есть женщина, балансирующая на острие тантора, желающая Эйриса так сильно, что кровь закипает в жилах и горит неугасимым огнем, огнем нашего безумия, в котором мы пылаем оба, не отдавая себе отчета, зачем и почему.

Мы падаем друг в друга просто потому, что так надо, потому что если не сделаем этого, то, наверное, погибнем, задохнемся от нехватки воздуха и недостатка невероятной близости - той, что дает ощущение полного единения: рука к руке, клетка к клетке, сердце к сердцу. Мы две половины одного целого, разрезанные безжалостным мечом вселенского расстояния, утерянные и вновь обретшие друг друга. Мы два сумасшедших, что делят одно сумасбродство на двоих. Нет мыслей, нет сомнений, нет сожалений, только выкручивающее тело и душу желание двигаться ему навстречу, кричать от удовольствия, царапаться дикой кошкой, извиваться в его руках ядовитой змеей, кусающейся и шипящей, слышать глухое яростное рычание и чувствовать его беснующийся пульс внутри себя. Я захлебываюсь в экстазе от его мощных, уверенных толчков, дрожжи его пальцев на моих бедрах, дразнящих губ на моей груди. И пусть все катится в бездну, к песчаным демонам, лишь бы он не останавливался…

Благоразумие… что это? Рядом с ней стираются все грани пристойности, она сносит мне голову, как тантор, перерезая позвонки, мышцы и вены. Она бьет по мне, словно разряд молнии, ослепительным белым. Гремучая змея, кусающаяся и шипящая, в моих руках заводит меня так, что я превращаюсь в обезумевшее животное, живущее только на инстинктах жажды обладания ею. Облизываю ее тонкие пальцы, сладкие, хрупкие, с маленькими коготками, они впиваются мне в спину, бедра, плечи, когда она выгибается и кричит от удовольствия подо мной. Ее голос – как музыка… нежный и надрывный, он рвет мне легкие, и я могу лишь хрипеть в ответ, задыхаясь от избытка чувств и эмоций, проникающих в мою пустующую без нее душу. Она заполняет меня красками и цветами, запахами и шорохами, огнем и водой. Только рядом с ней я чувствую себя живым, настоящим, всемогущим богом. Я трогаю ее влажный рот языком и пью ее, как сладкий ллайр. Не могу оторваться. Я пьян. Я счастлив. Я безумен. И я двигаюсь, двигаюсь, двигаюсь, двигаюсь… Яростнее, быстрее, сильнее. До исступления, до умопомрачения, до дикого хрипа, до алых вспышек в глазах, потому что если перестану, просто захлебнусь от лавины эмоций, затопившей меня до краев, умру от разрыва сердца, осыплюсь пеплом, истлев в горниле желания. Тело горит огнем. Невыносимо хорошо. Нестерпимо сладко. Больше не могу… Нет сил сдерживаться, и я взрываюсь в ней, разлетаясь на атомы и осколки, жадно ловлю губами губы, схожу с ума, слыша ее громкие стоны и падаю вместе с ней в разверзшуюся под нами бездну.

Наши обнаженные сплетенные тела, окутанные сумраком, похожи на корни диковинного растения, проросшего в пустоте параллельного мира. Белоснежное ее и смуглое, почти черное на ее фоне, мое. Мы свет и тьма, мы начало и конец, бешеная стихия страсти, черно-белым пятном разлитая в тонком эфире чувств. Мне так хорошо, что хочется запрокинуть голову и кричать, срывая глотку… И я сжимаю в объятьях мою синеглазую тэйру, мой златокудрый сон, мой свет утренней звезды, мою Эю, и кричу, пронизывая тишину параллельных граней:

- Моя… Предначертанная…

Я смотрю на колышущийся перед глазами сумрак, и не сразу понимаю, что скользящие за гранью тени - это человеческие фигуры. Забавно… Значит, я их вижу, а они меня нет. Доммэ зашевелилась, очевидно, почувствовав, как напряглись мои мышцы. Уперлась в меня тонкими кистями рук, собираясь отстраниться. Не отпущу… Никогда больше не отпущу. Прижал еще крепче, пересадив к себе на колени. Уложил златокудрую голову себе на грудь и медленно поднялся, рассматривая картинку за границей сумрака.

На поляну, смыкая ее со всех сторон в кольцо, вышли воины. Ух ты, да на меня охотились, как на полчище траккадов! Стройные колонны лучников прикрывал целый легион мечников и конницы. Вид у всех, правда, потрепанный. Одежда изорвана. Лица в грязи, порезах, царапинах. Много раненых. Очевидно, мой силовой удар застал их врасплох. Синеглазка вздрогнула и порывисто вздохнула с каким-то полувсхлипом, когда в нескольких шагах от нас остановились несколько человек, заметив лужу натекшей из меня крови.

- Ш-ш-ш, ма Доммэ, - коснулся губами ее макушки и прикрыл ладонью рот. – Тише.

Она вывернулась, сердито буркнув мне в солнечное сплетение: – Они нас не слышат. Сумрак непроницаем.

- То есть, мы их видим и слышим, а они нас нет? Такова природа сумрака? – наклонившись, заглянул в ее синие глаза. Моя Доммэ не ответила, только недовольно закусила губу и нахмурила брови. Понимаю, синеглазая. Ты злишься. Слишком много твоих тайн теперь я знаю. Вдруг вспомнил, как сходил с ума, когда она выскальзывала прямо у меня из-под носа. Паршивка маленькая, и ведь наверняка смотрела, как я бешусь, крушу все вокруг, и потешалась надо мной.

- И не надейся, что у тебя еще когда-нибудь получится обвести меня вокруг пальца, ма Доммэ, - поцеловал ее сердито надутые губы.

- Да? - синие глаза тут же пронзили меня, словно стрелы. Этот дерзкий взгляд каждый раз сбивает мне пульс и выносит мозг. Вижу брошенный вызов на ее прекрасном лице, и завожусь с пол-оборота. Хочу схватить ее и зацеловать до полуобморочного состояния, пока не станет просить пощады или целовать в ответ.

– Я вот сейчас разомкну линии тонкого мира и уйду, - радостно сообщает она. Моя Доммэ даже не представляет, какая она сейчас красивая - с припухшими от моих поцелуев губами, ярким румянцем на щеках и разметавшимся по плечам золотым водопадом волос. – А ты останешься здесь, Эйрис Моргана-Эллер.

- Ну, давай. Размыкай, - улыбаюсь я, убирая свои руки с ее спины. – Так и пойдешь? – киваю головой на ее обнаженную грудь, соблазнительно покачивающуюся, когда синеглазка пытается с меня слезть. Глупая упрямица наконец понимает, что она совершенно голая, и смущенно начинает прикрываться ладошками.

- Иди ко мне, моя дурочка, - притянув обратно, прячу ее наготу в кольцо своих рук. Гневно сопя, она копошится несколько секунд в моих объятьях, а потом, глубоко вздохнув, укладывает голову мне на грудь и затихает, смирившись с неизбежным. Что-то незримо меняется за чертой параллельного мира, заставляя меня зорко присмотреться к происходящему. На поляне у круга жизни начинается какая-то суета, затем воины расступаются, пропуская вперед своих командующих. Не могу сказать, что сильно удивлен. То, что Видерон и Тахар меня ненавидят - это факт. Интересно другое: что заставило объединиться этих двоих? Хотя, если подумать – враг моего врага - мой друг. Ублюдки. Прикончу обоих. Вот только выберусь отсюда. Мне как-то до одного места, что они хотели уничтожить меня. Желающих получить мою голову на необъятных просторах спектра больше, чем песка в пустыне Наргаш. Но того, что могла пострадать Доммэ, я спускать с рук ни одному, ни другому не собираюсь.

Синеглазка закусывает губу, напряженно вглядываясь в остановившегося над лужей моей крови Видероном.

- Он, похоже, ранен, - правитель Арзарии проводит по земле ладонью, явно наслаждаясь ощущением вязкости алой жижи на своих пальцах. – Вы хорошо все осмотрели? - он поворачивает голову к стоящим за его спиной воинам, и те разочарованно свидетельствуют, что обыскали все вокруг и ничего не нашли.

- Ушел, тварь, - произносит Тахар. – Меча нет.

Я невольно опускаю ладонь на меч отца лежащий рядом. Удивительно, как у синеглазки хватило сил втащить в сумрак меня, да еще и вместе с ним?

- Проклятый демон. Живучий! - сплевывает Видерон, и со злостью ударяет сапогом в землю, пропитанную моей кровью.

- Тебе и сейчас его жалко? – усмехнувшись, спрашиваю у побледневшей, как полотно, синеглазки.

- Жалко, – огрызается она. – Очевидно, у этих двоих есть достаточно поводов, чтобы тебя ненавидеть и желать смерти.

- Если бы я не закрыл тебя собой, - приподнимаю лицо моей Эи за подбородок, желая видеть ее реакцию, - сейчас на этой поляне лежал бы твой труп, и вряд ли бы эти двое о чем-то сожалели.

Она не отводит взгляд. Смотрит мне прямо в глаза. Спокойно. Пристально. Серьезно.

- Моя смерть была бы для тебя хорошим уроком, Эйрис, - ее слова вонзаются ножом мне в сердце. Ее слова - мой жуткий кошмар. Мне становится страшно, и я сжимаю ее со всей силы, как безумец.

- Не смей так говорить, ма Доммэ! - яростно целую ее жестокие губы. – Никогда не смей так говорить.

- Ты убьешь их? – вдруг спрашивает она, повернув голову в сторону Ривердол и Видерона.

- А ты считаешь, они заслуживают чего-то другого? – я не понимаю, почему она защищает этих двух мерзавцев? Я не понимаю, почему она меня вообще об этом спрашивает?

- Ну, конечно, - глаза синеглазки становятся пронзительно синими от непролитых слез. – Справедливый бог Эйрис воздаст всем по заслугам. Око за око? Тогда почему так злишься на то, что они хотят тебя прикончить? Они - твое порождение. Вы все отвратительны в своем стремлении убивать и уничтожать, - она вдруг беззащитно опускает плечи и горько всхлипывает, пряча лицо в ладонях.

- Не плачь, моя Доммэ, - глажу ее шелковые волосы, прижимая к себе вздрагивающее тело. – Если ты так хочешь справедливости… я устрою для них справедливый суд.

- Суд? – она недоверчиво щурится, вытирая слезы. – И каков будет приговор?

- Что касается Ривердол, это решит квард эордов. А по Видерону… С ним все сложнее. Придется собирать на Оддегире всех представителей Альянса. Хотя, судя по масштабности проведенной операции, половина из них в этом замешаны… И очень сомневаюсь, что Тайрон соизволит прибыть. На Арзарию тоже соваться не имеет смысла. Начнется война. А она мне не нужна сейчас. Ты понимаешь теперь, насколько опасны твои перемещения между мирами?

- Как они узнали, что ты появишься именно на ФВайолетоде? Ты же говорил, эктраль передвигается по схеме, известной только твоему отцу? - Доммэ напряженно оглядывается на покидающих чертог Айгарда и правителя Арзаров.

- Предполагаю, что Видерону, как главе лиги, каким-то образом удалось договориться со всеми правителями миров устроить на меня засаду у мест сосредоточения силы. Вот уже много айронов я появляюсь у Озер Жизни, и об этом знают абсолютно все. Это условие прописано в конкодиуме. Но еще ни разу за это время никто не позволял так дерзко нарушать соглашения и выходить мне навстречу. В прошлый раз рядом с Видероном были правители Лафорры и Салидии. Сегодня – Тахар. А это значит, что меня предал кто-то из своих.

- Что значит, предал? – удивленно моргает синеглазка. Наивная девочка, тебе не ведомо, что вся наша жизнь - сплошная ложь и предательство. Как легко продали мне тебя твои друзья и твой лже-отец. А ты, глупая, наверное, думаешь, что пожертвовала собой ради какой-то высокой цели.

- На Лафорре Видерон вышел к озеру, потому что не был убежден, что увидит там меня. Его лазутчики, вероятно, заметили красный туман, который всегда появляется при открытии пути, и подали ему знак. Сегодня они атаковали, будучи точно уверенными, что я нахожусь у Озера Жизни. И присутствие рядом с Видероном Ривердол говорит о том, что кто-то из дворца им помог, - придержав одной рукой синеглазку, другой потянулся к разбросанной одежде. Если мои подозрения верны, то магический маячок, отслеживающий конечную точку, должен быть спрятан где-то здесь.

- Что ты делаешь? – Доммэ, похоже, решила, что я слегка не в себе, когда стал ощупывать остатки своей окровавленной рубахи. Нет… на рубахе знак был бы слишком заметен. На брюках тоже. Сапоги! Повернув один из них подошвой вверх, нашел то, что искал. Знак Эрг нарисовали под каблуком кровью, а значит, ее хозяин с точностью до деркаэда мог отследить перемещение объекта с символом. На что рассчитывала та вирра, что это сделала? Что меня убьют, и я не смогу свернуть ей шею? Боюсь, ее ожидает неприятный сюрприз.

- Они ушли, нужно выходить - оторвала меня от мрачных мыслей синеглазка. Кажется, она нервничает. С чего бы это?

- Как долго ты можешь находиться в сумраке? – мой вопрос застает ее врасплох.

- Не знаю, - Доммэ опускает голову и несмело произносит: – С тех пор, как во мне эктраль, все изменилось.

- Что изменилось? – обхватив ладонями ее лицо, с тревогой вглядываюсь в сияющий синевой взгляд.

- Я могу находиться здесь дольше, чем обычно.

Я начинаю понимать, чего боится моя синеглазая тэйра.

- Магия сумрака перестала отбирать у тебя силы? Ты не чувствуешь, каков порог твоих возможностей? Ты этого боишься?

Синеглазка хмурится, а потом несмело кивает головой.

- Знаешь, почему эктраль выбрала тебя? – мне хочется улыбнуться в ответ на ее серьезный, испытывающий взгляд. - Сумрак безграничен. Беспредельное сосредоточение магии и энергии. Идеальная среда обитания для артефакта такой невиданной силы. И идеальная среда для меня, - синеглазка широко распахнула удивленные искристые глаза, и я, не выдержав, рассмеялся.

- Что значит, идеальная для тебя?

- Природа моей магии такова, что я восстанавливаюсь за счет поглощения аурой силовых полей. Я становлюсь в параллели абсолютно неуязвимым. Мгновенная регенерация. Я могу пить сумрак бесконечно, восстанавливая силу за считанные секунды. Ты и я - две предначертанные половины одного целого. Твоя и моя магия взаимоисключают энергетические потери друг друга. Моя эктраль в твоей крови поглощает силу сумрака, с ней ты можешь находиться в тонком мире столько, сколько пожелаешь.

- И даже если усну в сумраке, мне ничего не будет? – все еще не верит мне Доммэ.

- Даже если уснешь, - соглашаюсь я. – Но ты не надейся, ма Доммэ, - смотрю в ее растерянное лицо. – В сумраке или вне его спать ты теперь будешь только со мной.

Я понимаю, она сейчас придет в бешенство, но я не могу идти на такой риск, зная, как легко она может исчезнуть.

- Прости меня, моя Доммэ, - шепчу, впиваясь в ее сладкие губы голодным поцелуем. Подняв с земли сдерживающий браслет, мгновенно оборачиваю его вокруг щиколотки моей тэйры. – Однажды я сниму его… - ловлю ее злые кулачки, стучащие по моей груди. - Когда буду уверен, что ты больше не хочешь сбежать от меня.

Она все еще брыкалась и пыхтела, когда, взяв в руку меч, подхватил ее на руки.

– Выпускай нас, Доммэ, нам пора уходить.

- А мне и здесь нравится, - она отвернула от меня свой вредный нос, сложив на груди руки. – Я здесь теперь могу находиться бесконечно. Не пойду никуда.

- Как скажешь, ма Доммэ, - приникнув губами к ее шее, стал тихо шептать. – Не хочешь идти - давай ляжем, полежим, синеглазая.

Она мгновенно стала пунцовой, осмыслив мой красноречивый намек, и возмущенно засопела.

- А чем еще можно заниматься голыми в сумраке? – улыбнулся ей в ответ.

Линии разомкнулись мгновенно. Моя златокудрая девочка, кажется, поняла, что если не захочет меня выпустить, то потом ее не захочу отпускать я. Прохладный ветер ФВайолетоды неприятно заскользил по обнаженным телам, и кожа синеглазки покрылась мелкими пупырышками. Прижав к себе Эю покрепче, резко резанул клинком пространство, прокладывая путь.

Вирры ошеломленно шарахнулись в сторону, когда мы с Эей возникли на пороге моих покоев.

- Пошли вон, - рявкнул на служанок, заметив, что синеглазка стыдливо кутается в пелену своих волос. С виррами разберусь позже. Сейчас надо действовать быстро, пока время играет мне на руку. Опустив Эю в горячую воду купальни, позвал духов.

- Вайолет, немедленно найди Анрана и передай, пусть собирает квард, - золотой хмурится, переводя недовольный взгляд с меня на залезшую в воду по самую шею Эю. Тоже мне, защитник. – С ней все в порядке, - нагло ухмыляюсь Вечному.

- У нее кровь на волосах, - настороженно произносит Вайолет.

- Это моя кровь. Ступай. Делай, что прошу. У нас мало времени, - Вайолет растворяется в воздухе, оставив на полу одежду для синеглазки и нежный бутон эурезии на тонкой ножке. Вот же, подхалим золотомордый, хотя моей девочке это, похоже, нравится, потому что она берет в руку бутон, и на ее лице загорается улыбка, затмевающая своей красотой очарование хрупкого цветка. Интересно, моим подаркам она тоже будет так радоваться?

Следом за развеявшимся Вайолетом появляются Сиэм и Каан. Хорошо, что до этих синеглазка пока не добралась. Не хватало еще, чтобы духи мне морали читали каждый раз, как им покажется подозрительным внешний вид моей жены.

- Каан, собери всех вирр в одной комнате и не выпускай до моего прихода, - дух нервно косится на синеглазую хулиганку, которая корчит ему из воды рожицу и показывает язык, а заметив, что я смотрю на нее, мгновенно уходит с головой под воду. - Сиэм, а ты отправляйся к Ириу, перенеси его в мой кабинет, скажи, пусть подождет.

- Будет исполнено, хозяин, - шепчут вечные, рассеиваясь во влажном воздухе подобно золотому туману.

Златовласка затравлено жмется к стенке бассейна, углядев, что я спускаюсь к ней.

– Я могу хотя бы помыться наедине? - отталкивая меня, бурчит она.

- Нет, не можешь, - развернув ее к себе спиной, начинаю намыливать золотые локоны. – Пока не найду того, кто нарисовал знак Эрг, ни одну вирру к тебе не подпущу.

- Тебя даже собственные слуги терпеть не могут, - ехидно поддевает меня Доммэ. – Как же ты собираешься править целым спектром, Солнцеликий?

- Плевать я на них хотел, - развернув синеглазку к себе лицом, поднял, прижав собой к бортику. – Главное, чтобы меня терпела ты.

Она сердится и, не отводя взгляда, бросает мне:

- С чего ты решил, что я отношусь к тебе лучше, чем они?

- А зачем ты спасла мне жизнь? – моя ироничная улыбка злит ее еще больше.

- Не надо списывать этот жест на мое к тебе доброе отношение или жалость, - синие глаза вспыхивают ярче звезд на небосклоне. - Я просто посчитала, что смерть - слишком легкое наказание для тебя.

- Правда? – шепчу в ее полураскрытые губы. - Ты поэтому так страстно меня целовала? Наказать побольнее хотела?

Она закусывает губу и отворачивается от меня, пряча глаза. Нет, ма Доммэ, хочу видеть, что ты там скрываешь.

– Посмотри на меня, - захватив в ладонь ее лицо, заставляю повернуться. Ледяная синева ее глаз, окатывает меня колючим холодом, и мое сердце пропускает удар. Что я ей сделал? За что так со мной?

- Однажды я найду твою эррагарду, высший, - тихо шепчет она. – И ты пожалеешь, что не умер.

Я уже жалею. Ее слова бьют, как пощечины. Она будит во мне зверя. Она рвет мою душу на части.

- Ну, тогда, чтобы нам обоим было о чем сожалеть, детка, - я набрасываюсь на ее губы, приподнимаю за ягодицы и одним резким рывком вхожу в нее. – Накажи меня, моя тэйра, - целую ее шею, обвожу языком ямочку у ключицы. – Скажи, что ненавидишь, - втягиваю губами нежную вершину груди, чувствую, как Доммэ выгибается мне навстречу, и теряю контроль…

Это похоже на дикое соитие двух изголодавшихся животных. Мое яростное рычание… Отчаянные, иступленные толчки… Ее нежные всхлипы… Руки, впивающиеся мне в спину, царапающие до красных борозд… Мои губы на ней… Ее губы на мне…Туман в голове… Огонь в крови… Бесконечная жажда обладания… Нереальное наслаждение… Движение на грани безрассудства… Невыносимо жжет внутри, и желание наполнить ее собой до краев превращается в навязчивую манию.

- Подожди меня, - умоляю мою девочку, видя, как заволакивает ее глаза пелена блаженной истомы. Последний сумасшедший рывок - и я падаю в нее, сплетая наши стоны в безумную мелодию страсти. Она тяжело дышит, прижавшись ко мне всем телом. Ее запах смертоносным ядом отравляет мой рассудок. Моя горько-сладкая тэйра. Мое помешательство. Если это твое наказание, моя Доммэ, то я готов страдать вечно. Смешно. Хочешь найти мою эррагарду, синеглазая? Хорошо, что ты не понимаешь, как близко к ней подобралась.

Вайолет просачивается сквозь стену совершенно невовремя, буравя меня гневным взглядом и смущая Эю.

- Я выполнил ваш приказ, хозяин. Анран соберет квард, вас ждут в отторуме через час.

- Отлично. Я позову, когда мы будем готовы, - бросаю я, заслоняя синеглазку собой. Дух недовольно морщится и, прежде чем исчезнуть, оглядывается на спрятавшую свое лицо у меня на плече Эю.

Укутав синеглазку в мягкую ткань, заношу ее в спальню, усадив на кровать.

- Одевайся, ма Доммэ, - кладу рядом с ней на постель одежду, оставленную Вечным. – У нас мало времени.

Она отводит взгляд и краснеет. Невозможная Доммэ все еще смущается от вида моего обнаженного тела, забыв, что несколько минут назад ее ласковые руки выжигали на нем пламенные узоры. Не буду смущать ее еще больше. Ухожу одеваться в другую комнату, позволяя синеглазке спокойно привести себя в порядок, а когда возвращаюсь, нахожу стоящей у окна, грустно смотрящей в высоту небес.

- Пойдем, Доммэ, - осторожно беру ее за руку. Синие глаза, кажется, заглядывают мне в самую душу.

- Куда? – тихо спрашивает она.

- Нас ждут в отторуме, но для начала надо кое-что выяснить, - это удивительно, но она первый раз не капризничает и не фыркает, просто молча кивает, соглашаясь. – Каан, - зову золотого, подхватив синеглазку на руки. Дух обволакивает наши тела, выпуская в зале, заполненной виррами.

Доммэ удивленно смотрит на них, потом на меня, явно не понимая, что я собираюсь делать. И хорошо, что не понимает, она ужаснулась бы, прочитав мои мысли. У меня чешутся руки придушить ту гадину, по вине которой могла пострадать моя златокудрая тэйра. Но сейчас не время для расправы. Вирра необходима мне живой.

Я медленно обхожу строй служанок, внимательно всматриваясь в глаза каждой. Вонючий драгг, я не нахожу среди них ту, что ищу! Я не мог ошибиться. Она должна быть где-то здесь.

- Каан, это все? – нетерпеливо задаю вопрос духу.

- Вирры все, - кивает головой Вечный. – Насчет гетер указаний не было.

Вот дерьмо, как же я мог забыть про них. – Перенеси, - схватив Эю, бросаю Каану.

Женская половина дворца встречает меня ошеломленными взглядами. Еще бы, я первый раз за все время появляюсь здесь. Синеглазка права, я не помню имен ни одной из них. Хуже. Я даже лиц их не помню. А теперь еще и не понимаю, зачем они все мне нужны.

Гетеры смотрят на меня и стоящую за моей спиной синеглазку, застыв, подобно сталактитам в водяных пещерах. Мне это на руку… В широко раскрытых глазах так легко читать все мелькающие эмоции, и я наконец нахожу то, что искал. Страх и ненависть. Жгучая, ядовитая ревность, скользящая ядовитой змеёй по нашим с Эей телам, практически осязаема.

- Подойди, - маню пальцем вздрогнувшую от ужаса гетеру. О да, она понимает, зачем мне нужна. – Чьей кровью ты нарисовала знак Эрг на моей обуви?

Темные глаза внезапно наполняются слезами, и девушка бросается мне под ноги, обхватывая руками.

– Прости, повелитель.

- Где ты взяла кровь? – с омерзением сбрасываю ее с себя.

- Эорд Тахар дал, - сбивчиво голосит сквозь прорывающиеся рыдания рабыня. – Прости, господин. Он сказал, что это заставит тебя забыть жену. Сказал, что будешь моим.

Ее вопли пугают Эю, и за это мне еще больше хочется прибить темноволосую дуру.

– Каан, перенеси ее в отторум, она будет свидетельствовать перед эордами. И убери из дворца всех этих, - киваю в сторону съежившихся под стеной гетер. – Завтра чтоб духу их здесь не было.

- Всех продать? – величаво интересуется Вечный.

- Нет! – вскидывается Доммэ, хватая меня за руку. – Пожалуйста, - в синих глазах сверкают застывшие слезы.

- Что ты хочешь, ма Доммэ? – тихо спрашиваю синеглазку.

- Дай им всем свободу и отпусти домой, - просит моя наивная девочка.

- У половины из них давно нет дома, - ласково провожу рукой по щеке, стирая слезы и опуская в ее ладошку сверкающие жемчужины.

- Тогда отдай им это, - она возвращает мне драгоценности. – Чтобы они могли купить себе дом. Сколько нужно моих слез, чтобы хватило на всех?

- Ни одной, - прижимаю к себе мою добрую девочку. – Ни одна из них не стоит твоих слез. Я дам им все, что ты просишь. Каан, исполняй волю госпожи.

Доммэ поднимает на меня свои невозможные глаза, и я замираю, ослепленный их лучистым светом.

– Спасибо, - чистая улыбка раскрашивает ее лицо, согревая своим теплом мою душу.

- Сиэм, - не узнав собственного голоса зову золотого. – Отнеси нас к Ириу.

Дух переносит нас в кабинет, и верный эорд почтительно склоняет перед Эей голову.

- Госпожа, - Ири переводит на меня встревоженный взгляд. – Что-то случилось, повелитель?

- Нас с женой пытались убить, - за что люблю Ириа, так это за то, что никогда не задает лишних вопросов.

- Что я должен делать? – с готовностью вскидывается он.

- После кварда возьми Ледона, Дарга, Атирэса, и соберите отряд из ста человек самых лучших и умелых воинов.

- Мы будем охранять дворец?

- Нет, Ири, вы сегодня же выдвинетесь в пустыню к священным пещерам. Я с женой появлюсь там к ночи.

- Хорошо, - кивает эорд. – Я пришлю хрога, когда мы будем на месте.

- Отлично, и еще одна просьба. Держи на кварде меч под рукой, - Ири осторожно переводит взгляд на синеглазку, а затем еле заметно моргает мне. Молодец. Все понимает без слов.

- Сиэм, в отторум, – приказываю духу, и золотое сияние, окутав наши тела, проносит сквозь стены, оставив в центре залы, заполненной собравшимися на квард эордами.

Оддегиры, сидящие вдоль стен странной залы цилиндрической формы, с круглыми окнами под потолком, при нашем появлении встают с мест все одновременно, замирая в почтительном поклоне. Заметив рядом с повелителем меня, мужчины недоуменно переглядываются и, кажется, несколько разочарованы тем фактом, что я попрала своим присутствием их древние и незыблемые традиции. Но, видимо, зная крутой нрав Эйриса, ни один из них не смеет открыто высказать свое недовольство, поэтому старательно отводят глаза, делая вид, что меня не замечают. Очевидно, до этого дня женщин на их собрания никогда не пускали. А Морганау, похоже, совершенно на это наплевать, потому что, поднявшись со мной на возвышение с массивным престолом, он спокойно опускается на сиденье, устроив меня у себя на колене.

- Где Тахар? - с напускным безразличием спрашивает Эйрис.

- Я не смог его найти, - вежливо сообщает высокий, худосочный старик. – Но я оставил для него послание, чтобы явился в отторум, как только прочитает.

Во взгляде Эйриса появляется какой-то зловещий блеск, и он, криво усмехнувшись, язвительно потягивает:

- Ну что ж, мудрейший, мы все подождем птицу такого высокого полета, как же можно проводить квард без его содержательных замечаний?

В помещении повисает неестественная тишина, изредка нарушаемая шорохом одежд, сухим покашливанием и тихим, свистящим, металлическим звоном тантора, покидающего ножны. С высоты моего положения малейший жест каждого эорда виден, как на ладони, поэтому я с удивлением замечаю, как следом за обнажившим клинок Ириом то же действие повторяют еще трое.

Мне становится страшно. Что задумал на этот раз мой буйный и непредсказуемый супруг? Он обещал справедливый суд, хотя мне кажется, что закон и справедливость для него имеют значение и смысл лишь тогда, когда служат его личным интересам. Во всех остальных случаях мерилом справедливости он считает лишь свой собственный голос и мнение. Нет, мне не жаль Ривердол. Наверное, это ужасно, но где-то в глубине души я даже рада, что все так получилось. Я хочу, чтобы он ответил за смерть моей любимой Мирэ, но беда в том, что судить его будут не за это. Самое страшное, что все эти люди, чинно сидящие по кругу, ничем не лучше его: жестокие, хладнокровные убийцы, как и тот, чья широкая ладонь властно обнимает меня за талию, четко давая понять всем присутствующим, кому я на самом деле принадлежу.

Я не понимаю его. Каждый раз, когда думаю, что знаю о нем все необходимое, чтобы ненавидеть еще больше, он ломает, как прутик, представление и суждение о себе, переворачивая в моей душе все вверх дном. Зачем он пытался спасти меня ценой своей жизни? Зачем идет на поводу моих желаний, устраивая весь этот фарс с судом для Ривердол? Эгла, как мог Тайрон объединиться с этим чудовищем? Как мог поступить так подло? Мне понятно его желание убить Морганаа, но стрелять в спину, из-за кустов, это низко и недостойно правителя целого мира. Безысходный шаг отчаявшегося мужчины?

Да, возможно, я могла бы списать на отчаяние совершенную Таем глупость, но тем болезненнее осознавать, что Эйрис так никогда не сделал бы. Никогда бы не стал прятаться за чужие спины, а скорее всего, вызвал бы противника на честный поединок. Честный поединок? Да Эйрису нет равных. Я не знаю, кем надо быть, чтобы одержать верх над могучим повелителем оддегиров, разве что вторым Эйрисом Морганаом. Возможно, это и заставило поступить правителя Арзарии так гнусно.

Звук приближающихся шагов нарушил мои невеселые раздумья и оцепенение, липкой сетью повисшее в отторуме. Десятки глаз устремили свои взоры на вход в помещение, в напряженном ожидании виновника столь длительной задержки высокого собрания.

Тахар на доли секунды замер на пороге, скользнув холодным взглядом по заполнившей помещение знати, а затем, нагло ухмыльнувшись, проследовал внутрь. Брешь в его невозмутимом спокойствии пробил Эйрис.

- Чем ты был так занят, Айгард, что заставил повелителя тебя ждать?

Тахар, удивленно моргнув, уставился на Морганаа, как на внезапно возникшего призрака смерти. Черные глаза, сверкнув агатом, придирчиво заскользили по фигуре Эйриса, явно выискивая следы ранений.

- Приятно проводил время в кругу гетер, владыка, - наконец оправившись от сиюминутного замешательства, развязно бросил Тахар. - Не всем же так везет с женами, - он подчеркнуто долго задержался на мне взглядом.

Улыбка Эйриса превратилась в хищный оскал, и, ощутимо жестко прижав меня к себе, он произнес:

- Тебе мало гетер на Оддегире, Тахар, что ты отправился за ними на ФВайолетоду?

По лицу Ривердол пробежала едва заметная тень испуга, но он стойко выдержал удар.

- Я не понимаю, о чем ты, повелитель? Я всю ночь и утро провел в своем даррхадде. Сестра может подтвердить.

- А твою сестру, часом, не Тайрон Видерон зовут? – издевательски протянул Эйрис. – И с каких это пор гетеры вместо сартанов надевают латы и броню?

- Ты в чем-то меня подозреваешь? – напряженно прищурившись, спросил Тахар.

Выдержав короткую паузу, Эйрис отчетливо громко отчеканил:

- Нет, не подозреваю. Я обвиняю тебя в подкупе, сговоре и покушении на мою жизнь.

Нарастающий гул пронесся по залу, и некоторые эорды, явно дружественные Айгарду, вскочили с мест с криками:

- Доказательства!

- Да, высший, - приосанившись, осклабился Тахар. – Какие у тебя доказательства? Может, и свидетели имеются?

- И не один, - обманчиво спокойно произнес Моргана, сделав пасс рукой.

Золотое сияние разлилось в воздухе колышущейся дымкой, а затем проступившее из тумана лицо духа поставило у подножья трона заплаканную и трясущуюся от страха гетеру.

- Ты подтверждаешь, что кровь для того, чтобы нарисовать знак Эрг на моей одежде, тебе дал эорд Тахар? - ледяным тоном спросил ее Эйрис.

- Подтверждаю, - затрясла головой девушка и зашлась рыданиями. – Он обманул меня.

- Это ни о чем не говорит, - зло рявкнул Тахар. – Слово рабыни - против моего.

- Да нет, Тахар, - рука Эйриса осторожно прошлась по моей спине, успокаивающе поглаживая. – Твое слово против моего слова, и слова моей жены. Рабыня лишь подтвердила, что ты следил за мной, а свидетельницей твоего сговора с Видероном была моя жена, потому что я был не один на ФВайолетоде. Подтверждаешь ли ты, Лорелин Аурелия, что видела Ривердол Айгарда и Тайрона Видерона вместе в момент нападения на нас? – он вскинул бровь в ожидании моего ответа. Молчать не имело смысла.

- Да, подтверждаю, - ответила я, глядя прямо в глаза Тахару. Мой голос взорвался звонкой капелью в застывшей тишине, и в ту же секунду все пришло в движение. Руки Ривердол молниеносно вскинулись, выбрасывая в воздух сверкающие корды. Одна из них с тупым чвякающим звуком впилась в голову гетеры, и та, как подкошенная, рухнула на каменный пол, окропляя белые плиты своей кровью. Другая корда застыла в нескольких сантиметрах от моего сердца, пойманная внезапно соткавшимся из воздуха Вайолетом.

Ири и трое мужчин, сидевших у стены напротив, метнули свои танторы так слаженно и стремительно, что они практически одновременно проткнули тело Айгарда еще до того, как он успел опустить руки. На лице Эйриса не дрогнул ни один мускул, когда, тяжело повалившись на колени, Тахар прохрипел в предсмертной агонии:

- Кому еще нужны доказательства его вины? – невозмутимо и нарочито громко спросил Эйрис. Ответом ему послужили повинно склоненные головы эордов, требовавших подтверждения причастности Ривердол к заговору.

- Благодарю, Вайолет, - усмехнулся Эйрис, вытянув из золотой субстанции, окутывавшей мое тело, корду. – Не сомневался, что ты не подведешь.

Боги, меня бросило в холод. Он все знал. Он знал, что несдержанный и вспыльчивый Тахар поступит именно так. Какой суд? Ему просто нужен был повод, чтобы убить ненавистного ему оддегира, и Тахар так услужливо ему этот повод предоставил.

- Ты чудовище, - прошептала я, глядя в серебряные омуты его глаз. – Ты солнцеликое чудовище.

- Что? – лицо Эйриса передернулось, как от удара, и маска безразличия сползла с него подобно селевому потоку. – Не смей, Доммэ, - глухо и зло прорычал он, с силой впиваясь пальцами в мои предплечья. – Не смей.

- Что, справедливый Бог, не нравится правда? – сглотнув подступивший к горлу комок, выдохнула я. – Ну да, какая справедливость без карающего меча возмездия? Только вот со своей совестью ты как собираешься договариваться? Или тоже прирежешь ее, чтоб недолго мозолила тебе глаза и смущала своими крамольными речами?

- Вайолет, - еле сдерживая гнев бросил Эйрис, подхватив меня на руки. Золотой дух, мгновенно окутав наши тела, потащил нас через стены.

- А что ты ждала от меня? – прошипел Эйрис, когда Вайолет поставил нас на каменные плиты его покоев. – Ты хотела, чтобы я позволил ему убить тебя? Чего ты хочешь от меня, ма Доммэ? Что не так? Откуда столько ненависти? Разве я тебя чем-нибудь обидел? Или спасать каждый раз твою жизнь - это преступление, достойное меча кайра?

- Я тебя не просила спасать мою жизнь, - в отчаянии крикнула я. – Может, я хочу умереть! Умереть и забыть все, как страшный сон! Может, там, в мире ушедших за черту, я наконец обрету свободу и покой! Зачем я тебе? Из-за эктрали? Так убей меня, забирай ее, и отправляйся на свой Тэон вершить судьбу миров.

- Ты не понимаешь, Доммэ. Ты не понимаешь… - он сжал меня так сильно, что стало больно.

Я действительно не понимала. Слушая гулкие удары его сердца, я не понимала, что делаю в объятиях этого человека? Почему, точно зная, что причинила ему боль, чувствовала ее как собственную? И почему плача на его груди, позволяла гладить и целовать себя, растворяясь в нежности его прикосновений?

Внезапно рядом с Эйрисом вспыхнуло золотое свечение, и возникший из тумана силуэт Вайолета протянул мне стакан с водой.

- Спасибо, - сквозь слезы улыбнулась духу. Он по-доброму кивнул, а затем, скорчив жуткую рожу, уставился на Эйриса.

- Что? – зло выплюнул Моргана, смерив его горящим взглядом. – Я ничего ей не делал.

- Ты все время ничего не делаешь, с-с-с-солнцеликий,- прошипел Вайолет. – И после твоего «ничего не делаешь» она все время плачет.

Я поперхнулась водой. Это мне снится, или золотая морда действительно устроила Морганау из-за меня выволочку!? Всунув Эйрису в руку стакан, я потянулась к духу.

- Обними меня, Вайолет, пожалуйста, - горько всхлипнув, попросила я. Вечный на мгновенье застыл удивленным зигзагом, а затем укутал меня в сияющий всеми оттенками золотого кокон, показав Морганау язык. Язык!? Нет, мне определенно это снится. Эйрис с перекошенным лицом несколько секунд наблюдал за нашей идиллией, а после, грохнув стаканом об пол, резко развернулся и пошагал прочь.

- Псих, - фыркнул Вайолет, скривив ему в спину кислую мину. – Не обращай внимания, Доммэ. Я тебя больше в обиду никому не дам.

- Правда?- ошеломленно смотрю на колышущееся лицо Вайолета.

- А разве друзья не должны защищать друг друга? – удивляется дух. От его призрачных объятий исходит такое умиротворяющее тепло, что мне невольно хочется улыбаться.

- Должны, - соглашаюсь я, шмыгнув носом и утерев рукавом слезы.

- А хочешь, я тебя к древу отнесу? Тебе же там нравится? – вдруг спрашивает Вайолет.

Мне действительно там нравится, там так красиво и спокойно, но после истории, поведанной Эйрисом, у меня почему-то нет желания молиться богам и смотреть в их каменные лица. Да и боги ли они?

- Я бы поела чего-нибудь, - сконфуженно посмотрела на золотого и извинительно пожала плечами. Неудобно было просить, но есть правда очень хотелось.

- У-у-у, изверг, - потряс золотым кулаком Вайолет в сторону ушедшего Морганаа. – Совсем девочку голодом заморил. А что ты хочешь? – мягко улыбнулся дух, и золотые пылинки на его лице замерцали всеми цветами радуги. Красиво.

- Да что угодно, - восхищенно провела рукой по сияющей субстанции, отчего Вечный блаженно зажмурился и издал какой-то мычащий нечленораздельный звук. - Ты чувствуешь мое прикосновение? - удивилась я.

- Я чувствую твои эмоции, - вздохнул Вайолет. – Они такие светлые. Никогда не испытывал ничего подобного.

- Тебе нравится? – Вайолет ничего не сказал, только закрыл и открыл глаза, разглядывая меня со смесью тихой печали и нежности.

Мне вдруг стало его так жалко. Сколько ему? Сто, двести, триста айронов? И неужто за все это время никто не додумался просто приголубить и пожалеть такое красивое существо? Ведь это так грустно - все время исполнять чужую волю, быть послушным орудием в чужих руках, не имея возможности сделать что-то, что доставляло бы тебе истинную радость и удовольствие. А еще, вероятно, никто и никогда не спрашивал его, хочет ли он выполнять глупые приказы, и что при этом чувствует.

- Знаешь, Вайолет, - протянув ладонь, дотронулась ею до сверкающей щеки духа. – Если тебе когда-нибудь будет грустно и одиноко, ты всегда можешь прийти ко мне. Я не знаю, смогу ли я развеять твою печаль, но поделиться самыми светлыми эмоциями и просто выслушать – это в моих силах.

По лицу Вайолета внезапно сползла тоненькая волна, похожая на ручеек. Мне даже на секунду подумалось, что дух плачет. Но ведь такого просто не может быть? Или может? Губы золотого мягко коснулись моей ладони, оставив на ней маленькие вспыхивающие искорки.

- Спасибо, Доммэ, - прошептал Вайолет. – Подожди немного, я сейчас принесу тебе поесть.

Золотое лицо растаяло в воздухе, оставив меня в одиночестве и растерянных чувствах. Вздохнув, решила подойти к окну, чтобы посмотреть на улицу, пока буду ждать духа. Шаг я сделать не успела. Только подняла ногу, как внезапно зависла в воздухе, подхваченная призрачными руками Сиэма.

- Что происходит? – испуганно покосилась на Вечного. Золотая морда недовольно опустила глаза в пол, и я заметила там отбитое от стакана донышко с торчащим вверх, словно шип, осколком. Наступи я на него в сандалии с тонкой подошвой, в которые была обута, обязательно пропорола бы себе ногу.

Наверное, если бы не общение с Вайолетом, я ни за что в жизни не сказала бы вредной морде, постоянно хватающей меня, как мешок с опилками, того, что сказала:

- Вы очень любезны, Сима. Спасибо, - морда удивленно раскрыла рот, а я осторожно чмокнула его в призрачную щеку.

- Как вы меня назвали, госпожа? – ошалело промямлил дух.

- Вам не понравилось? – разочарованно поинтересовалась я. – Просто Сиэм звучит как-то грубо и очень официально. А Сима - тепло и по-домашнему.

- Что значит «по-домашнему»? - дух опустил меня на пол у окна и завис предо мной, покачиваясь, как стебель болотного крепса на ветру.

- Это когда вас так ласково называют самые близкие и дорогие люди, - объяснила я.

- Близкие и дорогие… ласково… - зачарованно просипел Сиэм. – Мне понравилось, госпожа.

- Ну, какая я тебе госпожа, Сима? – приветливо улыбнулась духу. – Я Доммэ. И давай на ты, а то как не родные. Вон сколько уже друг друга знаем.

Дух растерялся и, вытаращив свои огромные глаза, молча смотрел на меня.

- Если не нравится Доммэ, можешь звать по-другому. Я не обижусь, - Сиэм, похоже, впал в прострацию, потому что так и не вымолвил ни слова. – Только не надо называть госпожой. Мне кажется, это несправедливо - заставлять таких мудрых и красивых существ, как вы, расшаркиваться и кланяться перед простыми смертными.

- А как тебя называли по-домашнему? - вдруг подал признаки жизни Сиэм.

- Папа звал солнышком, мама – проказницей, а Мирэ – сестренкой.

Лицо Сиэма дрогнуло и стало расплываться в улыбке. – Можно я буду звать тебя сестренкой?

К горлу подступил жесткий, колючий комок. Из уст золотой морды это слово прозвучало так привычно, так знакомо, отзываясь в моей душе забытой мелодией счастья. Братьев-духов у меня еще не было. А почему бы и нет?

- Можно, братец Сим, - смахнув слезинку, прошептала я. – Я всегда мечтала о брате.

Сиэм вдруг вспыхнул, как факел, озаряя комнату теплым янтарным светом.

- Тебе плохо? - испугалась я.

- Нет, мне хорошо, - смущенно сообщил дух. - Никогда так хорошо не было. А вы тут с Вайолетом что делали? – он отвел взгляд, словно стеснялся посмотреть мне в глаза. Ага, подглядывал, значит! Но вслух я ему этого говорить не стала.

- Это когда? – лукаво поинтересовалась я, делая вид, что не понимаю, о чем он спрашивает.

- Это когда вот там стояли, - морда засверкала, став насыщенного шафранного цвета, словно на ней проступила яркая краска стыда, и ткнула призрачной рукой в то место, где мы с Вайолетом обнимались.

- А-а-а, - бесцветным тоном потянула я. – Так обнимались. Хочешь, я и тебя обниму?

Сиэм несмело кивнул, а я, вытянув руки, прижалась лицом к сверкающему колышущемуся облаку. Ощущения были довольно странные. С одной стороны, вроде стоишь и обнимаешь воздух, а с другой стороны - этот воздух под твоими ладонями внезапно становится вязким, теплым, вибрирующим, как задетая струна. Стало щекотно, и я засмеялась. Сиэм хмыкнул, а затем стал переливаться разноцветной радугой, хихикая мне в унисон.

- Ты что здесь делаешь? – прошедший сквозь стену Вайолет гневно уставился на Сиэма. Поставив столик с едой возле окна, он развернулся и грозно попер на обиженно хлопающую глазами золотую морду Сиэма.

- Я выполнял распоряжение хозяина, чтобы волос с ее головы не упал, пока некоторые шлялись неизвестно где, - Сиэм задрал нос и выгнулся колесом, похоже, выпячивая свою призрачную грудь.

- Подглядывал, значит, - умозаключил Вайолет. – Ну все, я вернулся. Проваливай давай.

- А ты чего это мне приказываешь? - злобно прищурился Сима. – Ты еще свои золотые слюни пускал, когда я уже бороздил бескрайние просторы спектров.

- Э-э-э, мальчики, - втиснулась я между напыжившимися, как боевые петухи, духами. – А давайте не будем сориться. Вайолет, братец Сиэм меня действительно спас. Если бы не он, я бы проколола ногу, и вам обоим попало бы от Эйриса, - кивнула головой в сторону валяющихся на полу осколков.

- Попало бы… - сердито пробурчал Вайолет, зависнув над грудой разбитых стекляшек. – Некоторые неуравновешенные, понимаешь, бьют посуду, а девочке потом ступить некуда, - осколки внезапно исчезли с пола, словно их кто языком слизал.

- Спасибо вам, - ласково погладила одной и другой рукой висящих по обе стороны от меня духов. – И что бы я без вас делала?

- Ты ешь иди,- смущенно зазолотился Вайолет. – А то сейчас заявится с-с-солнцеликий, - золотая морда перекосилась, и из ее уст солнцеликий почему-то прозвучало как отборное ругательство, - и опять утащит куда-нибудь.

Сиэм бережно поднял меня и усадил на стульчик.

– Мало ли, - заботливо зашептал он мне на ухо. – Вдруг еще где осколки остались. Мы с Вайолетом сейчас все уберем.

Духи переглянулись, кивнули друг другу, и очень слаженно начали драить полы, превратившись в две огромные золотые швабры.

Весело хмыкнув, я приступила к еде.

- Вайолет, - обратилась я к золотой морде, когда на дне горшочка с ухой остались лежать только рыбьи косточки. – Можно я тебя расцелую? Я и не помню, когда в последний раз такой вкусный суп ела. Так только моя кухарка Анрэ готовила, - грустно улыбнулась я.

- А где она теперь? – осторожно спросил Вечный.

- Нет ее… никого больше нет, - на глаза набежали слезы, и Сиэм с Вайолетом мгновенно укутали меня в свои сияющие объятия, не давая расстроиться сильнее.

- Ты должна попробовать наггарашш, - Вайолет вытер мне салфеткой слезы и подсунул под нос блюдо, накрытое большой сверкающей крышкой.

- Это еще что такое? – поинтересовалась я. Сиэм убрал с тарелки серебряный колпак, и под ним оказался странный сморщенный плод, похожий на огромную синюю грушу.

-Это мясо, овощи и специальные травы, запеченные в плоде арагвы в сладком ллайре, - Сиэм снял с плода крышечку, зачерпнул ложкой дымящуюся ароматную массу и засунул ее мне в рот. - Вкусно? - расплылась в улыбке морда.

Вкусно было не то слово, ничего подобного в жизни не ела. Вайолет взял вторую ложку, и теперь духи, один впереди другого, кормили меня, как маленькую девочку, судя по всему, получая от этого ни с чем не сравнимое удовольствие.

- Что здесь происходит!? – низкий металлический голос Эйриса за моей спиной прозвучал так некстати, и моментально испортил всем настроение. Лица золотых потускнели, утратив доброжелательные черты. Окинув меня и висящих возле меня духов недовольным взглядом, Моргана буркнул:

- Собирайся, нам пора.

- Повежливее с ней, - недовольно поморщившись, фыркнул Сиэм.

- Что!? – глаза у Эйриса стали, как два серебряных блюдца, а на шее бешено запульсировала вена.

- Мне еще вас учить, как следует обращаться с женщинами, солнцеликий? – ехидно подковырнул Эйриса дух.

- Пошел вон, - рявкнул Моргана, свирепо двинувшись на невозмутимо вытершего мне рот салфеткой Сиэма.

- Не надо орать, - золотая морда услужливо поставила передо мной блюдце с каким-то десертом, посыпанным красными ягодками. – А то у девочки от вашего вопля несварение случится.

Моргана побелел, потом покраснел, а затем стал ругаться на духа на непонятном языке, причем в его богатом лексиконе почему-то звучали одни свистящие и шипящие.

- Сима, миленький, - с улыбкой обратилась я к духу. – Тебе не будет трудно принести мне водички? А то у меня от его ругани во рту пересохло, - кивнула головой на внезапно заткнувшегося Эйриса.

- Сейчас, сестренка, уже лечу, - морда расплылась в улыбке и исчезла в стене.

- Вайолет, дружочек, найди мне, пожалуйста, подходящую для путешествия обувь, - я вытянула из-под стола ноги в сандалиях. – Эта никуда не годится.

- Я думаю, и одежду стоит другую подобрать, - озабоченным взглядом окинул меня Вайолет. – Пойду посмотрю, что можно придумать, - дух демонстративно пролетел в миллиметре от Морганаа, едва не задев его плечо.

- Какого драгга!?. – злобно прищурившись, прошипел Эйрис.

- Ты не только с женщинами, ты и с духами разговаривать не умеешь, - насмешливо хмыкнув, поглядела на Эйриса. Потом подцепила ложкой десерт и, проглотив сладкую кремообразную массу, блаженно зажмурилась. – М-м-м-м. Вкусно.

Солнцеликий в этот момент напоминал огнедышащий вулкан, разве только лаву не извергал. Усевшись напротив, сложил руки на груди и молча стал разглядывать меня, время от времени хмурясь и нервно постукивая пальцами по бицепсам. Под его подозрительным испытывающим взглядом хотелось провалиться под стол. Аппетит пропал. Нежный десерт вдруг превратился в пресную безвкусную кашу, поэтому, отставив еду в сторону, подняла глаза на хищно прищурившегося Морганаа.

- Откуда ты узнала про подчинение духов, Доммэ? – вдруг спросил он.

- Подчинение? – наверное, мое удивление было таким искренним и неподдельным, что Эйрис понял: я не вру.

- Так ты не знала? Забавно, - взгляд повелителя песков стал еще больше задумчивым и отсутствующим.

А мне теперь было не по себе – мне казалось, Эйрис говорил загадками. При чем тут подчинение духов? Возникло ощущение, что я сделала что-то ужасное и неправильное.

Сиэм вылез из стены, протянув мне стакан с водой. Отпив глоток, я тревожно посмотрела на Морганаа, пристально наблюдавшего за мной и Симом.

- Саарэн, - произнес Эйрис странное слово. Золотой качнулся, повернулся ко мне лицом, словно ожидал от меня чего-то.

- Все хорошо, - легко кивнула головой духу. – Спасибо. Ты не мог бы нас с Эйрисом оставить? Нам нужно поговорить.

Сиэм еле заметно улыбнулся и развеялся в воздухе искрящейся золотой пылью.

- Что значит саарэн? - спросила я. Моргана иронично повел бровью, так и не удосужив меня ответом. Несколько минут мы смотрели друг на друга, упиваясь молчаливым поединком наших взглядов. Эйрис наконец перестал протирать во мне дыру и заговорил:

- Все духи – это давно умершие магические сущности, обладавшие при жизни невероятной силой и неисчерпаемым энергетическим источником. Когда оболочка погибла, высвободившаяся магия и энергия обрели удивительную форму, способную пересекать любое пространство и материю. По сути, эта ипостась сущностей бессмертна и абсолютно неуязвима. Их нельзя убить, поймать или причинить боль. Но… Их способность проникать сквозь любые грани параллелей иногда играет с ними злую шутку. Они не видят разницу между тонким и материальным миром. Пересекая стык грани пространства и подпространства, Вечные оказываются в ловушке, их затягивает пространственная воронка, и выбраться самостоятельно нет никакой возможности.

Я вдруг вспомнила, как чуть не погибла, когда пыталась следовать за Эйрисом, не выходя из сумрака, и чем это для меня обернулось.

- Они все трое попали в воронку? – вдруг догадалась я. Эйрис утвердительно кивнул и продолжил:

– Вытянуть духов из заключения можно только привязав к живому существу. Я не знаю, где их нашел отец, но чтобы спасти, он поделился с Сиэмом, Вайолетом и Кааном своей кровью, таким образом подчинив их себе. Магия крови передается по наследству, духи будут служить вечно всем потомкам Антариона Эллера. Саарэн - ключ управления, приказ беспрекословного подчинения. И ты его только что сломала, Доммэ.

Во рту внезапно пересохло, и я снова отпила воды, так любезно принесенной Сиэмом.

- Что значит, сломала?

- Ты подобрала к ним свой ключ - поймала на самую светлую эмоцию погибшей сущности – то, что они при жизни ценили больше всего на свете. Ты разбудила в одном и втором забытые и такие важные для них чувства - братскую заботу и преданность друга. Антарион Эллер не мог и представить, что кто-то сможет до этого додуматься.

- А Каан? – я вдруг вспомнила самого угрюмого и молчаливого духа. – Чем он дорожил больше всего?

- Не знаю, - Эйрис внезапно разозлился. - А если бы и знал, то не сказал. Ты заигралась, Доммэ, в своем стремлении меня позлить. Зачем тебе это?

Хороший вопрос. Я сама себе не могу объяснить, зачем хожу по краю пропасти? Зачем огрызаюсь и постоянно пытаюсь его укусить, зная, насколько он опасен? Вероятно, потому что, злясь, я подавляю в себе что-то необъяснимое, упавшее в мое сердце горячей искрой, что-то, чему я не могу дать название. Чувство, в котором сама себе боюсь признаться. Которое не имеет права не только на жизнь, но и даже на сами мысли о нем.

- Ты разве не знаешь, что злить мужчин опасно? - как-то очень подозрительно мягко поинтересовался Эйрис. - Мы все охотники по натуре, ма Доммэ, и чем больше жертва сопротивляется, тем сильнее разгорается азарт и желание ее поймать.

Я понимала, о чем он говорит, очень хорошо понимала. Его взгляд говорил красноречивее его слов. Слишком хорошо я помнила, как оказывалась пойманной в капкан его рук, и не находила в себе ни сил, ни желания выбраться оттуда.

- Ты хочешь сказать, что духи тебе больше не подчиняются? – увела я разговор в сторону от неприятной темы.

- Нет, - хмыкнул Эйрис. – Магию крови никто не отменял. Но между моими приказами и твоей просьбой они неизменно выберут твою просьбу. Потому что это действие они будут делать осознанно и по доброй воле.

- Так не приказывай им, - удивилась я. – Неужели так сложно просто попросить?

- Как у тебя все просто, ма Доммэ, - вдруг улыбнулся Эйрис. – Я упустил свой шанс.

- А если меня не станет, духи опять будут подчиняться только тебе? – от моих слов лицо Морганаа почему-то перекосилось, он поднялся и мрачно бросил:

- Собирайся, Доммэ, нам пора.

Я не успела и рукой пошевелить, как передо мной соткалась золотая фигура Вайолета, протягивающая одежду и высокие сапоги из мягкой дубленой кожи. Усевшись на кровать, стала переодеваться, стараясь не обращать внимания на наблюдавшего за мной Морганаа. Заботливый дух притащил мне брюки из тонкой серой ткани, похожей на лен, и такую же блузу. Легкие и свободные, они не липли к телу. Для жаркой и знойной Оддегиры эти особенности одежды были незаменимы. Когда попыталась натянуть сапоги, рядом с Вайолетом возник Сиэм.

Доммэ хмуро смотрел в окно. Нужно было будить малышку, но ему было так жалко. Жалость… Какое несвойственное ему чувство… Какая горькая насмешка: темный властелин, чье имя вселяет ужас и страх, боится подойти к жене и, поцеловав, сказать «Доброе утро». Такая хрупкая… он смотрел на нее всю ночь. Она улыбалась во сне. Отчего-то хотелось улыбаться вместе с ней. Не сдержался… Поцеловал. А потом целовал еще… осторожно, еле касаясь… И он был счастлив… Никогда в жизни не был так счастлив… Просто от того, что всю ночь обнимал ее и видел улыбку на губах. Проснулась… Снова улыбается... Он так ясно ощущал все ее чувства, когда она была так близко. Клятва крови… Наверное, это было глупо и импульсивно с его стороны связать их такими узами. Он слышал биение ее сердца даже когда она находилась от него через стенку. Как же хотелось подойти сейчас и вдохнуть ее, такую теплую, сонную, податливую, и целовать… Нельзя…Испугалась. Глупая. Зверя не боится, а его боится… Плакать собралась… Глупенькая… Он не может причинить ей боль. Пора… Не оборачиваясь, Доммэ тихо обронил:

- Вставай, малышка. Нас уже ждут.

Урсула недоверчиво посмотрела в неестественно ровную спину мужа. Как он понял, что она проснулась?

- Куда мы на этот раз? – тихо спросила она.

Доммэ повернулся. Грустная улыбка теплой волной прошлась по спутанным волосам жены. Такая красивая…

- Ты же хотела увидеть море?

Урсула лишь виновато склонила голову, ей почему-то больше не хотелось смотреть на море. Ее детский, необдуманный поступок поломал ни в чем не повинным людям жизнь и чуть не лишил собственной.

- Мы поплывем на большом корабле, - мягко пояснил Доммэ. - Иди одевайся. Я подожду.

Стихийница послушно поплелась к шкафу и, достав оттуда платье, направилась в уборную. Она долго смотрела на свое отражение в зеркале. От ссадины на лице не осталось и следа. Словно и не было. Урсула улыбнулась, вспоминая щекотное прикосновение языка дракона. На ней была надета рубаха мужа. Она выглядела в ней так смешно…Огромная, болтающаяся вокруг тела балахоном… И как же не хотелось ее снимать. Она пахла им… Словно теплые, нежные объятья Доммэа окружали ее со всех сторон. Тяжело вздохнув, девушка наконец умылась и, переодевшись, вышла к мужу.

- Зачем мы должны куда-то плыть? – поинтересовалась Урсула, когда Доммэ взял ее за руку.

Он вздохнул и подвел ее креслу. Мягко нажав на плечо, заставил сесть.

- Мы плывем на остров Торгос. Там находится аббатство «Ордена Тьмы». Тот нож, что оставил твой отец… Его сделал Гэйб. Гэйб знал твоих родителей, они были вместе в сопротивлении, готовившем свержение моего отца. Помнишь, я говорил тебе, что их предали?

Урсула кивнула головой. Теперь она сидела тихо, как мышка, не отводя глаз от напряженного лица мужа.

- О планах повстанцев узнали из письма, которое твой отец писал соратникам из темного братства. Письмо передал один из монахов.

Урсула нахмурилась, а потом осторожно спросила:

- Предатель? Ты думаешь, он до сих пор там?

Доммэ задумчиво потер рукой подбородок.

- Думаю, да. И я с его помощью надеюсь выйти на след тех, кто выпустил сморгов и пытался тебя убить.

Доммэ выругал себя, заметив, что после его слов жена вздрогнула и сжалась.

- Те… - он долго подбирал слово, что бы оно не выглядело откровенным ругательством, - двое, что на тебя напали… Им заплатили. И еще. Твоя служанка мертва.

Урсула зажала ладонью рот, не удержав вырвавшегося из нее возгласа ужаса.

- Айра, - подтвердил Доммэ. - Она умерла в почтовой карете, когда пыталась покинуть пределы города. Проклятие отсроченного действия. Тот же почерк, что и с ядом, которым тебя пытались отравить.

Урсула не поняла его последней фразы. Отравить? О чем он?

- Тот кувшин в твоей комнате, что опрокинул Тень… Там был яд.

Урсула вдруг стало страшно. Мысли стали метаться в ее голове, поднимая в душе волну паники. Выходит, во дворце остался кто-то, кто желает ее смерти. Хотя, если Айра мертва, а на нее напали, то злодей где-то рядом. Видя, что жена напугана его словами до дрожжи, Доммэ поднял ее из кресла и, обняв, прижал к себе.

Двери в зал заседания резко отворились, громкий топот двух пар детских ног, звонким эхом отразившись от стен, полетел над головами присутствующих на собрании. В едином порыве толпа советников, подскочив, как ошпаренная, стала спешно хватать бумаги и с грохотом, скрипом и шумом отодвигая мебель, сделала несколько шагов назад. Слишком хорошо они помнили, как в прошлый раз юный наследник темной империи, ворвавшись в зал совета со словами «Папа, папа, смотри, как я могу», обернулся драконом и сжег струей пламени все годовые отчеты, лежавшие на столе.

Темноволосые мальчик и девочка, быстро прошмыгнув между стульев, проползли по полу. Добравшись наконец до крепких отцовских ног, дети вцепились в них мертвой хваткой. Доммэ тревожно переглянулся с Урсула, сидевшей напротив него, потом, наклонившись, выудил из-под стола дочку и, взяв на руки, ласково поцеловал в кудрявую головку.

- Эн, солнышко, что случилось на этот раз?

Девочка мгновенно вскинула ручки, повиснув на мощной папиной шее. Прижавшись розовой щечкой к его лицу, она, всхлипнув, испуганно пролепетала:

- Лёс позёг тотю Алю. Сусяно. Тотя зяя. Сино сино зяя.

- Кого случайно поджег Рос? – в ужасе выдохнула Урсула.

- О, нет, - Доммэ прикрыл ладонью глаза, предвкушая скандал, который сейчас ему устроит сестра.

Вот уже целую неделю дворец жил в состоянии постоянного стресса. Маленькие исчадия тьмы ежедневно терроризировали его обитателей, превратив стены родового гнезда в полигон для проделок и шалостей. Все потому, что Арха уехала погостить к сестре, которую для нее отыскал Доммэ, а справиться с двумя маленькими драконятами, пока родители занимались государственными делами, кроме нее, никому больше было не под силу. Кормилица императора была единственным человеком, которого изобретательные проказники слушались беспрекословно, становясь рядом с ней тихими, спокойными и ласковыми, словно летний полдень.

Юный Авергард, которому исполнилось пять лет, к невероятной радости родителей и полному ужасу окружающих, месяц назад первый раз обернулся драконом, и теперь регулярно пугал дворцовых фрейлин, резко высовывая из-за угла мелкую шипастую морду и выпуская в их сторону струйку пламени. Трехлетнюю сестренку мальчик почитал за божество: он таскал ее повсюду за собой, развлекая своими проказливыми выходками, а порой устраивал для нее целые представления, чем приводил малышку в дикий восторг, а слуг и охрану в состояние, близкое к обмороку и панике.

Озорник усаживал девочку на непрестанно снующего за ними ашхара, сам цеплялся за хвост, и безумная троица с хохотом, рычанием и воплями носилась по коридорам парящего дворца, распугивая всех попадавшихся на их пути. Прекращал это безобразие обычно отец, и если вначале дети ужасно боялись его праведного гнева, становясь на пару дней шелковыми, то вскоре уяснив, что максимум, что он сделает - это поставит в угол, при его грозном появлении начинали прыгать вокруг и громко просить: «Папа, папа покажи дракона». Неудивительно, что нянчить таких шаловливых детей было невероятно сложно. Урсула сегодня еле уговорила Эйрис посидеть с ними, пока не закончится заседание, и вот теперь сын свел все ее усилия на нет.

- Рос, вылезай! – Доммэ передал малышку жене и протянул руку сидевшему на полу сыну. Мальчик сжал ногу отца еще сильнее, упрямо тряхнув головой.

- Ингерос Авергард Доммэ Керр Сар, - настойчиво повторил темный владыка. – Мы, кажется, договаривались, что за все свои поступки ты будешь отвечать сам, не прячась за мою спину.

Точная копия Доммэа вылезла из-под стола и, виновато опустив голову, закусила губу. Волнистая черная прядка упала мальчишке на лоб, скрывая застывшие в зеленых глазах слезы. Отец не выдержал, протянул руку и, усадив мальчика на колено, убрал с его лица растрепавшиеся волосы.

- Ты зачем это сделал, сынок?

- Я не специально. Я Ринке фокус показать хотел. Я же не знал, что тетя Эйрис не твоя настоящая сестра, - расстроено вздохнул мальчик.

Доммэ с Урсула удивленно переглянулись.

- Почему ты решил, что Эйрис не моя сестра? – бережно прижав сына к груди, спросил Доммэ.

- Ну, мама же утром в тебя фаэрами бросалась, когда ты за ней бегал, и тебе ничего, - наивно объяснил Рос, обнимая отца.

Урсула мгновенно стала пунцовой, а Доммэ закашлялся, прочищая внезапно пересохшее горло. Утром он действительно бегал по спальне за женой, пытаясь ущипнуть ее за самое аппетитное место, и малышка, с хохотом уворачиваясь от его рук, бросалась огненными фаэрами, которые не причиняли ему никакого вреда. Хвала тьме, что он додумался поставить полог и сын не увидел, чем они с мамой занимались дальше.

Доммэ с грустью подумал, что дети растут, и спальню от них скоро придется закрывать, а ему так нравилось, когда они ночью прибегали из детской в их с Урсула кровать. Дочка всегда укладывалась ему на грудь, разбросав по нему свои маленькие ручки и ножки. Ингерос все время крутился, и в конце концов его пятки оказывались где-то в районе подбородка отца. Под утро они с женой уносили детей обратно, и это становилось практически священным ритуалом - укладывать спящих малышей в их кроватки, а потом, возвращаясь в спальню, любить друг друга до восхода солнца.

- Сынок, огонь не причиняет мне вреда, потому что я дракон, а для драконов находиться в пламени все равно, что в воде искупаться, - поцеловал сына Доммэ. – Тетя Эйрис действительно моя сестра, но она, к сожалению или к счастью, не дракон. Поэтому не надо больше пробовать ее поджигать.

- То есть, если Ринка в меня фаэром запустит, мне тоже ничего не будет? – у мальчишки в предвкушении загорелись глаза, и Доммэ мгновенно пригрозил ему пальцем.

- Я тебе запущу! Не вздумай учить сестру такому. Она еще маленькая.

- Не бойся, все будет хорошо. Я обещаю.

Уткнувшись носом в его рубаху, Урсула хотела только одного, чтобы он подольше не размыкал своих объятий. Она мечтала об этом с самого пробуждения. Стоять вот так, в кольце его крепких рук, знать, что они согреют, защитят, прогонят страх. Страх? Смешно… Еще недавно она боялась его, считала чудовищем, демоном, монстром. А теперь… Кем она считает его теперь? Кто он для нее теперь? Почему так плохо и хочется плакать оттого, что он сердится на нее? И почему так спокойно и светло, когда он рядом? Душевные метания Урсула прервал Доммэ.

- Нас ждут. Пойдем.

Прочертив руну перехода, он потянул ее за собой в портал.

Тьма мягко выпустила их в порту. Первое, что бросилось стихийнице в глаза - это невероятное количество воинов, стоявших плотным строем и преграждающих все возможные подходы к причалу, возле которого был пришвартован огромный корабль. Из оцепления вышел человек и направился к императорской чете.

- Корабль тщательно досмотрен, Ваше Величество. Можно подниматься на борт, - отчитался новый начальник императорской стражи.

Урсула опустила глаза, на душе было так серо и пасмурно, словно на смену лету пришла холодная дождливая осень. Ей было невыносимо стыдно. Отчего-то казалось, что глаза всех воинов в оцеплении устремлены сейчас на нее, и во взгляде их лишь неодобрение и немой укор. И этот, с виду спокойный, капитан, просто не подает виду, но тоже считает ее виновной в том, что случилось с его предшественником. Все ее поступки только причиняли вред окружающим. Доммэ был прав, она ведет себя, как ребенок. Глупый, несмышленый ребенок. Что с ней случилось? Куда делась ее рассудительность и осторожность? Как же ей хотелось провалиться, исчезнуть куда-нибудь, стать невидимой.

- Что же ты не смотришь на море? - вдруг спросил ее Доммэ.

Урсула проводила взглядом покинувшего их мужчину и тоскливо посмотрела на остальную охрану.

- Что будет с тем человеком?

- С каким человеком? - Доммэ удивленно разглядывал очень странно ведущую себя с утра жену.

- Капитан, которого вчера арестовали. Что с ним будет? - напряженно поинтересовалась Урсула.

- Это решит суд, - Доммэ потянул Урсула в сторону корабля, не желая более говорить на столь неприятную для него тему.

- А я могу попросить, - пыхтела не успевающая за его широкими шагами девушка.

Доммэ остановился и очень заинтересованно посмотрел на малышку.

Урсула замялась, а потом нерешительно произнесла:

- Я могу попросить судью, как императрица, смягчить для капитана приговор?

Доммэ удивленно повел бровью, потом наклонился близко-близко к лицу жены, напряженно сверлившей его взглядом, и прошептал:

- Можешь. Императрица.

Урсула стало невероятно неловко за то, что она позволила себе упомянуть о своем статусе, к которому пока имела совершенно номинальное отношение.

- Я не потому… Я… - начала мямлить она.

- Я понял, - смешливо оборвал ее нелепое словоизлияние Доммэ. – Кто-то говорил, что не разобрался во всех тонкостях того, что тебе полагается по статусу. Разобралась?

- Мне просто хотелось попросить, чтобы того человека не сажали в темницу из-за меня.

Урсула закусила губу, отчаянно пытаясь не заплакать. Она не знала, как еще упросить мужа не наказывать кого-то из-за ее глупости. Она чувствовала, как сильно он начинает злиться при одном упоминании о вчерашнем происшествии.

- Хорошо, - вдруг произнес Доммэ. – Его разжалуют до рядового. Довольна?

Урсула, тяжело вздохнув, кивнула головой, легонько сжав руку Доммэа.

- Спасибо!

Доммэ недоверчиво уставился на жену, потом медленно двинулся вместе с ней к трапу, периодически поглядывая на нее, такую непонятно тихую и кроткую. Неужели она так расстроилась из-за того, что он приказал наказать стражу? Ну, надо же, заступница. Император шел и в тайне радовался, что она не знает о том, что могла как равная просто отменить его решение и помиловать легионеров. Но сообщать об этом в ближайшее время он ей не собирался. Мало ли что малышке на ум придет. Вдруг из жалости решит выпустить из тюрем всех преступников. Усмехнувшись собственным мыслям, Доммэ резко подхватил ойкнувшую Урсула на руки и стал быстро подниматься с ней на корабль.

- Ты ползешь, как черепаха, - весело заметил он. - Так мы до вечера на борт не попадем.

Доммэ надеялся, что жена сейчас выставит колючки и начнет возмущаться, но она лишь сделала виноватое лицо и крепко обняла за его плечи. Да что с ней? Не выспалась? Владыка уже ничего не понимал. Она так хотела увидеть море, но с момента, как ступила на землю порта, даже не посмотрела в его сторону. И сейчас, когда он опустил ее на палубу, вместо того, чтобы вертеться по сторонам и задавать кучу вопросов, как она обычно это делала, малышка стояла молча, потупив взгляд, нервно теребя в руках платье. Оторвать ее от этого странного занятия смог только капитан корабля.

- Приветствую вас на борту «Летящего», Ваше Величество, – адмирал Дэгар учтиво склонил голову перед Урсула голову. – Я отдал приказ отплывать, - обратился он уже к императору.

– Надеюсь, вы еще не завтракали? - широко улыбнулся адмирал. – Я позволил себе накрыть стол в моей каюте, в надежде, что вы разделите со мной скромную трапезу.

Доммэ захватил ладонь Урсула, переплетая ее пальцы со своими.

- Вы читаете мои мысли, капитан. Только хотел просить вас об одолжении. Нет, мы еще не завтракали, и с удовольствием присоединимся к вам. Надеюсь, в меню вашего кока найдется парочка соусов, - в голосе темного владыки отчетливо зазвучали веселые нотки.

Дегар расстроено посмотрел на темного владыку и развел руки в извиняющемся жесте.

- Простите, Ваше Величество, если бы я знал раньше…

- Жаль, - весело хмыкнул Доммэ. - Моя жена обожает соусы.

- Я немедленно прикажу приготовить, - засуетился Дэгар, собираясь позвать кока.

- Не надо, - остановила его Урсула. - Это лишнее. Спасибо за заботу, но я съем все, что вы предложите.

Доммэ перестал улыбаться и теперь уже с тревогой наблюдал за странным поведением жены. Она не реагировала на его выпады, ни на что не обращала внимания, ни о чем не спрашивала, выглядела грустной и подавленной. Владыка начинал нервничать и теряться в догадках, в чем причина ее непонятного состояния. Осторожно переложив ее руку на изгиб своей, он последовал с ней за адмиралам Дэгаром в капитанскую каюту.

Сидя за столом, Доммэ не сводил встревоженного взгляда со смиренно поглощавшей еду Урсула. Она односложно и вяло отвечала на любые вопросы капитана и, казалось, находится где-то далеко. Доммэ прокручивал в голове все события минувшего дня, пытаясь проанализировать ситуацию. В озере она смеялась и была счастлива. Озеро… Идиот… Вода в озере, несмотря на то, что он ее подогревал, все равно, вероятно, оказалась слишком холодной для малышки. Тьма, он простудил ее… Резко поднявшись, Доммэ подошел к жене и, обхватив за плечи, сдернул ее со стула, поднимая вверх и касаясь губами лба. Недоверчиво прищурившись, он слегка отодвинул Урсула от себя, всматриваясь в глаза. Глаза не слезились, были чистыми и ясными, лоб тоже был холодным. Никаких признаков простуды или лихорадки у нее не проявлялось.

- У тебя ничего не болит? – Доммэ еще раз дотронулся до лба супруги, убеждаясь, что жара у нее нет.

- Н-нет, - девушка испуганно хлопала глазами, не понимая, что на этот раз она сделала не так.

Еще в большем недоумении находился капитан «Летящего», заворожено наблюдавший за императорской четой. Адмирал Дэгар мучился вопросом: стоит ли ему находиться при семейных разборках, или незаметно покинуть каюту? А с другой стороны, на семейные разборки это мало походило. Это вообще мало на что походило. Доммэ, наконец усадив Урсула, вернулся на место, налив себе вина, чтобы немного успокоиться.

- Простите, адмирал, мне показалось, что у жены началась лихорадка, - пояснил он притихшему капитану.

- О, - облегченно вздохнул Дэгар, - вы опасаетесь, что у ее величества может случиться морская болезнь? – участливо посмотрев на Урсула, он спросил: - Вы плохо переносите качку, моя госпожа?

Урсула, слабо улыбнувшись, пожала плечами.

– Простите мне мое невежество, но я не знаю, что это такое.

Пораженный до глубины души, адмирал Дэгар громко воскликнул:

- Вы никогда раньше не плавали на корабле?

- Нет, - Урсула грустно вздохнула и, взяв в руки столовые приборы, продолжила трапезу.

Но, воодушевленный желанием показать молодой императрице свою гордость - свой флагманский корабль, капитан повернулся теперь уже к темному владыке.

- Для меня было бы большой честью, если бы вы позволили показать ее величеству «Летящий».

Доммэ величественно кивнул адмиралу и, отпив глоток вина, с интересом ждал ответа Урсула.

- Спасибо, но я лучше останусь тут, с мужем, - вежливо отказалась она.

Доммэ поперхнулся вином. Изумленно подняв брови, он уставился на жену. Урсула, между тем совершенно не замечая замешательства мужчин, находившихся с ней рядом, продолжала усердно ковырять вилкой в тарелке.

- Вы не будете возражать, если я сам покажу жене корабль? – наконец вышел из ступора Доммэ, обращаясь к адмиралу.

- Как я могу, - усмехнулся Дэгар. – Это ваш корабль, мой император. Да и знаете вы его не хуже меня. Вы плавали на нем с двенадцати лет.

- Я драил палубы и сидел на фок-мачте, - насмешливо обронил владыка.

- Ваш супруг был юнгой на «Летящем» и действительно частенько сидел на фор-марсе, наблюдая за горизонтом, - объяснил Дэгар наконец заинтересовавшейся разговором мужчин Урсула. Почему-то она даже не удивилась, когда капитан поведал, что работать на корабль супруга отправил отец. Этому живодеру, похоже, доставляло удовольствие, издеваться над сыном. И стихийнице подумалось, что смерть от огня ее матери была для императора Керра слишком простой, будь у нее такая возможность, то медленно отрывала бы от темного изверга по куску, за каждую минуту боли и страданий, что он причинил Доммэу. Увлеченная своими мстительными мыслями, она не заметила подошедшего к ней мужа.

- Вижу, ты уже наелась, - кивнул он головой, указывая на искромсанные и размазанные по тарелке остатки того, что когда-то называлось омлетом. – Пойдем, посмотришь, как выглядит лучший линейный корабль южной армады Тэрангана.

Выйдя из дверей юта, Доммэ уверенно повел жену к носовой части корабля, минуя бизань и грот-мачту, пройдясь по нижней палубе мимо снующих туда-сюда матросов, он стал подниматься с ней на палубу полубака. Остановившись у фок-мачты, владыка запрокинул голову и указал пальцем на площадку на фор-марса-рее с укрепленной на ней бочкой.

- Матросы называют ее «воронье гнездо», там сидит впередсмотрящий.

- Так высоко? – изумилась Урсула. – И ты там сидел?

- Это было счастьем по сравнению с натиранием палубы или чисткой офицерской одежды, - весело хмыкнул владыка. – К тому же оттуда открывается такой вид… Доммэ приобнял жену за талию и вытянул руку вперед.

Урсула заворожено распахнула глаза, заметив, наконец, что судно бесшумно неслось вперед, разрезая собой бушующее синее море. Ветер весело играл парусами, выгибая их замысловатыми дугами, рвал полотнище флага на флагштоке, кружил волосы сихийницы, вздымая их вверх огненной волной. По правому борту, пытаясь обогнать корабль, из воды выпрыгивали дельфины, они были так близко, что девушка видела, как серебрится в лучах восходящего солнца их гладкая кожа. Восторг… Безудержный, рвущийся из груди трепещущей птицей, заставляющий замирать сердце и упоенно улыбаться, чувствуя безбрежную силу стихий. Урсула кожей ловила льющиеся отовсюду потоки силы. Она была счастлива.

- Капитан волновался по поводу попутного ветра, - Доммэ выразительно посмотрел на восхищенно жмурившуюся, подставляющую лицо солнцу, жену. – Ну же…Тебе же хочется, - хитро улыбнулся он, отходя от малышки на расстояние.

Урсула глубоко вздохнула и, раскинув руки, позвала стихию. Резкий порыв ветра с силой ударил темного владыку в спину, беснуясь, рванул паруса, натягивая их подобно тетиве, и корабль на бешеной скорости полетел над волнами. Тихий мелодичный голос хрустальной вязью заскользил по воздуху. Доммэ замер, не смея пошевелиться, ошеломленно слушая, как повелительница стихий поет песнь ветру. Голос девушки усиливался, и теперь звенел над водой чарующей свирелью. Внезапно грудь владыки опалило огнем, опустив голову, он недоуменно уставился на золотистое свечение, прорывающееся сквозь тонкую ткань рубахи. Резко распахнув одежду, темный властелин невольно вздрогнул, обнаружив, что на коже, над сердцем, ярко горит символ из семи переплетающихся петель, заключенных в кольцо. И только когда песня Урсула стала затихать, знак, пылающий на груди Доммэа, стал медленно таять, а затем и вовсе исчез, словно и не было. Задумчиво хмурясь, он застегнул рубаху, напряженно вглядываясь в хрупкую фигурку жены. Она опустила руки и медленно повернулась к нему. Безмятежно красивое лицо, озаренное теплой улыбкой, вдруг исказила гримаса ужаса. Доммэ невольно обернулся, чтобы понять, что так испугало малышку. Рядом никого не было, да никто и не посмел бы приближаться так близко к императорской паре. Сомнений не оставалось, она боялась его. Вот почему она так себя вела. Он по-прежнему вселял в нее ужас и страх. Что бы он ни делал, как ни старался, в ее глазах он выглядел жутким монстром. Доммэу отчаянно захотелось ударить кулаком в фок-мачту, так, чтоб от нее остались одни обломки. Ему нужно было успокоиться. Уйти. Не видеть ее.

- Ты можешь еще постоять здесь немного, - обронил он, разворачиваясь, чтобы покинуть палубу. - Я вернусь за тобой через полчаса.

Урсула с тревогой смотрела вслед удаляющемуся мужу. Кошмарное видение, на секунду возникшее в ее голове, до сих пор стояло перед глазами, сея в душе панику и страх. Она была так счастлива, ей казалось, что она парит над волнами вольной птицей. Впервые с того момента, как Доммэ привез ее в этот мир, ей хотелось петь… Петь так, как она делала это всю свою жизнь. И она выпустила льющуюся из нее мелодию на волю, позволяя ветру подпевать ей в унисон, нести ее на своих крыльях, играть с ее волосами, целовать ее лицо. Повернувшись к супругу, она хотела поблагодарить его за подаренный светлый миг счастья, и едва не закричала, когда увидела, что его лицо заливают потоки крови. Кровь вытекала из глаз, носа, ушей, рта… Реки крови… Ужас удушливой рукой сдавил ей горло. Он отвернулся… Секунды, и… на нее снова смотрит красивый, спокойный и сосредоточенный Доммэ, только бирюзовые глаза словно две колючие льдинки. Что это было?.. Урсула прижала руку к груди, пытаясь успокоиться, убеждая себя в том, что это ей лишь показалось. Но ощущение надвигающейся беды отчего-то не хотело покидать ее маленькое, испуганно бьющееся сердце.

Доммэ вернулся за ней, как и обещал, положив ему на локоть свою дрожащую руку, Урсула успокаивала себя, что ей просто привиделся кошмар. Вот он… Рядом…Такой сильный, такой большой, невозмутимо-спокойный, уверенный в себе. Целый и невредимый. Тогда отчего же так страшно? Отчего так колотится сердце и все переворачивается внутри? Урсула шла рядом, прислушиваясь к таким легким шагам с виду такого мощного мужчины, не понимая, как у него получается двигаться почти бесшумно. Все в нем не поддавалось законам природы и доводам логики. И сам он был таким невозможным… таким… Урсула вдруг поразилась своим собственным мыслям. Почему она все время думает о нем? И почему, глядя на него, в голове вихрем проносится столько эмоций - от немыслимой тревоги до трепетной нежности. Мир вдруг пошатнулся. От внезапного прозрения она запнулась, чуть не рухнув на колени посреди корабля, и не держи ее Доммэ так крепко, она непременно растянулась бы на свежевымытых досках палубы. Светлые духи. Да она любит этого человека! Когда он успел? Как у него получилось залезть так глубоко ей в душу? Любит… Невозможно. Невероятно. Она любит… Ей вдруг стало не хватать воздуха. Словно почувствовав ее состояние, Доммэ остановился, хмуро разглядывая смятенное лицо.

- Не беспокойся, я сейчас верну тебя в каюту и избавлю от своего назойливого присутствия, - обронил он, заметив в глазах жены застывшие слезы.

- Что? - вздрогнула Урсула. Растерянно моргнув, она смотрела на Доммэа, не понимая, о чем он говорит.

- Пойдем, - владыка настойчиво потянул ее следом за собой. - Не нужно, чтобы все матросы на корабле видели, как сильно император пугает свою супругу, - зло бросил он.

- Ты… Я… Я не понимаю, - Урсула пыталась что-то сказать, но у нее получался лишь нелепый, несуразный лепет. Слова мужа поразили ее до глубины души. О чем он вообще говорил? Какие матросы?

Сидя в каюте, она все время смотрела на него. Смотрела и смотрела, словно видела заново каждую черточку на его лице. Смотрела, как он о чем-то тихо и серьезно беседует с капитаном, как жестко сцеплены в замок длинные гибкие пальцы… Руки… эти руки бывают такими нежными… Нахмурился. Между бровей пролегла вертикальная складка. Как же хочется дотронуться и разгладить. Как много глупостей она наделала. Урсула вдруг улыбнулась. Все можно исправить. Все еще можно исправить. Они вернутся и …

В дверь постучали, и вошедший первый помощник сообщил, что остров Торгос уже виден на горизонте.

- Да, ветер нынче славный, - с улыбкой заметил адмирал Дэгар. - Мы добрались до острова быстрее, чем я рассчитывал. Надеюсь, что и свои дела вы сможете закончить раньше, мой император.

- Мне понадобится одна шлюпка. Я возьму с собой не больше пяти человек. Что бы ни случилось, вы не должны отходить от плана. Вы обязаны исполнить мой приказ, адмирал, - Доммэ многозначительно изогнул бровь и крепко пожал руку капитана «Летящего».

- Я все понял, Ваше Величество.

В голосе адмирала послышалась какая-то обреченность, и Урсула, с тревогой наблюдавшая за беседой мужчин, начала нервничать еще больше.

- Почему мы берем с собой только пять человек? – подозрительно хмурясь, она напряженно ожидала ответа от так и не посмотревшего в ее сторону мужа.

- Не мы, а я, - обронил Доммэ, глядя на море сквозь тусклые стекла капитанской каюты.

- А я? - дрожащим голосом поинтересовалась Урсула.

- А ты, - Доммэ повернулся и смерил ее долгим испытывающим взглядом. - Ты будешь сидеть здесь, под охраной, до моего возвращения. И я очень надеюсь, что на этот раз ты не выкинешь очередной фокус.

Урсула потерянно присела на диван. Он не собирается брать ее с собой… И вдруг в ее голове промелькнула мысль, странная, нелепая, абсурдная и очень страшная: если он сейчас уйдет, если она его вот так просто отпустит, то она его больше никогда не увидит. Никогда. Резко поднявшись, стихийница судорожно вцепилась в руку мужа. Из глаз покатились слезы, и Урсула умоляюще попросила:

- Не оставляй меня здесь. Пожалуйста. Возьми меня с собой.

Император растерянно взирал на плачущую жену. Она весь день вела себя крайне странно. Он не понимал, что с ней. Возможно, нападение тех двоих слишком напугало ее, и теперь, она просто всего боится?

- Не бойся, ты будешь здесь в безопасности. Я позаботился об этом, - Доммэ слабо улыбнулся, осторожно заправив выбившуюся прядку ей за ухо.

- Единственное безопасное для меня место – это рядом с тобой, - не унималась Урсула. – Я прошу тебя, не оставляй меня здесь. Я тебя умоляю… Возьми меня с собой.

Слезы жены огнем жгли Доммэу сердце. Она сейчас выглядела безумно маленькой, испуганной и ранимой. И как ей объяснить, что для нее безопаснее оставаться на корабле?

- Пожалуйста, - снова и снова упрашивала его супруга. Она повторяла это слово раз за разом, как заклинание, дрожащим и срывающимся голосом, не сводя с него сверкающих изумрудной зеленью от пролитых слез глаз. Доммэ не выдержал. Он не мог равнодушно смотреть, как она плачет, ему хотелось выть, как собаке, глядя на нее, такую печальную и несчастную. Молниеносно притянув ее к себе, он крепко сжал ее в объятьях, так крепко, что сам испугался, не сделал ли он ей больно. Но Урсула не возмущалась, только, уткнувшись лицом в его грудь, тихо плакала и все время повторяла:

- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Шумно выдохнув, Доммэ, простоял молча еще несколько секунд и наконец сдался.

- Хорошо, - бережно отодвинув вцепившуюся в него мертвой хваткой малышку, он обратился к ошеломленно наблюдавшему за происходящим капитану Дэгару. – Капитан. Мне потребуется большее число охраны. И еще… дождитесь нас во что бы то ни стало.

- Я сейчас же отдам приказ приготовить не менее пяти шлюпок, - адмирал широко улыбнулся. - Лодки укомплектовать полностью?

- Нет,- Доммэ вытер слезы с лица жены. – Такое количество охраны может вызвать подозрения, а я не хочу спугнуть интересующий меня объект. Тридцать человек будет достаточно.

Капитан покинул помещение, а владыка, захватив в ладони лицо жены, грозно прошептал:

- Только попробуй отойти от меня хоть на шаг или ослушаться. Ты меня поняла?

Урсула плохо видела его лицо сквозь призму снова накатившихся на глаза слез, но она радостно затрясла головой, как болванчик. Она готова была согласиться с чем угодно: не отходить от него ни на шаг, молчать и не произносить ни слова, даже быть привязанной к нему, лишь бы он не передумал и не оставил ее одну. Доммэ снова обнял ее, мягко поцеловав огненные завитки волос.

- Что же ты со мной делаешь, маленькая? – тихий и грустный голос мужа заставил Урсула снова хлюпнуть носом и еще сильнее прижаться к его сильному надежному телу.

– Все, не плачь. У тебя нос красный, как помидор, - пошутил Доммэ, отстраняясь и целуя жену в кончик носа.

- Ты же не любишь помидоры, - горько всхлипнула Урсула, зачем-то добавив: - они кислые.

Доммэ усмехнулся, ему очень хотелось сказать, что больше всего на свете он любит ее. И плевать, как она выглядит: растрепанная, заплаканная, с распухшим носом или замурзанная и в рваном платье – он любит ее. Но вслух высказать свои мысли владыка не решился, поэтому, снова поцеловав ее нос, он весело хмыкнул:

- Твой помидор сладкий. Ты вообще сладкая… Вся.

Урсула мгновенно покраснела и опустила глаза.

- Ну вот, - хохотнул Доммэ. – Теперь ты действительно похожа на помидорку. Маленькую, сладенькую помидорку.

Улыбнувшись в его широкую мускулистую грудь, Урсула легонько стукнула по ней кулачком.

- Ты… ты… - прошептала она.

- Страшненький? – предположил веселящийся Доммэ.

- Невыносимо, - согласилась Урсула, прижимаясь щекой к гулко бьющемуся сердцу мужа.

Их тихую идиллию прервал вернувшийся адмирал.

- Мы подплываем, Ваше Величество. Лодки и воины готовы.

- Хорошо, Дэгар. Мы сейчас придем, - Доммэ посмотрел на немного успокоившуюся Урсула. - Ты как? Готова? Или, может, все-таки останешься?

- Нет, - практически истерично взвизгнула она, да так громко и резко, что Доммэ невольно вздрогнул.

- Ш-ш-ш, маленькая. Я пошутил, - он медленно отцепил от своей рубахи ее цепко сжатые пальцы, - Я, когда говорил, чтобы не отходила от меня ни на шаг, не думал, что ты воспримешь мои слова так буквально.

- А так? - Урсула схватила его широкую ладонь, крепко сжимая своей, преданно заглядывая в глаза.

Доммэ недоуменно смотрел на жену, не зная, что ему делать: то ли смеяться, то ли плакать.

- А знаешь, – в итоге решил он, – пожалуй, стоит почаще устраивать тебе выволочку. Мне нравится, когда ты такая сговорчивая и послушная. Ты там, случайно, больше ничего не натворила?

Урсула отрицательно затрясла головой.

- Жаль, - сильно огорчился владыка, подмигивая ничего не понимающему капитану. - А то мне тут кто-то сильно задолжал одно «да»... Хотел воспользоваться моментом.

Урсула смущенно отвела взгляд, понимая, что при постороннем человеке ей не стоит говорить лишнее, но в том, что темный дракон свое «да» наконец получит, и, скорее всего, раньше, чем себе представляет, она теперь даже не сомневалась.

Когда шлюпки спустили на воду и они быстро двинулись к берегу, Урсула, наконец, оторвав взгляд от мужа, смогла рассмотреть остров, к которому они приближались. Скалистый, утопающий в зелени, с пологими берегами, окруженными живописными лагунами, где в кристально-прозрачных водах цвета мурены и аквамарина отражались проплывающие облака. Он, наверное, выглядел бы необитаемым и первозданно нетронутым, если бы не высокие остроконечные крыши монастыря, возвышающегося на холме, взблескивающие на солнце темным агатом. Звон колокола бархатным баритоном разорвал чарующее безмолвие, и над вековыми деревьями, вспарывая крыльями небесную лазурь, полетела стая белых птиц. Лодки, достигнув острова, мягко зарылись носом в янтарный песок прибрежной полосы. Подняв Урсула на руки, Доммэ осторожно понес ее на сушу, зорко оглядываясь по сторонам. Кольцо охраны сомкнулось вокруг императорской пары, а несколько человек, отделившись от конвоя, ушли вперед разведать обстановку.

- Владыка, там широкая тропа, ведущая к стенам аббатства, - указал направление один из вернувшихся легионеров. - Дорога безопасна, мы можем идти.

Отряд неспешно продолжил свой путь, поднимаясь вверх по тропе. Чем ближе они подходили к аббатству «Ордена Тьмы», тем отчетливее в сердце Урсула росла неясная тревога. Крепко сжимая руку мужа, она пыталась отвлечься от всех переполнявших ее эмоций и почувствовать магию этого места. Потоки силы здесь словно плыли по воздуху, свиваясь диковинными хитросплетениями, сплетаясь в узлы и узоры. Это место было пропитано магией - темной, древней, первородной. Она была повсюду. Остров был неисчерпаемым источником энергии.

- Откуда столько… - Урсула не успела договорить, потому что Доммэ, улыбнувшись, пояснил:

- Это из-за тэранга, источника абсолютной силы. Монахи не просто так облюбовали этот остров. Горы и скалы, что ты видела, когда мы подплывали – это все чистейший тэранг. Глыба, на которой стоит парящий дворец Авергард, взята с Торгоса. Остров уникален. Он мгновенно восстанавливает любой потраченный ресурс темных. Здесь есть гора… На ее вершине находиться камень. Этот камень называют «Сердцем Тьмы». Помнишь фонтаны в Тавергарде, что так тебе нравились? Так вот, - продолжил Доммэ, увидав, что жена согласно кивнула, - потоки тьмы в фонтанах заставляет двигаться магия. Камень, что находится на святой горе, вот уже в течение многих тысячелетий источает тьму самопроизвольно. Он сам есть Тьма в чистом виде.

- А ты его видел? – Урсула с любопытством посмотрела на мужа.

- Конечно, - Доммэ насмешливо посмотрел на малышку, понимая, чем вызван ее интерес. – Я ведь все-таки темный маг. Как я мог не прикоснуться к святыне? Но на гору я тебя не поведу, даже не проси. Очень опасный подъем.

- Я и не собиралась просить, - закусила губу Урсула. – А зачем подниматься в гору, ты же можешь пройти туда порталом?

- Это ты так не просишь? - засмеялся Доммэ. – Нет, маленькая, на горе порталы не работают. Потоки силы в этом месте все время колеблются и меняют направление, очень большой риск не выйти из тьмы.

Урсула огорченно вздохнула, а владыка, легонько сжав ее ладонь, указал взглядом вперед.

- Мы пришли.

Они остановились у высоких стен монастыря, сложенных из гладкого серого камня. Сквозь высокий полукруглый проем ворот виднелась широкая дорога, вымощенная желтым булыжником, ведущая к зданию аббатства.

Отряд вошел во внутренний двор монастыря, и Урсула восторженно вдохнула, задержав на миг дыхание, ловя себя на мысли, что не может оторвать восхищенного взгляда от величественно-прекрасной постройки темного святилища, стараясь запомнить каждую линию и излом. Это был не просто храм, это был рукотворный величественный гимн камню. Огромный центральный неф аббатства, окруженный венцом капелл, уходил высоко в небо. Так высоко, что сложно было увидеть четкость рисунка на его гранях. Сводчатые окна на торцовых стенах фасада были утоплены в удивительно красивый каменный переплет. Черные стены украшала изысканная резьба, создавая впечатление, что все здание одето в тонкую узорчатую сетку. От центральной постройки на запад и восток расходились резные арочные галереи, которые вели в спальные помещения монахов и монастырские корпуса и пристройки.

Пройдя сквозь расписную аркаду входа, они двинулись по длинному проходу, со всех сторон обрамленному стройными рядами колонн. Внутри здание было шире и выше, чем казалось снаружи. Оно было похоже на сказку: уходящие вверх тяги, неожиданно легкие; упругие линии стрельчатых арок, рвущиеся ввысь; солнечный свет, льющийся со всех сторон сквозь огромные окна с цветными витражами. Все эти изящные архитектурные уловки словно заставляли черный камень утратить свою тяжесть, превращая внутреннее убранство аббатства в гибкую летящую конструкцию. Опираясь на тонкие витиеватые стволики, устремленные под потолок, на огромной высоте распускались лепестки невюр - выступающих ребер свода - образуя над головой волшебный сводчатый шатер, украшенный переплетающимися каменными нитями.

В глубине храма, у алтаря, находился человек, одетый в грубую черную сутану с длинным капюшоном. Услышав приближающиеся шаги, мужчина повернулся и, поднявшись с колен, направился навстречу идущим по проходу людям.

На лице служителя тьмы отобразилось искреннее изумление, когда из-за спин расступившихся воинов вперед вышел владыка темной империи.

- Отец Тэрон? – Доммэ смерил настоятеля аббатства долгим испытывающим взглядом.

- Чем обязан такой высокой чести видеть вас в стенах нашей скромной обители, Ваше Величество? – отец Тэрон низко склонил голову перед императором.

- Хотел познакомиться лично с новым настоятелем, - улыбнулся Доммэ. – Мы могли бы поговорить?

Отец Тэрон благодушно указал рукой на длинные ряды скамеек, расположенных по всей площади храма.

- Если не возражаете, можем побеседовать здесь.

Император кивнул головой и последовал за углубившимся внутрь храма служителем тьмы, оставив Урсула в кольце охраны.

- Итак, о чем вы хотели со мной поговорить, владыка? - обратился к Доммэу настоятель, как только они присели на лавочку у стены.

- Я хотел бы повидать двух братьев из вашего ордена, но для начала расскажите мне о них все, что знаете.

- Кого именно вы имеете в виду, Ваше Величество?

- Меня интересуют брат Орэс и брат Риган.

Настоятель понурил голову, и на его лице появилось выражение глубокой печали и скорби.

- Я могу бесконечно долго рассказывать о достоинствах и добродетелях брата Орэса, но, боюсь, что это мало чем вам поможет, владыка.

Доммэ удивленно вскинул бровь, а отец Тэрон между тем продолжил:

- Дело в том, что брат Орэс погиб на прошлой неделе.

- Погиб? – недобрые подозрения закрались в душу темного властелина, и он, нахмурившись, спросил:

- Как он погиб?

- Сорвался в ущелье с горы. Монахи каждый день поднимаются на священную гору, чтобы совершить обряд у «Сердца Тьмы». К сожалению, склон горы очень крутой, а после дождя тропа, ведущая к темному камню, особенно скользкая. Иногда братья срываются в пропасть. На прошлой неделе шли проливные дожди. Три человека погибло.

- Три? – Доммэ задумчиво потер рукой подбородок. - Не слишком ли много за неделю?

- Да, беда, владыка. Но вы же понимаете, я не могу запретить служителям тьмы паломничество к святому камню, - настоятель удручено развел руками.

- А брат Риган? Тоже мертв? – поинтересовался император.

- Что вы, владыка, - отец Тэрон молитвенно сложил руки, прижав к губам. - Хвала тьме, с ним все в порядке. Он, кстати, сейчас, ушел на гору. Если хотите, я попрошу позвать его.

- Не надо, - остановил благостный порыв монаха Доммэ. - Расскажите мне о нем.

- Он очень предан ордену, - слабо улыбнувшись, сообщил владыке настоятель. - Много лет назад отец Норг нашел израненного, еле живого мужчину под стенами монастыря, если бы не целительский дар настоятеля, он бы не выжил. Когда незнакомец пришел в себя, оказалось, что он совершенно ничего не помнит. Идти бедняге было некуда, вот он и остался у нас. Потом так привык, что и уходить не захотел. Имя Риган ему дал отец Норг. Они были очень близки, потому прошлый настоятель и передал ему все свои знания.

- Какие знания? - хищно подался вперед Доммэ.

- У брата Ригана открылись целительские способности, – сообщил отец Тэрон.

Император несколько минут молча и зло созерцал каменные плиты пола, потом, резко поднявшись, обратился к настоятелю аббатства:

- Благодарю за ценную информацию, отец Тэрон. Было невероятно приятно познакомиться с вами. Надеюсь, что мы еще с вами увидимся.

- Как, вы уже покидаете аббатство? - расстроено пробормотал монах.

- Да, отец, - Доммэ добродушно сжал руки настоятеля, - но перед уходом я хотел бы повидать брата Ригана. Вы говорите, он еще на горе?

- Я проведу вас, - настоятель вскинул голову, поднимаясь со скамьи.

Владыка усадил его на место легким нажатием руки. Он не хотел подвергать опасности ни в чем не повинного священника, догадываясь, что брат Риган не тот, за кого себя выдает.

- Не стоит, отец, - мягко отказался Доммэ. – Я хорошо помню дорогу к святой горе. К тому же у меня уже есть сопровождение, - он указал взглядом на толпившихся в проходе легионеров, заслоняющих собой Урсула.

-Да прибудут с вами силы тьмы, - настоятель на прощанье легко коснулся ладонью лба владыки. – Рад знакомству, Ваше Величество.

Доммэ поспешил вернуться в круг охраны и, обняв Урсула за плечи, быстро двинулся к выходу. Он собирался перехватить брата Ригана у подножия горы, опасаясь того, что жертв в аббатстве будет не избежать, окажись тот сильным темным магом.

Владыка приказал отряду остановиться на небольшой поляне у самого подножия священной горы. Повернувшись к жене, он приподнял пальцами за подбородок ее лицо, заставляя смотреть в свои глаза.

- Ты останешься здесь, - жестко озвучил свое решение Доммэ. Урсула открыла было рот, пытаясь протестовать, но он лишь легко коснулся губами ее лба, укоризненно покачав головой. – Ты обещала меня слушаться. Все будет хорошо, маленькая. Я знаю, что делаю.

Доммэ кивнул охране, и воины, вытянув мечи, мгновенно окружили императрицу плотным кольцом. Темный властелин, взяв с собой еще двоих легионеров, медленно пошел по тропинке, ведущей к горе.

Из-за деревьев внезапно возникла фигура монаха, и владыка, подняв вверх руку, подал знак сопровождавшим его солдатам остановиться. Лицо одетого в черную, до самого пола, сутану служителя ордена было скрыто длинным капюшоном, делая его похожим на крадущуюся по тропе тень. Монах, очевидно, отрешенно брел, углубившись в собственные размышления, потому что не сразу заметил преградивших ему путь воинов.

- Брат, вы спустились с горы? – обратился к нему один из легионеров.

- Да, - тихий бесцветный голос прошелестел в воздухе, словно сухой падающий лист, и Урсула отчего-то он не понравился, несмотря на то, что в нем не прозвучало ни ноток агрессии, ни испуга.

- А брат Риган еще там?

- Да, уже спускается, - благодушно кивнул мужчина и, поклонившись, спрятал руки в широкие рукава своего одеяния, двинувшись вперед.

Подувший порыв ветра нечаянно поднял край капюшона, скрывавшего лицо темного брата, и Доммэ заметил кривой шрам, пересекавший губы и подбородок незнакомца. Мгновенно вспомнив слова Гэйба о том, что лицо брата Ригана обезображено, владыка сделал легкий шаг в сторону, умышленно пропуская монаха вперед. И едва тот успел пройти несколько метров, выпустил волну магии, скручивая его тело жгутами темных плетей. Повисший в воздухе мужчина яростно захрипел. Доммэ не ошибся в своих предположениях: брат Риган был не просто целителем, он был опасным темным магом, потому что император чувствовал, как отчаянно пытается разорвать его заклинание попавший в ловушку человек. Но все его попытки были тщетны. В месте абсолютного сосредоточения темной силы возможности Доммэа были безграничны, он мог одним усилием мысли снести пол-острова, совершенно не напрягаясь при этом. Сдернув с брата Ригана капюшон, темный властелин заинтересовано стал его разглядывать. Через все лицо от лба до подбородка, по носу и губам мага тянулся уродливый шрам, словно деля его надвое, сквозь смоляные пряди волос виднелся такой же жуткий шрам на голове.

- Тебе придется ответить на мои вопросы, темный, - Доммэ спокойно посмотрел в искрящиеся ненавистью черные глаза. – Ты ведь понимаешь, что я не дам тебе умереть быстро.

Мужчина оскалился в страшной улыбке, отчего его лицо стало похожим на безобразную маску.

- Ты думаешь, я боюсь смерти, темный выродок? Я видел ее так близко… я смотрел ей в глаза… она оставила на моем теле свои отметины… Я помню ее лицо… Хочешь узнать, какое лицо у смерти, темный ублюдок? – буйные словоизлияния брата Ригана нисколько не тронули императора. Сложив руки на груди, он хмуро взирал на висящего в воздухе темного мага, раздумывая, как безопаснее всего можно доставить его во дворец и отдать в руки читающих.

- У смерти лицо твоего отца, - безумно расхохотался темный, а потом злобно прошипел:

- И оно очень похоже на твое… Доммэ Авергард Керр Сар.

Доммэ, свирепо прищурившись, стал внимательно присматриваться к монаху. Нет, его лица он раньше не видел. И уж точно они никогда не встречались. Значит, маг знал его отца… и эти жуткие отметины - дело его рук. Тогда понятна причина такой лютой ненависти. Для этого человека Доммэ был продолжением всего того, что олицетворял император Керр. Разговаривать с магом было бессмысленно. Ему он ничего не скажет. Единственные, кто смогут выудить из него информацию – это читающие.

- Возьмите его, - отдал указание владыка, махнув рукой легионерам и разворачиваясь спиной к брату Ригану.

Урсула искусала губы и до красноты истерла руки, наблюдая за тем, как муж беседует с захваченным монахом. Ей не нравилось, что Доммэ стоит к нему так близко. И даже зная, что сила супруга в этом месте абсолютна, она все равно волновалась. Сердце выбивало барабанную дробь, а в душе все сильнее росли тревога и ощущение надвигающейся беды. Наконец Доммэ повернулся, направляясь к ней, и Урсула облегченно вздохнула, собираясь расслабиться. Внезапно стихийница заметила, как злорадно усмехнулся в спину мужа, опутанный темными плетями темный маг. Губы пленника странно зашевелились, словно он бормотал какую-то молитву или проклятие. Проклятие… Нет… У Урсула похолодело внутри. Не отдавая себе отчета в том, что она собирается делать, стихийница выбросила силу, снося ударной волной окружавших ее воинов, и ринулась навстречу мужу. На груди ярким синим светом вспыхнул эльфийский охранный артефакт.

- Доммэ, беги, - закричала она, запуская огненный фаер в скованного магией брата Ригана.

Время замерло… И Урсула смотрела на окружавшую ее картинку так, словно была не участницей происходящего, а сторонним наблюдателем. Шаг… Все приходит в движение. Звон холодной стали. Срывающиеся на бег воины… Кто-то пытается ее остановить… Удар… схвативший ее за руку легионер отлетает в сторону. Еще один шаг… Огненный шар впечатывается в тело брата Ригана, превращая его в пылающий на ветру факел. Губы мужчины продолжают шептать заклинание. Сквозь лижущие его лицо жаркие языки пламени отчетливо видны победная улыбка и безумные, горящие безрассудной ненавистью черные глаза мага. Шум. Крики. Неразбериха. Все спуталось и смешалось. Но в этом диком хаосе и непрерывном движении единственное, что имеет для нее значение - несущийся к ней, словно смерч, мужчина с бирюзовыми, как воды морской лагуны, глазами. Ноги Доммэа опутывают колышущиеся змеи, за спиной стремительно расправляет гигантские крылья тьма. Движение… Темный владыка скользящей тенью уходит в подпространство. Секунда, и… Урсула обволакивает серой пеленой тумана, а затем сильные руки мужа неистово прижимают к своей груди. Яркая желтая вспышка на мгновенье ослепляет и заставляет крепко зажмуриться. Золотое сияние медленно расползается по округе, накрывая сверкающей волной фигуры людей, поросшие мхом каменные валуны, деревья, траву, землю. Тишина... жуткая, пугающая, острыми иглами вонзающаяся в кожу. Нарастающий гул откуда-то сверху заставляет Урсула вздрогнуть и поднять лицо к небу. Синий росчерк молнии с треском ударяется в невидимый купол у нее над головой, и по нему вязкими дорожками начинают сползать багрово-красные ручейки. Сквозь иллюзорную преграду магического щита стихийница с содроганием смотрела, как крепкие, тренированные, полные сил воины, падают, словно подкошенные, сраженные насмерть чудовищной по своему размаху силой. Красивые, мужественные лица легионеров искажает страшная судорога, из глаз, носа, ушей, рта начинает сочиться кровь. Кровь… она повсюду… так много крови… реки крови…

- Спаси их, - прошептала Урсула, поднимая сверкающие от непролитых слез глаза на мужа.

Стон Доммэа, полный бессильной ярости, обрушивается на нее, как приговор.

- Не могу, маленькая. Поздно. Мы в эпицентре. Если я сниму защиту, с нами случится то же, что и с ними. Не смотри. Не надо. – Император положил одну руку на затылок жены, прижимая ее лицо к своей груди, другой рукой стал успокаивающе водить по ее спине. Урсула плакала. С силой прижимаясь к теплому, живому, такому родному телу мужа, горько плакала. А Доммэ хмуро и зло смотрел на землю, усеянную мертвыми телами, понимая, что отчаянный порыв малышки только что спас им обоим жизнь.

Он снял щит только тогда, когда убедился, что действие проклятья прошло. Подняв жену на руки, Доммэ, спрятав ее лицо у себя на шее, стал продвигаться вперед, осторожно переступая через окровавленные тела охранников. Дойдя до висевшего в воздухе обгорелого трупа брата Ригана, владыка остановился и опустил Урсула на землю.

Урсула с отвращением следила за тем, как супруг ходит возле обезображенных останков мужчины, внимательно рассматривая их, словно пытается что-то найти. Доммэ, наконец, бросив свое странное занятие, подошел к дереву, обессилено уткнувшись в него лбом. Устало прикрыв глаза, он несколько секунд молчал, а потом со всей силы ударил кулаком в ствол, расколов его надвое.

- Что случилось, Доммэ? – Урсула несмело дотронулась до его плеча и невольно отшатнулась, когда он повернулся. В его взгляде было столько иступленной злости, что у девушки по коже прошел мороз.

- Ничего не случилось, маленькая, - Доммэ тяжело дышал и еле сдерживал рвущуюся из него ярость. – Просто я идиот. Самоуверенный болван. Столько жертв, и все напрасно. Я снова там, откуда начал. Ни одной зацепки, малышка! Ты понимаешь? Ни одной, - он схватил ее за плечи и, притянув к себе, порывисто обнял, снова обреченно выдохнув: - Ни одной, маленькая. Ни одной…

Урсула не понимала, о чем он говорит, но всем сердцем чувствовала его отчаяние и бессильную злобу.

- Кто этот человек? – стихийница отстранилась от владыки и, сглотнув подступившую к горлу желчь, посмотрела на тело брата Ригана.

- Не знаю, - обронил Доммэ. – Надо было сразу погрузить его в стазис, но я ведь великий темный властелин. Всесильный император Авергард. Самонадеянный болван…

Доммэ ходил вокруг Урсула кругами и громко ругался на непонятном ей языке. Наконец остановившись, он снова схватил жену в охапку и уже спокойно и тихо произнес:

- Проклятие «Кровавый Закат» принадлежит к заклинаниям высшего уровня, маленькая. И доступно лишь невероятно сильным проклятийникам. Не существует формулы нейтрализующей его. Откат убивает и того, кто произносит проклятье, поэтому оно используется крайне редко. Вернее, совсем не используется. Сохранились лишь записи о том, что его применяли последний раз во время войны между королевствами древнего мира. Попавший в плен маг таким образом уничтожил целый легион вражеской армии. Если бы я не повернулся спиной к магу, я бы заметил, что он собирается делать… Я нарушил то самое правило, которому тебя сам и учил. Ты спасла мне жизнь, малышка. Спасибо, - Доммэ бережно погладил супругу по голове и легко коснулся губами ее лба.

Урсула грустно улыбнулась, осторожно положив ладошку на грудь мужа.

- Зачем ты коришь себя? Если, как ты говоришь, проклятие необратимо, ты все равно ничего не смог бы изменить.

- Я мог накрыть монаха магическим куполом и локализировать действие проклятия, никто бы не пострадал… Кроме самого монаха, - тяжело вздохнул Доммэ.

- И в итоге, он все равно бы погиб. Нет никакой гарантии, что, погрузи ты его в стазис, он не произнес бы этого проклятия потом. Кто знает, сколько людей пострадало бы в этом случае? - Урсула очень хотелось хоть немного успокоить и подбодрить мужа, но, глядя на его мрачное лицо, она понимала, что это у нее плохо получается.

- Пока он находился в стазисе, Эр выудил бы из него всю интересующую меня информацию, и я сомневаюсь, что после этого я оставил бы его в живых.

Темный владыка произнес это таким спокойным и будничным тоном, словно говорил не о человеческой жизни, а сущей безделице, от которой можно было избавиться, как от ненужного хлама. От его слов Урсула вздрогнула и попятилась.

- Что, страшный? – вдруг зло спросил Доммэ. - Закон войны, маленькая. Врага нужно уничтожать до того, как он поднимет на тебя руку с мечом.

Урсула опустила голову, с горечью понимая, что в жестокости его слов есть истина.

- Что ты надеялся узнать у него? - тихо поинтересовалась она.

- Я ошибся, - глухо пробормотал Доммэ. – Я думал, что он всего лишь украл формулы у отца Норга… А он оказался создателем яда. Того самого яда, которым пытались отравить мою мать и тебя. Ты понимаешь, маленькая? Ты понимаешь, кем был этот человек?

Урсула растерянно взирала на взбудораженного и сердитого супруга. Было от чего впасть в отчаяние: если этот монах создал яд, то во дворце остались его сообщники, только выйти на их след теперь было крайне сложно. И вдруг ее посетило неожиданное озарение.

- А что, если… - сихийница схватила мужа за руку и сбивчиво стала говорить: - Раз этим ядом пытались отравить и твою маму, и меня, значит, это сделал один и тот же человек?

Доммэ кивнул, и теперь очень заинтересованно слушал малышку.

- Как много людей с тех пор, как была жива твоя мать, до сих пор живут во дворце?

Владыка задумчиво нахмурился, а потом, изогнув бровь, удивленно хмыкнул:

- А ты права. Таких найдется несколько десятков, не считая слуг. Хотя… Слуг тоже придется проверить. Но в любом случае это сужает круг поиска. Надо возвращаться в Тавергард.

Урсула сникла, ей не очень хотелось возвращаться в столицу, единственные, по кому она там скучала, были Арха и Тень. Девушка надеялась, что они с императором смогут вернуться и поговорить во дворце у моря.

- Нам следует сейчас вернуться в аббатство. Тела нужно убрать и объяснить отцу Тэрону, что здесь произошло, - Доммэ поднял Урсула на руки, чтобы избавить ее от жуткой перспективы идти через мертвые окровавленные тела.

- Доммэ, - вдруг тихо прошептала она. – Обернись. Только осторожно.

Медленно, стараясь не делать лишних движений, император развернулся вокруг своей оси. Из-за деревьев, бесшумно скользя по траве, выползали сморги.

Стремительно опустив жену на землю, Доммэ задвинул ее за спину, загораживая собой. Руку владыки окутала синяя дымка, на кончиках пальцев заискрилась магия, и выпущенное темным императором заклинание внезапно сорвало с одного из лежавших на земле легионеров охранный кристалл, притянув его прямо в ладонь испуганно прижавшейся к его спине Урсула. Яркие сиреневые вспышки стали загораться поочередно на всех телах погибших, окутывая поляну мягким искрящимся свечением. Сморги остановились и громко зашипели, мерзко шевеля длинными щупальцами.

- Иди и стань в самом центре, - Доммэ поцеловал Урсула в висок и легко подтолкнул в сторону места, усеянного мертвыми телами.

Яростно замотав головой, стихийница вцепилась в него, не желая отходить даже на шаг.

- Послушай меня, маленькая, - Доммэ сжал в ее руке активированный кристалл. – Они не смогут приблизиться к тебе, пока включены артефакты. Их магия смертельна для серых тварей.

- Пойдем со мной, - отчаянно упиралась Урсула. – Ты тоже можешь стать там со мной. Я не хочу без тебя.

Ласково погладив ее по голове, Доммэ снова настойчиво подтолкнул ее в сторону безопасного места.

- Не бойся, я справлюсь. Нельзя позволить им доползти до аббатства. Среди монахов много темных магов, но они не умеют убивать. У братьев ордена даже оружия нет. Сморги сожрут их всех, а через час остров будет заполнен целой армией серых тварей, потому что они начнут размножаться. И тогда я точно не осилю их в одиночку.

Урсула не хотела его слушать, все, о чем она могла думать, это о том, что Доммэу снова угрожала опасность, слишком хорошо она помнила прикосновение сморга и жуткий голос Владетеля, выпивавший из нее душу.

- Я не пойду без тебя, - всхлипнула она, хватаясь за руку мужа.

- Перестань, малышка, - Доммэ не сводил взгляда с начавших осторожно двигаться сморгов. – Мы теряем время. Ты же у меня храбрая девочка. Чего ты боишься?

- Доммэ, их так много, - дрожащим от страха голосом лепетала Урсула. – Откуда они здесь? Почему так много?

- Я тебе потом объясню. Делай, как прошу, - Доммэ с силой оттолкнул от себя малышку. – Мне может понадобиться твоя помощь. Ты сможешь подстраховать меня оттуда. Быстрее, маленькая.

Завязав у себя на шее шнурок с кристаллом, Урсула попятилась в сторону, потом, быстро перешагнув через трупы охранников, стала в самом центре скопления тел.

- Я готова, - она кивнула мужу, зажигая между ладонями огненный шар.

Доммэ светло улыбнулся, глядя на сосредоточенную и готовую к бою повелительницу стихий, а затем, резко развернувшись, шагнул навстречу надвигающимся на него жутким тварям из потустороннего мира.

Никогда в жизни Урсула не видела ничего подобного. Полжизни проведя в лесу, ей часто приходилось наблюдать, как охотники загоняют дичь и как долго тренируются в деревне, сражаясь на мечах с невидимым противником. То, что делал Доммэ, не было похоже ни на охоту, ни на бой с тенью, это был дикий, завораживающий танец тьмы. Смертельно опасный и непостижимо красивый своей хищной, зачаровывающей взгляд грацией.

Она даже не успела понять, в какую секунду в руках мужа оказались длинные черные клинки. Плавный разворот. Скользящий шаг в сторону. Резкий бросок, и…темный властелин, падая на одно колено, рассекает в воздухе тела двух бросившихся на него сморгов пополам. Прыжок. Разворот вокруг своей оси - мелькающие сверкающими молниями клинки Доммэа сносят головы еще двум тварям. Выпад вперед, быстрое, практически неуловимое глазу движение – останки пары изрубленных в клочья существ сползают на землю грязной липкой жижей. Почувствовав сильного противника, серые чудовища со злобным шипением отползли назад, выстраиваясь длинной дугой, а затем начали обходить мага по кругу, пытаясь сомкнуть вокруг него кольцо. Урсула смотрела в бесстрастное и сконцентрированное лицо мужа, понимая, что он контролирует каждую частичку своего гибкого сильного тела, видит и понимает любое движение надвигающегося на него противника, но, создатель… Как же было страшно. Как же хотелось броситься к нему на помощь. Доммэ медленно переместился с одной ноги на другую, уходя от цепочки монстров влево по дуге. Твари замерли, и вдруг, вскинув щупальца, бросились на императора все одновременно. Совершив молниеносный кульбит, он проехал на коленях на сумасшедшей скорости под летящими над ним сморгами, разрубив их стройную колонну и пробив в ней брешь. Безжалостные мечи Доммэа теперь беспощадно кромсали врага с тыла. В безумном месиве и злобных, бесконечных нападках жутких существ Урсула практически не видела вращающуюся неистовым смерчем фигуру мужа, только слышала, как со свистом рассекают воздух его клинки и с отвратительным хлюпающим звуком отлетает в сторону очередное бесформенное тело.

Внезапно из кроны дерева, находящегося над местом сражения, выскользнула серая тень и, изловчившись, прыгнула на спину не успевшего среагировать Доммэа, обкрутив щупальцами его шею. Взбешенный маг хрипло зарычал, с силой дернув впивающегося в его горло сморга. Как по команде, остальная серая стая мгновенно ринулись на желанную добычу, цепляясь за руки, обвиваясь вокруг ног чудовищными наростами.

Словно в страшном сне, Урсула, наблюдала за кружащимся по поляне мужем, облепленном шевелящейся чавкающей темной массой. Ужас ледяной волной прокатился по позвоночнику, сжимая сердце в железный кулак. А потом на смену страху пришла ярость…Необузданная, неконтролируемая, первобытно дикая ярость, захлестнувшая все ее существо. Впервые в жизни ею правили столь сильные эмоции. Глядя на монстров, выпивающих жизнь из любимого мужчины, в ее душе росло что-то темное, лютое, страшное. Возникло желание убивать, крушить, разрушать, уничтожать… Стереть с лица земли ненавистных тварей… чтобы от них не осталось даже следа.

Не понимая, что она делает, стихийница зарычала, словно раненый зверь, а потом выплеснула рвущийся из нее гнев на волю. Огненный взрыв невиданной силы накрыл окружающее пространство. Воющая стена пламени жаркими красными языками вздымалась к небу, плавила камни, зажигала, словно спички, деревья, сносила бешено пляшущей лавой все на своем пути, превращая часть острова в безумное бушующее пожарище. Сквозь жуткий треск и нарастающий гул огненной стихии Урсула слышала, как захлебнулись в истерике колокола аббатства, громким набатом возвещая тревогу. Но она уже не могла остановиться. Безудержные порывы ветра разносили пламя все дальше, закручивая его оранжевыми вихрями, стирая с земли следы всего живого. Рыжие волосы девушки огненными змеями извивались у нее над головой так, что сама она теперь была похожа на полыхающий на ветру жаркий костер.

- Огонь не может причинить тебе вреда… огонь не может причинить тебе вреда, - без конца повторяла она, всматриваясь танцующее у нее перед глазами пламя. – Огонь не может навредить дракону…

Шли секунды, но Урсула казалось, что прошла целая вечность, разворачивавшая перед ее глазами картины прошлых дней: высокий незнакомец, встретившийся ей в лесу… темный император, стоящий у алтаря и разрезающий ножом их ладони… мужчина, жадно целующий ее под струями дождя… дракон, купающийся в озере… «Ты же у меня храбрая девочка» - шепчут любимые губы.

- Доммэ, - истошно закричала Урсула, падая на колени рядом с мертвыми телами легионеров. – Где ты? Где же ты, любимый? - прошептала она, роняя горькие слезы.

За спиной послышались крики и шум бегущих к месту пожара монахов, а Урсула, не отрываясь, смотрела на огонь, не желая верить, что все кончено, что она собственными руками только что погубила самого дорогого на свете человека.

- Не-е-ет… Нет. Пожалуйста, - закрыв лицо руками, она уткнулась лбом в землю, сотрясаясь от рвущихся из нее рыданий.

- Развлекаешься, маленькая? – раздался над ее головой громкий голос Доммэа.

Вздрогнув и недоверчиво подняв вверх голову, Урсула столкнулась взглядом с искрящимися смехом бирюзовыми глазами мужа. Удивленно раскрыв рот, она наблюдала, как он, сложив на мощной обнаженной груди руки, вдруг весело подмигнул ей. Рубаха сгорела полностью, вернее, от нее остались одни манжеты, и теперь они болтались вокруг запястий темного властелина подобно двум слегка подкоптившимся браслетам. Сквозь тлеющие в штанах огромные дыры виднелись мускулистые ноги. Кожа на сапогах сморщилась и вздулась.

- Детка, у тебя отвратительная привычка портить мою любимую одежду, - недовольно буркнул Доммэ, наклоняясь и подхватывая Урсула на руки. – Теперь ты еще и до оружия моего добралась. Маленькая, ты расплавила мои лучшие мечи, - продолжал возмущаться владыка.

Урсула со смесью шока и недоумения смотрела на мужа. Он шутит? Он что, шутит?! Да она чуть с ума не сошла, а он…

- Страшненький, я помню, - хохотнул Доммэ, целуя в нос растерянную жену. А она, вдруг с силой обняв его руками за шею, прижалась щекой к его лицу, громко всхлипывая и заливая его плечо слезами.

- Ты глупый, - прошептала Урсула, крепче прижимаясь к такому родному и живому телу мужа.

- Это что-то новенькое, - Доммэ иронично вскинул бровь. - Раньше ты в моих умственных способностях не сомневалась… Тьма, как же тебе не повезло, маленькая. Тебе достался очень наивный, жутко страшный и слегка неумный муж, - продолжал веселиться император. - Чего не могу сказать о себе. Просто сам себе завидую. У меня возмутительно красивая, невероятно сообразительная и удивительно храбрая жена, и знаешь, маленькая, мне, пожалуй, с такой женой и оружие не нужно. Я теперь тобой советников пугать буду…

Урсула не дала ему договорить, обхватив ладонями его лицо, закрыла его рот своими губами. Доммэ ошеломленно замер, на мгновение забыв, что нужно дышать. Осторожно отстранившись от нее, он удивленно заглянул в полные слез зеленые глаза.

- Что происходит, маленькая?

- Я так испугалась, - срывающимся голосом выдохнула Урсула.

Несколько секунд Доммэ, нахмурившись, блуждал взглядом по заплаканному лицу жены, а потом, зарывшись пальцами в жаркий пламень волос, набросился на нее, сминая нежные губы неистовым поцелуем. И было плевать на бушующую стену огня за спиной, толпу застывших в стороне монахов, с ужасом взиравших на пожирающую остров стихию, мертвые тела, лежащие под ногами, тлевшие на нем остатки одежды. Была только она - ее сладкие, как мед, губы, ее легкое, как дуновенье ветра, дыхание, ее сводящий с ума запах и их бьющиеся в унисон сердца.

- У меня к тебе одна просьба, маленькая, – с неохотой отрываясь от жены, вздохнул Доммэ. - Не вздумай кому-нибудь ляпнуть, что вот это безобразие за моей спиной - твоих рук дело.

- П-п-почему? - сквозь слезы пролепетала Урсула.

- Ты сожгла пол-острова. Маленькая разрушительница. У меня с собой столько денег нет, чтобы расплатиться за причиненный тобой ущерб. Свалим все на брата Ригана, - заговорщическим тоном продолжил Доммэ.

Урсула глупо моргнула и ошарашено уставилась на мужа. Наконец, заметив пляшущие в его глазах смешинки, обиженно засопела:

- Ты когда-нибудь перестанешь издеваться надо мной?

Весело хмыкнув, Доммэ отрицательно качнул головой:

- Ты что, маленькая, лишить себя такого удовольствия - смотреть, как ты заводишься и швыряешь в меня всем, что тебе попадается под руку? Кстати, ты не забыла? Я не против соусов, но только в одном случае, если ты меня после этого…

Щеки Урсула моментально вспыхнули, и она быстро накрыла его губы ладошкой, заставляя замолчать.

- Перестань, пожалуйста, нас слушают, – девушка указала взглядом на растерянно наблюдавших за ними в стороне братьев ордена.

- Они не слушают, а подслушивают, - недовольно буркнул Доммэ. – А еще монахи, называются.

Крепче прижав к себе к себе хрупкое тело малышки, он направился к стоящему впереди отцу Тэрону.

- Что здесь произошло, владыка? – настоятель ордена едва не плакал, глядя на то, как огонь, распространяясь все глубже, уничтожает остров, подойдя практически вплотную к священной горе.

- Здесь был бой, отец Тэрон, - спокойно ответил Доммэ. – Брат Риган был не тем, за кого себя выдавал. Он оказался опасным государственным преступником, посягнувшим на жизнь императорской семьи.

- Но, как же? – не желая верить услышанному, бормотал монах.

- Человек, которого вы подобрали и выходили, был сильным темным магом, долгие годы скрывавшимся в стенах вашей обители. Много лет назад он создал яд, с помощью которого пытались уничтожить меня, мою мать, и мою жену.

- Этого не может быть!? Брат Риган был добрейшим человеком…

- Всех этих людей несколько минут назад убил ваш добрейший человек, - зло перебил монаха Доммэ, указывая кивком головы на лежащих на земле погибших легионеров. - Более того, ваш добросердечный брат держал в ущелье сморгов и кормил их монахами вашего аббатства.

- Что?! – настоятель в ужасе попятился назад.

- Скажите мне, отец Тэрон, погибший брат Орэс был магом? – напирал на служителя тьмы Доммэ.

- Да, - испуганно ответил монах.

- А остальные, что сорвались со скалы за последние несколько недель? – не прекращал своего допроса император.

- Кажется, тоже, - настоятель закрыл руками лицо, не в силах сдержать эмоций. – Тьма всемогущая. Что же это?

- Ваши монахи не срывались со священной горы. Их толкали в ущелье для того, чтобы находящимся там серым тварям было чем питаться. Не знаю, каким образом он их удерживал там, пока был жив, но когда брат Риган погиб, сущности, почувствовав смерть хозяина, выползли наружу. И если бы не пожар, то вы все сегодня стали бы ужином для сморгов.

По толпе братьев ордена прошел ошеломленный гул.

- Зачем он это делал? – потрясенно пробормотал отец Тэрон.

- Остров - оплот темной силы. Неиссякаемый источник энергии. Он и его сообщники планировали захватить Торгос, а вместе с ним и всю империю. Я прошу вас собрать тела погибших воинов и отнести на территорию монастыря. Я вызову отряд легионеров с корабля для защиты острова. Не думаю, что хоть одной твари удалось выжить в огне, но в дальнейшем «Орден Тьмы» теперь будет под неусыпной охраной.

- А что нам делать с пожаром, владыка? - убитый горем отец Тэрон сокрушенно развел руками, указывая на масштабы бедствия. Если ветер сменит направление, аббатство сгорит дотла.

- Маленькая, ты можешь как-то это остановить? – прошептал Доммэ на ухо притихшей и уткнувшейся носом в его плечо Урсула.

- Тебе не понравится, - жалобно пролепетала она в ответ.

- Сомневаюсь, - хмыкнул владыка. – Я начинаю привыкать к твоим «шалостям».

Обреченно вздохнув, Урсула крепче обняла Доммэа за шею, вызвав этим у него невольную улыбку.

Грязно-серые тяжелые тучи, как по волшебству, потянулись длинной чередой из-за горизонта. В наползающем на остров сумраке и темноте отчетливо резко запахло озоном. Высоко в небе предупредительно грянули первые раскаты грома. Ветер словно замер, терпеливо ожидая своего триумфального выхода. Холодная капля воды упала на щеку Доммэа, заставив вздрогнуть и поднять лицо вверх. Дождь начинал набирать силу, но темный властелин почему-то не ощущал раздражения и злости к всегда выводившему его из состояния равновесия явлению природы. Сизую мглу пространства ослепила синяя вспышка молнии, и разверзшиеся небесные хляби обрушились на землю беснующимся ливнем. За пеленой падающих с небес водопадов ничего невозможно было разглядеть. Доммэ стоял под проливными струями, бережно прижимая к себе жену, чувствуя обнаженной кожей ее обжигающее тепло. И впервые в жизни ему было так хорошо под дождем, впервые в жизни, закрыв глаза, он от всего сердца благодарил ненавистную стихию за бесценный подарок, который она так неожиданно щедро ему преподнесла.

Когда буря закончилась, император озадаченно смотрел на ужасающие последствия необузданной ярости его, с виду такой маленькой и беззащитной, супруги. Повсюду, куда ни кинь взгляд, была лишь черная, выжженная дотла земля. Не было даже намека на то, что еще утром здесь росли деревья, цвели цветы и зеленела трава. Не осталось следа и от ожесточенной битвы со сморгами. Разгневанная повелительница стихий не пожелала оставить от них даже горстки пепла. Доммэ перевел взгляд на повисшую у него на шее Урсула и со смехом подумал, что, пожалуй, злить ее он больше никогда не будет.

Мокрые и испуганные братья ордена тоже наблюдали развернувшуюся перед их глазами картину с выражением откровенного шока на лицах. На дороге за их спинами послышался шум, и из-за поворота выбежал отряд вооруженных легионеров во главе с адмиралом Дэгаром.

- Ваше Величество, мы увидели с корабля дым от пожара, - обратился к владыке капитан «Летящего». – Я подумал, вам понадобиться помощь.

- Спасибо, Дэгар. Вы вовремя, - Доммэ указал кивком головы на погибших воинов. - Помогите монахам перенести тела в аббатство. Снимите с мертвых все охранные кристаллы. Часть легионеров отправьте прочесать остров. Есть вероятность, что не все сморги уничтожены.

Дэгар замер и пораженно уставился на императора.

- Как твари попали на остров?

- Вероятно, брат Риган привез одного вместе с провиантом, регулярно доставлявшимся в аббатство. Вызовите с судна еще один отряд для постоянного патрулирования Торгоса. Распорядитесь, чтобы один из кораблей армады всегда находился вблизи его берегов. Вы возвращаетесь со мной на «Летящий», Дэгар. Десять человек охраны – за мной, - бросил на ходу Доммэ, двигаясь с Урсула в сторону моря.

Поднявшись на борт корабля, император быстро проследовал в каюту капитана и, усадив малышку на стул, потребовал у Дэгара, чтобы жене принесли теплое одеяло и горячего чая. Несмотря на то что, ее одежду он высушил еще на острове, Доммэ опасался, что она перемерзла под проливным дождем. Порывшись в стенном шкафу, он нашел бутылку с прозрачной желтоватой жидкостью и, плеснув ее в широкий стакан, протянул Урсула со словами:

- Выпей, только все сразу.

- Что это? – Урсула придирчиво покосилась на протянутый ей напиток.

- Ойс, традиционный напиток моряков, - Доммэ настойчиво всунул в руку жены стакан, заставляя выпить содержимое. – Тебе нужно успокоиться и согреться.

Урсула послушно влила в себя все одним махом и медленно стала багроветь, жадно хватая губами воздух. Горло словно обожгло огнем, из глаз брызнули слезы, а затем по телу начало разливаться странное тепло. В голове как-то разом стало и пусто, и хорошо, и спокойно. Ноги налились свинцом и приросли к полу. Доммэ осторожно взял ее на руки, усаживаясь вместе с ней на диван и укутывая в плед.

- Ты как, малышка? – тихо спросил он.

- Х-х-хорошо, - заплетающимся языком произнесла Урсула, роняя ставшую отчего-то непослушной голову на грудь мужа.

Мягко усмехнувшись, Доммэ прижал ее к себе, нежно перебирая пряди волос и невесомо целуя в лоб, в висок, в отяжелевшие и закрывающиеся веки.

- Спи, моя маленькая, - прошептал он, убаюкивая свернувшуюся на нем, как котенок, жену. Урсула засопела и, глупо хихикнув, потерлась щекой о его плечо. Все тревоги и страхи, терзавшие ее, вдруг рассеялись, как туман. Ей было так легко, так тепло, так уютно в объятьях такого родного и любимого мужчины. Проваливаясь в пучину сна, Урсула подумала, что обязательно должна сказать ему, когда проснется, что он самый лучший на свете…

Доммэ с неохотой переложил спящую жену на диван, когда в каюту вернулся адмирал. Последние дни, насыщенные событиями и волнениями, заставили его отчетливее и острее почувствовать, насколько она дорога ему, и как пугает мысль о том, что с ней может хоть что-то случиться. Нужно было немедленно возвращаться во дворец, он боялся, что упустил момент, и каждый день промедления только усугубляет положение. Как много времени у него осталось, чтобы понять смысл послания, оставленного Ингеросом? У него не было права на ошибку. Ставкой в этой запутанной и опасной игре была не только жизнь малышки, но и всех существ, населявших разделенные миры.

Дегар принес Доммэу чистую одежду и, открыв сейф, достал оттуда оставленный императором на сохранение конверт с вложенным в него пророчеством отца Урсула.

- Спасибо, адмирал, - устало выдохнул Доммэ, присаживаясь за стол радом с Дэгаром. – Я попросил бы вас отправить в порт Лаадэн сообщение о том, что мы прибудем к вечеру.

- Я уже отправил, мой император, - капитан поставил на стол стаканы, разливая по ним спиртное из бутылки. – Я выслал на остров пятьдесят человек охраны. Из порта к Торгосу уже движутся два линейных корабля южной армады. Мы будем в Лаадэне еще до захода солнца.

- Всегда ценил вашу проницательность и предупредительность, - улыбнулся Доммэ, салютуя Дэгару и отпивая глоток крепкого ойса.

- Вы не сердитесь, что я нарушил ваш приказ и последовал за вами? – виновато ссутулившись, спросил капитан.

- Нет, Дэгар, вы все сделали правильно. Мне нужны были люди, чтобы вернуться на корабль, а острову - защита.

- Что произошло? Почему все легионеры, сопровождавшие вас, оказались мертвы? - Дэгар снова наполнил бокалы и сел напротив императора.

- Действие проклятия. Как я и подозревал, человек, за которым я охотился, оказался темным магом. Неожиданно, что проклятийником… Тьма, я просчитался, - Доммэ залпом выпил ойс и раздраженно поставил стакан на стол.

- Вы считаете, что пособники брата Ригана, узнав о его смерти, начнут действовать?

- Я на это надеюсь, - коварно ухмыльнулся Доммэ.

- Это я не знаю? – слезы полились из глаз, и я уже не пыталась их остановить. - Я только поэтому и живу до сих пор!

Эйрис присел рядом со мной, тревожно всматриваясь в лицо.

– Объясни. Я не понимаю, о чем ты?

- И не поймешь, - зло обронила я, отворачиваясь, не желая его видеть. Он протянул ко мне руки и резко поднял с земли.

- Отстань от меня, - ударила его кулаком в плечо. – Не трогай меня.

- Здесь холодно, - тихо обронил он, бережно прижимая меня к себе. – Ты заболеешь.

- Вот и замечательно. Заболею, умру, и наконец избавлюсь от тебя, - огрызнулась я. Меня сжали с такой силой, что исчез весь воздух из легких, а кости хрустнули все разом, угрожая быть переломленными. Эйрис ослабил захват, но отпускать меня не собирался. Он подошел к каменному дереву и уселся на землю под ним, со мной вместе. Подтянув мои ноги к себе на колени, он накрыл их своей горячей ладонью, укутывая и согревая. Другую руку запустил мне в волосы на затылке, зафиксировав голову так, чтобы я не могла отвернуться от него. Долго-долго он смотрел в мои глаза, словно пытался там найти что-то безвозвратно утерянное, потом сгорбился и, тяжело вздохнув, уткнулся своим лицом в изгиб между моей шеей и плечом. Эта поза так напомнила мне мою собственную, когда я была маленькой и, нашкодив, прибегала к маме с повинной. Я садилась ей на колени, опускала голову на грудь, а она ласково гладила меня, целуя в макушку.

Мои руки ожили, повинуясь неведомому подсознательному чувству. И это не я, а какая-то другая женщина опустила их на склоненную голову обнимавшего меня мужчины. Нежно погладила, ласково провела по затылку, перебирая пальцами туго сплетенные косы. Эйрис вздрогнул, посмотрел на меня, и тихо прошептал:

- Спасибо, ма Доммэ,

- За что? – еле слышно спросила я.

Он не ответил, просто грустно улыбнулся, обнял крепче, и снова спрятал свое лицо у меня на плече. Сильный, жестокий, непобедимый воин покорно склонил предо мной свою буйную голову, смиренно ожидая от меня малейшего жеста ласки. Что я чувствовала к нему в тот момент? Не знаю. Его история засела у меня в сердце острой занозой. Я все думала, что было бы, если братья Антариона Эллера не решили уничтожить его и захватить власть? Кем был бы сейчас Эйрис? В любящей и счастливой семье вряд ли бы он был тем, кем стал. Какой бы была моя жизнь? Жила бы сейчас на Нарии, и скорее всего, мне не пришлось бы выходить замуж за Тайрона. Однажды я встретила бы человека, которого полюбила всем сердцем, и никогда не узнала бы, что где-то на краю бесконечного спектра существует мир всесильных богов, в котором живет мужчина с глазами цвета оплавившегося серебра, умеющий своими поцелуями обращать слезы в драгоценные камни. От этой мысли сердце вдруг болезненно сжалось. А что было бы, если бы мы встретились тогда? Так много «если бы»... И ни одного шанса на счастливый исход теперь. Мне было жаль и его и себя, наши жизни, разрушенные жестокой рукой, и мне было жаль, что ничего уже невозможно исправить.

Я осторожно провела ладонью вдоль линии его сгорбленной спины, почувствовав, как напряглись все его мышцы одновременно. Эйрис медленно расправил плечи, заглянул в мои глаза, а потом осторожно коснулся губами моих. Невесомо, легко, нежно, словно дотронулся пушинкой. Еще раз… и еще раз. И снова, размыкая мои губы, проникая в мой рот, поднимая внутри меня жаркую, бьющую через край волну неведомых мне доселе чувств. Его руки ласково зарылись в мои волосы, притянули ближе. Он целовал меня… исступленно-нежно, томительно, надрывно, словно это были не поцелуи, а какая-то отчаянная мольба на грани помешательства. И я не выдержала, просто обвила могучую шею руками, ответив на его будоражащее душу безумство со всей нежностью, на какую была способна. Все исчезло. Размылось и истаяло туманом. В мире ненужных слов остались только наши поцелуи и внезапно расцветшее над нами каменное древо, осыпающее нас золотым волшебным дождем.

Дэгар удивленно замер, непонимающе уставившись на темного властелина.

- Я нарушил их планы, а значит, они будут спешить. Ошибки чаще всего допускают те, кто спешат, потому что упускают детали и забывают о мелочах. Мне нужно, чтобы они совершили ошибку, Дэгар, - Доммэ взял со стола конверт и спрятал его в карман.

- Я могу проводить вас в вашу резиденцию на Лаадэне по прибытии? В свете последних событий, мне было бы спокойнее, если бы я знал, что вы с императрицей в безопасности, - тревожно спросил капитан.

Доммэ тепло улыбнулся своему верному подчиненному. В империи было немного людей, которым темный владыка доверял безоговорочно, командующий южной армадой был одним из немногих.

- Спасибо за заботу, но я не планирую более задерживаться в Лаадэне. Я собираюсь открыть портал и совершить переход в Тавергард прямо из порта. Нам с женой нужно как можно быстрее вернуться в столицу.

- Вы потратите много силы, совершая такой длинный переход, да еще и с женой. Вы уверены, что по ту сторону портала вас не подстерегает опасность? – обеспокоился адмирал.

- Трэм ждет нас, я отправил ему сообщение еще утром перед отплытием, что, возможно, вечером вернусь во дворец, - Доммэ повернул голову и посмотрел на спящую Урсула. Он не собирался будить ее и понимал, что малышка, скорее всего, расстроится, когда проснется в Тавергарде. Парящий дворец и его обитателей она не любила. Исключением, пожалуй, был Тень, и владыка очень надеялся, что ашхар, соскучившийся по своей новой хозяйке, сумеет отвлечь ее от грустных мыслей.

Урсула проснулась от легкого толчка. Сонно моргнув, она обнаружила, что находится на улице, и ее, завернутую в теплое одеяло, адмирал Дэгар передает в руки открывшему темный портал Доммэу. Девушка огляделась по сторонам, скользнув взглядом по строю воинов, заполнивших своими высокими фигурами территорию пристани. Солнце клонилось к горизонту, ложась сиренево-красными тенями на лица легионеров, а его отражение в морских водах было похоже на гигантскую медузу, расправившую щупальца в накатывающих на берег волнах.

- Доммэ? – стихийница заворочалась в спеленавшей ее ткани, пытаясь высунуть руки и обнять мужа.

- Ш-ш-ш, маленькая. Спи, - Доммэ бережно прижал ее к себе, устраивая поудобнее и отдавая последние распоряжения адмиралу.

Урсула хотела спросить мужа, куда они направляются на этот раз, но вдруг поняла, что проспала всего несколько часов, и сейчас всего лишь вечер. Вечер… а впереди их с Доммэом ждала ночь… И совершенно не важно, где и в каком месте они сегодня окажутся. Важно, что этой ночью они будут вдвоем. Только он и она… и… Сердце ухнуло куда-то в пятки, по телу пробежала жаркая удушливая волна, а потом у Урсула начали трястись руки и ноги, как у перепуганного зайца. Что она скажет ему? И должна ли она что-то говорить или… Она не знала, как вести себя в подобной ситуации, что говорить, что делать. Она понятия не имела, как объяснить мужу, что она согласна… Светлые духи, на что она согласна? Как назвать то, что она собиралась сделать? Он говорил, что она должна попросить. Просить? Создатель, как же стыдно… может, просто сказать «да»? А что, если он не поймет?

Мысли одна глупее другой мелькали в голове Урсула с сумасшедшей скоростью, и чем больше она думала, тем сильнее боялась. Теперь ее трясло всю, кровь гулко стучала в висках, а сердце то замирало, то бросалось куда-то вскачь.

Доммэ встревожено посмотрел в ее раскрасневшееся лицо и стремительно коснулся губами пылающей щеки.

- Ты горишь, - испуганно выдохнул он.

Кивнув на прощанье Дэгару, Доммэ быстро шагнул в открытый проход.

– Потерпи, маленькая, - прошептал темный владыка, когда клубящаяся тьма сомкнулась за его спиной. - В замке Тэлларис, он лучший целитель в империи. Все будет хорошо.

В абсолютной темноте перехода Урсула не видела лица мужа, только чувствовала, как легко касаются волос его губы. Она слышала его хриплый, тихий голос и сходила с ума от его мягких, чарующих интонаций. Она горела… Горела огнем, но не оттого, что у нее была горячка, а оттого, что он был так близко, так волнительно близко. И впервые в жизни ей безумно хотелось ощутить тепло его губ на своем лице, жар его тела на своей коже, прикосновение его рук, сильных, ласковых, нежных. Впервые в жизни она хотела быть с мужчиной, быть для него желанной, любимой, единственной. Она хотела быть женщиной…

С мягким хлюпающим звуком тьма наконец выпустила их из портала. Урсула зажмурилась, привыкая к свету, а когда открыла глаза, сразу поняла, где они оказались. Черные, поглощающие свет стены парящего дворца невозможно было перепутать ни с какими другими.

- Трэм, немедленно найди целителя, - на ходу бросил Доммэ, опрометью поднимаясь по широкой каменной лестнице. Урсула удивленно наблюдала из-за его плеча, как мчатся за ними следом сломя голову люди из клана «Призраков». Воины, охранявшие императорскую семью в течение нескольких сотен лет, хорошо знали свои обязанности, им не нужны были лишние приказы и команды.

- Выставьте возле наших комнат двойной кордон охраны. Никого, кроме Тэллариса и Архи, к нам не впускать, - распорядился владыка, внося Урсула в императорские покои.

Уложив жену на кровать, он сел рядом и осторожно снял с нее туфли, захватывая ладонями маленькие ступни.

- У тебя ноги ледяные, - Доммэ метнулся в гардеробную, чтобы вернуться оттуда через секунду с теплыми носками. – Подожди немного, маленькая, сейчас придет Тэлларис, - повторял он, надевая их на Урсула и укутывая ее плотнее.

- Доммэ, не надо. Я в порядке, - девушка протестующее попыталась сбросить с себя одеяло, от которого было невыносимо жарко. Как объяснить ему, что она просто ужасно нервничает? – Я хотела пого…

Урсула замолкла на полуслове и обреченно вздохнула, потому что в эту минуту в спальню вошел магистр Тэлларис. С невероятным проворством и скоростью, коих Урсула совершенно не ожидала от такого с виду сухонького и пожилого человека, целитель пересек комнату и шумно плюхнувшись рядом с ней на кровать, резко сдернул с нее одеяло, цепко схватив не успевшую пискнуть стихийницу за руки.

- Ну-с, деточка, что у нас тут? – резво начал было Тэлларис, а через минуту брови старика удивленно поползли вверх, и он, оставив Урсула в покое, подозрительно закашлялся, переводя взгляд на Доммэа. – Я, собственно, не понял, чем я могу помочь в данной ситуации?

Урсула мгновенно стала пунцовой, и у нее появилось совершенно абсурдное желание залезть от стыда под кровать. Не было сомнений, что целитель почувствовал ее состояние нервозности и возбуждения.

- У нее жар, - раздраженно заметил Доммэ.

- Это так теперь называется? – хмыкнул Тэлларис, поднимаясь с постели. - Леди Урсулаэлиэн, у вас что-то болит? – обратился он к совершенно смущенной императрице.

- Нет, магистр, - еле слышно ответила Урсула.

- Ну, вот видишь, мой мальчик, - старик по-дружески похлопал мрачно наблюдающего за происходящим императора по плечу. - У девочки ничего не болит.

- Тэлларис, - рявкнул Доммэ. – Я тебя позвал для того, чтобы ты вылечил мою жену, а не для того, чтобы ты спрашивал, болит у нее что-то или нет.

- Ваша супруга совершенно здорова, мой император, - невозмутимо заявил целитель. – Разве что немного… хм… устала, - Тэлларис неоднозначно посмотрел на Урсула, потом перевел взгляд на взбешенного Доммэа. – И ты тоже, видимо, устал, мой мальчик. Вам обоим, похоже, следует хорошенько отдохнуть.

- Какого?.. - Доммэ недоуменно уставился в спину покидающему покои магистру.

- Надеюсь, в этот раз комната не пострадает, - зачем-то обронил на выходе Тэлларис.

Доммэ посмотрел на старика, как на душевнобольного:

- Нет, я все понимаю, - мило улыбнулся целитель. – Молодость и все такое… Но после вашего отъезда спальню только восстановили. Магические стекла, заешь ли, быстро не делаются. И вазочку эльфийскую до сих пор по осколкам собирают, - сокрушенно покачал головой Тэлларис, закрывая за собой дверь.

- Тьма, - выругался Доммэ. - Что здесь происходит? Меня не было во дворце всего неделю! Ты что-нибудь понимаешь, маленькая? – владыка оторвал взгляд от двери и посмотрел на Урсула.

Дверь в спальню снова открылась, и Арха, вбежавшая в комнату, с порога вскинула руки, раскрывая объятья сердито хмурившемуся Доммэу.

- Сынок, ты вернулся, - кормилица ласково провела пухлой ладонью по щеке императора, вызывая у него теплую улыбку.

- Я скучал, родная, - Доммэ крепко обнял кормилицу, целуя ее макушку.

- Урсула, детка, - Арха, высвободилась из объятий императора и сделала шаг в сторону сидевшей на кровати девушки. – Тьма всемогущая, что случилось? - кормилица замерла на полпути, с ужасом рассматривая внешний вид стихийницы.

Урсула неловко пожала плечами. После столкновения с братом Риганом и устроенного ею пожара платье выглядело ужасно: пятна крови на подоле и рукавах, следы грязи и сажи на юбке и корсаже. Да и сама она, вероятнее всего, смотрелась не лучше.

- Ма, - Доммэ успокаивающе погладил женщину по спине. – Все хорошо. Это не ее кровь. Я тебе потом расскажу.

За стено, внезапно послышались шум и ругань охраны, а затем в комнату влетел Тень, чуть не сбив стоявших на пути Доммэа и Арху. Ашхар одним длинным прыжком вскочив на кровать, повалил Урсула на спину и совершенно наглым образом начал облизывать ее своим фиолетовым языком.

- Тень, - хохочущая Урсула выставила вперед ладони, уклоняясь от выражающего свою буйную звериную радость ашхара.

- Тень, прекрати, - сердито гаркнул на животное Доммэ.

Тень замер, потом, развернувшись, спрыгнул с кровати и, подойдя к хозяину, лизнул его руку и ткнулся мордой в грудь. Постояв так несколько секунд, зверюга вильнула хвостом и быстро засеменила обратно к Урсула.

- Тень, я кому сказал, оставь хозяйку в покое, - громко и настойчиво повторил темный владыка.

Ашхар, недовольно фыркнул, вернулся к Доммэу и снова ткнулся в него мордой. Постояв так чуть дольше, чем в первый раз, животное резко сорвалось с места и прыгнуло в объятья заливающейся смехом Урсула.

- Ты мой лохматый, - девушка ласково трепала за уши зверя, все время норовившего лизнуть ее в лицо.

Арха и Доммэ, стоявшие в стороне, радостно посмеивались, наблюдая за счастливым воссоединением этой парочки.

- Родная, позаботься о ней, - тихо произнес Доммэ, обнимая кормилицу. – У нас сегодня был тяжелый день. Малышка голодная и измученная, а меня уже ждут. Я просил Трэмана собрать совет к моему возвращению.

- Ты мог бы и не просить, сынок, - Арха прижалась щекой к груди императора и тепло улыбнулась. - Иди, я покормлю твою жену и уложу спать.

Владыка едва успел сделать несколько шагов в сторону выхода, как был остановлен встревоженным голосом Урсула.

- Ты куда?

- Не бойся, маленькая, - Доммэ вернулся и, подойдя к жене, провел рукой по ее волосам. – Здесь ты в безопасности. Я все предусмотрел. Мне нужно уйти, - грустно объяснил он. - Меня ждут на заседании совета.

- Но… - собралась было возмутиться Урсула, отталкивая от себя расшалившегося ашхара.

- Тэлларис прав, - не дал ей договорить Доммэ. – Ты устала. Отдыхай, малышка, - легко поцеловав растерянную жену в висок, император стремительно покинул комнату.

Спустя час Урсула, чистая, сытая и разомлевшая после горячей купели, сидела перед зеркалом и смотрела на отражавшуюся в сверкающей поверхности Арху, усердно расчесывавшую ее непокорные кудри.

- Моя девочка, как же я рада, что вы вернулись, - женщина отложила в сторону расческу и, расправив по плечам Урсула рыжие локоны, произнесла: - Какая же ты красавица.

- Ну что ты, Арха, - проронила Урсула. – Я самая обыкновенная.

- Ну, какая же ты обыкновенная? Вы с Рэйни очень красивая пара. А уж какими красивыми у вас детки будут… - Арха лукаво подмигнула мгновенно засмущавшейся девушке. – Не заставляйте меня долго ждать. Очень хочется внуков понянчить.

- А Доммэ не сказал, когда вернется? - Урсула застенчиво улыбнулась порывисто обнявшей ее кормилице.

- Думаю, что поздно, дорогая, - Арха бережно взяла Урсула за плечи, поднимая с места. – Там столько военных со всей империи на совет приехало… Весь день вашего возвращения ждали. Сомневаюсь, что они раньше полуночи закончат. А тебе отдохнуть надо. Я обещала моему мальчику, что уложу тебя спать.

Женщина подвела расстроенную девушку к кровати и, откинув покрывало, помогла лечь в постель.

- Хочешь, я посижу с тобой, пока ты не уснешь? - она взяла в руки ладошку Урсула, нежно поглаживая ее. – Когда Доммэ был маленьким, он очень любил засыпать, сжимая мою руку. Позже Керр запрещал мне заходить к нему вечером, даже чтобы поцеловать на ночь, но несносный мальчишка не спал полночи, чтобы пробраться ко мне, когда все уснут, - женщина смахнула непрошеную слезу и слабо улыбнулась.

Урсула очень хотелось расспросить кормилицу о детстве супруга, но она понимала, что тогда Арха не уйдет, пока не убедится, что она уснула, а ей так хотелось дождаться его возвращения. И стихийница схитрила: сладко зевнув, она закрыла глаза, притворяясь спящей. Послышался легкий хлопок, погасивший пульсары, затем удаляющиеся шаги, и комната погрузилась в сумрак и тишину. Выждав несколько минут, Урсула осторожно встала с постели и, подойдя к столу, зажгла свечи. Нервно обхватив себя руками за плечи, она стала бесцельно бродить по комнате взад-вперед, пытаясь скоротать время. Дверь бесшумно открылась, и в спальню крадущейся тенью проник ашхар.

- Тень, - девушка села на стул, позволяя зверю опустить голову ей на колени. – Как ты думаешь, он поймет, зачем я его жду, или я должна буду что-то сказать? - Урсула запустила пальцы в густую шерсть животного, пытаясь успокоиться. - Если бы он мог читать мои мысли… он бы просто посмотрел и все понял, - грустно пожаловалась она.

Ашхар тихо фыркнул, поднял морду, потом, осторожно захватив зубами ткань халата, дернул на себя.

- Ты что делаешь? – стихийница недоуменно уставилась в фосфорически сияющие в темноте глаза Тени.

- Р-р-ры-ы, - проурчал Тень. Склонив морду на бок, зверь вытянул лапу, захватив когтями край подола одежды.

- Тебе не нравится, как я одета? – Урсула встала и подошла к зеркалу, разглядывая в нем свое отражение.

Длинный, наглухо застегнутый халат с широкими рукавами надежно скрывал все тело, не давая простора воображению. На лице стихийницы вдруг появилась счастливая улыбка. Громко взвизгнув, она бросилась на шею ашхару.

- Ну, какой же ты хитрый, - шептала она, целуя лохматую морду. – Как я сразу не додумалась. Он увидит и все поймет без слов.

Быстро последовав в гардеробную, Урсула стала перебирать вешалки с ночными сорочками, которых предусмотрительная Эйрис накупила несколько дюжин. Стащив с себя унылый халат, девушка начала неспешно перемерять их. Одна оказалась прозрачной, как стекло, и Урсула, посмотрев на свое отражение, покраснела до кончиков волос. У другой вырез спереди был чуть ли не до пупка, третья, вообще была похожа на лоскутки, едва прикрывавшие тело. Отложив в сторону почти десяток, она было уже отчаялась найти что-то подходящее, когда взгляд скользнул по белоснежному краешку ткани, видневшейся в самом углу шкафа. Тонкое батистовое полотно украшала изысканная шелковая вышивка. Плечи у рубашки были открытыми, вырез шнуровался атласными лентами. Сорочка присобиралась под грудью, спадая вниз мягкими струящимися волнами. Длинные, до самых бедер разрезы при каждом шаге оголяли стройные ноги. В этом наряде Урсула выглядела, с одной стороны, невинно, а с другой - невероятно соблазнительно. Удовлетворенно вздохнув, она влезла на кровать, откинувшись на подушки, скромно выставив из разреза часть ноги. Тень, наблюдавший за манипуляциями хозяйки, быстро запрыгнул на постель, укладываясь рядом.

- Нет, Тенюшка, - Урсула почесала ашхара за ухом. – Я тебя очень люблю, но спать сегодня ты будешь в другом месте.

Зверь обиженно заскулил, лизнул стихийницу в нос, а потом прижал ее к постели своей огромной лапой.

- Ну, да, - стала оправдываться Урсула. – Я говорила, что спать с тобой мне нравиться больше, чем с твоим хозяином, но когда это было? Ну, не сердись.

Тень глухо зарычал, отвернул морду и стал обиженно сопеть. Урсула прижалась к нему, обхватывая руками, - Ну, ладно, полежи тут недолго, пока Доммэ не вернется, - жалобно изрекла она, поглаживая блестящую шерсть зверя. Хитрое животное, словно только и ждало этих слов, потому что, радостно дернув хвостом, он растянулся на всю длину, громко фыркая и зевая. Размеренное дыхание Тени, усталость, тревоги и события последних дней сделали свое дело, так и не дождавшись возвращения мужа, Урсула уснула, свернувшись калачиком под теплым боком ашхара.

Военные генералы и советники неспешно покидали зал совета. Заседание закончилось несколько минут назад, и на часах было далеко за полночь. Доммэ подав знак Треману, сэру Лашу и братьям Гэронам остаться, устало склонил голову на руки, ожидая, пока массивные двери аудитории закроются за последними посетителями. Вытянув из кармана конверт, он протянул его близнецам.

Мужчины переглянулись и подняли хмурые взгляды на императора.

- Я знаю, что вы оба входите в число тех, за кем прошу следить. Я не стал бы вам говорить об этом, если бы не доверял как самому себе, - успокоил их Доммэ. – Арху и сестер не трогайте. В женщине, которая меня вырастила, я никогда не сомневался, а сестры на тот момент, когда моей матери дали яд, были маленькими.

- Я думаю, будет справедливо, если за нами с Лашем тоже будут следить, - Трэман посмотрел на советника безопасности, и тот в ответ согласно кивнул.

- Это будет правильно, владыка, - заявил Лаш. – Мы с советником Грахом ничем не отличаемся от остальных.

- Даже не сомневался, что вы это скажете, - улыбнулся в ответ Доммэ. – Сэр Лаш, никого не впускать в мои покои без особого распоряжения, всех, кто входит, тщательно обыскивать. Любые передвижения императрицы должны сопровождаться усиленной охраной.

- Ты боишься, что на ее величество снова будет покушение? – обеспокоено поинтересовался Трэман.

- Хуже, дружище, - напряженно произнес Доммэ, - Я боюсь, что ее попытаются выкрасть из дворца. Она нужна хозяину мира теней живой.

- Она имеет какое-то отношение к посланию Эрхарда? – изумился советник.

- Прямое, - мрачно заключил император. – Она и есть ключ.

- Может, стоит спрятать ее где-нибудь на время? – предложил Лаш.

- Я не отпущу ее от себя даже на шаг, - отмахнулся от него Доммэ. - Слишком опасно. Уйти из дворца сложнее, чем из какого либо другого места. Я замкнул линии силы. Порталы здесь теперь могут открывать только советники и члены семьи. Все остальные будут покидать Авергард через кордоны охраны. Это все на сегодня.

Советники встали, видя, что император собирается уйти.

- Жду утром со списком, - бросил им владыка. - Я буду в библиотеке. Надеюсь, что нам с Гэронами удастся что-то найти.

Доммэ смертельно устал, но позволять себе расслабляться он не собирался. До рассвета оставалось несколько часов, и он ужасно хотел вымыться и зайти посмотреть на спящую жену. За последнюю неделю он так привык к тому, что она всегда рядом, что те несколько часов, которые он не видел ее, казались вечностью. Это стало какой-то болезненной необходимостью - слышать ее голос, чувствовать, как она дышит, дотрагиваться до нее. Она сама стала для него болезненной необходимостью. Он мечтал просто полежать рядом с ней хоть немного, молча наблюдая за тем, как она спит.

Неслышно войдя в спальню, Доммэ удивился, что Арха не погасила свечи, хотя, возможно, она оставила их намеренно, потому что Урсула было страшно оставаться в темноте. Дойдя до кровати, он, судорожно сглотнув, замер, не в силах отвести взгляда от представшей взору картины. Помянув Арху добрым словом, Доммэ, тяжело вздохнув, сел напротив. Какая же его малышка была красивая… Он мог смотреть бесконечно на эту нежную линию плеч, ломкий изгиб тонких рук, мягкую округлость атласных бедер. Если бы кормилица знала, какая это мука - быть так близко к ней, такой желанной, такой невозможно родной, и бояться дотронуться до нее, то вряд ли так одела бы ее.

Грустно усмехнувшись, император вдруг подумал, что безумно завидует лежащему с ней рядом ашхару. Зверя она полюбила с первого взгляда. А он… Сможет ли когда-нибудь она полюбить его? Какая насмешка судьбы… Еще недавно он говорил ей, что браки заключаются не ради этого нелепого человеческого чувства. И что теперь? Как много он готов отдать, чтобы увидеть в ее глазах хоть намек на то, что он не безразличен ей? Как много… Он страдал, мучился, он хотел ее, хотел до боли в мышцах. Но ему не нужно было больше просто ее тело. Он хотел большего… Всю ее, без остатка… Ее сердце, ее душу… Он хотел, чтобы она его любила.

Поднявшись с места, Доммэ подошел к жене, присев возле постели на корточки, еле слышно коснулся губами свисающей ладони, потом, осторожно накрыв ее покрывалом, несколько минут постоял, впитывая взглядом любимый образ, и, медленно развернувшись, пошел прочь.

Урсула снился кошмар: серая армия сморгов бесшумно выползала из разлома, разливаясь по земле черной тенью, словно полноводная река, превращающаяся в море. Что-то жуткое и страшное шло следом за ними, и оно тянуло к ней свои руки, сдавливало горло, вытягивало душу. С высоты птичьего полета она видела, как дикая лавина расползающихся тварей набрасывается на сопротивляющееся им войско, как падают замертво растерзанные и выпитые чудовищами тела легионеров, как медленно и неотвратимо магию этого мира поглощает безликий монстр, сея вокруг себя хаос, мрак и смерть. Она видела себя, лежащей на высоком холме, безжизненным взглядом смотрящей в высокое небо. Из глубоких порезов на руках текла кровь, собираясь в круглые чаши.

С громким криком Урсула вскочила на постели, обливаясь холодным потом, пытаясь восстановить дыхание после пережитого ужаса. Тень вскинул морду и тихо зарычал, тревожно разглядывая испуганную хозяйку. Девушка спустила босые ступни на пол, посидела несколько минут, и на негнущихся ногах пошла на террасу. Ей не хватало воздуха, а еще было очень страшно.

Солнце поднялось над горизонтом, возвещая новый день, сметая с улиц столицы теплыми лучами сумрак и темноту. Наступило утро, а Доммэ так и не пришел. Единственный человек, рядом с которым она могла чувствовать себя уверенно и спокойно, не пришел. Единственный, кто мог прогнать ее страхи, успокоить и защитить. Зябко обняв себя за руками, Урсула грустно поплелась обратно в комнату, рассеяно поглаживая рукой крутящегося вокруг нее ашхара. Умывшись и переодевшись, она слонялась по комнатам, не находя себе места, напрасно ожидая, что вот- вот послышится легкая поступь, и в проеме покажется высокая фигура мужа, но вместо него пришла Арха. Милая, добрая, заботливая женщина щебетала вокруг Урсула как птица, пытаясь накормить, развеселить и отвлечь от печальных мыслей. Девушка слушала ее, мило улыбалась, делала вид, что все хорошо, а мысли ее были далеко, мыслями она была рядом с мужчиной, похитившим ее сердце.

Доммэу удалось поспать несколько часов в комнате матери. Спустившись на рассвете в библиотеку, он присоединился к братьям-близнецам. Он торопился. У него не было права на ошибку. Он должен был идти на шаг впереди противника. Шли часы, время клонилось к обеду, а они все перелистывали кипы книг, просматривали груды свитков.

- Кажется, нашел,- вскрикнул Ангус, довольно сверкая глазами и протягивая императору толстый старинный фолиант. - Здесь написано: и было черным солнце, и пришел красный рассвет…

Доммэ выхватил книгу, напряженно вчитываясь в текст.

- Здесь описывается солнечное затмение. Черное солнце… Красный рассвет… - бормотал он, переворачивая страницы.

- Красный - кровавый, возможно, это одно и то же, - предположил Брэд.

- Возможно, - Доммэ взял в руки послание отца Урсула, снова и снова перечитывая его.

В библиотеку в это время вошел Трэман, и Доммэ, оторвавшись от чтения, позвал друга.

- Трэм, ты мне нужен. Найди срочно астролога, пусть рассчитает время и дату следующего солнечного затмения.

- Я принес список, - советник отдал Доммэу листок с именами. - Лаш уже отдал приказ установить тайную слежку за каждым.

- Отлично, - владыка сложил бумагу и направился к выходу. – Найди астролога, Трэм. Это очень важно.

Доммэ едва успел перейти на второй уровень дворца, мечтая наконец попасть в свои покои, как был пойман Эйрис, разыскивавшей его с самого утра.

- Рэйни, вот ты где! – сладко завела она.

- Сестренка, не начинай, - устало вздохнул император. - Если ты по поводу очередного бала, то ты выбрала не самое подходящее время.

- Рэйни, вас не было во дворце больше недели. Со дня свадьбы ты ни разу не выводил жену в свет. По дворцу ползут невесть какие слухи, - Эйрис грозно ткнула в грудь брата пальцем. – Я ради тебя старалась, организовывая прием в честь вашего возвращения. Вы не можете не прийти.

Доммэ усмехнулся и покачал головой, сестра была неисправима.

- Хорошо, Эйрис, но на много не рассчитывай, больше часа мы там не задержимся.

- Вот и славно, - радостно промурлыкала Эйрис, целуя брата в щеку. – Через два часа начнут прибывать гости.

- Ал, во дворце усилены меры безопасности. Предупреди своих гостей, чтобы не падали в обморок, когда их будут обыскивать и проверять магическую ауру, - подмигнул Доммэ оторопевшей Эйрис.

- А если охране что-то не понравиться, их и вовсе выставят вон, - довольно добавил Доммэ и, быстро чмокнув удивленную сестру, направился к жене.

Вернувшись в свои покои, он застал Арху и Урсула, сидящими в гостиной на диване. Жена держала в руках пяльцы и иголку и, закусив губу, усердно вышивала, а Арха показывала ей, как следует правильно делать стежки.

- Я вижу, вы нашли себе занятие, - улыбнулся Доммэ, походя к Урсула и целуя ее в макушку. – Надеюсь, это для меня? С удовольствием буду носить платок, вышитый тобой, - подмигнул он отчего-то вмиг покрасневшей жене.

Вообще-то Арха предложила Урсула пошить рубашечку для их с Доммэом будущих детей, мотивируя тем, что приданое следует готовить заранее, и только потому она согласилась, но говорить об этом мужу она постеснялась, поэтому, когда кормилица открыла рот, чтобы возразить, девушка сжала ей руку и умоляюще посмотрела в глаза.

- Я, пожалуй, пойду, раз ты вернулся, сынок, - Арха поднялась с намерением покинуть супругов.

- Я ненадолго. Только переоденусь и уйду, меня ждет Лаш. Хотел убедиться, что Урсула хорошо себя чувствует, - остановил ее Доммэ. - Во дворце сегодня прием. Арха, помоги моей жене одеться к вечеру. Я зайду за ней, когда освобожусь.

Император направился в кабинет, а Урсула сидела на диване и едва не выла от отчаяния, проклиная дворец, прием, и всех тех, кто второй день подряд отбирал у нее внимание мужа. Когда же это закончится и им дадут хоть немного побыть вдвоем? Даже безобидная и добрая Арха начинала ее раздражать.

- Я не пойду на прием, - заявила Урсула, как только супруг вернулся в гостиную.

Отложив в сторону деловые бумаги, Доммэ облокотился на крышку стола, сложив на груди руки. Он чувствовал идущие от жены волны гнева и злости и не понимал, что с ней происходит.

- Почему? - настороженно спросил он.

- Я устала, – врала Урсула, надеясь, что если она не захочет идти, муж останется с ней. – Я не готова танцевать и веселиться после всего, что пережила за последние дни. Я никого там не знаю. Я не понимаю, зачем я должна быть на этом сборище?

Доммэ криво усмехнулся. Он подозревал, что реакция жены на подготовленный Эйрис бал будет именно такой. Светские мероприятия и встречи с элитой темной империи малышку откровенно раздражали. Объяснять ей, что это тоже ее обязанности ,у него не было никакого желания.

- Хорошо, - бесцветно обронил он, направляясь к выходу. – Не хочешь, не стану тебя заставлять.

- А ты? – окликнула его Урсула. – Ты останешься со мной?

Доммэ обернулся и удивленно посмотрел на жену.

- Если тебе страшно, Арха посидит с тобой. Извини, маленькая, я уже пообещал Эйрис, я не могу не пойти.

Урсула бессильно откинула голову на спинку и сжала кулаки, когда он ушел. У нее опять ничего не получилось. Безумно хотелось что-то сломать или поджечь.

- Детка, с тобой все в порядке? - побеспокоилась Арха, заметив, как та побледнела.

- Нет, - Урсула грустно поплелась в спальню. - У меня голова болит.

Арха быстро метнулась к черному камню.

- Я сейчас позову целителя.

- Не надо никого звать, - оборвала ее порыв Урсула. – Я хочу побыть одна.

Видя, что девушка залезла на кровать и, укрывшись, отвернулась, Арха постояла несколько минут, растерянно разглядывая ее, а затем, осторожно закрыв дверь, покинула покои. Урсула долго смотрела впереди себя отсутствующим взглядом. Тень с утра куда-то убежал, и теперь не было даже кому пожаловаться на свою злосчастную судьбу. Уткнувшись лицом в подушку, она расплакалась. Дворец снова вносил в ее жизнь свои коррективы. Она вдруг почувствовала себя в нем ужасно маленькой, одинокой и несчастной. Выплакавшись вволю, Урсула стала ходить по комнатам, переставляя с места на место предметы, не зная, куда себя деть и чем занять. За стеной послышались крики и ругань. Удивленно нахмурившись, девушка пошла на звук.

- Что здесь происходит? – спросила Урсула, открыв двери в коридор, с изумлением наблюдая, как разъяренная сестра мужа отбивается от стражи.

- Император не поставил полог тишины. Простите, Ваше Величество, что потревожили, – капитан «Призраков» низко поклонился молодой императрице и, взяв Эйрис под руку, стал оттаскивать от входа.

- Да что вы себе позволяете? – упиралась Эйрис.

- Это приказ владыки - никого не пускать в свои покои. Распоряжений по поводу вас не было, - невозмутимо ответил охранник.

- Отпустите ее, пожалуйста, - Урсула подошла к Эйрис и, взяв ее за руку, потянула за собой следом.

- Но… - попытался возразить капитан.

- Под мою ответственность, - улыбнулась ему Урсула. – Не думаю, что сестра императора может причинить мне какой-нибудь вред.

- Как прикажете, Ваше Величество, - капитан подал знак, и кордон охраны расступился, пропуская темную леди в императорские покои.

Как только они оказались внутри, Эйрис поставила руки в боки и, вскинув бровь, уставилась на смутившуюся Урсула.

- И долго ты собираешься здесь сидеть, твое Величество?

- Я не понимаю тебя, - девушка подошла к окну, с грустью вглядываясь в сереющее вечернее небо.

- Это дворец, дорогая, а не то захолустье, откуда тебя привез мой брат. Пока ты тут сидишь и строишь из себя монашку, там сотни голодных темных леди пытаются увести у тебя мужа!

Урсула обернулась и недоуменно нахмурилась.

- Ну, что ты так на меня смотришь? – разошлась Эйрис. – А что ты хотела? После того, как вы разгромили спальню, о темпераменте моего братца во дворце слагают легенды. А ты отпустила его на бал одного.

- Но он мой муж, - Урсула удивленно пожала плечами. – Мы связаны клятвой крови. Почему я должна переживать, что он куда-то пошел без меня?

- Да плевать темным женщинам на твою клятву крови. Ну, подумаешь – жена! Статус любовницы никто не отменял. Желающих заполучить это место, поверь мне, больше, чем ты можешь себе представить. И все они только и ждут, как бы вцепиться своими цепкими ручками в твоего драгоценного супруга.

Урсула обреченно опустила голову, закусив губу, пытаясь не заплакать.

- Я не могу ему запрещать делать то, что он хочет. Это его право.

Эйрис выпучила глаза и гневно засопела.

- Ты что, ненормальная?! Он твой! Твой мужчина! Иди и порви их всех, покажи, кто во дворце хозяйка! Ты императрица или кто?

- Я не пойду, я не умею, я не… он не… - Урсула отвернулась и стерла ладошкой скатившуюся по щеке слезинку.

- Вы что, поссорились? - Эйрис схватила расстроенную невестку за руку и резко развернула к себе лицом. – Понятно… Тем более. Ты просто обязана туда пойти. И прекрати реветь.

Эйрис гордо вскинула голову, царственно выгнула спину и поплыла в гардеробную.

- Что ты делаешь? - Урсула наблюдала, как сестра мужа тащит из шкафа ворох разнообразных нарядов.

- Учу тебя жизни, дорогуша, - хмыкнула Эйрис, окинув долгим взглядом скромное платье Урсула. – Вкуса у тебя нет. Не приведи тьма, опять напялишь на себя какую-нибудь серую тряпку, - важно заключила она.

Урсула протестующее замотала головой, когда Эйрис стала прикладывать к ней неприлично открытую одежду.

- Я это не надену, - стала упираться она.

- Достоинства следует показывать, а не прятать, - отмахнулась Эйрис. – А у тебя есть на что посмотреть, поверь мне, - темная окинула ладную фигурку Урсула критическим взглядом.

- Эйрис, может, не надо, - Урсула испуганно смотрела, с каким фанатичным блеском в глазах золовка выбирает наряд для вечера.

- Вот это в самый раз, - не обращая на нее никакого внимания, продолжала Эйрис, раскладывая на кровати безумно красивое и открытое ярко-бирюзовое платье. – Под цвет глаз Рэйни. Быстро переодевайся. Волосы я тебе уложу.

Обреченно вздохнув, Урсула позволила сестре мужа делать с ней все, что той заблагорассудится. Закончив возиться с прической и лицом, Эйрис подвела девушку к зеркалу и, довольно улыбаясь, спросила:

Урсула смотрела на свое отражение и не узнавала себя. На нее смотрела какая-то незнакомка. Возмутительно неприличный наряд открывал плечи, руки, спину. Затянутая в корсет талия казалась невероятно тонкой и изящной. Из глубокого выреза высоко вздымались белоснежные полушария груди так непристойно, что у Урсула сразу появилось желание прикрыть их ладонью.

Волосы Эйрис подняла наверх и распустила по плечам крупными локонами. Подведенные темной краской глаза казались ярче, пронзительнее, глубже, чем обычно.

Женщина, смотревшая на нее из зеркала, выглядела вызывающе броско, невозможно было оторвать взгляда.

- Это я? – прошептала Урсула, касаясь рукой медальона, подаренного мужем.

Эйрис хищно улыбнулась:

- Ты. Кстати, украшение тоже нужно поменять. Что-нибудь вызывающе-дорогое, - женщина открыла стоявший на комоде ларец, выудив из него сверкающее, подобно радуге, бриллиантовое ожерелье.

- Не надо, - Урсула отпрянула в сторону, едва Эйрис потянула руки к рубиновому сердечку. - Это подарок Доммэа. И потом, кулон все равно не снимается.

- Что значит, не снимается? – изумилась Эйрис, разглядывая подарок брата.

Урсула прокрутила цепочку, демонстрируя отсутствие на ней какой либо застежки.

- А надела ты его как? – полюбопытствовала темная.

- Его Доммэ надевал.

- М-м, - потянула Эйрис. На кончиках ее пальцев вдруг заискрилось темное заклинание. Кулон мгновенно вспыхнул ярко-синим светом, и темная леди стала весело хохотать на всю комнату. - Ну, братец! Он на тебя охранку эльфийскую повесил.

Урсула непонимающе смотрела на веселящуюся Эйрис.

- Кроме него теперь никто не снимет, - объяснила наконец сестра императора. – Ладно, ожерелье отменяется, тем более, что эта штука стоит дороже.

Взяв Урсула под руку, Эйрис быстро потянула ее следом за собой.

- Ваш выход, Ваше Величество, - коварно улыбнулась она, открывая двери и окидывая застывшую охрану победоносным взглядом.

Доммэ почувствовал ее приближение еще до того, как хрупкая фигура Урсула показалась в проеме арки, ведущей в бальный зал. Он не мог понять одного - что она здесь делает? Каким непостижимым образом вдруг решилась прийти на глубоко неприятное ей сборище темной знати? Круг охраны разомкнулся, по залу прополз ошеломленный ропот, бокал в руках Доммэа треснул и осыпался на пол мелкой крошкой.

- Руки повыдергиваю паршивке, когда доберусь, - процедил сквозь зубы Доммэ, выискивая взглядом в толпе взбалмошную сестрицу, потом повернулся, хищно уставившись на Урсула. - А тебе не кажется, маленькая, что не явиться сюда было менее неприлично, чем явиться в таком виде?

Урсула стала покрываться пунцовой краской стыда. Возникло ощущение, что она стоит голой посреди зала и на нее все сморят, отчаянно захотелось провалиться сквозь землю. Доммэ подал знак рукой, и в зале громко зазвучала музыка. Обхватив Урсула рукой за талию, он с силой вжал ее в себя, словно закрывая своим телом. Гибкий разворот, и они начинают кружиться в медленном танце. Урсула казалось, ее ноги не касаются земли, Доммэ не позволял ей отстраниться ни на дюйм, сжимал так крепко, что начинало не хватать воздуха. Она слышала его прерывистое дыхание, неистовое биение сердца и волны гнева, исходящие от него. Танец сменялся новым танцем, а Доммэ все молчал, и лишь изредка опускал на Урсула тяжелый, сверкающий холодной яростью взгляд. С каждой новой минутой она понимала, что прийти сюда было ошибкой. Светлые духи, зачем она только согласилась? Зачем послушала Эйрис? Он совершенно не рад ее видеть. А что, если она только помешала? Что, если он правда собирался найти себе на вечер любовницу, а она попросту нарушила его планы? Какая же она глупая. Урсула стало дурно. Музыка раздражала, люди, скользящие по ней взглядами, тоже. Она чувствовала себя чужой и ненужной на этом празднике жизни, и такой жалкой и неприметной рядом с приковывающим всеобщее внимание императором.

Доммэ злился, ярился от бессилия. Правила этикета не запрещали женщинам появляться на балах в таких откровенных нарядах, и темные леди, стремясь понравиться, зачастую открыто выставляли свои прелести напоказ. Но эта конкретная женщина принадлежала только ему. Хотелось выколоть глаза всем тем, кто пытался смотреть на нее грязными вожделенными взглядами. За какой тьмой она так вырядилась? За какой тьмой она вообще сюда пришла? Мельком взглянув на малышку, он выругал себя. На ней не было лица, хрупкое тело дрожало в его руках, и Доммэ вдруг понял, что проделка сестры больно ударила не только по нему. Урсула, не привыкшая к дворцовым интригам, выглядела сейчас явно потерянной и смущенной.

Доммэ чувствовал, как давит на нее замок, давит это платье, давит этот зал, наполненный чужими людьми. Этот мир для нее чужой. И он тоже для нее чужой. Смешно, но радости от того, что она была рядом с ним сейчас, он не испытывал. А ведь он сам виноват. Разве спрашивал он, хочет ли она ехать с ним, когда силой притащил в этот мир? Разве интересовался ее желаниями, когда вынудил выйти за него? Разве думал о чем-то, кроме собственного удовольствия, когда хотел получить ее? Что же он хочет от нее теперь? Каких действий? За что ревнует? Как же права была Арха, когда говорила, что любовь перевернет его мироощущение с ног на голову. Собственные чувства, мысли, обиды, желания ушли на второй план. Он не мог оставаться довольным и счастливым, когда той единственной, к ногам которой он готов был положить весь мир, было плохо. Ее жизнь теперь была для него важнее собственной. Он не хотел, не видел смысла принуждать малышку жить с ним только потому, что он не мог без нее думать, дышать, пить, есть, спать. Тьма… он не представлял, как сможет жить без нее дальше. Но единственным правильным решением было дать ей свободу выбора, и если она захочет уйти… он не станет ее удерживать силой.

- Устала? - слабо улыбнувшись, спросил Доммэ понуро опустившую голову жену. - Хочешь уйти?

Урсула не устала, но больше всего на свете она хотела уйти отсюда. Скрыться от посторонних глаз. Чтобы просто остаться наедине с любимым мужчиной. Им так и не удалось поговорить, а ведь ей так много нужно было ему сказать. Ей казалось, что все будет так легко и просто. Он придет, обнимет, как всегда шутливо спросит «да или нет?», а она, подражая его манере, возьмет и согласиться. Но он не пришел… Может, ему просто надоело ждать и выпрашивать у нее внимания и ласки? А может, она просто нафантазировала себе, что его чувства к ней больше, чем просто симпатия или привязанность. Возможно, это глупость и самообман, но ей казалось, что когда он целует и обнимает ее, в его душе нет места для другой женщины. Как же все запуталось…

- Да, я хочу уйти, - Урсула, подняв голову, открыто посмотрела в глаза мужа и, не заметив в них веселого и счастливого блеска, расстроилась еще больше.

- Пойдем, я отведу тебя, - Доммэ взял ее под руку, и разноцветное море окружавших их вельмож расступилось, словно по волшебству.

Урсула чувствовала, как чужие взгляды выжигают на ней темные дыры, видела их мысли, ощущала исходящие от окружавшей ее толпы зависть, вожделение, холод, и только держащий ее за руку мужчина был островом спокойствия и тепла в этом темном мире. Доммэ открыл портал, и Урсула порывисто выдохнула, вытерев о платье вспотевшие ладони. Она волновалась, волновалась так, что ноги подкашивались и отказывались идти. От предвкушения того, что должно произойти, кружилась голова и замирало сердце. Шаг. Темнота, и… тьма выпустила их на императорской половине дворца. Доммэ щелкнул пальцами, и в комнате ярко вспыхнули искрящиеся белым магическим светом пульсары. Пытаясь удержаться на дрожащих ногах, Урсула схватилась руками за попавшийся на пути стул и, ощутив наконец надежную точку опоры, подняла лихорадочно сверкающие глаза на остановившегося рядом мужа. Он странно и пристально вглядывался в ее лицо, а потом заговорил:

- Когда все закончится, я верну тебя обратно, маленькая. Я верну тебя домой, – Доммэ тяжело вздохнул и легко провел рукой по ярко сияющим в свете пульсаров огненным вихрам жены.

Урсула показалось, что он ее ударил. В сердце стала расползаться глухая, гнетущая боль. Ноги отказывались держать. Сжав дрожащими руками спинку стула так, что костяшки пальцев побелели, и отчаянно пытаясь не заплакать, она спросила его:

- Наверное, потому, что глупо держать в клетке птицу, которая привыкла жить на воле. Рано или поздно она погибнет. Не хочу смотреть, как зелень твоих глаз превращается в болото, - Доммэ устало склонил голову и, медленно развернувшись, пошел к выходу.

Он шел, а Урсула казалось, что с каждым шагом он уносит частичку ее с собой. Уходит… опять уходит? Почему? Зачем? Внутри все болело. Это было мукой, пыткой, издевательством, смотреть, как он уходит. Ей хотелось кричать как безумной, умолять, биться в истерике, просить, чтобы этот невероятный мужчина остался. Обнял ее и прогнал своей уверенностью и силой все терзавшие ее страхи, избавил от сомнений. Глядя на широкую напряженную спину, возникало одно единственное желание: подойти к нему сзади, обнять, прижаться лицом и забыть обо всем, раствориться в ощущениях тепла и покоя исходящего от него волнами.

Слезы больно обожгли глаза, к горлу подступил горький комок. Не в силах больше сдерживать себя, Урсула шагнула следом.

- Доммэ. Не уходи, - позвала она.

Доммэ остановился и напряженно замер, не смея ни пошевелиться, ни вымолвить хоть слово, а потом, резко развернувшись, уставился на Урсула, прожигая ее горящим взором.

- Я прошу, - тихо произнесла Урсула. И вдруг ей стало страшно… Что, если он не захочет?.. просто повернется и уйдет? Пожелает сладких снов и уйдет… Что, если она больше не нужна ему? Что, если…

- Что? - Доммэ сделал осторожный шаг навстречу потупившей взгляд жене. Он не понимал… Просит? О чем просит? Зачем хочет, чтоб остался?

- Ты сказал… однажды я попрошу… Я прошу, - только и смогла прошептать она, забыв на мгновенье, что нужно дышать.

Доммэ стоял и смотрел на нее, как завороженный. Кровь ударила в голову, пульсируя в висках короткими глухими толчками, разлилась в груди огненной дрожью, побежала по венам жаркой рекой. Он смотрел и не верил в то, что она сказала. Она просит? Она просит?! Это что, шутка? Это сон…

- Ты хоть понимаешь, о чем ты меня просишь? – Доммэ приподнял ее лицо, ошеломленно заглядывая в мерцающие в свете пульсаров глаза.

Урсула несмело кивнула и вдруг, потянувшись к нему, стала расстёгивать пуговицу на его рубахе. Он накрыл ее тонкую руку своей широкой ладонью, поднес к губам, а потом стал нежно целовать хрупкие пальцы.

- Не здесь, - сипло прошептал Доммэ, рисуя в воздухе светящуюся руну. - Не так. Хочу, чтобы ты запомнила, - подхватив жену на руки, владыка шагнул с ней в открывшийся портал, непрестанно касаясь губами в темноте ее волос, глаз, лица. Он вышел из тьмы и, не давая ей перевести дыхание, все целовал и целовал, поднимаясь куда-то вверх по лестнице.

- Закрой глаза, - хриплый гортанный голос почти у самого виска вызвал у Урсула дрожь по всему телу. Спрятав лицо у него на плече, она крепко зажмурилась, позволяя мужу внести ее в находящееся за дверью помещение, и не смогла сдержать восхищенного вздоха, когда увидела место, в котором они находились.

Огромная пустая комната с большой кроватью в центре и открытыми настежь окнами, занавешенными струящимся прозрачным водопадом штор. Сквозь стеклянный купол потолка на них смотрело бескрайнее звездное небо. Подобно невесомым хлопьям снега, из пустоты пространства возникали тонкие хрупкие лепестки цветов, которые, кружась в воздухе, с тихим шорохом падали под ноги. Тысячи пульсаров светлячков огненными искрами осыпались на них сверкающим дождем и гасли, не долетая до земли. Ветер шевелил тончайшую ткань полога, превращая ее в воздушные, призрачные паруса. Игра света и тени делала комнату фантастическим местом. Черные, впитывающие в себя свет стены, белоснежная постель, лепестки, устилающие пол, и осыпающийся дождь света…

Доммэ осторожно поставил супругу на ноги. Обхватив ладонями ее лицо и, не отрываясь, глядя в ее глаза, он задал один-единственный вопрос:

- Почему? – он не мог понять, зачем она попросила. Ведь он действительно был готов отпустить ее. Ее желания для него теперь были важнее собственных.

- Наверное… потому, что я люблю тебя, темный, - тихо ответила Урсула, несмело проводя ладонью по его напряженной щеке.

Руки Доммэа скользнули вниз, крепко сжав ее за плечи, а затем, порывисто притянув к груди, он рвано вздохнул, зарываясь лицом в облако ее волос. Он с силой вжимал в себя ее хрупкий стан, он обнимал ее так, словно боялся, что разомкни он на миг руки, она исчезнет, раствориться, растает. Протяжный, судорожный вздох. Секунды, и… их одежда медленно осыпалась к ногам облаком белоснежных цветов. Урсула вздрогнула, ощутив кожей упругость его обнаженного тела. Но, подняв лицо, она с улыбкой посмотрела в пылающие синим огнем глаза Доммэа.

И мир перевернулся. Застыл в его взгляде. Прикосновение губ… Нежное, бережное, осторожное, словно теплый поцелуй ветра. Еще одно… жадное, ненасытное, алчное, отбирающее дыхание, выбивающее опору из-под ног. Широкие мужские ладони плавно двинулись по тонким рукам, гибкой линии позвоночника, подняли верх и понесли к постели, мягко опуская на прохладные простыни. Он замер лишь на миг, блуждая голодным взором по обнаженной груди, животу, бедрам, ногам, а затем потянулся вперед, накрывая ее собой. Пылкие, требовательные губы Доммэа покрывали поцелуями каждый дюйм тела Урсула, пробуждая внутри дикое наслаждение, рвущееся наружу хриплыми вскриками, заставляя, как безумную, выгибаться навстречу его умелым ласкам, тянуть руки, чтобы почувствовать кончиками пальцев его живое тепло.

А он словно сорвался в пропасть… пил ее дыхание и заводился еще больше, слыша ее стоны, ощущая тонкие, нежные ладони на своей коже. Ее запах, ее голос, ее тело, такое близкое, родное… гладкое как шелк, мягкое как бархат. Она как крепкое вино ударила в голову и расползалась по нему пьянящим хмелем. И не было сил, сопротивляться этому блаженному помешательству. Не было больше сил себя сдерживать… Исступленно зарычав, Доммэ, навис над ней, прижав к постели, и рывком вошел в хрупкое несопротивляющееся тело. Он видел, как расширяются ее зрачки, как наполняются слезами любимые глаза, понимал, что делает ей больно, но уже не мог остановиться. Не мог. Не хотел… Нет… Хотел… безумно хотел. Трогать, обнимать, ласкать. Всю. Везде. Тьма, как же он ее хотел… Это безрассудное чувство эйфории, напрочь сносящее голову, когда c ней, на ней, в ней… ее запах на коже, ее вкус на губах, ее руки на теле. Невыносимо хорошо… Маленькая…Такая маленькая… Моя… Для меня… Обхватив ладонями заплаканное лицо, он забирал ее боль, выдыхая в полураскрытый рот нежные слова.

- Моя, маленькая, - темный владыка еле слышно коснулся носом бледной скулы. Мокрые от слез глаза широко распахнулись, и зелень ее взгляда утонула в бирюзовых зеркалах его души.

- Эс схар шэ схар тэ - ты кровь от крови моей, - прошептал Доммэ, снимая губами с ресниц жены застывшие слезинки. - Эс акрэ шэ акрэ тэ - ты плоть от плоти моей, - продолжал нежно повторять мужчина слова брачной клятвы, ласково целуя волосы и лицо Урсула. - Эс иммэ шэ тэ иммэ - ты магия от моей магии… Ир хэ шаа… Отныне и навек… пока не прервутся наши жизни, лишь для тебя будет биться мое сердце и жить моя душа… Любимая... Желанная... Моя единственная.

Поцелуи Доммэа порхали невесомыми бабочками, зажигая внутри Урсула пожар. И она дарила себя, дарила свое сердце, свою душу, без стыда и сожаления отдавала свое тело любимому мужчине, плавилась как воск, загоралась жаркой лучиной от его прикосновений, трепетных, нежных, неистовых, безумных и снова нежных. Сладкая боль на грани блаженства… Время остановилось. Его больше не было. Остался только он… его срывающийся шепот, его губы и язык, подчиняющие себе ее тело, заставляющие петь подобно струне, его ненасытные ладони, скользящие по лицу, груди, бедрам. Прикосновения… нежные, тягучие, ласковые, бесстыжие. Его движения - сильные, размеренные, мучительно-сладкие, растекающиеся внизу живота огненными реками. Ее стоны. Его хриплый голос, умоляющий, обволакивающий, отключающий рассудок. Невероятное чувство наполненности. Невозможное наслаждение двигаться ему навстречу, касаться его, слышать внутри себя его бешеный пульс. Блаженная нега… Не хватает воздуха… Горячо…Жарко…

Мир стал закручиваться с сумасшедшей скоростью в пульсирующую красную спираль, а потом разлетелся на тысячи цветных осколков и… Урсула закричала. Она падала… падала в сияющую радужными всполохами бездну. Осыпалась на смятые простыни белыми невесомыми лепестками, загоралась в руках темного владыки яркими искрами света. Растекалась жарким эфиром. Тонула в глубине его сияющих глаз. Губы Доммэа поймали ее стон, руки с силой сжали упругие бедра, и, совершив последний рывок, он прошептал любимое имя, содрогаясь в экстазе.

- Моя, - хрипел он, изливая свое семя в жаркое лоно жены. - Моя, - яростно рычал внутри него рвущийся наружу дракон. - Моя, - снова и снова повторял Доммэ, сжимая в объятьях тело самой дорогой на свете женщины…

Доммэ встречал рассвет, бережно сжимая в объятиях свое маленькое чудо. Девочка… женщина… жена… Тонкие пальцы, переплетенные с его. Алые губы, распухшие от поцелуев. Целовал бы и целовал… Манящие изгибы нежного тела… Как мало ночи, чтобы познать их вкус. Как мало жизни, чтобы насытиться сполна этой хрупкой красотой. Утро ложилось золотом на ее белоснежную кожу. Первые лучи запутались в огненно-рыжих волосах, и Доммэу казалось, у него на груди спит светлое жаркое солнышко. Любовь…Такое странное, короткое слово, вмещающее в себя целую вселенную чувств… жгучая ревность, безудержная страсть, неистовое желание, тоска, рвущая сердце в клочья, боль, робкая надежда, радость, щемящая нежность, сладкая мука, трепетный восторг, ощущение полета и эйфории от невероятной близости, и ее тихое слово «люблю», волшебной вязью магии проникающее в сердце. Он любил…

Урсула зашевелилась, тихо засопела, длинные веера ресниц вспорхнули легкокрылыми мотыльками, и зеленые глаза любимой заглянули Доммэу в самую душу. Бесконечность в теплоте этого взгляда…

- Моя маленькая, - прошептал Доммэ, подтягивая жену на себя и целуя ее мягкие губы.

- Что я здесь делаю, - неожиданно испуганно выдохнула Урсула, упираясь ладошками в грудь Доммэа.

- Что? – Доммэ обмер и непонимающе уставился на затравлено озирающуюся по сторонам малышку. – Что происходит, детка?

Урсула потянула на себя край простыни, стыдливо скрывая свою наготу и отодвигаясь от растерянного мужа.

- Почему на мне нет одежды, - она опустила голову, и пелена огненных локонов скрыла от Доммэа зардевшиеся румянцем щеки.

Доммэ ничего не понимал. Что произошло, пока она спала? Или это спит он? Еще вчера она просила остаться, таяла и плавилась воском в его руках, говорила, что любит… Этой ночью она подняла его до небес, а утром бросает камнем на землю…

- Ты сказала мне «да» ночью, маленькая, - Доммэ коснулся пальцами нежного подбородка, приподнимая ее лицо, с тревогой всматриваясь в любимые черты.

- У тебя старческий склероз, темный? - откинув волосы, прошептала Урсула. – «Да» я тебе точно не говорила.

Доммэ смотрел, как его малышка закусывает губу, опускает глаза, пытаясь скрыть искрящиеся в них смешинки, и не мог поверить… она что, издевается? Его маленькая заноза, похоже, решила пошутить над ним. У него чуть сердце не оборвалось, а она шутит?

- Развлекаемся, маленькая? - вкрадчиво мягко спросил Доммэ, медленно придвигаясь к невинно хлопающей глазами жене.

- Шалю, - неровно вздохнула она и, не выдержав, вдруг радостно улыбнулась.

Одним резким движением Доммэ отбросил простынь, подмял ее под себя, захватывая руками лицо, впиваясь в губы требовательно, нежно, неистово, зажигая ее огнем своего желания, заставляя прижиматься к нему обнаженным телом.

- Так как насчет «да», маленькая? - улыбнулся он задыхающейся и тяжело дышащей Урсула.

- Да, - сипло произнесла она, обнимая руками Доммэа за шею, подставляя губы новому поцелую.

- М-м-м, - потянул Доммэ, потершись носом о ее подбородок. – Я не расслышал, - горячий язык проложил влажную дорожку от ключицы до уха, оставив невесомый след от поцелуя у основания шеи.

- Да, - всхлипнула Урсула, запуская пальцы в смоляные пряди волос мужа.

- Видишь ли, маленькая, у меня не только старческий склероз, но еще и старческая глухота, - жарко прохрипел Доммэ, захватывая губам в плен вершину груди. - Громче, маленькая. Я не слышу. Кричи.

- Да, да, - иступлено повторяла Урсула, теряя контроль от его поцелуев, не соображая, что она делает.

- Что да, маленькая? – не останавливался Доммэ, сводя ее с ума своими ласками.

- Все да, - тонкие пальцы скользили по спине, рукам, лицу Доммэа, и он не понял, в какой момент из соблазнителя превратился в соблазняемого. Ее прикосновения огненными стрелами пронзали тело, будили в нем дикую, животную, ничем не прикрытую страсть. Сносили голову, отбирая остатки разума.

- Люблю тебя, - шептал, как безумный, Доммэ, повторяя без конца как обещание, как заклинание ее имя.

- Люблю тебя, - вторила ему в ответ Урсула, подставляя свое тело его бесстыдным ладоням.

И время для этих двоих остановилось, мир стал вращаться с бешеной скоростью, сокращаясь до расстояния хриплых вздохов и их переплетающихся в безрассудном танце тел. Как квинтэссенция любви, как извечный дар жизни, мужчина и женщина сливались воедино, сгорали в огне желания, умирали и рождались в ярких лучах поднимающегося над землей солнца.

Они потеряли счет времени, растворяясь друг в друге, купаясь в бесконечной теплоте волн радости и неги, переполнявших их души и сердца. Доммэ неслышно перебирал пальцами волосы прижимающейся к нему Урсула, и все в этот миг для него было таким далеким и неважным. В безумном хаосе мироздания только эта маленькая солнечная девочка имела для него значение и смысл. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким счастливым, как сейчас, когда просто лежал на постели, совершенно глупо улыбаясь, глядя на проплывающие над куполом облака, и держал в руках тонкую фигурку любимой женщины.

- Почему ты хотел вернуть меня домой? - вдруг с грустью спросила Урсула, заглядывая в глаза мужа.

Улыбка схлынула с лица Доммэа, и он поморщился, словно от боли.

- У меня было временное помешательство, маленькая. Я передумал. Прости, но я уже не смогу тебя отпустить. Никогда, - собственническим жестом он притянул Урсула к себе, сжав ее в объятьях до хруста в костях.

- Не отпускай меня, пожалуйста, - несмело попросила она, уткнувшись лицом в его широкую грудь.

Доммэ усмехнулся и нежно поцеловал ее в макушку.

- Не отпущу.

- Где мы? – Урсула оглянулась по сторонам, разглядывая странную круглую комнату со стеклянным потолком.

- Я на небе, - светло произнес Доммэ, поднося к губам тонкие пальцы жены. - А где ты, не знаю.

- Здесь так красиво, - тихо вздохнула Урсула, разглядывая, как ветер, врываясь в раскрытые окна, играет белоснежным шелком штор.

Доммэ повел рукой, и лепестки цветов, поднявшись с пола, закружились снежным вихрем вокруг их кровати. В ладони загадочно улыбающегося императора каким-то невероятным образом оказался хрупкий распустившийся бутон, и он осторожно воткнул его в распущенные волосы жены.

- Теперь красиво, - искрящийся теплотой взгляд блуждал по удивленному и восторженному лицу малышки.

- Ты ведь не знал, что я соглашусь, - краснея, пролепетала она, - Откуда все это?

- Эта комната ждала тебя со дня нашей свадьбы, - ответил Доммэ, жарко целуя пленительный изгиб плеча и зарываясь лицом в ее огненные кудри. – Я ведь очень наивный и самонадеянный темный. Помнишь?

- Ты… Почему ты женился на мне? Почему связал нас клятвой крови? - Урсула посетила внезапная догадка, что Доммэ врал, когда говорил сначала, что женился на ней ради наследника, а потом когда уверял, что пытался ее защитить. Широко раскрыв глаза, она смотрела на обнимающего ее мужа.

Доммэ захватил в ладони ее лицо и, покрывая легкими поцелуями лоб, веки нос, щеки прошептал:

- Потому что полюбил тебя, маленькая. Неужели ты не поняла? Я люблю тебя, Урсулаэлиэн. Не знаю, за что я заслужил такое счастье, но ты - мой подарок, малышка. Мой бесценный, светлый подарок… Мой дар небес, тьмы, света или дождя, я не знаю… Ты лучшее, что было, есть и будет в моей серой жизни. И что бы я ни сказал, все слова будут невыразительными и мелкими в сравнении с тем, что я чувствую… С тем, что у меня здесь, - Доммэ взял в руку ладошку Урсула и положил себе на грудь, туда, где под кожей гулко билось его сердце.

- Прости меня, - всхлипнула Урсула, прижимаясь к нему губами и пылко целуя.

- За что, моя маленькая? За что я должен тебя прощать? - удивился Доммэ, бережно вытирая скатившиеся по ее щекам слезы.

- За все. За то, что сбежала, злилась на тебя, грубила… За испорченную комнату, одежду… за то, что обидела тогда… у Гэйба, и… за то, что заставила ждать так долго.

Доммэ схватил ее в охапку и весело рассмеялся.

- Ты стоила, маленькая, всех моих ожиданий. Ты того стоила… - он уложил Урсула на себя, одной ладонью зарывшись в ее волосы, а другой нежно поглаживая по спине.

- Жаль, что здесь нельзя статься навсегда, - тяжело вздохнула Урсула, склоняя голову на плечо мужа.

- Почему нельзя? - Доммэ лукаво прищурился и поцеловал малышку в кончик носа.

Урсула смущенно спрятала лицо на его шее, обхватив руками.

- Ну, нам же нужно будет что-то есть, пить, во что-то одеться.

- Маленькая, - хрипло протянул Доммэ. – Отсутствие одежды на тебе меня более чем устраивает, а насчет поесть… - он кивнул головой в сторону, и Урсула не поверила глазам, когда из воздуха, у кровати появился столик с фруктами и напитками.

- Как ты это делаешь? – изумленно спросила она. – Как можно создавать магией воду или еду?

Доммэ, оторвав от грозди винограда крупную виноградину, засунул ее в рот любопытной малышке, напоследок легко поцеловав в губы.

- Это было здесь все время, просто ты не видела, - довольно ухмыльнулся он.

- Чего я еще не вижу? – предположила Урсула, догадываясь, что еда - это не последний сюрприз, приготовленный для нее мужем.

Доммэ встал с кровати и, подхватив супругу на руки, резко повернулся с ней вокруг своей оси. Вдоль стен медленно стали обрисовываться нечеткие абрисы каких-то предметов. Затаив дыхание, Урсула ждала, когда контуры станут четче, а когда поняла, что это такое, крепче обняла мужа, подставляя его поцелуям свое счастливое лицо.

Цветы… Море цветов. Повсюду, куда ни кинь взгляд, в высоких стеклянных вазах на длинных зеленых ножках стояли цветы. Белоснежные соцветия сердцеобразной формы с желтым, как луч солнца, носиком внутри. Такие цветы росли по берегам голубого озера в мире, где Урсула жила раньше, и она их очень любила.

- Они похожи на тебя, - улыбнулся Доммэ. - Само совершенство… Ни одной лишней линии, - он запрокинул голову, и на них посыпались благоухающие тонким ароматом лепестки. – Я забыл сказать тебе доброе утро, жена, - прошептал он, касаясь поцелуем любимых губ.

- Доброе утро, муж мой, - Урсула погладила руками его лицо, прижалась к нему щекой. – Только уже далеко не утро, любимый.

Доммэ вернулся с Урсула в постель, лег на нее, накрыв своим телом, и стал медленно и чувственно целовать.

- У меня утро, маленькая, - сипло повторял он, пробуждая жаркими прикосновениями внутри нее волны удовольствия. – Бесконечное, счастливое утро. Моя девочка, моя маленькая, мое солнышко.

Зрачки Доммэа расширились от возбуждения, дыхание участилось, его захлестывало вихрем неудержимой страсти. Он пьянел без вина, вдыхая ее запах, терял контроль, пробуя ее на вкус. Шалел, когда она лежала под ним такая мягкая, открытая, теплая. Это было похоже на помешательство, стоило коснуться ее губами, отключались все мысли, работали только инстинкты: дикие, животные, не подчиняющиеся доводам рассудка. Он безумец… но какое же сладкое это безумие. То ли полувздох, то ли полувсхлип Урсула заставил его замереть. Со стоном обронив голову ей на грудь, Доммэ уткнулся в нее лбом, переводя дыхание.

- Прости, маленькая, не могу остановиться, когда ты рядом, - обреченно прошептал он.

- Я ведь и не прошу тебя останавливаться, - смущенно обронила Урсула.

- Глупенькая моя, ты ходить не сможешь, если я не буду себя сдерживать, - Доммэ перевернулся, увлекая Урсула за собой, потом, подтянувшись, облокотился на спинку кровати, усадив ее себе на колени. – Я и так позволил себе лишнее утром. Тебе не больно?

Урсула покраснела и, пряча лицо у Доммэа на шее, тихо вздохнула.

- Нет, мне не больно… мне хорошо.

Доммэ весело хмыкнул, укутал ее в простынь, а затем, прижавшись губами к виску, легко поцеловал. Подняв руку, он притянул в ладонь спелый персик со стола и протянул его Урсула.

- Ешь, малышка. Я измотал тебя.

- Это так не похоже на тебя, - Урсула откусила кусок фрукта и заскользила взглядом, по цветам, стоявшим вдоль стен.

- Почему, родная? - усмехнулся Доммэ.

- Это ведь не темная магия?

- Даже темная магия существует не только для того, чтобы разрушать и уничтожать, с ее помощью можно созидать и творить красоту, - Доммэ вдруг весело рассмеялся. – Тьма, это говорю я!? Если бы меня слышал мой отец, забил бы до смерти.

Урсула с ужасом посмотрела на Доммэа и, обхватив его за шею, гневно заметила:

- Не говори мне о своем отце, хвала духам, он мертв и наши дети никогда не узнают, каким монстром был их дед.

Брови Доммэа удивленно поднялись вверх, а затем его лицо стало расплываться в неприлично самодовольной улыбке.

- Маленькая, что же ты замолчала? – с хрипотцой в голосе потянул он, заметив, что Урсула внезапно запнулась и сконфуженно опустила глаза. – Вот про детей мне понравилось. Можно поподробнее?

- Ну, они же у нас когда-нибудь будут, - пролепетала Урсула, смутившись еще сильнее.

- Теперь я в этом даже не сомневаюсь, - Доммэ стал невесомо целовать зардевшуюся жену. – И на какое количество детей я могу рассчитывать? – хитровато спросил он.

- Я… я не знаю, - мямлила Урсула. – А сколько ты хочешь?

- Много, маленькая. Много… Мне нравится сам процесс, - зашептал ей на ушко Доммэ, а потом рассмеялся, видя растерянность жены. – Я шучу, детка. Я согласен и на одного. На любого ребенка, что ты мне подаришь.

Он вдруг с удивлением понял, что впервые в жизни думает о ребенке не как о наследнике и продолжателе рода, а как о чем-то трепетно-родном и бесценно дорогом, частичке своей любви и всех тех чувств, что переполняли его сердце. Сейчас он хотел детей, детей с зелеными, как у жены, глазами. А еще… девочку… крошечную, рыжеволосую, похожую на Урсула.

Это было так ново, так ошеломляюще необъяснимо. Столько непонятных эмоций и ощущений обрушивались на него снежной лавиной. Никогда он не чувствовал ничего подобного. Эта маленькая солнечная женщина перевернула все с ног на голову. Рядом с ней он проживал другую жизнь: яркую, наполненную, настоящую, ту, о которой не смел ни думать, ни мечтать. И как же хотелось остановить течение реки жизни, задержать этот миг, надышаться пьянящим воздухом счастья.

Доммэ закрыл глаза и крепко-крепко прижал к себе Урсула, зарывшись лицом в ее душистые волосы. Тонкие руки жены обвили его словно плети, горячее дыхание обожгло кожу, и ее нежность, словно волшебный эликсир, потекла по венам. Им не нужны были слова, теперь они понимали друг друга без слов, магия крови делала их одним целым. Время лилось, как вода, сквозь пальцы, день сменился вечером, а они так и сидели, слушая тишину и биение собственных сердец.

- Тебя, наверное, уже ищут, - печально заметила Урсула, когда начали сгущаться сумерки и комната стала погружаться в сиреневый полумрак.

- Пусть катятся в темную бездну, - недовольно пробурчал Доммэ, стискивая жену. - У меня, между прочим, еще медовый месяц не закончился. Имею я право хоть раз в жизни устроить себе день отдыха? Император я или нет? И потом, я в данный момент исполняю обязанности не менее важные, чем долг перед государством. Я бы даже поставил исполнение супружеского долга на ступень выше в иерархии важнейших императорских дел, - продолжил умничать Доммэ.

Урсула лишь улыбалась и умиленно смотрела мужа.

- А что ты улыбаешься, маленькая? – возмутился Доммэ. – У тебя, как у императрицы, исполнение супружеских обязанностей вообще должно стоять на первом месте. И ты мне, кстати, очень сильно задолжала.

- Это ты насчет каких обязанностей? – подражая его манере, произнесла Урсула. - Раздеть и приласкать? Так снимать с тебя больше нечего, темный, - она легко провела пальчиками по его обнаженной груди.

- М-м-м. Запомнила, – игриво ухмыльнулся Доммэ, перехватывая ее руку и поднося к губам. – Можно помыть или облизать, - выгнув бровь, предложил он.

- Не получится, - наиграно вздохнула Урсула. – Ты забыл прихватить соус и корыто.

- А корыто зачем? – весело отсмеявшись, спросил Доммэ.

- У нас в деревне поросят мыли в корыте, - хихикнула Урсула, погладив супруга по щеке.

- Не понял, - обижено нахмурился он.

- Какой же ты… - Урсула обняла его лицо руками. – Если тебя измазать в соусе, ты будешь похож на большого темного поросенка.

- …Поросенок, значит… - коварно прищурился Доммэ. – Сейчас я тебе, маленькая, найду и соус, и корыто…

Урсула не успела и глазом моргнуть, как муж, прочертив в воздухе руну и перехватив ее одной рукой, шагнул в портал.

- Ты что надумал? – стала заливаться смехом стихийница, догадавшись, что муж, выйдя в их спальне, тащит ее в сторону купальни. – Утопить меня решил, темный?

- И не надейся так легко от меня избавиться, – невозмутимо заявил Доммэ, открывая дверь ногой и спускаясь по лестнице в купель. - Буду мылить уши одному вредному рыжему свинтусу.

- Не надо, - хохотала Урсула. И как только Доммэ ослабил нажим руки, пока нагревал воду, она, резко оттолкнувшись от него, попыталась удрать. Он поймал ее за ногу и, прижав к бортику, приник губами к ее губам, лишая возможности сопротивляться, заставляя забыть обо всем.

- Мечтал об этом с нашей поездки на озеро, - горячо шептал Доммэ, продолжая покрывать поцелуями тело жены.

Сквозь блаженный дурман, окутавший Урсула, прорывались обрывки каких-то мыслей. Посмотрев на мужа совершенно пьяными от страсти глазами, она прерывисто спросила:

- Ты что, подсматривал?

- Смотрел, - хрипло выдохнул Доммэ.

- Подсматривал, - возмутилась Урсула.

- Смотрел, - настаивал Доммэ, лаская и целуя ее.

- И кто ты после этого? – Урсула тщетно попыталась увернуться от жарких губ.

- Маленькая, не вздумай снова обозвать меня свиньей, - предупредил Доммэ.

- Поросенком, - поправила Урсула.

- Свиньей.

- Поросенком!

- Маленькая, - Доммэ оторвался на минуту от ее шеи. - Из маленьких поросят вырастают большие свиньи. Так что ты завуалировано назвала меня свиньей. Мой дракон требует справедливого возмездия.

- Ах, так это дракон? – улыбнулась, Урсула обвивая его торс ногами и прижимаясь всем телом. – Не могу отказать твоему дракону. Он такой красивый.

- Маленькая, я ревную. А как же я? - обиженно засопел Доммэ.

- И ты тоже красивый, - она потянулась к нему первой, целуя в губы. – Я тебя люблю.

Он ответил ей пламенным, жгучим поцелуем, и через минуту они перестали разговаривать, зажигая друг друга своим огнем, наслаждаясь взаимным обладанием, отдавая друг другу свои тела, души и сердца.

За окнами уже темнело, когда, тяжело дыша, влюбленные добрались до постели. Доммэ улегся на бок, укутав Урсула в свои объятия, как в одеяло, обвивая руками и ногами. Странный вибрирующий звук заставил его вздрогнуть и поднять голову.

- Что это? – Урсула крепко прижалась к нему, испуганно заглядывая в глаза.

- Похоже, кто-то пытается взломать мой щит, - Доммэ прижал к губам жены ладонь, призывая помолчать, а потом повел рукой, снимая полог тишины. В какофонии звуков обрушившихся на них, отчетливо были слышны глухие удары, жуткий раздражающий скрежет, гул голосов и жалобные женские всхлипы.

- Твою ж… - выругался Доммэ вставая с кровати. Подняв с пола полотенце, он обернул его вокруг бедер. – Маленькая, закрой уши, - обронил темный владыка в дверях.

- Ты куда? – Урсула натянула на себя одеяло и вжалась в перину.

- Доходчиво объясню своим подданным, что невежливо ломиться на ночь глядя в императорские покои без приглашения.

Окинув грозную фигуру мужа с ног до головы, стихийница покраснела и робко заметила:

- Ты бы оделся, они же все поймут.

- Очень на это надеюсь, - нагло ухмыльнулся Доммэ, а затем как ни в чем не бывало направился к выходу. Сняв щит, он резко распахнул двери, ведущие в коридор, и мгновенно влетевший в образовавшуюся брешь Тень чуть не снес его, сбросив при этом едва державшееся на поясе полотенце.

В коридоре воцарилась неестественная тишина при виде голого императора, возникшего в дверном проеме. Доммэ еле сдержался, чтобы не рассмеяться, глядя на армию «Призраков», заполонивших все подходы к императорской половине. На лицах воинов застыло выражение откровенного шока. Ломавшие его защиту Брэд, Трэм и Ангус, так и остались стоять с поднятыми вверх руками и отвисшими челюстями. Заплаканная Арха, прижав к открытому рту платок, с округлившимися от удивления глазами смотрела на невозмутимо возвышавшегося над толпой сына. И только по лицу наблюдавшей за происходящим Эйрис блуждала понимающая и ехидная улыбка.

- Ну, что я вам говорила, - разорвала она напряженную тишину. – А ты, Арха, панику подняла. Пропали… пропали…

- А к тебе у меня отдельный разговор, дорогая сестренка, - нервно заметил Доммэ.

- Хочешь сказать мне спасибо, - вызывающе поинтересовалась она.

- Очень, - зло ответил владыка, сверля сестру многообещающим взглядом. - Особенно за целомудренный гардероб моей супруги.

- Ой, - спохватилась Эйрис. – Вижу, ты сейчас очень занят, дорогой братик. Я, пожалуй, пойду. Можешь не благодарить. Твоя жена мне как сестра, - тараторила она, подхватывая юбки и быстро ретируясь подальше от императорского гнева.

- А теперь у меня вопрос ко всем вам. Арха, ты тоже закрой уши, - рявкнул Доммэ, выгнув бровь и вопрошающе разглядывая притихшее сборище. – Какого темного демона, мать вашу, здесь творится? – дальше владыка перешел на язык древних и перестал стесняться в выражениях, потому что знал: подслушивающая за стенкой малышка ни слова не понимает.

- Сынок, - заступилась за опустившую головы свиту Арха. – Это я виновата. Вы не объявлялись целый день, я тьма знает что подумала.

- Ма, о тебе речь не идет, - перебил ее император, сердито прожигая взглядом побледневших Трэмана и братьев-близнецов. – Трэм, неужели ты не видел, что заслон выставлен изнутри?

- Видел, - виновато вздохнул первый советник. – Ты назначил на сегодня три заседания, и ни на одно не явился. Такого раньше не было. Вот я и…

- Аграэн ашшар, - выплюнул ругательство Доммэ, взъерошив волосы. Он и забыл, что назначал на утро встречу с министрами, после обеда - с военными, а вечером должен был пройти совет. – Перенеси все на завтра, - недовольно скривившись, произнес владыка, и со словами: «Все свободны» захлопнул двери перед носом изумленной публики.

Вернувшись в спальню, он картинно закатил глаза при виде ашхара, влезшего на кровать и тщетно пытающейся спихнуть его малышки.

- Тень, - гаркнул Доммэ. – Марш отсюда, наглая морда. Это моя кровать и моя жена, понял?

Тень с надеждой посмотрел на Урсула, но та лишь виновато пожала плечами и, вздохнув, извиняющимся жестом потрепала зверя за холку. Обижено заскулив, ашхар спрыгнул на пол и поплелся в другую комнату.

- И дверь за собой закрой, - крикнул ему напоследок злющий владыка.

Тень, подцепив хвостом створку, громко хлопнул ею, покидая спальню.

- Нет, ну, ты видела? – возмущенно заметил Доммэ, возвращаясь к жене в постель. – Никакого уважения.

Урсула ласково погладила его по лицу и расправила взлохмаченные волосы.

- А как переводится «ашшар», - спросила она, когда муж, обняв ее, устроился рядом.

- Кажется, я просил тебя закрыть уши, - мягко упрекнул малышку Доммэ. – Почему именно это слово тебя заинтересовало? – со смехом в голосе, спросил он.

- Просто я помню, что аграэн – это темный, а что такое ашшар - не знаю.

- Мягко выражаясь, это то место, по которому бьют непослушных детей, - весело просветил жену владыка.

Урсула несколько секунд напряженно хмурилась, складывая в своей голове полученную информацию, а потом заразительно улыбнулась супругу в ответ.

- И как ты собираешься воспользоваться, хм… новой фигурой речи? – лукаво полюбопытствовал Доммэ.

- Пошлю туда в следующий раз твоих министров, советников и военных, - невозмутимо ответила Урсула.

Доммэ стал хохотать, как сумасшедший, представив себе разгневанную малышку, врывающуюся в зал заседаний и посылающую подданных в темную задницу.

- Ты чудо, маленькая, - отсмеявшись, выдохнул он. – Я бы и сам их туда послал, но, к сожалению, завтра мне придется вернуться к своим обязанностям. Пока я не найду тех, кто охотится за тобой, у меня нет возможности расслабиться.

- Возьми меня завтра с собой, - тихо попросила Урсула, потершись носом о подбородок мужа.

- Может, ты лучше отдохнешь? - нежно поцеловал ее Доммэ. – Ты почти не спала прошлой ночью.

- Кто-то не давал мне спать, - c улыбкой пожаловалась Урсула.

- Кто-то такой сладкий, что рядом с ним невозможно спокойно спать, - нашелся в оправдание Доммэ.

- Я не смогу сидеть здесь без тебя весь день. Пообещай, что разбудишь меня.

Доммэ смотрел в ее любимое лицо и не верил, что все происходящее реально. Еще вчера он собирался отпустить ее, думал, что пропасть между ними непреодолима, а сегодня она не хочет разлучаться с ним даже на день. Ее слова как чудотворный бальзам ложились на его измученное сердце, исцеляя раны которые она сама же и нанесла. День без нее… Теперь он тоже не понимал, как сможет прожить день не видя ее глаз, не слыша ее голоса, не ощущая ее дыхания. А ведь правда, если завтра они будут вместе, не придется думать и волноваться где она и что с ней.

- Разбужу, детка, - порывисто прижав ее к своему сильному телу, прошептал Доммэ. – Обязательно разбужу. Спи, моя маленькая.

Малышка закопошилась, удобнее устраиваясь в теплом кольце его рук, а через несколько минут послышалось ее тихое сопение. Доммэ закрыл глаза и улыбнулся в темноту, зная, что когда проснется, первое, что он увидит, будет его невозможное рыжеволосое счастье. А утром, когда смотрел на нее спящую, не смог сдержаться. Целовал трепетно и бережно. Входил в нее медленно и осторожно. Брал ее полусонную, теплую, податливую. Вдыхал ее. Сходил с ума от нежности. Растворялся в ней. Так хорошо… Неужели таким будет каждое утро: солнечным, счастливым, наполненным ею, ее светлой улыбкой, ее запахом и тихими вздохами?

- Ты просила разбудить тебя, - Доммэ поцеловал разомлевшую Урсула и убрал с ее лица влажную прядку.

- Ты собираешься будить меня так каждое утро? - хрипло спросила она.

- М-м-м, - довольно произнес император. – Это было бы восхитительно. Ты против?

Урсула мотнула головой и, смутившись, уткнулась в него лицом.

- Люблю, когда ты такая… когда краснеешь, - засмеялся Доммэ. – Люблю, когда ты выставляешь колючки и пыхтишь, как ежик. Люблю тебя, маленькая моя. Если бы было можно, не выпускал бы тебя из постели. Но у нас осталось не так много времени до начала заседания. Так что подъем, Ваше Величество.

Легко, словно пушинку, владыка подхватил жену на руки.

- Куда? - возмущенно спохватилась Урсула, пытаясь схватить одеяло.

- В корыто, поросеночек. В корыто, - подмигнул ей Доммэ.

- Мы не поместимся там вдвоем, - стала заливаться смехом Урсула.

- У меня очень большое корыто, малышка, хватит на весь поросячий выводок.

Урсула удивленно моргнула, обнимая мужа за шею.

- А тебя за язык никто не тянул, маленькая, - хмыкнул Доммэ. - Ты про детей первая начала. Так что… хочу троих, как минимум…

- Развлекаешься, темный? – весело поинтересовалась Урсула.

- Шалю, маленькая. Шалю, - подыграл ей владыка.

Спустя полчаса они сидели за столом в гостиной и завтракали. Тень носился вокруг них, выпрашивая что-нибудь вкусненькое, радуясь, что хозяева наконец позволили находиться с ними в одной комнате. Урсула с улыбкой смотрела на супруга, со зверским аппетитом поглощающего пищу.

- Страшнее голодного дракона, может быть только голодный император, - заметила она.

- Не угадала, детка, - Доммэ нежно погладил тыльной стороной руки ее щеку. – Страшнее их обоих – голодный муж. Но муж утром перекусил одной сладкой булочкой, поэтому не опасен для окружающих. Ешь быстрее, маленькая. Нам еще одеваться. И если не хочешь, чтобы государство осталось без министров, найди какое-нибудь приличное платье.

- А чем тебе не понравилось мое бальное? - лукаво изогнула бровь Урсула.

- Маленькая, страшнее голодного мужа может быть только ревнивый муж. Если тебе так нравится ходить голой, я запру тебя навсегда в спальне и выброшу всю твою одежду.

- Я пошутила, - обижено надулась Урсула.

- А я нет, - фыркнул Доммэ, смачно откусывая сочный кусок мяса. – Голая и в спальне ты меня очень даже устраиваешь. И овцы целы, и волки сыты.

- Что, опять страшненький? – вопросительно посмотрел на жену Доммэ. – Ты же вчера сказала, что я красивый.

- Темно было, не разглядела, - съехидничала Урсула. – Показалось, что вижу дракона, а оказалось - поросенка.

- Вредина.

- Собственник!

- Еще какой, маленькая, - стал смеяться Доммэ, накручивая на палец ее все еще мокрый после купания локон. – Чуть не забыл.

Волна тепла прошла сквозь Урсула, и совершенно сухие волосы рассыпались по ее плечам огненными спиральками. Урсула тряхнула головой и радостно улыбнулась мужу.

- Как у тебя так получается? Я столько времени трачу на то, чтобы высушить их.

- Ты же стихийница, - удивился Доммэ. - Это проще простого.

- Я один раз попробовала, чуть не сожгла волосы.

- Глупенькая моя, - покачал головой император. – Греть нужно воздух, а не волосы. Не вздумай больше пробовать без меня, поджигательница.

- А что, лысая жена тебя не устраивает, - хихикнула Урсула.

Доммэ окинул ее задумчивым взглядом и весело хмыкнул.

- Меня ты устраиваешь любая, но, боюсь, местные женщины сочтут это новым веяньем моды и следом за тобой остригутся налысо, а вот после этого меня доконают их мужья.

- Тогда научи, - засопела Урсула. – Ты же обещал на озере меня учить.

Потянув за руку, Доммэ пересадил ее на колени и ласково поцеловал в сердито надутые губы.

- Раз обещал, научу.

- Когда? – воодушевилась она.

Доммэ стал смеяться.

- Сегодня, после обеда. Устраивает?

Урсула радостно кивнула головой, потом крепко обняла его за шею.

- Беги, переодевайся, любопытная моя. Не люблю опаздывать, - легонько щелкнул ее по носу Доммэ.

Через несколько минут Урсула вернулась к нему, одетая в изысканно строгое темно-зеленое платье. Неглубокий треугольный вырез был обшит золотым кантом и драгоценными камнями, в тон ему на бедрах крепился широкий пояс, расшитый золотом и самоцветами.

- Ну что, министры жить будут? – покрутилась она перед внимательно разглядывающим ее мужем.

- Будут, но недолго, - вздохнув, поморщился Доммэ. – Тьма… Маленькая, нельзя быть такой красивой. На тебя все равно все будут смотреть. Я тут подумал… Неплохая была идея запереть тебя в спальне и выбросить всю одежду. Пожалуй, так и сделаю.

Быстро шагнув навстречу оторопевшей жене, он подхватил ее на руки и понес в сторону спальни.

- Ты же так не сделаешь? – дрожащим голосом спросила Урсула.

- Конечно, не сделаю, - засмеялся Доммэ, резко развернувшись в обратную сторону. – Испугалась?

- Ты… - задохнулась от возмущения Урсула.

- Я, маленькая. Это я, - теперь уже откровенно хохотал Доммэ. – Швырнешь в меня чем-нибудь позже, - он поставил ее на ноги и открыл двери.

- Я придумаю что-нибудь поинтереснее, - мстительно прищурилась Урсула, чопорно поджав губы.

- Звучит многообещающе, - загадочно приподнял бровь Доммэ и, подав знак охране, двинулся с ней по коридору.

На заседании Доммэ усадил Урсула рядом с собой у огромного круглого стола. Стихийница усердно старалась вникнуть в суть проблем, которые обсуждали мужчины, но чем больше старалась, тем меньше у нее это получалось. И если сначала, когда министры говорили о добыче золота и руды, она хоть что-то понимала, то потом, когда Доммэ поднял тему каких-то активов и ценных бумаг, она откровенно поплыла. Больше всего ее удивляло то, как Доммэ умудряется держать в голове такие огромные числа и запросто оперировать ими по памяти.

Спустя несколько минут жалких потуг понять хоть что-то из обсуждаемого, Урсула перестала изображать крайнюю заинтересованность и стала просматривать наваленные перед ней стопки бумаг. Первыми ей попались на глаза учетные книги. Обрадовавшись, что наконец-то она хоть в чем-то разбирается, девушка стала заинтересованно бегать взглядом по столбикам с цифрами. Недовольно хмурясь, она перелистывала страницу за страницей, выдергивая из стопки один талмуд за другим. Ее громкое шуршание и недовольное сопение наконец привлекло внимание Доммэа. Подчеркнуто внимательно он, замолчав, перевел взор на копошащуюся в бумагах супругу. Урсула, не заметив, что в зале повисла гнетущая тишина, продолжала водить пальчиком по листкам, что-то тихо бормоча себе под нос. Громкий кашель супруга заставил ее поднять голову.

- Есть вопросы, дорогая? – громко произнес император.

- Да, - смущенно ответила Урсула, заметив, что взгляды всех присутствующих в комнате мужчин прикованы к ее скромной персоне.

В уголках рта темного владыки заиграла улыбка. Едва заметным жестом головы он дал понять Урсула, что она может продолжать.

- Кто отвечает за закупку продуктов питания для дворца? - поинтересовалась она.

Из-за стола встал высокий худой мужчина и, почтительно склонив перед Урсула голову, ответил:

- Я, Ваше Величество.

- Простите, не знаю вашего имени.

- Ирсэк, Ваше Величество. Сэр Ирсэк.

Урсула величественно склонила голову, позволяя мужчине сесть, а затем задала вопрос, от которого на лицах всех сидевших за столом мужчин появилась веселая ухмылка.

- Я хотела поинтересоваться, яйца, которые вы покупаете для дворцовой кухни - золотые?

Сэр Ирсэк снисходительно улыбнулся императрице.

- Что вы, Ваше Величество, самые обычные.

Доммэ, сложив на груди руки и откинувшись на стул, с удивлением наблюдал, как в глазах жены зажегся азартный огонек.

- Тогда у меня к вам другой вопрос, - не унималась малышка. – За неделю, что мы с мужем отсутствовали, в империи случился мор и сдохли все куры?

Сэр Ирсэк непонимающе посмотрел на молодую императрицу, потом перевел взгляд на невозмутимо наблюдавшего за происходящим императора.

Урсула осторожно подвинула книгу к теперь уже очень серьезно смотревшему на нее Доммэу.

- В свете услышанного, может, вы объясните мне, сэр Ирсэк, почему цена, по которой закупаются во дворец не золотые яйца, в два раза выше рыночной?

Мужчина побледнел и заискивающе произнес:

- Простите, Ваше Величество, но такая цена держится уже несколько месяцев.

- Я вижу, - ничуть не стушевавшись, заявила Урсула. – Такая цена указана в ваших отчетах, поэтому я и спрашиваю, почему она в два раза превышает рыночную стоимость? И заметьте, сэр Ирсэк, пока я не спрашиваю вас, где вы покупаете овощи и мясо. Пока.

Доммэ наклонился к жене и прошептал на ухо:

- Детка, ты уверена?

- Уверена, - зашептала в ответ ему Урсула. - Я не знаю, куда ты смотрел, когда ходил по рынку, а я смотрела на цены. И склероза, в отличие от тебя, у меня нет.

- Маленькая, я смотрел на тебя, - улыбнулся Доммэ.

- Вот поэтому тебя который месяц бессовестно обворовывают.

- Кажется, императрица задала вам вопрос, - Доммэ поднял холодный, пронизывающий взгляд на ставшего белым, как мел, сэра Ирсэка. – Думаю, у моих поверенных теперь есть все основания произвести допрос и обыск в вашем ведомстве.

- Это не все, - вдруг продолжила Урсула. - Мне попались на глаза отчеты, присланные из императорских ферм по разведению коров. Это ведь тоже ваше ведомство, сэр Ирсэк?

У мужчины задрожали руки и, вцепившись ими в край стола, он нервно кивнул.

- Судя по тому, что поголовье с зимы не увеличилось, телят вырезали?

- Каких телят, Ваше Величество? – попытался состроить на лице что-то вроде улыбки сэр Ирсэк.

- Обыкновенных, - невозмутимо ответила Урсула. – Которые рождаются преимущественно осенью или зимой. Знаете, почему? – Урсула обвела торжествующим взглядом уважаемое собрание, и они все, раскрыв удивленно рты, синхронно отрицательно качнули головой.

- Потому что именно в этот период они рождаются с крепким здоровьем, благодаря благоприятному кормлению коров во время беременности, - добила присутствующих своим знанием животноводства Урсула. – И все уважающие себя фермеры обычно учитывают этот фактор. Так вот. Мне бы хотелось знать, уважаемый сэр Ирсэк, где в ваших отчетах обозначена цифра от продажи телятины? И не говорите мне, что в огромном стаде с осени не родилось ни одного теленка.

- Туше, маленькая, - прошептал ей на ухо Доммэ. - Ни демона не понимаю в коровах и яйцах, но я от тебя в восторге, - махнув рукой, владыка приказал взять сэра Ирсэка под стражу.

После завершения заседания все чиновники подходили к молодой императрице и, выражая свое почтение, низко склоняли голову. Когда за последним закрылась дверь, Доммэ, подхватив жену на руки, стал кружить с ней по залу.

- Маленькая, ты не представляешь, как я тобой горжусь. Ты где научилась разбираться в учетных книгах?

- Я всегда их местному старосте составлять помогала. В деревне грамотных людей было немного, а меня бабушка с детства учила писать и считать, - улыбнулась Урсула.

- Интересно, - задумчиво хмыкнул Доммэ. – Кем на самом деле была женщина, которой тебя доверили твои родители?

- Не знаю, - Урсула погрустнела и положила голову на плечо мужа. – Но она точно была магиней, потому что именно она научила меня пользоваться даром.

- Кстати, о даре. Ты не передумала учиться? – лукаво подмигнул ей Доммэ.

- Нет, - радостно встрепенулась Урсула.

- Тогда пойдём, - император осторожно поставил супругу на ноги и, потянув за руку, увлек за собой к выходу.

- Я знаю, куда ты меня привел, - нетерпеливо подпрыгнула на месте Урсула, когда они остановились у высоких стеклянных дверей. – Плавающие сады Авергард.

- Ты была здесь? – Доммэ удивленно выгнул бровь и вопросительно посмотрел на малышку.

- Тебя в тот день не было во дворце, - сконфуженно пробормотала Урсула, вспомнив, что именно здесь она обсуждала с Маорой план побега.

- Жаль, - огорчился владыка. – Я думал, буду первым, кто тебе их покажет.

- Зато ты единственный, с кем мне сюда хотелось бы приходить снова и снова, - Урсула обняла Доммэа за талию и положила голову ему на грудь.

- Умеешь ты успокоить, маленькая, - хрипло выдохнул он, целуя ее в макушку и открывая двери в сад.

На зеленой траве у водоема был постелен мягкий белый плед, на котором стояла корзинка с едой и бутылкой вина.

- Я подумал, есть на природе тебе понравится больше, чем за столом в мрачных стенах замка, - весело сообщил Доммэ.

- А как же учиться? – фыркнула Урсула, усаживаясь на землю и вынимая из корзинки продукты.

- А мы совместим приятное с полезным, - загадочно ухмыльнулся владыка, потом, достав из кармана платок, опустил его в воду. Подбросив его одной рукой вверх, он другой рукой пропустил через ткань поток воздуха и, через секунду совершенно сухой платок опустился Урсула на колени. Стихийница снова намочила платок и по примеру мужа попыталась его высушить. Струя пламени врезалась в белоснежный лоскуток, снеся его остатки ревущей волной в сторону водопадов.

- Маленькая, ты не поняла принцип, - терпеливо продолжил Доммэ, вытаскивая из кармана еще один платок. - Надо испарять воду, а не поджигать ткань. Сначала вытягиваешь из волокон жидкость, потом с помощью теплого воздуха рассеиваешь ее в пространстве. Используй стихию воздуха и огня после того, как призовешь стихию воды. И ты поднимаешь температуру до максимума, поэтому у тебя воздух горит, а не греется. Не выбрасывай так много энергии сразу, делай это в полсилы. Поток должен идти снизу вверх, сквозь ткань, а не дуть сбоку. Попробуй еще раз, - сказал он, протягивая жене платок.

Сосредоточившись, Урсула сделала все так, как объяснил ей Доммэ, а когда у нее получилось, махая сухим платком и громко повизгивая от восторга, повисла у супруга на шее.

- Умница, - похвалил ее император. – Но твои волосы все же давай буду сушить я.

- Не доверяешь? Думаешь, не справлюсь? – мгновенно обиделась стихийница.

- Нет, маленькая, просто мне нравиться это делать самому, - нежно поцеловал ее Доммэ.

- Тогда я буду сушить твои, - радостно сообщила Урсула. – И потом, если я немного не рассчитаю, с ними же все равно ничего не случится, - скорчила забавную рожицу она.

- Договорились, - рассмеялся император. – Тебе повезло, что я дракон.

Урсула, весело мурлыкая себе под нос, стала раскладывать еду, а Доммэ, откупорив бутылку вина, выудил из воздуха хрустальные бокалы.

- А это ты как делаешь? – Урсула щелкнула пальцем по фужеру, и он издал мелодичный звон.

- А это я делаю так, - Доммэ повел рукой, и бутылка с вином, на глазах у изумленной Урсула, исчезла.

- И куда ты ее дел?

- Никуда, - Доммэ снова повел рукой, материализуя пропавшее вино. – Это иллюзия, малышка, я маскирую предмет под окружающую среду. Есть несколько способов. Создаешь вокруг необходимого объекта зеркальное поле, отражающее то, что находится вокруг, либо делаешь сам предмет отражателем. А переносить предметы на расстоянии гораздо сложнее. Для этого тебе придется выучить магические формулы. Доберемся до моего кабинета, я тебе покажу.

- А когда ты исчезал и появлялся за моей спиной, это тоже была иллюзия? – поинтересовалась Урсулаэлиэн.

- В некоторых случаях, да, - согласно кивнул Доммэ. – У тебя глаза горят от нетерпения. Научить?

Урсула закивала головой, как болванчик, уткнув в подбородок сжатые кулачки. Доммэ стал выплетать вокруг тарелки с едой сеть заклинания, заставляя жену запоминать конфигурацию линий. Когда он активировал последнюю, тарелка исчезла из поля зрения, словно и не было. Урсула вытянула руку, пошарив ей по покрывалу, и наткнулась на кусок хлеба, лежавший в посудине.

- Ты просто ее спрятал, - восхищенно произнесла Урсула.

- А теперь ты сними зеркальное поле, - предложил ей Доммэ.

Малышка напряженно стала распутывать наложенную мужем сеть, дезактивируя силовые линии, а когда тарелка обнаружилась стоящей на земле, весело захлопала в ладоши.

- Попробуй что-нибудь спрятать сама, - Доммэ ласково заправил жене за уши вьющиеся локоны.

- Заметь, ты сам предложил, - ухмыльнулась она, начиная создавать вокруг себя отражающий экран.

- Урсула, детка, ты где? – изобразив поддельный испуг на лице, воскликнул Доммэ, когда она, замерцав, растворилась в воздухе.

Малышка, коварно усмехаясь, подобрала полы юбок и, встав на цыпочки, стала тихонько отходить в сторону водопадов, пытаясь удрать от мужа. Но как только повернулась к нему спиной, собираясь бежать, Доммэ, схватив ее за ногу, повалил на землю и, весело хохоча, стал целовать.

- Сбежать от меня вздумала? – нежно касался ее губ Доммэ, снимая зеркальный щит.

- Так нечестно, - бурчала Урсула. – Ты жульничал. Ты меня видел.

- Нет, маленькая, - продолжал заливисто смеяться владыка. – Ты пыхтела и топала, как ежик, я тебя слышал. Если хотела улизнуть незаметно, надо было повесить полог тишины.

- Я не умею, ты же не показал, - насупилась Урсула, не отвечая на настойчивые ласки мужа.

- Что, опять научить? – весело поддел ее Доммэ, целуя в пролегшую между бровей сердитую складку. – И зачем это тебе?

- Поставлю вокруг себя полог, когда ты будешь храпеть.

- Я не храплю, - возмутился темный владыка.

Малышка смотрела на него с такой надеждой, что он, не выдержав, поднял ее и стал показывать, как установить вокруг себя щит, блокирующий все звуки.

- Попробуй сама, - усмехнулся Доммэ, когда закончил.

Урсула встала и, спрятав себя за иллюзию, стала набрасывать на щит полог тишины.

- А сейчас ты меня слышишь? – крикнула она в самое ухо сидевшего на земле императора.

Доммэ, никак не отреагировав на ее вопрос, пялился в пустоту, иронично выгнув бровь.

- А вот теперь поищи меня, наивненький темненький, - хохотнула Урсула и пошагала к лестнице, ведущей в грот, скрытый за вьющейся стеной цветов. Она не успела поднять ногу на ступеньку, когда сильные руки мужа обхватили ее за талию, а потом над ухом раздался его мягкий рокочущий голос:

- Далеко собралась, моя маленькая?

Урсула взвыла и, крутанувшись, стала стучать кулачками в каменную грудь мужа.

- А сейчас что я не так сделала?

- Все так, - веселился Доммэ. – Прости, солнышко, но я тебя чувствую, - сделал покаянное лицо он.

- Твой запах, биение твоего сердца, твою магию, - Доммэ захватил в руку ладонь Урсула, целуя отметину от брачной клятвы.

- То есть спрятаться от тебя я не могу никак?

- У-у, - покачал головой он, а потом, подхватив на руки, понес к озеру. – И зачем ты хотела от меня спрятаться? – нежно спросил Доммэ, протягивая супруге бокал с вином и тарелку с едой.

- А зачем ты утром дразнился? – откусила кусок сыра Урсула и надула губы.

- А-а-а, - потянул император. - Я и забыл, что мне обещали что-то поинтереснее, чем башмак, соус или помидор. Я тебя огорчу, маленькая, придется тебе придумать другую шалость, потому что спрятаться от меня ты уже не сможешь ни-ког-да, - чеканил он по слогам в удивленно раскрытые губы жены.

- Ну, не жалуйся потом, - мстительно игриво прищурилась Урсула, собираясь вякнуть очередную колкость. Доммэ быстро всунул ей в рот кусок курицы, поцеловал и взъерошил огненные вихры.

- Ешь, изобретательная моя. У нас через полчаса встреча с военными.

Урсула грустно вздохнула и пожаловалась:

- Вот в стратегии и военных я точно совершенно ничего не понимаю. Что я там буду делать?

- Станешь продумывать план мести для меня, - самодовольно ухмыльнулся Доммэ, приступая к еде.

Урсула сосредоточенно жевала и думала, искоса поглядывая на не сводившего с нее глаз мужа. Он положил ей руку на коленку, а затем, весело потрепав, стал собирать остатки пищи.

Стихийница расплылась в ехидной улыбке, потому что, кажется, теперь она придумала, как обескуражить и вывести излишне самоуверенного супруга из равновесия.

К моменту, когда они вернулись в зал, их уже ждали. Доммэ начал заседание, на какое-то время, выпустив жену из поля зрения, подошёл к разложенной на столе карте, обсуждая с военачальниками численность и дислокацию войск. Когда император вернулся на место и, усевшись рядом с Урсула, стал выслушивать предложения и доклады, он не заметил лукавого блеска в глазах притихшей, как мышка, супруги. Один из главнокомандующих задал Доммэу вопрос, и владыка запнулся на полуслове, когда ему на колено неожиданно осторожно легла маленькая ладошка Урсула. Повернув голову, он удивленно посмотрел на жену, но та как ни в чем не бывало подчеркнуто внимательно смотрела на возвышавшегося над столом генерала. Доммэ продолжил, и не успел сказать и двух слов, как рука малышки медленно двинулась выше, теперь уже выписывая пальчиком вензеля на внутренней стороне его бедра. Потеряв нить разговора, император судорожно сглотнул, попробовав собраться с мыслями, когда рука Урсула замерла. Но стоило ему раскрыть рот, как маленькая безобразница продолжила свою пытку. Доммэ дернул ворот рубахи, рвано выдохнул, и… карандаш в его руке внезапно переломался пополам. Грохнув кулаком по столу, он зло рявкнул:

- Все свободны!

Урсула поспешно вскочила с места, направляясь в сторону выхода.

- А вас, Ваше Величество, я попрошу остаться, - свирепо сверкая глазами, прошипел ей вслед Доммэ.

Обойдя вокруг стола, она постояла в сторонке, ожидая, пока последний генерал покинет зал заседаний, а затем, набросив на себя иллюзию и полог тишины, дала деру.

- Маленькая, - грозно прорычал Доммэ, огибая стол по кругу. – Догоню, хуже будет.

Урсула дернулась, не зная, какое направление выбрать, а самое странное, она была уверена, что муж не может ее видеть, но его глаза безошибочно смотрели на нее в упор, словно не было преграды, делавшей ее незримой.

- Ты догони сначала, - осторожно двинулась она в сторону от хищно преследовавшего ее мужа.

Ядовито ухмыльнувшись, Доммэ поманил ее пальцем, а потом растворился в воздухе. Сообразив, что преимущество теперь на его стороне, малышка подхватила юбки и что было духу бросилась к выходу, на полном ходу впечатавшись в уже поджидавшего ее у дверей владыку. Вереща, как ненормальная, она стала вырываться из его жестких объятий, пытаясь выскользнуть, как уж.

- Доигралась? - злорадно воскликнул Доммэ, усаживая ее на стол. – Ты выбрала неправильную тактику, малышка. Не стоит начинать войну, если не знаешь как ее закончить.

- Почему не знаю? - с вызовом бросила Урсула, положив ладошки на тяжело вздымающуюся грудь мужа и обхватывая его ногами. Резко поддавшись вперед, она впилась в его губы, пылким поцелуем.

- Ты что творишь? – оторвался от нее Доммэ, сипло вдыхая и выдыхая воздух. – Сюда войти могут в любой момент.

- Сдаешься, темный? – понимающе улыбнулась Урсула, запуская пальцы в его волосы, медленно поглаживая его шею, перебирая темные пряди на затылке.

Несколько минут Доммэ смотрел на нее, не отрываясь, потемневшими от желания глазами.

- Тьма… - хрипло выдохнул он. – Сдаюсь, маленькая.

Губы владыки смяли ее, и… дальше началось безумие. Он вывалился с ней из портала в спальне, прижал к стене, вдавливая ее в себя, словно хотел стать с нею частью одного целого, раствориться в ее запахе, сродниться с ее кожей. Потом поднял, усаживая на бедра, кружил по комнате, с яростным рыком сдирая ее и свою одежду, успевая между делом дотягиваться жадными губами до оголившихся частей тела.

- Сдаюсь, - повторял он, падая с ней на кровать. – Я сдаюсь, детка, – хрипел Доммэ, выписывая губами и языком на теле жены линии и узоры. - Возьми меня в плен, маленькая, - прошептал он, нависая над Урсула.

- Беру, - тихо выдохнула она в ответ.

Ее руки, как оголенные нервы, обвили широкую спину мужа, прижимая к себе так близко, как только было возможно, лишая желающего ее мужчину последних доводов рассудка, увлекая за собой в разверзшуюся огненную бездну. Туда, где не было места словам и сомненьям, туда, где на языке любви разговаривали теперь только их обнаженные души и тела.

Доммэу показалось, что у него уходит земля из-под ног. Обернувшись, он окинул безмятежно улыбающуюся и беседующую с Тэлларисом малышку тревожным взглядом. Один день… остался один день.

- Не спускайте с нее глаз, - обратился владыка к советникам. – Если понадобится, ходите за ней по пятам, как приклеенные. Волос с ее головы не должен упасть.

- Возможно, вам не стоит завтра появляться на приеме в честь дня рождения леди Эйрис, - заметил советник безопасности.

- Тьма, я забыл, - Доммэ зло взъерошил волосы и снова посмотрел в сторону жены. – Я не могу не поздравить сестру. Не думаю, что на празднике может что-то произойти. Тем более, что императрица будет там со мной. Но на всякий случай установите слежку по периметру зала за всеми присутствующими.

- Можно одеть магов под слуг. Так будет легче отслеживать передвижение гостей и это не вызовет подозрений, - предложил Трэм.

- И замкнуть все линии силы на вечер, чтобы никто не мог выйти порталом, - добавил Лаш.

- Действуйте, - согласился Доммэ.

Урсула не испытывала неудобства или дискомфорта, когда Доммэ, оставив ее в кругу советников, отошел в сторону. Людей, сидящих за столом, она уже видела раньше, и от них не шла та липкая, темная волна высокомерия и неприязни, которую она чувствовала, когда находилась на балу. Напротив, на нее смотрели вежливо и дружелюбно, а когда рядом сел магистр Тэлларис, она и вовсе почувствовала себя легко и свободно.

- Рад видеть вас в добром здравии и бодром расположении духа, леди Урсулаэлиэн, - тепло поприветствовал молодую императрицу целитель.

- Благодарю вас, - Урсула приветливо склонив голову, улыбнулась старому магу.

- Боюсь, деточка, это я должен вас благодарить, - мягко парировал Тэлларис. – Вы позволите мне немного пофамильярничать?

- Вы так долго служите императорской семье и пользуетесь такой безупречной репутацией, что иногда, думаю, можете себе это позволить, – засмеялась Урсула. – Кажется, императора вы называли «мой мальчик», я не стану возражать, если вы будете звать меня деточкой, но лучше просто Урсула.

- Урсула, - хитро прищурился Тэлларис, растягивая и словно смакуя произнесенное вслух имя. – Не знаю, почему тебя так назвали твои родители, но ты действительно подарок. Спасибо, милая.

Стихийница смутилась и, неловко пожав плечами, обратилась к магистру:

- За что вы меня благодарите?

В уголках губ старого мага заиграла теплая улыбка и, обернувшись через плечо, он многозначительно посмотрел на беседовавшего в стороне императора.

- За него.

Урсула растеряно посмотрела на Тэллариса и, видя ее замешательство, магистр поспешил продолжить:

- Я всего лишь придворный целитель, милая. И мое дело лечить, не задавать лишние вопросы и не совать свой нос в чужие дела. Но ты не представляешь, каково это было исцелять ребенка, спина которого больше походила на кровавое месиво, чем на спину маленького мальчика, зная, что завтра он будет выглядеть точно так же, когда его принесут ко мне. Долгие годы я исцелял его тело, но мне никогда не удавалось сделать то, что вышло у тебя, девочка. Ты исцелила его душу. Я никогда не видел его таким счастливым. Это дорогого стоит. За это и благодарю.

Урсула порывисто схватила руки старика, крепко сжимая в своих ладонях.

- Это у меня не хватит всей жизни, чтобы отблагодарить вас за то, что вы делали для моего мужа.

- Перестань, милая, - отмахнулся от нее Тэлларис. – Благодарить будешь, когда стану лечить ваших с Доммэом сорванцов.

- Я думаю, единственным, что вам придется у них исцелять, будут ссадины и разбитые коленки, - светло усмехнулась Урсула.

- Я на другое и не рассчитываю, - прокряхтел Тэлларис, хитро подмигивая императрице. - Подозреваю, что моя помощь больше понадобится окружающим их нянькам.

Урсула посмотрела на целителя и вдруг, осознав, что он совершенно прав, стала смеяться. Она не представляла, как сможет справиться с детьми, когда они станут перекидываться в драконов и летать по дворцу. Оставалась надежда, что муж точно найдет на них управу. Правда, пугало одно: если Доммэ станет летать следом за ними, то от родового гнезда Авергардов вскоре останутся одни руины. Радостно улыбаясь, Урсула словно видела мелькающие перед глазами картинки счастливой семейной жизни.

Она не поняла, в какой момент они сменились на совершенно другие. Сначала она увидела женщину, она плакала и что-то кричала вслед уходящему мужчине… Резкий, словно удар, звук захлопнувшейся двери… Обида… Слезы… Отчаяние… Мужчина, покупающий драгоценности в ювелирной лавке… Их так много… он покупает их каждый раз, как откуп, не вкладывая в подарок ни сердца, ни душевного тепла. Они не приносят той, кому их дарят, ни радости, ни удовлетворения. Все эти сверкающие безделушки женщина каждый раз бросает, как мусор, в огромный ларец.

У Урсула возникло ощущение, что она случайно приоткрыла дверь в чужую жизнь и бессовестно подглядывает. Встряхнув головой в попытке прогнать наваждение, она, повернув голову, скользнула взглядом по сидевшему от нее по левую руку мужчине. Высокий, стройный, темноволосый, как и большинство жителей Тэрангана, он, понуро склонив голову, вертел на пальце обручальное кольцо. И видения снова нахлынули на Урсула, как набегающие на берег волны. Осторожно дотронувшись рукой до обшлага его рукава, она тихо произнесла:

- Подарите ей цветы.

Мужчина вздрогнул, рассеяно моргнул и недоверчиво уставился на Урсула.

- Простите?.. Ваше Величество…

- Не нужно дарить ей драгоценности. Подарите ей цветы, – мягко и настойчиво повторила императрица. – Вы соритесь со своей женой, и каждый раз вместо того, чтобы прийти и попросить прощения, дарите ей украшения. Вы даже не смотрите на то, что покупаете, просто выбираете самое дорогое. Вам кажется, чем дороже купленная вами вещь, тем выше цена вашего раскаяния. Но в том, что вы делаете, нет и капли вашей души, поэтому она вас и не слышит.

- Откуда вы?.. – советник потрясенно смотрел на грустно улыбающуюся императрицу. – Вы видящая, - выдохнул он.

- Вы ведь собирались сегодня опять купить ей безумно дорогое кольцо? – спросила Урсула. – Не делайте этого, она выбросит его, как и все предыдущие.

- Почему вы считаете, что цветы она не выбросит? - нахмурившись, буркнул мужчина.

- Потому что вы их ей никогда не дарили.

- Но цветы - это так глупо и дешево, - развел руками советник.

- Вы не понимаете одного: дорог не подарок, а внимание. Вашей женщине не хватает вашей заботы и тепла, а ваши деньги ее интересуют в последнюю очередь.

- Эта затея была безнадежной с самого начала, - хрипло начал мужчина. – Я темный, она человек, мы слишком разные. Боюсь, что мы никогда не сможем понять друг друга.

- Я - человек, его Величество – темный, но это совершенно не мешает нам понимать друг друга. Да, возможно, люди устроены по-другому. Мы живем эмоциями, и они зачастую для нас важнее и дороже любых самых ценных подарков. Подарите своей жене светлый миг счастья, для этого не нужны большие деньги, только ваши искренние чувства.

- Где я возьму цветы в такое время? Когда закончится совет, все лавки будут закрыты, - пожаловался советник. – А в моем городском доме цветы не растут.

- Я попрошу мужа разрешить вам нарвать букет в садах Авергард, - сообщила Урсула.

- Спасибо, Ваше Величество! – совершенно искренне улыбнулся темный.

- Можете звать меня леди Урсулаэлиэн. «Ваше Величество» звучит слишком официально, - заметила ему в ответ Урсула, протягивая ладонь для рукопожатия.

- Граф Лэйр Вайолет, - представился мужчина, почтительно целуя руку императрицы.

- Что здесь происходит? – раздался над головой Урсула недовольный голос мужа.

Мгновенно повернувшись на звук, стихийница одарила Доммэа такой светлой и радостной улыбкой, что болезненный укол ревности, который он испытал, глядя на то, как к руке супруги прикасаются чужие губы, растворился в волнах тепла и нежности, предательски растекающихся в груди.

- Дорогой, ты позволишь графу нарвать цветов в плавающих садах? - тихо попросила Урсула. Владыка нахмурился и подчеркнуто внимательно посмотрел на мгновенно побледневшего тайного советника.

- Для чего тебе цветы, Вайолет? – хищно прищурился Доммэ.

- Тише, - шикнула на него Урсула. – Это для его супруги.

- Не думал, что вы так близко знакомы с императрицей, граф, что позволяете просить ее о столь личных вещах, - продолжил Доммэ, распиная взглядом повинно опустившего голову советника.

Урсула закатила глаза и недовольно дернула мужа за руку.

- Я сама предложила. Более того, это я навязалась графу, – зашептала она. – Они с женой поссорились, а мирится граф не умеет.

Доммэ перевел насмешливый взгляд на жену.

– Ты что, решила выступить в роли свахи? Сколько в тебе скрытых талантов, маленькая. Кого ты решишь облагодетельствовать в следующий раз?

- Никого, - обиделась Урсула. - И прекрати испепелять его взглядом, ты еще более ревнивый, чем он.

Удрученно покачав головой, Доммэ поднял жену с места, увлекая за собой.

- Я отдам распоряжение охране пропустить тебя в плавающие сады, Лэйр, - бросил он напоследок сконфуженному советнику.

Усевшись с Урсула по центру стола, Доммэ захватил ладонь жены в свои руки и крепко-крепко сжал.

- Все хорошо, дорогой? – вздрогнула она.

- Все хорошо, детка. Не волнуйся, - попытался успокоить ее Доммэ.

Урсула смотрела на него и чувствовала, что что-то происходит. Словно он чего-то не договаривает, щадя ее чувства или не желая расстраивать. Стало волнительно и жутко, и причину внезапного смятения она не могла объяснить. Это было что-то подсознательное, как тогда на корабле, когда она понимала, что если отпустит мужа, то больше никогда не увидит. И это чувство не отпускало ее весь вечер. За ужином, всматриваясь в лицо супруга, ей чудилось, что в его глазах застыло беспокойство, а за натянутой улыбкой прячется тревога и страх. И даже когда, ложась спать, он обнимал и целовал ее, Урсула казалось, что его сердце пропускает удары, замирая от недоброго предчувствия.

Вода игривым каскадом лилась на его высоченную фигуру, мягко огибая ее потрясающий контур. Серебряные волосы, сплетаясь со светящимися ручейками, струились сверкающим водопадом по обнаженным плечам и груди. Яркие блики играли голубыми мазками на гладкой, упругой спине, расцвечивали его стан и лицо радужными зайчиками. Никогда не видела голого мужчину, но тот, что стоял передо мной, мог бросить вызов демонам хаоса своей дикой, первобытной силой и красотой. Широченная шея, гибко переходящая в мощные плечи. Ленты сухожилий обвивают тугие бугры мускулов на его руках, плавно перекатывающихся под бронзовой от загара кожей. Необъятная грудь, такая жесткая и непробиваемая, как стальной щит. Рельефный живот, состоящий сплошь из квадратных плоских плит мышц, похожих на панцирь черепахи. Передо мной стоял бог войны во плоти, странным стечением обстоятельств спустившийся с небес, желая искупаться в священном озере. И этот невозможный мужчина внезапно приходит в ярость, прожигая пустоту грота оплавившимся серебром своих глаз, ударяя кулаками о воду, издавая утробный хрипящий звук. Так рычит зверь, у которого отняли добычу. Даже сквозь непроницаемую материю сумрака я чувствую запах, исходящий от его чистого, сверкающего жемчужными капельками, торса. Он упирается ладонями в стену, заключая меня в капкан своих сильных рук, опускает голову так, что жесткий подбородок едва не касается мой макушки, и его сиплый шепот раскаленными иголками вонзается в мою плоть, бежит по венам жидким огнем, будоража во мне что-то такое же безумное, как и он сам.

Ей снова снился кошмар: жуткая армия серых тварей расползалась темной лавиной, сметая на своем пути все живое. Огромный черный монстр сжимал ее в ледяных объятьях, лишая сути, вытягивая из нее последние капли жизни, превращая в призрачную тень, бездушный фантом. Хаос… Ужас… Пустота…

- Детка, проснись, - Доммэ покрывал легкими поцелуями ее покрывшийся холодной испариной лоб, тихо шепча что-то нежное и ласковое. – Все хорошо, солнышко. Это просто сон, - повторял он, укачивая вздрагивающее в его руках тело жены.

Вцепившись в него мертвой хваткой Урсула, уткнулась лбом в его горячую грудь, пытаясь хоть немного успокоиться. Доммэ сжал ее так сильно, что в легких стало не хватать воздуха, но стихийница не посмела протестовать или жаловаться. В это момент ей так необходима была его безудержная сила, обжигающее тепло и его незыблемая уверенность в том что, все будет хорошо.

- Ты ничего не хочешь мне сказать? – хрипло прошептала она, вглядываясь в мерцающие в темноте глаза мужа. – Мне кажется, или ты что-то от меня скрываешь?

Лицо Доммэа передернулось. Осторожно погладив малышку по голове, он уложил ее рядом с собой, укутывая в одеяло, оплетая руками и ногами, как плющ.

- Не бойся, маленькая. Нет ничего такого, из-за чего тебе стоило бы переживать. Я со всем разберусь. Я ведь обещал, что никому тебя не отдам. А я привык держать свое слово. Засыпай, любовь моя. Все будет хорошо. Клянусь.

Урсула, облегченно вздохнув, прижалась к мужу. Нежные прикосновения рук, невесомые, едва слышные касания губ Доммэа дарили такое умиротворяющее чувство и покой, что веки невольно стали тяжелеть и наливаться дремотой, а спустя несколько минут она уснула спокойным и безмятежным сном. Размеренное дыхание жены на какое-то время немного заглушили душевные терзания темного владыки, но уснуть он больше не смог. До утра смотрел в ее родное лицо, опасаясь закрыть глаза и не найти ее рядом с собой, когда откроет. Страх потерять ее был настолько осязаем, что причинял почти невыносимую боль. Подоткнув под нее плотнее одеяло, он с ужасом понял, что у него дрожат руки. Для чего нужна была его власть, сила и знания, если они не могли защитить ту единственную, без которой эта жизнь не имела смысла? Шумно выдохнув, Доммэ зло прошипел в тишину комнаты:

- Плевал я на ваши пророчества… Костьми лягу… не отдам, - бережно обняв спящую Урсула, он зарылся лицом в ее разметавшиеся по подушке волосы, упоенно вдыхая их неповторимый аромат. – Ты мой подарок, маленькая. А своим я делиться не буду ни с кем, - грозно прошептал владыка темной империи, нежно целуя любимую.

Утром, подхватив на руки завернутую в одеяло малышку, Доммэ вышел с ней на террасу встречать рассвет. Опустившись в плетеное кресло, император вдохнул полной грудью прохладный свежий воздух и прижался щекой к лицу мирно посапывающей жены. Мягкие губы Урсула внезапно дотронулись до его подбородка, и в раскрывшихся зеленых глазах заплясали теплые искры.

- Доброе утро, любимый, - сонно прошелестела она.

- Доброе, маленькая, - ласково ответил Доммэ, прижимаясь к ее губам.

- Почему у меня такое чувство, что ты от меня что-то скрываешь? – спросила Урсула, когда, оторвавшись от нее, Доммэ поднял голову, напряженно вглядываясь в линию горизонта.

- С чего ты взяла?

- Ты смотришь на восходящее солнце так, словно из-за него сейчас выйдет демон с топором и станет рубить им все, что будет попадаться ему под руку.

Доммэ натянул на лицо непроницаемую маску и крепче прижал жену к себе.

- Тебе показалось, малышка.

- И все же ты что-то не договариваешь, - погладила его застывшую скулу Урсула.

- Я забыл тебе сказать, что у Эйрис сегодня день рождения, - вздохнул Доммэ, целуя ее пальцы.

- Ты забыл купить ей подарок? – с ужасом в голосе предположила Урсула. – Ты из-за этого расстроен?

- Нет, я не забыл.

- И что это? - полюбопытствовала Урсула.

- Замок на берегу моря. Она давно у меня просила, - усмехнулся Доммэ.

- О-о, - только и смогла произнести стихийница и вдруг неожиданно сникла. – А у тебя когда день рождения?

- Не скоро, маленькая. Осенью. Не грусти, еще успеешь приготовить для меня подарок.

Урсула закусила губу и жалостливо посмотрела на мужа.

– Ты не обидишься, если я не подарю тебе замка у моря?

Доммэ расхохотался и покачал головой.

– У меня уже есть два. Один ты видела, второй находится у берегов северного моря. Кстати, маленькая, а когда родилась ты?

- Я не знаю, - пожала плечами Урсула. – Бабушка всегда что-нибудь дарила мне в первый день весны, а когда я спрашивала ее, почему именно в этот день, она не отвечала.

- Странно, - нахмурился Доммэ. - Еще одна загадка.

- Ты о чем? – встрепенулась стихийница.

- Мысли вслух. Не обращай внимания, солнышко, - попытался отвлечь ее Доммэ. – Да, я не сказал главного. Вечером, по случаю дня рождения, состоится пышное торжество. Я знаю, что ты не любишь таких сборищ, но пойти придется.

- Я пойду с тобой с удовольствием, - удивила его ответом Урсула. – И потом, я в долгу перед Эйрис.

Брови императора удивленно поползли вверх и, глядя на его недоумение, Урсула с улыбкой объяснила:

- Мы с тобой по сей день ходили бы вокруг друг друга кругами, если бы она не заставила пойти меня на тот бал.

Владыка усмехнулся, соглашаясь с ее доводами, а потом тихо произнес:

- Пожалей мои нервы, маленькая. Найди приличное платье на сегодняшний вечер. Если хочешь, попрошу Арху, чтобы позвала портных.

- Не надо. Ты плохо думаешь о своей сестре. В моем гардеробе есть платья на любой вкус и в таком количестве, что хватит нарядить всех придворных дам. А то, в котором я явилась в прошлый раз, Эйрис выбрала специально.

- Вы хотели меня позлить? – изумился Доммэ.

- Нет, мы хотели, чтобы ты не смотрел на других, - хихикнула Урсула.

- Женщины… - сокрушенно покачал головой Доммэ. – Коварные. Должен признать, у вас это получилось. Хотя я и так не смотрел бы на других.

- Это я теперь знаю, - Урсула ткнулась носом в его шею. - А тогда сомневалась.

- Маленькая, не сомневайся никогда, - расхохотался Доммэ. – Я не самоубийца. Упаси тьма попасть тебе под руку в момент вспышки ревности.

- Боишься, темный? – лукаво спросила Урсула.

- Опасаюсь, - скорчил страшную рожицу Доммэ, крепче обнимая жену.

Было так хорошо сидеть с ней, смотреть, как над землей поднимается золотой шар солнца, просто беседовать, просто жить, просто дышать. Доммэу вдруг так захотелось остановить время и замереть с ней навечно в этом светлом мгновении.

- Пора вставать, родная, - он тоскливо посмотрел на радостно улыбающуюся малышку. – Я должен уйти.

- А я? - тут же встрепенулась Урсула.

- Ты останешься здесь, - Доммэ быстро прижал руку к ее губам, видя, что она собралась возражать. - Не выходи никуда, пока я не вернусь за тобой. Пообещай мне.

-Так надо, маленькая. Просто сделай так, как я прошу. Я позову Арху, чтобы тебе не было скучно, заодно она поможет приготовиться тебе к вечеру.

Урсула понуро опустила голову.

- Лучше бы мы не возвращались во дворец.

- Потерпи, малышка. Скоро все закончится, и тогда мы обязательно поедем с тобой куда-нибудь. В империи столько красивых мест. Я покажу их тебе все, обещаю.

- Ты говоришь загадками. Что закончится? Это насчет пророчества? Ты что-то узнал?

Доммэ ничего не ответил, только обхватив ладонями лицо жены, тихо попросил:

- Обещай, что сделаешь как прошу.

- Обещаю, - Урсула ничего не понимала, но муж так смотрел на нее, что она готова была пообещать ему что угодно, даже достать луну с неба. И она честно сдержала свое обещание, весь день проведя с Архой, не высовывая нос из императорских покоев.

Для вечера они с кормилицей подобрали светло-голубое платье, расшитое золотой вышивкой, с небольшим шлейфом, круглым вырезом, лишь слегка открывавшим плечи. Арха позвала служанок, и те долго колдовали над волосами стихийницы, сложив из них удивительно красивую сложную прическу, венчавшуюся сверкающей бриллиантовой диадемой. Урсула удовлетворенно разглядывала себя в зеркале. Подобранные наверх волосы делали ее строже и взрослее, а платье и диадема придавали поистине царский вид. Теперь она выглядела так, как должна была выглядеть императрица, и это не могло не радовать, потому что Урсула очень хотелось соответствовать мужу, чтобы, глядя на нее, никто не посмел и подумать, что она не пара Доммэу.

Строчки древних записей сливались у Доммэа перед глазами в причудливую пеструю рябь. С самого утра он с братьями Гэронами сидел в библиотеке, пытаясь найти хоть какую-то подсказку к оставленному Ингеросом пророчеству. Близнецы не выходили отсюда третий день, завалив столы помещения сотнями фолиантов и свитков. Доммэ злился. Он перерыл столько книг, но ни на йоту не приблизился к разгадке тайны. Мысль о завтрашнем затмении заставляла его еще ожесточеннее и упорнее вытаскивать с полок толстые тома и торопливо перелистывать их, цепляясь взглядом за буквы и слова.

Библиотека была огромной, будь у него времени в десять раз больше, и того не хватило бы, чтобы пересмотреть хотя бы треть. Но темный владыка надеялся на удачу, включая драконье зрение, заглядывал на самые верхние этажи, вытаскивая магией книги с подозрительными названиями.

Неожиданно краем глаза он зацепился за странную серую книжку, исписанную непонятными символами, спрятавшуюся в глубокой нише под самым потолком. Притянув ее в руку, Доммэ позвал Брэда и Ангуса.

- Что это за язык?

- Это древнеизаррианский, - ответил Ангус, проводя рукой по пыльным страницам.

- Иззара - государство, находившееся на востоке древнего мира, - Доммэ мгновенно вспомнил, что в юности читал о иззарианцах - магах отшельниках, поклоняющихся культу земли. Быстро пролистывая страницы, он вдруг увидел знакомый символ. - Переведи, что здесь написано, - он ткнул пальцем в интересующий его параграф.

Ангус зашевелил губами, повторяя написанные слова, а потом заговорил:

- В день летнего солнцестояния, когда встретятся свет и тьма, кровь рожденной в первый день весны откроет врата теней. И если перерожденный найдет нужную дверь, ключ вступит в игру. Решение за хранителем - быть петлям или кольцу.

- Летнее солнцестояние, - задумчиво повторил Доммэ.

- Завтра, - воскликнул Брэд.

- Встретятся свет и тьма… - Доммэ растер ладонями лицо и хмуро посмотрел на братьев. – Затмение. Они говорят о затмении. Это случится завтра.

- Кровь рожденной в первый день весны… Владыка, вы понимаете, о чем речь? – поинтересовался Ангус.

- Понимаю, - мрачно выдохнул император. – Все-таки она… Переведите всю книгу. До утра успеете?

- Успеем, - одновременно кивнули братья.

- Я вернусь на рассвете, - Доммэ протянул книгу Ангусу. - Если закончите раньше, зовите меня немедленно.

До приема оставались считанные минуты, понимая, что не успевает, император прочертил руну перехода и вышел в гардеробной собственных покоев, на ходу стягивая с вешалок парадную одежду. Когда он зашел в гостиную, малышка с Архой уже ждали его у входа.

- Доммэ, - испуганно обернулась Урсула. – Мы ждали тебя с другой стороны.

Ласково чмокнув жену в лоб, император заразительно улыбнулся.

– Я такой непредсказуемый…

- И еще очень красивый, - вздохнула Урсула, проводя рукой по великолепно сидящему на муже мундире.

- Пытаюсь соответствовать, - Доммэ окинул жену восхищенным взглядом.

- Ты удивишься, но я преследовала ту же самую цель, - рассмеялась она.

- Опаздываем, маленькая, - схватил ее за руку Доммэ, открывая портал перехода.

Огромный зал, заполненный богато разодетыми вельможами, встретил их нарастающим гулом и низкими заискивающими поклонами и реверансами. Из группы молодых людей навстречу им вышла радостно улыбающаяся Эйрис и, расцеловав брата, стала благодарить за подарок.

- Спасибо, Рэйни. Завтра же с утра отправлюсь в свои новые владения наводить там порядок.

- Представляю, - засмеялся Доммэ. – Бедная челядь. Спокойная жизнь теперь будет им только сниться.

Эйрис улыбнулась Урсула и, наклонившись, тихо произнесла:

- Великолепно выглядишь, но я бы надела что-нибудь более нескромное.

- Ты и надела, - заметил Доммэ, окинув взглядом от подола до выреза кричащий ярко-красный наряд сестры. – К платьям жены я тебя больше не подпущу.

- Не обращай на него внимания, - отмахнулась от брата Эйрис. – Помни, ты равная ему. И можешь одеваться так, как тебе нравится. А будь его воля, он на тебя мешок бы надел и в кладовку спрятал.

- Эйрис, тебя гости заждались. Удели лучше внимание им, - сердито фыркнул Доммэ, подхватывая жену под руку и оттаскивая от сестры.

- Мы потом поговорим, дорогая, - подмигнула Урсула Эйрис, возвращаясь в круг ожидавших ее кавалеров.

Оглядываясь по сторонам, разглядывая прибывших на торжество, Урсула внезапно заметила в толпе вчерашнего знакомого советника. Радостно улыбнувшись, она кивком головы поприветствовала графа Вайолета, и он мгновенно двинулся ей навстречу.

- Ваше Величество, разрешите представить вам мою супругу, леди Наэрин, - Лэйр стал за спину красивой темноволосой леди, смущенно склонившейся перед императорской четой.

Доммэ, увидел маячивших на расстоянии Трэма и Лаша и, усмехнувшись, легонько сжал руку жены.

– Я отойду ненадолго, а ты поговори пока, благодетельница.

- Рада знакомству, леди Наэрин, - Урсула протянула девушке руку и, едва коснулась, перед глазами поплыли картинки счастливого примирения пары. Волосы графини были украшены красивыми сиреневыми цветами в тон ее платью, и императрица не замедлила с комплиментами: – У вас очень красивая прическа, цветы смотрятся необычно и изыскано.

- Спасибо. Это подарок мужа, - девушка развернулась к супругу, одарив его взглядом, полным обожания. - А у вас невероятно красивый кулон, - леди Наэрин восхищенно посмотрела на рубиновое сердце, висевшее у Урсула на шее. - И вы сама очень красивая, - смущенно заявила графиня.

- Спасибо, - Урсула дотронулась рукой до подвески. - Это подарок мужа. Я его никогда не снимаю, - улыбнулась она.

Граф Вайолет удивленно посмотрел на кулон, потом понимающе усмехнулся, и Урсула вдруг показалось, что украшение в ее руке на какие-то доли секунды сильно разогрелось.

- Урсулаэлиэн, дорогая, пока брат не видит, ты должна попробовать торт, - внезапно подхватила ее под руку подошедшая к ним Эйрис.

Попрощавшись с супружеской парой, Урсула последовала за сестрой мужа, тащившей ее к возвышающемуся над столом в центре зала огромному трехъярусному чуду кулинарного искусства. Отрезав кусок, Эйрис положила его на блюдце и протянула, невестке.

- Я заказывала его у лучшего имперского кондитера, - с гордостью заявила Эйрис. – Коржи пропитаны настойкой из ягод грода. У настойки невероятно сложный рецепт, и делать ее могут всего три кулинарных мага империи. Ешь, а то мой братец, как всегда, утащит тебя, и ты так и не попробуешь вкуснятины.

Урсула благодарно улыбнулась сестре мужа, но едва отломила ложечкой кусочек, как кто-то сильно толкнул ее в спину. Блюдце в ее руках дрогнуло, и слетевший с него кусок торта шлепнулся Урсула на платье, испачкав его кремом.

- Простите, Ваше Величество, я оступилась.

Урсула, обернувшись, уткнулась взглядом в покаянно извиняющуюся Акатэю.

- Тварь, - прошипела Эйрис. – Ты сделала это специально.

- Что вы, леди Эйрис, - продолжала изображать невинность темная леди. - Мне так неловко. У меня нога подвернулась. Не нужно было надевать такие высокие каблуки. Здесь такой скользкий пол.

- Не стоит портить себе из-за нее праздник. Это всего лишь платье, - Урсула схватила взбешенную Эйрис за руку, оттаскивая в сторону.

- Ты не понимаешь, она сделала это, чтобы унизить тебя, - негодовала та.

- Я знаю. Она ненавидит меня с нашей первой встречи. Сегодня твой день, Эйрис, давай не будем его омрачать из-за такого ничтожества, как Акатэя.

- Ты права, - фыркнула Эйрис. – Стой тут, я позову бытового мага, отчистим твое платье, - тоном, не требующим возражений, заявила она и быстро куда-то умчалась.

Урсула вздохнула. Стычка с Акатэей испортила ей настроение. В памяти всплыла их первая встреча и ядовитые слова, которые произносила темная леди. Стихийница вдруг поняла, что она ревнует, ужасно ревнует… От одной мысли, что эта женщина, вероятно, раньше была любовницей ее мужа, у нее все переворачивалось и жгло внутри. Урсула оглянулась и в упор посмотрела на Акатэю, стоявшую в толпе придворных дам. На лицах темных леди мгновенно появилось выражение неподдельного сочувствия, но их фальшивые улыбки и взгляды не могли обмануть императрицу, она видела их насквозь, она слышала их мысли.

…Что он в ней нашел… уродина…

…Какой отвратительный цвет волос… как морковка…

…Тощая, пигалица… она надоест ему, не пройдет и месяца…

Урсула стало тошно. Гадкие, развратные, непристойные образы поплыли перед глазами. Она видела, о чем мечтали эти омерзительные женщины. О, духи… Они мечтали делать все это с ее мужем…

Никто в зале не понял, что произошло. Резкий порыв ветра распахнул все окна, и звон разбившихся стекол оглушительной волной прокатился над темной знатью. Все замерли и, раскрыв рты, наблюдали за разворачивающимся у них на глазах действом.

Словно призрачный змей, по помещению промчался воздушный поток, огибая фигуры гостей, скользя невидимой поземкой по полу, завывая раненым зверем. Скрутившись у ног Урсула в кольцо, он стал бешено вращаться вокруг нее, красиво шевеля подол платья, от чего казалось, что она не стоит на полу, а висит в воздухе.

Человеческая лавина мгновенно схлынула, с опаской отходя на безопасное расстояние от императрицы. На лице Урсула заиграла ядовитая улыбка и, вытянув вперед руку, она призвала стихию воды. Бокалы в руках собравшейся публики опрокинулись все разом. Выплеснувшаяся из них жидкость тонкими струйками поплыла по воздуху, свиваясь на ходу в жгуты, скручиваясь в длинные плети, кружась вокруг разбушевавшейся стихийницы волнообразным кольцом.

Жуткий треск… из-под потолка срываются огненные пульсары. Подхваченные диким вихрем, они пролетают над головами гостей, заставляя их поспешно наклониться и присесть. Светящиеся шары сливаются в одну сплошную линию, превращающуюся в третье кольцо – кольцо огня.

Стоя во вращающихся кругах призванных стихий, Урсула равнодушно взирала на лица тех, кто еще минуту назад окатывал ее ледяной волной презрения. Теперь в их глазах она видела страх… Страх перед той, что была сильнее их. Они смотрели на нее с ужасом и трепетом, и лишь на лицах Эйрис и Маоры читались откровенный восторг и торжество. Урсула, войдя в азарт, топнула ногой, и пол дворца дрогнул, словно кто-то незримый тряхнул его со всей силы. Но этого императрице показалось мало, клокотавшая в ней ярость требовала выхода. Закрыв глаза, она позвала тьму. Сквозь каменные плиты стали просачиваться туманные ручейки, сползаясь к ногам своей повелительницы темными змеями, взвиваясь вокруг нее черными языками.

- Темная стихийница… - пополз по залу ошеломленный ропот. Эйрис подняла руки и стала громко хлопать в ладоши, всем видом демонстрируя, что в восторге от устроенного представления.

- Развлекаешься, маленькая, - раздался над ухом Урсула низкий рокочущий голос, и она усмехнулась. Только темному властелину было под силу пройти беспрепятственно сквозь активированные слои стихий.

- Я в бешенстве, дорогой, - процедила она сквозь зубы.

- Маленькая, у тебя что, отобрали сладенькое? – вкрадчиво мягко поинтересовался Доммэ, разглядывая кремовое пятно от торта на ее платье.

- Хуже, милый, у меня пытались отобрать мужа, - вспыхнула Урсула, закручивая вокруг них вихри стихий.

- Тише, детка, ты что так разошлась? Вот он я. Весь твой. С чего ты взяла, что меня кто-то отнимает? – возразил ей Доммэ, стараясь успокоить.

- Они лапали тебя, лезли к тебе, шарили по тебе своими грязными мыслями. Ты знаешь, что они собирались с тобой делать? – взвизгнула Урсула, и темная волна стала расползаться вокруг нее шипящей субстанцией. – Я им покажу, как целоваться с моим мужем. Я им всем покажу…

- Солнышко, клянусь, я ни с кем из них не целовался. Я вообще с Трэмом разговаривал, - Доммэ осторожно придвинулся к жене, незаметно начиная блокировать бесконтрольные потоки ее магии.

- Зато они с тобой целовались. Я видела. Они спят и видят, что ты бросишь меня, и они присосутся к тебе, как пиявки, - негодовала Урсула.

- И всего-то, - умиленно хмыкнул император. – Ты из-за этого так расстроилась, маленькая ревнивица? Ну, тогда давай убедим их в обратном.

Руки Доммэа скользнули на талию Урсула, резко развернув ее к себе лицом, он накрыл ее губы своими. Нежно, бережно, осторожно обнимая и поддерживая ее, он целовал ее до тех пор, пока кольца беснующихся вокруг нее стихий не стали осыпаться наземь, разбиваясь о каменные плиты дворца разноцветными брызгами и искрами. Урсула ухватилась за мужа, чувствуя, как от его поцелуя земля уходит у нее из-под ног и весь мир вокруг кружится и качается…

- Я люблю тебя, - прошептал Доммэ в ее припухшие губы. – Пойдем, покажу как сильно, - подняв малышку на руки, темный властелин, наплевав на глазеющих на них темных вельмож, страстно поцеловал жену снова и исчез с ней в открывшемся темном проходе.

Утомленная и обессилевшая от жарких ласк Доммэа, Урсула уснула у него в руках. Он занимался с ней любовью так трепетно, так пылко, так самозабвенно, словно каждым своим движением, каждым прикосновением и жестом хотел доказать, что она та единственная, та неповторимая, незабываемая, ради которой он жил, дышал, ради которой готов был свернуть горы и низвергнуть небеса. Словно просил прощение за всех тех, что были до нее.

Ночь черной россыпью звезд раскинула над ними свое покрывало, и Доммэ тревожно смотрел в ее темноту, с замиранием сердца ожидая рассвета. Он прокручивал у себя в голове слова, оставленные Ингеросом, сравнивая со словами из книги иззарианцев, и у него было стойкое ощущение, что они говорили об одном и том же, только по-разному. Нестыковка была лишь в одном: в книге иззаров ничего не говорилось о том, что владетель получит ключ и власть над мирами. Но, возможно, он просто выудил фразу из контекста, и речь об этом идет дальше?

Осторожно уложив жену на постель, Доммэ, укрыв и поцеловав ее, незамедлительно поднялся с кровати. Позвав Тень, император приказал ашхару лечь у ног хозяйки.

- Охраняй ее, пока я не вернусь, - потрепал он довольно заурчавшего зверя за холку.

Торопливо одевшись, владыка замкнул в покоях все линии силы, а затем вышел в коридор. Отдав приказ «Призракам» никуда ни под каким предлогом не выпускать императрицу до его возвращения, он направился в библиотеку к близнецам.

Урсула проснулась, когда солнце уже встало, ее разбудил Тень, тщательно вылизывавший языком ее руки. Лениво почесав его за ухом, она повернулась на бок, чтобы обнять мужа, и, не обнаружив его рядом с собой, мгновенно села на кровати.

- Тенюшка, а где Доммэ? – заглянула она в желтые глаза ашхара.

- Р-р-р, - проурчал Тень, повернув морду к двери.

- Куда ушел? – удивилась Урсула. – Почему не разбудил меня?

- Р-р-р-ры, – самодовольно рыкнуло животное и крепко прижало Урсула лапой к постели.

- Тебе приказали меня охранять? – удивилась она.

- Ф-р-р, - зевнул Тень, постукивая по полу хвостом.

Урсула засмеялась, обнимая зверя.

- Пойдем, поищем Доммэа, мой защитник.

Вымывшись и переодевшись, молодая императрица в сопровождении ашхара собралась покинуть покои и пойти искать по дворцу мужа. Открыв двери, она застыла в оцепенении, обнаружив в коридоре сестру Доммэа, которую обыскивали три человека из клана «Призраков».

- Что вы делаете? – изумленно спросила она.

- Приказ владыки, - бесстрастно ответил капитан императорской стражи, склонив голову перед возмущенной Урсула. – Леди Глейрэн просила вашей аудиенции.

Урсула широким жестом пригласила сестру мужа войти, и когда они остались наедине, растерянно посмотрела на тоненькую, похожую на призрака, женщину. На фоне ее белоснежного лица черные волосы выглядели неестественно темными, отчего кожа казалась светящейся и почти прозрачной, губы бледными и бескровными, а карие глаза двумя затягивающими, непроницаемыми озерами. Стихийница не понимала, зачем она могла понадобиться Вайолет. За все время они виделись лишь два раза, и то мельком, едва успев переброситься парой фраз.

- Я могу тебе чем-то помочь? - поинтересовалась она, видя, что Вайолет не собирается начинать разговор первой.

- Не мне, - Вайолет замялась на несколько секунд, а затем сняла с шеи серебряный медальон на кожаном ремешке и протянула его молодой императрице.

У Урсула похолодело внутри, дрожащей рукой она потянулась к украшению, ощущая, как пальцы обжигает его гравированная поверхность.

- Откуда он у вас, - стихийница щелкнула тайным замочком, и крышка медальона открылась. Урсула знала, что находится внутри, она своими руками отрезала тонкую спиральку своего локона для Ноэля.

- Он сказал, ты поймешь, - ответила Вайолет. – Он просил передать, что обещал найти тебя. Он сдержал свое обещание.

Урсула стиснула в руке оберег Ноэля с такой силой, что он больно впился в ее ладонь, оставляя на коже красную отметину.

- Почему сейчас? - со стоном прошептала она. – Зачем…

- Он рвался к тебе, - напряженно оглядываясь по сторонам, произнесла Вайолет. - Я еле уговорила его подождать, пообещав, что приведу тебя к нему.

- Я не могу, - отчаянно тряхнула головой Урсула. – Меня не выпустят отсюда. И Доммэ просил… О духи, что мне делать?

- Если Доммэ его найдет, боюсь даже представить, что он с ним сделает, - Вайолет вытянула из рук императрицы медальон, развернулась и, опустив голову, пошла к выходу. – Я передам ему, что у тебя все хорошо и ты хочешь, чтобы он ушел.

- Нет,- вцепилась в Вайолет Урсула. – Так нельзя… Он не поймет.

Урсула хотелось выть от отчаяния. Светлые духи… Она не знала, что делать. Она чувствовала себя такой виноватой перед Ноэлем. Виноватой за то, что так быстро забыла о нем, забыла о своем обещании выйти за него. За то, что он проделал такой длинный и трудный путь, чтобы освободить ее, а она… Как объяснить ему, что она замужем за тем, от кого он примчался ее освобождать? Как объяснить, что она любит похитившего ее темного дракона, всей душой? Как посмотреть Ноэлю в глаза? Но сестра мужа была права, если Доммэ обнаружит Ноэля в замке – быть беде. Упрямый и гордый охотник ни за что не уйдет, не поговорив с ней, он не поверит ни одному слову Вайолет.

- Я поговорю с ним, но я не знаю, как выйти незаметно, - сказала Урсула. – Охрана следует за мной по пятам. А сейчас, я боюсь, и вовсе не выпустят.

- Я знаю как, - спохватилась Вайолет. – Я могу открыть портал, - подняв руку, она стала чертить руну перехода. Символ на секунду вспыхнул и осыпался пеплом. – Тьма, - обреченно прошептала темная леди. – Доммэ замкнул линии. Мы не сможем выйти.

- Кажется, я знаю как, – Урсула взяла Вайолет за руку и потянула ее к выходу. – Ты выйдешь через двери, а я наброшу иллюзию и пойду следом.

- Ты умеешь? – удивилась сестра Доммэа.

- Умею, - Урсула схватила за ошейник внезапно начавшего рычать ашхара и потащила его в спальню. Закрыв за ним двери, она набросила полог тишины, потому что зверь стал так громко скулить и царапать дерево, что звук мог вызвать подозрение у излишне чутких «Призраков».

Выстроив вокруг себя зеркальный экран и вбросив заклинание, делавшее ее неслышимой для окружающих, Урсула легонько толкнула в спину сестру мужа, заставляя двигаться быстрее.

Вайолет вышла в коридор и вежливо поблагодарила воинов за то, что позволили ей поговорить с императрицей. Урсула шла за ней след в след, стараясь не наступить на длинный подол ее платья. Сердце колотилось так, что ей казалось, «Призраки» слышат его безрассудные удары даже сквозь полог тишины. Когда они завернули за угол и охрана исчезла из вида, стихийница расслаблено выдохнула, взяв Вайолет за руку.

В покои сестры мужа Урсула зашла на негнущихся ногах. Ей предстоял долгий и тяжелый разговор с Ноэлем, она обязана была убедить его вернуться обратно и больше никогда не искать ее.

- Где он? – спросила она, оглядываясь по сторонам в поисках такой знакомой и близкой фигуры парня.

- Не здесь, - Вайолет быстро схватила со стола какой-то небольшой сверток и стала чертить руну перехода. – Хвала тьме, брат не замкнул все лини силы во дворце, - радостно вздохнула она, когда открылся клубящийся тьмой проход.

Когда женщины вышли из тьмы, Ноэль стоял спиной к ним, развернувшись на звук, он бросился Урсула навстречу и, сжав в своих объятьях, стал покрывать поцелуями волосы и лицо Урсула.

- Там, милая. Я нашел тебя… Светлые духи. Это ты… Ты живая. Ты такая красивая. Ты еще красивее, чем я тебя помню, - повторял парень, не замечая того, что Урсула отворачивается и пытается вывернуться из его рук.

- Ноэль, подожди, - Урсула уперлась в его грудь, с силой отталкивая от себя.

- Там, ты что? Это же я. Посмотри на меня, - Ноэль схватил в ладони ее лицо, заглядывая в глаза. – Я заберу тебя отсюда. Мы вернемся домой… И ты забудешь все, как страшный сон, - сбивчиво говорил он, пытаясь поцеловать Урсула.

- Ты не понимаешь, - из глаз стихийницы покатились слезы. – Я не хочу ничего забывать. Я не хочу возвращаться домой. Мой дом здесь, Ноэль. Прости меня…

Урсула не успела договорить, потому что все ее тело, от макушки, до кончиков пальцев на ногах, пронизала внезапная острая боль, словно сквозь нее прошел разряд молнии. Боль была такой сильной, что было тяжело даже дышать. С глухим хрипом она обвисла в руках испуганного Ноэля.

- Там, что с тобой? Там? – парень тряс ее, с ужасом наблюдая, как струятся по ее щекам ручейки слез и лицо искажает судорога. – Помогите ей, сделайте что-нибудь, - отчаянно крикнул он вышедшей из темноты Маоре.

- Прости, - усмехнулась темная леди. – Но ты мне больше не нужен.

- О чем вы? - Ноэль прижал к себе безвольное тело Урсула. – Вы обещали, что поможете нам покинуть этот мир. Помогите ей. Ей плохо!

- Нельзя быть таким наивным, милый, - равнодушно сообщила Дидалия. – Я лишь хотела убедиться, что она та, кого я ищу.

С рук темной леди сорвалось смертельное заклинание, и, тяжело осев на колени, Ноэль рухнул на пол. Сквозь льющиеся от боли слезы Урсула видела, как теряют краски и жизненный блеск его красивые голубые глаза.

- Что ты наделал, Ноэль, - успела прохрипеть она, прежде чем нависшая над ней Дидалия туже затянула силовую магическую плеть, и жестокая боль заставила ее потерять сознание.

- Быстро уходим, - прорычала Дидалия замешкавшейся Вайолет. – Он уже почувствовал ее боль, через несколько минут здесь будет вся дворцовая охрана.

Схватив бьющуюся в конвульсиях Урсула за руки и ноги, женщины втащили ее в открытый портал. Клочья тьмы сомкнулись у них за спиной и через секунду растаяли, как дым.

К моменту, когда Доммэ вернулся в библиотеку, Ангус и Брэд уже перевели половину книги, и он уселся рядом, взяв в руки уже отработанный материал. Темный владыка перечитывал исписанные братьями листки, с каждой новой строчкой удивляясь прочитанному все больше. Книге иззаров было несколько тысяч лет, но в ней очень точно описывались события, которые произошли в древнем мире намного позже. Это было невероятно, но маги, поклонявшиеся земле, знали о несчастьях, катаклизмах и войнах, сотрясавших их мир, задолго до того, как они должны были произойти, как и знали о возникновении разлома, нашествии сморгов и о разделении древнего мира. Это выглядело так, словно люди, писавшие книгу, побывали в будущем, а потом, вернувшись оттуда, решили запечатлеть увиденное на бумаге. И самое странное, когда Гэроны дошли до параграфа, который случайно обнаружил Доммэ, текст утратил всякий смысл, превратившись в набор совершенно несочитаемых друг с другом слов.

- Ерунда какая-то, - разозлился Ангус, переводя очередную бессмыслицу.

Доммэ задумчиво потер подбородок, разглядывая книгу.

– Не могу утверждать, но мне кажется, книга сама записывает историю, но только после того, как события произойдут. Повествование останавливается на том, что должно произойти сегодня на рассвете. И это повествование расплывчато, в то время как весь остальной текст книги точно описывает факты и события давно минувших дней.

- Книга живая? – изумился Брэд.

- Она разумна, - ответил Доммэ. – И дальнейшие ее записи станут понятны только тогда, когда будущее настанет.

- Ты хочешь сказать, что завтра в книге будет написано то, что произошло сегодня?

Доммэ пожал плечами.

- Похоже на то.

- Тогда почему она написала, что в день летнего солнцестояния, когда встретятся свет и тьма, кровь рожденной в первый день весны откроет врата теней? Это событие еще не произошло, - недоумевал советник.

- Я же говорю, она разумна, - Доммэ взял в руки древнюю книгу, бережно перелистав страницы. – Она заинтересована в определенном ходе событий. Если владетель придет в этот мир - все исчезнет. И она тоже исчезнет. Она дала подсказку, чтобы мы могли дать возможность появиться новому тексту на ее страницах.

- И в чем подсказка? - пробормотал Ангус. – «И если перерожденный найдет нужную дверь, ключ вступит в игру. Решение за хранителем - быть петлям или кольцу» Кто этот перерожденный? Где искать дверь? И о каком хранителе идет речь? И при чем тут петли и кольца?

Доммэ взял со стола листок с пророчеством Ингероса.

- Есть какая-то связь между тем, что написал Эрхард, и тем, что показала книга. Это как головоломка, если я найду, откуда она берет начало, все станет на свои места.

- Что, если мы не там ищем? – предположил Брэд. – Возможно, пророчество - это игра слов, что, если попробовать переставить их?

- Я пробовал, ничего не получается, - ответил император.

- А если попробовать перевести слова на другие диалекты? - воодушевился Ангус.

Доммэ замер, Ингерос Эрхард был выходцем из провинции Эндар.

- Порождение тьмы - саэрдэр аграэн, - тихо произнес он. - Саэрдэр на диалекте эндаров - перерождение, перерожденный, - ошеломленно возвестил Брэд. – Аграэн – тьма, темный… Получается - перерожденный темный найдет ключ и получит силу семи миров и власть над ними.

В глазах Доммэа вспыхнуло синее пламя, и по лицу стала шириться торжествующая улыбка.

– Символ перерождения у видящих…

- Дракон… - потрясенно закончил за него Ангус.

Доммэ прижал ладони к лицу, потом, запрокинув голову, стал громко смеяться.

- Я болван, а не правитель, как же я сразу не догадался? Теперь понятно, почему она на меня так действует. Она… - владыка замолк на полуслове, когда руку прожгло резкой пронизывающей болью. – Тьма. Урсула! Брэд, Ангус за мной, - крикнул темный властелин, заскакивая в открывшийся темный портал.

Выйдя в спальне, они обнаружили иступлено рычащего ашхара, свирепо царапавшего двери. Тень яростно бросался на возникшую на его пути преграду, оставляя на деревянной поверхности глубокие кривые борозды от когтей, и как только Доммэ ударом ноги открыл ее, зверь мгновенно бросился к выходу.

- Веди к хозяйке, - приказал владыка, вылетая следом за ним в коридор. – Брэд, Ангус поднимайте охрану. Перекрыть все выходы из дворца. Зовите Трэма и Лаша.

Доммэ несся за ашхаром, с ужасом понимая, что боль в ладони становится все сильнее. Коридоры дворца заполнились топотом и криками бегущей следом за ним охраны, а Тень между тем быстро и верно мчался на ту половину дворца, где проживали сестры императора.

Двери в покои Вайолет Доммэ снес еще до того, как к ним приблизился ашхар. В комнатах сестры ничего не говорило о том, что здесь вообще кто-то был. Вокруг царили идеальная чистота и порядок.

Тень подбежал к стене и, принюхавшись, злобно зарычал. Император ударил волной магии по перегородке, замерев на пороге открывшейся за стеной тайной комнаты. Стеллажи, уходящие под потолок, были заставлены всевозможными склянками, бутылочками, банками с порошками, коробками с травами. На столе стояла горелка и реторты для варения эликсиров или… ядов. С противоположной стороны располагались полки с книгами. Книгами о проклятьях…

- Тьма, - бессильно выдохнул Доммэ. Милая, тихая, покладистая сестренка, никогда не перечившая ему, никогда не создававшая проблем, оказалась волком в овечьей шкуре. Как он мог упустить такое из виду. Вайолет была дочерью темного властелина, и хотя не унаследовала родовую силу Авергардов, она все же оставалась сильнейшим темным магом. А ее мать… Доммэ зарычал и в бешенстве ударил кулаком в стену. Ее мать была дочерью известнейшего артефактора и темной ведьмы. Дидалия сама была темной ведьмой, именно поэтому отец и женился на ней. Он искал магов-мужчин, участвовавших в заговоре, а это были женщины. Женщины его семьи. Его сестра…

- Доммэ, ты должен это видеть, - окликнул его из-за спины Трэман. Владыка проследовал за советником в комнаты, принадлежащие Маоре. Там, на полу, лежал мертвый парень. Тот самый… Охотник, с которым Доммэ видел Урсула в лесу. Рядом с ним валялся круглый медальон. Наклонившись, чтобы поднять его, император щелкнул замочком, и на ладонь упал огненный завиток волос его Урсула. Доммэ с силой сжал его в кулаке и зарычал, как дикий зверь. Брачную метку жгло огнем, но эта боль не шла ни в какое сравнение с той, что раздирала его сердце. Казалось, что его рвут на части, отдирая куски с мясом и жилами. Эта боль разрушала изнутри, душила, туманила сознание, застилала глаза черной пеленой.

- Мы перекрыли все выходы, владыка, - сэр Лаш подошел к императору, осторожно дотронувшись до его плеча.

- Поздно, - прикрыв глаза, обронил Доммэ. – Ее нет во дворце. Я не чувствую ее. Срочно собирайте совет, - потом, повернувшись к советнику, добавил: – Поднимайте войска в столице и возле разлома.

Подойдя к окну, темный император мрачно смотрел на взошедшее над горизонтом кроваво-красное светило, на край круглого диска которого уже ползла черная тень луны. Начиналось затмение…

Дидалия и Вайолет вытащили Урсула из портала на высокой, возвышающейся над лесом горе. Силовая плеть, которой темная магиня скрутила тело стихийницы, причиняла такие невыносимые страдания, что от боли Урсула прокусила язык, и теплая кровь заполнила ее рот соленой тягучей влагой.

- Кровь - это хорошо, - улыбнулась Дидалия, подцепив пальцем красную каплю, проступившую в уголках губ девушки. – Кровь - это очень хорошо. Вайолет, дай кристалл, - обратилась она к дочери.

Развязав сверток, сестра Доммэа достала оттуда две круглые серебряные чаши со светящимися рунами на дне, пузырьки из черного матового стекла, ритуальный нож и кристалл на веревке, похожий на клык дикого животного. Урсула знала, что это за кристалл, точно такой же давал ей Доммэ, когда на них напали сморги. Это был охранный артефакт, содержавший в себе частицу серых тварей.

Дидалия взяла его в руки и, прошептав заклинание, активировала магию смерти. Кристалл мгновенно вспыхнул, осветив лицо темной ярким сиреневым светом. Черты ее лица заострились, и Урсула ужаснулась от того, каким жутким и злобным оно показалось в этот миг. Женщина провела окровавленным пальцем по светящимся граням, артефакт тускло замерцал и потух.

- Она! Это она, - восторженно прошептала Дидалия, подставляя под запястья Урсула круглые чаши. – Прости, дорогая. Ничего не имею против тебя лично. Я даже искренне пыталась помочь тебе бежать, - женщина оскалилась жестокой ухмылкой. – Так неосмотрительно с моей стороны… Если бы я знала, кто ты, тогда, все закончилось бы намного раньше.

Вайолет протянула матери нож, и та резко полоснула им по запястьям стихийницы. Темные бордовые капли проступили над порезами, а затем густыми струйками потекли в приготовленные емкости.

Слезы застилали Урсула глаза, терзавшая ее боль не позволяла не то что пошевелить пальцем, а просто глубже вздохнуть. Глядя в багровые небеса, она поняла, что именно эту картину видела в своем сне: себя, лежащую на высокой горе, смотрящую безжизненным взглядом на проплывающие над ней облака, и армию сморгов, неотвратно ползущих из разлома. Сморги… Светлые духи, что она наделала? Доммэ просил ее никуда не выходить, но она нарушила данное ему обещание. Она подвела не только мужа, она подвела всех жителей темного мира. Она подвела мать и отца, отдавших свои жизни, чтобы этот день никогда не настал. Все кончено…

- Не стоит так огорчаться, - Дидалия провела рукой по щеке Урсула, стирая ручейки слез. – Я не убью тебя, малышка. Ты нужна хозяину теней живой.

- З-з-зачем? - еле выдавила из себя стихийница.

- О, милая. У него на тебя большие планы. А мне достаточно и того, что твой венценосный супруг подохнет, как собака.

- Ты подохнешь раньше, - прохрипела Урсула, отплевывая кровавую пену. – Доммэ найдет тебя и…

- А ты умеешь показывать зубы, маленькая императрица, - издевательски засмеялась Дидалия. – Ничего, Владетель научит тебя быть покорной. Скоро ты все забудешь… И меня, и своего Доммэа, и себя ты тоже забудешь…

Зал совета быстро наполнялся созванными заклинанием призыва советниками.

- Войска в полной боевой готовности, - сообщил Трэм. – Но пока никакого движения возле разлома не наблюдается. Контур не поврежден.

- Это ничего не значит, - Доммэ сжал зубы и на скулах заиграли желваки. – Прорыв будет именно там. И, боюсь, кристаллы нам больше не помогут. Только сталь, потому что сморги будут жрать любую магию.

- Мы подготовились. Туда подтянуты все легионы, - советник опустил голову, а затем виновато посмотрел в напряженное лицо императора. – Мы ищем ее, Рэйн. Маги пытаются отследить любые всплески силы.

Доммэ раскрыл сжатую в кулак ладонь. Сквозь тонкую линию шрама, пересекавшую ее, стали просачиваться капли крови. Яростный рык императора заставил находившихся в зале вздрогнуть и отпрянуть от владыки. На глазах у членов совета он превращался в нечто ужасающе жуткое. Сквозь кожу стали прорываться черные когти и шипы, темные змеи, обернувшись вокруг его рук и ног, зловеще шипели и извивались. По лицу поползли угольные реки вен. Глаза превратились в бездонную пропасть. Тьма, окутывавшая его густой пеленой, расправила крылья и оскалила зубы.

В зал вбежал советник Лэйр Вайолет. Сделав по направлению к темному монстру несколько шагов, он замер в нерешительности, а потом попытался заговорить. Обернувшийся к нему властелин резко схватил его уродливой лапой за горло и поднял в воздух. Доммэ терял контроль над своей темной сущностью.

- Я знаю, где она, - успел прохрипеть Вайолет, прежде чем рука тьмы сомкнулась на его горле.

- Говори-с-с-с-с-с, - прошипело чудовище.

- Я повесил на вашу жену поисковое заклинание.

Темный властелин ослабил хватку, тяжело задышал, а через секунду вернул себе свой внешний облик, полностью взяв над собой контроль.

- Что!? – Доммэ сглотнул и тряхнул советника со всей силы.

- Простите мне мою дерзость, владыка. Вчера, когда сэр Лаш собрал нас перед балом и просил не спускать глаз с ее величества, я не посмел предложить этот вариант. Но на дне рождении было столько народу, и я боялся… - Лэйр запнулся и резко дернул ворот сдавливавшего горло мундира. - Ее величество сказала, что никогда не снимает вашего подарка. Рубиновый кулон в форме сердца… Я позволил себе прикрепить к нему заклинание поиска. Я хотел его снять, когда бал закончится, но не успел, вы… Вы покинули праздник. Понимаю, что сигнал слишком слаб, но все же есть шанс определить хотя бы область, где она находится.

- Кулон - охранный артефакт эльфов, а значит, он усилит сигнал поиска в десятки раз, - облегченно выдохнул Доммэ. - Я твой должник, Вайолет, до конца твоих дней. Проси, что хочешь.

- Мне ничего не нужно, - мягко парировал Лэйр. - Я сделал это не ради вас и не ради благодарности. Леди Урсулаэлиэн удивительная женщина…

- Я понял, - кивнул Доммэ, направляясь вместе с советником к столу. – Выбрасывай сеть.

Вайолет наклонился над разложенной картой империи, вытянув вперед руки. Зеленая сеть магии накрыла пространство тонкой паутиной силовых линий. Лэйр прочертил руну поиска, и на карте ярко-красным вспыхнула маленькая точка.

- Она на Горе Ветров, - произнес советник, удерживая заклинание.

- Я с тобой, - мгновенно бросился за Доммэом, открывающим портал, Трэм.

- Нет, дружище, - владыка положил руку на плечо друга. – Это моя битва. И я не намерен ее проиграть. Отправляйся к разлому, ты нужен мне там. Если я прав, врата откроются, как только луна полностью закроет солнце. Задержите сморгов, пока я не разберусь сестрой и Маорой.

Трэм порывисто обнял друга.

– Я задержу. Поторопись.

Темный император быстро шагнул в открывшийся портал, и темная воронка с хлюпающим звуком мягко сомкнулась за его спиной.

Когда открывшийся проход выпустил его на горе, от представшей взору картины кровь застыла в жилах. Урсула, обездвиженная темной магией, с перерезанными венами лежала на земле, лицо было мертвенно-бледным, с запекшейся в углах губ кровью, и только по открытым, полными слез глазам Доммэ понял, что она еще жива.

Темная ведьма среагировала мгновенно, прижав нож к шее стихийницы. Она ядовито выплюнула в лицо выходящего из тьмы императора:

- Ты быстр, темный выродок. Как ты нашел нас?

- По запаху, - жестко ответил Доммэ.- От тебя разит дерьмом на сотни миль, Дидалия.

- Не двигайся, Авергард, - прошипела темная. – Один твой шаг, и я перережу ей горло. Вайолет, собери кровь, - приказала она дочери.

- Глэй. Почему? – Доммэ смотрел на сестру, переливающую кровь Урсула в черные сосуды, стиснув кулаки и сжав зубы.

- Ты меня спрашиваешь? – ядовито выдохнула она, закупоривая бутылки. – Это я хочу спросить тебя - почему? Почему ты предал меня?

- Я?! Я всегда был добр к тебе, - возразил Доммэ. - Я всегда защищал вас с Эйрис.

Вайолет внезапно зло и отрывисто рассмеялась.

– Это я защищала тебя. С самого твоего рождения. Я спасла тебя… Я задушила ребенка Архи вместо тебя, чтобы ты мог жить.

- Глупая девчонка, ты же говорила мне, что перепутала детей, - воскликнула Дидалия. – Если бы ты не ослушалась меня и сделала, как тебе было велено, я давно бы осуществила свой план. Ту чуть все не испортила.

Доммэ, нахмурившись, посмотрел на сестру.

– Так это ты… - потрясенно произнес он. – Это ты принесла яд моей матери. Ну, конечно… Никто никогда и не подумал бы на маленькую пятилетнюю девочку. Даже отец не стал бы подозревать собственную дочь, - повернувшись к Маоре, он холодно обронил. - Ты еще большее чудовище, чем он, Дидалия, раз втянула в это своего ребенка. Не пойму только одного, зачем ты пыталась отравить мою жену, если она теперь так нужна тебе?

- Это я хотела ее отравить, - крикнула Вайолет.

- Идиотка, - бросила ей в лицо Дидалия.

- Я любила тебя, - продолжила Вайолет, неотрывно глядя в глаза брата, не обращая внимания на злобные выпады матери. – Я полюбила тебя с первого взгляда, когда отец принес копошащийся, кричащий сверток и показал его мне. Ты казался таким маленьким, таким беззащитным. И я сделала все, чтобы с тобой ничего не случилось. Я пошла против матери, когда отказалась убить тебя. Ты должен был быть мне благодарен. А ты… я столько лет смотрела, как эти темные дуры виснут на тебе, как ты меняешь их словно перчатки. Я потеряла счет, сколько их перебывало в твоей постели. Я терпеливо ждала, когда ты наиграешься, тебе надоест и ты придешь ко мне. Но вместо этого ты приволок во дворец эту тварь и связал себя с ней клятвой крови. Ты плюнул мне в лицо. Ты растоптал мою любовь…

- Глэй, опомнись! Я твой брат, - Доммэ сглотнул от омерзения.

- Сводный, - истерично взвизгнула Вайолет. – Сводный.

- Хватит, - оборвала ее Дидалия. – У тебя еще будет время насладиться его мучениями, дочка. Владетель ждет. Время на исходе.

Подхватив сосуды с кровью, Вайолет прочертила руну.

- Твоя армия не сможет меня остановить, Рэйни. Кровь твоей жены позволяет проложить портал к самому разлому, минуя щит. Ее кровь сделает сморгов неуязвимыми к магии смерти и откроет врата теней. Ты проиграл, темный властитель, - обернувшись через плечо, она долгим взглядом посмотрела на Доммэа, потом шагнула во тьму и исчезла.

- Ну, вот и все, - торжествующе оскалилась Дидалия, пнув лежащую без движения Урсула ногой.

- Отпусти ее, Дидалия,,- бесстрастно произнес Доммэ, отводя глаза от окровавленных рук жены. – Тебе ведь нужен я? Я здесь. Можешь делать со мной все, что захочешь.

- Как же ты глуп, темный выродок, ты даже не понял, кого притащил в этот мир. Я так долго ее искала. Столько лет… Я убрала Нелею и Ингероса в надежде получить девчонку, но они спрятали ее, отбросив мои усилия на долгие годы назад.

- Риган и ты… - холодно начал Доммэ.

- Риэрн, - по лицу Маоры пробежала тень. – Моего брата звали Риэрн. Он был единственным выжившим после бойни, которую устроил твой отец на моей свадьбе. Да, это мы с ним все придумали… Восстание, чтобы убрать тебя и твоего отца и заполучить стихийницу. Жаль, что ты оказался таким живучим.

- Ты мстишь мне, Дидалия, я понимаю. Я Авергард, но дочь Эрхардов ничего тебе не сделала. Отпусти ее.

- Что так? Отчего так печешься о ней? Ты… Ты любишь ее… – Дидалия зашлась безумным хохотом. – Темный властелин умеет любить… Нонсенс. О, теперь ты понимаешь меня, каково это терять тех, кто тебе дорог? Сколь многим ты готов пожертвовать ради нее? Как далеко готов пойти?

- Чего ты хочешь?

- Я? Я хочу, чтобы ты страдал, Авергард. Медленно и мучительно умирал каждый день без своей пары. Это ведь ты поклялся ей на крови предков, но не она… Я отдам твою нежную девочку Владетелю. Она сможет жить без тебя, а ты нет… Ты будешь подыхать от тоски и отчаяния, чувствуя, как твоя единственная принадлежит другому. И я буду править Тэранганом… Я буду наслаждаться каждым днем твоего падения и мук, наследник темных монстров. Я буду рядом, я буду смотреть в твои глаза, когда твое сердце пропустит последний удар и разорвется от боли…

Уголки губ Доммэа дрогнули в горькой улыбке.

- Не верю, что ты ждала так долго, только чтобы наказать меня за то, что сделал мой отец. Не верю, что власть и месть – единственное, чего ты хотела. Что он тебе пообещал?

Дидалия вздрогнула и, сверкнув черными глазами, безумно произнесла:

- Он вернет мне всех тех, кого проклятые Авергарды у меня отняли. Моего отца, мать, братьев и моего Арви, мою единственную любовь, моего мужа.

- Дидалия, он вернет тебе не тех, кого ты любила. Они никогда не будут прежними. Ты получишь лишь их тени, жалкое подобие того, кем они были.

- Плевать. Пусть такими, но они будут со мной рядом. Ты поймешь меня, когда прочувствуешь на своей шкуре, что значит жить в плену одиночества, когда в душе только ветер, когда в сердце только боль. Ты ничего не сможешь изменить, темный властелин… кровь твоей возлюбленной уже в пути, и когда она откроет врата теней, Владетель вырвется на свободу и получит твою жену и власть над семью мирами, потому что твоя маленькая стихийница - ключ к семи мирам.

Доммэ сделал шаг навстречу темной ведьме и, подавшись к ней всем корпусом, равнодушно проронил:

Лицо Маоры перекосилось от злости, она уставилась на Доммэа, гипнотизируя его взглядом. Во всем ее облике сквозило недоверие и непонимание.

- Она действительно ключ! – спокойно подытожил Доммэ, стремительно отпуская на волю свою вторую суть, - но не к семи мирам, а к хранителю миров. Ответ всегда был у тебя под самым носом, а ты так и не поняла, Дидалия… Я хранитель!

Ведьма с ужасом смотрела на начинающего превращаться темного мага. Но запоздалая попытка выбросить силу уже не могла ее спасти. Секунда, и…

Крики сгорающей заживо женщины утонули в струе жидкого пламени, изрыгаемого огромным черным драконом. Силовая плеть, удерживающая Урсула в состоянии болевого шока, осыпалась белой пылью. С трудом перевернувшись на живот, она встала на колени и, шатаясь от слабости, поползла навстречу расправившему крылья могучему существу. Хвост животного осторожно обвился вокруг ее талии, поднимая в воздух, и Урсула протянула вперед руки, скользнув пальцами по теплым черным чешуйкам на голове зверя. Драконья морда мягко уткнулась носом в раскрытую ладонь девушки, обдав ее выходящим из ноздрей горячим паром. Мокрый язык легко прошелся по жутким порезам на ее руках, слизывая кровь. Края ран мгновенно затянулись, превратившись в тонкие розовые рубцы.

- Ты пришел, - едва слышно выдохнула Урсула. – Мой дракон…

Антрацитовая чешуя, тускло сверкнув в исчезающих лучах заходящего за диск луны солнца, стала медленно таять. А через мгновенье Урсула упала в сильные, бережно подхватившие ее объятья мужа. В глазах цвета бирюзы вспыхнул и погас вертикальный зрачок. Слова давались Доммэу с трудом:

- Я так боялся, что не успею, маленькая, - рвано и надрывно прошептал он, целуя бледное, как полотно, лицо жены, зарываясь лицом в ее волосы.

- А я не сомневалась в обратном, - Урсула слабо улыбнулась, бессильно уронив голову на грудь Доммэа. – Ни на секунду не сомневалась, что ты найдешь меня, что придешь за мной. Прости меня. Я так виновата. Я такая глупая.

- Все хорошо, малышка, я рядом. Теперь все будет хорошо, - гладил ее по голове Доммэ.

- Нет, не хорошо. Ничего уже не будет хорошо. Не надо меня обманывать, - горько всхлипнула Урсула, прижимаясь к мужу. - Я все испортила. Я выпустила монстра на волю. Это из-за меня все погибнут, - она запрокинула голову, обреченно проследив взглядом, как узкая полоска раскаленного кроваво-красного светила исчезла за наползающим на него лунным шаром.

Все вокруг погрузилось в серый сумрак, словно тень, расправив свои крылья, понеслась над миром, укрывая его печатью скорби и печали. С высоты горы, на которой они находились, были отчетливо видны готовые к бою плотные колонны легионов, окружившие разлом, накрытый светящимся в темноте контуром силовых линий. Защитный купол, запечатывавший шахту, внезапно дрогнул, а затем взлетел в воздух, распадаясь мириадами брызг, подобно вырвавшейся из жерла вулкана лаве. Из зияющего провала в скале, как вода, прорвавшая плотину, хлынула серая лавина сморгов, клиньями вгрызаясь в стройные ряды имперского войска. Рвущие тишину звуки завязавшейся битвы пронизывали пространство звоном стали и ярыми криками воинов, а затем раздался леденящий душу рев, и из разлома медленно стало подниматься безликое чудовище.

Вцепившись в мужа трясущимися от страха руками, Урсула вздрогнула и подняла на него глаза полные слез.

- Он идет за мной.

- Тише, малышка, я ведь обещал, что никому тебя не отдам, - Доммэ обнял жену со спины, а потом, глядя на расправляющего плечи жуткого монстра, мягко попросил:

- Спой для меня, любимая.

- Что!? - Урсула повернула голову, снизу вверх изучая спокойное, сосредоточенное лицо мужа.

- Пой, маленькая, - светло улыбнувшись, повторил темный владыка, переплетая ее пальцы со своими. – Пой, любовь моя. Пой солнцу, пой ветру, пой жизни.

Растеряно нахмурившись, стихийница окинула окружавший ее мир тревожным взглядом, а потом, прижавшись спиной к горячему телу мужа, запела.

Звонкий, чарующий голос воздушными кружевами полетел над вершинами черных выступов скал, над зеленой вязью вечных, как этот мир, лесов, над ускользающими вдаль жгутами рек, над золотом колосистых полей и бескрайним разнотравьем степей. Ветер подхватил серебряную мелодию, вплетая в нее голосистое щебетанье птиц, переливистое журчание синих вод, шелест изумрудной листвы. Ладони стихийницы засветились, сквозь кожу стали проступать древние символы. Сияющие золотом руны поползли по ее запястьям, оплетая их с мужем сомкнутые кисти рук. На груди Доммэа ярко загорелся знак семи переплетающихся петель, замкнутых в круг. Свечение вырвалось из недюжинной фигуры темного властителя мощным пучком, порвав в клочья сизую марь тьмы слепящей белой вспышкой. Яркий столп света взвился до небес, накрыв ударной волной окружающее пространство. Все исчезло, утонуло, растворилось в этом девственно-чистом, искрящемся радужными переливами магическом поле. Мир - белоснежный, сияющий первозданной чистотой - лежал у ног, ставших похожими на две раскаленные глыбы, хранителя и отпирающей его силу стихийницы.

- Эйрис… убью, - прошипел император, глядя на вышедшую из-за стены конвоя жену. Это была не его малышка: скромная, нежная, застенчивая… Женщина, стоявшая кольце воинов, притягивала взгляды, как магнит. Невозможная линия оголенных плеч, светящаяся в свете пульсаров, фарфоровая кожа, бесконечная волна пылающих огнем локонов, бесстыдно выставленная напоказ часть груди заставляла думать лишь о том, а что же там дальше? Ослепительная красавица в платье больше открывавшем, чем скрывавшем ее тело, на фоне смуглых и темноволосых женщин империи походила на жаркий лепесток пламени, вспыхнувший на черных камнях. В зале стало так тихо, что Доммэ слышал, как шумит за окнами ветер. На нее смотрели все… затаив дыхание и не отводя взглядов. И в этих взглядах не было праздного любопытства или пустого интереса. Доммэ видел похоть, загоравшуюся в глазах темных мужчин, алчный, голодный блеск от вида ее оголенной плоти. Он пришел в бешенство. Темному придурку, что стоял к жене ближе всех и откровенно пялился в вырез ее платья, дал подзатыльник волной магии, да так, что тот упал ничком, прямо под ноги растерянной Урсула. В руках остальных, что находились чуть дальше и пожирали его малышку глазами, стали лопаться бокалы с вином, обливая дорогие наряды красной жидкостью, словно кровью. Какой-то идиот ринулся из толпы посмотреть на вошедшую императрицу, и Доммэ отбросил парня назад, повалив, как карточный домик, при этом всех, кто расположился за его спиной. Больше объяснять правила приличия находившимся в зале не пришлось. Все они старательно отводили глаза, низко склоняли головы и смотрели в пол, пока ее величество спокойно шла навстречу темному владыке. Но она, казалось, и не замечала происходившего вокруг нее, взгляд Урсула был прикован к могучей фигуре мужа, возвышавшейся неприступной скалой над пестрой толпой. На безмятежно красивом лице девушки блуждала легкая тень улыбки, когда, подойдя к мужу вплотную, он протянула ему руку.

- Что ты здесь делаешь? Ты же не собиралась приходить, – от тона Доммэа у Урсула похолодело внутри. Он был зол. Она чувствовала его злость каждой клеткой своего тела. Боевой настрой, в который она себя привела по дороге, пока шла сюда, испарился вмиг, как осколок льдинки на солнце.

- Я? - Урсула внезапно запнулась, соображая, что же ей следует ответить. – Эйрис сказала, это неприлично, когда жена оставляет мужа одного на приеме, организованном в честь супругов.

- Эль эллиэн – Я свет. Эль аграэн – Я тьма. Эль дэхаррэш шадэ эн тан. – Я вечность, замкнутая в круг. Эллиэн кэ эллиэн. – Свет к свету. Аграэн кэ аграэн. – Тьма к тьме. Сар эн тан, - петли в круг, - разорвал хрустальную тишину мягкий баритон Доммэа.

Оглушительный взрыв вспорол белоснежную пустоту, проносясь над Тэранганом сметающим все на своем пути вихрем, а потом наступила пугающая тишина: ни шороха, ни звука, ни движения… Урсула открыла глаза, недоверчиво оглядываясь по сторонам. Там, где минуты назад ширились горы и разлом с тварями, ползущими из потустороннего мира, было ровное поле, посреди которого, с занесенными над головой клинками, готовое к бою, стояло ошеломленное войско. Высоко в небе грянул гром. Росчерк молнии ослепляющим зигзагом раскрасил небо. Настойчивый ветер нагнал череду тяжелых, кучных туч, ползущих из-за горизонта. Из-за свинцовых глыб развалистых облаков внезапно вырвались две темные точки, стремительно приближаясь к земле. И чем ближе и яснее становились контуры летящих существ, тем сильнее читались на лицах легионеров изумление и шок.

- Что это? – удивленно спросила Урсула.

- Драконы, - ответил Доммэ, спокойно наблюдая за завораживающим танцем крылатых существ в вышине. Гибкие длинные тела вспарывали крыльями небо, совершая фантастические кульбиты, вытягивали шипастые шеи, выбрасывая в воздух струи огня.

- Но откуда?!

- Я вернул древний мир обратно, - темный владыка развернул к себе жену лицом, заключая ее в кольцо своих рук. – Ты когда-нибудь видела гоблинов, эльфов, гномов, троллей, орков, гарпий, ихиаргов, эрид, василисков, оборотней?

Урсула отрицательно мотнула головой, потрясенно разглядывая воодушевленного мужа.

- И я не видел, - уткнувшись лбом в лоб стихийницы, прошептал он. – Видишь, как много у нас общего?

- Доммэ, но как..? – Урсула обвела взглядом окружавшее их пространство, все еще не веря, что все так благополучно закончилось.

Мужчина задумчиво посмотрел вдаль и прижал к себе жену еще крепче.

- Сотни лет назад маги, разделившие древний мир на семь разных, создали защиту, на случай возможности возвращения Владетеля и его слуг . Тысячи сильнейших магов и волшебников осознанно отдали всю свою силу, вложив ее в силовое поле, разделяющее миры. Эту силу мог получить только истинный хранитель, чье появление на свет они предусмотрели задолго до его рождения, а чтобы магией хранителя не мог воспользоваться никто другой, они создали для него ключ и оставили стражей, которые при возникновении угрозы должны были передать ключу необходимую магию.

- То есть те существа, которые появлялись, когда на моей руке светился тот же знак, что у тебя на груди – это были стражи?

- Совершенно верно. Они передавали тебе силу, которая должна была активировать магию хранителя и запечатать Врата Теней навсегда.

- Но как ты догадался, что наши с тобой магии взаимосвязаны друг с другом и одна порождает другую?

- Когда братья Ангусы перевели пророчество, которое оставил для нас твой отец, на диалект его провинции. На диалекте эндаров, «порождение тьмы» звучит как саэрдэр аграэн. Но у этих двух слов есть несколько значений: саэрдэр – это еще и «перерожденный», «перерождение», а у видящих символом перерождения всегда был дракон. Древние схитрили, они написали книгу, в которой оставили пророчество, что зло из разлома вернется. В темный мир придут хаос и смерть. И когда взойдет черное солнце и будет кровавым рассвет, порождение тьмы найдет ключ и получит силу семи миров и власть над ними. Любой, прочитавший пророчество, сразу обращал внимание на слова «порождение тьмы найдет ключ и получит силу семи миров» и понимал их буквально, а на самом деле это нужно было читать как «перерожденный темный найдет ключ и получит силу семи миров». Я - перерожденный темный, я – темный дракон. А переродиться и получить магию и тело дракона я смог только когда встретил тебя. Вот и получается, что ты ключ, маленькая. Мой ключ.

- А как ты догадался, что отпирающей силой служит мой голос?

- Ну, это было проще всего. Обидно, что я сразу не понял, каким образом смог получить силу матери. Когда я увидел тебя впервые – ты пела под дождем, и именно твой голос стал толчком, высвободившим дракона. Позже, когда я нашел тебя у озера, ты опять пела. В тот день я смог воспользоваться драконьим огнем. Во дворце я чуть не обернулся во время твоей песни, хорошо, что ты вовремя остановилась. На корабле, по пути на Торгос, пока ты пела ветру, у меня на груди активировался знак единства и бесконечности миров. Тогда я просто не мог понять, что происходит и почему ты на меня так действуешь. Целостная картинка сложилась только тогда, когда я расшифровал пророчество. Раз ты – ключ, а я - хранитель, то ты каким-то образом должна активировать мою силу. Сопоставив все случаи, я и догадался, что в твоем голосе заключена магия древних.

- Выходит, что мои родители все знали о нас с тобой? И о том, что Дидалия попытается вернуть власть над мирами Владетелю?

Доммэ грустно вздохнул, всматриваясь в серое небо, готовое пролиться дождем.

Много лет назад императора Керра неосмотрительно позвал на свадьбу своей дочери один из его подданных, маг-артефактор. Когда темный властелин увидел невесту, он понял, что она не только красива, но и обладает сильным даром, а потому способна родить ему желанного наследника. Недолго думая, отец устроил на свадьбе резню: перебил всех родственников, забрал девушку и сделал ее своей женой. Но вот незадача – у Маоры вместо мальчика родилась девочка. Это была вторая дочь вместо долгожданного сына. Взбешенный правитель выбрасывает прочь свою жену из дворца и отбирает у нее ребенка.

Обезумевшая от горя женщина пытается найти способ вернуть себе свою дочь, и вот тут оказывается, что брату Маоры каким-то чудом удалось не только выжить, но и втереться в доверие к заговорщикам, замыслившим свержение Керра, хотя на самом деле Риэрн играл двойную игру.

В обители ему на глаза попалась книга с пророчеством, и одержимый местью и желанием вернуть себе свою семью темный маг пошел на сделку с Владетелем. Знания артефактора позволили ему проникнуть в запечатанную шахту и рассказать хозяину теней, что он может помочь ему заполучить власть над семью мирами в обмен на жизни его близких. Сумасшедший маг не понимал, что вернут ему лишь тени – зомби, бездушных кукол, более того, он убедил в этой утопии и свою сестру.

Эти двое тихо и незаметно стали плести свою хитрую паутину. Сначала попытались отомстить Керру, убив его наследника. Добрая Арха тайком выводила Вайолет из дворца, чтобы та могла повидаться с матерью, и в один из таких моментов Дидалия уговаривает ребенка подсыпать в воду новой жене императора яд, обещая, что если она это сделает, то они навсегда будут вместе. Наивная девочка, тоскующая по маме, соглашается, но план, к великому разочарованию темных, проваливается: вместо меня умирает моя мать. Тогда Дидалия снова встречается с Вайолет и просит ее задушить родившегося братика подушкой, потому что он стоит на пути счастливого воссоединения их семьи.

Можно только представить, что творилось в голове у пятилетней девочки. С одной стороны, она очень скучала по маме, а с другой, она успела полюбить и маленького братика. Дилемма… И вот тогда Вайолет намеренно убивает ребенка Архи, а Маоре говорит, что случайно перепутала детей. Понятно, что все это повлияло на душевное состояние ребенка. Отсюда и ее одержимость мной.

- А где сейчас Вайолет? – внезапно испугалась Урсула.

Доммэ грустно опустил голову.

- В мире теней. Разлом закрылся, когда она находилась в шахте.

- Мне жаль, - прижалась к мужу Урсула, успокаивающе проведя ладошкой по его груди.

- Мне тоже очень жаль, родная, что все так вышло, - тихо произнес темный император, а затем продолжил свое повествование:

- На какое-то время Риэрн и Дидалия затаились, а потом с помощью повстанцев снова попытались уничтожить Керра. Они не учли одного – Ингерос Эрхард был видящим, и он переиграл и Владетеля, и вступивших с ним в сговор магов.

Сначала твой отец намеренно проговорился Риэрну, что ты и есть тот самый ключ, о котором говорится в пророчестве, понимая, что монах предаст повстанцев, чтобы избавиться от Эрхардов и заполучить их дочь. Затем тебя спрятали в мире людей с матерью Нэлеи.

- Так она была моей настоящей бабушкой? – потрясенно выдохнула Урсула.

- Да, милая. Другой женщине тебя бы и не доверили. Я обнаружил в архивах, что мать стихийницы исчезла за несколько месяцев до ее смерти, - ласково поцеловал Урсула Доммэ. - Твои родители осознанно пошли на смерть. Нэлея могла убить Керра раньше, но сожгла и его, и себя с Ингеросом заживо, только у места прохода в мир, где тебя спрятали, зная, что я неизменно буду возвращаться в долину, чтобы понять причину ее поступка, и найду тебя. Твои родители перед смертью смотрели друг на друга и улыбались… Столько лет я пытался понять, что же я видел в их лицах? Что это за магия, способная безропотно принимать последние минуты своей жизни без страха и сожалений, с улыбкой на устах?

- И как? Понял, что это было? – Урсула нежно коснулась ладонью щеки мужа, с улыбкой посмотрев его глаза.

- Это была любовь, - тяжелая капля дождя звонко шлепнулась Доммэу на нос, он запрокинул голову и, теперь глядя в дождливое небо, подставлял лицо холодным струям, улыбаясь какой-то совершенно озорной, мальчишеской улыбкой.

- Ты что делаешь? – удивленно спросила Урсула.

- Обожаю дождь, - весело хмыкнул мужчина.

- Правда!? И с каких же это пор? - засмеялась стихийница, обхватывая руками мужа за талию и пряча счастливое лицо на его широкой груди.

Доммэ ласково поцеловал любимую в макушку и тихо прошептал:

- С тех пор, как он подарил мне тебя.

Тихо и незаметно, шурша опадающей желтой листвой, в Тавергард пришла осень. Доммэ бережно прижимал к себе спящую рядом жену, терпеливо ожидая, когда его рыжеволосое чудо наконец проснется. Сегодня был его день рождения, и он радостно предвкушал момент, когда малышка наконец предъявит ему приготовленный подарок. Целый месяц император усиленно изображал слепого и глухого, делая вид, что не замечает заговорщического шушуканья Архи и Урсула, их суетливых движений при его появлении в покоях, и того, как старательно они что-то прятали от него. Малышка распахнула глаза, а затем, заразительно улыбнувшись, потянулась к его губам.

- Доброе утро, любимый. С днем рождения! – Урсула резво уселась на Доммэа верхом и вытащила из-под подушки сверток, положив его ему на грудь.

- Тьма, маленькая, он все время был здесь? – шурша оберткой, фыркнул Доммэ.- Я бы уже давно посмотрел и не стал тебя будить, если бы знал.

Урсула лукаво улыбнулась, пригладив рукой черные волосы супруга.

– Если хочешь что-то спрятать, положи на самом видном месте. И потом, что это бы был за подарок, если бы ты его видел?

Доммэ потянул из свертка находившуюся там ткань, разворачивая белоснежную рубаху, на спине и по обшлагам рукавов которой были вышиты черные драконы. Вышивка была сделана эльфийской нитью, а ткань зачарована. Рубаха не горела в огне, не рвалась, не промокала, а вышивка была своего рода оберегом.

Эльфы прибыли в империю спустя неделю после того, как Доммэ объединил разделенные миры. Высокие светловолосые посланцы прекрасной расы требовали вернуть им их законные территории, когда-то покинутые по воле обстоятельств. В разгар дискуссии в зал вошла Урсула и, увидав ее, остроухие грохнулись на пол, упав на одно колено и прижав руку к сердцу.

Оказалось, что медальон, который император подарил жене, принадлежал исчезнувшей королеве эльфов, и сколько Урсула не пыталась убедить белобрысых, что это случайность, они называли ее прекрасной Анариэль, потомком светлейшей. А когда малышка узнала, зачем эльфы прибыли в Тавергард, ее предприимчивая натура незамедлительно этим воспользовалась. Сообщив остроухим, что земли принадлежат ей, она мило согласилась сдать им их в аренду, содрав с них ренту в два раза выше той, что они просили, и обязав пожизненно чистить воду во всех озерах и реках Тэрангана. Вдобавок ко всему, эльфы в подарок «Солнцеликой», так ласково они ее величали, восстановили замок ее родителей. Рыжеволосая плутовка беззастенчиво пользовалась их любовью и добрым расположением, регулярно сжиливая у правителя древнего народа какую-нибудь редкую диковинку и эксклюзив. Рубаха была не исключением.

- И что ты на этот раз наплела великому Эльмарриллину? – поинтересовался Доммэ примеряя подарок.

- Ничего я не плела, - обиженно засопела Урсула, застегивая пуговицы у него на груди. - Я в кои-то веки сказала правду, что мне нужно что-то необычное, для мужа. И я, между прочим, рубаху сама шила и вышивала. Эль сказал, что так ее волшебные качества усилятся в несколько раз.

- У-у-у, моя рукодельница, - Доммэ резко перевернувшись, подмял жену под себя, целуя ее прекрасное лицо. – Спасибо, маленькая, за такой удивительный подарок. Мне очень нравится. И невероятно радует, что эту рубаху ты не сможешь ни сжечь, ни порезать.

- Ну, ты… - Урсула сердито хлопнула ладошкой его по плечу.

- Что, опять страшненький? – стал хохотать Доммэ. – Как же я тебя люблю, моя маленькая злючка. Спасибо! Рубаха действительно великолепна.

- Это не все, - засияла, как золотой тэранг, Урсула, вскакивая с кровати. – Вставай.

- Да-а-а? – потянул Доммэ, беззастенчиво разглядывая жену. – А я надеялся получить еще один подарок в положении лежа. Иди ко мне.

- Не-а, - мотнула головой стихийница, направляясь в гардеробную. – Вставай и одевайся. К подарку придется идти.

- Тьма, только не это, - взмолился Доммэ. С тех пор, как он научил Урсула прокладывать темные порталы, она регулярно заставляла его путешествовать с ней по древнему миру. А поскольку координаты она не всегда задавала правильно, они вываливались, зачастую, в самых неожиданных местах.

- Детка, может, давай я? – опасливо покосившись на жену, одетую в теплый плащ, спросил владыка.

- Не бойся, я уже пробовала. У меня получилось, - успокоила его Урсула.

- Я же тебя просил, никуда без меня не соваться, - рассердился Доммэ. - Ты могла не вернуться обратно.

- Но вернулась же, - невинно пожала плечами Урсула. – Я тебе сюрприз готовила.

- Я тебе тоже сюрприз приготовлю, - буркнул себе под нос император, шагнув за женой в темный проход. - Закрою все линии силы и запру дома.

Когда тьма рассеялась, они очутились посреди огромной поляны, окруженной плотным кольцом причудливых белых деревьев.

- Узнаешь? – глядя на супруга сияющими глазами, спросила Урсула.

- Это то место, где я тебя увидел впервые, - восхищенно оглядываясь по сторонам, произнес Доммэ.

- Это круг жизни, - Урсула сдернула с себя плащ, и теперь стола перед мужем в белоснежном платье, словно влитом в ее прекрасную фигуру.

- Это тоже подарок Светлейшего, - хрипло поинтересовался владыка, пожирая жену взглядом.

Урсула довольно кивнула головой.

- Напомни мне, когда вернемся, чтобы я больше его к тебе не подпускал, - притягивая к себе малышку, прошептал Доммэ. Она лишь загадочно улыбнулась, поворачивая ладони к небу.

- Дух ветра, сила земли, суть огня и воды, призываю вас в свидетели, – звонко произносила Урсула, поднимая в воздух стихии, и когда они сомкнулись вокруг их с Доммэом фигур плотными кольцами, достала из-за пояса маленький нож, разрезала свою ладонь и ладонь мужа, пересекая накрест брачные метки. - Эс схар шэ схар тэ. Эс акрэ шэ акрэ тэ. Эс иммэ шэ тэ иммэ. Ир хэ шаа, асвар но мрэг тэа фрэз, сэй ра эсс маар роук тэ скоом хэ фрэ тэ сол, – тихо произносила она, переплетая свои пальцы с пальцами любимого. – Отныне и навек, пока не прервутся наши жизни, лишь для тебя будет биться мое сердце и жить моя душа.

По ободку обручального кольца императора стали вспыхивать древние символы, навечно высекая в золоте слова клятвы крови.

- Зачем ты это сделала? - Доммэ ласково провел рукой по сияющим вихрам жены.

- Я люблю тебя. Когда ты давал мне клятву, ты делал это осознано, не ожидая от меня взаимности. Теперь я делаю то же самое - дарю тебе свое сердце и душу. А еще… я очень хорошо запомнила слова Маоры. Не хочу, чтобы кто-нибудь когда-нибудь использовал меня как орудие мести в борьбе с тобой.

Порывисто обняв малышку, император счастливо выдохнул в ее рыжую макушку.

– Спасибо, родная. Ты - лучший подарок, который я когда-либо получал.

- Ты только не смейся, но это тоже не все, - смущенно зарделась стихийница, отстраняясь от мужа. - У меня для тебя есть еще один подарок.

- Маленькая, ты меня избалуешь. Столько подарков мне за всю мою жизнь не дарили. Хотя я не против получить еще один… сладкий. – Доммэ притянул к себе жену, заключая в кольцо своих рук. Губы владыки осторожно коснулись ее виска, опаляя кожу теплотой своего дыхания. – Пойдем домой, Урсула-подарочек, - жарко прошептал он, подхватывая ее на руки.

Урсула закопошилась в его руках, что-то вытаскивая из кармана плаща, а затем вывернулась, всунув мужу под нос маленькие вязаные пинетки.

- Это что? - Доммэ натянул на пальцы, как ему показалось, два вязаных колпачка. – Детка, тебе не кажется, что это не мой размерчик? Боюсь, они мне маловаты.

- Тебе - да, - согласилась Урсула, а твоему сыну, думаю, на первое время будут даже великоваты.

Доммэ замер, переводя взгляд с крошечных башмачков на улыбающуюся жену.

- Ты… - голос темного властелина осип и предательски дрогнул.

Урсула радостно кивнула головой, подтверждая его внезапную догадку.

- Маленькая моя, - рвано выдохнул Доммэ, поднял малышку и бережно прижал к своему неистово бьющемуся сердцу, затем испуганно вскинул голову, напряженно сверля жену взглядом. – Никаких больше темных порталов и полетов на драконах, слышишь? И к светлым больше не пущу. И вообще…

Урсула накрыла его рот рукой и получила нежный поцелуй в ладошку.

- В следующий раз не буду отдавать тебе все подарки сразу, - обижено пожаловалась она.

- Ты дай мне этот раз пережить, - зарываясь счастливым лицом в ее волосы, прошептал Доммэ.

Ингерос обиженно засопел, но его покаянный вид не мог ввести отца в заблуждение. По тому, как коварно искривились уголки губ мальчишки, Доммэ понял, что шельмец уже что-то задумал. Нужно срочно было вызывать Арху обратно. Еще одна неделя ее отсутствия грозила дворцу катастрофой.

В зал, подобно разъяренной гарпии, ворвалась взбешенная Эйрис. Вид у нее был ужасный: с одной стороны головы волосы сгорели практически до корней, с другой - висели выкушенными клочками. В когда-то роскошном платье сестры императора зияли прожженный дыры, лицо было измазано сажей, а в руках она держала обугленный кусок чего-то, отдаленно напоминавшего шляпу.

- Где это маленькое чудовище? Где этот огнедышащий монстр? Я ему сейчас покажу фокус-покус, - яростно пыхтела темная.

Доммэ виновато скривился.

– Али, дорогая, - начал он.

- Ах, я теперь еще и дорогая? – возмущенно взвизгнула Эйрис. – Ты издеваешься? На кого я похожа? Ты знаешь, сколько я заплатила за эту шляпу? – она потрясла в воздухе ее обгорелыми останками.

- Али, милая, я тебе куплю новую, - попытался успокоить сестру Доммэ.

- А волосы ты мне тоже новые купишь? – попёрла на него Эйрис.

Маленькая Энринэль вжалась в маму.

- Мама, ля болюсь, тотя сасьная.

- Ты слышал? Даже ребенок говорит, что я страшная. А у меня завтра помолвка! Как я покажусь в таком виде на глаза жениху? – орала Эйрис. – Все! Сами нянчитесь со своими монстрами. Я больше к ним ни ногой!

От стенки отлепился магистр Тэлларис, двигаясь в сторону истерично вопящей и отчаянно жестикулирующей темной леди. Наконец, изловчившись, он поймал ее за руку, мгновенно пропустив через нее поток успокаивающей магии.

- Деточка, не нужно так расстраиваться. Мы сейчас все исправим, - нежно приговаривал старик. – Пойдем, отрастим тебе новые волосы. Будут краше прежних.

- Попробуйте только не сделать этого, Тэлларис, - буркнула начавшая приходить в себя Эйрис. – Если у меня расстроится свадьба, на мне женитесь вы!

- Упаси тьма, дорогая! – в ужасе воскликнул Тэлларис. - Я слишком стар для этого.

- Ничего, - мстительно ухмыльнулась сестра императора, зная, что магистр вечно защищает маленького разбойника. – Старый конь борозды не портит. Будете знать в следующий раз, как показывать мальчишке заклинания огня.

- И чья теперь очередь укладывать детей? – поинтересовался Доммэ у Урсула, когда двери за Эйрис и Тэлларисом закрылись.

- Папа, акази казьку, - потянула к нему руки дочка.

- Какую тебе сказку рассказать, солнышко? – улыбнулся император, целуя розовые пальчики своей маленькой красавицы.

- Пла сеного длакона, - девочка обхватила ладошками папино лицо, преданно заглядывая в его смеющиеся глаза.

- Да, па, расскажи, - нетерпеливо заерзал на руках у Доммэа сын. – Про темного дракона и стихийницу.

Урсула многозначительно посмотрела на мужа, давая понять, что вопрос о том, кому сейчас идти укладывать детей спать, отпал сам собой.

- Ну, пошли, мои маленькие чудовища, папа расскажет вам сказку о черном драконе и маленькой рыжей стихийнице, - Доммэ хитро подмигнул супруге, подбросив детей вверх. Малышня с радостным визгом вцепилась в его руки, опустив темные головки на сильные папины плечи.

Урсула с улыбкой смотрела вслед удалявшемуся с детьми мужу и думала, что, пожалуй, сегодня она пожалеет расшатанную нервную систему темного дракона и не станет ему сообщать, что маленьких чудовищ вскоре будет трое.