«Иные города»

И все, что пред собой он видел,

Он презирал иль ненавидел.

М.Ю. Лермонтов «Демон»

ЧАСТЬ 1. Барселона.

Из дневника Насти:

«Когда самолет начал снижаться, а капитан объявил, что через двадцать минут мы приземлимся в аэропорту Барселоны, я разрывалась между ликованием по поводу того, что у меня начинается независимая жизнь и учеба в прекрасном городе, и страхом, что будущее терялось в неизвестности, в плотном тумане из сомнений и вопросов.

А если я не смогу прожить и недели без родных, буду реветь от одиночества и проситься домой? А если мне понравится, получится ли найти работу и остаться учиться дальше, хоть на год? Смогу ли я говорить на испанском свободно, не запинаясь, не подыскивая слов, а по возвращении из Испании показать всем, что я — лучшая и больше не завидовать легкости, с которой овладевала испанским моя подруга Анюта? А вдруг этот город готовит для меня встречу с прекрасным принцем, любовь и романтику?

Но город, раскинувшийся под крылом самолета, пока не раскрывал своих планов. Он раскрывал мне объятья побережья, но не торопился рассказывать про те испытания, что готовил мне. Было страшно? Да. Было радостно? Вне всяких сомнений. И сейчас, пока делаю эту запись накануне Рождества, мне тоже страшно и радостно. Но уже иначе, чем было в тот день. Теперь все иначе. Иногда мне хочется вернуться в тот день, когда страх был таким мелким, когда счастье было таким простым».

Когда вещи были распакованы и кое-как разложены, Настя решила прогуляться по Пасео де Грасия, отметить в одиночестве свой приезд в Испанию и подумать, что бы такое приготовить для ребят, с которыми она теперь будет жить в квартире. Квартира с большой общей гостиной была трехкомнатной, и помимо нее, по словам хозяйки, там жили студенты: швед и японка. Но ребят Настя в квартире не застала, видимо, они были на учебе.

Прогуливаясь по Пасео де Грасия, улице, полной магазинов, кафе и туристов, Настя прикидывала, как скоро сможет найти хоть какую-нибудь подработку. Время для этого и страну она, конечно, выбрала неподходящие. Вокруг все только и говорили, что про кризис, безработицу половины молодого населения и прочие вещи, которые лишали надежды с самого начала. Но все же, попытаться стоило. И она зашла в парочку магазинов, записала адреса и названия встретившихся ей отелей, присмотрела бары и кафешки, чтобы занести им свое резюме.

Она села в кафе напротив дома Батло, подмигивавшего ей своими балконами-масками, заказала круссан и кофе. Осеннее солнце ласково гладило своими лучами ее светло-русые волосы с прядями пшеничного цвета, которые ветер слегка приподнимал и кружил… Было так хорошо! На углу улицы стояла лавочка, возле которой пожилой человек, весь перепачканный углем, жарил на очаге каштаны и бониато — сладкий корнеплод оранжевого цвета.

Настя подумала, что после кафе подойдет и купит немного каштанов. Это вкус барселонской осени. И она счастливо улыбнулась.

Краем глаза она заметила маленькую тень, мелькнувшую рядом с ее столиком, в следующую долю секунды она увидела мальчишку в поношенной одежде, который спокойно уходил прочь с ее кошельком.

— Эй!!! — от удивления Настя лишилась дара речи и забыла все испанские слова. Она быстро вскочила и, подбежав к мальчику, схватила его за шкирку, мысленно благодаря судьбу за то, что наглый воришка даже не попытался убежать, иначе она никогда бы не догнала его. Мальчишка сам онемел от удивления, испуганно глядя на нее.

— Что ты делаешь? Что ты делаешь! — только и смогла сказать Настя, выдергивая у мальчишки свой кошелек. От удивления тот даже не сопротивлялся, даже как-то обмяк от шока.

Настя сама была потрясена. Кровь стучала в висках, ей хотелось наорать на мальчишку, ударить его даже, но облегчение от того, что кошелек опять у нее, смягчило этот адреналиновый взрыв. Он легко вырвался и побежал. Настя медленным шагом вернулась к своему столику. Оглядевшись, она поняла, что на нее все смотрят. Странно и даже с подозрением. Это ее разозлило. Что такого плохого в том, что она спасла свои деньги от наглого воришки?

“Чертова толерантность!», — хотелось ей крикнуть в ответ на осуждающие взгляды.

Она опустила глаза и допивала свой кофе без удовольствия, в спешке, торопясь уйти поскорее от этой публики. Ощущение, что на нее смотрят, что ее провожают взглядом, что даже следуют за ней, не покидало еще долго. Она прошла мимо лотка с каштанами, не купив их, спустилась в метро и поехала домой. Происшествие с мальчишкой словно лишило ее сил и энергии. Она чувствовала себя уставшей и грустной.

Зайдя в дом, она почувствовала запах вкусного обеда и вспомнила, что так ничего и не купила для того, чтобы познакомиться с ребятами. Взбежав по лестнице на свой этаж, она открыла дверь квартиры и задохнулась от вкусного и ароматного запаха еды, который шел именно отсюда. Красивый белобрысый парень с широкими плечами, в очках и в майке футбольного клуба Барселоны махнул ей в качестве приветствия половником.

— Юка, — представилась маленькая и симпатичная японка, перемешивающая рис в большой миске на столе.

— Настя, — рассеянно ответила она и еще раз их рассмотрела. Ребята представляли ярчайший пример противоположностей, такой, что голова кружилась.

— Мы решили тебе сделать приветственный обед, а то ты, наверно, еще не знаешь, где здесь магазины, — сказал Мартин.

— Не знаю, — уныло подтвердила Настя.

— Тогда накрывай на стол, как раз поймешь, что где лежит.

Через полчаса они сидели втроем и весело болтали, словно всю жизнь были знакомы. Юка жила в этой квартире уже два года, училась в университете на биолога. Мартин приехал в прошлом году, он учился на мультипликатора. Настя немного рассказала о себе, о курсах, на которые записалась.

— Жаль, что ты ненадолго, нам все время не хватает третьего человека. Есть еще четвертая комната, но ее наверняка никто не снимет, узкая, как пенал, а окно выходит на лестничную площадку. Мы там храним всякие вещи. Я — палатку и велосипед, а Юка- спортивный инвентарь.

— Я, может, останусь, — подмигнула Настя. — Главное найти работу и закончить курсы, а дальше я что-нибудь придумаю.

— Найти работу сейчас сложно, — Юка покачала головой. — Я занимаюсь преподаванием японского, помимо работы в университете.

— А я работаю от заказа к заказу, — сказал Мартин.

— Ну, я даже на продавщицу согласна, — ответила Настя, — лишь бы подрабатывать.

После обеда они разошлись: Настя отправилась разносить резюме по барам, магазинам и отелям, а ребята занялись работой. Где-то ее резюме даже не брали, качая головой, словно жалея сумасшедшую девчонку, которая так отчаянно искала работу. Где-то листочек, который она протягивала, брали, но она видела по выражению лиц, что он отправится вскоре в мусорное ведро. Но она не теряла надежды. В конце концов, она вновь вышла на Пасео де Грасия и пошла по утреннему своему маршруту. В одном баре надежда загорелась сильнее: бармен взял ее резюме и сказал, что передаст его хозяину, им не помешал бы человек со знанием русского языка. После этого бара Настя прошла пару кварталов в приподнятом настроении, но его испортило окончательно то, что все остальные ей просто отказывали. И с такими лицами, будто она попрошайничать пришла, а не искать работу. Дойдя до угла очередного дома, Настя остановилась в стороне от толпы туристов, ждущих зеленый сигнал светофора. Похоже, все будет совсем непросто. Ей нужно запастись терпением… ведь не всегда все получается сразу. Но отчаяние уже бродило в душе. Разглядывая счастливых и беззаботных туристов, гуляющих по улицам, она заметила на другой стороне улочки, пересекающей Пасео де Грасия, три столика, похоже, здесь тоже было кафе… Но какое маленькое… Совсем не туристическое. Мгновение она колебалась: стоит ли заходить, ведь если ее не захотели слушать в больших кафе, где всегда нужны люди, станут ли слушать в таком маленьком, где один официант запросто может обслужить все столики? Но, вопреки сомнениям, она решила попробовать.

В кафе вела узкая коричневая дверь, которая, казалось, пыталась оставаться незаметной в окружении ярких витрин магазинов. Настя вошла и оказалась в небольшом зале, с одним большим окном-витриной в деревянной раме, которое находилось рядом с дверью. С улицы было не очень хорошо видно, что внутри стоят столики. Темная барная стойка, небольшой выбор выпечки, кофе-машина, жестяные баночки с чаем… Этот бар, скорее, должен был находиться на тихой и спокойной улочке, сюда должны заходить только постоянные посетители, на углу оживленного Пасео де Грасия он казался утлой лодочкой, потерянно проплывающей мимо гигантских круизных лайнеров.

Навстречу Насте вышел пожилой сеньор в штанах на подтяжках и клетчатой рубашке.

— Добрый день… Я ищу работу… — Настя начала говорить хорошо выученную от многочисленных повторений речь, но запнулась. Странно было говорить о работе, когда в кафе сидело три человека. Она даже сделала шаг назад, раскаявшись в том, что переступила порог этого заведения.

— Работа — это хорошо, — кивнул сеньор. Протянул Насте руку: — Я- Пепе.

— Привет, Пепе, я Настя, — пробормотала девушка.

— Ты садись, — Пепе пригласил ее жестом за столик.

Настя покраснела до кончиков волос: ее не так поняли.

— Я не… — начала было она, но Пепе отодвинул стул, приглашая ее сесть. И она села. Устало положила стопку резюме на стол. И подумала, что кофе ей не помешает.

— С молоком? — спросил Пепе из-за барной стойки.

— Да, пожалуйста.

— Горячим или теплым?

— Горячим, — удивилась Настя. Никто не спрашивал у нее до этого такие детали.

Кофе появился перед ней, душистый и манящий.

Пепе сел напротив, взял сверху стопки ее резюме и стал читать. А Настя погрузилась в запах кофе, вместе с которым пришли на ум картинки знойных стран, терпкие южные вечера и горячие губы темноволосого красавца… Вздрогнув, она отогнала этот образ прочь. Пепе глянул на нее из-под очков и снова уткнулся в резюме. Судя по движениям, с которыми он готовил кофе, надевал очки и читал, Пепе никогда и никуда не торопился. Наблюдая за ним, Настя почувствовала, как на нее нисходит спокойствие и умиротворение.

— Ну, хорошо… — Пепе отложил ее резюме в сторону. — Ты работала когда-нибудь в кафе?

Настя помотала головой.

— А кофе готовила?

Настя опустила взгляд, вспомнив, как на первой работе в Москве, когда она устроилась, как секретарь со знанием английского языка в международную фирму, шеф попросил ее подать на совещание кофе. На совещании было 8 человек. Настя никогда не готовила кофе до этого, она даже не знала, как обращаться с кофеваркой. На ее счастье, нашлась инструкция к кофеварке, и девушка в спешке пробежала инструкцию глазами и бросилась засыпать трясущимися от волнения руками две мерные ложечки кофе, как было указано в тексте. Кофе вышел подозрительно светлым. Но Настя так спешила его принести в зал для совещаний, что только в тот момент, когда она стала разливать кофе по чашкам, она поняла, что в инструкции давалась порция на одного человека, а она приготовила на восемь. Но отступать было поздно. С непроницаемым лицом она разлила всем кофе по чашкам. Шеф проводил ее изумленным взглядом и на последующие совещания просил приносить воду.

Это был первый и последний ее опыт работы с кофеварками, и Настя с удивлением поняла, что рассказывает эту историю Пепе. Пепе рассмеялся и, встав из-за стола, поманил за собой Настю.

— Варить кофе — это целое искусство. Великий французский министр-интриган Талейран сказал как-то, что кофе должен быть горячим, как ад, черным, как черт, чистым, как ангел, и сладким, как любовь… Всякий раз, когда готовишь его, надо думать о приятном. О любви, о ярких цветах, о восточной музыке или красивой женщине. В твоем случае, наверно, вернее сказать мужчине.

Настя кивнула, вспомнив видение о смуглом красавце. Руки Пепе колдовали над кофемашиной, сыпали кофе, отливали молоко, взбивали пену. Запах горячего напитка сводил с ума. Настя никогда особо не любила его, а вот тут, в этом маленьком баре с единственным мутным окном, она вдруг поняла, что влюбляется. От этого и от понимания, что ее берут на работу, сердце билось так сильно и гулко, что приходилось делать усилие, чтобы слушать инструкции Пепе.

В тот день она осталась в кафе допоздна, смотрела, училась, наблюдала. Пепе не мог предложить ей хорошую зарплату, но на данный момент это было неважно, он отпускал ее из бара на время занятий, так что, в основном, работать ей нужно будет по утрам.

Вечером она взахлеб рассказывала Юке и Мартину, сколько всяких премудростей необходимо для овладения этим мастерством.

— Я буду готовить вам кофе с утра, ведь мы уходим в одно и то же время, — закончила она рассказ, Юка радостно подбросила подушку, Мартин улыбнулся.

На следующее утро по дороге к кафе она встретила Пепе. Он нес большие картонные коробки, из которых по всей улице распространялось теплое и сладкое дыхание выпечки.

— Доброе утро, Пепе, — сказала Настя, обгоняя его, — как только на вас не нападают по утрам: от коробок пахнет так, что хочется тут же слопать все булочки!

Пепе засмеялся и кивнул Насте на карман своего пиджака.

— Достань ключи.

Настя залезла в клетчатый пиджак и нащупала там связку ключей.

— Самый длинный, — подсказал Пепе.

Ключи были старинными, даже слегка ржавыми, Настя вставила самый большой из них в замок и неуверенно повернула. Дверь открылась на удивление легко, кафе встретило их прохладным полумраком. Снаружи ярко светило утреннее солнце и небо было светло-синим, а здесь, казалось, время останавливает свой ход, чтобы позволить посетителям расслабиться и погрузиться в кофейные фантазии. Весь интерьер был в темно-коричневом цвете, что только усиливало полумрак, а современная техника сочеталась со старой мебелью: ведь границ времени в этом месте не было.

Они очень хорошо справлялись вдвоем: Настя разносила заказы, а Пепе делал кофе, чай и варил горячий шоколад в странной турке, утром в кафе оказалось довольно много посетителей. Они заходили сонными, грустными, недовольными от того, что впереди рабочий день, а выходили бодрыми, радостными и с такими мечтательными улыбками, будто им не терпелось поскорее приняться за дело.

— Пепе, мне кажется, ты волшебник, — задумчиво сказала Настя, присаживаясь на стул у бара в ожидании, когда Пепе сделает кофе. В их работе возникла небольшая пауза, и они решили перекусить.

— Это почему? — удивился Пепе. Но в глазах его плясали искорки смеха.

— Потому что люди после твоего кофе преображаются.

— Смотри, не превратись в лягушку, — Пепе протянул ей чашечку капучино.

Настя подвинула к себе чашку, чувствуя спиной, как открылась дверь кафе, пропуская очередного посетителя.

Пепе бросил взгляд на посетителя и поставил перед Настей круассан.

— Ешь, я сам приму заказ.

Полуобернувшись у стойки, Настя наблюдала, как Пепе подошел к посетителю. Тот был невысокого роста, пожилым, одетым в коричневый плащ, сливавшийся со всей обстановкой кафе. Небольшие залысины на его седой голове делали лоб выше, от этого лицо мужчины казалось благороднее. Чем-то он напомнил ей бюст Цезаря, который печатали во всех учебниках истории. Пепе и незнакомец тепло поприветствовали друг друга, мужчина сел за столик у окна, его заказ состоял из двух слов: «Как всегда».

Пепе кивнул, прошел к бару, выложил на блюдечко бутерброд с хамоном и сделал крепкий кофе без молока. Поставив все это перед посетителем, Пепе вернулся к Насте. После завтрака она принесла посетителю в коричневом плаще счет. Тот не глядя достал из кармана небольшой мешочек и положил его на тарелочку со счетом. Встал, взял со столика газету, которую читал, и вышел из кафе. Настя взяла мешочек в руку. Он был тяжелым.

— Смотри, Пепе, — она протянула открытый мешочек шефу. — Тут же пятицентовые монетки!

— Знаю, это постоянный посетитель. Вот уже два года он расплачивается только так, — кивнул Пепе.

— Но почему?

— Не знаю. Но так как это все равно деньги, я принимаю платеж и обмениваю потом накопившиеся монеты в банке.

— И он что… всегда, каждое утро платит пятицентовыми монетами?!

Пепе усмехнулся:

— Сама увидишь.

Так оно и было. Загадочный посетитель приходил каждое утро в одно и то же время, в одном и том же плаще, заказывал один и тот же завтрак и, расплачиваясь очередным мешочком с монетами, растворялся в толпе Пасео де Грасия.

Вскоре Настя уже изнывала от любопытства. Что же это за человек такой? Почему он платит таким странным образом? Почему день за днем ходит в кафе? На занятиях она часто, сама того не замечая, отвлекалась, задумчиво рисуя пятицентовую монетку. А по утрам в кафе то и дело поглядывала на дверь, чтобы увидеть его приближение.

Однажды утром она отпросилась у Пепе, сказав, что ей нужно уйти сразу после девяти, времени, когда появлялся загадочный клиент. Едва он вошел, она попрощалась с Пепе, надела куртку и вышла. Но далеко не ушла, а стояла невдалеке и ждала, когда посетитель расплатится за завтрак. Если честно, то точного плана у нее не было. Ей просто нужно было убедиться, что он не исчезает сразу, переступив порог, что существует в самом деле, а не только в мирке кафе, что помимо этого места он идет куда-то еще, делает что-то еще, говорит что-то еще, а не обменивается традиционными приветствиями с Пепе. И была еще одна деталь, которая Настю очень интриговала: казалось, он не замечал ее присутствия. Ни разу не сказал ей ничего, кроме «как всегда» и «спасибо». В то время, как другие постоянные посетители замечали ее, иностранку, тут же, расспрашивали и общались практически каждый день.

Дверь кафе открылась и появился тот, кого она ждала. Мужчина пошел в сторону Насти, полы его пальто развевались от шага, в руке он держал газету. Лицо его было непроницаемым, словно каменным. Еще раз пришло Насте в голову сравнение с бюстом. Она нырнула в аптеку, а когда незнакомец прошел мимо нее, то выскочила следом, боясь упустить его из вида.

Из дневника Насти:

«Я двигалась за ним на небольшом расстоянии, боялась упустить и, в то же время, опасалась, что он заметит меня. Не понимаю, чего я боялась, ведь, на самом деле, я не совершала ничего такого уж ужасного. Но всякий раз, когда человек в коричневом плаще останавливался или поворачивал, у меня замирало от страха сердце. Я уже потеряла дорогу, настолько была увлечена спиной впереди, что совершенно не представляла, где мы находимся. Потом я была готова даже взять такси, если заблужусь, но твердо решила, что, насколько это возможно, узнаю об этом человеке что-нибудь еще. Любопытство не совсем свойственная мне вещь, поэтому я удивлялась настойчивости, с которой шла за незнакомцем.

Он, наконец, остановился на тихой улочке, так что пришлось остаться на углу. Затаив дыхание, я наблюдала за тем, как он берется за дверь подъезда и тянет на себя. Голубая дверь скрыла его от меня на мгновение. И закрылась, проглотив его. Я подошла. На двери не было никакой надписи или таблички, не было и домофона для квартир с указанием фамилий жильцов, как это часто бывает в Барселоне. Я взялась за ручку и потянула на себя. Она легко открылась. Сразу передо мной начиналась лестница наверх. Я прислушалась. Шаги мужчины раздавались где-то высоко.

Меня что-то будто подтолкнуло в подъезд, я вошла, прикрыла за собой дверь и, набравшись решимости, стала подниматься по лестнице. Подъезд был обшарпанным, но не грязным. На ступеньках стояли погашенные и оплавившиеся свечи, некоторые свисали вниз небольшими сталактитами. Повертев головой, я не обнаружила на одной лампы. Зато тусклый свет пробивался сквозь узкие оконца пролетов. Но ночью тут, должно быть, совсем темно…

На первом лестничном пролете я не увидела ни одной двери в квартиру, зато на стене красовалось яркое граффити: большой и темный пес открывал белозубую пасть и заглатывал ярко-желтую луну. На фоне синего неба позади пса чернели дома и устремлялся ввысь корявыми пальцами Собор Святого Семейства. Я поднялась на следующий пролет. Здесь граффити не было, вместо этого стоял мольберт и на нем женский портрет в золоченой раме. Было слишком темно, чтобы разглядеть картину как следует, но я подумала, что на обратном пути можно поднести к портрету телефон.

Я поднималась все выше, понимая, что, видимо, забралась в частный дом, да еще немного заброшенный, и думала, что, наверно, здесь живет одинокий художник (граффити и портрет), которому нечем платить за свет и домофон (открытая дверь и отсутствие электрического света на лестнице). Я уже собиралась поворачивать обратно: шаги давно стихли, а значит, он зашел в свою студию или квартиру. Что я буду делать у закрытой двери? Что ж, потопчусь, полюбопытствую и спущусь обратно. А может, дверь будет приоткрыта, и я смогу узнать еще что-нибудь о посетителе кафе, который расплачивается монетками. А может… может, он тут не живет, а у него целый склад монеток? И он ходит пополнять запасы? Мысль показалась такой забавной, что я улыбнулась и дошла до следующего пролета. И тут тревога заколотилась во мне с новой силой. Если было страшновато входить в дом и подниматься до первого пролета, то сейчас мое состояние можно было бы описать ужасом. Причиной послужила мозаика, выложенная на площадке. На ней была изображена страшная голова Медузы-Горгоны, искаженное от бессильной ярости лицо, черные, затягивающие глаза, клубок змей вместо волос. Она смотрела прямо на меня. Потребовалось усилие воли, чтобы перестать в ужасе пялиться на нее и отвести взгляд. И тут же стало легче.

Заранее «предвкушая» встречу с ней по дороге назад, я обошла мозаику по краю, словно изображенные змеи могли меня покусать. И с облегчением увидела, что лестница, ведущая наверх, заканчивается на следующем этаже. Я пришла. Теперь надо решить, стоит ли подниматься? А вдруг этот человек заметил слежку и теперь ждет меня там с дубинкой в руках? А вдруг он что-нибудь мне сделает, и никто в целом свете не узнает, где я. Надо было посмотреть хотя бы название улицы и отправить Юке. На всякий случай. Но раз уж я зашла так далеко, что проследила за ним и поднялась по лестнице, то отступать было бы смешно. Тем более, что позади осталась эта ужасная Горгона. И я стала подниматься по ступенькам.

Я ожидала чего угодно: закрытой и безликой двери, старой и обшарпанной двери, приоткрытой сломанной двери, стайку маньяков, поджидавшую меня, испуганного посетителя, поджидающего маньячку, преследующую его от кафе, в общем… что угодно, только не новенькую светло-коричневую полированную дверь с золоченой ручкой и красивой табличкой, на которой было написано: «Детективное агентство». Это было… неожиданно. Застыв от изумления, я в полной тишине раз за разом перечитывала эти два слова. Детективное агентство??? В заброшенном доме, где зажигают свечи на лестницах? Где на каждом пролете художественные произведения? Где на подъезде нет вообще никакого упоминания об этом заведении?!!! И тут же заработало любопытство: так наш посетитель работает здесь или является клиентом? Может, он пришел сюда впервые? Что за работу выполняют для него детективы? Чем вообще может заниматься детективное агентство? Слежкой за неверными мужьями или женами? Вопросы возникали один за другим, а я тупо созерцала надпись на двери. Агентство… Значит там, за этой дверью, так нелепо смотрящейся в этом доме, может быть обычный офис? С паркетом или ковролином на полу, приемной с улыбчивой секретаршей? Может быть, там даже звучит легкая фоновая музыка? А на журнальном столике лежат газеты и журналы? Это казалось невозможным.

Дверь манила меня, словно обещая ответы на все вопросы, стоило только нажать на звонок, как послышится жужжание, дверной замок щелкнет, и я попаду в это детективное агентство. А что дальше?

Я начала ломать голову над возможной причиной визита в такое заведение. Чтобы такое придумать, чтобы можно было осмотреть это заведение хотя бы из приемной? Представиться клиенткой? Любопытствующей дамочкой? Может, сказать, что рядом открылось кафе и предлагает всем, кто живет или работает поблизости, прекрасные бутерброды с хамоном и кофе за два евро? Но у меня с собой нет никаких листовок… Мысль о листовке подсказала мне решение: в моей сумке еще лежала пара экземпляров резюме! Я зайду туда и скажу, что всегда мечтала работать в детективном агентстве! Пусть даже мне сразу откажут, но зато я погляжу, что там, за этой неуместной дверью.

Набравшись решимости, я нажала на кнопку звонка.

Дверь отворилась внутрь. Я заглянула и нерешительно вошла. Обстановка была действительно офисной, почти такой, как я представляла, только освещение было не ярким, а приглушенным, а вместо потолка оказался освещенный голубоватым светом аквариум, в котором плавали яркие рыбы разных цветов и размеров. Ощущение нереальности переходило все границы. За полукруглой стойкой сидела блондинка, ее длинные волосы были уложены в туго закрученные спиральки, пружинящие при каждом движении. Она подняла голову и смерила меня любопытным взглядом. Я не успела и рта раскрыть, как она показала мне на коридор:

— Проходите, Вас ждут.

Я обрадовалась представившейся возможности осмотреться и двинулась, не спеша, по коридору. Но к моему глубокому разочарованию, все двери кабинетов были закрыты, за ними раздавались звуки, шаги, приглушенные голоса, но разобрать ничего нельзя было. Так я прошла около пяти дверей и, наконец, увидела одну из них приоткрытой.

Зал был небольшим, с окном на всю стену с видом на город, на потолке продолжался аквариум, который я посчитала за вмонтированный в потолок экран, невозможно было бы содержать этот аквариум, если бы он был настоящим. В пустом зале стоял стул. Один. Посередине.

Ерунда какая-то. Я развернулась, прошла обратно по коридору и, на ходу буркнув «до свиданья» секретарше, хотела выйти, но твердый и строгий, как у директора, голос сказал:

— Анастасия, подождите!

Я повернулась. Удивление от того, что мое имя прозвучало здесь, что пока я шла туда и обратно по коридору им удалось выяснить, кто я, смешалось с некоторым страхом, когда я увидела, что меня окликнул человек, за которым я следила все утро. Сейчас он был, правда, без плаща, в тщательно отглаженных серых брюках и вязанной безрукавке с рубашкой, но его лицо оставалось все таким же непроницаемо каменным, как и у Цезаря. Видимо, страх отразился на моем лице, поэтому он поспешил добавить более мягко:

— Не волнуйтесь, я давно Вас жду. Пройдем?

Жестом он пригласил меня обратно в коридор, я увидела, что ближайшая к нам дверь приоткрыта. Больше всего на свете я хотела оказаться в три прыжка у входной двери, сбежать по лестнице, не обращая внимания на Горгону, выскочить на улицу и еще долго бежать по ней, задыхаясь от холодного воздуха. Аквариум над головой вдруг показался тяжелым, словно вся глубина моря была над нами, бесконечная и давящая, а мы, сидя в стеклянном куполе на глубине Марианской впадины, пытались играть в офис. Но то же несвойственное мне любопытство, которое начало развиваться после первого моего рабочего дня в кафе, остановило паническое желание к отступлению.

Я бросила взгляд на секретаршу: та делала вид, что смотрела на экран компьютера, но было заметно, как она напряженно вслушивается в тишину, возникшую между нами.

— Откуда Вам известно мое имя? — спросила я.

— Так как я давно жду Вас, у меня было время навести справки, — ответил мой объект слежки. — Пойдем, я все объясню.

Нерешительно, я последовала за ним, с каждым шагом чувствуя себя уверенней. Ну, не съедят же меня, в самом деле! Если что, я извинюсь за слежку. Вот и все.

Кабинет оказался очень уютным, с окном на улицу, с прекрасным видом на город, Видимо, этот дом был выше соседних, поскольку они совсем не мешали виду. Блики от воды в аквариуме приятно скользили по старинному письменному столу, на котором не было компьютера, зато стояла стопка книг. Позади стола всю стену занимал книжный шкаф, заставленный книгами в кожаных переплетах. Обстановка словно приглашала взять книгу с полки, сесть на небольшой кожаный диван, на котором красиво лежал уютный плед, и погрузиться в чтение, время от времени отрываться от страниц и бросать взгляды на голубое небо над Барселоной.

— Вам нравится, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал он. Затем спохватился: — Да, я же совсем забыл представиться. Меня зовут Чезаре, но меня все зовут Цезарем.

— Мммм…. АААаа…. очень приятно, — я замялась, вспоминая слова, поскольку совпадение с именем ошарашило.

— Настя, Вы хотели бы у нас работать? — огорошил меня еще раз Цезарь.

Чтобы избежать очередного мычания, я тупо уставилась на него.

— В каком смысле? — наконец, смогла произнести я после долгой и эффектной паузы, во время которой пыталась угадать, что скрывает непроницаемое, как камень, лицо моего собеседника.

— В смысле работать в детективном агентстве.

— Но я не детектив.

— Все мы когда-то начинали как любители. Вас обучат всему мои сотрудники.

— Но почему я?

— Любопытство, Настя. Твое любопытство. Я давно жду человека, который отважился бы поискать причину моих чудачеств с монетами. Но ни в одном из мест, где я регулярно расплачиваюсь ими, никто так и не заинтересовался причиной моего поведения. А ты не только молча мучилась, но и решила проследить за мной. Что говорит о твоем любопытстве и бесстрашии — двух важных качествах для детектива.

Я решила не рассказывать о том, как испугалась мозаику на лестнице.

— Так вы расплачиваетесь монетами только для того, чтобы вычислить потенциального работника? — разочарованно спросила я.

— Нет… для этого есть особая причина. Cо временем ты все узнаешь… если поступишь к нам на работу.

— Значит, чтобы стать детективом, нужно быть любопытным и отважным? Почему бы не набрать работников на факультете журналистики?

— Потому что третье качество детектива — уметь держать язык за зубами. Работники не имеют права разглашать подробности дел, которые ведутся в нашем агентстве. Большинство людей не способны держать свою работу в стороне от всей остальной своей жизни.

— А почему Вы решили, что я могу?

— Интуиция, — Цезарь сделал попытку улыбнуться. Вертикальная морщина на его правой щеке стала еще глубже. — Она меня почти никогда не подводит.

Я промолчала. Ситуация была такой странной, что было тяжело подобрать слова. Еще совсем недавно я искала работу, а теперь она нашла меня. И вместо скучной работы в магазине — работа в детективном агентстве. Я очень мало представляла себе рутину детектива. Если соглашусь — узнаю.

Даже чисто из любопытства. Когда еще получится попробовать такую редкую и необычную профессию? С гуманитарным образованием мне грозит работа в худшем случае секретарши, в лучшем — переводчика. А тут…

— Это работа не полной занятости, — продолжал искушать Цезарь. — Ты сможешь учиться и работать в кафе дальше. Лишь когда появится дело, то придется найти на него достаточно времени. В основном, наши совещания проходят вечерами, так удобнее для всех. Затем мы распределяем работу, выполняем задания, докладываем о том, что удалось узнать. Ты быстро схватишь. За каждое раскрытое дело выплачивается гонорар с подсчетом часов и вкладом в раскрытие дела. В среднем на работника выходит…

И он назвал сумму, от которой мне сделалось нехорошо.

— Это какой-то обман? — попятилась я к двери.

— Я не предлагаю эти деньги просто так. Только за хорошо проделанную работу. И потом, агентству надо компенсировать непостоянную занятость работников.

Да даже если это будет одно дело в год… Я не могла поверить в такую удачу.

— Я согласна…

Цезарь кивнул, словно и не ждал другого ответа.

— Тогда приходи завтра, подпишем договор. Я рад, что ты согласилась, Настя.

Он проводил меня до выхода. Секретарша с любопытством глянула на нас.

— Анжелика, это Анастасия. Надеюсь, она не передумает и будет работать с нами.

Девушка аж подпрыгнула на стуле от радости, затем подскочила ко мне и расцеловала в обе щеки.

— Ой, я так рада! Зови меня Лика, я буду помогать тебе во всем. Новичкам всегда сложно…

— Анжелика, не пугай ее, — строго угомонил секретаршу Цезарь.

Я улыбнулась:

— Очень приятно, Лика.

Когда я попрощалась с Цезарем и Ликой и дверь агентства закрылась за моей спиной, я еще раз оглянулась и посмотрела на табличку. «Детективное агентство»… Как странно это, все-таки. Необычно. Но раз уж приехала в этот город, чтобы поменять многое в своей жизни и повзрослеть, то не нужно ничему удивляться. Надо пользоваться подарками судьбы. Браться за работу. Учиться. Надеяться на то, что город полюбит меня так же, как люблю его я.

Окрыленная надеждами, я выбежала из подъезда и помчалась на урок испанского».

На следующий день Настя поднималась по уже знакомой лестнице. Было еще светло, но портрет на втором лестничном пролете был все также укрыт полумраком. Настя достала телефон и посветила на холст. На нем была изображена молодая и красивая дама, руки она держала сложенными, как Мона Лиза. Темный фон скрадывал белизну кожи и ярко-алую ткань платья, вместо того, чтобы подчеркивать их. Было ощущение, что дама растворялась во мраке, но по ее выражению лица было непонятно, что она по этому поводу испытывает, только в уголках губ казалось, то ли пряталась, то ли хотела появиться усмешка.

Теперь, когда все загадки лестницы были разгаданы, Настя более уверенно поднялась до двери в агентство, избегая взглядом Медузу Горгону. Хоть ей и показалось, что выражение лица чудовища смягчилось.

Лика встретила ее в прихожей. На ней был серый деловой костюм, волосы аккуратно уложены в пучок, а очки в красивой оправе придавали ей еще больше строгости. Но она, вопреки своему строгому имиджу, излучала радость и дружелюбие.

— Как хорошо, что ты не передумала! Вот увидишь, у нас очень здорово! — она трясла руку Насти, целовала ее в щеки и одновременно подталкивала дальше в зал. Насте даже показалось, что ее слишком много, поэтому, когда она увидела Цезаря, то вздохнула с облегчением.

— Проходи в кабинет, — кивнул он.

В течение часа он объяснял основные нормы договора и определенные пункты, согласно которым, она не имела права разглашать не только подробности работы, но даже рассказывать друзьям и родным про агентство.

— Этот пункт составлен для блага самих работников, — объяснил Цезарь. — Если вы упоминаете о детективном агентстве, то вопросы вполне естественно появляются сами собой. Поначалу они кажутся безобидными, но людям всегда хочется подробностей, тем более о такой редкой профессии, как детектив.

— А действия, которые совершает детектив во время расследования, все ли они законны? — спросила Настя.

— Нет, не все, — после долгой паузы ответил Цезарь, глядя ей в глаза. — Иногда приходится забираться в чужие дома или узнавать информацию личного характера. Следить. И так далее. Но этим обычно занимаются профессионалы, поначалу никто не станет нагружать тебя этой работой, ты не готова, да и не захочешь, пока не поймешь специфику наших дел.

— И какая же специфика?

— Ты все со временем поймешь. К тому же… это неплохое упражнение для твоего внутреннего детектива. Мне еще придется позаниматься с тобой, ты должна разбираться в произведениях искусства, истории, литературе. Мы организуем культурные походы время от времени… участие в них обязательно, это один из пунктов договора.

— Цезарь, Вы же не занимаетесь кражей произведений искусств? — спросила Настя.

Цезарь откинулся в кресле и долго смотрел на нее, пока она не начала беспокойно ерзать на стуле.

— Нет. Настя, я не собираюсь тебя бросать в дело, не собираюсь вовлекать в нелегальные операции. Думай о том, что поначалу ты будешь приходить сюда только учиться. Сначала культурная подготовка, а также пассивное участие в обсуждениях дел. Знакомство с коллегами. Я буду наблюдать за тем, как ты схватываешь, потом, возможно, тебе начнут давать простые задачки: сопровождать в качестве ассистента кого-либо из ребят, заниматься поиском информации. И только когда ты поймешь, чем мы занимаемся, ты включишься в работу команды. Ты можешь уйти в любой момент. Но я обещаю, тебе у нас понравится. И еще: учти, что законы написаны для общей массы. Есть люди, которые из нее выбиваются по отрицательным или положительным действиям. Мы — те, кто в плюсе. И мы работаем, для того, чтобы те, кто в минусе, не могли нанести вред общей массе. Сейчас это звучит запутанно. Но повторяю: со временем ты все поймешь.

— Почему нельзя сразу все объяснить?

— Потому что это невозможно принять сразу. Необходимо время, чтобы это уложилось в голове.

Настя вышла из агентства со странным ощущением, что подписала договор, в котором так ничего и не поняла. Это было вязкое ощущение необычного спокойствия, несмотря на массу сомнений. И еще, поверх всего этого, словно слой карамели, липкое чувство опасности. Оно появлялось у нее на душе на улице. Дома с ребятами, на занятиях, в кафе или в агентстве, это ощущение уходило, но едва она выходила из помещения на улицу, оно, словно туман, обволакивало ее душу. Когда появилось это чувство — она сказать не могла. Возможно, на нее так сильно повлияла попытка кражи кошелька. Из расслабленной туристки она тут же превратилась в озабоченную и напуганную реальностью девушку. Если быть честным, то новости, которые Мартин смотрел по утрам в гостиной, пока Юка и Настя шептались за чашкой чая, не давали оптимистичных прогнозов. Люди теряли работу, отчаивались, преступность и происшествия росли. Иногда, насмотревшись на печальные кадры из очередной хроники, Настя думала о том, что ей чертовски повезло. Пусть за работу в кафе она получала немного, но ведь она приехала сюда совсем без работы, а на эту подработку могла позволить себе, если накопить, даже съездить на два дня во Францию и посмотреть Лувр. А теперь, если работа в агентстве оправдает ее надежды, она может быть более или менее спокойной и не просить помощи из дома.

Из дневника Насти: «В Барселону пришла зима, похоже. На улице холодно, все жалуются на внезапное похолодание, не свойственное этому месяцу. И смотрят на меня осуждающе, будто я им его привезла. В квартире ужасно холодно. В ванной, слава богу, есть обогреватель, который мы включаем утром и вечером, после ванны каждый бежит в свою комнату и забирается в постель, чтобы согреться. Кошмар какой-то… неужели так всю зиму страдать? Тоскую по теплой квартире в Москве, когда вижу маму по скайпу, бодро разгуливающую по дому в майке, мне еще холоднее и тоскливей делается. На учебе пошла сложная грамматика, очень тяжело, да еще заставляют писать каждую неделю сочинения, дали книгу читать на месяц, задают много упражнений. А тут еще Цезарь усилил график занятий. Голова пухнет от истории испанской скульптуры и художников итальянского Возрождения. Не понимаю, как это может помочь делу.

Я еще не видела ни одного агента, кстати. Такое ощущение, что днем в агентстве только Лика и Цезарь, иногда из других кабинетов раздаются звуки или голоса, но никто не появляется. Цезарь говорит, что скоро. Ладно, пока что воспринимаю все это как бесплатный курс по искусству. Лика очень милая, всегда норовит угостить меня чем-нибудь, она все время ест сладкое, сосет карамельки или кушает сдобу. И при этом тоненькая и хрупкая, как тростинка. А Цезарь непроницаемый, никак не могу понять, есть ли у него хоть какие-нибудь эмоции.

Скоро Рождество и Новый год. Мартин предложил устроить вечеринку у нас дома. Будет весело! Он очень классный парень, общительный, активный, постоянно нас с Юкой куда-то тащит, то на концерт джаза, то на экскурсию. Юка, кажется, немного в него влюблена. Да и мне он очень нравится. Есть еще один парень, Валерио, итальянец, который пришел к нам на курс только сейчас. Вроде как, у него не было возможности быть с нами с самого начала. Он подсел ко мне сразу, как только вошел, потому что Захария, девушка, которая со мной обычно сидит, еще не пришла. Она была недовольна, когда увидела, что ее место занято. Но ничего не сказала. Валерио сразу стал знакомиться, расспрашивать и интересоваться, пригласил попить кофе как-нибудь после занятий, даже слишком навязчиво настаивал. Но мне сейчас не хочется пить кофе, тем более поздно вечером. Не могу пить другое кофе, которое не у нас в кафе сделано. Совсем не тот вкус. Я понимаю, конечно, что кофе — это предлог, но пока что не хочется встречаться. Сама не пойму, почему. Он и симпатичный, и очень веселый, и вежливый, но пока что моя голова забита совсем другим. Может, на следующей неделе…

Сегодня поднимаясь по лестнице в агентство, я заметила, что Медуза Горгона теперь довольно приветливо улыбается, хорошо, что они поменяли мозаику, а то та была уж очень страшной. Хотя зачем выбирать снова именно это мифическое создание? Но мои размышления были прерваны, когда Цезарь открыл дверь. Он был одет странно: в джинсах и теплом свитере, а на ногах у него были мягкие тапочки с мордами разъяренных медведей. Я перевела взгляд с рассерженных медведей на серьезное лицо Цезаря. Потом обратно на медведей. Мне все больше и больше казалось, что внутри агентства реальность уходит из-под ног. Рыбки над головой только подтверждали эту мысль.

— Проходи, Настя, вот твои тапочки, — Цезарь указал на такие же мягкие тапочки, только вместо медведей там красовались улыбающиеся лягушата. Я решила ни о чем не спрашивать, переобулась и пошла за Цезарем по коридору. На этот раз мы подошли к последней двери, Цезарь открыл ее и пригласил меня внутрь.

Я вошла в темноту, но тут же вспыхнул яркий свет, хлопнули хлопушки, и на меня посыпалась яркое и разноцветное конфетти.

Четверо ребят, среди которых я увидела Лику, заорали:

— Добро пожаловать!!!

Я засмеялась. Лика, всегда одетая по-деловому, сегодня была в джинсах и футболке с кардиганом, а ногах ее красовались тапочки со змейками.

— Итсаску, — представилась высокая брюнетка с ослепительно белой кожей и слегка коснулась моих щек своими прохладными щеками. Ее прямые длинные волосы блестящей и единой массой качнулись с одного плеча на другое. — Я занимаюсь информатикой и всем, что связано с компьютерами и Интернетом.

— Наш хакер, — подмигнула ей Лика. Итсаску никак не прореагировала. На ногах у нее улыбались пушистые котята.

— Серж, — представился невысокий коренастый парень в очках и поцеловал меня в обе щеки, — биолог и химик.

— Если что-нибудь взрывается — это его рук дело, — пояснила Лика. — Мне частенько приходится убирать результаты его опытов.

На ногах Сержа красовались черные бычки с кольцами в носах.

Последний парень был высоким и худощавым, он созерцал эту сцену знакомства немного отстраненно, но когда его товарищи отошли от меня, решительно шагнул вперед.

Смуглый, с огромными зелеными глазами и пухлыми губами, он, казалось, был потомком африканских народов, но далеким, так что от них остались только намеки, хоть и довольно ясные, но отточенные белой расой, которой не удалось стереть с его лица налет восточной вдумчивости. Он смотрел на тебя, а казалось, что он один во всем мире и смотрит в пустыню, спокойно воспринимая ее такой, как она есть. Со всеми ее барханами, передвигающимися дюнами, с непостоянством песка и капризами ветра. И все-таки, он смотрел на меня, чернота зрачков скрывала его эмоции, и мне подумалось, что мои чувства и эмоции перед ним открыты, что он может дотронуться до них и настроить меня, как инструмент, на тот лад, который хочется ему. Но тут я опустила глаза вниз, увидела на его ногах енотов и засмеялась. И внезапно поняла, что мы довольно долго пребывали в тишине, словно все остальные, замерев, наблюдали за нами, как с другого света. Или это только показалось, и смотрели мы друг на друга всего секунду, мельком? Тут он отпустил мои руки из своих. И я со страхом поняла, что не помню, когда он взял меня за руки.

— Как ты сказал, тебя зовут? — спросила я.

— А ты не знаешь? — хитро улыбнулся он.

Я уж хотела сказать ему, что нет, конечно. Но в этот момент поняла, что знаю! Почему-то его могли звать только так и никак иначе.

Имя прозвучало. Он едва заметно кивнул и посмотрел на остальных.

— Ну что, сядем?

Я огляделась. На полу лежал пушистый ковер, на нем плоский мягкий матрас, на котором была раскидана куча подушек и одеял, посередине низкий круглый стол с печеньем, фруктами, термочашками с рисунками животных, которым соответствовали тапочки на наших ногах, все это повернуто ко входу и стене, на которой находился огромный экран. Под потолком крепился прожектор, а у Итсаску имелся маленький ноутбук, с которого она управляла экраном.

Мы все ринулись к подушкам и кофе. Когда все уселись, Цезарь сказал:

— Давайте сделаем небольшую презентацию дела для Насти. Это поможет нам самим подвести итоги того, что сделано, и того, что нужно будет сделать.

— Главный передал нам следующее дело… — начал Диего.

— Главный? — переспросила я.

— Да. Старик, — тут парень смутился. — Ну…

— Это наш начальник, — объяснил Цезарь. — Ему принадлежит несколько таких агентств по всему миру. Он… миллионер, ты увидишь, что, в основном, заказчики — очень состоятельные люди. Продолжай, Диего.

— У коллекционера живописи украли три картины. Камеры наблюдения, меры безопасности, хитроумная система охраны — ничто не остановило преступника. Или преступников. На камере просто видно, как картина была и исчезла. Возможно, поработали с записью.

— Запись проверена, — вставила Итсаску. — Я не вижу там никаких манипуляций.

— Проверь еще раз… — Цезарь вдруг резко выпрямился. — А еще лучше… Дай нам ее сейчас просмотреть снова.

Мне показалось, или все словно дыхание затаили, пока Итсаску искала в папках ноутбука видео? Медленно включился большой экран. Мышка резво бегала по нему, открывая папки и программы.

Наконец, Итсаску загрузила нужное видео. На черно-белом экране была видна картинная галерея. В полумраке было не разглядеть, что именно изображено на картинах, но на той, что была ближе к камере, по светлым очертаниям угадывалось тело обнаженной женщины. Мы все напряженно вглядывались в неменяющуюся картинку. Только цифры, указывающие время, в правом нижнем углу камеры менялись: бежали секунды и минуты.

— Вот сейчас, — прошептал Диего.

Картина с женщиной дрогнула, словно колыхнулась от сильного ветра. И исчезла. Тут же включилась сигнализация. Но картины уже не было на стене.

— Я уверен, что что-то сделали с записью, — откидываясь на подушки, сказал Цезарь.

— Насть, ты что-нибудь заметила? — спросила Лика.

Все смотрели на меня с интересом.

— Ничего особенного… — пожала плечами я.

— Тебе потом дадут еще раз ее просмотреть, — быстро отдал распоряжения Цезарь, Лика записывала. — Итсаску проверь еще раз запись, свяжись со специалистами. Необходимо быть уверенными, что это не махинация с пленкой.

— Конечно, — Итсаску перекинула волну своих темных волос с одного плеча на другое. Похоже, она была недовольна тем, что Цезарь не поверил в ее заключение по пленке. Присмотревшись к ней, я заметила, что она была одета весьма необычно: в корсет с металлическими вставками и деталями, похожими на замысловатые крючки. На руке красовался перстень в виде шестеренки из часов.

— Что еще? Диего?

— Я проверил хозяина галереи. Он действительно расстроен из-за случившегося грабежа. Украдены самые ценные его картины. У него не было долгов, его не шантажировали, он чист. Эта версия отпадает.

— Члены семьи? — спросил Цезарь.

— Проверены еще не все. У сына есть долги, но он живет в Бразилии.

— Свяжись с детективным агентством в Буэнос-Айрес, с Филипе, пусть съездит в Бразилию и узнает, что там с сыном. Ты мне нужен здесь. Что еще?

— Система охраны, — вставил Серж. — Я занимаюсь анализом возможных дыр, но пока что кажется, что все было очень продумано, хозяин вложил в это целое состояние…

— Что по поводу ценности картин и их возможной стоимости? — Цезарь обратился к Лике.

— Картины были приобретены в разное время и на разных аукционах. Связи с предыдущими владельцами я не нашла, — ответила Лика. — Картины ценны, но особого внимания публики не привлекали. В галерею открыт доступ по предварительной договоренности. Иногда организуются групповые посещения, например, студентов художественных факультетов, в целом, мы можем собрать список посетителей за последний год, сейчас над этим работает персонал галереи. Никто не предлагал владельцу купить у него картины. Сам он оценивает пропажу на несколько миллионов. Но эта оценка может быть завышенной, чтобы получить страховые выплаты.

Я слушала их и думала, что работа, оказывается, не такая интригующая, как казалось поначалу. Скрупулезный анализ фактов, поиск взаимосвязей, проверка каждого предположения… все это сильно напоминало нелюбимую мной математику: «дано», «теорема», «доказательство», «решение»… И тем больше росло во мне сомнение в собственных силах. Зачем я им нужна? Они такая сплоченная команда, видно, что знают друг друга не один год, по тому, как Диего отрезал себе кусочек от пирожного и отдал Итсаску веточку красной смородины с россыпью красных ягод, видимо, знает, что ей нравится. Она машинально взяла, словно само собой разумеется, а значит, они так делают часто. По тому, как Лика, пополняя кружку Цезаря, добавила ему три кусочка сахара, а Сержу капнула меду, значит, тоже вкусы давно знает. По отдельным вкраплениям в разговоре о картинах. По тому, как все словно чуть в стороне от меня. Несмотря на усилия Лики нас объединить тапочками и чашками, я все равно здесь чужая.

Диего двигался рядом со мной, но каждый из нас думал о чем-то своем. Поначалу мы болтали, я рассказывала ему о себе, а он о том, как впервые приехал в Барселону. А потом город потихоньку убаюкал нас, и мы погрузились в прогулочную дрему, наблюдение за прохожими, яркими огнями витрин, толпами замерзающих туристов. При виде парней в шортах, я поежилась от холода. Днем на солнце было тепло, но едва оно уходило, резко становилось холодно. Солнце в Барселоне осенью и зимой обманчиво. Я шла и думала, как Диего узнал, что нам по дороге, если не спрашивал меня, где я живу? Сказала ли ему мой адрес Лика? Или ему просто все равно, куда идти?

Голова гудела от полученного объема информации и заданий. Мне предстояло заняться вплотную творчеством художников и выяснить истории картин. Искать зацепки в далеком прошлом. На мой взгляд, это было лишним. Просто меня нужно было чем-то занять. У других задания были более подвижными и сложными. Я даже и не представляла, что это такая тяжелая работа. Мне казалась невыполнимой половина заданий. Невольно я приуныла, понимая, что не обладаю способностями Итсаску и Сержа, что, скорее всего, долго я в этом агентстве не продержусь. На одном любопытстве в расследовании дел далеко не уедешь.

Мы уже сворачивали на мою улицу, когда из сумерек от стены отделилась высокая фигура. Диего резко ухватил меня за рукав куртки и рывком поставил позади себя.

— Ты с ума сошел? — прошипела я, обозлившись на него из-за своего испуга.

— Так вот почему ты не хочешь пить со мной кофе, — фигура оказалась всего лишь итальянцем Валерио. Ухмыльнувшись, он засунул руки в карманы джинс и смерил Диего надменным взглядом.

От удивления, что он нашел меня, от всего идиотизма ситуации, я молча созерцала его. И когда открыла рот, чтобы ответить, раздался другой голос. Голос Диего.

— Иди своей дорогой, тварь. Нечего тебе тут ловить.

Я сделала движение, чтобы выйти из-за Диего, но он удержал меня. Что за глупости.

— Валерио, — начала я примирительным тоном. — Да выпью я с тобой этот кофе, хочешь, завтра в 11 утра?

— Не хочет, — Диего ответил резко, словно затыкая нас обоих. — И уж тем более в 11 утра.

И мое настоящее резко оборвалось на этих словах».

Настя открыла глаза и увидела белый потолок. Голова болела ужасно, она боялась двинуться. Но ей срочно нужно было узнать, где она находится. Погладив пальцами одеяло, она ощутила хлопок. Подняла его до уровня глаз и облегченно вздохнула: это было ее постельное белье. Но как же больно! Она медленно ощупала голову, хоть и понимала, что болит изнутри, мозг словно бился о кости черепа при малейшем движении. И во рту все пересохло…

— Хочешь пить?

— Кто это? — даже голос был каким-то хриплым и чужим, горло саднило, словно она много орала накануне.

— Это Юка, — девушка осторожно приподняла голову Насти и дала ей напиться.

— Что вчера произошло? — Судя по тому, что потолок был освещен солнцем, она проспала в беспамятстве всю ночь.

— Кажется, ты что-то праздновала со своими одногруппниками, — Юка улыбнулась. — Тебя принес парень, Диего, сказал, что ты выпила около восьми различных коктейлей.

— Я ничего не помню… Мы вроде домой шли… — Настя чуть не заплакала от сильной боли.

— Давай, выпей таблетки от головной боли. И полежи еще. Я тебе приготовлю чай.

— Ты не работаешь сегодня?

— На твое счастье, сегодня воскресенье.

— Боже, я должна быть в кафе!

— Я уже позвонила туда и сказала, что ты приболела. Пей!

Настя выпила таблетку и легла снова. Постепенно головная боль отпускала, но не отпускало странное ощущение, что она что-то упустила. Разве она пила вчера с ребятами? Они пили чай, потом вышли все на улицу… И потом все как-то таяло в памяти.

После душа, окончательно приободрившись, она набрала телефон Лики.

— Настя! — голос Лики в телефоне звучал очень приятно. — Как ты? После вчерашнего жива?

— Жива вроде… — Настя сняла с головы полотенце и увидела у себя на запястье здоровенный синяк. — Лика… а мы вчера много пили?

Лика засмеялась.

— Ты чего, не помнишь ничего?

— Неа… — Настя разглядывала синяк так, словно в нем была разгадка вчерашнего вечера. — Я ничего такого не делала?

— Под таким ты имеешь в виду танцевать и упасть? — поинтересовалась Лика.

Настя застонала: какой кошмар! Первый вечер знакомства с коллегами, и она так себя вела.

— Цезарь, наверно, меня ненавидит…

— Да нет же, Насть, все нормально. Сделай свою работу, в следующую субботу отчет. Диего тебе поможет.

При имени Диего Настя поежилась. Непонятно почему.

В воскресенье библиотеки не работали, поэтому Настя отложила работу по историческим справкам до понедельника, сделала домашние задания по испанскому, погуляла с Юкой в парке, приготовила обед и весь вечер провела с друзьями за просмотром комедии. Головная боль прошла бесследно, но иногда, когда взгляд ее падал на синяк, Настя краснела при мысли о том, что ее коллеги видели ее пьяной. Да она же никогда не пьет… Ну, разве что чуть-чуть… Всегда контролирует себя. Наверно, коктейль был дрянной смесью разнообразного алкоголя, от которого ей снесло голову. Но все же… с трудом верилось, что она могла так разойтись. «Боже, меня наверняка рвало», — вдруг подумалось ей. — «А добрая Лика не стала об этом упоминать». Настя старалась отвлечься на друзей и комедию, но время от времени все-таки возвращалась к мысли о своем неожиданном пьянстве.

Ночью она проснулась от сильно бьющегося сердца, задыхаясь от страха: ей снился кошмар. Посидев немного на кровати, пока сердце не стало биться снова ровно, она пыталась прогнать навязчивое, липкое сновидение, которое еще продолжало крутиться перед глазами.

Ей снился Диего. Его красивое невероятное лицо с чертами африканских народов и белой кожей, зеленые глаза с желтыми вкраплениями. Он был совсем близко от нее. Забавно, но ей казалось, она все глубже пропадает в золотистой зелени его глаз. И тут она оказалась с ним на улице, они шли и разговаривали, когда появился Валерио. Диего отодвинул Настю за свою спину, словно защищая ее.

— Иди своей дорогой, тварь. Нечего тебе тут ловить.

— Валерио, — Насте все это казалось абсурдным. — Да выпью я с тобой этот кофе, хочешь, завтра в 11 утра?

— Не хочет, — резко ответил Диего. — И уж тем более в 11 утра.

Валерио хищно улыбнулся. Насте показалось, его рот полон острых зубов. Взгляд скользнул по его фигуре, остановился на руках с острыми ногтями.

Все это было нереальным, чуть размытым. Диего аккуратно снял кашемировое пальто и отдал его Насте. Отодвинул ее к стене. Она двигалась послушно, не отрывая взгляда от Валерио. Вот странно, но от симпатичного парня за несколько секунд не осталось и следа: ногти стали длинными и загнутыми когтями, лицо удлинилось и приобрело хищный вид. Весь он словно увеличился в размерах.

Настя перевела взгляд на Диего, встретилась с его яркими зелеными глазами и черными тонкими вертикальными зрачками. Вспышка была яркой и ослепительной. Ее выкинуло резко из сна, она села на кровати часто дыша.

Что-то в этом сне было такое, что она верила ему больше, чем истории со своим пьянством. Она не помнила ни вечеринки, ни сборов на нее, а вот прикасание к кашемировому пальто, голоса Диего и Валерио казались реальными. Возможно, она может вспомнить всю эту сцену, стоит только напрячь память.

Но с другой стороны, окончание сна казалось неправдоподобным, настолько, что на следующее утро она, окончательно сбросив с себя дурман сна, пошла на работу в кафе, уже не думая о странном видении.

Цезарь по-прежнему ходил в кафе завтракать, но, по его указанию, Настя делала вид, что с ним не знакома. По-прежнему лаконично он делал заказ и уходил, оставляя свою странную плату.

Когда она вышла, увидела Диего, лениво прислонившегося к стене кафе. Он, как всегда, был безупречно одет и аккуратно причесан. Увидев Настю, он улыбнулся и подошел к ней.

— Диего, ты больше похож на фотомодель с журналов мод, — восхищенно сказала Настя. Несомненно, идти рядом с таким парнем по улице было приятно.

— Я подрабатываю фотомоделью, — засмеялся он. — Когда у нас мало работы и есть время.

— Здорово! Мы идем в агентство? — уточнила Настя, заметив, что он свернул не туда.

— Нет, мы идем в спортзал.

— В спортзал? Но подожди, у меня нет одежды, и потом с чего вдруг?

— Одежду тебе уже подобрала Лика. Пока мы будем заниматься, у нас будет шанс получше обсудить дело. И потом, физическая форма — часть контракта, забыла?

Пока Итсаску и Лика переодевались, Настя любовалась их спортивными фигурами. У Итсаску на правом боку виднелась татуировка, которая, судя по всему, опускалась ниже по бедру. Это был черный орел, распахнувший крылья в полете, готовый схватить жертву. Итсаску поймала любопытный Настин взгляд и нахмурилась. Девушка поспешила отвести глаза. Самой ей было стыдно: она спортом мало занималась. Сама по себе она была худенькой, но когда сравнила себя в зеркале с Ликой и Итсаску, то поняла, что до их формы придется работать очень долго. Диего и Серж уже ждали их, оба накачанные, мускулистые, только Серж по сравнению с Диего казался более слабым, может, потому что трогательно поправлял очки, в перерывах между подходами.

— Ну, что же, Настя, — Диего оценивающе посмотрел на девушку. — Начнем с легкой разминки.

После легкой разминки, Настя поняла, что основную часть она не осилит вообще: отжаться от пола не смогла, пресс больше десяти раз не повторила. Красная от усилий, она свалилась на мат без сил. Диего покачал головой:

— Мда, тут есть над чем поработать.

Пока она пыталась отдышаться, Диего помогал Сержу.

— Он тут за тренера, — пояснила Лика, подсев к Насте, но уложившись в позу лотоса с такой естественностью, словно это было для нее обыденным делом. — Не переживай, он из всех нас поначалу дух вышибал. Кроме Итсаску.

Настя посмотрела на Итсаску, которая легко поднимала и опускала мощные гантели.

— Лика, а что мы пили тогда на вечеринке? — вдруг спросила Настя.

Лика вздрогнула и покраснела.

— Я не помню уже, — неловко засмеялась она.

— Странно, но мне совсем не помнится, чтобы мы куда-то ходили. Я только помню, что меня провожал до дома Диего.

Румянец Лики заливал ей не только лицо, а пятнами пошел по шее и груди. Она переменила разговор.

Диего вызвался проводить ее до дома. Настя всю дорогу думала, как спросить о том, что произошло тогда.

Наконец, когда они проходили мимо того места, где, в ее сне, они встретились с Валерио, она сказала:

— Знаешь, мне кажется, мы здесь уже ходили. И мы встретили парня с моих курсов языка.

Диего вдруг остановился и развернул ее к себе, их зеленые глаза уставились друг на друга.

— Это так? — прошептала Настя. Теперь, произнеся это, она не была так уверена. Но было в Диего что-то странное, что пугало: его восточные, непроницаемые черты, дикая африканская аура, которая странным и в то же время гармоничным образом сочеталась с белой кожей. Он посмотрел пристально, словно пытаясь прочесть в ней что-то и, наконец, улыбнулся.

— Настя, ну что ты, я тут иду с тобой впервые.

И если до этого Настя была полна сомнений, то теперь она была уверена: Диего врал.

— Настя, — голос Цезаря вырвал ее из задумчивости, — а что удалось узнать тебе?

Настя вздохнула. Она впервые выступала с докладом в агентстве. Достав свой конспект, она пробежалась по нему глазами и начала рассказ:

— Украдено три картины. Две из них принадлежат кисти Жана Габриеля Домерг, французского художника, который считается основоположником стиля пин-ап.

Рисовал, в основном, пастелью, актрис и танцовщиц, у него заказывали портреты Бриджид Бордо и Джина Лоллобриджида. Третья картина неизвестного автора, значится как «Лежащая обнаженная». Примерно 17 век, согласно оценкам, но по стилю живописи больше напоминает широкие мазки импрессионистов.

— Картина не может принадлежать перу Домерга? — спросила Лика.

— Вряд ли. «Обнаженная» написана маслом, женщина не вписывается по стилю живописи в живопись Домерга. Домерг родился в конце 19 века.

— Какие у тебя ощущения по поводу всего, что ты узнала, Настя? — спросил Цезарь.

Ощущения? Настя прислушалась к себе. Она боялась сказать глупость.

— Не бойся, — подбодрил ее Диего, — мы выдвигаем самые безумные версии. Чувствуй себя свободно. Мы должны иногда доверять чутью.

— Мне кажется странным выбор картин. Может, конечно, кража была сделана по двум заказам: один заказчик хотел получить картины Домерга, а другой искал «Обнаженную», но если это один заказчик… немного странный выбор. В той же зале есть работы более интересные, но выбрана была «Обнаженная» неизвестного автора и две картины основателя пин-апа. Напрашивается вывод, что либо украсть хотели именно работы Домерга, а «Обнаженная» была украдена по совпадению, потому что висит рядом и ее приняли за одну из его работ, или…

— Или украсть хотели именно «Обнаженную»? — заключил Цезарь.

Настя кивнула.

— Необходимо проработать все три версии. Кто коллекционирует пин-ап, работы Домерга, насколько они востребованы — Лика, ты возьмешь на себя эту версию. Итсаску и Серж отследят самую объемную версию по двум заказам или заказу на все три картины. Диего и Настя — вы возьмете на себя «Обнаженную». Возможные авторы работы, найдите хорошую репродукцию, узнайте у владельца всю информацию по картине. Хорошая работа, Настя, — Цезарь положил руку на плечо девушки. — Учись у Диего, я назначаю тебя его напарницей.

Настю мало обрадовал такой вариант, в последнее время ей казалось, что Диего следует за ней повсюду. Чувство, что за ней следят, не покидало ее на улице. Словно кто-то невидимый ходил за ней, не отставая, она спокойно дышала только в кафе Пепе, дома, в школе языков. В агентстве Диего постоянно был рядом, в спортзале он гонял ее беспощадно, словно готовил к сдаче экзамена в полицейскую академию.

Но в то же время, она понимала выбор Цезаря: они с Диего были очень интуитивными. Он хорошо читал людей, а Настя полагалась на интуицию больше, чем на логику. Серж и Итсаску были техниками, а вот по поводу Лики Настя еще не определилась.

Итсаску, к слову сказать, одевалась очень необычно: то пышные юбки, то обтягивающие брюки и высокие сапоги, но неизменной деталью были разнообразные корсеты, когда кожаные, когда из ткани, с многочисленными мелкими деталями и металлическими заклепками, шестеренками, ремешками, ключами. И сапоги и пальто у нее тоже были в таком странном стиле. Лика назвала его стимпанк, но надо было признать, смотрелось это все на Итсаску просто здорово. Лика предпочитала элегантный деловой стиль, классику. Серж одевался просто, а Диего был всегда элегантный, идеальный, так что просто дух захватывало.

— В принципе, любая версия может оказаться верной. Или все версии могут оказаться неверными, — рассуждал Диего рядом с ней по дороге до дома. — Нам сейчас важно начать с чего-то, потому что все предыдущие версии, самые простые, с которых мы начали, не оправдались. Так что ты вовремя появилась.

— Я не думаю, что гожусь в сыщики, — покачала головой Настя.

— Если Цезарь тебя взял, значит, годишься. Просто ты еще не осознаешь свои способности.

— А ты как попал в агентство?

— Меня нашел Старик. Ну, Главный. Граф Виттури. Я работал фотомоделью, съемки проходили в одном из венецианских дворцов. Это было потрясающе! Декорации невероятно красивые, но работать приходилось очень много. На съемках одна из девушек-моделей не выдержала и распсиховалась, а я стал ее успокаивать. В этот момент, пока мы стояли в коридоре, нелепо одетые, проходил он. После съемок он пригласил меня на кофе, предложил работу в агентстве в Барселоне. Как ты знаешь, от гонораров сложно отказаться. Ну, а потом, когда я втянулся, то начал понимать красоту этой работы. Надеюсь, и ты поймешь.

— Твоя способность как-то связана с эмпатией? Чувствами? Я заметила, что ты легко находишь подход к людям.

— Отчасти, да. Я могу настроиться на человека.

— И загипнотизировать его тоже?

Диего на миг отвернулся от нее, посмотрел прямо перед собой, покусал свои пухлые губы.

Потом, словно решившись, он повернулся к ней.

— Скажи мне правду, что произошло тогда при нашем знакомстве. Я не помню, как ты взял мою руку. Как представился.

— Я тебя проверял. Это было необходимо. Прости, но приходится это делать со всеми. Но ты запомнила, что я говорил тебе в гипнозе, хотя я не просил тебя это запомнить, это интересно.

— А тогда… на улице? Что случилось?

Диего, казалось, задумался. Они прошли некоторое время в тишине. Наконец, Настя обиженно пожала плечами:

— Ладно, не хочешь — не говори.

Диего вдруг положил ей руки на плечи и прижал ее к стене дома. Его зеленые глаза с интересом рассматривали Настю.

— Ну, хорошо. Настя, я просто подрался с тем парнем. Вот и все. Я не хотел, чтобы ты это помнила. Поэтому ввел тебя в гипноз. Заставил поверить, что ты была на вечеринке.

— Я не верила, что я была на вечеринке, — процедила Настя. — С самого начала мне это казалось странным. Почему подрался?

— Он сам спровоцировал драку, — он смотрел на Настю в упор. — Сам полез. Мне бы не хотелось, чтобы в твоей памяти остался этот неприятный момент.

— Больше так не делай, — Настя слегка оттолкнула его, и он отступил. — Если мы напарники, то должны доверять друг другу. Но Валерио я больше не видела на курсах.

— Я сам сказал ему, что если еще приблизится к тебе, получит по-крупному.

— Во-первых, я сама решаю, с кем мне дружить, а с кем нет. А во-вторых: ты поэтому за мной везде ходишь?

Они стояли друг напротив друга, смотрели друг другу в глаза, сжав кулаки. Со стороны могло показаться, что красивый парень ссорится со своей девушкой, и если уж на то пошло, то девушка для него слишком нежна. Красота парня была агрессивной и хищной, а профиль девушки нежным и милым. Она была красива скромно: длинные пшеничного цвета волосы, заплетенные в косу, мягкий изгиб лба, большие зеленые глаза, маленький нос и пухлые губы. Такая красота у фарфоровых кукол, грустинка в глазах придает глубину взгляду, наклон головы словно завлекает. Нежная красота, которая раскрывается постепенно, чем больше смотришь на нее, против яркой, броской и необыкновенной красоты парня.

— Поэтому, — наконец, отступил он. — Не хочу, чтобы он к тебе лез. Поверь, мысли у него были нехорошие.

Настя кивнула. На этот раз Диего говорил искренне.

— С чего начнем? — примирительно спросила Настя.

Они снова зашагали плечом к плечу.

— С визита к специалисту. Есть у нас один. Фото картины у меня есть, попробуем? Завтра вечером?

Настя кивнула.

Готический квартал Барселоны погружался в сумерки. Настя шла по улице быстрым шагом, пытаясь согреться, кутаясь в огромный шарф. Витрины магазинов и маленьких лавочек уже загорались мягким золотистым светом. Узкие улочки, знаки с лошадью и повозкой на углах домов «Выезд», «Въезд», но машины тут почти не ездили, а уж повозки с лошадьми тем более. Пешеходы торопились по своим делам. На небольшой площади перед собором жарили каштаны. Продавец, прокопченный насквозь от постоянного дыма, завернул ей каштанов в газетный кулек. Она долго стояла и грела им руки, прежде, чем открыть и вдохнуть запах теплой осени.

— К ним бы еще горячего глинтвейна, — раздалось справа от нее.

— Вечно ты подкрадываешься, — засмеялась Настя. — Признайся, что шел за мной от метро. То-то у меня было ощущение, что за мной следят.

В глазах Диего мелькнуло беспокойство, но он торопливо улыбнулся.

— Возможно, — и тут же залез к ней в кулек, — делись давай.

Вместе они шелушили каштаны, доставали горячую светлую мякоть ореха и с удовольствием ели.

А когда с каштанами было покончено, он повел ее по узким улочкам Барселоны мимо картинных галерей, углубляясь в старый город.

Незаметно они вышли к неоготическому собору, прошли по самому популярному среди туристов пути, который вел через маленькую арку в готическом стиле, которая соединяла два старинных дома.

— На самом деле, это не арка, а переход, эти два здания принадлежат церкви и при помощи этой арки устранялась необходимость переходить из здания в здание по улице.

— Она очень красивая, — Настя любила это место в Барселоне. От него веяло Средними Веками, готикой, романтикой.

— Видишь, под аркой есть череп с воткнутым в него кинжалом? — Диего остановился и заставил ее заглянуть под арку. Настя кивнула. — Легенда гласит, что если дьявол здесь пройдет, то кинжал пронзит его и убьет. А теперь проверим, не дьявол ли ты? — и он слегка подтолкнул ее вперед.

Настя засмеялась, взяла его под руку, и они вместе вошли под арку.

После арки улочка становилась еще более красивой: со стен с обеих сторон нависали горгульи, окна были украшены резьбой по камню, порой причудливой, с изображением драконов и рыцарей.

Быстро перейдя площадь святого Хайме, они снова погрузились в очарование старого города, и вскоре Настя совсем потеряла дорогу, они сворачивали во все более мелкие улочки и, наконец, остановились у маленькой и неприметной лавки, чья единственная витрина была завалена старыми книгами, бюстами и старинными приборами, возможно, навигационными, судя по лежащим под ними старым картам.

Диего потянул на себя деревянную дверь лавки, звякнул колокольчик, и они вошли. Запах старых вещей тут же окружил их, свежих с холодного воздуха. В довольно тусклом освещении лавки, которому не хватало яркости современных магазинов, были видны стеллажи с книгами, свитками, различными чашами и кубками, бюстами и статуями. Повсюду стояли причудливые столики и не менее странные светильники, элегантные подсвечники, старинные канделябры. В маленьких стеклянных витринах из дерева, которые сами казались древними, лежали монеты, медальоны, различные предметы из серебра. А по противоположной от книг стене были развешаны всевозможные мечи, шпаги, кинжалы, рапиры, дуэльные пистолеты и прочее холодное и огнестрельное оружие.

Настя вертела головой, пытаясь охватить все разнообразие антикварной лавки: афиши, картины, рога животных, чучело лисы, изящное кресло, секретер с многочисленными ящичками, шлем рыцаря, коллекция маленьких ложечек, четки, медали… Невозможно было сориентироваться в этом хороводе различных эпох, времен и человеческих судеб. Кто держал в руках эти черные блестящие четки, кто расчёсывал волосы этим гребнем, кто держал эту шпагу, кто любовался собой в этом зеркальце… Тысячи вопросов роились в голове.

Навстречу им вышел пожилой мужчина в потертых штанах и куртке, седые волосы на почти лысой голове с коричневыми пятнами смотрелись как приклеенные. Он неожиданно громко для такого хрупкого старика поприветствовал Диего, как знакомого.

— А это кто такая?

Настя робко улыбнулась.

— Это моя напарница, новенькая, из России, — Диего тоже говорил громко. Должно быть, старик был глуховат.

— Из России? — старик вдруг оживился. — А по-испански понимаешь? Спутник, матрешка!

— Понимаю, — озадаченно ответила Настя.

— Хорошо! Товарищ!

Настя посмотрела на Диего с немым вопросом. Но Диего, казалось, не понимает, чего она так на него смотрит.

— Калинка-малинка! Чего пришли-то? — выдохся говорить по-русски старик и перешел к делу.

Диего вытащил из папки фотографию картины «Обнаженная» и протянул старику.

— Знаете что-нибудь об этой картине?

Старик посмотрел на фотографию, но в руки брать не стал, а даже отодвинулся от нее и покосился на парня и девушку.

— Зачем вам эта чертовщина?

— Недавно эта картина была украдена из частной коллекции. Мы расследуем дело в частном порядке, по заказу владельца галереи. Почему чертовщина?

Старик пожевал губами, посмотрел задумчиво на Диего.

— Хороший ты парень, Диего, и девушка твоя хорошая. Не лезьте в это дело.

— Дон Фернандо, — Диего положил снимок картины на стол. — Вы же нас знаете.

— Поэтому и говорю: темное это дело, одни беды от него будут. Цезарь — хороший человек и много мне помогал, только поэтому предупреждаю.

— И все-таки… мы хотим знать все, что Вам известно об этой картине.

Старик молча смотрел на ребят, нахмурясь. Его морщинистое лицо еще больше собралось в складки, а длинная седая прядь волос, отбившись от остальных, повисла прозрачной белой дымкой у щеки. Только сейчас Настя заметила мелкий тремор его головы, она дрожала мелко и постоянно.

— Ну, хорошо.

Он быстро проковылял к входной двери, перевернул табличку «Открыто» на «Закрыто», повернул ключ.

— Пойдемте, — пригласил он их за собой, выключая свет в лавке. Они прошли за ним по коридору и попали в гостиную, где на кресле спал серый потрепанный жизнью кот, стояла маленькая электрическая батарея, и если бы не грязные чашки, книги с закладками, маленький телевизор, телефон, Настя подумала бы, что это продолжение магазина, настолько все было заставлено и завешано старинными вещами.

Диего сел к маленькому столику напротив старика, тот убрал чашки и книжки на широкий старинный комод, зажег маленькую настольную лампу в стиле Тиффани, от которой по комнате разлетелись тут же разноцветные блики, и устало опустился в кресло. Потрепанный кот проснулся, шумно зевнул и перебежал к старику на колени, тут же заснув, громко тарахтя от рассеянных поглаживаний стариковской узловатой руки. Настя не торопилась садиться, оглядывая эту сокровищницу старьевщика, поглядывая на Диего и дона Фернандо, уютно освещенных лампой.

— Я немного знаю об этой картине. Больше легенд и преданий, чем фактов. Голландия в 16 веке оказалась разделенной на протестантскую и католическую. В католической части жила девушка, принадлежавшая высшему обществу. Ее портрет заказали родители одному художнику. Но тот увидел в ней совершенство, и она стала его излюбленной моделью, он рисовал мадонн с ее лицом, но также выполнил несколько картин, где девушка была полностью обнажена. Девушку хотели выдать замуж по интересам родителей, но она сбежала и попала в протестантскую часть, где в ней узнали модель и секли на площади. Ее спас глава города и увез к себе в замок. И дальше следы девушки теряются. Возможно, она больше никогда не вышла из этого замка, возможно, смогла сбежать к художнику, но только известно, что после этого, художник рисовал картины, на которых она представала, как демон, а после окончания картины, он ее сжигал. Он был одержим ее образом, но больше не рисовал ее ни ангелом, ни мадонной, ни человеком. Он вскоре помешался, ему казалось, она является ему. Он повесился в мастерской, а когда его нашли, то прямо перед тем местом, где он висел, стоял почти оконченный портрет верховной демонессы, с лицом той девушки. Говорят, то была женщина, которая могла понести от дьявола, что привело бы к концу света. Говорят, что эта женщина могла лишить человека разума, лишь прошептав ему на ухо пару слов. Говорят, что она подчинила своей воле хозяина замка и мстила за публичное унижение, насылая беды на протестантов того города.

Говорят, что именно ее сожгли три года спустя на костре. Как звали того художника, неизвестно. Есть только два портрета, которые считаются нарисованными им: «Обнаженная» и неоконченный портрет демонессы. Картина «Обнаженная» — очень спорная. По стилю она больше напоминает произведение 19 века, поэтому многие специалисты не считают ее произведением более ранним. Но и демонесса не похожа на картину 16 века, насколько я понял по размытым описаниям. Поэтому лучше обращаться к специалистам, хотя качественного исследования картин сделано не было, разве что кто делал в частном порядке, тут уж я вам не помогу. Возможно, легенда тут совсем ни при чем. Но вот что странно… По тем описаниям, что сохранились, на картине «Демонесса» достаточно демонической символики: женщина в плаще с капюшоном, наброшенном на голову, стоит в пентаграмме, начерченной на черном полу, она изображена так, будто зритель смотрит на нее немного сверху, и глаза ее смотрят прямо в глаза зрителя, словно она его только что увидела, и теперь его ждет кара. Глаза полны ненависти, злобы и жажды мести. В отличие от нее, «Обнаженная» — это девушка, лежащая на животе, с согнутыми в коленях ногами, которыми она болтает в воздухе. Яркий солнечный свет ласкает ее кожу. Мазки легкие, нечеткие, создающие настроение. Девушка смотрит на зрителя через плечо, словно лежала на диване, читала, он вошел, она обернулась и засмеялась. Так?

Диего сверился с фотографией.

— А теперь присмотритесь к книге, которую она читает. Я понимаю, что мазки нечеткие, но можно угадать рисунок, который она прикрывает рукой.

Диего поднес фотографию поближе к лампе. Настя тоже подошла и заглянула через плечо.

— Это пентаграмма?

— Возможно, — дон Фернандо вдруг задумался. — Но на месте пострадавшего владельца я б за ней не гонялся: эта картина не несет в себе ничего хорошего. «Обнаженная» переходила из рук в руки много раз, порой при очень необычных или неприятных обстоятельствах.

— На видео не видно, кто крадет картину, — сказал Диего.

— Я и говорю: чертовщина все это. Второй раз за год говорю об этой картине, и все равно мурашки по коже.

— А первый раз когда говорили? — оживился Диего.

— Первый? — старик пожевал губами. — Давно уже. Был февраль или март. Холодно было.

Настя вдруг почувствовала, как мороз прошелся по спине. Кот, до сих пор мирно спящий, вдруг насторожился.

Девушка не могла точно сказать, что чувствовала, только тени в углах комнаты вдруг стали чернее и гуще, а холод острее, словно тысячи маленьких ледяных иголок вонзились ей в спину и шею.

— Кто спрашивал о ней? — Диего наклонился ближе к старику.

— Не помню, давно было, какой-то посетитель, но я не стал ему рассказывать историю, как тебе, его интересовал другой вопрос.

Настя поежилась и подвинулась ближе к Диего, холод стал таким сильным, что она почувствовала острое желание выбежать из лавки и бежать долго, пока кровь, сгущающаяся и болезненно стынущая в жилах, снова не побежит в нормальном ритме.

— Диего, — от холода ей свело губы, зубы предательски стучали. Она хотела сказать ему, что замерзла. Но не успела. Диего повернулся к ней, в этот момент кот с диким шипением и воем сорвался с места. Диего тоже вскочил, задел лампу, та упала на пол и погасла, комната погрузилась во мрак. В темноте Диего столкнулся с Настей и грубо отшвырнул ее в сторону, девушка отлетела к стене, но не успела и слова сказать, как послышался страшный скрежет, в темноте послышались звуки борьбы, шипение, падение предметов, вой какого-то страшного огромного существа.

Насте казалось, что вся темнота наступает на нее, что тьма обрела вдруг объём и плотность и движется на нее, готовая погубить. Она начала шарить вокруг себя, чтобы найти хоть что-то для самозащиты. Что-то летало мимо, проносилось прыжками по комнате, шум и борьба слышались то справа, то слева. Дыхание, мяуканье, завывание, визг, грохот, скрип отодвигаемой мебели. Настя поднялась на ноги, прижавшись к стене. Какое-то красное, круглое пятно маячило, то появляясь, то исчезая, в глубине комнаты. Что навело ее на мысль, что где-то должен быть выключатель, она шарила наощупь, тихонько продвигаясь вправо. Рано или поздно, но она найдет его.

Ей хотелось позвать Диего, но она боялась привлечь внимание того, кто напал на них. Наткнувшись рукой на что-то холодное, она резко отдернула руку и чуть не завопила, но вовремя вспомнила, что на стене висело оружие. Она вновь протянула руку, нащупала холодный клинок и поднялась по нему вверх до рукоятки. Оружие пригодится. Она тихонько потянула за рукоятку вверх и, почувствовав, что шпага или сабля поддается, вытащила ее всю. И пошла дальше вдоль стены, одной рукой держа перед собой оружие, другой нащупывая выключатель. В общей какофонии звуков и скрежетов она вдруг различила отчетливо чье-то дыхание: хриплое и частое. Позади себя.

Она хотела развернуться, но кто-то схватил ее сзади, зажал ей рот и потащил назад. Диего? Но тут дыхание коснулось ее щеки: ледяное и колючее. Ей казалось, что несколько пар рук обхватило ее, волосатые колючие пальцы хватали за лодыжки, бедра, руки. Она забрыкалась, но противник был сильнее. Тогда она вдруг обмякла, постаралась выскользнуть вниз, одновременно ударив локтем туда, где предполагался живот нападающего. И тут же закричала от боли, потому что ударилась о нечто твердое и скользкое. Ее крик был приглушен рукой нападающего, локоть отозвался болью в виде электрического разряда, она уронила оружие, загремев, оно упало на пол.

Противник издал какое-то мерзкое то ли хихиканье, то ли скрип, но тут на них налетел кто-то третий, Настя ударилась головой о стену, ее захватчик ослабил хватку, она вывернулась из-под него и откатилась в сторону. Скрежет, визг и рычание были теперь совсем рядом с ней, девушка пыталась нащупать в темноте оружие, послышался хруст, мерзкий, словно ломались кости, и тут ее пальцы попали в горячую жижу на полу, она отодвигалась дальше, голова звенела от удара, Внезапно все стихло, и в темноте и звенящей тишине она увидела два горящих кошачьих глаза, смотревших на нее. Огромных глаза. Они никак не могли принадлежать коту. Настя отодвигалась, не сводя глаз с этих двух зеленых плошек, плывущих в темноте навстречу ей. Было жутко тихо, она даже скорее услышала, чем почувствовала, как волосы встают на голове дыбом.

— Настя! — кто-то дотронулся до нее, но она закричала, отпихивая от себя чьи-то руки, от крика в голове взорвалась яркая боль. Борясь с тошнотой, она из последних сил приподнялась на колени, проползла по стене, нащупала выключатель и щелкнула им. Зажегся неяркий тусклый свет люстры наверху.

— Настя! — кто-то настойчиво пытался развернуть ее к себе. Она же увидела свою испачканную кровью руку на выключателе и красный след пальцев на зеленых обоях. Тошнота стала всеобъемлющей и настойчивой, но Настя смогла развернуться. Диего сидел перед ней на корточках и слегка тряс за плечо.

— Ты в порядке? — его зеленые глаза смотрели на нее с беспокойством.

Она бросила взгляд на то место, где сражалась с невидимым противником, и ей померещилось, что она видит, как тьма отступает, словно маленькие черные щупальца залезают обратно под мебель. На полу растеклась лужа крови, а рядом Настя увидела красный отпечаток своей ладони и шпагу. Снова встретившись глазами с Диего, она внезапно вспомнила зеленые глазища в темноте и поняла, что с нее хватит.

— Не трогай меня! — она сбросила с себя его руку, отползла чуть дальше. Нужно было успокоить этот безумный взрыв в голове, болезненно отдающийся в черепе при каждом движении. И потом встать.

— Настя, послушай меня, — Диего встал и протянул ей руку. Но она встала самостоятельно.

— Что это было? Что это за хрень была? И что случилось с… — она посмотрела на старика, сидевшего за столом. Он смотрел на нее, не мигая, застыв навсегда. В его туловище зияла глубокая дыра, пугающе пустая, словно его выпотрошили, словно куклу. Настю вырвало бы, но головная боль, звеневшая не переставая, была сильнее.

— Настя, ты должна меня выслушать.

— Ты его убил, да?

— Нет, клянусь тебе, нет. Думаю, тебе пора кое-что узнать, но сначала я принесу тебе лед. У тебя кровь в волосах.

Он вышел из комнаты. Настя схватила шпагу и, шатаясь, пошла к выходу. Плевать на все, она должна выйти на воздух, иначе сойдет с ума. Что-то бросилось ей под ноги в темной лавке и зашипело. Девушка нервно вскрикнула, но это был всего лишь кот. Пальцы плохо слушались, когда она пыталась открыть задвижку. Диего уже вернулся в комнату, увидел что ее нет.

Быстрее, быстрее! Она распахнула дверь, звякнул колокольчик, и девушка чуть не разрыдалась от этого мирного звука, выскочила на холодный воздух, вдохнула глубоко, пытаясь утихомирить тошноту. Диего выбежал вслед за ней.

— Не подходи ко мне, — она выставила вперед оружие.

— Настя, послушай, нам нужно спокойно поговорить, — он показывал, что безоружен, но она боялась его до ужаса.

— Оставь меня в покое! — шпага прыгала у нее в руке от нервной тряски, Настя понимала, что бессильна перед ним.

Она отступала из переулка, молясь, чтобы найти дорогу до какого-нибудь людного места. Услышав голоса, она бросилась бежать им навстречу.

— Помогите! — и остановилась, увидев, кто вышел из-за угла.

В высокой девушке в корсете и причудливом платье, странной шляпе с брошкой из часовых шестеренок и красивыми историческими пистолетами на поясе она узнала Итсаску. Рядом с ней шел Серж, он был одет просто, но на руках и ногах у него были намотаны кожаные чехлы с многочисленными ножами. Позади шел Цезарь в своем коричневом пальто. Настя оглянулась: в переулке ее ждал Диего.

Серж вдруг подбежал к ней, крепко обнял, воспользовавшись ее замешательством.

— Послушай меня, — тихо сказал он ей, — ты в безопасности, клянусь. Всем чем хочешь клянусь, доверься нам.

— Меня сейчас стошнит.

Серж поддержал ее и придержал косу, пока ее выворачивало на тротуар. Диего передал ему лед, стараясь не приближаться к Насте.

— Как тебя приложили, — Серж бережно приложил лед к ране. Силы покинули Настю, по рукам и ногам пошла дрожь, и она расплакалась.

— У нее шок, — Цезарь похлопал ее по руке, посмотрел зрачки. — Серж, Итсаску, везите ее к Лике, мы с Диего уладим здесь дела и приедем. Если станет хуже, вызывайте врача. Все, убирайтесь.

Машина стояла неподалеку. Настю положили на заднее сидение. Серж был за рулем. Они доехали как-то необыкновенно быстро, Серж поднял ее по лестнице в агентство, положил на диван. Лика поменяла ей лед, промыла рану, дала успокоительного, накрыла одеялами.

— Что это было, Лика? — дрожала Настя. — Что это было такое?

Лика легла рядом, лицом к ней. Заплаканной Насте казалось, что лицо девушки светится, хотя это от слез расплывался контур ее лица и волос. Лика положила ей руку на голову, головная боль стала стихать, Настя проваливалась в мягкий и уютный сон без сновидений.

— Спи, Настя, спи. Я буду рядом. Ничего не бойся. Мы с тобой.

И странно, ей она верила. Боль ушла.

Проснулась она рывком, словно кто-то вытащил ее за шкирку из теплого и уютного забвения.

Ребята сидели напротив нее, словно ждали, когда она проснется.

Из дневника Насти: «Я села, растерянно рассматривая каждого из них. Лика сидела ближе всех, как только я поднялась, она перепорхнула ко мне на диван, села совсем близко, так что наши плечи соприкасались.

— Как ты? — ее синие васильковые глаза обеспокоенно всматривались в мое лицо. — Голова болит?

Голова не болела, только саднило кожу на голове. Я провела рукой по этому месту и почувствовала корочку на ране.

— Она заживет, — успокоила меня Лика. — Хочешь чего-нибудь? Воды? Чаю?

Судя по лицам остальных, разговор предстоял долгий. Дневной свет за окном ясно говорил о том, что спала я долго.

— Воды, пожалуйста.

Лика вернулась так быстро, что казалось, стакан с водой был припасен заранее. Я жадно выпила его. Стало получше. Мысли обретали ясность, а вместе с ними и воспоминания о вчерашнем вечере.

Серж сидел рядом с Итсаску, одетой в длинную юбку, викторианскую блузку с брошью на шее, черный строгий корсет. Сам парень был в джинсах и майке, серые глаза за очками сочувственно на меня смотрели.

— Вид у тебя неважный, — честно сказал он.

Не знаю, почему, но я улыбнулась.

Итсаску тихо сказала:

— Надеюсь, обойдется без вчерашнего шоу.

Диего стоял у окна в глубине комнаты. Он был, как всегда, одет безупречно: отглаженные серые брюки, белая рубашка и бордовый свитер. Все такое безумно дорогое и стильное на вид. Цезарь сидел рядом с Итсаску, и он заговорил первым в наступившей тишине.

— Анастасия, когда я тебя взял на работу, я не захотел вываливать на тебя сразу все подробности этого агентства, потому что надеялся подготовить к ним постепенно. К сожалению, обстоятельства складываются так, что ты не можешь больше пребывать в состоянии новичка. Тебе придется за короткие сроки усвоить много новой информации. В том числе, информацию о коллегах. Прежде всего, Диего не нападал на тебя и не убивал владельца лавки. Иначе его бы с нами не было. Мы не убиваем, не грабим, не совершаем преступлений. Вчера ты была напугана случившимся, но сегодня ты понимаешь, что ты с нами в безопасности?

Я прислушалась к себе. Несмотря на вчерашнее, Цезарю я доверяла: он много времени уделял моему обучению истории и культуре, был очень хорошим преподавателем и казался надежным человеком. Я кивнула.

— Спасибо. Самое важное, что ты должна понять сегодня, это то, что антропоморфические существа в этом мире делятся, в основном, на созданий и людей. Создания либо принимают форму людей, чтобы взаимодействовать с ними, либо их базовая форма антропоморфна.

— Я не поняла, — у меня было ощущение, что он зачитывает мне главу из учебника по биологии, которую я пропустила в школе. — Есть только люди и человекоподобные обезьяны.

— Для обывателя — да. Но не для нас. Анастасия, у нас в команде есть создания и есть люди. Анжелика, например, Ангел.

Я тупо уставилась на Лику. Она лучезарно улыбнулась и тряхнула кудряшками.

— Ты только не волнуйся, Настя. Я сейчас тебе кое-что покажу, — она встала, отошла от дивана на пару шагов. Одета она была так офисно и буднично: белая рубашка и серая юбка, что уже это разумное начало меня в ней успокаивало. Но тут свет от окна вдруг потянулся к ней. Или она стала излучать свет? Не знаю. Только четкие очертания ее тела размылись, залившись светом. А за спиной выросли огромные крылья, сначала они были прозрачными, а потом наполнились объемом и фактурой.

— Это какая-то голограмма, да?

Мне казалось, они на мне испытывают какие-то компьютерные эффекты.

Цезарь тихо, но четко сказал:

— Анжелика, пожалуйста, дай ей до тебя дотронуться.

Лика кивнула. Вся светясь, она подошла поближе, и я провела рукой по ее крыльям. Было сложно сказать, из чего они сделаны, наощупь вместо перьев они напоминали что-то среднее между тонкой бумагой и шелковой тканью. Лика положила мне руку на голову.

— Я могу исцелять. Так что теперь, когда тебе не нужна больше царапина на голове, я тебе помогу от нее избавиться.

Ее прикосновение вызвало легкий зуд и мурашки по коже, но я сидела смирно. Я решила до конца прослушать речь Цезаря.

И только потом принимать решение. Рука Лики успокаивала мои мысли и чувства. Буря сопротивления и неприятия того, что сказал Цезарь, готовая подняться со дна души, вдруг осела. Лика убрала руку, и я машинально почесала голову. Больше там не было ни корки, ни раны.

— Ты как? — Цезарь наклонился ко мне, заглядывая в глаза.

— Нормально. А ты кто?

Он улыбнулся, морщинки лучами собрались в уголках глаз.

— Я человек.

— А я вампир, — Итсаску вдруг улыбнулась и довольно хищно. Эта девушка всегда казалась мне странной, но почему-то именно ее признание я приняла без особого удивления. Я перевела вопросительный взгляд на Сержа.

— Я человек, — Серж улыбнулся мне во весь рот, словно этот факт его радовал. — Кстати, хорошо держишься, я вот дал деру после того, как Итсаску мне призналась, кто она.

Оставался Диего. Он все это время стоял у окна, то глядя на нас, то рассеянно оглядывая город.

— Я оборотень, — устало произнес он, подходя к нам. — Прости, Настя, мне хотелось сказать тебе, но Цезарь решил, что сначала мы должны поработать вместе. Как видишь, не очень-то вышло. Я оттолкнул тебя в сторону, потому что увидел опасность и должен был перекинуться, прости, что получилось так грубо.

— Перекинуться? Ты что, действительно превращаешься в волка?

— Не в волка. Только не пугайся, ладно? Пожалуйста, — он отошел от нас подальше. Бросил на меня грустный взгляд. И тут его лицо и тело словно расплавилось, превратившись в другую форму. Огромная черная пантера с зелеными глазами смотрела на меня. Потом она приблизилась, мощное лоснящееся тело, словно бархатное… Я протянула руку. Пантера поддела ее головой, будто ласкающаяся собака. Я погладила ее, ощутила мягкость шерсти, жесткость усов, мощные мышцы на шее.

— Значит… все это правда…

Пантера отошла назад, ее очертания поменялись, и мгновение спустя передо мной вновь стоял Диего.

— Теперь начистоту: что произошло тогда с Валерио? Я видела твои кошачьи глаза во сне. Ты тогда перекинулся?

Диего и Цезарь уставились на меня в одинаковом удивлении.

— Ты видела сон, в котором я перекинулся?

— Да, а Валерио почему-то был с длинными зубами и когтями… — и тут мурашки побежали у меня по спине. Я вдруг осознала, что если есть ангелы, оборотни и вампиры в этой тесной компании, то что же творится на улицах города? И вдруг Валерио — это тоже…

— Это удивительно, — Цезарь подсел ко мне и взял за запястье, словно проверяя пульс. — Несмотря на то, что Диего тебя загипнотизировал, твое подсознание пыталось сказать правду.

— Валерио был послан, чтобы втереться к тебе в доверие, но увидев меня, он понял, что ты под защитой. И тогда он… просто стал самим собой. Тварью. Они принимают вид человека, но довольно быстро его теряют, если их вывести из себя. Мне пришлось действовать быстро: парализовать твое сознание и драться с ним. А потом еще и подчищать память тебе и одному случайному прохожему.

Информация обрушилась на меня, словно лавина, а параллельно мое сознание получило вдруг доступ к воспоминаниям, уж не знаю, разблокировал ли меня Диего или я сама получила возможность поднять «запись» происшедшего тогда на улице.

— Настя, за тобой следят. Я не всегда их вижу, но я чувствую это. Это я увидел однажды тварь возле кафе, где ты работаешь. Я решил, что тварь следит за Цезарем. Но когда Цезарь вышел, тварь осталась на месте. Я остался следить за ней. Потом из кафе вышла обычная девчонка, иностранка, и тварь так радостно бросилась вслед за ней, что я не мог не проследить за тобой тоже. Я сообщил об этом Цезарю. Мы вели за тобой наблюдение параллельно с тварями. А потом ты вдруг пошла за Цезарем. И он решил, что ты должна остаться с нами, хотя бы на время, пока мы не выясним, что привлекло к тебе тварей.

— Анастасия, мне кажется, мы не видим в тебе того, что видят они, хотя ты обладаешь неплохой интуицией. Под воздействием Диего ты сможешь расширить свои способности в этой области. Ты хорошо схватываешь знания, но это не причина, по которой они хотят заполучить тебя. И хотя мы ломаем голову над этим, рано или поздно, мы узнаем, почему ты им так интересна. Граф Виттури полностью поддержал нашу инициативу, поэтому сейчас мы все работаем одновременно над загадкой кражи и над твоей загадкой.

— Я что же… я создание? — я испуганно посмотрела на Цезаря.

— Нет, — он успокаивающе похлопал меня по руке. — Ты человек, это точно. Теперь, думаю, наступил момент поговорить о том, что произошло вчера.

— Настя, — спросил Диего, — расскажи, ты как-то почувствовала опасность? Если бы не ты и не кот, я мог бы прозевать тот момент, когда Мрак нападет. Я был поглощен тайной картины.

— Мрак? Та хрень с черными щупальцами?

— Примерно так, как ты описала, — Серж поправил очки. — На самом деле, я считаю, что Мрак обладает некоторыми свойствами черной дыры, но при этом имеет контролируемое сознание.

— Там еще красная точка маячила в темноте.

— Это глаз Мрака.

Класс. У черной дыры есть красный глаз и щупальца. По улице за мной ходят твари. Я работаю в одной команде с ангелом. Доктор, у меня шизофрения?

— Ладно, — я постаралась вспомнить, что происходило в лавке. — У меня от рассказа про картину постоянно бегали по спине мурашки, было как-то страшновато, что ли. Но в какой-то момент я поняла, что стало очень холодно. И потом показалось, что темнота в углах сгущается. И стало жутко. И тогда я заговорила с тобой, Диего, заорал кот, стало темно.

Я рассказала все свои ощущения в темноте, всю эту невидимую борьбу, копошение в черноте. От воспоминаний стало так страшно, что я обхватила себя руками. Лика обняла меня, стало спокойнее.

— Не бойся, ты с нами. Больше тебе ничто не угрожает.

— Пока что, — добавила Итсаску.

Мы говорили о том, что случилось, но пока что сошлись на том, что Мрак должен был предотвратить получение информации от антиквара. Голова была переполнена впечатлениями. Больше всего хотелось попасть домой, увидеть Юку и Мартина и понять, что я еще не совсем спятила, потому что события последних часов были далекими от повседневных. И еще мне нужно было завтра на работу и учебу. А ощущение было такое, что по мне промчался поезд с двадцатью вагонами. Что ни говори, а лицезреть за пятнадцать минут по очереди ангела, вампира и оборотня оставляет неизгладимый след на психике человека.

Конечно, вопросы множились в моей голове со скоростью света, как к ребятам, так и к Цезарю, но я понимала, что все сразу не решить. Пока что мы наткнулись в расследовании на ниточку, пусть и оборванную. Но раз ее оборвали, то мы были на верном пути.

— Думаю, стоит еще раз поговорить с коллекционером. В присутствии Насти, — предложил Диего.

— Только одни вы не поедете, Итсаску и Серж вас прикроют. Я сообщу графу Виттури обо всем, думаю, он согласится с планом.

— Когда это Старик не поддерживал наши планы? — усмехнулся Диего.

Но Цезарь ничего ему не ответил, похоже, он был чем-то серьезно обеспокоен.

Отныне, куда бы я ни шла, я знала, что за мной следят. Лика, Итсаску и Диего теперь работали по очереди, провожая меня там, где могли показаться, и действуя незаметно, когда я ходила по городу одна или в компании Юки и Мартина с их друзьями. С одной стороны, знание того, что я защищена, успокаивало, но с другой стороны, как было бы здорово ничего не знать, ощущение чужого взгляда, сверлящего спину, иногда было невыносимым.

Цезарь настоял на том, чтобы увеличить спортивную нагрузку, Диего со мной просто лютовал: отжимания, приседания, а также пробежки с ним вдоль пляжа в любую погоду три раза в неделю. Я была занята, казалось, дальше некуда. И я-то собиралась скучать и плакать? Да мне порой некогда было даже устроить скайп-переговоры с мамой. Все мои дни были поглощены готовкой кофе в кафе у Пепе, учебой, спортом, расследованием, лекциями Цезаря. Но и этого ему показалось мало: он обрадовал меня тем, что я должна выбрать какое-нибудь оружие. Огнестрельное или холодное — неважно. Я выбрала фехтование. Мне понравилось ощущение меча в руке тогда, в магазине антиквара. Цезарь обещал, что мне пришлют скоро мой персональный меч, покороче шпаги, что я нечаянно забрала из магазина.

Октябрь, между тем, подходит к концу».

Незадолго до визита в галерею, из которой пропала картина, Юка, Настя и подруги японки собрались прогуляться по магазинчикам старого города.

Пока остальные девчонки весело переговаривались о всякой ерунде и планируемых покупках, которые нужно сделать к Новому году, Настя рассеянно слушала их, глядя на раскрывающуюся впереди виа Лаетана, думала о том, что скоро они нырнут опять в каменные объятья готического квартала, с улыбкой представляла узкие улочки и неожиданные сюрпризы, которые готовила ей Барселона.

— Смотрите! Маски! — отвлек ее от мыслей возглас Юки.

Она повернулась к девочкам и тут же увидела прямо перед собой венецианскую смеющуюся маску в витрине. Магазин «Маскарад Арлекина» оказался довольно просторным. Маски смотрели на вошедших девушек отовсюду, одни улыбались, другие смеялись, третьи не выражали ничего, а четвертые были самой тайной…

— Маски можно мерить, — сказала продавщица, с улыбкой глядя на притихших вдруг девушек.

Юка покачала головой:

— Они смотрят…

А Настя уже держала в руках маску, непохожую на остальные. Кружево тонкой сетью загадочных изгибов и орнаментов призывало хранить тайну. Маска держала форму лица несмотря на тонкость работы. То ли там был каркас, то ли она была чем-то пропитана, но даже не хотелось думать о технике исполнения, хотелось тут же надеть ее и отправиться на маскарад, превратиться в таинственную незнакомку… Настя надела маску и посмотрелась в зеркало. Кружево мягко окутывало верхнюю половину лица, делая взгляд притягательным. Ей захотелось забрать ее с собой. Машинально она повернула ценник и расстроилась: сорок евро — это огромные деньги. А маску она не наденет никогда, потому что не будет подходящего случая…

— Вам нравится, — заметила продавщица.

Настя кивнула и улыбнулась с сожалением.

— Но она мне ни к чему… Жаль, что не нужно идти на маскарад.

Девочки по очереди завязывали друг на дружке ленты маски и восхищались. Настя спокойно ждала их. Казалось, магазин показал ей то единственное, ради чего она зашла сюда. Остальные маски равнодушно смотрели в стороны. Она ради интереса посмотрела на цены. Намного больше украшенные, расписные венецианские маски с перьями стоили дешевле той, что ей понравилась. Но их Настя не купила бы ни за что на свете…

Владельцем частной коллекции оказался прославленный нейрохирург, страсть к искусству у него оказалась еще и профессиональной: он сам когда-то учился в художественной школе и ему прочили блестящее будущее на этом поприще. Но он увлекся медициной, а потом и вовсе оставил рисование, как хобби. Что не мешало, по его словам, собирать прекрасные работы всех времен, в которых он неплохо разбирался. Команда детективов попала к нему в особняк, расположенный в одном из престижных районов Барселоны, в канун дня всех святых.

Серж и Итсаску попросились осмотреть место кражи, а Настя с Диего поднялись в кабинет к хозяину галереи. Ничего нового из того, что они уже обсуждали на собраниях агентства, Настя не узнала. Владелец галереи, похожий на большого босса, вальяжно разговаривал с Диего, откинувшись на кожаном кресле. Но неожиданно Диего задал вопрос:

— Кто-нибудь разговаривал с Вами о второй картине, которую тоже приписывают автору «Обнаженной»?

— Нет, не думаю, — ответил владелец галереи, но при этом тень сомнения промелькнула на его лице.

Диего подался вперед:

— Вы уверены?

— Да, наверно… Да… — все еще больше сомневаясь, произнес он. Потом улыбнулся: — Интересно, у меня дежавю, наверно, Вы уже задавали мне этот вопрос раньше.

— Вовсе нет, — возразил Диего. Инстинктивно ребята поняли друг друга: о второй картине они узнали совсем недавно, Диего просто не мог задать этот вопрос раньше. — Скажите, Вы не будете против, если я прибегу к гипнозу, возможно, кто-то спросил Вас об этой картине, а потом попросил забыть, погрузив в гипноз.

— Разумеется нет! — возмущенно ответил тот. — И речи быть не может! К тому же, это невозможно, я не поддаюсь гипнозу…

Но Диего и не слушал его ответ. Его глаза вдруг вспыхнули зеленым светом, владелец галереи завороженно уставился на них. Настя тоже замерла, словно привлеченная светом, но Диего положил руку ей на глаза, и она пришла в себя. Теперь девушка сидела, опустив взгляд на руки Диего, спокойно лежавшие на подлокотниках кресла.

— Я попрошу Вас вернуться к заданному вопросу. Кто разговаривал с Вами по поводу второй картины?

Голос ответчика вдруг стал монотонным, словно он скучал, а то и засыпал.

— Один человек.

— Когда он пришел к Вам?

— Февраль-март не помню. Было холодно.

Пальцы Диего сделали ей знак, внимание!

Настя насторожилась, вдруг опять почувствует холод или приближение Мрака, но ничего не происходило.

— Что он спросил у Вас?

— Он показал мне фото моей картины и другой картины, спросил, принадлежат ли они мне. Вроде он искал их и предлагал купить. Но я отказался от продажи. А второй картины у меня никогда не было. Я бы запомнил.

— Почему запомнили бы?

— Она внушала ужас, я бы не повесил такую в галерее.

— Тот человек представился?

— Да. Он сказал, что его зовут граф Виттури.

— Что? — пальцы Диего дрогнули, словно от боли, а потом крепко сжали подлокотник кресла. — Вы уверены? Как он выглядел?

— Я… не уверен. Высокий. В черном.

Настя лихорадочно соображала. Граф Виттури — это владелец агентства, где она работает, но как же так?

— Как Вы вышли на наше агентство? Почему заказали расследование именно нам?

— У меня оказалась визитка агентства. Не помню, как.

— Вы знали, что агентство принадлежит графу Виттури?

— Вы сейчас выйдете из гипноза, Вы не будете помнить этот разговор. На счет три. Раз, два, три…

Настя подняла взгляд.

— Что ж, — Диего вежливо пожал руку хозяину галереи, — Вы в праве отказаться от гипноза. Но если вспомните что-нибудь ценное, то свяжитесь с нами.

— Ну, конечно, — вальяжный и уверенный в себе хозяин даже не подозревал, что пару минут был марионеткой в руках Диего. Настя передернула плечами.

Они вышли из кабинета молча и спустились в галерею. Итсаску и Серж уже ждали их в холле.

— Что же получается, — не выдержала Настя, с трудом дождавшись, когда они покинут особняк, — что граф Виттури украл картину?

— Нет, Настя, — Диего мрачно смотрел вперед перед собой и шел быстрым шагом, — это означает, что кто-то очень хотел, чтобы мы передали графу сообщение. Кто-то постарался оставить в сознании хозяина галереи слабое место, чтобы я уцепился за его неуверенность и провел гипноз. Кто-то представился графом, чтобы это имя осталось в сознании, но стер внешность из памяти. Этот кто-то в это же время ходил к антиквару. Этот кто-то постарался, чтобы визитка нашего агентства попала к хозяину галереи. И получается, что этот кто-то очень хотел, чтобы именно мы расследовали это дело. Надо срочно связаться со Стариком, он должен знать.

Настя с Сержем едва поспевали за Диего, а Итсаску шла красивым и широким шагом, в своем неизменном прикиде смешения исторического костюма и стимпанка. Сейчас, в разгар Хэллоуина, на улице то и дело встречались ряженые, так что ее вид не привлекал лишнее внимание.

Диего шел в расстегнутом кашемировом пальто, как всегда, чертовски красивый и аристократично элегантный, казалось, он сбежал со съемок мужского журнала мод. Серж был в каких-то мешковатых джинсах и толстовке, а на Насте теплое простое платье и куртка.

Чем ближе они спускались к центру, тем больше ряженых встречали. Мимо неслись ведьмы, зомби, Робин Гуды и немыслимо наряженные девицы в кислотных париках. Дети пробегали с воплями и визгом, одетые в мумии и фараонов, а за ними гнались монашки и медсестры с кровавыми передниками. Тем временем, дневной свет стал меркнуть, наступали сумерки.

Итсаску связалась с Ликой по телефону и кратко пересказала результаты поездки в галерею. Ребята возбужденно обсуждали варианты дальнейших действий. Они опять в тупике. Если б только можно было найти изображение второй картины неизвестного художника, если б граф Виттури понял, кто может так его подставить, а может, стоит связаться с черным рынком и узнать, не появлялось ли там украденной картины?

— Но почему вы так уверены, что граф Виттури тут ни при чем? — продолжала сомневаться Настя.

— Потому что граф не занимается кражами, Настя, — терпеливо объяснял Диего.

— Не сомневайся в Главном, — подытожила сухо Итсаску. — Ему нет резона запутывать нас. Диего прав, кто-то сыграл злую шутку, зная, что в местном агентстве есть гипнотизер.

Глядя на нее, холодную и невозмутимую, шагающую целеустремленно, Настя заметила, как в ее глазах вдруг мелькнуло нечто похожее на тревогу. Девушка посмотрела вслед за Итсаску: к ним навстречу шли два ряженых в черных обтягивающих брюках, высоких сапогах, с красивыми пиджаками наподобие гусарских, один синего, другой красного цвета. Все это дополнялось бледными лицами, подведенными глазами, укладкой волос словно у парней из аниме: один был блондином, у другого волосы были синего цвета. Итсаску положила руку Насте на плечо и легко отодвинула девушку назад, Серж встал с ней рядом, закатав рукава своей толстовки, оказалось, на руках у него кожаные широкие и высокие браслеты с воткнутыми в них метательными ножами, похожими на звездочки или шестеренки.

— Твои друзья? — спросил Диего у Итсаску, становясь с другой стороны от девушки. Настя выглядывала из-за ребят неловко переступая с ноги на ногу.

— Так… знакомые…

— Какие люди! — растягивая каждый слог заговорил блондин, приближаясь к ребятам. Он словно не замечал настороженных парней, его взгляд был прикован к Итсаску. — Моя бывшая девушка! Как поживаешь, красотка?

— Без тебя гораздо лучше, — Итсаску чуть отвела раскрытую кожаную куртку в сторону, чтобы показать старинные пистолеты на своем поясе.

— Смертельная красотка, — одобрительно кивнул блондин. — Не надоело еще прислуживать?

— Как видишь, нет.

— И как ты выдерживаешь? — блондин, наконец, перевел подведенные глаза на ее спутников. — Кровь оборотня, кровь мужчины, кровь девственницы… Очень вкусное меню…

Настя почувствовала, как покрывается румянцем. Вот козел! Как он узнал?

— По ночам атакую банки крови, — Итсаску, наконец, опустила руки. — Что тебе нужно?

— Да ничего, — блондин рассеянно пожал плечами. — Просто почуял тебя и захотел поздороваться.

Его спутник с синими волосами нетерпеливо тряхнул головой. Блондин торопливо наклонился к Итсаску:

— Знаешь, красотка, иногда надо уметь выбрать сторону.

— Сторону? — Итсаску вдруг подалась вперед, — Не ты ли говорил, что мы должны не вмешиваться ни во что, не присоединяться ни к кому?

— И продолжаю говорить. Но думаю, тебе лучше знать, что другая сторона сильнее. И опаснее. Ты не тех выбрала в спутники. Двое людей и оборотень. Кто там у вас еще? Вас не так много. А ночи сейчас длиннее, тьма гуще, — это он прошептал ей на ухо, но Настя слышала. — Подумай, я еще могу принять тебя в компанию.

— Я приняла решение.

— Жаль, — блондин отстранился. Потом разочарованно и картинно вздохнул. — Ну, что ж, мы, пожалуй, пойдем на охоту. Сегодня люди от нас без ума.

Он подмигнул Насте, и они с синеволосым двинулись дальше по улице.

Серж слегка приобнял Итсаску, но она резко высвободилась от него и зашагала вперед. Диего сделал знак Сержу, чтобы оставил ее в покое, а сам взял под руку Настю.

— Это были вампиры? Настоящие? — непонятно почему, но Настя испытывала странный восторг от своей причастности ко всему этому непонятному пока еще миру.

— Что он такое молол про стороны?

— Сама знаешь… есть на свете силы тьмы и силы света… А есть те, кому на все наплевать, он из таких.

— А мы — силы света, что ли? — Настя засмеялась.

— Вроде того, — задумчиво ответил Диего. — Сейчас поймаем такси, неудачное время для прогулок по городу.

Проезжая в такси по улицам, глядя на разряженные толпы, на огни баров, ресторанов и магазинов, Настя думала, каким странным теперь казался ей этот город. Кто из этих ряженых существ, что толпами ходят по улицам, подделка, а кто — настоящий? Эта вампирша, что громко и хрипло смеется над шуткой окровавленным ртом на переходе, — фальшивка. А девушка, сидящая рядом с ней на заднем сидении, словно застывшая в бесконечности, — настоящая.

— Итсаску, — Настя, наконец, решилась спросить, — что из рассказов о вампирах правда?

— Практически ничего, — девушка повернулась к Насте. — Мы живем долго. Но не бессмертны. Можем выходить днем, но ночное время больше подходит для охоты.

— Ты правда пьешь кровь?

— Иногда. Это необходимо для поддержания особого обмена веществ. Мы можем принимать кровь как витамины — периодами.

— К тебе, наверно, все время пристают со странными вопросами? Прости.

Итсаску мотнула головой. И Настя вдруг почувствовала волну одиночества.

— Я отвечаю на твои вопросы, потому что Серж тоже задавал мне похожие, — улыбнулась она. — Странно, что ты меня не боишься.

— Я доверяю тебе, вроде как, — улыбнулась Настя. — Хоть и чувствую себя порой неуютно.

Итсаску кивнула.

— Нормальная реакция, но ты привыкнешь. Я не пытаюсь тебя очаровать, поэтому ты ощущаешь опасность, с твоей интуицией.

— Почему ты ушла от других вампиров?

— Я нашла смысл. Смысл всего. Смысл жизни, борьбы, существования. Когда находишь его, ты находишь семью — тех, кто думает так же. И тебе все равно, кто они — люди, оборотни, демоны, ангелы… Ты просто знаешь, что они с тобой. До конца. Ты поймешь, Настя. Ты еще на пороге. Но ты доверяешь нам, несмотря на свои сомнения и страхи. Это интересно.

И Итсаску снова стала статуей, отвернувшись от нее. Ни тени эмоции. Но Настю глубоко тронули ее слова.

Ночной город мелькал за окнами такси. И это был город, полный загадок, которые ей предстояло решить.

Попрощавшись с Итсаску на пороге квартиры, она повернула ключ в двери, вошла в прихожую. В салоне было подозрительно тепло и горел ярко свет. Стол был заставлен вкусной едой, у Насти слюнки потекли при виде аргентинских пирожков. За столом сидели Юка, Мартин и неизвестный парень. Он поднял на нее взгляд голубых глаз, улыбнулся в бороду:

— А это, должно быть, Настя из России?

Он встал, высокий, широкоплечий, под обтягивающей его торс футболкой с длинным рукавом угадывались мускулы. Светлые волосы были гладко зачесаны назад и прихвачены в хвост. Перед обалдевшей Настей стоял настоящий викинг, образ дополняли разные фенечки с металлическими бусинами в виде стрел и черепов птиц на правой руке.

— Настя, — Юке удалось заставить девушку оторвать взгляд от парня только дернув ту за рукав, — мы сдали самую маленькую комнату-склад, это наш новый сосед, Джонни.

— Привет, — Настя еле могла заставить себя произнести слово. Лихорадочно понимая, что пора перестать глазеть на нового соседа, она тряхнула головой, словно прогоняя наваждение. — Прости, я просто не ожидала здесь еще кого-то увидеть.

— Джонни — англичанин, — продолжала Юка. — Представляешь, у него есть электрическая батарея, мы нагрели салон.

Настя еле заставила себя снять куртку. Движения давались с трудом, ей казалось, она жутко неуклюжая.

— Но в той комнате окно выходит на лифт, как ты сможешь там спать?

— Я сплю спокойно, меня подобные мелочи не смущают, — парень смотрел на нее своими синими глазами, цвет их становился все глубже и насыщенней. Он отодвинул ей стул рядом с собой. Настя села. Юка налила всем вина. Ребята ужинали и знакомились, а потом и смеялись вместе, разомлев от тепла и вина. Близость Джонни поначалу сковывала Настю, словно ей было неудобно за саму себя рядом с ним. Но он задавал вопросы, шутил, смеялся так чисто и счастливо, рассказывал так интересно разные истории, что ребята слушали, затаив дыхание. Скользя глазами по лицу Джонни, изучая его фенечки, Настя понимала, что он ей очень сильно нравится. Кажется, еще никто и никогда не нравился ей так сильно.

На следующий день Настя пришла в кафе к Пепе рано, но так как был выходной, народу было мало. Пока Пепе раскладывал горячую выпечку в витрине, Настя готовила кофе и думала о Джонни. Горячий и воздушный круассан и аромат кофе вернули ее в настоящее, только когда она, сев за один с Пепе столик, откусила сдобу.

— Мммм, — Пепе сделал глоток кофе и задумался. — Ваниль… Кто этот чудесный блондин, что занимает твои мысли?

Настя даже подскочила от неожиданности.

А Пепе расхохотался:

— Угадал, надо же…

— Но как? Как?!

— Ты нынче задумчивая и улыбаешься втихаря, вот я и решил, что парень появился на горизонте.

— А блондин? Как угадали, Пепе?

— Пальцем в небо, — Пепе смеялся, глядя на рассеянное лицо девушки. — Но ваниль действительно чувствуется.

Настя попробовала кофе из своей чашки и была вынуждена согласиться с Пепе: мягкий и кремовый вкус ванили напомнил ей о Джонни и его светлых волосах.

Ожесточенная дискуссия на заседании агентства все разгоралась: Диего выступал за то, чтобы попросить у графа Виттури еще агентов для расследования, Цезарь упирался. Лика безнадежно пыталась успокоить спорщиков, Итсаску отвлеченно сидела, уставившись в монитор компьютера, считывая какие-то загадочные линии кодов, быстро мелькавшие по экрану. Настя подозревала, что она ищет в сети хоть какое-нибудь упоминание о картинах. Серж то и дело встревал в спор, но тут же отступал: он не обладал ни горячей экспрессией Диего, ни спокойствием Цезаря. Настя старалась сидеть тихо. На самом деле, ей очень хотелось побыстрее закончить заседание, успеть переодеться: сегодня вечером она шла с Джонни гулять по Барселоне. Юка и Мартин работали, поэтому с Джонни могла пойти только она. Ей это казалось похожим на свидание.

Опустив взгляд на колени, она потрогала рукоятку меча. Цезарь отдал ей его перед самым началом совещания. Меч был очень легким, коротким, но рукоятка и ножны были красиво украшены. Теперь ей придется носить его с собой на задания, а также хранить дома. Под пальто его будет не видно, она уже попробовала перед зеркалом. А с короткой курткой она напоминала себе персонаж из видео-игр.

Заметив, как она улыбается, глядя на себя в зеркало, Цезарь прочитал ей целую лекцию о том, что это не игрушки. И что необходимо тренироваться больше, для того чтобы привыкнуть к мечу. Настя рассеянно кивнула. Она и так уматывалась на фехтовании, но, в то же время, тренировки Диего давали о себе знать: она чувствовала, что стала сильнее, и это было приятным ощущением.

Наконец, Цезарь одержал в споре верх. Было решено проверить еще одну линию расследования, поскольку всплыла информация о продаже двух картин, украденных вместе с «Обнаженной». Итсаску пыталась отследить информацию о продавце и покупателе. Эта зацепка могла вывести их на вора.

Настю провожала домой Лика. Стуча по мостовой сапожками на шпильках, девушка рассказывала Насте про то, как празднуют Рождество в Барселоне. По дороге они увидели, как рабочие развешивают уличные новогодние украшения. Настя слушала вполуха, прислушиваясь к мечу, висящему сбоку. Какое странное ощущение, она никогда не испытывала тяги к оружию, но после первых же уроков фехтования поняла, что не только увлеклась, но и имеет способности к этому занятию. Ее преподаватель из ассоциации по историческому фехтованию постоянно хвалил ее: быстро схватывает, хорошая реакция. А физическая подготовка в спортзале давала ей выносливость в бою, хотя, впрочем, ей еще учиться и учиться.

Дома никого не было. А значит, до прихода Джонни она успеет принять душ. Нагрев ванную, она закрылась в ней и с наслаждением вымылась, высушила волосы, накрасилась, переоделась в обтягивающие джинсы и теплый свитер для прогулки по городу. Услышав, как хлопнула входная дверь, Настя радостно собрала свои вещи, крикнула:

— Джонни, я почти готова!

Шмыгнула из ванны в спальню, взяла сумочку и куртку и вышла в салон. За столом сидела Юка.

— Ой, Юка, я не знала, что ты так рано вернешься. Я думала, это Джонни. Чай будешь?

Настя бросила куртку и сумку на диван, щелкнула кнопкой чайника. Пока Джонни не вернется, у них с Юкой будет время на чай.

В то время, пока чайник уютно кипел, Настя села напротив Юки, хотела сказать что-то про Джонни, но заметила, что подруга сидит, наклонив низко голову.

— Что такое, Юка? Что случилось?

Юка медленно подняла глаза, и Настя от ужаса примерзла к стулу: глаза японки были абсолютно черными. Холодок пробежал по спине Насти, она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть, даже сердце пропустило, казалось, несколько ударов.

Раздался скрипучий, сухой, жуткий голос, девушка даже не сразу увидела, что это говорит Юка, казалось, то говорили черные впадины ее глаз.

— Слушай внимательно: твоя подруга находится в Кан Феу. Приходи туда одна. Если хочешь найти ее живой. Приходи…

В этот момент дверь открылась, вошел Джонни. Он увидел оторопевшую от ужаса Настю, страшное создание, сидящее напротив с черными, как бездна, глазами.

Парень бросился к ней, но тварь уже взметнулась с места, раскрыла пасть, усеянную тысячами острых и тонких, как иголки, зубов. Вопль злости вывел Настю из ступора. Девушка вскочила с места, рассеянно оглядываясь в поисках оружия. Но Джонни был быстрее: он выхватил из своего рюкзака кинжал и бросился на тварь. Потерявшее всякое человеческое подобие существо увернулось от удара и бросилось на Настю в порыве злости. Девушка побежала по коридору в спальню, где у нее был меч. Тварь с визгом, от которого рвались перепонки, последовала за ней. Настя успела распахнуть дверь в спальню, но колючие тонкие нити вдруг обвили ее ноги, и она грохнулась на пол на пороге комнаты. Развернувшись на спину, она увидела распахнутый рот твари, круглый, со встававшими дыбом тысячами острых зубов, готовых вонзиться в нее. Но тут визг оборвался, и чудовище вдруг начало становиться прозрачным и его, словно дым, рассеяло, точнее засосало в кинжал стоящего над ней Джонни. Парень помог Насте подняться.

— Ты в порядке, Настя?

Девушку трясло, она схватила меч с кровати и крепко прижала его к себе. И расплакалась. Джонни мягко ее обнял. Настя сразу почувствовала себя лучше.

— Джонни, эта тварь сказала мне, что Юка находится в каком-то доме. Я должна идти за ней.

Девушка встала и застегнула на себе пояс с ножнами. Потом вдруг оторопело посмотрела на Джонни.

— Погоди-ка. Джонни. Ты ведь. Ты…

Парень улыбнулся и кивнул, подбросив легко кинжал в руке.

— Меня прислал граф Виттури. Он беспокоился о том, что ты живешь без защиты в доме. Я из лондонского агентства. Пошли?

— Я должна прийти туда одна, — возразила Настя.

— Эта тварь чуть не убила тебя, — голубые глаза викинга смотрели на нее с изумлением.

— Она не собиралась меня убивать, пока не пришел ты. Ты ее испугал, и она… перестала себя… контролировать.

Джонни засмеялся.

— Тонкая душевная организация тварей меня мало волнует, Настя. Граф сказал мне, что я отвечаю за тебя шкурой. Так что хочешь ты или нет, но я еду с тобой. Тебе нужно сообщить своему агентству, куда ты направляешься. Нельзя идти туда в одиночку.

— Они убьют ее! Разве непонятно?

Настя схватила на ходу куртку и сумку. Джонни последовал за ней, захватив рюкзак.

Кан Феу, как определил всемогущий интернет, находился в городке Сабаделль, на самой его окраине. Так что Настя и Джонни поехали на метро до станции пригородных электричек, а там пересели на поезд. По дороге Настя позвонила Диего и сообщила, куда направляется. Диего просил ее подождать, когда они приедут к старому дому все, но Настя, хоть и пообещала, знала, что ждать не станет.

— И долго ты работаешь на графа Виттури?

— С детства. Граф меня нашел и предложил работать. Мне тогда вскружило голову от информации и приключений, так что я остался. И это моя жизнь.

— И он вот так может связаться с кем угодно и послать его в другую страну?

— Он сказал, что это важно, — Джонни пожал плечами. — Я рад, что поехал. Еще никогда не выбирался на задание в одиночку.

Настя хотела спросить, человек Джонни или нет, но не решилась, она не была уверена, что это принято спрашивать. В окне электрички показался дом, похожий на крепость, в угасающем дневном свете он казался довольно зловещим. Поезд остановился на станции, и ребята вышли.

— Ты не можешь идти туда одна, — Джонни удержал решительно направившуюся к дому Настю за руку. — Подождем остальных.

— Нет, — она высвободилась, несмотря на то, что теплое пожатие его ладони оказалось очень приятным. — Я пойду одна. Дождись ребят.

Вблизи дом еще больше напоминал крепость с зубчатой башней и суровым внешним видом. Настя крепко схватилась за рукоять меча и решительно взбежала по ступенькам дома. Дверь была полуоткрыта, она вошла внутрь и вдохнула запах сырости и старости, в полумраке была видна груда строительного мусора, широкий каменный холл заканчивался лестницей на второй этаж. По бокам были проходы в боковые пролеты.

— Юка? — позвала Настя. — Ты здесь?

Ее голос эхом отозвался по дому, словно кто-то передразнивал ее. И вдруг раздалось красивое пение. Женский голос пел и аккомпанировал себе на струнном инструменте.

— Однажды в одном королевстве был рыцарь, которого король послал сражаться на войну…

Голос был невероятно красивый и чистый. И доносился он сверху. Настя решительно начала подниматься по лестнице наверх.

Джонни проскользнул в дом за Настей. Увидев, что девушка поднимается на второй этаж, он пошел следом. В доме стояла гробовая тишина, были слышны только шаги Насти по ступенькам.

Настя поднялась и прислушалась: музыка и пение шли справа, там, где коридор терялся во мраке. Она шагнула туда и с удивлением поняла, что ее ноги погрузились в мягкий ковер. Неожиданно вспыхнули красивые витые светильники-бра на стенах коридора. Настя шла и удивлялась тому, что здесь все казалось обитаемым: комнаты, мимо которых она шла, были чистыми и красиво обставленными. Голос звучал теперь громче, история подходила к концу: прекрасный рыцарь простился со своей любимой и умчался сражаться за короля, а король, воспользовавшись его отсутствием, женился на девушке рыцаря. Она же, желая сдержать клятву верности, выбросилась из окна дворца.

Джонни поднялся вслед за Настей, но не увидел, куда она свернула, и в нерешительности остановился. Направо или налево? Он прислушался, стараясь уловить хоть какой-нибудь звук. Неожиданно слева послышался легкий шорох, и парень решительно шагнул в левое крыло коридора. Дом был сильно запущен и разрушен, где-то были разбиты окна, где-то полуобвалился потолок и упали балки, все было покрыто пылью, но чем ближе он приближался к концу крыла, тем сильнее пахло горелым, вскоре он увидел, что все покрыто сажей, видимо, когда-то давно в левом крыле дома был сильный пожар.

Настя приближалась к последней двери в конце коридора, когда музыка прекратилась. Она вошла в красивую комнату, полную цветов, мебель была темной, обои красными. Повсюду горели свечи. На широком подоконнике сидела девушка в красном платье, она читала книгу. Длинные темные волосы были распущены, губы чуть шевелились, отсвет от свечей играл на ее белой коже. Она бросила взгляд на Настю, когда та вошла, но, равнодушно скользнув по ней, опять вернулась к книге.

Настя замялась у порога. Но мысль о Юке придала ей смелости.

— Простите, что отвлекаю, — она удивилась тому, как неестественно звонко разнесся ее голос по комнате. Словно та была пуста. Девушка продолжала читать.

— Это Вы сейчас пели?

Девушка вдруг вздрогнула всем телом, словно что-то ее потрясло в вопросе. Она медленно подняла взгляд на Настю и испуганно вскочила, увидев, что гостья смотрит прямо на нее.

— Ты ко мне обращаешься? — спросила девушка.

— Да, — немного удивившись, ответила Настя. — Здесь больше никого и нет.

— И ты… — девушка соскочила с подоконника и подошла поближе, разглядывая Настю, словно диковинное существо. — Ты меня слышишь?

— Ну, да, — Настя нетерпеливо прервала следующий вопрос незнакомки: — Послушайте, в этом доме должна быть моя подруга, японка, мне было велено приходить одной. Вы ее видели? Вы знаете что-нибудь об этом?

Разговаривая, она крутилась на месте, поворачиваясь вслед за кружившей вокруг нее удивленной незнакомки. Та разглядывала Настю, словно редкую статую, пытаясь обойти вокруг, словно экспонат в музее.

— И я… какая я? — вдруг спросила незнакомка.

Настя нетерпеливо мотнула головой.

— Какая… Ну, симпатичная. В красном платье. С длинными волосами. Послушайте, мне очень нужна Ваша помощь.

— Когда ты умерла? — спросила девушка.

Настя замерла, и холодок пробежал у нее по спине.

— Что? Я не…

— Ты не умирала?

— Нет! — Настя вдруг начала понимать, что девушка не в себе. — Ладно, неважно, я пойду искать дальше. Спасибо!

И она попятилась назад.

— Нет, постой! — девушка молитвенно сложила руки. — Не уходи. Прости. Я просто… немного удивлена, вот и все.

— Я должна найти подругу, — возразила Настя.

— Я помогу тебе, — девушка протянула руки к Насте, словно ей хотелось ее задержать, но она не решалась до нее дотронуться.

— Тебя тоже похитили? — вдруг догадалась Настя.

— Нет, — девушка огляделась, — нет, это мой дом. Я здесь живу.

— Просто снаружи он непохож на жилой. И внизу полуразрушен. У вас ремонт?

— Нет, — девушка вдруг опустила голову и заплакала.

Насте ее стало жаль. Несмотря на то, что она торопилась найти Юку, к девушке она почувствовала симпатию, голос у нее был красивый, да и сама она тоже прехорошенькой. Но, судя по речи, девушка была не в себе.

— Не плачь, — она достала из сумки бумажный платок и протянула его девушке.

Незнакомка нерешительно взяла платок и, всхлипывая, вытерла слезы.

— Спасибо.

Джонни увидел на пыльном полу следы, ведущие в одну из комнат. Он достал кинжал и осторожно открыл дверь. На черном полу лежала связанная Юка. Парень огляделся, но, не увидев ничего подозрительного, подошел к Юке и развязал ее. Перепачканное лицо девушки было опухшим от слез.

— Ты как? — шепотом спросил Джонни. — Только тихо, мы с Настей здесь, чтобы тебе помочь.

Юка кивнула. Он помог ей встать. Девушку трясло от страха.

— Здесь кто-то есть, Джонни. Те, кто меня привез, давно ушли, но этот кто-то постоянно здесь, повсюду, и он…

Дверь в комнату вдруг захлопнулась, Джонни бросился к ней, дернул за ручку, уверенный в своей силе, но она не открывалась. Страшный и свистящий шепот произнес:

— Тик-так… В моей клеточке дурак… Тик-так… сиди тихо! Тик-так… Я иду ее искать!

И как бы Джонни не пытался выломать дверь, она не поддавалась. Юка просто села на пол и заплакала, Джонни метнулся к ней:

— Юка, успокойся, мы обязательно выберемся отсюда.

Только ее истерики еще не хватало. Он распахнул окно: на улице почти совсем стемнело, но он увидел четыре фигуры, приближающиеся к дому: впереди шел парень в пальто с поднятым воротником, за ним шла девушка в пышной юбке, подобранной и заколотой на бедрах, в шляпке-цилиндре и с двумя пистолетами в руках. Рядом с ней шел очкарик, а замыкала группу высокая блондинка в черном и с луком в руке.

— Эй! — Джонни замахал в окно, и группа остановилась. — Мы закрыты здесь! Настя не со мной! Будьте осторожны!

Блондинка кивнула, вытащила из-за спины стрелу и вставила ее в лук, первый парень перекинулся в пантеру. Хорошо, подкрепление внушило надежду. Теперь надо найти выход из комнаты. Какая тварь может быть сильнее и заблокировать дверь так, чтобы ему было не под силу открыть ее? Возможный ответ Джонни совсем не понравился. Он покрутил в руке кинжал и вернулся к замку. Надо постараться его открыть.

Громко хлопнувшая дверь испугала Настю, и она крепко схватила девушку за руку. Сердце быстро забилось, ее бросило в жар. Она было хотела выйти из комнаты, но девушка вдруг крепко схватила ее за рукав куртки и затащила вовнутрь, закрыв дверь. И пораженная, вдруг посмотрела на свои руки.

— Я смогла дотронуться до тебя! Это невероятно… и ты… ты тоже меня трогала!

— Послушай, — Настя начала уставать от этой сумасшедшей, — моя подруга нуждается в помощи, мне нужно идти.

И она хотела подойти к двери, но тут все свечи в комнате погасли, за дверью раздались шаги и свистящее дыхание.

— Ты здесь, Настя? Я пришел за тобой, — голос был таким жутким, что у Насти каждый волос встал дыбом. Странная девушка бросилась к ней, потащила прочь, Настя подчинилась, потому что инстинкт выживания гнал ее прочь от двери.

— Скорее! Ничего не говори! Меня он не слышит! Вот сюда, пригнись, — в темноте Настя могла только понять, что они пересекли комнату и залезли в какую-то нишу. — Ползи за мной, скорее!

Позади раздавались удары о дверь, четкие и ритмичные.

Девушка звякнула ключом, отперла какую-то дверцу, Настя пролезла туда первой, затем девушка закрыла дверь.

— Можешь встать. Теперь, следуй за мной, скорее!

Они пробежали через какое-то помещение.

— Кто он? — спросила Настя на бегу.

— Это не человек.

— Подожди, не так быстро, я ничего не вижу!

— А так? — в темноте вдруг фосфоресцирующим желто-зеленым сиянием, стали появляться очертания фигуры девушки, а затем и вся она, словно кукла из фосфора, засветилась ярко. Настя испуганно выдернула свою руку из светящейся руки.

— Кто ты? — в ужасе спросила она.

Девушка улыбнулась, но в свете фосфора ее улыбка была недружелюбной и холодной.

— Я призрак.

Настя сделала шаг назад.

— Но этого не может быть, ведь призраки же…

— Бестелесные? Да. Но я не знаю почему, ты можешь дотрагиваться до меня, а я до тебя. Это просто невероятно! Впервые за долгое время я вдруг не просто воздух, я словно снова живая.

— И как тебя зовут?

— Меня звали Исабель, — призрак девушки опять взял Настю за руку, отчего снова закружилась голова. — Пойдем искать твою подругу.

Вдвоем они крадучись вышли на лестничную площадку. Коридор, уходящий вправо, еще недавно уютно освещенный светильниками, был темен и мрачен. Исабель потянула Настю в левый коридор, и тут же вспыхнули ярким светом изящные светильники вокруг них, а под ногами появился мягкий ковер.

Стройная, гибкая, с чувственным изгибом бедра, фигура Лики в черном комбинезоне в свете луны, падающем в окна дома, в свете фонарика Сержа, который, как и она, оглядывались по сторонам. Натянутая тетива и синие глаза неумолимо ищущие врага, пальцы готовы отпустить стрелу, никто не может сказать, что эта немезида, красивая и опасная, и улыбчивая секретарша агентства — одно лицо.

Итсаску двигается неслышно, она хищник и ночь для нее богаче красками и запахами, чем день. Ее пистолеты с взведенными курками поблескивают в лучах фонарика. Ее ноздри ловят запах Насти, неуловимый, едва слышный. Она ощущает опасность в темноте, но не знает, откуда ждать нападения. Ее пистолеты разведены в стороны, а глаза всматриваются во тьму перед собой. Но вампирша знает, что тьма смотрит на нее в ответ.

Перед ней крадется черная пантера с зелеными глазами. Шерсть стоит дыбом, лапы ступают тихо на деревянный настил. Серж идет рядом, крутя в руке кинжал, готовый к броску, фонарик на голове высвечивает мусор, груду досок, завешанный тряпкой бюст, лестницу, ведущую наверх.

Ребятам не надо говорить, они понимают друг друга без слов, достаточно жеста, знака, взгляда. Но пока они осматривают зал за залом первый этаж, в холле поднимается ветер, строительная пыль и песок закручиваются в тонкую воронку, центр ее вспыхивает красным цветом, и красное око с хищным зрачком обрастает плотной тьмой, чьи щупальца ползут за ребятами, перекрывая им дорогу назад в холл и возможность попасть наверх.

Настя шла за Исабель по освещенному коридору и не могла отделаться от ощущения, что находится в параллельном пространстве. Словно дом искажал реальность, деля ее на разные временные отрезки, а присутствие Исабель окрашивало дом в воспоминания. Было что-то магическое в этой нереальной красоте интерьера, сквозь которую (теперь Настя видела это особо отчетливо) проступала настоящая реальность. Словно древняя старуха макияжем и гримом пыталась вернуть себе молодость, а теперь наблюдает за тем, как видно морщины и увядшую кожу за яркими красками. Дом казался Насте грустным и отчаявшимся. Но она помнила, что где-то в его коридорах и комнатах есть Юка, а также притаилось то существо, что пыталось войти в комнату Исабель.

Исабель остановилась перед одной из дверей, Настя попыталась повернуть ручку, но дверь была заблокирована.

— Юка? — тихо позвала Настя.

За дверью послышался шорох и голос Джонни ответил:

— Настя, мы здесь закрыты, Юка и я. Ты можешь нас выпустить?

Настя не стала возмущаться, что Джонни не послушался ее и вошел дом, вместо этого, она стала пытаться разблокировать ручку.

Внизу на первом этаже послышался страшный шум и грохот, крики и голоса показались Насте знакомыми, вскоре послышались выстрелы. Девушка начала дергать ручку, что есть сил, понимая, что времени мало. В какой-то момент дверь вдруг с щелчком поддалась и открылась. Навстречу Насте выглянули Джонни и перепуганная Юка. Настя крепко обняла подругу.

— Сматываемся отсюда, — Джонни пошел вперед по коридору, девушки двинулись за ним. Исабель шла рядом с Настей. Внезапно в коридоре правого крыла вспыхнула желтая вспышка, Джонни едва успел крикнуть:

— Пригнитесь!

Настя повалила Юку на землю, что-то горячее и яркое пронеслось над ними и с грохотом взорвалось позади. Казалось, весь дом сотрясся от удара, завоняло серой. Настя поднялась вслед за Джонни, вытащила меч из ножен. Огромный силуэт в черных лохмотьях, словно замотанный черными бинтами великан с желтыми глазами шел им навстречу.

— Юка, тебе лучше спрятаться.

Девушка послушно скользнула в одну из комнат, от удивления потеряв речь при виде Насти с мечом.

Странное создание приближалось, довольно неуклюже и тяжело ступая по полу. Остановившись на выходе из правого крыла, оно опустило руки, и из них в одно мгновение выскользнули длинные тонкие мечи.

Это произошло так внезапно, что Настя вздрогнула, а в следующий миг он поднял руку, и длинный меч вдруг вытянулся быстро, со свистом рассекая воздух. Поначалу Настя даже не поняла, что произошло, но вдруг Джонни резко дернулся, выронил кинжал, а на его спине над правой лопаткой вдруг вылезло железное лезвие. И тут же, со свистом, оно вернулось к хозяину.

— Джонни! — вопль Насти эхом разнесся по дому.

Джонни со стоном схватился за плечо и покачнулся. Неуклюжесть противника как рукой сняло, он огромными скачками понесся на них. Настя почувствовала, как от страха каменеет, не в силах двинуться. Джонни крепко схватил ее здоровой рукой и затолкнул в комнату к Юке, скользнул за дверь и захлопнул ее, повернув щеколду, отошел, все так же прижимая Настю к себе, и вовремя: железное тонкое лезвие проскочило под дверью и дошло до середины комнаты, исчезнув также внезапно, как появилось. Вслед за этим послышались удары в дверь, посыпалась штукатурка.

— Дьявол! — сквозь зубы шипел Джонни, морщась от боли. — Не могу восстановить…

Сердце Насти стучало так звонко и оглушительно, что она не сразу обрела возможность действовать. Оглядевшись с отчаянием вокруг, она увидела Исабель.

Девушка поманила Настю в угол комнаты, освещая собой поломанную мебель. Там была еще одна дверь. Настя и Юка, поддерживая Джонни, прошли вслед за призраком. Девушка вела их тесным коридором, который плавно спускался вниз. Настя то и дело порывалась заговорить с ней, но та качала головой, показывая на ее друзей. Ну да, не хватало еще, чтобы они подумали, что Настя рехнулась и говорит сама с собой. Джонни вскоре отказался от поддержки и шел за ними самостоятельно, опираясь здоровым плечом о стену коридора.

— Как ты видишь в темноте? — спросил он Настю.

— Неплохо, — ответила та. Исабель усмехнулась в ореоле своего зловещего сияния.

Они вышли в просторную комнату, которая более остальных казалась жилой: тут стояла мебель, занавешенная тканью, Настя щелкнула выключателем и загорелась слабо одна лампочка на разбитой люстре. И вот тут, при этом жалком свете, грозящем в любую секунду оборваться, Настя увидела стоявшую на комоде картину. Обнаженная девушка игриво оглядывалась через плечо. Это та самая картина… Все еще опасаясь, что ей мерещится, Настя подошла поближе и коснулась деревянной рамы. Картина была реальна.

— Ее принесли сюда недавно, — Исабель подошла к ней и с любопытством посмотрела на картину.

— Они здесь встречались, да? Те, кто принес ее сюда?

— Я не знаю, — Джонни как-то странно посмотрел на нее.

— Да. Но… — Исабель повернулась к Насте: — Тебе лучше не связываться с ними, ты же видишь, они…

Она вдруг замолчала, словно прислушиваясь. А потом исчезла. Настя тоже навострила слух. Где-то шла борьба, перестрелка, слышался топот ног.

— Нам надо выбираться отсюда, — сказала Настя, убедившись, что дверь, через которую они вошли, крепко заперта. Она пошла к противоположному выходу из залы, но остановилась.

Джонни крепко стиснув зубы, чтобы не закричать, держался за раненое плечо. В полутьме от доживающей последние минуты лампочки Настя видела, как сквозь белые на темной рубахе пальцы просачивается кровь. Ей хотелось поддержать его, но она не знала, как. Она едва сдерживала себя, чтобы не впасть в панику. Спиной она прижалась к засанной кошками стене, позабыв о своей брезгливости.

Шаги. Оба замерли, затаив дыхание, молясь о том, чтобы шаги стихли, но их звук нарастал. Джонни выдвинулся вперед, прикрыв своим телом Настю. Девушке казалось, что сердце ее бьется в горле. Тонкая полоска под дверью вспыхнула жёлтым светом фонаря. Шаги остановились.

— Я чую запах крови, — прошептал голос за дверью.

От звука этого голоса стыла кровь в жилах, несмотря на то, что он был мягким и вкрадчивым, он казался Насте жутким, как скрежет мела по доске. Позолоченная ручка двери начала медленно опускаться. Так медленно, что казалось, тот, кто за дверью, наслаждался выражением ужаса на лицах ребят.

Юка плакала и дрожала.

Настя оттолкнулась от стены, понимая, что из них троих она единственная, кто может оказать сопротивление. С мечом в правой руке и кинжалом в левой, она приблизилась к двери. Мысленно она повторяла все приемы фехтования, что знала, молясь о том, чтобы не растеряться и не испугаться.

— Настя… — Джонни попытался остановить ее. Он слабел на глазах.

— Я без боя не сдамся, — не очень уверенно произнесла Настя. У нее дрожали губы. Еще немного и затрясутся руки, тогда она вообще ничего не сможет сделать. А ручка двери повернувшись, замерла.

— Нааааастяяяяяяя, — позвал кто-то за дверью, и от этого голоса у Насти встали дыбом волосы. Она увидела, как в щель под дверью пролезают чьи-то страшные пальцы, уродливые, деформированные, с острыми когтями. И рук штук шесть, и все пальцы шевелятся и копошатся, словно жирные черви. Ручка снова повернулась.

Девушка хотела рубануть по этим жутким пальцам мечом, но тут прямо перед ней появилась Исабель и оттолкнула ее от двери. Исабель сама была перепугана до смерти. Плохой каламбур все-таки вернул Насте способность соображать.

— Настя, он страшный. Очень страшный, — Исабель дрожала.

Внезапно раздался резкий удар в дверь, она распахнулась, и великан, обмотанный черными лохмотьями, появился на пороге. Настя не стала давать ему времени осмотреться и со всей силы воткнула меч ему в живот. Меч вдруг стал теплым, а по лезвию потекла густая желтая жижа. В это же мгновение Юка завизжала, Настя оглянулась и увидела, что вместо Джонни с пола поднялся огромный медведь. Он набросился на оседающего великана, а Настя выдернула меч и встала в позицию как раз вовремя: костлявая и когтистая рука просунулась в проем и потянулась к ней, девушка воткнула в нее кинжал. Рука дернулась и исчезла, Настя с трудом удержала кинжал в руке. Затем она протиснулась в проем позади упавшего великана, выставив перед собой меч.

Перед нею стоял человек в черном плаще и капюшоне, белые с противной желтизной волосы неопрятно разбросаны по плечам. Голова была низко опущена, но видно было, что лицо уродливое, похожее на самые страшные варианты жертв ботокса, раздутое и бесформенное.

— Здравствуй, Настя!

Девушка стояла перед ним в оборонительной позиции, выдвинув вперед меч и кинжал. Он потер раненую кинжалом кисть, словно то была незначительная царапина.

— Тебя не учили здороваться? — он на миг оторвался от созерцания своей раны. Настя крепко стиснула зубы: ему ее не отвлечь.

Он, наконец, поднял голову, и Настя почувствовала, как предательски слабнут колени: глаза его были налиты кровью и только маленькие черные зрачки, словно точки посередине, придавали его глазам сходство с человеком.

— Я Азазелло, слышала о таком? Если слышала, то поймешь, что твои мечи и кинжалы для меня не помеха.

— Защищайся или уходи, — Настя постаралась, чтобы ее голос звучал твердо.

— Ни то, ни другое, — последовал ответ.

Настя вдруг почувствовала, как что-то сжало ее щиколотки. Бросив взгляд вниз, она еле сдержала вопль ужаса: из пола торчали белые руки, крепко держа ее за ноги. Она сделала попытку освободиться, но не смогла, за запястья ее тоже схватили руки, вылезшие из стен, и теперь она не могла пошевелиться. Человек с капюшоном встал прямо перед ней.

— Итак, что же мне сделать с тобою сначала? Выколоть тебе глаза? Вырвать сердце? Или поговорим?

За его спиной в проеме показался огромный медведь на задних лапах, но Азазелло не глядя махнул скрюченными пальцами вверх и, прежде, чем медведь пересек порог, там поднялась железная решетка.

— С этим зоопарком я разберусь попозже. Итак, говорящая с призраками, ты не выбрала свою смерть.

— Ее час еще не пришел, демон, — прозвучал холодный и чистый, как родниковая вода, голос. Настя с надеждой посмотрела в коридор: там с натянутым луком стояла Лика. Она была прекрасна и воинственна в броне из черной кожи, с луком и стрелами. Прежде, чем собеседник Насти успел отреагировать, она пустила стрелу, а потом тут же еще одну.

— Возвращайся откуда пришел!

Серебряные стрелы рассекли пространство коридора, вонзились в Азазелло, и он исчез. Насте показалось, что ухмылка вспорола его обрюзглую щеку перед тем, как он растаял в воздухе. И тут же исчезли руки, державшие Настю, решетка, черное месиво того, что оставалось от великана. Исчезло все, и в молчании и тишине дома послышались торопливые шаги на лестнице. За Ликой появились пантера, Итсаску и Серж. Настя с облегчением прислонилась к стене, стоять твердо у нее не хватало сил. Пока Лика суетилась вокруг Джонни, который, обливаясь кровью, осел у двери, Диего перекинулся и пошел помогать Юке. Итсаску подошла к Насте и помогла ей опереться на себя, перекинув руку девушки на свое плечо, она повела ее из коридора, пока Серж собирал ее оружие.

— Там картина, — только и сказала Настя. Серж зашел в комнату, удивленно присвистнул и вышел вместе с картиной. Ребята медленно пошли к выходу из дома. Юка шла под гипнозом, укрытая теплым пальто Диего. Настя вдруг заметила Исабель, грустно стоявшую на лестнице.

Настя оставила поддерживающую ее Итсаску и подошла к девушке. Призрак прикоснулся ладонью к щеке Насти. Исабель, такая живая, красивая, но холодная, осязаемая, настоящая, но невидимая и неслышимая остальным. Как она может быть призраком? Девушка смотрела в карие глаза и задавала один и тот же вопрос: Как?

Как так получилось, что ты стала призраком, Исабель? Что за история у тебя и этого дома?

Исабель прильнула к Настиной груди, и Настя крепко обняла ее.

— Не уходи, — попросила Исабель. — Останься со мной.

— Не могу, я должна уйти. Пойдем с нами?

— Нет, это мой дом. Я здесь выросла. Я знаю каждую трещину на стене. Я знаю, от чего пятно на деревянном полу в коридоре. И как скрипят ступени. И почему холодно зимой. Я знаю о нем все. А он знает все обо мне. Если я уйду, я забуду, кто я, потому что дом забудет меня.

— Настя, с тобой все в порядке?

Настя обернулась. Ребята смотрели на нее испуганно: наверно, то, что она обнимала пустоту и разговаривала с ней, их немало напрягло.

— Иди, — Исабель отпустила ее. — Только не забывай обо мне.

— Не забуду. Спасибо!

Настя пошла вниз по ступенькам, ежась от холода и слабости. Силы покинули ее окончательно. На последней ступеньке она оступилась, но Итсаску крепко схватила ее за шиворот и удержала. В машине Настя не могла толком говорить с ребятами, просто провалилась в глубокий и тяжелый сон.

Исабель мелькала в этом сне, мелькал и сам дом-замок, то красивый, то весь в огне. То до нее доносилось пение девушки, то ее вопли, то звон лопающегося от жара стекла. То мелькали рожи каких-то чудовищ, а то вдруг появился Азазелло, да так близко, что почти коснулся ее своим капюшоном. Настя испугалась и очнулась.

Она лежала у себя на постели. В окне брезжил поздний осенний рассвет. Настя еле приподнялась на кровати: тело болело, голова кружилась, но все неприятные ощущения позабылись, едва она открыла получше глаза и разглядела на постели свернувшегося калачиком пса. Как сюда попала собака? Пес, словно почувствовав ее недоумение, поднял голову, звонко зевнул, соскочил на пол и прошел мимо Насти из комнаты, постукивая когтями по паркету и повиливая сонно хвостом.

Настя зажмурилась и помотала головой: нет, определенно, в ее жизни не хватало обыденности и спокойствия.

Она встала и, ежась от прохлады, завернулась в халат. Выйдя в гостиную, она встретилась там с хмурым Мартином и Юкой.

— Ну, вы, девчонки, вчера зажгли, — не вытерпел Мартин.

— Мартин, ты уж прости, что напугали, — Настя глубоко вдохнула запах кофе. — Но Джонни с другом нас довели до дома, потому что мы очень устали.

— Могли бы предупредить, что на дискотеку идете.

— Ничего не помню, — Юка потерла лоб. — Но ощущение такое, что я с кем-то дралась, все тело болит.

— Ты ни с кем не дралась, — успокоила ее Настя. — Просто было много народу и кто-то толкнул тебя на косяк двери. Как еще лоб не разбила. Кстати, а чья собака спала сегодня в моей комнате?

Ребята уставились на Настю с одинаковым недоумением.

— Собака?!

Настя неопределенно махнула рукой в воздухе:

— Приснилось, наверно. А Джонни где?

— Спит, должно быть, еще, — пожал плечами Мартин.

В этот момент дверь в комнату Джонни открылась, и он вышел оттуда сонный, в потертых джинсах и майке, с неизменными фенечками на запястьях. У Насти дыхание перехватило, она густо покраснела, отвернулась к чашке с кофе, сердце билось часто и гулко. Вчера события были такими яркими, что почти не было времени анализировать и чувствовать, но сейчас она вспомнила, как Джонни пытался спрятать ее за своей спиной. Удивительно, но от раны на его плече и следа не осталось. Лика, наверно, работала всю ночь, пытаясь залатать его. Заметив, как он еле шагал, потирая глаза, им навстречу, Настя подумала, что он потерял много крови.

— Я голодный как медведь, — подтвердил ее мысли Джонни. Он полез в холодильник, достал оттуда упаковку хамона и сыра, сделал себе гигантский бутерброд из батона хлеба и, подмигнув Насте, сел за стол. Настя снова почувствовала, как румянец заливает ее щеки. Она, не спрашивая, поставила на плиту кофе для него.

Когда Юка и Мартин ушли, Настя тоже засобиралась на курс испанского. Джонни остановил ее у порога. Он положил ей руку на плечо своим развязным дружеским движением.

— Погоди, Настя. Придется пропустить испанский, нас ждут в агентстве.

Она кивнула, боясь даже взглянуть на парня. Джонни допил кофе, схватил куртку, и они вышли из дома.

— Пойдем пешком, не возражаешь?

Настя вообще не могла возражать. Она ощущала себя очень глупо, скованно, но при этом была счастлива, наконец, идти рядом с ним.

— Вчера ты себя очень странно вела, — прервал молчание Джонни.

— Что именно ты имеешь в виду? — усмехнулась Настя. — То, что я чуть было не почаевничала, мило беседуя, с тварью, то, что одна пошла в заброшенный и темный дом, или то, что пыталась сражаться, не имея на это ни способностей, ни сил, ни смелости?

— Смелости, как оказалось, у тебя хоть отбавляй, — заметил Джонни. — Не думал, что ты такая боевая.

— А у меня был выбор?

— Я, конечно, паршиво выглядел в роли защитника с раненым плечом, — согласился Джонни. — Но ты могла отступить.

— Некуда было отступать, был бы мой выбор, я бы бежала оттуда, вопя и сверкая пятками.

— На самом деле, основная странность вчерашнего вечера состояла не в том, что мы столкнулись с исчадием ада, а ты еще успела мельком познакомиться с одним из самых страшных демонов. А то, что ты время от времени с кем-то разговаривала. Я боялся, что ты сходишь с ума, — он вдруг поймал ее за руку и пожал ее. Рука его была горячей.

— Я не схожу с ума, — Настя с облегчением увидела, что с другой стороны улицы к агентству направляется Лика, загруженная кофе на вынос и выпечкой. — Я потом вам все расскажу, пойдем, поможем Лике.

Рассказ ребят о столкновении с Мраком на первом этаже и рассказ Насти и Джонни о том, что происходило на втором этаже, теперь, в свете солнечного дня и на диване в агентстве в уютном кабинете Цезаря выглядел таким неправдоподобным, что Настя даже засомневалась, было ли это на самом деле.

Но картина с «Обнаженной» стояла у стола Цезаря. И в ее реальности сомневаться не приходилось.

— Картину скоро передадут владельцу, а благодаря Итсаску удалось перехватить продажу двух других картин, вот только продавцами оказалась шайка мошенников, которые совершенно не разбираются в искусстве и никогда прежде не были замешаны в сделках на черном рынке. Они утверждают, что картины им подкинули. Диего их проверил — это правда. За домом установили слежку, на случай, если воры вернутся, но думаю, что воры уже знают, что картина у нас. Но, видимо, она им не нужна. Раз они сами пригласили туда Настю, похитив Юку.

— Все ради того, чтобы Настя нашла картину? — спросила Лика.

— Думаю, они знали о призраке, живущем в доме.

Настя испуганно вздрогнула. Наверно, после ее рассказа про Исабель ее отведут к психиатру и выгонят из агентства.

— Ты не только видишь призраков и общаешься с ними, но еще и можешь дотрагиваться до них и взаимодействовать с ними так, словно они созданы из плоти и крови.

— Я бы не стала обобщать, — воспротивилась Настя. — Я только и общалась-то, что с Исабель. Других призраков не знаю и знать особо не хочу.

— Однако, мне кажется, именно поэтому твари следят за тобой. Возможно, именно эта способность привлекла к тебе Азазелло.

— Между прочим, он хотел вырвать мне глаза, язык, сердце, так что вряд ли он собирался меня уговаривать работать на него.

— Если б он тебя хотел убить, Настя, ему бы хватило одного взгляда на тебя. Азазелло обладает даром Василиска, ты ведь знаешь, что это?

— Да, — буркнула Настя, — я, как и все, читала Гарри Поттера.

Серж засмеялся. Цезарь метнул на него строгий взгляд.

— Я не встречал никого с таким даром, как у тебя. Думаю, граф Виттури тоже. Теперь Джонни. Главный не доверяет нашей способности уберечь Настю?

— Он так не говорил. Просто он хотел, чтобы я заселился на квартиру и жил там, приглядывая за ней.

Джонни подмигнул Насте.

— Мы можем сами защитить ее, — встрял Диего.

— Однако не смогли, потому что с тварью у нас дома пришлось драться мне, — отрезал Джонни. Диего сверкнул на него кошачьими глазами, но промолчал.

— И какие у тебя планы? — спросил Цезарь.

Джонни пожал плечами.

— Пока граф Виттури не передумает, я буду охранять Настю. Если пустите, с удовольствием составлю компанию в вашем агентстве. Но с условием, что я всегда буду с Настей.

— Ну, хорошо. Продолжаем ломать головы над картиной, пока она в наших руках, все анализы и исследования должны быть сделаны. Этим займутся Диего, Серж и Итсаску. Джонни и Настя пока свободны. Кстати…

Цезарь порылся в столе и протянул ребятам яркие и красивые картонки, которые показались Насте билетами на елку.

— Класс!!! — выдохнула Лика.

— Что это? — Настя покрутила в руке яркую картонку со своим именем, написанным золотыми буквами на новогоднем фоне.

— Приглашения на рождественский бал в Венецию.

Настя, онемев от удивления, подняла глаза на Цезаря.

— Граф Виттури приглашает нас на свой ежегодный рождественский бал, — Цезарь слегка улыбнулся. — Так что можно начинать думать о платьях и прическах.

Настя с Ликой обошла магазины в поисках того самого платья для бала, наконец, остановилась на изумрудном платье, которое шло к ее глазам.

— Ты была до этого на балах, Лика?

Блондинка весело тряхнула кудряшками:

— Да! Они прекрасные! И можно пообщаться с другими агентами. Это интересно и Венеция очень красивое место.

— А танцевать там тоже придется?

— Конечно! Какой бал без танца! Но ты не бойся, Настя, это просто. Я научу тебя, я хорошо танцую.

Девушки с шуршащими бумажными пакетами, полными покупок, поднимались по лестнице в агентство.

— Эта Медуза Горгона меня жутко напугала, когда я пришла сюда впервые, — призналась Настя, проходя мимо фрески. — А теперь иногда мне кажется, что она улыбается.

Лика засмеялась.

— Она охраняет агентство, поэтому обычно не пускает сюда незнакомцев.

Настя не решила, была ли это шутка или правда.

В агентстве царило странное возбуждение: Итсаску и Серж одновременно разговаривали с кем-то по телефонам на разных языках, Цезарь рылся в своей библиотеке, а Диего метался из угла в угол, словно голодный лев. При виде девушек, он бросился к ним.

— Настя, Лика, посидите пока в кабинете Цезаря, мы тут решаем кое-какие вопросы.

— Я сделаю нам чай, — Лика подмигнула Насте и пошла на кухню, а Настя пошла в кабинет, где взобралась на диван и уставилась на «Обнаженную» в ожидании Лики. И чего такого в этой картине, что вдруг переполошило все потусторонние силы и созданий, внезапно создало необходимость выкрасть ее? Обычная красивая девушка оглядывается через плечо игриво, словно проверяет реакцию зрителя на свою наготу, тепло светящуюся, бархатистую кожу, нежные розовые ступни. Лицо в полуоборот, волосы каштановые, заколотые небрежно на затылке. Глаза… Настя пригляделась: вроде карие, легкий румянец на щеках. Полуулыбка. Словно приглашение. Словно ожидание. Словно игра.

На мгновение ей показалось, что глаза нарисованной девушки блеснули, а улыбка дрогнула, но Настя сморгнула: картина снова была неподвижной. С девушки Настя перевела взгляд на книгу, которую та читала, лежа на постели. Помня о том, что рассказывал о ней антиквар, она попыталась разглядеть пентаграмму на странице открытой книги. Да, определенно, пентаграмма угадывалась, но это могла быть и просто звезда, не было видно внутренних перекрестий, и видны были лишь два острых угла: а что если там просто изображение звезды и даже не пятиконечной? Текста было не разглядеть, художник писал широкими мазками, ему было не до деталей. Зато книга видно, что толстая: пальцы девушки, прикрывающие рисунок звезды, не скрывали высоту переплета. Узнать бы, что за книга…

Уловив краем глаза движение, Настя подняла взгляд от картины и испугалась, увидев у окна мужчину в странной одежде, словно он пришел со съемок исторического кино: шапочка с облезлым пером, курточка, подпоясанная кожаным поясом. Он делал ей знаки, чтобы она молчала, манил к себе. Настя поднялась с дивана и подошла ближе, она открыла было рот, но он заговорил. Только она ничегошеньки не понимала из того, что он говорил, это был какой-то незнакомый ей язык. Мужчина сильно нервничал. Настя развела руками и помотала головой, показывая ему, что не понимает. Мужчина в отчаянии схватился за голову и слезы выступили на глазах. Продолжая прикладывать палец к губам, чтобы Настя не заговорила, он огляделся торопливо вокруг. Взгляд его упал на стол Цезаря и на бумаги, лежащие на них.

Он торопливо показал Насте, чтобы села за стол. Настя опустилась на стул, положила перед собой лист бумаги, догадываясь, что он хочет, чтобы она написала, взяла ручку и провела черту по бумаге, чтобы показать, что та пишет. Незнакомец быстро закивал. Потом он подошел к Насте ближе и нерешительно, словно боялся обжечься, дотронулся до руки девушки. Настя почувствовала, как ускорился ее пульс и слегка закружилась голова. Держа ручку, она послушно выводила буквы незнакомых ей слов. Буквы нечеткие, дрожащие, но читаемые. Вошла Лика, поставила чай, хотела подойти к Насте, но ее окликнули из коридора, она только бросила:

— Сейчас вернусь!

Настя в отчаянии поняла, что ее рукой водит призрак. А он продолжал писать, высунув от напряжения язык, дрожа то ли от напряжения, то ли от нетерпения, то ли от страха, то ли от контакта с Настей. Самой девушке тоже было плохо, тошнота вдруг подкатила к горлу, головокружение усилилось. Но она старалась не терять сознания, даже когда все потемнело перед глазами, она продолжала крепко сжимать ручку, чтобы призрак мог закончить свое послание. Потом в ушах зазвенело, пол ушел из-под ног, а стол перестал быть надежной опорой.

Очнулась Настя на диване, за окном было темно, Лика пихала ей под нос что-то жутко пахнущее.

— Ну, наконец-то, спящая красавица, — послышался голос Итсаску.

Настя хотела сесть, но ее остановили чьи-то сильные руки.

— Лежи, — прозвучал голос Джонни, его рука погладила ее по плечу. — Ни на минуту оставить нельзя.

Настя сдалась, медленно восстанавливая свои чувства, мысли и ощущение времени и пространства.

— Бумага! — вдруг вспомнила она и снова попыталась приподняться.

— Вот ведь беспокойная душа, — борода Джонни защекотала ей щеку. — Лежи тихо, пока тебя Лика приводит в чувство, не брыкайся.

— Бумагу мы нашли, — успокоил ее Цезарь. — Не знал, что ты говоришь на голландском.

— Я не говорю. И не пишу, — Настя огляделась вокруг. Картины уже не было в кабинете. — Это сделал другой человек. То есть… Я думаю, это был призрак. Потому что Лика его не увидела.

— По-голландски кто-нибудь читает?

Итсаску недовольно поморщилась:

— Могу попробовать.

Настя присела на диване, ребята сели тесно рядом. Цезарь протянул вампирше бумагу.

Итсаску пробежала глазами текст, присвистнула. Потом усмехнулась и стала читать.

«Я нарисовал картины с Лилит. Спрятал книгу в умирающем городе. Убили. Она есть зло, жизнь и моя любовь”. Дальше неразборчиво, видимо, он торопился. Что-то про книгу, но не пойму. Тут несколько книг упоминается, потом слово «евангелист».

— Думаю, что это нельзя хранить, — Цезарь забрал из рук Итсаску бумагу.

Щелкнула зажигалка, и бумага вспыхнула, Цезарь бросил догоравший лист на блюдце и проследил, чтобы от него остался лишь пепел.

— Теперь понятно, зачем ты была нужна им, Настя. Они знали, что там, где картина, может появиться и призрак художника. Видимо, они знали и про девушку-призрака, может, с ее помощью надеялись поначалу выведать тайну художника. А потом привели тебя туда, надеясь узнать местонахождение книги или второй картины. Формально расследование окончено, картина сегодня вернется к владельцу. Вы все получите гонорар. Мы летим в Венецию 21 декабря. Подготовьтесь к поездке. Пусть граф Виттури решит, что делать дальше с этой информацией. Настю пока продолжаем охранять. Нас много, так что дежурство не будет обременительным. Настя, возобновляем лекции об искусстве, жду тебя завтра вечером. Домой доберешься?

— Доберемся, — ответил за Настю Джонни. Он заботливо помог ей встать и одеться.

Настя вздохнула — быть для него работой было невыносимо.

— Думаешь, все так просто? — спросила она у Джонни, пока они шли домой.

— Что просто? — не понял парень.

— Что художник окрестил свою любимую именем демонессы — Лилит. Что за мной следили, на случай, если им понадобится переговорщик с призраком? Почему картину держали в доме с Исабель? При чем тут Азазелло? Как они выманили с помощью картины призрак ее создателя?

— Ну, мы же не знаем, что они там за ритуалы проводили.

— Ведь это же просто чертовщина какая-то, а не расследование. Самое время закупиться святой водой и крестами.

— Ты думаешь, святая вода покупается?

— Не знаю, — Настя пожала плечами. — Я просто о том, что совсем недавно я думала, что призраки, вампиры и прочее — это лишь игра человеческого воображения. Получается, что они вокруг нас.

— Не всем дано поступить работать в агентство графа. Не всем дается истина. Не у всех жизнь такая интересная, как у нас, — Джонни улыбнулся.

— Какой он, этот граф?

Парень чуть наклонил голову набок, задумавшись.

— Сложно сказать. Для каждого из нас он представляет собой нечто особенное, для меня он вроде гуру по жизни. Ты сама поймешь, когда с ним познакомишься. Одно могу сказать: встреча с ним меняет.

ЧАСТЬ 2. Венеция.

Из аэропорта Венеции в сам город ребят вез комфортабельный микроавтобус, присланный графом Виттури. Вместе с самолетом из Барселоны приземлился и рейс из Каира, с ребятами ехали два агента: темнокожая красавица Нила и пожилой араб Мохаммед. Они составляли такую яркую парочку, что Настя не могла оторваться от правильных черт Нилы, с томным глубоким взглядом.

Лика, улыбаясь, толкнула Настю в бок.

— Мохаммед говорит, ты ее неприлично долго разглядываешь, — шепнула она.

— Мохаммед и слова не проронил, — возмутилась Настя.

— Нам с ним и не надо говорить, — Лика подмигнула ей.

— Мохаммед — ангел?! — Настя в шоке оглядела пожилого араба: он усмехался в бороду, приглаживая ее морщинистой рукой.

— Ангел, конечно. Чему ты удивляешься? Или думаешь, что ангелы сплошь белокурые блондинки? — Лика смеялась от души.

— А Нила… — Лика хитро прищурилась, — пока не скажу.

— Я — демоническое создание, — улыбнулась Нила. Ее голос был необыкновенно красивый: бархатистый, с глубокими перекатами. — Суккуб. Знаешь таких?

— Нет. То есть, слышала, что вы вроде снитесь людям.

— Мы приходим в основном ночью, во сне сознание человека более слабое, поэтому на него можно воздействовать. Мы являемся эротическими фантазиями спящего. И за счет его энергии мы питаемся. Но контакт может быть не только воображаемым, но и физическим. Суккубы, в основном, приходят к мужчинам. В делах страсти нам нет равных. Демоны вообще обладают даром нравиться с первого взгляда.

Настя чувствовала, что покраснела, но пока Нила говорила, от нее было не оторваться. Все чувствовали ее магнетизм: даже Диего, который с видом полного равнодушия смотрел в окно, на самом деле, слушал ее голос. Она могла заворожить на ходу.

— Но как ангел и демон могут работать вместе? — удивилась Настя.

— Глупый вопрос, — сухо оборвала ее Итсаску, — так же, как работают вампиры с людьми. Сядь ко мне и хватит пялиться на нее, а то она явится к тебе ночью.

Настя с трудом переключилась с Нилы на путеводитель, который ей сунула Итсаску. Вампирша была единственной, кого чары Нилы не задели: она сама могла очаровывать своих жертв, а потому не поддавалась обаянию хищника. Она приложила немало усилий, чтобы пересилить их в сознании Насти, но в итоге ей удалось отвлечь девушку. Сержа она держала за руку: парням практически невозможно было сопротивляться Ниле, но его Итсаску смогла оградить от ее чар. Вампирша усмехнулась, бросив взгляд на чернокожую красавицу: до чего же все слабы перед самым низменным из инстинктов, как легко манипулировать страстью людей. Темные глаза Нилы, казалось, пожирали странный наряд Итсаску: девушка была в кожаном корсете с глубоким вырезом, на шее болтался медальон с часами. Кожаная куртка с металлическими заклепками и холщовые коричневые штаны, заправленные в высокие сапоги. Итсаску уже привыкла, что ее разглядывают на улицах и в транспорте, поэтому не придавала интересу Нилы значения.

Венеция поразила Настю в самое сердце. Увядающая красота города на воде, где нет машин, но есть каналы, мосты и лодки, завораживала. Настя и не думала, что облупившаяся краска, сырость уходящих под воду ступеней, паутиной затянутые фонари в переулках и старые лодки могут обладать таким шармом. Венеция берет за душу, очаровывает и не отпускает. Прогулки по городу на несколько дней стали для Насти верхом счастья. Она исходила туристические маршруты, бродила по пустынным маленьким улочкам, ежась от холода, ела пиццу с ребятами у самого края канала, заходила в музеи, побывала в соборе Святого Марка. Прошлась она и по улице с магазинами, разглядывая причудливые маски и изделия из цветного стекла, а также магазины с одеждой известных дизайнеров. Одно платье особенно поразило ее: синее, с золотистыми и серебристыми всполохами, словно искры были вшиты в ткань. То было вечернее платье цвета ночного неба на восходе солнца, когда глубина небосвода из черного переходит в глубокий цвет индиго. Она даже не приценивалась: ведь по имени марки и так было понятно, что оно ей не по средствам. Да и платье на бал у нее уже было.

Вечером в день бала она пошла с девушками в одну парикмахерскую, где ее подруг, судя по возгласам шумных парикмахеров, уже знали, там им сделали вечерние прически. Вернувшись в номер, Настя испуганно замерла на пороге: кто-то убрал с постели зеленое платье, которое она положила туда, чтобы одеться, и разложил вместо него другое. Синее, то самое, что она видела на днях в витрине бутика. Настя, задержав дыхание, приблизилась к платью. Оно было волшебным, даже лучше, чем на витрине. Ткань легкая и нежная, с мелкими искрами, вспыхивающими то тут, то там. Рядом с платьем лежала коробочка. Настя открыла ее и ахнула от удивления: там лежала та самая маска, которой она любовалась в Барселоне. О том, что это будет маскарад, она и не подозревала!

С часто бьющимся сердцем одевалась она на бал. И когда вместе с девушками плыла на речном трамвайчике к ярко освещенному палаццо на Большом канале, она не чуяла под ногами палубу. Голова кружилась от восторга и ощущения сказочности происходящего. Лакеи в ливреях встречали на причале дворца прибывающих, помогали сойти с лодок, показывали дорогу. По красному ковру она прошла вслед за Ликой в палаццо.

На мгновение, оказавшись внутри дворца, она растерялась. Все тонуло в ярком свете, в золотом убранстве, в мягких коврах. Здесь было тепло, уютно и потрясающе красиво. Едва ощущая пол под ногами, Настя двигалась вслед за Ликой дальше, ослепленная роскошью и элегантностью интерьера и гостей.

Бальная зала сверкала и искрилась, светильники переливались сотнями граней хрустальных подвесок, которые слегка раскачивались, словно в задумчивости следуя такту музыки. Оркестр стоял на возвышении, музыка лилась нежною волною по зале, движение прекрасных и загадочных людей в масках, казалось, было подчинено ей. И вся роскошь расписных потолков и стен, лепнины, блеск паркета, свет люстр, магия музыки и красота людей отражались и умножались в огромных зеркалах, раздвигающих пространство зала еще дальше и выше, хотя Насте на мгновение показалось, что в зеркалах движутся не отражения гостей, а другие гости, словно там зала продолжалась, приглашая к участию потусторонние силы.

А в огромных темных окнах, где тоже отражались тускло люстры, жила стихия воды, плескавшейся за стенами дворца, лунную дорожку перечерчивали черными гондолами и светлыми катерами. Тьма, окружавшая дворец, была даже прекраснее золотой залы. В ней угадывался город, чей магнетизм так манил своей загадочной и неувядающей красотой.

Настя пыталась охватить взглядом каждую деталь, каждого человека, группу, маску, брошь, украшение, улыбку, движение веера из огромных колышущихся перьев. Но это было невозможно. Невозможно было зарисовать в памяти каждую ноту смеха, разнообразие языков, радость в глазах масок, невозможно записать ускоренный ритм взволнованного сердца.

Лика тронула ее за руку и улыбнулась. Девушка была одета в платье небесно-голубого цвета, которое заставляло ее васильковые глаза под белой маской переливаться и светиться еще сильнее.

— Кажется, я узнаю Итсаску и Сержа, — она указала Насте на вошедшую пару.

Итсаску была в черном платье с высоким кружевным воротником, который переливался мрачным блеском при движении. У нее был вид злой колдуньи из детских сказок, а Серж, который гордо вел ее под руку, был одет в костюм, напоминавший платье испанского дворянина, но черного цвета, с красными узорами, а вместо кружевного пышного воротника его лицо обрамлял воротник из черных и алых вороньих перьев. Масок на них не было, но на лице был грим.

— Они второй год наряжаются парой.

— Вот как? — но Настю интересовал другой вопрос: — Лика, почему Цезарь поменял мне платье?

— О чем это ты? Я думала, ты просто передумала сама.

— Девушки, вы обе сегодня просто ослепительны, — Диего, одетый в безупречный смокинг, в аккуратной маске из переливающихся белых кристаллов, которые играли с цветом его глаз, взял их под локоть, встав между ними.

— Весьма неожиданный выбор платья, — сказал он Насте.

Но Настя уже поняла, здесь что-то определенно не так. Маска, которая привлекла ее внимание в Барселоне, платье, на которое она бросила взгляд мимолетно, пожелав его на мгновение. Кто читал ее мысли? Это мог быть только Диего. За маской она не могла прочитать выражение его лица, но, кажется, он сам был удивлен.

— А какое, ты думал, я надену?

— Зеленое. Я искал девушку в зеленом платье.

Тогда это мог быть только Цезарь. Но зачем он прислал ей его?

— Выглядишь сногсшибательно, — уверил ее Диего.

— Девушки, Диего, — ребята повернулись. Венецианская маска смотрела на них оценивающе.

— Цезарь, — Диего улыбнулся и пожал ему руку.

Цезарь задержал взгляд на Насте и слегка кивнул.

— Анжелика, Анастасия, вы сегодня сияете больше всех. Где наши две вороны?

— Вон там, — Диего указал на Итсаску и Сержа.

— А Джонни?

Девушки растерянно огляделись.

— Мы думали, он придет с Вами.

Но тут Настя заметила маску со светлой бородой в красивом сером костюме, входящим рядом с человеком в черных кожаных брюках, убранных в высокие сапоги, в черном кожаном не то куртке, не то камзоле из которого выглядывала белая рубашка на манер дворянских, с кружевными манжетами.

— Вот там, похоже, Джонни, — толкнула она локтем Лику. Лика посмотрела и вздохнула:

— О да, это он! Как всегда чертовски красив.

Настя хотела было удивиться, но почувствовала, что вздох подруги относится не к Джонни, а к его спутнику.

Джонни шагал легко и пружинисто, словно насмехаясь над своим видом, над балом и всеми. Еще немного, и он бы небрежно пожал плечами. Может, сделал бы колесо, с него станется. Так он шел, легко, чуть подпрыгивая. А может, такой казалась его походка рядом с ровной, уверенной, властной походкой его спутника. Тот шел, как царь царей, каждый шаг — весомый аргумент в его пользу. Каждый кивок — снисхождение. Скромный костюм должен был сделать его неприметным среди ярких красок бала. Но лишь напротив, выделял его среди них. Толпа расступилась перед ними, маски столпились по периметру залы, оркестр от попурри из классики и современных мелодий заиграл очень красивую мелодию, вступление к вальсу или еще какому-то танцу, должно быть, бал вот-вот начнется.

Настя видела, как улыбается ей Джонни: она же так хотела, чтоб он пригласил ее на танец. Но странным образом, взгляд переходил на его спутника, который казался черным и лишним пятном на этом празднике ярких красок. Его маска плотно облегала действительно красивое лицо с волевым подбородком, блестящие темные волосы были гладко зачесаны назад. Настя снова перевела взгляд на Джонни. Она видела: тот пригласит ее, он смотрит на нее восхищенно, но его спутник оказался быстрее, музыка вступления к вальсу заканчивалась, но он успел протянуть ей руку, и прежде, чем Настя успела задуматься, как отказать, она вложила свою руку в его.

«Джонни!» — мелькнула и погасла как молния мысль, но тут же сменилась другой, тревожной, «Я же не умею!», но рука ее партнера уже легла на талию.

— Я не… — выдохнула она, но тут он увлек ее в танец.

Мелодия нарастала плавными кругами, захватывая их, словно в воронку, увеличивая ритм, и Настя вдруг поняла, что плавно, красиво и грациозно кружит по зале, делая развороты, словно всегда танцевала вальсы. Это он умело направлял ее, легко приподнимал, подхватывал, кружил. Танец пьянил. Поначалу музыка казалась знакомой, но потом она узнала ее, то был вальс цветов из балета «Щелкунчик». Для Насти этот балет с детства был связан с Новым Годом и Рождеством: отец водил ее маленькую накануне праздников на этот балет в Кремль и в Большой театр. Разве не волшебство, что сейчас, под Новый год она танцует вальс под музыку русского композитора в Венеции? Она бы не могла пожелать лучшего. Это было исполнением мечты, которую она даже не успела помечтать, словно кто-то по мановению волшебной палочки превратил ее в сказочную принцессу, под самую прекрасную и самую новогоднюю для нее музыку. И подарил ей партнера, который помог ей станцевать этот вальс. Она смотрела ему в глаза, ловила его улыбку. Если бы ей нужен был герой для девичьих грез, им бы стал он, пусть в маске, но она чувствовала его нутром, словно он был создан для этого танца с ней. Волшебного, безумного, легкого, магического танца.

Они кружили по зале легко и непринужденно, улыбаясь друг другу, словно герои мультфильма про принцессу и принца. Оркестр то ли следовал за ними, то ли заманивал в сказку. Мелодия была необыкновенно прекрасной, хотелось плакать от счастья. Они танцевали одни. Остальные смотрели, завороженные волшебным синим и мистическим черным, трогательной восторженностью девушки и абсолютной уверенностью мужчины.

Она ощущала себя легкой, такой легкой, что не чувствовала пола под ногами. Не было времени даже на удивление, она словно всегда танцевала с ним, зная, когда он заставит ее сделать поворот, когда поймает снова за руку и привлечет к себе. Счастье пузырьками двигалось в крови, как шампанское, она знала, будто видела со стороны, как красиво ее платье в кружении, как сверкают и переливаются серебряные нити в ткани, нежно, словно звезды на темном небе, как красиво изгибается стан, когда она отклоняется от него.

Музыка подхватывала, кружила, улыбалась ей в лице этого незнакомца. Восторг нарастал вслед за мелодией, казалось, что это вечность мягко качает ее в своих ладонях. И хотелось в тот момент только одного: чтобы этот танец не кончался как можно дольше!

Зрителям чудилось, что еще немного, и они оторвутся от пола, взлетят, продолжат кружиться вокруг огромных светильников под расписным потолком. Поглощенные друг другом.

Цезарь испытывал желание вырвать палочку из рук дирижера, оборвать этот танец, пока не поздно. Но было поздно уже давно, в тот самый момент, как человек в черном протянул руку Насте. Или даже раньше, гораздо раньше. С болью в сердце он наблюдал за прекрасной парой. Бедная девочка!

Когда музыка завершилась, зал разразился аплодисментами. Под них незнакомец отвел Настю обратно к застывшей и изумленной Лике, элегантно поклонился, поцеловал ей руку и, подхватив Лику, отправился танцевать следующий танец, но в этот раз к ним присоединились остальные маски. Бал начался.

Насте казалось, что первый танец раскрепостил ее и освободил от скованности. Она танцевала с Диего, Джонни, Цезарем, ее приглашали незнакомцы… Когда пробило двенадцать часов, гости сняли маски. И теперь все начали знакомиться друг с другом, обнимать неузнанных ранее друзей. Через полчаса их пригласили в соседний зал, где были накрыты длинные столы, все расселись согласно указанным на карточках именам, Настя оказалась между Диего и Джонни. Огромная ель, украшенная игрушками и огнями, стояла в противоположном углу залы, заваленная подарками.

Она поискала глазами незнакомца в черном, но не увидела его поблизости. Пока все шумно рассаживались, Настя вышла на балкон глотнуть свежего воздуха. Лакей, стоящий рядом с балконной дверью, подал ей теплую накидку. Воздух был холодным и сырым, но Настя дышала им с восторгом. Город, лежавший перед ней в полусвете и полутьме, был прекрасен. Волшебно было все в эти часы. Настя подумала, сколько таких ночей прожила Венеция, сколько удивительных событий.

Она облокотилась на каменную балюстраду, глядя вниз, на канал, когда за ее спиной раздался вкрадчивый, перекатистый и чуть хрипловатый голос, от которого у нее по шее пошли мурашки, словно кто-то мягко ласкал ее кожу.

— Прекрасный вечер, не правда ли?

Настя еще не развернулась, но уже знала, кому принадлежит этот голос. Незнакомец в черном стоял чуть позади нее, держа руки за спиной. Свет от залы падал ему в спину. Лицо его было в темноте. Настя знала, что ее-то лицо как раз хорошо освещено. Поэтому она поспешила вновь отвернуться от света и ответила:

— Да, чудесный!

— Этот город стоит на воде, этот дворец стоит на вбитых в дно деревянных брусьях. Чудо человеческого упрямства. Если человек задумал построить город, даже республику на воде, его ничто не остановит.

Она прикрыла глаза и позволила его голосу свободно окутать ее в свою магию. Он словно ласковый шелк облегал ее фигуру.

— Анастасия… красивое имя. Оно Вам нравится? — он подошел к ней и положил руки рядом с ней на каменное ограждение балкона.

— Откуда Вы знаете, как меня зовут?

— Это не секрет, если Вас представляют направо и налево. Новое лицо в нашей небольшой семье не остается незамеченным.

— Ничего себе небольшая… А Вы из какого агентства?

— Из венецианского. Увы, но сырость этого города навеки со мной, — он усмехнулся. — И как Вам Барселона?

— Я ее полюбила, — улыбнулась Настя. — Это город совершенно неожиданных знакомств.

— Вижу, что с Венецией у Барселоны много общего, — улыбнулся он в ответ.

Настя вдруг смутилась. Он стоял так близко, а совсем недавно танцевал с ней, крепко держа ее за руку. В полусвете, освещавшем одну половину его повернутого к ней лица, она видела мужественную красоту, большие, красивые темные глаза с загнутыми ресницами, приоткрытые в полу-улыбке губы его притягивали ее взгляд, и неожиданно она осознала, что думает о том, как он целуется. Она так испугалась этого, что отпрянула, словно и в самом деле хотела его поцеловать.

— Простите, я замерзла, — неловко повернувшись, она вошла в зал, понимая, что идет через силу, словно одеревенев от холода, но при этом, щеки ее жгло так, что казалось, они ярко багрового цвета. Но, увидев себя в отражении зеркала, она поняла, что то был только легкий румянец.

Он вышел с балкона вслед, задумчиво глядя перед собой и слегка улыбаясь. Она уже жалела, что сбежала. Но вернуться в прошлое невозможно. Поискав свою команду, Настя присоединилась к ней. Странное дело, но Джонни вдруг показался ей таким далеким, что она испугалась. Определенно, в этот вечер она немного не в себе, если сердце не бьется чаще, когда Джонни берет ее под руку. Мыслями она возвращалась к незнакомцу в черном.

Разве может быть человек так красив? Так притягателен? Все в нем казалось невероятным собранием достоинств: от вкрадчивого голоса до неторопливых, полных благородства движений. Но даже не это было главным. Настя долго не могла объяснить, что ощущает, пока вдруг не поняла, а поняв, не ощутила это сильнее: словно его душа была связана с ее душой невидимой и прочной вязью, и сила натяжения была такова, что она ощущала его, даже если не смотрела в его сторону. Даже если забывалась в разговоре с друзьями, часть ее существа знала, где он находится, словно она чувствовала натяжение и направление связующей их нити. Она отчаянно боролась с этим ощущением, старалась оторваться, освободиться, но казалось, что чем больше времени проходит в этой зале, тем сильнее становится эта связь.

Цезарь не давал им скучать, постоянно представляя им членов других детективных агентств графа Виттури. Там была и молодежь, и взрослые, и совсем пожилые люди, но все они радостно знакомились с новенькой с редким даром в команде Цезаря, поздравляя его с успешно раскрытым крупным делом. Настя порой ловила на себе любопытные взгляды, а порой и любопытствовала сама: кто из них человек, а кто создание? Ангелов было проще вычислить: их было заметно по тому, как легко они поднимали

настроение, как внимательно слушали, по склонности к светлым одеждам и натуральности красоты: девушки и женщины сияли без косметики, а мужчины и парни казались мужественными даже в простых скромных костюмах. Лика в их компании расцвела такой красотой и светом, что дыхание захватывало. Настя даже пожалела ее: каково ей жить среди не-ангелов постоянно, без возможности общения со своими друзьями?

— А кто тот человек, с которым я танцевала первый танец? — спросила она у Цезаря.

Тот нахмурился, глубокая морщина легла у него между бровями.

— Держись от него подальше, Настя. И поближе к Джонни.

От того, что он словно знал про ее мысли, Настя покраснела. И больше ни к кому с вопросами о незнакомце не лезла, украдкой наблюдая за ним. Порой он встречался взглядом с ней, и она торопливо опускала глаза, ругая себя за это, обещая в следующий раз выдержать его с достоинством. Но снова проигрывала самой себе. Или ему.

Когда после ужина вновь возобновились танцы, она заметила, как он идет к ней. И торопливо вложила свою ладонь в руку Джонни, почти заставив его пригласить ее на танец. На лице незнакомца промелькнула усмешка. Настя постаралась сосредоточиться на танце с Джонни. Сбылась ее мечта танца с ним, но почему же не было в сердце радости, а только горечь? Она не испытывала былого восхищения, глядя на Джонни, не чувствовала притяжения к нему. Ей хотелось вновь подчиниться мягкому, но непреклонному ведению человека в черном.

— А графа Виттури я так и не увидела, — сказала она Итсаску, когда на рассвете, сонные и уставшие, они покидали палаццо. Итсаску бросила на нее один из своих ледяных взглядов, которые Настя особенно не любила.

— Может, оно и к лучшему, — пророчески сказала она. — Иногда к сильным мира сего лучше не приближаться.

Возможно, именно из-за этих слов Итсаску Насте приснился в тот день кошмар. Ей снилась серая и промозглая Барселона, снег падал мокрыми хлопьями и тут же таял на тротуаре. Она шла по городу в ночной рубашке и не чувствовала ни стыда, ни холода. Но ей было очень страшно, потому что лица прохожих, то и дело толкающих ее, были смыты, словно недовольный результатом художник провел рукой по еще сырому маслу и смазал картину. Темные глаза расплывающиеся на щеках, вытянутые овалы лиц, открытые черные отверстия ртов. И время от времени, словно порыв ветра или пощечина, долетали до нее резкие и обрывочные возгласы:

— Беги! Поздно! Уходи! Спасайся! Погибла! Беги! Настя!

Она просыпалась, долго ворочалась в постели, пыталась заснуть, но тогда сон возвращался. Ощущение неизбежности поглощало ее. Несмотря на то, что от ужаса волосы вставали дыбом, несмотря на промокшие ноги, на страшные лица и предупреждения, она шла вперед, все время вперед, по старому готическому кварталу. Улицы сужались. Прохожих становилось больше. Ей приходилось расталкивать их, чтобы продвигаться, их страшные стертые лица оказывались совсем рядом, искаженные и безобразные, лишенные практически человеческих черт. Они кричали ей, вопили на ухо, вцеплялись в ее сорочку, но она упрямо шла вперед, словно, несмотря на страх и ужас, несмотря на то, что впереди ее ждала смерть, невидимый магнит тянул ее к себе.

И она увидела его. Прохожие призраки обходили его стороной, а он стоял на площади Святого Хайме, высокий, худощавый, лица не разглядеть из-за надвинутой на лоб шляпы. Она шла к нему, изнемогая от усталости, призраки тянули ее назад, предупреждали об опасности, но она делала шаг за шагом, ночная рубашка трещала по швам и внезапно разорвалась, и, обнаженная, она упала к его ногам. Прижалась к нему так, словно он был самым дорогим существом на свете, словно искала у него защиту и отдых.

— Я ждал тебя, Настя, — сказал он, слегка наклонившись над ней.

Она подняла лицо, но его было не разглядеть, словно это сама чернота собралась в фигуру человека, словно огромное Ничто уменьшилось до размера мужчины, завладело голосом живого, чтобы сказать ей эти слова.

— Я твоя смерть.

И прежде чем она успела осознать эти слова, он накрыл ее черным тяжелым плащом, который весил словно надгробная плита. Она умирала под этим плащом без воздуха, задыхалась и не могла вырваться наружу.

Она проснулась рывком на постели, хватая жадно холодный и сырой воздух, вся в испарине ужаса. Еще никогда ей не снились такие страшные сны, сердце билось в горле и ушах, ей казалось, еще немного и грудная клетка не сможет его удержать. Влажные простыни казались продолжением сна и напоминали прикосновения страшных прохожих. За деревянными ставнями, прикрытыми на ночь, уже брезжил свет. Настя быстро вскочила с постели, открыла окно, оттолкнула ставни, серый свет залил номер гостиницы, буднично освещая неприбранную постель. И собаку. Собаку, которая торопилась выйти из номера, пока ее не заметили, но, поняв, что ее засекли, поджав хвост с виноватым видом побежала по коридору.

— Да что же такое-то, твою ж… — Настя выбежала в коридор вслед за собакой, завернувшись в куртку. Но коридор уже был пуст.

— Бред какой-то… — она провела рукой по растрепанным волосам, сохранявшим еще форму вчерашней прически. Запутавшись в локонах, покрытых лаком, Настя махнула рукой на поиски собаки и отправилась мыть голову в душ.

В Венеции было холодно, падал снег, как во сне Насти, и тут же таял в водах каналов и на мостах. Но прогулка на морозном воздухе очищала мысли, спутанные после бала и сна. Снежинки падали скоро, тяжелые от влажности, почти превращаясь в дождь. Настя остановилась на мосту и смотрела на город. На него можно было смотреть бесконечно. Отсюда, с этого моста, она видела узкий канал и пересекающие его тут и там мостики, словно перекрестки на улице.

Венеция была полна львов, символ святого Марка, покровителя города. Насте нравилось замечать ручки на дверях в виде львов, статуи, лепнину, даже полустертые фрески и росписи. Следующий мост, терявшийся в начинающем клубиться тумане, был украшен столбами в виде львов, поднявшихся на задние лапы. Красивый белый каменный мост, который может потеряться скоро в тумане. Настя вытащила мобильный и навела камеру на мост. Сняла его, опустила телефон и замерла: на нем стояла женщина в пышном алом платье. Она смотрела прямо на Настю. Настя снова навела камеру на мост: он был пуст.

Призрак смотрел прямо на нее, девушка была уверена в этом. Но туман почти поглотил мост, хотя алое платье еще можно было отличить в белом облаке. Настя вдруг поняла, что туман окутывает весь город и повернула к отелю. Но улицы, которыми она шла сейчас, не казались уже знакомыми, появились какие-то незнакомые лестницы и некстати вставали перед ней мосты с каналами-невидимками. И пару раз казалось, что в тумане где-то недалеко от нее мелькает алое платье и какой-то приглушенный шепот доносился до нее иногда. Настя чуть не плакала от отчаяния: надо же было так глупо заблудиться в паре улиц от отеля! Она уже не узнавала город, туман забирался за шиворот, холод прошибал до костей. Некстати вспомнился холод в лавке антиквара, и девушка еще больше испугалась. Когда, завернув за очередной угол, она налетела на человека, она вскрикнула, потому что ей уже стало казаться, что в этом городе она одна. Сначала она с облегчением вздохнула, убедившись, что перед ней не незнакомка в алом платье, а потом удивленно уставилась на человека, с которым танцевала на балу.

— Какая приятная неожиданность! — проговорил он своим бархатистым голосом. — Анастасия!

Настя еле удержалась, чтобы не вцепиться в него, стараясь сохранять невозмутимость и не показывать, что она испугана, она улыбнулась.

— Доброе утро! Искала кафе, чтобы позавтракать, но в этом тумане, кажется заблудилась.

— Тогда позвольте мне сопроводить Вас в одно очень приятное место, я как раз направлялся туда за завтраком, составлю Вам компанию, если Вы не против.

И он, элегантным движением предложил ей взять его под руку. Она послушалась, но при прикосновении к его черной кожаной куртке некстати вспомнился их вчерашний танец, и она почувствовала, как заливается румянцем. Что ни говори, а идти по Венеции с ним все равно было, что идти по залам дворца под руку с королем. Она старательно отгоняла это сравнение и вздохнула с облегчением, когда они вошли в теплое кафе, пахнущее кофе и выпечкой. Глядя на то, как за окнами кафе туман постепенно расходился и появлялись прохожие, Настя спрашивала себя, не была ли она в каком-то Ином городе всего несколько минут назад. И не вывел ли ее оттуда этот странный незнакомец?

Он сел к ней за столик, встряхнув черными волосами, мягкими кудрями обрамлявшими его худое и красивое лицо. Мгновение его темные карие глаза внимательно и серьезно посмотрели на Настю, но он тут же отвлекся на подошедшего официанта, заговорив с ним на итальянском. Настя слушала мелодичные и витиеватые интонации, с которыми он громко говорил с официантом, и, судя по продолжительности разговора, это был не только заказ завтрака. Незнакомец с бала засмеялся реплике официанта, и вот тут Настя поняла, что этот смех стал последней каплей, которая сломила в ее душе хлипкий барьер сопротивления его очарованию. Она словно увидела его в цвете, а до сих пор видела в черно-белом. Эти искры золота в карих глазах, эти черты, словно с картин эпохи Возрождения, удивительно красивые руки, тени в уголках рта как у Джоконды, эта демоническая сила южной крови, дышащее экспрессией каждое движение и звук. Смех мужчины стер прежние симпатии и надежды на Джонни, уничтожил ее защиту. И вчерашний танец, их близость, прикосновения, улыбки — все заиграло совсем другим, интимным светом. Настя сидела, стараясь угомонить в себе вихрь чувств, стать снова спокойной, не выдать ничем ускорившегося сердцебиения и новых эмоций. Она даже прослушала, когда официант ушел, потому что смотрела на свои покрасневшие от холода руки, пытаясь успокоиться.

— Вы, наверно, хотели позавтракать в одиночестве? — спросил ее он, и она встрепенулась словно ото сна.

— Вовсе нет, — улыбнулась она, избегая смотреть ему в глаза. — Просто вспоминала странную прогулку по городу. Понимаете, я шла по абсолютно пустому городу и никого не встретила, если не считать… если не считать…

Она была близка, чтобы рассказать ему про призрака, но потом передумала.

Тут она решила посмотреть на него. Он откинулся боком на стул, положив одну руку за его деревянную спинку, другую держал на столе. Он явно усомнился в искренности ее ответа, но усмехнулся, принимая его.

— Что ж, хорошо. Но мы встретились. Признаюсь, что никак не ожидал, что на меня из-за угла нападет вчерашняя незнакомка.

Его ответ был тоже дразняще неискренним. Словно он бросал ей вызов. Ах вот как?

Им принесли кофе и пирожные, на время прекратив их перекрестную дуэль взглядов. Настя понимала, что не может надеяться на откровенность в ответ на обман, он ясно дал это понять. Более того, наклонившись к ней, улыбаясь, он убрал прядь своих черных волос за ухо и проворковал:

— Анастасия, меня очень сложно обмануть.

— Меня тоже, — она откинулась на спинку стула скрестив руки. — Ты ведь не случайно со мной столкнулся?

— Мы уже перешли на ты? — удивился он.

— Простите, я… — она покраснела.

— Ничего, так даже приятней, — Настя почувствовала, как все больше заливается краской под его теплым взглядом. — Надо сказать, краснеешь ты очень мило. Итальянки не столь чувствительны ко мне.

Мучительно было ощущать, что румянец не просто полыхает, а горит, даже, кажется, лоб и шея тоже покрылись пятнами.

— Я вообще легко краснею из-за всякой ерунды, — наконец, смогла она дать отпор. — И давайте на Вы.

Он снова засмеялся.

— Давайте.

Некоторое время она избегала смотреть на него, помешивая кофе, пробуя пирожное. Но ощущала на себе его взгляд. Затем снова набралась смелости. Помня о том, что собеседнику лучше смотреть в межбровье, она подняла взгляд и повторила вопрос:

— Так Вы не случайно со мной столкнулись, ведь так?

— Именно с тобой случайно. Но я знал, что кто-то из нашего агентства попал…

— В иной город?

Он удивленно приподнял бровь, и что-то в его взгляде изменилось. Насмешливый блеск сменился глубоким, внимательным, изучающим взглядом.

— Да, так мы зовем эти пространства, хотя Серж их предпочитает называть параллельной реальностью. Ты невероятно интуитивна. И как ты попала в Иной город для меня до сих пор остается загадкой. Туда обычно попасть трудно. Поэтому на улицах так пустынно.

Итак, он все-таки перешел с ней на ты.

— Можно спросить, Вы — человек?

— Это один из вопросов, который лучше не задавать агентам.

— Хотелось бы быть готовой, если Вы вдруг превратитесь в животное или начнете требовать моей крови, — пошутила Настя.

Он ничего не ответил. Его карие глаза с золотистыми искрами смотрели спокойно и даже немного задумчиво.

— Я уверен, что там был еще кто-то, помимо нас с тобой.

Дрожь пробежала у Насти по спине.

— Возможно, — уклонилась она от ответа. Сейчас за окном кафе выглянуло солнце, прохожие то и дело мелькали мимо.

— Я отведу тебя до отеля, если ты не против, — он посмотрел на нее чуть наклонив голову.

— Спасибо, не откажусь, если Вам не трудно.

— Вовсе нет. Ты ведь согласишься поужинать со мной сегодня? Я знаю одну хорошую пиццерию возле площади Сан Марко.

— Да, было бы здорово.

Из дневника Насти: «Было бы здорово? Было бы здорово?! Да я вся была готова петь и плясать от счастья. Свидание в Венеции. Свидание с Ним в Венеции. С НИМ. С этим необыкновенно красивым и обаятельным мужчиной. И он, пока вел меня до отеля, рассказал кучу историй про Венецию, таких интересных, живых, что, казалось, он знал героев своих рассказов на самом деле. Он умел так говорить, что невольно ждешь продолжения, смотришь ему чуть ли не в рот, в ожидании развязки. Какие паузы! В нужном месте вдруг умолкнуть так многозначительно, что хотелось из него продолжение вытрясти сейчас же. Рассказать так, что покатываешься от смеха или чуть ли не плачешь от огорчения. Город от его рассказов становился еще более реальным, объемным и значительным. Я позабыла обо всем, так поглотил мое внимание его рассказ. Я смотрела на него, изучала его мимику, жесты, переливы его голоса. Мне было так хорошо с ним. А от мысли, что вечером мы снова встретимся… Горячая волна накатывала на меня всякий раз, как я думала об этом. Наше утреннее столкновение за кофе осталось за дымкой удовольствия от прогулки, в конце концов, если б не он, я бы еще долго бродила по другому городу в тумане.

И лишь один раз смутная тревога всколыхнулась в моем сердце: мне показалось, что в толпе туристов, среди зимних темных пальто и курток, мелькнуло красное платье.

Он попрощался со мной внезапно на углу улицы с моим отелем. И таким странным способом, что я растерялась. Он поцеловал мне руку. Жест такой старомодный, что всегда мне казался неискренним, в его исполнении стал чем-то особенным, красивым, элегантным и… абсолютно естественным.

— До вечера, Анастасия! — сказал он и, повернувшись, ушел прочь.

И только тогда до меня дошло, что я так и не узнала, как его зовут. Вот ведь неудобно. Но вечером исправлюсь.

Счастливая, я ворвалась в отель и тут же попала в лапы к Диего.

— Ты можешь мне объяснить, где тебя черти носят?! — грубо зарычал он, до боли сжав мне руки.

— Пусти! Я по городу гуляла! — я пыталась освободиться, но он приблизил свои зеленые глаза к моим. Я зажмурилась, но, кажется, он успел прочитать радость от предвкушения свидания. Потому что он вдруг отпустил меня.

— С ним на ужин? Ты ходила по Иному городу? Какого черта, Настя? Почему ты вообще вышла из отеля одна?

— Но здесь не Барселона! Я думала, здесь я могу гулять одна! Что ты пристал ко мне?!

Но тут в холле появились остальные. Лицо Цезаря было непроницаемо, но я поняла, что он в гневе. Он отодвинул от меня Диего, жестом остановил Джонни, который, кажется, пытался смягчить ситуацию, и провел меня в небольшой зал, судя по всему, бар отеля.

— Итсаску, запри двери.

Вампирша закрыла дверь (в проеме мелькнуло ошарашенное лицо администратора за стойкой) и встала, подпирая ее спиной, крутя в руке пистолет, из высокого разреза на юбке была видна стройная нога, обтянутая в высокий сапог со шнуровкой. Лицо ее не выражало ничего, кроме удовольствия от происходящего. Почему-то показалось, она давно ждала момента, когда мне устроят выговор.

Лика была одета в черное, бледная и какая-то испуганная. Серж и Джонни явно мне сочувствовали, но не решались вмешиваться. Диего и Цезарь стояли ближе всех. Цезарь крепко держал меня за плечо, его хватка казалась стальной. Цедя слова сквозь сжатые зубы, он с расстановкой сказал:

— Расскажи, почему ты ушла одна.

— Я не знала, что и тут должна ходить в паре с кем-то. И потом, все обошлось. Меня вывел парень из агентства Венеции, так что ничего со мной не случилось.

— Какой еще парень?

— Со вчерашнего бала.

Цезарь вздрогнул, словно я ему причинила боль своим ответом.

— Уточняю: мужчина, с которым ты танцевала в начале бала?

Они все словно онемели. Соляные столбы, не иначе. Чтобы как-то замять это ужасное молчание, которое веяло на меня могильным холодом, я сбивчиво рассказала, как гуляла по пустой Венеции, увидела женщину на мосту, а потом меня нашел он в тумане и вывел в обычный город.

— Мы просто позавтракали, он просто проводил меня до отеля. А вы смотрите на меня, будто я Родину предала!

Я все больше на них обижалась. Если так сложно все, то почему бы не объяснить, что такого я сделала, чтоб на меня так смотреть?

Джонни, наконец, подошел и тихо сказал:

— Цезарь, она и в самом деле не виновата. Виноват я. Это я не уследил. И, в конце концов, она имеет право доверять другим агентам.

— Ты сказала ему про даму в красном? — игнорируя Джонни, спросил Цезарь.

— Нет! — крикнула я ему в лицо. Слезы душили меня, было обидно.

— Хорошо… — он, наконец, отпустил меня. — Собирайте вещи, мы едем в аэропорт.

— Но… Я договорилась с ним встретиться вечером…

— Встречи не будет, Настя. Мы улетаем.

— Но почему? Что такого в нем? Кто он?

— Выезжаем через час. Собирайтесь, — проигнорировал мой вопрос Цезарь.

Под присмотром Джонни я собрала вещи, в какой-то момент чувства обиды и гнева было сдержать невозможно, и я заплакала. Он подошел ко мне и хотел обнять, но я выскользнула из его объятий, в которые совсем недавно хотела попасть, ведь я для него всего лишь нервная работа, он сам давал это понять. А теперь делает вид, что сочувствует.

Гнев и обида переполняли меня. И еще мне очень жаль, что я его больше не увижу. Прости, незнакомец, что так все вышло.

Мы уже прошли регистрацию, стояли в зале ожидания в очереди на самолет. Когда прошла желчь от обиды и злости, я вдруг почувствовала, что Цезарь, на самом деле, не злится на меня. Он чего-то боялся и был обеспокоен. Иногда он переглядывался с Ликой, словно только ей было известно его беспокойство, и она, бледная, но непреклонная, слегка кивала, словно подкрепляла его колеблющуюся решимость. Остальные просто молчали. Диего пару раз пытался заговорить со мной, но я не отвечала, и он оставил попытки. Джонни просто обнимал меня одной рукой, прижимая к своей груди. О, еще пару дней назад я бы была на верху блаженства, обними он меня вот так. А теперь мне было все равно. Навалилось какое-то равнодушное отупение.

Мысленно я проходила по улицам Венеции, залитыми солнцем, вместе с незнакомцем. И смеялась его шуткам, и блики от воды слепили меня, как волшебные искры удивительного и скрытого мира. Если верить глобальному потеплению и тому, что Венеция постепенно уходит под воду из-за того, что поднимается уровень воды, то кто знает, увижу ли я еще этот удивительный умирающий город.

Внезапно меня словно кипятком окатило.

— Цезарь, послушай меня. Помнишь письмо художника? Помнишь фразу про умирающий город? «Книга спрятана в умирающем городе», так?

— Книга с картины? Да.

— Венеция — умирающий город. Я уверена! Просто не понимаю, как это раньше не пришло мне в голову! — от возбуждения я даже дрожала. — Это Венеция! Я уверена!

— Я проинформирую наших коллег в Венеции. Они начнут поиски, — бесцветно ответил Цезарь.

Я бы хотела крикнуть ему, что чувствую, что мы должны искать ее, но мое положение и так было незавидно.

И тут я увидела Нилу. Она шла к нам на тонкой шпильке, в короткой летящей юбке, все оборачивались ей вслед. Красивым кошачьим шагом чернокожая красотка, казалось, вышла на охоту, в сером зале аэропорта, являя собой редкий, яркий экзотический цветок, фиолетовый с желтым наряд ее бросался в глаза, как и необычная внешность.

— Цезарь, куда же ты улетаешь, я не простилась с мальчиками, — пропела она, беря под руку Диего и Джонни. — Уж не собрался ли ты их у меня украсть?

На каменном лице Цезаря вдруг выгнулись желваки челюстей, пролегла глубокая морщина между бровей, серые глаза стали словно стальными. Но на Нилу, похоже, это не произвело эффекта, она слегка обернулась, и мы увидели Мохаммеда и незнакомого мне карлика, которые стояли вдали и смотрели на нас.

— Ваш вылет отменяется, — сладко-приторно сказала Нила, прижимая к себе парней. Она лизнула Джонни в щеку, меня чуть не передернуло от этого шоу. — Граф Виттури желает поговорить со всеми вами. А особенно, — и тут ее взгляд стал холодным, — с тобой, Цезарь.

И мы в молчании ехали из аэропорта обратно в Венецию. Карлик сидел в минивэне прямо напротив меня, он то и дело ободряюще мне улыбался. Рядом со мной сидел Мохаммед, напротив него Итсаску. Нила ворковала позади с ребятами. Лика сидела отдельно от всех, бледная и грустная, смотрела в окно. Это было так странно: видеть ее подавленной. И у меня все никак не получалось подойти и спросить, что стряслось.

С другой стороны, несмотря на то, что нас практически везли под надзором, на душе моей становилось легче с каждым километром, приближавшим нас к Венеции. Казалось, что вязь, возникшая между мной и незнакомцем, ослабляется, по мере того, как я становлюсь ближе к нему. И к тому же, в этом городе спрятана книга. Возможно, что у нас появится шанс попробовать отыскать ее после разговора с графом Виттури. А у меня… шанс на свидание в Венеции.

Пересев на причале на катер, мы поехали к уже знакомому палаццо. Вот только при свете дня можно было лучше рассмотреть деревянные причалы, черные узкие гондолы, волны, что окатывают уходящие под воду каменные ступени. Стрельчатые резные окна палаццо отражали свет низко стоящего зимнего солнца. На канале дул сильный ледяной ветер, я с радостью подала руку лакею и вошла во дворец. И снова как вчера, меня поразило тепло и убранство дома, теперь более спокойное в дневном свете. Бальную залу, судя по доносившемуся шуму, убирали после вчерашнего. Нас сразу пригласили подняться на второй этаж.

Порой, с момента встречи с Цезарем и его командой, я ощущала себя героиней странной, опасной, но полной привлекательности романтической истории. Еще бы… Столько событий за гранью повседневности, столько странных новых знакомых, одним своим существованием разбивающих реальность. А потом был этот бал, самое волшебное событие моей жизни. И сейчас, поднимаясь по ступенькам широкой лестницы наверх, я не могла избавиться от ощущения, что нахожусь внутри киноистории. Что я персонаж, героиня, которой неведом финал, но что есть некто, кто заранее написал все главы и лишь следит за тем, чтобы персонажи не отбивались от прописанных для них сюжетных линий.

В большой гостиной нам подали чай и кофе в фарфоровых тонких чашках. Я побоялась даже взять чашку в руки, казалось, ее тонкие стенки треснут от одного моего прикосновения. Итсаску не отказалась от темной жидкости в хрустальном бокале, что ей подал лакей. И что-то подсказывало мне, что это вовсе не красное вино.

Цезаря вызвали к графу отдельно. Нила ворковала Джонни на ухо нечто возле высокого окна, но парень старался не упускать из виду нас, сидящих в молчании на диване. Мохаммед отвел в сторону Лику, и они говорили о чем-то молча, глядя друг другу в глаза и взявшись за руки. Порой мне казалось, что они теряют внешность и становятся просто светящимися телами. Серж и Диего сидели по обе стороны от меня. Словно охранники, чтобы не сбежала. Я же смотрела, как садится солнце за окнами палаццо и думала о том, что незнакомец скоро придет к отелю ждать меня.

Чтобы хоть как-то отвлечься от ожидания, я уставилась на старинную карту Венеции, огромную картину, которая висела на стене между окнами. Было бы неплохо, если бы призрак художника появился тут и просто ткнул пальцем туда, где положил книгу. Я встала и подошла к картине поближе. Куда же он ее спрятал? В какой-нибудь палаццо? Старинный дом? Закопал или утопил в канале?

— Где можно спрятать книгу, как думаешь? — обратилась я к Диего, который вслед за мной подошел к картине.

— Думаю, что в надежном месте… Во дворце дожей, в каком-нибудь храме.

— Если ее до сих пор не нашли, значит, спрятано на совесть, — вздохнула я. — Как думаешь, о чем там говорят Цезарь и граф?

— О тебе, конечно, — спокойно ответил Диего. — И о том, каким образом ты оказалась в Ином городе, не совершая обряда перехода.

— Значит, вот что всех так переполошило. А меня могли туда заманить специально, как думаешь?

— Возможно.

Диего положил мне руку на плечо.

— Настя, я должен тебе кое-что объяснить, думаю, ты еще не знаешь, но…

— Анастасия!

Знакомый голос заставил меня обернуться. Мой незнакомец стоял рядом с Цезарем, убрав руки за спину, смотрел на меня и слегка улыбался. Моим первым стремлением было подойти к нему, улыбнуться, но тут же, по тому, как все поднялись со своих мест, встав в воображаемый круг, противоположными концами которого были я и он… По тому, как он держался, по почтению, с которым на него смотрели… По тому, как Диего убрал, нет, уронил руку с моего плеча, словно было слишком поздно договаривать, то первое побуждение замерло. Я не верила. Я смотрела на него и видела наш танец. Больше никто не танцевал тогда. И бал начался после его прихода… И реакция моих друзей, Цезаря на него. Именно он вывел меня из Иного города. Но это было невозможно. Невозможно.

— Настя, это граф Виттури, — обрывая мои сомнения и догадки, отрезал Цезарь.

— Это невозможно… — мне перехватило горло от волнения. — Граф Виттури — старый.

Он засмеялся своим волшебным смехом, чуть закинув голову.

— Кто сказал Вам это?

— Все, — я обвела глазами друзей.

«Главный», «Старик»… Да сколько раз я видела перед внутренним взором седого властного старика в инвалидной коляске — именно так, не иначе.

— Ну, я неплохо сохранился для своих преклонных лет, — он подмигнул мне, словно у нас с ним был один секрет на двоих.

Я чувствовала себя глупо перед друзьями. Возмущение постепенно закипало в груди.

— Почему Вы сразу не сказали?

— Я не знал, что Вы не знаете, — пожал он плечами.

Вот гад! Я так и видела, как смех искрится в его карих глазах.

— Вы лжете.

— Возможно. Но Вы не спросили мое имя.

Ну, и сволочь! Устроил мне розыгрыш. И я же виновата.

Нила подошла к нему и по-хозяйски положила руку на плечо.

— Господин граф, они как раз собирались улетать, когда мы их нашли.

— Спасибо, Нила, ты чудо, — ответил он равнодушно, не спуская с меня глаз. Нила тут же отошла в сторону, бросив на меня колкий взор. — И ваши друзья Вас не просветили? Даже перед отъездом?

Я не ответила. Я вдруг пересмотрела все, что произошло в Венеции, совсем под другим углом. Образы и картинки менялись перед глазами с быстротой молнии: вот синее платье на витрине, вот оно же у меня на постели. Вот русский вальс, и он, приглашающий меня словно первую попавшуюся девушку, вот наш разговор на балконе. Наше столкновение в Ином городе…

— Вы все это подстроили специально? Ведь так? Маска? Платье? Вальс? Вы исполняли мои желания. Зачем?

Он слегка пожал плечами.

— Хотел сделать Вам приятное. Не каждый день в нашем агентстве появляется говорящая с призраками.

— Вы залезли без спроса в мою голову!

— Вы не очень-то сопротивлялись.

Мне хотелось разораться от ярости в ответ, стукнуть его, сказать что-нибудь гадкое, но я вдруг посмотрела на Цезаря: он покачал головой. За это время я научилась понимать маловыразительное его лицо. И сейчас тонкие губы были скорбно поджаты, словно он хотел, чтобы я тоже молчала. Глаза его просили меня. О чем?

Я опустила взгляд и собралась с силами. Ради Цезаря. Ради наших долгих лекций об истории и искусстве, когда его лицо слабо озаряла улыбка. Ради моих друзей, что стоят сейчас вокруг.

Я промолчала. Он ждал, я молчала. И только связь между нами вибрировала, как тугая струна. Что же это такое? Что это за сила? Влюбилась я, что ли? Как идиотка втрескалась в незнакомого человека за то, что он станцевал со мной танец? «Но как станцевал, Анастасия, как станцевал», — прошептал кто-то у меня в голове. Я снова сосредоточилась на носках моих коричневых туфель. «Вон из моей головы!» — возмутилась я. Нет, я сильнее, чем кажусь, пусть себе смеется. Пусть. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. И мое молчание заставило его отступить.

— И какие у вас соображения по поводу возможного местонахождения книги? — перешел он к делу, поворачиваясь к остальным.

— Настя думает, она в Венеции, — ответил за всех Цезарь.

— Хорошо. Возьмите, если надо, всех агентов, что сейчас в городе. Обыщите все. Приступайте.

И он скрылся в кабинете.

Цезарь проходя мимо меня, кивнул мне и улыбнулся краем рта. Через час в бальной зале собралось около тридцати агентов, мы разделили город на сектора и, наспех перекусив поданными нам бутербродами, отправились прочесывать его в поисках книги.

Стемнело. Меня уже не удивляло, что перед нами открывались все двери и даже самые охраняемые здания — зеленые глаза Диего, казалось, завораживали людей еще за стенами: иначе сложно объяснить, почему нам открывали двери еще до того, как мы стучали. У Итсаску оказалась целая коллекция отмычек, которые отворяли нам там, где не было ни охраны, ни жителей. Мы обыскивали церкви, старые дома, палаццо на своем участке. Сначала это казалось интересным и захватывающим: мы словно разбойники или расхитители гробниц с фонарями бродили по каменным залам, коридорам, нефам. Простукивали, сканировали какими-то мудреными аппаратами, которые захватил с собой Серж. Он сам, весь обмотанный проводами и камерами, насвистывал что-то себе под нос, погрузившись в мир простенков и тайников. Только очень скоро стало сыро и холодно, захотелось спать. Я с ног падала от усталости и без устали зевала.

Преодолевая сон, я шла за остальными по комнатам очередного палаццо. Заброшенное, обшарпанное здание, пахнущее сыростью. Но свет фонариков вырывал из темноты то уцелевший элемент росписи на потолке, то лепнину на стенах.

— Не лучше ли дождаться утра? — рассуждала я вслух. Мой голос гулко раздавался в пустой зале. — Наверняка можно выяснить наиболее возможные места, если подумать на свежую голову.

— Мы не знаем, сколько у нас времени, — отвечал Цезарь. — Мы не знаем, что известно тем, кто затеял эту игру. Возможно, они тоже ищут книгу в Венеции.

На всякий случай, я нащупала меч у бедра.

— Ты думаешь? — я нервно оглянулась. Темнота жадно глотала комнаты и жалкие богатства палаццо, как только фонарики скользили дальше. По сути, мы окружены тьмой. Никто не знает, кто крадется позади.

Я нервно посветила назад, словно ожидала высветить толпу монстров, следующих за мной. Но там никого не было.

— Настя, не отставай! — послышалось из коридора.

Я поспешила вслед за остальными. Коридор был черен, фонарик друзей сверкнул в следующей зале, я поспешила туда, но там тоже было темно. И пусто.

— Эй! Вы где?! — мне никто не ответил. Мой вопль разнесло эхом по пустому пространству палаццо. Мой фонарик, дрожа, скользил по комнате в тщетной надежде найти хоть кого-нибудь из друзей.

— Выходите! Я потерялась! Диего! Цезарь! Ребята! Ну, пожалуйстаа!

Стало страшно. Умом я понимала, что так быстро они от меня никуда не могли исчезнуть. И что если бы слышали меня, то обязательно пришли бы. И тут я услышала то ли шепот, то ли свист. Как и утром. И почувствовала, как каждый волосок на теле встает дыбом. Я не заблудилась, я в Ином городе. Мои друзья наверняка ищут меня, но меня там нет. Я здесь. Паника мешала дышать и думать. Я прижалась к стене, сжала меч в руке и попыталась дышать глубже. Как дурочка, надеясь на чудо, я вернулась в предыдущую залу и снова повернула в коридор. Но чудесного портала тут не было.

Оставаться в палаццо было невыносимо. Слишком темно и пусто. Надо выходить на улицу. Я попыталась вспомнить дорогу к выходу из дворца. И медленно двинулась назад. Больше всего, конечно, хотелось скорчиться, обнять себя и плакать от страха. Но инстинкт двигал мной, я должна была идти, чтобы не отчаяться и не сдаться. Комната за комнатой, поворот за поворотом, ступенька за ступенькой. Каждый шаг был преодолением сковывающего тело ужаса.

Я выбежала на улицу. Все было, к моему облегчению, залито лунным светом. Я выключила фонарь. Бил колокол. Каждый удар звонко разносился по спящему городу. Или пустому городу? Я уже не знала. Ночной воздух бодрил. Надо только сориентироваться, где я нахожусь, двинуться в сторону отеля. Даже если я не приду туда, пока есть цель, я могла сконцентрироваться и не паниковать. Стараясь держаться у стен домов, я двинулась в путь. На улице шепота не было слышно. «Может», — подумала я, — «то были голоса из другой реальности, в которой друзья искали меня?»

Ночью идти по пустому городу было еще страшнее, чем днем. И в то же время, яркая и огромная луна, неестественно близко нависшая над городом, освещала все своим серебристым и волшебным светом. Сначала я кралась затравленно вдоль стен домов, но потом осмелела и пошла довольно быстрым шагом. Пока что я узнавала дорогу, и это тоже меня успокаивало. Так прошла я минут двадцать: даже начала находить очарование в пустом городе, где только мои шаги ласкают мостовую, которую в реальном городе ежедневно топчет тысяча людей.

Переходя через мост, я вдруг почувствовала холодок на правой щеке и повернулась в эту сторону: на соседнем мосту канала я увидела женский силуэт в платье: бледная кожа и темные волосы. Она вытянула руку, указывая на меня пальцем, и громко крикнула:

— Вот она!

На мгновение волна облегчения омыла меня радостью: это Итсаску! Но в следующий же момент я поняла, что то была женщина в красном: цвет ее платья вдруг вспыхнул в темноте. И тут в окнах домов, выходящих на канал, стали громко хлопать ставни. Я подняла голову: из каждого окна выглянуло белое, безжизненное лицо. И вопль:

— Вот она! — одновременно исказил их рожи. Эти бледные человекоподобные существа вылезли в окна и с юркостью ящериц поползли по стенам вниз.

Я побежала. Засунула меч в ножны и побежала, что есть духу. Вот и пригодились пробежки с Диего вдоль пляжа Барселоны. Я бежала, рассекая руками воздух, ритмично дыша, как он учил. Вопль «Вот она!» мчался за мной, опережая меня, прибавляя все больше последователей к моим загонщикам.

Маленькая площадь со статуей монаха, дальше за небольшим поворотом круглая церковь, а впереди широкий мост, за которым до отеля рукой подать. Но эти твари слишком быстрые. Я поняла, что не добегу. Оставалось только дотянуть до моста. Они уже хватали меня за одежду, смердящее дыхание их голодных ртов обдавало меня жаркой волной. Я бежала, что есть сил. Вырвалась на пять шагов вперед, успела вступить на мост и достать меч. Я обрушила свою ярость на первых же из них, они массой навалились на меня, я увидела, как женщину в красном, словно королеву, несут над этой безликой массой навстречу мне. Я оборонялась, меч легко разрезал их и обращал в пыль, но их было слишком много. Их многочисленные руки вцеплялись в меня со всех сторон, я была на середине моста, я видела, как улица, словно во время демонстрации, затоплена бледными телами, и над ними надвигается на меня самая красивая и самая ужасная женщина из когда-либо существовавших на земле.

В этот момент меня сильно дернуло за шкирку вверх и в сторону, я перелетела через барьер моста, потеряв меч, рукав куртки остался в чьих-то когтистых пальцах, увлекла за собой пару тварей, которые обрушились в воду, а меня резко мотнуло в сторону, потащило еще выше, и вместо того, чтобы грохнуться в канал, я сильно ударилась о стену дома на другом берегу, и на меня навалилось чье-то тело, на миг перебив мне дыхание.

— Господи боже! — прохрипела я.

— Не совсем, но спасибо, — граф Виттури, тяжело дыша, прижался спиной к стене дома рядом со мной. Его волосы падали на лоб, в лунном свете четко вырисовывался его профиль, идеальный для чеканки на монетах. Как он перенес меня через канал? Но размышлять времени не было: вместе мы смотрели на то, как твари, оценив расстояние, бросились пересекать мост, чтобы попасть на ту сторону, где мы сейчас стояли. Он повернулся ко мне:

— Бежать еще можешь?

— Хорошо, — он достал из-за спины два коротких чуть изогнутых меча. — Наша единственная возможность спастись — выйти отсюда как можно скорее. Ближайший выход — Большой канал. Он через два здания отсюда. Беги.

— Я за тобой. Давай!

И я побежала. Получалось плохо: как будто земля стала вязкой, как в ночном кошмаре, когда хочешь бежать, но не можешь. Я оглянулась: граф дрался с тварями, и получалось у него куда лучше, чем у меня. Но женщина в красном стояла на мосту и смотрела на меня. Что-то подсказывало, что именно она тормозила и делала вязким мое движение, а она вдруг прыгнула на ограждение моста и завизжала. Это был такой звук, от которого вздыбилась вода и на меня посыпались обломки барельефов и штукатурки с дома, мимо которого я двигалась. Я бежала, бежала, воды канала уже блестели впереди, но все равно было далеко.

Я снова посмотрела назад: волосы женщины выбились из прически и разлетались в стороны, хотя ветра не было.

— Анастасия! Беги! — граф орал на меня что есть силы, он даже развернулся и вроде тоже бежал ко мне, но за спиной у женщины выросли огромные черные крылья, ее руки почернели и превратились в когтистые лапы. И она сорвалась с ограждения, взмахнув ими тяжело и мощно. Поднялся ветер, я побежала, я снова бежала изо всех сил, но ощущала, как она все ближе, и когда свист ветра от движения ее крыльев уже задевал меня и страшный вой, который она издавала, накрыл волной, я была на краю канала. Мою руку вдруг кто-то схватил, я увидела рядом с собой графа и скорее прочитала по его губам, чем услышала:

И мы прыгнули. Вода была ледяной, это все, что я помню. Потом холод перехватил мне сердце, вспыхнул какой-то яркий свет, слепящий и болезненный. И я подумала, что так, наверно, умирают».

Настя очнулась в катере «скорой» под термоодеялом, поморщилась от яркого фонарика, которым ей светила в глаза красивая девушка в белом халате. Девушка что-то быстро затараторила в рацию на итальянском, катер дрогнул и помчался. Насте было в общем-то все равно, куда ее везут. Она дрожала, как осиновый лист на ветру, часто и крупно, а ноздри еще чувствовали запах Большого канала. Соленая вода стягивала кожу. В голове перемешались образы, которые она тщетно пыталась расставить по местам.

На время она проваливалась вновь в темноту, как в воды канала, только было тепло, и там, во сне или в дреме, она все еще ощущала железную хватку графа на своем запястье, когда он утягивал ее на дно Венеции.

— Настя! — она открыла глаза. Ее выгружали из катера на причале у больницы. Лика и Диего подбежали к ней.

— Это она! — говорила Лика в мобильный. — Живая! Господи, как же ты нас напугала!

Диего просто взял ее за руку и посмотрел в глаза.

— Скажи, что ты в порядке! — потребовал он.

— Я в порядке, — улыбнулась Настя. — Только очень замерзла.

— Итсаску, захвати одежду для Насти, да! Потеплее, — Лика схватывала на лету.

— Все хорошо, Настя! Тебя осмотрят, если повезет, отпустят с нами домой.

— Только не уходите от меня, — Настя в ужасе представила, что снова останется одна. — Я больше не хочу Туда.

— Я буду с тобой! — Лика крепко схватила ее за руку, и тепло полилось по телу Насти.

Они пронеслись в больницу, по коридорам, Диего заполнял бумаги, Лика не отпускала ее руку.

— А граф, Лика? Он жив?

Лика похлопала ее по руке.

— За него не переживай, раз ты жива, то и с ним все в порядке.

Настя заснула крепким сном, Лика перебирала ее мокрые волосы, которые она распустила на подушке. Настя исчезла так внезапно в том палаццо, что ребята не сразу поняли, что произошло. Потом подняли на ноги всех агентов, известили графа, Диего вызвался участвовать в отряде, который должен был совершить переход в другой город, чтобы искать Настю, но граф Виттури оказался быстрее. Одновременно известили полицию и обзванивали больницы, на случай, если с Настей что-то случилось в этом измерении. И вот, удача, из вод Большого канала выловили девушку, блондинку примерно Настиного возраста. Лике оставалось только гадать, через что она прошла: когда с Насти снимали рваную одежду, она вся была покрыта мелкими поверхностными царапинами, словно на нее напали сотни кошек.

Сейчас все эти ранки медленно затягивались под ее воздействием, а дыхание спящей становилось спокойнее и ровнее.

На следующее утро Настя проснулась в отеле от того, что в комнате кто-то ходит. Распахнулись ставни и полился слабый зимний утренний свет.

— Доброе утро!

Рука Джонни взяла ее кисть, и Настя улыбнулась, не открывая глаз.

— Я выгляжу ужасно? — спросила она.

— Лика тебя отлично залатала. Ни царапины, — заверил ее Джонни.

Девушка присела на кровати, закутавшись в одеяло.

— Я принес тебе завтрак, — парень кивнул на прикроватную тумбочку, где стоял поднос.

— Не стоило, я же могу спуститься, позавтракать со всеми.

Она хотела было подняться, но перед глазами все резко потемнело.

Он помог ей сесть обратно.

— Хотя бы выпей кофе, сразу силы появятся. Горло не болит?

Настя задумчиво покачала головой. Джонни взял с тарелки круассан, предложил ей, она отказалась, и он довольно откусил сразу полсдобы. Слоеные крошки запутались в его бороде и прилипли к нижней губе. Настя подумала, что еще совсем недавно, она нашла бы эту сцену соблазнительной. Теперь же она сонно улыбнулась и глотнула горячего кофе.

— Я честно старался втиснуться вчера утром между Цезарем и Диего, — начал было Джонни, но Настя махнула рукой.

— Да ладно, Джонни, после этого столько всего приключилось, что мне уже не до обид.

— Я просто хотел сказать, — голубые глаза парня внимательно посмотрели на нее, — что ты можешь доверять мне. Ты мне очень нравишься, Настя, не хочу, чтобы с тобой снова приключилась неприятность.

— Думаешь, приключится? — напряглась Настя.

— Боюсь, что да. Есть такие люди, которые помимо своей воли провоцируют развитие событий. Я их зову рычажками. Вот и ты мне тоже кажешься рычагом, запустила какой-то несусветный маховик, а сама даже не в курсе, что происходит.

— А когда запустила? — испуганно вытаращилась на него Настя.

Джонни пожал плечами.

— Если б знать… многое бы стало понятнее. Ладно, ты собирайся, сегодня много работы, а завтрак внизу долго ждать не будет, — он подмигнул ей, картинно погладил себя по животу и вышел из комнаты.

Поиски продолжились, но Настю теперь не отпускал страх, что она, если сделает хоть шаг в сторону, провалится в Иной город.

Лика придумала обвязаться веревкой, так они всегда будут рядом, а еще Настя не шла ни первой, ни последней: так тоже сводился к минимуму риск, что Иной город снова ее похитит.

— И чего ему от тебя надо? — ворчал Джонни. — Никогда не слышал, чтобы кто-либо из людей два раза в день переживал переход и возврат из этого места с такой легкостью, как ты.

— А не может так быть, что этот Город хочет мне что-то сказать, раз перемещает меня так легко?

— А как тогда объяснить то, что ты дважды сталкивалась там с этой… ведьмой?

— Может, она там тоже не случайно оказалась. Почему она так хотела уничтожить меня? Есть ли записи о других переходах? Она там всегда есть?

— Хорошая мысль! Наверняка где-то есть записи о переходах, в библиотеке графа, например.

Они сделали запрос в библиотеку графа, Серж отправился изучать документы.

— Пока ты купалась в канале, я сделала подборку зданий, которые были в Венеции в годы жизни художника, а затем вычислила те, что меньше других подвергались реставрации и перестройкам, — Итсаску достала распечатку карты с пометками. — Я уже отправила инфу остальным командам, чтобы искали тщательнее на этих объектах.

— Ты крута! — восхищенно сказала Настя, взяв распечатку из рук Итсаску. И тут же опустила.

— Что такое, Настя? — Лика испугалась, заметив, как побледнела девушка.

— Я тут подумала… а что если он спрятал книгу в Ином городе? То есть, в точной копии Венеции, но той, куда не все могут попасть? Что если книга там, а мы ее никогда не увидим, если будем искать здесь?

— Мысль на удивление рациональная, — заметила Итсаску. — Надо посоветоваться с графом, как считаете?

И снова катер причалил к палаццо. И снова Настя вошла во дворец.

— Никогда не бывал здесь так часто, — словно прочел ее мысли Джонни. — Граф обычно предпочитает уединение.

Серж ждал их в библиотеке, вместе с ним за длинным столом сидело еще несколько агентов, погруженных в картотеку и документы.

— Ищем любые упоминания о переходах в Иной город. Надо представлять, с чем можно столкнуться, если пойдем туда.

— Я тебе могу в красках рассказать, — содрогнулась Настя.

— Сегодня все равно не пойдем, — улыбнулся Серж, — будет время для сказок возле камина. Граф велел, чтобы наша группа осталась на ночь здесь. Так что нас ждет хороший ужин с хозяином, — Серж подмигнул Насте.

— Он прав, — Лика убрала кудряшки в хвост. — Здесь мы в полной безопасности.

— Ну, потому что… вряд ли кто сунется к нему в дом, — Лика придвинула к себе картотеку. — Садись, Настя, до ужина надо просмотреть хотя бы часть документации.

И они зарылись в библиотечный мир, пахнущий пылью и старой бумагой. На время Настя погрузилась в картотеку, благо, та была сделана на английском, итальянском и латыни. Те из агентов, что владели языками, по отобранным карточкам делали вычитки.

— Мне кажется, мы теряем время. Уж если кто и может рассказать об ином мире, то это граф Виттури, раз он так легко туда входит и выходит, то кому, как не ему знать, что там может быть?

— У графа еще будет время поделиться впечатлениями, — Лика старательно выписывала номера карточек.

Настя отодвинула от себя картотеку и прошлась по мягкому ковру, устилавшему библиотечный зал. Вот карлик, тот, что был аэропорту, высунув язык, по слогам пытается разобрать манускрипт с красивыми рисунками. Вот странный темнокожий мужчина с толстыми рогами, закручивающимися в спирали, подперев тяжелую голову, старательно переписывает цитату. Вот девушка, вся в переливающемся платье, нежная и хрупкая, словно фарфоровая статуэтка, наклонилась к Джонни и что-то тихо спрашивает у него. Итсаску отложила в сторону одну книгу в кожаном переплете и взялась за следующую. Вошел Цезарь, тихо сделал знак Насте выйти.

— Настя, ты сегодня будешь ночевать с Ликой, — сказал он ей, прикрыв дверь библиотеки.

Цезарь как-то странно посмотрел на нее.

— Все в порядке?

— В относительном. Я потеряла свой меч, Цезарь.

Он скупо улыбнулся.

— Это не беда. Пойдем.

Они спустились в подвал дворца, в огромную залу, полную оружия. Здесь было столько всего, что глаза разбегались. От современного до древнего оружия, от бронежилетов до доспехов. Цезарь сразу провел ее к мечам.

— Посмотри, что понравится.

— А граф Виттури не будет против?

— Нет, это арсенал для агентов, мы можем брать себе отсюда оружие. Выбирай, а потом поднимайся к ужину. Советую брать меч полегче, и тот, что сразу ляжет в руку.

Что именно Цезарь имел в виду под «ляжет в руку», Настя поняла не сразу. Она вынимала короткие и длинные мечи, сабли, шашки, взвешивала их и ставила на место. Но на удивление один из двуручных мечей оказался легче остальных, лег в руку так, словно был сделан для нее. И он казался легче для маневра, чем меч покороче, что был у нее до этого. Его она и взяла.

По дороге назад она заметила приоткрытую дверь: чуть толкнув ее кончиками пальцев, она смогла с порога увидеть небольшую темную комнату, тускло освещаемую маленькой лампочкой. Света хватало только на центр комнаты, остальное терялось в полумраке. Настя вошла. По кругу стояли огромные старинные рамы, завешанные тяжелыми портьерами. Должно быть, то были зеркала. Она встала под лампой, ощущение было, что зеркала окружили ее в немом молчании. Но все же… зеркала или картины? Тяжелые портьеры словно затаились, коварно ожидая ее решения. Прямо перед ней самая высокая рама, с позолотой и сложной резьбой. Завешана тяжелой черной бархатной тканью с золотым узором. И кажется, будто ткань шевелится едва-едва, словно от ветерка. Настя присмотрелась. Да, точно, она слегка колышется, значит, там, за этой тканью пустое пространство? Или кто-то спрятался там? Она покрепче взялась за меч и потянулась к портьере. Ткань была одновременно мягкой и жесткой от золотой вышивки.

— Не стоит!

Голос прозвучал так резко, что Настя подскочила от неожиданности и развернулась. Граф Виттури стоял на пороге комнаты, лицо искажено от гнева.

— Как Вы сюда попали?

— Простите, граф, комната была открыта.

— Ушам своим не верю, — он вдруг провел рукой по волосам, его кудри змеились между пальцев. — Эта комната всегда закрыта.

— Но она была открыта, — упрямо повторила Настя.

— Хорошо, — выражение лица «с дураками лучше не спорить». И с расстановкой: — Просто отойдите осторожно от рамы.

Настя вышла из комнаты. Он захлопнул дверь, повернулся к ней. Одна бровь иронично приподнята. Он ждет повтора извинений. Что ж, он в праве.

— Извините, пожалуйста. Я знаю, что не должна была. Не знаю, что на меня нашло.

— Любопытство, всего лишь. Свойственное человеку любопытство, которое является двигателем для развития и основной причиной гибели, — последние слова прозвучали как угроза.

— Кстати, о гибели, — Настя боялась поднять взгляд выше ворота его черного камзола и белой рубахи. — Спасибо, что спасли меня.

Он поднял ее лицо за подбородок.

— Мой воротник Вас не спасал, так ведь?

— Спасибо, что спасли меня, — повторила она, глядя в его лицо, тонувшее в полутьме коридора. Голос предательски сел. Как он был непохож на того смеющегося незнакомца за завтраком! К тому ее тянуло, а этот даже немного пугал своей мрачноватой манерой держаться. Но вместе с тем, связь между ними не обрывалась, и сейчас в ее солнечном сплетении что-то тянулось к нему помимо желания.

— Так-то лучше, — он отпустил ее. — Пойдемте ужинать, Анастасия. Не знаю, как Вы, а купание в холодных водах Большого канала в моем случае всегда пробуждает аппетит.

Она последовала за ним, но легкий щелчок заставил ее оглянуться: закрытая дверь снова чуть приоткрылась, и этот мизерный проем похож был на хищную ухмылку. Настя прибавила шаг вслед за графом.

Ужин прошел хорошо, спокойно и чинно. Лакеи подавали блюда с ловкостью официантов лучших ресторанов, виртуозно обслуживая неуклюжих гостей. Граф сидел во главе стола, далеко от нее, наблюдая за агентами. Настя с удивлением обнаружила, что единственная, кто так же с достоинством ест и не путается в приборах — Итсаску. На лице у нее была легкая вуаль, а платье в стиле 20х очень шло ее бледной коже.

Она ела задумчиво и неохотно, в разговорах не участвовала, Серж даже вопросительно кивнул на нее, когда пересекся взглядом с Настей, мол, знаешь, что с Итсаску?

Настя покачала головой. Но тут вампирша отложила серебряный нож в сторону и спросила:

— Помните, в том послании художника было имя Лилит? Так звали…

— Первую женщину Адама, до Евы, согласно легендам. Имя не слишком популярное, — карлик Ильвир подмигнул вампирше.

— Лилит стала демоном. Не так ли? И она предсказала рождение антихриста…

— Рождение антихриста не предсказал только ленивый, — заметил Вельд, мужчина с рогами.

— Что если… Именно Лилит напала на Настю сегодня?

— Я думал об этом, — вдруг вмешался граф Виттури, который практически не говорил весь ужин. — И я согласен с твоим предположением, потому что это был демон достаточно сильный, нам повезло, что выход был близко.

«Ничего себе близко!» — поежилась Настя. В ее памяти снова возникло ощущение вязкой беспомощности, замедленности движений.

— Завтра мы отправимся туда. Так что, кем бы она ни была… Возможно, нам придется познакомиться с ней поближе.

Граф Виттури встал и прошелся по столовой, заложив руки за спину. Волосы его были схвачены в хвост, лицо полностью открыто, фигура приковывала взгляды гостей. Настя заметила, что он одевается всегда очень лаконично и в темное, но с налетом, пусть и легким, историчности. Среди гостей ему соответствовала больше всего Итсаску. Нила сидела в алом платье с глубоким вырезом, и цвет на фоне ее черной кожи, казалось, вибрировал. Она белозубо улыбнулась, довольная, что может привлечь к себе внимание:

— Возможно, все даже интересней, чем мы думали до сих пор.

Настя язвительно подумала: «Куда уж интересней!». Нила грациозно наклонила голову, продолжая свою мысль:

— Эта женщина, что стала для художника музой, возможно, была одержима Лилит. Демоны-суккубы иногда овладевают подходящим телом, чтобы подобраться к цели.

— Но Лилит гораздо больше, чем суккуб, — возразил граф. — Это демон, умеющий многое: замедлять время, перевоплощаться и скользить между мирами. Ильвир, Итсаску, после ужина проверим документы, все, что знаем о натурщице. Остальным лучше пойти спать. Необходимо набраться сил перед завтрашним путешествием.

После, засыпая в огромной кровати вместе с Ликой, Настя подумала, что совсем отдалилась от нормальной жизни и представить сейчас, что это такое, было сложнее, чем поверить в мистику. Благо теперь последней в ее жизни было даже через край.

— Кто этот карлик? — спросила она Лику.

— Ильвир. Мудрый книжник, он — библиотекарь и искусный ремесленник. Делает разные охранные предметы, оружие. Говорят, сделанное его руками оружие более эффективно в бою. Он мне выковал стрелы.

— Те, которыми ты убила Азазелло?

— Убила? Нет, к сожалению. Но я смогла изгнать его на время.

— Граф дружен с Ильвиром?

— Да, конечно. Они давно дружат. Цезарь тоже.

— В последнее время мне кажется, что Цезарь не очень расположен к графу.

— Вовсе нет, но… есть обстоятельства, которые заставляют по-другому посмотреть на некоторые факты…

— Что ты имеешь ввиду, Лика?

— Я не могу ничего сказать тебе, Настя. Просто держись от графа подальше. Он может запросто вскружить тебе голову, но он не расположен к… длительным отношениям. Это не то, что тебе нужно. Поэтому мы все переживаем. А теперь спи.

Ей снилась комната с занавешенными рамами, из-под бархатных покрывал вылезали черные пауки и разбегались повсюду. Спала она плохо, проснулась разбитой.

После завтрака агенты собрались в гостиной с оружием и копиями карт.

— Иной город — место непредсказуемое. Оно может быть к вам благосклонно, а может и лишить жизни. Помните, что самое сложное: у каждого из нас может быть свой иной город и свои испытания в нем. Будьте осторожны. Держитесь одной командой. Не торопитесь. На карте каждой команды помечено, куда они выйдут и где точка возврата. Пройти через них только в том же составе, что пришли. Вы будете разбиты на четверки: Итсаску, Серж, Цезарь и Диего — Вам достался район Канареджио, Ильвир, Нила, Мохаммед, Вельд, — карлик, ангел, суккуб и парень с рогами кивнули, — Вы берете Сан Марко и одну церковь в Сан Поло. Мы пойдем в Кастелло.

— Возможно, Настя, тебе лучше остаться здесь? — Цезарь неуверенно посмотрел на нее, затем на графа. — Ты уже два раза была там вчера, не знаю, как на тебе скажется еще один переход.

Настя очень не хотела возвращаться в Иной город, но и оставаться ей тоже было боязно. Граф разрешил ее сомнения:

— Как бы мне не хотелось ее оставить, боюсь, что город сам ее выбрал. И он может скорее ответить на наши сомнения и поиски. Я и Анжелика будем с нею, Джонни?

— Конечно, я пойду с вами, — живо отозвался парень, с опаской оглянувшись на Нилу, кажется, он от нее будет рад отделаться на время.

— Если только Анастасия сама не хочет отказаться, — легкая насмешливая улыбка мелькнула в уголке губ графа Виттури.

Настю бросило в жар, сердце застучало с дикой скоростью. Нет, ни за что она перед ним не покажет, как ей страшно и не хочется туда идти. Тем более, что все это было ее идеей. Она не может оставить остальных.

— Не хочу, — краснея, ответила она, не имея возможности с достоинством вынести контакта с глазами графа. Опять его воротник. И губы, которые, улыбаясь, образуют на правой щеке такие соблазнительные морщинки.

— Хорошо, тогда первая группа идет за мной, — и граф вышел из гостиной.

Лика в своем кожаном черном костюме, который на одном плече и руке имитировал чешую, была невероятно красива. Она еще раз пересчитала стрелы, заправила в сапог кинжал, другой пристегнула к Насте на пояс, стянула свои золотые кудри в хвост. Ее голубые глаза внимательно осмотрели Настю: девушка была тоже одета в брюки и кожаный жакет коричневого цвета, меч висел слева, кинжал справа, волосы заплетены в косу.

— Держись ближе ко мне, — улыбнулась она Насте. Девушка в ответ нервно кивнула.

Граф Виттури и Джонни ждали их у большого зеркала, висящего на стене в бальной зале. Настя не могла не вернуться мысленно к балу, потому что сейчас ситуация повторялась: она рядом с Ликой, а граф с Джонни. И граф Виттури протянул Насте руку словно приглашая ее на танец.

— А где все? — спросила Настя.

— Все уже там, — граф кивнул на зеркало. Настя только сейчас заметила, что его мутная поверхность ходила рябью и не отражала их. — Перемещение может быть болезненным, особенно для Вас, Анастасия, поэтому Вы пойдете между Джонни и Ликой, я иду первым.

И он прошел сквозь поверхность, которая поглотила его и сомкнулась за ним все той же серебристой рябью.

— Пошли, — Лика взяла Настю за одну руку, Джонни за другую. И они вошли в зеркало.

Боль, охватившая ее тело, была невыносимой. Кололо каждую клеточку тела, словно тысячи иголок одновременно вонзились в нее. Кости горели изнутри таким жаром, что сознание мутилось, она почти не чувствовала движения, лишь знала, что ее тянут вперед. Когда она оказалась по ту сторону перехода, на залитой солнцем площади Святого Марко, она упала на колени. Слезы брызнули из глаз, ее тошнило и мутило, все кружилось, тело, казалось, кровоточило каждой порой. Но увидев свои дрожащие руки на каменной кладке площади, она убедилась, что крови на них нет.

Лика помогла подняться.

— Как ты? Дышать можешь?

Настя что-то промычала в ответ, все кружилось перед глазами и слезы размывали все предметы вокруг.

— Пей, — она почувствовала холодный металл на губах, и властный голос графа прорезался сквозь шум и грохот в голове. Она сделала глоток. Жидкость прошлась огнем по горлу и стала унимать жар и боль в теле. Настя жадно глотнула еще, и голова прояснилась. Она пила и смотрела на лицо графа Виттури, он сурово созерцал ее, придерживая фляжку.

— Получше? — она кивнула. Ее все еще трясло от пережитого. Неудивительно, что всех так поразило ее двойное путешествие в Иной город накануне: она бы не смогла пережить и одного перехода.

— Но почему? Почему вчера я даже не замечала, как попадала сюда?

— Этот вопрос беспокоит всех нас, уж поверь мне, — Лика крепко взяла ее за руку. — Готова?

Настя кивнула. Напиток продолжал успокаивать взбудораженное перемещением тело, и силы возвращались к ней постепенно, но быстро. Она огляделась: площадь Сан Марко была пуста, не было столиков кафе, таких уже привычных, только голуби и чайки бродили по каменной мостовой.

Джонни сверился с картой. И они тронулись в путь.

По дороге Настя все время озиралась по сторонам, боясь, и, в то же время, ожидая увидеть даму в красном. Но улицы были пустынны, лишь воробьи чирикали, греясь на солнышке. Город казался спящим, тихим, но Настя больше не доверяла этой тишине. Лика крепко держала стрелу наготове в луке. Джонни в одной руке держал карту, а другая обманчиво покоилась на деревянной рукояти небольшого топорика с руническими надписями. Настя на каждом углу нервно тянулась к мечу. Но граф Виттури, идущий впереди, шел спокойно, мечи у него на спине, казалось, спали. Он без тревоги заворачивал за углы и почти не осматривался на мостах.

Они достигли своего участка и вошли в собор, где покоился прах дожей. Джонни присвистнул:

— Да, тут есть где спрятать книгу! — вдоль стен собора виднелись ниши с красивыми надгробиями, на которых лежали статуи усопших дожей.

Они принялись обыскивать собор. Приборы работали неплохо в Ином городе, вот только ничего не находилось.

— Что ж, наш участок пуст, — голос графа заставил их собраться вместе в центре собора. — Пора возвращаться назад. Самым безболезненным будет вернуться в тот же проход, откуда мы появились, — эти слова были обращены к Насте. Девушка передернула плечами в ожидании того, что ей придется опять испытать.

— Тогда не будем терять времени, — Лика сделала графу знак идти первым. Тот мрачно кивнул.

У Насти было ощущение, что он не зря взял с собой Лику, словно она была обязательным условием для того, чтобы Настя тоже оказалась в этой команде. Ей было неловко, что она не нашла книгу, и, возможно, остальные тоже потратили время зря. Одно утешало: в Венеции остальные агенты прочесывали реальные здания, что все-таки позволяло надеяться на то, что кто-нибудь наткнется на книгу. Если только она не ошибалась с самого начала, когда решила, что ее надо искать именно в Венеции.

Они шли пустынными улицами обратно к площади Сан Марко. А когда вышли на место, откуда площадь просматривалась вся как на ладони, граф Виттури резко остановился.

Между колоннами покровителей Венеции святого Марко и святого Теодора стояло деревянное возвышение со столбами и балками: виселицы. Граф прибавил шаг, вслед за ним побежали Настя и Лика. Два висельника. Два безжизненных тела. Чем ближе Настя была к виселице, тем яснее были их черты. Вопль боли сорвался с губ Лики, она опередила графа и уже хотела взобраться на эшафот, но он успел схватить ее за талию и снять с лестницы. Она вырывалась, болтая ногами в воздухе, и продолжала кричать.

— Лика, слишком поздно! Он мертв! И это может быть ловушка.

Одно из тел было всего лишь тряпичной куклой с деревянной табличкой на шее, а вот вторым был Мохаммед, склонив голову набок, он казался спящим. Лика рыдала на плече у графа. Он крепко обнимал ее.

— Где остальные? — спросила Настя. Джонни огляделся, держа топорик наготове.

Площадь была пуста, воды канала едва шевелились и поблескивали на солнце.

— Надо возвращаться, — граф подтолкнул Лику в сторону Джонни, и тот с готовностью обнял всхлипывающего ангела. — Я перейду с вами и вернусь за Вельдом, Ильвиром и Нилой. Чтобы их вытащить отсюда, придется создать новый переход.

Проходя мимо виселицы, Настя разглядела надпись на табличке и содрогнулась. «Ты» коряво было выцарапано на ней.

Внезапный ветер пронесся по площади и тут же стих. Вчетвером, они двинулись к порталу возле колокольни. Легкий шепот раздался рядом, пронесся мимо и растаял, по спине Насти пробежала дрожь.

Крик донесся до них слабым откликом, легким и невесомым. Граф бросился вперед. Они пересекли площадь и подбежали к собору Святого Марко. Крик повторился снова, сомнений не было: кричал кто-то внутри собора.

Они построились: граф шел впереди с двумя мечами, Настя и Лика по бокам с оружием наготове, а Джонни прикрывал тылы с кинжалом и топориком. Так вошли они под своды собора.

— Алтарь. Не теряем бдительности, — граф шел все также медленно, внимательно оглядываясь.

Нила стояла вся в крови на полукруглых ступенях, ведущих к алтарю, по ее пальцам стекали ручейки крови и капали на мраморный пол.

— Нила! — Лика было бросилась к ней, но суккуб выставила кровавую ладонь вперед:

— Не подходите, не прикасайтесь!

Она дрожала всем телом.

— Спокойно, Нила! — голос графа внушал уверенность. — Где Ильвир и Вельд?

Нила подавила рыдания.

— Я не знаю, мы разделились. Уходите, — она снова остановила их. — Это ловушка.

Настя огляделась: храм был пуст, над Нилой ничего не висело, что могло бы свалиться на них, подойди они к ней.

— Мы тебя не бросим, Нила, — граф сделал еще один шаг вперед.

Суккуб замотала головой:

— Уходите, — темная кожа красавицы блестела от слез. — Они убьют вас всех.

— Кто они? Здесь никого нет! — Джонни явно нервничал.

Нила закатила глаза под потолок, белки ее глаз на фоне черной кожи смотрелись зловеще.

— Я не знаю, но они произносят имя Насти. Постоянно…

Настя сделала было шаг к Ниле, но граф Виттури остановил ее:

— Стой, где стоишь.

— Но… — Настя встретилась с ним взглядом и закрыла рот. Таким она его еще не видела. Граф был в гневе и ярость, казалось, клокотала в его темных глазах, каждая черта лица посуровела и словно обострилась, и сила, с которой он держал ее за плечо, была огромной, так что Настя не сомневалась: от его железной хватки останутся синяки.

— Граф, — лицо Лики стало пепельным, — Вы же не собираетесь…

— Есть другой выход, Лика? — его жестокий взгляд пересекся с небесной синевой глаз ангела. Лика опустила глаза. Кончиком меча чиркая по мраморному полу, граф нарисовал вокруг них круг.

— За него не выходить, чтобы ни происходило. Нила, не волнуйся, мы уже рядом, ты мне веришь?

— Да! — выдохнула, всхлипывая, красавица.

Встав впереди всех, граф Виттури начал произносить какую-то абракадабру, от которой, несмотря на то, что Настя не понимала ни слова, по коже побежали мурашки, и страх ледяным дыханием коснулся затылка. Она видела, как невидимая черта круга, прочерченного мечом, загорелась желтым светом, стала видимой, светилась все ярче, поднимаясь прозрачной золотистой стеной от пола к потолку. Когда золотистый свет достиг уровня глаз, Настя задохнулась от открывшегося ей зрелища: весь собор кишел какими-то странными тварями, то ли животными, то ли людьми, то ли демонами, мерзкими чудовищами, которых не рождало человеческое воображение. Везде, где хватало взгляда, копошились крылатые, хвостатые, когтистые существа, уродливее и больше летучих мышей. Одна такая тварь лакала кровь Нилы из лужицы на полу. Обернувшись к ним, она оскалила свои клыки и зарычала, забив нервно чешуйчатым хвостом.

Стена света достигла до потолка. Граф коснулся ее руками и сделал шаг вперед, двинув стену света перед собой. Он не переставал читать то ли заклинание, то ли молитву. Лицо его было напряжено, мышцы и вены на руках вздулись. Видимо, не так легко было двигать границу света. Он сделал еще один шаг и еще. Виски его взмокли, он говорил, задыхаясь, но продолжал рывками шагать к Ниле. Твари окружили золотую стену из света и всячески пытались в нее проникнуть, шипами, жалами, зубами, когтями пытаясь вонзиться в тонкую защиту. Сердце Насти билось часто, она сама не заметила, что крепко вцепилась в Лику. Лика стояла ни жива, ни мертва, словно соляной столб. Капли пота текли по лицу графа, и это напряжение всех сил, казалось, передалось и его спутникам. Им казалось, что они двигают эту стену вместе с ним. Чем дальше он продвигался, тем больше бесновалось море чудищ вокруг. Их когти царапали со скрежетом полупрозрачную грань, визг, лязг, скрип были такими жуткими, что хотелось зажать уши. Ужас волнами набегал на Настю. Но сердце ухнуло вниз, когда она увидела капли крови, которые оставались за графом. Напряжение его сил было таким, что пот стал кровавым и стекал со лба по щекам, капал с подбородка.

— Мы можем помочь?

Лика лишь покачала головой. До Нилы оставалось два шага. Она тянула свои окровавленные руки к ним. Полукруглая лестница, на вершине которой она стояла, была совсем близко. Алтарь позади Нилы был похож на колоннаду, ведущую в другое измерение: мраморная стена с просветами, колоннами, а наверху стояли статуи святых. А позади в просвете поблескивал золотом алтарь.

И тут все твари замерли, превратившись в причудливые статуи. Воздух стал иным, густым и тягучим. Лика, Джонни, Нила — тоже застыли, и, повернув голову, Настя увидела женщину, которая стояла в освещенном светом улицы входе в собор. Испуганно оглядевшись, она поняла, что единственная, кто не застыл — это она. Женщина в красном медленно приближалась. Шорох ее юбок по полу собора, довольная улыбка на красивом, бледном лице.

— Я так долго ждала нашей встречи, — услышала Настя. Но губы женщины не произнесли ни слова, лишь дрогнули алые губы и обнажили в улыбке ровные белые зубы. Она была не просто прекрасна, ее красота была неестественной, демонической, сильной, агрессивной. Хотелось склониться перед ней.

Настя не двигалась, пытаясь отгадать, чего ждать от нее.

Незнакомка в алом платье поставила ладони на стену из золотистого света и приблизила свое лицо. Золотые всполохи заиграли в темных глазах и по белой коже.

— Так просто оказалось заманить вас, что даже обидно, не думала, что граф Виттури станет защищать своих агентов, подвергая тебя опасности.

— Кто ты? Лилит? — Насте отчаянно хотелось, чтобы эта вязкость прекратилась.

На этот раз она засмеялась. И от этого смеха, серебристого и красивого, собор задрожал, и пыль посыпалась на пол с потолка. Она сыпалась медленно, словно задерживаясь в воздухе, казалось, что падает снег.

— Твои друзья закончат также, как и ангел там, на площади. Никто не вернется назад. Это решено. Ты еще можешь спастись, Настя. Отдай мне книгу!

Настя уставилась на нее, не в силах сообразить, что ответить. Требование было настолько внезапным и неожиданным, что более нелепым показалось бы пожелание счастливого нового года. Девушка нервно засмеялась, потому что иначе отреагировать не могла.

— Нравится играть с огнем? Что ж…

Огненные шары начали падать из-под купола собора.

— Стой! — Шары замерли. — Послушай, если б она была у меня, я б отдала ее тебе!

— Ты знаешь, где она.

— Не знаю! Честно!

— Ах так! — красивое лицо на миг исказилось от злости. — Тогда ты всего лишь бесполезная девчонка и умрешь вместе с ними!

Она повернулась к ней спиной и улыбнулась через плечо. И Настя узнала ее, это была девушка с украденной картины, только художник сгладил ее красоту и сделал более человеческой. Женщина исчезла, и в этот миг огненные шары с воем ракет обрушились на все вокруг. Порвалась тонкая грань защиты, Насте пришлось отпрыгнуть в сторону, толкнув Джонни, чтобы уклониться от огненной вспышки. Воздух заревел и задымился, стало горько дышать. Кто-то поднял Настю за шкирку и толкнул к выходу. Она лишь мельком увидела, что это была Лика. Втроем они выбежали из собора.

— Граф Виттури и Нила! Они остались там! — Настя уклонилась от Лики, которая хотела схватить ее и удержать, и вбежала обратно в собор.

Пройдя сквозь клубы дыма, она остановилась, как вкопанная, потому что за этой стеной не было огня, не было графа и Нилы, все стояло в тишине и покое, нетронутое, прекрасное. И снова шепот раздался около нее, но потом он превратился в тихое и нежное пение. Настя неуверенно шла к алтарю, пение усиливалось. Создавалось странное ощущение, что каждый шаг преображал немного собор, освещение менялось, менялись какие-то детали, пол, словно она двигалась в пространстве и времени. По ступенькам поднялась она к алтарю, яркий свет осветил ее и золотое огромное панно с драгоценными камнями. Она стояла в золотом круге света и смотрела, как вокруг мигает освещение: то ночь, то день, мелькают детали, тени людей проносятся мимо, как в быстрой прокрутке пленки. А потом все стало замедляться, собор погрузился в темноту, и только свет над ней не менялся. Настя увидела художника: он крался по храму в ночной тишине.

В его руках был сверток, и Настя знала, что там, в тряпках, спрятана книга. Она пошла за ним. Луч света, словно прожектор в театре, двигался следом. Они обошли алтарь справа налево и вышли в левый неф. Художник шел и озирался, но Насти он не видел. Наконец, подошли к маленькой капелле, художник юркнул вовнутрь. Настя прошла за ним. Луч, следовавший за ней по пятам, побледнел и погас. Вместе с художником она подошла к скульптурной композиции: Мадонна с младенцем стояла посередине, изящно изогнув стан. А по бокам от нее стояло две статуи: святого Марка с закрытой книгой в руке и Иоанна Богослова с раскрытой книгой. Художник просунул руку в отверстие между одеждами Иоанна Богослова и основанием скульптуры, довольно кивнул и засунул книгу за статую.

Он ушел, и Настя с замирающим сердцем приблизилась к алтарю. Снова замелькало освещение собора, стали меняться детали интерьера и мелькать тени. Собор наполнился дымом и огнем. Настя нерешительно просунула руку в отверстие. Пошарила там, приподнявшись на носочках. И нащупала кусочек холщовой материи. Подхватив ее, она вытащила сверток и нетерпеливо развернула пыльную, потемневшую, полуистлевшую от времени ткань.

Книга была в кожаном переплете, на застежках с ремешками. Прижав ее к груди, Настя бросилась бежать по нефу к выходу из собора. Но огненная стена, взметнувшись из облака дыма, остановила ее. Девушка метнулась к алтарю, дым щипал глаза, она сдернула с шеи шарф и приложила его к носу и рту. На алтарной лестнице была кровь Нилы. Послышался скрежет и что-то тяжелое обрушилось совсем рядом, но что именно — было не разглядеть в дыму. Перебежав в правый неф, она двинулась к выходу.

Шла практически наощупь, задыхаясь. Потом, вспомнив, что при пожаре надо ложиться на пол, она засунула книгу под куртку, опустилась на четвереньки и поползла. Прямо перед ней упала на каменный пол голова Нилы. Приглушенный платком вопль вырвался из горла, булькающий и хриплый. Она метнулась в сторону. Из-под клубов дыма по полу ползли к ней чудища, раскрыв хищные пасти. Голова кружилась, Настя торопилась, но не успевала до выхода, твари подбирались все ближе, слюна капала на пол, алчные глаза горели торжеством… Черное тело прыгнуло рядом, Настя метнулась в сторону, но то была огромная пантера, она опустилась перед ней и нервно забила хвостом. Настя залезла на пантеру, задыхаясь, обняла ее крепко за шею, большая черная кошка оттолкнулась от мраморного пола и прыгнула прямо в дым и пламя.

Первый глоток свежего воздуха вызвал сильный кашель, но она вдыхала снова и снова. Площадь за время ее отсутствия превратилась в поле битвы: граф Виттури сражался с женщиной в красном, здесь были все агенты за исключением Нилы и Мохаммеда. Они живы! Живы, но сражаются с несметным количеством тварей и демонов. Пантера опустила Настю на каменную мостовую, лизнула ее в лицо огромным языком.

— Диего, ты меня слышишь? — Настя не знала, соображает ли парень, как человек, в облике зверя. Ее вопрос, похоже, сильно развеселил пантеру, но животное кивнуло, не сводя с Насти зеленых глаз.

— Я нашла книгу, — прошептала Настя. — Но не знаю, что делать.

Морда пантеры плавно перетекла в лицо Диего, сидящего перед ней на корточках. Настя подумала, что никогда не привыкнет к этому преображению.

— Я не знаю, Настя. Мне вообще это все кажется странным. То, что ты оказалась замешана во все это. И граф Виттури. Это дело словно специально подтасовано.

Настя бросила взгляд на горячее сражение на площади.

— Она сказала, они все погибнут, если я не отдам ей книгу.

— Я не стал бы ей верить. Наши неплохо справляются. Встать можешь?

Настя кивнула. Диего поднялся и протянул руку, помогая ей встать, в этот момент она увидела, что женщина в красном взметнулась вверх над графом Виттури, обрушив на него огонь, граф успел отскочить, и в это мгновение демонесса заметила Настю и Диего у стены собора. Настя успела только толкнуть Диего в одну сторону и метнулась в другую. Дьявольский хохот парализовал ее, и, прижавшись к стене, она могла только наблюдать, как огромный огненный шар летит прямо на нее. Настя успела увидеть, как граф Виттури слишком поздно налетел на свою соперницу, чтобы оттолкнуть, и услышала вопль Диего. Инстинктивно она зажмурилась, потому что огонь ослепил ее и жаркое дыхание коснулось кожи. "Мама!" — только успела подумать Настя.

Но тут же пламя отпрянуло.

Диего видел, как огонь, налетев на девушку, вместо того, чтобы оставить от нее лишь пепел, растаял.

Настя открыла глаза. Пока она с недоумением ощупывала себя, все твари, повинуясь приказу Лилит, обернулись на них. Диего пантерой прыгнул между ними и подругой. И оскалил клыки. Настя обнажила меч. Серебряные стрелы и пули обрушились на чудовищ с тыла, Цезарь, Серж, Ильвир и Вельд косили полчища тварей, Джонни был окружен, лишь серебряный клинок топора сверкал иногда среди серой массы причудливых существ. Настя отчаянно держала оборону на пару с пантерой, стараясь не думать о том, как уродливы и непредсказуемы их противники.

Но тут все опять замерло, и Настя с тоской обернулась: женщина в красном стояла совсем недалеко, держа графа Виттури за волосы одной рукой, она прижимала к его горлу кинжал, чей клинок извивался, словно змея, ползущая среди травы. Ничто не двигалось, даже языки пламени, объявшие собор, замерли.

— Как видишь, все они умрут.

Настя обернулась на Джонни: острый, как клинок, шип на хвосте одной из тварей грозился распороть ему живот, пока парень замахивался топором на одного из своих соперников. Лика застыла в попытке отклониться от меча человекообразного существа с хищной, клыкастой ухмылкой и выдвинутой вперед челюстью. Итсаску не видела, как сзади на нее набрасывается демон с четырьмя лапами. Сержа схватили за руки два демона и тянули в разные стороны, желая разорвать. Диего был прижат к стене собора, Ильвир и парень с рогами тоже почти исчезли под массой навалившихся на них демонов. Цезарь вот-вот должен был пасть с разорванным горлом.

— Больше никто не умрет, — Настя старалась, чтобы голос звучал ровно. — Ты- женщина с картины.

— Да, я была ею, — кивнула красавица. — Но это было давно.

— Я знаю, где книга. Отпусти их всех, и я скажу тебе, где она.

— Ты говорила, что не знаешь.

— Я соврала, — спокойно возразила Настя.

— Где же книга? — Лилит начала терять терпение.

— Сначала отпусти моих друзей.

— Ты не можешь диктовать мне правила!

— Могу, если хочешь получить книгу! — Настя напряженно сжимала рукоять меча, пытаясь не отводить взгляда от мечущих молнии глаз демонессы. Это было легче, чем выдержать взгляд графа Виттури, вдруг подумалось ей.

— Хорошо, я буду убивать их одного за другим. Посмотрим, кого ты захочешь спасти. Начнем, пожалуй, с твоего друга у собора, — и Лилит посмотрела в сторону Диего.

— Нет! — Настя в отчаянии готова была разрыдаться. Она вдруг поняла, что на ней слишком много ответственности, что она не может быть героем, спасать других, почему-то вся эта ситуация на площади Иного города казалась ей шахматной партией. Настя терпеть не могла шахматы за то, что надо продумывать несколько ходов наперед в различных вариациях. Она просто не в состоянии была проанализировать ситуацию трезво. В голове крутилось только «шах и мат», потому что любое ее действие приводило к проигрышу. Она не верила, что ее друзей оставят в живых, если она отдаст книгу. Оставалось только тянуть как можно дольше, чтобы подарить им и себе хоть секунды жизни.

— Художник спрятал ее в соборе, в одной из капелл левого нефа.

— Какой именно?

— Там есть три статуи, Мадонна и по бокам святые с книгами.

— Я должна была догадаться…

Кинжал чуть плотнее прижался к горлу графа, и тонкая струйка крови скользнула по его шее вниз. Насте показалось, что ледяной металл лезвия режет ее кожу.

— Не убивай его, я говорю правду! — ее сердце готово было разорваться от смешения страха, боли за друзей и осознания скорой гибели.

— Я знаю. Но я хочу, чтобы ты принесла мне эту книгу. Сейчас.

— Почему я?

— Я не знаю, — Лилит злобно воззрилась на Настю. — Но когда я увидела тебя в пустом городе, я сразу поняла, зачем ты сюда явилась. Я знала, что именно ты найдешь ее. И ты принесешь мне книгу, потому что другого выхода нет. Выхода нет! Поняла?

Настя заторможено кивнула.

Девушка бросила взгляд на застывшего графа и на подгибающихся от отчаяния ногах пошла к собору. Огонь погас, черные следы от пламени обрамляли вход в храм, словно вход в пещеру. И пахло горелым.

Внутри собора Настя достала книгу из-под куртки. Раз уж ее придется вручить демонессе, то надо посмотреть, ради чего умерли Мохаммед и Нила. Ради чего умрут ее друзья и погибнет она. А в том, что она лишь пытается отсрочить и свою гибель тоже, Настя не сомневалась. Она расстегнула кожаные ремешки и подняла обложку. Страницы были из плотной бумаги, текст написан красиво от руки, первая буква каждой главы оформлена витиеватым рисунком. Было там много чертежей и схем, формул, Настя листала книгу и чувствовала глубокое разочарование. Она сама не знала, чего ждала. Но не этих осязаемых страниц с витиеватым почерком на незнакомом языке. Что же в этой книге за знание, что Лилит так ее хочет? И почему именно ей отдал город книгу? Да, книга защитила ее от огня, Настя не сомневалась, что именно поэтому избежала участи превратиться в пепел. Значит, книга сильнее Лилит?

Больше медлить было нельзя. Нужно было возвращаться. Внезапная ярость от бессилия, от осознания своей беспомощности и никчемности охватила ее. Она с силой прижала книгу к себе, хотя больше всего хотела уничтожить ее, и прошипела, обращаясь больше к себе, чем к почерневшему собору:

— Я не знаю, что делать! Я не знаю! Почему я? Почему ты выбрал меня?

Вся в слезах, она вышла на площадь. Бесполезно просить ответ, если отвечать некому. Одно дело быть частью большой команды, искать книгу, вести расследование… и другое — столкнуться со злом лицом к лицу и в одиночку. При виде кожаного переплета в ее руках демонесса вся заискрилась, а по черным волосам вспыхнули язычки пламени. Зрачки глаз расширились, полностью перекрыв радужную оболочку, отчего вид ее стал еще более пугающим. Настя испуганно замерла, не в силах приблизиться. Она понимала, что вручает ей нечто важное, что, по-видимому, увеличивало мощь демонессы, и ужас останавливал ее.

— Скорее! — поторопила Лилит.

Настя заставила себя сделать еще шаг. Книга вдруг налилась тяжестью и выскользнула из ее руки на каменную мостовую. Она почувствовала, что город не хочет отдавать книгу и не хочет, чтобы она отдавала ее. И понимая, что теряет все, и жизнь тоже, Настя с яростью и отчаянием самоубийцы замахнулась мечом и вонзила его в книгу. Острый клинок вошел в нее мягко, как в плоть. Страшный вой и вихрь поднялся на площади, но она не отрывала глаз от книги, на обложке возле клинка проступило багровое пятно, которое, пульсируя, выросло в лужицу и побежало потоками на камни мостовой. Она робко бросила взгляд вокруг: поднялся вихрь, серый и туманный, и только держась крепко за меч, она смогла удержаться на ногах. Книга начала распухать и расти, меняться в очертаниях, обрастать плотью, и вскоре у ног Насти вместо книги лежала девушка с картины, пронзенная мечом. Кровь полилась у нее изо рта, с шипением, забурлила, вены вздулись и кожа стала серой. Еще мгновение, и вихрь втянулся в нее, унося все рогатое, когтистое и зубастое демоническое воинство, а она сама сморщилась в мумию старой ведьмы с белыми волосами и рассыпалась в прах.

И площадь опустела. Остались только ее друзья, кто лежал, кто вставал, но все они были живы.

Граф Виттури поднялся тяжело с колена. У него был суровый свинцовый взгляд. Настя почувствовала, какой он видит ее: в порванной одежде, перепачканной и с покрасневшими от дыма и слез глазами.

— Пора возвращаться домой, — просто сказал он и взял Настю за руку, осторожно отцепляя ее сведенные нервной судорогой пальцы от рукоятки меча. Волна облегчения нахлынула на нее, плечи опустились, она расплакалась и спрятала лицо у него на груди. Он помедлил, прежде чем, встретившись с Цезарем взглядом, неловко положить ей руки на плечи, мягко отодвигая от себя.

Иной город отпустил Настю безболезненно и легко. Словно она сделала все, что он хотел от нее.

ЧАСТЬ 3. Барселона.

Возвращение было тяжелым. Помимо того, что Настя переживала расставание с графом, которое оказалось болезненным, так еще и город встретил их холодом и дождем.

Ей было трудно принять повседневную реальность: спокойную, размеренную, распланированную и предсказуемую. Официально дело о пропаже картины было закрыто, новых заданий не поступало. Настя продолжила лекции с Цезарем, тренировки с Диего. Пепе был единственным, кто заметил в ней перемену.

— Что стряслось с тобой, дочка? — обеспокоенно спросил он, когда она надевала фартук. — Ты словно в другом месте пребываешь.

— Возможно, так оно и есть, — Настя задумчиво перебирала чашки. Как бы ей хотелось хоть кому-то рассказать, как тянет ее к графу, но она понимала, как по-детски это прозвучит. Как объяснить, что это вовсе не влюбленность, а тяга, словно они играют в перетягивание каната своими душами, и душа ее наполовину уже в его руках? Как описать, что яркое появление в ее жизни этого сумрачного незнакомца ослепило, а то, что он столько раз спасал, прикрывал, заботился о ней, лишь укрепляло эту привязанность. И хотя после возвращения из Иного города они больше не виделись, она ни с кем не могла поговорить о нем и разрешить вопросы. Кто он? Почему он так молод и одновременно властен и богат? Что за комната с зеркалами в подвале его палаццо? Как объяснить, откуда в нем столько силы и проницательности, обаяния? Почему она не может обсудить его с Цезарем и остальными, словно они построили стену, за которую она не может заглянуть? Почему столько нераскрытых и невыясненных обстоятельств, столько недомолвок, которые бесят и лишают доверия к агентам. И почему именно она, по выражению Диего, связана со всей этой историей?

Всего этого не обсудишь с мамой по телефону или с Пепе за чашечкой кофе, а придется распутывать со временем самой. Или же просто жить дальше. Ведь вряд ли они с графом увидятся до следующего бала.

— Знаешь, Настя, думаю тебе пора немного отвлечься, выбросить из головы все, что произошло. В конце концов, дело закрыто, надо уметь отдыхать, — Диего делал растяжку после бега, Настя старалась повторять за ним. Они стояли на пасео вдоль моря, мимо них шли туристы и проносились утренние бегуны. Воздух был по-зимнему холодным и соленым, море серым и грустным. До них долетали звуки волн.

— Сложно выбросить из головы не поддающиеся нормальному объяснению вещи, которые стали случаться со мной после знакомства с агентством.

— Я не уверен, что странные вещи в твоей жизни стали происходить именно после агентства, иначе мне сложно объяснить, почему за тобой следили и следят.

— До сих пор? — Настю передернуло.

— Да. Но теперь иначе. Иногда это люди, не твари.

— Полегчало.

— Не иронизируй. Лучше задумайся, почему они стали следить за тобой.

— Я подозреваю, что это произошло в мой первый день в Барселоне, — и Настя рассказала Диего о том, как ее пытался ограбить мальчишка в кафешке на Пасео де Грасия. Тогда она не поняла, что речь шла о призраке, ведь для нее он был реален. И частое сердцебиение и плохое самочувствие она тогда списала на расстройство от происшествия. Лишь после контакта с Исабель и художником, когда она чувствовала то же самое, только сильнее, вспомнила о том мальчишке. То, как на нее смотрели другие посетители кафе, теперь можно объяснить тем, что в их глазах она была городской сумасшедшей.

Диего внимательно слушал.

— Возможно, он и дальше промышляет мелким воровством, интересно было бы поймать его.

— Но будучи призраком, как он может брать вполне себе реальные вещи?

— Тема с призраками очень размыта, мало кто изучал их природу. Займешься как-нибудь докторской диссертацией на эту тему.

— Еще не хватало! С другой стороны, если подумать, Исабель брала мой платок, а художник вполне реально двигал мою руку. Возможно, и картину украли призраки? — внезапно оживилась Настя.

— Из галереи? Возможно, — Диего улыбнулся. — Такой ты мне нравишься больше: ты вся загорелась в предвкушении новых действий.

Настя засмеялась.

— Да, хватит грустить, давай попробуем отыскать этого воришку.

Джонни вернулся в Барселону вместе с остальными. Граф Виттури не освободил его от задания после того, как книга была уничтожена. Он пригласил его в свой кабинет ночью, после похода в Иной город и накануне возвращения агентов в Барселону. Все уже спали, в палаццо было тихо.

Джонни вошел вслед за лакеем. Граф сидел при свете свечей и камина, огненные всполохи играли на его лице, отчего он казался зловещим. Впечатление, которое сгладилось, когда он поднял голову и жестом пригласил Джонни сесть в кресло напротив.

— В доме непривычно людно, — сказал граф, словно извиняясь за то, что пригласил Джонни в кабинет, а не в гостиную. Лакей подал коньяк и виски на подносе, поклонился и вышел.

Некоторое время они молча смотрели на огонь. Джонни чувствовал, как напряжен, как каждая мышца его тела болит от ожидания. Граф обладал огромной властью над всеми ними, но не страх подчинял его, а глубокое уважение, священный трепет, которому была не одна тысяча лет, словно он, этот коленопреклонный восторг, наследовался в генах.

— Я еду в Барселону? — спросил Джонни, чтобы прекратить томительное молчание, прерываемое только треском дров в камине. Граф перевел на него взгляд темных глаз:

— Ты ведь этого хочешь?

Эта его способность вызывать на откровение, от которой собеседник радостно выворачивал всю душу, как карманы, открывая все в себе: и низкое, и высокое… бороться с ней, как пытаться устоять при цунами.

И Джонни начал говорить все подряд. Некоторые мысли, что озвучивал он сейчас, он даже не осознавал, они словно таились на краю сознания, чтобы вырваться на волю и удивить его самого:

— Я знаю, она была неравнодушна ко мне, смотрела преданно в глаза, смеялась и переводила на меня взгляд, она с первого мгновения очаровалась мной, как Вы и хотели. Но потом Вы сами отняли ее у меня. Зачем Нила лезла ко мне так открыто? Вы наслаждались тем, как Настя отдаляется от меня, не так ли? Я сам не знаю, почему так обижен на Вас. Вы то даете задание, которое я стремлюсь исполнить, то сами же делаете все, чтобы я провалился. Она теперь смотрит на Вас. Что теперь Вы хотите? Я охраняю ее, как могу, я сплю в ее комнате и каждое утро сбегаю, поджав хвост. Но она успевает пропасть, потеряться, попасть в беду. Я бессилен, хотя делаю все, чтобы выполнить Ваш приказ.

— Я знаю, — мягко прервал его граф. Он помолчал немного, глядя на огонь, не на Джонни. Его рука вертела бокал с коньяком, жидкость послушно качалась из стороны в сторону. Джонни уловил запах алкоголя.

— Это не конец, — мрачно заговорил он снова. Джонни почувствовал, как по спине пошла дрожь. — Это только начало. Вся эта сценка с демонессой, всего лишь прелюдия к драме более грандиозной, чем мы можем представить. Ты же знаешь, что было в той книге. Они начали раскручивать историю, конец которой может быть страшным. Ты только посмотри на Цезаря: будучи человеком, он, несмотря на всю его житейскую мудрость, не может не опасаться за Настю. Ему проще думать, что я собираюсь ее совратить для достижения темных целей, чем верить мне, тому, кто был с ним рядом все эти годы. Он знает меня, но не может не подозревать. И Лика. Ангелам свойственно недоверие, но чтобы так… И теперь ты, с глупыми претензиями на первенство в обожании девчонки. Я просил тебя стать ей защитой и другом, но ты почему-то решил, что должен ее влюбить в себя.

Это мелко. Ты проиграл самому себе, как всегда, как и тогда… Твоя гордыня и уверенность в очаровании… Я лишь отзеркалил тебе Нилой то, до чего ты мог бы скатиться. Девчонка… Я сам не могу понять, почему она. Думаю, Цезарь частично прав: она является одним из персонажей этой драмы. Но я пока не знаю, насколько важным. Время покажет, чья она игрушка. Не спускай с нее глаз. Будь рядом, но прекрати вести себя смешно.

— Вы постоянно рядом с ней, Вас забавляет ее интерес. И Вы просите меня не быть смешным, но смотреть, как она смешна для Вас.

— Мне не смешно! — он так посмотрел на него, что Джонни перенесся на мгновение во времена, когда от гибели его спас этот горящий и напряженный взгляд. Тогда весь его мир и все собратья сгинули, а его, считавшего себя всемогущим и сильным, выдернула из месива смерти рука графа. — Думаешь, мне приятно было подвергать вас опасности ради того, чтобы узнать, что Лилит хочет от Насти? Я мог сломать вязкость времени хотя бы только для себя, но подставил свою шею кинжалу Лилит только потому что знал: Иной город хочет что-то Насте показать. И если бы мы вмешались, то он никогда не отдал бы ей книгу. Мы все были в смертельной опасности. Но теперь у них нет книги. У девочки интуиция, потрясающая интуиция, она многое делает бессознательно правильно. Меня это все забавляет и развлекает, но я не знаю, что она выкинет в следующее мгновение. Она непостоянна, вот что опасно. Она сама не знает, куда идет. Ты единственный, на кого я могу положиться. Будь с ней рядом.

Он обещал, старался и снова провалил задание. Настя и Диего исчезли бесследно, прошло уже пять часов, как он известил об их исчезновении графа. Серж пытался отследить местонахождение ребят по телефонам, которые вскоре нашли в мусорном контейнере на пляже. Итсаску подняла на ноги все связи агентства и свои личные, пока никто ничего не знал. Кроме одного свидетеля, который видел красивого парня с девушкой, по описанию похожих на Диего и Настю на Пасео де Грасия, больше никакой информации получить не удалось.

Джонни чувствовал, как вся тяжесть ответственности ложится на его плечи. Он виноват. Сейчас он в виде собаки пытался найти запах Насти и Диего среди сотен следов на Пасео де Грасия. Лика, кутаясь в пуховик, с красными от ветра щеками стояла рядом.

Диего обладал сильным мускусным запахом, который становился более сильным, когда он превращался в пантеру, и слабел, когда он был человеком. Джонни больше ставил на этот запах, чем на запах Насти — тот был слишком блеклым и легко путался с другими следами на мостовой. Отчаяние мешало сосредоточиться. Джонни не знал, как граф Виттури отреагирует на очередной его провал. Но подозревал, что предал доверие так сильно, что уже никогда не обелится перед ним.

Помимо этого, он ощущал недоверие со стороны ребят из Барселонского агентства: для них он был чужим, несмотря на то, что вместе они пережили немало. Но куда, куда она могла деваться? Как могла потеряться в компании Диего? Возможно ли, что каким-то образом здесь сыграло роль то, что Диего не верил в то, что Джонни всего лишь многообраз: оборотень, способный принимать вид различных животных. Так его представил граф, но Диего, сам будучи оборотнем, порой так пристально смотрел на Джонни, что парень знал: тот интуитивно догадывается, что все не так просто.

И Лика тоже. Она видела, как Джонни сражался одновременно с несколькими тварями. Она знала, что простому оборотню это не под силу. Сколько еще пройдет времени, прежде, чем она узнает, кто он?

Внезапно нос пса уловил запах Диего, шерсть на загривке встала дыбом, сущность зверя взяла верх на достаточное мгновение, чтобы Джонни успел обрадоваться взятому следу. Но тот почти тут же потерялся. Проклятье.

— Они там были, по крайней мере, Диего, меньше, чем сутки назад, — Джонни старался говорить взволнованно, но холодно размышлял, что делать дальше. Цезарь сидел, угрюмо уткнув подбородок в сцепленные пальцы, Лика устало сидела прямо на полу, обняв себя за колени, Серж и Итсаску стояли у окна, глядя на город.

— Проклятье, — Серж сжимал и разжимал кисти рук, нервно и отрывисто дышал. — Никто не видел их, как в воду канули. Просмотр камер наблюдения в метро пока не дал результатов, но мы движемся, расширяя радиус поисков.

— Попробуем вскрыть доступ к камерам наблюдения магазинов и ресторанов в той точке, где Джонни почуял Диего, возможно, это что-то даст, — Итсаску говорила спокойно и холодно.

— Главный уже едет сюда, — сказал Цезарь.

Джонни почуял, как холодок страха мешает дышать.

— Незачем ему сюда ехать, мы справимся без него, — резко ответила Лика.

— Он дал нам несколько часов на самостоятельные поиски, мы провалились. И если ты против, скажи ему об этом сама.

Лика недовольно промолчала.

— Продолжаем работу, помогите Итсаску и Сержу просмотреть записи, я поеду встречать графа.

В архиве камеры кафе, рядом с которым Джонни нашел след Диего, довольно быстро обнаружилась нужная им запись.

— Вот он! — Серж взволнованно поправил очки и стукнул пальцем по экрану. Изображение было чудовищно нечетким, но силуэт Диего в шикарном пальто с поднятым от ветра воротником они бы узнали из тысячи.

— Что он делает? — Лика прищурилась.

— Читает меню? — Джонни жадно вглядывался в размазанное видео, посетители входили и выходили из кафе мимо Диего, а парень стоял у витрины.

— Нет, — Итсаску поставила видео на паузу. — Голова смотрит прямо, не наклонена к папке с меню.

— Тогда он смотрит в зал. Возможно, там Настя?

— Или он смотрит в отражение витрины. И его интересует то, что происходит на улице, — возразил Лике Джонни.

Итсаску опять включила воспроизведение видео, спустя мгновение, Диего скрылся из объектива камер.

— У нас есть время записи, мы знаем, в какую сторону он пошел, возможно ли проследить его по камерам наблюдения с улиц?

— На это уйдет много времени, — Итсаску обвела всех взглядом. — Я могу заняться, но вам стоит искать дальше. Главный всех разнесет, если к его приезду эта запись будет нашей единственной зацепкой.

— Смотрите! — Лика, продолжавшая рассеянно смотреть на видео, лихорадочно нажала на паузу.

Сначала ребята не поняли, что именно привлекло ее внимание, но потом она показала пальцем на женскую фигуру на заднем плане.

— Это может быть Настя, а может и не быть, — с сомнением сказал Серж.

Девушка на видео чуть оглянулась, потом решительно последовала вперед, через некоторое время вслед за ней прошел Диего.

— Кажется, я начинаю понимать… — Джонни знал, что его предположение грозит рассмешить остальных, но иного объяснения он не видел. — Это связано со слежкой за Настей. Эти двое решили выяснить, кто следит за ней. И им удалось, видимо, поймать на живца, только рыбка оказалась больше рыбака. Не пора ли, наконец, выяснить, кто следит за Настей все это время? Возможно, так мы найдем ребят скорее.

— Ну, более или менее, мы знаем, кто следит за Настей, — Серж посмотрел на Джонни, и вслед за ним на него воззрились и остальные.

— Это смешно! — Джонни дернул головой, словно получил пощечину. — Я говорю о тех, кто пытался выманить ее в тот заброшенный дом, кто с самого начала привлек внимание Диего к Насте. Сами знаете, что я стараюсь защитить ее.

— Плохо стараешься, — Лика смотрела на него холодными, как лед, глазами. Джонни почувствовал, как внутри него кольнул страх.

— Кто ты такой, Джонни? Демон? — Итсаску щелкнула затвором пистолета, внезапно появившегося у нее в руке.

— Я всего лишь оборотень, сами знаете, — миролюбиво ответил парень, стараясь соблюдать спокойствие.

Лика заполыхала светлыми вспышками, словно северное сияние.

— Ты же знаешь, — ее голос отливал металлом и холодом, — что мы не страдаем предрассудками, мы все служим общей цели. Но нам нужно доверять друг другу. Ты стараешься обмануть нас, а это значит, что мы можем не доверять тебе.

— Ты демон? — настойчиво спросил Серж.

— Никакой я не демон! — взвился Джонни: его фигура вдруг стала больше, мышцы раздулись сильнее, борода удлинилась, глаза потемнели и сверкнули разъяренно. — Хотите поссориться со мной? Хотите свалить на меня всю вину? Жалкие создания вы все! Да кто вы такие?

Он матерел и рос в размерах, и даже Итсаску оробела перед его сущностью.

Внезапно с грохотом распахнулась дверь, и ледяной голос графа Виттури произнес:

— Угомонись, Локи!

Джонни сразу сдулся, вернул себе прежний облик и тихо сел на диван.

— Локи?! — Лика в ужасе перевела взгляд на графа. — Как это понимать? Они же все умерли!

— Так и понимать, — сухо отрезал тот, входя в комнату. — Не все.

— Что еще за Локи? — взъерошил волосы Серж. — Ведь не скандинавский бог же?

Но глядя на застывшую Итсаску, испуганную Лику и грозного графа, парень перевел взгляд на Джонни и впервые по-новому обозрел его внешность викинга.

— Да лаааадно! — протянул он, надеясь, что его разыгрывают. — Крутяг! Среди нас еще и боги есть?!

— На самом деле, Локи — демон, — угомонил его граф.

— Я не демон! — взвыл Джонни. Он знал, что он создание демонической породы, но быть богом льстило его самолюбию куда больше.

— Но и не бог, — отрезал граф Виттури. Затем обвел всех своим тяжелым взглядом. — Вы их нашли?

И от этого вопроса всем стало нехорошо.

— Нет, — ответила за всех Лика, — но, кажется, у Вашего демона есть идея о том, где они могут быть.

Джонни подумал, что он еще задаст этому ангельскому созданию взбучку.

Губа распухла и болела, железный привкус во рту был навязчивым. Но открывать глаза и двигаться не хотелось. Голова налилась свинцом. Ее сильно тошнило. В памяти проносились события, которые привели к этому состоянию, и как бы не хотелось переиграть их, Настя понимала, что с самого начала была обречена.

Как она обрадовалась, вновь заметив мальчишку-призрака промышляющим среди туристов! Они с Диего были уверены, что действуют незаметно, шли отдельно, на расстоянии, преследовали его по прямым улочкам Эшампле, где он не мог никуда от них скрыться. Его было видно издалека. Настя знала, что Диего следует за ней, что на самом деле, он мальчишку не видит. И то, что именно она ведет слежку, давало ощущение исключительности, словно она и в самом деле тайный агент или супершпион, преследующий один на один подозреваемого. Мальчишка резко метнулся в маленький проулок, Настя шмыгнула за ним, оказавшись у входа на крытый рынок. Воришка-призрак протиснулся в приоткрытую дверь служебного хода. Настя оглянулась, увидела, что Диего уже в проулке, и осторожно вошла вслед за мальчиком в здание рынка. Пахло пылью и стройматериалами: только сейчас она заметила, что рынок закрыт на ремонт. Было темно. Шаги предательски гулко раздавались в пустом коридоре. Она заметила призрака в самом конце коридора. Настя устремилась за мальчиком, но в этот момент что-то тяжелое навалилось на нее. Она даже не сразу поняла, что ее схватили сзади. Зажали рот и, как она не брыкалась, утащили в еще более черное помещение. Там хватка ослабла на миг, девушка хотела крикнуть, но удар по лицу ошеломил ее, а к носу кто-то еще сунул вонючую тряпку, от которой сознание окончательно помутилось и погасло.

Теперь она медленно приходила в себя, но боялась открыть глаза и пошевелиться. Сначала она настороженно прислушивалась к пустоте, скрывавшейся снаружи закрытых век. Она понимала, что еще не до конца восстановилась от наркотика, вырубившего ее. Если потребуется бежать или драться, на этих ватных ногах она не сделает и шагу.

Рядом что-то позвякивало, копошилось, порой вздыхало. Она слышала чьи-то шаги, с постукиванием, словно большая собака ходила туда сюда рядом, стуча когтями.

Когда она открыла глаза, повернулась и села, неуклюже, потому что руки были связаны, то увидела пантеру, сидящую на цепи у противоположной стены. Люминесцентные лампы светили до боли ярко, помещение напоминало лабораторию своей раздражающей белизной и железными столиками на колесиках, заполненным оборудованием, прикрытым черным полиэтиленом. Кроме пантеры и Насти в помещении больше никого не было.

— Диего! — шепотом позвала Настя. Пантера только повела ушами, глядя на Настю с равнодушием. Потом она и вовсе начала вылизывать себе лапу с мощными когтями. Ее розовый язык и черная лоснящаяся шерсть — это все, что Настя видела.

— Диего, — уже без надежды позвала Настя. Пантера и ухом не повела. Вздохнув, Настя встала на ноги. Осмотрев тугие веревки на запястьях, попыталась развязать узлы самостоятельно, поняла, что ничего не выйдет.

— Диего, можешь помочь?

Она сделала шаг к пантере, и та хищно насторожилась, встав на лапы и зарычав.

— Да ты что, Диего? — Настя вдруг почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она сделала шаг назад и огляделась вокруг в поисках предмета, об который можно было попробовать порвать веревки. Она приподняла ближайший к ней полиэтилен и озадаченно уставилась на довольно странное «оборудование»: колбочки, пробирки и склянки, ступки и разные по форме бутылки сочетались с церковными свечами всех размеров и цветов, камнями, всевозможными жестяными банками, стеклянными банками с сухой травой и странными существами в желтой жидкости. Было тут и распятие, и черный мел, и четки, и старые книги в кожаных переплетах. Больше походило на лабораторию алхимика, перенесенную в настоящее время, чем на склад обычной лаборатории. Настя внимательно осмотрела длинные толстые железные гвозди и толстый молот, и, наконец, радостно остановила взгляд на ноже с рукояткой из кости, на которой была изображена вязь из рун. Она осторожно взяла его в руки.

Веревки уже были практически полностью перерезаны, когда в тишине гудящих ламп раздался голос:

— Не советую играться с режущими предметами.

Настя вздрогнула от неожиданности и чуть не выронила нож. Вцепившись в него покрепче, она обернулась. У двери стоял красивый мужчина с серебристыми от седины волосами и аккуратной коротко стриженной бородой. Кожаный коричневый плащ был повязан на нем как халат, не застёгнутым. Настя воспользовалась этими секундами, чтобы сбросить остатки веревки с рук.

— Вы кто? И что сделали с Диего? Он меня не узнаёт!

— Мы с тобой, в некотором смысле, схожи, Настя, — незнакомец развязно вошел, не обращая внимания на оружие в руках девушки. — А Диего, к сожалению, не скоро вернется из животного состояния, так уж действует химия на оборотней. Он успел перекинуться, почувствовав опасность. И был усыплен уже пантерой. Он опасен, так что тебе он сейчас не помощник.

— Что вам от меня надо? Вы призрак?

Удивление скользнуло по лицу незнакомца. И он улыбнулся.

— Значит, это правда. Ты не различаешь призраков от людей. Настолько они реальны для тебя.

— Вам-то что от этого?

Мужчина улыбнулся. В его глазах светилось торжество и радость, которые вызывали у Насти смутное ощущение тревоги.

— Я хочу узнать тебя получше. Я ведь тоже говорящий с призраками. Хочу понять, почему ты их видишь так ясно. Считай это… любопытством ученого.

— Вы только что сказали, что сами их видите. Вот и изучайте себя.

— Но не так, как ты. Я вижу их полупрозрачными и не могу так взаимодействовать с ними. Педро, воришка с улицы, сказал, что ты схватила его и отобрала кошелек. Я так не могу. Пока Педро не положит кошелек на стол, я его даже четко не увижу, — он развел руками. — Так что сама понимаешь, мне очень хотелось с тобой познакомиться.

— Вы выбрали весьма оригинальный способ знакомства.

— Поверь мне, я пытался познакомиться другими способами, но с тобой всегда были эти прихвостни зла.

— Прихвостни зла?

— Ты же знаешь, на кого работаешь на самом деле, Настя?

— На графа Виттури, — Насте не понравился странный блеск в серых глазах незнакомца.

— И ты знаешь, кто он?

— Кто? — онемевшими вдруг губами спросила Настя. Что-то подсказывало ей, что незнакомец скажет что-то очень страшное, и она боялась слов, которые он может произнести.

Он улыбнулся, полный удовольствия от того, что имеет власть над ней. Но ответить не успел. Странно замигали лампы на потолке. Настя испуганно встретилась с ним взглядом, он повернулся к двери, а потом быстро метнулся к ней.

Там стояли мальчишка-вор, чернокожий юноша с пухлыми губами и… Исабель.

— На будущее: электричество всегда так реагирует, если поблизости есть призрак. А когда их три, то тем более, — сказал ей на ухо мужчина. Он воспользовался удивлением Насти и вытащил у нее из рук нож.

— Порежешься еще, — он ласково провел пальцем у нее по шее. — А твоя кровь слишком ценная, чтобы ее проливать зря.

— Цель этой нашей встречи вовсе не знакомство. Вам от меня что-то нужно, — Настя старалась не смотреть на Исабель. Она смотрела в стальные глаза незнакомца, пытаясь не паниковать. Но дергающийся, как на дискотеке, свет в комнате не давал возможности сосредоточиться. Под взглядами молчаливых призраков она начала чувствовать ужас.

— Мы с тобой, может быть, единственные люди на земле, кто видит их, — незнакомец тесно прижал ее спиной к себе. Его ладонь крепко зафиксировала ее лицо под подбородком, заставляя смотреть прямо на призраков. — Единственные, кому дан этот дар. Меня волнует только один вопрос: почему твой дар сильнее моего. Ты ведь тоже продала душу дьяволу?

— Что?! — Настя пыталась развернуться, но он крепко держал ее. — Что за чушь вы несете? Какой дьявол?

— Ты продала душу, чтобы видеть их. Как и я.

Настя пыталась вырваться, но он крепко держал ее.

— Я не продавала душу, я не знаю, почему я их вижу! Отпустите меня! Диего! Диего! Да приди же ты в себя, наконец!

Пантера беспокойно металась из стороны в сторону, гремя цепью. Но в ее взгляде не было ничего человеческого.

Настя попыталась нырнуть вниз, рвануть в сторону, но он был сильнее, тогда она, используя его силу, оттолкнулась ногами от пола, закинула их вверх, они потеряли равновесие и рухнули вниз. Послышался страшный грохот. Хватка ослабла, девушка освободилась. Краем глаза заметив, что ее противник ударился о железный стол и оглушенно поднимается, она схватила снова нож и побежала к двери.

— Прочь пошли! — закричала она на призраков, размахивая ножом.

Исабель и мальчишка отскочили, а чернокожий парень попытался перехватить оружие. Настя снизу-вверх поднырнула ножом под его руку, и он вошел в его тело. Они оба застыли, в испуге глядя друг на друга. Рябь пробежала по черной коже призрака. Он, выпучив глаза, смотрел на Настю, по-видимому, испытывая боль. Его тело вдруг стало бледнеть и таять, и вскоре он рассеялся в воздухе. Настя бросилась бежать, позади нее гремел железным столом, поднимаясь, говорящий с призраками. В конце темного коридора было светло, и она побежала на свет. Но тут же на фоне света возникли три черные фигуры, устремившиеся к ней. Она развернулась и налетела на говорящего с призраками. Он схватил ее руку и с силой вывернул. Послышался хруст, и Настя заорала от боли. Боль лишила ее сил и решимости на сопротивление. Она обмякла в руках своего мучителя. Трое парней в черном подхватили ее и понесли.

— Прости, что так груб с тобой, — мужчина навис над Настей, пока она, плача, прижимала к себе покалеченную руку. — Но мне действительно нужно знать, почему ты можешь трогать их, брать вещи и даже… как выяснилось только что — убивать. Что ты для этого сделала?

— Ничего! — Настя заорала прямо ему в лицо. Боль ослепляла, но больше всего ее трясло от обиды и ярости. Она и представить себе не могла, что попадет в такую передрягу. И самым ужасным было то, что она видела в глазах этого человека: он не остановится. Он изломает ее всю, пока не узнает, что хочет.

— Я правда ничего не делала, — девчонка рыдала довольно правдиво, трясясь от напряжения и болевого шока. — Я не знаю, почему их вижу!!!

— Может, это какой-то амулет, — он задумчиво оглядел ее. И бросил своим служкам: — Разденьте ее.

— Не трогайте меня! — она завизжала, но он ударил ее по щеке, и крик оборвался. Он вытер мокрую от слез руку о штаны.

— Будешь дергаться, тебе еще что-нибудь сломают.

Дрожа, она позволила снять с себя джинсы, кроссовки, майку. Она стояла перед ним в нижнем белье и плакала, прижимая к себе раненую руку. На ней не было ни колец, ни подвесок, ни пирсинга. Чистое, белое, юное тело, сквозь кружевные трусики виднелись золотистые волосы. Проследив за его взглядом, она стыдливо прикрылась бедром, согнув колено.

— Что ж, значит, это правда. Твой дар в твоей крови. Знаешь легенду о святом Граале? Сосуд, в котором хранилась кровь Христа? Тебе должно льстить, что ты сыграешь похожую роль. Кровь говорящей с призраками — мощное средство. Ею можно оживлять призраков, давать им плоть и кровь. В каком-то смысле, ты часть средства воскрешения из небытия. Чудесно, неправда ли? Надеюсь, это немного оправдает твои страдания. Ты умрешь, но дашь жизнь многим. Я смогу привлечь на свою сторону призраков со всего мира. Представь себе, мы сможем проворачивать что угодно. Я буду обладать властью благодаря тому, что ты была достаточно глупа, чтобы понадеяться найти меня.

По его знаку, ее привязали к креслу с подлокотниками, Настя видела такие: их используют в лабораториях и поликлиниках для взятия анализа крови.

Она попыталась взять себя в руки: тянуть время. Это единственное, что оставалось.

— Значит, Вы — главарь банды, где ворами являются призраки? Вы воруете все: от кошельков до произведений искусства.

— Да, верно.

— И Исабель была с вами с самого начала?

— Да. Она рассказала мне о тебе много интересного, заманивать тебя ко мне пришлось бы ей, если бы Педро не справился.

— И кто вам заказал кражу картины?

— Тебе лучше этого не знать, — довольное лицо незнакомца застыло в вымученной гримасе.

— Какая разница? Если я умру? — пожала плечами Настя. — Азазелло?

— Если твоя душа еще свободна от пут дьявола, нет смысла самой туда лезть, не правда ли? — он нежно провел рукой по ее подбородку, шее и груди. — Мне жаль, что у нас так мало времени, Настя. Если бы не это…

Настя вжалась в кресло. Исабель и мальчик-призрак приблизились.

— Исабель! Ты же понимаешь, что он убьет меня! Ну, пожалуйста!

Сомнение промелькнуло на лице Исабель, но она тут же покачала головой:

— Я хочу снова стать живой. Прости!

— А если это не так? Что если моя кровь не сможет оживить тебя? Что тогда, Исабель?

— У нас только один способ узнать, так это или нет, — говорящий с призраками подошел к Насте с ножом.

— Отпустите ее!

Настя увидела, что на месте пантеры стоит Диего, с ошейником на шее.

— Как раз вовремя, оборотень, — улыбнулся ему говорящий с призраками. — Я уж думал, ты все пропустишь.

Диего дергал цепь, но не мог ее выдернуть из стены, он обернулся пантерой, рыча и задыхаясь, пытался рвануться из оков, снова стал человеком, до крови ободрал руки, обмотав их цепью и дергая…

Настя на мгновение закрыла глаза. Ей больно было видеть его тщетные попытки освободиться.

— Твой черед тоже настанет, оборотень. Мне как раз не хватает парочки ингредиентов в коллекции.

Настя что было сил ударила ногой своего врага, просто чтобы он замолчал.

— Ты чудовище! Гореть тебе в аду, тварь!

Он снова ударил ее. Но неожиданно вместо страха и бессилия, ей овладела ярость. Он пыталась еще ударить его, пыталась укусить привязывавших ее к стулу людей, но ничего не получалось. Ярость лишила ее сил, выгорела также быстро, как и вспыхнула. Оставила без дыхания.

Она посмотрела на стоявшего напротив нее испуганного Диего.

— Прости меня, Настя, — зеленые глаза Диего в дискотечном свете светились довольно сильно. — Это я во всем виноват.

— Ни в чем ты не виноват. Кажется, виной всему я сама. И глупо мучиться зря. Ты хороший друг, Диего. Я рада, что знала тебя.

Крик Насти был страшным, когда говорящий с призраками вскрыл ей руки от локтя до кистей. Каждое движение спокойное и размеренное. Он не торопился.

Пантера царапалась когтями по полу, рычала и скулила, цепь гремела.

Кровь текла в чаши, алая, остро пахнущая железом.

Ее мучитель отошел к столам, смешивая ингредиенты, толок в ступке какие-то травы, словно суп готовил. Настя смотрела на бегущую по вогнутым подлокотникам кровь. Она будет умирать медленно, очень медленно. И от осознания своей скорой смерти, она заплакала.

Время шло, растягивалось, крутилось вокруг нее. Настя с ужасом осознавала, что слабеет. Голова кружилась.

Невыносимый и резкий скрежещущий звук разнесся эхом в белой комнате. Не отрываясь от своих дел, говорящий с призраками кивнул на одного из своих слуг: проверь.

Но тот не успел даже подойти к двери: она вылетела с петель, и на пороге возникли три черные фигуры: мужчина с черными вьющимися волосами достал два меча из-за спины. Его глаза, казалось, метали молнии. Бородатый блондин погладил лезвие своего серебряного топорика и с ревом бросился на ближайшего противника. Девушка с аккуратно уложенными золотыми локонами натянула тетиву и пустила первую стрелу.

Меньше, чем за минуту, враги были повержены. Говорящий с призраками понял, что проигрывает. Торопясь, он попытался зачерпнуть из чаш под подлокотниками Насти хоть немного ее крови. Трясущимися руками он закрыл бутылочку и бросился к стене, которая раздвинулась перед ним и проглотила. В следующую секунду серебряный топорик ударился об стену в то место, где только что была голова мужчины, и со звоном свалился на пол.

Джонни вытащил нож и освободил Настю от веревок. Лика стала закрывать ее порезы. Свет снова выровнялся, призраки исчезли. И Настя увидела, как граф Виттури подошел к Диего и руками порвал на нем железный ошейник. Настя помотала головой и снова вгляделась, но тут граф размахнулся и залепил Диего пощечину.

— Что она не знает, куда лезет, я еще могу понять! Но ты мог бы сообразить!

— Я не думал, что это зайдет так далеко, ясно?! — парень дрожал перед графом, как лист на ветру.

— Ты вообще не думал, она же человек, за которым они следили, и ты сам привел ее к ним! Лучшего подарка и придумать невозможно. Безответственный! Твой опыт ничему тебя не научил! Она могла погибнуть!

— Ты только и делаешь, что напоминаешь мне об этом! Сколько я могу раскаиваться? Сколько? — Диего чуть не плакал.

— Всю жизнь, ясно? И думать, прежде чем подвергать опасности кого-то другого!

— Хватит уже! Прекратите! — голос Насти звонко разнесся по подвалу. — Достаточно! Если у вас какие-то нерешенные споры не надо выбирать причиной для ссоры меня. Я сама пошла. Это был мой выбор.

Он развернулся к ней и столько ярости было в его энергичном движении и взгляде, что Настя онемела.

— А с Вами я отдельно поговорю, и о выборе тоже, — потом срываясь на ты, потому что гнев в нем клокотал: — Ты обязана известить агентов о любом своем движении, если оно касается агентства.

— Это не касалось агентства! Это были люди, которые следили за мной. Это был мальчишка-призрак, который пытался меня ограбить в первый день в Барселоне. Я не думала, что это связано с агентством.

— Все, что есть в твоей жизни ненормального, связано с агентством! — огрызнулся он. — Ты обязана сообщать о своих планах посещения местной банды призраков, но если ты решишь записаться в кружок кройки и шитья, то меня об этом извещать не стоит.

Лика помогла Насте встать, и только сейчас граф заметил, что девчонка в одном нижнем белье. Он снял с себя плащ и бросил Лике. Настя от слабости почти не чувствовала пола под ногами. Граф заговорил более спокойно:

— Я обязан знать о ваших расследованиях, потому что, если что-нибудь случится с вами двумя, то получится, я не могу вас защитить, не могу остановить, не могу прислать подкрепление, черт вас подери обоих. Мне хватило потерь в Венеции, я не хочу, чтобы мои агенты стали гибнуть один за другим. Вы обязаны делиться информацией. Здесь нет супергероев, мать вашу. Диего, прости, что сорвался на тебе. Но ты знаешь, что я прав. А теперь в машину.

Джонни понес Настю на руках, Лика хлопотала вокруг. Девчонка даже не представляет, как ей повезло. Лика способна заживить ее раны, если только они не смертельны. Не всем так везет, не всех охраняет ангел, способный исцелять. Оборотень, поджав хвост, шел, понурившись, рядом. Граф потрепал его по плечу. Парень с надеждой поднял глаза, и граф кивнул. Чувство вины и так тяжелая ноша. Легче он ее не сделает, но зла на него не держит. Он понимал, что Диего еще слишком молод, чтобы здраво оценивать опасность.

А опасность никуда не делась. Она черным облаком вилась вслед за Настей.

Из дневника Насти: «На следующий день меня еще шатало, Лика и Цезарь отвезли меня к какому-то знакомому врачу, тот назначил диету для скорейшего восстановления крови и железа. Переливания делать не стали: стараниями Лики я вообще не чувствовала боли и если бы не слабость и головокружение, то и не поверила бы, что вчера чуть было не стала объектом жертвоприношения. К тому же, никто из моих спутников не был уверен, можно ли делать переливание крови говорящей с призраками. Мне назначили отдых, и я провела его в компании Джонни и Мартина, пока Юка была в отъезде. Мартин потом ушел смотреть футбол с друзьями, и мы с Джонни остались вдвоем. Я поболтала с мамой по скайпу, поделала домашку по испанскому, но вскоре все равно вышла в гостиную, где Джонни сидел на диване и точил свой топорик.

— Сносно, — пожала я плечами.

— Наши прочесывают город в поисках говорящего с призраками. Так что работы все равно никакой.

— Серж сказал мне, что ты… — я замялась, но все же продолжила, — что ты Локи. Это правда?

— Да. Я — Локи. Но ты не бойся, Настя. Я, можно сказать, одомашненный бог, — Джонни улыбнулся.

— Я и не боюсь. Просто… Это все как-то в голове не укладывается. Все эти призраки, оборотни, вампиры, ангелы… Всего несколько месяцев назад я думала, что это все сказки, — я присела рядом с ним на диван.

— Сказки основаны на чем-то. Всегда. Вот взять меня: чего только про меня не писали… А вся проблема в том, на самом деле, что я потерял семью, друзей, власть, работу, можно сказать. Самого себя, — Джонни задумчиво потрогал пальцем лезвие своего топорика, потом отложил его в сторону.

Он посмотрел на меня своими голубыми глазами, и мое сердце на миг замерло.

— Проиграть главную битву в твоей жизни бывает очень больно, Настя.

Его рука скользнула мне на талию, и он притянул меня к себе. Я послушно прильнула к нему. Странно, но в тот момент в голове мелькнула мысль, что на мне дурацкое нижнее белье. Хотя ничего такого я делать с ним не собиралась. Но когда его пшеничная борода защекотала мне шею, я была готова поменять решение… Его дыхание обожгло щеку, и губы уже тянулись ко мне. Я почувствовала легкое головокружение от волнения и чуть приоткрыла глаза, чтобы оно прошло. Заметив за плечом Джонни Исабель, я мгновенно отпрянула от него.

Исабель смотрела на меня несколько секунд и потом рассеялась в воздухе.

— Что случилось? — Джонни попытался снова обнять меня, но очарование мгновения уже прошло. Сердце билось часто, но я лихорадочно соображала, что означает это появление.

— Они придут за мной, Джонни. Надо позвать остальных.

Через час мы все собрались в агентстве. Граф все еще был тут, он остался после всего, что произошло, в Барселоне.

— Ты увидела призрака за плечом Джонни? А чем вы занимались в тот момент? — его карие глаза с насмешкой посмотрели на меня. Странно, но, встретившись с ним взглядом, я почувствовала стыд за происшедшее с Джонни.

— Мы разговаривали, — увидев, что я покраснела, ответил Джонни.

— И что дальше?

— Она исчезла. Но уверена, что она мне не померещилась, — торопливо добавила я.

— Скоро стемнеет, — Цезарь бросил взгляд за окно.

Молчание воцарилось среди нас.

— Чтобы покончить с этим, надо приманить его, — граф обвел нас всех взглядом.

— Это опасно, — возмутился Диего.

— Значит, теперь ты о ней беспокоишься? — язвительно заметил граф. Парень гневно засопел.

— Я согласна, — я поднялась. — Что надо делать?

— Для начала переодеться для боя, — Итсаску живо поднялась с места и вытащила меня в коридор. В кабинете Цезаря разгорался спор.

— Болтливые мужики, — презрительно повела плечами вампирша. — Все равно граф прав и другого выхода нет. Пойдем, я нашла отличный кожаный жакет для тебя.

Спустя полчаса мы все были готовы. От возбуждения головокружение казалось легким взлетом, как на американских горках прежде чем ухнуть вниз.

В старом готическом квартале мы разделились.

— Будьте рядом, — предупредил граф Виттури остальных прежде, чем мы с ним свернули на одну из улочек. Туристов было мало, все-таки зима, я ежилась от холода в кожаном жакете, жалея, что не нацепила еще шарф и шапку. На нас оборачивались, потому что мы были похожи на героев из косплея. С графом даже попросила сфотографироваться одна бойкая девушка, что его позабавило. Он оценивающим взглядом скользнул по ее фигуре и обнял за талию, пока она делала селфи. Девчонка, должно быть, думала, что словила самого красивого испанца. А он… А кто он? Говорит без акцента на испанском, на итальянском. Может, и испанец. И почему я так злюсь на эту туристку? Почему мне так яростно больно, что он положил ей руку на талию?

Пока я накручивала себя, граф шел рядом, но чуть впереди, так что я следовала за ним, не разбирая пути. Когда он остановился, я чуть было не влетела ему в плечо. Мы оказались на маленькой тихой площади рядом с магазином спорттоваров.

— Это одно из моих любимых мест в Барселоне, — услышала я его вкрадчивый голос. Говорил ли он со мной или сам с собой?

Я огляделась, в поисках примечательных зданий, но ничего особенного не заметила. Пустая детская площадка, какие-то прозрачные перегородки посреди площади и фонтан с причудливыми каменными рыбами, пара кафешек и закрытых магазинов. Ничего такого, что запоминалось бы.

Его рука уверенно взяла мою и потянула за собой. Его тепло передавалось даже через перчатки. Я бы пошла за ним и на конец света, но мы всего лишь подошли к прозрачной ограде посреди площади. Я посмотрела вниз и увидела старые каменные надгробия в виде саркофагов, посреди которых тянулась импровизированная дорожка. Древнее кладбище лежало по обе стороны от этой дороги и уходило под дом напротив.

— Во времена Римской Империи Барселона была маленьким городком, соединенным с другими посредством дорог. Эта дорога, Виа Аугуста, самая главная. Здесь, где мы стоим, города не было, тянулась эта дорога среди полей. Римляне хоронили вдоль дорог. Чтобы мертвые никогда не были одни. Чтобы всегда был кто-то, кто прочтет надгробия и произнесет их имена. Я люблю это место. Этим мертвым повезло, их имена все еще читают, спустя много лет. Время для них не существует. Здесь не слышно его бега. Все замирает, все становится вечностью.

Я украдкой посмотрела на него. Его красивое лицо было грустным и отрешенным. Почувствовав на себе мой взгляд, он улыбнулся.

— Сейчас солнце окончательно сядет, Настя. Будь готова.

Я машинально дотронулась до рукояти меча, чтобы проверить, тут ли он.

Сумерки опускались на город. Мы стояли и ждали.

— Значит, силы Зла просыпаются ночью? — в свете фонарей золотистые искорки в его глазах стали ярче. Он усмехнулся:

— Зло и добро. Их не бывает. Точнее… они не являются врагами, как это думаете вы. Это две стороны одной медали, без одной, нет другой, они обесцениваются друг без друга. Когда же вы поймете, что все, что нас окружает, пронизано этими двумя гранями единого целого?

— Вы так говорите, граф… А зло оно ведь существует в чистом виде. Вот этот говорящий с призраками пытался убить меня, разве это — не зло? Он словно не человек, а демон.

— Демон… нет, для демона мелковат. Хотя все мы всего лишь твари, по существу. Люди, ангелы, демоны, оборотни, — чернота в его глазах торжественно всплеснулась и золотистые огоньки вдруг погасли. — Мы все творения. Хотя кто-то предпочитает называться созданиями, от глагола создавать. У нашего существования есть смысл. Специально созданный для нас или мы созданы специально под него? Свет лишь тогда свет, когда есть Тьма. И Тьма есть отсутствие Света. Иначе не поймешь ни одного, ни другого. Это первое, что мы учимся разделять. Сетчаткой глаза, сердцем, душой. Первое, что создал Бог.

Мда, конечно. Увел в сторону, не назвал мерзавца мерзавцем. То есть, если бы меня убили, то ничего, тьма — часть света, оле! (*исп. восклицание, выражение ободрения), жалко, конечно, но не самая большая потеря в нашей команде. То-то он сразу к Диего бросился. Не ко мне. И чего ты себе, Настя, льстишь? Не интересна ты ему ни капли.

— И что произойдет? Исабель приведет ко мне этого… говорящего с призраками?

— Если бы только его, — промурлыкал граф, глядя поверх моей макушки.

Я огляделась и почувствовала, как от страха подгибаются колени. Пустынная до этого момента площадь была полна. Темные фигуры словно материализовывались из сумрака. Их лица были спрятаны под капюшонами. И они то ли стояли, то ли висели в сантиметре от земли.

— Все немного хуже, чем я предполагал, — сказал граф.

— То есть? — дрожащими губами спросила я. — Это не призраки?

— Нет. — Он крепко обнял меня за талию и прижал к себе. — Призраки меня боятся. Это ламии.

Я не успела спросить, почему его боятся призраки и кто такие ламии. Он прижал мою голову к своей куртке одной рукой, а второй крепко держал за талию. Рывок, толчок, и мои ноги на секунду оторвавшись от земли снова опустились на мостовую.

— Вперед, к остальным, — он потянул меня за руку, и мы побежали. На бегу я ловила обрывки информации: каким-то образом мы вдруг оказались на широкой торговой улице с закрытыми магазинами, на ней не было ни души. Как мы оказались на ней? Как прыгнули так высоко и далеко, чтобы попасть сюда?

Навстречу нам выбежала Лика в черном обтягивающем костюме.

— Лика, предупреди всех, это ламии! — голос графа эхом раздался на пустой улице.

Лика бросилась бежать, мелькнул и скрылся за поворотом золотой каскад ее волос, забранных в хвост. Мы приближались к повороту, но тут перед нами спрыгнуло на землю бледное человекообразное существо. Вместо глаз у него были пустые круглые дыры, а круглый рот усеян мелкими острыми зубами. Оно завизжало, зубы выдвинулись вперед.

Граф отпустил мою руку и мгновенно вытащил мечи.

— Прикрой меня! — крикнул он.

Я повернулась к нему спиной и похолодела: пустая улица наполнялась такими же страшными тварями, которые медленно приближались ко мне, их черные одеяния растворялись, открывая такие же страшные морды, как у ламии за моей спиной.

Я неуверенно достала меч из ножен.

— Не поддавайся панике! Не смотри им в глаза!

Как легко командовать, когда перед тобой одна единственная ламия, а передо мной их десятка три! Некстати вспомнился ночной кошмар, увиденный в Венеции. Уж очень эти бледные лица с черными впадинами вместо глазниц напоминали размытые и деформированные лица прохожих.

Но спустя мгновение, показавшееся мне вечностью, граф снова схватил меня за руку.

Я перепрыгнула через останки изрезанной ламии, и мы выбежали на площадь перед кафедральным собором Барселоны. Лика стояла в узком проходе в готический квартал. В ее руке было несколько стрел, и она быстро, одну за другой, отпускала их из лука в преследующих нас ламий. Мы пробежали мимо нее, впереди уже видна была знаменитая арка-проход над узкой улочкой.

Возле нее граф притормозил.

— Вы с Ликой двигаетесь дальше, я вас прикрою и пойду в обход.

Но Лика уже подбежала к нам, схватила меня за руку и потащила под арку. Я оглянулась: граф вытаскивал мечи, а ламии серым потоком вливались на улочку.

Под аркой я неожиданно вспомнила, что говорил мне Диего: дьявол, согласно легенде, не может пройти под ней. Его убьет кинжалом.

Мое сознание вдруг разделилось: одно двигалось вместе с Ликой, бегом по улице с висящими над нашими головами горгульями, вперед к площади святого Хайме. Там я уже видела Диего и Джонни. Вторая же половина сознания вдруг принялась обрабатывать случайные фразы и взгляды, намеки и факты. Почему он не побежал со мной под аркой? Почему остановился и передал Лике? Это случайность или нет? Что означал намек говорящего с призраками про прихвостней зла? «Ты ведь знаешь, на кого работаешь на самом деле?». Откуда у графа столько силы, скорости, каким образом он переместил меня сейчас прочь от ламий, каким образом вынес с моста на другой берег канала в Венеции? Почему перед ним даже Локи робеет?

Мы выскочили на площадь святого Хайме. Перед мэрией Барселоны стояли Серж и Итсаску. Но меня привлекла фигура на противоположном от нас углу площади. Там стояла Исабель. Я побежала мимо Сержа, прямо к ней.

— Исабель, что происходит?

Призрак девушки молитвенно сложил руки. Она была взволнована, и от этого легкая рябь шла по ее белой коже.

— Прости, Настя.

Я слышала за спиной топот и крики приближающихся друзей. В моей голове все смешалось, я окончательно запуталась.

— Кто такой граф Виттури, Исабель? Ты знаешь?

Ее шепот овеял меня холодом. Действительно, стало невыносимо холодно, так что не хотелось даже двигаться.

— Я хотела предупредить тебя, Настя. Он заберет твою душу. Как забрал души твоих друзей.

Я растерянно обернулась назад. Пространство между мной и друзьями шло рябью. Они бились в него, словно в стеклянную стену. Странно, но я не слышала их: все звуки пропали, только странный звон все нарастал в ушах. Позади друзей показался граф Виттури. Как же он был невыносимо красив! Он шел прямо на меня. Понял ли он, что я знаю? Разве можно укрыть что-либо от Сатаны?

Я повернулась к Исабель. Рядом с ней стоял говорящий с призраками и еще трое тварей в человеческом обличье, но со змеиными глазами.

— Он еще не забрал твою душу, Настя?

Я сделала шаг назад. Обернулась на друзей: Джонни пытался разбить грань между нами топором, отчаянно вопя. Диего просто бил кулаком в стену. И кричал. Серж и Итсаску пытались найти прореху бегая вдоль стены, а Лика плача звала меня. Граф Виттури просто стоял рядом со стеной. Лика пару раз пыталась побудить его к действию, но он не двигался. Он смотрел на меня.

Как может Сатана работать бок о бок с Ангелом?

— Выбора нет, девочка.

Говорящий с призраками протянул руку.

— Отдай мне свой меч.

Я покрепче сжала рукоятку меча. Ну, уж нет. Живой я не сдамся, особенно ему. Я сделала выпад, но он отскочил.

Трое со змеиными глазами стали приближаться ко мне. Я медленно отступала. Что у них есть из оружия? Ни когтей, ни мечей. Я резко отскочила в сторону, оставив в стороне двоих из них, приблизилась близко к третьему и ударила его мечом. Прямо по башке. Меч загудел и завибрировал в моей руке, я еле удержала его. Тварь лопнула, словно перезревший арбуз, и из нее растеклась по мостовой черная липкая грязь, похожая на мазут. Я отскочила назад, в сторону от густой жижи. Звон в ушах нарастал. Казалось, мои ушные перепонки скоро лопнут.

Почему друзья не могут прорваться ко мне?

Я продолжала лихорадочно анализировать накопленные сведения по графу. Ну, не получается из него злодея, хоть ты тресни! Куда хуже эта парочка со змеиными глазами и мужик с призраком, жаждущие моей крови. Исабель старалась подать мне какие-то знаки, но я уже не очень ей верила. Да какой он сатана, бога ради! Он же спасал меня не раз! И его команда спасала. Не может быть, чтобы это все было ради моей души.

Отбив нападение змеиного дуэта, я вплотную прижалась спиной к невидимой стене. Ого, а она холодная! И вибрирует. Я повернулась боком, чтобы видеть краем глаза друзей: Лика пыталась пробиться ко мне. Остальные отражали атаку наводнивших площадь ламий. Граф стоял совсем рядом.

Я прижала одну ладонь к холодной поверхности стены, пока мои противники обдумывали план наступления в силу своих рептилоидных способностей.

«Ну, сделайте же хоть что-нибудь, граф! Вытащите меня отсюда!» — взмолилась мысленно я. И тут же почувствовала, как опора под ладонью теряет свою твердость. Змеи издали вопль, бросились на меня, звон в ушах грозился свести с ума, я почувствовала крепкую горячую хватку на своем запястье и резкий рывок. Через какую-то нано-секунду звон прекратился, я стояла за спиной графа и с ужасом смотрела, как змеиные твари вцепились в него мертвой хваткой, навалившись на плечи, меня крепко обнимала что-то верещащая Лика. Их острые редкие зубы вонзились в его шею, я дернулась, чтобы помочь, но Лика удержала.

— Он справится.

Твари вдруг задымились, вспыхнули ярким пламенем и осыпались на мостовую. Я видела, как рана графа тут же затянулась. Не поворачиваясь к нам с Ликой, он вытащил мечи и бросился на улепетывающего говорящего с призраками. Надеюсь, он его догнал. Лика развернула меня к себе как раз в тот момент, когда раздался его вопль ужаса и хруст ломающихся костей.

— Надо помочь остальным.

Ламии взбесившейся армией нападали на нас. Мы выстроились в круг, спинами друг к другу. Рядом со мной хладнокровно пристреливала тварей Итсаску. Ее белое лицо было невозмутимо спокойным, словно она не находится в опасности. Джонни забавлялся тем, что запускал топорик в тварь, потом протягивал руку, и топорик сам, словно бумеранг, возвращался к нему. Под конец я уже еле держалась на ногах, а руки не желали подниматься.

— Приберитесь здесь, — граф устало убрал мечи за спину. Вокруг нас были разбросаны белесые в темноте тела ламий. — Я заберу Настю в агентство.

Я пыталась воспротивиться, но так устала, что будь он хоть Змеем-Горынычем, все равно пошла бы с ним.

Заплетающимся шагом я шла рядом, гадая, почему бы ему не перенести нас сразу в агентство.

— У тебя есть ко мне вопросы? — спросил он, когда площадь скрылась за поворотом, а молчание между нами стало тверже стали.

— Вопросов так много, что не знаю, с чего начать.

— Начни с самого главного.

Хотела бы я задать его, но как? Должен же быть какой-то подход, чтобы не обидеть?

— Я не обижусь, любой вопрос.

Он мои мысли, что ли, читает? Я подозрительно покосилась на него. Он остановился: в темноте я совсем не видела его лица. Фонарей на узкой улице не было. Внезапно я вспомнила сон: человек без лица, накрывающий меня своим плащом. Моя смерть. Может ли он быть моей смертью?

Холод после горячей драки снова стал забираться под жилет. Меня затрясло. Он вдруг крепко обнял меня и прижал к себе: стало теплее. Оставаться бы так всегда в этом тепле. Уснуть бы в его объятьях. И не просыпаться.

— Вы — сатана? — решилась я. Спросила и задрожала по-новой.

— Кто для тебя сатана? — последовал ответ из темноты.

Я несколько растерялась. Я не сильна в классификации адских созданий.

— Падший ангел? — наугад спросила я.

— Что ж… если так, то да.

И что теперь? Как-то все остальные вопросы расползлись испуганными тараканами в голове. И как там в аду? И что ты делаешь здесь? И на фига тебе это все? Глупые вопросы.

— А их много? Падших ангелов?

Он тихо засмеялся:

— Достаточно.

— Что случилось сегодня, почему появилась эта ледяная преграда?

— Эти твари способны использовать твои эмоции. Твой ужас от того, кто я, превзошел страх перед ними. Ты сама, в каком-то смысле, создала эту стену. Ведь их ты не боялась.

— Не боялась. Но я хотела к друзьям.

— Но не ко мне. Пока ты сама не обратилась ко мне с призывом о помощи, я бы не стал помогать.

— Не стал бы или не смог бы? — уточнила я.

— Не стал бы. Ты сама должна была выбрать.

Мне стало не по себе. Вот так просто стоять и смотреть, как меня снова пытаются выжать до капли? Он прикалывается или это на полном серьезе?

— И ты в самом деле искушаешь и все такое? — я вдруг перешла на ты и не могла уже звать его на Вы. Сатана, Вы. Вещи несовместимые в моем сознании.

Тьма в его лице приблизилась ко мне, и я ощутила теплое дыхание на щеке:

— Еще как искушаю.

— Но почему они работают с тобой? — я старалась не отвлекаться на то, как замирало и пускалось вскачь сердце от его близости. То ли от страха, то ли от восхищения.

— Я часть той силы… — грозно начал он, потом засмеялся, — дальше сама знаешь. Пойдем, — он потянул меня из темного переулка на свет огней шумной Рамблы. — Ты устала.

От этих слов ко мне вернулись усталость и слабость, они навалились на плечи и укутали в плотный плед равнодушия. Он без труда поймал такси. Я села в салон и, неуклюже подложив под голову руку, задремала».

На следующий день Настя, сидя на кровати, сонно пыталась понять, не приснилось ли это все ей. Был только один способ выяснить. Она набрала номер телефона. Диего ответил после первого же гудка:

— Настя! Что случилось?

— Ничего, — Настя зевнула. — Не хочешь пробежаться?

Соленый брызги порой долетали до ее лица. Пляжи были пусты, только одиноко качался на волнах пловец в гидрокостюме.

Солнце обманчиво пригревало набережную, ресторанчики с газовыми горелками на террасах сулили тепло и уют за чашкой кофе.

Они пробежали совсем немного, Диего настоял, чтобы это была легкая тренировка, хотя Насте казалось, она может свернуть горы. Еще никогда она не ощущала себя так странно: вчерашняя битва показала, что она может защититься в тяжелую минуту и отлично чувствует меч. Но мысль о том, что она работает на Сатану, казалась неестественной и странной. Она должна была выяснить, почему ее друзья с ним. Эта цель мотивировала на то, чтобы узнать больше о членах агентства.

— Диего, а почему граф Виттури так ругал тебя тогда в лаборатории, что за опыт он упоминал?

Парень на миг встретился глазами с Настей и тут же отвел взгляд в сторону.

— Это болезненное воспоминание, — он пошел вдоль пляжа. Призывно закричали-заплакали в небе чайки. Настя поспешила за ним. Они долго шли молча, и девушка уже решила, что Диего не расскажет, когда он заговорил, сначала короткими фразами, словно пытался закончить разговор тут же, потом более подробно: — Я стал оборотнем внезапно. Не было никаких предпосылок. Просто за пару дней стало болеть все тело. Был жар, словно у меня грипп. Я подумал, что простудился. Мы тогда снимались в Венеции, для очень известного журнала. Я не мог пропустить такой шанс. Мне в напарницы досталась жутко капризная модель из Хорватии. Она постоянно строила визажистов, парикмахеров, даже на фотографа пыталась наехать. Но она была знаменита, ее выходки приходилось терпеть. На мое несчастье, она положила на меня глаз. Вешалась на меня, а мне было так плохо от простуды, что я практически был равнодушен, что ее еще больше распаляло.

Съемки проходили в одном из дворцов Венеции. Во время перерыва мне удалось скрыться от съемочной группы и неадекватной страсти капризной модели в многочисленных залах дворца. Внезапно я увидел в одном из залов группу людей, которые крутились вокруг идущего твердой походкой красивого мужчины. Я решил, что он тоже модель или актер. Наши глаза встретились. Он вдруг поменял направление своего движения и подошел ко мне. Он заговорил со мной на испанском, словно сразу понял, откуда я. Я уже и не помню, что отвечал ему, мы говорили о съемках, о пустяках. Сама знаешь, каким граф обладает даром: к нему испытываешь симпатию и доверие, его хочется слушать и слушаться.

— Вы неважно себя чувствуете, — сказал он, не спрашивая, утверждая. — Я пришлю хорошее лекарство, оно поставит Вас на ноги. Сегодня ночью Вам лучше отдохнуть и выспаться, проведите ее в одиночестве в своем номере.

Я назвал ему свой отель, но не очень верил, что он обо мне вспомнит, он попрощался, заверил, что пришлет лекарство, и вместе со стаей своих прихлебателей исчез в соседнем зале.

— Кто это? — спросил я у одного из них.

Тот закатил глаза:

— Граф Виттури, конечно же!

Диего замолчал, словно собираясь с силами для продолжения.

— Я послушался графа. В ожидании лекарства, я остался в номере отеля. Вся группа отправилась праздновать завершение съемок. Меня ломало так, что я не на шутку испугался. Болели зубы, кончики пальцев, кости. Нос раздирало от тысячи запахов, которые атаковали меня внезапно: я чуял столько всего нового, что не мог идентифицировать запахи, но один раз четко почуял запах бифштекса с кровью. Умопомрачительный кусок мяса, с поджаренным жиром, его разрезают и на тарелку вытекает чуть розоватый сок… Я метался по номеру. Не мог лечь, не мог остановиться, состояние было бредовое. Стук в дверь вселил в меня надежду. Проблеск сознания был таким ярким, что я вдруг понял, в каком ужасном состоянии находился. Я открыл. На пороге стояла эта чертова девица-модель с бутылкой шампанского и бокалами. Она была вся из себя, красива, соблазнительна, но мне было не до нее.

Я пытался отвязаться, сказал, что плохо себя чувствую, пытался выпроводить, но она привыкла чувствовать себя королевой. Она вошла, несмотря на мои протесты. Заставила меня выпить шампанского. И после бокала алкоголя наступил момент, когда я провалился в странное состояние то ли сна, то ли бреда. Мое зрение исказилось, обоняние взорвалось миллионом запахов, кости выкручивало и ломало. Я не знаю, сколько времени прошло. Меня разбудил стук в дверь. Я поднялся с пола, не вполне осознавая, что раздет. У меня сильно болела голова, поэтому, когда стук повторился, поморщился и поторопился открыть. По дороге наступил в мокрую лужу от разлитой бутылки. Одной рукой уперевшись в стенку, другой я открыл дверь и от бессилия прижался спиной к стене. И отсюда увидел всю комнату: разорванные вещи, разбитый бокал, разлитую бутылку и ее тело.

В номер вошел граф и еще один мужчина.

— Мы опоздали, — произнес с горечью один из них.

Я не мог оторвать взгляда от тела модели. Ее горло было вырвано, а багровое пятно на белом пеньюаре и подбородке казалось ярким шарфом или цветком. Граф Виттури встал передо мной, загораживая труп, меня начало трясти. Он…

Диего снова прервался. Настя положила ему руку на плечо. Он судорожно вздохнул, в глазах его стояли слезы, он вытер неловко ребром ладони щеку, виновато улыбнулся.

— Прости. Тяжело все вспоминать. Граф положил мне руку на плечо. И дрожь улеглась. Он повел меня в ванну, пока его спутник склонился над моделью. Я шел, словно в полусне. Сейчас я думаю, он применил гипноз, чтобы успокоить меня. Я долго стоял под потоками воды. С меня стекала кровь, видимо, я весь был ею измазан. Когда мы вышли, комната была пуста. Все было прибрано. Граф заставил меня выпить лекарство, и голова начала проясняться. Осознание того, что я каким-то образом причастен к гибели девушки, вдруг ясно и больно вспыхнуло в сознании. И вот тогда граф заговорил со мной. Он говорил так ласково, будто я был ребенком, совершившим ошибку, а он родителем, который старается объяснить проступок, не осуждая.

Он-то и сказал мне, что я оборотень. Что он увидел это в тот день: я был на пределе.

— Почему ты не послушал меня и был не один? — спросил он.

— Она сама пришла. Я не знал, как ее прогнать.

Граф успокоил меня, вернулся его спутник. Лоренцо — оборотень, как и я. И он остался со мной на ночь, объяснял правила жизни, как контролировать себя, как оставаться в сознании, будучи зверем.

Модель считается пропавшей без вести до сих пор. Я не знаю, что они сделали с телом. Я отменил несколько съемок, остался в Венеции и учился у Лоренцо. Яростно хотел не терять контроль. Больше никогда. Лоренцо открыл во мне дар гипнотизера. И тогда граф Виттури предложил работу в его агентстве в Барселоне. Он никак не напоминал мне о том происшествии. И я пообещал себе, что буду работать на него честно, и даже когда понял, кто он…

Диего посмотрел на Настю.

— Даже зная, что он — демон, я уверен, он из тех, кто старается сохранить равновесие. Наше агентство нередко разруливает конфликты здешних созданий, и поверь мне, Настя, он никогда не заставлял меня ни работать на него, ни выполнять нечто плохое. Я знаю, ты считаешь иначе, но я знаю его гораздо лучше.

— Так он — Сатана или нет?

— Нет, конечно! Он один из самых сильных демонов, падших ангелов, но сатана, шайтан, демон — это все термины, которые перепутаны между собой. Падших ангелов было несколько, но порой их просто объединяют под именем сатаны. Так что я даже не знаю, что сказать. Вроде да, а вроде и нет, потому что помимо него есть еще другие.

— Ты с ними сталкивался?

— Нет, что ты! Но слышал о них, и это один из них стоит за историей с книгой, не сомневайся. Кто-то начал вмешиваться в наши дела. Это беспокоит меня. Кажется, все, что началось в прошлом году — это игра демонов. Но правду может знать только граф. Думаю, он нам расскажет со временем, в чем дело.

— Ты когда-нибудь спрашивал остальных, почему они работают на него?

— Нет, я не хочу рассказывать свою историю.

— Но мне рассказал.

Диего взял Настю за руку и остановил. Зимний ветер трепал ее золотистые пряди, выбившиеся из косы. Их такие разные зеленые глаза встретились.

— Ты — исключение, Настя. Тебе я врать не хочу. Ты должна знать, что я — убийца.

Настя хотела возразить, но знала, что он прав. Он технически убийца, он забрал жизнь, не осознавая этого, превратившись в дикого зверя. Она помнила пристальный взгляд пантеры. Взгляд охотника. Но при этом он был настоящим другом. Она видела это в его глазах. Ему отчаянно хотелось, чтобы в него верили.

Не говоря ни слова, она обняла Диего. Парень уткнулся ей в плечо. Настя понимала, что он не рассеял ее сомнения. Но теперь ей стали понятнее отношения графа и Диего.

Вечером граф пригласил их всех в ресторан. Настя собиралась с волнением. Несмотря на то, что граф — демон, он оставался красивым мужчиной и волновал ее. Она тянулась к нему так же, как и всегда, может, даже сильнее. Ее тяга была приправлена теперь легким налетом опасности и любопытства.

Джонни постучал и вошел к ней в комнату.

— Красотка, — он подошел к Насте, стоящей перед зеркалом. — Мне повезло быть твоим кавалером на вечер.

Настя тревожно разгладила зеленое платье. Она сама себя не понимала. Разум твердил, что надо уходить из агентства. Или просто держаться подальше от графа. Но голос разума был таким тихим, почти неслышимым. А вот остальные голоса пели странные песни. Порой перед сном в своих фантазиях она рисовала сюжеты с графом, за которые поутру было стыдно. И все казалось, что она ему нравится, не может же все быть просто так. Но потом она понимала, что глупа: он — демон. И ей стоит держаться от него подальше. А потом возвращались сладкие голоса, и снова погружали ее в мечты.

Она вздрогнула, когда Джонни положил ей руки на плечи. В зеркале она видела себя и его.

— Ты вся напряжена, — сказал он, массируя ей плечи, — расслабься.

— Мой начальник — демон. Не очень-то расслабишься.

— Все начальники — бесы, в какой-то мере. Зато этот симпатичный.

— На что намекаешь?

— Да я напрямую говорю, без намеков. Ты на него так смотришь, Настя, что даже слепцу все понятно. Только не забывай, что этот красавчик не знает, что такое любовь.

— А ты знаешь? — с сарказмом резанула Настя. — Я не слишком сильна в скандинавской мифологии, но ты, по-моему, тоже к любви серьезно не относишься.

— Начнешь относиться к любви серьезно — и она уйдет. Исчезнет, как песок сквозь пальцы. Любви к демону не бывает. Может быть страсть. Похоть, они умеют это возбуждать. Наверняка, ты и сама это понимаешь.

— Мне больно, — Настя высвободила плечи из его рук. — Знаешь что, Джонни, я не просила читать мне нотации.

— Ты на них так и напрашиваешься.

Они вошли в ресторан последними: Джонни в последний момент испачкал рубашку и искал новую, похоже, специально, чтобы позлить ее.

— Настя! — Цезарь в своем неизменном коричневом пальто ждал их в холле. — Я хочу с тобой поговорить.

Джонни легко отпустил ее и ушел в зал.

— Выйдем, — Цезарь взял Настю под руку.

Они вышли в небольшой каменный дворик ресторана, Настя куталась в расстегнутое пальто, которое не успела снять.

— Я должен поговорить с тобой о графе. Помнишь, когда ты поступала в агентство, я сказал, что многое станет ясным в процессе работы.

— Да, помню. Видимо, Вы также имели в виду, что постепенно я выясню, что мой шеф — исчадие ада.

— Твой шеф, прежде всего, я. Он — владелец агентств. Настя, я не раз подчеркивал грани добра и зла, которые существуют. Все в этом мире взаимосвязано, переплетено. Даже если взять и нарушить пищевую цепочку, то природа может понести страшные последствия. Представь себе, что бывает, когда зло одолевает добро. Такие, как он, нужны человечеству не меньше ангелов и бесов. Он… страшное, мрачное создание, полное своих желаний и грехов. Но также он охраняет это равновесие. Оно ему дорого. И оно дорого нам. И поэтому, пожалуйста, не рассматривай вариант ухода из агентства. Но держись от него подальше.

Цезарь ласково взял ее за руку.

— Ты молода, красива, невинна. И у тебя есть интересный дар. Ты можешь привлечь его темную сторону. И он будет опасен для тебя. Если ты полюбишь его, а я вижу, что он для тебя уже что-то значит, то можешь шагнуть в пропасть. Он — демон. Я никогда не забывал об этом. Его можно понимать, если иметь здравый рассудок, незамутненный страстью. Но он легко может пробудить ее в тебе. Он хитер, умен, привлекателен. Ты можешь поверить ему. И он погубит тебя. Поэтому прошу, помни, Настя. Помни, кто стоит перед тобой в обличье графа Виттури. Не забывай. И ты сможешь распутать его сеть. Ведь он опутал тебя ей с первого своего появления на балу. Я видел. Будь осторожна. Лика и я переживаем за тебя. Не оставайся больше с ним наедине. Избегай искушения.

Настя содрогнулась от холода. Она и в самом деле ненормальная, если одевалась сегодня для графа, для демона. Она идиотка, что собиралась кокетничать с ним и улыбаться. И полная дура, что предвкушала встречу с ним за столом.

Ее сердце сжалось от понимания того, как прав Цезарь. Она ходит по острию ножа, бросаясь на это острие сама. Скорее бы граф свалил в Венецию и все стало как раньше.

Под руку с Цезарем она решительно вошла в зал ресторана, уверенная, что больше не наделает глупостей.

Звучало танго. По небольшой площадке для танцев двигалась пара. Она в ярко-алом атласном платье, чей цвет вибрировал и отливал, на голове красивый ободок с черным пером, черные волосы уложены под стрижку паж, подвернуты длинные локоны. Алые губы в полуулыбке. Ресницы лежат на щеках. Ее щека прижата к щеке мужчины. Она слышит его, она следует за ним. Он рисует ее ногами замысловатые па. И ноги ее, то обнимают его, то играют, то нерешительно переступают, то делают радостный шаг, поворот, то к нему, то от него, но всегда с ним. Его черные кудри сплелись с ее блестящими волосами, карие глаза зорко следят за тем, куда идти, предвидят опасности и барьеры. Придумывают продолжение разговора. Одна рука держит нежно, словно белую голубку, кисть женщины, другая обнимает за талию. Его вкрадчивые и бархатные, как голос, шаги, соблазн в его улыбке и каждом движении. Он бог, он повелитель, он творец, он мужчина. Он — демон.

Боль в солнечном сплетении Настя осознала не сразу. Слишком красивое было зрелище страстной игры, придуманной им и воплощенной в паре с Итсаску. А потом, когда она снова стала дышать, почувствовала тянущую, коварную, изводящую боль. Она хотела быть на месте женщины в алом. И пусть только миг продлится этот танец, но, казалось, нет ничего желаннее, чем следовать за демоном на край Вселенной, к обрыву, к концу, к пустоте.

Она не сразу смогла осилить эти мысли, не сразу взяла себя в руки. Но ее прочитали немногие: зрители были заворожены танцем. Музыка оборвалась, и пара замерла на мгновение, словно не желая распадаться на мужчину и женщину. Цезарь резко потянул Настю к столу с остальными. И она, пересилив свое оцепенение, села между Диего и Джонни.

Она чувствовала себя неуютно в этом странном интерьере с шелковыми обоями и красивой мебелью, старинными портретами, развешанными кругом, хрустальными бокалами и витиеватым украшением стола. Приборов было столько, что голова шла кругом. Помимо них в ресторане сидела только пожилая пара, что добавляло интерьеру налет старины.

Когда подали закуски, граф Виттури заговорил:

— Я позвал вас сюда не только для того, чтобы праздновать победу над говорящим с призраками. Скорее, для того, чтобы втянуть в новое дело. Есть несколько зацепок в истории с портретом и книгой, которые привели меня к неутешительным выводам. Кто-то из падших ангелов ищет возможность, чтобы вернуть Ноктурну.

Джонни вздрогнул и опрокинул бокал. Хорошо, что пустой. Настя посмотрела на него: он был страшно бледен.

— Не может быть! Мы навсегда уничтожили ее. Тогда.

— Что за дамочка? — спросил Серж, поправляя очки на носу. Его непосредственность заставила Настю улыбнуться.

— Тоже демон. Только не из падших ангелов. Она — сама тьма, оборотная сторона созидающей стороны природы. Артефакты, способные пробудить ее, тщательно охраняются или считались навсегда утерянными, как книга.

— То есть тогда, в Венеции, это была Ноктурна? — спросила Настя, не глядя на графа.

— Будь это Ноктурна, мы бы так просто ее не победили. Ты уничтожила артефакт и демона, в котором хранилась только малая доля ее силы. Я на протяжении столетий старался отыскать их и уничтожить. И считал, что справился с задачей. Потом всплыла книга. И я опасаюсь, что точно так же могут появиться и другие артефакты, спрятанные в Иных городах или где-то еще. Достаточно объединить несколько, чтобы вернуть ее. И два из них, я знаю точно, уже есть в распоряжении нашего противника. Пару месяцев назад агентство в США сообщило мне, что из музея в Нью-Йорке похищен камень инков. Помнишь, Джонни?

— Помню, — скрипнул зубами Джонни.

— А теперь у них есть кровь говорящей с призраками, — и черные глаза графа посмотрели прямо в Настину душу. Все внутри ухнуло вниз от страха.

— Но… он говорил, что хочет воскресить призраков, — пробормотала она.

— Наверно, только ты и призраки в это и верили, — усмехнулся граф. — Он хотел набрать твоей крови. Тот факт, что ты жива, дает им возможность вернуться, если набранного им не хватит.

— Почему он сам не сдал свою кровь? — возмущенно спросила Настя.

— Ты — самая сильная из говорящих с призраками. Возможно, единственная, кто может взаимодействовать с ними, как с живыми. Даже если выжать всю кровь из этого мерзавца, она не будет иметь столько силы, как несколько капель твоей. Думаю, именно в тот момент, когда они обнаружили такую сильную говорящую с призраками, у тварей появилась надежда к возрождению Ноктурны. Мне жаль, Настя. Но отныне, ты под охраной. Постоянной. Если та кровь, что у них, станет непригодна для ритуала воскрешения, они вернутся за тобой. И тогда нам предстоит драка похлеще вчерашней.

— Почему бы не убить Настю? — хищно улыбнулась Итсаску. — И не сжечь ее тело?

— Потому что мы можем разыграть эту карту в свою пользу, — сказал граф, слегка дотронувшись до руки вампирши.

Насте стало душно.

— Идите вы знаете куда со своей охраной и ритуальными сжиганиями! — она отодвинула стул и бросилась вон из залы, чуть не сбив официанта, несшего им закуски.

Жила же она без них как-то все это время! И проживет без них. Никто не станет за ней охотиться, что за глупость!

Она выскочила из ресторана все ускоряя шаг, пожалев о том, что не взяла пальто. В глазах стояли слезы. Уже стемнело, зажглись фонари, и улица была пуста. Поэтому, когда в одно мгновение перед ней возник человек, она не успела среагировать и врезалась в него на ходу.

— Простите, — она хотела отстраниться и проскользнуть мимо, но он крепко прижал ее к себе.

— Я же сказал, чтобы ты никуда не ходила одна, — в тихом голосе слегка звенел гнев.

— Мне плевать, что вы говорите, я не хочу больше работать в агентстве и не хочу больше вас всех видеть! — она попыталась вырваться, но он крепко ее держал, его пальцы впились в ее плечи с такой силой, что она была уверена: снова останутся синяки.

— Прекрати этот детский сад.

От этих слов ярость и обида только больше вскипели в душе. В бешенстве от своего бессилия, она рванула посильнее, а когда он удержал ее, наступила ему на ногу, ударила в живот, попыталась отцепить от себя.

— Отпусти меня! Отпусти!

Он больно скрутил ей руки за спиной, предплечьем прижал за горло ее голову к себе, так что дышать она могла только если не сопротивлялась. Силы покинули ее. И она стихла. Его голос у самого ее уха звучал глухими грозовыми раскатами.

— Я тоже не в восторге, что ты всего лишь маленькая и капризная девочка. Было бы куда проще, будь ты вещью. Мне тоже неохота тратить мгновения своей вечности на охрану вспыльчивой, эмоционально неустойчивой смертной, которая норовит ослушаться и сбежать, чтобы я искал ее и объяснялся. Еще раз так сделаешь, Анастасия, и за тобой пойдет Итсаску. Тебе не нравится, но она говорит правду. Твоя жизнь в рамках спасения всеобщего равновесия не стоит ничего. Как и жизнь любого из нас. Если мы охраняем тебя, то потому что мы — команда. Но если ты думаешь, что умнее всех нас и сможешь в одиночку сражаться с тьмой, что собирается вокруг тебя — ты ошибаешься. Все поняла?

Он отпустил ее. Она стояла, не в силах поднять на него глаза. Ей было стыдно за все, что она успела подумать и почувствовать в эти минуты.

— Ты как-то привязал меня к себе? Цезарь сказал…

— Мне незачем это делать, — со вздохом нетерпения, как маленькой, объяснил он. — Ты сама привязалась ко мне. Я знаю, что думают остальные. Я захочу выторговать у тебя душу.

— Это так?

— Я думаю, ты сама мне ее отдашь, — небрежно пожал он плечами.

— И не надейся!

— Настя, ты всего лишь ребенок. Пора повзрослеть. Интуиция у тебя неплохая, но твои страхи, сомнения, неуверенность ее глушат, — он слегка коснулся пальцем ее лба. — Ты ищешь во мне лишь отражение себя. Эгоистично, незрело и глупо. Я в тебе ищу тебя саму, но ты пока лишь масса чужих мнений, страхов и сомнений. Ты стараешься отвечать ожиданиям каждого. Вместо того, чтобы заявлять о себе настоящей. Ищи себя в себе самой, а не в других. Будешь продолжать, как сейчас, и влечение перекроет тебе все, а я смогу взять твою душу, как безделушку с полки в магазине. Пойдем, — чуть мягче сказал он. — Пойдем, смертная. Иначе у Лики и Цезаря начнется обширный инфаркт. Неизвестно, что они нафантазируют себе во время нашего отсутствия.

Он чуть подтолкнул ее, и она пошла впереди. Шаги демона позади нее, мурашки по спине, мысли все спутаны в такой клубок, что не распутать. Возвращаться было стыдно. Но Диего ждал ее в холле, крепко обнял, отгородил от графа. Им навстречу встала Лика.

— Давайте сначала поужинаем, — невозмутимо сказал граф Виттури, делая знак официанту, чтобы разливал вино. — Поговорим обо всем после.

Настя ела, не поднимая глаз. Ей бы хотелось выпить как можно больше вина и забыться, но она не была уверена, что под действием алкоголя не разревется на плече у Диего, поэтому оставалась трезвой. Подумать только, ее ранили куда больше не слова графа и Итсаску, а его жест, поглаживающий руку вампирши, что после танго и вовсе выглядело двусмысленно. И как Серж это выносит? И почему не выносит она? Почему ревнует так, словно ее обманывают? Словно он принадлежит ей?

Диего говорил с ней, она невпопад отвечала, рассеянная, обиженная. Словно мокрый нахохлившийся птенец, что чуть было не выпал из гнезда и злится сам на себя за то, что не может решиться взлететь, сидела она, уставившись в тарелку. Ей бы хотелось не быть смертной, не быть слабой.

За светским разговором, позвякиванием приборов, вдруг раздался голос графа Виттури:

— Ты тянешься ко мне, потому что у меня человеческий образ, я подобен мужчине. Красивому, мужественному, соблазнительному мужчине. Ты ощущаешь себя под защитой, потому что мой вид внушает тебе безопасность, — Настя вздрогнула и подняла на него взгляд. Просто не верилось, что он говорил это! При всех! Но губы графа не двигались, он пил вино из хрустального бокала и наблюдал за ней из-под опущенных век. Он, и в самом деле, был чертовски красив в тот момент. Его голос, глубокий, бархатистый, нежный, звучал в ее голове, сердце билось так часто, что она не на шутку испугалась. — Но что если я превращусь в насекомое? — продолжал его голос. — Гигантского жука с жесткими рогами и в броне коричневых крыльев, мои шесть лапок, черных, с острыми зазубринами потянутся к тебе, и ты с ужасом отшатнешься. А если я стану змеем с ядовитыми клыками и раздвоенным язычком, что собирает свое чешуйчатое тело в упругую пружину, чтобы атаковать тебя? А если я стану львом с окровавленной мордой и нечистым дыханием, сможешь ли ты без страха смотреть на меня? Я чудовище. Я самое красивое, самое жестокое и бессердечное из чудовищ… я отбираю не только жизнь, но и душу. Ещё никогда ты не была в большей опасности.

Холод пробрал ее. Она уже не знала, сходит ли с ума, или он играет с ней эту шутку нарочно.

— Кофе? — спросил официант, ставя перед ней десерт.

Диего провожал ее на следующее утро на работу в кафе.

— Хочешь зайти? — спросила она, увидев, что парень замер на пороге.

— Я не против кофе, — ей показалось, он принюхивается к аромату заведения.

— Тогда проходи, сделаю тебе свой любимый.

Пепе вышел из-за стойки и приветливо пожал руку Диего.

— Мда, я так и думал, — довольно подмигнул он Насте. — Привкус перца и легкий аромат шоколада.

Девушка покраснела. Пепе подумал, что ее любимый на данный момент кофе навеян образом Диего. Но он ошибался. К сожалению.

— Спасибо, мне простой эспрессо, — не понял его реплики Диего.

Он дождался, пока Настя разнесет кофе посетителям и сядет с ним за столик.

— Артефакты, о которых говорил граф, по большей части считались пропавшими, как и книга. Но теперь мы думаем, что, возможно, они спрятаны в городах-призраках, как в иной Венеции. За остальными артефактами установлено постоянное наблюдение. Все агентства сейчас, в основном, занимаются этим делом. Наша задача пока что — охранять тебя. Скорее всего, тебе ничего не грозит, но лучше перестраховаться. Занятия спортом, естественно, не отменяются.

— Я понимаю, — кивнула Настя.

Итсаску и Серж пришли за ней после работы, и вместе с ними она пошла на испанский. Они же забрали ее вечером с курсов и передали Джонни, ожидавшему около подъезда.

— Похоже у наших соседей по квартире завязывается роман, — подмигнул ей Джонни, — давай прогуляемся. Дадим им время. Перед выходом я заметил, как они на кухне обнимались.

— Юка и Мартин?! — Настя с удивлением уставилась на парня.

— Ну, да! У нас есть еще соседи по квартире? — озабоченно спросил он. — Зная твои способности…

— Нет, просто… здорово! — без особого энтузиазма ответила Настя.

Некоторое время они шли молча.

— Ладно, Настя. Давай начистоту. Как ты уже поняла, мне придется спать у тебя в комнате. Хочешь, в виде собаки, как раньше, но, если хочешь, то… — он повел руками, как артист, представляющий себя на сцене, и подмигнул ей.

Настя старалась сохранять серьезное лицо и не рассмеяться.

— Думаю, мы можем разместить какую-нибудь раскладушку или спальный мешок в комнате. Чтобы тебе было удобнее.

— Ок, намек понял. Зря, ты много теряешь.

— А можно как-то обойтись без этого? — спросила Настя.

Джонни пожал плечами и убрал руки в карман джинс.

— Не знаю, Настя.

Его голубые глаза так честно посмотрели на нее, что невозможно было поверить, что этот блондин в кожаной куртке нараспашку, синей клетчатой рубашке и джинсах — скандинавский бог. Он увидел ее нерешительность и сам обнял. Было приятно оказаться в его объятьях, под одеждой угадывалось сильное тело, которое так здорово обнимать. Запустив руки под его куртку, Настя положила ладони на широкую спину парня. Еще недавно, ей бы голову снесло от восторга. Но даже сейчас, когда она не чувствовала влечения к Джонни, было невероятно приятно оказаться рядом с ним.

И все-таки, она не совсем понимала, почему в этой красивой сцене намечалась червоточина. Словно кадр с их объятьем поднесли к огню, и пленка постепенно нагревалась и плавилась уродливыми пятнами. Вдруг возникли перед глазами черные дни, черные ночи, холод севера и вопли умирающих. Вдруг сломалась, треснула корка льда на каком-то непонятном ландшафте, и рука со страшными длинными серебряными когтями вырвалась на поверхность. Прекрасные высокие герои: мужчины и женщины, одетые для боя, попятились назад, не смея приблизиться к тому, что появлялось из-подо льда. И жуткий хохот разнесся по черной ледяной пустыне…

Настя открыла глаза и отодвинулась от Джонни. Что это было? Плод ее фантазии? Но, вспомнив слова графа об интуиции, она рискнула:

— Что произошло, когда Ноктурна сломала лед?

Лицо парня дернулось, словно от пощечины. Он открыл было рот, чтобы спросить, но потом покачал головой и пригладил бороду.

— Все умерли. Все погибли. Она уничтожила всех. Граф появился слишком поздно со своим войском. Но он смог спасти мне жизнь, заточить Ноктурну в айсберг и потом разбить ее силу на огромное множество кусков. Великая ведьма была повержена. Но она смеялась, даже проиграв.

Словно знала, что может вернуться. Говорят, если демон вступит с ней в связь, родится тот, кто уничтожит все. Весь мир. И потому, нельзя ей дать воскреснуть. Это было очень-очень давно. Так давно, что мы стали верить, что она не вернется.

— Те, кто погиб, они были твоей семьей?

— Частично, да. Моя жена и дети, братья и сестры, названные братья. Все, с кем я привык быть семьей. Я был беспокойным, неверным, вспыльчивым, суетливым, но я любил их. Нам редко выпадает возможность жить в компании. Обычно все твари по природе своей — одиночки. Это все было давно, в любом случае. Девушки обычно задают мне другие вопросы, — подмигнул он Насте.

Он попытался снова обнять ее, провел рукой по щеке девушки, но она отстранилась.

— Настя, тебе лучше остаться со мной, чем с ним, сама знаешь.

— Я ни с кем не собираюсь оставаться. Я сама по себе, — она скрестила руки на груди и отвернулась.

— Как хочешь, — пожал плечами Джонни. — Но если вдруг передумаешь, я сплю у твоих ног в спальном мешке. Думаю, мы можем возвращаться назад. Надеюсь, наши соседи провели это время приятнее, чем мы.

Вечером того же дня, Итсаску сидела на диване, поджав под себя ноги, пила кровь из высокого бокала, слушала рок и искала информацию об ограблении в музее Нью-Йорка, взломав сайт ЦРУ. Серж в переднике хлопотал на кухне. Временами оттуда аппетитно скворчало и шипело, что вызывало у вампирши довольную улыбку.

Не выдержав, она поднялась и босиком пошла на кухню.

Она обожала, когда он готовил. В этот момент, окруженный продуктами, сковородками и ножами, он был похож на генерала в разгаре боя. Все вокруг подчинялось его воле, и, словно повелитель кухонной вселенной, он творил самую вкусную еду на свете.

— Ты как раз вовремя, — сказал он, когда она обняла его сзади и лизнула в шею. — Сейчас отправим это в духовку и через двадцать минут сядем за стол.

Она подождала, когда он завернет начинку для пирога в тесто и отправит блюдо в духовку. Когда он повернулся к ней, она села на стол, приподнимая по бедру шелковую алую сорочку.

— Значит, у нас только 20 минут.

Серж подошел к ней, и она обняла его ногами, притягивая ближе к себе. Его ладони задирали ночнушку, обнажая ее татуировку. Ее руки, торопясь, расстегивали ремень на брюках Сержа. Потом она аккуратно сняла с него очки. Итсаску обожала его уязвимый взгляд. Они как раз расположились на столе, когда раздался звонок в дверь.

Оба замерли, потому что обычно к ним в гости никто не приходил и соседи избегали просить соль, благодаря особой «приветливости» Итсаску. И раздался второй звонок.

— Это точно к нам, — Серж нехотя натянул штаны и застегнулся.

Итсаску схватила ночную рубашку и, на ходу одеваясь, пошла открывать.

— Кто бы это ни был, он — труп! — заверила его раздосадованная вампирша. Серж не завидовал в этот момент непутевым гостям: прервать Итсаску во время страсти было равносильно самоубийству. Особенно извращенному и жестокому. Поэтому он поспешил следом, чтобы, если что, остановить ее.

Итсаску резко распахнула дверь: на пороге стоял один из вампиров, которых они встретили на улице на Хэллоуин, Серж сразу узнал его бледное лицо с подведенными глазами и анимешную прическу. Гость открыл рот, чтобы что-то сказать, но вместо слов изо рта хлынул поток крови, и вампир упал к ногам Итсаску.

Серж ругнулся по-французски, и пока Итсаску стояла столбом, он проверил лестничную клетку: пусто.

Он вернулся, когда она уже перевернула труп.

— Он мертв. Не знаю, как он узнал, где я живу…

Она старалась говорить спокойно, но Серж знал ее лучше. Он оттащил ее от тела и крепко обнял. Вампирша дрожала.

— Я все-таки… Мы очень долго были вместе, пока я не ушла. Это поэтому…

Серж набрал номер Цезаря.

— У нас труп, — сказал он в трубку, когда тот ответил.

— Он хотел предупредить, — Итсаску сидела на кухне и пила чай, который заварила Лика. Цезарь и Серж увезли тело вампира к знакомому патологоанатому, чтобы выяснить причину смерти, Лика успела вымыть пол. Граф Виттури сидел напротив Лики, рядом с Итсаску.

— О чем? — его взгляд пытливо всматривался в ее бледное лицо.

— Не знаю. В тот день, когда мы встретились на улице, он говорил о том, что я примкнула не к той команде, что другая сильнее и ее мощь растет. Я тогда подумала, что он просто несет чушь, чтобы подразнить, он так и не смог мне простить то, что я перестала знаться с его шайкой.

— Вы долго были вместе?

— Шестьдесят два года. Потом я встретила Вас, — белая рука Итсаску легла на смуглую руку графа и слегка сжала ее. — Вы тогда вытащили меня из пропасти отчаяния, в которой я пребывала. И дали мне смысл жизни. Дали мне Сержа.

— Я не давал его тебе, — покачал он головой. — Ты всего достигла сама. И я горжусь тобой.

Итсаску кивнула, снова замыкаясь в себе.

— Но как он узнал, где ты живешь? — вернула разговор в настоящее Лика.

— Может, выследил… Вампир вампира узнает в толпе. Почти все вампиры в городе в его шайке. Но кто убил его? И почему он пришел именно ко мне?

— Может, надеялся, что ты сможешь помочь ему? Он ведь наверняка знал, что у тебя в подругах ангел, может, знал, и то, что Лика умеет исцелять?

— Мне показалось, он хотел сказать что-то важное.

Итсаску уставилась в пространство, вспоминая происшедшее, и жестко выговорила:

— Убью того, кто это сделал. Все жилы ему выжму.

— Лучше попробуй отвлечься, — граф похлопал ее по плечу. — Мы найдем убийцу.

Послышался шум открывающейся двери, и на кухню вошли Цезарь и Серж.

— Есть новости? — граф Виттури уловил растерянность на их лицах и тут же насторожился.

— Тело исчезло из машины, — Серж потерянно поправил очки.

Лика медленно поднялась.

— Если он жив, то не станет скрываться. Он потерял огромное количество крови и начнет бросаться на прохожих. Нужно срочно найти его. Я поймаю полицейскую волну, — Итсаску вскочила, но потом опять села. — Но я готова поклясться, что он был мертв!

— Возможно, так оно и было. И его тело выкрали.

— Мы нигде не останавливались по дороге, погрузили тело, довезли до университета, а когда вышли, чтобы выгрузить, багажник был пуст.

— Мне это не нравится, — граф Виттури анализировал возможные варианты и все больше мрачнел. — Цезарь, свяжись с Джонни, пусть будет начеку. Вызови Диего, пусть останется здесь на ночь. Ты, Лика и я будем ночевать в агентстве. Жив он или мертв, но если он пришел к Итсаску, это может быть связано с нами.

Джонни выслушал Цезаря, положил трубку и задумчиво вернулся в гостиную. Мартин и Юка в обнимку смотрели какой-то фильм ужасов, Настя сидела за столом, пытаясь вызубрить слова для экзамена. Джонни нервно прошел в прихожую и закрыл дверь на задвижку и ключ. Электрическая батарея грела гостиную, но в комнатах чувствовался зимний сырой холод. Он проверил окна и закрыл двери в комнаты.

Настя вытащила из ушей наушники.

— Что случилось?

— Ничего, — Джонни залез в холодильник, вытащил пиво и кусок пиццы. — Занимайся.

Он постарался принять невозмутимый вид, разогрел пиццу и сел лицом к телевизору, в котором монстр пожирал испуганных людей. Настя вернулась к учебе.

Диего мчался на мотоцикле по ночному городу практически не останавливаясь: светофоры словно сговорились и давали ему зеленый свет. Несмотря на новости, думал он вовсе не об исчезнувшем трупе вампира. Он думал о том, что соврал Насте, когда рассказывал ей о своем первом превращении в зверя. Его сознание не погасло, как он ей сказал, нет. Он осознавал, что делает. Усталость, раздражение, физическое недомогание — все стало причиной внутренней ярости, когда на пороге вместо долгожданного лекарства появилась капризная модель, уверенная в своем совершенстве. Она хотела секса, и он уступил, но так ненавидел себя, что жаждал вцепиться в горло вредной девчонке. Когда его клыки проткнули ее кожу и пасть наполнилась горячей кровью, когда влажные ноздри ощутили запах ее плоти, то он рвал ее, будучи и зверем, и человеком. И оба получали дикое, первобытное удовольствие от власти над добычей… Нет, Настя не должна была узнать его таким. Потом он тщетно пытался стереть из своей памяти тот момент дрожащего, вибрирующего наслаждения, потому что сам испугался нечеловеческой жестокости своего поступка. В этом он был честен. Чувство вины никогда не сотрется с его души, а демон никогда не перестанет давить эту больную точку. Он-то знал все. Ему достаточно было посмотреть на виноватый вид парня, на его лицо с запекшейся кровью, заметить, как он испуганно отвел глаза. В этом и состояла его власть: демон знает все потайные стороны твоей души, все, что спрятано от всех остальных, даже от самого тебя.

Красная точка горящего впереди светофора сменилась на желтую. Диего не сбавлял скорость, он рассчитал, что желтый сменится на зеленый как раз, когда он подъедет к пустому перекрестку. Так и случилось. Фары мотоцикла уже освещали белые полосы перехода, когда нечто пронеслось по переходу с бешеной скоростью. Диего в следующую секунду пересек переход, на перекрестке резко повернул и понесся в направлении мелькнувшей тени. Его зрение обострилось, просыпались инстинкты зверя, потревоженного опасностью.

Вампиры редко вспоминают прошлое. Они не любят разговоры о былом, их, в основном, волнует момент настоящий. Особенно, если изо дня в день нужно охотиться и питаться. Существование сводится к периодам острого голода, полной сытости, сна, буйного секса и драк при дележке территории. Так живет большинство из них. Так жила Итсаску. Родом из Наварры, земли басков, она ушла из семьи, как только стали появляться первые признаки болезни. Не хотела подвергать их опасности. Не хотела видеть, как умирают родители, как стареют братья и сестра. Долго скиталась по Испании, Франции и Португалии, стараясь нигде не задерживаться, а потом поселилась на Ибице вместе с Алексом и его небольшой стаей. То было время хиппи, и охота не составляла проблем. Это Алекс принял ее в стаю, объяснил правила жизни. Только это была не жизнь, а существование, потому что смысла в ней не было никакого. Ты либо убивал, либо спал, либо шатался по острову в поисках драк и потасовок. Ей было все равно, во что она одета, часто это была одежда убитых хиппи, или они забирались в магазины по ночам, перевертывали все, хватали кучу тряпок и потом делили их в своем укрытии, словно стая собак — кость. Но убивать ей нравилось. Она словно давала понять своим жертвам, хватающимся за любой шанс спастись, что их существование, как и ее — бессмысленно. Особенно нравилось, когда она давала им возможность умолять, оправдываться, просить, ссылаться на свои семьи. Доказательством наличия пустоты было молчание, воцарявшееся после последнего хрипа жертвы. Охота и пустота. Это были единственные спутники ее жизни. Алекс был счастлив в своей стае. А Итсаску испытывала удовольствие только когда воцарялась пустота. Если нет ничего, то и ее тоже нет.

Когда она столкнулась на набережной с человеком в черном, она выбрала его в качестве жертвы. Привычным маневром для знакомства с жертвами-мужчинами, было подойти и попросить прикурить. Он с готовностью достал зажигалку и после щелчка язычок пламени взметнулся к ее сигарете. Итсаску затянулась и огляделась: на набережной было все еще много гуляющих.

— Не хочешь пройтись? — словно угадав ее мысль, предложил мужчина. Голос у него был низкий, приятный. Как легко он вступает на тропу гибели!

Вампирша увела его с людных улиц в темный перекресток. К тому моменту жажда стала невыносимой, и она нервно играла с лезвием бритвы, крутя им в кармане.

— Тебя ждет кто-нибудь дома? — спросила она, чтобы отвлечь его.

— Нет. Я сам по себе. Мне никто не нужен, чтобы заполнить пустоту. Ни любовь, ни охота.

Она полоснула его по горлу привычным отточенным жестом. Но он отклонился ровно настолько, чтобы лезвие прошло мимо, а потом вывернул ей руку и прижал к каменному фасаду дома. Вампиры сильнее людей. Итсаску знала, что даже опытный спортсмен не смог бы одолеть ее. Но в руках этого человека она была беспомощной, как котенок.

— Кто ты? — прошипела она, поняв, что он не торопится ее убивать.

— Я тот, кто может предложить тебе другую жизнь. Более интересную.

— В обмен на что?

— У тебя нет ничего, из того, что мне нужно. Твоя душа настолько пропиталась кровью, что даже тебе тошно. Изо дня в день одно и то же. Ты тупеешь. Теряешь способность принимать решения, прозябаешь.

Ее передернуло. Она начинала понимать, что перед ней вовсе не человек и не вампир. Это было другое существо, опасное, старое как мир, с которым лучше не играть. Его не обманешь, ему не соврешь.

— У меня нет выхода. Жизнь бессмысленна.

— Выход есть всегда. У тебя впереди десятки, может, сотни лет жизни. Ты действительно хочешь только сосать кровь?

— Это все, что я умею.

— Это то, что придется забыть, если хочешь научиться чему-то еще.

Он рассказал ей про свое агентство, она тут же согласилась. Но он сначала потребовал научиться контролировать голод. Она уехала с ним с Ибицы, поселилась в Пиренеях, под присмотром одного из ангелов. Это был ад. Жажда приносила страшные страдания, от обычной пищи поначалу рвало. Но постепенно ее желудок заново научился переваривать пищу, а дозы крови, которые им доставляли каждую неделю в аккуратных больничных пластиковых пакетах, становились все меньше. Последний месяц перед переездом в Барселону, она прожила с бокалом крови в день. Вместе со снижением голода она стала замечать, что в ней просыпается интерес к математике, страсть к науке стала настолько сильной, что она могла проводить часы в поисках решения уравнений.

Когда она встретилась на первом рождественском балу с графом Виттури, она поблагодарила его за спасение так искренне, что он засмеялся.

— Я ничего не сделал. Все сделала ты сама. Теперь самое время вынырнуть из математических формул и расследований и присмотреться к себе. Кто ты? Ты одеваешься небрежно, и эта одежда ничего о тебе не говорит.

— Это лучше, чем быть фриком, — возразила она. — Так я незаметнее.

— Лучше быть фриком, чем никем.

Месяцы воздержания от секса и его сильное природное притяжение сыграли с ней в тот вечер злую шутку. Она проскользнула к нему в кабинет после окончания бала. Он сидел на диване и смотрел на пламя в камине. Она хотела его так сильно, что даже не заметила, как мрачен его взгляд. Она села ему на колени, скользнула руками по груди, прижалась к его губам. Он провел руками по ее бедрам, спине, взял за плечи и отодвинул от себя.

— Но почему? — она так хотела его, что голос охрип. Каждое его прикосновение разжигало страсть. Ее тело пульсировало от желания, но едва она попыталась продолжить, он снова остановил ее.

— Я не тот, кто тебе нужен. Однажды мои крылья сомкнутся над тобой, но не сейчас.

Она заглянула к нему в глаза, и ужас в одно мгновение стер ее горячее желание. Такая чернота была в них.

По возвращению в Барселону, она набила себе на тело татуировку. Хищную птицу с распахнутыми крыльями. В знак того, что однажды он придет за ней, как обещал. Тогда же, она начала искать свой собственный стиль в одежде. Оказалось, что выяснить, кто она на самом деле, сложнее, чем решить математическую задачку.

С приходом эпохи компьютеров Итсаску окончательно обрела себя.

Алгоритмы первых ЭВМ, затем программирование, затем Интернет. Во всемирной сети она была невидимой и неуловимой богиней, могла войти куда угодно, а данные считывала быстрее, чем люди. Она стала компьютерным фриком.

Граф был для нее самым важным из всех созданий на земле. Ради него она была готова на все. Поэтому, когда он три года назад попросил завербовать одного юного гения из Франции, она радостно бросилась выполнять его просьбу, не подумав о том, что это станет самым сложным испытанием в ее жизни.

Столкновение с юностью и наивностью парня стало первым болезненным напоминанием о том, что она стара, хоть тело ее молодое и красивое. От него веяло свежестью, так пахнут новые вещи и дети. Первым ее желанием было разрушить это тело, этот добрый и доверчивый взгляд за стеклами очков, постоянно съезжающих на кончик носа. Но это желание она победила довольно быстро. Она была неглупа и быстро осознала, что граф пытается проверить ее, искусить, посмотреть, как она будет действовать.

Очень быстро она поняла, что нравится Сержу. Ей практически не составило труда убедить его приехать на собеседование в Барселону. Но едва он подписал договор, ей стало страшно. Парень ухаживал за ней, а она боялась, что причинит ему боль, если подпустит к себе. И в то же время, он ей очень сильно нравился. Она металась между страхом перед собой и желанием, но Серж не отступал. В конце концов, она призналась ему, что она — вампир. Сначала он испугался. Но потом поправил очки, улыбнулся и сказал, что готов рискнуть и попробовать.

Их первая ночь была ужасна. Итсаску прерывалась, убегала в ванну, пыталась успокоить голод, который просыпался от того, что его сердцебиение и пульс ускорялись, температура повышалась, и кровь пульсировала так громко, что ей хотелось вскрыть его шею и глотать фонтанирующую алую питательную жидкость. Она возвращалась, они снова начинали сначала. Серж выжил. В то утро она смотрела, как он спит, ласкала взглядом его тело, и нега от полученного удовольствия, восторг от очередной победы над собой и были тем смыслом, что она искала десятилетия назад.

А теперь прошлое постучалось в ее дверь и сдохло на пороге. И она испытывала в глубине души глухое удовлетворение от того, что воспоминания о ее пустой жизни окончательно остались в прошлом. И можно стереть их навсегда. Вот только смерть Алекса была странной, а исчезновение тела и вовсе поставило ее в тупик. Она решала эту задачу, но решения не находила. Больше всего она опасалась за людей из агентства. Одна мысль о том, что Алекс жив и мог наброситься в пути на Сержа или Цезаря, вызывала тошноту.

Настя испытывала странное беспокойство, волнение, которое приписывала предстоящему экзамену. Сквозь наушники вопли испуганных персонажей страшного фильма долетали небольшими помехами, но ее сознание словно нарочно цеплялось за них, чтобы отвлечься от заучивания пословиц и поговорок на испанском. И еще краем зрения она видела, как Джонни время от времени проверяет телефон, словно ждет звонок. Она старалась снова сосредоточиться, но не получалось. Ей думалось о чем угодно, только не о поговорках.

Например, о графе Виттури. О том, что его загадочную, довольно глумливую ухмылку можно сравнить только с улыбкой Моны Лизы. Эти легкие тени в уголках губ, мягкие, едва уловимые, которые так хорошо сочетаются с искорками смеха или сарказма в его темных глазах. Губы, словно высеченные лучшим скульптором. Так хочется целовать их, скользить по их контуру пальцем. Желание оказаться рядом с ним вдруг с такой силой овладело ею, что она оторвалась от страницы, на которой уже минут пять выводила закорючки вместо слов, уставилась рассеянно на холодильник и вздрогнула, увидев рядом с холодильником незнакомого бледного мужчину.

Она узнала его в следующее мгновение. Подведенные глаза и остриженные клоками светлые волосы, личико юноши из аниме и довольно специфическая хищная улыбка говорили за себя. Медленно стащив наушники с головы, Настя уставилась на вампира, не зная, что делать.

Он тоже молчал. Какое-то время только громкие вопли умирающих или убегающих от очередной страшилки героев резали слух. Когда кино прервалось на рекламу, Мартин вырубил звук, прошлепал к холодильнику, достал бутылку кока-колы, сунул руку в вампира, достал с крючка открывашку, вытащил руку из вампира, подцепил крышку, открыл бутылку, сунул руку в вампира и вернул открывашку на место.

Настя почувствовала, как слезы сплошной волной застят глаза. Вампир проводил Мартина равнодушным взглядом и снова уставился на Настю.

— Чего ты хочешь? — тихо спросила она. Слезы уже побежали по щекам, их было не остановить. Она сама не понимала, почему, впервые увидев, как тело призрака эфемерно для других людей, ей стало вдруг так жалко и его, и себя.

— Я должен тебе кое-что показать. У нас мало времени.

Она встала, вытирая слезы, взяла куртку и меч.

— Настя, ты куда? — Джонни подскочил на месте.

— Пойду пройдусь, мне нужно на воздух.

Она и в самом деле была бледна.

— Я с тобой! — нервно откликнулся парень и схватил свою куртку. Граф велел ни на шаг не отходить от Насти. Но не сказал им сидеть дома.

Настя бросила взгляд на вампира, тот пожал плечами. Ему было все равно.

Втроем они вышли на лестничную площадку, и призрак пошел по ступенькам вниз. Насте было так тоскливо и не по себе, что хотелось бросить все и бежать в Москву. А там еще забраться под кровать, как в детстве. И сказать себе, что она в домике. Инстинкт самосохранения тянул назад, но ей казалось, она может помочь призраку.

Джонни ощущал, как сгущается опасность вокруг них, и достал телефон, чтобы сбросить сообщение Цезарю. Но телефон не ловил сеть. Сердце пропустило удар. В этот момент свет на лестнице, мигавший с тех пор, как они вышли из квартиры, погас. Он услышал, как охнула впереди Настя, бросился к ней, но ее уже не было на лестнице. Через мгновение свет зажегся, телефон поймал сеть, но девушки нигде не было. Джонни в ярости взвыл от осознания того, какую взбучку ему устроит граф Виттури. Но когда он увидел, кто поднимается навстречу, он понял, что может и не дожить до встречи с графом.

— Диего пропал, Джонни прислал сообщение об опасности и тоже не отвечает, — Цезарь метался по гостиной и нервно причесывал рукой свои редкие волосы.

— Начнем с Джонни, его местоположение, по крайней мере, известно. И с ним Настя, — предложила Лика, забрасывая на спину колчан.

— Остальные остаются здесь, — граф обвел тяжелым взглядом притихшую компанию: Цезарь, Серж и Итсаску опустили глаза. — Я запечатаю двери и окна, чтобы вам неповадно было. Хватит с меня непослушания.

Ангел и демон вышли за дверь, Итсаску от злости метнула в дверь тапок.

— Может, поужинаем? — спросил Серж, но не найдя поддержки, пошел на кухню один доставать из духовки засыхающий там пирог.

— У тебя есть варианты по поводу возможного решения задачки с пропажей вампира? — спросил Цезарь у Итсаску.

— Есть, но решение мне совсем не нравится. Если предположить, что он действительно как-то был связан с теми, кто закрутил поиски артефактов, он знал, что наша группа является препятствием на их пути. И если он пошел на то, чтобы отыскать меня, то дело приняло настолько плохой оборот, что только память о прожитых вместе годах побудила его предупредить меня. Вот только они об этом узнали. И убили его прежде, чем он успел предупредить.

— Да, это объясняет ситуацию в целом, но куда делось тело?

— Раз пока что полиция молчит, значит версию о раненом голодном вампире можно отбросить. Значит, либо он мертв и его тело украли. Либо…

— Он зомби! — радостно заорал Серж, грохнув противнем по столешнице. — Ну, конечно!

— Но он бы набросился на вас!

— Он мог вывалиться из машины на ходу, — парень добродушно улыбнулся ей.

— Не сходится. Он все равно бы напал на людей, — возразила Итсаску.

— Значит, тело украли, потому что не хотели, чтобы мы узнали, как он умер, — заключил Цезарь.

— Теория про зомби мне нравилась больше, — вздохнул Серж.

— Где мы? — слишком громко спросила Настя, и ее голос эхом разнесся по улице.

— В ином городе.

Призрак шел впереди нее все быстрее.

— Мы можем опоздать, поторопись.

— Но куда мы идем?

— Твой друг в беде. Я подумал, ты захочешь спасти его.

— И ты думаешь, что я так тебе и поверю?

— Думаю, да. Я сдох по глупости, так что хочу довести ее до конца, чтобы не пропасть зря.

Настя с ужасом шла по городу за вампиром, держа меч наготове. Пару раз у нее возникало желание шарахнуть впереди идущего призрака мечом и мчать назад, но мысль о том, что, возможно, он и в самом деле ведет ее спасти кого-то из друзей, сдерживала.

Повалил вдруг снег, он большими хлопьями бил в лицо, поднялся ветер. Настя тут же замерзла и полезла в карманы за перчатками, заледеневшими руками держать меч было неудобно. Улицы стали белыми буквально за несколько минут. Настя и узнавала, и не узнавала город, в котором оказалась. Они шли медленно из-за ветра и снега, но вдруг вышли к Саграда Фамилии, собору, возвышавшемуся сейчас над ней всеми своими башнями.

— Он достроен! — не смогла сдержать она удивления. В настоящей Барселоне центральная башня была еще только в процессе постройки. Сейчас ей подумалось, что она предпочитает недостроенный собор законченному: слишком уж мрачно выглядели высокие башни на фоне серого вечернего неба. Они словно подпирали своими верхушками тяжелые снежные облака, из которых валил слепящий снег, агрессивно залеплявший глаза, нос, рот, так что приходилось низко наклонять голову, чтобы дышать.

Вампир уверенно прошел за ограду и вошел в собор. Насте эта идея не понравилась. Она прекрасно помнила, что пережила в соборе Венеции. Врываться в еще один храм, чтобы наткнуться там на неприятности… Ее интуиция тянула ее назад. Но, возможно, призрак действительно хочет помочь.

И тут она увидела, как он выходит из храма. Бледнее белого снега. Она подбежала к нему.

— Уходи отсюда, — сказал он, покачнулся и встал перед ней на колени, осев на белый от снега тротуар. — Я ошибся. Прости. Слишком поздно.

Такой дикий ужас овладел ей, что, проклиная свою доверчивость, она побежала от него прочь. С глухим стуком распахнулись двери собора за ее спиной, и воздух, снег и ее саму стало утягивать в него с такой силой, что она попятилась. Ухватиться было не за что, она слишком далеко от ограды, а вход слишком близко. Призрак пытался удержать ее, но его сил не хватило. Настя почувствовала, как ее отрывает от земли и тянет вперед в вихре белого липкого снега. Едва она пересекла порог собора, двери с грохотом захлопнулись, она грохнулась на пол, меч со звоном отлетел в сторону. Внутри собора было темно и жутко. Она попыталась открыть двери, но они были закрыты. Сквозь них, рядом с ней, вошел призрак.

— Зачем ты заманил меня сюда?! — она в ярости схватила его за куртку, но тут же отпустила, потому что от контакта с ним закружилась голова.

— Я хотел помочь. Она убила меня, когда я хотел предупредить вас об опасности. Она выкрала мое тело и твоего друга. Я думал, ты сможешь помочь мне и ему до того, как она вернется.

— Она? Кто такая эта она?

Темнота вокруг них стала бледнеть и выцветать. Постепенно собор озарился мягким полусветом.

— Она — это я! — услышала Настя женский голос за спиной.

Повернувшись, она увидела женскую фигуру возле алтаря, одетую в белую робу. Подобрав по дороге свой меч, Настя приблизилась к алтарю. Женщина обернулась.

— О господи…

Даже в самых страшных снах за ней всего лишь бегал по городу Мрак со своим красным глазом. Но оказалось, что есть кое-что пострашнее Мрака. Белое лицо женщины с черными провалами вместо глаз и с засохшими дорожками крови на лице. Она, казалось, ее видит даже так, потому что, повернувшись к Насте, она улыбнулась, обнажив белые зубы за красными губами.

— Ты еще что такое? — Настя покрепче сжала рукоятку меча. Так крепко, что даже больно стало.

— Ярость, богиня Кали, дочь всемогущего Сатаны, слышала о такой?

— Нет, — честно призналась девушка. Но ей подходило это имя. Слепая ярость.

— Как же мне мешает ваше агентство, — пожаловалась она капризным голосом. — Вы уничтожили моих милых деток.

— Разве не помнишь, как сама убивала их?

— Ламии — твои детки?!

— Медленно соображаешь. И как тебя вообще взяли? Что такое? Чего ты так трясешься? Не волнуйся, сначала мы славно повеселимся, убивая твоих друзей. А потом, когда подоспеет милый демон, я с удовольствием убью тебя и посмотрю на его выражение лица, когда он поймет, что проиграл, и твоя душа отойдет к моему хозяину. Кстати, о посмотреть… Для этого мне понадобятся глаза. Мои он вырезал, так что придется украсть глаза у его подопечных.

Сердце Насти билось так сильно, что даже больно было. Но безглазая тварь не торопилась набрасываться на нее.

— Итак, у кого же мне взять зеленый глаз? У тебя или у него? — и она показала наверх. Все это время Настя смотрела только на тварь перед ней, не замечая других деталей. Она посмотрела наверх и увидела распятие, висящее над алтарем в воздухе. На нем, вместо фигуры Христа, висело настоящее тело, и когда она пригляделась, то поняла, что там, на кресте, обнаженный по пояс, подхваченный под подмышками цепями и прибитый в кистях к кресту, висит Диего.

Она сразу опустила меч, в ужасе, в шоке, она смотрела на добычу Кали и дрожала. Но дочь тьмы хотела больше боли.

— Ничего, у нас будет время решить этот вопрос. А вот насчет второго глаза, выбор, боюсь, не велик.

Послышалось шарканье. Тот вампир, что привел сюда Настю, шел странной заторможенной походкой. Глаза его были подернуты белой пеленой, а грудь залита кровью. Появившийся рядом с ним точно такой же вампир, только тот, что привел ее сюда на самом деле, дал ей понять, что это всего лишь его труп. За собой зомби-вампир тащил чье-то тело. Почуяв Настю, он отпустил свою ношу и зарычал, делая шаг вперед, готовый наброситься на девушку. Настя инстинктивно выставила меч вперед. Окрик Кали и непонятные рычащие слова-приказы заставили зомби остановиться и поднять тело.

Стон отчаяния сорвался у Насти с губ. Это был Джонни. Он был без сознания, но жив, потому что то и дело качал головой, то в одну сторону, то в другую. Положение становилось все обреченнее. Настя понимала, что не справится ни с зомби, ни с Кали.

— Как у нас все удачно складывается, — радостно трещала тем временем Кали. — Я отправилась за вами обоими, нашла только красавчика-викинга, а ты сама пришла сюда. Очень мило с твоей стороны спасать друзей, но не стоит переоценивать свои силы. Ты всего лишь простая девчонка, силой обстоятельств попавшая в это прекрасное общество супер-героев. И очень скоро, не станет ни тебя, ни их. Итак. Начнем с глаз твоего красавца викинга.

Она схватила Джонни за волосы и подняла ему голову. Занеся над его лицом соединенные вместе пальцы с длинными ногтями, она резко развела их в стороны, и Джонни, словно повинуясь ее жесту, широко открыл глаза.

— Нет! — Настя бросилась к ней с мечом, но Кали небрежно махнула рукой, и сильная волна воздуха оттолкнула Настю в сторону, да так, что она налетела на столб, сильно ударилась об него спиной и снова выронила меч. От удара на мгновение перехватило дыхание, ноги ослабли.

Тем временем Кали своими острыми когтями обхватила левый глаз Джонни и воткнула их в глазную впадину.

Настя заорала от ярости и бессилия, видя, как кровь потекла по щеке Джонни и как побагровела его русая борода. Демонесса рванула руку к себе и, покатав на ладони глаз, вставила его в свою пустую глазницу. Через мгновение, на Настю смотрела одноглазая женщина с голубым глазом.

— Так-то лучше. Теперь я смогу полностью насладиться местью. Итак, чей глаз мне забрать: твой или Диего? Решать тебе.

— Она лжет, Настя. Она добывает себе глаза не для мести, она может увидеть, кто из земных женщин сможет стать плотью для Ноктурны, — призрак встал в стороне, почти во тьме бокового нефа.

— Куда ты все глаза косишь? — с подозрением спросила Кали.

— Смотри на нее. Она не заберет твой глаз, ей нужен глаз оборотня.

Настю трясло от происходящего. Она видела кровавую впадину на красивом лице Джонни. Видела вбитые в ладони Диего огромные гвозди. Видела раскачивающегося зомби. Смотрела на самодовольное лицо ведьмы, стоящей перед ней.

— Ты мерзкая жестокая тварь!

Ее противница улыбнулась.

— А ты бесполезная девчонка. Вот и скажи мне, что хуже.

Она приблизила окровавленную руку к лицу Насти. Против своей воли, девушка отвернула голову.

— Что ж, тогда глаза лишится котеночек.

Распятие стало снижаться. Демонесса отвернулась от Насти и пошла к нему. Настя подняла осторожно свой меч и набросилась на нее сзади. Но меч развернуло в сторону, а вместе с ним увело и девушку. Крест коснулся пола с глухим стуком. Кали была совсем близко от Диего. Настя от безысходности взвыла и, отбросив меч, помчалась к ней. Зомби бросил Джонни на пол и ухватил ее за ногу. Девушка грохнулась на землю и закричала, отбиваясь от него. Мертвый вампир раскрыл рот и со всего размаху вонзил зубы ей в сапог. Она лягнула его свободной ногой в лоб. Он отцепился от сапога, и в это мгновение стрела пронзила его голову, и он обмяк. Настя увидела Лику у главного входа в собор, противоположном алтарю. Ее золотые волосы светились мягким светом. Не теряя времени, Настя встала и побежала к Диего.

Кали как раз тянула свои пальцы к его глазу. Она набросилась на нее, вцепилась ей в волосы, царапала лицо, но ее почти тут же скрутила страшная боль, судорога, от которой она свалилась и забилась с диким криком на полу.

Кали отпихнула от себя корчащуюся девчонку и отразила одну за другой стрелы Лики. Все они вернулись к Лике, заставив ангела уворачиваться от своего же оружия. Торопясь, демонесса повернулась к оборотню, чтобы вырвать его глаз, но вместо распятия с парнем перед ней стоял граф Виттури. Он схватил ее за руку, которой она тянулась к Диего. Она злобно зарычала и, выхватив кинжал, со всей дури ударила его в живот, вытащила окровавленный клинок. Граф на мгновение выпустил Кали. Настя закричала от боли за него, но ее тело не слушалось, как ни хотела бы она вцепиться в тварь. Но демон, казалось, не обратил даже внимания на рану. Когда ведьма, понимая, что к Диего ей путь перекрыт, метнулась к девчонке и почти схватила ее за косу, чтобы перерезать горло, он одним взмахом руки отбросил Настю в другой конец собора к Лике. Девушка проехала по полу собора и оказалась у ног ангела. Тогда Кали взвилась вверх, граф последовал за ней. В витражной розетке она заметила тень Азазелло и бросилась к нему. Граф пытался поймать ее, но Кали была проворнее. Хохоча, она выскользнула в лазейку и исчезла.

Демон опустился на пол собора и подошел к Лике, хлопотавшей над бьющейся в судороге Настей. Изо рта у девушки уже пошла пена.

— Не могу это остановить! — Лика в ужасе посмотрела на него. Страх сделал ее синие глаза еще более глубокими.

— Займись остальными. Я ей помогу.

Ангел послушно убежала к парням, оставшимся у алтаря.

Граф Виттури провел ладонью над Настей, начиная с головы и заканчивая ногами. Заклинание было сильным, но ему оно подчинилось тут же. Тряска девушки прекратилась, и она с облегчением вздохнула.

Он вытер пену с ее губ, дал ей выпить из своей фляги. Приподнял ее, оставил полусидеть, оперевшись на одну из колонн, и пошел к Лике.

— Ваша рана! — слабо окликнула его Настя.

Граф Виттури слегка усмехнулся. Она когда-нибудь думает о себе?

— Я бессмертен, — бросил он, не оборачиваясь.

Диего уже пришел в себя, на нем все заживало быстрее, чем на людях. Демон забрал его первым и перенес в Барселону, в квартиру Итсаску. Джонни потерял глаз, и тут Лика была бессильна. Она лишь остановила кровотечение и повязала ему на глаз повязку. Когда граф унес Джонни, она подошла к Насте.

Девушка пожала плечами и расплакалась.

— Не плачь, — Лика села рядом и обняла ее покрепче. От объятия ангела стало легче. — Ты сделала все, что могла. И даже больше.

— Тут еще призрак, — сказала Настя. — Того вампира. Просит, чтобы я убила его. Что он так якобы освободится.

— Я не уверена, что ты способна убивать призраков. Скорее, ты отсылаешь их из этого мира.

Настя помолчала.

— Он говорит, это его устраивает. Лучше, чем бродить среди людей, не имея возможности пить их кровь.

Лика улыбнулась. Встала, нашла меч Насти и принесла его ей.

Настя взяла меч в руку. Она не могла встать, но призрак опустился перед ней на колени.

— Не думал, девчонка, что буду тебе обязан, когда повстречал тебя на улице Барселоны. Ты не из тех, что производят впечатление и остаются в памяти. И вот, мне пришлось даже на колени перед тобой встать. Передай Итсаску, что я ей всегда завидовал. Она смогла изменить правила игры. А я не смог.

И призрак просто упал на клинок меча и растворился в воздухе. Настя опустила оружие. Они сидели в темном соборе обнявшись, пока перед ними из темноты не вышел демон.

— Лика, ты первая. Иди в агентство. Я приду туда с Настей.

— Мы можем вместе… — нерешительно начала Лика.

— Делай, как сказал, — грубо прорычал он из темноты.

Лика нехотя поднялась, взяла лук и ушла.

Темнота перед Настей не двигалась, и она, чтобы преодолеть страх, заговорила.

— Почему именно в храме случилось все это? Разве демоны, нечистая сила могут входить в храм?

— Могут, конечно.

— Значит… все неправда? Все, чему учат? Вера, Бог, Рай и Ад? Все это не существует, все обман. Только зло вокруг, — она обхватила себя за плечи.

У него не было желания вступать с ней в дискуссии на религиозную тему. Все равно не поймет. Он сгреб ее с пола и поставил перед собой.

— Подумай о том, что такое Рай. Рай — это отсутствие сомнений, поисков, экспериментов, страсти. Рай — это жизнь животных. Это вовсе не конкретное место, а способ существования. Как только в сознание человека ворвалось знание, рай для него закончился. То же самое с Адом. Ад пуст, все бесы здесь. Ведь ошибки и проступки, равнодушие и страсти горят именно здесь.

Она разозлилась.

— Хватит сыпать цитатами! То не твои слова, ты срываешь их с губ людей!

— Срываю? — изумился он ее наглости, — или нашептываю? Может, у меня авторские права на всю эту дребедень.

Настя почувствовала смех в его тихом голосе. Да он просто издевается над ней!

— На все? Ты претендуешь на все?!

— Я во всем, что когда-либо создавало человечество. Почему бы и нет?

— Но я хочу услышать тебя. Не Сократа, Гете и Булгакова. Тебя.

— То, что я думаю, не так красиво.

Он приблизился к ее уху, и, когда заговорил, тихо, раскатисто, словно гром вдали, она задрожала.

— Тебе лучше сбежать, маленькая девочка, волк слишком велик и хитер для маленькой Насти. Ты не справишься, маленькая девочка. Ты в лесу. И за каждым деревом волки.

— Я не боюсь тебя, демон, — она постаралась унять дрожь в коленях и подняла подбородок.

— Ты не знаешь еще демона. Ты знакома лишь с графом Виттури. Демон слишком огромен для разума маленькой девочки. Твой лес темен, опасен, полон ужасов, — каждое его слово раскаленным кинжалом било ее сердце.

— Я не маленькая девочка. У меня есть меч, — дрожь стала такой заметной, что она клацнула зубами. Но он, казалось, наслаждался ее страхом и попытками выдержать его напор.

— Девочки-воины долго не живут. Жанна тоже считала, что в силах бороться со злом. Один неверный шаг, и те, за кого ты борешься, кого защищаешь, разорвут тебя в клочья. Есть только ты, темный лес и волки. Ты можешь осветить его огнем своего сердца, но помни, что огня не хватит на весь лес, свет исчезает и мрак побеждает, а сердце горячее рассыпается в искры и угасает.

— Тогда в чем смысл? — она крикнула, и эхо разнесло вопль по храму. Он обнял ее, и дрожь, от которой девчонка ходила ходуном, улеглась. Довольно испытаний на сегодня.

— Вот это я и ищу, — промурлыкал он ей на ухо.

Его руки крепко держали ее за талию, и голова кружилась от его прикосновения и голоса.

— Может, он в волке, в лесе или в тебе, маленькая девочка. Или во мраке, скрывающем это все. Пойдем домой, маленькая Настя. Ты однажды вырастешь до Анастасии, если волки не растерзают тебя раньше.

Смысл сказанного им был неясен, но все ее сознание цеплялось за перекаты его голоса, как за нить Ариадны, способную вывести ее из ночного кошмара, в который превратилась реальность. Покорно, доверчиво, она слегка уткнулась ему в плечо, в то время, как хотелось, безумно хотелось обнять его. Мрак смотрел на них сотнями равнодушных глаз. Демон усмехнулся ему с вызовом, подхватил рыдающую девчонку и шагнул с ней в проход.

Из дневника Насти: «Я сломалась после того вечера в Ином городе. Что-то неисправимо повредилось во мне, нарушилось. Так на фарфоровой чашке появляется ни с того ни с сего трещина. Может, это было осознание того, что мы не так круты, как казалось до этого. Я думала, мы победоносны, неуязвимы, эта мысль была во мне, признаюсь, несмотря на то, что здравый смысл, естественно, давал понять, что мы уязвимы. Но именно после того, как Джонни потерял глаз, а я ничего не смогла сделать, чтобы этому воспрепятствовать, во мне резко упал боевой дух.

Помимо того, что меня сильно знобило, я ощущала еще чувство вины перед Джонни. Я была там и ничего не смогла сделать, чтобы ему помочь. Он теперь носил повязку на лице и шутил, что решил стать пиратом, но мне казалось все время, что его здоровый глаз смотрит на меня с осуждением. И еще какая-то внутренняя ярость ощущалась в нем, которой я начинала побаиваться.

И в то же время, именно он через два дня сгреб меня с дивана в кабинете Цезаря, откуда я не выходила, мучаясь от последствий пережитого, и вытолкал вместе с Диего на экзамен по испанскому. Экзамен я написала плохо, потому что все то время, пока я сидела, склонившись над листами с тестами, в голове только звучал голос этой дьяволицы:

— Бесполезная девчонка!

Да уж, куда бесполезнее.

С экзамена я вернулась опять в агентство. На диван, с книжками по демонологии, которые противоречили друг другу. Устав блуждать в догадках и сомнениях, я отправилась бродить по кабинетам. Итсаску снова медитировала на быстро мелькающие строчки на черном экране. Цезарь был занят с Ликой планированием поездки в США на встречу с местным агентством по поводу пропавшего музейного экспоната. Серж с помощью какой-то мини-сварки пытался приварить проводки в странном приборе.

— Что делаешь?

Он снял сварочную маску, поправил очки и взъерошил волосы. Улыбнулся мне задорно и приложил палец к губам.

— Это секрет. Пытаюсь сделать прибор, который засекает демонов.

— В присутствии графа этот прибор вряд ли полезен… — усомнилась я.

Серж поманил меня ближе.

— Можно будет исключить определенные волны, которые принадлежат именно ему, — он показал мне совершенно хаотичные чертежи. Он явно хотел и дальше рассказывать мне о приборе, но я спросила:

— Серж, а ты не ревнуешь Итсаску к нему?

Парень удивленно наморщил лоб:

— А почему я должен ревновать?

— Ну, — осторожно сказала я, — она так танцевала с графом…

— Это же всего лишь танец, Настя, — засмеялся он. — Итсаску его обожает, как учителя. Тем, кого любишь, надо доверять. Я доверяю ей, не сомневаюсь ни минуты. Если она решит закончить отношения, она скажет об этом напрямую, потому что врать и искать красивые фразы — это не про нее. Сама знаешь, она рубит с плеча.

— Нелегко быть человеком в такой компании… — вздохнула я.

Серж посмотрел на меня внимательней:

— Эй, ты что? Не вздумай считать себя незначительной. На то мы и команда, чтобы каждый был важен. И потом, у тебя есть дар, особенный. Разве это не здорово? Я всего лишь техник и разработчик новых устройств, если на то пошло. А ты видишь призраков.

— Это не совсем тот дар, что мне хотелось бы иметь, — возразила я.

— Мы не выбираем, нас выбирают, — пожал плечами Серж. — Главное, что мы все вместе, а с остальным справимся.

— Серж, а что за портрет стоит на лестнице агентства? — решила поменять тему.

— Это мое изобретение, камера для слежения, которая оценивает проходящего на предмет опасности. И если есть опасность, то в агентстве подается звуковой сигнал.

Диего заглянул в лабораторию:

— Серж, ты мне нужен, в кабинете Цезаря вышла из строя система связи. А прям вот сейчас на связь выйдет агентство в Нью-Йорке.

Ребята ушли, а я погасила свет в лаборатории и двинулась дальше по коридору агентства. Вдруг вспомнила про комнату, где стоит только один стул, и заглянула в нее.

Граф Виттури сидел на стуле спиной ко мне и лицом к большому окну, за которым был виден город. Я сначала решила пройти мимо, но потом осталась смотреть на его волосы, широкую спину, лежавшие на коленях кисти с красивыми пальцами. Голова его была запрокинута, блики от аквариума на потолке оставляли на его лбу золотистые дорожки.

— Демонесса, которую ты уничтожила в Венеции, — вторая дочь Люцифера.

Я поняла, что он знает о моем присутствии, вошла и закрыла за собой дверь.

— А натурщица?

— Всего лишь служила ей телом. А та, что напала на Джонни и Диего здесь, в Барселоне, его первая дочь. Вечно слепая Ярость — Кали теперь обладает глазом Локи. Сколько времени пройдет, прежде, чем она найдет глаз оборотня? Прежде, чем увидит женщину, которая станет телом для Ноктуны? Мы лишь пытаемся отсрочить неизбежное. Ноктурна породит того, кто покончит с этим миром навсегда. Нами играют, как пешками, а мы пытаемся переписать сценарий в свою пользу.

— У нас получится?

— Может быть. Но когда все ветки бьют тебя по лицу, ты в чужом лесу.

Мне хотелось сбежать от всего этого. Сбежать от него… Мысли о нем преследовали меня постоянно. Что бы я ни делала, образ демона, его тень, стояла в подсознании. Когда наступает ночь, я оказываюсь один на один с этими мыслями, не в силах противостоять им или отвлечься. Желание изматывает меня, физическое страстное влечение к его телу.

Когда мы появились в агентстве после столкновения с Кали, он почти небрежно бросил меня на диван, стащил с себя окровавленную рубаху, обнажил такой торс, что у меня дыхание перехватило. Он повернулся к Лике, чтобы взять чистую одежду, и я почти ожидала увидеть на его спине шрамы от крыльев, но… там только были мышцы, чуть смуглая кожа, такая ровная, без родинок, шрамов, татуировок. Перед сном он являлся мне таким, и мне хотелось дотронуться до спины, провести рукой по его коже, опускаясь все ниже. Я хочу узнать, как он целуется, хочу вдохнуть запах его кожи, чувствовать контакт с ним, соединить наши солнечные сплетения так, чтобы эта мучительная тяга успокоилась и ослабла хоть на мгновение.

Мы почти не виделись в эти дни. Он постоянно был с Ликой и Джонни, я порой лишь слышала их голоса в коридоре агентства. Я ему не нужна. Вопреки моим ожиданиям, он не бегает за мной, пытаясь отнять душу или соблазнить. Он вообще про меня забыл. И он прав… я всего лишь маленькая девочка в темном лесу. Я сдамся, едва он приблизится ко мне.

Он даже не пошевелился, говоря со мной. А если бы он встал, если бы подошел, мне стало бы легче переносить это душевное напряжение и страх перед неизвестностью.

Ночные кошмары еще одна из причин, по которым я не тороплюсь засыпать и думаю о графе. Лучше думать о его теле, корчиться от желания, чем убегать по темному городу от Мрака, пытаться спастись от демонесс, спасаться от зомби в лесу. Лика варит мне успокоительные чаи, но кошмары все равно не уходят. А наутро просыпаться сложно и даже неохота.

На следующий день Лика отвела меня в кафе на работу. Практически силой. Пепе увидел меня и нахмурился. Я отработала смену, но выходить мне не хотелось. В кафе Пепе появлялась иллюзия, что все беды остаются за дверью. А внутри так хорошо и спокойно. Несмотря на то, что я видела Диего, поджидавшего меня на углу, я затеяла генеральную уборку на барной стойке. Пепе подсел и долго подсчитывал что-то в своей бухгалтерской книге, которую вел по старинке. Мы долго работали в полном молчании, так что слышно было тиканье старых часов, показывающих неправильное время, в подсобном помещении. Пепе всегда шутил, что время они показывают правильное, просто это время в каком-нибудь другом городе. Я мыла чашки и думала о графе Виттури. Мне бы хотелось, чтобы он вошел в это кафе, сел за стойку и заказал кофе. Каким он будет? С перчинкой? С шоколадным вкусом? Соленый? Или просто очень крепкий с большим количеством черного осадка?

Его губы будут иметь вкус этого кофе, если поцеловать его после того, как он сделает первый глоток…

Чашка со звоном выскочила из рук в раковину. Хорошо, что не разбилась. Только я не выдержала. Я только сейчас поняла, как натянуты во мне нервы, мышцы, сухожилия, словно я пытаюсь превзойти саму себя, не желая признавать то, что выше головы не прыгнуть. Я оперлась руками о мойку.

«Бесполезная девчонка».

Я такая бесполезная, что меч падает из рук, желание побеждает рассудок, а интуиция глушится какими-то дурацкими доводами.

— Все в порядке, дочка? — Пепе внимательно смотрел на меня.

— Да, — как можно более живо ответила я. Получилось примерно как радостное восклицание мертвеца в гробу. На самом деле, мне очень хотелось поплакать, но я понимала, что плакать можно только ночью, наедине с самой собой, когда горечь и страх перемешиваются с желанием и отчаянием. Я никому не могла рассказать о своих мыслях и сомнениях. Ни с кем не поделиться. С Цезарем я пыталась разобрать часть проблем, но он свел все к графу, еще раз запретил мне с ним сближаться и оставил один на один со всеми остальными страхами. Моя психика не выдерживает нагрузки всей этой ирреальности. Еще немного, и я впаду в истерику от всего, что происходит вокруг. Я не справлюсь. Я не герой. Господи, да я даже не могу взять себя в руки и вести себя прилично со взрослым мужиком. Как перестать фантазировать о нем, как стать сильнее самой себя? Еще немного, и меня просто взорвет от всего этого безумия.

Домой на квартиру мы с Джонни вернулись через неделю после того, как покинули ее вслед за призраком. Юка и Мартин устроили нам праздничный ужин, как оказалось, Джонни наплел Мартину целую историю о том, как мы ездили в Пиренеи, там с ним приключился несчастный случай, он потерял глаз, но зато мы с Джонни сблизились. Очень сблизились.

Пока я врубалась в эту историю, которую мне, конечно же, Джонни не рассказал заранее, приходилось глупо улыбаться, молчать и пытаться высказать бровью и уголком губ мое истинное отношение к его задумке. Потом я долго шипела на него шепотом, но он молчал и только синий глаз его зло сверкал по соседству с черной повязкой. Меня изматывало одно его присутствие рядом. Чувство вины и страх перед ним, совершенно необъяснимый и новый, такой колко-хрустящий, как вещь с магазинной полки, постоянными пиявками пили мое самообладание. Почему-то этот новый Джонни, с внешностью пирата, не заслуживал того доверия, что раньше. Его розыгрыши стали более злыми, чем раньше. Если мы все страдали от его шуток, довольно невинных, вроде того, как незаметно убрать со стола во время обеда бутылку пива Мартина, стрельнуть так же незаметно телефон Итсаску, спрятать инструменты Сержа в столе Лики, напугать внезапным появлением из-за угла Юку, то теперь он стал просто невыносим. Поджог локоны Лики, ввел вирус в компьютер Итсаску, залил какой-то несмываемой грязью новое пальто Диего. А меня подставил морально. Заставив врать друзьям в глаза.

Пишу это, а от злости меня потряхивает. Даже в своей комнате не могу побыть одна: ночью одноглазый пес, словно Цербер, сторожит меня в ногах».

Настя проснулась ночью рывком. Села на кровати и долго не могла понять, где сон, а где реальность. Ночные кошмары стали такими четкими, что, проснувшись в темноте, она пыталась определить, где она. Рычание собаки сбивало с толку, но потом она сообразила:

— Джонни, что происходит?

Она протянула руку и нащупала спящего в ее ногах пса. Его шерсть стояла дыбом. Под ее рукой он превратился в мужчину и через мгновение навис над ней черной тенью.

— Тише, Настя.

Настя лежала, боясь шевельнуться. От Джонни шло тепло, он крепко обнял ее и лег рядом. Это было очень кстати, потому что после происшествия с Кали она все время мерзла и чувствовала озноб. Но тут же она подумала, что это очередной его розыгрыш, хотела возмутиться, но он зажал ей рот. И тут она услышала, помимо их дыхания, еще одно, свистящее, под дверью. Кто-то стоял там, сипло дыша, и Настя почувствовала, как каждый волосок на ее теле становится дыбом. В темноте сверкнул серебряный топорик, который Джонни аккуратно взял в руку. Они лежали так, прижавшись друг к другу, несколько минут, пока, тихий вздох не раздался под дверью, и шаги не удалились по коридору прочь.

— Кто это был?

— Не знаю, — шепот Джонни был искренним, с тенью страха. — Но он ушел.

Настя вдруг осознала, что они лежат в обнимку, тесно прижавшись друг к другу, и Джонни, положив оружие в сторону, обнял ее крепко и ласково провел подушечками пальцев по ее подбородку и шее.

— Я думаю, уже можно и разойтись, — предложила осторожно Настя.

Но он и не думал от нее отодвигаться. Вместо этого его борода, такая шелковая и нежная, коснулась щеки, и он прижался к ее губам.

Все произошло так быстро: вот Настя решила сопротивляться и попыталась оттолкнуть его, а вот он сам, стиснув зубы, чтобы не закричать, с задушенным воплем, превратившимся в протяжный стон, откатывается от нее подальше. Она вскочила и включила свет. Он был обнажен, только фенечки на запястьях оставались на нем. Его сильное тело, сейчас скрюченное от боли, через секунду выпрямилось, и он сел, закусив палец и сдерживая крик. Она увидела, как на его спине и руках проявляются из-под кожи чернильные рунические надписи. Трясущимися руками Настя нашла мобильник и нажала первую кнопку срочного вызова. Диего.

Диего примчался скоро, вслед за ним прибыла Лика и граф Виттури. Пока Диего усыплял разбуженных шумом Юку и Мартина, граф, бросив мимолетный взгляд на растерянную и бледную Настю, прошел к Джонни.

На скандинавского бога было больно смотреть: за те минуты, что Настя ждала друзей, руны из татуировок начали медленно оборачиваться в кровоточащие раны, а затем и в язвы. Кровью Локи были безнадежно запачканы простыни, Настя переминалась в сторонке, пока Лика и граф, склонясь над ним, тихо переговаривались.

Лика попыталась залечить лопнувшую кожу и глубокую, как порез, рану на плече, но отдернула руку.

— Это какое-то проклятие. Я не могу.

— Хорошо, уведи Настю.

На кухне Лика заварила чай, пока Настя нервно подскакивала при каждом вопле Джонни.

Диего сел рядом, обнял, и она, внезапно обмякнув, положила голову ему на плечо. Сейчас ей было вовсе неважно, что оборотень заводит ее в морок. Она хотела туда попасть, чтобы не слышать воплей Джонни и не думать о том, что причиной его состояния стал поцелуй.

Граф вышел из спальни и на немой вопрос синих глаз Лики покачал головой.

— Слишком сильное, придется вызывать помощь, я уже связался с Ильвиром.

— Нужно перевезти Джонни в агентство, — сказал Диего. Черные глаза графа остановились на Насте, мирно спящей на плече оборотня. — Вредно держать столько часов под гипнозом ее соседей.

Через два часа все были в агентстве. Серж, привезя всех, отправился вместе с Итсаску домой досыпать. Лика принесла кофе и выпечку, Настя переоделась и умылась, но комната, где лежал Джонни, оставалась закрытой, туда входил лишь граф. Временами оттуда раздавались страшные стоны, казалось, Джонни сдерживается, чтобы не кричать все время, но иногда теряет выдержку и боль протяжным воплем заявляет о себе. Когда он так стонал, Настя вцеплялась ногтями в плечи, чтобы не заплакать. Диего прижимал ее к себе, шептал слова утешения, дул легонько на ее мокрый от напряжения лоб.

Еще через 4 часа появился Ильвир с чемоданом книг и вместе с ним порог агентства перешагнула невероятной красоты женщина: она была одета в брючный белый костюм, подчеркивавший ее высокий рост и божественную фигуру, рыжие волосы были уложены волнами, как у голливудских звезд времен черно-белого кино. Полные губы были накрашены красной помадой. Глаза с поволокой под идеальным изгибом бровей. Она проигнорировала вежливое приветствие Лики, кивнула Диего, насмешливо блеснула взглядом на Настю, так что той стало неудобно в джинсах и свитере. Граф вышел к ним, и женщина, словно волна, прихлынула к нему, обвила руками за шею и поцеловала в губы. Граф Виттури привычно скользнул рукой по ее талии, прижимая к себе, но на толику секунды в его глазах проскочила насмешка над Настей.

— Рад снова тебя видеть, Рита, — сказал он, довольно улыбаясь ей, едва только их губы разомкнулись.

— А я Вас, господин граф, — голос у нее был с хрипотцой и низкий, невероятно обволакивающий.

Рита махнула еще раз закрученными ресницами на графа и улыбнулась.

Граф жестом пригласил ее пройти, Ильвир последовал за ними. Настя с отчаянием проводила эту странную троицу: демона, красавицу и карлика, — взглядом. На душе скребли кошки. От этого поцелуя, такого, как казалось, привычного для них обоих, у нее все обвалилось в душе. Как могла она вообще что-то себе представлять или воображать, если есть такие, как Рита? Да она по сравнению с ней серая мышь, а все туда же, демона ей подавай. Стыд жег ее изнутри.

Чтобы отвлечься, она стала помогать Лике на небольшой кухоньке: помыла чашки после завтрака, разобрала посуду, протерла пол. Лика отвечала на письма, но время от времени с облегчением посматривала в сторону Насти. Какое неожиданное счастье, что приехала Рита. Лика не очень ее любила, но сейчас ее появление было очень кстати. Настя должна была отказаться от графа, а он отвязаться от нее. Обстоятельства постоянно сталкивали их все ближе, и страх за душу Насти неприятной липкой паутиной оклеивал в эти дни ее общение с графом. А ведь раньше она ему доверяла. Было немало в агентстве обычных девушек и женщин, и никогда он не вел себя с ними так, как с Настей. Он, напротив, старался не смущать их, держался отстраненно и сухо. А тут… их словно тянула друг к другу странная сила, потому что Лика знала, демон очень осторожен в вопросах торговли душами. Именно поэтому она осталась с ним. Но теперь она чувствовала, что он не прочь завладеть душой Насти. И может, причина в особенности Насти, как говорящей с призраками, но Лика считала себя обязанной защищать ее.

Вопль Джонни разлетелся по агентству, Настя уронила швабру, и ее черенок с звонким стуком упал и отскочил от кафеля. Она бросилась по коридору, навстречу крикам Джонни, но Диего поймал ее по дороге.

— Тебе нельзя туда.

— Что они с ним делают?

— Они пытаются снять проклятие. Не влезай, Рита очень сильная, она ему поможет.

— Кто она такая?

Диего силой увел ее в кабинет Цезаря и закрыл дверь. Крики за стенкой были невыносимы.

— Она ведьма, королева ведьм. Долгая история. Но она сильная, она справится, с Джонни все будет хорошо.

— Это я виновата, ведь так?

— Нет, конечно. — Зеленые глаза Диего вспыхнули успокаивающим светом. — Кали просто наложила на тебя сильное заклятие, которое граф снял, но остался в тебе вред для других. Думаю, она надеялась, что первым к тебе прикоснется граф. Но это оказался Джонни, и сила заклятия столь сильна, что он может погибнуть, если Рита не остановит его. Но она справится. Обязательно.

Настя медленно входила в транс под его взглядом. Погружаясь в сон, она подумала вдруг, как хорошо было бы проснуться, и не знать ничего о демонах, оборотнях и ангелах.

Она проснулась, когда за окном собирались уже вечерние сумерки. Стояла тишина, не было слышно ни разговоров, ни шагов. Она села на диване в кабинете Цезаря, протерла глаза, потянулась.

Около окна, в бледном свете уходящего дня, четким силуэтом вырисовывалась фигура с тонкой талией и соблазнительными бедрами. Настя щелкнула выключателем торшера, и Рита, озаренная этим золотистым светом, шагнула к ней.

На ней было очень красивое зеленое платье, которое поблескивало, словно чешуя, рыжие волосы локонами облегали плечи и спину. Ее движения были плавными, неторопливыми и невероятно чувственными. Она села рядом с Настей, чуть прикоснувшись к ней коленями.

— Как ты, девочка? — голос грудной, заманчивый, терпкий.

— Как Джонни?

— С ним все в порядке теперь, — Рита взяла руку Насти в свои. Ее тонкие пальцы, изящные запястья, нежная кожа, все вдруг отпечаталось в сознании Насти ярким восточным узором. Она смотрела на Риту и все больше подробностей выхватывали ее чувства: яркий аромат, движущийся, словно калейдоскоп из разноцветных стеклышек в детской игрушке, легкий румянец на щеках, отдельный локон, проходящий как раз посередине зеленой радужки глаза, мягкие тени от света на лице, бледный цвет ее кожи и лишь легкие, словно золотая пыль, веснушки.

Чувственность этой красоты все больше кружила голову. Рита ласково провела рукой по щеке Насти.

— Какая ты еще совсем юная, — вздохнула она.

Настя с удивлением отмечала странные мысли в своей голове: какие на ощупь эти губы, теперь без помады, естественные, но от этого еще более притягательные. Она понимала, что это очень странные идеи, но Рита встала и потянула Настю за собой.

— Хочешь проведать Джонни?

Голос ее звучал низко и тихо, девушка поднялась, но Рита не торопилась идти, вместо этого, она наклонилась к Насте, взяла нежно лицо девушки в свои ладони. Звякнули на запястьях золотые браслеты. Насте подумалось, что Рита будто жидкое золото, перетекающее, обтекающее, заполняющее все пространство. Губы Риты оказались мягкими, нежными, волнующими. Она целовала Настю, крепко обняв за плечи. Даже под закрытыми веками Настя увидела вспышку золотого света, но было так приятно, так хорошо. Она ощущала грудь и бедра Риты, ее аромат, пальцы чувствовали материал ее платья. Рита завершила поцелуй, прижавшись лбом ко лбу Насти, тяжело дыша. Девушка медленно открыла глаза. Золотой свет померк, испарина покрывала лоб и щеки Риты, она устало отодвинулась от Насти и села на диван.

— Рита? Все в порядке? — Насте было неловко говорить с ней, но было ясно, что ведьме нехорошо. Вздулись под кожей вены, дорожками и веточками побежали от шеи к рукам и ногам. Руки судорожно вцепились в подушки.

Настя испугалась за нее и выбежала в коридор искать помощи, столкнувшись в дверях с графом. Она даже не успела ему ничего сказать, по ее лицу, он понял, что что-то не так. Отодвинул ее, вошел, стремительным шагом приблизился к Рите.

— Как это получилось? — он перевел свой черный взгляд на Настю. Девушка от страха побелела и съежилась.

— Она меня поцеловала, — тихо сказала она и покраснела.

Граф дотронулся рукой до запястья Риты, но тут тело красавицы выгнулось дугой, голова, лежавшая на спинке дивана, поднялась, и Рита страшным, утробным, скрежещущим голосом произнесла:

— Самаэль!

Настя от страха сделала шаг назад и прижалась к стене. Она видела, как исказилось, словно от боли, лицо графа, застывшего черной массой над Ритой.

— Напрасно стараешься, Самаэль. Победа за ним. Всегда.

Граф зарычал, выставил руку вперед, тело Риты задрожало мелкой дрожью.

— Не всегда, Азазелло.

Насте показалось, она видела тень, вырвавшуюся из Риты и рассеявшуюся в воздухе. Рита глубоко вздохнула, вдруг освобожденная, и открыла глаза.

— Я спала? — с удивлением спросила она.

— Что твоя спящая красавица, — заверил ее граф.

Рита перевела взгляд на Настю.

— Не бойся, — она ярко улыбнулась испуганной девушке. — Я сняла с тебя проклятие.

Граф протянул Рите руку, помогая ей встать с дивана, и она, поднявшись, прихлынула к нему мягкой волной и обвила за шею. Настя не стала ждать продолжения, выскользнула из комнаты в коридор. Она вошла на кухню, трясущимися руками щелкнула кнопкой чайника, и пока закипала вода, старалась изгнать отпечатавшийся на сетчатке глаза образ объятия графа и Риты. Такой идеальный по красоте образ, что, не будь он таким болезненным, она бы долго его смаковала, как кадр из фильма, как статую.

Внезапный удар сзади, застал ее врасплох, на нее кто-то прыгнул, развернул к себе. Джонни. Единственный синий глаз его горел ледяной ненавистью.

Он схватил ее за горло и начал душить. Настя не могла ни крикнуть, ни вырваться. Она попыталась оторвать его пальцы от горла, но это было невозможно. Воздуха не хватало отчаянно. Джонни приподнял ее, ноги забились в мелкой судороге. В отчаянии взмахнув руками, она столкнула чашку со столешницы, и она разбилась. Краски перед глазами исчезали, все темнело, кроме синего, стужей смерти горящего глаза Джонни. Снова удар и внезапная свобода от удушья. Настя хватала воздух и не могла откашляться, горло саднило.

Граф тряс ее, как игрушку.

— Ты в порядке?

Она кивнула, и он оттолкнул ее прочь, шагнув к лежавшему на полу без сознания Джонни и Рите, склонившейся над ним.

— С ним все в порядке, — заверила она их. — Он просто связывает еще пережитое с Настей. Я им займусь. Вам лучше прогуляться.

Граф увел Настю с кухни, протянул ей куртку, вывел из агентства на улицу. Девушка приходила в себя.

— Ни на минуту оставить нельзя, — недовольно вымолвил граф.

Он поднял ей голову, его пальцы дотронулись до багровых следов хватки Джонни. Насте казалось, земля уходит из-под ног. Она схватилась за ворот его куртки, чтобы не упасть. Он усмехнулся.

— Не хочешь попробовать, сняла ли Рита проклятие?

Настя тут же отодвинулась подальше.

— Мне все равно придется это сделать, — его пальцы нежно дотронулись до ее затылка, и от мурашек она содрогнулась. Вырвавшись не без сожалений из-под его руки, она бойко зашагала вперед по улице.

— Нет. Мне нельзя. Нам нельзя, — сбивчиво оправдывалась она сама перед собой, поскольку граф шел позади.

— Почему нельзя? — с искренним удивлением спросил он.

— Потому что Вы — демон!

— Ах, да… совсем забыл… когда рядом такая красивая девушка, такие мелкие подробности вылетают из головы.

Настя развернулась к нему с яростью. Он смеялся. Она и влюбилась-то в него за этот смех. Золотистый, искристый, добрый. Она не смогла удержаться и улыбнулась. Злость как рукой сняло. И всю эту кошмарную историю, начавшуюся ночью, она, наконец, отпустила. Плечи распрямились и стало легче. Она хохотала, до слез, и обида, досада, ревность тоже уходили.

Он шагнул к ней и крепко обнял. Она зарылась лицом в расстегнутый ворот куртки, вздохнула. Ладно. Демон, так демон. Не драться же с ним?

— Мы с Ритой давние знакомые, — она прикрыла глаза и позволила его голосу снова облачать ее в легкие ткани очарования. — Она очень сильная ведьма и одна из немногих, что может помочь Джонни. Не волнуйся, он поправится и не станет больше на тебя набрасываться. Что случилось сегодня ночью?

Настя рассказала, про ночное происшествие. Граф покачал головой.

— Возможно, Джонни разыграл тебя, Настя. Чтобы воспользоваться моментом и соблазнить.

— Но зачем ему это?

— Он злился на меня и тебя за то, что потерял глаз. Так он мог отомстить нам обоим. Но он и предположить не мог, что Кали оставила на тебе печать проклятья. Она наверняка рассчитывала, что именно я получу основной удар.

— И теперь… Рита сняла окончательно с меня это?

— Есть только один способ проверить..

Он отстранил ее от себя, и Настя улизнула в сторону.

— Это просто уловка и хитрость, чтобы забрать мою душу?

— Я не могу ее забрать просто так, ты должна мне ее предложить. И я еще подумаю, брать ли…

— Хватит шутить.

— Демоны не шутят. Никогда, — он улыбался, но по-другому. Как-то хищно. Настя отступила еще на шаг. Казалось, еще мгновение, и за спиной у него вырастят огромные черные крылья.

— Пожалуйста… — губы сводило от страха.

— Пожалуйста, что? — голос был холодным, острым, как лезвие ножа.

Ледяная дрожь пробежала по телу. Они были одни на улице. Взгляд его не обещал ничего хорошего. Ведь говорил же ей Цезарь… А она все не верила. А он действительно опасен.

Граф в одно мгновение оказался рядом с ней, схватил ее за плечи и уставился своими черными глазами в ее расширенные зрачки. Она сделала движение, чтобы вырваться, но он тихо приказал:

И против своей воли Настя окунулась в черноту его глаз. И была поражена, когда вдруг неожиданно вокруг нее замелькали разноцветные картинки с такой скоростью, что она едва успевала понять, что именно видит.

Разводились мосты в Санкт-Петербурге, северное сияние вспыхивало где-то на снежном ландшафте, раскрывался щелчком бутон розы в саду Версаля, крылья маленькой колибри жужжали, пока она замирала в воздухе, стрелка часов на площади в Праге сдвигалась на деление, дельфин выпрыгивал из воды, корни деревьев ломали кладку древнего храма, капала дождевая капля на край листа и разбивалась…

Он соединил ее пальцы со своими и крепко сжал: скрип пера по листу бумаги, шорох песчинок в песочных часах, шуршание разворачиваемого пергамента, удар стилом по глиняной табличке: звуки и образы сменяли друг друга часто и ярко. Зрачки ее расширились, она видела так много всего, словно одновременно была в тысяче мест. Слышала столько, словно оказалось в некоей вселенной, где хранились звуки. Или же он был этой Вселенной, где хранилось время? Меч, вонзающийся в тело рыцаря, самолет-бомбардировщик, сбрасывающий свою смертельную ношу, женщина в муках родов, первый крик ребенка, кисть художника касалась холста, пышная юбка танцовщицы взлетала вверх, мужчина и женщина сливались в единое целое. Она вздрогнула. Его глаза превратились в две черные дыры, и там мелькали звезды, а может, вспышки памяти. Миллиарды образов. Бесконечность воспоминаний.

— Что ты видишь?

— Все, — выдохнула она.

Он улыбнулся, и его глаза приобрели привычный вид.

— Что ты понимаешь?

— Это хорошо, — Настя смотрела демону в глаза. — Все это — хорошо.

— А смерть? страдания? войны? болезни?

— Кажется, это часть. Смерть — часть жизни.

— Вы не знаете другого пути, — он отпустил ее.

— Я как время, которое открывает правду или скрывает ее. Я — знание и смерть всему.

— Тогда чего ты хочешь?

— Стать ничем. Я — смерть, которая не может умереть. Никогда. Я вечен.

— Наверно, это неплохо, быть всегда.

— Нет, это невыносимо. Время преследует меня. Я хотел бы остановиться, но я не в силах, пока не пойму.

Он не ответил. Она помолчала.

— Ты знаешь, когда я умру?

— Да. Не хочешь узнать, когда?

— Нет. Пока нет, — она поежилась. — Ты когда-нибудь любил?

Его бровь иронически приподнялась.

— Демоны не могут любить.

— Но как? Любовь — разве это не основа всему?

— Нет, конечно. Это оправдание людей своим низким страстям.

— А разве не существует абсолютной любви?

— Нет ничего абсолютного кроме абсурда.

— Я тебе не верю.

— Ты абсурдна. Разговаривать о любви с демоном — абсурд, Настя.

— Ну, не с ангелами же говорить о ней.

Демон расхохотался. С облегчением, она почувствовала, что он снова стал графом Виттури.

— Пойдем, внезапно смертная и абсолютно смешная, у тебя еще есть время все узнать самой.

Кто же он? Настя шла рядом с ним по городу, кусая в раздумьях губы. Дьявол, демон, смерть, время? Как ни назови, повсюду обреченность. В любом имени слышится крах жизни и вопль бессмертия. Не потому ли он слегка презирает все вокруг и не любит никого: так проще. Так не привязываешься к преходящему. А она сама? Разве не прав он, что не любит она его вовсе, а всего лишь страсть тянет ее к нему, как магнитом. Низкое желание к его телу. Она украдкой бросила на него взгляд.

Любое движение демона устремлено вперед, он напоминал ей греческие и римские статуи спортсменов, воинов и воинствующих богов. Мятежная шевелюра черных волос, взгляд, полный вызова окружающему миру. Отчеканивает каждый шаг так, что, кажется, должны остаться на асфальте следы.

Надо быть благоразумнее, решила вдруг она. Раз запретили с ним сближаться, значит, надо держать его на расстоянии. Ведь так лучше для нее, так спокойнее, душа не кипит чувствами, не переворачивается все внутри, не обрывается и замирает сердце, когда он нечаянно задевает ее рукой или взглядом. Нельзя, значит, нельзя. Даже маленькие дети это понимают. Почему же так трудно уложить это понятие на полочку своего сознания?

В сумерках города, при свете фонарей, его присутствие и вовсе заполняло все пространство. В солнечном сплетении горела необходимость выяснить с ним все, как-то уравновесить их чаши, но она боялась даже слово вымолвить. Но он вдруг остановился, она тоже. Они стояли у входа в маленький парк рядом с Пасео де Грасия. Он открыл чугунные ворота и полуоборотом головы пригласил ее следовать за собой.

Под ногами заскрипел песок, они дошли до скамейки и сели. В окнах домов, выходивших на парк, уютно горел свет. Демон смотрел на эти золотистые квадраты окон и, казалось, видел все, что происходит за ними.

Настя устало села рядом.

— Азазелло… — тихо произнес граф.

Настя почувствовала, как примораживается от страха к скамейке. То ли он ждал их здесь, то ли явился на зов графа, только из тени дерева появился вдруг демон, тот самый, что встретился ей уже однажды. Его красные глаза с вертикальными зрачками бегло оглядели ее и уставились, не мигая, на графа. Тот сидел, положив руки на спинку скамейки, как развязный франт на прогулке в парке.

— Ты передумал? — спросил Азазелло.

— Тогда зачем звал? — Азазелло обнажил желтые клыки.

— Чтобы еще раз напомнить. И предупредить. Не делайте того, что задумали. Вы разрушите все.

— Мы разрушим мир, который нас не устраивает. И создадим новый. С нашими правилами. Если ты не с нами, тебе в нем места не будет.

— У вас нет такой силы, чтобы создавать новое. Вы лишь разрушение. И она тоже.

— Ноктурна родит то, что сможет создавать, это будет новая сила.

— А ты уверен, что оно захочет считаться с вашими желаниями?

Азазелло на миг замер, глядя в упор на графа.

— Мы знаем, что так будет. Он знает.

— Он… Да он растерял последние остатки былого величия.

— Замолчи, Самаэль! Всегда был гордым, считал себя иным, лучшим, а закончил так же, как и мы! Изгоем! С кем якшаешься? С низкими тварями, с людьми, — Азазелло плюнул в сторону Насти. — Что тебе в ней, Самаэль? Это же прах от праха земного, пыль, озаренная каплей сознания. Она же ничто: смертная, чья жизнь для нас лишь миг. Девчонка!

— Она моя, — твердо сказал демон. От переката его голоса, мурашки побежали по телу Насти.

— Твоя? В этом мире нет ничего твоего. Все либо наше, либо Его. Тебе придется выбрать, на чьей ты стороне.

— Я давно выбрал. Разве не помнишь? «То частица духа моего, оберегать ее в каждом из них…» Вот, что я выбрал.

Азазелло вдруг взвился в столпе пыли, рыкнул прямо в лицо графа:

— Оберегать, да как же, ты же сеешь по земле смерть, ты самое страшное для них, именно тебя они проклинают, все, что ты делаешь, оборачивается для них бедой. Или ты не знала?

Морда Азазелло резко повернулась к Насте, а та лишь по-детски втянула голову в плечи.

— Он — причина изгнания людей, твой демон искуситель.

— Пошел вон! — граф махнул рукой, и демон исчез. От гнева глаза графа стали совершенно желтыми, словно те вспышки золота, что иногда мелькали в них, взорвались светом.

На скамейке воцарилось молчание. Настя сосредоточенно перебирала крупицы информации, пытаясь собрать мозаику целиком. Кто же этот падший ангел, что сидит сейчас рядом с ней и смотрит в окна, так спокойно и невозмутимо, словно поболтал с прохожим, а не с демоном?

Золотистый свет в его глазах медленно угасал. Он встал, повернулся к ней и протянул руку. Обычный красивый мужчина. Снова земной, снова обольстительно прекрасный.

Он помог ей встать со скамьи: только сейчас Настя поняла, как ослабли ноги. Ощущение зыбкости всего реального еще не растворилось вслед за Азазелло в воздухе. Реальным был только тот, что удержал ее, прижал к себе, взял ее тяжелую пшеничную косу и задумчиво взвесил в руке. Ее пальцы крепко вцепились в мягкую кожу его куртки. Когда он заговорил, такая истома овладела ей, что не держи он ее крепко, она бы не выдержала и упала.

— Запрет. Вот что притягивает интерес. Так уж устроен человек: если хочешь, чтобы он всей душой желал чего-то, запрети ему. Не правда ли, сложнее не слушать мой голос, если тебе запрещают это? Я знаю… Я знаю, что запрещают. Они боятся меня. Для них я все равно зло, какими бы благородными ни были мои намерения. Я лишь поддерживаю хрупкое равновесие, но они знают, что с тебя я могу потребовать все сполна. Слишком тесно пересеклись наши пути, чтобы я не захотел твою душу. Не так ли? Ты знаешь, что происходит, когда уступаешь желанию заключить сделку? Ты получаешь то, чего алчешь. Так что же есть для тебя самое страстное желание? — он приподнял ее лицо за подбородок и вгляделся в ее зеленые глаза. — Горы золота ничто для тебя, ты их даже представить не можешь. И этим я тебя не соблазню. И власть тебе не нужна, ты не из этого теста слеплена. И знания великие, которыми я могу наградить тебя, не станут соблазном, ведь твой соблазн вещественен и осязаем. Не так ли? Ты желаешь меня. Я твой соблазн, и ты знаешь, что можешь погибнуть, знаешь, что это запрещено, желать демона, желать исчадие ада, сгорать желанием по такому, как я. Но потому с каждым разом ты слабее передо мной. Страх притупляется, а желание растет. Ты знаешь, что я могу дать тебе возможность почувствовать вечность, стать бессмертной на мгновение, познать то удовольствие, которое не дано человеку.

Ни один наркотик, ни один грех, ни одно удовольствие не сравнится с тем, что дам тебе я. Ты дрожишь, но не можешь убежать, хочешь оттолкнуть, но твои руки ищут меня для объятий. Вот в чем твоя слабость. Вот в чем мое господство. Я говорю тебе: Анастасия, ты погибнешь. Если хочешь познать все это, ты отдашь мне душу. И ты погибнешь. Маленькая девочка пропадет в темном лесу, потому что доверится волку. Я тебя сожру. Моя черная тьма накроет твой дрожащий огонь. И ничего не останется. И я знаю, что не смогу не разрушить тебя. И не остановлюсь. Не смогу остановиться. И потому я запрещаю тебе приближаться. Запрещаю себе приближаться. И не могу не желать близости с тобой, потому что я хищник. Я создан, чтобы разрушать, я разрушу, я уничтожу тебя. Слышишь?

Он говорил это ей на ухо, тихо, обнимая, прижимая к себе, и она умирала от желания, хотела его, жаждала быть поглощенной. Он требовательно и нежно прикусил мочку уха, и она задохнулась от адреналина, вырвавшегося в кровь. Ее тело не желало больше бороться, оно хотело лишь добиться от нее подчинения зову, что звучал в каждом сокращении сердца. Гибель казалась призрачной, а наслаждение было осязаемым. Его губы лишь слегка касались ее виска, и дрожь, которой отзывалась она на ласки, казалась ему дрожью раненой антилопы в когтях льва. Кровь багряным заревом застила глаза, она слышала пульс своего сердца, горячее желание всего тела, и сломать эту тягу было невозможно. Душа испуганно похолодела, разорванная надвое, поделенное надвое сознание: стремление слиться с ним и погибнуть, которое одолело сопротивление и страх погибнуть. Она наслаждалась звуком его вкрадчивого голоса, вплетая пальцы в его кудри, запрокинув голову, подставляя шею. Казалось, что связь, тянувшая ее к нему, наконец-то достигла своей цели и высшей точки. Ноги подкашивались от слабости, словно он пеленал ее в кокон своего голоса, прежде, чем напиться.

«Зачем же тогда эта связь, если только для того, чтобы исчезнуть?» Ох, как резанули эти слова, болезненно ярко вспыхнули на краю сознания. И вслед за этим, несмотря на то, что она пыталась не слышать, заговорило ее сознание: «Помни! Ты можешь, Настя! Вспомни!». Она отворачивалась, пыталась оттолкнуть прочь эти мысли-призраки, которые пытались удержать ее от гибели.

— Нет! — она вдруг вырвалась из объятия, оттолкнула его, тяжело дыша, но ноги были слабы, потеряв опору, она грохнулась на скамью. Боль вспыхнула во всем теле, оно противилось ее решению, не хотело отдаляться от него. Белая болезненная вспышка ярко озарила сознание, словно голову раскололо надвое. Она закрылась руками и застонала. Слезы боли, стыда и отчаяния полились из глаз. Она хотела его. Она желала его больше всего на свете. До боли. И до боли ясно понимала, что не сможет выжить в любом случае. Жизнь без него пуста. Жизнь с ним ярка, но слишком коротка.

«Помни, Настя!» — что за голос, непреклонный, холодный, равнодушный? А она хотела слышать другой: терпкий, горячий, соблазняющий. И она закрыла руками уши, засунула голову между колен, зарычала, чтобы ничего больше не слышать. Тело болело, болела душа. Она была словно храбрый белый парусник в мятежном темном море, со всех сторон гонимый волнами, бьющими по нему, грозящими утопить.

Он смотрел на нее, маленькую и плачущую, но не чувствовал сострадания. Оно ему было неизвестно. Она должна усвоить урок. Слишком слаба, уступчива, мягка: она должна измениться. Но все же, даже слабенькая, выстояла! Он не ошибся.

Когда боль утихла, она подняла голову и поняла, что он ушел. Стало обидно, что он не захотел ее утешить, и неловко, что она так бурно отреагировала. Растерянно, она поднялась и огляделась: недалеко отсюда находилось кафе Пепе. Словно пьяная, она отправилась неуверенным шагом в единственное место, которое до сих пор было островком спокойствия. Она так и не придумала, что скажет: боль кольцом, словно терновым венцом, сжала голову, и каждый шаг болезненно отдавался в ней.

Пепе заканчивал уборку, до блеска натирая барную стойку. При виде Насти, что вплыла в кафе бледной тенью, словно призрак, он нахмурился.

— Садись, дочка.

Она послушно опустилась на отодвинутый стул. Когда он поставил перед ней не кофе, а стеклянный бокал с коричневой жидкостью, она подняла на него удивленный взгляд.

— Это тебе, пей.

Она выпила настойку, поморщилась и заплакала. Начала рассказывать, но сбилась, понимая, что не может рассказать правду. А придумывать, как подать это иначе, не было сил. Но Пепе и не нужно было рассказывать, казалось, он многое понимает без слов: опущенные плечи, боль в глазах, следы слез на щеках, аура разочарования, отчаяния и страха. Он приготовил чай, сел напротив нее, сняв очки. Ее удивило, каким пожилым он ей показался в тот момент, словно одним махом прибавил десять лет. Жилистые руки с выступившими венами, морщины, пересекающие лицо, уставшие глаза. Но голос его, после того, как он прочистил горло и начал говорить, был твердым:

— Кто бы ни был человек, что расстроил тебя — неважно. Важно только одно: кто ты. Пока ты знаешь, кто ты, ты сильнее. Анастасия, твое имя — твой щит. Это имя значит «воскресшая», а значит, ты поднимешься вновь, после любого поражения, обратишь его в свою победу, подобно тому, как воскресшие боги оборачивали опыт смерти в свою пользу. Ты справишься. Не бойся ошибиться, бойся не совершить ничего из страха ошибки. Иди за своим сердцем. Низкие страсти вредны, но вредна и мораль, не всегда верная. Но сердце не обманет. Интуиция не подведет. Слушай себя. Никто кроме тебя не властен над твоей волей. Чтобы ни говорил тебе демон, чтобы ни обещал ангел, думай о том, что на самом деле хочешь ты. Не они. А ты, Настя, воскресшая. Помни о щите своего имени. Помни о том, кто ты такая. И никто и ничто не сможет нанести тебе вред. Демон внешний не может причинить тебе вреда, а вот демон внутренний может разрушить тебя. Не страшен дьявол, что вьется вокруг, страшен тот, кому ты уступаешь внутри себя.

Они долго сидели в кафе, пили чай, молчали и говорили. Демон стоял на углу, смотрел на их силуэты в витрине и ждал. Он знал, что, набравшись сил, она выйдет из кафе и снова попадет к нему в руки. Он лишь надеялся, что она усвоила урок, и дрожащее пламя ее души, такое неровное, что даже неловко его касаться, выровнялось и стало сильнее. Ему нужна хорошая душа, сильная, смелая, яркая. Он знал, что работает над этим не один. Но пока что Пепе ему не мешал. Даже помогал.

Цезарь вернулся из США и заметил, что Настя шарахается от графа Виттури, стараясь не находиться с ним рядом, в противоположность тому, как раньше ее тянуло к нему, словно магнитом. Присутствие Риты его даже обрадовало. А вот перемены в характере Джонни насторожили. Он попытался обсудить этот вопрос с графом, но тот уклонился от разговора, казалось, его мысли заняты чем-то иным.

— Я все еще думаю о связи между «Обнаженной» и всем, что произошло после, — Итсаску взяла слово после отчета Цезаря о безуспешных розысках похищенного из музея камня. — Словно эта картина не так проста, как кажется. Почему именно с нее начались все неприятности?

— Картина привела нас к книге, — заметил Диего.

— Нет, не картина, а Настя и призрак художника. Но сама картина была уже на тот момент найдена, — Лика поставила на стол чашки с горячим шоколадом.

— Я не особо понимаю в искусстве, — Серж поправил очки и взъерошил волосы, — но результаты анализов красок, полотна, рамы и даже снимки скрытых слоев изображения ничего особенного не дали. Возможно, это был просто красивый шаг-приглашение нашего соперника к игре.

— Я думаю, что настоящая цель была не только запутать нас в это дело, выяснить насколько четко Настя видит призраков, но и что-то еще, связанное непосредственно с картиной. Они не зря украли ее.

— Может, просто дело в том, что эта картина ближе всего художнику, поэтому говорящий с призраками надеялся либо сам выведать у него месторасположение книги, либо с моей помощью? — слабо возразила Настя. — И есть еще вторая картина…

Но тут Джонни насмешливо хмыкнул, и она поспешила замолчать.

— Возможно, они искали что-то не на самой картине, а в раме или еще где, для чего нужно было время, — Ильвир набил трубку какой-то душистой травой и закурил. Запахло благовониями, а дым стелился из трубки загадочными загогулинами.

— Я предлагаю еще раз всем вместе взглянуть на результаты экспертиз картины, — Итсаску настойчиво кликнула мышкой на папку и открыла документы на большом экране. — Ильвир и граф лучше нас всех разбираются в искусстве, возможно, вы заметите что-нибудь интересное.

Однако документы дела сменяли друг друга, Ильвир лишь попыхивал трубкой, а граф Виттури прикрыл веки, откинувшись на спинку дивана.

Вокруг него было свободно: никто не сел рядом, Рита, обычно такая льнущая к нему, в этот раз сидела рядом с Джонни, словно страж. И хоть она кокетничала с Локи, но все равно Настя ощущала, что она держит его под своим контролем, на случай, если тот вздумает еще раз наброситься на нее. Но Джонни выбрал другую тактику: он делал вид, что Насти не существует. Он переехал из квартиры, видимо, к Рите под крыло. Настя даже была этому рада: после нападения она его стала бояться.

Мелькали на экране фотографии фрагментов картины и результаты экспертиз. Цезарь задумчиво смотрел на экран, думая о другом.

— Что если нам вызвать призрак художника? — спросил он.

— Предлагаешь заняться спиритизмом? — усмехнулся граф.

— Художник не раз помогал Насте, возможно, он охотно выйдет к ней на связь. Если такое возможно… — Цезарь устало потер глаза.

— Это надо спросить у Насти, — насмешливо сказал, не открывая глаз, граф.

— Я в этом ничего не понимаю, — девушка повела плечами, словно сбрасывая невидимые путы, которыми ее обволакивал голос графа.

— Я могу помочь. Я же все-таки ведьма, — Рита мягко поднялась со своего места. — В столовой больше места, и круглый стол придется кстати.

— Я в этом участвовать не могу, — Лика испуганно обвела всех голубыми глазами.

— Тебя никто и не приглашал, — зло ответил Джонни.

— Тебя тоже, — осадила его Итсаску.

— Прекратите, — граф поднялся с места, и все разговоры умолкли. — Достаточно, если на сеансе будет Настя, я, Рита и еще один человек.

— Я, — Диего поднялся, словно ждал этого приглашения. Все эти дни он был молчалив и единственный, казалось, не участвовал в спорах и разногласиях, которые сеял вокруг себя Джонни. Граф встретился с ним взглядом и кивнул.

— Ты точно знаешь, что это безопасно? — Настю била нервная дрожь, когда они вчетвером сели за стол. Рита оказалась напротив нее, пальцы графа и Диего крепко сжимали ее руки. На столе горела свеча, в комнате царил приятный полумрак.

— Есть вещи, которые точными не могут быть по своей натуре, — мягко возразила ей Рита. — Расслабься. Раз я справилась с Локи, то с призраком художника как-нибудь управлюсь. К тому же, возможно, он сам хочет поговорить с нами.

Диего кратко пожал ей руку: не бойся. Настя глубоко вздохнула и расслабилась. Она с детства боялась призраков, спиритизма, фильмов ужасов. Рита сидела перед ней, мерцая красотой в свете свечи. Влево Настя старалась не смотреть. Там сидел граф. Она сосредоточила свой взгляд на ровном копье свечи. Рита произносила фразы, которые казались взятыми из книг заклинаний, из фильмов. Она призывала дух художника, закрыв глаза, нахмурив высокий лоб. Словно сердце, что бьется неровно от предвидения беды, забилось пламя. Его агония напугала девушку, бросив взгляд по сторонам, она поняла, что все, кроме нее, сидят с закрытыми глазами, и ощущение одиночества заставило содрогнуться. Только маленький язычок жизни храбро сражался с темнотой вокруг. Она ощущала себя такой же маленькой и незначительной. Ее свет тоже мог погаснуть в любой момент. И поэтому, когда пламя свечи вдруг потухло, оставив после себя лишь клубящуюся тонкую струйку дыма, сердце от страха ухнуло вниз. В полумраке комнаты она ощутила, что их уже не четверо. Кто-то стоял позади нее, осознание этого заставило ее содрогнуться.

— Они не здесь, — мягко произнес голос позади нее. Он был спокойным, четким, прохладным, как сладкая вода из родника. — Ты и я. Только мы двое, Анастасия. Руки графа и Диего исчезли с ее пальцев, все трое растворились, как дым от свечи. Настя поняла, что она уже не в комнате, а в каком-то ином пространстве.

— Кто ты? — страх продолжал царапать ей спину и сжимать в когтистых лапах сердце.

— Я проводник. Не оборачивайся, — предупредил он ее. — И не бойся. Разве не учили тебя слушать интуицию?

Настя почти рассмеялась. Учили. Демон то и дело ее шпынял этим. На этом уроки заканчивались.

— Твоя душа еще очень слаба. И сразу научиться сложно, — поддержал ее голос.

— Куда же ты меня поведешь?

— Туда, где все началось.

Она почувствовала, как на плечи легли его руки. И тут же сильнейшее головокружение подхватило ее и завертело, так что, когда оно прекратилось, она вдохнула рывком воздух. И открыла глаза. Вместе со зрением вернулся слух, звуки обрушились с такой силой, что она подалась назад.

— Стой тихо, нас не видят, — прозвучал голос за спиной.

Настя послушалась. Но как тяжело было ему сначала поверить! Они оказались на деревянном помосте, вокруг — ревущая, гневная толпа, а по краям площади, словно вытесненные людьми и жмущиеся у края — невысокие домики с треугольными крышами. Это была не Барселона, а какая-то северная страна, воздух морозный и прозрачный. Она не понимала, что кричали люди в толпе, но было видно, что они требуют, наслаждаются, клокочут от удовольствия. Простые лица и одежды слились и размазались в одно коричневое блеклое пятно. Она перевела взгляд на помост и содрогнулась: справа от них палач сек белое с багровыми полосами от плети тело женщины. Настя порывисто схватилась за пояс: меча не было. Ее проводник остановил ее, положив руки на плечи.

— Стой. Смотри.

Ее мутило от этих ненавидящих воплей. Что бы ни сделала женщина, она не заслужила такого позорного наказания.

Словно в согласии с ее мыслями, раздались крики и топот копыт. Толпа отхлынула от эшафота, нехотя пропуская трех всадников. Один из них повелительным возгласом остановил палача, двое других поднялись на эшафот, прикрыли тело и отвязали от столба. Несмотря на недовольство толпы, арестантку увезли. Настя вздохнула от облегчения. Ее невидимый спутник сжал ее плечи. Спустя мгновение, она оказалась в спальне с высоким альковом. На кровати лежала та самая женщина, две служанки смазывали следы от кнута дурно пахнущей мазью. Настя стояла совсем рядом и могла рассмотреть, что это совсем еще юная девушка.

— Это девушка с картины. Ее высекли, как блудницу, потому что она позировала художнику. Пусть даже далеко от этого места. Ее забрал к себе градоначальник. Уже узнал, что девушка из состоятельной семьи.

— Он спас ее?

— Спас для себя. Он обесчестит ее, как только заживут эти раны. И тогда она возненавидит все вокруг.

Внезапно стемнело, Настя снова очутилась на улице. Мимо нее скользнула, завернувшись в плащ, девушка. Проводник подтолкнул ее в спину, и Настя пошла за ней по улицам.

Шмыгнув вслед за девушкой в маленькую дверь, Настя оказалась в потайной часовне, завернула за алтарь и долго спускалась в подземелье. Скрипнула дверь, пахнуло дымом трав, они оказались в каменном подвале. Девушка зажгла свечи, достала из сумки книгу в кожаном переплете.

Настя почувствовала, как прирастает ногами к холодному каменному полу. Это была та самая книга, в которой хранилась частица Ноктурны.

Девушка открыла страницу, заложенную шелковой лентой, и начала рисовать мелом звезду и символы.

— Она решила продать свою душу. Чтобы взамен обрести силу для мести. Только она и не подозревала, что эта книга — часть Ноктурны. Она не просто потеряла душу, она стала частью хранилища ее энергии, первая дочь Люцифера, та самая, что искала книгу в Венеции, управляла ей.

Раздался скрип, словно что-то придвигалось к ним на колесах. Настя пересилила детский ужас про гроб на колесиках. Но на всякий случай отступила так, чтобы чувствовать спиной присутствие Проводника.

Навстречу девушке из темноты выехало большое зеркало в золоченой раме, прикрытое покрывалом. Сердце Насти забилось, как бешеное. Целый склад таких зеркал был у графа Виттури в палаццо в Венеции.

— Я не хочу видеть, — прошептала она.

Проводник снова положил ей руку на плечо. Колени перестали предательски дрожать.

Тем временем, девушка подошла к зеркалу и сдернула покрывало. Стекла в зеркале не было, только темный провал, мутно-блестящий и дрожащий. От девушки отделилась светлая и прозрачная ее копия, которая сгустилась в шар белого света и нырнула в тьму зеркала. А взамен из мутной глади вылезли черные щупальца, которые вонзились в кончики пальцев, пупок, глаза девушки, залезли ей в рот, так что Насте стало душно смотреть на это. Все произошло очень быстро, и зеркало стало отражать, как обычное.

Снова перемещение, и Настя уже стоит на холме и смотрит вниз, на горящий город. Мимо нее по дороге едет верхом на лошади девушка с картины, только в глазах плещется вместе с пламенем ненависть и разрушительная сила.

— Она отомстила обидчикам: сначала жители растерзали живьем градоначальника, потому что пошли слухи о его служении Сатане, а после войска, присланные королем, разрушили город и сожгли его дотла. И всего этого она добилась сама. Теперь она едет домой. Отомстить своей семье, а еще заказать художнику другую картину. Которой хочет передать часть своих сил, ноша зла слишком тяжела для тела смертной.

На рассвете они подошли к маленькому домику на перекрестке из двух узких улиц. Настя понимала, что это совсем другой город.

Дверь была приоткрыта, они вошли. Поднявшись по скрипучей лестнице, они оказались в комнате с низким потолком. Разбросанные тряпочки, перемазанные в краске, кисти и холсты, не оставляли сомнений о профессии хозяина. На постели, прижавшись друг к другу, в полутьме свечи и рассветной серости двигались два обнаженных тела.

Настя стыдливо отвела взгляд. Но до нее долетали шепот, стоны, поцелуи, скрип кровати. Мимо прошла обнаженная девушка, нашла одежду, стала одеваться. Она проворковала что-то художнику, спрашивая, тот кивнул. Она оделась и ушла, улыбаясь так злорадно, что Настю передернуло.

— Он дал согласие на ее просьбу нарисовать портрет.

— И что теперь?

— Если он его сделает, его душа не будет знать покоя. Если нет, то станет рисовать так, что станет знаменит еще при жизни.

Художник тоже оделся, взъерошил волосы, пригладил бороду. Обернулся на скрип ступенек и стук.

Дверь открылась, и на пороге, высокий и зловещий, появился человек в черном плаще и капюшоне, под которым не было видно лица. Он произнес слова приветствия, художник кивнул, пригласил его сесть за стол.

Настя оказалась позади сидящего посетителя, лицом к художнику. Посетитель говорил низким, чарующим голосом, на стол лег увесистый мешок монет. Художник нервничал, ерошил волосы, приглаживал бороду, слушал посетителя и кивал. На лице его отражались муки сомнений.

— О чем они говорят?

— Он предлагает художнику работу, о которой тот мечтал с детства. Триптих о Благовещении в церковь. Манера написания на усмотрение мастера. Ему заплатят очень хорошие деньги, а впоследствии, если работа понравится, закажут работы для дома епископа.

— Если мечтал, почему сомневается?

— Он обещал своей любимой портрет, и она просит его срочно, так же, как этот посетитель. Он не сможет выполнить две работы одновременно. Он должен выбрать.

И хотя Настя знала, каким будет выбор художника, она, сжав кулаки, смотрела на него в упор и шептала:

— Соглашайся! Соглашайся!

Но художник с трудом заставил себя покачать головой. Посетитель недовольно спросил еще раз, видимо, повторяя свое предложение. Когда художник отказался, посетитель встал, забрал деньги и откланялся.

Проводник снова положил ей руку на плечо. Показалось, что они не сдвинулись с места, но в интерьере комнаты все переменилось. Были открыты нараспашку окна, загораживая ложе, стоял перед нею черный холст с нарисованной пятиконечной звездой и стоящей посередине женщиной. Она была изображена так, будто художник смотрел на нее сверху. На поднятом к зрителю лице застыло выражение торжества, а в глазах горело такая бешенная злоба, что Настя подалась назад. Картина была такой реальной, что казалось, еще немного и она заговорит. Мерное поскрипывание отвлекло ее от картины, Настя посмотрела в сторону и охнула, увидев качающееся в петле тело художника.

Она не успела ни вскрикнуть, ни рассмотреть его, Проводник снова перенес ее в темное помещение, из которого они начали свое путешествие по времени.

— Теперь ты знаешь. Художник после смерти спрятал книгу, потому что понял, что в ней источник зла. Но теперь источником зла являлась и его последняя картина. Ведь демонесса исполнила задуманное и спрятала часть силы в ней. Если Ноктурна воскреснет, она начнет искать эту картину.

— Почему ты явился мне? — тихо спросила она. Казалось, у нее за спиной клубится и движется такая неизмеримая бесконечность, в которую лучше не заглядывать.

— Ты узнала того посетителя? — голос проводника был безучастен и нейтрален, в то время, как в душе Насти бушевала буря после увиденного.

— Это был граф Виттури, — она узнала бы этот вкрадчивый голос из сотни.

— Хорошо. Теперь ты знаешь. А она найдет тебя сама.

Он толкнул ее вперед, она вскинула руки, боясь налететь на преграду, и вновь почувствовала пожатие графа и Диего. Она сидела за столом напротив Риты, и, судя по спокойным лицам друзей, продолжавших сеанс, они не заметили ее отсутствия.

Она вскочила, разорвав круг их рук. Озноб вдруг овладел ей, да такой сильный, что зубы стучали друг о друга. Граф сделал шаг к ней навстречу, но она испуганно метнулась в сторону и сделала предупредительный жест, заметив, что Рита тоже поднялась.

— Диего, пожалуйста.

Его не нужно было просить дважды. Парень мягко обнял ее, вывел из темной комнаты на свет, они прошли мимо остальной компании, вышедшей им навстречу, возгласы и вопросы остались за спиной. Диего завернул ее в дубленку, взял под локоть и вывел из агентства. Когда они спускались по лестнице, Настя почувствовала, как кто-то мягко нырнул ей под вторую руку. То была Лика. Втроем они вышли на улицу.

Настя продолжала дрожать, поэтому ребята отправились пешком до ближайшего сквера и сели на солнце.

— Ты можешь заставить меня забыть все это? — с надеждой обратилась Настя к Диего. — Пожалуйста. Не хочу помнить ничего про агентство. Хочу жить нормально! Я не хочу ничего больше знать!

— Я не могу. Слишком много воспоминаний, — Диего с сочувствием смотрел на девушку. В ее глазах плескалась неподдельная паника.

Лика сочувственно обняла Настю.

— Побег от истины не выход.

— Я боюсь, — Настя плакала навзрыд, Лика прижала ее к себе и полезла в сумочку за бумажными платочками.

«Предусмотрительная», — Диего благодарно взглянул на ангела.

— Это все, вот это все, — Настя взмахнула руками, описывая нечто в воздухе, увидела предложенный Ликой платок, кивнула и высморкалась. И снова заплакала.

Пачку платочков спустя, она уже не плакала, а изредка судорожно вздыхала.

— Ты видела призрака? — решился спросить Диего.

Она говорила правду, но сердце оборотня заныло: она скрывала от них что-то очень важное.

— Нам ты можешь рассказать, — поддержала его взгляд Лика.

— Лика, а кто такой проводник?

Диего с удивлением увидел, как Лика посерела лицом, потеряв весь свой внутренний свет, словно от ужаса она могла рассыпаться в прах прямо тут на скамье.

— Проводник, — Настя не видела реакции ангела, она вытирала покрасневшие от слез глаза. Лика сглотнула и постаралась вернуть себе спокойный вид. Получалось так себе.

— Настя, что еще за проводник? Обмотанный кабелями электрик? — пошутил Диего, отвлекая на себя Настю.

— Да нет. Вместо призрака явился проводник, он мне показал историю художника, — Настя вкратце пересказала друзьям, что видела, умолчав только о появлении графа в мастерской художника. Почему-то об этом говорить не хотелось.

Анжелика слушала ее рассказ, упершись локтями в колени, наклонившись вперед. Потом выпрямилась и вздохнула.

— Проводниками могут быть только архангелы, — она покачала головой. — Но они вмешиваются в дела земные очень редко. Я живу здесь тысячу лет, может чуть больше… но я ни разу не слышала за это время о случаях с проводниками. Все это значит только одно… грядет нечто очень страшное, — она испуганно посмотрела на друзей. — Возможно, апокалипсис.

— Ты действительно в это веришь? — хмыкнул Диего. И замолчал, проглотив шутку. Ему ли шутить, если он работает в компании ангела на демона?

— Я не хочу в этом участвовать, — Настя с мольбой уставилась на Лику.

— Это не мне решать, — передернула та плечами. — Но раз он выбрал тебя, то ты как-то во всем этом замешана. И просто так все забыть — не выход.

— Знаете что? А пошли в спортзал. Мечами помашем. Все-таки какой-никакой, а выход и разрядка от напряжения, — Диего растормошил девчонок, они благодарно вскочили со скамьи.

Настя ухватилась за тренировку, как утопающий за соломинку. Они дрались час, отрабатывали приемы, делали выпады и репетировали защиту. Лика пошла в душ, а Настя и Диего продолжили занятие.

В шлеме и в специальной куртке для фехтования было жарко, но Настя боялась остановиться, потому что иначе страх сжимал сердце слишком сильно. Никогда раньше она не понимала с такой четкостью, что граф Виттури — бессмертен. Что он совсем не человек, не мужчина с красивым телом и завораживающим голосом, а существо совершенно другого склада. Он чужой, не земной, почему раньше не видела она его именно так? Как могла даже подумать о том, что может хоть на секунду показаться ему привлекательной, хоть на минуту пробудить в нем дружеские чувства? Он холодный. Расчетливый. Страшный.

И он и словом не обмолвился за все это время, что как-то участвовал в истории картины и художника. Озноб снова прихватил ее, Настя стиснула зубы и крепче схватилась за меч.

Диего махнул ей в знак начала наступления, но в этот момент дверь в спортзал с грохотом отворилась, пропуская еще одного фехтовальщика в черном. И хотя на нем был шлем, граф Виттури угадывался в каждом шаге.

— Диего, я проведу этот бой с Настей. Иди.

Диего замешкался, но Настя кивнула ему. Еще не хватало, чтобы демон рассердился на него, он и так, похоже, зол, как черт.

Граф дождался, пока оборотень выйдет и закроет за собой дверь. Повернулся к Насте, поприветствовал ее мечом и махнул для начала наступления. Они начали бой. Настя чувствовала себя с ним неуверенно. У него была иная манера движения, он словно отступал и уступал, но при этом невозможно было заставить его открыться, его меч постоянно был в контакте с ее лезвием, она лишь успевала уклоняться от его попыток контролировать ее оружие. Но внезапно он воспользовался брешью в ее обороне, атака была такой быстрой, что она не успела и глазом моргнуть, как он обрушил сильный удар. Настя едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. А он уже перевел меч влево и ударил по плечу. Она не выдержала и возмутилась:

— Мне больно!

— Если я причиняю тебе боль, то лишь для того, чтобы научить, — он говорил отрывисто и зло. — Прекрати раскрываться, ты постоянно оставляешь без защиты то правую, то левую сторону…

Она попыталась отразить очередной удар, но он шагнул в сторону и звонко ударил ее по шлему.

— …то голову.

— Ах, научить! — вся обида на себя, вдруг вылилась в кипящую, жгучую, как лава, ярость на него. И она, обожжённая и ослепшая от этой злобы, пошла бить его, пошла в наступление. Он играючи отражал ее удары, успевая наносить удары по ней. Не болезненные, а обидные. Сталь звенела, он смеялся, а она готова была орать от ненависти.

— Так ты не разрешишь проблему. Уйми свои чувства.

Они разошлись на мгновение. Снова поприветствовали друг друга мечами. Он прав. Глядя на него, она понимала, что слепо махая мечом она ничего не решит. Но как унять эту бурю в душе?

— Ты сказал однажды, что знаешь, когда я умру.

Он опустил на меч и оперся на него, с любопытством ожидая продолжения.

— Когда ты пришел к художнику, ты знал, что он откажет тебе?

Ну, хоть чем-то она его смогла удивить. Он снял шлем, шагнул к ней, остановился.

— Художник все-таки явился тебе?

Насте вскружила голову внезапная власть над ним. Он не знает. Не знает того, что знает она.

— Расскажешь? — он улыбнулся ей так обворожительно, что сердце забилось чаще.

— Может быть, — преодолевая горячее желание во всем ему признаться, ответила она. — Если ответишь на мой вопрос.

Вместо ответа, он вернул меч к остальному оружию, поставил шлем на шкафчик. Она последовала его примеру.

— У него была возможность согласиться. Пусть и маловероятная. Но все же. Ничто никогда не обречено на сто процентов. Всегда есть возможность сделать иной выбор, — он пожал плечами.

— Это несправедливо. Ты играешь с человеком в рулетку. Черное или красное. Как может смертный узнать, какой выбор верный? Это нечестная игра!

— Ты удивишься, Настя, но… на самом деле, все в глубине души знают, какой выбор — верный. Но не всегда принимают правильное решение.

— И есть вероятность, что дата моей смерти не исполнится?

— Да. Хоть и очень низкая.

— Каково это… общаться со всеми нами и знать, когда мы умрем?

Этого вопроса он не ожидал.

— С какой стати тебя волнуют мои чувства? — он ответил зло и резко, схватив ее за руку. Настя вздрогнула. Его глаза стали черными дырами, и она почувствовала, как подкашиваются от страха колени.

— Я просто спросила. Мне больно, — его пальцы впивались все сильнее, еще немного, и он запросто сломает ей кости.

— Не задавай глупых вопросов. И не получишь дурацких ответов.

— Пустиии, — под его взглядом и от боли в руке, она опускалась перед ним на колени, как вдруг он отпустил ее. Послышался звук открывающейся двери и в зал вошла Лика.

— Настя! — она бросилась к девушке, стоявшей на четвереньках перед графом.

— Кажется, она что-то потеряла, — голос графа донесся до Насти словно издалека.

— Все в порядке, Лика, правда.

— Что ты потеряла?

— Мне просто показалось, что-то закатилось под шкаф. Но там ничего нет, — Настя поднялась. — Ладно. Пойду в душ.

Когда девушка неверным шагом вышла из зала, Лика внимательно посмотрела на графа. Тот подмигнул ей озорно, и ангел, не заметив ничего подозрительного, последовала за девушкой.

Оставшись один, демон долго перебирал мечи, задумчиво ловил свое отражение на клинках. Он причинил Насте гораздо меньше боли, чем хотел.

И гораздо больше своим вопросом причинила ему боли она. Человеческое дитя, смертная, чья жизнь лишь миг для таких, как он. Попыталась залезть к нему в душу своим наивным сознанием. И когда она уже угомонится?

Скоро. Очень скоро.

Из дневника Насти: «Я окончательно запуталась во всем. Проводник, кто бы он ни был, вместо того, чтобы пролить свет на то, где искать картину с демонессой, только напугал меня. И испортил отношения с графом.

Погуглив имя «Самаэль», я и вовсе приуныла: начальник демонов, разрушительная сила, ангел смерти, экгрегор зла… Копание в справочниках по демонологии не помогло разобраться: информация была скудной. Если об Азазелло, о Люцифере и прочих я нашла подробные статьи, и даже осознала, что демон демону рознь, поскольку нашла даже иерархии, то о Самаэле упоминаний было очень мало и часто они даже противоречили друг другу, а в одном документе в онлайн библиотеке его имя и вовсе упоминалось в перечне архангелов.

Я всячески избегала собраний в агентстве под предлогом работы в кафе и учебы, потому что не хотела с ним сталкиваться. Конечно, я рассказала о том, что во второй картине спрятана часть силы для Ноктурны. С Диего и Ликой мы встречались несколько раз в неделю. Они сообщали мне новости, которых, впрочем, было немного. Агенты по всему миру перепрятывали артефакты, искали пропавшие или исчезнувшие, а Джонни всячески измывался над всеми членами агентства за исключением Риты и графа. Граф переехал в Барселону, в шикарный особняк на Тибидабо, откуда открывался вид на город.

Я все также мучилась ночными кошмарами и не раз, проснувшись с часто бьющимся сердцем посреди ночи, прислушивалась, не раздастся ли хриплое дыхание под дверью, вглядывалась в темноту и отчаянно хотела позабыть все приключения.

Зима в Барселоне была холодной и сырой. Мартин и Юка собирались на пару недель уехать в Швецию, похоже, он хотел познакомить ее с семьей. Я была за них рада, хоть кто-то в этом городе жил обычной жизнью.

Работа в кафе у Пепе с приходом холодов стала еще интереснее: мы варили глинтвейны разных видов, подавали их в толстых стаканах с апельсиновой долькой, по кафе разносился запах корицы и гвоздики, а имбирное печенье в разных формочках я научилась печь сама.

Мне отчаянно хотелось зацепиться за эту жизнь: учеба, работа в кафе, пробежки с Диего вдоль моря. Не думать больше ни о чем. И пару недель казалось, что мне это удалось. А потом, когда на улице лил страшный ливень и гремел гром, дверь кафе отворилась, и человек в черном плаще, с которого лила потоками вода, вошел в зал. За исключением одной поглощенной друг другом парочки, в кафе никого не было. Пепе мучился от ревматизма и ушел пораньше, предоставив мне возможность закрыть кафе, как только последние посетители уйдут. Но из-за дождя на улице они не торопились, да и мне выходить из теплого и вкусно пахнущего горячей выпечкой помещения не хотелось.

На мгновение мне показалось, что вошел граф Виттури. Сердце предательски радостно подскочило, а я-то считала, что после всего смогла преодолеть свою тягу к нему! Но посетитель опустил капюшон, и под ним оказалось симпатичное лицо незнакомого парня. Он с любопытством оглядел кафе и подошел к барной стойке. Прежде, чем я успела спросить его, что он будет, он наклонился ко мне и тихо спросил:

— Это ты — Настя?

От неожиданности я испугалась, но кивнула.

— У меня для тебя посылка.

Он извлек из-под плаща черную лаковую коробочку, запечатанную в пластиковую упаковку.

Молнии на улице сверкали одна за другой. Грохот был оглушительный, я не расслышала, что он сказал, и переспросила:

— Прости, что?

— Не открывай, пока не придет час.

— Какой час? — но парень уже набросил капюшон и вышел на улицу, где шло светопреставление. Грохот грома был такой, что сердце в пятки уходило. Я взяла коробочку со стойки и поразилась, что она такая тяжелая. Покосившись на парочку, я убрала коробочку в джинсы. Может, покажу Сержу, прежде, чем открыть.

Когда посетители ушли, я завернулась в старый плед, который лежал у нас на всякий случай, села в кресло прямо у окна, зажав в ладонях горячий глинтвейн. Уходить не хотелось. Стоит шагнуть наружу, — и промокну насквозь. Поэтому я решила переждать ливень, зная, что долго такой потоп длиться не будет. Потоки воды бурлили по мостовым, вспышки молний озаряли воду, падающую из темноты, и тогда капли превращались в монеты или блестящие наконечники стрел.

В слабом свете фонарей я вдруг заметила на углу фигуру мужчины. Он стоял под козырьком входа в бутик, и мне не нужно было угадывать, кто он. Заметив, что я его увидела (уж я-то для него была как на ладони), граф Виттури перебежал дорогу и подошел к входу в кафе. Я подскочила, открыла ему дверь, его мокрое от дождя лицо было чертовски прекрасно.

— Вы не войдете?

Он покачал головой. Дождь перестал внезапно, словно краны перекрыли, и я, повинуясь ему, взяла куртку и вышла из кафе. Было холодно. Мерзко влажно и холодно. Я поежилась.

Внезапно вспомнилось, как в последний раз, когда мы виделись, он причинил мне боль.

— Зачем Вы пришли?

Но он молчал, только вытер ладонью мокрое лицо.

Затем, когда я подумала, что мы так и будем всю ночь стоять у порога кафе и молчать, он спросил:

— Ты тоже это чувствуешь?

— Что? — испугалась я. Вдруг здесь, рядом с нами стоит какая-то неведомая мне тварь и протягивает к нам свои щупальца?

— Это притяжение, что существует между нами. Между мной и тобой, — на этот раз он развернулся и посмотрел прямо мне в глаза.

Я забыла про холод, кажется, даже забыла про землю под ногами.

— Но разве… Это не Вы…

Он жестом остановил меня.

— Нет. Не я. Я думал, это твоя влюбленность, но я тоже чувствую, что когда мы далеко, есть сила, которая тянет меня к тебе. Словно настойчиво повторяет, что ты мне нужна. Вот только для чего?

Притяжение к нему было неодолимым. Я вдруг подумала, что, поцелуй он меня тут на пороге, я бы его затащила в кафе и, наплевав на все, взяла бы силой, если потребуется. Мои губы уже почти прошептали: «Хочешь?» Он словно прочитал мои мысли и покачал головой:

— Я ужасно консервативен и порядочен. Переспать с девушкой можно только после того, как получишь ее душу.

Мне снова стало холодно, я даже отступила на шаг.

— Хочу, чтобы ты сопротивлялась. Сейчас это даже на охоту непохоже, протяни руку — и ты сдашься, — он улыбался так соблазнительно, что даже злиться не было сил.

— Если я стану сильнее, то смогу устоять перед тобой?

— Тебе не устоять, все равно проиграешь. Просто мне нравится усложнять себе задачу.

— Какой же ты… Какой же Вы…

Все бранные слова к нему не подходили. Не негодяй, не наглец, а самоуверенный демон. А он вдруг крепко схватил меня за плечи.

— Мне приятно наблюдать за этой борьбой. Ты сопротивляешься. Спотыкаешься, падаешь, вновь поднимаешься. Ты не сдаешься. Или сдаешься?

Его шепот, страстный, хриплый, проникал в меня подобно терпкому вину, которое обжигает горло и растекается по телу жаром и огнем. Сердце билось у горла, испуганное, словно я стояла на краю пропасти, а оно, несчастное, не знало, как спастись. Слегка закинув голову, я в экстазе впитывала яд его слов. Хотелось сказать ему, что он не выиграет, не победит, но тело просило обвить руками его шею, прижаться губами к его рту, попросить напоить грехом, пасть, отправить все к чертям. Желание сжигало изнутри болью, его прикосновение разжигало страсть, пусть его пальцы, ослабив хватку, лишь слегка касались руки, а дыхание обжигало шею, я хотела, чтобы он обнял меня, смял, сломал, хотелось, чтобы он причинил мне боль. Слишком сильной была тяга. Слишком соблазнительным грех. Слишком притягательным демон. Его пальцы вдруг переплелись с моими и крепко сжали. Я застонала от накала желания к нему.

— Еще не время…

Он исчез так внезапно, что я не сразу осознала, что уже одна. Из пустоты и черноты ночного неба вдруг, как по волшебству, повалил снег. Я стояла, подставив лицо падающему сверху белому чуду, и плакала. Молилась, сама не зная кому. Просто свету, просто снегу, небу… Вселенной.

«Защити меня!». Снежинки падали на кожу и таяли, мешаясь со слезами. И ощущение чуда вдруг переполнило душу. Я рассмеялась, закинув голову к небу. Подумалось, что на моей стороне только свет, разрезающий тьму как меч.

Дома я не выдержала и попыталась открыть черную коробочку. Только ничего не вышло.

Я знаю, все закончится плохо. Однажды я не выдержу. Просто плюну на все, сожгу все мосты, и скажу ему: «Бери мою душу. Только прошу, не отпускай». И тогда все закончится. Где найти силы на постоянное сопротивление? Я ведь не железная. Он снится мне ночами: ласкает и целует, каждое прикосновение — божественно. Он постоянно в моих мыслях, его имя на губах: «Самаэль». Ангел-искуситель, демон-хранитель. Как же быть?»

Она не знает ни его мыслей и чувств, ни его подлинных целей и стремлений. Еще никогда Настя не ощущала так явственно всю суть поговорки «чужая душа — потемки». Еще какие потемки. Чернота. Если у него вообще есть душа. Она не может его понять. И никогда не сможет. И предсказать не в состоянии, и поэтому, единственное, что подчиняется ее контролю — это она сама. Она может решать только за себя. Только о себе должна волноваться и беспокоиться, как бы к нему ни тянуло. Эта тяга ненормальна. Это ее собственный эгоизм тянет к нему, ведь он демон, и может притянуть только за страсть, эгоизм, похоть. Она желала его. Невероятно, сильно, всем телом, но эту страшную силу она тоже должна укротить, ведь понятно же, что выхода в случае власти страстей только два: ее гибель в его объятьях или ее сгорание, а ни тот, ни другой вариант не устраивал.

Спасти демона любовью? Настя засмеялась. Невозможно. Во-первых, он не просил его спасать, а во-вторых, надо быть очень самонадеянной дурой, чтобы тягаться с нечистой силой. Все, что остается — это контролировать себя. Не позволять душе погибнуть, этому мотыльку, рванувшему на ложный свет. Нет. Стереть страсть, пусть это будет долго и больно. Выкорчевать желание. Любить демона все равно, что любить прекрасную статую и ждать, что однажды она оживет и полюбит в ответ. Можно восхищаться его красотой, словно скульптурой. Но не более… Ведь никому не придет в голову целовать и желать статую? Он произведение искусства, она вправе тянуться к нему, но нужно помнить о границах этой тяги. И держать себя сознательно в руках. Она должна преодолеть себя, воспитать себя. Возможно, в этом выход. Выход, о котором демон не подозревает.

Что если, преодолев страсть, она не просто подчинится установкам морали и религии, о которых он говорил, а найдет и откроет нечто новое в душе? Ведь это воспитание силы воли, вызов самой себе. Невозможно в ее случае порхать с глупыми иллюзиями по поводу будущего с демоном. Его нет. Но если она так легко идет у него на поводу, так легко теряет свое Я рядом с ним, то разве это не повод посмотреть на себя, взять себя в руки и воспитать заново? Он не прекрасный принц, он опасность и смерть, он сам говорит это. Значит, надо создать защиту вокруг своей души, поставить преграду для его сладких речей, разжигающих кровь взглядов и опасных прикосновений. Пока она будет мышкой, коту будет с чем играть. Но когда мышке надоест быть жертвой, она начнет сопротивляться.

— Я буду сражаться, — Настя смотрела в свое отражение. Глаза в глаза. Зеленый цвет ее глаз завораживал. Разве может она стать жертвой? — Ему не победить. В этой войне могу выиграть я. И только я. Хватит. Пора взять себя в руки. Я справлюсь. Мое имя — мой щит. Надо осознавать свои границы. Я всего лишь человек. Я не всесильна. Но я достаточно себя люблю, чтобы не преклоняться и терять волю перед ним, будь он хоть трижды демон. Да, он красив, да, я хочу его. Но если он несет гибель, то хрен тебе, Настя, как-нибудь обойдешься без него. Даже если я люблю его — как смею я унижать себя и его, требуя того, чего он дать не может. Демоны не могут любить. Заруби себе это на носу. И отстань уже от мужика, не вешайся на него. Со стороны ты просто смешна. Не зря он все время тебя подкалывает. Угомонись. Победи себя. Воспитай уже волю.

Она слегка шлепнула себя по щеке.

— Ты же просто идиотка, Настя. Что ты вообще знаешь о нем? Как можно любить того, о ком не знаешь ничего? Ты просто повелась на его красоту. Это неправильно, это жестоко. Ты его хочешь, потому что он для тебя так высоко, почти что всесильное божество. Прекрасно. Тебе самой от себя не противно? Ты мелочна, эгоистична и поверхностна. Да ты же унижаешь его и себя! Дура бабочка, обожающая жаркий свет, которому вообще не до нее. Она сгорает, а лампочке все до лампочки.

Она усилила спортивные тренировки. Ах, ты подумала о нем снова? Иди и сделай двадцать приседаний или попрыгай. Оказалось, физически изматывая себя, вполне возможно снизить эротические фантазии с демоном в главной роли. И еще чувство юмора. Непременно надо смеяться и подкалывать саму себя. Ну-ну, девочка моя, эк ты размечталась о его объятьях. Даже все из рук выпало. Ты ж моя фуфаечка.

Почему-то именно слово «фуфаечка» возвращало ее с небес на землю эффективнее всего.

А тем временем, после нестерпимо влажных холодов и снегопада, поставившего на уши всю Барселону (снег, правда, к утру растаял), наступила весна.

Настя после занятий в библиотеке школы языков, собрала учебники, вышла на солнечную улицу и вздохнула: она договорилась с Цезарем о встрече в агентстве, а идти совсем не хотелось.

Прижимая учебники к груди, она дошла до двери агентства и поднялась до пролета с граффити, на котором была нарисована Барселона и пес. Солнце ярко освещало стену, и поэтому Настя четко увидела кровавый след от руки. Кровь, стекшая каплей с одного из отпечатков, казалась еще свежей. Настя выронила учебники, бросилась бегом наверх, жалея лишь о том, что не взяла свой меч. Картина на втором пролете была опрокинута, она пробежала мимо Медузы Горгоны, впервые даже не взглянув на нее. Дверь агентства была открыта. Она вбежала внутрь и похолодела: пол залит кровью, словно кого-то протащили по нему. Где-то раздавался плач, взволнованные голоса. Настя бросилась вперед по коридору.

В кабинете Цезаря Лика и рыдающий Серж, на коленях сидели рядом с Итсаску. Вампирша была вся в крови, шея была разорвана, Лика пыталась закрыть ее раны.

— Я не успеваю, она слишком быстро теряет кровь! — Лика была в панике.

— Я должен дать тебе свою кровь, — Серж умолял Итсаску. Вампирша, булькая кровью в ране прохрипела:

— Нет! — ее глаза закатились.

— Серж! — заплаканная Лика с окровавленными руками беспомощно посмотрела на парня. — Сделай это. Быстро!

Он рванул рукав и, быстрее, чем Настя успела вдохнуть, разрезал себе руку. Алая кровь, пульсируя, вырвалась на волю. Он прижал рану к губам Итсаску.

— Пожалуйста, милая, пожалуйста!

Настя бросилась дальше. Она была словно в ужасном сне: ноги были ватными и плохо слушались.

В лаборатории все было перевернуто вверх дном, на единственном оставшемся стоять столе лежало тело Риты с огромной дырой в груди. Ильвир рыдал на ней, горько и безутешно. Цезарь с перебинтованной головой, с начинающим расплываться по лицу синяком, и граф Виттури, целый и невредимый, но злой, как тысяча демонов, стояли рядом. Услышав ее шаги, они обернулись.

— Диего? — Насте не хватило сил задать полный вопрос.

Ильвир обернулся и зло закричал:

— Это все из-за тебя!

Настя попятилась. Она вдруг начала понимать, что именно произошло: Джонни напал на Риту. А Диего…

Она, задыхаясь от тревоги, бросилась прочь, по коридору, распахивая все комнаты. Но Диего нигде не было. Она дошла до комнаты, где Лика и Серж пытались помочь Итсаску. Вампирша, крепко схватив Сержа за руку, пила жадно его кровь, не в силах оттолкнуть, рыдая от собственного бессилия. Он только шептал ей что-то успокаивающее, а она тихо и глухо рычала в ответ.

Лика с ужасом смотрела на эту сцену.

— Лика, где Диего?

— Рита пыталась провести окончательный ритуал излечения, но что-то пошло не так. И… — Лика всхлипнула. — Локи забрал его. Мы не представляем куда. А остальных он потрепал. А Рита…

— Я видела.

Лика заплакала.

— Надо остановить Итсаску, но я не знаю как. Она может быть опасной.

— Я сделаю это, — граф Виттури вошел в комнату и вмиг наполнил ее своей фигурой. — Лика, Ильвиру нужна помощь, он в глубоком шоке. Настя, тебе лучше тоже выйти.

Но Настя и так знала, что ей нужно бежать на помощь Диего. Но куда? Куда Локи мог утащить его? И зачем?

Но пока она бежала вниз по ступенькам, она поняла, зачем и куда. Ему нужна была она, он знал, что она побежит спасать Диего. И знал, куда.

Как-то Джонни обмолвился ей о легенде: когда дьявол искушал Иисуса Христа, он привел его на гору, с которой открывался вид на побережье и море, на Барселону. И отсюда, с Тибидабо, он пообещал дать ему все это, если он станет служить ему.

— Тибидабо — это видоизменная фраза «Тебе дарую», — говорил Джонни. — Если ты еще не была там, советую подняться. Сейчас на этой горе храм. А вид по-прежнему прекрасный.

Через двадцать минут такси остановилось на площадке перед храмом, возвышающимся на горе. Настя мельком обернулась, прежде, чем войти в храм: вид на Барселону и вправду был чудесный. В храме был лифт, на котором можно было подняться на смотровую площадку. Но на нем висела табличка «Не работает». Настя с досадой сжала руки в кулаки: неужели она ошиблась?

Но тут дверцы лифта открылись. Она вошла, и они захлопнулись, прежде, чем она успела нажать на кнопку. Раздалось тихое хихиканье, которое становилось все громче, перерастало в смех, потом в хохот. Едва дверцы открылись, Настя выскочила из лифта.

— А вот и наша обычная смертная. И по вине этой девицы, Локи лишился глаза! Невосполнимая потеря! А потом она еще и перенесла проклятие Кали опять же на бедного Локи. И знаешь что? Ты молодец, девчонка! Без тебя Локи так и был бы домашним демоном на посылках. А теперь он смог вырваться и переродиться. Так-так-так… А это уже достойно награды. Как думаешь?

Настя подняла голову. На каменном перекрытии крыши сидел по-турецки мерзкого типа человечек с костяным лицом, больше похожим на черепушку, в темной пустоте которой горели злые желтые глазки. На голове у него была треугольная шляпа, как у шута, да и весь костюм, казалось, он позаимствовал из театрального реквизита: и кафтан, и короткие объемные штанишки были сшиты из разных лоскутов бархата и парчи, на ногах красовались черные туфли с серебряными бляшками. Диего неподвижно лежал в стороне от него. Настя невольно задержала дыхание: только когда заметила, как поднялся бок при вдохе, смогла выдохнуть сама. Диего жив. Теперь надо договориться с этим клоуном.

— Я думаю, что нас так и не представили друг другу. Ты так много говоришь, а я все не догоняю: ты вообще кто такой? — Настя совершенно его не боялась, но он внушал отвращение.

— Милая моя, ты не узнаешь меня? После всего, что между нами было?

— Я тебя впервые вижу.

Он напоминал ей марионетку из кукольного театра: его движения были неестественными, костные пластины на лице постоянно двигались, плечи, пальцы и локти неестественно поворачивались.

Настя бросила еще один взгляд на Диего, мельком, чтобы убедиться, что он в сознании. Но парень только тяжело дышал, весь в крови. Внутри все сжалось от напряжения и страха.

Черепушка довольно ухмыльнулась, колыхнулись, постукивая, черепа на его костяной треуголке.

— Хочешь спасти своего драного котика?

— Дурацкий вопрос, мистер очевидность.

Настя сама не знала, откуда в ней взялась эта нахальная манера разговора. Но, похоже, с этим товарищем по-другому невозможно говорить.

— Я тебе его отдам. Взамен на одну вещицу.

Тварь мерзко и мелко захихикала и, к ужасу Насти, начала спускаться. Бархатный костюмчик, расшитый золотом, зловещая шляпа, неестественные и немного паучьи движения и постукивания костей — словно великий шут из самого последнего круга Ада решил явиться перед ней.

Невольно она отступила. Вблизи лицо его было еще неприятнее: костяные пластины изобразили подобие ухмылки.

Глупо открыв рот, он залез к себе в карманы и долго там копался.

— Где же оно?

Он вытащил гигантского тарантула с волосатыми лапками, стеклянный шар с разноцветными бусинами внутри, золотую ленточку, гигантскую канцелярскую скрепку. Все это он вытаскивал, рассматривал и отбрасывал прочь, бормоча какую-то ерунду. Настя знала, что он делает это нарочно, чтобы порисоваться. При мысли о том, что Диего в этот момент угасает всего в нескольких шагах от нее, она почувствовала злость на это кривляющееся существо.

— Нельзя ли побыстрее? — нетерпеливо спросила она.

Адский шут начал вынимать предметы из кармана так быстро, что Настя едва успевала их увидеть. Летели в стороны пищащие игрушки, оружие, змея, баночки, которые, разбиваясь о каменный настил храма, выпускали то цветную жидкость, то газ, он даже достал розу и сунул Насте так быстро, что та взяла. Настя чувствовала себя зрителем-идиотом. Наконец, победоносно вскрикнув, паяц извлек из кармана нечто, завернутое в черный бархатный платок.

— Вот оно!

Он аккуратно откинул уголки платка в сторону один за другим, и Настя почувствовала тошноту, увидев, на черной ткани багровое сокращающееся сердце.

— Это сердце Риты.

— Я всегда верил в твой интеллект! — адское создание злобно сверкнуло желтыми глазками и тут же изобразило подобие улыбки.

— Оно еще бьется. Но как это возможно?

— У Риты, как у кошки, семь жизней, — злобно хихикнул шут, и черепа, висящие на его треугольной шляпе тоже затряслись от смеха. — Мне нужна для этого сердечка подходящая шкатулочка. Одна такая есть на примете. У графа Виттури.

— Ты хочешь, чтобы я…

— Именно! Принеси мне шкатулку. Я отдам тебе котика. Все будут счастливы!

Настя бросила взгляд на Диего. Он в отчаянии покачал головой, умоляя ее не соглашаться. Она отвела взгляд. Выбор у нее небольшой.

— Хорошо. Как выглядит шкатулка?

Нервы скрутило в тугой стальной узел. Настя словно умерла и родилась заново, настолько другой она чувствовала себя. В агентство с учебниками в руках вошла одна Настя, а в особняк графа вошла совсем другая. Позвонила в дверь, дворецкий открыл, пропустил, не задавая вопросов, и она очутилась в гостиной зале. Она не представляла себе, где искать шкатулку, но предполагала, что поиск надо начать с кабинета графа. Настя не боялась гнева демона. Впервые она не думала о нем вообще. Только одно волновало: спасти Диего и сердце Риты.

Не было сомнений, колебаний, страха. Только железная решимость во что бы то ни стало завладеть шкатулкой и отыскать какое-нибудь оружие для защиты. Она не доверяла этому клоуну, не верила ни одному его слову. Она верила только в себя.

Она прошлась по особняку, мимолетно оглядывая шикарную обстановку, потому что взгляд искал лишь шкатулку из вулканического стекла, в форме ларца с серебряными креплениями.

Наконец, она нашла кабинет графа. На огромных стеллажах в беспорядке лежали и стояли книги и манускрипты, свитки, вперемешку с различного рода вещами. Здесь даже было чучело ворона: Настя машинально провела рукой по взъерошенным перьям. На столе стояла чаша, усыпанная камнями в грубой оправе, лежали неизвестные ей инструменты, которые казались навигационными приборами. Она словно оказалась в лавке антиквара или в кабинете колдуна. Но вместе с тем, все предметы дышали невозмутимостью, надменностью, легкой насмешкой графа Виттури. Она словно слышала его голос и смех, и острое желание увидеть его на мгновение наполнило все ее существо. Так что даже дыхание перехватило, а на глазах выступили слезы. Но она быстро взяла себя в руки: она не имеет права думать ни о чем ином кроме шкатулки.

Стеллаж за стеллажом осматривала она кабинет, а часы в кабинете неумолимо отсчитывали секунды и минуты. Сколько она уже здесь времени? Настя посмотрела на черные от пыли пальцы. Да уж, граф не слишком заботится о том, чтобы стряхивать пыль времен со своих вещей.

— Ты случайно не это ищешь?

От неожиданности она подскочила и развернулась: граф стоял у входа в кабинет с темным ларцом в руках.

— Отдайте! — она сама не поняла, как подскочила к нему и схватила шкатулку. Но он удержал ее в руках, покачав головой.

— Разве тебе не говорили, смертная, что красть у демона нельзя? Что если возьмешь у него хоть что-нибудь без спроса, то придется стать его рабой? И твоя душа станет принадлежать ему? — на лице его было столько ненависти, презрения, даже отвращения, что Настя отступила.

— Как ты узнал, что я здесь?

— Я связан с тобой, забыла? Так в чем дело? Почему ты пытаешься украсть то, что мое по праву?

— Я не для себя…

Он хищно прищурил глаза, почерневшие и клубившиеся тьмой.

— Мне все равно. На колени.

— Что? — Настя отступила от него и огляделась, словно надеялась, что это он не ей.

— Я два раза не повторяю.

— Граф, умоляю, выслушайте, я все объясню!

— Объяснишь, когда выполнишь мой приказ. Ну, же. Я жду.

Он не шутил и был опасен. Чувствуя себя полной идиоткой, Настя опустилась перед ним на колени.

— Я знаю, это все выглядит немного странно, — начала она, но он снова перебил.

— Будешь говорить, когда дам тебе слово.

Она хотела было подняться, обозлившись на него. Но почувствовала, что не может двигать ногами. Ужас обрушился на нее, как ледяная вода. А когда открыла рот, чтобы возмутиться, то поняла, что онемела.

«Это просто дурной сон!», — испуганно думала она, давясь застрявшими в горле словами. — «Дурной сон!».

Но проснуться не могла.

— У меня был тяжелый день, — граф поставил шкатулку на стол прямо перед ней, зная, что ей не дотянуться. — Локи вырвался из-под контроля, чуть не убил Итсаску и Цезаря, растерзал Риту, свалил куда-то с раненым Диего. Я еле успел сдать обескровленного Сержа врачам, стал искать Диего, а ты просто исчезла из агентства и решила меня ограбить? Кто тебя надоумил взять именно это? — он пальцем постучал по крышке шкатулки. — Уж не ошибся ли я, и Кали все-таки овладела твоим разумом? Еще немного, и ты бы навсегда стала моей, но такая ты мне на фиг не нужна, — он презрительно посмотрел на нее, присев на письменный стол. — Хотя не могу не признать, что на коленях ты выглядишь очень соблазнительно.

Он махнул рукой, и Настя почувствовала, как железная хватка на горле исчезла.

— Вы просто… чертов демон, напыщенный и мерзкий! — выпалила она совсем не то, что собиралась. — Вы так уверены в себе, что просто не допускаете мысли, что я могла прийти сюда, потому что хочу спасти Диего. Эта шкатулка — залог его свободы. Он ранен! И пока Вы тут рассуждаете, он, может, умирает. Я не знала, что забирая шкатулку, лишаюсь свободы. Но клянусь, мне все равно, я должна ее забрать. И заберу, даже если придется с вами драться.

Она сжала кулаки.

Тьма в его глазах схлынула, и насмешка блеснула в зрачках серебристой рыбкой; Настя только сейчас вдруг осознала, что кабинет был душен от его гнева и воздух искрится, готовый вспыхнуть в любой момент и обратить ее в пепел. Дрожь пробежала по спине.

— Стоя на коленях, драться, милочка, неудобно, — и она смогла встать.

— Вот как… Значит, ради Диего ты готова украсть шкатулку у демона?

Настя кивнула. Ей было уже безразлично, что он сделает с ней. Но он мог помочь Диего. А то, что он ее накажет, это точно. Она же его оскорбляла.

— Он держит его на Тибидабо, на смотровой площадке собора. Я должна туда вернуться на закате.

— Конечно, на закате. Именно тогда силы тьмы становятся сильнее, — он смотрел на нее с некоторым любопытством. — И что? Ты готова потерять свободу ради жизни друга?

— Да, если ты так этого хочешь.

— Не хочу, — он рассмеялся, запустил пальцы в волосы и покачал головой. — Эх, ты, дитя человеческое… Неужели думаешь, я брошу тебя и Диего? Так и быть. Я одолжу тебе шкатулку. А теперь, подойди, я перенесу тебя на Тибидабо. Час заката близится.

Над Тибидабо собирались грозовые облака, дул сильный ветер. Настя крепче прижала к себе шкатулку и, сопротивляясь ветру, пошла к собору. Лифт открылся перед ней, как и несколько часов назад, и она поехала наверх, гадая, куда исчез граф Виттури. Он только что обнял ее, прижал к себе и исчез, а она осталась стоять на горе лицом к Барселоне.

Секундная близость с ним оставила отпечаток свинцовой усталости. Ее снова безмерно потянуло к демону. Чтобы отвлечься, она разглядывала шкатулку, пытаясь угадать, что скрывается под ее полупрозрачным стеклом. Граф запретил открывать ее, и она благоразумно решила его послушать.

Адский шут развлекал себя тем, что, сидя по-турецки напротив Диего, бросал в него теннисный мяч.

Настя загородила собой друга.

— О! Вернулась! — гримаса оскала исказила черты монстра. — И шкатулочка при тебе!

— Да. Так что теперь я забираю Диего.

— Не так быстро, милая! — шут в одно мгновение оказался рядом с Настей и попытался схватить своими костлявыми пальцами шкатулку. Но Настя не дала. Тогда злой огонь вспыхнул в глазных впадинах черепушки, на лбу нахмурились костяные пластины, и он рванул у нее из рук шкатулку, да так, что Настя в кровь расцарапала ладони, пытаясь удержать ее.

— Вор! — закричала она.

— Я-то украл у тебя! А ты украла у демона! Теперь ты будешь расплачиваться за это вечно, — и он захохотал и развернулся, чтобы убежать.

— Не так быстро, Локи, — у выхода с площадки стояли плечом к плечу ангел и демон. Лика держала Локи под прицелом своего лука, а демон просто стоял, скрестив руки на груди.

Локи захохотал. Так злобно и так страшно, что у Насти мурашки по спине поползли от ужаса. Костяной палец шута указал на нее.

— Вот она, твоя воришка! С ней и разбирайся. Она руки ободрала в кровь, пусть кровью и платит!

— Настя имела право держать ее в руках. А ты — нет. И она кровью защитила мое имущество. К ней у меня претензий нет. А вот ты…

Граф Виттури в одну секунду оказался рядом шутом и схватил его за разные концы его костяной треуголки. Адский паяц заверещал, как собачонка.

Настя с оцепенением наблюдала, как затекли тьмой глаза графа, и сам он стал выше, чем был. Это было жуткое зрелище, и в голове мелькнула мысль, как он сдерживался в кабинете, ругая ее за кражу. Теперь же он дал волю своему черному гневу, и тот собирался вокруг чернильной тучей и закручивался воронкой над его головой. Когда он вновь заговорил, то был не человеческий голос, не звериный рык, не стон ветра, а сверхмощное существо, глас гнева, который сотрясал всю площадку так, что та дрожала под ее ногами.

— Ты украл эту шкатулку и теперь ты мой навеки! — и демон разорвал вопящего клоуна надвое.

Настя вскрикнула от неожиданности: в правой руке граф держал за волосы тело Джонни, который был без сознания, а в левой крутился и пытался вырваться из его хватки уменьшенный вдвое шут, который еще больше стал похож на марионетку. Шкатулка упала посередине на каменные плиты площадки, но не разбилась.

— И не Локи мой раб, а ты, мелкая тварь, прислужник тьмы!

Не зная, как обратиться к тому гневному существу, в которое превратился граф, Настя крикнула, преодолевая вой ветра:

— У него сердце Риты!

— Я все отдам! — захныкал плут, отчаянно дергаясь в руках демона. — Я все верну!

Он полез в карман и протянул Насте завернутое в бархатный платок сердце.

Насте даже стало его жаль.

Когда сверток лег на ладони, он почувствовала, как бьется теплое сердце в ее руках.

— Отпусти меня, сжалься! — жалобно вопил плут, пытаясь вырваться.

На темном от гнева лице демона вспыхнула злобная усмешка.

— Отпущу, — заверил он его. — Только сначала покажу тебе одну вещицу.

Когда раздалось поскрипывание колес, волосы встали дыбом у Насти на голове. Медленно из-за угла выехало высокое зеркало, накрытое черным покрывалом.

Девушка в ужасе отступила. Демон встал перед зеркалом, сдернул с него покрывало и, выставив вперед руку с болтавшимся в ней шутом, приказал:

На поверхности стекла ничего не отражалось, и Настя не знала, что увидел в его глубине костяной шут, только вопль и визг ужаса, который он издал, был таким отчаянным и обреченным, что Настя невольно прижала к себе сердце Риты, словно пытаясь уберечь его от происходящего кошмара. Он так кричал, что челюсть опускалась все ниже и вдруг отвалилась, и сам он вслед осыпался в прах на землю. А ветер задул оставшийся пепел в черное стекло.

Демон накинул покрывало на зеркало и повернулся к ней. Сердце Насти билось часто и испуганно, а сердце Риты в ее руках медленно и спокойно.

Не говоря ни слова, он протянул руку, и она отдала ему бархатный узелок. Граф исчез так внезапно, что она поморгала. Потом обернулась и бросилась к Диего. Лика тоже склонилась над ним.

Парень часто и поверхностно дышал. Лика начала водить ладонь по его телу, и он слабо улыбнулся.

— Заживет, как на кошке. Девочки… как же хорошо, что вы есть.

Настя заплакала, крепко сжимая его руку.

— Ты молодчина, Настя. И настоящий друг, — Диего задышал спокойнее. Боль уходила.

— Эй, почему столько нежностей без моего участия?

Ребята обернулись. Джонни, скрестив руки на груди, смотрел на них, ухмыляясь в бороду.

— Джонни, это правда ты?

— Вроде да. А что случилось-то?

На его лице было столько непонимания и простой безгрешности, что Настя засмеялась, потом заплакала, и пока Джонни, неловко опускаясь на колени и кряхтя, болтал что-то про эмоциональную неустойчивость нервных девиц, она просто обняла его.

— Как хорошо, что ты вернулся.

Когда Настя второй раз за день переступила порог агентства, она возвращалась в него с друзьями. Все уже было убрано, и она устало села на диван и накрылась пледом. Лика обещала принести чай, и в ожидании Настя прикрыла глаза.

Все было хорошо. Диего жив, Джонни, наконец, избавился от злобного карлика внутри себя. Локи — бог двойственный, и из-за проклятия Кали его вторая, злая половина, захватила его целиком, почти уничтожив то положительное, что было. Риту она еще не видела, но была уверена, что граф ее спасет. Только Итсаску…

Вампирша, когда ее удалось оторвать от Сержа, рыдала и злилась. Распробовав его кровь, она боялась пристраститься, боялась напасть на него, обескровить окончательно и убить. Парень действительно потерял много крови, и его увезли в больницу. Итсаску заперлась в одной из комнат агентства и злобно там все крошила, отвечая ругательствами и проклятьями в сторону любого, кто пытался с ней заговорить.

Ее можно было понять. Столько лет она держала себя под контролем, а теперь кровь Сержа, свежая и столько лет желанная, несравнимая с кровью из донорского банка, которой она подкреплялась время от времени, выпита залпом и жадно. Ее тело зудело от огромного количества энергии, она могла бегать по стенам, сражаться с огромным количеством соперников одновременно.

Лика села рядом с Настей на диван и убрала свои кудряшки в пучок.

— Хочешь поговорить? — спросила она, сев поудобнее и развернувшись к Насте с чашкой горячего чая в руке.

— Я устала, — Настя положила голову на спинку дивана. — Но вопросов масса. Как Рита?

— Приходит в себя. Но… одной жизнью у нее меньше, увы.

— Лика… А между Ритой и графом что-то есть? Они любовники?

— Я не знаю, — пожала плечами девушка.

— Ну, она его то и дело целует, — Настя опустила взгляд.

— А, ты об этом. Дело в том, что Рита — ведьма. И самый простой способ подпитки энергии для нее — поцелуй с демоном.

— А Ильвир?

— Ильвир — отец Риты.

— Что? — Настя с удивлением посмотрела на Лику. Та засмеялась.

— Да. Поэтому он так плакал сегодня над ее телом. Она могла и не вернуться, если бы ты не нашла ее сердце.

— Как получилось, что ты поступила работать в это агентство? Разве возможно, чтобы ангел работал бок о бок с демоном?

Лика опустила глаза и некоторое время просто пила чай.

— Ангелы тоже бывают разные, Настя. Мне нравится быть среди людей, я люблю это тело и признаю, что, в некоторой степени, я шопоголик, — она улыбнулась. — Другим нравится все видеть на расстоянии. Иногда даже и вовсе… им на все наплевать. Они заняты другими вещами, перерождениями материй, созданием других миров. Этот мир огромен и бесконечен. И работать с демоном порой интереснее, чем не работать вовсе. До случая с этой картиной мы вели расследования обычного воровства ценностей, злоупотребления артефактами, случаи, когда из-под контроля где-то выходили отдельные создания и твари. До твоего появления в агентстве все было довольно размеренным. Балы на Рождество. Мы виделись редко. А теперь он почти все время здесь. И я боюсь, что зло в нем победит.

— Как это происходит? Как появляются ангелы?

Лика засветилась, заискрилась мягкими лучами.

— Мы что-то вроде разумной энергии, способной обретать тело или быть вне материальной оболочки.

— А бог существует?

Лика наклонила голову, задумавшись над вопросом.

— И да, и нет. Он есть, но он не такой, как вы его описываете. Люди придумали религию, чтобы установить нормы, чтобы четко поделить на хорошее и плохое все вокруг. Поэтому ты так стараешься определить демона. Он не укладывается в твои нормы. Бог не создает законов, законы придумывают люди. И религии придумывают тоже они.

Она поставила чашку на журнальный столик.

— Хочешь, секрет? Люди часто думают, что бог вмешивается в события, но он гораздо чаще, выражаясь фигурально, предпочитает место зрителя, предоставляя роль судьи кому-нибудь другому. Это ангелы, демоны и прочие твари любят вас, играют с вами и бросают.

— Как ты повстречала графа Виттури?

— Однажды я расскажу тебе историю про очень глупого ангела, которого спас очень злой демон, — она улыбнулась. — Хоть он, конечно, говорит, что сделал это случайно, но я все равно ему очень благодарна.

Зазвонил мобильник. Лика посмотрела на экран.

— Это Серж.

Она приняла звонок и включила его на громкую связь.

— Привет, Серж! Как ты?

— Нормально: переливание закончили делать, наконец-то отдали телефон. Как Итсаску?

Настя перекинулась взглядом с Ликой.

— Итсаску еще в бешенстве, — уклончиво ответила она. — Пока не говорит с нами, кажется, крушит какую-то аппаратуру. Мы ждем, когда она угомонится, чтобы поговорить. Но думаю, она волнуется за тебя. Я обязательно передам, что ты в порядке. Отдыхай.

— Настя, ты знаешь, что произошло с Джонни?

Настя вкратце описала ему сцену на Тибидабо. Она могла поклясться, что Серж ерошил волосы, пока слушал, поправлял очки и рассматривал медицинскую аппаратуру.

— Понятно. Это многое объясняет. Мой прибор в последнее время совсем чокнулся и показывал присутствие демона, хотя я именно с Джонни настраивал его, так что он не должен был реагировать на его волну. Эта дрянь пожирала потихоньку его изнутри. Но сегодня он вырвался из-под контроля. Думаю, Рита заподозрила что-то, решила провести с ним ритуал очищения, потому что в последнее время он был невыносим. А дальше начался какой-то фильм ужасов. Джонни вырвал ей сердце, проглотил его, перекинулся в медведя, подрал Итсаску, повалил Цезаря, убил бы его, не вмешайся Старик. А потом он набросился на Лику, Диего встал на защиту, и тот повалил его, ранил, утащил с собой.

Серж вздохнул.

— Постарайся отдохнуть, — сказала Настя.

— Я не смогу, я должен быть с Итсаску. Она напугана.

Настя в глубине души восхитилась Сержем. Любить Итсаску нелегко, она не из покладистых. Но все же, он видел в ней то, что больше никто не замечал: хрупкую и боязливую, неуверенную в своей воле девушку.

— Ты можешь включить телефон на громкую связь и поднести к ее двери?

Настя прошла по коридору до комнаты, где закрылась Итсаску.

— У меня Серж на телефоне. Хочешь с ним поговорить?

В ответ раздался вопль и что-то ударилось о дверь.

— Она злится, — перевела Настя.

— Поднеси телефон к двери.

Настя села на пол возле комнаты и поднесла телефон к дверной щели.

— Послушай меня, любимая. В том, что сегодня случилось, твоей вины нет. Ты умирала. Я был рядом и не мог допустить, чтобы ты меня бросила. Знаю, ты много раз пыталась меня оставить, но мне везло, и ты оставалась. И мне повезло сегодня еще один раз. Ради того, чтобы снова увидеть тебя и говорить с тобой, я бы отдал гораздо больше, чем кровь. Я б и глаз отдал, и руку, и все, чтоб не попросили. Мне повезло, что ты вампир, а не людоед, — он засмеялся.

Настя слышала, как за стеной Итсаску остановилась рядом с дверью и слушает его. Она улыбнулась.

— Подумаешь, пара литров крови. Любимая, я знаю, что спас тебе жизнь. Это самое прекрасное, что я когда-либо смогу подарить тебе. Знаю, я поступил так из эгоизма. Я просто не могу, я не в состоянии представить жизнь без тебя.

Настя прислонилась спиной к стенке и слушала голос Сержа. В конце коридора, в темноте, голос Сержа слышал и граф Виттури.

— Знаю, ты вбила себе в голову, что, попробовав мою кровь, не сможешь сдержаться в следующий раз. С чего ты так себя не уважаешь? Ты, пожалуй, единственная на свете вампирша, не отгрызшая голову своему приятелю-человеку после ночи любви, а я ведь опасался, что в тебе живет самка богомола.

Настя услышала, как Итсаску засмеялась тихо за стенкой.

— А сколько было у нас ночей? И сколько, черт возьми, еще будет? Не верь, что не сможешь. Ты сможешь. Ты самая удивительная на свете. Ты можешь, я верю в тебя. Люблю. До завтра. Твой богомол.

Он отключился.

Настя ушла, а граф Виттури долго стоял и смотрел в пустой коридор. Иногда он действительно восхищался тем, как люди менялись, становились сильнее, увереннее в себе. Сильная пара. Пара, созданная им.

В Насте сегодня он, наконец, стал замечать малые ростки духа. Работы еще много, времени мало, но сегодня, наконец-то, она нашла силы перечить ему и не испугаться. В ней проклюнулась черта защитницы. То, что нужно, если верить его расчетам. Ее душа должна стать сильной. Иначе…

Он тряхнул головой, прогоняя мрак, сгущавшийся вокруг него.

Стемнело. Настя вышла из агентства в сопровождении Лики, и они зашагали вдвоем по направлению к Настиному дому. Было по-весеннему прохладно, Настя поежилась и спрятала руки в рукава куртки.

Лика шла рядом с девушкой, пытаясь понять, что за роль отведена Насте во всей этой игре. Она видела, что демон не просто так играет с ней, он пытается привести Настю к какому-то решению. И не хотелось верить, что смысл всему — вечная игра и погоня за душами. Если не это, то зачем ему с ней возиться? Она понимала, почему он работал над созданиями — они живут дольше, чем люди. Люди для него слишком короткий временной отрезок, отчаянно короткий. Она видела слабую сторону Насти — та была влюблена в демона. Но видела и сильную сторону: девушка сопротивлялась искушению изо всех сил.

Сегодня Лика впервые поверила, что Настя может устоять. По тому, как твердо смотрела в глаза графу. Не замирая и не краснея, как прежде.

Ей очень хотелось рассказать Насте свою историю появления в агентстве, но она, все же, удержалась.

Настя первой нарушила молчание.

— Я рассказала графу Виттури о том, что видела на сеансе с Ритой. И он согласен с Диего и тобой: ключевая сила Ноктурны таится во второй картине. Потому наши противники и пытались отыскать призрак художника, чтобы узнать, где вторая картина.

— Значит, будем искать ее. Жаль, что призрак рассказал только про книгу.

— Честно говоря, я думаю, что он был эмоционально привязан к первой картине, поэтому и появился только когда я была рядом с «Обнаженной». Он рассказал, где искать книгу, потому что сам спрятал ее. Но про вторую картину не обмолвился и словом. Возможно, потому что сам не знает, где она.

— Ты рассказала графу об этом?

— Да. И он, на удивление, со мной согласился.

Лика улыбнулась. Когда же Настя научится доверять своей интуиции?

Она зашла к ней домой, познакомилась с Юкой и Мартином, при виде ее Юка подумала, что где-то уже видела эту веселую, улыбчивую, красивую голубоглазую блондинку. Но где? Она так и не смогла вспомнить.

Лика поболтала с ребятами и ушла домой.

Настя устало вошла в свою комнату, после горячего душа ей хотелось поскорее упасть в постель.

Увы, это были напрасные мечты. Она поняла это, когда включила свет и обнаружила графа Виттури у окна.

Минуту они просто стояли и смотрели друг на друга. Она старалась не думать о том, как красиво закатаны рукава на его черной рубашке, о сильных руках, с выступающими венами, о том, как широки его плечи, о том, как это все выглядит без одежды.

«Фуфаечка, фуфаечка, фуфаечка», — судорожно думала она.

Он смотрел на ее детскую ночнушку, на косу, лежащую на плече. На то, с каким мучением она старается преодолеть свое желание. И при чем тут, черт возьми, фуфаечка?

— Тебе пора пройти инициацию, — вдруг сказал он.

— В смысле? — фантазия Насти тут же оживилась. — Сделаешь меня ведьмой? Заставишь присутствовать на бале Сатаны? Я не…

— Конечно, ты не согласишься. Так положено хорошей девочке. Ты не теряла любовь. Может, даже не любила. Нет, для бала нужна женщина отчаянная, храбрая, опустошенная. Злая.

Настя не выдержала его взгляда.

— Ты еще не жила совсем, все, что было в твоей жизни — любопытство и интерес, — смягчил он тон. — Ты не знаешь, что такое любовь. Поверь мне, Настя. То, что я хочу тебе подарить, это возможность стать сильнее. Но не мне давать тебе это. И не мне решать, достойна ли ты. Все будет зависеть от тебя. Согласна ли ты попробовать?

— А подробнее нельзя? Как-то непонятно…

Настя вздохнула и кивнула.

Он отошел от нее и, подойдя к окну, раскрыл его нараспашку. Настя обхватила себя за плечи, прохладный воздух обнял ее своими нежными крыльями.

— Насколько ты веришь мне?

— Не настолько, чтобы шагнуть из окна, если ты об этом.

— Именно об этом. Хочешь, попасть в волшебный лес, маленькая девочка? Надо преодолеть страх перед тем, как войти в него.

— Я разобьюсь.

— Доверяй мне. Я хоть раз тебя подвел? Хоть раз был нечестным с тобой? Пытался забрать душу обманом?

— Тогда, — и он сделал приглашающий жест к окну. — Не бойся. Я буду держать тебя за руку. Но ты должна прыгнуть первой.

— Куда мы хоть идем? Не на тот свет, надеюсь? — сказала Настя, все еще нерешительно глядя на него.

— Я же сказал. В волшебный лес. Не бойся, даже если ничего не получится, ты утром будешь дома.

Она подошла к окну. Поставила стул и поднялась на него.

«Это безумие. Все, что я делаю, это безумие. Он меня укокошить хочет». Но вместе с тем, дозы адреналина, выбрасываемого в кровь, придавали ей бравады и смелости.

Он вдруг оказался на подоконнике, снаружи окна, и протягивал ей руку. Она встала одной ногой на каменный холодный подоконник, крепко держась за раму окна, вылезла наружу.

— Страшно?

— Жутко страшно.

— Что ж тогда пора сделать первый решительный шаг в твоей жизни.

— Как бы он не стал последним…

Она крепко сжала его руку и зажмурилась. Звуки ночного города долетали до нее явственно и резко, где-то провыла сирена, подумалось, может, их уже заметили соседи и вызвали пожарных. Страх и адреналин сгустились в крови, мешали дышать и думать разумно. Она поняла вдруг, что зашла слишком далеко, чтобы отступать. Движения обратно не существовало. Можно только сделать шаг вперед. И она его сделала. Сначала ухнула вниз, но даже не успела завопить, почти тут же приземлилась ногами на мягкую траву. Открыла глаза.

Вокруг был лес. Светила яркая луна. Ухал филин и пели ночные птицы. Она оглянулась: демон стоял чуть в стороне, почти слившись с черным стволом дерева, на которое небрежно опирался.

— В лесу, — она могла поклясться, что он приподнял насмешливо бровь, словно недоумевая, зачем спрашивать очевидное.

— И что теперь?

— Теперь идешь туда, куда ведет интуиция. А я следую за тобой. Я не могу подходить близко. Ты должна решить эту задачу сама.

— Я не знаю, куда идти.

— Тогда стой на месте.

Настя обиженно замолчала. Что за ночь он ей устроил? Босиком по лесу ходить? Та еще радость. И куда, спрашивается, идти? Она стояла на месте, сопя от обиды, готовая расплакаться. Какой-то ночной кошмар, а не инициация. Пойди туда — не знаю куда. Еще и из окна заставил прыгать.

Шторм мыслей кружился в голове. Но звуки ночного леса, шум верхушек деревьев, по которым гулял легкомысленный ветер, постепенно успокоили эту бурю, заставили осесть в душе. Она вдохнула хвойный запах елей, кваканье лягушек вдруг донеслось стройным хором. Сделаешь шаг вперед — и придется делать следующий. И так, пока не придешь. Но куда? Они могли до утра гулять по лесу. С демоном за спиной она не чувствовала страха. Даже без демона, она все равно не боялась. Лес после прыжка из окна казался местом более безопасным, чем каменный подоконник. Она вдохнула еще раз воздух. Запах гнилой древесины и грибов, хвои и лесных ягод, влажности и тайны. Чем дольше она стояла там, тем больше звуков и запахов окружало ее, глаза привыкали к лунному свету, а ноги лучше ощущали почву под ногами. Она словно заземлялась все больше, прорастая эфирным телом в почву, становясь частью этого мира. Так куда же идти? А надо ли идти куда-то? Или по лесу бродят без определенного места назначения, кружат в поисках добычи или выхода. А может, по нему надо идти, словно ты сама лес, словно ты сама в себе, и любой шаг является целью и местом назначения, и процессом, и действием.

Ну, что же. Она может стоять, может идти. Она должна выбирать. А может, можно сделать шаг и снова остановиться.

Она скользнула ступней вперед, словно ощупывая почву впереди. Нежная трава щекотала кожу. И она сделала шаг, потом второй. А потом просто не могла остановиться. Не думать ни о чем и следовать интуиции проще, чем казалось. Нужно просто отключить мысли и слушать свои ощущения, слушать лес. Она шла навстречу лягушачьей песне. Думала, вдруг там болото. Может, ноги вдруг погрузятся в мягкую почву, да так, что та крепко их обнимет. Запах тины, стаи комаров, высокие камыши… Вот уже редели деревца, и она оказалась вдруг не на болоте, а у реки, слышно было, как бежит вода и колышется трава на берегу. Через речку переброшено бревно. Почему ей кажется, что она этот лес знает лучше, чем демон? Уверена, что там, на том берегу будет круглая заводь-озерцо. Только надо перейти по бревну. Настя вдруг вспомнила, откуда этот лес. Это лес ее детства. Дача в Подмосковье на опушке, вокруг поля, а если идти долго по лесу, то выйдешь к реке с шатким мостиком, к озерцу, где можно купаться. Это ее лес. Девушка улыбнулась и пошла по бревну. Взметнулись вверх сотни маленьких огоньков. Светлячки, которых в детстве не было, сейчас золотыми искрами плясали вокруг нее. Настя перешла через реку, приблизилась к озерцу. Вода была недвижима, словно поверхность зеркала, в которое смотрелась луна. Только стоило светлячкам отразиться в ней, как под темной поверхностью воды вдруг появилось белое пятно. Настя пригляделась и испуганно отпрянула: то было человеческое лицо, что приближалось к поверхности. Белая кожа вынырнувшей девушки поблескивала, Настя сначала думала, что от воды, но то были полу-прозрачные золотистые чешуйки. Девушка засмеялась звонким голосом при виде испуганной Насти, помахала приветливо рукой.

— Лорелей, — прошептала Настя. Сколько раз в детстве, купаясь в озерце, она представляла, что играет с русалкой?

Лорелей провела рукой по своим зеленоватым волосам с вплетенными кувшинками и показала Насте направление, в котором нужно идти.

— Спасибо, Лорелей!

Все вдруг приобрело смысл вокруг. Пока Настя шла дальше в лес, без страха ступая по земле, она была уверена, что интуиция или чутье ведут ее дальше. Она словно стала той маленькой девочкой, что следует за клубком ниток или за зовом леса. Потому что доверяет ему.

Иногда она слышала шаги за собой, знала, что демон следует за нею, но понимала, что ведает, куда идти, только она одна.

Но тут в темноте между стволов деревьев мелькнули серые тени, Настя остановилась, сердце учащенно застучало в груди.

В просвет между мелким кустарником и деревьями вышли волки. Их шкуры на загривках стояли дыбом, а десна и клыки обнажены. Они облизывали свои носы языками и рычали.

Настя в ужасе отступила. Они продвинулись вперед.

Она вспомнила, как говорил граф про волков и лес, и все в ней заледенело: он привел ее сюда, чтобы они ее растерзали! И волки сделали еще шаг вперед, рыча и хищно пригибая морды к земле.

— Если ты сейчас в своем лесу, то кто эти волки? — раздался голос графа за спиной.

— Волки! Я не знаю! Просто волки! — паника не давала дышать. Она огляделась в поисках оружия, коряги, хоть чего-нибудь, но ничего не было. Что он говорит про лес? Почему Лорелей помогла, а волки хотят растерзать?

— Это твои страхи.

Один из волков шагнул на нее. Она снова отступила. Адреналин мощными порциями выбрасывался в кровь.

— Они растерзают тебя, если не справишься и уступишь, — голос Демона был ровным и безучастным.

— А ты? Ты обещал защищать меня! — она чуть не плакала от страха.

— Ты должна сама справиться с ними.

За ее спиной он был готов выхватить в любой момент мечи, но старался говорить безразлично, чтобы она не чувствовала его защиты. Это ее испытание. Девушка была скована страхом, ужас исходил от нее волнами. Волки тоже это чувствовали, а потому наступали. Неужели он ошибся в ней?

— Это всего лишь мои страхи, это всего лишь мои… — она чуть не завизжала, когда волк сделал еще шаг вперед. — Это всего лишь мои страхи!

Она сжала кисти в кулаки. Если верить демону, а ей уже нет причин ему не верить, это не настоящие волки. Это то, что она выкармливает в себе, взращивает своей неуверенностью. Не пора ли?

Она сделала шаг вперед. Волки зарычали и ощетинились еще больше.

— Мамочка! — нервно отреагировала она. И потом зачастила: — Вы всего лишь мои страхи. Вы мои. Вы просто мои страхи. Я вас не боюсь.

Она шагала вперед, уже крича на них, волки рычали, но в какой-то момент вожак отступил, совсем немного, но от Насти это движение не укрылось. И она пошла вперед, на волков, не переставая по всякому переиначивать фразу, и они сначала отступали, потом расступились, пропуская ее и демона вперед.

Демон молчал, Настя не хотела поворачиваться к нему. Она шла по лесу широкими шагами, приходя в себя от столкновения с волками. Он заставил ее пережить ужас и не раз, она немного злилась на него. Но еще была горда собой, благодарна ему и почему-то с каждой минутой все больше счастлива.

Впереди мелькнул свет. И вскоре они вышли на широкий луг. Ярким пламенем горел высокий костер. Женщины в белых рубахах водили вокруг него хоровод.

При виде Насти и демона они остановились.

— Они зовут себя весталками, солнечными девами, — послышалось у Насти за спиной. — Это тоже часть твоего леса?

— Нет, — ответила Настя.

— Значит, это начало.

Одна из весталок уверенно подошла к ним, а остальные остались ждать у огня. Она взяла Настю за руку:

— Пойдем, девочка. Не бойся. Демон не сможет пойти за тобой, с нами ты в безопасности. Дай, я расплету твои волосы.

Она разложила волосы Насти по плечам. Прикосновения были нежными и заботливыми, словно руки матери.

Настя сделала шаг и оглянулась на демона. Он оказался вдруг далеко, на самой опушке леса. А весталки — совсем близко и обнимали ее, приветствовали, одна из них сняла с головы венок из луговых цветов и надела Насте на голову. Они были разных возрастов и сложения, но когда все встали вокруг костра и взялись за руки, Настя вдруг почувствовала силу единства с ними, словно лишь прикасаясь, стоя в одном кругу, она стала одной с ними крови. Бешеная сила и невероятная легкость вдруг охватили тело. Они двигались вокруг костра, женщины пели, пламя взметалось то и дело вверх, обдавая своим жарким дыханием лица, белые рубахи придавали им полупрозрачность духов, казалось, Настя водит хоровод с лесными нимфами. Лишь крепкие пожатия соседок придавали ситуации капельку реальности. Искры костра яркими пятнами взмывали в темное небо и исчезали в нем. Женщины двигались, то поднимая, то опуская руки, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. Они пели, и песня, словно следуя ритму костра, то взметалась вверх, то прилегала к земле, то рвалась клочьями искр, то выравнивалась.

Где-то раздался волчий вой, протяжный и прохладный. Женщины подхватили его. Настя, чуть опьянев от запахов луга и костра, от песен и ритма, запрокинула голову и посмотрела в небо. Миллионы звезд сверкали на нем, и огромная луна, казалось, все приближалась и приближалась к земле. Восторг вдруг охватил ее. Странное чувство причастности к дикому и первозданному миру, дерзкому и восхитительному, естественному и настоящему. Словно она перестала быть кем-то определенным, перестала быть Настей, а стала частью целого, волосы превратились в стебли травы, кости стали ветвями, плоть — землей. Она превратилась в песчинку, ласкаемую прибоем, в капельку росы, заснувшую на листе, в камень, обвеваемый ветром, в перо на совином крыле, стала темной ночью, цикадой и далекой звездой, искрой от костра. Стала волчицей.

Этот восторг вдруг вырвался из ее груди воем: воплем радости, песней о свободе и единстве с сестрами. Она вновь опустила взгляд на пламя, готовая выразить восторг и огню, но осеклась, увидев вместо пламени высокий камень с сидевшей на нем старухой. Женщины отпустили руки друг друга и поклонились старухе, Настя сделала так же, со страхом подмечая, как похожа она на сказочных ведьм: горбатая, лохматая, с длинным крючковатым носом, беззубым ртом и острым подбородком. Костлявым пальцем с острым когтем старуха поманила девушку к себе.

— Боишься, девочка? — голос скрипучий и сухой, как трескучий хворост. На одном глазу бельмо, а другой смотрит зорко, все время меняя свой цвет.

— Да, — призналась Настя.

— А демона не боишься! — расхохоталась старуха.

Настя пожала плечами. Странно было сказать старухе, что демон красив, чертеняка, обходителен. Мужественен. Как бояться того, кого видишь в своих лучших эротических снах? Только, кажется, старуха и эти мысли прочитала. Усмехнулась, так что стала еще уродливее.

— Красавец, говоришь? Да. С красотой сражаться сложно, это демоны знают лучше всех. Богатство тоже их удел. Но никогда не могут они ни себе, ни другому дать свободы. Ты сейчас полна ею, но ненадолго. Стоит отойти от этого камня, и снова прибьешься к нему сердцем.

Ведьмам нужно говорить правду. Настя сжала кисти так, что ногти впились в ладони.

— Я его люблю. Он говорит, что это не любовь. А я… мне кажется, не существую, если я не рядом с ним.

— Он прав. Это не любовь. Это зависимость. Что же… он привел тебя, чтобы вылечить?

Старуха пожевала губы в задумчивости.

— Глупых девчонок, которые себя не мыслят отдельно от объекта их пустой страсти, выдуманной и плоской, я не лечу.

Глаза защипало от слез.

— Я стараюсь, — Насте перехватило горло от эмоций, и она повторила чуть громче: — Я стараюсь стать отдельной от него. Стать кем-то, как он советует. Стать самой собой. Но мне не хватает сил, я всего лишь глупая девчонка, а он — демон. Он меня привел сюда, чтобы ты мне помогла. Я не знаю, как. Но раз он прислал меня сам, разве не видишь, что я не справляюсь?

Она плакала от стыда за саму себя, жрицы положили ей руки на плечи, словно желая поддержать.

Одна из них сказала, обращаясь к старухе:

— Демон прислал ее к тебе, Мать. Он не стал бы этого делать, если бы не видел в ней возможность, шанс.

— Демон хитер и изворотлив. Но женская сущность сильнее демона, если связана с тремя стихиями: природа, дает нам силу, наш внутренний лес — желание, а песня — свободу. Ты сейчас шла по своему лесу, знакомилась с ним впервые. Но он всегда с тобой. Природа даст тебе силы, когда ни попросишь. Я же могу дать свободу выбора. Не абсолютную свободу, но начало самостоятельности для твоей души. Если не будешь развивать ее, она зачахнет. Так и знай.

И ведьма с камнем обратилась в огонь.

Настя смотрела на яркие языки пламени. Слезы высыхали на щеках, шум леса и луга снова вернулся, весталки стояли рядом.

Настя хотела спросить, что теперь. Дала ей ведьма, что хотела, или нет? Она отошла от костра подальше, в прохладу ночи. И вдруг поняла: она должна прыгнуть. Прыгнуть через огонь. Не для того, чтобы что-то получить, а попробовать, каково это. Больше нигде она бы на это не отважилась.

Она посмотрела на демона. Он стоял далеко, на его лице плясали лишь отсветы огня. Но показалось, он довольно улыбнулся и слегка кивнул, словно соглашаясь с ней.

Настя глубоко вдохнула ночной прохладный воздух. Пора делать выбор. Придерживая подол ночной рубашки, она разбежалась и, оттолкнувшись от земли мокрыми от росы ногами, прыгнула через пламя.

Конец первого тома.